Руководство для сельских пастырей
1869. Т. 3. № 36–52

4. почетные преимущества священнического служения пред всяким мирским служением.

Св. Григорий Великий в 595 году пишет к императору Маврикию: «Государь, облеченный высочайшею временною властью, не должен грубо обходиться с епископами, но из особенного почтения к Богу, Коего они суть служители, должен властвовать над ними таким образом, чтобы не выпускать из виду должного к ним уважения».

Божественное Писание называет священников богами и ангелами. Человеку, долженствовавшему дать торжественную клятву, говорится чрез Моисея: «приведите его пред богов», т. е. пред священников. И опять написано: «не злословь богов», именно священников. И пророк говорит: «уста священника должны хранить науку и от уст его потребуют закона, потому что он ангел Господа воинств». Что же удивительного, милосердый государь, если ты почитаешь тех, кого сам Бог чествует в Своем Писании и называет богами и ангелами?

Церковная история повествует также об императоре блаженной памяти Константине, что когда представили ему письменные обвинительные пункты против епископов, то он, хотя и принял жалобу, но созвал обвиняемых епископов и, бросив в огонь поданную на них жалобу, сказал: «вы боги, поставленные истинным Богом; идите же и покончите дружелюбно между собою свои спорные дела: нам неприлично судить богов»! – И однако, наилучший государь, когда Константин сказал это, то смирением приобрёл для самого себя гораздо больше, чем оказал епископам засвидетельствованием своего уважения. Ибо подле него находились вельможи-язычники, заведовавшие государственными делами, которые хотя и не знали истинного Бога, а почитали деревянных и каменных богов, оказывали, однако, всякую честь священникам. Чему же, следовательно, удивляться, если христианский император удостаивает почитать священников истинного Бога, когда языческие князья чествовали даже тех священников, которые служили только деревяным и каменным божествам?

Это представление я делаю своему богоблаженному государю не столько почти за себя лично, сколько за всех священников. «Я-грешник, и так как непрестанно оскорбляю ежедневно всемогущего Бога, то нахожу некоторое утешение для страшного дня моего суда в том, что ежедневно подвергаюсь постоянным мучениям, и может быть, они умилостивят всемогущего Бога».

Св. Иоанн Златоуст в пятнадцатой беседе на 2 послание к Коринфянам говорит об этом предмете так: «Нежная любовь к подчиненным есть первый признак начальника». Человек становится отцом не только рождением детей, но и любовью. Если же природа дает внутреннюю связь любви, то тем более благодать. Этим древние приобрели себе такую высокую славу и все, прославляемые у евреев, этим также достигли блестящей славы. Так Самуил показал себя в своем величии, когда сказал: не допущу себе греха пред Иеговой, чтобы перестать молиться за вас. Так Давид, Авраам, Илия, так и все праведные в ветхом и новом завете. Моисей из любви к своим подчиненным оставил неисчислимые сокровища и предпочел терпеть страдания с народом Божиим. Прежде чем стал он предводителем народа, он себя показал своими делами правителем народа. Безрассуден, поэтому, был вопрос одного еврея: кто тебя поставил князем и судьею над нами? Ты видишь это из его дел; что же ты спрашиваешь об имени? Это, как если бы кто, увидя искусного врача, делающего надрез и помогающего больному члену тела, сказал: кто тебя поставил врачом и дал позволение резать? Искусство, друг мой, и болезнь твоя. Так и Моисея в сие достоинство возвело знание. Ибо начальствовать есть искусство, а не одно только достоинство, даже искусство высшее всех искусств.

Но если мирская власть и начальствование есть искусство и знание, лучшее всех искусств и знаний; то тем более это нужно сказать о нашем предстоятельском служении; ибо это начальствование превосходит мирское на столько, на сколько оно само превосходит все другие искусства.

Исследуем это, если угодно, подробнее. Есть искусство земледельческое, ткацкое, строительное, и все эти искусства необходимы и полезны для нашей жизни. Прочие же, как например, кузнечное, плотничное, скотоводственное, подчинены и помогают предыдущим. Но самое необходимое из сих искусств есть земледелие, которое ввел Бог по сотворении человека. Без обуви и без одежды жить можно, но нельзя без земледелия. Так, по рассказам, живут народы, обитающие в кибитках, номады в степях скифских и гимнософисты в Индии. Они не строят и не ткут, не приготовляют себе одежды, но довольствуются только земледелием. Постыдитесь вы, употребляющие для своей жизни столько суетных искусств! Бог устроил так, что природа наша может быть довольна малым. Впрочем, я не заставляю и не предписываю так жить, но по крайней мере, живите, как просил Иаков: аще будет Господь Бог со мною, даст ми хлеб ясти и ризу облещися! Так и Павел предписывает: имеюще пищу и одеяние сими довольни будем.

И так, преимущество принадлежит земледелию, потом следует искусство ткать, затем строить дома, наконец делать обувь. Ибо многие рабы и поселяне живут у нас без обуви. Следовательно, это полезные и необходимые искусства.

Теперь сравним их с искусством начальствовать; потому что я для того и привел важнейшие из всех искусств, чтобы, когда искусство начальствовать окажется лучшим всех их, ему, без всякого противоречия, и предоставить верх над всеми.

Чтобы показать, что оно необходимее всех прочих, можно только припомнить, что без него бесполезны все прочие искусства. Возьмем только земледелие, как первое и самое необходимое: что пользы будет от множества земледельческих рук, когда люди станут вести между собою непрестанные брани и грабить друг друга? Теперь удерживает их страх начальника, и каждый может наслаждаться плодом своих трудов. Где уничтожается этот страх, там напрасен всякий труд. Но если посмотреть на дело внимательнее, то можно найти и другое начальство, которое есть матерь и союз начальства внешнего. Я имею в виду то начальство, по которому каждый должен сам собою владеть и сам над собою начальствовать, укрощая в себе низкие страсти, а напротив, питая в себе со всевозможным тщанием и возращая все отрасли добродетели. Один род начальства состоит в том, чтобы господствовать над народами и городами и устраивать дела гражданской жизни, и об этом говорит Павел: всяка душа властем предержащим да повинуется; несть бо власть аще не от Бога. Далее, чтобы показать пользу этого учреждения, он говорит: Божий слуга есть во благое, отмститель в гнев злое творящему.

Другое начальство состоит в том, чтобы каждый разумный человек господствовал над самим собою, и об этом говорить Павел: хощеши ли небоятися власти, – благое твори, называя человека начальствующим над самим собою.

Но начальство в Церкви Божией гораздо выше начальства гражданского. О нем упоминает Павел в словах: повинуйтеся наставникам вашим и покаряйтеся: тии бо бдят о душах ваших, яко слово воздати хотяще.

Это начальство столько выше гражданского, сколько небо выше земли, и еще гораздо более. Ибо оно, во-первых, имеет в виду не то, чтобы наказать за сделанные грехи, но, чтобы совершенно предохранить от них. И если совершено уже преступление, то оно старается не уничтожать виновника зла, но истребить зло. Кроме того, оно мало занимается житейским, напротив, заботится о небесном. Наше бо житие на небесах есть, там и живот наш, сокровен есть со Христом в Бозе. Там и награды наши, и подвиги наши для тамошних венцов. Ибо эта жизнь наша не прекращается со смертью, но по смерти еще более просиявает. Посему имеющие начальство сие облечены честью не только пред начальниками городов, но и пред облеченными в диадемы; потому что образуют людей в высшем и для высшего. Но ни гражданский, ни духовный начальник не может хорошо исполнять своего служения, если не научится прежде начальствовать над самим собою, как должно, и не будет во всей точности исполнять законы гражданские и духовные.

Подобно тому, как начальство над другими есть двоякое, так и начальство над самим собою есть двоякое, но и здесь духовное начальство выше гражданского.

Но есть некоторые искусства, которые имеют вид начальства, и сюда преимущественно принадлежит земледелие. Земледелец есть как бы начальник над растениями; одно он обрезывает и вырывает, за другим ухаживает и помогает его росту, подобно тому, как добрый государь наказывает и удаляет из общества порочных и опасных людей, а добрых и кротких возвышает. Поэтому Писание и сравнивает начальников с виноградарями. Конечно, растения не могут жаловаться, получив вред, как делают это люди в городах, но уже вид их показывает постигшую их обиду, когда они увядают утесняемые вредными травами. И как государственный закон карает порочных, так и здесь, с помощью земледельческого искусства, исправляется и худой грунт земли, и грубость, и дикость в растениях. Ибо как в нравственной жизни, так и здесь есть грубость, и нежность, и робость, и наглость, и непостоянство: одни разрастаются преждевременно и ко вреду другого, а другие терпят недостаток и обиды, когда, наприм., терновый плетень разрастается на зло ближайшим к нему растениям, или когда другие бесплодные и дикие дерева, выбегая в высоту, препятствуют росту под ними находящихся. И как начальники и цари имеют противников своей власти и врагов: так и земледелец терпит от нападения зверей, от неблагорастворения воздуха, от града, ржавчины, ненастья, засухи и тому надобного. Все же сие бывает для того, чтобы человек постоянно возлагал надежду свою на Бога. Ибо прочие искусства зависят больше от прилежания людей, но земледелие большую часть успеха имеет от воли Божией, и почти совершенно от неё зависит. Для него нужны и дожди свыше, и надлежащая соразмерность времен года, а особенно нужен Промысл Божий. Ибо ни насаждаяй есть что, ни напаяяй, но возращаяй Бог. Даже здесь бывает, как и у людей, и смерть, и жизнь, и болезнь при родах, и рождения. Растения просекаются, приносят плод, умирают, и умершие опять начинают жить, чем земля многообразно и ясно напоминает нам о воскресении. Ибо когда корень износит плод, или семя дает росток, не воскресение ли это? – Если все это рассмотреть подробно, то нельзя не увидеть великий Промысл и премудрость Божию, бодрствующие над сим начальством.

Но возвращаюсь к своей задаче: это начальство простирается на землю и растения, а наше имеет в виду заботу о душах.

Сколько имеет преимущества душа над растением, столько начальство над душою превосходнее начальства над растениями. И снова различие между духовным и мирским начальством так же велико, как различие между господством над вольными и невольными. Первое сообразнее с природою. Там все делается по свободному произволению и по рассуждению, а здесь по страху и необходимости.

Но не в этом только состоит преимущество духовного начальства над гражданским, а и в том, что оно, скажем так, есть отеческая власть. Ибо оно имеет и кротость отеческую, и действует больше убеждениями. Гражданский начальник говорит: если впадешь в прелюбодеяние, то наказан будешь смертью; а духовный угрожает тебе величайшим наказанием и за то, если посмотришь бесстыдными глазами. Достопочтенно это судилище, исправляющее не только внешнего, но и внутреннего человека. Посему, какое расстояние между душою и телом, столько духовное начальство отстоит от гражданского. Гражданский начальник судит только явные преступления, даже и те не все, но только уличённые, а часто скрывает и сии последние. Но духовный суд учит всех подчиненных ему, что нам Судия представит пред всем миром вся нага и объявлена, и что от Него невозможно укрыться. Следовательно, христианство гораздо лучше образует наше поведение, чем гражданские законы. Если человек, который страшится за свои сокровенные грехи, бывает осторожнее того, кто опасается только за свои явные преступления, и если требование отчета даже в малых проступках более возбуждает к добродетели, нежели наказание за важные преступления: то очевидно, что и духовное начальство больше всякого другого укрепляет нас в добре.

Рассмотрим еще, если угодно, и избрание на духовное и гражданское начальство, и здесь увидим также большое различие.

Нельзя за деньги получить духовной должности, а можно получить только примерною жизнью. Посвященный вводится в это начальство не для славы человеческой, ни для частного своего спокойствия, но для трудов и пота, и для пользы многих. Посему он и получает свыше от Св. Духа великую помощь. Мирской начальник довольствуется тем, что объявляет о том, что надобно делать; духовный же присовокупляет к этому молитву и помощь благодати. Кроме того, там ни слова не говорится о мудрости и добродетели, там никто не учить что такое душа, мир, что будет с нами после сей жизни, куда мы переселимся отсюда и как достигать добродетели; а говорится только о договорах, торговых и денежных делах, а о тех предметах не беспокоятся. В церкви же, напротив, только и речи о духовных предметах. Посему весьма справедливо будет называть церковь и судилищем, и врачебницею, и училищем мудрости, воспитательным для души домом, местом упражнения в духовной борьбе. А что духовное начальство есть вместе и самое кроткое, не смотря на большую его взыскательность, это можно видеть из следующего. Гражданский начальник, поймав прелюбодея, наказывает его на месте. Но что этим приобретается? Это значит не порок истреблять, но отринуть уязвленную душу. Духовная же власть имеет в виду, первее всего, не наказание виновного, но исцеление болезни его. Там поступают почти так, как если бы кто головную боль стал лечить отсечением головы; но здесь совершенно иначе, здесь отсекается болезнь; преступник же устраняется от св. таин и отлучается от храма; а если он исправляется, очистит себя от греха покаянием, снова воспринимается.

Скажут, как можно изгнать грех прелюбодеяния? Можно, и совершенно легко, если кто подчинит себя законам Церкви. Церковь владеет духовною банею, которая, посредством разных способов покаяния, омывает не только нечистоту тела, но и скверну души. Если гражданская власть оставляет грешника ненаказанным, то он делается еще хуже; если же он наказывает, то оставляет неизлеченным. В церкви же не оставляют его без наказания, и не наказывают как там; но полагается наказание и исправляется проступок.

И другим еще образом я могу показать тебе, что там, где огнем и мечем наказывают грешников, не много помогают; но здесь же и без таких наказаний совершенно приводятся к здравию. Мне не нужны рассуждения и слова: я призываю в свидетельство сушу и море и самую человеческую природу. Вспомни только, в каком состоянии было человечество, пока еще не было этого судилища, как тогда не знали даже имени тех добродетелей, какие совершаются ныне. Кто отваживался тогда на смерть? Кто пренебрегал богатство? Кто презирал славу? Кто, убежавши мирских мятежей, возлюбил пустыню, – матерь мудрости и добродетели? Где тогда известно было имя девства? Все это и многое другое, еще важнейшее, было следствием этого духовного судилища, духовного начальства.

При таком высоком воззрении на превосходство пастырского служения, понятны слова святителя к народу:

«От того у нас все в замешательстве и беспорядке, что, исполненные самомнения, ученики не связывают себя никакими правилами и низшее обращают в высшее. При малейшем, сделанном им, выговоре, они поносят начальствующих. Если бы начальствующие были даже нечестивцы и исполнены всяких пороков, то и в таком случае ученики не освобождались бы от обязанности повиноваться им. Если в отношении к иудейским учителям сказано, что ученики должны их слушать, так как они сидят на Моисеевом седалище, хотя дела их и злы были, которым подражать Господь не повелел Своим ученикам; то как могут получить прощение те, которые публично поносят предстоятелей церкви, вводящих их благодатью Божьею в жизнь, и не слушаются их повелений»²?

(Статья 5³).

Обратим внимание на язык, каким написаны южнорусские проповеди. Влияние латино-польской литературы отразилось и в языке южнорусских проповедей. Проповеди ХVІ в. (напр. Евангелие учительное) по языку еще довольно близки к славянскому, хотя и тогда автор Евангелия учительного находил нужным приводить многие слова в двух видах, помещая один вариант на полях (подобие = фикгура, юродство = глупство, удобство = лацность, узы = ланцухи и пр.). Проповеди же XVII в. (напр. Ключ, Огородок) уже до такой степени переполнены словами латинскими и польскими, что становятся почти непонятными для читателей, знакомых только с чистым славянским языком. Со своей стороны, люди, привыкшие к южнорусскому литературному языку, ХVІ и ХVII вв., уже разучились понимать древний славянский язык. Это последнее обстоятельство дало повод к составлению двух словарей, Лаврентия Зизания (сост. в 1596 г.) и Памвы Берынды, типографа печерского, (напеч. в 1627 г. и 1655 г.)⁴. Эти словари служат живым памятником того, как велика разница между литературным языком южной Руси ХVІ и XVII в. и древним или даже современным русским языком, потому что в них простые и совершенно понятные славянские слова считаются непонятными и переводятся польскими словами, которые для нас в настоящее время непонятны. Мы приведем довольно значительные извлечения из словарей Зизания и Берынды, чтобы дать читателям понятие о южнорусском проповедническом наречии.

А. Абие, зараз, внет, прудко; агнец, баранок; ад, пекло; алчу, лакну; архитриклин, маршалок, староста на веселю; аще, гдыбы.

Б. Безобразие, шпетность, неохендозство; беседа, размова; благоволю, зезволяю, кохаюся; благоговение, впатрность, набоженство; благодарный, вдячный; благодарю, дякую; благодетель, добродей; благодать, ласка; благолепие, оздоба, пякность; блудно, марнотравне; бодрость, чуйность; богатно, обфите; бумага, папир; брак, веселье; брашно, потрава, едло; бремя, тяжар, тлумок; беден, мезерный.

В. Величество, зацность, маистат; вещь, речь, пря, справа; видение, огляданье; вкушаю, книтую; влага, велготность; владычество, панство, моц; внезапу, спрудко, знагло, знеобачно; внемлю, уважая слухаю; воздержник, повстягливый; воздух, поветрье, аер; вожделение, пожаданье; воин, рицер, жолнер; вопию, волаю; вран, крук; вред, шкода, запсеванье; временный, дочасный; вретище, жалоба; всегда, завше; всуе, надаремне, марне; всячески, вшеляким способом; выну, завжды, уставичне; верне, исте, певне, щире.

Г. Глагол, мова; гнев, маленство, встекливость; Господь, пан; гордыня, пыха, помпа, бута; град, место; губительство, затраченье.

Д. Движуся, рушаюся; держава, моц, зверхность; дерзновение, дужанье; добродетель, цнота; довольный есмь, досыт маю, контентуюся, гойне заживаю чого; достоинство, уряд, повага; дщерь, цорка; дева, панна; делание, справа, праца, пильность.

Е. Един, сам; единомыслие, згода; едва, заледве; ей, так конечно, заисте, без вонтпеня; емлю, хапаю, доступую; естество, власность, натура.

Ж. Жажду, прагну; жезл, кий; жена, невеста; женитва, малженство; жених, облюбенец; жертва, офера; жестокий, окружный; животина, быдля; жительство, речь посполитая; житница, спежарня.

3. Завет, тестамент; заемлю, позычаю; законник, престерегаючий права, чернец; закосневаю, бивлюся; заповедь, розсказанье, мандат; запрещаю, фукаю; защитник, оборонца, подавца, патрон; зданье, будование; земледелец, тяжатель, рольник; злостраданье, утрапенье; змий, уж, смок; зодчий, тесля; зело, барзо.

И. Иждиваю, стравляю, выдаю гроши, разшафовываю. Извитие притч, штучные приповести. Известихомся, уфаемо, тушим себе. Именитый, зачный; имения, гроши, добра, маетность; искусный, досведчоный; источник, здрой, жрудло або крыница.

К. Коварство, довтеп; кожа, скора; колокол, цимбал; корысть, луп; кощунство, жарт, блазенство; купно, сполечне.

Л. Ласкаю, похлебую; лестец, тулоп, волоцюга, гултай; ликовствую, танец справую; лествица, драбина; лето, рок; лет есть, слушне; любимый, коханок.

