- Вместо предисловия
- Неведомый миру подвижник
- I
- II
- III
- IV
- V
- VI
- Истинный пастырь Божий
- Петропавловский диакон
- Многолетний страдалец Михаил Иванович Безруков
- Матрона Наумовна (г. Задонск)
- Раб Божий Иоанн
- Георгий, затворник Задонский
- I
- II
- Жизнь блаженного старца, монаха отца Никиты
- Не от мира сего
- Обещания Богу исполняй
- Евфимия Григорьевна Попова
- Старец, достойный подражания
- У «Ивана Ивановича»
- Блаженный
- Андрей, юродствовавший в городе Мещевске
- Раба Божия Ксения
- Добрые подвиги
- В святую ночь
- Где Бог да любовь – там сила
- Поразительный пример верности
- Старец Даниил
- Признание разбойника
- Дед Лука
- Светлая кончина
- Слепая паломница
- Отец Марк
- Святое дитя (Очерк-быль)
- Из рассказов Ивана Петровича
- Честный извозчик
- Рассказ рудокопа
- Алексий, человек Божий, как образец самоотвержения для сонма русских подвижников
- Доброе сердце
- Яркий пример истинно христианской жизни в миру
- Кто мой ближний?
- Редкая семья (Из воспоминаний В. Л.)
- Замечательный благотворитель
- Замечательная кончина крестьянки (Из дневника сельского священника)
- Схимник
- Это—он!!!
- Красные яблоки
- Странник
- «По слову твоему» (Лк.5:5.)
- I
- II
- III
- IV
- Доброе дело
- Николай Матфеевич Рынин
- Христианская месть врагу
- Пример добродетели (Из наблюдений сельского священника)
- Коломенский Данилушка
- Петрович
- Мирская черница
- За чужие грехи
- Священник Иоанн (города Ельца)
- Незабвенный благотворитель
- Примечания
Доброе дело
Была глубокая осень. Ветер тоскливо носился по опустевшим полям, выл, врываясь в улицы одинокого, заброшенного в необъятном степном просторе села Пылаева. Дождь непрерывно сеялся сверху, и целый день в воздухе стоял какой-то серый полумрак. Перед вечером через село потянулась печальная похоронная процессия: это хоронили бедную полунищую вдову, оставлявшую после себя трех несчастных сирот.
За гробом шло немного поселян. Все старые и бедные, из богатых был только Терентий Значков, когда-то близко водивший хлеб-соль с мужем покойницы Анфисы. Ведя за руки плачущих сирот, шли все печальные, скорбно-задумчивые: всем жаль было горемычную Анфису, которая ни разу на их памяти не видела счастья, радости в своей жизни. Сначала били, угнетали, хоть и невольно, отец с матерью, потом, когда вышла замуж, во всем была нехватка в хозяйстве, а там скоро муж умер, нужда еще ближе пододвинулась, за нею тяжелая болезнь.
Когда заколотили крышку гроба, опустили его в могилу и стали засыпать землей, — одновременно все всхлипнули; тихий плач наполнил пространство; и этот тихий плач, охвативший серых, сермяжных людей, так подходил и к убогой обстановке похорон, и к печальному виду полузаброшенного кладбища, и к печальным, осиротелым нивам, над которыми залегла тяжелая сырая мгла, что казалось, будто это сама жизнь плачет над одной из своих бедных дочерей, плачет и не хочет утешиться, ибо таков удел всех ее детей…
Хотели уже расходиться… Но в этот миг престарелый отец Андрей, поглядев на своих прихожан строгими глазами, сказал:
— А сирот-то как же?.. Тут у могилы и обсудим: душевнее выйдет; после же, гляди, и не удастся….
— Дело такое, тут как тут, — раздались голоса, но нерешительные; говорилось как-то нехотя.
— Я бы их всех к себе, — снова сказал отец Андрей, заметив общую нерешимость, — так и подумывал сначала, да ведь, сами знаете, один-одинешенек я: и за мной-то некому поглядеть, кто же за ними присмотрит?.. А ведь Петюшку пора в школу, да и Машутку; малец Федя — за ним глаз да глаз нужен… Так, может, православные, из вас кто возьмет их к себе, а другие, кто чем в силах, поможет. Я сам хоть половину за них готов вносить…
Наступило долгое, томительное молчание. Никто не решался сказать слова согласия, и тем томительнее было смотреть на бедных сирот, которых уже у свежей могилы матери подстерегала людская холодность.
