Письма

28 июля / 10 августа 1986 г. исполнилось 50 лет со дня кончины Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого).

Много было написано о великом святителе нашего времени, есть и многотомное жизнеописание, составленное архиепископом Никоном (Рклицким), существуют и отдельныя брошюры, посвященныя его памяти, переизданы и сами труды сего великого русского богослова, но ни разу еще не издавались письма митрополита Антония.

В качестве предисловия к издаваемым письмам мы помещаем краткое жизнеописание митрополита Антония, составленное по руководству труда владыки Никона. Не каждому под силу прочитать 8 томов пространного повествования о многогранной деятельности владыки-митрополита на пользу Русской и Вселенской Церкви, но каждому члену Церкви, у которого жив интерес к вопросам церковно-общественным, нравственным, к вопросам связанным с судьбами России, с трагедией захвата ее безбожной властью, к вопросам русской эмиграции и проч. вопросам волнующим душу каждого православного христианина, необходимо прочесть сие краткое жизнеописание нашего первого первосвятителя русского разсеяния.

Велико значение Блаженнейшего митрополита Антония для современного Православия. Знаменитый сербский богослов и ревностный защитник чистоты церковного учения архим. Иустин (Попович), о владыке Антонии писал: «Не должно заблуждаться, митрополит Антоний исключительное святоотеческое явление в наше время. Он всем своим существом вырос из свв. Отцов... он не мог говорить о них без умиления и слез. В новейшее время никто не оказал такого сильного влияния на православную мысль... Он православную мысль перевел с схоластическо-рационального пути на благодатно-подвижнический путь... Неустанно подвизаясь святоотеческими подвигами, митрополит Антоний евангельскую любовь, и кротость, и смирение, и милосердие претворил в свою природу. В этом Блаженный митрополит незаменимый учитель и вождь».

Читая описание жизни митрополита Антония, убеждаешься в том, что это был святитель, посланный Божественным Промыслом России, чтобы указать истинный путь в самый критический момент ея истории. Голос его остался «гласом вопиющого в пустыни», и только сейчас, обернувшись назад, мы убеждаемся, что все, о чем предостерегал нас святитель, совершилось. Пусть же, начертанный митрополитом Антонием путь, остается безсмертным, потому что это путь, в котором заключается Истина и Жизнь – путь евангельский.

А если Божественному Промыслу угодно будет освободить нашу Родину от ига безбожников, то все творения Блаженнейшего митрополита Антония найдут себе широкое применение, ибо в них заключается сокровище святоотеческой мудрости, переложенной на современный язык и освещающей духовныя проблемы современного человека.

Владыка Антоний заботился о сохранении Русской Церкви в русле каноничности и верности святоотеческому пути. Его завет всем нам можно выразить четырьмя словами – «неукоснительно следуйте свв. канонам»! Вся его жизнь была посвящена на возстановление канонического строя в Русской Церкви и на сохранение его. Верим, что и в возрожденной России, посеянныя святителем семена разумной ревности дадут свои обильные плоды.

Ниже помещаемыя письма свидетельствуют о мудрости, доброте сердечной, простоте и смирении почившого владыки. Многия добрыя качества нашли себе место в его сердце, а добродетель не исчезает безследно из народной памяти. Да послужит эта книга к увековечению памяти великого печальника за Русскую Церковь.

Родился Блаженнейший митрополит Антоний 17 марта 1863 года, в один год с двумя другими великими русскими святителями-исповедниками – Митрополитом Петром (Полянским) и Митрополитом Кириллом (Смирновым). Родившись в день преп. Алексия, человека Божия, будущий святитель получил имя этого столь любимого народом святого. Местом рождения Алексея Храповицкого было село Ватагино, Крестицкого уезда, Новгородской губернии.

Отец Алексея Павел Павлович происходил из старинного дворянского рода Храповицких, он отличался трезвой жизнью и был хорошим семьянином. Мать – Наталия Петровна, урожденная Веригина, была дочерью малороссийского помещика Харьковской губ. Это была женщина широко образованная, отличавшаяся своим благочестием; она любила часто посещать церкви и монастыри, и дома много молилась по большому молитвеннику Киевской печати 17 века и читала своим сыновьям вслух св. Евангелие. Наталия Петровна пользовалась исключительным уважением в обществе. Соседи почитали ее святою женщиною.

Под влиянием материнского благочестия, в Алеше рано обнаружилась склонность к книгам религиозного содержания. Однажды он прочел описание Оптиной пустыни, которое произвело на его юную душу большое впечатление. В это время в Оптиной пустыни был расцвет старчества, старец Амвросий как бы подвел итог Оптинскому подвижничеству, основанному учениками преп. Паисия Величковского, и явил в себе обильные дары благодати Божией. Оптина стала центром возрождения «умного делания» в русском монашестве. Сюда со всех концов России стекались богомольцы, дабы почерпнуть от старцев духовных сил. Тогда впервые в сердце Алеши зародилось решение посвятить свою жизнь служению Богу в монашеском звании. Этому своему решению он никогда не изменял и никакие другие общественные идеалы его никогда более не увлекали.

Новгород с его древними храмами, святынями, монастырями оставил на мальчике свой неизгладимый след, он развил в нем любовь к благолепию церковному, любовь к храму Божию и молитве. Как сам владыка Антоний впоследствии вспоминал: «...привезенный родителями из родной деревни в древний священный Новгород, я возлюбил Христову Церковь, являвшую в себе божественную славу в древних храмах, в мощах св. угодников и благолепии архиерейских служений. Не мог я тогда выразить в точных понятиях, но чувствовал своею младенческою душою величие Божие и возвышенную истину нашей веры, открывающуюся в таинственных священнодействиях архиерея. И вот с любознательностью узнавал я все доступное мне о жизни святых, о священных санах епископа, архиепископа, митрополита. «А у восточных, не русских христиан есть еще святейшие патриархи», – разъясняли мне старшие. – «Отчего же их нет у нас?» – «Были прежде, но упразднены царем Петром Первым». – «Для чего?» На этот вопрос следовали попытки разъяснений крайне неопределенных, в которых и тогда мне чуялась неправда...»

Так зародилась в сердце Алеши, в раннем детстве, идея возстановления в России патриаршества, которая затем росла в нем и укреплялась с его собственным ростом.

Когда наступило время идти в школу, Алеша заявил родителям о своем желании поступить в духовное училище. Но родители не придали серьезного значения детским грезам и отказали сыну отпустить его в «бурсу», это казалось им унизило бы достоинство мальчика из высоко культурной дворянской семьи. Для Алеши это была первая сердечная рана на его жизненном пути.

Вскоре семья Храповицких переехала из Новгорода в С.-Петербург. Здесь, в столичных величественных храмах, Алеша стал часто прислуживать на торжественных архиерейских богослужениях в качестве жезлоносца и книгодержца. Чаще всего он прислуживал в Исаакиевском соборе, реже в Казанском и в других церквах Петербурга. Здесь он познакомился с японскими миссионерами – со знаменитым Апостолом Японии архиепископом Николаем и игуменом Владимиром. Вдохновившись подвигом русских миссионеров, Алеша с товарищами сложили свои гимназические грошики для приобретения миссии сперва причастного прибора, а затем и довольно видной плащаницы.

В 9 лет мальчика отдали в гимназию. Классическия гимназии того времени были проникнуты принципом недоверия учащих к учащимся. По отзыву владыки недостаток этот заключался в том, что гимназия его времени представляла собой постоянный и непрерывный экзамен по всем предметам, причем учащиеся представляли собой как бы общество обвиняемых, а преподаватели – как бы состав прокурорского надзора, который должен был вылавливать учащихся, всегда подозревавшихся в злоупотреблениях. Особенно печалило владыку то, что юноши, заканчивавшие школу, выходили в жизнь без стойких убеждений и с неопределенными взглядами, а иногда и такие, которые прошли огонь и воду и медныя трубы «кандидаты в Желябовых, Лениных и Троцких...».

В Алешиной гимназии была неписанная традиция: второгодники встречали новичков в дверях класса и каждого входившого ударяли по голове огромным латинским словарем. Дело обычно кончалось слезами или порядочной потасовкой. Когда в класс вошел приветливый, скромный, чисто и аккуратно одетый Алеша Храповицкий, он также получил удар словарем, но, к общему удивлению, мальчик остался совершенно спокоен и с доброй улыбкой обратился к своим обидчикам, сказав, как не хорошо детям обижать друг друга. Он произнес как бы маленькую проповедь, которая произвела на всех самое благоприятное впечатление. Все притихли, и с того времени Алеша пользовался добрым влиянием на своих товарищей в течении всего гимназического курса.

Первые годы Алеша все скучал по своему Новгороду, но к 3-му классу он настолько освоился с гимназическим миром, что стал первым учеником и был им до конца гимназии, которую окончил с золотой медалью.

Алеша Храповицкий разительно отличался от прочих гимназистов, он совершенно не интересовался обычными юношам развлечениями – никогда не танцевал и не посещал танцевальных вечеров, не любил театров. Когда родители его брали с собой в оперу, то он там засыпал, а перед тем зевал и крестил рот, чем обращал на себя внимание окружающей публики. Алешу вскоре, к его удовольствию, перестали брать в театры. Но зато все, что касалось Церкви и общественной жизни России вызывало его живой интерес.

Церковные интересы были настолько сильны в нем, и дух православных богослужений настолько пленил его юную душу, что в последних классах гимназии Алеша самостоятельно написал на церковно-славянском языке службу святым славянским просветителям Кириллу и Мефодию, которая впоследствии, в 1887 году, была одобрена Св. Синодом для богослужебного употребления и вошла в состав дополнительной минеи.

Любил Алеша и русскую классическую литературу. В те годы пользовались успехом литературные вечера, – это было время расцвета русской литературы. Алеша и его товарищи-гимназисты часто посещали эти вечера, особенно когда на них выступали его любимые писатели: И. С. Аксаков, Ф. М. Достоевский, братья Киреевские, Хомяков и др. Самое сильное впечатление из всех литературных знаменитостей на Алешу производил Ф. М. Достоевский, творчество которого оказало на него глубокое влияние. Не раз, впоследствии, в своих лекциях по пастырскому богословию, в своих проповедях и беседах, владыка Антоний обращался к произведениям Достоевского, приводя в пример героев его книг. Владыка писал, что Достоевский в своих повестях укреплял читателя в том убеждении, «что русский народ и добрее и лучше представителей «просвещенного общества», которое на самом деле погружено в глубокую тьму сословных предразсудков, хотя и утверждает свою полную от них отрешенность. Вспомните его «Идиота», «Униженных и Оскорбленных»... Достоевский доказывал в своих типах, что смирение, вопреки общему мнению о нем, не есть только индивидуальная добродетель, и при том в глазах многих современников сомнительная, а сила общественная, оказывающая громадное влияние на окружающую среду, влияние по большей части незаметное для последней, и иногда и для того, кто его оказывает...»

«Благий человек, от благого сокровища, износит благая...» (Матф. 12, 35). – Так и владыка Антоний, в творчестве Достоевского он видел лишь светлыя и сродныя православному сознанию стороны: «Он (Достоевский) был прежде всего человеколюбцем, а затем уже не по нисходящей градации его симпатий, но по степени обнаружения этих свойств для читателя – христианином, православным христианином, русским патриотом, славянофилом, монархистом и т. д. Последния три качества имели в его душе значение выводных из первых трех, как абсолютных и совершенно свободных...».

В 18 лет Алексей Храповицкий окончил гимназию с золотой медалью. Его родители и многочисленные влиятельные родственники хотели, чтобы он поступил в Училище Правоведения или в Царскосельский Александровский Лицей, привилегированныя учебныя заведения, которыя открывали блестящую карьеру для молодых людей, в особенности могли открыть светлую карьеру для юноши с такими качествами, какими обладал Алеша Храповицкий. Однако, Алеша, уступив своим родителям в детском возрасте, в вопросе о поступлении в духовное училище, на этот раз был непреклонен. Он категорически заявил родителям о желании поступить в С.-Петербургскую Дух. Академию, и они должны были ему в этом уступить, утешая себя мыслью о том, что он впоследствии будет ученым.

Это было время расцвета Академии. Ректором ея тогда состоял протоиерей Иоанн Янышев, впоследствии протопресвитер придворного духовенства и духовник Их Величеств. О. Иоанн в одинаковой степени принадлежал к замечательным представителям русской богословской науки и лучшей части русской общественности, примыкая к группе славянофилов.

Другой выдающейся личностью в Академии, ея научным украшением был проф. В. В. Болотов, большой ученый с европейским именем. Он преподавал Церковную историю. Затем профессора: М. О. Коялович, А. Е. Светилин и др. Вообще, профессорский состав Академии выгодно отличался от университетской корпорации большим патриотизмом и религиозностью, большой сплоченностью убеждений и интересов и русской непосредственностью, чему причиной, кроме взаимной близости преподавателей, была их близость к жизни Церкви, а также воспитание их в благочестивой среде сельского духовенства, из которого выходило большинство профессорского состава Духовных Академий.

Благодаря своему дружелюбному и общительному нраву А. П. Храповицкий сразу же горячо полюбил своих новых товарищей и как человек, вышедший из среды, попасть в которую было предметом вожделенных желаний для большинства студентов, горячо доказывал им о преимуществах академии и духовного служения. Он сразу же приобрел большое влияние на своих товарищей, потому что самый факт поступления его, перед которым были открыты двери всех высших учебных заведений столицы, не мог не производить доброго влияния на окружающих.

С первых же дней поступления в Академию Алексей Павлович стал усердно заботиться об академическом храме. Он разсказывал, что в нем ему была дорога каждая ленточка, каждая лампадка, каждый коврик. Он привлекал своих состоятельных родственников и знакомых к пожертвованиям в церковь тех или иных богослужебных и церковных предметов, и фактически сделался неоффициальным ктитором церкви. С большим трудом и борьбой он начал налаживать архиерейския богослужения в академической церкви, пользуясь своим знакомством с архиереями и стал привлекать товарищей студентов к участию в богослужениях.

До этого времени студенты академии, хотя бы и посвященные в стихарь, не выступали в церквах с проповедями – это не было принято в академии. Упускался из виду чин поставления чтеца, на котором архиерей молится, чтобы Господь вразумил юношу, посвящаемого в стихарь – «от Божественных словес поучение творити».

Под влиянием ревности к храму и церковным службам, внесенной А. П. Храповицким, ректор академии исходатайствовал разрешение Св. Синода составлять из студентов проповеднические кружки, проповедывать слово Божие в храме, а также участвовать в преподавании Закона Божия в образцовых школах при семинариях. Свободное творчество юношей пришлось многим из них по сердцу.

Первую свою проповедь Алексей Павлович произнес, будучи студентом 2-го курса. Первый раз, как проповедник, он говорил о призвании духовно-учебных заведений. Проповедь эта обратила на себя внимание академического начальства, среди которого возник вопрос о ея напечатании.

Вторую свою проповедь Алексей Павлович произнес в родном селе Ватагино в сельской церкви имения Храповицких. В этой проповеди он затронул вопрос о значении христианского воспитания детей: «...Будем заботиться о том, чтобы учить своих детей добру и вере в Бога, – призывал поселян молодой проповедник, – а также отучать их всего худого. Будем обходиться с ними ласково, как с друзьями Христовыми, чтобы не прогневить их великого заступника Господа Иисуса. А наипаче должно стараться не возмущать чистых душ младенческих жестокостью и бранью, чтобы не озлобить незлобивых. Если воспитаете детей ваших и сделаете их праведными и добрыми людьми, то и они будут покоить вас в старости и ходить за вами в болезнях, замолят ваши грехи, когда вы умрете. Тогда люди будут благочестивее и Господь не будет карать общими бедами и все будем жить спокойно и счастливо «во всяком благочестии и чистоте» (1Тим. 2, 2)».

Когда А. П. Храповицкий переходил на 3-й курс, ректор о. Иоанн Янышев перешел на придворную службу. В это время в высших церковных кругах обнаружилось стремление усилить в академии церковное направление и на должность ректора был назначен епископ Арсений (Брянцев). Так называемых ученых монахов в России в то время было весьма мало, а, посвятивших себя этому званию от юности, не было совсем; было небольшое количество лиц, поступивших в монашество преимущественно после случившагося с ними вдовства. Из числа таких был епископ Арсений. Через год на должность инспектора было назначено также лицо в монашеском чине – архимандрит Антоний (Вадковский), впоследствии ставший митрополитом Петербургским. Новый инспектор был человек добрый, самоотверженный, отличавшийся братолюбием и кротостью. Студенты, расположенные к принятию монашества, сгруппировались около него и он содействовал их церковным увлечениям.

Духовная жизнь в академии стала процветать, а в центре ея, из числа студентов, стали два друга А. П. Храповицкий и Михаил М. Грибановский, впоследствии епископ Таврический. Это был самый лучший друг владыки Антония, о котором он всю жизнь хранил светлую память, вспоминая его всегда со слезами умиления. Его мудрость владыка Антоний любил сравнивать с мудростью древняго Моисея, и говорил, что он знал всю премудрость мира, что не было такого философа, которого он не изучил бы, и не было в Европе такой книги, направленной против Христовой веры, которую он не изследовал бы и не опроверг в своем сознании. Его вера была основана на глубоком понимании русской и иностранной жизни.

По окончании академии Михаил Грибановский решил посвятить себя монашескому служению.

«Решение уважаемого всеми, лучшого и, безспорно, разумнейшого товарища, – говорил владыка Антоний в своем надгробном слове в 1898 году, – поколебало многосотенную толпу студентов. Оно восхитило и укрепило ближайших друзей его, стремившихся к тому же подвигу, расположило к нему и других юношей, прежде не думавших о нем, да и те товарищи покойного, которые имели намерение служить Церкви в качестве пастырей семейных, или даже и не имели и такого намерения, крепко задумались, и снова много раз задумывались над жизнью, когда лучший из них избрал жизнь самоотвержения и отрицания мира».

Иеромонах Михаил Грибановский был оставлен в академии преподавателем, а затем инспектором, но его тянуло удалиться в монастырь и там посвятить себя трудам молитвенным. Однако настойчивые советы епископа Феофана Затворника и Оптинского старца Амвросия удержали его от этого и он остался на академической службе. Впоследствии он стал епископом Таврическим. Не долгой была его жизнь, в 1898 г. епископ Михаил скоропостижно скончался от чахотки. Таков был лучший друг владыки Антония, у которого потом в жизни было много друзей, но такого более не было.

Алексей Храповицкий, по окончании академии в 1885 г. также решает исполнить свое давнее влечение – принять монашество. Многочисленные родственники и родители старались отговорит 22-летняго Алексея от исполнения его намерения, для этого даже был созван целый совет, на который призвали Алешу и пробовали отговорить. На вопрос родных и знакомых почему он идет в монахи, Алеша отвечал, что это естественный и лучший путь жизни для каждого человека и нужно предлагать вопрос тем, кто не идет в монашество, почему они этого не делают, а не наоборот.

18 мая под воскресенье Всех Святых А. П. Храповицкий был пострижен ректором академии епископом Арсением, с наречением ему имени Антоний в честь преп. Антония Римлянина.

12 июня он был рукоположен в диаконы, а 30 сентября в иеромонахи с назначением на должность субъ-инспектора академии. Таким образом в академии образовался кружок иноков. У о. Антония сразу же сложился взгляд на свои отношения к студентам, как к братьям, а не подчиненным; он считал, что учитель должен строить свои отношения к ученикам на чувстве глубокой сострадательной к ним любви. Он был старшим товарищем, любящим братом, никогда, впрочем, сам не участвовал и не одобрял те или иныя их отступления от своего христианского долга и всегда своим примером нравственно возвышал их.

Подметив особую близость о. Антония к студентам, ректор академии епископ Арсений, не щадя его молодого энтузиазма, предъявил к нему требование, чтобы он доносил ему о всех формальных нарушениях дисциплины со стороны студентов. Такое требование явилось неисполнимым для о. Антония и он попросил перевести его на какую угодно другую службу.

Вскоре о. Антония из столичной академии переводят преподавателем неполной семинарии, только что преобразованной из униатской, в провинциальный полупольский город Холм.

В Холме о. Антоний пробыл 1 год. В это время ректор академии, епископ Арсений был назначен на кафедру в г. Ригу, а новым ректором стал архим. Антоний (Вадковский). Хорошо зная высокия качества, которыми обладал его бывший помощник иеромонах Антоний, он сразу позаботился о переводе его обратно в академию.

Вернувшись в родную академию о. Антоний состоял в ней доцентом по кафедре Ветхого Завета, а последний (1890 г.) пребывания в академии он исполнял должность инспектора.

С первых же шагов в церковно-общественной деятельности главное внимание о. Антония было обращено на разработку вопроса о возстановлении в России патриаршества. Давнишнее детское недоумение – «почему у нас нет патриарха», теперь переросло в твердое убеждение, что упразднение в России патриаршества есть тяжелая рана и нарушение канонического строя церковной жизни. Осуществление возрождения патриаршества в России о. Антоний положил главной задачей своей жизни.

Сам владыка Антоний о своей службе в Петербургской Академии разсказывал следующее:

«На академической службе в Петербургской Духовной Академии я прослужил четыре года, привлекая к монашеству младших товарищей, впрочем, не прямыми советами или уговариванием, а через показание содержательности и красоты того нравственного одушевления, которое наполняло нашу жизнь. Число молодых иноков начало быстро возрастать и в самой академии и около нея, хотя, конечно, не без некоторого ущерба его качеству. Во время вакаций мы собирались вместе, вместе читали, писали друг другу доклады о новых задачах монашества в Русской Церкви и в Русском обществе...»

Вскоре ректор академии епископ Антоний (Вадковский) стал быстро получать повышения по службе и, по мере этого, стал проявлять осторожность и уступчивость в вопросах принципиальных, отойдя от своих друзей – иеромонахов Михаила и Антония. О. Михаил изъ-за разстроенности своего здоровья вынужден был вскоре покинуть Петербург, завещав своему другу продолжать трудиться над возстановлением канонического строя Русской Церкви. После смерти епископа Михаила, владыка Антоний почти в одиночку подвизался на этом поприще, встречая поддержку и сочувствие у других иерархов и церковных деятелей лишь в известной степени, посколько такое сочувствие не вредило их служебному положению. Дело в том, что на попытки возстановить каноническое управление в Русской Церкви правительственные круги смотрели как на очередное проявление вольнодумства, заразившого тогда все высшее русское общество, поэтому даже глубоко церковный оберъ-прокурор Синода К. П. Победоносцев относился к владыке Антонию как к своего рода реформатору.

В числе учеников о. Антония в Петербургской Духовной Академии были Василий Белавин, будущий всероссийский св. патриарх Тихон, студент Страгородский, будущий Нижегородский митрополит и советский патриарх Сергий. Последняго владыка Антоний считал своим лучшим другом, после еп. Михаила, пока он не пошел послушно на поводу у безбожников, и многие другие, ставшие впоследствии иерархами в Русской Церкви.

Петербургскую Академию любил посещать св. прав. о. Иоанн Кронштадтский, где со стороны молодых иеромонахов встречал восторженный прием. Бывал здесь и известный профессор ботаник С. А. Рачинский, посвятивший всю свою жизнь церковному воспитанию детей. С о. Антонием он находился в оживленной переписке. В одном из писем он сетовал на то, что сам не удостоился монашеского или священнического звания, при наличности которого степень его влияния на народ была бы гораздо сильнее.

О. Антоний любил часто служить и почти за каждой службой он произносил проповедь. Вообще отношение к проповедничеству у него было самое серьезное, он его разсматривал как могучее средство пастырского воздействия на души пасомых. «Все, что проповедник говорит в проповеди, – замечает о. Антоний, – все то божественное учение, которое он излагает, должно пройти через его душу, что бы он являлся не кимвалом, бряцающим учение Евангелия, но что бы уста его глаголали от избытка сердца. Нечего и говорить о том, что три четверти действенности слова зависят от настроения духа пастыря, от того, насколько в поучении заметно его собственное одушевление и вера... Одной из важнейших сторон проповедничества служит понимание духовных нужд паствы, умение предлагать те именно наставления, в которых она более всего нуждается, по своему нравственному ли состоянию, или по своему положению в жизни и в человеческом обществе... Всякое общество, всякий возраст, всякое житейское состояние человека имеет свои добрыя качества, имеет какую-либо общепринятую святыню. Будь ли эта святыня патриотизм офицеров, или искание истины студентов, или жажда высших подвигов юношества, или безропотная покорность судьбам Божиим крестьянина, или попечение о славе церковной купца – всегда эти святыя чувства суть для носителей их удобнейшая дверь для принятия назидания, как бы ворота, открывающия небо... К этим то лучшим естественным чаяниям и убеждениям должен обращаться проповедник, как св. Апостол к афинянам с неведомым Богом, к евреям с Первосвященником по чину Мельхиседекову и т. д. ...»

В 1889 г. о. Антоний назначается ректором С.-Петербургской Семинарии, с возведением в сан архимандрита, но на этой должности он не пробыл и года и был переведен на должность ректора Московской Духовной Академии. В истории академии это был первый случай назначения столь молодого (27 лет) ректора. Но, несмотря на молодость, о. Антоний обладал к этому времени столь высокими качествами, что они давали ему возможность с правом занять столь ответственную должность.

Московская Духовная Академия была осведомлена о необычайных талантах нового русского богослова и встретила его дружелюбно и доверчиво. Сам же о. Антоний со священным трепетом въезжал в первопрестольную столицу, горя желанием посвятить свои молодыя силы на служение Церкви и богословской науке.

Смирение, самоотречение и сострадательная любовь к студентам были знаменем, с которым о. Антоний входил в гостеприимно раскрывшияся перед ним двери Московской Духовной Академии.

Один из учеников о. Антония прот. Сергий Четвериков вспоминал как на деле новый ректор претворял в жизнь свои идеалы:

«Владыка Антоний был сердцем нашего академического мира... Двери его покоев во всякое время были открыты для студентов. Сам он часто приходил на нашу вечернюю молитву в академическую церковь и после молитвы о чемъ-нибудь беседовал. Он умел подойти к каждому из нас, и из наших отношений с ним был устранен дух формализма и оффициальности. Мы жили, согретые его любовью и лаской. И, вместе с тем, эти отношения были чужды всякой фамильярности. Мы чувствовали его неизмеримое превосходство... Он впервые, может быть, многим из нас раскрывал смысл православного пастырства, как любовного и самоотверженного приятия в свою душу своей паствы, переживания вместе с нею всех горестей и радостей, всех испытаний, искушений и падений своих духовных чад и возрождения и возстания силою сострадательной любви и молитвы...»

Впоследствии о. Антоний говорил, что, когда в августе месяце являлись к нему молодые люди с заявлением о желании поступить в академию, то он проникался к ним такою любовию, как родительница проникается любовью к родившемуся дитяти, как только его поднесут к ней и скажут: «вот твое дитя».

Он принимал в академию почти всех без исключения, не взирая на происхождение и образование.

Одной из самых главных забот о. Антония было привлечение своих питомцев к самоотверженному служению Церкви. Иноческое же служение является прямым Апостольским обетом: «се мы оставихом вся и в след Тебе идохом...» (Матф. 19, 27), т. е. является наиболее удобным путем самоотверженного служения. Вдохновляя своих учеников на принятие монашества, о. Антоний поучал и наставлял их словом и личным примером как жить в миру, служить людям и сохранять среди суеты и соблазнов свои монашеские обеты. Путь ученого монаха требовал особенной бдительности над своим сердцем, ибо житейское море, безпечного инока, могло погубить напастей бурею.

«...Есть, возлюбленные братие, – говорил во время одного пострига о. Антоний, – одна сила, которая, усваиваясь нами при общении в мире, в то же время возносит нас к Богу: эта сила есть любовь. Пребывая в любви, вы тем самым пребудете в Боге (1Иоан. 4, 16), сохраняя любовь, вы среди мира будете далеки от всего мирского: от зависти, от превозношения, от гордости, от безчинства, от раздражения, от неправды, злорадства и недоверия (1Кор. 13, 5–7), но будете всегда сохранять высокое сознание богообщения. Пребывая в любви, вы останетесь истинными монахами среди мира, и наоборот в уединенной пустыне духовными гражданами вселенского царствия Божия. Монах есть тот, говорит блаженный Нил Синайский, – кто, удаляясь от всех, со всеми живет в единении и в каждом человеке видит самого себя. Любовь есть та царственная добродетель, для развития которой удобны и шумный рынок, и уединенная келлия, и послушание, заставляющее обращаться среди даже злых людей, и молитвенное общение с миром небесным...»

В Московской Академии о. Антоний, пользуясь правом ректора избирать любой предмет для преподавания, взял Пастырское Богословие – науку до того времени бывшую в пренебрежении. Он считал, что это наука из наук, ради которой собственно и существуют сами духовныя училища. Преподавание Пастырского Богословия о. Антоний поставил очень высоко, а курс его лекций и по сей день является самым лучшим пособием по этому предмету.

В 1893 году Московскую Духовную Академию посетил св. прав. о. Иоанн Кронштадтский. Это были дни духовного торжества для всего преподавательского и студенческого состава академии. О. Антоний неожиданно тяжело заболел, и на себе испытал чудесную силу молитв всероссийского пастыря. Владыка Антоний разсказывал об этом так:

«Во время посещения моей ректорской квартиры о. Иоанном, я почувствовал острый пароксизм холерины со страшными болями и лихорадкой. У меня похолодели руки и ноги и начался болезненный трепет всего тела, а надо было ехать в Москву на погребение моего покровителя, покойного митрополита Леонтия. Я уже было решил, что передвигаться в таком состоянии совершенно невозможно, но ко мне подошел о. Иоанн, взял меня за обе руки, погладил по плечу и сказал: «ничего, Бог даст пройдет и вы благополучно съездите в Москву».

Действительно, как будто бы волшебным жезлом он прикоснулся к моему телу. Сразу же прекратились мучительныя боли, сразу же согрелись руки и ноги и через какие-нибудь полтора часа мы вместе сели в вагон, отправились в Москву...»

Ревностная деятельность архимандрита Антония по управлению врученной ему Московской Духовной Академией скоро стала приносить свои обильные плоды. Пьянство среди студентов прекратилось, церковная жизнь в академической церкви значительно возросла, среди студентов повысились научные и богословские интересы, окончившие и даже еще учившиеся студенты в большом числе стали принимать священный сан и монашество, в академию стали поступать светские юноши, желавшие служить Церкви и вносившие в нее новую струю одушевления, отношения между студентами стали более мягкими и Московская Академия стала делаться таким духовным центром, к которому привлекались взоры не только из Москвы, но и из других мест России.

Но не долго пришлось о. Антонию просвещать умы и сердца московских академистов. В 1893 г. скончался его покровитель Московский митрополит Леонтий, а на его место был назначен недоброжелатель молодого ректора, митрополит Сергий (Ляпидевский), для о. Антония начались страдные дни.

Новый митрополит начал требовать от ректора, чтобы он вводил в академии различныя стеснительныя для студентов мероприятия. Не считая их целесообразными, о. Антоний возражал против требований митрополита. «Он растопыривает свои крылья в защиту своих студентов, как кряж», говорил митрополит по адресу о. Антония. Решено было его перевести в Казанскую Духовную Академию. Придравшись к незначительным неисправностям в академии, о. Антония уволили от занимаемой им должности и перевели в Казань.

В Казанскую Духовную Академию он прибыл в начале 1895–96 учебного года.

Через два месяца о. Антоний настолько обжился на новом месте, настолько почувствовал себя окруженным доверием профессоров и любовию студентов, что впоследствии не знал, какую из всех академий он больше всего любил – Петербургскую, в которой он получил образование, Московскую, где прослужил 5 лет, или же Казанскую, в которую был сослан непонявшим его начальством.

О пастырской деятельности владыки Антония в Казанской Академии сохранились воспоминания митрополита Мелетия Харбинского:

«...В своих беседах со студентами наш о. ректор часто говорил, что духовная академия должна преимущественно приготовлять служителей Церкви Христовой и особенно монашествующих, которые могут себя всецело посвятить на это великое служение. Высоту этого служения Церкви наш о. ректор раскрывал перед юными слушателями и воспитанниками с такой силою красоты и убедительности, что вскоре, приблизительно на другой же год, взгляд на монаховъ-студентов, в которых ранее людская молва видела только карьеристов, изменился. Монашествующая братия стала рости и умножаться. А значительное поступление в академию вдовых священников и диаконов образовало большое количество академического духовенства...

...Исключительныя дарования нашего о. ректора дали ему возможность изменить систему воспитания, существовавшую до сего времени. Он видел, что непосредственное и постоянное общение с учащимися, чего до него почти не было, будет иметь самые благоприятные результаты. И вот это большое дело он делал при помощи устраеваемых у себя в квартире чаепитий...На этих вечерах нередко затрагивались такие вопросы, как вопрос о возстановлении патриаршества, необходимость чего раскрывалась во всем своем величии и красоте. Наш преосвящ. ректор нередко говорил, что вопрос, почему у нас нет патриарха, тогда как у других автокефальных церквей таковой имеется, – стал его интересовать с десятилетняго возраста. И только под конец жизни Господь привел ему самому быть кандидатом на патриарший престол и увидеть исполнение своего давняго желания.

Преосвященный наш ректор отличался необыкновенной памятью. Он говорил, что помнит все, что читал, начиная с двенадцатилетняго возраста. Особенно он поражал всех своей необыкновенной памятью на Московском Соборе 1917 года, когда приводил наизусть апостольския правила по целым страницам».

В сентябре 1897 года архимандрит Антоний был возведен в епископы.

«...С возведением нашего ректора в епископы, – вспоминает владыка Мелетий, – богослужение в академическом храме приняло еще более торжественный вид...» Духовенства в академии насчитывалось до 30 человек и на большие праздники они почти все участвовали в соборной службе.

В Казанской Академии владыка Антоний преподавал Пастырское Богословие. На этих лекциях всегда была полная тишина. По своей вдохновенности и возвышенности лекции преосвященного ректора походили скорее на беседу и поучение старца, открывавшого своим ученикам тайники благодатного воздействия на человеческия души. После лекций студенты расходились со спокойным и умиротворенным духом.

Из его курса было напечатано только 7 лекций, которыя вошли во второй том «Полного собрания сочинений», а остальныя 25–30 лекций остались ненапечатанными. В первые годы своей академической службы о. Антоний издал «Письма к пастырям». Один из студентов академии послал эту книгу епископу Феофану, Вышенскому Затворнику, от которого получил следующий отзыв: «Эта книжка достойна всякого внимания и надо желать, чтобы кто-нибудь составил Пастырское Богословие по норме писем сих. Это была бы драгоценная находка для пастырей, давая им надлежащее руководство для пастырской деятельности».

Владыка Антоний считал, что «...Цель пастырства есть содействие постепенному уничтожению разделенности людей, возсозданию их единства по образу Пресвятой Троицы, согласно словам прощальной молитвы Господней. Единство это поэтому чуждо пантеизма, ибо не требует уничтожения личностей, но водворяется при сохранении последних, как и единство Божие сохраняется при троичности лиц. Задача пастырей заключается в том, чтобы служить постепенному богоподобию людей или, как говорит св. Иоанн Златоуст, делать людей богами...»

А истинными пастырями и образцом пастырства владыка считал духоносных старцев. – «...Священник это собственно руководитель совести, – таков взгляд общества. Оно благоговеет пред тем пастырем, который славится именно как знаток и наставитель сердца. Оптинский о. Амвросий и ему подобные старцы – вот с точки зрения общества, представители наиболее разумного пастырства: перед ними каждый светский человек чувствует себя только мирянином без различия своего положения и воздает им знаки почтения усерднее, нежели самым высокопоставленным пастырям...»

Владыка Антоний сам служил добрым образцом истинного пастыря, его духовными наставлениями пользовалась огромная часть учащейся молодежи Российских Духовных Академий. К 1908 г., когда самому владыке было всего лишь 45 лет, из числа его учеников и постриженников в России насчитывалось – 2 архиепископа, 35 епископов и множество иноков в священном сане, многие из которых впоследствии также послужили Церкви в архиерейском сане.

В 1899 году, владыка Антоний с должности второго викария был переведен на должность первого викария Казанской епархии – епископом Чистопольским с оставлением ректором академии.

Но не долго совмещал владыка многотрудныя должности ректора и первого викария. 4 июля 1900 года, летом, когда студенты разъехались по домам на летние каникулы, последовал указ Св. Синода о назначении владыки Антония епископом Уфимским и Мензелинским. С грустью оставляя родныя стены академии, владыка прощался с академической деятельностью и направлялся на иное поприще – служение простому народу.

Уфимская губерния имела свыше 2,5 миллионов населения, из которого православных было только 840.000, а остальные магометане, староверы и около 100.000 язычников. В религиозном отношении этот край представлял собою поприще напряженной борьбы православия с магометанством и со староверами-раскольниками. Православное духовенство на эти окраины назначалось преимущественно наименее способное и наименее образованное. Священники здесь часто бывали полунищие. На одного священника приходилось по 2.500 мирян.

По прибытии в Уфу епископ Антоний прежде всего обратил внимание на богослужения и проповедничество. В кафедральном соборе, а за ним и в других церквах начались уставныя службы. Раньше архиереи обычно служили торжественныя службы в своих кафедральных соборах в великие праздники, владыка же Антоний стал служить каждый воскресный день, неустанно проповедывал и выступал с внебогослужебными беседами, посвятив их в первую очередь разбору учения Льва Толстого, которым тогда сильно увлекалось русское общество.

Он сразу по своем приезде ввел в Уфимской епархии новый благочестивый обычай – встречать Новый год молебным пением в 12 часов ночи. Обратившись с вдохновенным словом к своей новой пастве, владыка призывал встречать Новый год молитвой. После этого слова, вспоминает очевидец, молившиеся в храме единодушно назвали нового епископа – Златоустом.

Владыка Антоний вступил на свою первую самостоятельную кафедру в цвете лет – 37 лет – полный сил, бодрости и энергии. Уфимская кафедра увидела молодого, просвещенного, доброго, ласкового, приветливого и доступного епископа. Она радовалась и была счастлива. Молящиеся за службами нового епископа наполняли обширный кафедральный собор, вмещавший в себе 3.000 человек, до отказа. Уфимцы увидели и услышали уставныя службы и проповеди своего нового архипастыря. Услышали полностью все положенное по уставу. Ни одна литургия не оставалась без проповеди, всегда с глубоким содержанием, с одушевлением и подъемом. Уфимцы стали славить Рождество Христово и Богоявление, как никогда раньше и как нигде в России. Во время предпразднества в соборе совершалась уставная вечерня, после нея владыка Антоний вел часовую беседу, главным образом против лжеучений гр. Л. Толстого, после этой беседы он читал канон на трипеснце. Хотя это были обычные будние дни, когда миряне заняты своими житейскими делами, однако собор был полон молящимися. Здесь была вся местная интеллигенция. Самое Рождество Христово уфимцы встречали в совсем необычное для губернского города время – в 1 ч. ночи. И собор был полон опять до тесноты. Уфа радовалась прославлению Рождества Христова при новом владыке и ей могли позавидовать обе наши столицы.

Весьма скоро владыка Антоний создал в Уфе сильное религиозное движение. Заботился он и о самых отдаленных уголках своей епархии. Даже в зимнее время он совершал поездки на забытые всеми приходы. Ездил он и в летнее время на пароходе, просвещая своими службами и благовестием дикия места захолустной епархии, где не было ни путей ни дорог.

Вскоре после прибытия владыки Антония в Уфу там появились всегда любимые им ученые монахи, которым он поручил руководство духовной семинарией. Эти иноки были в духе самого владыки идеалисты, подвижники, любители церковности, проповедничества, добрые, ласковые, отзывчивые на всякую нужду своих пасомых. Они были питомцами самого владыки по академиям и его постриженники. Двое из них впоследствии пострадали от безбожников и прияли мученические венцы, это – священномученик Андроник, архиепископ Пермский и священномученик Варлаам, архиепископ Полтавский.

Захолустная Уфа, о которой раньше мало кто знал, стала центром, куда съезжались друзья, ученики и почитатели епископа Антония со всех концов России. Здесь можно было видеть епископов, архимандритов, иеромонахов, монахов, профессоров академий, преподавателей семинарий и других. Всех их, как магнит, притягивала к себе личность владыки Антония.

За время управления епархией владыкой Антонием, число приходов почти удвоилось. Число священников в епархии было увеличено. На многолюдные инородческие приходы были поставлены вторые священники-инородцы, преимущественно из народных учителей. Они, свободные в приходе от административных обязанностей, должны были заботиться о личном сближении с паствой, о том, чтобы по возможности ни одна крестьянская семья не жила в отчуждении от своих пастырей.

Усилил владыка Антоний миссионерскую деятельность среди магометан. Памятником его трудов на этом поприще является статья: «Беседа христианина с магометанином об истине Пресвятой Троицы», написанная в форме литературного разсказа. Этот разсказ был издан отдельной брошюрой и переведен на немецкий язык.

Приняв в свое управление Уфимскую епархию, владыка Антоний высказал готовность оставаться в ней до конца своей жизни, ибо его взгляд на обручение архипастыря со своей паствой был основан на свв. канонах, предписывающих епископу не переходить с кафедры на кафедру. Однако, вскоре он был призван послужить другой пастве – на западной окраине России, где в то время была большая нужда в просвещенных, образованных пастырях для борьбы с усиливающимся влиянием католичества.

22 апреля 1902 года последовал указ о назначении епископа Антония Уфимского и Мензелинского епископом Волынским и Житомирским и, таким образом, владыка Антоний из восточной окраины был переведен на западную, прослужив в Уфе 1 год и 9 месяцев.

12 лет трудился владыка Антоний на своей новой кафедре, и приобрел всероссийскую известность, как «архиепископ Антоний Волынский» или, как его просто называли – «Антоний Волынский».

Кафедральный город новой епархии – Житомир в то время насчитывал около 100.000 населения; из них было около 60.000 евреев, свыше 20.000 католиков и меньшинство, около 20.000 православных. В городе было всего лишь 10 православных храмов и около 60 еврейских синагог.

Церковная жизнь епархии была в упадке. Католическая пропаганда все более усиливалась, а наряду с нею развивалось сектантство и старообрядчество. Миссионерская деятельность в епархии не велась, не было даже епархиального миссионера. А сам город Житомир являлся центром католической деятельности в юго-западном крае России; здесь жили два католических епископа, отличавшиеся образованностью и благочестивой жизнью, а во главе городского управления стоял католик и поляк Доманевский. Работы казалось был непочатый край и у иного архипастыря опустились бы безнадежно руки, но не таков был владыка Антоний Волынский.

Всегда бодрый духом, владыка Антоний смотрел на мир Божий и на людей очами веры; ему не приходилось унывать в самых безвыходных ситуациях, но во всем он умел усматривать светлыя обнадеживающия стороны. В своей вступительной речи в Житомирском кафедральном соборе, владыка призывал пастырей и паству своей новой епархии не унывать от окружающей их духовной бедности, а почерпать бодрость в других светлых обстоятельствах простонародной жизни. Как пример приведем выдержку из одного его послания Волынским пастырям:

«...Здесь под толстой корой различных наслоений, сперва татарского, а потом латинского ига, народный быт и народный характер сохранил, преимущественно пред Великороссией, несколько черт самой древней, самой свежей новоблагодатной Владимирской Руси, Руси домонгольской, свободной и жизнерадостной...Вот почему, когда видишь здесь народныя толпы в расшитых войлочных одеждах тысячелетней древности, спешащия во святую обитель для молитвы и причащения Святых Таин, то душа наполняется надеждой на то, что в народе этом суждено еще проснуться великому богатырскому духу не для воинской брани, а для подвига сознательной добродетели христианской, для показания миру Божественной славы, открывающейся в евангельской жизни...»

Волынская епархия по числу приходов после Киевской епархии занимала второе место, а по числу церквей первое место во всей Русской Церкви.

Быстро познакомившись с Волынским духовенством, паствой, церковной жизнью Волыни и порядками, царившими в церковных учреждениях, владыка прежде всего приступил к реорганизации церковного управления. Им была решительно устранена система взяточничества и рядовое духовенство вздохнуло облегченно; лица в консистории запятнавшия свою репутацию недостойными священства делами были удалены, а на их места были назначены люди достойные из числа учеников владыки по духовным академиям; была учреждена должность епархиального миссионера.

Особое внимание епископ Антоний обратил на совершение уставных служб. В великом посту он служил каждую среду, пятницу, субботу и воскресение, а начиная с Лазаревой субботы до Фомина воскресенья служил каждый день. За каждой литургией он неопустительно проповедывал.

В кафедральном соборе он устроил подземную церковь в честь преп. мученицы Анастасии Римляныни, в которую поместил в специально устроенной им серебрянной раке главу святой Анастасии. 13 июня владыка Антоний установил торжество в честь св. мученицы ради отвлечения православных от посещения в этот день католической службы в честь Антония Падуанского. В прежние годы многие православные ходили в этот день в католический костел.

На духовенстве Волынского края сказалось долголетнее польское влияние. Пастыри большей частью были отчуждены от народа и не служили для него должным нравственным примером. «...Молодой священник, – писал в своем послании Волынским пастырям владыка Антоний, – отрешен от народного быта уже не одной схоластикой, но и более опасными приманками культурной жизни – поверхностной литературой, газетами, музыкой и всякими другими, если не барскими, то буржуазными привычками, которыя в нашем ополяченом крае приобретают в глазах средняго сословия значение чего-то, яко бы в высшей степени интеллигентного и благородного, а не как терпимая слабость, не как выражение избалованности, а как плод высшого развития духа. И конечно, с этой точки зрения молодое духовенство пренебрегает всем, что Св. Духом установлено в Церкви для смирения плоти, для возвышения души, для умиления сердца, т. е. богослужебным уставом, истовым крестным знамением, келейным молитвенным правилом, святыми постами и даже чтением Священного Писания и вообще ознакомлением с источниками христианского учительства и христианского подвижничества...

...Случилось мне видеть однажды одного весьма пожилого священника, смолоду державшагося мирского духа, но изменившагося к старости и затем горячо посвятившого себя интересам миссионерского дела. В великом посту вечером он сидел пред тарелкой с постной безрыбной пищей; рядом с ним сидел с папиросой во рту над куском жареного мяса сын его студентъ-медик и вел грязный разговор с братом офицером. Из соседней комнаты доносились звуки веселой музыки под руками дочери священника – актрисы любительницы – и двое младших детей его подростков упражнялись в танцах, а бедный старик опустил голову в тарелку, и горькия, но поздния слезы его падали на неначатую пищу; среди своей семьи он чувствовал себя, как Лот в Содоме. Едва ли многим разнится от жизни этого священника не только старость, но вообще пожилые годы всех батюшек, установившихся на ложном нецерковном строе жизни, даже в тех редких случаях, когда внешнее благоустройство жизни достигается ими, когда они не впадают в какия-либо беды, правильно ими заслуженныя.

Они становятся одинаково чуждыми и своим духовным чадам, которыми смолоду привыкли пренебрегать, и своим чадам по плоти, и прочим своим мирским знакомым, потому что сознание незаконности, неправедности своей мирской жизни для священника никогда не покинет окружающих его и никогда не допустит в его семье и в его обществе сохраняться тому мирному гармоническому настроению, без которого невозможно благополучное пребывание даже чисто светской семьи или общества...»

Не одними словами, но и своим примером владыка Антоний показывал образец истинного «доброго пастыря». Для этого он открыл двери своих архиерейских покоев для всех и каждого во всякое время. Он объявил о себе: «я ваш мужицкий архиерей, не панский, не польский, а ваш русский, к которому всегда открыты двери». Он принимал всякого обращавшагося к нему с любовью и лаской и это открыло пред ним сердца людей. Духовенство почувствовало в нем истинного отца, мудрого и самоотверженного руководителя и безпрекословно и с охотой усилило свой подвиг.

Для достижения близости с народом и со своею паствою владыка Антоний призывал пастырей прежде всего зародить в себе самом духовную жизнь. Должно вникать с благоговением в слова молитв. – «...Прежде всего ты с удивлением увидишь, что все наше богослужение содержит в себе в каждой своей стихире, в каждом псалме не иное какое-либо содержание, а именно ответы на эти вопросы духа, ответы, даваемые Богом душе, изнемогающей в борьбе со страстями и утешающие ее напоминанием о чудесах Спасителя и Его угодников и обетованиями благодатной помощи Божией. Тогда ты изменишь обычное у молодого духовенства полулютеранское, полу-католическое отношение к православной службе: ты устыдишься своего прежняго высокомерного отношения к богослужебной дисциплине, к уставным поклонам, постам, стояниям; тебе чуждым станет стремление наполнять службу новейшими произвольными эффектами, безобразною итальянскою музыкой...

...Возвращая православной службе богатство ея содержания и простоту ея форм, ты с удивлением увидишь, как быстро возрастет к ней усердие народа, и как, вместе с тем, быстро поднимется в глазах народа твой собственный пастырский авторитет...А если пожелаешь, чтобы слово твое неизгладимыми буквами сейчас же запечатлевалось на народном сердце, то возьми Жития Святых и Пролог... – и старайся каждую истину, каждое правило добродетели подтверждать примерами святых...»

Обратил владыка Антоний внимание на говение прихожан. В одном из своих посланий он замечает, что «...в Западном крае не исполняют заповеди Апостола и уставов св. Церкви и не испытывают себя молитвою и говением пред исповедью и причастием Св. Таин, а приступают к ним недостойно прямо от мирских дел своих...». Вскоре после этого он опубликовал свое второе обращение к духовенству по тому же вопросу, в котором пишет, что послание о говении «...возымело доброе действие. В церквах г. Житомира, и во многих сельских, с чистого понедельника до недели Православия святые храмы ежедневно наполнялись народом, который благоговейно слушал св. службы и дотоле неведомое ему «правило ко св. причащению».

В своей пастырской беседе в 1910 г. владыка указывал духовенству на опасности подстерегающия их при совершении богослужений. Он приводил примеры, когда священник «...научает интересовать народ не службою, а своей личностью, делает его не предстоятелем молитвы, а актером. Священник опускает чтение и пение на клиросе с тем, чтобы самому побольше фигурировать пред народом – это прелесть тщеславия.

Другая прелесть – крайняя обособленность, индивидуализм в молитве, когда священнослужитель взирает на общественное богослужение, как будто бы только для него лично существующее, которые всю сущность богослужения полагают в поминовении живых и умерших, «читают в алтаре каноны к святому причащению, а сами и ухом не ведут, какой канон и как исполняется на клиросе».

Особое внимание владыка Антоний обратил на миссионерскую работу. При нем в Волынской епархии было два епархиальных миссионера. При епархиальном доме был устроен большой зал, вместимостью до 1.000 человек. В этом зале с половины сентября до праздников Рождества Христова и затем после святок до праздника Св. Пасхи происходили лекции на религиозно-нравственныя темы и диспуты по миссионерским вопросам. На лекциях обыкновенно присутствовало от 500 до 800 слушателей, а когда выступал сам владыка или устраивались диспуты с представителями старообрядчества или сектантов, то бывало и более тысячи людей, так что зал набивался до отказа.

В отношении сел и уездных городов могучим миссионерским средством были миссионерские крестные ходы, которые устраивались из Почаевской Лавры под руководством архимандрита Виталия (Максименко) и из Житомира под руководством миссионеров. В крестных ходах принимало участие обыкновенно несколько тысяч крестьян и они сопровождались совершением богослужений и исполнением молитвенных песнопений, миссионерскими беседами и распространением Почаевских листков и миссионерской литературы.

Восполняя недостаток в священниках, владыка Антоний стремился привлечь к священнослужению подходящих людей из мирского звания. Для этого он создал пастырское училище имени о. Иоанна Кронштадтского. Быт училища по возможности приближался к монастырскому, т. е. ежедневная молитва, участие в исполнении суточного круга богослужений, чтение житий святых в трапезной и говение во все четыре поста. Учебный курс был установлен 3-летний («срок монастырского искуса»). Все преподаватели были в священном сане, а ученики носили подрясники. Через несколько лет училище это начало процветать.

В то время в России не было специальной школы для обучения низшого клира – псаломщиков и диаконов. Владыка Антоний исходатайствовал у Св. Синода разрешение на открытие 2-годичной школы для псаломщиков, диаконов и помощников священников в преподавании Закона Божия в начальных школах. Школа была открыта в 1911 г. вблизи Почаевской Лавры. Вскоре по образцу этой школы были открыты и в других епархиях подобныя училища.

Также особое внимание обратил владыка Антоний на дело народного образования. Во главе всех церковно-приходских школ своей епархии он поставил одного из воодушевленных учеников проф. С. А. Рачинского, священника Казанского. Чтобы поднять духовный уровень преподавателей, владыка перевел церковно-учительскую школу, готовившую будущих учителей, из г. Житомира в Троицкий Дерманский монастырь, в церковную, уставную атмосферу. Во главе школы он поставил одного из своих учеников архимандрита Пахомия (Кедрова), впоследствии в сане архиепископа Черниговского пострадавшого от большевиков. Благодаря таким благотворным мерам сравнительно незначительное число церковно-приходских школ Волынской епархии достигло значительного количества – 1.600, превышая почти вдвое среднее число школ в других епархиях.

По мере усиления революционного движения к 1905 г. владыка Антоний, в ущерб своей популярности среди прогрессивного общества, усилил свои обличения вольнодумства и стал чаще говорить о значении для России царской власти, с крушением которой он предвидел и неизбежное крушение самой России. В самый разгар революции 21 октября 1905 года в Житомирском кафедральном соборе владыка произнес пророческую проповедь о русской революции:

«...Теперь когда она (крамола) открыто безчинствует в наших городах, когда нагло заглушает своими выходками всю русскую землю, когда она плюет тебе в глаза, о родная Русь, – теперь стыдом и раскаянием исполнены сердца наши. Теперь мы понимаем, как должны были мы беречь Тебя, о вожделенный наш Государь, теперь мы понимаем, что Ты один, Ты и никто более, надежный щит нашей растерзанной Родины, и Твои враги суть злейшие враги России.

О, Государь, если бы Ты знал, как безраздельно предан Тебе твой народ и лучшие люди общества.

О, Государь, если бы Ты знал, сколько миллионов русских сердец дали бы себя изрезать на мелкие кусочки за Тебя, за Твое благополучие.

Тогда бы Ты утешился в эту тяжелую годину испытаний; тогда бы Ты уверился в том, что не растлился еще Твой народ, в том, что под плесенью, покрывшей часть верхней поверхности нашей жизни, бьется здоровое народное сердце, бьется оно любовью к Тебе, нашему красному солнышку...

О, братие, дай Бог, чтобы Царь удостоверился в этом... Молитесь об этом, русские люди, ибо, если будет так, то и Господь не отвернется от нас...но если долготерпение царственного праведника истощилось, и Он в своем сердце проклянет нас, то этот вопль праведника достигнет неба и низведет на нас проклятие Божие...и тогда уже никто не спасет Русскую землю от конечной погибели, в которую стараются вовлечь ее внутренние враги...»

20 февраля 1905 г., будучи в С.-Петербурге, владыка Антоний произнес в Исаакиевском соборе слово «О Страшном Суде и современных событиях», в этом слове проповедник призывал народ к молитве о том, чтобы Господь «...не попустил простому русскому народу заразиться общественным омрачением – чтобы народ продолжал ясно сознавать, кто его враги, и кто его друзья, чтобы он всегда хранил свою преданность Самодержавию, как единственной дружественной ему Высшей Власти, чтобы народ помнил, что в случае ея колебания, он будет несчастнейшим из народов, порабощенным уже не прежним суровым помещиком, но врагом всех священных ему и дорогих устоев его тысячелетней жизни, – врагом упорным и жестоким, который начнет с того, что отнимет у него возможность изучать в школах Закон Божий, а кончит тем, что будет разрушать святые храмы и извергать мощи Угодников Божиих, собирая их в анатомические театры...

Вот то печальное будущее, которое ожидает Россию, если бы она доверилась внутренним врагам своим, желающим сдвинуть ее с вековечных устоев...»

Эта пророческая проповедь владыки Антония, произнесенная в столице, привлекла к себе общее внимание и вызвала бурю негодований в левой печати. С обличительной статьей против владыки выступил Мережковский, стяжавший себе тогда литературное имя: он обвинил владыку Антония в том, что он будто бы натравливает простой русский народ на русскую интеллигенцию. Выступали с критическими статьями Бердяев, Струве, – все те будущие противники Русской Зарубежной Церкви, стараниями которых углублялся Евлогианский раскол.

6 мая 1906 г. владыка Антоний за его труды на пользу Церкви был возведен в сан архиепископа. В том же году решением Св. Синода он стал членом Государственного Совета.

Под мудрым руководством владыки Антония его Волынская паства стойко перенесла революционную бурю 1905 г., не мало не поколебавшись в своих правых убеждениях. Почаевская лавра объединила около себя в «Союз русского народа» столько членов, сколько не смогли объединить все светские деятели во всей России – без малого два миллиона. Она устроила несколько центральных потребительских магазинов, выписала во время голода из Челябинска 75 вагонов дешевого хлеба и тем понудила евреев снизить цену на 18 копеек с пуда, разрушив их злостный синдикат. Благодарный народ и сельское духовенство так поставили на Волыни дело выборов во 2-ую и 3-ию Думы, что выборы производились архимандритом Виталием, и только рекомендованные им кандидаты проходили в Думу, озлобленные кадеты язвительно называли его диктатором юго-западного края.

Личность владыки Антония, особенно после объявления «свободы печати», стала все чаще подвергаться нападкам со стороны левых газет. Вышеупомянутые либеральные «мыслители» – Н. А. Бердяев, Мережковский, П. Б. Струве и др. не скупились на популярныя в то время обвинения в юдофобстве. Владыка Антоний вынужден был выступить в печати с обличением ложных обвинений:

«...Неприятно говорить о себе, но если вы спросите кого-либо, близко и давно меня знающого: чем наиболее заинтерисован такой-то? то вам скажут: монашеством, преобразованием церковного управления, патриаршеством, общением с восточными церквами, борьбой с латинством, преобразованием духовной школы, созданием нового направления православного богословия, единоверием, богослужебным уставом, славянофильством, православием в Галиции, возстановлением в Овруче, разрушенного в XV веке Васильевского собора, построением в Почаевской лавре теплого собора в стиле Троицкого собора Сергиевской лавры и т. д. Но никто не назовет в числе моих важнейших интересов юдофобства...

...Об евреях я говорил и отпечатал поучение в 1903 году (против погромов), благодаря которому на Волыни не было в том году погромов, облетевших весь юго-западный край; в 1905 году на 6-ой неделе Великого поста евреи разстреливали в Житомире портреты Государя и были за это побиты жителями предместья; за день до Вербной субботы прибыл я из Петербурга и на страстной седмице сказал опять речь против погрома, готовившагося на первый день Пасхи. Погром этот не состоялся, и лишь после убийства еврейским наймитом популярного пристава Куярова в Фомино воскресение вечером, когда я выезжал из Житомира в Петербург, начались драки с евреями, которые потом говорили, что «правительство нарочно вызвало нашего архиерея в Петербург, потому что, пока он в городе, то нас не били»; в 1907 году я напечатал в газете, а потом брошюрою статью: «Еврейский вопрос и св. Библия», которую теперь переиздаю на еврейском жаргоне. Все это, однако, не мешает либералам обо мне печатать, что я хожу с крестными ходами для возбуждения погромов. Между тем, всякие погромы прекратились на Волыни с тех пор, когда образовался Почаевский Союз русского народа в 1906 году...