М. Мерзость, бридкость; мечтание, облуда; милость, литость; мир, покой, згода; мню, мнемаю; молва, розрух, гомон, згода, бурда, турлея, фасол; молния, блисковица; мудрость, бачность; мел, вапно, крейда.

Н. Народный, посполитый; насилие, гвалт; настоящий, притомный; начало, початок; невздражание, роспуство; недоумеваю, вонтплю; непокоривый, зуфалый; неправдование, скривженье; нищий, жебрак.

О. Обитаю, мешкую; обличение, строфовинье, поганбенье; обучение, цвиченье; одежда, тата; спасение, опатрность; оскорбляю, утискаю; ослушание, огуренство; основаю, грунтую; ответ, отповедь; отрава, трутизна; отрок (12 л.) пахолок; отроча, немовятко; отриновение, взгарда.

П. Пагуба, згуба, пляга; печаль, фрасунок, жаль, утиск, утрапенье, журба, смуток; пища, живность, страва, покорм; плач, ламент; победа, звитяжство; повеленье, мандат, полещенье, декрет; подвиг, игриско, имрмерство; полк, обоз; польза, пожиток; помощь, ратунок; понужденье, примушенье; порицаю, оскаржу, лаю, строфую; порок, погана, змога; послание, лист; послух, сведок; похоть, пожадливость; пребываю, трваю; предатель, зрадца; прелесть, блуд, фальшь, омылка; преподобный, святобливый; проповедь, казанье; простота, щирость.

Р. Раденье, дбалость; разоряю, псую, збурую; различный, розмаитый; разсмотряю, уважую; раздор, розрух; рать, валка; ров, калужа.

С. Свеща, каганец, походня; седмица, тыждень; село, фольварок; сила, моц, дужость; сказанье, выклад; скверна, плюгавство; скитанье, блуканье; скоро, рыхло, барзо; смущаю, турбую; сокровище, скарб; случай, пригода, трафунок; смотреливно, опатрне; смотритель, дозорца; смирение, покора; смехотворство, жарт, куншт; совесть, сумненье; совет, рада; сомнюся, вонтплю, здумеваюся; состав, згроможенье; Спас, выбавитель, захователь; стих, вершь; сткляница, келих; столп, вежа; страдание, запасницство; стремление, гвалт, навальность, пенд; стена, мур; судилище, ратуш, трибунал; суета, марность, некчемность; существо, истность; совершенство, досконалость; соглядатай, шпег; студодейство, вшетегенство; счисленье, поличенье; считаю, зрахую; седина, сивизна, шедивость.

Т. Тайна, таемница, сакрамент; твердый, сталый, трвалый; тонкий, субтельный, щуплый; толпа, купа, громада; томлю, мордую; треволнение, великая небезпечность; труд, праца; тщание, хут, пильность.

У. Убеждаю, примушаю; убрусец, хустка; уд, члонок; удобство, лацность; ужас, пережахненье, дригота; узы, линцухи, поворозье; укоряю, зневажаю, деспектую, ускаржаюся; унылый, гнюсный, зныделый; употребляю, уживаю; устроение, стан, кшталт; утоляю, гамую, повстягаю.

Ф. Фиал, раструхан.

Х. Хищение, шарпанина, дранежство; хранение, пересторога; храню, ховаю; худый, подлый; хула, блюжерство, ганба.

Ц. Царь, круль; целую; витаю; целый, щирый, зупелный.

Ч. Час, година; чаю, чекаю; честность, почтивость; чертог, палац; червь, робак; число, личба; чувственне, речевисте.

Ш. Шар, фарба; шестую, вендрую; шкаредный, шпетный; шлем, гелм.

Щ. Щажу, фолгую; щедрый, щедробливый, гоиный; щит, тарга.

Ю. Юноша, млоденец; юродство, глупство, блазенство.

Я. Язычество, поганство.

Ѵ. Ѵпостась, персона, особи.

Приведённые слова всего чаще употребляются в старинных южнорусских проповедях, хотя есть много и таких непонятных слов, которых нельзя отыскать в словарях Зизания и Беренды. Очевидно, все такие слова обязаны своим происхождением заимствованию из польской литературы. Чтобы ближе познакомить читателей с языком южнорусских проповедей, мы представляем в подлиннике два отрывка из Ключа и Огордка.

Вот отрывок из Ключа разумения, где проповедник рассуждает о малом числе спасающихся.

«Есть знакъ, же немного людей будетъ в небѣ; потопъ, подъ часъ котораго всѣ люди въ водахъ потонули, тылко осмь душъ въ корабли вольными зостали отъ смерти, Ное, жона, и три сыны его съ своими жонами, бо тылко тые жили ведлугъ волѣ Божей, а иншыи всѣ люди удалися были на роспусты тѣлесные;.. такъ и въ остатнiй день, гды придетъ Христосъ судити живыхъ и мертвыхъ, больше людей знайдется, которые потонутъ въ смолѣ пекельной, нежели тыхъ, которыи до неба, якъ до корабля Ноева, взяты будутъ, бо на свѣтѣ больше есть такихъ людей, которые барзѣй въ тѣлесномъ грѣху, нежели въ чистотѣ ся кохают,.. Есть знакъ, же не много людей будет в небѣ – Содома, в которой спалилъ Богъ огнем серчистым всех людей, только чтыри души выпроводил до места, Сiгоръ названнаго; Лота, жону и двѣ цорки его, бо тылко тые чтыре души жили ведлугъ приказаня Божаго, а иншье всѣ люди грѣшили, удалися въ прожнованье, въ пьянство, въ избытки и на иншые грѣхи; такъ и въ остатнiй день больше людей Христосъ пошлеть до пекла, же бы тамъ въ огни сѣрчистомъ на вѣки горѣли, меньше зась прiйметъ до Сегору небеснаго, на вѣчное мешканье; бо теперь больше есть людей на свѣтѣ; которые кохаются въ прожнованью, въ пьянствѣ, въ збыткахъ и въ иншихъ роспуткахъ, меньше зась такихъ есть, которые тыхъ грѣховъ хранятся и въ добрыхъ учинкахъ кохаются»⁵.

А вот отрывок из Огородка пр. Богородицы, где проповедник рассуждает о победе Христа над смертью.

«Яко бо вѣмъ земные гетманове, звѣтяживши непрiятелей своихъ въ полю, не тылко тые по нихъ лупы берутъ, чтó при нихъ въ полѣ зоставали, але наижджаютъ на домы ихъ и тамъ себѣ, что лѣпшiя речи и добрá забираютъ; такъ и небесный гетманъ на горѣ Голгоѳѣ въ полю за мѣстомъ на крестѣ звѣтяживши непрiятелей своихъ и побравши ихъ корысти, гды у смерти отшукалъ животъ, у дiавола грѣшниковъ, – яко то сотника Логвина, разбойника и прочiихъ; пустился аже до ада, абы и тыи лупы, которыи яко в скарбцу нѣякомъ захованы были, – души, молвю, святыхъ патриарховъ, пророковъ отъискалъ. Чоговдячнымъ будучи псаллиста, именемъ всѣхъ патрiарховъ и пророковъ Христу Спасителеви подякованье чинитъ: такими словы: вознесу тя, Боже мой, яко подъялъ мя еси, и не возвеселилъ еси враговъ моихъ о мнѣ. Господи, возвелъ еси отъ ада душу мою, спаслъ мя еси отъ низходящихъ въ ровъ» (Пс. 29)⁶.

Мы представили характеристику южнорусских проповедей в связи с латино-польскими, служившими для них образцами. Мы очертили план южнорусских проповедей, развитие его при помощи различных источников, и особенности изложения. Говоря метафорически, мы показали, каков был скелет южнорусских проповедей, при помощи каких привходящих элементов он отѣлесился и какою одеждою покрылся. Если теперь, продолжая библейскую метафору, спросим, какой духъ оживлял южнорусскую проповедь, т. е. какие идеи она проводила, какие убеждения сообщала слушателям, то мы крайне затруднимся отвечать на этот вопрос. Духа же не бяше въ нихъ.

В самом деле, какую идею хотел провести проповедник, когда на 10 страницах доказывал, что Иоанн Предтеча подобен соловью? Какое убеждение он мог передать своим слушателям, когда в целой проповеди излагал ангельскую конституцию, существовавшую только в его воображении, и размещал иных людей между началами, других – между силами и т. д? Какой конечный результат огромной проповеди, где проповедник разбирает перья крыл Богоматери и вызывает на сцену всех птиц, даже и небывалых, о которых что-нибудь знал? Можно сказать положительно, что, если когда-либо существовал отдел литературы, в котором имело исключительное значение искусство для искусства, помимо всякого практич. приложения, то это именно была схоластическая и, в частности, южнорусская проповедь. Слушатели могли без скуки присутствовать при замысловатых, иногда веселых, иногда печальных разглагольствиях проповедника, могли посмяться, пожалуй, поплакать, но практического вывода из церкви не выносили. Прекрасно говорил проповедник, только никак не могу передать вам, о чем он говорил, – этою анекдотическою поговоркою довольно верно определяется сущность впечатления, производимого на слушателей схоластическою проповедью. Такое же влиянье схоластического красноречия иронически изображается в одной пьеске начала XVIII века. «Прихожанин Клим дарит дьяку свинью. Дьяк благодарит Клима такою речью:

Гевалъ, Аммонъ и Амалыкъ и вси живущiи в Тыри,

Возрадуются зѣло и воспоютъ на лири.

Мы нареченну вашу жертву,

Хотя живу, хотя мертву,

С благодарностью прiемлемъ

И выю вамъ объемлемъ.

Климъ (сквозь слезы) и вамъ тожъ отъ насъ, пане кондаче. (По уходе дьяка). Ишь, разсучiй дьякъ, якъ подяковаъв гарно, що ажь слезы въ вичью выступили.⁷ В этой пьеске мысль о влиянии схоластического красноречия выражена грубо, но, в сущности, верно.

В эпоху наибольшего процветания в южной Руси схоластической проповеди, т. е. в XVII веке. Малороссия переживала самую критическую эпоху. Сначала шла горячая борьба православных дворян и братств против навязываемой поляками унии. За тем последовала знаменитая казацкая война под предводительством Богдана Хмельницкого, долго обагрявшая Малороссию и Польшу кровью. Наконец, произошло нерешительное подданство Малороссии московскому государству и многолетнее колебание ее между Москвою, Польшей и Турцией. И в такую-то пору, – когда печальная историческая жизнь вырабатывала в Малороссии мрачные типы то бездомных и живших грабежом гультяев, то жестоких гайдамаков, проливавших кровь, как воду, то шатких и клятвопреступных изменников, готовых сегодня служить Москве, завтра Турции, а после завтра Польше,– напрасно стали бы мы искать в южнорусской проповеди голоса патриотической скорби, или обличения мрачных типов, порождаемых печальною современностью, или даже какого бы то ни было намека на современные события. Евангелие учительное, – более ранний и менее пропитанный схоластицизмом, памятник южнорусской проповеди, – еще имеет некоторое отношение к современности. Так, напр., там обличаются порочные паны. «Пойдем ли к сановитым домам их»? говорит проповедник. «Увы! сколько беззакония здесь! Вечно слышатся здесь безнравственные беседы, гнилые и срамные слова, бесстыдные песни блудных жен; всегда веселятся светло, скачут, пляшут под звуки свирелей, утешаются, объедаются и пьянствуют; ласкателей и тунеядцев множество, готовых в службу сатанинскую, – невинную кровь проливать, обижать сироту и убогого. Трапеза здесь всегда лихвами смердит, – вино смешано с кровавыми слезами убогих, сирот и вдовиц; подданным же обида и воздыхание»⁸. Нельзя не признать, что это картина довольно живая и согласная с действительностью. Позднейшие же проповеди не содержать в себе никакого указания на современность, и только заглавие одного слова: слово, побужаючее до молитвы и посту, часу военнаго небезпечества⁹ напоминает, что проповедник жил не среди глубокого мира и спокойствия.

Когда Малороссия подчинилась Москве, то произошло тоже явление, как и при подчинении Греции Риму: страна подчиненная, но более образованная, стала своим образованием влиять на страну господствующую, но менее образованную. Впрочем, плоды южнорусского образования, в том числе и проповеди, – стали проникать в Русь московскую и прежде присоединения Малороссии. Евангелие учительное Кирилла Транквиллиона стало известно на Москве еще в первой четверти XVII века. При царе Алексее Михайловиче появилось на Москве не мало ученых монахов из Киева и вообще из Руси западной, и в числе их двое, Епифаний Славинецкий и Симеон Полоцкий, трудились и в проповедничестве. Проповеди Епифания Славинецкого (известные в числе 39) находятся в рукописи¹⁰, проповеди же Симеона Полоцкого изданы в 2-х томах под заглавиями: Обед душевный проповеди на все воскресные дни, Москв. 1681 г., и Вечеря душевная, проповеди на дни праздничные, М. 1683 г.¹¹

Не совсем ласково были приняты на Москве проповеди южнорусских витий. Патриарх Филарет в 1622 г. поручил игумену Илии и священнику Иоанну Наседке рассмотреть Евангелие учительное Кирилла Транквиллиона, и они нашли в нем многие ереси и супротивльства свящ. книгам. Вследствие сего, указом Михаила Феодоровича 1627 г., приказано было это сочинение собирать и на «пожарех жечь, чтобы от него ересь и смута не была». В 1628 году, в самой Москве сожжено было Евангелия учительного 60 книг, при чем сказано, что в тех книгах слог еретический и составы обличились», что Транквиллион списал в тех книгах богохульные и мерзкие слова, а он себе именовал, будто он проповедник слова Божия и будто его слогу ангели удивились и то его еретичество все объявилось, за то те книги сожжены»¹². Епифаний Славеницкий, как кабинетный ученый, не издававший печатно своих проповедей и не заботившийся об их распространении, избег нареканий. Симеона Полоцкого, при его жизни, спасала близость к царскому двору, но после его смерти, на соборе 1690 г., патр. Иоаким произнес строгое осуждение на его сочинения, в том числе и на проповеди. «Книга Обед, книга Вечеря, и в тых писаниях местами обретаются латинские некие ереси... и тыя слова под запрещение полагаем». Впрочем, осудивши книги Полоцкого, патриарх не обличал самого Полоцкого в намеренном желании ввести в заблуждение Московское общество. «Каковою же мыслью писал он тая вся, от ревности ли каковые или ухищренно, еже прельстити православные и в папежество ввести, совесть его весть: Бог же правосудитель, Тот ему да и судит по его изволению»¹³.

Наших московских предков, в сочинениях южнорусских учителей, всего более неприятно поражали атрибуты схоластической учености, непривычные для людей, поначитанных только в греческой письменности, именно: замысловатые аллегории, выдержки из средневекового естествознания и т. п. у тебя, говорили московские книжники Лаврентию Зизанию, по поводу его катехизиса, «написано о кругах небесных, зодиаке, солнечном затмении, громе и молнии, перуне, кометах и других звёздах; статьи эти из астрологии, а астрология взята от эллинских волхвов и от идолослужителей; след., книга к нашему правоверию несходна.... Ину ты притчу рек о человеке; душа и плоть, как орел со свиньей связанны. В наших греческих книгах таковой беседы о человеке не ведется»¹⁴.

Москвичи понимали, что в произведениях южнорусских учёных что-то не ладно, но не могли ясно выразуметь и сформулировать, что именно не ладно. Они искали и думали видеть ересь там, где была не более, как бесплодная ученость. За то в своих требованиях от вновь поставляемых проповедей москвичи были рассудительнее и сознавали, чего хотели: они предлагали южнорусским ученым для проповедей темы, задаваемые самою жизнью. Так Епифаний Славинецкий, проповедовавший по поручению патр. Никона, говорил поучения против раскольников, к священникам и монахам, и о милостыни. Так Симеон Полоцкий от имени патр. Иосафата, и, конечно, по его поручению, сочинил три поучения: а) о слушании литургии, б) против ворожбы и в) о благоговейном стоянии во храме (изд. в Москве 1668 г.). Практический ум великороссов сказался и в том, что при самостоятельном подражании южнорусской проповеди, они старались ставить церковное слово ближе к жизни, так, чтобы оно служило источником назидания, а не упражнением только в красноречии. Так поступал автор Статира,¹⁵ священник города Орла, пермской епархии, поставивший себе образцом в проповедничестве Евангелие учительное Кирилла Транквиллиона и заботившийся вместе с тем о душевной пользе и назидании слушателей. Очевидно было, что южнорусская проповедь, перенесшись на новую, северно-русскую почву, должна будет изменить свой характер, сделаться практичнее и приложимее к жизни. К тому же подоспела петровская реформа. Как утилитарист в высшей степени, Петр захотел и из церковной проповеди извлечь возможную пользу для исполнения своих предначертаний. Он пожелал сделать ее орудием для оглашения в народе государственных дел, для оправдания законодательных мероприятий, для обличения тех нравственных сторон русского народа, которые мешали успеху реформы. Соответственно воле государя и духу времени, русская проповедь, из непрактичной и отрешённой от жизни, сделалась в высшей степени практичною, тенденциозною. Некоторое время, в лице Стефана Яворского и св. Димитрия Ростовского – она не скидала еще своего схоластического убора; но вскоре, в лице Феофана Прокоповича и Гавриила Бужинского она стала совершенно на новый путь, узаконенный и сделанный обязательным предписаниями духовного Регламента.

Φ. Τ.

2) Книги для первоначального чтения и упражнения в русском языке.

Приступая к разбору книг для первоначального чтения и упражнений в русском языке, находим нужным предварительно изложить то, какова должна быть книга для чтения и упражнений в русском языке по содержанию, изложению и порядку статей, а затем уже рассмотрим, на сколько удовлетворяют тем требованиям подлежащие разбору книги.

Книга для начального чтения, по самому назначению своему, должна отличаться от тех книг, которые имеют исключительную цель – передачу научных и полезных сведений и зовутся учебниками. Она, при полноте, разнообразии, занимательности содержания, должна иметь в виду не умственное только развитие читающего, но полное развитие всех душевных сил его, умственное и нравственно-религиозное, что собственно составляет задачу воспитания; следовательно, книга, назначаемая для первоначального чтения, при своем учительском характере, должна иметь значение воспитательное. Она должна быть не только учителем, но как бы другом, советником, руководителем (особенно для детей вне школы), равно удовлетворительно отвечая на все запросы души, и, с тем вместе, давая гармонически верное, истинно христианское направление всему строю ее. Она, без преувеличения можно сказать, должна, по нужде, заменять живое слово – и школьного учителя и духовного пастыря и даже родителей, и отнюдь не противоречить всем им. Поэтому все, что может, по самому содержанию своему, вести не к здравому развитию и укреплению, а к болезненному возбуждению или к ослаблению и притуплению мыслительной силы, чувства нравственного, в частности патриотического и других духовных сил в детях, все подобное в книгу для чтения не должно быть допускаемо. С другой стороны, книга для чтения, как пособие для занятий отечественным языком, должна, по содержанию своему, сообразно главной цели преподавания этого предмета в начальной школе, соответствовать истинному назначению дара слова – служить орудием к прославлению Бога, к пользе ближним, к собственному усовершенствованию человека. Если и ни в какой книге, по строгим христиански-нравственным требованиям, как и ни в какой устной речи, не должно быть места слову гнилому и даже праздному, т. е. ни в каком отношении, ни на что неполезному, то в особенности в книге для чтения. Ее главное назначение отнюдь не в том, чтобы представлять образцы правильной или изящной речи, но, прежде и более всего – образцы речи доброй, полезной в том или другом отношении, соответствующей в своей мере общему, коренному и высшему образцу (идеалу) речи существа разумно – свободного, Богоподобного. Наконец, содержание в книге для чтения должно быть до известной степени приспособлено к особенностям быта и будущего вероятного положения учащихся.

