Руководство для сельских пастырей
1883. Т. 3. № 36–52

Раскольник. Отчего вы считаете и называете нас раскольниками? Что значит раскольник?

Миссионер. Как вы понимаете это слово?

Р. А как сказано у Василия Великого о церковниках и подцерковниках?

М. В 1-м правиле св. Василия Великого объяснено действительно, кто такой еретик, и кто раскольник.

Р. Ну вот, вот, вот..., а как же там сказано?

М. Еретик есть, иже верою чужд; раскольник, который самовольно отделяется или отлучается от соборной прав. Церкви.

Р. Так мы, по вашему, отделились или откололись от Церкви вашей?

М. Не по моему, а по самому делу.

Р. Лучше бы называть нас старообрядцами.

М. Нельзя. Вы имеете обряды времен стоглавого собора и п. Иосифа, – но вы не в состоянии доказать, что эти обряды были в древности, при введении христианской веры в России.

Р. Так называйте нас отпадшими.

М. Как вас называть (в официальных бумагах), – это дело не мое, а правительства. Я только замечу: если от бревна отколется какая-либо часть, то отпадет она или не отпадет? Если сучек или ветвь отломится от дерева, то, очевидно, и отпадет. Теперь рассуждайте, как умеете, и о словах: отколовшийся, расколовшийся, отпадший.

Р. Ну, да для нас все равно, как вы нас не называйте; а вот скажи-ка мне: кто веры-то чужд?

М. Вы потрудитесь объяснить мне, в чем должна состоять или заключаться истинная вера: кого вы назовете содержащим истинную веру?

Р. Я ведь не кричал 30 лет: аз, аз, и едва разбираю книги. Если бы я знал, то и не спрашивал бы вас. – Вы объясните мне.

М. Истинную веру содержащий, или истинно веруюий – тот, который принимает сердцем и исповедует устами те преподанные Христом Спасителем нашим истины, которые записаны в св. Евангелия и Посланиях Апостольских, и которые сокращенно изложены св. отцами 1 и 2 вселенских соборов в символе веры.

Р. А если в символе веры молитвы не одинаковы: в одном они сказаны так, а в другом иначе?

М. В символе веры нет молитв. Символ веры – не молитва. Это образец вероучения, или краткое изложение догматов веры святой православной вселенской Церкви. Кто принимает учение, находящееся в символе, тот истинный христианин. Кто не принимает, или извращает что-либо в оном, тот еретик.

Р. А у нас с вами одинаков символ веры?

М. А вы как думаете?

Р. Я вас спрашиваю – вы учитель. Я 30 лет не кричал: аз, аз, – вы и объясните мне.

М. Вы отделяетесь от нас, или, как вы выразились, отпали. По всей вероятности решились на такой поступок не зря, а имели какое-либо основание или причину на то. Поэтому и должны знать и сказать: такой ли у нас символ веры, какой у вас?

Р. (После минутного раздумья) Я полагаю, что одинаков.

М. И я полагаю, что одинаков, хотя и есть несколько слов не одинаковых, не вредящих сущности истинного вероучения. Поэтому при одинаковости символа веры не должно бы быть между нами и разделений, или, по вашему, отпадений, и мы с вами должны бы в союзе единой веры содевать свое спасение.

Р. В каких же словах вы находите неодинаковость слов в символе?

М. В Кормчей (гл. 48) сказано, что образ веры сложен «от Евангельских речений». В Евангелии от Луки (Лк.1:33), из которого взяты слова для 7 члена символа веры, сказано о Спасителе, что Он воцарится в дому Иаковли, и царствию Его не будет конца. В книгах же, которые вы принимаете, говорится: несть конца.

Р. Да ведь слово: несть сказано по-славянски, и значит нет, – а слово: не будет сказано по-русски. Тут нет различия.

М. Я привел это не потому, что нахожу какое-либо существенное различие в словах: несть и не будет, а потому, что многие из ваших собратий и некоторые из прежних челобитчиков поставляли п. Никону в вину, и считали причиною своего отпадения от Церкви между прочим и замену слова несть словом не будет.

Р. Я не защищаю своих собратий; есть и между нами пустомели, которые много врут: я за них не отвечаю, а знаю сам себя.

М. В книгах, принимаемых вами, в 8 члене символа веры есть прибавление, которое отцами 2 всел. собора не было внесено в оный.

Р. Какое слово? В чьих книгах оно прибавлено?

М. В 8 члене символа веры, в книгах, принимаемых вами, к словам: «и в Духа Святаго, Господа» прибавлено слово: «истиннаго».

Р. (Иронически) Вот как! Это вы так думаете?

М. Не думаю только, а и говорю, как вычитанное, а не как вымышленное.

Р. Гм! В каких это вы книгах высмотрели? В своих-то – Никоновских?

М. Я вижусь с вами в первый раз, но с вашими собратиями имел множество собеседований; а потому (прошу заметить однажды навсегда), когда я, при разговоре с вами, ссылаюсь на книги, то разумею здесь старописьменные или старопечатные; о слове «истиннаго» было немало рассуждений и до п. Никона. Если желаете послушать меня, то я поделюсь с вами своими сведениями.

Р. Говорите.

М. За 120 лет до п. Никона ставили Максиму Греку в вину, что он выскоблил слово истиннаго в 8-м члене символа веры. За исправление книг Максим оглашен был еретиком и сослан.

P. Ну, так что же? Зачем ему было скоблить книги и поступать против св. отцов? По целому вору и мука; не делай худо: не завяжут туго; выскоблил слово истиннаго – так и не осуди!

М. Да, ваши наставники считают его блаженным (солов. челов.); в псалтирях, печатных при п. Никоне, приводятся свидетельства его в пользу двуперстия.

P. (В изумлении): так разве это тот Максим?

М. А вы думали – какой же? Этот тот самый Максим, который, прибыв в Россию к 1616 году, занимался разбором великокняжеской библиотеки и который, огласив неисправности в тогдашних книгах, подвергся узам темничным и ссылке. Этот то Максим, на которого псалтири, изданные при п. Иосифе и особенно уважаемые вами, – ссылаются, – и выскоблил в 8-м члене слово: истиннаго.

P. У вас есть книга его?

М. Подлинного соборного деяния² у меня нет.

P. (Не дав миссионеру окончить речи, прервал): так я не верю словам, – довольно об этом и толковать.

М. Нет, недовольно. Вы желали знать, что мне известно о прибавке слова: истиннаго: я и объясняю вам. Если у меня нет подлинного соборного изложения, то из этого нельзя заключить, что я говорю неправду. Вы можете сделать переписку со своими знакомыми в Петербурге и Москве. Я же продолжу начатое. У Максима был ученик Зиновий. Однажды впрямь Захария спрашивал у него: как лучше говорить: Господа или истиннаго; Зиновий отвечал, что при правой вере, не много разнства в этих словах, но однако лучше говорить: Господа, а не истиннаго, так как он видел это слово в книгах, писанных при князе Ярославе, сыне Владимирове. Видишь, при Максиме и ученике его Зиновии рассуждали о том, которое слово лучше удержать в книгах. Значит, тогда в символе еще не писали обоих слов: «Господа истиннаго», а писали одно которое либо из них: или Господа, или истиннаго. Этой книги (истины показания гл. 45) у меня также нет: она должна быть в библиотеке Казанской духовной академии³.

Р. Вот какие книги указывает – не ехать же нам туда!

М. Имейте терпение... За 100 л. до п. Никона был стоглавый собор.

Р. Слыхал, знаю.

М. В 9 гл. Стоглавника сказано: нецыи глаголют: «и в Духа Святаго Господа Истиннаго», ино-то не гораздо. Едино глаголати: или Господа, или Истиннаго.

Р. Я этого не знаю, было ли так.

М. Вы можете поверить мои слова, списавшись со своими братиями. Видали ли вы и читали ли книгу Кириллову, большой и малый Катихизисы и Кормчую?

Р. Нет, не знаю.

М. В этих книгах есть такие речения: «и в Духа Святаго, Господа животворящаго» без прилога: истиннаго.

Р. (Горячо): Где? в большом катихизисе есть: «и в Духа Святаго Господа» без истиннаго? Неверно, неверно, неправда.

М. Жаль, что беседа не у меня в квартире. Я показал бы вам эти речения, указал бы в Кормчей четыре места, из коих в двух 8-й член приводится со словом: Господа⁴.

Р. (С жаром и бойко). Где нам иметь книги, когда у нас все ограблено; всем дана свобода молиться, нам одним только не дают. Ну а скажи-ка, следует ли молиться за неверных?

М. Для чего вы спрашиваете меня об этом?

Р. Как для чего? Мне хочется знать, как мы должны молиться за неверных.

М. Это вам лучше известно. Я не посвящен в тайны вашего общества. Следовательно, мне от вас, а не вам от меня нужно узнавать, как вы, согласно законоположениям своего общества, должны молиться за неверных.

Р. Мы только говорим: «Помилуй Господи», но не можем сказать: «помяни Господи».

М. Как это так? Какое значение вы придаете словам: помилуй и помяни?

Р. Неужели ты не понимаешь этих слов? Ведь у вас совершается поминовение усопших. Для чего это делается?

М. По учению св. кафолической Церкви души грешных людей, пред смертью искренно раскаявшихся в своих согрешениях, но неуспевших принести плодов покаяния, каковы: милостыня, слезы, молитва, благочестивая жизнь, – могут получить освобождение от вечных мучений не сами собою, а по молитвам родных и Церкви, особенно силой бескровной жертвы. Вот для чего совершается у нас поминовение усопших. Что же касается до слов: помилуй, помяни, то я не знаю, какое значение придаете им. Объясните.

Р. Мы просим, чтобы тем, о коих мы говорим: «помилуй Господи», дана была ослаба от адских мучений, которые они заслужили.

М. Богач просил Авраама помиловать через высылку к нему Лазаря для прохлаждения языка его каплей воды, т. е. просил ослабы мучений и получил отказ: «между нами и вами утвердися пропасть» говорил Авраам.

Р. (Сконфузившись и с криком): да что ты хочешь запутать меня словами! Ты бы говорил прямо, а не ходил вокруг, да около. Ты ведь знаешь, о чем я спрашиваю, я не твердил: «аз да аз 30 лет». (Обратившись к постороннему лицу): я вам объясню, когда он не хочет понимать меня. Представьте, – что душа человеческая, после смерти, находится в каком-либо месте; ну, вот, положим, – где нет нисколько света. Если в этом месте засияет звездочка, ведь все-таки душе отраднее, чем быть в постоянной тьме?

Г. М-в. Да, это совершенная правда.

М. Теперь я понимаю. Произнося в молитве о неверных: «помилуй Господи», вы просите об ослаблении мучений тех, в которых они находятся после смерти до всеобщего воскресения?

Р. Да, да, да.

М. А после всеобщего воскресения?

P. А там, брат, уж не осуди: что заслужишь, то и получишь⁵.

М. Какая же польза от такого вашего поминовения?

P. «Да все ли равно, что лежать в земле 8 тысяч лет и мучаться, – или получать в это время, хоть по временам, какое-либо облегчение от своих мучений?»

Пробило 9 часов. Миссионер встал, чтобы идти. Фомин – раскольник удержал. Скажи еще, говорил он, – поминаете ли вы немцев и поляков⁶?

М. Для чего вам нужно знать это?

Р. Для нас соблазнительно, что вы нехристей отпеваете.

М. Нельзя называть немцев и поляков нехристями. Они христиане, хотя и неправоверующие и крещены во имя Отца и Сына и Св. Духа. Мы не отпеваем их, а сопровождаем умерших из них на могилы с пением: Св. Боже, если о том просят родные их.

Р. Разве немцы – христиане?

М. Христиане, только неправославные.

Р. (азартно и нахально). Ну так поздравляем вас; мешайтесь и впредь. Немцы, поляки, жиды, магометане, язычники и табачники – это ваши дружки, – отпевайте их; ах нет, ошибся, сопровождайте их на могилы с пением: Св. Боже.

М. Вы не глумитесь и не обобщайте иноверцев с нехристианами. Иное дело неверный и иное: ино или неправоверный. Мы говорили с вами о немцах и поляках, которые крещены во имя Св. Троицы; вследствие чего и крещение их приятно; о татарах, жидах и язычниках не было у нас речи. Это не одно и то же, что немцы и поляки...

(Главные недостатки его и требования, заявленные гомилетами, к приобретению проповеднического влияния на слушателей).

К унижению русского проповедничества у многих принято указывать на неподражаемые будто бы достоинства проповедей протестантских. Но унижающие наших проповедников и возвеличивающие чересчур немецких, большею частью, говорят то, чего не знают. В самой Германии не менее нашего развито, и справедливо, недовольство современною проповедью. Как на главный недостаток современных немецких проповедей указывают на отсутствие в большей части их надлежащей популярности. В настоящее время у немцев пользуются необычайными успехами проповеди церковного оратора Ремгельда. Зависит это от чрезвычайно популярного изложения его проповедей, хотя популярность у него иногда переходит в тривиальность. Нет надобности повторять здесь того, что в гомилетических руководствах говорится о популярности проповедей, а ограничимся только указанием на то, какой популярности требуют от проповедников. Не будет популярности, заявляют гомилеты, если совершенно устраняют библейский язык и не употребляют выражений в роде следующих: праведность, богоизбранный и т. под., как этого требовали в век просвещения; но должно литературный язык соединять с народным, должно говорить не отвлеченно, не по возможности конкретно, наглядно, ясно, общепонятно, жизненно. Можно употреблять и такие выражения, которые совершенно не допускаются литературным языком, если только они с особою ясностью и характерностью выражают известное понятие. Но должно избегать крайностей, той вульгарности и того цинизма, какие встречаются, например, у Авраама и санта Клара. Простой народ инстинктивно различает, что́ прилично и что́ неприлично на церковной кафедре, и легко может получить нерасположение к проповеди. Язык проповеди должен быть благороден, чист, сообразен с достоинством евангелия. Построение речи должно быть естественно, просто, далеко от напыщенности и всякого рода искусственности. Кроме того, проповедник должен стараться о том, чтобы общее, малоизвестное выяснялось слушателям посредством известного, через сравнения и примеры из явлений окружающей их повседневной жизни. При объяснении евангельских текстов, он должен представлять образ самого места действия и выставлять лиц, упоминаемых в евангелии, как людей живых, близких нам по тем или другим чувствам, стремлениям, радостям и печалям, и сближать евангельские события с явлениями современной нам жизни. Полного внимания заслуживает взгляд, высказанный Рёмгельдом в предисловии к сборнику – изданных им проповедей. «Нужно, говорит он, обратить внимание, что Спаситель повелел не о евангелии проповедовать, но: проповедуйте евангелие всей твари!». Но если следует проповедовать евангелие, то все дело в том, чтобы священные повествования перелагались на современный вам язык, на обстоятельства современной нам жизни, и чтобы слушатели вводились в евангелие, как в современную им и развивающуюся пред ними историю, чтобы события как бы происходили пред глазами самой паствы. Такой способ проповеди можно назвать «генетическим». Некоторые проповедники думают придать своим проповедям популярный характер, сделать их общепонятными, делая лишь краткие наброски или конспекты их, а все развитие их предоставляя свободному устному изложению, или же прямо выступая на церковной кафедре с живою импровизированною речью по обдуманному заранее плану. Но при таком способе могут достигать полного успеха лишь проповедники опытные или обладающие даром свободной стройной речью. Большинству же обыкновенных и в особенности начинающим проповедникам популярность дается лишь после продолжительного тяжелого труда над обработкою каждой отдельной фразы. Достижению искусства популярной речи весьма много содействует внимательное чтение лучших произведений популярных проповедников и светских народных писателей и в особенности изучение вполне общенародной книги – Библии. Но главное средство для того, чтобы проповедь вполне была общепонятною и возбуждала общее внимание, заключается в полном и точном знании паствы проповедником, в знакомстве его с домашнею и общественною жизнию слушателей, с их воззрениями, убеждениями и особенностями языка. Далее, гомилеты заявляют, чтобы проповедь соответствовала требованиям современной жизни. Каждый протестантский пастор много употребляет труда на приготовление детей к конфирмации, чтобы они усвоили основные истины христианства и в частности евангелие. Но по выходе из школы и после конфирмации большею частию ничего не делается для дальнейшего развития в духе христианства. Правда, св. Писание никогда не имело такого широкого распространения в Германии, как в настоящее время; трудно найти такой дом, в котором не было бы Евангелия; оно всеми приобретается: но, к сожалению, почти никем не читается. Многие через год или через два после конфирмации затрудняются отвечать даже на самые простые вопросы относительно истин христианской религии и нравственности. Так вырастает молодое поколение, и если школа жизни многому научает их, то Церковь находит их глубоко невежественными относительно христианства, Библии и церковного учения. «Из всех книг Библия – самая неизвестная книга. Я разумею, – говорит Этингер, – не миллионы язычников, живущих на земле, не миллионы католиков, которые путем обмана и насилия лишены ее, я разумею миллионы протестантов, и в особенности протестантов Германии... Англичанина сопровождает Библия и в песчаных пустынях юга, и среди льдов севера. Он знает, что его народ своим величием и богатством обязан Библии; он знает свою Библию. Но в протестантской Германии для многих, если не для большинства, и даже для немалого числа пасторов, Библия самая неизвестная книга. И это имеет значение в отношении ко всем классам общества, возрастам и ступеням образования. Теперь уже нельзя найти тех набожных ремесленников, которые по вечерам, накануне воскресных и праздничных дней раскрывали свои фамильные Библии, чтобы до самой ночи или даже и ночь проводить за чтением ее. Теперь они иначе проводят время…» Это один из важнейших недугов нашего времени, который, вместе с другими, никогда не должен упускаться из внимания проповедником.

Поэтому проповеди должны быть также поучительными, но не в смысле сообщения всякого рода полезных знаний, как это делали в XVI–XVII в., когда проповедники говорили с церковной кафедры о коровьей оспе, о разведении картофеля и т. под., хотя и в настоящее время некоторые из поселян с большим вниманием стали бы слушать проповедь об откармливании скота и тому под., нежели о благодати Божией во Христе. Нет, церковная проповедь должна утверждать в сознании верующих истины христианского учения и не только в их несомненной истинности, но и со стороны, подвергающейся возражениям и требующей доказательств или разъяснений «от разума». Правда, часто приходится слышать, что догматические проповеди не должны иметь места на церковной кафедре – они будто бы менее всего соответствуют требованиям настоящего времени. С этим, пожалуй, и можно согласиться, но лишь в том смысле, что в проповедях нужно избегать школьно-педантичных абстрактных догматических тонкостей, – учение евангелия не есть только отвлеченное знание, оно имеет ближайшее отношение к практической жизни, а потому оно может и должно излагаться на церковной кафедре общепонятно, ясно, конкретно, без разного рода тонких умствований. Справедливо говорит Рёмгельд: «современная проповедь должна быть свободна от старых гомилетических правил и принимать во внимание требования своего времени. Некоторые из богооткровенных истин и тайн царства Божия не должны прямо, как готовые результаты, предлагаться слушателям, но их следует проповеднику как бы искать и находить, приходить к ним через ряд объяснений и доказательств и защищать их от возражений, направленных против них со стороны современного неверия. К такого рода понятиям относятся напр., такие, как оправдание и освящение. Само собою разумеется, что доказательства христианских истин должны расширяться и сообразоваться или ограничиваться свидетельствами Писания, смотря по степени образования и нравственного и религиозного состояния слушателей. Но в особенности подобного рода апологетический способ удобоприменим в том случае, когда хотят возбудить в слушателях сознание в необходимости спасения. Поставив в центре веру в божество Иисуса Христа и обосновав ее на свидетельствах Ветхого и Нового Завета, проповедник может вывести заключение: итак, Его слово – Божие слово. Следовательно, мы должны верить Ему и принимать Его, как истинного и единого Спасителя, без которого невозможно спастись. Затем он может указать слушателю: что покоится во глубине души, чего самые высокие, несмотря на все свое стремление к истине, не могли достигнуть, чего ты не можешь получить в обладании каким бы то ни было земным благом, при котором ты не можешь избежать чувства пустоты и неудовлетворенности, это дается тебе во Христе, через Его евангелие. Подобного рода путем скорее всего можно возбудить внимание к проповеди. В этом отношении должно следовать примеру Спасителя. Никакое чтение образцовых проповедей, как бы оно ни было внимательно, не может дать нам столько, как изучение Его способа. Все в нем общепонятно, ясно, жизненно, проникнуто применением к лицу слушателей и обстоятельствам их жизни, нигде нет сухих, мертвых понятий, растянутых, многоречивых разъяснений, но повсюду прекрасные, понятные для каждого из слушателей и взятые из их жизни и из жизни окружающей их природы образы и подобия сменяются краткими, меткими и остроумными изречениями и сентенциями. В жаркий полдень Он говорит с самарянкой о воде жизни, в темную ночь с Никодимом о необходимости идти к свету, несколькими словами Он проникает во глубину души грешницы. Как все это отлично от того доктринерства, какое нередко встречается у современных проповедников».

Это приводит гомилетов к третьему пункту. Проповедь, по их требованию, должна быть практическою. Большинство проповедников мало знакомится с настоящею жизнью, с ее требованиями и стремлениями – они изучают свою паству не через непосредственное ознакомление с нею, а в кабинете, и поэтому в своих проповедях не принимают во внимание понятий, условий жизни, стремлений, господствующих в круге их слушателей. Они нередко трактуют в своих проповедях о разного рода школьных вопросах, имеющих интерес для богослова, но не представляющих никакого интереса для прихожан, часто полемизируют против таких противников, которых не только не имеют пред собою, но о которых слушатели ровно не имеют никакого понятия; они часто проповедуют, не задавая себе вопроса: могут ли слушатели извлечь отсюда какую-либо пользу для себя в нравственном или религиозном отношении, могут ли проповеди их иметь какое-либо отношение к жизни. Проповедники должны преследовать грех в совершающихся пред ними явлениях действительной жизни, а не вообще говорить о грехе, при чем каждый слушатель может относить это обличение не к себе, а к другим. Так, напр., среди сельских простолюдинов проповедник может с особою силою указывать на пагубность усиливающейся в народе наклонности к роскоши, о корыстолюбии, об обмане в торговых и других сношениях и т. под. Но обо всем этом следует говорить без резкостей и раздражения. Вся речь проповедника должна быть проникнута духом любви и быть направлена к тому, чтобы склонять души к принятию проповедуемого им учения и приводить их к жизни во Христе.

Отсюда вытекает, наконец, требование, которое наиболее важно для успеха церковной проповеди. Все, доселе сказанное, касалось собственно лишь формальной стороны дела. Но одна форма не может сама по себе создать жизни. Кто стремится к тому, тот сам должен иметь жизнь. Кто хочет другим светить, тот сам должен быть светом; кто хочет других согревать, тот в себе должен иметь огонь. Поэтому прежде всего сами проповедники должны быть глубоко проникнуты тем, что они проповедуют, чтобы могли сказать: «что мы видели и слышали». Они должны главным образом обращать внимание на то, чтобы их слова исходили из сердца, чтобы в них говорила сила того глубокого убеждения и той искренней беспредельной любви, которая горела к нашем Спасителе, предавшем себя на самые крайние мучения за своих страждущих братьев. Нужно также постоянно наблюдать за собою, чтобы мы не отчаивались пессимистически в раскаянии и спасении своей паствы, но были полны убеждения, что «наша вера есть победа, побеждающая мир», несмотря на противодействие антихристианских сил нашего времени. Но при этом мы должны в молитве постоянно испрашивать у Господа успеха нашему делу, возлагать на Него все свои надежды и через это постоянно укреплять и поддерживать себя.

Н. М. Д.

Во 2-м № Рязанских Епархиальных Ведомостей за настоящий год мы встретили несколько глубоко прочувствованных строк, посвященных памяти одного замечательного труженика, сельского пономаря, который 35 лет своей жизни посвятил на дело народного образования и вел его как образцовый учитель, согласно с требованиями здравой современной педагогики и с полным бескорыстием и преданностью этому делу. Думаем, что в настоящее время, когда наша светская периодическая печать еще не перестала заниматься вопросом о том, «хочет ли и может ли духовенство учить народ», и нередко путем софистики, извращения и подтасовки фактов приходить к отрицательному выводу, не излишне будет поделиться с читателями Руководства для сельских пастырей сведениями об этом труженике, тем более что он уже три года тому назад сошел в могилу, и мы можем говорить о нем, не опасаясь оскорбить чувства его скромности. Деятельность его самым наглядным образом доказывает, что не только священники и псаломщики, прошедшие полный курс семинарских наук и изучавшие между прочим педагогику и дидактику, могут быть прекрасными народными учителями, но что такие учителя встречаются и среди простых сельских причетников, получивших образование в духовных училищах⁸.

Первая наша встреча с этим замечательным учителем – причетником относится к 1869 году. В этом году на летних учительских курсах в Рязани в числе слушателей особое внимание обращал на себя один причетник, который с необычайным вниманием следил за каждым словом руководителя курсов, прислушивался к замечаниям, которые делались постоянными слушателями, и старательно заносил слышанное им в свою тетрадку. Мы навели справки о нем, и узнали, что это пономарь из села Архангельского, Егорьевского уезда, Рязанской губернии, Федор Иванович Волынский, что школьное образование его ограничивалось лишь прохождением курса первых двух классов духовного училища и что он приехал в губернский город для того, чтобы определить своего сына на учительские курсы для приготовления к учительству, но побывав раз, в качестве постороннего посетителя, на этих курсах, он настолько увлекся ими, что вступил в число постоянных слушателей, чтобы познакомиться с современными методами преподавания и получить возможность разумно и с полным успехом вести дело обучения в народной школе. Вскоре нам лично пришлось познакомиться с ним, и мы не можем забыть той горячей преданности делу народного образования, того разумного отношения к нему, какое он высказал в своей беседе с нами. Казалось, что ни дом, ни семья, ни хозяйство не занимали его, – весь он был занят одною мыслью – учиться и учить. Получив свидетельство на звание учителя народного училища и возвратившись из Рязани в свое село, он прежде всего направил все свое внимание на то, чтобы преобразовать свою домашнюю школу, в которой он прежде попросту, без приспособления к правилам современной педагогики вел дело обучения, в образцовое училище, и несмотря на массу разного рода затруднений, достиг осуществления своего стремления. Для помещения училища он выстроил прекрасный двухэтажный дом, воспользовавшись для этого хлебным магазином, одна часть которого была уступлена ему безвозмездно, а другую он приобрел за пониженную плату. Здание училища он разделил на две половины, из коих одна предназначалась для мальчиков, а другая для девочек. Для тех детей, которые приходили из отдаленных деревень и не могли без опасности для здоровья возвращаться на ночь в свои семейства, было отведено в училище особое помещение для ночлега. Кроме общих предметов преподавания в этой школе предполагалось также и обучение ремеслам. Для первоначального введения образцовых порядков в новоустроенной школе он, не полагаясь на себя, пригласил сведущего и опытного педагога. Но главное заведование ею лежало на самом устроителе ее; только впоследствии он принял к себе помощника, потому что в школе, имевшей до 70 учеников, вести дело обучения одному лицу оказалось слишком трудным. Деятельную помощь оказывала ему также и жена его, которая обучала девочек рукоделью. Школа была самым любимым детщием Волынского. Ей он посвящал время, свободное от исполнения причетнических обязанностей, свои силы и часть своих скудных средств, безмездно обучая всех желающих и высшей наградой для себя считая успехи своих учеников и учениц. Он внимательно следил за ходом учебного дела в других школах, и если находил в них что-либо полезным, то старался вводить это и в своей школе. На нее он употреблял значительную часть и тех денег, которые по временам отпускались ему за его учительские труды. Ей же, за несколько месяцев до своей смерти, он отдал в дар «по чувству преданности своей к пользе народного образования» (по собственному выражению его) выстроенный им на собственные средства двухэтажный дом для помещения ее, передав его в ведение местной земской управы и училищного совета. Своим усиленным трудам и заботам об училище он в значительной мере обязан и своею преждевременной смертью. За примерно-усердное, полезное и безвозмездное служение делу народного просвещения он неоднократно получал частные и официальные выражения признательности как от епархиального и училищного начальства, так в особенности от своих прихожан. Епархиальное начальство отличило его 35-летнее примерное исполнение причетнических и учительских обязанностей возведением его в сан диакона, хотя это распоряжение и не могло быть исполнено, как последовавшее, к сожалению, уже после его смерти. Но самым лучшим свидетельством о его благотворной и бескорыстной просветительной деятельности служат те искренние горячие слезы, которые, по словам очевидцев, проливались над его гробом его учениками и ученицами и их отцами и матерями.

Д. Д.

Однажды зовут меня в не бедный дом моего прихожанина для исповеди еще молодого, но уже семейного, человека, сына домохозяина. Из расспросов моих я узнал, что молодой человек внезапно заболел трудно излечимою или правильнее сказать, неизлечимою болезнью – чахоткою, что, по освидетельствовании больного, подтвердил доктор N, весьма искусный в распознавании и лечении болезней. Во время исповеди больной хотя и перхал сухим кашлем, но был еще довольно бодр, так что можно было еще надеяться на его выздоровление. Дней через 5–7 снова зовут меня для елеосвящения и причащения больного. Перемена громадная! Поразительно – исхудалый вид, безжизненные блуждающие глаза, глубоко запавшие в орбиты, глухой учащенный кашель, наконец – крайний упадок сил, так что больной сидел при помощи других и руки для помазания елеем поддерживали ему другие, – все это, вместе взятое, свидетельствовало, что жизнь молодого человека находится в опасности. И я – грешный – думал, что скоро опять буду позван для отправления его ad patres на вечный покой. Но владеющий смертью и животом, по совершении над больным таинства елеосвящения, воздвиг его от одра опасной болезни и даровал ему жизнь. Около недели после соборования я не имел никаких сведений о состоянии здоровья пораженного чахоткою и уже забыл о нем. В один вечер нежданно-негаданно является ко мне чахоточный совершенно здоровым и только бледность и исхудалость лица были ясными признаками недавности перенесенной болезни. При встрече с ним у меня невольно вырвался крик удивления, – я его принял за воскресшего из мертвых. «Покорно вас благодарю, батюшка», сказал он на мое удивление. «Моим выздоровлением я вполне обязан молитвам св. церкви. После соборования мне стало лучше; силы мои начали быстро возвращаться ко мне, и вот я здоров. Этот молодой человек, и теперь еще не старый, здравствует и поныне.

У другого моего прихожанина, человека выше средних лет, от продолжительной лихорадки образовалась водяная. По совершении над ним таинства елеосвящения, лихорадка и водяная прошли. И сей человек по настоящее время здоров. Верно слово Божие, гласящее: пусть пресвитеры больного помажут елеем во имя Господне, и молитва веры спасет больного.

Выше упомянутый доктор N однажды говорил мне: «Я всегда находил здоровье пациента в лучшем состоянии после соборования; и мои лекарства успешнее, после соборования, действуют на восстановление здоровья пациента».

Свящ. Л-ий

(Из Воронеж. Еп. Вед.).

Начало христианского обычая носить кресты на персях принадлежит временам глубочайшей древности. В житии св. мученика Ореста, пострадавшего, по всей вероятности, в конце III века, рассказывается, между прочим, следующий случай: однажды, во время смотра, военачальник Лисий потребовал, чтобы св. мученик, служивший в его полку, показал свое военное искусство посредством бросания копья в цель. «Управившу же тому руку свою, рассказывает жизнеописатель, и копием потрясшу, носимый на персех его святый крест истрясен был, изсунувся из недр явися вне, яко видети всем и самому Лисию, абие убо призван и приведен бысть близ, и рукою Лисия на персех его крест взем, и держа, вопрошаше: что есть сие? еда и ты еси от тех, иже суть части Распятого? Он же отвеча: раб есть Распятого Владыки моего и сие Его знамение ношу на отгнание всех зол, находящих на мя». О святом великомученике Прокопии, пострадавшем в Кесарии Палестинской в начале XIV века († 303 г.), известно, что он носил на персях святой крест, устроенный, по его заказу, из золота и серебра, по подобию явившегося ему на небе ночью, на пути в Антиохию Сирскую. Св. Григорий Нисский, повествуя о блаженной кончине сестры своей, преподобной Макрины († 379 г.), между прочим рассказывает, что, омывая тело почившей, инокиня Вестиана «сия с выи ея крест железный, и перстень такожде железный, на нем же бе креста изображение», и рече к св. Григорию: «се каковую красоту на выи ношаше невеста Христова». В IV веке христианский обычай носить кресты на персях был на столько распространен, что это спасительное знамение возлагаемо было даже на животных, в предохранение от разных заразительных болезней. Ношение креста на персях было самым обычным, внешним выражением принадлежности к числу последователей Распятого за нас Господа, как это с очевидностью явствует из вышеприведенных слов святого мученика Ореста, а также из вопроса, предложенного ему Лисием: «еда и ты еси от тех, иже суть части Распятого»? Признак этот был настолько существен и общераспространен, что император Лев Армянин (IX в.), желая убедить собравшихся к нему святителей в своем правоверии, нашел необходимым указать им прежде всего на этот признак. «Иземь от недра Распятия Христова икону, юже на шии има», читаем об этом императоре в житии св. Никиты исповедника († 824 г.), «главою иконе поклонися лицемерно». Все эти данные достаточно свидетельствуют не только о глубокой древности этого христианского обычая, но и об общераспространенности его даже у первенствующих христиан, которые носили это спасительное знамение на своих персях, не только как внешний признак своей принадлежности к числу последователей Распятого, но и как спасительное орудие для «отгнания всех зол», выражаясь словами святого мученика Ореста. Освящая это знамение для ношения на персях, и святая православная Церковь молится при этом, да будет оно «всякому, на себе носящу е, защищение и соблюдение от всякого зла души и тела спасительное, и в умножение в нем духовных дарований и христианских добродетелей», – да будет исполнено оно «силы и крепости к прогнанию и разорению всякия диавольския козни, в защищение души и тела от лица враг видимых и невидимых, и от всякого зла»⁹.

К величайшему, однако, прискорбию этот благочестивый, искони христианский обычай находится в значительном пренебрежении у современных христиан. Древние христиане, с глубочайшею верою в спасительную и непобедимую силу святого креста, возлагали изображение его даже на принадлежащих им бессмысленных животных; а ныне даже не все служители алтаря Господня считают необходимым возлагать это «необходимое оружие» на собственных детей, чтобы, по верованию и молитвам святой Церкви, Распятый за нас Господь соблюл их от «всякой диавольской козни, от лица враг видимых и невидимых, и от всякого зла»… Достойно впрочем замечания, что в чинопоследовании святого крещения, помещаемом в наших требниках, не только не сказано, когда должен быть возлагаем крестик на крещаемых, но даже нет упоминания о самых крестиках. Полагаем, что приличнее всего это делать непосредственно после погружения, во время чтения псалма: «Блаженни, ихже оставишася беззакония»... Как много соответствуют этому действию дальнейшие слова того же псалма: «Ты еси прибежище мое от скорби, обдержащия мя: радосте моя, избави мя, от обышедших мя... Вразумлю тя, и наставлю тя на путь сей, в оньже пойдеши»... (Пс.31:7–8). Что может быть утешительнее сих слов для новобрещаемого, который только что сделался последователем Распятого за нас Господа, который только что взял крест свой, чтобы всю жизнь свою шествовать по стопам своего Спасителя путем скорбей и страданий... Многие, однако же, возлагают крест на новокрещаемого уже после хождения вокруг купели, во время пения прокимна; может быть, многие поступают еще иначе... Полагаем, что, для единообразия в этом случае, необходимо точное указание или распоряжение законной власти. Многие, при возложении креста, произносят слова Спасителя: «Иже хощет по мне идти, да отвержется себе, и возмет крест свой, и по Мне грядет». Слова эти, конечно, вполне уместны в данном случае, тем более, что, по учению нашей Церкви, и самый крест возлагается на крещаемого именно для напоминания ему о том, что содержится в этих словах¹⁰, что эти же слова произносятся и при возложении креста на архиерея, во время облачения. Все это, однако же, одни догадки и соображения, не могущие, конечно, быть неизменным правилом, обязательным для каждого; между тем естественно ожидать таких правил и определенных указаний во всяком церковном чинопоследовании, особенно же в чинопоследованиях святых таинств.

Заметим кстати еще один пробел в печатаемом в наших требниках чинопоследовании таинства святого крещения. С древнейших времен по всей христианской Церкви существует обычай давать крещаемым возжженные свечи¹¹; в катихизисе митрополита Филарета даже решается вопрос: «что значит хождение крещаемого вокруг купели со светильником»? Между тем в наших требниках не только нет указания на то, когда именно должна быть вручаема крещаемому свеча, но даже вовсе не упоминается о самой свече. Ничего нет об этом и в литургике Смолодовича, принятой учебником в духовных семинариях¹². Где же найдется для этого ясное и определенное указание молодой священник, изучавший литургию по руководству Смолодовича? Хорошо, если при церкви его сохранился униатский требник Афанасия «на Шентицах Шептицкого»: там он найдет на этот случай точное указание. В этом требнике, после псалма: «Блаженны, их же оставишася беззакония…», читаем следующее: «тоже даст иерей свещу закаленную в руце отрочате или кумов», при чем, по означенному требнику, иерей должен произносить следующее: «Приими свещу сию возженную, и тщися во всем житии твоем светом веры и добрых дел просвещатися: да егда приидет Господь, светло возможеши изыти в сретение Его со всеми святыми, и внити невозбранно в чертог небесныя славы Его, и царствовати с Ним в бесконечные веки: Аминь». Не понимаем, почему у нас все это опущено целиком и, вместо опущенного, не сделано никакого указания на вручение свечи, которое, однако же, и по учению нашей церкви, имеет в этом случае особый, духовный смысл, далеко не всякому понятный, без надлежащих объяснений? Итак, мы восстаем против униатских обрядов и обычаев, но, увы, не можем доселе обойтись без униатских требников, которые, как это всеми признано, гораздо полнее наших. Но об этом мы надеемся поговорить особо.

М. С.

(Подол. Еп. Вед.).

б) Обязанности пресвитеров относительно совершения таинства миропомазания.

Обыкновенный совершитель таинства миропомазания есть священник. Мирянин и в смертном случае не может совершить этого таинства (Кн. о долж. пресв. приход. § 84)¹⁴. Но священник может совершать таинство миропомазания не иначе, как при посредстве мира, освященного епископом. Отсюда возникает обязанность священника соблюдать: 1) прежде всего постановления Церкви относительно хранения мира, освященного епископом, 2) а потом правила относительно употребления святого мира, – помазания им других лиц.

1) Святое миро, полученное от епархиального начальства (от ключаря кафедрального собора через благочинных)¹⁵ должно храниться в алтаре на престоле (обыкновенно близ ковчега с запасными дарами) с честью и предосторожностью, подобающими святыне, в сосуде серебряном или хрустальном (Уст. Дух. Консист. ст. 39; Инстр. благочин. § 1). Так как миропомазание соединяется с крещением, а крещение иногда совершается в частных домах, то часть св. мира, хранимого на престоле в сосуде серебряном, хрустальном или по крайней мере оловянном, вливается в небольшой стеклянный сосудец¹⁶, хранимый вместе с другим небольшим сосудцем для св. елея в так называемом крестильном ящике. Из предосторожности, чтобы при совершении таинства крещения и миропомазания не употребить св. елея вместо св. мира и наоборот, сосуды для св. елея и св. мира должны быть различны по своему внешнему виду, а еще лучше с надписями – на одном должна быть надпись «св. елей», а на другом – «св. миро». Стеклянные сосуды со св. елеем и миром должны замыкаться стеклянными пробками, а отнюдь не воском, потому что воск тает и мало-помалу будет опускаться в св. елей или в св. миро. Для помазания св. елеем и св. миром следует употреблять стручцы и притом отличающиеся один от другого по внешнему виду, а не заменять таких стручцов перышками, потому что перышки неудобны при помазании младенца. Крестильный ящик с сосудцами для св. елея и св. мира и прочими хранящимися в нем вещами должно содержаться в опрятности, чистоте и исправности¹⁷.

2) Чрез миропомазание низводятся благодатные дары Святого Духа, возвращающие и укрепляющие человека в жизни духовной; а так как без благодати Святого Духа никто не может преуспевать в жизни духовной, то таинство миропомазания признается необходимым для всех. Вследствие чего и преподается это таинство: 1) всем крещаемым как младенцам, так и возрастным, непосредственно после крещения; 2) присоединяющимся к православной Церкви из иноверия, которые хотя и были прежде крещены, но не были миропомазаны или получили миропомазание от лиц, неимеющих благодати священства по непрерывному преемству от апостолов. 1) Как совершается таинство миропомазания над всеми крещаемыми – младенцами и возрастными, непосредственно после крещения, это можно видеть из последования св. крещения и миропомазания. При этом только нужно заметить, что после погружения крещаемого в воду, прежде чем совершить миропомазание над ним, необходимо до сухости вытереть те части тела, которые должны быть помазаны св. миром. Указанные части тела должно помазывать не скудно (междорамия не помазуются). При помазании частей тела миром, следует наблюдать, чтобы к миропомазанным частям не прикасался руками ни сам крещаемый, ни другой кто-нибудь посторонний, до тех пор, пока эти части не будут омыты. Омовение миропомазанных частей тела нельзя совершать при посредстве той губки, которая употребляется для обтирания стручцов.

2) Из возрастных присоединяющихся к православной Церкви таинство миропомазания совершается над теми из римских католиков, которые по какому-либо случаю не были конфирмованы (не получили епископского рукоположения, заменяющего помазание св. миром), и о которых нет достоверных сведений – были ли они конфирмованы или нет; над лютеранами, реформаторами, раскольниками, рожденными и крещенными в расколе (Кн. о должн. пресв. приход. § 89; Чин. принят. иновер.)¹⁸. Для присоединения иноверных через миропомазание (а равно и через одно только покаяние) приходский священник не обязывается испрашивать предварительное разрешение от епархиального архиерея (Ук. Син. 1840 г. 20 февр. Ук. Син. 1865 г. 26 авг. за № 1985; Уст. Консист. ст. 25)¹⁹ и приступает к этому действию с соблюдением следующих правил: желающего присоединиться к православной Церкви из лютеран, раскольников и т. п. священник научает прежде всего истинам православной веры (символу веры, десятословию, необходимым повседневным молитвам и т. д.). Затем, от ищущего присоединения берет подписку в следующей форме: «нижеподписавшийся, или нижеподписавшаяся (звание, имя и фамилия, вероисповедание, лета) сим изъявляю решительное намерение присоединиться к православной католической восточной Церкви и обещание пребывать в послушании ее всегда неизменно» (подпись с означением времени) Ук. Син. 1840 г. 20 февр. пун. 1; Уст. Дух. Консист. ст. 22, 25)²⁰. В день присоединения священник исповедует его во всех грехах, какие он помнит от юности своей, но разрешительную молитву после исповеди не читает, а делает это уже по совершении всего чинопоследования (оглашения, отречения от прежних заблуждений, исповедания догматов православной Церкви, прочтения установленных молитв с наречением имени, если только прежнее имя присоединяемого было из неупотребительных в Церкви православной); окончив «чин присоединения», священник читает над присоединяемым разрешительную молитву, положенную на ряду в чинопоследовании («Господь и Бог наш, ключи царствия небесного апостолом вручивый» См. чинополож. соедин. из невер. и «чин, как принимать к православ. вере приходящих, иже никакоже быша правовернии... крещение же истинное имущих», в Бол. Требн. Киев. изд. 1875 г.) и помазывает его св. миром, по особому чину (имеющемуся в Больш. требн. и в кн. «Чинопоследование соединенных из иноверцев»). Для тех же присоединяющихся, кои были помазаны св. миром или конфирмованы, чин присоединения заканчивается чтением разрешительной молитвы. Если присоединение было совершено перед литургией, то присоединенный в тот же день удостоверяется причастия св. Таин в положенное время.

Обыкновенный чин присоединения иноверцев через миропомазание, в случае смертной опасности их, упрощается и сокращается: они присоединяются посредством исповеди и помазания св. миром; перед исповедью должна быть из положенных прочитана молитва просительная: Господи Боже Вседержителю, Едине Святе..., а после исповеди разрешительная: Господь и Бог наш Иисус Христос ключи царствия небесного апостолам вручивый (та и другая в чинопоследовании соединенных иноверцев); помазание же св. миром, после разрешительной молитвы, совершается на одном только челе (Ук. Син. 1880 г. февр. 20). Присоединяемые же посредством одной исповеди принимаются в православную Церковь, в случае смертной опасности, без совершения чина присоединения посредством одной только исповеди, с возложением руки священника при чтении разрешительной молитвы (Там же). Присоединенные как посредством исповеди и миропомазания, так и посредством одной исповеди, причащаются затем св. Таин (Там же)²¹.

Присоединение вносится в метрическую книгу (Ук. Син. 1840 г. 20 февр.; Уст. Дух. Консист. ст. 22, 25) и выписка из метрической книги вместе с письменным обязательством, взятым от присоединенного перед совершением обряда присоединения, при рапорте представляется священно-церковно-служителями, в начале нового года, епархиальному начальству (Ук. Син. 1865 г. август. 25). О случаях же замечательных, равно как о случаях присоединения вдруг значительного числа людей, церковные причты обязаны немедленно доносить преосвященному (Ук. Син. 1865 г. авг. 25). Подписки, взятые от присоединенных и представленные в Консисторию, хранятся в архиве консисторском вместе с метрическими книгами (Ук. Син. 1840 г. февр. 20 дн.; Уст. Консист. ст. 22, 25).

5) О послушании, как добродетели священнической

Ты знаешь, как апостол Мой говорит о Мне, что Я «был послушным даже до смерти» (Флп.2:8).

И не только Я был послушным своему небесному Отцу, но и тем, которые не могли для себя этого требовать от Меня: Я послушен был Деве Марии и Иосифу. Подражай и ты этой Моей добродетели, она доставит тебе победу над всеми твоими врагами.

Совершенное послушание твоему епископу – первейшая твоя обязанность; он твой «владыка», он повелевает тебе от Моего имени, и ты дал клятву повиноваться ему.

Ничего не делай, даже по-видимому доброго, вопреки его повелению. Такое доброе не благоугодно в очах Моих; Иначе оно не было бы во славу, а тебе послужило бы во вред и наказание.

Делай то, что он повелевает тебе, хотя бы это казалось тебе делом неважным. Во всяком случае весьма важно, что ты послушен.

И если он удерживается от приказания, а только советует, то исполни совет его, все равно как бы это было приказание.

Из духа послушания исполни его волю, хотя бы ты без непослушания мог исполнить свою. Я благословляю твою покорность и ты почувствуешь на себе плоды Моего благословения.

Но заметь себе: подчиняйся его повелениям и советам единственно по смирению, а не по земным расчетам, не для того, чтобы приобрести его благоволение, не из-за ожидания награды.

Повинуйся ему единственно потому, что это так Мне угодно. Я ущедрю тебя сверхъестественными, а если Мне угодно будет, то и естественными благодеяниями, потому что Я все исполняю своим благоволением.

6) О самоотвержении

Вся Моя жизнь, от лишений и бедствий в вертепе Вифлеемском до страданий на Голгофе, была непрерывным самоотвержением.

И твоя вся жизнь, насколько позволяет твоя слабость, должна быть, подобно Моей, исполнена самоотвержения.

Показывай самоотвержение в жилище; да будет оно просто и чуждо ненужной роскоши.

Показывай самоотвержение в пище; стол твой да будет прост и умерен; изысканные лакомства не для тебя.

Показывай самоотвержение в одежде; да будет она проста, прилична и сделана по принятому церковному обычаю.

Показывай самоотвержение в развлечениях и удовольствиях; потребность в них да будет и мерой их. Конечно, кто не знает утешения в благочестии и не чувствует сладости внутренней жизни, у того потребность в постоянных развлечениях, чтобы сделать сносною свою бесполезную жизнь.

Будь уверен, что если ты будешь ревностным и деятельным священником, тем меньше будешь чувствовать потребности в развлечениях.

Мне благоугодно было родиться в вертепе, быть повиту бедными пеленами и положенным в ясли; детство свое провел Я в лишениях, всю свою жизнь в бедности, в такой бедности, что Себе Я мог сказать: «лисицы имеют норы и птицы небесные гнезда; а Сын человеческий не имеет, где приклонить голову» (Мф.8:20).

Этим Я хотел и тебе научить, как Я ценю блага мира сего и как должны смотреть на них ученики Мои, особенно Мои приближеннейшие и довереннейшие ученики, Мои священники.

Когда ты будешь прислушиваться к голосу чувственности, то услышишь, что хорошо обладать большим богатством, так как при этом много добра можно сделать. Но заметь себе, что это мнимое основание ничего не доказывает против мудрости Моего примера.

Припомни, величайшие из Моих святых и те, что наиболее делали добра, были бедны, или же добровольно становились такими; и чем более они отличались любовью к бедности, тем деятельнее трудились они для славы Моей; это обыкновенное правило Моего провидения.

Люби поэтому бедность, по крайней мере не допускай своего сердца погрузиться в земные стяжания; пусть никакие земные потери и лишения не в состоянии будут вывести тебя из твоего священного равнодушия.

Если твое сердце обладает этой свободой, то у тебя никогда не будет недостатка в необходимом, и тем больше испытаешь Мою помощь, чем больше развяжешь себя от уз стяжательности.

Рассмотри пути Мои, и ты найдешь, что щедроты Мои изливались на Моих служителей по мере того, как они возлагали надежду свою на Меня.

После того как Я посылал Своих учеников на проповедь без мешка, и без сумы, и без обуви, а затем спросил их, имели ли они в чем недостаток. И они должны были Мне отвечать: « ни в чем» (Лк.22:35).

Предписываемая тебе нестяжательность не запрещает тебе, однако, жить от своего служения; это справедливо, законно, и апостол Мой учит тебя сему (1Кор.9:7). Тем не менее никогда в своем служении не делай чего-либо ради земного вознаграждения.

Исполняй все свои обязанности только ради Моей славы, не взирая на награду; принимай вознаграждение и употребляй его для своих нужд, но не делай их ценою своих трудов.

Будь поэтому готов делать все и без всякого временного вознаграждения и при том с одинаковою ревностию, с одинаковым самопожертвованием.

К сожалению, многие из Моих служителей действуют в таких случаях нерадиво, кое-как.

Они думают, что люди, от которых они не получают за это вознаграждения, должны быть довольны уже тем не многим, что им предлагается; а доволен ли этим Я, об этом они и не спрашивают.

Остерегайся свою излишнюю склонность к стяжаниям извинять заботою о детях, о родственниках. Берегись искать одних только выгод от своего служения, иначе ты будешь скорее купец, а не священник.

Дозволено цензурой. Киев, 24 августа 1883 г. Цензор прот. М. Богданов. Тип. Г. Т. Корчак-Новицкого. Михайлов, ул., собств. дом.

Дондеже прииду, внемли чтению, утешению, учению. – Уча возлюбленного ученика своего Тимофея право править слово истины, ап. Павел в нескольких словах указывает на три главнейшие в этом отношении обязанности пастыря душ. Он должен учиться сам, научать других и упрочивать плоды своих наставлений приличными увещаниями.

Внемли чтению: чтение или изучение для пресвитера не составляет занятия второстепенной важности, оно составляет самую существенную его обязанность; это не какое-либо занятие случайное, но необходимое дело всей его жизни. Вместе с молитвою оно должно занимать если не всю, то по крайней мере большую часть его времени. Пастырь должен усердно прилежать к чтению, чтобы сделать истинно полезным и благотворным свое пастырское служение. Самое чтение не должно происходить как-нибудь. При чтении должен быть порядок, которому необходимо следовать, – усердие, с каким следует прилежать к нему, и наконец цель, которую оно должно предполагать. Учиться без всякой системы и порядка недостойно вообще серьезного человека и совершенно бесполезно; это значит из серьезного занятия делать пустое препровождение времени, из полезнейшей обязанности – дело случая и фантазии. Ничего не изучит серьезно тот, кто не имеет твердого порядка в своих занятиях. Учиться без усердия и охоты к делу это тоже, что и вовсе не учиться; это значит одною рукою разрушать то, что создано другою, ибо написано: «нерадивый в работе своей – брат расточителю» (Прит.18:9). Но это усердие и ревность к чтению не должны быть тою пылкою любознательностию, или в худшем смысле – любопытством, которое бросается на все и ни во что глубоко не вникает; как и везде, крайность и при чтении неуместна. Всякое неумеренное занятие ослабляет дух, вредно отражается на способности правильного суждения и наносит обыкновенно довольно сильный удар благочестию. Эта ревность должна затем постоянно воодушевляться Духом Божиим. Письмо убивает, а дух животворит (2Кор.3:6); разум кичит (надмевает), а любы созидает (1Кор.8:1), говорит апостол. Будем любить знание, но предпочтение отдадим любви; и если мы хотим преуспевать в делах божественных, мы не должны забывать следующих слов блаженного Августина: «наученные Спасителем смирению сердца посредством размышления и молитвы получают больше пользы, нежели посредством чтения и слушания». И это говорит не отшельник какой-либо, не мистик, а епископ, который сам был одним из наиболее ярких светил Церкви. Наконец учиться без цели и при том цели, достойной Бога и нашего высшего призвания, значит напрасно тратить время; или, что тоже, значит приобретать знание, если не бесполезное для других, то во всяком случае вредное для нас самих. Три рода людей подвергаются этой опасности. Одни приобретают знание для знания, из-за пустого любопытства; другие для того, чтобы хвалиться им пред другими, руководясь, очевидно, суетным тщеславием; третьи, наконец, с целью продавать свое знание, менять его на богатство и почести. Все эти люди наносят вред как знанию, так и самим себе чрез это знание. Но есть люди, которые ищут знания для собственного назидания, – это наиболее благоразумные. Есть такие, которые ищут знания для того, чтобы утверждать на земле царство истины и прославлять Бога, – это праведники. Есть, наконец, такие, которые свое знание обращают к назиданию ближним – это люди любви. Пастырь Церкви, по слову апостола, должен утешать и наставлять других. Он учится сам преимущественно для того, чтобы уметь наставлять и учить других, – другими словами, для того, чтобы проповедывать, поскольку проповедь, по словам апостола, и состоит именно в наставлении в здравом учении. Тем не менее проповедь должна больше наставлять, утешать и назидать, нежели учить, и с этой точки зрения мы и будем смотреть на пастырскую обязанность учительства. Правила евангельской проповеди, равно как и образец для нее представлены во второй главе первого послания к Солунянам. Здесь можно видеть, на что преимущественно должен обращать внимание проповедник, что должно уполномочивать проповедника на его служение, чего он должен избегать в проповеди, какие чувства должны воодушевлять его, какими добродетелями проповедник должен поддерживать авторитет проповеди, каков, наконец, должен быть способ проповедания. И главное, к чему должен быть особенно внимателен проповедник, это истина веры, чистота нравственная, всегдашняя евангельская простота (ст. 3). Высшее полномочие, или то, что должно побуждать к проповеди слова, составляет божественное призвание, служащее истинным основанием авторитета и свободы проповеднического служения (ст. 4). Главное, чего должен избегать проповедник, это ласкательство, которое послабляет пороку и ослабляет евангельскую строгость через неуместную снисходительность; это, затем, корыстолюбие, которое унижает священническое служение; искание славы – другого вида корысть, которая низводит дело Божие на степень дела человеческого (ст. 5, 6). Чувства, которыми должен быть проникнут проповедник, суть: детская простота, кротость кормилицы, нежность матери, затем, самоотвержение, готовое предать свою жизнь, пролить свою кровь ради тех, кому возвещается проповедь (ст. 7, 8). Главные добродетели, которыми следует поддерживать авторитет проповеди и самого проповедника, суть благоговение ко всем определениям и намерениям Божиим, неподкупная справедливость, которая не терпит неправды не только в делах, но и в намерениях, безукоризненность поведения, которая не допускает никакого упрека (ст. 10). Наконец способ, какого должен держаться проповедник, состоит в том, чтобы учить со властию отца, но впрочем такого, в языке которого нет ничего жесткого или повелительного, который больше наставляет, возбуждает и увещает, нежели заставляет, который, в случае нужды, умоляет, но никогда не угрожает, который не унижает своих слушателей, но напротив возвышает их в их же собственных глазах, увещая их поступать достойно Бога и той славы, в которую Он призвал их (ст. 11, 12).

Когда пастырь Церкви подобным образом проходит служение слову, то невозможно, чтобы люди принимали его слово, как слово человеческое, чтобы они не услышали в нем голоса Божия, и чтобы оно не подействовало благотворно на их души (ст. 13). Но если необходимо соединить все эти условия для того, чтобы достойно проходить служение слова, то кто дерзнет сказать, что все это исполнено им? Кто станет удивляться тому, что так мало плода приносит множество проповедей, которые мы слышим? Кто не пожелает в наше время больше, чем когда-либо, чтобы те, кому вверено раздаяние слова Божия, были как можно внимательнее к наставлению апостола: а еже прочее ищется в строителях, да верен кто обрящется (1Кор.4:2).

Не неради о своем даровании живущем в тебе, еже дано тебе бысть пророчеством с возложением рук священства.

Для того, чтобы подобным образом проходить столь великое и святое служение, следует не пренебрегать, но постоянно возбуждать в себе дар благодати, полученный через возложение рук при посвящении. Ибо как бы ни преизобиловала эта благодать, она всегда хладеет, если пренебрегать ею, если ее не поддерживать и не укреплять. Нерадеть о благодати священства значит или вовсе не думать о ней, или думать мало; значит не предохранять ее от того, что может быть враждебно ей, не принимать никаких средств к соблюдению ее в нас.

Ни особенное благодатное призвание, ни даже призвание чудесное, каково было призвание Тимофея, не предохраняет от потери благодати, полученной через рукоположение. По наиболее общему и, мы думаем, наиболее исторически основательному мнению, именно к Тимофею относятся угрозы Спасителя, заключающиеся в Апокалипсисе: «Вем твоя дела, и труд твой, и терпение твое, и яко не можеши носити злых, и искусил еси глаголющиеся быти апостолы, и не суть: и обрел еси их ложных: и понесл еси, и терпение имаши, и за имя мое потрудился еси, и не изнемогл еси. Но имам на тя, яко любовь твою первую оставил еси. Помяни убо, откуду спал еси, и покайся, и первая дела сотвори: аще же ни, гряду тебе скоро, и двину светильник твой от места своего, аще не покаешися» (Апок.2:2–5).

Но и не будучи призванным к служению таким чрезвычайным способом через особое пророчество, каким был призван Тимофей, можно и должно иметь твердую уверенность и верное обеспечение в истинности божественного призвания. Сомневаться в этой истинности значило бы не признавать права Церкви и ее пастырей, не признавать того, что Церковь вдохновляется и постоянно руководится Духом Святым. Призвание к пастырскому служению, которое совершает Иисус Христос через Своих апостолов и их преемников, в течение веков, также божественно, как и то, которое непосредственно совершено Им Самим. Хотя оно производится с меньшею очевидностию и, так сказать, торжественностию, но тем не менее совершается тою же властию. И если кто был надлежаще подготовлен и испытан, если на испытании показал свое знание, свою веру и чистое сердце, если, затем, избран и посвящен, то нет нужды сомневаться в истинности его божественного призвания.

Говоря, далее, о возложении рук священства, апостол этому внешнему действию приписывает свойство дарования благодати, которая пребывает в душе Тимофея. Это дарование апостол не ставит в зависимость ни от личных заслуг рукополагаемого, ни от заслуг поставляющего его епископа, но оно исходит из самого таинства, с которым связано. И таким образом, это внешнее действие, сопровождаемое словом молитвы, истинно и действительно низводит благодать священства того самого, которое установлено в новом завете, как особое таинство.

В сих поучайся, в сих пребывай, да преспеяние твое явлено будет во всех.

Самое лучшее средство к тому, чтобы извлекать пользу из апостольских наставлений состоит в внимательном размышлении об этих наставлениях и неуклонном следовании им. Делая это, каждый пресвитер будет быстро преуспевать в добродетели и укрепляться в добре.

Относительно первого из этих средств нередко впадают в противоположные крайности. Некоторые считают прилежное и постоянное размышление существенно необходимым для спасения и для всякого верующего. И это не ошибка. Другие же, напротив, считают его или практически безразличным, или и вовсе бесполезным. Но это ошибка, и притом пагубная. В Священном Писании размышление и поучение в законе Божием не только советуется, но и прямо предписывается, и верность в исполнении этой обязанности считается одним из самых существенных свойств истинной праведности.

Эта последняя обязанность налагается Церковью на пастыря, очевидно, с такою же строгостью, как и на простых верующих. Говорим с такою же, поскольку мы знаем, что на пастыря возложены обязанности более священные: он призван к добродетелям более возвышенным, он облечен более обильною благодатью, которую должен хранить в себе и согревать. И сам Павел, сказавши своему ученику: в сих поучайся, не ограничился этим, но прибавил: в сих пребывай. Пусть эти истины и эти обязанности всегда будут присущи твоему сердцу.

Без внимания к этому благочестивому занятию нельзя ожидать действительного преуспеяния в добре, тем более такого, какое требуется от пастыря Церкви. Поэтому пастырь не должен удаляться от него и плодов его не должен скрывать от других. Цель его, таким образом, двоякая: утверждение и преуспеяние в добродетели самого себя, а отсюда назидание и народа; поскольку пастырь исполняет свои обязанности не только для Бога и для себя самого, но и для своей паствы. Все, чему он научается, о чем он размышляет, плоды его изучения, его размышлений предназначаются для верующих, души которых вверены ему. Все пути, которыми он идет к нравственному совершенству, должны быть хорошо известны ему, поскольку ничто так сильно не возбуждает душ следовать по этому пути, как пример пастыря, который идет впереди всех.

Счастливы имеющие таких пастырей, – пастырей, которые, по мере своего преуспевания в жизни, преуспевают в знании и любви, приобретают больше и больше привязанности к труду и молитве, становятся более и более исполнительными в своих обязанностях и показывают другим эти свои успехи не из тщеславия, но из желания подать собою возможно лучший пример для подражания.

Внимай себе и учению: и пребывай в них, сия бо творя, и сам спасешься и послушающий тебе.

Другой не менее важный предмет размышлений пастыря и его постоянного внимания составляет он сам лично. Быть внимательным к самому себе и к своей совести, к своим нуждам, к необходимым предосторожностям и средствам, ведущим к преуспеянию в добре – дело великой мудрости христианской и одна из важнейших обязанностей для того, кто обременен заботами о других.

Опыт доказывает, что не трудно, особенно пастырю, совершенно забыть о себе среди забот о своем служении. А это забытие представляет, между тем, величайшую опасность для пастыря, даже для доброго пастыря. Ревность увлекает его, внешние отношения постоянно рассеивают его и не дают ему времени сосредоточиться на себе самом; он пренебрегает собственным самоусовершенствованием, питает ложную надежду на то, что благодать, соединенная с делами любви, возместит в нем то, что должно быть получаемо им только через поучение в законе Божием и в духе молитвы. Таким образом, он становится мало-помалу менее восприимчивым к благочестию, приобретает холодность к делам Божиим, нечувствительность и грубость сердца.

В своей прощальной речи к епископам ефесским, апостол объединяет все эти обязанности епископа в следующих словах: внимайте себе и всему стаду. И в этих словах заключается все необходимое для пастыря. Желая, затем, возбудить внимание Тимофея к обязанности учительства, он повторяет это выражение в нескольких стихах. И этим он показывает, что по отношению к народу учительство есть первая и самая необходимая обязанность пастыря. Преподавать детям основы спасительного учения, излагать возрастным это учение во всей его широте, внушать его старцам и даже лежащим на смертном одре, проповедовать его выгоду с кафедры – в церквах, при постоянных и случайных посещениях, даже при встречах – все это составляет основную обязанность пастыря. В своем месте апостол указывает пастырям и лучший способ назидания отдельно каждого класса людей; здесь же он говорит только: внимай... учи.

Но для того, чтобы быть верным в исполнении обязанности учительства, недостаточно только исполнять ее, необходимо еще исполнять ее хорошо. А для того, чтобы исполнять хорошо, необходимо обстоятельно знать порядок и способ изложения учения; необходима, кроме того, естественность, простота и гибкость языка, способного примениться ко всякого рода слушателям; необходима горячая ревность по вере, способная заинтересовать людей и проникнуть в их души. У кого нет всех этих достоинств, тот мало достигает успеха. Напротив, те пастыри, которые отличаются постоянною, неусыпною внимательностью к самим себе и к назиданию других, которые обладают неустанным прилежанием, поистине достойно исполняют свое служение, приносят великую пользу себе самим и своим ближним. Внимай себе и учению.

Здесь, в этой внимательности, заключается истинное спасение и для пастыря, и для стада. Ибо, если спасение со стороны Бога дается по благодати, то со стороны пастыря оно представляет заботу, труд. Бог спасает пастырей, но и они сами, можно сказать, спасаются. Бог спасает их пасомых, и они служат Ему как бы помощниками в этом деле спасения. Пастыри – это орудия и органы, но орудия деятельные, органы личные по отношению к великому делу божественной благодати. Они исполняют вместе с нею возвышеннейшее и святейшее дело, за которое получают достойную награду.

Как на один из главных недостатков, наиболее вредящих успеху наших и западноевропейских церковных проповедей, обыкновенно указывают на отсутствие в большей части их характера современности, практичности, применения к нуждам и требованиям настоящего времени. Действительно, многие из наших проповедников нередко говорят на церковной кафедре о таких предметах, которые представляют интерес лишь для богослова, но которые не имеют прямого отношения к действительной, практической жизни и поэтому большею частью не интересуют обыкновенных слушателей, не посвященных в разного рода школьные, богословские тонкости. Также и язык наших проповедей большею частью книжный, школьный, а не живой, не взятый из самой жизни. В этом отношении полную противоположность представляют проповеди американских церковных ораторов, и благодаря главным образом именно этой своей особенности, практичности, они не только привлекают массу слушателей, но и оказывают на них несомненное влияние. Урок, по-видимому, очень назидательный: стоит, по-видимому, только усвоить манеру американского проповедничества, и успех наших проповедей обеспечен. Но так ли на самом деле? Можно ли ставить в образец нашим проповедникам ту погоню за современностью, которая так сильно развита среди американских проповедников? Ответ скорее может быть отрицательный, нежели положительный, хотя американские проповеди не мало поучительного представляют и для наших пастырей. Чтобы убедиться в этом, достаточно краткого очерка современного протестантского проповедничества в Северной Америке или, точнее, в Северо-Американских Соединенных Штатах.

Наиболее выдающаяся черта в характере американцев – это практичность и стремление к постоянной деятельности и ко всему новому. Поэтому и в воскресные дни – дни обязательного безделья – они также стараются найти для себя какое-либо занятие или по крайней мере развлечение, чтобы чем-нибудь наполнить свой досуг. Но где же найти их? Фабрики, заводы, конторы, магазины, парламенты, школы и т. под. учреждения в эти дни бывают закрыты. Закрываются также и театры, и концертные залы и т. под. места развлечения, – считается неприличным даже устроение пикников. Пароходы, железные дороги приостанавливают свою обычную кипучую деятельность... Остается искать их только в Церкви. Но, конечно, живую и практическую натуру американца не могут удовлетворять постоянно повторяющиеся неизменные формы богослужения или проповеди о различных догматических вопросах и общих истинах нравственности. Нет, он и здесь ищет найти что-либо новое или что-либо такое, что занимает его в настоящую минуту, что составляет интерес, злобу дня, или что может приятно развлечь его, – иначе он будет скучать. Но раз проскучав в какой-либо церкви, он впоследствии едва ли уже заглянет в нее... Удовлетворение этим интересам слушателей и имеют главным образом в виду американские проповедники. Большая часть их проповедей – это как бы живые передовые статьи еженедельного журнала, которые обобщают важнейшие события истекшей недели, подводят их под известные нравственные и религиозные тенденции, выясняют их смысл и значение с христианской точки зрения, но часто делая значительные отступления от нее, а иногда указывая на нее как бы лишь для того, чтобы отвергнуть ее, как не соответствующую современным запросам жизни. Один из проповедников посвящает свою речь напр. вопросу о только что происшедшем крушении железнодорожного поезда, приглашая слушателей к щедрой помощи пострадавшим и призывая небесные и земные кары на виновников этого несчастья, другой – об ужасном пожаре, похоронившем под своим пепелищем массу жертв, третий – о стачке рабочих, четвертый – о финансовом кризисе, пятый – о предстоящих выборах, стараясь расположить слушателей в пользу тех или других кандидатов и грязью забрасывая их конкурентов или кого-либо из современных общественных деятелей, и т. под. Проповедники стараются не оставлять без обсуждения ни одного выдающегося события или явления современной жизни; даже в проповедях, имеющих свои темы общерелигиозные вопросы, они стараются затрагивать все те вопросы, которыми в данную минуту живет их паства. И притом, почти каждый проповедник обыкновенно применяется ко вкусам и требованиям определенного круга слушателей. Один напр. имеет в виду главным образом людей, занятых высшими интересами, и предает своим проповедям серьезный, даже научно-философский характер, другой старается привлекать внимание более легкомысленной публики, и пересыпает свою речь массою острот, анекдотов, басен, стихов, каламбуров или рассказами из своей домашней будничной жизни, вызывая хохот и громкие рукоплескания со стороны слушателей, или приглашает на церковную кафедру какую-либо из известных молодых и красивых проповедниц, которых так любит слушать американская молодежь, третий старается блистать своим религиозным либерализмом, являясь на церковной кафедре как бы для того лишь, чтобы заявить, в какие пункты христианского учения он не верует, и т. под. Поэтому неудивительно, что и поражающий своею глубокою ученостью и непреодолимою убедительностью Халль, проповеди которого часто носят характер ученых трактатов, и в высшей степени красноречивый, самый знаменитый, но вместе с тем едва ли и не самый либеральный из проповедников в отношении к предметам религии Бичер, и любимец публики Тальмадж, блистающий своим оригинальностями и нередко придающий своим проповедям игриво-шутливый тон, и мастерски умеющий соединять серьезный тон с юмором ученый Ньюман, проповеди которого, имеющие своими темами обсуждение наиболее крупных явлений общественной жизни, в особенности отличаются стройностью и богатством содержания и часто принимают философский характер, и Колльер, отличающийся в высшей степени живым практическим истолкованием фактов общественной жизни, и модный, могущий удовлетворить требованиям самого изысканного вкуса Гепворт, часто вызывающий своими оригинальностями и остротами улыбки и смех у своих слушателей, и другие более или менее талантливые проповедники всегда имеют массу слушателей, не смотря на то, что плата за место в американских церквах очень высокая, – она иногда доходит до 5000 долларов в год, смотря по удобству места, положению церкви и главным образом по таланту проповедника (доллар по теперешнему курсу соответствует приблизительно 2 рубля).

Само собою разумеется, чисто христианского элемента мало в этих проповедях. Это – чисто-публицистические речи. По своему содержанию большая часть проповедей почти ничем не отличается от речей, произносимых на обыкновенных митингах. Хотя пред началом проповеди проповедник обыкновенно читает молитву, составленную им самим, и ставит во главе своей проповеди текст из св. Писания, но в дальнейшем изложении он не только дозволяет себе уклонения от текста, но иногда приводит библейские свидетельства как бы для того лишь, чтобы найти повод к какой-либо остроте или к выражению мнений, совершенно противуположных учению. Американские проповедники обыкновенно мало заботятся о назидании своих слушателей в духе христианской религии и христианской нравственности, о нравственном усовершенствованию их, – они более всего стараются о том, чтобы как можно более привлечь слушателей в церковь и не дать скучать им, заинтересовывая их не только содержанием своих проповедей, но также блестящим ораторским изложением, напоминающим собою красноречие судебных речей и не чуждых театральности, и самым языком, вполне современным, живым, взятым из жизни, и мимикой, и жестикуляцией, чрезвычайно живой и разнообразной. Они слишком высоко ценят популярность, известность, и стараются добиться ее и поддерживать ее, во чтобы то ни стало, жертвуя из-за нее иногда самыми высшими интересами христианской религии и Церкви. С этою целью они между прочим печатают в газетах объявления об имеющих быть в той или другой церкви богослужения и проповеди и нередко платят довольно крупные суммы репортерам за сочувственные отзывы в газетах о проповедях. Объявления эти часто облекаются в очень заманчивую форму, рассчитанную на то, чтобы привлечь внимание читателя, и поражают своею оригинальною, вычурною, фигуральною речью. В американских газетах нередко можно читать объявления в роде следующих: «После смерти – что – вот необычайно важный вопрос, который достопочтенный доктор Руссель задаст себе и будет отвечать как для себя, так и для всех, кто пожалует в церковь Единства, находящуюся там то, или: «В церкви Мессии будут рисоваться небесные картины, а вечером будет делать схождение с неба специальная полиция неба». Это старание о привлечении внимания слушателей и угождению вкусам их главным материальными расчетами. Так как церковные доходы в Америке обусловливаются обыкновенно количеством посетителей церкви и главным образом платою за места, а количество посетителей – талантом проповедника и степенью его известности; то каждая церковная община старается подыскать для себя возможно лучшего проповедника, которому она всегда может отказать от места, если он окажется не удовлетворяющим ее ожиданиям, и назначает ему содержание соответственно его таланту и популярности. Так знаменитый Бичер получает половину доходов его церкви, простирающихся средним числом до 50 000 долларов. Другие проповедники получают от 20 до 1 тысячи долларов, кроме подарков от прихожан и пожертвований, получаемых по духовным завещаниям. Кроме контроля со стороны общины проповедники находятся под постоянным контролем со стороны печати, которая внимательно следит за ними и весьма много способствует установлению популярности их или упадку ее. Поэтому проповедники со слабыми способностями чрезвычайно редки в Америке, и проповедь достигла здесь замечательно высокого развития по своему внешнему характеру, по своему безукоризненному, блестящему, чисто-ораторскому изложению. По-видимому, достижение популярности для американских проповедников гораздо труднее, нежели для европейских, – в Америке такая масса сект с многочисленными разветвлениями... Но это только так кажется. Большинство американцев причисляет себя к «великой универсальной Церкви», члены которой не считают для себя обязательным следовать определенным символам веры и правилам нравственности, не имеющим практического применения, а потому для них совершенно безразлично, в какую бы церковь ни пойти, лишь бы не скучать и исполнить правило приличия, вменяющее в обязанность каждому добропорядочному гражданину посещение воскресного богослужения. Даже лица, причисляющие себя к одной определенной секте, нередко предпочитают слушать проповедника, принадлежащего к другой секте. Да и сами проповедники большею частию не отличаются строгостию своих религиозных убеждений. Те из них, которые пользуются известностью, нередко говорят проповеди в церквах различных исповеданий. Впрочем, почти каждый проповедник считает для себя позволительным являться на кафедре в церквах лишь тех сект, которые в более или менее близком отношении стоят к той секте, к которой он сам принадлежит. Проповедницы же обыкновенно не держатся и этих ограничений, – они большею частью соглашаются проповедывать в какой угодно церкви, лишь бы достигнуть распространения своей известности, газетных похвал, громких рукоплесканий слушателей. Некоторые из них (как, например, мисс Capere) прямо заявляют, что они готовы перейти в какую угодно секту, лишь бы получать должность пастора. Впрочем, женщины в Америке допускаются к исполнению священнических обязанностей лишь в некоторых сектах, а именно у унитариан, универсалистов, конгрегационалистов, квакеров, шекеров, библейских коммунистов и т.п. Допускаются они иногда на церковную кафедру у пресвитериан и у некоторых из методистов. В большей же части сект женщинам закрыт доступ на церковную кафедру.

Насколько разнообразно содержание американских проповедей, настолько же разнообразна и форма их. Американские проповедники не держатся определенных гомилетических форм, но пользуются в своих проповедях всеми возможными литературными формами.

Что касается действенности американских проповедей, то в пользу ее говорит, по-видимому, уже внимание слушателей и тот факт, что нередко, по приглашению проповедника, в течение нескольких минут получаются такие крупные пожертвования, для собирания которых у нас иногда мало бывает нескольких лет. Но это обстоятельство в значительной степени объясняется личным талантом проповедников и тем богатством, которыми обладают многие из американцев. Талантом же проповедников и публицистическим характером проповедей объясняется и то, что проповеди в Америке служат громадной общественной силой. К мнениям выдающихся проповедников со вниманием прислушивается не только пресса всех направлений, но и само правительство. Нередко энергические заявления проповедников подают повод к разного рода правительственным распоряжениям и узаконениям. Так запрещение уличных религиозных процессий было сделано вследствие энергического протеста против них со стороны проповедников, вызванного беспорядками, происходившими при этих процессиях. В смысле же воздействия на нравственно-религиозное настроение слушателей в духе христианства действенность американских проповедей едва ли велика, как можно заключать об этом уже из самого характера проповедей и характера американцев. Исключение, по-видимому, представляют проповеди, произносимые при так называемых религиозных пробуждениях (revival of religion) и в кампмитингах.

Религиозное пробуждение обыкновенно начинается пламенной, страстной речью проповедника, старающегося как бы наэлектризовать слушателей и сообщить им свой действительный или напускной религиозный энтузиазм, чтобы довести религиозное чувство слушателей до крайней степени возбуждения и дать ему то или другое направление. Для этого нет нужды задумываться над выбором темы, над последовательным, логическим развитием ее, – тема обусловливается самыми обстоятельствами, местом проповеди, настроением слушателей и т. под., а на логические и стилистические достоинства здесь обыкновенно не обращается внимания; нужна только живость, страстность, увлекательность, а придать эти качества своим речам для талантливого проповедника не составляет большого труда. Многие из слушателей в такой степени увлекаются этими проповедями, о которых обыкновенно заранее публикуется в газетах, что дни и ночи проводят в разного рода благочестивых упражнениях. Бывают случаи, что некоторые из слушателей, увлеченные страстною речью проповедника, даже продают, по примеру древних христиан, свое имущество и полученную сумму вручают проповеднику для устройства общежития. Подобного рода «пробуждение» имеет обыкновенно главною целью вербование новых слушателей или последователей для какой-либо секты и практикуется от времени до времени проповедниками почти всех протестантских сект в Америке, – только римско-католическая и епископальная Церкви считают унизительным пользоваться этим средством, тем более, что оно и не всегда приводит к цели: религиозное возбуждение большею частью с такою же быстротою охлаждается и исчезает, с какою возникает, и нередко лица, увлеченные «пробудителем» в какую-либо секту, вскоре, по охлаждении энтузиазма, снова возвращаются в прежнюю секту.

Такой же характер носят и проповеди на кампмитингах, т. е. на полевых митингах или в лагерных собраниях (нечто в роде еврейских кущей), которые обыкновенно устраиваются американскими проповедниками в летнее время для благочестивых упражнений (молитвы, покаяния, пения церковных гимнов и псалмов и главным образом для слушания проповедей) вне городов и сел обыкновенно на живописной поляне в какой-либо роще близ реки или озера, причем каждая стоянка продолжается от 5 до 10 дней. Проповеди на кампмитингах отличаются даже большею страстностью и нередко доводят слушателей и в особенности слушательниц до религиозного исступления. Внутренних же достоинств в них гораздо менее, нежели в проповедях, произносимых при религиозном пробуждении, – они нередко поражают своею безсвязностью и даже нелепостью, что отчасти объясняется уже тем, что на кампмитингах дозволяется каждому верующему, не исключая, конечно, и женщинам, изливать свои религиозные чувства на кафедре. Кампмитинги, рассчитываемые главным образом на то, чтобы через сильное потрясение подействовать на грубые натуры, не поддающиеся обыкновенному проповедническому слову, и дать им новое направление, практикуются лишь методистами и некоторыми из мелких протестантских сект; но они не пользуются хорошею репутацией у других сект, которые большею частью относятся к ним подозрительно, указывая на многие злоупотребления и очень крупные скандалы, нередко происходящие на кампмитингах и прикрываемые маскою благочестия, и смотрят на искусственно производимое мимолетное религиозное увлечение, как на изуверство.

Такая ли современность и практичность нужна нашим проповедникам, какую мы видим в Америке? Едва ли утвердительно можно ответить на этот вопрос. Проповедники Слова Божия должны не гоняться за мимолетными событиями дня, а выяснять в явлениях современной жизни вечно неизменные истины христианского вероучения и нравоучения, не подделываться под вкус и наклонности слушателей, жертвуя из-за них евангельским учением, а давать им строго-христианское направление, не приятное развлечение доставлять, а христианское назидание, не своей славы искать, а славы Божией, не театральные роли разыгрывать на церковной кафедре перед слушателями, а высказывать убеждение своего ума и сердца, проникнутого христианским учением, не об искусственном увлечении своих слушателей заботиться, а о чуждом всякого принуждения спокойном направлении их к постоянному, неуклонному следованию путем Христовых заповедей. Для христианской проповеди выше всего должно быть учение слова Божия и православной Церкви, и ни под каким видом, ни для каких целей она не должна отступать от него. Тем не менее в американской проповеди есть нечто и такое, чему не излишне было бы поучиться и нашим проповедникам, и именно – живости и жизненности, общепонятности, отсутствию сухости и отвлеченности. Наши пастыри скорее всего могут рассчитывать на успех своих проповедей, если они будут обращать строгое внимание на нужды, развитие и настроение своих слушателей, если они, не пускаясь в разного рода школьные тонкости, не вообще будут говорить им о тех или других истинах христианского вероучения и нравоучения, но главным образом о тех, в уяснении которых действительно нуждается их паства, относительно которых обнаруживается в ней неправильное понимание, уклонение или недоразумение, и притом если они будут применяться к степени развития, положению и языку своих слушателей, выясняя излагаемое учение через примеры и сравнения, взятые из жизни, близко знакомой слушателям, и определяя с строго христианской точки зрения смысл и значение различных явлений и событий из их или из близкой им жизни. Но само собою разумеется, что все это может приводить к желанной цели лишь в том случае, когда на каждом выражении, на каждом слове проповедника будет заметно, что он говорит то, в чем сам убежден, что сам чувствует, во что сам верует. Вот те главные условия, при которых наша церковная проповедь может быть современною, практическою и плодотворною!

Д–т Д–в

В № 28 журнала «Руководства для сельских пастырей» за 1882 год помещена статья г. П. З., в которой говорится, что простой народ признает существование девяти или двенадцати крылатых сестер – лихорадок. Эти лихорадки, по мнению народа, обитают в мрачных подземельях ада; одними представляются они злыми и безобразными девами, чахлыми, заморенными, чувствующими всегдашний голод; другими, кроме того, еще безрукими и слепыми.

В Житомирском уезде поверье о лихорадках сложилось несколько иное, чем то, о котором сообщает П. З. Всех лихорадок здесь насчитывают семьдесят семь – по числу вир, то есть вероисповеданий; есть лихорадка жидовская, цыганская, польская, православная и тому подобное. Все эти семьдесят семь лихорадок прикованы были в неизвестном месте, вероятно, по словам П. З., в подземных пещерах ада. Из этого числа, то есть семидесяти семи, теперь уже освобождено от оков двенадцать, которые и мучат народ. Освобождаются же от оков лихорадки, благодаря неопытности и неосторожности самого народа, следующим образом: если кто-нибудь рубит в порогу дома, то, по неосторожности, разрубывает оковы лихорадки. Освободившись от оков, лихорадка сейчас идет трясти и мучить людей. Замечают между прочим, что лихорадка, например, жидовская, легче мучит жида, чем православного, цыгана, и т. д. Чтобы не пустить на свободу лихорадку, крестьяне теперь строго наблюдают, чтобы никто не смел рубить в порог дома. – Освобожденные лихорадки живут в лесу, расположенном недалеко от м. Почаева, в хорошем доме. В этом доме случилось гостить богомольцам, шедшим из Почаева в Киев, которые и сообщили народу о месте жительстве свободных лихорадок со всевозможными следующими подробностями.

Вышли мы из Почаева, передают богомольцы в полдень; весеннее солнце светило ярко; на небе не было видно ни одного облачка и перед нами простиралось зеленеющее поле, а в стороне виднелся темный лес. Прошли мы верст восемь или девять и присели отдохнуть при дороге в поле. Вдруг солнце начало меркнуть; темнота становилась все больше и больше, так что через несколько минут мы не могли видеть друг друга в двух шагах. Нам стало страшно и мы начали советоваться, что делать: возвращаться ли назад в Почаев или ожидать рассеяния тьмы? Начался спор. Одни настаивали на том, чтобы возвратиться в Почаев, а другие, чтобы на месте ожидать появления солнца. Пока продолжался спор, к нам подошла девушка с фонарем и пообещала провести нас, если мы желаем, в жилище, где бы мы могли подкрепиться пищей и отдохнуть. Мы, конечно, приняли предложение девушки и последовали за нею. Через несколько минут, мы вошли в лес и между деревьями увидели сверкание огня. Когда мы прошли еще дальше, – перед нами открылся на поляне великолепный дом, в котором светился огонь. К этому дому подвела нас девушка и постучала в дверь. В сенях показался огонь и послышались приближающиеся слабые шаги; ключ повернулся в замке, распахнулась дверь и на пороге дома со свечою в руке показалась старуха, которая и пригласила нас войти в дом. – В доме было чисто; столы закрыты скатертями и заметно было, что ожидают кого-то к ужину. За один из столов усадила нас старуха и начала расспрашивать – откуда и куда мы идем. Поболтав немного, старуха сказала, что принесет нам что-нибудь закусить и вышла в соседнюю комнату. Действительно, оттуда она появилась с блюдом, наполненным колбасами, которое и поставила перед нами на столе. Мы рады были утолить голод. Но увы! только что мы хотели брать колбасы, как на блюде очутились ужи. Мы в испуге отскочили от стола и сказали хозяйке, что не едим ужей. Услуживая хозяйка приняла блюдо с ужами и принесла жаркое, запах которого еще больше возбуждал аппетит. Но жаркое, подобно колбасам, из жареного превратилось в живых лягушек. Присутствие духа, при втором превращении, у нас совершенно потерялось, и мы не могли произнести ни одного слова, пока сама хозяйка не заговорила к нам первая: «Вы не хотите есть ужей и лягушек – зачем же вы и все люди угощаете ими моих дочерей?» Затем старуха в ласковых словах сообщила, что она мать лихорадок, что всех она имеет двенадцать дочерей и что эти дочери теперь мучат народ и скоро придут домой ужинать. Временный роздых, даваемый больному лихорадкою, народ считает временем отлучки лихорадки домой на подкрепление пищею. Если бы люди, продолжает старуха-мать, не употребляли и не угощали моих дочерей ужами²³, лягушками, и т. п. противными лекарствами, то лихорадки так жестоко не мучили бы людей. Поэтому идите и говорите народу, чтобы он не употреблял никаких противных лекарств, когда болеет лихорадкою, потому что кто употребляет лекарства, того они еще больше трясут и мучат. – После этого наставления, старушка-лихорадка принесла нам, то есть богомольцам, хорошей пищи, которую приготовила для своих дочерей, и мы поужинали. После ужина, еще немного побеседовав с старухою, мы начали просить ее, чтобы девчонка опять нас завела к тому месту, где взяла нас. Но по приказанию гостеприимной старухи-лихорадки, девчонка вывела нас из леса на дорогу, где нас застиг мрак и где застала нас молодая провожатая в первый раз. По уходе девчонки, опять появилось солнце и мы начали продолжать свой путь к Киеву. – В Киеве богомольцы-фантазеры рассказали о своем чудесном посещении и гостеприимстве лихорадки другим богомольцам, в числе которых были крестьяне села Пражева, Житомирского уезда, Волынской губернии. Сии последние распространили нелепый рассказ и в своем селе.

Благодаря этому нелепому рассказу, теперь и некоторые крестьяне не хотят прибегать ни к каким радикальным средствам для излечения лихорадки. Есть даже такие суеверы-крестьяне, которые, страдая лихорадкой почти год, не хотят употреблять лекарства. Впрочем, нельзя сказать, чтобы все одинаково смотрели на этот рассказ и принимали его к сердцу; все только верят, что лихорадки прикованы где-то и что двенадцать уже освобождены от оков.

Агапий Буйницкий

Теперь про нас и вкривь, и вкось

И разно говорять...

Но в слове Божьем осталось

На долю нашу вот что, брат:

«Вы свет для мира, соль земли (Мф.5:13–14)

А также – мира отреби – сор» (1Кор.4:13),

Сим званьям трем ты, брат, внемли

И речь людскую чти за вздор (1Кор.3:20; Флп.3:8; 1Сол.2:6).

Из сих – два звания святых,

Сам Бог изрек из уст Своих;

А третье: сор – отреби мира

Изрек Он чрез апостола;

Отсюда, знай, что буии мира

Господь избрал разумными Себе (1Кор.1:27–29),

А умное что есть у мира,

Не в честь Творцу то и тебе (1Кор.3:19).

Отсюда ж: кличка нас попами,

Глумленье с нашими косами,

А также – званье лентяями

Есть мерзость ложь пред небесами (Пс.30:18–19).

Слуга не больше Господина,

А ученик – Учителя (Мф.10:20).

Когда Владыку злословили,

Так нам ли не нести креста (Мф.9:34, 10:25)?!

Господь избрал, ведь, нас от мира,

И миру уж мы не свои (Ин.17:14–16; 1Кор.2:12), –

Вот где сокрыта та причина,

За что у мирян мы не в любви (Ин.15:19).

Блажен, коль миру ты не мил,

Ведь он давно во зле лежит (1Ин.5:19);

Он прежде Бога не любил,

И всех, кто с миром не дружит (Ин.15:18; 2Тим.3:12).

Отребье ты, что с миром в дружбе не живешь,

За то ты другом будешь Богу (Иак.4:4),

коль сам по Божьему живешь

И мир ведешь к тому же Богу (1Ин.2:15–16).

Для этой цели, чтоб учить,

Господь назвал и солью нас,

Чтоб мир от тленья сохранить,

Пока не пробил судный час.

Как соль нужна для вкуса пищи,

Так миру мы нужны с тобой,

Чтоб мир согреть для Божьего жилища,

Учась у нас жить жизнию святой (Еф.4:11–13).

И так как миру нет спасенья

Без веры, таинств и молитв (Мф.18:18–19; Мк.6:16).

То ради этого служенья,

Должны мы солью миру быть.

А чтоб во тьме греховной сущим,

Открыть свет веры истинной,

Господь, Сам свет наш присносущный,

Назвал и нас светом с тобой.

Да светим миру не под спудом,

Но ярко, стань на видном месте (Мк.4:21; Мф.5:15–16).

Чтоб всякий видел нас сосудом

Божией славы в полном цвете (Флп.2:15).

Не словом, значит, но и делом

Светить мы миру век должны,

Чтоб он, живя нашим примером,

Хвалить мог Бога, как и мы (Флп.3:17; Мф.5:16).

Итак, брат, будем подвизаться

На ниве Божьей все вперед (1Тим.6:12; 2Тим.4:5).

Не станем больше тем смущаться,

Что мир готов нам делать вред (1Пет.3:14, 16).

Пускай он ценит наше дело

Так дешево, как соль,

Пускай и нас считают смело

Негодными, как сор.

За это мы блаженны будем.

Что зло приемлем за добро (1Пет.3:14; 4:14),

И миру все-таки мы будем

Нужней, чем нам его сребро (1Кор.9:11; 1Тим.6:9–11).

Вот это мой тебе привет,

Сказать по правде: от души;

А ты пиши мне свой ответ,

В отраду мне – в селе, в глуши.

Свящ. А. Приоровский

* * *

Дозволено цензурой. Киев, 3 сентября 1883 г. Цензор прот. М. Богданов. Тип. Г. Т. Корчак-Новицкого. Михайлов. ул., собств. дом.

Хотя большинство наших пастырей с надлежащим вниманием относится к обязанности проповедания слова Божия, тем не менее среди нас встречаются и такие лица, которые дают светскому обществу и периодической печати повод обвинять духовенство в небрежном отношении к исполнению этой обязанности и указывать на эту небрежность, как на одну из главных причин тех недостатков, которые замечаются в нравственно-религиозной жизни всех классов общества. Пастыри же, которых касается это обвинение, стараются большею частию слагать ответственность на самую паству, на малоуспешность своих проповедей, на невнимание паствы к ним и на охлаждение усердия в ней даже к посещению воскресного и праздничного богослужения. Доля правды есть, конечно, на той и другой стороне, но большая часть ответственности лежит, без сомнения, на самых пастырях. Обвинители духовенства совершенно справедливо могут сказать им: вас не слушают, но испробовали ли вы все, находящиеся в вашем распоряжении, средства заставить свою паству слушать вас, прежде нежели прекратилась или ослабела ваша ревность к проповеданию слова Божия? Принимали ли вы все меры для воздействия на свою паству, для ее нравственно-религиозного воспитания и для подчинения ее вашему нравственному авторитету? Не кроются ли причины безуспешности ваших проповедей и охлаждения усердия в прихожанах к богослужению в недостатках самых проповедей и в недостаточно-благоговейном совершении церковных служб? Поучали ли вы свою паству не только словом, но и делом?.. Не должны ли многие из пастырей если не на все, то на некоторые из этих вопросов ответить: нет, нет и нет?.. Но пусть пастырей не слушают: разве это освобождает их от исполнения прямой их обязанности – научать паству? Да и быть не может, чтобы никто из целой паствы не хотел слушать их, – в ней всегда найдется несколько избранных лиц, жаждущих слова пастырского назидания: почему же эти избранные оставляются без назидания? Тех же, которые не бывают в церкви, пастырь должен назидать вне церкви. В этом отношении примером могут служить протестантские священники в Германии. Нигде, по-видимому, не ослабло в столь сильной степени усердие к посещению богослужения и внимание к церковным проповедям, как в Германии. Тем не менее едва ли когда протестантские священники проповедывали с таким усердием, как в настоящее время. И с каким усердием некоторые из них подыскивают случаи для пастырского назидания тех из членов своей паствы, которые не посещают обычного воскресного и праздничного богослужения! Многие из протестантов видят своих священников лишь при крещении, конфирмации, причащении, венчании, погребении и т.п. Этими-то случайными встречами с некоторыми из своих прихожан и стараются пользоваться священники для назидания их. Этим обстоятельством главным образом объясняется и то, что теперь в Германии получили такое широкое распространение так называемые «Casualreden», то есть проповеди или речи, произносимые по частным случаям, – при исповеди, причащении, венчании и т.п. Для наших же священников несравненно более случаев представляется для назидания прихожан вне церкви: в течение каждого года священник обыкновенно несколько раз бывает в каждом доме для совершения разного рода религиозных обрядов и таинств. Кроме того ревностный пастырь может находить и много других случаев для встречи со своими прихожанами и для назидания их. «Проповедуй слово, настой благовременно и безвременно», – вот правило, о неуклонном исполнении которого в особенности должны заботиться наши пастыри. Конечно, мало проповедывать, нужно уметь проповедывать и по возможности своею жизнию подавать пример исполнения проповедуемого учения. Но это уменье легко приобретается внимательными к делу назидания пастырями, а не соблазнять своих ближних через нарушение учения слова Божия – есть долг не только пастыря, но и всякого христианина.

