Во многих статьях и интервью появляется уже привычный лейтмотив: «в нашем храме прихожане относятся друг к другу по-семейному, по-дружески». Слава Богу, что это так. Но есть и еще один замечательный момент, когда вроде бы давно знакомый человек раскрывается неожиданно, прекрасно… И ты удивляешься ему, и еще больше и сильнее начинаешь любить его. Поэтому очень хочется, чтобы вы вместе со мной удивились одной нашей прихожанке, вроде бы. на первый взгляд ничем не примечательной молодой женщине ‒ Елене Ольховской.
‒ Елена, расскажите о своем детстве. Откуда вы родом, из какой семьи?
‒ На свет я появилась в 1982 году в Екатеринбурге, но в документах написано, что я родилась в Пицунде. Двух недель от роду меня привезли в Абхазию, к морю. Семья ‒ самая обыкновенная: мама работала медсестрой на спасательной станции, а папа кем только не был ‒ и механиком, и мастером по ремонту печатных машинок. Есть еще брат, который старше меня на шесть лет. Так вот мы и жили у моря до 1992 года, когда развился конфликт между Грузией и Абхазией и начались военные действия. Стреляли… хотя стреляли где-то в полях, и до нас доносились только звуки пальбы, так как наш дом стоял на окраине поселка.
И однажды моя тетя строго заявила маме, что если та не заберет детей и не уедет с последним эвакуационным кораблем, то она сама всех вывезет. Маме ничего не оставалась, как быстро уложить какие-то вещи и вместе с нами отправиться в курортную зону, где на пляже собирались беженцы. Их на «Комете» отвозили на военный корабль, чуть ли не авианосец, и транспортировали в более спокойные города. Мне тогда было десять лет. Не могу сказать, что мне было страшно или что я осознавала происходящее как трагедию…скорее, мне было интересно.
Папа остался в Пицунде, а нас привезли в Сочи. И так получилось, что никакой помощи нам как беженцам никто не оказал. У мамы оставалось немного денег, и мы отправились на Кубань, к бабушке. Потом ‒ к другой бабушке, маминой маме.
Осели в небольшом поселке Азанка Тавдинского района. Раньше там был леспромхоз, а теперь просто поселок. Стали мы жить-поживать, добра наживать. Брат уехал в Тюмень поступать в военное училище, ведь там предоставляется и жилье, и питание, и одежда. А это было очень важно, так как мама на одну свою маленькую зарплату не могла нас содержать. Я училась в поселковой школе… Да что там рассказывать… Жизнь была бедная, нищая, можно сказать, иногда кушать было нечего. Было подсобное хозяйство, но почему-то оно ничего не рождало. Наш огород один из немногих в поселке не приносил практически никакого урожая. Мы в землю закапывали больше, чем потом выкапывали. Ведь нужно вкладывать в землю, удобрять ее, а денег не было даже на то, чтобы купить машину навоза. Бабушка болела. Лет в одиннадцать я начала писать стихи, а потом и песни, пытаясь выразить свое эмоциональное состояние. Когда есть трудности, то стихи пишутся легко.
Выбор, куда поступать после школы, был у меня небольшой: пойти учиться на швею или на повара, или попытаться освоить более престижную специальность бухгалтера. В итоге я выбрала последний вариант, поступила в Тавдинский техникум. Выучилась, получила красный диплом.
И незадолго до выпуска познакомилась со своим будущим мужем Денисом Катаевым. Он привязался ко мне, как банный лист, иначе и не скажешь. Встретились мы на дискотеке, где отмечали мой день рождения. Он пригласил меня на последний танец… С тех пор Денис все время был рядом. Он провожал меня в техникум и встречал. А когда я заболела краснухой, Денис меня выхаживал, бегал за лекарствами в дальнюю аптеку, покупал все на свои деньги, так как у меня денег почти и не было. Заставлял меня есть йогурты и лапшу быстрого приготовления, ведь сам он готовить не умел. Этой трогательной заботой он меня и «купил». Такой вот человек. Раньше я с такими не встречалась; обычно людям что-то от меня нужно было, а тут ко мне так относились! Денис своим отношением меня поразил, и я почувствовала к нему симпатию. После того, как Денис вернулся из армии, он сделал мне предложение, и мы поженились.