Соответственно ближайшей цели преподавания отечественного языка, которая состоит в том, чтобы усовершенствовать способность учеников понимать устный и письменный русский язык, а также и церковно-славянский, и правильно владеть современным, общенародным русским языком, устным и письменным, требуется, чтобы изложение статей в книге, для первоначального чтения и упражнений в русском языке, отличалось не только правильностью, но и достаточною ясностью для учащихся, по мере их развития, и сверх того, достоинствами эстетическими, по крайней мере, отсутствием явных недостатков в этих отношениях. Поэтому в книге для чтения неуместны статьи из разного рода сочинений, изданных с нарочитою целью для народа и писанных фальшивым, поддельным под склад разговорной речи последнего языком, посредством которого сочинители, без нужды, стараются применяться к низкому уровню дитяти.

Порядок статей в книге для чтения должен определяться не содержанием статей (так, чтобы, напр., сначала шли одни статьи духовного содержания, потом исторического, далее и бытового), равно и не формою статей, чтобы сначала были, например, прозаические сочинения, потом стихотворения, и притом лирические отдельно от эпических и т. д. Нет, порядок статей в «Книге для чтения» должен определяться прежде и более всего собственно педагогическими соображениями, на основании известных общих правил: идти от простейшего и легчайшего к более сложному и трудному, притом так, чтобы предыдущее не только само было действительно достаточно просто и легко, т. е. посильно для учащихся, на известной ступени развития их способностей и при известном запасе знаний, – но чтобы оно облегчало разуменье и всестороннее усвоение последующих статей, а эти в свою очередь дополняли и укрепляли в душе учеников то, – что приобретено ими из предыдущих. При этом статьи духовные, по отечественной и общей истории, бытовые, описание предметов природы – не только могут, но и должны, по возможности, чаще сменять одни другие; равным образом и прозаические статьи разных видов с разнообразными по форме и содержанию стихотворениями: этого требует долг многостороннего развития учеников и поддержание в них живого внимания на уроках. Тем не менее это отнюдь не значит, что в расположении статей для чтения не должно быть никакого порядка; несколько статей подряд, разнообразных по роду и форме, могут и должны объединяться одною главною мыслью; и все вообще в своей последовательности должны подчиняться упомянутым педагогическим началам¹⁷.

Насколько же удовлетворяют вышеизложенным требованиям следующие книги для чтения?

1) Православная вера. Книга для религиозно-нравственного чтения. В трех частях. Священника Александра Свирелина. Издание общества распространения полезных книг. Москва. 1868 года¹⁸.

Специализируя содержание своей книги, назначая ее исключительно для религиозно-нравственного чтения, автор тем самым освобождает себя от исполнения педагогических требований от книги для чтения – относительно ее содержания. И в этом отношении, с педагогической точки зрения, она не подлежит нашему рассмотрению. Для нас интересно знать, почему автор книгу для чтения ограничил религиозно-нравственным элементом. В предисловии к своей книге он объясняет эту причину. «При распространении грамотности и народных школ», пишет он, «ощущается насущная нужда в религиозно-нравственных книгах. Наш православный крестьянин – вообще человек набожный; он дорожит своею верою и своею церковью по наследству от своих благочестивых предков. По его взгляду дело обучения только и должно заключаться в знании истин веры и церкви и правил нравственности. Другим наукам он пока еще не видит ясной цели в своем быту. Вот от чего, как это мы сами знаем по опыту, светская книга, как бы ни была прекрасно составлена, неохотно прочитывается крестьянами; и если его сын – ученик примется читать ее, то он остается недоволен и им самим, и тем, кто заставил его читать. В сих видах составлена предлагаемая книга». – Совершенно согласны с тем, что наш крестьянин набожен и любить читать божественные книги; но не согласится ли автор и с нами в том, что любовь к божественным книгам объясняется не столько набожностью крестьянина, сколько недостатком истинно полезных книг другого рода; наш крестьянин, действительно, очень чуток и чутьем этим отличает истинно доброе и полезное в книжном деле от фальши и подделки; но невозможное дело, чтобы он совершенно не любил доброй светской книги. Напротив, сколько мы знаем по своему трёхлетнему опыту и наблюдению, хорошо составленная книга для начального чтения, как то: «Пчела», «Родное Слово», «Книга для первоначального чтения в народных училищах» и другие, с любовью и очень охотно читаются детьми и городского ремесленного сословия, крестьянскими, находящимися в обучении у сапожников, портных и других дел мастеров. Отдавая предпочтение св. Евангелию, Псалтири, Часослову и житиям святых, дети чувствуют потребность в чтении и светских книг. «По взгляду крестьянина», говорит автор, дело обучения только и должно заключаться в знании истин веры и церкви и правил нравственности».

Узкий, крайний взгляд, и поддерживать его не следует. Школа и церковь не одно и тоже; школьное обучение должно неуклонно держаться духа Церкви, это несомненно, и пастыри Церкви должны следить за направлением обучения: но ограничивать дело обучения одним нравственным элементом – крайне односторонне, а односторонность в деле образования, как доказано веками, положительно вредна. Наши деды и отцы если не читали ничего, кроме божественных книг, то не потому, что были очень набожны, а потому, что или нечего было читать, или не умели читать: поэтому унаследованное от них не заслуживает того, чтобы ревностно охранять его. Автор, удовлетворяя крайнему, одностороннему взгляду крестьянина на дело обучения (да и это еще сомнительно, чтобы крестьянин наш доселе так смотрел на грамоту), допустил большую педагогическую ошибку, ограничив содержание книги для чтения религиозно-нравственным элементом.

Нам это представляется неуместною ревностью, и неудобным в экономическом отношении. Для полного развития душевных сил человека недостаточно воспитывать одно религиозно-нравственное чувство его, и, бесспорно, то, что дитя, постоянно вращаясь в сфере религиозно-нравственных понятий, не удовлетворяется этим и, в силу запроса других требований души, захочет знать, что делается в мире видимом, как живут подобные ему люди, и т. п., одним словом, захочет знать о мире и яже в мире, и зачем заковывать его мысль, его душевную жизнь в такие тесные рамки, как область религиозно-нравственных предметов? Нужно сообразоваться с детскою натурою, а не с обычаями, унаследованными от отцов и дедов. Дитя захочет почитать что-либо и не от божественного, а в разбираемой нами книге для чтения мы этого не найдем, – нужно покупать другую книгу, а где же средства? Вот и экономическое неудобство разбираемой книги. Всякая книга для чтения тем и дорога, что за малые средства, при не большом объёме, дает богатое и разнообразное содержание. И в этом отношении книга О. Свирелина неудовлетворительна. Быть может, он не назначал ее для первоначального чтения одним только школьникам, а имел в виду вообще грамотный народ в таком случае не мешало бы ему сделать оговорку, и мы не рассматривали бы ее, как пособие при начальном обучении. Независимо от этого, как увидим ниже, разбираемая книга имеет много достоинств.

Что касается изложения содержащихся в рассматриваемой книге статей, то оно вполне удовлетворительно как по правильности, простоте и ясности речи, так особенно потому, что нет в ней подделки под народный, разговорный язык. Даже такие предметы, как догматическое учение о Боге едином по существу, что Бог есть Дух вечный, всеблагой и милосердый, вездесущий и т. д. или учение о святой Троице, изложены, насколько то возможно, удобопонятно. Вот как, например, излагает автор учение о том, что Бог есть Дух вездесущий. «Это значить то, что нет никакого потаённого места, в котором бы не было Бога, и нет существа, которому Он не был бы присущ. Аще кто утаится в сокровенных, говорит Господь, и Аз не узрю его? Еда небо и землю не Аз наполняю? «Нет места, которое бы не имело Бога», говорила святая Анастасия мучителю; «Он находится на небеси, в море, на земле, находится и во всех требующих Его и боящихся, просвещая их ум и с ними всегда пребывая». Преподобный Даниил Столпник, тайно оставя монастырь, бывший в Византии, восхотел безмолвного жития и пошел спасаться в Палестину. На дороге встретил его благочестивый старец и возбранял путь ему и советовал ему возвратиться на прежнее место в Византию. Если хочешь безмолвствовать, говорил старец, то, где бы ты ни был, будет полезно тебе. Не думай, будто найти Бога можно только в Иерусалиме, а в Византии нет. Бог не ограничивается никаким местом. Не скроем одного недостатка в речи, это склад ее подходящий близко к учебному, сухость, сжатость речи, очень удобные для заучиванья на память, но не для чтения. В книге для начального чтения уместно, для ясности и вразумительности, изложение обстоятельное, живое и плавное. Вполне сознаем то, что религиозно-нравственные предметы, особенно догматического характера, излагать оживленно весьма трудно; но судя потому, что автор овладел простотою и удобопонятностью изложения трудных предметов, думаем, что он в состоянии придать речи и жизненность и плавность.

Распределение предметов содержания книги не удовлетворительно, так как не соблюдено в нем самое простое правило в деле обучения – «идти от простейшего и легчайшего к более сложному и трудному». Так автор в первой части своей книги излагает догматическое учение о Боге едином по существу, где идет речь о том, что Бог есть един; что Он есть Дух, Дух вечный, всемогущий, святой, всеправедный, всеблагой, и милосердый, вездесущий, всеведущий, речь о святой Троице, о Боге Творце мира и о других подобных предметах, которые для детей, нисколько не знакомых с начатками христианского учения, недоступны. Во второй же части излагает сведения о богослужении общественном и частном, где предлагается объяснение молитв, богослужения, совершаемого в храме Божием, богослужения вседневного, воскресного, праздничного, двунадесятых праздников, богослужения великопостного, в страстную седмицу, святых таинств православной Церкви. Все эти предметы гораздо легче и доступнее для детского понимания, чем догматическое учение. В третьей части предлагаются примеры и правила веры, и нравственности, избранные из священного Писания и священного предания. Так как эти нравственные правила предложены в рассказах, избранных из священного Писания и священного предания, в форме более других доступной детскому пониманию и вообще пониманию мало развитого человека: то эта часть, по нашему пониманию, еще проще второй, не говорим уже о первой. Не знаем, какими соображениями руководился автор, распределяя так предметы содержания своей книги; а по нашему понятию, на основании общего вышеуказанного педагогического правила, следовало бы, давши общие понятия о Боге Творце, Промыслителе, Спасителе, Судии – и то в форме рассказов, начать с третьей части, где отлично о. Свирелиным изложены примеры и правила веры и нравственности, на основании священного Писания и священного предания – в рассказах из священной истории Ветхого Завета, из истории Церкви Христовой, из Четьих-Миней, из истории Церкви русской. За тем должна следовать вторая часть, где предложено объяснение молитв и богослужения церковного. Легко, – охотно ознакомившись с правилами, примерами веры и нравственности, читающий с интересом и не без понимания может перейти к чтению второй части, где он встречает объяснение того, что ему более или менее известно. А с запасом сведений, приобретённых в первой и второй частях, он уже в состоянии будет понимать и догматическое учение о таких предметах, как о смерти и вере в загробную жизнь, о последней судьбе мира и человека, о воскресении мертвых, о кончине мира, о втором пришествии Господа и страшном суде и т. п. В таком случае будет выполнено и то педагогическое правило, по которому нужно начинать с более известного и лёгкого и переходить к менее известному и более трудному, и притом так, чтобы предыдущее не только само было, действительно, достаточно просто и легко, т. е. посильно для учащихся, на известной степени развития их способностей и при известном запасе знаний, но чтобы оно облегчало и всестороннее усвоение последующих статей. А по тому распределению, какое сделал автор, выходит так, что читающий сразу встречается и с трудными предметами, и с такими понятиями, которые не легко усвояются и развитым умом, и естественно теряет охоту к чтению, тогда как последующие статьи весьма интересны и изложены легко и удобопонятно. Бесспорно, что догматы веры и правила нравственности весьма тесно связаны между собою, так как в догматах содержится основание того или другого нравственного правила, – и следовательно, изъяснение догмата должно предшествовать изъяснению правил нравственности, как и сделал о. Свирелин; но для педагогических целей, именно – для удобопонятности и ясности, можно пожертвовать этим соображением, и изложение правил нравственности предпослать изложению догматического учения.

Впрочем, независимо от всего вышесказанного нами, книга о. Свирелина имеет много достоинств. Во-первых, она представляет полный сборник всего существенно относящегося к нашей православной вере, всех необходимых и главных предметов, входящих в состав так называемого закона Божия, всего, что особенно должно быть дорого для нашего православного народа и в возможно цельном составе, и потому может служить хорошею справочною и руководственною книгою для народа. Во-вторых, приёмы изложения предметов содержания книги заслуживают полного внимания всех занимающихся преподаванием закона Божия. О. Свирелин не держится старых приёмов изложения религиозно-нравственных истин, в форме вопросов и ответов, и не стесняется общепринятым порядком, по которому, обыкновенно, после рассказов из священной истории Ветхого и Нового завета следуют объяснения Символа веры, Десятословия и т. д., а излагает истины догматические и правила нравственности христианской в рассказах, или же примерах, взятых из священного Писания и священного предания; так, для вразумительности изложения догматов веры, в пояснение их, берет примеры из Четь-Минеи, а правила нравственности передает в рассказах из Библейской истории, из Истории Церкви Христианской, из Четь-Минеи, из истории Церкви русской. Например, нужно автору излагать ту нравственную истину, что за несправедливые обиды Бог тяжко наказывает, – он не пускается в отвлечённые рассуждения по этому предмету, не прибегает к обычному в этом предмете подбору слов, а просто передает библейский рассказ о том, как наказал Господа Израиля царя Ахава за то, что он отнял виноградник у Навуфея. Двойная польза для читающего, и библейский рассказ усвояется и назидание есть. Или, например, для уяснения той нравственной истины, что непокорность родителям есть тяжкий грех, автор передает библейский рассказ о непочтительности Хама к отцу своему Ною и отцовском ему за то проклятии. Напрасно бы мы стали искать (хотя автор и подразделяет примеры и правила нравственности на примеры и правила поведения христиан в отношении к Богу, на обязанности к себе самим, к ближним и грехи против них, а также на обязанности в состоянии семейном) какую-либо связь и последовательность в изложении примеров и правил веры и нравственности, даже самые заглавия иногда неудачны, – например, что обещает и какой смысл имеет такое заглавие: «Дядя и племянник». Это ни более, ни менее как библейский рассказ о том, как Авраам уступил выбор земли племяннику своему Лоту. Какое назидание можно вывести отсюда? То, что родные не должны ссориться между собою, в таком случае, заглавие это и следовало дать библейскому рассказу, а не «Дядя и племянник». Но это нисколько не отнимает интереса и назидательности у самих рассказов, при чтении их.

Вообще труд о. Свирелина, неудовлетворительный в педагогическом отношении, если рассматривать его, как пособие при начальном обучении, как книгу для начального чтения, – удовлетворителен и добросовестен как сборник предметов догматических, церковных и нравственных, знание которых необходимо православному христианину для уразумения веры, благоугождения Богу и спасения души, труд далеко совершеннее всех доселе изданных в этом роде, как напр. «Доброе чтение православным», «Духовно-нравственное чтение» священника Невского и других.

2) Народное чтение для всех возрастов. Статьи духовного содержания. Составил А. В. Семенов. Москва. 1869 года¹⁹.

3) Народное чтение для всех возрастов. Крестьянский быт. Составил А. В. Семенов. Москва. 1869 г.²⁰

Обе эти книжки представляют собою не что иное, как – первая сборник мелких (18-ти) статей духовного содержания разных авторов, а вторая – тоже сборник разнородных и в прозаической и стихотворной форме, – статей разных авторов. Труд лёгкий, малозначащий и малополезный. Отдавая составителю сборника справедливость в том, что статьи, выбранные им, действительно могут представлять хорошее чтении для народа, особенно те статьи, содержанием которых служит крестьянской быт, мы должны заметить, что почти все они прежде г. Семёнова, другими составителями сборников, выбраны из разных книг и предназначаются для начального чтения; – раскройте любую книгу для чтения в начальных школах, и там найдете все статьи, которыми наполнил свою книгу г. Семенов. А выбор статей духовного содержания можно было сделать гораздо удачнее, чем то он сделан. Мы не понимаем, какая польза от того, что одни и те же статьи перепечатываются и издаются в отдельных сборниках. Не все ли равно купить прежде изданный сборник, например И. Паульсона, К. Ушинского, Н. Щербины, А. Андрияшева или же новый сборник А. Семенова; недостатка в хороших сборниках у нас нет, печатаются они в десятках тысяч экземпляров. Быть может сборник Семенова дешевле по цене и, следовательно, доступнее для народа? И того нет, – за две книжки г. Семенова, в десять печатных листов, нужно заплатить 35 коп., тогда как другие сборники, если взять во внимание их объем, а в «Пчеле» – еще и рисунки (35) и красивый, прочный переплет с наружи украшенный рисунками, продаются гораздо дешевле. Или быть может в подборе статей проведена и выдержана какая-нибудь новая идея? И этого нет: порядок статей определяется содержанием их, как и в других сборниках; так в первой книжке идут статьи духовного содержания, во второй – бытового. Можно догадываться, что составитель не замедлит, если уже не издал, издать и дальнейшие книжки содержания исторического, с подразделением на общеисторическое и русско-историческое, а также – общеславянского. Сборник г. А. Семенова представляет то одно отличие от прежде изданных, что состоит из нескольких книжек, а те из одной. Не знаем, что выгоднее для школьников и вообще для грамотного простолюдина. В экономическом отношении издание г. Семенова выгоднее, так как один экземпляр сборника может быть читаем в одно и тоже время тремя – четырьмя школьниками, один читает статьи духовного содержания, другой – бытового и т. д., а это для наших школ, бедных средствами, не малая выгода. Но этой одной выгоды недостаточно для того, чтобы отдавать преимущество сборнику г. Семенова пред известными уже и такими, как сборники И. Паульсона, К. Ушинского, Н. Щербины и др., и даже ставить его на ряду с ними. Не может ли придавать особенное значение сборнику г. Семенова то, что он предлагает народное чтение для всех возрастов, и назначает его не только для дома, но и для употребления в народных училищах? Нисколько, – и другие сборники пригодны не для детей только-школьников, но и для всякого грамотного человека, пригодны для чтения не в школе только, но и для дома. И так, г. Семенов своим изданием ничего не внес в сокровищницу народной учебной литературы.

