Array ( )
Рассказ православного историка и писателя Дмитрия Володихина <br><span class="bg_bpub_book_author">Дмитрий Михайлович Володихин</span>

Рассказ православного историка и писателя Дмитрия Володихина
Дмитрий Михайлович Володихин


– Здравствуйте, в эфире передача «Мой путь к Богу» – о тех людях, для которых на пути к вере пришлось много переосмыслить, от многого отказаться. Что движет этими людьми, что даёт им силы – мы беседуем с нашими гостями. Сегодня у нас в гостях Дмитрий Михайлович Володихин – писатель, историк. Дмитрий Михайлович, мы с Вами родом из СССР, и тогда, конечно, обычное, если начинать с детства, в общем-то, советское детство было безрелигиозным. И я рискну предположить, что и в Вашем случае, также, наверное, Вы мало знали о вере, или же среди Ваших близких и родных были люди, которые Вам что-то говорили о православии. С чего начались какие-то предпосылки Вашего пути к вере, к Богу, было ли это в детстве, или уже началось позже?

– Моя семья была скорее активно безрелигиозной, чем просто безрелигиозной. В лучшем случае, было известно о том, что родители мои, дедушки, бабушки крещены, у кого-то были иконы, которые из страха куда-то повыбрасывали или раздали. В семье никогда не велись разговоры о вере, кроме саркастических, скажем так, достаточно насмешливых. Впервые соприкосновение с верой как с чем-то серьезным у меня произошло на первом курсе исторического факультета МГУ. Тогда у нас вела семинары по истории Древнего мира Наталья Николаевна Трухина. Она велела всем студентам группы познакомиться с любым на выбор Евангелием. Было несколько семинаров по Ветхому Завету и по Новому Завету, и, в частности, среди прочего было это. Ну я, как один из ленивых студентов прочитал, как Вы понимаете, Евангелие от Марка, оно самая короткое. И прочитав его, совершенно еще не уверовав, получил впечатление очень отчётливое, что книга эта написана вовсе не земным автором, что у нее есть нечто, отличающее ее по духу от любого художественного произведения, что она изменяет твою душу очень быстро. Одно простое и быстрое, ленивое, праздное мое прочтение произвело на меня очень серьезное впечатление. После этого была армия, я там много всего навидался. Приехал, тем не менее, все еще «красным» атеистом, и даже в 1991 году, когда запрещена была КПСС, я в нее вступил. И на протяжении нескольких последующих лет, где-то между 1991–1996 годом, изменялся. Изменялся в сторону прощания с атеизмом, прощания с «красным» мировоззрением и вступлением в мировоззрение белое, и постепенного, скажем. Вот можно вступать в воду веры рывком, быстро нырнул – и ты там. У меня ничего такого не получалось. Я аккуратненько, каждый сантиметр ногой прощупывая – как по крупной гальке в море заходишь и стараешься ноги не оцарапать. Очень долго увлекался философией экзистенциализма, чуть не наизусть выучил раннего Камю, «Тошноту» Сартра, Габриэль Марселя, и так далее, так далее, так далее… философией скептицизма – это все не было интересно, близко, но только одного – выхода из бессмыслицы жизни это не давало никакого.

– Скорее подчеркивало ее.

