- Вместо предисловия
- Неведомый миру подвижник
- I
- II
- III
- IV
- V
- VI
- Истинный пастырь Божий
- Петропавловский диакон
- Многолетний страдалец Михаил Иванович Безруков
- Матрона Наумовна (г. Задонск)
- Раб Божий Иоанн
- Георгий, затворник Задонский
- I
- II
- Жизнь блаженного старца, монаха отца Никиты
- Не от мира сего
- Обещания Богу исполняй
- Евфимия Григорьевна Попова
- Старец, достойный подражания
- У «Ивана Ивановича»
- Блаженный
- Андрей, юродствовавший в городе Мещевске
- Раба Божия Ксения
- Добрые подвиги
- В святую ночь
- Где Бог да любовь – там сила
- Поразительный пример верности
- Старец Даниил
- Признание разбойника
- Дед Лука
- Светлая кончина
- Слепая паломница
- Отец Марк
- Святое дитя (Очерк-быль)
- Из рассказов Ивана Петровича
- Честный извозчик
- Рассказ рудокопа
- Алексий, человек Божий, как образец самоотвержения для сонма русских подвижников
- Доброе сердце
- Яркий пример истинно христианской жизни в миру
- Кто мой ближний?
- Редкая семья (Из воспоминаний В. Л.)
- Замечательный благотворитель
- Замечательная кончина крестьянки (Из дневника сельского священника)
- Схимник
- Это—он!!!
- Красные яблоки
- Странник
- «По слову твоему» (Лк.5:5.)
- I
- II
- III
- IV
- Доброе дело
- Николай Матфеевич Рынин
- Христианская месть врагу
- Пример добродетели (Из наблюдений сельского священника)
- Коломенский Данилушка
- Петрович
- Мирская черница
- За чужие грехи
- Священник Иоанн (города Ельца)
- Незабвенный благотворитель
- Примечания
Раба Божия Ксения
Среди всех лиц, погребенных на Смоленском кладбище, есть много замечательных, о которых память сохранилась в народе. Например, описателю ее жития случалось несколько раз бывать на этом кладбище и всегда видел у одной маленькой часовни много народу. Воображая сначала, что эта часовня предназначена специально для панихид по усопшим, он не обращал особенного внимания, но как-то раз пришлось ему услышать от одной престарелой женщины рассказ о петербургской жительнице, Ксении Григорьевой, юродствовавшей чуть ли не весь век и похороненной на Смоленском кладбище. Поинтересовавшись ее рассказом, из которого он узнал, что именно по ней служатся панихиды и с этою целью устроена часовенка, он специально отправился туда проверить слышанное. Обратив внимание на подпись, приведенную в заголовке этого очерка, он начал расспрашивать о ней лиц, молившихся над ее могилой, думая, что они ее родственники или знакомые. Но отнюдь не бывало: это были люди, которые много слыхали о ней, но сами ровно ничего не знали. Некоторые из них, однако, говорили многое, чему поверить трудно, и он решился обратиться к более сведущим людям, которые указали ему на источник некоторых сведений, помещенных в «Русской Старине» и в «Историко-статистическом описании Петербургской епархии». С этими сведениями он и счел полезным познакомить читателей, интересующихся этой личностью.
Вот как описывает ее отец Стефан (Опатович):
«Происхождение Ксении Григорьевой никому не известно, тем не менее знают, что она была замужем за придворным певчим, Андреем Федоровым, состоящим в чине полковника. Но смерть рано разлучила ее с мужем, и она осталась двадцати шести лет вдовою. Погоревав по нем, она раздала все свое имущество бедным и, надев на себя платье мужа, щеголяла в нем под его именем в течение сорока пяти лет по Петербургу, не имея нигде постоянного пристанища.
Однако, главным ее местопребыванием была Петербургская сторона, и преимущественно приход св. апостола Матфея. Ее именем долго называлась даже одна улица. Она пользовалась большим уважением среди тамошних жителей, в особенности у извозчиков, которые, завидя ее издали на улице, обгоняли друг друга и наперерыв предлагали ей свои услуги, будучи вполне убеждены, что кому удастся хоть сколько-нибудь провезти ее, то весь день будет счастье, и он поедет домой с хорошим заработком.
И она удостаивала многих этим счастьем.