4) Сборник статей для народного чтения. В 2-х выпусках. Киев. 1868 г.²¹

Вот и это тоже сборник для народного чтения в нескольких выпусках, как у г. Семенова, – только сборник этот будет пообстоятельнее и содержанием богаче, а по цене дешевле. Правда, и этот сборник не представляет чего-либо особенно хорошего, сравнительно с известными и доселе употребляемыми в наших школах сборниками, ни по содержанию своему, ни по изложению статей и распределению их: но и недостатков в этих отношениях, исключая распределения статей, не имеет. Сборник, по содержанию своему, не безынтересный; статьи, входящие в состав сборника, изложены удобопонятно и просто; но в распределении статей не заметно каких-либо педагогических соображений, так, например, неизвестно, по каким соображениям составитель сборника, после статей духовного содержания, где изложены: учение Господа нашего Иисуса Христа и Его чудесные деяния, ставит ряд таких статей, как: Пастырское наставление киевского митрополита Евгения о привитии оспы, «Об унии», «О хлебопашестве», «О разведении шелковичных деревьев», «О волке», отрывки из поэмы Пушкина «Полтава», из повести Гоголя «Тарас Бульба» и т. д. Какой смысл во всем этом, какая связь между статьями? Собрать статьи разных авторов и сдать их в типографию – не большой труд, тем более что статьи, пригодные для народного чтения, уже отмечены общим голосом наших педагогов. Дело, какое лежит на всяком добросовестном составителе сборника статей для народного чтения, в том и состоит, чтобы он приложил свой ум и труд к распределению статей, чтобы он в распределении этом руководился какими-либо педагогическими соображениями, и все статьи, разнообразные по роду и по форме, объединил одною главною мыслью. В противном случае, составителем и издателем сборников для чтения может быть всякий, кто только, при известной степени образования и при средствах, имеет охоту к книжному делу. Не можем не заметить того, что составителю рассматриваемого сборника, в статье «Волк», извлеченной из сочинения: «Жизнь животных» Брэма, где говорится о размножении волков, следовало бы такое слово, как любовь, которым мы привыкли выражать сердечное влечение одного разумного существа к другому, заменить каким-либо другим, в приложении к акту полового совокупления животных. Такие выражения, как: «у старых волков время любви начинается в конце декабря...» или «Самцы дерутся из-за самок на жизнь и смерть, и влюбленный волк, павший во время такой дуэли...», могут нравиться недоучившимся, скорослепым современным реалистам, но отнюдь не народу, которому предлагается это чтение.

5) Книга для первоначального чтения в сельских и городских, приходских и народных училищах. В двух частях. Составил А. Андрияшев. Киев. 1868 г.²²

Составитель этой книги ясно высказывает в предисловии к ней то, что он имел в виду, составляя и издавая ее. «В последнее время», пишет он, вышло много разных книг для чтения; но все они, сколько мы имели случай убедиться по собственному опыту и из заявлений учителей первоначальных училищ, не могут служить удобными руководствами для первоначального чтения, непосредственно после окончания учащимися букваря, частью по самому содержанию, частью по недоступности цены этих книг, а главным образом по внешней форме издания. Они напечатаны таким мелким шрифтом, который дети, едва окончившие букварь и переходящие к книге для чтения, не в состоянии разобрать без затруднения. Предлагаемая книга для первоначального чтения имеет в виду устранение этих неудобств, приноровлена к детям, едва начинающим читать, и по самой цене вполне доступна для самых бедных школ и для самых недостаточных учеников. Согласно заявлению составителя книги для первоначального чтения, мы рассмотрим, насколько он устранил указанные им неудобства в руководствах для первоначального чтения, непосредственно после окончания учащимися букваря, а также и то, насколько удовлетворяет это издание общим, основным педагогическим требованиям от книги для начального чтения.

Содержание своего сборника составитель нашел нужным приноровить к детям, чего нет, по его заявлению, в других сборниках, – сделал ли он это? Нет; содержание его сборника не что иное, как сокращение предметов учебного курса низших школ. В первой части книги помещены общеупотребительные молитвы (славянским текстом и в русском переводе), объяснение праздников, отрывки из истории Ветхого и Нового Завета, – это по закону Божию. Вторая часть наполнена статьями для объяснительного чтения, рассказами из естественной истории, из русской географии, из русской истории, разными стихотворениями и баснями Крылова; все предметы школьного обучения, кроме арифметики, русской грамматики и нотного пения. По этому поводу достаточно иметь в виду следующее замечание: что интересно будет для детей и доступно их пониманию чрез два года, по вступлении в школу, то совсем не интересно и малопонятно для них в ту пору, как выучат они букварь. «Первая часть», замечает составитель, «имеет целью дать возможность учащимся, при чтении, основательно изучить молитвы, объяснение главнейших праздников и вместе ознакомиться со священною историей Ветхого и Нового Завета. Но для этой цели есть законоучитель в школе и на преподавание закона Божия полагается двухгодичный или же трехгодичный курс. И трудно предположить, чтобы дитя, едва научившееся читать, могло ознакомиться со священною историей, когда оно едва в состоянии обозреть и понять одно не очень сложное и не очень длинное событие и свести его начало с концом. И едва ли доступно пониманию детей, только что научившихся читать, объяснение таких молитв, как «Помилуй мя Боже», или же Символа Веры. По самому ходу и порядку преподавания закона Божия, как отдельного предмета в школьном учебном курсе, требуется, чтоб к объяснению кратких церковных молитв (молитвы Господней, молитвы пред обедом и после обеда и т. п.), отнюдь не псалмов и Символа Веры, законоучитель приступал не прежде, как ознакомится с учениками, т. е. со степенью пробуждения их религиозного чувства, развития их религиозных понятий и позаботится об укреплении тех чувств религиозных, которые пробуждены в дитяти, и о развитии тех понятий о вере и благочестии, какие сообщены ему в доме родительском. Составитель, по всей вероятности, сам сознавал трудность статей, помещённых в первой части книги для детского понимания; иначе к чему такое его требование, чтобы обе части книги были употребляемы одновременно, чтобы один урок ученики упражнялись по первой части, а другой по второй. Если первая часть, богатая по содержанию, мало доступна детскому пониманию, то вторая, на оборот, и не богата содержанием, и мало интересна для детей, так как наполнена статьями не повествовательными, наиболее способными возбуждать интерес детей, а преимущественно описательными, вперемежку с разными докучливыми и малополезными наставлениями, которые тем скорее забываются в жизни, чем раньше и навязчивее внушаются в школе, или же такими сведениями из географии, истории, которые в свое время будут бесспорно интересны и полезны для детей.

По словам составителя книги для первоначального чтения, разные сборники для чтения напечатаны таким мелким шрифтом, который дети, едва окончившие букварь, не в состоянии разобрать без затруднения. Устранил ли он это неудобство в своем сборнике? Отчасти, и то, собственно, во второй части, – а в первой, не знаем, с какою целью, рядом с крупным шрифтом помещён такой мелкий курсив, какого нет ни в одной из употребительных книг для чтения; и это допущено в самом начале книги. Хорошо, что первая половина первой и второй части отпечатана с ударениями, – это облегчает учащимся изучение правильного произношения слов; но дурно, что текст корректирован небрежно и допущено множество ошибок, опечатки в книге для чтения совсем неуместны.

Цена за рассматриваемое издание, по обещанию составителя, действительно доступна для бедных школ и учеников, но все не так, как можно было ожидать, особенно если припомним, что редакция Киевского народного календаря, при которой издана книга, обещала на книги, издаваемые в нескольких тысячах экземпляров, назначать цены, при которых печатный лист обходился бы покупателям не более 2-х коп., а при издании книги только в одной тысяче экземпляров и менее – не более 4-х копеек. Имеем основание думать, что книга, для первоначального чтения отпечатана более чем в тысяче экземпляров, и следовательно, она, состоя из 12⅟2 листов (в 32-ю долю листа), должна бы продаваться по 25 коп.

И так, обещаний своих составитель «Книги для первоначального чтения» в точности не выполнил. Теперь посмотрим, насколько его книга удовлетворяет общим педагогическим требованиям.

Относительно содержания книги мы уже заметили, что в нем приспособления к детям нет; вообще же с педагогической точки зрения, разбираемый сборник, по содержанию своему, не выдерживает вполне характера книги для начального чтения, так как мало чем отличается от учебников, которые имеют исключительною целью передачу научных и полезных сведений; он дает пищу только для ума, имеет характер учительский, а не воспитательный.

Изложение статей, содержащихся в книге, вообще хорошо, приспособлено к пониманию детей, – в частности же особенно хороши рассказы из русской истории. Но нужно заметить, что библейские рассказы неудовлетворительны по чрезмерной краткости, сухости изложения и особенно потому, что в большинстве из них утрачен склад речи библейской, и есть уклонения от библейского сказания, или же дополнения, как например в рассказах: «Пророк Илия», «Пророк Елисей».

Порядок статей, в книге для первоначального чтения, определён вопреки педагогическим требованиям; так сначала идут статьи духовного содержания, потом статьи из естественной истории, далее из русской географии, истории, наконец, разные стихотворения и басни Крылова, а каких-либо педагогических соображений в распределении статей не видно. В ней сначала идут статьи трудные для детского понимания, именно молитвы, которые обыкновенно заучиваются в детском возрасте механически на память, а потом более простые статьи, именно рассказы из священной истории Ветхого и Нового Завета, а далее во второй части – идут статьи для объяснительного чтения – тоже очень удобопонятные, – одним словом, чем дальше, тем интереснее и удобопонятнее статьи. Ни связи между отделами статей, ни мысли, объединяющей их – в книге для первоначального чтения нет.

С большими требованиями отнеслись мы к книге для первоначального чтения, на том основании, что составитель ее, как сам высказался в предисловии к ней, взял на себя задачу устранить неудобства, какие он находит в разных книгах для чтения. После такого заявления мы вправе ожидать чего-то совершенного, далеко лучшего сравнительно с теми сборниками, какие у нас теперь в употреблении, и, по рассмотрении, находим, что г. Андрияшев ничего нового не внес в сокровищницу народной учебной литературы, и что употребляемые в наших школах книги для первоначального чтения – «Родное Слово» К. Ушинского, «Пчела» Н. Щербины и другие, нисколько не хуже его книги для первоначального чтения.

И. Э-ский

В тесной связи с преждесказанным апостол теперь развивает основные мысли всего первого отдела, именно, что Христос есть ходатай и глава нового завета. Доказательство свое он опять основывает на свидетельстве ветхого завета. Приведенный же цитат подаст ему, далее, повод ответить на возражение, какое могли представить против его мысли, основываясь на том, что Христос в своем вочеловечении и особенно в своих страданиях был унижен пред ангелами. Во внутреннем существе нового домостроительства спасения, говорит он, заключалось основание тому, чтобы Искупитель страданиями получил свое освящение. Христос долженствовал быть человеком, принять плоть и кровь, чтобы взять на себя грехи всех и усвоить всем свои искупительные заслуги. Потому что только в человечестве, как органическом целом, а не в царстве чистых духов, имеет место наследственность, преемственность как в виновности, так и в заслугах.

Ст. 5 и д.: не ангелом бо покори Бог вселенную грядущую, о ней же глаголем. Союзом бо (γάρ) апостол связывает этот стих со сказанным во 2-м стихе, особенно со словами еже зачало приемше глаголатися от Господа, и связь мыслей здесь будет следующая: ветхий завет дан был при посредстве ангелов; следовательно, они были правителями и владыками ветхого завета, как это не раз было выражено в самом ветхом завете (ср. 12:1, 10; 13:20,21. Тов.12:15) и позднее у раввинов. Новое же спасение, σωτηρία, было возвещено первоначально Господом; следовательно, ему подчинен и произошедший чрез это спасение новый мир, новый завет. Поэтому выражение вселенная грядущая (οἰκουμένη μέλλουσα) относится к спасению ст. 3, как действие к причине, и означает произведенное искуплением Христовым новое творение, новый завет, новозаветное домостроительство. Самое это выражение происходит с еврейского. Иудейские богословы весьма основательно разделяли все время существования мира на два периода: עוֹלָם הָיָה , αἰὼν οὗτος; и עוֹלָם הַבָּא, αἰὼν μέλλων, или οἰκουμένη μέλλουσα; первым выражением означалось у них ветхозаветное время; последним – время царства Мессии, мессианское время (ср. Рим.12:2). Хотя же это царство Христово и явилось уже, существует в настоящем, однако апостол называет его еще грядущею вселенною, будущим миром, или потому, что он это царство понимает во всей его полноте, каковой оно достигнет для нас еще только в будущем (по этому мы и молимся: «да приидет царствие твое») или потому, что он приводит здесь доказательства с точки зрения ветхого завета. Последнее понимание заслуживает преимущества. О ней же глаголем – обращается к 3-му стиху. Покори (ὑπέταξεν) в смысле «обещал покорить», и смысл всего места, поэтому, будет такой: нигде в ветхом завете не общается, что будущий мир, царство Мессии, о котором мы говорим теперь, будет покорено ангелам, но есть одно место, где говорится, что Бог этот новый мир покорит Сыну. Это место и приводится в ст. 6–8, по переводу LXX: засвидетельствова же некто, глаголя: «что есть человек, яко помниши его? или сын человеческий, яко посещаеши и? Умалил еси его малым нечим от ангел; славою и честию венчал еси его, и поставил еси его над делы руку твоею; вся покорил еси под нозе его». Апостол цитует неопределённо: засвидетельствова же негде некто не потому, чтобы он забыл место, где находится цитат, но потому, что писал к таким, которые основательно знали св. Писание. Цитат заимствован из Пс. 8, 5–7. Содержание этого прекрасного псалма следующее: Великим и чудным является Бог в делах природы, и если рассмотреть великие чудеса ночного неба, луны и звёзд, то в сравнении с этим, человек, слабый житель земли, представляется совершенным ничтожеством, и почти даже становится непонятным, как Бог обращает на него внимание. И однако, человек есть чудо над всеми чудесами видимого творения Божия; только на малое (т. е. время) Бог поставил его ниже ангелов; Он облек его сиянием и славою и дал ему власть над всем царством природы. Природа есть служительница человека. Псалмопевец, как легко видеть, говорит здесь о человеке в его состоянии до падения и о том положении его в природе, каково оно долженствовало быть по первоначальной мысли Божией о человеке; он, следовательно, изображает только в поэтическом виде тоже самое, что Моисей совершенно просто передает словами: «И рече Бог: сотворим человека по образу нашему и по подобию и да обладает рыбами морскими, и птицами небесными, и зверями, и скотами, и всею землею». Тем естественнее и справедливее, поэтому, апостол мог относить этот псалом ко Христу. Во Христе явился человек по преимуществу, κατ’ ἐξοχήν, чистый, первоначальный человек, безусловно, как показывают совершенные Им чудеса, снова господствовавший над природою, и господство Которого над нею достигнет полной своей меры, когда природа освободится от уз, в которых она теперь воздыхает, и достигнет свободы славы чад Божиих (ср. Рим.8:21). Итак, все сказанное, здесь псалмопевцем о высоком достоинстве человека и его отношении ко всей природе, в истиннейшем и существеннейшем смысле относится ко Христу (ср. 1Кор.15:27 и др. Еф.1:22). Слова ст. 7: умалил еси его малым нечим от ангел в еврейском тексте псалма читаются: «ты немного унизил Его пред божеством (элогим)». В еврейском здесь выражается особенная близость отношений человека к Богу и вместе достоинство его. LXX и здесь слово элогим переводят ἄγγελοι (cp. 1:6). Малым нечим, βραχύ τι, может иметь двоякое значение – в смысле достоинства и определения времени. В последнем смысле апостол принимает это выражение и относит его ко времени земной жизни Христа, как это ясно видно из 9 ст. В таком случае следующее выражение: славою и честию венчал еси его составляет противоположение, и должно быть понимаемо в отношении к прославлению Христа сидением одесную Отца, последовавшим за Его унижением: «Ты на короткое время унизил Его пред ангелами, а потом увенчал Его славою и честию». В словах: вся покорил и проч. выражается мысль, что Христос, человек κατ᾿ ἐξοχήν, будет господствовать над всею тварью.

Ст. 8. 9. Апостол останавливается над заключительными словами цитаты, чтобы выяснить ее и вместе с тем представить основание сказанному им в 5-м стихе, именно, что Бог не подчинял нового мира ангелам. Он говорить: Внегда же (γáρ) покорити ему всяческая, ничто же остави ему непокорено. Ныне же не увидим ему всяческая покорена. А умаленнаго малым чим от ангел видим Иисуса, за приятие смерти, славою и честию венчанна; яко да благодатию Божиею за всех вкусит смерти. Смысл этих слов в общей связи такой: не ангелам Бог подчинил будущий мир, новое домостроительство спасения; потому что в приведенном свидетельстве говорится, что Бог все подчинил Сыну человеческому, Христу, и нет ничего, что не было бы ему подчинено (ср. 1Кор.15:27). В словах: ныне же не увидим и проч. (νῦν δὲ οὔπω ὁρῶμεν κ. τ. λ.) апостол от имени читателей делает себе возражение: «вы скажете: мы не видим еще, чтобы все было покорено Ему; ежедневный опыт свидетельствует, что есть много противящихся Его власти». Решение этого возражения дается в 9 ст., но так, что апостол не делает своего вывода, потому что читатель сам легко может сделать это: конечно, Ему еще не все покорено; но на короткое время униженного пред ангелами, Иисуса мы видим уже увенчанным славою и честию, именно в Его воскресении, вознесения на небо и сидении одесную Отца. Следовательно, слова псалма: славою и честию венчал еси Его, уже исполнились на нем. Исполнение же этой первой половины служит твердым ручательством за исполнение второй, что Бог все покорит Ему. – За приятие (претерпение) смерти (διὰ τὸ πάθημα τοῦ θανάτου), некоторые, как напр. Ориген, Августин, относят к слову умаленнаго и всему дают смысл, что Христос своими страданиями и смертью на короткое время был унижен пред ангелами; или, что Он ради страданий и смерти, чтобы претерпеть за нас смерть, на короткое время унижен был пред ангелами. Но такое сопоставление слов не основательно, уже потому одному, что первое из этих объяснений не оправдывается грамматически; потому что διά с винительным означает не чрез, а для, ради. Поэтому, слова – за приятие смерти мы соединяем со словами – славою и честию венчанна. Христос своими страданиями и смертью не только для нас приобрёл благодатные дары искупления, но и для себя, т. е. для своей человеческой природы – сидение одесную Отца, прославление; следовательно, ради крестной своей смерти Он увенчан был славою и честию (ср. Фил.2:9,10. Лк.24:26). – Затрудняет еще толковников прибавление: яко да благодатию Божиею (ὅπως χάριτι θεοῦ κ. τ. λ.). Одни соединяют его с предшествующими ему непосредственно словами: за приятие... венчанна; тогда смысл здесь такой: «мы видим Иисуса увенчанным славою и честию за крестную смерть, которой Он для того подчинился, чтобы за всех вкусить смерть». Но лучше, кажется, относить его к слову умаленнаго, и в таком случае смысл будет следующий: «Мы видим Христа в Его вочеловечении умаленным на короткое время пред ангелами; чтобы Он за всех вкусил смерти». Христос для того и стал человеком и так унизил Себя пред ангелами, чтобы своею смертью представить Богу удовлетворение за грехи всех. При таком рассмотрении и выражение – малым нечим относится ко всей земной жизни Христа, а не только к Его страданиям. Вместо χάριτι θεοῦ (благодатию Божиею) еще Ориген знал другое чтение, встречающееся только в некоторых позднейших рукописях и находящееся у Феодорита, Амвросия и друг., именно χωρὶς θεοῦ (без Бога). Это выражение допускает разные толкования, или: «чтобы Он за всех, исключая Бога, вкусил смерть», или: «как оставленный Богом». Но это чтение не имеет за себя внутренней вероятности и произошло вероятно от ошибки переписчиков. – Выражение – вкусить смерти (γεύσηται θανάτου) означает «претерпеть смерть» (ср. Мф.16:28. Ин.8:52). Слишком натянутым представляется толкование выражения «вкусить» в смысле краткого продолжения времени, или горечи, или истинности смерти Христовой за всех (ὑπὲρ παντός в единств. мужск. рода) заключает в себе ту мысль, что Христос претерпел смерть не только за всех людей вообще, но и за каждого в особенности; но можно понимать παντός (как средн. род.), согласно с большинством древнейших толковников: за все, т. е. за все творения. Неразумная природа также желает искупления и будет разделять с людьми участие в искупительных заслугах Христовых (ср. Рим. 8:21).