– Совершенно верно. В сущности, чему лучшие французские экзистенциалисты учили? Когда были молоды, они говорили: наслаждайся жизнью, наслаждайся этим телесно, душевно, разговорами с друзьями, любовью, красотами природы – да чем угодно, вплоть до гедонизма. Но когда они становились постарше, начинали говорить, что вообще-то и с людьми надо уметь ладить. А потом уж совсем в дряхлом возрасте, если они до него доживали, фактически им хотелось уже перечеркнуть то, что они написали в молодости, да не получалось. Потому что написанное в молодости самое яркое. На старости лет писатель редко делает по-настоящему сильные, яркие образы. Когда он ушел из молодости, из него и сила очень часто уходит творческая. И после этого мне попалась в руки книга отца Павла Флоренского «Столп и утверждение истины». Там очень хорошо показан процесс, когда человек, ищущий смысла в этой жизни, фактически высовывается из воды и пытается пальцами, сдирая ногти, зацепиться за какую-то каменную стену, отыскивая в ней трещинки – вдруг удастся выйти наружу, – и ничего не получается. И отец Павел уверил меня в том, что выход один – это Господь Бог. Вот идешь к Богу, сама по себе дорога и цель в этой дороге, и ты сам, в общем-то, идущий по этой дороге, тоже внутри себя имеешь Бога. Я потихонечку, продолжая также аккуратненько выдергивая из моря ноги, при всяком случае, когда что-нибудь такой болезненное под ногами попадалось, двинулся в ту сторону. Очень это все медленно происходило – к сожалению, мне не к чести, вот скажем так, вокруг меня были люди, которые были углублены в веру. Слава Богу, они пытались как-то меня уговорить: дружок, ну ты обо всем этом говоришь, пишешь, ты вроде веришь, но вера – это все, конечно, хорошо, но вера без Церкви тоже смысла не имеет, потому что Церковь направляет. И когда ты во внутри веры сам для себя выбираешь дорогу, ты, в общем-то, руководствуешься собственной волей и собственным, скажем так, самомнением, что тебе кажется правильным, туда ты идешь, и можешь сам себя крепко обмануть. Ну, хорошо. С одной стороны, все правильно, и вроде и надо креститься. А с другой стороны, страшно. Давайте озвучу сейчас страх, который, я думаю, преследует очень многих людей перед крещением.

– Это важно, конечно. А что именно не давало, что именно тормозило?

– А все довольно просто. Христианство, в частности, наша конфессия – православие, оно ставит узкие врата, и пройти через эти врата, боков не ободрав, нельзя. Это очень требовательная вера, очень. Понятно, что нельзя убивать, нельзя лжесвидетельствовать, нельзя сотворять себе кумира – много чего нельзя. Нельзя смотреть с вожделением на женщину, которая не является твоей женой, тем более что-то там делать, нельзя сквернословить, нельзя лгать, нельзя присваивать себе лишнее нельзя, таить в себе злобу и тем более раскрывать ее, то есть подавлять в себе гнев надо, и еще нельзя обжорством заниматься. А я – посмотрите на мой живот, до сих пор этим грешен. Нельзя лишнее пить, нельзя терять над собой контроль – в том смысле что в тебе все-таки образ Божий. Ты образ Божий потерял, значит, душе своей повредил. Еще тысячи разных «нельзя», которые, может быть, помельче, но важны. И ты, крестившись, обещаешь Богу: я должен соблюдать. Я должен любить и ближних, и дальних – всех. Ты в подавляющем большинстве случаев, за исключением разве что больших святых, это обещание все равно нарушишь, скорее всего, ты нарушишь его неоднократно. Может быть, ты его будешь нарушать сотни и тысячи раз. Это правда. И ты идешь в Церковь, ты идешь креститься, у тебя очень большое колебание. Ты сам себя знаешь, и знаешь, что скорее всего, заповеди будут тобой нарушаться время от времени. И вот ты думаешь (давайте скажем честно): а может все-таки попозже, когда возраст будет уже не тот, когда уже все эти грехи не будут настолько заманчивы, когда красавицы тебя своими телесами не поманят, когда бешенство в работе над собственной карьерой и злость по отношению к твоим врагам просто из-за возраста притупятся – вот тогда, может быть, как-то тогда уже легче будет совладать с собой. Это очень большой соблазн. Соблазн боязни дать обязательства и соблазн боязни того, что ты, дав их, нарушишь. Вот собственно, так все произошло в моей жизни. Два человека, которые мне помогли: один – мой друг, другой – мой товарищ. Первый – Глеб Елисеев, просто молча привез мне крестик с горы Фавор (он был на Святой Земле), положил передо мной на стол и удалился. А второй – хороший знакомый, когда-то товарищ, Николай Майсурян, выслушав все, сказал: «Друг, ты что себе позволяешь, ты что – хочешь наслаждаться воровством, яростью, прелюбодеянием, пьянством до старости – вот таким ты хочешь быть человеком?» По сути дела, это ведь правда: если ты боишься искоренять в себе грех, то ты постепенно в него погружаешься. Хочешь выпивать – будешь пьяницей; хочешь воровать– будешь уголовником; хочешь изменять – будешь блудником. И чудовищно искажается твоя душа при этом, она каждый раз все легче тебя прощает. Немножко согрешил, ну ничего страшного, ну давай в следующий раз побольше, но тоже ведь не предел. Ну ладно, ладно, там еще чуть-чуть побольше… И ты уже не видишь, как сделался безобразен. Вот это-то и беда. Я, послушав Колю Майсуряна, подумал: а ведь что я себе хочу? Я хочу быть нормальным человеком, для которого нравственность, для которого закон, для которого культура – это что-то значащие категории, или я хочу просто больше себе позволять? И постепенно получилось так, что я зашел в церковь, договорился со священником, пошел, да и крестился. Это было зимой, Филипповым постом 2001 года в Коньковской Троицкой церкви. И все произошло на удивление спокойно и органично. Единственно, что я очень хорошо понимаю людей, которые идут туда в одиночку, без всяких крестных отцов, без всяких товарищей, знакомых, потому что все-таки вот в самый последний час, в самые последние полчаса, в 15 минут перед крещением душа постоянно испытывает колебания. Ты почему-то кажешься себя нелепым, каким-то смешным человеком, который пришел неведомо куда, ищет неведомо чего. Очевидно, есть какой-то внешний источник для того, чтобы вносить смуту в душу.

