<span class=bg_bpub_book_author>Тростников В.Н.</span> <br>Всмотрись и увидишь

Тростников В.Н.
Всмотрись и увидишь - Заключение

(6 голосов4.5 из 5)

Оглавление

Заключение

У Бога тысяча лет как один день. Двадцать веков пролетели как сон, и сейчас не знаешь, были ли они или действительно приснились. Неужели и вправду существовали эти миллионы тихих и законопослушных, которые сами доносили начальству на свою принадлежность к христианству, чтобы принять мученическую смерть как высшее благо? Неужели для простого народа был так жизненно важен вопрос о естестве Христа, что об этом велись жаркие споры на рынках? Неужели нищенствующие монашеские ордена имели в Европе куда большую силу и власть, чем богатейшие вельможи и владетельные особы? Неужели самыми знаменитыми личностями были не спортсмены и актёры, а богословы, и, когда в город приезжал с лекцией Фома Аквинский или Дунс Скот, это было главным событием года? Неужели дворянская честь реально ставилась выше любой корысти и любой карьеры? Неужели Бог в самом деле был не в силе, а в праще, и поэтому Жанна д᾿Арк спасла Францию, а Александр Невский — Русь?

Неужели сонм русских подвижников, исповедников и мучеников — не позднейшая выдумка клерикалов?

Куда же делась вся эта красота жизни, да и была ли она? Двадцать столетий будто выпали из истории, и нашим вчерашним днём стал языческий Рим, образ жизни которого мы продолжаем, слегка модифицировав. Модификации не имеют принципиального характера, настрой остаётся в точности тем же самым, они обусловливаются лишь изменившимися обстоятельствами. Например, современные гладиаторы редко убивают друг друга на ринге (хотя это случается), но только потому, что публика имеет возможность созерцать пролитие морей крови по телевидению и в кинотеатрах. Римские амфитеатры заменили стадионами, которые заполняются до отказа той же беснующейся толпой. Разжигаемая и поощряемая страсть черни к праздненствам удовлетворяется повсеместным устроением фестивалей, а также возрождёнными Олимпийскими играми. Что же касается угождения плоти и бытового комфорта, то тут мы вплотную приближаемся к римским патрициям — наша косметическая, фармацевтическая и парфюмерная индустрия прилагает все усилия, чтобы вывести нас на их уровень. Впрочем, кое в чём мы их даже обогнали — у них, например, не было посудомоечных машин и пылесосов. Колесницы же и носилки заменены всё больше совершенствующимися автомобилями, обсуждению достоинств и недостатков которых у нас уделяется столько же времени, сколько римляне тратили на разговоры о лошадях. Но показательнее всего то, что у нас, как и в античном обществе, становятся нормой половые извращения: опять возвращаются Содом и Гоморра.

Как же так получилось, что «древнее», о котором апостол сказал, что оно «прошло», вовсе не прошло, а обрело своё непосредственное продолжение в настоящем?

Получилось вот как. Послушав Христа, открыв в себе Царство Божие и сосредоточившись на поисках его правды, европейцы в составе этой правды познали законы, управляющие материей, подчинили её себе, заставили на себя работать и так полюбили эту свою рабу, что перестали искать другую, более высокую правду, объявили материалистическую науку окончательной правдой, а материю — первичной данностью, и снова стали язычниками, поклоняющимися природным стихиям. Не желая понять, что их успехи в математике, физике, химии и техноло­гии приложились, они приписали эти успехи силе своего собственного ума, возгордились и решили, что Бог им теперь не нужен. Следствием этого было прекращение Божьей помощи людям. Бог перестал посылать им направляющие их жизнь сигналы, и людская жизнь зашла в тот же самый тупик, в какой зашла она в языческой античности. Ещё раз мы с вами убеждаемся, что все громадные исторические перемены вызываются очень простыми причинами, гнездящимися в сердце человека.