Ст. 10 и д. Временное унижение Христа пред ангелами в Его вочеловечении и особенно Его страданиях имело свое основание в человеческой природе. Так как Христос хотел искупить не ангелов, но людей, то Он и долженствовал снизойти к человечеству, Сам долженствовал принять человеческую плоть и понести на Себе слабости и страдания людей: подобаше бо Ему, егоже ради всяческая, и Им же всяческая, приведшу многи сыны в славу, начальника спасения их страданми совершити. Союз бо (γáρ) соединяет это предложение со сказанным непосредственно пред этим – яко да благодатию и проч., и связь мыслей, здесь следующая: Иисус на короткое время унижен пред ангелами, чтобы, по благодати Божией, претерпеть смерть за всех; ибо надлежало, чтобы Виновник спасения людей был совершен чрез страдания. В выражении – подобаше (ἔπρεπε) лежит мысль не необходимости, ἀνάγκη (потому что в Боге о такой необходимости не может быть речи), но о соответственности, вытекающей из преобладающих свойств человека. Искупление, со стороны Бога, было совершенно свободным делом любви, а также и образ, и способ искупления. С точки зрения божественной нельзя поэтому сказать: Сын должен был сделаться человеком, должен был пострадать, чтобы искупить людей; потому что Бог свободен и всемогущ. Но мы можем для действий божественных искать оснований целесообразности, и тогда, если смотреть на дело со стороны фактического состояния человечества, можно сказать, что Искупитель падшего человечества долженствовал сам быть человеком, должен был пострадать. – Ему, как, несомненно, открывается из связи речи, относится к Богу Отцу. Вводными словами: его же ради всяческая и Им же всяческая, Бог изображается как конечная цель всего (Его же ради) и как первооснова (Им же). Но вместе с тем здесь заключается мысль, что Он, будучи первооснованием и конечною целью всех сотворенных существ, в состоянии также предпринять самые лучшие и мудрейшие меры к спасению их. Выражение – Им же (δι᾿ οὗ) в новом завете обыкновенно употребляется только в приложении к Сыну Божию, которым Бог создал мир (ср. Ин.1:3; 1Кор.8:6 и др. м.). Здесь же, где оно очевидно относится к Отцу, мы должны принимать его в одном значении с выражением – из того (ἐξ οὗ) (ср. Рим.11:36). – Особенную трудность для толковников составляет причастие приведшу (ἀγαγόντα), как в указании его соотношения, так и в объяснении его значения. Одни из толковников (на том основании, что причастие, в греческом, стоит в винительном падеже) связывают ἀγαγόντα с ἀρχηγόν (начальника) и переводят: надлежало Ему приводящего многих сынов в славу, начальника спасения их, совершить чрез страдания. Но это сочетание уже грамматически не состоятельно, по причине члена τόν между ἀγαγόντα и ἀρχηγόν, в таком случае сказано было бы у апостола не: πολλοὺς υἱοὺς εἰς δόξαν ἀγαγόντα τὸν ἀρχηγόν, а: τὸν πολλοὺς... ἀγαγόντα ἀρχηγὸν. Но решительно против такого сочетания говорит выражение – многи сыны (πολλοὺς υἱούς), которое тогда только естественно, если речь идет о сыновстве к тому, кто составляет подлежащее к слову приведшу (ἀγαγόντα); но неоспоримо речь идет здесь о сыновстве человечества в отношении к Богу Отцу, а не в отношении ко Христу. Поэтому, слово – приведшу мы должны относить к слову – Ему; следовало ожидать, что и причастие будет поставлено в дательном, как это и соблюдено в славянском переводе, но в греческом поставлен винительный, чтобы причастие ближе связать с неопределённым наклонением – совершити (τελειῶσαι). Такая конструкция не редко встречается (ср. Деян.15:22; 11:12; 25:27. Лк.1:74). Что же касается значения самого этого причастия, то некоторые пытались принимать аорист, в каковой форме оно стоить, за прошедшее совершенное и, согласно с вульгатой, переводили: «Надлежало Ему, чтобы Он, приведший многих сынов в славу, виновника их спасения совершил чрез страдания». По этому переводу под сынами мы могли бы разуметь только благочестивых отцов ветхого завета. Но совершенно не соответственно было бы всему ходу мыслей послания сказать, что древние отцы уже приведены в славу. После того только уже, как Христос предтеча (πρόδρομος) о нас, взошел на небо впереди у нас, и как первосвященник вступил во святая святых, открыта стала и для нас завеса, стал доступен вход на небо (ср. 5, 9. 6, 20). Поэтому аорист мы должны принимать здесь в значении будущего: «Который многих сынов имел привести к славе». Такое толкование оправдывается и грамматикой, потому что неопределённое аориста часто сближается с будущим; реже, конечно, причастие. – Начальник (ἀρχηγός) означает, во-первых, предводителя особенно на войне, вождя, потом родоначальника, наконец, в смысле αἴτιος виновника. Слово совершити –τελειοῦν с производными от него словами часто употребляется в этом послании и притом как в отношении к самому Христу (ср., кроме этого места, еще (5, 9. 7, 28), так и в отношении к искупленным чрез Него (ср. 7, 11. 19. 9, 9. 10, 14. 11, 40). По этимологии τελειοῦν τινα значит «сделать совершенным (τέλειος), привести к своей цели (τέλος)», следовательно «окончить довершить». В отношении ко Христу это слово может быть прилагаемо только к человеческой Его природе и означает при этом совершение, наступившее с Его прославлением, когда человек Христос, увенчанный славою и честию, воссел одесную Отца, когда, следовательно, человеческая природа в Нем достигла своего истинного совершенства (τέλος). Ев. Иоанн для выражения этой мысли употребляет слово δοξασθῆναι. Это прославление своего человечества Христос приобрёл своими страданиями, поэтому и сказано: страданми (διὰ παθημάτων). Точную параллель этому месту составляет изречение самого Спасителя у Лк.24:26: не сия ли подобаше пострадати Христу и внити в славу свою, где внити во славу свою совершенно соответствует нашему совершити. Как параллельные места могут быть также приведены здесь слова из Фил.2:8 и д.: «смирил себе, послушлив быв даже до смерти, смерти же крестныя. Тем же и Бог Его превознесе, и дарова Ему имя, еже паче всякого имени». – Смысл этого стиха можно поэтому выразить так: «Бог восхотел снова сделать людей своими сынами; но сыновства Божественного падший человек мог достигнуть только, если бы это ему вообще возможно было, путем совершенно обратным тому, каким он потерял его. Он отпал от Бога чрез непослушание и преданность чувственной похоти; следовательно, возвратиться к Богу он мог только посредством самоотречения и умерщвления, посредством страданий. Но человек не мог этого собственными силами; необходимо было, чтобы другой, именно Сын Божий κατ᾿ ἐξοχήν», пошел за него этим путем и, как предтеча наш, проложил бы нам путь посредством страданий; и если мы последуем за ним этим путем, то в таком только случае можем снова достигнуть сыновства Божественного.

Х. О.

В нашей местности несколько лет сряду не было порядочного урожая хлеба. В прошлом же году на полях крестьян нашего прихода не родилось почти ничего. Бедность в народе развилась страшная. На лицах всех выразилось какое-то уныние и вместе с тем тревожное беспокойство о будущем. «Что-то» будет, говорили крестьяне, «или и на будущую весну не даст Бог хлеба?» Настала и эта, так тревожно ожидаемая весна. К великому огорчению крестьян, всходы хлеба были самые плохие; продолжительная засуха, стоявшая в начале весны, отнимала всякую надежду на их поправление. Оставалось ждать помощь только от Бога. Помня слова Господа: Аз удержах дождь от вас прежде трех месяцев жатвы, зане не обратистеся ко мне (Ам.4:7–9), – я часто внушал своим прихожанам обратиться с молитвою к Богу, и просить Его о благорастворении воздухов и изобилии плодов земных. Благодаря ли моим внушениям, или по собственному сознанию, но только крестьяне нашего прихода, в продолжение весны, насколько раз просили меня совершить на их полях молебствие, поемое во время бездождия. И, благодарение Богу! – пошли дожди, нивы зазеленели роскошною растительностью, и принесли такую обильную жатву, какой давно не было в нашей местности. Помня, как плохи были хлеба при начале весны, крестьяне на настоящую обильную жатву смотрели не иначе, как на дар Божий. В таком смысле они не раз высказывались мне в частных беседах с ними. Такой христианский взгляд на изобилие земных плодов меня искренно радовал. Но в тоже время не раз западал в душу вопрос: смотря на настоящую жатву как на дар Божий, крестьяне выразят ли свою мысль каким-нибудь делом, или также будут распоряжаться своим хлебом, как распоряжались им в предыдущие годы, когда сознание Божией помощи в них было гораздо слабее? Время дало мне самый грустный ответ на этот вопрос, по окончании уборки хлеба, я не заметил в жизни крестьян ни одного явления, которое служило бы выражением доброго взгляда на жатву, как на дар Божий. Это меня печалило, и я решился сделать крестьянам несколько наставлений о том, к чему обязывает их настоящий урожай хлеба.

Был тихий сентябрьский вечер, канун одного из больших осенних праздников. Считая неприличным работать под праздник до поздней ночи, крестьяне уселись группами возле своих домов и занимались разговорами о житейских предметах. В одной, самой большей, группе шел разговор об умолоте хлеба. Я слышал этот разговор, и подошедши к крестьянам, после взаимных приветствий, спросил:

– А что, православные, радует ли вас умолот хлеба-то?

– Хлеба такие, что и не надо лучше; истинно нужно сказать, что наградил нас Бог, – отвечали в один голос несколько крестьян.

– Да, теперь можно полегче вздохнуть; по крайней мере, хоть хлеба хорошего поедим, а то уж очень мы себя заморили в прежние-то годы, – отозвались другие голоса.

– Радуюсь вместе с вами, православные, сказал я. Но не скрою от вас и того, что, наполнивши житницы свои обильною жатвою, все не о том думаете, о чем прежде всего нужно бы подумать православным христианам. Вы говорите, что теперь можно полегче вздохнуть; это значит вы рассчитываете пожить теперь в большем удовольствии, чем жили в прежние голодные годы. Но эту ли мысль внушает вам настоящий урожай хлеба? Кто вам дал такую богатую жатву? Вспомните, что было с вашими полями в прошлые годы. Вы ли не удобряли их, вы ли не работали на них с полным усердием, всеми силами стараясь возрастить брошенные в них семена; – и однако эти поля были похожи как бы на степь какую; – только изредка виднелась на них зеленеющая жатва. Вспомните и то, с какими горестными чувствами вы возвращались с ваших полей и в настоящую весну; что обещали вам эти поля, как не голодный год?.. Но вот, в ту самую пору, когда вы были в таком отчаянии, сам Бог сжалился над вами. По Его всеблагой воле, отверзлись небеса, полились дожди, оживили вашу жатву, замирающую от засухи, – и вот эта жатва приняла теперь обильный плод. Как же, после этого, нужно смотреть на собранный вами хлеб? Нужно сознаться, да и сами вы не раз сознавались, что этот хлеб уродил вам сам Бог, что он не ваше приобретение, но дар Божий.

– Истинно дар Божий, – отозвались несколько крестьян.

– А если вы сознаете, что сам Бог наградил вас таким хорошим урожаем хлеба, то, о чем должна быть ваша первая забота? у многих из вас есть добрые и благовоспитанные дети. Представьте себе, что вы возвратились из города и привезли им какой-нибудь подарок, напр., хоть игрушку. Когда вы дарите им этот подарок, что они будут делать в эту пору? Побежат ли они тотчас же забавляться этим подарком? Так сделает только испорченное и неблаговоспитанное дитя, а доброе дитя, напротив, прежде всего будет благодарить вас. Запомните этот пример и смотрите, какие мысли он нам внушает. Дитя благодарит отца за игрушку, которая служить для него только забавою; не прежде ли всего и не более ли всего должны, и мы благодарить нашего небесного Отца, Бога, в таком изобилии даровавшего нам хлеб насущный? Такая благодарность еще более требуется от нас потому, что своею помощью Бог избавил многих из нас, можно сказать, от голодной смерти. Прошло уже несколько лет моего у вас священнослужения, на моих глазах несколько раз награждал вас Бог хорошим урожаем хлеба, – а между тем я ни разу не был свидетелем вашей благодарности ко Отцу небесному, вы были всегда теми неблагодарными детьми, которые, получивши подарок, прежде всего спешат к забавам и развлечениям. Грешно и стыдно поступать так православным христианам. Благодарность должна быть впереди всего, благодарность.

– Справедливая ваша речь, батюшка, сказал один пожилой крестьянин, слушавший речь мою, заметно, с большим вниманием. Действительно, православные, – обратился он к своим собратьям, нужно сперва помолиться, благодарение воздать Отцу небесному, а там уж как кто знает, так тот и распоряжайся тем, что ему Бог послал.

– Вот и опять говорю, вы не так рассуждаете, как бы следовало. После благодарения Богу, правда, можно уже распоряжаться дарованными им благами, но как? так ли, как кому вздумается или, напротив, нужно руководиться при этом какими-нибудь добрыми правилами? В ответ на это я скажу вам вот что. Хлеб – дар Божий, существенно необходимый для нас. Поэтому мы все желаем, чтобы и на будущее время Бог явил нам свою милость, наградивши нас хорошим урожаем. Но если какой-нибудь отец, наградивши сына богатым имуществом, заметит, что он не умеет распоряжаться данными ему средствами, и часто употребляет их во вред себе, – то такой отец будет ли на будущее время с одинаковою щедростью награждать своего сына? Конечно, нет. Тоже самое будет и с нами, если мы будем неразумно распоряжаться Божьими дарами. Тогда Отец небесный отвратит от нас щедрую руку свою, и нам снова придется терпеть различные лишения и недостатки, и, что всего хуже, томление голодом. Значит, нужно так распоряжаться уродившимся, по воле Божией, хлебом, чтобы и на будущее время привлечь к себе благоволение Божие. Как же именно?

Св. Евангелие изображает нам одного богатого человека, у которого уродилась такая обильная жатва, что он не имел даже места, куда бы собрать плоды. Что мне делать? рассуждал богач сам с собою, и наконец, рассудил так: разорю житницы моя, и большая созижду, и соберу ту вся жита моя, и благая моя, и реку душе моей: душе, имаши блага многа на лета многа: почивай, яждь, пий, веселися (Лк.12:18–19). Остановите ваше внимание на этом человеке и смотрите, не запали ли в вашу душу такие же мысли и желания, какими занята была его душа? Есть, без сомнения, и теперь много таких людей, которые думают распоряжаться дарованными им благами, подобно евангельскому богачу. Но хорошо ли это? По учению И. Христа, заботливость об излишке земных благ не должна иметь в нас места. Касательно земного благополучия. Он заповедал нам возносить ко Отцу небесному такую молитву: хлеб наш насущный даждь нам днесь, т. е. дай нам, Господи, только то, что для нас необходимо на настоящее время. И эта заповедь Господа проникнута высокою мудростью. К чему, в самом деле, столько заботиться о собрании земных благ на будущее время, когда будущее не в нашей воле, когда мы не знаем, проживем ли не только будущий год, но даже завтрашний день? Послушайте, что сказал Господь Бог евангельскому богачу, задумавшему многие годы пользоваться собранными богатствами. Безумне, сказал Он, в сию нощь душу твою истяжут от Тебе, а яже уготовал еси, кому будут (ст. 20)? Таким образом излишняя бережливость земных благ, бережливость, доходящая до скупости, предосудительна в православных христианах; она обличает в нас безумные желания, видя которые Господь Бог отвратит от нас лице свое.

Но если найдутся, между нами, люди, подобные евангельскому богачу, то еще более найдется таких, которые распоряжаются даруемыми им благами совершенно противоположным образом. Я разумею здесь людей расточительных. И между вами есть такие, которые не успеют еще собрать свои земные пожитки, как начинают уже растрачивать их на различные прихоти. Я заметил уже, что некоторые из вас не раз отправлялись в город с возами хлеба, и возвращались оттуда далеко не в трезвом виде. Это значит, что они, выручивши за проданную часть хлеба несколько денег, вместо того чтобы благоразумно распорядиться ими, пропивали их. Да и здесь, у себя дома, почти все вы не малую часть своих земных прибытков истрачиваете на пьянство. Мало ли выпивается вами вина на различных праздничных пиршествах? А где берутся деньги на это? Все ваше богатство заключается, главным образом, в том уголке земли, которым вы владеете; земля – наша кормилица, говорите вы сами. Стало быть, деньги для пьянства вы берете, главным образом, из этого источника своего богатства, пропивая то, что уродил вам Господь Бог на нивах ваших. А хорошо ли это? Нечего и говорить, что худо. Разве для того Господь Бог награждает нас своими дарами, чтобы мы пользовались ими для удовлетворения своих страстей, часто диких и необузданных, и почти всегда сопровождающихся какими-нибудь греховными делами и даже преступлениями? Да и, помимо того, расточительность в употреблении земных плодов может сказаться многими дурными последствиями. У какого хозяина чаще всего не достает хлеба, как не у того, который безумно распоряжается им? Кому чаще всего приходится голодать к концу года, как не тому, кто в начале года так безумно пировал на счет своих закромов? Таким образом расточительность в употреблении земных плодов преступна и пред судом Божиим, противна и простой житейской мудрости. Расточительности, значить, нужно избегать столько же, сколько и безумной скупости.