– Вообще, искушение, если человек взрослым, в зрелом возрасте принимает крещение – это довольно часто бывает, случаются какие-то искушения, препятствия – иногда внутренние, а иногда и внешние, даже у человека, который идёт к купели. Так что это действительно такая черта, которую нужно просто иметь в виду человеку, который готовится принять крещение, и не смущаться этого.

– Да, совершенно так. Тем, кто собирается креститься, но все стесняется: все неудобно что-то, все времени нет пойти, все работа заедает, все какое-то колебание – я взрослый человек, всю жизнь был атеистом, или просто не задумывался об этом, а что товарищи скажут, они будут ли смеяться, да я сам какой-то нелепый… Вот послушайте меня. Все это ложь. И время есть, и ничего смешного. И это единственный достойный выход в этой жизни. Не надо себя обманывать, потому что это не мы себя обманываем, это, честно сказать, я думаю, что это бесы к нам приходят и нам морочат голову. Мы думаем, что это наша воля, а это их воля нас куда-то там уводит. Нам хочется думать, что мы сделали выбор: вот отложим, вот не сейчас, а вот может, совсем не надо, или давайте еще с кем-нибудь посоветуемся. На самом деле это не мы делаем выбор. Это делает выбор то, что на нас влияет извне, и в нас иногда просто вселяется. Я не то, что верю в это – я просто знаю, я вижу, как это приходит к людям и как это мучает людей, как это самого меня время от времени мучило. Поэтому не обманывайте себя, просто идите и все отбросьте – не то что сомнения – колебания, – не сегодня, не сейчас, не завтра… Сегодня, сейчас! Вот это нормально. Просто в конечном итоге, когда ты попал внутрь Церкви, попал внутрь веры, каждый новый шаг подтверждает, что ты поступил правильно. И уже 15 лет прошло, и я твердо уверен, что поступил правильно, и твердо уверен в том, что делал ошибку, слишком долго откладывая этот шаг. И в момент, когда на меня изливалась вода, я почувствовал некое облегчение. Мне стало легко, тепло, и даже весело. Я после крещения поблагодарил Бога мысленно, что Он мне это разрешил, что Он меня сюда привел. И есть с тех пор, получается так, что как приходишь на исповедь, как приходишь к причастию, всегда одно и то же ощущение – как будто тебя выстирали, выжали и отгладили. Чувствуешь себя, скажем так, чистой, хорошо поглаженной одеждой для души, ничего сверхъестественного. Друзья за меня порадовались, в общем-то, в семье как-то никаких конфликтов, скандалов не случилось, ничего худого не было, одно только хорошее, совершенно спокойное такое крещение, и совершенно спокойный переход на церковный путь – уже не одной ногой, а двумя ногами.

