Array ( [_ym_uid] => 1713955589723405433 [_ym_d] => 1713955589 [_ga] => GA1.2.1986444173.1713955589 [_gid] => GA1.2.98887912.1713955589 [_gcl_au] => 1.1.839953234.1713955589 )
<span class=bg_bpub_book_author>игумен Нестор (Кумыш)</span> <br>Тайна Лермонтова

игумен Нестор (Кумыш)
Тайна Лермонтова - Аспекты религиозности (Драма «Маскарад»)

(19 голосов4.5 из 5)

Оглавление

Аспекты религиозности (Драма «Маскарад»)

Религиозность авторского сознания может проявлять себя по-разному. Автор может использовать главного героя своего произведения в качестве носителя религиозной идеи, сделать его рупором своих взглядов и убеждений. При этом произведение неизбежно становится художественной иллюстрацией религиозного постулата, превращается в своеобразную проповедь, что отрицательно сказывается на его художественном достоинстве, а сам писатель, хочет он того или нет, принимает на себя нескромную, претенциозную роль учителя общества. Персонажи теряют жизненную убедительность и превращаются в схемы. Происходит противоположное тому, к чему стремится автор: произведение в целом утрачивает силу воздействия. Даже если автор имеет подлинный талант, то подобное направление в творческой деятельности заводит его в тупик. Характерный пример — мучительные терзания Гоголя, сжегшего второй том «Мертвых душ». В поздний период жизни писатель решил подчинить свое творчество религиозной пропаганде. В нем возникла убежденность, что он имеет на это право, однако инстинкт правды и художественная одаренность вступили в противоречие со стремлением поучать и назидать русское общество. Он не мог не видеть художественного неправдоподобия получавшихся у него героев, но и не нашел в себе силы отказаться от ложно принятой на себя мессианской роли. Последовал затяжной творческий кризис, из которого Гоголь не смог найти выхода, а за ним — и трагический обрыв жизни писателя.

Настоящий художник свободен от стремления превращать свое творчество в кафедру проповедника. Он преднамеренно уходит от попытки склонять читателя в сторону своего миропонимания, и в своем произведении прямо не декларирует своей жизненной позиции. Его творчество если и содержит в себе скрытый призыв к высоким истинам, то в силу совершенно иных причин. Жизнь, которую он создает в своем творении, если она угадана верно, обязательно станет отражением той божественной правды, которая положена в основу всего сущего. Собственно говоря, самое стремление к этой правде и является первоначальным импульсом творческой деятельности, отправной точкой творческого поиска. У настоящего художника уже сам позыв к творчеству становится явлением высшего порядка. Возникновение этого позыва в недрах его души связано с озаренностью той или иной истиной, интуитивным приближением к ней. И если он находит в себе силы откликнуться на призыв свыше, то отдаленный свет явившейся в его сознании истины найдет полноценное раскрытие в создаваемой им художественной реальности. В этом случае художник становится проводником божественной истины посредством самой жизни, которую созидает в рамках своего произведения. Задача читателя — суметь увидеть эту истину, проникнуться и вдохновиться ею настолько, насколько она овладела душой и умом автора произведения.

Но существует и бессознательное отражение религиозности авторского «я». Произведение — это не только угаданная художником правда жизни, не только посетившее его откровение высшего порядка, нашедшее воплощение в созданной им художественной действительности. Произведение — это еще и интереснейший документ, наилучшим образом характеризующий самого автора. Его можно рассматривать как своеобразное досье, которое наиболее точно и полно воспроизводит его духовный облик. Произведение можно уподобить гипсовой форме, содержащей в себе все мельчайшие черты личности его создателя. Произведение, по определению Пушкина, есть та заветная лира, в которой хранится душа поэта («Нет! весь я не умру, душа в заветной лире / мой прах переживет и тленья убежит»). Вышедшее из недр авторского сознания произведение выявляет затаенные глубины авторского «я» и в силу этой причины обнаруживает не только правду действительной жизни, но и сокровенную правду о личности его создателя, высвечивая ее в новом, подчас неожиданном свете. Ведь высокое творчество — во многом деятельность интуитивного характера, таящая в себе неразрешимые загадки и для самого художника. В каком-то смысле оно есть таинство, открывающее в нем неизведанные глубины духа. Вот почему произведение может заключать в себе ту религиозность, которая не лежит на поверхности авторского сознания и которая порой оказывается сокрытой от самого писателя.

Одним из таких произведений, которое содержит в себе бессознательную религиозность автора, и является лермонтовская драма «Маскарад».

