Художник Валерий Апин. Путь к свету
Валерий Арвидович Апин

Вале­рий Арви­до­вич Апин — сара­тов­ский худож­ник, гра­фик и живо­пи­сец, член Сою­за худож­ни­ков Рос­сии с 1985 года, пре­по­да­ва­тель Сара­тов­ско­го худо­же­ствен­но­го учи­ли­ща им. А.П. Бого­лю­бо­ва с 1993 по 2017 год, участ­ник мно­го­чис­лен­ных выставок. 

— Вале­рий, что в Вашей жиз­ни появи­лось рань­ше — вера или творчество?

— Жела­ние «тво­рить» воз­ник­ло, как у всех детей, в мла­ден­че­стве. Нача­лись «каля­ки-маля­ки» на сте­нах: обои тогда были из про­стой шер­ша­вой бума­ги, мами­ны крас­ная губ­ная пома­да и чер­ный каран­даш для бро­вей очень под­хо­ди­ли для рисования.

В учи­те­лях с дет­ства недо­стат­ка не было. Бабуш­ка окон­чи­ла до рево­лю­ции Бого­лю­бов­ские рисо­валь­ные клас­сы, мама после вой­ны учи­лась в Сара­тов­ском худо­же­ствен­ном учи­ли­ще, отец окон­чил Риж­ское худо­же­ствен­ное учи­ли­ще. Но глав­ное всё же — это под­держ­ка мамы и ее уро­ки. Она же рас­ска­зы­ва­ла мне о Хри­сте, о Его абсо­лют­ной чисто­те и стра­да­ни­ях за нас, учи­ла молить­ся. В храм ходи­ли ред­ко — в стране тогда в раз­га­ре было хру­щев­ское гоне­ние на Цер­ковь. Ощу­ще­ние реаль­но­сти Бога и того, что Он все слы­шит и видит, воз­ник­ло лет в десять, когда я поте­рял­ся в лесу и очень испу­гал­ся, но по горя­чей молит­ве — нашел­ся. С тех пор вопрос «Есть ли Бог?» у меня нико­гда не воз­ни­кал, несмот­ря на актив­ную ате­и­сти­че­скую про­па­ган­ду того вре­ме­ни. Одна­ко это, к сожа­ле­нию, не меша­ло мне отхо­дить от Бога, подоб­но блуд­но­му сыну из извест­ной прит­чи.

— В Сара­то­ве Вы окон­чи­ли дет­скую художест­венную шко­лу и Бого­лю­бов­ское учи­ли­ще. И после это­го отпра­ви­лись в Моск­ву. Что повлек­ло Вас в столицу?

— После окон­ча­ния учи­ли­ща, кото­ро­му тогда еще не было при­сво­е­но имя А. П. Бого­лю­бо­ва, я два года пытал­ся посту­пить в луч­шие худо­же­ствен­ные инсти­ту­ты стра­ны: пер­вый раз — в Репин­ский в Ленин­гра­де, потом — в Сури­ков­ский в Москве. Но бал­лов немно­го не хва­ти­ло. В эти годы моя мама позна­ко­ми­лась с архи­епи­ско­пом Пиме­ном (Хме­лев­ским). Хоро­шо извест­но, что Вла­ды­ка очень любил музы­ку, пре­крас­но в ней раз­би­рал­ся, как и в искус­стве вооб­ще, имел огром­ную, уни­каль­ную кол­лек­цию ауди­о­за­пи­сей и аль­бо­мов по искус­ству и ино­гда устра­и­вал музы­каль­ные вече­ра. В неко­то­рых таких встре­чах при­ни­ма­ли уча­стие моя мама — она пела — и млад­шая сест­рен­ка Све­та, кото­рая тогда учи­лась в музы­каль­ном учи­ли­ще. Одна­жды к Вла­ды­ке попал и я. Дмит­рий Евге­нье­вич, как тогда по сво­ей нево­цер­ко­в­лен­но­сти я назы­вал архи­епи­ско­па Пиме­на, пока­зал мне боль­шой аль­бом хри­сти­ан­ской живо­пи­си Миха­и­ла Несте­ро­ва, при­об­ре­тен­ный за гра­ни­цей. В Совет­ском Сою­зе рели­ги­оз­ные кар­ти­ны это­го худож­ни­ка были почти не извест­ны. Аль­бом про­из­вел на меня силь­ней­шее впе­чат­ле­ние. Вла­ды­ка Пимен бла­го­сло­вил меня на поступ­ле­ние в Сури­ков­ский инсти­тут, куда я в ито­ге все-таки посту­пил, и поже­лал стать вели­ким худож­ни­ком. Сей­час, через очень мно­го лет, я пони­маю, что зна­чи­ло в моей жиз­ни это бла­го­сло­ве­ние, полу­чен­ное от выда­ю­ще­го­ся архи­ерея нашей Церк­ви, но в 1978 году мною дви­га­ло одно често­лю­бие, а вера была, как сей­час гово­рят, толь­ко «в душе».