Вот все же насчет корней грехов. Давайте скажем честно. Если человек много пьянствовал; если человек, скажем так, много относился к женщинам не по-товарищески, и эти женщины были не его жена – ну так что: внутри него все это пустило корни очень глубоко. И это ведь не шрамы в душе, это гнойники, их надо лечить рассечением, то есть надо расставаться с этим грехом, даже если приходится испытывать колоссальные мучения и боль. То есть если ты ложился на ложе с женщинами, которые не венчались с тобой – просто не делай больше этого. В любой момент, вот сегодня, в эту минуту, эту секунду ты можешь поставить барьер и сказать: да, я буду мучиться, но я этого не буду делать, я больше не лягу с ними, и все, ни с какой – ни с этой, ни с другой. Отвыкать, может, будет сложно, но лучше отвыкнуть, потому что чем раньше, тем легче, чем позже, тем больше боли.

– Здесь есть еще один момент, который я хотел бы добавить. Действительно, это касается и грехов, и страстей, и иногда это касается каких-то идей нецерковных, которые люди приносят с собой в церковь, как бы за собой тащат, и они так вот за них держатся и не хотят от них отказаться. Им как будто кажется, что, если они от этого откажутся, это из своей жизни уберут, как будто они чего-то лишаться – лишатся части себя, или, что, убрав это, останутся с какой-то пустотой. В действительности, вот это все: и грязь грехов, и грязь каких-то вот заблуждений не обогащает нас, а застилает перед нами то великое, что Бог готов нам дать в нашей жизни. И я со своей стороны, по своей жизни это вижу, по жизни многих, кого я знаю, да и по жизни гостей нашей передачи, которых уже довольно много было: когда человек отказывается от того, что есть, что вот от чего Господь его просит отказаться, тогда вместо этого Господь ему открывает нечто гораздо большее. Тогда человек обретает счастье, может обрести счастье в Боге, и он обретает настоящую полноту жизни взамен того, что он брал, того своего, за что он хотел держаться.

– Да, это правда. Воцерковление имеет несколько слоев, и ты постепенно в него погружаешься. Я не могу сказать, что я погрузился достаточно глубоко, не могу этим похвастаться, я такой обычный средний прихожанин-захожанин. Но одно могу сказать твердо. Дело в том, что, когда у тебя в голове какие-то идеи, идущие в разрез с Христовой верой, с учением Церкви – это значит, что ты просто еще плаваешь на поверхности. Если ты пойдешь чуть-чуть поглубже, ты получишь и понимание, и ободрение к тому, что от чего-то отказался, но действительно новое приобрел. Очень часто ты тешишь себя некоей фанаберией, считая ее оригинальностью. Вот у тебя есть какие-то философические знания, у тебя есть какие-то знания истории Церкви, полученные в тот момент, когда ты еще не крестился. И ты ощущаешь, что видишь глубоко и правильно суть вещей. Иногда тебя Бог вразумляет очень смешно: ты просто побольше почитал и понял, что ты ничего не знал. И твои знания, когда ты получаешь новую информацию, могут несколько раз перевернуться. А то, что дает Церковь – это не старое, не новое, не переворачивающееся, а вечное и неизменное, и здесь никуда Первые шаги или «Вот я, Господи!». Рассказы неофита и здесь никуда не налево, не направо, невозможно свернуть с этого пути, потому что он чист и ясен, ты точно знаешь, куда идти правильно, только иногда сам себе мешаешь. Вот, наверное, так обстоят дела. Тут, понимаете, я очень неподатливое полено, я очень большой скептик. И мне, чтобы во что-то уверовать, нужно, наверное, в десять раз больше усилий, чем кому бы то ни было. У меня, действительно, скептический настрой ума. И принимая веру, я, например, сомневался в каких-то действиях Церкви: вот это хорошо, вот это нехорошо, а вот этого зачем канонизировали? Там, например, были у меня когда-то большие размышления по поводу Николая Второго: ну зачем какой-то официальный шаг, совершенно исторически необоснованный. Я профессиональный историк, доктор исторических наук. Через некоторое время появляются опубликованные не так давно источники, появляются статьи людей, которые глубоко их анализировали. И получается то, что я отвергал нечто внутри Церкви из-за фанаберии, из-за собственного незнания, которое возвел на уровень понимания того, как делается история и увидел, что канонизировали Николая Второго абсолютно адекватно, есть все исторические основания для этого, и мистические основания. Но более того, начал понимать, что, когда Церковь нечто делает, это через нее делает Бог.

