Array ( )
В глубину веры… и в саратовскую глубинку. Иерей Алексий Заславский <br><span class=bg_bpub_book_author>Иерей Алексий Заславский</span>

В глубину веры… и в саратовскую глубинку. Иерей Алексий Заславский
Иерей Алексий Заславский

Путь о. Алексия к нынешнему своему служению оказался особенно долгим: Московский энергетический институт он окончил в 1973 году, а Саратовскую семинарию ‒ в 2015‑м, шестидесяти пяти лет от роду; наверняка самый пожилой выпускник за всю ее историю. Чтобы встретиться с иереем Алексием Заславским и его супругой, матушкой Ириной Леонидовной, мы едем в Петровский район, в село Озерки. Отец Алексий ‒ настоятель трех приходов: в Ягодной Поляне, в Озерках и в Оркино.

В этой саратовской русско-мордовской глубинке батюшка с матушкой служат уже десять лет. А до этого жили и работали в Москве. Да, всю жизнь… Как же так вышло? Послушаем отца Алексия:

‒ Родился я в подмосковной Электростали. Школу окончил с серебряной медалью, пытался поступать в знаменитый московский Физтех, но не прошел, поступил в МЭИ.  Электросталь ‒ город молодой и, понятно, безбожный, строить его начали в 1936 году с известной целью. Но я знал, что мой прадед был священником ‒ иерей Александр Николаевич Капров, он служил в Рязанской области, в селе Ухорь, а супругу его, мою прабабушку, звали Сусанна Ивановна. Их арестовали в один день обоих, и больше никто ничего о них не знает.

Я окончил институт, стал работать, ходил в горы ‒ с женой своей будущей познакомился у подножья Эльбруса. Родилась у нас дочка, Анастасия… Инженерил я 33 года. И все это время, всегда, начиная с детства, меня волновали вопросы, которые можно назвать духовными. Интуитивно я никогда не верил, например, что человек может умереть и раствориться, то есть что его «я» может бесследно исчезнуть. Это представлялось мне каким-то абсурдом… и просто издевательством над человеком: внушать ему, что он умрет, и это будет конец всему. Я спорил с учителем истории в школе, очень идейным коммунистом; он говорил, что после человека останутся его дела, его след на этой земле, в этом-то, дескать, и состоит бессмертие. Но меня этот «след на земле» почему-то не устраивал. Я спрашивал: ну а как же личность, она-то куда денется? «Личность ‒ в делах!» Но я понимал, что дела и личность ‒ совсем не одно и то же.

В конце 80-х, когда советская власть пошла уже к закату и стало свободнее, мы с Ириной увлеклись… Сразу очень много чем. Эзотерика, Рерихи, Блаватская, Порфирий Иванов… Нам очень нравилось жить по системе Иванова. Какое-то время… Мы купались в проруби, голодали по 48 часов, не сомневались, что все это прекрасно и очень полезно. И только когда мы прочитали дневники этого человека, где он сам называет себя богом и утверждает, что люди должны ему молиться, где явно присутствует шизофрения, мы поняли, что нам этого не нужно. Я тогда уже начал читать Евангелие и мог сравнить красоту слова Божия с этой бредятиной.

Уйдя от Иванова и его последователей, в православный храм мы пришли не сразу. Мы слушали еще какие-то лекции эзотерического характера… Но, когда вновь открылся Новоспасский монастырь, наши друзья стали туда ходить и нас с супругой пригласили. Только что возвращенный Церкви, разоренный, на глазах оживающий монастырь произвел на меня такое впечатление, что я сказал Ирине: «Хватит. Пора возвращаться к нашим с тобой русским корням».

У нас была целая библиотека эзотерической и оккультной литературы. Одной только «Агни-йоги» стояло тринадцать томов! И вот, в один прекрасный день матушка приходит с работы домой ‒ полки пустые. Я собрал все эти книги и сжег.