Важно отметить, что двухтысячелетний круговой путь от великой духовности к великой бездуховности, от крайнего идеализма к крайнему материализму совершило не всё человечество (которое никогда не было монолитным), а одна из человеческих цивилизаций, которая сначала была Христовой и апостольской, потом папской и католической, а затем протестантской и постпротестантской, — западная цивилизация. Она-то и затащила остальное человечество в нынешний тупик, причём и механизм этого затаскивания, и природа самого тупика были ровно теми же, что и в Древнем Риме.

Действительно, Рим, присоединяя к себе окрестные народы, соблазнял их своим культом плоти, предлагая к нему присоединиться — верхам утопать в роскоши, а низам наслаждаться хлебом, зрелищами и банями. Для существования такого гедонистического общества были необходимы значительные средства, и одна только эксплуатация рабов их не обеспечивала, тем более что рабы, глядя на господ, тоже старались больше сибаритствовать, чем трудиться. До поры до времени выручали грабительские войны, но когда всё, что Рим мог завоевать, он завоевал, наступил глубокий и совершенно безысходный экономический кризис. Его безысходность коренилась в том, что для выхода из него надо было изменить законы арифметики. А этого людям не дано. Дело в том, что жизнь, ориентированная на угождение телу и развлечения, требует серьёзного материального обеспечения: предметы бытового комфорта и оснащение празднеств кто-то должен производить, т.е. трудиться, и трудиться всё интенсивнее, поскольку гедонистическое общество требует всё новых и новых материальных благ (старые быстро наскучивают), а интенсивный труд плохо совместим с установкой на комфорт и увеселения. Арифметика же здесь вот при чём: в гедонистическом обществe объём труда всегда будет существенно меньше того объёма, который может обеспечить его потребности. Поэтому без внешней подпитки оно существовать не может. Получается что-то вро­де теоремы: замкнутое гедонистическое общество невозможно. Как только языческая Римская империя стала замкнутой, она сошла со сцены, и на её месте возникла христианская Империя, поменявшая всю шкалу ценностей на противоположную.

Западная цивилизация тупо повторяет самоубийственный путь античного мира. Всё существенное — как под копирку, отличие только во второстепенных нюансах. Например, внешнюю подпитку своего гедонистического уклада, который принято называть сегодня «потребительским», Запад осуществил несколько иначе, чем Рим: захваченные силой оружия колонии подвергались не только прямому ограблению, но и косвенному — через навязанную им кредитно-банковскую систему, которая держится на печатаемых в Америке долларах, — но результат тот же. Только масштаб увеличился. Тогда половина мира трудилась, чтобы Рим мог жить в комфорте, сегодня уже весь мир трудится, чтобы в комфорте жил «золотой миллиард». Ясно, что это не может длиться вечно: глядя на западное жизнеустроение (а Запад сам его активно пропагандирует, что под­тверждает пословицу «кого Бог хочет погубить, того лишает разума»), все начинают хотеть жить так же.

Мы сегодня вступили в ту фазу исторического процесса, когда желание перейти из категории производящих в категорию потребляющих становится уже всепланетным. В клубе главных потребителей — элите США — это вызывает нешуточную тревогу. Нобелевский лауреат Стиглиц недавно опубликовал проект, тут же подхваченный Бжезинским: Западу следует немного потесниться и впустить в свою компанию потребителей Россию и Турцию. Нo это лишь ненадолго отсрочит развязку: умасливание этих двух стран вызовет зависть других, и их тоже придётся умасливать подачками, а если миллиард расширить до девяти миллиардов, он перестанет быть золотым, и подачки будет неоткуда брать.

Чем же всё кончится? Вот мы всё говорим о сигналах, посылаемых Богом; не пошлёт ли Он нам предупредительный сигнал о грядущей судьбе?

Такой сигнал уже послан. Тайнозрителю Иоанну Богослову давно было показано, что ожидает современную западную цивилизацию. Стиглицу и Бжезинскому, вместо того, чтобы умничать, полезно было бы послушать его рассказ, но здесь они сразу заткнут уши. Что ж, послушаем его мы.