...Почаевский Союз – это собственно архимандрит Виталий. Кто он? ...худой, почти чахоточный, никогда не смеющийся, но часто плачущий. Еще в 1905 году я настойчиво приглашал его в ректоры нашей семинарии, на генеральское положение, но он отказался; а теперь он был бы архиереем, если бы изъявил согласие оставить свой Почаев и свой Союз. Что же его привлекает к этому учреждению «злобы и ненависти»? честолюбие? корыстолюбие? как видите, нет. А что тянуло к этому Союзу о. Иоанна Кронштадтского? – Вот вы упоминаете о преп. Серафиме Саровском и П. Б. Струве упоминает о св. Филиппе и Ниле Сорском. Скажите откровенно: сомневаетесь ли вы в том, что все они оказались бы на стороне Русского Союза, если б жили в наше время? Ведь все же они имели воззрения монархическия конфессиональныя, все ревниво оберегали народ от иноверцев и иностранцев. А патриарх Ермоген? А Авраамий Палицын, Дионисий? Да и самое название черносотенцев откуда взято, как не от защитников (чернецовъ-монахов) Сергиевской лавры, прозванных так поляками в 1612 году?...

...Если говорят об ограничении прав не по высшим мотивам защиты бедных малороссов от еврейских эксплуататоров, а по ненависти к последним, то это действительно скверно, а, если патриоты евреев не ненавидят, а любят и жалеют, но не хотят давать рогов бодливой корове, то это разумно, справедливо и гуманно...»

До назначения на Волынскую кафедру владыки Антония, Почаевская лавра имела чисто местное провинциальное значение. Духовная жизнь лавры была не на высоте, это был необщежительный монастырь, в котором монахам даже позволялось есть мясо. По рекомендации владыки в лавру был назначен новый наместник, его ученик, – архимандрит Амвросий, получивший свое монашеское воспитание в одном из лучших Российских монастырей – в Глинской пустыни, под руководством опытных старцев. Почаевская лавра во время святительства владыки Антония стала быстро преобразовываться. Вскоре по уставности и продолжительности богослужений и по чинному поведению братии она уже мало чем отличалась от строгого общежительного монастыря. Близ лавры, для любителей безмолвия, были устроены три скита: Св. Духовский, Загаецкий и св. Георгиевский.

Св. мощи преп. Иова Почаевского были, по ходатайству владыки Антония, торжественно вынесены из под спуда и в красивой раке положены в храме для поклонения народа. Владыка выхлопотал у Св. Синода разрешение на установление праздника Обретения мощей преп. Иова – 28 августа.

Владыка Антоний значительную часть года проживал в лавре. Он присутствовал на всех больших праздниках лавры, совершая уставныя службы и произнося поучения. С оживлением духовной жизни в лавре стало увеличиваться и число богомольцев, которых стало собираться по несколько десятков тысяч.

Братия лавры глубоко чтили своего преобразователя и отца. Любовь эта явствует из адреса, составленного иноками лавры по случаю 10-летия его служения в архиерейском сане:

«...Вы, владыко, были между нами первый монах и, несмотря на всегдашнюю прикосновенность к миру и суете, – сосредоточенный подвижник и опытный руководитель в духовной жизни. У Вас находил облегчение своей тяготы и разрешение своих сомнений всякий из нас. С Вами легко было молиться целыми днями, Ваши поучения в сладость готовы мы были слушать без конца.

Мы замечали, как Ваша душа отдыхала, освободившись от забот по управлению, за монастырскими будничными службами или в кругу братии за обычной общей трапезой. И это нас радовало больше всего. Мы понимали, что при всем своем высоком положении, в душе Вы больше всего и паче всего монах, инок».

Главный храм лавры был сооружен католиками и службы в нем приходилось совершать стоя лицом на Запад. Владыка Антоний решил построить на лаврском дворе величественный храм в честь св. Троицы, копию с Троицкого собора Троицко-Сергиевской лавры, но увеличенный по размерам вдвое. Собор был теплый, предназначенный для зимних богослужений и был вместимостью до 2.000 человек. 9 января 1912 года было совершено торжественное освящение собора. За новоустроенным собором упрочилось наименование «Антониевскаго».

Озабоченный возстановлением нравственного и религиозного влияния Почаевской лавры, владыка Антоний обратил внимание на то, что самый текст службы Почаевским святыням является неудовлетворительным. Решив написать новыя службы владыка зимой уединился в лавре. Он вел жизнь рядового монаха, вставая в полночь, посещая все богослужения и беседуя со старцами монастыря. В свободные от богослужения часы с постом и молитвою он писал – первую зиму службу и акафист Почаевской Божией Матери, а вторую – преп. Иову. Службы эти отличаются простотой, глубиной содержания и дышат безсмертным воодушевлением. Они были отпечатаны и вошли в употребление во всей Русской Церкви.

Почаевская лавра издавна была необщежительным монастырем, трудно было сразу перестроить устав на общежительный, хотя владыка Антоний это постоянно имел в виду, поэтому им было предоставлено архимандриту Виталию образовать в лавре типографское братство на общежительных началах с тем, чтобы оно входило в состав лавры. Все братство лавры насчитывало до 360 человек, типографское же братство вместе со своими учениками и мастеровыми насчитывало до 150 человек. Сам архимандрит Виталий являл собой пример суровой аскетической жизни и неустанного труда для народно-миссионерского и просветительного дела. Лаврская типография скоро превратилсь в одну из самых больших церковных типографий в России.

В 1906 г. трудами владыки Антония началось возстановление древней Волынской святыни – Васильевского златоверхого храма в г. Овруче. К 1911 г. постройка храма была закончена. Строителем его был академик Щусьев. Храм был выдержан в стиле XI века и производил сильное впечатление. Внутри он был украшен стильной росписью.

Закончив сооружение храма, владыка Антоний учредил при нем женскую монашескую общину во главе с игуменией Павлой, на которую были возложены заботы по наблюдению за храмом и охранению его.

На освящение храма приехал Царь-мученик Николай II-й. Торжество освящения собрало многотысячную толпу богомольцев со всей Волынской епархии.

При владыке Антонии также был реставрирован древний храм – Мстиславов собор во Владимире Волынском.

Вскоре после освящения собора в Овруче, владыка был вызван в С.-Петербург на очередную сессию Синода. 30 октября 1911 г. в церкви Благовещенского Синодального Подворья, во время совершения владыкой богослужения, бывший студент Казанской Духовной Академии Трифонов совершил покушение на жизнь владыки. Во время каждения храма, он, растолкав толпу, бросился к владыке с морским кортиком и уже занес руку для удара, но стоявший рядом богомолец, человек огромного роста, схватил его в охапку. Кортик же скользнув по облачению, наткнулся на металлическую пуговицу большого омофора и поранил левую руку владыки Антония.

На суде Трифонов заявил, что он усумнился в бытии Божием и решил проверить свои сомнения таким образом – попытался убить лучшого в России архиерея с тем, что, если Бог действительно существует, то Он спасет Своего служителя. Выбор его пал на архиепископа Антония. Убийство не удалось и теперь он вновь возвращается к вере.

Различные анархические комитеты писали владыке, что он осужден на смерть, а итальянския анархическия газеты послали ему напечатанный приговор. Он ответил им так: «Прошу вас, господа, не угрожайте мне, но пожалуйте и убейте меня когда это вам угодно, так как мои двери всегда открыты. Не имею никогда и никакой стражи, так как много лучше умереть, нежели видеть ваши беззакония».

Владыку на другой же день после покушения посетили многия лица и он получил до 200 сочувственных телеграмм. Иерусалимский патриарх Дамиан телеграфировал: «Возносим благодарение Богу за сохранение Вашей драгоценной жизни, столь нужной для блага Православной Церкви. Дамиан».

Исключительныя дарования, глубокия познания, ум владыки Антония и его самоотверженная всероссийская деятельность не могли не привлечь к нему внимания церковных и правительственных кругов России и сам собой возникал вопрос, почему же такой иерарх не стоит в центре русской церковной жизни. Несколько раз возникал вопрос о назначении его на одну из Российских митрополичьих кафедр, но каждый раз это назначение почему-то откладывалось.

Во время смуты 1905 года, когда все русское общество почувствовало нужду в стойком, безкомпромиссном святителе на столичной кафедре, вновь встал вопрос о перемещении владыки Антония с Волынской кафедры на С.-Петербургскую. Вопрос этот, казалось, был уже настолько решен, что митрополит Антоний (Вадковский) вел беседы с владыкой Антонием о дальнейшем его перемещении на занимаемую им кафедру. Однако, владыка Антоний, строгий поборник каноничности в строе церковного управления, считал, что устранение законного иерарха светской властью является делом антиканоничным, что он открыто и высказал.

После смерти митрополита Антония (Вадковского) в 1912 году, вновь встал вопрос кому занять столичную кафедру. Оберъ-прокурор Синода В. К. Саблер предложил Государю кандидатуру владыки Антония. «На эту кандидатуру, – сказал Государь, – я бы согласился: вы подумайте и доложите мне».

При первом же свидании с владыкой Антонием В. К. Саблер передал ему слова Государя. На это владыка Антоний просил не переводить его в С.-Петербург, который ему был не по духу изъ-за своего строя церковной жизни. Тогда Саблер предложил такой проэкт. «Митрополита Московского Владимира мы переведем в С.-Петербург со званием первенствующого члена Св. Синода, а в Москву назначим вас». Владыка на это сказал, что в Москву он с радостью пошел бы.

Государь на это предложение согласился. Но через несколько дней переменил свое решение и рескрипт на утверждение митрополитом Московским владыки Антония был отложен в сторону. «Владыка Антоний еще молод. Митрополитство от него не уйдет, – сказал Государь В. К. Саблеру, – В свое время он нужен будет в Киеве...»

Ходили разныя слухи, кто повлиял на Государя. Судя по всему тут было влияние всех либеральных кругов Москвы, влияние министров, которые знали безкомпромиссный характер владыки, по работе с ним в Государственном Совете, членом которого владыка был одно время, влияние придворных кругов, которых владыка также не щадил, обличая не раз их злоупотребления своим высоким положением. Тем не менее столь нужное России назначение этого замечательного иерарха в Москву не состоялось.

Отличительной чертой владыки Антония было его нелицеприятие. Он не боялся говорить правду Божию и сильным мира сего. И если дело касалось выбора между велениями его совести и человекоугодием, владыка всегда оставался верен голосу совести.

Во время Романовских торжеств в 1913 г. в прощенное Воскресение в Зимнем дворце Государь давал парадный обед для высших представителей империи и иностранных гостей. Получить приглашение на этот обед было большой честью. Владыка Антоний горячо любил Государя и монархический строй в России поддерживал всеми силами, но тем не менее он не счел возможным покинуть богослужение даже ради исключительного исторического торжества. Напрасно тогдашний друг владыки Антония, архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский) и ближайшие сотрудники, уговаривали его поехать во дворец, указывая на то, что он никем не будет понят, что отказ его будет истолкован как обида за несостоявшееся назначение на Московскую кафедру. Но никакие уговоры не помогли. Владыка Антоний ответил, что, если он оставит богослужение перед началом Великого поста ради обеда, то он станет самого себя презирать.

Однажды владыку посетили две великия княгини в сопровождении свитского генерала. Генерал, представляя владыку великим княгиням, сказал: «Вот, владыка-архиепископ, который является в нашей России главным ревнителем возстановления патриаршого престола». «Нет, барон, – остановил его владыка, – не я один, а вся Русская Православная Церковь желает и молится о возстановлении ея канонического строя». «Но не думаете ли, владыко, – отвечал генерал, – что патриарх будет умалять славу царя?» «Нет, – резко отвечал владыка Антоний, – уже хотя бы вы, барон, не повторяли таких глупостей. При современном отношении русского общества к церкви, патриарх не только не затмит собой царя, но даже вашего последняго лакея во дворце!» Высокие гости были смущены этими словами и скоро покинули приемную архиепископа.

В связи с празднованием 300-летия Дома Романовых, владыка Антоний принял все меры к тому, чтобы на юбилейныя празднества был бы приглашен Антиохийский патриарх Григорий IV, в чем он нашел деятельную поддержку со стороны оберъ-прокурора Св. Синода В. К. Саблера.

20 февраля 1913 г. патриарх прибыл в С.-Петербург. В русской столице ему была устроена торжественная встреча. На вокзале его встречал С.-Петербургский митрополит Владимир (новомученик) с сонмом духовенства. Прямо с вокзала патриарх поехал в Александро-Невскую Лавру.

У ворот Лавры его встретила монашествующая братия во главе с архиепископом Антонием, который произнес следующую речь:

«Блаженнейший и святейший патриарх! Благословен день сей, когда Российская православная иерархия и паства сподобились узреть своими глазами преемника Апостольского престола – великого града Божия Антиохии и патриарха всего Востока. Более 200 лет прошло с тех пор, как Церковь наша лишилась своего верховного пастыря, и около 250 лет с тех пор, как ее перестали посещать высшие хранители вселенского православия, восточные патриархи. Тогда, во дни нашей святой древности, народ русский с великим восторгом и умилением подклонял свои главы под благословляющую десницу восточных патриархов, из года в год навещавших наш северный предел Христовой Церкви. С сугубым умилением и восторгом взираем на тебя мы, сыны печальной современности, и с сугубой ясностью провидим в тебе воплощение всей Христовой Церкви, ибо ты возглавляешь собою ея наивысшия вершины...»

При последних словах своего приветственного слова владыка Антоний распростерся ниц перед патриархом, а затем, встав на ноги, поцеловал его в руки и в уста.

Дни пребывания патриарха Григория в России владыка Антоний считал лучшими днями своей жизни. В одной из своих статей, разсказывая об этих памятных днях он писал:

«Патриарх Григорий своим появлением и обаянием своей личности возвел стремление русского народа возстановить у нас патриаршество до степени открытого требования, принятого к сердцу и незабвенным Царемъ-Мучеником Николаем II-м».

Другим важным церковным делом, которым болело сердце владыки Антония, было дело возрождения Православия среди русского населения Австро-Венгрии. Мадьярское правительство и униатское духовенство всеми силами старались остановить возвращение карпатороссов в лоно Православной Церкви.

Для выяснения истинного положения православных в этих областях, владыка предпринял тайное путешествие, под именем архимандрита, в Буковину. Впечатления которыя владыка вынес из этой поездки были неутешительныя. Тем не менее он не оставил своих ревностных забот о духовном окормлении этих областей.

С унией владыка Антоний боролся и печатным словом и в своих проповедях не раз обращался к этой теме. Он старался всеми силами разрушить, установившееся в России неправильное воззрение на унию, что это то же Православие, только поминающее Римского папу. Он с глубокой скорбью и досадой говорил: «они никак не могуть воспринять той простой истины, что уния есть полное вступление в Римскую католическую церковь с признанием Православной Церкви схизмою, т. е. расколом, с признанием всех латинских святых и с осуждением православных святых, как пребывающих вне истинной церкви схизматиков...»

С присущей ему определенностью этот истинный взгляд на унию, владыка Антоний широко распространял в своих проповедях, посланиях, беседах и затем изложил его в специальной брошюре «Беседы православного священника с униатским о заблуждениях латинян и униатов греко-католиков». Брошюра эта была издана сначала Почаевской лаврой, а затем вышла вторым изданием в годы эмиграции.

Владыка Антоний также много потрудился, чтобы установить в русском обществе православный взгляд на католичество. В русском интеллигентном обществе и в церковных кругах в Синодальный период Русской Церкви широко распространился взгляд на католичество как на одну из ветвей христианства, которой, как учил В. С. Соловьев, к концу времен надлежит объединиться в единое христианство с другими, якобы, ветвями – православием и протестантством, о чем будто бы и молится св. Церковь в своих прошениях: «о благосостоянии Святых Божиих Церквей и соединении всех».

Правильный взгляд на католичество, как на отпавшую ересь, был настолько поколеблен, что Св. Синод под давлением имп. Петра I и с благословения его фаворита протестантствующого митрополита Феофана Прокоповича разрешил военнопленным шведам в Сибири жениться на русских девушках без обязательного перехода в православие, вскоре эта неканоничная практика смешанных браков вошла в закон и распространилась особенно в западном крае. В своей епархии владыка Антоний строго запрещал духовенству совершать смешанные браки.

Владыка Антоний хорошо знал, что католическое влияние в среде русского духовенства велось через духовныя школы: «У нас был утрачен (правильный взгляд на католичество) потому, что те руководства, по которым мы учились в школе и которыя составляют содержание нашей богословской науки, догматической и моральной, заимствованы у католиков и протестантов; у нас только опущены известные всем и осужденные церковными авторитетами прямыя заблуждения инославия...»

Видя ненормальное положение церковной жизни в подъяремной Карпатской Руси, владыка Антоний обратился к вселенскому патриарху Иоакиму III с просьбой принять православных галичан и карпатороссов под свой омофор, так как Русский Синод, по политическим мотивам не мог распространить туда свое влияние. Патриарх охотно согласился и назначил владыку Антония своим экзархом Галиции и Карпатской Руси. Галичане часто после окончания полевых работ, не смотря на большия препятствия при переходе границы, иногда с прямой опасностью для своей жизни, большими группами совершали паломничества в Почаевскую лавру. Многие карпатороссы и галичане поступали в Волынскую Духовную Семинарию.

Под влиянием всех этих мероприятий православное движение в этих областях с каждым годом стало стихийно расширяться. Это вызвало репрессии со стороны Австро-Венгерского правительства, стремившагося подавить это движение. Гонение росло и вскоре владыка вынужден был выступить на защиту гонимых христиан. В августе 1913 г. он опубликовал «Окружное послание», в котором красочно изобразил все беды и гонения православного населения западного края. Перечисляя различные случаи издевательств католиков над православными, владыка привел и такой пример стойкости гонимых и жестокости гонителей: «Девственниц, которыя собрались вместе, чтобы спасать души в посте и молитве, раздели зимой, загнали в мерзлое озеро, как 40 мучеников Севастийских, после чего некоторыя скоро скончались. Так мучат наших русских в Венгрии и Австрии среди бела дня в наш просвещенный век...»

Когда же начались массовые аресты и истязания православных и происходил суд над 94 православными в Сигете, владыка Антоний составил особую молитву и прошения на ектениях, которыя читались во всех храмах Волынской епархии в течение всего времени процесса, длившагося два месяца.

Это был единственный голос в защиту гонимых, не только в России но и во всей Европе.

Австро-Венгерские политические круги, в согласии с Ватиканом, предприняли решительныя меры для подавления начавшагося массового возвращения в православие карпатороссов и галичан, они, повидимому, предприняли дипломатические переговоры в С.-Петербурге, чтобы убрать главного виновника возникшого движения – владыку Антония с Волынской кафедры.

20 мая 1914 г. последовал Высочайший указ о бытии архиепископу Волынскому Антонию – архиепископом Харьковским.

В субботу 31-го мая 1914 года новый архиепископ Харьковский и Ахтырский прибыл в Харьков и вступил на свою кафедру.

Г. Харьков был гораздо больше г. Житомира. В нем насчитывалось свыше 200.000 русского населения. В Харьковской епархии было пять мужских монастырей и пять женских. Из мужских монастырей особенно славилась своими подвижниками Святогорская Успенская пустынь, находящаяся на берегу Северного Донца. Братии в ней было свыше 600 человек. Устав монастырский был строгий и соблюдался неукоснительно. Невдалеке от обители, в скиту «Святое место», жили отшельники, проводившие уединенную жизнь, были среди них и затворники-пещерники, мужи высокой духовной жизни.

Владыка интересовался всесторонне жизнью своих монастырей и всячески содействовал их процветанию. Не оставлял он без внимания и приходское духовенство, требуя от него ревностного служения Церкви Христовой, издавал различныя разъяснения, касающиеся богослужебного устава и пастырской деятельности.

Строгое исполнение устава было основным требованием владыки Антония на каждом месте его служения. В новой епархии, он в первую очередь произвел ряд богослужебных перемен значительно украсивших церковныя службы. Он распорядился, чтобы все стихиры, по возможности, пелись, и во всяком случае не опускались, чтобы богослужение каждого праздника сообщало молящимся то настроение, каковым были охвачены святые отцы и составители церковных песнопений.

Под воскресные и праздничные дни в кафедральном соборе совершались всенощныя бдения с литией и освящением хлебов, продолжавшияся обычно от 6 до 11 час. вечера. Вообще, в соборных богослужениях владыка старался провести требования церковного устава настолько, насколько это было возможно. В Великую Субботу литургия начиналась пополудни и оканчивалась около 6 час. вечера; под Рождество и Крещение утреннее богослужение там начиналось в полночь, привлекая много молящихся.

Но, считаясь с условиями жизни и с немощами прихожан, владыка не требовал от приходских церквей столь строгого применения устава, оставляя настоятелям определять порядок и продолжительность богослужений в них.

Священнослужители, глядя на своего нового архипастыря и на его ревность о благолепии церковном, стали более тщательно и уставно совершать богослужения.

Любвеобильность владыки не замедлила привлечь к нему сердца его подчиненных, которые чувствовали в нем скорее любящого отца, чем строгого начальника.

Особую любовь и заботу вызывала у высокопреосвященного Антония молодежь. Студенты духовных академий, проезжавшие через Харьков, пользовались архиерейским домом, как своим. В первую очередь туда стали заезжать волынцы, знавшие владыку еще прежде. С собой они начали приводить своих товарищей. А вскоре там появляются даже те, кто лишь по разсказам знал владыку. Всех их владыка принимал с большим радушием, предоставляя помещение и стол и даже деньги. А по вечерам, закончив дела по управлению епархией, он звал к себе в покои всех приезжих и проводил с ними время в назидательной беседе до глубокой ночи.

Нередко в Харьков приезжали церковные и общественные деятели из других городов и губерний. Среди них, конечно, первое место занимали бывшие его ученики в иерейском и архиерейском сане, продолжавшие считать себя духовными сынами своего наставника.

Часто можно было прочесть, что в Покровском монастыре или соборе служит тот или другой владыка-гость. Всех их владыка Антоний принимал не только с любовью, но и с почестями, соответствующими сану, относясь к архиереям, как к своим собратьям, хотя бы и помнил их еще юношами-семинаристами. Вообще владыка был совершенно чужд всякого тщеславия и напускного величия и поражал всех своею простотою.

Начало Первой мировой войны застало владыку Антония на Харьковской кафедре. Тут опять проявилось величие души святителя. Он делал все, чтобы воодушевить народ на борьбу за свободу братьев сербов. Он лично благословлял части войск, отправляющияся на фронт, служил молебны, произносил вдохновенныя проповеди, обращался с речами к манифестантам, когда они, зная патриотическия настроения владыки, приходили к его архиерейскому дому.

Не только словом но и делом владыка Антоний помогал своему народу в трудную минуту его истории. Он объезжал госпиталя, посещал и утешал раненых. Жертвовал деньги на устройство новых госпиталей и призывал к тому же свою паству. Прекрасно владея иностранными языками, он разговаривал и с пленными немецкими солдатами, стараясь влить любовь и мир в их сердца.

14 октября 1914 года владыка Антоний издал специальное послание к «Христолюбивому воину», желая более ясно для русского народа определить цели войны и вдохновить русское воинство на ратный подвиг. Это послание было выпущено владыкой через два месяца после начала войны, очевидно он ждал, что подобное послание последует от имени Русской Церкви, но когда убедился, что ожидать его более не следует, то сам выступил с таким обращением ко всему Христолюбивому русскому воинству.

«Русский воин, – писал владыка, – смотри на какое святое, на какое великое дело призывает тебя твой Царь. Будь же достоин этого великого призвания, ибо сказано пророком: «проклят всяк, творяй дело Божие с небрежением» (Иер. 48, 10).

Как же быть достойным святого дела? Иди на него с молитвой и с радостью, без уныния и ропота. Ты русский, потомок праведных предков. Русские никогда не боялись смерти и не дорожили этой земной жизнью ради дела Божьяго; да если и так Бог посылал смерть, то покорно подчинялись Его святой воле, лишь бы не умереть без покаяния, не умереть во грехе...»

Харьковская епархия скоро наполнилась беженцами, приехавшими из Галиции, Волыни и Холмщины, которые с охотой ехали в Харьковскую епархию, зная заботу владыки Антония о их разоренном крае. Владыка старался сделать все, что мог, чтобы помочь прибывающим и облегчить их положение, проявляя при этом искреннюю любовь. Монашествующих он разместил по монастырям Харьковской епархии, белое духовенство при первой возможности устраивал на приходы. Простому народу предоставлял работу, а часть устраивал на содержании монастырей.

Эти неустанные труды владыки в трудное для России время не остались незамеченными Царемъ-Мучеником Николаем II-м.

В мае 1915 г. владыка Антоний был награжден орденом св. Александра Невского, при чем последовал следующий Высочайший рескрипт на имя владыки:

«Ваше Архипастырское служение всегда ознаменовывалось ревностью о славе и возвеличении Святой Православной Церкви и непрестанными попечениями об охранении и нерушимости ея уставов и преданий и чистоты ея учения. Отличающия Вас богословская просвещенность, широкая учительность, сердечность и доброжелательность в отношении к пастве снискали Вам доверие и уважение не только преемственно вверявшихся Вам паств, но и всей Православной Русской Церкви. На месте прежняго служения Вашего – в Волынской епархии – с именем Вашим связано поднятие религиозного настроения и национального самосознания населения этой обширной епархии. Ваше имя навсегда будет памятно на Волыни, как по возстановлению древняго Овручского собора, так и по сооружению величественного храма в Почаевской лавре. И ныне в переживаемую Отчечеством нашим годину испытаний, Мы с утешением видим, что Вы и на кафедре святителей Харьковских не оставили забот о Волыни и близких сердцу Вашему православных галичан, проявив к многочисленным сиротам их, обездоленным ужасами войны, отеческия чувства любви и благопопечительности...»

Государь ценил своего верного архипастыря и только придворныя интриги и наговоры не давали ему поставить владыку Антония на одну из митрополичьих кафедр, но всегда когда возникало какое-либо трудное дело, в котором требовался и незаурядный ум святителя и его несгибаемая воля, то обращались к нему за помощью.

В 1916 г. исход войны уже казалось был предрешен, каждому было ясно, что Германия истощает последния силы и скоро близится победа. В Св. Синоде уже обсуждался вопрос о том кому будет принадлежать Константинополь и, если он войдет в состав Российской империи, то что делать с Вселенским патриархом. Высказывались мнения, что следует оставить ему титул экзарха Константинопольского с подчинением Св. Синоду, как это произошло с Грузинским католикосом в свое время.

Для обсуждения этих вопросов был приглашен владыка Антоний, хотя в Св. Синод его тогда почти не вызывали. Владыка резко выступил против таких мнений, он считал, что скорей Российский Св. Синод должен войти в состав Константинопольского патриархата, а не наоборот. Он указывал, что «...для нас, русских, только тогда получится нравственное удовлетворение в случае победоносного исхода войны, если священный град равноапостольного Константина и кафедра первенствующого иерарха всего мира опять возстановит свое значение, как светильника православной веры, благочестия и учености, и будет собою объединять славянский север, эллинский юг и сиро-арабский и грузинский восток, и также привлекать к возвращению в Церковь русских раскольников, болгарских отщепенцев, австрийских униатов и восточных еретиковъ-монофизитов разных наименований...

...Не радует меня девиз: «изгнание турок из Европы». Что такое Европа? Кому она нужна? С какими нравственными ценностями совпадает это географическое понятие? Изгнать турок из Европы и оставить им всю православную Анатолию? Св. Землю? Антиохийский Патриархат? Или даже предоставить Палестину евреям, как советуют некоторые глупцы националисты, не понимая того, что русскому народу легче было бы отдать евреям Харьковскую губернию или Нижний Новгород, чем отечество отвергнутого ими Спасителя...»

А само освобождение Православного Востока владыка Антоний находил осуществимым только при условии, если Россия возстановит Православную Византийскую империю, которая «...объединит теперешнюю свободную Грецию с Царьградом под мирскою властью самодержца – грека и под духовной властью Вселенского Греческого патриарха, – и тем отблагодарит эллинский народ за то, что он некогда освободил нас от рабства диаволу и ввел в свободу чад Божиих, сделав нас христианами. Патриарх останется пастырем своих многочисленных малоазиатских епархий свободной Греции, а Византийский император, со своим народом, не успокоится до тех пор, пока не возвратит этих епархий в свое подданство, пока не объединит весь эллинский народ в одном государстве. Тогда Россия получит себе надежного и преданного союзника в исполнении другой своей задачи на Ближнем Востоке. Она должна овладеть широкой лентой земли от южного Кавказа до Дамаска и Яффы и овладеть Сирией и Палестиной, открыв себе берег Средиземного моря и соединив его с Кавказом железными дорогами. Без преданного и сильного своей энергией союзника этого сделать, а тем более сохранить, невозможно, ибо при иных условиях греки будут самыми неукротимыми противниками такого движения России на Восток, да оно просто сделается физически невозможным...

...Итак, в интересах правды, в интересах чисто русских национальных Константинополь должен быть сделан столицей Византийской империи, и все греческия провинции Балканского и Малоазийского полуострова должны быть в нее включены.

Иное дело Сирия и Палестина. Здесь православных христиан в двух патриархатах всего только 500.000, почти все они арабы. Конечно, должно тоже оберегать и их язык, и их приходския общины, но не должно препятствовать поселению там русских земледельцев и ремесленников, очищая для них и пустыни и магометанския поселения, которыя впрочем и сами начнут быстро пустеть под русским владением. Если это будет сделано, то не пройдет и десяти лет, как вся Палестина и Сирия обратятся во Владимирскую или Харьковскую губернию. Народ наш так и ринется поселяться в страну, где жил наш Спаситель, Его Пречистая Матерь, Апостолы, Пророки и Мученики. Там будет уже место для чисто русской культуры, для русской речи, для русской торговли и промышленности, в частности две последния отрасли обильной лавой польются по Волге и Каспию через Кавказ к Средиземному морю и обратно. Пустынная местность вновь процветет, как «земля, текущая медом и млеком», а всякий русский христианин сочтет долгом не раз в своей жизни отправиться на поклонение Живоносному Гробу; даже наши баре и барыни постепенно забудут о Карлсбадах и Парижах и будут знать Иерусалим, Вифлеем, Назарет...»

Несбыточными оказались сии мечты владыки Антония, хотя и близки были к осуществлению, по ходу развивавшихся событий.

В 1916 г. сербы оказались лишенными своей Родины. Часть из них нашла себе приют в Европе, часть оказалась в России. В том же году в Россию приехал воспитанник С.-Петербургской Дух. Академии сербский епископ Варнава, будущий патриарх. Владыка Антоний узнав о приезде епископа-беженца, просил его приехать к нему в Харьков и быть его гостем. За несколько лет до этого он, как Волынский архиепископ, принимал у себя, в Почаеве, Сербского митрополита Димитрия, будущого патриарха. Никто тогда не подозревал, что оба Сербских иерарха – будущие патриархи, которые великодушным гостеприимством не только отблагодарили своего тогдашняго хозяина, но и вошли в историю Русской Церкви, как охранители ея целости и независимости в дни, когда Русский народ попал в положение, подобное тому, в каком находились тогда сербы.

Прибыв в Харьков в январе 1917 г. епископ Варнава читал лекцию в Земском Собрании. Он изобразил все бедствия переживаемыя сербским народом, бедствия не меньшия чем ему пришлось перенести под турецким игом. В горячих словах проповедник высказал надежду всего народа, что придет момент когда все сербы объединятся в одно государство и «...тогда сербский народ не забудет, чтó сделала для него братская Россия в тяжелые дни порабощения, и сохранит навсегда глубокую благодарность к братиям русским. Неразрывныя узы братской любви, проявленной во время горя, связывают оба народа... А Вам, Владыка, – обратился епископ Варнава к архиепископу Антонию, – за все то, что Вы делали для южных славян, особенно для их молодежи, учившейся в России, я от лица Вселенской патриархии, в состав которой я входил, как епископ епархии, подчиненной Константинопольскому престолу, и от лица Сербской Церкви, в которую вхожу ныне, я желаю Вам быть великим архиереем Церкви Русской» – закончил епископ Варнава и, глубоко поклонился владыке Антонию.

Упование не посрамило народ сербский. Уже в следующем году неприятель потерпел поражение, освобождены были все разоренныя части Сербии, и создалось государство, включившее в себя кроме сербов и другия южнославянския племена.

Владыка Антоний, болея душой за братьевъ-сербов и всех южных славян (еще будучи епископом Уфимским он был занят вопросом уничтожения болгарской схизмы), также чутко относился ко всему, что касалось других православных христиан, независимо от их народности. Он был воистину «Вселенский Святитель», заботившийся о благе всей Вселенской Церкви.

Неожиданно наступили события перевернувшия весь умеренный уклад русской жизни. Война. Внутренния смуты. Отречение Государя. Переход власти к Временному Правительству.

В неделю Крестопоклонную, 5-го марта 1917 г. когда должно было совершиться первое воскресное богослужение без упоминания Царя и Царствующого Дома, владыка Антоний служил в Успенском соборе. Многие пошли туда, чтобы услышать, что скажет теперь, после революции, владыка Антоний.

В обычное время, в конце литургии, владыка вышел говорить проповедь.

«Когда мы получили, – сказал он, – известие об отречении от Престола Благочестивейшого Императора Николая Александровича, мы приготовились, согласно Его распоряжения, поминать Благочестивейшого Императора Михаила Александровича. Но ныне и Он отрекся и повелел повиноваться временному правительству, а посему, и только посему, мы поминаем временное правительство. Иначе бы никакия силы нас не заставили прекратить поминовение Царя и Царствующого Дома».

Слово архиепископа произвело ошеломляющее впечатление. Словно ушат холодной воды вылился на угорелую от революции толпу. «Сознательные» же работники революции, во множестве пришедшие послушать первую проповедь архиерея после революции, не могли сдержать своего негодования. «Арестовать его», послышалось, когда владыка Антоний показался на выходе из собора. Какая-то дерзкая рука протянулась, чтобы схватить владыку за воротник шубы в момент, когда он садился в карету. Владыка спокойно сел и отбыл в Покровский монастырь.

Многие меняли свои прежние взгляды или скрывали их «страха ради иудейска», но владыка Антоний оставался все тем же «Антонием Волынским», каким его знала вся Россия до революции.

На стенах его архиерейских покоев по прежнему находились Царские портреты, которых в те дни нельзя было уже увидеть не только в общественных местах, но и в частных домах ввиду опасностей, грозивших «контръ-революционерам».

Наступила Пасха 1917 г. В прежние годы архиерейские покои были полны представителями общества, считавших своим долгом поздравить архиерея. Теперь же в них остался только тесный круг почитателей владыки, не побоявшихся придти туда.

В субботу Светлой седмицы владыка служил в кафедральном соборе и в конце литургии, перед раздачей артоса, произнес проповедь на слова Христовы «Отхожу ко Отцу Моему и Отцу вашему, и Богу Моему и Богу вашему» (Иоан. 20, 17). Указав на любовь Христову к людям, которых Он как бы делал равными Себе, называя их братьями, владыка сказал, что и теперь люди стараются называть друг друга словом, обозначающим равенство между ними, только разница в том, что Христос называл людей словом, в значении которого вложено понятие не только равенства, но и любви, теперь же повсюду слышащееся слово обозначает лишь равенство во взаимных отношениях сотрудничества, могущого быть лишенным всяких взаимных чувств; кроме того, Христос называл равными Себе тех, кои, в действительности, были ниже Его, теперь же каждый низший называет себе равным высшого, не почитая никого высшим себя; теперь не только не стыдятся показывать неуважение к старейшим и неблагодарность к благодетелям, но даже ставят это себе в заслугу и поносят и оплевывают тех, кого недавно с восторгом встречали, почитали, любили».

Проповедь была вполне понятна всем слушавшим ее.

Новыя власти не захотели больше терпеть в городе безстрашного архипастыря, и в середине апреля владыка получил предписание в трехдневный срок покинуть Харьков. Это распоряжение вызвало большия волнения в городе. На соборной площади и в Покровском монастыре начали собираться толпы народа. Открыто говорили, что удаление владыки – дело евреев, и что православным нужно защищать своего архиерея. Власти почувствовали, что народ настроен решительно, и в первый раз революционная власть в Харькове принуждена была отступить перед требованием народа. Опасаясь еврейских погромов, новая власть разрешила архиепископу Антонию пробыть в Харькове еще пять дней.

Накануне своего отъезда из Харькова, владыка произнес в Озерянском храме Покровского монастыря свое прощальное слово к Харьковской пастве. Он говорил о важности Священного Предания, о том, что Священное Предание так же важно, как и Священное Писание, призывал всех знать каноны церковные. Высоко подняв книгу Правил Св. Апостол, Вселенских и Поместных Соборов и Святых Отцов, владыка советовал каждому приобрести такую книгу в монастырской лавке. – «В ней заключается истина, она есть глас Церкви», – говорил он.

Власти запретили владыке Антонию избрать для своего пребывания Святогорский монастырь Харьковской губернии, в котором он хотел поселиться. Тогда владыка воспользовался предложением архиеп. Финляндского Сергия (Страгородского) поселиться в Валаамском монастыре.

На Валааме он был принят с большой честью и любовью. Здесь владыка Антоний проявил свое нелицемерное монашеское смирение. Когда епископ Серафим (Лукьянов) предложил ему поселиться в архиерейских покоях, то владыка решительно отказался. Он предпочел занять очень скромныя келлии с самой скудной обстановкой. Приехал он из Харькова, как беженец, не имея с собой почти ничего и, конечно, без копейки денег. Игумен монастыря предложил владыке полное содержание, но он этого не принял. Он держался не как архиерей, а как монах. Ежедневно посещал все четыре службы, всегда вставал в 2 с половиной часа ночи и шел к полунощнице, не опускал ни одной службы, ходил в церковь и стоял там в монашеской мантии, никогда не имел с собой посоха, в свободное время всегда занимался литературными трудами. Здесь он написал свою известную работу «Догмат Искупления». Когда совершал богослужения, говорил назидательныя поучения, что особенно ценили валаамские иноки. На Валааме владыка Антоний почувствовал себя в своей атмосфере и его угнетенное настроение, с каким он покинул Харьков, стало сглаживаться. Он стал спокойнее. Частая молитва, уставная служба, хорошее монастырское пение, валаамские леса и заливы, общение с иноками – все это подействовало на него весьма благоприятно. Он укрепился духом и телом. А это ему было просто необходимо перед предстоящей важной работой по возстановлению канонического управления в Русской Церкви на Всероссийском Поместном Соборе.

В то время усиленно велась подготовка к Всероссийскому Собору. По правилам созыва Собора в нем могли принимать участие только правящие архиереи. Таким образом владыка Антоний, как архиерей на покое, мог остаться вне события, к которому он готовился всю свою жизнь.

Положение спасло любимое им русское иночество. На монашеском съезде среди представителей на Собор были единогласно выбраны архиепископ Антоний и епископ Феодор (Поздеевский) ученик владыки Антония.

Делегация русских иноков приехала на Валаам, чтобы уговорить владыку Антония присутствовать на Соборе в качестве представителя русского иночества. «В России будет Собор, – говорили они, – совершается крупное историческое событие в Русской Церкви, съедутся почти все епископы, много священников, монахов, мирян, а Вас не будет. Мы не можем себе представить, чтобы Вас не было на Соборе, чтобы Собор не услышал Вашего авторитетного голоса. Мы всегда надеялись на Вас, как на нашего вождя и столпа Церкви. И так думают очень многие в России. Они не мыслят себе Собора без Вашего участия».

Так убеждали владыку Антония дорогие его сердцу представители русского монашества и после долгих колебаний он, наконец, согласился ехать на Собор, хотя все же очень неохотно.

Между тем епархиальное собрание Харьковской епархии почти единогласно вновь избрало своим архипастырем владыку Антония. Властям, объявившим себя народной властью, пришлось смириться и согласиться на это избрание.

Харьковчане торжественно встречали своего любимого владыку, – сонм духовенства, лес хоругвей и крестов, толпы народа окружили архиепископа на вокзале при выходе из поезда.

В соборе владыка сказал приветственное слово:

«Находясь на Валааме, где о скалы бьются холодныя волны, над которыми летают чайки, я имел желание остаток своей жизни провести там, в уединении, освятив себя молитвою и размышлением о Боге. Я не хотел более возвращаться к суетной общественной жизни. Но вот Ваша любовь вызывает меня к себе. Я не знал, на что решиться, и вспомнилось мне сновидение св. Тихона Задонского. Кажется ему, что он взбирается по высокой лестнице на небо и не хватает на то сил и умения. Однако, появляется множество людей, которые снизу подталкивают, помогают взбираться и с их помощью он движется кверху. Проснувшись, он понял, что помогавшие ему люди, – это те, которым он приносил пользу своими пастырскими трудами. Они молитвами своими за него помогали его духовному преуспеянию. Вспоминая то видение Святителя Тихона, я решил оставить уединение и вернуться к пастве, чтобы приносить ей пользу, надеясь, что ваши молитвы о мне восполнят недостаток моих забот о личном моем спасении».

В день Успения Божией Матери, 15 августа 1917 года в Москве в Большом Успенском соборе состоялось открытие Всероссийского Поместного Церковного Собора.

Настроения соборян были разныя от крайне правых консервативных до крайне левых обновленческих. Страшная опасность, которая угрожала Русской Церкви на этом Соборе, заключалась в том, что Собор легко мог пойти по пути раскрепощения церковной жизни от св. канонов, по тому пути, по которому пошел Св. Синод после февральской революции. Владыка Антоний ясно сознавая эту опасность, со всей силой своего ума и воли, стал на защиту св. канонов на Соборе. Вокруг него сгруппировались более молодые епископы, его ученики и единомышленники, и таким образом церковно-каноническое освещение возникавших на Соборе вопросов было обезпечено.

Деятельность владыки Антония на Соборе была самая активная, его дошедшия до нас речи затрагивают все наиболее важныя вопросы там возникавшие.

28 сентября Собором было принято, составленное владыкой Антонием, по поручению Собора, воззвание ко всему православному русскому народу с обличением грабежей и убийств, производившихся в то время.

При обсуждении вопроса о церковном проповедничестве владыка Антоний сказал содержательное слово с соборной кафедры. Он говорил, что проповедь является прямой обязанностью священника, что следует из чина хиротонии: «При поставлении священника, епископ молит Господа, чтобы Он дал ему силы священнодействовать, что, по буквальному переводу с греческого, означает служить слову... Затем упомяну 19-е правило VI Вселенского Собора, которое указывает выход из того затруднения относительно неудовлетворительности церковной проповеди, о котором здесь говорили. «Предстоятели церкви, говорится в этом правиле, должны по вся дни, наипаче же во дни воскресные, поучати весь клир и народ словесам благочестия, избирая из Божественного Писания разумения и разсуждения истины и не преступая положенных уже пределов и предания богоносных отец... Не буду повторят 2-е правило VII-го Вселенского Собора, где сказано, что «сущность иерархии нашея составляют Богопреданныя словеса» и что если «приемлющий священническое достоинство колеблется и не усердствует... учити, то да не рукополагается», а приведу 58-ое Апостольское правило, которое грозит отлучением епископу или пресвитеру, нерадящему о причте и о людех и неучащему их благочестию... Чтобы избежать неудовлетворительных проповедей, есть простое средство: читать Пролог, где на каждый день составлено житие святого и помещены поучения. И хотя они изложены славянским языком, но очень понятно, и народ слушает их с большим удовольствием, даже со слезами... Священник получает в хиротонии благодать не только совершать Таинства, но и благодать вносить в сердца людей что-то новое: ему даруется дар сострадательной любви ко всем и к молитве за всех... Как пророк Иеремия, так и священник, воспитавший себя в любви к ближним, не будет в состоянии сдерживать своего языка для поучения».

Собор постановил, что священник, на основании церковных канонов, обязан проповедывать за каждым богослужением.

В вопросе о смешанных браках владыка Антоний также выступил с докладом. В этом докладе он напомнил соборянам 72 правило VI Вселенского Собора: «недостоит мужу православному с женою еретичкою браком совокуплятися, ни православной жене с мужем еретиком сочетаватися. Аще же усмотрено будет нечто такое, соделанное кемъ-либо: брак почитати нетвердым и незаконное сожитие расторгати». «...С канонической точки зрения, – говорил владыка Антоний, – смешанные браки недопустимы. Они и не разрешались нашим церковным законодательством и только самовластием Петра I-го были у нас введены».

Собор по этому поводу постановил: «В случае уклонения одного из супругов из православия другому супругу предоставляется право просить духовный суд об освобождении от брачных обетов и расторжении брака». Это постановление Собора, после начала гонения на Церковь и многих случаев отречения от православия, нашло свое широкое применение.

Самым важным и центральным вопросом на Всероссийском Соборе был вопрос о возстановлении патриаршества. От положительного или отрицательного решения этого вопроса зависело по какому пути пойдет Русская Церковь – по пути модернизма и реформ, в угоду новому правительству и церковным реформаторам, или по традиционному святоотеческому пути, освященному Свящ. Писанием и Свящ. Преданием.

Казалось, что положительному решению этого вопроса ничто не благоприятствовало. Предсоборный совет, очевидно для успокоения Временного Правительства, назвал патриаршество делом «противохристианским». Здесь для успеха дела, нужен был «человекъ-ревнитель». Таким ревнителем и явился владыка Антоний, на сторону которого стала большая часть иерархии и наиболее церковные члены Собора.

Для того, чтобы живым образом привлечь сердца соборян к идее патриаршества владыка Антоний предложил всем посетить Ново-Иерусалимский монастырь, знаменитое творение патриарха Никона. Здесь, после панихиды по патриархе, владыка Антоний прочел о нем лекцию.

Вопрос о патриаршестве обсуждался в течение месяца и по этому вопросу было произнесено от 40 до 60 речей. Противники патриаршества проявили большую активность, но сразу же выяснилось, что они находятся в значительном меньшинстве. А по мере обсуждения вопроса число противников стало постепенно уменьшаться и против патриаршества возражали уже только непримиримые враги. Это были в основном профессора, интеллигенция, ораторы искусные и хорошо подготовленные.

Главным защитником патриаршества на Соборе явился владыка Антоний. Убедительно отвечая на все доводы своих противников, он кроме прочого говорил:

«...Без патриаршества России-то и не было. Уже со времени свят. князя Владимира на Руси был патриарх – Константинопольский. Приблизительно лишь за 100 лет до учреждения патриаршества на Руси, русские митрополиты получили самостоятельность и управляли Церковью с правами патриаршими. Значит, патриарх был у нас всегда. Без патриарха Русская Церковь осталась со времен Петра Великого. Пусть он велик, как государственный деятель, хотя и то под сомнением, но по отношению к Церкви он может быть назван только великим разорителем...

С первых времен христианства не было ни одной Церкви, которая бы не имела общого пастыря. Все неотмененныя правила святых Апостолов и церковных Соборов говорят о том же. Ни одно стадо не может быть без пастыря...

Говорят, хорошо, если патриархом будет выбрана исключительная личность, человек гениальный, святой, а не обыкновенный заурядный человек; но это применимо ко всем профессиям. Почему же таких требований не предъявляют к полководцу, ректору, директору и другим лицам, стоящим во главе всякого дела? Это опасение не может иметь значения. Когда дело наладилось, идет по установленным нормам, его сделает и заурядный человек. Если вагон поставлен на рельсы, его сзади подталкивают двое и он идет, а по шпалам его не протащат и сорок силачей. Так и патриарх: если дело будет идти по установленным нормам, т. е. по Божественным канонам, по природе Церкви, по рельсам, а не по шпалам, он сделает свое дело. Если же дело будет вестись не по законным нормам, идти не по рельсам, а по шпалам, то и гениальный человек ничего не достигнет и ничего не совершит. То же самое случилось и у нас. Кроме сего, праведные и святые люди, люди выдающиеся не допускались до таких мест, где бы они могли развить свою деятельность, ссылались в провинцию или сами уходили на покой. Таковы Игнатий Брянчанинов, Феофан Затворник, Тихон Задонский, митрополит Гавриил и другие...»

После речи владыки Антония прения еще долго продолжались. Противники патриаршества надеялись на поддержку Временного Правительства. В органах печати нового правительства появились статьи прямо призывавшия не допустить возстановления – «этого реакционного института».

В то время, как на Соборе происходило обсуждение вопроса о патриаршестве, на улицах Петрограда и Москвы разгорелись кровавые бои между защитниками Временного Правительства и большевиками. 25 октября 1917 г. в Петрограде большевики захватили власть в свои руки, в Москве уличные бои продолжались до 4-го ноября. 28-го октября соборяне решают оставить прения, ввиду чрезвычайной обстановки в городе и приступить к избранию патриарха. 30-го октября соборяне решают избрать патриарха путем жребия из трех кандидатов выбранных Собором. Тогда же приступили к голосованию. Всего было подано 273 записки. Большее число голосов было за архиепископа Харьковского Антония – 101 голос, затем за архиепископа Тамбовского Кирилла (будущого первоиерарха Катакомбной Церкви) – 27 и за митрополита Московского Тихона – 23. При втором голосовании были выбраны три главных кандидата – архиеп. Антоний, архиеп. Арсений Новгородский и митрополит Тихон.

5-го ноября жребий должен был показать кто из трех избранных иерархов должен занять патриарший престол. Это произошло на следующий день после занятия большевиками Кремля. Выборы происходили в храме Христа Спасителя пред чудотворной Владимирской иконой Божией Матери. После окончания литургии и молебна, митрополит Владимир Киевский подошел к ковчежцу с именами кандидатов, взял его в руки, трижды встряхнул его, затем снял печать и благословил иеросхимонаху Алексию вынуть жребий. Старец не глядя вынул записку и передал ее митрополиту. Митрополит прочел: «Митрополит Московский и Коломенский Тихон». Хор пропел: «Аксиос».

Кандидаты в патриархи ожидали извещения о результатах жребия. Владыка Антоний остановился на Валаамском подворьи, а митроп. Тихон и архиеп. Арсений на Троицком подворьи. Делегация соборян во главе с митрополитом Владимиром из храма Христа Спасителя прибыли на Троицкое подворье и по установленному церемониалу сообщили митрополиту Тихону, что жребий патриаршого служения пал на него.

В три часа дня в тот же день все архиереи, члены Церковного Собора, собрались в Троицком подворьи. Новоизбранный патриарх вместе с митрополитом Владимиром вышел из внутренних покоев, архиереи встретили его воодушевленным пением «Тон деспотин», владыка Антоний обратился к нему со следующей речью:

«По поручению собравшихся иерархов приветствую Ваше Святейшество с Божиим избранием в высокий сан Всероссийского патриарха.

Сие избрание нужно назвать по преимуществу делом Божественного Промысла по той причине, что оно было безсознательно предсказано друзьями юности, товарищами Вашими по академии. Подобно тому, как полтораста лет тому назад мальчики в Новгородской бурсе, дружески, шутя над благочестием своего товарища Тимофея Соколова, кадили перед ним своими лаптями, воспевая ему величание, как Божиему угоднику, а затем их внуки совершали уже настоящее каждение пред нетленными мощами его, т. е. Вашего небесного покровителя Тихона Задонского; так и Ваши собственные товарищи прозвали Вас патриархом, когда Вы были еще мирянином и когда ни они, ни Вы сами не могли и помышлять о действительном осуществлении такого наименования, данного Вам друзьями молодости за Ваш степенный, невозмутимый, солидный нрав и благочестивое настроение...

...Вас, Святейший Владыко, избрал Господь быть первым вождем сей новой жизни Церкви, отныне уже вполне канонической. Говорю избрал не только по самому способу сегодняшняго избрания, но и потому, что и раньше Вы не искали себе иерархических повышений, а исполняли свой долг по пастырской совести, и поэтому-то так светла и безоблачна сыновняя радость иерархов русских о водворении Вас на патриаршем престоле.

Сказать Вам это поручили мне предстоящие здесь иерархи, а от себя лично, как жившого с 9-летняго возраста мечтою о возстановлении патриаршества в нашей обезглавленной Церкви, позвольте приветствовать Вас так, как это было положено во времена древния».

При этих словах владыка Антоний склонился нареченному патриарху в ноги, таким же поклоном ответил ему патриарх Тихон и затем они взаимно облобызались рука в руку и таким же образом патриарх облобызался со всеми архиереями.

На приветствие владыки Антония св. патриарх ответил благодарностью всем архиереям и просил их молитв и помощи, содействия и советов в предстоящем служении. Обращаясь лично к владыке Антонию, патриарх Тихон поздравил его с исполнением его юношеских мечтаний. «Припомним, – говорил св. патриарх, – как в годы нашего учения в академии блаженной памяти наставники наши преосвященные Антоний и Михаил и Вы, ныне здравствующий владыка Антоний, в беседах, и часто после вечерней молитвы говорили студентам о возстановлении патриаршества. Владыка Антоний паче других потрудился в сем деле и мы свидетели сего. Пропоем ему многая лета».

Слова патриарха были покрыты вторично пропетым «Тон деспотин».

Возведение избранного патриарха Тихона на патриарший престол состоялось в праздник Введения во храм Пресвятыя Богородицы 21 ноября 1917 года. В Успенском соборе 12 старейших иерархов Русской Православной Церкви, в числе которых был владыка Антоний, совершили божественную литургию, во время которой, по особо выработанному чину, был возведен на патриарший престол, пустовавший 217 лет, св. патриарх Тихон.

На состоявшейся посл этого трапезе владыка Антоний произнес следующую речь:

«...Не человеческими усилиями, не человеческим умом велось и утверждалось доброе направление Собора, а воздействием божественной благодати. Если б в день Успения кто-либо сказал, что в день Введения совершится посвящение всероссийского патриарха, то ему ответили бы, что это может совершиться только чудом Божиим.

И вот это чудо совершилось, Ты, святейший патриарх, дарован нам Божиим чудом и в этом светлый залог благой надежды на то, что служение Твое, не взирая на все скорби окружающей нас жизни, не взирая на то, что поставление Твое совершено в священнейшем из русских храмов с пробитым артиллерийским снарядом куполом, – что эта богохульная пробоина совершена русскою рукою, а не внешними врагами России и Церкви, – не взирая на все это, будет служением плодоносным для веры и благочиния, как служение, ознаменованное всемерным проявлением среди нас перста Божественного Промысла.

Еще и другое обстоятельство утверждает нас в том уповании, – именно то состояние души, с которым Ты принял свое избрание и посвящение. То смирение и в смирении своем величественное настроение души, которое Ты обнаруживаешь во все эти дни, та спокойная преданность воле Божией и забвение своей личности, своей личной жизни – это лучший залог благого поспешения в самых трудных и важных событиях, – уже не скажу своей жизни, но в событиях мировой истории, в которыя Ты вступил в сей месяц 1917 года...»

После возстановления патриаршества, по желанию св. патриарха Тихона, пять старейших архиепископов Русской Церкви были возведены в сан митрополитов, в числе их был и архиепископ Антоний Харьковский.

На праздник Рождества Христова участники Собора выехали на свои кафедры. После праздника многие уже не могли возвратиться в Москву и Собор продолжал свои заседания в уменьшенном составе. Однако владыка Антоний, проведя Рождественские праздники в Харькове и отчасти в Киеве, после праздников вновь возвратился в Москву и участвовал в работах Собора во второй сессии до Страстной седмицы. После праздника Пасхи 1918 года наступили уже другия события в его жизни, которыя не дали ему возможности возвратиться в Москву на третью сессию Собора.

Большевики по уговору с немцами, разрешили архиереям, чьи кафедры находились на юге России, уехать на Украину. В числе выехавших из Москвы был и архиепископ Кишиневский Анастасий. До ст. Орши они ехали в обычном скотском вагоне, который не был даже очищен от навоза, сидели на чемоданах и очень плохо питались. В Орше немцы им дали уже настоящий вагон, в Ворожбе они имели остановку, были в церкви, отдохнули у священника, а затем направились в Харьков, где владыка Антоний на Лазареву субботу уже служил.

Но не долго пришлось ему побыть среди своей Харьковской паствы. После Пасхи стали ходить слухи, что в Киеве происходят выборы преемника мученически убиенного митрополита Владимира и что одним из главных кандидатов считается владыка Антоний.

Вскоре в Харьков пришло известие об избрании владыки Антония на Киевскую кафедру. Известие это сильно опечалило Харьковскую паству владыки. Приходские советы Харьковской епархии отправили св. патриарху Тихону телеграмму с просьбой не утверждать избрания митрополита Антония на Киевскую кафедру. Патриарх Тихон, однако, имея в виду общецерковную пользу, утвердил митрополита Антония митрополитом Киевским и Галицким и Священноархимандритом Киево-Печерской Лавры.

Но Харьковская паства продолжала волноваться и протестовать против перевода любимого владыки в Киев. На епархиальном собрании слышались зажигательныя реплики: «Не выпустим владыку!.. В день отъезда отобрать лошадей и карету и запереть ворота... Никто не против?.. Так, писать постановление!..»

Но благоразумие священников взяло верх и от предложенных крутых мер пришлось отказаться. Решили по крайней мере сделать все, чтоб выразить владыке в сильнейшей степени чувство преданности. Постановили, чтобы представители харьковских приходов сопровождали владыку до Киева и там передали бы его киевлянам, сказав им, с какой любовию и печалью проводят его харьковцы, а ныне они поручают киевлянам также хранить и любить их владыку. Харьков же не прервет с ним духовной связи; в храмах будут установлены иконы преп. Антония Римлянина, небесного покровителя владыки, и в день памяти его, 3-го августа, молением преп. Антонию в Харьковской епархии будут ознаменовывать день Ангела владыки, который, пока сам был в Харькове, не хотел ознаменовывать никаким торжеством.

После окончания собрания участники решили просить владыку указать себе преемника близкого ему по сердцу. Владыка сердечно благодарил свою паству за любовь и доверие и объявил своим преемником – Высокопреосвященнейшого Анастасия, архиепископа Кишиневского и Хотинского. – «Аксиос», – воскликнули священнослужители. – «Аксиос, аксиос, аксиос», – послышалось по всему собору.

После первого извещения, полученного владыкой Антонием об избрании его Киевским митрополитом, он не спал всю ночь. Он знал из писем, что в Киеве не ожидает его что-либо хорошее, а только скорби, неприятности, церковные раздоры, несогласия. В некоторых письмах Киевские почитатели так и писали ему: «Зовем Вас на крест, на терновый венец, на страдания. Бога ради не отказывайтесь, пожалейте и нас». Эта ночь стоила владыке многого.

Одним из оснований, которыя понудили владыку согласиться в конце концов на избрание его в Киев, была, как он после со слезами говорил в Киевском соборе, мысль о Галиции, с ея покинутыми и забытыми униатами, русинами: «Я, – сказал он, – вспомнил о Галиции, и согласился».

В то время на Киевском Украинском Церковном Соборе боролись три течения. Одно – самое крайнее – за независимую Украинскую автокефальную Церковь. Другое течение за сохранение старого порядка. Третье, самое многочисленное, за автономную Украинскую Церковь под верховным главенством Всероссийского патриарха. Последнее течение одержало верх. С ним согласился и сам св. патриарх Тихон.