На первый взгляд «Маскарад» не содержит в себе ничего такого, что можно было бы соотнести с системой христианских ценностей. В центре произведения — обычная для многих произведений Лермонтова личность, утратившая чистоту, возвышенность и искренность чувства, а вместе с этим и смысл своего существования. Пороки светской жизни, которым предавался главный герой в прошлом, разрушили и опустошили его душу; наслаждения, в которых он неосторожно погубил себя, быстро потеряли для него свою привлекательность. Ничего, кроме безысходного томления бессодержательностью и бесцельностью существования, как ему кажется, не ожидает его в будущем.

Однако внезапно в однообразной жизни Арбенина происходит перемена. В начале пьесы читатель застает его в тот момент, когда он, казалось бы, окончательно закрывший свое сердце для «счастия земли», неожиданно вновь оживает для «жизни и добра». Нравственное «воскрешение» охладевшего ко всему героя, терзающегося пустотой светского существования, происходит благодаря возникшему в нем чувству к жене. Мотивы, побуждающие Арбенина вступить в брак, несколько противоречивы, с одной стороны, женитьба была попыткой хоть как-то изменить опостылевшее существование, с другой — окончательным отказом от живой жизни. Характерно, что Арбенин вступает в брак с Ниной, совершенно не зная ее. Утомленный бесконечными волокитствами, он решает жениться только для того, чтобы вырваться из порочного круга светских связей, и с той только целью, чтобы, как он сам говорил, «иметь святое право / уж ровно никого на свете не любить». Это арбенинское «никого на свете не любить» равносильно, в понимании Лермонтова, самопроизвольному погребению заживо.

Но происходит непредвиденное: Арбенин открывает в своей супруге «покорное, прекрасное и нежное созданье». Он пленяется ее нравственной красотой и внезапно обнаруживает в своем сердце глубокое чувство к ней:

И вдруг во мне забытый звук проснулся,

Я в душу мертвую свою

Взглянул… и увидал, что я ее люблю…

Чрезвычайно важно в судьбе Арбенина и то, что Нина питает к нему ответное чувство. Своей нетребовательной, доверительной и преданной любовью она возвращает его в «мир прекрасный чувств забытых». Герой настолько дорожит своим нравственным пробуждением, что без Нины не мыслит своего дальнейшего существования:

Твоя любовь, улыбка, взор, дыханье…

Я человек: пока они мои,

Без них нет у меня ни счастья, ни души,

Ни чувства, ни существованья!

Хотя герой и озарен новым и глубоким чувством, он далек от незрелой экзальтации, воодушевленности новыми перспективами, свойственным юному возрасту. Безмерно дорожа своим чувством, Арбенин в то же время опасается вспыхнувшей в нем любви. Над ним тяготеет опыт прожитых лет:

Опять мечты, опять любовь

В пустой груди бушуют на просторе;

Изломанный челнок, я снова брошен в море:

Вернусь ли к пристани я вновь?

Зная по опыту вероломную обманчивость жизни, он не может в очередной раз всецело доверяться ее ходу, опасаясь крушения возникших надежд под коварным ударом судьбы, которая может и в этот, последний для него раз, оставить его ни с чем.

Любовь к Нине по-новому раскрывает героя. В своих монологах Арбенин чернит свое прежнее существование, вспоминая о нем не иначе как с «глубоким отвращением». Однако в своих обращениях к прошлому он явно сгущает краски. Вспыхнувшая любовь к Нине доказывает, что и до встречи с ней жизнь Арбенина состояла не из одних только «волнений порочной юности». Ведь «забытый звук» чистого чувства может «проснуться» только в той душе, которая и ранее была знакома с этим звуком, иначе говоря, которая пережила однажды искреннюю любовь. Арбенина неожиданно захватывает глубокое чувство, следовательно, было в прошлой жизни героя то время, когда он любил по-настоящему. Этот факт заставляет сделать и другое предположение: нарисованная героем история отчаянного прожигания жизни могла быть драмой постигшего его разочарования (об этом же, кстати, свидетельствует и брошенная героем фраза «опять мечты», которой он характеризует новый период своей жизни).

И еще одно наблюдение. Оно касается арбенинской строгости к самому себе. Обличая свою порочную юность, герой как бы не замечает положительного содержания прожитых лет. Однако, как было только что отмечено, самая способность Арбенина оценить Нину, человека ничем не запятнанной души, и отдаться чувству любви к такой женщине, свидетельствуют как о светлом опыте прожитых лет, так и о добрых задатках арбенинской души. Не всё в ушедших годах Арбенина было порочно, не всё в них было беспросветно. Почему же тогда герой в слишком мрачных тонах рисует картину своей молодости? Здесь проявляет себя другая скрытая черта арбенинской души — его склонность к слишком суровому самоанализу. Арбенин, как и многие другие персонажи Лермонтова, зачастую преувеличивает свою виновность перед самим собой. Нередко лермонтовский герой, углубляясь в себя, проявляет к себе чрезмерную строгость, что говорит об изначальном идеалистическом устроении его души, ибо только люди, настроенные идеалистически и изменившие в чем-либо своему идеалу, склонны впоследствии к беспощадному, безоговорочному суду над собой.