— Рас­ска­жи­те о Ваших сту­ден­че­ских годах — они были слож­ны­ми? Шли ли тогда вера и твор­че­ство рядом?

— Сури­ков­ский инсти­тут кон­ца 70‑х — нача­ла 80‑х, как мно­гие твор­че­ские вузы Моск­вы того вре­ме­ни, бур­лил раз­лич­ны­ми «дис­си­дент­ски­ми», запре­щен­ны­ми вла­стя­ми тече­ни­я­ми, в том чис­ле и рели­ги­оз­ны­ми — как сре­ди сту­ден­тов, так и сре­ди пре­по­да­ва­те­лей. Так, рус­ское искус­ство от обра­зо­ва­ния Руси до 1917 года у нас пре­по­да­вал внук осно­ва­те­ля Тре­тья­ков­ской гале­реи Нико­лай Нико­ла­е­вич Тре­тья­ков. О живо­пи­си он рас­ска­зы­вал исклю­чи­тель­но с пози­ции глу­бо­ко веру­ю­ще­го пра­во­слав­но­го хри­сти­а­ни­на, что шло в раз­рез с тре­бо­ва­ни­я­ми глав­ной кафед­ры любо­го вуза СССР — кафед­ры марк­сиз­ма-лени­низ­ма, вызы­ва­ло недо­воль­ство боль­шей нере­ли­ги­оз­ной части сту­ден­че­ства и под­держ­ку ищу­щих Бога. Вре­мя от вре­ме­ни я пытал­ся начать регу­ляр­но читать пода­рен­ные Вла­ды­кой Пиме­ном Биб­лию и молит­во­слов, но богем­ная жизнь в обще­жи­тии мало это­му спо­соб­ство­ва­ла. Изред­ка по празд­ни­кам захо­дил в какой-нибудь из немно­гих остав­ших­ся после гоне­ний в Москве хра­мов и ездил в Тро­и­це-Сер­ги­е­ву Лав­ру. Како­во же было мое удив­ле­ние, когда на служ­бе в семи­нар­ском хра­ме Лав­ры я встре­тил моля­щим­ся наше­го пре­по­да­ва­те­ля с кафед­ры марксизма-ленинизма!

— Что Вам как твор­че­ско­му чело­ве­ку дает вера?

— Вера не дает мне хал­ту­рить, не дает обма­ны­вать, дает стрем­ле­ние что-то сде­лать для Бога, для Его Церк­ви. Но, думаю, Гос­по­ду от нас нуж­но толь­ко одно: что­бы мы вери­ли всем серд­цем, что­бы помо­га­ли верить ближ­ним, очи­ща­ли свою жизнь, через пока­я­ние шли к Нему. Если через обра­зы в моих рабо­тах воз­мож­но хоть немно­го про­дви­нуть­ся по это­му пути, то в них есть смысл.

