Переписка архиепископа Василия с духовными и светскими лицами

Преподобнейший отец Василий, благословите! Посылаю Вам расписку для пересылки В. А. Маевскому.

Еще покорно прошу Вас, когда будете посылать ему письмо, то вложите и мое к нему письмецо, которое при сем прилагаю. Схм. Никодим¹⁰⁷

Каруля.

12 февр. 1941 г.

Х. П. н.!

Милость Божия буди с Вами, Р. Б. В. А., и благословение Св. Г. Афонской, удела Царицы Небесной, да почиет на Вас!

Молитвенно желаю Вам от Господа Бога мира, здравия и спасения. Еще примите мое поздравление Вас со святой и спасительной Четыредесятницей, в ней желаю Вам душевного очищения и преискреннего с Господом соединения.

С благодарностью извещаю Вас о получении мною 4 февраля сего года от отца Василия жертву благодет. П. Панова – 250 др. Благодарю Вас за посредничество и всегда поминаю с его супругой Татианой. Да сохранит Вас Господь и во всем поможет.

Сообщаю Вам о смерти известных Вам лиц. В октябре скончались о. Дорофей, старец келлии Св. Вмч. Георгия на Керашах, и другой о. Дорофей ,сосед мой, которого Вы сняли на фотографии с Вашей сумкой.

Затем простите, остаюсь с почтением к Вам в смиренных молитвах за Вас

грешн. схм. Никодим

Св. Г. Афон,

п. Каруля.

12 февр. 1941.

P. S. Письмо-ответ П. Панову одновременно сам посылаю.

Все письма написаны разными почерками, из чего можно заключить, что они были о. Софронием надиктованы.

Дорогой, отец Василий, благословите.

Посылаю Вам несколько №№ французской парижской газеты « L'Intransigeant », в которых Вы найдете описание поездки Лаваля в Москву. Б. м., Вы уже достаточно осведомлены обо всем этом из русских газет, так что посылаемые мною французские не нужны Вам. Во всяком случае, прошу Вас по использовании их передать о. Амвросию и о. Ювеналию, а если будут расположены их посмотреть, то и о. Митрофану. Приветствуя Вас о Господе, прошу передать мои приветы отцам Митрофану, Виссариону, Амвросию и Ювеналию.

Состояние моего здоровья заставляет желать много лучшего. По-прежнему почти не способен к труду. Приливы слабости мучительной бывают очень часто. Лежу тогда, как колода. Ничего даже не читаю. Не скрою, мне так хочется оправиться. Так хочется чувствовать себя в силах работать, служить, читать.

Всегда к Вам питаю глубокую братскую о Христе любовь.

Иерод. Софроний

Фессалоники,

11/24‒6‒35.

<Письмо начинается с третьей страницы. ‑ Сост.>

Т. е. всякий деятель, как бы он ни был, скажем, мал, элементарен, напр. атом, действует не без сознания. Другое дело – степень сознания. В этом отношении, думаю, и теория Лосского о «свободе воли»¹⁰⁸ совпадает с идеей Франка¹⁰⁹. Т. е. если мы их взгляды сольем воедино, всякий деятель действует по своей воле к действию и в какой-то мере обладает сознанием и свободой выбора.

В этом пункте и «Сов. философия» (книга Бердяева «Генер. линия сов. философии¹¹⁰), пришедшая к своеобразному материалистическому индетерминизму, совпадает с идеями Франка и Лосского. По соображениям эстетическим, если хотите, мне нравится такая постановка этой проблемы, и я склонен считать указанные выводы более правильными, чем положения детерминистические; но ни на минуту не забываю, что тайна бытия остается для наш. ума по‑прежнему неразгаданною. Мне кажется, что, утверждая наличие свободы воли или сознания у кого бы то ни было, мы тем самым утверждаем наличие и разумности, т. к. сии три: разумность, сознание и свобода – неразрывны в бытии.

Утверждая или отрицая принадлежность чего-либо из сих, мы тем самым утверждаем или отрицаем принадлежность и 2 других. Проводя до логического конца линию Франка или Лосского, мы возводим бытие «вещественной» природы на несравненно большую высоту, чем то делают отрицающие у нее возможность сознания или свободы воли (последнего держались Св. Отцы). Приписывая вещественной природе сознание и свободу воли (а вместе с ними связывается непременным образом способность мышления ― не говорю о степени или форме последнего), меж тем самым отношение Бога-Творца к ней делаем принципиально подобным отношению Его к человеку.

В самом начале В. книги о Св. Троице П. Вы, высказывая мысль, что религия, как бы ее ни понимать, есть процесс богочеловеческий, говорите об отношении Бога к человеку. Сие отношение мы понимаем обычно так: Бог в акте творения ограничивает Себя, ставит некоторые из Своих действий в зависимость от предуведанных Им действий тварей. Если понимать иначе, то мы будем говорить о возможности для твари действовать на Бога, т. е. своими действиями внести что-то в бытие Бога.

Мысль о самоограничении Бога, когда речь идет о человеке, приемлема для нашего ума. Но когда речь идет о прочей «неразумной, бессловесной, вещественной» твари, то мне становится понятным В. недоумение (относительно сознательности и у камня. Впрочем, камень есть результат энергии многих деятелей-атомов). Вообще же, после В. письма я считаю, что наши вкусы в вопросе о сознании совпадают. Антропология св. Гр. Нисского – о теле как иконе иконы – я вполне разделял и разделяю. Раньше, говоря с Вами, я думал, что Вы мыслите об образе Божием, в теле человека непосредственно выраженном.

Я получил В. письмо о Причащении и <нрзб.>. Жалею, что не могу послать В. еще изюму – 40 др., ящик – 5 ок. В. заказное письмо с вложенным заказным письмом из Франции я получил. ‑ Благодарю очень.

С глубокою о Христе любовью

гр. иерод. Софроний

Апр. 22‒37.

<Б. д.>

Христос Воскресе!

Дорогой о Господе Отец Василий!

Письмо В. от 13/26. IV.37 я получил. Благодарю за поздравление и добрые пожелания. Харл. Андр. и Вера Степ. тоже Вас благодарят и, в свою очередь, шлют Вам приветы и добрые пожелания. У них в настоящее время большое семейное горе. Их близкий родственник (племянник Харлр. Анд.), очень любимый ими, опасно болен. Лежит в больнице <...>. Парализованы ноги и нижняя часть туловища. Не может ни испражняться сам, ни мочиться, ни ходить и проч. Это очень почтенный господин 50 лет, судья, ареопагитис. Весьма нравственный человек, действительно достойный любви и уважения. Образованный. Целые дни они посвящают ему. Ходят в больницу и подолгу, часами, до самой ночи сидят у него. Просят Вас молиться – имя Евстафий.

Но и помимо этого обстоятельства я должен собираться на Афон. Устал жить по-мирскому. Хочу служить, хочу безмолвия – в смысле тишины и относительного одиночества и независимости в смысле распорядка жизни.

Состояние моего здоровья, мне кажется, позволяет уже возвращаться. Горло при соблюдении некоторых осторожностей не болит. Впрочем, даже для молодых людей после этой операции необходимо 6 месяцев для обстоятельной поправки и приспособления организма к новым условиям. Кроме того, необходимо хранить горло от напряжений голосовых, но в параклис и даже в соборе я тихонько смогу служить. Слава Богу!!! Вот с носом хуже. Операция до сих пор, по крайней мере, не улучшила мое состояние. По-прежнему трудно дышать, нос пухнет и твердеет хуже прежнего. Стал большой, красный, как у хорошего русского пьяницы.

Это письмо прошу дать о. Виссариону прочитать. Я писал многим в надежде, что они сообщат ему о моем состоянии, но, б. м., чисто личного порядка содержание моих писем их останавливало от этого. Так или иначе, о. Виссарион мне об этом заметил в своем письме, т. е. что ему обо мне не говорили получавшие письма от меня. Я приветствую с глубоким уважением о. Виссариона, о. Митрофана, о. Силуана. Надежда скоро их увидеть меня радует. Между прочим, Ласкаридисы ко мне относятся очень хорошо. Они меня не только не гонят, но даже советуют еще жить, покамест не будут более сильными результаты лечения, операций. Но я думаю, что малодушествовать больше не должно. Да будет воля Господня. Если снова заболею, если снова слягу – значит, так нужно.

С любовью о Христе

Нед. иерод. Софроний

<весна 1937г.?>

Дорогой о Господе Отец Василий, Христос посреди нас!

Получил письма Ваши и о. Илиана (23/III) и благодарю Вас обоих за любезный ответ и доброе отношения. Получил 2-ое письмо от (30/III) 12/IV. Отцу Илиану скажите, что я именно «Страха ради Иудейского» не решался нигде причащаться. Хотя положение мое, особенно перед операции, было все же трудное. Теперь я чувствую себя несколько лучше. но все же слабость не оставляет меня. Сплю все ночи напролет. Покамест не высплюсь, как когда-то спал в миру. Ем весь пост молоко и яйца, появился некоторый аппетит. Горло и нос продолжают еще болеть. Достаточно поговорить несколько, чтобы горло утомилось до болезни. Голос слабый. Совсем глухой. Нос продолжает оставаться разбухшим, нельзя еще сморкаться, когда сморкаюсь, внутри дребезжат кости... држзззз. Не знаю, что будет дальше. Во всяком случае, я еще не в состоянии служить. Я очень жалею об этом. Особенно, мне думается, о. Виссарион нуждается в двойном контроле. Передайте ему мой привет и добрые пожелания. Стараюсь «чинить» себя отчасти ради него. Привет отцам Митрофану, Силуану, Иакову, Аврелиану, Амвросию, Дорофею и всем, с кем встретитесь, а писать имена всех невозможно.

О. Протоген сначала обещал меня поддержать, затем настолько изменил свое отношение, что когда я был у них (после уже получения ими денег), то он даже не только не сказал мне, что деньги получены, но даже... ушел куда-то; я дожидался его долго. Спросил о. Николая, как у них дела. Спросил вообще, не ради себя. Отец Николай по секрету мне говорит, что они завтра уезжают, но что о. Протоген не велел мне говорить об этом. Отец Николай говорил все обиняком, намеками, что о. Протоген очень недоволен, сердит, что когда он такой, это тяжело, а потому его не стоит беспокоить и все такое... очень неприятно. Я ушел, не стал дожидаться. Такое отношение о. Протогена было мне неприятным. Его никто не тянул за язык, когда он обещал мне дать денег (2000). Я нисколько не обиделся бы, если бы он и после обещания сказал, что не может, но тот заносчивый и недовольный тон, на который он перешел под конец, когда деньги были у него в кармане, запрещение говорить мне о том, что они уезжают, и тому подобное, было уже неуместной грубостью. К счастью, я у «не своих» нашел более доброе отношение и готовность помочь, так что и без Протогеновской поддержки обошелся. Можете ему сказать об этом... Я его нарочно довел до дома Ласкаридисов один раз, чтобы он в случае нужды мог пойти ко мне, сказал только, что нет нужды приходить навещать меня у Ласкаридисов ради болезни моей, потому что они тяготятся всяким приемом гостей. Подчеркнул даже, что если по делу, например, навестит меня до отъезда, то другое дело. Кроме того, я сам бывал у них много раз, но не мог сидеть подолгу, потому что, во-первых, уставал, во-вторых, должен был возвращаться к обеду. Поклон мой передайте ему и отцу Николаю. Господь да спасет их, а я, признаться, ничего от них давно не имею.

Относительно 10 долларов имею известие, что о. Пинуфрий их получил или получит. Я имею с ним переписку, и он их мне переведет. Прошу Вас о них никому не говорить, даже с отцом В. и о. М., так как, быть может, я под конец вынужден буду просить денег на обратную дорогу. Покамест думаю жить в долг, использовать представившуюся возможность. А Вам огромное за все спасибо!

Относительно о. Вл. Родионова¹¹¹ еще ничего определенного не знаю, но радуюсь за него. Последнее его письмо к. о. Д. дает повод думать, что он от поездки в Грецию отказался, но писем от него не нашел. Страшно жалею, потому что бывают интересные и важные письма, которые пропадают, и авторы потом обижаются. Если бы Вы мне сказали, какие письма пришли на мое имя?

О книге С. Франка¹¹². Она произвела на меня менее сильное впечатление, чем на Вас, если судить по некоторым воспроизведениям в Вашем письме, таким как «написана очень сильно, «огненно» и точно». Мне, наоборот, показалось, что она написана «для гимназистов», но идея о «бытии-сознании» мне понравилась весьма. Интересно, что он сам Вам писал в письмах о своей идее? До прочтения его книги я думал: «бытие-акт» (энергия, действие). По прочтении я стал мыслить бытие как сакральный акт. Быть может, к Пасхе не смогу написать, поэтому теперь прошу Вас принять мое поздравление и лучшие пожелания. Глубокий поклон о. Игумену и о. Наместнику. Скажите им, что я продолжаю быть инвалидом.

О. Гавриила я видел 2 раза только. Один раз он навестил меня в больнице Красного Креста. Он уже давно уехал в Иерусалим, просил кланяться Вам, о. Илиану, о. Виссариону и о. Силуану. Кланяется Вам о. Димитрий.

<1937 г.?>

Дорогой о Господе Отец Василий,

Напишите мне относительно 10 долларов, посланных мне из Америки (Нью-Йорка) Сприковым – получены они или нет. Я пишу о. Пинуфрию, который мне прислал письмо Сприкова, что он получил и деньги, если они придут на Карею, и чтобы он их по получении оставил у себя, так как, быть может, я скоро вернусь на Афон. Возвращаться мне не время, но я, быть может, вынужден буду это сделать по той причине, что не имею нужды больше в госпитальном лечении и должен буду жить или у Ласкаридисов, или еще где-либо. Есть возможность у меня устроиться в самой лучшей по климату и красоте местности, в одном из лучших греческих монастырей недалеко от Афин; там я могу иметь все удобства для лечения и вместе с тем быть в тишине и покое; иметь церковную службу, без обязательства, однако, постоянно присутствовать; правило церковное. Трапеза, пища ‑ прекрасная, как в ресторанах, комната хорошая, словом, все удобства. Даже для прогулок местность исключительно красивая и удобная. Познакомился с игуменом. Он согласен принять меня на какой угодно срок, сколько я захочу. Что касается работы, то если я захочу, могу регентовать трапезу или поправить кое-что в церкви. Единственным препятствием является то, что в этом монастыре служат по-новому стилю и без игуменского благословения (т. е. нашего игумена). Я не могу там причащаться, а жить долго без причастия я не могу.

В русской Церкви тоже служат по новому стилю (сербской нет в Афинах) – старостильники, помнится, неблагосклонно смотрят на это, так как старостильники пользуются каждым удобным случаем, чтобы бороться с этим, и много афонцев выгнали из Афона. Я не могу во все эти тонкости вникать, потому как избегаю всяческих скандалов. Как мне хотелось бы поговорить с Вами обо всем этом ‑ мне очень не хватает нашего с Вами общения.

Я уже писал о. Илиану, чтобы он поговорил с игуменом о благословении ‑ где мне причащаться: в русской церкви или в греческой новостильной?

Столько времени в болезни я остаюсь без причащения. Какое неудобство мы сами себе создаем из-за этих пустяков, а ведь все сводится к простому «счету дней». Не можете ли Вы поговорить об этом тоже с о. Илианом и отцом игуменом и написать мне незамедлительно (обмен писем с Афоном происходит в 2 недели раз). Мне необходимо иметь благословение игумена, лично мне подписанное во избежание недоразумений в дальнейшее время. Я уже просил о. Илиана написать мне об этом, причем просил его, чтобы Б. о. игумен подписал это письмо.

Сейчас в Афинах я имею возможность всегда обратиться к самым лучшим докторам по всем направлениям, имею также возможность жить почти совершенно без расходов, за исключением трамваев, лекарств, молока, яиц и тому подобное. Если вернусь на Афон, то этот удобный случай будет потерян. Не знаю даже, что предпринять, то есть возвратиться на Афон или продолжать здесь жить без причащения.

Я вышел из больницы Красного Креста, скоро окончится необходимость ходить туда для предписаний. Я ослаб и устал, но все же бодро себя чувствую. Потерял значительно в весе – полпуда.

Вот еще что. Не могу ли я поехать на время в Солунь пожить? Спросите об этом, не благословит ли о. игумен? Там я смогу причащаться в русской и сербской церквах.

Пишите, прошу Вас, поскорее! Приветы отцам Виссариону, Митрофану, Иакову, Амвросию, Досифею, Ювеналию, о. Силуану, о. Илиану. Что нового у нас в монастыре? Ваш недостойный о Христе брат гр. иеросхид. Софроний

<Б. д.>

Дорогой Отец Василий!

Когда поедете в Солунь, возьмите 2 книги Н. А. Бердяева, что Вы давали мне «Судьба человека в современном мире»¹¹³ и другая о России. Я познакомился с Иппол. Андреев.¹¹⁴ – беседовали о разных предметах. Он часто возвращается к рассказыванию о своих расхождениях с Бердяевым. Обвиняет его в том, в чем никак не приходится его обвинять. Происходит это, конечно, потому, что он не знаком с сочинениями Н. А. Б., особенно с последними, историософическими, как мы их называли в наших с Вами беседах. Ипп. Андр. очень Вас уважает и всегда будет рад Вас увидеть и беседовать. Во время беседы с ним я обнаружил весьма существенные расхождения в наших взглядах на Церковь, на судьбу человека в мире, на отношение человека к Богу и многому другому. Мне кажется, что он во многом непоследователен и к тому же решается на резкую, почти враждебную критику Церкви, монашества, занимается поверхностной болтовней о Боге, не имея правильного представления ни о чем и даже не будучи знаком ни с учением Церкви, ни с аскетическими творениями Св. Отцов. Читал он «Добротолюбие». Ему «кое-что» понравилось из св. Антония Вел., но он находит, что частое возвращение мысли Вел. Антония к борьбе с бесами есть показатель того, что он имел весьма наивное представление о Боге и мире.

Больше ему понравился Макарий В., который мало говорит о бесах и много о любви Божественной. Существование ангелов и бесов, как личных разумно-свободных существ, он Ипп. Анд. ‑ не признает.

Большого интереса беседы с ними для меня не представляют. Большинство его идей я воспринимаю как пережитое, не очень осмысленное и.оставленное на обочине. Некоторые совсем неприемлемые! Но есть у него и прекрасные мысли. Например, сознание неизбежности жертвенности Христа, хотя он и приходит к этой мысли, рассматривая христианство с биологической и социальной точки зрения. Он просит Вас дать ему на прочтение 2 упомянутых в начале письма книги Н. Бердяева.

Любящий Вас о Христе брат

иер. Софроний

Дорогой о Христе Отец Василий, благословение и мир Вам от Господа! Я был глубоко обрадован Вашим письмом.

Я думаю: последняя цель нашего существования, последний предел дерзаний нашей Веры ― приобщиться БЫТИЮ, которое исповедуем как единую, непостижимую, абсолютную объективность в трех непостижимых, абсолютных субъектах.

А покамест наш плачевный удел – узкие рамки меонической субъективности, которые лишь отчасти преодолеваются нами в трудном подвиге соблюдения Заповедей Христа. Я думаю: Суд абсолютно истинный нам недоступен. Наш печальный рок ‑ «судить по себе». Не потому ли и дана нам заповедь «Не судите», дабы мы не погрешали против Суда Истины? Эта заповедь Христа давно уже внедрила в мою душу неуверенность в правильности моих суждений.

Это укоренившееся состояние моего сознания не может не проявляться почти во всех обстоятельствах моей жизни, несмотря на то, что и моему уму психологически свойственно то, что можно назвать имманентной достоверностью нашего мышления (иначе ‑ субъективная очевидность правильности наших выводов). По смыслу заповеди я с радостью предпочитаю суждение и волю брата, но в случаях, имеющих отношение к нашему вечному спасению, я не могу не быть осторожным.

Если от Заповедей Христа, этого мерила абсолютного авторитета, мы перейдем на мерку нашего демонстративного мышления, то опять нетрудно будет придти к подобным же заключениям.

Из двух основных законов нашего мышления – Закон тождества (статический момент) и Закон достаточного основания (динамический момент), последний вносит, как показал многовековой опыт человеческой истории, условность в наши суждения; то, что является достаточным основанием для одного, не является таковым для другого. Я имел в виду не немногие отвлеченные математические положения, а ЖИЗНЬ в ее необъяснимом для нашего ума разнообразии. И только в Божественном всеведении эти два момента сливаются в нераздельное единство.

Поверьте, что я никогда не считаю себя правым. Но Вы знаете, как трудно провести в жизнь этот принцип в наших человеческих взаимоотношениях. В свободе нашей и в нашем нравственном несовершенстве заключена эта трудность; чтобы восторжествовал Закон Христов, недостаточно желания одной стороны.

И вот то обстоятельство, что в наших с Вами отношениях в настоящий момент совпадают желания обеих сторон, причинило мне ту глубокую радость, выражением которой я начал свое письмо Вам.

Считаю нецеломудренным уверять Вас в том, что в глубине мое отношение к Вам всегда было и есть подлинно братским во Христе, что, как мне казалось, Вы не раз отвергали, и принятие чего Вами, как я знаю, было лишь желанием моим, но никак не требованием. И мне естественно, как всякому христианину, желать «едино будем», но я не настолько слеп к себе, чтобы не видеть своего убожества и нищеты, и потому не сознавать неуместности требовать.

Это последнее сознание в большинстве случаев моей жизни выражается, как боязнь быть навязчивым, быть в тягость, и отсюда стремление удалиться, отъединиться от тех, кто меня не хочет, но, конечно, только в пределах этой земной жизни.

Итак, дорогой отец Василий, простите мне все, чем я сознательно или несознательно причинил Вам скорбь, и молю Царя мира, чтобы Он дал нам радость до конца дней наших пребыть не нарушаемо и неизменно в духе Его любви.

Иеромонах Софроний

Колиба «Св. Троицы»

9/22 марта 1945 г.

Дорогой о Христе отец Василий. Благословение и мир Вам от Господа.

Простите, что долго не писал. Не оправдываюсь. Но при моем неумении быстро, что-либо делать не успеваю справляться с неотложными текущими делами.

Недавно был в Церкви на Petel ‑ на отпевании (заочном) С.тонова <нрзб.> – профессора, погибшего в германских лагерях. Там меня увидел Игорь Александрович, и мы условились, что я буду у него в доме в четверг 2/15 мая, когда он позовет и Кирилла Александровича. Я у них был. Передал им Ваш привет, просидел весь вечер, как мог, старался им рассказать о Вас. Они очень интересуются всем, что касается Вас. Меня больше удивило горячее внимание Игоря Александровича, потому что я всегда представлял его, в противоположность Кириллу Александровичу, более «холодным» братом в силу его семейного положения, с одной стороны, и в силу его характера, если хотите, более сурового и мужественного – с другой. У него очень симпатичная жена и прекрасный мальчик Никита. Сам он на меня произвел впечатление человека, много перенесшего, с некоторой резкостью в чертах лица, как следствие борьбы и опасностей, пережитых за эти тяжелые годы. Но все же он для своих лет выглядит молодым, в силе, бодрым, очень умный, осведомленный, живой, несмотря на сдержанность. Кирилл Александрович вообще мягче по характеру и выглядит хорошо. Пополнел в сравнении от того, как мы его видели в 38 году на Афоне. Все они Вам пишут о себе, и потому я считаю излишним писать о них.

В Афинах профессор догмат. богословия <...>, директор Департамента религий и Минист. <...> – во время моей беседы с ним высказал пожелание установления более тесного контакта между богословами греческими и русскими. Они очень интересуются вопросами Паламизма, и потому я ему рассказал о Вас и рекомендовал познакомиться с Вашей книгой. Он меня просил ему прислать ее, но на франц. языке. Я спрашивал у Кирилла Александровича, узнал, что французский перевод начат (а потому пошлю немецкий, который даст мне Кирилл Алекс.). Я послал уже книгу Вл. Ник. Лосского ‑ Theologie mystique de l'Eglise d'Orient. Если Вы не имеете ее, я Вам тоже пошлю. Она стоит всего 80 фр. Послал Вам Литургию, которую служат православные французы по западному обряду. Я прожил у них вот уже почти месяц и очень подружился с ними. Они уже заявили мне, что будут рады меня иметь в их братстве. Но я в настоящее время ничего не решаю, так как хочу пребыть в стороне от всех здешних разногласий последних лет, поскольку я принадлежу к наследию «Константинопольского Патриарха», но не в рядах и порядке Западно-Европейского Экзархата. Более того, я считаю себя обязанным вести себя так, чтобы не дать себя увлечь в политику вообще и затем в действия, могущие навлечь справедливый укор моей юрисдикции. Я никого не отвергаю и потому отвергнут уже одной стороной. Много надеюсь провести время на историческом русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, недалеко от Парижа. Время идет быстро, хлопоты, устройство. Утренние литургии слушаю в Chapelle у французов, у которых и прожил все это время, у них главным образом и питался. Прекрасные, терпеливые, вдумчивые, серьезные, скромные, культурные, простые. С ними просто и тепло, и дружно. Они, несомненно, во многом стараются и много трудятся ради спасения других.

Очень прошу Вас послать книгу православных богослужений на английском языке, которую я забыл у Вас взять перед отъездом и которая здесь мне очень нужна, так как среди французов есть здесь 2 англичанина – один дьякон, другой чтец. Совершаются службы и по-английски... Мне это очень интересно. Пошлите мне ее по почте по адресу: 26, rue d'Alleray ‑ Paris 15e.

С любовью о Христе

† Софроний иерод.

Paris, 5/18 mai 1947 г.

Если хотите, можно мне писать по адресу французов – 26, rue d'Alleray или на St Genevieve. Rev. Pere Sofronios Sacharof. Chez Rev. L. Liperovsky «Donjon». Genevieve des Bois ‑ S. A.

Дорогой Владыко, благословите¹¹⁵.

Я радуюсь, что Вы стали епископом. Радуюсь и за Вас лично, и за Церковь нашу.

Проблема иерархии в Исторической Церкви всегда стояла и будет стоять как одна из наитруднейших и в конце концов на земле не разрешимых. Нельзя без сожаления и даже без глубокого страдания проходить мимо того факта, что среди епископов сравнительно мало серьезных богословов; немного также среди епископов и таких, которые стоят на желательной высоте в порядке духовной, аскетической культуры. Эти два аспекта церковной жизни: богословие и аскетика в их глубоком значении – фактически находят мало опоры в священной церковной иерархии. А ведь богословие и аскетика являются самыми важными сторонами в церковном бытии, теми двумя крылами, на которых восходит мир к Богу.

Наше понятие о церковной иерархии, конечно, по существу своему «эзотерическое», духовное, поскольку задачей иерархии является возведение вверенных ей душ «в меру возраста исполнения Христова». Исторически же, за отсутствием должного числа совершенных в познании мужей, мы стоим пред тенденцией «объективации» духовного начала, сведения эзотерического духовного момента к юридическим нормам.

Ваша епископская хиротония для меня была первою, которую я видел. Чувства, которыми была полна моя душа в тот день, были моментами «противоречивыми».

С одной стороны – величие Таинства, божественно прекрасные молитвы в своих сдержанных, строгих словах, с другой – не совсем правильно «иерархически» построенное последование. Сначала – исповедание веры, Символ Никейский, затем, в середине орлеца – более полное, богословское изложение веры, но на высшей, третьей ступени, на вершине орлеца – нечто вроде принесения «присяги» и верности канонам, в том, что епископ не позволит себе вмешиваться в дела другой епархии без приглашения епархиального епископа. Итак, «юридический» момент занял как бы самое высокое место, тогда как казалось бы нормальным его поставить в начале, «под орлом», а богословское исповедание веры – вверху его, на середине же – вселенское исповедание, Никейский Символ.

Я очень надеюсь, что Господь даст Вам долгую жизнь и что на Вашу долю падает трудная задача: содействовать удержанию нашей церковной жизни на уровне Святых Отцов. Промысл Божий о Вас был весьма благим. Помимо Ваших личных дарований, Вы были поставлены в очень благоприятные условия для Вашего роста, и богословского, и аскетического.

Мое путешествие по России в прошлом году (в августе 1958 г. о. Софроний первый раз посетил Союз как гость Русской Церкви – Сост.) дало мне возможность убедиться в несравненной силе молитвы русского верующего народа. Эта молитва составляет, несомненно, главную мощь Русской Церкви. Не только Русской, но и всего мира. Но что касается других сторон Русской Церкви, то я уехал оттуда, скорее, в сознании Ее слабости. Не претендую я знать обстоятельно всю Ее жизнь, все Ее «силы» за столь короткий срок пребывания там, но все же я встретился с кругами руководителей Ее, в Академиях, в монастырях, в самой, наконец, Патриархии. Поэтому, обращаясь мысленно к Вам, я действительно радуюсь, что Вам Господь дал и мудрость, и любовь к Матери-Церкви и что Вы остановились своим вниманием и работой главным образом на трех величайших богословах нашей Церкви: Григорий Палама, Симеон Новый Богослов и Максим, воистину «Максимус».

Мне представляется, что в нашу эпоху, во многих отношениях замечательную и, возможно, в будущем имеющую получить имя «золотого века» (эона), сии три столпа являются наиболее «актуальными». Ведь встреча всех духовных «течений» и «движений» мира в наше время будет решаться не на низших или «средних» ступенях, но на высших. В связи с этим в порядке духовной «стратегии» все мы должны сосредоточиться вниманием не на количестве, а на качестве. Духовная победа в высших точках, в высшем плане непременно приведет в дальнейшем к победе и «количественной».

* * *

В настоящее время Господь дал мне замечательную возможность: служить Божественную литургию в великой тишине. Литургия для меня становится все более и более «увлекающей». В ней соединяется все. И когда Господь допускает меня в некоей малой мере узревать Им Самим совершенный Литургический акт на Тайной Вечере и затем на «алтаре крестном» Голгофы, то удивляюсь я тому, что мы, люди, остаемся еще живыми на земле, чтобы не сказать – для земли. После Литургии возврат к повседневной жизни, к обыденным вещам и делам, даже в нашей обстановке, подобен падению с Неба. «Привыкнуть» к этому контрасту – нельзя. Можно только с сожалением выводить из этого, что та, длинная Литургия нами еще не достигнута, что Вечность мы живем лишь отчасти. Нам еще не дано в полной мере изжить себя «единотельными» и «единокровными», сидящими одесную Отца. И Воскресение мы также живем лишь частично. Из этого следует, что всем нам предстоит еще пройти через таинство смерти, как через тот мрак, который «под ногами Его», как через ту тьму, которую положил Он «за кровь Свою». Необходимо нам пройти сей «порог», по ту сторону которого мы узрим Свет, в Котором нет ни единой тьмы. Лишь тогда станет возможным человеку уподобиться Ему, потому что узрим Его, как Он есть.

Душа моя часто стоит на грани «отчаяния». В глубине моего существа я знаю, что Господь хочет нас видеть равными Ему; что без этого равенства невозможно будет ни нам пребыть с Ним вечно едиными, ни Ему с нами. Но доколе я отделен от Него этим мраком моего невежества, моей тленности, моей ограниченности, дотоле я не могу дать себе отчет ни в чем. Я не знаю, близок ли я к Нему или еще бесконечно далек? Не знаю я: где гордость и где смирение? Где мудрость и где безумие? И так пребудет со всеми нами, покуда не достигнем мы Его, как Он достигает нас; покуда мы не познаем Его так, как Он познал, то есть знает нас.

Меня сокрушает вконец вера в то, что Бог замыслил нас как богов, родных Ему и равных Ему; в то, что мы, в силу данной нам свободы, можем определить себя как совершенное подобие Христу, Которого мы познаем чрез пребывание в заповедях Его и по дару Духа Святого. Меня пугает в христианах «умаление» Божьего замысла о человеке. Мне представляется, отвергать веру в возможность достижения Божественной Полноты, вступления в Вечный Свет, в Котором нет ни единой тьмы, – равносильным отвержению подлинного смысла, данного нам Откровения во Христе, то есть всего Новозаветного Благовестия. Без совершенного подобия – нет и спасения в полном смысле этого слова.

Так я верую. но окаянный я человек. Я сокрушен видением моего ничтожества и моей нищеты, да, нищеты. И почему я оказываюсь способен переносить «снисходительно» свое скотоподобие? То есть если я действительно верую, что Бог одарил человека возможностью свободного и совершенного, до подобия Ему, самоопределения? И хотя я каждый день болею всем моим существом, включая, конечно, и тело, я из опыта вижу, что мое немощное тело не так уж немощно, если выносит сие уже многие годы.

Ваше слово при наречении было прекрасным. Меня радовало наличие в нем богословского содержания, что не так часто встречаешь, особенно в России. Итак, дай Бог Вам совершить путь Вашего епископского служения воистину достойно той идеи, с которой связано это служение в Церкви нашей. Но и за меня прошу Вас молиться, чтобы молитва наша была взаимною, чтобы нам обоим совершить наш путь жизненный не в позор и поношение, а во спасение. Промысл Божий связал наши жизни в путях земли, да свяжет Он их и в Вечности Своей, дабы нам исполнить заповедь Его, быть едино в Нем, как Отец, Сын и Дух Святый едино суть.

Усердно прошу Вас вспоминать меня в молитвах Ваших, теперь особенно, потому что в силу возложенного на Вас служения молитвы Ваши приобретают большую силу. Молитесь, чтобы и мне, на старость, пред исходом моим отсюда, стать способным воспринимать благодать Божию, которая дается Богом без всякой меры, независимо, безгранично, без счета, без учета нашей немощи. Я малодушно бегу от этого дара, потому что все мое существо болит и страдает от приближения ко мне любви Божией. Да, в болезнях и страданиях рождается спасение на земле. Вероятно, поэтому бегут люди от путей Христа. Сам себя я спрашиваю: может ли человек от себя, по решению своему, пойти на эту «болезнь» следования за Христом, если не привлечет его Отец Духом Святым и не даст свыше силу на сие?

Да, Бог дает «по-Своему», то есть так, как свойственно Ему, богато и щедро, а мне больно, и я отказываюсь от даров Его из-за страха смерти. Мне все кажется, что если в полноте пойти навстречу дарованиям Божиим, то невозможно остаться живым на земле. А я страшусь смерти, потому что из-за окружающей меня тьмы не могу ясно увидеть суда Божия надо мною. Я стою в нерешимости между любовью и страхом, противным любви Божественной; я стою на грани между жизнью и смертью, спасения и вечной гибели, надежды и отчаяния, Света и мрака. Во мне смешались странным смешением несносимое страдание и также несносимая радость; нестерпимая горечь и сладость Духа Святого, тихая и уносящая от этой жизни. Я пребываю то в буре внутренней, то в великом покое. И куда упадет дерево?.. Не знаю. Молитесь за меня, чтобы упало оно на «восток» (Восток – Имя Ему).

Простите и благословите.

Преданный о Христе

недостойный Архимандрит Софроний

Июль 1959 г.

Дорогой ВЛАДЫКО, Благословите!¹¹⁶

Отец Симеон и Жоэль возвратились, весьма довольные своим пребыванием в Оксфорде, несмотря на то, что оба они там немного заболели в эти ужасные дни. Ваш добрый прием был для них очень приятным и полезным. Я давно хотел, чтобы они с Вами познакомились получше; думаю, что полезно будет для них познакомиться и с православным Оксфордом. Таким образом, они будут себя чувствовать не как некое исключение в чужой стране, а как часть действительно великого Тела Церкви.

Правда, они достаточно тонки, чтобы «социальный» аспект не заместил для них критерия истины. Но «психологически» все же лучше не иметь поводов к «сектантской» изоляции. Чувство или сознание Вселенскости Церкви никак не должно умаляться в силу принадлежности к малым количественно церковным образованиям, заброшенным посреди морей иных традиций.

Прошу Вас, морально помогайте нам, защищайте нас как можете! Для Вас не ясно, насколько трудна задача – положить основание православной обители в современных условиях. Мало есть таких, которые хотят нам помогать. Еще меньшее число – могущих помочь. Но повредить нам может положительно каждый человек, хотя бы одним злоречием, осуждением и под... <нрзб.>.

Мне лично один англиканский священник рассказывал, как некое православное лицо (из Феллойшипа) настраивало его против нас. Особенно вначале мешают подобные вещи.

Моя идея – создать здесь маленькую общину-обитель по образцу афонских «келий» или скитских домов. Если даст Бог разума и сил – сохранить отеческое предание. Пребыть верными хранителями полученного нами от них наследства.

Молитесь о сем. Я часто изнемогаю и физически, и духовно. У меня нет никакого дара «управлять»... Я вовсе не организатор, не «администратор», не строитель и проч.

Отец Симеон говорит мне, что Вам была бы весьма удобной помощь в день Благовещения. Я уже писал Вам, что постараюсь послать Вам о. Иринея, иеромонаха. Но, правду сказать, и это не совсем легко и просто. У нас будут гости на этой неделе. Они останутся и на Благовещение. Кроме о. Иринея, у нас нет певчих никого. Я его Постом посылаю служить Литургии Преждеосвященных по пятницам в Лондон. Это берет у него два дня. Поездка в Оксфорд взяла три дня. А работы в саду стоят, Пасха на носу, сделать надо невероятно многое... Не знаю еще, как выйдем из положения.

Во всяком случае, я всеми силами постараюсь устроить что-нибудь.

Прошу Вашего благословения и молитв.

Недостойный архим. Софроний

31 марта 1960.

Ваше Высокопреподобие, Всечестнейший О. Василий! Милость Божия буди с Вами!

В то время, когда о. Кирик¹¹⁷ собирался уехать в Сербию, пришел ко мне и сказал мне: «Я, как известно тебе, уезжаю в Сербию, прими диакона Софрония как духовного сына вместо меня». И я согласился и принял его.

Потом, как Вам известно, когда был о. Софроний болен, чуть-чуть не умер, он взял благословение у о. нашего игумена постричься в святую схиму. О. игумен призвал меня к себе и сказал: «Постриги дьяка Софрония в схиму». И я взял благословение у игумена постричь его. Я просил о. Иоаникия покойного, чтобы он предстоял вместо о. игумена. Он сказал: «Если будет мне свободно, приду, а то ты сам, как знаешь, так и постригай». О. Иоаникий был недоволен, чтобы постричь отца Софрония в схиму, и так не пришел. Я один с Александром и постриг его. И это было все законно, по благословению.

Теперь же сами посудите Вы и все соборные старцы, кто старше – духовник о. Сергий или Пинуфрий.

О. Сергию никакого поручения не было от о. Игумена, ему только дана власть исповедовать грехи и прощать, допускать и ко Св. Причащению. А давать благословение Софронию оставлять обитель и выходить в пустыню¹¹⁸ – не его дело ума, есть постарше его духовник, он должен давать на вопросы благословение.

Я об этом скажу архиерею и спрошу, нельзя ли запретить Мне о. Сергию и исповедовать, как бы он еще чего подобного не дал благословения.

Скажите о сем на Соборе, когда будет суждение у Вас на отпуск д. Софрония.

С почтением и уважением всегда пребывая к Вам

И. Пинуфрий¹¹⁹ антипрос.

Карея.

12 ноября 1938.

13/V/1936.

Х. В.! Глубокочтимый и дорогой о Христе о. Василий, Бог благословит.

Я был очень рад получить Ваше письмо с положительным ответом насчет книг. Если не приезжаете, я пришлю деньги на пересылку. Когда выяснится вопрос о приезде? Передайте мое сердечное приветствие о. Иоанну Шаховскому. Если он проедет через Афины, прошу свидеться с ним. Если ему нужно ходатайство в Министерстве для визы, рад буду помогать. У меня здесь довольно сильные связи. Насчет поручения м. Анастасия к арх. Феофану (см. письмо к о. Софронию), рекомендую попросить арх. Феофана, вызвав его на разговор в присутствии верного и важного свидетеля. От 16 апреля до 4 мая я был Κύμη (Кими ) на (Εὔβοια) о. Эвбея, или Эввия. Туда поехал о. Герасим по приглашению митрополита (Καριστείας)Каристии на Скиросе Пантелеимона, чтобы пить воды для почек; архиерей по рекомендации его пригласил и меня, и <...> рекомендовал познакомиться с ним. Я не знал собственно, на что еду, а нашел замечательного человека и замечательную епархию. М. Пантелеимону 47 лет, но он уже совсем белый и болен сахарной болезнью. На войне был полковым священником в сане архимандрита; а до и после войны проповедником и духовником Афинской епархии. Друг и ученик прославляющегося теперь покойного митр. Пентапольского <Нектария>, создателя женской обители в Эгине, прекрасный оратор: говорит с большим искусством и прямо от сердца. Он стал архиереем в возрасте 33 лет и тогда (по фотографиям) был сильный, чернобородый и здоровый. Епархия древняя, но заброшенная, и перед его приходом была 20 лет формально соединена с Халкидонской, но фактически оставлена без всякого епископского надзора 30 лет. Он потратил огромную энергию на нее. Когда приехал, его публично оскорблял народ ― многие были коммунисты. В результате общего маразма и заброшенности церковной жизни и целого ряда скандалов, большинство были настроены весьма враждебно к Церкви. Теперь, когда он едет по епархии (я много ездил с ним), все приветствуют его с восторгом: встречают, снимают шляпу, кланяются, улыбаются. Иногда даже кричат от радости. Перемена, говорят, не сразу совершилась. Годами он молился... и боролся. Служит он замечательно, сильно и сосредоточенно, но как-то свободно и легко (я сослужил с ним 8 раз). Он проповедует не каждый день.