Говорят, что 24-го декабря 1761 года Ксения Григорьевна ходила по улицам Петербургской стороны и говорила тамошним жителям: «Пеките блины, пеките блины… Вся Россия будет печь блины».
Слышавшие это говорили, что этими словами она предсказывала смерть императрицы Елисаветы Петровны, которая умерла на другой день после ее предсказанья.
Год смерти Ксении неизвестен, но, как надо предполагать, она умерла или в конце прошлого столетия, или в начале настоящего; конечно, приблизительно.
В двадцатых годах на ее могилу начал толпами стекаться народ, который, по горсточке, разобрал всю насыпь на могиле, ввиду чего сделали другую, но и ту разнесли. Пришлось положить плиту, которую, однако, разбили и по кусочкам снесли по домам. Но, разбирая землю и ломая плиты, посетители оставляли на могиле денежные пожертвования, которыми и пользовались нищие.
Вследствие этого могилу обнесли оградой, а к ограде прикрепили кружку для сбора пожертвований, а потом на собранную таким образом сумму поставили памятник в виде часовни из серой отесанной скалы с железною крышей, двумя оконцами по бокам и железною дверью посередине, над которою и существует надпись Раба Божия Ксения.
Здесь же находится и кружка для сбора пожертвований. Половина собираемой суммы поступает и теперь в пользу попечительства о бедных духовного звания, а другая идет в церковь на неугасимую лампаду на гроб рабы Божией Ксении… Кто меня знал, да помянет мою душу для спасения своей души.
Такую надпись положил кто-то на могиле Ксении, но кто именно — неизвестно.
И нигде, как я уже сказал, не служится столько панихид, сколько на ее могиле. Побуждением к этому, как видно, служат рассказы о чудесах, совершившихся по молитвам Ксении для тех, кто с верою помолился на ее могиле…. Эти рассказы ходят по всему Петербургу, завозятся приезжими в провинцию и привлекают массу посетителей на Смоленское кладбище…
Некоторые из этих рассказов приводятся отцом Стефаном (Опатовичем) так:
«Однажды к одной помещице, фамилия мне неизвестна, приехала гостить ее близкая родственница, жившая в Петербурге и много слышавшая про Ксению. Вечером гостья долго про нее рассказывала, что слышала от других.
Хозяйка, ложась спать, помолилась за усопшую рабу Ксению и заснула. Но вдруг она видит во сне, что Ксения ходит вокруг ее дома и поливает его водою. Встав поутру, она рассказала свой сон родственнице, которая приписала этот сон впечатлению ее рассказа.
В тот же день утром, вскоре после их разговора, в двадцати саженях от дома загорелся сарай, в котором находилось около четырех тысяч пудов сена. Дому, конечно, угрожала большая опасность, однако же он остался цел и невредим».
Второй рассказ того же отца Стефана:
«Одна немка-лютеранка страдала сильною мигренью. Ее соседка по комнатам, православная, пошла на кладбище, принесла оттуда земли, взятой на могиле Ксении, и посоветовала ей положить на больное место. Больная послушалась, приложила, и боль живо затихла. Когда боль успокоилась, немка отняла землю и положила в шкаф. Это было вечером. Чрез несколько минут она заметила, что вокруг земли появился какой-то странный свет, а в тоже время шкаф как будто начал дрожать. Испугавшись, немка переложила землю на комод, и на нем повторилось тоже самое. Она еще больше испугалась и позвала свою соседку: эта последняя, узнав в чем дело, поставила в углу ее комнаты икону, положила подле нее землю и зажгла лампадку. Тогда свет исчез и все успокоилось».
Рассказ этот сообщен отцу Стефану самой немкой, которая свято уверовала всему случившемуся, и достаточно силен для поддержания в народе уважения к могиле Ксении.
Третий рассказ мы слышали от одного военного старичка, ныне уже в отставке, который, выйдя из часовенки и услышав наш разговор с кладбищенским сторожем, у которого мы спрашивали, кто и когда построил эту часовенку, подошел к нам и сказал:
— Часовенка эта, насколько мне известно, построена одним из старост, кажется, Марковым или Макаровым, на средства, пожертвованные народом. А что касается Ксении, то я могу вам рассказать маленький случай из моей жизни… Лет пятнадцать тому назад, когда я был помоложе — теперь мне около шестидесяти, — я вознамерился определить своего единственного сына в одно из учебных заведений на казенный счет и для этой цели, с разрешения начальства, приехал из Западного края в Петербург. Подав прошение в несколько учреждений, я, к величайшему моему огорчению, отовсюду получил отказ. Горе меня обуяло, что постигла такая неудача, и в отчаянии я уже хотел уехать домой. Расплатившись в номере, где я остановился, я, сетуя на неудачу, рассказал о том хозяйке меблированных комнат, которая как-то вечером рассказала мне о Ксении. Женщина она была простая и поэтому попросту и отвечала.