Д–т Д–в

При различии социологического учения Златоуста от современных социальных теорий в самом основном положении, естественно, что и частные его воззрения касательно устройства семьи и общества получают особенный характер. При изложении мыслей Златоуста об устройстве семьи, мы могли заметить пункты, в которых его учение расходится с воззрениями на этот предмет, проводимыми в теориях социализма и коммунизма, – например, понятие его о браке и взгляд на призвание женщины и ее обязанности. По теории современного социализма брак не есть таинство, а потому он и не налагает на мужа и жену нерасторжимых уз; напротив, прочность брачного союза определяется исключительно вкусом супругов: нравятся они друг другу – живут вместе, не нравятся – могут добровольно и по соглашению разойтись. Оуэн хотя и вооружался сам против чудовищной доктрины – общности жен, но все-таки думал, что нужно допустить более широкую свободу чувств в отношении полов. Брак, понимаемый как нерасторжимый, он называет «поддельной чистотой нравов», «сатанинским измышлением духовенства». «Союз попов, – говорит он, – никогда не должен быть осуждаем нравственностью, если только он освящен любовию; отсюда всякие формы отношений между полами законны и верность супругов – предубеждение, скрепленное традицией и суеверием». Как на образчик правильных отношений между полами, Оуэн указывает на отношения между мужчиной и женщиной у океанийских дикарей, где мужчины еженедельно меняют своих жен по своему вкусу: нравится дикарю известная женщина, он вступает с ней в связь; через несколько дней его чувства изменяются, ему нравится другая, – и он отдает ей свою любовь²⁵. В подобном же смысле высказывается и Фурье. Что касается отношений полов, которые в настоящем обществе часто служат причиною смут и беспорядков, то они должны быть освобождены в новом обществе от всяких стеснений, делающих их ложными и неестественными. Супружество, семейная жизнь должны продолжать свое существование; но супружество должно быть разбавлено полиандрией и полигамией²⁶. Эмиль-де-Жирарден, оппонируя против Дюма-сына, который в брошюре L’Homme-Femme развивает по вопросу о браке такие мысли, что муж и жена должны составлять одно целое в браке, что неверную жену муж может убивать, – полагает всю причину зла в отношениях между мужчиной и женщиной в браке и потому советует отменить брак, уничтожить различие между законными и незаконными детьми. Каким образом? Очень просто. Женщина не выходит более замуж, но может сожительствовать постепенно со всеми мужчинами, которые ей нравятся, под условием, чтобы эти последние давали ей приданое – каждый соответственно своему состоянию и числу детей, которые родились от него²⁷. Ясно, что все эти чудовищные проекты реформирования семьи и отношений полов клонятся к решительному расторжению брачных уз, разнузданности и уничтожению семьи, а в дальнейших своих последствиях к расстройству и вырождению общества. Но в чем заключалась бы легальная санкция этой системы? Чем обеспечивалось бы воспитание детей? Если теоретики этого пошиба не отвечают на первый вопрос, то ни мало не затрудняются дать ответ на второй: они возлагают попечение о детях на общество. Но подобного рода компромисс мало помогает делу: заботливость о детях основывается на присущем родителям чувстве любви, – на чем же основывалась бы заботливость о детях общества? Легко понять, что осуществление подобных проектов о браке привело бы не только к уничтожению семьи, к разнузданности отношений между полами, но к расстройству и вырождению общества, если только не к совершенному уничтожению его. Если бы эта система воспитания детей когда-либо была проведена, то с основательностию можно заключить, что она сопровождалась бы спартанскими законами о детях, или же выродилась бы в готтентотский обычай – убивать хилых и слабых детей тотчас после их рождения. – Нечего и говорить, что христианское учение о браке, как таинстве, цель которого полагается в рождении и воспитании детей, а прочность и основа – в любви и целомудрии, нельзя и ставить в сравнение с этими понятиями о браке, как часто животном отношении полов, обусловливаемом плотским чувством и обоснованном на договоре: только начала, христианством полагаемые в основу семейной жизни, обусловливают семейное счастие и ведут к здоровой общественной жизни!

Мысли Златоуста о Положении Женщины в Семье и об ее призвании находятся в отношении к современному вопросу об эмансипации женщины. По воззрению Златоуста, положение женщины в семье – подчиненное, впрочем, не в смысле неравенства юридических прав, а в смысле покорности и послушания мужу из целей мира и согласия в семье; истинная ее стихия – семья и семейная жизнь, настоящее ее призвание – рождение и воспитание детей. Впрочем, христианство не замыкает женщины в тесном семейном кругу, как это мы видим у восточных народов – в мире мусульманском; оно не говорит того, что женщина неспособна ни к какой общественной деятельности; в первобытной Церкви существовал особый разряд лиц, известных под названием «диаконисс», на долю которых выпадала внешняя церковно-общественная деятельность; а христианское учение о «девстве» освобождает женщину и от семейных уз и открывает ей полную свободу и возможность посвятить себя всецело на служение обществу – подвигам христианской любви и милосердия. Напрасно стали бы обвинять Златоуста в ригористическом отношении к женщинам, – он немало заботился о воспитании женщины и проповедовал более мягкое и справедливое отношение к ней в семье; и приведенные выше его мысли о значении женщины едва ли можно понимать в том смысле, что женщина решительно должна быть устранена от участия во внешней, общественной деятельности; – в одной из своих бесед он говорит, что женщина, и помимо своего прямого призвания, полезна нам во многих вещах необходимых, что многие древние жены являли доблесть военачальников²⁸; справедливее и естественнее понимать их в том смысле, что женщина могла бы быть полезнее в семейной жизни, и коль скоро она приняла на себя обязанности супружества, то в видах благоустройства семьи не должна уже искать внешней деятельности. Но в наше время либеральное и прогрессистское общество далеко не так смотрит на этот предмет и возникают организованные агитации по поводу нового вопроса – об эмансипации женщин, о их допущении de jure и de facto к равенству во всех правах – политических, гражданских и социальных, с мужскими членами гражданской общины. В первый раз агитация за женщин и через женщин началась в Америке, весною 1850 года: в Собрании женщин в штате Огайо, державшем целый ряд митингов, были выработаны и опубликованы требования относительно полного сравнения женщин с мужчинами в правах представительства, административных и экономических. И в наше ближайшее время агитация по этому вопросу ведется с неменьшей силой. Процесс m-lle Оклер, революционные дебаты Луизы Мишель, красноречивая защита женских прав парижского публициста Дюма-сына, который изменил своим прежним, традиционным воззрениям на призвание и значение женщины, развитым им в упомянутой уже нами брошюре L’Homme–Femme, – все это вместе достаточно иллюстрирует отношение к женскому вопросу либерального современного общества. Партизанка эмансипации женщин, m-lle Оклер требовала полного сравнения женщин в правах с мужчинами, права голоса в выборах на административные должности, представления последних женщинам наравне с мужчинами. Революционные речи Луизы Мишель на митингах «красных» служат как бы опытом общественной деятельности женщины и практическим осуществлением притязаний со стороны пионеров женского вопроса. Дюма-сын с виртуозностью парижского публициста доказывает правоспособность женщин в общественной деятельности и управлении и рядом исторических примеров подтверждает пригодность женщины даже к военным экзерцициям, и отсюда выводит необходимость сравнения женщин с мужчинами и перед законом, и в области управления; он готов до некоторой степени, пожалуй, признать превосходство женщины над мужчиной, – по крайней мере, не забывает упомянуть о том, что самый большой по весу мозг из когда-либо наблюденных оказался у женщины²⁹. У Жирардена мы наталкиваемся почти уже на апофеозу женщины: «будущее общество, – говорит он, – принадлежит женщинам, потому что они умеют метаморфизироваться столь полно и быстро... Мужчина, у которого нет ни благородства рождения, ни доброго воспитания, пересоздается с неизмеримо большим трудом, чем женщина... Нация всегда сделается тем, что создадут из нее женщины». Здесь уже роль мужчины почти стушевывается, его место и значение отводятся женщине, к ней возводятся судьбы человеческого развития и культуры. Наконец, у сен-симонистов было учение о «женской половине главы религии» и попытка разделить иерархические права «жреца верховного» между мужеским его представителем и женским. Это уже крайность, которой христианство никогда не может допустить, хотя оно и не заключает женщины в тесный семейный круг; оно запрещает женщине учительство в молитвенных собраниях верующих. С указанными выше мнениями в пользу эмансипации женщины учение Златоуста является совершенно несолидарным. Хотя он и говорит, что «женщины полезны и во многом другом», помимо управления домом, но говорит это не для того, чтобы предоставить женщине участие в управлении и общественную деятельность, а чтобы побудить мужа уважать жену, не как низшую, но как равную, для упрочения между ними любви и согласия. В интересах же мира каждому – и мужу и жене – предоставлена своя область, так что и муж нуждается в жене, и жена в муже. Поэтому жене не следует оставлять указанного ей самой природой призвания – устройства дома и воспитания детей и добиваться участия в общественных делах, иначе произойдет раздор и расстройство семьи. Этот порядок до некоторой степени может быть оправдан и психофизиологическими особенностями полов: спокойствие и зрелость рассудка, твердость и энергия воли – качества, необходимые для внешней общественной деятельности – отличают мужчину; напротив, женщине свойственны – живое и подвижное чувство, эстетический вкус и любовь к законченному целому, особенности, которыми определяется ее домовитость и указывается истинная ее стихия и призвание. Правда, у многих некультурных народов распределение занятий между мужчиной и женщиной имеет противоположный характер: на женщин возложены занятия мужские, мужчины же отправляют женские. Так, у мандингов в Сулимане земля возделывается преимущественно женщинами, они также и пастухи; между тем как мужчины занимаются молочным хозяйством, шьют и моют³⁰. У кафров молочное хозяйство, как наиболее почетное занятие, является делом мужчины, а возделывание земли возложено на женщину. Но ведь такой порядок не признается нормальным и объясняется правом сильного и своеобразными взглядами на занятия, из которых некоторые считаются почетными и, следовательно, достойными мужчины, другие же низкими для него. Если бы когда-либо это обратное отношение могло получить общее значение, даже если бы вообще эмансипация женщины могла быть проведена вполне, то это могло бы совершиться не иначе, как в ущерб семье. Этого, впрочем, не отрицал ни один из последовательных мыслителей, решавших эту задачу. Эмансипация женщины, разложение семьи, огульное воспитание детей в самой их молодости, – все это находится в тесной связи между собою. Поэтому слова Златоуста о разделении обязанностей между мужчиной и женщиной, причем мужчине отводится внешняя, общественная деятельность, женщине же – дела домашние, – эти слова не лишены глубокого смысла и значения. Хотя Милль в своем рассуждении об эмансипации женщин настаивает на той мысли, что настоящее приниженное положение женщины оказывает деморализующее влияние на тот и другой пол и что от предоставления женщинам политических прав наравне с мужчинами зависит всякое человеческое усовершенствование в обширном смысле слова; однако можно справедливо заметить, что если при этом общество выиграет в отношении облагороживающего влияния более развитых женщин, то проиграет в отношении семейной жизни, – и проиграет более. По словам Златоуста, скромность роли женщины в общественной жизни нисколько не уменьшает ее достоинства; сидя за прялкой и занимаясь тканьем, женщина может достигнуть славы непомеряющей. Напрасно поэтому силятся оторвать женщину от ее природной стихии – семьи: не под красным знаменем, не в криках за коммуну и революцию ее призвание и достоинство, но в заботливом и нравственном воспитании детей ее действительная заслуга пред обществом, – пред тем самым обществом, в котором хотят представить ей место для внешней деятельности. В этом смысле могут быть справедливыми и приведенные уже нами слова Жирардена: «будущее общество принадлежит женщинам... нация всегда сделается тем, что создадут из нее женщины»…

Перейдем теперь к воззрениям Златоуста на устройство общества и сопоставим их с взглядами на этот предмет, проводимыми в социальных системах и теориях. Здесь мы найдем некоторые точки соприкосновения; но тут же рядом с ними и существенное различие, различие принципиальное. Златоуст находит строй современной ему общественной жизни ненормальным, – в этом же, по крайней мере по большей части, кроется источник протеста и со стороны социалистов. Златоуст указывает более правильные отношения между людьми в духе любви и правды; нельзя, конечно, отрицать подобной же цели и в реформаторских проектах и попытках некоторых партизанов социализма. Но в этих же самых пунктах лежит и существенное различие между тем и другим решением вопроса. Златоуст полагает причину всех зол в грехе и развращенной воле человека, а потому и меры против них полагает в нравственном перевоспитании личности и личном самоусовершенствовании. Последователи современных социальных теорий видят причину зла в насилии и эксплуатации одних другими и потому проектируют насильственный переворот, внешнее изменение отношений и учреждений. Так как цель человеческой жизни, по христианскому учению, заключается не здесь – на земле, а на небе, и путем к ней служит добродетельная жизнь, то поэтому напрасно стали бы мы искать в нем строго развитой из научных начал теории социального устройства. На этой же точке зрения стоит и Златоуст: он обращает взоры слушателей к истинному отечеству – царству небесному, и если при этом касается здешней жизни, то настолько, насколько она имеет отношение к добродетели, – смотрит на нее, как на путь к небу. Но такой взгляд не с руки социал-реформаторам: они не заходят далее предела настоящей жизни и полагают возможным доставить человеку блаженство здесь – на земле, к чему и направляют все стремления.

Средства к достижению этой цели они полагают в переустройстве общества и общественных отношений на началах равенства, свободы и братства. В сфере политической это равенство, эта свобода проявляется в республиканском, общинном устройстве; в отношении экономическом это проявилось бы в проведении коммунистического принципа, в разделении предметов производства и потребления поровну между членами общины, – с чем вместе уничтожили бы все аномалии экономических отношений: конкуренция, монополия, эксплуатация и под., и между людьми установились бы братские отношения. Нетрудно понять, что все эти планы и проекты, если бы они и осуществились когда-либо, не могут быть прочны и поведут к прежним аномалиям в сфере общественных отношений, если они не основаны на нравственных принципах. Политическая свобода без нравственной высоты и чистоты невозможна и поведет к полному расстройству общественного организма. Златоуст с глубокою справедливостью замечает, что мир не может быть там, где действует своекорыстие и эгоизм: «могут ли жить мирно разбойники? возможно ли согласие между людьми любостяжательными и скупыми?»³¹. В самом деле, некоторые практические попытки осуществить в жизни начала социализма и коммунизма всего яснее показывают, что власть одних и подчинение других составляют conditio, sine qua non общественной жизни, порядка и справедливости. Если где, то кажется в социалистических общинах всего скорее нарушается гармоническое отношение между личностью, как частью, и обществом, как целым, – здесь личность поглощается обществом и, на место ожидаемой, призрачной свободы, подпадаешь жестокому и неумолимому рабству под режимом обязательных и фанатически проводимых принципов социалистической общины. Сен-симонисты пытались устроить в Париже «общее семейство», в котором лица самых разнообразных положений становились в братский союз, пользовались общим столом, обменивались приятными названиями отцов, матерей, братьев, сестер, и т. под. Казалось бы, и равенство и братство достигнуты. Не тут то было. В их «общем семействе» было оставлено место так называемым «старшим братьям» или отцам, которым был вверен безграничный контроль и опека над младшими членами, так что вместо личной свободы и равенства здесь является какая-то олигархия и на ряду с нею поглощение индивидуальной жизни и деятельности в жизни общественной или, еще лучше и вернее, в деятельности старших братьев. Все проявления личной, индивидуальной деятельности здесь определялись «сверху»: частное производство, частная экономическая деятельность не имели никакой свободы, регулировались и определялись совне; даже в области науки, в сфере мыслительной деятельности сен-симонисты придумали какого-то арбитра, верховного жреца (social), который направлял бы и объединял весь круг ученых работ. «Хочешь или не хочешь, а работай, когда тебе приказано», – вот принцип, на котором основывается и которым определяется социальное положение члена «общего семейства» сен-симонистов! При таком порядке вещей, нет ничего мудреного, – со многими учеными повторилась бы судьба Галилея, Колумба, Коперника и друг., ибо нельзя же поручиться за универсальность ума верховного арбитра. В экономическом же отношении уничтожились бы вместе с этим побудительные причины к большей энергии в производстве и к улучшению его в техническом отношении. И в современных социалистических обществах напрасно мы стали бы искать свободы личности. Последние политические процессы в достаточной степени обнаружили внутренний строй русской социально-революционной партии и показали, что и в среде этой партии есть привилегированные, заправляющие члены, и низшие, подчиненные, обязанные первым безусловным повиновением – есть «центральный комитет» и «исполнительный»… Таким образом свобода личности ни мало не достигается в социалистическом обществе, напротив совершенно поглощается и уничтожается. Не таково христианство. Говоря о добродетельной жизни, как условии истинной свободы, оно указывает вечную истину, что свобода человека – внутри его самого, а не во вне, что ему не страшна власть, не тяжки законы, если он живет добродетельно: «праведнику бо закон не лежит».

Второе условие нормального устройства общества по теории социализма и коммунизма полагается в равномерном распределении имущества. Кажется, этот пункт представляет наиболее сходства между взглядом на этот предмет Златоуста и учением коммунистическим. При изложении учения Златоуста, мы заметили некоторые мысли и наставления с характером, по-видимому, близким к коммунизму. Златоуст проектирует экономические отношения людей по образцу первых христиан, в обществе которых все было общим, не было ни богатых, ни бедных, которые имели общий стол, общее имущество, у которых изгнаны были холодные слова: «мое и твое». Подобный порядок, по его понятию, лучше в том отношении, что коллективное хозяйство гораздо выгоднее частного и раздельного. Однако было бы большой ошибкой считать это учение солидарным с учением коммунистическим. Златоуст смотрит на общение имуществом, как на дело добровольной, частной благотворительности, конечная цель которой – усовершенствование в добродетели. В одной из бесед, говоря об общине первых христиан, он настаивает на той мысли, что общение имуществом у них было делом добровольным и основывалось на нравственном единении и союзе любви. Слова апостола Петра, обращенные им к Анании: «сущее тебе, не твое ли бе, и проданное не в твоей ли власти бяше?» (Деян.5:4) – эти слова ясно показывают, что частная собственность в обществе первых христиан оставалась в полной силе и общение имуществ было делом добровольным. Наставляя богатых и собственников уделять из своего имущества бедным и удовлетворять их нужды, Златоуст однако же поясняет, что он не заставляет отдать все, но только часть и делать это добровольно, потому что без этого условия дар теряет всякую цену. Таким образом Златоуст не отрицает собственности и в основу общения имуществ полагает нравственный союз любви между верующими. В этом-то и заключается существенное различие между христианством и коммунизмом, хотя нередко партизаны этого направления и думают обосновать свое учение на Евангелии. Между тем принудительное проведение коммунистического принципа, соединенное с уничтожением частной собственности, сопровождается такими явлениями, как ослабление энергии производства и эксплуатация чужого труда, наклонность пожить на чужой счет. Коммунизм как бы обратно ставит формулу христианского общения имуществом: «все мое – твое» и говорит: «все твое – мое, а до моего тебе нет дела», – так что вместо чистого христианского альтруизма здесь выступает узкий, утилитарный эгоизм. Практические последствия этой системы можно видеть на опыте Оуэна устроить общину на началах коммунизма; община эта была основана им в Америке, в местечке Нью-Гармони. Кратковременное ее существование не только не оправдало надежд основателя, но как бы нарочно показало вред проведения в жизнь коммунистических начал: было замечено, что по мере увеличения числа членов общины уменьшалась и ослабевала ревность и энергия деятельности отдельных членов, обнаруживалось желание свалить труд на других, пока наконец более состоятельные члены общины не выделились совершенно и не образовали особой ассоциации, под начальством Маклюра³². – К таким последствиям всегда и поведет принудительное применение коммунистического принципа, особенно если при этом импульсы практической деятельности человека имеют эгоистический характер. Эту мысль сознали даже сами последователи коммунизма и стали несколько иначе формулировать свой принцип: они отказались от эгалитарного коммунизма, отвергли принцип равноценности занятий и провозгласили на место его новый принцип вознаграждения каждого члена общины пропорционально его труду. Фурье в проектируемом им обществе, на ряду с общением членов его в жилище, продовольствии, работах, мастерских и т. п., оставляет однако в силе права капитала и таланта, а также и частной собственности. В его фаланстере каждый вознаграждается пропорционально свойствам и достоинству своей работы, таланту, которым он обладает, и капиталу, который он внес в ассоциацию³³. – Но и при этом основанном на справедливости и, следовательно, более совершенном порядке общественного устройства и экономических отношений не устраняются все-таки возможные недоразумения. Чем, в самом деле, будет гарантироваться здесь всегда справедливое вознаграждение за труд и достодолжная его оценка? И если бы это даже было так, – что впрочем по меньшей мере сомнительно, – будет ли устранена при этом возможность заявления недовольства и протеста со стороны отдельных членов? На этот вопрос едва ли можно отвечать утвердительно.

Ясно таким образом, что действительные основы общественного благоустройства и благополучия находятся только в христианстве, – и строить общественную жизнь на каких-либо иных основах, указываемых теориями социализма и коммунизма, значило бы к общественному организму прилагать восковые крылья Икара и на живых людях экспериментировать нечто подобное трагикомедии этого мюнхенского героя древности. Правда, христианство указывает только общие принципы и основы общественных отношений; но человеку выпадает труд самому приложить эти принципы к жизни. На социологические воззрения Златоуста и следует смотреть, как на опыт подобного синтеза. В общем, в принципах, его воззрения вполне согласны с духом евангельского учения; многие частности запечатлены глубоким пониманием жизни и не лишены поучительного и руководственного значения для нашего времени. И если бы некоторые из его воззрений могли возбудить сомнение, то на них следует смотреть лишь как на личное мнение святого отца.

Наименование «Деисус» происходит от греческого слова δέησις – моление, прошение. Так называется икона, на которой изображен Господь наш Иисус Христос в архиерейском облачении, сидящим на троне, а по сторонам – Матерь Божия и святой Иоанн Креститель в молящемся положении. Такая икона в старинных иконостасах ставилась обыкновенно над вратами, выше «Тайной вечери», и по объему устроялась в большем размере, чем все остальные иконы. Она была необходимою принадлежностью иконостаса, о чем свидетельствуют все старинные иконостасы. В древние времена в русских храмах икона «Деисус» была необходимою принадлежностью иконостасов, вследствие чего название этой иконы было известно всякому православному христианину. В известном послании архиепископа Новгородского Василия о земном рае между прочим рассказывается, что новгородцы, принесенные бурею к высоким горам, «видеша (на одной из них) написан Деисус лазорем чудным и вельми удивлен паче меры», что и привело их к убеждению, что там находится рай. Из этого видно, что икона «Деисус» была уже общеизвестна в первой половине XIV века. Взирая на иконостас, по средине которого, на самом видном месте обыкновенно находилась большая икона «Деисус», то есть величественный образ Архиерея Великого, и Царя Славы, наши благочестивые предки переносились мыслию к духовной, «торжествующей церкви первородных на небесах написанных» (Евр.12:23), так наглядно изображаемой и знаменуемой церковным иконостасом. Вот почему и новгородцы, созерцая земной рай, видели в нем прежде всего икону «Деисус», от которой исходил «свет самосиянием, яко немощи человеку исповедати»: образ, основанный, конечно, на том впечатлении, какое производил на молящегося церковный иконостас. Так уместно и так знаменательно было это изображение, помещаемое в древних иконостасах...

Об этом изображении, с таким же названием, упоминается и в позднейших исторических памятниках. Как свидетельствует сохранившееся у нас греческое название этого изображения, с полною вероятностью можно предполагать, что оно заимствовано нашими предками из Византии, одновременно с принятием христианской веры, чем и объясняется повсеместность обычая помещать это изображение в иконостасах и известность его во всей России под одним только греческим названием. По свидетельству исторических памятников, изображение это было помещаемо в иконостасах еще в первой половине VII века, а может быть и гораздо ранее этого времени. Так по словам св. Софрония, патриарха иерусалимского († 638 г.), это изображение было в церкви святых мучеников Кира и Иоанна, в Мануфе, близ Канопа, построенной в царствование Аркадия (395–408 г.). «Войдя в храм, говорит святитель, мы увидели весьма великую и удивительную икону, на которой в средине изображен Господь Иисус Христос, по левую сторону Матерь Его и Владычицу нашу Богородицу и Приснодеву Марию, а по правую сторону Иоанна Предтечу. Тут же изображены были некоторые из апостолов, пророков и мучеников, с ними Кир и Иоанн мученики, стоящие на коленях пред иконою». Итак, уже в первой половине VII века, а по всей вероятности и ранее, в некоторых христианских храмах икона «Деисус» была помещаема в центральной, самой видной части иконостасов, а по сторонам и ниже ее располагаемы были изображения святых апостолов, пророков и мучеников, как это было в обычае и в наших отечественных храмах до недавнего времени. К крайнему сожалению, в новейших иконостасах наичаще этой, по истине, «удивительной» иконы не имеется. Да и вообще наши новейшие иконостасы наичаще бедны иконами, ибо мы и в этом случае находим почему-то необходимым жертвовать древнейшими, священными обычаями церкви требованиям современного вкуса, по правилам которого, особенно в среде людей высшего круга, считается неприличным держать в домах больших размеров иконы. Ныне нередко случается, что в доме, где живет аристократическое семейство, с трудом отыщешь икону, чтобы помолиться, так она почему-то всегда миниатюрна, да и к тому же помещается в таком месте, что ее не скоро заметишь. Само собою разумеется, что, в силу того же современного вкуса, в означенных домах не принято держать много икон: как сказано, обыкновенно полагается только одна миниатюрная икона, при том в самом неудобном месте и далеко не в каждой комнате. Не таковы были вкусы наших предков, ибо не таково было и их благочестие: они любили обильно украшать свои дома святыми иконами и изображениями священных событий, ибо они на свой дом взирали, как на малую церковь, почему и украшали его на подобие церкви. Ныне же вошло в обычай украшать дома, какими хотите изображениями, только не священными: этим же объясняется и новейший, модный обычай устроять иконостасы с небольшим числом икон; в силу требований того же обычая и новейшие иконостасы наичаще устрояются без иконы «Деисус», бывшей в старинные времена необходимою принадлежностью всякого иконостаса³⁴. Весьма прискорбно, что в этом случае от влияния моды, явно характеризующей современное маловерие, не застрахованы и наши православные храмы...

С.

(Из Подол. Еп. Вед.)

Современная протестантская проповедь в Германии, несмотря на свое несомненно высокое развитие, имеет немало довольно крупных недостатков, – ей до сего времени еще не удалось вполне освободиться от влияния сухого школьного формализма. Только сравнительно немногие из проповедников решаются отступать от издавна утвердившихся форм и пролагать новые пути в проповедывании слова Божия. Форма проповеди почти у всех протестантских церковных ораторов в общем одна и та же, и именно та, которая уже давно утвердилась в Германии, хотя она значительно усовершенствовалась в последнее время.

В настоящее время протестантские церковные проповеди большею частию начинаются приветствием слушателям или молитвенным обращением, составляющим как бы вступление. Молитвенное призвание или славословие почти постоянно употребляется некоторыми церковными ораторами, как например Клифотом, в начале проповеди (или непосредственно за разделением, пред самым изложением или исследованием), несмотря на энергический протест против этого обычая, высказанный в свое время еще известным богословом де-Ветте (1780–1849). После этого вступления (introitus) обыкновенно читается библейский текст, лежащий в основе проповеди. Приступ (exordium), который в предшествующие два столетия считался необходимым и обыкновенно предшествовал тексту, в настоящее время уже не встречается, за исключением небольшого числа проповедников, преимущественно северо-германских, у которых более, нежели у других, заметно влияние старой школы, как например у Брикнера, Лютардта, Каниса, Шварца. От текста проповедники большею частию прямо переходят к теме, к главному предмету речи. Темою обыкновенно служит или главная мысль избранного проповедником текста, которая таким образом прямо дается текстом, или же такая мысль, которая хотя и не лежит в основе текста, но имеет в особенности важное значение для веры и жизни. В последнем случае проповедник приводит обыкновенно мотивы или основания, побудившие его избрать именно эту, а не другую тему. Нередко практиковавшееся прежде низведение текста до простого эпиграфа или девиза, а также пользование им «per antiphrasin» теперь почти уже совсем прекратилось. Современные проповедники не избирают темою также какой-либо случайный, второстепенный пункт текста, а останавливаются обыкновенно если не на основной, то на одной из главных мыслей его. Главный предмет речи большинством проповедников излагается в определенно формулированных выражениях. Только некоторые из них позволяют себе отступление от этого обычая. Но в общем должно признать, что если тема не превращается в простое заглавие, то она излагается кратко, ясно и определенно.

Расположение или деление проповеди в начале настоящего столетия было большею частью не реальное, а формальное. Впрочем, нельзя сказать, чтобы и теперь совсем исчезло чисто формальное деление, чтобы деление вместо схемы представляло квинт-эссенцию, самую сущность каждой из частей речи. Теперь уже выходит из употребления и особый, весьма часто встречавшийся прежде род деления, состоящий в объяснении или обосновании темы и затем в применении ее. Некоторые проповедники нередко деление выражают в стихотворной форме. Подобно темам и расположение или деление проповедей в настоящее время обыкновенно излагается несравненно в более сжатой, определенной форме, нежели прежде. Исключения составляют только некоторые проповедники, как напр. Клифот, который хотя обладает выдающимся ораторским талантом и умеет, когда нужно, говорить в высшей степени сжато, лаконически, но в расположениях своих проповедей нередко позволяет себе совершенно неуместную растянутость.

Что касается самого метода изложения, господствующего теперь на церковных кафедрах в Германии, то его можно назвать аналитически-синтетическим. В патристический период церкви была в употреблении двоякая форма проповеди, обусловливаемая самым отношением церковной речи к библейскому тексту. В первые времена христианства был в употреблении вид проповедей, известных под именем гомилий или простых экзегетических бесед, в которых проповедник обыкновенно стих за стихом, слово за словом изъяснял содержание определенного отдела Св. Писания, евангельского или апостольского чтения, строго держась порядка мыслей его, то с большим вниманием останавливаясь на одном пункте его, то на другом, но нигде не выходя из пределов изъясняемого текста, что соединялось, разумеется, с некоторым ущербом для единства изложения. В проповеди Астерия Амисийского и Оригена мы видим уже переход от простой беседы к искусственной проповеди, в которой к тексту присоединяется нравственное применение или нравообличение, которое нередко впрочем выводится из текста через натянутое, аллегорическое толкование (у Оригена). Экзегетические беседы мало-помалу перешли в аналитические, в которых изъяснялось уже не целое дневное евангельское или апостольское чтение, а лишь один взятый из него стих, от которого проповедь не отступала во всем своем содержании. Отсюда уже недалек был переход (который вскоре и совершился) к синтетической проповеди, в которой проповедники заимствовали из библейского текста лишь главное содержание для своей проповеди, пользуясь иногда текстом лишь как поводом для изложения тех или других нравственных и догматических истин, или же и совсем не ставили текста во главе проповеди. Последнего рода проповеди назывались у греков λόγοι (слова или речи), у латинян sermones в отличие от гомилий или, как называли их на Западе, трактатов. В средние века церковные беседы почти исключительно применялись, и притом лишь в очень редких случаях, к апостольским чтениям. Но и слова или речи без текстов в свою очередь мало-помалу смолкли и должны были уступить место проповедям, заимствовавшим свое главное содержание из одного определенного текста Св. Писания. Лютер снова сделал поворот к форме древней церковной беседы, желая ввести новый живительный элемент библейского учения в церковную проповедь, которая в средние века постепенно все более и более дозволяла себе отступление от текста Св. Писания. Но попытка Лютера далеко не вполне удалась: проповедь не удержалась на той высоте, какую хотел придать ей Лютер, – она превратилась в орудие полемики, стала наполняться разного рода замысловатыми образами и затейливыми эмблемами и блистать вычурностями стиля. Вывести проповедь, вполне подчинившуюся формализму, на надлежащую дорогу, пытался Шпенер (1635–1705). Он первую часть своих проповедей или вступление обыкновенно посвящал объяснению библейского текста. Но и эти усилия не имели успеха, тем более что его проповеди были слишком сухи. Наступает эпоха просвещения и торжествует свою победу также и в христианском храме. Неизменные литургические формы и нормы не легко было устранить, но гораздо легче было подчинить влиянию нового направления проповедь, в которой имеет большое значение субъективный элемент, субъективность проповедника. И действительно, проповеди в век просвещения делались все более и более сухими и безжизненными. Самое лучшее, что в это время проповедывалось на церковных кафедрах, это было большею частью только учение «здравого общечеловеческого смысла», евангелие гуманизма. Великий гуманист Гердер (1744–1803) глубоко чувствовал это унижение церковной кафедры. Он старался, насколько было в его силах, снова придать ей библейское содержание и поэтому в письмах об изучении богословия он рекомендует ту форму проповеди, которая известна под именем беседы. Но и его стремления не увенчались полным успехом: путь, избранный им, не был вполне правильным. Нужно было изменение не только внешней формы, а самого характера, духа проповеди. Тем не менее форма беседы опять начала входить в употребление и нашла не мало приверженцев. Современная нам форма протестантской церковной беседы в общем очень близка к употреблявшейся в древности. Но если и теперь, подобно тому как и в прежние времена, некоторые ораторы, сосредоточив внимание на частностях, постепенно переходя в своих объяснениях от одного пункта в избранном отделе Св. Писания к другому, не восходят в своих беседах до общего, до целого, до объединения своих объяснений в одной мысли; то среди современных проповедников есть немало и таких, беседы которых вполне свободны от этого недостатка.

Аналитическая проповедь в последнее время значительно приблизилась к синтетической. В современной аналитической проповеди замечается строгая связь между всеми отдельными частями её и стремление к самососредоточению; она держится определённого плана и преследует одну определённую идею; она не делает отступлений то в ту, то в другую сторону, но постоянно имеет в виду один главный пункт, которому более или менее подчиняются все частнейшие пункты. Текст служит в ней как бы солнцем, освещающим и оживляющим её, а каждый отдельный пункт текста – лучом этого солнца. Поэтому новый вид аналитической проповеди или беседы, образовавшийся под несомненным влиянием синтетической проповеди, называют синтетически-аналитическим. В синтетической же проповеди, которая прежде нередко совсем упускала из внимания текст или допускала очень далёкие отступления от него, в настоящее время обнаруживается стремление постоянно, насколько возможно, ближе держаться текста, так что хотя деление на части в ней вытекает из темы, которая развивается по соответствующим ей категориям, а не из текста, тем не менее каждая часть её находится обыкновенно в тесной непосредственной связи с текстом. Поэтому к этому новому, вошедшему теперь в общее употребление виду синтетической проповеди, ясно отражающему на себе влияние аналитической проповеди, вполне применимо название аналитически-синтетической проповеди.

Что касается в частности изложения проповедей, то в этом отношении в них не встречается большого разнообразия. Доказательства и способы убеждения у всех почти проповедников в общем одинаковы: они заимствуются не из общечеловеческого здравого смысла, как это было в большом употреблении, особенно в век «просвещения», а прежде всего и главным образом из Св. Писания. Доказательства «от разума» имеют лишь очень ограниченное применение в современных проповедях. Учениями философских школ (Канта, Фихте, Гегеля и друг.) хотя и пользуются проповедники, но не все и далеко не всегда, так как школьные философские воззрения для большинства слушателей не имеют значения и интереса. Тем не менее на многих из проповедей заметно влияние той или другой философской школы. Стремление Шлейермахера заменять доказательства действием на религиозное чувство, на благочестивое настроение не нашло применения у последующих проповедников. Аргументация же из Св. Писания нашла обширное и весьма удачное применение в особенности у Ницша, И. Мюллера, Штира и Бека. За ними последовало с большим или меньшим успехом большинство современных проповедников. Но само собою разумеется, что Св. Писание для некоторых из слушателей не имеет той силы убедительности, какую оно имеет для людей вполне верующих, – для некоторых более значения могут иметь другие авторитеты, которые не имеют непосредственного отношения к Библии и к Церкви. Это обстоятельство принимали во внимание прежние проповедники. Так Лютер нередко обращается к пословицам, служащим выражением народной мудрости, на которые современные проповедники слишком мало обращают внимания, как будто бы считая их не вполне приличными для церковной кафедры. Только изредка встречаются они у Каспари, Людвига Гормса, Альфельда. Но зато современные проповедники нередко ссылаются на авторитет знаменитых лиц, героев и государственных деятелей, философов и историков, лириков и драматиков и т. под. Это объясняется преимущественно тем, что многие из слушателей в Германии как образованных, так и необразованных, более склонны отдавать предпочтение авторитетам подобного рода, будучи убеждены, что лица, известные своею глубокою религиозностью и стоящие в непосредственном ближайшем отношении к Церкви, должны ex professo говорить в пользу христианского учения, между тем как первые совершенно свободно, без предвзятой цели могут высказывать свои убеждения. Поэтому мнения светских христианских и языческих писателей для некоторых слушателей имеют более убедительности, нежели даже перечисления самого Св. Писания. Это обстоятельство принимается во внимание многими из современных проповедников, как напр. Альфельдом, Героком, Кёгелем. Но в особенности часто встречаются в проповедях церковные гимны и вообще стихотворения духовного характера, которые или в целом виде или же в извлечении входят в контекст проповедей. Этот обычай впрочем не новый. Он встречается и у прежних проповедников. В настоящее же время обычай после некоторых частей, как напр. после указания частей проповеди в заключении ее, приводить стихи религиозно-нравственного характера получил весьма широкое распространение, так что некоторые проповеди представляют из себя как бы мозаику, составленную из частиц прозаической и поэтической речи, вследствие чего и в самых проповедях нередко замечается какая-то искусственность, отсутствие непринужденности, естественности, тем более что далеко не все стихотворения проповедников дышат тем неподдельным высоко-поэтическим вдохновением, какое обнаруживается в проповедях Герока. Лютер, питавший особое расположение к Эзопу, часто обращался на церковной кафедре к басне. Но в современных проповедях она уже не встречается. Это впрочем и естественно: басня настолько тривиальна и нередко заимствует свое содержание из столь низких сфер жизни, что допущение ее на кафедру едва ли может соответствовать серьезному тону и достоинству церковной проповеди. Но само собою разумеется, что никаким образом нельзя изгонять из проповедей притчи или параболы, сравнения и уподобления, служащие к уяснению не правил человеческой мудрости, а высших божественных истин посредством явлений обыкновенной жизни. Ими пользовался и Иисус Христос при возвещении евангелия. Тем не менее притчи употребляются современными протестантскими проповедниками лишь в том виде, в каком они являются в самом Евангелии, то есть как текст, лежащий в основе проповеди, в самой же проповеди они не допускаются. Употребление парабол в проповедях ограничивается лишь тем, что для событий новозаветной истории современные проповедники подыскивают параллели из низшей области, в ветхом завете и сопоставляют одни с другими. К примерам более расположения обнаруживается у современных проповедников. Они обыкновенно заимствуются из всемирной и церковной истории. Но в общем исторический элемент составляет очень незначительную часть в проповедях. Указания на события из общей, всемирной истории в проповедях чрезвычайно редки; чаще проповедники пользуются событиями из гражданской отечественной истории, но большею частью ограничиваются ссылками на события из церковной истории и из нравственно-религиозной жизни верующих. Так напр., Капер почти в каждую из своих проповедей на евангелие вводит какой-либо рассказ из деятельности миссионеров среди язычников. Впрочем, некоторые из лучших проповедников последнего времени, как Альфельд, Л. Гармс, Э. Фроммель и Кёгель, не держатся этих ограничений и весьма удачно оживляют свои проповеди рассказами из общей истории.

Последняя часть проповедей или заключение у современных проповедников достигла значительного усовершенствования. В первой половине настоящего столетия проповедники слишком мало обращали внимания на эту часть, – они не редко прямо как бы обрывали проповедь или ограничивались слишком кратким заключением, нисколько не гармонировавшим с объемом остальных частей. Этот недостаток заметен и у тех проповедников последнего времени, которые получили образование в старой школе, как напр. у Ницша. Но в произведениях большинства современных проповедников замечается уже стремление к гармонии, к приведению этой части к симметрии с предшествующими частями.

Относительно языка нужно заметить, что современные проповедники стараются избегать слов и выражений вульгарных, грубонародных, могущих оскорбить в ком либо чувство приличия. Равным образом современные проповедники стараются избегать также чисто-абстрактных понятий, школьных слов и выражений, научных терминов. В этом отношении современная церковная проповедь стоит несравненно выше, нежели какою она была лет 50 тому назад, хотя и теперь многие из проповедников еще не могут вполне освободиться от книжного языка. По крайней мере сами же немецкие проповедники сознаются, что едва ли можно найти более одного десятка сборников таких проповедей, которые были бы вполне понятны и интересны для каждого простолюдина. Проповедники, особое внимание обращающие на общепонятность своих проповедей, стараются достигнуть этого качества главным образом через изучение народной жизни и народного языка в личном, возможно-частом общении с народом, через чтение лучших произведений, популярных проповедников и светских народных писателей и через чтение Библии, как такой книги, которая написана для всех времен, всех народов и всех классов общества.

Но если искусство говорить речью, понятною для простого народа, для многих проповедников представляет почти непреодолимые трудности, то язык образованной части общества дается проповедникам легко, и многие из них мастерски владеют им. Это впрочем и понятно: проповедники уже по самому образованию своему и языку стоят несравненно ближе к этой части общества, нежели к простому народу. Но как на недостаток в этом отношении можно указать на стремление некоторых проповедников украшать свою речь иностранными словами и выражениями, которые большинством проповедников признаются неуместными на церковной кафедре.

Наконец, что касается расположения слов и строя предложений, то большинство современных проповедников совершенно правильно держится того взгляда, что проповедь не должна иметь характер трактата или ученой статьи, и поэтому они стараются как можно более упрощать строй речи и не запутывать естественного течения мыслей, чтобы возможно более облегчить усвоение содержания ее слушателями. С этой целью некоторые проповедники употребляют лишь простые, краткие предложения. Большинство же проповедников старается избегать лишь многословия и длинных, трудных для усвоения, запутанных периодов, так что много можно указать проповедей, в которых речь отличается, при своем периодическом строе, прекрасною округленностью, гладкостью и изящностью. Если и встречаются проповеди, слабые в стилистическом отношении (от этого недостатка не свободен и Клифот), то можно указать на ряд церковных ораторов, произведения которых стоят на высокой ступени относительно формы и языка, каковы, напр., Кёгель, Фроммель, Штейнмейер, Эрдман, Ульгорн, Лютардт, Альфельд, Герок, фон Цецшвиц, Шварц, и при этом проповеди каждого из них имеют свои особые достоинства. Так проповеди Штейнмейера и Эрдмана, при своей безукоризненности своей внешней формы, при своем чистом литературном языке, отличаются в особенности ясностью, общепонятностью изложения. Проповеди Кёгеля отличаются разнообразием красок, пламенным воодушевлением и очаровательным блестящим изложением. Проповеди Герока дышат необычайною искренностью и силою чувства; они как бы усыпаны благоухающими цветами: на каждой проповеди заметно, что ее говорил человек, одаренный высоким религиозно-поэтическим вдохновением. Кнак обыкновенно не записывает сам своих проповедей, – они записываются во время произношения их стенографом, и носят на себе печать необычайной задушевности, сердечности, теплоты чувства, глубокого благоговения и того качества, которое гомилеты называют помазанием. Лютардт с богатством и глубиною мыслей соединяет простоту изложения и искусство проникать в сокровенные глубины сердца человеческого.

Таким образом, хотя проповеди некоторых из современных проповедников в Германии не свободны от недостатков, унаследованных большею частью от прежних времен, тем не менее в общем нельзя не согласиться с мнением тех протестантских богословов, которые утверждают, что относительно плана, формы, выражения и языка современная церковная проповедь в Германии стоит на несравненно более высокой ступени развития, нежели на какой она стояла прежде.

Н. Д.

Святые Тайны преподаются епископом законно-рукоположенным или иереем, не находящимся под запрещением от своего архипастыря. Потому священнику, как лицу, имеющему право преподавать другим святые Тайны, необходимо знать и выполнять правила Церкви, определяющие: 1) место и время причащения; 2) приготовление святых Тайн для приобщения священнослужителей и мирян в храме за литургией; 3) приготовление священнослужителей ко святому причащению, порядок причащения, способ причащения и образ действования их по причащении святых Таин в храме за литургией; 4) приготовление мирян к св. причащению, порядок, способ и образ действования их по причащении во храме за литургией; 5) приготовление св. Таин для причащения больных вне храма и во всякое время; 6) приготовление больных ко св. причащению, порядок и способ причащения их на дому и во всякое время.

1) Причащение св. Таин совершается в храме за литургией, на которой совершается таинство евхаристии. В случае нужды св. Тайны дозволяется Церковью преподавать на дому и во всякое время; так больные, не могущие придти в храм, безотлагательно причащаются на дому по «чину», «егда вскоре вельми больному дати причастие» (какой чин изложен в Требнике).

2) Пред причащением священнослужителей и мирян в храме за литургией, св. Агнец раздробляется на четыре части, из которых одна с надписью ИС опускается в потир, а другою с надписью ХС причащаются священнослужители; миряне же причащаются остальными частицами с надписью НИ и КА (Служ. Лит. Иоан. Злат. Кн. о должн. пресв. прих. § 115). Когда литургия совершается не одним священником, то частица с надписью ХС раздробляется на более мелкие частицы соответственно числу священнослужителей и приступающих ко св. причащению³⁶. Когда ожидается большое число причастников из мирян, то НИ и КА в этом случае, после причащения священнослужителей, раздробляется также на более мелкие частицы соответственно числу причастников (Служ. Лит. Злат.)³⁷. В случае недостаточности, при большем количестве причастников, частей тела Христова, следует вложить в потир запасные Дары и ими причащать, или если бы после этого не все были причащены, то для оставшихся должно служить литургию на другой день, за этою литургией причастить их (Учит. Изв. при служебн.). Но ни под каким видом не позволяется причащать частицами, вынутыми из просфор богородичной, девятичинной, заздравной и заупокойной, так как эти частицы не пресуществляются в тело Христово (Учит. Изв. при служебн.). Равным образом строго запрещается вливать в потир воду, после того как влита теплота, или прибавлять не освященного вина к святой чаше³⁸; если божественной крови окажется недостаточно для всех причастников, то оставшихся должно приобщать за следующею литургиею. Никого также не должно причащать водою, которою измыта чаша по причащении, тем более агиасмою, богоявленскою водою (Учит. Изв.; Кн. о должн. пресв. прах. §115). Делающие что-либо подобное вводят, как говорит Кн. о должн. пресв. прих., – новую измышленную тайну, не понимая, что тем самым смертно согрешают (§ 115). Во избежание недостаточности божественной крови, для всех причастников нужно вливать предварительно, в свое время, столько вина и теплоты, чтобы достаточно было божественной крови для причащения всех готовящихся к принятию св. Таин в тот день (Учит. Изв. при служ. и Лит. Злат.).

3) Священнослужители, всякий раз как только совершают литургию, обязаны приобщаться за оною св. Таин. Исключение из этого правила может быть допущено только для диаконов и то по уважительным причинам, когда они напр. служат другую литургию в один и тот же день и т. п. Не трудно понять, почему Церковь вменяет священнодействующим в обязанность причащаться св. Таин каждый раз, как они литургисают. К числу внешних условий, от соблюдения которых зависит правильность совершения того или другого таинства, относится требование, чтобы предстоял приемлющий таинство. С первого взгляда это условие кажется делом излишним, ибо, кажется, нельзя предположить случая, когда совершалось бы то или другое таинство и вместе с тем не было желающих и готовых принять его: при совершении каждого таинства всегда есть тот, над кем оно совершается; совершение таинства не над кем не мыслимо. Некоторая возможность отступления от этого была бы, если бы литургисающий священник не причащался. Но такое явление противоречило бы самому существу таинства и потому отнюдь не допускается и никогда не могло быть допущено; вот почему Церковью строго осуждаемо было при самом начале обыкновение верующих присутствовать только при совершении таинства причащения, так как и это явление уже не согласно с существом таинства; вот почему и в последующие времена, ввиду слабости верующих и ввиду охранения возможно достойного принятия сего таинства, Церковь хотя допустила верующим присутствовать при совершении таинства причащения без принятия сего таинства, но в то же время вменила и вменяет в непременную обязанность священнослужителям причащаться св. Таин каждый раз, когда они литургисают.

Вменяя в непременную обязанность священнослужителям причащаться св. Таин каждый раз, когда они литургисают, Церковь требует, чтобы они были надлежащим образом приготовлены к исполнению этой обязанности. Приготовление же священнослужителей к св. причащению и вообще к священнодействию литургии должно быть двоякое – и нравственное, и физическое. Нравственное приготовление состоит в обуздании страстей, в очищении совести от грехов и в благоговейном настроении души. Одно из важнейших препятствий к совершению таинства причащения составляет у священнослужащих вражда с ближними и ненависть. Потому правила требуют, чтобы священники и диаконы отнюдь не приступали к священнодействию литургии в ссоре и вражде, не примирясь, с кем должно (Инстр. благ. § 12). Если для священнослужителя нет возможности примириться с обиженными или обидевшими (когда они, например, находятся далеко, или по другой причине), то нужно по крайней мере иметь доброе намерение примириться с ними при первой встрече, и с сокрушением сердца о своем недостоинстве приступать к священнодействию литургии (Наст. о соверш. литургии помещ. в службе пред началом проскомидии). Не менее важнейшим препятствием к достойному служению и причащению св. Таин признается чревоугодие – многоядение и невоздержание в питье. Потому каждый священнослужитель должен по возможности воздерживаться с вечера от всякой пищи и пития или вкушать ее в умеренном количестве и то до полуночи, так как после полуночи уже начинается другой день, а литургия может быть совершена людьми ничего не евшими и не пившими (О соверш. лит. в служебн. пред проскомидиею). Если кто из священнослужителей дерзнет в нетрезвом виде совершить таинство и в помрачении ума от пьянства не в состоянии будет знать и понимать того, что совершает, то таковой не только смертно согрешит святотатским грехом, но и к величайшему соблазну и оскорблению святыни не совершит самой тайны тела и крови Христа, Бога нашего (Учит. Изв.; сравн. о должн. пресв. прих. § 77). Важнейшим препятствием к достойному священнодействию и причащению св. Таин служит и сладострастие. Готовящийся к священнодействию литургии и ко причащению св. Таин за несколько дней до совершения литургии и в самый день совершения литургии должен воздерживаться от жены. Невоздерживающийся и служащий тяжко грешит (Учит. Извест.). Вообще всякий грех, особенно так называемый смертный (к смертным грехам относятся следующие семь видов греха: гордость, сребролюбие или лихоимство, нечистота или блуд, чревоугодие, зависть, гнев и леность – см. Прав. испов. П. Могилы), который лежит на совести священнослужителя, составляет для него препятствие к совершению литургии и к причащению св. Таин. Потому если совесть обличает священнослужителя в таком грехе, то он должен очистить себя от греха покаянием и сердечным сокрушением, а также и устной исповедью пред духовным отцом, соединенною с твердым намерением не возвращаться впредь ко греху. Если бы случилось, что священнослужитель припомнил за собой какой-либо грех смертный во время самого священнодействия, когда нет возможности исповедаться пред духовным отцом, – в таком случае должно очистить свой грех внутренним сокрушением о нем и твердым намерением при первой возможности исповедаться пред духовником и понести епитимию (Срав. о должн. пресв. приход. § 76; Учительн. Извест.). Кроме того препятствием к достойному служению и к причащению св. Таин, хотя и в меньшей степени, служат: рассеянность, тоска, разленение, ночное осквернение от нечистых помыслов и пожеланий. Потому готовящийся к служению и ко св. причащению должен устранить или исправить в себе эти состояния или расположения духа: рассеянность должен устранять теплою молитвою и усердным размышлением о страстях Христовых; тоскливость – размышлением о величии дара, какого сподобляется причащающийся св. Таин, и упованием соединиться со Христом в св. Таинах; разленение – деятельностью и усиленным бодрствованием или воздержанием от сна; от ночного осквернения очистить себя прочтением установленного «правила от осквернения» (Учит. Изв. сравн. в Требн. «последование о священнике во сне искусившемся»). По уставу церковному, если бы случилось ночное осквернение даже без всякой вины со стороны священника, то и тогда он без особенной нужды не должен священнодействовать; если же сам подал повод к такому осквернению нечистыми беседами или скверными помыслами, или лишним ядением и питием с вечера, продолжительным, излишним сном, то совсем не должен служить, пока не исповедается пред духовным отцом и не получит от него епитимию и разрешение (Учит. Изв.).

Нравственное приготовление ко св. причащению и вообще к достойному священнодействию состоит не только в обуздании страстей и в очищении совести от грехов и всякой скверны душевной, но и в том, чтобы вызвать в себе искреннее желание вкусить от трапезы Господней и привести свою душу в молитвенно-благоговейное настроение. Для этого готовящийся к служению и св. причащению с одной стороны должен прилежно размыслить о величии божественных таин, о значении бескровной умилостивительной жертвы для живых и умерших, о великой пользе, какая происходит от причащения св. Таин, о своем недостоинстве и духовной своей бедности и постоянной нужде в благодати Божией, с другой стороны – должен совершить или выслушать предлитургийные службы и прочитать так называемое правило, т. е. каноны применительные к тому или другому дню седмицы, а также канон с молитвами ко св. причащению. Все эти каноны должны быть прочитаны своевременно: каноны, применительные ко дню седмицы, должны быть прочитаны с вечера³⁹, а последование ко св. причащению утром, и притом не во время церковных служб (вечерни, утрени, всенощного бдения и т. д.)⁴⁰. Так вечером в субботу на воскресенье священник (и диакон) должен прочитать канон Господу Иисусу (что при акафисте Спасителя), параклисис Богородице и канон Ангелу Хранителю; на кануне понедельника – канон Иисусу, параклисис Богородице, канон архангелам, а кто имеет усердие и канон ангелу хранителю; на канун вторника – канон Иисусу (покаянный по указанию правильников), параклисис Богородице, канон Предтече и ангелу хранителю; на канун среды – канон Иисусу Сладчайшему (что в акафисте), канон Богородице Одигитрии (или канон молебный по гласу Октоиха) и канон ангелу хранителю; на канун четверга – канон Иисусу (покаянный), параклисис Богородице, ангелу хранителю и апостолам, а кто имеет усердие – канон и акафист св. Николаю; на канун пятницы – канон Животворящему Кресту, параклисис Богородице (или канон молебный по гласу Октоиха) и канон ангелу хранителю; на канун субботы – канон Сладчайшему Иисусу, акафист Богородице не отложно, канон ангелу хранителю и всем святым (Учит. Извест., «Правило готовящимся служить и хотящим причаститься; сравн. Киевск. и Почаевск. правильники»). Утром должно прочитать канон с молитвами ко св. причащению. Непрочитавший всего этого правила или оставивший часть оного по небрежности и лености и приступающий в то же время к служению и св. причащению «смертно согрешает» (Учит. Извест.). Если же кто по уважительным и независящим от него обстоятельствам не может выполнить всего правила, т. е. прочитать всех положенных молитв, тот обязывается совершить его после литургии; но молитвы ко св. причащению непременно должны быть прочитаны пред литургиею (Учит. Изв.). При этом должно помнить, что «правило» положено для того, чтобы привести душу в чувство сокрушения, умиления и благоговения. Потому недостаточно только вычитать правило как-нибудь, машинально, а необходимо употребить все меры, чтобы «правило» достигало цели, чтобы душа исполняющего «правило» горела теми чувствами, теми желаниями, которыми проникнуты все молитвы, его составляющие.

Физическое приготовление к достойному служению и ко св. причащению состоит в том, чтобы все тело имеющего служить было чисто; одежда прилична и опрятна; лицо и руки вымыты; голова причесана, ногти обрезаны; усы, если длинны, подстрижены; зубы вычищены и уста вымыты и притом еще с вечера, чтобы при измовении уст утром, не попало в гортань сколько-нибудь воды и не встретилось в этом препятствия к достойному совершению литургии (Учит. Изв.). Не запрещается также измывать уста и утром, но делать это нужно с большим вниманием, чтобы не проглотить воды вопреки уставу церковному. Впрочем, если священник, умываясь утром, нечаянно проглотил часть воды пред обеднею, то это не может служить для него препятствием к священнодействию (Учит. Изв.; сравн. 16 пр. Тимоф. Александр). Высшее благоприличие требуется от готовящихся к священнодействию как «чести ради Божественных Таин», так и потому, чтобы лица, на них взирающие и целующие руку их, не оскорбились чем-либо, а вместе с тем, видя благоприличие в священнослужителях, и сами научились присутствовать при совершении литургии достойно и благоприлично во славу Божию (Учат. Извест.).

При совершении литургии, по надлежащем приготовлении, священнослужители приобщаются св. Таин в порядке иерархическом: диаконы принимают св. Таины от священников, священники от епископов, и притом к св. причащению приступают сперва высшие, потом нисшие (Служ. Лит. Злат.; чин. архиер.). Самый способ приобщения священнослужащих определен такой: священник возлагает, или когда бывает архиерейское служение приемлет от начальствующего божественное тело на длань правой руки, сгибает немного руку, поддерживая ее левою, чтобы не упала взятая им часть тела, но не сжимает ее в своей руке; держит тело Христово не над головою, а над престолом, и, наклонив к длани своей руки благоговейно голову, со страхом и верою взирая на божественное тело, вычитывает положенные молитвы и приобщается. По причащении тела Христова, со всем вниманием осматривает длань руки, на которой лежало тело, и, если заметит на ней хотя малейшую частицу св. Таин, тотчас языком принимает ее в уста, тщательно излизывает всю длань своей десницы. Потом по той же предосторожности вытирает руки антиминсною губкою или платом над потиром. После сего причащается божественной крови непосредственно из чаши. По причащении тщательно обсасывает уста свои и край св. чаши, и отирает их антиминсною губкою или платом. Наконец, чтобы божественная кровь не оставалась на усах причащающегося, предписывается священнику подстригать их, чтобы не были велики, и так прибирать, чтобы не погружались в божественную кровь при приобщении, и наконец тщательно вытирать покровцем⁴¹. Причастившись божественных Таин, священник (и диакон) остаток божественного тела должен вложить во св. чашу, со всяким вниманием и опасением, чтобы не осталось на дискосе, или не упала куда-нибудь даже малейшая частица. Для этого дискос тщательно вытирается над потиром антиминсною губкою. Равным образом должен внимательно осмотреть антиминс и платок, и, если заметит на них какие-либо упавшие частицы, собрать антиминсною губкою в одно место – на дискос и потом пересыпать во св. чашу. Но под опасением смертного греха никогда не должен истрясать антиминса или платка над огнем или водою, так как на антиминсе или платке между другими частицами всегда могут быть частицы божественного тела, упавшие и оставшиеся по причине небрежности священника (Учит. Изв. при служ.)⁴².

По совершении литургии оставшиеся Дары потребляются на жертвеннике священником⁴³, если он один служит литургию, или хотя и с диаконом, но не приготовившимся к причащению и не причастившимся; в противном случае, когда священник служил литургию с диаконом приготовившимся и причастившимся св. Таин, то оставшиеся Дары потребляются на жертвеннике диаконом. Если несколько диаконов причащающихся совершают литургию, то св. Дары, по поставлении их на жертвенник, должны быть потребляемы по обычаю тем, который занимает седмицу (если то бывает в монастырях или соборных церквах) или же младшим из диаконов, а в обыкновенных случаях и вообще которым-нибудь из служащих по взаимному соглашению. При потреблении остатков святых Даров священнику (или диакону) нужно иметь всякое опасение, чтобы какая-нибудь от малейших крупиц или капель не осталась во святой чаше не потребленною. Потому чашу должно исполаскивать вином не раз только, а два и даже три раза, потом тщательно вытирать губкой или платком, который нарочно имеется для этой цели. На жертвеннике до потребления святых Таин должна гореть пред ними свеча.

По потреблении остатков святых Даров губка или платок полагаются в чашу и святые сосуды покрываются честно, чтобы не пылились. Пред совлечением (или по совлечении) священных одежд священник, не выходя еще из алтаря, должен со вниманием прочитать положенные благодарственные «молитвы по причащении», и потом, пришедши домой, не сразу приниматься за свои житейские дела, а хотя несколько часов сохранять благоговейное настроение, размышляя, сколь великого дара удостоил его Господь в таинстве причащения и прося Господа, чтобы он простил ему недостоинство его и во всю жизнь сподобил его сей неизреченной благодати. В продолжение всего этого дня священник, а равно и диакон, служащий с ним, должен воздерживаться от излишнего употребления пищи или питья и сна, вообще от телесных удовольствий и всякой плотской любви чести ради и любви Царя небесного, Которого принял в храм и обиталище души своей.

4) Каждый православный христианин неотложно должен причащаться святых Таинств каждый год, по крайней мере – однажды, а более усердные и могущие достойно приготовлять себя к таинству – четырежды в год – в установленные Церковью посты, хотя не возбраняется и чаще, и в другое время. Внушение об исполнении этого священного долга хотя более принадлежит приходским священникам, но и гражданское и военное начальство также наблюдают, чтобы лица, подчиненные им, непременно исполняли этот долг (Св. Зак. т. XIV о пред. и прес, прест. ст. 20, 21, 22, по изд. 1876 г.). К причащению святых Таинств верующие, свыше семилетнего возраста, должны приступать не иначе, как после исповеди и разрешения от грехов священником⁴⁴, в чистоте душевной и телесной, по надлежащем приготовлении и выполнении всего установленного Церковью правила молитвенного, какое требуется и от священнослужащих (Учит. Изв. при служ.). Определеннее говоря – приготовление мирян к принятию святых Таинств должно состоять в посте и молитве, в делах милосердия и воздержания от плотских наслаждений, и должно продолжаться семь дней, а по нужде – три или, в крайнем случае, один день (Учит. Изв. при служ.). Во дни приготовления к принятию святых таин (говения) миряне обязаны не опустительно бывать в храме при всех общественных службах церковных, а накануне причащения, с вечера, должны выслушать церковное правило, положенное для священнослужащих (то есть каноны применительно к дням седмицы)⁴⁵, и кроме того, молитвы на «сон грядущих» (смотри правило готов, служ. и хотящ. причаст., при служебник. в конце книг.). Утром обыкновенно прочитываются утренние молитвы и канон и молитвы «готовящимся ко причащению» (там же). Готовящиеся ко причащению с вечера, на кануне причащения, ничего не должны есть и пить; только людям престарелым и детям, не могущим при физической слабости переносить полного воздержания, разрешается принимать пищу с вечера на кануне, но в самом умеренном количестве и то до полуночи только. Готовящийся к причащению и нечаянно проглотивший воду в то утро, при полоскании рта, например, может приступить к святым тайнам (Учит. Изв.)⁴⁶.

По открытии царских врат и появлении св. Даров, все желающие причаститься св. Таин и приготовившиеся к тому должны приступать к св. чаше чинно и в глубоком смирении, повторять за священником⁴⁷ известную молитву: Верую Господи... Вечери твоея тайныя и проч., со всем смирением и благоговением однажды поклониться до земли Христу, истинно сущему в св. Тайнах; затем, сложив руки крестообразно на груди, мирно и не спешно приступать к святой чаше и при сем каждый из причащающихся должен по возможности достаточно раскрыть рот, чтобы священник мог без труда вложить в него лжицу с св. Тайнами, и таким образом не могло быть никакого затруднения в причащении (Учит. Извест. и дополн. к нему при служ.). По принятии в уста Даров причастник должен сразу же проглотить их, а священник или диакон должен обтереть уста причастившегося покровцем или нарочито для того назначенным платом⁴⁸; затем причастившийся целует вкрай святой чаши, как самое ребро Христово, из которого истекла кровь и вода, и, отступив немного, делает поклон, но не до земли, чести ради святых Таин, и не плюет, доколе вкусит антидора и теплоты, и чинно и без разговоров стоит на своем месте до конца литургии. По окончании литургии, все причастившиеся выслушивают или прочитывают тут же в церкви благодарственные «молитвы по причащении», и затем расходятся по домам со всяким смирением, благодаря Господа, удостоившего их такой милости (Дополн. к Учит. Изв.).

Младенцы до семилетнего возраста причащаются вообще без приготовления, положенного для мирян и при том в самом раннем возрасте не под обоими видами тела и крови Христовых, а только под одним видом крови Христовой. С семилетнего возраста и младенцы подлежат тем же правилам, как и все возрастные миряне (Служ. Лит. Злат.; Свод. Зак. т. XIV Уст. о предупрежд. и пресеч. прест. ст. 21 по изд. 1876 г.).

Младенцы должны быть причащаемы на литургии полной, то есть Иоанна Златоуста и Василия Великого и в установленное для причащения мирян время⁴⁹, но не на Литургии преждеосвященных даров⁵⁰. При причащении младенцев должно наблюдать следующие предосторожности:

1) Подносящие младенца ко святой чаше должны полагать его лицом кверху на правую руку, а левою придерживать руки дитяти (если оно не спеленано), чтобы оно не ухватилось за лжицу или святую чашу и таким образом не пролило святые дары. 2) Чтобы ни малейшая капля крови не осталась не проглоченною, священник должен брать ее на лжицу, как можно менее и затем как можно тщательнее вытирать уста дитяти покровцем или платом⁵¹. После причащения лжицу всегда следует обтереть платом и положить поверх сосуда на воздухе, покрывающим сосуд (Письмо по Пастыр. Богослов. протопр. Попова часть II, стр. 32).

Р. Так, по вашему, – еретическое крещение приятно?

М. Не по моему, а по правилам святых соборов, крещение еретическое может быть приятно, а может быть и неприятно, смотря потому, как оно совершено, правильно или неправильно.

Р. (перебив). Что вы толкуете, будто я ничего не знаю. Оставим этот разговор, и не ходите ко мне с такими разговорами. Я никогда не поверю тебе. Что ты хочешь научить меня, что крещение еретическое приятно? На соборе прямо сказано, что крещение еретическое не есть крещение, но паче осквернение.

М. Я не навязываю вам своих знаний и убеждений.

Р. За чем же пришел?

М. Чтобы познакомиться с вами. В. А-ич сегодня передал мне о вашем желании видеться со мною, я и отозвался на ваше желание.

Р. Милости просим; я никогда не отгоняю от себя никого, – готов принимать и впредь…

М. Идя к вам, я не думал иметь с вами недоуменных или препирательных разговоров. Это засвидетельствует и В. А., которому я говорил об этом. В начале, вероятно, и вы сами заметили, что я уклонялся от разговора о сомнительных для вас предметах, ссылаясь на отсутствие старопечатных книг, без которых с вашим братом невозможно и слова сказать. Вы настойчиво просили меня ответить на некоторые предложенные вами вопросы. Когда же я исполнял ваше желание, – тогда вы вдруг переменяли тон речи, – начинали упрекать меня во лжи, предварительно не проверив моих слов и не доказав лживости их. Вот и теперь вы привели правило Карфагенского собора о перекрещивании еретиков, но вы заметьте, что Карфагенский собор был собор поместный, и был ранее всех вселенских соборов⁵³. На вселенских же соборах был неоднократно решаем вопрос о принятии еретиков в Церковь.

Если бы была здесь Кормчая, то я указал бы здесь в правилах, как надобно принимать еретиков: нужно ли перекрещивать их, или не нужно. За отсутствием Кормчей прошу вас запомнить 95 прав. 6 вселенского собора, на котором сделан был свод всех прежде бывших правил соборов и св. отец о принятии еретиков и на все времена постановлен закон по этому случаю.

Р. Как там сказано?

М. Да что вам говорить, когда вы не верите моим словам и просите прекратить разговор об этом. Вы желаете, чтобы я говорил только угодное вам, а не то, что находится в книгах.

Р. Однако скажите: я послушаю.

М. На 6 вселен. соборе 95 правилом постановлено еретиков ариан, македониан и некоторых других принимать через миропомазание. В толковании же на это правило сказано, что одних еретиков надобно перекрещивать, других миром помазывать, а третьих заставлять отрекаться от ересей.

Р. (к г. М-ву). Ишь какие строит туры на колесах, как будто уж мы и не понимаем ничего. Вот я объясню вам примером. Я напр. рожден в правоверии, потом отпал в ересь или впал в какой-либо грех, но через несколько времени одумался и принес покаяние. Разумеется, меня не должно перекрещивать. Вот о чем там говорится.

М. Вы заблуждаетесь, во 1-х принимая ересь и грех за одно и тоже, – а во 2-х неправильно объясняя 95 пр. 6-го вселенского собора. Например, здесь упоминаются ариане. Ваше объяснение еще несколько годилось бы, если бы это правило было постановлено на 1-м всел. соборе. Тогда совратившиеся в арианство могли получить крещение в Православной Церкви; но от 1-го вселенского собора до 6 прошло несколько столетий. Образовавшееся от еретика Ария общество ариан имело у себя свои церкви, свое священство, свои таинства, в том числе и крещение. Вот об этом-то еретическом крещении арианском и говорится на 6 вселенском соборе. Первые последователи Ария, получившие крещение в Православной Церкви, давно были уже в земле. Признаюсь вам, что я думал о вашей начитанности более того, что заметил. А потому прошу вас, если вы будете согласны беседовать со мною, на будущее время вести разговор при книгах.

Р. Да где же нам начитаться книг? Была у меня одна книга: Евангелие, и ту ваш архиерей отнял и к себе в библиотеку изъял. Всем дана свобода: и немцам, и полякам, и жидам; нам одним только не дано свободы, – молись по углам, а собрались вместе, – ставь караульного смотреть, не едет ли полиция. Приобрел книгу и береги ее, чтобы поп, да архиерей не узнали, да не отобрали. Дал и книгу Печерину, поссорился с Печериным поп Александр и донес архиерею N.⁵⁴, а тот написал губернатору, и вот приехали и обобрали, и я собственными руками отнес в телегу свою книгу. Что это за напасть такая?

М. Это дело неизвестно мне. Есть у меня учительное Евангелие, полученное из библиотеки архиерейского дома (печатано в Вильне, при польском короле Станиславе Августе); здесь действительно есть надпись: «в контору архиерейского дома» – от Печерина. Как или вследствие чего началось дело о нем, я не знаю. Я знаю, что Печерин разъезжает по приходам и занимается перекрещиванием, – слыхал, что он обязан даже подпискою не выезжать из губернского города, а справедливо ли это, – не знаю. Чтобы судить беспристрастно, надобно выслушать адвоката и другой стороны.

Г. М-в. Печерин по суду оправдан, и ему выдан исполнительный лист о возвращении книг, отобранных от него, – тех, которые печатаны в Синодальной типографии.

Р. Был монастырь Данилов; жили там дряхлые старики, да старушенки, молились Господу Богу в единении и спасали свои души. Вдруг наехало начальство, разграбило имущество, – разгоняли бедных старушенок по разным местам, да теперь и спрашивают, – от чего вы не начитаны. А скажи-ка, которая вера гонит?

М. Ну, о Данилове и Ленсе другое дело. Там очень нехорошие, грязные и нехристианские порядки завелись. В 1838 г. по распоряжению одного губернатора произведен был через повивальную бабку медицинский осмотр девок, живших в Ленсе, и из 40 оказалось нерастленною одна только. Многие заражены были даже сифилисом (Прав. Обозр. т. 21, и Семейная жизнь в расколе г. Нильского). Из озера иногда вытягивались младенцы.

Р. Пустяки, выдумка. Нужно было с бедных старух взять взятку, вот и появится в озере ребенок. Сифилис могли занести из других мест.

М. Я рассказываю о том, что читал, а не пускаюсь в объяснение того, – как или откуда явился сифилис. «Гонимость» не есть признак истинности. В одном месте соборных правил прямо сказано: молитвенные домы, в которых нет мощей мученических и которые построены без разрешения, все да раскопаются (Карф. соб. пр. 84. Кормг. л. 152).

Примеч. О непотребном житии в скитах, о рождении ребят девками свидетельствует и настоятель Даниловского монастыря Иван Филиппов в истории Выговской пустыни стр. 436.

Р. Которая же вера прежде гонила?⁵⁵

М. В первые времена христианства христиане были в утеснении и гонении. Когда же при царе Константине, христианская вера сделалась господствующею, тогда православные государи подвергали преследованию язычников, еретиков и жидов⁵⁶. В этом можно удостовериться и из житий св. Порфирия, еп. Газского, и Григория Смиритского.

Р. Так вы скажете... Ну-а скажи-ка, что значат гусли?

М. Пора нам окончить беседу. Неудобно говорить с вами без запаса книг. Да и что это за разговор, когда вы только перескакиваете с одного предмета на другой. Лучше назначьте предмет более серьезного и полезного свойства, я приготовлю вам ответ на основании уважаемых вами книг, и вы можете приготовиться к беседе.

Р. Да о гуслях то еще скажите мне.

М. Да что вам сказать о них? – Как вы понимаете слова: «хвалите его во псалтири и гуслех».

Р. Если бы я понимал, то и не спрашивал бы.

М. Какие у вас на столе книги?

Р. Цветник Аввы Дорофея и Златоуста.

М. Что же вы морочите глаза и прикидываетесь незнающим, ведь читали в Златоусте толкование слов: «псалтирь» и «гусли».

Р. «Псалтирь есть ум, а гусли язык, тем бо человек славит Бога».

М. Видите, вы опять предложили мне вопрос с дурацкою мыслью. Златоуст – книга хорошая, по местам очень назидательная; но есть в ней противоречивые толкования. Для примера укажу на объяснение притчи Господа о самарянине (л. 147 и л. 217). Начитавшись этой книги и затвердив одно объяснение, вы спрашиваете меня. Я вам выскажу объяснение, – не то, которое заучено вами, а другое, которое вы не помните, – или прикидываетесь не помнящим, и вы начинаете упрекать меня во лживости. Разве можно так делать? Теперь перехожу к вашим гуслям. В Златоусте сказано: «истолкованы притчи евангельские». Разве слова псалма: хвалите Бога во псалтири и гуслех⁵⁷ притча евангельская? В Златоусте истолкованы эти слова в переносном или иносказательном смысле (как например воскресение Лазаря в благовестнике объясняется в переносном смысле). Не отвергая этого смысла, я спрошу вас, можно ли отвергать буквальный смысл их? Разве Царь Давид не играл на гуслях?

Р. А разве играл?

М. Неужели вы не читали в книге Царств, что когда на царя Саула находила скука или тоска: тогда приглашали Давида, и он игрою на арфе рассеивал скуку Саула (1Цар.16:14–23).

Р. Вот как...

Один из сыновей Р. «да, это правда. Мы учили об этом в училище».

Р. (Не обращая внимания на слова своего сына): теперь, как спевка, как надо выучить какой-либо стих, так и давай наигрывать на скрипке скрипка, да балалайка – то теперь и мода; знай – наигрывай, да насвистывай…

Один из сыновей Р. Да не о том ты, батюшка, говоришь, – не дело ты говоришь.

Р. Уж еще объясните мне, как вы назовете того, который бы вздумал расколоть вашу Церковь, положим, хоть на две части.

М. К чему вы спрашиваете меня об этом?

Р. Да так, мне желательно узнать, как вы стали бы смотреть на такого человека, который бы решился произвести разделение в вашей Церкви.

М. Дивлюсь твоим вопросам. Я человек частный, произносить суд над другими не имею права. Это дело всей Церкви и собора. Ты упрекаешь меня, что я не даю тебе прямых ответов. Не лукавь, не хитри, а спрашивай прямо и получишь прямой ответ. Ведь искренности в тебе нисколько нет; говоришь одно, а думаешь о другом.

Р. А что я думаю?

М. Ты сам скажи об этом, а не спрашивай меня.

Р. У вас есть близ Ш. церковь единоверческая. Как же это у вас две церкви?

М. Давно бы так и спрашивал, без подходцев. Ты хочешь знать, на каком основании архиерей разрешает строить храмы не только православные, но и единоверческие?

Р. Да, да, да. Ведь у вас две церкви.

М. Храмов у нас множество, а Церковь одна. В книгах, по коим отправляется богослужение в православных и единоверческих храмах, содержится одна истинная вера. При единости веры различие обрядов не может служить к разъединению Церкви. Отправление же богослужения в единоверческих приходах по книгам, изданным еще до патриарха Никона, разрешается из снисхождения к немощствующим, подобно тому, как апостол Павел, согласно апостольскому собору (Деян.15:3, 7, 36), проповедовавший о бесполезности обрезания по иудейскому закону (Гал.5:2), однажды сделал снисхождение для иудеев, позволил своему ученику Тимофею принять обрезание (Деян.16:37).

Р. – Г. М-ву: Видите, у них два креста: один настоящий, а другой в запасе…

М. Что вы хотите сказать?

Р. Господь в Евангелии сказал: «кто хочет по Мне идти, да возьмет крест свой и по Мне грядет». А где у вас этот крест?

М. О каком кресте здесь говорится?

Р. Прежде ставились на церквах 8-ми конечные кресты, а у них на соборе поставлен 4-х конечный. Прежде крестились вот этим крестом (при этом сложил два перста: указательный и средний, а остальные три пригнул), а у них теперь щепоть (указывает левою рукою).

М. Так, по вашему понятию, об этих крестах говорится в словах Господа.

Р. Да.

М. Такого объяснения слов вы не найдете ни в одной книге. И в толковом Евангелии, отобранном от Печерина, слова Господа: да возьмет крест свой, объяснены не так, как ты объясняешь.

Р. А как же?

М. Если желаешь, то я сделаю тебе выписку из поучения⁵⁸ в 3-ю неделю поста, напечатанного в толковом Евангелии и если не откажетеся, то можно поговорить особо и обстоятельно о 4-х и 8-ми конечном кресте.

Р. Так по вашему можно и таким крестом молиться (в левой руке сложил три первые перста)?

М. Теперь поздно. Если желаете, то можно поговорить об этом в другой раз. Теперь же замечу вам, что вы смешиваете изображение креста со сложением перстов и по причине этого смешения сложение перстов неправильно называете крестом. Сложение перстов не есть крест, и крест не есть сложение перстов. Иное – сложение перстов, и иное – крест. При сложении перстов по вашему же обряду, или по нашему, еще не будет креста, если только это сложение перстов будет показывать другим. Когда же этими перстами проведем со лба на перси длинную линию и потом с одного плеча на другое – поперечную: – вот тогда мы изобразим на себе крест. Такой крест преп. Маркиан изобразил и одним перстом в воздухе и этим прогнал от себя диавола, явившегося к нему в образе змия. Смотри житие его в прологе 2 ноября. Можно сложить крест и перстами, положив перст одной руки поперек перста другой руки.

Р. обратившись к г. М–ву и сложив большой налец с 4-м и 5-м, оставив простертыми указательный и средний, сказал: «вот у нас крест»⁵⁹. Потом, перекрестившись, прибавил: «а вот и восемь концов».

Чтобы наглядно показать неосновательность такого объяснения, Миссионер хотел было сделать крест из четырех палочек или спичек, положив две из них вдоль и две из них по средине их, поперек, и потом спросить своего собеседника, удовлетворятся ли он, если он, будучи строителем храма, поставит на нем такой восьмиконечный крест: = или: –|–. С этой целью предложил подать четыре палочки или спички; но Р. отрывисто проговорив: «К чему это, – не нужно», продолжал свою речь, обратившись к г. М-ву: «архиерей был грабитель, ограбил меня⁶⁰; но я все-таки нес гроб его из церкви его в собор и стоял здесь службу, хоть и не молился. Было 30 попов на погребении и ни один из них крестного знамения истово на себе не полагал. У нынешних попов ведь связана рука. Они только около носа мотают, да около уст махают и сему же маханию бесы радуются. Какое же наставление мы можем получить от нынешних попов? У них только дружбы и приятели, которых не надо и перекрещивать, что табачники, немцы да поляки, жиды да язычники. По вашему и мясо в пост можно есть, молись, как попало, хоть кулаком мотай, да чисти пуговицы. Накладут в карман табаку, набьют сигарку, да и в рот; голову откинут назад, да и расхаживаются по комнате, затягиваются и любуются, как из гортани выпускают столбы табачного дыма. А придешь к ним на исповедь: ни епитимии, ни наставления… Какие это попы?

Долго и много Р. говорил на эту тему. Видно было, что это был любимый конек его. Речь его была бойкая, порывистая, соединенная с юмором. Это был поток быстро и неудержимо несшейся струи.

Выждав окончания речи Р-ка, Миссионер спросил его: «могу ли я говорить», и получив разрешение, высказал ему следующие мысли: «я нисколько не защищаю тех из своих собратий, которые допускают небрежность при изображении на себе крестного знамения; но заявление о небрежном изображении оного всеми священниками, бывшими на погребении преосв. Палладия, – чистая ложь. Говорю это, как очевидец и как не позволяющий себе небрежности в этом. Не справедливо и то, что язычники и жиды принимаются в нашей Церкви также, как поляки и немцы». Не защищаю и тех из священников, жизнь которых и нерадение об учительстве служат соблазном для немощных совестей, но справедливость побуждает сказать, что все это не относится ни к вероучению, ни к категории таких поступков, которые одобряются законоположениями нашей Церкви. Надобно смотреть на закон – устав и правила, а не на отступления от них, которых Церковь не одобряет. Иное – закон и иное – исполнение закона. За отступление некоторых священников от закона несправедливо отделяться от самой Церкви. У Господа из числа 12 апостолов оказался предатель и отступник. Разве виновен в этом Господь? Разве следовало прочим апостолам отстать от своего Учителя по причине измены одного из них. Во времена Спасителя были книжники и фарисеи, которых Он называл лицемерами, вождями слепыми, змеями, порождениями ехидновыми, между тем какой совет Он давал народу относительно этих книжников и фарисеев? Велел ли Он отрекаться от них и производить отступничество и раскол? Вот что Спаситель говорил народу и Своим ученикам (Мф. гл. 23): «На Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи: вся убо, елика аще рекут вам блюсти, соблюдайте и творите: по делам же их не творите: глаголют бо, и не творят». В Церкви Христовой всегда были пастыри недостойные, не удовлетворявшие Своему назначению, что можно видеть из слова о лжеучителях, напечатанного в «Маргарите». И у нас на Руси до патр. Никона были пастыри, допускавшие небрежность и неряшливость в храме при богослужении и отступление от закона в своей жизни – иначе пастыри порочные, не заботившиеся о своем стаде⁶¹; однако тогда, по причине недостойной жизни их пасомые или прихожане их не удалялись от них, не отделялись от Божией Церкви. Тогда не смешивали веры с жизнью или учения об истинах веры с учением о нравственности и за уклонение от правил жизни боялись даже осуждать. У тебя же к Златоусту сказано: «о человече, не мози осудити никого же, паче же иерея Божия. Какое тебе дело до жизни его? Если поп будет добр, а ты зол: то не будет тебе никакой пользы от этого. Если же он и зол будет; а ты добр: то злость его не может тебе повредить ничесоже». Без молота кузнец не кует – и Бог без священника не совершает нашего спасения. Кузнец же равно делает свое дело, будь в руках его молот золотой, серебряный или железный. И Господь Бог совершает наше спасение и недостойными священниками⁶². А потому ты «овча сый не испытуй пастыря и не жития его не смотря, а слов его слушай и не говори: как мне глаголет, а сам того не творит (пролог, июля в 1-й день слово Златоуста). В старопечатном Номоканоне сказано: «не достоит простому человеку укорить священника, если и истинна суть, в противном случае он в иудино место посылается». И у тебя в Златоустнике, – что вот в углу-то на столе, сказано, что осуждающий другого и таким образом восхищающий суд Христов, прежде второго пришествия есть антихрист. (Он: «да это действительно есть сказано»). Итак, все это осуждение, высказанное тобою против священников, по словам св. И. Златоуста, «самомнения суть глаголы». (Бес. на 2-е посл. к Тим. л. 2551–2556). Что же касается табакокурения: то я хотя сам и не употребляю табаку, (Он: «хорошо и делаешь»), но табакокура я не могу смешивать ни с немцем, ни с жидом, ни с язычником. Представь положение пастыря. Ведь он должен преподавать учение своего Спасителя, разъясненное св. апостолами и св. отцами. 19-е правило 6-го вселенского собора запрещает священнику говорить от себя – свое учение. Чтобы не распространяться, скажу короче. Вот я священник. Вал-н Ал-ч – мой прихожанин, курящий табак. На мои увещания отстать от него, он спрашивает меня: где сказано об отлучении табакокуров от Церкви, где сказано, что этих табакокуров надобно принимать за одно с немцами и даже жидами и язычниками, что за табакокурение надобно подвергать анафеме. Научи меня, И. Д-ч, что я должен сказать Ва-ну Ал-чу на такие вопросы его?

Один из сыновей Р. Во время вселенских соборов еще не было табакокурения. Оно появилось у нас при Алексее Михайловиче.

М. Тогда были иерархи в Русской церкви. Если табак – такое зелье, что человек, употребляющий его, подлежит анафеме: то собор русских иерархов осудил бы его и постановил правило о нем.

– Запомните, И. Д., мои слова. Господь сказал: «не судите, да не судимы будете». Оставьте наших священников: вы не будете отвечать за поведение их. Лучше осмотритесь вокруг себя: что у вас есть? В нашем же большом катихизисе на самом последнем листе сказано, что без семи таинств, яко без известных посредств онаго крайняго блаженства сподобиться не можете, что требовать священничества всякий христианин должен: без него бо не может спастись (лист. 359 обор.). О св. причащении Спаситель Сам сказал, что никто не может иметь живота без принятия тела и крови Его. По учению св. апостолов и св. отцов, Церковь с тремя чинами священства и 7-ю таинствами пребудет до самого второго пришествия Господа на суд; самые врата адова не в состоянии одолеть ее. А где у вас священство, где у вас семь таинств? Вот на что вы обратили бы свое внимание...

Р. Семь таинств!!! А зачем у вас две-то оставлены: что – разве разорить вас, если вы прикупите две-то просфоры?

М. Какие два таинства оставлены у нас?

Р. Как какие? разве не знаешь, что у вас на пяти просфорах служат, а прежде служили на семи!

М. Наконец-то мы с вами договорились до того, что забыли, какие в истинной Церкви должны быть таинства и принимаем их за просфоры. Нет, брат, просфоры не есть таинство. Таинство есть священное действие, в котором под видимым образом сообщается душе верующего невидимая благодать Божия⁶³. Таинств семь: крещение, миропомазание, покаяние, причащение, священство, брак и елеосвящение. Эти таинства так необходимы для каждого из нас, что, по учению большого катихизиса, «неведый и не брегий о них, сей погибает» (гл. 72, л. 353). Самые необходимые от них: крещение, покаяние, причащение и священство. Правда, по учению того же большого катихизиса, не всяк должен священствовать, но потребовать священничества всяк должен есть, «без него бо спасения не может».

(Окончание следует).

Никто же о юности твоей да нерадит: но образ буди верным словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою. (1Тим.4:12)

В силу той власти, которою обладает служитель живого Бога, он не должен допускать ни в ком неуважения к себе, поскольку неуважение к нему недалеко от того, чтобы перейти на презрение и к его служению. Возраст, природные способности в этом случае представляют мало важности: важна священная власть, важен священный характер, который присущ ему и который народ должен уважать в служителе Христа. Но уважать священное достоинство служителя Христова значит тоже, что и уважать Его Самого, поскольку не возраст, но недостатки и пороки возраста заслуживают часто презрения. Если бы пресвитер был молод, то он не должен забывать истинного смысла того имени, которое он носит на себе; он не должен забывать того, что занимает подле епископа место одного из тех старцев, которые даны Богом в помощь еще Моисею, он должен знать, наконец, что если бы его возраст и препятствовал ему законно проходить священство, то мудрая жизнь, испытанная твердость в добродетели представляют ему полное право на это. Наконец тот, кто способен быть образцом для всех, не может назваться молодым. Но как трудно для молодого человека сделаться таким образцом, какого требует апостол! Впрочем, если бы кто из пастырей заметил, что он отстоит слишком далеко от этого образца, то пусть он знает, что может стать ближе к нему своим искренним смирением. Строгая разборчивость в слове, достоинство и важность в отношениях с другими, теплота любви, твердость веры, чистота нравственная – вот те свойства, которых Апостол требует от Тимофея, не взирая на его молодость; вот чего требует и сама Церковь от молодых пресвитеров, призванных к исполнению возвышеннейших обязанностей служения слову, к посещениям больных и бедных, к увещаниям грешников, к управлению душами на пути к Богу. Обыкновенно в первенствующей Церкви возводились на степень епископские и даже пресвитерские лица, достигшие зрелого возраста. Но если в числе ищущих священства являлись люди хотя молодые, но тем не менее опытные, прочно утвердившиеся в христианских истинах и добродетелях, то из уважения к ним делались исключения из этого правила. Тимофей представлял собою не единственный пример в этом роде. В послании Игнатия Богоносца читаем, что епископ Церкви Магнезийской был молод. Святой старец дает такое прекрасное наставление пресвитерам этой Церкви: «не судите дерзко о его (епископа) возрасте, но будьте исполнены уважения к нему за его мудрость; и не только к нему, но в лице его к Самому Иисусу Христу, епископу всех...» и прочее.

Наконец нужно сказать и то, что имена старейшина, пресвитер и другие, которыми именовались в Церкви епископы и священники не указывали на их возраст, но были символическими названиями их обязанностей и служений, а также указывали на те добродетели, которыми они должны были отличаться и в которых должны были подавать пример другим.

В дополнение к статье моей, помещенной в 22-м № «Руководства для сельских пастырей», о необходимости для священника так называемой сумочной ведомости считаю нужным сказать еще вот что:

1) Если кто по моему примеру надумает завести сумочную ведомость, или, точнее сказать, памятную книжку прихожан, то не мешает в этой книжке для памяти отмечать: кто из крестьян пятидомовые или так называемые выборные, которые должны являться на волостные и сотенные сходы. Эти выборные иногда составляют приговоры, имеющие весьма важное значение для всей волости. Думаю, что ни один священник не сочтет для себя лишним нравственно влиять на этих выборных, чтобы они были на своих сходах истинными выразителями пользы народной, а не исполнителями корыстных желаний разных проходимцев. Думаю также, что никто из собратий не сочтет это вмешательством священника в общественные дела прихожан. Пастырь должен вникать во все отправления общественной жизни прихожан, чтобы при всяком удобном случае подать свой пастырский совет и руководство для пользы церкви и общества. Список патидомовых или выборных всегда есть в волостном правлении. Надобно полагать, что волостное правление не откажет священнику посмотреть этот список, особенно если священник не в ссоре с правлением. Не мешает также в книжке отметить для памяти сотенных старост и волостных судей. Известен факт, как падки бывают волостные судьи на водке решать дела своих братий, а не на требованиях своей совести.

2) Во время проверки семейств прихожан по этой книжке, когда случится вписывать вновь родившегося члена семейства, или вычеркнуть кого-либо из членов семейства, по случаю смерти, отдачи в военную службу или выхода замуж, гораздо лучше, вписавши или вычеркнувши известного члена семейства, отмечать против него в годовой графе самый месяц рождения, смерти, и проч. Не долго написать в годовой графе сокращенными словами ген., фев., мар. и пр., то есть: генварь, февраль, март. Книжка с подобными отметками будет в последствии не только справочною книгою в разных случаях; но иногда, в случае нечаянного пропуска в метриках известного члена семейства, может оказать священнику весьма важную услугу.

В заключение прошу позволения братий моих по служению высказать следующий еще совет: гораздо будет лучше, если памятная книжка по возможности будет хранима от посторонних любопытных взоров, потому что иногда случится занести в нее для памяти такие случаи, которые знать постороннему лицу вовсе не нужно.

Священник Алексий Либеров

В одном из номеров «Руководства для сельских пастырей» напечатаны правила предусмотрительного обращения с колоколами. В дополнение к напечатанному указывают еще один случай, когда лопают колокола вследствие непредусмотрительного обращения с ними. Именно: лопают колокола в том случае, когда в большие зимние морозы в них ударяют языком с первого же раза очень сильно. В предупреждение подобных случаев можно рекомендовать в большие зимние морозы первый удар языком в колоколе производить очень тихо и затем усиливать удары постепенно. Всего же лучше в зимнее время обтягивать шишку языка сукном. Правда, звук колокола делается от этого несколько тише, но зато выигрывает в ровности и даже делается несколько гармоничнее.

Прилежащие добре пресвитеры сугубыя чести да сподобляются, паче же труждающиеся в слове и учении.

Содержание пресвитеров во времена апостольские состояло в добровольных приношениях верующих, которые епископ обязан был распределять между ними сообразно с важностью и трудностью обязанности каждого из них. Поскольку обязанность учить народ была самою важною и притом самою трудною обязанностью в первохристианской Церкви, то апостол хочет, чтобы епископ тех пресвитеров, которые усердны к этой обязанности, предпочитать другим. Замечательно, что апостол, живший сам, как известно, трудами рук своих, наставлявший и ученика своего, Тимофея, довольствоваться самым необходимым, наставляет того же ученика заботиться о благоприличном содержании служителей Церкви, учит его распределять между ними вещественные блага, смотря по важности обязанности каждого и смотря потому, насколько верно он исполняет свою обязанность. Это показывает, что для людей, живущих в обществе, недостаточно только того, что существенно необходимо, что убогая жизнь, взятая сама по себе, мало придает значения служителям алтаря в глазах народа и что золотая средина между изобилием и убожеством представляет положение, наиболее благоприятное для свободного выполнения всех пастырских обязанностей. Глаголет бо писание: «вола молотяща не обротиши: и достоин делатель мзды своей». Сказав об обязанности верующих снабжать служителей алтаря добровольными приношениями, апостол не хочет, чтобы они считали эту обязанность обязанностью чести, или чтобы они думали, что он налагает ее от себя. Он основывает ее, поэтому, на свидетельствах Писания, на свидетельствах Моисея и Самого Христа. Если пресвитер в Церкви есть вол на гумне Спасителя, обязанный терпеливо исполнять свое дело – отделять зерно от соломы, то не следует заграждать ему рта, не следует отнимать у него питания, необходимого для него при его труде. В послании к Коринфянам апостол говорит: «еда о волах радит Бог? Или нас ради всяко глаголет? нас бо ради написася, яко о надежде должен есть оряй орати, и молотяй с надеждою своего упования причащатися» (1Кор.9:9–10). Итак обязанность содержать пастырей не есть условная обязанность, но прямое дело справедливости. «Достоин делатель мзды своей», то есть вознаграждения за свой труд. В существе дела это не составляет достаточного возмездия за то, что пастырь делает для народа, потому что нет никакого соотношения между тем духовным служением, которое исполняют пресвитеры, и вознаграждением чисто материальным. Самое это вознаграждение не составляет в отношении к пресвитеру милостыни, точно так же как не есть оно в собственном смысле и вознаграждение; оно – законная и вполне заслуженная плата за исполнение обязанностей трудных и в то же время полезных для других. Вторая половина этого стиха, взятая, как говорит апостол, из писаний, представляет буквальное заимствование из Евангелия Луки (Лк.10:7). Напрасно ищут этот текст в ветхом завете. Евангелие Луки существовало уже в то время, когда было писано послание к Тимофею, и эта книга вполне заслужила носить и на самом деле носила название «писаний», так же как и книга Второзакония, поцитованная апостолом в этом же стихе. Можно также предполагать, что апостол сделал свое заимствование из книги Второзакония и Евангелия Луки, что он словом писания указывает на книги ветхого и нового завета и что он хотел этим доказать, что эти два завета и эти два писания составляют одно целое, одно великое дело Святого Духа.