– Вот как раз для многих людей, которые со стороны смотрят на Церковь, вообще на веру, на верующих людей и, когда они слышат нас, то они думают, что вот Бог – это то, что просто человек себе придумал, ну какая-то идея Бога. Она может быть хорошая, она, может быть, человеку помогает. Но я много раз наблюдал, что для неверующего человека естественно думать так, что у верующего это просто какие-то определенные идеи в голове, ничего более. Я и по своему опыту знаю, но думаю, что и в Вашем опыте были примеры, когда Вы явно видели действие Божие в вашей жизни, что-то, что не просто находилось в Вашем уме, но то, что уже из обстоятельств вашей жизни было видно, как действие особого промысла Божия, может быть, даже и чудесного промысла Божия. Доводилось ли Вам с таким сталкиваться?

– Да, отец Георгий, доводилось. На меня как на Фому неверующего, Господь истратил несколько больших чудес. Наверное, небольшому европейскому народу хватило бы для того, чтобы креститься всем оптом и не размышляя. А у меня, вот, и после крещения пришлось на меня чудеса тратить для того, чтобы укреплять в этой жизни.

– Какие, например?

– Ну, скажем так, вот как-то раз, в самом начале крещения, 15 лет назад, в дровяном сарае у сестры моей прабабки под Москвой я нашел икону. Каждый год все дрова идут в топку– все абсолютно, потому что твёрдо рассчитано, что они должны согреть печь только таким образом. Во-первых, как в дровах оказалась икона? А во-вторых, почему она не сгорела? Давайте попробуем попросить атеиста объяснить и найти все сто способов, как, каким образом икона оказалась в дровах. Ну, в общем, можно, конечно, найти какую-то случайность, но случайность менее правдоподобна, чем в данном случае. Существует в Церкви память о великом проповеднике и светильнике монашества отце Иоанне Крестьянкине из Псково-Печерского монастыря. Когда он умер, по телевизору показывали документальный фильм о его жизни, довольно большая была передача. И я задумался тогда о старцах. Собственно, Господь им дает право и возможность наставлять людей. Что, в сущности, делает старец? Приходит к нему человек и говорит: как мне делать, как мне поступать? Старец послушав его, убеждается, что человек всегда делает одно и то же. Ему Бог перед глазами держит табличку на белой бумаге огромными багровыми буквами «надо поступить вот так!» Человек видит ее, разбирает, он знает, как ему надо поступить, но все равно не делает. Вот он приходит к старцу для того, чтобы старец ему вслух прочитал эту табличку и сказал: вот надо вот так делать. Мы все знаем, как надо поступать – все до единого. Мы все различаем добро и зло, кроме сумасшедших. И все уверяем себя, что если я не поступлю как надо, то это, может быть, и ничего. Ну, вот я в этот момент обратился к покойному отцу Иоанну Крестьянкину, представил себе, что я прихожу к нему монастырь и думаю: а какой бы вопрос ему задать, в чем наставить? А потом сам понимаю, что какой вопрос, если он уже ответ знает. Я говорю мысленно: «Отец Иоанн, скажи мне, что неправильно и что переделать? Жизнь моя наполнена печалью, подскажи мне самое главное!» Ну и услышал голос, который мне говорит: не ссорься с женой. Действительно, совет, который вроде бы прост, лежит на поверхности, но пока ты его соблюдаешь, в твоей жизни все хорошо. Другой случай. Мне пришлось очень долго болеть, и очень тяжело болеть, очень неприятно это было, поскольку мне приходится постоянно работать, и график работ крайне жесткий, болезнь выбивает меня из колеи, отдирает меня от тысячи дел, и не только то плохо, что температура у тебя, что-то болит внутри, – плохо