«После сего я увидел иного Ангела, сходящего с неба и имеющего власть великую; земля осветилась от славы его. И воскликнул он сильно, громким голосом говоря: пал, пал Вавилон, великая блудница, сделался жилищем бесов и пристанищем всякому нечистому духу, пристанищем всякой нечистой и отвратительной птице; ибо яростным вином блудодеяния своего она напоила все народы, и цари земные любодействовали с нею, и купцы земные разбогатели от великой роскоши её. И услышал я иной голос с неба, говорящий: выйди от неё, народ Мой, чтобы не участвовать вам в грехах её и не подвергнуться язвам её; ибо грехи её дошли до неба, и Бог воспомянул неправды её. Воздайте ей так, как и она воздала вам, и вдвое воздайте ей по делам её, в чаше, в которой она приготовляла вам вино, приготовьте ей вдвое. Сколько славилась она и роскошествовала, столько воздайте ей мучений и горестей. Ибо она говорит в сердце своём: сижу царицею, я не вдова и не увижу горести! За то в один день придут на нее казни, смерть и плач и голод, и будет сожжена огнем, потому что силён Господь Бог, судящий её. И восплачут и возрыдают о ней цари земные, блудодействовавшие и роскошествовавшие с нею, когда увидят дым от пожара её» (Отк. 13:1-9).

По времени появления этого текста можно было бы подумать, что под Вавилоном имеется в виду Рим, которому и предрекается гибель. Но, вглядываясь в него внимательнее, видишь, что это не так — по всем признакам он относится именно к нашему времени, к двадцать первому веку.

Во-первых, Иоанну было показано то, что произойдёт в самом конце времён, а в первом веке до этого было ещё очень далеко. Для Бога эта дистанция не имела никакого значения, ибо у Него один день как тысяча лет. То, что в Апокалипсисе раскрывается суть событий нашего времени, доказывается, например, тем, что в нём упомянуто о «звезде Полынь», отравившей треть вод, т.е. о произошедшем в 1986 году атомном взрыве в Чернобыле, название которого и означает по-украински «полынь» (Отк. 8:11). Реалии нашей эпохи проступают и в повторяющемся сюжете о наложении на чело и правую руку «числа зверя», о чём всерьёз сегодня задумываются банкиры. Во-вторых, если бы под вавилонской блудницей подразумевался Рим, вряд ли делался бы акцент на торговле как на источнике её богатства, поскольку Риму основной доход приносили военные победы; а вот нынешний капиталистический Запад высасывает соки из всего мира именно через неравноправную торговлю. В «царях», участвующих в блудодеяниях Вавилона, легко узнать марионеточных правителей стран-сателлитов США, подкупленных и по своему образу жизни совершенно американизированных (достаточно вспомнить шаха Ирана Резу Пехлеви). Так что не обольщайся, Запад, это не про Рим, это про тебя! Можешь уволить своих футурологов — твоё будущее и без них известно. Если бы ты покаялся, оно могло бы измениться, однако Тайнозритель видел, что ты не покаялся.

Но ведь западный Содом и Гоморра — ещё не всё человечество, а человечеству-то что делать?

Делать остаётся лишь то же самое, что делали наиболее мудрые и чуткие жители языческого Рима, не желавшие погибать вместе с ним: в корне изменить иерархию своих предпочтений, принять новые внутренние установки, освоить новые источники радости и душевного спокойствия, повернуться к новым идеалам и соответственно этому решительно изменить образ жизни. Человечество может спасти только его вторая спиритуализация, подобная той, которая произошла в Европе в первых веках. Это не уговоры, не увещевания, не благие советы — это констатация факта, того факта, что потребительский образ жизни нельзя распространить на всё население земного шара, ибо потребители могут существовать только при наличии обслуживающих их производителей. Нынче же все хотят жить как американцы и западноевропейцы, т.е. быть потребителями, а значит, мир хочет невозможного. Выход только один — захотеть другого. Презреть материальные блага и обратиться к благам духовным.

Сможет ли человечество сделать такой поворот? Западная цивилизация, насквозь пропитанная материализмом и гедонизмом, не сможет, поэтому «закат звезды её кровавой» предрешён, как был он предрешён для Рима. Этот закат и был показан в аллегорической форме апостолу Иоанну Богослову. Для остальных же четырёх цивилизаций, поделивших между собой нынешнее геополитическое пространство, такой поворот вполне реален.