Итак, главный герой драмы «Маскарад» не совсем таков, каким себя представляет. Он не тождествен своим монологам. Не слишком стоит доверять Арбенину, когда он открывает душу перед читателем. Необходимо полагать некоторую разницу между тем, что герой говорит о себе, и тем, что он представляет собой на самом деле.

Вместе с тем герой не свободен и от другой крайности: от той обычной духовной близорукости, которая мешает человеку правдиво видеть самого себя и заставляет его переоценивать значение своей личности. Арбенин не видит того, что и в своем новом, как ему кажется, качестве он все же остается прежним Арбениным. Несмотря на возвышенную и исключительную любовь к Нине, он не меняет усвоенных им норм эгоистичного отношения к человеку. Никакого глубокого переворота в нем, увы, не совершается. Его душа, его любовь — и в этом главная беда героя — по-прежнему остаются отравленными великосветским ядом индивидуализма. В начале пьесы умный, наблюдательный, но и циничный приятель Арбенина Казарин, старинный наперсник его «буйной» молодости, продолжает общаться со своим другом по-старому, совершенно не желая признавать происшедшей в нем перемены. Характеризуя Арбенина вездесущему и угодливому Шприху, Казарин говорит:

Женился и богат, стал человек солидный;

Глядит ягненочком, — а, право, тот же зверь…

Мне скажут: можно отучиться,

Натуру победить. — Дурак, кто говорит;

Пусть ангелом и притворится,

Да черт-то всё в душе сидит.

«Черт-то всё в душе сидит», — отзывается о герое Казарин, именуя чертом арбенинскую уверенность в своем мнимом превосходстве над другими. В пьесе Арбенин не раз выражает откровенное пренебрежение по отношению к тем, кто его окружает. Другой персонаж пьесы — Неизвестный — в последнем разговоре с Арбениным замечает:

Но ты — в твоей груди уж крылся этот холод,

То адское презренье ко всему,

Которым ты гордился всюду!

Отмечает Казарин и другую черту своего давнего приятеля. Называя его «зверем», он разумеет жестокое и немилосердное обращение Арбенина со всяким, кто отважится покуситься на его благополучие, будь оно материальным или сугубо нравственным. Арбенин привык неукоснительно следовать закону мести, негласно установленному в великосветской среде. Можно было бы заподозрить Казарина в том, что он воспринимает своего приятеля сквозь призму их прежнего совместного разгульного времяпрепровождения. Однако эту же черту героя отмечает и другой персонаж пьесы — баронесса Штраль. «Ужасен / в любви и ненависти он», — говорит она князю Звездичу, стремясь оградить его от неминуемой мести Арбенина. Неизвестный характеризует героя подобным же образом: «Когда обижен — мщенье! мщенье — / вот цель его тогда, и вот закон!»

По замечанию баронессы, арбенинская мстительность может распространяться не только на врагов, но и на предмет его любви, что говорит о том, что Арбенин любит Нину как собственник. Он видит в ней прежде всего существо, поддерживающее в нем его душевные силы. Это хорошо понимает Казарин:

Последний пункт осталось объяснить:

Ты любишь женщину… ты жертвуешь ей честью,

Богатством, дружбою и жизнью, может быть;

Ты окружил ее забавами и лестью,

Но ей за что тебя благодарить?

Ты это сделал все из страсти

И самолюбия, отчасти, —

Чтоб ею обладать, пожертвовал ты всё,

А не для счастия её.

Правота казаринского взгляда на героя доказывается дальнейшим ходом пьесы. Заподозрив Нину в измене, Арбенин не щадит предмет своей любви и осуществляет убийство ни в чем не повинного существа. Возвышенное чувство к Нине оказывается обезображенным безумной, несправедливой ревностью, в которой, без сомнения, проявляется неизжитый опыт прежнего порочного существования героя. Отравив некогда душу ядом страстей и тем самым убив в себе человека, Арбенин на основании своего личного опыта склонен и в других усматривать такое же преобладание порока над человеческим достоинством. Когда Нина оказывается жертвой хитросплетенной интриги, Арбенин с неоправданной быстротой отдается во власть маскарадной клеветы. Слишком уж легко и безрассудно он перечеркивает светлый опыт общения с Ниной. Это происходит потому, что в минуту жизненного испытания в герое проявляет себя стереотип сознания, сложившийся в его душе от прошлой жизни, под губительным влиянием порока. Об этой черте Арбенина упоминает Неизвестный в разговоре со Звездичем: «Но вы его души не знаете подозренья ей стоят доказательств». Увы, наследие зла не может не предъявлять свои права на Арбенина, оно укоренено в нем гораздо глубже, чем ему это представляется.