‒ А когда вы пришли к вере, и что повлияло на этот приход?
‒ Крещеная я с младенчества, примерно с трех лет. Крестили меня в каком-то храме в Гаграх. Но с тех пор было как-то не до веры. Не поднимался этот вопрос совсем. Ключевую роль в моем приходе в церковь сыграла одна девушка, Анна Мерзлякова, прихожанка Свято-Пантелеимоновского храма. Мы были соседями, долгое время просто виделись, а потом случайно разговорились и начали общаться. Мы сблизились и стали дружить семьями. Анна всю жизнь училась чему-то, искала себя, и это привело ее к Богу. После чего она с миссионерской твердостью стала и всех окружающих вести к Нему.
Ее брат Михаил с женой Настей тоже пришли в храм целителя Пантелеимона. И сейчас практически все мои друзья собрались в нашем храме. Так вот, Аня мотивировала меня к воцерковлению моей дочкой Юлей, говоря, что ребенка обязательно нужно причащать.
Я сопротивлялась, имея распространенное убеждение, что достаточно «иметь Бога в душе». Церковь не любила, все верующие казались мне странными, подозрительными людьми. Наверное, это мнение сложилось еще в поселке Азанка, когда я видела старых, строгих верующих бабушек. Аня буквально силой затаскивала меня в церковь, а я ворчала, но ехала с ней, чтобы причастить дочку. Как ей это удавалось? Не знаю, видимо, имела она на меня влияние, умела надавить на нужные точки. А я достаточно внушаемый человек, меня можно уговорить.
И в один прекрасный момент, два года назад я ей сказала: «Аня, а как можно исповедаться?». Исповедь казалась мне вершиной таинств, про Причастие я мало что понимала. Просто вдруг мне чего-то такого захотелось… Хотя я очень боялась. Перед первой исповедью у меня были серьезные искушения, буквально до слез испортившие мне настроение. То есть, было достаточно сильное противодействие. На исповедь, тоже по рекомендации Ани, я пошла к о. Евгению. Начиналась зима, Рождественский пост (первый пост, который я решила держать). Исповедовалась я долго, плакала, и получила массу благодати, которую я ощущала потом недели две. А когда проезжала мимо Пантелеимоновского храма, то меня охватывал душевный трепет. Потом это прошло, такое явное действие благодати закончилось. Ведь над собой надо работать, а работы не было, и, естественно, от церковной жизни я отпала надолго, полгода обходила храм стороной. Никого не слушала, даже Аню. Все уговоры были бесполезны. Когда в следующий раз во мне проснулось желание вернуться, я ощутила, что во второй раз Господь человека так легко не принимает. Пришлось приложить массу усилий, пота и крови даже, чтобы получить разрешение вернуться, чтобы понять, что можно дальше двигаться.
‒ Эти препятствия были эмоциональные или событийные?
‒ В первую очередь эмоционально было трудно перешагнуть через себя, буквально заставить себя возвращаться. Были и ссоры ‒ дома препятствовали моему воцерковлению. Приходилось противостоять родным людям, которые считали, что я «ударилась в веру» …Слово-то какое ‒ «ударилась»! Долго они привыкали к этой сфере моей жизни, и все это время приходилось посещать храм как будто тайком. Особенно муж протестовал, говоря: «Я же не на монашке женился!». Выручила моя подруга Катя. Как-то раз она приехала к нам в гости, а я была в храме (уже начинала петь на клиросе). Денис недовольно высказался о моих «походах в храм». И Катя на него напустилась: «Ты подумай сам, она не по мужикам ходит, а пошла в храм! Пошла сама и тебя туда не тащит! Смотри, какая у тебя жена!». В общем, чем-то она на него повлияла ‒ он просто переменился. Как хорошо сразу стало, никаких препятствий: хочешь ‒ иди ради Бога. Хотя сам он пока не идет в эту сторону… Надеюсь, что когда-нибудь Господь позовет и его. Поначалу я пыталась ему что-то рассказывать, убеждать, но потом мне объяснили, что человек должен сам прийти к Богу. Самое лучшее ‒ это молиться за него.
