Александра Грипас для «Азбуки веры»
У меня есть хорошая знакомая – 40-летняя певчая в одном из московских храмов. Она поделилась своей историей прихода к вере, попросив изменить имя. (Её ФИО, название храма есть в редакции Азбуки веры).
Ирина пришла к вере через страдания, преодолев их, она стала самостоятельно воцерковляться, интересоваться православной жизнью. Мы с ней встретились после воскресной Литургии в парке, и она рассказала о своём пути:
– Мама была инвалидом первой группы, даже ложку не могла держать, перевернуться не в состоянии была самостоятельно.
Когда мне было четыре года, она слегла и больше никогда не вставала. Папа был талантливым инженером, но я часто болела, ему приходилось брать больничные. Один бюллетень закрывали, через неделю-вторую открывали новый. За несколько лет карьеры он сменил 23 места работы: из-за частых пропусков его просили уволиться по собственному желанию. При этом он был хороший специалист – ведущий инженер.
Я ни в коем случае не обижаюсь на папу, но ему пришлось отдать меня в интернат. Подняли всех знакомых, задействовали все связи – в результате меня взяли в лучшее в городе заведение. Но каким бы образцово-показательным интернат ни был, всё равно это не дом!
Уже с 1 класса я узнала, что в мире есть жестокость. Одноклассники в интернате у меня воровали всё: ручки, карандаши, линейки, брали не для того, чтобы этим пользоваться или поменять на что-то другое, нет, это делалось, чтобы поиздеваться, заставить меня плакать. Типичная была ситуация: возвращаемся с перемены, а у меня на парте пусто, учительница ругается, спрашивает, где же мои тетради и ручки, кричит на меня, что я срываю занятия. А что я могла сказать? Я не знаю, где мои вещи, я не могу показать на тех, кто взял – иначе хуже будет.
Прихожу в комнату после школы, а моя одежда с вешалок сорвана и разбросана по полу. Я в слёзы, собираю платья, юбки, хочу повесить их, а мне одна из девочек грозно говорит: «Ты не видишь, что чужие вешалки берёшь? Тут написано моё, а не твоё имя!». На самом деле, «плечики» мои и подписаны моим именем. Но сверстница с подругами по моему имени гвоздём выцарапала на деревянной вешалке свои инициалы. Таких ситуаций было много. Более страшные и унизительные истории не хочу вспоминать, а то расплачусь, слишком больно.
Воспитателям, учителям жаловаться бесполезно, им нужна тишина, порядок, а не ссоры и разборки.
Представьте, что делать ребёнку, который ещё недавно был домашним? Его все обижают в интернате, а заступиться некому. Сотовых телефонов, вотсапа, электронной почты не было. Я чувствовала себя одинокой, особенно ночами. Папе позвонить домой или на работу по городскому телефону? Но мне не давали.
Правда, папа постоянно приезжал ко мне, знаю, что ему трудно было, он уставал после работы, а ещё дома за мамой ухаживал, но всё равно навещал через день-два.
Когда мне было плохо и страшно, я обращалась к Богу. О Господе я узнала от пожилой родственницы. Она приехала перед моей отправкой в интернат и рассказала о Боге. Но всё было как-то секретно, тайно: окна зашторила, двери закрыла, говорила шёпотом. (Тогда уже в психбольницу за веру не отправляли). Какие-то азы эта женщина мне дала. Ещё в детстве бабушка меня крестила, тоже тайно. Всем сказала, что едет со мной на кладбище в село Никольское. Почему она скрыла крещение – не знаю, у нас в семье атеистов, тем более, воинствующих не было. Да, никто не ходил в храм, никто не молился, церковной жизнь не жил. Папа, например, никогда не причащался, не исповедовался, но считал себя в душе верующим человеком.