5) Для причащения больных на дому и во всякое время употребляются так называемые запасные Дары, приготовленные по способу, указанному в Учительском Известии, и всегда хранимые на престоле в так называемой Дарохранительнице или Кивоте⁶⁵. На случай причащения кого-либо на дому священник с благоговением берет частицу запасных Даров из Кивота и полагает в особый ковчежец, употребляемый при причащении больных⁶⁶. Этот ковчежец вместе с другими вещественными принадлежностями, необходимыми при причащении больных, содержатся в особо устроенном ящике, называемом дароносицей. Дароносица с запасными Дарами должна храниться, также как и Кивот, на престоле, а никак не в доме священника («Инстр. благоч. § 14»)⁶⁷. Отправляясь в домы приходские ради причащения больных св. Тайнами, священник должен нести дароносицу на своей груди, с подобающей таинству честью, в сумочке, сделанной из приличной материи, и при помощи ленточки, надеваемой на шею («Инстр. благоч. § 14»). Придя к больному, священник обыкновенно растилает покровец (воздух) на столе, покрытом скатертью; на воздухе полагает дароносицу и, сделавши пред нею низкий поклон, приступает к причащению больного «по чину, егда вельми вскоре больному дати причастия».

6) Для причащения больных на дому⁶⁸ священник должен немедленно являться к ним со святыми Тайнами, по первому же приглашению: «Буди страж день и ночь с крещением, покаянием и причащением, аще кого изгубиши леностию, мука их взыскана на тебе будет», – говорит священнику «поучение святительское» (стр. 6). Причащению больных не могут служить препятствием не только житейские обыкновенные занятия священника, а и совершение им служб церковных, даже под известным условием отправление литургии. Если во время совершения литургии до великого входа позовут служащего священника для причащения опасно больного, то священник должен немедленно отправиться к больному, распорядившись, чтобы народ, собравшийся в церкви, впредь до его возвращения занят был чтением апостола, псалтири, канонов или душеспасительных поучений. Если священник замедлит возвращением, а службу оставил сряду по совершении проскомидии, то может совсем оставить службу в этот день, а на следующий, совершив вновь сполна литургию и потребив святые Дары, должен и прежде приготовленные хлеб и вино употребить особо.

По великом же входе служба не должна быть оставляема, а больной должен быть оставлен на волю Божию (Учит. Изв.). Если бы не случилось местного приходского священника или он не мог бы в нужной скорости прибыть к больному, в таком случае ни один священник не вправе отказываться от исполнения требы (Уст. Дух. Консист. ст. 103) и прихожане не стесняются пределами приходов. Иначе, если бы какой священник по нерадению своему допустил умереть больному без причастия, то он, смотря по обстоятельствам, уменьшающим или увеличивающим его вину, подвергается наказанию, даже до лишения сана (Уст. Дух. Консист. ст. 194; Кн. о должн. пресв. прих. § 116). Равно, если больной умрет без причастия по нерадению окружающих его, то виновные в неизвещении священника отлучаются от причастия святых Таин на более или менее продолжительное время, судя по их вине и по нравственному их состоянию (Кн. о должн. пресв. прих. § 116).

Больных дозволяется причащать и без соблюдения установленных Церковью правил ко причащению, как то: воздержания от пищи и поста, молитвословий, телесной чистоты и прочее⁶⁹, но не иначе, как после исповеди. По сему изумленным или обмершим, то есть потерявшим чувство и сознание запрещается преподавать святые Тайны, доколе не придут в сознание и чувство и не исповедуют грехов своих в сердечном сокрушении (Учат. Изв.; Кн. о должн. пресв. прих. § 114). По разуму Православной Церкви, нельзя допускать к святому причащению и бесноватых, если они находятся вне себя, богохульствуют, допускают действия, оскорбляющие святость таинства; но если бесноватые не допускают действий, оскорбляющих святыни, то не должны быть лишаемы приобщения святых Таин (сравн. Тимоф. Алекс. пр. 3). Опасно больные и находящиеся под запрещением или отлучением должны быть разрешены от грехов и приобщены, хотя бы они были связаны и другим духовником, с тем впрочем условием, чтобы по выздоровлении они непременно выполнили наложенную на них эпитимию и, по окончании времени отлучения или запрещения, непременно явились к прежнему духовнику, которым наложена эпитимия (Кн. о должн. пресв. прих. § 110).

По исповедании и разрешении от грехов⁷⁰, больной в присутствии лиц, окружающих его, причащается по способу, указанному в чине «егда вскоре вельми больному дати причастие»: священник, влив в сосудец воды и вина, опускает в него частицу запасных Даров и после прочтения молитв: «Верую, Господи, и исповедую... Вечери Твоея тайныя... Да не в суд и не в осуждение...», которые больной повторяет за священником, причащает больного со лжицы⁷¹. Правило, чтобы больной был исповедуем наедине, а приобщаем непременно при свидетелях – домашних, причте и т. п., постановлено в предупреждение потворства и укрывательства тайных раскольников (Дух. Регл. прибавл. о прав. причт, церк. и монаш. чин. § 13). По причащении больного, священник должен с платом или пеленою подносить ему святые Тайны и наблюдать осторожность, чтобы больной как-нибудь по нечаянности не задел за сосуд со святыми Тайнами, и чтобы таким образом святые Тайны не пролились на одежды больного или на другое какое-либо место. Если бы когда случилось такое несчастие, что кто-либо из больных (а также и из здоровых) во время причащения по нечаянности задел за св. чашу, и св. Тайны подверглись пролитию на пол или на другое какое либо место, то пролитые Дары должны быть тщательно собраны, а одежды или то место, на которое они упали, вымыты и вообще в таком случае должно поступать согласно с наставлениями «Учительнаго Известия»⁷². По причащении больного, уста его обтираются платом или пеленою, особо для того назначенною; этою же пеленою или губкою вытирается лжица и внутренность сосудца⁷³.

Р. Священство? Что ты тычешь меня священством и спрашиваешь, где у нас священники? Вот как прежде-то у святых отцов было. Не тот священник, который отростил себе длинные волосы, да носит рясу с широкими рукавами. В одном месте помер священник. Собрались отцы для выбора нового на место его. Долго они не могли приискать достойного человека и стали молиться и было откровение от Бога: подите, возьмите там-то, в угольном сарае, Василия угольника, и привели его на собор, всего запачканного.

Один из сыновей: батюшка, хоть угольника и запачканного привели, но все же во священника поставили, а не остались без священника.

Р. (Сконфузившись, отрывисто): не твое дело.

М. Я не говорю вам, что сущность или необходимая принадлежность священства должна заключаться в длинных волосах и широких рукавах рясы. Я вам говорю о необходимости священства для нашего спасения и о вечности его. Прочитай в благовестнике притчу о 10 мнасех (Лук. зач. 95) и в книге о вере на обор. 59 л.

Один из сыновей: Они ссылаются на Златоустник, где сказано, что если поп не разумен и не может управить на доброе житие: тогда избери себе мужа разумна. Вот они и избирают себе мужей разумных и исповедуются им.

М. Прочитайте в Златоустнике это поучение сполна, сличите его с другими подобными, и вы увидите, что здесь говорится о священниках, а не о простецах. Речь идет о духовных отцах, священниках. Если один духовный отец не разумен, не искусен, и пр. и пр., то избери себе другого духовного отца, мужа разумна, но священника, а не мирянина. Конечно, своим советником, при доброй жизни, ты можешь иметь и просто человека разумного и толкового, но чтобы получить прощение грехов через исповедь (в таинстве покаяния), необходим священник. В старопеч. Номоканоне на 6-м листу сказано: «аще кто без повеления местного епископа дерзнет принимать помышления и исповеди, сицевый по правилом казнь примет, яко преступник Божиих правил». В монастыре преп. Пахомия (житие его 15 мая) было множество монахов. Преподобный не желал, чтобы кто-либо из братии монастыря был священником, но без священника не оставались. В каждый праздничный день, когда братии нужно было причаститься св. Таин тела и крови Христовых, был приглашаем в монастырь священник из ближних селений. Этот священник и отправлял божеств. службу в монастыре. Смотри об этом в Четь-минеи, в житии преподоб. Пахомия, 15 го числа мая.

В то время, когда миссионер говорил с одним из сыновей Р-ка, сам Раскольник, как бы не слушая его, говорил г. М-ву что-то о том, что все отнято у них, что они ныне живут наподобие пустынников, которым негде было брать св. причастия, при этом он ссылался на Марка Фряческого и Марию Египетскую. Услышав о пустынниках, миссионер прекратил разговор с сыном Р-ка и объяснил, что примером пустынников они не могут оправдывать себя. Одни из пустынников приобщались в храмах, которые имелись в пустынях⁷⁵, к другим приходили священники, как например к преп. Марку, безвыходно жившему в своей келье 30 лет, приходил пресвитер и приобщал его. Пролог 10 марта. Пр. Мария Египетская причащалась в церкви св. Иоанна Предтечи на Иордане и потом в пустыне приобщена была иереем Зосимою. Иные брали с собою в пустыню запасные Дары и ими приобщались в известные дни⁷⁶. Это можно видеть и из жития пр. Феоктисты (9 ноября). Ей принесены были святые дары одним ловцом.

Г. М–в объяснил, что, по словам Р–ка, будто бы им не дозволяют свободно молиться, что все отнято от них.

М. В 107-м слове святого Ефрема Сирина о пречистых тайнах сказано вот что. Однажды Господь сказал: да произрастит земля былие травное, и земля в течение целых тысячелетий повинуется слову Господа. Точно также, установляя на тайной вечери таинство причащения, Господь заповедал апостолам совершать оное в воспоминание Его. Это воспоминание о Нем через причащение тела и крови Его, по слову апостола Павла, должно продолжаться до 2-го пришествия Христова на суд. Не изнеможет у Бога всяк глагол, сказал архангел. Следовательно, та Церковь уже не Христова, в том обществе нет истинной веры, где не совершается воспоминание о Спасителе через таинство причащения. Они говорят, что все отнято у них. В таком случае глагол Господа о приобщении тела и крови Его изнемог, сила человеческая превозмогла силу Божию, Бог потерял Свое всемогущество, будучи не в состоянии сохранить неодолимою Свою Церковь с тремя чинами священства и седмию таинствами. Власть человеческая уничтожила или победила власть Божию и отняла – уничтожила святое причащение, которому заповедано продолжаться до пришествия Господа на суд. Если же так говорить богохульно, если Сила человеческая никогда не победит силы Божией, то ясно, что они сами заблудились и, потеряв священство и таинства, потеряли и самую святую истинную веру – (Пробило 11 часов). Миссионер встал, но хозяин удержал его и просил ещё объяснить, как надо готовиться к причащению, и когда исповедоваться – вечером, накануне, или утром перед причащением, или в другое какое время, и как духовный отец должен разрешать.

М. Св. И. Златоуст однажды говорил, что кто недостойно причащается, тому беда, а кто вовсе не приобщается, тому глад и смерть. Что лучше? От беды избыть можно, а от смерти не избудешь. Чтобы не застигла смерть, надо приобщаться, а чтобы избавиться от беды, надо приготовляться к приобщению. В чём должно состоять приготовление – у тебя в Златоустнике объяснено. Что же касается исповеди перед духовником и разрешения, то это не наше с тобою дело, это дело духовника. Кающийся должен раскрыть перед духовником свою совесть, а духовник, судя по душевному состоянию его, знает, что ему нужно делать.

Р. Я 30 лет ходил в церковь и на исповедь к попам, и никто не давал мне епитимии; да и теперь только заставляют на другой день причаститься, а не разбирают того, достоин ли или недостоин человек, а нужно ли брать за исповедь.

М. Чем искушать священника и потом осуждать его, лучше по-моему не давать.

Один из сыновей: «да иные припрашивают».

Другой из сыновей однажды, подавая О. N. деньги за исповедь, я спросил у него: «не грешно ли давать деньги за исповедь»? Он сказал: «глупенький, ведь мы берём не за исповедь. Завтра после причащения мы будем служить молебен, потом в течение года будем поминать вас, как своих прихожан, вот за что мы берем деньги: за труд, а не за исповедь. Крещение же должно совершаться в церкви.

Р. Как в церкви?

Сын. Да. У нас же оно совершается по домам. Вот за труды священников и даются им деньги.

М. Вот какой случай был со мною однажды в первом приходе, по выходе из семинарии. Крестьянин позвал меня за 15 верст крестить ребенка его. По совершении же таинства, предложил мне вопрос, следует ли дать мне деньги, так как благодать не продается. Бывший при крещении крестьянин – кум напомнил отцу ребенка «о белом клобуке» и объяснил, что Царь Константин одарил духовенство, находившееся при крещении его, деньгами, а папе Сильвестру, как не нуждавшемуся в деньгах, подарил белый клобук. После этого отец ребенка подал мне двугривенный.

Р. Все же папа Сильвестр взял не деньги.

Сын его. Да ты слышал, что в деньгах он не нуждался, а все-таки дал ему подарок за крещение.

Р. А что такое мытница?

М. Будет на сегодняшний день. Завтра пришлю тебе выписку из академического словаря.

Р. Что такое святки? Когда стали маскироваться?

М. И об этом поговорим, когда я прочитаю в книге. Маскирование – остатки язычества. Когда мы шли по комнате, Ф-н приговаривал миссионеру: «ты подослан от собора, скажи-ка им, чтобы крест-то на соборе исправили, да крестились бы лучше, да за исповедь бы не брали». Сперва миссионер предложил своему собеседнику обратиться с такими советами к причту собора лично, так как он не имеет никакого основания указывать причту; да и не подослан к нему; но как Ф-н не переставал твердить одно и то же, ссылаясь при том на то, что он никуда не выходит, а только молится в своем углу; то миссионер, остановившись в самых дверях (из кухни), сказал: «Ив. Д-ч! ты молишься в своем углу, как ты сказал. Господь сказал: «не судите, да не судимы будете. Лицемер! что ты смотришь спичку в глазу своего брата, а не видишь целого бревна в своем глазу. Постарайся освободить свой глаз от бревна и тогда заботься об изъятии спички из глаз брата». Представляю твою молитву. Стоя в углу, пред иконами, крестясь самым большим крестом, ты думаешь: «вот Господи! я не табатчик, не немец, не поляк и не нехристь какой поганой: у меня рука не связана, как у нынешних попов, я крещусь двумя перстами, истово, а не махаю семо по вамо, ему же маханию все радуются. Я не ем мяса в пост, и не могу терпеть тех, которые едят рыбу. Слова Твои, Господи, не ядый ядущего не осуждает, не относится ко мне». Правда, в моей книге Златоустник называется антихристом осуждающий других; но ведь эти слова не для меня сказаны и я не обращаю на них никакого внимания, а потому я, праведник сый, не имеющий нужды в божественном причащении тела и крови Твоей, напоминаю Тебе, что Ты должен делать с нами; прошу Тебя: меня помиловать и уполномочить обличить и покарать всех попов и последователей их, всех табатчиков, нехристей и поганцев! На что похожа такая молитва? Не похожа ли на молитву Фарисея, осужденного Богом за свое велехваление. И так вот тебе мое последнее слово: чем зазирать людские грехи и замечать спички в глазах других, лучше подумай о самом себе и позаботься о приобретении христианского смирения⁷⁷.

На другой день после этой беседы г. М-в показал Ф-ну выписку с объяснением слова: «мытница». Ф-н сказал: «не верю, не верю, мытница есть кабак».

После пасхальной недели Ф-н, увидев одного столоначальника духовной консистории Н... на рынке, спросил его, указывая ему двуперстие, что это? Когда же столоначальник ответил, что это сложение перстов; Ф-н снова спросил: «а разве это не крест»? Получив ответ, что это не крест, а только сложение перстов для крестного знамения, прибавил: «нечего с тобою и говорить, ты такой же враль, как и миссионер»; потом отойдя от столоначальника к одному еврею, начал объяснять ему, что двуперстие есть крест. Столоначальник не мог удержаться от остроты: «ну, вот попал ты на человека; обращай его; лучше быть христианином». Хохот лавочников сконфузил Ф-на и он скрылся.

Старое вино отличается от молодого тем, что дает слабо окрашенную пену, тогда как пена молодого вина всегда имеет красный вид.

Примесь фуксина, кармина, сандала дает на куске мела красное пятно, примесь индиго-голубое.

Чистое, неподмешанное, молодое вино окрашивает кусок мела в синеватый или фиолетовый цвет, а старое – в аспидно-серый цвет.

Таким образом испытание мелом может служить самой дешевой и сподручной пробой на вино.

Вместо елея, иначе – оливкового масла, в продажу зачастую поступает масло других крестоцветных растений⁷⁸, которое ниже оливкового по цене и по достоинству и содержит в себе значительную примесь серы.

Для того, чтобы распознать эту подделку, отвешивают 20 весовых частей испытуемого масла и тщательно промывают его несколько раз горячей водой. Затем растворяют 1–2 весовых частей едкого натра (а за неимением такового – простого щелока) в 20 частях воды; обе смеси сливаются вместе, подогреваются до кипения и размешиваются кусочком серебряной жести или свинцовой палочкой. Если масло фальсифицировано, то на поверхности жести или палочки появляются черные пятна сернистого соединения (сернистого серебра или сернистого свинца).

1) Способ чистить пожелтевшие гравюры и бумаги

В сосуд с водою наливают небольшое количество продажной соляной кислоты и на несколько минут погружают гравюру, бумагу и т. п. Затем предмет вынимается и сушится под прессом.

2) Состав, делающий обувь совершенно непромокаемой

Для этой цели берется: свечного сала 4 ч., свиного сала 2 ч., желтого воска, оливкового масла и скипидара по 1 ч. Смесь подогревают на слабом огне и тщательно перемешивают. Если затем покрыть обувь этою смесью с помощью широкой кисточки, то она становится, как показали многочисленные опыты, произведенные в Лионе, совершенно непроницаемой для воды.

3) Ткань для чистки медных вещей

В последнее время во Франции вошли во всеобщее употребление так называемые «магические салфетки» (servielles magiques). Это – куски полотняной материи, которыми обтирают насухо потускневшие металлические предметы, чем и придают им чистоту и блеск. Вот рецепт для дешевого приготовления подобных «салфеток»: на 20 ч. переваренной воды кладутся 2 ч. трепелу⁷⁹ и 4 ч. обыкновенного мыла. Смесь тщательно перемешивается ложечкой, и когда мыло совершенно растворится в воде, в нее погружается ткань, которая затем сушится на солнце и может быть употребляема в дело. Для красоты можно окрасить ткань, прибавив к смеси несколько капель фуксина, растворенного в спирту.

4) Японский цемент для склеивания всевозможных вещей.

Японцы уже давно приготовляют прекрасный цемент из рисового отвара. Делается он так. К рису, измельченному в мелкий порошок, прибавляется немного холодной воды и замешивается тесто; затем прибавляется горячей воды и кашица ставится на несколько минут в жаркую печь.

Получается цемент белого цвета, годный для склеивания всевозможных вещей.

В Редакции «Руководства для сельских пастырей» оставшиеся неразобранными полные экземпляры за 1861, 1864, 1865, 1871, 1872, 1873, 1874, 1875, 1876, 1877 и 1878 годы продаются по 2 р. 50 к., а с пересылкой в Европейскую Россию по 3 р., на Кавказ и в Сибирь по 4 р. Полные экземпляры за 1879, 1880, 1881 и 1882 и с приложениями продаются в Редакции по 5 р с пересылкой.

* * *

При Редакции «Руководства для сельских пастырей», а также у книгопродавца Н. Я. Оглоблина продаются:

1) Пастырский голос к прихожанам против толков о переделе земли. Священника И. Грацианского. Цена за 1 экз. 6 к., за 10 экз. 50 к., за 100 экз. 5 р., за 1000 экз. 30 р.

2) Письма мирянина к мирянину по поводу штундистских заблуждений. Цена за 1 экз. 25 к., за 10 экз. 2 р.

3) Сборники поучений к простому народу:

а) Вып. 1-й, изд. 1877 г. цена 1 р. 20 к. с перес.

б) Вып. 2-й, изд 1879 г. цена 2 р. с перес.

в) Вып. 3-й, изд. 1880 г. цена 2 р. с перес.

г) Вып. 4-й, изд. 1881 г. цена 2 р. с перес.

4) Семьдесят пять натихизических бесед или Весь православный катихизис в беседах к сельским прихожанам. Свящ. И. Скарданицкого. Цена 85 к. с перес.

5) Практические советы священникам при производстве следствий по проступкам и преступлениям священно и церковно-служителей. Второе исправленное и дополненное издание. Цена 60 к. с перес.

6) Практические наставления митрополита Григория пастырям по предмету спасительного действия на раскольников. Цена 60 к. с перес.

7) История Христианской церкви к веку апостольскому. Цена 50 к. с перес.

8) Указатель статей, помещенных в «Руководстве для сельских пастырей», в течение десяти лет с 1860 года по 1869 год включительно. Цена 35 к. с перес.

9) Руководственное пособие к пониманию Псалтири. Преподавателя Киевской духовной семинарии, священника Х. М. Орды. Цена 1 р. 50 к.

10) За веру и против неверия или: общепонятная защита главных оснований христианского вероучения. Того же автора. Цена 50 к.

В последнее время в литературе стали все чаще и чаще раздаваться голоса в пользу того, чтобы преподавание элементарно-популярной медицины было вновь введено в число предметов курса наших духовных семинарий. Этот факт служит наилучшим указанием на то, что в обществе существует ясное сознание той значительной пользы, которую могли бы принести сельские пастыри своим духовным чадам, если бы они обладали хотя бы самыми элементарными сведениями из области врачебной науки и могли бы являться не только врачами душ, но и телес своих пасомых. В самом деле, на ком ближе всего должна лежать святая обязанность оказания помощи страждущему, как не на сельских священниках. Ведь Сам наш Спаситель подал им пример, врачуя телесные недуги всем, приходившим к нему за помощью, своею чудодейственною силою! Кто, как не Он, сказал хромому: «встань и ходи»! Кто возвращал слепым зрение, исцелял расслабленных, заповедав своим апостолам творить тоже самое во имя Его? Не указал ли Он нам Сам своим собственным примером на то, чтобы и Его служители соединяли в своем лице и врачей душ, и врачей телесных? Духовные пастыри, стремясь совместить врачевание духовное с телесным, не будут ли тем самым исполнять Его святую волю, преподанную собственным примером Господа нашего Иисуса Христа.

Да и кому же ближе всего подавать руку помощи своим страждущим прихожанам, как не сельскому пастырю. Кому не безызвестно, в каком плачевном состоянии находится врачебная помощь в наших селах и деревнях, в каком беспомощном положении находится заболевший крестьянин. Врачи в большинстве случаев живут только в уездных городах, отстоящих от сел часто на весьма значительном расстоянии, а в местечке можно найти только фельдшера, да и то не всегда. Заболевший крестьянин должен тащиться несколько десятков верст за врачебным советом и помощью, да хорошо еще, если он застанет врача дома, а то он рискует скорее всего прогуляться понапрасну. Еще более беспомощным является крестьянин, если он заболеет такою тяжелою болезнью, что не в состоянии будет даже подняться с постели, чтобы отправиться к врачу или фельдшеру. Врач со своей стороны и рад бы подчас навестить крестьянина, да не всегда может сделать это: у него самого в городе такая масса больных; не может же он оставить всех их для одного и прокататься добрых сорок верст туда и назад, заставив других больных, пришедших к нему на дом за помощью тоже из далеких сел и деревень, найти свою дверь запертою и вернуться ни с чем. Врач, следовательно, не всегда может вполне располагать собою и быть к услугам больного, ибо он один на весьма многих.

Для того, чтобы врачебная помощь крестьянству достигала своей цели, необходимо было бы, чтобы каждая деревня имела своего врача или по крайней мере фельдшера, который мог бы явиться к больному во всякое время дня и ночи; но ведь это идеал, до достижения которого далеко даже наиболее образованным государствам Европы.

Итак, заболевший крестьянин является в громадном большинстве случаев совершенно беспомощным и ему приходится волею-неволею лечь в постель и спокойно ожидать либо смерти, либо выздоровления, или прибегнуть к знахаркам и ворожеям, ожидая себе облегчения от самых нелепых нашептываний и заклинаний и отдавая им свои последние трудовые гроши. Кто не знает, какое зло приносят эти шарлатаны и сколько крестьян умирает не столько от самой болезни, сколько от ее неправильного лечения; сколько народу отправляется на тот свет от различных ртутных и мышьячных снадобий, которыми поят больных бессмысленные и глубоко невежественные, но весьма падкия до кармана ближнего «кумушки» и «бабки». Но ничто не может сравниться с тем нравственным вредом, который приносят эти доморощенные «лекаря», способствуя развитию самых нелепых и вредных суеверий, с которыми потом не мало приходится бороться всякому здравомыслящему человеку, ибо эти суеверия въедаются, так сказать, в плоть и кровь простолюдина. Особенно тяжело бывает заболевшему крестьянину во время эпидемий, когда немногим врачам и фельдшерам, приходящимся на целый уезд, равняющийся по еличвине подчас целому европейскому государству, полон рот хлопот, и когда они всегда должны быть наготове для приходящих больных. Ведь не поскачет же фельдшер во время холерной эпидемии за 40–50 и более верст для подания помощи заболевшему, когда роковой расчет с земною жизнию совершается уже через несколько часов; да пока еще фельдшеру дадут знать, да он приедет (если только приедет), помощь окажется в громадном большинстве случаев уже совершенно излишней.

Затем в жизни крестьянина бывает такая масса несчастных случаев, в которых нужна бывает быстрая помощь, и где всякая потерянная минута проиграна навсегда; в подобных случаях уже некогда бывает ехать за фельдшером за тридевять земель, ибо помощь требуется немедленная. Напр., на маленькую девочку бросается собака и прокусывает ей одну из больших артерий ноги; алая кровь не струится, а бьет, как из фонтана, силы падают, и уже бледное восковое лицо девочки указывает на близость обморока, с неизбежной в подобных случаях для слабого организма девочки быстрой и полной остановки деятельности сердца, влекущей за собою неизбежную смерть. Где уж тут посылать за врачом. Если знающий человек не наложит немедленно лигатуру выше укушенного места и не сделает хорошей перевязки, хотя бы и первым попавшимся полотенцем, не даст нескольких глотков вина для поддержания сил, то через полчаса, много через час некому уже будет и помогать.

Здесь, повторяем, необходима быстрая рациональная подача первой помощи, а не нашептывания и заклинания знахарок, соединенные с целебнейшими воззрениями к «Птице-Юстрице», которая, дескать, сидела «на море на океане, на острове на Буяне» –

Шила-вышивала

Шелковой ниткой

Золотой иголкой –

Ты шелковая нитка перервися!

А ты кровь уймися!

Мерен карь,

Стань кровь, да не капь!

Или, например, представьте себе такой случай:

Полдень. Солнце жарит невыносимо. Крестьянки жнут в поле. Одна из жниц шатается и падает без чувств. Багровое лицо указывает на сильный прилив крови к голове, обусловленный нагнутым положением при работе на страшном припеке солнца. Через полчаса эта жница, еще живая теперь, станет трупом, если ей не будет произведено немедленное кровопускание для того, чтобы отвлечь кровь от мозга. Помощь врача или фельдшера, живущего даже в соседнем селе, оказалась бы совершенно излишней, если бы предварительная помощь не была подана на месте в возможно скором времени. А что же обыкновенно делают крестьяне в таких случаях? Призывают знахарку, которая, обратив больную лицом в ту сторону света, где по ее, знахарки, географическим сведениям должен находиться Соловецкий монастырь, читает святым соловецким угодникам самые нелепые заклинания, пересыпанные такими циническими выражениями, от которых даже у мужчин краска на лице выступает.

Но не будем останавливаться на этих тяжелых примерах – мы привели их для того, чтобы наглядно указать на то беспомощное состояние, в котором находится заболевший крестьянин. Что же делать в подобных случаях?

По-нашему глубокому убеждению, рациональная помощь может быть достигнута только тогда, когда за нее возьмутся наши сельские пастыри, как лица, стоящие всего ближе к народу и наиболее пользующиеся его доверием и уважением. Это установить и окончательно укрепить тесную связь между пастырями и пасомыми и проложить самый надежный путь к нравственному влиянию первых на последних. Ибо, врачуя телесные недуги, сельский священник будет иметь возможность вступить в самые тесные и близкие отношения к своим прихожанам и при посредстве этих близких отношений оказывать на паству наиболее плодотворное религиозно-нравственное воспитательное воздействие, в котором так нуждается наш простой, темный люд.

Разве простолюдин не будет считать своим ближайшим и искреннейшим другом того, кто облегчит его телесные страдания и спасет его подчас тяжелую, но дорогую для него самого и для его семьи, жизнь. Тогда-то сам собою исчезнет нелепый предрассудок, заставляющий простолюдина смотреть на своих пастырей, как на нечто особенное, вне его стоящее и поставленное только на то, чтобы обедню служить, править молебны и водосвятия, крестить детей и прочие требы исправлять. Тогда-то и исчезнет нелепое представление о духовенстве, как о касте, поддерживаемое, к сожалению, и нашей светской литературой и вместе с тем улетит в область былых воспоминаний каррикатурный образ «попа» с различными несправедливыми атрибутами «поповства», расточаемыми щедрою рукою наших доморощенных беллетристов. Повторяем: нравственно-религиозное единение пастыря с пасомыми, его авторитет в глазах своей паствы несравненно усилились бы, если бы врачевание духовное было неразрывно совмещаемо с врачеванием телесным в одном и том же лице.

Почтенный автор заметки: «Важное значение медицинских сведений для приходского врача», помещенной в 23 № нашего журнала за 1879 год, – заметке, не лишенной интереса для каждого, интересующегося вопросом о врачебной помощи нашему крестьянскому населению, думает решить на этой почве вопросы о материальном обеспечении нашего духовенства. «Большинство прихожан, – говорит почтенный автор заметки, – нередко смотрит на своего священника, как на не слишком для него нужного и не слишком дорогого. Другое дело, если бы они видели в нем всегдашнего помощника в самой вопиющей, самой ощутительной нужде, какова болезнь телесная. Тогда они усерднее были бы и в материальных приношениях священнику, и, наверное, вопрос об обеспечении духовенства, так давно занимающий многих и не обещающий теперь разрешения в самом отдаленном будущем, решился бы сам собою».

Почтенный автор дает вопросу о материальном обеспечении духовенства такое решение. Он говорит: «Ведь если взять во внимание источники материального обеспечения для наших врачей, то в них видно большее сходство с теми источниками, какими пользуется наше духовенство. Наши городские и уездные врачи получают жалованье самое ограниченное; их средства содержания главным образом слагаются из приношений больных и излеченных ими; и однако же врачи наши, даже самые посредственные по своему искусству, живут несравненно лучше, чем большинство наших приходских пастырей». «Да и по селам», – продолжает автор заметки, – «доморощенные врачи-знахари и лекарки, иногда шарлатанством приобретающие большую славу в простонародье, разве малыми пользуются средствами содержания, которые текут к ним сами собою?». «Вообще», – заканчивает почтенный автор, – «где касается дело здоровья, жизни, там никогда никто не скупится, лишь только помоги чем-нибудь».

По поводу вышеозначенного замечания почтенного автора статьи, мы считаем необходимым сделать небольшую оговорку. Мы не можем не согласиться с тем, что духовенство наше далеко не обеспечено в материальном отношении, гораздо ниже врачей, даже многих лекарок и знахарок; согласны также и с тем, что вопрос о материальном обеспечении духовенства должен стать вопросом насущным, сделаться живым вопросом дня. Но мы должны выставить на вид и то, что врачевание телесных недугов священникам не должно служить орудием для сбора «приношений», ибо пастырь, обративший дело врачевания в выгодную профессию, тем самым значительно потеряет в своем нравственном влиянии на прихожан и неизбежно станет в их воззрении на одну доску с знахарками и лекарями. Кроме того, буква закона запрещает кому либо из подающих врачебную помощь (кроме врачей) требовать платы за лечение, но не будь и этого формального закона, закон нравственный уже не позволит пастырю церкви делать из величайшего несчастья человеческого – болезни, средство для обеспечения своего материального благосостояния. Необходимо также сельскому пастырю иметь постоянно в виду обстановку той среды, в которой ему приходится действовать. Его врачебная практика легко вызовет, да и должна вызвать массу врагов и недоброжелателей среди полуграмотных сельских знахарей и знахарок, ворожей и других непризванных «лечителей» рода человеческого, авторитет которых и вместе с тем земные блага несомненно подрываются. Само собою разумеется, что эти-то «лечители» и будут рады-радешеньки воспользоваться малейшим поводом, даже по существу своему самым невинным, чтобы наглаузничать на священника, втоптать его в грязь и выставить его, если не на скамью подсудимых, то на общественное посмеяние и поругание. Особенно теперь, когда так много развелось так называемых «либеральных» газет и когда каждый репортер считает каким-то «шиком» и даже «нравственным (?)! долгом» пройтись по части духовенства и из мухи сделать слона. Итак, сельский пастырь должен быть крайне осторожен и чужд от взимания платы с тех прихожан, к которым он приходит с врачебною помощью. Говоря это, мы далеки от мысли, чтобы пастыри совершенно бесплатно лечили больных, так как каждый труд должен быть непременно оплачен: достоин есть делатель мзды своея (Матф.10:10). Мы хотим только заметить, что пастырю раз навсегда следует отказаться от слова дай, что ему необходимо избегать требований платы от самого больного или от родственников и окружающих его.

Но от добровольных приношений пастырь да не отказывается: этим он только может оскорбить крестьянина, принесшего приношение от «дорогой» души, от чистого сердца, в знак свойственного каждому человеку чувства благодарности за выздоровление⁸⁰.

Один из сельских священников⁸¹ прислал в редакцию «Руководства для сельских пастырей» копию с апокрифического «Святого Письма Господа нашего Иисуса Христа», с просьбою объяснить его происхождение. В заглавии письма значится, будто бы оно писано собственною рукою Спасителя, золотыми литерами, на еврейском языке, найдено в 12-ти верстах от Рима, в Санбопусто, в Лайзейдоне, с изображением его креста (осьмиконечного), истолковано семилетним отроком, который до того времени ничего не говорил, и прислано в Петербург в Невский монастырь от римского папы 25 мая 1822 года, дабы всякий монах или (мирянин) в дому у себя имел. По содержанию письмо разделяется на две части. В первой – обозначены в кресте пятницы, которые преимущественно перед другими следует почитать постом и молитвою. Первая пятница – перед Происхождением честных древ 1 августа; вторая – пред Воздвижением честного креста; третья – на третьей неделе Великого поста; четвертая – на Крестовоздвиженской неделе; пятая – на Страстной неделе. «Итак сии пятницы, – гласит «святое письмо», – подобает всякому христианину поститься, а Богородицу читать большую, – т. е. Богородице Дево, радуйся, благодатная Марие, яко зачала еси плотию Сына Божия, – пять раз в сутки; и тако сия вся наблюдать должно и хранить непременно всякому христианину. Аминь». Во второй части тоже в восьмиконечном кресте написано следующее: «Чтите святые воскресные дни делами и благочестием! Если же будете исполнять, то избежите Моего проклятия и получите ваше воскресение для отдохновения и для присутствия при службе Божией. В праздничные дни и в воскресные вспомоществуйте бедным от трудов ваших. Если же вы будете наблюдать это правило, то ваши поля и домы исполнены будут благословением; если же напротив того, то вы будете прокляты Мною и будете иметь язву и голод и жестокое душевное страдание в ознаменование Моего гнева. Вы должны поститься пять пятниц и читать пять раз Отче наш и Богородицу и, вспоминая Мои страсти и то, что Я претерпел на древе крестном для вашего спасения, вы будете носить сие письмо на себе в честь Мою и должны давать копию всем, кто ее просить будет. И которые усомнятся, или будут отвергать истину сего письма, написанного Моей рукою, будут прокляты и лишены блаженства в день суда; и напротив же того, если они будут объявлять несомненно и давать с него копию всем тем, которые просить будут, благословенны Мною, и если сделали столько грехов, сколько звезд на небеси, то будут им прощены Мною, когда во всех сделанных ими раскаются и исповедуются у священников о сем. Счастливы будут те, которые возьмут копию с сего письма и будут ее хранить у себя или в домах с большим благочестием, – то никогда злой дух, или гром, или огонь, или другое бедствие не коснется. Аминь».

«Что это такое?» спрашивает наш корреспондент. «Было ли когда-либо такое письмо из Рима в Петербург от римского папы в Невский монастырь? Да соблаговолят сведущие люди сказать что-либо о вышеозначенном письме. В нем отзывается чем-то похожим на известный нам «Сон пресв. Богородицы», в который по сие время не перестает веровать темный народ».

Предлагаем посильный ответ. Наш корреспондент справедливо заметил, что «Святое Письмо» отзывается чем-то похожим на «Сон пресв. Богородицы». В некоторых редакциях «Сна пресв. Богородицы» и в «Хождении Богородицы по мукам» в числе других угодников Божиих упоминаются Св. Неделя и Св. Пятка, чествование которых составляет главный предмет «Святого Письма». Суеверное почитание недели и пятка идет из глубокой древности. В одной болгарской рукописи празднование 12-ти пятницам производится от двух бас Друсы и Горочледы и двух попов Торно и Мигно⁸², но, по всей вероятности, оно и в Болгарию занесено ещё из Византии и проникло сюда с отдалённого востока⁸³. Перешедши в Россию, почитание недели и пятка выразилось здесь и в житейском быту, и в апокрифических произведениях «Сказании о 12-ти пятницах» и «эпистомие о неделе». В «Паисиевском Сборнике» XIV века помещено слово, восстающее против суеверного обожания недели и советующее чествовать не самый день, а соединяемую с ним память о воскресении Христа⁸⁴. Стоглав свидетельствует, что по сёлам и волостям ходили лживые пророки, мужики и жёнки и девки и старые бабы, а сказывают, что им являются св. Пятница и св. Анастасия (воскресенье), и велят им заповедать крестьянам... «в среду и пятницу ручного дела не делать и жёнам не прясть, и платья не мыть, и каменья не разжигать, и иные заповедают богомерзкие дела творити». Константинопольский патриарх Иеремия окружною грамотою 1589 года к литовско-русским епископам запрещал праздновать день пятницы наравне с воскресеньем⁸⁵. В одном сборнике Соловецкой библиотеки рассказывается, будто бы в 1641 году явилась Богородица к некой жене, именем Фекле, и был от Нее глас, чтобы христиане в праздники господские никакой работы не работали и трав не косили, хлеба не жали. Буде покаются и престанут от такого неуважения праздников, – «и Господь даст всякого изобилия многое множество, более прежнего; а будут христиане сему явлению и наказанию моему не поверят…, и за их непослушание будет на землю камение много, испущу с небес молние огненное…, и лед, и мраз лютый спущу на страдное время (то есть в пору жатвы) на скот и на хлеб ваш и на все живущее, и по вся годы хлеба не будет, и камение горящее с небес спадет, и будет молние огненное, и хлеб и трава озябнет, и скоты ваши голодом погибнут»⁸⁶.

Существовали и целые сказания о неделе и особенно о 12-ти пятницах. В подробной редакции сказания о 12-ти пятницах сведены в одно место разные события ветхозаветной истории, которые будто бы случились в пятницу и в те дни, когда новозаветная Церковь воспоминает некоторые события своей истории. Многими подробностями своего содержания эта редакция связывается с другими апокрифическими сказаниями. Так встречающиеся в нем предания, что Адам пал и изгнан из рая в марте месяце, в пятницу, в 6-м часу дня, что в марте же месяце, в пятницу, в третьем часу, Каин убил брата своего Авеля, что Содом и Гоморра погибли в пятницу, в сентябре месяце, в первом часу ночи, что евреи перешли через Чермное море в пятницу, в восьмом часу, находятся в апокрифических сказаниях об Адаме, Аврааме и Моисее. В позднейших списках сказание о 12-ти пятницах ходит большею частию в кратком виде, с одним перечислением 12-ти пятниц, без указания тех причин или событий, на которых основывается их почитание; за то в нем пространнее говорится о том, как следует проводить 12-ть пятниц и какую милость и награду получат почитающие ту или другую пятницу. Новым сокращением этого сказания представляется первая половина рассматриваемого «Св. Письма», в котором готоврится уже только о пяти пятницах.

Итак, основа суеверного почитания недели и пятницы относится к глубокой древности и явилась без всякого влияния со стороны папизма; но в дальнейшем развитии своем суеверный культ недели и пятницы и апокрифические сказания о них, по мнению некоторых, подверглись некоторому влиянию и переделке со стороны папистов. В нашем журнале за 1860 год⁸⁷ Ф. Лебединцев, рассматривая несколько южнорусских редакций «Сна пресв. Богородицы», обратил внимание на то, что в большей части списков заглавие его читается так: «сей сон послан с неба в земле Британской, на горе Оливной, пред образом архистратига Михаила, при Льве Х, папе римском», и пришел к заключению, что место обозначено здесь не совершенно произвольно. Как ни бессмысленно предисловие к Сну, последние слова в нем очень выразительны. В заключении Сна говорится: «а который человек тому моему листу верит, если бы тот человек имел многое множество грехов, как в море песку, или на древе листьев, или как травы на земле, как звезд на небе, то все грехи ему отпустятся, и в царствие небесное вступит». Сличив столь щедрое обещание с последними словами предисловия, мы получаем ясное указание на такое время, в которое «Сон пресв. Богородицы» мог получить особенное значение и особенный ход. Известно, что при Льве X, папе римском, открыта была на западе продажа индульгенций, покупатели которых получали разрешение от грехов не только за прежнее, но и на будущее время, смотря по тому, сколько кто вносил денег; известно также, что право продажи индульгенций, после сильных споров между францисканцами и доминиканцами, предоставлено было папой исключительно монахам доминиканского ордена. Очень могло статься, что монах какого-нибудь ордена, недовольный постановлением папским и завидуя барышам доминиканов, решился открыть спекуляцию в том же роде, пустив в оборот «Сон пресв. Богородицы» и придав ему силу не только разрешать от грехов, но избавлять от всякого рода несчастий и сообщать успех во всяком предприятии. А почем знать, может быть и просто какой-нибудь проказник-грамотей, потеряв стыд и страх Божий, под общую неурядицу, произведенную продажей индульгенций, пустился в соперничество с доминиканами неправедного ради прибытка.

Если следовать теории г. Лебединцева, то нужно предположить, что и «Св. Письмо» носит на себе печать западного, католического влияния, так как прямо производится предисловием из Рима и носит характер индульгенции. Не отвергая этого вывода в общих, основных его чертах, мы однако же имеем сильное возражение против хронологической даты, выставленной в списке нашего корреспондента, т.е. против 25 мая 1822 года. Мы имеем другой список «Св. Письма», полученный из деревни Губина, Старорусского уезда, Новгородской губернии, в котором нет никакой определенной даты и даже нет указания ни на Рим, ни на папу римского, ни на Петербург и Невский монастырь. Здесь сказано только, что «Св. Письмо» было найдено в 12-ти верстах от Семирана в Ландгедокии⁸⁸, и больше ничего. Подробности же предисловия в списке нашего корреспондента могли явиться вследствие испорченности текста списка и недомыслия исчезнувшего писчика. Так Лайзейдон есть, очевидно, испорченное название Лангедока или Лангедокии. Что же касается указания на папу римского, то оно могло явиться следующим образом. В некоторых списках сказание о 12-ти пятницах озаглавливается так: «Сказание иже во святых отца нашего Климента папы римского, какие подобает почитать 12-ть пятниц»⁸⁹. Из собственного же имени св. Климента папы могло образоваться название папы римского вообще. А как скоро «Св. Письмо» произведено было из Рима, то придуман был и способ передачи этого письма из Рима в Россию, именно в тот пункт ее, где, надо полагать, жил редактор искаженного списка.

Но каково бы ни было происхождение «Св. Письма», оно в настоящее время наиболее распространено между раскольниками и старообрядцами и служит у них средством пропаганды основных их мнений. Во-первых «Святое Письмо» обыкновенно пишется в средине изображения восьмиконечного креста, признаваемого старообрядцами и раскольниками, который поэтому должен получить особую силу и значение в глазах суеверных почитателей «Св. Письма». Во-вторых это письмо, по видимому, направлено против укоренившегося в интеллигентных классах русского православного общества неуважения к воскресным и праздничным дням. По крайней мере, в одном из списков сказания о 12-ти пятницах за непочитание их делаются угрозы даже великим персонам: «аще и великие персоны суть, нет им прощения и прочее, аще не покаются». Следовательно, и в этом смысле своем «Святое Письмо» ревнует по старообрядческим преданиям и обычаям и старается доказать их правоту.

Н. П.

г) Обязанности пресвитеров относительно совершения таинства покаяния (исповеди).

В состав таинства покаяния входят два главных действия: со стороны служителей Церкви – приятие согрешающих на исповедь и разрешение или неразрешение их от грехов; со стороны кающихся – исповедание всех своих грехов пред духовником. Таким образом постановления православной Церкви относительно таинства покаяния можно разделить на две главные группы: 1) постановления для лиц, совершающих таинство и 2) для лиц, принимающих таинство.

1) Принимать исповедь кающихся и разрешать или не разрешать их от грехов предоставлено всем вообще священникам, не находящимся под запрещением священнослужения⁹¹. Священники, как совершители таинства покаяния, обязаны наблюдать, чтобы все православные прихожане их были у исповеди хотя один раз в год. С этою целью они должны внушать всем своим прихожанам об исполнении сего священного долга, а нерадивых в исполнении христианского долга исповеди и святого причастия вразумлять и исправлять⁹². Относительно нерадящих о покаянии и пренебрегающих исполнением этого долга приходские священники должны поступать таким образом: помня слова апостола: настой благовременно и безвременно, обличи, запрети, умоли со всяким долготерпением и учением (2Тим.4:2), приходские священники обязаны, как можно чаще, напоминать нерадивым из своих прихожан об исполнении существенной христианской обязанности исповеди и святого причастия, предлагать увещания об этом не только общие в церквах (не именуя лиц), но и частные наедине при всех удобных случаях. Между увещаниями к неотложному исполнению христианского долга, необходимо указывать главным образом на то, что отлагаемое покаяние весьма редко удается, частию потому, что нерадивые нередко умирают внезапною смертью, частию потому, что приближаясь к смерти, хотя бы она и не была внезапная, они от страха смерти, от тяжкой болезни, от плача домашних не могут быть столько тверды и спокойны, чтобы предаться размышлениям, необходимым для возбуждения в себе чувств истинного покаяния, веры и упования на Христа; напротив сознание греховности, мысль о том, что вся жизнь проведена в забвении о Боге, в лености и пренебрежении христианскими обязанностями, скорее могут склонить к отчаянию душу, не воспитавшую в себе чувства преданности промыслу Божию. Необходимо также выставлять на вид нерадивым и то, что покаяние, вынужденное болезнью и страхом смерти, как бы ни казалось искренним и задушевным, не всегда может быть достаточным к оправданию пред Богом, потому что в старости и болезни не мы оставляем грехи, но грехи оставляют нас (Кн. о должн. пресв. прих. § 98). Не ограничиваясь увещанием нерадивых, священники должны убеждать и постоянных исполнителей христианского долга исповеди и святого причастия, чтобы они не только сами продолжали постоянно исполнять этот долг, но, по чувству братской любви, всемерно старались внушать нерадивым своим соседям, какой страшной ответственности подвергается душа, коснеющая в нерадении (Ук. Син. 1858 г. от 24 сент. за № 1167). Когда же пастырские увещания нерадящим о покаянии останутся безуспешными, то должно сообщить о таковых епархиальному начальству, что бы оно со своей стороны могло принять надлежащие меры к исправлению нерадивых в исполнении христианского долга исповеди и святого причастия, для чего установлен следующий порядок: приходские священники в конце года составляют частный реестр всем, не бывшим у исповеди и святого причастия (кроме детей), с означением, кто сколько лет сряду не был; каждого из поименованных в этом реестре должны спрашивать о причине уклонения от святых таин, и притом спрашивать наедине, – и если тот, кто не был только один год, объяснить уважительную причину, или, сознавшись в своем небрежении, даст слово непременно исполнить свой долг в ближайший пост, того священники должны исключать из реестра нерадивых, оставляя однако отмеченным в исповедных росписях в числе не бывших; не бывших у исповеди и святого причастия два года сряду священники, по своему усмотрению, могут или оставлять в реестре или исключать из него, в подтверждение нерадивому, что если он не исполнит христианского долга и на третий год, то о нем непременно будет донесено епархиальному начальству; о неисполнивших три года сряду христианского долга священники непременно должны представлять епархиальному начальству (Ук. Син. от 24 сент. 1858 г. Уст. Дух. Консист. § 17). Епархиальное начальство, получив реестр нерадивых, присуждает таковых к эпитимиям, смотря по возрасту и обстоятельствам, а когда меры убеждения и увещания и чисто духовные взыскания останутся безуспешными, то епархиальное начальство может обратиться к гражданскому начальству об оказании с его стороны законного содействия (Уст. Дух. Консист. ст. 17; Уст. о пред. и прес. прест. ст. 24 по изд. 1876 г.). Таким же образом поступается и с теми, о которых по делам в присутственных местах открывается небытность их у исповеди и святом причастии, но с тою разницею, что в сем последнем случае епитимия должна быть публичная в приходской церкви или в монастыре. Публичная епитимия налагается без отлучения должностных лиц и поселян от домов (Уст. Дух. Конс. ст. 17; Уст. о пред. и прес. прест. ст. 24 по изд. 1876 г.). Независимо от реестра о нерадивых, приходские священники должны ежегодно составлять так называемые исповедные ведомости о всех бывших и не бывших у исповеди и святого причастия, – составлять эти ведомости по форме и представлять (чрез благочинных) в Консисторию не позже конца сентября (Уст. Дух. Консист. ст. 16; Уст. о пред. и прес. прест. ст. 23 по изд. 1876 г.).

На приходских священниках лежит обязанность не только располагать и побуждать своих прихожан к исполнению христианского долга исповеди и святого причастия, но и приготовлять их к тому, чтобы они могли надлежащим образом исповедовать свои грехи пред духовником. Посему, когда наступит время говения прихожан, священники должны разъяснить им, в чем состоит говение и как долго оно должно продолжаться, и в чем состоит истинное покаяние, то есть что должны делать кающиеся. Само собою разумеется, что все это может быть достигаемо не иначе, как при посредстве особых поучений. Посредством поучений священники должны указать желающим исповедаться и причаститься святых таин, что они, по требованию церковного устава, в продолжении семи дней должны поститься и усилить подвиги церковной и домашней молитвы, воздерживаться в тоже время от супружеских отношений и приготовить себя таким образом к чинному исповеданию своих грехов (Учит. Изв.), и что только в крайних случаях такое приготовление в исповеди может быть сокращаемо на три и даже на один день, например, для больных, беременных женщин и так далее (Учат. Изв.). С другой стороны на священниках лежит долг посредством поучений напомнить и разъяснить готовящимся к исповеди, в чем должно состоять их покаяние, то есть научить их тому, что кающийся: 1) должен познать по возможности и привести на память все свои грехи, сделанные словом, делом, помышлением, а особенно совершенные сознательно и свободно, за которые совесть угрызала или угрызает⁹³, 2) сознавши свои грехи, раскаяться в них и болезновать душею, что прогневал Господа своего и возбудил против себя праведный гнев Его; 3) пришедши на исповедь, открыть пред духовным отцом грехи свои все, без утайки, со всеми обстоятельствами, которыми грех увеличивается и за которые совесть особенно не дает покою, не извинять себя немощью, нуждою, неведением и в особенности не слагать своего греха на кого-нибудь другого; 4) прося у Бога о помиловании, возложить на Иисуса Распятого все упование об оставлении грехов; 5) твердо решиться не возвращаться ко греху, но, возненавидев грех, начать новую жизнь по заповедям Божиим, всеми силами противиться греху. Кроме того священники должны убедить готовящихся к исповеди примириться со всеми, с кем была какая-либо вражда, удовлетворить обиженных и простить обидевшим (Кн. о должн. пресв. прих. § 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97).

Приготовляя прихожан к исповеди, священники и сами в тоже время должны приготовляться к принятию говеющих на исповедь. Прежде всего сами священники должны иметь сокрушение сердца о своих и людских грехах, – для чего советуется пастырям прочитывать пред исповедью прихожан письма Златоуста о покаянии и к падшему Феодориту; чужды гордости, высокомерия и надменности, гнева и суровости; должны хранить воздержание и вообще быть добродетельными, молясь на всякий час Богу, чтобы Господь подал им слово разума для исправления обращающихся к ним. В противном случае иные из говеющих не пойдут к ним на исповедь; а если и придут, то не принесут искреннего покаяния и не послушают советов и наставлений их (Ср. Дух. Регл. ориб, о праз. причта церковн. и. 8; предисл. в последовании об исповедании).

Все вышеизложенные Правила о приготовлении прихожан к исповеди и о праготовлении самих священников к принятию согрешающих на исповедь могут быть во всей полноте выполнены только во дни постов, как в наиболее удобное время, назначенное для покаяния всех православных христиан. Хотя посты и в особенности Четыредесятница и признаются удобнейшим временем для исповеди (Кн. о должн. пресв. прих. § 91, Ставлени. грам. иерейск.), но пастыри душ должны быть готовыми исповедывать всякого кающегося христианина во всякое время. «Буди, – говорит пастырю святительское поучение, – страж днем и нощию и с крещением и покаянием и причащением, аще кого изгубиши леностию, мука их на тебе взыскана будет». Исповедь должна быть принимаема от кающихся в храме, но по особым причинам и в нужде можно исповедывать и вне храма, во всяком по возможности приличном месте⁹⁴.

В какое бы время и в каком бы месте кающиеся ни пожелали исповедаться в своих грехах, священники должны наедине исповедовать их. Правилами Церкви строго запрещается духовнику принимать на исповедь по несколько человек одновременно – за одним разом – не только молодых людей, пришедших в возраст, но и малых детей (Послесл. о исповед. и Кн. о должн. пресв. прих. 100). Исповедь грехов есть дело совести каждого человека и, кроме грехов более или менее открытых и явных для посторонних, каждый имеет свои тайные грехи, которых могут и не знать, а, может быть, и не должны знать другие, а потому при общей исповеди нельзя ожидать от кающихся искренности и чистосердечного признания; при общей исповеди некоторые легко могут познакомиться с такими грехами, о которых до исповеди не знали; при общей исповеди невозможно с обстоятельностью узнать нравственное состояние кающихся и каждому из них дать приличное врачевство духовное. В устранение столь ненормальной исповеди (вызываемой обыкновенно многолюдством говеющих и невозможностью для священника исповедать всех говеющих в один день пред причащением), предписывается начинать исповедь за один или за несколько дней до причащения. Только в таком случае необходимо внушать прихожанам, чтобы исповедавшиеся за несколько дней до причащения, если бы вспомнили еще какие-либо грехи на своей совести или допустили новые грехи, вторично приходили на исповедь, что впрочем редко может случаться (Кн. о должн. пресв. прих. § 100). Повелевается священникам быть осторожными и осмотрительными в принятии на исповедь чуже-приходных и вообще лиц им незнакомых. Не говоря о том, что священники не могут знать душевного состояния чужеприходных, последние, быть может, не хотят исповедываться у своего духовника или по стыду за свои грехи, хорошо известные ему, или по неудовольствию на него, или же находясь под запрещением и отлучением от св. причащения, желают только получить разрешение от священника, не знающего их. Поэтому, когда священник увидит чужого прихожанина, пришедшего к нему на исповедь, непременно должен спросить: откуда он? как давно исповедался? почему не обратился на исповедь к своему духовному отцу? не состоит ли он под запрещением? и т. п. И если не окажется достаточно уважительных причин к принятию чужого прихожанина на исповедь, то должно отослать его к прежнему духовнику (Кн. о должн. пресв. прих. § 99 Ср. Уст. Дух. Консист. ст. 103). Исключаются из этого правила больные и умирающие, которых всякий священник может и должен исповедать и разрешить (Кн. о должн. пресв. прих. § 110; Уст. Дух. Консист. ст. 103). Иноверцев и еретиков совсем не позволяется принимать на исповедь, если они не хотят принять православие (Книг. о должн, пресв. прих. § 75). Потому-то первый вопрос на исповеди касается самой веры кающегося и единения его с православною Церковью (См. послед. о исповед.).

Есть у нас публицисты, которые как будто радуются существованию и умножению в русском народе сект рационалистического направления, ждут от них чего-то особенного в смысле прогресса, сулят им будущность. Взгляд узкий, не далекий! История наших сект этого рода показывает, что все они, начинаясь нелишенными доли правды толками о тех или других сторонах религиозно-церковной жизни, об известных злоупотреблениях и недостатках в церковной области, потом довольно быстро увлекаются в крайности, теряют истинное понимание самых основ христианства, нередко доходя почти до самого отрицания христианства. Это примечается не только на древних сектах, но и новых, как духоборцы, молокане и новейшая штунда, в которой есть уже толк, близящийся к такому исходу. А если так, то секты этого рода не имеют у нас будущности, не имеет по крайней мере той будущности, какую сулят им некоторые из наших публицистов. Будущность христианских народов неразлучна с христианством. Будущность русского, православно-христианского народа неразлучна с православным христианством, под наитием которого он рос, вырос и есть, еже есть! Много преувеличены указания публицистов и на численность состава сект. В действительности оказывается, что число последователей их далеко не так велико, что оно представляет слишком незначительную часть в сравнении с целым составом Церкви, обнимающим многие десятки миллионов. Это не значит, впрочем, что Церковь может успокаиваться относительно сект в сознании своей силы и малосилии сект. Идеал ее требует, чтобы при 99 незаблудших овцах не была забыта и сотая заблудшая. Этот идеал обязателен и для всякого верующего по отношению к заблуждающему собрату, обращение которого на путь истины вменяется словом Божиим в величайшую заслугу, как дело братской любви. С другой стороны, история сект показывает и то, какой способ действования против сект наиболее целесообразен и достоин. Многовековым опытом дознано, что внешние преследования никогда не поражают секты в конец: видимо секта исчезает, но дух ее продолжает держаться и выступает в новых сектах, нередко с новою силою, в новых более резких проявлениях. Миссия Церкви относительно сект есть одна и также с общею миссиею Церкви, призванной воспитывать народы и людей в вере и благочестии для вечного спасения, с содействием при этом и земному счастью их. Необходимо, чтобы народ находил в своей Церкви потребную ему духовно-воспитательную, просвещающую и освящающую силу и не искал ее на стороне, на распутьях сектантских движений. Необходим общий и союзный труд над исправлением веками нарастающих злоупотреблений и недостатков, могущих давать поводы для таких движений. Необходим непрерывный и неустанный труд духовного совершенствования по идеалу христианства, вечному, совершеннейшему и никогда неистощимому!

№ 43. Октября 23-го

В 1860 году Св. Синод благословил издание журнала при Киевской духовной семинарии и нарек ему имя: «Руководство для сельских пастырей». С тех пор благословение Божие видимо почивало на этом издании в продолжение всех минувших двадцати четырех лет и поставило его в разряд старейших и распространеннейших русских духовных журналов. В приближающийся юбилейный год, может быть, найдено будет удобным сказать о значении, какое он имел для русского пастырства, а теперь мы только заявляем, что он в наступающем 1884 году будет продолжаться, оставаясь верным своей программе и изъясненным в ней требованиям.

Поставив себе задачею руководить приходских пастырей, как выражено и в самом названии журнала, редакция всегда понимала это руководствование не в том смысле, чтобы оно исходило от нее самой, а в том, что через издаваемый журнал она открывает пастырям возможность взаимно делиться своими наблюдениями и опытностью, взаимно способствовать в высоком служении, друг друга назидающе.

При содейственном участии всего приходского духовенства, продолжая выбирать из обширной области наук богословских все, что ближайшим образом может руководить в пастырском служении и делать его многоплодным среди современных обстоятельств, редакция в наступающем году имеет помещать на страницах журнала преимущественно советы и наставления, пригодные священнику в его пастырской жизни и деятельности. И во 1-х разъяснения недоуменных вопросов касательно отправления богослужения, церковного благочиния, совершения таинств, обращения с прихожанами, отношения к иноверцам и в особенности к раскольникам и вновь появляющимся сектантам. Во 2-х заметки о характеристических чертах простого народа и о том, как пользоваться ими для успешного действования на нравственность прихожан. В 3-х сведения о благочестивых местных обычаях и учреждениях, а также о предрассудках и суевериях с указанием, когда нужно, исторического происхождения тех и других. В 4-х педагогические заметки касательно обучения в сельских школах детей прихожан и материалы для уроков в этих школах. В 5-х, так как сельское народонаселение в случае болезней большею частию остается беспомощным, за неимением врачей и даже фельдшеров, а помощь ему в этих случаях со стороны священника есть одна из отраслей пастырской благотворительности; то в журнале имеют быть помещаемы в большем количестве, сравнительно с прежними годами, медицинские сведения, удобные к применению в сельской жизни.

В настоящее время начинают у нас вводиться пастырские собеседования с народом или чтения для него вне богослужения. Так как это дело весьма благотворное для религиозно-нравственного просвещения народа, между тем многие приходские священники затрудняются взяться за него; то редакция имеет в следующем году заняться руководством и по этому предмету, а также помещать в журнале и самые статьи, пригодные для чтения народу при собраниях внебогослужебных.

В продолжительный период существования журнала редакция успела утвердить связь со многими лицами, отличающимися пастырскою опытностью, из разных, даже самых отдаленных, мест Русской церкви и при своей обширной корреспонденции получает сведения о новых современных обстоятельствах и нуждах, как пастырей, так пасомых, в форме простых заявлений или отрывков из дневников, а также в виде обработанных статей, которые, подобно как и в прежних годах, будут помещаться на страницах журнала с замечаниями, где нужно, от редакции. Равным образом для сотрудничества в выполнении предлежащих задач она и близ себя приобрела достаточно сил из среды киевских ученых корпораций, преимущественно академической.

Поучения к простому народу, печатавшиеся в виде приложения к каждому номеру, а с сентября текущего года в виде ежемесячных прибавлений, под заглавием: «Проповеди», в последнем виде будут продолжаться и в наступающем году. Они будут большею частью приурочиваться к воскресным и праздничным дням следующего месяца и высылаться подписчикам заблаговременно, так чтобы священники могли воспользоваться ими для произношения с церковной кафедры. Это изменение прежнего порядка вызвано заявлениями подписчиков и встречено живейшим сочувствием во многих. В наступающем году этот отдел преимущественно наполняться будет проповедями исторического содержания.

Равным образом библиографические статьи, прежде обыкновенно помещавшиеся в ряду других статей, редакция начала издавать в особом Библиографическом Листке, выходящем ежемесячно в виде особого приложения, что будет продолжаться и в наступающем году. Это изменение вызвано желанием редакции дать большую полноту библиографическому отделу и доставить подписчикам большее удобство для справок на будущее время. В Библиографическом Листке будут сообщаться сведения о вновь выходящих книгах, имеющих отношение к пастырскому служению, краткий обзор лучших статей и выдающихся проповедей (Проповедническое обозрение), помещаемых в духовных периодических изданиях, а также заметки по поводу касающихся духовенства статей в светских журналах.

Имея в виду значение журнала, как органа всего пастырства Русской церкви, редакция приглашает пастырей представить ей свои почтенные труды, касающиеся какой бы то ни было стороны пастырского служения. Их статьи, соответствующие цели и характеру издания, будут помещены в журнале с благодарностью и приличным вознаграждением.

Годовое издание, состоящее из 52-х еженедельно выходящих номеров, в объеме от двух до трех листов, составит три тома, исключая непечатаемых в приложениях проповедей и библиографических статей.

Подписная цена с пересылкою во все места Российской империи 6 рублей серебром. Плата за журнал по официальным требованиям, как-то: от консисторий, правлений духовных семинарий и благочинных, может быть, по примеру прежних годов, рассрочена до сентября 1884 года.

IV. Враги земледелия, огородничества, садоводства и лесоводства – разные насекомые и о том, как человек может избавиться от этих вредных созданий.

Кто из вас не знает того огромного вреда, какой наносится пахарю, садоводу и огороднику разными насекомыми: гусеницей, жуками, прусом, саранчой и т. п.? Хорошо также известны вам, хотя не всем, те меры, какие предпринимаются правительством, земством и наконец вами для истребления этих общих врагов земледелия. Жаль только, что все эти меры выполняются у нас большею частию на словах или на бумаге, вследствие чего убытки, наносимые разными насекомыми, сусликами и мышами нашему полеводству, с каждым годом растут все более и более.

Побеседуем в этот раз о том ужасном вреде, какой на самом деле наносится сельскому хозяину этими тунеядцами, и о тех мерах, какие более всего могут помочь нам сколько-нибудь по крайней мере уменьшить массы этих вродных творений и так. обр. сократить те убытки, какие каждый из нас ежегодно несет от них.

Известно, что все насекомые в известное время года кладут свои яички (вид небольших червячков); из этих яичек весною образуются куколки, из куколки потом появляется на свет и самое насекомое. Так мотылек (бабочка) кладет где-нибудь в навозной куче, расщелине или на ветке дерева свои яички; из этих яичек образуется прожорливая гусеница, которая, постепенно вырастая, превращается в куколку, из которой опять появляется бабочка и т. д. Все почти насекомые, пока они находятся в состоянии яичка и куколки, не опасны для растений и в это время их нужно истреблять. Если же человек пропустит это дорогое время, тогда беда от насекомых бывает ужасною и потом бороться человеку с расплодившимися насекомыми становится трудно и даже самому не возможно. Самый чувствительный вред почти на каждом шагу наносить нашим посевам жук – кузка (anicola avstriaca), а садам – садовой –майский жук. Часто у нас на нивах появляется так много «кузки», что, по вычислению ученых наблюдателей, на каждый квадр. фут земли приходится их средним числом по 12–15 штук. Следовательно, на одной казенной десятине (2400 кв. саж.) тогда их бывает до 1700000 тысяч. А такое количество жуков легко уменьшает жатву на 25% и 30%, то есть в урожайный год, при таком количестве жука, пахарь уже не получит 50–60 рублей с каждой десятины посева, а получит 12–15 руб. и меньше. 10–12 личинок майского жука – хруща, по словам одного ученого наблюдателя, в зрелом возрасте могут в одно лето уничтожить 15-летнее плодовое дерево. От этих 10–12 личинок в 4–5 лет, при благоприятной погоде, может произойти 5 ½ миллионов хрущей, которые в течение того же времени (3–4 года) могут уничтожить до 500 тысяч деревьев. Но, благодаря Бога, вред от кузки и садового жука в таком ужасном размере бывает не каждогодно; так как огромные массы этих насекомых, в течение 3–4 летнего их развития, погибают от кротов, птиц и от неблагоприятных погод, от своей же прожорливости и наконец от тех мер, какие для их истребления предпринимает сам человек. Но все-таки, если уменьшить ценность вреда от этих насекомых в 4-ре раза и положить, что из 60 яичек, положенных каждою самкою, выростает только 15 жучков, то и тогда земледельческое отечество наше теряет ежегодно сотни миллионов рублей, пожираемых только одними этими животными.

А сколько ежегодно полеводство России теряет от сусликов, если известно, что одними мышами ежегодно пожирается у нас растительной пищи на 150 миллионов рублей. А кто еще не знает того вреда, какой наносится нашим садам и лесам гусеницей. Вот почему у многих иностранных народов (у германцев, например) существует строгий закон, по которому каждый садовод обязан собирать и уничтожать гусениц, бабочек, разных жуков, короедов, лиственников, древоточцев и многих других насекомых, вред от которых можно доказать десятками примеров.

Так в округе Праги (Австрия) с 1850 по 56 г. гусеницей (монашенкой) истреблено до 10 тысяч десятин леса. Очевидцы передают, что гусеница (соснового мелкопряда) появлялась иногда вдруг в таком множестве, что невольно приходилось думать, «будто она падала с неба». Понятно, что такая масса этого насекомого легко может оголить строевые деревья на протяжении 300 десятин. Еще пример. Пишут, что несколько лет назад в Австрии точно такое же множество появилось с русской границы летающей монашенки (бабочки – Liparis monaha), отчего тамошние сосновые леса ужасно пострадали – были окончательно оголены. Когда же эта бабочка значительно уменьшилась, то расплодились в таком же множестве короеды (черви), истреблять которых трудно было, так как живут они под корой дерева. Этими двумя насекомыми в то время, в течение нескольких лет, было уничтожено разного леса пространством около 375 тысяч десятин.

Известно, что в России, кроме Сибири, растет до 180 миллионов десятин леса. Если допустить, что ежегодно на одной десятине разными насекомыми истребляется всего на 5 рублей леса, то сумма убытка от этого дойдет в один год до 900 миллионов рублей. Теперь если к этому присоединить еще ценность вреда, какой наносится полеводству России, кроме Сибири, насекомыми, мышами и сусликами, то окажется, что отечество наше ежегодно от всего этого несет убытков более чем на 1500 миллионов рублей!

Хорошо, скажете вы, все это мы знаем, но что будем делать, как сколько-нибудь избавиться нам от этих непрошенных гостей – тунеядцев, или же каким образом достигнуть того, чтобы сделать их менее вредными?

На это скажу вам, что у иностранных народов средств защиты от насекомых есть множество, тогда как у нас на это обращается очень мало внимания. Там не жалеют ни времени, ни средств для уничтожения насекомых. Там этим занимаются все поголовно земледельцы, садоводы и огородники зарабатывают от правительства они и дети их порядочные деньги. Правда, и у нас некоторые земства не менее серьезно смотрят на это дело и также платят поденно рабочим и полурабочим за истребление пруса, кузки, саранчи и сусликов, но зато гусеница и другие разные насекомые – бабочки, черви, а также и мыши остаются у нас везде положительно в покое. Также должно правду сказать, что и все вы – сельские жители – весьма неохотно беретесь сами за истребление разных насекомых и сусликов, а на мышей и вовсе не обращаете внимания; на все это вы не обращаете серьезного внимания и тогда, когда начальство и земство предписывает нам. В таких случаях обыкновенно вы оправдываете свою лень тем, что «против Бога ничего не поделаешь», или же истребите 10–20 сусликов, представите хвостики этих животных начальству, да отпишете бумагою, что вами сделано и конец. А между тем ваши посевы, баштаны и огороды все более и более страдают от этих маленьких животных. А с каким трудом нашим сельским властям всегда почти приходится выгнать десять-другой детишек ваших для собирания хлебных жуков?! Вот в чем именно и кроется та общая беда наша, что у нас из года в год насекомые размножаются массами.

Что собирание жуков и других насекомых приносит несомненную пользу нашему полеводству, в том можно убедиться следующим примером. В 1857 году, в Бессарабском училище садоводства, в течение мая, было собрано 48 четвериков (мер) жуков (хрущей), т. е. до 192 тысяч штук (экземпляров) и, следовательно, вместе с этим количеством и их 30-кратное потомство, т. е. уничтожено было собственно 6 миллионов 760 тысяч жуков и их личинок, которые могли легко истребить, если бы оставались жить, в течение своей жизни, 11 миллионов 525 тысяч фунтов растительной пищи (полагая на каждого жука только 2 фунта этой пищи). Теперь если оценить стоимость одного фунта пищи, съеденной одним жуком только в ½ коп., то и тогда сумма сбережения достигнет до 57 тысяч 600 рублей. Вот почему иностранцы так усердно занимаются собиранием и уничтожением всех насекомых. У них, как я говорил, в этом отношении принимается очень много и других мер, кроме собирания. Укажу вам на более употребляемые из них. Там а) места, где замечаются личинки насекомых с осени, перерываются, чтобы личинки насекомых могли быть уничтоженными холодом, сыростью и птицами; б) на такие места выгоняются свиньи, овцы и домашние птицы, которые вытаптывают, собирают и выклевывают яички и личинки насекомых; в) старательно разводят скворцов, жаб и кротов, которые, как известно, первые враги всех насекомых; г) кладут в садах на лето навозные кучи, куда бабочки любят класть свои яички, после чего кучи эти сжигаются. д) Для ловли мышей расставляются разные отравы, а для вылавливания сусликов расставляется множество машинок и ловушек.

Всеми этими мерами иностранцы действительно достигают того, что меньше нашего несут убытков от мышей, сусликов и разных насекомых.

Принявши на исповедь того или другого кающегося и сделавши ему краткое увещание (пример сего увещания имеется на ряду в Требнике, которое начинается словами: «Се чадо, Христос не видимо предстоит...», священник должен или выслушать признание кающегося в грехах или посредством вопросов узнать нравственное состояние его⁹⁸. При испытании совести кающегося посредством вопросов, священник должен помнить, что своими вопросами он обязан помогать кающемуся сознаться в грехах и таким образом привести грешника к раскаянию истинно-христианскому, полному, искреннему и всестороннему. Посему если кающийся говорит, что он «во всем грешен» или обозначает свои грехи понятиями слишком общими и неопределенными, напр. говорит, что он «нарушил семейные обязанности» или «согрешил» против такой-то заповеди и т. п., то священник должен вразумить его, чтобы он объявил, в чем именно он грешен и что именно тяготит его совесть. «Мы, говорит Златоуст, не только должны называть себя грешниками, но изложить на исповеди все грехи, каждый исчисляя отдельно» (Бес. 31 на посл. к Евр.). Кто удерживается сказать грех по чувству ложного стыда, тому нужно заметить, что должно стыдиться греха, а не покаяния, что искреннее покаяние есть победа над собою и достойно похвалы, что хотя человек и скрывает свой грех, но Бог видит всю мерзость его, что свидетелями греха кающегося, по выражению св. Тихона Воронежского, бывают только три: собственная совесть кающегося, священник да Бог, а другим он неизвестен и не будет известен. Если же кто по упорству не признается во грехе, такого должно тронуть или благостью Творца и Искупителя, или страхом суда Божия. Когда же кающийся по неразвитости совести не может сам пересказать своих грехов, то нужно помочь такому через частнейшие вопросы о грехах против десяти заповедей. Только в этом случае нужно иметь большую осторожность. При вопросах о грехах, особенно плотских, не следует вдаваться в большие подробности – перечислять все роды и виды грехов, чтобы с одной стороны не показать в себе склонности к грязным и соблазнительным картинам, а с другой не научить кающегося такому греху, которого тот еще не знал. При желании узнать причину и давность греха не следует доходить до излишнего любопытства – распространяться в выведывании обстоятельств греха, а равно не должно расспрашивать кающегося подробно и поименно о сообщимых грехах, чтобы в противном случае исповедь не приняла характера фарисейского оправдания или злоречивой сплетни (Книг. о должн. пресв. прих. §§ 101 и 94). Всего лучше и безопаснее предлагать вопросы о грехах в общих словах, следуя порядку десятословия и применяясь к умственному развитию, званию, роду занятий, полу и возрасту кающегося (Кн. о должн. пресв. прих. § 101). Прекрасным пособием в этом случае могут служить образцовые или примерные вопросы на исповедь мирян, священников и детей, составленные руководством духовникам Антонием Смоленским (бывшим потом архиеп. Казанск.) и Платоном, епис. Костр. (см. его «Напомн. свящ. об обязанн. при совершении таинства покаяния). В заключение вопросов кающихся о грехах нужно спросить его: не тяготит ли, не тревожит ли еще что-нибудь его совесть? (Ср. прим. в посл. о исповедании)⁹⁹.

Когда священник узнает внутреннее состояние кающегося через собственное ли его признание или через испытание посредством вопросов, то должен предложить ему наставление сообразно состоянию совести и убедить его, чтобы он постарался быть иным, новым человеком, добрым христианином. Все наставления духовника должны быть направлены к тому, чтобы кающийся сознал свою вину, почувствовал отвращение от греха и возымел намерение оставить свои греховные привычки. (См. «Завещание» в последовании о исповедании). Понятно, что подобные наставления могут быть излишними, когда кающийся обнаруживает сокрушение о грехах, намерение отстать от них, или уже за несколько дней оставил порочное поведение; но когда кающийся с бесстыдством рассказывает свои грехи, обвиняет других или скрыл некоторые грехи, в которых хотя и признался, но благодаря испытанию духовника, не дает обещания исправиться, тогда наставления и увещания весьма приличны и даже необходимы такому кающемуся со стороны духовника. В Книге о должностях пресвитеров приходских говорится, что грешников с твердым и холодным сердцем, лицемерно кающихся, должно устрашить секирою гнева Божия, лежащею при корне дерева бесплодного (Мф.3:10), проклятием и посечением бесплодной смоковницы (Мф.11:14; Лк.13:7), судом будущим и страшным даже для праведников (1Пет.4:17–18), лишением благ небесных, тяжестью и вечностью геенских мучений (Мф. 25 гл.), примерами падших и казненных ангелов (2Пет.2:4), потопом всего мира, казнью Содома и Гоморры, поражением непослушных и роптавших на Бога израильтян в пустыне (1Кор.10:5–10) и т.п. Напротив, грешников, выразивших сомнение или отчаяние в помиловании Божием, должно утешать и укреплять бесконечным милосердием Божиим (Сир.1:23, 2:10), неложными и данными от Бога с клятвою Его обещаниями, что Он не хочет смерти грешника (Иез.33:11), напоминанием, что для спасения грешников Он не пощадил даже единородного Сына Своего (Ин.3:16; 1Ин.1:7, 2:2), указанием на примеры грешников помилованных – Давида, Манассии, ап. Петра, Павла, мытаря, блудницы, разбойника и мн. др. (Кн. о должн. пресв. прих. §§ 102 и 103)¹⁰⁰.

Как при испытании совести кающихся, так и при наставлениях и увещаниях исповедующимся священник должен быть живо проникнут мыслью о великой ответственности, лежащей на нем за погибель хотя бы одной духовной овцы его. Эта мысль может облегчить для священника необходимость стать в надлежащие, законом требуемые отношения его к кающимся во время исповеди их, – побудить духовника при испытании совести грешников и при увещаниях их быть кротким, исполненным христианской любви, твердым и строгим в обличениях, но без суровости, снисходительным к исповедующимся, но без послабления их страстям и порокам, не показывать в себе надменности и презрения к согрешающим, но выражать и им внушать отвращение к греху, быть исполненным страха Божия и не взирать на лица кающихся, кто бы они ни были, быть безстрастным и безкорыстным, словом – быть врачом душ, проповедником и орудием правды и вместе милосердия Божественного, наставником заблудших, утешителем слабых духом (Пред. к послед. об исповедании; Дух. Реглам. прибавл. о прав. причта церковн. и чин. монаш. п. 8, Кн. о должн. пресв. прих. §§ 102 и 103, 109).

Также мысль о великой ответственности, лежащей на пастыре Церкви за погибель хотя бы и одной духовной овцы его, расположить духовника с особенною осторожностью и благоразумием пользоваться данною ему властию вязать и решить совесть кающихся. Эта власть, то есть прощать или не прощать грехи кающихся, сколько важна сама по себе, столько же требует внимательности, опытности и благоразумия от имеющих ее. Несправедливое решение или связывание совести кающихся есть не только злоупотребление властию, но может во зло обратиться для души грешника. Разрешить душу недостойную вместо того, чтобы связать ее, значит дать волю ее страстям и порокам, утвердить ее во грехе. Напротив, связать душу, достойную разрешения, значить подвергать ее казни или незаслуженной или неудоботерпимой и убивать ее духовно. Потому духовный отец в употреблении власти вязать, и решить грехи должен поступать подобно ветхозаветным священникам. Ветхозаветные священники, по повелению Божию, различали между проказою и проказою (Лев. 13 гл.) и одних больных, у которых струпья были не опасны и не все тело заражено, признавали чистыми и свободно отпущали, – других же, у которых болезнь была сомнительна, заключали в особом месте и по прошествии каждой недели осматривали, а третьих, которые были заражены настоящею проказою, признавали нечистыми и изгоняли вон из стана. Так и новозаветные священники должны внимательно «разсуждать между грехом и грехом», на сколько опасна душевная зараза, глубоко ли она проникла во внутренность души, больший или меньший грех, простительный или непростительный, укоренившийся ли в человеке привычкою или нет и т.д., чтобы сообразно с тем и поступить. Тех грешников, у которых грех небольшой или невольный или по неведению сделан или хотя тяжкий, но искренним покаянием врачуемый, должно разрешить; тех же, у которых грехи большие или обратились в привычку, а раскаяние которых сомнительно, лучше не разрешать до времени, а если и разрешить, то не допускать до причащения святых таин, и после осведомляться, оставила ли они свои греховные привычки; наконец тех, у которых грехи большие и покаяние без всякого сомнения лицемерно¹⁰¹, совсем не разрешать, а напротив устрашать праведным и страшным судом Божиим и совершенным отлучением от Церкви, в случае если они не раскаются чистосердечно (Книг. о должн. пресв. прих. §§ 104 и 105). Запрещается самопроизвольно и без крайней надобности разрешать находящихся под запрещением от другого священника¹⁰², исключая опасно больных, которых каждый священник не только может, но и должен исповедывать и разрешать с тем, впрочем, условием, что если выздоровеют, то должны снова подчиняться прежней епитимии и просить разрешения от ней у лица, наложившего ее (Уст. Дух. Консист. сг. 103; Книг. о должн. пресв. прих. § 110)¹⁰³. Само собою разумеется, что, за исключением смертной опасности, запрещенного архиереем может разрешить только архиерей. Если бы священник встретил какое-либо затруднение при разрешении кающегося и почему-либо недоумевал, достоин или недостоин кающийся разрешения, в таком случае священник должен описать архиерею грехи кающегося, без указания на его личность, и просить от архиерея разрешения своему недоумению (Дух. Регламент. прибавл, о прав. причта церк. и чина монаш. § 13). Так должен поступать священник во всех сомнительных случаях, встречающихся при исповеди (Чит. ставлен. иерейск. грам.).

После того как священник взвесит все обстоятельства грехов и тяжесть их, найдет кающегося заслуживающим разрешения, предлагает последнему преклонить голову¹⁰⁴ и сперва читает молитву приготовительную к разрешению: Господи, Боже спасение рабов Твоих, милостиве и щедре… а потом, возложивши на голову кающегося епитрахиль, читает разрешительную молитву: Господь и Бог наш Иисус Христос благодатию… да простит ти чадо (имя рек)… и аз недостойный иерей… прощаю и разрешаю тя…, во время произнесения последних слов которой благословляет разрешаемого на главе его. Когда же духовник признает кающегося не заслуживающим разрешения – налагает епитимию, состоящую в отлучении от причащения святых таин, то не читает ни той, ни другой молитвы. Когда же срок запрещения окончится, тогда после новой исповеди духовник должен прочитать над запрещенным прежде особую молитву, имеющуюся в конце Требника, а затем уже молитву приготовительную к разрешению и разрешительную (См. послед. о исповедании и молитву в конце Треб. под наименованием молитвы над разрешаемым от запрещения).

15-го сентября этого года, в селе Петровском, Верейского уезда, справляли 35-летний юбилей благочинному, священнику этого села, Гавриилу Семеновичу Покровскому. Юбиляру был поднесен наперстный крест с украшениями от духовенства и прихожан. Дело происходило так. В день юбилея была отслужена обедня, после которой была сказана речь духовником и затем поднесен крест. Юбиляр благодарил священников и прихожан низким поклоном. Что в этот момент было, перо отказывается передать. Многие из присутствующих, не только женщины, но и мужчины буквально рыдали. Но в особенности поразил меня один из прихожан юбиляра, старец лет 80: когда он взошел в алтарь поздравить юбиляра, то слезы из его старческих глаз лились ручьями и каким-то вдохновенным голосом он сказал: «батюшка, только подлец сейчас не плачет, или человек, у которого вместо сердца грязный голик», и с какою-то истерическою поспешностью кинулся целовать своего священника. Любопытны были лицо и фигура юбиляра: они выражали вопрос: за что все это, господа? После церемонии, как и водится, был обед в доме юбиляра. Произнесено было несколько речей священниками и некоторыми интеллигентными людьми из светских. Речи были горячие; в них обрисовывалась деятельность юбиляра, как благодетеля и миротворца. Вывод из этих речей таков. Из присутствовавших на обеде всяк оказался обязанным юбиляру: почти каждого из них юбиляр мирил с самим собою и многих между собою; не одно семейство, готовое рухнуть от несогласий между членами его, было устроено словами и делами юбиляра; им предупрежден был не один развод, и это не только между крестьянами, но и между помещиками. Если кто обращался к юбиляру с какими-нибудь важными или неважными недоуменными вопросами, то он обращался воистину по-товарищески: не раздражался, не сулил геенны огненной, не отделывался пустыми фразами, но только ему известным способом умел обратиться так, что выходили от него успокоенные. Один из священников просил: «господа! кто может, поведайте о нашей радости России! Авось общество и печать, узнавши про нашего юбиляра, несколько лучше будет относиться к ошельмованному имени семинариста и к особе, носящей расу»!

C. C-в

В Редакции «Руководства для сельских пастырей» оставшиеся неразобранными полные экземпляры за 1861, 1864, 1865, 1871, 1872, 1873, 1874, 1875, 1876, 1877 и 1878 годы продаются по 2 р. 50 к., а с пересылкой в Европейскую Россию по 3 р., на Кавказ и в Сибирь по 4 р. Полные экземпляры за 1879, 1880, 1881 и 1882 с приложениями продаются в Редакции по 5 р. с пересылкой.

При Редакции «Руководства для сельских пастырей», а также у книгопродавца И. Я. Оглоблина продаются:

1) Пастырский голос к прихожанам против толков о переделе земли. Священника И. Грацианского. Цена за 1 экз. 6 к., за 10 экз. 50 к., за 100 экз. 5 р., за 1000 экз. 30 р.

2) Письма мирянина к мирянину по поводу штундистских заблуждений. Цена за 1 экз. 25 к., за 10 экз. 2 р.

3) Сборники поучений к простому народу:

а) Вып. 1-й, изд. 1877 г. цена 1 р. 20 к. с перес.

б) Вып. 2-й, изд. 1879 г. цена 2 р. с перес.

в) Вып. 3-й, изд. 1880 г. цена 2 р. с перес.

г) Вып. 4-й, изд. 1881 г. цена 2 р. с перес.

4) Семьдесят пять катехизических бесед или Весь православный катехизис в беседах к сельским прихожанам. Свящ. И. Скарданицкого. Цена 85 к. с перес.

5) Практические советы священникам при производстве следствий по проступкам и преступлениям священно-церковно-служителей. Второе исправленное и дополненное издание. Цена 60 к. с перес.

6) Практические наставления митрополита Григория пастырям по предмету спасительного действования на раскольников. Цена 60 к. с перес.

7) История Христианской церкви в век апостольский. Цена 50 к. с перес.

8) Указатель статей, помещенных в «Руководстве для сельских пастырей», в течение десяти лет с 1860 года по 1869 год включительно. Цена 35 к. с перес.

9) Руководственное пособие к пониманию Псалтири. Преподавателя Киевской духовной семинарии, священника Х. М. Орды. Цена 1 р. 50 к.

10) За веру и против неверия или: общепонятная защита главных оснований христианского вероучения. Того же автора. Цена 50 к.

Около двух лет тому назад подняли этот вопрос в журнале «Русь» и доказывали там необходимость изменения начального текста присяги для того, чтобы «уважить» заповедь Господню, сердечное желание русского народа и наконец даже требование здравого смысла. «Соблазняет, говорилось, самая формула клятвы: клянусь всемогущим Богом». Соблазняет то именно, будто «словом Божиим такая клятва прямо и положительно запрещена христианам».

На днях заговорили об этом и в «Современных Известиях». Случилось, что в уголовном отделении Московского суда какой-то раскольник отказался дать присягу по установленной форме и просил изменить ее так, чтобы вместо слов: «клянусь всемогущим Богом», сказано было: «клянусь пред всемогущим Богом». Это дало повод «Современным Известиям» повторить раньше высказанное заявление о необходимости изменении формы нашей присяги.

Вслед за «Современными Известиями» и другие газеты начали твердить, что суду-де предстоит разрешить богословский вопрос о присяге, или что духовные власти дадут свое решение по этому предмету, когда к ним поступит откуда-нибудь формальное отношение; до тех же пор (пока-де кто не укажет), иронически замечает «Новое Время», «по соображениям духовных властей вопрос о присяге их не может касаться». Подумаешь, какая заботливость у наших газет о нуждах верующих и какое невнимание к их нуждам Церкви учащей! Но этого-то именно нельзя сказать. Почему мы прямо ставим вопрос, те же «Современные Известия», не просмотревшие случая в суде и посвятившие целую передовую статью в № 275 вопросу о форме нашей присяги, просмотрели богословское разъяснение этого же вопроса, сделанное преосвящ. Никанором, еписк. Уфимским? Если вопрос о форме нашей присяги – такой вопрос, который угрожает, как думают «Современные Известия», возможностью образования новой секты, то почему не стараются предупредить такое печальное явление ссылкою на правильное решение этого богословского вопроса, а подымают бурю: говорят о протоколах суда и взывают к законодательной власти об установлении какой-то особенной формулы присяги единственно дозволенной, по их мнению, в христианском смысле. Ищут истины, но не видят ее там, где она раскрыта. Не подлежит, как видно, сомнению, что богословское разъяснение вопроса о правильности формы нашей присяги, сделанное преосвящ. Никанором, не известно многим, – не замечено даже и теми публицистами, которые, по-видимому, следят за религиозными вопросами. В виду этого мы постараемся сделать извлечение для наших читателей из беседы преосвящ. Никанора, епископа Уфимского, напечатанной в «Православном Обозрении» (май – июнь 1883 года). Вопрос о правильности формулы нашей присяги, поднятый серьезными публицистами, будет подхвачен многими буесловами, будет смущать православных и пастырю необходимо быть готовым дать ответ всякому вопрошающему.

В своей беседе на 1-е марта 1883 г. преосвященный Никанор, еп. Уфимский, изъяснивши филологически значение слова «клятва», сопоставивши священные славянские изречения «о клятве Богом» с таковыми же греческими изречениями, приводит ряд свидетельств из Ветхого и Нового Завета, из которого видно, что «клясться Богом» освящено примером и заповедями самого Бога, Христа Спасителя нашего, патриархов, пророков, святых апостолов и ангелов небесных, что таким образом наша российская формула присяги: обещаюсь и клянусь «Всемогущим Богом» есть богооткровенная, священная и божественная (а не шведская, как говорили в газете «Русь»), что такая именно формула присяги согласна и с старопечатными и старописьменными церковными книгами нашей православной Церкви и потому правильнее польской и раскольнической: «клянусь Всемогущему Богу» или «пред Всемогущим» (какую формулу присяги хотели бы признать обязательною и для православных наши непризванные богословы, желающие газетным словом учить нашу Церковь, исправлять ее погрешности!?).

В послании к евреям св. апостол Павел поучает: «Бог, давая обетование Аврааму, поскольку не мог иметь высшим клясться, клялся Самим Собою. Люди клянутся высшим и клятва во удостоверение оканчивает всякий спор их». На основании этих слов апостола, не трудно уяснить себе, как принцип клятвы, так и то, в чем она состоит. Клятва состоит в удостоверении истинности чего-либо началом высшим, – таким началом, относительно которого не может быть никакого сомнения в его истинности. Поэтому клятва Богом для человека, как существа, которое может погрешать, составляет необходимость. Снисходя к немощи человеческой, клялся и Бог, когда вступал в завет с человеком, но только клялся Самим Собою, так как не мог никем высшим Себя клясться. Божеское снисхождение к немощи человеческой простиралось даже до того, что Бог как бы приравнивал Себя к человеку. Заключая завет с Авраамом, Бог благоволил совершить символический обряд присяги, прошедший между рассеченными животными (Быт.15:1–18). Проследим весь Ветхий Завет, и мы убедимся, что клятва составляет необходимый акт, как для удостоверения действительности исполнения заветов Бога с людьми, так и действительности заветов, договоров между людьми. Когда Авраам вознес Исаака на жертвеннике всесожжения, Бог поклялся ему Самим Собою, глаголя: «Мною самем кляхся» (Быт.22:16).

Завещая завет с Давидом, Господь клянется «Давиду, рабу своему, святостью своею» (Пс.88:36); «клятся Господь Давиду истиною и не отвержется ея». У пророка Исаии Господь клянется «десницею своею и крепостью мышцы своея» (Ис.62:8). У пророка Иеремии Господь клянется именем Своим великим (Иер.44:26). Царь Авимелех, завещавая завет с Авраамом у кладезя клятвенного, говорит Аврааму: «клянися ми Богом». И рече Авраам: «аз клянуся». И клястася оба (Быт.21:23–31). Заключая между собою завет, Давид и Ионафан оба клянутся именем Господа (1Цар.20:42). Также и Саулу Давид клянется Господом не искоренять потомства Саулова (1Цар.24:22–23). Через пророка Моисея Сам Бог заповедует израильтянам клятву в некоторых благословенных винах: «клятва да будет Божия между ними» (Исх.22:11). Запрещает же Бог только ложную клятву и запрещает весьма знаменательно и выразительно: «не украдите, не солгите, ниже да оклеветает кийждо ближнего. И не клянитесь именем Моим в неправде, и да не оскверните имя Святого Бога вашего» (Лев.19:11–12). Сими словами не воспрещается клятва именем Господним, а только внушается, что ложная клятва оскверняет святое имя Бога нашего.

У ветхозаветных пророков также встречаем мы много таких изречений, из которых видно, что Бог осуждает только ложную клятву именем Божиим, истинную же клятву не только не воспрещает, а даже одобряет и выставляет ее истинным признаком своей истинной Церкви. У пророка Исаии Сам Господь предрекает, что, по обновлении истинной Церкви на земле, люди будут клясться именем Господа Саваофа (Ис.19:18), что Господь Бог назовет тогда рабов своих иным именем, еже благословиться на земли: «и клянущиеся на земли, клясться будут Богом истинным» (Ис.65:16). Приведенные места из Ветхого Завета до очевидности показывают, что и в Новом Завете Господь наш Иисус Христос никак не мог осудить клятву, когда в Ветхом Завете многократно клялись не только святые Божии, но и Сам Бог. Те места из речи Христа о клятве, которые находятся у евангелиста Матфея (Мф.5:33–37, 23:16–22), нужно понимать в том смысле, что Господь осуждает во первых ложные клятвы, а во вторых клятвы новоизмышленные фарисеями. Христос не отменяет клятвы, а только указывает высшую степень нравственного совершенства, какой христиане достигли бы, если бы они никогда не клялись никак, если бы они были так правдивы, что им во всяких взаимных уверениях было бы достаточно одного: ей, ей, ни, ни. Христос Сам утвердил необходимость и законность клятвы именем Божиим на суде, когда на слова первосвященника: «заклинаю Тебя Богом живым», ответил, «ты сказал», – так как у евреев обыкновенно суд произносил клятвенную формулу, а обвиняемый усвоял ее себе словами: «аминь, да будет так, ты сказал». Тайновидец Иоанн видел в Апокалипсисе «ангела, иже воздвиже руку свою на небо и клялся Живущим во веки веков» (Откр.10:5–6).

Столь ясное, не оставляющее никакого места сомнению учение как Ветхого, так Нового Завета, о клятве именем Божиим, с обстоятельностью раскрытое преосвященным Никанором в его беседе, внушает и нам смелость закончить нашу речь заключительными словами беседы епископа Никанора: «не мнози учители бывайте, братие; в кротости же приимите всажденное Богом и Церковью слово, могущее спасти души ваши» (соб. посл. Иакова).

Г.