Я поехал с ним на остров Σκῦρος (Скирос) для праздника св. Георгия с многими другими: в продолжение 3-х дней он проповедовал 7 раз, и на некоторых проповедях народ плакал. С коммунизмом он справился тем, что дабы самому изучить условия работы, пошел работать под землей к углекопам, сам встал во главе рабочих, вел забастовку. Боролся очень долго и много с разными врагами во всех районах и всех областях жизни. Из одного монастыря, после многих неприятностей, прогнал 6 монахов во главе с игуменом, виноватым в том, что изнасиловал 14 женщин в монастырском лесу (т. е. о 14-и есть прямое свидетельство, а кто знает, что еще совершалось)... Он создал женский монастырь на развалинах ликвидированной обители; там теперь 25‒30 монахинь и послушниц. Я был 3 раза в монастыре (поехал на автомобиле, впечатление огромное), так он мне понравился по облику и молитвенному духу монашек. Везде видны храмы новые или обновленные в епархии. Я участвовал в освящении нового храма, стоящего недалеко от моря, около одного места, где народ ходит по нерабочим дням (из города), когда погода жаркая; архиерей заботится о том, чтобы они не пропускали службу. Он нашел 2 монастыря, и теперь их 4. В одном из них он живет. Это удивительное учреждение. Внутри одной ограды находятся митрополичий дом и канцелярия, за другой – участок с домом с 30 мальчишками, мужской монастырь и маленькая женская обитель (2‒3 старушки, занимаются кухней, стиркой и проч.). Все это принадлежит «отряду св. Пантелеимона», своего рода ордена с миссионерской и благотворительной целью. Ему пока не удалось оформить по существу этой организации. Он привлекает к себе молодых людей или монахов, желающих служить Церкви активной работой; неучившихся он проводит через гимназию (есть архимандриты, дьяконы и т. д.), есть и богословский факультет. В этом «ордене» есть приблизительно 20 клириков, многие из коих занимают важные места в греч. епархиях (например, архимандрит Пантелеимон Папагеоргиу, который был у Вас в ноябре и спросил обо мне; это его племянник и наместник проповедника Афинской епархии), но все принадлежит его митрополии. Он хочет создать миссионерский орден, независимый от всякой епархии. Удастся ли? Позволит ли Синод и правительство? Впрочем, хотя люди эти хороши и ревностны, но еще не удалось всем им пожить долго вместе, выработать общий устав, общий дух. Стоит большой дом-монастырь, готовый для целой толпы, но большинство там пока не живут, и игумена нет. Архиерей скорбит, занимается отдельным воспитанием каждого. Сам он часто отсутствует. Ездил за советами к старцам, которые сказали, что нужно сначала обжиться людьми, стать живым организмом людей, воспитанных в одном духе, и потом уже распространяться и говорить о себе, как о некоем ордене. Это, конечно, правда. Но критиковать трудно, ибо все это создавалось в борьбе и великими трудами, как бы ни из чего.

Я приехал назад с митрополитом в его маленьком автомобиле через Халкис-Фивы и был поражен разницей между народами по всем провинциям. Ездили мы 8 часов, и я много увидел.

Every, англичанин из Халки, был тоже в Кими и не остался там. Так он пишет в книге посетителей. Говорят, что он в конце своего визита несколько ночей не спал, плакал, просил молитвы и совета и говорил с некоторыми о том, что хочется стать православным, но он связан с англиканами, которые его послали на свой счет в Грецию. (Кстати, очень прошу Вас сделать все возможное, чтобы справиться насчет нового англиканина, ходатайствующего по Вашему письму о пропуске на Афон). Митрополит Пантелеимон, видя что я одет по-русскому и средств у меня мало, сам одел на меня камилавку, рясу и проч. «Чин Св. Пантелеимона, – говорит, – имеет, между прочим, целью благотворительность».

За другой дар я менее благодарен: он сделал меня архимандритом! Я сопротивлялся, но он говорил, что почти все ученые монахи в Греции – архимандриты; ибо он хотел, чтобы я был циркулярным архимандритом его епархии; ибо никто не обязан признавать меня таковым вне епархии; ибо такое возведение практически свободно и мелко в Греции. Я сказал, ибо сначала должен иметь разрешение своего архиерея; он ответил: «Нет, я делаю Вас греческим архимандритом, а не русским; Русская Церковь может не признавать Вас таковым, если не хочет, а в Греции Вы обязательно должны быть архимандритом». Взял и благословил меня. Потом я думал, что это может вызвать весьма сложные последствия с митрополитом Елевферием и Моск. Патр., тем более что благословение не есть хиротония. В Греции, конечно, нормально, чтобы ученый иеромонах в моем возрасте был архимандритом; а в Русской Церкви меня бы провели постепенно через «золотой крест» и игуменство, и я, может быть, никогда бы не стал таким сановником. Я думаю даже, что лишь Патриархия назначает архимандритство. А в Греции этот титул потерял свою важность. Владыка Елевферий болен, не пишет в ответ на мои письма; я пока не буду затрагивать этого вопроса. Поэтому прошу и Вас не говорить об этом. Пускай только одни греки знают пока.

Игумен Николай¹²⁰, англичанин, бывший гувернер царевича, находится в Иерусалиме. Поедет в Англию, чтобы видаться с родственниками, потом, может быть, вернется в Палестину. Хочу видеть его по приезду через Афины. О. Лазарь скорбит, что он «отнюдь не богослов». Но он «очень благочестив» и « мирен».

Покажите письмо о.о. Силуану и Софронию. Очень прошу Ваших святых молитв.

Иеромонах Димитрий¹²¹.

18/31 августа 1936 г.

Св. монастырь Пендели, Афины

Глубокочтимый и дорогой о Христе брат, отец Василий.

Все лето я ждал Вашего приезда. Теперь сообщают, что Вы не приедете в этом году. Да будет воля Господня. Я не писал Вам по поводу о. Иоанна Шаховского, потому что всячески стараюсь сокращать корреспонденцию и потому что я получил письмо от него, по которому он уже получил визу помимо меня, но зато не может приехать из-за смерти своего берлинского благочинного. Я был уверен, что он Вам написал об этом.

С 9-го мая живу в Пендели. Ездил иногда в Афины по делам, но и то реже и реже; за исключением этого сижу в монастыре, из него не выхожу, разве только по нужде, и даже редко покидаю келию или говорю с кем-либо. Даже на Афоне я не нашел такой свободы от забот и людей. Зато с июля месяца стали приезжать масса людей из Афин на день или на больше – монастырь окружен всякого рода «дачниками», подростками, людьми, живущими в палатках, поселения достигают до 3 тысяч человек. И в воскресенье, и в праздники приезжают еще от 1 до 3 тысяч. Увы, 12 лет назад обитель была настоящей пустыней, а теперь весь этот народ не только сел на монастырской земле, но даже агитирует о выдаче ее ему в собственность; между тем, духовной пользы для нас очень мало, ибо в большинстве они в церковь редко, а иногда и совсем, не ходят. Какой-то приезжий игумен позволил, чтобы несколько человек построили домики в окрестностях, в надежде дохода для обители, а теперь с каждым годом население растет. От всего этого шума довольно много по воскресеньям и праздникам. Однако, несмотря на это, я живу здесь в очень благоприятных условиях для духовных и ученых занятий и благодарю Господа, приведшего меня сюда. Священствую иногда в церкви или требах, но не как регулярный, ибо меня здесь не будет зимой. С окт./ноября буду жить на подворье обители в Афинах, рядом с церковкой «св. Бесплотных Сил», которая на улице, ведущей из Синтагма в Митрополи. Там ничего нет, кроме конторы игумена, но я надеюсь иметь спокойствие и свободу. Бывал иногда у Ласкаридисов, но редко. Полюбил их. Они просят кланяться Вам. Благодарю за присылку книг через отца Протогена. Я полагаю, что отец Мефодий получил книги через него.

Теперь смею опять беспокоить Вас и о. Мефодия одним книжным делом. Игумен Николай Гиббс, бывший учитель царевича, проведший несколько месяцев в Палестине и теперь уехавший (но не через Грецию) в Англию, просил меня служить посредником в покупке богословских книг на Афоне, по возможно дешевым ценам. Не можете ли Вы, пожалуйста, заниматься с о. Мефодием выбором и посылкой этих книг? Прилагаю список книг, с ценами и названиями, которые я ему цитировал на основании других случаев покупки книг. Это те книги и цены, которые мне предлагал о. Мефодий. Если он согласен на это, то прошу Вас и его собрать эти книги, включить это в стоимость пересылки (в английских фунтах и шиллингах). И может ли о. Мефодий это сделать, чтобы Вас не очень беспокоить? О. Игумен пошлет английский чек с объяснением «что он хочет» получить из книг. Если книги, которые ему будут нужны, окажутся дороже той суммы, которую он пошлет чеком, то укажите ему в посылке об этом, и он дошлет нужную сумму. Отцу Николаю нужно будет сообщить о имеющихся у Вас книгах, послать список. Он хорошо знает русский язык. Обращаюсь с таким подробным письмом к Вам, потому что бесконечно Вам доверяю, вашей аккуратности; о. Мефодий для этого не годится, а о. Аврелий может возвысить цены. Очень важно назначить цены в фунтах и шиллингах, а не в других ценах.

Об о. Николае у меня есть отзывы от группы в Иерусалиме не очень благоприятные, они признают его человеком добрым и верным, но лишенным подлинной духовности.

Мать Мария пишет: «Дорогой отец Давид, у о. Николая мысль поехать в Англию и возвести там церковь в небольшой ферме, которой он владеет. Он очень расплывчат в идеях и как бы рано состарился, его опыт с русской Императорской семьей его травмировал и сломал. Он в этой семье долго жил, и их жизнь и судьба стала частью его самого. Он сам по себе почти ничего не знает о духовной жизни православия, разве что о внешности и как бы некоем «духе». Но он, при всем этом, мог бы, конечно, быть в пользу нашего общего дела. Хорошо было найти достаточно молодых по возрасту священников, которые взяли бы на себя духовное руководство этим новым делом, и лично взять под опеку просвещения о. Николая. Сам отец Николай – очень чистый, добрый и благожелательный человек, но принадлежащий к старой школе, почти как ранний викторианец. Здесь к нему приходит очень много англичан и людей, готовых посещать любую церковь, не критикуя ее, как обычно делают все паломники. В Англии это совсем не так! Он может служить по-английски, и я надеюсь, что наша маленькая <...> (она создаст школу для детей), будет говорить по-английски. Я об этом говорю с любовью и сочувствием к о. Николаю, которого я безмерно чту. Я уверена, в том, что его прошлый опыт сможет пойти на пользу скорее в школьном деле (он ведь учил наследника Алексея), я думаю много о его новом начинании, но почти уверена, что его представление о том, как нужно ― есть проявление мечтаний. Но, быть может, с молодым священником, как Вы, получится все по-другому. У него хорошо сложились отношения с отцом Лазарем, но вряд ли они понимают до конца друг друга, для меня он очень аскетичен и обращен во внутрь себя, и другим эта жизнь остается неведомой, а тем более такому, как о. Николай, который хочет общения и приносить пользу вокруг себя. Отец Лазарь говорил мне, что вряд ли он сможет быть правильным наставником о. Николая. Со своей стороны, вот что отец Лазарь пишет: «Наверное, вскоре о. Николай уедет в Англию. Вы знаете, что он хочет основать там обитель, но нельзя себе представить человека настолько неприспособленного, как он, для такого дела. Он стал православным всего 2 года назад, а священником всего 18 месяцев, и практически он не знает реальности церковной жизни и вообще ничего не знает. У него нет опыта исповедывания, нет приходского опыта (и никакого церковного вообще), он еле может правильно служить. Здесь он служил Литургию впервые без диакона, и служба была полна ошибок. Он хочет, чтобы я приехал в его новую обитель, но я очень прямо ему ответил, что нет. Уверен, что он с таким же предложением обратится и к Вам! Постарайтесь убедить его не браться за такое дело в принципе».

Он приехал из Харбина с благословения арх. Нестора с тем, чтобы поступить в распоряжение мит. Антония, который бы ему посоветовал, что ему делать. Но ему хотелось бы обойтись без всяких епископов и «быть свободным». Мне кажется, что он в данное время не собирается увидеться с митр. Антонием. Он сам себе наметил свои фантастические планы, совершенно не знаком с богословием и даже им не интересуется. Но он напичкан суевериями, и кто-то о нем сказал, что он выглядит скорее как студент, нежели как монах, на одного игумена, он произвел впечатление «природного человека». Но во многом он остается как бы устаревшим и «ветхим человеком». Это странное сочетание, полной наивности и неведения со старостью. По многим признакам заметно, что он преуспел и продвинулся за те несколько месяцев, что пробыл в Палестине в Русской Миссии, и гораздо больше стал христианином».

Вот такое впечатление от разных лиц об о. Николае. Мне отец Лазарь сообщает о себе: «А теперь признаюсь, что в течение двух недель Господу было угодно, чтобы я отлеживался. Я пробыл две недели с желудочным отравлением, очевидно из-за некачественного продовольствия в Яффском монастыре. В течение двух дней я был близок к смерти, но Господь смилостивился ко мне, и сейчас я очень слаб, но поправляюсь».

Отец Протоген сказал мне, что по поводу вытеснения меня из монастыря получено письмо от Патриарха Варнавы. Полагаю, что это не так и дело идет о письме о. Кирика по поводу отношения Св. Патрираха к этому делу. Я же получил прилагаемое письмо от митрополита Анастасия, первый лист которого Вы можете показать кому считаете полезным. Потом прошу возвратить его мне, но не тороплюсь получить его обратно. Лично я перестал думать об этом деле, но, может быть, письмо послужит настрадавшимся ради близости ко мне.

Приятно читать в конце письма, что «из о. Лазаря вырабатывается очень хороший православный монах и такой же священник». Впрочем, никого из нас это не удивит.

Отец Николай действительно пригласил меня, в длиннейшем письме, полном деталей о богослужебных предметах и о фотографии его английского имения, возможности и мечты превращения в проектируемую обитель. Я даже дал ему «очень определенный совет». Во-первых, я имею здесь богословскую программу на 3 года. Потом я открыл его глаза на существование канонических препятствий; кажется, в Иерусалиме не объяснили ему об этом (к сожалению, если он рукоположен арх. Нестором, то Московская Патриархия даже не признает его священником). Но больше всего я настаивал на общей трудности английской миссии, на целесообразность создания центра в глухой деревне, без возможности влияния на людей, которые интересуются православием, и на трудности создания настоящей обители. Я надеюсь, что он пробудет в Англии некоторое время и, поняв настоящее положение дел, вернется в Иерусалим. Все это не говорит за то, что все мы, после должного приготовления, не окажемся, может быть, когда-нибудь в Англии. Господь устроит. Я ему писал, что мы с о. Лазарем очень часто испытываем нужду духовной и богословской подготовки и страшимся не сделать чего-либо не так. Я удивляюсь о. Николаю, как он безоглядно бросился в начале своего пути в православное священнослужение, добровольно и очень рано.

Кстати, в письмах ко мне не адресуйте меня архимандритом. Владыка Елевферий «этого акта церковного не разделяет», хотя он меня не бранит и сказал, что «я много потрудился в Америке, Лондоне да и в Германии на церковной ниве и не получил за то достойного внимания и награждения ― это за действительный и тяжелый труд он будет иметь в виду». Я остаюсь пока полезным титулярным архимандритом Карнатийской митрополии, в пределах этой последней, когда и сам бываю там, а титула не употребляю здесь и в корреспонденции тоже, от греха подальше. Пока никому не известно об этом, ар. Хризостом полагает, что так и лучше. Было ошибкой с моей стороны, что я согласился на инициативу митр. Пантелеимона. Я радуюсь, что м. Елевферий не гневается и не наказывает меня, а лишь «не разделяет».

Кстати, мит. Пантелеимон получил разрешение-декрет, который опубликован, и он будет жить в Афинах.

Кстати, я зашел, будучи в Афинах, по адресу, который Вы мне указывали, но 3 англичанина, католики, о которых Вы мне писали, уже уехали.

Не забудьте меня уведомить, когда Ваш труд о Св. Григории Паламе будет издан. Прошу передать искреннейшие приветствия о Христе о. Игумену и о. Виссариону и просить их молитв. Как здоровье о. Мисаила?

Молитесь за меня. Я всегда упоминаю Вас. Проходят часы, дни, месяцы, годы, я все нахожусь все на той же мертвой точке. Душа моя ― рассеянна и ленива. Надеюсь Вас еще повидать в этом или в будущем году. Недостойнейший Ваш брат во Христе.

Грешный иером. Димитрий

14/I‒XII‒1946 г.

Английское посольство, Афины

Дорогой о Христе о. Василий,

очень прошу подтвердить мне письмом, что ты благополучно доехал до Св. Горы. Мы беспокоились сильно насчет твоего здоровья, так как ты был очень сильно простужен. Справились на следующий день в твоей гостинице и узнали, что ты действительно уехал. Надеюсь, что ты доехал до Салоники без приключений и там остановился для лечения.

По просьбе Анатолия Константиновича, который вернулся в Египет несколько дней после твоего отъезда, я послал снимки, сделанные на Афоне при посещении его митр. Мефодием (я тоже был в 1939 г. ‑ там в это время и помню его).

Был очень рад нашей встрече. Надеюсь опять тебя повидать, Я предполагаю, может быть, поехать в Англию на несколько месяцев после праздников, чтобы отдыхать, и потом в Форен Оффис (МИД Великобритани). Мое начальство здесь пришло к заключению, что ради моего здоровья я должен временно уехать, так как слишком долго жил в Греции и Египте.

Поздравляю тебя с грядущими Св. праздниками и желаю всего доброго на Новый Год. Иначе напиши мне словечко.

Во Христе брат твой Давид Бальфур

9 апреля 1938 г.

Солунь

Преподобнейший о. Василий, благословите!

Получил Ваше письмо от 29 прошлого марта. Спаси Господи!

Получил и доверенность на предмет подписи бумаг. Соврал капитан, что его не выпускают из Солуни. Документы, сделанные в монастыре, признаны лимонархом. Но вопрос в следующем: он хочет поставить машину, а денег нету у него, а потому является нужда заложить судно. На этот предмет наших документов недостаточно. Совершить же документы за наш расход тоже ему не удалось, а своих нет. Таким образом, он снялся и уехал. И час ему добрый. Слава Богу, что налаживается – с губернатором... В прошении не надо было указывать на румынскую пшеницу. Мы никогда не кушали такой черный хлеб, как из Румынии. Ведь в настоящее время из многих стран разрешен ввоз. Пишут, чтобы хлопотали о замене на австралийскую. Если подтвердят, что необходимо нужно, то придется писать г-ну Достису, чтобы похлопотал. Ему я писал о муке – на Австралийскую, и, слава Богу, он устроил. Мотор строится, хоть и неспешно, но хорошо. Я уверен, что построится весьма хорошо и не только хозяйственно, но и шикарно. Что же касается об о. Ка<...>, я этот вопрос по множеству делов своих замедлил из-за поездки в Пулигер. Во Вторник Страстной побывал там. Дело обстоит так: из Министерства предписано Отделу: 1-е – составить протокол сдачи и приема нами метоха и 2-ое – сделать оценку согласно протокола диохоридиу, т. е. с 25 года по 31 год включительно или, иначе сказать, за 7 годов. Протокол же, написанный с 34 ― началось наше владение (при сем копию прилагаю). Таким образом, согласно протокола сдачи, нам предоставляется право требовать за 10 годов. Протокол и оценку ― отправили в Министерство за № 231/20–4–38. Я заявлял проистамену, что надо за 10 год. оценку делать. Он ответил: «Все сознаю, что вы правы, но так мне предписывают. Можете заявлять претензии в Министерство».

Поезд скорый из Белграда прибывает в Солунь в 7 вечера, а второй прибывает в 10 вечера. Если напишете, когда прибудет брат¹²², то я постараюсь сделать встречу и что нужно дальнейшее. С г-м Модиком дело уладилось без суда. При сем посылаю Вам три кулича пасхальных. Прошу, передайте один о. Ювеналию и один о. Софронию, а 3-ий, побольше, себе оставьте. Поздравляю Вас со Светлым Праздником и приветствую «Христос Воскресе». Желаю провести оный торжественно не только по душе, но и по телу. Остальное здесь все по-старому. Новостей особых нету. Простите. Прошу Ваших Св. молитв.

Остаюсь Ваш послушник мон. Протоген¹²³.

Честнейший отец Василий, Х. В.!

25 апреля 1938 г.

Ваше письмо от 14 текущего я получил. Все, что написано Вами о пшенице, я совершенно с Вами согласен. Но вопрос в том, кто этому виноват? Мне в трех письмах было написано, чтобы принять все меры о скорейшем разрешении ввоза пшеницы. Точно так же и Вы в предыдущем письме от 29 марта с/г сообщили, что подаете прошение, и где ее можно найти в Афинах. Этими словами делали намек, как нужно хлопотать... Но о том, что вы поручили г-ну Ласкаридису, Вы ни слова не написали. Мое мнение – скорбеть об этом не надо. Г-н Достис не даст причин усомниться Министерству. Я уверен (99%), что разрешится хорошо и г-н Ласкаридис не будет оскорблен. Касандрийское дело значительно улучшилось. У них не было документа о сдаче и приеме в 34 году, была боязнь, что если в основание положить протокол диахоризму в 31 году, то мы потеряем право на иск о вознаграждении, потому что срок – только 5 годов. Но в настоящее время, имея документ в руках, мы можем смело действовать... Примите к сведению, что достигли мы последнего благодаря тому, что сами со смирением действовали, если бы с адвокатом, то сразу нас отмахнули бы, основываясь на протоколе диахоризму /т. е. праграфете/.

Отселе, если мы дадим это дело адвокату, то он, имея документ (протокол), несомненно в скорости выиграет это дело. И тут, конечно, не 25% дадим, а самое большее 3‒4%. Но на последнее мы решимся только тогда, если Министерство начнет нас отталкивать, а если пойдет Мин-во на полное удовлетворение, то и 10000 жалко давать адвокату. Сии строки о Касандре прошу прочитайте отцам Митрофану и Виссариону, а затем посоветуйтесь. К чему придете ― напишите мне. Ваше мнение может мне послужить к руководству в Афинах. Ваше мнение личное ― ценность.

Относительно брата Вашего жду последних указаний Ваших. Что напишете, я постараюсь исполнить...

Остальное здесь все по-старому. Мотор больше половины сделан. Г-н Тиано посылает механика своего для наблюдения, а сие не было ни разу. Имейте в виду, что постройка хорошо идет. Машина тоже еще не пришла.

Простите. Прошу Св. Ваших молитв.

Остаюсь ваш послушник м. Протоген

Villa de Saxe 9, Paris

30/3.1934.

<перевод с французского яз. – Сост.>

Досточтимый и дорогой Отец, я благодарю Вас за то доверие, которое Вы проявили ко мне, написав мне о V. Vog¹²⁴. Не знаю, в чем конкретно его можно упрекать. С первой нашей встречи он искренне и мужественно стремился исправить ошибки, допущенные им в его прошлой жизни. В прошлом году его имя было замешано в двух историях, и это послужило поводом для нападок на него. Он слишком энергично наказал нескольких мальчиков из русской обители «Нечаянной радости» (интерната). Он в этом был не прав, дал волю своему слишком горячему темпераменту, но никаких злых намерений у него при этом не было. С другой стороны, матушка Евгения¹²⁵ обвиняет его в том, что он обещал 2 монашкам помочь с оформлением паспортов, взял от них деньги и исчез, так и не сделав дела с паспортами. Vogt утверждает, что передал деньги секретарю муниципалитета, который обещал всем эти заняться. Кто же прав? Не знаю, но я склонен ставить под сомнение все то, что говорится в обители, так как матушка Евгения, по-моему, – человек неуравновешенный. Возникали ли с Vogt какие-либо недоразумения после его отъезда из Франции? Я об этом ничего не знаю. Но могу сказать, что Vogt склонен к тщеславию, и у него целый ряд других недостатков, но могу свидетельствовать перед Богом, что он всеми силами борется сам с собой и всем сердцем стремится к благодатности. У него выдающиеся умственные способности. Я убежден в том, что если им правильно руководить, то ум его привыкнет к порядку, к смирению и к последовательному послушанию, после чего он станет добротным работником на поле Божием. Смею надеяться на то, что монахи и Св. Гора помогут ему в духовном восхождении. Стоит к этому приложить усилия. Поручаю Вам Vogt. Довершите в нем дело, которое было начато Богом. Прошу Ваших святых молитв. Благословите меня и примите мои заверения в том, что я смиренный слуга Иисуса Христа.

Я хорошо знаком с Вашей уважаемой матушкой Е. Г. и с Вашим братом Кириллом.

Иеромонах Лев Жилле¹²⁶

Всечестный отец Василий, Христос посреди нас!

Мне было в высшей степени неприятно, если бы мое долгое молчание Вы объяснили нежеланием отвечать Вам на Ваше письмо. Я Вас настолько уважаю, что такого невнимания не могу допустить. Я болен. Начал в Вашей обители, а конца не видно. Больше лежу. Ослабел. Думаю о серьезном с болью в голове. Пишу, скоро уставая. Но я все время волновался от невозможности ответить Вам. Простите, если письмо мое по изложению мыслей окажется бестолковым.

Об о. Иоанне Шаховском¹²⁷ я говорил, но с кем, сейчас не могу припомнить. Сказал я то, что думал и знал. О. Иоанн в Югославии вел себя непозволительно в отношении не только своих собратьев-священников, но и епископата в лице маститого, теперь покойного митрополита Антония, обвиняя его и духовенство в печатной брошюре, которую старательно распространял, в разных нравственных преступлениях в отношении вверенного им стада Христова. За долгие годы моей службы мне пришлось впервые подписать постановление Духовного суда о снятии с о. Иоанна сана и монашества, так как в упорном поношении своего архипастыря он оставался непреклонным, гордо заявляя: «Я клирик Вселенского Патриарха». И только когда ему было отказано в визе для бегства к Евлогию (канонического отпуска он не брал), так как он находится под судом, о. Иоанн бросился в Сремски Карловцы к митр. Антонию, прося у него прощения. Покойный снял с него осуждение и лишение сана и монашества, но оставил его под запрещением, дав канонский <так!> отпуск. Будучи под запрещением, он священнодействовал в церквах Зап. Европы. Через три года он возвратился в Югославию, был у митр. Антония. Что там произошло, я не интересовался, но о. Иоанн получил разрешение священнодействовать. Был у меня и говорил, что он понял, сколько глупостей он наделал три года тому назад. Я поверил его искренности теперь жалею. Пригласил его сослужить в нашей церкви, а от покойного митрополита имел письменное разрешение служить в русских церквах в Югославии. Служил ли он в текущем году, не знаю. В нашей церкви я разрешил ему служить. Формально он имеет право служить, после того как с него снято запрещение епископом, который назначил запрещение. Но есть друга сторона, очень щекотливая, не у нас, а на Св. Горе, Я говорил и о ней. Говорил в смысле своего недоумения. На Св. Горе остро стоит вопрос о новостильниках. Понятие «новостильник» распространяется и на тех, кто даже по обязанности молится о Константинопольском Патриархе, как своем архиерее. Положим, что тут кроется некоторая доля заблуждения, но как относиться к тем, кто по своей доброй воле ищет канонического общения с теми, кто вводит раскол и смуту во Св. Церкви. Митр. Евлогий и его клир, к которому принадлежит и о. Иоанн, в свое время гордо заявлявший: «Я клирик Вселенского Патриарха!» – сами искали общения с раскольниками, и когда в прошлом году владыке Евлогию предлагали освободиться от такого подчинения, он писал Конст. Патриарху, умоляя его не соглашаться на освобождение его патриаршей юрисдикции. Я высказывал мнение и теперь держусь его, что эта сторона в иерейской службе о. Иоанна может вызвать волнение в среде простецов‑иноков, которые, не мудрствуя лукаво, понимают факты и явления такими, какими они являются по своей природе. Я боюсь соблазна, а он мог быть. Так я долго думал на основании наблюдения и знакомства с мировоззрением не правителей обители, а простецов с которыми беседовал после ранних Литургий в своей келии.

Давать советы о том, разрешать ли о. Иоанну служить или нет, я не мог, т. к. считал и считаю себя не вправе вмешиваться в управление обителью. Это не в моем обычае. Я гость и только. Слушаю все, что мне говорят, а выводы делаю для себя. Мог в частной беседе поделиться и своими выводами, но этого не помню.

Да сохранит Вас Господь своими милостями. Простите меня грешного. Мог по неосторожности промолвиться, но не имел и не имею злобы или даже недоброжелательства к о. Иоанну, как и он, думаю, ко мне. По возвращении с Афона четыре раза был у меня, сидел подолгу, разделял трапезу, но я его не видел, т. к. он приходил в часы, когда у меня был доктор или я выходил из дома. Настоятель Крестовской келии сообщил мне, что о. Иоанн пробыл у них три дня и служил.

Прошу святых молитв.

С любовью о Христе

Ваш недостойный богомолец, прот. П. Беловидов¹²⁸

11/24 окт. 1936., Белград

25 марта 1951 г.

4, Marston Street, Oxford, England

Ваше Высокопреподобие, Досточтимый о. Игумен.

Прошу Вашего благословения иноку Вашей обители о. Василию Кривошеину на рукоположение в священный сан. С большими трудами мне удалось вызвать из Греции о. Василия для помощи мне в Дом святителя Николая в Оксфорд, в Англии, устроенный мною для представительства святого Православия в этом великом и ученом центре. Своим благочестием, ученостью и знаниями языков о. Василий является мне ценным сотрудником. Мне нужен, тем не менее, иеромонах.

Мне идет 76-ой год, и у меня разные, серьезные, недуги. Мне трудно служить церковные службы, а без них наш Дом св. Николая не оправдывает своего существования. Если бы о. Василий был рукоположен, то эта трудность бы исчезла. Кроме того, священство крайне необходимо для о. Василия в его служении здесь и в других отношениях. Я имею твердую уверенность, что о. Василий потрудится с пользой для укрепления и распространения св. Православия в этой стране. Предаю себя Вашим молитвам. Остаюсь Ваш сослужитель и собрат во Христе Иисусе.

Архимандрит Николай (Gibbes)

3 апреля 1951 г.

В ответ на Ваше письмо от 25 сего марта уведомляем, что на хиротонию о. Василия с нашей стороны не имеется препятствия, если он канонически является достойным. Очень рад, если он окажется хорошим Вам помощником в святом деле служения Церкви. Примите наши поздравления.....

Archimandrite JUSTIN

Monastery St. Panteleimon

Dafnm

Mount Athos

13/26 мая 1951 г.

4, Marston Street, Oxford, England

Ваше Высокопреподобие, Всечестнейший Отец Архимандрит Иустин, Воистину Воскресе!

Извещаю Вас настоящим письмом, что мною было получено своевременно Ваше письмо от 3 апреля 1951 года с уведомлением Вашим, что со стороны Русского на Афоне монастыря св. Пантелеимона не имеется никаких препятствий к рукоположению во иеромонахи собрата монастыря Вашего монаха о. Василия. Искренне благодарю Вас за данное Вами благословение на хиротонию о. Василия и за выражаемые Вами по сему поводу благие пожелания. Сообщаю Вам, что с благословения Высокопреосвященнейшего Николая, митрополита Крутицкого, о. Василий был рукоположен в нашей церкви св. Николая в Оксфорде Преосвященнейшим Иринеем, епископом Далматинским (Сербской Православной Церкви) 8/21 мая во иеродиаконы и 9/22 мая (день нашего храмового праздника св. Николая) во иеромонахи.

Испрашивая Ваших святых молитв, дабы новохиротонисованный иеромонах о. Василий стал бы с помощью Божией достойным священнослужителем Св. Православной Церкви и полезным мне помощником и сотрудником в храме св. Николая в Оксфорде, остаюсь Вашим сомолитвенником и сослужителем о Христе.

Архимандрит Николай (Gibbes)

Сербия

30 (17) VIII. 1939 г.

Дорогой отец Василий! Вы уже знаете от А. Карташева, что я собираюсь на Афон. Происходящие в Европе события расстроили уже достаточно основательно мои планы, я уехал из Парижа и там не задержался. В настоящую минуту я нахожусь у моей сестры в Сербии, но в ближайшие дни думаю пускаться в дальнейший путь. По совету А. В. Карташева, я писал Д.С. Пандазидису в Фессалонику, но ответа от него до сих пор не получил. Допуская, что он, может быть, отсутствует, я решился не дожидаться его ответа и в воскресенье 2 сентября я еду в Фессалоники, потом буду узнавать о пароходе и где надежнее будет переночевать, а потом уже и на Св. Гору, где я предполагаю пробыть месяц. Для меня будет большой радостью увидеть Вас и о. Софрония и .о. Ювеналия. С любовью приветствую Вас всех. Да благословит Вас Господь. Ваш архимандрит Кассиан (Безобразов)¹²⁹

P. S. Антон Владимирович Карташев говорил мне, что я могу помочь Вам с Вашей работой над диссертацией, которую Вы намерены написать для Бог. инст. С радостью сделаю все, что от меня зависит. На всякий случай везу (английский) учебник по Нов. Завету, который Вы могли бы использовать для работы во время моего пребывания на Св. Горе.

20 (7 янв.) 1940 г.

Коринф

Дорогой отец Василий. Как видите, я на Коринфе. Архиепископ был ласков, как никогда, но его первые слова были, что мне временно надо поселиться в другом месте, а впоследствии он мне снова устроит разрешение на Афон. Я ему намекнул о Вел. Посте, но он мне сказал что-то не очень определенное о Пасхе. Он даже сам выразил сожаление, что существующие условия не допускают иного выхода. Упоминал и о Вашем письме. О Коринфе он заговорил сам, и по его поручению формальному мне обещали продлить мое пребывание в Греции, а по возвращении моем из Коринфа устроить в одном из монастырей близ Афин, и снова дали 2000 др., велели по всякому делу и нужде обращаться к нему, говорить о своих нуждах... После всего этого я даже сомневаюсь, правильно ли я делал, что обращался и просил м. Евлогия писать ему. Впрочем, не знаю... Я и Вас просил (он, кстати, отзывался о Вас с величайшим пафосом), да толку от этих слов никакого. Сюда я приехал вчера на автобусе, чудная дорога, по самому берегу залива. Потом я прибыл в один из самых великолепных греческих монастырей, расположенных в живописном месте. На самом берегу моря и м. Мих. принимал меня очень ласково, устроил очень хорошо. Но я в некотором недоумении относительно будущего. О. Димитрий очень предубежденно относится и против провинциальных монастырей, а мне неловко слишком долго жить гостем. Пока, во всяком случае, я живу здесь и мне можно сюда писать. Путешествие (сюда) наше было благополучным и начиналось с Дафни. Полицейский начальник сам осмотрел мои книги, был очень любезен, потом морское путешествие (тур) было тоже приятным, потом пересадка, и мы приплыли на место на следующий день. Надо сказать, что мы много поездили по разным островам, посетили и совсем маленький, и на нем виделись с членами колонии, это своеобразные братства, живут тихо, изолированно, молятся, сами возделывают землю и питаются чем Бог посылает. С о. Димитрием два раза были и у траппистов, это совсем отдельный рассказ. Жалею, что в Афинах мы были очень мимолетно, слишком торопились все увидеть, а надо бы провести в этом городе несколько дней, а не 20 часов, но верю, что еще случай представится в будущем.

Во время моего путешествия, мне пришлось несколько раз рассказывать о Вас, были ученые монахи, которые слышали о Вашем труде о Максиме Исповеднике, уже не говоря о том, что многие читали Ваш труд о. св. Гр. Паламе, спрашивали, когда эти работы будут переведены на другие языки. Более того, многие говорили, что восхищаются таким русским монахом, как Вы, который столь глубоко проник в суть древних рукописей и так кропотливо их изучил.

Я вспоминал Вас, наши беседы <...>, который стал для меня родным домом... Как я мечтаю опять оказаться рядом с Вами, помогать Вам и молиться.

Передайте всем от меня низкий поклон, и храни Вас Господь!

С величайшим почтением и любовью о Христе,

Ваш архимандрит Кассиан Безобразов

<Б. д.>

Ваше Высокопреподобие, Глубокоувожаемой отец Василий.

Заочно земно Вам кланяюсь и прошу Вашего благословения и святых Ваших молитв. Простите, что осмеливаюсь беспокоить Вас, Глубокоуважаемой отец Василий, своим письмом, но скорбь и угнетенное состояние моей души, принуждает меня обратиться к Вам. Я живу в Эстонии, в Пюхтицком монастыре, уже 12-ый год. Уже одета в рясофор; мне 27 год, мое послушание на общей работе, когда куда благословят. Пою и читаю в церкви. Дома, в Печерах – мои родители, три брата и больная сестра, которая от рождения хворает, не ходит и не говорит, с ней часто случаются припадки, ей от сильной боли переломило руки и ноги. Ей уже 18 лет, а она не может себе даже мух отогнать, ее приходится с ложки кормить, и она никогда не говорила и не ходила. Я Вам не могу письменно описать подробно все ее страдания. Мама совсем с ней извелась, потому что она часто целыми ночами кричит на весь дом. В нашем доме есть квартиранты, и они жалуются отцу что, беспокоят ночами. Они и также доктор внушили отцу отправить сестренку мою в больницу идиотов. Мама очень не хочет и боится, что ее там отравят, потому что если родителям надоела и отягощаются, то кто же чужие будут терпеть такой ярый крик ночами. Между родителями получился скандал, папа возненавидел болящую сестренку и не терпит ее. Мама здоровьем совсем сдается и не может лечь, все через силу ходит и работает, так как больше некому, и отец ругается, что надо отправить. Года три назад сгорел наш дом в Печерах, и после пожара отец и мать хворают. Теперь, хотя и выстроили новый дом, но очень много долгу. И после пожара, когда очень хворала мама, отец особенно настаивал отправить сестренку. Теперь я не знаю, что у них там бывает, они мне про это больше не пишут, только сестренка еще у родителей. Кроме сестренки, дома живут младше ее два братишки – одному 12 год и другому 9 лет, а старший брат, которому 25 лет, тот в Невеле учится в художественной школе, ему тоже очень тяжело учиться, так как папа ему нисколько не может помочь на ученье, он сам и зарабатывает, и учится, а в столичном городе тяжело прожить. Простите дорогой батюшка, отец Василий, я, окаянная, часто уезжаю из монастыря помогать родителям, я о них страдаю. Пока я ездила в Печеры, там привязалась к послушникам, теперь о них думаю и переписываюсь с ними. Дорогой батюшка, я очень слабая на искушения, скоро привязываюсь, я как пришла в монастырь, так с первого года привязалась к одной монахине и десять лет ее страстно любила, и позволяли себе страстные прикосновения, и другую любила, когда жила в подворье в Невеле, и с той всячески грешила. А теперь на третию враг нагоняет искушения, а с первой живу вместе и теперь с ней ругаюсь. Дорогой батюшка, отец Василий, сейчас у меня плохие годы, ко мне приходят всякие плохие помыслы, и ночью всякие страшные сны вижу. Я очень страстная и невоздержанная, и нету у меня борьбы. Я боюсь за себя, что мне будет неужить в монастыре, если я сильно полюблю мужчину. А я пришла в монастырь с 15 лет, и мне очень жаль монастыря, и я хотела бы до смерти ужить и умереть инокиней. Хотя у меня потеряно девство, но все-таки я хотела бы не лишиться иночесной жизни. Я боюсь, что Матерь Божия выгонит меня за мою нерадивую жизнь. Я очень дерзкая и нетерпеливая, спорливая и непослушная, многие старшие монахини плакали <из->за меня, <от> моих оскорбительных слов. Стариц я своих не боюсь и часто с ними ругаюсь, много я грешу осуждением и много трещу и сплетничаю своим окаянным языком. Меня в монастыре трещеткой зовут, много я грехов делаю. Я всем надоевши и пустословием, и раздражением на послушании. Невозможно мне всего своего окаянного жития описать. Помолитесь за меня, чтобы мне положить начало спасения и каким-нибудь судьбам Господь спас меня, паче всех грешнейшую. Мое имя – грешная Мария.

Помолитесь и за моих родных, родителей имена – Симеон и Анна, сестренка больная – Таисия, старший брат – Виктор и млад. – Владимир и Николай. Простите меня, что я вас затружду своим письмом. Пожалуйста, поскорее ответьте мне. Не оставьте святых молитв и ответа.

22/II/1935 нов. ст.