то, что ты неработоспособен, и это очень тяжело. И вот я однажды пошёл в церковь на Валаамском подворье в Москве будучи тяжело больным. И думаю, что если исповедуюсь и причащусь, болезнь отступит, я в это верю. Ну, меня исповедовали, а потом священник и говорит: знаете, у нас не принято в церкви. У нас разделены эти два таинства: исповедь вечером, причастие утром. Я взмолился: «Честной отец, ну, пожалуйста, разрешите!» Я уверен, что если я сейчас причащусь, никакой болезни больше не будет. Ну, он потом подумал и помилосердствовал, и разрешил подойти к причастию. После причастия я еще до дома не дошел, как был здоров. Совсем недавно мне пришлось съездить с русской делегацией такого полу-дипломатического, полу-культурного свойства на остров Лемнос. И на протяжении первых дней у меня было тяжелейшее давление, и было крайне тяжело участвовать в общих делах. В один из дней мы отправились в город Мудрос, в тамошнюю соборную церковь на литургию. Была поздняя литургия, я стою в храме, чувствую, что сейчас я брякнусь на пол, будет очень скверно, потому что мы не просто так приехали, мы не туристы – мы официальные лица, представляем Россию, и это будет позорно и некрасиво. Ко мне приходят мысли в голову: «Хорошо бы Господь сделал так, как в прошлый раз!» Началась Литургия верных словами «оглашенные, изыдите» – в этот момент боль моя прошла, и я чувствовал себя весь остальной Лемнос несколько дней прекрасно, просто как огурчик, хотя мне казалось, что еще немножечко, и меня из этого храма будут выносить. Объяснить это каким-нибудь самовнушением, стечением обстоятельств, случайностями, тем, что я себе это внушил, невозможно. Дело в том, что я до крайности рациональный человек. То есть, я уже говорил, ни во что не верю, пока не потрогаю руками, не пощупаю. Вот нужно было, чтобы все эти явления произошли совершенно явственно и твердо, так, чтобы этот голос был действительно не мой, а отца Иоанна. Так, чтобы эта икона нашлась в месте, где она не могла быть ни при каких обстоятельствах – ну кто икону держит в дровяном сарае? Нужно было, чтобы эта болезнь отошла безо всякого следа, в одну секунду – она отошла безо всякого следа, в одну секунду. Я не все перечислил, у меня было достаточно другого. Я хотел бы сейчас закончить радостно, тем, что с тех пор я такой замечательный христианин, а закончу плачевно. Несмотря на то, что мне Бог дал очень много – я христианин третьего сорта, барахло, а не христианин. Я очень стараюсь как-то избавиться от некоторых грехов, но корни-то крепко сидят, и некоторые из них до сих пор не исправлены. Не самое страшное, может быть, самые тяжелые ушли от меня, слава Богу. Но кое-что вот сидит: на брюхо посмотрите – это грех чревоугодия, он во мне, наверное, самые крепкие корни пустил. Ну, вот так.

– Дмитрий Михайлович, хотел также затронуть немного еще тему с Вами, как с историком. В последние годы – может, она, конечно, и раньше еще была, еще и при советской власти была, но сейчас как-то это возвращается, – вот такие мысли, идеи о том, что на самом деле Церковь не такую уж и большую роль оказывала на нашу историю, на становление нашей страны и нашего народа, и на самом деле эта роль преувеличена. Много-много в этом духе чего говорят, чуть ли не сводя ее даже к нулю. Вот с Вашей точкой зрения как историка: насколько адекватны эти представления или неадекватны, если вкратце? Понятно, что мы подробно на таком лекционном уровне не можем сейчас это обсудить, но просто Ваше личное мнение как компетентного в этой области человека, потому что как раз специализируетесь по истории нашей страны.

