«Бэла»
Новелла «Княжна Мери» завершает собой дневник Печорина. Как известно, повести в произведении Лермонтова расположены не в хронологическом порядке: последовательность событий читателю приходится восстанавливать самостоятельно. Внешняя канва событий выглядит следующим образом. Печорин, проведя молодость в Петербурге, был выслан на Кавказ за какую-то шумную историю. По дороге туда он останавливается в Тамани (новелла «Тамань»). После некоторого пребывания на месте службы ему было разрешено пользоваться минеральными водами в Пятигорске (новелла «Княжна Мери»). За дуэль с Грушницким его направляют в дальнюю крепость, комендантом которой был Максим Максимыч. Во время отлучки из нее в казачью станицу герой становится участником истории с Вуличем (новелла «Фаталист»). Возвратившись в крепость под надзор Максима Максимыча, Печорин похищает Бэлу (повесть «Бэла»). После этого герой выходит в отставку и возвращается в Петербург. Через пять лет по дороге в Персию он встречается во Владикавказе с Максимом Максимычем (новелла «Максим Максимыч) и оставляет ему свои записки. После смерти героя их публикует рассказчик, встретившийся с Максимом Максимычем во Владикавказе.
Так как новелла «Фаталист» хронологически следует за повестью «Княжна Мери», то было бы естественней всего после анализа дневника Печорина обратиться к ее рассмотрению. Но поскольку эта новелла занимает в романе совершенно особое место, то и разговор о ней пойдет отдельный, а постижение образа Печорина целесообразно продолжить анализом повести «Бэла», так как именно она заключает в себе последнюю, жизненно значимую страницу в печоринской судьбе. После истории с Бэлой у читателя остается только еще одна мимолетная встреча с героем романа — перед его отъездом в Персию, куда Печорин, по его словам, отправляется только для того, чтобы как-нибудь покончить с жизнью. Что же нового о герое произведения содержится в этой новелле?
Одним из ключевых вопросов новеллы, вскрывающих ее смысл, является вопрос о причинах очередной любви героя. Почему Печорин, над которым слово «жениться», по его собственному признанию, имело магическую силу, решается на кражу Бэлы, поселяет ее в собственном доме, а затем упорно добивается от нее ответного чувства? Вопрос этот на первый взгляд не представляет особенных затруднений. Герой сам отвечает на него в своей исповеди штабс-капитану: «…во мне душа испорчена светом, воображение беспокойное, сердце ненасытное; мне всё мало…» Но чего, собственно говоря, мало Печорину? Побед на любовном фронте? Впечатлений сердца? В этой же исповеди чуть ранее он признавался Максиму Максимычу в противоположном: «Потом пустился я в большой свет, и скоро общество мне также надоело; влюблялся в светских красавиц и был любим, — но их любовь только раздражала мое воображение и самолюбие, а сердце оставалось пусто…»
Из анализа новеллы «Княжна Мери» очевидно, что любовь к Вере и довольно непростые отношения, которые сложились у героя с княжной Мери, не приносили удовлетворенности его самолюбию и никак не насыщали его гордыню. И в том и в другом случаях он не свободен от душевного участия в возникших отношениях, и в том и в другом случаях обрекал себя на душевные страдания. Зачем же герой опять встает на этот изведанный им путь, не обещающий ему ничего нового?
Как и в случае с княжной Мери, причины новой любви Печорина не лежат на поверхности, а оказываются глубоко сокрытыми. Требуется особая внимательность к тексту, чтобы понять, что движет героем на этот раз. При чтении новеллы обращает на себя внимание тот факт, что отношения с Бэлой имели для Печорина одну, свойственную только им, характерную особенность: с Бэлой герой романа, пусть не очень долгое время, впервые был по-настоящему счастлив. Когда рассказчик спросил штабс-капитана, продолжительно ли было их счастье, тот утвердительно и без раздумий ответил: «Да, они были счастливы!» В другом месте своего рассказа Максим Максимыч снова упоминает об этом светлом периоде их отношений: «Григорий Александрович наряжал ее, как куколку, холил и лелеял; и она у нас так похорошела, что чудо; с лица и с рук сошел загар, румянец разыгрался на щеках, — уж какая, бывало, веселая, и все надо мной, проказница, подшучивала… Бог ей прости!..» Состояние кратковременного счастья героя показано через восприятие штабс-капитана, человека, наделенного врожденным инстинктом доброты. Максим Максимыч, и сам сердечно привязавшийся к Бэле, не смог бы ошибиться ни в чувстве Бэлы, ни в искренности любви Печорина. Была и другая причина, в силу которой историю с Бэлой читатель слышит из уст штабс-капитана: автор предоставляет стороннему лицу, питавшему к Печорину дружеское расположение, рассказать историю его любви с Бэлой, так как сам герой, зараженный болезнью противоречия и склонный выставлять дурные стороны своего характера, вряд ли стал бы описывать испытанное им счастье.