Дорогой Батюшка, Отец Василий!

Из последнего письма о. Софрония я вижу, что состояние его здоровья очень плохое. Предполагаю, что перетрудился он. И хотя, может, и глупо это, ибо Вы всегда близ него, и знаете все о нем, и всегда имеете возможность поддержать его с любовью словом и делом, а я ничего не знаю и не могу. Но именно потому, что чувствую полное свое бессилие и очень, и очень мне жаль о. Софрония, я и хочу просить Вас: Батюшка, пожалуйста, прошу Вас, сделайте все, что можно, ему: словом ли утешения, соболезнованием ли, делом ли каким.

Знаю, что ближе Вы к о. Софронию, чем я, и глупо это просить, но все же хочется как-то помочь ему. Вы, как всегда, заняты по послушанию, и мало у Вас времени, чтобы навестить его и побеседовать с ним. Но вот, дорогой Батюшка, как урывали Вы время для меня, когда я был у Вас, заходили и утешали, так и теперь, сделайте, что возможно, прошу очень Вас. Нельзя ли из Салоник выписать ему какие-нибудь патентованные лекарства от сердца, теперь их так много на разные случаи, у меня их мама принимала, но надо бы знать, что именно случилось с сердцем. Изыщите все, что возможно, прошу Вас.

Я по-старому; хожу в церковь, занимаюсь, сейчас здесь эпидемия гриппа, мне только сегодня получше, а было очень тяжко несколько дней. Как и что у вас? Есть ли новые порядки? Скончался ли <кто из>¹³⁰ знаемых мною? Поклон всем, кто помнит меня. <Если письмо> это уже не застанет в живых о. Софрония, вскрой<те...> напишите. <...> впредь если случится что, известите скорее меня. <.> очень трудная, и если бы не поддержка (духовная), не <.>их сил. 5-го марта нов. ст. экзамен – Библейская <история и архео>логия. (Уже сдал русский яз. и историю религий.) <...>-нибудь еще?

Не забывайте меня, простите и молитесь.

Ваш грешный Роман С.¹³¹

12‑IV‒1935 нов. ст. г. Белград

Дорогой Батюшка, Отец Василий!

Поздравляя Вас с наступающими вскоре днями Светлого Воскресения Христова, шлю через Вас письмо для о. Софрония. Делаю так, чтобы избавить его от лишних нареканий (за переписку). У меня все по-старому. В марте выдержал еще 1 экзамен – всего 3-ий: библ. история и археология. Получил сейчас небольшую стипендию – 150 дин., это кроме обеда и общежития. Когда будет времечко, напишите, что есть нового у вас в монастыре и на Афоне, и вообще. Мое время распределяется так: университет, церковь, общежитие (обед, сон, занятия) или путь между этими 3-мя пунктами (все в разных почти концах города). С обстановкой общежития почти свыкся. Страсть философии (паче жизни) по-прежнему очень мучит меня, и из-за нее разбрасываюсь в занятиях, наверное, теряю время и силы. Не забывайте меня в своих молитвах.

Ваш грешный Роман

Кланяйтесь Батюшке отцу Мисаилу, отцу Иосифу (библиотекарю) и отцу Силуану. Что брат Михаил (Мих. Ив. Демьянов)? Я о нем с осени 1933 года не имею известий, где он? Здоров ли?

Приписка сверху, перед началом письма: Желаю Вам и батюшке о. Софронию вскоре радоваться тою радостию Воскресения Христова, о которой читается в слове в ту ночь.

14/27‑VI‒1935.

Батюшка, Отец Василий дорогой!

Вот уже третье лето, как я в последний раз видел Вас. В этом месяце (на днях) сдал еще два экзамена (апологетику и историю переводов и канона Св. Письма Ст. Завета), написал семинар (т. е. реферат) из апологетики: «Отношение св. ап. Павла к науке» («Однос св. ап. Павла к науци»), положил много труда и усилий. Всего, значит, уже сдано 5 экзаменов мною. Но очень мне трудно дается (т. е. не сами предметы, по содержанию, но усвоение по-сербски и подготовка по-сербски, а реферат с русского мне почти весь перевели другие студенты). По поводу этого и всего вообще пережитого мною за это время, после отъезда от вас, хочется мне нечто сказать Вам и спросить в связи с последним Вашим письмом мне (весной прошл. года). В письме том Вы говорили, что есть истинное богословие (в связи с моим поступлением на богосл. фак-т), но что и книжное изучение богословия если идет рука об руку с церковною, духовною жизнью, много может дать. В правильности этого я в известной мере убедился. Очень многое мне разъяснили богословские науки, что было полным мраком непонимания для меня, когда я был у вас, на многое открыли глаза – с помощью посещения церковных служб.

Но вот в чем мое недоумение: каково отношение умственного труда, умственного воспринятия сведений (знаний) к монашескому, аскетическому деланию (особенно в смысле того, что говорится в гл. 26б) и в «Невидимой брани» Никодима Святогорца» (стр. 114‒115), часть I) и борьбе с помыслами. Знаю, что вы сами в начале Вашего монашества с о. Софронием изучали греческий язык на Карее, но, наверно, и ныне часто, по роду своего послушания, имеете дело с этим (говорю про напряженный умственный труд) и могли бы мне нечто по этому поводу сказать.

Для меня лично это является тяжелою мукой (но не в смысле утомления только ума, головы, но) напряжением и подвигом (сказал бы) всего духа, отчасти подобным прислуживанию в церкви за Литургией, когда душа моя наполняется смущающими мыслями, страхами (боязнями) и жестокими мучениями – стремления к сосредоточению, миру и покою, молитве и их полной недостижимости. Так и здесь (когда занимаюсь, готовлюсь к экзаменам) – успокоение души и совести в труде чередуется с рассеянием внимания по строчкам и буквам и через них воспоминаниям всевозможным, представлениям и беспокойным мыслям, пытки, от которой тщетно пытается освободиться душа. Это так затрудняет занятия (т. е. уразумение смысла книги, изучение предмета), часто приводило меня в отчаяние прямо и заставляло сомневаться: нет ли во мне какой-нибудь (душевной или умственной) неправильности.

Помнится мне, что еще в бытность мою у вас, я осторожно вопросил Вас про нечто подобное, и Вы тогда ответили нечто вроде того что «не надо смотреть на строчки и буквы слишком внимательно и сосредоточенно», и я чувствовал, что Вы не очень хорошо понимаете меня и не знаете, затрудняетесь, что мне посоветовать, как объяснить.

И еще вопрос: если существенно умственный труд (поучения книжного богословия) ничем не отличается от труда простого «неученого» монаха, труда умной молитвы (ибо что если и дает книжное богословие душе, то несомненно – только через Церковь и духовную жизнь), то к чему он тогда? Т. е. я не хочу сказать, что он (труд книжного изучения) вреден или недостоин, нет, но что он, как собственно таковой, сам по себе – ничто, одинаков со всяким иным трудом человека (духа и тела вместе), т. е. трудом простого монаха.

И еще: что значит в одном из псалмов: «яко не познах книжная»?

Остальное все слава Богу. Пока получаю стипендию 150 дин. в месяц, это, конечно, не хватает, но пока еще есть кое-что из вещиц мамы, свожу концы с концами и имею все. Прошу Вас и впредь не забывать меня в своих молитвах, кланяйтесь отцу Силуану. Остаюсь всегда Ваш

Роман Стрижков

21‑XI/4‑XII 1935. Белград

Дорогой Батюшка Отец Василий!

Отец Эдгар производит на меня своим душевным устроением (сколько я вообще могу об этом судить) очень хорошее впечатление. Несмотря на все горестное, что он знает о православии, он, по-моему, вернулся с Афона не в худшем, если не в лучшем настроении. Опечалило меня только немного то обстоятельство, что я обманулся в своих надеждах на Вас: ведь в 1932 году, когда я с Вами говорил, Вы вполне были не согласны с поступком м. Сергия, и я считал себя единомысленным в этом с Вами именно. Это было для меня большою неожиданностью. Но писать еще об этом я больше не имею сил. Все, что я думаю, я изложил о. Софронию во многих письмах.

Читали ли Вы книгу: Михаил, священник. «Положение Церкви в Советской России». Иерусалим 1931?¹³² Там сказано все. Выписки я послал о. Софронию. Неужели Вы ничего не замечаете в книге: «Мой ответ» м. Елевферия, особенно стр. 61‒70? Неужели находите ее верной?

И из другой области: о. Эдгар сказал мне: «о. Феодосий (на Каруле) считает м. Антония еретиком, и о. Софроний, и о. Василий думают так же, как и он». Больно мне было это слышать.

Нет ли каких изменений в лучшую сторону в положении рус. монахов на Афоне с возвращения Короля? Не будете ли его просить, чтобы сделал свободным посещение Афона и поступление новых монахов?

Я, слава Богу, хорошо. Осенью сдал философию и психологию. Время быстро проходит, ни на что как-то нет времени. Изучаю сейчас книгу по догматике: Евгений Аквилонов. «Церковь». СПб., 1894 г. Не забывайте меня в Ваших молитвах. Простите. Я думаю, что недоразумения эти вторичной важности.

Ваш Роман

P. S. Отец Эдгар говорил мне, что Вы читали интересную книгу о Всел. Соборах. Со своей стороны я и сам знаю, что Вы много читаете. Не могли бы Вы составить для меня список наиболее, по Вашему мнению, важных книг, прочитанных Вами за все это время, относящихся к уяснению догмата о Церкви? Быть может, Вы как-нибудь прислали бы его мне его сами или через о. Софрония.

P. S. P. S. Я узнал, что о. Константин опять у вас. Каково его состояние? Я без страха не могу вспоминать о нем. Кланяйтесь батюшке отцу Силуану, скажите, что прошу его молитв и что видел фотографию у о. Эдгара (на балкончике).

27 марта / 9 апреля 1938 г.

Дорогой Батюшка Отец Василий!

Получил Ваше обстоятельное письмо, спешу сделать несколько замечаний и поправок к тем моим нескольким, наспех и неряшливо написанным фразам, за которые (т. е. за их неряшливость, неточность и грубость) мне стыдно перед Вами и которые во многом дали повод Вам сделать выводы, совершенно не соответствующие действительности (о моем расположении рел.-фил.; знаниях богословия и настроении).

1) Прежде всего: я не имел в виду «возражать» как-то Вам: я поспешил, хотел (едва просмотрев Вашу статью, трудную во многом для моего понимания) только от Вас директно получить ответ на некот. вопросы, не умея вывести ответ сам, уяснить (что ныне вполне и достиг). Но после того я еще читал ее, и многое гораздо более уяснилось. Только смысл фразы: «итак... так что естество или существо (природа) Божества не заключается в троичности Лиц» (цитирую по памяти, но смысл точен) – не ясен, т. к. мне кажется, что можно сказать: «естество (природа / существо) Бога заключается в «сверхъестественном, надприродном единстве Трех Лиц». Точен ли перевод, и какой смысл той первой фразы (не помню, в кавычках ли Вы ее приводите или нет)? Ибо если вторая фраза приемлема, то и первую можно сказать, понимая в данном смысле: т. е. «природа Божества скрыта в единстве трех Лиц, в троичности Лиц». Это только еще раз убеждает, насколько условны формулы словесные и насколько важнее исповедание чистотою жизни правых догматов (иначе как и узнать: право ли их человек понимает?). Для меня это первый (единственный) критерий правых догматов: жизнь христианская в человеке, который богословствует (иначе: и правильно выражая в словах, он может криво их понимать и переживать внутри себя: но это откроется в делах, во всем облике его жизненном как человека. Ибо и Господь наш прежде явил Себя в Лице Богочеловека, а после в Себе, т. е. из Себя раскрыл для человеков сокровище слова и мудрости Божией и истины Богословия).

2) Батюшка! Зачем Вы обращаетесь со мною, как со взрослым человеком? Ведь я еще мальчишка, не имеющий никакого богословского основательного образования, никакой эрудиции, ничего святоотеческого в подлиннике не читавший (а только в цитатах из десятых рук): разве можно такого собеседника принимать всерьез? Скажу открыто: во всех богословских вещах, я, кроме указанного выше критерия, руковожусь: 1) доверием Церкви; 2) своим внутренним чутьем (т. е. процеживаю данный вопрос через свой ум и сердце) – с большою, впрочем, осторожностью; но т. к. жизнь моя не христианская (т. е. нравственно не живу, как заповедал Господь) и грешная, то мало что из догматов (о истине их) свидетельствовал мне Господь уверением в сердце («наследовах свидения твоя во век, яко радование сердца моего суть» – Пс. 118). А поэтому рассуждений о вопросах, превосходящих мой разум, предпочитаю уклоняться. Т. е.: никаких «распространенных в рус. правосл. среде течений» не разделяю (а тем более не являюсь их представителем) и знать не желаю: св. Григория Паламу чту как святого Церкви и богослова (и вообще все, что приемлет Церковь, и я приемлю). Но учение его не вполне понимаю (а особенно еще меньше понимал, когда Вам писал) за недостатком возможности самому в своем духовном опыте пережить (проверить) излагаемое им.

А в таких случаях легко перейти свою меру сил, и получится пустословие, казуистика, софистика, пустое философствование, лишенное содержания, силы реальной, благодатного света и смысла (т. е. не открывающее новых глубин истины, а след и небогословие).

Но о прав. святых, как св. Григорий, разбиравших эти вопросы, думаю, что они были высоки умом просвещенным от Бога за чистоту их жизни, хотя думаю еще и то, что преп. Серафим Саровский, «убогий Серафим» – «святой простяк» православия, в своих богословских познаниях (в ведении, зрении Бога) в тайнах своей души, не уступает Св. Отцам византийских времен, которые были понуждаемы в борьбе с ересями к словесному выражению Таин богословия на бумаге. Но сущность и сила здесь одна; и не думаю, чтобы Православная Церковь могла что-либо «утерять» из разумения богословских истин «византийских» времен. Но Бог вновь и вновь открывает эти истины всякому (но и только) чистому сердцу.

Потому я сам, не чувствуя в себе силы ума и духа, избегаю пускаться в разбирание богосл. вопросов, не чувствуя в них твердого (внутреннего) основания, чувствую это для себя бесполезным и даже ненужным (слово, смутившее Вас в письме), а искусственно силу себе в этом не создашь, но когда Бог Сам дарует ее человеку. Иначе: «попытка с негодными средствами». Я считаю и больше: что и наследственно трудно это правильно принять от Св. Отцов (не имея силы Божией в себе), а потому не боюсь потерять, как бы «не ценю» это наследство... пренебрегаю. …но не по высокомерию, не по презрению. …а по доверию к Богу.

Не хочу (и не могу) забегать вперед. Выше себя не прыгнешь, но объективной истины святоотеческого богословия – не умаляю.

3) Не знаю, что Вы подразумеваете под «нравственным монизмом», который приписываете и блаж. митр. Антонию.

Я никаких «ярлыков», никаких направлений душой не принимаю ни с чьей стороны. Но если под «нр. мон.» понимать, что чистая нравственная жизнь является необходимым условием и сопутником познания догматов (и нравственный характер всех догматов), то, мне кажется, что это несомненно.

4) Отец Василий! Побойтесь Бога! Где вл. Антоний отрицал первородный грех и объективный смысл искупления? Зачем эта намеренная неточность (неверность) в таком важном обвинении? Он: а) попытался раскрыть психологическую сторону страданий Христовых и процесса искупления, прежде мало затрагиваемую (и сам подчеркивал, что говорит об этой стороне только, оставляя в стороне остальное, уже хорошо разработанное). Такая неточность с Вашей стороны может быть только предумышленною; б) высказал одну свою мысль о первор. грехе в связи с Предвидением Божиим, ради попытки некотор. его уяснения, м. б., эта мысль и неудачна, во всяком случае, она недостаточна, неполна. Но она не еретична, не является еще отрицанием догмата о перв. грехе (наследственном). Даже несколько дополняет, помогает уяснению, вместе с существующими уже объяснениями этой великой тайны, трудно поддающейся нашему разумению – указанием на Всевидение и Предвидение и Всемогущество Божие (не отнимающее свободы воли и естественной наследственности). Но он (м. Антоний) только и дал эту мысль, а никогда и не настаивал, что она все исчерпывает (что было бы отрицанием догматов). Прочитайте сами внимательно «Догмат искупления», узнайте ближе весь облик м. Антония по всем его сочинениям, и тогда скажите, можно ли возводить на него такие обвинения. А я лично знал совсем немного его. Но снова повторю: никаких «течений» и «авторитетов» я не принимаю, а верю людям только чистой жизни и опыту меры своих сил и разума, как Бог даст (усваивание, процеживание чужих мыслей через себя). Идолов себе не делаю «яко помышление человеческое исповестся Тебе: и останок помышления празднует Ти» (Пс.75).

5) Менее всего уделяю внимания «полемике» с различн. заблуждениями и книг о. Булгакова не брал в руки (и Флоренского); пока последнего, независимо от моей воли, мне не было указано прочесть для моей святосавской работы. Случайно тут и Ваша статья пришлась в это время (потому спросил Вас о софианстве). Из «Столпа и утв. истины» Флоренского я сделал себе целую тетрадь понравившихся выписок; много, очень много верного и интересного в этой книге, и даже б. м., и ценного... но в целом никому бы ее не рекомендовал, т. к. истина в ней повсюду почти перемешана с ошибками, оригинальными толкованиями, собственными измышлениями, а главное – общее настроение: дух и фон книги – змея в цветах. Потому я и называю ее гнусной: нельзя не чисто толковать слово Божие, гнусно это и вредно (но автора не осуждаю). Чтобы яснее понять меня, попросите о. Софрония прочесть Вам мое письмо ему об этой книге, там я подробно разбирал все худое и хорошее, а главное, тогда поймете, из каких оснований исходят мои осуждения о ней (и о авторе): злобны ли они или фанатичны. Пожалуйста, попросите его прочесть, Батюшка дорогой.

6) Продолжаю. А я люблю недоучек – сотрудников «Святой Земли». Там иногда бывают хорошие статьи-заметки: простые, целостные и ясные. Правда, ведь и я сам недоучка и просто невежда.

Книга архиеп. Серафима (Соболева), по-моему, много имеет ценного, хотя и в «школьном» изложении; ценна эрудиция святоотеческая; особенно еще две последних (небольших) книжки его об этом же. Не хватает только «психологии» этой ереси, т. е. указания, откуда, из какого нравств. состояния она происходит; но там приводится об этом хорошая выдержка из проф. Арсеньева (хотя и краткая). Есть там и о значении св. Григория Паламы, его учения, в опровержение ее.

7) Относительно термина «энергии» я соглашаюсь с Вами.

8) Не слишком ли Вы мягки к «софианству»? Не помните ли разве его нравственное действие на людей («отец» Константин Гешефтери)? «По плодам их узнаете их». А мне лично нестерпимо ненавистна (не соблазнитесь!) ложь и скверна в сердце богословия о Истине: о Божией Матери, о св. Троице, о человеке, о Христе Спасителе. «Проповедующие слово Божие нечисто»... «женское начало»... «София, Великое, женственное Существо», сентиментально ложный образ пр. Иоанна Предтечи, «друга Жениха»... «ангельское существо Иоанна Предтечи» ... «духовная любовь»... Можно простить всякий личный грех (и Господь да спасет всякого падшего!): разбойника, убийцу, насильника, порочного. – покаянием смывается всякий грех. Но ложь, внесенную в Истину, нельзя терпеть, нельзя оправдать, нельзя «примирить». «Нет общения света со тьмою». Тут нет пощады, пока не истребится ложь. А потому: «чистые сердцем Бога узрят», а те, кто нечисто учит о Боге ‑ прочь от богословия (или: всенародно кайся и откажись, истреби написанное и уйди в частную жизнь хоть на время).

Нельзя в ложной и лживой системе, полной духа гностицизма, находить «долю истины», «верные стороны» и «исправлять» ее. А за личные «дух. благодеяния» Бога можно непрестанно молить о спасении того ч-ка, как и всех людей.

9) Деятели «карловацкого толка» (не знаю, кто именно?) и мне не все здесь симпатичны лично, но это еще не причина чуждаться их. Канонически «карловацкая», а вернее, Всезарубежная Рус. Церковь висит в воздухе, а по правде Божией, думаю, твердо стоит. Не гордость, не честолюбие отделили ее от Матери-Церкви, а граница большевизма и отступление (не сужу его лично) м. Сергия от верности правде.

Книга о. Михаила Польского Вам не нравится, но в ней-то и видно, как, не отступая от канонов, можно отступить от правды (неужели он всю эту картину придумал, солгал?).

А «блудницей», хоть это и резко, думаю, назвал он не ради поношения, а ради ужаса Истины. Сам он говорит о себе: «если бы не убежал, а там остался, верно и сам поступил бы, как они; но потому-то и не могу молчать: как там тонко и умело порабощают людей лжи».

А Ваше негодование на него, думаю, безосновательно... и наивно (простите!). Разве в этом здесь дело!?

* * *

Если Богу будет угодно, Он приведет нас еще и лично беседовать; впрочем, я чувствую себя слишком маленьким и неосновательным; я ведь святоотеческую литературу не знаю, ничего почти не читал. Простите за все.

Ваш Роман

* * *

Если будет можно и если захотите, дайте прочесть это письмо о. Софронию, а потом, если не будет нужно, при случае уничтожьте. Спасибо Вам за все, не забывайте. Ваш Роман

3 июля /16 июля 1938 г.

<Письмо без начала и адресовано, по-видимому, о. Софронию (Сахарову). – Сост.>

Я признаю, что Вы совершенно правы, указывая мне на первенственное значение догмата сравнительно с чистотою нравственной жизни – как критерия догматической истины – в смысле опасности проверки догматов своею личною, духовною жизнью (и признаю, что я несколько упускал это из вида), но признаю ― обосновываю это с некоторою оговоркою, весьма, по-моему, существенною (которую, впрочем, думаю, примете и Вы), и не прихожу к тем выводам, к каким приходите Вы (о невозможности, напр., указать нравственного вреда filioque): здесь нечто имею Вам возразить.

Личность (субъект) человека есть микрокосмос, вмещающий потенциально в своем разумном духе весь мир – макрокосмос – а через посредство и того и другого ‑ в неслитном единстве их – объект своего познания и бытия – Бога Непостижимого. «Объективное» и «субъективное» в мире существует в нераздельном, но и неслитном единстве (Бог и человек существуют – во Христе – неслитно и нераздельно, непреложно и неизменно; есть Истина Божия и истинность человеческого сердца: «истина от земли возсия, и правда с небесе приниче» (Пс.84:11‒12); есть «всякая» правда: правда человеческая и Правда Божия: «надлежит бо нам исполнить всякую правду» (Мф.); есть объективная истина спасения мира – искупления сыном Божиим и истина субъективная – спасение отдельной человеческой души участием ее свободно ‑ разумной воли).

Эта Истина только у Вселенской Церкви Христовой (Православной) сохраняется и проникает во все Ее учение во всех отдельных частях, потому, что только Она и сама существует в таком единстве с Богом во Христе, через Христа ‑ как Его Тело.

Потому догмат есть первое, что: «не вы Меня избрали, но Я вас избрал» (Иоанн 15:16); «шедше научите вся языки» (Мф.28), ибо «как слышать без проповедующего? как идти, не будучи понимающим?» (Кор.), «един у вас Учитель-Христос» (Мф.). Потому следует считать догмат первым (важнейшим), что: «Господь меня недостойного избирает, просвещает, мне открывает», а не «я нахожу Бога, я избираю, я познаю», а усвоение, принятие в себя человеком слова Божия – вторым.

Однако, по той причине, что всякую объективную истину слова Божия человек в конце концов всегда воспринимает через себя, свою душу, свою волю, свой разум и нравственное чувство, следует признать, что в процессе духовного познания усвоение объективной Истины – субъективная истинность человека – играет решающую роль единственного критерия: «кто от истины, тот слушает голоса моего», «сатана не устоял во Истине, ибо нет истины в нем», «блаженны чистые сердцем, яко ти Бога узрят» (Мф.), ибо они только могут стать причастны «той святости, без, которой никто не увидит Бога» (Кор.), а «для скверных же и нечистых нет ничего чистого, ибо осквернены сердце и совесть их». Потому к этому единственному критерию, как судие, познавателю правды и лжи, обращался и Сам Спаситель для решения истины: «по плодам их узнаете их» (лжепророков) (Мф.7:16), через опыт и плоды собственной внутренней жизни.

Но следует потому еще признавать догмат первым, что хотя в процессе усвоения догматической истины, последняя становится для человека откровением только после предварительного нравственного очищения сердца, но и само очищение сердца тоже бывает от Бога (не без его помощи) и само уже есть догмат о благодати Божией, обходящей сердца людей: «Се стою при дверях и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду и буду вечерять с ним и он со Мною» (Откр.). Сравн.: «Ищите – и обрящете; стучите – и отверзут вам» (Мф.). Иначе говоря, нравственная сущность догмата о первенственном значении догмата есть вера, доверие, любовь, послушание через Церковь Богу и Его Слову – в смирении и простоте сердца, без высокомудрия и пагубной гордости: «сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» (пс.50), именно оно-то только и способно привлечь всесильную и спасительную благодать Божию; «Пленяем всякое помышление в послушание Христу» (2Кор.10:5) – это есть первая твердая ступень веры ко спасению, это есть то настроение «веры, действующей любовью» (Гал.5:6), ибо: «аще не уверите, ниже имате разумети» (Ио.7:9), которому открывается видение Таин Богословия. На основании всего сказанного можно сказать, что вне Церкви, во всяком «инославии» какой угодно конгрегации, конфессии, «церкви», этого неслиянного единства ― нераздельного двойства во Христе и со Христом и не может быть.

Действительно, во всех отдельных частях их догматики, этой гармонии, «неслитного единства» объективного и субъективного и нету. В них разделяется то, что по природе неделимо, и смешивается то, что по природе является противоположным, различным, что существует наравне (параллельно) и не может быть одним и тем же (Бог и человек, Премудрость Бога и разум человека, объективное и субъективное, Истина Бога и праведность души человека). И на этом же основании человеку, живущему в Церкви, является возможным и необходимым при изучении ложных учений (нецерковных), в общем и в частностях, как критерием истины руководствоваться мерою своего опыта и познания духовной жизни Церкви и в Церкви, которая есть в различной мере осуществляемое упразднение своего ума и стяжание «ума Христова» по слову Апостола: «а мы имеем ум Христов» (1Кор.2:16), ибо «пленяем всякое помышление в послушание Христу» (2Кор.10:5).

А при этом самою характерною чертою истинного церковного учения, как критерия истины, для него постоянно будет являться нравственная сущность и смысл каждого догмата и его созидательное моральное действие на душу (психологически) и высшее единство всех догматов – в единстве Христа и Церкви Его, в Духе Святом, которым живет и дышит Церковь в каждом слове своего учения. Потому он будет каждую доктрину, каждое положение тех, кто вне Церкви, «процеживать гл. образом с точки зрения морально-догматического влияния его на душу¹³³ (психологически-нравственно) – созидает ли оно или разоряет высшее единство души с Богом во Христе (и всеми людьми: «да будет Бог всяческая во всех» – единство нераздельное и неслиянное, непреложное и неизменное¹³⁴).

Разве это не есть путь распознавания истины и лжи, указанный самим Христом: «по плодам их узнаете их» – лжеучителей и дух их учений: «испытуйте духи, от Бога ли суть: мнози бо лжепророцы явишася в мир» (1Ин.4:1); «все испытуйте, хорошего держитесь» (ап. Павел ‑ 1Фес.5:21) Только не надо переоценивать меры своих сил духовных, а «опасность» для души бывает и от горсти мусора, валяющегося на полу (и еще какая!).

А все инославие можно характеризовать словами: «разрушенное единство и смешанное (слитое) двойство» – уничтоженное двуединство христовой природы, а в нем разрушение Церкви и Пресв. Троицы¹³⁵ и искажение понятие Бога (в целых системах учения и во всех частностях) – это есть дух антихристианства (1Ин.4:3) и безбожия. Конечно, в различной силе в разных конфессиях и сектах.

Изменив Вашу фразу, я бы сказал так: «Жизнь наша нуждается в постоянной проверке ее догматами, но и догматы (хотя сами и не нуждаются в проверке), требуют от нас усвоения разумного чистотою жизни». И это одно с другим так связано, что нельзя сказать, что чему предшествует – вернее, что следует вместе (хотя главнее и правильнее считать догмат, который, впрочем, и есть очищение сердца).

На основании многих размышлений и вдумчивого чтения и истории религии, и истории философии, и догматики, и нравственного богословия, и обличительного богословия в особенности, я пришел к заключению, что каждый догмат и каждое положение вероучения можно объяснить, вернее разъяснить его нравственный смысл и нравственную сущность, в известной и различной для каждого вопроса мере – по причине теснейшей связанности всего в высшем единстве Богопознания и бытия, так что даже «главного» и «второстепенного» там, в учении, строго говоря, нет. Все одинаково важно, все составляет нераздельное единство. Я далек от того, чтобы пытаться всецело, рационально-нравственно, объяснить догматы, но, напротив, такая точка зрения открывает беспредельный простор понимания, все более глубокого усвоения – без конца. Напр.:

1) Догмат единства Бога имеет глубочайший нравственный смысл: потому многобожие произошло и сопутствует рука об руку с падшей нравственностью ч-ка. Причем внутреннее многобожие еще более сильно сковывает втайне и берет души христиан. Страсти, пристрастия, блуд телесный и мысленный (блуждание мыслей по внешностям земных предметов), лукавство, гордость и отступление от Бога – вот причина многобожия и исторического идолопоклоничества внешнего: это с необыкнов. ясностью раскрывается в процессе падения первого человека (кн. Бытия) и толковании этого места блаж. Августином. Есть об этом и в «Апологетике вероучения» П. Я. Светлова.

2) Лжеучение, кроющееся в filioque, имеет страшно разрушительную силу (кроме того, что есть исторически – отступление от Церкви – нарушение нравственной основы догмата о Церкви: не соборным самовольным внесением в Символ Веры) – безбожную и антинравственную, ибо разрушает Св. Троицу (догмат, на основании которого существует вся нравственность – любовь Христова: «да будут все едино якоже и мы» (Иоанн); «Бог есть любовь» (1 Иоанн 1:4). Об этом см. в книге Патр. Фотия против filioque «О тайне Св. Духа», книге, сильнейшей по аргументации (я-то, конечно, не читал подлинника).

Сущность этой книги: римокатолики разделяют Св. Духа так, что Лицо Св. Духа должно являться двуликим, вводят два начала, диархию, разрушают единство Пресв. Троицы, уничтожают христианское понятие о Боге. Разве может это не быть пагубно и нравственно? (При этом смешивают «личные свойства Св. Лиц между собою и с существом Божиим; вечное исхождение Св. Духа от Отца как тайну внутри Божеств. жизни ‑ с действием в мире Св. Лиц Пресв. Троицы – всегда общим всем Трем Лицам¹³⁶: т. е. с временным явлением Его в мир через Сына; вносят вовнутрь жизни Божества черты, взятые из материального мира¹³⁷: Сын рождается «прежде», а Дух Св. исходит «после» – соображения человеческого разума выдают за истину.

Если все эти соображения не имеют в себе грубой ошибки, то нельзя ли сказать следующее: если в учено-богословских сочинениях действительно доныне не было принято подробно и во всех частностях объективно-психологически рассматривать связь догматических заблуждений с нравственными, как взаимных следствий одного и другого, то будет ли ошибкой это делать? По-моему, нет, даже наоборот: это во многом может оживить и углубить понимание вещей, которые без этого часто сводятся к сухому формальному доказательству истинности или ошибочности разбираемого догмата или мнения (мертвой букве, которая по семинарским учебникам просто выучивается наизусть).

Вы хотите, чтобы я был к заблуждающимся «до последнего предела благожелателен»; не есть ли этот «последний предел»: из любви к истине показать людям принципиальную ошибку и зло их учения – признавая, что и среди них могут быть люди, которых души может и не повредить это зло, ибо они могут его и не заметить даже, т. к. «для чистых все чисто»; и наоборот, что и в Церкви могут быть люди, понимающие внутри себя «слово Божие нечисто» – по-своему, по-греховному, будучи ослеплены страстями житейскими и похотями?

Поклон земной о. Силуану. Не знаю, получил ли о. Василий мое последнее большое письмо (а хотел бы знать). Поклон и ему (не помню, отдельно или через Вас я ему посылал, и заказным ли?). Батюшка, Вы опять умолчали на вопросы последнего письма к Вам; впрочем, я не настаиваю; «и останок помышления празднует Ти» (Пс.).

О. Кирика здесь сейчас нет. Он в рус. госпитале в Панчеве, т. к. те у кого он живет, уехали на лето и не на кого было его ставить. Точно не знаю о его состоянии. Может, побываю.

Отныне буду писать простыми письмами, но о более важных из них хотелось бы вскоре узнавать – получены ли они Вами, чтобы иначе написать снова (или быть уверенным в получении Вами). Если усматриваете ошибки, напишите, т. к. это все пойдет в сочинение (и мне нужно для души).

Мария Романовна хотела бы Вам написать (если сможет).

Не оставляйте меня, дорогой Батюшка! До нового мысленного свидания!

Ваш Роман

Батюшка, добавлю, впрочем, еще раз, что, конечно, я переоцениваю свои умственные силы и свою проницательность и что, конечно, моя любовь к ничтожному богословию (особенно писать самому) не вполне свободна от самодовольства («какой-де я умный»), и что, конечно, лучше бы если бы все мои силы шли на учение искусству жить – не раздражать и не раздражаться... но это мне трудно удается, вернее, и не удается, вовсе не удается.

* Про Свое учение Он сказал: «Кто хочет творить волю Пославшего меня, тот сам узнает, от Бога ли оно, или Я вам от Себя говорю» (Иоанн) – вот указание на проверку догматов опытом собственной духовной жизни» – догмата о св. Троице (Им открытого), заблуждение filioque и всякого другого де<...>.

** «Правосл. богосл. энциклопедия» А. П. Лопухина. Петроград, 1900. Т. II: «...мы необходимо мыслим бытие собственное («я») и вышнего мира (соотносимого к этому «я»). Определяя себя как элемент последнего, мы находим в нем другие элементы, подобные нам, и истолковываем их душу, как и свою собственную. Что-нибудь из двух: или эти наши заключения дают нам действит. познание, или они представляют собою прямую ложь. Для нас логически невозможно мыслить последнее, и мы принимаем первое возражение, что из субъективной необходимости мысли не следует объективная действительность вещи, не может иметь значения. Субъективная необходимость (если только она необходимость действительно, а не все то, чему Кант усвоил это имя) имеет принудительную силу для нашего мышления и является нравственно-обязательною нормою для нашего поведения. Так образ., мы обязательно признаем, что мы способны познавать истину и действовать по истине. В этом признании уже заключается признание возможности Богопознания» («Богопознание» С. Глаголева).

22 дек. /4 янв. 1941 г.

Христос Рождается! Дорогой Батюшка, Отец Василий!

Приветствую Вас, поздравляю с Праздником Рождества Христова. Если бы Вы знали, как в эти тяжелые в мире времена желает моя душа, чтобы Господь дал «сохраниться горе своей невредиме»; Божия Матерь да сохранит ее, если еще нужна она ради путей Промысла Божия на земле...

Болит моя душа и за многих знакомых мне, как оставленных мною в Афинах, так и о всех в мире людях страдающих, особенно русских эмигрантов, всюду которых не любят, всюду которые являются чужими и тогда, как другие, борются за свою землю, они гибнут и умирают, сами не зная часто за что... А между тем, поистине гостеприимство обязывает и связывает на всю жизнь с приютившей страной, и пред Богом не забудется всякое добро, оказанное людям, лишившимся своего дома – своей родной страны (на сие есть указание и в Ветх. Завете).

Я действительно, хотя и кончил уже университет, однако доныне стою на распутье. Малодушна, немощна и не имеет духовной свободы душа…, а, между тем, я могу признавать только два решения: священство или монашество – иной жизни я не мыслю; но вот здесь-то и вся трудность: говорят «Буриданов осел» (в басне) умер, так и не избрав между сеном и овсом... Да избавит меня Бог Вашими молитвами от такой судьбы. Молитесь о мне, Батюшка.

Что касается о. Георгия (Флоровского), то, имея с ним дело и все более и более присматриваясь к нему, прихожу к заключению, что от него я не могу получить никакой пользы ― просто потому, что он вообще, по-видимому, никому не способен оказать пользы: он может только разрушать, но не созидать. Скажу яснее: он одарен острым умом, способностью метко подмечать слабые места, неясности или ошибки в богословии других людей (причем сразу логическим сцеплением сравнить или подвесть под какую-либо ересь или мнение историческое – благодаря большому знанию истории церковной; но добавлю – знанию чисто профессорскому, человеческому), но и только! Сам он дать положительного чего-либо (а кольми паче оживить душу, обратить к покаянию, сказать слово не для ума, но и для сердца) – он решительно не способен. Да простит мне это такой корректный и осторожный в слове и суждении человек, как Вы. Но он – типичный «профессор» с сухим умом, мертвая, бесплодная голова, профессор, причастный всем «профессорским» страстям самолюбия и больного самоценения (говорю это, зная, на основ. чего говорю). Но душу его не сужу – он священник, вероятно, не злой ч-к, благодать Божия не оставляет его. Говорю о пользе его для других. Я не могу почти признать его богословом: ибо слово Божие живит душу, пусть иногда даже неясно, неумело, плохо, или даже ошибочно высказанное. И последним даром от Бога обладал покойный м. Антоний, при всех тех оговорках. Это я свидетельствую пред Богом: разница, как между небом и землею, ничего даже издали похожего между этими двумя людьми.

К сожалению, я лично имею все задатки и наклонности к такому сухому, «ученому» познанию богословия, и это меня печалит: это своего рода страсть, по-моему. Простите.

Когда увидите о. Софрония, кланяйтесь ему от меня глубоко, просите его молитв, сообщите и содержание сего письма, ибо письма теперь редки и не знаю, получит ли мое (письма от Вас идут дней 18 – наверное, и к вам). О том, о тех богословских вопросах, о которых я писал Вам больше года назад, я уже и забыл почти, хотя много скорбел (да и доныне несколько) на Вас за молчание; видно, и судьба против Вас. Вы мне пишете, что не можете сейчас мне писать, ибо надо поменьше писать, а в конце того письма Вашего, прошедшего через цензуру, стоит чернильным карандашом: «Замечание цензуры: цензура ничего не имеет против «длинных» писем, лишь бы писали ясно. Напишите, пожалуйста о. Василию, что я с удовольствием буду читать его письма и без задержки посылать их, пусть он не стесняется цензурой».

Впрочем, все к лучшему: б м., и молчание Ваше было для меня полезно. Простите еще.

Ваш Роман Стрижков

P. S. В одном из писем (кажется, зимою прошлого года) я посылал Вам копию «разрешения» мне посетить Афон, с недоумениями. Вы ничего и на это тогда не ответили; теперь, конечно, это пока не имеет значения ‑ до конца войны.

<Б. д.>

Дорогой Батюшка, Отец Василий!

Спасибо за Ваше письмо; клятвенно мог бы Вам подтвердить, что в высшей степени принимаю все те изложенные в письме Ваши мысли. Но все же Вы не без пользы для меня писали: еще более подумаю над этим (особенно ценны мне выписки – примеры мышлений). Разногласия более всего происходят по недоразумению, неясности смысловой терминологии, невозможности до конца высказаться письменно (и я часто неясно, плохо выражаюсь¹³⁸). Образ мышления пок. вл. м. Антония принимаю, ценю, не как всесторонне исчерпывающее, а постольку и с той стороны – поскольку и с какой стороны он делает вклад в богословие, т. е. разъясняет тот или иной вопрос в отдельности и в известном одном (а не всех, конечно, сразу) смысле.

В 1 час ночи на 2/15 декабря скончался о. Кирик.

Не оставляйте в молитвах.

Простите. Ваш Роман

<Б. д., видимо, 1941 г.>

Дорогой Батюшка, Отец Василий!

Примите с доверием и любовью подателя сего, отца Серафима, иеромонаха м-ря Милькова-Тумани, окажите ему все возможное содействие, помогите ему Вашим советом и поддержкою в его благом и сердечном желании до конца дней своих остаться у вас, на Св. Горе. Если бы оказалось возможным – хорошо бы, как мне кажется, было, если бы нашелся кто пойти с ним по Горе, дабы увидеть разные роды жития монашеского и различного устроения людей мог он избрать себе по душе.

Особенно же ценны и необходимы могут оказаться для него Ваши деловые советы и помощь. (Монастырь Мильково-Тумань перестал существовать.)

Еще раз прошу Вас, дорогой Батюшка: сделайте все для него возможное.

Я пока жив и здоров, живу, слава Богу, хотя хотелось бы лучшего, во всяком случае, внутренне; продаю газеты ‑ мало времени, даже совсем нет на чтение и размышление, без чего так трудно мне жить.

Молитесь о всех нас ко Господу

Ваш Роман.