— Рас­ска­жи­те о Ваших кар­ти­нах — о чем они?

— Рас­ска­зать о живо­пи­си или гра­фи­ке невоз­мож­но — каж­дый слу­ша­ю­щий все­гда будет пред­став­лять себе свой образ. Но мож­но попы­тать­ся опи­сать свои мыс­ли. В 1983 году на Мос­ков­ской моло­деж­ной выстав­ке экс­по­ни­ро­ва­лись две мои трех­цвет­ные гра­вю­ры — «Топо­ля на Сазан­ке» и «Танец», где мне хоте­лось сопо­ста­вить жизнь — боль­шие силь­ные топо­ля над горо­дом — и смерть — остат­ки высох­ших мерт­вых дере­вьев перед горо­дом. В обе­их рабо­тах при­сут­ству­ет Вол­га как сим­вол веч­но­сти. Гра­вю­ры име­ли успех, и я про­дол­жил эту тему в пяти­пти­хе «На бере­гах Вол­ги», кото­рый тоже был отме­чен кри­ти­ка­ми. Сле­ду­ю­щей боль­шой рабо­той был чер­но-белый три­птих «К све­ту», состо­я­щий из листов «К солн­цу», «Свет» и «Затме­ние». Там так­же течет Вол­га, но глав­ным геро­ем ста­но­вит­ся сол­неч­ный свет. Река, свет, живые и мерт­вые дере­вья — извест­ные и зна­чи­мые сим­во­лы. Труд­но не впасть в пош­лую баналь­ность. Полу­чи­лось ли — судить людям.

В 2007 году дирек­тор сара­тов­ско­го музея-усадь­бы зна­ме­ни­то­го худож­ни­ка В. Э. Бори­со­ва-Муса­то­ва, орга­ни­за­тор моей юби­лей­ной выстав­ки Эле­о­но­ра Нико­ла­ев­на Бело­но­вич так и назва­ла мою выстав­ку — «К све­ту» — по назва­нию три­пти­ха. Вот исто­рия одной из этих гра­вюр. В 1983 году мы с пре­крас­ны­ми сара­тов­ски­ми худож­ни­ка­ми Вла­ди­ми­ром Мош­ни­ко­вым, Пав­лом Мас­ка­е­вым, Алек­се­ем Кон­дра­шо­вым и Сер­ге­ем Зюко­вым шли несколь­ко дней твор­че­ским похо­дом от Вос­кре­сен­ска до Воль­ска. Путь про­ле­гал по бичев­ни­ку — узкой полос­ке галеч­но­го бере­га меж­ду Вол­гой и Зме­е­вы­ми гора­ми. День был очень непри­вет­ли­вый. Неожи­дан­но на этой галь­ке мы уви­де­ли неиз­вест­но отку­да взяв­ших­ся несколь­ко неболь­ших под­сол­ну­хов, роб­ко при­жав­ших­ся друг к дру­гу от вет­ра и тщет­но пытав­ших­ся сво­и­ми «лица­ми» уви­деть солн­це в рва­ных тучах на суро­вом небе. Через несколь­ко лет, пере­би­рая этю­ды, сде­лан­ные тогда, я вспом­нил этот образ и вклю­чил его в триптих.

— Вале­рий, что для Вас явля­ет­ся насто­я­щим искус­ством? Как Вы счи­та­е­те, когда искус­ство ста­но­вит­ся под­лин­ным, насто­я­щим, а когда пере­ста­ет быть им?