— Православные! — вновь заговорил отец Андрей, — я готов все вносить, что издержите на сирот, а вы их хоть по одному разберите…. хоть и нехорошо сиротам по разным углам расти…
Толпа смягчилась. Послышались глухие, сдержанные голоса:
— Дело известное: сиротская доля — на что же хуже! Только и сами не в тепле живем…
— Никому иначе, как дяде Терентию, — послышалось в другом месте, — как они, значит, водили хлеб-соль с покойным Прокофием… К тому же Терентий Васильевич собственных не имеет…
Отец Андрей поднял глаза на Значкова. Тот стоял густо покрасневший, понурив голову.
— Знай, Терентий Васильевич, — наставительно сказал батюшка, — доброе дело никогда не забывается у Бога, и Он достойно по щедротам Своим вознаградит тебя за твое милосердие… Хоть не мало у тебя и так расходов, только верь, что на лишний роток тебе Бог пошлет и лишний кусок…
Терентий еще несколько мгновений подумал.
— Ладно, — сказал он, встряхивая и поднимая голову, — благословите, батюшка, на доброе дело, а вы, детки, ступайте за мной…
Прошло двадцать пять лет с лишним. В один из ясных летних дней в Пылаеве было заметно особенное оживление. Поселяне в праздничных одеждах — хотя этот день не приходился в праздник, — высыпали все от мала до велика за околицу и напряженными глазами всматривались в вившуюся по косогору дорогу. По этой дороге должен был проехать новоназначенный на местную епархию преосвященный Павел, тот самый Петюшка, которого двадцать пять лет назад приютил у себя по желанию мира и настоянию отца Андрея Терентий Значков. В числе встречавших был и Терентий, теперь уже седой, маститый старик. Он стоял несколько в стороне от других, вместе с каким-то молодым господином и барышней. Этот господин был местный доктор, родной брат преосвященного Павла, прежний Федя; барышня, местная учительница, была их сестра, прежняя Машутка…
Складывалось все это тихо, постепенно, само собой. Терентий, взявший сирот к себе, привязался к ним так, как только может привязаться к детям человек, сам лишенный их. Жена Терентия окружила их материнскими заботами и лаской, стараясь как можно более смягчить их сиротскую долю. Когда Петюшка окончил сельскую школу, Терентий хотел его пустить по торговой части и со временем сделать помощником в своих делах, но отцу Андрею — правда, после многих и продолжительных разговоров — удалось настоять, чтобы мальчик был отдан в духовное училище, а через два года и Машутка была помещена в епархиальное училище.
Выдающиеся успехи Петюшки скоро заставили о себе говорить. До этого не дожил отец Андрей: добрый старик умер год спустя после поступления мальчика в училище, но зато Терентий и его жена были полны гордого и радостного сознания, что их воспитанник выйдет когда-нибудь в люди. Под влиянием успехов старшего братишки Терентий решил отдать и подросшего Федю в город, только уже не в духовное училище, а в гимназию, куда больше стремился мальчик.
Годы шли, а с ними многое менялось и в жизни пылаевских обывателей. Умерли многие старики, провожавшие в могилу Анфису, умерла жена Терентия, и только он один остался, как бы затем, чтобы до конца увидеть добрые плоды своего доброго дела. И они созрели, эти плоды. После семинарии Петюшка был отправлен на казенный счет в духовную академию, в которой принял монашество; теперь он вот уже был епископом и ехал в родную епархию руководить ею. Машутка по окончании училища изъявила желание быть учительницей в родном селе и так и осталась в нем. Федя окончил университет по медицинскому факультету и также решил посвятить свои силы родному краю; он был назначен земским врачом в Пылаево и окрестные села. Было что-то глубоко трогательное в том, что трое сирот, вскормленных деревней и ею вознесенных наверх, сами сошли вниз к ней, чтобы послужить народу, ему отдать свои силы… Это, хотя и смутно, неясно ощущали, чувствовали все собравшиеся, и в особенности сам Терентий. Осанистый, весь в сединах, он то радостно и гордо смотрел кругом, то напряженно всматривался вдаль, где терялась в изгибах лента дороги…
«Едет!..» Тихо стало в толпе, которая вся впилась глазами в дорожную карету, которая становится все ближе и ближе. Приосанился, побледнел Терентий Васильевич. Как только карета остановилась у околицы, он, сняв картуз, степенно и почтительно подошел под благословение владыки. Тот благословил, а затем вдруг наклонился и сам поцеловал руку растерявшемуся от неожиданности старику.
Когда затем пылаевцы стали подходить под благословение владыки, они заметили на его глазах слезы: то были слезы радости и благодарности.
(Н. Калестинов. «Русский Паломник 1908 г., № 46)
Комментировать