Схимонах Истахий ‑ старец на каливе (келии) недалеко от Кареи; хорошо бы у него побывать.

Гамбург, 1936 г.

Многоуважаемый отец Василий!

В Германии существует Общество Uberholung der russischen Kirchen in Deutsclаnd имеет храмы в Берлине, Гамбурге, Киссинегене и еще в 2‒3 местах. В Гамбурге до сих пор обязанности священника при нашем храме исполнял иеромонах о. Петр, который через несколько дней должен поехать в Пекинский миссионерский монастырь. Он совершенно необразованный монах, и ему трудно ориентироваться в сложной обстановке большого города.

Обдумывая создавшееся для нас положение, мы решили обратиться к Вам, не согласились бы Вы принять на себя обязанности настоятеля нашего храма. О Вас мы имеем сведения от г. Нюренбергера и, приняв во внимание наличности у Вас научно-религиозных интересов, склонны думать, что Гамбург был бы для Вас очень подходящим местом для продолжения Вашей научной деятельности и служения. Лично я полагаю, что Вы могли бы испросить командировку от Вашего монастыря на 2‒3 года. Это давало бы Вам право легко вернуться назад, на Афон.

В смысле материальной обстановки дело обстоит следующим образом: для священника имеется при храме, в соседстве с алтарем, комната на южную сторону. Комната имеет все необходимое для жизни: постель, стол, стулья, чайную и кухонную посуду и проч. Освещение, отопление, газ – все есть к услугам священника.

Впрочем, все это преждевременно. Если Вы принципиально найдете настоящее предложение приемлемым, то напишите мне прямо и тогда совместно выработаем решение формальной стороны дела.

В Гамбурге я исполняю обязанности Уполномоченного Св.-Владимирского братства¹³⁹ и, конечно, меня интересует вопрос о новом для нашего храма священнике в первую голову.

Итак, в ожидании Вашего ответа остаюсь с глубоким уважением,

Д. Старлочанов¹⁴⁰

Hamburg 13, Bohmersweg 4

Русский монастырь

10 (23) декабря 1939 г.

Дорогой мистер Виттемор,

в преддверии великого и радостного христианского праздника посылаю Вам от отца игумена, от всех монахов нашего монастыря и от себя лично наши самые искренние и чистосердечные поздравления ко дню Рождества Христова, а также наилучшие пожелания в наступающем Новом, 1940 году. Помолимся Богу о том, чтобы Он нам послал в этом году благословенный мир.

Мы все здесь молимся о мире и не теряем надежды, что Иисус Христос, Бог мира, остановит нынешнюю бурю до того, как она окажет огромное и непоправимое разрушительное воздействие на весь мир.

У нас от Вас нет никаких известий, но мы надеемся, что с Вами все в порядке. Мы также надеемся, что, несмотря на сложившиеся обстоятельства, Вы были в состоянии плодотворно поработать в <соборе> Св. Софии. Мы, конечно, очень были бы рады увидеть результаты Вашей работы, и если отчёт о них был опубликован, очень просим Вас прислать его нам по возможности.

Здесь мы живем в полном спокойствии. Господь послал нам в этом году как никогда хороший урожай оливок, и мы смогли заготовить много масла. Это очень важно для таких трудных времен, когда все так подорожало, особенно сахар и чай. Моторная лодка мистера Крейна очень помогла нам в перевозке оливок от Крумицы до нашего монастыря.

Если Вы увидите миссис Крейн, передайте ей наши горячие поздравления и искреннейшие пожелания на Новый год.

Надеемся, что Бог поможет нам в трудное время. Да хранит Вас Господь!

Ваш во Христе монах Василий

Русский монастырь

20 июля 1940 г.

Дорогой мистер Виттемор, я был приятно и очень радостно удивлен, получив Ваше дорогое письмо из Стамбула от 6 июля: я не предполагал, что Вы сможете приехать туда в этом году и продолжить Вашу работу в Св. Софии. Как утешительно думать, что в печальные дни войны Ваши замечательные исследования не прерваны благодаря, я уверен, Вашей кипучей энергии. Я очень интересуюсь Вашими новыми находками изображений св. Софии и св. Иоанна Хризостома <(Златоуста)>.

Молоко и яйца для жителей восточной части были распределены между русскими монахами, как обычно, с молитвами за Вас и благодарностью за Вашу щедрость. Мы потратили на них (вместе со скитами) сто шестьдесят (160) долларов.

Вы помните, я Вам писал в начале войны, что мой младший брат Кирилл был призван в армию французами, хотя он и не французский подданный. Всю зиму я регулярно получал от него письма, но после начала германского наступления в мае я не имел от него известий. Я серьезно беспокоился за его жизнь и много молился Богу о его спасении (то же самое здесь делали некоторые другие монахи по моей просьбе). Мысль, что он может быть убит в этой войне и ради цели, которая кажется мне несправедливой и нехорошей (я имею в виду создание нового Версаля на руинах Европы), эта мысль была ужасна и несносна для меня, но я никогда не терял упования на милость Божию. И несколько дней назад я был несказанно рад узнать, что мой брат жив и вне опасности. Он пишет мне из Германии, где находится на положении военнопленного. Он говорит, что немцы очень добры к нему, как в основном ко всем французским заключённым. Я благодарю Бога от всего сердца за спасение жизни моего брата и очень счастлив.

До сих пор беспокоюсь о моей матери и брате Игоре, которые находились в Париже. С момента внезапного нападения Италии здесь не было получено ни одного письма из Франции, и я не представляю, где мой брат Игорь и моя мать. Надеюсь, им хватило благоразумия не покидать Париж.

Хотя сейчас очень трудно посылать книги с Афона, я сделаю все возможное, чтобы отправить Вам мои статьи.

Наша жизнь здесь идёт пока спокойно и нормально, хотя все чрезвычайно дорого и трудно достать. Нас посещают всего лишь несколько иностранцев.

Я не имею известий от господина Ермолова, но надеюсь, с ним все в порядке.

С начала войны в нашем монастыре гостит отец архимандрит Кассиан Безобразов, профессор Нового Завета в Богословском институте в Париже, очень обаятельный человек. Он надеется вернуться этой осенью в Париж.

Мы продолжаем молиться о скором наступлении мира и окончании этой ужасной войны.

С любовью о Господе

монах Василий

Монастырь св. Пантелеимона

22 сентября 1940 г.

Дорогой мистер Виттемор, через несколько дней после Вашего отъезда из Афин я тоже отбыл на Гору Афон и вернулся в наш монастырь. Все были очень счастливы получить от Вас известия, узнать, что Вы продолжаете Ваши замечательные исследования в Св. Софии с таким заметным результатом. Мы передали часть денег Андреевскому и Ильинскому скитам, и теперь все русские монахи Горы Афон (в монастыре св. Пантелеимона, в Андреевском и Ильинском скитах, и пустынники, которые приходят в обители на праздники и кушают в трапезной), все глубоко и искренне благодарны Вам за Вашу доброту и щедрость в эти трудные дни. Да благословит и сохранит Вас Господь, и помогает продолжать Вашу историческую работу в Св. Софии!

Пока мы живем здесь в мире и спокойствии, но будущее очень неопределенно. В любом случае жизнь становится с каждым днем все труднее и сложнее. Но мы не теряем упования на Бога и молим Его послать человечеству мир и лучшие дни.

Я продолжаю получать письма от моего брата Кирилла из Германии, где он военнопленный. Вроде у него все в порядке. Из Парижа я получил только одно письмо от Игоря от 15 июля. Он и мама остались в Париже. С тех пор оттуда писем не приходило. Так досадно быть без новостей!

Я вспоминаю с великим удовольствием наше прекрасное путешествие в монастырь Осиос Лукас. Оно было действительно чудесным – и природа, и сам монастырь с его мозаиками! Я Вам очень благодарен, что взяли меня туда.

К моему великому сожалению, отцу Димитрию Бальфуру невозможно в этом году приехать к нам в наш монастырь и оставаться некоторое время на Горе Афон, как он любит делать ежегодно. Он не смог вовремя получить визу.

С наилучшими пожеланиями и молитвами о Ваших трудах и о Вас лично,

с любовью о Господе монах Василий

Салоники, 12 октября 1934 г.

Многоуважаемый и дорогой Отец Василий,

Ваше письмо от 9/22 Сентября получил, но отвечаю только сейчас, так как г. Калогеропулос до сего времени отсутствовал во Ф. Прежде чем приступить к описанию ответа г-на Калогеропулоса (о котором Вы хотели знать подробно), касающегося дров, хочу поздравить Вас, дорогой отец Василий, с праздником Покрова Божией Матери и пожелать Вам и всем старцам и братьям монастыря здравия, мира и всяческого блага. В этот день я мысленно буду со всеми вами.

Как Вы сами поживаете, дорогой наш отец Василий? Как Ваше здоровье? Как отнеслись Вы к потрясающим, неожиданным и кровавым событиям в Марселе?¹⁴² На меня это произвело убийственное впечатление, и я задаю себе вопрос: каким образом убийца мог выскочить из толпы, а полиция и военная охрана не смогли его задержать и дали ему возможность вынуть револьвер, стать на подножку автомобиля и выпустить целых 20 пуль. Спасовала полиция что ли? Никак не умещается у меня в голове, и, конечно, сербы вправе чувствовать в душе и недовольство, и негодование (если можно мягко так выражаться) против французских властей, что не смогли сохранить несчастного Героя-Короля! Во всяком случае, атмосфера наэлектризована до такой степени, что не удивлюсь и новым неожиданностям, как говорил мой знакомый англичанин: что ничуть не удивится, если узнает, что завтра вспыхнет война. Вот какое напряжение в воздухе! Конечно, по-христиански – «Спаси и сохрани!» от таких ужасов, но, по-моему, скорее бы прояснилось положение. Скорее бы определились правовые стороны в этом конфликте, чем всей стране так мучиться и нам переживать.

Теперь перехожу к «прозе жизни» и передаю ответ г-на К. Он просит сообщить Вам «что если дрова, «новой порубки» означают, что они были срублены 4‒6 месяцев назад и теперь требуется перетаскивать их к берегу, то он (Калогеропулос) охотно соглашается их взять, но пока только 2 тысячи, а не 4, как он писал и просил в своем первом письме. Если же «новая порубка» означает, что эти дрова срублены только что или что деревья будут еще рубить, то просил Вас поблагодарить и оставить эти дрова на будущий год, если мы все будем живы и здоровы».

Должен Вам сказать, отец Василий, что когда я уезжал с Афона, то обратился к отцу наместнику с просьбой снабдить меня за деньги 2-мя тысячами дров и в этом году. Отец наместник мне это обещал и только спросил, когда я их хочу получить, – я ответил, что желательно в октябре.

В прошлом письме я не говорил о себе, основываясь на обещание отца наместника, ‑ теперь же, когда начались холода, хочу просить Вас не отказать напомнить ему обо мне и спросить его, могу ли я надеяться в скором будущем получить хороших, сухих дров, как просил, и не забыл ли сберечь для меня 2 тысячи ок? Буду ему весьма признателен, если меня не забыл, и, благодушествуя зимой, в приятной теплоте, буду благословлять его имя.

Четыре дня тому назад посетил меня Вашего монастыря отец Гермоген, управляющий монастырским имуществом в Каламарии, он сказал, что обратился к г-ну Сканавидису (начальнику Этикизмоса Халкидики) и заявил ему, что жители грабят и растаскивают материалы из оставшихся от отчуждения зданий, которые хотят вторично отсудить под госпиталь. Я ему сказал, что по нашим сведениям окончательное отчуждение еще не сделано, а поэтому следует предупредить службу и написать подробное письмо с отчетом. Мы могли бы такое заявление рассмотреть, примерно составленное так: «Прошло более года, как согласно оценки метохов нашего монастыря, оставлены в нашу пользу такие-то и такие-то здания. Когда мы потребовали у Этикизмоса сдать нам эти здания, удалив живущих в них беженцев и от госпиталя, то Этикизмос заявил, что Министерство возьмет и их и приступит к вторичному отчуждению. Прошло более года и положение остается то же самое. Никакого решения Министерства не последовало, между тем, за это время беженцы растаскивают материалы от зданий, разрушают их. Ввиду чего обращаем внимание службы на это обстоятельство и оставляем за собой право потребовать в свое время возмещение убытков от не принятых вовремя мер для прекращения расхищения и разрушения зданий. Мы же сами не можем и не имеет права, сил и средств поставить своих сторожей, так как ваша служба не сдала нам имущество в положенные сроки и в надлежащем оформленном виде. Просьба или вернуть нам эти здания, или уплатить нам за них».

Этот документ, отец Василий, необходимо сделать, для того чтобы Этикизмос имел бы Ваше предупреждение на всякий случай, иначе они могут сказать, почему Вы ничего не говорили и не заявляли нам, что здания рушатся.

Я Вам уже сообщал о нашей заботе, которую мы решили всячески продвигать о кладбище Зейтинлик¹⁴³. Я не знаю пока, как я буду действовать, но хотел бы советоваться с Вами и просить Вас об этом трудном и очень важном деле Ваших святых молитв.

Прошу, отец Василий, передать Высокочтимым Отцу Игумену и Его Наместнику мои нижайшие поклоны с пожеланием здравия и благоденствия, также передайте мои поклоны отцу Иосифу, Сергию, Софронию и всем, кто меня помнит.

Нижайший полон Вам, дорогой отец Василий

Высоко почитающий Вас, Ваш Пандазидис¹⁴⁴.

<печать и гербовая бумага>

Союз русских эмигрантов в Македонии и Фракии¹⁴⁵

15 июня 1937 г. № 556

В Русский Пантелеимонов монастырь на Афоне

Глубокочтимый Отец Василий

Русский эмигрант Моисей Иванович Шкарупа, проживавший у вас на Афоне при монастыре Св. Пантелеимона в качестве рабочего, обратился в наш Союз с просьбой о зачислении его в члены Союза. Так как Моисей Шкарупа нам неизвестен и никто из русских, проживающих в Салониках, его не знает, принять же его в члены Союза, не выяснив его личности, не можем, то покорнейше прошу Вас не отказать сообщить нам те сведения, каковые о нем у Вас имеются и дать нам Ваш отзыв.

Примите мои пожелания в добром здравии.

Председатель Союза Д. С. Пандазидис

Генеральный Секретарь <подпись нрзб.>

Фессалоники, 17 июля 1947 г.

Дорогой Отец Василий!

Здоровы ли и доехали ли благополучно?

Я был тревожен до некоторой степени, ввиду Вашего внезапного исчезновения из горизонта. Помните, когда были у меня и вошла наша дочка, встревоженная разными вещами, и предложила поехать в Азвестохор, где был пойман молодой человек, большой приятель покойного моего сына и дальний родственник нас. Помните, что я сказал Вам, идите к нам и я приеду. Вы сказали мне, что да, пойдете к нам домой.

Действительно, сейчас же Вы уехали, я же, взяв автомобиль, прибыл в Азвестохор и, можно сказать, прибыл своевременно, так как был готов эшелон арестованных для отправления на острова. Употребил все усилия и все мое влияние, будучи, конечно, снабжен всякими бумагами, для того чтобы вывести этого человека из эшелона и задержать его в Азвестохоре, откуда на следующий день попробовать освободить и отпустить на свободу.

Понимаете, думаю, напряженность моих нервов. Вернулись из Азвестохора домой часов в 3‒4 дня. Прибыв домой, спросил, пришел ли отец Василий. Нина Николаевна, удивленная, сказала, что Вы не пришли, сказав: что ведь он должен был сегодня уехать. Когда объяснил ей все дело как было и ввиду тревожного времени и обстановки, она обеспокоилась ужасно.

Закусив, поехал опять в город. Спросил по телефону у администратора в «Бристоле», не находитесь ли Вы там, получив отрицательный ответ, я решился спросить, не дала ли она разрешение выехать. Получил также отрицательный ответ, решил, что Вы вот-вот приедете домой. Вернувшись вечером домой, ждал до 11 часов, и тогда еще больше потревожился, не понимая, в чем дело, а часов в 11 пришли из лагеря сообщить, что арестованы в лагере 5 человек русских: Азикин, Хренов, Зеньков, Левитский и Гамалей. Мое волнение о Вас еще больше усилилось. На следующий день утром первое мое дело было выяснить о Вас в Аллодапон <...>, не говоря им, конечно, Ваше имя, а просто, не задержан ли какой-нибудь афонский монах. Получив отрицательный ответ, я успокоился, а после обеда узнал, что дано разрешение мотором всех отправлять.

Нервы мои напряжены донельзя. Прошу, дорогой Отец Василий, по получении моего письма черкните мне несколько слов, все ли благополучно. Икономус сказал мне на мое опасение, что я могу не быть у Вас на суде¹⁴⁶, что его дату назначат теперь, но что суд раньше октября не будет. Что же касается на поданный со стороны Воядракиса...<нрзб.> отклонено ввиду несовершенной передачи его.

Простите, что так пишу, но волнуюсь.

Д. Пандазидис

10/23 декабря 1936 г.

Дорогой Владыка!

Поздравляю Вас с приближающимися праздниками и от души желаю в Новом году благополучия. Благодарю за книгу для библиотеки. Прошу одну фотографию взять себе, а другую передать о. Петру и третью – о. (не знаю его имени, с черной бородой). Пишите. Не забывайте!

Искренне расположенный,

Вл. Маевский¹⁴⁷ Привет о. Софронию.

10 августа 1937 г.

Дорогой о. Василий!

Как Вы уже знаете, нас постиг страшный удар. 10/23 июля скончался Патриарх-мученик Варнава¹⁴⁸, светило современной православной иерархии. Все мы положительно потрясены, ибо времена и без того очень мрачные, а люди всюду – шаткие. Поддерживает лишь вера в помощь Господа.

Пользуюсь случаем, что здесь рукополагались ваши пантелеимоновцы ‑ о. Андрей и о. Гавриил, ‑ и делаю «передачу». Разделите фотографии: о.о. Петру, Вениамину.

По Вашему списку имеется около половины книг, здесь и в Карловцах. Поэтому рассчитывайте на меня ‑ охотно Вас ссужу ими.

Прошу и Вас о маленькой любезности... Блаженнопочивший Патриарх Варнава очень любил и ценил Святую Гору, неизменно интересуясь ее русским монашеством. Так вот, в память Великого Покойника, я выпускаю книгу об Афоне. Вас лично очень прошу поскорее прислать мне несколько адресов англичан и американцев, благодетельствующих Св.-Пантелеимоновскому монастырю и вообще русским обителям на Афоне. Есть несколько таких инославных благодетелей, приезжавших лично и присылающих подарки. Так вот им, в первую очередь, я хочу послать в подарок и с надписью книги, чтобы вниманием русского автора подтолкнуть их и на дальнейшее благотворение русским святогорским обителям.

Зная вашу аккурантность, уверен, что не задержите быструю присылку, и поэтому заранее благодарю. Побывав три раза на Св. Горе, я положительно очарован ею и хочу надеяться, что Господь сподобит меня еще раз ступить на землю Афона. А пока прошу св. молитв и памяти. Искренно преданный Вл. Маевский

15/28 января 1938 г.

Дорогой о. Василий!

Ваше письмо я получил и дружески благодарю за память. Когда будут готовы фотографии, задержите их у себя и не высылайте, пока не получите от меня деньги. Дело в том, что я теперь принимаю усилия к тому, чтобы переслать Вам (или на имя о. Андрея) небольшую сумму, из которой Вы возьмете и за фотографии. Кстати, тогда я попрошу еще несколько дополнительных фотографий, и Вы будьте добры их все вместе выслать. В своих заключениях Вы совершенно правы и жизненно просто смотрите. Как только получу книги из Р., пришлю незамедлительно, а остальное – летом.

Привет помнящим меня. Все так налаживаю свою жизнь и дела, чтобы представилась возможность пожить на Св. Горе 1‒2 года: отдохнуть и поработать. Но... все в руках Божьих. Прошу молитв.

Ваш Вл. Маевский

Продолжается Св. Архиер. Собор Сербской Прав. Церкви.

1/14 мая 1938 г.

Дорогой друг, отец Василий!

Получил Ваше письмо и пакет с 7 большими и малыми фотографиями. Думаю, что несколько вывалилось или похищено, т. к. пакет был в крайне «растерзанном» виде: совершенно раскрыт и не увязан. Будьте добры, дорогой, в следующий раз тщательнее упакуйте и непременно перевяжите пакет, ибо мне будет крайне досадно, если что-либо пропадет. С нетерпением буду поджидать следующую присылку фотографий. Мне интересны все снимки со Св. Горы, но в особенности: сиромахи, типы монахов, старцы, виды обителей, Фиваида. Ведь в фотогр. ателье Пантелеимонова монастыря¹⁴⁹ сохранилась масса старых фотографий и негативов! Тщательно записывайте расходы на меня, ибо все возмещу с благодарностью... А когда карейский фотограф изготовит королевские снимки – незамедлительно пришлите. Благодарю за присланные адреса. Книг Бриллиантова не оказалось в Белграде: нет ни у меня, ни на факультете. Завтра поеду в Карловцы и поищу в Патриаршей библиотеке и в Богословии.

Относительно моего намерения уйти – Вы не правы. Здесь теперь все переменилось, и нельзя принести никакой пользы живому делу. Поэтому лучше свои силы приложить в ином месте. Кроме того, необходимо серьезно и продолжительно отдохнуть. Хочется на год поехать в Св. Землю, в Антиохию, Грецию и на Св. Гору... Право, я заслужил этот отдых, работая последние годы по 15‒16 часов в сутки. Да и душу нужно освежить, чтобы не было поздно. Благодарю, что трудитесь по раздаче денег. Позже пришлю еще немного. Все ли у Вас тихо и благополучно? Меня не забывайте: пишите и шлите фотографии. Собирайте их всюду и у всех. Что нужно – вскоре верну; что позволите – задержу. Интересные группы тоже охотно бы переснял.

Ваш Вл. Маевский

Б., 8 июля 1938 г.

Дорогой отец Василий!

Ваше письмо от 8/21 июня получил я исправно. А сегодня прибыли и фотографии. Значительно же раньше получил я и 38 открыток. За все премного Вам благодарен! Что же касается фотографий Вашего брата, то их еще не получил. Пожалуйста, еще раз напомните ему и попросите выслать мне все интересные афонские снимки с указанием, сколько я должен. Перешлю ему письмом... Отцу Флегонту, конечно, верну фотографии в полной исправности и прошу Вас еще у него попросить все, что есть интересного. Должно быть много интересных фотографий и у о. Николая-фотографа(!?).

Книгу В. Болотова «Учение Оригена о Пресвятой Троице» уже отыскал, и мне обещали дать ее через 2 (24 и.) недели. Тогда, конечно, незамедлительно и вышлю. А нужна ли Вам книга, о которой Вы писали много ранее – «Идея обожения у древних»?

В конверте Вашего последнего письма лежало и заявление монастыря на мое имя по поводу иконы св. Пантелеимона, которую монастырь в прошлом году подарил церкви Патриархии... Я предпринял по этому поводу шаги и поэтому прошу монастырь повременить. Владыка Досифей¹⁵⁰, митрополит Загребский, уехал с Патриархом в Черногорию, а 2-го августа предполагается «устоличенье» Патриарха в Печи (Южная Сербия)¹⁵¹. Ввиду того, что митрополит Досифей – горячий друг русского монашества и почитатель русских святынь на Св. Горе, многократно оказывавший широкую помощь святогорцам, – я бы советовал, чтобы Ваш монастырь послал ему сердечное письмо и в нем приглашение посетить Св. Гору. Владыка, который всегда расспрашивает меня об Афоне, будет растроган таким письмом и не преминет приехать.

Собор состоится 1/14 августа. Я в своих статьях всегда открыто заявляю себя противником такого Собора в настоящее время, когда нет согласия даже в рядах иерархии одной и той же юрисдикции. Вы это отлично понимаете! А я многое расскажу, когда Бог приведет свидеться. Твердо верю, что осенью покину службу. Тогда поеду в Св. Землю, Антиохию, Грецию и на Св. Гору Афон, где прожил бы 8‒10 месяцев, чтобы свободно и полной грудью «вдохнуть» очарование так мною любимой Св. Горы и ее святынь. Вот когда мы с Вами наговоримся обо всем пережитом.

Слыхал, что к Вам собирается прот. Б...?! Опасный и злобный человек, а главное – цинично неискренний!

Привет о. Андрею, о. Гавриилу и о. Софронию.

При случае переведу на Ваше имя еще немного драхм.

А что слышно про Королевские фотографии?

Пожалуйста, все и всюду собирайте и. шлите мне.

Прошу молитв!

Ваш Вл. Маевский

16/29 сентября <1938 г.?>

Дорогой о. Василий, Ваше письмо от 10 сентября получил своевременно, но сразу же не ответил, т. к. поджидал фотографий. Сегодня их (4) получил в полной исправности и благодарю!.. Когда откроется возможность, покупайте следующие. Посылать же лучше, пожалуй, без картона – легче.

Также получил и брошюру Попова. Как только используете Болотова, пришлите заказной бандеролью, так как начинается на факультете учебный год. Когда будут посылать на Св. Гору деньги (или кто-либо поедет туда), пришлю Вам еще драхм, чтобы имели для фотографий и пр. А Вам, если нужны какие-либо книги, то запрашивайте меня заранее, ибо всегда уходит время на розыски и расспросы.

Моя свояченица, после годичного пребывания в Афинах, уезжает в Индию на миссионерскую деятельность. Как Вы, вероятно, читали в газетах, в Малабар (Индию) уехал архиеп. Нестор¹⁵², с целью «создания и проширения» (?) Миссии. Верьте мне: больше нескольких месяцев он там не останется, вернется в Европу, снова начнет порхать по дамским салонам и описывать в газетах свои успехи. Стыд берет перед иностранцами, что в то время, как эмиграция голодает, холодает и выпрашивает милостыню, ее иерархия, долженствующая скромно сидеть с паствою и вести действительную церковную работу, тратит деньги (сотни тысяч) на поездки, порхая из Шанхая, Харбина и Пекина ― запросто в Югославию, из Америки ― сюда и т. д. Потом катаются «по знакомым» во всех столицах Европы, но... никому из них не хочется поехать на Св. Гору, ибо там нет салонов, болтовни, банкетов.

Все это относится и к недавнему Собору. Затратили огромные деньги, съехалась жалкая публика, ничего существенного не решили (и не могли решить!) и разъехались, чтобы не оставить никаких следов, но, извести самую идею Собора. Целиком оправдались все мои предположения, о которых Вам писал задолго до Собора. Что же касается состава, то, поистине, более жалкого трудно себе и представить. Вообще же присутствовало 92 члена, из которых прибыло со всего Зарубежья 28, а из Югославии было. 64!!! Поэтому было бы правильнее этот Собор назвать Югославянским, а не «Всезаграничным».

Вообще же, митр. Анастасий – весьма незначительный иерарх: узкий, падкий на лесть, упрямый и недальновидный. Наследие митр. Антония¹⁵³ он быстро растрясет и останется у разбитого корыта. Глубоко верую, что постепенно (и очень скоро) отпадет Америка, ибо все больше убеждается в том, какой жалкий здесь по составу «центр». Во всяком случае, мои американские друзья шлют неутешительные сведения.

Что касается архим. Иоанна и его действий вне Афона, то Вы правы. Я его раскусил в первый же свой приезд на Св. Гору и в остальные свои приезды уже не бывал у него. Хитрость... еще бы полбеды, но он как-то некрасиво и назойливо втирается всюду (по всему свету) и ко всем, прикрываясь лицемерной личиной. Конечно, это он всадил Алексия представителем «от монастырей» на Всезаграничном Соборе. Для всяких таких авантюр он его и держит здесь уже больше 2-х лет, как какого-то представителя Св. Горы на всех торжествах... Все это очень некрасиво!

Признания какого Канонизма требуют греки?

Благодарю за все ответы на мои вопросы. Посылаю еще 3 фотографии и прошу на обороте надписать, что они означают. В свое время дал я в газету информацию об избрании наместника у вас, но о. П. все силы приложил, чтобы она не была напечатана и не опровергала его предыдущих измышлений.

Прошу Ваших святых молитв. Пишите! Привет о. Андрею.

Ваш Вл. Маевский

Белград, 9/22 декабря 1938 г.

Получил Ваше письмо от 10/23 ноября. Благодарю, но вижу, что мое письмо прочли Вы невнимательно, ибо на целый ряд вопросов вовсе и не ответили. Видимо, долго не отвечая, Вы затеряли мое письмо с вопросами?!

Буду беседовать с Вами по порядку.

Всего прежде позвольте приветствовать Вас с приближающимся великим праздником Р. Х. и Новолетием, желая здоровья и благополучия, без всяких потрясений. Что касается «Канонизма», то я несколько в недоумении: если греки, принуждая пантелеимоновцев подписать его, обещают свободно допускать пополнения монашествующих, то. почему же они не допускают этого же в отношении других обителей, которые уже давно подписали «Канонизм»?

Что касается Прикарп. Украины, то там совсем стало плохо – конечно, еще много хуже, чем было при чехах, которые тоже являлись противниками православия. Дело в том что, нынешнее прикарп. правительство состоит исключительно из униатов, которые грубо набросились на православных. Вообще же украинцев-униатов там значительное меньшинство, но, как напористые, грубые и нахальные ‑ они захватили всю власть и давят православных руссинов. Устроено три концентрационных лагеря для русинов и русских, забиты ими тюрьмы, трещат черепа. Власть, школы, прессу – захватили левые украинцы. Их «инструкторы» налетели из Галиции, Праги, Вены и Берлина. Они представляют крайне реакционное и крайне шовинистическое течение, при полной некультурности и невежестве. Почти ежедневно бывает у меня кто-либо «оттуда»... Вообще, нельзя ожидать ничего хорошего от прикарпатской политической «комбинации»...

Что касается денег, то из 544 драхм, пожалуйста, передайте по 100 др. следующим: схимонаху Никодиму на Каруле, старцу Дорофею из келии «Кераши» и иеродиакону Исаии (келия Воздвижения Креста Господня).

Ну, а что же с дальнейшими фотографиями Е. В. Короля?

Теперь мои просьбы:

1) Выслать по одной открытке (фотографической, а не в красках) ‑ всех монастырей, скитов (Кавсокаливия, Анна, Павла) и т. д., а по 2 – скитов (кроме св. Андрея), напр., св. Павла, Кавсокал., св. Анны и др., какие есть. Может быть, есть и келии? Словом, всего...

2) Если возможно достать 1‒2 фотографии из пребывания И. И. Сикорского на Афоне: напр., он с братией. Ведь Вы сопровождали его в паломничестве?!

3) От Вашего брата так я и не получил снимков.

4) Нужна краткая биография б. антипросопа о. Сергия.

5) Когда и где родился архим. о. Мисаил? Когда прибыл на Афон и пострижен и как возвышался?.. Этого нет в присланных материале.

6) Когда Вы прибыли на Св. Гору? Были ли офицером и какой части? Что окончили?

7) Как называется греческий скит возле Лавры и мон. Павла (между): Лак, Лако или Лавко?

8) Есть ли купол в вашем Покровском соборе?

9) Какой иконостас в соборе св. вел. Пантелеимона: деревяный в золоте?

10) Кто из известных русских – церковных, общественных, политических – деятелей посетил Св. Гору за Ваше время – ученые, писатели, иерархи и пр.?

11) К какому году относится новый собор в Старом Руссике?

Для своей книги я воспользовался Вашей прекрасной характеристикой игумена о. Мисаила и о. Иоанникия. Торжественно схоронили мы арх. о. Кирика.

Что же Вы умолкли с книгами? Разве больше ничего Вам не нужно?.. В скорости передаю библиотеку, что в Карловцах. Постепенно «ликвидирую» себя здесь, чтобы весною иметь полную свободу для далекого и продолжительного путешествия.

Те 12 фотографий, которые Вы просили вернуть, я уже переснял. Когда кто-нибудь будет ехать, пошлю их Вам. Если нужно, то могу отправить почтой?! А не можете ли поискать еще и прислать?

Приятель мне сообщает из Багдада, что там был ‑ по дороге в Индию ‑ о. Гавриил (Ф...ч) <нрзб.>. Он был у Вас, когда я приезжал. Что Вы о нем думаете? Одни его очень хвалят, а другие – много ругают. А где теперь Константин Гинтович, которого я тоже видал у вас в обители?

Ну, до свидания, дорогой!

Пожалуйста, скорее пришлите нужные мне открытки с видами всех монастырей, скитов и прочего на Св. Горе, но фотографические. Пишите и отвечайте на вопросы. Привет о. Софронию. Прошу молитв.

Искренне преданный Вл. Маевский

Белград, 18/31 января 1939 г.

Дорогой отец Василий!

Пользуюсь случаем, что на Св. Гору возвращается о. Алексий, и посылаю это письмо... Писал Вам 2‒3 раза, но – даже на Рождество! ‑ ответа не получил. Что с Вами?

Посылаю 300 драхм, которые прошу присоединить к моим деньгам, хранящимся у Вас. Надеюсь, Вы раздали по 100 др. – о. Никодиму и о. Досифею (кирашанцу) и о. Исаии (крестовцу), как я просил перед Рождеством?! Об оставшихся деньгах и посылаемых теперь 300 др. сообщу позже.

В прошлых письмах я обращался к Вам с несколькими просьбами и, между прочим, просил сообщить: кто из видных русских людей – духовных, ученых, писателей, профессоров и пр. – за ваше время посетили Афон? Ну, не буду Вас затруднять большим письмом. Всего доброго. Ваш Вл. Маевский

2 апреля 1939 г.

Дорогой отец Василий! Своевременно я получил Ваше дружеское письмо и 2 пакета с открытками. На днях пришла и Ваша последняя открытка, равно как и письмо от о. Андрея с извещением о двух кончинах в Ст. Руссике. Тает, угасает русский Афон! Не отвечал Вам на письмо до сего времени, т. к. все поджидал вестей из двух Богословий относительно нужных Вам книг. К сожалению, ни у нас, ни на факультете, ни в богословских библиотеках этих книг не оказалось!

Сердечно приветствую Вас с приближающимся великим праздником Христова Воскресения и от души желаю полной духовной радости в эти светлые дни. Христос Воскресе, дорогой друг!

Не взирая на то, что я еще не ушел со службы, т. к. не закончил всей работы, собрался на весь апрель ехать на Св. Гору. Для этого уже обзавелся и заграничным паспортом. Но три тому назад мои два приятеля уговорили меня изменить намерения и поехать с ними на праздники в Италию. И вот завтра мы туда выезжаем на 12 дней...

Таким образом, свое желание снова побывать на Афоне откладываю на осень, когда буду свободен от службы и смогу надолго выехать в Палестину, Антиохию и на Св. Гору.

10/23 апреля будет освящена большая икона апостола Варнавы в огромном киоте (3 мет. 10 см), который я устанавливаю в Белградской русской церкви ‑ в память Блаженного. Патриарха Варнавы. Мастерская Козицкого выполняет киот, резные работы ‑ Редькин, а икону пишет худ. Продоевич. Радуюсь, что могу осуществить это давнишнее намерение.

В середине мая собирается Арх. Собор Сербской Церкви.

Читая газеты и получая отовсюду письма, думаю, немало и Вы поражаетесь головоломному бегу событий, которые перестают уже оказывать и должное впечатление. Во всяком случае, создается парадокс: действия «антибольшевистского» фронта фюрера лишь укрепляют Сталина. Действительно, до последнего времени с ними перестали считаться и звать на конференции, а теперь Гитлер так их вознес, что красных привлекают к себе все фронты и блоки, заискивая, как перед богатой невестой.

Благодарю Вас за все ответы на мои вопросы. В то же время прошу меня не забывать и писать.

Кто приезжал на Св. Пасху? Прошу молитв.

Искренно и дружески расположенный, Вл. Маевский

Что нового в святогорской жизни? Жаль, что не сдвинулся с места вопрос с фотографиями Е. В. Короля.

Читая шумные статьи арх. Нестора и Нафанаила об Индии, где они пробыли всего 17 дней (!), я все больше убеждаюсь, что они... авантюристы.

Б., 4/17 июня 1939 г.

Дорогой о. Василий!

В дополнение к моему последнему письму очень прошу выплатить еще 400 др. Керашанской келии и келии И. Златоуста (о. Каллист), по 200 др. каждой. Таким образом, выплатить так:

100 др. – схимонаху о. Никодиму (на Каруле), 100 др. – схимонаху о. Вивиану (на Крумице), 200 др. – келии Креста Воздвижения Господня (старцу или о. Досифею), 200 др. – келии св. Георгия «Кераши» (старцу), 200 др. – келии св. Иоанна Златоустого (о. Каллист). <Итого –> 800 др.

Дополните нужную сумму своими деньгами, а я высылаю Вам в ближайшие же дни. Только уплатите им скорее! Прошу святых молитв и вестей!

Ваш Вл. Маевский

5 июля <1939 г.>

Дорогой друг, о. Василий!

Только что получил Вашу открытку от 16/29 июня. Очень и очень мне неприятно было узнать, что пропало мое большое письмо, которое послал Вам за несколько дней до того, что писал о. Андрею... Жаль, что Св. Гора находится в таких ужасных условиях, когда не только паломничество туда сопряжено с большими трудностями, но и переписка встречает серьезные препятствия. Итак, в этом письме (которое пропало) я просил Вас, насколько теперь припоминаю, произвести следующую выдачу денег: о. Никодиму (Каруля) – 100 др., о. Вивиану (Крумица) – 100 др., Крестовская келия (старцу) – 200 др., Кирашанская келия (старцу) – 200 др.

А кроме того, прошу выдать и то, что писал в записке, которую вложил в письмо о. Андрею ― так сказать, «в дополнение». Прошу выдать все это как можно скорее, так как чувствую себя неловко, ибо им уже давно сообщил, что могут эти деньги получить от Вас. А я по характеру педант!

На днях едет на Св. Гору о. Петр, и я передам для Вас деньги, чтобы был маленький резерв. На будущей неделе буду в Карловцах и посмотрю, есть ли там

Богосл. вестн., вып. 2‒3 за 1914 г., т. к. здесь нет, заканчивается 1913 г. Если найду, то немедленно и вышлю. Искренне преданный, Вл. Маевский

Белград, 12 августа 1939 г.

Дорогой о. Василий!

Благодарю за письмо от 12/25 июля и радуюсь, что у вас все благополучно и тихо. Благодарю, что раздали деньги. Надеюсь, Вы уже получили от о. Петра драхмы на 300 динар. Из нужных Вам номеров Бог. вестн. нашелся только один, который я Вам переслал. С началом войны прекратили присылку из России журнала, и за вторую половину 1914 года нигде здесь нет ни одного номера.

Совершенно согласен, что отец Софроний сделал величайшую ошибку, поселившись на Каруле¹⁵⁴: и здоровье его слабо, и в монастыре теперь нужны люди его «квалификации». По-видимому, монастырь действительно «обессилен», если о. Протогена послали на Карею антипросопом!?! С величайшею грустью нужно признать, что Русский Афон угасает быстрее, нежели можно было и предположить. Цифры поражают, а смены нет и не будет при греках.

Да и вне Афона, в церковной жизни Зарубежья много огорчений, разногласий и авантюр... Пишут мне о. Андроник и моя родственница из Индии, что оттуда выслали о Гавриила и о. Нафанаила (после 4 месяцев «работы»), а арх. Нестор вообще уехал оттуда после... 5 недель пребывания!! «Миссия», о которой они так красочно писали в газетах и журналах неправду, лопнула через 4 месяца и надолго, вообще провалила дело православной миссии... Все же я меньше обвиняю этих «стрелочников», нежели тех высоких иерархов, которые их так легкомысленно на это благословляли и позволяли шуметь, еще ничего не сделав.

Все это грустью наполняет сердца наши. Да и Собор¹⁵⁵ – неподготовленный и несвоевременный – принес лишь вред, и видимым его следствием является только «Сборник Деяний» – вернее, докладов, которые проще и дешевле было напечатать без особых затрат на приезды. Кстати, большинство из них вообще не было прочтено на Соборе, а просто... по почте присланы.

Как теперь здоровье о. игумена?

Последнее время у вас было много празднеств и гостей! Привет о. Андрею. Прошу св. молитв! Искренно Ваш, Вл. Маевский

Б., 12/25 августа 1939 г.

Дорогой отец Василий,

исправно получил Ваше письмо от 12 августа и, как всегда, с большим интересом прочел его.

Надеюсь, что теперь уже и Вы получили 300 дин. от о. Петра и, таким образом, имеется маленький «резерв». Расписки я тоже получил и благодарю!

Что касается Богословс. вестн., не удается найти продолжение, т. к. война помешала присылке №№. Во всяком случае, если найду, то немедленно вышлю.

Не откажите в любезности и:

1) Опишите подробно пребывание на Св. Горе г. Кентского.

2) Что сказал о. Иоанн? Кто и что говорил еще?

2) Были ли на яхте жены – герцогиня и гр. Тёринг?

4) Нет ли у Вас фотографий посещения герцога?