— Эх, ваше благородие, да вы бы поехали отслужить панихиду на могилке рабы Божьей Ксении. Авось она и замолвит за вас словечко у Всевышнего.
Я ничего не ответил ей и, решившись остаться еще на одни сутки в Петербурге, на следующее утро отправился с сыном на Смоленское кладбище и пригласил священника отслужить панихиду. Затем, помолившись и подав нищим, потихоньку поплелся домой… Но каково было мое удивление, когда, вернувшись домой около обеда, я застал в своем нумере на столе казенный пакет. Схватив его дрожащими руками, я уж не помню, как вскрыл и прочел бумагу, что мой сын принят в одно из учебных заведений, начальство которого сначала решительно отказало в моей просьбе.
Чему приписать это чудо: случайностили или какому совпадению, не берусь решить, но на следующий день я, в благодарность за это, отслужил вторую панихиду и с тех пор служу каждый год».
А вот еще один рассказ, переданный нам одним из очередных кладбищенских священников, к которому мы обратились с просьбой рассказать нам что-нибудь о Ксении.
«Однажды, — сказал он, — я был тоже очередным и ко мне подошли три дамы в траурных платьях; одна из них была постарше, а две помоложе, как видно — ее дочери. Это было 13-го сентября. Они пригласили меня отслужись панихиду на могиле Ксении. Я немедленно исполнил их просьбу, за что и получил довольно щедрое вознаграждение. После этого раза они аккуратно являлиськаждый месяц, именно 13-го числа, и каждый раз я служил панихиду. Всегда они приходили втроем и я хорошо заметил, что они не только приходили в это число, но даже в один час».
Из всего этого только видно, что о Ксении знают все петербуржцы, но как, почему и что — никому неведомо. Одно достоверно, что на ее могиле служатся панихиды, что к ней приезжают с отдаленных окраин России и что ее могилу почитает народ.
В ее маленькой часовне находится в изголовье прекрасная икона распятия Спасителя на кресте, а вверху кругом стен иконы в киотах, пожертвованные разными лицами по тому или другому случаю. Между ними есть серебряные, золоченые, но большею частию металлические; некоторые с венчальными свечами.
Налево от входа — два серебряных образа в киоте, пожертвованные князем Масальским перед отъездом на войну с турками в 1877-1878 годах.
Говорят, что он вернулся цел и невредим, но вскоре заболел и умер.
Раз нам пришлось присутствовать на одной из многих панихид, и наше внимание было обращено на старушку лет пятидесяти пяти—семи и молодого человека с девочкой лет двенадцати: она пригласила священника отслужить панихиду и, во время служения, сильно плакала, стоя на коленях у могилы; молодой человек стоял позади тоже не без слез; девочка поникла головой и с грустью смотрела то на молодого мужчину, вероятно брата, то на старушку, по-видимому бабушку.
После панихиды, когда священник ушел, она набожно перекрестилась на образа и громко произнесла:
— Господи! Упокой рабу Ксению и услышь мою молитву.
Смотря на нее, и нам сделалось грустно. Видно, какое-нибудь семейное горе заставило ее обратиться к Ксении и просить ее заступничества.
Мы осмелились обратиться к молодому человеку с вопросом; (тот смутился, но все-таки ответил:
— Семейное горе, даже несчастье, о котором людям посторонним неудобно сообщать…
— Ну, Вася, — отозвалась старуха к молодому человеку, — пойдем, и Господь нам поможет…
И они ушли, оставив нас в немом предположении, что с ними случилось, видно, что-нибудь необыкновенное.
Часовня открыта каждый день во время обедни, а в хорошую летнюю погоду и по праздничным дням — целый день. По желанию посетителей, она открывается и в неуказанное время, то есть тогда, когда она по обыкновению заперта.
Мир праху ее!
Комментировать