Три из них составляют огромный по территории и по населению мир, выступающий в нашем сознании как «Восток» — термин, понимаемый не столько в географическом смысле, сколько в культурном. В него входят дальневосточная цивилизация, ядром которой служит Китай; индуистская цивилизация и исламская цивилизация. Когда после всяческих «оранжевых революций», попыток политических реформ и прочих потрясений, спровоцированных всеобщим порывом подняться на западный уровень материального благосостояния, окажется, что это невозможно, Восток сравнительно спокойно откажется от несбыточных мечтаний и вернётся в русло тех представлений о прохождении жизненного пути, которые вырабатывались у него веками. Все религии, господствующие на Востоке, призывают к скромности и непритязательности, к погружению в себя. Философия индуизма считает материю иллюзией («майя»), буддизм ставит в центр внимания метафизику и эсхатологию, считает высшим состоянием человеческой души нирвану — отсутствие желаний, абсолютное отрешение от внешнего мира; Лао-цзы учит смирению, советует воздавать добром за зло; конфуцианство делает ударение на этике и житейской мудрости, главным признаком которой является умеренность; Коран выше всех добродетелей ставит исполнение воли Аллаха, а зависть бедных богатым рассматривает как большой грех.

Созерцательный Восток, всегда воспринимавшийся Западом как нечто сонное и неподвижное, был взбаламучен этим самым Западом, навязавшим какой-то его части «раскрепощённость», в том числе и нравственную, но это всё-таки было волнение на поверхности океана, в глубине остающегося спокойным. Уйдя с исторической сцены, западная цивилизация перестанет нагонять эти волны, и на Востоке всё уляжется. Уже и сегодня исламский мир поднимается, чтобы оградить себя от тлетворного западного влияния и подумывает о том, чтобы воз­вратиться к шариату.

А что можно сказать о русской православной цивилизации? В процессе неизбежной спиритуализации человечества она будет играть ключевую роль. Дело в том, что учения восточных мудрецов при всей своей практической ценности суть плоды наблюдений за эмпирической действительностью, и только; их системы не являются логически и философски замкнутыми, а потому, строго говоря, не являются стопроцентно убедительными. Это и понятно: их ведь создавали люди. Пусть это были гении, пусть им был дан пророческий дар слышать подсказки свыше, но всё равно они оставались существами с ограниченной вместимостью сознания, не способными удержать в уме и передать другим полноту спасительной истины. Это смог сделать лишь сошедший на землю Бог, Который вмещает не только спасительную, но и вообще всю истину, но передал Он людям только ту её часть, которая была для них жизненно важной, и вверил не гениям и пророкам, а Святой вселенской апостольской церкви (в русском переводе Символа веры вместо «вселенская» сказано «соборная», что не соответствует подлиннику), основанной Им в день Пятидесятницы. Эта Церковь, называемая сегодня «православной», и хранит Христову истину, получив её по преемственности от Византии, и, чтобы приобщиться к этой истине, надо приобщаться к православной церкви. Об этом очень точно сказал Хомяков: «Ты понимаешь Писание, во сколько хранишь Предание и во сколько творишь дела, угодные мудрости, в тебе живущей. Но мудрость, живущая в тебе, не есть тебе данная лично, но тебе как члену Церкви, и дана тебе отчасти, не уничтожая совершенно твою личную ложь, — дана же Церкви в полноте истины и без примеси лжи. Посему не суди Церковь, но повинуйся ей, чтобы не отнялась от тебя мудрость».

Конечно, Хомяков имеет здесь в виду Церковь не как административный аппарат, а как мистическое Тело Христово, именно в силу своей мистической природы вмещающее полноту истины.

Хомяков ухватил самую суть Вселенской апостольской церкви, пребывающей одновременно на Небе («торжествующая Церковь») и на земле («воинствующая Церковь»). В своей небесной ипостаси она содержит полноту истины актуально, т.е. сразу всю целиком; в земной ипостаси — потенциально, открывая человеку тот из её фрагментов, в котором он в данный момент нуждается. Никакая человеческая теория не обладает этой потенциальной полнотой — в любой из них могут возникать вопросы, на которые она не даёт ответов. И только в учении Христа, сбережённом православной церковью, существует ясный ответ на любой из неограниченного множества возможных вопросов.