5) Как фамилия теперешнего губернатора и секретаря Св. Горы? (А также и имя.)

6) Как имя и фамилия предыдущего губернатора, милого старика, и его секретаря?

7) Кто живет в ските (или келии) св. Троицы, что возле мон. Хиландара, но не на Карее, где о. Анастасий?

Не откажите, дорогой друг, ответить на эти вопросы скорее. И сообщите: есть ли надежда когда-либо получить дополнительные фотографии из пребывания Короля греческого на Афоне?

Итак, болтливый о. Иоанн оказался и на этот раз верен себе: выступил с приветствием герцогу в Пантелеимоновском монастыре, как раньше – Королю в Андреевском скиту!.. Скандальные и нахальные его письма по всему Зарубежью. Бестактное честолюбие и отсутствие минимальной скромности – его болезнь.

На днях я много беседовал с о. Ануфрием из Хиландарского монастыря, осведомляясь о их делах, угасании и печалях.

Если международная обстановка не изменится резко в другую сторону, то не так, по-видимому, далеко время, когда Св. Гора переменит своих «покровителей» и получит больше свободы. В противном случае, славянский Афон скоро угаснет, а с ним... угаснут и греческие обители, которые первые начали «ковать злые замыслы», а теперь уже и сами перепугались печальных перспектив.

Мне пришлось узнать интересное и циничное убеждение одного виднейшего лица из Афона, которое откровенно говорило, что Пантелеимон и Зограф ‑ уже почти в их руках и нужно немного еще времени, чтобы их окончательно захватить... Говорил он и о внутренних раздорах. Если в этом всем есть хоть немного правды ‑ ужас! Право, страшно и подумать об этом особенно мне, величайшему почитателю Св. Горы.

Вчера получил интересное письмо от о. Андроника. В ближайшее время ожидается туда приезд нескольких новых миссионеров. О. Константин совсем зачудил.

Игумен Нафанаил после лживых статей по всем журналам и газетам сидит теперь здесь, как «мышь в норе».

13 сентября – опять Собор заруб. иерархов!!!

Прошу передать о. Мисаилу, старцам, о. о. Андрею и Гавриилу, Петру и всем моим искренним друзьям.

Не забывайте меня своими письмами и... ответами на вопросы. Прошу св. молитв. Искренно преданный Вл. Маевский

Как теперь здоровье о. Софрония? Где он поселился на Каруле?

P.S. Прилагаемое письмо не откажите передать о. Петру Беловидову и получить от него еще 300 д., а я сообщу, что с ними сделать.

Белград, <б. д., осень, после Собора>

Дорогой друг, отец Василий! Давно, давно уже нет от Вас никаких вестей. Право, иногда кажется, что от вас и почта перестала ходить. Все же думается мне, что у Вас лично и в монастыре – благополучно, а Вы просто забыли меня или слишком заняты. Кроме недавнего нездоровья, и у меня все по-старому. Ничего особенного не произошло и в нашей церковно-общественной жизни. Да и вообще: все крупные события пока происходят вне границ Югославии – и потому здесь тихо, покойно. А как они пойдут в будущем и кого затронут – можно лишь гадать. Во всяком случае, большинство придерживается того мнения, что «события» не минуют и Вас ‑ может быть, даже в первую голову. Все в руках Божиих!

Владыка Анастасий ― все еще в Палестине, хотя... его отсутствие вовсе незаметно.

Как я предполагал и писал задолго до Собора, он не оставил никаких следов в церковной жизни Зарубежья, если не считать Сборника («Деяния Собора»), в котором теперь печатаются доклады, даже... не заслушанные на Соборе. Поэтому проще и дешевле было, не созывая Собора, просто издать этот Сборник с письменными трудами тех лиц, которые являются противниками (и завистниками!) ученой и писательской деятельности сильного окружения митр. Евлогия.

Состав Собора был на редкость слабый, и далекие церковные области (Китай, Австралию, Южн. Америку) запросто представляли белградцы, понятия не имеющие о тамошней жизни!.. Кроме того, Собор сделал громадную ошибку, без нужды впутываясь в дела м. Сергия и м. Евлогия... Свои дела не в силах устроить, а мешаются в чужие!

Владыка Нестор, пробыв 3 недели на Цейлоне и 17 дней в Индии, ‑ укатил к себе в Харбин; а его сподвижник, о. Нафанаил, просидев 4 месяца на Цейлоне, очутился уже здесь. Невольно приходит вопрос: в чем же заключается «миссионерская» работа Начальника Индийской и Цейлонской Миссии и как у него хватает мужества бросать огромные деньги на эти феерические поездки? А в то же время настоящий миссионер, арх. Андроник, сидит там без гроша!

На днях получил из Индии письмо от Бе Пе-Боеш, которая поехала туда в прошлом году для учительствования в школе девочек, православных сириек. Прислала она и фотографии с о. о. Андроником и Константином, т. к. ездила к первому говеть... Она работает с интересом и раньше, чем через 3 года, не собирается в Европу. Пишет любопытно о добрых, скромных и доверчивых сирийцах, о их бедности, смятении умов и понятий...

Наступает лето и, вероятно, потянутся к вам паломники. Если концом лета уйду со службы, то осенью приеду по дороге в Сирию и Палестину, хотя, конечно, это и не по пути, но... приятно говорить «по дороге».

Я дружески разболтался, а теперь Вы расскажите, что и как у Вас? Мне интересна всякая мелочь со Святой Горы, которую так люблю.

Не откажите в любезности передать 200 драхм – Крестовской келии, 100 др. – схимонаху Никодиму (на Карулю) и 100 др. – схимонаху Вивиану (глубокому старцу на Крумице).

Кто у вас теперь представителем в Солуни?

Передайте мой привет досточтимому старцу о. Мисаилу, а также о. о. Андрею и Гавриилу.

Прошу меня не забывать и помянуть в св. молитвах. Искренне преданный, Вл. Маевский

Вскорости пришлю еще денег, чтобы были у Вас для моих расходов.

Белград, 13/26 декабря, 1939 г.

Дорогой отец Василий!

Своевременно и в полной исправности получил Ваше дружеское письмо. Но не мог аккуратно ответить, так как серьезно болен. Теперь поправляюсь и сразу же поспешил Вам написать, чтобы послать сердечный привет и узнать, как Вы поживаете в это тяжкое время. После Рождества собирается на Св. Гору сербский епископ и с ним два сопровождающих. Тогда я передам Вам некоторое количество денег, чтобы было на всякий случай – для моих скромных передач.

Приближается праздник Рождества Христова, и я считаю своим долгом приветствовать Вас и пожелать, чтобы встретили и проводили великий праздник в духовной радости и полном телесном благополучии. Дай, Боже!

«Человек предполагает, а Бог располагает!» – говорит мудрая пословица. Как видите, и мои благие намерения не осуществились, а к тому же, добавилась и болезнь.

Получаете ли дальневосточные журналы и газеты? Попадаются ли Вам мои статьи? Что нового на дорогой моему сердцу Святой Горе Афонской? Каждая мелочь «оттуда» интересует меня. Как мои друзья? Свободно ли происходит почтовое общение с дальними странами?

Бесконечно жалею, что в этом году не удалось мне побывать на Афоне, т. к. весною и летом несомненно разразятся неслыханные международные события и общечеловеческие бедствия, в которых и мы закружимся, как пылинки.

Посылаю 8 афонских фотографий с просьбой на обороте надписать и вернуть мне заказным письмом.

Вышел из печати 1-ый том моих писаний о Св. Горе (около 500 стр.). Заканчивается печатанием и 2 том. Всего будет около 1000 страниц. Печатает книгоиздательство за границею.

А у нас, в эмигрантском Белграде, все время торжества, собрания, банкеты и празднования ― юбилеи, поминки и т. д. Теперь вспомнили и торжественно (с величайшей помпою!) изучают старую Россию, но все еще не раскачались до... изучения новой России, с которой придется столкнуться после перерыва... в несколько десятков лет!! Все это печалит, ибо знаменует полную оторванность русской эмиграции от действительности, и поэтому чревато новыми, большими разочарованиями. Прошу святых молитв и меня не забывать дружескими письмами.

Ваш Вл. Маевский

Белград, 15/28 марта 1941 г.

Дорогой отец Василий!

После долгого, долгого молчания получил, наконец, от Вас коротенькое письмо и узнал, что благополучны. Радуюсь, что связь наша восстановилась. Из этого письма Вашего от 18/21 февраля узнал, что передали скромные жертвы. Спасибо и за это!

Совершенно мне не понятно, как мог быть рукоположен о. Софроний, а монастырь св. Пантелеимона не имел к этому никакого отношения? Ведь он принадлежал и принадлежит именно к вашему монастырю!.. В чем же дело?

Позвольте Вас приветствовать с приближающимся великим праздником Христова Воскресения, и дай Бог, чтобы он принес нам праздничную радость. Передайте привет и поздравления моим друзьям-пантелеимоновцам.

Не отдавайтесь дурному настроению. Все идет хорошо. И даст Бог, в числе первых приеду и я поклониться дорогим святыням Афона.

Что касается вл. Анастасия¹⁵⁶, то вся его энергия исключительно уходит на поездки за границу, но не для устроения церковных дел, а лишь на торжества, на публичные собрания, чашки чая, банкеты и приемы. В это время Зарубежная Церковь все больше теряет в своем значении. Америка живет своей жизнью, так как давно не питается нужным руководством из Синода; Дальний Восток тоже все больше отдаляется; Польскую Церковь потеряли благодаря ошибкам арх. Серафима и полному непониманию обстановки вл. Анастасием. В результате случиться, что м. Анастасий будет управлять только лишь приходами Югославии!!. На Д. Востоке скраивается новая епархия из нескольких приходов Харбинских и Пекинских ― для арх. Нестора, неугомонного...

Какие газеты и журналы (русские) получаете Вы теперь? Тружусь над огромной работой на 2‒3 тома. Даст ли Господь силы? Прошу не забывать меня св. молитвами. Душою с вами на Св. Горе!

Искренно преданный

Вл. Маевский

Suisse,

4 августа 1945 г.

Дорогой отец Василий!

Шлю сердечный привет из далекой Швейцарии, хотя не уверен, что письмо дойдет, а если и дойдет, то не знаю, кто жив и отзовется со Св. Горы, т. к. меня отделяют от моих друзей шесть лет ужасной войны. Много, много пережил я бедствий и огорчений за это страшное время: преследовали, арестовывали и, наконец, в 1944 году, осенью, немцы вывезли в Германию, в концентрационный лагерь. Весною этого года, когда союзники приближались, я бежал... им навстречу, но снова попал в концентрационный лагерь. Тогда, не взирая на свои годы и болезни, снова рискнул и. бежал из этого лагеря. Затем скрывался у крестьянина на сеновале, а ночью переплыл пограничную речку Рейн и, с помощью Божией, вышел на швейцарский берег. Вначале много пришлось бедовать и здесь, т. к. был без одежды, без вещей и белья, а главное – без денег. Все же самое трудное время уже перемыкано и пригрели меня евангелисты, которые знали по статьям. Здесь профессора Ильин¹⁵⁷ и Вышеславцев¹⁵⁸. А настоятелем русской церкви в Женеве, после скончавшегося протопресвитера о. С. Орлова, молодой иеромонах о. Леонтий, окончивший Белградский богословский факультет. А в Цюрихе настоятельствует протоиерей о. Давид Чубов¹⁵⁹. Больше никого из духовенства православного нет в Швейцарии, и приходы пустуют.

Все эти годы не покидала меня мысль о Св. Горе и надежда, что там обо мне молятся, вспоминают меня. Всею душою тянусь на Афон и, как только откроется путь по Средиземному морю на Грецию, поеду к вам. Только в святых обителях Афона найду успокоение после всего пережитого, после мучений моральных и физических. Но как Вы там? Так бы хотелось, чтобы откликнулись, прислали бы весточку из мест, дорогих сердцу моему, из обителей святых, где мне всегда было так покойно и радостно.

Прошу не забывать меня, скромного церковного работника, и возносить молитвы у престола Господнего. Где теперь тот иеромонах-англичанин, с которым я познакомился в обители вашей, кажется, в 1937 году? Он тогда учился в Афинах: молодой, высокий. Здесь его вспоминали знакомые.

Ваш Вл. Маевский

Швейцария, 2/15 ноября 1945 г.

Дорогой отец Василий,

милость Господня буди с Вами! Когда получите это послание мое, будет подходить и преславный праздник Рождества Господа нашего Иисуса Христа. Поэтому спешу поздравить Вас, сопровождая сие желанием провести этот праздник в здравии, с получением всех духовных благ, приносимых праздником.

Что о себе скажу: немоществую, но, не крича и не ворча. Залечиваю свои недуги после концентрационных лагерей. Упоминалась фамилия Кривошеина, который-де вернулся в Париж из немецкой интернации. Не Ваш ли это бедный брат, который женат на Н. А. Мещерской?

А я немного сержусь на Вас: смиренный, кроткий и простой сердцем монах и считался моим другом, а не ответил на мое давнее письмо, не поинтересовался моею судьбою! Нехорошо право, нехорошо! Если наладится движение по Средиземному морю, то очень хотел бы весною поехать в Палестину и затем на Святую Гору. Поэтому, пожалуйста, поспешите ответить мне на следующие вопросы:

1) Сохранились ли прежние строгие ограничения для въезда на Святую Гору и к кому лучше обращаться в Афинах за помощью для получения разрешения для поездки на Св. Гору Афон?

2) Пришлите мне несколько адресов русских в Афинах, к которым я мог бы адресоваться за советами и справками.

3) Жив ли протоиерей о. Павел Крахмелев, и если да, то как его теперешний адрес и где он вообще?

4) Есть ли в Афинах или Пирее еще кто-нибудь из русского духовенства, кто и как адрес?

5 Кто из моих монахов-друзей скончался на Афоне?

Итак, я не особенно много затрудняю Вас. Прошу передать мой привет о. игумену (кто?), о. наместнику (?) и о. иер. Андрею, а также м. Никодиму. Благослови, Господи, путь Вашего иноческого спасения. Прошу мою грешность помянуть в молитвах своих пред святыми Божиими <так!>. Искренне преданный

Вл. Маевский

Suisse, 8/21 апреля 1946 г.

Дорогой отец Василий,

сегодня первый день светлого праздника Воскресения Христова, поэтому позвольте приветствовать Вас радостными словами ― Христос Воскресе!

За неимением православной церкви, был сегодня в протестантской кирхе, но не получил там полной праздничной радости: сухо, бедно и убого. Припомнилась мне невольно Пасхальная служба у вас, когда я имел радость гостить на Афоне в 1937 году. Светлая радость этого воспоминания запечатлелась в душе моей на всю жизнь. Поэтому душою и мыслями всегда и тянусь на Св. Гору.

Если бы Вы только знали, какую радость доставило мне Ваше письмо, то, верно, написали бы его еще раньше, а не только 15/28 февраля. Но благодарю и за это, так как, наконец, узнал о жизни на Афоне. Был в Женеве арх. Кассиан, но я его не видел, поэтому и не мог ничего узнать о святогорских насельниках.

Да, пока не забыл: сообщите мне быстрее № ботинок для Вас и м. Никодима с Карули. Хочу прислать вам обоим, но простите, что обувь будет ношеная, так как новой отсюда еще нельзя посылать. Может быть, прислать и немного белья, носков и мыла? Бога ради, не стесняйтесь и пишите по-дружески ― прямо и искренно. Уверен, что и Вы бы мне помогли в нужде.

Целиком присоединяюсь к осуждению, которое существует у монахов по отношению к ненормальной (мягко выражаясь!) позиции м. А. и его «Синода». Сильно скомпрометированный вообще, он вносит нездоровые начала в церковную жизнь. Поэтому вызывает нерасположение. Радуюсь спасением Ваших братьев, которым все же пришлось немало перестрадать. Даст Бог теперь отдохнуть в кругу своих.

Получаете ли вы на Афоне газеты и какие, откуда?

Радует меня несказанно Ваша твердая уверенность и надежда, что будет лучше для нас и оформится справедливое правовое положение, когда, наконец, получено будет и право свободного приезда. Приезжают ли откуда-либо и теперь русские? Здесь были из Парижа: проф. Зандер¹⁶⁰ и Пьянов¹⁶¹; скоро, кажется, приедет проф. Н. Бердяев.

На Благовещение я ездил в Цюрих и в тамошней русской церкви сподобился отговеться. На этой неделе собираюсь на 2 дня в Берн. Там тоже есть русский приход и священник из Белграда. А в мае, если Господь поможет, поеду на две недели в Женеву, так как мне очень нужны книги из тамошних библиотек. Два раза делал доклады об Афоне... Если есть возможность, то пришлите мне открытки с видами: мон. Св. Пантелеимона и обоих наших скитов ― Андреевского и Ильинского. Очень мне нужно для лекций, ибо нечем иллюстрировать доклады.

Как имя того англичанина-монаха, которого я встречал у вас; он приезжал тогда из Афин: высокий, молодой? Где он теперь и что делает? За годы войны все и все растерялись. Живы ли Каллист и Никон (златоустовские), Исаия (крестовский), Петр (ильинский), Агафанагел (андреевский), Анатолий (Св.-Троиц. келии) и иер. Георгий (келия св. Николая)? Кто теперь старец в Крестовской келии? Будьте добры, узнайте все это и сообщите.

Привет о. Софронию... Может быть, ему что-нибудь нужно. Черкните правдиво, не стесняясь. Хорошо?

Как лично Вы смотрите на мое стремление попасть на Афон? Своевременно это по обстоятельствам тамошней жизни <или> нет? Правду сказать: хотелось бы принять посильное послушание и после всего пережитого найти успокоение для души.

Произошло поистине чудесное событие. После четырехвекового пребывания в лоне Католической Церкви, униаты Галиции вернулись в объятия Матери-Церкви. Это столь чудесно, что просто и не верится. Дух захватывает при мысли о теперешних возможностях и перспективах для православия. После грозовых испытаний Господь посылает милости; после очищения и религиозной закалки ‑ открывает широкое поле для церковной работы. Во всех областях жизни Православной Церкви происходит громадная и ответственная работа. Но есть ли «делатели»? Дай, Боже, чтобы нашлись!.. Но нужно думать, что если Господь открывает возможности, то пошлет и «делателей» для великого дела. Но вот жаль, что именно в этот момент совершенно обезлюдели наши святогорские обители. Именно теперь, когда нужны водители и устроители сызнова монастырской жизни.

Пишете ли Вы лично что-нибудь теперь? Кто теперь у вас библиотекарем, после кончины Иосифа?

Прошу долготерпения и снисходительности. Поэтому не откажите ответить на мои вопросы касательно жизни на Св. Горе. А помимо того, еще сообщите и все то, что сами найдете нужным. Помимо моего и моих друзей интереса к святым обителям Афона, надо мне это и для поддержания интереса в церковных кругах и привлечения внимания к русскому Афону.

С радостью нужно признать, что в широких кругах пробуждается религиозное чувство и все больше людей – после пережитых ужасов – устремляется в ограду церковную. Вообще же, время исключительно больное и тяжкое. Все понятия сдвинуты со своих мест, и многим кажется, что летят куда-то в пропасть ‑ опереться не на что... Мир запутался в сложностях и противоречиях. Как всегда, остается одно лишь прибежище ‑ Церковь, в которую все больше теперь и устремляются.

Очень прошу Вас, дорогой о. Василий, вставьте в Помянник прилагаемые имена «о здравии» и «за упокой»! Доставите мне этим огромную духовную радость. Спаси Вас, Господи!

Итак, не забывайте меня своим ответом и вестями с милого Афона обо всем и обо всех. Все дорого и интересно.

Есть ли у Вас вести об архимандрите Андронике и монахе Константине (Гинтовиче), что в Индии – в Траванкуре?

Очень и очень прошу мою грешность помянуть в молитвах своих пред святыми Божиими <так!>.

Душевно преданный,

Вл. Маевский

Suisse, 12/XI.46.

Дорогой о. Василий,

пользуюсь случаем и посылаю Вам это письмо par avion. Поэтому дойдет оно быстро. Получил Ваше письмо от 13 сент. н. с. Через Афины выслал 2 пары ботинок. Из них одну пару выберите себе (с носками), а другую – незамедлительно пошлите в Крестовскую келию, о. Афанасию. Получение этих вещей не откажите подтвердить, чтобы я знал, доходят ли и есть ли смысл посылать их. Только простите, что не новые, но отсюда можно посылать только ношеные вещи. <...> Буду благодарен, если меня помянете в молитвах, а также не поленитесь святогорскими новостями поделиться. Привет братии, но, пожалуй, из живых никто меня уже и не помнит? Сколько у вас осталось насельников?

Искренно расположенный к Вам,

Вл. Маевский

Geneve,

23 янв. 1947 г.

Дорогой о. Василий,

уже давно нет от Вас вестей. Благополучны ли? Недавно послал через Афины – на адрес любезного В. В. Дейтриха – пару черных полуботинок. Они почти новые и здоровые, поэтому будут особенно пригодны для Вас. Но только дойдут ли: в последнее время я уже отчаиваюсь, т. к. посылаю, а ничего не доходит. И когда уже наступит мир в ваших краях?

Окажите мне дружескую услугу и разузнайте у себя в монастыре и в других русских обителях (келиях), какие у них имеются дубликаты книг, брошюр и журналов, которые могли бы и желали бы продать или уступить взамен, за вещи (или продукты), в которых нужда. Конечно, это возможно осуществить только в том случае, если с Афона можно это отправлять по частям в Афины, а оттуда переслали бы мне друзья через транспортную контору. Это уже моя забота. А надо только с Афона отправить в Афины, т. е. тут же, в Греции... Очень бы меня обязали, т. к. нуждаюсь в разных книгах, брошюрах и журналах, потеряв все, что собрал. Письмо это получите, вероятно, скоро, т. к. посылаю его по воздушной почте В. В. Детриха, а он любезно согласился переслать Вам, как и ботинки. О святогорских новостях ничего не пишете: очевидно, нельзя? Мне пишите, как и раньше, на адрес настоятеля русской церкви в Женеве <.>, т. к. это постоянный адрес, где бы я ни был: всегда передадут или перешлют.

Почему отец С. перешел с Карули в Андреевский скит? Жив ли Никодим, ученик пок. о. Феодосия? Как много дорогих для меня братий уже отошло в лучший мир.

Прошу не забывать меня в молитвах своих! Душевно преданный Вл. Маевский

29.IV. 1937. Вел. четверг

3, r Manin, P, XIX

ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!

Дорогой о. Василий. Сейчас (5 ч/ дня) получил Ваше письмо, а уж если не сегодня, то завтра, наверное, написал бы Вам. Mea maxima culpa <я виноват. – Сост.>, что до сих пор, все время помня, не брал в свои руки моего пятипудового пера, хотя уже и о. Георгий давно напоминал мне. Самое трудное в жизни для меня – это написать письмо. А затем уже – все другое писательское. Но дело само мной немедленно по возвращении, т. е. в январе же, сделано. И дело оч. легкое. Никаких задержек. Доложить и сразу принять. Вот для на... <нрзб.> Вашего ориентирования копия нашего Статута о др. степени. Решено, что Вы сейчас никакого прошения не подаете. И Вам не па... <нрзб.> инст-т формально, если Вы сам того не пожелаете. Постановлено, чтобы я написал ... <нрзб.> о принятии от Вас какого-то устного прошения о держании докторантских экзаменов, так и о принятии этого с радостью. Лишь одним профессором высказано, ради формальной легальности, сомнение, как быть нам с буквой закона, допускающей к докторантству только окончивших «б-ие фак-ты и ... <нрзб.> акад-ии» (см. § 2)? Я это парирую предложением: провести наши экзамены в форме двух моментов. Момент предварительный: 1) Вы рассматриваетесь на время как бы сдающим курс нашего Б. инс-та экстерном.

<Продолжение. – Сост.>

22/9 июля 1937 г.

Ради покаяния в моем безобразном грехе эпистолярной абулии оставляю письмо так, как оно было начато еще на Страстной.Что делать? Такой я урод! Но к делу! Продолжаю.

Эта сдача экзаменов по нескольким главным богослов. дисциплинам есть, конечно, для Вас отвлечение от исследовательской работы. Но я думаю, небезынтересное и полезное. Сдавая их, Вы пред инст-ом в сущности будете сдавать докторант. экзамены и их дополнительные части. Какие же это дисциплины? Бесспорно: 1) Св. Писание Нов. Зав. 2) Св. Пис. Вет. Зав. 3) Сравнительное богословие. 4) Церковное право. Остальное (догматич., нравств., пастырск. б-ие, истор. Церкви и агиология включаются и поглощаются вашим спец. экзаменом по патрологии). Как надо мыслить эти экзамены? Как прочтение по указанию каждого преподающего данный предмет каких-либо кратких курсов и книг и письменный краткий ответ ему на какой-либо один или два вопроса по курсу. Проще всего, напр., по церк. праву, ибо есть хорошие учебники: Суворов, Павлов, Бердников. И я бы, напр., задал такой вопрос: какие пр. Апостольских правил и как выполняются до сих пор в практике Восточной Церкви? Что касается меня, то я бы для зачета Вам истории Церкви попросил бы Вас сообщить только, что Вы прочитали семинарский курс Малицкого (от раздел. Церквей и до настоящ. времени, зная, что Вы прочитали Болотова) и по истории рус. Ц-ви учебник проф. В. В. Знаменского. И никаких письменных вопросов. М. б., так же, напр., литургист пожелал бы для зачета, чтобы Вы сообщили, что прочитали учебник Н. В. Кровского по христ. археологии (архитектуре, иконописи), тоже без письм. ответов. После этого мы выдали бы Вам диплом как окончивш. наш инс-т экстерном. И далее дело свелось бы к Вашему отчету по патрологии на мат. доктората (с добавлением сюда новой книги о. Георгия «Пути русск. богословия» и еще какие-то книги по указанию о. С. Булгакова по «сравнительному богословию новейш. времени»).

Что касается сосредоточения на св. Максиме Испов., то, по моему скромному мнению, историч. «злоба дня» в нашем богословии требовала бы «срочного уяснения не учения М. И. о Боге в Самом Себе», а Его отношения к твари: «прообразы тварей в Боге, Его Энергия, искупление, антропология, обожение, апокатастасис». Эта часть наиболее нужна под влиянием спора, возбужденного софиологией о. С. Б-ва.

Вот, дорогой о. Василий, мой (и нашего инс-та) отклик на Ваш вопрос. Действуйте, пишите, толкнете – и отверзется. Все будут искуснее меня на письма и ответы. Но поверьте – нет у нас в инст-те большего, чем я, ревнителя, чтобы помочь Вам заочно докторироваться. На это у меня есть специфич. вдохновение.

Побывал в Греции и, увидев, как много накопилось уже на новогреч. языке литературы (документов, журн., статей, артиклей в энциклопедиях и т. п.), правда, сырой и мелочной для пересмотра и новых построений истории Греческой Церкви от падения К-поля до наших дней. Я, по обязанности историка Восточн. Ц-ви, почувствовал и острый стыд научной отсталости, и жгучее желание пересмотреть, перещупать эту нов. греч. литературу и журналистику, чтобы обновить и перестроить мой курс. Поэтому я испросил у инст-та отпуск от лекций до 20 янв. 1938 г. и за это время хочу посидеть в Афинах, освоиться с нов. греч. яз. и кое-что поизучить. Подал ходат. о визе. Думаю, что не откажут. Тогда, если Бог благословит, после 20 авг. поеду в Афины на всю осень и начало зимы. Я нашел себе и жилище у приятеля – русск. Инженера-беженца (грека по отцу). Вот на всякий случай адрес... <далее адрес по‑гречески – Сост.>. Сейчас только я в тревоге из-за падения франка. Его глубокая девальвация может сделать мою поездку материально невозможной. Если Бог приведет меня в Афины, то, может быть, и вновь Вас там увижу?

Кланяйтесь друзьям: о. Ювеналию и о. Софронию. Виделся в память св. ... <нрзб.> с о. Ювеналием. О. Софроний укрепил<ся> теперь физически? – Дай Бог!

Мне стыдно, что я никому на Афон не писал. А много здесь об Афоне рассказывал!

Если это прилично и не обидно, передайте мои почтительные приветы и пожелания здоровья о. архимандриту Мисаилу и низкий поклон с благодарностью за гостеприимство о. наместнику Иоанникию. А также нашей доброй «нянюшке» – о. Паисию фондаричному и светлому о. Пинуфрию.

Как видите, о. Василий, наш Статут о доктор, не есть конкретн. «программа». «Программа» всегда устанавливается индивидуально, путем соглашения ad personiam.

Будьте здоровы и не проклинайте меня паче меры за мою преступную косность к перу.

Сердечно Ваш, Ант. Карташев

18/5 октября 1937 г.

Дорогой о. Василий.

Только что узнал из карпатской «Правосл. Руси» о внезапной смерти о. наместника во цвете лет и сил! Вот как неисповедима воля Божия! Человек, яко трава... А кто-то здесь сказал мне, что и о. настоятель вслед за ним тоже «исполнил лета долга». Так ли? Но, во всяком случае, Вы теперь в водовороте перемен и тревог. Дай Бог всего лучшего!

Пишу с оказией. Неожиданно встретил здесь едущего к Вам о. Алексия Киреевского¹⁶². Послал с ним устные поклоны. А сейчас пытаюсь написать, чтобы ему передали до отъезда.

Сердечный привет о. Софронию и о. Ювеналию! Укрепился ли о. Софроний?

Уехав зимой, я не утолился Грецией и попросил отпуска-командировки на 1-ю треть учеб. года до Рождества, чтобы перещупать новогреч. литературу по истор. Церкви (это мой долг по академич. специальности) и приучиться бегло читать по-гречески. Пока Бог благословил – начало моей мечты осуществилось. Не знаю, как-то задастся все мое предприятие.

Как Ваши, о. Василий, учения, занятия? Не могу ли чем-либо быть полезным отсюда, из Афин?

Поклон о. Паисию-фондаричному и особо низкий поклон о. Пинуфрию.

Рад, что я сейчас не в Париже, вдали от разыгравшейся там грязно-кровавой трагедии белоармейского Иудина предательства! Ничем не поможешь! Безбожно живут люди и безбожно разлагаются! Бог их – чрево: за вино и икру продают души дьяволу! Но бедные, рядовые, доверчивые «подчиненные» – им трудно перенести это моральное землетрясение!

Всего наилучшего. Сердечно Ваш

Ант. Карташев

P. S. На остальные 2/3 учеб. года хочет приехать сюда о. Г. Флоровский. Он, кажется, будет иметь много времени и возможность надолго приехать к вам на Св. Гору.

30.X / 17.XI <так!> 1937 г.

Дорогой о. Василий.

С радостью получил от Вас весточку. Уже написал в институт с просьбой от всех проф. дать конкретные указания, что предложат Вам прочитать (чтобы зачесть свой предмет). Мое мнение, сообщенное инст-ту, таково. Эти экстернские экзамены ― дань формальному закону. А потому должны быть проведены с максимальным облегчением. Некоторые прямо должны быть зачтены. Мне кажется, таковыми должны быть: истор. Ц., патрол. и догм. Я даю пример: свой предмет зачитываю¹⁶³. Прошу поручить от лица Правления формально о. Георгию провести в беседах с Вами возможно большее число экзаменов не только дипломных, но и в предвидении докторантства. По моем мнении проведен такой взгляд, что дипломные экзамены есть в сущности для Вас и облегчение всего побочного в экзамене докторском. Я думаю, что Б. инст., как это было и раньше при моем устном докладе, вполне согласится с моим мнением. А я, вернувшись к февралю, буду напоминать коллегам об этом деле. В подробностях я думаю так.

По Ветх. Зав. Ваших чтений по экзегетике достаточно. А по исагогике удовлетвориться общим введением Брациотиса, а частные введения по отдельным книгам прочитать по какому-ниб. католич. курсу, напр. Cornely et Merx «Introduction dans les libres de l'Anc Thst».

По Нов. Зав. также какое-нибудь общее и частное введение по литургике (за отсутствием русск. научн. курса, а не учебника) я предложил, чтобы Вы прочли проф. Н. В. Покровского курс «Церк. археологии» или, за отсутствием его, прежде выходившие «Очерки по хр. архитектуре и иконографии». И это зачесть за один предмет: литургика и церк. археология.

По нравств. б. школьно полезно, для ознакомлений с шаблонным материалом прочит. легкий и маленький, но оч. живой учебник проф. Маркеллина Олесницкого.

По пастырскому б. не читать же книгу о. Г. Шавельского (по ней иногда сдавали наши студенты), зачесть Вам И. Златоуста о священстве.

По канонич. праву дело обстоит просто. Есть установившиеся курсы: Суворова, Павлова, Бердникова, Красножена, Горчакова. Или Никодима Милата. Для справок в толкованиях канонов – его же 2-томное «Церк. правила в толков». Еще познакомиться с Нечаевым – «Практическое руководство для пастырей», посмотреть Булгакова – «Настольная книга для пастырей».

По гомилетике – ничего. Полистать Хрестоматию по «Истории христ. проповеди» Поторжинского и Булгакова.

Еврейск. яз. – просто не требовать, но если найдутся, прочитать курсик проф. И. Г. Троицкого «Библейская археология» – просто и очень полезно.

По агиологии – думаю – Т. П. Федотов предложит свою книжку «Русские святые». К ней я прибавил бы Delahay «Sanctus» – лучше не выдумать. Затем просто посмотреть Голубинского «<История> канонизация святых в Рус. Ц.».

У нас Федотов отдельно читает истор. Западн. Церкви. Вероятно, он предложит прочитать ее (средние века, папство и реформация) по русскому Робертсону. А можно бы и не обременять этим.

Даст Бог, я пробуду здесь весь январь, но 1-го февр. уже должен буду уехать. А на мое место прибудет около 15 фев. о. Георгий Ф. и останется до октября и надолго приедет и к вам.

Перенес я здесь 4 гриппа, потерял немало времени. Далеко не сделал, что хотел, но все-таки своим пребыванием удовлетворен. Еще должен прочитать на б. факуль-те три лекции о Русск. Церкви последн. времени в греческом переводе (чтобы было понятно всем студентам). Хороших переводчиков у меня – увы! – нет. В этом сейчас задержка.

Мечтал бы и еще приехать в Грецию и еще на Афон, да летом, в тепле!

О. Софронию и о. Ювеналию передайте, пожалуйста, мое приветствие к Рождеству Христову и многая лета к Новому Году. Да хранит Вас всех Господь, и да узрим Свет, во свете Его над Россией.

Сердечно Ваш

Ант. Карташев

P. S. Мы избрали м. Хрисостома Почетным членом нашего Б. инс-та, а за ним и м. Хрисанфа Трапезундского и Виссариона Черновицкого.

21.XII (3.I.1938) 1937. Афины

Дорогой о. Василий!

Только что занес руку, чтобы написать Вам пока просто слова поздравления на праздники, как получил Ваше обстоятельное письмо. Ну, теперь и пишу более обстоятельно.

Благодарю за Рождественские приветы и взаимно желаю встретить праздники Христовы в светлой радости духовной и телесной бодрости.

Мы здесь разговелись в гостях. А теперь опять постимся. Ждем своего Рождества. Грустен этот беспорядок в православии: мягкотелы мы, всякому позволяем нами командовать.

А самосуд российских истязателей внушает вновь надежды на скорый их конец. О, как хотелось бы принести народу нашему вновь благовесть Евангельскую!

Приветствую обитель Вашу с мирным разрешением выборного вопроса. Да, тут неспроста. Их Тихон тоже был третьим по счету голосов кандидатом!.. А разве теперь о. Сергий не антипросоп? До сих пор жалею, что нам не пришлось у него пообедать, «погостить». Поклонитесь ему, если он не забыл меня.

Я очень радуюсь Вашему учебному подвигу. Вы герой. По приезде в Париж организую Вам пересылку книг из нашей библиотеки. И в первую очередь пошлю Вам IV т. Болотова, который числится за мной. Это наша драгоценность, но, даст Бог, не погибнет. Для легкости только постарайтесь, чтобы почтовые расходы казначею нашему были уплачены поскорее. При грошевой экономии и скудости кассовой наличности оч. чувствительны. По В. Зав. Брациоцис, по-моему, оч. хорош и достаточен. При нем в Cornely можно и не заглядывать. Да и она у меня есть собственная. По Н. Зав. посмотрю в Антониадиса (не виден). Удивляюсь, что Н. В. Покровского «Очерки <памятников> христ. иконографии <и искусства>» у Вас отсутствует. Так много было изданий и так они распространены. Ее тоже можно Вам выслать из Парижа. Соти. <нрзб.> посмотрю (не видал), но думаю, что это уже программы. Но нр. б. Янышева достаточно. А в Солодского заглянуть ради любопытства. Ведь по нему мы учились в семинариях более полстолетия! Ужасающая схоластика! Странно, что канон. права нет ни одного курса! Опять могу Вам выслать собственного Суворова. Delahay Sanctus есть у о. Г. Флор-го собственный. И мы можем выслать. Библ. арх. И. Г. Троицкого на лето тоже можем выслать. О догмат. б. не писал, потому что самоочевидно: надо знать минимум маленького Макария и почитать Сильвестра. А при Вашей специальности просто уже взять максимум всего Сильвестра, и тогда больше ничего. И это зачтется и при докторском экзам.

Да, и я глазам не поверил, когда здесь уже, при чтении задним числом русских газет, присылаемых мне сюда пачками, увидел объявление о смерти Андрея Федоровича <Карпова>! Катастрофично! Россия потеряла философа.

Ведь мы неудержимо мечтаем еще послужить России в самой России. Тем дороже люди молодые, которым по законам возраста легче осуществить эту мечту.

Мои всегдашние поклоны о. Софронию и о. Ювеналию.

Дай Бог здоровья и бодрости. Искренне Ваш

А. Карташев

25/12 июля, 1939. Рим

Дорогой отец Василий.

Получил вчера Вашу открытку от 6/19 июля. Сам я был в отпуске и вернулся в Рим 20 с. м. Я действительно хотел подробно ответить Вам на Ваше письмо от 17/30 марта; но до сего времени не собрался не столько из-за лени, сколько из-за отсутствия мыслей и всякого вдохновения. Вы спрашивали о моем мнении о новом Папе¹⁶⁴ и о Солоневиче¹⁶⁵ (трудно, я думаю, встретить двух лиц более противоположных по духовному и внешнему облику). О первом личного мнения не имею: знающие его говорят о Пии XII как о человеке большой духовности и полном нравственных достоинств. Что же касается его политики, можно предполагать, что он пойдет по старому руслу: по крайней мере, первые месяцы его управления подтверждают это мнение, и нет оснований рассчитывать, что Ватикан изменит свое ошибочное отношение к Русской Церкви.

Солоневич нас пленил своей замечательной книжкой «Россия в концлагере»¹⁶⁶, после прочтения которой (еще в фельетонах) брат мой написал ему сочувственное письмо. Это и дало повод Со<лоне>вичу просить брата взять на себя, т. сказать, представительство его газеты¹⁶⁷ в Риме. Его политическую работу в эмиграции в общем можно считать полезной, несмотря на ряд непоследовательностей, часто отсутствия такта как в саморекламе, так и в нападках на полит. противников. Его заслуга, что он своими талантливыми статьями встряхнул заплесневевшую эмиграцию и совершенно рассыпал проникавшую всюду дезинформацию о Совет. России (в духе, выгодном большевикам). Боюсь и я, что С. является как бы прообразом будущей России; но, дай Бог, чтобы скорее пришла хоть такая Россия, лишь бы кончились мучения народа русского.

Времена, нами переживаемые, не сулят ничего хорошего, т. к. всюду делается много абсурдного, а самые очевидные вещи проходят незамеченными. Так все сложно, что не берусь делать выводов; но, как и раньше, утверждаю, что без правильного разрешения русского вопроса Европа не выйдет на мирный путь. Вся страна в долгу у национальной императорской России, и пора это сознать в год 25-летия вступления ее в мировую войну.

Личная моя жизнь течет по-прежнему, мало меня удовлетворяя. Во время отпуска побывал во Флоренции, Венеции, Падуе и Вероне и провел 10 дней в Тироле итальянском, любуясь красотами природы и творениями художественного гения итальянского народа.

<Окончания нет.>

15(2).VIII.1939 г. Paris ― XIX 3, r Manin

Дорогой о. Василий.