– Церковь – это великий цивилизатор России. И если бы не было веры, мы до сих пор оставались бы дикарями. Я чувствую себя русским православным человеком достаточно уверенно. И как историк хочу сказать, что если бы Русь каким-то неприятным образом избежала крещения, оставалась бы в язычестве, то, скорее всего, не было бы у нас такой красивой величественной истории, какая у нас была. И ещё один важный момент. Время от времени я слышу возгласы о том, что Россия – это азиатская страна, Россия – это европейская страна, и вот Россия – это нечто колеблющееся между Азией и Европой, 60 % того, 40 % другого, соотношение меняется. Да ничего подобного! Россия – это не Европа и не Азия . Это самостоятельная сущность, эту самую самостоятельность нам дает прежде всего православие, которое мы приняли – и в государственном смысле, в экономическом, и в нравственном мы отдельны, и от азиатского мира, и от европейского. Мы другое. И в этом, может быть, наша ценность и состоит. Мы, может быть, помним лучше всех те заветы, которые были получены изначала при сотворении мира, и за это, в общем-то (не хочу употреблять слово «гордиться» – плохое слово), и по этому поводу можно радоваться тому, что нам досталась такая драгоценность, мы являемся ее хранителями. Вот, собственно, что такое церковь, что такое вера для Руси.

– Последний вопрос: насколько я знаю, в принципе, когда человек уже в сознательном возрасте приходит к вере и приходит при этом, скажем так, не просто скрывая этот факт, как-то считая, что это там сугубо мое. Я знаю, что Вы не скрываете, что Вы православный христианин, и не стыдитесь этого, и Ваши коллеги знают это – не чувствовали ли Вы какое-то давление со стороны той части Ваших коллег, которые, может быть, не разделяют и может быть, в чем-то не одобряют Ваш выбор?

– Ну, иногда и немножко. Здесь, знаете, я бы не преувеличивал этого. Россия сейчас в очень большой степени православная страна. И когда происходят споры, когда оказываются попытки давления – ну, что же, это место, в котором надо вести борьбу. Если ты христианин, при тебе унижают твою веру, твою Церковь – отстаивай и то, и другое. Отстаивай, Бог за твоей спиной, Он тебе поможет. И когда происходит нечто подобное на моих глазах, я стараюсь делать так, чтобы эта ситуация была исправлена, потому что она неверна. На мой взгляд, Россия со всеми, допустим, издержками и ошибками становится с каждым годом более православной страной. Иногда говорят, что вот в начале 90‑х– конце 80‑х, сколько было душевного пыла, жара, а сейчас все погрузилось в какую-то рутину. Да ничего подобного, не погрузилось! Просто, скажем так, православие не обязательно какая-то яркая, стремительная, эмоционально насыщенная война. Православие в нормальном виде пронизывает быт от причастия и до жарки котлеток на домашней кухне; от, скажем, какой-то заботы о детях вплоть до статьи в философском журнале. И сейчас у нас относительно спокойный период. Надо радоваться, надо расширять пределы православия на том месте, где ты находишься. Надо звать людей в церковь, надо спорить с теми, кто православное мировидение отрицает, считает какой-то дрянью. Нужно чувствовать в себе силы для того, чтобы давать отпор тем, кто христианство хулит, и тем, кто церковь ставит ни вот что. Надо чувствовать себя в этом смысле абсолютно спокойно. Церковь наша столь сильна, что ее не одолеют врата адовы. Бог наш – Единственный и Истинный. Брань эта невидимая идет на протяжении многих веков, и закончится все новой землей и новым небом. Так чего ж печалиться, все хорошо, у нас веселая вера!

– Спасибо большое, Дмитрий Михайлович, за Ваше свидетельство, за Ваш рассказ. Желаю помощи Божией в Вашем духовном возрастании. Хотел бы напомнить нашим зрителям о том, что вы можете присылать ваши вопросы, замечания, комментарии на наш электронный адрес. Помощи Божией всем. Храни вас Господь.

Ведущий – иерей Георгий Максимов

Гость – Дмитрий Михайлович Володихин, писатель, историк

Видео-источник: Телеканал СПАС

Комментировать