V. Истинные и незаменимые друзья земледелия, садоводства, лесоводства и огородничества.

В предыдущей беседе мы говорили о вреде, наносимом пахарю и садоводу разными насекомыми, и о тех мерах, какие с пользой может человек предпринимать для истребления этих вредных творений. Теперь расскажу вам, друзья мои, о том, какую пользу приносят человеку разные насекомоядные и другие птицы – эти истинные и незаменимые друзья земледельца.

Человек, несмотря на свой ум, на старание и разные затраты, не может сам успешно бороться с разными врагами сельского хозяйства, – руки его бессильны, чтобы ему самому с успехом бороться с этими мелкими разорителями его имущества. Человек может, говорю, разумными и энергическими мерами, предпринимаемыми вовремя против врагов полеводства, облегчать свое положение и значительно предупреждать убытки, но совершенно или по крайней мере с большим успехом бороться с этим злом сам не в состоянии, если не станет призывать себе на помощь в этом случае своих пернатых друзей – разных мелких птиц.

Однако, к сожалению, человек об этом мало думает и как бы нарочито преследует почти на каждом шагу и истребляет этих истинных друзей земледельца. У нас истребляются птицы почти повсеместно и притом гораздо старательнее, чем самые насекомые. А между тем, посмотрите, какую пользу приносят человеку эти пернатые его друзья.

Синица, например, которую у нас повсеместно взрослые и малые преследуют, чтобы держать ее в клетке и слушать ее (не особенно приятное) пение, в течение одного лета уничтожает по крайней мере 200–300 тысяч бабочек и разной мелкой гусеницы.

Одна наша садовая горихвостка в течение часа съедает до 600 мух; такую же пользу приносят: соловей, малиновка, трясогузка, крапивник, ласточка и многие другие, которые питаются самыми страшными для нас насекомыми. Малиновка, например, в один день истребляет 40 долгоносиков (зерновая тля) и 10 пиралид (виноградная тля) и, следовательно, спасает в один день до 3200 зерен ржи и до 1150 кистей винограда.

Дятлы и кукушки считаются лучшими защитниками садов и лесов от разных насекомых. 100 кукушек в 1½ летних месяца истребляют более 2½ миллионов гусениц.

Семейство скворцов в продолжение одного дня съедает до 400 кузнечиков, гусениц и многих других насекомых. Молодые скворцы, по вылете из гнезда, едят гораздо более, а водятся скворцы в лето два раза, так что к осени семья скворца состоит из 12 штук, из коих каждый съедает в один час более 5 насекомых; таким образом семейство скворца, после второго вывода, ежедневно уничтожает до 900 разных насекомых; кроме того, скворец оставляет еще не менее их убитыми и несъеденными. Скворцы (особенно красноватые) полезны еще тем, что собирают со спины рогатого скота разных паразитов, от присутствия которых скот болеет накожными болезнями. Как умно поэтому поступают те хозяева, которые покровительствуют этим птицам и расставляют для них скворешни по всем удобным местам.

Вороны и грачи у вас вообще считаются вредными, так как иногда охотятся на домашних птиц и портят баштаны; на самом же деле все незначительные неприятности, причиняемые этими птицами человеку, совершенно ничтожны в сравнении с пользою, какую они приносят. Англичане, напр., давно это сознали и положительно не преследуют этих птиц, так как известно, что они весьма усердно истребляют мышей, сусликов, майских жуков и вообще множество других насекомых. Пора бы и нам последовать этому примеру и не преследовать грачей, ворон и галок, а всеми силами стараться покровительствовать им.

Ночные хищные птицы, например, все породы сов – первые враги мышей. Если убить, например, на пространстве 150 верст 400 этих птиц, то этим самым в течение года спасется от смерти не менее 2½ миллионов мышей, которые в свою очередь в течение года могут размножиться до 25 миллионной массы, а такое количество мышей может причинить убытку в течение 2-х лет на 300 тысяч рублей.

Все эти примеры легко убеждают всякого в том, что птицы приносят нам громадную пользу и что, следовательно, человек должен всеми мерами покровительствовать этим пернатым своим друзьям и никоим образом не позволять себе разорения их гнезд. Но чтобы еще нагляднее убедить вас, друзья мои, в этом, приведу вам еще такой простой рассчет.

Положим, что в гнезде горихвостки, синицы, соловья или другой подобной птицы будет 5 птенцов. Каждый такой птенец съедает ежедневно средним числом до 50 гусениц или других насекомых, приносимых этим птенцам самцом или самкою из соседних садов или полей. Таким образом для 5 птенцов потребуется в день 250 насекомых. Теперь, если известно, что этих птенцов самцу и самке приходится выкармливать в течение 30 дней, то значит, что в течение этого времени они истребят до 7500 насекомых. Известно также, что каждая гусеница ежедневно истребляет столько цветков и листьев, сколько сама весит (ее тело). Предположим, на основании всего этого, что одна гусеница пожирает в день только по одному цветку, который дал бы плод, то в 30 дней она уничтожит 30 таких цветков, а 7500 гусениц могут поэтому в течение того же времени истребить плодов (в виде цветка) до 225 тысяч. А часто случается, что гусеница съедает или портит в день и по 10–30 цветков. Бывает и так, что это прожорливое насекомое объедает до того листья на дереве, что часто и самое дерево должно погибнуть.

Неужели же, друзья мои, вы и после всего этого станете допускать своим детям разорять гнезда?!

Кроме птиц, огромную услугу по истреблению разных насекомых приносят человеку еще животные – кроты, летучие мыши, ящерицы и лягушки. Эти животные настолько полезны сельскому хозяину, что земствам нашим давно уже следует установить денежное взыскание за лов и избиение их.

Если птицы – истинные друзья наши, а враги всех насекомых, и действительно в таком огромном количестве истребляют насекомых, то почему, спросите меня, мы видим тучи саранчи, массы жуков и пруса, с которыми нам – пахарям – вместе с этими пернатыми друзьями становится положительно невозможным бороться?

А потому, друзья мои, что количество насекомых далеко превзошло количество насекомоядных птиц. А это произошло потому именно, что человек положительно не желает знать того, что все существа, приносящие нам только пользу (к которым бесспорно принадлежат почти все птицы) и никогда ни малейшего вреда, должны быть для нас священными и неприкосновенными.

Данченко-Немирович, посетивши и всесторонне осмотревши Валаамский монастырь, описал жизнь этого монастыря в своем сочинении под заглавием «Крестьянское царство (помещенном сначала в журнале «Русская Мысль» за 1881 год, а потом изданном отдельной книжкой). Этот автор, уже заявивший себя подобными сочинениями, принадлежит к числу людей, которые смотрят на монахов недоверчиво и даже презрительно. Его сочинение, по своему направлению, живо напоминает, без сомнения, известное нашим читателям описание «Афона», составленное Благовещенским. Ирония у него проглядывает почти во всех частных описаниях; ею запечатлено и самое название статьи «Крестьянское царство». Он хотел, как видно, этим названием выразить ту мысль, что все общество иноков валаамских – начальствующие и подчиненные – из простых мужиков, сохраняющих во всем складе своей жизни и в характере много мужицкого. Он с улыбкою смотрит на их безвыходную кабалу на уединенном острове, на их дружную, неустанную работу, на их суровую пищу, одежду, на беспощадное преследование в монастыре всяких мирских привычек, как, например, употребления водки и табаку, на неумолимый ригоризм монахов в отношении женщин, на абсолютный деспотизм игумена, распоряжающегося братией, как машиною. Он приводит слышанные в монастыре повести, с целью показать легковерие иноков; он передает их речи, переплетенные текстами из Священного Писания или отеческих творений, с тою же опять затаенною мыслию – посмеяться над их мудростью; он не стесняется даже при описании личностей кое-что вставить и от себя с видимым намерением набросить на них тень. Но при всем том из-под его пера это «Крестьянское царство» выступает пред взором читателя во всем его чудном величии. Чтобы не показаться голословными, представим читателям несколько выдержек из книжки, подтверждающих высказанные нами мысли.

Вот как описывает автор строгое преследование в монастыре употребления водки и табаку, стараясь передавать это словами самих же обитателей монастыря. По всем берегам и островам точно кардон... «Иноки свою таможню здесь поставили, говорит автору перевощик, чтобы богомольцы отнюдь не возили вина и табаку в монастырь. Строгая у них таможня. Все выищут. Главный их надсмотрщик о. Стефан, монах праведный, строгий монах, ни водки, ни табаку не употребляет. Семь верст сквозь землю Стефан этот видит. Вот он какой, и чин на нем поэтому немалый – иеромонах… Равно и пьяный в монастырь никаким образом пробраться не может. Один богомолец тут был – смех! Едет на Валаам – напьется, спьяна в Сердоболь (местечко на берегу против Валаамского острова) попадет, потому на Валаам пьяных с парохода не пускают. Едет из Сердоболя, опять пьет, везут его в Питер. Так он без мала с месяц чертил и ни разу на Валаам попасть не мог». А с этим куревом, рассказывает гостинник автору, тут смех. Из Питера какие особы наезжают, можно сказать, сугубые господа, в кавалериях. Так они, что мальчики, в трубу дымок – отпущают… дымком-то в форточку попыхивают. Раз я к одному в келью нечаянно вошел, а у него цыгарка в зубу. Он ее сейчас трах, – да между пальцами и зажал. – Стыдно-с, говорю ему, в генеральском чине, и вдруг такой соблазн. Знаете устав наш, что нельзя! – Это вы, отвечает, на счет табаку, так я, ей-Богу, и не курил, и не курю совсем. Помилуйте, что в ем, табаке этом… одно зелье блудное! А как он не курит, коли цыгарка-то у него сквозь пальцы дымит… Вот я, говорю, пойду, да о. Дамаскину пожалуюсь… так он меня стал просить, так просить…

Женщин в монастырь пускают, но монахи к ним не так приветливы, как в иных прочих обителях, и не сладкоглаголивы с дамским полом вовсе… Здесь монах-мужик, к прекрасному полу не привержен и даже оком на них не соблазняется… В Соловках, у Троицы-Сергия, в Юрьевском, Святых горах – всюду, где я ни был, дамы допускаются к участию в братской трапезе. Здесь для них накрывается особо в гостинице, «дабы не возбудили смятения в монашествующих». И следят за порядком дамской трапезы. Хотя бы супруги приехали в монастырь, им не позволяется на гостинице жить в одном номере, а разводят их по разным помещениям.

При всей строгости в упомянутых отношениях, посетителям оказывается всевозможное внимание и предупредительность, помещение дается им удобное со всеми необходимыми принадлежностями, хотя не в изысканном виде, но с примерною чистотою и опрятностью. Валаам – первая обитель, гостиница которой содержится в безукоризненной чистоте. Пока игумен о. Дамаскин не был разбит параличом, он сам следил за этим, и порядки, введенные им, сохранились и доселе. Клоп и блоха преследуются здесь с ревностью, во истину изумительною.

Уже при описании этих монастырских порядков у автора проглядывает улыбка. Видно, что многое здесь кажется ему диким и излишним. Но кто из здравомыслящих не согласится, что в виду цели, для достижения которой посвятили себя иноки, такие порядки как нельзя более разумны и целесообразны.

Еще чаще у автора проглядывает улыбка при изображении самых иноков и их жизни. Во всех отдельных картинах он именно рисует иноков, как мужиков со всеми мужицкими особенностями. Здесь и строители, и уставщики, и архитекторы, и механики, все вышедшие из «чернети». «И по типу валаамский инок совершенно мужик-мужиком. Худощавых монахов с аскетической византийской складкой весьма мало; все больше Микулы Селяниновичи – земские богатыри. Руки их крепкие, тело сильное, глаза упорные; ходят с перевалочкой, клобук никак не хочет сценически сидеть над самою бровью, а все больше то на затылок, то на бекрень сползает. Толстые солдатского сукна рясы с подвороченными подолами, как у прачек, чтоб не мешали ходить и работать».

Вот автор видит их всех за трапезою. «Прямо предо мною стол с иеромонахами. Сидит несколько: толстые, отекшие, лица болезненные, – видимо к водяной приближаются. Однообразные, черные, грубые рясы, черные кожаные поясы, запах прели, что стоит над трапезой (часть братии прямо с работы), общее безмолвие производит какое-то подавляющее впечатление. Точно попал в темную тучу и она по воле ветра быстро уносит тебя куда-то далеко-далеко, в совсем неведомые тебе пространства… Как собрались в трапезу, мертвое молчание длилось минут десять, затем в дверях показался о. наместник с очередным служившим сегодня в соборе иеромонахом. Спели «глас», и о. Афанасий благословил начинать кушать. Поднялся сдержанный шум ложек, который не мешал чтецу протяжно и, очевидно, без всяких знаков препинания выкрикивать на всю трапезную Деяния апостольские. Есть дают много, но не вкусно. Соленые сиги на первое, капуста с мелкой рыбой на второе, третье кушанье – суп перловый с рыбой, на четвертое – гречневая каша. Опять-таки чисто крестьянский стол. Совсем не те трапезы, которыми угощают другие обители. – Прислуживают монахи, – каждый раз по особому назначению, при чем это считается обязанностью всех рясофоров. Случается, что за наказание или для смирения превозносящегося заставляют подавать есть и иеромонаха». Пища, виденная автором в трапезе, полагается только для живущих в монастыре; что же касается отшельников, обитающих в скитах валаамских, то им от монастыря отпускается только хлеб или сухари, да сами они своими трудами возвращают кое-какие огородные овощи. Рыбы же касаться им совсем не положено.

Всякие развлечения от монахов удалены, даже разговоры уставом строго ограниченны как с посетителями, так и между собой. Монах к монаху не может войти в келью без благословения настоятеля. «Им воспрещается принимать у себя в кельи кого-нибудь то ни было, особенно же мирских людей. Кто произнесет душевредное слово, того они обличают. В повечерии монахи не должны беседовать друг с другом. В лес гулять тоже нельзя... нужно, чтобы все совершалось во спасение души, а не по бесовскому коварству».

С первого шага, замечает автор, везде и на всем сказывалась дисциплина, скорее приличествующая арестантским ротам, чем обители. Нужно сказать правду: «достаточно повидав обителей всех окрасов, я еще ни одной не встречал, где-нибудь эта дисциплина была развита столь основательно. Короче, это монашеские арестантские роты Синодального ведомства с Аракчеевым во главе».

В видах устранить всякое удовольствие чувства, здесь даже в храме не полагается искусственного пения. На Валааме поют, – святых вон выноси. Не до того инокам, не тем заняты. «Монастырь у нас простой, не изглагольный, говорит гостинник о. Никандр одному из посетителей, выразившему сожаление, что в Валаамском монастыре нет партесного пения. Надо, чтобы у тебя душа пела... Благочестивые мысли не через ценение должны нисходить, а сами... Плохо, коли только пением вера твоя поддерживается! Партесным пением инока не создашь».

С разрешением или неразрешением грехов в таинстве покаяния имеют связь епитимии или духовные запрещения, духовные наказания, имеющие целью не отмщение грешнику за грехи, не удовлетворение правде Божией, а духовное врачевание недугующего, искоренение в нем греховных привычек и склонностей, словом – епитимии суть не карательные, но исправительные средства. Епитимии по важности своей разделяются на более тяжкие и более легкие. К первым относятся: отлучение от причащения св. Таин, от общения в молитвах с верными, возбранение входа в церковь; к последним – упражнения в каких-либо добрых делах, противоположных худым наклонностям и греховным привычкам кающегося, как-то: пост, милостыня, усиленная молитва и т. д. По способу выполнения епитимии разделяются на тайные и явные (Кн. о должн. пресв. §§ 106–108). При наложении епитимий должно сообразоваться 1) с тяжестью греха: за тяжкие преступления и епитимии должны быть налагаемы более строгие. Впрочем, такие епитимии, как отлучение от причащения св. Таин, возбранение входа в церковь, священник может налагать не иначе, как если кающийся с полною готовностью принимает всякую епитимию, если отлучение от причащения св. Таин действительно может привести его к сознанию тяжести греха и побудить к полнейшему раскаянию, а не расположить в лености, нерадению или отчаянию; но и в таких случаях священник не сам собою должен налагать епитимию, состоящую в отлучении от причащения святых Таин, и всякий раз испрашивать на то разрешение своего епископа, объяснив ему обстоятельства кающегося, без указания на имя последнего. Отлучение от святых Таин на долгое время вообще не допускается (Дух. Реглам. прибав. о прав. причта церковн. и чин. монаш. §§ 13 и 14)¹⁰⁷. 2) Епитимии должны быть сообразны с внутренним состоянием и расположением души кающегося, – со степенью искренности его показания: человеку глубоко раскаивающемуся в своих прегрешениях, хотя бы таких, может быть назначаема епитимия более снисходительная, и человеку холодному и нерадивому должна быть назначена более строгая епитимия (Кн. о должн. пресв. прих. § 108). 3) При наложении епитимии должно обращать внимание на различие тайных и явных грехов. За тайные грехи надобно назначать епитимии тайные, за грехи явные, например, горьким пьяницам или явным лихоимцам и т. п., епитимии могут быть назначаемы явные, как-то: открытые церковные поклоны, хождение в церковь в определенное время, раздача милостыни известным лицам и т. д. Иначе, допуская явных нарушителей закона Божия ко св. причащению без явной епитимии, можно вызвать соблазн, недоброжелательство и даже неуважение к суду церковному: тогда не будет полагаемо никакого различия между теми, коих поведение соблазнительно для всех, и теми, которые тайно грешат – никем не обличены, и между честными христианами (Кн. о должн. пресв. прих. § 107)¹⁰⁸. 4) Епитимия должна быть сообразна с внешним положением кающегося, его возрастом, постом. Не должно налагать на кающегося такой епитимии, какой он не может выполнить, например, пост – больным, старикам, детям, беременным женщинам; на ремесленника и земледельца – продолжительных молитв в будние дни, и т. п. (Кн. о должн. пресв. прих. § 106). 5) При наложении епитимии необходимо самым точным образом определять способ, время и место выполнения ее, то есть сказать, когда начать и окончить епитимию, как исполнить ее и пр.¹⁰⁹, в противном случае кающийся может оставаться в недоумении, смущении и беспокойстве. Продолжительность епитимии зависит от усмотрения духовного отца, так что срок выполнения ее, смотря по внутреннему состоянию кающегося, может быть увеличен или сокращен: усмотрению же духовника представляется заменить прежде назначенную епитимию другою (Дух. Регл. приб. о причт. церковн. и чин. мон. § 14; Кн. о должн. пресв. прих. § 108)¹¹⁰. 6) Наконец духовник должен расположить кающегося в готовности принять назначенную епитимию – довести до полного сознания, что епитимия налагается не по произволу, а по необходимости¹¹¹. Чистосердечно раскаявшемуся можно и вовсе не назначать никакой епитимии, представляя дальнейшее исправление его собственному движению его сердца и воли, заповедуя ему только вести жизнь по евангельскому учению. В этом случае для духовника может служить примером Иоанн Креститель, который мытарям покаявшимся не определял никакой епитимии, заповедав им только поступать согласно с законами относительно их звания (Кн. о должн. пресв. прих. § 103: Дух. Реглам. прибав. о правил. причт. церк. и чин. монаш. § 14).

Грехи, разрешенные на исповеди, должны быть преданы вечному забвению; то же, что не разрешено на исповеди, остается на совести кающегося, а совесть кающегося есть неприкосновенная тайна, которую только Бог может видеть и судить (Дух. Реглам. приб. о прав. причт. церковн. §§9 и 10; Сравн. кн. о долж. пресв. прич. (§ 109). Посему духовник не имеет права кому бы то ни было открывать то, о чём узнал на исповеди: иначе нарушил тайну исповеди, он погрешил бы против религии, любви и правды, и подверг бы себя лишению сана (Там же). Исключение из этого должны составлять следующие два вида грехов, указанные в Духовном Регламенте: 1) если кто объявит священнику на исповеди об умысле на честь и здравие государя, или о намерении произвести измену или бунт против государя и отечества, и объявляя о таковом своём намерении, покажет, что он не раскаивается в этом и исповедует свой грех не как грех, а только для того, чтобы согласием или молчанием священника ещё более утвердиться в своём намерении, то священник должен тотчас же уведомить обо всём этом начальство как гражданское, так и епархиальное, не означая впрочем подробно, что именно он узнал на исповеди, но только должен сказать, что такой-то имеет злой умысел против государя или государства, и потом, когда возникнет формальное следствие, подробно и без всякой утайки объяснить всё, что узнал на исповеди, для уличения преступника или уяснения дела. 2) Если бы кто умышленно произвёл какой-либо соблазн в народе, напр. разгласил какое-либо ложное и небывалое чудо и, признавшись в том на исповеди, не изъявил бы согласия или намерения публичным признанием в произведённом им обмане положить предел соблазну и вредным последствиям, происходящим или могущим произойти от него для Церкви и отечества, то духовник также должен открыть об этом епархиальному начальству (Дух. Регл. приб. о прав. причт. церк. и чина мон. §§ 11 и 12; Св. Зак. т. XV част. II. Закон о судопроизводстве по делам о преступл. И преступ. от 585–586, по изд. 1876 год)¹¹². На том и другом случае открытие слышанного на исповеди, есть нарушение тайны исповеди, потому что, как гласит Духовный Регламент, объявление о беззаконном намерении, которого исповедующийся оставить не хочет и во грех себе не вменяет, не может быть признано за исповедь, и должно быть понимаемо как коварное ухищрение к пределению своей совести, равным образом нельзя признать исповедь правильной, когда исповедающийся во всех беззакониях своих кается (Дух. Регл. приб. прав. причта церк. и чин. монаш. §§ 11 и 12).

Открытие слышанного на исповеди может быть прямое и непрямое. Открытие непрямое будет, когда духовник во время исповеди кающихся употребляет такие движения и знаки, по которым другие могут догадаться о том, что было на исповеди, – когда духовник с исповедующимися громко говорит, так что другие могут слышать и т. д. Открытие прямое может быть в тех случаях, когда духовник на исповеди предлагает кающемуся вопросы о таких грехах его, о которых узнал из исповеди другого, когда в ссоре с духовными детьми укоряет их теми грехами, о которых узнал на исповеди (Дух. Регл. приб. прав. причт. церк. § 9). Духовнику запрещается вообще ссориться с своими духовными детьми – укорять их в пороках, так как другие, слыша брани и укоризны, могут подумать, что священник узнал о тех или других пороках их на исповеди, и что укоряемые священником в различных пороках действительно имеют эти пороки (там же § 10). Сюда же можно отнести и те случаи, когда священник по неудовольствию на кого-либо из прихожан, не допускал бы такового до целования креста в церкви, лишал антидора или отказывал в другом каком-либо церковном обряде (Срав. кн. о должн. пресв. прих. § 109). Кроме ссоры и неудовольствий между священником и его духовными детьми, могут быть и другие поводы, вызывающие его к открытию слышанного на исповеди, напр., если-бы кто увидел явного грешника, приступающего к св. Тайнам, и выразил-бы недогование на духовника, допустившего такого грешника до св. причастия, если-бы кто стал выговаривать священнику за то, что он не разрешил его и т. п.; во всех этих и подобных случаях священник всячески должен хранить молчание относительно слышанного на исповеди.

2) Священнослужители и церковнослужители, обязанные самим званием своим возвышаться над мирянами подвигами нравственно-религиозной жизни, должны, как можно чаще, очищать свою совесть покаянием и по крайней мере во все четыре поста неопустительно (Учит. Изв.; Инст. благоч. § 9). Священнослужители, не бывшие ни разу в году на исповеди, посылаются на месяц в монастырь (Ук. Син. 1806 г.). Не только сами священно- и церковнослужители, но и жены и дети их и все заштатные должны ежегодно и не только в св. Четыредесятницу, но по возможности и во все прочие посты исповедоваться и причащаться св. Таин. Наблюдение за этим возлагается на благочинных (Инстр. благоч. § 9). Для лиц духовного звания в каждом благочинническом округе избирается священно-церковнослужителями общий духовник из священников, отличающихся духовным рассуждением, просвещением и честной жизнью; избранный представляется через консисторию на утверждение епархиального архиерея (Уст. Дух. Консист. ст. 70). В епархиях, где благочиннические округи расположены на больших пространствах, епархиальные архиереи назначают в каждый округ по два и более общих духовника (Уст. Дух. Консист. ст. 70). Церковнослужители могут исповедоваться и у своего приходского священника или у соседнего священника, но с тем, чтобы они представляли от своих частных духовников свидетельства перед окончанием года общему духовнику (Уст. Дух. Консист. ст. 73). Общий духовник ведет о священно-церковнослужителях, исповедающихся у него, особую исповедную роспись по данной форме и, по окончании года, не позже января представляет епархиальному архиерею, который или сам рассматривает ее или сдает в консисторию для просмотра (Уст. Дух. Конс. ст.72).

Всякий православный христианин должен хотя однажды в год исповедаться и причаститься святых Тайн по обряду христианскому в пост или в иное время (Св. Зак. т. XIV. Уст. о пред. и прес. прест. ст. 20 по изд. 1876 г. Срав. Уст. Дух. Конс. ст. 15). Детей обоего пола должно приводить на исповедь, начиная с семилетнего возраста, ежегодно (там же статья 21). Разрешается тем, кои не успели исповедаться в Великом посту, исполнить свой долг во всякое другое время, и они записываются в исповедных книгах бывшими у исповеди (Ук. Син. 1801 г. янв. 26 дн.). В случае отлучки прихожан на год и более от своего прихода, таковым дозволяется исповедываться там, где бывают и получать от тех священников свидетельства о бытии на исповеди и по возвращении отдавать эти свидетельства своим приходским священникам (Ук. Син. 1722 г. июля 16 дн. за №4052 и Ук. Сан. 1737 г. февр. 4). Кто из прихожан, не смотря на убеждения священника, окажется два или три года небывшим на исповеди, о том священник должен доносить епархиальному архиерею (См. выше о тех мерах, какие должны быть принимаемы приходским священником относительно нерадивых в исполнении христ. долга исповеди и св. причастия). Преосвященный чрез священника или других доверенных лиц духовных или наконец сам, смотря по обстоятельствам и по местной удобности, вразумляет нерадивых в исполнении христ. долга исповеди и св. причастия и мерами убеждения старается возвратить таковых к долгу христианскому, с возложением епитимий по своему усмотрению, на основании церковных правил. Таким же образом должно поступать и с теми, о которых по делам в присутственных местах открывается небытность их на исповеди и св. Таин причастия, но с тою разницею, что в сем последнем случае епитимия должна быть публичною, в приходской церкви (Уст. Дух. Конс. ст. 17; Уст. о пред. и прес. прест. ст. 24 по изд. 1876 г.). Кто (и по представлении его епископу) не вразумится увещаниями, не придет в раскаяние и не исполнит долга христианского, о том сообщается гражданскому начальству на его усмотрение (Там же). Не бывшие на исповеди в течении трех лет могут быть противною стороною лишены права свидетельского показания на суде (Ук. Син. 1743 г. Срав. 218 ст. Зак. судопр. по дел. и прест. в XV т. Св. Зак. по изд. 1876 г.), которою не допускаются к свидетельству под присягою между прочим и никогда не бывшие у св. причастия.

Особенное внимание церковнослужители должны обращать на чтение и пение, составляющие прямую их обязанность. В приходских церквах наших, особенно в сельских, причетники по небрежности, нерадению, или же малообразованности, а также и потому, что читать и петь, особенно при службах продолжительных, напр., в Великий пост, дело весьма трудное для одного лица – часто допускают в чтении и пении непростительные злоупотребления. Большей частью читают неправильно, изменяют слова; делают ударения и остановки не по указанию знаков ударения и препинания, а по собственному произволу, искажая смысл чтения. Еще чаще читают без всякого участия ума и сердца, без внимания и благоговения, даже не крестясь, где следовало бы по смыслу чтения; читают с чрезвычайной поспешностью и беглостью, не произнося, можно сказать, слов, а испуская один только непонятные звуки, в которых и самый внимательный слушатель ничего понять не в состоянии (так, Господи помилуй 40 р.). Для славы Божией и назидания народа, церковнослужители должны читать при богослужении правильно во всех отношениях, ясно, внятно и с любовью к св. делу, читая то «низким и тихим голосом, то гласом высшим» (Служ.), сообразуясь с смыслом читаемого даже и в изменении голоса, читая со всяким вниманием и страхом Божиим, «яко самому собеседующе Христу Богу нашему невидимо и моляще о грехах наших» (Служ. пос. утр.). – И пение сельских причетников большею частью сопровождается недостатками. То бывает неправильное, так что трудно уразуметь напев оного, то вялое, неохотное и безжизненное, то слишком и поспешное, сливающее слова, то до крайности растянутое, несколько раз повторяющее одни и те же слоги и слова, и крикливое. Последнее преимущественно бывает тогда, когда соберутся несколько причетников в храмовой праздник. Что сказать о наших сельских хорах с их «партесным» пением? – Партесное пение, в исполнении сельских хоров напоминающее нечто в роде ружейной перестрелки, должно бы быть, за исключением некоторых пьес Турчанинова и очень немногих Бортнянского херувимских, изъято из церковнослужебного употребления. Из среды простого народа, ходящего в храм для молитвы и поучения, а не для праздного чесания ушес, слышатся громкие протесты против «партесного» пения, а старообрядцы дали кличку нашим хорам, напоминающую латинскую поговорку: canis ut canis... Одно слово – «крикуны»!.. И в самом деле, говорит ли что-нибудь религиозному чувству простого верующего христианина хаос звуков, не имеющих и смысла, когда, например, один голос выкрикивает: «враги», другой перебивает словом, «облеку», третий не успел еще сказать «студом», как первый опять кричит: «враги», перехватываемые «студом», на половине прерванном «врагами» догоняемыми «студом» и так далее. Что тут остается творить верующему: молиться, слушать, смеяться или дремать? Последнее действие производит, до тошноты наскучающее в одном концерте, повторение трех слов: «осанна благословен грядый». Очевидно, словами и смыслом жертвуют в пользу звуков. Не говоря уже о концертах, которые должны быть совершенно изъяты из употребления при богослужениях (пусть они остаются достоянием домашних торжеств: актов, юбилеев, обедов и так далее), даже такие пьесы, как «Чертог твой» и «Да исправится молитва» Турчанинова, не должно менять в сельских церквах на простое обиходное пение. Мелодия обиходного пения всех великопостных песнопений правильна, боголепна, неподражаема и бессмертна, наравне с православием. Вообще церковное пение должно быть правильно по гласам, тихое, назидательное, внятное, благочестивое, выразительное, стройное и умилительное. «Не достоит бо пети негласно, и естество на вопль понуждати, но тихо и со умилением» (75 пр. сов. в Трул.). «Безчинный же вопль поющих в церкви, говорит устав, не прияти того к церковному пению, такожде и прилагаяй к церковному пению не приятен есть, да извергутся своего сана, и паки в церкви не поют. Подобает бо пети благочинно и согласно возсылати Владыце всех и Господу славу, яко едиными усты от сердец своих; преступающие же сия, вечной муце повини суть, яко не повинуются святых отец преданию и правилам» (Гл. 28, л. 34).

Оренб. Еп. Вед.

* * *

Дозволено цензурою. Киев, 23 октября 1883 г. Цензор прот. М. Богдаков. Тип. Г. Т. Корчак-Новицкого. Михайлов. ул., собств. дом.

В последнее время некоторыми из серьезных органов нашей светской печати неоднократно высказывалось мнение в пользу восстановления диаконства в возможно большей части приходов, в пользу улучшения положения сельских диаконов и предоставления им по возможности учительства в церковно-приходских школах. Ко всему этому нельзя не отнестись с полным сочувствием. Диаконы, в особенности в многолюдных приходах, являются весьма полезными, а иногда даже необходимыми помощниками священников, могущими нередко заменять собою последних. Кроме того, наш народ очень любит диаконское служение и обыкновенно отдает предпочтение тем церквам, в которых служат священник и с диаконами. Диаконы, как в большинстве случаев более опытные и более образованные сравнительно с причетниками, с большим успехом, нежели последние, могут заменять собою священника и в народных школах и заведовать ими в том случае, если это оказывается невозможным для священника¹¹³. Но что касается суждений светской печати о положении сельских диаконов, то со многими из них нельзя согласиться, как основывающимися на недостаточном знакомстве с положением нашего духовенства. От этого недостатка несвободны многие даже из лучших светских писателей, которые в своих произведениях касаются положения нашего сельского духовенства, как например г. А. Потехин, автор очерка: «Старый Покровский Дьякон». Считая в настоящее время вполне уместным и небесполезным обратить внимание на этот вопрос, мы предполагаем остановиться на характеристике сельских диаконов, представленной именно в этом очерке, как потому, что с ним уже знакомы наши читатели¹¹⁴ и что в нем, насколько нам известно, с гораздо большей обстоятельностью развит взгляд на занимающий нас вопрос, нежели в других подобного рода произведениях, так и потому, что автор его обнаруживает много наблюдательности и действительного, хотя и неполного, знакомства с положением сельского духовенства. Г. Потехин весьма метко характеризует некоторые из сторон в жизни духовенства, схваченные им, очевидно, с натуры. Но у него в значительной мере проявляется односторонность и недостаточность сведений о духовенстве, когда он переходит с реальной почвы на теоретическую, когда задается общими вопросами о положении духовенства или приступает к общей характеристике его. В особенности это замечается в высказанном им взгляде на положение сельских диаконов.

Г. Потехин признает положение сельских диаконов неопределенным, шатким, двусмысленным. В подтверждение этого мнения он ссылается главным образом на то, что общество не приравнивает их ни к священникам, ни к причетникам, что в присутствии священника диаконы у своих прихожан всегда почти играют второстепенную роль, хотя с другой стороны им оказывается обыкновенно более внимания, нежели причетникам. Но в этом едва ли можно видеть что-либо неопределенное, а тем более ненормальное. Это различие в отношениях прихожан к различным членам причта основывается на различии сана последних. Так как диакон занимает по своему сану, а нередко и по образованию, среднее положение между священником и псаломщиком, то и в обществе обыкновенно отводится ему соответствующее его сану место. Здесь нельзя видеть даже и особенности, которая исключительно была бы свойственна духовенству: подобного рода переходные или посредствующие ступени встречаются во всех классах общества, как в гражданской, так и в военной иерархии. Но наш народ хотя относится к диаконам с меньшим почтением, нежели к священникам, однако высоко ставит сан диаконов и всегда проводит определенную границу в своих отношениях к ним и причетникам. Это предпочтение диаконов пред причетниками, не превратившееся даже и теперь, после уровнении их средств содержания, в особенности обнаруживается когда диакон является в доме прихожанина с причетниками без священника. В таком случае диакон заменяет собою священника, – ему отводится обыкновенно первое место, принадлежащее священнику. Причетник же никогда не может заменить собою священника, и как в присутствии высших его лиц, так и без них, обыкновенно занимает низшее место.

Но автор не останавливается на этом. Признав положение диаконов неопределенным и двусмысленным, он отсюда чисто-теоретически или, может быть, на основании нескольких единичных примеров делает заключение, что каждый диакон не довольствуется своим положением и мечтает о получении священнического сана, и что поэтому все диаконы завидуют, злоехидствуют, составляют вместе с церковнослужителями оппозиционную партию против священника и ставят препоны ему. Относительно этого прежде всего заметим, что далеко не каждый диакон мечтает о том, чтобы как-либо добиться священства. Для многих из диаконов подобного рода мечты невозможны уже потому, что священнические места почти исключительно предоставляются лицам, окончившим полный курс семинарских наук, а между сельскими диаконами, и в особенности между теми из них, которые поступили на свои места еще во время крепостного права (а автор имеет в виду именно это время), есть немало лиц, не удовлетворяющих этому условию. Правда, последнего рода диаконы могут снова поступать в богословские классы духовных семинарий и, по окончании курса, занимать священнические места; но это право предоставлено им уже по введении в действие нового семинарского устава. Если же некоторые диаконы постоянно бывают недовольны своим положением и вследствие этого враждебно относятся к священникам, то это исключительные случаи, вовсе не дающие права на общее, поголовное обвинение. Подобного рода обвинение было бы столь же несправедливо, как если бы кто-либо стал утверждать, что всякий член светской иерархии завидует лицам, занимающим высшие посты, злорадствует и прочее. Столь же несправедливо обвинение сельских диаконов в том, что они вместе с дьячками и пономарями устраивают оппозиционные партии против священников. Напротив того, уже вследствие самого сана своего и того предпочтения, какое оказывают им прихожане пред причетниками, они обыкновенно стоят ближе к священникам, нежели к церковнослужителям.

Затем автор, проводя параллель между положением диакона и причетника, говорит, что смолоду диакон старается поставить себя в равное положение со священником, и с этою целью всячески заискивает внимания у наиболее влиятельных из своих прихожан, сторонится от причетников, принимает на себя заботы об обучении деревенских ребят грамоте и с особым старанием исполняет свои диаконские обязанности, интригует против священника и тому подобное, но вскоре убеждается в тщетности своих стремлений, падает духом и входит в колею, установленную для его сана условиями жизни. Но и этот отзыв далеко не может быть применимым ко всем вообще диаконам. Действительно, некоторые диаконы на первых порах по поступлении на место обнаруживают, подобно другим молодым людям, только что сошедшим со школьной скамьи, более энергии, более усердия в отношении к исполнению своих обязанностей, пока эта энергия не ослабеет под давлением различного рода жизненных невзгод, которых немало приходится испытать сельскому духовенству. Но видеть во всех этих стремлениях молодых людей, еще недостаточно знакомых с жизнию и склонных смотреть на нее с идеальной точки зрения, желание создать себе независимое положение или интриги против священника – крайне несправедливо. Также не справедлив в отношении к диаконам автор, когда он утверждает, что каждый диакон в конце концов приходит к сознанию тщетности своих стремлений и мечтаний о возвышении своего положения, вследствие чего в нем поселяется апатия, зависть и постоянное душевное скрытое неудовольство, не дающие ему возможности надлежащим образом заняться даже своим хозяйством, которое поэтому в большинстве случаев бывает у диаконов будто бы худшим, нежели у причетников. Надежды на улучшение своего положения и разочарование в них одинаково возможны как для диаконов, так и для прочих членов причта, – те и другие равно могут мечтать о повышении или о получении лучшего места. Хотя мы не имеем в своем распоряжении точных статистических данных, однако нам известно немало фактов, приводящих к убеждению, что случаи перехода священников на лучшие места или случаи посвящения псаломщиков в диаконы встречаются реже, нежели возведение диаконов в сан священника. При этом нужно заметить, что сельское духовенство, большею частию с самых ранних лет жизни знакомое с нуждою и не имеющее связей с сильными мира, гораздо менее поддается мечтам о будущей карьере и разочаровывается в них, нежели прочие классы общества, за исключением разве самых низших классов. Если оно иногда и жалуется на свое положение, то предметами этих жалоб служит главным образом недостаток средств содержания, несправедливое отношение общества, унижение, которое нередко приходится испытывать со стороны прихожан и т.п. От подобного рода спокойных жалоб слишком далеко до постоянной зависти и озлобления, что видно уже из того, что духовенство почти всегда отдает предпочтение своему званию пред прочими и старается в духовном звании удерживать детей своих и передавать им свои места. В частности же о диаконах следует заметить, что они менее других членов причта могут испытывать чувство недовольства уже потому, что вследствие самого характера своих обязанностей они несут на себе менее ответственности и реже входят в непосредственные сношения и столкновения с прихожанами, нежели священники, а с другой стороны – они более причетников независимы от священника и прихожан. Если кто уже в особенности должен быть недоволен своим положением, так это причетники, которые при самых скудных средствах содержания, вынуждающих их большею частию собственноручно выполнять всякого рода черные работы, нередко должны не только находиться в полной зависимости от прочих членов причта, но и подвергаться унижению со стороны своих прихожан, из которых некоторые, а в особенности представители сельской плутократии, очень любят проявлять свою силу и власть над членами причта, и главным образом над низшими. Что же касается хозяйства, то оно если не всегда лучше, то во всяком случае не бывает и хуже у диаконов, нежели у псаломщиков, чему много способствует уже то обстоятельство, что сельские диаконы имеют обыкновенно более, нежели прочие члены причта, свободного времени (в сельских приходах не только многие требы, но и церковные службы в будние дни совершаются большею частию без участия диаконов), которое они могут употреблять на свои хозяйственные дела. Материальное благосостояние сельских диаконов подвергалось значительному ухудшению лишь в последнее время (а автор имеет в виду, как мы сказали выше, еще время крепостного права), когда они по содержанию сравнены с псаломщиками, а между тем общественное и иерархическое положение побуждает их, как справедливо замечает и г. Потехин, быть по внешней обстановке более близкими к священникам, нежели к причетникам. Побуждение же это вполне справедливо. Диакон, как лицо, высшее псаломщика по своему сану и пользующиеся большим уважением в обществе, должен по возможности поддерживать свое достоинство и через внешнюю обстановку. Хотя в наиболее бедных сельских приходах не только диаконы, но и священники собственноручно занимаются обработкой земли, уборкой хлеба, рубкой дров и т.п. черными работами; но где представляется возможность, там они обыкновенно отказываются от этих работ, чтобы не ронять своего достоинства пред прихожанами. Конечно, эти работы сами по себе не заключают в себе ничего оскорбительного для духовного сана, но на них обыкновенно низко смотрит общество и переносит этот взгляд большей частью и на самые лица, занимающиеся этими работами. Духовенство, и в особенности высшие члены причта, исполняя черные работы и не отличаясь по своей внешней обстановке от самых низших классов общества, может таким образом в значительной степени ослабить тот авторитет, который приличествует их сану и который необходим им для успешного прохождения их высоких обязанностей. Поэтому, если псаломщики или причетники могут в восполнение своего убогого содержания заниматься черными работами без ущерба для своего звания и для исполнения своих обязанностей, то от занятия подобного рода работами должны быть ограждаемы по возможности не только священники, но и диаконы. Хотя при последней реформе духовенства большая часть диаконских вакансий в сельских приходах закрыта; но там, где остались диаконы, последние имеют право, как нам кажется, на лучшее обеспечение, нежели какое представляется псаломщикам. Существующие теперь условия материального обеспечения духовенства и в частности способ раздела доходов ставят сельских диаконов в весьма затруднительное положение, и действительно могут возбуждать в некоторых из них недовольство. Поэтому весьма желательно, чтобы до времени общего улучшения материального быта всего духовенства были возвышены в возможно скорейшем времени средства содержания сельских диаконов, соответственно их иерархическому положению (хотя бы на счет прочих членов причта или через предоставление должности учителя в церковно-приходской школе по возможности диаконам), пока они еще не утратили своего прежнего общественного положения и не сравнились в глазах своих прихожан с псаломщиками или причетниками. Это было бы одним из наиболее целесообразных средств к улучшению современного положения сельских диаконов.

Д–т Д–в

д) Обязанности пресвитеров относительно совершения таинства брака.

Брак служит основанием семейного и общественного благосостояния. Потому не только церковное правительство, но и православно-гражданское правительство в нашем отечестве оградили заключение брачных союзов подробными предписаниями, касающимися с одной стороны условий, от которых зависит правильность и беспрепятственность брака, а с другой – обстоятельств, от которых зависит непререкаемость и нерасторжимость его. Знание и выполнение этих предписаний составляет прямую обязанность пресвитеров, как лиц, имеющих право совершать брак. В церковно-гражданских постановлениях о браке, существующих в нашем отечестве, различаются: 1) браки между православными и 2) так называемые смешанные браки.

1) Постановления о браках между православными могут быть подразделены на следующие группы: а) постановления об условиях к правильному и беспрепятственному заключению брачных союзов; b) о порядке совершения браков; с) о вторых и третьих браках; d) о прекращении и расторжении их.

а) Условия к заключению брачных союзов определены нашим церковно-гражданским законодательством по соображению с физическими, умственными и нравственными качествами, а равно со званием, состоянием и вероисповеданием тех лиц, которые желают вступить в брак.

1) Относительно физических качеств, необходимых для вступления в брак, у нас постановлено, чтобы лица, желающие сочетаться браком, были совершеннолетними: мужчина был не моложе 18 лет, а женщина не моложе 16 лет (Свод Зак. т. X, часть I ст. 3). Так как совершеннолетие, т. е. зрелость возраста зависит от климатических условий и различных физиологических обстоятельств стран и жителей их, то существующее у нас общее правило о совершеннолетии для брака не распространяется на природных жителей Закавказского края: для природных жителей этого края дозволяется вступать в брак по достижении женихом 15 лет, а невестою 13 лет (Св. Зак. т. X, ч. I, ст. 3). В случаях необходимых представляется епархиальным архиереям право по своему личному усмотрению разрешать браки, хотя бы жениху и невесте недоставало не более полугода до узаконенного совершеннолетия (Св. Зак. т. X, ч. I, прим. к ст. 3, по прод. 1876 года)¹¹⁶. Неравенство в летах между женихом и невестой – «когда одно лицо молодо, а другое престарело», хотя в Инстр. благочин. § 18 и считается препятствием к венчанию таковых лиц, по правилу это не имеет обязательной силы. Старикам более восьмидесяти лет от роду вступать в брак запрещается (Св. Зак. т. Х. ч. 1 ст. 4). По самому смыслу – значению брака, для заключения его требуется также физическая способность к брачному сожитию как со стороны жениха, так и со стороны невесты. Это требование по самому существу дела не подлежит ведению священника, а предоставляется усмотрению самих брачущихся.

2) Желающие вступить в брак должны находиться оба в здравом уме, т. е. должны быть свободны от помешательства и вообще душевного расстройства (Св. Зак. т. Х, част. I, ст. 5). У нас строжайшим образом запрещаются браки с безумными и сумасшедшими, потому что вступление в брак сумасшедших и безумных было бы делом несвободным, как дело безрассудка и сознания, и могло бы быть опасным для семейного и общественного благосостояния.

3) От желающих вступить в брак требуется, чтобы они не находились между собою в степенях родства и свойства, церковными законами признанных препятствием к заключению брачных союзов (Св. Зак. т. Х, част. I, ст. 23). Родство есть связь всех членов семьи мужеского и женского пола, от одного общего родоначальника происходящих, хотя бы не все из них носили его имя или прозвание (– ст. 196). Связь всех членов семьи, происходящих от одного общего родоначальника, у нас принято называть родством однородным или кровным. Близость родства кровного определяется степенями и линиями. Степенью родства кровного называется связь одного лица с другим посредством рождения, а связь степеней непрерывно продолжающихся составляет линию родственную (– ст. 197 и 198). Степень, от которой происходят две или более линий, называется в отношении к ним коленом, а сии линии в отношении к своему колену отраслями или поколениями (– ст. 199). Линии в родстве кровном бывают трех родов: нисходящие, восходящие и боковые или побочные (– 200). Нисходящая линия составляется из степеней или рождений, простирающихся от данного лица к его сыну, внуку, правнуку и т. д., к его потомству (– 201). Линия восходящая составляется из степеней, идущих от данного лица к его отцу, деду, прадеду и т. д. к его предкам (– 202). Боковая линия идет к тем лицам, которые не соединяются между собою посредством рождений непрерывно следующих от одного к другому, но имеют одного общего родоначальника. Боковых линий в родстве кровном обыкновенно считается три, хотя может быть и более, если простирать родословную цепь слишком далеко. Первая боковая линия исходит от первой восходящей степени, т. е. от отца и матери данного лица, и простирается к братьям и сестрам его, от них к племянникам и т. д. (– ст. 205). Вторая боковая линия исходит от второй восходящей степени, т. е. от дедов и бабок данного лица к его дяде, к двоюродному брату и т. д. (– ст. 206). Третья боковая линия исходит от третьей восходящей степени, т. е. от прадедов и прабабок, и простирается к происходящим от них, т. е. к двоюродному деду и к двоюродной бабке данного лица, от этих к двоюродному его дяде и т. д. (– ст. 207). Так как близость родственных отношений данного лица к другому определяется числом степеней, а число степеней зависит от числа рождений, посредствующих в происхождении данного лица от другого, к которому степень родства отыскивается (в линиях нисходящих и восходящих), то понятно, что в нисходящей линии сын занимает первую степень в отношении к отцу и матери, потому что в происхождении от них сына посредствовало одно рождение; внук – вторую; правнук – третью и т. д.; в восходящей линии – первую степень занимает отец, вторую дед, третью – прадед и т. д. В линии боковой степени точно также считаются по рождениям, начиная от данного лица и восходя к общему родоначальнику, а от родоначальника переходя по линии нисходящей к тому родственнику, с кем отыскивается степень родства; потом следует сложить вместе число рождений, идущих от данного лица к общему родоначальнику и от родоначальника в упомянутому родственнику. Общая сумма рождений покажет степень, в какой находится данное лицо к тому родственнику, в отношении к которому отыскивалась. Потому два родные брата находятся между собою во второй степени, дядя и племянник в третьей, двоюродные братья в четвертой и т. д. (– ст. 203–204). Во всех степенях родства кровного по линиям восходящей и нисходящей в сих степенях брак безусловно запрещается. В боковых линиях родства кровного брак также безусловно запрещается до четырех степеней включительно, а в пятой и шестой степенях архиереям предоставлено право разрешать по нужде (Ук. Син. 1810 от 19 янв. за № 554).

Кроме родства кровного или однородного (в нашем гражданском законодательстве только кровное или однородное родство называется родством (Реш. касс. гражд. деп. 1866 г. № 891, Ермолаева; Сравн. Св. Зак. т. X, част. 1, ст. 196 и 23), есть еще родство разнородное или свойство. Родство разнородное или свойство происходит от связи посредством брака членов, принадлежащих к разным родам. Родство разнородное или свойство бывает двух-родное, трех-родное и т. д. Двух-родное родство есть связь двух родов посредством брачного союза некоторых членов из этих родов, а трех-родное родство есть связь трех родов посредством брачного союза некоторых членов, принадлежащих к трем родам, и т. п. В родстве двух-родном степени могут быть отыскиваемы или между одним из супругов и кровными родственниками другого боковыми, восходящими и нисходящими от первого брака, или между кровными родственниками обоих супругов. Родственники одного супруга полагаются в отношении к другому в той же степени, как бы они были собственными кровными его родственниками, так как муж и жена составляют в браке одну плоть, именно тесть и теща полагаются к зятю в первой степени, как его собственные родители, братья и сестры жены (шурин и свояченица) – во второй степени, как родные братья и сестры и т. д. Приемы для исчисления степеней родства в этом случае те же самые, как и в родстве однородном. Так, например, когда отыскивается степень родства между кровными родственниками обоих супругов, тогда нужно определять, в какой степени родственник мужа приходится к нему, и в какой степени родственник жены (в отношении к которому определяется степень) отстоит от нее (жены); потом сложить вместе количество степеней с той и другой стороны; общая сумма покажет степень, в какой отстоят друг от друга родственник мужа и родственник жены. В двух-родном родстве или свойстве браки безусловно запрещаются до четырех степеней включительно; в пятой степени могут быть разрешаемы епархиальным архиереем, а в шестой и далее священники сами могут приступать к повенчанию, за исключением случаев, когда может происходить смешение родственных названий и низвращение родственных отношений (Ук. Спб. 1870 г. от 19 янв.) т. е. когда прежние младшие родственники через брак получили бы наименование старейших. Например, нельзя без разрешения архиерейского повенчать двух родных братьев с теткою и племянницею (5 ст.) или на оборот дядю и племянника с двумя родными сестрами (тоже 5 ст.); равно нельзя повенчать без разрешения архиерея деда и внука с двумя двоюродными сестрами (6 ст.) или дядю и племянника с племянницею и теткою (когда дядя желал бы жениться на племяннице, а племянник на тетке (6 ст.)). Вообще в сомнительных случаях священно-церковно-служители должны входить с представлениями в епархиальному начальству (Ук. Син. 1859 г. март. 28 дн.). Что касается родства трех-родного, то степени этого родства исчисляются также, как и родства кровного и двух-родного. Лицам, состоящим в первой степени родства трех-родного, браки ни в каком случае не могут быть дозволяемы, а лица, состоящие во второй, третьей и четвертой степени, могут вступать в брак с разрешения епархиального начальства. Епархиальным же архиереям в дозволении совершения браков в родстве трех-родном предписано в точности руководствоваться указом Святейшего Синода от 25 апр. 1841 года, не запрещая ни в каком случае повенчания лиц, состоящих между собою в четвертой степени трех-родного родства, и разрешая по усмотрению нужды сочетание браков тех лиц, которые находятся между собою во второй и третьей степенях родства трех-родного (Син. Ук. 1859 г. 28 март. № 2425)¹¹⁷.

В делах о браках нужно иметь в виду, что не только плотское родство в ближайших степенях, но и духовное родство под известными условиями служит препятствием к заключению брачных союзов. В родстве духовном, происходящем от восприемничества при Крещении, брак запрещается только между восприемниками и воспринятыми и с родителями сих последних, то есть крестный отец и крестная мать не могут вступать в брак ни с самыми крестниками или крестницами, ни с их родными отцом и матерью. Впрочем, так как по правилам Церкви при крещении лиц мужеского пола признается необходимым и действительным только один восприемник, а при крещении лиц женского пола – одна восприемница, то восприемник с разрешения епархиального архиерея может вступать в брак с матерью воспринятой им, то есть крестный отец может вступать в брак с матерью своей крестницы (Ук. Син. 1873 год. 19 апр.) и след на оборот, крестная мать может вступать в брак с родным отцом своего крестника¹¹⁸. На том же основании, что при крещении «един довлеет восприемник, если мужской пол есть крещаемый, и одна восприемница – если женский» (см. Чинопоследование св. крещения), восприемник и восприемница (крестные отец и мать одного и того же лица) с разрешения епархиального архиерея могут вступать в брак между собою (Ук. Син. 1837 г. 31 дек.). Брак между крестными братьями и сестрами не запрещается, но в виду того, что духовное родство сильно уважается в нашем народе, священники не должны приступать к повенчанию таких лиц без предварительного разрешения от своего епархиального начальства.

На чем же сосредоточивается деятельность иноков при всецелом удалении их от всего развлекающего внимание и чувства? «Не для веселья собрались, сказал один служитель монастырский автору,… целый день на работе. Вот как четыре часа утра, так иноки и за дело. Кто куда, всем послушание назначено». Работа прерывается только богослужением и трапезою. После трапезы никакого отдыха не полагается; тотчас же после трапезы настоятель и приглашает всех на работу. «По всей справедливости надо сказать, говорит автор, я не видал еще обители, где бы черноризцы трудились так, как здесь». О. Дамаскин, главный учредитель монастырских порядков, ужасно любил чернорабочих монахов; работавших в смолокурне, в конюшне, в полях, он ставил всем как образец. Запах трудового пота был для него ароматом, мозолистые руки – добродетелью. Вот автор на монастырских работах: масса рабочих копошится над возведением каменного здания. Вдали другая масса каменотесов возится за глыбами гранита. Еще издали нам оттуда слышатся пушечные выстрелы – рвут скалы. Это они выводят коровник в три этажа, или ферму. Конечно, монастырь для построек содержит целые артели рабочих – каменщиков и штукатуров ярославцев. Но при них трудятся и братия и послушники, разумеется, по их примеру и сноровке. Каменотесов нанимают преимущественно из корелов. Но также, как и при ярославцах, и при них множество монахов потеют за кирками, есть даже и иеромонахи. Другие работы на огородах, на полях, тоже распределены между монахами, не говоря уже о кухне, хлебопекарне и разнообразных мастерских. Даже клиросные после службы церковной не остаются без работы: после обедни, как отпоют, сейчас же посылают их по грибы. Они же их солят и сушат. А слабосильные иноки отправляются на рыбную ловлю для братской трапезы. И все это делается с искренним усердием и любовью.

Какие же плоды всей этой усиленной дружной работы? Их не нужно доискиваться. Они с первого раза дают знать о себе на каждом шагу. Валаам – уединенный остров на Ладожском озере, окруженный несколькими мелкими островками. Природа на этой группе островов бедная, малопроизводительная, как и вообще на отдаленном севере. На этих же островах сверх того почва по большей части каменистая. Начало монастыря, положим, скрывается в глубокой древности и в течении веков бывал сюда приток пожертвований, далеко немалый, даже от царственных особ. Но зато монастырь неоднократно подвергался и разорениям. В начале XVII столетия шведы разрушили обитель до тла, так что несколько лет потом обитель вовсе не существовала; только изредка прибрежники Ладоги заплывали сюда для рыбного лова. Только после столетнего запустения в начале XVIII столетия вспомнили о Валааме, и Петр Великий повелел восстановить обитель. Но в половине XVIII столетия она снова истреблена была пожаром и уже только со второй половины XVIII столетия она начала расти и расширяться под руководством двух преемственно следовавших настоятелей – Назария и Дамаскина. И что же сделалось из Валаама за последнее время? Монастырские постройки – все каменные и притом крупные, массивные. Для них обитель устроила особый кирпичный завод, на котором делаются кирпичи необыкновенного размера и почти вдвое против наших. Каждая штука тут весит 15 фунтов, причем сразу в печи обжигают 7800 таких кирпичей. Летом работают четыре печи. Из этого видно, какая масса материала потребна Валааму и как растет и ширится обитель, выходя далеко за первоначально задуманные пределы. Монахи, возводя свои дома, доходят даже до щегольства. Они не удовлетворяются чуть ли не крепостною толщиною стен; они обшивают их фундаменты своим же тесаным гранитом. Особенно монастырь развился под руководством игумена Дамаскина. Он собственно выстроил каменную обитель, возобновил семь скитов, нарыл везде колодцы, устроил множество хозяйственных учреждений. Некоторые сооружения требовали египетской работы, наприм., большой холм для церкви кладбищенской весь насыпной. Вообще все хозяйственные постройки здесь в отличном состоянии: они не только грандиозны, как в Соловках, но и содержатся щегольски. Можно подумать, что попал к богатому английскому землевладельцу, не жалеющему средств на долговечные здания. Большая двухэтажная кирпичная рига с двумя громадными печами для сушки хлеба. Для них экономные монахи рубят пни. Несмотря на обилие леса, его здесь жалеют: не расходуют попусту. Стволы исключительно идут на постройку, пни – на топку. Вырываются даже корни, чтобы они не пропадали даром: из них гонят смолу. Лесное дело ведется так, что наших лесоводов следовало бы послать учиться у этих простых, неграмотных крестьян... Монастырь имеет свой конный завод. Конюшни составляют громадное кирпичное строение, настолько высокое, что как бы давит ближайшие кельи обители. Здание выведено на образец. В Петербурге и домов таких не строят. Толщина стен равняется двум аршинам внизу, вверху полуторам. Тут четыре отделения для коней – по возрастам. Опрятность доведена до чисто немецкой щепетильности. Стоит обратить внимание и на колодцы. Некоторые колодцы высечены в скалах с редким искусством и находчивостью. Колодцы обсажены тополями или кедрами. В некоторых местах целые аллеи насаженных деревьев. Назарьевская пустынь начинается аллеей чудных кедров. В перемежку с ними дубы, которые, несмотря на свой только сорокалетний возраст, дают уже густую тень. Кедры и дубы выводились из семян. Еще далее раскидываются чащи пихт, сребристого лоха, американские липы с крупною листвою, цветущие и благоухающие. «Где я?» невольно задавал себе вопрос. Север ли это? Что могла сделать с этою скудною и убогою природою сильная воля одного человека! Деревья насаженные не любят зимы. «Но мы, говорят иноки, на зиму их в шубы заворачиваем», т.е. соломой обвертываем и от зайцев досками забиваем. А какие местности выбраны монахами для построек монастырских и скитов вокруг монастыря! «Монахи вообще, говорит автор, большие художники по отношению к природе. Они избирают всегда красивейшие местности и на красивейших местностях самые эффектные пункты. Это относится и к валаамским инокам. На их островах скиты и пустыни поставлены именно там, где бы их устроил человек с тонким вкусом и пониманием пейзажа».

VI. О том, в чем именно заключаются причины редкости полезных птиц.

Из предыдущих бесед, други мои, вы знаете, что все почти птицы питаются насекомыми и что потому они незаменимые и верные помощники наши по уничтожению всех насекомых – врагов сельского хозяйства. Все это, впрочем, хорошо известно из личных ваших наблюдений. Но почему вы не заботитесь о том, чтобы не преследовать птиц – этих в высшей степени полезных творений Божиих, а напротив всячески их истребляете?! Скажу прямо, что все это делается вами безотчетно, зря и по грубой привычке, которую вы унаследовали из детства.

Посмотрите, что и теперь делают ваши дети в то время, когда пасут рабочий скот в лесу или в поле, и в то время, когда в рабочую пору остаются дома?! В это время любимым их занятием служат: разорение птичьих гнезд, уничтожение их яиц и птенцов. На все это вы – родители смотрите хладнокровно и никогда не внушаете им о том, что губить или же мучить ни в чем неповинных созданий Божиих – большой грех, ведущий дитя к жестокому обращению с домашними животными, а потом и с человеком.

Приходилось, впрочем, видеть мне и взрослых, занимающихся усердным вылавливанием щеглов, малиновок, синиц и т. п., с целью приручить их, но на самом деле несчастные эти птички в скором времени в руках этих любителей – мучителей погибают. Такими любителями птицеловами в отечестве нашем ежегодно уничтожается до 20 миллионов насекомоядных птиц. А известно, что со смертью одной такой птички на следующий год сберегается до 50 тысяч насекомых. Благодаря же дурной привычке человека и безотчетной жажде его вылавливать и уничтожать птиц, несметные массы насекомых остаются жить, продолжая беспрепятственно плодиться и покрывать сады, леса, поля и огороды и наполнять воздух своими неисчислимыми поколениями. При этом имейте в виду, что 20 миллионов насекомоядных птиц в России вылавливается только птицеловами, составляющими ¼ часть населения всей России. А сколько еще гибнет этих птиц от разорения их гнезд, уничтожения яиц и их птенцов? Сколько также гибнет их от огнестрельного оружия, так как стреляют мелких птиц у нас не только ради их мяса, а просто ради удовольствия, хвастовства или случайно, по незнанию их полезности. Теперь если расскажу вам еще о том, сколько вообще ежегодно уничтожается птиц в других иностранных (южно-европейских) государствах, то вы легко поймете ту истину, что во всем этом, т. е. в бессовестном истреблении птиц, заключаются причины замечаемой повсеместно их редкости, отчего и происходит именно то, что количество насекомых с каждым годом все более и более превосходит количество птиц.

Дознано, что в России птицы пользуются гораздо большею свободою, чем в других государствах. У нас истребляются птицы действительно в огромном количестве; но это делается у нас, как я говорил, без всякой системы, то есть не для извлечения из этого истребления каких-либо особенных выгод, а так – зря, собственно по влечению дурной страсти и привычке из детства. В иностранных же государствах из птицеловства извлекаются непременно известные выгоды.

В Италии, например, птицы истребляются в громадных размерах. Там в большом ходу, почти на каждом шагу сети, силки, капканы, сучья, намазанные клеем и тому подобное. Итальянец в состоянии, говорят, даже выколоть у птицы глаза, чтобы употребить ее приманкой. Не мудрено после этого, если в Италии в течение дня ловят по 2 тысячи и более птиц. На острове Капри (в Италии – близ Неаполя) весною и осенью ловятся сотни перепелов, которые продаются на неапольских рынках. Ежегодный доход от лова этих птиц достигает до 8 тысяч рублей. Все это делается и в таких же размерах и в других иностранных государствах, что очень не похвально. Но все это, как видите, делается для извлечения пользы, и притом преследованию подвергаются птицы единственно употребляемые в пищу; тогда как у нас в России не имеют покоя даже безответные ласточки и скворцы, гнезда, яйца и птенцы которых разоряются и уничтожаются; тогда как в иностранных государствах птицы эти и им подобные – насекомоядные – всегда пользуются особенным покровительством.

Нужно хорошо знать природу каждой птицы, ее жизнь и назначение, чтобы, истребляя – по-вашему – хищную птицу, не ошибиться и не уничтожить истинно полезной. Сова, например, истребляется у нас повсеместно, так как она, по грубому поверью, является будто бы предвестницею разных несчастий; тогда как из всех сов вредна только одна – филин, а все другие питаются главным образом мышами и сусликами.

Также должно знать, что полезность или вредность птицы часто зависит от известной местности, и что поэтому птицу, полезную в одном месте и вредную в другом, нельзя еще назвать совершенно вредною. Так большая часть хищных птиц приносить большой вред, но в Екатеринославской губернии, на Дону и вообще везде, где водятся суслики и мыши, хищные птицы оказывают большую услугу, истребляя этих маленьких, но вредных животных, массами.

Итак, други мои, теперь вы хорошо уяснили себе то, отчего число полезных птиц постепенно уменьшается и будет уменьшаться, если не предпримутся строгие меры для устранения причин, вследствие которых происходит безсовестное и безжалостное гонение на этих истинных друзей полеводства, садоводства и огородничества. А все это во многом зависит и от вас самих. Прежде всего стремитесь к образованию своего ума и к облагораживанию своего сердца, а детей учите грамоте. Потом старайтесь всячески покровительствовать всем птицам – этим пернатым друзьям сельского хозяйства, платите им за это не преследованием и уничтожением, а такою же любовью, какую они вообще питают к вам. Строго внушайте друг другу, а в особенности ребятам своим – щадить и благословлять каждую птичку, и тогда вы будете избавлены от тех бедствий, какие ежегодно наносятся вашему сельскому хозяйству разными насекомыми.

Священник Иоанн Павловский

С. Кисляковка.

Херсонского уезда.

В огромном большинстве случаев круг предметов элементарной народной школы является для нашего простолюдина альфой и омегой его образования. Школа для нашего народа – и училище благочестия, и воспитательное учреждение, и храм (разумеется скромный) науки. Разумеется, школа, стоящая на высоте своего призвания – сеять семена веры, нравственности и знания в темную среду нашего народа, будет дорожить таким своим значением; она употребит все усилия на то, чтобы привлечь народ к скромному центру умственной жизни, откуда бы он мог в случае надобности черпать пищу для удовлетворения духовного голода.

Всякому понятно, что двух или трехгодичным курсом наших народных школ не может исчерпаться важнейшая миссия, которой служат школы. Влияние школы должно быть глубже и шире узкой сферы учащихся в ней; в данное время оно должно выходить далеко за стены школы, оно должно охватывать всех без различия возрастов. Это же в свою очередь возможно только в том случае, если учащемуся внушено убеждение, что школа закладывает, так сказать, только фундамент его образованию, что ему нужно самому учиться («век живи, век учись», гласит русская поговорка), до многого доходить своим умом – школа для этого дала ему верное средство в грамотности. Какой бы его вопрос ни потревожил, какого бы знания он ни хотел добиться, на многие вопросы он может найти ответ в плодах человеческой мудрости – книгах: любые знания он может почерпнуть из тех же источников.

Итак, глубокая духовная связь школы с народом – таково необходимое условие для того, чтобы школа могла как следует сослужить свою важную службу; связь эта начинается со времени поступления крестьянина в школу и не должна прерываться до гробовой доски. Давно уже засвидетельствованный печальный факт рецидива безграмотности служит наглядным, осязательным доказательством того, что школа до сего времени оставляла без внимания одну из важнейших своих целей. Она не умела приковать к себе внимания учащихся, не умела заинтересовать их знаниями настолько, чтобы побудить самих учиться далее без учителя; она не умела стать центром тяжести, к которому необходимо тяготел бы всякий, ищущий знания. Да и можно ли, впрочем, было ждать иных плодов от школы, когда учителями в ней состояли такие лица (отставные солдаты, унтер-офицеры и пр.), которые не могли сами понять такого призвания школы, а своими анти-педагогическими приемами обращения с детьми и обучения могли убить всякую охоту к учению. Ученик с нетерпением ждал времени, когда он покончит со школой, дававшей ему с избытком розог, подзатыльников и т.п. солдатских дисциплинарных средств. Как только оканчивалось время науки (которое также было и временем муки; оттуда-то и старинная русская поговорка: «корень учения горек»), ученик мог вздохнуть свободно, книжка для него связалась с представлением всяких школьных мук, вынесенных над нею и потому он поканчивал с нею навсегда. Вот, по нашему мнению, согласное с истиною объяснение факта рецидива безграмотности.

Скажут: народ наш потому забывает выученное в школе, потому становится опять безграмотным, что ему не до книг; его жизнь полна стольких забот и хлопот по хозяйству, что ему некогда и подумать о книге и чтении. Но факты прямо говорят против этого. Несомненно, что в страдную летнюю пору мужику не до книг: весь он поглощен работами о приобретении хлеба насущного. Да и тут по замечаниям лиц, наблюдавших народ, он в праздник находит время послушать чтение какой-либо книжки в кругу деревенских грамотеев. В длинные же зимние вечера, когда у крестьянина достаточно свободного времени, потребность читать и учиться бывает еще сильнее. Все дело не в том, как найти время для чтения (этот вопрос решит сам желающий читать), а в том, как приохотить мужика к чтению, заставить его не разрывать связи со школой, а напротив поддерживать и укреплять ее.

В наше время во многих школах найдутся учителя, ведущие дело по требованиям современной педагогики, умеющие заинтересовать учеников и пробудить в них охоту к ученью. Как только это сделано, тогда школе остается оказывать желающим учиться посильную помощь из своей библиотеки. Народные библиотеки составляют таким образом насущную потребность нашего времени; их существование может только обеспечить за школою ее права и силу.

Какой же должен быть состав народной библиотеки? Или поставляя вопрос прямо: какие книги должны быть в народной библиотеке? Ответить на этот вопрос легко, обсудивши те потребности, которые наичаще встречаются у простого народа и которым без всякого сомнения должна удовлетворять библиотека. Что же преимущественно нужно читать нашему народу? Каждый из обращающихся в школу за тою или другою книгою для чтения прежде всего – православный христианин, обязанностью которого между прочим служит выяснение глубоких истин религии Христовой, знание обязанностей к Богу и ближним. Всеми засвидетельствовано, что народ наш любит «божественные» книжки, то есть книжки нравственно-назидательные. Поэтому на первом плане в составе книг народной библиотеки должны быть книги духовно-нравственного содержания.

Далее глазам простолюдина всегда открыта великая, полная мудрости, книга мира Божьего. Земля и твари, на ней живущие, солнце, луна, прекрасное звездное небо, грозные явления природы – все это может остановить на себе внимание любознательного простолюдина, вызовет вопросы, требующие ответа. Этим само собою намечается, каков должен быть второй необходимый отдел народной библиотеки. В ней таким образом должны быть популярные изложения знаний о тех или других областях предметов природы. Популярные руководства, излагающие объяснения обыденных физических и химических явлений, элементарные сведения из астрономии, ботаники, зоологии должны поэтому составлять второй отдел книг народной библиотеки.

Изучение природы есть изучение дел рук Божиих. Поэтому совершенно нерационально относиться с недоверием к такого рода изучению. Изучение это, все более и более расширяя познавательный кругозор, заставляет изучающего удивляться мудрости Творца – Виновника столь мудрого и целесообразного устройства целого мира и отдельных частей его. Не в противоречии и разногласии с религией стоят эти знания, как думают некоторые, а в полной гармонии. Можно сказать более: глубокое изучение тайн природы (в которых следовательно яснейшим образом обнаруживается мудрость Творца вселенной) – прямой путь к религии и Богу.

Далее отечественная география и история, равно как отчасти география других стран и история других народов должна также пользоваться вниманием со стороны народа. Как только личность начинает сознавать себя, сознательно обозревать окружающее ее, она непременно мыслит себя частью великого целого – народа и потому стремится изучить это целое со всем ему принадлежащим как в его настоящем, так и в прошедшем. Поэтому и популярным руководствам по этим отраслям знания, в особенности же отечественной географии и истории, должно быть отведено подобающее место в числе книг народной библиотеки.

Чтение далее образцовых произведений отечественных писателей также имеет громадное образовательное значение. Русские писатели вообще должны быть гордостью народа; это – представители народа, живущие одною с ним жизнью, радующиеся его радостями, печалящиеся его печалями, отражавшие в своих произведениях, как в зеркале, всю жизнь русского человека со всеми ее светлыми и мрачными сторонами. Как же не читать этих произведений, если очень многие из них проникнуты духом искренней любви к неприглядной жизни мужичка-серячка, другие же изображают эту жизнь так верно и точно, так как принадлежат писателям, кровно связанным с этою жизнью. Итак, выдающиеся произведения отечественных писателей – таков новый отдел книг народной библиотеки. К сожалению, мы, русские, не можем похвалиться дешевыми изданиями произведений наших писателей; отдельные же произведения к счастью существуют в дешевых народных изданиях. На первых порах вполне было бы достаточно, если бы школа приобрела хоть только их!

Наконец не нужно забывать, что исключительное почти занятие нашего народа – земледелие – поставлено далеко не так, как это можно было бы сделать при существующих условиях. Незнание того, какова почва, какие растения наиболее пригодны для посева на ней, незнание того, что почва – это касса своего рода, по выражению Либиха; если постоянно из нее брать и никогда не вкладывать, запас ее рано или поздно истощится¹²¹. Незнание, говорим, всего этого гибельно отзывается на хозяйстве нашего мужика. И в этом отношении опять неоцененную услугу оказала бы ему книга, дав ему все познания, необходимые для рационального ведения хозяйства. Прибавим ко всему этому, что мужик – член общества и знание своих обязанностей, как члена общества и общественного деятеля, также ему необходимо.

Мы перечислили все важнейшие настоятельные потребности нашего народа, удовлетворить которые ему возможно при свете знания. Таким образом сами собою намечаются такие отделы книг для народной библиотеки: 1) отдел духовно-нравственный, 2) естествоведение (сюда же должны быть причислены руководства по сельскому хозяйству), 3) отдел историко-географический, 4) отдел литературный и 5) отдел юридический. Сам собою возникает вопрос: откуда школе взять средства для приобретения книг по всем указанным отделам? Средства эти вероятно должны быть значительны; да и есть ли у нас книги, которые могли бы принести пользу чтецам из народа?

Так часто народный учитель или какой-либо городской земский деятель сознает необходимость открыть народную библиотеку; но мысленно представив, как дорого это обойдется, не заходит далее мечтаний. А между тем прекрасный «Систематический обзор народно-учебной литературы», издаваемый Спб. комитетом грамотности дает в руки жадного интересующегося рассматриваемым предметом превосходное пособие для устройства народной библиотеки. Там учитель найдет указания на то, как можно устроить дешевую библиотеку. Вопрос о том, есть ли у нас книги, которые могли бы принести пользу чтецам из народа, решается сам собою. В «Систематическом обзоре» можно найти популярные руководства по всем указанным нами отделам¹²².

И. Калачинский

В Редакции «Руководства для сельских пастырей» остающиеся неразобранными полные экземпляры за 1861, 1864, 1865, 1871, 1872, 1873, 1874, 1875, 1876, 1877 и 1878 годы продаются по 2 р. 50 к., а с пересылкой в Европейскую Россию по 3 р., на Кавказ и в Сибирь по 4 р. Полные экземпляры за 1879, 1880, 1881 и 1882 с приложениями продаются в Редакции по 5 р. с пересылкой.

При Редакции «Руководства для сельских пастырей», а также у книгопродавца Н. Я. Оглоблина продаются: 1) Пастырский голос к прихожанам против толков о переделе земли. Священника И. Грацианского. Цена за

1 экз. 6 к., за 10 экз. 50 к., за 100 экз. 5 р., за 1000 экз. 30 р.

2) Письма мирянина к мирянину по поводу штундистских заблуждений. Цена за 1 экз. 25 к., за 10 экз. 2 р.

3) Сборники поучений к простому народу:

а) Вып. 1-й, изд. 1877 г. цена 1 р. 20 к. с перес.

б) Вып. 2-й, изд. 1879 г. цена 2 р. с перес.

в) Вып. 3-й, изд. 1880 г. цена 2 р. с перес.

г) Вып. 4-й, изд. 1881 г. цена 2 р. с перес.

4) Семьдесят пять катехизических бесед или Весь православный катехизис в беседах к сельским прихожанам. Свящ. И. Скарданицкого. Цена 85 к. с перес.

5) Практические советы священникам при производстве следствий по проступкам и преступлениям священно и церковнослужителей. Второе исправленное и дополненное издание. Цена 60 к. с перес.

6) Практические наставления митрополита Григория пастырям по предмету спасительного действования на раскольников. Цена 60 к. с перес.

7) История Христианской Церкви в век апостольский. Цена 50 к. с перес.

8) Указатель статей, помещенных в «Руководстве для сельских пастырей», в течение десяти лет с 1860 года по 1869 год включительно. Цена 35 к. с перес.

9) Руководственное пособие к пониманию Псалтири. Преподавателя Киевской духовной семинарии, священника Х. М. Орды. Цена 1 р. 50 к.

10) За веру и против неверия или: общепонятная защита главных оснований христианского вероучения. Того же автора. Цена 50 к.

* * *

Дозволено цензурою. Киев, 30 октября 1883 г. Цензор прот. М. Богданов. Тип. Г. Т. Корчак-Новицкого. Михайлов. ул., собств. дом.

Несколько лет тому назад, известный русский ученый проф. Бекетов написал замечательную статью по вопросу «о питании человеческого рода в настоящем и будущем», – статью, полную глубокого теоретического интереса и общую практическими выводами и применениями. Работа проф. Бекетова, первоначально напечатанная в «Вестнике Европы», была впоследствии переведена на большинство европейских языков¹²³ и обратила на себя серьезное внимание западно-европейских ученых. Но к сожалению, у нас на Руси, как нельзя более оправдались слова: «Несть пророк только во отечестве своем». Мысли, проводимые проф. Бекетовым, не нашли надлежащего распространения и того глубокого сочувствия, которое они встретили за границею; несмотря на всю глубину и оригинальность, несмотря на всю их постановку на высоте современной науки, воззрения проф. Бекетова пролетели как-то мимо нашего общественного сознания и не пустили в нем глубоких корней. Мы постараемся в возможно удобопонятной форме познакомить ваших читателей с основными взглядами почтенного ученого, тем более, что те выводы, к которым пришел проф. Бекетов, имеют самое близкое, так сказать, самое непосредственное соотношение с христианским учением о посте, учреждением, установленным Господом Богом и св. Церковью, которому приходилось и приходится терпеть немало совершенно незаслуженных нападок и глумлений со стороны нашего так называемого «образованного» общества, считающего «пост» смешным и нелепым обычаем, а «постную пищу» – безусловно вредной для человеческого организма. Дешевый либерализм считает всегда каким-то «шиком» смеяться над постом и над постниками; это настроение настолько развито и распространено в обществе, что многие боятся даже сознаться, что употребляют постную пищу, из ложного стыда подвергнуться граду насмешек и глумлений со стороны родных и знакомых. Данные, представляемые проф. Бекетовым, дают учению о христианском посте блестящее научное обоснование и опору. Вопрос о том, какая пища наиболее пригодна для питания человеческого организма, занимал уже людей, начиная с самой глубокой древности, и нашел себе практическое разрешение в том смысле, что наиболее культурные народы древнего мира остановились на растительной пище. У индусов употребление мяса было запрещено положительным законом. Пифагорейцы не употребляли мяса, а греки во времена пелопоннесских войн получили даже прозвание φυλλοτρῶγες, «пожирателей листьев», что ясно указывает на растительный стол. Спартанцы, энергия, храбрость и сила которых вошла в поговорку, кормили свое юношество также растительной пищей, и их знаменитая «черная похлебка» состояла, судя по описаниям историков, чисто из растительных ингредиентов и могла по своей питательности не только поспорить, но и выдержать полную конкуренцию с теми мясными супами, которыми так усердно кормят современную молодежь в английских школах и коллегиях. Греческие атлеты, пожинавшие лавры за свою ловкость и силу на олимпийских играх, воспитывались исключительно на «постном» столе; на исключительно растительной пище воспитывали древние евреи тех юношей, которые были посвященные Богу¹²⁴. Таким образом в древнем мире употребление растительной пищи было преобладающим, и есть данные предполагать, что домашний скот употреблялся не столько для убоя, сколько для обработки земли и для жертвоприношений. Но, если от образованных народов древнего мира мы перейдем к племенам, находящимся в состоянии первобытной культуры, мы встретимся, наоборот, с преимущественным употреблением животной пищи. Гренландец объедается ворванью, которую он тут же вырезал из пойманного им кита, а кровожадный камчадал уплетает (по рассказу путешественника Карстена) за один присест половину только что зарезанного барана; громадные груды костей, найденные венским проф. Гохштеттером по берегу Новой Зеландии, красноречиво свидетельствуют о пище полудиких туземцев – обитателей острова. Если прибавить ко всему этому наблюдению ученых археологов над первобытными обитателями Европы, современниками мамонта, пещерной гиены и медведя, не знавшими еще употребления огня, следовательно не имевшими возможности пользоваться продуктами земледелия и потому проводившими все свое существование в охоте на диких зверей, и если сопоставить со всем этим обширное распространение растительной пищи у цивилизованных народов древнего мира; то положение профессора Бекетова, который видит в употреблении мясной пищи остаток первобытного варварства, становится более, чем вероятным.

В начале нынешнего столетия спор о преимуществе того или другого питательного режима (животного или растительного) возгорелся с новою силою с легкой руки Жан-Жак-Руссо, известного писателя и философа своей эпохи. Руссо, как всем известно, считал высшим идеалом человечества возвращение людей к их первобытному состоянию, к сельской жизни и природе, к земледелию. Не место нам здесь судить, ошибочны или нет были идеалы Руссо о человеческом счастье; скажем только то, что как необходимый логический вывод из этих идеалов, и было поставлено непременное требование, чтобы человек питался исключительно растительною пищею. Благодаря искренности убеждения, с которым Жан-Жак-Руссо защищал свои идеи, он оставлял за собою целую массу самоотверженных адептов. На этой-то почве, вспаханной впервые Руссо, и возникает школа вегетарианцев, получившая столь громадное распространение в последнее время, которая насчитывает своих адептов в Америке, Англии, Франции и Германии целыми десятками тысяч. Вегетарианцами называются те люди, которые, отказавшись навсегда от употребления мяса, питаются исключительно растительною пищею. В Англии, где в настоящее время существует три таких общества, вегетарианизм носит характер секты, исходящей из того основного положения, что человек не имеет права убивать животных и каждый, вступающий в число вегетариан, приносит торжественную клятву в том, что он никогда не будет употреблять мяса. Члены вегетарианского общества обедают не дома, а в особых ресторанах, где за крайне дешевую цену можно получать очень вкусный обед, приготовленный исключительно из растительных припасов. В Америке вегетарианизм имеет также характер секты с религиозно-нравственною подкладкою; то же самое можно сказать и о германских вегетарианских обществах. Во Франции же наоборот, где учение вегетарианцев распространилось весьма недавно (с 1880 г.), оно получило чисто научное обоснование и не представляет собою характера какой-нибудь секты. Так общество вегетарианцев в Париже не требует от своих сочленов никаких клятв и обещаний и предоставляет каждому жить, как ему угодно, не устанавливая даже надзора над своими членами, как это делается в некоторых вегетарианских обществах Германии. Каждый, желающий выйти из числа вегетарианцев, может сделать это, когда ему будет угодно, и его совесть ничем не связана перед корпорацией своих сочленов.

Парижское вегетарианское общество замечательно деятельно. Оно старается энергически привлекать себе адептов путем убеждения, устраивает публичные лекции, всеми своими силами стремится путем литературной деятельности распространять в публике здравые понятия о рациональном питании¹²⁵ и т. д. Поводом к быстрому распространению вегетарианизма во Франции и в Англии послужило злоупотребление мясом, имеющее своим последствием сильное развитие двух болезней – подагры и ревматизма.

В одной из своих бессмертных комедий Мольер выводит одно действующее лицо, которое немало удивляется, когда его уверяют, что он всю свою жизнь говорит «прозой», сам того не замечая и не подозревая. То же самое можно сказать и о нашем русском крестьянине и рабочем, который с покон века питается почти исключительно растительною пищею, а мясо ест только в праздничные дни, да большею частью обходится и без него.

«В деревне что за разносол

Поставили пустых¹²⁶ им чашку щей на стол,

Да хлеба подали, да что осталось каши»,

– так характерно описывает незабвенный дедушка Крылов скромную деревенскую трапезу в одной из своих басен.

«Щи да каша – мать наша»! гласит солдатская поговорка, лаконически указывая на то, что два названные русские национальные блюда представляют собою даже во мнении самого народа мать-кормилицу, т.е. запас питательных веществ, весьма пригодный для поддержания сил и деятельности организма нашего простолюдина. Итак, наш крестьянин и рабочий, не слышавший и во всю свою жизнь слова «вегетарианец», сам не сознавая того, есть вегетарианец по преимуществу, ибо питается почти исключительно растительною пищею. Вредит ли она его здоровью, пусть на это ответят вам бодрый, веселый вид наших крестьян, их мускулистые, способные к самому тяжелому труду руки. Пусть ответят на этот вопрос создания нашего народного эпоса – те величавые и могучие образы наших «богатырей», которых вскормила и вспоила наша святая матушка – Русь... Итак, если общества вегетариан за границей считают число своих адептов десятками тысяч, то у нас целые миллионы людей питаются исключительно растительной пищей.

Целые миллионы людей живут почти исключительно растительной пищей, живут и благоденствуют, бодры, здоровы и деятельны! Казалось бы, что уже одно это без всяких дальнейших комментариев должно было бы убедить нас в тех несомненных достоинствах и преимуществах, которые имеет растительная пища... но увы!.. на пути этого признания стоят опыты известных физиологов. Постараемся подойти к ним поближе: быть может, как-нибудь нам и удастся выяснить мнимое противоречие. Дело в том, что животные вещества содержат в себе гораздо больше азота, чем растительные, а азот представляет собою главнейшую составную часть белкованных веществ, из которых построена большая часть тканей человеческого тела; кроме того растительная пища содержит в себе значительно больше воды и жирообразователей, столь же необходимых для организма, как и мясо. Не указывает ли все это на пищу смешанную, т. е. составленную из животных и растительных продуктов, как на наиболее подходящую к потребностям питания человеческого организма? Не закрывая глаз на встретившееся нам препятствие, ответим: по-видимому, да! Мюнхенский профессор Петтенкофер делал опыты над человеком, с целью определить количество различных питательных веществ и той пропорции, которая должна существовать между последними для того, чтобы тело хорошо питалось и поддерживало свое здоровье. Петтенкофер устроил особую камеру, в которую помещал взрослого человека, вес которого предварительно определялся на точных и чувствительных весах. Человек, помещавшийся в камере, жил в ней, как у себя в комнате, даже с некоторыми удобствами; но все, что он пил и ел, а также и все его выделения (не исключая того воздуха, который он вдыхал и выдыхал) подвергались самому тщательному взвешиванию и химическому анализу. Петтенкофер завел своего рода приходо-расходную книгу, в которую он тщательно и методически вносил все, что касалось экспериментируемого субъекта (температуру тела, колебания в весе, изменения пульса, число сердцебиений, дыхательный ритм и т. д.).

Эти опыты привели к тому заключению, что если мы будем питать человека веществами, лишенными азота, то неизбежным следствием подобного кормления явится потеря в весе; но если в пище будет примешана хотя бы только пятая часть белковых (содержащих азот) веществ, то является уже некоторая прибавка в весе тела. Отсюда Петтенкофер и выводит заключение, что нормальная пища человека должна быть не животная или растительная, а смешанная из тех и других составных частей. По Петтенкоферу для здорового человека в цвете сил и при всевозможных занятиях достаточно в сутки ⅓ фунта белковых веществ и несколько более одного фунта углеводов и жиров, не считая выпиваемой им воды. Но, так как означенные вещества не принимаются в пищу в готовом и чистом виде, а входят в состав различных пищевых средств, то человеку приходится съедать не 1½ фунта различных веществ, а гораздо более.

Положим, для примера, что мы будем кормить человека только хлебом и мясом. Так как отношения белковых веществ к жирам и углеводам (жирообразователям) не одинаково в хлебе и в мясе, то понятно, что если бы человек стал питаться каким-нибудь одним из этих веществ, то ему пришлось бы съедать неравные количества хлеба или мяса. При исключительном питании хлебом, ему пришлось бы съедать более 4 ф. хлеба; при питании мясом пришлось бы съедать более 5 ф. последнего. 4–5 фунтов твердого вещества в день, не считая воды – цифра почтенная и способная расстроить даже самый здоровый желудок. Но, если бы мы доставили организму не 4–5 фунтов какого-либо одного питательного вещества, а смесь из обоих веществ, то нам было бы вполне достаточно ⅓ ф. мяса и 1 ф. хлеба, то есть количество пищи в 3–4 раза меньшее. Итак, из своих опытов Петтенкофер выводит необходимость питаться пищей неоднородной, а смешанной из животных и растительных веществ в надлежащих пропорциях. Опыты Петтенкофера имели решительное влияние на взгляды гигиенистов и ученых популяризаторов, которые и воспитали в публике мнение, что пища наиболее целесообразная для питания человеческого организма, есть именно пища смешанная из животных и растительных веществ.

Несмотря на все это, нельзя не сознаться, что в опытах знаменитого мюнхенского ученого-гигиениста допущен громадный пробел. Основная ошибка Петтенкофера заключается именно в том, что его наблюдения продолжались очень короткое время и производились над одним и тем же субъектом, а выводы из единичных индивидуальных наблюдений распространены на весь человеческий род.

Проф. Петтенкофер совершенно выпустил из виду очень простое обстоятельство, что организм каждого человека приспособился к тому или другому роду пищи, которая употреблялась в его домашнем быту и которой питались его предки и отцы. У каждого человека есть своя привычная пища, и это очень хорошо знает наш простой народ, свежая голова которого не затуманена различными премудростями науки. «Что русскому здорово, то немцу смерть!» – говорить пословица. Русский крестьянин вполне довольствуется своими щами и кашей, точно также, как аристократ своими английскими ростбифами и соусами, без которых он жить не может. Посмотрели бы мы, что запел бы и тот и другой, если бы им предложили поменяться пищей? Остались ли бы они здоровы? Конечно, нет.

«Привычка – вторая натура», и, как таковая, имеет свои права, которые без вреда для организма нарушать не приходится. Невозможно подводить всех людей под один шаблон и совершенно игнорировать индивидуальность. Выводы Петтенкофера совершенно верны только относительно того студента–немца, над которым он экспериментировал; но они были бы несравненно более точны и убедительны, если бы Петтенкофер производил свои опыты не над одним человеком, случайно взятым на испытание, но над целым рядом людей различного возраста, пола, общественного положения, национальности и т. д. Мы уверены, что если бы проф. Петтенкофер посадил в свою камеру русского крестьянина, употребляющего почти исключительно растительную пищу, или киргиза, питающегося преимущественно кониной, то результаты получились бы совершенно противуположные и в том и в другом случае. Итак, опыты Петтенкофера (не смотря на всю их блестящую экспериментальную постановку) представляются далеко не так убедительными, как это могло бы показаться с первого взгляда. Других же опытов в этом направлении учеными произведено не было.

Приверженцы смешанной пищи весьма часто приводят в подтверждение своих воззрений некоторые данные, взятые из различных сопоставлений устройства тела человека и высших животных. Вот почему мы и переходим теперь к фактам, представляемым сравнительною анатомиею. Известно, что длина кишечного канала находится в тесном соотношении с пищей животных. Животные, питающиеся мясом, имеют самый короткий кишечный канал; наоборот, кишечный канал животных травоядных имеет наибольшую длину. Так, например, кишечный канал льва только втрое длиннее его тела, тогда как кишечный канал овцы превосходит длину ее тела в двадцать восемь раз. Подобное соотношение между родом пищи и длиной кишечного канала считается одним из неоспоримых положений сравнительной анатомии.

Длина кишечного канала у человека в шесть раз превосходит длину тела и занимает, следовательно, как бы средину между кишечным каналом плотоядных и травоядных животных; из этого анатомы и выводят, что по самому устройству пищеварительного аппарата человеческий организм приспособлен ни к исключительно животной пище, ни к пище исключительно растительной, а к пище, смешанной из животных и растительных продуктов. Казалось бы, что и это более, чем убедительно! Но как раз точно такое же отношение длины кишечного канала к длине тела существует и у антропоморфных обезьян (орангутанга, шимпанзе, гориллы), питающихся исключительно растительной пищей. Аналогия на этот раз не вывезла. Пробовали также причислять человека к всеядным на основании устройства его зубов. Как известно, у человека всего тридцать два зуба, представляющие три совершенно различные формы: клыки, резцы и коренные зубы. Назначение клыков у животных состоит в том, чтобы раздирать мясо других существ, а потому они преимущественно развиты у животных хищных, плотоядных; резцы, как показывает и самое их название, служат для разрезывания твердых деревянистых веществ, а посему и получили наибольшее развитие у так называемых грызунов (белок, мышей); коренные зубы служат для перетирания травы и составляют главнейшую часть зубного аппарата травоядных животных (лошадь, корова). Из того, что у человека существуют все три рода зубов – клыки, резцы и коренные – ученые и заключили, что человек существо всеядное, то есть приспособленное ко всем родам пищи без исключения. Ученые пошли еще дальше: думали даже найти аналогию между зубами человека и наиболее всеядным зверем... sit venia verbo!... поросенком, – аналогию, за которую любой экзаменатор по сравнительной анатомии поставил бы единицу, ибо у поросенка 44 зуба, клыки вырастают изо рта и служат орудиями защиты, а коренные зубы имеют остроконечные бугорчатые возвышения, тогда как поверхность коренных зубов человека шероховата.

Вот до каких курьезов могут договориться ученые, если в своих изысканиях они будут заниматься не спокойным изучением фактов, а руководиться предвзятыми идеями! В действительности же зубная система человека поразительно сходна с зубною системою антропоморфных обезьян, питающихся, как мы сказали, исключительно растительною пищею. Как у тех, так и у человека число зубов совершенно одинаково, клыки тупые и не лежат выше резцов, а коренные зубы снабжены перетирающими поверхностями. Тождеству зубов у человека и у антропоморфных обезьян настолько полно, что многие естествоиспытатели заявили, что если бы они нашли ископаемую челюсть с вышеописанными зубами, то они были бы поставлены в полное недоумение, кому приписать эту челюсть¹²⁷.

Нет сомнения, что и многие находки «первобытного» человека в древних пластах земли покоятся на столь же шатком основании.

К тому выводу, что человек есть существо травоядное, пришел впервые знаменитый Кювье на основании исследования зубной формулы. По его мнению, открытие огня произвело коренной переворот в питании всего человеческого рода, дав людям возможность приготовлять животную пищу.

Итак, по своей телесной организации человек приспособлен к растительной пище. Но это игнорируют физиологи, требуя, чтобы люди питались непременно смешанной пищей, то есть прибавляли к пищевым средствам, взятым из растительного царства, известную пропорцию мяса. Посмотрим, возможно ли осуществить на практике подобное требование, если бы оно даже было безусловно справедливым. На это нам красноречиво ответят статистические данные о количестве потребляемого мяса по отношению к наличному населению земного шара.

По данным статистики в Европе потребляется гораздо больше мяса, чем в других частях света, но несмотря на это, средняя цифра потребления этого продукта весьма ничтожна. Наиболее потребляет мяса Англия, где на каждого человека приходится средним числом 25 золотников в день; наименьшая цифра потребления мяса (9 золотников на человека) принадлежит бесспорно нашему отечеству. Но, если принять во внимание, что большая часть мяса потребляется жителями больших городов¹²⁸, то количество употребляемого мяса на каждого человека значительно понижается. Мы видим, следовательно, что требование на мясо относительно весьма не велико. Но, как показывает нам та же статистика, даже и подобный, крайне скромный запрос на мясо, далеко не исчерпывается наличным запасом скота. Вычислено, что если убить весь европейский скот и разделить его поровну между 280 милл. населения Европы, то и тогда его не хватило бы на год, даже при самом скромном потреблении (т. е. по 9 золотников в день), тогда как физиология требует не менее трети фунта для ежедневной порции мяса.