Если имеете с моим кунктаторством дело, прощайте меня до «седмижды семидесяти раз». Преступен я пред всеми... Каким с колыбельки, таким и в могилку. Стукнуло уже 64 года!.. Только что схоронил своего однокурсника по Академии – И. В. Никанорова, умершего от рака. Momento mori. А ведь не писал. Ваши письма (как отчеты о прочитанном и сделанном) я храню и вручаю коллегам при случае. Сейчас таковой предстоит. Наш о. Кассиан (Безобразов) поедет на Афон. Должен быть у вас когда-то около 10 сентября. Я его вдохновил (в отличие от о. Г. Фл.) посодействовать Вашему формальному продвиганию по линии нашего штемпелевания. Отец Кассиан готов даже проэкзаменовать Вас по его предмету, то есть Нов. Завету, глав. об., знание текста, конечно. Он, вероятно, предложит Вам post factum еще прочитать какое-нибудь англ. пособие из нашей б-ки. Вы ему еще вручите письменный итог Ваших штудий. Он будет ангажирован Вашим делом, и мы поскорее проведем Вашу licence <диплом. – Сост.>, теперь у нас степени «кандидата богословия». А докторская для Вас уже легче, и уже много сделано. А сочинение еще легче, ибо оно уже напечатано. А чтобы наши «крючкотворы» не заговорили о каких-нибудь уставных препятствиях, я постараюсь, чтобы в ближайшую же сессию нашего «совещания епископов» Ваше дело, как случай, требующий исключений, было бы заранее уставно легализовано. О. Кассиану, который поедет через Югославию (у него там сестра) и Фессалонику, я указал адрес (м. б., уже устаревший) Д. С. Пантазидиса. Помощь последнего оч. может пригодиться. Есть ли теперь у Пантел. м-ря там «подворье» (громко говоря), и кто на месте о. Андрея? С Афона о. Кассиан хотел бы поехать морем до Афин, а оттуда через Брин... <нрзб.> ‑ Бари ‑ Рим вернуться. Но в визе ему указан только Афон, а не остальная Греция.

Как здравствуете и работаете? Поклонитесь от меня о. Софронию и о. Ювеналию, а также о. Пинуфрию о. Паисию (быв. фондаричному). Как здоровье отца Софрония?

В прошлом году, в июне, меня свозили в Чехословакию (для речей по поводу юбилея Крещ. Руси). Побывал я и в Ладомировой, в монастыре преп. Иова. Подвиг созидания огромный. А ... <нрзб.> меня друзья выписали в Америку. Рад был узнать, как живет там наша жидкая эмиграция и густая мужицкая масса (старых дезертиров, рабочих), глав. об., карпаторуссов. Сыты, богаты и преданны душой «рабочее-крест. власти в СССР, наконец-то устранившей царей, помещиков и генералов». Таково большинство. Это большевики 1917 г., о которых в России теперь и понятия не имеют. Конечно, есть прицерковное меньшинство, не приемлющее большевизма. Русская Церковь, благодаря этой полуварварской массе, имеет оч. грубый, пониженный культурно стиль. Духовенство – недоучки из дьячков. Вообще, Америка, и русские в частности, не возбуждает к себе симпатий своей дикостью. Пробыл там 4 месяца (!!). Учебный год после этого был для меня сложен: двойное количество лекций и проч. Вот одна из причин, что я так запустил свою переписку. И пред Вами замолк. Едва сейчас, на вакациях, заглаживаю мои долги.

От 28 сент. до 17 окт. будет проходить VI-й Византол. съезд в Алжире, организуемый французами (в частности, проф. Gabr . Millet). Собираемся туда с о. Г. Фл. поехать. Половину оплатят французы. Мой доклад – «Первое Крещение Руси в 861 г.».

Я лично убежден, что сейчас войны не будет. Сговорятся на компромиссах о Данциге. Но вообще играют с огнем. И года через полтора что-то лопнет и прорвется. Б-ки, конечно, обманут желающих обманывать себя «союзников» и угостят их новым Брест-Лит. «миром». А Россия от потрясений воскреснет. Состояние эмигр. во Фр. оч. трудное: безработица, дороговизна, измор и зачисление в войска умирать за?... Фр. гражд. выдают маски для спасения от газов. Иностр., т. е. мы – лишены этого права.

М. б., ваша часть – благая.

В наш Б. инс-т просятся преподавать карпатороссы. Их ужасает усиление (под Венгрией) церковного украинизма. Простота и карп. рука из Америки. Это, м. б., понизит уровень нашей умств. культуры, но, очевидно, нужно по времени для укрепл. православия.

Храни Вас Господь.

Сердечно Ваш А. Карташев

P. S. Посылаю вам трем брошюру (оттиск ст. из Белград. Владим. сборника).

Оба автора писем связаны со знаменитым институтом Кондакова в Праге и Белградским Университетом. История создания первого из них связана с деятельностью выдающегося историка церковного искусства Никодима Павловича Кондакова (1844‒1925). Эмигрировав в 1922 г. в Прагу, он начал читать в там Карловом университете курс лекций о роли восточноевропейских славянских и кочевых народностей в истории образования общеевропейской культуры, по истории античного быта и культуры и по проблемам орнамента. Н. П. Кондаков воспитал значительное количество учеников, которыми в 1925 г. был создан в Праге «Семинарий имени Н. П. Кондакова» (Seminarium Kondakovianum), переименованный в 1931 г. в Археологический институт имени Н. П. Кондакова. Институт издавал «Сборники статей по археологии и византиноведению» и «Анналы» (до 1940 г. увидело свет 11 выпусков научных трудов). Главной задачей института была публикация рукописного наследия Кондакова, изучение древнерусского искусства, педагогическая деятельность. Институт просуществовал до 1952 г.

Београд XII, Шеноина 3

25.IX.35.

Дорогой отец Василий!

Простите, что отвечаю Вам с запозданием. Сначала ждал возвращения А. В. Соловьева¹⁶⁸, надеясь, что он привезет Вашу рукопись. Потом так очень задержался, будучи очень занят работой, – извините пожалуйста. Ваша работа о св. Григории Паламе меня очень интересует. Очень сожалею. Что Вам не удалось прислать рукопись с Соловьевым и что для меня, таким образом, откладывается возможность ознакомления с нею.

Само собой разумеется, что работу Вашу следует опубликовать (мне ее достоинства ясны заранее). Боюсь только, что размер ее является большим осложнением, особенно для научных журналов. Конечно, легче было бы устроить ее в тех органах, в которые Вы поручаете обратиться А. Ф. Карпову. Но мне кажется (хотя я на этом отнюдь не настаиваю), что существеннее было бы напечатание в каком-либо иностранном научном журнале богословского или византологического характера. Правда, в таком случае пришлось бы переводить на французский (вероятно, Вы можете это сделать сам?). Но, конечно, досадно переводить, если не быть совершенно уверенным в результате. Поэтому мне пришла такая мысль: если Вы согласны, я бы мог написать редактору Bysantion'a Грегуару и предложить ему на прочтение русскую рукопись, т. к. он хорошо знает русск. яз. Если он в принципе согласится с размером и темой, то Вы сможете ему прямо послать русский текст (но все же надо бы перепечатать на машинке), а уже после получения его окончательного ответа – переводить на французский. Если Вы меня на это уполномочите, то напишите, пожалуйста, и сообщите возможно точные размеры.

Пишу сейчас с увлечением свою историю Византии для нового Byz. Handbucha. Это формально новое издание Крумбахера¹⁶⁹, но фактически от старого Крумбахера останется немного ‑ будет всего три тома, из коих один и составит моя история. Работа большая, и раньше, чем будущей осенью, кончить не надеюсь, тем более что скоро начинаются лекции и занятия в университете.

Очень бы мне хотелось приехать в будущее лето на Св. Гору и вас повидать. Но, конечно, трудно загадывать вперед на столь долгий срок. Желаю Вам всего лучшего. Искренне Ваш

Г. Острогорский¹⁷⁰

<на бланке Института им. Н. П. Кондакова – Сост.>

Прага, 30 января 1937 г.

Многоуважаемый отец Василий,

Институт ничего не имеет против перевода Вашей работы и напечатания в «Seminarium Kondakovianum», на немецком языке. Мы просим только, чтобы в немецком издании было указано, что русский текст был напечатан у нас.

Радуясь успеху Вашей работы и тому интересу, который она вызвала в католическом мире. Читали пространную рецензию на Вашу работу в «Orientalia Christiana Periodica» Hausherra.

Спасибо большое за сообщение адреса А. К. Мейбома.

Поздравляем Вас с наступающими праздниками Рождества Христова и желаем Вам всего доброго.

Искренне уважающий Вас Дм. Расовский¹⁷¹

<на бланке Института им. Н. П. Кондакова. – Сост.>

Прага, 8 марта 1937г.

Многоуважаемый отец Василий,

Узнав из Вашего письма, что Вам не хватает оттисков Вашей работы, мы выслали Вам сегодня из наших запасов 12 брошюрованных и 2 неброшюрованных Ваших оттисков. Если Вы думаете посылать Вашу работу на Дальний Восток, то должен Вас предупредить, что в Институт св. Владимира на богословском факультете¹⁷² в Харбине мы Вашу работу послали от себя.

В. А. Мошин¹⁷³ передавал нам, что в библиотеке Вашего монастыря имеются дублеты сочинения о. Порфирия Успенского¹⁷⁴ об Афоне. Если это так, то институт был бы очень признателен за пересылку нам этих книг и со своей стороны переслал бы Вам «Русскую икону» Кондакова. Что же касается таможенных затруднений, то Вл. Ал. Мошин был так добр, что согласился привезти лично это издание, т. к. этим летом он снова намеревается посетить ваш монастырь. А мы бы переслали «Русскую икону» Мошину в Сербию, откуда он и повез бы ее к Вам.

М. б., в вашей библиотеке есть что-нибудь и кроме сочинений о. Порфирия Успенского, могущие быть полезны для нашей библиотеки.

Нам вполне понятно желание монастыря иметь капитальный труд Кондакова, и мы всячески пойдем вам навстречу для облегчения осуществления ваших желаний.

Искренне уважающий Вас

Дм. Расовский

Белград, Драже Павлови На 1

18.IX.38.

Дорогой отец Василий!

Давно собирался Вам написать, но все что-нибудь мешало и отвлекало. Окончательно вернулся в Белград, побывав еще в деревне, только в конце прошлого месяца. Затем начались (да и сейчас еще продолжаются) хлопоты по устройству здесь отделения Кондаковского Института. Как мы Вам рассказывали, здесь открывается отделение Кондак. инст. У нас был тут Н. П. Толль, а Д. А. Расовский и сейчас здесь, и надеюсь, что останется уже на постоянное жительство в Белграде. Пока все идет благополучно, слава Богу. В связи со всем этим, позвольте напомнить Вам мою просьбу ― дать нам статью о Максиме Исповеднике для следующего тома наших «Анналов». Все мои друзья по редакции очень поддерживают эту просьбу. Сроками Вы не смущайтесь: достаточно будет, если Вы мне пришлете рукопись к концу года. Если же можете раньше, то, конечно, тем лучше: ее можно будет сразу сдать в набор и не спеша провести корректуру.

Постоянно и с глубоким чувством вспоминаю дни, проведенные на Афоне. Так все было хорошо и незабываемо. Передайте, пожалуйста, мой поклон и сердечный привет отцу Софронию и всем старцам. Желаю Вам, дорогой отец Василий, всего лучшего.

Ваш Г. Острогорский

<на бланке белградского отделения Института им. Н. П. Кондакова. – Сост.>

Белград, 18 апреля 1939 г.

Отцу Василю Кривошеину Святая Гора

Глубокоуважаемый отец Василий,

зная Ваше дружеское расположение к институту и высоко ценя Ваши научные заслуги в области изучения православного богословия, Институт на общем собрании своих членов 13 апреля с. г. избрал Вас членом Института имени Н. П. Кондакова, о чем имеет честь Вас известить.

Устав института Вам будет прислан через несколько дней, как только выйдет из печати.

Просим Вас принять уверения в нашем глубоком к Вам уважении и преданности.

<Печать, подписи>

Г. Острогорский Вице-директор института

Дм. Расовский

Секретарь

<на бланке белградского отделения Института им. Н. П. Кондакова. – Сост.>

3 января 1939.

Дорогой отец Василий!

Поздравляю Вас с праздником Рождества Христова и желаю Вам всего лучшего в Новом Году.

Ваша рецензия набрана и прошла уже первую корректуру. Мы долго колебались, посылать ли корректуру Вам, и решили, в конце концов, провести ее сами. Надеюсь, что Вы на нас за это не посетуете. Мы очень торопимся с выпуском тома, запаздываем и без того, а посылка в оба конца взяла бы очень много времени, да и попала бы она к Вам в самые предпраздничные дни, когда у Вас, вероятно, не было бы времени этим заниматься. Поэтому и просим Вас согласиться с тем, что все корректуры мы сделаем на месте, и положиться на нас, что сделаем это внимательно. К тому же, напечатано у Вас все очень ясно, никаких недоумений и вопросов не возникает. Вы просили, чтобы рецензию кто-нибудь просмотрел в отношении французского. Я ее дал жене А. В. Соловьева, кот. у нас считается первой специалисткой этого дела. Она сделала немного поправок и нашла, что Вы пишете очень хорошо по-французски. Поправки эти, разумеется, совершенно не меняют смысл и вообще весьма незначительны.

Читая снова Вашу рецензию в корректуре, я еще раз думал о том, что совершенно необходимо, чтобы Вы писали и публиковали Ваши труды по богословию, т. к. это имеет большое значение. Я очень рад, что эта рецензия появится в нашем журнале. А вскоре после выхода этого тома мы приступим к окончанию следующего, и будет очень хорошо, если Вы пришлете нам статью о Максиме Исповеднике.

У нас все по-старому и пока, слава Богу, благополучно. Только очень волнуюсь о моих сестрах, так как две из моих трех сестер (Елена и Александра) находятся в Финляндии. Мне шесть недель тому назад делали операцию, вырезали слепую кишку, но теперь я уже совсем здоров.

Сейчас готовлюсь к праздникам. Собирался приехать из Скопля Влад. Ал., но из-за болезни жены, к сожалению, не приехал.

Еще раз желаю Вам всего лучшего и прошу передать о. Софронию и всем старцам мои поклоны и благопожелания к праздникам.

Ваш Г. Острогорский

<на бланке Института им. Н. П. Кондакова. – Сост.>

10.VI.1939.

Дорогой отец Василий!

Простите, что так долго не отвечал Вам на Ваше подробное и интереснейшее письмо по поводу моей статьи о гносеол. основании иконопочитания. Все это время был (да и сейчас продолжаю быть) очень занят, а недавно ездил еще с Д. А. Расовским в Болгарию, где мы представляли наш институт на праздновании 50-летнего юбилея Софийского университета, – по возвращении дел накопилось еще больше. Мне Ваше письмо было в высшей степени интересно, и я Вас очень благодарю за него. Вы совершенно правы, что мое определение образа слишком узко, т. е. обнимает лишь иконы в обычном смысле слова или, вернее, лишь умаленные образы. Прочитав Ваше письмо, я это вполне признаю и принимаю Ваше определение образа как инобытия. Совершенно верно: «образа нет там, где есть одно торжество или одно различие», но это соотношение у умаленных образов одно, а у неумаленных другое (обратное). Вообще, я с Вами во всем согласен и, читая Ваше письмо, удивлялся ясности и убедительности хода Вашей мысли и богатству аргументации и ссылок на свтоотеческие творения. В частных вопросах меня заинтересовало м. пр., что и Вы сближаете иконоборчество с монофизитством. Я это сближение провожу в моих Studiae zur Geschichte des Bilderstreites. Я попросил Н. Е. Андрееву послать Вам эту книжку из библиотеки нашего института, часть которой, к сожалению, все еще находится в Праге. Если она это сделает, как я надеюсь, то впоследствии верните ее, пожалуйста, не в Прагу, а прямо на адрес Института в Белграде.

Спасибо за немецкое издание Вашей работы о Паламе, кот. Вы прислали институту. Необыкновенный успех Вашей работы, даже у иностранцев, лишний раз показывает, как верно, чтобы Вы продолжали писать и печатать Ваши работы, распространяя этим правильное понимание православного богословия. Жду с большим интересом Вашу статью о Максиме Исповеднике. Мы решили выпускать теперь два полутома в год. Если бы Вы прислали статью к осени, она могла бы войти во второй полутом этого года. Затем, еще один важный вопрос и большая к Вам просьба. Мы очень хотим поднять и количественно, и особенно качественно рецензиционный отдел нашего журнала. При этом мы не предполагаем регистрировать все появляющееся в нашей области науки, это было бы и излишнее наряду с Byz. Zeit., но хотим давать обстоятельные и оригинальные рецензии-критики на важнейшие новые работы. Так вот, если бы Вы захотели дать нам рецензию или рецензии на какие-либо изд. более значительных и новых трудов из области богословия, мы бы Вам были очень благодарны и с удовольствием бы их напечатали (по-французски или по-русски, как хотите).

Сейчас я совершенно поглощен корректурой моей «Истории Византии», печатание которой долго задерживалось, но теперь идет полным ходом. Кроме того, по отбытии Н. П. Толля в Америку, перешло ко мне руководство нашим институтом, а с этим связано не только много интересной работы, но и масса всяческих менее интересных хлопот и забот.

В. А. Мошин опять собирается к Вам. А мне в этом году уже не удастся. Был ли у Вас Gregoire?

Передайте, пожалуйста, мой поклон о. Софронию и всем старцам. Желаю Вам всего лучшего.

Ваш г. Острогорский

Fontenay aux Roses (Seine) 53, rue Boucicaut

20 января / 2 февраля 1937-го г.

Многоуважаемый Отец Василий!

Позвольте прежде всего поблагодарить Вас за присланную мне столь важную статью о св. Гр. Паламе. Отец Георгий Флоровский передал Вам, я знаю, тот номер «Vie Spirituelle», где был напечатан и мой этюд о «даре слезном». Надеюсь, он Вам пришелся по душе, хотя я использовала далеко не весь унылый материал, находившийся в моих руках. Вся эта область христианской ранней мистики ― ведения и видения ― полна неисчерпаемых сокровищ для дум, и я вместе жажду припасть к источнику воды живой и дать прикоснуться к нему тем, кто от него далек по незнанию... Моя мечта – написать целую книгу для французских католиков о spiritualite orientale (о восточной духовности), включая сюда и мистику литургическую (о православной теургии Николая Кавасилы сейчас печатаю ряд статей в R. des Sciences theolog.), и мистику личную от Евагрия до паламитов, inclusive-ment. По поводу последних у меня намечено несколько пунктов-вопросов, с которыми для разъяснения обращаюсь к Вам как к специалисту.

1) К какому хронологическому моменту следует отнести, если не зарождение, то практику «Иисусовой молитвы», о которой святоотеческое предание не упоминает?

2) Как обосновать традиционность учения Гр. Паламы о соучастии тела в высшем акте созерцания? Конечно, идея преображения тварного естества на Востоке всегда была жива (по кр. мере, после Оригена), но аскетизм восточн. подвижников фактически сводил ее на акт. Это особенно сильно чувствуется у Исаака Сирина, одного из самых замечательных «духовных» писателей и авторитетов Востока, не говоря уже о синаите Иоанне Лествичнике. То же недоумение возникает у меня и относительно явного превознесения человеческой природы, «как творческой по образу Божьему энергии», над чисто-умной, бесстрастной природой ангельской. Вообще мне кажется, что св. Гр. П. сознательно или бессознательно, но порвал с александрийским идеалом apathia . Так ли это?

3) Наконец последнее. По-моему, невозможно считать «Слово о трех образах молитвы» аутентичным произведением Симеона Нового Богослова, ибо оно идет прямо в разрез с тем личным духовным опытом этого гениального мистика, о котором так твердят его дивные эротические гимны и Поучения. Ни о какой исихастской методологии святого отца не упоминает и его биограф Никита Стифат, и в этом отношении прав Н<...> (а не Jugie), хотя нельзя, разумеется, делать из этого его поспешно-обобщающих и легкомысленных заключений. «Вспомогательные приемы» паламитов ― самое слабое место всей доктрины, ибо сближают их созерцание с практикой нехристианской – инд. йоги, прежде всего. К сожалению, в русской духовности именно задерживание дыхания при умной молитве стало на первый план ответного Богопознания, исказив весь его облик и оборвав все нити, связующие ее с theologia mystica первых веков. Поэтому огромное большинство православных ученых, да и просто церковно‑образованных людей, не хочет видеть, просто не помнит того, что лежит позади. Вы, безусловно, правы утверждая, что св. Гр. Палама подвел метафизическую базу под мистическое учение Вост. Церкви, но древний путь всеобъемлющего экстаза – «трезвенного опьянения» (пр. Максим Испов.) – он, несомненно, сузил, а последователи его тем паче. Всю эту проблему следует поставить заново под углом целостного религиозного сознания, в которое входят и так называемые visions imaginatives, отнюдь не всегда являющиеся «прелестью». И паче приходится осудить все «видения» подлинных святых и на Востоке, и еще больше на Западе. Но это уже заводит нас слишком далеко. Простите, что отняла у Вас время на чтение этого длинного письма и не откажитесь братски на него отозваться, когда у Вас выпадет свободный часок. Пока поручаю себя смиренно Вашим молитвам и прошу принять уверение в совершенном моем почтении.

М. Лот‑Бородина¹⁷⁵

P. S. Моя сестра, Нина Ивановна Любименко, некогда знала Вашу семью – пок. мин. А. В. Кривошеина и его супругу, в Никитском Саду близ Ялты. Это было задолго до революции.

1-ое апреля 1937-го г.

Глубокоуважаемый Отец Василий!

Прежде всего, благодарю Вас за столь внимательно-серьезное отношение к моим скромным трудам и особенно за столь ценный для меня обстоятельный ответ на заданные мною вопросы. Мои личные духовные потребности, неудовлетворительные на лоне русского Православия, столь, увы, равнодушного к великому созерцательному Преданию ― завету родного Востока, теснейшим образом сплетаются со всей моей работой в богословской области, которой я отдаюсь целиком, насколько это, конечно, совместимо с довольно сложной семейной жизнью, ибо Марфа поневоле мешает Марии. Сейчас я одновременно собираю материалы по трем линиям: о природе и сущности мистического опыта в нашей традиции; о гносеологии и антропологии в греческой патристике и, наконец, о Воплощении, независимом от Искупления (и для преп. Максима Исповедника). В последнее вовлекли меня францисканцы, которые «по приказу свыше» должны reprendre et défendre l'Eglise <...> la doctrine de <...> cherchant des racines patristiques <вновь вернуться и защитить Церковь... ее учение... находя в нем святоотеческие корни. – Сост.>. Как видите, задумано широко, <.> и тема чрезвычайно интересная. Я мечтаю, если Господь даст силы, написать целую книгу по‑французски о Spiritualite de l'Orient chretien и, в частности, об l'orient ation mentale. Но это еще за горами. Пока должна исполнить очередные заказы для Etudes <.> и Vie Spirituelle и окончить начатую серию о таинствах по Кавасиле для Seances Philos. et Theol. Надо ковать железо, пока оно горячо. Католические журналы буквально рвут меня в настоящий момент на части, но я чувствую, что рано или поздно я окажусь для них препятствием и произойдет неизбежный разрыв. Спешу, впрочем, отдать должное их полной корректности и лояльности, как-то никакого давления на меня никто не пытается оказать, и нападения готовятся пока что только в стане р. «католиков восточного обряда», с которыми мне совсем не по пути.

Теперь несколько пояснительных слов о двух пунктах действительно неудачно мною выраженных в последнем письме. Меня смущает не возможность соучастия тела в духовной жизни не на вершине ее (что соблазн лишь для непосвященных), а совсем другое: для меня, каюсь, не ясно самое представление о полном преображении земной плоти. Ведь «малое воскресенье» есть образ грядущего великого, когда тело душевное станет по апостолу телом духовным. Все о. о. твердят, начиная со св. Иринея Лионского , о совершенной спиритуализации материи, как конечной цели творения. Но что сие значит? Если должна исчезнуть, быть стертой грань entre l'intelligible et le sensible, qui en est le signe symbole icibas, тогда преобразуемое естество (всего космоса?) становится не только духоносным, но сливается воедино с телом духовным, т. е. вещественный мир ― отображение умного ― ничем больше не должен отличаться от последнего. Тут тоже какая-то антиномия, катарстически не разрешимая, на мой взгляд, хотя именно здесь, как Вы правильно усматриваете, – водораздел платонизма и христианства. Есть ли об этом у Паламы?

Что касается отрицания «visions imaginativеs», то я знаю, насколько глубоки его корни в аскетике Востока, а также, что оно не препятствует тем телесным явлениям Божией Матери и святых, но эти явления не суть мистические видения. В «Трех образах молитвы» открывается, однако, именно с онтологической точки зрения ― все, что не есть созерцание Божественного Света, иначе говоря, бес...ной <нрзб.> трисиянной Славы, чему явно противоречит экспериментальное учение Симеона Нового Богослова, который духовно зрел непрестанно Спасителя и слышал от него глаголы откровения. Кстати, о. Jugie в одном из последних номеров «Echos de l'Orient» вернулся к вопросу о датировании Methodos'a, относимого по новейшим исследованиям к XVI веку. Если я говорила о сужении метафизической базы в опыте паламитов, то лишь имея в виду то, что произошло у нас в последующие века, а именно факт, что Православная Церковь вне Иисусовой молитвы, которая, конечно, имеет древние источники, отвергает принципиально как «прелесть» всякое созерцание горнего мира. В результате вся наша мистика сконцентрирована ныне исключительно на литургическом тайноводстве. Между тем, католический Запад, хотя во многом порвал с истинной радостью, многое сократил в дивной сокровищнице видения, ибо нельзя же хотя бы по поводу Иоанна от Креста (S. Jean de la Croix) настаивать на будто бы «изобразительной» мистике! Ваши слова о «вселенскости» природы христианской «общечеловечности» ее мне было очень отрадно прочесть под пером афонского монаха наших дней. Настало время в самом деле подвести итоги за 2000 лет и, ничем не поступаясь из вечных ценностей, попытаться объединить весь подлинный (неподложный в оккультизме или теософии) духовный опыт мира человеческого.

Как хорошо, что Вы думаете продолжать свои исследования об истоках паламизма и о Божественном Свете! Я недавно выступила на одном публичном собрании (в семинарии College de France), относящийся сюда вопрос о несотворенной благодати (ее признавали и мистер Экхардт и Таулер) и с радостью увидела, что он вовсе не шокирует католиков не томистов. Не решаюсь больше затруднять Ваше внимание, тем более что Вы, наверное, поглощены великопостными службами и смиренно поручаю себя Вашим молитвам,

С совершенным почтением Мирра (Мирония) Лот-Бородина

P. S. Посылаю Вам небольшую статью, появившуюся в «Ирениконе», вернее всего, книжку этого небезынтересного Зап. органа восточной мысли. Искренно сожалею, что не имею б<ольше> оттиска из R. H. R.

Fontenay aux Roses

30-ое июля 37-го г.

Многоуважаемый Отец Василий!

Получила Ваше столь ценное для меня письмо по возвращении из Англии, где я присутствовала на конференции Общества сближения Англиканской и Православной Церквей. Признаюсь, я доселе относилась к экуменическому движению скорее отрицательно, опасаясь недопустимых для ортодоксального сознания компромиссов. Однако перед лицом мировой религиозной действительности мое подозрительное отношение к «английскому протестантизму» (на самом деле речь идет здесь только об англо-католиках) в корне изменилось. Прежде всего, меня поразила глубина индивидуального молитвенного опыта, т. е. именно то, что наиболее слабо в русской нашей духовности (конечно, мирской). Лучшее тому доказательство – та полная растерянность, которую проявили почти все русские (человек 35 † несколько румын и один грек на 150 членов Съезда приблизительно), когда о. Тальбот, известный проповедник-бенедиктинец, предложил «re-treat» – дневной период молитвенного молчания. Молодежь совсем не знала что делать, и лишь немногие попытались прибегнуть к Иисусовой молитве, которую с непривычки творить не так-то легко. Да, древняя традиция «духовного делания» давно у нее затерялась даже в избранных кругах, в медитации самоуглублению и oraison acquire <умению молиться. – Сост.> нас никто не учит, увы; даже читать Евангелие мы не умеем. Ваша «критика критики» имеет для меня большое значение, и я вообще искренне Вам благодарна за столь серьезное внимание к тому, что я пишу. Принимаю многие Ваши коррективы и хочу только сделать две-три оговорки для выяснения моей точки зрения.

Под «поздним переводом» филокалии я разумела не славянский Паисия В., а русское «Добротолюбие» Феофана Затворника (конец XIX века), от греческого оригинала, кажется, отличное, но возможно, что я тут не права. Относительно Иконостаса Вы меня не поняли: я ведь протестовала лишь против, так сказать, фо...нной <нрзб.> ноты в Новгородских храмах, п. ч. именно это полное внешнее отчуждение верующих от совершающегося на «мысленном небе» и привело к внутреннему отрыву у них от церковной мистерии. И это подтверждает Ваше же справедливое замечание о том, что очень многие искушения истинного вселенского Православия появились уже в Московской Руси.

Здесь XVI век с его самодержавным национализмом несет перед историей ответственность: подражание Византии в худшем – в ее цезаро-папизме, всегда гибельном для духа воплощенной христианской идеи. Что касается «прелести», то это очень сложный вопрос, для меня больной, по-моему, не понимаемый по существу. Прежде всего, знаменитый Jugie, у которого весь ум насыщен латинской схоластикой; о. Напове... <нрзб.> как будто что-то теперь понял в восточной spiritualite, но беспристрастию иезуитов я определенно не доверяю. Мои скромные труды на сем поприще подвигаются весьма туго, отчасти из-за домашних обстоятельств, так как семейная моя жизнь довольно трудная: она требует много работы и отнимает немало душевных сил. По просьбе «Etudes Carmelitaines» я дала им <...> пока sur le secheresse dans l'antiquite chretienne. Это тема мало исследованная, мне особенно близкая, но за недостатком времени пришлось ограничить поле исследования – Ориген. Еще обещала две статьи об онтологии мистического опыта на Востоке и о теории познания, догматическому базису того опыта. Последняя была мною прочитана как доклад на семинарии проф. Barazzi (специалист по испанской мистике), но меня не удовлетворяет и для печати («Иреникон») должна ее переработать. Также мечтаю написать об «oratio mentalis» в патристич. литургике, когда Бог дает досуг внешний и, главное, внутренний. Сейчас я устала чрезвычайно и могу лишь читать – погружена в апокрифы Ветхого Завета и в изучение иудаизма, который к стыду своему знаю плохо, п. ч. наука ... <нрзб.> меня отпугивала и от своих былых учителей в Ecole des <...> Etudes (Section religiease) я сохранила недобрую память, как о настоящих вивисекторах Свящ. Писания. Все-таки надо хоть на пороге старости попытаться восполнить этот важный пробел в моем образовании.

Не решаюсь просить Вас хоть в нескольких словах набросать мне картину афонской жизни в настоящий момент. Обычные рассказы очевидцев ничего не говорят о едином на потребу и рисуют только монашеский быт. Если б Вы могли это сделать в свободный час, то доставьте далекой ближней огромную радость. Ведь на Святую Гору мне не попасть, даже если я соберусь когда-нибудь в Грецию. Прошу не забывать меня в молитвах Ваших. С почтением,

М. Лот-Бородина

17/30 декабря 1939.

Многоуважаемый Отец Василий!

Давно уже получила Ваше очень для меня ценное и интересное письмо и давно хотела на него ответить, но трагические внешние события в мире до того нас захватили, что трудно было придти в себя, успокоиться и собраться с мыслями. А тут еще и состояние моего здоровья, все усугубляющееся, которое не позволяет мне никакой траты сил, даже при условии самого замедленного темпа всяческой деятельности. Одни физические страдания (в костях и гл. обр. в спинном хребте из-за прогрессивной декальсификации организма) я готова нести с должным терпением, помня, что этот крест от <...>, но очень тяжела мне моя невольная оторванность от церкви, от благодатной жизни таинств, питающих и дух, и душу. Сегодня я смогла исповедаться и причаститься Св. Таин, и на сердце светлый мир ― надолго ли? Мы живем в страшное время, б. может, эсхатологическое, и минутами кажется, что антихрист – двуликий – уже пришел. Во всяком случае, на всех и каждом огромная моральная ответственность за совершающееся кругом ужасы и бессильные пока страдания и бесчисленные невинные жертвы разнузданных, торжествующих, темных сил. Остается лишь нам, жаждемым вн... <нрзб.> за правое дело демократии, молить Бога, дабы Он благословил праведный меч и ускорил победу освобождения всех угнетенных народов. Но когда она придет, то необходимо будет перестроить весь мир на новых основах, создать, поскольку возможно, христианское международное общество, где будут равноправны все нации и духовно свободны все твари. Это мне кажется осуществимым хотя бы отчасти, ибо Царствия Божия не может быть на земле.

Неужели и в эти дни великой скорби на Афоне продолжается внутренняя распря «зилотов»? Со стороны, конечно, судить трудно, но то, что Вы мне сообщили об этом, так несовместимо с моим идеальным представлением об иночестве. Грустно также, ч<то> психология «ническая» <нрзб.> доминирует и в этой дух. элите, но люди – всегда, везде люди, т. е. существа слабые и эгоцентрические, а высшие ступени Лествицы доступны даже не всем «званным» – лишь избранным. Сейчас я начала новую богословскую работу на трудную тему: visio dei <...> в традиции христ. Востока (для «Иреникона») и много для нее читаю.

Книга Presdigea у меня есть, и я согласна с Вашей оценкой ее. Хотелось бы знать, что Вы думаете о др. англ. видном теологе, Оксф. епископе Kirk, написавшем большое исследование о «The vision of God», где много религиозно-высоких мыслей, по-моему, нет глубинного укоренения в созерцании, в <...>. Это обычное явление у всех прошедших через школу протест. критики. Маленькая книжечка D. Stolz «Die Theologie der Mistik» лучше бьет в цель, хотя в ней неудачные попытки органически связать схоластику ‑ православный томизм ― с греч. патристикой. Все-таки и с некоторых пор, несомненно пробудился на Западе живой интерес к восточной православной мысли. Только обидно, что мы так забросили сами свои сокровища и не умеем ни прозелитствовать , ни даже просто защищаться, парировать удары ученые, католических апологетов вроде о. Jujie. Я так рада была узнать, ч<то> Ваше «Учение Григ. Паламы» уже переведено и на англ., и нем. языки. Надеюсь, что труды Ваши о преп. Максиме Испов. успешно подвигаются и имеют огромное, на мой взгляд, значение, хотя некоторые византисты склонны считать его эклектиком, умом не оригинальным и т. д. (Viller, Kaussen и др.). На «Духовные Беседы» ис. Макария натиск идет со всех сторон, а теперь начинают нападать и на Кассьена, находя и у него мессалиянские <так!> симпатии, сверх мнимого полупелагианства. Кстати, мой этюд о благодати-свободе закончен, третья часть т<олько> ч<то> вышла в «Oecumenica» (посл. № журнала, который во время войны выходить не будет). Как только получу обещанные оттиски, тотчас вышлю Вам оба последних на суд. К сожалению, за неимением <...> мне пришлось сильно сжать, скомкать конец и настоящего заключения не вышло. Из-за этих очерков у меня идут оживленные споры с одним прекрасным молодым бенедиктинцем-медьевистом, который изучает известного зистер...ского <нрзб.> аббата XII-го в. Guill... <нрзб.> в свете Orientalia lumen и тоже хочет слить воедино <нрзб.> оба течения – зап. и восточное. Об экуменистической <.> книге о. К. <...> я дала отзыв в «Пути» и пришлю его Вам вместе с оттисками <...>‑Liberti. Скажу Вам откровенно, что в здешней и религ.-философ., и чисто экллезиастич. среде я, увы, не нахожу ни поддержки, ни сочувствия: одни равнодушны ко всякой догматике и даже ей не доверяют, а другие словно боятся умствовать вообще. Пока одно счастливое исключение С. Л. <.>, с которым мы близко сошлись – он с женой рядом с нами в Fontenay; он от природы чистый созерцатель, но не без пантеистического уклона, по типу германских мистиков. С Бердяевым у меня лично хорошие отношения, и человек он благороднейший, настоящий апостол социального служения, с подлинным пророч. пафосом, однако от Церкви отходит все дальше, и это грустно. Парижские священники, особенно монахи, порою замечательные пастыри, но для духовного руководительства совсем не подготовлены, ч<то> <.> непонятно. В этом отношении я человек одинокий (семья моя – неверующая) и бреду через пень-колоду собственным нелегким путем, в котором спасаюсь единой молитвенной надеждой на Его помощь и medi fabio ‑ oratio.

Получили ли Вы «Заветы», и как Вам понравились мои стихи, не с эстетической точки зрения, разумеется? Когда-нибудь я расскажу Вам историю этого сборника, имеющего действит. нечто харизматическое. Позвольте в заключение поздравить Вас с приближающимся Рождества Христова и пожелать всего-всего доброго в грядущем году, смиренно поручить себя Вашим молитвам.

С почтением

М. Лот-Бородина

Простите за поправки и вставки ‑ я пишу с трудом, и переписывать нет сил – рука дрожит при малейшем усилии.

48, rue Bobillot, Paris 13

1936.1.16‒29.

Дорогой отец Василий! Мне очень, очень совестно, что я до сих пор Вам не написал, не поздравил вовремя с праздником и с наступающим уже Новолетием, не поблагодарил за Ваше доброе внимание и любовь. Неточность и опоздание – это моя духовная болезнь и немочь. Еще более мне жаль того, что я не сумел использовать немногих дней на Св. Горе как нужно. Приехал неприготовленным, как-то не очнулся до конца и на месте. Все время пребывал в плену у своих страстей и в возбуждении или в раздражении, слишком много думал о себе и искании своего. Впрочем, многому я все-таки научился или, озарив , Господь меня научил. Точно новый мир какой-то приоткрылся. И очень мне хочется еще раз в нем побывать, и уже с большей подготовкой и серьезностью.

До сих пор как-то я не могу войти в нормальный разбег здешней жизни. И все время раздражаюсь и смущаюсь. Работа письменная все тоже не ладится. Начал с Б<огословского> института. Все сравнительно хорошо. С о. Киприаном до сих пор еще не познакомился как следует. Духовная обстановка в Б<огословском> Институте не стала много легче.

На обратном пути сначала ехали мы очень хорошо, провели с А. В. один день в Солуни, а потом я благополучно доехал и до Софии, провел там неделю и отправился через Белград в Прагу, а оттуда вдвоем с женой – мы здесь уже две недели.

Передайте прилагаемые и запоздалые поздравления о. наместнику и о. Пинуфрию, а также и о. Паисию с благодарностью за его заботы. Не забывайте меня в Ваших молитвах и помолитесь, чтобы Господь вернул мне мир и сказал путь <...>.

Господь да хранит Вас под кровом крыла своего.

Ваш о Христе И. недост<ойный> прот<оиерей> Г. Флоровский¹⁷⁶

Roma, 1936.XI.25

Сердечное спасибо за Вашу отличную статью о cв. Григории Паламе. По-видимому, Вы не имели на руках моей статьи «Тварь и тварность», опубликованной уже лет 8 назад в I вып. «Православной Мысли» (изд<ание> Богосл<овского> института в Париже), в которой я делал попытку привести учение паламитов об энергии с идеей божественных прототипов у Пс<евдо> Дионисия Ареопагита, Максима Исповедника и Иоанна Дамаскина. К сожалению, у меня совершенно не осталось оттисков этой статьи. Она же напечатана (в неск<олько> отличной редакции) по-французски в № 1 «Logos», изд. в Будапеште, в 1927 или 1928 году.

Пишу Вам из Рима, где смог остановиться для беглого осмотра на два дня по пути в Афины, куда должен прибыть в эту субботу к вечеру. Андрей Федорович писал уже Вам о моем желании побывать на Святой Горе, и я буду Вам осень благодарен, если Вы сможете мне в этом помочь. Я писал об этом архимандриту о. Кирику, который близко и долго знал моего отца в Одессе, когда он был там настоятелем Афонского подворья. О. Кирик теперь в Белграде, но ответил мне, что написал на Св. Гору с просьбой меня принять и устроить. Я рассчитываю, что смогу провести на Св. Горе с неделю, и хотел бы увидеть возможно больше и намолиться в святых местах. Официальную рекомендацию и разрешение я надеюсь получить в Афинах, от митрополита Хрисостома. Съезд официально заканчивается в пятницу, 4-го экскурсией в Коринф и, след<овательно>, в субботу, 5-го, я уже буду свободен. Мне хочется надеяться, что не будет и на Св. Горе препятствий для моего пропуска. Я буду очень Вам благодарен, если Вы дадите мне добрый совет, что мне надлежит делать. Адреса своего в Афинах я не знаю, но, конечно, меня легко найти будет. Спасибо за все.

Благословение Господне и милость Его да будет с Вами.

С сердечным приветом

Ваш прот<оиерей> Георгий Флоровский

Не мог поблагодарить Вас за Ваш оттиск раньше, т. к. только сейчас получил его после своего возвращения из очень долгой отлучки в Англию.