Индивидуализм и гордыня роднят Арбенина с другими представителями маскарадного мира, делают его одним целым с ним. В нравственном отношении он вовсе не так уж далек от других персонажей драмы. Хотя герой и говорит жене, что с ней он «далеко от толпы завистливой и злой», но и рядом с Ниной он продолжает оставаться неотъемлемой частью великосветского, «пестрого сброда». Казарин и Шприх, Звездич и Неизвестный — похожие на Арбенина пресыщенные циники, скучающие на пиру жизни. Достижение личной выгоды любой ценой, подчинение других своему «я», непременная месть своему противнику — вот нехитрые правила их личного существования.

У каждого героя в завязавшейся драматической интриге имеется своя затаенная цель. Баронесса пытается скрыть возникшую страсть к Звездичу, для чего пускает в свет сплетню о порочной связи Нины с князем; скучающий Звездич ложно воодушевлен возможной связью с Ниной; Шприх озабочен возвратом процентов с баронессы, поэтому угодливо подхватывает пущенную ею ложь; Казарин с помощью карточной игры и вовлечения в нее Арбенина хочет поправить свои дела и потому тоже заинтересован в распространении сплетни; Неизвестный жаждет мести и управляет ходом всей интриги.

Уродливое переплетение ничтожных интересов и низменных страстей представителей «маскарадного» мира приводит к тому, что все герои драмы оказываются связанными друг с другом. Это переплетение показывает атмосферу великосветской жизни, основанной на началах неприкрытого эгоизма, состоящей из борьбы мелких самолюбий, где каждый пользуется обманом других для достижения поставленных целей. Баронесса очень точно называет сложную игру маскарадного общества, в центре которой оказывается Арбенин, «цепью ужасных предприятий».

И Арбенин, увы, не становится исключением из общего правила «маскарадной» жизни. Как и все герои пьесы, он одержим себялюбием и заражен началом мести; как и все участники драмы, он носит в себе общую нравственную слепоту и наряду со всеми оказывается вовлеченным в сложное, скрытое противостояние человеческих «я». В этом противостоянии герой терпит сокрушительное фиаско. Почему он проигрывает? Не видя себя должным образом, он не может видеть и запущенной против себя интриги. Не понимая своих страстей, он дает возможность играть ими своим врагам и довольно легко попадает в ловко расставленные сети Неизвестного. В этом смысле он идентичен князю Звездичу. Баронесса Штраль, находясь на балу и скрываясь под маской, очень точно обрисовывает внутренний облик князя:

Ты! бесхарактерный, безнравственный, безбожный, Самолюбивый, злой, но слабый человек;

В тебе одном весь отразился век,

Век нынешний, блестящий, но ничтожный.

Наполнить хочешь жизнь, а бегаешь страстей.

Все хочешь ты иметь, а жертвовать не знаешь;

Людей без гордости и сердца презираешь,

А сам игрушка тех людей.

О! знаю я тебя…

Эта характеристика с некоторыми оговорками может быть отнесена и к самому Арбенину: он тоже становится игрушкой тех, кого презирает.

Показателен и тот факт, что Арбенин не может освободиться от власти «маскарадного» мира. Презирая высший свет, он не в состоянии оторваться от него и уехать в деревню, как предлагает ему Нина. Ради благополучия мужа Нина готова с легкостью и безо всякого сожаления оставить «балы, пышность, моду» и их «скучную свободу». У Арбенина нет спокойной решимости своей супруги. Он не способен на такой шаг, ибо совершенно не готов к самодостаточному существованию. Он зависим от презираемого им «великосветского сброда», не преодолел внутри себя его влияния, не вышел к иным жизненным ценностям и поэтому в духовном отношении является его органичной частью. И трагедия как самого Арбенина, так и его супруги обусловливается идентичностью героя «маскарадному» обществу.

Но есть, без сомнения, в главном герое и нечто такое, что существенно отличает его от прочих персонажей. В отличие от Казарина, Звездича, Неизвестного Арбенин тяготится своей жизнью, он не в состоянии удовлетвориться бесцельным и бессодержательным вращением в сферах «маскарадного» мира, не может признать великосветскую жизнь единственной нормой своего существования, не способен без остатка раствориться во лжи, интригах и пустоте великосветских салонов. Именно поэтому герой дорожит любовью Нины как своим единственным сокровищем. Он робко надеется, что любовь в конечном итоге возродит его к новой жизни, откроет в его душе источник чистого, бескорыстного чувства. Но в то же время наделенный мощным инстинктом правды, он смутно догадывается о шаткости, непрочности своих упований, понимает их утопический, иллюзорный характер и в глубине души боится довериться своим надеждам. И оказывается прав в своих смутных догадках: обрести желанное освобождение через возникшую любовь к чистому и невинному существу ему так и не удастся.