‒ Я была в шоке, ‒ вступает в разговор Ирина Леонидовна, ‒ я еще не дозрела на тот момент, не была готова к такому…

‒ А я просто понял, что со всем этим нужно кончать разом, без промедления, ‒ продолжает отец Алексий. ‒ Осенью 1992 года мы оказались среди первых прихожан вновь открывшегося монастыря. Поначалу там было очень много черновой работы: подвалы завалены мусором, все разрушено, разломано, все нужно чинить, расчищать, разгребать, и мы все это делали с великой радостью. Наместником монастыря стал архимандрит Алексий (Фролов) (в будущем архиепископ Костромской и Галичский, †2013. ‒ Ред.). Он проводил с нами удивительные беседы, они запомнились на всю жизнь. Мы всегда задавали ему массу вопросов, он очень, очень много нам дал. Когда я слушал его проповеди, мне становилось стыдно за то, что мы такие вот… далекие от христианского совершенства. Необыкновенное, неповторимое время. Нас было тогда еще мало там, в монастыре. Это уже через несколько лет пошел народ.

Отец Алексий (Фролов) стал нашим духовником. Правда, потом, когда он был уже хиротонисан во епископа, стал викарием Московской епархии, он уже не мог так часто общаться с нами…

‒ Да ведь мы все равно к нему попадали, когда нам нужно было! ‒ вновь вступает в разговор матушка.

‒ Мне захотелось петь на клиросе, ‒ продолжает свой рассказ отец Алексий, ‒ я в детстве, в Электростали, окончил музыкальную школу, какой-то фундамент у меня был, и я стал понемножку в этом деле расти. Я пел в нескольких московских храмах, даже регентовал. Однажды я узнал, что Владимир Горбик, регент Московского Подворья Троице-Сергиевой Лавры (один из самых известных сегодня ‒ не только в России, но и в мире ‒ церковных регентов. ‒ Ред.), набирает любительский хор. И я пришел к нему на Подворье, начал заниматься, это были очень важные для меня уроки. Владимир Александрович много работал с каждым из нас. Он брал нас, хористов-любителей, на службы в Храме Христа Спасителя, в Успенском соборе Кремля ‒ там мы пели за патриаршим богослужением, то есть служили вместе со Святейшим Патриархом Алексием II, это был Светлый понедельник 2006 года. Горбик готовил тех из нас, кого считал способным, к переходу в профессиональный хор.

А мечта о священстве во мне жила ‒ с тех дней, когда мы с Ириной только-только пришли в Новоспасский монастырь. Но владыка Алексий меня на это дело не благословлял: не тот уже, дескать, возраст, чтобы начинать. Я сам колебался. Может быть, мое служение Церкви ‒ именно пение, и не нужно ничего другого искать? Дочь наша была уже замужем, зять ‒ Сергей Вершков, теперь он священник ‒ оканчивал Московскую семинарию. А служить они с Анастасией поехали в Саратовскую епархию, потому что Владыка Лонгин ‒ бывший настоятель Подворья Троице-Сергиевой Лавры ‒ переехал уже к тому времени в Саратов. И вскоре зять стал звать нас с супругой сюда. Он говорил, что здесь очень нужны священники, особенно в глубинке, что я могу быть здесь полезным с моим опытом пения и регентства. Но я по-прежнему не решался. Я всегда считал, что служение священника ‒ это самое высокое на земле служение, а я не готов, да и лет мне уже много ‒ 56. И все-таки я пересилил свои колебания. Мы переехали. И Владыка Лонгин благословил меня на этот путь. В декабре 2006-го состоялась моя диаконская хиротония, а в марте 2007-го ‒ священническая.

И вот, направили меня сюда. В Оркино была уже приходская община, а в Озерках и Ягодной Поляне не было ничего. Потихонечку-потихонечку стал я с Божией помощью что-то создавать… В Ягодной Поляне сначала собирались у одной бабушки дома, потом нам передали здание бывшей аптеки (сейчас в Ягодной Поляне тщанием главы фермерского хозяйства Василия Марискина достраивается храм во имя святителя Василия Великого, а в бывшей аптеке действует приход во имя святого пророка Илии. ‒ М. Б.).

***

Вся вышеприведенная беседа протекала в Озерках, в гостеприимном батюшкином доме, за чашкой чая с густым гречишным медом и молоком. Потом была прогулка по селу ‒ отец Алексий показал нам маленькую, но красивую ‒ особенно в такой мягкий снегопад ‒ краснокирпичную, с золотым куполком церковь в честь иконы Божией Матери «Знамение». Дом начала ХХ века, принадлежал некоему купцу ‒ село было большим и богатым. Церкви это здание было предоставлено в 2010 году, ранее его занимала сельская администрация, поэтому пришлось разбирать внутренние перегородки, в общем, работы хватило. Средства на купол и крест удалось собрать только к 2016 году, это было, по словам отца настоятеля, «большое событие»: помогли и местное ООО «Артель», и благочестивые жертвователи, да и сами сельчане… А на месте снесенного в 1936 году Никольского храма в Озерках усилиями отца Алексия и активных прихожан установлен памятный крест.