48, rue Bobillot, Paris 13

1937. Апр. 14 (27)

Христос Воскресе! Братски приветствую Вас, дорогой отец Василий, в эти светлые и святые дни и желаю Вам от Господа даров радости и мира о Духе. Андр. Фед. взялся Вам послать мою книгу и с ней весьма малое приложение из моих прежних залежей. У меня так мало экземпляров моей книги, что я не могу послать для библиотеки. Отец Кирик, впр<очем>, один экземпляр от меня получил. Я очень буду рад, если у Вас найдется время мою книгу прочитать и о ней написать мне подробно. Не знаю, заинтересует ли она о. Ювеналия или о. Софрония. Как Вы поймете из предисловия, в этой книге есть автобиографическая острота, по этим кочкам и запутанным путям «русского богословия» я сам прошел, эти пути были и мои пути, и потому я имею духовное право судить и ценить – в отличие от многих я начал именно с русского богословия, с инославной литературой я впервые познакомился уже за границей, и потому я вправе от русского звать к греческому, т. е. назад, к отцам. Краткое извлечение из книги о западном влиянии должно вскоре появиться в журнале Кос1Га. За это время написал (скорее переписал) неб<ольшое> статью для одного шотландского альманаха Corpus mysticum, the Eucharisty and Catholicity. Теперь понемногу заканчиваю свою англ<ийскую> книгу In ligno Crucia, Patristic Doctrine is the Atonement. По-видимому, этим летом я снова уеду в Англию на два месяца или больше, в том числе и на большую международную конференцию в Эдинбург в августе <...>. Жена моя на это время собирается к моей сестре в Болгарию. Но мне в этом году не попасть на Правосл. Восток, если только я вообще не перееду туда. Сказать совсем доверительно, мои друзья в Сербии делают настойчивые устроить меня на сербской службе, к сожалению, не в университет (где нет свободной кафедры), но в «богословии» (т. е. семинарии). Я не знаю, удастся ли это им, но я буду скорее рад уехать из Парижа, где обстановка не становится легче. Личные отношения, по-вид<имому>, совсем исправились, но пути и цели настолько расходятся, что идти вслепую некуда. Помолитесь обо мне.

Ант. Влад. обещал Вам написать все о делах. Я же со своей стороны поддерживаю свое предложение писать диссертацию («тезу») о преп. Максиме Исповеднике. Если Вам то может быть полезно, я пришлю Вам на время книгу Епифановича о теме. Кроме того, Вам нужно будет проделать круг чтения – по патрологии, прежде всего (впрочем, еще по догматике и по истории философии, в связи с патристикой, для чего указания Вам нужно спрашивать через Ант. Влад.). Вы этим чтением сейчас заняты. Составляйте только заметки о прочитанном, чтобы затем представить «отчет», подобный тем «стипендиатским» отчетам в старых Дух. академиях, которые Вы <...> легко найдете в академич<еских> журналах (в протоколах, в приложении).

От о. Дм. Бальфура знаю о болезни о. Софрония и о его лечении. Вернулся ли он уже в обитель и лучше ли ему? Прошу и ему, и о. Ювеналию передать мое сердечное Пасхальное целование, любовь и привет, а также о. Пинуфрию и о. Силуану, которому я так и не ответил на его доброе письмо, данное мне при отъезде. Прилагаю две открытки с поздравлением для вашего отца наместника и для Андреевского архимандрита, который был с Вами очень добр. Боюсь, что о нашем Богосл<овском> институте складывается и растет худая слава – все-таки большинство моих коллег – новаторы, неологи, модернисты – как угодно их назовите, – и их литературные труды не слишком назидательны.

Не попадалась ли Вам в руки книжечка « О молитве Иисусовой», Валаамского издания? Совсем новая (составитель – игумен Харитон). Я с радостью вспоминаю свое пребывание на Св. Горе, но сожалею, что мало воспользовался им и мало вникал в духовную реальность мон. жизни. Надеюсь, что Господь еще раз приведет меня сюда, к Вам.

Да благословит Вас Господь!

С любовью и молитв<енным> приветом

Ваш о Хр<исте> И. Г. Флоровский

Annandale, North End Rd.,

Golders Green, London, N. W. II

(c/o Dr. Zernov)

1937VII.6.

Дорогому отцу Василию о Господе радоватися! Сердечный привет Вам из моего нового англ<ийского> странствия. Здесь я буду все лето, но именно в странствиях. Только что окончилась годичная англо-русская конференция, предметом которой было «The praying diurch». В середине этого месяца я должен буду поехать на съезд англ<ийского> Студ<енческого> христ<ианского> движ<ения> и читать там доклад о Реформации с правосл<авной> точки зрения. Затем предстоят два собрания в англ<ийских> провинц<иальных> городах на севере и в августе (3‒19) большой икуменический съезд в Эдинбурге («Faith and Order»), где должны быть представлены все возможные (или, скорее, невозможные христ<ианские> «церкви» и где будет большая правосл<авная> делегация от всех почти Прав<ославных> Церквей. От Карловцев будет еписк<оп> Серафим (Ляде), немец по происх<ождению>, теп<ерь> викарий Преосв<ященного> Тихона Берл<инского>. Говорят, что будет и а<рхимандрит> Хризостом. Собирается и м<итрополит> Евлогий и, кроме того, о. Сергий Булгаков, арх<имандрит> Кассиан (Безобразов) и Зандер. Из Афин будут Алевизатос Грациотиос и Балакос. Из Сербии м. Доситей и е<пископ> Ириней Новосадский и е<пископ> Ириней Далм<атинский>. Из Болгарии м<итрополит> Стефан и о. Цанков. Из Польши м<итрополит> Дионисий. Я мало верю в пользу таких смешанных сборищ, но кое-что интересное на них бывает, прежде всего – сами жи<...>. И это раздвигает горизонты... Из Эдинбурга мне предстоит поехать еще в несколько англик<анских> богосл<овских> колледжей <.> читать лекции и в конце сентября еще раз в Шотландию, на юбилей университета в St. Andrews, ибо по этому поводу мне предложена там степень доктора богословия, Д. Д., honoris causa. В Париж я вернусь только в начале октября. Занятия не начинаются у них раньше Сергиева дня, 25.IX‒8.X н. ст. Такая бродячая жизнь не оставляет много времени для усидчивых занятий и мешает сосредоточенности. И к тому же, приходится надолго расставаться с женою. Она будет все лето в Варне с моей сестрой. Но, по-видимому, таков <.> мой путь и долг.

Хотелось бы побольше узнать о Вас и о монастыре. Особенно же мне интересно слышать Ваше мнение о моей новой книге. Еще немногие из моих друзей здесь и в Париже прочли ее и еще не было, по-вид<имому> отзывов в печати. М<итрополит> Евлогий ее прочел и сказал мне, что с б<ольшим> волнением и увлечением, хотя и нашел ее сл<ишком> строгой. Мое настроение лучше и положение в Париже для меня стало легче, но я все-таки думаю об уходе. М. б., в Сербию. Это далеко пока в далях.

Привет о. Софронию, о. Ювеналию и всем проч<им>.

Пока не принимаюсь еще за новую большую работу, т. е. за продолжение курса о Св. Отцах. Прежде всего я должен закончить для печати свои <...> об Искуплении и написать еще ряд меньших статей.

Буду ждать вестей от Вас. Не забывайте меня в В<аших> молитвах.

Всегда о Господе Ваш прот<оиерей> Г.Флоровский

Walsall,The Vicarage

1937.IX.18

Дорогой отец Василий,

спасибо за Ваше последнее письмо с замечаниями о моей книге. Страницу о догматике Филарета Черн<иговского> Вы, по-видимому, пропустили. Излагать подробно взгляды свят<ителя> Феофана и мн<огих> других я сознательно не хотел, чтобы не разрывать ткани книги, – невозможно было включить всю систему правосл<авной> аскетики (и догматики) в историю русского богословия, моя задача была показать нюансы, уклоны и своеобразие, а не излагать сверхрусскую правосл<авную> норму. Об этом нужно писать особо. О свят<ителе> Игнатии Брянчанинове, м. б., нужно было сказать больше. Есть и другие пробелы, которые Вы не отмечаете. Следовало бы больше сказать о развитии специальных богословских дисциплин, особ<енно> в последние десятилетия, и хотя бы в библиографии дать еще ряд имен и перечень книг, – для этого просто не было места, и отчасти это сделано в брошюре Глубоковского¹⁷⁷ (Варш<авское> издание). Книгу для чтения и опыта «синтеза» было бы неблагоразумно переобременять подробностями и включать в нее еще и «книгу для справок». Многие параграфы я теперь бы написал совсем иначе... Только что появилась (в «Пути») рецензия Бердяева не столько на мою книгу, сколько против нее и против меня самого¹⁷⁸. Рецензия очень неудачная и неосновательная, мимо цели и мимо книги. Бердяев находит, м<ежду> пр<очим>, что я слишком мало говорю о святых, – он забывает, что я писал историю богословия, а не историю святости, и как бы я ни раздвигал рамки, я всегда имел в виду осн<овную> задачу – фон общей жизни дан только в меру необходимости, и было бы неверно давать больше того.

Я остаюсь еще в Англии недели на три до начала занятий в Бог<ословском> инст<итуте>. Есть возможность моего приезда в Грецию (вместе с моей женой) на всю весну. Ант. Влад. сейчас уже в Афинах – до Рождества.

Вчера я получил письмо от Михаила Васнецова (сын художника), нашего священника при русск<ой> церкви в Праге. Он просит меня помочь одной русской вдове, его старой знакомой в Салониках, которая нуждается в матер<иальной> и еще больше в моральной помощи. Ее муж недавно покончил с собою в Афинах от крайней нужды и отчаяния. Относительно денежной помощи я, м. б., что-ниб<удь> и смогу сделать. Но личного участия я, кон<ечно>, не могу проявить на расстоянии. Не можете ли Вы что-ниб<удь> сделать (через Д. С. Пандазидиса или к<ак>-ниб<удь> иначе)? Имя дамы – Любовь Мих<айловна> Григорович, вдова полк<овника> артилл<ерии> Ник<олая> Ив<ановича> Григоровича (его отец б<ыл> русским посланником в Тегеране), у них сын, оконч<ил> корпус в Сербии. О. Васнецов переслал мне ее письмо, действит<ельно> написанное в состоянии отчаяния и изнеможения от кр<айней> нужды. Ко мне о. Васнецов обратился гл<авным> обр<азом> потому, что я был в Греции и в Салониках, и он предполагает, что у меня есть там <...> «связи». Если Вы смогли бы что-ниб<удь> больше узнать о ее положении и к<ак>-ниб<удь> помочь, было бы лучшим исходом. Если Вы что-ниб<удь> узнаете, напишите прямо о. Михаилу, он человек подл<инной> духовности и б<ольшого> смирения, в прошлом учитель астрономии (ассистент Одесской обсерватории) и артилл<ерийский> офицер, сейчас добрый пастырь. Его адрес: Maiselova ulice, с. 8, Praha I.

Я очень часто чувствую свою беспомощность пред лицом чел<овеческих> страданий и нужды и тогда я готов усомниться в оправданности ученой работы, когда, м. б., больше нужны пастыри и духовники, чем богословский профессор. И часто недоумеваю – то ли я делаю, что должен? Помолитесь обо мне.

Завтра мне предстоит проповедовать в Лондоне, в одной из самых замечательных англи<канских> церквей, St. Mary's Primrose Hill – затем я д<олжен> попасть на 3 дня в Ирландию читать публ<ичную> лекцию о Православии в Дублине, и еще затем – поехать в Шотландию, в St. Andrews – получать степень доктора богословия honoris causa и читать лекции. В Париже буду к Сергиеву дню. Всего в Англии я проведу 3 У месяца. За это время много нового узнал и, кажется, кое-что сделал. Судеб Божиих мы не знаем и большие дела не для нас. Но, слава Богу, когда Он помогает нам свидетельствовать о Нем и сеять маленькие семена Его правды в живых сердцах. Только трудно бороться с житейской суетой, и с собств<енным> тщеславием еще труднее.

Привет сердечный о. Ювеналию, о. Софронию и всем, кто меня помнит. Если моя поездка в Грецию состоится, то надеюсь еще раз попасть и на Св. Гору. Господь да хранит Вас.

С любовью и молитвенной памятью

Ваш прот<оиерей> Георгий Флоровский

48, rue Bobillot, Paris 13.

1937. Дек. 22 = 1938. Янв. 4

Дорогой отец Василий, поздравляю Вас с великим праздником Рождества Христова и с Новым Годом, и да благословит Вас Господь тишиною и миром. Почти ровно год назад я был на Святой Горе и выехал в Салоники как раз в ночь Рожд<ества> по новому стилю. Передайте мой привет и лучшие пожелания о. Софронию, о. Ювеналию и всем, кто еще меня помнит в монастыре. На днях получил Ваше письмо. Большое спасибо и за хлопоты о г-же Григорович, а уже написал об этом в Прагу о. Михаилу Васнецову, по поручению которого я к Вам обращался. А сегодня я Вам выслал заказной посылкой книгу Епифановича до востребования...

О. Алексий Менсбругге – человек блестящий и талантливый, но слишком умственный и схоластический. С Ваш<ими> замечаниями о нем вполне согласен. Его книга мне совсем не понравилась.

О. Кирик очень огорчен, что у него «отбирают», <.. .> книг, мою книгу и просит прислать ему еще экз<емпляр> <.>.

Выезжать отсюда, из Парижа, мы (т. е. я с женой) рассчитываем сразу после 10 февр<аля>, т<ак> что будем в Афинах уже около 20 февраля. Как раз сегодня получил письмо от о. Д. Бальфура, в котором он пишет, что проф. Брациотис с большой энергией ищет для нас помещение. Как долго нам удастся пробыть, я не знаю. Первоначально я рассчитывал до осени, т. е. до октября. Но встречаются возражения: меня настойчиво просят приехать в июле на съезд в Англию, и даже в мае предстоит довольно важное совещание в Утрехте, от которого я, впрочем, надеюсь уклониться. Дело в том, что меня выбрали представителем от православных в довольно ответственную организационную комиссию т<ак> наз<ываемого> «Икуменического движения» (вместе с архиеп<ископом> Германом Фиатирским), и я принял это избрание не потому, что я очень этим движением увлечен или многого от него жду, а потому, что при теперешнем положении дел, когда Правосл<авные> Церкви Поместные (гл<авным> обр<азом>, по политическим причинам) участвуют в движении, особенно важно «быть на стреме», предупреждать опрометчивые действия и т. д. Меня и выбрали именно за непримиримость, отклонив более мягких кандидатов. Это налагает ответственность, а все экуменические встречи проходят обычно летом, т. е. на каникулах, в свободное время. Все-таки я надеюсь, что в Голландию мне удастся не ехать, и я останусь в Греции до июля, во всяком случае. Пишу об этом, т. к. от этого зависит самая возможность моего приезда на Афон, чего я очень и очень хочу по разным мотивам и для разных целей. М<ежду> прочим, я очень хотел бы кое-чем заняться и в Вашей библиотеке, просмотреть некоторые старые ф<илософско>-богословские журналы, которые в З<ападной> Евр<опе> мне не удавалось найти. Но главная моя работа пока будет в Афинах: учиться по-гречески, знакомиться с богосл<овской> литературой, новой и старой (с XVI века) и, насколько будет возможно, и с византийским материалом. Уже предчувствую, что планы мои придется очень сузить, т. к. собственно мне следовало бы пробыть в Афинах и Греции гораздо больше раз, что я могу. Сейчас пытаюсь закончить все свои дела, особенно литературные, здесь. Между прочим, заканчиваю первые главы моего давнего и, скорее, обстоятельного «церковно-археологического этюда» о Софии – посвящение Соф<ийских> храмов в Византии и в России и Новгородская служба св. Софии (XVII века), – иконографические главы как приложение, но надеюсь главу о визант<ийской> иконографии Премудрости закончить в Афинах при содействии проф. Сотириу... Кроме того, должен как-то написать об Экуменич<еском> движении.

В посл<еднем> номере журнала «Sobornost» я поместил краткий некролог А. Ф. Карпов (другой некролог В. В. Зеньковского напечатан в «Вестнике Студ<енческого> Хр<истианского> Движения»). Его неожиданная смерть для меня была тоже ударом, т. к. у нас были очень тесные и крепкие, если и не очень близкие, отношения уже много лет. Но все пути от Господа устрояются! Я старался написать о нем просто, как чувствовалось. Ваш брат был как-то у нас, уже давно, и давал мне прочесть Ваше письмо о пребывании А. Ф. на Св. Горе.

У меня в этом году дома собирается через неделю небольшая, но дружная группа наших студентов, настоящих и окончивших, и мы занимаемся изучением догмата о Церкви, преимущественно историч<еским> <...>ом, т. е. из преданий церковных. Работа идет живо, и это дает мне большое удовлетворение. В общем, наша богословская молодежь институте очень церковна, церковнее и строже , чем во дни древние, т. е. во дни о. Ювеналия, но только руководители не на высоте, и не то чтобы вели в недобрую сторону, а просто никуда не ведут, устали или разочаровались, и пастыря просто нет.

Вообще же мне приходится жить в большой суете, хотя и в деловой суете, и при моей духовной бесхарактерности очень трудно собирать сердце и мысли. В особенности я чувствую отсутствие моего духовного отца и руководителя в священстве о. Сергия Четверикова¹⁷⁹, который еще летом уехал на Валаам и до сих пор не возвратился, а м. б., и вовсе не вернется, т. к. он и раньше тяготился Пар<ижской> жизнью и работой, – ему еще 71 год – а прошлой зимой он овдовел (жена его осталась в России из-за роковой случайности <...>) и, очевид<но>, решил, что и его жизнь кончена – в монастыре же ему очень хорошо, братия его полюбила, у него еще работа – пишет историю монастыря и о старцах, учениках о. Паисия, разрабатывает архив монастыря, и монастырь предполагает издать его книги. Т<ак> что на вопрос о. Сергия, возвращаться ли ему, я не поколебался ответить «нет», горе мне и очень грустно самому без него.

Я все-таки надеюсь побывать на Афоне в этот свой приезд и собраться с мыслями. Тогда мы можем подробно обсудить и вопрос о Вашей работе. Я бы советовал Вам сейчас сосредоточиться на собирании и обработке материала о св. Максиме. Начинайте писать книгу, а об экзаменах и т. под. пока не помышляйте. Для того придет время. Конечно, полезно по мере возможности разнообразить свое чтение. Думаю, что Вам следовало бы начитать побольше по русской церковной истории, что именно – увидим позже. Должен сознаться, что я никогда не чувствовал особенного влечения к «свободной» или «критической» литературе всякого рода о Свящ<енном> Писании или по истории Церкви, чем так всегда увлекался Ант. Влад. и другие мои коллеги. Книги-то я читал и кое-что интересное и ценное (материалы) находил, но самые замечательные «критики» меня просто не трогают, что удивляет, напр<имер>, Ант. Влад. и кажется ему во мне неискренным. Я просто не знаю, нужно ли Вам входить <...> в эту сферу – Нравственного богословия по Олесницкому я тоже не стал бы изучать. Эта книга мертвая и поверхностная. А по церковному праву просто почитайте самые правила Толкования Вальсамона. <.>, наверное, найдете (было и русское издание – греч. и перевод <...>, изд<ание> Моск<овского> Общ<ества> люб<ителей> дух<овного> просв<ещения>

Спасибо за совет вооружиться рекомендательным письмом от кого-ниб<удь> из «соборных» архиереев, думаю, что это не будет трудно – у меня очень теплые отношения с владыкой Серафимом (в Болгарии, который, кстати, так рьяно писал против софианцев...

Наши Владыки, по-видимому, на своем «епископском совещании», пришли к решению по делу о. Булг<акова>. Обвинения в «ереси» они отвергли и настаивали на его благочестии. Но взгляды его признали отступлением от предания церковного, соблазнительными и призывают его пересмотреть свои учения заново на основе верности преданию и изложить их в более удоб<ной>, понятной и доступной форме, чтобы учесть <...> всей Церкви. Подлинное постановление не <.>, а было только краткое изложение в газетах, в интервью с влад. митрополитом. По-видимому, сам митр<ополит> предпочел бы все покрыть молчанием, которое, впр<очем>, не означает его собств<енного> согласия с Булгаковым, а выражает просто административную широту его архипаст<ырского> сердца – но другие святители настаивали почти что на принятии Карловацких осуждений . В итоге получился компромисс, впр<очем>, достаточно горький и правдивый.

Наверное, Вы поняли, что мои писания и изыскания в большой степени возможны, потому что именно в этом я нахожу смысл своей жизни, а если бы этого не было, то совсем мне было бы плохо и одиноко.

Должен заканчивать это длинное письмо. Не забывайте меня в молитвах Ваших. Да хранит Вас Господь присно.

С любовью Ваш Г. Флоровский

Φαβιέρου

24, 22.VI.38.

Дорогой отец Василий, только что получил Ваше письмо и спешу ответить. Поездку на Афон решил отложить на две недели, т. е., очевидно, до пятницы 15-го, т<ак> что, вероятно, мы встретимся сперва в Афинах. Предупредите меня о приезде. Раньше я не справлюсь со своей работой, да и с денежной стороны это оказывается необходимым. Дем. Степ. я напишу. Спасибо за Ваши советы. Ответа от вл<адыки> Анастасия и от вл<адыки> Серафима еще не имею. А вообще, во всем покорен воле Божией... Занимаюсь сейчас всего больше своей археологической статьей о Софии, т. е. о посвящении Соф<ийских> храмов в Византии и на Руси и визант<ийской> иконографией. Работа утомительная так как требует множества мелочных справок, но вывод получается очень убедительный... Должен кончить все это, пока здесь. А на Афоне хочу между прочим заняться приведением в относительный порядок своей английской книги «О смерти крестной». Итак, до свидания.

Приветы о. о. Софронию и Ювеналию. Кс<ения> Ив<ановна> передает свои приветы.

Господь да хранит Вас. <.> Ваш прот. Г. Флоровский

Регентска 64, София,

12.IX.1938.

Дорогой отец Василий, простите, что только сейчас пишу Вам, а должен был и хотел сделать это много раньше. Но хотелось написать побольше, и вот «очередь» дошла только сегодня. Время проходит здесь как-то незаметно и не очень плодотворно, читаю, правда, я много, но писать все еще как следует не зачал. Зато утешен здесь возможностью часто служить. В первую неделю здешнего пребывания я служил четыре раза, не считая воскресенья, и теперь то же через день. Отношения добрые, вл<адыка> Серафим писал на Афон и в смысле, благоприятном для меня, и спрашивает, дошли ли письма и пригодились ли. Я ответил невнятно. Писал он, по-видимому, Ильинскому игумену, а, м. б., и еще кому. Владыка только что вернулся из Сербии, с Собора, и полон тамошнего вдохновения. Это пафос рел<игиозно>-политический, и на другие темы с ним разговор не идет. А для меня это совсем непривычная плоскость.. .А. Тихон уволен из Германии, вместо него е<пископ> Серафим (Ляде), из Вены. Предполагается насильственное «объединение» евлогианских приходов, в Вене уже произошло¹⁸⁰. А кроме того, ожидается открытие не то в Бреславле, не то в Бонне Правосл<авного> богосл<овского> факультета на госуд<арственные> средства, что, наверное, связано с русскими (или украинскими, вернее) планами Третьего Рейха. У меня получилось впечатление, что о новом факультете хлопочет, м<ежду> пр<очим>, Н. С. Арсеньев. Но кто будет там еще профессорами, не соображу . В Белграде открывается Паст<ырское> училище, начальником его а<рхиепископ> Тихон. Парижского Серафима возвели в митр<ополиты>, очевидно, для «примирения». Послания Собора и другие актосы прочесть пока не удалось. Читал только доклад а<рхиепископа> Серафима о «Нравственных основах софианства», <...> об освободительном движении, в котором рел<игиозно>-общ<ественное> мировоззрение о. С. Булгакова представлено (по «Два града») довольно далеко от истины, и он объявляется богоборцем.

Кризис в Р<усской> Церкви глубже и серьезней, чем хотелось бы верить, и так грустно возвращаться «в мир», в мир суеты и обмана – со Св. Горы. Меня соблазняет беспредметность, все как-то не на тему, не о том. И особенно «обидно», когда владыки и др. сворачивают с путей «духовной жизни» на пути рел<игиозно>-политиканск<ой> суеты. Я не верю, что Церковь имеет определенную политич<ескую> программу партийного типа, а в прошлое воскресенье в проповеди было так прямо и высказано, что к догматическому <...> принадлежит и опред<еленное> политич<еское> воззрение, самодержавие, а конституция и демократизация суть вред <?> как ереси, не<...>ные для члена Церкви. Проповедь была сказана во время «запричастного чина», священником вовсе не служившим и торопливо пришедшим только из <.. .> и на меня произвела тяжелое впечатление. Мне иногда кажется, что это все – «Петербургский переворот». <.>

В Париж мы собираемся в начале сентября, если только не случится чего в Европе... Не забывайте. Кс<ения> Ив<ановна> передает приветы. Господь да хранит Вас. Обо мне помолитесь.

С любовью о Господе

Ваш Г. Флоровский

Сердечный привет всем в монастыре.

48, rue Bobillot, Paris 13^e

17 [ 30].XII.1938

Дорогой отец Василий, сердечно поздравляю Вас и приветствую с наступающим Новолетием и с Великим Праздником Р<ождества> Хр<истова>. Желаю Вам от Господа помощи и руководства в Вашей богословской работе. Прилагаемые письма прошу вручить по принадлежности (маленькое письмо для Ильинского игумена), если найдете соответственным обстоятельствам. Получили ли Вы мое письмо из Англии, оно разошлось с Вашим. После того у нас был Ваш брат и кое-что рассказывал и о Вас, по Вашим последним письмам. Выборы в Афинах были, очевидно, бурными, но при таком разделении голосов (почти поровну) вряд ли можно ожидать легкого примирения всех с окончательным исходом. Для меня избрание вл<адыки> Хр<исанфа> было большим удовлетворением. За время своего проживания в Афинах я имел случай с ним поближе познакомиться, особенно при посредстве архим<андрита> Михаила (Константинидиса) <...>. К сожалению, в этом году мало надежды для меня побывать на Востоке, разве только действительно состоится второй Богословский съезд, предназначенный на этот год в Бухаресте. К сожалению, пока еще не видно и не слышно ни о каких к нему приготовлениях... Большое Вам спасибо за Ваше последнее письмо. У меня почему-то в последнее время как-то больше надежды на умиротворение церковное. Не хотят его очень немногие, и милость Божия преодолеет и коснется сердца...

Относительно возможности сослужения с «евлогианами» Собор сделал особое постановление, так что гадать и делать косвенные заключения совсем напрасно. В принципе это признано возможным и даже желательным, применительно к местным условиям и по усмотрению местного начальства. За сослужение высказывались даже вл<адыки> Серафим (Богучарский)¹⁸¹ и Тихон (б<ывший> Берлинский), что видно из краткого отчета в Харб<инском> «Хлебе Небесном»¹⁸². Что же касается «явно-масонского» характера моих книг (не об отцах ли?), то вот выписка из письма ко мне покойного влад<ыки> Антония, 27 янв<аря> 1933 г.: «Во-первых, благодарю Вас за высокоценную, прекрасную книгу Вашу [«Византийские отцы»], которую я пока прочитал до 74 страницы, но читал целый день, почти не разгибаясь... Особенная заслуга Ваша перед Церковью и родиной, та, что Вы крепко держитесь учения православной веры и Церкви и при этом не в ущерб историческому беспристрастию, строго и добросовестно различая Св. Предание Церкви от наносных немецких предрассудков. Удивляюсь я и Вашей столь ранней начитанности и еще той особенности Вашей книги, что в ней почти нет сора, если можно так назвать те многочисленные погрешности против учения Прав<ославной> Церкви, которыми пестрят академические издания наши... Процветайте же во славу Божию и умножайте Ваши полезные труды»... О моей последней книге, по-видимому, собирается писать для «Церк<овного> Вест<ника>» (белградского) вл<адыка> Серафим (Богучарский), и, думаю, не в осуждение... Меня лично толки о моем неправославии не смущают. Но огорчает 1) наша легкомысленная готовность «послушествовать на друга своего свидетельство ложно», под предлогом ревности по вере и стояния за истину (против чего строго предостерегал и свят. Иоанн Златоуст, слово «О проклятии») и 2) крайнее небрежение к истинному и священному Преданию церковному, в области вероучения в особенности, точно С. Отцы трудились зря и без нужды. Это особенно грустно в наше лукавое время, когда приходится сразу бороться и с безбожием, и с рел<игиозными> подлогами и подделками разного рода, и с инославной пропагандой, и с напором сектантства. За собою же лично знаю так много грехов, и страстей, и немощей, что поделом было бы и много большее поношение. Только в грехе ереси и «масонства» себя повинным признать не могу, ибо не виновен... Однако, слава Богу за все! И благодарение Ему за то, что сподобился все же утешения служить и <...> своем обучении на Святой Горе... Об о. Софронии молюсь, как умею, и всегда помню о его искушении. О. Димитрий Б<альфур> как-то всегда и всюду вносит с собою какое-то беспокойство и тревогу... Всех вспоминаю. Об о. Силуане всегда молюсь.

Последнее время я стал служить по пятницам регулярно в Сер<гиевском> подворье , но <.> никого не бывает на службе (студенты бывают на службе через день), а вообще положение мое остается неопределенным... Много литературных кл<...> русских и английских. <...>

Спасибо за Ваше последнее письмо. Книга Болотова о Св. Троице очень хорошо написана, спокойно и содержательно. Так и следует писать. Это образец патристич<еской> литературы, по-моему.

Не забывайте. Да хранит Вас Господь.

С любовью и сердечным приветом

Yours ever George Florovsky

В цитате из письма м<итрополита> Антония пропущено: «Вы ничим же меньший <.> от Болотова, как по усердной осведомленности, так и по ясности предложений и глубине анализа». Я не хвалюсь, а утешаюсь или, вернее, укрепляюсь <...>ем сведущих лиц в своей литературной работе, постоянно проверяя самого себя, не сбился ли с пути.

Особенно усердно кланяюсь о. Сергию, о. Ювеналию, а также и о. Паисию.

48, rue Bobillot, Paris 13^e.

19.3.1939.

Дорогой о Господе отец Василий, мир Вам и радость о Господе! Спасибо за память и за интересное письмо. Давно собирался писать, еще к началу Поста просить прощения, а на деле едва к Пасхе поспеваю и не знаю даже, напишу ли к Празднику снова. Много дела и много службы в Посту. Слава Богу, со служением пока все складывается <.. .> удачно. На подворье у нас большое огорчение. Серьезно заболел о. Сергий Булгаков и вряд ли сможет вполне оправиться. Завтра его оперируют, и не известно, удастся ли остановить развитие болезни. Во всяком случае, ему уже давно <предписывают?> прекратить чтение лекций и служение, его служебные дела перешли ко мне, а теперь – до конца года – переходит и вся догматика, нужно думать, навсегда (конечно, если только Б<огословский> и<нститут> вообще будет «всегда» существовать). <...>

Работа моя продвигается в общем довольно медленно. <...>

Сомневаюсь, что смогу закончить это письмо, как хотелось бы. <...>

С любовью о Господе

В<аш> Г. Флор<овский>

Walsall, Staff.

18.VII.1939.

Дорогой отец Василий, давно уже собирался писать Вам (возможно, что одно из моих писем все-таки как-то не дошло до Вас, помнится, я написал сразу же после получения книги м. Сергия) и пользуюсь первой возможностью написать <...>но и пространно. Ваше письмо от 3 июля только что догнало меня в моих обычных английск<их> летних странствиях. Прочел его с большим интересом и желаю Вам всякого успеха в работе. Завидую Вашей свободе от мирской суеты. Кстати, на днях случайно встретил Дворника¹⁸³. Он произвел на меня двойственное впечатление... Несомненно, он большой ученый и эрудит. Но «духовного» в нем нет ни грана, он по недоразумению клирик и католик. Сейчас он стал беженцем, потерял кафедру в Праге и не может туда без опасности вернуться. По-видимому, его устроят в Париже, при Сорбонне, т. к. во Франции не хватает своих византинистов. Сейчас Дв<орник> в Лондоне заканчивает свою работу о Фотии. К богословию он скорее равнодушен. В мае и июне в Париже был Васильев, автор нов<ой> «Истории Византии», по-русски, по-франц<узски> и по-англ<ийски> <...>, а ранее в СПб), читал в College de France курсы, <...> достаточно скучно и элементарно. <...> Он близок с Gregoiréом – Из Парижа уехал 25 июня, скоро месяц. С тех пор пребываю в разных местах, на этот раз мы вместе с Кс<енией> Ив<ановной> были на нашей обычной ежегодной англо-русской конференции, которая прошла в <...>, хотя из-за перегруженности программы настоящее общение и не могло развернуться. Завтра уезжаю в Лондон, чтобы участвовать в прощальном обеде о. Михаила Константинидиса, а потом поеду на 10 дней в Оксфорд. На август у меня предстоят лекции в двух колледж и после этого конференция в Clarens, международная богословская комиссия: учение о Церкви. М. б., в конце сентября удастся поехать с Запада на конференцию византинистов в Алжире, где на программу поставлен мой доклад о Св. Софии (археологич<еский> и литургический), но <.> – за деньгами. К тому же, в Зап. Европе настроение очень напряженное и скорее подавленное. От о. Софрония не очень давно получил письмо и потому прилагаю письмо и для него, которое не отложите переслать ему при случае. Писать мне до осени лучше всего на адрес Б<огословского> института <...>, откуда мне все пересылается. – Вы спрашиваете об о. С. Булгакове. Операция обошлась очень удачно, и непосредственная опасность устранена. Он почти уже оправился и может работать, т. е. писать, хотя, конечно, ослабел и постарел. Но очень сомнительно, восстановится ли его голос. Впрочем, наверное, не восстановится для чтения лекций и службы, хотя, м. б., восстановится для обычного разговора. О. Сергий очень терпеливо и благодушно переносит свои испытания, но вряд ли смирился духом. Его третий том «Невеста Агнца» уже в печати, и я особенно хорошего не жду. Я читал догматику вместо него в последнем семестре и невероятно изнемог от двойной нагрузки. Боюсь, что то же самое предстоит мне на весь следующий год (навсегда?). Это сделает почти невозможной всякую литературную работу. Впрочем, на все воля Божия. Я все порываюсь уехать из Парижа, и сейчас у меня <...>ное предложение от митр<ополита> Анастасия перейти законоучителем гимназии в Белград (только что получил письмо), принять которое <...> очень колеблюсь – из-за Богосл<овского> института, – без меня там не останется ни одного богослова (кроме совсем инвалидного о. Сергия). Как-то неожиданно во время болезни о. Сергия вся профессорская коллегия сделала меня своим избранником (впрочем, за исключением о. Кассиана Безобразова, который самого себя считает «законным» заместителем о. Сергия, как «старшего» по сану архимандрита) и настойчиво внушает митрополиту о <…> мости назначению меня инспектором (т. е. ректором, ибо сам митр<ополит> числится ректором) инст<итута>. В согласии митрополита я очень сомневаюсь и сам для себя не хочу для себя ни почестей, ни власти (ни, сознаюсь, ответственности). Но практически – ввиду полной неделовитости о. Кассиана – я пока являюсь «ответственным представителем» института во многих отношениях. Вся эта деловая (мирская) суета меня очень утомляет, и я никак не могу выйти из состояния духовной подавленности. Прошу молитв о себе у Вас и у всех, кто меня знает. <...>

Вы, наверное, уже слышали о назначении Трембеласа профессором пастырского богословия в Афинах.

<...> Влад<ыка> Анастасий поручил его моему руководству по его же просьбе. Кс<ения> Ив<ановна> на неделю разлучится со мной и <...> в Глостер, в частности у тамошнего епископа и его сестры. Мы снова встретимся в Оксфорде в эту пятницу. –Заканчиваю для англ<ийской> печати свою неб<ольшую> книжку «О смерти крестной», кот<орая> должна выйти к Рождеству.

Книги пошлите на адрес Б<огословского> института <…>.

Господь Вас да хранит и благословит богословскую работу Вашу. Привет сердечный всем, кто меня помнит добром.

Ваш о Господе с любовью

Г. Флоровский

Geneve, 8.IX.1939.

Дорогой отец Василий, пишу Вам из неожиданного места и в очень смутные дни. Да будет милость Божия над всеми нами! Если о. Кассиан уже у Вас, передайте ему мой братский привет. Так случилось, что как раз перед самым началом теперешней смуты мне нужно было поехать на съезд в Швейцарию, в Clarens, где был и о. Кассиан. Оказалось возможным и Ксении Ивановне поехать со мною. Мы заранее решили воспользоваться случаем и после съезда прожить еще недолго в Clarens, для отдыха, и заранее сняли комнату в пансионе, когда все еще было тихо и никто не ждал скорой бури. Несмотря на тревожное время, мы от нашего решения не отступили, тем временем сообщение с Парижем прервалось. На Успение мы поехали в Женеву, я служил с о. С. Орловым¹⁸⁴, а потом <...> Нерукотв<орного> Спаса, и тут один из прихожан пригласил нас пожить у него. Первого числа мы и переехали в Женеву. Виза у нас до 15-го, но я надеюсь ее еще продолжить. Возвращаться сейчас в Париж нет смысла. Занятия в Б<огословском> инст<итуте> все равно не начать теперь. Правда, остается неясным, что же дальше делать. Если о. Кассиан на Афоне, скажите ему, что здесь сейчас (собственно в Лозанне) Ник. Ник. Афанасьев с семьей, в некотором недоумении тоже, что дальше. Из Парижа вестей нет, хотя я только что получил ряд писем, пересланных из С<ергиевского> подворья. Я стараюсь выяснить, насколько это возможно, о дальн<ейшем> <.> обеспечении института и завтра должен говорить об этом с Dr. Келлером. Стараюсь сохранять спокойствие и не терять хладнокровия и даже понемногу занимаюсь, приготовляю к печати свою англ<ийскую> книгу об Искуплении – она должна была выйти осенью, но теперь, конечно, все это откладывается <...>, если не дольше. Вещей у нас собою почти никаких нет, книг тоже, и рукописи все остались в Париже. Вот как неожиданно судьба человеческая управляется! Здесь меня очень радушно принял о. Сергий Орлов (он тут уже с 1905 года), и мы не чувствуем себя одиноко. Но будущее все совсем темно и неясно. Не могу даже дать Вам адрес, куда писать, ибо сам не знаю, где будем и когда. Прошу молитв Ваших, сердечный привет отцу Софронию. «Завидую» о. Кассиану, что он в эти скорбные дни в <...> Святой Горы... В Англии мы оставались до 20-го августа. На Преображение я служил с о. Ник<олаем> Бером¹⁸⁵ в Лондоне, а на след<ующий> день мы переехали во Францию, переночевали дома и сразу же уехали в Clarens.

Кс<ения> Ив<ановна> в августе была в двух англик<анских> монастырях, в Лондоне и в окрестностях St. Albans'a, а я читал лекции в <...> College, Oxford, и <.. .> Hostel, Lincoln. Как тихо было тогда! Из Lincoln'a на Успение нового стиля со студентами ездил в Walsingham, где было старинное аббатство <...>, разрушенное при Генрихе 8-м. Только в прошлом году освятили новую церковь на прежнем месте, на свящ<енном> источнике, и на освящении присутствовали арх<имандрит> Нестор и о. Николай Гиббс. А на след<ующий> вечер мне нужно было съездить в <...>, довольно глубоко in the Country, в т<ак> наз<ываемую> Feucountry, – был глубокий вечер, когда мы возвращались домой в автомобиле, и было так тихо. Моим driver'ом был очень симпатичный студент, <...> очень церковный и глубокой <...>, и мы очень хорошо беседовали во время <...> (почти 4 часа) <...>. А теперь еле вовлечен в какой‑то бессистемный круговорот и <...> становится невозможной настоящая творческая работа. <...> Но я никак не могу «заинтересоваться» и чувствую себя на месте только в другом мире – мире культуры и церковности, оба для меня нераздельны... Знаю очень хорошо, что я все еще совсем «мирской» и подлинной «духовности» во мне очень мало. Помолитесь обо мне. Как хорошо, что сейчас Кс<ения> Ив<ановна> со мною.

Господь да хранит Вас.

С любовью всегда

Ваш Г. Флоровский

Цвщи Нева 125, Белград

29.XI /12.XII. 1940.

Дорогой отец Василий, только что получил В<аше> письмо и спешу ответить. Кстати, прилагаю письма и для о. Кассана, которые меня просят ему переслать. От Вашего брата получил письмо – довольно давно. На днях снова напишу ему. А из Парижа было только одно письмо от Верховского, шло 2 месяца, кружным путем, и дов<ольно> печальное потому. Мы живем здесь тихо, довольно тесно материально, но бодро. Своей работой в об<еих> гимназиях я доволен, хотя очень огорчаюсь от ненужного осложнения, создаваемого косностью одних и недружелюбием других. До меня на преподавание З<акона> Б<ожьего> и особенно на богослуженье смотрели равнодушно, формально и теперь уже к этому привыкли, и всякую попытку вдохнуть больше жизни воспринимают как чудачество или как беспокойный нрав. Только время сможет здесь помочь. <.> Бываю в <.> и поддерживаю довольно тесные отношения с Острогорским и Соловьевым. У м<итрополита> Анастасия теперь два раза в месяц собирается «богосл<овский> кружок», на котором я делал доклад <...>.

