Александра Грипас для «Азбуки веры»
После университета я работала в информационном агентстве «Интерфакс». Это был 95 год. На работе все были заняты событиями в Чечне, предстоящими парламентскими и президентскими выборами. Я ещё не успела с коллегами познакомиться и подружиться. Но нужно было как-то «выживать» – искать задания самой себе, что-то придумывать, попадать на ленту.
Мама однокурсника дала телефон своей подруги из министерства образования. Та рассказала, что накануне нового учебного года школы почти на половину готовы к учебе, учебники, методички были не в достаточном количестве. Я всё быстро записала, опубликовала, все выходные эту новость цитировали новостные телеканалы, радиостанции. На работе все хвалили и ставили в пример опытным коллегам. Радости моей не было предела, но тут одна коллега Нина Борисовна попросила выйти с ней в коридор и переговорить. Оказалось, что я нечаянно забралась на её «поле». Она сдержанно высказала, что так делать нельзя. Мы сначала спорили, ругались, а потом…подружились. Она была на 40 лет старше меня. Да и такая дружба бывает! Я её звала Ниночкой Борисовной.
Она выросла неверующей. Она не была ярой атеисткой, она не их тех, кто топтал иконы и кресты. Её мама была верующей, соблюдала не только многодневные посты, но и среду и пятницу, даже перед смертью не делала себе поблажек. Женщина крестила Нину в детстве. Только моя коллега крестик держала где-то в коробках на антресолях, а на золотой цепочке носила знак зодиака.
Она искренне считала, что надо быть добрым, отзывчивым и порядочным человеком. Она рано овдовела, больше замуж не выходила, хранила верность любимому, хотя поклонников у неё было достаточно.
Нина Борисовна делала замечательные материалы на темы: здоровье, культура, образование. Её эксклюзивные интервью с такими великими режиссёрами, как Георгий Данелия, Никита Михалков, Марк Захаров украшали ленту «Интерфакса». А на выходные она подбрасывала «страшилки» о том, сколько и детей страдает энурезом и почему болезнь набирает обороты, сколько человек замёрзло в пьяном виде на зимних улицах Москвы и так далее.
Несмотря на разницу в возрасте с ней было весело и здорово не только работать, но и отдыхать. Например, мы всем отделом ездили в отпуск в Чехию и Грецию, молодые сотрудники и сотрудницы соревновались с Ниной Борисовной в чтении Шекспира на английском, Данте – на итальянском. У неё спрашивали модницы, что носят в Италии, где лучше подстричься и так далее. Коллеги-театралы шли только на ту постановку, которую одобряла Нина Борисовна.
Я это рассказываю, чтобы подчеркнуть, что моя подруга, наставница, коллега была образованным, культурным человеком, успешной и яркой личностью. Я нередко сталкиваюсь с тем, что люди говорят так: «Она верующая, или он верующий, потому что у неё или у него несколько классов образования. Никаких интересов в жизни, а книги (не чтиво, а хорошая литература), симфония – тёмный лес».
Как-то в очередном отпуске на берегу тёплого моря, я её спросила:
– Ниночка Борисовна, вы делаете и живёте по-христиански. Помогаете другим, вот недавно за меня затупились, когда меня подвёл человек, за Ю. замолвили слово, когда его хотели уволить за пропуск важного мероприятия. Вы кормите всё агентство своими пирожками, домашним вареньем. Никогда не слышала, чтобы Вы кого-то осуждали, на кого-то косо посмотрели, и Вас тоже все любят. За глаза могут шутливо сказать, мол, «Нинбор» или «Нина Ричи». Я уже не говорю о том, как Вы ходите и следите за могилой матери, уважаете её веру, любовь к Богу, я знаю, что Вы записки об упокоении подаёте, конфеты, собственную выпечку раздаёте у храмов. Почему же сами по себе скептически к вере относитесь?
У нас всегда было табу на эту тему. Тем не менее, она ответила:
– Я не скептик, я ничего не отрицаю, я просто никому не верю. Почему-то ошибочно думают, что я коммунистка, никогда не была членом партии и никогда не стремилась к этому. Сначала потеряла мужа, но была на момент его смерти уже беременная, эта новость меня поддерживала, знала, что ребёнок будет продолжением мужа, отрадой и отдушиной. Но настиг несчастный случай: пьяный водитель на перекрёстке, очнулась в больнице, меня спасли, а малыша – нет. Я мечтала о смерти. Хотела руки наложить на себя, но вспомнила, вернее, как будто услышала из далёкого детства голос мамы: «Это самое страшное, никогда не делай так, всё можно исправить, начать сначала, можно молиться, просить о милости, а самоубийство – тяжкий грех, дороги назад нет».
Наверное, мамины слова остановили меня от рокового шага. Ушла в работу, отвлеклась от тяжёлых мыслей. У меня же есть в профессиональной копилке интервью с Марчелло Мастрояни, с нашими мэтрами, настоящими артистами, людьми культуры.
К 40 годам перенесла онкозаболевание, был рецидив. Через пять лет проще было сказать, каких хирургических вмешательств не было, чем назвать сами операции. Живу только благодаря хорошим, дорогим лекарствам, которые друзья привозят.
Больше мы к этому вопросу не возвращались.
Потом я ушла из «Интерфакса», а Нина Борисовна работала до последнего. Мы всегда созванивались, я бывала с дочкой у неё в гостях.
В 2008 году позвонила поздравить её с днем рождения. Голос дорогой подруги был радостным и приподнятым:
– Мы последний раз говорим, я уже знаю точно. Но не в этом дело. Помнишь, ты много лет назад говорила, что я добрая, живу по-христиански, а не верующая? К сожалению, всегда избегала молитв, не была на исповеди, причастии. Ни разу в жизни. В храм заходила только из-за памяти к матери. Лишь любовь к ней заставляла меня перекреститься трижды перед распятием. Я всё больше и больше болею. Недавно ехала в метро, познакомилась с молодым священником. Разговорились. Вышли из метро, я подвернула ногу, батюшка помог мне дойти. На прощание пригласил в храм на службу. Была в субботу на вечерней, а после неё поняла, что без исповеди не смогу. Это была генеральная исповедь. Несколько часов слёз, воспоминаний. На Литургии причастилась впервые в жизни. На восьмом десятке! Никогда так не было легко и хорошо, уже несколько недель не принимаю ничего от боли. Ничего не болит, жалею, что раньше не встала на путь веры. Не из-за боли говорю об этом, открылась как будто маленькая дверка или оконце, воздух чистый и свежий подул.
Читаю молитвы, Евангелие, не как книгу или предмет искусства, а как источник жизни. К иконам прикладываюсь, а не смотрю на них, как на картины, я же и так знала образы Божией матери, могла описать словами, чем отличается Казанская икона от Владимирской или любой другой, как изображаются другие святые. Могла наизусть зачитать главы из Евангелия. Но толку? Это всё было холодно, практично, не от сердца, что ли. А когда молишься перед образами, прикладываешься к иконам, как будто тепло тебя обнимает. И мои добрые дела раньше – как будто без красок, всё, даже самое хорошее, доброе, если делается без любви к Богу, не во имя Господа, пусто, блёкло. Смысл и цвет появляется, когда по-другому – с трепетом, с молитвой. Я точно это знаю, и нательный крест, мамин, который пролежал на полках, достала и больше никогда не сниму его.
Через месяц мне позвонили коллеги Нины Борисовны и сообщили, что её больше нет. Мои первые слова были на эту весть: «Слава Богу, что она успела!»
Комментировать