Следовательно, если бы физиологи – экспериментаторы были безусловно правы в своих выводах и основанных на оных диетических требованиях, то на практике оказалась бы полнейшая невозможность удовлетворить эти требования. На это нам могут возразить, что другие части света имеют значительный избыток в скоте. Факты, действительно, как будто и подтверждают это.

В Соединенных Штатах на каждую тысячу жителей приходится вдвое больше рогатого скота, втрое больше овец и вчетверо больше поросят, чем на каждую тысячу европейского населения.

Отношения эти еще больше в некоторых государствах Южной Америки (Аргентинской республике, Урагвае), а в Австралии на каждую тысячу населения, сравнительно с европейским, приходилось бы в восемь раз больше крупного рогатого скота и в тридцать девять раз большее количество овец. Таким образом, если бы все мясо, встречающееся в Америке и Австралии, распределить поровну между жителями этих стран, то на долю каждого пришлось бы вполне достаточно и жители могли бы питаться, строго следуя предписаниям немецких физиологов. Несмотря на все эти данные, абсолютное количество голов скота в Америке и в Австралии значительно меньше, чем в Европе, но зато население гораздо реже. Но если бы все количество мяса, встречающееся в двух названных странах, распределить между всем европейским населением, то полученное частное представляло бы собою весьма ничтожную прибавку к ежедневной мясной порции европейцам и всего только на один год. Как бы то ни было, появились попытки снабжать Европу мясом из других стран более богатых этим продуктом. Составились целые компании на акциях с целью переправлять мясо из Америки и Австралии в Европу с громадными капиталами, но подобные предприятия далеко не достигли своей цели и кончали полным банкротством. Говядина вывозилась главным образом в виде консервов весьма сомнительного достоинства, да и покупать скот на убой оказалось весьма невыгодным вследствие сильного возвышения цен на кожу и шерсть. К тому же и промышленники мало-помалу перестали воспитывать убойный скот, как дававший менее прибыли, чем овцы с тонким и мягким руном. Итак, все попытки распределить на каждого европейского жителя по куску мяса в день на практике оказались невыполнимыми и de facto мясо является исключительно пищею привилегированного класса, а не пищею большинства населения. Но, быть может, в будущем мы имеем право ожидать иного распределения мясной пищи? Ответим и на этот вопрос.

Рассматривая различные большие пространства земного шара, мы наталкиваемся на общий закон, по которому число домашних животных обратно пропорционально количеству человеческого населения в данной области. Говоря иначе, чем больше людей населяют данную область, тем меньше в ней рогатого скота и, наоборот, области со скудным населением весьма богаты домашними животными.

Так, напр., в Китае, где население настолько густо, что люди не могут уместиться на земле, а строят себе жилища на речных плотинах, где так много людей и так мало для них свободного места, разведение рогатого скота почти совершенно отсутствует. В густонаселенной Японии и Индии скот также разводится в самом незначительном количестве и употребляется исключительно для обработки полей. Наоборот, почти необитаемые степные пространства Азии кишат стадами рогатого скота; то же самое можно сказать о пампасах Южной Америки и о внутренности Австралии. Причину подобного оскудения рогатого скота в местностях густонаселенных нельзя не видеть в быстром развитии земледелия и промышленности в ущерб скотоводству. Так как «насущный хлеб» большей части населения есть хлеб в буквальном, а не в переносном смысле этого слова, то вследствие громадного спроса на хлеб со стороны все более и более возрастающего населения, цены на этот продукт год от году все более и более повышаются и в настоящее время стоят весьма высоко, что и побуждает жителей дорожить каждым клочком земли для земледелия, отнимая его от скотоводства. Так напр. в Дании было много заливных лугов – «Marschboden» – на которых пасся убойный скот, получивший, благодаря своему высокому качеству, всемирную известность. В настоящее время датчане, под влиянием громадного спроса на хлеб и зависящих от сего высоких цен на продукты земледелия, осушают марши, проводя дренаж и превращают их в хлебородные поля.

То же самое в большей или меньшей степени замечается и в других странах Европы. Наступит, следовательно, такое время, когда скот будут содержать для обработки полей, да и тут он грозит быть совершенно вытесненным паровыми плугами, получающими год от году все большее и большее распространение, что уже и замечается. Но нам могут заметить (и это возражение совершенно выпущено из виду проф. Бекетовым), что возвышение цен на шерсть может вызвать усиленное разведение овец и баранов для руна, а мясо этих животных может быть утилизировано в пищу. На это мы заметим, что еще Кювье отметил в животном царстве замечательный эмпирический закон, по которому чрезмерное развитие какого-нибудь органа происходит всегда как раз в ущерб другому. Прилагая этот закон «соотношения развития» органов к изучению домашних животных, Дарвин констатировал любопытный факт, что у тонкорунного скота развитие шерсти сопряжено со страшным угнетением костной и мускульной ткани, которая атрофируется до минимума. Так у мериносов мускулы (мясо) совершенно негодны в пищу. Как не вертись, но приходится сознаться, что в весьма недалеком будущем людям волею-неволею придется совершенно расстаться с мясом. Что это так, можно видеть из громадного возрастания цен на этот продукт у нас на Руси, да и за границей, где во многих местах фунт мяса доходит до 35–40 коп. на наши деньги.

(Окончание следует).

Вера и нравственность находятся в самой тесной, неразрывной взаимной связи. Если вера без соответствующей деятельности мертва, то и нравственность без веры религиозной основы холодна, – свою теплоту, свои жизненные соки она получает из веры. Если веру, не сопровождающуюся нравственною деятельностью, можно сравнить с корнем дерева, не имеющим ни ствола, ни ветвей, ни листьев, то нравственность без веры подобна дереву, не имеющему корней. Полная жизнь образуется лишь из соединения веры и нравственности. Поэтому и проповедь евангельская была не только правоучительною, но вместе с тем и вероучительною, то есть догматическою. Так в нагорной беседе Спасителя (Мф. гл. 5–7) вместе с нравственными мы встречаем и догматические истины, лежащие в основе первых. Таковы, напр., изречения: в Мф.5:17 «не приидох разорить закон, но исполнить»; в Мф.6:9 «Отче наш», где чудесным образом все величие нового завета и все блага богоусыновления выражаются в догматическом слове Отче; в Мф.7:14 «узкая врата и тесный путь, вводящий в живот» и др. Равным образом и учение апостолов имеет догматическую основу. Так учение апостола Иоанна о лице Иисуса Христа основывается на чисто догматическом положении: «Сей есть истинный Бог и живот вечный» (1Ин.5:20), и учение о деле Иисуса Христа – на обетовании, составляющем венец всех обетований: «кровь Иисуса Христа Сына Его очищает нас от всякого греха» (1Ин.1:7). Послание апостола Павла к евреям имеет в своем основании учение об Иисусе Христе, как о Первосвященнике, и проч.

Так как наша проповедь должна служить по возможности отобразом небесной проповеди Христа Спасителя и Духа Святого, вещавшего через уста апостолов, то и она во главе своей должна иметь догматическое учение, как это мы видим в ее первообразе. Проповедь должна служить к созиданию Церкви; но созидание состоит не в простом лишь соединении строевых камней в одно целое, но и в скреплении их твердым цементом для образования одного священного здания Церкви, а таким цементом служит догматическое учение. Поэтому догматический элемент лежит обыкновенно и во главе проповедей отцов и учителей Церкви. От них сохранилось до нашего времени немало и собственно догматических проповедей, из которых в особенности можно указать на огласительные и тайноводственные поучения св. Кирилла Иерусалимского, на слово о вере и многие другие слова Григория Богослова, слова Афанасия Великого против ариан, слова Григория Назианзена и др. Также наши русские проповедники главное внимание обращали на утверждение основных истин христианства в сознании слушателей. В нашей богословской литературе есть немало собственно-догматических проповедей, могущих служить образцами и для современных проповедников, как то: катихизис или первоначальное наставление в христианском законе, всенародно толкованное преосв. Платоном, общенародные беседы о символе преосв. Михаила, толкование символа преосв. Иннокентия Пензенского, изъяснение символа веры прихожанам сельским преосв. Анатолия Могилевского, катихизические беседы преосв. Ирипарха Рязанского, протоиереев Скворцова и Стратилатова и др. Богатый материал для догматических проповедей представляют системы догматического богословия преосв. Макария и Филарета (еп. Черниговского) и ректора Киевской духовной академии архимандрита Сильвестра (последняя еще не окончена).

В последнее время догматические проповеди стали встречаться у нас реже, нежели прежде. Они начали уступать место проповедям нравоучительным, в чем нельзя не видеть влияния светской и духовной печати, в которой в последнее время нередко раздавались очень строгие и даже резкие суждения о проповедях догматического характера и противопоставлялись им проповеди практического направления, ставящего целью проповеди выяснение различных явлений частной и общественной жизни с религиозно-нравственной точки зрения, христианско-нравственное благоустроение временной жизни. Бесспорно, нравоучительная или практическая проповедь имеет великое достоинство и заслуживает всякого поощрения. Но может ли она заменить собою догматическую проповедь и может ли пастырь Церкви ограничиться одними только практическими проповедями? Ответ, без сомнения, должен быть отрицательный. Не следует преувеличивать значения нравоучительных или практических проповедей: они могут приводить к желанной цели лишь в том случае, если в сознании слушателей надлежащим образом напечатлены основные истины христианской веры. Но можно ли это сказать не только о нашем простонародье, но даже об образованном светском обществе? Нам кажется, что в настоящее время наше общество гораздо менее знает основные истины христианской религии, нежели прежде. Если прежде начальное домашнее обучение не обходилось, за небольшими исключениями, без участия батюшки или кого-либо из членов духовенства, без церковно-славянского букваря и псалтири, без изучения символа веры, десятословия и важнейших молитв, то в настоящее время религиозный элемент большею частью совсем исключается из программы домашнего воспитания и обучения, а это тем более имеет важное значение, что дети и в окружающей их среде теперь, повидимому, гораздо менее встречают возбуждений к развитию в себе нравственно-религиозного чувства, нежели прежде. Все религиозное обучение в настоящее время ограничивается большею частью лишь школьным преподаванием и отрывочными впечатлениями, выносимыми из посещения церкви. Но школьные познания, не находящие надлежащего применения и развития по выходе из школы обыкновенно скоро изглаживаются. Вследствие этого в нашем светском образованном обществе нередко обнаруживаются весьма смутные понятия даже об основных истинах христианства¹²⁹, и если не индифферентное, то скептическое или прямо враждебное отношение к ним, в значительной степени обязанное своим развитием западноевропейскому влиянию. Если же такая скудость религиозных познаний обнаруживается среди людей образованных, то что сказать о наших простолюдинах, которые не обладают большею частью даже элементарным образованием и среди которых многие не только не имеют надлежащего понятия о Пресвятой Троице, о лице Иисуса Христа, о спасении через Его крестные заслуги и т. п., но и смешивают христианские истины с преданиями отдаленной языческой старины? Все это пагубным образом влияет и на нравственную сторону жизни. Поэтому в наше время первый долг пастыря Церкви, как учителя, обязанного заботиться о спасении вверенной ему паствы, состоит в утверждении среди нее основных истин христианства, в просвещении ее светом истинного богопознания, от которой зависит вечная жизнь, вечное блаженство человека по словам Спасителя: «се есть живот вечный, да знают Тебе единого истинного Бога и его же послал еси Иисус Христа» (Ин.17:3). Конечно, пастырь Церкви никогда не должен оставлять без внимания и нравственные недостатки своей паствы, но должен или избирать их предметом особых поучений или же – что еще лучше – соединять нравственные назидания с изложением учения веры. Но прежде всего его внимание должно быть сосредоточено на проповедях догматических, которые только тогда он может на более или менее продолжительное время оставить или заменить проповедями нравоучительными, когда убедится, что слушателями его уже усвоены все важнейшие догматические истины. Он никогда не должен упускать из внимания, что истины христианской веры сами по себе назидательны и животворны и что надлежащее утверждение их в сознании верующего благотворным образом влияет и на нравственную сторону его жизни. В заключение мы считаем нужным оговориться, что мы имеем в виду проповеди догматические по содержанию, а не методу. Школьно-догматический, сухой, отвлеченный метод не приложим, по нашему мнению, к проповедям. Каждый проповедник всегда должен применяться к потребностям и нуждам своих слушателей, к их умственному и нравственному развитию, образу воззрений и жизни, языку и т. п.

Н. Д.

4) Как одно из существеннейших и необходимейших условий для законности брака, требуется от брачущихся взаимное и непринужденное согласие и желание на вступление в брак; посему запрещается родителям своих детей и опекунам лиц, вверенных их опеке, принуждать ко вступлению в брак против их желания (Св. Зак. т. Х. част. 1 ст. 12 по прод. 1876 г.; срав. ст. 28 и 37; Уст. Дух. Консист. ст. 217 и 218)¹³¹. Удостоверение во взаимном и непринужденном согласии жениха и невесты на вступление в брак внесено Церковию и в самый чин венчания, и священнику предписывается не приступать к браковенчанию до тех пор, пока жених и невеста не дадут ясного и определенного ответа о своем добровольном согласии на вступление в брак. Если же бы девица чем-нибудь – не решительностию ответов, плачем и чем либо другим показала, что она не добровольно, а по принуждению решилась стать под венец брачный, то священник не должен приступать к браковенчанию, а напротив виновника должен увещевать оставить принуждение беззащитной девице (Кн. о должн. пресв. прих. § 123).

5) Свобода жениха и невесты на вступление в брак ограничивается согласием тех лиц, которые имеют власть над ними по праву рождения или по праву попечительства над ними. Вступление детей в брак есть уже отделение их от родителей (Быт.2:24; Мф.19:5), но отделение детей без согласия родителей или против их воли было бы возмущением против естественной, нравственной, Богом освященной власти родителей, чего не может дозволить никакой закон – ни божеский, ни человеческий. На родителях лежит долг заботиться о благе своих детей, а потому в столь важном деле, как брак, родители не могут оставить своих детей без своего близкого руководства, наставления, предостережения от увлечений и несчастий. Брак без согласия или против воли родителей привносил бы беспорядки в семейную и общественную жизнь. Потому законами нашего отечества «запрещается вступать в брак без дозволения родителей, опекунов или попечителей» (Св. Зак. т. X. част.1 ст. 6); «за похищение и увоз дочерей от родителей для вступления с ними в брак виновные подвергаются наказанию в 1549 ст. Уложен. о наказан. (по изд. 1866 г.) определенному (– ст.8)¹³². Из этого общего требования допускаются исключения на те случаи, когда родители по каким-либо неблаговидным причинам стали бы препятствовать своим детям вступать в брак. Так в губернии Черниговской и Полтавской, если отец или мать, имея в опекунском своем управлении имение, принадлежащее совершеннолетней дочери, будут препятствовать выходу ее в замужество, то ей предоставляется объявить о том в суде и с его разрешения вступить в брак (Св. Зак. т. X. част. 1 ст. 7). Детей раскольников дозволяется венчать и без согласия родителей и опекунов, если только они присоединятся к православной Церкви и дадут обязательство неуклонно пребывать и воспитывать детей в православии (Ук. Сан. 1842 г. окт. 28; Инстр. благочинн, § 18 прим. 1), потому что, как сказано в синодальном определении, «раскольники по закоснелости в своих заблуждениях не дозволяют детям своим вступать в брак с православными¹³³.

6) Брак без воли или против воли родителей вообще запрещается, потому что такой брак подрывал бы семейное начало, привносил разного рода беспорядки не только в семейную, но и общественную жизнь. В устранение тех же беспорядков требуется, чтобы желающие сочетаться браком были свободны от другого брака¹³⁴.

Есть и другие состояния и звания, которые или сами по себе составляют препятствие к браку, или требуют соблюдения особых формальностей для брака. Так монашествующим и посвященным во иерейский или диаконский сан, доколе они в сем сане состоят, брак вовсе запрещается на основании церковных постановлений (Св. Зак. т. X. част. 1 ст. 2). Состоящим на гражданской государственной службе чиновникам можно вступать не иначе, как по дозволению от своего начальства, удостоверенному письменным свидетельством (– ст. 9, по прод. 1876 г.). При вступлении в брак дипломатических чиновников с иностранками, не только они должны испрашивать на то предварительное разрешение начальства с объявлением, какое имение получают в приданое и нет ли в виду права на наследство в чужих краях, но притом представить и подписку невесты в том, что ей объявлено, что, будучи в замужестве за дипломатическим чиновником, она должна продать имение свое в чужих краях: в противном случае муж ее обязан оставить этот род службы (– т. 66). Штаб и обер-офицеры, состоящие на действительной службе или находящиеся во временном отпуске должны испрашивать дозволение на вступление в брак от своих начальств. Сверх того должно иметь в виду, что по Высочайше утвержденным правилам 1866 г. дек. 3 об офицерских браках, всем офицерам, состоящим на действительной службе или находящимся во временном отпуске, до известного срока совершенно запрещается брак – до 23 лет, а с 23 лет разрешается не иначе, как по представлении известного имущественного обеспечения (Прик. Воен. Мин. от 6 янв. 1867 г. № 9). Чины морского ведомства также не могут вступать в браки без разрешения от подлежащего начальства (Ук. Син. 1877 г. 3/26 ноября; Ук. Син. 10 окт./1 нояб. 1880 г. за № 2190 о невенчании морских чинов без разрешения их начальств). Нижним военным чинам или солдатам, состоящим на действительной службе, безусловно запрещается брак до увольнения их в бессрочный отпуск, унтер-офицерам же разрешается вступать в брак только тогда, когда они в этом звании пробудут не менее 5-ти лет (Выс. утвержден. полож. Военн. совета от 14 мая 1866 г., Прик. по военн. вед. от 17 июня 1866 г. за № 173). В виде временного изъятия из этого правила 7 марта 1867 г. Высочайше разрешено дозволить вступление в брак тем из находящихся в службе низших чинов, которые, вступив в первый или во второй брак, овдовели и имеют детей (Прик. Военн. Мин. 1867 г. № 83). Нижние военные чины, уволенные в кратковременный отпуск (на год), считаются состоящими на действительной службе и потому, находясь в кратковременном отпуске, они не могут вступать в брак. Увольняемым на короткий срок вместо прежних зеленых и белых билетов выдаются билеты с надписью «отпускной». На первой странице этого билета объясняется, вследствие чего кто уволен, на какой срок и когда должен явиться на службу. Священникам строго запрещается венчать таких нижних чинов, то есть находящихся в кратковременном отпуске, имеющих билеты с надписью «отпускной» (Ук. Син. 1880 г. от 3/26 окт. за № 2118 – о порядке венчания нижних военных чинов)¹³⁵.

Отставные гражданские и военные чиновники, концелярские служители при вступлении в брак не обязаны испрашивать разрешение на то от начальства тех ведомств, в которых они состояли на действительной службе. Равно нижние военные чины, уволенные из службы в безсрочный и временный отпуск, также беспрепятственно могут вступать в брак, не испрашивая на то дозволения от военного начальства (Выс. утвержд. 26 дек. 1870 г. полож. Воен. Совета, Прик. Воен. Мин. по воен. вед. 1 янв. 1871 г. № 1). В прежнее время нижним чинам, уволенным в безсрочный и временный отпуск, выдавались красные и желтые билеты; теперь же уволенным в безсрочный и временный отпуск выдаются белые билеты с цветными обложками по роду оружия и с надписью «увольнительный билет», да и самые отпуски «безсрочные и временные» заменены одним общим названием «увольнением в запас». (Прик. по воен. вед. 1876 г. № 215) В билетах с надписью «увольнительный» на первой странице в ст. 3 означает: «уволен в запас». Уволенных в запас, имеющих билеты с надписью «увольнительный», священники без всякого опасения могут венчать (Ук. Син. 1880 г. от 3/26 окт. № 218 – о порядке венчания нижних военных чинов)¹³⁶.

Городские и сельские обыватели (купцы, почетные граждане, мещане, ремесленники, казаки (неслужащие) и (крестьяне) могут вступить в брак, не испрашивая дозволения от тех сословных учреждений, в ведении которых они состоят (Срав. Св. Зак. т. Х. част. 1 ст. 1, в которой сказано: «лица православного исповедания всех без различия состояний могут вступить в брак между собою, не испрашивая на сие ни особого от правительства дозволения, ни увольнения от сословий и обществ, к коим они принадлежат», «на сем же основании допускается брак иностранца православного исповедания с российскою подданною того же исповедания»).

Училищным казеннокоштным воспитанникам до совершенного окончания курса наук совсем не позволяется вступить в брак (Ук. 1821 г. мая 19). Лишенные свободы за проступки, т. е. арестанты холостые или вдовые, находящиеся в арестантских ротах военного и гражданского ведомства, не могут вступить в брак во все время нахождения их в сих ротах. Порядок вступления в брак ссыльных определен в уставе ссыльных (Св. Зак. т. Х. част. 1. ст. 19 и 1-е и 2-е прим. к ней)¹³⁷.

7) От православных, вступающих в брак, как от членов Церкви православной, требуется, чтобы они в том году непременно исполнили долг христианский, были у исповеди и св. причастия. Исполнение брачущимися этого долга служит между прочим доказательством их принадлежности к православию. Если бы жених и невеста почему-либо не исполнили в том году христианский долг, то должны говеть и исповедаться пред самым браком. Древними церковными правилами вменялось даже в обязанность всем желающим сочетаться браком приготовлять себя к принятию этого таинства постом, исповедью и причащением св. Таин (Кормч. гл. 50). Брачущиеся имеют быть родителями и воспитателями будущих детей своих в духе христианской веры православной и христианского благочестия. Посему от брачущихся требуется знание того, в чем родители должны наставлять своих детей, – требуется знание молитвы Господней и других повседневных молитв (Богородице, Дево радуйся), символа веры и заповедей десятословия. Если брачущиеся окажутся не знающими этого, то бракосочетание должно быть отложено, доколе не изучат повседневных молитв, символа веры и заповедей десятословия (Кн. о должн. пресв. прих. § 122; Кормч. 50 гл.)¹³⁸.

8) Наконец в числе условий для законности брака поставляется и то требование, чтобы жених и невеста венчались в своей приходской церкви. По Дух. Регламенту (часть II ст. 12) браки считаются сомнительными, если венчаются не в приходской церкви жениха или невесты. В Истр. благочинным сказано: не должно венчать и чужеприходных, когда бы брак мог совершить и свой причт (§ 18). Если жених и невеста принадлежат к разным приходам, то по смыслу 26 ст. Св. Зак. т. X част. I. брак должен быть совершаем преимущественно в приходской церкви жениха. В случае надобности священник может повенчать и чужеприходных, если последние представлять письменное дозволение на то от своего местного причта¹³⁹.

Перерождение дикой видимой природы на валаамских островах есть только слабый отблеск того перерождения духовной природы, которое совершается на этих островах. Вся братия из мужиков грубых необразованных; из своей среды, которая их произвела и возрастила, они ничего не вынесли, кроме тьмы умственной и нравственной. Но что делает монастырь из этих темных людей?

Вот краткий очерк личности о. Дамаскина, воспитавшегося на Валааме и сделавшегося душою монастыря Валаамского. Пришел о. Дамаскин сюда крестьянским мальчиком из Тверской губернии, не умел ни читать, ни писать. Держали его в черных работах и из черных давали самые грязные, потому что «кособрюхий был», поясняли иноки. Выдержал он этот искус в течение двенадцати лет, причем не слыхали от него жалоб на несправедливость или просьб облегчить труд. Посвященный в монахи он отпросился в пустыню. Тут вел жизнь созерцательную, выучился читать и много думал над каждой прочитанной строкой. Семь лет провел он в скитском уединении и так возносился духом, что посещавшие невольно признавали его за прозорливца. Но все-таки остался верен своему мужицкому облику, так что когда прибыл он в Александро-Невскую лавру для посвящения в игумены, монахи прозвали его «валаамским медведем». Но немного спустя он действительно показал себя медведем. До него в монастыре было слабо; иноки любили грешное курево и еще более водку; дух неповиновения рожном стоял в общем теле. Тверской медведь сразу разогнал всех заводчиков этого беспорядка. Из скитского уединения он ранее высмотрел человек тридцать; их назначил на все монастырские посты и, опираясь на их содействие, стал ворочать круто, без постепенностей. Чтобы держать в руках не только внешний порядок Валаама, но и на души, сокровенные помыслы иноков наложить узду, он сделался общим духовником. Молодое монашество воспитывал он в том же духе: «всех нас вырастил», говорят столпы Валаама. Еще недавно безграмотный мужик, только что власть попала в его руки, он тратится на библиотеку монастыря, поощряет литературные труды о. Пимена – из кандидатов университетских поступившего на Валаам, издает их, входит в сношения с известными учеными по вопросам, относящимся к истории Валаама, сам составляет планы церквей и исполняет их, задумывает механические усовершенствования того или другого производства, и в этом отношении специалисты только удивляются его ясному и точному уму. Лица, посещавшие этого еще недавно кособрюхого медведя, выходят от него изумленными массой его сведений и его красноречием, а нередко жестокие люди выходили от него со слезами на глазах. Вел он войну с Финским Сенатом и в конце концов победил его. Сумел из врагов создать друзей, а из друзей сделать верных исполнителей своих приказаний, чужая воля в монастыре для него была ненавистна; он требовал от всех иноков беспрекословного повиновения и каждого поступающего подвергал строгому искусу, особенно из образованных. Вольное подвижничество по лесам он убил наповал. Нарочно поставил семь скитов: кто хочет спасаться, иди в скит и спасайся по установленной им программе. Ненависть ко всему, что живет вне программы и системы, заставила его отводить от посещений обители странников и странниц. Он их терпеть не мог, как и вообще всех потаскух, в каком бы виде они к нему ни приходили. Ханжей в веригах и юродивых в железных колпаках он умел изобличать назначением трудной работы и скоро заставлял их бежать из обители. Строгость его была чрезвычайна, но зная влияние ласки, он и ее пускал в ход. Все иноки довольны были им как нельзя более и вспоминают о нем с благоговением. Автор силится представить его беспощадным деспотом. Но, по его же описанию, оказывается, что убийственного гнета от него никто не чувствовал. По уставу монастыря, братия может делать вразумления настоятелю, когда заметит в его деяниях что-либо неправое, но она никогда не находила нужным это делать. Иноки знали, что игумен не свои цели преследовал, а постоянно имел в виду славу Божию и спасение вверенных его надзору лиц. Отец Дамаскин сошел со сцены, но он живет в лице воспитанного им преемника. В конце-концов вот какое понятие об о. Дамаскине излагает сам автор: «отца Дамаскина, которому монастырь обязан всесторонним устройством, называют Аракчеевым в рясе. Мне кажется, это не верно: он гораздо умнее Аракчеева. Это скорее маленький Петр Великий, сумевший свои разносторонние способности приложить к делу на небольшом пространстве островов валаамских». Но Петр Великий своих целей, прибавив к этому, достигал при помощи громадной материальной силы, бывшей в его руках, а о. Дамаскин только силою нравственною. Притом он не ездил за границу учиться, не имел возможности и в своем отечестве воспользоваться науками. Он возрос среди лесов и пустыни под руководством только слова Божия и писаний отеческих, прилагаемых постоянно к жизни.

Перерождение грубой мужицкой природы под этими могучими влияниями повторяется и во всех иноках валаамских, спасающихся по программе о. Дамаскина. Из приведенных уже выдержек можно видеть, что понятия их далеко не мужицкие, хотя автор их разговоры и замечания приводит с видимою улыбкою. А вот их взгляды на природу, которые, кажется, тоже автору представляются странными. Зашла у него речь с иноками о чудесах, но поводу рассказов о чудотворцах валаамских, которые изстари прорицали и чудеса многие творили. «А теперь чудеса бывают у вас?» – спросил автор. «Чудеса мнози, сколько хочешь, только веруй», – отвечал инок. «Все чудо: гора стоит – чудо, лес на наш ростет – предивно. Птица летит и то чудо, ибо ежели бы Господь не повелел ей летать, быть может, она бы и плавала, как Левиафан – рыба, или ползала, как змея – гадюка». «Я разумеется, – говорит автор, – постарался поскорее отделаться от толкований премудрого старца». А не следовало бы отделываться, ибо в этих толкованиях действительно премудрость, и если бы люди проникнуты были таким взглядом, не умирало бы в них религиозное чувство. «Скучно тут», – заметил автор отшельнику, рассматривая его убогую келью, с голою кроватью, с полным в изголовье. – «Соскучишься, – отвечал он, – так кричи: «Господи, помилуй!» ну, как дитя... Господь услышит, Он утешит. С Богом и в лесу жизнь, а без Бога и в раю соскучишься». Один пустынник валаамский, в глушь жилища которого никогда не проникали посетители, говаривал: «Со мною всякое деревцо беседует, всякая трава мне свои сказки сказывает. Ветерок с поля пролетит, – о том, что в поле делается, поведает ключ овражный про недра горные, откуда истек он. У меня собеседников много». Корелы, вообще отличающиеся слабоумием, когда попадают в монастырь послушниками, у них, Господь уж ведает как и откуда, оказываются способности, и грубый неуклюжий, аляповатый корел делается ловким, умным и предприимчивым иноком. Мальчики финны потупее и несообщительнее, но и те на второй год своего пребывания здесь отогреваются и не смотрят уже заморенными зверенышами и дичками. Для детей есть школа, но не большая – человек на тридцать, тогда как всех их насчитывается здесь до полтораста. Автор спросил почему это? и получил чисто монашеский ответ: «в мирской науке спасения нет, а божественному он и в храме Божием научится. Притом же собеседуют с ними иеромонахи-старцы. Наставляют в вере. Потом, ежели он в монахи пойдет, зачем ему мирская наука? От нее только сердце гложет. Посмотрите-ка, как еще дух скорбит от мирской науки. А ежели в свое крестьянское звание обратится, так невежественность ихняя еще спасительнее для них. Легче тяготу носить». Детская душа, как цветок теплу, открывается тут ласковому слову иноков. А иноки к ним очень ласковы и не иначе называют их, как «брать». Здешние монахи и без наук в понимании людей не уступят высокообразованным; наружный блеск и лоск не скроют пред ними душевной пустоты. Люди, одаренные особыми талантами для какой-нибудь отрасли знания, здесь не стеснены, но находят почву для широкого развития. Довольно указать, что здесь техники, механики и архитекторы – все из иноков. Сам теперешний настоятель о. Афанасий из простых заводских рабочих – труженик, постоянно думающий о том, как бы развить то или другое дело, упростить производство, заменить машиной рабочие руки, расширить хозяйство. Он на Валааме сам построил водопровод – сооружение, по отзыву автора, поистине замечательное. Здесь образовался и живописец – художник. Он самоучка, и монахи называют его валаамским Рафаэлем. Кисть у него нежная, тонкая, в рисунке спокойствие, видно, что безмятежное сердце и чистый дух водили искусною рукой. Ликам ангелов придана чисто женственная кротость. Что же касается до знания истин веры и правил благочестия, то о достаточном совершенстве иноков в этом отношении засвидетельствовал преосв. митрополит Григорий, посещавший обитель. Он в церкви не сказал ожидаемого слова. За трапезой о. Дамаскин обратился к нему: мы скорбим, отче святой. – О чем это? – Проповеди твоей не удостоились. – Здесь не надо. Я знаю, где читать – не вам примеры указывать, ваши иноки сами могут всякому примером быть.

Ваше Высокопреосвященство и высокопочтенное собрание!

Правлением Семинарии предоставлена мне честь занять ваше внимание речью на сегодняшнем публичном акте в нашем учебном заведении. Предметом моей речи будет – Религия в поэзии важнейших русских поэтов конца XVIII и первой половины XIX века.

Предмет, избранный мною для речи, весьма сложен. Он заслуживает глубокого и продолжительного изучения. Но я имею честь занять ваше внимание рассмотрением этого предмета в более коротких чертах, и позволю себе ограничиться лирическими произведениями религиозного характера. Лирические произведения, составляя наиболее распространенный род поэзии, в сравнении с эпическою и драматическою, являлись передовою, возбуждающею силою общества во всех его благородных и высших стремлениях.

Наши важнейшие лирические поэты указанного нами периода времени проводили в наше общество религиозные взгляды, убеждения и возбуждали в нем религиозное чувство. Своими произведениями религиозного характера они оказали весьма важную услугу нашему обществу. Они удерживали его от увлечения материалистическим направлением, развившимся в конце прошлого века в Западной Европе и перенесенным оттуда к нам. Вместе с этим они в своих произведениях давали образное, примерное понятие о том, что хорошо и что дурно, что любить, чего остерегаться и чего желать. Поэзия, как выразительница религии у наших поэтов, содействовала облагорожению общества и была проводником в нем нравственности и образования. Один из наших поэтов¹⁴⁰ говорит:

«Поэзия религии небесной

Сестра земная, светлолучезарный

Маяк, Самим Создателем зажженный,

Чтоб мы во тьме житейских бурь не сбились

С пути»…

Не будем говорить о том, когда и где впервые возникла поэзия, а скажем только, что история знает человека несравненно раньше поэтом, чем мыслителем или точным наблюдателем. С полною уверенностью можно сказать, что поэзия всегда была спутницею исторического развития народа и человечества, что она переживала вместе с ними исторические судьбы, отражала свойственным ей образом господствующие в разное время направления и подчинялась общим историческим законам.

Поэзия, как выразительница в слове прекрасного, которое в то же время есть нравственно-истинное и доброе, по области охватываемых ею идей, есть самое обширное из всех, так называемых, изящных искусств, каковы: архитектура, скульптура, живопись и музыка. Во всех этих искусствах мы находим выражение религиозных мыслей, чувств и стремлений. Но более всего религия выражается в поэзии.

Между всеми особенностями, отличающими человека от прочих земных существ, самая важная – есть способность человека сознавать бытие Высшего Существа и признавать свою зависимость от Него. Эта благороднейшая черта человека, неотъемлемая составная часть его идеала, всегда и у всех народов, прежде всего отражалась в поэзии. Религиозные верования каждого народа составляли главный предмет его поэтических созданий. Так было у языческих народов дохристианского мира; так было у избранного народа Божия; так было и есть у народов христианских. Не касаясь языческой поэзии, мы вместе с тем не будем говорить о священной библейской поэзии, выразившейся почти во всех книгах ветхого завета, особенно в псалмах; не будем распространяться также о христианских церковных песнопениях, проникнутых глубоким религиозным чувством и исполненных высокой поэзии; пройдем молчанием и то, как образовались совершенно новые поэтические идеалы под влиянием христианства в первые и средние века. Имея в виду христианскую поэзию новейшего времени, мы останавливаем свое внимание на наших русских поэтах конца прошлого и первой половины нынешнего столетия.

Напитанные божественными истинами, заключающимися в Священном Писании и в церковных песнопениях, наши русские поэты старались передать их стихотворным размером, свойственным в особенности лирическим произведениям. В их лирических произведениях религиозного характера мы находим изображение событий ветхого и нового завета, переложение псалмов, переложение церковных песней, религиозные размышления и молитвы.

Развитие поэзии на почве религиозной начинается у нас с Ломоносова (1711–1765), отца новой русской литературы и родоначальника, перенесенного им с Запада Европы литературного направления. Хотя истинным призванием Ломоносова была собственно наука, а не поэзия, и имя Ломоносова в истории русского просвещения стоит как имя представителя европейской науки, первого ученого, в том смысле, как это слово понималось на Западе; однако он, как личность гениальная, познакомившись за границей с произведениями французских и немецких поэтов, писал, в часы отдыха от ученых трудов, и стихотворные произведения. Из этих произведений самые лучшие те, где он своим поэтическим словом изображает премудрость Создателя, стройную гармонию вселенной, или величественные явления природы и красоту дел творения. Таковы его религиозные стихотворения: «Утреннее размышление о Божием величестве», «Вечернее размышление о Божием величестве, по случаю великого северного сияния», «Ода, выбранная из книги Иова», и переложения некоторых псалмов, особенно переложение псалма 103-го, представляющее в высокопоэтических образах картину вселенной, величие Создателя и отличающееся прекрасными стихами. Например:

«Одет чудной красотой,

Зарей божественного света,

Ты звезды распростер без счета,

Шатру подобно пред собой.

Ты землю твердо основал,

Ты бездною ее облек,

Ты повелел водам парами

Всходить, сгущаясь над нами,

Где дождь рождается и снег»,

и проч.

В двух размышлениях, утреннем и вечернем, о Божьем величестве есть превосходные места, свидетельствующие о силе чувства и воображения Ломоносова. В них представлено величие Творца, сознанное посредством научного знакомства с величием природы, как Его творения. Здесь в ученом сказывается поэт и, наоборот, поэт обличает в себе ученого.

В «Оде, выбранной из книги Иова», Ломоносов не держался в точности подлинника и передавал более свободно его содержание. Так переданы им не все, а только некоторые предметы природы, возвещающей всемогущество и премудрость Создателя. Главная часть стихотворения, заключающая в себе речь Божью к Иову, выражает, с одной стороны, всемогущество Бога, с другой – ничтожество человека. В начале и в конце оды поэт обращается к человеку, который в несчастии напрасно ропщет на Бога, и дает ему поучение, выведенное из речи Божьей к Иову; чтобы он представлял себе «Зиждителеву власть, святую волю почитая, и имел свою в терпеньи часть». Истинно-поэтическое место в этой оде представляет пятая строфа, в которой Бог говорит Иову:

«Возмог ли ты хотя однажды

Велеть ранее утру быть,

И, нивы в день томящей жажды

Дождем прохладным напоить,

Пловцу способный ветр направить,

И тяготу земли тряхнуть,

Дабы безбожных с ней сопхнуть?»

Ломоносов, признававший за религию право высшего просветительного влияния для сердец человеческих¹⁴¹ и представивший образцы религиозных стихотворений, увлек за собою толпу подражателей. Из них, прежде всего, можно упомянуть о Хераскове (1733–1807), образованнейшем человеке своего времени, который пользовался уважением и имел большой авторитет среди современных ему писателей. Прошло уже более полувека после его смерти, а мы читаем и после его гимн Богу:

«Коль славен наш Господь в Сионе,

Не может изъяснить язык;

Велик Он в небесах на тропе,

В былинках на земле велик.

Везде Господь, везде Ты славен,

В нощи, во дни сияньем равен»…

Но особенно из подражателей Ломоносову выдается Державин (1743–1816), имевший природное дарование к поэзии и поэтический пыл, лучше сказать, лирический талант. Кроме од торжественных и сатирических, в которых выражается время Екатерины II-й, события и деятели ее царствования, он написал несколько замечательных религиозно-нравственных од и переложений псалмов. Из них, прежде всего, обращает на себя внимание прославленная ода Державина «Бог». Эта ода отличается энергией чувства, звучными стихами, искусным подбором слов и выражений, по большей части, церковно-славянских, к которым привыкло ухо русского человека и которые считаются необходимыми, когда речь идет о высших религиозных предметах.

Первое вдохновение или первую мысль написать оду «Бог» Державин почувствовал во время пасхальной заутрени, под впечатлением торжественности пасхального богослужения, и решился изобразить Бога в Его свойствах. Можно сказать, что из всех стихотворений этого рода ни одно, нигде, не имело такого шумного успеха, как ода эта. Она приобрела европейскую известность и переведена была на языки: немецкий, французский, английский, итальянский, испанский, польский, чешский и другие. По всеобщему признанию тогдашних критиков, ода «Бог» была единственным творением песнопевца Державина.

В этой оде поэт изображает вечность, бесконечность, всемогущество, непостижимость, самобытность и другие свойства Творца, противополагая им ничтожество человека – существа скоропреходящего, ограниченного, слабого, но в то же время отражающего в себе образ и подобие его Создателя.

Ода Державина «Бог» представляет стройный, обдуманный, глубокий порыв поэтического вдохновения. Мысли этой оды не что иное, как статьи христианской догматики, переложенные в прекрасные стихи. При чтении оды, нельзя не видеть, кого поэт имеет в виду и для чего он ее пишет. Державин жил во времена Екатерины II, когда общество наше, в особенности высшее, по слухам знакомое с философией французских энциклопедистов и увлекшееся «утехами и приятностями жизни», менее всего знало религию и ее истины.

К отделу духовной лирики принадлежат и другие стихотворения Державина, в которых выражается взгляд на религиозный скептицизм французской литературы XVIII века. Таковы: «Успокоенное неверие», «Истина», «Бессмертие души» и др. В первом стихотворении говорится, что человеческая жизнь невыносима, если она такова, как представляют ее материалисты. Поэт хочет внимать не им, а голосу Творца, повелевающего верить, надеяться и быть счастливым. Доказательствам бессмертия и опровержению противной тому мысли посвящено стихотворение «Бессмертие души». В нем мы читаем следующие, исполненные силы выражения, слова:

«Сей дух в пророках возвещает,

Парит в пиитах в высоту,

В витиях сонмы убеждает,

С народов гонит слепоту...

Чего бессмертному страшиться?

Он будет и за гробом жить.

Жив Бог – жива душа моя!» уверенно восклицает Державин.

Державина называют летописцем современных ему событий эпохи и событий своей жизни. Хотя он не раскрывает идей, лежащих в содержании этих событий, но за то по всем его стихотворениям проходит одна мысль, которая сообщает им особенную ценность, независимо от их исторического значения, именно – мысль о достоинстве человека. В чем же состоит это достоинство? Гимн «Истине» доказывает бытие Бога миром физическим и духовным существом нашим. Бог в истине, говорит Державин; истина же является и внутри, и вне человека: внутри, как совесть, вне, как правда. От истины рождается добродетель, которая и составляет главное достоинство человека, созданного по образу и подобию Божию. Потому-то и главная обязанность каждого человека – истина, правда. Поэт в особенности должен быть, по словам Державина, проводником правды, ее поборником и другом, твердым щитом и сподвижником. Державин так и понимал своё призвание. Таким образом справедливо суждение профессора Шевырева, что в поэзии Державина выражается «идея правды»¹⁴².

После оды Державина «Бог» являлось у нас в разное время много стихотворений на тот же предмет; но мы не будем говорить о них, а заметим только, что большой известностью пользовался, между прочим, гимн Дмитриева (1760–1837) «Размышление по случаю грома». Здесь Дмитриев высказал христианский взгляд на всемогущество Божие и ничтожество человека. Искреннее чувство выражено достойным его словом, в котором русская стихия искусно соединена с церковно-славянской. Начальные слова этого гимна известны всем, учившимся как в духовных, так и светских заведениях. Вот эти слова:

«Гремит!... благоговей, сын персти!

Се Ветхий днями с небеси

Из кроткой, благотворной длани

Перуны¹⁴³ сеет по земле»!

Даровитым подражателем Ломоносова и Державина, главных представителей нашей лирической поэзии, был Мерзляков (1778–1830), профессор красноречия и поэзии в Московском университете. Из его духовных стихотворений особенно были известны: «На разрушение Вавилона» (из Ис.14:5–28) и «Песнь Моисея по прехождении Чермного моря» (из Исх.15:1–22). Достойные стоять на ряду с одной Ломоносова, выбранной из книги Иова, они занимали место в каждом сборнике поэтических образцов и изучались как в школах, так и любителями духовных стихотворений.

Из библейских книг Псалтирь преимущественно настраивала лиру наших поэтов. Переложения псалмов царя и пророка Давида, начиная Ломоносовым, продолженные Державиным, следовали один за другим в течение целых десятилетий. Очевидно, что переложение псалмов вызывалось потребностью общества, которое, среди житейских сует и волнений, нуждалось в удовлетворении своему религиозному чувству. Переложением псалмов занимались даже те наши поэты, дарования которых мало способны были к так называемому песнопению. Примером служат переложение 37 псалма «Господи, да не яростию Твоею обличиши мене», удачно сделанное баснописцем Крыловым (1768–1844). Некоторые же из наших второстепенных поэтов почти исключительно посвящали себя этому делу. Так, например, две части стихотворений Шатрова (1765–1841) содержат в себе подражания псалмам и песни духовные. Позднее Шатрова приобрел большую известность духовными стихотворениями Ф. Глинка (род. 1788). Сборник его переложений из Библии, принимавшихся с почетом журналами и другими изданиями двадцатых годов нынешнего столетия, издан под названием «Опытов священной поэзии». Эти переложения показывают, что автор их искренно вдохновлялся святыми истинами слова Божия, и потому в них видно неподдельное религиозное вдохновение. Теплота чувства, смелость образов и выражений, звучный и энергический стих составляют их бесспорные достоинства.

Так, например, в стихотворении «Глас ко Господу» (подраж. псалму 76), в котором изображается величие Бога и смирение человека, мы читаем следующие прекрасные стихи:

«Я мучился… я исчезал,

Я ложе обливал слезами,

И громко Бога призывал,

И Бога я искал руками!

Он внял мольбе, Он близок был,

Он шел, Он небо преклонил;

И Сам убитого тоскою

Воздвиг святой Своей рукою,

И грешным и земным очам

Явил красы и тайны неба».

Памятники прекрасной вдохновенной поэзии мы находим в особенности у Жуковского (1783–1852). Поэтические произведения Жуковского, в которых выражаются возвышенные, благородные мысли и чувства, были проводниками в нашем обществе религии и нравственности. На них воспиталось прежнее наше поколение; на них же воспитался и в Боге почивший Царь-Освободитель, Благочестивейший Государь Император Александр II¹⁴⁴. Жуковский, глубоко проникнутый религиозными христианскими убеждениями, питал неизменную доверенность к Провидению. В одном его стихотворении мы читаем следующие слова:

«Я слышу голос,

Земные все смиряющий тревоги:

«Да не смущается твоя душа»,

Он говорит мне, «веруй в Бога, веруй

В Меня»...

В этих словах Спасителя (Ин.14:1) Жуковский находил всевозможные утешения, данные человеку на все житейские беды. Отсюда поэтические произведения его проникнуты духом христианской религии. При таком настроении духа, Жуковский имел особенный взгляд на поэзию. «Поэзия есть добродетель; жизнь и поэзия – одно и тоже; поэзия должна иметь влияние на душу всего народа, и она будет иметь это благотворное влияние, если поэт обратит свой дар к этой цели. Поэзия принадлежит к народному воспитанию. Поэт никогда не должен перестать быть человеком, почитателем Бога, членом общества, не должен пренебрегать должностей, соединенных с этими отношениями». Вследствие такого взгляда на поэзию, высказанного Жуковским в разное время, он постоянно славил добродетель. Идеал, который должен направлять жизнь человека, назван поэтом «гением чистой красоты», который соприсутствует творчеству христианских поэтов и в тоже время есть вестник «нетленных благ». Жуковский говорит:

«Он лишь в чистыя мгновенья

Бытия слетает к нам,

И приносит откровенья

Благодатныя сердцам.

Чтоб о небе сердце знало

В темной области земной,

Лучшей жизни покрывало

Приподъемлет он порой»…

Поэзия Жуковского не могла обойти вопроса о человеке с его духовной стороны, который в его время занимал философию. Поэзия его стремилась изобразить душевную чистоту человека и направить его к добру. Отсюда она и сливается с добродетелью, и с жизнью, и с верою, и с воспитанием. Жуковский, впечатлительный и чувствительный от природы, проникся этим идеалом и поставил целью своей жизни поэзию, лишь только почувствовал к ней призвание.

Поэзия Жуковского есть поэзия нового христианского мира. Христианство подчинило телесное духовному, земное небесному. Земная жизнь не удовлетворяла поэта, потому что он не находил в ней идеала. Отсюда грусть служит почти неиссякаемой темой для поэтов христианского мира. «Христианство, говорит Жуковский, открыло нам глубину нашей души, увлекло нас в духовное созерцание, соединило с миром внешним мир таинственный, что отразилось и в жизни действительной, и в поэзии». До Жуковского не было у нас той сферы поэзии, которая отличается идеальными стремлениями к другому миру – таинственному, небесному; он первый дал образцы ново-христианской поэзии в этом направлении.

Поэтические произведения Жуковского обогатили нашу литературу и лирическую поэзию плодотворным содержанием, которое составляет важный момент в ее историческом развитии. Жуковский раскрыл внутренний духовный мир человека, не вымышляя его, а сам переживая умом и сердцем все то, что входило в его идеал. Он стремился разъяснить истинные вечные достоинства человеческой жизни, указывая на ее высшие интересы, стремился и поэзии дать высшее значение, сближая ее, если не с окружающею нас жизнию, то с жизнию сердца, чтобы тем очистить и возвысить душу. Благодаря ему, и последующие поэты наши стали смотреть серьезным взглядом на поэзию, как на искусство, которое не терпит суеты.

Не будем останавливаться на лирических произведениях Жуковского, каковы: «Гимн Богу», «Библия», «Молитвой нашей Бог смягчился», «Добродетель», «Видение Иоанна Богослова» и других, потому что, как мы сказали, поэтические произведения Жуковского проникнуты духом христианской религии. Но не можем пройти молчанием его замечательного стихотворения «Выбор креста». В этом стихотворении проводится та идея, что каждый человек должен безропотно нести свой крест, не требуя облегчения крестного бремени. Передаем в коротких словах его содержание.

Странник просил Бога облегчить его земной крест, так как он был ему не по силам. Господь указал ему в храмине бесчисленное множество крестов и сказал:

«Пред тобою все кресты земные

Здесь собраны; какой ты сам из них

Захочешь взять, тот и возьми».

Но выбрать крест было не легко. Один был слишком велик; другой, сделанный из золота, так тяжел, что нет сил поднять; иной хоть и легкий, но резал своими краями плечи. Почти все кресты были осмотрены, примеряны, и странник ни одного из них не находил для себя удобным. И снова

«Уж начинать хотел он пересмотр;

Как вдруг увидел он простой, им прежде

Оставленный без замечания крест;

Был не легок он, правда, был из твердой

Сработан пальмы; по за то как будто

По мерке для него был сделан, так

Ему пришелся по плечу он ловко.

И он воскликнул: Господи! позволь мне

Взять этот крест. И взял. Но что же? – Он

Был тот самый, который он уж нес».

Поэтические произведения Жуковского высоко ценились современными ему поэтами. Это видно из следующего стихотворения, написанного Пушкиным «К портрету Жуковского».

«Его стихов пленительная сладость

Пройдет веков завистливую дань».

И, внемля им, вздохнет о славе младость,

Утешится безмолвная печаль,

И резвая задумается радость».

(Окончание следует).

Что же делать, если животная пища будет постепенно убывать и наконец совершенно исчезнет с лица земли? Тогда, ответим мы, людям придется волею-неволею питаться исключительно растительною пищею. Такова роковая воля судеб, «ее же не прейдешь».

При таком положении дел, если бы оказалась справедливою формула физиологов, по которой всякая пищевая смесь, не содержащая мяса, не может быть признана нормальною для питания человеческого, род человеческий ожидала бы в недалеком будущем самая грустная перспектива: недостаток питания повел бы за собою, как неизбежное последствие, постепенное вырождение человечества, и наконец наступил бы роковой момент полного исчезновения всех людей с лица земли.

Если основное положение физиологов верно, то этим самым произнесен и роковой, смертный приговор всему человечеству. Поэтому и наука, и практика должны всеми силами стремиться к тому, чтобы найти исключительно растительную смесь, которая была бы вполне пригодна для питания организма.

Нет никаких оснований предполагать, чтобы подобное, исключительно растительное, пищевое средство не было возможно.

Химики тщательно разложили главнейшие растительные продукты на их ближайшие составные части и нашли, что и те, и другие имеют одинаковый качественный состав, то есть как в тех, так и в другие входят одни и те же вещества, необходимые для питания организма – вода, белковые вещества, жиры и жирообразователи, с той только разницею, что количественное отношение их в пище животной и растительной различны. Так растительные вещества вообще содержат больше воды и гораздо меньшее число азотистых (белковых веществ). Из этого Молешотт и выводит заключение (обратившееся с легкой руки туринского профессора почти в «аксиому», постоянно приводимую противниками растительной пищи), что работающего человека никак нельзя кормить одними плодами или овощами, «ибо тот – говорит Молешотт – был бы весьма плохим рабочим, у которого желудок и кишки должны были бы принять в день двадцать фунтов картофеля», для того, чтобы доставить себе всю сумму белковинных питательных веществ. «А питаясь одними грушами, – прибавляет тот же ученый, – рабочий должен был бы съесть их 110 фунтов, чтобы получить тоже количество белковидных веществ», для доставления которых достаточно всего ⅘ фунта сыра, или ⅓–½ фунта мяса, или же ½ фунта яиц.

Читатель видит, что мы не только не игнорируем факты, приводимые нашими противниками, но сами идем к ним навстречу. Мы только что выписали факты, которые по-видимому окончательно должны были убеждать нас же самих в полнейшей непригодности растительной пищи. Но... audiatur et altera pars!. . . Конечно, никто из нас не пожелает кормить своих ближних одним только картофелем, а тем более земляникой, но и среди растительных веществ есть много таких, которые по своему cодержанию белковых веществ не только равняются мясу, но и превосходят последнее. Из таблиц Карла Фохта (весьма почтенного ученого, но которого уж никак нельзя причислить к приверженцам христианского поста!), приводимых Бекетовым, ясно видно, что горох и чечевица содержат в себе гораздо больше белка, чем мясо самого откормленного быка. На 1000 весовых частей чечевицы приходится 264,94 ч. белковых веществ, на тоже количество гороха их приходится 223,52 ч., тогда как в 1000 ч. бычачьего мяса белковых веществ всего только 174,63 ч¹⁴⁶.

С другой стороны из таблиц того же Карла Фохта следует, что в мясе и во всех видах животной пищи совершенно отсутствуют так называемые углеводы, т. е. вещества, способные превращаться в жир, столь необходимый для всех тканей человеческого организма.

Итак, горох и чечевица, равно как и все зерна бобовых растений, содержат в себе очень много белковых веществ, и пригодность их для питания вполне подтверждена опытами д-ра Ворошилова, произведенными им над самим собою. Д-р Ворошилов произвел две серии наблюдений: питаясь определенными количествами хлеба и сахара, он прибавлял к своей ежедневной порции в одном случае мясо, в другом – заменял мясо горохом и пришел к тому результату, что и в том, и в другом случае организм его приобрел и в силе, и в весе.

Следовательно, не только по теории, но и на практике горох может служить прекрасным субстратом мяса¹⁴⁷, и уж никак нельзя согласиться с известным медицинским популяризатором проф. Боком, что только тот рекомендует питать население горохом, у кого самого голова набита горохом!

Что касается до содержания белковых веществ в пшенице, то отметить следующее. В пшеничном зерне этих, чрезвычайно важных для питания организма, веществ, содержится 135 ч. на 1000, но в пшеничной муке их содержание падает на 127 ч. и наконец в хлебе заключается не более 90 ч. белковины. В чем же искать причину подобного уменьшения? Оказывается, что наибольшее процентное содержание азотистых (белковых) веществ падает на ту шелуху, которая сдирается мельничным жерновом, а минимум приходится на внутреннюю часть зерна, которая содержит гораздо меньше белка, чем наружные слои. Техника легко может придти на помощь делу, выработав такие снаряды, которые бы обдирали от зерна вместе с шелухою и его внешние слои, оставляя нетронутою внутреннюю часть зерна. Раз такая задача была бы поставлена, усовершенствование машин в названном направлении не заставило бы себя долго ждать.

Ввиду всего вышесказанного, вопрос о приготовлении смешанной пищи из веществ чисто растительного происхождения уже не представляет собою ничего химерического и невозможного в своем осуществлении, и тогда-то нам уже не придется опасаться за питание человека в будущем.

Но на пути употребления растительной пищи физиологи обыкновенно ставят ее неудобоваримость, и это представляет без всякого сомнения самое веское возражение. Но, не говоря уже о том, что физиологи дали нам еще очень немного строго-научных данных по этому вопросу, самое понятие об удобоваримости вещества есть понятие в громадном большинстве случаев чисто относительное. Одно и то же вещество, признанное безусловно неудобоваримым в одних случаях, может прекрасно перевариваться при других условиях. Так, например, решетный хлеб считается всеми самым неудобоваримым из растительных продуктов, но и самый горячий противник наших воззрений Молешотт сознается, что «хлебопашец и садовник, у которых тело при физическом труде находится в постоянном движении могут вполне переваривать решетный хлеб». Что же касается до наших аристократов и людей, преданных сидячему образу жизни, то конечно, что не только такой прославленный неудобоваримым продукт, как решетный хлеб, но и большая часть пищи, ими принимаемой, проходит через кишечный канал в непереваренном состоянии.

Виновата здесь не пища, а тот антигигиенический образ жизни, который ведут люди. «Нечего на зеркало пенять…», говорит пословица: виноваты мы сами – пища в большинстве случаев ни причем.

Посмотрите на полные, румяные щеки нашего крестьянина, на его физическую силу и душевную бодрость, и сравните бледные лица наших деловых горожан с их дряблыми мускулами, не смотря на мясной обед… Кто виноват? Что хотите… только не пища. Она тут ни причем.

На удобоваримость питательных веществ влияет одно весьма важное обстоятельство, но которое обыкновенно совершенно упускается из виду. Это – способы приготовления самой пищи, жарение, варенье и т. п. процессы, которые совершаются в кухне, куда неособенно любят спускаться ученые. Существенная задача всех кухонных операций заключается не только в том, чтобы сделать пищу вкуснее, но и в том, чтобы сделать ее удобоваримее и питательнее для организма. Приведем примеры.

Мы варим картофель. Уже через это самое часть его крахмала превращается в сахар, вещество легко растворяемое в воде, легко воспринимаемое организмом и переводимое его деятельностью в жиры. Но до варения крахмал был в форме маленьких зернушек, заключенных в пузырьках или клеточках, стенки которых состоят из весьма трудно растворимого вещества (клетчатки). Варение разрыхляет эти клеточки и производит в некоторых местах разрыв их стенок. Вследствие этого крахмал из клеточек выходит, становится доступным действию слюны и сока поджелудочной железы, которые и довершают превращение нерастворимого и неудобоваримого крахмала в растворимый в воде и легко всасываемый организмом сахар.

Сырое мясо весьма неудобоваримый продукт¹⁴⁸. Но мясо хорошо прожаренное представляет собою пищу в самой высокой степени удобоваримую. Дело в том, что при жарении, кроме массы полезных изменений, в рассмотрение которых мы здесь не будем входить, главнейшее и существенное изменение заключается в образовании уксусной кислоты, которая, по исследованиям Мульдера, делает масные волокна удобоваримее. Точно также мясо, полежав в уксусе, легче перерабатывается организмом. Как известно, в желудке находится свободный уксус (уксусная кислота), вырабатываемая его стенками; действием этого вещества и совершается большая часть пищеварительных процессов, имеющих своею конечною целью перевод нерастворимых, негодных для всасывания веществ в вещества растворимые.

Следовательно, подвергая мясо жарению или кладя его в уксус, мы берем на себя часть той работы, которая должна была бы выпасть на долю желудка и тем облегчить его деятельность.

Отсюда видно, что на удобоваримость пищи не столько влияют ее свойства, сколько способы ее приготовления. Нужно сказать правду. Кухня не особенно занималась техникой приготовления растительной пищи. История передает нам описание обеда, данного Лукуллом более двух тысяч лет тому назад, и из любой современной газеты мы можем заимствовать подробный рассказ о тех блюдах, которые подавались на обеде какого-нибудь знатного лица. Какая резкая разница между теми мясными блюдами, которыми угощал Лукулл своих гостей, и тем меню, которое фигурирует на наших званых обедах.

Ведь две тысячи лет тому назад люди не имели никакого понятия ни об откормленных пулярдках, ни об паштетах a foie gros, ни о других «прелестях» кулинарного искусства, свидетельствующего о бесконечном разнообразии способов приготовления мясных блюд. А между тем мы видим тот же хлеб, который ели и фараоны, приготовленный из таких же зерен¹⁴⁹, из такой же муки, способы обработки которой почти не подвинулись вперед.

Поэтому нечему было бы и удивляться, если бы растительная пища по своей удобоваримости стояла ниже животной.

В наше время колоссального развития всевозможных производств, усовершенствования совершаются не по дням, а по часам, и если бы, под влиянием возрастающего запроса на растительную пищу, ученые обратили свое внимание на этот предмет, то и результатов, конечно, не пришлось бы долго дожидаться, и формула для рационального питания из смеси чисто растительных веществ была бы скоро найдена. Но даже и при существующем порядке вещей растительная пища по своей питательности может быть все-таки поставлена наравне с прославленным мясом, да и во многих отношениях она представляет перед ним некоторые весьма существенные преимущества. Отказываясь от употребления мяса, человек тем уже самым избавляется от шансов заразиться многими болезнями, причинная связь которых с употреблением мяса не только вполне доказана наукой, но и не оспаривается даже сторонниками употребления мясной пищи.

Одну из таких болезней представляет собою подагра. При постоянном употреблении мясной пищи в тело вводится гораздо больше азота, чем сколько этого требуется для поддержания мускульной и нервной деятельности организма. Непотребленные организмом азотистые соединения отлагаются в виде мочекислых солей в суставах рук и ног и причиняют больным невыносимые страдания. Эта тяжелая и неизлечимая болезнь, стоящая в непосредственной связи с употреблением мяса, встречается исключительно в высших классах общества, потребляющих наиболее мяса, и совершенно неизвестна в среде нашего простонародья, питающегося растительною пищею.

Замечательно, что в странах, где прежде мало употребляли мяса, ее вовсе не существовало, а с введением мясной пищи число жертв стало год от году все более и более увеличиваться. Примером тому может служить Франция за последнее десятилетие. Вследствие почти эпидемического распространения малокровия среди французов, спрос на мясо в этой стране начал год от году все более и более увеличиваться; пропорционально этому возрастала и подагра, достигшая в последнее время в Париже до ужасающих размеров. Наряду с этим достиг громадного распространения и другой недуг – ревматизм, этот постоянный спутник мясной пищи.

Не говоря уже о целой массе болезней, которые передаются нам через мясо, упомянем о страшном биче человечества, который уносит в преждевременную могилу стольких дорогих нам людей. Мы говорим о легочной чахотке, про которую теперь достоверно известно, что люди ею заражаются преимущественно через мясо и молоко. То же самое, по мнению многих компетентных врачей, можно сказать и о раке.

Затем путем животной пищи мы постоянно заражаемся глистами и, как показывает врачебно-медицинская статистика, гораздо чаще, чем это кажется с первого взгляда. Ничего подобного не влечет за собою употребление растительной пищи; при подобном режиме человечество сохранило бы о многих болезнях только одно воспоминание.

В заключение нам остается посчитаться с одним предрассудком, слишком уже распространенным в нашем обществе, даже между очень почтенными и учеными людьми. Считается почти аксиомой, что без употребления мяса наша мускульная ткань ослабевает и вместе с нею исчезает крепость и сила человека. Всем известно, что для развития органа необходимо упражнять его и что наша мускульная ткань ослабевает и исчезает от недостаточного мускульного труда, какого бы высокого качества мяса мы ни употребляли. Взгляните на мускулистые руки нашего крестьянина, живущего физическим трудом, и на дряблые, тощие щупальца еврея, который считает для себя такой честный труд делом низким и позорным...

Comparaison n'est pas raison, сравнение не доказательство, но тем не менее мы часто обращаемся к животным и полученные от наблюдения над ними выводы переносим на человека. Бык и лошадь работают неутомимо целые дни без устали и питаются исключительно растениями; сила их и выносливость вошли в поговорку. Лев и тигр, которые скорее умрут с голода, чем начнут есть траву, способны, правда, проявлять громадную силу, но энергия их непродолжительна – большую часть своего времени они проводят во сне.

Все приведённые нами факты с достаточною ясностью могут убедить читателя не только в полной пригодности растительной пищи для питания организма, но и во многих её преимуществах перед животною.

Поэтому св. Церковь, устанавливая посты, не отстала от требований науки, но, можно сказать, опередила последние.

У валаамских иноков, по словам автора, вырабатывается громадная сила воли. «Будь, говорит он, направлена также громадная сила воли на достижение благих целей, – на дело, которому мы могли бы сочувствовать, и пред нами был бы характер и никаким иным именем мы бы его не назвали». В данном случае это – тоже характер настойчивый, упорный, презирающий внешние условия, сбрасывающий прочь все препятствия, побеждающий самую жизнь; характер, питающийся лишениями и страданиями и укрепляющийся ими, как организм здоровою пищею; характер, как железо, в горниле твердеющее под молотом». Но разве эта громадная сила воли не направлена на достижение благих целей? Сколько добра этот монастырь разливает на все окрестное народонаселение! «Говорят, монашество богатства приумножает, заметил автору один из иноков. Да для кого это? Нам не надо. У нас все те же ряски убогие, трапеза скудная…, а ежели что – мы и соседям помогаем. Хлеб даем, шубы, сапоги даем, кафтанчики, лучины для крыш…, а лучину эту щепляют монахи ведь… – не даровое»… Остатки зелени и всяких овощей осенью раздаются беднейшим жителям, которые для этого нарочно съезжаются в монастырь. Беднейшим богомольцам обитель подает иногда не только сапоги, платье, а случается и деньги. Соседям, ладожанам, помогает семенами, сеном, соломою, огородными овощами. Нищета прибрежных крестьян до того поразительна, что в самую крепкую зиму, не имея почти обуви, в самом ветхом рубище, они пускаются за сто пятьдесят и более верст по озеру, чтобы только пожить денька два на монастырском хлебе. Многих из них находят замерзшими от великой стужи за версту или две от обители. В монастырь стекаются и за медицинской помощью. Лечит бывший гатчинский аптекарь – ныне инок и садовод, заткнувший за пояс петербургского Регеля. Больные золотухой и глазами всего чаще обращаются сюда. Обитель снабжает их лекарствами. Всего более народ съезжается на праздник Петра и Павла. Тогда тут слоняется по дворам и монастырю до 4000 человек. А когда нужда к нам со всех сторон стекается, тогда истинно Валаам во всем своем великолепии красуется. Все это скорбное, немощное, горем к самой земле прибитое, по единому слову пастыря ниц повергается. Тут-то истинному художнику и надлежит быть. Таких стонов не услышишь. Наш мужик не то, чтобы своей тоске волю давал, а тут уж он ее на всю вольную волю... Вчуже глядишь на них и плачешь. К нам с болящею совестью притекают, – такие, что когда-нибудь и душу чужую загубили: те страсть как молятся и каются. Вдарится о земь и глаз на святителя поднять не смеет. Исповедуется – а от святых таин отказывается сам: не достоин и еще, не замолил! Просит епитимии потяжельше. Есть такие, коим за место епитимии духовник говорит: иди и пострадай, – но начальству объявись. Ну, это они свято исполняют, примирение с совестью обретают в самой лютой муке. А больше приходят о нищете своей перед Господом искать предстательства у святых чудотворцев наших. Мы так замечаем, чем недороднее год, чем крестьянство беднее, тем богомольцев больше. Помощь Божия в несчастиях познается. Это и им не в осуждение, а так по правде?!.. Впрочем, автору пришлось – таки видеть, как серьезно молились богомольцы из крестьян и отводили душу, находя помощь по вере своей.

Предшественник о. Дамаскина, игумен о. Назарий избрал десять лучших монахов для проповеди христианства в русско-американских владениях. Такая широкая миссионерская деятельность после того не продолжалась. Все монахи до смерти безвыходно живут в обители, но тем не менее они на всю окрестность продолжают миссионерски действовать частью через ежегодно посещающих обитель богомольцев, которые, восприняв здесь светлые религиозные понятия, разносят их по стране, а главным образом через множество крестьянских детей, воспитывающихся в монастыре. Дети сильно привязываются к обители и, возвращаясь домой, рассказами своими поддерживают престиж ее, притом только и мечтают о том, как бы отправиться назад на Валаам сначала вольным тружеником, а потом принять рясофор. «Хорошо в обители?» – спросил автор у одного корела-мальчика. – «Ах, как дивно! Век бы тут остаться!» И это вам повторят все.

Принимая во внимание столь широкую и многостороннюю благотворительность обители, ее просветительное и нравственное влияние на окрестное народонаселение, можно ли согласиться с автором, что необычайная сила воли, вырабатывающаяся в иноках, не направлена к благим целям? И какие еще цели можно выдумать благодетельнее тех, какие достигаются обителию? Не ясно ли, что самоотречение иноков, их труды бескорыстные двигаются истинно христианскою любовью к славе Божией и спасению людей? Не даром идут спасаться в эту обитель и люди высокообразованные, каков напр., виденный там автором о. Пимен, о котором докладывал ему спутник: «они в университете кандидатом кончили, много книг написали, на всех языках могут», и который, по описанию автора, действительно человек с обширными сведениями и высокого ума, хотя автор и его силится осмеять, часто вставляя в речь его и кстати и не кстати слова: «Спаси Господи!» Не даром на Валаам даже с Афона приходят ищущие наистрожайшего подвижничества. Автору сильно хочется как-нибудь и чем-нибудь набросить тень на обитель, и он по местам заводит речь о так называемых «благодетелях», к которым очень внимательны и ласковы иноки, даже строгие отшельники, так как от этих благодетелей обитель пользуется очень крупными пожертвованиями. Описывая характер о. Дамаскина, его умение приводить в исполнение самые трудные задачи, он ввертывает словцо: «Для Божьего дела можно было все. Цель оправдывала средства, и если какая-либо старуха под влиянием его поучений оставляла свое имущество монастырю, обделяя бедных, то ведь сим же последним приносилась тем самым великая польза. Ведь богатому труден путь в царствие небесное, и притча о верблюде и игольном ушке тотчас же являлась к услугам о. Дамаскина. Что же касается храма, то ему подобает честь и великолепие. Не для роскоши пока доставлял он таким образом наследства, вклады, пожертвования. Напротив, внуки питались скудно, одевались грубо». Но правда ли то, что говорит автор? Доказательств на подобные заявления, будто бы пожертвования были вынужденные и влекли за собою бедствия наследников, он не представлял никаких; очевидно, что это только предзанятое мнение, может быть, имевшее какое-нибудь основание в отношении к другим обителям, но отнюдь не к валаамской. А что монастырь свои имущества употребляет на благо бедствующих, на это сам же автор то и дело представляет в статьях своих неопровержимые доказательства. Этого мало: в одном месте душа его, невольно признающая величие обители, сказалась очень резко. Вот его дума над разнообразными впечатлениями, когда по осмотре монастыря одиноко сидел он в отведенной ему келье: «тишина моей кельи давила меня. Весь этот монастырь так не похож на другие мною виденные обители, что я еще не мог разобраться с своими впечатлениями… Листки записной книжки пока оставались девственными, – мысль разбегалась… Во всем окресте меня сказывалось что-то чрезвычайно серьезное, большое; заблуждение или нет – но дело творилось тут искреннее, крупное, подвижническое». Так и человеку с предзанятыми ходячими теперь мнениями о монашестве сильно бьет в глаза величие этой обители, живо осуществляющей в себе дух христианства. Какою же должна она предстать человеку, свободному от этих модных мнений и взглядов? По истине эта обитель – школа духовнаго совершенства! Таковы то были большею частью наши древние иноческие обители. Они то именно и воспитали русский народ, явивший в течении веков самоотверженную преданность вере, царю и отечеству, воспитали и непосредственно, и посредственно через пастырей, которые все или вышли из монастыря или находились под непрестанным влиянием монашества. Наших древних архипастырей упрекают, зачем они, владея громадными средствами, не завели школ по крайней мере для образования духовенства, а расточали эти средства на устройство иноческих обителей. Напрасный упрек! Они лучше нас понимали, что совершеннейшая школа веры и благочестия есть монастырь. Теперь распространены духовные семинарии и в последнее время приведены в наилучший вид. Бесспорно, что в научном отношении они стоят высоко; но воспитывают ли они людей самоотверженных, всецело проникнутых духом благочестия?!

Р.

6) В порядке совершения браков нужно различать: 1) оглашение; 2) обыск; 3) место и время браковенчания; 4) чин браковенчания.

1) Чтобы узнать, желающие вступить в брак удовлетворяют ли условиям, определенным для законности брака и нет ли каких-либо законных препятствий к повенчанию жениха и невесты, для этого необходимо соблюдать так называемые предбрачные предосторожности, к которым относится прежде всего оглашение. Желающий вступить в брак должен уведомить священника своего прихода письменно или словесно об имени своем, прозвании и чине или состоянии, равно как об имени, прозвании и состоянии невесты (Св. Зак., т. X, часть 1, ст. 25). По сему уведомлению производится в церкви оглашение в три ближайшие воскресные или другие, встречающиеся между оными, праздничные дни, после литургии (– ст. 26)¹⁵². В этом оглашении священник или диакон объявляет всенародно, что такие-то лица желают вступить в брак между собою, и от имени причта спрашивает, не знает ли кто каких-либо законных препятствий к их бракосочетанию. Если невеста принадлежит к другому приходу, то оглашение должно быть произведено и в ее приходской церкви (– ст. 26). По оглашению все имеющие сведения о препятствиях в браку, родственники брачущихся или посторонние лица обязаны дать знать о том священнику на письме или на словах немедленно и никак не далее сделанного в церкви последнего из трех оглашений (– ст. 27)¹⁵³.

2) После совершения оглашений, священно и церковнослужители приступают к совершению обыска. Обыском называется предварительное исследование, производимое священно-церковнослужителями через расспросы у самих брачущихся лиц, у достоверных свидетелей или поручителей, через рассматривание различных письменных документов, касающихся лиц, желающих вступить в брак и т. д., о том, нет ли каких законных препятствий к предполагаемому браку. В этом смысле оглашение также принадлежит к обыску и составляет его часть. Письменных документов, которые требуются для исследования о том, нет ли законных препятствий к повенчанию желающих вступить в брак, довольно много. Для большего удобства мы укажем на эти документы в порядке тех условий, которые определены для законности брака. Так лета брачущихся определяются на основании метрических книг¹⁵⁴. Посему если жених или невеста принадлежат к другому приходу, то должны представить метрическое свидетельство о совершеннолетии от своих местных причтов. Но так как это часто бывает затруднительно, то можно основываться на показания паспортов, по которым проживают жених или невеста, особенно если по паспорту лицо, желающее вступить в брак, находится в летах не очень молодых и не очень преклонных. В доказательство нормального психического состояния жениха или невесты в нашем законодательстве не указано требовать каких-либо письменных свидетельств: удостоверяться в нормальном психическом состоянии жениха или невесты предоставляется наблюдению и личным расспросам причта, имеющего повенчать их¹⁵⁵. Точно также чрез личные расспросы должно удостоверяться во взаимном согласии и желании жениха и невесты на вступление в брак. Удостоверение во взаимном и непринужденном согласии жениха и невесты на вступление в брак внесено Церковию даже в самый чин браковенчания¹⁵⁶. Закон наш не упоминает о письменных свидетельствах на дозволение в брак со стороны родителей или опекунов, и потому свидетельства эти для обысков обыкновенно и не требуются¹⁵⁷. Удостоверение в том, что желающие вступить в брак не находятся между собою в степенях родства и свойства, церковными законами признанных препятствием к заключению брачных союзов, достигается главным образом через расспросы у достоверных свидетелей или поручителей и посредством оглашений. Почему если жених или невеста из чужого прихода, то должны представить свидетельство от своего местного причта, что об них было произведено троекратное оглашение в их приходской церкви и что по троекратному оглашению препятствий к браку им никакого не объявлено. В доказательство свободы от брачного состояния должны быть принимаемы во внимание исповедные росписи и другие официальные данные. Так от чужеприходских и не имеющих каких-либо видов и паспортов на право проживания вне своего прихода нужно требовать, чтобы такие лица представили предбрачное свидетельство от своего местного причта, в котором бы было прописано – холосты они или вдовы и после какого брака. Городские и сельские обыватели (купцы, почетные граждане, мещане, ремесленники, казаки (не служащие) и крестьяне, проживающие по паспортам и свидетельствам, выданным от тех сословных учреждений, в ведении которых они состоят, должны предъявлять эти паспорты и свидетельство в случае вступлении в брак не на месте постоянного своего жительства (– вне того прихода, к которому приписаны). В паспортах и свидетельствах, выдаваемых от сословных учреждений лицам городского и сельского состояния для отлучек по торговле и промыслам, должно быть означено, кто женат или холост, и если вдов, то после которого брака (Св. Зак., т.X, част. I – ст. 22 пун. 1)¹⁵⁸. Лица, состоящие на действительной службе гражданской и военной, должны представлять свидетельства подлежащего начальства, в которых бы удостоверялось, что предъявители холосты, а если вдовы, то по каком браке и что препятствий ко вступлению им в брак со стороны начальства не имеется. От отставных чиновников военных и гражданских канцелярских служителей и нижних военных чинов нужно требовать аттестаты и указы об отставке; от зачисленных в запас армии, по отбытии установленного срока в рядах армии, – билеты об увольнении их в запас армии от действительной службы, выданные военным начальством. Как в указах об отставке чиновников гражданского и военного ведомства, так и в билетах увольнительных, выдаваемых зачисленным в запас армий, показывается: женаты ли эти лица, холосты или вдовы¹⁵⁹.

Для удостоверения в том, что брачующиеся лица принадлежат именно к православному, а не к какому-либо другому вероисповеданию и не к раскольническому толку, требуется, чтобы жених и невеста, если они не исповедовались в той церкви, в которой желают венчаться, представили пред браком от своих духовных отцов свидетельства о бытии своем у исповеди и святом причастия. Если же жених или невеста не могли по каким-либо причинам представить упомянутого свидетельства, а священнику было неизвестно, исполнили ли они в том году христианский долг, в таком случае он может потребовать от них, чтобы они говели и исповедовались пред браком. Так как браки вообще должны быть венчаны в приходской церкви жениха или невесты, то жених и невеста, желающие повенчаться не в своей приходской церкви должны заручиться письменными согласием на то со стороны своих местных причтов¹⁶⁰.

При рассматривании документов, касающихся жениха и невесты, нужно иметь в виду, чтобы те из них, которые не свободны от гербового сбора, были надлежащим образом оплачены. Те документы, кои основаны на метрических книгах, как например, указывающие на лета, на брачное или безбрачное состояние, непременно должны иметь гербовую марку в 60 коп. (Ук. Син. 1877 г. № 1413. п. 1; Сравн. Мнен. Государ. Совета Высоч. утвержд. 28 дек. 1878 г. о возвыш. гербов. сбора, в Правила. Вестн. за 1879 г. № 1)¹⁶¹. Свидетельства, выдаваемые священником о вероисповедании, бытии у исповеди и святом причастии, о совершении оглашения и беспрепятственности к повичанию в чужой церкви не подлежат гербовому сбору (Ук. Син. 1877 за № 1413 п. 3), а равно и письменные дозволения родителей на вступление в брак их детей свободны от гербового сбора (там же). Но те свидетельства, выдаваемые священником, в которых прописываются все нужные сведения о брачущихся, в которых между прочим показываются лета и брачное или безбрачное состояние, непременно должны иметь в 60 коп. марку (Ук. Син. 1877 г. № 1413 п. 6).

Если после оглашений, личных спросов у самих брачущихся лиц и у достоверных свидетелей или поручителей и после рассматривания различных письменных документов, касающихся жениха и невесты и т. д., не окажутся какие-либо законные препятствия к предполагаемому браку, то священно и церковнослужители, прежде чем совершить брак по чиноположению церковному, составляют запись обыска в особой книге «обысков», нарочито для сей цели выдаваемой из консистории в каждую церковь за печатью консистории и скрепою одного из членов консистории. В этой записи должны быть обозначены показания на все 10 пунктов обыска, изложены все сведения, требуемые этими пунктами, без малейших опущений, вполне согласно с документами, на основании которых предполагается совершение брака (Св. Зак. т. Х, част. 1, ст. 28 и прим. к ней, прод. 1876 г.). Запись обыска под опасением строжайшей ответственности должна быть производима до венчания брака; жених и невеста, если они грамотные, должны расписаться в ней тоже до брака (а если они не грамотные, то кто-нибудь по их поручению); вместе с женихом и невестою тут же должны подписаться свидетели или поручители (поезжане), которых как со стороны жениха, так и невесты полагается не менее двух или трех (Св. Зак. т. Х, част. I, ст. 28 и прим. к ней, по продолж. 1876; сравни форму брачн. обысков в прил. к ст. 26 того же Х т, I част. Св. Зак.)¹⁶². Для удостоверения в беспрепятственности брака должны быть приложены к обыску необходимые письменные документы (8 пун. формы брачн. обыс.). Если жених и невеста принадлежат к другому приходу; то прилагается при обыске свидетельство об оглашениях, сделанных в приходской церкви того или другой, подписанное всем причтом той церкви и утвержденное церковною печатью, равным образом свидетельство от причта о бытии на исповеди и у св. причастия жениха и невесты, о летах жениха или невесты, и о том, холост жених или вдов, и если вдов, после которого брака; тоже о невесте (8 пунк. форм. брачн. обыск. и примеч. к ней пун. 2 в прил. к 26 ст. Х т., I част. Св. Зак.; Сравни. Инстр. благоч. § 18 пун. 2). Если жених или невеста вступают в брак не на месте своего постоянного жительства, то должно требовать паспорты, аттестаты о службе и другие документы, по которым они проживают. С паспортов и других видов (аттестатов о службе, указов об отставке и пр.), по которым проживают брачущиеся, необходимо снимать копии и прилагать к обыскной книге, а подлинные виды возвращать жениху и невесте с отметкою в оных рукою священника о том, с кем, когда, в какой церкви и кем они повенчаны. Возвращаются эти документы под росписку получающего их, которую лучше всего делать на снятых с них копиях (Ук. Син. 1842 г. 4 июня; Св. Зак. т. Х, част. I, ст. 22, пун. 2; Сравн. прим. п. 1 к форме брачного обыска, в прилож. к 26 ст. Х т., I част. Св. Закон.). Если жених состоит на государственной службе военной или гражданской – дозволение, данное ему от начальства на вступление в брак, кем следует подписанное и утвержденное казенною печатью того места, откуда оно выдано. Этот документ прилагается к обыску в подлиннике (8 пун. форм. брачн. обыск.)¹⁶³. На основании существующих узаконений «из числа оставляемых при церквах копий с документов для совершения брака подлежат оплате гербовым сбором в 60 коп. с листа копии с таких документов, которые сами подлежат оплате означенных сборов». Не требуется наклеивать марки на паспортах и других документах, в которых священником сделаны надписи о повенчании, при возвращении сих документов, по снятии с них копий (Ук. Син. 1877 № 1413 пун. 2).

3) По соблюдении всех необходимых и предварительных формальностей для законности брака, последний должен быть венчан всегда в церкви, а не в домах или часовнях (Св. Зак. т. X, част. 1, ст. 31; Инстр. благ. § 19; Кн. о должн. пресв. прих. § 123). Если бы по обстоятельствам где либо венчание в церкви оказывалось невозможным или весьма затруднительным, в таком случае брак может быть повенчан и в молитвенном доме или в часовне, но не иначе, как с благословения архиерейского (там же ст. 31). На этом основании в Сибири и в Закавказском крае, по отдаленности многих селений от храма, Св. Синодом разрешено венчать браки и в молитвенных домах и в обыкновенных часовнях (Ук. Син. 1769 г. авг. 18; Ук. Син. 1853 г. 27 мая)¹⁶⁴.

4) По нашим церковным и гражданским законам позволяется венчать не во все дни года. Безусловно запрещается венчать во все продолжение известных четырех постов, а именно: в Филиппов пост, начиная с кануна или навечерия 14 ноября, т. е. со дня ап. Филиппа до праздника Рождества Христова; в Великий пост с предшествующею ему сырною неделею, начиная от недели или воскресенья мясопустного¹⁶⁵ и со всею страстною седмицею до святой Пасхи; в Петров пост от недели Всех Святых до навечерия праздника Петра и Павла 29 июня; в Успенский пост от навечерия праздника 1 августа до навечерия праздника Успения Божией Матери 15 августа. Не дозволяется совершать браки в навечерии однодневных постов – накануне среды и пятка или точнее по вторникам и четвергам. Запрещается венчать в навечерия воскресных и великих праздничных дней в продолжении целого года¹⁶⁶. Не могут быть совершаемы браки и в те дни, когда по уставу церковному бывает так сказать непрерывное празднование, как то: в Рождественские праздники от 25 декабря по 6 января включительно, и в светлую Пасхальную неделю до навечерия недели Фоминой (Кормчая, гл.50). Кроме того, есть церковно-гражданские празднества – высокоторжественные дни, в навечерии которых тоже не полагается венчать браки, как то: Восшествия на престол Его Величества Государя Императора и Священного Коронования Их Императорских Величеств; в остальные же Высокоторжественные дни и накануне их (рождения и тезоименитства Их Императорских Величеств Государя Императора и Государыни Императрицы и Их Высочеств Государя Наследника Цесаревича и Государыни Цесаревны) венчание браков дозволяется (Ук. 1839 г. янв. 25 дн.; Ук. 1841 г.). Затем во все воскресные дни, а также по понедельникам, средам и пятницам вне постов и других вышеозначенных дней венчать браки дозволяется. В нашей Церкви нет запрещения венчать браки и в навечерия – накануне вселенских родительских суббот (Троицкой и Мясопустной), а в Кормчей даже замечено, что «брак не отлагается ради сетования» (част. II). Что касается до времени дня, в какое должно венчать браки, то общее правило относительно этого состоит в том, чтобы не венчать браков после вечерней службы и вообще в позднее время; точнее – обязательно требуется венчать днем, а не ночью (Инстр. благоч. § 19).

В Редакции «Руководства для сельских пастырей» оставшиеся неразобранными полные экземпляры за 1861, 1864, 1865, 1871, 1872, 1873, 1874, 1875, 1876, 1877 и 1878 годы продаются по 2 р. 50 к., а с пересылкой в Европейскую Россию по 3 р., на Кавказ и в Сибирь по 4 р. Полные экземпляры за 1879, 1880, 1881 и 1882 с приложениями продаются в Редакции по 5 р. с пересылкой.

* * *

При Редакции «Руководства для сельских пастырей», а также у книгопродавца Н. Я. Оглоблина продаются:

1) Пастырский голос к прихожанам против толков о переделе земли. Священника И. Грацианского. Цена за 1 экз. 6 к., за 10 экз. 50 к., за 100 экз. 5 р., за 1000 экз. 30 р.

2) Письма мирянина к мирянину по поводу штундистских заблуждений. Цена за 1 экз. 25 к., за 10 экз. 2 р.

3) Сборники поучений к простому народу:

а) Вып. 1-й, изд. 1877 г. цена 1 р. 20 к. с перес.

б) Вып. 2-й, изд. 1879 г. цена 2 р. с перес.

в) Вып. 3-й, изд. 1880 г. цена 2 р. с перес.

г) Вып. 4-й, изд. 1881 г. цена 2 р. с перес.

4) Семьдесят пять катихизических бесед или Весь православный катихизис в беседах к сельским прихожанам. Свящ. И. Скарданицкого. Цена 85 к. с перес.

5) Практические советы священникам при производстве следствий по проступкам и преступлениям священно-и церковно-служителей. Второе исправленное и дополненное издание. Цена 60 к. с перес.

6) Практические наставления митрополита Григория пастырям по предмету спасительного действования на раскольников. Цена 60 к. с перес.

7) История Христианской Церкви в век апостольский. Цена 50 к. с перес.

8) Указатель статей, помещенных в «Руководстве для сельских пастырей», в течение десяти лет с 1860 года по 1869 год включительно. Цена 35 к. с перес.

9) Руководственное пособие к пониманию Псалтири. Преподавателя Киевской духовной семинарии, священника Х. М. Орды. Цена 1 р. 50 к.

10) За веру и против неверия или: общепонятная защита главных оснований христианского вероучения. Того же автора. Цена 50 к.

Священнослужение с самого начала церкви составляли таинства, как живые средства к сообщению человеку освящающей благодати, и некоторые частные служения, известные также еще в первенствующей церкви. Помощники епископов – пресвитеры принимали участие как в совершении таинств, так равно и в частных службах.

Первое таинство, вводящее человека в благодатное общество верных, без которого невозможно самое спасение человека, – крещение с самых первых времен церкви позволялось совершать не только лицам освященным, но и простым мирянам. «Право совершать крещение, говорит Тертуллиан, принадлежит иногда и мирянам»¹⁶⁸. Но это позволение основывалось только на требованиях необходимости: не желающий погибели грешника, премилосердый Господь, чтобы доставить возможность всем людям входить в общество верных, без чего невозможно спасение, для случаев опасных, когда угрожает человеку смерть и между тем нет вблизи священника, уполномочил сообщать спасительные дары крещения всех христиан без различия, самых даже женщин. «Но это должно быть, продолжает Тертуллиан, только в нужде, когда к сему побуждают обстоятельства или места, или времени, или лица». Между тем, когда не было такой нужды, для совершения таинства крещения были назначаемы постоянные лица. Устроив церковь, Спаситель предоставлял своим ученикам крестить обращающихся к Нему. По вознесении Его на небо, апостолы, подобно своему Учителю и Господу, занимаясь по преимуществу проповедью, мало, как мы видели, крестили сами, предоставляя это право ближайшим своим помощникам в священнодействии, каковы в начале были пресвитеры, частью диаконы и затем епископы. С учреждением постоянных верховных правителей церкви в лице епископов, эти последние сделались главными совершителями крещения¹⁶⁹.

Если все таинства, как важнейшие действия церкви, совершались с большой торжественностью, то крещение по преимуществу отличалось в этом отношении. Ныне оно составляет торжество собственно семейное, а в древности оно было истинным торжеством целой церкви. В этом-то, кажется, заключалось главное основание, почему право совершать крещение по преимуществу усвоял себе епископ. В самом деле, в древности крещение совершалось обыкновенно в храме или в особо устроенной для того крещальне; совершалось всегда в присутствии всего народа и в самые торжественные дни церкви, каковы: Пасха и Пятидесятница. Совершая, впрочем, сам таинство крещения, епископ не лишал участия в священнодействии и пресвитеров. Святой Дионисий Ареопагит, описывая торжественный обряд крещения, замечает, что делал в нем сам епископ, как главное священнодействующее лицо, и что пресвитеры, довершавшие собственно торжество обряда. На епископе прежде всего лежала обязанность освятить елей, которым имел помазываться крещаемый. Освящение елея составляло почти исключительную принадлежность высшего иерарха церкви, и в Постановлениях Апостольских излагается самая молитва, которую читал епископ при этом священнодействии¹⁷⁰. За освящением елея следовало помазание крещаемого, соединенное с знамением креста. Епископ начинал помазание и предоставлял окончание его пресвитерам. «Первосвященник, говорит святой Дионисий Ареопагит, начинает помазание тройственным знамением, и потом вручает крещаемого священникам для помазания всего тела его, а сам между тем идет к матери усыновления (так называет он купель) и освящает ее воды святыми призываниями с троекратным крестообразным возлиянием святого елея»¹⁷¹. Эти два главные действия составляли сущность обряда крещения: «помажи прежде святым елеем, говорит сочинитель Апостольских Постановлений, потом крести водою и наконец запечатлей миром: ибо елей есть причащение Святого Духа, вода же знамение смерти, а миро – печать завета»¹⁷². Но, по повелению епископа, мог совершать крещение и один пресвитер: «Сообщать крещение, пишет Тертуллиан, имеет право первосвященник, т. е. епископ. Потом пресвитеры и диаконы, но не без дозволения епископа, ради чести церкви»¹⁷³. Апостольские Постановления, отнимая право совершать крещение, как и другие священнодействия, у мирян и самых диаконов, назначенных собственно к служению при таинствах, а не к совершению их, выставляют пресвитеров, как обыкновенных и постоянных совершителей крещения, как и самых епископов: «никто из мирян¹⁷⁴, как и из самых клириков, кроме епископов и пресвитеров, не должен совершать таинства крещения»¹⁷⁵. В другом месте говорится: «Пресвитер, как и диакон, не должны рукополагать подобно епископу, но пресвитер имеет право учить, приносить жертву, совершать крещение и благословлять народ, а диакон должен только служить епископу и пресвитерам»¹⁷⁶. – Если пресвитеры городские, при всей несомненности своего права, и редко имели случай совершать одни крещение без епископа, то пресвитеры сельские или приходские по самой необходимости были главными совершителями святого таинства. Потому-то в Постановлениях Ап. как вообще совершение крещения, так и совершение всех частных его действий усвояется равно как епископу, так и пресвитеру: «Ты, епископ или пресвитер, помажь прежде крещаемого святым елеем, потом крести водою»¹⁷⁷.

Не таковы были правила относительно совершения таинства миропомазания. Если крещение с самого начала христианства и церкви совершалось и простыми мирянами, то миропомазание во времена апостолов представляется делом их одних: проповедник евангелия в Самарии, один из семи диаконов Филипп, по надлежащем наставлении в евангельском учении, крестил Самарян, но не позволил себе преподать им другого совершительного таинства – миропомазания; для этого нужны были апостолы Петр и Иоанн (Деян.8:5–17). Между тем святой Павел, когда, вследствие проповеди его, крестились Ефесяне, как апостол, – сам преподал им и второе совершительное таинство через рукоположение (Деян.19:1–6). Апостолы передали право совершения таинства миропомазания ближайшим своим преемникам – епископам, и они, подобно апостолам, являются почти исключительными его совершителями в то время¹⁷⁸.

Миропомазание в древности обыкновенно соединялось с крещением, потому крестившиеся, по выходе из купели, тотчас представлялись епископу, если только он был тут и особенно если сам совершал крещение, и получали от него благословение, состоявшее в некотором торжественном молении о сошествии Святого Духа на крестившегося. С этим молением соединялось обыкновенно помазание, возложение рук и крестное знамение¹⁷⁹. Но если крещение совершаемо было пресвитером вдали от епископа, как это бывало в приходах, по селам, то миропомазание большею частию оставлялось до времени прибытия епископа; обыкновенно крещенные отправлялись сами в город к епископу для принятия совершительного таинства. Св. Киприан, говоря о возложении рук апостольских на крещенных Филиппом (Деян.8:14), присовокупляет: «и у нас ныне крещающиеся в церкви представляются епископам и нашими молитвами через возложение рук получают Св. Духа и запечатлеваются печатию Господа»¹⁸⁰. Блаж. Иероним считает, впрочем, древним обычай самим епископам посещать приходы своей епархии для сообщения таинства миропомазания крещенным пресвитерами. «Я не отвергаю, говорит он, что есть в церкви обычай, по которому епископ посещает крестившихся в малых городах от пресвитеров для призывания на них Св. Духа, с возложением рук»¹⁸¹. Почти исключительное совершение миропомазания одними епископами могло быть следствием и малолюдства и необширности епархий, принадлежащих одному епископу. Но когда невозможно стало всем верным, составлявшим одну епархию, собираться к епископу для принятия совершительного таинства, особенно в такое бедственное время, каковы были три первые века, самая необходимость заставляла сделать отступление от этого обычая...