Пользуясь случаем, поздравляю Вас с праздником Р<ождества> Хр<истова> и молитвенно посылаю Вам мира и крепости для работы. Поздравление и привет всем, кто меня помнит.

С любовью о Христе и праздничным целованием

Ваш всегда

Г. Флоровский

Выдворение А. И. Солженицына из СССР – 13 февраля 1974 г.

7 января 1974 г. в парижском издательстве «YMCA-Press» вышел в свет «Архипелаг ГУЛАГ», и меры «пресечения антисоветской деятельности» Солженицына были обсуждены на заседании Политбюро. Вопрос был вынесен на ЦК, за выдворение высказались Ю. В. Андропов и другие; за арест и ссылку – Брежнев, Громыко, Косыгин, Подгорный, Шелепин и другие. Возобладало мнение Андропова. 12 февраля Солженицын был арестован, обвинен в измене Родине и лишен советского гражданства. 13 февраля он был выслан из СССР (доставлен в ФРГ на самолете).

В «Правде» 16 февраля была помещена следующая заметка митрополита Крутицкого и Коломенского Серафима:

«Отщепенцу – презрение народа»

«Как митрополит Русской Православной Церкви, постоянно выступающий в защиту мира, считаю, указ Президиума Верховного Совета СССР единственно правильной мерой в отношении А. Солженицына, – заявил корреспонденту ТАСС митрополит Крутицкий и Коломенский Серафим. – Солженицын печально известен своими действиями в поддержку кругов, враждебных нашей Родине, нашему народу. Все его действия по существу направлены против смягчения международной напряженности и установления прочного мира на Земле»...»

3 марта в Париже было опубликовано «Письмо вождям Советского Союза»; ведущие западные издания и многие демократически настроенные диссиденты в СССР оценили «Письмо» как антидемократическое, националистическое и содержащее «опасные заблуждения»; отношения Солженицына с западной прессой также продолжали ухудшаться.29 марта СССР покинула семья Солженицына.

Процитированная заметка из «Правды» вызвала телеграмму архиепископа Брюссельского и Бельгийского (Кривошеина), направленную Патриарху Пимену:

«Брюссель,

17 февраля1974 г.

Святейшему Пимену, Патриарху Московскому и всея Руси,

Чистый переулок, 5, Москва

Глубоко огорчен высказываниями Высокопреосвященнейшего митрополита Крутицкого и Коломенского Серафима, оправдывающего репрессивные методы против большого русского писателя, неустрашимого борца за правду и свободу, и тем самым за подлинный христианский мир, Александра Исаевича Солженицына. Выступление Высокопреосвященнейшего Серафима вынуждает меня как архиепископа Русской Православной Церкви также высказаться, дабы не создалось впечатление, будто Владыка Серафим выражает мнение всего русского епископата. Заявляю поэтому, что я совершенно не согласен со всем содержанием высказываний митрополита Серафима и с его оправданием репрессий особенно против Солженицына. Подобные выступления причиняют тяжкий ущерб доброму имени Московской Патриархии.

С преданностью и любовью о Христе Василий, архиепископ Брюссельский и Бельгийский».

На эту телеграмму 3 марта последовал ответ Московского Патриархата, пересланный митр<ополитом> Ювеналием:

«Ваше Высокопреосвященство!

Настоящим сообщаю Вам резолюцию его Святейшества, Святейшего Пимена, Патриарха Московского и всея Руси, наложенною на Вашу телеграмму от 17 февраля с. г.

«Преосвященный Митрополит Серафим в своем высказывании о действиях Александра Солженицына правильно выразил мнение своих сограждан, на что имеет право каждый человек. Преосвященный архиепископ Василий в данном вопросе, как проведший большую часть своей жизни в эмиграции, не может быть вполне беспристрастным к тому, что происходит на его Советской Родине.

Патриарх Пимен».

С любовью о Господе Председатель ОВЦС МП, митрополит Тульский и Белевский Ювеналий».¹⁸⁷

В семейном архиве Кривошеиных хранится переписка владыки Василия, в миру – Всеволода Александровича Кривошеина (1900‒1985), с митрополитом Антонием (Блумом)¹⁸⁸, П. Е. Ковалевским¹⁸⁹, с братом К. А. Кривошеиным¹⁹⁰ и племянником Н. И. Кривошеины¹⁹¹, проливающая свет на описанные выше события.

Н. И. Кривошеин –

архиепископу Василию

6 марта 1974

Дорогой дядя Гика!¹⁹²

Искренне и глубоко рад Вашей реакции на заявление митр<ополита> Серафима. Ваш текст, по-моему, составлен достойно, веско, именно по-церковному, а не политически. Vous remettez les choses a leur place.¹⁹³ Благодаря Вашей телеграмме митр<ополит> Серафим перестает быть (не может рассматриваться) как «spokesman» – т. е. официальный голос русской Церкви в целом, исчезает гнетущее чувство, что Церковь благословляет чекистов. Спасибо Вам!

Теперь о распространении. Вполне понимаю, что в данное время, до получения ответа, дабы не нарушать церковного порядка, last but not least,¹⁹⁴ – до выезда родителей¹⁹⁵, Вы не хотите предавать этот текст широкой гласности. Но текст уже стал известен очень многим, и тут нужно думать о правде, а остальное Господь рассудит. Да, все очень непредсказуемо! Очень трудно строить достоверные предположения: либо Ваше немедленное приглашение в Москву – это как реакция на телеграмму (зная, как там все медленно, то вряд ли. Но данное дело, заявление митр<ополита> Серафима, было проведено четко и молниеносно). Либо – приглашение «разошлось» с телеграммой. И это возможно. Либо – оно застряло на столе у Макарцева.¹⁹⁶ Или у оперативника, ведающего нашей семьей (второе – наверняка!), и это выяснится, когда Вы будете в Москве.

Ведь то, что сказал митр<ополит> Серафим, было широко распространено ТАСС и остается единственным широко гласным. А потому Ваше решение о публикации Вы, наверное, примите, вернувшись оттуда. Отчасти en fonction¹⁹⁷ оттого, как и кто и в каких тонах с Вами будет (будут) беседовать.

Лично я думаю завтра показать Ваш текст Константину Андроникову¹⁹⁸ и послать его Никите Струве¹⁹⁹ для передачи Александру Исаевичу, безусловно, оговорив, что пока это не для прессы.

С Александром Исаевичем у меня был короткий телефонный разговор. Он очень обрадовался известию о приезде родителей, сказал, что он их очень любит (в «Архипелаге» ведь он подробно приводит рассказ о деле со взяткой Мещерской-Гревс и как мама спасала своего отца²⁰⁰). Он очень был взволнован и закончил разговор со мной фразой: «Со мной случилась беда, мне необходимо передумать всю свою жизнь». Но этот факт (разговор) – между нами. Книга – превосходная!

У меня нет чувства, что мученичество духовенства и верующих в ней недооценено, духовенство присутствовало во всех потоках, об этом говорится несколько раз. Всего охватить просто невозможно.

Русского текста «Обращения к вождям СССР»²⁰¹ еще не знаю, но рассердятся все – и монархисты (что же с единой и неделимой?), и либералы (в том числе я) – почему нужно отворачиваться от Европы? И радикалы – как же той же бригаде пытателей предлагать отказаться от марксизма и вдохновляться отныне лишь этическим самосознанием?! Но жду завтра оригинал.

Сегодня вечером должны звонить родители. Уговариваю их быть в Париже до Страстной. Очень опасаюсь за мамино здоровье. Голоса у них бодрые. Приезд их несомненно радостен. Но есть и трагизм: отчасти самоотрицание, отчасти ужас межконтинентального путешествия в таком возрасте. Дай Бог все обойдется максимально гладко. <.>

Да, Солженицын принял Д. Панина²⁰² на 20 минут и выгнал. Мне безусловно Панина жалко, ибо человек он по душе не плохой, но очень не умен, а посему фашиствует. Им не по пути.

<.> целую крепко, Никита Кривошеин

2. Архиепископ Василий – Н. И. Кривошеину

9 марта 1974, Брюссель Дорогой Никита!

Посылаю тебе письмо для «Le Monde» и прошу позаботиться о дальнейшем. Как видишь, текст совпадает с телеграммой. Но несколько усилен (в конце и т. д.) Всего доброго, арх<иепископ> Василий

3. Архиепископ Василий – К. А. Кривошеину

13 марта 1974, Брюссель Дорогой брат Кира! <...>

Я написал письмо в газету «Le Soir», приложил французский перевод телеграммы Патриарху с некоторыми добавлениями (например, в конце: «Il est consternant de voir un haut dignitaire de l'Eglise approuver des mesures de violence contre un homme dont la seule faute est d'avoir dit la verite».²⁰³ Сегодня получил ответ от директора «Le Soir», Mr. Corvilain: «J'ai bien regu la lettre que Votre Excellence Reverendissime m'a adresse le 9 mars. J'en ai pris connaissance avec beau-coup d'interet. Nous allons faire connaitre, dans une de nos prochaines editions, que V. Exc. Rev. y exprime».²⁰⁴

Я очень рад, не думал, что будет такой благоприятный результат. Как только письмо (целиком ли, выдержки или статья с письмом, или со ссылками... пока неясно, но это не важно) будет напечатано, то пришлю тебе номер газеты. Подобное письмо послал через Никиту в «Le Monde», он с помощью К. Андроникова попытается его издать в газете.

Интересно еще и другое, что по делу Солженицына выступили два епископа нашего Экзархата, а все «дарюшники»²⁰⁵ молчат. Тем лучше, скажу я, пусть сами себя компрометируют. Им запретил выступать Константинопольский Патриарх, да и они очень духовно оторваны от Русской Церкви, ничего не хотят знать, а только живут своими местными проблемами, замкнуты на себе. Так что подлинная свобода сохранилась только в нашем Экзархате, а «дарюшники» служат греческим интересам (Константинопольский Патриарх из-за турок не захочет ссориться с Москвой). <.. .>

Обнимаю, твой брат арх<иепископ> Василий

4. Архиепископ Василий – К. А. Кривошеину

20 марта 1974, Брюссель Дорогой Кира!

Посылаю тебе вырезку из газеты «Le Soir» от 18‒19 марта с моим письмом о митр<ополите> Серафиме. Из «Таймса» мне сообщили, что помимо своего выступления в «Правде» от 16 февраля м<итрополит> Серафим поместил еще 1 марта текст с нападками на Солженицына в «Times»!

В ответ на это владыка Антоний (Блум) опубликовал в «Times» от 7 марта свой ответ. Вполне удачный и сильный, в общем сходный по духу с моим текстом в «Le Soir». В том же «Таймсе» от 6 марта очень хороший ответ Дим<итрия> Дим<итриевича> Оболенского²⁰⁶. Перешлю тебе копии этих обоих текстов.

Патриархия вообще смущена заявлениями митр<ополита> Серафима. Характерно, что ни в одном из изданий патриархии (Бюллетень и проч.) высказывания м<итрополита> Серафима не упоминаются. По-видимому, кто-то толкнул м<итрополита> Серафима выступить помимо Куроедова²⁰⁷‑ Макарцева. <.>

Обнимаю, твой брат арх<иепископ> Василий

5. К. А. Кривошеин – архиепископу Василию

24 марта 1974, Париж

Дорогой брат, владыко, получил твое письмо и вырезку из «Le Soir». Прекрасно! Нужно было это сказать.

Зато я считаю, что лучше воздержаться от публикации письма в «Монде». Конечно, Советы все это уже знают, уже все изучено по «Le Soir». Но мне кажется, что если продолжать, то это будет иметь характер организованной кампании против них, а ввиду отъезда Игоря и Нины Алексеевны <Кривошеиных> лучше этого не делать. Тем более что ввиду ухудшения американо-советских отношений (см.: «Монд», 24‒25 марта) уже сокращен выезд евреев из СССР.

Мое мнение, я не думаю, что митр<ополит> Серафим сделал «свой жест» без ведома Куроедова. Скорее сам Куроедов настоял на этом заявлении.

Обнимаю, Кира

6. Н. И. Кривошеин – архиепископу Василию

25 марта 1974 Дорогой дядя Гика! <.>

Телеграмму Вашу я показывал широко, и решительно у всех людей церковных ее текст вызвал и вздох облегчения и 100% одобрение редакции. В «Le Soir» тоже вышло очень удачно, эту «кашу» маслом «мондовским» не испортишь, но дядя Кира категоричен.

Константин Андроников думает, что Ваш майский визит (если таковой состоится?) в Первопрестольную будет нелегким. В субботу снова еду в Вену на неделю. Говорил с родителями. Голоса бодрые, намечаемые даты прибытия в Париж между 16 и 20 апреля, прямо в Пасху. Надеюсь, Вы сможете приехать их встречать. <...>

Целую Вас крепко, Ваш Никита К.

7. Архиепископ Василий – Н. И. Кривошеину

26 марта 1974, Брюссель Дорогой Никита!

По ряду соображений считаю нецелесообразным помещать мое письмо в «Монде», достаточно что оно было уже в «Le Soir». Поэтому прошу остановить это дело. <.>

Обнимаю, твой дядя арх<иепископ> Василий

8. Архиепископ Василий – К. А. Кривошеину

26 марта 1974, Брюссель Дорогой Кира,

я совершенно с тобою согласен и сам думал о том тебе написать, что помещать мое письмо в «Le Monde» было бы сейчас неблагоразумно, вполне достаточно уже тех публикаций, которые есть. Я написал Никите, чтобы он приостановил это. Но другое дело – в специализированных религиозных изданиях вроде «Вестника» Н. Струве. Если они захотят, то я не возражаю. Считаю, что наше священство и клирики, да и православные люди должны знать правду. Пересылаю тебе целый список с копиями того, что было опубликовано. Очень интересное письмо вл<адыки> Антония от 7 марта в «Таймсе», замечательно написано. Я с ним много говорил об этом деле, и мы, по сути, только вдвоем выступаем и проявляем то, как это было на самом деле. А вот есть ли такие ответы и реакции священников в России? Этого пока не знаю. Интересно, что агентство АПН «Новости» очень быстро, всего через 6 дней, опубликовало реакцию на мой текст. Видно, они быстро снеслись с Москвой и получили «резолюцию» от митр<ополита> Ювеналия. Представляю, как тяжко самому вл<адыке> Ювеналию было все это пересылать, писать и объяснять.

Владыка Антоний был здесь у меня. Мы с ним провели несколько дней вместе, и он мне рассказал, что был в Цюрихе, в течение пяти часов беседовал с Солженицыным.

Солженицын благодарит меня за телеграмму Патриарху и через нашего цюрихского епископа Серафима передал мне, «что ему очень важно было такое услышать от русского Епископа». Кроме этого, вл<адыка> Антоний служил молебен о Солженицыне, об этом ВВС передавало по радио на Россию. Там о моей телеграмме и молебне очень многие слышали благодаря ВВС и теперь на радио (так мне сказали) они получают письма. Но митр<ополит> Ювеналий по телефону запросил вл<адыку> Антония «в чем дело?». Вл<адыка> Антоний переслал ему без утайки все документы, но дальнейшей реакции до сих пор не было.

Я не утверждаю, что мит<рополит> Серафим по собственной инициативе выступал, но давление на него было скорее оказано со стороны КГБ, а не со стороны Куроедова. Впрочем, это все одни «интуитивные» предположения.

Был здесь и Буевский²⁰⁸ на какой-то конференции в Лувене. Говорил я с ним о Солженицыне. Он обо всех публикациях знает. Я дал ему читать «Архипелаг ГУЛаг», взять с собой в СССР он побоялся, но четыре ночи не спал. Прочитал всю книгу! А потом мне говорит: «Все, что в ней написано, правда, но знаете, но видите ли... я не против, я не осуждаю Солженицына... но знаете, но видите и т. д.», – все увиливал и собственного мнения не высказал. В этом весь Буевский, он всегда такой (все, что о Буевском, строго конфиденциально). Он сказал, что меня приглашают приехать («визу дадут, и это приглашение к Вашей телеграмме не имеет никого отношения, сейчас не сталинские времена»). Но я не совсем уверен, что это так. <.>

Обнимаю, твой брат арх<иепископ> Василий

9. Архиепископ Василий – П. Е. Ковалевскому

18 апреля 1974, Пасха Воистину Воскресе!

Благодарю тебя за поздравления и взаимно и сердечно поздравляю со Светлым Праздником. Христос Воскресе! <.>

Посылаю тебе некоторые материалы в связи с выступлением митр<ополита> Серафима Крутицкого и Коломенского и моей реакции на это выступление (телеграмма Патриарху Пимену, мое заявление в брюссельскую газету «Le Soir» и проч.) Я знаю, что Зинаида Шаховская²⁰⁹ ничего не хочет публиковать о Церкви, если это не по ее вкусу, но попробуй все же поместить в «Рус<ской> мысли» мое заявление в «Le Soir» или телеграмму Патриарху (заявление полнее и лучше, но его нужно перевести на русский). Вообще, можешь послать все.

На будущей неделе (22‒26 апреля) я буду в Париже, и, если ты хочешь узнать подробности, можешь позвонить ко мне в Экзархат и придти поговорить. Буду рад тебя видеть.

С любовью о Господе Воскресшем, Василий, архиепископ Брюссельский и Бельгийский

10. Архиепископ Василий – митрополиту Антонию (Блуму)²¹⁰

<Апрель 1974>

Ваше Высокопреосвященство, дорогой Владыко! <.>

Теперь о Солженицыне. Я рад,что мы в один день, 17 февраля, несговорившись между собою, каждый по велению своей архиерейской совести, выступили: Вы – молебном о «людях доброй воли», я – телеграммой Патриарху. Это для меня очень отрадно и духовно и практически в смысле взаимной поддержки, хотя между нашими выступлениями большая разница. Вы, вероятно, будете несогласны, но я скажу прямо, как думаю: Ваше выступление политическое, в широком смысле этого слова и в хорошем его смысле, мое церковное. Поводом Вашего молебна была высылка Солженицына, целью молитвенная поддержка его и всех «инакомыслящих» и политических заключенных в России (Буковский²¹¹ и т. д.). Поводом моей телеграммы было не изгнание Солженицына как таковое, а выступление митрополита Серафима против него. Если бы митрополит Серафим не выступил, и я, вероятно, не счел бы полезным и возможным вмешаться, при всем моем сочувствии Солженицыну. Правда, это сочувствие, ярко выраженное в моей телеграмме, придает и ей «политический» характер, но это не на первом месте. Главная моя цель – забота о добром имени Московской Патриархии. Я не отвергаю избранного Вами политического пути, он, может быть рассматриваем как дополнительный к «церковному», вопрос только в том, насколько он полезен для Церкви в России в данный момент (а на Западе этот путь будет весьма популярным). Я знаю, что в России многие независимые церковные деятели, как о. Всеволод Шпиллер²¹², против поддержки Церковью оппозиционного движения, а среди массы верующих такая линия вызвала бы непонимание и осуждение. А что молебен о Солженицыне в глазах советских властей является политическим актом, показывает пример панихид о жертвах гонений и террора митрополита Евлогия в Лондоне в 1930 году. Так вынужден был их характеризовать митрополит Сергий²¹³. И так их характеризует Успенская в недавно изданной от имени Экзархата брошюрке²¹⁴, сильно повредившей нашей Церкви во Франции. (В последней глубине ни евлогианские панихиды, ни «солженицынские» молебны не умещаются в понятия политического акта, но мы должны честно признать, что оба богослужения явления аналогичные.) <.>

Теперь снова о «Солженицыне». Я слыхал, что Вы опубликовали письмо в «Таймс», еще не видел текста, постараюсь достать. Со своей стороны, я переделал мою телеграмму в «Письмо в редакцию» (с небольшими дополнениями и, конечно, без упоминания о телеграмме) и послал в редакции «Ле Монд» и «Ле Суар» (самая большая бельгийская газета). Посмотрим, напечатают ли? Саму телеграмму публиковать пока не буду, это было бы некорректным по отношению к Патриарху. Но показывать телеграмму, давать ее текст Вы можете свободно, кому хотите, только чтобы не печатали.

Приглашен уже после отправки телеграммы митрополитом Ювеналием приехать в Москву в качестве гостя 14‒28 мая. <.>

Архиепископ Василий (Кривошеин)

11. Архиепископ Василий – К. А. Кривошеину

4 мая 1974, Брюссель Дорогой Кира!

Поздравляю тебя, прости, что с некоторым запозданием, с днем твоего рождения и с твоим семидесятилетием, хотя, по-моему, это еще не достаточный возраст, чтобы его особенно отмечать. Начиная с 75-ти уже можно.

Не писал тебе отчасти из-за невыяснения некоторых вопросов в связи с моей поездкой. Во-первых, сейчас только выяснилось, от нашего прихожанина, только что вернувшегося из Москвы, что в Патриархии меня ждут. В связи с этим я был вчера, 3 мая, в здешнем консульстве для хлопот о визе. Виделся только с двумя девицами, принимавшими прошения. Я их помню по прежним посещениям, и они, вероятно, меня помнят. Это хорошо, что не нужно было идти к консулу и прочему начальству для объяснений. Приняли спокойно-любезно, как ни в чем не бывало, ничего не спрашивая. Заполнил анкету, приложил фотокопию приглашения Патриархии. Подал вместе с паспортом. Срок две недели, маршрут «Москва – Загорск – Ростов – Вологда – Ленинград – Новгород – Москва». Ответ: «Будет готово 10 мая», – то есть через неделю (нормальный срок), за четыре дня до отъезда. Думаю, что из слов «будет готово» можно заключить, что виза будет дана и что никаких осложнений в связи с ней в консульстве не предвидится, но, конечно, совершенно уверенным быть нельзя никогда. Как бы то ни было, пошел из консульства в «Аэрофлот» и задержал место на 14 мая.

Выбор маршрута объясняется следующим: 1) из Патриархии просят заранее указать, куда я намерен ехать, это им удобнее; 2) «археологическим» интересом такой поездки, все это древние города; 3) в Новгороде или Ленинграде надеюсь повидаться с Вл<адыкой> Никодимом, он там почти все время живет; 4) «камуфляжным» характером такой «археологической» поездки: а значит, приехал не ради каких-то «шпионских» целей, а чтобы посмотреть древние церкви; 5) в Вологде надеюсь встретиться с арх<имандритом?> Михаилом, но я не уверен, что в Вологду меня пустят! Я не слыхал, что там бывают иностранцы. Посмотрим!

Другие новости: партия митр<ополита> Алексия Таллинского – митр<ополита> Серафима Крутицкого выдвигает Экзархом архиепископа Питирима, и ему самому очень хочется им стать, но митр<ополит> Никодим и митр<ополит> Ювеналий противятся, пока успешно; на последнем заседании Синода вопрос о назначении Экзарха в Париж отложен на неопределенное время. <.>

В Патриархии очень недовольны митр<ополитом> Антонием (Блумом) за то, что он подал в отставку сразу после своего выступления в пользу Солженицына. Они усматривают в этом не то хитрость (поставить Патриархию в невозможность принять отставку, дабы не создавать впечатление, что его увольняют за его выступление), не то желание уйти с шумом, как «жертва преследования».

Я много сам об этом думал и сейчас склонен считать, что такие суждения о митр<ополите> Антонии несправедливы. У него было много трудностей с Патриархией (например, в том, что он совершенно забросил Париж), в другом, в том, в чем он прав (когда в угоду Ватикану у него отняли православные итальянские приходы), в общем Вл<адыка> Антоний был на Патриархию обижен, здоровье его было действительно плохое, а выступление митр<ополита> Серафима оказалось той каплей, которая переполнила чашу, и он подал в отставку. Это он давно предполагал сделать, но все откладывал. Напрасно!

Прочитал сегодня в «Русской мысли» мою телеграмму Патриарху и т. д. («Московский Патриарх и дело Солженицына»). Это для меня довольно неожиданно, в газету я не обращался, а посылал в свое время материалы Петьке Ковалевскому, но не думал, что он сумеет поместить их в «Р<усской> м<ысли>». Тем лучше, что ему это удалось без того, чтобы мне не пришлось кланяться З. Шаховской. То, что они напечатали не письмо в «Le Soir», а телеграмму, уже не имеет сейчас никакого значения. Ведь мит<рополит> Ювеналий в своем письме в «Le Soir» упоминает о моей телеграмме, но не приводит ее текста, а просто цитирует резолюцию Патриарха. Тем самым он дает мне право публиковать телеграмму, без которой эта резолюция совершенно непонятна читателям. Не я, а митр<ополит> Ювеналий первый пустил официальные документы в печать. <.>

Твой брат арх<иепископ> Василий

<Апрель 1974, Брюссель>

Его Высокопреосвященству Высокопреосвященнейшему Антонию, Митрополиту Сурожскому, патриаршему экзарху в западной Европе. Ваше Высокопреосвященство, дорогой Владыко!

Получил Ваше письмо от 28 февраля с сопровождающими его приложениями (впрочем, я получил всего одну проповедь, а Вы пишете о двух). Постараюсь ответить, прежде всего, на самое главное, то есть, конечно, на предполагаемую Вашу отставку от должности Экзарха. Конечно, я определенно против, хотя бы потому, что Вас некем заменить и некоторую пользу благодаря Вашей популярности среди западных инославных Вы несомненно приносите. Ведь что будет в случае Вашего ухода? Меня Патриархия никогда не назначит, да и я не соглашусь по возрасту. Владыка Петр совершенно не подходит, не пастырская личность, не русский, и к тому же большевизан <означает «симпатизирующий большевикам» – эмигрантское выражение. – Сост.> (его назначение было бы началом советизации Экзархата, он уже сейчас дошел до того, что бывает в посольстве на праздник красной армии). Во всяком случае, мы его здесь как Экзарха не примем, а будем просить о непосредственной зависимости от Патриархии. Нечего и говорить, что советский Экзарх еще менее приемлем. Нет у них ни одной подходящей личности, все они не разбираются в положении на Западе, сотрудничать с ними я не смогу и не желаю (хотя бы в вопросе о «Вестнике»). Придется тоже просить о непосредственной зависимости от Патриархии (по принципу: Москва далеко, Париж близко, значит, иго ее будет менее чувствительным).

Поражает отсутствие серьезных мотивов Вашей отставки. Вы выдвигаете два: 1) здоровье; 2) несогласие с линией Патриархии, особенно в вопросе об итальянских приходах. Относительно здоровья я скажу, что все мы болеем (возраст тоже болезнь, да к тому же неизлечимая), однако все ж таки терпим. Впрочем, я согласен, что возраст и болезнь являются единственными причинами, по которым епископ имеет право просить об освобождении от должности. Но к Вам это, безусловно, не относится, возраст у Вас детский, а то, что Вы в силах постоянно ездить в Голландию и Швейцарию, показывает, что у Вас еще достаточно сил. А если их не будет хватать, не путешествуйте так много, в этом нет крайней необходимости, кроме как в Париж, куда Вы, однако, не ездите. Что касается «линии Патриархии», с которой Вы не согласны, то это не причина подавать в отставку (Вы не митрополит Николай Еремин). Ведите упорно свою линию, а если Патриархия будет недовольна, пусть она Вас увольняет без прошения, а сами не уходите. Я так понимаю образ действия архиерея. Это прежде всего относится к области экуменизма. Далее, насколько я могу понять, поводом к Вашей отставке было совсем не «дело Солженицына», а итальянские приходы. Вы меня удивляете: неужто из-за этих «бандитов» Вы хотите поднимать шум? Да они не стоят того! Почему нигде, где существуют западные приходы, не происходят столкновения с католиками, а только в Италии? Может быть, в Италии католики более лютые, но и итальянские «православные» тоже, вероятно, большие скандалисты. Поэтому очень хорошо, что Вы их отпустили на все четыре стороны, а еще лучше, что Румынская Церковь, как я слыхал, категорически отказалась их принять (знает, с кем имеет дело!). Но почему Вы обиделись на Патриархию, что эти приходы отняли от Вас и подчинили митрополиту Ювеналию? Надо было радоваться, что Вас освободили от «бандитов», тем более что по состоянию Вашего здоровья это для Вас большое облегчение, не надо путешествовать. Ведь и у меня отняли Голландию (хотя и признали, что я был прав), а я только сказал: «Слава Тебе, Господи, освободили меня от «бандита» Дионисия!» А Вы обижаетесь, как митрополит Николай Еремин, когда у него отняли Роттердам и Женеву.

Еще одна причина, почему Вы не должны уходить от должности Экзарха. Вы не злой человек, никого не душите, с Вами можно жить. А это то, что мы ожидаем от Экзарха. Да к тому же знаете языки, можете эффектно говорить. Все эти качества не так часто встречаются.

Все эти рассуждения носят, однако, чисто теоретический характер: я глубоко убежден, что после Ваших выступлений о Солженицыне Патриархия ни в коем случае не примет Вашей отставки, ибо в противном случае начнется крик, что Вас уволили за защиту Солженицына и компании. Этого как Патриархия, так особенно Совет по делам религии смертельно боятся. Своим «солженицынским» молебном Вы очень упрочили Ваше положение как Экзарха, если только Вы сознательно не перейдете известных пределов (чтобы «красиво пасть»).

Теперь о Солженицыне. Я рад,что мы в один день, 17февраля, несговорившись между собою, каждый по велению своей архиерейской совести, выступили: Вы – молебном о «людях доброй воли», я – телеграммой Патриарху. Это для меня очень отрадно и духовно, и практически в смысле взаимной поддержки, хотя между нашими выступлениями большая разница. Вы, вероятно, будете несогласны, но я скажу прямо, как думаю: Ваше выступление политическое, в широком смысле этого слова и в хорошем его смысле, мое церковное. Поводом Вашего молебна была высылка Солженицына, целью молитвенная поддержка его и всех «инакомыслящих» и политических заключенных в России (Буковский и т. д.). Поводом моей телеграммы было не изгнание Солженицына как таковое, а выступление митрополита Серафима против него. Если бы митрополит Серафим не выступил, и я, вероятно, не счел бы полезным и возможным вмешаться, при всем моем сочувствии Солженицыну. Правда, это сочувствие, ярко выраженное в моей телеграмме, придает и ей «политический» характер, но это не на первом месте. Главная моя цель – забота о добром имени Московской Патриархии. Я не отвергаю избранного Вами политического пути, он, может быть, рассматриваем как дополнительный к «церковному», вопрос только в том, насколько он полезен для Церкви в России в данный момент (а на Западе этот путь будет весьма популярным). Я знаю, что в России многие независимые церковные деятели, как о. Всеволод Шпиллер, против поддержки Церковью оппозиционного движения, а среди массы верующих такая линия вызвала бы непонимание и осуждение. А что молебен о Солженицыне в глазах советских властей является политическим актом, показывает пример панихид о жертвах гонений и террора митрополита Евлогия в Лондоне в 1930 году. Так вынужден был их характеризовать митрополит Сергий. И так их характеризует Успенская в недавно изданной от имени Экзархата брошюрке, сильно повредившей нашей Церкви во Франции. (В последней глубине ни евлогианские панихиды, ни «солженицынские» молебны не умещаются в понятия политического акта, но мы должны честно признать, что оба богослужения явления аналогичные.)

Другое мое возражение, на первый взгляд противоположное и для меня очень существенное, может быть названо риторическим термином captation benevolentia. В древних учебниках риторики рекомендовался при составлении просьб высоким особам следующий прием: прежде чем начать излагать просьбу, поместить несколько льстивых фраз с целью благоприятно расположить, «уловить» его «благорасположение». Я не говорю, чтобы Вы так примитивно и утилитарно сознательно применяли этот прием, но такая тенденция была проявлена Вами на Соборе 1971 года и вызвала у меня глубокое разногласие с Вами. Вы считаете, что «уловите благорасположение» советских людей, и они будут Вас лучше слушать, если Вы будете восхвалять им советские порядки, социалистическое строительство, выявлять чувства советского патриотизма и т. д. А я считаю наоборот, Вы их тем только оттолкнете, не говоря о том, что восхваление советских порядков как основанное на извращении действительности недопустимо. Так, в Вашем выступлении в последний день Собора Вы говорили, что как русский человек Вы гордитесь советскими достижениями, разделяете гордость советских людей, но так как в Англии много западных православных, то с них нельзя требовать таких же советско-патриотических чувств, и Вы просите, чтобы подобных мест не было бы в резолюции Собора, хотя «как русский» Вы их приемлете. Я был вынужден ответить на это, что я русский, а не иностранец, но именно как для русского это восхваление советских достижений для меня неприемлемо. Пишу об этом, потому что в Вашем письме к митрополиту Ювеналию Вы идете еще дальше. Вы молились «за Советский Союз» (почему не сказать «за Россию», если вообще на эту тему Вы считаете возможным говорить), «за его Правительство (не против него)» (не верю, что искренне; даже в Москве, когда молятся за властей, никто не крестится, а когда «да тихое и безмолвное житие поживем» – крестятся и кланяются). Несогласен я и с модным экуменическим лозунгом, что нельзя молиться «против», а только «за». А как же на Пасху мы поем: «Да воскреснет Бог, и да расточатся врази Его» и т. д.? Но дальше уже идет утверждение, находящееся в кричащем противоречии с действительностью: «Всем известно, что в самой России существует сильное, все возрастающее движение людей, принимающих социалистический строй, готовых принимать участие в строительстве нового мира... но с ужасом воспоминающих... сталинские времена». Неверно: людей, принимающих социалистический строй и видящих все зло в Сталине, становится все меньше. Кроме Роя Медведева, я никого не знаю, кто бы так думал: прекрасная октябрьская революция, прекрасный Ленин, прекрасный коммунизм, а вот Сталин все испортил! Да и Медведев уже перестал так говорить, а: «И у Ленина были ошибки, и в революции не все было прекрасно, но до Сталина все еще было сносно». На примере Солженицына мы видим, какую эволюцию проделали в России русские люди: Солженицын был марксистом, поклонником Ленина, а потом все это отверг, ибо понял, что дело не в «сталинских временах», даже не в Ленине, хотя он и главный виновник, а в октябрьской революции, в марксизме-коммунизме и самом социалистическом строе. Все возрастающее число людей в России начинает все больше и больше это понимать. Боюсь поэтому, что Ваши слова о «социалистическом строе» и «строительстве нового мира» не встретят понимания и сочувствия среди верующих и мыслящих людей в России.

Мое общее отношение к «политике» в Церкви следующее: я в принципе не против участия Церкви в политической жизни. Церковь – всеобъемлющий организм, политика часть жизни, христианство судит обо всем; естественно поэтому Церковь высказывает политические суждения и выражает их в действии, но, конечно, эта политическая сторона не должна никогда доминировать, как это часто случается сейчас на Западе. И главная задача Церкви не в этом. Так в принципе, а в конкретной исторической жизни в применении этого принципа многое зависит от исторических обстоятельств. Так, сейчас, в условиях безбожной тоталитарной диктатуры, когда Церковь борется за само свое существование и не может в России иметь свою собственную самостоятельную линию, а части Церкви за рубежом не могут свободно высказывать свои взгляды из опасения повредить Церкви на родине, наиболее правильной церковной линией является полное воздержание Церкви от политических высказываний и действий. Этим исключаются участие Русской Православной Церкви во всех видах «борьбы за мир», во многих политических и социальных секциях Всемирного совета Церквей, с одной стороны, политические открытые высказывания зарубежных церковных деятелей Московской Патриархии – с другой. Одно совершенно недопустимо – ложь!

Теперь снова о «Солженицыне». Я слыхал, что Вы опубликовали письмо в «Таймс», еще не видел текста, постараюсь достать. Со своей стороны, я переделал мою телеграмму в «Письмо в редакцию» (с небольшими дополнениями и, конечно, без упоминания о телеграмме) и послал в редакции «Ле Монд» и «Ле Суар» (самая большая бельгийская газета). Посмотрим, напечатают ли? Саму телеграмму публиковать пока не буду, это было бы некорректным по отношению к Патриарху. Но показывать телеграмму, давать ее текст Вы можете свободно, кому хотите, только чтобы не печатали.

Приглашен уже после отправки телеграммы митрополитом Ювеналием приехать в Москву в качестве гостя 14‒28 мая. Буду очень рад с Вами встретиться и поговорить в Брюсселе 23‒24 марта, как Вы пишете, только точно сообщите заранее, в какие часы и когда приезжаете.

У меня несчастье: заболела м. Екатерина, артроз правого колена, с трудом ходит по комнате с палочкой. Вообще очень переутомлена. Временно помещена в старческом нашем доме.

Прошу Ваших святых молитв и остаюсь с любовью о Христе.

Брюссель, 10 февраля 1975 г.

Глубокоуважаемый Александр Исаевич!

Посылаю Вам одновременно с этим письмом мою книгу, изданную фото-копическим способом, «В. А. Кривошеин, Девятнадцатый год. Воспоминания. Брюссель. 1975 г.». Это мои воспоминания о Гражданской войне, когда я девятнадцатилетним студентом пробрался из Москвы на юг к белым, чтобы сражаться против красных. Что мне пришлось испытать (аресты, бегства, и т. д.), прежде чем я попал к ген. Деникину осенью 1919 года, в кульминационный момент Гражданской войны.

Думаю, что для Вас, как историку и писателю, мои воспоминания, по своему материалу, то, что я тогда лично видел и слышал, могут представить интерес как свидетельство о времени, о котором было мало написано (например, о большевицких Военно-Контрольных пунктах или Особых отделах, где мне пришлось сидеть, а также о настроениях белых в этот переломный момент). С этой целью посылаю Вам мои «Воспоминания». Для сведения, как материал, и больше ничего. Ни на какой ответ с Вашей стороны я не притязаю, Вы слишком заняты серьезными делами.

Призывая на Вас Божие благословение, остаюсь преданный Вам о Господе

Архиепископ Василий

P. S. Я издал книгу под моим мирским именем, ибо так меня звали в 1919 году, когда я воевал против красных. А так же во избежании лишнего шума и чтобы не причинять трудностей Московской Патриархии, ей и без того тяжело.

Швейцария, Цюрих, 19 февраля 1975 г.

Дорогой Владыко Василий!

Благодарю Вас за присланные Ваши воспоминания. Они мне, безусловно, помогут почерпнуть воздуха эпохи, а, м. б., и какие-нибудь частные эпизоды (если Вы не возражаете).

Рад был Вашей последней статье в «Русской мысли». В таких «исправительных» воздействиях на Церковь митрополии предполагаю наибольшие Ваши возможности. Они очень велики, да весь простор не изведан.

Сердечно кланяюсь Вам и Игорю Александровичу.

Ваш А. Солженицын

Брюссель, 1 марта 1975 г.

Дорогой Александр Исаевич!

Благодарю Вас за Ваше письмо от 19 февраля. Очень рад, что мои «Воспоминания» показались Вам интересными и, конечно, у меня нет никаких возражений, если Вы захотите «почерпнуть» из них «какие-нибудь частные эпизоды». Наоборот, буду только рад.

У меня имеются еще мои воспоминания о Соборе 1971 г., об избрании Патриарха Пимена (я был участником этого Собора). Рукопись в 250 страниц машинописного текста. Написано, как мне кажется, беспристрастно, в общем, с сочувствием Московской Патриархии, но без замалчивания отрицательных явлений, с которыми приходилось сталкиваться. Кратко говоря, все то, что скрывают официальные историографы.

Если это Вас интересует, я могу прислать Вам фотокопию рукописи, но должен Вам сказать, что этот документ строго конфиденциальный и не должен быть опубликован, пока живы многие участники Собора, иначе они могут сильно пострадать. Вообще, печатать его преждевременно, о чем я сам первый сожалею.

Благодарю вас за благоприятный отзыв о моей «статье» в «Русской мысли» об интервью архиепископа Питирима. Вы правы: наш Западный Патриарший Экзархат может многое сделать для Церкви в России, гораздо более чем другие юрисдикции, оторвавшиеся от Церкви в России (Московской Патриархии), хотя бы потому, что на «выступления» иерархов этих юрисдикций мало кто обращает внимания, а высказывания архиереев Московской Патриархии (зарубежных) вызывают большой отклик не только на Западе, но и в России (что несравненно важнее), и притом не только среди верующих, но и в правительственных сферах. Это одна из причин, почему мы так дорожим нашей канонической связью с Церковью в России. Но «выступать» нужно с «рассуждением», понимая, когда это нужно и полезно, а не просто, чтобы шуметь.

Призывая на Вас и на Вашу семью благословение Божие, остаюсь с любовью о Господе,

Архиепископ Василий

Брюссель, 10 февраля, 1976 г.

Дорогой Александр Исаевич!

Посылаю Вам, как Вы о том просили в «Русской мысли», мои воспоминания о первых днях февральской революции в Петрограде. Ничего особенного в них нет, никаких необычных событий, только то, что я лично видел. Простите, что не напечатано с крупными интервалами на одной странице, как это полагается, но перестукивать на машинке нет времени и терпения, у меня нет секретарей.

Призывая на Вас Божие благословение, остаюсь с любовью о Господе

Архиепископ Василий

Archeveque Basile

Rue des Chevaliers, 29

B‒1050 Bruxelles