Недовольные автокефалисты откололись от Церкви и создали раскольничью группировку, так называемую самосвятскую иерархию. Получив от владыки Антония отказ рукоположить для них архиерея, группа священников совершила кощунственное поставление епископа, положив начало Украинской самосвятской церкви.

В то время Киевом правил гетман и немцы. К владыке приезжало много народу, бывали и немецкие генералы. Немцы чтили владыку, восторгались его умом и отличным знанием немецкого языка.

Несмотря на тогдашнее неспокойное время, владыка съумел возбудить в Киеве сильное религиозное движение. При лаврской церкви он основал Пастырские курсы; в трапезной церкви для братии и мирян, всякий вечер происходили беседы на богословския темы; в то же время продолжался Украинский Церковный Собор с участием мирян.

На владыку Антония по прежнему давили украинские сепаратисты, требуя отделения от Матери Церкви Русской. Но благодаря своей разсудительности и, пользуясь поддержкой 19 архиереев, находившихся тогда в Киеве, он не допустил до этого.

В декабре 1918 г. пал гетман и войска Петлюры захватили Киев. Митрополита Антония неожиданно арестовали в стенах Лавры. До этого он успел созвать всех епископов, бывших в Киеве, и вместе с ними решил твердо держаться, под угрозою церковного наказания, постановлений Украинского Церковного Собора. Все епископы, по предложению владыки Антония, дали письменное клятвенное обещание сохранять верность Русской Церкви и не присоединяться к Украинской автокефалии. Впоследствии один из епископов нарушил это обещание, за что был судим собором епископов и лишен своей кафедры.

Кроме митрополита Антония был арестован и архиепископ Волынский Евлогий, их обоих поместили под стражей в одной киевской гостиннице. Цепь солдат, окружавших гостинницу, была вооружена до зубов. Народ же плакал, кричал, посылал проклятия по адресу власти, по временам появлялись конные и толпу разгоняли. Ночью же, толпа разошлась, владыку Антония и Евлогия посадили в закрытый автомобиль и увезли на вокзал, а там посадили в арестантский вагон и увезли в Галицию, в Тарнополь, где их поместили в холодную гостинницу, приставив к ним стражу. Там продержали неделю и перевезли в Бучач, в униатский монастырь, в котором им отвели место в маленькой комнатушке.

Взволнованная паства владыки-митрополита, недавно лишившаяся одного своего архипастыря – зверски убиенного митрополита Владимира, горевала о новой утрате. О дальнейшей судьбе владыки Антония по городу ходили различные ужасные слухи. Митрополит Платон поверил им и отслужил в Одессе по владыке Антонии панихиду, предварив ее трогательным словом; в других местах также служили панихиды по убиенном митрополите Антонии.

Но вскоре в Киеве получили от владыки письмо: «Я, слава Богу, жив, сижу в Бучаче, в Базилианском униатском монастыре. Пришлите мне облаченье и белье».

Из Лавры были посланы два священноинока и один послушник к заключенным владыкам с передачами от любящей паствы.

Посланники нашли владыку Антония радостным, веселым и ласковым. Он шутливо смотрел на свое заключение. «Я даже доволен, – говорил он, – по крайней мере имею возможность писать, этого мне не запрещают, а вот владыка Евлогий скучает, я ему советую писать хотя бы воспоминания и то будет легче». В своем вынужденном затворе владыка Антоний написал «Опыт православного христианского катехизиса», «Словарь к творениям Достоевскаго» и несколько служб и акафистов. Первыя две книги впоследствии были напечатаны заграницей.

Томительное заключение в Бучаче длилось 5 месяцев. Об освобождении преосвященных Антония, Евлогия и их нового соузника епископа Никодима (впоследствии замученного большевиками) хлопотали разныя лица, однако, правительство Петлюры оставалось глухо к этим ходатайствам.

Между тем положение Украины резко изменилось к худшему. Войска Петлюры терпели поражение за поражением и вскоре польския войска заняли Галицию.

В самый праздник Св. Троицы польские офицеры и солдаты явились в Бучач и потребовали от узников немедленно собираться и ехать под конвоем в Монастыржиско.

Преосвященным владыкам пришлось пережить много унижений, оскорблений и насмешек. По дороге повстречалась какая-то воинская часть, солдаты, подойдя к узникам, стали бранить святителей, хватать их за бороды, срывать очки. Они готовы были уже учинить над ними расправу, если бы во время не подоспел на помощь их офицер.

В тот же день к вечеру пришли в г. Станиславов, где провели двое суток. Затем во Львов, где также провели двое суток. А из Львова в Краков.

В Кракове узников решили подвергнуть унизительной встрече с кардиналом князем Сапегой. Когда преосвященных привезли к кардинальскому дворцу, то их глазам представилась сплошная масса черных сутан: католические священники, монахи, семинаристы все собрались посмотреть на известных «схизматиков».

«...Ждали мы очень долго, – вспоминает митр. Евлогий, – Наконец, открылись двери, и, в сопровождении генералов, епископов... – многочисленной и пышной свиты, – выплыл кардинал... Маленький, изящный, с напыщенной осанкой и надменным взглядом он вызывающе поглядел на нас.

– Ваши имена известны, но они окружены ненавистью, – начал он, отчеканивая каждое слово, – вас держат под охраной, чтобы толпа вас не растерзала.

После этого вступления мы сели за стол и начали с ними разговор. Митрополит Антоний говорил по латыни, я – по-польски.

Мы добровольно отдали себя в руки поляков, надеялись на их великодушие, – сказал владыка Антоний, – а к нам отнеслись, как к преступникам. У нас, на Кавказе, есть дикое, разбойничье племя ингушей: если, кто добровольно отдается под их покровительство, тот человек для них священный. А с нами поляки не так...

Переполох... Епископы покраснели, генералы засуетились... «Что такое? Что такое? Какие ингуши?..» Вскоре изящный кардинал подал знак подняться, – все встали. Он издали нам поклонился, – «аудиенция» окончилась.

Нас отвезли обратно в монастырь».

В это время Киев был освобожден от большевиков Добровольческой армией, в августе 1919 г. Вся русская церковная и светская общественность г. Киева приняла самыя энергичныя меры для того, чтобы добиться от правительства Антанты оказать влияние на Польское правительство и заставить его освободить из плена и заточения владыку Антония и всех находившихся с ним.

Очевидно благодаря этим хлопотам был отдан приказ отпустить узников на свободу. Путь на Родину лежал через Буковину, Яссы, Галац и Константинополь. Побыв недолго в Константинополе владыки отплыли в Новороссийск, откуда митрополит Антоний отправился на свою кафедру – в Киев.

В Киев владыка приехал 7 сентября 1919 г. Встреча была самая восторженная, это было торжество всего города. Владыка отслужил литургию в Софийском соборе, затем совершил молебен с крестным ходом на Софийской площади. Тут были и войска. Вся площадь была усыпана народом. После молебна владыка пошел по рядам войск и всех окроплял св. водою. Оркестр играл «Коль славен», хор пел тропарь «Спаси, Господи, люди Твоя». По окончании окропления владыка дал приложиться ко кресту сначала владыкам, а – затем духовенству и главнокомандующему и другим генералам и с пением, под трезвон и музыку все возвратились в собор. Тогда думалось, что теперь уже началось возрождение Руси, что русские люди, образумясь, откроют свои смеженныя вежди и увидят, куда их завели революционные наймиты, но к сожалению такия надежды не оправдались.

Потекли обычные будни владыки в Киеве. Жил он в Лавре и здесь же принимал всех кто бы только не пожелал навестить своего митрополита. Всех приходивших он угощал неизменным чаем. Митрополит Флавиан Киевский говорил: «У владыки Антония постоянно караван сарай». Тут за чаем были и архиереи и архимандриты и генералы и монахи, студенты, старые, молодые, все чувствовали себя как в родном доме и ласки у владыки хватало на всех. Самовар у владыки был двухведерный и, как фабрика, всегда был под парами и келейники на подносах разносили стаканы. Тут происходили диспуты на богословския темы, обсуждались политическия дела. Около часа ночи владыка делал распоряжение, чтобы гостям приготовили кровати. Тогда все уходили, прощаясь и принимая благословение от хозяина. А владыка шел к себе в кабинет и занимался делами до 2–3 часов ночи.

Целыя кипы деловых бумаг проходили через его руки. Как только звонили к заутрени, владыка шел молиться к себе в спальню, читал свое вечернее правило и ложился спать, к 8 часам он уже опять был на ногах.

Владыка всегда преклонялся перед подвигом монахов, которые посещали заутреню в великой церкви, но им это давалось гораздо легче, ибо они в девять часов уже спали и до двух часов высыпались. Правда, владыка себя не жалел и никогда о себе не думал, спал не спал, ел не ел, это его мало занимало, а вот о других заботился прямо таки с материнской сердечностью. Боже сохрани, чтобы кого отпустить ненакормленным или какъ-нибудь не утешенным. В половине девятого приходил личный секретарь с докладом, владыка делал распоряжения, передавал ему бумаги с резолюциями, а также список, кому сколько надо послать денег: то студентам, то уже окончившим академию, то семинаристам, то священникам, которые обращались к нему, как к родному отцу за помощью и равно всем давал, хотя многие и злоупотребляли его добротой. Владыка о сем знал и все таки давал, а когда ему говорили: «Владыка святый зачем вы ему даете, ведь все равно их пропьет». Владыка спокойно отвечал: «я и сам хорошо знаю, что он их пропьет, но пропивши эти деньги, которыя он у меня выпросил на дорогу, его совесть загрызет и Бог даст он пить перестанет, а так все равно он найдет деньги и напьется и пьяный будет себя уверять, что он напился только потому, что он разочаровался в архиереях, что они такие скупые, не посылают бедному студенту денег на дорогу...»

И, действительно, много было таких раскаяний со студентами, которые впоследствии были очень примерными пастырями. Когда в первых числах месяца владыка получал свое жалование, то к вечеру того же дня в кассе уже ничего не оставалось. Денег владыка не любил и считал грехом о них думать и придавать им какое-либо значение. Из одежды тоже ничего не любил, кроме сапог, к которым был не равнодушен, но больше одной пары никогда не имел. Рясы, подрясники и другия вещи владыке дарили его почитатели, но он всегда ходил в стареньких и довольно потертых рясах и подрясниках, ибо у него сохранился старый барский обычай: «старое дарить неприлично», а если дарить, то всегда самое лучшее и во всяком случае не ношенное. Поэтому все, что ему дарили его почитатели, он старался сейчас же кому-либо из приходящих батюшек передарить.

Никогда нельзя было увидеть владыку сидящим без дела, он всегда работал: если не было просителей, владыка разбирал огромную корреспонденцию. Никто никогда не оставался без ответа, кто бы ни писал, от князя до простого мужичка, спрашивающого своим простым малограмотным почерком о том, как нужно жить, чтобы угождать Богу и т. д. Когда владыка вскрывал письмо, то первым долгом смотрел на подпись, и если подписи не оказывалось, то владыка проверял, не по ошибке ли она отсутствует, т. е. он начинал читать и если по началу было видно, что это какая-нибудь жалоба или кляуза, владыка с большим удовольствием разрывал письмо. Он говорил, что «порядочные люди анонимок не читают: если ты ревнуешь об истине, пиши пожалуйста, но имей мужество свое письмо подписать». Газет он никогда не читал, говорил: «некогда мне их читать, да и незачем – для спасения души там ничего не узнаешь, а самое важное мне и так все разскажут».

В октябре 1919 г., в дни Покрова Пресвятыя Богородицы, большевики снова подошли к Киеву, настроения в городе были тревожныя.

Совершив торжественную службу в сам день праздника, владыка вышел из церкви и направился к школе, но по пути его встретила распропогандированная толпа народа и сразу окружила кольцом. Они начали требовать от владыки, чтобы он снял запрещение с их священника, наложенное консисторией с подписью владыки. Митрополит спокойно ответил, что «запрещение снять теперь я не могу, а вот будет следствие тогда все выяснится и ваш батюшка будет у вас, если окажется, что его оклеветали». Толпа же стала требовать, стала кричать: «Нет, нечего нас баснями кормить. Сейчас же снимайте запрещение. Довольно издеваться над бедным священником. Если не разрешите ему служить, то мы вас не выпустим». Среди толпы, вероятно, добрая половина была из большевиков. Владыка же вместо смягченного ответа вдруг выпрямился и говорит громко: «Ого, вы мне угрожаете, еще только этого не доставало. Так что вот послушайте», – громко закричал владыка, – «чтобы вы не думали, что я боюсь смерти, я вам заявляю, что без суда и следствия ни на одну иоту не отступлю от того решения, которое принято, а вы, если хотите меня казнить, то я к вашим услугам, можете начинать...»

В толпе вдруг все смолкло, слышен был только женский плач и толпа, как ошарашенная, не знала что делать и тотчас стала расходиться. Владыка спокойно прошел в школу. Пропели молитву и только сели, как вдруг телефонный звонок и сообщение, что Киев скоро будет сдан большевикам.

«Ну что же, и пусть, останемся здесь до большевиков, а там, что Бог даст...» – была реакция владыки на это известие; все начали уговаривать владыку покинуть Киев, так как его большевики в живых бы не оставили. С большим трудом удалось его уговорить.

Большевиков, занявших было Киев, вскоре опять выгнали. Владыка вернулся в Лавру и отслужил благодарственный молебен. Затем опять тревога, сообщают, что надо выезжать. Владыка говорит на это: «Никуда я теперь не поеду, умирать, так умирать. Чего там я буду куда-то ездить». Но на этот раз большевики не ворвались в Киев, их отогнали контръ-атакой и Добровольческая армия пошла на Москву.

Когда Белая армия дошла до Орла, Высшее Церковное Управление, организованное на юге России, в Новочеркасске, прислало владыке приглашение пожаловать на заседание Архиерейского Собора, там были неотложныя дела. По прибытии в Новочеркасск, владыка узнал, что Киев занят большевиками и возвращаться ему некуда. Началась скитальческая жизнь.

Высшее Церковное Управление решило, что владыке нужно ехать в Екатеринодар на Кубанскую епархию. В Екатеринодаре владыке приходилось постоянно принимать массу посетителей. Центр правления Деникинской армии и Высшее Церковное Управление, председателем которого был владыка Антоний, вскоре тоже переехало туда.

Бушующия волны Гражданской войны выбрасывали на берег Екатеринодарского архиерейского дома, как осколки разбитого бурей корабля Российской империи, совершенно различных людей представителей царской России: архиепископ Георгий б. Минский, архимандрит Тихон (Троицкий) – будущий архиепископ Санъ-Францисский находили себе временный приют в гостеприимном доме владыки Антония. Однажды заходят два человека. Один пожилой в длинном пальто, а другой помоложе. Говорят: «доложите владыке, что приехал митрополит Питирим и князь Жевахов». Бывший С.-Петербургский митрополит всегда не благоволил к владыке Антонию и часто мнения их при решении Синодальных вопросов расходились. Владыка Антоний с участием отнесся к новым беженцам. Митрополиту он уступил свой кабинет и когда он через три дня заболел, у него была грудная астма, то дежурил у его кровати и днем и ночью.

«Владыка Питирим, – вспоминает келейник митрополита Антония, архимандрит Феодосий, – такой кроткий и смиренный, как ребенок, детскими глазами смотрит на меня, разспрашивает обо всем, разсказывает о себе, о своем прежнем величии и даже о своих ошибках, например, говорит: «ох, Боже мой, как согрешил пред Господом, обижая владыку Антония. В свое время я ему много зла причинил, а о том, что приеду к нему умирать и не подумал никогда, что касается незлобия, всепрощения и доброты владыки Антония, то ему позавидовать могут многие. Я, ехавши сюда в Екатеринодар, думал, что владыка Антоний и на порог меня не пустит, а он меня встретил, как родной отец, спаси его Господи...» и заплакал».

Ближе к зиме стало холодно, начались первые морозы, подули ветры. Владыке Питириму стало хуже, у него начались сильные припадки астмы, он совсем слег в постель и вскоре тихо скончался. Отпевал его митрополит Антоний и епископ Сергий (Лавров).

После похорон митрополита Питирима началась спешная эвакуация Екатеринодара, почти каждый день приезжали друзья владыки и все требовали, чтобы он немедленно уезжал в Новороссийск, куда переехало церковное управление. Владыка долго не соглашался и колебался, а затем все-таки решил ехать.

Но и в Новороссийске не пришлось обжиться. Выстрелы слышались все ближе и ближе. Началась эвакуация за границу. Но владыка Антоний наотрез отказался ехать. На этот раз он настолько твердо решил остаться, что пришлось прибегнуть к хитрости, чтобы спасти владыку от неминуемой смерти. Случай этот описан его верным келейником архим. Феодосием.

«...В Новороссийске началась страшная суматоха и на пристани была такая масса народа, лошадей и всевозможного груза, предназначенного для эвакуации, что совершенно нельзя было пробраться в город. Весь город шумел, волновался: каждый спешил попасть на пароход... 12-го марта вещи на квартире, где жил губернатор были уложены и отправлены на пристань, уехали и квартиранты. Остался один владыка и вице-губернатор С. П., добрейший человек. Выстрелы слышались все ближе и ближе. Приехал полковник Аметистов справляться, на каком пароходе поедет владыка, но владыка наотрез отказался выезжать куда бы то ни было, говорит – все равно где умирать... Тогда протоиерей Г. Ломако пошел к грекам и разсказал им историю с владыкой: что он мол никуда не хочет ехать, – а оставаться здесь ему совершенно нельзя, ибо его на куски разорвут и т. д., и все вместе с греками придумали одну очень умную и безобидную хитрость, а именно – к владыке приехали три грека и говорят: «Владыка, пожалуйте на пароход «Элевзис» служить молебен по случаю взятия св. Софии в Константинополе греками. Там сегодня будет водружен крест». Владыка от радости благодарил Бога, крестясь многократно, так как это было его желание от малых лет, и с радостью согласился отслужить молебен, тем более, что он греков очень любил за твердость в вере. Подали лазаретный автомобиль. Мне о. Ломако шепнул на ухо – возьмите и остальныя вещи. Я понял, что мы больше сюда не вернемся и захватил чемоданы. С нами поехал и о. Ломако. Только что мы приблизились к морю, у берега уже стоял катер, который был прислан с парохода. Сели в катер – матросы греки моментально отчалили и мы приехали на великолепный пассажирский пароход. Владыке отвели двухместную каюту, а нам 3-х или 4-х местную в первом классе. Устроились удобно. Думали, что ждем, пока соберутся греки, но слышу – поднимают якорь; выхожу на палубу смотрю, а мы уже выходим в море. Тогда владыка спрашивает, что же о молебне никто ничего не говорит, а о. Ломако – потому, что никто ничего не знает, а тех, кто приглашал владыку на пароход, здесь нет и не было. Тогда только владыка понял, что его вывезли и избавили от верной смерти. Снаряды уже долетали до Новороссийска и наполняли город своим свистом и грохотом, что наводило панику. Наш пароход ушел последним. На улицах Новороссийска уже были разстрелы и даже некоторых из жителей вешали...»

В Константинополе не разрешили высадиться на берег изъ-за карантина.

На Благовещение владыка Антоний уже был в Афинах. Пасхальную заутреню он служил с митрополитом Мелетием, было много духовенства и король. На Фоминой он служил один в соборе и говорил поучение по-русски, а на греческий переводил архимандрит Хризостом. После проповеди владыку почти на руках внесли в алтарь и целовали обе руки со всех сторон.

После Фоминой владыка просил, чтобы его отпустили на Афон, но его не хотели пускать, а подготовлялись к его встрече в Академии Наук, где читались рефераты о его сочинениях и где присутствовали все архиереи, духовенство и семинаристы. Была очень торжественная обстановка, а через несколько дней владыке от правительства дали 15.000 драхм.

После недели жен мироносиц владыка Антоний поехал на Афон. Там он пробыл почти 5 месяцев и значительно отдохнул среди родного его сердцу русского иночества.

5 сентября пришла телеграмма от генерала Врангеля, который вызывал его в Крым для управления Церковью. Владыка Антоний послушно последовал этому зову главнокомандующого и прибыл в Севастополь. Но не долго пришлось ему побыть на родной земле, через 40 дней он вместе с отступающей Белой армией вынужден был уже навсегда покинуть Родину.

6/19 ноября 1920 года, под предводительством Главнокомандующого Русской армией генерала Петра Николаевича Врангеля, к Царьграду прибыли и сосредоточились на Босфоре свыше 125 кораблей русского и иностранного флотов, переполненные русскими людьми, в числе около 150.000 человек. Здесь были наши архипастыри во главе с владыкой Антонием, было Российское воинство, много русских ученых, литераторов, около 27.000 женщин и детей. Здесь была душа той старой России, не пожелавшей подчиниться кровавому большевизму.

Владыка Антоний, глубоко почитавший Греческую Православную Церковь, первоначально считал, что отныне всякая деятельность русского высшого церковного управления заграницей должна быть закончена и все попечение о духовном устроении русских православных людей должна взять на себя прежде всего Константинопольская Церковь и Поместныя Православныя Церкви, в пределах которых окажутся русские православные люди. Но затем, ознакомившись с действительным положением русской эмиграции, и узнав о намерении генерала Врангеля во что бы то ни стало сохранить военную организацию для возобновления борьбы с большевиками, владыка Антоний пришел к непоколебимому убеждению в необходимости сохранить русскую церковную организацию, с одобрения и благословения тех Поместных Церквей, в пределах которых находилась эмиграция, в данном случае, с согласия Константинопольской Патриархии.

Прочным каноническим основанием для существования Высшого Церковного Управления, имеющого попечение о церковной жизни русской эмиграции, явилось 39-е правило VI-го Вселенского Собора, предусматривающее права Кипрского епископа Иоанна на церковное управление своим народом, покинувшого когда-то Кипр «купно со своим народом, по причине варварского нашествия и дабы освободиться от языческого рабства» и поселившагося в Гелласпонтской области, находившейся в каноническом ведении Константинопольской Патриархии.

6/19 ноября 1920 г. на пароходе «Вел. Кн. Александр Михайлович» – состоялось первое заграницей заседание Высшого Церковного Управления на Юге России. В этом заседании приняли участие митрополит Антоний, митрополит Херсонский и Одесский Платон, архиепископ Полтавский и Переяславский Феофан и епископ Севастопольский Вениамин. На этом заседании было постановлено продолжить полномочия членов Высшого Церковного Управления с обслуживанием всех сторон церковной жизни беженцев и армии во всех государствах, не имеющих сношения со Святейшим Патриархом.

Вскоре после первого заседания, митрополит Антоний отправился в Константинопольскую Патриархию и описал местоблюстителю Вселенского престола митрополиту Дорофею создавшееся для русских людей положение. Митрополит Дорофей обещал обсудить этот вопрос со своим Синодом. Через некоторое время митрополит Антоний был приглашен в Патриархию и местоблюститель сообщил ему, что Патриархия, хорошо зная митрополита Антония, как ревнителя священных канонов, дает свое согласие, чтобы русские архиереи окормляли свой народ, оставивший родину.

22 декабря 1920 г. последовала грамота за № 9084 Вселенской Патриархии, по которой «русским иерархам было предоставлено исполнять для русских православных беженцев все, что требуется Церковью и религией для утешения и ободрения православных русских беженцев».

С парохода, после окончания карантина, иерархи переехали в Константинополь, где владыка Антоний нашел себе приют у владыки Анастасия, который имел две небольшия комнатки в чердачном помещении посольского дома. Здесь владыка Антоний прожил около трех месяцев до своего отъезда в феврале 1921 г. в Сербию.

Старый друг владыки Антония патриарх Антиохийский Григорий IV звал его поселиться у себя в Антиохии, делегат Римско-католической церкви в Константинополе Дольчи предложил предоставить содержание, достойное его высокого положения, впредь до его возвращения в Россию. Но митрополит отклонил эти предложения, заявив, что он предпочитает разделить судьбу всех рядовых русских беженцев.

Началась история трехмиллионной русской эмиграции, разсеявшейся по четырем частям света. Ища утешения и поддержки, потеряв все – родину, близких, дома, русские люди всем сердцем обратились к Церкви. Во всех странах русского разсеяния стали воздвигаться храмы, вначале напоминавшие церкви первых христиан, с примитивной самодельной утварью и иконами. В первой русской епархии заграницей – в Константинополе образовалось до 20 таких церквей – в лагерях, казармах, палатках. Свыше десяти церквей на о. Лемносе и в Галлиполи.

С первого же дня действий Высшого Церковного Управления заграницей перед ним стали важнейшия и весьма трудныя задачи, главными из них явились: организация Русской Православной Церкви заграницей, упорядочение дел Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, организация церковного управления в Европе и на Дальнем Востоке, упорядочение церковных дел в Северной Америке, избрание постоянного местопребывания для Высшого Церковного Управления, заботы об устройстве русского духовенства и решение тех многочисленных дел, которыя выдвигала ежедневно сама жизнь.

5-го февраля 1920 г. в Сербию прибыли 5 русских архиереев, эвакуированных из Новороссийска – архиеп. Евлогий, архиеп. Георгий Минский, еп. Митрофан Сумский, еп. Гавриил Челябинский и еп. Аполлинарий, впоследствии Северо-Американский.

Это была первая группа русских архиереев, прибывших в Югославию. Через год после этого, весной 1921 г. в Югославию прибыл владыка Антоний, вскоре после этого в разное время прибыли архиеп. Феофан Полтавский, еп. Михаил Александровский, еп. Вениамин Севастопольский, еп. Феофан Курский, еп. Сергий Черноморский, еп. Гермоген Екатеринославский. Югославия сделалась центром русской церковной жизни, сюда переехало Высшее Церковное Управление, здесь собирались Всезарубежные Церковные Соборы, на которые съезжались архиереи не только из Европы, но и из Америки и с Дальняго Востока.

8/21 ноября 1921 г. в Сремских Карловцах состоялся первый Русский Заграничный Церковный Собор. Собор происходил под председательством владыки Антония при участии 101 члена, из коих 11 были русские епископы и 2 сербских. Собор продлился 11 дней. Важнейшими деяниями Собора было составление двух посланий – к Мировой конференции в Генуе и послание к чадам Русской Православной Церкви, в разсеянии и изгнании сущим. В последнем послании были такия слова:

«...И ныне пусть неусыпно пламенеет молитва наша – да укажет Господь пути спасения и строительства родной земли; да даст защиту Вере и Церкви и всей земле русской и да осенит он сердце народное; да вернет на всероссийский Престол Помазанника, сильного любовию народа, законного православного Царя из Дома Романовых...»

Эти слова вызвали первые разногласия, возникшия в зарубежной церковной среде, положившия начало будущему расколу. Некоторые члены Собора, в том числе архиеп. Евлогий обвинили владыку Антония, в том, что он призывая к возстановлению Дома Романовых, тем самым впутывает Церковь в политическую борьбу. В ответ на это владыка Антоний писал:

«...Святитель Ермоген на том жизнь положил, что прежде требовал от народа верности царю Василию Шуйскому, а когда его пленили поляки, – то избрания царя Михаила Романова. В настоящее время пути государственной жизни народа расходятся в разныя стороны еще гораздо определеннее: одни в благоприятном смысле для веры и Церкви, другие – во враждебном: одни – в пользу армии и против социализма и коммунизма, другие наоборот. Итак, Карловацкий Собор не только имел право, но и обязан был благословить армию на борьбу с большевиками, а также вслед за Московским Великим Собором 1917–1918 года осудить социализм и коммунизм.

Еще гораздо определеннее выяснился пастырский долг Собора высказаться за легитимную монархию. Если Собор в чем провинился, то разве в том, что он не высказал с достаточной силою осуждения революции 1917 года и низвержение Государя. Кто же будет отрицать, что февральская революция была столь же богоборческой, сколько и противомонархической? Кто может осуждать большевицкое движение и в то же время одобрять временное правительство?

Оно подняло руку на Помазанника Божия; оно уничтожило в армии церковное начало, уничтожило церковно-приходския школы, ввело государственную присягу, одним словом все это дело было торжеством того нигилизма, который известен русскому обществу уже три четверти столетия...

...Только тогда борьба за освобождение будет сильна и прочна, если в сердцах воинов и всех деятелей будет: либо неутолимая злоба и жажда разрушения и корысти; либо положительный идеал и надежда возродить ту Святую Русь, которая всем дорога и за которую сладко умирать. Если бы Деникинская армия написала это на своем знамени, то не окончила бы дело так печально, не потеряла бы любви народной.

К сожалению, благороднейший и благочестивейший вождь той армии слушал тех негодных и чуждых России советников, которые сидели в его Особом Совещании и погубили дело. Русскому народу, настоящему народу, верующему и подвизающемуся, ему – голой формулы – единая и неделимая Россия, не надо. Ему не надо России не то христианской, не то безверной, не то царской, не то господской ( как он всегда будет понимать республику); ему нужно сочетание трех дорогих слов – за Веру, Царя и Отечество. Более всего ему нужно первое слово, как руководящее всею государственною жизнью; второе слово ему нужно, как ограждение и охранение первого, а третье, как носительница первых слов и только».

Вскоре после окончания Заграничного Русского Церковного Собора Сербским патриархом Димитрием была получена от св. патриарха Тихона, из Москвы, грамота, в которой Святейший кроме прочого писал:

«Сердце наше тем более исполнено чувством радости и благодарности Вашему Блаженству, что мы живо сознаем все то добро, какое сделано и делается Вами по отношению к русским изгнанникам – епископам, клирикам и мирянам, которые силою обстоятельств, оказавшись за пределами своей родины, нашли себе радушие и приют в пределах Сербской Патриархии. Да воздаст Господь сторицею Вам за сие благодеяние. Да будут благословенны дни Вашего Патриаршества...»

Эти слова св. патриарха Тихона очень ободрили русских иерархов.

Однако летом 1922 года, совершенно неожиданно, был получен из Москвы владыкой Антонием в Ср. Карловцах и митрополитом Евлогием в Париже указ Московского Патриаршого Управления № 348 и 349. В этом указе ставилось в вину Карловацкому Собору заграничного русского духовенства и мирян, их послание о возстановлении династии Романовых и обращение к Генуэзской конференции. «В виду того, что Заграничное Русское Церковное Управление увлекается в область политических выступлений, а с другой стороны заграничные русские приходы уже поручены попечению проживающого в Германии Преосвященного митрополита Евлогия, Высшее Церковное Управление упразднить».

Получив этот указ, митрополит Евлогий написал владыке Антонию следующее письмо:

«Указ этот поразил меня своей неожиданностью и прямо ошеломляет представлением той страшной смуты, которую он может внести в нашу церковную жизнь. Несомненно он дан под давлением большевиков. Я за этим документом никакой обязательной силы не признаю, хотя бы он и был действительно написан и подписан патриархом. Документ этот имеет характер политический, а не церковный. Вне пределов советского государства он не имеет значения ни для кого и нигде».

В своих «Воспоминаниях» митрополит Евлогий текста своего письма не приводит, а лишь упоминает о нем.

Член Св. Синода при патриархе Тихоне и Председатель Московского епархиального совета протопресвитер о. Василий Виноградов, близкий помощник патриарха, свидетельствует, что патриарх и члены Св. Синода в течение трех дней находились под домашним арестом прежде чем они согласились на издание указа. Советское правительство требовало от Патриаршого Управления в Москве полного осуждения заграничного духовенства – лишения сана и отлучения от Церкви. Патриаршее Управление в лице самого св. патриарха Тихона и Св. Синода не соглашалось на то, что требовала от него советская власть в отношении заграничного духовенства, и лишь угроза поголовного разстрела Московского духовенства, привлеченного в это время к ответственности по делу об изъятии церковных ценностей подействовала на Патриаршее Управление, и оно нашло необходимым издать этот указ.

Как видно из письма митр. Евлогия митр. Антонию, он сразу же понял, что крылось за этим указом, – «несомненно он дан под давлением большевиков». Но вскоре, благодаря влиянию левой интеллигенции, составлявшей значительную часть Парижской эмиграции, владыка Евлогий переменил свой взгляд на указ и возникла предсказанная им смута.

Большая часть иерархии, клира и мирян стояли за то, чтобы во главе Церковного Управления, по прежнему, стоял «старейший иерарх», как это указывал предыдущий указ патриарха № 362, именно, митрополит Антоний; другая, меньшая часть желали видеть во главе Церковного Управления митрополита Евлогия. Раскол был неизбежен.

Тогда митрополит Антоний, не желая быть «камнем преткновения» на пути к мирному разрешению назревавшого раскола, решил удалиться на Св. Афон и там принять схиму. Это решение он принял очевидно сразу же после получения указа о закрытии Высшого Церковного Управления. Жизнь на Афоне в русском монастыре, представлялась ему весьма желанной и радостной и он всей душой стремился к ней. Это событие из жизни владыки Антония описал архиепископ Иоанн (Максимович), любимый его ученик и сподвижник.

«В 1922 году, через несколько месяцев после избрания первого состава Русского Архиерейского Синода заграницей, Председатель его митрополит Киевский и Галицкий Антоний, решил окончательно удалиться от церковных дел и уйти на «покой» – на Афон, где принять схиму. Он держал свое решение в тайне и оно стало известно пастве лишь, когда разрешение на въезд на Афон было получено и митрополит стал готовиться к отъезду. Русская паства в Белграде заволновалась.

15 декабря ст. ст. несколько человек во главе со старшей сестрой Мариинского Сестричества княгиней Марией Александровной Святополкъ-Мирской отправились в Белградскую Патриархию, где находился в то время митрополит Антоний, просить его от имени Русского Белградского прихода не покидать их. С собой они взяли чудотворную Курскую Коренную Икону Божией Матери.

Прийдя в Патриархию, депутация прошла к патриарху Димитрию и просила его содействия. «Я уже старался убедить митрополита Антония оставаться у нас, ответил патриарх, но напрасно. Он не хочет слушать о том и твердо решил ехать».

Когда пришедшие вошли в комнату, занимаемую митрополитом Антонием, он приложился к Чудотворному Образу, но укорил принесших ее, что такую святыню подвигли без достаточных оснований и так торжественно пришли к нему. «Меня не нужно уговаривать, сказал он, я не ломаюсь, как Борис Годунов, а твердо решил ехать на Афон и никакие уговоры не изменят моего решения». Долго пришедшие умоляли владыку не оставлять возглавления Церкви и паству, но митрополит был непреклонен. Тогда княгиня М. А. Святополкъ-Мирская, показывая на Чудотворный Образ, сказала: «Если Вы, владыко, нас не слушаете, то верим, что Владычица Богородица Сама Вас не пустит и Вы не уедете».

Подтвердив еще раз неизменность своего решения, митрополит Антоний, по уходе делегации продолжил свои приготовления к отъезду. Собираясь совершенно отойти от всякой общественной деятельности и как бы уходя из сего мира, он написал письма Великим князьям Кириллу Владимировичу и Николаю Николаевичу с просьбой собрать семейный совет и разрешить на нем все возникшия несогласия, каковыя письма были немедленно им отправлены на почту. Митрополиту Евлогию он написал, чтобы по отъезде его, тот, как старейший после него, вступил в должность Председателя Архиерейского Синода и заменил его.

Через день митрополит Антоний вернулся в Сремские Карловцы, где он проживал постоянно, с тем, чтобы закончить там все приготовления и вновь приехать в Белград перед Рождеством. Он предполагал отслужить в Русской Церкви в Белграде первые два дня и на второй же день Рождества выехать на Афон. Действительно, закончив все дела в Сремских Карловцах, простившись там с викарным епископом Максимилианом и учениками Карловацкого богословского факультета, митрополит Антоний выехал оттуда, чтобы никогда туда не возвращаться и за два дня до Рождества Христова приехал в 7 часов в Белград. По прибытии в Патриархию ему вручили срочный пакет с Афона. Архимандрит Св. Пантелеимоновского монастыря Мисаил извещал его, что в виду некоторых местных протестов Протат (правительство Афона) отменил данное ему разрешение на въезд ему на Афон. Митрополит был ошеломлен известием. Но более всего его поразило, что новое решение и уведомление о том последовали в тот самый день, когда к нему принесли Чудотворную Икону Богоматери и перед ней просили его не оставлять своей паствы.

Сначала митрополит Антоний не знал, как поступить ему и не сказал никому о полученном известии. Знал о том лишь келейник иеродиакон Феодосий, потихонько об этом сообщивший кое кому из наиболее близких к владыке лиц.

Потом смущенный он пошел к патриарху Димитрию и сообщил о полученном письме. «Мы и не желали Вашего отъезда, ответил патриарх, живите у нас и дальше». Лишь на Рождество, служа в Русской Церкви, тогда еще Рождественско-Богородичной, помещавшейся в бараке часовне – при Сербской церкви святого Евангелиста Марка, митрополит Антоний в конце своей проповеди объявил, что его горячее желание уйти совершенно от мира, не могло состояться и он, видя в том волю Божию и, покоряясь ей, остается с паствой. С радостью и удовлетворением были встречены те слова. Так не осуществилось и заграницей стремление митрополита Антония удалиться в уединение и он, по Промыслу Божию, до конца своей жизни продолжал свое архиерейское служение, окормляя русскую паству за рубежом и возглавляя ея церковное управление».

В первой половине мая месяца 1922 г. св. патриарх Тихон был арестован большевиками. Возобновились с новой силой гонения на Церковь в России в связи с процессом о изъятии церковных ценностей. В то же время возник Обновленческий раскол, организовалось безблагодатное сборище, именовавшее себя «Живой церковью».

При всех этих роковых событиях на родине, из заграницы раздался голос состраждущого своей Церкви архипастыря, выступившого на ея защиту.

Как только до владыки Антония достигла весть об аресте св. патриарха Тихона и об образовании «Живой церкви» последовали следующия меры:

Высшее Русское Церковное Управление заграницей обратилось с особым воззванием против чинимых над св. патриархом Всероссийским насилий – ко всем главам Православных и инославных церквей, кроме папы Римского, о котором имелись точныя сведения, что он старался использовать гонения на Русскую Православную Церковь в корыстных целях воинствующого католицизма. Воззвание это было составлено самим владыкой Антонием.

С такими же воззваниями Высшее Церковное Управление обратилось ко всем светским главам государств мира.

Всех иерархов, клириков и мирян возставших против своего законного патриарха Высшее Церковное Управление лишило всякого церковного общения.

В ответ на обращение о защите патриарха Тихона, владыкой Антонием были получены многочисленные ответы. Важнейшими из них были: сообщение Французского правительства, письмо архиепископа Кентерберийского и Послания Восточных патриархов.

Приведем здесь выдержки из этих ответов:

«...Французское правительство оповестило о Вашей просьбе Британское, Итальянское, Бельгийское и Американское правительство и сносится с ними о мерах, могущих быть принятыми в пользу патриарха Тихона...»

«...Министерство Иностранных Дел (Чехословакии) имеет честь уведомить, что одушевленное желанием придти на помощь патриарху Тихону, оно предприняло в пользу Высшого Духовного Пастыря русского православного народа, Его Святейшества патриарха Московского и всея России, те шаги, которые оно признает полезными».

Архиепископ Кентерберийский писал владыке Антонию: «...Вы, я уверен, не сомневаетесь в искренности сочувствия, с которым не только епископы и духовенство Англиканской Церкви, но и главы всех христианских общин в нашей стране относятся к печальным событиям последних месяцев. И Вы увидите объединенный протест, который был отправлен нами Советскому правительству в Москве 31 мая...»

Национальная Протестантская Церковь в Женеве писала: «...Глубоко взволнованная страданиями Русской Православной Церкви, Женевская Церковь присоединяется ко всем христианским церквам, чтобы протестовать против гонений, очевидная цель которых есть уничтожить в мире самое существование христианства...»

Подобныя же полныя сочувствия послания были получены от Восточных патриархов, Константинопольского Мелетия IV, Антиохийского Григория IV, Иерусалимского Дамиана, архиепископа Кипрского Кирилла и митрополита Афинского Хрисостома.

Антиохийский патриарх Григорий IV, описав свою скорбь по поводу жестоких гонений на Русскую Церковь, кроме всего писал: «...Затем, для успокоения Вашего Высокопреосвященства и всего почтеннейшого богомудрого Священного Синода Русской Церкви заграницей, мы категорически заявляем, что остаемся в непоколебимом духовном братском единении с Блаженнейшим Тихоном патриархом Всероссийским и его верными сотрудниками – иерархами, мы продолжаем поминать за Божественной литургией его св. имя, никогда не имели и не будем иметь никакого общения с вышеупомянутыми отступниками, имена и местожительство которых нам желательно было бы знать для сведения...»

Также и митрополит Афинский Хрисостом писал владыке Антонию: «...Эти гонения напоминают нам эпоху первых христианских времен и в то же время непоколебимую веру и горячую любовь ко Христу гонимых христиан.

Осуждаем безоговорочно тех русских архиереев и иереев, которые, повинуясь больше человекам, нежели Богу, создали так называемую «Живую церковь», плод и последствие которой Московский лже-собор и считаем необходимым объявить Вашему Высокопреосвященству, что Православная Церковь богохранимого Греческого Королевства не может иметь никакого общения с лже-собором, именуемым себя «Живой церковью»...»

На середину мая 1923 года был назначен в Москве суд над св. патриархом Тихоном. Но 8 мая того же года агент Великобританского правительства в Москве г. Хадсон вручил советскому правительству ультиматум Великобританского правительства за подписью лорда Керзона, составленный в самых энергичных выражениях с протестом против религиозных гонений в советской России и с угрозой полного разрыва сношений с советским правительством. «Страна, в которой преследуется вера, – писал лорд Керзон, – и распинаются служители Церкви, – должна быть исключена из круга цивилизованных наций».

Советское правительство было тогда в международных отношениях слишком слабо для того, чтобы идти на открытый конфликт с великими державами, от имени которых фактически был ему предъявлен ультиматум. В случае вынесения смертного приговора св. патриарху Тихону все державы, находящиеся в сношениях с советским правительством готовы были немедленно отозвать своих представителей из Москвы.

В конце июня 1923 г. большевики вынуждены были освободить св. патриарха Тихона из заключения. Но, за освобождение они потребовали от патриарха опубликовать «покаянное послание», в котором Святейший заявил себя «не врагом советской власти». Заграницей весть о появлении такого послания вызвала смущение. Владыка Антоний счел нужным защитить авторитет св. патриарха и выступил в печати.

«...В непоколебимой уверенности, – писал владыка Антоний, – что св. патриарх, примирившись внешним образом с советской властью, сделал это вовсе не для сохранения собственной жизни и собственного благополучия, которого он, как известно, лишен со времени большевистского возстания, а с позапрошлого года поставлен в условия гонимого узника, мы смело можем заявить, что патриарх Тихон с чисто церковной точки зрения не совершил преступления ни против веры, ни против народа своими последними поступками. Если эту мысль можно подтвердить авторитетными примерами св. угодников, то мы сошлемся на св. Тарасия и других учителей Церкви, которые во время царей иконоборцев, ради общественной церковной пользы не выступали с проклятиями и обличениями, оберегая не себя, а Церковь. Не говорим уже о том, что гонения на Христа со стороны царей языческих переносились молча почти всеми святыми отцами, в виду практической безполезности обличений...

...Разве не под безбожной властью были древние христиане святые мученики, св. апостолы и, наконец, Христос Спаситель, повелевший выплачивать подати безбожному язычнику Пилату. И, однако, ни мученики, ни апостолы ведь не боролись против безбожной власти, а наоборот, требовали к ней послушания, когда не было возможности низвергнуть ее военной силой и заменить властью справедливой».

Сам владыка Антоний, подобно святителю Московскому, патриарху Гермогену, не раз призывал народ к вооруженной борьбе с большевиками, но он не смел того же требовать от св. патриарха Тихона, постоянно находящагося под угрозой неминуемой расправы. Не раз, вероятно, многие задавали себе вопрос – что было бы с Русской Церковью если бы во главе ея был поставлен владыка Антоний? И каждый, хотя бы немного знакомый с личными качествами владыки, наверное отвечал себе – он бы стал одной из первых жертв большевистского террора. Если даже Временное правительство не могло мириться с его взглядами, то чтó следовало ждать от большевиков. Однако, промыслительно в этот кровавый период русской истории на патриарший престол был Богом избран именно Святейший Тихон, святитель, мудрая уступчивость которого позволила в течение 7 лет удержать в патриарших руках кормило церковного управления, сохранив единство Русской Церкви и дав ей правильное «тихоновское» направление.

С другой стороны, никто лучше владыки Антония не мог послужить русскому народу оказавшемуся в разсеянии. Обладающий огромным авторитетом среди иерархов православного Востока и также среди инославных. Иерарх, к голосу которого прислушивались все русские беженцы. Иерарх, авторитет которого объединил большую часть русских епископов, оказавшихся заграницей. Иерарх, который служил не только одной Зарубежной Церкви, но и всему православному миру, своим примером неуклонного следования каноническому церковному строю. Иерарх, голос которого, не взирая на лица, вещал о попираемой церковной правде, являясь своего рода совестью всего православного мира. Именно такой иерарх необходим был заграницей.

Русская Церковь продолжала испытывать внутренния потрясения изъ-за обновленческого раскола. На стороне «живоцерковников» было ГПУ. Каким то неизвестным образом им удалось вооружить против св. патриарха Тихона Константинопольскую патриархию, незадолго перед этим провозгласившую патриарха Тихона «исповедником православия».

1 июня 1924 г. в советской газете «Известия» было напечатано следующее сообщение:

«Вселенский патриарх отстранил б. патриарха Тихона от управления Российской Церковью... По словам архимандрита Василия (представителя Конст. патриарха в Москве) это постановление является результатом неоднократных советов со стороны восточных патриархов и в частности сербского патриарха. Вместе с тем Константинопольский патриарх посылает в Москву авторитетную комиссию из виднейших восточных иерархов для ознакомления с делами российской православной церкви.

...Одновременно вселенский патриарх признал российский синод (обновленческий) оффициальным главою российской православной церкви и запретил в священнослужении иерархов, бежавших из России в эмиграцию, во главе с Антонием Храповицким. Все эти иерархи предаются церковному суду».

В этом сообщении правда была перемешана с клеветой. Но, тем не менее, Вселенский патриарх Григорий VII действительно послал в Россию особую комиссию, уполномоченную изучить на месте положение Русской Церкви.

В своем письме к патриарху Григорию VII св. патриарх Тихон писал: «В инструкции членам комиссии одним из главных пунктов является пожелание Вашего Святейшества, чтобы я, как Всероссийский патриарх, «ради единения расколовшихся и ради паствы пожертвовал собою, немедленно удалившись от управления Церковью, как подобает инстинному и любвеобильному пастырю, пекущемуся о спасении многих, и чтобы одновременно упразднилось, хотя бы временно, патриаршество, как родившееся во всецело в ненормальных обстоятельствах в начале гражданской войны и как считающееся значительным препятствием к возстановлению мира и единения».

Прочитав указанные протоколы, мы не мало смутились и удивились, что представитель Вселенской патриархии... вмешивается во внутреннюю жизнь и дела Автокефальной Русской Церкви».

Владыка Антоний как только узнал о посланной в Россию комиссии, тут же обратился к Константинопольскому патриарху с особым «Скорбным посланием».

«...За физической невозможностью нашему Русскому патриарху возвысить свой голос, я, смиренный Киевский митрополит, стоящий вторым по нем, по признанию Великого Всероссийского Собора, бывшого в Москве в 1917–1918 г.г., а также по признанию всех 32 русских архиереев, пребывающих заграницей, имею тяжелый, но неотвратимый долг сыновне напомнить Вашему Святейшеству о незаконных деяниях Ваших предшественников – Кир Мелетия и Кир Григория VII...

Доныне от дней юности своей, я возвышал свой голос только для прославления Восточных и в частности Вселенских патриархов... Однако, я не папист и хорошо помню то, что кроме великих епископов Церкви, как Павел Исповедник, Григорий Богослов... бывали там многие другие и внутренние враги Церкви, еретики и даже ересиархи, как Македоний, Несторий, Сергий, Пирр...

Вот к этому же пути ослушания Св. Церкви и канонов склонялись и последние два предшественника Вашего Святейшества.

...Только со времен печального Всеправославного Конгресса у бывшого патриарха Мелетия (давшого такое наименование собранию 4–6 архиереев и нескольких священников и мирян, без участия в нем трех Восточных патриархов) – со времени помянутого неправославного конгресса начался тот противоцерковный вандализм, который проэктировал многое, воспрещенное Церковью со страшными проклятиями, как, например женатых архиереев, второбрачие клириков, упразднение постов...»

Имевший большой авторитет на Православном Востоке, блаж. митрополит Антоний являлся камнем преткновения для многих реформаторов православия. Его голос как голос Церковной совести неумолкаемо напоминал о непреложности св. канонов, а его ревность о чистоте Православия заставляла его возвышать свой голос и перед предстоятелями других Церквей. Не могли с ним не считаться и его противники. Но неудовольствие, вызванное его обличениями, породило холодныя отношения с Вселенскими патриархами. Когда 4 апреля 1924 г. владыка Антоний выехал из Белграда в Палестину и по пути заехал на св. Афон, то Константинопольский патриарх запретил ему совершать на Афоне пасхальную службу. Владыка пробыл на св. Горе до праздника Св. Троицы. Константинопольская патриархия в то время как раз подготовляла анти-каноническия реформы, ничем не отличавшияся от реформ живоцерковников, поэтому она не хотела допустить путешествия владыки Антония на Восток и 8 мая владыка Антоний получил на Афоне от Константинопольского патриарха письмо, в котором было указано, что без согласия и разрешения Константинопольского патриарха владыка Антоний не может оставить Афон. Владыка вежливо просил разрешения выехать на Восток, хотя патриарх Константинопольский не мог ни разрешать ни воспрещать путешествий владыки Антония. Не получив от патриарха никакого ответа, он выехал из Афона, известив патриарха о своем отъезде в виду того, что срок визы его истекает 14 июня.

В том же году патриарх Константинопольский Григорий VII обратился к Сербскому патриарху Димитрию с просьбой закрыть Русский Архиерейский Синод в Сремских Карловцах, как учреждение самозванное и не имеющее под собою никаких канонических оснований. Сербский патриарх требование патриарха Григория отклонил, как неуместное вмешательство в дела Сербской Церкви.

В то же время в Константинополе были приняты меры против проживавших там русских архиепископов – Анастасия Кишиневского и Александра Северо-Американского. Над ними было назначено следствие, им запрещено было священнослужение, были предъявлены требования: прекратить выступления против советской власти, прекратить поминовение патриарха Тихона и дан был совет признать большевицкую власть.

В виду всех возникших осложнений во взаимоотношениях с Вселенским патриархом Архиерейский Синод во главе с Архиепископом Феофаном Полтавским, в качестве временно исполняющого должность Председателя Синода, послал на Афон владыке Антонию послание, в котором писалось: «В виду поднятого большевиками, при содействии Вселенской патриархии, усиленного похода против Русской Православной Церкви в советской России и заграницей и необходимости активного возглавления заграничной Русской Церкви в такой критический момент высоко-авторитетным иерархом, убедительно просит Высокопреосвященнейшого митрополита Антония для блага и пользы Церкви ускорить свой отъезд в Палестину и по выполнении порученной ему миссии в скорейшем времени прибыть в Ср. Карловцы...» Кроме указанных в письме причин, у зарубежных архиереев возникли подозрения, что владыка Антоний во исполнение своего давняго желания останется на св. Горе. Но, владыка Антоний, исполняя данное ему послушание, уже окончательно оставил это намерение.

9 июня он прибыл в Александрию, где посетил патриарха Александрийского Фотия. 10 июня он прибыл в св. град Иерусалим и поместился в Российской Духовной Миссии. Патриарх Дамиан, весьма дружественно относившийся к владыке еще в России, оказал ему радушный прием.

После того как владыка Антоний урегулировал дела Русской Дух. Миссии в Св. Земле, он направился в Сирию, где посетил своего давняго друга Антиохийского патриарха Григория IV. Патриарх Григорий приглашал владыку Антония поселиться у себя, когда он еще жил в Константинополе, в начале эмиграции. В 1913 году, во время Романовских торжеств патриарх Григорий посетил Россию и нашел себе гостеприимный прием у поклонника патриаршества – владыки Антония Волынского, с тех пор завязались дружеския отношения сих двух великих православных иерархов.

2 октября 1924 г. владыка Антоний возвратился в Ср. Карловцы, пробыв в путешествии пол года.

Путешествие это было необходимо именно в тот опасный период антиканонических реформ намечавшихся в Константинополе.

В своем письме о. Иоанну Пупкову на Валаам владыка Антоний писал: «Господь сподобил меня летом побывать в Иерусалиме и в прочих местах св. земли, также был у Патриархов Восточных Православных. Все трое говорили против введения нового стиля, хотя большевики и некоторые финские попы лгут, будто все Восточные Патриархи за новый стиль...»

На следующий день после возвращения владыки Антония в Ср. Карловцы состоялся Четвертый Зарубежный Архиерейский Собор. В этом Соборе принимали участие все три митрополита – владыка Антоний, митрополиты Платон и Евлогий, 2 архиепископа и 9 епископов и, кроме того, 16 архиереев прислали свои письменные отзывы. Таким образом, на Соборе были представлены 30 зарубежных архиереев.

На этом Соборе было решено в видах церковной пользы упразднить автономию Западно-Европейской Митрополии, дарованную митрополиту Евлогию прошлым Собором Архиереев в 1923 году. Решение это последовало, в виду того, что за истекший 1924 год год выяснилось, что митрополит Евлогий не признавал за Архиерейским Синодом канонической власти и не считал его органом высшого церковного управления.

Митрополит Евлогий выступил с решительным протестом и демонстративно покинул зал заседания.

В феврале 1920 г., тогда еще архиепископ Евлогий, просил Высшее Церковное Управление на Юге России, чтобы оно назначило его управляющим Западно-Европейской епархией. 1 октября 1920 г. последовало его назначение, которое было признано Патриаршим Синодом в Москве: «в виду состоявшагося постановления Высшого Церковного Управления заграницей, – гласил Синодальный указ, – считать русские церкви в Зап. Европе временно под управлением Преосвященного Евлогия».

В начале митр. Евлогий действовал согласно со всеми русскими архиереями, согласно патриаршого указа № 362 от 7 ноября 1920 года, который предписывал:

«2) В случае, если епархия, вследствие передвижения фронта, изменения государственных границ и т. п. окажется вне всякого общения с Высшим Церковным Управлением... епархиальный архиерей немедленно входит в сношение с архиереями соседних епархий на предмет организации высшей инстанции церковной власти для нескольких епархий, находящихся в одинаковых условиях (в виде ли Временного Высшого Церковного Правительства или митрополичьяго округа или еще иначе).

3) Попечение об организации Высшей Церковной Власти для целой группы оказавшихся в положении, указанном в п. 2 епархии составляет непременный долг старейшого в означенной группе по сану архиерея».

Но, честолюбие митрополита Евлогия и его окружение, настроенное враждебно к Архиерейскому Синоду, привели к тому, что ясный и мудрый указ св. патриарха Тихона остался в пренебрежении, а законная власть Собора зарубежных архиереев была признана недействительной.

Оказавшимся на чужбине, русским беженцам, в особенности в Западной Европе, где они одни являлись носителями православного миросознания среди инославных, необходимо было обезпечить правильное духовное руководство, способное сохранить их от окружающих соблазнов. История Русской Зарубежной Церкви показала, что один только Собор зарубежных архиереев, во главе с первоиерархом, способен был провести свою паству сохранно среди всех нестроений, расколов и чуждых инославных влияний. Соборное начало Церкви облегчало пастырскую работу архиереев, помогая им принимать объективныя и мудрыя решения, порой в самых безвыходных ситуациях.

В то время русскими беженцами заинтересовалась Американская организация ИМКА, с которой митрополит Евлогий вошел в тесное сотрудничество. Организация эта, имеющая попечение о воспитании молодежи не делала никаких различий между множеством религий и сект, существующих в Америке, и поэтому она никак не могла способствовать православному воспитанию русской молодежи заграницей. Архиерейский Собор предупредил об этом митрополита Евлогия, но он не прервал своего сотрудничества с этой организацией.

Также особую заботу Собора русских архиереев вызвало основание богословского института в Париже. Институт, расчитанный на воспитание православных пастырей, которые должны были окормлять русских беженцев во всем разсеянии, не могь не пройти прежде всего через утверждение Высшого Церковного Управления, ответственного за духовное окормление своей паствы. Поэтому Архиерейский Синод потребовал от митрополита Евлогия учебных планов, устава, списка учебного персонала. Кстати, ни один из профессоров русских духовных академий, оказавшихся в эмиграции, в состав преподавателей богословского института не был приглашен, а приглашены были преподаватели с весьма сомнительной репутацией «свободо-мыслящих богословов», которые пользовались поддержкой представителей ИМКИ, причем иногда в ультимативной форме требовалось назначение именно угодного им преподавателя, а не иного, в противном случае эта организация отказывалась давать деньги на устроение института.

Таким образом догматику стал преподавать о. Сергий Булгаков, открыто проповедывавший в своих книгах софианскую ересь, философию читал В. В. Зеньковский, председатель русского отдела ИМКИ, историю Русской Церкви А. В. Карташев, б. министр исповеданий при Временном правительстве.

Митрополит Евлогий нашел для себя прочную опору в церковно-общественных кругах русской эмиграции, пребывавшей, в лице своих руководителей, во власти идей февральской революции и, опираясь на них, противопоставил себя Архиерейскому Собору, с которым и повел напряженную борьбу. На его стороне была вся левая печать зарубежья: парижския газеты – «Возрождение» с редактором П. Б. Струве, «Последния Новости» с редактором П. Н. Милюковым, «Дни» – орган А. Ф. Керенского, б. главы Временного правительства; «Руль» с редактором Гессеном в Берлине; «Сегодня» в Риге. Также он нашел себе поддержку со стороны свободных богослововъ-философов, в число которых, кроме вышеупомянутых преподавателй богословского института, входили Бердяев, Федотов и др.

С года своего основания до 1926 года Русская Зарубежная Церковь, под мудрым руководством собора архиереев во главе с митрополитом Антонием, мирно развивалась, строила храмы, открывала епархии, налаживала церковное управление. К ея голосу прислушивались главы других автокефальных церквей, иностранныя правительства, к которым владыка Антоний обращался в защиту гонимой Церкви в России. Казалось, что и дальше Русская Церковь за рубежом будет только укрепляться и расширяться. Но завистливый враг не дремал, прервался мир в среде русского зарубежья и началась церковная смута.

Начало этой смуты относится к 1926 году. 12 июня открылся Зарубежный Архиерейский Собор. В нем приняли непосредственное участие 11 архиереев и 16 прислали свои письменные отзывы по главным вопросам повестки собора.

На первом же заседании Собора митрополит Евлогий потребовал, чтобы п. 2 повестки Собора «об общих вопросах по управлению Русск. Прав. Церкви Заграницей» – разсмотреть в первую очередь. Митрополит Евлогий опасался, что в этом пункте будет пересматриваться вопрос о положении его епархии, как автономного митрополичьяго округа. Собор единогласно против одного голоса митрополита Евлогия, решил этот вопрос обсудить по разсмотрении всех вопросов.

После того, как митрополиту Евлогию было отказано в изменении повестки, он заявил, что для него невозможно дальнейшее участие в Соборе, и оставил заседание и уехал из Ср. Карловцев. Этим было положено начало церковной смуты заграницей.