И вот мы уже едем в мордовское Оркино, оно же Кучугуры. По сторонам дороги ‒ седой от инея хвойный и березовый лес. «Сюда мы с матушкой за грибами ходим, здесь и смородины много». На въезде в село памятная доска: Оркино, оказывается, основано в 1712 году! Живет в нем сейчас четыре сотни человек, почти все из мордвы. Поэтому село дружное, и приход крепкий. Здесь, в Оркино, отец Алексий возрождает старинный Рождественский храм, много лет служивший зерноскладом. До отца Алексия с 1990 года, когда храм был возвращен Церкви, поменялось несколько настоятелей, и кое-что они, конечно, сделали, однако…

‒ Когда мы впервые сюда вошли, мы увидели в боковых нефах проваленные полы, под которыми лежал толстый слой сгнившего зерна, почерневший потолок, выщербленные стены, дымящую печку-буржуйку.

Этот храм, построенный тщанием прихожан в 1844 году и расширенный к 1885‑му, производит сильнейшее впечатление ‒ не знаю, передают ли его мои снимки. То, что батюшка по профессии инженер, чувствуется в его подходе к восстановлению. Уже проведено газовое отопление, заменены полы и двери, отреставрированы все окна, оштукатурены стены и потолок, сделана скрытая электропроводка, укреплены колонны, установлен новый иконостас. Есть, в общем, все необходимое ‒ но до окончательного, достойного вида еще далеко. На стене, напротив Царских врат ‒ мемориальная доска, сообщающая о служившем в этой церкви и погибшем в годы репрессий диаконе (впоследствии священнике) Александре Мраморнове. Она появилась здесь благодаря его потомку, историку Александру Мраморнову.

Батюшка рассказывает о проблемах. Их много: нет денег, не хватает помощников, хотя главный помощник ‒ матушка ‒ всегда рядом: супруг выучил ее петь обиход, и теперь уже она сама учит пению сельских жителей, но дело идет трудно: люди слишком заняты выживанием. И все меньше народу остается в селах. Впрочем, можно надеяться и на обратный процесс: многие горожане сейчас выбирают жизнь на природе, в тишине. Семья архитектора и художника Сергея Алпатова переехала в Оркино из Покровска (Энгельса) и сразу стала опорой для священника. В общем, жизнь, несмотря ни на что, продолжается и обогащается. Загляните на сайт Рождественского храма в Оркино ‒ orkino.cerkov.ru. Какой замечательный праздник был в селе на Рождество! Богослужение с крестным ходом, а потом ‒ и рождественский спектакль, и всякие игры, хороводы, и конкурс на лучший пряничный домик с последующим дружным поеданием кулинарно-архитектурных шедевров. А сколько народу собралось в оркинском храме на Крещение Господне ‒ в завершение праздника батюшка освятил деревенский колодец рядом с храмом.

На мой вопрос, не тяжело ли москвичам в глухомани, не грустно ли после Новоспасского монастыря и Успенского собора в сельском приходе, отец Алексий отвечает как-то бегло: «Ну, бывает, накатывает…».

Да, Заславским нелегко. Они не могут похвастаться какими-то сногсшибательными успехами ‒ они делают то, что удается сделать. Уныние ‒ оно может возникать на их горизонте, конечно, но оно никогда их не победит: слишком неслучайно они здесь оказались. К своему служению они шли всю предыдущую жизнь ‒ вместе. Поэтому им и возраст не страшен: Тот, Кто привел их сюда, даст и времени тоже ‒ столько, сколько будет надо.

‒ Нам здесь жить и служить нравится! Господь рядом! Приезжайте.

Марина Бирюкова

Источники: газета «Православная вера» № 02 (574) / информационно-аналитический портал «Православие и современность»

Фото: храм Рождества Христова села Оркино, Саратовская епархия

Комментировать