— Конеч­но, насто­я­щее искус­ство — то, кото­рое ведет к Богу. Это могут быть любые сти­ли, виды, жан­ры и сюже­ты — радост­ные, лирич­ные, тра­ги­че­ские, даже абстрак­ция, но, образ­но гово­ря, там долж­на быть рука Само­го Бога, про­тя­ну­тая нам для наше­го спа­се­ния. Гос­подь может выбрать любо­го чело­ве­ка для осу­ществ­ле­ния Сво­е­го пла­на, но зада­ча худож­ни­ка — не пре­дать коры­сто­лю­би­ем, тще­сла­ви­ем, лено­стию, без­ве­ри­ем, не отверг­нуть эту руку. Думаю, что все люди, любя­щие твор­че­ство, живу­щие им и пре­дан­ные ему, ощу­ща­ют момен­ты сопри­кос­но­ве­ния с чем-то насто­я­щим, чем-то вели­ким и непо­сти­жи­мым. Дай Бог всем нам в твор­че­стве, как в молит­ве, быть искрен­ни­ми, не впа­дать в пре­лесть, слу­шать Бога и делить­ся радо­стью от обще­ния с Ним с окру­жа­ю­щи­ми. Насто­я­щее искус­ство, на мой взгляд, это одно­вре­мен­но чув­ствен­ная, раци­о­наль­ная и молит­вен­ная фор­мы позна­ния Бога. Все три фор­мы при­су­щи каж­до­му чело­ве­ку с пре­об­ла­да­ни­ем какой-то одной, но без объ­еди­ня­ю­щей всё молит­вен­ной жиз­ни путь к Богу, к обО­же­нию закры­ва­ет­ся, смысл пропадает.

— Были ли у Вас какие-то пово­рот­ные, опре­де­ля­ю­щие момен­ты в жиз­ни, без кото­рых Вы были бы сей­час не тем, кем являетесь?

— У любо­го из нас силь­ные потря­се­ния мно­гое меня­ют в жиз­ни. В первую оче­редь, это поте­ря люби­мых людей. Отрыв, кото­рый в этот момент про­ис­хо­дит, обыч­но меня­ет миро­ощу­ще­ние навсе­гда. Вто­рое — это угро­за соб­ствен­ной близ­кой смер­ти, когда ждешь в боль­ни­це окон­ча­тель­ный диа­гноз. Одно дело — рисо­вать веч­ность и смерть, дру­гое — ощу­щать ее ледя­ное дыха­ние. Кро­ме того, на ощу­ще­ние вели­чия Бога повли­я­ли жизнь на Вол­ге — ее про­сто­ры, ост­ро­ва, про­то­ки — и похо­ды по Кав­каз­ским горам — снеж­ные вер­ши­ны и глу­бо­кие пеще­ры. А на укреп­ле­ние ощу­ще­ния Его бли­зо­сти — поезд­ки на Свя­тую Зем­лю, в Диве­е­во, а так­же мой храм во имя пре­по­доб­но­го Сера­фи­ма Саров­ско­го.

— Несколь­ко лет назад Вы нача­ли алтар­ни­чать в Сера­фи­мов­ском хра­ме. Изме­ни­лась ли Ваша жизнь за это время?

— В мар­те 2013 года умер мой отец, а 5 мая, на Свя­тую Пас­ху, Гос­подь изба­вил меня от тяже­лой зави­си­мо­сти от куре­ния — жела­ние заку­рить про­па­ло навсе­гда. Посте­пен­но я стал регу­ляр­нее ходить на служ­бы, постить­ся, при­ча­щать­ся и испо­ве­до­вать­ся. В июле это­го же года свер­ши­лась моя поезд­ка на Свя­тую Зем­лю — чудес­ные собы­тия, слу­чив­ши­е­ся там, и обще­ние с отцом Димит­ри­ем Мура­вьё­вым, кото­рый фак­ти­че­ски стал моим духов­ни­ком, закре­пи­ли пере­во­рот в моей душе и обра­зе жизни.