В то время, как в церковной среде русского разсеяния произошел раскол, в России гонения на Церковь продолжали расти. Большая часть русских епископов были либо замучены большевиками, либо томились в тюрьмах и лагерях, аресты духовенства все учащались. Наступил момент, когда во главе Церкви встал викарный архиепископ Серафим (Самойлович), т. к. все старшие архиереи были в заключении. Неожиданно, именно в этот период массовых арестов и казней был выпущен на свободу митрополит Сергий (Страгородский). Ему было дано властями право проживать в Москве, право, которым он не пользовался даже до своего ареста. Верующие встретили его освобождение настороженно, а вскоре незамедлила явиться и причина такой милости гонителей к митр. Сергию. Сразу по своем освобождении, став по старшинству заместителем местоблюстителя патриаршого престола, митр. Сергий издал от лица Русской Православной Церкви «декларацию», в которой выражал советскому правительству благодарность за внимание к духовным нуждам православного населения и заявлял: «Мы хотим быть православными и в то же время признавать советский союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи».

Относительно заграничного духовенства он писал: «Особенную остроту при данной обстановке получает вопрос о духовенстве, ушедшем с эмигрантами за границу. Ярко противосоветския выступления некоторых наших архипастырей за границей, сильно вредившия отношениям между правительством и Церковью, как известно, заставили почившого Патриарха упразднить Заграничный Синод (2 мая / 22 апреля 1922 года). Но Синод и до сих пор продолжает существовать, политически не меняясь, а в последнее время своими притязаниями на власть даже расколол заграничное церковное общество на два лагеря. Чтобы положить этому конец, мы потребовали от заграничного духовенства дать письменное обязательство в полной лояльности к советскому правительству во всей своей общественной деятельности. Не давшие такого обязательства или нарушившие его будут исключены из состава клира подведомственного Московской Патриархии. Думаем, что размежевавшись так, мы будем обезпечены от всяких неожиданностей из за границы».

Митрополит Антоний, как только узнал об этом послании митр. Сергия, когда то до революции бывшого его другом и единомышленником, сейчас же созвал Собор архиереев Русской Православной Церкви заграницей и в полном согласии со всеми русскими архиереями, находящимися заграницей, ответил следующим окружным посланием, решительно отвергая предлагаемый митр. Сергием путь сотрудничества с безбожной советской властью.

«Радости советской власти – оскудение веры и благочестия, умножение беззакония, развращение людей, разрушение Церкви, страдания верных чад Божиих, пролитие крови праведных, насаждение на земле царства диавола. Может ли это быть радостью для Церкви?

Послание митрополита Сергия не архипастырское и не церковное, а политическое и посему не может иметь церковно-канонического значения и не обязательно для нас свободных от гнета и плена богоборческой и христоненавистной власти...

Можно ли почитать законным постановление Временного Патриаршого Синода об увольнении от должностей и исключении из клира Московской Патриархии архипастырей и прочих священнослужителей, если они откажутся дать письменное обязательство о верности советской власти? Такое постановление Синода не может быть признано законным и каноническим. Оно должно почитаться превышением власти...

Совершенно не правильно отмечает послание, будто Святейший Патриарх наш в 1922 году закрыл наш Священный Синод. Мы должны заявить, что в указанное время был закрыт не настоящий наш Архиерейский Синод, а Временное Высшее Церковное Управление заграницей. Настоящий наш Синод не закрывался ни Святейшим Тихоном, ни его преемниками по управлению Церковью, хотя всем им было хорошо известно о его существовании, что подтверждает теперь и сам митрополит Сергий и его Синод, не решаясь однако объявить о закрытии его...

Заграничная часть Всероссийской Церкви должна прекратить сношения с Московской церковной властью в виду невозможности нормальных сношений с нею и в виду порабощения ея безбожной властью...

...Впредь до возстановления нормальных сношений с Россией и до освобождения нашей Церкви от гонений безбожной советской власти, заграничная часть нашей Церкви должна управляться сама, согласно священным канонам, определениям Священного Собора Всероссийской Поместной Православной Церкви 1917–18 г.г. и постановлению Святейшого Патриарха Тихона, Священного Синода и Высшого Церковного Совета от 7/20 ноября 1920 года...»

Как и следовало ожидать, советская власть, посредством послушного ей митроп. Сергия, потребовала от заграничного духовенства прекратить враждебную для нея деятельность. Иными словами потребовала от свободной части Русской Церкви молча взирать на страдания братьев своих в распинаемой безбожниками России.

В июле 1927 года митр. Евлогий получил на свое имя указ митр. Сергия, в котором он обвинял эмигрантское духовенство за открытыя выступления против советской власти и предлагал всем заграничным русским архипастырям и священнослужителям дать письменное обязательство «лояльности» по отношению к советскому правительству.

Митр. Евлогий в своих воспоминаниях пишет: «Я решил исполнить требование митрополита Сергия не безусловно, а при условии, что термин «лояльность» означает для нас «аполитичность» эмигрантской Церкви, т. е. мы обязуемся не делать амвона ареной политики...

В моем слове на литургии (4 сент. 1927 г.) я разъяснил мой ответ митр. Сергию и многих это успокоило, но не всех...

Многие требовали решительного разрыва с Москвой. Бывший главнокомандующий Добровольческой Армией барон Врангель писал мне, что считает мой ответ двусмысленным и неопределенным. Другой генерал негодующе ставил вопрос: не ставленник ли я большевиков?...

В ответ на мое разъяснение «о лояльности», митр. Сергий написал мне, что считает его удовлетворительным, но требует немедленно препроводить ему подписи всех зарубежных епископов и приходского духовенства. Я отправил предписание митр. Сергия в Карловцы, но никакого ответа оттуда не последовало...» («Путь моей жизни», стр. 618).

Немедленно по получении письма митрополита Евлогия и указа митрополита Сергия, владыка Антоний, не отвечая лично митрополиту Евлогию, опубликовал особое послание.

«...Митрополит Сергий, – писал владыка Антоний, – разсылая свое постыдное послание, не озаботился ни тем, чтобы испросить разрешение Местоблюстителя Патриаршого Престола митрополита Петра, сохранившого за собою «общее руководство церковной жизнью», ни даже запросом отзыва от верных церковным канонам владык, коих обвиняет, но делает вид, будто он вполне удовлетворился донесением соборне запрещенного митрополита Евлогия, и заявляет, что председательствуемый им Московский Синод, неизвестно откуда взявшийся, снимает это запрещение и утверждает запрещенных в их прежнем достоинстве. А между тем правила Вселенских Соборов ясно говорят о том, что снять запрещение может только иерарх или же власть, которая его наложила (12, 16 и 32 Апост. правила; 5 правило I Вселенского Собора и др.). На Евлогия же и его последователей запрещение наложено целым Собором иерархов, даже более многочисленным, нежели сомнительный Синод при митр. Сергии...

...Должно признать, что незаконно составленное и вошедшее в единение с врагами Божиими учреждение, которое Митрополит Сергий называет православным Синодом и от признания которого отказались лучшие русские архиереи, духовенство и миряне, вовсе не должно быть признаваемо нашими православными церквами, ни нашим Архиерейским Синодом с его заграничной паствою, а учредители Московского Синода должны быть признаваемы такими же отступниками от веры, как древние либеллисты, то-есть христиане, хотя и отказавшиеся открыто похулить Христа и принести жертву идолам, но принявшие от идольских жрецов ложное удостоверение, будто они находятся в полном согласии с последователями языческой религии; эти удостоверения избавили их от преследования правительства, но подвергли совершенному отлучению от Церкви, в которую кающиеся из них, после отречения от идолопоклонства, принимались только через несколько (15) лет.

Избави Бог всех вас, православные христиане, уподобиться древним либеллатикам, на которых Св. Церковь взирала, как на прямых отступников от Христовой веры».

В 1929 году большевики на Дальнем Востоке вторглись в пределы Китая в Трехречье, населенное русскими беженцами, преимущественно участниками белой борьбы с большевиками в Сибири. На это событие владыка Антоний отозвался обращением к народам всего мира. Обращение это было послано главам всех правительств, главам всех православных, инославных и иноверных Церквей и редакциям главнейших газет в Европе и Америке.

«Душу раздирающия сведения идут с Дальняго Востока.

Красные отряды вторглись в пределы Китая и всей своей жестокостью обрушились на русских беженцев выходцев из России, нашедших в гостеприимной Китайской стране убежище от красного зверя.

Уничтожаются целые поселки русских, истребляется все мужское население, насилуются и убиваются дети, женщины. Нет пощады ни возрасту, ни полу, ни слабым, ни больным. Все русское население, безоружное, на китайской территории Трехречья умерщвляется, разстреливается с ужасающей жестокостью и с безумными пытками. Вот замученные священники: один из них привязан к конскому хвосту. Вот женщины с вырезанными грудями, предварительно обезчещенныя; вот дети с отрубленными ногами; вот младенцы брошенные в колодцы; вот расплющенныя лица женщин; вот 80 летние старцы в предсмертных муках разстрела; вот реки, орошаемыя кровью убегающих в безумии женщин и детей, разстреливаемых из пулеметов красных зверей.

Кровь леденеет, когда читаешь сообщения компетентных лиц с Дальняго Востока о зверствах красных в захваченной ими части Китая. Все существо содрагается от этой небывалой кровавой расправы с безоружным населением и детьми.

Вопиют архипастыри и пастыри Дальняго Востока, протестуют пред всем миром русския общественныя организации, взывает ко всем русская печать.

Но не слышно ни о помощи, ни слов утешения.

Припоминая как еще недавно раздавались горячие протесты изъ-за резни в Палестине и как заволновались тогда некоторыя державы, у нас создается впечатление, что мир задался целью уничтожить русский народ и в этом осуществляется какой то диавольский план.

Вот уже 12 лет насильники в Москве раздирают русския души, уничтожают тысячелетнюю культуру, развращают народ, разрушают храмы, оскверняют и уничтожают древнейшия святыни, подвергают гонению духовенство и верующих, морят и гноят в тюрьмах множество невинных людей, культивируют утонченныя пытки, перед которыми бледнеет все, ведомое в этой области истории.

Искусственно развивается голод и эпидемии болезней, инсцинируются возстания и бунты. Все это для увеличения террора. Идет поголовное истребление русского народа. И народы мира молчат. Упорно безмолвствуют, а многие из них якшаются с злодеями, а иные даже всячески поддерживают их, хотя они отлично осведомлены обо всех этих зверствах и ужасах и через печать, и через своих агентов и по личным наблюдениям, и по сообщениям и разсказам бежавших оттуда своих же подданных, и через Лигу Обера и т. д., и т. д.

К Вам, народы всего мира, к Вам, правители государств, к Вам союзники России, через жертвы которой стали Вы победителями, к Вам братья православные славяне, которых Русские Цари и Русский народ всегда носили в сердцах своих, жертвуя кровью лучших сынов своих в помощи Вам, к Вам обращаю свое старческое слово, к Вам взываю. Возвысьте свой голос в защиту истребляемого русского народа. Положите предел этой жестокости красных зверей.

Если не во имя Бога, то хоть во имя гуманности, цивилизации, во имя идеи разоружения народов, о чем столько конференций собирается, хоть во имя всего этого явите свою милость, проявите человечность, культурность, гуманность. Обратите внимание на несчастный народ в тяжких муках и оковах находящийся. Вы знаете, Вы имеете способы и средства прекратить этот произвол, насилия, надругательства над человеческой личностью, эти безумныя убийства и жертвы.

Пастыри всех народов, ежегодно собирающиеся по несколько раз на конференции (в Женеве, Лозанне и т. д.) для обсуждения вопросов о проведении в жизнь евангельских принципов и установлении в народах порядка нравственности и мира. Начните осуществление взятой Вами миссии с советской России. Обратите внимание и свое и своих пасомых, и народов на Россию. Там попирается Св. Евангелие. Там вытравляется нравственность, там уничтожается религия, там похуляется Бог.

Ваш долг, как руководителей паствы, и сугубый, раз взяли на себя миссию объединения церквей в утверждении евангельских принципов в народах. Но Ваши конференции молчат об этом. За это время Вы ни разу не возвысили на них своего голоса.

Вы были глухи к замогильным воплям русского народа. Вы, как иудейские левиты, проходили мимо израненного разбойниками русского народа.

Услышьте же теперь этот вопль и возвысьте Ваш голос. Без этого Ваши конференции, Ваше церковное служение пустой звук, пустое действо, граничащее с лицемерием.

Мне, безсильному чемъ-либо помочь своему народу, остается вопить и взывать, как многократно делал я.

И ныне взываю и вопию к Вам в униссон с предсмертными стонами и криками моего народа».

– В этом послании полностью раскрылось сердце владыки Антония, сердце человека-христианина, в нем он показал любовь, которой было переполнено его сердце, любовь к своему народу, любовь апостольскую, готовую «отлученым быти от Христа по братии своей, сродницех своих по плоти...» (Рим. 9, 3). Владыка сораспинался своей страждущей пастве, сострадал ей своей любовью отца за убиваемых и гонимых чад. Это был вопль безсильного старца, вопль безутешный и, увы, одинокий.

Обращение это не встретило никакого отклика и владыка Антоний, с горестью, возвестил об этом своей пастве, призывая ее к вооруженной борьбе против большевиков.

«...От имени Христова молим вас, отцы, братия и сестры во Христе, подняться с того далекого края нашего отечества по сию и даже по ту сторону Китайской границы, возстать против врагов нашей родины, против злых безбожников и руководящих оным христоненавистников, иудеев, именно тех, которые стоят за спиной неразумных большевиков, и вместе с тем, вразумлять последних, чтобы вспомнили о своей душе, проданной диаволу, и откупились бы от него слезным покаянием.

А самим вам взяться при первой возможности за благословенное оружие и устремиться на спасение Православной родины нашей и Православной Церкви за веру, Царя православного и отечество, как это сделали Нижегородцы 300 лет тому назад когда они, собравшись вместе, каке снежный ком, покатились к Москве, а к ним приставали все благочестивые и мужественные люди, так что тот снежный ком рос и рос, пока не обратился в огромное народное ополчение, которое изгнало врагов России из Москвы и возвело на престол царский родственника царскому роду юношу Михаила Феодоровича Романова, потомство которого вот уже 300 лет царствовало над всею Русью...

Видит Бог, как бы я рад был последние годы или даже месяцы своей уже 66-летней жизни провести с вами и умереть не беженцем, а впереди мужественного ополчения против тех безбожников».

В начале 1929 года владыка Антоний обратился к архиепископу Кентерберийскому с особым посланием и умолял его, как брата во Христе, выступить на защиту Русского народа, угнетаемого большевиками. Копии письма владыки Антония были разосланы всем 72 епископам Англиканской Церкви и всем членам Палаты Лордов и Палаты Общин. Архиепископ Кентерберийский откликнулся на призыв владыки Антония и выступил в Палате Лордов с энергичным протестом и его выступление нашло отклик во всей Англии и прежде всего во влиятельной печати.

Первый протестный митинг в Лондоне вызвал такой интерес, что вскоре был устроен другой митинг, на который собралось свыше 2.000 человек и в тот же день состоялся женский митинг протеста. Митинги начинались молитвой за притесняемых и гонимых в СССР. Попытки коммунистов, очевидно подосланных большевиками, помешать ораторам, оканчивались изгнанием из собрания этих людей. В резолюциях английское общество призывалось к походу против красных врагов религии и культуры, с призывом ко всему миру бороться с тем варварством XX века, которое представляет из себя советское правительство с его чудовищными гонениям на человеческую и религиозную свободу, верующие призывались к неустанному труду для свободы русского народа.

Из Англии протестное движение перекинулось в другия страны. В Париже состоялся грандиозный митинг, на котором было вынесено решение требовать от правительства прервать всякия сношения с большевиками. Испанский посол отказался подать руку советскому послу Сокольникову. В Чехословакии выступил верный друг России Крамарж с яркими речами, в которых раскрывал сущность советской власти. В Женеве состоялся грандиозный митинг, на котором впервые раздались яркия мысли и слова сочувствия Русскому народу. Такие же митинги прошли в Германии, Сербии и Болгарии.

Владыка Антоний высоко ценил все это протестное движение, но в то же время он ясно понимал, что одними речами свергнуть большевиков невозможно. Для этого необходимо поднять вооруженное возстание, как это сделал кн. Димитрий Донской по благословению преп. Сергия против Татарского ига и Косьма Минин и кн. Пожарский против поляков. Поэтому владыка Антоний опять в начале 1930 года обратился к русским людям с призывом поднять благословенное оружие против большевиков.

«Идите же смело, други, за Веру, Царя и Отечество! – И пусть никто не скажет: хорошо тебе посылать нас, сидя в православной Сербии, где тебя никто не тронет, а нам то каково идти на врагов веры почти с голыми руками.

Други, я оказался заграницей не по своей воле, не как беглец: меня схватили почти такие же большевики – Петлюровцы вооруженные усадили в автомобиль и отправили под заряженными винтовками в Австрию, где тогда водворились поляки и держали меня и еще двух архиереев в плену более полугода, а отпустили из плена только тогда, когда в России окончательно запановали большевики, уже приговорившие меня к смертной казни. – И когда подобная же большевицкая еврейская банда однажды окружила меня в Киеве и требовала с угрозами, чтобы я снял наказание с одного революционера-попа, то я отказался и сказал: «можете меня повесить вот на этом дубовом суку, который пред нашими глазами, но я не отступлюсь ни на один шаг с места, на котором стою», тогда они отступили, хотя я уже приготовился к смерти. Это было на Пасхальной седмице 1919 года.

Итак, русские люди, я вновь призываю вас на борьбу с врагами Христовыми – большевиками и прочими богоборцами, готовый первый умереть в такой борьбе, как умер мужественный генерал Кутепов. Может быть немного времени осталось до такого события в моей жизни. – Еще древние римляне говорили: «сладко умереть за отечество».

Но и это послание не нашло должного отклика. Владыка Антоний видя, что все остается без перемен и что все его усилия, направленныя к осовобождению Русского народа, остаются безрезультатными, глубоко об этом горевал и эти его чувства нашли себе отражение в послании, которое он озаглавил «Сто первое и предпоследнее воззвание», указывая этим названием на то, что им написано множество воззваний и что безцельно их писать, ибо мир не откликается на них так, как это нужно было бы.

«Тяжело предпринимать какое-либо дело, малое или великое, без всякой почти надежды на его успех. Тяжело увещевать людей или народы без надежды на то, что твоего увещания послушаются.

Приблизительно такими мыслями сопровождает свое поучение против пьянства св. Иоанн Златоуст. Впрочем, продолжает он, я и тем буду доволен, если мои слушатели воздержатся от 4-го, от 5-го стакана вина; если даже они, продолжая пьянствовать, будут в душе своей чувствовать стыд и укоры совести...»

Вот таким голосом совести и являлся владыка Антоний для всего мира, для своей паствы русских беженцев, для всего православного Востока. Пускай и не все следовали этому голосу, но те, кто слушался его, становились для мира солью, предохраняющей его от преждевременной гибели. Не тщетны были труды владыки, «глас вопиющого в духовной пустыни», многих обратил, многих заставил задуматься, многих отвратил от 4-го или 5-го стакана безбожного зелья.

Гонения на Церковь в России не прекращались, а наоборот усиливались с каждым годом. К 1930 г. оставшихся на свободе епископов оставались считанныя единицы, храмы планомерно закрывались или разрушались, действующих монастырей уже почти не было. Владыка Антоний столь любивший благолепие церковное и столько сил отдавший на построение храмов и украшение их тяжело переживал потерю каждого. Когда на Запад проникли слухи о намерении большевиков сломать Успенский собор, то владыка Антоний написал еще одно послание народам всего мира, призывая их остановить дерзкую руку богоборцев.

В том же печальном 1930-м году митрополит Сергий на вопрос иностранных журналистов – действительно ли в России разрушаются храмы и преследуется вера, заявил, что в советской России гонений на Церковь нет. В ответ на столь явную ложь в эмиграции поднялось сильнейшее возмущение. Митр. Евлогий оказался в неловком положении. «...Я старался его защищать, – писал он, – говорил, что его слова не ересь, не грех церковного порядка, не отпадение от веры, и что нам все же лучше от Москвы не отрываться. Но, конечно, торжественное объявление неправды назвать «политикой» можно лишь условно, и с этой натяжкой паства никак примириться не могла. Поддерживать связь с Москвой стало трудно и успокоить негодующую паству, взывая к ея состраданию, невозможно...

...Летом 1930 года между мной и митрополитом Сергием произошел разрыв».

Однако, митр. Евлогий, вместо возсоединения с Русским Заграничным Собором и с владыкой Антонием, решил обратиться в Константинополь.

Летом 1933 г. большевики предприняли новую попытку уничтожить Архиерейский Синод. На этот раз они решили оказать давление на Сербского патриарха Варнаву через его бывшого учителя и друга, а теперь послушного исполнителя их велений, митрополита Сергия. Он обратился с посланием к сербскому патриарху с просьбой передать Архиерейскому Синоду и Собору в Ср. Карловцах увещание и предупредить их, что если они не исправят своих заблуждений и не примирятся с Московской патриархией к 9 маю 1933 г., то о каждом архипастыре карловацкой группы будет вынесено постановление о запрещении им священнослужения впредь до суда.

Послание это также угрожало и самому сербскому патриарху: «в случае, если карловацкая группа останется в своем настоящем положении, то это может привести к разстройству во взаимоотношениях поместных Православных Церквей, с которыми эта группа будет так или иначе соприкасаться».

Патриарх Варнава на это послание никак не реагировал. Тогда оно было опубликовано в заграничной печати.

Владыка Антоний сейчас же ответил на него личным письмом на имя митр. Сергия (см. письмо № 105), которое заканчивал такими словами: «Умоляю Вас, как б. ученика и друга своего – освободитесь от этого соблазна, отрекитесь во всеуслышание от той лжи, которую вложили в ваши уста Тучков и др. враги Церкви... а если останетесь на том пространном пути, ведущем к погибели, на котором стоите ныне, то он безславно приведет Вас на дно адово и Церковь до конца своего земного существования не забудет Вашего предательства...»

Угроза митр. Сергия не возымела никакого действия ни на святейшого патриарха Варнаву, ни на митрополита Антония.

Свое отношение к Зарубежной Церкви и лично к митрополиту Антонию патриарх Варнава ясно высказал во время своей проповеди в русской церкви в Белграде 9/22 июня 1930 г.:

«Знайте, что изуверы, гонящие Церковь, не только ее мучают, но стараются ее расколоть и всячески простирают свои преступныя руки и к вам, находящимся за пределами вашего отечества. Вы, верные сыны России, должны помнить, что вы являетесь единственной опорой великого русского народа...

Среди вас находится великий иерарх высокопреосвященнейший митрополит Антоний, который является украшением Вселенской Православной Церкви. Это высокий ум, который подобен первым иерархам Церкви Христовой в начале христианства. В нем и заключается церковная правда и те, кто отделились, должны вернуться к нему. Вы все, не только живущие в нашей Югославии, но и находящиеся в Америке, в Азии и во всех странах мира, должны составить во главе с вашим великим архипастырем митрополитом Антонием единое несокрушимое целое, неподдающееся нападкам и провокациям врагов Церкви».

Год от года силы владыки Антония ослабевали. Он уже с трудом передвигался. Стал чаще говорить о своей приближающейся кончине и почти непрестанно из его глаз текли слезы умиления. Хотя владыка Антоний не был еще очень стар, ему едва минуло 70 лет, но слишком большой крест нравственных страданий нес он в своей жизни, чтобы мог сохраниться его организм. Годы эмиграции для него были сплошным страданием. Его одолевала безграничная скорбь за русский народ и Русскую Православную Церковь, страдания которых он переживал со всей силой состраждущей к ним любви. Заграничная же церковная смута совсем подломила его силы, и владыка Антоний помышлял о своей кончине, как о долгожданном и желанном исходе из этой скорбной жизни. Однако, он не хотел оставлять возглавляемую им Русскую Зарубежную Церковь в том неопределенном состоянии, в котором она находилась, разделенная церковной смутой. Судя по тому, что владыка Антоний тогда говорил, он ожидал и искал от митрополита Евлогия, хотя малейшого признака покаяния.

Митрополита Евлогия не могло не давить своей внутренней тяжестью, тяготевшее над ним запрещение. Оно ведь исходило от того, пред кем он в прежние годы своей жизни благоговел. Еще более тяжелым нравственным бременем запрещение лежало на духовно чуткой части паствы митрополита Евлогия.

Один из близких к владыке Антонию молодых людей Володя Родзянко после своего возвращения из Парижа и подробного разсказа владыке Антонию о парижской церковной жизни и о том, как многих людей угнетает тяготеющее над митрополитом Евлогием запрещение, получил от владыки Антония следующее письмо на имя митрополита Евлогия:

«Если Преосвященный Евлогий явится с повинной, то от имени Церкви получит прощение за свое отпадение от нея, хотя бы и остался под властью Константинопольского патриарха. Митрополит Антоний 17 октября 1933 г.»

Желая смягчить сухой тон этого письма, В. М. Родзянко приписал к нему пост скриптум: «Вспомните, дорогой Владыко, как мы были вместе заключены в Бучаче, как были дружны! Не будем умирать, не простив друг друга».

Владыка Антоний не возразил против этой приписки, взял письмо и поставил под этим постъ-скриптум свою подпись.

Это письмо было вручено митрополиту Евлогию лично В. М. Родзянко, в прощенное воскресение 1934 года.

17/30 марта 1934 года митрополит Евлогий отправил из Парижа владыке Антонию ответное письмо, в котором написал, что он безмерно скорбит о церковном разделении, просит простить его за причиненное огорчение и готов признать, что в защите своей правоты ему не следовало, быть может, сразу прибегать к такой решительной мере, как оставление Собора, а искать других способов этой защиты, что он очень жалеет об этом и просит простить его и снять с него и его клира наложенныя Собором 1927 года запрещеке в священнослужении.

В мае месяце 1934 года митрополит Евлогий приехал в Белград, Владыка Антоний радостно встретил митрополита Евлогия. Когда они остались одни то он, облачившись в епитрахиль, прочел над митрополитом Евлогием разрешительную молитву.

Приняв его таким образом в молитвенное общение, владыка Антоний сам, по древнему христианскому обычаю, взаимно попросил у него прощения и предложил ему возложить на себя епитрахиль и прочесть над ним ту же молитву, что митрополит Евлогий и исполнил.

Вслед за тем, при участии других, находившихся в Белграде архиереев и митрополита Евлогия, состоялось у владыки Антония трапеза, во время которой владыка Антоний сказал: «Сегодня для меня радостный день – начало нашего церковного мира. Пусть от этого дня среди нас царствует согласие и мир».

Все русское общество с глубоким волнением ожидало, что митрополит Евлогий не остановится на пол пути, но в полной мере возсоединится с Русской Зарубежной Церковью. Увы! этим ожиданиям не суждено было сбыться.

Вернувшись в Париж митрополит Евлогий оффициально заявил, что для него «прещения» никогда не существовало и теперь не существует. Оно было и остается неканоничным и является препятствием не для того, на кого наложено, а для тех, кто его наложил.

Владыка Антоний сделал все возможное для возстановления мира в расколотой русской церковной среде, но парижское окружение владыки Евлогия оставалось на прежней непримиримой позиции и эта постыдная зависимость от либеральной части его паствы опять сыграла свою роковую роль, не дав воцариться полному миру.

Впоследствии патриарх Варнава также пробовал примирить митр. Евлогия и митр. Феофила Сев.-Американского с Зарубежным Архиерейским Синодом. Митроп. Феофил возсоединился с Зарубежной Церковью на 10 лет, а митр. Евлогий, вернувшись в Париж, опять нарушил все свои обещания и так и умер в расколе.

В 1935 году исполнилось 50-летие священнослужения владыки Антония. Готовясь к исходу из этой жизни, он на этот раз не возражал против устройства празднования, так как понимал, что этим подводится итог его земной жизни. Это было торжеством не только Белградской части владыкиной паствы, но торжеством всего русского разсеяния и торжеством всех братских православных поместных церквей. От лица православного Востока это высказал митрополит Ливанский Илия, прибывший на торжество, в своей приветственной речи: «Вы осчастливили чад Церкви нашего века Вашими деяниями и Вашим красноречием по примеру Ваших предшественников, апостолов и св. учителей Церкви. По этой причине вся Православная Церковь соединилась в прославлении всего того, чем была Ваша жизнь».

Патриарх Варнава в своей речи сказал: «Ваши великия дела язык не может описать. Вы столп и утверждение истины в Христовой Церкви. Ваше сердце обнимает всех православных людей. Вы открыли новые пути для богословской науки и разъяснили новыя величайшия истины, неведомыя до Вас, которым ныне следуют Ваши ученики и последователи. Вы светите русским людям в то время, когда Св. Русь искупается в крови своих лучших сынов и Ваш свет не менее драгоценен той святой крови, которая льется на русской земле...»

Последние годы владыка Антоний уже не мог ни ходить, ни стоять на ногах и его носили каждый праздничный и воскресный день в церковь, где он неопустительно причащался Св. Таин и говорил поучения.

Он все больше сосредоточивался в своей внутренней жизни и почти совсем перестал интересоваться делами земными. «Однажды, в мае месяце 1936 г., – вспоминает П. С. Лопухин, – мы говорили с владыкой о наступлении старости и о том, что ея приближение проявляется в том, что все труднее высказывать свои мысли и чувства, что блекнет яркость образов и слов для их выражения, но что это отнюдь не значит, что замирает духовная жизнь... Владыка, который последнее время все меньше говорил, хотя почти всегда очень внимательно слушал, особенно чтение, на этот раз оживился и сказал, что это совершенно верно, что духовная жизнь не только не слабеет, но наоборот становится все сильнее и чище и, помолчав, добавил... «только выражать ее становится все труднее». Вот именно поэтому нам особенно интересны последния проповеди владыки, когда он, преодолевая свои немощи, все-таки говорил и хоть отчасти открывал нам свою душу и свою духовную жизнь.

Его беседа всегда прерывалась слезами умиления пред теми образами и истинами жизни во Христе, которыя открывались в данную минуту его духу.

Иногда он как бы не мог оторваться успокоивши свои слезы, снова разсказывал о том же, слегка изменяя повествование, и снова плакал, как будто не мог наглядеться и нарадоваться этим образам и созерцаниям истин веры, милосердия Божия, любви, покаяния, умиления и возрождения человека.

В этих проповедях нам иногда даже не столь дороги были его мысли, как дорого то, что мы видели чем живет душа, стяжавшая благодать Св. Духа, как живет сердце, утвержденное в благодатной жизни и что такое жизнь души, причастной к миру святости...

Три темы по преимуществу повторяются в поучениях, произнесенных владыкой от праздника Св. Пасхи до его последняго слова, сказанного 15/28 июля 1936 г.: о радости Воскресения Христова, о причастии Св. Таин, о покаянии и о умилении. От Св. Пасхи до Духова дня больше всего говорил о Воскресении.

На Фомино воскресение говорил, что вера в Воскресение – это венец веры и камень испытания веры. Христианин отличается от нехристианина верой в Воскресение. Можно часто встретить людей, готовых восхищаться любовию и всепрощением Христа и веровать в Его Божественную силу, но если такие люди не убедились, что Он Своей силой и волей разорвал узы ада и смерти – вера их будет неполная и неправильная. И вот виновником нашей веры в Воскресение является Ап. Фома. Нельзя его и его «блаженное», как поет Церковь, неверие противопоставлять вере остальных апостолов. Весть о Воскресении ими всеми была принята недоверчиво. Только один Иоанн сразу поверил в Воскресение. Неверие же Фомы не было ни следствием упрямства, ни ожесточенности сердца. Его ответ остальным апостолам скорее можно объяснить его страстным желанием иметь обоснованную веру: он не хотел веры неясной или смутной...»

В следующее Воскресение, в неделю жен мироносиц, владыка говорил, что приветствие «Христос Воскресе» повторяется в церковной жизни 40 дней потому, что это есть самое великое и радостное событие...

«Святая Пасха это самый радостный день и душа наша рвется к тому, чтобы со всеми объединяться в радости – и друг друга обымем, рцем: братие. Иноверцы когда молятся – зажмуриваются и замыкаются в себе, чтобы предаваться своим мистическим чувствам, а православные, особенно русские, стремятся распространить свое чувство радости на других людей».

Эта мысль видимо была особенно дорога владыке. Обильно бежали его слезы и он все повторял отдельныя фразы из пасхальных молитв... «друг друга обымем», «рцем братие», «и ненавидящим нас простим».

4/17 мая владыка говорил, что вот уже кончаются пасхальныя молитвы, что обычно люди ликуют, слушая их во Св. Ночь, радуются один, два дня, а праведники ликуют все 40 дней до Вознесения. «Надо стараться, чтобы эта святая полоса жизни постепенно расширялась. При правильном попечении душа получает способность радоваться уже не один или два дня, а сперва неделю, потом все 40 дней, а затем и всю жизнь, как у преп. Серафима, который всегда жил в состоянии радостной любви к людям, как бывает на Св. Пасху, приветствовал людей словами Христос Воскресе! и целовал их. Быть в таком настроении цель и смысл жизни. У нас обычно восторг первых дней скоро чахнет и гаснет и начинает остывать сердце. Но отблеск радости Св. Пасхи сохраняется в нем еще долго и когда запоют Христос Воскресе... сердце дрогнет, услышав Христос Воскресе... Где люди нашли бы отраду жизни, если бы не было этих радостных песнопений.

Христос Воскресе. Там на небе прославление Христова Воскресения составляет главное содержание славословия праведников... Преп. Серафим уже здесь на земле жил небесной жизнью. Все, что мешает прославлению Св. Пасхи, надо радостно уничтожать в себе и снова возвращать к воспоминанию об умилении, которое посетило нашу душу в день Св. Пасхи».

На Духов день владыка говорил: «..."Огонь от Огня» – это благодать Духа Святого, сжигающая как в огне все негодное так, что остается одно золото. Всякий прикасающийся к этому огню – загорается. Но также загорается всякий прикасающийся к огню греха и в этом смысле огонь греха и Огонь Святый имеют нечто общее: человек начинает гореть тем огнем, с которым он прикасается. Святые Отцы горели Огнем Святым. Не нам, конечно, помышлять о подобном горении, о таком изобилии благодати, какое усваивали праведники, так что Огонь Святый пламенел в их сердцах, но и у нас бывают минуты умиления и тогда наши сердца загораются огнем Святым. И по мере того, как эти минуты становятся чаще, постепенно Сей Огонь становится нашим. Его мы приобщаемся при Причастии и при усердной молитве. Тогда приходит к нам вожделенное настроение, в котором был Апостол Петр, когда во время Преображения он говорил: Господи, добро есть нам зде быти: аще хощеши сотворим зде три сени: Тебе едину, и Моисею едину и едину Илии. Он хотел постоянно пребывать в этом настроении, чтобы Божественный Огонь никогда его не оставлял. Об этом молимся, когда говорим: Духа Твоего Святого не отыми от мене...

От души грешной, не кающейся, Св. Дух отвращается, как от зловонной ямы. Если кто победит в себе зависть, он на пути к спасению. Если кто кается раз и снова кается при согрешении и привыкает к покаянию, он одной ногой уже в раю. Для спасения не надо ни богатства, ни ума, но надо этот Огонь держать в своем сердце. Вся мудрость и вся заслуга Св. Отцов в том, что они научили привлекать Дух Святый: Уста моя отверзох и привлекох Дух, яко заповедей Твоих желах. Если не желать этих заповедей, если с ропотом относиться к Богу, то уже нельзя умилить свою душу, и блажен тот, кто научил беречь и ценить моменты умиления. Дух Святый близко от нас предстоит и если обратиться – даст руку помощи. Прииди и вселися в ны и очисти ны от всякия скверны...»

27 мая / 7 июня владыка говорил о покаянии: различныя чувства переживаем мы, готовясь к принятию Св. Таин, одинаково как те, кто чаще и кто редко, один раз в год приступает к этому Таинству. Кто же угоднее Богу приступает к ним? Тот ли, кто приступает редко или, наоборот, часто? Тот, кто приступает ревностнее? «Не скажу, что у нас, часто приобщающихся, бывает в полной мере то, чего жаждет душа. Она жаждет умиления, но вот и в старости не просто его получить. Душа требует его, а память развлекается. Надо молиться – «Спасе, даруй ми умиление». Это есть благодатное дарование, а я сам могу принести только покаяние. Те, кто принуждают себя умиляться пред Причастием Святых Таин, поступают неправильно, это не путь спасения. Не полезно принуждать себя, надо приносить покаяние и чем оно искреннее и горячее, тем скорее само приидет умиление. Если есть слезы покаяния, то приидет и умиление. Глубокое покаяние – это когда человек обливается слезами. Не то, что выжимает из себя одну или три слезы, но обливается слезами. Тогда придет умиление. Только так его можно стяжать. Поэтому надо больше думать о покаянии, а не об умилении...

Надо, чтобы в душе были хоть какия-нибудь добрыя воспоминания. Так Достоевский говорил, что если у человека есть хоть два-три добрыя воспоминания детства, он уже не погиб, ибо может полюбить добро, опираясь в своей памяти на эти воспоминания...

О силе добрых воспоминаний говорит повествование о том, как праведник знамением креста подчинивший себе дотоле нападавшого на него беса, стал молиться о его спасении, отчего последний стал биться и просить отпустить его. Но праведник поставил условием для исполнения этой просьбы, чтобы этот бес пропел ему ту песнь, которой он славил Бога до своего отпадения. И вот когда, наконец, после длительных отговорок и заверений, что человек не может ее вынести, бес поневоле начал петь эту, чуждую ему теперь, песнь, то стал постепенно просветляться и когда кончал, то уже пел ее громко и радостно, а когда кончил, то это уже был светлый ангел, а у ног его лежало бездыханное тело праведника, который умер сокрушенный этой песнью...

Но да не упиваются люди грешные духовным восторгом умиления, пусть всегда помнят о своем недостоинстве, чтобы не впасть в самообольщение. И потому будем постоянно повторять молитву: не введи нас во искушение».

2/15 июня 1936 г. владыка снова говорил о Таинстве Причастия.

«Особенно нужна благодатная помощь человеку, когда он приближается к Св. Тайнам, ибо сколь боится диавол Христа, столь он и дерзостен. Сколько раз благочестивые люди плакали о том, что перед причастием вдруг посещали чувства гнева или нечистыя мысли. Так в ночь предания Христа, хотя и был сатана властно удаляем от Апостолов самыми обстоятельствами их жизни, т. е. близостью к ним Христа, однако молниеносно возвращался к ним. Так врывается он в самый алтарь. Вот почему Церковь сопровождает Причастие многими молитвами, чтобы оградить священника, как и мирянина, от его нападений. Люди, которые сподобились открыто вступать в борьбу с диаволом, как например, Иоанн Кронштадтский, говорили, что в момент причастия священника, диавол так и юлит вокруг между священником и престолом, и горе, если первый не устоит. Но не смущайтесь и не бойтесь, ибо идеже умножися грех – преизобилует благодать. Не надо смущаться, потому что эти нападения не грех, а только искушения – это вокруг человека затрепетала жизнь, манящая на зло. Пред Причастием, как и на Праздник Пасхи, диавол всегда тут и старается устроить неприятности, чтобы смутить душу и побудить ее на грех. Душа всегда подвержена искушениям и тем сильнее они на нее действуют, чем охотнее она ранее отдавалась греху».

В поучении, сказанном 15/28 июня Блаженнейший владыка Антоний опять говорил о Св. Причастии, спокойно и откровенно раскрывая нам свою душу, благодатно взволнованную этим великим Таинством. Говорил о Причастии, о вере и силе, которая заложена в вере и проявляется в чудотворениях. Глубокой горячей верой горело его слово. «Почему мы не видим чудес? – спрашивают теперь иногда люди. Неправда, мы их видим часто, ибо вот каждый воскресный день мы видим как люди приступают ко Св. Причастию. И надо сказать, что иногда миряне принимают его с большим благоговением, чем священнослужители: частое причащение последних иногда приводит к тому, что это великое чудо и Таинство значительно бледнеет в их сознании. Даже благочестивые священники и миряне не принимают обычно Св. Причастия с тем чувством, с каким они приближались к нему в Великий Четверток, или с таким благоговением с каким приступает к Причастию в первый раз в жизни вновь обращенный ко святой вере.

Два таинства здесь соединяются неразрывно: Причастие и покаяние. И сила последняго определяет силу благоговения первого. Добрые люди, принимая Таинства, обливались слезами. Не одну или две капли выжмут из себя, но обливаются слезами и так рыдают, что им приходится держаться за какой-нибудь предмет для того, чтобы не упасть.

Эти слезы так понятны, так естественны, что надо удивляться не этим горько плачущим, а тем, кто причащаясь не изменяется в лице и остается таким, каким был... А у праведников оно преображалось так, что все сияло. Это следствие великой веры...»

В слове 13/26 июля владыка Антоний говорил, что если мы достойно причастимся, то спасение к нам наполовину уже пришло. К причастию надо готовиться. Строгия правила к принятию Св. Таин нам теперь более по душе, чем молитвы славословия и благодарения. В молитве современного человека чувства самоукорения и покаяния всегда преобладают. Так стали грешны люди, что как будто и не для них писались молитвы славословия и благодарения, которыми полна литургия. Исключение составляет только праздник Пасхи, когда и мы бываем способны к духовному ликованию...»

И вот, наконец, 15/28 июля наступил день последней проповеди.

Кажется, никогда не плакал так владыка, никогда так неудержимо не текли его умиленныя слезы, как в тот день. Чтобы хоть немного дать представление, как он ее говорил, мы прерываем наше изложение многоточиями в тех местах, когда внезапный прилив слез, мешал ему говорить. Нельзя было спокойно слушать это последнее слово владыки.

«Уже много поучений я говорил вам с помощью Божией, но все еще остается больше невысказанных. И вот сегодня мы будем говорить о том, как получить благодатное чувство для того, чтобы совершать и приступать к Таинству Причастия.

Есть разныя степени восприимчивости душой благодатного умиления. Вот перед нами образ праведного Родиона. В дни страстей Господних он вышел проповедывать и сказал: «Братие! Слово умерло. Его более нет на земле»... и зарыдал... И ничего не говоря сверх этого, пал на лице свое... и сказал «братие, будем плакать». Слушатели пали ниц и дружно заплакали. Тогда проповедник снова сказал: «Слово было распято, пронзено копием. Что же мы еще можем сказать? Братие, будем плакать»... и все пали и... плакали...

Теперь не может быть такого авторитета, чтобы слушатели по такому призыву пали и заплакали... А тогда пали и плакали...

Наша жизнь такова, что нам надо больше плакать, чем радоваться.

Надо плакать о своих грехах и каяться в них. Грехи мы должны сознавать ясно, чтобы наше отношение к ним было таким, о каком говорил псалмопевец: «грех мой предо мною есть выну».

Слезы покаяния наш удел и мы просим у Бога даждь ми слезы, память смертную и умиление...

Но в последние дни Страстной недели, в преддверии Праздника Пасхи, мы плачем не о наших грехах, а плачем о Нем... как о Нем плакал упомянутый праведник.

Однако огрубели наши сердца и мы охотнее шутим, чем плачем. Последние сто лет люди разучились плакать о грехах.

Теперь немногие сохранили эту способность, а было время и были такие христиане, что как заговорят... о вере... и о молитве... так у них появляются... слезы, и они плачут от умиления.

Это радостотворный плач. И часто в нашей жизни печаль и радость смешиваются: когда душа разстроена покаянием, она близка к умилению.

Омый мя слезами моими... Дай мне каплю слез или капли часть некую...

Дар слез присущ имеющим радость о Боге, ибо радуется о Нем душа размягченная покаянием.

И если Бог дал нам каплю слез или капли часть некую, тогда и мы можем иметь надежду на спасение. Аминь».

Эта последняя проповедь владыки Антония была как бы его завещанием всему русскому зарубежью, завещанием покаянного плача. Только покаянныя слезы могут вернуть нам распинаемую родину. Об этом самом главном и говорил владыка с умилением в своем последнем слове.

Болезнь Блаженнейшего владыки Антония началась в 1927 году, непосредственно после церковной смуты. Основная причина болезни была – глубокия нравственныя страдания за Русскую Церковь, разрушаемую в России и ввергнутую в смуту заграницей. Года за два до своей кончины владыка митрополит говорил одному из своих друзей: «мои страдания за Россию делаются для меня невыносимыми».

Болезнь развилась на нервной почве и сначала выражалась в постепенном ослаблении ног, перешедшем затем в неспособность передвижения ногами, в то же время постепенно происходило и ослабление организма, вообще отличавшагося большой крепостью.

Владыка митрополит старался не замечать своей болезни, долгое время совершал службы, сначала поддерживаемый, а затем переносимый на руках. Когда службы совершать стало невозможно, владыка продолжал неопустительно участвовать в богослужениях, принимая почти каждый воскресный и праздничный день Св. Тайны и произнося поучения.

В воскресение 2 августа 1936 года, – в день св. пророка Илии – владыка митрополит, как всегда, присутствовал на литургии и приобщился Св. Тайн. В конце литургии хор по уставу пропел два раза «Буди имя Господне благословенно отныне и до века» и остановился в ожидании поучения владыки, но вместо поучения владыка митрополит, обращаясь ко всей церкви, произнес слова: «Благословение Господне на вас Того благодатию и человеколюбием всегда, ныне и присно и во веки веков» и затем после этого через некоторое время добавил: «Аминь». Это и было последнее обращение к своей пастве великого архипастыря и проповедника. Затем владыка сказал: «сегодня, братие, поучения не будет, я что-то ослабел».

По возвращении в келлию было обнаружено, что температура у владыки 38,4 и владыка слег в постель, силы его стали постепенно слабеть.

8 августа Высокопреосвященным Анастасием в сослужении 5 священников было совершено таинство елеосвящения больного, длившееся два часа. В течении всего этого времени уже совсем ослабевший владыка держал в руке свечу, перед каждым Евангелием крестился и с особым вниманием и умилением вслушивался в Евангельския слова. Затем митрополит Анастасий исповедывал умирающого владыку и приобщил его Св. Тайнами. После причащения владыка обвел всех глазами и сказал: «благодарю вас святые отцы, простите меня грешнаго». Затем присутствовавшие стали подходить к владыке митрополиту и просить благословения и прощения со словами: «благословите и простите меня грешного, святый Владыка». Усталые глаза угасающого митрополита покрылись слезами и здесь многие не выдержали и келлия наполнилась рыданиями.

В течение всех своих предсмертных дней, находясь в сознании и затем в полусознании, владыка Антоний обнаруживал неописуемую кротость и покорность. На каждый вопрос врачей и окружающих он давал точный ответ и из его уст не сошло ни единое слово раздражения или нетерпения. Не обнаруживая никаких физических страданий, на его лице была написана предсмертная скорбь, и в то же время невыразимая ангельская кротость и терпеливость. Долгие дни он тихо лежал, лишь по временам открывая глаза. «Владыка, святый, Вы немножко устали» «Я очень и очень устал» – был ласковый и тихий ответ.

В воскресение 9 августа после литургии, совершенной в русской церкви в г. Ср. Карловцах, в келлию владыки митрополита был совершен крестный ход со Св. Дарами и владыка был приобщен Святых Таин. В этот же час его посетили члены русской колонии в Ср. Карловцах, которые с горячими слезами на глазах попрощались с великим Архипастырем, поучавшим их в течении 15 лет до самого последняго своего часа и принимавшого в жизни, в радостях и в горе каждой русской семьи самое сердечное участие. Это были те русския семьи, которыя стояли к владыке митрополиту ближе всех из всей его великой русской паствы.

В этот день вновь посетил владыку патриарх Варнава. К вечеру прибыл из Белграда митрополит Анастасий, передавший владыке Антонию горячий сыновний привет от всей Белградской паствы, испрашивающей у него святительского благословения. С этого часа митрополит Анастасий неотлучно находился при одре владыки митрополита Антония.

К 8 часам вечера следующого дня температура у владыки Антония поднялась до 40,8 градусов и в 9 часов вечера он на мгновение открыл глаза, затем навсегда закрыл их и стал прерывисто дышать. Митрополит Анастасий начал читать отходныя молитвы. У одра находились патриарх Варнава, архиепископ Гермоген, архим. Феодосий и другие близкие к владыке люди. Вместе с окончанием отходной владыка митрополит Антоний испустил последний вздох – это было в 9 ч. 20 м. вечера 28 июля / 10 августа 1936 года.

Верный спутник владыки архимандрит Феодосий, как родной сын, безутешно рыдал над умершим архипастырем.

Лик усопшого отражал благостное спокойствие. Тяжелый недуг никак не отразился на нем. Мир и покой души, жившей любовью к Богу и людям, возобладал над страданьем и смертью.

12 августа тело усопшого владыки митрополита Антония, после заупокойной литургии и панихиды отслуженных в патриаршем соборе в Ср. Карловцах патриархом Варнавой, было перевезено в Белград, в кафедральный собор Св. Архистратига Михаила.

По установлении гроба в соборе, как бы на страже его стали мальчики и юноши, державшие жезл владыки, свечи-двукирий и трикирий и рипиды. Сменяясь, они стояли у гроба дни и ночи до самого опущения гроба в могилу. Священники – русские и сербские – читали дни и ночи Св. Евангелие. Дни и ночи стояли в глубоком трауре скромныя фигуры женщин – это прихожанки владыки еще по России. Оне также, как жены мироносицы, безутешно оплакивали духовно-любимого отца, чуткого и отзывчивого наставника и человека, которого ничто не может духовно заменить в убогой нашей жизни. Оне горько плакали не столько о почившем, как о себе самих, осиротевших без своего пастыря и учителя. Особенно же трогательны были слезы мальчиков; казалось бы, что у них общого со стариком архиереем, однако, они чувствовали детским сердцем, что он для них – участливый любвеобильный друг, который искренно принимал их в свое сердце и сострадал их юным душам.

13 августа в кафедральном соборе Белграда заупокойную литургию служили: патриарх Варнава, митрополит Анастасий, архиепископ Гермоген, епископ Митрофан, епископ Викентий, епископ Симеон, епископ Савва и свыше 20 архимандритов, протоиереев, иереев и диаконов. В конце литургии патриарх Варнава взошел на свою патриаршию кафедру и произнес вдохновенную надгробную речь:

«...Перед нами земные останки того великого человека, который всю свою жизнь работал на ниве Христовой и без устали ее обрабатывал.

Имя митрополита Антония связано с громадным периодом развития великой духовной мощи Русской Церкви и русского народа, развития русской богословской мысли и русской церковной литературы.

Я уже имел случай говорить и вновь повторяю, что митрополит Антоний должен быть поставлен в один ряд с великими иерархами первых веков христианства...

С ранняго своего детства почивший митрополит Антоний полюбил тогда гонимую Сербскую Православную Церковь, а героем его детских грез был изгнанник из своего отечества за Христову правду и борец за свою Церковь – митрополит Сербский Михаил, которого он впоследствии, будучи студентом и молодым иеромонахом, с радостным восторгом встретил в России и предоставлял себя в распоряжение Сербского митрополита беженца и вот теперь Господу угодно было устроить так, чтобы усопший великий русский святитель был после патриаршей литургии отпет в кафедральном соборе митрополита Михаила.

Митрополит Антоний был великий славянофил, он был единомышленник Аксакова, Хомякова и других ярких выразителей русско-славянской мысли.

Прощаясь ныне с митрополитом Антонием, стоя у его бездыханного тела, мы все должны навсегда сохранить его священный завет о том, чтобы православная царская Россия была бы возстановлена во что бы то ни стало. В этом спасение всех нас. Это всегда чувствовал наш великий покойник, чувствую это и я, чувствуете это и все вы.

Ложь, что будто бы советская Россия думает об остальных Славянах, нет, она приуготовляет им погибель и мы должны освободить великий русский народ от безбожников и их тирании. Мы должны уберечь Русскую Церковь, разсеянную по всему миру в это страшное время и до тех пор пока я остаюсь на своем положении, я не допущу, чтобы ни один волос не упал с Русской Православной Церкви заграницей.

Таковы св. заветы из этого гроба. Пусть же Господь Бог даст вечную славу на небесах усопшему митрополиту Антонию. Слава ему».

После проповеди святейшого патриарха Варнавы начался чин отпевания. Число священнослужителей, среди которых было почти все русское духовенство в Югославии и много сербских священников из г. Белграда, достигло 40.

Во время отпевания трогательное надгробное слово произнес митрополит Анастасий. Многие слушали его со слезами на глазах.

«...Он был книгою, открытою для всех, учителем, который говорил и не умолкал ради братий своих и ближних своих. Сокровищница его сердца заслуживает еще более удивления, чем богатство ума. Это был подлинно пастырь добрый, сердце которого было расширено для всех, согревавший и утешавший многих людей теплотою своей любви, которая, по Апостолу, никогда не превозносилась, не раздражалась, не завидовала, не мыслила зла, все переносила, ни в ком не отчаявалась, будучи готова прощать даже до седмидесяти седми раз и не только плакать с плачущими, но и радоваться с радующимися, считая их блого как бы своим собственным. Это был великий подвижник, духом горящий, Господеви работающий, уяснивший нам истинный смысл и красоту православного монашества и возростивший целый сонм иноков. Это был, наконец, крепкий стоятель за Святую Русь, образ которой он всегда носил в своем сердце и за которую всегда готов был положить свою душу. Своею неустанною самоотверженною пастырскою и учительною деятельностью он оставил глубокий неизгладимый след в нашей церковной истории и создал новое творческое направление богословской мысли, которое навсегда сохранит за собою его имя...

...Ты же, наш возлюбленный Первосвятитель и Отец, воззри из гроба на твою осиротевшую паству, на этот одушевленный виноград, который насажден был и возращен твоею любящею мудрою рукою, назирай и паси его до тех пор, пока не изведешь его на небесныя пажити, где ты созерцаешь ныне сияние Пресветлой Троицы, Которую прославлял твоею подвижническою жизнью и вдохновленным богословским глаголом. Аминь».

Из кафедрального собора погребальная процессия, возглавляемая митрополитом Анастасием, двинулась по белградским улицам, приостановившим свое движение, к русской церкви Св. Троицы, в которой долгие годы служил почивший владыка. Гроб был обнесен вокруг церкви и внесен в русскую церковь. Здесь было совершено заупокойное моление. После многих надгробных речей, процессия отправилась на новое кладбище к Иверской часовне, под сводами которой владыка еще несколько лет тому назад приуготовил себе место для упокоения. Здесь устроено на уровне земли четыре склепа и в один из них и был поставлен гроб владыки.

Владыка митрополит Антоний, не имевший никаких вещественных капиталов или драгоценностей, оставил после себя великое духовное наследие в виде неисчерпаемого богатства идей – религиозно-философских, церковно-общественных и вообще жизненных. Насадив в церковной ниве семена великих идей, владыка почти не видел их всхода в русской жизни, порабощенной диаволом, он лишь своим духовным оком прозревал русское церковно-общественное возрождение в будущем, предрекая о неистребимости русского благочестия.

На нем исполняются слова Спасителя: «один сеет, другой жнет» и к его ученикам применимы дальнейшия Божественныя слова: «Я послал вас жать то, над чем вы не трудились: другие трудились, а вы вошли в труд их» (Иоан. 4, 37–38). Однако у владыки не было ничего личного и когда в русской жизни действительно наступит торжество его идей, то: «и сеющий и жнущий вместе радоваться будут». Забота же его последователей и учеников должна быть в том, чтобы не отойти от его заветов, постоянным напоминанием которых служит его великий дух, заключенный в его творениях и его священная могила.

Всесвятейший мой повелитель и владыка, Вселенский Патриарх, божественнейший, богоблагодатнейший и всякое, какое только есть для меня, божественное и высокое имя и предмет!

Как свет быстро восходящого солнца, озаряя поверхность земли, радует всю живую тварь, так легкокрылая весть о твоем возвращении на важнейший престол церковный заставила радостно вострепетать не только Великую Церковь Царя-града, но и всю правоверующую вселенную. Поистине мы дождались как бы возвращения тех дорогих христианскому сердцу времен древности, когда паства искала себе учителем мужа святого и умела находить его в далеких пустынях, когда иерархи церквей ничего не знали кроме спасения душ и, пребывая телом на земле, умом своим не оставляли неба; когда чуждые всякого земного расчета и страха, спокойно шли они за истину в изгнание и на смерть и, молясь о людях, вопияли с Моисеем: «Прости им грех их, а если нет, то изгладь и меня из книги Твоей» (Исх. 22, 32).

Думали мы с печалью, что навсегда прошли те времена, но вот снова возвеличивается смиренномудренная святость, Афанасий торжественно возвращается в Александрию, храм Анастасии оглашается вновь словом благоглаголивого Григория, Златоуст восторжествовал над мысленною Евдоксией и ликующая паства лобызает края его пустыннического хитона. Обогащается вновь священная столица от далекой пустыни, но и пустыня Афонская не обнищевает потому, что дух твой, и красота Вселенской Церкви, по прежнему лобызает священныя высоты Афона, возносясь от них к высотам небесных престолов в умиленном славословии Искупителя и в пламенной молитве о благосостоянии святых Божиих Церквей и соединении всех.

Там радуются Святые Ангелы, хранители Церквей, здесь благодарственно молятся люди, видя на вершине церковных престолов святого пустынника, а долу слышится жалобный вопль искусителей демонов, низвергаемых в тартар твоею святительскою молитвою и далеко отгоняемых от Церкви, как некогда второй Афанасий, тот адамант горы Афонской, гнал их от своей обители вопивших: о горе, побивает нас Афанасий своей молитвой.

Да умножается же, Владыко, и да украшается твоя архиерейская власть. Будет ли твое правление долголетно и богато внешней славой, – тогда оно обогатит духовно вселенную, как правление Великого Василия, ибо в славе своей ты научишь обуявший род человеческий вере, смиренномудрию и воздержанию. Будет ли твое правление полно скорбей и препятствий для всяких внешних преобразований, но тогда подобно Феодору Студиту, как добровольный мученик обогатишь ты дух наш примером дерзновенного исповедания и надолго умножишь в людях упование на Христа и презрение к благам внешним.

Да славится в тебе и Эллинская народность, да умножается в ней и через нее и в прочих православных народах древний дух христианского церковного, а не внешняго и правового общежития (politismos), да дарует оно снова разным народам проповедников Евангелия, обличителей лжи, учителей постного подвига.

В этом благородном и самоотверженном первенстве да познается ея сила, взамен политических интриг, к сожалению обуявших православныя народности в последнее время и уподобивших Христово достояние западным еретикам, которые, говоря так много о человеколюбии, обнаруживают лишь животную борьбу за богатства мира и жажду наслаждений.

Сие печальное растление ты уничтожишь, как целитель ослабевшого народа, великий Моисей; ты возвратишь нам соревнование только в том, чтобы приобретать Христа, Которого благодать отпечатлена на твоем преподобном лике. Всем христианам православным ты напомнишь собою, своею равноапостольною жизнью и громоносным словом, что мы первее всего сыны Вселенской Церкви, нити нешвенного хитона Христова, члены Его Пречистого Тела.