Таким образом, можно утверждать, что Арбенин, с одной стороны, является органичной частью «маскарадного», обезличенного мира, о представителях которого он говорит: «У маски ни души, ни званья нет…». С другой — томится в тисках «маскарадного» общества, тяготится им, не может продолжать жить одной с ним жизнью и тщетно ждет освобождения из плена бездушного «маскарадного» существования.

В «Маскараде», как и в некоторых других произведениях Лермонтова, возникает трагическая безысходность в положении главного героя. Так, в «Кавказском пленнике» узнику, несмотря на пылкую и самоотреченную любовь к нему героини, так и не удается увидеть желанную свободу. В «Ангеле смерти» главный герой, Зораим, точно так же, как и Арбенин, безуспешно пытается сохранить новую жизнь через любовь героини, но остающиеся неизжитыми страсти губят и его самого, и его возлюбленную. В поэме «Мцыри» попытка грузинского послушника «выбраться на волю» из душного монастырского уклада оканчивается тем, что он вновь оказывается у монастырских стен. И как в случае с Арбениным, определяющую роль в неудаче мцыри играет оставленный в его душе и ничем не смываемый отпечаток прежнего существования.

В судьбе Арбенина, как это ни покажется странным, присутствует даже отдаленная перекличка с судьбой Тамары из поэмы «Демон». Ведь Арбенин, в сущности, как и Тамара, пытается высвободиться из-под власти демонического воздействия маскарадного мира. В «Демоне» любая попытка преодолеть демоническое воздействие оканчивалась для Тамары тем, что ею она только приближала свое окончательное поражение и торжество падшего духа. По замыслу Лермонтова, Тамара должна была находиться в неограниченной власти злого начала. То же самое, с некоторыми оговорками, можно сказать и об Арбенине: он не может, как прочие персонажи драмы, ассимилироваться с высшим светом до полной утраты самого себя; он, как и Тамара, не может полностью «демонизироваться». Арбенин тяготится собой, вернее, приобретенным когда-то опытом демонизма, томится заколдованным вращением в «маскарадном» мире, но освободиться от образовавшегося совокупного гнета бездуховности не в состоянии. Попытка же обрести горизонты нового существования через любовь к Нине только еще сильнее затягивает трагически неразрешимый узел образовавшихся противоречий.

Присутствует в драме и свой Демон, заманивающий жертву в искусно сплетенные сети. Это — Неизвестный, единственный персонаж в пьесе, лишенный конкретных очертаний и индивидуальных особенностей. Он таков вовсе не потому, что у автора не хватило фантазии или воображения на создание полноценного художественного образа. Лермонтов преднамеренно и вполне осознанно не дает имени этому персонажу. У него в пьесе особая роль: он наблюдает за каждым шагом своей жертвы, всюду следует за ней, как тень, и при этом везде остается незамеченным. Он тайно направляет весь ход интриги и доводит ее до своего логического завершения, находясь всё время за кулисами великосветского маскарада. Он, как и Демон, не имеет четких очертаний. Он «всегда с другим лицом, всегда в другом наряде» и при этом «знает все дела» Арбенина и «даже мысль его порой». Как и Демон, он совмещает в себе особенности как человеческого существа, так и бестелесного духа (хотя Неизвестный, конечно, более воплощен, нежели Демон. Он в большей степени человек, нежели дух, тогда как Демон все же больше дух, чем человек. Объясняется это тем, что в поэме «Демон» проблема противостояния личности злу имеет совершенно особую степень философской обобщенности). Неизвестный — персонифицированный символ порочности салонного мира столицы и олицетворяет собой все то зло, которое содержит в себе светское общество. Он — его воплощение и его обобщенное выражение. Неизвестный — единственный герой драмы, который решается на самое бесчеловечное, сатанинское по сути, злодеяние. Он знает правду о невинности Нины. Однако, в отличие от баронессы Штраль, предпринявшей неудачную попытку открыть Арбенину правду, Неизвестный не останавливает обманувшегося Арбенина в роковую минуту, а хладнокровно наблюдает за тем, как он отравляет ни в чем не повинного человека.