Таинство миропомазания сначала преподавалось через возложение рук. Но, при переходе от апостолов к епископам, этот образ священнодействия заменился, хотя не вдруг, другим более свойственным обыкновенным правителям церкви, не получившим тех чрезвычайных дарований, какие имели апостолы – помазанием миром. Епископы, не переставая быть исключительными освятителями мира, предоставили пресвитерам право преподавать крещенным это таинство через помазание уже освященным миром. Впрочем, в различных странах право, предоставленное пресвитерам, имело свои особенности... Так, в римской церкви было положено, чтобы пресвитеры не дерзали помазывать крещенного ими миром на челе, что усвоялось одному епископу. В церкви галльской постановлено было епископам совершать миропомазание по апостольскому обычаю через возложение рук, а пресвитерам предоставлено право собственно помазывать миром. В церкви восточной и епископы, и пресвитеры равно помазывали миром, только первый, как мы заметили, был сам освятителем его, а последний употреблял миро, уже освященное. – Без сомнения, предполагая это различие, Апостольские Постановления право совершать миропомазание усвояют равно как епископу, так и пресвитеру: «Ты епископ или пресвитер, помажь прежде крещаемого св. елеем, потом крести водою, и наконец помажь миром»¹⁸². Этот обычай в отношении к таинству миропомазания остается неизменным и до сих пор.

Право совершать таинство евхаристии с самого начала церкви принадлежало, как епископу, так и пресвитеру: «ни диакон, ни пресвитер, говорится в Постан. Апост., не должны рукополагать, но пресвитер имеет право учить, приносить жертву, крестить, благословлять народ; а диакон должен быть служителем епископа и пресвитера в их действиях»¹⁸³. «Диакон, говорится в другом месте Постановлений, не приносит жертвы, но когда епископ или пресвитер принесли, дает оную народу, не как лицо священнодействующее, а как служитель при священниках»¹⁸⁴. Впрочем и здесь пресвитеру, в отличие от высшего иерарха церкви, необходимо было особенное позволение или повеление епископа для законного совершения таинства: «Без епископа, говорит св. Игнатий, нельзя ни крестить, ни совершать вечери любви»¹⁸⁵, то есть, независимо от епископа или не получив от него на то права.

В первенствующей церкви, когда все церкви в городе были в зависимости от главного епископского храма и не имели особенных приходских священников, литургия совершалась только в епископской церкви и самим епископом; потом уже он рассылал пресвитеров в различные храмы для преподавания там освященных им даров. Обыкновенно богослужение в прочих городских храмах совершалось пресвитерами, каждый раз назначаемыми епископом. Впрочем, так как епископ в известные храмы большею частью посылал одних и тех же пресвитеров: то это послужило потом переходом к учреждению собственно института приходских пресвитеров, которые уже стали сами совершать литургию в своих церквах, не испрашивая каждый раз дозволения непосредственно от епископа. Но сельские приходские пресвитеры, конечно, пользовались этим правом еще раньше, когда начало распространяться христианство по селениям.

Четвертое таинство – покаяние в древности представлялось особенно важным. Преступление против божественного закона ревностным по благочестию христианам казалось не нарушением только внутренней чистоты одного верующего, а оскорблением всей церкви. Потому и преступник должен был давать отчет в преступлении пред всею церковью и от лица всех ждать отпущения. Но еще прежде, как отлученный от общения церковного, он должен был проходить несколько степеней покаяния, чтобы иметь наконец возможность предстать пред служителя алтаря для получения разрешения. Как самое покаяние, так и исповедь совершались пред лицем всей церкви: кающийся приступал к исповеданию грехов в смиренном виде, покрытый вретищем и пеплом, и предстоятель, видя искреннее раскаяние согрешившего, пред всеми возлагал на него руки, читал разрешительные молитвы, прося Бога о помиловании его, и таким образом снова принимал его в общение церкви. Вследствие такой торжественности в совершении этого таинства, в первые века христианства, оно так же, как и другие таинства, почти исключительно предоставлялось епископу, как главному блюстителю законов церкви и благоденствия верных сынов ее. Так в Постановлениях Апостольских как разрешение кающихся от грехов, так и наказания виновных за преступления предоставляются вообще епископу – главному правителю и судие церкви: «как язычника, через погружение во св. купели, ты вводишь, епископ, в церковь, по предварительном его наставлении: так и сего кающегося, через возложение рук, как очищенного покаянием, введи в прежнее стадо; и да будет ему возложение рук вместо крещения, поскольку через возложение рук сообщается Святой Дух»¹⁸⁶. «Облеченный властью, епископ, говорится в другом месте Постановлений, твори суд, как действует Сам Бог; не отвергай кающихся, ибо Бог есть Бог милосердия. Согрешающим делай выговор, заблуждающих вразуми, стоящих возбуди к преспению в добре, кающихся приими: поскольку Господь Бог с таинством обещал дать прощение раскаивающимся во грехах»¹⁸⁷. «В деле суда ты, епископ, должен поступать так, как Бог судящий: ибо творишь суд Господень. И прежде всего по власти осуди виновного: потом приблизь его к себе своею милостью, снисхождением, обещай ему и спасение, если только он исправит нравственность и принесет раскаяние; когда же он образумится, приими, заставив наперед понести посильное наказание»¹⁸⁸. Как самостоятельный глава своей церкви, епископ имел право смягчать духовный суд над виновными и делать его более строгим; он мог, смотря по ревности к исправление кающихся, сокращать время их покаяния и продолжать его¹⁸⁹.

Впрочем, и пресвитеру дозволялось торжественное совершение таинства покаяния в тех крайних случаях, когда епископ не мог сам быть совершителем его. Так святой Дионисий Александрийский говорит, что он повелел своим пресвитерам давать разрешение умирающим, если они желали того, особенно – если еще прежде болезни просили об этом, чтобы расстаться с миром в благой надежде спасения¹⁹⁰. Святой Киприан также писал к своей пастве, что падшие, имеющие примирительные грамоты, в случае смертной опасности, могут каяться пред каждым пресвитером; а если не будет пресвитера, то и пред диаконом; и давал повеление пресвитерам разрешать тех падших, которые подвергнутся смертной опасности. Но когда, в отсутствие его, пресвитеры самовольно, без всякого сношения с ним, стали принимать обращающихся грешников, он письменно обличал их за самовольное действие, прибавляя в тоже время, что если они будут по прежнему без его позволения принимать в общение падших, он запретит им самим священнодействовать до своего возвращения. В другом письме, повелевая клиру для принятия падших ждать его возвращения, извещал свою паству, что по возвращении своем он соберет собор пастырей для рассуждения о столь важном деле, каково принятие в церковь отторгшихся от нее. – Из этого видно, как высоко смотрели в то время на разрешение кающихся: не только пресвитер, самый даже епископ, каков был святой Киприан, не мог дозволить себе разрешения впадших в тяжкий грех отступничества без предварительного рассуждения соборного. После этого понятно, почему так мало участия имели в совершении этого таинства пресвитеры, хотя и не были никогда лишаемы права совершать его.

Но покаяние публичное и торжественное, о котором мы говорили доселе, не было единственным; потому что покаяние тайное не заменило собою покаяния публичного, общественного, по преимуществу известного в древности, а только в последствии более вошло в употребление, хотя известно было также с самого начала церкви. Покаяние торжественное требовалось только к важным преступлениям, а грехи менее важные разрешались посредством покаяния тайного, в присутствии одного только лица исповедующего. На это покаяние указывал еще ап. Иаков, когда внушал христианам исповедовать друг пред другом свои согрешения и молиться друг за друга (Иак.5:16). Оно особенно свойственно было первенствующим векам, когда при нравственной чистоте христиан каждый малейший грех был так чувствителен и так глубоко оскорблял душу падшего: «будем каяться, доколе пребываем на земле, писал один пастырь того времени, ибо когда оставим этот мир, уже более не возможно будет нам исповедоваться или каяться там»¹⁹¹. О тайной исповеди говорит св. Дионисий Ареопагит¹⁹²; о ней упоминает также и Климент Римский, когда заповедует при всяком малейшем грехе обращаться к предстоятелю церкви¹⁹³; на нее делает намек св. Киприан¹⁹⁴ и Ориген, когда при всяком грехопадении советует верным обращаться к достойному врачу и у него просить совета – решаться ли на открытое, торжественное покаяние¹⁹⁵.

Если покаяние торжественное совершалось преимущественно пред епископом, то частное, напротив, преимущественно пред пресвитером. Само собою понятно, что при такой исповеди пресвитер мог разрешить кающегося и без особого дозволения епископа. «Смотри, говорит Ориген, как божественное писание поучает нас, что не должно таить грехи внутрь. Ибо как имеющие несваренную пищу, или желудок, обремененный мокротами, чрез изблевание получают облегчение; так и согрешившие, когда скрывают и удерживают в себе грех, чувствуют внутреннюю тягость и почти задыхаются от флегмы или мокроты греховной. Но когда кто сам себя обвиняет и исповедуется, вместе извергает и грех, и уничтожает всю причину греха. Будь только осторожнее, кому исповедать твой грех. Сыщи прежде врача, коему ты должен поведать причину немощи, и который умел бы немоществовать с немощным, плакать с плачущим, соболезновать и сострадать с ним и, что он скажет и присоветует, то делай и исполняй: если он найдет слабость твою такою, что ее должно рассказать и излечить в собрании всей церкви, и что это может послужить к назиданию и других и к удобному исцелению тебя самого; то должно воспользоваться столь обдуманным и искусным советом такого врача». «И по вере больше и по страху, – писал святой Киприан, – лучше те, кои хотя не сделали никакого преступления, но, может быть, о чем подумали, – это самое с сокрушением и в простоте исповедуя пред иереями божиими, раскрывают совесть свою, полагают пред ними бремя души своей, ищут спасительного врачевства, хотя малым и неопасным ранам». «Если в чье сердце, –писал подобно этому же св. Климент, –тайным образом вкрадется или злоба, или неверие, или другое какое зло, то пекущийся о своей душе да не устыдится исповедаться в сем настоятелю, чтобы от него при помощи слова Божия и советов, получить исцеление»¹⁹⁶. Конечно, во всех приведенных нами местах под именем врачей, иереев и наставников всего естественнее и ближе разуметь пресвитеров, после епископов – первых иереев, первых врачей и наставников духовных, к которым верные и в первые века при всяком грехе должны были по своему выбору обращаться прямо, не сносясь наперед с епископом, чтобы через них с одной стороны освободиться от прежнего нечестия, а с другой – получить наставление вперед для будущей жизни.

Если совершение всех, исчисленных нами таинств, дозволялось пресвитерам, то им совершенно воспрещено было совершать пятое таинство – священство. Свящ. Писание ясно учит, что преподавание священства принадлежит только епископам; так как, многократно говоря о рукоположении священства, оно не упоминает ни об одном случае, при котором это таинство было бы совершено другим кем, кроме апостолов и их прямых преемников, т. е. епископов. Так в Деяниях апостольских видим, что рукоположение семи диаконов совершено было самими апостолами (Деян.6:6). В той же книге читаем, что в Листре, Иконии и Антиохии апостолы Павел и Варнава рукополагали пресвитеров по всем церквам, образовавшимся из учеников их (Деян.14:22–23). Тоже показывают и места: 2Тим.1:6; 1Тим.5:22; Тит.1:5. – Равным образом и первенствующая церковь, верная блюстительница апостольских преданий, право сообщать дар священства всегда усвояла одним епископам. – Епископ мог советоваться с народом и с клиром относительно поставляемого, но ни тот, ни другой не мог совершать самого посвящения. Св. Киприан извиняется пред клиром, что без его согласия поставил в пресвитеры Нумидика; но в истории его жизни не видим ни одного примера, чтобы клир позволил себе подобное поставление, и если пресвитеры карфагенские, как мы видели, присвоили себе право принимать в церковь кающихся, то отнюдь никто не мог и думать о праве рукополагать других. «Повелеваем, – говорится в Апост. Постановлениях, – чтобы пресвитер и диакон не рукополагали клириков из мирян»¹⁹⁷. Подобное же повторяется и в другом месте тех же Постановлений: «Епископ возлагает руки и посвящает, а пресвитер не имеет права рукоположения»¹⁹⁸.

Отцы церкви первых трех веков, как и веков последующих, указывали на право рукоположения, как на главное, существенное отличие епископов от пресвитеров. Св. Епифаний писал против Аерия, отрицавшего древнее отличие епископа от пресвитера: «степени епископов особенно принадлежит рождать отцов, ибо ее дело умножать в церкви отцов. Другая степень хотя не может производить отцов, производит чад церкви посредством возрождающего омовения. Ибо как можно, чтобы эта степень поставляла в пресвитера, которого произвести через рукоположение не имеет никакого права»¹⁹⁹. Св. Златоуст, в объяснении первого послания к Тимофею, указывает на право рукоположения, как на особенное и исключительное преимущество епископа пред пресвитером в самые времена апостольские: «не большое различие, – говорит он, – между пресвитерами и епископами: ибо и первые обязаны учить и заботиться о церкви, и что сказал апостол о епископах, тоже усвояет и пресвитерам: одним правом рукоположения (τῇ χειροτονίᾳ μόνῃ) возвышаются епископы, и, кажется, только этим преимуществуют пред пресвитерами»²⁰⁰.

В первенствующей церкви, как мы уже замечали, было в обычае при посвящении во священника не только присутствовать пресвитерам, но даже возлагать руки на посвящаемого вместе с епископом. Но это участие пресвитеров в рукоположении своих собратов нисколько не равнялось участию их в совершении других таинств, потому что было только одним простым обрядом. Поэтому то в Постановл. Апостольских говорится: «пресвитер возлагает руку (χειροθετεῖ), но не совершает таинства рукоположения» (οὐ χειροτονεῖ)²⁰¹.

Супружескому союзу дано в христианстве высшее значение, как образу святейшего союза Христа с церковью и приготовлению верных чад церкви (Еф.5:25–32). Соответственно такой важности и торжественности совершения таинства брака в древней церкви, право благословлять брак по преимуществу принадлежало епископам. Но епископ разделял это право и с пресвитерами, особенно право совершения брака по приходам должно было исключительно принадлежать пресвитерам. Постановления Апост. различают в браке благословение великое и малое²⁰²; первое, которое Тертуллиан называет брачным²⁰³, по преимуществу совершалось епископом, как существенная и главная часть брака. «Брачущиеся, писал св. Игнатий, должны вступать в союз с разрешения епископа, чтобы брак был о Господе, а не по плотскому вожделению»²⁰⁴. Тертуллиан преподание благословения вступающим в союз брака считает также принадлежностью епископа; посему язычники и еретики, по его словам, по подражанию правоверующим христианам, и сами поставляли первосвященника при браках²⁰⁵. Впрочем, Постановления Апост. и то и другое благословение считают одинаковою принадлежностью священства вообще²⁰⁶; так как само собою разумеется, что в отдаленных приходах и невозможно было всегда совершать брак самому епископу, и потому естественно совершение его предоставлялось местному пресвитеру.

Но если все первые шесть таинств по преимуществу совершались епископом, то седьмое таинство – елеосвящение по преимуществу предоставлялось совершать пресвитерам. Апостол Иаков, первый епископ Иерусалимский, заповедует в случае болезни обращаться прямо к пресвитерам церковным, как обыкновенным совершителям этого таинства: «Болит ли кто в вас, говорит он, да призовет пресвитеры церковные, и да молитву сотворят над ним, помазавши его елеем во имя Господне. И молитва веры спасет болящего, и воздвигнет его Господь: и аще грехи сотворил есть, отпустятся ему» (Иак.5:14–15). – Конечно, и епископы, как преемники апостолов и преимущественные раздаятели даров благодатных, могли совершать таинство елеосвящения; но оно в особенности составляло принадлежность пресвитеров, потому что, как замечает римский епископ Иннокентий I-й (IV века): «епископы, будучи удерживаемы другими занятиями, не могут ходить по всем немощным»²⁰⁷. Подобным образом совершение таинства елеосвящения усвояет второй степени иерархии учитель 3-го века Ориген, когда рассуждает о самом таинстве: «Есть и еще средство получить отпущение грехов через покаяние, говорил он, когда грешник слезами омывает ложе свое, и бывают ему слезы хлеб день и ночь (Пс.41:4), и когда не стыдится он открывать грех свой священнику Господню и искать врачества, последуя тому, кто сказал: исповем на имя беззаконие мое Господеви, и ты оставил еси нечестие сердца моего». Здесь исполняются слова ап. Иакова: «болит ли кто в вас» и прочее²⁰⁸. И пастырское смотрение за немощными вообще было делом преимущественно пресвитеров: пресвитеры выслушивали их покаяние, учили их или приготовляли к новому миру; потому естественнее всегда было им совершать и самое таинство, усвоенное собственно больным.

С таинствами необходимо соединялись частные службы и моления, столько же укрепляющие в нас прежде принятую благодать, сколько содействующие к новому благодатному освящению. Вместе с частными службами и молениями, постоянными или повсюдными, явились и особенные обряды, примененные к частным случаям, каковы, известные еще в глубокой древности, важнейшие обряды погребения умерших и освящения храмов. Так как первенствующие христиане во всех, даже частных, домашних случаях обращались к своим духовным пастырям, то само собою разумеется, что во всяком священнослужении, во всех молениях и обрядах, как и в совершении таинств, необходимо должны были участвовать пастыри церкви. В Постан. Апостольских воспрещается вообще мирянам какое-либо священнодействие, как не имеющим к тому особенного призвания²⁰⁹. «Всеобщий закон, говорит св. Киприан, чтобы каждое действие церковное совершаемо было самими предстоятелями»²¹⁰. – В частности, св. Дионисий Ареопагит, говоря о возлиянии освященного елея на усопшего, сравнивает это возлияние с первоначальным возлиянием елея на христианина в таинстве крещения²¹¹, чем показывает, что христианин и по смерти имеет нужду в священнике, как при первоначальном вступлении в общество верующих. Предстоятели церкви тем более должны были участвовать в обряде погребения, что обряд этот всегда соединялся с приношением бескровной жертвы за умершего, вместе с молитвами за него, как и за оставшихся живых²¹². – Само собою понятно, что главным действующим лицом и в частных священнослужениях, как и в совершении таинств, должен быть начальствующий в церкви и распорядитель всех ее действий – епископ. «Когда наступит вечер, – говорится в Апост. Посланиях о вечернем богослужении, – ты, епископ, собери церковь, и, по прочтении вечернего псалма, диакон должен произнести молитвы за оглашенных, просящих, кающихся» и пр.²¹³ Обязанность совершать вечернее богослужение здесь прямо возлагается на епископа. Но если епископ не мог сам совершать всех таинств и, хотя по нужде, допускал к участию в совершении их и пресвитеров: то тем более в действиях менее важных, каковы частные моления и обряды, пресвитер должен был являться самым деятельным помощником его; а в приходах, по отдаленности не имевших возможности часто сноситься с епископом, пресвитер исключительно должен был совершать все такие службы – быть в таком случае полным деятелем. – Таким образом, если сначала небольшое число верных, незначительная обширность епархии и меньшее число самых служб благоприятствовали первенствующим христианам действовать во всех священнодействиях вместе под непосредственным надзором и управлением одного верховного пастыря на земле – епископа: то в последствии по необходимости это должно было измениться, и епископ должен был мало-помалу предоставить совершаемые прежде им самим священнодействия своим помощникам – пресвитерам, сделавшимся в полном смысле его наместниками и представителями в своих приходах.

Современником Жуковского был гениальный поэт Пушкин (1799–1837). «Без Жуковского мы не имели бы Пушкина», – сказал один ученый критик, разбиравший его произведения. Действительно, сам Пушкин признает Жуковского одним из главных своих наставников и руководителей в деле поэзии. Мы же к этому прибавим, что и без Ломоносова был бы не мыслим Пушкин. Поэтическая деятельность Пушкина и его слава являются результатом всего предшествовавшего развития русской литературы. В этом отношении он является блестящим завершителем всех стремлений, порывов и попыток прежних деятелей на поприще литературы.

Пушкин не имел в виду проводить в своих поэтических произведениях известного, определенного рода взгляды и убеждения, как Жуковский. Получая самые разнообразные впечатления от окружающей его современной жизни и окружающих людей, от созерцания предметов и явлений природы, от чтения книг и т. п., Пушкин заботился только о том, чтобы в своих произведениях художественно передать полученные им впечатления, мысли, чувства, жизнь и деятельность людей, предметы и явления природы.

При этом скажем, что хотя мысли и чувства Пушкина были заняты самыми разнообразными темами и образами, по-видимому чуждыми религии, но и он не обходил религиозно-нравственных вопросов, всегда присущих душе человека. Подобно другим поэтам, и он обращался к религии и заимствовал из ней образы для своих произведений. Доказательством этого служит его стихотворение «Пророк».

Идея стихотворения «Пророк» – перерождение человека под влиянием вдохновения свыше, а содержание его заключается в посвящении в пророки и в сообщении даров пророчества. Избранник, томимый духовной жаждой, скитается в пустыне; на перепутье является ему Серафим и сообщает четыре дара: острое орлиное зрение, чуткий слух, уловляющий неуловимое обыкновенными смертными, дар красноречия, мудрый глагол, любовь к ближним, ревность к вещанию воли небесной. После этого избранник услышал глас Божий, укрепляющий все действия Серафима:

«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,

Исполнись волею Моей,

И, обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей».

Образ пророка, очевидно, заимствован Пушкиным из Библии. Самый язык соответствует религиозному и торжественному характеру, который мы находим в этом произведении.

Религиозным характером отличаются и другие стихотворения Пушкина. Так, например, в стихотворении «Монастырь на Казбеке», Пушкин, изображая монастырь «чуть видный над горами и стоящий, как бы за облаками», говорит:

«Туда-б подняться к вольной вышине!

Туда-б, в заоблачную келью,

В соседство Бога скрыться мне!»...

Есть что-то особенно благородное, кроткое и нежное как во всяком, так и в религиозном чувстве Пушкина. Это видно, например, из стихотворения «Мадонна»²¹⁵. В нем мы читаем следующие замечательные слова:

«В простом углу моем, средь медленных трудов,

Одной картины я желал быть вечно зритель,

Одной, чтоб на меня с холста, как с облаков,

Пречистая и наш Божественный Спаситель –

Она с величием, Он с разумом в очах –

Взирали, кроткие, во славе и в лучах.

Исполнялись мои желанья. Творец

Тебя мне ниспослал, тебя моя Мадонна,

Чистейшей прелести чистейший образец».

За шесть месяцев до своей смерти Пушкин написал стихотворение «Молитва». В этом стихотворении переложена молитва св. Ефрема Сирина, читаемая в великий пост. Переложение это характеризует душевное настроение поэта, в котором он находился в то время. Сказавши о том, что «отцы пустынники и жены непорочны», сложивши множество благочестивых молитв, чтобы возноситься к Богу сердцем и укреплять его среди житейских невзгод, Пушкин говорит:

«Но ни одна из них меня не умиляет,

Как та, которую священник повторяет

Во дни печальные Великого поста;

Всех чаще она приходит на уста –

И падшего свежит неведомой силой»...

В стихотворении «Памятник», написанном в подражание «Памятнику» Державина, к которому Пушкин питал глубокое уважение, Пушкин указывает на ту пользу, которую он приносил русскому народу своими поэтическими произведениями. Он говорит:

«И долго буду тем народу я любезен,

Что чувства добрые я лирой пробуждал,

Что прелестью живой стихов я был полезен

И милость к падшим призывал».

Ближайшими последователями Пушкина были многие наши поэты. Из них выделяется Языков (1803–1846), у которого мы находим подражание псалмам и другие религиозные стихотворения. Из этих стихотворений замечательны «Самсон» и «Землетрясение». Содержанием этого последнего стихотворения служит одно из церковных преданий, в котором говорится, что во время землетрясения, колебавшего Византию (в V веке), когда царь, сенат, синклит и народ молились пред алтарем об избавлении, невидимая сила подняла отрока к небесам, и он услышал ангелов, поющих «трисвятую песнь», принес ее на землю,

«И церковь те слова святые

В свою молитву приняла,

И той молитвой Византия

Себя от гибели спасла».

Языков видит в отроке символ поэта:

«Так ты, поэт, в годину страха

И колебания земли,

Носись душей превыше праха

И ликам ангельским внемли,

И приноси дрожащим людям

Молитвы с горней вышины,

Да в сердце примем их и будем

Мы нашей верой спасены»²¹⁶.

По силе поэтического таланта Лермонтов (1814–1841) был непосредственным и вместе с тем самым даровитым преемником Пушкина. Впрочем, поэзия Лермонтова имеет свой особенный характер, отличающий ее от поэзии Пушкина. В противоположность тому разнообразию тем и предметов поэзии, какое мы находим в произведениях Пушкина, поэзия Лермонтова держится больше на одной теме. Тема эта – недовольство жизнью, которое зависело от природного настроения души Лермонтова, от чтения им английского писателя Байрона и от обстоятельств его собственной жизни. Но это недовольство жизнью заставляет поэта питать пламенную любовь к природе и к тому, что есть высокого и прекрасного в человечестве, независимо от его временного состояния. Лермонтов с сочувствием относится к людям с простым и искренним сердцем, к высоким личностям, к сильным и энергическим характерам. При этом он указывает на те предметы, которые доставляют его душе облегчение и успокоение и возбуждают веру в Провидение.

Подобно Пушкину, Лермонтов обращается к религии и заимствует оттуда образы для своих поэтических произведений. Так, например, в подражание Пушкину, он написал стихотворение «Пророк». Это стихотворение есть как бы продолжение «Пророка» Пушкина. У Пушкина посвященный в пророки выходит для проповедания воли Божией людям, у Лермонтова он, по совершении возложенного на него дела, встречает гонение: люди не уверовали учению пророка «о любви и правде» и изгнали его из своей среды. Для изображения пророка поэт берет его образ из Библии, и потому во всех подробностях остается верен библейской обстановке.

К другим стихотворениям Лермонтова религиозного характера относятся: «Когда волнуется желтеющая нива», «Ветка Палестины», «Молитва» и проч. В стихотворении «Когда волнуется желтеющая нива» проводится та идея, что все в этой видимой природе, при взгляде на красоту и прелесть летней растительности, убеждает нас в бытии Божием. Вид зрелой нивы, шум леса, вид малиновой сливы, скрывшейся под тенью зеленого листка, или серебристого ландыша, обрызганного душистою росой, ключ, который, играя по оврагу, как будто лепечет таинственную сказочную быль, – все эти то грациозные, то величественные явления природы успокоивают и оживляют душу поэта. Он говорит:

«Тогда смиряется души моей тревога,

Тогда расходятся морщины на челе,

И счастье я могу постигнуть на земле,

И в небесах я вижу Бога».

При взгляде на «Ветку Палестины», принесенную издалека и получившую религиозное освящение, поэт размышляет над нею при религиозной обстановке. При этом размышлении он представляет себе природу Палестины, ее благочестивых жителей «с молитвой на устах» и указывает на значение Палестины для христианского мира. Зная, что в Палестину приходят и грешные и праведные люди, он воображает одних с грустью и слезами – знаком душевного раскаяния, других – с ясным взглядом, достойным неба по суду Божескому и человеческому, и в заключение говорит, что «Ветка Палестины» возбуждает в нем чувство благоговения, мира и отрады. Это выражается в следующих словах:

«Заботой тайною хранима

Пред иконою святой

Стоишь ты, ветвь Иерусалима,

Святыни верный часовой.

Прозрачный сумрак, луч лампады,

Кивот и крест, символ святой –

Все полно мира и отрады

Вокруг тебя и пред тобой».

Что касается стихотворения «Молитва», то кто не знает этого высоко-художественного произведения? Не передавая содержания этого стихотворения, так как это содержание трудно уловимо и не поддается передаче, мы лучше прочитаем это стихотворение сполна. Вот как оно читается:

«В минуту жизни трудную

Теснится ль в сердце грусть:

Одну молитву чудную

Твержу я наизусть.

Есть сила благодатная

В созвучии слов живых,

И дышит непонятная

Святая прелесть в них.

С души как бремя скатится,

Сомненье далеко –

И верится, и плачется,

И так легко, легко».

Едва ли найдутся в нашей элегической поэзии равносильные стихотворения, в которых исповедание печали и вера в провидение поражали бы такою искренностью, давали бы себя так сильно чувствовать, настраивались бы на такой соответственный тон и облекались бы в такую изящную форму речи, как у Лермонтова.

Современником Жуковского, Пушкина и Лермонтова был даровитый поэт Кольцов (1808–1844). Как поэт, вышедший из среды простого народа, Кольцов, без всякого школьного образования, занял видное место в нашей литературе, благодаря своему природному таланту. Кольцова называют поэтом народным, потому что он сумел художественно воспроизвести народные песни и ярко выставить в них многие черты русской народности. Но наше дело показать, насколько религиозность выразилась в его поэзии.

Кольцов в своих стихотворениях, известных под названием «Дум», задается вопросами: «Какая цель бытия? Зачем созданы миры? Какое место посреди них человеку?» и прочее. Но этих стихотворений нельзя, однако, рассматривать отдельно: в них есть непосредственная связь с другими его стихотворениями. Религиозная мысль, в них заключающаяся, нередко отзывается сомнением, которое являлось у него под влиянием общества сороковых годов нынешнего столетия, задававшего себе философские вопросы; но это сомнение разрешается у него религиозным успокоением. Кольцов, желая отыскать смысл везде, во всем мире, только уверился в том, что

«Мир есть тайна Бога,

Бог есть тайна жизни».

Думы тяготили поэта, но он находил успокоение в молитве; он говорит:

«Тяжелы мне думы,

Сладостна молитва».

Кольцов своею религиозною верою сближается с нашим простым народом. Это в особенности выразилось в его стихотворениях «Песня пахаря» и «Урожай», где он представляет завлекательную картину сельского труда, как главного источника благосостояния крестьян.

В «Песне пахаря» изображается, как крестьянин, выходя с молитвой в поле на работу, надеется, что его трудам будет содействовать природа, без которой самый усиленный труд не принесет плодов. Он воображает себе, что в общем приходится сделать на его долю и что на долю сил природы. Эти силы, проявляясь в красавице зорьке, которая загорелась в небе в тот момент, когда он идет на труд, или в солнышке, которое выходит из-за леса, веселят дух его и нравственно возвышают, вызывая религиозное чувство. Крестьянин набожно говорит:

«С тихою молитвой

Я вспашу, посею:

Уроди мне, Боже,

Хлеб – мое богатство».

Стихотворение «Урожай» служит как бы хвалебным гимном Богу. Люди сельские, дождавшись Божьей милости – весенней грозы с громом-бурею, огнем – молнией, проливным дождем, дугой-радугой, молятся Богу и выезжают в поле пахать землю и сеять хлеб. Господь награждает трудолюбие крестьян: летом «выше пояса рожь зернистая дремит колосом почти до́ земли». Люди сельские жнут, косят и убирают рожь высокую.

«Видит солнышко –

Жатва кончена:

Холодней оно

Пошло к осени;

Но жарка свеча

Поселянина

Пред иконою

Божьей Матери».

Таким образом, крестьянин и начинает, и оканчивает свои земледельческие труды молитвою. Религиозность в стихотворениях Кольцова является необходимым качеством крестьянина земледельца.

Изображая религиозность в народе, Кольцов и сам возносится молитвою к Богу. Таково, например, его стихотворение «Пред образом Спасителя».

«Пред Тобою, мой Бог,

Я свечу погасил;

Премудрую книгу –

Пред Тобою закрыл.

Твой небесный огонь

Негасимо горит;

Бесконечный Твой мир

Пред очами раскрыт.

Я с любовью к Тебе

Погружаюся в нем;

Со слезами стою

Перед чудным лицом»...

Таким же религиозным настроением проникнуто и другое его стихотворение «Молитва». В нем поэт, обращаясь к Спасителю, говорит:

«Спаситель, Спаситель!

Чиста моя вера,

Как пламя молитвы»...

Уверенность в том, что Бог устроит все в жизни к лучшему, выразилась у поэта в стихотворении «Последняя борьба». Кольцов говорит:

«На святое Провиденье

Положился и давно.

В этой вере нет сомненья,

Ею жизнь моя полна;

Бесконечно к ней стремленье,

В ней покой и тишина»...

Соответственно нашей задаче, мы не будем говорить о религиозных стихотворениях других поэтов наших, более близких к нашему времени и современных нам. Достаточно упомянуть, что такие стихотворения мы находим у поэтов: Козлова, Батюшкова, Полежаева, Огарева, Майкова, Полонского, Бенедиктова, князя Вяземского, Никитина, Розенгейма, графа А. Толстого и других. В последнее время стали появляться в печати даже сборники религиозных или духовных стихотворений, которые с пользою могут быть читаемы любителями книг духовно-назидательного чтения.

Закончим нашу речь следующим замечанием. Хотя некоторые, в наше время, считают занятие поэзией как бы прихотью и роскошью, мало имеющею значения в жизни; но из всего того, что мы сказали о религии в поэзии наших важнейших поэтов конца прошлого и первой половины нынешнего столетия, нельзя не видеть, что она имела весьма важное нравственно-воспитательное значение для общества. Поэзия много говорит душе каждого человека, а поэзия духовная или религиозная вливает в наши души веру, преданность, благоговение и любовь к Богу. А потому изучение поэзии всегда считалось необходимым в учебных заведениях. Но особенно изучение поэзии необходимо в наше время, когда преимущественное развитие, так называемых, «естественных и реальных наук» приковывает все внимание человека к материи. В ряду других наук «идеальных» наука о поэзии может служить сильным противодействием такой односторонности.

Правда, нам могут сказать, что особенное изучение поэзии пред реальными науками может сделать учащихся «идеалистами» и, следовательно, людьми односторонними. Но разве не односторонность увлекаться науками, которые анализируют только материю? Чем же познается эта материя, как не бессмертным духом? Религия в поэзии, повторяем, была неразлучною спутницею жизни человечества. Религия обнимает всего человека, его тело и душу, а поэзия есть выразительница религии. Поэтому изучение поэзии заслуживает особенного внимания. Теплота школьной идеализации не будет мешать юноше быть деятельным в известной сфере занятий, когда он вступит в жизнь и сделается членом общества. В молодости свойственно человеку одушевляться идеями истины, добра и красоты, а они то, как мы уже сказали, и выражаются в поэзии.

С другой стороны, не только в молодые лета свои, но и в возрасте возмужалом и старческом человек нуждается в удовлетворении своих идеальных стремлений, хотя бы он наслаждался и полным материальным довольством. Это удовлетворение он находит от истинно-художественных и идеальных поэтических произведениях, которые дают ему духовную пищу и указывают на высшие не земные потребности души всегда, а особенно тогда, когда он иной раз приходит в уныние, подсказываемое жестким унынием вещей. Но это уныние исчезает при вере в Провидение. Эту мысль прекрасно выразил один из наших русских поэтов (Бажанов) в следующих словах:

«Когда тебе грустно бывает порой,

И сердце сожмется тяжелой тоской,

На синее небо, в лазурную даль

Взгляни с упованьем, и стихнет печаль».

П. Лашкарев

В последние годы все чаще стали появляться в светской печати жалобы, во многом весьма преувеличенные, на недостаток церковной проповеди, на невнимание пастырства к просвещению темного народа познанием веры и жизни христианской. Народ простой, говорит печать, коснеет в невежестве, блуждает в суевериях и предрассудках, а пастыри церковные молчат, – ограничивают свою пастырскую деятельность только исправлением церковных треб, оставляя без удовлетворения важнейшую, существенную потребность – религиозно-нравственного просвещения путем живого пастырского слова. Не скрываем, что эти жалобы имеют для себя некоторое основание. Многие из наших пастырей, при всем сознании важности церковной проповеди в деле своего служения, однако оставляют ее, извиняясь недосугом, вызываемым недостатком материальных средств к жизни, необеспеченностью житейскою. Нужно, говорят многие, поехать в поле, присмотреть за работой, похлопотать по дому, заготовить топливо и всего необходимого для семейства, а тут частые требы: в одном месте приобщи больного, в другом отслужи молебен, там погреби умершего и проч. Когда же, говорят, взяться за перо – написать поучение? – Напрасное самооправдание! Не только священнику с полным семинарским образованием, но и не получившему такового, на самом деле не много нужно труда и времени, чтобы назидать свою паству церковными поучениями. Наш простой народ не избалован еще проповедью, а потому и не прихотлив в отношении к ней. Сельские слушатели довольны и благодарны остаются, если священник объясняет им евангелие, читанное на литургии, рассказывает житие празднуемого святого и объясняет в простых словах значение того или другого праздника, того или другого священнослужения и священнодействия. Но все это такие предметы, которые должны быть известны и не учившемуся в семинарии. В низших учебных заведениях довольно подробно изучается и евангельская история, и учение о богослужении, и православный катихизис. А главное – в настоящее время нет недостатка в пособиях и руководствах к такому проповедничеству. Возьмите готовые поучения, беседы, и труд ваш более чем на половину облегчен и вам остается только предварительно прочитать по книге со вниманием известное поучение или беседу и затем в определенное время, – или изустно, или опять же по книге произнести оное своим слушателям. В случае нужды, не следует даже стесняться приспособлением или применением слова назидания к известному дню, празднику, событию. Всякое писание божественное полезно. Берите то, что в данную пору у вас под руками, и проповедуйте, лишь бы паства не оставалась без назидания. Нет нужды тут много стесняться и литературными условиями проповеди, правилами гомилетики и риторики, – особенно гоняться за нынешними фразами и громкими словами. Все это в отношении к простому народу мало имеет значения. С простым народом надо говорить по просту, без прикрас, часто затемняющих сущность дела. – С этой точки зрения надо учиться простой речи, чтобы быть народным проповедником, – а кому же она более доступна, как не людям мало ученым и живущим среди народа. И так, и священники малообразованные безответны, если оставляют без проповеди своих пасомых.

Впрочем, здесь необходимо оговориться. Возможность проповеди и для священников малообразованных не исключает необходимости полного и всестороннего образования вообще для священников, как некоторые могут думать и думают. Не говоря о том, что рядом с простым народом существуют и образованные пасомые, заметим только следующее. Малообразованные проповедники полезны, бесспорно; но они не могут считаться проповедниками совершенными, так как им, без сомнения, недостает полноты и глубины познания, а вместе с тем часто и силы убеждения. Простота речи – одно важное условие народной проповеди; другое же существенное условие всякой проповеди – знание, а знание – более или менее полное и всестороннее – принадлежит образованным. Проповедь малообразованных священников допускается по нужде как несовершенный, но не бесполезный вид пастырского служения, и те из священников, не получивших полного семинарского образования, которые исключают проповедь из своей пастырской деятельности, лишают общество и той малой доли пользы, какую они могут приносить по своим силам и способностям, по своему образованию.

Священник С. Клепальский

5) По чинопоследованию брака венчанию предшествует обручение. Обручение не должно быть отделимо от венчания, как это было прежде допускаемо, а оба эти действия должны быть совершаемы непосредственно одно за другим (Ук. Син. 1775 г. авг. 5 дн.). Исключение из этого допущено у нас только для лиц Императорского Царствующего Дома (Св. Зак. т. 1. Заб. основн. ст. 143, 145; Ук. Син. 1796 г. сент. 9 в П. С. З. ст. 17505)²¹⁸. Как Венчание, так и обручение должны быть совершаемы во всем сообразно правилам и обрядам православной Церкви, в личном присутствии сочетавающихся, при посторонних свидетелях двух или трех, непременно при причетниках (Св. Зак. т. X, часть 1, ст. 3; Инстр. благочин. § 19)²¹⁹. Венчать несколько браков вместе запрещается: каждый брак должен быть венчан отдельно (Опред. Св. Син. 1733 г. июля 3 дн.)²²⁰. Непосредственно после венчания брак записывается в метрической книге (Св. Зак. т. Х, ч. 1, прим. к ст. 31; Св. зак. т. IX, ст. 1038 по изд. 1876 г.) по форме, какая для сего составлена и указывается в каждой метрике (Уст. Дух. Консист. ст. 105; приложен. к ст. 1035 т. IX Св. Зав. по изд. 1876 г.).

С) Постановления об условиях для законности брака и о порядке совершения оного относятся к заключению как первых, так и вторых и третьих браков. Кроме того, вступление во второй и третий брак подлежит следующим изъятиям и ограничениям. Запрещается вступать в новый брак виновным в расторжении первого брака по нарушению ли супружеской верности, или по физической неспособности к брачному сожительству, или по безвестному отсутствию, продолжавшемуся более 5 лет (Св. Зак. т. Х, часть 1, ст. 41; Уст. Дух. Конс. ст. 256). По формальном расторжении или разводе прежнего брака, супруги, признанные по суду невинными, имеют право вступать в новый брак. Так те из супругов, коих мужья или жены находятся в безвестном отсутствии в течении 5 лет, или отсылаются в ссылку с лишением прав состояния или обвинены в прелюбодеянии или неспособности к брачному сожительству, могут вступать в новое супружество (Св. Зак. т. X, часть 1, ст. 41, 50, 54; Уст. Дух. Консист. ст. 231, 233, 256). Жены солдат, мужья которых пропали без вести на войне или в плену, могут вступать в новый брак только по прошествии десяти лет со времени, когда мужья их взяты в плен или пропали без вести на войне (Св. Зак. т. X, часть 1, ст. 56); жены же тех солдат, кои сделали побег из места службы, могут вступать в новый брак по прошествии пяти лет со времени побега и безвестного отсутствия их мужей (Св. Зак. т. X, часть 1, ст. 56). Но к повенчанию всех этих лиц священно-церковнослужители могут приступать не прежде, как по формальном расторжении или разводе прежнего их брака и по получении формального разрешения им от епархиального архиерея на вступление в новый брак. В случае повенчания таковых лиц, формальное разрешение, данное им от епархиального архиерея на вступление в брак, должно быть приложено к брачному обыску. Вдовцов и вдовиц после второго брака, желающих вступить в 3 брак, священно и церковнослужители должны венчать не иначе, как тоже по разрешении духовного начальства, которое дозволяет 3 брак с возложением на брачущихся (по 4 правилу Василия Великого) пятилетней епитимии. О чем священно-церковнослужителям, имеющим венчать брак, дается из местной консистории указ. Этот указ прилагается к брачному обыску, а в самой записи обыска делается ссылка на него²²¹. Солдатских вдов дозволяется венчать не иначе, как по сообщении священником удостоверений о смерти их мужей (Св. Зак. т. X, часть 1, ст. 22, пункт 3)²²². Над вступающими во второй и третий брак совершается так называемое «последование о двоебрачном»²²³.

d) Законными и действительными не признаются: 1) брачные сопряжения, совершившиеся по насилию или в сумасшествии одного или обоих брачившихся²²⁴; 2) брачные сопряжения лиц, состоящих в близких, т. е. в запрещенных церковными правилами степенях, кровном или духовном родстве или свойстве²²⁵; 3) брачные сопряжения лиц, которые обязаны уже другими законными супружескими союзами, не прекратившимися и законно нерасторгнутыми духовным начальством их вероисповедания²²⁶; 4) брачные сопряжения лиц, которым по расторжении брака возбранено вступать в новый; 5) брачные сопряжения лиц, недостигших возраста Церковью определенного для вступления в брак, или имеющих от роду более восьмидесяти лет, или вступивших в четвертый брак²²⁷. 6) брачные сопряжения монашествующих, а равно и посвященных уже во иерейский или диаконский сан, доколе они пребывают в сем сане; 7) брачные сопряжения лиц православного исповедания с нехристианами (Св. Зак. т. X, часть 1, ст. 37; Уст. Дух. Конс. ст. 217).

Лица, коих брак надлежащим духовным судом признан незаконным и недействительным, немедленно, по сношению епархиального начальства с местным гражданским, разлучаются от дальнейшего сожительства. За сим признанные по суду виновными во вступлении в противозаконный брак заведомо подвергаются церковному покаянию, а в некоторых, законом означенных, случаях – и определенному наказанию (– ст. 38). Разлученные вследствие признания брачного их союза незаконным и недействительным, кроме лишь осужденных на всегдашнее безбрачие, имеют право вступить с другими лицами в новые, законами невоспрещенные браки. Те, которые разлучены по недостатку церковного к браку совершеннолетия, могут, буде по достижении полного гражданского в статье 3 сего свода определенного, совершеннолетия пожелают сего, продолжать супружество: в сем случае союз их подтверждается в Церкви, по установленному для того чиноположению (– ст. 39; Уст. Дух. Конс. ст. 226). Разлученные от супружества потому, что брак их заключен в ближайших степенях родства плотского или духовного, предаются покаянию и им не возбраняется вступать в новые браки, если нет других к тому препятствий. Суждение о прижитых ими детях передается гражданскому начальству (Уст. Дух. Консист. ст. 219 и 221). Разлученные от сожительства лица потому, что брак их заключен при существовании другого, законным образом не расторгнутого и не прекратившегося брачного союза, могут продолжать сожительство с своими по прежнему браку супругами, если на то согласны оставленные ими лица, но не могут, и по смерти сих лиц, вступать в какой-либо новый брак (– ст. 40). Если, напротив, оставленное лицо не пожелает быть в браке с лицом, оставившим его и вступившим в другой брачный союз, при существовании первого, то оно имеет право о дозволении вступить в новое супружество просить свое епархиальное начальство, которое в сем случае поступает по законам церкви. Виновный же в оставлении супруга или супруги и во вступлении в новый брак при существовании первого, буде не получить согласия оставленного лица возвратиться к первому браку и разрешения на то духовного начальства, осуждается на всегдашнее безбрачие (– ст. 41; Уст. Дух. Кон. ст. 222). Сему же подвергается и лицо, оставившее супруга или супругу и более пяти лет скрывающееся в неизвестности. Сие, однако, не касается нижних чинов военного ведомства, бывших и более пяти лет в плену, или в безвестной отлучке на войне: им не возбраняется по возвращении вступать в новое супружество, если прежний брак их уже расторгнуть (– ст. 41). Когда обе стороны виновны в заключении брака при существовании прежних законных брачных союзов, то, по уничтожении последних браков их, они оставляются в первом своем брачном союзе, а в случае превращения оного смертию одного из супругов, оставшееся в живых лицо не имеет права просить ни о восстановлении противозаконного брака его, ни о дозволении ему вступить в новый брак (– ст. 42).

Брак прекращается сам собою через смерть одного из супругов (ст.43). По смерти одного из супругов, оставшийся в живых может вступить в новый брак, если нет никаких законных к тому препятствий (– ст.44; Уст. Дух. Консист. ст.229). Брак может быть расторгнут только формальным духовным судом, по просьбе одного из супругов: 1) в случае доказанного прелюбодеяния другого супруга, или неспособности его к брачному сожитию; 2) в случае, когда другой супруг приговорен к наказанию сопряженному с лишением всех прав состояния; 3) в случае безвестного отсутствия другого супруга (– ст.45²²⁸); Уст. Дух. Конс. ст.230).

Собственное признание ответчика в нарушении святости брака прелюбодеянием не принимается в уважение, если оно не согласуется с обстоятельствами дела и не сопровождается доказательствами, несомненно его подтверждающими (ст.47; Уст. Дух. Консист. ст.253). Иск о расторжении брака, по неспособности одного из супругов к брачному сожитию, может быть начат токмо через три года после совершения брака (ст.48). Иск не может быть основан на причине, в предшествующей статье изъясненной, если неспособность одного из супругов не есть природная, или началась уже после вступления его в брак (– ст. 49; Уст. Дух. Конс. ст. 245–248). Когда один из супругов приговорен к наказанию, сопряженному с лишением всех прав состояния, то другой, буде не последует добровольно за осужденным для продолжения супружеского с ним сожития, может, на основании ст. 27 уложения о наказаниях (изд. 1866 г.), просить свое духовное начальство о расторжении брака и о разрешении вступить в новый (– ст. 50; Уст. Дух. Кон. ст. 231). Когда один из супругов, отлучившись по какому-либо случаю из места своего жительства, будет, в продолжении пяти лет и более, находиться в совершенном безвестном отсутствии, то оставшемуся супругу дозволяется о расторжении брака и о дозволении вступить в новое супружество просить свое епархиальное начальство (– ст. 54; Уст. Дух. Конс. ст. 233). Солдатским женам дозволяется просить о расторжении брака, если мужья их, сделав из места службы побег, до истечения пятилетнего срока, не найдены и не зачислены по-прежнему на службу. Но тем, коих мужья пропали без вести на войне или взяты в плен неприятелем, дозволяется вступать в новое супружество не прежде, как по прошествии десяти лет со времени, когда мужья их взяты в плен, или пропали без вести на войне (– ст. 56).

2) Смешанные браки бывают троякого рода: а) браки православных христиан с неправославными – с католиками, лютеранами, реформаторами и пр.; b) браки православных с раскольниками; с) браки православных с иноверцами – нехристианами.

а) Брак православных христиан с неправославными допускается с соблюдением следующих условий:

1) Лицо неправославного вероисповедания, желающее вступить в брак с лицом православного исповедания, должно дать подписку в том, что не будет поносить своего супруга за православие, ни склонять его чрез прельщение, угрозы или иным образом к принятию своей веры, и что рожденных в сем браке дети будут крещены и воспитаны в правилах православного исповедания. Такая подписка берется священником пред совершением брака по следующей форме: Нижеподписавшийся или нижеподписавшаяся (Звание, имя, фамилия, вероисповедание) сим удостоверяю, что вступаю в брак с NN (звание, имя и фамилия) православного исповедания: в воспитании обоего пола детей от сего брака буду поступать согласно с законами государства российского, то есть буду крестить и воспитывать их в православной вере». В начале января следующего года подписка эта, вместе с выпискою из метрической книги о бракосочетании сих лиц представляется епархиальному архиерею и в консисторию (Св. Зак. т. X, часть 1, ст. 67, изд. 1 по прод. 1876 г., и приложен к ней; Ук. Син. 1865 г. авг. 25).

2) При вступлении в такие браки непременно должны быть исполнены и соблюдены все правила и предосторожности для браков между лицами православного исповедания вообще постановленные (– Св. Зак. т. X, ст. 67, пун. 2)²²⁹.

3) Браки эти должны быть венчаны православным священником и в православной Церкви по правилам и обрядам православного исповедания (– ст. 67, пункт 3). Если священник встретит сомнение к повенчанию смешанного брака, то, не приступая к повенчанию, обязан донести преосвященному с изложением причин сомнения, по рассмотрении которых преосвященный разрешает дело лично сам от себя, или, когда потребуется формальное производство, предписывает о том консистории (– ст. 67, пункт 1 по прод. 1876 г.). Просьбы о дозволении совершать обряд бракосочетания по правилам одной лишь иностранной церкви принимать запрещается (– ст. 67, пункт 3), да и самые браки смешанные почитаются недействительными, доколе они не будут обвенчаны православным священником (– ст. 72)²³⁰.

В Случае крайней нужды православный священник, с разрешения своего епархиального архиерея, может повенчать брак и обоих лиц неправославных (когда в том или соседнем месте, где совершается брак, нет пастора того вероисповедания, к которому принадлежит жених и невеста); в таком случае совершение и расторжение браков производится уже по правилам и обрядам православной Церкви (ст. 65).

b) Брак православных с раскольниками допускается не иначе, как по присоединении сих последних к православной Церкви, утвержденном присягою (Св. Зак. т. X, часть 1, ст. 33). Если жених и невеста – оба раскольники, вступая между собою в брак, пожелают венчаться в православной церкви, то пред венчанием надлежит обязывать брачующихся присягою, что они в правоверии останутся твердыми и с раскольниками согласия не будут иметь (Св. Зак. т. X, часть 1, ст. 33)²³¹.

C) Российским подданным православного исповедания брак с не-христианами вовсе запрещается (Св. Зак. т. X, часть 1, ст. 85). Впрочем, лицо нехристианского исповедания, по принятии святого крещения, может оставаться в единобрачном сожительстве и с некрещенною женою; брак их остается во всей силе и без утверждения оного венчанием по правилам православной Церкви (– ст.49). Если новокрещенный имел прежде несколько жен, то, по принятии крещения, он должен выбрать одну, с которою жить пожелает и преимущественно обратившуюся также к христианству, и тогда брак их благословляется по церковному чиноположению. Это правило распространяется и на жен, бывших за несколькими мужьями. Если ни одна из жен не пожелает креститься и муж не изъявит согласия жить с некрещеною, то ему дозволяется вступить в новый брак с православною. Брак остается во всей своей силе и тогда, когда оба супруга перейдут в христианство, хотя бы он был заключен в степенях родства, возбраненных Церковью (– ст.82, 83 и 84).

Если один из супругов, принадлежащих к иудейскому закону, обратится к православию, а другой остается в прежнем законе, но с обратившимся жить пожелает, то, оставив их в супружестве без расторжения, обязать подписками: первого в том, чтобы он имел тщательное попечение о приведении другого увещанием к принятию православной веры, а последнего в том, чтобы имеющим родиться после сего детей ни прельщениями, ни угрозами и никакими другими способами не приводил в закон иудейский, и обратившемуся в православную веру супругу, за исповедание ее, поношения и укоризны не наносил. Если же муж или жена, по обращении другого супруга, жить в прежнем брачном союзе не пожелают, то брак расторгается и обратившемуся лицу разрешается вступить в брак с лицом православным (– ст.81). Но в случае, если брак не расторгнут, ни мужу, ни жене не дозволяется постоянное жительство в губерниях, где евреям оседлость воспрещена (– ст. 81). Если жена или одна из жен магометанина или другого лица нехристианского исповедания примет святое крещение, то брак ее может оставаться во всей силе, без утверждения оного венчанием по правилам православной Церкви, но тогда лишь, когда муж, остающийся в своей вере, даст обязательство: 1) имеющих родиться от них с того времени детей, которые должны быть крещены в православную веру, ни прельщением, ни угрозами, или другими какими-либо способами, не приводить в свой закон, и жене своей, за содержание православной веры, поношения и укоризны не наносить; 2) состоять с принявшею святое крещение, во все время ее жизни или доколе продолжится брак их, в единобрачном сожительстве, откинув прочих жен, если имеет. Сверх того, должно быть известно, что принявшая святое крещение не была прежде того отлучена своим мужем от брачного сожительства с ним. В противном случае, то есть когда муж не согласится дать вышеизложенные обязательства, или откроется, что принявшая крещение была им отлучена от сожительства с ним, брак их расторгается и жене дозволяется вступать в новый с лицом христианского исповедания (– 80)²³².

В редакции «Руководства для сельских пастырей» оставшиеся неразобранными полные экземпляры за 1861, 1864, 1865, 1871, 1872, 1873, 1874, 1875, 1876, 1877 и 1878 годы продаются по 2 р. 50 к., а с пересылкою в Европейскую Россию по 3 р., на Кавказ и в Сибирь по 4 р. Полные экземпляры за 1879, 1880, 1881 и 1882 с приложениями продаются в редакции по 5 р. с пересылкою.

* * *

При редакции «руководства для сельских пастырей», а также у книгопродавца Н. Я. Оглоблина продаются:

1) Пастырский голос к прихожанам против толков о пределе земли. Священника И. Грацианского. Цена за 1 экз. 6 к., за 10 экз. 50 к., за 100 экз. 5 р., за 1000 экз. 30 р.

2) Письма мирянина к мирянину по поводу штундистских заблуждений. Цена за 1 экз. 25 к., за 10 экз. 2 р.

3) Сборники поучений к простому народу:

а) Вып. 1-й, изд. 1877 г. цена 1 р. 20 к. с перес.

б) Вып. 2-й, изд. 1879 г. цена 2 р. с перес.

в) Вып. 3-й, изд. 1880 г. цена 2 р. с перес.

г) Вып. 4-й, изд. 1881 г. цена 2 р. с перес.

4) Семьдесят пять катихизических бесед или Весь православный катихизис в беседах к сельским прихожанам. Свящ. И. Скарданицкого. Цена 85 к. с перес.

5) Практические советы священникам при производстве следствий по проступкам и преступлениям священно и церковно-служителей. Второе исправленное и дополненное издание. Цена 60 к. с перес.

6) Практические наставления митрополита Григория пастырям по предмету спасительного действия на раскольников. Цена 60 к. с перес.

7) История Христианской Церкви в век апостольский. Цена 50 к. с перес.

8) Указатель статей, помещенных в «Руководстве для сельских пастырей», в течение десяти лет с 1860 года по 1869 год включительно. Цена 35 к. с перес.

9) Руководственное пособие к пониманию Псалтири. Преподавателя Киевской духовной семинарии, священника Х. М. Орды. Цена 1 р. 30 к.

10) За веру и против неверия или: общепонятная защита главных оснований христианского вероучения. Того же автора. Цена 50 к.

* * *

Дозволено цензурою. Киева, 23 ноября 1883 г. Цензор прот. М. Богданов. Тип. Г. Т. Корчак-Новицкого. Михайлов. ул., собств. дом.

Нельзя не радоваться тому, что в настоящее время все более и более начинает входить в употребление у наших проповедников устная импровизированная речь: живая речь, без сомнения, может оказывать более сильное влияние на слушателей и более воодушевлять самого проповедника, нежели чтение по тетради. Но импровизированная речь, можно сказать, обоюду острое оружие: насколько заслуживает сочувствия и может быть плодотворною она, если ею пользуется проповедник опытный и обладающий даром свободной стройной речи, настолько же она может быть бесполезною и иногда даже вредною в устах проповедника, не обладающего этим даром и неопытного, а в особенности, если каждой устной проповеди не предшествует надлежащая подготовка. Правда, свободная публичная речь не всегда соединяется с природным даром, – часто она является, по-видимому, только вследствие упражнения, а в особенности, если оратор сам глубоко убежден в том, о чем он говорит, если его слово является выражением его собственной мысли и чувства, – от избытка сердца уста глаголют... Но это упражнение для того, чтобы привлечь к желанной цели, должно вестись систематически.

Проповедник не должен без предварительного приготовления начинать свои упражнения в импровизации публично, на церковной кафедре. Он не должен позволять себе при первом же своем появлении на церковной кафедре обращаться к слушателям с устною речью, хотя бы она наперед была достаточно обдумана. В каждой публичной речи весьма важное значение имеет спокойное состояние духа, самообладание оратора. Но оно дается обыкновенно долгим опытом. Непривыкший к публичной речи оратор легко может на кафедре подвергнуться временному замешательству и потерять нить своих мыслей, вместе с тем обыкновенно утрачивается и внимание слушателей, которое большею частию не возвращается и после того, как оратор снова успеет восстановить в себе самообладание. Кроме того, неопытный проповедник может при устном изложении проповеди упустить из внимания что-либо из того, что необходимо для развития его темы, не найти в данный момент подходящих выражений для своих мыслей, или изложить их бессвязно, неправильным языком и т.п. Все это, конечно, должно ослаблять внимание слушателей и производить на них неблагоприятное впечатление, которое не легко изглаживается и последующими, более удачными опытами устной проповеди, а в особенности, если среди слушателей находятся лица образованные, обращающие внимание не только на содержание проповеди, но и на самое изложение ее. Да и на людей необразованных более сильное влияние производит проповедь, если она хорошо построена и изложена правильным языком, подвергнутым надлежащей обработке. А эти качества обыкновенно достигаются путем долговременного упражнения и главным образом через письменное изложение мыслей, через внимательное перечитывание и неоднократное исправление написанного. Таким образом проповедник, который сразу же выступает пред слушателями с устною речью, рискует навсегда потерять внимание слушателей. Поэтому долг благоразумия и осторожности требует, чтобы проповедник при первых своих опытах являлся на церковной кафедре не иначе, как только с написанною заранее проповедью. Сначала он должен ограничиться лишь чтением проповеди по тетради; но, свыкнувшись несколько со своими новыми проповедническими обязанностями, он может не без пользы для развития в себе свободного слова заучивать наперед написанную проповедь и устно произносить ее с церковной кафедры, при чем также не излишне иметь пред собою тетрадь, чтобы воспользоваться ею, в случае нужды. Эта предосторожность избавит начинающего проповедника от опасения позабыть что-либо из заученного или, – что в особенности важно, – самый ход мыслей в проповеди и может придать его речи спокойствие и самоуверенность, которые в особенности необходимы для того, чтобы несколько сгладить холодность и механичность, всегда обнаруживающиеся в большей или меньшей степени у начинающих проповедников при произнесении заранее заученной проповеди или при чтении ее по тетради. Но проповедник должен не буквально воспроизводить всю, заранее приготовленную проповедь, а делать по местам изменения, которые он найдет нужным при самом произнесении проповеди, опускать или дополнять различные частицы, заменять одни выражения другими и т.п. Это также может способствовать оживлению его речи. Предварительное же записывание проповеди весьма полезно, впрочем, не только для начинающих, но также и для опытных проповедников: оно более всего может способствовать усовершенствованию проповеди как по содержанию, так и по языку, потому что гораздо легче исправление написанного на бумаге, нежели того, что заключается лишь в мысли проповедника.

После указанных нами упражнений в чтении проповедей по тетради и затем в произнесении заранее заученных проповедей, проповедник уже может ограничиваться записыванием лишь подробных конспектов, постепенно сокращая эти конспекты и предоставляя развитие заключающихся в них мыслей свободному устному изложению, предварительно обдумав, впрочем, как всю проповедь во всем ее объеме вообще, так каждую мысль и выражение ее в частности. И только достигнув полного успеха в этих опытах, он может безопасно дозволить себе являться на церковной кафедре с проповедью вполне устною или импровизированною, ничего заранее не записывая из нее, хотя и в этом случае требуется тщательная предварительная подготовка в каждой проповеди.

Не только обыкновенные проповедники, но и те из них, которые уже приобрели достаточную опытность в проповедании слова Божия и обладают даром свободной публичной речи, должны заранее внимательно обдумывать, что и как они будут говорить на кафедре. Если даже чрез простое упражнение достигается в известной степени развитие дара свободной, импровизированной речи, в особенности же, если проповедник в себе самом переживает то, о чем он говорит, то тем более благотворное влияние на развитие этого дара оказывает тщательная специальная подготовка к каждой проповеди. Эта подготовка не только способствует более полному раскрытию предмета проповеди и более целесообразному и правильному построению и изложению ее, но и влияет благотворным образом на самый дух проповедника: проповедник как бы сживается с предметом своей проповеди и глубже проникается им, что придает его слову ту силу убедительности, которая может неотразимо влиять на сердца и расположения слушателей. Да и может ли даже опытный проповедник вполне положиться на себя, – быть уверенным в том, что без всякого приготовления, без предварительного внимательного обдумывания он найдет в известный момент на самой церковной кафедре надлежащие пути и средства для достойного изложения предмета своей проповеди? За излишнее доверие к своим силам, за свою самонадеянность нередко горько приходилось платиться даже весьма даровитым ораторам. И если от светского оратора требуется большая осторожность, то тем более она необходима для церковного оратора: первый в случае неудачи своей речи платится лишь своими собственными личными успехами и временными интересами той партии или того общества, представителем которого он является, а второй, самонадеянно всходя на кафедру, рискует самыми высшими интересами, какие только есть у людей, – интересами церкви, религии, нравственности, спасением своей паствы... Каждому проповеднику постоянно следует иметь в виду пример Оригена, который, не смотря на свой блестящий ораторский талант, не хотел ранее 60-летнего возраста выступать на церковной кафедре с импровизированною речью. Такие прекрасные импровизации, как катехизические поучения святого Кирилла Иерусалимского или похвальные слова Иоанна Златоуста мученикам, даются немногим... Правда, встречаются случаи, когда пастырь церкви должен бывает выступать со словом христианского назидания, совершенно не имея времени для предварительного приготовления к слову. Но это бывает очень редко, и в таких случаях проповедник, – в особенности же если он не может быть уверенным в своих силах, – лучше всего сделает, если ограничится возможно-братким наставлением или назиданием.

Н. Д.

Мы уже имели случай беседовать между прочим с читателями «Руководства для сельских пастырей» о том, что закон о трехдневном погребении умерших в крестьянской среде оказывается неудобоисполнимым и составляет для сельского духовенства камень преткновения²³³. И теперь мы желаем поделиться теми мыслями и впечатлениями, какие пришлось вынести нам из своей практики от столкновения по этому случаю с прихожанами. Нужно знать, что крестьяне сжились с обычаем хоронить умерших, если не в первый день смерти, то непременно во второй; но весьма редко – на третий. Мотивы закона о трехдневном погребении чужды для крестьянской среды, не видевшей никогда, чтобы мертвые оживали и не имеющей никакого понятия о летаргии; а строгого подтверждения о неприкосновенности закона о трехдневном погребении крестьяне не слышат ни от своего начальства, ни от полиции²³⁴. Если же священнику и приходится напоминать иной раз о требовании закона, то крестьянин объясняет это обыкновенною придиркой и корыстными видами священника: он всегда при этом отходит с мыслью, что батюшка желает получить лишний рубль за похороны, и винит в этом случае единственно священника. На ваши убеждения и резоны он всегда готов будет отвечать примером прежних лет и, пожалуй, укажет на прежнего батюшку, или на соседний причт, которые хоронили, мол, когда их ни попросят. Против таких резонов и отвечать нечего, тем более если священник хотя один раз позволил себе в приходе похоронить умершего прежде узаконенного срока, хоть бы то и от заразительной болезни. Для убеждения крестьянина необходим при этом другой авторитет, помимо священника, ибо в священнике он видит лицо заинтересованное и всякое его слово будет объяснить по своему. А если бы священник захотел стать на почву закона и отказался хоронить умершего до истечения трех суток, то он рисковал бы в этом случае и своим спокойствием, и лишением благодарности за труд. Кто не знает из сельских священников, с какою назойливостию требует прихожанин хоронить умершего непременно в тот день, когда он приготовился. Если вы решитесь отложить похороны не на день, на два, а только с вечера на утро следующего дня: и то вы не можете быть вполне покойны в том, что через 10–20 минут не явится к вам целая гурьба пьяных родственников и соседей умершего и будет грозить вам, если не зарыть умершего самоправно, без похорон, то принести его тело на церковную паперть, или просто – во двор к вам. Как прикажете поступать при этом священнику? Если зароют, скажете, самоуправно, то священник должен, на основании 107 ст. Уст. о наказ, налагаемого мировыми судьями, донести мировому судье, и виновников подвергнуть законному наказанию, а во втором случае – донести полиции. Согласны, – но не успокоимся, ибо уверены, что в первом случае мировой судья, после допроса подготовленных свидетелей со стороны ответчиков, готов будет скорее сочувствовать прихожанам и оправдать их, по убеждению совести, чем удовлетворить законному требованию священника. Равным образом, если вам захотелось бы обратиться к содействию полиции во втором случае, то прежде чем поспеет к вам на помощь полицейский урядник, или становой пристав, вы должны будете сторожить брошенное тело, чтобы не нажить себе большей беды, а по истечении узаконенного срока отпеть, конечно, похороны; но при этом, пожалуй, будете уже просить самых виновников о погребении брошенного тела. Мы знаем два случая, когда брошенное тело одного умершего и уже отпетого лежало несколько дней в колокольне на попечении священника, а тело другого по отпевании отнесено было на кладбище и погребено сторонними лицами, по просьбе самого священника; родственники же не явились. Но допустим, что полиция подоспела к вам во время; но можете ли вы рассчитывать хоть на один голос в вашу пользу при возбужденном настроении прихожан, и не скорее ли может случиться, что в акте полиция напишет: «Тогда-то и там-то бросили крестьяне неотпетым тело умершего, потому что священник отказывался хоронить, требуя, как показывают такие-то, за похороны столько-то, чего они не в состоянии были заплатить; после же, по истечении трех суток, когда труп совершенно разложился, тогда предано было земле по христианскому обряду тем же священником безвозмездно; о чем и постановили сей акт». Итак, в первом и во втором случае священник остался посрамленным. Читатель, пожалуй, может усомниться в возможности подобных фактов, но мы это испытали на себе и теперь решились избегать подобных случаев, чтобы не обращаться за помощью ни к судье, но в полицию, зная, что судья в этом случае судит по убеждению совести, а полиция – по своему соображению. Нам даже приходилось слышать на этот раз мнение станового пристава, который выражался так: «Теперь уже, что-то мне помнится, разрешено хоронить и раньше трех суток». Вот и убеждайте, священники, прихожан не нарушать закона о трехдневном погребении, когда пристав говорит противное, хотя и неопределенно. В принципе и мы согласны с помянутым приставом, что хоронить разрешено и раньше трех суток, но когда и в каком случае: это нужно выяснить, а иначе крестьянин станет всякий раз издеваться над священником, отказывающимся хоронить преждевременно. В жизни священника не мало есть случаев, когда он по неволе должен бывает отступить от закона. Случись, например, умереть прихожанину вечером в великий четверг, или утром в великую пятницу: не отлагать же похорон на полдень второго дня светлого воскресенья, или на третий день; хоронят же обыкновенно в субботу. Равно как и тогда, когда третьи сутки падают на высокоторжественный день, приходится погребать умерших на другой день их кончины. Но это не значит все-таки, что священник и тут поступает безукоризненно; закон безусловно обязывает его хоронить не раньше трех суток, а позже, хоть бы и на четвертый день, ему невозбранено. Но что может выйти из того, если погребать покойников на основании закона?...

У нас сплошь и рядом священники хоронят умерших раньше трех суток, вынуждаемые, конечно, на это требованием прихожан, а эти в свою очередь – изстари сложившимся обычаем, не держать покойника в доме больше суток. И в самом деле, как тут быть священнику? Приходит прихожанин и объявляет, что отец его, или сын тогда-то умер и от такой-то болезни. Вы объявляете, что хоронить будете тогда-то, по расчету, на третьи сутки. Прихожанин неотвязно начинает умолять вас и урезонивать: то завтра ему предстоит безотлагательная работа, то у него сегодня все приготовлено к похоронам – и гроб, и могила, и люди, и обед; то умерший долго болел и такою болезнью (по его соображению), что его долго бы и держать не следовало и проч. и проч. Но вы остаетесь непреклонны. Прихожанин отходит от вас озлобленным и, если в тот же день не зароет умершего без похорон, то непременно – утром на другой день; но предварительно дерзко потребует вас через посланного к отправлению похорон, или просто объявит, что: «несем, мол, на кладбище». Если же этому прихожанину, или близкому его родственнику, придется быть у вас в другой раз по тому же случаю: то поверьте, что он постарается обойти вас и теперь объявит вам день смерти сутками раньше, а не то: вымыслит заразительную болезнь. Не поверять же вам всякий раз прихожанина и не делать следствия об умершем, так как это было бы не к лицу священника²³⁵. Самого же священника читать, так называемую, «отходную» не приглашают при кончине. Положим, вы, явившись в дом покойника, не видите на нем признаков действительной смерти: ни пятен, ни гнилого запаха, и проч.; но вправе ли вы рассуждать, когда говорят вам, что умерший лежит уже третьи сутки. В другой раз говорят вам: «умер вчера, но уже начал разлагаться и нет возможности более держать тело в доме». Признак смерти явный; но вправе ли вы опять позволить себе похоронить этого умершего раньше трех суток? По духу закона вправе, но по букве – нет. Кто же, спрашивается, виноват в том, что хоронят умерших раньше узаконенного времени, священники? Священники поставлены в этом случае, как говорится, среди двух огней. Если в точности исполнить закон и положительно отказать прихожанам в похоронах раньше трех суток (при этом потребуются о времени каждого умершего точные справки); то это значит окончательно вооружить против себя прихожан и наперед записать себе в формуляре: «был под судом и следствием, или: был низведен на причетническую должность». Но кому этого желательно? Гораздо легче для священника общепринятый способ, хоронить умершего беспрекословно, по желанию и требованию прихожан, и только в книге для формы показывать узаконенное время; но и здесь совесть священника не покойна, так как он действует фальшиво и рано, или поздно, но тоже готовит себя под ответственность. Виноват, по-видимому, сам закон. Я жил некогда без закона, скажет крестьянин словами апостола, но когда пришел закон, то грех ожил (Рим.7:9), ибо сила греха закон (1Кор.15:56). И прав будет крестьянин: над ним и прежде не настаивали и теперь никому нет дела, кроме священника, до умерших в селе и до порядка похорон. Священники, представленные самим себе, бессильны бороться с закоренелыми обычаями и с массою народа, который готов видеть теперь в священнике только покорного слугу и исполнителя. Для этого нужно лицо, имеющее власть и силу, нисколько независимое от массы, какова, например, наша полиция. А священники всегда ваши покорные слуги: приглашайте их сегодня, завтра, после завтра – они готовы исполнить над умершим христианский обряд. Но входить при этом в расследование о дне смерти покойника и преследовать затем прихожан за нарушение ими закона о трехдневном погребении – это мы считаем для священника как-то не сподручным, пока его положение в этом случае не выяснено, и он не имеет на это прямого уполномочия.

Весьма желательно после этого, чтобы закон о трехдневном погребении получил несколько иную редакцию, с выяснением как роли священника, так и положения прихожан в некоторых исключительных случаях, а без того мы не видим конца нарушению этого закона.

Свящ. А. П.

Постановления о таинстве елеосвящения касаются: 1) лиц, совершающих таинство; 2) лиц, над которыми оно совершается; 3) места и способа совершения его; 4) вещества, употребляемого в таинстве.

1) Таинство елеосвящения должно быть совершаемо священниками в числе не менее семи (См. последование св. елея); только в крайней нужде оно может быть совершено меньшим числом священников, даже одним. В последнем случае священник один должен выполнить все, что положено по чинопоследованию для семи совершителей таинства елеосвящения (Нов. скриж. част. IV глава XIV § 2).

2) Таинство это совершается над больными и притом не над приближающимися только к смерти, но и вообще над немощными, чувствующими изнеможение (Срав. Догм. Богосл. преосв. Антония стр. 319; Нов. Скриж. част. IV гл. XIV § 3). К числу больных, над которыми может быть совершаемо таинство елеосвящения, относится и дряхлые старцы, потому что старческая дряхлость есть уже сама по себе болезнь (Догм. Богосл. преосв. Филарета, част. II § 276)²³⁶. Больные, принимающие это таинство, должны быть православные и приготовлены к елеопомазанию исповедью, а затем уже после елеопомазания причащены св. Таин, в случае же смертной опасности больные прежде должны быть исповеданы и приобщены св. Таин, а потом елеопомазаны.

Так как в таинстве елеосвящения подается не только исцеление болезней, но и отпущение грехов (Иак.5:15), а отпущение грехов возможно только при искреннем раскаянии в них, то елеосвящение не совершается над детьми, не достигшими семилетнего возраста и до этого возраста не приступающими к исповеди. К лицам, над которыми не может быть совершаемо елеосвящение, должно отнести и таких больных, которые потеряли употребление рассудка и находятся в беспамятстве. Впрочем, если больной прежде выражал желание принять таинство, если не словом, то каким-либо знаком – движением рук или глаз показал свое сердечное сокрушение и раскаяние во грехах, то хотя бы потерял употребление рассудка и языка, впал в беспамятство, не запрещается совершать над ним святое елеопомазание. Не совершается таинство елеосвящения над такими болящими, которые в умопомешательстве не истовствуют или беснуются и могут нанести оскорбление или бесчестие святости таинства, доколе не минует опасность подобной беды (Требн. П. Могилы о таинстве святого елея). Тем более оно не должно быть совершаемо над умершими.

Согласно с прямым смыслом заповеди апостольской об установлении таинства елеосвящения, оно не совершается над здоровыми (Чин иерейского ставлен грам.), к числу которых должны быть отнесены осужденные на смерть, отправляющиеся на войну или в морское плавание или вообще в какое бы то ни было опасное путешествие (Требн. П. Могилы о таинстве святого елея)²³⁷.

3) Елеосвящение можно совершать и в церкви, и в доме, где как придется, смотря по состоянию больного, принимающего таинство (См. послед. св. елея).

Последование елеосвящения состоит из трех частей: 1) молебного пения; 2) освящения елея; 3) помазания больного св. елеем. Когда больной близок к смерти, то первая часть в последовании елеосвящения оставляется, и чинопоследование начинается прямо (разумеется по начальном возгласе) с великой ектении и молитвы на освящение елея. Если больной после прочтения в первый раз совершительной молитвы «Отче Святый»... и после первого помазания останется жив, то опущенное в последовании елеосвящения восполняется и по восполнении совершается непрерывным порядком до конца; в случае же если больной умер, елеосвящение не оканчивается, а прекращается. Таинство считается оконченным, если священник, по освящении елея, успеет хотя однажды прочесть над болящим совершительную молитву и помазать его елеем (Пр. П. Могилы о таин. св. елея).

При освящении елея молитвою «Господи милостию и щедротами», эта молитва должна быть прочитываема всеми священниками, участвующими в совершении таинства, при чем первенствующий должен читать вслух, а остальные тихо; потому каждый из них должен иметь свою книгу, чтобы удобнее было сделать это, не стесняя других и не производя беспорядка.

Помазание больного елеем совершается, при чтении молитвы «Отче Святый, врачу душ и телес; начинается оно собственно со слов: исцели и раба Твоего от обдержания его душевныя и телесные немощи»... Так как в одно и тоже время неудобно читать молитву и помазывать больного, то священникам вменяется в обязанность знать ее на память (Требн. П. Могилы о таин. св. елея)²³⁸.

После седьмого помазания больного, возлагается на главу его Евангелие письменами вниз и читается разрешительная молитва: «Царю Святый, благоутробне и многомилостиве Господи Иисусе Христе»²³⁹. Когда несколько священников участвует в совершении таинства елеосвящения, то молитву эту читает первенствующий из них (послед. св. елея), а остальные придерживают Евангелие, лежащее на голове больного²⁴⁰.

4) Веществом таинства служит освященный елей, или, что тоже, освященное деревянное масло. По примеру Констант. (великой) церкви (послед. св. елея) у нас принято в сосуд с елеем вливать несколько вина, из подражания милосердому самарянину, возливавшему на тело человека, избитого разбойниками, масло и вино (Ев. Лк.10:34). Елей, оставшийся от помазания, должен быть сожжен таким образом: вливается он в чистую бумагу, или льняную новую тряпку и на чистом камне, или кирпиче сжигается, а пепел или зарывается в землю под престолом, или всыпается в умывальницу (Требн. II. Могилы о таин. св. елеи). Если же больной вскоре после елеосвящения умирает, то оставшийся елей у нас принято крестообразно возливать на умершего. Наконец этот елей может быть просто сожжен в паникадиле или в лампадке²⁴¹.

3) Права и обязанности пресвитеров в отношении к церковному управлению.

Первый учитель и совершитель видов священнодействий в Церкви, епископ был первым в ней и управителем. По словам писателя Апост. Постановлений, епископ есть глава и вождь верных, есть царь и властелин их, обязанный иметь начальство и надзор за ними, как облеченный достоинством Божественным²⁴³; есть представитель Божий, которому вверено начальство над всеми смертными: священниками и царями, начальниками, отцами и детьми, учителями и всеми, которые равно подчинены ему²⁴⁴. По словам святого Киприана, он есть глава Церкви, в котором заключена вся Церковь, и без которого нет Церкви²⁴⁵. По словам святого Игнатия, епископ есть средоточие верных, находящихся в его епархии²⁴⁶. По словам Иринея, Климента александрийского, Тертуллиана и Киприана, епископ есть один в строгом смысле преемник апостольский²⁴⁷, – есть опора и утверждение, на котором стоит Церковь²⁴⁸.

Еще при апостолах Божественная власть Церкви в деле управления приняла двоякую форму в лице собора пастырей и одного главного правителя частной церкви. Это разделение осталось неизменным в Церкви и после апостолов при их преемниках. Епископы, как главные правители Церкви, вообще принимали равно главное участие как в том, так и другом образе управления. Но при епископах мы находим всегда соучастниками в церковном управлении и ближайших их помощников как по учению, так и по священнодействию пресвитеров. – Уже во времена апостолов на известном апостольском соборе в Иерусалиме видим пресвитеров участниками в соборных рассуждениях. В последствии они являются постоянными членами соборов при апостольских преемниках – епископах. Как истинные участники в церковном управлении, пресвитеры восседали на соборах вместе с высшими иерархами и подобно им пользовались правом голоса. Это дало им также право подписывать имена свои под соборными правилами вместе с епископами, силою власти утверждавшими соборные определения. Само собою разумеется, что пресвитеры не могли иметь равного с ними права в соборном управлении: будучи призываемы на собор только по воле епископов, а не как необходимые члены, они имели самое право голоса только с согласия епископов, почему на соборе были более помощниками и советниками²⁴⁹, чем настоящими членами, самостоятельно утверждающими то или другое мнение. Вследствие того они занимали и в заседаниях только вторые места²⁵⁰. Но и при таком значении, как истинные участники в церковном управлении, пресвитеры далеко отличались в этом отношении от диаконов. Диакон, как лицо служебное, хотя и иерархическое, не имел никакого права самостоятельного действования в Церкви. Он не имел на соборах права голоса, как не имел самого места²⁵¹; исключение было в таком только случае, когда диакон являлся на собор, как лицо, уполномоченное от епископа, как наместник его. В таком случае, как заменявший собою лице епископа, диакон имел место на ряду с другими и подавал голос, которого не имел собственно, как лице частное, как простой диакон. Такое же значение имел на соборе и пресвитер, когда представлял лице епископа.

Равным образом пресвитеры еще от времен апостольских принимали участие и в частном епархиальном управлении. Поставляемые обыкновенно апостолами во вновь устрояемых церквах, пресвитеры естественно были их соправителями, так как апостолы имели только главный, высший надзор за церквами и, поставленные собственно для распространения христианства, редко оставались на одном месте, чтобы заниматься делом частного управления. Участие пресвитеров в управлении епархиальном не прекратилось и при преемниках апостольских – епископах, так как этого требовала самая нужда Церкви. Епископ не мог уследить сам за всеми действиями членов Церкви, чтобы с полным успехом править дело Божие, и пресвитеры по необходимости должны были сделаться очами епископа²⁵², чтобы смотреть за поведением верующих и доносить потом епископу. Но простота первенствующих епископов, их дружественное отношение к своим помощникам по управлению облекли пресвитеров значительною правительственною властию, какую только могли они иметь соответственно своему благодатному освящению. Сколь важное значение имели пресвитеры в епархиальном управлении, – об этом ясно свидетельствуют самые названия, какие давали им в этом отношении в первенствующей Церкви. Они обыкновенно назывались советниками епископа (σύμβουλος επισκόπου), синедрионом и советом церковным (συνέδριον καὶ βουλὴ τῆς Ἐκκλησίας)²⁵³, священным и достоуважаемым собранием клира (Cleri nostri sacer venerandusque concessus)²⁵⁴, божественным собранием, апостольским союзом²⁵⁵, советниками епископа и апостольским сенатом²⁵⁶. Не имея права самостоятельного управления там, где непосредственно всем заведывал епископ, пресвитеры за то имели право участия во всех правительственных распоряжениях самого епископа, так что вместе с ним составляли как бы одно правительственное место. Святой Игнатий в послании к Ефесеям говорит: «Честное ваше пресвитерство, достойное Бога, так тесно связано с епископом, так достолюбезно ему, как струны с лирою или как звуки лиры»²⁵⁷. И вообще, поставляя пресвитеров в неразрывной связи с высшим иерархом Церкви, союз этот представляет, как нечто целое, как единодушный, нераздельный совет, проникнутый одною целию и одушевляемый одною главою, председателем своим – епископом²⁵⁸.

Все дела Церкви, бывшие во власти епископа, он сообщал своим пресвитерам и во всем требовал их рассуждения и совета. Достойно замечания в этом отношении поведение святого Киприана. Когда пресвитеры его церкви обратились к нему, прося согласия его на принятие падших в Церковь, святитель отвечал, что он один ничего не может предпринять по этому делу, так как принял за правило ничего не делать без их согласия. Подобным правилом руководствовался епископ римский Корнилий, когда без согласия пресвитеров он не хотел принимать в Церковь лжеепископа Максима, поставленного Новацианом²⁵⁹. Действуя в качестве истинных соправителей епископа, пресвитеры вызывали пред свой совет Ноэта для отчета в распространяемых им заблуждениях, и он был отлучен ими, как еретик²⁶⁰. Что в первой половине третьего столетия предпринял здесь совет пресвитеров против мирянина Ноэта, тоже самое в позднейшие века сделал епископ александрийский Александр, по согласию со своими пресвитерами, против знаменитого еретика Ария, который был пресвитером его церкви²⁶¹. Участие пресвитеров в управлении церковном в первенствующей Церкви простиралось до того, что епископы вместе с ними писали пастырские послания и наставления к другим церквам. Так, еще муж апостольский, св. Поликарп писал к Филадельфийцам: «Поликарп и находящиеся с ним пресвитеры»²⁶². Особенное значение в церковном управлении пресвитеры получали тогда, когда по какому-либо случаю не было в епархии епископа: епископ как бы облекал их в то время всею своею властию и поручал им все дела Церкви, как это можно видеть из примера св. Киприана, епископа карфагенского. Гонение, воздвигнутое суеверным и приверженным к язычеству императором Декием Траяном, заставило карфагенского епископа для блага Церкви оставить на некоторое время свою паству. Деятельный пастырь вместе с тем не хотел оставить паствы своей совершенно без своего надзора и попечения, и в самом удалении он вникал во все ее дела, постоянно сносился с пресвитерами; но тем не менее в своих письмах или посланиях постоянно уполномочивал пресвитеров, как истинных своих наместников, на те или другие распоряжения в Церкви; им он на время своего отсутствия поручил управление паствою. Так в одном из своих писем святой Киприан возлагает на пресвитеров обязанность заботиться об исповедниках и бедных, особенно о заключенных в темницах²⁶³; в другом вручает им попечение о вдовах, больных и всех бедных вообще, в частности о странниках, предоставляя вместе с тем в полное их распоряжение все церковное имущество, чтобы они по своему усмотрению могли делать из него потребное для Церкви употребление²⁶⁴. Подобно и в других письмах обязывает пресвитеров заботиться об останках мучеников, записывать дни отшествия страдальцев за святую веру, чтобы каждогодно праздновать память их вместе с другими мучениками²⁶⁵, и предоставляет им полный надзор за исполнением всего, чего только требует благочиние церковное²⁶⁶. – Вследствие такого полномочия совет пресвитеров делал иногда распоряжения по делам управления церковного, даже не сносясь предварительно с самим епископом. Так он отлучил от Церкви пресвитера Гаия и его диакона с их сообщниками за общение с падшими вопреки воле епископа, и святитель в своем письме²⁶⁷, одобряя их поступок, как законный, уполномочивает их, как истинных правителей Церкви и блюстителей ее законов, так поступать и вперед с другими подобными пресвитерами и диаконами. – Если св. Киприан уполномочивал пресвитеров на управление делами Церкви и в случае нужды давал им право действовать самостоятельно, не сносясь даже наперед с ним: то в свою очередь сам сообщал им письменно о своих распоряжениях и даже извинялся, если предпринимал что-либо важное без их совета. Так в 31-м письме он извещает пресвитеров о поставлении в чтеца Аврелия Целерина и о рукоположении Нумидика в пресвитера и повелевает им давать новопоставленным содержание из церковного имущества. Но смиренный епископ вместе с тем извиняется перед пресвитерами, как перед истинными своими соправителями, что во время удаления от них без предварительного с ними совещания посвятил Сатурна в чтеца и Оптата в иподиакона. Впрочем, прибавляет он, так как совет пресвитеров сам знает их и предназначил обоих к духовному званию, то он поставлением Оптата в учителя оглашенных, хотя и без ведома их, ничего не делал нового, а только, побуждаемый тесными обстоятельствами, сделал то, что уже прежде они определили, быв вместе с ним.

Если пресвитеры карфагенские уполномочиваемы были своим епископом на дела церковного управления, не освобождаясь вполне от его зависимости; то в тоже время римские пресвитеры представляют пример, как бы самостоятельного действия в церковных делах. Современные обстоятельства римской церкви не позволили скоро избрать преемника умершему епископу Фабиану, и пресвитеры должны были действовать в качестве епископского наместника. Римский пресвитериум в этом случае представляет образец высшего значения пресвитеров в деле церковного управления. В качестве епископского наместника совет ромских пресвитеров входил в сношение с другими церквами, и как истинный правитель своей церкви заботился об общем благосостоянии. Так он писал к церкви Карфагенской, раскрывал пресвитерам ее обязанности пастыря, чтобы обличить самого Киприана в предосудительном будто бы оставлении своей паствы, и вопреки его определению относительно падших советовал побуждать их к покаянию, не отвергая вовсе²⁶⁸. Святой Киприан в свою очередь также неоднократно писал к римским пресвитерам, как после писал к епископу Корнелию и его преемникам Лукию и Стефану, как писал и к епископам других церквей²⁶⁹. Не оставляя без внимания упреков пресвитеров римских, как облеченных властию предстоятеля Церкви, Киприан считал нужным оправдать себя от несправедливых упреков, раскрыл обстоятельства, заставившие его удалиться из епархии, указал причины своего строгого действия относительно падших²⁷⁰, и даже изменил по совету римских пресвитеров свое прежнее решение относительно этих последних, повелев совета своих пресвитеров принимать кающихся в случае смертной опасности по просьбе исповедников²⁷¹. Заботясь о благосостоянии всей Церкви и потому сносясь с епископами других церквей, совет римских пресвитеров вместе с тем смотрел за благосостоянием и своей Церкви, как истинный правитель ее на земле: «поскольку на нас, говорил он, которые смотрят на себя, как на предстоятелей и наместников пастырей, лежит обязанность заботиться о стаде; то, если мы будем ленивы, о нас тоже скажут, что говорили о наших предшественниках, которые, будучи предстоятелями, чуждались работы». Подобные самостоятельные действия пресвитеров в древности мы видим и в других церквах. Так в церкви Адруметской за отсутствием епископа совет пресвитеров управлял своею местною Церковью и в качестве главы Церкви сносился с пресвитерами римскими до совершенного утверждения на епископском престоле Корнелия²⁷². Пресвитеры испанские, в качестве главных правителей Церкви, входили в сношение с Киприаном, когда Василид и Марциал, лишившиеся епископского достоинства, снова домогались его, думая низложить уже избранных на их место епископов²⁷³.

При всем впрочем значении пресвитеров, их власть, как подчиненных правителей Церкви, отнюдь не могла иметь той самостоятельности, какую имел главный правитель Церкви – епископ. В самом управлении в качестве списковских наместников они тем не менее оставались лицами зависящими и подчиненными. Если они проявляли свою самостоятельность, то только в делах обыкновенных или известных, которые наперед определены были епископом, и во всяком случае в делах неважных. В противном же случае обязаны были сноситься с соседними епископами или ждать нового епископа²⁷⁴.

* * *

Таковы важнейшие сведения о пресвитерах первенствующей Церкви, которые передают нам письменные памятники трех первых столетий. Скудны эти сведения, как и вообще история того времени. Современные отцы и учителя Церкви, занятые другими нуждами своего времени, не писали нарочно о внутреннем устройстве первенствующей Церкви; все собранное нами высказано было большею частию случайно и мимоходом. Более подробные сказания о пресвитерах начинаются с четвертого века, когда лжеучение Ария необходимо заставило учителей Церкви обратить внимание на этот предмет. Но и сказанного нами достаточно для того, чтобы убедиться, что учение Церкви об указанной иерархической степени не есть безотчетное верование, но основано на положительных свидетельствах древних писателей Церкви. Основываясь на них, мы справедливо можем также заключить, что и переданное позднейшими писателями Церкви есть предание той же первенствующей Церкви или подробнейшее раскрытие того, что известно было прежде. Что святой Василий Великий говорит вообще о своих учреждениях, – что он ничего не сделал такого, чего не было бы у древних отцов Церкви²⁷⁵, – то по всей справедливости мы можем отнести и в частности к рассматриваемому нами предмету. Если же что изменено или пополнено последующими отцами Церкви и вселенскими и поместными соборами, то несущественное что-нибудь, а только такие частности, которые вызваны были временными обстоятельствами церковной жизни. – И так заключим словами святого Игнатия Богоносца: «потщимся, возлюбленнии, повиноваться пресвитерам: иже бо сим повинуется, слушает Христа, учредившего их; а иже противится им, противится Христу; противляйся же Сыну не узрит жизни, но гнев Божий пребывает на нем»²⁷⁶.

Николай Молчанов

Открывается подписка на 1884 год на издаваемые при С.-Петербургской духовной академии

«ЦЕРКОВНЫЙ ВЕСТНИК» (еженедельное издание от 2 до 4 печатных листов в №, в год до 142 л. большого формата)

и

«ХРИСТИАНСКОЕ ЧТЕНИЕ» (двухмесячное – от 18 до 24 печ. лист. в каждой книжке; в год около 124 л.)

«Церковный вестник», – вступающий ныне в десятый год существования, – в официальной своей части, составляющей официальный орган Св. Синода, печатает сполна и раньше всех других изданий все узаконения, распоряжения и списки наград по духовному ведомству, в неофициальной же части, как издаваемый при С.-Петербургской духовной академии, дает возможно полный обзор движений религиозной мысли и жизни как у нас в России, так и за границей (на православном востоке, славянских землях, в римском католицизме и протестантстве), и имеет следующие постоянные отделы (кроме передовых статей, в которых обсуждаются все важнейшие церковные вопросы): 1) мнения печати светской и духовной по церковным вопросам; 2) иностранное обозрение – восточное и западное; 3) обозрение духовной журналистики; 4) библиографическое обозрение; 5) летопись церковную, содержащую обозрение всех важнейших событий и движения религиозной жизни в нашей отечественной церкви, по всем ее епархиям; 6) летопись общественной жизни за прошлую неделю в России и за границей, содержащую известия о всех вообще важнейших событиях в нашем отечестве и в его; наконец 7) разные известия и заметки. Кроме этих постоянных отделов печатаются статьи и корреспонденции различного рода.

При журнале «Христианское чтение», составляющем прибавление к «Церковному Вестнику» и помещающем разнообразные статьи по всем отраслям богословских знаний, с 1879 г. печатаются сверху того толкования на Ветхий Завет с особым счетом страниц (в 1884 г. будет продолжаться печатание «Толкования на книгу Псалмов», и вместе с тем «Толкование на книгу пророка Исаии», так что к концу 1884 г. выйдет особою книжкою пятый выпуск «Толкований»).

Годовая цена в России за оба журнала и с «Толкованиями на Ветхий Завет» – семь руб. с пересылкою; отдельно за «Церковный Вестник» – пять руб. за «Христианское Чтение» с «Толкованиями» – пять руб. За границей для всех мест: за оба журнала 9 руб., за каждый отдельно 7 руб. с пересылкою.

Иногородные подписчики надписывают свои требования так: «В Редакцию „Церковного Вестника“ и „Христианского Чтения“, в С.-Петербурге». Подписывающиеся в Петербурге подписываются в отделении конторы редакции (близ Знамен. ул., уг. Преобр. и Солдатск. пер., д. № 5, кв. 2), где получаются также отдельные издания редакции и где принимаются объявления для печатания (по 10 к. за 1 строку петита за объявление более 1 раза и 15 к. – за 1 раз) и для рассылки при «Церк. Вестн.» (по 5 руб. за тысячу). Можно подписываться сверх того в Петербурге при книж. маг. Тузова (бывш. Караблева), в Москве – при кн. маг. Ферапонтова.

* * *

В декабре месяце выйдет четвертый выпуск «ТОЛКОВАНИЙ НА ВЕТXIЙ ЗАВЕТ».

В этом выпуске начато толкование на книгу пророка Исаии. Цена 75 к. без пересылки и 1 р. с пересылкою.

* * *

В отделении конторы редакции (близ Знамен. ул., угол Преобр. ул. и Солдатск. пер., д. № 5, кв. № 2) можно получать полные экземпляры:

«ЦЕРКОВНОГО ВЕСТНИКА» и «ХРИСТИАНСКОГО ЧТЕНИЯ»

за 1875, 1876, 1877, 1878, 1879, 1880, 1881, 1882 и 1883 гг.