Печально наше время: умножились страсти, померкла вера, но никакая тьма не может воспрепятствовать горящему светильнику и никакое заблуждение времени не может воспрепятствовать действию благодатной силы, которую стяжал подвижник Божий молитвою и постом. Ты прославишь снова Святую Церковь и возвратишь время соборов, время чудес, время забвения людьми земных преград и время общого их единения в Церкви Вселенской. Духом своим слышу я «громкий голос как многочисленного народа, который говорил: Аллилуиа! спасение, и слава, и честь, и сила Господу нашему! Ибо истинны и праведны суды Его!» (Апок. 19, 1). Молитва твоя да совершит сие, а от твоего раба приими сие оружие молитвы, именуемое духовным мечом².

Смиренный Антоний, Божией милостью епископ Уфимский и Мензелинский.

1901 год.

Я откладывал со дня на день начертание Вам русского слова прощайте и спасибо, сомневаясь в том доставило-ли Вам удовольствие или, напротив, неприятное чувство. Однако, наглыя выходки газет, которыя хотят свести на ничто Вашу высоко ценимую, патриотическую и народную деятельность, побуждают меня, все-таки, исполнить требования своего сердца и высказать Вам свое высокое уважение и благодарность. Промыслу Божию угодно было ставить меня в такия положения по отношению к людям, пользовавшимся Вашим доверием, что я часто навлекал на себя Ваше неудовольствие; кроме того, мои взгляды на Церковь, на монашество, на церковную школу и на патриаршество, не могли встретить в Вас сочувствия и одобрения. Однако, при всем том, я никогда не мог сказать по отношению к Вашей личности слов укорительных или враждебных; так непоколебимо было мое к Вам уважение. Я чтил в Вас христианина, чтил патриота, чтил ученого, чтил труженика. Я сознавал всегда, что просвещение народа в единении с Церковью, начатое в 1884 году исключительно благодаря Вам и Вами усиленно поддерживавшееся до последняго дня Вашей службы, есть дело великое, святое, вечное, тем более возвышающее Вашу заслугу Церкви, престолу и отечеству, что в этом деле Вы были нравственно почти одиноки. Вы не были продолжателем административной рутины, как желают представить Ваши жалкие бездарные критики. Напротив, Вы подымали целину жизни и быта, брались за дела нужныя России, но до Вас администрации неведомыя. Первое – дело церковно-приходских школ. Вы, таким образом, подняли и вынесли на своих плечах. Второе – приближение духовной школы к духовным нуждам народа, к жизни Церкви, Вы старались выполнить, но здесь натолкнулись на слишком неодолимую двухвековую косность самоуверенной и схоластической сословной громады, и, хотя не сдвинули ее с места, но значительно поколебали ее в ея самоуверенности, и успели внести в нее несколько сильных оздоравливающих лучей церковного и народного духа. Вы подняли над грамотной Россией свет Божественной Библии, распространили слово Божие по дешевой цене, на всех наречиях православных племен России и иных отдаленных стран. Вы украсили издания книг святых молитв и песнопений церковных, и старались убедить духовенство и общество в том, что послепетровская эпоха не улучшила, а понизила и исковеркала наши напевы и богослужение. Вы убедили лучшого из покойных царей наших приказать строить православные храмы в православном их архитектурном благолепии, а не в безобразном виде еретических капищ. Вы оценили высокия качества единоверческих общин, поддержали и ободрили поборников этого единственного надежного моста от раскола к Церкви; Вы умели ценить снедающую ревность о Боге под мужицкими зипунами, под бешметами учителей из крещеных инородцев, Вы отыскивали ревнителей веры и Церкви и не стыдились учиться у смиренных труженников провинции – Рачинского и Ильминского в то время, когда Царь России имел Вас своим главным советником, а Европа знала Вас, как просвещеннейшого профессора и общественного деятеля. Те самые восьмидесятые годы прошедшого столетия, столь ненавистные нынешним, ненавистным для России, либералам, но ценные в глазах истинно-русского патриота, как годы реформ нравов, те 80-ые годы отрезвления русских умов и обращения их к родной забытой старине, имели в лице Вашем одного из главных вдохновителей собирания Руси – в области убеждения и нравов – и несомненно самого главнаго – в области преобразований административных, законодательных.

Я не встречал ни одного умного человека, желающого быть безпристрастным, который бы не отдавал дани глубокого уважения Вашей деятельности и Вашей личности. Зато все люди нашего образованного общества, ненавидящие Россию, а таких весьма много, – ненавидели и Вас, и ненавидели пропорционально своей ненависти к отчизне. Такая ненависть – едва ли не большая честь, чем уважение людей благонамеренных. Последние иногда могут ошибаться, но первые не могли ошибиться, сливая Вашу деятельность с благоденствием ненавистной им Русской Монархии.

Теперь, когда она обуревается, аки овощное хранилище, когда преданные Церкви и отечеству деятели просят себе у Бога скорейшей смерти, и говорят горам: «падите на нас» и холмам: «покройте нас», – теперь русским людям отрадно оглянуться на отходящих честных деятелей и поклониться им. Я льщу себя надеждой, что эти искренния строки утвердят в Вас заслуженную Вами перед Россией уверенность в том, что Вы не отходите от государственной службы непонятым со стороны Ваших соотечественников и со стороны служителей Церкви. Вы не только служили, Вы подвизались добрым подвигом.

Вы не были, однако, сухим фанатиком государственной или церковной идеи: Вы были человеком сердца доброго и снисходящого, как и все три Государя, которым Вы служили. Люди бедные, люди скорбящие духом, люди споткнувшиеся находили сердечный отклик в Вашем сердце. Вы не отступали пред страхами человеческими, но часто отступали пред слезами. Быть может, иногда погрешали против принципа, подчиняясь жалости, но не погрешали этим против Господа Иисуса Христа. Вопреки заявлению Ваших презренных врагов, форма и буква закона не были для Вас высшим доводом: – горячая и убежденная просьба склоняла Вас на изъятия во имя милосердия. Особенно ценно в Вас было то, что Вы верили в человеческое раскаяние и исправление: в 1883 году Вы простили одного раскаявшагося семинариста-революционера, а в 1898 году он был епископом, и таких случаев было много за время Вашей службы. Один легкомысленный Ваш диффаматор предсказывал Вам тяжелую смерть. Я, напротив, уверен, что Ваша кончина будет христианская, непостыдная и мирная. Но я желаю, чтобы ей предшествовала еще долгая и безболезненная старость не для того, чтобы видеть вакханалии революционеров, как они Вам того желают, но чтобы Вы еще здесь на земле увидели русское общество, образумившееся после взрывов народной мести за поругание его святынь, чтобы Вы могли увидеть всходы интеллигенции возрожденной, народной, православной.

Таковы мои Вам искренния пожелания, в знак которых не откажите принять от меня св. икону, посылаемую особо от Вашего покорнейшого слуги и богомольца.

Епископ Антоний.

Ноябрь 1905 г.

Достоуважаемый Граф!

Сейчас получил Ваше письмо от 21-го числа, а раньше еще получил от Преосв. Сергия уведомление о получении Указа его интересующого. Я думаю, что он по мнительности преувеличивает сведения об оппозиции ему с разных сторон.

Тот, кому Вы приписываете «резкий характер» – просто мелкий мазурик и полное нравственное ничтожество. Если он не доволен правительством Деникина, то отсюда ясно только то, что его там раскусили и не провели ни одной его интриги.

Оставшись здесь вдвоем с протопресвитером мы кооптировались первым кандидатом Ставропольск. Собора Преосв. Гавриилом⁵ и устроили en trois маленькое заседание, а завтра устроим второе, впрочем, по делам маловажным.

Преосв. Архиеп. Митрофан⁶ все сидел у себя и хворал; наконец больной выехал в Ростов, и оттуда его вагон, говорят, не мог выбраться. Преосв. Феодор лежит здесь с тифом, а его зять протоиерей Харьковский вчера скончался. Умер в Новоч.(еркасске) Еп. Алексей Волчанский ⁷, а в Лебяжьем мон. Кубанской Области Еп. Павел, предназначавшийся в викарии Донские. Другой Павел тоже был здесь и уехал, кажется, в Батум. Теперь здесь всего 8 архиереев, которые не поехали в Крым, а все приехали ко мне. Сомневаюсь, дойдет ли письмо это до Вас, но если дойдет, то примите уверение в том симпатичнейшем впечатлении, которое мы все получили от Вас и от князя Трубецкого ⁸.

Соберемся ли мы вновь? Да не лишит Господь нас собраться в Его царствии.

Преданный душевно М. Антоний.

28 дек. 1919 г.

Глубокоуважаемый Граф!

Спешу ответить на Ваше второе письмо, а на первое ответил вчера или третьяго дна. Ничего не знаю о заседаниях В. Ц. Упр.(авления) 15 дек., ибо оно было в Новочеркасске, а я 13 выехал в Екатеринодар. Сюда же прибыли еще 7 архиереев, из коих Еп. Феодор лежит в сыпном тифе, уже уложившем в могилу его зятя, которого он привез с собой с женой и дочерью. Здесь мы с Протопресвитером⁹ кооптировали наш состав Еп. Гавриилом кандидатом от Ставропольского Собора – и только. Вы же очевидно имеете о сем ошибочныя сведения, что видно из письма А.(рхиеп.) Димитрия ¹⁰ от 26 дек., упоминающого о своем первом письме, которого я не получал. Если эти ошибочныя сведения плод недоразумения, то это не беда, а если последнее нарочно посеял «некто не в сером», а в белом кивере, то надо ждать повторения или продолжения интриг в будущем. На Львова я продолжаю смотреть как на распространенный тип попа нигилиста и комедианта, а на почитание баб, как на инсценированныя, но об его «гонителе», – думаю так же как и Вы. Прошение им поданное, (т. е. в Управление) истерическое и голословное, а подпись «уполномоченнаго» кажется принадлежит самозванцу, а не уполномоченному от приход. собрания. Архиереи стремятся уехать, но едва ли им это скоро удастся, а я сижу спокойно. Новостей военных не знаю точно, но дело не отчаянное. Сейчас вечером выбирают атамана, я служил перед выборами молебен и говорил речь.

Прошение Львовцев заслушаем в ближайшем заседании. Если Еп. Гавриил уедет, то посадим за 3-го отца Ломаку. Пр. Митрофан Донской все хворает, доехал до Ростова, а дальше не мог его вагон продвинуться, но теперь говорят, что Ростов опять занят добровольцами. О Верховском и Рождественском решительно ничего не знаю. Устраиваем по мере сил беженцев и разсылаем проповедников. Дай Бог в Новом Году дожить нам до лучших времен церковной русской жизни. Поклон Князю. Здесь скончался перед Р. Х. в Лебяжьем монастыре Еп. Павел Вяземский, которого прочили на Дон Викарием, а в Новочеркасске скончался еще ранее Еп. Алексей Волчанский. Архиеп. Алексей Дородницын¹¹ был в Луганске, а теперь у нас в Новороссийске и собирается на Новый Афон. Не стал бы он пропагандировать унию в Грузии.

Преданный душевно М. Антоний.

30 дек. 1919.

С искренней радостью прочел я, достоуважаемый Граф, сейчас полученное извещение Ваше о том, что именно Вы, а не кто другой, будете замещать достойнейшого Князя Григория Николаевича ¹². Спешу однако сейчас же предостеречь Вас о том, что все министерства, кроме оговоренных, будут подчинены «парламенту», при чем о духовном ведомстве, как это всегда бывало, конечно, снова забудут, и, если Вы не примете решительных мер к тому, чтобы оно ведалось непосредственно с Главнокомандующим (через Вас или прямо от В. Ц. Управления), а то мы снова окажемся в лапах интеллигентов еще более хулиганствующих, чем то зверье, которое наполняло Государственную Думу. Генералу Деникину честь и слава за его мужественное выступление, но видимо и ему не под силу было вразумить сепаратистов.

О. Протопресвитер до 27 янв. выехал по станицам, а я до сего дня не имел чести познакомиться ни с новым атаманом ни с другими членами правительства ¹³.

М.(итрополиту) Питириму ¹⁴ немного лучше, но врядъ-ли он выживет. Получен. 15.000 р. пособия у него украли и 3 золотых часов и он почти нищий. Лежит у меня в кабинете. Еп. Сергий Лавров принят в церковное общение, а Еп. Сергия хотят здешние отцы слопать, а Львова, афериста и актера, – прославить. Правда и Владыка то тамошний не высокого калибра.

Призываю Божие благословение на Вашу новую работу.

Преданный душевно Митрополит Антоний.

18 янв. 1920.

Глубокоуважаемый Граф!

Получил Ваше письмо от 19-го. Еп. Макарий ¹⁵ уже приглашен нами в состав В. Ц. Управления и на 4 Фев. ожидаем его и Вас. Приглашаем и А.(рхиеп.) Димитрия, но он вероятно не решится ехать.

У меня гостит Еп. Павел; теперь, по объявлении войны Грузии, его вероятно не пустят туда, ни за что. М.(итрополит) Питирим тоже у меня и уже поправляется.

Конечно, батюшек на турецких островах следует подчинить благочинному авторитетному, но никак не Рождественскому, одному из главных церк. революционеров 1905–1917 годов, более других противившемуся на Московск. Соборе возстановлению патриаршества – это будет не руководство, а деморализация.

Все, о чем Вы писали, мы исполнили в В. Ц. Управлении, заседая втроем в продолжении истекшого месяца.

Меня Е.(писк.) Сергий приводил в негодование тем, что не поддается просьбам прощения со стороны Пр.(отоиерея) Львова, будучи сам замаран по 7-й заповеди.

Господь да благословит труды Ваши! В перспективе будущого чувствуется что-то радостное, но вокруг пока – грязное болото глупых мужиков, вообразивших себя законодателями.

Преданный душевно М. Антоний.

22 янв. 1920.

Почтовая открытка

Митрополит Антоний просит достоуважаемого Графа Владимира Владимировича сообщить моему любимому бывшему сотруднику по просвещению прот. (неразборчиво) о том есть ли надежда на исполнение нового решения Ген. Деникина об отпуске больших денег на комитет церк. просвещения (б. пропаганды). Генерал с большим удивлением узнал от меня, что кредит сей упразднен и выразил убеждение, что дело это на Кубани важнее чем когда-либо.

P. S. Митрополит Питирим умирает.

Митрополит Антоний.

28 янв. 20.

Нет, достоуважаемый Граф, ни в коем случае не уходите со своего поста и А. В. Кривошеин пусть вступает без колебаний в состав правительства если его приглашают. Дошли до меня слухи о заступлении нас, т. е. России, соседом, а тогда конечно призовут к долгу людей подобных Вам по убеждениям и настроению. Они надеются, что Ген. Деникин поймет положение. Это с более благоприятным отношением к нему, чем он относился прежде. Проповедническая деятельность и приходская организуется довольно энергично Прот. Прозоровым, а за деньгами к Вам явился нарочный.

Преосв. Сергий прислал целую диссертацию, заканчивающуюся прямым отказом оставить в Новороссийске о. Львова; прислал и Беловидов письмо в 5 листков. Все это получил сегодня перед всенощной и сегодня прочитать не успею, ибо сейчас 11 часов ночи.

На 4-е февраля никого не ждем, к сожалению, ибо Е.(пископ) Макарий отказался, а след. кандидат, Еп. Михаил, едва-ли рискнет выезжать изъ-за сильных морозов.

Достойнейший Еп. Павел сидит еще здесь, но надеется попытаться двинуть себя в Новороссийск, а оттуда в Батум, да вероятно англичане опять задержат. Если не уедет, то придется его и Еп. Ермогена, который здесь вблизи разъезжает, включить временно в состав В. Ц. Управления если только придется решать что-либо о Преосв. Сергии Сухумском¹⁶, ибо не судить же двум протоиереям архиерея. Уж и то неловко, что так пришлось целых 4 заседания отложить, (а во время Рожд. поста и Великого, сидеть втроем).

Батюшки беженцы мрут как мухи, а также и их жены. Арх. Григорий и его история меня мало интересуют: это известный прохвост из вдовых попов карьеристов. Все время у меня отнято устроением дух.(овенства) беженцев и свадьбами несовершеннолетних. Последнее, конечно, до постных сегодняшних дней.

Божие благословение и вторичная просьба не уходить с должности.

Преданный душевно Митрополит Антоний.

1 фев. 1920.

Тиша! Друг!

Я не знаю где Ты и пишу на всякий случай. Пр. Анастасию ¹⁸ я писал еще из Сербии немедленно по получении его письма (телегр.), но он вероятно уже выехал из Палестины. Тебе писал последнее письмо из Сербии до выезда из Берлина (я выехал 15/28 мая), а сам не получал писем с того самого времени.

Сообщал я Тебе, что просим Патриарха и членов Синода о переселении Вашем в Сербию, получил благоприятныя обещания, но, если подобныя обещания о визах нашему духовенству, данныя Пашичем¹⁹ в феврале и повторенныя в марте и апреле, не были выполнены в середине мая, то думаю, что и В. Ц. Управление не получит ничего до августа, а в июне оно, Бог даст, благополучно возвратится в Россию.

Возвращусь ли я в Сербию, наверно не знаю, но на случай посылаю прошение Вам о продлении командировки. Наши патриоты требуют моего временного пребывания в Берлине по особым делам.

О съезде в Рейхенхалле пишу Саше и он Тебе разскажет кое-что. Если доберетесь до Сербии, то кооптируйтесь, но только с архиереями по старшинству их: епархиальными Феофан²⁰, Гавриил²¹, Сергий ²², и затем уже викарные, Михаил²³, Аполлинарий ²⁴, Митрофан²⁵. Впрочем не знаю где Вас разместят: в Белграде у самого Патриарха две маленьких келлии, а третья моя в одно окно.

Здесь мы живем с Пр. Евлогием²⁶ в церковном домике при кладбищенской церкви в предместье Тегеля. Пиши письма мне на имя Евлогия с передачей мне по такому адресу:

Berlиn, Brosigwalde, Wиttestrasse 24

Все же я здесь пробуду вероятно еще недели три, если не придется поехать и во Францию. Постараюсь не ехать. А Сербии вероятно не миновать; впрочем возможно, что заменю ее Валаамом.

Привет друзьям и Божие благословение всем обитателям и насельникам посольского чердака где мы жили.

3/16 июня, 1921 г.

В. С. Достоуважаемый Граф Владимир Владимирович!

Взаимно приветствую Вас с мимошедшими праздниками. Я с 4/17 янв. в Белграде до 17/30 и Ваше письмо получил с опозданием, но не спешил и сам с ответом, ожидая прибытия сюда нашего Секретаря, чтобы дознать толком, кто и кем был приглашен на Собор, ибо сам не помнил, будучи в угнетенном настроении со дня приезда Пр. Вениамина ²⁷, явившагося с определенным заданием и с целой системой интриг, как это и прежде делалось.

Однако помню, что приглашение Вам я подписывал собственноручно, а не получили такового несколько наших сочленов по условиям здешних почтовых порядков. Так письма из Белграда в Ср. Карловцы, отстоящие на 2 часа езды, приходят часто на 4-й день, а телеграммы на 2-й и на 3-й день.

Распределение приглашений между самим Управлением и Епископами было вовсе не по ценности сочленов, а чисто механически, и оным заведовал Пр. Вениамин, я же еще до собора махнул рукой на его разгул там, увидав то, о чем сейчас написал. В первом же заседании я вслух всех сказал: я вижу, что из нашего Собора не будет толку. Пошла такая ложь и лицемерие. Нашлось у людей довольно безстыдства, чтобы послав приветствие Ген. Врангелю и армии, осудив социализм и коммунизм, воздержаться от голосования в пользу наследственной монархии 1) ибо она будто бы не церковная, а политическая идея (а армия и антисоциализм – церковные?) и 2) она может ухудшить положение Патриарха у большевиков (а сочувствие их активному врагу – армии и Врангелю, не может ухудшить?). Церковь не может стать на точку зрения «завоевания революции»; не может одобрить низвержение законного Царя, миропомазанного; она должна осудить февральскую революцию 1917 года, а если мы в чемъ-либо поддались политич. принципу в ущерб церковному, то разве в том, что не высказали от имени Церкви самого резкого осуждения революции господской февральской, которая была революцией столько же антимонархической, сколько антирелигиозной. Правда, этот наш промах был не человекоугодием, а просто последствием забывчивости. Напрасно Вы пишете о разделении белого духовенства с епископатом. Оппозиция имела в своей среде 4 епископа из 12 др. и всех трех монахов, а правая сторона 1/3 белого духовенства. В оппозиции были теже личности из попов, которые готовы были бороться против возстановления патриаршества (тоже во имя Церкви против политики? – да они имели и тогда безстыдство говорить, что возстановление патриаршества вредно для церкви и равняется черносотенству).

Не думаю, чтобы Вы, достоуважаемый Граф, были во всем единомышленником кадетовъ-республиканцев, хотя для меня остается загадкой, почему Вы с другим господином (которого фамилию я забыл) пригласив меня в основатели какого-то патриотич. общества в Константинополе, потом уже меня бойкотировали и в него не позвали, как и в Пар. группу не допустил меня Н. Н. Антонов. Последнее было нелогично, но понятно: я хотя и был членом Государственного Совета по избранию, но отрицал эти учреждения, погубившия Россию согласно предсказанию моей проповеди 20 февр. 1905 г., а Ваше патриотическое общество знало всех, кого оно приглашало. Впрочем я отвлекся от начала темы. Секретаря нашего я так и не дождался, а когда он приедет, то уведомлю Вас подробнее о том, кто был по приглашениям и кто архиереев, а кто по приглашению Управления. Мошков и Колосовский (Spitz Buben) были друзьями Преосв. Вениамина и хотели вместе с ним под фирмой В. Ц. Управления устроить торговлю союза приходов с Совдепией.

Храни Вас Господь и приведи всех нас в 1922 г. в Россию.

Преданный душевно Митрополит Антоний.

10/23 янв. 1922.

Глубокоуважаемый Граф Владимир Владимирович!

Теперь только могу Вам сообщить кое-что о пограничных священниках, когда Ген. Шатилов сообщил мне (третьяго дня), что по моему письму он определил жалование двум разъездным пограничным священникам; а письмо я ему послал в тот же день, когда получил Ваше. Очевидно Вы не представляете, что наше В. Ц. Управление и Епископ. Совет и все мы – формальные нищие, не имеющие никаких средств и служим все даром, за исключением секретаря того и другого учреждения: низших чинов и сбережений у нас нет. Сборы по колониям должны были дать 60.000 динар, к 1 янв., а дали 2.500. Кроме того священников, не определенных еще на сербские приходы, нет вовсе, а пребывающии в Конст.(антинополе) нищие, им даже Патриарх Сербский не может за эти 10 месяцев выхлопотать визы. Двое там умерли, почти с голоду. Правда, 24 визы послали 46 просителям, но тогда, когда 20 уже и сами перебрались сюда, дав взятку в К-ле (Константинополе), где следует. Остальные 22 остались там. Еще есть надежда, что пробьются сюда 7 военных священников из Бизерты, где жестокие иностранцы разогнали наш гарнизон флотский и забрали корабли.

По поводу Вашего упоминания о теософии могу указать на свое послание о ней в Новом Времени за 20 янв. – 2фев., а 16–29 янв. мое пояснение действий Карлов.(ацкаго) Собора. Но издавать что-либо солидное мы не в состоянии: средств нет.

Господь да будет милостив ко всем нам в наступающем году.

Преданный душевно Митрополит Антоний.

21 янв. 1922.

Глубокоуважаемый Граф Владимир Владимирович!

Послание о теософии я послал Вам бандеролью. На эти печатныя мелкия издания, связанныя с нашим Собором, ушли все грошевыя средства, собранныя с колоний. Не знаю о каком капитале в Париже Вы пишете. Или Вы читаете кадетския газеты, где пишется о восковых деньгах, чуть-ли не разворованных В. Ц. Управлением; но мы этих денег и не видели. Восковой протопоп Леванчуков еще в К-ле в ноябре 1920 г. заявил нам, что он ничего общого не имеет с В. Ц. Управлением, а только с русским восковым Комитетом. Он даже отчетов нам не дал, а сам конечно поворовывал. Теперь над ним назначена комиссия ревизионная, которой он тоже не признает, и она действует в Париже уже 4 месяца, но видимо безрезультатно, под руководством Преосв. Евлогия и Гр. Коковцева, а мы все продолжаем служить совершенно безвозмездно. В Н.(овом) Времени мое воззвание к Генуэзской Конференции, и Меркуловской Армии, ко всем беженцам о Карловацком Соборе, но конечно Кадетская печать все это замалчивает. Ваш Шюра нисколько сам себе не противоречит. Уже 100 лет немецкая философия, как и наш Л. Н. Толстой приписывают И. Христу Божеския свойства, но в том смысле, в каком пантеисты усваивают их всем сознательным людям. Шюра почитает Христа обыкновенным человеком, отрицает Его воскресение из мертвых и вообще будущую жизнь, а проповедует переселение душ. Это учение охватило всю Европу и буквально перенято Толстым. На счастье его никто не читает в России, исключая его романов. Гриша Петров тоже форменный атеист, хотя вовсе и не мыслитель и не ученый, а просто болтун. А вот, что граф Олсуфьев начал философствовать, это приятно узнать. Барон Врангель водворяется кажется в предместьях Белграда – Топчидере. Здесь он еще не был и я его не видел. «Последние Новости» видимо окончательно поладили с большевиками, а Вл. Н. Львов уже получает от них денежныя пособия в Берлине по бедности.

Впереди туман и пока ничего отрадного. Да хранит Вас Господь.

Преданный душевно Митрополит Антоний.

20 февр. 1922.

Воистину Воскресе Христос!

Достоуважаемый Граф Владимир Владимирович!

Взаимно Вас приветствую: я эти дни 4–7 апр. в Белграде, а потом в Карловцах. На 16/19 апр. на 3 дня меня выписывают в Загреб, а если буду иметь новац²⁸ заеду еще куда-либо в Р.(усскую) колонию.

Сейчас получил письмо от известного Вам прот. Ломако, которому посылаю сейчас первую половину Вашего письма с предложением обдумать, не отказаться ли ему от назначения в Прагу, его определил было Митр. Евлогий, и не устремить ли свой взор в Дубровник, ибо в Прагу чехи русских дух. лиц не пускают и самого Пр. Евлогия выпроводили в 24 часа. О. Ломако не плохой полемист против латинской ереси. А здесь найти непристроенного священника, да еще интеллигентного невозможно. Не знаю о каком диаконе Вы, Граф, упомянули. Если Зейне, то он не серб, а кажется жид выкрест, а возможно, что самозванец, выдающий себя за диакона. Он называет своим родственником и † Ф. Генералъ-Губернатора Зейна, и даже, меня, но думаю, что он более сродни т.(оварищу) Троцкому.

Буду очень рад, уважаемый Граф, повидаться с Вами в Сербии. Да хранит Вас благодать Божия!

Преданный душевно Митрополит Антоний.

5/18 апр. 1922.

Именующему себя Митрополитом Евдокимом – Василию Ивановичу Мещерскому

В ответ на Ваше дерзкое письмо посылаю Вам постановления Заграничного Православного Русского Синода, из коих видно, что Вы и Ваши товарищи по преступлениям, как явные нарушители и попратели канонов, уже по самым делам своим лишены сана и являетесь по 15 правилу Двукратного Собора «вовсе чуждыми священства», т. е. не можете никогда быть возстановлены в своем бывшем сане, а с 23 мая / 5 июня все вы с вашими последователями вовсе отлучены от Св. Церкви Собором Заграничных Иерархов.

Вы убеждаете меня оставить идеологию и убедиться в том, что прежнее не возвратится и что все кончено.

Да, для Вас все кончено: и бытие Божие, и безсмертие души, и будущий загробный суд, а я остаюсь при прежней когда-то общей с Вами идеологии: «верую во единого Бога, Отца Вседержителя» и пр. и не желаю перейти на утилитарный взгляд на жизнь, а потому я мало заинтересован (в решении своей участи) касательно того, переменится ли в России еврейское правительство на христианское или нет, и к вашей церкви лукавнующих не пристану. Конечно, о покаянии пред нею Патриарха и Епископа Илариона Вы лжете, как лжете обо всем на протяжении всего Вашего письма, но, если бы и Патриарх перешел в живую Церковь с женатыми лже-епископами и с лже-попами двоеженцами, то я буду поступать по примеру Св. Максима Исповедника.

Когда он, вверженный в тюрьму и измученный пытками, узнал, что все четыре Патриарха и Император вошли в единение с монофелитами и причащались с ними, то воскликнул: «аще и вся вселенная с ними причастится, аз един не причащуся».

Конечно, Вам трудно теперь не поступаться на всяком шагу своими прежними святыми убеждениями. Имея любовниц и детей незаконных, Вы по необходимости должны постоянно озираться на все стороны и трепетать обличения, изгнания и бедности.

Но знайте, что единственный способ спасти душу от вечной погибели с вашими еретиками и раскольниками заключается в том, чтобы сбросить с себя архиерейския одежды и рясу, подпоясать усменным поясом свой подрясник, возложить на голову скуфью и поступить в православный монастырь кающимся послушником. Тогда с Вашего сердца спадет камень мучительных угрызений совести и чрез покаянныя слезы откроется Вам дверь туда, куда вошел менее Вас прегрешивший разбойник; он вошел первым, а Вам дай Бог войти чрез слезное покаяние хотя бы одним из последних.

Последняя ложь Вашего письма и бывших у Вас беззаконных и скверных соборищ заключается в оправдании Вашего правительства, будто оно борется не с Церковию, а с контръ-революцией. Сколько надо иметь безсовестности, чтобы так говорить о правительстве запечатавшем Успенский Собор, похитившем св. мощи из храмов, покровительствующем изданию «Безбожника», устраивающем комические крестные ходы и т. д.

И неужели Вы не понимаете, что ни иностранцы, ни даже малыя дети не верят этим безчестным и глупым оправданиям. Ведь всем им известно, что большевизм есть прежде всего злобная вражда против Христовой веры.

Кроме того иностранцы, интересующиеся Православной Церковию, давно прочитали в печати мое пояснение, что Ваш Московский лже-собор самозванцев имеет такое же значение в глазах Церкви, как голос нескольких базарных баб, даже меньше того, если бы бабы были православныя, а не раскольники и еретики, каковы Вы сами и все Ваше «беззаконное соборище» (См. Минею на 11 окт.).

Покайтесь: ведь жить осталось нам немного; хотя Вы и мой ученик и, увы, постриженник, но и Вам 55 лет скоро исполнится, а при своих слабостях очень долго жить не будете, и на суде Божием ни евреи, ни попы нигилисты за Вас не заступятся.

Антоний, Митрополит Киевский и Галицкий.

19 Сент. 1923 г.

Мой милый Граф Георгий Павлович!

От души поздравляю Вас с законным браком! ³¹ Да ниспошлет Вам Всевышний Свое благословение, да оградит Вас обоих от самолюбивой неуступчивости и от ревности и подозрительности! Тогда святой мир и любовь будут сохраняться в Вашей семье на радость родителям и во славу православия.

Горячо благодарю Вас за свящ. изображения: у меня не раз просили таковых, но, раздав все бывшее у меня, еще 2 года тому назад я остался ни с чем и должен был отказывать просившим образочки.

Буду счастлив повидать уважаемого и любимого отца Вашего ³², а бабушке прошу передать мой привет и благословение.

Вам да поможет Господь идти по стопам Вашего прадеда А. С. Хомякова.

Сердечно любящий М. Антоний.

18 нояб. 1923 г.

...Не слишком убивайтесь разстройством церковного управления в России: при иконоборческих царях и при более ранних еретиках и хуже было. Силен был Ирод изгнать воплощенного Бога из страны своей, но два слова Евангельского повествования ликвидировали беду: «умершу же Ироду» и проч., а истина Господня пребывает во веки. Ведь во времена монофелитского владычества, почти один только Максим Исповедник громко исповедывал Православие, и когда от него, уже ввергнутого в темницу, требовали общения с монофелитами, с коими уже четыре патриарха причащаются, он, что ответил? «Аще и вся вселенная причастится, аз един не причащуся...» ³⁴.

1923 г.

Воистину Воскресе, дорогой мой отче Амвросие

Радостно приветствую тебя с принятием ангельского образа. Теперь ты преимущественно перед мирянами, т. е. с более живым сознанием, будешь говорить: «Твой есмь аз, спаси мя». Бога и Христа считай хозяином своей жизни и, соблюдая послушание настоятелю и братии, не убивайся, когда видишь неправду или падение чье-либо...

1924 г.

Дорогой о. Амвросий!

Ваше письмо я получил уже на св. Афоне, где пребываю с Вел. Четверга в ожидании разрешения Патр. Константинопольского на переезд в Палестину и Сирию. Если не получу или получу документы, то останусь здесь. 15 фр. старцу Ефрону ³⁵ купить молока при сем прилагаю. Это последния оставшиеся у меня копейки; да, еще от сюда возьми себе 4 динара на письма. А молоко стоит в Белграде 27 динар. Пусть Сав.(елий) К.(онстантинович) скажет, в каком месяце и годе редактор Исторического Вестника писал некрологическую заметку о моей пок. матери († 30 окт. 1904 г.). Я пересмотрел здесь сей журнал за 1904 и 1905 год и не нашел. Вероятно я в Сербию не возвращусь. Вселенская Патриархия воздвигла на русских целое гонение, особенно на Преосв. Анастасия, коего запретила в священнослужении.

Друг! Я все-таки надеюсь с тобою видаться если не здесь, то в Палестине, – но это в воле Божией, ибо м. б. и я до Палестины не доберусь. Целую и благословляю именем Господним всю Петк.(овскую) братию.

Страшно жаль Преосв. Вениамина, пострадавшого за православие. Не у Вас ли он? Алик здесь целые дни в церкви. Спасибо братии, что бережет меня, как какое-то сокровище, хотя я того не стою. Пиши сюда. Если уеду, то мне перешлют.

Не знаю, какое мое произведение ты желаешь иметь. А карточку отдай Иоанну Невраеву: я его не помню совсем. Молись за любящого

Митрополит Антоний.

20 мая 1924 г.

...И вот ты сам с своею восторженною душой и умением исполнять Божию службу, будешь одним из главных носителей иноческого духа, и ты некогда утвердишь братию свою...

Вообще же, друг, не скорби. Огонь, который горит в твоей душе, не останется без материала для горения и на будущее время...

Господь да благословит начало Вашего настоятельского послушания, как благословил Своих учеников, возносясь на небо...

1924 г.

Почтовая открытка.

Г. Студенту Графу Граббе. Нови Бечей.

Дорогой Юрий Павлович! Сердечно благодарю Вас за интересное сообщение, но, пока не будет согласия Старицы ³⁶, оно не будет иметь должного значения. А м. б. согласие сие дано? Тогда Слава Богу.

Привет Бабушке, папе и всем родным Вашим. После завтра собираюсь в Белград на панихиду по Государе Александре III.

Пред.(анный) М. Антоний.

17 окт. 1924 г.

Визитная карточка.

Меtropolitе Аntоиnе dе Кyеf

Просит милого нашего международного дипломата Юрия Павловича Бисмарка переслать письмо к В. Князю Дмитрию Павловичу ³⁷, адрес которого мне неизвестен. Послал я Вел. Князю Николаю Николаевичу ³⁸ в ответ на его письмо увещание о возстановлении отношений с Кобургом³⁹, но мало надеюсь на успех. Помоги Боже.

15 нояб. 1924 г.

Дорогой Граф Юрий Павлович!

Мною дано распоряжение о напечатании сообщения, что В. Князь К. Вл. ⁴⁰ не просил ни Синода, ни Собора о его провозглашении.

С любовью прочитаю Вашу статью и отвечу со всею искренностью. Если удастся изъять В. Князя Н. Николаевича от еврейских националистов, то он, надеюсь, пожертвует своим самолюбием и объединится с Царскою Фамилией. Вот какия серьезныя дела Промысел Вам поручил в столь молодые годы. Помогай Вам Господь!

Ваш доброжелатель Митр. Антоний.

24 нояб. 1924 г.

Мой милый Граф Юрий Павлович!

Конечно русских приглашают на конференции с целью обращать их в католическую унию, т. е. ересь. Но твердому парню отчего туда не поехать? Наиболее осведомленный в богословии Миша Максимович⁴¹ и еще Керн⁴², Зернов⁴³, и вся та компания, которую Вы хорошо знаете. Желательно знающого языки послать. Из взрослых наилучший кн. Н. С. Трубецкой в Вене и Флоровский ⁴⁴. Ред. Ефимовский немного Стива Облонский из романа Толстого, но человек очень талантливый и обворожительный. Он может быть полезным для дела.

Кланяйтеся папаше, бабушке и молодой графине. Желаю Вам радостных праздников.

Любящий Митр. Антоний.

18 дек. 1924 г.

Почтовая карточка.

Любезный Граф Юрий Павлович! Сегодня я утвердил справку о лже-епископе Николае, составленную согласно определению нашего Архиер. Собора и канонических правил. Николай не епископ, а Камаринский мужик, хотя и Д.(ействительный) С.(татский) Советник. Завтра Вы ее получите по почте. На ту конференцию я рекомендую Прот. о. Стельмошенко из Флоренции и нашего М. Б. Максимовича, также самого Вас. Спасайтесь.

Любящий Митр. Антоний.

22 янв. ст. ст. 1925 г.

P. S. Но как Вам удастся доставить обоих в Загреб я уже не знаю.

Печальныя вести ваши я получил и много скорбел о безжалостном ожесточении архипастырей греческих, а Германа ⁴⁵ я считаю простым мирянином, как посвященного без воли архиепископа, о чем зри 6-е правило 1-го Вселенского собора, и о чем я ему писал в ответ на его письмо. Ясно, в Константинопольскую патриархию вошла еретическая шайка, во главе с Мелетием⁴⁶: мудрено-ли? Ведь Македоний, Несторий, Пирр, Сергий, Павел и Петр были патриархи константинопольские и еретики, даже ересиархи, проклятые 6-м Вселенским собором; не упоминаю уже о многих вселенскх патриархахъ-иконоборцах 8-го и 9-го веков и униатов 15-го века.

Ваше прошение лже-епископу Герману составлено так разумно и благочестиво, что сделало-бы честь и архиерейскому собору, если-б он таковое составил. – А бедный Ефрем⁴⁷ видимо впал в прелесть, рано он ушел в пустыню, где борьба уже не к плоти и крови, но ко властем тьмы века сего, духовом злобы поднебесныя.

Пока речь шла о новшествах, прямо не воспрещенных канонами, Вы знаете, я советовал Вам послушание, а теперь именем Божиим советую: не повиноваться лже-епископу Герману и постыдно-умершему патриарху Григорию VII-му ⁴⁸, сгубившему своим делом патриархат, ибо его пока еще неповинный преемник изгнан турками из Константинополя.

За патриархат, за святейшого Константина VI-го ⁴⁹ я уже заступался и буду еще заступаться, если и он не свихнется с православного пути, а Вам советую крепко держаться сего единого спасительного пути и все претерпеть: и разорение обители, и изгнание, и всякия лишения за св. веру. Я уверен, что в Сербии найдется место изгнанникам за Православие в св. обителях здешних: но если, паче чаяния, пришлось бы терпеть самыя тяжкия бедствия, то и тогда не должно отступать от Божественной веры нашей. Ведь первенство в Церкви до IX века, даже до XI-го принадлежало римским папам, и что-же? Они отлучены от Церкви со всею их паствою и влачат погибельные дни свои как еретики. Возможно, что той-же участи подвергнется и Константинополь, если пойдет по следам Мелетия и Григория VII.

Ваше дело чрез три дня будет доложено в заседании нашего Синода, который вероятно обратится к Восточным Патриархам с жалобой.

Прошу Ваших св. молитв и молюсь о спасении Вашем и обители Вашей, остаюсь доброжелатель

Митрополит Антоний.

27 янв. 1925 г.

Друг!

Пишу Вам 4-ое письмо со времени случившейся с Вами беды. Очевидно Вы получили только одно, или два...

Итак подавайте прошение о принятии в Мильков монастырь Преосв. Митрофану, Епископу Браничевскому, в Пожаревац и сошлитесь, что я Вас всех знаю поименно.

Итак, друг, не унывай, но уповай.

«Не все на небе темна ночь,

Авось и солнышко проглянет!»...

Прошу святых молитв твоих и братии. Им тоже буду писать.

Любящий Митрополит Антоний.

1925 г.

Дорогой мой о. Амвросий!

Сейчас я вторично перечитал Ваше письмо и покраснел от стыда – за себя самого. Ведь у меня с 20 июля в собственности альбом Киево-Владимирского собора, и я все старался выяснить, кому он обещан, да так и не мог пока не перечитал по письменной очереди Вашего послания. Теперь не более как через 10 дней перешлю его Вам, ибо сейчас я дал его для ознакомления здешним семинаристам. О. Марк, с которым я уже много разговаривал в Париже, уже стремится только на Афон, да и потеря для Вас не Бог знает какая. Мне иконы преп. Антония не пишите, ибо подарили мне таковую в Иерусалиме монахини, да и раньше в России 4 или 5 было, а одна – непосредств. от † Митрополита Исидора ⁵⁰ († 7 сент. 1892 г.).

О моей поездке в Европу см. Новое Время с портретами Примаса Англии и моим. Меня здесь ожидали кипы писем и всяких донесений по возвращении в Карловцы 24 июня ст. ст., не успел я отписаться на половину, как подошли мои имянины, и опять не то 37, не то 47 писем. Вот и сидишь целый день с пером в руке, а потому не осуди за лаконизм. – Последнюю седмицу от четверга 28 авг. до четверга 4 сент. я провел в Хоповском ж.(енском) монастыре на студенческой конференции, на которую съехалось 100 слушателей и 6 профессоров. Заседали и слушали рефераты целыми днями и ежедневно служили литургию и всенощную: юношество поразило меня своим умилением и благоговением. Можно ли было ожидать таких картин после революции? а ведь были все выборные от русских студенческих кружков с целой Европы. Напоследок все исповедывались и причащались. Глубоковский ⁵¹ прибыл на последние 2 дня из Швеции и тоже в восторге от всего виденного и слышанного; на последние 3–4 дня привезли Курскую чудотворную икону, и тогда рел. восторг молодых людей соединился с радостными слезами. – Итак вера наша стоит крепко в умах и в сердцах. Подвизайтесь с упованием, приветствуй братию и молитесь за любящого неизменно Митр. Антония.

5/18 сент. 1925 г.

...Учи живописи послушников и братию, это одно может наполнить жизнь... когда решишься ехать, дай мне телеграмму или письмо, я отвечу ехать ли тебе в Карловцы к Преосвященному Митрофану, или прежде в Пожаревац, где его постоянное жительство. Целуй братию и молись о любящем митрополите Антонии.

1925 г.

Спасибо, что отозвался. А я спрашивал о тебе кое кого, да пока ничего не узнал.

Тем ставленникам бритого Германа я бы посоветовал побывать у настоящого православного Владыки и просить, чтобы он прочитал над ними молитву разрешаемого от клятвы. Избегать по возможности от них принимать св. Тайны лучше, пока не получат разрешения, но совершенно не признавать их нельзя, пока не было суда над ними. Теперь, слава Богу, правительство разрешило финским гражданам праздновать по старому и по новому, кто как пожелает.

Кланяйся о. Игумену, старцам и братии. Я бы на крыльях полетел к Вам, но не дают мне визы от Правительства Вашего, обещали в 1922 году, да обманывают – не дают. А ты подвизайся подвигом добрым: тоже будешь Авва не последний. Я с любовью вспоминаю твое усердие к молитве и к послушаниям.

Господь сподобил меня летом побывать в Иерусалиме и в прочих местах св. земли, также был у Патриархов Восточных Православных. Все трое говорили против введения нового стиля, хотя большевики и некоторые финские попы лгут, будто все Восточные Патриархи за новый стиль. Недавно пришлось побороть последняго – Афинский и всея Греции Митрополит Хризостом⁵², уступая настойчивым требованиям народа, объявил, что можно праздновать и по старому.

Молись за меня грешного и спасайся!

Посылаю тебе свой новый православный катихизис. Твой доброжелатель Митрополит Антоний.

(Конец 1924 г. или начало 1925 г.).

Получив вчера Ваше письмо, спешу отвечать по заповеди Апостола Петра (1Петр. 3, 15).

Пишу прямо ответы на Ваши четыре вопроса, не как приказания, а как свое убеждение по сим предметам. –

Надо различать переход на новый стиль, что хотя это и неодобрительно, но не составляет ереси, ни раскола (и не должно удалять людей от тех храмов), от изменения Св. Пасхи и триоди за что наложена на нарушителей анафема.

1) В церковь с новым стилем можно ходить молиться, но в церковь, изменившую день Св. Пасхи не должно. 2), 3), 4) Так же должно разсуждать о принятии Св. Таин и треб церковных. Должно руководствоваться словами Св. Афанасия Великого «уне (лучше) есть нам без них собираться на молитву, неже с ними, якоже с Анною и Каиафою вверженными быть в геену огненную!!»

Обо всем этом я недавно написал Константину Патриарху и уведомил прочих патриархов, и Вам советую сделать тоже. Патриарха лютеране ваши обманули, заявив, будто в Финляндии православные давно перешли и на новый стиль, и на новую пасхалию. Ищите таких иереев, которые согласны молиться по старому, хотя-бы и вне храмов. Так творили во времена древния, когда еретики овладевали церквами. Если пожелаете помянутое письмо патриархам, я пришлю Вам: не знаю только дойдет ли оно.

Бог же мира, воздвигший из мертвых Пастыря овцам Великого кровию завета вечного, Господа нашего Иисуса Христа, да утвердит Вас во всяком добром деле, к исполнению воли Его, производя в Вас благоугодное Ему, чрез Иисуса Христа, Ему слава во веки аминь (Евр. 13, 20, 2).

Ваш доброжелатель

Митрополит Антоний.

Без даты, примерно 1925 г.

Достолюбезный батюшка Отец Феофан!⁵⁴

Повидимому и Вы вкупе с Вашим тезкой ⁵⁵, впавшим в прелесть, готовы меня подозревать в национализме. Я читал Ваш голос с Афона и конечно я вполне согласен со всем, что Вы написали об обязательности канонов и о нежелательности теперь, (а м. б. никогда) VIII Вселенского Собора. Впрочем его и не будет. Но я консервативнее Вас касательно различения вселенского и всеправославного. Какая разница между первым и вторым термином? Разве I-VII Соборы не были всеправославные? разве Церковь разделилась в 8-м или 11-м веке? В наших дурацких учебниках так действительно пишут, но Церковь не полагает делать никакой разницы между ересями древними и ересью латинскою, принимая последних в общение тем же чином, как и несториан (VI Собора, 95 правило). Я думаю, что латиняне значительно дальше от Церкви и они хуже чем монофизиты и монофелиты, ибо создали второго Христа, т. е. Антихриста в виде папы, якобы непогрешимо разъясняющого все вопросы благочестия ех sеsе, еtиsаm sinе соusеn su ессlеsие (пост. Ват. Соб. 1870 года). Впрочем, Вы готовы, повидимому, и за Синодальными постановлениями признать непогрешимость общеобязательную. Или я напрасно так заключил по Вашей статье? В таком случае очень рад. Ведь Синод же оправдывал богопротивное упразднение патриаршества (вопреки 34 пр. Апост. и 9 пр. Антиох. соб. и мн. др.), дозволили по нужде причащаться у пасторов (чего? – пищи демонов, как выразился преп. Феодор Студит).

Впрочем Ваше смиренномудрие все побеждает: в этом Ваше радикальное отличие от Вашего тезки и его адьютанта Еп. Серафима ⁵⁶.

Прошу батюшка, Ваших св. молитв за меня грешного и за тяжко болящого юношу студента Николая Якимыча 22 лет, обрусевшого серба, сына профессора.

Пока Василий III сидит в Фанаре ⁵⁷, мне нет надежды возвратиться на св. Афон, а как бы желал! Сердечный привет.

Митрополит Антоний.

– Жив ли тот Антоний Младший, что жил около нас? Он офицер.

26 мая, 1926 г.

Любезный Граф Юрий Павлович!

Вы меня спрашавали откуда я узнал о том, что брак с двоюродной сестрой не является прямым нарушением канонов Вселенских Соборов.

Конечно, как епископ, я должен был бы это знать смолоду, но признаюсь, что из всех церковных вопросов я всегда меньше всего интересовался вопросами о браке, так как в семилетнем возрасте решил быть монахом и никогда от этого решения не отставал.

Еще в ранней юности я знал о существовании церковно-государственного закона, запрещающого брак с двоюродной сестрой и был уверен, что это основано на прямом запрещении Вселенских Соборов. Но вот, совсем недавно, наш русский лучший канонист профессор Суботицкого Университета С. В. Троицкий заявил мне, что в постановлениях Вселенских и Поместных Соборов такого воспрещения нет. Воспрещенная для брака степень родства изложена в 54 правиле VI Вселенского Собора, и я действительно, внимательно читая это правило, усмотрел, что там подобного воспрещения нет, хотя, как я слышал еще раньше, а припомнил только теперь, некоторые канонисты стараются доказывать, будто упоминаемое в правилах слово ἐαξδέλφῃ (эксадельфи) означает не только племянницу, но и двоюродную сестру. Об этом слове много писал покойный профессор Моск. Дух. Академии Лавров, впоследствии Архиепископ Литовский Алексей. Но вопрос признается открытым, даже более – каноника остается при убеждении, что в Правилах Соборных нет воспрещения жениться на двоюродной сестре. Конечно, отсюда еще довольно далеко до признания дозволенности такого брака, ipsa re, но, думается, нет препятствий к разрешению его Архиерейской властью.

Поэтому я раскаиваюсь в том, что даже в частных письмах вопрошающим меня лицам, например Афонским монахам, я признавал брак с двоюродною сестрою безусловно незаконным.

Митрополит Антоний.

20 июля, 1926 г.

г. Белград.

Ваше Высокопреосвященство, Милостивейший Архипастырь!

Письмо Ваше от 20 июля / 2 августа с. г. за № 1214 по вопросу о выделении германских приходов в самостоятельную епархию мною получено.

Никаких распоряжений по сему письму до разсмотрения его в Архиерейском Синоде я не считаю себя в праве делать, так как являюсь лишь исполнителем распоряжений и определений собора Архиереев Русской Православной Церкви заграницей, покорным послушником которого я считаю себя. Поэтому письмо Ваше будет доложено в ближайшем времени Архиерейскому Синоду, который постановлением Архиерейского Собора снабжен чрезвычайными полномочиями.

Доводя о сем до сведения Вашего Высокопреосвященства, я считаю своим архиерейским долгом сообщить Вам по существу Вашего письма следующее мое личное мнение:

1. Вы изволите писать: «определение Архиерейского Собора о выделении германских приходов из моего епархиального управления стоит в решительном противоречии с волею Святейшого Патриарха Тихона. Ею вверенно мне управление всеми церквами в Западной Европе и не преподано никаких указаний, допускающих возможность какого бы то ни было выделения отдельных районов помимо распоряжений той же власти. Объем моего епархиального управления определяется той территорией, на которую до войны 1914–1917 гг. простиралась власть Митрополита Петроградского, о чем у меня имеется также собственноручное письменное согласие Высокопреосвященного Митрополита Вениамина».

Правда заключается в том, что не Святейшим Патриархом Тихоном, а Священным Синодом и Высшим Церковным Советом Всероссиской Православной Церкви за Вами сохранено управление всеми церквами в Западной Европе за назначением Вас Высшим Русским Церковным Управлением Управляющим названными церквами. Совершенно верно, что ни Святейший Патриарх ни Священный Синод Всероссийской Церкви, сохраняя за Вами управление названными церквами, не преподали никаких указаний, допускающих возможность какого бы то ни было выделения отдельных районов помимо распоряжения той же власти. Но и не запрещали законно и канонически образованной церковной власти делать подобного рода распоряжения. А о существовании таковой церковной власти заграницей Святейший Патриарх Тихон был осведомлен как из Ваших многократных представлений Его Святейшеству, так и из моих донесений и отчетов, посылавшихся ему своевременно. Наоборот имеются распоряжения Свят. Патриарха Тихона и Священного Синода Всероссийской Церкви и определение Московского Священного Собора о предоставлении Викарным Епископам прав Епархиальных Архиереев. Ссылка Ваша на письменное согласие Митрополита Петроградского Вениамина в затронутом Вами случае значения не имеет, так как это согласие является каноническим актом, развязывающим Вашу архиерейскую совесть и подтверждающим, что подведомственныя Митрополиту Вениамину заграничныя церкви Вами не облюбодействованы, а канонически получены Вами в управление по назначению Высшого Церковного Управления Заграницей (письмо Митрополита Вениамина послано Вам до закрытия Высшого Церковного Управления). Но в нем совершенно не содержится и не может содержаться указаний на выделение означенных церквей в особую епархию равно как и нет запрещения выделения той или иной группы церквей в новую епархию.

2. Не могу согласиться с мнением Вашего Высокопреосвященства, что будто выделение Германии самостоятельной епархией противоречит священному канону 67 правила Карфагенского Собора. Цитируемый Вами канон говорит о недопустимости постановления в тот или иной округ нового Епископа без согласия Епископа, ведающого сим округом. «Для каждого епископа подобающее охранено постановлением, чтобы от определенного состава приходов, ни единое место не было отторгаемо, и не получало особого епископа, разве по согласию имеющого власть над оным. Аще же сей допустит, чтобы известный округ получил собственного епископа: то произведенный на сие место да не простирает власти своей на другие округи: ибо сей един, быв отделен от состава многих, удостоен иметь честь особого епископства».

Наш Собор Архиереев не ставил нового Епископа, а поставленному Собором Архиереев 1924 года по Вашему согласию (согласие дано на Соборе и протокол о сем подписан Вами), полноправным Викарием на всю Германию Епископу Берлинскому Тихону, нынешним Собором даны права самостоятельного Епископа.

Никакими священными канонами не запрещается предоставление таковых прав уже существующему Епископу. А распоряжения Патриарха и постановления Священного Собора московского обязывают предоставлять викарным епископам самостоятельныя права. Вы хорошо знаете, что и в России викариатства выделялись всегда без наличия согласия правящих епископов, которые постоянно против этого протестовали по фискальным побуждениям, несмотря на то, что викариатства – неканоническое учреждение. Еще так недавно в 1919 году Высшее Церковное Управление на Юго-Востоке России выделило в самостоятельныя епархии – Кубанское викариатство вопреки воле правящого Архиепископа Ставропольского Агафадора; Ростовское, вопреки воле Архиепископа Донского; Сухумское и Черноморское, вопреки воле Архиепископа Тифлисского и Бакинского. И все эти выделения Всероссийской Церковной Властью были признаны.

И здесь, заграницей, Высшее Церковное Управление выделило Алеутское викариатство в самостоятельную епархию из Северо-Американской епархии, вопреки воле правящого епископа; Харбинский и Маньчжурский районы из состава Владивостокской епархии в особую самостоятельную епархию, вопреки воле Владивостокского Архиерея. Архиерейский Синод, учрежденный после закрытия Высшого Церковного Управления, образовал самостоятельную Камчатскую епархию, выделив Камчатку и Охотский уезд из Владивостокской епархии также без согласия Епархиального Архиерея. И святейший Патриарх Тихон признал эти мероприятия каноническими.

Когда в 1924 году, уже после закрытия Высшого Церковного Управления, Архиерейский Синод вынужден был распустить Харбинский Епархиальный Совет и реорганизовать его, а бывшие члены названного Совета профессор Миролюбов и Н. Л. Гондатти принесли Свят. Патриарху Тихону жалобу на действия Архиерейского Синода, Святейший Патриарх не признал его распоряжения незаконными и самый Синод не объявил незаконно и неканонично существующих, а оставил жалобу без последствий и телеграфировал профессору Миролюбову, что Епархиальный Совет в Харбине должен быть избран на основах Московского Собора. Этот акт доказывает, что Свят. Патриарх признал выделение Харбинской епархии и законность существования и распоряжений Архиерейского Синода, заменившого Высшее Церковное Управление заграницей. И едва-ли Вы можете утверждать, что Святейший Патриарх, если бы он был жив, не утвердил бы и выделение Германии, а Митрополит Вениамин не дал бы на это своего согласия. Да и сам Патриарх, на которого Вы ссылаетесь, признав распоряжение Высшого Церковного Управления заграницей о назначении Вас Управляющим русскими православными церквами в Западной Европе, не обусловил это распоряжение согласием Митрополита Петроградского, их канонического Епархиального Архиерея.

Кроме того, нельзя считать распоряжения Свят. Патриарха Тихона чемъ-то незыблемым, никогда не подлежащим изменению даже во блого Церкви. Да и сам Патриарх свои распоряжения менял нередко. Сначала он признавал советскую власть богоборческой и анафематствовал ее, а затем назвал предержащей властью от Бога, и много других его административных распоряжений. И, наконец, при отрицании Вами канонического значения наших Высшого Церковного Управления и Архиерейских Соборов, давших и подтвердивших Ваши права, как Епархиального Архиерея, Вы не имеете распоряжений Высшей Всероссийской Церковной власти, удостоверяющих Ваши права Епархиального Архиерея на Западно-Европейския церкви и являетесь лишь временно окормляющим их и, если кто может протестовать против выделения Германии, то это Петроградский Епархиальный Архиерей, из ведения которого Западно-Европейския церкви совершенно не изъяты и от которого, надеемся, получится согласие.

3. Вы пишете: «С особым прискорбием я должен отметить, что определение это, вопреки решению Архиерейского Собора 1923 г. о порядке направления административных дел через мое Управление, было послано непосредственно епископу Тихону и даже подчиненным мне настоятелям германских приходов без того, что я был поставлен об этом в известность и мог изложить с исчерпывающей полнотою всю нежелательность такой меры, все несоответствие ея указам Святейшого Патриарха». И в России, согласно уставу Духовных Консисторий и выработанным Всероссийским Высшим Церковным Управлением правилам церковного делопроизводства и письмоводства, допускалось сношение высшей церковной власти с подчиненными епархиальному архиерею органами и должностными лицами. И в последнем случае первые лишь извещались о сем. Так было поступлено в данном случае и с Вами, так как Вы много раз позволяли себе распоряжения Высшей Церковной Власти класть под сукно.

С особым прискорбием, отмечая непосредственное сношение с германскими церквами и необходимость свято хранить церковные каноны, Ваше Высокопреосвященство совершенно упускаете из виду, что порядок сношения и священные каноны никто из иерархов не нарушал так, как Вы.

Вы постоянно позволяли себе сноситься с органами и должностными лицами, подведомыми Архиерейскому Синоду и другим правящим Архиереям помимо них. Вы позволяли себе выступать с церковными посланиями в качестве Главы Заграничной Церкви, не будучи уполномочены на это и не будучи признаны Епископатом. Вы делали распоряжения общецерковного характера, не входя в соглашение с Высшей Церковной Властью. И все это вопреки даже постановлениям того же Собора 1923 года, на которыя в данном случае Вы ссылаетесь. Мало того, Ваше Высокопреосвященство решились вторгаться в область юрисдикции других церковных органов и Епархиальных Архиереев. Так, например, мною преподано благословение на открытие в Австралии церковной общины и она включена в юрисдикцию Архиерейского Синода, а Вы, без нашего согласия, вторглись туда; Финляндия автономная епархия, имеющая своего Архиепископа с широкими автономными правами, данными ему Свят. Патриархом еще в 1918 г., но Вы позволили себе вмешаться в церковныя дела сей епархии, благословили воздвигнуть там алтари, вопреки священным канонам (прав. 13 Антиох. Собора и 120 Карфагенского Собора) без разрешения Архиерейского Синода и без согласия находящагося в его ведении Архиепископа Финляндского Серафима – главы этой епархии, никак Вам не подчиненной. Мало того, Вы вмешались в церковный спор названной епархии, призвав монахов и паству Финляндскую к подчинению лже-епископу Герману. И это вопреки указу Свят. Патриарха Тихона, постановлению Совещания православных Епископов в Москве, резолюции Преосвященного Епископа Иннокентия, управляющого Петроградской епархией, отзыву Митрополита Сергия, заместителя Патриаршого Местоблюстителя, и Архиерейского Синода Русской Православной Церкви заграницей, признавшим Германа Аава лже-епископом и считающим главой Финляндской Церкви Архиепископа Серафима.