‒ Рядом с вами есть еще один очень важный человек ‒ дочка Юля. Как изменилась жизнь с ее появлением?
‒ Рождение дочки ‒ это самое настоящее чудо, Божие произволение! Потому что, начиная со времени, когда мы задумались о ребенке, я жила на гормональных таблетках, были проблемы со здоровьем ‒ бесплодие в легкой форме. И забеременела я тогда, когда наша семья уже была готова распасться. Никакого правильного фундамента, на котором семья держалась бы, либо не осталось, либо его изначально не было. И в этот трудный момент Господь послал нам дочку, чтобы мы обратили внимание не на себя, а на этого человечка. Вынашивала я ее трудно и рожала тоже с проблемами, мне сделали две операции. Тяжело она мне далась. Муж также пережил то страдание, которое нам досталось во время моей беременности и родов. Жизнь в семье изменилась в лучшую сторону. Муж всегда был нежный, хороший, заботливый, а теперь отношения стали еще лучше.
И женщину материнство коренным образом меняет. Когда я, очнувшись от наркоза, в первый раз увидела дочку, которую мне принесли на кормление, то я сразу ощутила: «Вот! Это моё! Плоть от плоти моей», ‒ как Адам, когда впервые увидел свою жену. Невыразимое чувство к маленькому человечку. Юля родилась весом 2800 гр. Врачи пугали огромным списком возможных будущих болезней и осложнений. Слава Богу, сейчас ребенок у меня здоровый, нормальный, с тридцатым размером ноги в пять лет, начинает читать, писать. Все замечательно.
‒ Как повлияло появление дочки на ваше отношение к мужу? Ведь когда семья стоит перед разрывом, то это вопрос отношений двух людей. Вы как изменились?
‒ Хм…интересный вопрос…Может быть, изменилось то, что до появления дочки мы были зациклены на самих себе… Ну, по крайней мере, про себя я это точно могу сказать. А после родов, понимая, что ребенок не должен быть единственным субъектом, на которого направляется все внимание, я стала менять и свое отношение к мужу. Старалась его привлекать к воспитанию ребенка, и Денис проявил себя как замечательный отец, любящий, нежный, изобретательный. Мы сплотились.
‒ Какие вопросы вы ставили перед собой, когда впервые стали задумываться о Боге? «Есть Бог или нет?» или, может быть, вы задавались вопросом о смысле жизни, или вас волновала какая-то проблема? С чем вы пришли в храм?
‒ Даже и не знаю, не могу конкретно сказать. Абсолютно бессознательное стремление. Удивительно, но в голове была одна мысль: «Надо!» ‒ и все. Может быть, вся жизнь моя в большей степени бессознательная, на уровне эмоций. Помню, что в первый раз, когда я пыталась общаться с Богом, я задавала Ему вопрос: «Господи, отчего Ты мне даешь столько разных неприятностей? К чему Ты меня готовишь, к чему ведешь?».
‒ То есть, у вас были ощущения, что какие-то события происходят неспроста и что они даются свыше?