(за 1883 год с января будущего 1884 года)

по пяти рублей за оба журнала за год (вместо семи) и по три рубля за годовой экземпляр каждого журнала отдельно.

Там же можно получать:

СОБРАНИЕ ДРЕВНИХ ЛИТУРГИЙ В ПЕРЕВОДЕ НА РУССКИЙ ЯЗЫК – в пяти выпусках; цена всех пяти выпусков вместе (больше 50 печатных листов) три рубля с пересылкой, каждого отдельно – один рубль с пересылкой.

«ТОЛКОВАНИЯ НА ВЕТXIЙ ЗАВЕТ» 1 и 2 выпуски; цена 2 р. 50 к., с перес. 3 р. Отдельно 1-й в. 1 р. 25 к. с перес. Третий выпуск (начато толкование на книгу Псалмов ц. 75 к. без пересылки и 1 р. с пересылкою. Четвертый выпуск (начато толкование книги пророка Исаии) д. 75 к. без перес.

* * *

Предпринятое С.-петербургскою дух. академиею посмертное издание

ХРИСТИАНСКОЙ АПОЛОГЕТИКИ или КУРСА ОСНОВНОГО БОГОСЛОВИЯ,

читанного ея студентам в 1881–2 учебном году покойным профессором

Николаем Павловичем РОЖДЕСТВЕНСКИМ,

будет окончено печатанием в январе следующего 1884 г. Цена за два больших тома (около 1000 печатных страниц) 4 рубля без пересылки, и 5 руб. с пересылкою. Для подписчиков на «Церковный Вестник» и «Христианское Чтение» цена за оба тома 4 рубля с пересылкою, и 3 рубля без пересылки. Требования адресовать: в редакцию «Церковного Вестника» и «Христианского Чтения».

* * *

В редакции же продаются:

I. Христианское Чтение за 1822, 1823, 1824, 1826, 1827, 1833, 1836, 1839, 1840, 1843, 1844, 1845, 1846 и 1847 гг. по 2 р. за экземпляр каждого года без перес, и по 3 р. с перес. Выписывающие одновременно за все исчисленные 14 годов платят без перес. 20 р. с.

II. Христианское чтение за 1848, 1856, 1858, 1859, 1860, 1861, 1862, 1863, 1864, 1865, 1866, 1867 и 1868 гг. по 3 руб. за экземпляр каждого года без перес. и по 4 руб. с пересылкою; за все 13 годов 30 р. без перес. и 35 р. с пересылкою.

III. Христианское чтение за 1849, 1850, 1852, 1854, 1855, 1857, 1870 и 1871 гг. по 4 р. за экземпляр каждого года без перес, и по 5 р. с перес.; за все вместе 8 годов 27 р. без пер. и 32 р. с пересылкою.

IV. Христианское чтение за 1872, 1873 и 1874 гг. по 4 р. за экземпляр каждого года без перес, и по 5 р. с пересылкою.

V. Христианское чтение за 1875, 1876, 1877, 1878, 1879, 1880, 1881 и 1882 годы вместе с «Церк. В.» по 5 р. с перес., отдельно по 3 р. За все вышеизложенные годы можно получать журнал и отдельными книжками по 75 к. без перес. и по 1 р. с пересылкою.

В «Христианском чтении» за прежние годы помещены следующие беседы св. Иоанна Златоустого:

а) на книгу Деяний святых апостолов за 1856–1857 гг.

б) на послания к Ефесянам и Колоссянам – за 1858 г.

в) на послание к Солунянам, к Тимофею, к Титу, Филимону и к Евреям – за 1859 г.

* * *

Отдельные издания:

Беседы Св. Иоанна Златоустого:

1) к антиохийскому народу, том 1. Цена 1 р. сер. без пересылки и 1 р. 50 к. с пересылкою.

2) на Евангелие Иоанна, два тома (в первом томе 34 листа; во втором – 34 листа). Цена за 2 тома 1 руб. 50 коп. без перес. и 2 руб. с пересылкою.

3) на разные места св. Писания, три тома (в первом томе 35 листов; во втором – 35 листов; в третьем – 38 листов). Цена за три тома 3 руб, без перес, и 4 р. с перес.

4) на разные случаи, два тома (в первом томе 36 листов; во втором – 34 листа). Цена за оба тома 2 руб. без пересылки и 3 руб. с пересылкою.

5) на первое послание к Коринфянам, два тома (в 1-м томе 25 листов; во втором – 27 листов). Цена 1 рубль 25 копеек без пересылки и 1 рубль 50 копеек с пересылкой.

6) Письма Златоуста (20 листов). Цена 50 копеек без пересылки и 75 копеек с пересылкой.

7) Письма Феодора Студита, два тома (в первом томе 20 листов; во втором – 38 листов). Цена 1 рубль 50 копеек без пересылки и 2 рубля с пересылкой.

8) Церковная история, Евсевия Памфила, 1-й том (34 листа). Цена 1 рубль без пересылки и 1 рубль 50 копеек с пересылкой.

9) Преосвященный Филарета – Святые подвижницы восточной церкви (25 листов). Цена 1 рубль без пересылки и 1 рубль 25 копеек с пересылкой.

10) Профессор И. В. Чельцова – Древние формы символов (13 листов). Цена 75 копеек без пересылки и 1 рубль с пересылкой.

11) Митрополит Шагуны – Каноническое право (40 листов). Цена 1 рубль без пересылки и 1 рубль 50 копеек с пересылкой.

12) Первый, второй, третий, четвертый и пятый (последний) выпуски «Собрание древних литургий». Цена каждого отдельно 1 рубль с пересылкой. Все пять выпусков вместе три рубля с пересылкой.

13) Указатель к «Христианскому чтению» за 1821–1870 годы. Цена 30 копеек без пересылки и 50 копеек с пересылкой.

14) Дополнительный указатель к «Христианскому чтению» (за последние 10 лет). Цена 30 копеек без пересылки, 50 копеек с пересылкой. А за оба указателя 75 копеек с пересылкой.

15) Учение древней церкви об исхождении Святого Духа (против римских католиков). С. Кохомского. Цена 1 рубль с пересылкой.

16) Генетическое введение в православное богословие. Лекции (по записям студентов) протоиерея Ф. Ф. Сидонского. Цена 80 копеек, с пересылкой 1 рубль.

17) Положение о правах и преимуществах лиц, служащих при духовно-учебных заведениях. Цена 30 копеек с пересылкой.

18) Обозрение посланий святого апостола Павла к Коринфянам. Профессор М. Голубева. 337 страниц. Цена 80 копеек, с пересылкой 1 рубль.

19) Толкование на Ветхий Завет, выпуск 1 и 2 (смотри выше).

20) Грамота Константинопольского патриарха Паисия I к московскому патриарху Никону. Оригинальный текст с русским переводом и примечаниями, Сиб. 1881 г. Цена 1 рубль с пересылкой (напечатано в ограниченном количестве экземпляров).

* * *

Продаются еще следующие книги:

1) Об отношении писателей классических к библейским по воззрению христианских апологетов. Сочинение профессора Сиб. дух. акад. Е. Ловигнца, 1872 г. Цена 1 р. 25 к., с пересылкою 1 р. 50 к.

2) О необходимости священства (против безпоповцев). Сочинение баккал. Сиб. дух. акад. А. Предтеченского. 1865 г. Цена 30 г., с перес. 50 к.

3) История Санкт-Петербургской духовной академии. Сочинение И. А. Чистовича. Цена 1 р. с пересылкою.

4) Курс опытной психологии. Его же. 2-е изд. 1875 г. Цена 1 p. 25 к.

5) Феофан Прокопович и его время. Его же. Цена 2 р.

6) Древнегреческий мир и христианство в отношении к вопросу о безсмертии и будущей жизни человека. Его же. Цена 1 p.

7) Семейная жизнь в русском расколе. Исторический очерк раскольнического учения о браке. Выпуск 1-й (от начала раскола до царствования Императора Николая I). Сочинение профессора академии И. Нильского. Цена 1 р. 75 к., с перес. 2 р. Выпуск 2-й (царствование Императора Николая I), цена 1 р., с перес. 1 р. 25 к.

8) Несколько слов о русском расколе. Его же. Цена 75 к. с пересылкою.

9) Учебник логики. А. Светолина. Изд. 5-е Цена 50 к., с перес. 65 к. При требовании не менее 10 экз., за пересылку не прилагается.

10) История возсоединения западно-русских униатов старых времен. Сочинение М. О. Кояловича (стр. XI и 400). Цена 2 р. с пересылкою.

11) Об апокрисисе Христофора Филарета. Исследование Н. А. Скабалановича. Спб. 1873 г. Цена 1 р. 25 к., с пересылкою 1 р. 50 к.

12) Отношение греческого перевода LXX толковников к еврейскому мазоретскому тексту в книги пророка Иеремии. Исследование И. Якимова, Спб. 1874 г. Цена 1 р., с перес. 1 р. 25 к.

13) Догматическое учение о семи церковных таинствах в творениях древнейших отцов и писателей церкви до Оригена включительно. Историко-догматическое исследование профессора А. Катанского. С.-Петербург, 1877 г. Цена 2 р. 50 к. с перес. (26½ печ. лист).

14) Изложение веры церкви армянской, начертанное Нерсесом, каноликосом армянским. Историко-догматическое исследование проф. И. Троицкого. Сиб. 1875 г. Цена 2 р. с пересылкой.

15) Историческое обозрение священ. книги Нового Завета. Выпуск первый. Священника В. Рождественского. 1878 г. (273 стр.). Цена 1 р. 25 к. с пересылкой.

16) Константинопольский патриарх и его власть над русской церковью. Соч. проф. Тимофея Барсова. 1872 г. Цена 3 р. с пересылкой.

17) Исторические, критические и полемические опыты проф. Николая Барсова. 1878 г. (567 стр.). Цена 3 р. с пересылкой.

18) Классификация выводов. Проф. М. Карпинского. Цена 2 р. с пересылкой.

19) Происхождение древне-христианской базилики. Доцента Н. Покровского. Цена 1 р. 75 к., с пересылкой 2 р.

20) Историческая живучесть русского народа и ея культурные особенности. М. Колловича. 1882 г. Цена 25 к., с перес. 30 к.

21) Дидактическое значение священной истории в круге элементарного образования. Опыт историко-критического исследования. Выпуск 1-й О. Соллертвиского. Сиб. 1883 г. Цена 2 р. 25 к.

22) Виссарион Никейский. Его деятельность на ферраро-флорентийском соборе, богословские сочинения и значение в истории гуманизма. А. Садева. Спб. 1883 г. Ц. 2 р.

* * *

Об Издании «ЦЕРКОВНО-ОБЩЕСТВЕННОГО ВЕСТНИКА» в 1884 году.

С истечением текущего 1883 года оканчивается 10-ти летний период издания нашей газеты. Вступая в одиннадцатый год издания, мы будем стремиться к достижению той же цели, которую видели и в истекшем десятилетии.

Задача нашего издания – отмечать по возможности все, так или иначе касающееся духовенства и могущее интересовать его в жизни церковно-общественной и вместе с тем дать возможность светским людям поближе познакомиться с духовной средой и ее нуждами и потребностями, содействуя тем сближению между обществом и духовенством. Но этим не ограничивается задача «Церковно-Общественного Вестника»: рядом с вопросами о духовенстве и в том же объеме мы принимаем участие и в обсуждении текущих общественных и политических вопросов, в смысле упрочения принципов правды, законности, свободы и общего преуспеяния человечества. Откровенно и с полною независимостью суждения высказываясь по тем или иным, выдвигаемым жизнию вопросам, существенным образом затрогивающим интересы духовенства и общества, мы вместе с тем, всегда охотно даем место всякому честному голосу из духовенства и общества, особенно же заявлениям и запросам людей опыта, стараясь содействовать постоянному обмену мыслей между читателями газеты, ее редакцией и постоянными сотрудниками. Постоянная и горячая нравственная поддержка со стороны наших многочисленных читателей в течение 10-ти летнего существования газеты и сочувствие к ней от большинства органов как духовной, так и светской прессы, даст нам уверенность, что и на будущее время они не откажут нам в этой поддержке и сочувствии.

По примеру прежних лет при «Церк. Общ. Вестнике» в 1884 г. будет издан в виде бесплатного приложения «Календарь для духовенства», в котором, кроме необходимых календарных сведений, будут помещены практические указания и справочные сведения на разного рода случаи общественной жизни духовенства. Видное место в нем на будущий 1884 год займет свод «Епархиального законодательства», как имеющего важное значение для духовенства. Содержание этого отдела следующее: 1) О наставлении пасомых в истинах веры и нравственности.2) О начальных школах. 3) О духовно-учебных заведениях. 4) О Библиотеках и книжных складах. 5) О Богослужении и его принадлежностях. 6) О совершении требоисправлений. 7) О ведении церковных документов. 8) О построении и исправлении церквей. 9) О церковной собственности и ее охранении. 10) О сборах и пожертвованиях. 11) О причте – определения на места и перемещении его членов. 12) О разных служебных обязанностях и поручениях духовенству. 13) Об отношениях причтов к предписаниям гражданской власти. 14) Об обязанностях причтов по отношению к разным потребностям прихожан. 15) Об обязанностях причтов во время болезней в приходах. 16) Об отпусках причта. 17) О средствах и способах содержания причта. 18) О наградах и наказаниях причта. 19) О пенсиях и вспомоществовании из попечительств о бедных духовного звания. 20) О церковных старостах и просфорнях.

Условия подписки на «Церковно-Общественный Вестник»: на год 8 руб., на полгода 4 р. 50 коп., на три месяца 2 р. 50 коп., на месяц 1 р. Годовая цена за границей 10 руб. – Отдельные № по 10 коп.

Требования на газету следует адресовать: в редакцию «Церковно-Общественного Вестника», в С.-Петербурге Троицкий пер., дом № 3, кварт. № 5.

Редактор-издатель А. И. Поповицкий

* * *

Открыта подписка на 1884 год на новую еженедельную литературно-политическую газету «ЕЖЕНЕДЕЛЬНОЕ ОБОЗРЕНИЕ».

Программа газеты: 1) Статьи из области наук и искусств, статьи по вопросам народного хозяйства, народного здравия и народного образования. Исторические, этнографические, литературно-критические исследования и прочее и вообще статьи и заметки по всем отделам программы. 2) Фельетон. Романы, повести, рассказы, очерки, сцены, стихотворения оригинальные и переводные. 3) Критика и библиография. Обозрение журналов и газет и книжная летопись. Театральная и музыкальная хроника. 4) Внутреннее и иностранное обозрение. Хроника русской и заграничной жизни за неделю; известия административные, церковные, общественные, ученые, литературные, художественные и прочее. 5) Смесь. Мелкие известия и заметки. Анекдоты. Шарады. Задачи шахматные и шашечные и прочее. 6) Банковые, торговые и биржевые известия. Справочные сведения, железнодорожные, судебные и почтовые. 7) Объявления.

Издание «Еженедельного Обозрения» предпринимается с целью доставить читающей публике, за недорогую сравнительно цену, такую газету, в которой, вместе со сжатым изложением всех важнейших фактов и известий из жизни нашего отечества и иностранных государств за неделю, отведено будет достаточное место для статей научно-практического содержания, беллетристики и обозрения новостей текущей научно-художественной литературы. Во всех отделах главная забота редакции будет направлена к тому, чтобы в сжатой по возможности форме, без ущерба однако общедоступности и живости изложения, сообщить как можно больше фактов и сведений, имеющих практическую ценность.

Соответственно этому в 1 отделе «Еженедельного Обозрения», независимо от статей и заметок по всем частям программы, имеется в виду преимущественно помещать популярные научные статьи и исследования, имеющие практическое применение. Статьи будут частью оригинальные, частью в форме переводов и сокращений с иностранных языков. 2-й отдел посвящается беллетристике. Здесь редакция постарается избегнуть помещения длинных, тянущихся в десятках №, произведений, заботясь не о количестве беллетристического материала, но о качестве его. В отделе критики и библиографии между прочим будет обращено внимание на разбор учебных пособий и книг для чтения, при выборе которых родители и руководители детей встречают наиболее затруднений. Кроме того, особенное внимание будет обращено на подробное по возможности ознакомление читателей с новостями текущей журналистики, главнейшим образом с произведениями лучших наших беллетристов и поэтов. В обозрении газет будет помещаем свод существенно важных и наиболее интересных мнений и отзывов печати по текущим вопросам. Театральная и музыкальная хроника будет постоянным отделом в газете.

Внутреннему и иностранному обозрению, в виду массы читателей, лишенных возможности получать ежедневные газеты, придан будет по преимуществу фактический характер. Избегая сухого перечня фактов или механического сцепления в одно целое разнообразных известий, редакция постарается давать в каждом № полную по возможности картину русской и заграничной жизни за неделю, не опуская из виду ни одного, сколько-нибудь выдающегося явления в общественной жизни. Отдел этот имеется в виду сделать как бы справочной летописью событий, совершенно необходимой даже для лиц, выписывающих ежедневные газеты и часто теряющихся в массе важных и неважных фактов, разнообразных слухов и толков, отрывочных и невыясненных, а часто и противоречивых известий, сообщаемых ежедневной прессой.

Еженедельное обозрение является первым в России опытом издания серьезно поставленной и вместе с тем недорогой еженедельной газеты. Участвовать в новом издании изъявили согласие между прочим следующие лица: А. В. Круглов, Н. С. Лесков, А. Михайлов (А. К. Шеллер), С. Надсон, А. И. Пальм, А. Н. Плещеев, Северин, Л. Х. Симонова, Н. М. Ядринцев и пр.

«Еженедельное Обозрение» будет выходить один раз в неделю по воскресеньям в размере от одного до трех листов (до 24 страниц) обыкновенного формата еженедельных и иллюстрированных изданий. Подписная цена без приложений три рубля в год с доставкою и пересылкою; а с приложениями четыре рубля в год. В наступающем 1884 году редакция намерена дать всем подписчикам, которые вышлют четыре рубля десять кабинетных фотографических портретов различных современных русских деятелей в области науки, искусства, литературы, администрации и церкви и вошла уже по этому поводу в соглашение с одним из известных фотографов С.-Петербурга. В отдельной продаже эти портреты стоят в трое дороже. Для того, чтобы редакции вкрите можно было судить, какую серию портретов избрать для разсылки подписчикам, последние приглашаются делать об этом заявления при подписке. В виду небольшой цены издания, подписка принимается только на год. Допускается разсрочка по соглашению с редакцией, при чем при подписке вносится два рубля и остальныя деньги в мае месяце будущего 1884 года.

Гг. иногородные благоволят адресовать свои требования прямо и исключительно в редакцию «Еженедельного Обозрения», в С. – Петербург, Надеждинская ул. д. № 9 кв. 26. Городские подписчики могут сверх того подписываться в книжных магазинах «Новаго Времени» (Невский просп. № 38) и Тузова (Бол. Садовая № 16).

Первые №№ «Еженедельного Обозрения» предполагается выпустить в декабре текущего года и лица, подписавшиеся на 1884 год до декабря, получать бесплатно все декабрьские №№.

Редактор-издатель И. В. Скворцов

Дозволено цензурою. Киев, 29 ноября 1883 г. Цензор прот. М. Богданов, Тип. Г. Т. Корчан-Новицкаго. Михайлов. ул., собств. дом.

Многие смотрят на жизнь священника, как на жизнь спокойную, тихую, свободную от тех тревог, волнений, столкновений и тяжелых официальных занятий, которые неизбежны для большей части членов других классов общества. Но такой взгляд – лишь старый предрассудок. Действительно, в то «старое доброе время», когда на духовенство не полагалась духовным и светским начальством обязанность составления массы разного рода официальных документов и выдачи разнообразных справок, когда между ним и светским обществом не было заметно столь сильного разделения, какое обнаруживается теперь, и когда духовенство пользовалось более высоким авторитетом не только среди поселян, но и в кругу образованных лиц, жизнь духовенства текла гораздо спокойнее и могла казаться привлекательною для некоторых людей, смотревших на нее с внешней стороны, хотя случаи поступления светских лиц в духовное звание и прежде встречались довольно редко. В настоящее же время священник может чувствовать себя покойным и довольным почти исключительно в кругу своего семейства, при домашней молитве и церковном богослужении, при занятиях наукою, литературою или мирными сельскими работами и наконец тогда, когда он может радоваться успехам своей пастырской деятельности и проявлениям истинно-христианского чувства и христианской мысли среди членов своей паствы. По стоит ему взять в руки газету или журнал так называемого либерального направления, распространяющие всевозможные клеветы о духовенстве, или войти в круг светского общества и прислушаться к тому, что говорится здесь о духовенстве и какие суждения высказываются о нем, или напомнить своему прихожанину – простолюдину о его долге отблагодарить по мере возможности за труды своего пастыря, вынужденного жить жертвами своей паствы, – и его душевный покой может быть возмущен до глубины души. Все это, конечно, не должно останавливать энергии священника в исполнении им его обязанностей, но может тем не менее ослаблять, надламывать ее и ложиться тяжелым бременем на дух пастыря.

Да и вообще нет ни одного рода деятельности, который по самому способу исполнения был бы столь труден, как служение священника. Говоря это, мы не имеем в виду тех трудностей, которые представляет исполнение высоких пастырских обязанностей само по себе, но обращаем внимание лишь на те затруднения и неприятности, которые священнику нередко приходится испытывать со стороны общества. Деятельность священника есть деятельность общественная, – она происходит среди известного круга общества. Поэтому он должен не только применяться в своей деятельности, – насколько это возможно без противоречия христианскому вероучению и правоучению, – к понятиям и воззрениям членов этого общества, но и находиться в постоянном общении с ними. Врач старается, как можно более, иметь у себя пациентов; но кто позволит себе грубость или неблагодарность в отношении к нему, тому он всегда может отказать в требуемой помощи. Купец заботится о расширении круга своих покупателей, но он всегда может отказать в продаже своего товара тому, кто окажется неисправным плательщиком или будет дурно отзываться о его торговле. Совсем иное положение священника! Он каждый час дня и ночи должен быть готов оказывать духовную помощь каждому, требующему ее. Он всегда должен относиться дружественно ко всем членам своей паствы и жить в мире с ними, и если это не удается ему, то по крайней мере не дозволять себе никаких резкостей и крутых мер в отношении к тем, которые сами отклоняются от него или даже открыто выражают враждебное отношение к нему. К этому побуждает его не только общехристианский долг и долг пастыря, но также и требования благоразумия: через выражение своего недовольства он мог бы возбудить еще большую ненависть в своих врагах и их единомышленниках и повредить себе и делу своего служения, потому что почти в каждом приходе встречаются элементы, для которых нужно только незначительное возбуждение, чтобы поставить их в прямую оппозицию к духовенству. Сто честных прихожан через свое заступничество за священника и оправдание его образа действий не могут оказать столько влияния на восстановление мира между ним и его паствою, сколько могут возбудить вражды полные злобы и клеветы речи одного врага духовенства, направленные к унижению и опозорению как самого пастыря церкви, так и того дела, которому он служит. Это тем более естественно, что слишком многие любят судить вкривь и вкось о духовенстве и избирать его предметом всевозможных обвинений, насмешек, острот и колкостей, которые каждый мог бы отразить или тем же отплатить своим противникам, по которым духовенство, уже вследствие своего положения и опасений за могущий отсюда возникнуть вред для дела его служения, обыкновенно принимает молча, безответно. В особенности же духовенство подвергается общим резким нападениям в том случае, если кто-либо из членов его действительно окажется виновным в умышленном или неумышленном совершении какого-либо преступления. Наше светское общество и печать обыкновенно в таких случаях не справляются ни с действительным положением духовенства, ни со статистическими сведениями, самым неопровержимым образом доказывающими, что нравственный уровень нашего духовенства стоит гораздо выше, нежели в других классах общества, что ни в каком классе не встречаются так редко преступления, как именно среди духовенства; они не обращают внимания и на презрение народной мудрости: «в семье не без урода», но на основании нескольких единичных случаев возводят поголовное обвинение на все духовенство.

Общество часто возлагает вину на духовенство и за то, в чем само же оно виновато. Так, общественное мнение с одной стороны осуждает наше духовенство за его замкнутость и, по-видимому, не хочет допустить, чтобы духовенство составляло из себя касту, но с другой – оно само большею частью относится к духовенству, как к членам особого класса людей, сторонится от них, старается устранять их от народной школы, от участия в обсуждении земских вопросов, от заседания среди гласных членов городских дум и вообще от участия во всех тех общественных делах, которые не входят в круг прямых обязанностей духовенства. Не давая им никаких прав, общество налагает на них лишь обязанности и предъявляет к ним особые высокие требования, неприменимые к обыкновенным людям. Общество создает для членов духовенства даже особый кодекс нравственности, – требует от них такого высокого нравственного совершенства, какое едва ли достижимо для обыкновенных сил человека и отказывает им во многих самых невинных развлечениях, не заключающих в себе ничего предосудительного и не воспрещаемых даже школьникам. Одним словом, нигде так сильно не стеснена личная свобода человека общественными предрассудками и предубеждениями, как в духовенстве. И если духовенство обыкновенно сообразуется с ними в своей деятельности, то в этом мы никоим образом не можем усматривать признаков страха или подобострастия. В этом недостатке не может быть виновным духовенство, которое имеет достаточно мужества для того, чтобы публично проповедывать учение Евангелия, противоречащее убеждениям многих слушателей, и обличать их умственные и нравственные заблуждения. Нет, в этом явлении мы должны видеть черту, к которой нельзя не отнестись с глубоким уважением и которая показывает, что оно в данном случае следует примеру апостола, который говорит о себе: «всем бых вся, да всяко некия спасу» (1Кор.9:22), и его же наставлению: «имеешь ли служение, пребывай в служении» (Рим.12:7), и поэтому охотно приносить жертвы за свое служение, хотя бы они и несправедливо требовались от него. Не общество ли, не обеспечившее надлежащим образом духовенства, виновато и в том, что наше духовенство вынуждено пользоваться тем способом содержания, который возбуждает столько нареканий в обществе?

Общественные предрассудки и предубеждения простираются не только на самое духовенство, но и на специально-богословское образование его, признаваемое многими или за совершенно чуждое научного характера, или за слишком узкое. Нередко приходится слышать упрек, что богословие вовсе не наука, что оно несправедливо ставится рядом с другими науками. Но кто беспристрастно относится к делу, тот не может не признать, что религия составляет самый достойный предмет науки: религиозные вопросы возникают в душе каждого человека и настойчиво требуют решения, религия проникает всю жизнь человека и высокое значение ее может отрицать лишь тот, кто не видит в человеке ничего, кроме физического существа, ничем существенно не отличающегося от безсловесного животного. Как признается за науку медицина, которая занимается только здоровым и больным телом, изыскиванием средств к укреплению и восстановлению здоровья, так должно быть признаваемо за науку и богословие, которое, исходя из веры в высшее положение и назначение человека, рассматривает его в его нормальном состоянии и указывает пути, могущие спасительным образом влиять на его духовную жизнь и побуждать его к соответствующей его назначению деятельности. И пока человечество будет существовать, будут возбуждаться и подвергаться научной разработке и религиозные вопросы. Скорее может исчезнуть всякое научное стремление в человечестве, нежели религиозное, потому что есть огромная масса людей, совершенно чуждых научного образования и не имеющих стремления к нему, но нет ни одного человека, мысли и чувству которого были бы чужды вопросы религии.

Но образование нашего духовенства не ограничивается одним богословием. Достаточно сравнить программы ваших духовно-учебных заведений с программами соответствующих светских учебных заведений, чтобы убедиться, что в первых, кроме специально-богословского, дается и общее образование нисколько не ниже и не уже, нежели в последних. В ряду членов духовенства встречается масса лиц, горячо интересующихся не только теми науками, которые изучались ими в учебных заведениях, но и другими, как, например, медициной, археологией, минералогией и прочее. Некоторые науки, не входящие непосредственно в область богословия и даже в программу духовно-учебных заведений, весьма много обязаны своим развитием нашему ученому духовенству. Так, например, едва ли кто из светских ученых сделал столько для научной разработки греческой палеографии в России, как преосвященные Савва и Порфирий и архимандриты Антонин и Амфилохий. Еще недавно, когда университеты менее сторонились от духовных академий, нежели теперь, наши академии давали университетам не мало профессоров не только по богословским наукам, но и по светским (философии, филологии, физике и друг.), и эти профессора с честию занимали свои кафедры, а некоторые из них даже составили себе имя в науке. Многие из духовенства, не будучи в состоянии сами заниматься научными исследованиями, оказывают всевозможное содействие тем светским ученым, которые могут делать это. Духовенство наше принимает наконец весьма деятельное участие и в элементарном народном образовании, не смотря на отсутствие поддержки, а нередко даже и при противудействии ближайших светских властей, в ведении которых состояли народные школы. Все это ясно показывает, как несправедливо обвиняется светскою печатью наше духовенство в узкости своего образования, в обскурантизме, в враждебном отношении к светскому образованию и т. п.

Весьма строгой критике подвергается духовенство и за небрежное отношение к своим проповедническим обязанностям. Но и это обвинение приложимо не ко всему духовенству. С каждым годом проповедническая деятельность у нас все усиливается и возвышается, и мы уверены, что не далеко то время, когда наша проповедь будет стоять нисколько не ниже протестантской и католической. Мы и теперь имеем несколько проповедников, которые по своему блестящему ораторскому таланту стоят нисколько не ниже западных знаменитостей. Если же светские критики пессимистически относятся к нашей проповеди, то это объясняется не столько действительными недостатками проповедей, сколько тем, что они мало интересуются самым предметом проповедей и редко слушают их, но большею частью судят о них теоретически, с чужих слов или по нескольким отдельно взятым фразам.

И не смотря на предубеждение или даже прямо неприязненное отношение некоторых, или немногих членов своей паствы священник должен более, чем кто-либо другой, ко всем им относиться с христианскою любовию, заботиться об их спасении, назидать, обличать и исправлять их на путь истины, если не желает, чтобы его пастырское служение оставалось бесплодным, а желать этого он, конечно, не может. Не должно желать этого и общество. Мало того: не только нравственный долг, но и обыкновенные практические соображения должны побуждать его всеми мерами содействовать успехам пастырской деятельности, направленной к утверждению истин христианской веры и нравственности среди членов христианского общества и в их спасению; потому что благочестие, по изречению апостола Павла, на все полезно есть (1Тим.4:8), – истинно-христианская жизнь оказывает свое благотворное влияние на все сферы общественной и частной жизни и деятельности человека. Мы не говорим уже о семейной жизни, которая лишь в том случае получает вполне правильное течение, если она зиждется на христианских началах. Но и во всех прочих родах жизни и деятельности, в особенности же в тех, в которых люди входят во взаимное соотношение, каждый член общества оказывается несравненно более добросовестным в отношении к исполнению лежащих на нем обязанностей, если он воодушевляется христианскою любовию к Богу и ближним и если проникается убеждением, что не только за всякий свой поступок, но также за каждое слово, за каждую мысль он должен будет в свое время дать отчет пред Богом. А так как на честном исполнении обязанностей каждым отдельным членом общества основывается благосостояние всего государства, то все члены общества, дорожащие интересами христианства и отечества, должны стараться всячески облегчать духовенству лежащее на нем бремя и оказывать всевозможное содействие его пастырской деятельности. И чем более теперь усложнились и сделались трудными обязанности духовенства, тем более лежит на нашем обществе обязанность не налагать на духовенство нового бремени, но стараться содействовать духовенству в достижении цели его спасительной миссии.

Н. Д.

К священнодействиям, кроме таинств, относятся и обряды церковные. В числе последних первое место по своей важности занимает обряд погребения умерших. Церковно-гражданские постановления о погребении умерших касаются: α) лиц погребаемых; β) места; γ) времени и δ) порядка погребения.

α) По существующим постановлениям умершие погребаются не все одинаковым образом, а смотря 1) по вероисповеданию, 2) званию и 3) роду смерти.

1) По обряду Православной Церкви погребаются только члены Православной Церкви. Отпевать иноверцев (и раскольников) по обряду Православной Церкви дозволяется только тогда, когда они обратятся к Православной Церкви (Ук. Син. 1800 г. 20 февр.). Впрочем, в случае нужды, дозволяется и даже вменяется в обязанность православному священнику совершать погребение иноверцев (и раскольников)²⁷⁷ хотя и не полным отпеванием, проводить тело умершего иноверца до кладбища в ризах и епитрахили и опустить в могилу при пении «Святый Боже» (Ук. Син. 1797 г. 24 авг. и 1800 г. 20 февр.), но без пения заупокойной литии и возглашения вечной памяти²⁷⁸.

1) Архиереи и священники отпеваются по особому чину, отличному от погребения прочих православных христиан.

По кончине епархиального архиерея, Консистория немедленно доносит о том Святейшему Синоду и для погребения тела преставившегося архипастыря приглашает ближайшего из других епархиальных архиереев, который и совершает погребение, не ожидая указа от Святейшего Синода; в случае невозможности прибыть приглашенному архиерею, погребение совершается местным знатнейшим духовенством, по чиноположению, священническим отпеванием (Ук. Спя. 1783 г. ноябр. 30 дн.).

Об умерших священно-церковно-служителях и просвирнях благочинные должны немедленно рапортовать преосвященному, с означением оставшегося семейства и с приложением должностных документов (Инстр. благ. § 33). Священники умершие, если не находились под запрещением, погребаются по чину священнического отпевания; в противном случае для отпевания их по чину священническому требуется предварительно испрашивать дозволение от епархиального архиерея (Ук. 1770 год. июл. 20; Ук. 1821 год. янв. 25; Ук. 1860 год. март. 28)²⁷⁹.

Диаконы и прочие члены клира и миряне погребаются по чину мирских человек²⁸⁰; монахи – по чину погребения для монахов; младенцы до семи лет – по чину младенческого погребения²⁸¹.

3) Священник не может уклоняться от погребения всякого вообще умершего православного христианина, если не имеет к сему особых законных причин (Св. Зак. т. XIII Уст. Врачебн. ст. 918; Уложен. о наказаниях ст. 859, по изд. 1866 г.); иначе он подвергается наказаниям: или монастырскому подначалию или переводится на другое место по просьбе прихожан (Устав. Дух. Консист. ст. 202) или даже лишению сана, смотря по мере вины (УБ. 1772 г. ноябр. 23 дн.). Но запрещается под опасением ответственности прежде судебно-медицинского осмотра погребать умерших неестественною – насильственною смертию. По существующим постановлениям нельзя погребать прежде судебно-медицинского освидетельствования тела: 1) умерших вскоре после механического наружного насилия²⁸², от ушиба, от раны, от падения с значительной высоты и т. п.; 2) умерших скоропостижно с необыкновенными припадками, подающими повод к подозрению в отравлении; 3) умерших по наружному употреблении вредных паров, мази, ванн, умываний, пудры и т. п.; 4) найденное мертвое тело со знаками наружных насилий, или без них; 5) найденное мертвое тело новорожденного младенца; 6) вообще тела людей, бывших по-видимому здоровыми и умерших скоропостижно от неизвестной причины²⁸³; 7) также в тех случаях, когда есть подозрение в умышленном умерщвлении и изгнании плода, 8) и когда возникнут жалобы о приключившейся смерти от непозволительного лечения шарлатанами и другими лицами, не имеющими право на лечение (Св. Зак. т. XIII Уст. Врач. ст. 918). Сюда же относятся также тела мнимоумерших, замерзших, утонувших (там же), опившихся водкою и вообще самоубийц. Все подобные умершие не погребаются без свидетельства городской или сельской полиции (Син. Ук. 1828 г. март. 1 дн. Инстр. благочин. § 16 прим. пун. 3)²⁸⁴. К судебно-медицинскому осмотру и вскрытию тела умершего не может препятствовать принятие св. Таин пред кончиною (Циркул. Мин. Внутр. Дел 1865 г. 15 янв.). Вскрытие мертвых тел священников, диаконов и монахов производится с разрешения епархиального архиерея при депутате с духовной стороны; в крайнем случае может быть произведено и с согласия благочинного при депутате с духовной стороны, и копия с протокола и осмотра тела сообщается депутатам, которые представляют ее епархиальному архиерею (Ук. Спп. 1861 г. янв. 16)²⁸⁵.

Тела умерших, предварительно освидетельствованные судебно-медицинскою властию, погребаются потом по обрядам Православной Церкви или лишаются христианского погребения, смотря потому, как это будет решено лицами, производившими судебно-медицинский осмотр. Лишаются христианского погребения те из православных христиан, которые намеренно и сознательно лишили себя жизни, как то: умышленно утопившие себя, умершие от пьянства²⁸⁶, убитые на разбое или на поединке и т. п. Тело умышленного самоубийцы «надлежит палачу в бесчестное место оттащить и там закопать» (Св. Зак. т. XIII Уст. Врачеб. ст. 923)²⁸⁷.

β) Умершие должны быть погребаемы на отведенных для того кладбищах, вне городов и селений (Св. Заб. т. XIII Уст. Врач. ст. 925). Места под кладбища отводятся гражданским начальством по сношении с епархиальным начальством (там же ст. 910) в местностях высокого и сухого грунта (Уб. Син. 1756 г.). В городах кладбища должны быть расположены в не менее ста саженях от последнего городского жилья (– ст. 909), а в селениях – не ближе полуверсты от них (– ст. 915). Устрояются кладбища общим иждивением обывателей (– ст. 914); они должны быть огораживаемы заборами и и плетнями, а в безлесных местах – валом – насыпью не выше двух аршин и окопаны рвом поглубже и пошире (– ст. 911). На кладбищах могут быть устрояемы церкви и часовни (– 912), но других каких-либо строений, за исключением смертных домов, или усыпальниц, запрещается строить (– ст. 916; Ук. Сан. 1840 г. 27 дек). Старые – закрытые кладбища, находящиеся среди населенных мест, должно огораживать владельцам той земли, на которой они были устроены, и никакого строения на этих кладбищах не возводить (– ст. 916).

На общих кладбищах погребаются только православные, за исключением умерших от заразы, которые должны быть погребаемы на особом карантинном кладбище. Для погребения же иноверцев отводятся места близ кладбищ, находящихся при православных церквах (прим. к 910 ст. Уст. Врачебн.). Если на кладбищах есть церкви, то приличнейшими местами для погребения священнослужителей признаются места близь алтаря – кругом его; миряне же должны быть погребаемы кругом церкви – с западной, северной и южной стороны. При церквах же, внутри города находящихся, погребать умерших не дозволяется (прим. к ст. 925 Уст. Врач.)²⁸⁸. При церквах, но не в самых церквах, находящихся в селениях, дозволено погребать тела умерших местных протоиереев и священников, честно и беспорочно проходивших свое служение и христиански скончавшихся; по особому всякий раз разрешению епархиального архиерея могут быть погребаемы при церквах, в селениях находящихся, и те из мирян, которые создали храм своим иждивением или обеспечили содержанием причт и при том имели житие благозаконное и кончину непостыдную (Ук. Син. 1833 г. апр. 13 и Ук. Син. от 25 авг./22 сент. 1882 г. за № 1690)²⁸⁹.

γ) Запрещается погребать мертвых прежде истечения трех суток, по удостоверении в смерти. Но умерших от какой-либо заразительной болезни, как то: от чумы, гнилой и прилипчивой горячки, оспы, кори, скарлатины и т. п., чтобы предотвратить распространение заразы, должно погребать и ранее означенного срока, даже немедленно, лишь бы удостовериться в действительности их смерти (Уст. Врач. ст. 917; Уст. Каран. ст. 1286)²⁹⁰.

Погребение умерших не совершается в первый день Св. Пасхи и в первый день Рождества Христова, а также в высокоторжественные дни – рождения и тезоименитства Государя Императора, Государыни Императрицы, Наследника Цесаревича и Государыни Цесаревны, во дни восшествия на престол и коронации (Ук. Син. 1844 г. мая 29); в прочие же царские дни не возбраняется погребение умерших (Ук. Син. 1862 г. марта 2).

δ) В порядке погребения, умерших различаются: 1) вынос тела умершего из дому в церковь и из церкви на кладбище; 2) отпевание и 3) зарытие в землю.

1) Священники обязаны провожать тела умерших из домов их до могилы (Ук. Син. 1747 г. мая 1; в Требн. послед. погреб.)²⁹¹. При провожании умершего из дома в церковь и из церкви до могилы, священники идут впереди гроба, а не позади вместе с мирянами (Послед. погреб. мирск. челов.). Гроб умершего мирянина, кто бы он ни был, должны нести миряне, а не священно-церковнослужители (Требн. Петр. Могилы чин. погреб.)²⁹².

2) Обычаем принято отпевать всех умерших в храме, хотя по правилу церковному положено отпевать в храме только архиереев, священников и монахов (Послед. погреб. мирск. человек; последов. исходное монахов; послед. мертвенн. над скончавшим священи.)²⁹³. Вносить тела умерших в церковь должно только для отпевания, и ни под каким видом не следует держать их более суток в церкви, и то – по крайней необходимости (Ук. Син. 1812 г. июл. 16; Инстр. благ. § 16). Погребальное пение по умершим во время заразительных болезней должно быть совершаемо на самом месте погребения (Ук. Сан. 1830 г. ноябр. 14 дн.)²⁹⁴.

3) Зарывать умерших должно в могилы глубиной в три аршина и отнюдь не менее двух аршин с половиною (Ук. Син. 1808 год. июл. 20; Инстр. благоч. § 2; Уст. Врачебн. ст. 926)²⁹⁵. Могилы должно засыпать землею вровень с площадью (местоположением) (Уст. Врач. ст. 927). В С.-Петербурге над могилами насыпать земли или песку не менее полуаршина и насыпь эту крепко убивать (Уст. Врач. ст. 928). Кладбищенские священники особенно наблюдают, чтобы определенные могильщики и посылаемые для погребения умерших от воинских команд и других мест служители исполняли с точностию вышеозначенные правила. В случае ослушания, они дают знать о сем как своему начальству, так и местной полиции, и виновные подвергаются взысканию (Уст. Врач. ст. 929). Долбленые гробы из толстых дубов, сосен, ели и прочих заповедных деревьев делать запрещается (Уст. Лесн. прим. к ст. 444)²⁹⁶.

Тела, преданные уже земле, запрещается, без особенного дозволения от министра внутренних дел, вырывать для перевезения в другое место (Уст. Врач. ст. 930). На сем же основании запрещается, и в случае учреждения нового кладбища, без особого дозволения вырывать находящиеся на старом кладбище гробы. Запрещается также в сем случае обращать прежнее кладбище под пашню, или другим, каким бы то ни было образом истреблять оставшиеся на оном могилы (– ст. 931). Запрещается непогребенные тела перевозить в губернии из одного уезда в другой без особого на сие разрешения начальника губернии, а если в губернии имеет пребывание генерал-губернатор – без разрешения сего последнего (– ст. 932). Запрещается непогребенные тела перевозить из одной губернии в другую, без дозволения министра внутренних дел (– ст. 932)²⁹⁷.

13-го августа, в текущем 1883 году, исполнилось 23 года со времени торжественного прославления святителя Тихона Задонского и открытия его святых мощей для всенародного чествования. В этот же день исполнилось ровно сто лет и со дня его блаженной кончины. Поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие, учит апостол Христов Павел. Если когда, то именно теперь благовременно нам, православным христианам русским, помянуть словом нашего славного, новоявленного, Богом прославленного, наставника, святителя Тихона, который в свое время обильно и с великою властью учил народ православный, который и до сих пор продолжает учить нас своими многочисленными благодатными писаниями и долго будет учить православный народ. «Иже сотворит и научит, сей велий наречется в царствии небеснем», сказал Спаситель наш Христос. А святитель наш Тихон Задонский учил и творил; потому и прославлен; потому и заслуживает особенного благоговейного памятования нашего о нем.

Знаем мы, с каким благоговением чтит наш русский православный народ нашего славного святителя Тихона, с какою любовию он читает его творения; потому есть у нас и не мало печатных сказаний об его святом житии, потому-то довольно ходит по рукам и его святых творений в виде книжек, книжичек и листов. Но и всего этого мало для любви народной. Надеемся, не лишними будут для тебя, боголюбивый читатель, и наши рассказы об излюбленном нашем святителе Задонском с приведением тут же и некоторых поучительных, в особенности для нашего времени, изречений святителя. О святителе Тихоне мы будем рассказывать по возможности словами самого же святителя, слышанными и переданными нам его келейниками – Василием Ивановым Чеботаревым и Иоанном Евфимовым, впоследствии иеромонахом Тихоном. Сначала мы расскажем о воспитании и о служебной жизни святителя Тихона в низших чинах и в высшем звании епископском в Новгороде и в Варшаве до выхода его на покой; потом расскажем и о жизни его на покое до блаженной кончины и о прославлении его по смерти.

I. Святитель Тихон Задонский (Его воспитание и служебная жизнь до выхода на покой)

Святитель Тихон Задонский родился в 1724 году, от дьячка села Короцка, Валдайского уезда, Новгородской губернии, Савелия Кирилова. «Как-де я начал себе помнить, – говорил святитель Тихон своему келейнику Чеботареву, – в доме при матери нашей (отца своего я не помню) было нас четыре брата и две сестры: большой брат дьячкову должность отправлял, средний же брат взят был в военную службу, а мы все еще малы были и в великой жили бедности, так что нужную дневную имели пищу, и потому мать наша в великом прискорбии была о воспитании нашем. Но нашего-ж прихода ямщик богатый и бездетный часто приходил к нам в дом; я полюбился ему. Он неоднократно просил меня у матушки и так говорил: отдайте мне Тиму своего (до пострижения в монашество святитель Тихон звался Тимофеем), и его вместо сына воспитаю, и все имущество мое – его будет. Мать моя хотя и отказывала ему, – жаль ей было отдать мене, но крайний недостаток в пище понудил матушку отдать мене ямщику оному, и она, взявши за руку, повела меня к нему, – я-де сие хорошо помню. Большого же брата в сие время не было в доме; но как пришел он, то вопросил у сестры: где матушка? Она сказала ему: повела Тиму к ямщику. Но брат, догнав на дороге матушку, стал пред нею на колени, сказал: куда вы ведете брата? Ведь ямщику отдадите, то ямщиком он и будет, и лучше с сумою по миру пойду, а брата не отдам ямщику: постараемся обучить его грамоте, то он может в какой церкви в дьячки или пономари определится. И потому матушка воротилась домой». В этом, кратко рассказанном самим святителем, случае из его раннего детства, нельзя не заметить добрых, истинно-христианских качеств скромной семьи, в которой впервые увидел свет Божий и воспитывался святитель Божий. По смерти родителя, бедный деревенский дьячок содержит на своём иждивении бедную вдову – мать и с нею пятерых детей, – своих братьев и сестёр. Не тяготится он их содержанием и ни за что не хочет отдать чужим людям своего меньшего брата; он становится на колени пред матерью и умоляет её возвратить ему брата, уверяя, что брат для него не тяжел, что с Божиею помощью и сами выведут его в люди, хоть в дьячки, или пономари, но все-таки в служители при храме Божием, которые, по его мнению, выше всяких богатых извозчиков. Видно из этого, какое первоначальное направление мог получить святитель Тихон в своей сиротской скромной семье. «Видим, что малое дерево по всякой стороне удобно преклоняется, так впоследствии святитель Тихон, может быть, имея в виду и своё детство, куды ни преклоняется, и куды преклонится, тако и растёт. Тако имеется юное и малое отроча: чего научается, того и навыкает, и чего навыкает, то и в прочее творить будет. Научится ли добру в юности, добр и чрез все житие будет. Научится ли зла, – и зол во всем житии будет. И из малого отрока может быть и ангел, может быть и диавол». «Полезно учить наукам и художествам, писал святитель о воспитании, но учить жить по христиански нужно; ибо всякая наука и художество без христианского жития ничто же есть. Внимайте сему родители, чтобы тем детям, которых вы на свет родили, не быть убийцами. Истинный отец не тот, который родил, но тот, который добре воспитал и научил. Блажен родитель, который и к временной жизни родил и к вечной жизни отродил детей своих»²⁹⁸. Итак, повторяем, святитель Тихон в раннем детстве своем жил в такой сфере, где царила крепкая родственная любовь, почтительная любовь детей к матери, взаимная любовь братская, – любовь к священному званию, а вместе с тем и любовь к Богу и крепкое на Него упование в тяжкой, убогой жизни. А сколь тяжка была эта жизнь легко представить себе из того, какими средствами мог располагать в то время бедный, деревенский молодой дьячок, на руках которого была большая семья. «А как в доме было есть нечего, говорил святитель келейнику Чеботареву, то я у богатого мужика во весь день, бывало, бороною пашню, чтобы только богатый мужик хлебом накормил. Вот в какой нужде воспитывался я». Итак, с раннего детства тесным путем бедности и нужды вел Господь Своего избранного раба. «Тесным путем шел Сам Христос, писал впоследствии святитель, и за Ним идут верные Его и последуют Ему любовию, терпением, кротостью и смирением. Тесен путь сперва страшен человеку и прискорбен, но потом приятен, мирен, покоен, и весел: ибо иго Христово благо и бремя легко, которое на тесном пути несется. Пространный сперва приятен и весел, но всегда мерзок, гнусен и потом страшен: ибо на нем иго тяжко несется, иго диавольское и мерзкая работа страстей и греха отправляется»²⁹⁹.

Тимофею было уже 14 лет; уж настало для него время и школьного учения; нужно было везти его в Новгород, в славянскую школу, которая была при архиерейском доме, иначе, по тогдашнему указу, Тимофея могли исключить из духовного звания и определять в военную арифметическую школу. Мать опять была в величайшем затруднении на счет своего малолетнего сына Тимы. При бедности и при тогдашней дороговизне хлеба, по случаю неурожая, ни она, ни старший сын ее не могли содержать Тимофея в Новгороде; но, к счастью, помочь брату вызвался другой брат Тимофея – Петр, бывший причетником в одной из церквей новгородских. С 11-го декабря 1738 года, Тимофей, прозванный Соколовым, был записан в архиерейскую школу и стал в ней учиться под надзором брата. Но каково тут могло быть учение, когда в этой школе было до 1000 учеников, а учителей всего было двое с несколькими помощниками. Каково было тут учиться Тимофею, когда он, при бедности брата, должен был по целым дням копать гряды у огородников, чтобы зарабатывать на дневное пропитание. А к тому же вскоре, по поступлении Тимофея в школу, и мать его умерла в Новгороде. Один Господь хранил трудолюбивого отрока. Благодаря трудолюбию и природным дарованиям, Тимофей вскоре стал в числе лучших учеников, а когда в 1740 году устроилась в Новгороде семинария – лучшее духовное, более благоустроенное училище, Тимофей Соколов, в числе 200 лучших учеников прежней славянской архиерейской школы, попал в число семинаристов и определен был на казенное содержание. Но и в этой школе Тимофею пришлось терпеть немалую нужду. «Итак бывало, рассказывал святитель Чеботареву, когда получу казенный хлеб, то из онаго половину оставлю для продовольствия себе, а другую половину продам: куплю свечу, с нею сяду на печку, и читаю книжку; но богатых отцов дети, соученики мои, играют, или найдут оттопки, т. е. осметки лаптей, и начнут смеяться надо мною и оными махать на меня, говоря: «величаем тя». Не смотря, однако, на тяжелую нужду, Тимофей Соколов всегда был в числе лучших учеников семинарии и еще до окончания курса временно, по назначению начальства, преподавал в низших классах греческий язык.

По окончании курса, в 1754 Тимофей Соколов определен был учителем риторики в своей же семинарии. Тимофей Соколов всегда отличался скромностью и благочестивым настроением, чем вызывал к себе любовь и уважение и семинарского начальства и преосвященных новгородских, которые близко его знали. С особенным вниманием стали теперь относиться к нему и его бедные родные, надеясь иметь в нем своего кормильца; иногда они в своих расчетах упрашивали его поступить во священника. Скромный учитель Новгородской семинарии не отказывал родным в помощи и при скромных средствах учительских, например, содержал на своем иждивении вызванную из Коронца овдовевшую свою сестру, которая до этого у зажиточных селян мыла полы; но поступить в белое духовенство не решался: его давнею затаенною мыслию было – принять монашество, хотя и до того он всегда был монахом по жизни, – с редкою любовию занимался чтением душеполезных книг, любил предаваться богомыслию и очень часто и по долгу молился, особенно по ночам. Во время молитвенных богомыслий он иногда удостоивался чудных видений, которые еще больше располагали его к монашеству. «Сие-де было до пострижения моего в монашество, говорил святитель тому же Чеботареву. Когда я учителем был, я и тогда привычку имел и любил ночное время без сна провожать, а заниматься либо чтением душеполезных книг, либо душеспасительными размышлениями. Но я сказываю тебе келейно, и ты должен молчать о сем. В месяце мае ночь была весьма приятная, тихая и светлая: я вышел из келлии на крыльцо, которое на северную сторону было, и стоячи размышлял о вечном блаженстве. Вдруг небеса разверзлись и там показалось такое сияние и светлость, что бренным языком сказать и умом понять никак не возможно; но только сие было кратко, и паки небеса в своем виде стали, и я от того чудного явления более горячее желание возымел к уединенной жизни, и долго после онаго видения чувствовал и восхищался умом, да и ныне, когда вспомню, то ощущаю в сердце моем некое веселие и радость»³⁰⁰.

Святитель Тихон, будучи внимательным к своей жизни, неоднократно, еще до поступления в монашество, видел над собою спасающую десницу Божию и руководившую его к высшим подвигам. «Когда-де я еще учителем был, говорил о себе святитель Чеботареву, во время вакаций, просил нас учителей Александровского монастыря³⁰¹ архимандрит к себе в гости; так мы и отправились к нему. По приезде в монастырь, я один из любопытства пошел на колокольню осмотреть положение места округ монастыря, подлинно прекрасное, и, не опробовав перил, оперся на них, а они вдруг и пали на землю, а меня будто кто назад толкнул; и к колоколам на пол затылком и упал полумертв, едва опомниться мог, и чрез великую нужду сошел с колокольни и мог дойти до архимандричьей кельи. Но они стали мне говорить: «что ты и лицем изменился Тимофей Савельич? Посмотри, братец, в зеркало, ты мертвому подобен. Я им сказал: пожалуйте чашку чаю, после вам скажу причину моего изменения. Напившись чаю, я повел их к колокольне, и смотрели на перилы, кои в дребезги разбиты лежали. Я им сказал: на сем месте и мне бы быть так разбиту»³⁰². «В другой раз, рассказывает другой келейник святителя с его слов, Иван Ефимов, по некоему случаю ехал святитель Тихон (еще до пострижения в монашество) на верховой лошади полевою дорогою; лошадь под ним начала его бить, так что он не в силах был ее укротить, седло свернулось с ним под лошадь, и одна нога его заделась в стремена. Случай был конечный к смерти, но на всем скаку своем лошадь та вдруг остановилась, как бы кем воспящена»³⁰³. Далее желание Тимофея Савельича было наконец исполнено: 10 апреля 1758 года, в Лазареву субботу, он был пострижен в монашество и переименован Тихоном; вскоре после того, в Петербурге, на Фоминой неделе, он был рукоположен во иеродиакона, а затем в летние каникулы и в иеромонаха. Новорукоположенный иеромонах Тихон сначала проходил в Новгороде должность учителя философии, а затем и должность префекта семинарии.

Дозволено цензурою. Киев, 4 декабря 1883 г. Цензор прот. М. Богданов.

Тип. Г. Т. Корчан-Новицкого. Михайлов. ул., собств. дом.

В своей переписке со мною вы останавливаете внимание на вопросе о неверии, это меня радует; вижу, что вы по крайней мере не пренебрегаете и религиозной стороной человеческой жизни; но вместе с тем вы налагаете на меня очень нелегкое дело, которое и, впрочем, с удовольствием принимаю на себя. Вы желаете знать, что я думаю о неверии, как я смотрю на современное состояние человеческого духа, столь сильно заразившегося этою болезнью. Вас интересует вопрос: в чем заключаются те результаты, какие созревают на почве религии. Все это я должен вам сказать, и на все вопросы вы требуете обстоятельного ответа, присовокупляя, что, «может быть, чрез это самое просветится и ваш разум, мало просвещенный, и вы решитесь снова стать под защиту веры». Вы чувствуете некоторую боязнь в виду того, что мои ответы будут слишком догматичны и категоричны, и с чувством любви убеждаете меня иметь это в виду в своих ответах вам и заботитесь о том, чтобы в философском развитии мыслей было, как можно, меньше «неизменно-твердых религиозных доктрин». Признаюсь – при чтении этих слов, я невольно подумал, что вы ошибаетесь, считая меня столь же догматичным в области философии, как и в области религии. Мне кажется, что неверующие и протестанты, постоянно крича о рабстве духа православно верующих, довели свой ложный взгляд до крайней степени и весьма неосновательно утверждают, будто наше подчинение авторитету Церкви в делах веры окончательно сдавило порывы духа и навсегда уничтожило свободу исследований даже в области предметов, не относящихся к религии, так что мы, по их мнению, совершенно не способны к свободной и независимой философии. Так на нашу долю выпадает несчастие, что нас судят, не зная нас, и произносят приговор, не выслушав нас. Но авторитет, какой имеет Церковь над умами верующих, нисколько не уничтожает правильной и разумной свободы, которой приписывается большее значение уже в словах Свящ. Писания: «Бог дал тяжелое занятие сынам человеческим исследовать и испытывать мудростию все, что делается под небом» (Еккл.1:13).

Я могу смело даже утверждать, что та глубокая уверенность, то убеждение, каким владеют верующие в деле религии, служит причиною того, что они с более спокойным и сосредоточенным умом могут заниматься ее научными изысканиями, чем как это возможно для неверующих и сомневающихся; а, следовательно, и больший успех научный на стороне первых, а не последних. Между теми и другими такое же существует различие, какое – и между двумя учеными, из которых один наблюдает земные и небесные явления с прочного и безопасного места, а другой, стоя на гнилых, непрочных подмостках. Когда же это наконец враги религии поймут, что подчинение законному авторитету – совсем не рабство, что подчинение, какое оказывается истинам богооткровенным – отнюдь не невежество, а напротив – благороднейшее дело, при котором мы вполне можем располагать своею свободой. Мы также исследуем, сомневаемся, также спускаемся в мир науки; только мы никогда не выпускаем из рук компаса, т. е. веры; ибо мы, при свете дня, как и во мраке ночи, хотим знать, где находится полюс, чтобы могли вернее определить тот истинный путь, которым нужно нам следовать. Теперь что касается собственно неверия, то вот мои мысли о нем. Оно к величайшему изумлению как-то особенно уживается в человеке во дни процветания его земного счастия, когда он полон здоровья и сил, гордится жизнию и на последнее ее мгновение смотрит как на отдаленное событие. Напротив, когда наше существование подвергается опасности, когда являются болезни, эти предвестники смерти, и извещают, что страшный момент не вдалеке, когда какая-либо нежданная опасность напоминает нам, что мы висим на волоске пред неизмеримым пространством вечности; тогда уже проходить пора сомнения и равнодушия к религии, и та лживая уверенность, которая сопровождала нас прежде, превращается в мучительно-тяжелую неуверенность, полную упрека, страха и боязни. Ослабевая нравственно, человек ищет света и не находит; взывает к вере, но вера молчит; обращается к Богу, но и Бог не внемлет его поздним воззваниям.

II не раз только бывает это, – когда сомнение является ужасным мучением для души, когда человек переживает тяжкий и страшный момент – момент замешательства и страха пред неизвестностью будущего; даже в обычном течении жизни, среди ежедневных событий, человек тысячу раз чувствует, как яд змеи, сокрытый в его груди, капля за каплей проникает в его сердце. Бывают минуты, когда удовольствия утомляют, мир внушает полное отвращение, жизнь делается невыносимой и самое существование влачится медленно-угрюмо, с трудом и кое-как. Глубокая печаль овладевает душой, невыразимая скука давит ее. Это – не противоречия, которые гложут сердце, это – не скорбь, стесняющая унынием дух и вырывающая сильные вздохи из груди вместе с тяжелыми воспоминаниями; нет, это – какая-то безжизненно-мертвая тупость, недовольство всем, решительно всем, что окружает, мучительное напряжение всех сил, похожее на то мучительно-нервное напряжение организма, какое предвещает в некоторых болезнях опаснейший исход. Для чего я существую в мире? – спрашивает сам себя человек. Какую я пользу принес? И что я потеряю, когда сокроюсь с лица земли? Сегодняшний день возбуждает недовольство, как и вчерашний, – завтрашний, как сегодняшний; душа моя жаждет наслаждений и не наслаждается; стремится к счастию, но его нет; оно медленно угасает, как погасает свеча, при недостатке горючаго материала. Не испытали ли вы, друг мой, того гложущаго червя, который мучит человека в его честолюбивых стремлениях? Не поднималось ли тогда в вашей груди отчаяние и непреодолимое желание освободиться от этого невыносимого зла? Если вы это испытали, то вы можете понять, что одно из мучительных состояний души – это уныние, та пустота души, которая мучит вас и устрашает, это – страх при отсутствии всякой веры и надежды, это – неверие в Бога с его бесконечным существом и человека с его чудным происхождением и назначением.

Таковы вообще мои мысли о неверии, о его влиянии на дух человеческий. Я смотрю на него (неверие), как на характеристическую черту нашего времени и как на одно из самых страшных наказаний, какое Бог послал человеческому роду. Как помочь этому великому злу, я не знаю; но я верю, что развитие этого зла чем-либо удержится; я надеюсь, что это будет по крайней мере в интересах самих человеческих обществ, в интересах порядка и счастья семьи, в интересах спокойствия каждого человека. Неверие не вдруг овладевает людьми, – оно развивается постепенно, – постепенно же оно будет и исцелено.

Далее вы спрашиваете: «Как это Бог допустил существование в роде человеческом столь великого множества религиозных заблуждений, религий? Возможно ли существование этого зла, если существует Бог, всеблагий Промыслитель?» – Вопрос этот довольно серьезен, чтобы отвечать на него лишь в нескольких словах, как это делают некоторые. Мне хотелось бы исследовать его по возможности основательнее, – каковую работу я и отлагаю до следующего письма.

Теперь же в заключение я позволю сказать вам пару слов о моем личном отношении к вере. Если бы меня не удерживал в вере авторитет Церкви, за который говорит уже более чем восемнадцативековое существование ее, которое, как верное доказательство ее божественности, продолжается и теперь среди великих препятствий, если бы не утверждала меня в вере в Церковь кровь бесчисленного множества мучеников, исполнение пророчеств, необозримое множество чудес, святость ее учения, возвышенность ее догматов, чистота ее нравственности, ее удивительное согласие со всем прекрасным, великим и возвышенным на земле, те невыразимые благодеяния, которые она оказала семье и человеческому обществу, то унижение, которое повсюду и без исключения проявляется там, где она не господствует; если бы, говорю, даже и не владел я таким множеством и таких сильных мотивов, чтобы сохранить в себе веру: то и тогда я не захотел бы отступить от нее, хотя бы ради одного только основания – ради спокойствия духа.

Если вы, любезный друг, бросите взгляд на все вас окружающее, то вы повсюду увидите грозные скалы, покинутые пустыни, негостеприимные берега. Кто ко всему этому чувствует расположение, тот отдает себя ярости волн; я не покину той обетованной земли, на которую поставил меня промысел божественный. Если и вы когда-нибудь, утомленные долгою борьбою с буйными стихиями, с шумными волнами житейского моря, захотите пристать к этому счастливому берегу, то несомненно будете счастливы… Да поможет нам Господь всеблагий!

Б.

Во внимание к дарованиям, просвещению и добродетелям, по просьбе преосвященного тверского Афанасия, иеромонах Тихон был вызван в Тверскую епархию к лучшему послушанию и назначен был сначала архимандритом Желтикова монастыря, потом переведен в Отрог монастырь и назначен был ректором Тверской семинарии и учителем богословия. Тут-то, во время преподавания богословия, на полном просторе, и начала раскрываться его богословствующая мысль, тут-то положено было широкое начало тому богомудрому учению святителя, которое потом рекою изливалось из его пера во всю последующую архипастырскую и подвижническую жизнь, тут-то, говорят, положил он начало своему обширному сочинению «об истинном христианстве», обработанном им впоследствии, когда он жил на покое. Не высокомудрствовал молодой учитель богословия, во время преподавания своих богословских уроков ученикам; он излагал учение Божие ясно и просто, – излагал его с любовию и с благодатным помазанием, и потому оно сильно действовало на сердца слушателей и переходило в их жизнь. Не долго, меньше двух лет, ректорствовал и учительствовал архимандрит Тихон в Твери; в 1761 году, в день святой Пасхи, вопреки желанию и ожиданию, скромный архимандрит Тихон был избран по особенному указанию Божию, во епископа (викарного) в Новгород. Об этом так рассказывал сам Святитель своему келейнику Чеботареву. «Я никогда не мыслил о сем важном сане, чтоб быть мне епископом; а у мене мысли были непременно куда-нибудь удалиться в пустынный монастырь, постричься в монахи и проводить уединенную жизнь; но Всевышнего судьбе так угодно, что есть недостойный епископ. Когда я был в Твери архимандритом, в Консистории присутствующим и в семинарии ректором, в день святыя Пасхи служил с архиереем Афанасием в соборе литургию. Что же случилось? По обыкновению архиерейской службы, во время херувимской песни, когда сам архиерей у жертвенника вынимал частицы о здравии, я, подошед к жертвеннику, сказал: помяни мя, владыко святый! Архиерей же хотел сказать: священно архимандритство твое..., но вместо того сказал: епископство твое да помянет Господь Бог во царствии своем, – сам улыбнулся и сказал мне: дай Бог вам быть епископом. Я после узнал, что в самый тот день Пасхи, в Петербурге, первый синодальный член, митрополит Димитрий Сеченов метал жребий купно с Епифанием, епископом Смоленским. Семь жребиев кандидатских было написано, а Смоленский архиерей говорит митрополиту: прикажете написать жребий тверского ректора Тихона. Но Сеченов сказал: он еще молод, время не ушло. Однако напиши: сказал келейному. И мой жребий был восьмой. До трех раз жребий метали, а все мой жребий вынимался; почему и сказал митрополит: «ну, знать Богу так угодно – быть ему епископом: только я не туда мыслил было его». О чем митрополит после сам мне сказывал: «я де намерение имел перевести тебе в Троицкую Лавру архимандритом же». Как крестьяне были за монастырями, продолжает святитель Тихон рассказ о своем назначении на епископство, то близь города Твери была монастырская вотчина, при оной же и роща была, а положение места прекрасное и уединенное. Я намерение имел в оной роще выстроить келью себе для уединения. В свободное время, весною, в день субботний, я и был в оной вотчине, и крестьяне мостили мосток через протекающую малую речку, я же прохаживался и смотрел за их работою. Слышу в соборе благовест к вечерни, и приказал коляску себе заложить и поехал в монастырь к вечерни; пришел в церковь и стал на своем месте. Вскорости пришел ко мне от архиерея сторож и говорит: отец ректор, пожалуйте к его преосвященству. Я ему сказал: вот отслушаю вечерню, в тот же час и явлюсь к его преосвященству. Но посланный не успел из монастыря выйти, в ту же минуту приходит и другой сторож и говорить мне: извольте скорей ехать. И я, не дослушавши вечерни, поехал в архиерейский дом; но, дорогою едучи, чувствовал в сердце своем и печаль и радость; ибо некоторые были из архиерейского дома, как-то эконом и прочие, недоброжелательны мне, и думал, нет ли от них каких-либо клевет на меня архиерею. По приезде же я вошел к нему с торопливостью в переднюю комнату и говорю келейному: доложи, пожалуй, его преосвященству, что я приехал. Но в ту же минуту вышел преосвященный и говорит мне приветственно: прошу покорно, отец ректор, и за раз сказал: поздравляю вас епископом и дал мне синодальный указ; сам же заплакал: жаль де мне, говорит, расстаться с вами. Вы не медлите, сдайте монастырь, говорит мне, и отправляйтесь в Петербург. И я, сдавши монастырь, отправился в Петербург, где и посвящен во епископа (викария новгородского) 13-го мая 1761 года, в Петропавловском соборе, – но также скоро отправился и в Новгород, для чего послан был туда и указ из Синода для обыкновенной архиерейской почести, что там и выполнено было, как должно, – со звоном. При сей церемонии великое стечение градских жителей было для зрения, поскольку я тамошней семинарии ученик и воспитанник был».

Из времени приезда преосвященного Тихона на Новгородское викариатство расскажу о двух частных случаях, свидетельствующих о кротости святителя и его высоких семейных родственных чувствах, – расскажу словами самого же святителя Тихона. «Когда я посвящен был в викарного епископа и приехал в Новгород, то бывшие соученики мои, махавшие когда-то на меня и говорившие: величаем тя, и пришли ко мне по обыкновению для принятия благословения, но я им сказал: «вы, братцы, смеялись надо мной, когда мы были в семинарии малолетними детьми, и отопками на меня махали, теперь же и кадилами будете кадить». В то время иные из них священниками и диаконами были. А они сказали мне: прости, владыко святый! Я же сказал им: я шутя говорю вам, братцы»³⁰⁵. Другой случай: «Между народом, при архиерейской встрече меня в Новгороде, рассказывал преосвященный Тихон, находилась, смотря на сию церемонию, и сестра моя родная, которая вдовствовала в крайней бедности и питалась тем, что у богатых людей в хоромах полы мывала, когда она еще жила в Валдаях; но как я учителем был определен, то взял ее в Новгород и содержал на своем коште. По утру же послал я за нею коляску, а она, приехавши, и не смеет войти ко мне в келью; я отворя двери, говорю ей: пожалуй, сестрица, а она, войдя в келью, вся слезами залилась. Я говорю ей: что ты плачешь, сестрица? Я плачу, говорит, от великой радости, братец. Вспомните, в какой мы бедности при матушке воспитывались, что, бывало, временами и дневной пищи лишались мы, но теперь я вижу вас в каком высоком сане! Я вчера была между народом, и видела, как и встречу вам делали! Я говорю ей: сестрица, ты почаще посещай меня; теперь есть на чем вам приехать ко мне; у меня есть услуга, лошади и коляска для вас. А она сказала: благодарствую, братец, но иногда и наскучу вам частым приездом. Нет, родная, сказал я ей, я никогда не соскучу твоим посещением; я сердечно тебя люблю и почитаю (поскольку де она большая мне сестра была). Но по приезде моем в Новгород, сестра моя один только месяц пожила и скончалась, – сам я погребал тело ея. По образу архиерейской службы приложился я к святым иконам, пошел ко гробу, открыл покрышку и осенил тело ея, а она будто улыбнулась на меня. Бог один знает о том, что сие вообразилось в глазах моих (однако утвердительно говорю о сем). Я же сам, едучи дорогою к погребению, также и всю литургию, и погребение едва мог отслужить от горчайших слез, и как вне себя был от великой жалости, но только она (сестра) жизни хорошей была»³⁰⁶.

Год с небольшим святитель Тихон прожил в Новгороде, в звании викарного новгородского епископа; в августе же 1762 года, по случаю коронации Императрицы Екатерины 2-й, ему велено было переехать в Петербург, в звании председателя Синодальной конторы, учрежденной временно, за выездом Святейшего Синода из Петербурга в Москву. Здесь святитель Тихон, в феврале 1763 года, получил новое назначение. Императрица на докладе Святейшего Синода о замещении праздной епископской кафедры в Воронеже написала собственноручно: «быть епископом Воронежским викарию Новгородскому». 14 апреля 1763 года, святитель Тихон и прибыл в Воронеж, в загородный Воронежский Троицкий архиерейский монастырь. Ничего определенного нам неизвестно из жизни преосвященного Тихона, когда он был викарием новгородским и председателем Синодальной конторы в Петербурге, – деятельность его была теперь второстепенною; но назначение его так скоро на самостоятельную епархию, помимо других достойнейших кандидатов, назначение его самою Императрицею, само собою говорит об известности и некоторых заслугах святителя Тихона и до прибытия его на Воронежскую кафедру.

α) По общему правилу церковному поминовение совершается только о тех, которые удостаиваются погребения по обрядам Православной Церкви. Дни поминовения усопших и совершения вселенских, общих и частных панихид определены в уставе церковном. Что касается царских панихид, то они совершаются по особому реестру, имеющемуся при каждой церкви. В нем помещены имена умерших особ царской фамилии. По сему реестру в кафедральных соборах, городских церквах и монастырях ежемесячно должны служиться по две или по три панихиды, с поминовением на ектениях тех особ, какие значатся под числами, предшествующими дню служения, считая от последней совершенной панихиды; в сельских же церквах панихида должна служиться в месяц однажды – в первые или последние дни месяца (Генерал. реестр, изд. Св. Синода). Панихиды, по случаю особых событий в Императорской фамилии, могут быть совершаемы и до получения о том указа Св. Синода, при требовании отправления со стороны гражданского начальства, когда последнее получит извещение прежде чем духовенство; но в таких случаях гражданское начальство должно сообщать церковным причтам надлежаще засвидетельствованные копии с полученных ими телеграмм (Ук. Синода 1867 г. 23 февр. № 10). При совершении в таких случаях панихид должно применяться к общей форме и событию, по которому совершается панихида. В другой раз, по получении указа Св. Синода, панихида не совершается, если она раз совершена по требованию гражданского начальства. О затруднениях, могущих встретиться по поводу этого, доводится немедленно до Св. Синода (Ук. 1867 г. 23 февр. № 10). Публичное поминовение усопших не совершается во дни величайших праздников церковных (в первый день Пасхи и в первый день Рождества Христова) и высокоторжественных (в дни восшествия на престол и коронации, рождения и тезоименитства Государя Императора, Государыни Императрицы и Наследника Цесаревича) (Ук. Синода 1862 г. март. 2 дн.).

β) Кроме обычных крестных ходов, устроять вновь без разрешения епархиального начальства запрещается (Инстр. благочин. § 21)³⁰⁷. Крестные ходы совершаются с благоговением и тишиною, чтением и пением внятным и прочее, вообще как всякое богослужение, совершаемое в церкви (Уст. Дух. Конс. ст. 34 и 35). В крестных ходах запрещается священнослужителям разговаривать между собою и раскланиваться со знакомыми (Ук. Син. 1830 г. апр. 28 дн.)³⁰⁸.

γ) Молебные пения отправляются ими во всякое время в домах прихожан по их желанию, или в церкви в известное время и по известному случаю. Молебны по случаю рождений и тезоименитств членов Императорского Дома, кроме дней собственно Императорских и Государя Наследника, могут быть отправляемы в ближайшие воскресные дни (Ук. Син. 1862 г. март. 2 дн.). Когда высокоторжественный день – восшествие Государя Императора падает на какой-либо из дней первой недели Великого поста, то молебствие о восшествии Государя Императора на престол должно быть отправляемо в неделю Православия и при том там, где совершается молебствие Православия, торжество православия должно быть отправляемо пред литургией, а молебствие о восшествии на престол – после литургии (Ук. Син. 1857 г. янв. 28 дн.). Равным образом, если день рождения Государя Императора приходится в Страстную седмицу, то празднование этого дня должно быть перенесено на понедельник Святой недели (Ук. Син. 1861 г. март. 18 дн.). Молебны по случаю особых событий в Императорской фамилии могут быть совершаемы и до получения указа Святейшего Синода, вследствие требования гражданского начальства, когда последним получено будет извещение прежде; но в таких случаях гражданское начальство должно сообщать церковным причтам надлежаще засвидетельствованные копии с полученных ими телеграмм (Ук. Син. 1867 г. 23 февр. № 10). При совершении молебнов в таких случаях, должно применяться к общей форме и событию, по которому совершается молебен (там же пункт 3). По получении потом указа Святейшего Синода об этом же событии, молебен не отправляется, если он был прежде отправлен. О затруднениях, могущих встретиться по поводу этого, немедленно доводится до сведения Святейшего Синода (там же пункты 4 и 5). За опущение служения царского молебна в назначенный день, виновные подвергаются строгому, или простому выговору (Ук. 1876 г. апр. 10 № 12618).

Молебны на особенные случаи, например, во время безведрия, бездождия и др. общественных бедствий, предоставляется священнослужителям отправлять с осмотрительностью (Ук. 1734 г. июл. 9 и 1823 г. мая 31 дня). Эти молебны обыкновенно бывают с ведома епархиального архиерея и могут быть, по его усмотрению, соединяемы с пощением, в случае бедствий (Ук. 1730 г. март. 17). Молебныя пения запрещается отправлять во время литургии (Ук. 1723 г. сент. 23); не дозволяется также служить молебны в то время, когда в том же месте (в церкви или в доме) совершается другое богослужение, или петь за один раз два молебна (Дух. Регл. част. II § 9). К молебнам в домах дозволяется брать из церкви иконы, по желанию просителя, но переносить иконы из церкви в домы и обратно должно не иначе, как на руках, или в карете и без громогласного пения (Уст. о пред. и прест. ст. 19 по изд. 1876 г.). В праздники Рождества Христова, в Светлую седмицу и в храмовые праздники дозволяется священникам приходить с крестом в домы прихожан, желающих того, но только не в позднее время – ночью (Инст. благ. § 22).

δ) Присяга дается: 1) на верноподданство – при вступлении Государей на престол, когда совершается присяга всенародная; 2) на верность службы, при определении на службу и к новой должности, и 3) по требованию судебных учреждений и лиц.

1) К присяге на верность подданства, при воцарении Государя, приводятся вообще все мужеского пола, достигшие 12 летнего возраста, всякого звания и чина, не исключая и крестьян (Св. Зак. т. I Основн. госуд. Зак. прим. 2 к ст. 34; Ук. Син. 1881 г. мар. 2 за № 6663). Каждый присягает по своей вере и закону и приводится к присяге своим начальством (там же). К присяге приводятся в соборах или в приходских церквах и даже в монастырях, смотря по удобности. Иноверцы, где нет церкви их, приводятся к присяге в присутственном месте при членах оного. Умеющие писать подписывают присяжный лист (там же); обыкновенно этот лист подписывается и священником, приводившим к присяге³⁰⁹.

2) Чиновники военные и гражданские, при первоначальном своем поступлении на службу или при поступлении на оную вновь после отставки, приводятся к присяге на верность службы (Св. Зак. т.1 основн. госуд. зак. прим. к ст.34 и т. III Уст. служб. правит. ст.409)³¹⁰. Чиновники, избранные дворянством и утвержденные в своих званиях, присягают в соборной церкви (т. III Уст. служебн, выбор. ст.164 и след.). Выбранные на городские должности приводятся к присяге в церкви, по совершении божественной литургии и молебна Христу Спасителю (Уст. служ. выбор. ст.611–163). Гласные земских собраний прежде заседаний, пред началом сессии, также приводятся к присяге (Прав. о привед. в действие полож. о земск. учрежд. ст.61) в здании земского собрания. Рекруты, принятые на службу приводятся к присяге духовными лицами того вероисповедания, к коему они принадлежат, и на языке, который им известен и непременно в церквах того вероисповедания, к коему кто из них принадлежит (т. III Уст. служ. правит.)³¹¹. Крестьяне, избранные на сельские и волостные должности заседателей, добросовестных, сельских старшин, сельских старост, сборщиков податей и утвержденные в них, приводятся в присяге в приходских церквах в праздничный или воскресный день, по окончании литургии (т. III Уст. служ. выбор. ст. 611–613)³¹².

ε) Судебная присяга совершается по обряду, общими законами установленному, чинно, в присутствии суда; во время заседания оного присяжные заседатели и свидетели православного исповедания приводятся к присяге православным священником, который, по внушении им святости присяги, читает клятвенное обещание (форму присяги для заседателей и свидетелей). Каждый присягающий (по прочтении клятвенного обещания) прикладывается ко кресту и Евангелию и при этом произносит в слух «клянусь» (Уст. уголовн. судопроизв. ст. 666 и 713)³¹³. При производстве следствий, свидетели и обыскные люди могут быть приводимы к присяге и в домах, занимаемых следственными комиссиями и следователями, если нет по близости церкви (ст. 268 Зак. о судопр. по делам о прест. и прост. в XV т. Св. Зак. по изд. 1876 г.)³¹⁴.

Священники не имеют права уклоняться от явки в камеры следователей для привода к присяге (Уб. Син. 1878 г. янв. 20 № 84). Духовные лица, приглашаемые для привода к присяге, вызываемые из мест их жительства вне черты города (в городах) или посылаемые судом за черту города, получают на путевые издержки, наравне со свидетелями и сведущими людьми – по 10 коп. наверсту (Суд. Уст. 1864 г. ноябр. 20 ст. 882 и 863). Равно и духовные лица, вызываемые из места жительства за черту того поселения, при церкви коего они состоят, для привода к присяге понятых по делам межевым или для рукоприкладства за неграмотных, получают на путевые издержки по 10 коп. на версту в оба пути (Ук. Сон. 1881 год. от 13 февр./18 март. за № 12).

η) Общие требования от пресвитеров, как строителей таин Божиих и совершителей обрядов церковных.

Приступая ко всякому богослужению, священник должен в незабвенной памяти содержать апостольскую заповедь: «очистим себя от всякия скверны плоти и духа, творяще святыню в страхе Божии» (2Кор.7:1. Кн. о должн. пресв. прих. § 76). Особенную осторожность внушается иметь пресвитерам, чтобы они всегда, а тем более при совершении таинств, не были в каком-либо грехе тяжком, смертном, неочищенном покаянием (Кн. о должн. пресв. прих. § 76). Еще строже внушается остерегаться нетрезвости, когда они совершают таинства, ибо если в помрачении ума они опустят что-либо, или изменят в словах и действиях, относящихся к сущности таинства, то подвергнутся суду Божию и Церкви (Кн. о должн. пресв. прих. § 77; Уст. Дух. Кон. ст. 192). Наибольшую же осторожность должен иметь священник при произнесении слов, относящихся к существу таинства, которые называются формою, чтобы они не были опущены, или изменены в чем при совершении таинства (Кн. о должн. пресв. прих. § 78). Чинопоследования таинств и обрядов церковных должны быть выполняемы с благоговением и тишиною, без поспешности и замешательства и без произвольных изменений и нововведений (Кн. о должн. пресв. прих. § 78; Уст. дух. Консист. ст. 34–35; Ук. Син. 1862 г. март. 28 за № 1447). В состав почти каждого богослужебного акта входят: чтение, пение и благословение. Чтение должно быть отчетливое, внятное, без опущений, по книге, а не на память, с правильным произношением славянских слов (Сравни. Уст. дух. Конс. ст. 34–35, Ук. Сип. 1862 г. 28 март.; Учит. Извест. при служебн.). Запрещается одновременно читать и петь в два голоса разные вещи (Дух. Реглам. част. II Дела Общия § 9). Не дозволяется употреблять письменных нотных тетрадей (Ук. 1816 г. 14 февр.) и таких нотных переложений церковных песнопений, которые не одобрены Св. Синодом (Ук. Син. 1846 г. сент. 30; Ук. 1852 г. авг. 20; Ув. 1852 г. сент. 21; и др.). Благословение должно преподавать по уставу (полным крестным знамением и перстосложением инословным). Словом, как самое богослужение и священные действия, так и все относящееся к богослужению должно быть, по выражению апостола, благообразно и по чину (1Кор.14:40).

В дополнение сообщенных нами сведений о современном состоянии проповеди на Западе, считаем нелишним представить краткий обзор некоторых из проповеднических немецких журналов за настоящий год, тем более, что между нашими просвещенными пастырями есть, без сомнения, не мало таких, которые живо интересуются не только нашим православным, но и западным богословием, и в частности воззрениями западных богословов на проповедничество и современным состоянием проповеди на Западе, не мало поучительного представляющей и для наших пастырей. Для обозрения мы избираем три журнала, различных по характеру, рассчитанных на различный круг читателей и отличающихся богатством содержания.

Журнал «Современная Проповедь» (Die Predigt der Gegenwart) имеет целью поставить проповедь в положение, соответствующее требованиям настоящего времени, и предлагает проповеди, речи и статьи, рассчитанные преимущественно на круг лиц, научно образованных. Но реформы в проповеди он, кажется, не произвел. По форме своей проповеди сотрудники этого журнала мало отличаются от других проповедей, – они излагаются большею частью по тем же нормам, о которых у нас была речь прежде. Встречаются в этом журнале проповеди, не отличающиеся также и по содержанию от проповедей, принадлежащих другим проповедникам и посвященные раскрытию общих истин христианской веры и нравственности, как например о вере страждущей любви (№ 2), о высоком звании христианина (№ 2), о надежде страждущей любви (№ 3), о важности присяги (№ 4), о христианском смирении (№ 5). Но большую часть проповедей и речей в нем нельзя не признать вполне современными. Остановимся на некоторых из них, наиболее могущих представлять интереса для наших пастырей, и прежде всего на проповеди (которую, впрочем, скорее можно назвать речью), произнесенной А. Вицем (ch. Alph. Witz.) при открытии VI Триестского суперинтендентского собрания на текст из 1Пет.4:11 (№1, стр.10–15). Проповедь эта в особенности замечательна в том отношении, что она представляет протест против обнаруживающегося между некоторыми протестантскими проповедниками стремления превратить церковные проповеди в чисто публицистические речи. Виц ставит темою своей проповеди вопрос: что нужно для Церкви? и отвечает: нужно, чтобы проповедники говорили от Духа Божия, чтобы члены паствы действовали по силе Божией и чтобы те и другие говорили и действовали во славу Божию во Христе Иисусе. Но говорить от Духа – не значит надеяться на особые откровения Духа Святого. Теперь нет нужды в откровении, в особенных чрезвычайных сообщениях Духа Святого: мы имеем историю царства Божия, и кто имеет уши, чтобы слышать, тот должен слышать веяние Духа в этой истории. Проповедь не может быть также продолжением и дальнейшим развитием откровения; откровение Божие есть вполне законченное целое, в котором мы имеем все, что нужно для нашего спасения. Поэтому и проповедь должна иметь своим средоточным пунктом слово Божие и быть ни чем иным, как только свидетельством божественной истины, излиянием из первоисточника божественной жизни, и тем она лучше, чем ближе стоит к Библии. Поэтому же самая лучшая проповедь должна быть изложением и истолкованием учения Библии. Проповедь никогда не должна отступать от избранного текста, но должна в нем иметь свой корень и так же развиваться из него, как растение разливается из корня и плод – из растения. Чем теснее проповедь примыкает к тексту, чем глубже входит в него и чем тщательнее избегает того, что хотя прекрасно само по себе, но не имеет прямого отношения к тексту, тем более она имеет достоинств и тем скорее может быть названо словом Божиим то, что говорит проповедник. Главные упреки, которые делают в настоящее время нашим проповедям, состоят в том, что они слишком монотонны, однообразны, что в них постоянно повторяется одно и тоже. Но этим упрекам не может подвергаться тот, кто заимствует разнообразный материал для своих проповедей из богатой сокровищницы слова Божия. В Библии нет двух текстов, которые были бы вполне тожественными, – каждый из текстов, не смотря на сходство с другими, всегда придает особое освещение или новый оттенок, заключающейся в нем мысли. А если проповедник будет предлагать новые тексты, новые истории, то и проповеди его будут новыми, интересными, привлекательными и живыми. И чем глубже он будет вникать в содержание текста, тем более слово его будет божественным и тем сильнее оно будет влиять на слушателей. Проповедник должен также всегда иметь в виду, что он находится не на ораторской трибуне, не на театральных подмостках, не в парламентской зале, а в храме Божием, и имеет пред собою слушателей, которые не приходят (или по крайней мере не должны приходить) в церковь для развлечения, но которые алчут и жаждут правды и могут найти духовное насыщение не в положениях общечеловеческой морали, не в философских трактатах, не в беллетристических опытах или в риторических прикрасах, а только в слове Божием, в Евангелии Иисуса Христа. Но само собою разумеется, что недостаточно только говорить о слове Божием: проповедник только тогда может надеяться на спех когда слово Божие не служит чем-то чуждым, посторонним для проповедника, но проникает все существо его, составляет существенное содержание его духа. С своей стороны и все члены паствы должны жить и действовать по силе, которую дает им Бог, и иметь ввиду прежде всего и более всего не временные интересы, а созидание тела Церкви Христовой и славу Божию. Взгляд, проводимый в этой проповеди, конечно, не свободен от крайностей: едва ли проповедник может привлечь к себе внимание слушателей, если он исключительно будет заимствовать содержание для своих проповедей из Библии. Это возможно лишь в обществе, глубоко проникнутом истинами христианской веры и нравственности, а признать таким современное общество не возможно. Неправилен этот взгляд и с православной точки зрения, так как под словом Божиим мы должны разуметь не только Священное Писание, но и все, что святая Церковь, на основании Священного Писания и предания, преподает нам в учении, постановлениях и обрядах своих. Проповедь, сказанная Е. Кориманом в праздник реформации на текст из 1Пет.3:16–17 и имеющая своею темою слова: «вперед с мечем и чашею» (№1 стр.34–42), представляет весьма живую, но мрачную характеристику современного положения Европы. Автор видит в настоящее время необычайно сильное развитие разрушительных стремлений неверия, направленных к ниспровержению существующего государственного строя во всех главных странах Европы, и в особенности против христианства и протестантства, и призывает всех членов Церкви с одной стороны деятельно защищать религиозные и нравственные блага христианства мечем слова Божия, отстаивать уже издавна завоеванные позиции, а с другой – с орудием мира, чашею в руках прилагать всевозможное старание к дальнейшему созиданию и распространению царства Божия на земле – Проповедь Г. Питона на текст из Лк. 17:5, имеет своею темою вопрос: пессимизм или оптимизм? (№ 2, стр. 117–128). Это не столько проповедь, сколько научный, весьма живо написанный трактат, напоминающий собою проповедь лишь своим началом, которым служит вышеуказанный евангельский текст, и своим окончанием, которое состоит в применении этого текста к содержанию трактата. Автор начинает свою речь указанием на глубокое разделение во взглядах и суждениях людей о мире и различных предметах и явлениях в мире. Одним мир кажется юдолью плача, другим – цветущим садом Божиим. Одни не находят достаточно слов, чтобы изобразить испорченность мира и все дурное в нем, другие восхваляют его, как прекраснейший и превосходнейший. Одни, на основании прошедшего и настоящего, предрекают самую мрачную будущность, другие доказывают, что все в мире постоянно идет к лучшему и поэтому представляют будущее в самом привлекательном свете. Одни отказывают человечеству в желании и в способности достигнуть лучшего будущего, другие признают за человечеством и то и другое и потому ожидают от него всего лучшего. Первых мы называем пессимистами, а вторых оптимистами. На какую же сторону мы должны стать, если хотим оставаться христианами? Автор представляет подробный анализ всего мировоззрения пессимистов и приходит к заключению, что все оно зиждется на неверии, между тем как в основе оптимизма лежит только вера, и поэтому христианин может быть только оптимистом. Автор упускает из внимания крайности оптимизма, во многом несогласного с христианством; но совершенно справедливо смотрит на пессимизм, как на одну из самых распространенных, наиболее ужасных и весьма заразительных болезней нашего времени и видит причину нашей неспособности освободиться от злого духа пессимизма, равно как и от других «злых духов» нашего времени, – атеизма, материализма и индиферентизма, – в недостатке твердой веры у нас. Поэтому мы, подобно ученикам Спасителя, должны молиться, чтобы Господь укрепил в нас веру, и тогда мы будем в состоянии сказать: «наша вера есть победа, побеждающая мир». – Блестящая проповедь Эриста Миллера (№ 3, стр. 209–214) на текст из Мф.14:14–21, имеющая своею темою евангельские слова: дайте вы им есть, не держится обыкновенного способа построения проповедей; но состоит в анализе избранного текста и в применении его к современным нуждам общества. Проповедник указывает на долг служителей Церкви давать, подобно галилейским рыбарям, простую, но здоровую духовную пищу пасомым, и именно ту, которая в особенности нужна для паствы соответственно ее духовным нуждам, и представляет характеристику нравственного состояния современного общества, в котором среди других нравственных недостатков он в особенности отмечает распространение пьянства с его гибельными следствиями, умственное и нравственное огрубение, полное равнодушие не только к религии, но и ко всему духовному, разделение на партии и чрезвычайное развитие эгоизма во всех классах общества. – Проповедь Т. Райда, сказанная по случаю 200-летнего юбилея одной гимназии на текст из Ин.8:32 (№ 3, стр. 224–232), замечательна в особенности тем, что проповедник на ряду с библейскими текстами приводит несколько изречений языческой мудрости. – Проповедь Г. Шверда (№ 5, стр. 414–422) о силе женщины на текст из Суд.16:4–25, изображает то сильное, – как пагубное, так и благотворное, – влияние, которое может оказывать на людей женщина, не смотря на свою физическую слабость.

«Современная проповедь» не дает проповедей на все воскресные и праздничные дни. Взамен этого она предлагает планы и эскизы проповедей. Планы очень коротки: в них указывается лишь текст из евангельского или апостольского чтения и тема, заимствуемая из текста, и определяются вытекающие из нее части или деления. Так, например, на Вознесение Господне указывается текст из Ин.7:11–26; тема: «Первосвященническая молитва Иисуса Христа к Пресвятому Отцу за Своих последователей»; части: молитва эта обещает нам 1) единение с Господом, 2) участие в славе Его. В день Пятидесятницы текст избирается из Деян.3:1–11, тема: «исцеление хромого пред вратами храма служит образом того, как и теперь духовно хромые делаются здоровыми». Деление: мы рассмотрим: 1) кто исцеляется; 2) как совершается это исцеление и 3) какие следствия оно имеет. Эскизы проповедей состоят из очень подробных конспектов, обнимающих собою все содержание проповеди, но предоставляющих проповеднику полную свободу в развитии тех или других мыслей, заключающихся в этих эскизах.

Отдел статей не богат в рассматриваемом журнале, и притом все они не имеют прямого отношения к пастырскому служению и в частности к проповедничеству, кроме статьи Г. Гольцмана «Лютер, как проповедник», написанной по поводу празднования 400-летнего юбилея Лютера.

Кроме того, в «Современной проповеди» помещаются критики и рецензии на выдающиеся труды протестантских богословов и сообщаются сведения о некоторых явлениях из церковно-религиозной жизни Запада.

Н. Д.

Открыта Подписка На 1884 Год.

«ИЛЛЮСТРИРОВАННЫЙ МИР»

большой еженедельный иллюстрированный журнал с роскошными премиями и разными бесплатными приложениями.

Выходит в 1884 году по прежней программе, в количестве 52 №№ в год, в формате больших иллюстраций со множеством гравюр.

В год два больших тома в 1200 страниц и около 1000 гравюр.

В «Иллюстрированном Мире» принимают участие: С. Н. Атава, Н. Д. Ахшарумов, К. С. Баранцевич, В. П. Быков, Максим Белинский, Д. К. Гирс, Е. М. Гаршин, Е. О. Дубровина, А. Ф. Иванов (Классик), Е. П. Карнович, А. В. Круглов; В. С. Лихачев, Н. П. Львова, Е. П. Львова, Н. С. Лесков, Д. Л. Мордовцев, С. В. Максимов, В. И. Немирович-Данченко, И. В. Омулевский, О. А. Охтенская, П. Н. Петров, Н. И. Позняков, Н. А. Потехин, Я. П. Полонский, А. Н. Плещеев, А. И. Пальм, Д. Н. Садовников, Л. Х. Симонова, М. Н. Соймонов, Н. А. Соловьев-Несмелов, Л. П. Турба, Л. Д. Чернова, А. Шардин (П. П. Сухонин), М. Н. Шемунов, У. И. Усинский и мн. друг.