Совершая мщение, Арбенин оказывается жертвой великосветской интриги, а также низости тех, кто знал всю правду, предвидел кровавую развязку и не захотел предотвратить ее. Нина — величайшая, невосполнимая утрата его жизни; убивая Нину, он будто убивает самого себя. Беря пустое блюдце, в котором было мороженое с ядом, он замечает: «Всё, всё! Ни капли не оставить мне! Жестоко!»

Месть Неизвестного качественно иная. Он — убийца расчетливый, вполне осознанно и продуманно осуществляющий свое злодеяние. Мстя Арбенину, он перешагивает через Нину с хладнокровной жестокостью. Его поистине демоническая мстительность не ведает границ. Однажды проиграв в карты Арбенину огромное состояние отца, Неизвестный всю свою дальнейшую жизнь подчиняет идее мщения. На этом пути он доходит до тех крайних пределов, где человек теряет свою индивидуальность и обезличивается. Поэтому-то он и становится Неизвестным (то же самое, кстати сказать, происходит и с главным героем поэмы «Хаджи Абрек», которая является художественным размышлением Лермонтова о скрытых духовных безднах, таящихся в мести).

Но образ Неизвестного не ограничивается идеей мести. Этот персонаж в своем демоническом развитии следует гораздо дальше, чем его младший брат Хаджи Абрек. «Я увидал, что деньги — царь земли, и поклонился им», — говорит Неизвестный в беседе с Арбениным. Как тут не вспомнить искушение Христа в иудейской пустыне, отвергнувшего предложение сатаны завладеть миром посредством денег? Неизвестный — прямой противник Христа и духовный сторонник дьявола. Он безоговорочно принимает предложение сатаны и делает деньги кумиром своего существования.

Такой персонаж, без сомнения, должен был приготовить для своей жертвы план какого-то изощренного мщения. Так и происходит. Неизвестный стремится морально сломить Арбенина чувством несмываемой вины перед Ниной, сделать его пожизненно нравственным калекой, придавив его тем фактом, что он сам, своими руками загубил свое счастье. Он старается изуродовать душу Арбенина так, чтобы его враг никогда уже не смог более оправиться от нанесенных ему душевных травм. План его, выверенный до мелочей, был совершенно безупречен, безошибочен и не оставлял никаких шансов Арбенину на избавление. Как и в судьбе Тамары, в арбенинской судьбе нашли отражение две характерные для лермонтовских героев особенности: обреченность и безысходность.

Но, как и в случае с Тамарой, демоническая сила, вдохновлявшая Неизвестного (ибо такой план мог сформироваться только под ее воздействием), оказывается посрамленной. Арбенин в кульминационный момент осуществления Неизвестным своей мести вскрывает дьявольский замысел и внезапно обнаруживает во всем происшедшем с ним действие сторонних сил, жертвой которых оказался как он, так и Нина. «Вот что я вам открою, — говорит Арбенин Неизвестному и Звездичу в последней сцене драмы, — не я ее убийца». Это прозрение того, что в убийстве Нины проявляется не столько его личная виновность, сколько непреодолимая, совокупная сила великосветского зла, частью которого является и он сам, становится началом провала плана Неизвестного, началом демонического поражения. «Что ты замолк, несчастный? — обращается Неизвестный к Арбенину, видя его застывшим в неподвижности после правды о потерянном браслете. — Рви волосы — терзайся — и кричи — ужасно! — о, ужасно!» В ответ на эту саркастическую, дьявольскую, но и не лишенную тревоги насмешку Арбенин бросается на своих врагов, называя их метким словом, в котором внезапно угадывает самую суть происходящего. «Я задушу вас, палачи!» — в порыве негодования кричит он Звездичу и Неизвестному, объединившимся в желании отомстить Арбенину. Этим наименованием — «палачи» — Арбенин отводит от себя смертоносное жало обвинения и разворачивает его в сторону своих врагов.

Но самое главное происходит вслед за этим: Арбенин делает весьма неожиданный и совсем не характерный для него шаг. Обращая свою речь к Неизвестному, он называет милым другом того, кого только что назвал палачом. И далее совершает и вовсе непонятные, несвойственные ему поступки. Он прощает Неизвестного, затем падает ему на грудь и плачет:

Ты скорей

Признайся, говори смелей,

Будь откровенен хоть со мною.

О милый друг, зачем ты был жесток?

Ведь я ее любил, я б небесам и раю

Одной слезы ее, — когда бы мог,

Не уступил — но я тебе прощаю!