В интернате я пыталась молиться, у меня было какое-то внутреннее чувство, что не может быть всё время несправедливо, страшно, больно. Детским умом чувствовала, что справедливость есть, она где-то рядом, спокойствие, счастье – тоже есть. Я обращалась к Господу Богу с детскими собственными молитвами и получала утешение. Я знала, что пусть обижают, пусть нечестно ровесники себя ведут, но всё равно есть справедливость. Внутренняя вера появилась: есть настоящее и честное. Странно со стороны, наверное, выглядит: со мной поступали плохо, а в душе чувство, что есть хорошее, доброе, справедливое. Это потом, повзрослев, я поняла, что это вера помогала мне, мои наивные молитвы были услышаны, и Господь посылал утешение мне.
Потом уже я прочитала в Евангелие от Матфея: «Сказал Господь Своим ученикам: все предано Мне Отцем Моим, и никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть. Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко».
В старших классах меня папа забрал из интерната домой. Жизнь, конечно, стала лучше. Разве, может, что-то сравниться с домом? Но веру, молитвы не забыла. Я стала сама ходить в храм. Зайду, (я любила Елоховский собор в Москве), а мне «бабульки», которых все боялись в начале 90-х, ласково и заботливо говорили: «Ну, что ты просто стоишь, подойди к иконе, поставь свечку, перекрестись, помолись». А я не знаю, как. Мне всё показали, помогли выбрать свечи, подвели к иконам. На меня никто не орал, замечаний не делал в храме. Потом мне рассказали о записках за упокой и здравие. Стала расспрашивать папу, кто у нас из родственников, хороших знакомых крещён.
А лет в 20, когда много в жизни накопилось вопросов, такой случай произошёл. Мы с женихом были в магазине, подошла незнакомка и ни с того ни с сего говорит: «Поезжайте в Сергиев-Посад, в Лавру, к святому Сергию Радонежскому, там так хорошо, вам это нужно, не пожалеете!» Я сразу предложила своему другу последовать совету женщины.
В Лавре подошла к одному батюшке и сходу сказала, что у меня важные вопросы. Священник по-доброму отнёсся, выслушал, предложил приезжать к нему, исповедоваться, задавать вопросы. Он стал моим духовником. Интересные моменты происходили в моей жизни: например, еду в автобусе, думаю, как разрешить одну проблему (и так плохо, и по-другому – плохо), вдруг слышу разговор двух пассажирок, а в их словах – ответ для меня. Или по пути на работу захожу в храм к иконам приложиться, а в лавке – книга, которую я хотела купить, но денег не хватало, почти за копейки, потому что некондиция.
Когда ищешь дорогу к вере, появляются вопросы, много вопросов, но Господь открывает тебе ответы, помогает разрешить сомнения. На своём опыте убедилась.
Я всегда чувствовала и чувствую, что надо идти вперёд, развиваться в своей вере. Я быстро научилась читать по-церковнославянски. Тут тоже интересная история есть. Хотела купить труд о св. Сергие Радонежском, а мой духовник сказал, что не надо тратить денег и подарил свою книгу. В этой брошюре перед каждой главой по несколько абзацев на церковнославянском языке. Сначала чтение давалось трудно: непонятно, шрифт мелкий, на каждую строчку уходило по 20-30 минут, но с главы 9 я стала понимать, что читаю.
(А мой 12-летний сын почти год читает по-церковнославянски).
Пою в хоре, живу жизнью прихода: готовлю обеды для прихожан после воскресных служб, помогаю в книжной церковной лавке, продаю выпечку при храме. Ещё шью для прихожан и прихожанок, как правило, цену никогда не назначаю, но люди всегда щедро благодарят.
С сыном хотим отправиться в паломничество в Иерусалим, на святую Землю. Мы с ним немало путешествовали с приходом по русским городам.
Мой духовник всегда повторяет: путь христианина – это восхождение. Я понимаю это так: что надо двигаться и совершенствоваться, пусть это будут маленькие цели и задачи, но всё равно это будет вклад (не материальный, конечно) в образование, развитие.
Комментировать