Литературным отделом журнала заведует П. В. Быков.

Литературный Отдел «Иллюстрированного Мира» заключает в себе исторические и бытовые романы, повести, рассказы, сцены, стихотворения, исторические и биографические очерки, популярные статьи по всем отраслям знания, всемирный курьер (обозрение общественной жизни всего света), литературное обозрение, книжные новости, политическое обозрение, русское (внутреннее) обозрение, новости наук, искусств и прочее, калейдоскоп, юмористический отдел, шахматы, задачи, игры, шарады, ребусы, тиражи, почтовый ящик и прочее. Некоторые беллетристические произведения помещаются с богатыми иллюстрациями. Дополнением беллетристического отдела будут служить:

Еженедельные литературные приложения, в которых в течении года будут помещены наиболее выдающиеся произведения всех корифеев иностранной литературы. К концу года «Еженедельные Литературные Приложения» составят три объемистые тома самого интересного, занимательного чтения, которые будут заключать в себе и по количеству, и по содержанию то, что дают в беллетристическом отделе наши ежемесячные толстые журналы.

Художественный отдел «Иллюстрированного Мира» чрезвычайно богат содержанием. В нем помещаются: снимки с картин известных русских и иностранных художников, портреты, виды замечательных местностей и зданий, картины животного и растительного царства, картины современной политической и общественной жизни, сцены из жизни, иллюстрации к романам, сцены из опер, балета, драматических произведений, каррикатуры, модные рисунки, ребусы и прочее. По примеру прошлых лет при журнале будут рассылаться роскошные художественные приложения, представляющие снимки с произведений известнейших русских и иностранных художников.

При журнале «Иллюстрированный Мир» ежемесячно рассылаются бесплатно «Новейшие Парижские Моды» – полный рукодельно-модный журнал с выкройками в натуральную величину. В течении года дается: около 500 политипажных рисунков мод дамских, мужских и детских. Рисунки и выкройки белья мужского, дамского и детского. Более 300 выкроек в натуральную величину на 12 больших листах. Значительное количество изящных узоров по канве, атласу и коже шелками и бисером. Множество тамбурных и других вязальных работ. Разнообразные буквы и инициалы для метки белья. Выпиловочные работы. В каждом модном нумере заключаются отделы: Модный курьер, Описание рисунков, Хозяйство и кухня, Советы и рецепты и прочее.

Кроме того, все годовые подписчики получают главную большую премию – прекрасную олеографию с картины знаменитого художника профессора Г. И. Семирадского:

«ХРИСТОС И ГРЕШНИЦА»

Эта картина получила всемирную известность, и оригинал ее составляет собственность Государя Императора; олеографические снимки с нее, ни в чем не уступая оригиналу, составят самое лучшее украшение каждого дома.

Подписная цена «Иллюстр. Мира» на год со всеми премиями и приложениями:

без доставки в СПб 6 р., без достав, в Москве 6 р. 50 к. С дост. СПб 7 р. для иногородных 8 р. Загр. 10 р.

Для служащих допускается рассрочка за ручательством гг. казначеев и управляющих.

Подписка принимается: в С.-Петербурге, в главной конторе редакции журнала «ИЛЛЮСТРИРОВАННЫЙ МИР», по Невскому проспекту д. № 76 (угол Литейного пр.). В Москве, в отделении конторы, при Центральной конторе объявлений Л. Метцля, Петровка, дом Солодовникова.

* * *

Об издании ежемесячного журнала «ДУШЕПОЛЕЗНОЕ ЧТЕНИЕ» в 1884 году.

Издание журнала Душеполезное Чтение в 1884 году, двадцатом его существования, будет продолжаемо на прежних основаниях. Редакция останется верною своей первоначальной задаче – служить духовному и нравственному наставлению христиан, удовлетворять потребности общеназидательного и общепонятного духовного чтения.

Цена годовому изданию без доставки и пересылки 3 р. 50 к., с пересылкой иногородним и с доставкой московским подписчикам: 4 р.

Оставшиеся неразобранными полные экземпляры Душеполезного Чтения за 1864 и 1865 годы продаются в редакции по 1 р. 50 к. за экземпляр, с пересылкою в Европейскую Россию по 2 р., на Кавказ и в Сибирь по 2 р. 50 к. Полные экземпляры Душеполезного Чтения за 1869, 1870, 1872, 1873, 1874, 1875 и 1878 гг. продаются в Редакции по 2 р. 50 к., с пер. в Евр. Россию по 3 р., на Кавказ и в Сибирь по 3 р. 50 к. За экземпляр. Цена Душ. Чтения за 1877, 1879, 1880, 1881, 1882 и 1883 годы по 3 р. 50 к. с перес. по 4 р.

Подписка на Душеполезное Чтение принимается: в Москве, в квартире редактора, при Николаевской, в Толмачах, церкви, у протоиерея Василия Нечаева, также у книгопродавца Ферапонтова и в Епархиальной книжной лавке в Петровском монастыре; в С.-Петербурге у книгопродавца и. Л. Тузова, Бол. Садовая, д. № 16.

Иногородние благоволят относиться для подписки исключительно в Редакцию Душеполезного Чтения в Москве.

Издатель-редактор протоиерей Василий Нечаев.

* * *

При редакции Душеполезного Чтения и у поименованных книгопродавцев продаются:

1. Толкование на литургию по чину св. Златоуста и Василия Великаго. Третье издание. 1884 г. Прот. В. Нечаева. Цена 1 р. с перес. 1 р. 30 к.

2. Обозрение употребительнейших церковных молитв. Издание второе, исправленное. Прот. В. Нечаева. 1880 г. Цена 40 к., с пересылкой 50 к.

3. Уроки покаяния в великом каноне св. Андрея Критскаго, заимствованные из библейских сказаний. Прот. В. Нечаева. Цена 1 р. 40 к. с перес. 1 р. 60 к.

4. Духовный совет. Прот. В. Нечаева. Цена 1 р. 20 к. с перес. 1 р. 40 к.

5. Рассказы из истории аскетической жизни. Цена 80 к. с пер. 1 р.

6. Толкование на паремии из книг Моисеевых: Исход, Левит, Числа и Второзаконие. Прот. В. Нечаева. Цена 80 к., с пересылкой 1 р.

7. История Четырех Последних Вселенских Соборов. А. Лебедева. Цена 1 р. с пересылкой 1 р. 20 к.

8. Несколько замечаний о современных модах в одежде. 10 к. с пересылкой 15 к.

9. Два Указателя К Душеп. Чтению, один за первое десятилетие (с 1860 по 1869), 20 к., с пересылкой 25 к., другой за второе десятилетие (с 1870 по 1879 г.), 20 к., с пересылкой 25 к. За оба вместе с пересылкою 40 к.

* * *

Открыта подписка на журнал «СТРАННИК» на 1884 год (четвертый год издания под новою редакцией).

Журнал «Странник» с октября 1880 года издается новою редакцией, по утвержденной Св. Синодом новой программе, и выходит ежемесячно, книгами от 10-ти до 12-ти и более листов. В журнале помещаются:

1) Общедоступные статьи, исследования, заметки и необнародованные материалы по всем отделам русской церковной истории. 2) Общедоступные статьи по разным отраслям богословского знания, преимущественно по общей церковной истории. 3) Церковные слова, поучения и другие правоучительные произведения. 4) Рассказы, повести, характеристики, очерки из прошлого и современного быта нашего духовенства. 5) Бытовые очерки и характеристики из области религиозного строя и нравственных отношений нашего образованного общества и простого народа. 6) Ежемесячное внутреннее обозрение. 7) Отдельные статьи, посвященные обсуждению выдающихся дел и вопросов отечественной церкви, духовенства и нравственной стороны русского быта. 8) Наблюдения, записки и дневники приходских священников, сельских учителей и других народных деятелей. 9) Хроника важнейших правительственных и церковно-административных распоряжений и указов. 10) Иностранное обозрение: важнейшие явления современной церковно-религиозной жизни православного и неправославного мира на Востоке и Западе, особенно у славян. 11) Обзор русских духовных журналов и епархиальных периодических изданий. 12) Обзор светских журналов, газет и книг: отчеты и отзывы о помещаемых там статьях, имеющих отношение к программе нашего журнала. 13) Библиографические и критические статьи о новых произведениях русской духовной литературы, а также и о важнейших явлениях иностранной богословской и церковно-исторической литературы. 14) Книжная летопись: ежемесячный указатель вновь выходящих русских книг духовного содержания; краткие отзывы о новых книгах. 15) Разные отрывочные известия и заметки по вопросам жизни общественной, народного образования, русского раскола и единоверия, миссионерских, просветительных, благотворительных, ученых и других обществ и прочее; корреспонденция; объявления.

Подписная цена за годовое издание 1884 года остается прежняя: с пересылкою в России и доставкою в Санкт-Петербург шесть рублей; с пересылкою за границу восемь рублей. Адресоваться: в редакцию журнала «Стражник», в Санкт-Петербург (Невский проспект, дом № 167).

Редакторы издатели:

А. Васильков – А. Пономарев – Е. Прилежаев.

* * *

Открыта подписка на 1884 год на политическую и литературную газету «ВОСТОК».

(Орган православных восточных народов, издается с 1879 года без предварительной цензуры).

За год с доставкой и пересылкой – 8 р.; за полгода – 4 р. 50 к.

Для заграничных подписчиков – 10, – 5.

Подписка принимается в Москве в редакции газеты «Восток», у Малого Каменного моста, дом Полякова, в Одессе у И. Ю. Вучина, на Итальянской улице.

* * *

Об изданиях Общества любителей духовного просвещения в 1884 году.

В 1884 году будет по-прежнему издаваться в Москве еженедельная газета:

МОСКОВСКИЕ ЦЕРКОВНЫЕ ВЕДОМОСТИ.

Как газета, она будет сообщать своим читателям подробные и разносторонние сведения о внутренней и внешней жизни как нашего отечества и родственных нам славянских стран, так и стран иноземных.

Как газета церковная, она будет стараться каждое явление русской жизни (иногда и иностранной), каждый новый факт, еще не успевший найти себе место среди других, осветить светом церковным, тем светом, который, объединяя всех православноверующих рассеянных по разным краям земли в одну христианскую семью, дает их разуму и безошибочное мерило при суждении о новых возникающих вопросах: и явления жизни, и мероприятия правительства, и толки в печати и обществе – все найдет себе здесь беспристрастную оценку, станет на принадлежащее ему место.

Как газета Московская, она не изменит стародавним преданиям, священным заветам Москвы и их голос, черпающий свою уверенность в могуществе и силе еще живущего в Москве созидательного духа русской истории, найдет, конечно, сочувствие во всех концах России.

Кроме того, будучи единственным органом Православного Миссионерского общества, Моск. Церк. Ведомости приложат все старание, чтобы дать читателям как можно более подробное и наглядное представление о деятельности и жизненных условиях наших православных миссий среди иноков, магометан и раскольников.

Подписная Цена:

Без доставки – 3 руб. 50 коп.

С доставкой – 4 руб. 50 коп.

Подписка принимается в Епархиальной библиотеке, в Высоко-Петровском монастыре, и в редакции – на Донской улице в Разположенской церкви, в квартире протоиерея В. П. Рождественского.

Там же принимается подписка и на следующие издания Общества любителей духовного просвещения:

Духовный Учено-Литературный Журнал:

ЧТЕНИЯ В ОБЩЕСТВЕ

Любителей духовного просвещения.

Журнал: «Чтения в Обществе Любителей духовного просвещения» будет издаваться в 1884 году по следующей программе:

а) Священное Писание Ветхого и Нового Завета.

б) Церковная история всеобщая и русская.

в) Православная христианская апологетика.

г) Философия.

д) Церковная хроника.

е) Отдел критико-библиографический.

По всем указанным отделам редакция имеет постоянных сотрудников, чем обеспечивается успешное выполнение программы.

По примеру прежних лет будут по временам помещаемы материалы для истории Русской церкви. В распоряжении редакции имеются материалы для биографий митрополита Филарета и других.

В 1884 г. в «Чтениях» будет продолжаемо начатое с 1875 г. печатание, в приложении, перевода с греческого языка правил апостольских соборных и св. отцов с толкованиями Зонары, Аристина и Вальсамона и с присовокуплением к ним текста Славянской Кормчей.

Цена годового издания «Чтений в Обществе любителей духовного просвещения 6 р. 50 к., с пересылкою на города и доставкою в Москве 7 р.

Лица, подписывающиеся на оба издания на «Чтения» и «Московские Церковные Ведомости» в Епархиальной библиотеке, как редакции изданий Общества, берут пересылки и доставки, платят за оба издания 9 руб., а с доставкою и пересылкою 10 руб.

ВОСКРЕСНЫЕ БЕСЕДЫ.

«Воскресные беседы» будут издаваться и в 1884 году и выходить еженедельно. В них будут помещаемы поучения, составляемые по руководству Пролога, с примерами из жизни святых.

Цена годового издания ив. 52 листов с перес. 1 р. 10 к., за полгода с перес. 60 к.; за три месяца с перес. 35 к.; за месяц 10 к.; с перес. 20 к.

* * *

От редакции журнала «Творения Св. Отцов».

Издание Творений Св. Отцов с прибавлениями духовного содержания, возобновленное с 1880 года, будет продолжаться и в 1881 г. и будет состоять из четырех книжек в год, из которых в каждой будет от 15 до 20 листов текста. В переводной части будет продолжаемо печатание творений Св. Кирилла Александрийского и Св. Епифания Кипрского. Творения того и другого отца будут печататься через книжку. В прибавлениях будут помещаемы статьи, касающиеся учения веры, христианской нравственности и истории церкви и сверх того статьи критико-библиографические.

В конце каждой книжки будут печатаемы журналы собраний Совета Московской Духовной Академии.

Цена годового издания пять рублей с пересылкой.

Редакция просит гг. иногородних подписчиков адресоваться в Сергиев посад, Москов. губ., в редакцию Творений св. Отцев.

Из редакции Творений Св. Отцев могут быть выписываемы следующие отдельные издания:

Цена с пересылкой.

Творения Св. Ефрема Сирина – 6 том 3р.

Василия Великого – 7т 10р 50к

Афанасия Алексан. – 2, 3, 4т 4р 50к

Григория Нисского – 8т 12р

Исаака Сирина – 1т 2р 30к

Кирилла Иерусалимского – 1т 1р 50к

Иоанна Лествичника – 1т 1р 50к

Нила Синайского – 3т 4р 50к

Исидора Пелусиота – 3т 4р 50к

Епифания Кипрского – 5т 7р 50к

Блаженного Феодорита – 7т 12р

Макария Египетского – 1т 2р

Кирилла Александрийского – 2т 3р

Творения Св. Отцев с прибавлениями духовного содержания за 1846, 1847, 1850, с 1852 по 1864 год включительно и за 1871, 1872, 1880, 1881, 1882 и 1883 годы могут быть приобретаемы с платою за каждый год издания по 5 р. с пересылкою. Прибавления же отдельно от Творений Св. Отцев (с 1844 по 1864 включительно и за 1871, 1872, 1880, 1881 (два тома) 1882 (два тома) и 1883 годы (два тома) за каждый том по 1 р. 50 к. с пересылкой.

* * *

Об издании «Православного Собеседника» в 1884 году.

ПРАВОСЛАВНЫЙ СОБЕСЕДНИК

продолжает издаваться по прежней программе, в том же строго-православном духе и в том же ученом направлении, как издавался доселе, с 1-го января, ежемесячно, книжками от 10 до 12 печатных листов в каждой.

Цена за полное годовое издание, со всеми приложениями к нему, остается прежняя: с пересылкой во все места Империи – семь рублей серебром.

* * *

При журнале «Православный Собеседник» издаются

ИЗВЕСТИЯ ПО КАЗАНСКОЙ ЕПАРXIИ,

выходящие два раза в месяц, нумерами, по 2 печатных листа в каждом, убористого шрифта.

Прочты казанской епархии, выписывающие «Православный Собеседник», получают за ту же цену и «Известия», с приплатою 1 руб. за пересылку по почте.

Цена «Известий» для мест и лиц других епархий и других ведомств, за оба издания вместе десять руб. сер. – с пересылкою.

Подписка принимается в Редакции Православного Собеседника, при Духовной Академии.

* * *

Дозволено цензурою. Киев, 12 декабря 1883 г. Цензор прот. М. Богданов.

Тип. Г. Т. Корчак-Новицкого. Михайлов. ул., собств. дом.

В настоящий раз, любезный друг, хочу уплатить вам мой долг, хочу ответить вам на ваше недоумение, высказанное в прошлом письме, относительно допущения промыслом многих и различных религий. Множество разнообразных религий – это такой факт, на который постоянно указывают враги религии с таким триумфально-самоуверенным тоном, как будто и в самом деле они уже ниспровергают религию. Не спорим, что это возражение имеет свою силу и значение. Существование многих религий – великое зло, и мы, христиане православные, чувствуем его более, чем кто-либо, так как мы утверждаем, что есть одна только истинная религия, что для вечного спасения необходима вера в Иисуса Христа и что потому нелепо говорить, будто все религии одинаково приятны Богу; мы так высоко ценим единство религиозного учения, что даже искажение нашего учения веры считаем величайшим злом. Но при всем том мне кажется, что выше сказанное затруднение многими слишком преувеличивается; я весьма далек от того, чтобы верить, будто им подрывается или ослабляется истина православной Церкви. Напротив, не говорит ли оно даже в пользу той мысли, что наша вера и есть единственно истинная вера. Однако посмотрим.

Диалектики часто употребляют положение: «quod nimis probat, nihil probat» – что слишком много доказывает, то ничего не доказывает, т. е. если какой-нибудь аргумент не только доказывает то, что мы хотим доказать, но и то, что заведомо ложно, то он не может доказывать того что мы намерены доказать. Основание, на котором утверждается это правило ума, очевидно: что ведет к ложному результату, то – ложно. Если я, например, хочу доказать, что сумма углов треугольника равняется двум прямым и затем своим основным положением доказываю, что сумма углов более двух прямых, то это доказательство – неправильно, ибо доказывает, что эта сумма равняется более, чем двум прямым, что невозможно. Этот вывод не имеет силы; в доказательство вкралась какая-то ошибка и я, вслед, не могу воспользоваться им. – Другой пример. Если я, исследуя древний манускрипт, хочу доказать, что он неподлинный, то ясно, что, – если я критику положений буду основывать на других манускриптах, подлинность которых подвергается сомнению, – этим самим я предложу неверное доказательство и ложный вывод.

Приложим теперь это правило к нашему вопросу. Разберем сначала его основные положения. Нам указывают на множество религий в роде человеческом, как на факт, что-то говорящий против истины нашей веры. Но если этот факт говорит что-либо против нашей христианской религии, которую мы признаем за безусловно истинную, то он в такой же степени говорит и против всякой другой, ибо всякая выдает себя за истинную, богооткровенную. Далее: если затруднение, какое возникает при вопросе о допущении Богом этого зла, имеет какой-нибудь смысл, то он заключается в следующем: существование многих религий ведет к отрицанию промысла, к отрицанию бытия Божия – к атеизму. Основание – понятно: зло существования множества религий нечего отрицать; оно существует в нашей жизни налицо, и вся история есть неопровержимое доказательство того, что она существует с незапамятных времен. Если же теперь утверждают, что промысл не может этого допустить, то отсюда необходимо заключить, что промысла не существует, – не существует и Бога.

Теперь очевидно, что множество религий есть факт, говорящий против истины всякой религии. Если бы, например, магометанин с Кораном в руках стал мне говорить, что его религия – истинная, богооткровенная, то я ответил бы ему: если твоя вера истинная, то как случилось, что Бог допустил существование многих других религий? Если все, которые живут вне этой религии и исповедуют другие какие-либо религии, находятся в заблуждении, то почему же Бог лишил столь многие народы света истины? Кто не отрицает существования Бога, тот по необходимости должен принять Его всеблагий промысел; злой бог, не заботящийся о своем творении, не мыслим, и я смело утверждаю, что возможнее принять атеизм со всеми его туманными измышлениями, нежели взгляд, допускающий слепого, небрежного и даже злого бога. Но если признать существование всеблагого промысла, то остается принять вышеозначенное затруднение – как случилось, что Он допустил человечеству так жалко заблуждаться и притом в отношении столь важной стороны жизни, какова религиозная, – в вопросе о религии.

Но тут нам говорят, что Бог довольствуется всяким почитанием со стороны своих тварей, всякою верою, которую они исповедуют, всяким культом, в котором они выражают свою благодарность и зависимость. Что может быть хуже такого воззрения? Мы имеем полное право спросить: как же это возможно, чтобы для Существа, владеющего бесконечной истиной, были равносильны как заблуждение, так и истина? Как возможно, чтобы для совершеннейшей святости имели одинаковую цену, как святость, так и мерзость зла? Как возможно, чтобы бесконечно мудрый, бесконечно добрый, отечески пекущийся о нас Бог не позаботился дать своему творению верного средства для достижения истины, для познания подлинного, угодного Ему, образа служения? Если бы религии имели даже только небольшое различие, то и тогда было бы нелепо называть их одинаково истинными; но стоит только вспомнить, что почти все они диаметрально противоположны друг другу в важнейших пунктах, что тогда как одни признают только единого Бога, другие изобретают массу богов, – одни признают свободную волю человека, другие отрицают ее, – одни принимают истину творчества, другие допускают вечность материи; стоит только вспомнить о различии частных догматов, морали, богослужения, и тогда нельзя будет не признать абсурдом мысли, будто Бог может удовлетворяться противоречащими друг другу религиозными богопочитаниями.

Теперь вы видите, мой друг, какое приложение имеет к нашему вопросу вышеозначенное диалектическое правило; вы видите, как недоумение, которое думали направить против нас православных, касается не нас одних, но и всех, кто признает себя принадлежащим к какой-либо религии, – как след. черезчур уж много доказывает нам тот факт иножества религий, который выставляют против нас, думая подорвать истину нашей веры и Церкви. Но как же, однако, поступать в подобных случаях? Как могут быть побеждаемы столь великие и важные трудности? – Путь, которым пошел бы умный и рассудительный человек к решению занимающего нас вопроса, следующий: «что зло существует, это верно; что существует промысел, это столь же несомненно; и только, по-видимому, первое не может существовать вместе с последним». Но положим, ты уверен, что они действительно существуют; однако это кажущееся противоречие далеко еще не будет ясно; ты должен знать еще самый способ, как разрешить это противоречие и в случае, если это не возможно, признать слабость человеческого разума для понимания подобных вещей. Вот путь или способ, какой мы даже в обыкновенных занятиях нашей жизни, на каждом шагу, практикуем. Мы часто, например, встречаем два факта, одновременное существование которых кажется нам невозможным; по нашему мнению, они находятся между собою в антагонизме, – противоречат друг другу. Но станем ли мы упорно отвергать существование этих фактов, когда у нас есть достаточные основания убедиться в их истинности? – Нет: «это для меня тайна», говорим мы тогда, «я не понимаю, как это возможно, и все-таки вижу, что это так». Мы стараемся в таких случаях, если нужно, исследовать скрытое основание, объясняющее нам тайну; но если мы и не находим его, то все-таки не имеем права отрицать этих фактов, в существовании и противоречии которых мы не можем сомневаться. Почему же только в вопросах веры мы не должны следовать этому правилу ума. Очевидно, одно только ослепление и неразумное упорство может удерживать нас от этого.

Между тем это правило или образ воззрения оказывает весьма важную услугу и в других более важных и трудных религиозных недоумениях. Таково, например, недоумение относительно соединения человеческой свободы с учением о всеведении и предопределении Божием. Когда человек сосредоточивает мысль свою на одной только истине и непогрешимости божественного предведения, то ужас отпечатлевается на лице его; его кровь застывает при мысли, что Бог еще прежде его рождения знал, какой будет его конец; но лишь только он хоть на минуту поразмыслит, овладевши своим ужасом и отчаянием, он тотчас увидит достаточные мотивы успокоиться; правда, он увидит великую тайну, но такую, которая уже не будет подавлять его и вводить в уныние.

«Свободен ли ты, спрашивает он сам себя, чтобы делать доброе и злое?» – Да, ты не можешь в этом сомневаться; этому учит тебя вера, об этом говорит разум, свидетельствует внутреннее чувство, очевидный и непогрешимый опыт, так что для тебя также верно существование свободы веры, как и существование твое вообще. Не беда, если ты не понимаешь, как примиряется свобода с предопределением Божиим: – это тайна. Но должна ли эта тайна, которой я не понимаю, изменить мое поведение и сделать меня равнодушным к добру и менее заботливым об уклонении от зла? Разумно ли, логично ли думать, будто я могу делать, что хочу, если всегда исполняется только то, что предвидит Бог, и не напрасны ли поэтому все мои усилия устоять на пути добродетели? – Нет, не напрасны. И почему? Потому что то, что много доказывает, ничего не доказывает. Рассуждая и заключая таким образом, я не должен бы заботиться и о всех своих житейских делах, ибо происходит только то, что предвидит Бог. Я не должен бы ни есть, ни охранять себя, ни защищать против невзгод, ни быть предусмотрительным, когда приближаюсь к берегу пропасти, ни желать исцеления, когда я болен, ни сопротивляться нападениям зверя, ни выходить из дома, готового обрушиться над моей головою, и тысячи других глупостей подобного рода. Жить по такому правилу – значит лишить себя здравого смысла, здравого рассудка. Таким образом этот способ умозаключения – ложен; он ведет меня к абсурду; поэтому, предоставив в волю Божию непонятную мне тайну, буду держаться того, что может сделать меня порядочным и разумным человеком.

Так-то недоразумение относительно религии обыкновенно вытекает из поверхностного и одностороннего взгляда на нее; но где действует здравый и глубокий разум, там исчезают туманные иллюзии.

Теперь посмотрим, есть ли основания, почему Бог допустил такое множество заблуждений относительно столь важного пункта, как религия, – почему допустил Он множество религий в роде человеческом? Объяснение этой тайны можно находить не в чем другом, по моему мнению, как в догмате нашей религии о наследственной греховности и проистекающей отсюда порче потомков Адама. Грех и, как необходимое его следствие, помрачение ума и испорченность воли – вот формула, ведущая к разрешению нашего вопроса. Для разрешения его можно, конечно, обращаться к истории, к философии; но ни та, ни другая не дадут нам удовлетворительного ответа, если оставить без внимания таинственный факт наследственного греха. Это – единственный ключ, ведущий к разрешению загадки; только через него мы можем понять жалкие заблуждения большей части человечества. Правда, этот догмат не понятен; но с отвержением его и мир превратится в хаос, история человечества – в ряд катастроф без основания, и жизнь отдельного человека – в ряд бедствий и страданий; куда ни обратись, везде увидишь зло и зло – без противовеса и противодействия; все идеи правды и порядка извращаются в нашем духе и мы, отрицая их действительность, по необходимости приходим к отрицанию Бога. Напротив, когда этот догмат принимается, как краеугольный камень, тогда здание легко построяется, яснейший свет освещает историю, и глубокие причины и намерения созерцаются там, где без него мы усматривали только несправедливость и случайность, и целый ряд событий от творения мира до наших дней развертывается пред нашими глазами, как чудный свиток, в котором начертаны дела бесконечной правды и беспредельного милосердия, связанные друг с другом близко и тесно высочайшей премудростию Божией.

Итак, если вы спросите меня теперь, зачем большая часть человечества блуждает во мраке и тени смертной, то я отвечу, что виной этому наш прародитель, который захотел научиться всему – и доброму и злому – из опыта, который захотел быть Богом, что его грех со всеми гибельными последствиями перешел и на все его потомство и что для справедливого наказания этой гордости человечество было поражено слепотою. Это несчастие объясняется из того же источника, из которого – и все другие бедствия жизни. Грозные слова праведного Судии: «Адаме, где еси?» звучат еще со всею силой и теперь, и страшно становится людям от них; во всех событиях истории, во всякой жизни, повсюду блестит огненный меч, которым охранялись двери рая. Пот лица, смерть видятся повсюду; везде и всегда наши глаза встречают ужасные признаки греха и наказания.

Чем более вникаешь в эту истину, тем глубже становятся слова Творца: «в поте лица твоего снеси хлеб твой». И теперь в этом же поте лица ест хлеб все потомство адамово. Возьмите это наказание праведного Судии и приложите его к действительной жизни: вы не найдете ничего, что было бы изъято из него. Но «человек живет не хлебом одним, но и всяким словом, исходящим из уст Божиих»; страшное наказание поэтому касается не только хлеба, который питает наше тело, но и всего, что относится к нашему духовному совершенству. Человек ничего не делает без тяжелого труда и никогда не приходит к своей цели, не сделав бездны заблуждений; короче: во всем исполняется пророчество: терние и волчцы произрастит она (земля) тебе. В самом деле, имеет ли человек открыть истину, он не достигнет ее без уклонений и заблуждений; имеет ли усовершить искусство, он должен употребить тысячу бесполезных опытов, и хорошо еще, если сколько-нибудь воспользуется плодами долгих трудов своих; станет ли он улучшать социальный и политический порядок жизни, открывается кровавая революция, и несчастный народ, страдая долгое время, приходит еще в худшее положение, нежели в каком находился раньше; нужно ли пересадить цивилизацию и культуру одного народа на почву другого, – это культурное прививание сопровождается огнем и мечом: целые поколения должны жертвовать собою, чтобы достигнуть столь великой цели. Гения никогда нельзя представлять без его личных страданий, – славу народа – без потоков слез и крови, развитие добродетели – без лишений, героизм – без гонений. Все прекрасное, великое и возвышенное не приобретается без долговременных и тяжких усилий, без продолжительного труда; закон греха и возмездия обнаруживается везде в ужасающей форме. Вот история человека и человечества, конечно, печальная, но несомненно верная, исписанная таинственными буквами, на которой все потомство адамово оставило свой след.

Я не знаю, друг мой, почему эта точка зрения многими не принимается и почему философы стараются нанести удар догматам религии, согласным со всем, о чем говорит летопись истории и ежедневный опыт. Греховность и нравственная порча человеческого рода есть тайна, разрешающая загадку жизни и судьбы человека.

«Вот главное решение, главное объяснение выраженного вами недоумения. Я не знаю, согласитесь вы с ним или нет. Как бы то ни было, но я откровенно и с глубоким убеждением сердца могу уверить вас, что во всех произведениях философов (начиная хоть бы с Платона) вы не найдете ничего, чем мог бы удовлетвориться просвещенный ум относительно занимающего вас вопроса.

Б.

Журнал «Дары различны, но Дух один и тот же» (Mancherlei Gaben und ein Geist) принадлежит к числу наиболее интересных и наиболее богатых по своему содержанию периодических гомилетических изданий в Германии. Статей в этом журнале немного; но они такого рода, что по ним мы скорее всего можем составить понятие о том, какие вопросы по преимуществу волнуют в настоящее время протестантских проповедников и как они решаются западными богословами. Главное содержание журнала составляют проповеди, принадлежащие многочисленным сотрудникам этого журнала. Отдел этот настолько богат и разнообразен, что по нем можно составить довольно полное представление о современном состоянии и направлении протестантской проповеди на западе. Кроме того, в этом журнале широкое место отводится библиографии, состоящей из кратких рецензий на все выдающиеся явления современной богословской протестантской литературы.

В ряду гомилетических статей первое место занимает статья П. Крама: могут ли современные результаты естествоведения находить применение на церковной кафедре (№ 1, стр. 3–9 и № 3 стр. 367–377).

Автор начинает свою статью с решения общего вопроса об источниках проповеди. Главным источником ее, по определению автора, служит и должно служить новозаветное и ветхозаветное откровение. Но она не должна пренебрегать и другими источниками, потому что и они имеют свое происхождение от Бога, – и вода их бывает тем чище и светлее, вкуснее и питательнее, чем глубже она зачерпывается и чем далее находится от поверхности. Не то важно, из того или другого источника служитель слова почерпает воду жизни, а то, чтобы сосудом, в котором она подается, служило верующее и любящее сердце и чтобы целью при этом было единение верующих со Христом. Но пути и средства, служащие к достижению этой цели, должны быть различны, так как и люди различны по своим природным расположениям и способностям, по своим склонностям, стремлениям, образованию, положению и обстоятельствам жизни. И если Бог говорил людям многоразличным образом (Евр.1:1) и Спаситель давал народу через своих учеников и хлеб, и рыбу (Мф.15:36), то этим примерам должны следовать и современные провозвестники и истолкователи слова Божия. Проповедник иначе должен говорить с людьми необразованными, иначе с образованными, иначе с философом, иначе с естествоиспытателем. Он должен применять свое слово к кругу тех понятий, воззрений и стремлений, которые имеют его слушатели. Правда, со стороны некоторых наук и в особенности со стороны естествоведения нередко обнаруживалось враждебное отношение к религии. Но дело проповедника позаботиться о примирении их, об уничтожении разделения между ними, и показать, что религия и наука – это два дара Божия, восполняемые один другим и приводящие, при надлежащем направлении их, к одинаковой цели – к познанию истины. Поэтому проповедник должен быть знаком с последними современными выводами наук, и в частности естествоведения и делать «уступки» им, не проводя тех старых взглядов, которые основываются лишь на неправильном толковании Святого Писания и уже отвергнуты, как несостоятельные, современной наукой. Только в таком случае он может надеяться на привлечение внимания и уважения к своему слову со стороны людей научно образованных. Проповедник может пользоваться каждым новым открытием в области естественных наук для уничтожения разделения между христианскою верою и знанием, для привлечения людей науки к вере, для утверждения в них истинного богопознания. Хотя под словом Божиим, составляющим предмет церковных проповедей, разумеются в собственном смысле и прежде всего книги Святого Писания и непосредственно основывающееся на них учение Церкви, но в более широком смысле и вся природа служит также словом Божиим, громко вещающим во всех своих явлениях о славе Божией, – это великая книга, написанная перстами божественного всемогущества, мудрости и благости, – книга, которую все мы должны читать и из которой должны поучаться спасительным истинам. Поэтому не должен оставлять ее без внимания и проповедник, обязанный, по мере возможности и сил, истолковывать каждое божественное писание, каждую мысль Божию, где бы он ее ни находил, и вообще все, что может приводить нас ко Христу. Но при этом он должен иметь в виду, что для разума, омраченного грехом, не достаточно одного общего откровения Божия в природе, что он, предоставленный самому себе, нередко, как показывает опыт, приводил к смешению Бога с миром, Творца с тварью, и что естественное откровение само по себе не достаточно уже потому, что оно может дать нам понятие о божественном всемогуществе и разуме, вечности и вездеприсутствии, а также о так называемых нравственных свойствах Божиих – правде, святости и благости, на которых опираются так называемые космологическое, телеологическое и нравственное доказательства бытия Божия. Но о самом существе Божием, об отеческой любви Божией к людям и деле искупления, мы можем знать только из положительного божественного откровения. Поэтому главным источником и руководительною нитью в проповедях всегда должно оставаться Святое Писание. С этими мыслями автора вполне можно согласиться. Но в дальнейшем своем рассуждении он становится на очень скользкий путь, могущий привести к отрицанию многих богооткровенных истин и в частности чудес, вопреки убеждению автора. Он утверждает, что нельзя смотреть на все содержание Библии, как на диктованное Духом Божиим, что Бог сверхъестественным образом чрез богоизбранных мужей сообщил только то, что человек не мог открыть собственными своими силами и в частности то, что касается дела божественного спасения. Относительно же тех истин, которые входят в область естествоведения, истории и тому подобное, Он предоставил человека самому себе. Вследствие этого в библейских книгах, рядом с богооткровенными истинами, встречаются собственные мнения и суждения авторов, разделявших воззрения своих современников. Поэтому проповедник без опасения противоречия богооткровенному учению должен держаться не старых ошибочных воззрений на природу, а последних, несомненных выводов науки. Но автор упустил из внимания, что многие из научных выводов, признаваемых теперь за несомненные, могут оказаться впоследствии несостоятельными, подобно тому, как в наше время обнаружена несостоятельность многих из тех воззрений, которые прежде признавались несомненно истинными. С другой стороны новейшими открытиями подтверждена истинность многих из тех сообщений Библии, которые прежде многими учеными признавались за ложные. Где же мы можем найти критерий истины? Этим вопросом автор не задается.

Небольшая статья Т. Унру (Th. Unruh) посвящена вопросу о том, может ли политика иметь место в проповеди (№ 1, стр. 10–12). Вопрос этот различно решается в настоящее время в Германии. Одни отвечают на него утвердительно уже вследствие того важного значения, какое политика имеет в современной жизни; другие полагают, что политика не входит в область ведения Церкви и поэтому не уместна и в проповеди. В XVI–VII в. в Германии, и особенно в лютеранской Церкви, было обычным полемизирование на церковной кафедре против разного рода упущений и противузаконных действий правительства, что тем более было естественным, что тогда еще не существовало повременной прессы, которая могла бы обсуждать явления общественной жизни. Нельзя отрицать, что благоразумное пользование этим правом со стороны проповедников нередко оказывало благотворное влияние на некоторых правительственных лиц, и иногда опасение публичного обличения удерживало их от тиранических поползновений. Но бывали и злоупотребления этим правом, подрывавшие уважение к правительству в глазах народа. Впоследствии это полемизирование мало-помалу прекратилось на церковной кафедре вместе с развитием абсолютизма светской власти. Но в наше время, когда политические вопросы получают все более и более важное значение в народной жизни и когда обнаруживается со стороны некоторых лиц стремление поколебать все божественные и человеческие права, проповедник не может уклоняться от общего движения народной жизни и отказываться от обсуждения некоторых политических вопросов на церковной кафедре. При этом проповедник никогда не должен упускать из внимания, что церковь не зала парламента и не место политической сходки; его обязанность говорить не о мирских делах, а о делах царства Божия. Поэтому политические вопросы лишь настолько могут служить предметом проповеди, насколько они касаются последнего. Имея пред собою слушателей, принадлежащих к различным партиям, он не должен примыкать к одной какой-либо из них, чтобы не оттолкнуть от себя приверженцев других партий. Да и самый сан его внушает ему быть выше партий или стоять всегда на той стороне, где господствует уважение к законам государства и Церкви, любовь государю и отечеству. Он должен полимизировать лишь против того, что противоречит божественной заповеди о повиновении, любви и верности законному правительству. Принципом его политики должна служить заповедь Спасителя: воздадите Кесарево Кесареви (Мф.22:21). Выступать со словом против распоряжений правительства проповедник может лишь в том случае, когда ими явно нарушается ясно выраженная в Св. Писании воля Божия и когда он приходит к твердому убеждению, что к этому побуждает его прямой его долг согласно с словами Писания: «должно повиноваться более Богу, нежели человекам» (Деян.5:29). Вообще к политическим вопросам проповедник должен относиться с особою осторожностью и не иначе приступать к ним, как обдумав предварительно надлежащим образом, должен ли тот или другой политический вопрос войти в его проповедь, насколько и когда.

В заметке о проповедях в дни покаяния (№ 4, стр. 603–608) Л. Науман прежде всего указывает на легкость покаянных проповедей общего характера, в которых вообще выясняется необходимость покаяния, и на трудность тех проповедей, в которых проповедник старается применять свое слово к особым обстоятельствам жизни и нуждам своей паствы или нации. Главное затруднение, по мнению автора, заключается в выборе подходящего текста. Поэтому он с особым сочувствием относится к той мере, которую для устранения этого затруднения употребила одна из консисторий, предложившая подведомому ей духовенству выбирать для покаянных проповедей, смотря по нуждам паствы, один из следующих текстов: Иер.2:13; Ин.6:66–69 и 1Тим.6:9–12. Автор делает обстоятельный анализ этих текстов и приходит к заключению, что они вполне применимы к нашему времени и могут удовлетворять различным нуждам паствы. Конечно, никогда, говорит автор, не было недостатка в тех грехах и пороках, которые обличаются в этих текстах, – всегда были люди, готовые уничтожить в людях веру в Бога. Но едва ли когда-либо столь широкое распространение имел религиозный индифферентизм и с такою быстротою переходил в атеизм, как теперь. Мысль: «нет Бога» в наше время не только кроется в сердцах многих людей, носящих имя христиан, но и смело переходит на уста. А за словом следует и дело. Среди христианского народа возрастает новейшее язычество, которое теперь сильную опору получает в отрицании, но которое с необходимою последовательностию должно придти к замене «служения Богу» – идолослужением. По мнению многих, современный человек должен быть вполне свободным от религии. Нет недостатка теперь и в «разбитых водоемах», выкопанных новыми благодетелями народа для увлекаемых ими масс. Блага земного счастия служат идеалом будущего, и этот идеал будет иметь свой культ. Это направление времени и обличается по объяснению автора, в Иер.2:13. Никогда не было недостатка и в таких людях, которые над проповедью о распятом Христе глумились, как над безумием. Вопрос: «что вы думаете о Христе? Чей Он Сын?» столь же стар, как и самое христианство, и тем не менее всегда остается новым. При этом то служит замечательною характеристическою чертою нашего времени, что отрицание, имевшее прежде частный характер, теперь становится все более общим. Многие готовы слушать проповедь о Боге, но не хотят слышать о грехе и примирении, и скорее будут слушать об Иисусе Христе, как сыне человеческом, нежели как о Сыне Божием. К тем, которые держатся христианства, но не признают Христа таким, каким изображает Его Святое Писание, вполне может быть применима покаянная проповедь на текст из Иоан.6:66–69. К ним вполне приложим вопрос Спасителя: «не хотите ли и вы отойти?» – Издавна для христианина, которому истинное, полное счастие обещано в вечной жизни, немало трудностей представляла борьба с привязанностью к земным благам. Эти трудности, повидимому, еще более усилились в наше время, когда блеск золота, стремление к легкой наживе заглушает во многих стремление к благам вечной жизни и увлекает к захвату чужой собственности путем насильственных социальных переворотов и т. п. противозаконных средств. Для уврачевания этих губительных язв нашего времени проповедник и может выступать со словом на текст из 1Тим.6:9–12. Затем автор подробно объясняет первые два из указанных текстов и применяет их к построению проповеди.

В. Штеккихт в статье: Прогулка в области новейшей проповеднической литературы (№4, стр.591–602) делает краткий обзор важнейших явлений протестантской проповеднической литературы за конец прошлого и первую половину настоящего года. Этот обзор автор считает весьма интересным и поучительным уже потому, что он доказывает неосновательность получивших в настоящее время довольно широкое распространение пессимистических воззрений на протестантскую проповедь, которая будто бы слишком мало или даже нисколько не оказывает влияния на нравственную и социальную жизнь народа и далеко отстала от общего прогрессивного движения, обнаруживающегося в других областях культуры. Статья Штеккихта интересна и в том отношении, что она знакомит нас с важнейшими из современных протестантских проповедников. Свою литературную прогулку автор начинает с «немецкой метрополии», Берлина, и восхваляет одного из самых блестящих германских проповедников, главного придворного проповедника Кегеля (Kögel), причем посвящает несколько сочувственных слов и другому придворному проповеднику в Берлине, Штёккеру (Stöcker), проповеди которого имеют весьма широкое распространение и доходят до «чердаков и подвалов». В Лейпциге целою головою выше других проповедников стоит, по словам автора, Лютард, который и в нашей богословской литературе известен своими прекрасными апологетическими трудами и проповеди которого, при своей необычайной убедительности, отличаются также простым, ясным языком. В ближайших к Лейпцигу местностях автор в особенности останавливается на Мюэ (Mühe), избирающем тексты для своих проповедей, вопреки общему обычаю, преимущественно из Ветхого Завета. В Готе в особенности выдаются из ряда других проповеди К. Шварца, одного из главных сотрудников журнала «Современная Проповедь», и главных представителей отрицательного богословия, отвергающих все чудесное в христианстве и утверждающих, что не гуманность должна усовершаться через христианство, а наоборот христианство должно гуманизироваться. Затем автор указывает на главнаго придворнаго проповедника в Штутгарте, К. Герока, одного из самых блестящих «поэтов и ораторов», и с особенным вниманием останавливается на бингенгеймском проповеднике Рёмгельде (Römheld), который отличается особою способностью применять свое слово к языку и понятиям простого народа: проповеди его отличаются живостью и простотою, доходящею иногда (хотя в очень редких случаях) до тривиальности, и пользуются необычайною популярностью, о которой можно судить уже потому, что в течение трех последних лет он имел шесть изданий. Из иностранных протестантских проповедников Штеккихта останавливается в особенности на лондонском баптистском проповеднике Спуржоне, который известен своими проповедями и русской публике, на бруклинском (близ Нью-Йорка) проповеднике Тальмадже, о которых у нас была речь в статье об американских проповедниках, и проповеди которого пользуются такою громадною популярностью, что записываются стенографически и на следующий день по произнесении печатаются уже в 15 газетах и еженедельно распространяются оттисками в количестве до ½ миллиона экземпляров, и наконец на парижском проповеднике Моно (Monod).

На статье В. Тиля (Thiel) о том, почему протестантская проповедь не привлекает внимания слушателей и не оказывает на них желаемого действия (№ 2, стр. 157–169), мы не считаем нужным останавливаться, потому что о мнениях протестантских богословов по этому вопросу была у нас речь прежде³¹⁷.

Отдел проповедей в рассматриваемом журнале, как мы уже сказали, весьма богат: на каждый воскресный и праздничный день дается по одной или по две, по три проповеди: 1) на текст из дневного евангельского чтения, 2) на текст из апостольского чтения, и 3) на свободно избираемый текст из Ветхого или Нового Завета. Впрочем, цельных проповедей и в частности бесед в этом журнале мало, – большею частью вместо них даются лишь подробные конспекты, предоставляющие свободу проповеднику в частнейшем раскрытии тех или других, заключающихся в них, мыслей. К этим подробным конспектам иногда присоединяются еще краткие программы или расположения проповедей. Темы обыкновенно заимствуются из самого текста. Содержание проповедей составляет раскрытие различных истин христианской веры и нравственности или изложение и истолкование событий из евангельской и апостольской истории с нравственным применением к слушателям (например, о вратах в царство Божие, о восточных мудрецах, о воспитании детей, о средствах против правственной нечистоты, об имени Иисуса, превысшем всех имен, и т. под.). В построении проповедей не заметно значительных отступлений от общепринятой формы проповедей в Германии. Не заметно также и особого применения к обстоятельствам современной нам жизни и к особым нуждам тех или других слушателей в частности. Все проповеди по своему содержанию имеют довольно общий характер. Но по своему изложению они довольно разнообразны: одни из них более могут быть доступными для людей образованных, а другие могут быть понятными и для простолюдинов. Из ряда проповедей к особенности выдаются по своему прекрасному изложению и глубокому анализу тем проповеди Кегеля и Герока.

Кроме проповедей на воскресные и праздничные дни, рассматриваемый журнал дает также большой запас проповедей и речей на частные случаи, каковы: дни высокоторжественные, дни покаяния и исповеди, причащение, крещение, конфирмация, венчание, погребение, вступление на паству, прощание с паствою, юбилеи, благодарственное молебствие по случаю жатвы, освящение зданий и т.п. Эти проповеди и речи обыкновенно применяются к тем случаям, для которых они предназначены, хотя и в них темы большею частию носят общий характер. Так проповедь Л. Наумана при вступлении на паству (№4, стр.638–641) на текст из 1Кор.11:1–5 имеет тему: «проповедь о распятом Христе составляет главную задачу проповедника слова Божия» и в частности состоит из развития следующих положений: 1) задача эта должна наполнять того, кто принимает ее на себя, страхом и трепетом, 2) она может быть выполнена лишь тем, кто полагается не на человеческую мудрость, а на силу Божию, 3) кто исполняет ее таким образом, тот имеет обетование, что будет иметь благословение. Герок в проповеди (на текст из Ин.20:19–23), произнесенной в 1849 г. при прощании с паствою (№4, стр.641–648), изложив тему в словах «мир да будет с вами, – вот мой прощальный привет», добавляет к этому: «я буду говорить: 1) о Князе мира, которому я поручаю вас, 2) о служении мира, которое я исполнял среди вас, и 3) о Духе мира, которого я призываю на вас». Визингер в речи на текст из Ин.11:21, произнесенной при погребении офицера, павшего на дуэли (№4, стр.707–711), делает характеристику добрых качеств умершего и в частности его мужества, говорит о важности нанесенного ему оскорбления и о трудности уклониться в подобном случае, вследствие общественных предрассудков, от поединка, последствием чего и было то, что оскорбленный, позабыв о том, что мы не имеем права по своему произволу распоряжаться своею жизнию, отплатил оскорблением за оскорбление и принял сделанный ему вызов. Проповедник, признавая преступность дуэли, указывает ряд обстоятельств, смягчающих виновность в данном случае, и заканчивает речь молитвою о том, чтобы Господь судил умершего не по правде, а по великому милосердию своему. Подобно этой, и прочие надгробные речи гораздо более имеют применения к тем частным обстоятельствам, для которых они предназначены, нежели другие речи и проповеди «на частные случаи».

В приложении к журналу помещены: объяснения Евангелия Матфея для употребления во внецерковных собеседованиях, объяснение нагорной беседы Спасителя, как материал для проповедей, и речь Небе о гомилетическом методе Лютера.

Н. Д.

Святитель Тихон управлял Воронежскою паствою, в качестве епархиального архиерея, только четыре года и семь месяцев, то есть до конца 1767 года. Во все время своего управления не отличался здоровьем. Но и за такое короткое время он очень много сделал для своей епархии, которая, нужно заметить, при своей обширности и разбросанности, была тогда очень неблагоустроенною. По ведомости, представленной Святейшему Синоду в 1764 году, в Воронежской епархии числилось свыше 800 церквей, 12 монастырей, белого духовенства с их детьми более 15000, и всего православного населения более 800000 человек; да население это состояло в значительном количестве из случайных людей, – из бродяг и раскольников. Духовенство стояло тут на более низкой степени и умственного и нравственного состояния, чем где-либо в России. А каковы были пастыри, таковы были и пасомые. Невежество, грубость, небрежение о религии, языческие обычаи, разные суеверия и пр. резко выдавались в Воронежской пастве того времени и сильно тяготили впечатлительную и чуткую душу Святителя с первых дней его святительства в Воронеже. Приехавши в Воронеж, он не нашел для себя ни надлежащего приюта, ни приличной обстановки. «По прибытии моем в Воронеж писал святитель Тихон в своем донесении Императрице, я нашел, что архиерейский дом строением не окончен, как и судейская при консистории камера, и около дома ограда каменная на 111 саженях, да семинарские училищные покои, сенные здания обветшали и требуют починки, также в соборной архиереепрестольной Благовещения Пресвятыя Богородицы церкви иконостас, святых иконы и ризница весьма обветшали; при том же колокол в триста, второй к сто двадцать и третий к пятнадцать пуд в пожарный случай разбиты. А чем бы оное все исправить, таковых сумм в оном архиерейском доме не находится, ибо с имеющихся за тем архиерейским домом вотчинных крестьян никаких денежных сборов никогда не бывало, и ныне нет, а состоят те крестьяне на пашне, сенокосе и на заготовлении дров и на прочих работах. Кроме того, настоятельная нужда была и в постройке теплого собора, которого до сих пор не было в Воронеже; а средств для всего этого святителю Тихону не отпускали. Нужно было самому Архипастырю изыскивать средства к устройству необходимаго, – и Святитель своим теплым участием к делу, бережливостию и распорядительностию достиг цели: к концу времени его святительства в Воронеже был отстроен и освящен довольно обширный теплый каменный храм в честь архистратига Михаила и прочих бесплотных сил. Заботясь о благолепии храмов при своей кафедре, и в городе Воронеже он не мало хлопотал и о благолепии храмов, и во всей вверенной ему епархии, – он неоднократно подтверждал подведомственному ему духовенству, «чтобы их приходские храмы были непременно огорожены или заборами, или же рвами, или самородными камнями, дабы через оные никакой скот и прочие животные ходить не могли и святым церквам впредь ни малейшего повреждения не было». Святитель стражайше запретил погребать умерших в храмах, в склепах, которые устроились иногда выше помоста церковнаго. «Склепам быть в храмах весьма не пристойно, писал Святитель своему духовенству, ибо приходящему на богомолье народу чинится от оных утеснение, да и правилами святыми умерших телеса в храмах погребать воспрещено; поэтому предписывал, где таковые склепы имеются, оные немедленно сломать и впредь в церквах умерших людей погребать и склепы над ними делать на крепко запретил». Велел он также повыносить из храмов частные иконы, приносимые для моления пред ними прихожан, из-за чего выходило не мало споров и соблазнов для молящихся. Святитель также строжайше предписывал священно и церковнослужителям наблюдать чистоту в храмах, – особенно содержать в чистоте святые дарохранительницы. За небрежное хранение св. даров Святитель наказывал священников строго: отбирал ставленные грамоты, отсылал в монастырь и проч.

Но более всего святитель Тихон обращал внимание, как и следовало, на внутреннюю сторону служения священников – на их пастырскую деятельность. А какова была эта деятельность, когда духовенство, при господствовавшей тогда грубости нравов, само предавалось пьянству; по небрежности к своему служению, часто оставляло приходы, в поездках на ярмарки и пр., оставляло храмы без священнослужения по воскресным и праздничным дням, а по малограмотности многие священники не только не могли учить народ христианской вере, но сами едва читали святое Евангелие и не умели совершать церковных служб. Нужно было по возможности поднимать уровень знаний и пастырской жизни существовавшего духовенства, а затем подготовлять путем школы и новых лучших работников для нивы Христовой. Так и делал святитель Тихон.

В первый год прибытия своего на епископскую кафедру в Воронеж, он предписал завести славянские школы для детей духовенства во всех городах, где были духовные правления, и наблюдение за ними поручил духовным управителям. Но эти школы оказались неудачными: учение в них шло неудовлетворительно, ученики разбегались. Святитель открыл вместо этих школ семинарии, или латинские школы, в Острогорске и в Ельце; но и эти школы не процветали по разным причинам, к огорчению Святителя. Ассигнование казенных штатных сумм для Воронежской епархиальной семинарии в 1766 г. дало наконец святителю Тихону возможность организовать на прочных началах благоустроенную семинарию в Воронеже, взамен Острожской и Елецкой. Радовался Святитель новооткрытой семинарии в Воронеже, как родному детищу: Святитель часто сам посещал классы, указывал порядок учения, писал инструкцию, как для учителей семинарий, так и для учеников. Учителям он предписывал: «обучать не только грамоте, но и честного жития, страху Божию; но неже грамота без страха Божия есть ничто иное, как безумному меч». А семинаристам предписывал помнить всякому, что от Бога к своему званию позваны ради общей пользы, – от молодых лет природному злоправию противиться и тщатися его искоренить при помощи Божией и к добродетели себе приобретать, что делается повседневным в законе Божием поучением и чрез искание в том успеха испытанием. Инструкцию ученикам, состоявшую из 28 пунктов, он велел прочитывать ежедневно вслух всех, ввечеру, чтобы всякий знал и помнил, как ему должно жить».

Но пока школа могла образовать лучших более образованных служителей Церкви, святителю Тихону приходилось трудиться над вверенным ему вертоградом Христовым с священнослужителями готовыми, но не приготовленными, мало удовлетворительными. Стараясь поднять нравственный уровень существовавшего епархиального духовенства, Святитель неоднократно обращался к нему с архипастырским словом, в виде окружных посланий, в которых выставлял то важность пастырского служения, то тяжкую ответственность пред Богом и людьми за неисполнение пастырского долга. Внимайте себе и всему стаду, увещевал Святитель своих пастырей словами Апостола; внимайте и сему, как дорого стало Христу Богу стадо Его... А как дорого? Христос за сие стадо излиял свою кровь, который и единая капля не оценена, ибо есть божественная. Горе же нам, если нашим нерадением, и еще того большее горе, ежели соблазнами какая овца от сего стада погибнет! Взыщет Он всех своих овец, когда сядет на престоле славы своей уже не яко Пастырь, но яко Господь и Судия... Вот и прещение Божие на пастырей: сия глаголет Адонаи Господь: се аз на пастыри, и взыщу овец моих от рук их³¹⁹. Предостерегая вверенное ему духовенство от пьянства, Святитель писал в окружном своем послании: «Златоуст святой нигде точно говорит, что никто так не бывает диаволу любезный, как в пьянстве пребывающий. А для чего? Понеже никто так воли его не исполняет, как пьяница. От пьянства – соблазн; но горе, по Христову словеси, человеку тому, им же соблазн приходит. Вы же поставлении на свещнице, светильницы, на которых все взирают и пример приемлют, вы – свет миру, вы – соль земли, по словеси Христову; как будете служить, священнодействовать утро, когда вчера ваши порученные видели вас пьяных, ссорящихся, безчинствующих? Не подумает ли всяк, кто видел иерея пьяного, безчинствующаго, – не подумает ли в себе, глаголя так: вот какой поп! Вчера то делал, сего дня служит; какой се богомолец, предстоятель и прочее?! Он тебе осуждает, а ты осуждению его виновен, и так обоим грех. Ему грех, что осуждает тебе, тебе грех, что ты подал ему причину осуждения. Чего для пастырски советую, братски увещеваю: всячески берегитесь от пьянства, да удобнее возможете избежать греха, и не подать претыкания ближнему». С особенною силою пастырской любви Святитель в этом же своем послании учит священнослужащих не иметь вражды друг к другу. «Аще кто враждует и злобствует на ближнего, таковому не должно и к священнодействию приступать, понеже весьма согрешит. Како бо таковии священницы Отца небесного будут призывать и молиться: остави нам, как и мы оставляем, а сами в сердце злобу на брата имеют, да как и о других молиться будут, когда молитва их, как от злобного сердца, мерзка пред Богом». Наставляя священников разумно, с пониманием совершать службы церковные, особенно святую литургию, святитель Тихон с особенною настойчивостью требовал от пастырей – читать Священное Писание, особенно Новый Завет. «На то и дал нам Бог, по своей благости, Писание, чтобы нам его читать и, читаючи, исполнять в нем написанное... Писание бо Священное есть некое послание от Бога к человеку, в котором волю свою святую открывает нам, и как нам жить, наставляет нас. Рассуди же, с какою охотою и вниманием Божие к нам послание читать надлежит. Ежели бы царь земной, монарх наш, написал к тебе письмо: не с великою ли бы радостию читал ты то письмо? Ей, с великим веселием и вниманием! Царь небесный к тебе земному и таинному человеку послал письмо (Священное Писание): почто убо оставляешь такой дар, сокровище то неоцененное? Когда читаешь Евангелие, Христос Бог с тобою говорит. Когда читаеши, молишься к Нему, то ты с Ним говоришь. Ах! Разглагольствие сладкое! Ах, любезная и всеприятная беседа! Бог с человеком, Царь небесный с перстью тленною, Господь с рабом разглагольствует! Что сего приятнее и что полезнее? Видите, какая польза от чтения Писания Священного. Ежели вы его оставите, сами вы увидите, что будет вам. Се рек вам: Бог между мною и вами есть посредник»³²⁰. Стараясь хоть в кратких чертах выяснить своему духовенству то святое дело, к которому оно приставлено, ревностный Архипастырь составил для него несколько руководственных статей и рассылал их духовенству в списках иногда за малую плату, а иногда и даром. Так он составил для священников книжицу о семи тайнах святых с особым прибавлением о совершении таинства покаяния, или исповеди, – писал для них объяснения десяти заповедей Божиих, – писал, как увещевать преступников, – как предлагать катихизические поучения народу, – что наблюдать при совершении браков и пр. Предписывая священникам своей епархии, чтобы они непременно учили народ вере Христовой, Святитель требовал, чтобы они «позаамвонной молитве на литургию, на каждый воскресный и праздничный день по крайней мере читали народу или Евангелие толковое в тот день прилучившееся, или из какой книги в святой Церкви принятой, или хотя из Пролога, выбрав полезное слово, а в некоторые воскресные дни прочитывать напечатанное в следованной Псалтыри на листу 386 весьма душеполезное и поощрительное спящей и нерадящей о своем спасении душе слово святого Кирилла Александрийского об исходе души и о втором пришествии, чего ради и принуждать священникам приходских людей, чтобы они приходили в те праздничные и воскресные дни необходимо». В разные времена он рассылал духовенству для чтения народу в церкви и составленные им самим разные душеполезные наставления: 1) что всякому христианину от младенчества до смерти в памяти всегда содержать должно; 2) наставление, как подобает себе в христианской должности содержать; 3) примечания некие для возбуждения себе от сна греховного; 4) объяснение обязанностей христианских в ряде кратких статей под общим названием: «Дух и плоть» и пр. Не исполнявших такого распоряжения Святитель строго наказывал то денежными штрафами, то даже запрещением богослужения. Желая показать образец пастырского учительства для своего духовенства, святитель Тихон учредил сначала при своей кафедральной церкви, а потом и в церквах других уездных городов предложенные катихизические беседы, вести которые поручено было более других способным священнослужителям. К слушанию этих бесед приглашалось как духовенство свободное от священнослужения, так и народ. Святитель усердно следил за ходом предложенных катихизических бесед при своей кафедре, сам руководил ими; но, к сожалению, встречал по временам равнодушие к ним слушателей. По этому случаю однажды он обращался с сильным обличительным словом на нерадящих о предлагаемом в храмах христианском учении. «Проповедник через всю седмицу трудится, собирает как пчела, чтобы мог в наставление предложить, кричит через целый час, но почти всуе пропадают труды его; падает почти туне семя слова Божия, понеже мало слушающих. Когда шут шутит пред тобою, или ласкатель лжет, с охотою и удовольствием слушаешь их; а когда проповедник посреди церкви проповедует истину, глаголет глаголы живота вечного, ты отвращаешь уши свои... O, учители! О проповедники слова Божия! Сколько вы несчастливы в нашем веке! Сколь мало имеете послушающих вас! Дабы немецкому, французскому и другим иностранным языкам обучиться, многие иждивения не пожалеют; ни денег, ни труда, а проповедники туне, без цены и сребра учат закону Божию, объясняют волю Отца небесного, проповедуют слово Божие, но никто не слушает их. Но может быть кому-нибудь не нравится проповедник, что не красно говорит? К тому говорю я, что проповедникам повеление Божие не в том состоит, чтобы они проповедью своею забавляли и увеселили слушателей своих, но чтобы пользовали и врачевали их греховные раны».

Подавая пример церковного учительства подведомым ему пастырям, святитель Тихон и сам часто проповедывал истину Христову в храмах, при богослужениях, в виде поучений. К сожалению, за недостатком времени многих из своих поучений он не писал на бумаге, и они не сохранились для нас. Сохранилось, однако, более десяти его слов, говоренных к Воронежской пастве, и несколько так называемых увещаний. Из слов его отличается особенною силою слово о сырной седмице, а из увещаний замечательно увещание об уничтожении ежегодного празднества в честь Ярилы. «Слово о сырной седмице имело такой успех, писал бывший митрополит киевский Евгений, что пока сей пастырь правил Воронежскою паствою, то не видно было безчиний в сырную седмицу, да и после его не скоро возобновлены оные из подражания другим городам». «Стыд лице мое покрывает, когда я празднование сие (масляничное) на средину привожу, говорил святитель Тихон народу; а при том и то думаю, что так празднующие суть христиане, отрожденные водою и духом, чающие воскресения мертвых и жизни будущего века... Ах, жалко; ах, стыд нам! Сыны родих, простирает церковь, матерь наша, свой глас и Божий, сыны родих и возвысих, тиижде отвергошася мене. Сыны родих купелию паки бытия, напоих млеком Божия слова, воспитах таинства веры, одеях одеждою нетления, утвердих надеждою вечною живота. Слыши небо и внуши земле: сыны родих и возвысих, тиижде отвергошася Мене! А как отвергошася сыны сии матере своея – слышите. Она приказывает в те дни более благоговеть, а те более безчинствуют; она приказывает воздерживаться, а тии более страстям предаются; она определяет пост, а тии более объедаются и пьянствуют; она приказывает очищать телеса и души, а тии более оскверняют их; она приказывает страсти отлагать, а тии более прилагают; она предлагает покаяние, а тии более свирепеют; она велит сетовать за содеянные грехи, а тии более прибавляют; она повелевает плакать, а тии более утешаются; она велит умилостивлять Бога, а тии более прогневляют. Ах, справедливая жалоба! Жаления и плача достойный глас!» – Языческий праздник Ярилы – плотской похоти – справлялся в Воронеже со среды после Троицына дня до вторника Петрова поста. Жители Воронежа и соседних селений толпами собирались на площадь, бывшую за московскими воротами. Изображавший собою Ярила, молодой человек, разрумяненный красками по лицу, с бумажным колпаком на голове, изукрашенном лентами и побрякушками, обвязанный лентами, цветами и колокольчиками, с погремушками в руке, выходил на площадь и плясал на ней; за ним следовавшие тоже плясали и бесновались; тут же устраивались кулачные бои и драки; являлось пьянство и всякое бесчиние. Архипастырь предостерегал народ от такого бесчиния и сам лично и чрез духовенство с самого приезда своего в Воронеж; но празднество в честь Ярилы не прекращалась. В 1765 году, в свое время также открылся праздник Ярилы. Святитель в это время был в своем загородном доме. Узнает он об этом в понедельник Петрова поста и спешит на городскую площадь – въезжает в самую средину бесчинствующей толпы и начинает свою сильную пастырскую речь. Многие устыдились его присутствия и от стыда разбежались по домам, а иные, окружив толпою Архипастыря, внимали его слову. И какою святою ревностью дышало это слово! Он обличал, умолял, угрожал и наконец так растрогал народ, в числе которого были и не совсем трезвые, что многие бросились на игрищные и торговые шалаши и разломали их. На другой день после того он позвал к себе в загородный дом духовенство и лучших из граждан, просил их содействовать ему в прекращении бесстыдного празднества и взял с них слово, что такого празднования не будет. А в следующий воскресный день, на литургии, в Благовещенском соборе, он опять обратился к народу с пламенным словом о том же, до глубины души возмущавшем его предмете. «Я видел, – говорил Святитель, – что множество мужей и жен, старых и малых детей из всего города на то место (место празднования Ярилы) собрались. Между сим множеством народа я увидел иных почти бесчувственно пьяных; между иными ссоры, между иными драки; иных раненных, иных окровавленных; приметил плясания жен с скверными песнями… Вот какой праздник усмотрел я в христианах, в тех людях, которые троекратным отвержением отреклись сатаны и всех дел его, троекратно присягнули служить Христу и записались в воинство его; в тех людях усмотрел я праздник сей, которые исповедуют Бога, сотворшего небо и землю, уста прославляют имя святой Троицы, украшаются именем христианским, веру исповедуют, тайны святые приемлют, чают воскресения мертвых и жизни будущего века… И кто же празднует так? Христиане, славного рода люди, род избран, царское священние, язык свят, люди обновления; они то сей совершают праздник и с таким усердием и горячестью… Но, увы, ослепление! Христиане забыли, что они христиане суть; уста Христа исповедуют, и делом отметаются Его; словом прославляют Бога, а бесчинными делами хулят имя Его пресвятое. Я вам самим даю на рассуждение, слушатели! Сами вы рассудите: какой се праздник есть?! Собираться на пустое место в великом множестве, упиваться бесчувственно, производить пляски, игры бесчинные, возносить кличи и вопли богомерзкие, друг с другом сквернословить, ссориться, друг с другом биться, друг друга ранить, друг друга окровавлять и прочая сим подобная делать, которых слух души целомудренные не может стерпеть!..» В заключение Архипастырь с болью сердца и со слезами умолял всех искоренять зло. «Священники, говорил он, пастыри словесных овец Христовых, стражи дома Господня, ангелы, возвещающие волю Отца небесного! По своей должности настойте, умолите, запретите, пощадите души, порученные вам от пастыреначальника Иисуса Христа, кровью Его искупленные. Господа командующие, которым от Благочестивейшей Монархини поручено жечь на устрашение злодеев и нечествующих! Устрашайте мечом сим и пресекайте бесчиние и соблазны людей, противящихся слову истины. Честные отцы и матери! Удерживайте от того детей своих всяким образом. Господа! Восхищайте продерзость рабов своих. Честною сединою и житием непорочным красящиеся граждане! Советуйте благообразным советом». «Празднуйте единому триипостасному Богу – Отцу и Сыну и Святому Духу, в Него же крестистесь и во всяком месте прославляйте величество Его». Праздник Ярилы после того навсегда был прекращен в Воронеже, за что до конца жизни своей благодарил Господа ревностный пастырь Христов.

Поощряя духовенство своей епархии словом и примером в исполнении пастырских обязанностей, святитель Тихон и от народа требовал должного уважения к своим пастырям и исполнения им христианского долга. Притеснял ли помещик священника своей деревни, святитель переводил священника в другой приход, а церковь того села приписывал к соседнему селу. Узнавал он, что какой-нибудь прихожанин грубо относился к своему духовному отцу, он запрещал священнику входить в такой дом с требами, за исключением неотложных треб – крещения детей, приобщения больных и пр., пока строптивый прихожанин не смирялся. «Не безызвестно нам учинилось, – писал святитель Тихон в одной из своих официальных бумаг, – что некоторые духовные нашей консистории канцеляристы, при допросах священников, всякими неподобными словами ругают, что является крайне духовному чину бесчестно и им священникам обидно, того ради приказал: означенных священников канцеляристам спрашивать при допросах без наималейшего ругательства и укоризны с надлежащим в силу указов увещанием. А ежели впредь кто в ругании священников явится, то учинено будет с ним, яко с ругателем духовного чина в силу святых отец правил неупустительно». Требуя от народа уважения к своим духовным пастырям, святитель Тихон настаивал, чтобы прихожане слушали во всем своих пастырей, особенно в воскресные и праздничные дни, как можно чаще, посещали церковные богослужения, в которых верующим сообщаются дары благодати и преподаются уроки веры и нравственности христианской. Святитель требовал от священников, чтобы их прихожане непременно исполняли эту святую обязанность и стояли бы в храмах благочинно, с подобающим храмам благоговением. На второй год своего святительства в Воронеже он разослал по всем приходам, при консисторском указе, краткое увещание, как подобает в святые храмы входить на славословие. «В церковь идучи, – писал святитель, думай, что ты в дом Царя небеснаго идешь, где со страхом и радостью стоять должно, так как на небеси пред Царем небесным. В церкви стоя, по сторонам не озирайся, и как кто стоит или молится – не смотри, да не с фарисеем осудишися, понеже пришел ты не судить, а у Бога Судьи и Сердцеведца милости просить; но к единому олтарю с умилением взирай, где святая жертва приносится. От смеху, разговоров крайне берегись, понеже кто в церкви стоя смеется, или разговаривает, не только не умилоствляет Бога, но и вельми раздражает; не отдает бо чести святому месту и других соблазняет и препятствует другим молиться. Послушай прилежно чтения и пения и от того умиляйся, и аще мысль твоя отвлекает ум твой, или к дому твоему, или к иным мирским вещам, всячески тщись ум твой обратить и призывать к слушанию пения, славословия Божия, псалмов и молитв чтомых, да с пользою из церкви изыдеши». С неблагочинно стоящих в церкви святитель приказывал священникам брать штрафы, даже по рублю, на церковные потребности. Очень огорчался святитель, получив сведение, что в разных местах его епархий, особенно в городах, люди, забывая свою христианскую должность, не точию в простые дни, но и в праздничные, до начатия и во время отправления в святых церквах божественной литургии и другой службы, приходя в питейные домы поют и напиваются пьяны, поют всякие неподобные песни и делают шум, свары и другие безобразия и соблазны, где явно грешат против заповеди Божией и церковного узаконения и указ Монарший нарушают. Того ради приказали всем духовным правлениям каждому ведомства своего священникам и причетникам предложить указами с тем, дабы они приходским своим людям в церквах, когда народу в собрании будет много, неоднократно оные указы прочитали и притом их увещевали, чтобы они от хождения в выше сказанное время в питейные дома удержались и ходили бы по должности христианской в храмы святые на славословия Божия и провождали воскресные и праздничные дни со всяким благоговением, представляя им за неисправность гнев Божий и страшный Его неизбежный суд. Буде же которые и за тем увещанием бесстрашно явятся ослушны, на таковых по самой сущей справедливости без всякого пристрастия, они священники и причетники доносили бы с прописанием их имен и прозванием в духовные правления и тем правлениям представлять нам в немедленном времени. По сему с ними яко преступниками и Закона Божия явными нарушителями поступлено будет, по силе святых правил и указов. С особенною силою святитель Тихон возставал против современных хищников, так называемых кулаков, которые без милости обирали бедный народ. «Отдай всем все, у кого ты несправедливо что присвоивал, говорил он, объясняя восьмую заповедь Господню; лучше убогу и нищу в царствие небесное войти, нежели богату страдати в пламени геенском; да и богатым никто от мира сего не исходит, но все равно, как наги входим в мир сей, так наги и отходим. Тогда надобно будет и нехотя попрощаться всякому с вотчинами, которые каким-нибудь несправедливым способом себе присвоил; надобно оставить те отягощенные сундуки, которые от слез братии своей наполнил; надобно быть вынесену из тех чертогов, которые от слез братии своей построил; надобно совлечься тех висонов, которые из неправды сшил; надобно лишиться тех вин, которыми со слезами вопиющих на небо наслаждался; надобно удалиться от той музыки, которую с воплем рыдающих бедных приятно слышал: а едина токмо срачица ради прикрытия наготы, един гроб, едины три аршина земли нужны будут». – Для домашнего чтения православному народу святитель Тихон, во время своего епископства в Воронеже, издал несколько благочестивых размышлений на некоторые псалмы и слова Христа, – о тесном и пространном пути, о чтении книг и прочее. Из таких его размышлений особенною теплотою чувства выдаются: «воздыхания грешной души ко Христу, Сыну Божию», и «Христос грешную душу к себе призывает». О последнем кратком творении святителя Тихона кто-то заметил, что было бы библиографическим подвигом, если бы взялся кто исчислить всю громаду выпущенных экземпляров этого листа: до того он пришелся по душе православному русскому народу. Не мало святитель Тихон написал и писем к разным боголюбцам, искавшим у него совета и утешений и по другим разным делам. «Как молиться будете Богу: остави нам долги наши, яко же и мы оставляем должником нашим, если сами не оставляете?» – писал святитель Тихон в одном из своих посланий к кому-то обиженному и мстившему за обиду. Брат наш такой же, как и мы; он словом обесчестил нас, оскорбил, а мы черви, земля и пепел, грязь смрадная, Бога, Создателя своего, Господа великого и страшного, которого сами силы небесные ужасаются и трепещут, на всяк день столько раз прогневляем. Вот, посылаю вам преславный образ Спасителя нашего. Чрез сие Имя молю вас. Сие Имя ангелам дивно, апостолам, мученикам, святым и преподобным любимо, нам грешным сладко, понеже о нем нам только надежды и упования. Оставьте памятозлобие. Сия моя худая бумажка и недостойная мне во свидетельство, вам во изобличение будет на страшном суде Христовом».

Святитель Тихон вообще с редким усердием трудился над своею епархиею. «Деятельность его, – писал усердный почитатель Святителя, бывший впоследствии митрополит киевский Евгений, – простиралась до того, что он никогда не бывал празден, и когда по пастырству требовались какие-нибудь приготовления, то часто и проводил он целые ночи без сна и не мог успокоиться, пока не окончит своего дела». По утру он обыкновенно занимался епархиальными делами, выслушивал просьбы, разбирал дела и прочее. После обеда и краткого сна, он до полуночи занимался, то благочестивым чтением (особенно творений святого Иоанна Златоуста) и молитвою, то составлением своих благочестивых творений в назидание духовенства и народа. Не любил он вести праздные беседы с приезжавшими к нему, и всегда разговор свой сводил на благочестивую беседу и духовное рассуждение. За то бедные и простые люди всегда находили свободный доступ к Святителю и ласковый прием. Для бедных он был настоящим кормильцем; бедные всегда толпились у его покоев, в надежде на его подаяние. Святитель и сам разыскивал бедных, чтоб помогать им, особенно в великие праздники; во дни говения и прочее, он посылал им милостыни через доверенных лиц, посылал милостыни в богадельни, островникам, и другим заключенным. Бывало иногда и так: переодевшись простым иноком, он и сам лично являлся к этим несчастным с милостынею и с словом утешения. Крепко любил Святитель нищих и обездоленных; он называл их Христовой и своею братиею.

За четыре с лишним года своего архипастырского служения в Воронеже святитель Тихон приобрел славу великого благочестивца и угодного Богу архиерея. Его слова считали святыми и старались исполнять их; «он Богу пожалуется на нас», обыкновенно говаривали его пасомые, уговаривая друг друга исполнять распоряжения Святителя. Да и был один такой случай, что оскорбившие Святителя несли тяжкое наказание в продолжении нескольких лет, пока не испросили у него прощения. Об этом так рассказывает его бывший келейник Иван Евфимов. «В 1764 году случилось святителю Тихону осенним временем ехать верст за 100 от Воронежа, по московскому тракту, через село Хлевное, для погребения тела умершего некоего помещика; здесь, остановись со свитою своею, потребовал он от выборного того села и прочих стариков перемену лошадей под свиту; они же, не взирая на просьбу, и усердную, своего пастыря, грубым видом и жесткими словами отвечали ему, говоря: «нет лошадей», хотя того села жители в тогдашнее время весьма были богаты как лошадьми, так и хлебом всяким, «и что ты, ведь не губернатор наш, чтоб скоро собрать лошадей». Он будучи таким грубым отзывом их разогорчен, говорил им: «да я вам пастырь: вы и мене обязаны сочесть не меньше губернатора, и послужить мне, как пастырю своему». «Да ты де, отвечали мужики, пастырь над попами, да дьяками». Такая их необузданность в ответ паче огорчила дух Преосвященного, так что он принужден был сказать, чтоб они его больше не мучили и боялись бы Бога. Итак, они его продержали долгое время хотя прогонные деньги он им не только по надлежащему, но еще с лихвою платил; а посему с немалым огорчением отправился в предлежащий путь. – В 1780 году случилось мне посланному быть от преосвященного в Воронеж, и в оном селе Хлевном у тамошнего некоторого старика заночевать; между разговорами слышу от того мужичка и от прочих собравшихся к нему стариков просьбу ко мне, чтоб потребовал я от преосвященного всем того села жителям прощение. Пересказывая мне прошедшую свою вину и все то приключение, они говорили, что от того де времени, как сей архиерей наше село проклял, ни у кого не стоят лошади до ныне, но у всех хорошие лошади мрут; старики говорили, что прежде у них довольное количество было весьма хороших лошадей, а теперь многие в лошадях и в хлебе недостаток претерпевают, а паче из тех, которые де так грубо отвечали архиерею. Я советовал оным мужичкам самим явиться к пастырскому его лицу. По совету моему, они приезжали к нему в Задонский монастырь. Когда же я докладывал о тех мужичках и о всех случившихся им обстоятельствах, то Преосвященный, вспомнив тот час о тех приключениях скорбных, все тое подробно пересказал мне, как я от тех мужичков слышал. «Но проклинать их, говорил он, и де не проклинал, но за непочтение и оскорбление пастыря наказует де их Бог». В то время был он в здравии своем слаб, да редко кого до себя допускал. Не допустил и их, но простил заочно через меня».

Неусыпные труды Святителя по управлению обширною и неустроенною епархиею с каждым годом более и более разстраивали и без того слабое его здоровье. Еще в первый год своего святительства в Воронеже, почти через полгода по прибытии на кафедру Воронежскую (7 августа 1763 года) он писал в прошении своем Святейшему Синоду: «как из Москвы я выехал болен, так и ныне в той же болезни нахожусь еще и паче, которую, как внутрь себя, так и в голове чувствую, чего для и литургии служить и прочих дел по должности и званию отправлять не в состоянии, ибо по часту, как кроме служения, так и в служении обморок находит, о чем, как служащие со мною, так и прочие засвидетельствовать могут. Того ради, Вашему Святейшеству о сем донесши, всепокорнейше прошу, дабы соблаговолено было, мене от епархии уволить, дабы мне в неотправлении должности своей, как пред Богом, так и пред вашим Святейшеством, ответа не дать, и определить в келлию по близости в Троицко-Сергиеву Лавру, на какой Ваше Святейшество порцию соблаговолите». Святейший Синод отклонил эту просьбу Святителя, выразивши надежду, что небесный Врач через земных врачей укрепит его, при молодости лет. В 1766 году Святитель, вынужденный болезненным состоянием своего здоровья, повторил свою просьбу Святейшему Синоду и просился на покой в Задонский монастырь. На эту просьбу Святитель не получил ответа; и уже в третий раз 23 августа, в 1767 году, он обратился с всеподданнейшею просьбою об увольнении его на покой к самой Императрице. Вследствие троекратной его просьбы, Императрица 17 декабря изъявила согласие на его просьбу, назначила ежегодно выдавать ему на содержание по 500 рублей, и дозволила ему избрать местом жительства какой будет ему угодно, монастырь в Воронежской епархии. В начале января 1768 года святитель Тихон и вышел на покой.

Прот. И. Троицкий

О продолжении издания журнала «Руководство для сельских пастырей» в 1884 году.

В 1860 году Святейший Синод благословил издание журнала при Киевской духовной семинарии и нарек ему имя: «Руководство для сельских пастырей». С тех пор благословение Божие видимо почивало на этом издании в продолжение всех минувших двадцати четырех лет и поставило его в разряд старейших и распространеннейших русских духовных журналов. В приближающийся юбилейный год, может быть, найдено будет удобным сказать о значении, какое он имел для русского пастырства, а теперь мы только заявляем, что он в наступающем 1884 году будет продолжаться, оставаясь верным своей программе и изъясненным в ней требованиям.

Имея в виду значение журнала, как органа всего пастырства Русской церкви, редакция приглашает пастырей доставлять ей свои почтенные труды, касающиеся какой бы то ни было стороны пастырского служения. Их статьи, соответствующие цели и характеру издания, будут помещены в журнале с благодарностию и приличным вознаграждением.

Годовое издание, состоящее из 52-х еженедельно выходящих номеров, в объеме от двух до трех листов, составит три тома, исключая печатаемых в приложениях проповедей и библиографических статей.

Подписная цена с пересылкою во все места Российской империи 6 рублей серебром. Плата за журнал по официальным требованиям, как-то: от консисторий, правлений духовных семинарий и благочинных, может быть, по примеру прежних годов, разсрочена до сентября 1884 года.

* * *

В 1884 году при Киевской Духовной Академии будут издаваться по прежде утвержденным программам:

1. Труды Киевской Духовной Академии.

Журнал научного содержания и характера. В нем будут помещаемы научные статьи по всем отраслям наук, преподаваемых в духовной академии, по предметам общезанимательные, по изложению доступные большинству читателей. При журнале будут продолжаться переводы творений блаженного Иеронима и Августина. – «Из творений блаженного Иеронима в следующем 1884 г. будут издаваться его толкования на ветхозаветные книги; из творений блаженного Августина – его творение о граде Божием».

2. Киевские Епархиальные Ведомости

Программа издания следующая: Отдел официальный, Высочайшие манифесты и повеления, синодальные указы и правительственные распоряжения, относящиеся к Киевской епархии, местные административные распоряжения и известия и прочее. Отдел неофициальный, местные церковные историко-статистические известия и достопримечательные письменные памятники, хроника местная и общецерковная, известия о замечательных событиях церковной жизни в церкви русской, восточной, западной и прочее. Объем издания будет увеличен.

«Труды Киевской Духовной Академии» будут выходить ежемесячно книжками от 10 до 12 листов. «Епархиальные Ведомости» будут выходить два раза в месяц, в 8-ю долю листа, не меньше трех листов.

Цена за год с пересылкою: Трудов Киевской Духовной Академии – 7 р., Епархиальных Ведомостей 5 р. Цена Епархиальных Ведомостей вместе с Трудами – 11 р.

Адрес: в Редакцию Киевских Епархиальных Ведомостей, или Трудов, при Киевской духовной Академии, в Киеве.

Можно также подписываться в книжных магазинах: 1) Н. Я. Оглоблина, в Киеве, на Крещатике, 2) И. Л. Тузова – в С-Петербурге, 3) А. Н. Ферапонтова – в Москве, 4) Е. П. Распопова – в Одессе.

В редакции можно получать «Воскресное Чтение» за следующие годы существования журнала при Академии: I (1837–38), II (1838–39), V (1841–42), X (1846–47), XI (1847–48), XII (1848–49), XV (1851–52), XVII (1853–54), XVIII (1854–55), XIX (1855–56), XX (1856–57), XXI (1857–58), XXIII (1859–60), XXIV (1860–61), XXV (1861–62), XXVII (1863–64), XXVIII (1864–65), XXIX (1865–66), XXX (1866–67), XXXI (1867–68), XXXII (1868–69), XXXIII (1869–70), XXXIV (1870–71). Цена 2 руб. 60 к. за год с пересылкой. В. Чтение за 1879–1883 г.г. по 4 р. за экземпляр с перес.

Епарх. Ведомости за 1880, 1881 и 1882 г.г. (в сброшюрованном виде) по 3 руб. 50 коп., а за 1883 г. по 4 руб. за экземпляр с перес.

«Труды Киевской духовной Академии» продаются по уменьшенной цене: 1860–1866, 1868 годы по 2 р. 60 к.; за 1869–1873 годы по 4 р.; за 1874–1878 г.г. по 5 руб. с пересылкою, за 1879, 1880, 1881 и 1882 гг. по 6 руб., за 1883 г. по 7 руб. с пересылкою.

Выписывающим единовременно не менее 10 годовых экземпляров «Трудов» и «Воскресного Чтения» делается уступка по 25% с номинальной цены; выписывающие «Воскресное Чтение» получают сверх того указатель к первым 25 годам этого журнала.

Месячные книжки «Трудов» 1860–1873 гг. отдельно продаются по 65 коп., с пересылкою 75 коп.

* * *

В редакции продаются книги

(Цены на некоторые книги значительно понижены).

1. Толкование на первые 26 псалмов Высокопр. Арсения, Митрополита Киевского (в 8 д. 634 страниц). Цена (вместо трех рублей) 1 руб. 50 коп., с перес. 1 р. 75 коп.

2. Изъяснение Божественной Литургии Высокопр. Арсения, Митрополита Киевского (в 8 д. 450 стр.). Ц. 2 р.

3. Беседы сельского священника с прихожанами, 25 бесед. Ц. 40 коп. с перес. 55 коп.

4. Книга для назидательного чтения Издание второе. Ц. 40 к., с пер. 55 к.

5. Сборник статей из Воскр. Чтения (для народных школ). Ц. 20 к., с перес. 30 к.

6. Самуил Миславский. Ф. Рождественского. Ц. 1 р. 50 к.

7. Исследование о талмуде Ц. 40 коп., с пер. 50 коп.

8. Девять исторических книг священного Писания ветхого завета на русский перев. с евр., с примеч. М. С. Гуляева. Ц. 1 р. 25 коп. (вм. 1 р. 80 к.).

9. Жизнь и творения блаженного Августина Ц. 40 коп., с перес. 50 коп.

10. Яков Косьмич Амфитеатров. Цена 30 коп. (вм. 70 к.).

11. Последние дни жизни преосвящ. Филарета, Митрополита Киевского. Ц. 25 коп. (вм. 50 коп.).

12. Описание 50-летнего юбилея Высокопреосвященного Арсения, Митрополита Киевского и Галицкого, Ц. 50 коп., с перес. 60 коп.

13. Пятидесятилетний юбилей Киевской духовной Академии. Ц. 2 р. 50 к.

14. Список начальников, наставников и воспитанников Киевской духовной Академии первых XXV курсов (1819–1869). Ц. с пер. 10 к.

15. Указатель Воскресного Чтения. Цен. 30 к., с пер. 40 к.

16. Исторический характер книги Иудифь. Н.М. Дроздова. Ц. 50 к.

17. Московское государство при царе Алексее Михайловиче и патриархе Никоне. Ив. Аболенского. Ц. 2 руб.

18. Опыт исторического исследования о числе монастырей русских, закрытых в XVIII и XIX вв. П. Чудецкого. 1877 г. Ц. 50 коп.

19. Воспоминания о покойном митрополите Киевском Арсении. В. Ф. Певницкого. 1877 г. Ц. 50 коп. (вм. 80 к.).

20. Топография нынешней Киевской епархии в XVII в. по Андрею Целларию (с картою). С. Цыкевича. К. 1877 г. Ц. 50 к. (вм. 75 к.).

21. Происхождение и состав 1 и 2 кн. Паралипоменон. 1878 г. А. Царевского. Ц. 70 к.

22. Христианская наука, или основания святой герменевтики, творение блаженного Августина. Ц. 25 коп., с пер. 35 коп. (вм. 90 к.).

23. Учение святых отцов подвижников о благодати Божией. Ц. 25 коп., с пер. 35 коп. (вм. 65 к.).

24. Император Феодосий. Ц. 25 коп., с пер. 35 коп. (вм. 45 к.).

25. Император Юстиниан и его заслуги для церкви. Ц. 25 к., с пер. 35 к. (вм. 65 коп.).

26. Софроний, патриарх Иерусалимский. Ц. 25 к., с пер. 35 к. (вм. 55 к.).

27. Михаил Керулларий. Ц. 25 коп., с пер. 35 коп. (вм. 65 к.).

28. О времени крещения святой Ольги. Ц. 10 к., с пер. 15 к.

29. Киев с его древнейшим училищем Академией. В.П. Аскоченского. Два больших тома. Ц. 1 руб. 50 коп. (вм. 3 руб.).

30. Историческое обозрение богослужебных книг. Ц. 25 коп., с пер. 35 к. (вм. 75 к.).

31. О чине православия. Ц. 25 к., с пер. 35 коп. (вм. 65 к.).

32. О первоначальном переводе святого писания на славянский язык. Ц. 10 коп., с пер. 20 коп. (вм. 33 к.).

33. Библейская хронология. Ц. 60 коп., с пер. 75 коп.

34. Польская грамматика. Ц. 25 к., с пер. 35 к. (вм. 45 к.).

35. Собрание сочинений студентов Киевской духовной Академии. Т. 1-й. Ц. 75 к., с перес. 1 р. (вм. 1 р. 25 к.).

36. О книге премудрости Соломона. Д.В. Поспехова. Ц. 2 руб., с пер. 2 р. 50 к. (вм. 3 р.).

37. Мелетий Сигас и его участие в делах русской церкви, т. 1-й, Ив. Игн. Малышевского. Ц. 3 р. 50 к. (вм. 4 р.).

38. Обзор философских учений. П. Ив. Линицкого. Ц. 80 коп. (вм. 1р.25к.).

39. Философия отцов и учителей церкви (период древних апологетов христианства). К.Ив. Скворцова. Ц. 1 р. 85 коп., с пер. 2 руб.

40. Об авторе сочинений, известных с именем святого Дионисия Ареопагита. К. Ив. Скворцова. Ц. 65 к., с пер. 80 к.

41. Блаженный Августин, как психолог. К. Ив. Скворцова. Ц. 1 руб. 30 коп., с перес. 1 р. 50 коп.

42. Записки по церковному законоведению. Прот. И. М. Скворцова, изд. 4-е. Ц. 90 коп., с пер. 1 р. 5 коп.

43. О видах и степенях родства. Прот. И. М. Скворцова. Цена 35 к., с перес. 45 коп.

44. О Происхождении и составе римско-католической литургии и отличия ее от православной. Ив. М. Бобровницкого. Цена 65 коп., с перес. 80 к.

45. Синайское Дело. А. Д. Воронова. Ц. 1 руб. с перес.

46. Сборник из лекций бывших наставников Киевской духовной Академии, архим. Иннокентия, прот. Ив. М. Скворцова, П. С. Авсенева (архим. Феофана) и Я. К. Амфитеатрова. Ц. 2 р. 50 к. (вм. 3 р. 40 к.).

47. Об отношении древней христианской церкви к римскому государству. П. А. Лашкарева. Ц. 30 к. (вм. 40 к.).

48. Киевская архитектура в X–XII вв. П. А. Лашкарева, ц. 30 к.

49. Бекон Веруламский, Куно-Фишера (с портретом Бекона). Ф. А. Терновского. Ц. 20 к., с перес. 30 к. (вм. 40 к.).

50. Изучение византийской истории и с приложением в древней Руси. Ф. А. Терновского (1-й выпуск весь распродан). Выпуск 2-й. 1876 г. Цена 1 р. 50 к.

51. Апокрисис Христофора Филалета и история Флорентийского Собора (большой том более 600 страниц). Цена три рубля.

52. Ветхозаветная История. Прот. И. М. Скворцова. Ц. 70 коп.

53. О Богослужении православной церкви. И. М. Скворцова. Ц. 80 коп.

54. Призвание Авраама и церковно-историческое значение этого события. П. Ив. Щеголева. Цена с перес. 1 р. 20 к.

55. Правило пастырское св. Григория Двоеслова. Перев. Д. А. Подгурского. Цена 1 р. 25 к. с пересылкой.

56. Андрианка. Комедия Теренция. Перевод Д. А. Подгурского. Цена 50 к. с перес.

57. Описание рукописей церковно-археологического музея. Н. И. Петрова. (1-й вып. распродан). Вып. 2-й. 1877 г. Ц. 1 р. 50 к.; вып. 3-й, 1879 г. Ц. 1р. 75к.

58. Судьбы древних памятников св. земли. А. А. Олесницкого. Ц. 20 к.

59. Св. Земля. А. А. Олесницкого (более 35 лист. с рисунками). 1875 г. Т. 1. Цена 2 р. 50 к.; т. 2-й, 1878 г. Ц. 3 руб.

60. Ответ на предложенную старокатоликами схему о Св. Духе. Архимандрита Сильвестра. 1875 г. Ц. 75 к. (см. 1 р.).

61. Богослужение христианское со времени апостолов до четвертого века. Ф. А. Смирнова, 1876 г. Ц. 2 руб.

62. Жизнь Иисуса Христа по евангелиям и народным преданиям (с литографическим изображением лика Спасителя). К. П. Скворцова. 1876 г. Ц. 2 р.

63. Подложное письмо половца Ивана Смеры к великому князю Владимиру святому. Ив. Иг. Малышевского. 1876 г. Ц. 75 коп.

64. Деятельность митрополита Евгения в звании председателя конференции Киевской Академии. Его же. Ц. 30 к.

65. Исторический взгляд на взаимные отношения между сербами и русскими в образовании и литературе. Н. И. Петрова. 1876 г. Ц. 60 к.

66. Собрание сочинений М. А. Максимовича. Т. I. (817 стран.). К. 1876. Ц. 4 р.; т. 2-й (с рисунками), 1877 г. Ц. 3 руб.

67. Отношение римского государства к религии вообще и к христианству в особенности до Константина великого включительно. П. А. Лашкарева. Киев, 1876 г. Ц. 1 р., с перес. 1 р. 20 к.

68. Учение Аугсбургского исповедания и его апологии о первородном грехе. М. Ф. Ястребова. 1877 г. Ц. 1 р. 30 к.

69. Кирилл и Мефодий. Главнейшие источники для истории свв. Кирилла и Мефодия. А. Д. Воронова. К. 1877 г. Ц. 2 руб.

70. Три первые века христианства. Проф. Терновских. К. 1878 г. Ц. 1 р. 50 к. с перес. 1 р. 80 к.