Следует задуматься над этим фактом: Печорин, пресыщенный знаток светской жизни, который умело и расчетливо играл сердцем княжны Мери, здесь, в военной крепости далекого Кавказа, где не было привычной среды, питавшей его страсти и раздражавшей его самолюбие, холит и лелеет дочь черкесского князя, «как куколку». И Бэла — дитя природы, — совершенно не знакомая с кокетством, чувствуя не игру со стороны Печорина, а искреннюю и пылкую любовь, расцвела и «похорошела, что чудо». Эти детали подтверждают, что чувство Печорина к Бэле было совершенно не похоже на всё то, что он испытывал до этого.
Исходя из этих наблюдений, можно сделать вывод о том, что отнюдь не претензии избалованного самолюбия, не привычка побеждать руководила Печориным, когда он искал ответного чувства Бэлы. Роман с Бэлой не был для главного героя очередным любовным приключением, в которое он завлекся «тяжестью предприятия». Он упорно добивался ее любви вовсе не потому, что привык к победам, к тому, чтобы другие беспрепятственно подчинялись его прихоти. Как представляется, в этих последних отношениях для него сосредоточилось нечто гораздо большее, чем просто любовь.
Если бы основу отношения Печорина к Бэле составляло чисто любовное чувство, то очередная победа, насытив его самолюбие, была бы быстро забыта. Однако этого не происходит. Хоть герой и признавался впоследствии, что «любовь дикарки немногим лучше любви знатной барыни», что «невежество и простосердечие одной так же надоедают, как и кокетство другой», тем не менее он и после этого печального «открытия» сохранил к Бэле глубокое чувство. «Если хотите, я за нее жизнь отдам», — уверяет он, из чего видно, что он, несмотря на потерю первоначального чувства, по достоинству ценил человека, с которым его связала судьба. Когда, подъезжая с охоты к крепости, Печорин увидел Казбича, увозящего Бэлу, то, по замечанию штабс-капитана, «взвизгнул не хуже любого чеченца», схватил ружье и бросился за ним в погоню. А после похорон Бэлы «был долго нездоров, исхудал…» Не смог забыть Печорин Бэлу и после того, как покинул Кавказ. Когда Максим Максимыч в последний раз встретил Печорина, направлявшегося в Персию, между ними произошел знаменательный диалог:
— А помните наше житье-бытье в крепости? А Бэла?..
Печорин чуть-чуть побледнел и отвернулся…
— Да, помню! — сказал он, почти тотчас принужденно зевнув…
Это «чуть-чуть побледнел и отвернулся» — обычная печоринская попытка скрыть свои чувства, не исчезнувшие в нем и после пяти лет пребывания в далеком Петербурге. Нет, дело, конечно, не в том, что Печорину просто «надоело» простосердечие и невежество Бэлы.
Попав на Кавказ, герой надеялся, что постоянная угроза гибели обновит в нем чувство бытия, что близость смерти оживит его и что чеченские пули заставят его «сердце биться сильнее». Но когда он привык и к «жужжанию пуль», когда обнаружил «скуку» даже там, где близко дыхание смерти, тогда потерял, как сам утверждает, «почти последнюю надежду». Он говорит Максиму Максимычу: «Я надеялся, что скука не живет под чеченскими пулями — напрасно: через месяц я так привык к их жужжанию и к близости смерти, что, право, обращал больше внимания на комаров, — и мне стало скучнее прежнего, потому что я потерял почти последнюю надежду». Это печоринское «почти» означает, что вера в жизнь в нем тогда не была еще окончательно убита. Последней ниточкой, связывавшей его с живой жизнью, и оказалась Бэла с ее чистой душой и девственным восприятием мира. Только после ее гибели Печорин открывает Максиму Максимычу, чем эта черкешенка была для него: «Когда я увидел Бэлу в своем доме, когда в первый раз, держа ее на коленях, целовал ее черные локоны, я, глупец, подумал, что она ангел, посланный мне сострадательной судьбою…» Судьба наконец как почудилось герою, в первый раз в жизни проявила к нему сострадание и послала свободное от влияния света существо, которому отведена была роль исцелителя всюду преследующей его тоски, врачевателя недугов его души. Вот чего, оказывается, ожидал Печорин от отношений с дочерью чеченского князя. Именно поэтому он и добивался от Бэлы ответного чувства с необычной для него силой и решимостью, как будто в этом ответе сосредоточилась вся его судьба.