Арбенин, может быть, впервые в своей жизни делает совершенно новый для себя, исключительно «несветский» поступок: он прощает своего заклятого недруга. «Я тебе прощаю», — произносит Арбенин, который ранее был отравлен ядом мщения ничуть не меньше, чем Неизвестный, Арбенин, с наслаждением осуществивший план изощренного отмщения Звездичу, которого подозревал в намерении соблазнить Нину, Арбенин, не остановившийся и перед убийством Нины. И теперь он говорит главному сценаристу постигшего его бедствия: «Я тебе прощаю». Он не смог сказать этих слов Нине, которую любил совершенно особой любовью, но сказал эти слова Неизвестному, плача и заключая в объятия своего жестокого недруга, лишившего его той, которая была ему дороже собственной жизни. В силу каких внутренних процессов он это делает?

С глаз Арбенина как будто спадает пелена, и он вдруг отчетливо начинает осознавать, что до этого момента не только оставался жалкой игрушкой презираемого им света, но в нравственном отношении являлся неотъемлемой частью «маскарадного» бомонда, что он всего лишь слепой исполнитель и несчастная жертва дьявольской воли, незримо, закулисно вдохновляющей представителей «маскарадного» мира. Только сейчас ему начинает открываться эта истина. Все прежние попытки героя разорвать вериги великосветских отношений, обрести духовную независимость напоминали движение незрячего человека по замкнутому кругу. Только теперь происходит его высвобождение из плена «маскарадного» существования: герою наконец открывается вся безмерная глубина его индивидуализма, вызвавшая гибель Нины. Он называет Неизвестного «милым другом», потому что повязан с ним единой виной перед Ниной. Арбенин, наконец, узнает в нем, как в зеркале, самого себя: Неизвестный — его отражение. Герой понимает это только сейчас, после смерти Нины, и во многом благодаря этой смерти. При жизни Нина ни от чего не смогла уберечь Арбенина, — он и рядом с ней продолжал носить в себе порочную инерцию прежнего существования, привнесенную в его душу высшим светом. Это хорошо понимает его бывший друг Казарин, который постоянно подчеркивает, что в Арбенине, несмотря на происшедшие в его жизни внешние перемены, ничего по сути не изжито. И только сейчас, когда совершилось страшное преступление, вызвавшее непоправимую драму его личной жизни, он совершает акт, прямо противоположный нормам великосветского поведения: он прощает своего недруга.

Он прощает Неизвестного, потому что видит себя звеном в цепи того общего зла, которое вызвало гибель Нины. Он прощает его в силу того, что осознает себя частью среды, которая оказалась повинной в смерти чистого существа. Теперь он видит, как его собственные поступки, продиктованные действием неизжитых страстей, и поступки других представителей «маскарадного» общества, цепляясь друг за друга, сплелись в единый клубок зла и в конечном итоге вызвали гибель Нины. Они все друг перед другом виноваты — вот что становится очевидным для Арбенина. Именно поэтому он плачет на груди Неизвестного и прощает его. Он видит, что среди них нет ни одного, кто имел бы право морального превосходства над другими (кроме разве Нины, которая, в отличие от всех прочих героев, нигде и ни в чем не противопоставляла себя людям, в общество которых ее заключила судьба). В совершившемся кровопролитии Арбенин прозрел нечто такое в человеческой жизни, что заставило его отказаться от великосветского закона мести и развернуло его в сторону христианского закона всепрощения. Только тут, возле бездыханной Нины, в кругу тех, кто осуществил ее убийство, он увидел по-настоящему, во всей полноте как свою глубокую поврежденность, так и страшную искаженность грехом людей, которые явились причиной ее гибели.

Открывшаяся правда о самом себе произвела в герое отрезвляющее действие и вызвала в нем то новое понимание жизни, которое было расценено Неизвестным как умопомешательство. Неизвестный не может понять, что происходит с Арбениным, и приписывает его действия потере рассудка. С позиции Неизвестного, одержимого одним чувством — жаждой мщения, прощать своего обидчика и в самом деле есть не что иное, как сумасшествие. Но для Лермонтова поведение Арбенина — отнюдь не сумасшествие. Ни один герой, созданный его воображением, не знаком с потерей рассудка. В том, что ни Звездичу, ни Неизвестному недоступна та перемена, которая в последние мгновения произошла в Арбенине, нет ничего удивительного. Они как были, так и остаются людьми высшего света. На самом же деле прощение Арбениным своего заклятого врага свидетельствовало о колоссальном сдвиге, происшедшем в его душе. Оно было признаком совершившегося в нем нравственного переворота и подлинного духовного высвобождения героя из того настоящего сумасшествия, которым являлся для Лермонтова высший свет.

«Но я тебе прощаю», — эти слова произносит уже совершенно иной Арбенин. Это Арбенин, в результате трагических событий безмерно возвысившийся как над самим собой, так и над сформировавшим и изуродовавшим его обществом. Моральным высвобождением из дьявольского плена «маскарадной» жизни, который выразился в отказе от продолжения мести и в переходе к всепрощению, Арбенин наносит сокрушительное поражение Неизвестному и оставляет его с пустыми руками, точно так же, как и дух зла, пытавшийся завоевать Тамару в «Демоне», в итоге остается ни с чем.