В 2015 году про­изо­шла ава­рия, в кото­рой погиб­ла моя род­ная млад­шая сест­ра, а сам я полу­чил серьез­ную трав­му. В этот пери­од я очень мно­го молил­ся. А через год насто­я­тель Сера­фи­мов­ско­го хра­ма отец Димит­рий Усоль­цев пред­ло­жил мне помо­гать в алта­ре и посту­пить в Сара­тов­скую духов­ную семи­на­рию, за что я ему бес­ко­неч­но бла­го­да­рен. Алтар­ни­че­ская служ­ба помо­га­ет сми­рять гор­ды­ню и вме­сте с уче­бой поз­во­ля­ет глуб­же вой­ти в хри­сти­ан­скую жизнь, осо­знать непре­одо­ли­мую без Божи­ей бла­го­да­ти нашу гре­хов­ность. Помо­ги Гос­подь при­нять эту бла­го­дать и не пре­дать Божию любовь к нам.

— В Сера­фи­мов­ском хра­ме Сара­то­ва людей встре­ча­ет образ пре­по­доб­но­го Сера­фи­ма, кото­рый рас­по­ло­жен над вхо­дом. Он был выпол­нен Вами. Рас­ска­жи­те о про­цес­се рабо­ты — как созда­ва­лась эта икона?

— Еще в нача­ле двух­ты­сяч­ных близ­кий мне чело­век, дол­гие годы под­дер­жи­ва­ю­щий во мне веру, свя­щен­ник Димит­рий Годин, бла­го­сло­вил меня напи­сать Пла­ща­ни­цу для сель­ско­го хра­ма в Аткар­ском рай­оне, в кото­ром он слу­жил. Выпол­нив эту рабо­ту, я меч­тал напи­сать что-то еще для Церк­ви, но дол­гое вре­мя не было такой воз­мож­но­сти. И вот три года назад по бла­го­сло­ве­нию Вла­ды­ки Лон­ги­на мне дове­ри­ли напи­сать надврат­ную ико­ну наше­го хра­ма, так как преж­няя силь­но обвет­ша­ла. Нача­лись поис­ки обра­за для новой ико­ны. Конеч­но, я пере­смот­рел огром­ное коли­че­ство порт­ре­тов и икон, сде­лан­ных до меня, в том чис­ле при­жиз­нен­ные порт­ре­ты батюш­ки Сера­фи­ма. Все они очень раз­ные. Но один из обра­зов, нахо­дя­щий­ся в Диве­е­во спра­ва от раки пре­по­доб­но­го, очень мне бли­зок бла­го­да­ря чуду, слу­чив­ше­му­ся от чер­но-белой фото­гра­фии с этой ико­ны. Этот сни­мок был освя­щен у мощей батюш­ки Сера­фи­ма и при­слан мне из Диве­е­во в 1997 году с обе­ща­ни­ем молить­ся 40 дней о моей маме, кото­рая тогда тяже­ло уми­ра­ла. По молит­вам диве­ев­ских сестер и по исхо­дя­щей от этой фото­гра­фии бла­го­да­ти мама вста­ла и несколь­ко дней сама мог­ла уха­жи­вать за собой. Этот образ я пере­вел в эскиз рос­пи­си, а затем, по бла­го­сло­ве­нию Вла­ды­ки Лон­ги­на, пере­нес на саму надврат­ную икону.

— Вале­рий, ска­жи­те, какие у Вас пла­ны на будущее?

— Недав­но мне испол­ни­лось 63 года. Хочет­ся успеть за остав­ше­е­ся мне вре­мя что-то сде­лать для Бога и Его Свя­той Церк­ви — то, что я могу делать луч­ше все­го, исполь­зуя зна­ния и навы­ки, полу­чен­ные в тече­ние жиз­ни. Не хочу уми­рать с чув­ством, что зарыл в зем­лю дан­ный мне, по мне­нию неко­то­рых людей, талант. Какое бы послу­ша­ние Гос­подь ни дал мне, я готов при­нять его с благодарностью.

Бесе­до­ва­ла Кри­сти­на Никитина

Источ­ник: инфор­ма­ци­он­но-ана­ли­ти­че­ский пор­тал «Пра­во­сла­вие и современность»