О последней такой отчаянной попытке Печорина сломить упорство Бэлы и добиться ее любви Максим Максимыч поведал рассказчику следующее: «Раз утром он велел оседлать лошадь, оделся по-черкесски, вооружился и вошел к ней. “Бэла! — сказал он, — ты знаешь, как я тебя люблю. Я решился тебя увезти, думая, что ты, когда узнаешь меня, полюбишь; я ошибся: — прощай! оставайся полной хозяйкой всего, что я имею; если хочешь, вернись к отцу, — ты свободна. Я виноват перед тобой и должен наказать себя: прощай, я еду — куда? почему я знаю! Авось, недолго буду гоняться за пулей или ударом шашки: тогда вспомни обо мне и прости меня”. Не слыша ответа, Печорин сделал несколько шагов к двери; он дрожал — и сказать ли вам? я думаю, он в состоянии был исполнить в самом деле то, о чем говорил шутя. Таков уж был человек, Бог его знает!» Из этих слов Максима Максимыча совершенно очевидно: Бэла для Печорина — не просто очередная возлюбленная, и отношения с ней были для него последней, отчаянной попыткой вернуть себя к живой жизни. Печорин, как представляется, надеялся обрести через отношения с Бэлой не новизну любовного чувства, а новизну восприятия жизни. На Кавказе, среди горцев, не успевших еще приобщиться губительной отраве цивилизации, в дочери черкесского князя он встретил нечто особенное, нечто совершенно отличное от того, с чем сталкивался в своей среде. Он искренне полагал, что то целомудренное отношение к бытию, которым отличалась эта девушка, будет питать и его душевные силы, что жизнь рядом с ней преобразит его. Он надеялся, что через ее любовь привьется и к его душе то непосредственное ощущение жизни, которое живет в ней. Бесконечно измучившись тоской и бесцельностью своего существования, Печорин увидел в Бэле тот неожиданный подарок провидения, который мог бы исцелить его от тяжелой «болезни» века. В своей исповеди герой сам проговаривается Максиму Максимычу об этом, бросая глухой намек на очередной катастрофический срыв его тайных, невысказанных ожиданий. «Я опять ошибся, — с горечью замечает он, — любовь дикарки немногим лучше любви знатной барыни…» Не лучше вовсе не потому, что она так же быстро приедается, а в силу того, что нисколько не предохраняет героя от бесцельности существования и от разъедающей душу тоски.
В «Бэле» герой романа предстает перед читателем в состоянии окончательной утраты душевных сил и интереса к жизни. Читатель застает его в той фазе внутреннего развития, когда ждать от жизни герою более нечего, в тот момент, когда в нем умирают последние надежды на внутреннее оживление. Гибель Бэлы является не просто завершением любовных похождений Печорина, но и полагает конец и его собственному существованию. Жизненный поиск героя после кончины Бэлы завершен: ему остается только умереть физически. Печорин и сам хорошо понимает, что после истории с Бэлой ему жить больше не для чего.
Вместе с тем в новелле проявляет себя и другая сторона печоринской души. О ней ничего не говорят ни Максим Максимыч, ни автор, ни, разумеется, сам герой. Но ее обязан увидеть и отметить внимательный читатель повести. В своей последней, отчаянной попытке исцелиться от преследующей его тоски Печорин оставался до конца последовательным и предельно честным перед самим собой. Не найдя освобождения от болезни века в отношениях с Бэлой, герой оказывается органически неспособным на компромисс с собой. Необычайная цельность натуры и врожденный инстинкт правды даже перед лицом смерти не позволили ему ни снизить уровень своих требований к жизни, ни опошлиться, ни обрести малодушное убежище в той или иной лжи. Именно эта черта героя в конечном итоге обусловила его преждевременный уход из жизни. Она же определила и трагическую, одинокую высоту его души. С этой же стороной печоринского характера читатель вновь встречается в новелле романа «Максим Максимыч».
Комментировать