Как же наконец, спросите вы, нужно распоряжаться собранным вами хлебом? Бог посылает нам различные земные блага для поддержания и сохранения нашей жизни, а не для пиров и развлечений. Значит, из этих благ мы можем и должны употреблять для себя только то, что для нас существенно необходимо. При таком же употреблении этих благ, у многих из вас, людей сравнительно бедных, все-таки будет остаток. Вот этим-то остатком мы и должны и можем распоряжаться так, чтобы привлечь к себе благоволение Божие на будущее время. Каким образом? Представьте себе, что у какого-нибудь отца есть несколько человек детей. И отец, и дети, живущие на его попечении, – все люди не богатые, и часто испытывают различные недостатки. Но вот двое из сыновей этого отца, благодаря различным обстоятельствам, вышли, как говорится, в люди, и сделались богатыми. Один из них, несмотря на то что сам не давно вышел из бедности, скоро отдался всем развлечениям и удовольствиям, на какие только хватало его средств, и среди богатой обстановки, за роскошным столом, совершенно забыл, что у него есть бедные братья и сестры, которым, может быть, и голодно и холодно, для которых малейшая помощь была бы великим утешением. Другой, напротив, вел жизнь совсем иную. Из своих богатых средств он тратил для себя только то, что было для него существенно необходимо; остальное же все отдавал бедным братьям и сестрам своим. Скажите же теперь, какой из этих сыновей более заслуживает любовь отца своего, кому из них отец скорее передал бы благословение отчее, созидающее домы чад? Без сомнения, последнему. Есть, друзья, и у всех нас один общий отец и множество братьев и сестер. Общий отец наш, – Господь Бог, братья наши – все люди. В настоящий год Отец небесный наградил вас хорошим урожаем хлеба; впереди у вас виднеется если не богатство, то довольство. Но между нашими братьями пред Отцом небесным и в настоящий год найдется много таких, которые терпят различные лишения и недостатки; есть люди, у которых нет даже и клока земли, этого главного источника народного продовольствия, есть вдовы и сироты, не имеющие не только пропитания, но даже приюта, есть люди, терпящие голод по недостатку сил для труда, – это люди страждущие и недугующие; много вокруг нас и других людей, нуждающихся в чужой помощи. На ком же лежит обязанность помогать им, как не на нас, их братьях? Из представленных мною двух сыновей одного отца, вы, конечно, считаете добрым того, который, разбогатевши, не забыл своих бедных братьев; его поступок и для вас, и для всех всегда будет поступком добрым. От чего же вам не подражать ему? Только язычник, не имеющий понятия о едином истинном Боге, мог с презрением проходить мимо бедного: только язычник мог говорить: «за чем даешь милостыню бедному? ты только удлиняешь его мучения; пусть пропадает с голоду». Люди же, верующие в истинного Бога, и сознающие свое братство пред Ним, как пред Отцом нашим небесным, всегда были готовы подать помощь нуждающимся. В этом отношении прекрасный пример представляет нам древний народ еврейский. У евреев каждый бедный всегда имел долю в земных прибытках богатого. В народе еврейском бедные во всякое время могли приходить на землю богатого, и вкушать плоды ее, сколько угодно; нельзя было только уносить плодов домой (Втор.23, 24, 25). Когда же на ступало время собирания плодов, после чего у бедных отнималась уже возможность свободно пользоваться ими, тогда закон предписывал евреям, чтобы все, что оставалось забытым на полях, предоставлялось в пользу нищих. Мало того, евреи намеренно даже оставляли в пользу нищих некоторую долю земных плодов; закон предписывал им не дожинать угла на ниве и не собирать колосья, выпадающие из снопов (Втор.24:19–21). Прекрасный образец такого рода помощи бедным видим мы в библейском рассказе о Руфи. Две бедные еврейские женщины, Руфь и Нееминь, взошли во время жатвы на ниву богатого Вооза и стали собирать остающиеся за жнецами колосья. Когда увидел это Вооз, то не только не запретил им это, напротив, приказал даже жнецам возможно больше оставлять колосья. Но вот жатва кончена; что же будет с бедным евреем, чем он будет питаться? Пришельцы, вдовы, сироты и под. бедняки всегда находили приют в доме богатого израильтянина и пользовались там трапезой. В особенности дом богатого был открыт для них во дни праздничные. А так как праздников у евреев было довольно много, и некоторые из них продолжались даже по нескольку дней, то можете представить, насколько было развито в народе еврейском чувство сострадания к бедным. Наконец, в народе еврейском были и особые благотворительные учреждения, тесно связанные с жатвою; напр., чрез каждые два года евреи отделяли в пользу нищих десятую часть всех произведений земли. Так. образом и во время жатвы, и после ее, внимание еврея постоянно обращалось на бедных. Тоже самое, друзья, должны делать и мы. Из своих земных прибытков уделяя для себя только то, что для нас необходимо, остальное мы должны употреблять на дела благотворительности. Этого требует от нас и наше собственное благополучие. Недостаток благотворительности, – вот самое главное, за что Господь Бог посылает нам различные бедствия. «Ясны причины», говорил один св. отец церкви своей пастве во время голода, – «ясны причины, по которым Господь Бог так поступает с нами. Сами берем, а других не снабжает; хвалим благотворительность, и отказываем в ней нуждающимся; будучи голодны, насыщаемся, а того, кто скуден, проходим мимо; имея у себя нескудного подателя, Бога, стали мы скупы и несообщительны с бедными. Овцы у нас многоплодны, но нагих больше, чем овец. Кладовые затеснены множеством хранимого, а утеснённого не милуем. За сие-то Бог не отверзает руки своей, что мы заградили братолюбие. За сие-то и нивы сухи, потому что охладела любовь». Благотворительность, рассуждает далее тот же св. отец, скорее всего привлечет к нам благоволение Божие. «Беден ты? говорит он, но есть, без сомнения, другой беднее тебя. У тебя хлеба на десять дней, а у него на один. Как человек добрый и благомыслящий уступи свой излишек неимущему. Не медли дать из малого; своей пользы не предпочитай общему благу. Если у тебя в пищу остается один хлеб, а у дверей стоит просящий, то принеси из кладовой и этот один хлеб и, положив на руки, скажи такое жалобное и вместе благопризнательное слово: один у меня хлеб, который Ты видишь, Господи, и опасность очевидна; но заповедь Твою предпочитаю себе, и из малого даю алчущему брату. Знаю Твою благость, и возлагаю упование на Твое могущество. Если так скажешь и сделаешь, хлеб, поданный тобою в крайности, будет семенем для земледелия и принесет сторичный плод»²⁴. Так говорить св. Василий Великий, которого церковь называет учителем вселенским. Нам ли не послушать его голоса?

Но довольно. Пора закончить нам свою беседу. Запомните сии мои советы о том, как нужно вести себя по собрании земных плодов, о чем нужно подумать, о чем позаботиться. Я советовал вам от души, и советовал то, что служит источником вашего счастья.

– Будем помогать, батюшка. Благодарим покорно, что научили нас, – отвечали в один голос собравшиеся вокруг меня крестьяне.

С. К. М -ов

Язык народа есть выражение его духовной жизни: в нем народ заключил и выразил свои понятия, верования, убеждения, всю свою духовную жизнь. Поэтому весьма справедливо судят о степени умственного развития какого-нибудь народа по богатству его языка: чем богаче язык какого-нибудь народа, чем больше заключаются в нем понятий, тем выше, значит, он стоит на степени духовного развития, тем он образованнее, и наоборот: чем беднее язык какого-нибудь народа, чем ограниченнее круг понятий, заключающихся в нем, тем ниже, значит, он стоит на степени своего умственного и нравственного развития. Словом, язык народа есть показатель его духовного развития и результат этого развития. Но будучи выражением духовной жизни народа, представляя собою результат всего духовного его развития, язык народа, в тоже время, есть самое первое и единственное средство развития отдельных личностей народа. Посредством языка и вместе с ним, они усвояют себе все те понятия, какие заключены в нем известным народом, и таким образом возвышаются на ту степень духовного развития, на которой стоит этот народ, в лице своих представителей. Кто не знает того языка, в котором народ выразил высшую степень своего развития, своего образования, тот никогда не достигнет этой степени развития, тот никогда не станет наравне с народом, не будет идти с ним рядом по пути духовного развития; он будет человеком отсталым, не будет принадлежать к своему народу, даже к своему веку. Само собою понято, что чем раньше начнется знакомство, изучение того языка, в котором выражена высшая степень образования народа, чем отчётливее будет это изучение, тем раньше и лучше усвоится эта образованность, тем скорее и легче достигнется отдельною личностью высшая степень народного развития. Стремление к этой цели и достижение ее должно составлять первую и главную обязанность каждого отдельного человека, если он хочет быть действительным, полезным членом своего народа и сыном своего века. Частнее: русский человек должен прежде всего изучать русский язык, тот язык, в котором русский народ заключил и выразил все свои понятия, все свои верования, всю свою образованность. Язык этот обыкновенно называется языком литературным. Поэтому изучение русского литературного языка должно быть первым делом всякого племени, входящего в состав великого русского народа. И те племена и отдельные личности много теряют в отношении своего умственного развития, которые упускают это из виду; без знания русского литературного языка они никогда не достигнут высшей степени развития русского народа, как она выразилась в лучших его представителях. Если же, вследствие каких-либо обстоятельств, они поздно примутся за изучение этого языка, то они сначала встретят на пути своего развития большие затруднения, и если разовьются умственно, то это развитие будет довольно позднее. Вообще нужно сказать, что те отдельные личности, которые выйдут из народа, или племени, незнакомого с русским литературным языком, в котором выразилась высшая степень развития русского народа, встретят такие затруднения на пути своего духовного развития, какие совершенно неизвестны тем, у которых русский язык их родной. В этих неблагоприятных для умственного развития условиях поставлены малороссы.

Известно, что малороссы говорят особенным наречием, настолько отличным от русского, что никто не может смешивать их. Как ни бедно это наречие по-своему развитию, по количеству заключающихся в нём понятий; но малороссы считают его совершенно достаточным для себя, для выражения своих мыслей и чувствований, и потому в сношениях между собою никогда не прибегают к помощи другого какого-нибудь языка. Отсюда происходит то, что народ малорусский не считает нужным учить своих детей русскому языку, и ограничивается своею родною малороссийскою речью. Как ни естественна и ни невинна сама в себе эта любовь малороссов к своей родной речи, однако, следствием ее бывают большие затруднения для тех личностей, которые, по собственному ли, внутреннему побуждению, или вследствие посторонних, внешних обстоятельств, стремятся возвыситься над степенью умственного и нравственного развития своего племени, и хотят стать на ту степень развития, какой достиг русский народ, в лице лучшего своего племени, великороссийского. Конечно, от незнания и даже непонимания русского литературного языка терпит в отношении к умственному своему развитию весь малороссийский народ; но пока эти неблагоприятные условия для умственного развития падают, большею частью, и почти исключительно, на детей малороссийского сельского духовенства. Говорим пока и большею частью потому, что сознание о необходимости науки, образования еще не проникло достаточно в народ и пока только духовенство убеждено в необходимости образования своих детей. Это сознание необходимости образования, и стремление к нему, при существовании условий неблагоприятных для образования, поставляет малороссов вообще, и в частности детей сельского малороссийского духовенства в довольно затруднительное положение. С русским литературным языком они знакомятся, т. е. приучаются понимать его и более или менее выражать свободно свои мысли на нем лишь поздно, по переходе в семинарию; следовательно, все предшествующее время домашнего воспитания и обучения в училище приносит очень мало пользы для них в отношении к умственному развитию. Отсюда происходит то, что дети малороссийского сельского духовенства начинают развиваться поздно, и многие из них, вследствие малого умственного развития, какого достигли они в училище, или совсем не принимаются в семинарию, или же сами увольняются, находя обучение в семинарии слишком трудным для себя, и таким образом многие лишаются возможности получить дальнейшее, высшее образование, и должны ограничиться первоначальным, весьма недалеким образованием. Между тем как многие из них вышли бы очень дельными людьми и полезными членами общества, если бы получили образование, хотя в семинарии, среднем учебном заведении. И если бы они в доме родителей, и потом в училище, научились говорить по-русски, то очень вероятно, что многие из них избегнули бы своей жалкой участи, не были бы сочтены малоспособными, и в училище они лучше понимали бы те предметы, какие там преподаются, более развивали бы свои умственные способности чтением книг и, при поступлении в семинарию, на экзамене лучше бы себя зарекомендовали, да и в семинарии скорее бы стали на ноги. Если же так важно для умственного развития детей малороссийского духовенства знание русского литературного языка, то естественно, что все усилия духовенства должны быть направлены к достижению более или менее совершенного знакомства его детей, в возможно раннее время, с русским литературным языком. Как же этого можно достигнуть? – Вот вопрос, который теперь долженъ быть решён, и который составляет всю сущность первоначального образования детей сельского малороссийского духовенства.

Постоянное обращение малороссийского духовенства с малороссами, не умеющими говорить по-русски и, даже мало понимающими русский язык, и в следствие того привычка говорить по-малороссийски как с прихожанами, так и в доме с прислугою и семейством своим не благоприятствует знакомству его детей с русским языком. Дети духовенства слышат малороссийскую речь от родителей и родных и от прихожан и научаются ей вместе с развитием дара слова. Понятно, что таким образом дети, так сказать, всасывают с молоком матерним речь исключительно малороссийскую, и не могут выучиться дома по-русски. Но если бы священники всегда говорили с прихожанами и с домашними по-русски, тогда и дети их приучались бы с младенчества к русскому языку. Особенно в доме родители не только между собою, но и с прислугою всегда должны употреблять русскую речь, потому что эта прислуга, во всяком случае, будет иметь значительное влияние на образование такой или другой речи у их детей. Как бы ни были родители внимательны к своему дитяти, но они не могут постоянно находиться при нем и не допускать ни чьего влияния. С другой стороны, дети всегда чувствуют особенное какое-то влечение к прислуге; она составляет для него самое приятное общество. Какая бы ни была этому причина, во всяком случае это несомненно. Поэтому, если нельзя более или менее приучить всю прислугу говорить по-русски, то нужно стараться о том, чтобы дитя как можно реже обращалось в кухне и не приучалось бы говорить по-малороссийски. Можно, наконец, дать положительное приказание прислуге, что бы она не вступала в беседы с дитятей, если бы когда-нибудь оно и попало в кухню. Что же касается няньки, то ее одну можно научить сколько-нибудь выражаться по-русски, и это легко сделать, если родители никогда не будут говорить с ней по-малороссийски. Всякий согласится, что это дело более или менее возможное даже в Малороссии, и если об этом не хлопотали, то единственно потому, что не считали это важным и нужным для себя. А между тем в домах священников в Малороссии всегда слышится исключительно одна малороссийская речь. Если же где на половину слышится русская и малороссийская речь, и где, следовательно, могли бы всегда говорить по-русски, по крайней мере, со своими детьми; то и там не делается это, потому, собственно, что не придают большого значения русскому языку в деле первоначального образования.

Большею частью приготовление детей в училище у священников, сами ли они занимаются с детьми или кто-нибудь по найму, состоит в ознакомлении с началами грамматик, греческой, латинской и русской, арифметики и священной истории с обучением письму. О том, чтобы дитя умело выражать свободно свои мысли словами по-русски, никто и не думает. Между тем должно бы быть наоборот: не важно для умственного развития дитяти, если оно выучит по книге несколько страниц, а важно то, чтобы оно могло правильно читать русскую книгу и понимать то, что читает. Поэтому, мы считаем самым лучшим приготовлением дитяти обучение его правильному, разумному чтению русских книг, разумеется, детских, и более или менее свободной передаче содержания, прочитанного своими словами по-русски. Одним словом, все приготовление дитяти в училище должно состоять преимущественно в обучении языку русскому. Может быть, скажут, что такое приготовление будет слишком односторонне, что не следует все время посвящать одному русскому языку, что есть много других, важнейших предметов, напр. закон Божий и проч. На это мы должны сказать, что, поставляя все приготовление дитяти в училище в одном исключительно русском языке, мы этим не требуем, чтобы дитяти не преподавался закон Божий и другие полезные и необходимые знания; нет, мы желаем, чтобы при сообщении всяких сведений было обращаемо особенное внимание на русский язык. Содержание уроков может быть самое разнообразное, но при изучении их должно иметь в виду то, чтобы научить дитя легко понимать русскую речь и свободно владеть ею для выражения своих мыслей, так как в русском языке заключено все духовное богатство русского народа, и на этом языке будут излагаться все науки и в учебных заведениях и вне их. Само собою разумеется, что содержание уроков должно быть вполне сообразно с силами дитяти, чтобы оно могло без особенного труда понимать предмет; иначе умственные силы дитяти не разовьются, а будут совершенно подавлены. Как же нужно вести это первоначальное обучение дитяти, чтобы развить его умственные способности и научить понимать русский литературный язык и выражать на нем свои мысли? После ознакомления с буквами до такой степени, чтобы дитя могло разбирать слова, можно приступить к чтению «Родного слова» Ушинского, или другой подобной книжки, назначенной специально для детей и приспособленной к детским понятиям. Во всяком случае статьи должны быть очень коротки, в две, три строки, а содержание их самое простое, какой-нибудь предмет, который дитя видело своими глазами и знает его наружную форму. При этом нужно обращать особенное внимание на объяснение тех понятий, которые выражаются словами статьи, так, чтобы не оставалось в статье ни одного слова, которое бы не было уяснено и совершенно понятно для дитяти. Затем, когда посредством частных вопросов, относящихся к каждому слову в статье, наставник убедится, что дитя действительно понимает более или менее отчетливо всякое понятие и все содержание статьи, тогда он может обратить внимание на произношение слов в статье, чтобы дитя большим или меньшим тоном, при чтении слов, указывало относительную важность их. Это ударение голоса не над каждым отдельным словом, а над одним словом в целой фразе называется, обыкновенно, логическим ударением, в отличие от грамматического, которое, как известно, стоить над одним из слогов в каждом слове. Логическое ударение в чтении так важно, что без него чрезвычайно трудно, почти невозможно, определить главную мысль грамматического периода и за тем целой статьи. Поэтому-то на него нужно обращать внимание при самом начальном обучении; иначе, без него, мальчик никогда не научится читать толково, со смыслом, так, чтобы чтение его было понятно и для него самого, и для слушающего. После этого можно уже приступить к передаче содержания своими словами. Само собою разумеется, что эта первая передача будет не совсем удачна: дитя обратит внимание только на первые два слова и за тем перепутает остальные; но это не должно устрашать ни дитя, ни занимающегося с ним. Нужно повторять пересказывание, с поддержкою, до тех пор, пока урок не будет передан более или менее удовлетворительно. Первый шаг, обыкновенно, всегда бывает труден, но чем дальше, тем все становится легче и, по истечении не большого времени, при таких занятиях, можно достигнуть того, что дитя приучится следить за мыслью и передавать ее своими словами. Было бы очень полезно, если бы дитя свой устный рассказ переводило на бумагу; польза была бы двойная – упражнение в письме и приучение излагать свои мысли на бумаге. Правда, учить писать можно и по прописям, но изречения, которыми наполняются прописи детские, часто бывают непонятны для детей, которые, в таком случае, механически исполняют свое дело. Приучение же к изложению своих мыслей на бумаге впоследствии принесет великую пользу. Кто не знает, что часто и хорошо образованные, и с большими способностями люди затрудняются, когда им приходится высказывать свои мысли на бумаге? Следов., к этому нужно приучать себя так же, как приучаются к чтению посредством упражнения. Конечно, постоянное чтение по книге может слишком скоро наскучить; поэтому занятие с дитятей можно разнообразить: один урок преподавать по книге, а другой в виде изустного, живого рассказа, положим, из св. истории. Но и здесь так же, как и при чтении по книге, требовать, чтобы содержание урока было усвоено более или менее подробно, передано своими словами, с соблюдением логического ударения во фразах и целой статье, и затем переведено на бумагу. Чтобы в этом случае облегчить дитяти усвоение содержания, преподаватель должен стараться повторять свой рассказ одними и теми же словами и продолжать повторение вместе с дитятей до тех пор, пока не будет усвоен урок. Время, в которое достигнется уменье дитяти усвоять содержание прочитанного и рассказанного и передавать его по-русски своими словами, будет зависеть от способностей учащегося и отчасти от уменья занимающегося с ним; во всяком случае, чем раньше это достигнется, тем лучше для будущего ученика, тем легче ему будет учиться в училище, а чем позже, тем хуже. Как ни трудно достигнуть того, чтобы мальчик-малоросс мог свободно понимать русский язык и выражать на нем свои мысли, во всяком случае, – это должно быть достигнуто; без этого, как без главного приготовления, не следовало бы даже принимать в училище. Пусть мальчик, поступающий в училище, не будет знать греческой и латинской грамматики, пусть он не будет иметь понятия об арифметике и других предметах, которые будут преподаваться в училище; но русский язык долженъ быть известен ему до такой степени, чтобы он не казался ему чужим, а своим родным. Следовало бы даже училищному духовному начальству объявить, как непременное правило, что те дети малороссийского духовенства, которые не будут уметь правильно и толково читать, понимать читанное по-русски и передавать своими словами по-русски, не будут принимаемы в училище, какие бы извинения ни представляли родители в свое оправдание того, что их дети не понимают русского языка! При том распространении грамотности, какое теперь существует уже, при существовании сельских школ во всех почти селах, этого тем легче достигнуть, что наставниками в них, большею частью, бывают окончившие курс семинарии, или хоть и не кончившие, но несколько лет учившиеся в семинарии, след., такие, которые могут научить разумному чтению русской книги, пониманию, усвоению и передаче своими словами рассказов общепонятного содержания. Конечно, против испытаний в русском языке поступающих в училище детей сельского малороссийского духовенства, как и против всяких мер, может быть много нареканий. Так как эти нарекания, как обыкновенно бывает, падут на экзаменаторов, то, чтобы оградить этих последних от несправедливости, а также защитить родителей от произвола экзаменаторов, следовало бы указать какую-нибудь книгу, по которой будет производиться испытание по русскому языку в училище, напр. «Родное слово» Ушинского или другую подобную. Тогда, всякий отец, имеющий детей, которых нужно определять в училище, непременно прошел бы со своим дитятей эту книгу и объяснил бы каждое слово в ней, так что, по поступлении его сына в училище, и наставникам было бы более возможности заниматься со своими учениками, и ученикам было бы легче усвоять преподавание наставников, чем значительно бы и облегчилось и подвинулось вперед умственное развитие учеников духовного училища, малороссов.