‒ В общем-то, всегда мне казалось, что события посылаются. Меня несколько раз непонятно что спасало от серьезной беды, от травм. Случай? Как случай может столько раз действовать? В случай я не верила и не верю. В подростковом возрасте я ударялась во всякую астральную ерунду, гороскопы и прочие языческие изобретения. Но при этом мысль о том, что Бог есть и Его не может не быть, меня никогда не покидала. Потом, когда я начала входить в жизнь Церкви, я эмоционально впитывала, жадно усваивала все, что происходило в храме. Наверное, только недавно в голове стали возникать какие-то более или менее конкретные мысли о Православии: я стала понимать службу, открыла для себя Священное Писание, в какой-то мере открываю для себя опыт святых отцов. Потихоньку стало уходить ощущение «главного, большого и замечательного Я», приходит осознание необходимости постоянно работать над собой. Процесс этот очень долгий и, наверное, всю жизнь будет продолжаться. И дай Бог, чтобы в конце мы к чему-нибудь пришли, а не остались в неведении или в плену у своих грехов, домыслов и предрассудков.
‒ Решение каких проблем для вас является самым актуальным на сегодняшний день? Что вы для себя решаете в храме? Как вы идете к Богу?
‒ Изначально я думала, что это путь самосовершенствования. Но теперь я понимаю, что это не самосовершенствование, а лечение. То есть то, к чему я за 25 лет пришла, это просто, по сути дела, испорченность, самовозношение. Наше общество ставит человека на вершину, учит его быть гордым, самодостаточным, успешным. Все подстрекает превозносить свое «Я», и теперь предстоит большая работа, чтобы вернуть «Я» на то место, где оно и должно быть, к Богу. Ведь истинное «Я» ‒ это Бог. А мы ‒ те, которые должны ходить под Богом, стремиться к Нему. И в этом союзе с Богом, наверное, будет заключаться настоящая самодостаточность человека. В этом, наверное, и счастье состоит.
‒ Есть ли для вас разделение на жизнь в миру и жизнь в Церкви? Или благодаря вере, благодаря новому мировоззрению эти две сферы объединились?
‒ Объединение идет, медленно, но идет. С недавнего времени я осознаю, что я ‒ человек верующий, который должен себя и в миру держать в рамках своей веры. Сложно. Работаю я бухгалтером в частной фирме, работа бумажная, коллектив женский, люди сидят ‒ и им хочется поговорить. Бывают поводы посмиряться. Шеф, узнав, что я стала православной, пытается меня воспитывать, чтобы я «образумилась» (смеется). Предупреждает, что «христианство ‒ религия пессимистов». Почему, с чего ради? Он просто за меня беспокоится и так выражает свое беспокойство. Вообще, мир полон непонимания, предубеждений, стереотипов. Люди, как только узнают о моей вере, сразу начинают рассказывать о своих верованиях, и я понимаю, что это жуткая помесь каких-то обрывков Православия, язычества, пантеизма, магии… Это ужасает, а ведь я была такой же.
‒ Как вы отвечаете людям?
‒ По большей части молчу, понимая, что в таком состоянии человек мои доводы не будет слушать, просто не сможет их услышать. К тому же, я слишком мало знаю, чтобы аргументированно разъяснить человеку, в чем он ошибается. Боюсь, что своим незнанием введу человека в соблазн, он совсем запутается и долго еще не придет к истинной вере.
‒ Елена, теперь Вы не просто ходите на богослужения, но поете на клиросе. Как Вы решили взяться за клиросное служение?
‒ Не знаю. Опять-таки, Аня, зная мою любовь к музыке, давно подбивала меня туда пойти. А я на нее сердилась: мои выходные, мое личное время она меня заставляла тратить на пение! Но после того, как я с возмущением отвергла ее предложение, мне вдруг захотелось все же прийти на клирос. Несколько недель я ходила вокруг да около, боялась подойти к регенту. А потом все-таки подошла к Наталии и начала осваивать это сложное дело. Хотя какой от меня толк с моими тремя классами музыкальной школы (смеется).