Прося у Свят. Патриарха Тихона об упразднении Архиерейского Синода и подтверждения Ваших прав или, напр., о перечислении из ведения Архиерейского Синода в Ваше ведение Российской Духовной Миссии в Иерусалиме, каковыя ходатайства Ваши Святейший Патриарх оставил без последствий, Вы не испрашивали на это согласия Архиерейского Собора и Архиерейского Синода, хотя по приведенному Вами священному канону Вы должны были иметь таковое согласие на перечисление Иерусалимской Миссии, в епархию Митрополита Петроградского не входившей, а согласно определению Архиерейского Собора 1923 г. копии своих представлений Свят. Патриарху и Всероссийской Церковной Власти сообщать Архиерейскому Синоду. А Ваше служение панихиды по кардиналу Мерсье? И много других случаев можно указать. Но мы не хотим обвинять Ваше Высокопреосвященство, а лишь отмечаем, что о нарушении соборных постановлений и священных канонов Вы взываете, если дело касается Вашей личности, хотя подобных нарушений и нет на лицо со стороны Архиерейского Собора и Синода, возглавляемых мною, и совершенно умалчиваете о своих правонарушениях и игнорировании священных канонов в пользу своих интересов в ущерб другим.

Самые заветы и волю Свят. Патриарха Вы истолковываете и признаете к исполнению лишь в части Ваших прав, толкуемых Вами в расширенном смысле. А волю и согласие Святейш. Патриарха Тихона на существование Архиерейского Собора и Архиерейского Синода, выраженную им в молчаливом согласии, так как иначе он не мог этого сделать, или письменно в телеграммах по делам Харбинской епархии, или в кардинальном его постановлении от 20 ноября 1920 г. за № 362, об организации Высшей Церковной власти на время нарушения связи с Свят. Патриархом и состоящими при нем органами церковного управления или прекращения их деятельности, или, наконец, волю Свят. Патриарха Тихона, сообщенную посланному из Чехии делегату о том, что церковный спор между Вами и Архиепископом Савватием должен быть разрешен мною, как старейшим, о чем письменно сообщено и мне и Вам Преосвященным Епископом Вениамином, видевшим переписку о сем, – вот эту волю Ваше Высокопреосвященство не считаете для себя обязательной и священной.

Излагая все это, я не ищу для себя ничего и совершенно в этом не заинтересован. Я стою на страже канонической правды и повинуюсь голосу Священного Собора Архиереев Русской Православной Церкви заграницей. И если бы этот голос указал на другого иерарха, как возглавителя сего Собора и Заграничной Церкви, то я первый признал бы себя нижайшим послушником этого иерарха, кто бы он ни был. Но пока церковное сознание епископата считает меня таковым возглавителем, я считаю своим архиерейским долгом, хотя очень тяжелым и мучительным в настоящих условиях, защищать эту правду и так же как и Вы зовете, звать к миру, любви и единению.

Вы оставили Собор, не входя в обсуждение дел по существу и допустили этим антидисциплинарный и антиканонический поступок. Прислушайтесь к свой архиерейской совести. Ужели она не говорит Вам о том, что Вы не должны были и не могли делать этого; в особенности после того, когда я заверил Вас на Соборе, что п. 2 повестки не заключает в себе никаких предложений, сокращающих Ваши права, а Управляющий Синодальной Канцелярией доложил Собору в Вашем присутствии, что докладов Архиерейского Синода по сему предмету не имеется. Уходя с Собора изъ-за того, что Собор не принял Вашего предложения об изменении порядка обсуждения вопросов повестки Собора, Вы просто хотели сорвать Собор. И я уверен, если бы Вы не оставили Собора, Германия не была бы выделена в самостоятельную епархию и в крайнем случае она осталась бы полусамостоятельной или самостоятельной епископией, с подчинением Вам, как Митрополиту округа. А после Вашего ухода и неподчинения Вашего Собору Архиереев для Епископа Берлинского, признающого над собою каноническую власть его, создалось тяжелое положение и это обстоятельство наряду с другими обстоятельствами, сообщенными Вам в соборном определении, послужило основанием к выделению Германской епископии в самостоятельную.

Безусловно и я тяжело скорблю о Ваших несогласиях с Собором Архиереев и меня заботят они, и искренно молю Бога мира и любви, да прекратит Он, Всевышний, эти несогласия и возсоединит Вас с Собором Архиереев. И ключи к разрешению создавшагося печального конфликта – в Ваших руках. Вы епископ Православной Церкви и Ваша архиерейская совесть должна подсказать Вам этот канонический путь. Он единственный. Вы ушли с Собора, который еще тогда ничем Вас не обидел. А если бы остались и решения Собора были для Вас неприемлемы, Вы должны были, в порядке апелляции, просить о пересмотре их в следующем Соборе, а до тех пор или подчиниться или просить об оставлении, до нового пересмотра, stаtus quо. Вы этого не сделали, а нарушив единение с Собором, ныне должны возстановить это единение с Собором и его исполнительным органом, выразив им свое подчинение, и тогда может быть речь об изменении неприемлемых для Вас соборных постановлений и о самом порядке сего изменения или приостановления их действий. Это единственный канонический путь. И я не хотел бы думать, что Ваша архиерейская совесть позволит Вам оставить этот священный путь и идти другими нецерковными путями, путями разделения паствы, подрыва священного авторитета Собора Архиереев, того канонического авторитета, на который опирается православная церковная власть в России и во всех православных Церквах, и должны опираться и мы здесь.

Во имя церковного мира, во имя единства церковного, во имя блага Церкви к этому церковному пути призываю Ваше Высокопреосвященство я, смиренный служитель Господа Бога, Ваш учитель и наставник, приведший Вас к ангельскому чину и участвовавший в рукоположении Вас в архиерейский сан.

Мир, согласие, единство иерархии Зарубежной Русской Церкви в особенности в теперешнее тяжелое для Церкви время – в Ваших руках.

Вознося Господу Богу усердныя молитвы о возстановлении в Церкви нашей нарушенного мира и единства нашей иерархии и моля Его, дабы Он внушил Вам доброе намерение канонического пути, остаюсь Вашего Высокопреосвященства преданный собрат

Митрополит Антоний.

4/17 августа 1926 г. № 960, Сремски Карловци.

Р. S. Не могу не выразить своей глубокой скорби, что Ваше Высокопреосвященство допустили на съезде студентов в Клермонте суждение об Архиерейском Соборе и обсуждение действий его и вообще вовлекли мирян и духовенство в церковные вопросы, разрешение коих зависит исключительно от церковной иерархии.

Как архиерей Православной Церкви, я прошу Ваше Высокопреосвященство – не вовлекайте мирян и духовенство в эти несогласия Ваши с Архиерейским Собором и тем не вызывайте церковного разделения и не усугубляйте вызванную Вами смуту.

М. А.

Ваше Высокопреосвященство Милостивейший Архипастырь!

Я не хочу вступать с Вами в полемику по нашим церковным делам. Но не могу умолчать по поводу Вашего последняго обращения к пастве от 6/19 августа.

Во всех церковных делах я являюсь исполнителем решений и распоряжений Собора Архиереев и Архиерейского Синода Русской Православной Церкви заграницей. И во всех актах по этим делам я выступаю от лица Архиерейского Собора и Синода с полным сознанием своей великой ответственности перед Богом, Церковью и людьми. Ни дипломатией, ни тем более ложью я никогда в своей жизни не руководствовался, не могу к ним прибегать и теперь на склоне своих лет и тем более по таким важным вопросам, как церковныя дела. И если мое Окружное Послание, каждое положение которого обосновано документами, Вы позволили себе в своем обращении назвать тенденциозным, то как же назвать Ваше обращение, являющееся по тону своему скорее недопустимой апелляцией к пастве и содержащее в себе извращение фактов и даже явную неправду и, наконец возбуждение паствы против Архиерейского Собора и его Синода. Я не буду давать названия Вашему обращению; пусть Ваша архиерейская совесть сама подскажет Вам. А я здесь лишь укажу Ваши неправды.

Не буду говорить о якобы предоставленных Вам указом 1922 года широких полномочий на управление всей Русской Православной Церковью заграницей, о чем Вы упорно твердите. Указ этот достаточно истолкован Соборами Архиереев 1922–1926 гг. в смысле признания Вас епархиальным архиереем Западной Европы и необходимости существования Архиерейского Синода, как исполнительного органа церковной власти – Архиерейского Собора. Мы знаем, что и в Москве так толковалось и существующее положение было там признано. Да и Вы сами, оставаясь со своей совестью, сознавали, что Вам не даны особыя полномочия и потому писали неоднократно Патриарху, чтобы он уточнил Ваше положение, предоставил Западно-Европейским церквам права митрополичьяго округа, назначил бы Вас своим представителем в Западной Европе и включил бы в Вашу епархию Иерусалимскую Духовную Миссию, подчиняющуюся Архиерейскому Синоду. Вам незачем было обращаться за этим к Патриарху, если бы все это вытекало из указа, на котором Вы базируетесь. Но и Патриарх Вам ничего не ответил, т. к. он не разделял Вашей точки зрения и Вашего толкования помянутого указа. Тогда как его Святейшество Патриарх Тихон и при наличии помянутого указа санкционировал существование Архиерейского Синода, как органа верховного управления, фактом признания в 1924 году, уже три года спустя после закрытия Высшого Церковного Управления, сделанных им рапоряжений, кои могут исходить лишь от высшей церковной власти. Например, выделение полосы отчуждения Китайско-Восточной железной дороги из Владивостокской епархии в самостоятельную Харбинскую епарахию, о чем Свят. Патриарх Тихон узнал из жалобы членов Харбинского Епархиального Совета – профессора Миролюбова и Н. Л. Гондатти, распущенного Архиерейским Синодом, на действия Архиерейского Синода и мои и из объяснительного по сему делу рапорта Архиепископа Мефодия. И Патриарх прислал телеграмму в Харбин, что Епархиальный Совет должен быть избран на основах Московского Собора. Но не об этом будет речь моя, а о неправдах в Вашем обращении.

Вы пишете, что Вам Патриарх в указе предписывал закрыть Высшее Церковное Управление. В указе об этом ничего не говорится. И Вы, и я получили аналогичные указы, и Вам, и мне сообщалось «для зависящих распоряжений». Но Вы или я должны были закрыть Высшее Церковное Управление – это большой вопрос.

Вы говорите, что указом Вам передавалась вся власть над русскими православными церквами заграницей. Нет. За Вами сохранялось то, что Вам было дано Высшим Церковным Управлением заграницей. А оно Вас назначило Управляющим русскими православными церквами в Западной Европе, каковое назначение и признала Всероссийская Церковная Власть. Но одновременно с Вами то же Высшее Церковное Управление в Турцию назначило Архиепископа Анастасия, что Патриархом было признано. В Грецию был назначен Митрополит Платон, а затем Епископ Гермоген и таким образом церкви в Греции не были в Вашем управлении. Затем темъ-же Высшим Церковным Управлением, до его закрытия, в Болгарию Управляющим русскими православными общинами, на правах Епархиального Архиерея, был назначен Епископ Серафим. Русские, живущие в Сербии, никогда не находились в юрисдикции Петроградского Митрополита и к Вам они не могли перейти, а Глава Сербской Церкви русския церкви в Сербии канонически подчинил мне и Высшее Церковное Управление это санкционировало. Таким образом до закрытия Высшого Церковного Управления уже имелись на одинаковых с Вами правах русския самостоятельныя епископии в Турции, Греции, Болгарии и Сербии, а таким образом и по закрытии Высшого Церковного Управления не могли оне перейти в Ваше ведение, так как за Вами сохранялось то, что Вами управлялось в момент закрытия Высшого Церковного Управления. И возглавление этих епархий Вами, как главою Заграничной Церкви, могло состояться лишь с согласия глав сих епископий, которыя Вас не признавали таковым.

Вы говорите, что я часто ставлю Вам в упрек неосторожное якобы выражение в Вашем письме, в котором Вы, якобы желая смягчить для меня всю остроту указа, в утешение мне писали, что может быть здесь оказалось влияние советской власти. Нет, Вы прямо написали, что «несомненно он дан был под давлением большевиков». И я это вполне разделяю, и не только я, но и все иерархи. Никакой остроты для меня в указе не было. Я был исполнителем инкриминируемых Собору постановлений, притом возбужденных не мною, а другими. Приветствие Армии возбуждено было Епископом Вениамином, а это вызвало в монархически настроенных кругах Собора молитвенное пожелание о возстановлении дома Романовых; послание же к Генуэзской конференции принято по инициативе Архиепископа Анастасия. Ни в том ни в другом случае я не был инициатором. А по указу я мог быть наказан несправедливо. Но я в нем этого не видел а если скорбел, то исключительно за Свят. Патриарха Тихона, так как в этом акте я увидел вредный путь компромисса с большевиками, ибо акт этот является неканоническим актом.

Вы обвиняете меня, что я забываю, что в ответ на Ваше письмо я сообщил Вам: «Волю Патриарха следует исполнить», а затем почему-то стоял за то, чтобы ее не исполнять. Я не забываю этого и никогда не забывал. Я писал Вам свое личное мнение. Но я архиерей и свой голос подчинил решению Собора Архиереев, ему подчиняю себя и впредь, тем более, что в момент получения указа о закрытии Высшого Церковного Управления Патриарх был уже арестован и в силу вступило его Циркулярное постановление 1920 года за № 362 об организации церковной власти в случае прекращения деятельности Свят. Патриарха и состоящих при нем церковных органов управления. И не надо злоупотреблять притчей Спасителя, изложенной в Евангелии от Матфея 21, 28–31. Она скорее приложима к Вашей последующей деятельности.

Не верны Ваши утверждения, что Собор Архиереев и Архиерейский Синод возникли в 1923 году. Нет. Собор Архиереев возник заграницей впервые в ноябре 1920 года в Константинополе и с тех пор и до Вашего проекта он ежегодно созывался мною. Так, он был созван в 1922 году после закрытия Высшого Церковного Управления; в 1923 году, на котором разсматривался Ваш проект, о котором в момент созыва Собора я даже не знал. Собор 1923 года, созванный до утверждения статута о нем, лишь утвердил уже существовавшее положение о высшей церковной власти в лице Собора и Архиерейского Синода.

Вы объявляете пастве своей, что только Митрополит Платон и Вы имеете свои назначения и административныя полномочия от Патриарха. Кого, Владыка, Вы вводите в заблуждение: себя или народ? А Архиепископ Финляндский и Выборгский Серафим, а Архиепископ Литовский и Виленский Елевферий, а Архиепископ Пинский и Новгородский Пантелеимон, а Архиепископ Анастасий, а Архиепископ Китайский Иннокентий, а Архиепископ Японский Сергий, а Архиепископ Харбинский Мефодий, а Епископ Камчатский Нестор, а Епископ Забайкальский Мелетий, а Епископ Антоний Алеутский и Аляскинский, которые входят вместе с прочими иерархами в состав Архиерейского Собора, разве они не имеют назначения или санкции от Свят. Патриарха Тихона и Всероссийской Церковной Власти? Как Вы можете это утверждать? Наоборот: они все полноправные епархиальные архиереи, а Вы не имеете санкции Патриарха на права епархиального архиерея, а Патриарх и Священный Синод Вас почли за временно заведывающого церквами (приходами) в Западной Европе без указания на право организации при себе епархиального органа. А о Митрополите Платоне не будем говорить. Если Патриарх его назначил, то он же его и уволил. Это и Вы знаете очень хорошо, и сам Митрополит Платон, которому в утешение Патриарх написал, что «он вынужден был это сделать». Но мы этого акта, как исходящого не от свободной воли Патриарха, не признаем.

Далее Вы пишете, что ссылка моего Окружного Послания «на 37 правило VI Вселенского собора здесь неуместна». В нем говорится, как пишете Вы, о правах епископов, пребывающих в самой столице церковного управления в Константинополе, и не могших занять свои кафедры изъ-за варварских (персидских) оккупаций их Малоазийских епархий. Аналогично этому положение законноправящих русских епископов, находящихся теперь в Москве и недопускаемых советской властью в их епархии. Они полномочны и не безместны, несмотря на свою экстерриториальность. Епископы же беженцы, говорите Вы, живут не только вне своего церковного центра, но и вне территории своей поместной церкви и даже иногда на территории других Православных Церквей, что еще более суживает их каноническия полномочия; они уже не мыслятся на своих кафедрах, ибо уже отчислены от них. А 18 Правило Антиохийского Собора даже и полноправного епископа, не могущого попасть по независящей от него причине в свой епархиальный город, ограничивает в его административных функциях, предоставляя ему лишь участие «в чести и служении епископском».

Владыка, как Вы дерзаете извращать священные каноны и учить о них не по церковному?

Правило 37 Св. VI Вселенского Собора говорит следующее: «Понеже в разныя времена были варварския нашествия, и от того множайшие грады сделались порабощенными беззаконным, а по сей причине предстоятелю такового града невозможно было, по совершении над ним рукоположения, прияти свой престол, утвердиться на нем в состоянии священноначальственном, и тако, по преданному обычаю, рукоположения и все, что епископу свойственно, производити и совершати: того ради мы, соблюдая священству честь и уважение, и желая, чтобы порабощение от язычников отнюдь не действовало ко вреду церковных прав, постановили, да тако рукоположенные и, по вышеизложенной причине, на свои престолы не вступившие, не подлежат за сие предосуждению: почему и рукоположения в разныя степени клира, по правилам, да совершают, и преимуществом председания, сообразно своему пределу, да пользуются, и всякое происходящее от них начальственное действие да будет признаваемо твердым и законным. Ибо нуждою времени и препятствиями в соблюдении точности не должны стесняемы быти пределы управления». А возьмем хотя бы очень распространенную книгу Правил Православной Церкви с толкованиями Преосвященного Епископа Никодима и послушаем его. Вот что говорит он в толковании к этому правилу: «Антиохийский Собор своим 18 правилом, уже установил, что правильно избранный и поставленный епископ, не отправившийся в предназначенную ему область, однако не по своей вине, но или потому, что народ не принимает его, или же по какой-либо иной причине, от него независящей, имеет право удержать за собой и честь и звание свое. Этим Трулльским правилом подтверждается указанное предписание и епископу, город или область которого порабощена неверными, так что он не в состоянии занять свой престол и на нем утвердиться, а принужден жить в какомъ-либо другом городе, предоставляются все права, принадлежащия данному престолу, а именно рукополагать клириков, занимать между епископами соответствующее значению его кафедры место, и все его административныя распоряжения признаются законными и действительными, подобно тому, как если бы он занимал свою кафедру. Мотивами для такого предписания правила служат: 1) желание, чтобы сохранены были честь и авторитет духовенства; 2) чтобы языческая надменность ни под каким видом не причиняла вреда правилам Церкви, и 3) чтобы обстоятельства и нужды времени, которыя могут подчас нарушить правильное применение церковных прав, не имели влияния на установленное распределение церковных областей, и как только обстоятельства изменятся и наступит нормальное положение вещей, возстановлен был бы прежний канонический порядок. Практическое применение этого мы находим в 39 правиле того же Собора.

Правило же 18-е Антиохийского Собора говорит об епископе, не попавшем в свой предел по неприятию его народом или по другой причине, от него независящей, в обычное нормальное время – не во время гонений, что можете усмотреть из только что приведенного толкования 37 прав. VI Вселенского Собора. Последнее правило предусматривает время гонения епископов варварами.

А правило 38 VI Вселенского Собора, уже ясно указывает на сохранение за епископами-изгнанниками полных прав и в пределах другой автокефальной Церкви. Наконец, прочитайте статью известного канониста профессора С. Троицкого: «О правах Епископов, лишившихся кафедр без своей вины. Каноническая норма» (См. «Церк. Ведомости» №№ 14–15, 16–17 и 18–19 за 1922 год).

Согласно священным канонам епископы-беженцы не могли быть лишены своих кафедр. Епископа от кафедры освобождает лишь смерть или суд. А пребывание этих епископов на территории других Православных Церквей не суживает их канонических полномочий, так как главы этих Церквей, применяя к ним эти священные каноны, предоставляют им полноправие каноническое. И наоборот это и дает силу нашим церковным органам. Наконец, Вы же сами писали грамоты Вселенскому Патриарху и своей пастве в 1924 году по поводу наших церковных органов заграницей в связи с утеснением им Архиепископа Анастасия, и в них указывали Вы на эти каноны в смысле правильного их толкования.

Когда же Вы правду писали: теперь ли, в этом обращении, или тогда в грамотах? Наконец, ужели-ли Вы не знаете, что священные каноны обязательны не только для Константинополя, но и для Александрийской, и для Русской, и Сербской и всех Православных Церквей. Причем тут Константинополь? Или же Вы не знаете, что св. Афанасий Великий и Кирилл Иерусалимский большую часть своего управления провели в изгнанничестве и управляли своей Церковью, живя на территории другой Церкви?..

Вы пишете, что «напрягаются усилия подчинить своей власти не только церкви в эмиграции, но и в Китае, Японии, Америке, на Дальнем Востоке и даже в так называемых окраинных государствах, причем за отсутствием определенных канонических норм, одни епископы признают эту власть, другие замалчивают (Япония, Америка)». Не знаю, что это такое? В лучшем случае это полное незнание дела.

Архиерейский Собор и Архиерейский Синод никого не подчиняли себе, а сами Архиереи добровольно вошли в состав Архиерейского Собора и признали его и Архиерейский Синод, как канонически возникшую высшую церковную власть. Так сделал Архиепископ Финляндский, Архиепископ Литовский, Архиепископ Китайский, Епископ Забайкальский, Епископ Камчатский, Епископ Владивостокский, когда Владивосток был освобожден и т. д. Америка, Япония замалчивают, говорите Вы. А разве Митрополит Платон в Америку командирован был не Высшим Церковным Управлением? И не Высшее ли Церковное Управление потом назначило Митрополита Платона Управляющим Северо-Американской епархией? (Указ Св. Патриарха Тихона о нем появился позднее). А на суде с Епископом Адамом Филипповским Митрополит Платон доказывал свои права не указами Архиерейского Синода? А Вы забыли, как в 1923 году на Соборе по Американским церковным делам Архиепископ Анастасий отметил в письменном заключении своем, что Митрополит Платон признает Архиерейский Синод, когда ему выгодно. А вот ныне нами получено заявление Епископа Арсения, хиротонисанного по представлению Митрополита Платона, что там акты Митрополита Платона и его Епархиального Совета не признаются, и просит выслать ему Синодальное определение о его назначении для Канадских властей на английском языке и что он в Канаду выехал на основании указа Синода. А вот сейчас у меня лежит письмо Архиепископа Сергия Японского, от 21–27 июля сего года, только что полученное (я его дал прочесть Архиепископу Владимиру и Епископу Вениамину). Он просит о разрешении некоторые праздники праздновать в Японии по новому стилю, о необходимости переименования Российской Духовной Миссии в Японии в Православную Духовную Миссию и т. д. Как же Вы пишете и утверждаете, что Америка, Япония замалчивают?

Свой уход с Собора Вы стараетесь всячески оправдать. Но Вам не оправдать сего. Об этом составлен акт, а Вы не впервые прибегаете к такой мере воздействия на Собор. Это было на Соборах и в 1922, и в 1923, и в 1924 г.г. и в России практиковали. Ваш уход может быть можно было оправдать, если бы Вы остались и, приняв участие в обсуждении п. 2 повестки, ушли бы, не соглашаясь с принципиальным решением. Своей архиерейской совестью свидетельствую, что доклада Архиерейского Синода о выделении Германии не было и вопрос о сем ни в каком пункте повестки Собора не мыслился. Не утверждайте того, чего не было. А после Вашего ухода и заявления о непризнании за Архиерейским собором и Синодом канонической судебно-административной власти для Епископа Берлинского, признающого таковую за Собором и Синодом, создалось тяжелое невыносимое положение пребывать в подчинении Архиерея, вышедшого из повиновения Соборной церковной власти.

Священные каноны – 64, 67 и 111 пр. Карф. Собора ⁵⁸, приводимые Вами, не приложимы к вопросу о выделении Германии. Каноны эти говорят о недопустимости поставления епископа в округ без согласия епископа, ведающого этим округом.

Наш Собор Архиереев и не ставил нового Епископа. А поставленному Собором Архиереев 1924 года по Вашему согласию (согласие дано на Соборе и протокол о сем подписан Вами) полноправным викарием на всю Германию Епископу Берлинскому Тихону нынешним Собором даны права самостоятельного Епископа. Никакими священными канонами не запрещается предоставление таковых прав уже существующему Епископу. А распоряжения Патриарха и постановления Священного Собора Московского обязывают предоставлять викарным Епископам самостоятельныя права. Вы хорошо знаете, что и в России викариатства выделялись всегда без наличия согласия правящих епископов, которые постоянно против этого протестовали по фискальным побуждениям, несмотря на то, что викариатство – вообще не есть каноническое учреждение. Еще так недавно в 1919 году Высшее Церковное Управление на Юго-Востоке России выделило в самостоятельныя епархии – Кубанское викариатство, вопреки воле правящого Архиепископа Ставропольского Агафадора; Ростовское вопреки воле Архиепископа Донского; Сухумское и Черноморское, вопреки воле Архиепископа Тифлисского и Бакинского. И все эти выделения Всероссийской Церковной Властью были признаны. И здесь, заграницей, Высшее Церковное Управление выделило Алеутское викариатство в самостоятельную епархию из Северо-Американской епархии вопреки воле правящого Епископа (Алеутская епархия на Соборе Архиереев 1924 г., по увольнении Епископа Антония на покой, подчинена Митрополиту Платону, по представлению его, на правах викариатства); Харбинский и Маньчжурский районы из состава Владивостокской епархии в особую самостоятельную епархию вопреки воле Владивостокского Архиерея. Архиерейский Синод, учрежденный после закрытия Высшого Церковного Управления, образовал самостоятельную Камчатскую епархию, выделив Камчатку и Охотский уезд из Владивостокской епархии также без согласия Владивостокского епархиального архиерея. И святейший Патриарх Тихон признал эти мероприятия кононическими.

Вы обвиняете Синод, что он не сразу признал Митрополита Петра Местоблюстителем. Да. Совершенно верно. Но к тому были основания каноническия. Мы не имели достоверных сведений о вступлении митрополита Петра в Местоблюстительство. По газетам, где печаталось и подложное завещание Свят. Патриарха Тихона да еще за скрепой Митрополитов Петра и Тихона, подобные акты не принимаются. Но как только мы получили послание Митрополита Петра из достоверных рук от одного из зарубежных пограничных с Россией иерархов, немедленно, в первом же заседании Синода он был признан Местоблюстителем. И это признание совершилось раньше, чем во всей России. Как же Вы позволяете себе говорить о какихъ-то колебаниях и оговорках с нашей стороны в этом вопросе? Акт же этот, как важнейший в жизни Церкви, был поставлен на повестке Собора для доклада Собору к сведению, для ознакомления.

Вы пишете: «Наконец Собором 1926 года усвояется совершенно неверная точка зрения, ставящая его в противоречие с предыдущими Соборами 1922, 1923 и 1924 годов, которые при обсуждении организационных вопросов всегда исходили из Указа 22 Апреля / 5 мая 1922 года, как основоположительного, давшого им бытие. Теперь же он намеренно замалчивается и выдвигается новоизмышленная несостоятельная теория, будто-бы и заграничный Собор и Синод созданы по инициативе старейшого Митрополита Антония на основании Патриаршого Указа, от 20 ноября 1920 года № 362, и не нуждаются в утверждении свыше. Искусственность этой теории видна уже из того, что она доселе была неизвестна и теперь выдвигается впервые. По существу же общий декларативный Указ 1920 года совершенно покрывается конкретным позднейшим Указом 1922 года, которым существующее тогда Высшее Церковное Управление было закрыто именно по осуждении его направления и предложено мне организовать новое управление по другому плану и таковое представить на утверждение Высшей Церковной Власти в Москве. Попытка выбросить из исторического и канонического обращения ясный и недопускающий никаких кривотолков Указ 1922 года только потому, что он кому-то неприятен, является произвольной и незаконной».

Совершенно верно. Указ 1922 года не допускает никаких кривотолков. И он всегда мыслился и мыслится так, как его истолковал Собор Архиереев 1922 года. И бытие Архиерейскому Синоду дали Собор 1922 года и определение Свят. Патриарха и Священного Синода 1920 года. Вспомните это определение Собора 1922 года и Вы сами в этом убедитесь.

Собор тогда постановил:

«1. Во исполнение указа Его Святейшества, Святейшого Тихона, Патриарха Московского и всея России и Священного при нем Синода от 22 апр. / 5 мая с. г. (т. е. 1922 г.) за № 348, существующее Высшее Церковное Управление упразднить».

«2. Для организации новой Высшей Церковной Власти созвать Русский Всезаграничный Церковный Собор 21 ноября (ст. ст.) 1922 года».

«3. В виду нарушения деятельности Высшей Всероссийской Церковной Власти и в целях сохранения правопреемства высшей церковной власти, на основании постановления Святейшого Патриарха Всероссийского и Священного при нем Синода, в соединенном присутствии Высшого Церковного Совета, от 20 ноября 1920 года, о преподании правил касательно организации высшей церковной власти в случае нарушения или прекращения деятельности св. Патриарха и высших церковных органов, образовать Временный Священный Архиерейский Синод Русской Православной Церкви заграницей, с обязательным участием Митрополита Евлогия, каковому Синоду и передать все права и полномочия Русского Высшого Церковного Управления заграницей».

И ни Архиерейский Собор, ни Архиерейский Синод не отступали никогда от этой точки зрения и нынешний Собор не усвоял указу 1922 года иную точку зрения, стоящую в противоречии с предыдущими Соборами, а наоборот подтвердил все постановления их по этому вопросу.

Не верна Ваша точка зрения, будто указ 20 ноября 1920 года № 362, совершенно покрывается конкретным позднейшим указом 1922 года. Первый указ есть циркулярный, писанный в 1920 году, но не для 1920 года, а для того времени, когда наступит указанный в нем момент, то-есть, когда деятельность Святейшого Патриарха и других высших церковных органов прекратится. Это и случилось в момент получения указа 1922 года. Так истолковал это и Собор 1922 года, к которому присоединили и Вы свой голос.

Как можете говорить о том, что число епископов, представляющих Архиерейский Собор, преувеличивается когда говорят о 32 или 27. Разве Вы не знаете, что по всем принципиальным вопросам Архиерейский Синод запрашивает мнения всех Архиереев и постановления Собора выносятся в согласии с этими отзывами? Да и Вы сами, участвуя на Соборе, всегда вооружаетесь мнениями и голосами Ваших отсутствующих викариев. А эта форма опроса всех Преосвященных практикуется ныне и в России и считается она соборным голосом.

Вы, может, сомневаетесь в числе Епископов, признавших Архиерейский Синод после закрытия Высшого Церковного Управления. Извольте перечислим:

1) Серафим, Архиепископ Финляндский и Выборгский; письмо от 25 апреля 1923 г. за № 21 (признавал необходимым добавить к Архиерейскому Синоду и Высший Церковный Совет).

2) Антоний, Епископ Алеутский и Аляскинский; от 31 марта 1923 г. за № 49.

3) Сергий, Епископ Бельский; рапорт его, от 1/14 мая 1923 года.

4) Владимир, Епископ Белостокский, ныне Архиепископ; письмо от 6/19 мая 1923 г., и давший свои полномочия на Соборе Архиереев Архимандриту Виталию.

5) Епископ Адам; рапорт от 15 апреля 1923 года. (Епископы, обозначенные под номерами 6–11 прислали заявления от 17/30 апреля и 15 мая 1923 года с просьбой о присвоении Архиерейскому Синоду функций Всероссийской Церковной Власти).

6) Мефодий, Архиепископ Харбинский и Маньчжурский.

7) Архиепископ Иннокентий, Начальник Русской Духовной Миссии в Китае.

8) Мелетий, Епископ Забайкальский и Нерчинский.

9) Нестор, Епископ Камчатский и Петропавловский.

10) Симон, Епископ Шанхайский.

11) Иона, Епископ Тяньцзинский.

12) Аполлинарий, Епископ Белгородский, наблюдавший за делами Российской Духовной Миссии в Иерусалиме; рапорт от 31 мая 1923 года.

13) Елевферий, Архиепископ Литовский и Виленский; письма от 4/17 и 5/18 апреля 1923 года за №№ 9 и 10.

14) Даниил, Епископ Охотский.

15) Анастасий, Архиепископ Кишиневский и Хотинский, Управляющий русскими православными общинами Константинопольского округа.

16) Феофан, Архиепископ Полтавский и Переяславский.

17) Сергий, Епископ Черноморский и Новороссийский.

18) Гавриил, Епископ Челябинский и Троицкий.

19) Гермоген, Епископ Екатеринославский и Новомосковский, Управляющий русскими православными общинами в Греции, Африке и на острове Кипре.

20) Феофан, Епископ Курский и Обоянский.

21) Михаил, Епископ Александровский, управ. Ставропольской епархией.

22) Митрополит Евлогий, Управляющий русскими православными церквами в Западной Европе.

23) Серафим, Епископ Лубенский, Управляющий русскими православными общинами в Болгарии.

24) Антоний, Митрополит Киевский и Галицкий, Управляющий русскими православными общинами в Королевстве С. X. С.

25) Вениамин, Епископ бывш. Севастопольский, Управляющий военным и морским духовенством.

26) Пантелеимон, Архиепископ Пинский и Новогрудский, тогда епископ.

27) Михаил, Епископ Владивостокский и Приморский.

28) Маръ-Илия, Епископ Салмасско-Урмийский.

29) Стефан, Епископ Питсбургский.

30) Дамиан, Епископ Царицынский, Начальник Русского Пастырско-Богословского училища в Болгарии.

(В настоящем письме указаны представления не всех Епископов, признавших Архиерейский Синод, так как одни из них лично участвовали в Соборах 1922–1923 г.г. и подписали протоколы, другие присылали таковые без дат).

Итого 30 епископов. А если к этому составу епископов прибавить: 1) Платона, Митрополита Северо-Американского; 2) Александра, быв. Северо-Американского и Алеутского; 3) Евфимия, Архиепископа Бруклинского, викария Северо-Американской епархии, не признавших формально Архиерейского Синода после закрытия Высшого Церковного Управления (хотя Митрополит Платон после этого акта фактически то признавал Синод, то отрицал; точно также и Архиепископ Александр); 4) Иоанна, Архиепископа Латвийского и Рижского, на приглашение принять участие в Архиерейском Соборе, сообщавшого 13/26 ноября 1922 года № 89, что «политическия обстоятельства лишают возможности принять участие в Соборе, а сообщение отзывов по вопросам программы Собора затруднительно ему представить без надлежащого знакомства с относящимися к намеченным вопросам фактами и документами и без выслушания по сим вопросам сообщений и суждений, имеющихся раздаться на Соборе», и, наконец, 5) Сергия, Архиепископа Японского, Начальника Российской Духовной Миссии в Японии, от которого к тому времени сведения не были получены, но потом возобновившого общение, – то число епископов будет даже не 32, – 35.

После 1922 года и в частности к нынешнему Собору состав Епископов мало изменился. Выбыли умершие Епископы: Михаил Владивостокский, Михаил Александровский и Иона Тяньцзинский и Епископ Стефан, перешедший в католичество. Но прибавились Епископы: Чикагский Феофил, Берлинский Тихон, Аляскинский Амфилохий и Виннипегский Арсений. И ежегодно они же приглашаются на Собор, а кто не может прибыть, то присылают отзывы по вопросам повестки. В этом году Собор был представлен 27 архиереями.

Архиерейский Собор и Синод никогда не старался усвоять себе какия-либо особыя права, а если и существовали какие-либо проэкты, то они исходили от Епархиальных Архиереев Дальняго Востока и Китая; Архиереев, имеющих и юридическия и каноническия полномочия большия чем Вы, временно управляющий церквами, никогда не составлявшими епархии. Но и Синод, и Собор эти проэкты отклоняли и в 1923, и в 1924 г.г., как отклонили и ныне. Что сказать о Вашем призыве паствы к бунту против Архиерейского Собора и Синода? Что сказать о Вашей тенденции показать себя Тихоновской Церковью, исповедником и мучеником? А мы и сторонники Собора кто: обновленцы, живцы, изменившие вере православной и Церкви, или большевики, подвергающие Вас мучениям и страданиям? Разве вопросы управления, административныя распоряжения Патриарха – догматы, чтобы их нельзя было менять во блого Церкви? Разве в регламенте Свят. Патриарха Тихона, от 20 ноября 1920 года за № 362, об учреждении высшей церковной власти на случай, когда Свят. Патриарх и его церковные органы прекращают свою деятельность, сказано, что эти временныя церковныя правительства не могут делать подобных административных распоряжений. Думаете ли Вы о том, что Епископы Русской Православной Церкви заграницей не будут с Вами и я уже получаю от них осуждение Ваших действий, и поддержка Вас двумя Вашими викарными епископами не каноническая сила? Что-же Вы с двумя викарными будете истинно-православная Церковь, а мы все с прочими – не православная? И это изъ-за выделения Германии? Конечно, Церковь знала моменты, когда в ней оставался один Марк Ефесский, но это происходило не изъ-за Германии.

Не от Бога Вы сие пишете, Владыко. Говорящй сам от себя ищет славы себе; а кто ищет славы Пославшему его, тот истинен и нет неправды в нем (Иоан. 7, 18).

И не в целях полемики я посылаю Вам это письмо, а в раскрытие Вам неправды Вашей, сознательно или безсознательно взятой за исходные пункты Вашего обращения к пастве.

Вместе с тем Вашим обращением я вынужден сделать распоряжение о напечатании в нашем органе «Церковныя Ведомости» всей переписки, происходившей между Вами и Архиерейским Синодом за это время.

В заключение сего я хочу заверить Вас, что мое Окружное Послание от 10/23 июля, не было бы издано, если бы Вы и Митрополит Платон в противовес левой печати, вставшей на защиту Вас путем страшной клеветы, лжи, инсинуаций и т. п. заявили, что все сообщения этой печати – вымысел, неправда, что еще протоколы Собора не присланы Вам и что суждения о них до тех пор не может быть, а в иерархическия разногласия миряне не должны вмешиваться. Я верю, что горячие защитники Ваши вняли бы Вашему голосу и в дела иерархическия не вмешивались бы миряне. Но Вы не только не сделали сего, но еще до получения распоряжений от Архиерейского Синода по вопросу о Германской епископии, задолго до окружного послания стали письменно возбуждать причты и приходские советы в Германии к непослушанию Архиерейскому Собору и Синоду.

Бог да будет Вам судьей в подрыве церковных устоев и попрании божественных канонов. А тех, кто поддерживает Вас в печати надо спросить – ищут ли они блага Церкви или напротив – что более вероятно, – ея разрушения.

Митрополит Антоний.

17/30 августа 1926 г. № 1001.

Королевство С. X. С. Срем. Карловцы.

Р. S. У меня имеется присланная Вами подписка Ваша и 4-х прочих Владык Зап. Европы о признании канонической (судебно-административной) власти Архиерейского Собора и Синода. Как согласовать с этим Ваши дальнейшия действия и Ваше обращение к пастве?

Всечестный и достолюбезный батюшка о. Феодосий!

Давненько получил письмо Ваше и отвечаю только сегодня, подавленный огромной оффиц. перепиской по поводу Евлогианского раскола. – Вы спрашиваете о трех Ваших письмах, ко мне адресованных, но я от о. Кирика ⁵⁹ получил только одно в котором никаких запросов или прямых возражений на свой катихизис я не нашел. Теперь спрашиваю у о. Кирика не осталось ли у него 2-х Ваших писем или одного хотя бы. – Я отвечаю всегда на все письма, а Вас я глубоко уважаю и тем более поспешил бы Вам ответить. – Однако должен Вам признаться, что я не сразу сообразил, кому Вы написали прямо ученое письмо (сообразил потом, что студенту Ник. Якимычу). Надо и подписывать и надписывать письма точно. Немного смутился я Вашим советом тому юноше – ожидать специальных, т. е. чудесных указаний о решении своей судьбы от Бога. Правда, некоторые отцы, особенно русские, а в Ветх. Завете еще Гедеон и др. любили так поступать, но они имели на то указания от Бога, а просить о последнем, т. е. требовать чуда, это по учению отцов опасный путь к прелести и нетерпению. Преп. Симеон Н. Богослов пишет, что есть 3 пути монашества – киновии и пустыни и третий путь проповедник и епископ: все 3 пути добрые но все имеют свои искушения и опасности. Не буду повторять далее его слов, ибо они Вам известны.

Прошу Ваших св. молитв и остаюсь преданный сердечно

Митрополит Антоний.

11 сент. 1926 г.

Всечестной и достолюбезный батюшка о. Феодосий!

Ваше письмо с любовию и похвалой Вашей ревности я сегодня прочитал. Действительно одно, а м. б. два Ваших писания пропали на почте, так что только из сегоднешняго письма я уразумел, что Вы безпокоитесь именно о стиле. – Отвечаю на прямо поставленный Вами вопрос. – Ведь, в известных Вам 13, 14, 15 правилах Двукратного Собора говорится об отделении себя от Епископа или Патриарха после соборного его осуждения, а не своим собственным судом удаляющагося. И то правило (15), которое говорит, что достоин не осуждения, а похвалы прекративший с ним связь клирик ради некия ереси, осужденныя св. соборами. или отцами (конечно каноническими, коия правила вошли в Номоканон), а притом «когда он (т. е. предстоятель) проповедует ересь всенародно и учит оной открыто в Церкви». – А этого, слава Богу, ни П.(атриарх) Василий, ни Хризостом⁶⁰ еще не делали, а напротив настаивают на охранении прежней Пасхалии, ибо только она, а не самый Юлианский стиль ограждена проклятием соборов. Правда П.(атриарх) Иеремия ⁶¹ в 15 веке и его преемник⁶² в 18 веке наложили анафему на самый стиль, но это проклятие 1) касается только его современников и 2) не распространяется на тех, кто не страшится прервать с ним общения, чему подвергаются только поругатели канонической пасхалии, причем (это надо заметить на всякий случай) главная мысль о дне Пасхи заключается в том, чтобы она всеми христианами (т. е. православными) совершалась в один и тот же день по всей вселенной. Правда я сам и мои собратья нисколько не сочувствуем новому стилю и модернизму, но просим отцов Афонских не спешить сочинением посланий (Рим. 14). – О готовности нашей пойти на К.(онстантинопольский) Собор⁶³ не скорбите. Конечно никакого собора и не будет, но если и будет, и если мы поедем, как попал св. Флавиан на соб.(ор) разбойничий, то, конечно, веру сохраним, а отступников предадим анафеме. Но, пока они не сказали последняго слова, пока вся Церковь на вселенском соборе не повторила проклятий Патриарха Иеремии, то надо держаться общения, дабы самим нам не лишиться спасения и, оцеживая комара, не проглотить верблюда.

Прошу, отче святый, Ваших молитв. Сами знаете у нас скорбно.

Ваш доброжелатель

М. Антоний.

Сегодня узнал о смерти скорой и месте погребения моего последняго брата Александра (7 сент.). Помолитесь за его душу.

12 окт. 1926 г.

Всечестный и достолюбезный батюшка, отец Феодосий!

Сейчас вторично перечитал Ваше разумное и строгое письмо. Конечно Вы правы, совершенно правы в оценке событий изменения календаря, а виновники его достойны всякой укоризны, а может быть даже и отлучения. Однако иное дело – суждение о них, а иное – дерзание на прекращение церковного общения. Вы ссылаетесь на П.(атриарха) Германа ⁶⁴, ответственного хранителя св. Предания и современного раскольникам борца за св. веру и Церковь. Ἀκρίβεια конечно на Вашей стороне, но в решении вопроса о продолжении или прекращении общения должно, не человекоугодия ради, но ради слова св. Церкви и согласно воле Божией, явленной через предания, каноны и примеры жизни святых, руководиться ὀικονομία. Вот почему в правиле 14–15 Двукратного Собора упомянуто: «до суда» над нарушителями. Вероятно, не только дозволено, но и полезно их обличать, проповедывать против их действий, но откалываться от них не спешить, дабы и нам самим не впасть в суд диаволь. – Вот, напр., болгарская Церковь. Она была отлучена 4-мя патриархами после продолжительного обсуждения дела ⁶⁵, а Пр. Феофан, Серафим⁶⁶ и др. продолжают сослужение с ними в церквах: даже Анастасий ⁶⁷. Я однако воздерживаюсь, а здесь дело совершенно иное, хотя и есть смягчающия их, т. е. болгар, вину. – Между тем даже в книге Правил имеются каноны о том, что в некоторых случаях прервание отношений с виновником обязательно только для епископов, а виноватый должен «довольствоваться общением со своим клиром», который впрочем может оставаться в общении с прочими епископами (см. Карфагенский соб. прав. 87, 98, 147, а об икономии вообще Василия Вел. I и Карфаг. отд.).

Я остаюсь при убеждении, что Вы напрасно терзаете свою совесть сомнениями о продолжении общений с Конст. Патриархией, предоставьте это дело суду архиереев, а пока он не состоялся (т. е. м. б. никогда), пребывайте спокойно в общении. Ваше письмо я еще отдам на отзыв проф. Суботицкого университета С. В. Троицкаго – канониста церковного духа. Прошу Ваших св. молитв.

Любящий Митр. Антоний.

2 Дек. 1926 г.

Многоуважаемый и дорогой Николай Михайлович!

Только что получил Ваше письмо и в тот же день сделал распоряжение об исполнении всего, о чем Вы хлопочете, изготовляются отношения к Владыкам и пр.

Конечно, все теперь так обеднели, а сборов стало так много, что на успех последних трудно было бы надеяться, если бы не имя драгоценного Государя и его Семьи было провозглашено лозунгом нашего дела. – Отрадно, что вождь Восточной армии принял дело это к сердцу. Только не нужно задаваться грандиозным сооружением тем более, что каков бы ни был исход предполагаемого возстания против большевиков, но в Брюсселе много русских не останется и большую церковь наполнить народом не удастся.

Впрочем, то личное усердие, которое проявляете Вы и другие участники и руководители сборов, дают надежду на его возрастание не в пример прочим.

Помогай Вам Бог, а я сегодня подписал 27 предложений Владыкам о содействии по всем церквам епархий успеха дела, за которое Сам Господь вознаградит Вас.

Преданный сердечно

Митрополит Антоний.

2/15 (год и месяц неразборчиво).

Многоуважаемый и дорогой Николай Михайлович!

Бог да наградит Вас за усердие к Его храму.

Поручение Ваше я с удовольствием исполнил и первый № Вашего издания с участием и удовольствием перечитал.

Патриарх относится ко мне истинно по-братски и во всех делах идет навстречу. Мы с ним знакомы с 1914 года и потому можно надеяться, что эти отношения прочныя и выдержат настроения, неизбежныя около придворных сфер.

Однако наши Петроградския святыни ⁶⁹ до сих пор лежат в сейфе Министерства Двора, а не в церкви. Говорят, что по желанию Высочайших Особ их возьмут в строющуюся церковь загородного дворца в Дедине.

Затем до свидания. Помогай Вам Господь.

Преданный сердечно

Митрополит Антоний.

7/20 Июля (год неразборчиво).

Дорогой Графчик Юрий Павлович!

Все что Вы пишете верно: но я уже сообщил П. С. Лопухину ⁷⁰, чтобы он не печатал нашей беседы, ибо я должен предварит. предложить ее на одобрение Синода, который м. б. и не одобрит.

Самочинное сборище отличается от раскола тем, что последний предает проклятию всю Церковь, а себя считает церковью. Так было и с Римом в 1054 году, пока он не впал окончательно в ересь. Болгар и Париж лучше назвать самочинным сборищем, ибо и те и другой Церковь не прокляли, а самочинно выделились. В частности, Париж подлежит тому же осуждению, ибо держится за запрещенного иерарха. У нас не было речи (сколько помню) о причащении у евлогиан, каковое едва ли можно одобрить, но назвать оное пищею демонов преждевременно. Справедливо Вы указали, однако, на близость этого движения к ереси неоправославия. Печально, что Ник. Ник. ⁷¹ все крепче отгораживается от своего племянника ⁷², но не разделяет ли он убеждения Муравлина ⁷³, что другой его Племянник⁷⁴ жив? Тогда и его нельзя осуждать. А Преосв. Серафим⁷⁵ в Софии служил уже торжественный молебен о здравии второго Племянника.

Друг! Процветайте премудростию, возрастом и благодатию у Бога и человеков. А Димитрия Михайловича ⁷⁶ да удостоит Господь небесного царствия.

Любящий М. Антоний.

11 фев. 1927 г.

Многоуважаемый и дорогой Николай Михайлович!

От души приветствую и благодарю Г. Главнокомандующаго ⁷⁷ и Вас за верность Св. Церкви и за участие к ея положению в Бельгии. О. Виноградова я с любовию отпускаю к Вам в послушание Пр. Серафиму Лондонскому. Видимо о. Петр Извольский надеется на затяжку церковного разделения, если продолжает держаться Парижской ориентации. Привет и А. П. Архангельскому, а равно всем трем дружественным семействам, переехавших из Карловцев. Писем Ген. Врангеля и Ваших я не получал, а если б знал, что ожидается письмо для меня, то послал бы таковое не дожидаясь оттуда.

Только Вы не представляете до чего мы обнищали. Я после октября свое жалование, 1000 динар в месяц, не получил. Вл.(адыка) Евлогий нас грабит около года, т. е. не посылал на содержание Синода условленных ежемесячно франков. Ему легко на масонския деньги разъезжать по всей Европе, а мне с отменой дарового билета и в Белград проехать не на что. Буду очень рад повидаться с Вами в Сербии. Мы служим все эти пять лет на оловянной чаше. А все-таки Ек. Махараблидзе ⁷⁸ на днях что-то из вещей посылает в Брюссель. Но англичане кажется его обманули. Обещали 150 ф. прислать, а не прислали ломаного гроша.

А Вы не прислали мне карточки кн. Романа Петровича? Теперь опасаться нечего: Кн. Голицынъ-Муравлин так настойчиво доказывал везде, будто Государь Николай II жив, что опасаться столкновений нечего.

Да хранит Вас Господь. Буду рад повидаться.

Преданный сердечно

Митроп. Антоний.

11/24 февр. 27.

Дорогой Юрий Павлович!

Перепечатайте с Богом выдержки из книги А.(рхиеп.) Мефодия ⁷⁹ под мою ответственность, о чем можете написать доброму Владыке Мефодию: я встревожен известиями о Вашей болезни, а Вашими писаниями о Парижской смуте восхищен. Жалею, что редко и не подолгу приходится видеться с Вами. Поклон Вашим.

Любящий М. Антоний.

9/22 марта 1927 г.

Воистину воскресе Христос

Всечестнейшему отцу Протасию на запрос его отвечаю: не Церковь Христова, а презревшие ея законы некоторые иерархи, отступают от календаря, освященного общецерковным преданием и огражденному от изменений проклятиями Великого Патриарха Иеремии ⁸¹ XVI века. Эти проклятия и падут на голову изменяющих свящ. месяцеслов. Пред VI-м Вселенским собором трое Восточных Патриархов, а потом и четвертый присоединился к еретикамъ-монофелитам и убеждали преп. Максима Исповедника причаститься с ними в церкви, но он ответил: «аще и вся вселенная с ними причастится, аз един не причащуся». Итак ни в каком случае не должно переходить на новый стиль, о чем хлопочут западные еретики и масоны, подкупая доверчивых людей деньгами, дабы оторвать их от единства св. Церкви. Они пока обещают не касаться св. Пасхалии, ибо она ограждена проклятиями I-го Вселенского (собора), I-го прав. поместного Антиохийского собора, VI-го собора, а также 7 правилом св. Апостол. Все это, Батюшка, подробно и не однажды пояснял наш Синод и отпечатывал в Церковных Ведомостях за 1924 год и еще раньше и позже. Посмотрите эти ведомости и найдете там проклятия Патриарха Иеремии и Кирилла и других на нарушителей законов о Пасхалии и месяцеслове.

Прошу Ваших св. молитв и остаюсь Ваш доброжелатель и сомолитвенник

Митрополит Антоний.

17 Апр. 1927 г.

Всечестный Батюшка отец Иларион

Спешу ответить на Ваше письмо от 26 мая, которое я получил только сегодня.

Поминайте по прежнему Патриарха Василия, а только сами служите по прежнему – по старому стилю. Отделяться от Патриарха 15-е правило Двукратного Собора разрешает только тогда, когда он соборне осужден за явную ересь, а до того времени можно только не исполнять его незаконных требований, но отделяться от него в молитвах, а тем паче не признавать рукоположенных им клириков не можете, ибо тогда подлежите вы осуждению того же правила, которое советую в типиконе отыскать. Знайте, что латиняне и их односторонники – безбожники-масоны стараются всеми силами разъединить православную иерархию и подчинить ее либо римскому папе, либо своим безбожникам. Святитель Тарасий, Патриарх Царьградский своим примером учит нас, как должно дорожить церковным миром. Пусть Батюшка о. Феофан спокойно служит иерейски, и молится за мир всего мира, о благосостоянии святых Божиих Церквей и соединении всех людей. Прошу Ваших святых молитв.

Остаюсь Ваш доброжелатель

Митрополит Антоний.

(Без даты).

Глубокоуважаемый и дорогой Николай Михайлович!

Сердечно благодарю Вас и о. Василия за радушное приглашение. Если поеду в Берлин то заеду и в Брюссель. Но первое не вполне еще определилось и замедление в этом приглашении м. б. не означаетъ-ли оттяжку последняго?

Во всяком случае я был бы рад повидаться с Вами всеми.

Прошу от меня приветствовать Генерала Врангеля и Генерала Архангельского и пр. с их семействами. Бог да будет милостив ко всем нам.

Преданный сердечно

Митрополит Антоний.

28 апр. ст. ст. 1927.

Многоуважаемый и дорогой Николай Михайлович!

Благодарю от души за приветствие, но несколько недоумеваю, почему Вы не вместе с Ген. Врангелем? Впрочем такую уверенность я почерпаю из того, что Вы строите планы о дальнейшей участи нашего храма в Брюсселе. Помогай Вам Господь! И о. Василию ⁸² также.

Когда увидите нашего Генерала кланяйтесь ему от меня, также Ольге Михайловне ⁸³ и Вашей семье. Сегодня я 4-й день в Белграде и сегодня же собираюсь в Карловцы.

Никакой поездки в Берлин я не отложил, а просто не на что было ехать, потому что прогонов не выслали.

Преданный душевно

Митрополит Антоний.

9 авг. 1927.

Ваше Высокопреосвященство, Милостивейший Архипастырь!

В ответ на Ваше письмо от 20 июля / 2 августа с. г. за № 1528, имею честь сообщить Вашему Высокопреосвященству следующее.

Как Председатель Архиерейского Собора и Синода свидетельствую Вам, что никогда ни Синод ни Собор не шел против Ваших интересов и менее всего допускал приписываемое Вами игнорирование их. И если иногда распоряжения Архиерейского Собора и Синода, направленныя на пользу церковных дел, не совпадали с Вашими интересами, то в этом не вина наша. Но, если по совести говорить об игнорировании интересами, то мы с большим основанием можем Вас упрекать в этом. Мы можем перечислить целый ряд указов и распоряжений Архиерейского Собора и Синода, не обращенных Вами к исполнению. Даже такое невинное распоряжение, как установление общого для всей Заграничной Церкви моления за Россию, Вы игнорировали и не ввели его в управлявшейся Вами епархии. А как подрывали авторитет Архиерейского Собора и Синода, об этом не будем говорить.

Я пригласил Вас на Собор с чистым сердцем и любовию, и желая Вам добра, дал Вам совет прибыть на Собор в Ваших же интересах. Эту мысль я оттенил и оттеняю еще раз. А об интересах и пользе Церкви я не безпокоюсь. Я непрестанно молюсь Богу Вседержителю и верю, что водительство Святого Духа направит наши церковныя дела и без Вас и без меня во славу Господа Бога и на пользу Святой Церкви Его.

Я смущен Вашим заявлением: даже во имя вожделенного мира: «я не могу кривить своей архиерейской совестью и черное назвать белым». А мы – Собор Архиереев – кривим своей совестью? Что Вы говорите, Владыко! Подумайте!

Должен сказать, что немало смущен я и Вашей ссылкой на авторитет решения Вселенского Патриарха по Вашему делу. Самое обращение Ваше к иерархам других Церквей является антиканоническим поступком. Вы не имели права обращаться к ним без согласия всего нашего епископата или своего первого епископа – главы Всероссийской Православной Церкви. А применительно к 17 правилу IV Вселенского Собора Вы имели бы основание обратиться к Вселенскому престолу уже после суда над Вами, хотя и то было бы неправильно, так как это правило имеет в виду судебныя дела между епископом и духовенством, но никак не осуждение иерарха Архиерейским Собором за неповиновение ему.

Вам хорошо известно, как глубоко и искренно чту я Свят. Престолы Восточных Патриархов. Но, сейчас не без опаски взираю на лица, занимающия Вселенский и Александрийский Престолы. Они поддерживают обновленцев, они проявили враждебное отношение к Православной Российской Церкви и ея Первоиерарху Святейшему Тихону.

Вселенский Патриарх вошел с обновленцами в общение. Он авторизовал деяния Московского лжесобора 1923 года, постановлениями которого обновленцы объявили Свят. Патриарха Тихона лишенным сана.

В церковном Американском деле имеется заключение Вселенского Престола о признании каноничности этого Московского лжесобора и обновленческого Синода. А ныне Вселенский и Александрийский Патриархи приняли приглашение на новый обновленческий Собор, имеющий быть в октябре месяце в Москве. В самое последнее время нами получена грамота Александрийского Патриарха, который касаясь нашего Синода, указывает, что положение Вашего Высокопреосвященства в Западной Европе является совершенно неканоничным, и требует, чтобы все русския церкви в Западной Европе были переданы митрополиту Германосу, в епархии которого, по мнению Александрийского Патриарха, Вы самочинствуете.

Мы, конечно, не разделяем эту точку зрения Александрийского Патриарха, которому дан уже должный ответ, но Вам лично, базирующемуся ныне на авторитете и этого Патриарха, едва-ли удобно ссылаться на него.

И подумайте, Владыко, к кому Вы обратились и на чей авторитет ссылаетесь, и в то время, когда в России епископы перестали даже поминать их. А обращаясь к авторитету этих Патриархов, Вы обязываете себя вступить в общение и с обновленцами.