Само собою разумеется, что и в училище, так же, как и в домашнем приготовлении, на первом плане должен стоять русский язык. Училищное преподавание его должно довершить то, что начато дома; если дома мальчик отчасти приучился свободно читать с толком одну какую-нибудь русскую книгу, понимать и передавать содержание ее своими словами, то в училище он долженъ достигнуть той степени знакомства с русским языком, чтобы мог читать и понимать всякую книгу общедоступного содержания, передавать своими словами и непременно излагать на бумаге свои мысли. В таком случае преподаватель словесности в семинарии не будет начинать разбором предложений и периодов, как было доселе; а займется тем, что важнее, что, собственно, составляет предмет словесности, как науки. Очевидно, что метод преподавания русского языка в школе должен измениться: преподавание его не должно состоять в заучивании, по грамматике Востокова, разных определений, а должно быть ведено чисто практически. Ведь теперь уже никто не верит, как было, прежде, что грамматика есть наука, научающая правильно читать, писать и говорить на таком-то языке, сообразно свойствам его и употреблению. Нужно прежде практическим путем познакомить мальчика малоросса с русским языком, а затем уже указывать разные формы, в каких он является в человеческой речи, а без практики никакая грамматика, как теория, не научит малоросса русскому языку, чтó мы и видели на опыте до настоящего времени. Самое лучшее преподавание русского языка состоит в чтении и разборе статей в классе и разумном усвоении объяснений, касающихся этих статей. Правда, при таком способе преподавания не все грамматические правила будут сообщены учащимся в порядке; но ведь главное не порядок правил: как бы они ни передались – в порядке или без порядка – лишь бы учащийся усвоил их разумно и прилагал к делу. Главная цель изучения грамматики русской состоит в том, чтобы учащийся свободно мог понимать русский литературный язык и употреблять его для выражения своих мыслей. Поэтому в изучении русского языка незнающим его главное составляет не грамматика, теория языка, а самый язык, как он выразился в литературе. Следовательно, изучение статей будет самым разумным способом для изучения языка. Если к этому присовокупить еще диктовку, изложение мыслей на бумаге, то ученик, кончивши курс уездного училища, будет достаточно подготовлен к продолжению своего образования в среднем учебном заведении. Впрочем, в настоящее время, эта истина признана всеми, и нет надобности доказывать ее. Что же касается, в частности, способа преподавания русского языка практическим путем, то желающие могут найти образцы его в педагогическом журнале «Учитель» за прежние годы.

М.П.

Говерный Государь, Наследник Цесаревич!

Между многими драгоценностями, входящими в состав Своего царственного наследия, есть одна драгоценность неизмеримо высокой важности и значения необычайного, которая, впрочем, едва ли значится в списке прочих утварей царского достоинства, но которая, однакож, принадлежа, бесспорно, к Твоему великому наследию,²⁵ от лет древних невредимо хранится и свято чтится в главном храме сея святой обители. Это нетленная и цельбоносная глава Твоего родоначальника, св. Равноапостольного князя Владимира.

Много св. Владимир, во время земной, долголетней своей жизни, подвизался и трудился для блага земли Русской, для благоденствия и славы своего народа, для спокойствия и безопасности своей страны от врагов внешних и внутренних. Не он ли мощною рукою своею и умом здравым и дальновидным все разрозненные мелочными притязаниями племена славянские и живущие в соседстве их расы инородные собрал и сплотил во круг себя под названием одного народа Русского? Не он ли врагов ближних и дальних, от времени до времени в его царство с огнем и мечем вторгавшихся, один, без союзников, с дружиною только ему верною и народом ему преданным, своим неустрашимым мужеством и победами разумными постепенно одних за другими покорил своему скипетру, или сокрушил до изнеможения? Не он ли, как военачальник отважный и предприимчивый, политик проницательный и дальновидный и народоправитель мудрый и предусмотрительный, в видах безопасности для царства настоящей и будущей, расширил и распространил землю Русскую до пределов, до него неведомых и едва не современных нам? Не он ли, наконец, среди непрестанных забот и попечений о порядке и благоустройстве быта житейского, умев однакоже проникнуть в суету и безобразие язычества и оценить высокое достоинство и благотворность христианства, озарил и просветил себя и народ свой светом веры Христовой и тем, обессмертив себя, возвысил вместе с сим и прославил и народ свой, мгновенно выдвинув его на несколько веков вперед?

Таков славный предок Твой, Великий князь Владимир, коего богомудрая глава в течение более 8-ми веков чудодейственно в благоухании святыни здесь покоится? Его Церковь, за его великие и благотворные подвиги, на пользу веры и благочестия, для царства земного и небесного, сопричтя к лику святых, наименовала равноапостольным, отечество и история назвали Великим, а праведный мздовоздаятель Бог, прославив его на небе, прославил и на земле, даровав главе его благодать нетления и чудотворения, благодать просветительную и цельбоносную. Как пророк Илия, возносясь на небо, ниспустил чудотворную милоть свою на главу Елисея, да будет дух его сугуб, иже в нём, и бысть: так и св. Владимир, по изволению Божию, оставляя землю, оставил в наследие потомкам свою главу, да поревнуют в мере сугубой его ревности по вере и благочестию, и его мудрости и попечительности в народоправлении.

Тебе, Великий Князь, как ближайшему наследнику Великого, принадлежит первая и наибольшая доля в сем бесценном наследии; не пропусти же случая им воспользоваться и потщись совокупными со Своею Благоверною Супружницею молитвами, верою крепкою и надеждою непоколебимою почерпнуть ныне и впред почерпать неоскудно из сего отверстого источника всегда готовую благодать просвещения, утешения и утверждения, и нога Твоя, став на правоте, благоуспешно и незыблемо пройдет предлежащее Тебе великое поприще, и правда Твоя одержит мир и покой, а имя Русское, постепенно Твоим разумным и зрелым трудом освобожденное и очищенное от всякой чуждой примеси, вознесется и прославится до последних земли, к славе Твоего имени и к нашему спокойствию и благоденствию.

Ст. 11 и д. Первая часть стиха одиннадцатого: И святяй бо и освящаемии, – от единого вси, – толкуется различно. Союз бо (γάρ) указывает на то, что здесь нечто предшествующее должно обосновываться и объясняться; но так как апостол в предшествующем стихе в немногих словах заключил великое богатство мыслей, то спрашивается, чтó в особенности здесь должно находить свое основание. От ответа на этот вопрос зависит объяснение отдельных выражений. Большая часть новейших толковников союз бо относят к словам – многи сыны ст. 10., и думают, что этим дополнением показывается, почему искупленные с Искупителем имеют одинаковое имя сынов Божиих: «потому что Христос, освящающий, и люди, освящаемые, – все от единого». Поэтому объяснению, – от единого можно относить только к Богу, и, в таком случае, смысл был бы здесь такой: Бог имел многих сынов привести ко спасению; говорю «сынов», потому что Христос освящающий и люди, освящаемые им, от одного, именно от Бога, суть сыны Божии, и вследствие того, что люди так превознесены, Он не постыдился назвать их своими братьями. Но такая мысль была бы очень незначительна и бледна; притом Христос совершенно в другом смысле, чем люди, называется происшедшим от Бога; наконец, против этого объяснения говорит приведенная в ст. 13 цитата: аз буду надеяся нань, которою объясняется, что Христос находился к Богу в сыновнем отношении, подобном человеческому отношению к Богу, как и искупленные, где, следовательно, несомненно, указывается на человеческую природу во Христе. Поэтому другие толковники выражение – от единого относят к Адаму; по их мнению, вы этом стихе выражается мысль, что Христос, Сын Божий по преимуществу, принял участие в нашем уничижении, и этим соделал людей сынами Божиими: Христос, освящающий, и мы, освященные – все от одного праотца, Адама. К этому также сводится объяснение Корнелия Аляпиде и др., по которому от единого, как средний род, должно быть дополнено словами или семени, или крови, или рода: «из одного племени, от одной и той же природы». С этим объяснением от единого – от Адама, и мы должны согласиться, только мы думаем, что отношение этого стиха к предшествующему должно быть понимаемо несколько иным образом. В словах – и святяй бо и освящаемии, от единого вси – нужно видеть больше, чем общую мысль; в них выражается тоже самое, что апостол ниже (5, 1) передает несколько иначе, говоря: «всяк первосвященник от человек приемлет (избирается), за человеки поставляется на службы, яже к Богу», т. е. только человек может быть священником за людей. Так и здесь: святяй (т. е. тоже, что первосвященник) и освящаемые им, т. е. примиренные с Богом, – все из одного поколения, от одного праотца, Адама. Понимая в таком смысле первую половину 11-го стиха, мы не можем уже считать ее простым объяснением слов сыны многи; в ней представляется основание предшествующей главной мысли, выраженное в 9 стихе, что Христос на короткое время имел быть унижен пред ангелами, т. е. сделаться человеком. Ход мыслей, поэтому, будет здесь такой: Христос на короткое время унижен пред ангелами, т. е. стал человеком, чтобы за всех вкусить смерть. Последнее подобало Ему; ибо так как Бог определил привесть людей к славе, как своих сыновей, а путь к славе проходит для падшего человека чрез страдания, то и Христос, как предтеча и вождь нашего спасения, этим же путем страданий долженствовал достигнуть совершенства. Но чтобы пострадать и иметь возможность вменить людям заслуги своих страданий, Ему надлежало также стать человеком; потому что только в роде, как органическом целом, может быть речь о перенесении заслуг. Освящающий, т. е. искупитель, и освящаемые, т. е. искупленные, должны быть одного рода; другими словами: Христос долженствовал стать человеком и таким образом на короткое время быть унижен пред ангелами, чтобы иметь возможность искупить человечество (ср. Рим.5:15; 1Кор.15:21). Поскольку же Христос стал истинным человеком, чрез Свой Матерь имеет одного с нами праотца, Адама, то поэтому Он и мог поистине назвать людей своими братьями. Поэтому апостол и продолжает: ея же ради вины не стыдится братию нарицати их. А что Христос называет людей своими братьями, апостол доказывает в 12 ст. и д. из ветхозаветных мест, в которых Мессия вводится говорящим и называющим людей своими братьями: говоря: «возвещу имя твое братии моей, проснуться посреде церкви воспою тя»; и паки: «се аз и дети, яже ми дал есть Бог». Первое место заимствовано из Пс.21:23. Этот псалом в своей первой части есть жалобный вопль, вылившийся из глубины величайшей сердечной горести. Но едва этот вопль в средине псалма перешёл в молитвенный голос к Богу о помощи, как псалмопевец предается чудной надежде. Давид же, певец псалма, как в своих страданиях и горестях, которые он терпел за правое дело, так и в своих надеждах был только прообразом истинного человека горести, именно Христа; и изображая свои беды и свои нужды, и в уповании на Бога созерцая свою победу, он в духе видит того, которого он был только прообразом. Поэтому он в свое изображение примешивает такие черты, которые в собственном смысле относятся только к первообразу. Мессианское значение этого псалма признал сам Христос, когда в предсмертных муках на кресте воззвал громким голосом начальными словами этого псалма: Боже, Боже Мой! вскую Мя еси оставил! И может быть, мы должны признать, что Христос на кресте произнес в молитве весь псалом, так что с жалобным воплем начала пред душою Его слышен был торжественный голос конца. – Главная сила приведенного текста заключается в словах – братии моей. Христос, как человек, по выражению апостола в другом месте (Рим.8:29), есть «перворожденный между многими братьями»; различие только в том, что то самое, что мы имеем по благодати усыновления, у Него – по ипостасному единению с Богом. Он и как человек есть прирожденный сын Божий, мы же – сыны усыновленные, и следовательно, все же Его братья. Вторая и третья цитата заимствована из Пс. 8, 17 и д., словом – и паки апостол одну эту цитату разделил на две. Сила доказательства второй цитаты заключается в слове надеяся (πεποιθώς). Только как человек, Христос мог сказать о Себе, что Он надеется на Бога, уверен в Нем, следовательно, здесь снова выражается человеческая природа во Христе. Тоже самое выражается и в третьей цитате. Как в первом месте Христос назвал людей Своими братьями, так здесь Он называет их Своими детьми. Отношение же сыновнее, равно как и братское выражает единство природы. Христос Своим вочеловечением сделался как нашим братом, так, будучи вторым Адамом, сделался и нашим отцом. ср. Ин.17:6. «явих имя твое человеком, их же дал еси Мне от мира. Твои беша и Мне их дал еси.»

Ст. 14 и д. Высказанную в 11 ст. общую мысль, что Христос для искупления людей сам должен был сделаться человеком, апостол объясняет здесь ближе словами: понеже убо дети приобщишася плоти и крови, и той приискренне приобщися тех же, да смертью упразднит имущего державу смерти, сиречь, диавола, и избавит сих, елицы страхом смерти чрез все житие повинни беша работе. Человеческая природа, со своей материальной стороны, у раввинов обыкновенно обозначалась словами плоть и кровь. – Частицею – убо (οὖν) сказанное здесь представляется выводом из предшествующего, особенно из слов – дети, яже ми дал есть Бог, и смысл здесь такой: так как те, которых Бог хотел, как детей, приобщить Христу, имеют плоть и кровь, то и Христос, имевший сделаться вторым их праотцом, должен был также принять плоть и кровь, т. е. человеческую природу. Потому что только, как человек, Христос мог умереть, и своею смертью загладить грехи человечества, и своим воскресением уничтожить смерть людей, другими словами: сделаться праотцом нового поколения. – Наречие – приискренне (παραπλησίως) некоторые принимают в первоначальном его значении «подобным образом». В таком случае этим выражением указывается, что Христос не был обыкновенным, как мы, человеком, но воплотившимся Богом, как апостол в другом месте (Флп.2:7) не сказал просто о Христе, что Он был человек – ἄνθρωπος γενόμενος, но: в подобии человеческом был ἐν ὁμοιώματι ἀνθρώπων γενόμενος. Но так как здесь называются составные части человеческого тела, которые Христос имел также, как и мы, то лучше с большинством толковников принимать наречие – приискренне в смысле также, равным образом. В русском переводе это значение и удержано. – Тех же, – τῶν αὐτῶν, т. е. плоти и крови. Глагол упразднить (καταργεῖν = ἀεργὸν ποιεῖν) значит «сделать недейственным, уничтожить». Христос Своею смертью лишил силы диавола, сделал его недейственным, удовлетворивши высочайшим актом послушания за непослушание человека и освободивши его от власти сатаны. Диавол называется здесь имеющим державу смерти, потому что он есть виновник греха, смерть же есть следствие греха. В другом месте (2Тим.1:10) апостол вместо сказанного здесь, что Христос упразднил имеющего державу смерти, говорит прямо, что Христос разрушил смерть, и у св. Иоанна часто читаем, что для верующих нет уже смерти. Во всех этих местах нужно разуметь только телесную смерть; и однако, как свидетельствует ежедневный опыт, Христос не упразднил физической смерти. Как же, следовательно, нужно понимать, когда говорится, что Христос разрушил смерть, или упразднил имеющего державу смерти? – Христос тем уничтожил смерть, что сообщил человечеству новую, преобладающую над смертью, духовно-телесную жизнь. В возрождении из Христа мы возрождаемся не только духовно, но в зародыше и телесно; в св. крещении в нас посаждается зародыш бессмертного, славного тела, который, поддерживаясь постоянными благодатными влияниями свыше и питаясь особенно св. евхаристией (Ин.6:51 и д.), при воскресении достигнет полного развития. Следовательно, у человека, истинно возрождённого из Христа и питающегося св. евхаристией, смерть собственно есть только отнятие грубой оболочки, носящей уже в себе зародыш; смерть, таким образом, потеряла собственное свое жало.

Ст. 15. в подлиннике допускает двоякую конструкцию. Можно, во-первых, последнее слово стиха δουλείας (в слав. работе) относить к слову – ἀπαλλάξῃ (избавить), а слова – ἔνοχοι ἦσαν (повинни беша) к – φόβῳ θανάτου (страхом смерти); в таком случае нужно переводить этот стих: «и избавит от рабства тех, которые чрез всю жизнь подвержены были страху смерти». Но естественнее род. δουλείας, ставить в зависимость от ἔνοχοι ἦσαν и переводить: «и избавит тех, которые от страха смерти, чрез всю жизнь, были подвержены рабству». Смерть, подобно привидению, душила древний мир, и если некоторые философы воображали, что они могут победить страх смерти некоторыми основаниями разума, то в заключении это оказывалось бесполезным предприятием, так как потустороннее было для них темно и неизвестно. Это достаточно выражено в мрачных словах умирающего Аристотеля: «нагим пришел я в мир, в бедствиях жил, с сомнением умираю; не знаю, куда я пойду; но ты, существо всех существ, сжалься надо мною». От этого рабства пред страхом смерти Христос освободил нас Своим учением и воскресением; страху смерти древнего мира противополагается теперь христианское упование, с которым мы мужественно смотрим в глаза смерти, зная, что смерть есть переход к лучшей жизни.

Ст. 16. Здесь представляется основание необходимости приобщиться плоти и крови ст. 11., в словах: не от ангел бо когда приемлет, но от семене Авраамова приемлет. Мысль здесь выражена следующая: так как Христос имел искупить людей, а не ангелов, то Он долженъ был воспринять плоть и кровь, должен был стать человеком, чтобы Свои заслуги сделать общим достоянием всех. Потому что только в человечестве, как органическом целом, можно наследовать как заслуги, так и виновность, а не в царстве духов, которые составляют только коллективное целое. Человеческое тело есть как-бы проводник первовиновности от Адама, так и первозаслуг от Христа. – Согласно лучшим чтениям, мы в выражении – δήπου признаем два, а не одно слово; πόυ относится в таком случае к текстам св. Писания: «потому что нигде мы не читаем в ветхом завете, чтобы он воспринял ангелов». Если же признать δήπου за одно слово, то оно будет соответствовать нашему «конечно». – Приемлет по-греч. ἐπιλαμβάνεται. Выражение же ἐπιλαμβάνεσθαί τινος значит собственно: «схватить кого-нибудь за руку, чтобы помочь ему», потом «вступиться за, принять на себя». Но никогда это выражение не значит: «принять чью-либо природу», как объяснили некоторые толковники. Вместо семене Авраамова следовало бы ожидать: семене Адамова или же вообще человеческого. Но апостол употребляет это выражение, имея в виду обетования, данные семени Авраама, и так как он писал к евреям.