‒ Говорят, что каждый человек должен найти свой способ молитвы: кто-то молится в храме, кто-то в алтаре, кто-то через пение на клиросе выражает свое молитвенное устремление к Богу. Вам на клиросе легче молиться?
‒ Когда я более-менее освоила некоторые произведения, то стало легче настроиться на молитву. Но есть и другой момент: если день изначально начат как-то не так, то и на клиросе поется плохо, а если день начат с молитвы, то на душе спокойно, умиротворенно, и на клиросе тоже приходит молитва. Все взаимосвязано, и отдельно ничего не получается.
Еще одна форма времяпрепровождения в выходные ‒ воскресная школа.
Да, о. Евгений как-то остановил меня в храме и строго спросил: «А что это вы не в воскресной школе?». Потом второй раз мимо проходит и говорит: «Нет, надо-надо ходить, чтобы голова в порядке была!». Вот я и подалась в школу. Я стараюсь слушать, что мне говорят, хоть и не всегда получается. Раз уж вступила на такой тернистый путь, то надо слушаться тех, кто тебя ведет. Дочка тоже ходит в воскресную школу, и это замечательно, так как в семье она не видит правильной христианской жизни. Дети же повторяют то, что видят, и нужно, чтобы она видела и повторяла хорошее.
‒ Дочка меняется с приходом в церковь?
‒ Медленно, но меняется. Аня, видимо, ей по секрету шепнула, что нужно помолиться, чтобы у нас была своя квартира и второй ребенок. И вот она ходила и меня просила: «Мама, давай помолимся пять раз» ‒ потому что я ей сказала: «Юля, вот Аня пять лет молилась, чтобы ей Бог ребеночка подарил». Очень важно, чтобы она не стеснялась исповедовать свою веру, не стеснялась молиться. Вчера научила ее маленькой молитве «Господи, помилуй» ‒ Юля перекрестилась, произнесла молитву и довольная пошла спать. Надо приучать человечка, чтобы она не страшилась этого, как я когда-то.
‒ Что помогает человеку идти к Богу? Какие «палочки-выручалочки» вы для себя нашли? Чем вы утешаетесь в трудностях?
‒ Наверное, смирение ‒ самый ценный дар.
‒ А что такое смирение?
‒ Это уверенность, что все, что с тобой происходит, происходит по воле Бога. А Господь все делает для блага человека. Поэтому даже трудности, проблемы нужно рассматривать не как помеху, а как ступенечку на пути к Богу. Во всех жизненных событиях есть возможность стать лучше, если мы отнесемся к ним с пониманием. Мы не должны из кожи вон лезть, чтобы улучшить свою жизнь. Поскольку Господь меня очень сильно любит, подавая мне разные затруднения в жизни, то думаю, что делает Он это для того, чтобы научилась я смирению…потому что у меня его очень мало.
‒ Вот вы сейчас произнесли фразу, которая нехристианскому уху будет удивительна: «Господь меня любит, поэтому посылает трудности». Вас она уже не удивляет?
‒ Честно говоря, я боюсь своей наглости, говоря, что меня Бог любит. Но ведь Он говорит, что Он всех любит. И тем, кто к Нему идет (пусть даже «два шага вперед и шаг назад»), Он подает руку… Вот у меня есть самое первое стихотворение на религиозную тему:
Боже… я стою перед Тобой…
Ненормальной жизни воплощенье.
И пытаюсь ощутить Любовь.
Я своею грязною душой
Без стыда обращена к иконам,
Но глаза застыли пустотой.
Боже… не гляди в мое лицо…
Я сама боюсь в него глядеться.
Как змея, замкнувшаяся в круг,
Очерствевшим незаметно сердцем
Бесконечно каюсь, исцеляя,
В сущности, хронический недуг.
В восковом сиянии огня
Губы шепчут: «Господи помилуй!
Не остави, Господи, меня».
‒ Елена, да хранит Вас Господь!
Ксения Возгривцева
Комментировать