Когда после глобального кризиса потребительского жизнеустроения человечество повернётся к тому, чтобы потребности души ставить выше потребностей тела и люди перестанут быть скотами, а сделаются людьми, проблемы внешнего обустройства жизни сменятся у них проблемами внутреннего обустройства своей личности, и в связи с этим у них возникнет много соответствующих вопросов. Ни одна цивилизация, кроме нашей, не сможет исчерпывающе на них ответить, ибо располагают лишь человеческой мудростью, а наша — мудростью Бога.

Когда на литургии священник читает в алтаре Евангелие, перед Царскими вратами ставят зажжённую свечу — она напоминает нам слова Христа: «Я свет миру» (Ин. 8:12). Россия должна стать такой же свечой для человечества, когда в нём начнёт появляться всё больше людей, алчущих и жаждущих правды. Для этой миссии Господь уберёг Русь и от восточных, и от западных завоевателей, для неё совершил великое чудо спасения Русской православной Церкви от уничтожения ненавидящими её и располагавшими огромной силой безбожниками. Как Иоанну Богослову было дано увидеть падение Вавилонской блудницы — западной цивилизации, — так в уста другого великого святого, преподобного Серафима Саровского, было вложено пророчество о возвышении на малое время перед концом света России. А что есть в глазах открывшего ему эту тайну Бога «малое время» — нам неведомо.

В наших беседах мы старались уловить посылаемые нам нашим Создателем сигналы, чтобы приободриться и укрепить свою веру. Оказалось, что их великое множество, и они шли к нам с самого начала истории человечества. Но самый верный, самый сильный, самый надёжный и самый доступный сигнал — свет Евангелия. И другой, paвный ему, — ощущение присутствия Бога в православном храме, которое иногда бывает очень сильным.

Рассказ прихожанина

Это произошло со мной весной семьдесят девятого в церкви Иоанна Предтечи, что на Красной Пресне. Я пришёл в храм пораньше, чтобы исповедаться и причаститься. Причастников было человек двадцать, и я стал в очередь. Тут-то всё и началось. Мне вдруг сделалось невыносимо, невозможно стоять. Каждая секунда ожидания была мучением. Прикинув, что мне придётся ждать ещё минут двадцать, я пришёл в ужас — разве можно такую вечность выстоять? Самое странное, что я не понимал, в чём конкретно заключается причина такого моего страдания. Сперва я подумал, что мне душно, но тут же увидел приоткрытую боковую дверь и почувствовал, что из неё веет прохладным майским воздухом. Температура у меня была явно нормальной, сердце билось в обычном ритме, никаких признаков простуды тоже не было, но при самых жестоких болезнях, при воспалении лёгких, ангине, в жару и в бреду я не чувствовал себя так плохо. И тут меня осенило: кто-то очень не хочет, чтобы я причастился. Тогда я сказал себе: умру, а дождусь исповеди. А исповедники, как нарочно, долго что-то говорили батюшке, и, каюсь, я их ненавидел за это многословие, подгоняя мысленно: ну скорее, ну кончай! И дождался-таки своей очереди. А как только накрыл меня священник епитрахилью, мгновенно стало легко, будто никакой муки и не было. Покаялся, поцеловал крест и встал поближе к солее. И вспомнил слова из молитвы «делюнов нелющные дерзости». Увидев, что я всё-таки подойду к чаше, хвостатый отстал.

А знакомый иконостас показался мне совсем другим — лучезарным, таинственным, нездешним. Думаю, что Бог воздал мне за мой тайный подвиг терпения: приоткрыл на минуту то невообразимо прекрасное и родное, что я когда-нибудь увижу лицом к лицу.

Комментировать

*

Размер шрифта: A- 15 A+
Тёмная тема:
Цвета
Цвет фона:
Цвет текста:
Цвет ссылок:
Цвет акцентов
Цвет полей
Фон подложек
Заголовки:
Текст:
Выравнивание:
Боковая панель:
Сбросить настройки