На примере Арбенина нетрудно заметить, что лермонтовский герой нередко оказывается в положении абсолютной подавленности силами зла. Он поставлен в духовно экстремальные условия и глубоко страдает от двойного насилия. С одной стороны — от зараженности смертоносным ядом индивидуализма, который носит в самом себе. С другой — от демонизма, направленного на него извне, со стороны тех носителей лжи, которые его окружают, которые в своей жизни руководствуются принципами эгоистического самоутверждения и которые создают невыносимо удушающую атмосферу для живой, восприимчивой и нравственно беззащитной души. Соответственно этому двустороннему насилию, которое испытывает герой, лермонтовская драма содержит в себе и двусоставный ответ. Пьеса прежде всего указывает на один из тех путей, которые ведут личность к подлинному высвобождению из сдавливающих ее тисков индивидуализма. Этот путь пролегает через прозрение героем своей глубокой духовной и нравственной поврежденности, через открытие горькой правды о самом себе, иначе говоря, через то внутреннее действие, которое на языке христианских понятий именуется термином «покаяние». Другие пути к духовному освобождению, как-то: удаление из светского общества или любовь к чистому существу — носят иллюзорный характер, являются средством самообмана, нравственного заблуждения и в конечном итоге заводят личность в духовный тупик.

С другой стороны, как и поэма «Демон», драма «Маскарад» содержит в себе лермонтовский ответ на проблему противостояния личности демонической силе, действующей на нее извне и стремящейся к ее полному завоеванию. Как можно было убедиться, в конце пьесы герой путем прозрения, доставшегося ему страшной ценой, возвышается над демоническим началом. Вслед за этим своим вторым шагом — неожиданным переходом от мести к всепрощению — герой окончательно срывает выверенный план Неизвестного и становится абсолютно недосягаем для него. Арбенин, как и Тамара в «Демоне», хотя и остается личностью трагической судьбы, в конечном итоге все же высвобождается из-под тяжелого гнета демонизма, бесконечно уродующего бытие человека.

Однако не лермонтовская вера в нравственные силы личности нашла свое отражение в такой концовке. Неизвестный — не просто один из персонажей пьесы, он — собирательный образ зла. Противостояние личности мировому духу зла своими силами бессмысленно, в этом случае оно неизбежно обречено на провал. Сокрушительное фиаско Неизвестного — персонифицированного духа зла — без сомнения, отражение бессознательной, живой связи души поэта с тем положительным Началом бытия, которое одно только и может противостоять демонической силе. В финале «Маскарада», аналогичном концовке поэмы «Демон», проявляет себя мистическое, высшее заступничество. Абсолютной силе зла, по Лермонтову, может противостоять только божественное покровительство, и в поражении Неизвестного проявилась выстраданная уверенность поэта в непреложности божественного милосердия, обращенного к человеку, испытывающему тотальное насилие зла. Эта уверенность, несмотря на тяжелый опыт демонизма, являлась неотъемлемой частью внутренней жизни Лермонтова. В концовке драмы «Маскарад», без сомнения, сказался тот живой опыт богообщения, который явственно проступает во многих его произведениях.

Жизнь для Лермонтова — всегда арена ожесточенной борьбы тьмы и света. Поэт доводил противостояние добра и зла в душе своих героев до той критической отметки, когда для них это противоборство нередко оканчивалось трагической гибелью, когда последняя попытка утвердиться в добрых началах оборачивалась роковой неудачей. Лермонтовское мироощущение было пронизано надвременным началом — началом апокалиптичности, и всё его творчество так или иначе несет на себе отпечаток этой особенности его творческого сознания. Оставаясь в границах своей эпохи, поэт, хотел он этого или нет, в художественной реальности своих произведений воссоздавал духовные особенности иного времени. Того времени, когда нравственный диктат над личностью достигнет своего апогея и сведет к минимуму ее шансы сохранить духовную независимость. Лермонтова занимала только судьба такой личности, которая поставлена в духовно экстремальные условия. В его произведениях зло нередко достигает предельного масштаба и, становясь совершенно непреодолимым, заполняет собой всё пространство создаваемого им художественного мира. Такова была одна из особенностей сознания Лермонтова, благодаря которой его произведения не только не потеряли своей актуальности для современного читателя, но и, как представляется, только начали наконец обретать свой подлинный смысл и предназначение.

Комментировать

1 Комментарий

  • Энна, 24.01.2019

    Можете уточнить библиогпафическую ссылку, пожалуйста?)

    Ответить »