Все это время Вы только углубляли церковную смуту, а последним своим Собранием укрепили раскол в нашей Зарубежной Церкви. И теперь не от нас, а именно от Вас зависит установление вожделенного мира в Церкви. От Вас зависит устроить большой праздник правды и мира. И для этого Вам надо прибыть на предстоящий Собор Архиереев, не ставя ему для этого никаких условий. Вы до сих пор даже не извинились пред Священным Собором за оскорбление демонстративным оставлением его в прошлом году.

Вновь еще раз братски приглашаю Вас прибыть на Собор и в иерархическом общении с братьями епископами разрешить свое дело.

И молю Бога, да поможет Он Вам в этом. Вашего Высокопреосвященства усердный богомолец и собрат

Митрополит Антоний.

12 Авг. 1927 г.

Любезный Батюшка О. Феодосий!

Пишу в навечерие дня преп. Феодосия, Вашего Ангела. Заверяю Вас, что на все Ваши письма без исключения отвечаю обыкновенно в тот же день, подробно по существу, – иногда через о. А. Кирика ⁸⁴, а иногда на Карулю. Но у меня есть особый отдел друзей, которые постоянно не получают моих писем, ибо не умеют дать правильный адрес. По сему прошу Вас еще раз взять терпения и поставить мне определенные вопросы (так я уже не все помню). – Сообщаю Вам, что Ф(инское) правительство разрешило валаамцам желающим возвратиться на старый стиль.

Прошу св. молитв Ваших и остаюсь

Ваш доброжелатель Митр. Антоний.

13 Авг. 1927 г.

Многоуважаемый и дорогой Николай Михайлович!

Вероятно, Вы читали в Новом Времени мой ответ на постановление Московского Синода, но на случай, что нет – посылаю один экземпляр. Послание тоже будет дополнительно разослано.

Преданный душевно

Митрополит Антоний.

26 авг. 27.

Милый мой Юрий Павлович!

В дополнение к прилагаемой статье сообщаю, что автор – б. инспектор Вологодской семинарии, канд. Каз. Академии 1894 иеромонах Феодосий, живущий в самых суровых условиях по собственному желанию. Думаю, что его размышления уместны в Вашем журнале. Я же, хотя сочувствую его идее, но остаюсь еще при убеждении, что мое заявление должно быть одним из последних, дабы не усиливать раскола в Церкви. Затем перешлю Вам письмо подобного же содержания ученого офицера Ан. П. Воронцова Вениаминова из Аргентины.

Спасайтесь.

Любящий Митр. Антоний.

16 сент. 1927 г.

Всечестный и достолюбезный Батюшка, Отец Феодосий!

Если не 7-й, то наверно 6-й раз уверяю Вас, что на все Ваши письма я немедленно посылаю ответ, то через о. Архим. Кирика, то прямо на Карулю; теперь пишу на о. Игумена заказным. – Если уже и теперь не дойдет, то впредь ничего Вам писать не буду.

Итак уведомляю Вас, что Ваше разсуждение о Кирилле Владимировиче я послал для напечатания без Вашей подписи, а просто «с Афона» в редакцию Голоса Верноподданного, что издает молодой граф Г. П. Граббе, родной правнук знаменитого А. С. Хомякова, в Белграде. Вероятно редактор обрадуется Вашей статье и скоро ее напечатает. А я послал Вам свою отповедь Синоду по поводу его сближения с Обновленцами, дабы Вы не думали будто я по робости или малодушию не заявляю себя в печати сторонником Кирилла Владимировича ⁸⁵: я должен это сделать последним или одним из последних, как поступил Киевский Митрополит после 1653 года относительно подчинения Московскому Царю Алексею Михайловичу, дабы не углублять раскола в своей пастве преждевременным заявлением своей покорности новому Правительству, хотя я думаю быть, конечно, на стороне последняго. Так поступил (Митрополит) Дионисий Балабан, открывший мощи преп. Иова Почаевского; за это Дионисий даже подвергся царскому гневу; но паству свою объединил верностью (Московскому) Царю.

Прошу, отче святый, Ваших молитв и в надежде на таковыя призываю Божие благословение на Вас и сопостников Ваших и остаюсь Ваш доброжелатель

Митрополит Антоний.

16 сент. 1927 г.

Многоуважаемый и дорогой Николай Михайлович!

Взаимно приветствую Вас с праздником Рождества и Крещения Господня. Благодарю Вас и супругу Вашу за теплыя строки, писанныя не только русским языком, но и проникнутыя русским чувством.

Господь да поможет Вам безпрепятственно выростить Ваших малюток, а повидать их и Вас мне удастся только в том случае, если состоится в феврале моя поездка в Берлин на освящение церкви.

Приближается моя смерть, хотя и медленно: несколько раз пытался я уединиться на св. Афон, но Бог не допустил там остаться. Пожалуй, так и придется умереть на базаре житейском. – Моей мечте о Кн. Романе Петровиче, видно, не суждено разлететься как дым, ибо одни устремляются к Кириллу Владимировичу, другие полагаются на Димитрия Павловича, а о нашем излюбленном перестали и говорить.

У Вас свирепствуют Евлогиане, а у нас Державная Комиссия, угощая меня ежемесячно новою гадостью по делу о назначении законоучителей. Она старается ослабить рел.(игиозный) элемент всеми силами, а жаловаться некому на нее.

Да хранит Вас и Семью Вашу благодать Божия и да будет наступающий год более радостным, чем прошедший.

Преданный сердечно

Митрополит Антоний.

P. S. Если удобно, приветствуйте от меня нашего Генерала с семейством. В Топчидерском приюте Ольги Михайловны я был недели две тому назад: там все идет по прежнему прекрасно.

22 Дек. 1927 г.

Дорогой Юрий Павлович!

Сегодня отослал Вашу работу ⁸⁶ в редакцию Церк. Вестника с резолюцией: напечатать 200 оттисков. Спасибо Вам за солидное изследование. К печатному можно, пожалуй, прибавить выписку из Типикона: «О молитве и посте правило церковное». Это слово в чистый понедельник. То же – в Триоди Постной.

Вашу газету читаю от доски до доски.

Любящий М. Антоний.

2 янв. 1928 г.

Мой милый Юрий Павлович!

За Вашу бабушку ⁸⁷ я молился, и еслиб мы были вместе в Белграде, то даже и панихиду спел бы: дочь Хомякова, сохранившая его убеждения! Непременно напечатайте о ней статью в своей газете ⁸⁸, и если стесняетесь сделать это, как ея близкий родственник, то сошлитесь на мою просьбу-требование от лица русских патриотов и сынов Церкви.

Господь да упокоит ея праведную душу!

О. Иоанн Максимович⁸⁹ тоже прекрасно опровергает Булгакова, а Н. Е. Марков⁹⁰ уже вовсе безпощаден, но м. б. это необходимо.

Помогай Вам Господь в трудах!

Любящий Митр. Антоний.

5 февр. 1928 г.

Глубокоуважаемый и дорогой Николай Михайлович!

Мы тоже молимся о выздоровлении нашего Генерала, но надеемся, что такой богатырь выдержить всякую инфекцию, даже большевиками подсунутую, если последнее было возможно ⁹¹. Хуже обстоит дело с некоторой анестезией патриотизма нашего: повидимому нигде ничего не делают кроме лекций, а между тем нужны не столько лекции, сколько прямая пропаганда среди красного офицерства и пресловутое объединение нужно вовсе не в эмиграции, где его и не было, а было только лицемерие. Объединение нужно в Красной армии, контрреволюционное. Конечно это легче высказать, чем выполнить, и я, откровенно выражаясь, уже почти потерял надежду не только за себя, но и за наши поколения, возвратиться в Россию.

От поездки на курорт я еще не отказался, но не могу себе представить жизнь в светской среде без церкви, без постных дней, без богослужений на дни Вознесенья и Троицы. Во всяком случае добрейший доктор рекомендует для сей цели начало мая или даже середину мая, а до того времени утечет много воды.

Думаю о том, что и Ваши молодцы скоро будут отроками и интересный Алеша Врангель поди считает уже себя офицером.

Прошу передать мой преданный привет, начиная с Генерала, всем и старым и малым, и средних лет знакомым, и юношам и барышням, а наипаче о. Василию ⁹². Как я рад, что он в совершенно новой обстановке так хорошо повел дело. А надежды наши на Князя Романа Петровича придется отложить? Очень жаль!

Говорят уже о Кн. Никите Александровиче ⁹³. Его совсем не знаю, а мы русские пока все у разбитого корыта. Да хранит Вас благодать Господня! Преданный душевно

Митрополит Антоний.

31 марта 1928.

Многоуважаемый и дорогой Николай Михайлович!

Сегодня я получил Ваше письмо, а завтра отправляюсь в Белград на 5 дней перед отъездом на минеральныя воды в Раденице Слатино, где должен быть 2 мая ст. ст. на 4 недели. Там я постараюсь повидать больного Патриарха Димитрия и попытаться просить его о погребении незабвенного Петра Николаевича ⁹⁴ в Белграде, хотя жители Карловцев очень пристают, чтобы погребение состоялось здесь, в фамильном склепе.

Вам, конечно, известно, что Патр. Димитрий очень недоволен построением церкви русской в Белграде и так и не дозволяет устроить полное освящение ея, а только разрешил нам служить на походном антиминсе.

Надеюсь, что разрешение будет дано Королем и тогда Патриарх не будет противоречить.

Конечно, со своей стороны я употреблю всяческия старания, чтобы осуществить желание покойника. Опасения свои сообщаю только на всякий случай. Патриарх желает, чтобы русская церковь была передана в Марковский сербский приход после отбытия беженцев в Россию, чего повидимому нам не дождаться, т. е. нашему поколению. По существу дела это и могло бы помешать погребению здесь Петра Николаевича, а мы будет стараться, чтобы оно исполнилось. Да услышить Господь наши молитвы об упокоении его души.

Преданный сердечно

Митрополит Антоний.

25 апр. ст. ст. 1928.

Всечестный и достолюбезный Батюшка, Отец Феодосий!

Вчера я получил Ваше письмо с приложением выводов касат. нового стиля; прочитал с вниманием и сдал для напечатания в Церк. Ведом., что и редактор желает исполнить.

Христова Церковь раскалывается на куски. Истинно верные составляют, думается, численное меньшинство, как во время иконоборцев и монофелитов, но св. вера от сего не умаляется и Церковь не унижается. Прошу Ваших св. молитв о ней и о Вашем искреннем доброжелателе Митроп. Антонии.

29 мая 1928 г.

Ваше Высокопреосвященство, досточтимый Архипастырь!

Грустно мне было узнать из газет, что Вы, огорченный отказом Парламента принять исправленный в древнехристианском духе молитвенник, заявили о своей отставке и отказались от дальнейшого пребывания во главе Англиканской Церкви. Особенно печально было это узнать нам, православным потому, что мы видели, какой большой шаг сделан в исправленном молитвеннике к сближению с Православной Церковью в догматическом и каноническом отношении. Впрочем такова участь всех сильных движений к истине и вечному спасению. Припомним долголетния неудачи и страдания Св. Афанасия Великого и Св. Кирилла Александрийского в установлении и защите истинных догматов: не только они лично, но и сами Вселенские Соборы, ими прославленные, не признавались и подвергались пререканию и осуждению в течение десятков лет. Однако, истина победила и оба эти святые мужа признаны Церковью, как непоколебимые столпы истинной веры, а воспоминания о Вселенских Соборах, которые они защищали, составили особливые праздники Вселенской Церкви по три раза ежегодно. – Так и проектируемая Вашим Высокопреосвященством и Вашими единомышленниками епископами благая реформа англиканского молитвослова со временем одолеет все препятствия протестантизма и явится общепризнанным исповеданием Англиканской Церкви.

Мы же, участники юбилейных торжеств в 1925 году, никогда не забудем Вашей отеческой доброты и смиренномудрой простоты любезного гостеприимства и светлых церковных надежд, под влиянием которых английское духовенство и общество, стряхнув с себя пыль современной суеты, протянули руки и сердца к святой общехристианской древности и воскресили в сердцах наших светлое упование на воскрешение того благодатного энтузиазма, которым были полны сердца жителей Европы до злосчастного 1054 года.

Я не надеюсь дожить до времени церковного соединения, но будем просить Бога, чтобы и к нам можно было отнести, хотя в несколько измененном смысле, слова Апостола Павла: «все сии умерли в вере, не получивши обетования, а только издали видели оныя, и радовались, и говорили о себе, что они странники и пришельцы на земле. Посему и мы, имея вокруг себя такое облако свидетелей, свергнем с себя всякое бремя и запинающий нас грех, и с терпением будем проходить предлежащее нам поприще, взирая на Начальника и Совершителя веры Иисуса» (Евр. 11, 13; 12, 1–2).

Старые люди только одною ногою стоят на земле, а другою в будущем веке и бывают озабочены не столько тем, что делается здесь сегодня и вчера, но более тем, что будет во времена грядущия и там и здесь.

Ваш преемник, как слышно, Ваш единомышленник: это великая милость Божия для Вас и для Церкви.

Ваше Высокопреосвященство, как великий Моисей, довели свой народ до земли Обетованной, а он пусть введет его в нее, как Иисус Навин.

Вашего Высокопреосвященства преданный собрат

Митрополит Антоний.

Ноябрь 1928 г.

Глубокоуважаемый и дорогой Николай Михайлович!

Взаимно приветствую Вас и Супругу Вашу. Сердечно сочувствую Вашему большому желанию устроить особую церковь в Брюсселе, но не знаю, чем могу помочь я – совсем нищий и обнищавшая вконец здешняя эмиграция, перед которой я испытываю всегда неудачу в попытках просить пожертвовать на храм и т. п. Однако, если начинается дело с надеждой на Бога, то упование не посрамит. После Генерала нашего пережили смерть многих шефов в лице Вел. Кн. Николая Николаевича. Теперь не знаю, что будут предпринимать наши русские.

Преданный сердечно М. Антоний.

27 дек. 1928 г.

Достолюбезный и любимый Батюшка Отец Феодосий!

Спаси Вас Христос за мудрый и мужественный ответ студному Митрополиту Гурию ⁹⁵. Подобные ему господа просто не веруют в Бога, как множество современных архиереев и более половины иереев. Их нисколько не интересует догматическая, и каноническая, и историческая и даже научная правда, а только выполнение масонских поручений. Последние поняли, куда должно им направлять свои стрелы против Христовой веры и Церкви – на разрушение предания Церковного и св. канонов, а также на сеяние раздоров среди служителей Церкви. Увы, они не безуспешны, но преуспевают на горшее, и слово их, как рак, будет распространяться (2Тим. 2, 17). Но скажем: «неправедный пусть еще делает неправду; нечистый пусть еще сквернится; праведный да творит правду еще, и святый да святится еще» (Апок. 22, 11).

Итак, я горячо сочувствую Вашей апологетической деятельности, а только печалюсь о том, что Вы убеждали братию не молиться за Патриарха Василия. Ну что хорошого быть под запрещением, хотя и не совсем законно? Да и монашество Афонское будет разделенное не как нешвенный хитон Христов. Молитесь, чтобы Господь вразумил старого безумца ⁹⁶. – А Гурий человек безнадежный; он еще в России посмеялся своему монашеству, и если бы не отделение Румынии от нашего отечества, то был бы лишен сана. Посему он так радовался автономии Бессарабии, что не постыдился появиться в облачении на том бесовском празднике, да еще с жезлом в руке. – Вообще, похоже на то, что св. Церковь численно умалится, как после Афанасия, когда правительство и едвали не большинство паствы стало арианами или полуарианами; подобное же было и во времена иконоборцев и еще ранее – монофелитов при св. Максиме Исповеднике. Не гневайтесь на меня, но обаче помолитесь о моем спасении.

Преданный сердечно Митрополит Антоний.

23 марта 1929 г.

Дорогой и многоуважаемый Николай Михайлович!

Взаимно приветствую Вас с семейством и нянею со Св. Пасхой, которую я провел целиком в Карловцах, а в Лондон и Брюссель приехать на денек я бы рад душой, но душа притиснута к земле всеми неприятностями и я пока не знаю, что ответить о. Николаю ⁹⁷ на его приглашения. А побывать у Вас в городе было бы отрадно еще и потому, что у меня лежит на совести долг заупокойного служения на могиле П. Н. ⁹⁸

С нетерпением жду Вашего приезда в Белград и если можно, то с карточкой князя Романа Петровича.

Спасибо Вам за добрый отзыв о Царском Вестнике. Не умею я популяризировать, а только выхлопотал им несколько тысяч динар пособия, но все-таки говорят, что газета умирает от бедности.

Пока до свидания.

Преданный сердечно Митрополит Антоний.

2/15 мая 1929.

Дорогой Батюшка Отец Феодосий!

Спасайтесь о Господе и молитесь обо мне грешном. Ограждая свою собственную душу от общения с новостильниками, Вы надеюсь не погрешаете, лишь бы не бередить ран в других страждущих и недоумевающих душах, ибо оне не знают где путь истинного хранения себя и поспешая на разделения могут оказаться в одной из тех бездн, в которыя погрузились наши безпоповцы. Надо всегда обо всем думать: а что получится из предполагаемого моего шага для св. Церкви и для душ наших? По отношению к Евлогию я никакой акривии не держусь: 3 раза мы убеждали его покаяться, но он просто в Бога не верит. Владыка, а верует только в деньги. Таков сугубо и профессор Троицкий ⁹⁹, и Платон¹⁰⁰ и многие другие. Бог им судья!

Я только 5 дней тому назад возвратился из путешествия по Европе ради потреб церковных и водворился в Карловцах 18/31 Июня.

Идет мор на патриархов – Иерусалимского и Румынского разбил паралич, наш Сербский доживает свой век с разрезанным докторами животом, Антиохийский скончался 8 месяцев тому назад и только 1/14 Авг. будут выборы нового.

Прошу Ваших св. молитв за св. Церковь и за Вашего доброжелателя

М. Антония.

20 Июля 1929 г.

Дорогой Граф Юрий Павлович!

Пересылаю Вам письмо, подписанное Теnиssоf. Там же было вложено его письмо ко мне, почти дерзкое письмо с тою-же подписью; это не князь ли Тенишев? Он и раньше был кадет, а теперь видимо просто сукин сын. Возможно, что он просто большевицкий провокатор. Письмо его я передал кому-то, а прилагаемую карточку пересылаю Вам. Если сразу ответите мне, то по городскому адресу.

Пред. сердечно М. Антоний.

8/21 дек. 1929 г.

Друже и Владыко!

Сейчас получил Вашу телеграмму, но, видит Бог, и ранее собирался писать Вам (и пока только Вам) приветственное пасхальное письмо. Я себя чувствовал так неважно на 6-ой седмице, что почти решил на Пасху из Карловцев не выезжать, однако потом надумал поехать на Вербное и Благовещение, а в Страстную среду возвратиться в Карловцы. Однако вот уже Великий четверг наступил (с вел. пятницей). Теперь полдень, а я сижу еще в Белграде и дерзаю остаться здесь и на Св. Пасху. Правда служу я довольно безобразно, т. е. кадить по церкви не решаюсь, а только алтарь и иконостас; затем меня поворачивают когда я должен изобразить своим телом 180 градусов.

Я ведь уже совсем собрался умирать, но видимо уступил эту честь Влад. Мефодию ¹⁰¹, который недавно скончался и временно замещен А.(рхиеп.) Мелетием¹⁰². Паралич постиг Архим. Мисаила ¹⁰³, афонца, и у него отнялся язык. Он прислал мне письмецо, краткое, но вполне разумное.

Вл. Неклюдов уже протоиерей. Впрочем конечно Вы читаете Царский Вестник и все это для Вас не новость. По настоянию Кусти ¹⁰⁴ я послал отповедь П.(атриарху) Фотию ¹⁰⁵, конечно скромную, а другую отповедь против Евлогия за его деяния. Патриарх Варнава ко мне добр по прежнему и балует меня подарками. Государь К. Вл. ¹⁰⁶ выезжал в Палестину и Дубровник, но неизвестно видался ли он с Государыней В. Феодоровной. Вл.(адыка) Анастасий продолжает называть его Великим Князем по своей уклончивости. Однако я опасаюсь, что он перехитрил самого себя, как лисица, которая мудрила, мудрила и откусила себе хвост.

Поздравьте от меня Ваших добрейших докторов и протоиереев, а наш о. Феодор¹⁰⁷ очень заинтересован митрой и носится с ней как с писаной торбой. На радостях он завел у себя актера из актеров с феноменальным басом.

Прошу молитв святых и желаю доброго здоровья. Согрешу ли, если дерзну приписать Евангельское слово: «живу Аз и вы живи будете».

Любящий Митроп. Антоний.

Многоуважаемый и дорогой Николай Михайлович!

Ваше доброе декабрьское письмо я получил только вчера: другой раз благоволите посылать прямо на мое имя в Карловцы. Если буду в Белграде, то оттуда мне пришлют без задержки.

Все Ваши проекты обращений к Членам Царской Фамилии и др. лицам я подписал, но уже предвижу Ваше разочарование результатами сих просьб.

Там совсем не привыкли к таким просьбам, а кроме того будут стесняться жертвовать не помногу – и ничего не пожертвуют, а оставят мои письма без ответа, м. б. не все Высочайшие особы, но большинство.

Впрочем конечно помоги Господь, чтобы я ошибся.

Пусть батюшка о. Василий простит, что не отвечаю ему особо: окончательно испортился мой почерк от нервности, произшедшей от множества неприятностей; Конечно неизбежных в положении нахлебника в чужом доме. – О том, что Вы желаете, я поговорю с Патриархом, но не сразу, а когда будет удобно. Теперь я в Карловцах но на днях еду в Белград на заседания. Поздравляю Вас взаимно, но уже не с Рождеством Христовым, а с приближающимся праздником Сретения. Дай Бог Вам дождаться окончания задуманного плана.

Преданный душевно

Митрополит Антоний.

22 янв. 1930.

Всечестный и преподобный Батюшка Отец Феодосий!

Внимательно перечитал Ваше большое письмо о Глубоковском и заметку, но, простите, забыл, с каким назначением Вы его послали? Не откажите напомнить: то-ли желательно его отпечатать, то-ли куда переслать? Я его храню у себя впредь до Вашего указания. А за мою забывчивость простите. Сегодня пишу 5-ое письмо, 67 лет мне исполнится 17 марта, было когда ослабеть памяти, разбрасывая себя по неволе на все стороны.

С Вашими мыслями и доводами я вполне согласен. Не знаю, как уладить отношения на Валааме и на Св. Горе по поводу новостильников.

Во всяком случае новый Патр. Фотий желает, чтоб его считали консерватором. Мне писали о нем, что он лучший из современных иерархов в Царьграде: он ответил на мое приветствие только недавно, ибо первое мое письмо потерялось не дойдя до него, о чем меня уведомил о. А.(рхим.) Кирик; тогда я повторил, и он ответил в.(есьма) любезно и по церковному.

Пишу воззвание к русским воинам по приглашению Генерала Краснова; он церковный человек и предан Царю и родине.

Помолитесь за него и за Вашего доброжелателя, преданного во Христе

Митрополита Антония.

На ответ посылаю марки: греческих не имею.

8 Февр. 1930 г.

Всечестной и дорогой Батюшка Отец Феодосий!

И последнее письмо Ваше я прочитал со вниманием и сочувствием. Прочитаю и обширное письмо Ваше об искуплении, но лучше присылайте его после Пасхи, а то теперь у меня голова забита множеством дел и известий отовсюду, напр. из России, где пишут будто злодей Сталин не то убит из ружья солдатом, не то тяжело ранен. Но и кроме сего яснее видится заря скорого освобождения св. Церкви и прекращения разбойного раззорения св. обителей. В Кремле Московском уже большинство церквей раззорено; разорен и Симонов и подбираются, а м. б. уже подобрались и к Новому Иерусалиму, чем вынут из меня сердце. Эта святыня, где совместился р.(усский) патриотизм и христианский космополитизм П.(атриарха) Никона, мне особенно дорогой, я 2 дня не находил себе места, что бы успокоиться от горестного волнения.

Возможно, что св. Русь и все мы теперь наконецъ-то освободимся, а возможно, что начнется кровавая борьба, более жестокая, чем все, что пережил наш народ.

Ваш Патриарх как будто подается вправо под влиянием событий и Вам можно значительно успокоиться. Если Русь освободится от большевиков, то и разговор о новом стиле окончится.

Сербские владыки будто бы обещали румынским консерваторам нравств. поддержку в борьбе с еретическим модернизмом, который Рум. правительство насильно вводит в стране. А наш бедный Преосв. Митр. Сергий ¹⁰⁸ провалился. Ему в церкви кричали: «изменник, еретик, Иуда», и он со скорбью удалился, а теперь напечатано, что он внезапно заболел и уезжает лечиться на юг России.

Прошу Ваших св. молитв и остаюсь сердечно преданный

Митрополит Антоний.

15 марта 1930 г.

Дорогой Батюшка о. Архимандрит Иоасаф!

Сегодня я получил сразу два письма Ваши и прочитал их дважды. Радуюсь доброму настроению Вашего духа и твердо верю, что Бог благословит Ваше начинание построения храмов и по собственному преуспеванию «в благодати и возрасте и в любви от Бога и человеков». – Преосв. Анастасий желает видеть Вас Епископом, как и я конечно. Засед. Синода состоится на VI неделе поста, а пока дело только за архиер. утварью и рукоположением.

А у нас распространяются слухи, будто Сталин не то убит, не то тяжело ранень. Отовсюду пошли речи, что большевикам пришел конец, а что будет дальше один Бог знает.

Я долго жил в Карловцах – недель 5 подряд, а сейчас я уезжаю в Белград. С болью сердечной читаю известия о закрытии и даже о полном уничтожении Московских св. обителей, но когда на днях прочитал, что Новый Иерусалим приговорен к той же участи, то совсем пал духом: послезавтра я обещал говорить публике лекцию о Нов. Иерусалиме и о П.(атриархе) Никоне. Да откроется его великая жизнь врагам Христовым.

Умер Пр.(еосв.) Иларион¹¹⁰ – невознаградимая потеря! А Евлогий завертелся как белка в колесе. М.(итр.) Сергий оскандалился: ему в церкви народ кричал: «изменник, Иуда» и выгнал его, сорвав облачение. – Евлогий прекратил его поминовение и не знает куда ему пристать теперь. А митр. Сергия все-таки мне жаль: у него нет силы воли, а голова светлая и сердце доброе.

Будем Вас уведомлять о дальнейших событиях Вас касающихся.

Прошу св. молитв и остаюсь любящий неизменно

Митрополит Антоний.

14 Марта 1930 г.

Милый мой Юрий Павлович!

Сегодня прочитал Вашу статью в «Воскр. Чтении» о соборности и решил немедленно писать Вам хотя уже наступила ночь. Я не знаю, освящен ли главный престол на Казацких могилах. Не откажите черкнуть о сем два слова, а о. Антонию передайте мой привет и благословение. Тем более прошу приветствовать Вашу Графиню и сестрицу, с которой я к сожалению не успел толком поговорить, а также расцелуйте своих деток, из коих старшие меня м. б. помнят. Эти дни я был под тяжелым впечатлением слухов о предстоящем разгроме большевиками Нового Иерусалима, который является издавна предметом моего восторженного обожания. Поэтому я говорил о нем раздирающую лекцию в Офицерском собрании.

Я только вчера возвратился из Белграда, где провел 12 дней, а возвращение в Карловцы для меня всегда отрадно, если можно говорить о переживаниях такого чувства на чужбине.

Теперь вдруг полезли ко мне русские из Румынии, домогающиеся автономии церковной и славянского богослужения. Им я ничего не обещал, п. ч. у них стремления национально-шовинистическия, а не церковныя. Впрочем последния мало у кого остались, и поэтому всех кто их сохранил, я ценю теперь еще выше чем прежде, когда я впрочем тоже симпатизировал им более, чем кому бы то ни было. Здесь подняли голову масоны и овладевают сербским обществом больше и больше.

Разлуку с Вами я тоже переживаю и грустно. Из всех своих гостей и собеседников я был больше всего рад именно Вам.

Сохраняйте себя для Церкви и для России. Вы сами себе цены не знаете.

Любящий М. Антоний.

20 марта, 1930 г.

Визитная карточка.

МИТРОПОЛИТ АНТОНИЙ

Взаимно приветствует дорогого Николая Михайловича и уведомляет, что 1) новый Патриарх уже изъявил согласие усердием к св. храму в Брюсселе.

20 апр. 1930.

Друг!

А я думал, что К. П. Струве ¹¹¹ уже пострижен Вами. Отнюдь не отказывайтесь быть старцем, а на хиротонию о. Тихона ¹¹² жалуйте в Белград на 2/15 Июня в неделю Всех Святых.

Мой привет и Божие благословение всем новопосвященным и новопостриженным и вообще всей братии.

Прошу св. молитв.

Любящий М. Антоний.

24 Мая 1930 г.

Дорогой мой Графчик Юрий Павлович!

Сейчас вторично перечитал Ваше интересное письмо и прежде всего хочу дополнить Ваши сведения о Соловецких узниках. Арх.(иепископ) Иларион¹¹³ (эларос, с одним «Л» – ругает всех кто пишет два «Л»). Так, гениальный Архиеп. Иларион 15 декабря внезапно умер в Петрограде (не отравили ли?). Умер кажется и Еп. Воронежский Петр (Зверев) ¹¹⁴ – личность заурядная.

Затем еще раз благодарю Вас, милый граф, за интересное сообщение, но к сожалению не могу платить Вам тем же, ибо принужден по недостатку времени писать сжато и завидывал бы Вашему таланту соединять полноту изложения с живостью содержания: завидывал бы – если б зависть не была смертным грехом.

Не хочу повторять Вам то, о чем несомненно подробно написал Вам наш добрейший энтузиаст Петр Сергеевич¹¹⁵, – о пятидневном пребывании нашем в Милькове, также не пишу о Парижском церковном скандале, Вам известном из газет. Интересно, как осуществил М. Евлогий предложенное ему съездом право (лично или письменно?) снестись с Карловацкими архиереями о примирении; или он просто отмолчится (едва ли это не лучший для него способ).

Пожалуйста, мой друг, не наказывайте меня за лаконизм и не подражайте ему: верьте, я завален корреспонденцией, хотя конечно таких приятных писем, как Ваши, я получаю не много. Известия из Вашего последняго письма будут отпечатаны анонимно. Привет и Божие благословение Вашим папаше, супруге и сестрице от меня и от о. Феодосия и поклон от Махараблидзе ¹¹⁶, который только что вернулся из заграницы.

Любящий Митр. Антоний.

8 июля, 1930 г.

Р. S. По общему желанию друзей Царского Вестника ¹¹⁷ в день выхода его сотого номера послал приветствие.

Друг!

Согласно сему ¹¹⁸ немедленно собирайся в санаторий Топчидер. Если тебе нужно расплатиться, напиши, я заплачу; в поддержку посылаю 100 динар, это сверх того.

Заезжай ко мне в Белграде.

Приветствую братию, прошу молитв,

любящий М. Антоний.

17 июля 1930 г.

Мой дорогой Юрий Павлович!

Ваши письма читаю, вернее – глотаю – с жадностью! Ведь свое! Ведь родное! Спасибо Вам за карточки и за обещанную книгу о. Иоанна Никольскаго ¹¹⁹.

Есть еще более нужная мне книга: молитвы разным «святым», изд. 1916 года Синодом русским: они тоже составлены мною из 50 листов, которыя мы выписывали из всевозможных монастырей и церквей. Но ее достать еще труднее.

Описание моего пребывания в Мильковском монастыре составил именно Петр Сергеевич¹²⁰, который там тоже присутствовал; другое описание составлено Н. П. Рклицким и наверно у Вас есть эти №№ Царского Вестника.

Из Вашего последняго письма я окончательно убедился в том, что Вы и Ваш папаша люди кабинетные, хотя папа и служил на земской службе. Н. Е. Марков издал второй выпуск «Войны темных сил», где доказывает, что масоны это те же большевики-убийцы и они же устроили революцию 1917 года. Да будут они прокляты! Кроме того он доказал, что во главе их стоят жид и жиды. Идут слухи о приготовлениях к вооруженной контрреволюции на Д. Востоке и к разделу России на 4 государства – на кр. Западе.

Приветствую Вашего папашу, жену и сестру и о. прот. Никольского. Нет ли у Вас фотографии группы жителей Берестечка в их национальных одеждах? Подвизаются и карпато-россы в области влияний о. А.(рхим.) Виталия ¹²¹.

Помоги им Господь!

Спасайтесь! Любящий М. Антоний.

19 июля, 1930 г. Пр. Серафима Саровского.

Дорогой мой Юрий Павлович!

Запоздал я ответом на Ваше милое письмо, ибо через два-три дня по получении его уехал в Белград куда прибыл 7/20 августа и откуда собираюсь возвращаться 18/31 авг., а вернее, 1 сент. нов. ст.

Не успел я даже прочитать, а только просмотрел наскоро Вашу прекрасную статью о Соборности Церкви, но надеюсь о ней с Вами по душам поговорить в Карловцах, куда Вы все таки конечно будете наезжать. Сейчас ожидаю сюда Екз. Ивановича ¹²² и его новостей.

Сегодня меня навестили председатель и члены братства Молодая Россия (отнюд не Младороссы). Их было 5 человек; очень симпатичный народ, но я сетовал, что мне не пришлось ни разу поговорить с ними по существу всех наших вопросов. Особенно интересен их председатель Исеев (сын), а раньше я знал из них только Б. В. Крицкаго ¹²³.

Надеюсь, что Вашей семье полюбилась Св. Лавра Почаевская и она будет долго ее помнить. Мой жизненный жребий определился, когда я семилетним мальчиком пришел впервые в Новгор. Софийский Собор в 1871 г. Но Алеше Вашему и семи лет еще нет далеко.

Сегодня же у меня был наш милый иеромонах Антоний (Сенкевич) ¹²⁴, которого мы прочили в законоучители Белоцерковского Кадетского Корпуса, а недавно в Карловцы являлись Новобичейския институтки с начальницей и Володя Родзянко ¹²⁵, который имел вид гувернера.

Надеюсь, дорогой Юрий Павлович, что Вы не скучаете в Берестечке, а готовите гениальныя статьи о Соборности и о Софии. Я же буду в воскресенье говорить вторую лекцию о русских монастырских старцах. Первую слушало 1000 чк. с большим вниманием. Вот когда мы прощупываем, чего просит русская душа.

Привет и Божие благословение папаше и всем Вашим.

Любящий Митрополит Антоний.

13/26 авг. 1930 г.

Дорогой мой Юрий Павлович!

Пересылаю Вам последнее письмо Варв. Вас. Свешниковой, жены моего товарища, Петра Петровича Свешникова; она живет в Хотине в 15 в. от Рудни Почаевской и недалеко от Вашего Берестечка: вдовеет уже более 20 лет.

Когда соберетесь в П. Лавру, не навестите ли эту добрейшую и благочестивую женщину? Письмо ея мне не возвращайте, а прочтите ея отзыв о Ваших статьях. Вслед за этим письмом Вы вскоре получите Ц. Вестник с продолжением моей беседы о русском монаст. старчестве, которую я предложил в университ. зале 18/31 авг. Ваши статьи о соборности читал с удовольствием, – выражаясь языком Коронов. Особ.

В начале августа меня навестили 5 студентов – члены общества р. Национальной Молодежи во главе с Исеевым – сыном в. симпатичным юношей. Сейчас я заехал на 2 дня к моему другу Еписк. Митрофану ¹²⁶ в Раковицу, а оттуда завтра направляюсь прямо в Карловцы.

Привет Вашему папаше, супруге и сестрице, а мне сообщите, научился ли Ваш Алёша и Ко.(мпания) не плакать, когда их подводят к Св. причастию. Если имеете возможность, побывайте во Львове и повидайте русских людей-галичан и эмигрантов в роде г. Лелявского, действит. редактора Русского Голоса; он мой приятель еще по Житомиру и такой же умница, как и его графиня.

Да хранит Вас Божия благодать, а Вы выплывайте в более широкия воды и чернил, типографий и рукописаний.

Сердечно преданный М. Антоний.

20 авг. 1930.

Р. S. Сейчас ожидаю сюда Н. П. Рклицкаго ¹²⁷.

Дорогой мой Юрий Павлович!

Если бы я смог выражаться языком коронованных особ, то написал бы Вам, что Ваше письмо прочел с удовольствием; но пребывая в звании убогого нахлебника у чужих людей, хочу по справедливости заявить, что читал его с благодарным и радостным чувством.

Итак, Ваша характеристика Лаврского начальства вполне правильная. Болотов пустая башка, но устраивать себя умеет и еще куда-нибудь приткнется. Слава Богу, что он передумал поступать в число братии на Валаам, если даже и думает о сем искренно, в чем сомневаюсь.

Правильна вполне Ваша характеристика достойнейшого о. Архим. Паисия и Авеля высоко достойного. Перетрухина ¹²⁸, которого впрочем я мало знаю и опять же достойного, хотя и наивного о. Саввы ¹²⁹.

Отзываюсь на данныя Вами сообщения и вопросы. Пр.(еосв.) Гавриил¹³⁰ из госпиталя не вышел и конечно не выйдет. Улучшение его здоровья сомнительное и частичное. О В. В. Свешниковой Ваше сообщение печальное: я не знал о тех гадостях, которыя ей устроили родственники, а она очень хорошая женщина, года на 2 только моложе меня, а ея муж учился со мною в гимназии классом старше меня; но она много умнее его, а равно и его брата Димитрия, который был в одном классе со мною, но сравнительно не долго. Я так и думал, что Ваша семья подружится с ними.

В Париже полная разруха, но я какъ-то безучастно отношусь к ней, хотя мои друзья строют воздушные замки, надеясь на возможность их обращения в беде, но я не особенно радуюсь этой надежде и сомневаюсь в ней. В самом деле, что за приобретение неверующого в Бога Митрополита и возглавляющей его бюрократию атеистов, начиная с графа Коковцева и включая редакцию Возрождения?

Несравненно больше я заинтересован церковным движением в Карпатской Руси, которое представляет Иер. Серафим Иванов (Ваш бывший коллега) ¹³¹ здесь и поднял на себя тяжелый крест собирания пожертвований на достройку церкви во Владимировой, на Словенску.

А вот если Вы не переобременены делами все-таки советую познакомиться и с Д. Л. Свешниковым, который проживает ближе к Вам чем Почаевская братия, ныне на ст. Верба, а еще со старушкой, почитающей О. Серг., Воронковой на ст. Варковичи в пределах Дубенского уезда, близ Дерманского монастыря, в котором спасается мой друг Архиепископ Пантелеимон¹³² из офицеров, очень добрый и очень искренний Святитель, хотя и с придурью, а в 5 верстах от Рудни Почаевской имение б. члена Госуд. Думы (забыл фамилию). Он речист, но патриот (чуть ли не Беляев).

Читали ли Вы историю П. Лавры? Она существует в нескольких изданиях, в том числе б. наместника 70-х годов, но самое ценное это статьи преподав. Дерманской школы В. Левицкого, которую по зависти захоронил прот. Титов.

Затем прощайте. Господь да хранит Вас и семью Вашу.

Любящий М. Антоний.

12/25 сент. 1930 г.

Почтовая открытка

Получил на днях Ваше извещение о поездке о. Василия в Сан Бриак¹³³ и порадовался. Помогай ему Господь произвести впечатление, которого он вполне достоин, а Вам да поможет Всевышний в достройке храма в память Его Новомучеников.

Преданный сердечно.

Митрополит Антоний.

4/17 окт. 1930.

Дорогой мой Юрий Павлович!

Письма прочих моих знакомых для меня или прямая тяжесть, или, во всяком случае, утомительный труд. Но Ваши письма для меня наслаждение. Не поддайтесь только уделу большинства русских талантов аристократическ. происхождения, т. е. постепенному обленению. Меня поражает в Ваших письмах и печатных статьях Ваша продуманность и наблюдательность. Читая их думается, что автору наверно не менее 50 лет, а то и все 60. Буду с нетерпением ждать и с любознательностью читать обещанную Вами статью о прогрессе ¹³⁴.

Ваши характеристики о. Киприана ¹³⁵ и о. Серафима ¹³⁶ должны быть отмечены баллом 5†. О первом я уже давненько ничего не слышу и писем не получаю, а второй с терпением и простотой и успехом несет свое нелегкое послушание сборщика, довольно благодушно перенося неизбежныя в сем послушании обиды. Вчера отправили в К.(арпатскую) Русь Епископа Иосифа и И.(ером.) Иустина ¹³⁷, обнадеженного, что он, после Собора, назначенного на апрель 1931 года, останется ему преемником. Конечно здешния власти совместили на этом назначении 2 своих желания – уважить о. Иустина и избавиться от сего, тяжкого для них, Саванароллы.

Часто ли Вы видаетесь с папой, т. е. не Римским, а своим родным? Все-таки в Бер. ¹³⁸ глуши полезно видеться со столь интеллигентным собеседником. Дух А. С. Хомякова целиком вселился в Вас обоих, не умаляясь от того, как не умаляется огонь, передаваясь от одного предмета на другой и не умалится, Бог даст, когда еще на младшого Хомякова перейдет. Господь да будет милостив ко всем Вам, большим и малым, а я остаюсь Ваш неизменный друг

Митроп. Антоний.

28 нояб. 1930 г.

Дорогой мой Юрий Павлович!

Сейчас вторично прочитал Ваше письмо и непрестанно восхищаюсь Вашею наблюдательностью и сообразительностью. Все-таки Вам нужно обзавестись университетским дипломом и быть знаменитым профессором. Статью Вашего папаши Павла Михайловича в В. Чтении ¹³⁹ я тоже прочел и тоже восхищен. Думаю, что только русские люди бывают такие талантливые, о чем и писал еще давно Ф. М. Достоевский.

Вы совершенно справедливо пишете об о. Киприане ¹⁴⁰, который уже в семинарии в Битоле и говорят успокоился. Но как Вы досмотрели заранее, что о. Серафим Иванов, как сборщик попадет на своего конька? Я думал совершенно обратное и вот еще раз должен преклониться перед Вашей наблюдательностью. Также все оправдалось что Вы писали о Варшаве и иже в ней живущих. Если болящий Владыка Дионисий ¹⁴¹ скончается, то будет гораздо хуже для православных.

То же должно сказать и о Палестинском Обществе, протяжной и м. б. смертельной болезни его учредителя князя Ширинскаго-Шихматова, о чем получил новыя и не радостныя вести. Также выяснилось недоразумение о кончине Митр. Петра в совдепии. Умер не местоблюститель М. Петр Полянский, а молодой Архиеп. Петр Зверев, сосланный в Соловки вместе с прот. Хотовицким, тоже недавно умершим. Сейчас Ваше письмо перечитывает о. Игумен Феодосий ¹⁴² и тоже восторгается Вашею проницательностью и остроумием.

А я не понял из Вашего письма где теперь пребывает Ваш папаша, граф Павел Михайлович: неужели все в так несносном Бечее. Его умная и сильная статья привела в бешенство глупого Философова, видимо давно предавшагося или продавшагося большевикам, но возразить по существу последний не в состоянии.

О. Феодосий уверяет меня, что я уже отвечал на Ваше письмо. Если это верно, то я не жалею, ибо беседование с Вами, хотя бы и на бумаге, это наслаждение, и по прочтении всякого Вашего письма хочется повторить слова известного авторитета: «продолжайте, нам приятно».

А у нас наклевывается уже 3-я Архиер. хиротония – о. Архим. Феодосия Самойловича ¹⁴³ (вероятно на святках), которого просил рукоположить для гор. Детройта Арх.(иеп.) Апполинарий. Вероятно Вы помните первого скромного блондина лет 45.

П. С. Лопухин по прежнему горит ревностью о Христовой славе и кажется ни о чем житейском не думает. Гоша, т. е. Игорь Троянов совершенно развязался с Имкой и, будучи абсольвентом, живет уроками и службой в банке; а евлогиане проникают к нашему Высочайшему Двору, но получили протекцию только от Башмакова, который просил меня о примирении, обещая участие Государя ¹⁴⁴, но получил отказ.

Спасайтесь, целуйте семейство свое.

Любящий М. Антоний.

10 дек. 1930 г.

Дорогой Юрий Павлович!

Прочтение каждого Вашего нового письма понуждает меня сказать: «Продолжайте, нам приятно», как сказала одна Особа, неожиданно для своего партнера. А мне приятно поздравить Вас со св. праздниками.

Сегодня, видите ли, я получил корреспонденцию довольно безпутного г-а Болотова, б. губернатора Пермского, а потом Новгородского, с описанием ц. службы в Почаевской Лавре 28 авг. на перенесение мощей преп. Иова Почаевскаго. Пером он владеет, но как многие бывшие сановники, раззорен и теперь околачивается около монастырей. Так он послал свою корреспонденцию во Св. Лавру и сам там застрял, вероятно пока не выживут.

Вот редактор Ц. В.-ка послал мне его корреспонденцию на одобрение для печати, на что я и дал согласие. Немудреное его сочинение, но захватило меня за сердце. В одном из дальнейших номеров Царского Вестника его корреспонденция будет напечатана. Если пожелаете с ним познакомиться, он будет конечно очень рад, но держите его на разстоянии от своего кармана, конечно не как вора, Боже сохрани, но как человека без определенных занятий. А в смысле ознакомления с жизнью бюрократ. мира он небезинтересный собеседник для Вас и для папы. А кстати, где теперь Ваш папаша находится?

Со свойственной Вам проницательностью Вы прекрасно угадали настроение о. Киприана ¹⁴⁵, которое он проявил в Битоле, а м. б. и в Белграде. Я же сижу в Карловцах и в столицу поеду уже после праздников.

М.(итр.) Дионисий, спасибо ему, внял наконец моим ходатайствам и согласился печатать в В. Чтении статьи Зызыкина ¹⁴⁶ о П.(атриархе) Никоне. Не знаю, не помогли ли этому делу католики сочувствовавшие Патриарху.

Об Архиереях Вы тоже написали правильно, как и вообще обо всем. У нас скончался заслуженный Еп. Иларион (Зеремский), а Собор Сербских архиереев будет только в апреле, так что волнение Владык продлится еще более 3-х месяцев¹⁴⁷.

Приветствую всех Ваших и поздравляю со св. праздником.

Преданный сердечно Митр. Антоний.

22 дек. 1930 г.

(Именины Вашей Насти?)

Простите дорогой Юрий Павлович, что опять пишу Вам на открытке, хотя Ваши письма я читаю с наслаждением, но отвечаю кратко. Смело беритесь за статью о канонах, ибо пока никто по содержанию их ничего не писал, а только в духе крючкотворства. Маленькая попытка коснуться их нравственной ценности представляет собою книга Заозерского «О Церковной Власти». А избранная тема вполне по Вам – философская и критическая. О книге Зызыкина Вы отзываетесь совершенно правильно, как и о самом авторе ея.

А взамен моего ответного письма читайте пока в Ц. В-ке мой очерк о вере Р.(имскаго) Сотника. Кроме того я послал в «Луч» издаваемый Кафафовым, статью о необходимости монархии, и при том – легитимной.

Божие благословение да будет с Вами.

Любящий М. Антоний.

16 янв. 1931.

Достолюбезный и достоуважаемый Батюшка Отец Феодосий!

Сейчас я вторично со вниманием перечитал Ваше содержательное и искреннее письмо и желал бы его видеть отпечатанным, но не имею на то денежных средств, а потому предоставляю сие младшим, ибо долго жить не надеюсь. Поспеть за Вашими безчисленными доводами я при своей занятости не могу, хотя остаюсь при убеждении, что те немногия святоотеческия изречения, которыя якобы идут в согласии с юридическою теорией Ансельма и Аквината ¹⁴⁸, целиком воспринятыми П.(етром) Могилой ¹⁴⁹ и Митр. Филаретом¹⁵⁰, могут быть 1) истолкованы, как метафоры, подобно изречению Ап. Павла и Петра: «вы куплены дорогою ценою» (1Кор. 6, 20) и т. п. 2) оставляют в читателе сомнения, как и вся юридическая теория, усвоенная богословием из Римского и феодального права, почему же тот догмат об удовлетворении, если он есть центральный и главный, не имеет ни одного прямого подтверждения до Лаврентия Зизания ¹⁵¹, Петра Могилы, а подтверждается только косвенно, как Вы пишете, чрез зубами притянутыя изречения позднейших времен. Наконец, почему Вы не соблаговолили остановить свое внимание на моих истолкованиях библ. изречений – «в немже вси согрешиша», а прямое изречение пр. Иеремии против наследств. греха потомкам стараетесь уничтожить его же словами, сказанными по другому поводу, но оставляете их без прямого истолкования?

Вы продолжаете именовать катихизис Филарета символическою книгою, но ведь М. Ф.(иларет) даже перечисление книг св. Библии приводит иначе чем оно значится в одобренной Синодом русской Библии. Теперь вопрос: она-ли символическая книга или катихизис? Ведь в Катихизисе Филарета под № 11 значится в числе книг св. Библии книга Ездры, или по греческому надписанию кн. Неемии (изд. 1916 г.), а раскройте Р.(усскую) Библию Синод. издания и вы увидите: 1) Книга Ездры 2) Книга Ездры 3) Книга Неемии, которой вовсе нет в греческой библии и у М. Филарета.

Дальнейшия ошибки катихизиса М. Филарета изложены мною в прилагаемых Кратких пояснениях допущенных всех изменений в опыте Катихизиса.

Я бы охотно написал Вам по поводу всех Ваших выписок и возражений, которым Вы могли посвятить все свое время на месяцъ-два; но на последнее я не имею никакой физической возможности, т. е. на завоевание мною досуга, месяца и более. Да Вы и не трудитесь писать сжатее и не заставить Вам меня читать изречений, давно-давно мне известных и к делу непричастных. – Если пожелаете я Вам вышлю перепечатанную книгу старого профессора Шмурло «Отношение Ватикана к правосл. Церкви в 17 веке», точнее «Римская Курия на Р. правосл. востоке в 1609–1654 годах». Там отмечена мною стр. (151–161), где сей предатель нашей веры излагает условия своего присоединения к римской ереси. Вы пишете: «Крест разрушает клятву еtс. не одно-ли и то-же, что страдания И. Х., удовлетворяющия правду Бога?» Совсем не одно и то-же. В изречении преп. Ефрема говорится об умилостивлении милостивого Бога, а не об удовлетворении латинского монаха, как теперь пишут в катихизисах.

За всем тем остаются нетронутыми Вами, хотя неприятныя для богословов схоластиков тезисы 1) учение об удовлетворении (satиsfасtиоn) и по букве, и по идее отсутствует в св. Библии в св. Предании и появляется в русском богословии только со времен Лаврентия Зизания и Петра Могилы. Если бы это был главный догмат, возможно ли бы было такое дело?

Итак я не вводил новшеств в наше богословие, а стараюсь возвратить его к старому, т. е. древнему православию. – М. б. вторично я посылаю Вам вместе с сим брошюру: «Краткое изложение допущенных в (моем) катихизисе изменений» (сравн. с катихизисом М. Филарета). Если это вторичное изменение, то прошу прощения. Но своего душевного уважения и расположения к Вам конечно не изменяю и искренно прошу Ваших св. молитв за грешного Митрополита Антония.

16/29 янв. 1931 г.

Дорогой мой Юрий Павлович!

Сейчас вторично перечитал Ваше письмо, по обыкновению интересное до увлекательности.

Наверное Вы помните слова молитвы и увещания, прочитанного Вам архиереем. «Чадо, первая степень священства чтеца есть. Подобает убо тебе на всяк день священное писание прочитовати да слушащии тебе созидание приимут» еtс., а также и молитву, где сказано, что посвященный должен и поучения творити. Кутейники выдумали будто проповедь есть привилегия только иереев. Это совершенно неверно, хотя и очень распространено. Но Вы проповедуйте смело и постоянно по Иер. 20, 9. Моск. Митр. Платон Левшин († 1813) лучшия поучения говорил, по собств. признанию, будучи преподавателем семинарии, просто в стихаре. Также и в кружке поступайте, ничтоже бояся, ничтоже сумняся.

Я все-таки до сего дня не мог себе представить, о котором из Сагайдаковских Вы пишете. Один прекрасный юноша с такой фамилией был учеником I класса семинарии и жезлоносец, когда я приезжал на семинарский юбилей, а другой, или он же самый, – учеником VI класса, когда я вторично приезжал в Холм на другой юбилей, и он опять подавал мне не то жезл, не то чиновник. За что же его наказывают?

Сугубое спасибо за дополнительную Минею. Я писал непосредственно о. Иоанну Никольскому благодарность, но возможно, что это письмо перехвачено по польскому обычаю. Не желал бы уподобиться цыганам попрошайкам, но горю желанием получить еще 1 экз. моего издания (изд. Св. Синода в СПБ) «800 молитв разным святым», которыя мы с трудом, перепиской во все концы России, получили при Синоде и прокорректировали. Оно появилось в печати 1916 года или около того. Вышла толстая квадратная книга.

Турки воспретили Патриарху оказать покровительство Митрополиту Евлогию, хотя он ездил уже в Константинополь, ободренный обещаниями Патриархии. Не злорадствую, но жалею его.

А я недавно грохнулся с размаху на дорогу и зашиб себе ребро. Дня два болело, а потом прошло.

Друзья Вл. Феофана ¹⁵² опровергают слух об его душевной болезни. Дай Бог. Господь да благословит Вашу семью. Я писал бы Вам больше и чаще, но разучился употреблять время.

Сердечно преданный Митрополит Антоний.

19 февр. 1931 г.

Мой милый Юрий Павлович!

После предпоследняго Вашего письма я решил, что ничего более умного написать невозможно, но Ваше последнее письмо еще умнее. Вы так глубоко и хорошо охарактеризировали Преосв. Анастасия ¹⁵³, что прибавить к этому ничего нельзя, также и убавить.

Ваш папа пишет, что не худо было бы Вам принять священство, а я думаю, что было бы очень хорошо и для Церкви Христовой и для Вашей души. Лично от себя я делился мыслями по этому поводу с М. Дионисием¹⁵⁴; думаю, что он не будет против. Другое дело, как отнесется к этому польское правительство, и даст ли свое согласие. Другой важный вопрос, что Вам избирать, приходскую ли службу, законоучительство или наконец предварительно получить матуру при том или другом университете, но священником будьте непременно. Графиня Ваша конечно не будет против этого, а сестрица Ваша будет в восторге.

Евлогианская эпопея даже меня удивила обнаружившимся в ней непроходимым невежеством русского общества. Эти болваны совершенно не понимают, что всякое действие вселенского Патриарха вне своего диоцеза имеет не более силы, чем действия любой кухарки, и что Свят. Фотий имел столько же права признать Евлогиевский Экзархат, как Матрена Сидорова, его кухарница. А газетные идиоты пишут: М.(итр.) Е.(влогий) упрочил свое положение, утвердил его, еtс.

Что касается Вл. Анастасия, то печальнейшее из его характеристики то, что он ничего не желает взять на свою ответственность. А все же он наилучший из названных Вами архиереев. Припоминаются циничныя, но близкия к печальной правде слова Победоносцева о владыках: «Где уж там толковать о высоких добродетелях. Хоть бы с ума не сходил, хоть бы дурака не валял, и на том слава Богу».

Спасайтесь и пишите. Любящий М. Антоний

27 февр. 1931 г.

Почтовая открытка.

Глубокоуважаемый Николай Михайлович!

Конечно можно и должно начертывать имена и фамилии покойных жертвователей со всеми принадлежащими титулами, чего никто запретить не может. Помоги Вам Христос в Вашем святом деле.

Преданный сердечно Митрополит Антоний.

7 марта 1931.

Дорогой мой Юрий Павлович!

Вы спрашиваете меня о значении слов Апост. Петра: «в день посещения». Это выражение встречается и в В. Завете, где о страшном суде мало говорится. «И в день посещения их возсияют и яко искрие по стеблию потекут». Под днем посещения должно разуметь вообще события, коими уясняется истина, а в том числе конечно и Страшный Суд. Но таких дней посещения каждый переживает несколько раз в своей жизни.

Что касается Вашего священства, то конечно следует слушаться своего настроения (Сир. 37, 17), но все-таки мне это жаль: Вы бы были добрый и авторитетный пастырь. Откровенно выражаясь, я думал, что папаша уже заручился Вашим согласием.

Г. Тарасевича я действительно знал и сочувствовал ему; он совершенно откровенно мне поведал, что черные кабинеты для писем имеются во всех государствах. А Борис Николаевич¹⁵⁵, умерши доставил Государю невознаградимую потерю.

Мое Блаженство повидимому очень безпокоит Вл. Анастасия и он просит меня телеграммой не принимать титула до заседания Синода.

А Афонские простаки воображают и доныне, что Патр. Фотий, сделав Евлогия экзархом своим, подчинил тем себе всю Европу и вот они озабочены, как бы он, т. е. Евлогий, не наделал мне новых неприятностей, пользуясь полномочиями экзарха (?).

О. Архим. Мисаила ¹⁵⁶ поразил паралич и он потерял (надеюсь временно) владение речью. Скончался вчера Митр. Мефодий ¹⁵⁷ в Харбине и заменяется временно Арх. Мелетием¹⁵⁸. Из Парижа никаких новостей не имею и не интересуюсь, ибо кроме глупостей и подлости оттуда ждать нечего.

Мне пишет осведомленный в церк. делах записной делец Бачманов (ст. Щелновицыно, П. Майсланна – повидимому в Литве). Не желаете ли познакомиться? Он канонист, а мантер и знаком с Виленскими староверами.

Напишите несколько слов о Вашей графине и детках.

Спасайтесь! Любящий М. Антоний.

16 марта, 1931 г.

Завтра мне исполнится 68 лет, а до 69 едва ли доживу, впрочем, буди воля Божия.

ВОИСТИНУ ВОСКРЕСЕ ХРИСТОСЪ.

ГЛУБОКОУВАЖАЕМЫЙ НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧЪ

Сердечно благодарю Вас и Вашу семью за пасхальное приветствие.

Взаимно поздравляю Вас всех и от всей души благожелаю Вам.

Спасибо за Ваши труды по сооружению храма-памятника.

Послание, окончательная редакция коего принята в заседании Архиерейского Синода 8/21 апреля, уже послано Вам.

Призываю на Вас Божие благословение, остаюсь Ваш покорный слуга и богомолец

Митрополит Антоний.

Апрель 1931 г.

Дорогой мой Юрий Павлович!

Воистину Воскресе Христос

Насколько мне тягостно расквитаться с огромной пасхальной перепиской, настолько отрадно писать Вам.

А теперь у нас горе по Белой Церкви. Печатныя предсказания об Иоанне Шаховском¹⁵⁹ оправдались в полной мере. Ни с того, ни с сего, без всякого выступления с моей стороны, он мне под самую ночь Воскресения Христова прислал дерзкое вызывающее письмо, укоряя меня за окружное послание против М.(итр.) Евлогия и заявил, что он выходит из моей юрисдикции и переходит в Сербскую.

Точно бомба взорвалась подо мною, ибо всего за неделю, т. е. в начале VI седмицы В. Поста он явился ко мне по пути в Панчево со своим диаконом и с чемоданом, наполненным картинками, которыя он хотел показывать Панчевским пациентам, сидел у меня до отхода поезда целый вечер, кушал и дружески простился. Потом вдруг грубо обрушился на меня якобы за окружное послание, а на самом деле просто потому, что по приглашению С. С. Безобразова ¹⁶⁰ решил перейти к М.(итр.) Евлогию и ждал только благоприятного момента, как Иуда предатель (Матф. 26, 16). Теперь он уже хлопочет о визе для переезда в Париж. Конечно, скатертью дорога, но он должен прежде сдать церковь прот. Бощановскому, и тут опять пойдет затяжка и мученичество, а конечно не блаженство, с которым Вы меня поздравляли.

С удовольствием читаю статьи Ваши и Вашего папаши в Воскресном Чтении, которое собственно призвано заменить прежния Церковныя Ведомости. Часто ли Вы видаетесь с отцом? А это полезно в одном отношении для обоих и менее полезно в другом отношении. Благодать Божия да хранит в добром здоровьи Вашу Графиню и всю семью.

Преданный сердечно Митрополит Антоний.

14 апр. 1931 г.

Дорогой мой Юрий Павлович!

Развязавшись с поздравит. письмами к св. Пасхе, а также с Собором Архипастырей, я сегодня с удовольствием взялся за перо, чтобы беседовать с Вами чернилами и тростию, когда невозможно беседовать лицом к лицу (Иоан. II посл. и III п. 12, 13).

Собор прошел довольно безцветно, но благополучно. Я получил очень дружеское и благодарное письмо от Бл. Александра Патриарха Антиохийского, которого дело еще не вполне окончено, а еще от доцента Варш. б. Киевского универитета Гри. К.(неразборчиво), в котором я не уверен, что он не тайный большевик.

Иван Шаховской, как выражаются Моск. купцы о накутивших прикащиках, показал себя и уже лишен и сана и монашества ¹⁶¹. Но еще возиться с ним придется. Больше всех кажется оскандалился Евлогий, которого почти все перестали уважать, как хамелеона.

Елевферий ¹⁶² подсылал ко мне любимых студентов, чтобы убедить меня присоединиться к Сергию ¹⁶³ и к нему самому, но конечно встречает отказ. Он тупой и глупый старик. А иеромонах Феодосий Афонец и академик, донимает меня возражениями против моего катехизиса, в кот. 5 раз повторяет одно и то же. Говорят, что Американский Платон¹⁶⁴ издал книгу в 300 стр. против катехизиса.

На неделю Всех Святых я был в Белграде и пробыл 5 дней, но лекций не говорил, а только одно поучение (см. Ц. В-к). М. Дионисий ¹⁶⁵ не на шутку схватился с униатами. Бог ему в помощь. Однако общий отзыв его и его сотрудников о латинской ереси двусмысленный. Как будто выходит, что они члены вселенской церкви. Это такая глупость, которая была понятна при наших Царях, когда считались с придворными предразсудками, а теперь уже непростительно.

Благодать Божия да пребывает с Вами и родными Вашими.

Преданный сердечно Митроп. Антоний.

28 мая 1931.

Достолюбезный Батюшка Отец Феодосий!

Я бы никогда не позволял себе резких выражений по отношению к школьному богословию, которое Вы, вопреки приведенным мною доказательствам называете учением церкви (разве я решился бы возражать против учения церкви?): а это – не учение церкви, а учение полулатинской схоластики. Конечно, два-три метафорических выражения древних, которыя Вы выудили из целой горы книг, могут быть истолкованы с известными натяжками в желательном Вам Филаретовском смысле: но древнее учение Церкви не знает ни сатисфакции, ни др. схоластических измышлений средневековых схоластиков и следовавших им Филарета ¹⁶⁶ и Макария ¹⁶⁷. – Но такова уже логика академических богословов что, поставив какую-либо мысль в качестве проблемы лишь, они через 2–3 строки выставляют ее как бы обоснованный тезис. Не только прежние схоластики, но и новаторы дух. звания в роде Е. Е. Голубинскаго ¹⁶⁸ держатся той же ненаучной, нецерковной традиции. Последний напр., выставит какой-либо подозрительный вопрос на обсуждение читателя, а уже через 2 строки заявляет: «необходимо полагать». – Вот и мы с Вами ставим вопрос: как учит церковь об искуплении? а Вы суете мне под нос чрез 2 страницы – Ваше толкование и т. д., «а учение церкви» и т. д. и вместо учения церкви подсовываете мне учение Булгакова ¹⁶⁹ и Филарета, заимстоваванныя у католиков. – Да, если бы я мог признать их силлогизм учением Церкви, то я бы без всякой критики последовал им, но я в 10-й раз заявляю Вам, что возражал не против учения Церкви, а против извращения его схоластиками.

Я надеюсь, что этой схоластике скоро придет конец и не новое богословие, как его аттестуете, а старое до-Могилянское займет место юридического толкования Божественного закона, причем, не перетолкования отдельных выражений, а последовательное точное изложение их, т. е. древних учителей Церкви, будет преподаваться учащимся и приходящим в храмы Божии богомольцам. – Я конечно до того времени не доживу. Вероятно и Вы тоже не доживете, ибо мало кто теперь интересуется учением веры и мои книжки почти никто не читал даже из профессиональных богословов: все заинтересованы только личной выгодой, да сведением счетов, личных и сословных. Но возвращаться к Петру Могиле, Филарету и Макарию скоро не придется: они останутся достоянием истории. Другое дело Преосв. Епископ Феофан Вышинский: он указывал центр религиозной жизни и р.(елигиознаго) мышления в области нравственной, разрабатывая главным образом понятия покаяния и борьбы со страстями. Пред ими я благоговею. – Я не ставил ему в упрек его обличительного духа, ибо во-первых, не все исчерпывается у него сообщением о греховности нашей души и о необходимости борьбы с собой и диаволом (конечно в этом ближайшая и главная задача христианина), а только он жил и мыслил в туманную Николаевскую эпоху, когда активность мысли и жизни была подавлена приказаниями гражданской власти, и если некогда читать об удовлетворении и отмщении, то выявлять новыя начала (т. е. не новыя, а старейшия, до-Могилянския), людям и в голову редко приходило. – Не отрицаю заслуги М. Филарета в введении дух. дисциплины в жизнь и (неразборч.) распустившагося при Алекс.(андре) I духовенства, но считать его учителем Церкви, а его книги символическими не согласен.

Прошу Ваших св. молитв и остаюсь неизменно чтущий Вас

Митроп. Антоний.

4 Июня 1931 г.

Милый мой Юрий Павлович!

Насколько тягостно бывает писать некоторым скучным людям, настолько отрадно и приятно писать Вам, лишь только нужна для сего свободная минута.

Повлияйте на Преосв. Савву ¹⁷⁰ (будущого Владыку), чтобы он перепечатывал 68 прав. Карф. соб. об осуждении всяких еретических таинств. Чувствуется, что всю эту путаницу внесли католики с лукавою целью, и на сей раз помогли им глупые протестанты, хотя и более искренние в своих заблуждениях о Догмате Церкви, но тоже бывающие временами не прочь постепенно запутать читателей и слушателей. Впрочем у последних проглядывает мысль, что у них и вообще ни у кого никакой настоящей благодати не получается, даже что самое бытие Божие есть проблема, и не больше.

В Яблочине ¹⁷¹ я бывал в 1887 году. Тогда это было заброшенное гнездо с пятью монахами и послушниками. Честь и слава Владыке Дионисию ¹⁷², что он полюбил эту обитель и заботится о ней. Она была до 1918 года на самой границе Польши и Совдепии; не знаю, как теперь.

На днях я почти разругался с Мих. Вас. Бискупским, который поднял всю эту бучу борьбы между днями Св. Владимира и Пушкина. Это напоминает мне Миусова из Бр. Карамазовых, который пакостил монастырю только для того, чтобы участвовать в борьбе с клириками.

О Пр.(еосв.) Симоне ¹⁷³ и об о. Савве Вы думаете совершенно правильно. Второй пожалуй даже надежнее первого. А Воскресное Чтение процветает на славу. Все можно хорошо делать, когда имеются денежныя средства, чего у нас в Сербии не было и раньше, а теперь вовсе не будет благодаря воровству Ек. Ивановича ¹⁷⁴.

Прошу молиться за любящого Митр. Антония.

7/20 июня, 1931 г.

Р. S. Наверное прилагаемое послание о Карпатороссах Вам знакомо, но найдя его среди своих бумаг, посылаю его Вам на всякий случай.

Дорогой мой Юрий Павлович!

Вторично перечитал Ваше интересное письмо и конечно принужден согласиться с Вашею характеристикой о. Дамаскина и общого положения Польской церкви в настоящем и в возможно скором будущем. На случай посылаю Вам газеты, которыя вероятно у Вас уже имеются.

Е.(пископ) Нестор¹⁷⁵ просится назад к нам, а был он у Евлогия. С недавняго времени живет в Харбине и все говорит лямур, лямур: зачем разделения? должна быть любоф и любоф. Будто кто-либо проповедует ненависть! Передаю его письмо в Синод.

Подобный тип есть и у нас в лице мальчика князя Шаховского, он ныне иером. Иоанн. Он тоже прислал мне заявление, что переходит к Конст. Патриарху, т. е. значит к Евлогию, но потом под влиянием увещаний разных благоразумных лиц приехал с повинной, много плакал, бросался в ноги. Думаю, что он уже уехал в Париж, и Господь с ним. Есть сведения, будто и Евлогию приходится мириться, да я плохо этому верю. На И.(ером.) Иоанна, т. е. на прочность его раскаяния и обращения тоже я мало надеюсь, но это юноша не испорченный, а только пребывающий в духе прелести.

О некоторой раздвоенности в богословских понятиях Пр. Вл. Дионисия я давно скорблю и даже кажется писал Вам. Однако мне кажется, что дело не в понятиях, которыми он едва ли задавался, а в практических целях. Парижская раздвоенность полезна при его разъездах по заграницам, а разъезды полезны, чтобы импонировать на П.(ольское) правительство. Вот почему при всем несочувствии этой раздвоенности, я отношусь терпимо к его поведению.

Мало я сочувствую Дню русской культуры, но связал себя обещанием говорить что-то о св. Владимире 15 июля ст. ст. Я решил говорить, т. е. начать речь о известн. стихотв. А. Толстого «Поход на Корсунь» и еще раз указать на то, что св. Владимир, или поэт св. Владимира, заставляет последняго взять новую веру вовсе не со стороны ея ритуального характера, но характера морального, т. е. церковного устава.

Митроп.(?) Сергий Японский ¹⁷⁶ является теперь прославителем Советской власти и Вл. Сергия Страгородского. Последняго я не могу выкинуть из своего сердца, но С.(ергия) Тихомирова ¹⁷⁷ я всегда считал мошенником и почти неверующим.

Посылаю Вам «Новое Время», издаваемое на Д. Востоке. Опять носятся с Русской Культурой и как я ожидал все-таки приурочивают ее ко дню рождения Пушкина. Ну и наплевать на эту культуру. Это одно из слов, постоянно повторяемых с подчеркиванием его как и проч. слова давно вытеснившия у нас догматы – прогресс, цивилизация и т. п.; как только предложишь своему собеседнику объяснить их значение, он заикается и ничего не скажет. Также я поступал до революции, когда говорили, что православие это мистицизм; но никто не брался ответить на мой совершенно наивно выраженный вопрос: а что такое мистицизм.

В этих случаях хочется просто за нос дергать подобных собеседников, говорящих тем увереннее, чем они глупее и невежественнее.

Божие Вам и Вашей семье благословение! Когда будете сниматься пришлите мне общую фотографию.

Любящий М. Антоний.

9 июня, 1931 г.

Почтовая открытка.

Дорогой Николай Михайлович!

Вчера получил Ваше письмо. Помоги Вам Господь с построением св. храма. Трудное это дело на чужбине, но вера и усердие все сделают.

Ощутительных признаков поправки своего здоровья я не замечаю м. б. потому что серьезно говоря и болен я не был, а согласился поехать в Нишку Баню по настойчивому требованию Патриарха. Хожу конечно очень мало с трудом, а боли нигде не чувствую. Привет всем добрым знаемым.

Преданный душевно Митрополит Антоний.

Август 1931 г.

Дорогой Юрий Павлович!

Поспешите привезти или прислать 1 экземпляр архиер. присяги для Сирохалдейского Еп. Иоанна (пока прот. Моисея) ¹⁷⁸. Ни переписывать, ни перепечатывать не надо – уже поздно, а просто возьмите из готового Дела, вырвите и присылайте мне. Возможно, что в буд. воскресенье удастся совершить хиротонию, главное через неделю.

Об Иер. Иоанне (б. Моисее) Вам разскажет о. Феодосий, если он еще не уехал из Карловцев.

Люб. М. Антоний.

21 нояб. 1931 г.

Мой дорогой Юрий Павлович!

Отвечаю на 2 Ваших декабрьских письма, только не знаю, не забыл ли я некоторых предметов, хотя перечитывал письмо только 15 минут тому назад.

Совершенно верныя Ваши суждения о Блаженнейшем¹⁷⁹, об о. Киприане, об о. Благочинном Вашем я вполне разделяю продолжаю дивиться Вашей наблюдательности.

О. Сагайдаковских¹⁸⁰ я знал двоих – один был юноша семинарист, красивый и высокий, а другой уже солидный батюшка. Конечно Вы пишете о первом. Если понадобится мое письмо Митрополиту Д.(ионисию) о нем или о Жабче ¹⁸¹, то я к Вашим услугам, но о сем должно Вам и им крепко подумать, чтобы не испортить дело непрошенным вмешательством. Правда, возможно и то, что мое унизительное положение развило во мне мнительность, что наверное замечает и сам Патриарх, но осторожность лучше наглости. Касат. мнения о. Кирика ¹⁸² не тревожтесь: его тут слушали развеся уши, а он и впрямь вообразил себя богословом, да и на Афон возвращаться не хочет, впав в мужицкое самообольщение. Бакатов – это Фома Фомич из «Села Степанчикова» – нюхает где бы можно покормиться, хотя малый наблюдательный и видавший виды. Впрочем я предпочитал бы с ним больше не встречаться.

С умилением перечитываю страницы Зызыкина о Патриархе Никоне. Автор не очень талантлив, но подчас как бы против собственной воли возвышается почти до лиризма, увлеченный грандиозной личностью Никона. О если бы Господь защитил его обитель от разорения большевиками!

Простите, надо кончать: я завален с ног до головы письмами к праздникам. Привет Вашим родным.

Третьяго дня был у меня милый наш Петр Сергеевич¹⁸³.

Любящий М. Антоний.

2/15 янв. 1932 г.

Дорогой мой Юрий Павлович!

Нужно ли сообщать Вам с каким вниманием и волнением читал я Ваше письмо из Берестечка ¹⁸⁴, которое получил вчера? С таким же нетерпением буду ждать второго письма от Вас с описанием путешествия в Почаевскую Лавру. Сегодня, в Неделю Православия, там в 1903–4 года ежегодно совершался полный чин, как в кафедральных соборах русской земли. Впрочем я совершал его всегда в Житомире, а в Лавре Преосв. Викарий. Только здесь в Сербии я вполне уразумел, как мила моему сердцу святая Волынь и св. Лавра наша. Вы уже знаете, что она к Берестечку ближе чем Дубно, а при наличии автомобилей совсем недалеко. Кроме того побывайте на Казацких могилах¹⁸⁵ также в Дуб.(енском) монастыре. Посылаю Вам № Церковнаго В. ¹⁸⁶ Если он у Вас уже есть, то передайте его о. Иоанну Никольскому с моим пожеланием, чтобы он никуда из Берестечка не уходил, ибо заменить его некем. Конечно мое послание последнее произведет среди большевиков впечатление взорвавшейся бомбы и мне грозит судьба генерала Кутепова, против чего, т. е. против скорой смерти, я ничего не имею. Жаль мне бедного Преосв. М. Сергия, которого изругали и освистали в церкви Московской, т. е. в храме; он конечно не таков как его аттестовали ругатели, хотя поступки его за последние три года нецелесообразны – он перемудрил. Советую Вам непременно познакомиться и с польским начальством и не спешить показанием своего горячого православия, а постепенно это обнаруживать, если понадобится: они очень уважают аристократическое происхождение, знание французского и хорошия манеры. Передайте мой привет Вашим графиням, т. е. супруге и сестре, и расцелуйте Ваших милых деток. Любящий Вас и призывающий Божие благословение на всю Вашу семью, начиная с папаши Вашего.

Митрополит Антоний.

24 февр. 1932 г.

Р. S. О. Феодосий ¹⁸⁷ горячо Вас приветствует, ценит Вас едва ли не выше всех моих знакомых и друзей. Я все это время сидел в Карловцах, а к следующей субботе собираюсь в Белград.

И есть и будет Христос посреди нас.

Всечестный батюшка Отец Феодосий

Я никогда не одобрял нового стиля, ни держащихся этого стиля; я надеюсь, что, если мы избудем наше церковное лихолетие, то церковь под угрозой отлучения потребует возвращения к старому стилю; однако Вам известно конечно 13-е правило Двукратного Собора, наложившого лишение сана на клириков, отступающих от общения со своим Митрополитом до суда над ним. Вот почему я и огорчился на то, что Ваши последователи не берут антидора в новостильных обителях. Вам тем более следовало быть осторожными, что Вы и иже с вами не имеют единомысленных с вами епископов и т. о. приближаетесь к безпоповцам и по крайней мере вообще раскольникам.

Ревность Ваша похвальна, но едва-ли похвально самочиние и предвосхищение суда над архиереями; наконец, правила воспрещают совместное моление с еретиками и раскольниками, а продолжая последнее, но не принимая антидора, как знак общения, Вы являете нечто новое и соблазнительное.

Искренно уважая Ваши постные подвиги, я желал бы иметь объяснение сих действий, если Вы не сочтете это для себя унизительным, а равно и прощения от Вас за прямое слово свое.

Прошу Ваших святых молитв и призывая на Вас Божие благословение и прося прощения на Св. 40-цу, остаюсь Ваш искренний доброжелатель

Митрополит Антоний.

8/21 марта 1932 г.

При сем была приложена выписка из 13-го правила Двукратного Собора:

«Вселукавый посеяв в Церкви Христовой семена еретических плевел, и видя, яко оне мечем Духа посекаются из корени, вступив на другой путь козней, покушается безумием раскольников разсекати тело Христово: но и сей его навет совершенно воспящая святый Собор определил ныне: аще который пресвитер или диакон, по некоторым обвинениям, зазрев своего Епископа, прежде Соборного изследования и разсмотрения, и совершенного осуждения его, дерзнет отступити от общения с ним, и не будет возносити имя его в священных молитвах на литургиях, по церковному преданию: таковый да подвергнется извержению, и да лишится всякия священническия чести. Ибо поставленный в чине пресвитера, и восхищающий себе суд, Митрополитам предоставленный, и, прежде суда, сам собою осуждати своего отца и Епископа усиливающийся, не достоин ни чести, ниже наименования пресвитера. Последующие же таковому, аще суть некие от священных, такожде да лишены будут своея чести: аще же монахи или миряне, да отлучатся вовсе от Церкви, доколе не отвергнут сообщения с раскольниками, и не обратятся к своему Епископу».

Воистину воскресе Христос!

Радуйтесь! отовсюду слышно, что греки хотят возвращаться на старый стиль и тогда Вашим недоумениям конец. Конечно я с Вашими доводами совершенно не согласен: остается вопрос о том, что признавать свящ. преданием, и признавая его нарушения, скажем у греков, надо ставить другой вопрос, заслуживает ли такое нарушение церк. разобщения или только вразумления. Вы, батюшка, на один шаг от впадения в прелесть; да оградит Вас Матерь Божия от дальнейшого шага. Пишу Вам, как доброжелательный друг, да не погубите своего 40 летняго подвига расколом с Церковью на почве в.(нешне) условного формализма, и притом произвольнаго. – Новый стиль для меня противен не менее Вашего, но еще противнее откол от православия и его иерархии самолюбивых иноков. Однако Бог даст это окончится скоро благополучно победой старого стиля над новым. Я на собор¹⁸⁸ конечно не приглашен. Греки возненавидели меня за не сочувствие их нахальству и даже не упоминают моего имени при переписке о соборных делах, им предстоящих. Я кроме самого неодобрительного отзыва о новом стиле ничего не упоминал и не желаю вступаться в это дело. Прошу Ваших св. молитв и остаюсь Ваш доброжелатель

Митрополит Антоний.

Христос воскресе! Приветствую Вас с праздником светлого Христова Воскресения.

18 Апр. 1932 г.

Визитная карточка.

МИТРОПОЛИТ АНТОНИЙ

вторично приветствует дорогого Николая Михайловича со Св. Праздником и утешается Вашей неоскудевающей ¹⁸⁹ быть преданным Вашей строительной комиссии и что статью о Брюссельском храме можно напечатать в Церк. Вестнике. Привет и Божие благословение Вашему семейству.

Св. Пасха 1932.

Многоуважаемый и дорогой Николай Михайловичь!

Душевно благодарен Вам и милому Володе за сообщение и за портрет. Пусть он крепко держит меч за спасение России и Церкви. Пора русским людям отбросить толстовское непротивление и браться за оружие. Господь да поможет Вам в постройке св. храма. Не задавайтесь величиной его: все равно на большую церковь теперь средств не набрать: была бы хоть малая, да прекрасная на вид. Я сейчас в Белграде, побуду 3 дня. Возвращаюсь в Карловцы.

Преданный сердечно Митрополит Антоний.

14/27 Июня. 1932.

Дорогой Юрий Павлович!

Это письмецо диктую через Володю Родзянко. У нас утрачена книга адресов, т. е. осталась в Карловцах, а я забыл адрес госп. Дагласа ¹⁹⁰, англичанина, которому прошу Вас переслать без промедления мои первыя три статьи, касающиеся дел Иерусалимских. Можете написать Дагласу, что посылаете ему по поручению Митрополита Антония. Как видите, я прочу туда в Патриархи Преосвященного Анастасия по побуждениям, изложенным во второй статье. Прошу Вас убедительно о том, чтобы Вы исполнили мое поручение без всякого промедления.

Мы отсюда собираемся ехать в Карловцы в четверг или пятницу.

Если будет удобно, то доложите о сем будущем отъезде Патриарху. Будьте благополучны и спасайтесь.

Преданный сердечно Митрополит Антоний.

3 октября, 1932 г.

Р. S. Сегодня служил литургию и молебен за Государя Кирилла Владимировича по случаю его рождения, бывшого на днях.

Друже и Владыко!

Ваши письма (направленныя от 12 янв.) вливают покой и энергию в сердце читателя и заставляют приветствовать Вашу неунывающую работу для Церкви Божией. Помогай Вам Бог!

Ваши письма – подобны «Взбранной Воеводе». Я доложу последнее письмо в Синоде. Трудно находить для Вашей энергии иереев, ибо всякий просит прежде всего денежных прогонов, даже подвижник.

Что-то делается в нашем Новгороде? Завтра память угодников, коих мощи в св. Софии. Я все собирался какъ-нибудь побыть там 10 февр., но так и не пришлось в этой жизни. Не удалось мне и 3 Авг. побыть в Антонове ¹⁹¹ хотя на обнесении св. мощей его бывал однажды. Были слухи об извержении всех открытых мощей Новгородских угодников из их рак, но слух этот не проверен. А мне минет 70 лет в Марте, если доживу до 17 Марта.

Проясняются уже в памяти некоторыя картины ранняго детства. Так только один раз в 1872 году были мы с братом в Духовом Новгородском м-ре и пили чай у одной монашки. Эпизод этот вскоре исчез из моей памяти, а теперь опять возстановился. В Сковородском м-ре были мы дважды и так он мне полюбился, особенно потому, что тогда все здания его были в один этаж и мне думалось как бы хорошо туда навсегда поселиться. В Малом Кириллове я был тоже дважды и мечтал о том что раку великого Кирилла хорошо бы опять отправить в Александрию, которая теперь свободна.

Впрочем пора мне, и давно пора думать о помещении во гробе. А Вы процветайте во славу Божию и не забывайте в молитвах преданного сердечно собрата Антония.

10 февр. 1933 г.

Отрывок из письма.

Дорогой мой батюшка отец Амвросий!

Поздравляю Вас с принятием великого Ангельского образа; дай Бог Вам его во спасение души и во здравие телу.

Сему здравию да помогут молитвы братии, которые так Вас любят, и молодые и старые. А я хотя и здоровее Вас, но далеко не столько, чтобы выезжать по железной дороге, и даже по сельской...

Не знаю, кто из нас двух переживет другого...

Во время болезни верующие люди яснее ощущают свою близость друг к другу, а особенно, если их соединяет между собою не только личная привязанность, но и общая надежда на помилование в час исходный.

Вот и я со времени своей болезни часто стал думать о близких сердцу моему братиях, живых и отшедших и молиться об общем спасении.

Да помилует нас всех Господь и Вас вместе с братией молодыми и старыми, и да сподобит нас воспевать его Божественную славу и тут и там... Чем смиреннее мы себя чувствуем, как грешники, тем ближе к нам Божественное прощение и тем светлее должна быть надежда на вечное спасение...

1933 г.

Ваше Высокопреосвященство, дорогой Владыка!

В № 6-м журнала «Православие» я прочитал послание Ваше к моему и всей Русской Зарубежной Церкви благодетелю, Святейшему Патриарху Варнаве.

Уже давно я слышал о получении Его Святейшеством этого послания, но так как он не находил нужным сообщать мне его содержание, я тоже пребывал в молчании. Не будучи и до сих пор оффициально ознакомлен с ним, не вижу надобности оффициально на него и реагировать. Но т. к. теперь Вы, не дожидаясь того, как поступит Его Святейшество, опубликовали свое послание в печати, я оказываюсь вынужденным ответить на него хотя бы частным письмом к Вам, как к бывшему своему ученику и другу, дабы молчание мое не было истолковано Вами, как признание с моей стороны неопровержимости Ваших искусственных положений и согласие на выражение лойяльности богоборцам, гонителям и хулителям Св. Христовой Церкви или напротив, как выражение полного презрения к Вам, как к богоотступнику.

Вы укоряете заграничную иерархию за то, что она покинула пределы России, и говорите, что к ней не применима аналогия с переселением Кипрского Архиепископа Иоанна в Геллеспонтскую область ¹⁹⁴.

На укорах Ваших не буду долго останавливаться: укажите, когда Церковь осудила Афанасия Великого и других Святителей, вынужденных покинуть пределы своей Церкви от гонителей; укажите, когда осуждены Патриархи Иерусалимские и другие, спасавшиеся в Царьграде от агарян и там долго пребывавшие, – тогда Ваш укор будет не голословным. Не от Вас и не нам выслушивать увещание к мученичеству, которого не миновать бы нам, оставшись на Юге России; мы готовы выслушивать и его и многия подобныя укоризны, если заслуживаем их, от тех, кто и ныне являет пример исповедничества, а не продал, как Вы, чистоту веры за чечевичную похлебку мнимой свободы, на самом же деле тягчайшого и позорнейшого рабства. Впрочем нам, беженцам, более, чем укоризны подходит ублажение Христом Спасителем: «блаженни изгнани правды ради, яко тех есть Царство Небесное».

Вы, очевидно, настолько впали в пленение к гонителям Церкви, что забыли о существовании белых армий, занимавших большия территории, в пределах которых мы все находились, организовав временное церковное управление и благословляя оружие, поднятое для освобождения Родины от мучителей. По грехам нашим сие не удалось и, отступая пядь за пядью, мы вынуждены были покинуть пределы Юга России с весьма значительною частью паствы. Если бы Вы видели ту флотилию, которая приплыла к Царьграду, то убедились бы в том, что это был воистину исход, подобный некогда бывшему из Кипра. Из Крыма спасались все, кто мог, как некогда, ведь, и из Кипра, разумеется, не все население уехало, а лишь более или менее значительная часть его. Там был во главе Архиепископ, – здесь было все Высшее Церковное Управление Юга России. Вселенский Патриарх оказал нам такую же братскую помощь, как некогда его предшественник Архиепископу Иоанну. И с его согласия наше Церковное Управление, находясь в Константинополе, духовно окормляло изгнанников; но так как паства наша была уже не на Юге России, а заграницей, то и переименовалось в Высшее Церковное Управление заграницей. Из Константинополя с согласия Священного Собора Сербской Церкви, это Управление переселилось в Сремские Карловцы. Без всякого принуждения, само собой, вокруг этого Церковного Управления, получившого приют и покровительство Сербской Церкви, объединились все заграничные иерархи.

От Всероссийской церковной власти мы были оторваны и, применительно к постановлению от 7/20 ноября 1920 г. ¹⁹⁵ продолжали временно существовать самостоятельно. В 1922 году, под несомненным давлением большевиков, Патриарх Тихон прислал нам указ об упразднении Высшого Церковного Управления за наши противокоммунистическия выступления. Постановление это, как противоречащее определению Всероссийского Церковного Собора от 2/15 августа 1918 года ¹⁹⁶, было незаконным, но мы все же подчинились. Высшее Церковное Управление, в которое кроме архиереев, входили клирики и миряне, мы упразднили, а чтобы паства наша не осталась без окормления, образовали Синод и Архиерейский Собор, на началах постановления от 7/20 ноября. Тогда налицо были все условия, при которых этим постановлением предписывается объединение епархий и образование Временного высшого церковного правительства. Не изменились эти условия и теперь, хотя Вам и дано право некоторых сношений с «лойяльной» эмиграцией. Но уже то, что столько лет невозможно избрать Патриарха, что митрополиты Петр и Кирилл и многие Архипастыри в ссылках и заточениях, что Вы вопреки всем канонам единолично назначили Синод и единолично налагаете прещения на иерархов, даже старейших, – разве не свидетельствует о том, что Церковь лишена свободы. Может ли архиерей эмигрант приехать с докладом к Местоблюстителю Патриаршого Престола или даже к Вам? Уже по этому мы не могли подчиняться Вам даже, если бы не заслужил осуждения Ваш союз с антихристовою властью и не был незаконным назначенный Вами Синод. Вы не в праве отменить в отношении нас действие постановления от 7/20 ноября 1920 года, ибо оно вынесено Святейшим Патриархом, Священным Синодом и Высшим Церковным Советом – учреждениями несомненными по своей законности и постоянными, а не временными. Пусть коммунисты выпустят всех архиереев, пусть дадут полную и действительную свободу Церкви, пусть создадут условия, при которых сношения были бы нормальными, чтобы поездка в Россию каждого из нас не была связана с угрозой верной мучительной смерти в застенках Г.П.У. и мы могли принять участие в Соборе, тогда, может быть минует надобность во временном самостоятельном существовании Заграничной Церкви и мы отдали бы все свои деяния за истекшие годы на суд свободного Всероссийского Собора. Вы же и Ваш Синод не вправе судить нас, хотя бы уже потому, что для суда над Собором областным, надо Собор бóльший, т. е. в данном случае Всероссийский, да и сами Вы подлежите суду за свое самоуправство и союз с безбожниками.

Мне странно было читать в Вашем послании, в качестве «каноническаго» возражения против законности нашего положения ссылку на то, что мы не смогли удержать в единении с собой митрополита Евлогия. Вы сами пишете: «Эмигранты, группирующиеся в церковном отношении около митрополита Евлогия, не хотели больше подчиняться Карловацкому Управлению. Как люди мало церковные и мало сознающие значение церковных принципов (подчеркнуто мною М. А.) они с легким сердцем пошли на раскол сначала с Карловцами. Чтобы спасти свое церковное положение, митрополит Евлогий попытался возстановить свою непосредственную зависимость от нашей Патриархии. Но для политиков и эта зависимость оказалась стеснительной, и они со столь же легким сердцем пошли на раскол и с Патриархией».

Митрополит Евлогий отпадал и от нас и от Вас. От нас по приведенным Вами основаниям, – от Вас потому, что взял на себя невыполнимыя заграницей обязательства. Но если Вы единение с ним считаете показателем прочности «канонической системы», хотя после данной Вами характеристики его группе это было бы нелепо, то пример этот с одинаковостью может свидетельствовать о том, что Ваша собственная «система канонически оставалась зданием на песке». Неужели Вам нужно объяснять, что такие расколы происходят только от маловерия или даже полного неверия в Церковь, а совсем не от «непрочности» канонической системы. Ведь ни у кого из нас нет принудительной силы, чтобы заставить непокорных подчиняться. Было ли сомнение в каноничности Патриарха Тихона? – А сколько отпадало от него и Вы сами одно время были в числе раскольников. Теперь от Вас меньше отколов, ибо на всех непокорных Вам Вы поставили клеймо контръ-революционеров и ГПУ расправляется с ними по тюрьмам и в Сибирской ссылке. У нас же заграницей, при полной свободе, можно удержать в единении с Церковию лишь того, кто имеет совесть и кто верен своей архиерейской присяге. Нет, Владыко, не внешними успехами и не числом приверженцев измеряется каноническая правда.

Что касается Вас, то с нами разделяет Вас то, что Вы в желании обезпечить безопасное существование церковному центру, постарались соединить свет с тьмой. Вы впали в искушение, сущность которого раскрыта в св. Евангелии. Некогда дух зла пытался и Самого Сына Божия увлечь картиной внешняго легкого успеха, поставив условием поклонение ему, сыну погибели. Вы не взяли пример со Христа, св. мучеников и исповедников, отвергших такой компромисс, а поклонились исконному врагу нашего спасения, когда, ради призрачного успеха, ради сохранения внешней организации, заявили, что радости безбожной власти – Ваши радости и что враги ея – Ваши враги. Вы даже постарались развенчать мучеников и исповедников последних (в том числе и себя, ибо мне известно, что одно время и Вы являли твердость и были в заключении), утверждая, будто бы они терпят темничное заключение, изгнание и пытки не за имя Христово, а как контръ-революционеры. Вы этим возвели на них хулу. Вы унизили их подвиг, расхолодили тех, кто может быть приобщился бы к лику мучеников за веру. Вы отлучили себя от цвета и украшения Русской Церкви. В этом ни я ни мои заграничные собратья никогда не последуем за Вами. Еще в 1927 году, видя, что Вы впали не только телом, но и душою в плен к безбожникам, наш Собор постановил:

1) Заграничная часть Всероссийской Церкви должна прекратить административныя сношения с Московской церковной властью в виду порабощения ея безбожной советской властью, лишающей ее свободы в своих волеизъявлениях и канонического управления Церковию.

2) Чтобы освободить нашу иерархию от ответственности за непризнание советской власти заграничной частью нашей Церкви, впредь до возстановления нормальных сношений с Россией и до освобождения нашей Церкви от гонений безбожной советской власти, Заграничная часть нашей Церкви должна управляться сама, согласно священным канонам, определением Священного Собора Всероссийской Поместной Православной Церкви 1917–1918 г.г. и постановлением Свят. Патриарха Тихона, Священного Синода и Высшого Совета от 7/20 ноября 1920 г., при помощи Архиерейского Синода и Собора Епископов, под председательством Киевского митрополита Антония.

3) Заграничная часть Русской Церкви почитает себя неразрывною, духовно-единою ветвью Великой Русской Церкви. Она не отделяет себя от своей Матери Церкви и не считает себя автокефальною. Она по прежнему считает своею главою Патриаршого Местоблюстителя Митрополита Петра и возносит его имя за богослужениями.

4) Если последует постановление митрополита Сергия и его Синода об исключении заграничных епископов и клириков, не пожелающих дать подписку о верности Советскому правительству, из состава Московского Патриархата, то такое постановление будет неканоническим.

5) Решительно отвергнуть предложение митрополита Сергия и его Синода дать подписку о верности советскому правительству, как неканоническое и весьма вредное для Святой Церкви как в России, так и заграницей (Окр. послание от 27 авг. / 9 сент. 1927 г.).

Мы, свободные епископы Русской Церкви, не хотим перемирия с сатаной. Хотя Вы и стараетесь затуманить вопрос, называя наше враждебное отношение к большевикам только политикой, между тем, как мы веруем, что борьба с ними «брань не против крови и плоти, но против начальств, против властителей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной» (Еф. 6, 12).

Мы не имеем никакого общения с заключенными в России православными архипастырями, пастырями и мирянами кроме того, что молимся о них, но знаем, что они страдают именно за веру, хотя гонители и обвиняют их в чуждых им государственных преступлениях, как любили делать это враги христиан и в древнейшия времена. Но и древние мученики и их собратья хорошо знали, что когда их жгли якобы за поджог Рима, то на самом деле это «мироправитель века сего» гнал их за то, что они остаются верны Спасителю. Ничто так не возвещает и не укрепляет Церковь, как мученичество, хотя бы она таким образом лишилась и своего Предстоятеля. Для Вас крестный путь представляется теперь безумием подобно тому, как и современным Апостолам эллинам (1Кор. 1, 23). Все силы свои направляете Вы к тому, чтобы жить в мире с хулителями Христовыми, гонителями Церкви Его и Вы даже помогаете им, добиваясь от нас изъявления лойяльности и ставя клеймо контръ-революционеров на тех, кто ничем не провинился пред советской властью кроме твердости в вере.

Умоляю Вас, как б. ученика и друга своего: освободитесь от этого соблазна, отрекитесь во всеуслышание от всей той лжи, которую вложили в Ваши уста Тучков и др. враги Церкви, не остановитесь перед вероятными мучениями. Если сподобитесь мученического венца, то Церковь земная и Церковь небесная сольются в прославлении Вашего мужества и укрепившого Вас Господа, а если останетесь на том пространном пути, ведущем в погибель (Мф. 7, 13), на котором стоите ныне, то он безславно приведет Вас на дно адово и Церковь до конца своего земного существования не забудет Вашего предательства.

Об этом я мыслю всегда, когда взираю на подаренную мне Вами 20 лет тому назад панагию Владимирской Божией Матери с выгравированной надписью: «Дорогому учителю и другу». Дальнейшия слова этой надписи отмечены Вами так: «Дадите нам от елеа вашего, яко светильницы наши угасают» (Мф. 25, 2).

Вот мы предлагаем Вам спасительный елей веры и верности Св. Церкви, не отвергайте же его, а возсоединитесь с нею, как в 1922 году, когда Вы торжественно заявили Патриарху Тихону свое раскаяние в бывшем колебании Вашей верности. Не отвергайте же дружеского призыва сердечно любившого Вас и продолжающого любить

Митрополит Антоний.

6 Мая 1933 года.

Ответа на это письмо не последовало.

Милый и дорогой Николай Михайлович!

Не нахожу слов достойно поблагодарить Вас за Ваше великодушие, а и Ваших и прочих прихожан Бельгии за радушную готовность зачислить меня в пенсионеры.

Такая открытость души, такая открытость душевная в наше лукавое время безпримерны. Пока нет еще необходимости касаться Вашего кармана, но не скрою, что время стало переменчиво и положиться ни на что теперь невозможно, начиная с погоды. Бог Сам да вознаградит Вас и ваших друзей за человеколюбивую готовность принять меня на свое попечение. Я всегда бываю окружен и друзьями и врагами, в которые превращаются нередко и друзья. Ваше письмо доказательство Вашего постоянства в дружбе.

Вероятно жить на земле мне осталось не долго и я рад был бы «разрешитися и со Христом быти», если Он меня удостоит Своего сопребывания, презрев мои грехи. Однако я хотя ослабел ногами, но кое как ежемесячно или по дважды в месяц совершаю литургию и периодически говорю все-таки поучения. – Об общественных собраниях и условиях епархиальной жизни не знаю, да и не интересуюсь: пред временами вечности все это мелочи. Всю же семью Вашу и друзей Ваших да благословит Господь и да наградит за Вашу благожелательность!

Ваш неизменный доброжелатель и богомолец

Митрополит Антоний.

Сегодня исполняется 48 лет со дня моего пострижения в монашество.

Мая 18, 1933.

Дорогой Батюшка Отец А. Виталий!

У нас теперь αβουλία ¹⁹⁸: Патриарх уехал по епархии и никакия донесения к нему не доходят. В Сербии это обычное положение. Боюсь, что о. Савва ¹⁹⁹ перебежит к евлогианам. Для него видимо не существует 9-го члена Символа Веры, как и для самого Евлогия. Итак ничего не разрешайте его помощникам сверх прежняго. – Также от начальника Кр.(ымскаго) Корпуса нам ничего не дождаться: он на все ходатайства наши отвечает отказом. Разве что о. Феодоров добрее его окажется. Прошу св. молитв Ваших.

Любящий М. Антоний.

Р. S. Я все живу опять в Карловцах, а недавно сидел в Белграде 3 недели, пока не истощились средства.

28 Июля 1933 г.

(Писано рукой архимандрита Феодосия под диктовку Митрополита Антония).

Многоуважаемый и дорогой Юрий Павлович!

Сегодня я был обрадован получением Вашего письма, – первого, но надеюсь не последняго, а со своей стороны заготовил для Великого Князя Вл. Кирилловича Образ Знамения Б. М. в серебр. ризе и написал К. Д. Кафафову, что прошу его указания о способе отправки этой иконы.

Конечно, если бы были у нас средства, то икону я бы отвез сам или поручил бы это дело Вам, либо о. Феодосию, либо Вам обоим, но пока сижу и жду ответ от Кафафова. День совершеннолетия Е. В. будет 17 сего августа ст. ст., а у нас будет праздноваться 3 сент. н. с.

Понимаю, что Вы не успели черкнуть нам о своих детках, которыми я, как знаете, так интересуюсь, особенно Алешей...

Если Вы имеете усердие приехать и затрудняетесь только краткосрочностью своего отпуска, то последний можно продолжить.

Мы ожидаем приезда (не на долго) Еп. Нестора ²⁰⁰.

Другая наша новость – кончина Преосвященного Михаила, Еп. Шабацкого, который скончался во Врнячкой Бане.

Я был очень обрадован последним письмом Блаж. Дионисия, заявившим, что он найдет средства для отпечатания рукописи Зызыкина о П. Никоне. Теперь могу спокойно умереть; впрочем здоровье мое все то же, даже может быть немножко лучше. А вот о. Феодосий, служа в воскресенье литургию, за несколько минут до малого входа вдруг упал в обморок в алтаре. Впрочем, понюхав нашатырного спирта, опять встал и спокойно начал литургию, перепугав конечно до ужаса молившихся в церкви дам. К счастью бабушка так и не заподозрела в чем дело и была сравнительно спокойна. Получил я пять экземпляров Ц. Жизни. Очень содержательно и интересно, да и не так уж много вышло как ожидали, – около 30 страниц.

На именинах меня посетил Святейший Патр. и Митр. Иосиф и множество русских.

Благодарю Вас за Ваше усердие и остроумие в работе. Прошу передать мое почтение Вашему родителю, Вашей супруге и сестре и поцелуйте Ваших деток от меня и о. Феодосия.

Призываю на всех Вас Божие благословение и остаюсь любящий Митрополит Антоний.

9/22 августа, 1933 г.

Р. S. Пишете, что увидитесь скоро с Влад. Саввой. Передайте ему мое братское целование, а от о. Феодосия низкий поклон.

Приписка архим. Феодосия.

Дорогой Юрий Павлович! Простите, что не написал как обещал, но слава Богу все по хорошему, а поэтому и не писал. Святейший приходил после именин Владыки и долго сидел за чаем и по прежнему очень ласково беседовал и дал 1000 динар, которые больше, чем кстати. Жаль, что Вы не были у нас в церкви во время моего падения, много потеряли, такой картины не скоро увидите. Путешествие по монастырям было самое приятное и интересное. Обошли 6 мон. за 6 дней. Ходило нас 7 человек. Немножко безпокоюсь насчет поздравления Наследника, но какъ-нибудь устроим. Сердечно кланяюсь Вам и всем всем.

Любящий Архим. Феодосий.

Друже и Владыко!

Желал бы я писать Вам только приятныя вещи, но не могу не оговорить Вашего неосторожного поступка в виде окружного послания ко всем архиереям, раскольникам и еретикам, каковое разсылать без согласия Архиерейского Синода не прилично даже и Председателю онаго. Это значило бы не распутывать узел, а еще крепче завязывать его, на подобие древняго Гордиева узла. Конечно Вы не имели никакого недружелюбного настроения при этом, и я со своей стороны никакой личной обиды на Вас не могу чувствовать, но при современной запутанности отношений следует наблюдать дипломатическую осторожность и я братски прошу Вас на будущее время с окружными посланиями к архиереям не обращаться; а лучше напишите при случае мне, когда понадобится, прилагая проэкт обращения.

Еще черкните мне насколько Вы остались довольны разговором с Преосв. Дамаскином²⁰¹; от этого, по моему мнению, зависит насколько долго Вы там задержитесь. А, по моему мнению, Вам бы ликвидировать свои отношения с Карпатской Русью, кроме самых интимных, и покрепче связать себя с Америкой.

Конечно, таких задушевных отношений как Вы себе создали на Карпатах, в других местах установить будет совершенно невозможно, но с другой стороны, быть вечным пастырем именно в Карпатской Руси физически невозможно, хотя если бы эти карпатороссы были поумнее и поглубже, они должны бы выхлопотать Вас обратно к себе через голову Преосв. Дамаскина, и тогда можно бы создать там такой центр, который бы освящал и согревал вокруг себя людей Божиих на очень долгое время. К сожалению, такия дела вне нашей досягаемости.

А мне бы все-таки интересно узнать какие Ваши виды, касательно Карпатской Руси.

Если бы люди не были эгоистами, то они должны были бы опять устроить Вас там, окружив Вас паствой карпато-россов, но вероятно об этом и не подумают наши шовинисты.

Все же выберите часик, чтобы сообщить мне хотя бы в кратком письме, как Вы рисуете в своей голове ближайшее будущее в наших церковных делах в Америке: там затеялась попытка нового объединения, но я опасаюсь, что новый Владыка Леонтий ²⁰² станет против наших дел колючей бороной. При большей простоте отношений можно было бы хлопотать о вторичном водворении там Почаевских произрастаний, но т. к. едва-ли во всей Церкви найдется хоть один деятель, который бы относился к этому всему делу не по казенному, а по сердцу, то повидимому придется рукой махнуть на все мечтания о православно-русской культуре за границей.

Впрочем, дай Бог, чтобы здесь в этом смысле образовалось исключение из почти всеобщого шовинизма в юго-западной России.

Евлогианский вопрос на точке замерзания и приходится с каждым днем убеждаться в том насколько неосуществимы были наши радужныя надежды на создание нового уклада жизни церковной в прозаической современности и насколько неизлечимы те засохшия уже формы церковной жизни, которыя вытесняют из нея казенщину, а из дружеского миссионерского братства священно-проповедников стараются сделать обычный кутейнический водоворот по пословице: «где собор, там и содом».

Отчасти Вы, Святитель Виталий, уже сделали возможным невозможное и в деревянныя формы международной церковной жизни начали вливать «новое вино»; но хватит ли его хотя бы на время продолжения Вашей жизни, это вопрос, который в благоприятную сторону может разрешиться только в том случае, если на Ваше дело снизойдет сверхестественное благословение Божие.

Правда и это не невозможно, но в частности моя энергия в этом смысле уже истощилась мне кажется, что от меня для церковной жизни осталась только скорлупа, которая стремится к погребению.

Впрочем, на Ваши молитвы об оживлении церковной жизни я продолжаю надеяться. Прошу и Ваших о том св. молитв и остаюсь неизменно любящий

Митрополит Антоний.

14/27 Июня 1934 г.

Писано под диктовку рукой гр. Ю. П. Граббе в Ср. Карловцах.

Всечестный и Достолюбезный Батюшка О. Феодосий!

Время нашего делания приходит к общечеловеческому концу. Пора, давно пора готовиться нам к смерти. Слава Богу, что Вы сознательно, т. е. по мере разумения находитесь в послушании Св. Церкви и единомысленных с Нею. Я уверен, что Бог Вас не оставит.

О себе прошу Ваших св. молитв.

Проводя жизнь до старости среди молитв и старцев, Вы уготовали себе верный путь ко спасению. Пути наши сошлись у самых врат небесной двери.

Преданный всей душей Ваш старый друг М. Антоний.

1934, 18 ноября. Срем. Карловцы.

†

Земно кланяюсь достоуважаемому Авве Феодосию прося святых молитв о недостойнейшем имени чернеца почитающем Вас Архимандрите Феодосии.

Все письмо писано рукой архим. Феодосия.

Всечестный Батюшка отец Феодосий!

Сохраняю к вам прежнюю любовь и уважение, я прошу прощения, что я не осторожно написал Вам некоторыя строки, из которых можно заключить будто я желаю отвернуться от нашей с Вами давнишней дружбы.

Но я уверяю Вас, что уважаю Вас и люблю по прежнему, хорошо зная Ваши усердие к спасению души и непоколебимость в истинной вере.

В ответ на Ваш вопрос об о. Леониде, которого бес попутал, то пусть приносит в своем грехе покаяние Господу Богу, когда приступает к молитве. Прочитайте ему чин разрешаемым от клятвы.

А разрешительную молитву я прочитаю заочно.

Вот измена веры это более серьезный грех, но и он да будет прощен потому, что согрешивший конечно не знал наших правил о грехах и епитимиях.

Теперь мы уже оба старики и нуждаемся в покаянии за всю нашу жизнь, о том же напишите Вашему клиенту.

Призываю благословение Божие на Вашу нелегкую жизнь. А рабу Божию Леониду да подаст Господь утешение и прощение. Прошу Ваших св. молитв и остаюсь Ваш неизменный доброжелатель

Митрополит Антоний.

11 окт. 1934 г. Ср. Карловцы.

Все письмо, кроме подписи, писано рукой о. Феодосия.

Всечестный и достопочтенный Батюшка отец Феодосий!

Вполне разделяю Ваше пожелание и молитвенныя воздыхания о нашем общем спасении, которому Вы служите, конечно гораздо прямее и благоуспешнее чем мы грешные, связанные житейской суетой и оправдывающие себя только послушанием Св. Церкви, да пожалуй сознанием того, что не по своей воле получал повышения по иерархической службе. Хотя и не раз уклонялся от таковых.

Вероятно правее меня в этом отношении, как и во всем прочем был преп. Арсений, которого ничто не могло удержать на поприще общественном, хотя и старались о том многие.

Во всяком случае прошу помолиться обо мне словами псалма: «не уклони сердце мое в словеса лукавствия, непщевати вины о гресех».

Благодарение Богу, что Он напоминает мне о грехах моих, повергнув меня на одр болезни, правда пока не значительной, но первой по времени и обещающей еще более продолжительное повторение того же.

На днях я встал из постели, в которой провел 10 дней. Вспоминаю письма святогорца, предлагавшого, заменить обычный вопрос дружеской переписки: Как Ваше здоровье? другим вопросом: не посещает ли Господь нас болезнями, за которыя мы должны благодарить Бога.

Все таки в надежде на такое доброе влияние на нас всяческих Божиих испытаний, желаю Вам от Господа терпения как и всякому доброму монаху, а равно и благодарение за все посылаемое Богом.

Прошу св. молитв Ваших преданный сердечно

Митрополит Антоний.

29 дек. 1934 г. Срем. Карловцы.

Последнее письмо митрополита к о. Феодосию, писанное рукою его келейника о. Феодосия.

Ваше Высокопреосвященство, Милостивейший Архипастырь

Во исполнение Соборного определения, при сем препровождаю Вам копию доклада выделенной Собором Комиссии для обсуждения учения протоиерея Сергия Булгакова о Св. Софии, а также постановления, вынесенного Собором по заслушании вышеозначенного доклада.

Не первый раз учение протоиерея С. Булгакова привлекает наше вниманаие. Вашему Высокопреосвященству известно опубликованное в 1927 году послание Архиерейского Синода Русской Православной Церкви заграницей, указывающее на некоторыя отклонения от Православия в его сочинениях. Упомянутое послание не разбирало учение прот. Булгакова во всех подробностях, а лишь указывало на неправославное и вредное направление его. Протоиерей Булгаков не только не постарался освободить свое богословствование от мыслей, вызвавших эти оправданныя нарекания, но наоборот опубликовал ряд новых сочинений, в которых еще подробнее излагает свои взгляды. Эти взгляды подвергнуты разбору в недавно вышедшем сочинении преосвященного архиепископа Серафима, врученном Вам в бытность Вашу в Сремских Карловцах. Ранее того, учение прот. Булгакова подвергалось весьма основательной критике преосвященного Иоанна (Максимовича), епископа Шанхайского, в книжке, которую Вам посылаю при сем.

Но помимо этих и других печатных выступлений, учение прот. Булгакова вызывало и вызывает немало толков в церковном обществе. Самое положение его, как возглавителя единственной русской богословской школы в Западной Европе, придает книжкам прот. Булгакова такое значение среди читателей русской богословской литературы за рубежом, что то или иное суждение иерархии о его учении стало настоятельно необходимым. Приступая вновь к такому суждению уже не в Синоде, а в Соборе, мы нашли излишним всякое запрашивание объяснений автора, как потому, что его учение достаточно полно всем известно из его печатных трудов. Пусть прот. Булгаков, ссылаясь на некоторыя другия свои формулировки, утверждает, что не отступает от общепринятого учения Православной Церкви, пусть в своих лекциях, как Вы говорили нам здесь, прот. Булгаков не проповедует этого учения, но излагает православную веру так, как она принята нами от свв. Отцов, – это нисколько не меняет сущности дела, ибо противоречие между православным учением и мыслями, содержащимися в его печатных трудах, настолько глубоко, что до отречения его от своей ереси православныя по содержанию лекции его студентам, не ослабляя вреда от его печатных трудов, не могли бы быть вполне убедительными для слушателей, неизбежно вызывая у них недоумение.

Труды прот. Булгакова распространяются широко, насколько это возможно для русских богословских сочинений за границей, они представляют собой соблазн для изучающей богословие молодежи, и дальнейшее молчание церковной власти создало бы впечатление, что оригинальность мыслей прот. Булгакова не выходит из пределов, в которых для православного богослова допустимы новыя мысли и толкования. В известных пределах такая свобода есть, но всякий автор, дорожащий своим единомыслием со св. Церковию, должен заботиться о том, чтобы не преступать эти пределы. Всякая новая в богословской науке мысль, всякое толкование должно исходить из учения, веками исповедуемого Св. Церковью через св. Отцов и Учителей. Их творениями должен проверяться и подкрепляться каждый наш теологумен, и если в защите последняго приходится, как это сделал прот. Булгаков, вступать в спор со Вселенскими Соборами и св. Отцами то из этого самого явствует, что учение это является неправославным новшеством, могущим посеять только соблазн и разделение.

Не сомневаюсь в том, что Вы вполне согласитесь, как с нашим Соборным определением, так и с высказанными мною в настоящем письме мыслями, прошу Вас о последующем меня уведомить.

Вашего Высокопреосвященства преданный собрат

Митрополит Антоний.

1935 г.

Никакого ответного уведомления от митрополита Евлогия не последовало.

Ваше Преосвященство Милостивый Архипастырь

Мне было весьма отрадно читать в Вашем письме от 21 апреля о том благоволении, которое стяжал у Вас иеросхимонах Кассиан²⁰³ и я очень сожалею, что не могу сразу исполнить пожелание Вашего Преосвященства о предоставлении ему канонического отпуска: Дело в том, что он не состоит в моем непосредственном ведении, а входит в состав клира Преосвященного Архиепископа Виталия, которому я одновременно с сим пересылаю Ваше письмо.

Вашего Преосвященства преданный собрат

Митрополит Антоний.

(п. п.)

16/29 Апреля 1936 г.

Ваше Святейшество

В виду отсутствия Митрополита Анастасия и Архиепископа Феофана ²⁰⁵, в ближайшее время не может состояться заседание нашего Синода, а потому я пока докладываю Вашему Святейшеству только свое личное мнение по вопросу содержащемуся в письме Вашего Святейшества за № 2106 (Зап. 542 от 27/14 апреля с. г.).

Определениями Русского Высшого Церковного Управления от 22 ноября / 5 декабря 1922 года архимандриту, ныне Архиепископу, Виталию было ассигновано 15.000 динар на организацию русской церковной типографии. Вскоре после того архимандрит Виталий уехал в Прикарпатскую Русь и с помощью этой субсидии организовал типографию во Владимировой. Позднее он получил часть шрифта из б. типографии Почевской-Успенской Лавры и согласие последней на наименование новой типографии Типографией преп. Иова Почаевского, как имеющей преемство от бывшей Лаврской типографии.

По мере развития дела он приобретал для типографии имущество движимое и недвижимое. При типографии образовалось Братство, которое с устройством Мукачевско-Пряшевской епархии вошло в юрисдикцию последней и Русский Архиерейский Синод никогда не касался руководства Братством в отношении его церковно-просветительной жизни, ограничиваясь благословением печатания изданий богослужебных книг для русского разсеяния. В вопрос об имуществе типографии, т. е. машинах, постройках и занимаемом ими участке, Архиерейский Синод по существу тоже не входил и в свое владение не принимал. Их повидимому пока надо разсматривать как личное имущество Архиепископа Виталия, ибо все создано его трудом и приобреталось им, насколько мне известно на свое имя, что вызывалось теми условиями, в которых он начинал свое дело.

Мне ничего неизвестно об открытии Архиепископом Виталием во Владимировой монастыря. Об этом более точныя данныя вероятно имеются у Преосвященного Епископа Дамаскина. Во всяком случае я полагаю, что формально нельзя признавать монастырем братство, хотя бы и руководствующееся, с ведома епархиальной власти, монашеским уставом жизни, если оно не утверждено церковной властью именно как монастырь.

Таким образом повидимому Архиепископ Виталий не переписывал на свое имя монастырское т. е. церковное имущество, как это значится в письме Вашего Святейшества, а лишь создал типографию с довольно значительным движимым и недвижимым имуществом, которое с самого начала было записано на его имя. Весьма существенным мне представляется, что ко времени правильной организации Мукачевско-Пряшевской епархии Типографское Братство преп. Иова уже существовало и имущество его было уже тогда записано на имя Преосвященного Виталия. Из этих предпосылок, как мне представляется, и надо исходить при суждении о существе его действий. При этом позвольте, Ваше Святейшество, высказать свой личный взгляд на Архиепископа Виталия, как на церковного работника. Он мне известен еще с Волыни как самоотверженный подвижник, отдающий на блого Церкви буквально все свои силы. Как такового я всегда его любил и высоко ценил, хотя его кипучая энергия в просветительной миссионерской работе иногда в России выходила из обычных церковно-административных рамок. Но и плоды его работы были исключительными, а потому и я и мой преемник по Волынской кафедре разрешал ему то, чего нельзя было бы позволить никому другому, каковым отношением он никогда не пользовался во зло. Я потому думаю, что и Сербская Православная Церковь может относиться к начинаниям Преосвященного Виталия с полным доверием будучи уверенной, что Братство им устроенное и далее будет вполне лойяльно к ней, как впрочем, и все русския церковныя учреждения, имеющия приют на территории подлежащей юрисдикции Сербской Православной Церкви или ныне входящия в состав ея. Я позволю себе надеяться, что отеческая любовь Вашего Святейшества и братское отношение Преосвященного Епископа Дамаскина приведут к полному и справедливому урегулированию всех вопросов возникающих с существованием типографского братства преп. Иова во Владимировой.

Независимо от высказанного выше своего личного мнения, письмо Вашего Святейшества от 27/14 апреля за № 2106 будет мною доложено Архиерейскому Синоду.

Вашего Святейшества нижайший послушник

Митрополит Антоний.

12/25 Мая 1936 г.

Покорнейшая просьба ко всем, хранящим у себя письма Блаженнейшего Митрополита Антония, сообщить о них настоятелю Св.-Троицкого монастыря. Они могут послужить дополнениемь при переиздании этой книги.

Издательство Св.-Троицкого монастыря.