Ст. 17 и д. Вывод из предшествующего шестнадцатого стиха: Отнюдуже должен бе по всему подобитися братии, да милостив будет и верен первосвященник в тех, яже к Богу, во еже очистити грехи людские. Отнюду же ὅϑεν, собственно, значит: «откуда следует что». Это выражение встречается только в послании к евреям. В тех яже к Богу – τὰ πρὸς τὸν ϑεόν значит собственно: «верен в отношении тех предметов, которые относятся к Богу», или просто, как переведено в русском издании нов. завета – пред Богом. В ветхом завете одною из главных задач первосвященнического служения было приносить жертвы за грехи всего народа, особенно ежегодно в день очищения (Лев. 4, 13. и д. 16, 1 и д.). Имея это в виду, апостол и говорит: грехи людские (τοῦ λαοῦ) вместо: наши (ἡμῶν). Под людьми же (λαός) нужно разуметь истинное семя Авраама (ст. 16), избранный народ, Израиль по духу. Представим теперь мысль в общей связи. Выше апостол сказал, что Христос воспринял людей, именно для того, чтобы очистить грехи их и снова примирить их с Богом. Здесь же он продолжает теперь: чтобы примирить снова людей с Богом, Он долженъ был самого Себя принести в жертву Своему небесному Отцу, чего не захотел сделать первый Адам и его потомки, следовательно, Он должен был стать между Богом и людьми, как посредник и первосвященник, с одной стороны, он долженствовал быть верным и праведным (πιστός), т. е. удовлетворить божественной правде, а с другой быть милостивым (ἐλεήμων), оказывать милосердие. Потому что своим искуплением мы обязаны единственно милосердию Бога и Христа. Но чтобы быть истинно милостивым первосвященником, Он долженствовал быть подобным нам во всем, чтó относится к человеческой природе, ее слабости и искушаемости. Эта последняя мысль яснее обосновывается за тем в ст. 18. В нем же бо пострада, Сам искушен быв, может и искушаемым помощи. Христос во всем уподобился Своим братьям, людям, Он добровольно взял на Себя все страдания человечества, чтобы испытать их на Себе, как бы практически изучить их; но этим самым тем скорее Он будет помогать и искушаемым. К слову – искушен быв нужно заметить, что Сам Христос Свои страдания называет искушениями (πειρασμοῖς) Лк.22:28. Ниже (4, 15) эта мысль развивается далее.

Х. О.

В 26 день мая сего 1869 года Высочайше утверждено мнение Государственного совета об открытии детям православного духовенства путей к обеспечению своего существования на всех поприщах гражданской деятельности. Законом этим дети священноцерковнослужителей признаны уже не принадлежащими к духовному званию, и из них детям священнослужителей предоставлены права, присвоенные в настоящее время детям личных дворян, а детям церковнослужителей – права личных почетных граждан; для первых отменены ограничения при поступлении в службу гражданскую, а последним предоставлено это право вновь. Но не для всякого, конечно, понятно, в чем заключаются эти права, не всякий знает, какие преимущества детей личных дворян и какие личных почетных граждан. Поэтому мы поставили себе задачею в настоящей заметке, на основании действующих законоположений, по возможности подробно разъяснить, какие права и преимущества предоставлены детям духовенства новым законом, и показать, какая участь ожидает их с этими правами в будущем, при том или другом их положении, а для этого проследим новый закон пункт за пунктом.

В 1 пункте его (отд. 1) изображено: «Дети лиц православного духовенства не принадлежат лично к духовному званию, показываясь только для сведения в послужных списках их отцов». След., в настоящее время, если кто из духовных лиц будет отдавать сына на воспитание в гимназию или другое светское учебное заведение, то нет надобности просить епархиальное начальство об увольнении сына из духовного звания, а можно без всякого предварительного делопроизводства определять детей в какое угодно учебное заведение, представив только те документы, какие требуются уставами тех заведений, и в том числе, конечно, и метрическое свидетельство. Равным образом, если кто из священнцерковнослужительских детей будет поступать в гражданскую или военную службу, то, нам кажется, тоже не предвидится нужды просить духовное начальство об увольнении. Но в этом случае не может обойтись без того, чтобы гражданское или военное начальство не спросило духовное, нет ли препятствий к поступлению на службу обучавшихся в семинариях; потому что, по ст. 181 Уст. дух. семин., казеннокоштные ученики, в случае выхода из духовного ведомства в гражданское, до окончания ли то учебного курса или после окончания, обязываются возвратить сумму, употребленную на их содержание. Или воспитаннику семинарии, желающему поступить в гражданскую или военную службу, самому приведется испросить удостоверение от семинарского правления или от духовной консистории о беспрепятственности к поступлению его в службу не духовного ведомства. И этот последний путь проще и удобнее, чем подавать прошение о принятии на службу без представления этого удостоверения и потом ожидать сношения с подлежащим духовным учреждением и последствий этого сношения, лучше же предварительно испросить этот документ и зараз представить его вместе с прочими. Равным образом от этого нового закона значительно изменится сословная статистика: при составлении переписей, или ревизий, число лиц духовного звания не будет представлять слишком крупной цифры; дети лиц духовного звания как мужского, так и женского пола при переписях отчислятся в другие сословия. Число лиц духовного звания слишком уменьшится, а число почетных граждан и гражданок увеличится.

Во 2 пункте (1 отд.) сказано: «не имеющие прав высшего состояния дети священнослужителей и церковных причетников пользуются всеми правами, присвоенными в настоящее время: первые – детям личных дворян, а последние – личным почетным гражданам».

Возникает первый вопрос, каких священнослужителей и причетников дети могут иметь и имеют права высшего состояния? Известно, что пожалование каким бы то ни было орденом, в том числе орденом св. Анны второй и третьей степени, до 22 Июля 1845 года, давало жалуемым и их потомкам право на потомственное дворянство²⁷, а пожалование прочими орденами, в том числе св. Владимира 3 и 4 степени, и по сие время дарует жалуемым права потомственного дворянства²⁸. До 1845 года духовные лица, хотя редко, но были жалуемы этими орденами, а орден св. Владимира 4 степени некоторые получают и ныне. Сопричисленные к этим орденам и потомки этих лиц принадлежат к потомственному дворянству. След., здесь под именем детей духовных лиц, имеющих права высшего состояния, разумеются дети тех протоиереев и священников, которые сами или их предки были пожалованы означенными орденами, и дети тех диаконов и причетников, которых отцы или деды имели эти ордена. Иногда случается, что сын или внук священника, жалованного орденом, поступает в причетники, но он чрез это все-таки не теряет своего наследственного права²⁹, и дети его принадлежать к состоянию потомственных дворян. Таким образом теперь становится понятно, каким образом дети священнослужителей и причетников могут иметь права высшего состояния. Далее: «дети священнослужителей пользуются всеми правами, присвоенными детям личных дворян³⁰».

Является второй вопрос: какие права детей личных дворян? Кроме права поступать в службу гражданскую³¹. каковым правом и без того доселе пользовались дети священников и диаконов³², дети личных дворян причисляются к потомственному почетному гражданству³³. До сего времени правами потомственного почётного гражданства пользовались только дети тех духовных лиц, которые после 22 Июля 1845 года пожалованы орденом св. Анны 2 или 3 степени, без различия, рождены ли они прежде или после пожалования сими орденами³⁴. Ныне это право распространено на всех, и священнических и диаконских детей.

Но что такое почетное гражданство и какие права и преимущества почетных граждан? Права почётного гражданства приобретаются или лично, пожизненно, или на всегда, потомственно. В последнем случае права сии переходят ко всем законным детям без всякого изъятия³⁵. Принадлежащие к почетному гражданству по праву рождения дети личных дворян, а равно по новому закону дети всех священнослужителей пользуются правами и преимуществами почётного гражданства без особенного в сем звании утверждения³⁶, тогда как лица других состояний, как наприм. лица, купеческого сословия, ученые, художники, торгующие капиталисты, артисты императорских театров и другие должны просить преимуществ почётного гражданства особым порядком, для того установленным³⁷, и им по причислении к потомственному почетному гражданству выдаются особые грамоты со взятием пошлин, с купцов 600 рубл. (в том числе 300 р. в государственную казну, на богоугодные заведения 60 рубл., в пользу торговых и промышленных заведений 240 р.), а с ученых, художников, техников и артистов 50 р. (в пользу государственной казны); личным же почетным гражданам выдаются свидетельства со взятием пошлин с купцов 180 рубл. (30 рубл. на богоугодные заведения, 120 р. в пользу торговых и промышленных заведений и 30 р. в пользу государственной казны), а с ученых, художников, техников и артистов 15 рубл. (в пользу государственной казны)³⁸. Таких расходов не потребуется от священно-церковнослужительских детей. Детям лиц, указанных в ст. 576. Том. ІХ зак. о сост. (в том числе, разумеется, и священнослужителей) и вообще нисходящим потомкам сих лиц выдаются свидетельства на принадлежность их по рождению к почётному гражданству от начальств, в ведомстве коих служат их отцы, деды и т. д.³⁹, след., в настоящее время выдача священнослужительским детям таковых свидетельств есть дело консисторий. Свидетельства эти пишутся на гербовой бумаге, ценою 1 рубль сер., без всякой другой за оныя платы, по данной форме⁴⁰. Получение грамот от департамента герольдии необязательно. Впрочем, кто желает получить грамоту на звание потомственного почётного гражданства по заслугам отцов и дедов, тот должен обращаться с просьбою о выдаче грамоты в департамент герольдии правительствующего сената, представляя притом пошлины за напечатание грамоты 30 руб. сер.⁴¹. Что касается до церковнослужительских детей, то им тоже должны быть выданы свидетельства о принадлежности их к личному почетному гражданству на гербовой бумаге в 1 рубль сер., без всякой другой за оныя платы по особой форме⁴², но откуда должны быть выдаваемы эти свидетельства, еще не разъяснено. Личным почетным гражданам свидетельства положено выдавать из инспекторских департаментов военного и морского министерств, от директоров канцелярий и от соответствующих им должностных лиц по другим ведомствам по принадлежности⁴³; а какие должностные лица в духовном ведомстве соответствуют директорам канцелярий, – затрудняемся решить: – вероятно, консистории. Грамот же от департамента герольдии церковнослужительские дети получать не могут; грамоты эти выдаются только на потомственное почетное гражданство. Преимущества почётного гражданства отдельны и не зависимы от прав торговли, которые приобретаются запискою в гильдии со взятием торговых свидетельств. Преимущества эти следующие: 1) свобода от подушного оклада⁴⁴; 2) свобода от рекрутской повинности; 3) свобода от телесного наказания как по гражданскому, так и по военному суду, в случае преступления; 4) право участвовать в выборах по недвижимой в городе собственности и быть избираемыми в городские общественные должности не ниже тех, в кои поступают купцы первых двух гильдий; 5) право именоваться во всех актах почетными гражданами, с присоединением сего названия и к поименованию гильдии, если кто в оную записан; 6) почетные граждане не вносятся в ревизские сказки; вместо сего городские думы обязаны содержать им и семействам их, по каждому городу, особые списки, из коих, при ревизии о наличном числе почетных граждан, доставляются ведомости в ревизские комиссии для сведения⁴⁵. Сверх того, потомственные почетные граждане допускаются к производству золотого промысла в Сибири⁴⁶.

Почетным гражданам паспорта на временные отлучки из места их жительства выдаются на следующих основаниях: 1) тем из них, кои состоят в гильдиях, выдаются паспорта, установленные для купцов сообразно гильдии, в которой каждый из них находится; 2) почетным гражданам, не состоящим в гильдиях, выдаются паспорта на гербовых листах в 1 руб. сер.; 3) выдача им паспортов производится из городских дум, а где таковых нет, из магистратов или ратуш⁴⁷. Городские думы, магистраты и ратуши, при поступлении почетных граждан в гильдию, отбирают на время нахождения в оных выданные им, собственно, по званию почётного гражданина, бессрочные паспорта и возвращают оные тогда, когда они из гильдий выпишутся⁴⁸. Права почетного гражданина, потомственного и личного, теряются вследствие преступлений, влекущих за собою лишение всех прав состояния, или же потерею всех особенных прав и преимуществ, лично и по состоянию обвинённого ему присвоенных; они подвергаются ограничениям вследствие приговоров, присуждающих к заключению в смирительном доме или крепости с потерею некоторых прав и преимуществ, по ст. 54 Улож. о наказ.⁴⁹. Приговоры судебных мест о лишении почетных граждан прав не вершатся иначе, как по представлении оных на рассмотрение Сената и утверждении порядком, для дел уголовных установленным. На сем же основании вершатся дела о почетных гражданах и по военному суду, порядком по военному ведомству установленным, и сообразно степени власти, начальствам присвоенной⁵⁰. Некоторые из преимуществ почётного гражданства прекращаются 1) записанием в такие ремесленные цехи, с коими по закону не сопряжена записка в гильдии, 2) вступлением в услужение для домашних работ. В сих случаях почетный гражданин, сохраняя личное право свободы от телесного наказания, подушной подати и рекрутской повинности, лишается уже всех прочих преимуществ своего состояния и на письме именуется не гражданином, а цеховым мастером, или просто жителем такого-то города. Но если таковой гражданин принадлежит к званию сему потомственно, то дети его не теряют от сего ни одного из прав, по рождению им принадлежащих⁵¹. На сем основании и потомственные почетные граждане из детей личных дворян, поступившие в мещане, находясь в мещанском обществе, как сами, так и семейства их, именуясь мещанами, из всех прав своих сохраняют только свободу от платежа податей, рекрутской повинности и телесного наказания, не теряя сего последнего права и при поступлении за других по добровольному условию в военную службу во всяком случае, доколе не будут лишены сего права по судебному приговору⁵².

Далее: «дети церковных причетников (дьячков, пономарей, псаломщиков) пользуются правами, присвоенными личным почетным гражданам». До ныне, по действующим законам, получали право личного почётного гражданства следующие лица не дворянского происхождения: 1) поступившие в гражданскую службу, при производстве на оной в чин 14 класса; 2) получившие чин 9 или 14 класса, при увольнении от службы гражданской; 3) получившие чин обер-офицерский, при отставке из военной службы или при переходе из оной в гражданскую службу; 4) некоторые из канцелярских служителей гражданского ведомства 3 разряда по правилам, постановленным в уставе о службе, по определении от правительства (ст. 615: за выслугу 8 лет); 5) выключенные на основании особых, постановленных о том, правил сыновья нижних и рабочих чинов ведомств: военного, путей сообщения и публичных зданий, горного, монетного и соляного, а также горных заводов, принадлежащих кабинету Его Императорского Величества, которые приобрели чины, приносящие личное дворянство или личное почетное гражданство⁵³.

Таким образом к числу лиц последней категории (п. 5) в настоящее время отнесены и дети причетников. Преимущества личных почетных граждан те же самые, что и потомственных (т. е. свобода от подушной подати, рекрутской повинности, телесного наказания, от записания в ревизские сказки, право именоваться во всех актах почетными гражданами), с тою только разницею, что личные граждане пользуются этими правами лично и пожизненно: – права эти не простираются на их детей, – а потомственные почетные граждане передают эти права детям. Впрочем, состояние церковнослужительских детей, как личных почетных граждан, так сказать, переходное: дети их, т. е. внучата причетников не могут быть приняты в гражданскую службу и подлежать записке в податное состояние⁵⁴, если разумеется сами они, воспитанием в учебных заведениях, или отцы их, службою в духовном или гражданском ведомстве, для детей своих не приобретут особых прав.

Наконец, в том же втором пункте сказано: «дети прочих церковнослужителей, в ст. 278 зак. о сост. исчисленных, должны по достижении совершеннолетия приписаться к какому-либо городскому наи сельскому обществу, при чем за ними лично сохраняется принадлежащее им по ст. 281, как лицам духовного звания, право освобождения от податей и рекрутства», тогда как по действовавшему доселе закону, уволенным из духовного звания людям, для избрания рода жизни и приписанным к казенным селениям предоставлена была только двухлетняя от платежа льгота⁵⁵. Возникает вопрос: какие это еще церковнослужители, кроме дьячков, пономарей и псаломщиков? – Это певчие, звонари и сторожа консисторий, духовных правлений, кафедральных соборов, состоявшие в духовном звании и, по происхождению из сего звания, пользовавшиеся правами, оному присвоенными⁵⁶. Таким образом преимущества личных почетных граждан присвоены только детям псаломщиков, дьячков и пономарей. Впрочем, и детям певчих, звонарей и сторожей предоставлены лично и пожизненно почти те же преимущества, какие присвоены личным почетны гражданам, именно – свобода от личных податей и рекрутства. Вся разница в том, что им не присвоено звание почетных граждан, и что дети псаломщиков, дьячков и пономарей, хотя не поступят ни в духовную, ни в гражданскую службу, не записываются сами в податное состояние и не вносятся в ревизские сказки, а дети певчих, звонарей и сторожей, ходя освобождены от податей, но по достижении 21 года должны избрать городское или сельское общество и приписаться к нему, а при новой переписи народонаселения должны быть внесены в ревизские сказки и с детьми своими, если таковые у них будут. А затем выход их детей из податного состояния, если возможен, то будет подчинен общим правилам.

Третьим пунктом нового закона предоставлено право вступать в службу гражданскую не только сыновьям священнослужительским, которые и доселе имели это право, но и сыновьям церковных причетников (псаломщиков, дьячков и пономарей). До сего времени церковнослужителей и их детей воспрещалось принимать в гражданскую службу, так же, как и вольноотпущенных, уволенных из военного ведомства нижних чинов, мещане и вообще людей, принадлежащих к податным состояниям⁵⁷. Были только некоторые исключения; так, сыновей причетников можно было принимать на службу в консисторию, духовные правления и попечительства⁵⁸, в сибирских и других отдаленных и малонаселенных губерниях и областях⁵⁹, а по министерству народного просвещения на должности учителей приходских, и других училищ⁶⁰, а во все роды и места гражданской службы имели право поступать из них только те, которые по месту воспитания своего приобрели право на классный чин или вообще, окончив курс учения в таком заведении, из которого дозволено принимать на службу независимо от рода и звания, или кто приобретёт узаконенным порядком ученую или академическую степень⁶¹. Ныне это запрещение отменено. Что касается до военной службы, то поступать в оную было и доселе предоставлено, не только сыновьям священнослужителей, но и церковнослужителей, уволенным из духовного звания не за пороки, а по собственному желанию, или за излишеством, или по неспособности к причетническим должностям и по достижении совершеннолетия обязанным избрать род жизни⁶². Затем, если кто из сыновей священноцерковнослужительских не посвятит себя на службу церкви в духовном звании, и не поступит в службу военную или гражданскую, то может обратиться к торговым, промышленным и другим частным занятиям. Но лицам белого духовенства, т. е. священникам, диаконам и причетникам и теперь запрещается заниматься не свойственными им торговыми промыслами, влекущими за собою причисление их для повинностей к торговому разряду; запрещение это не простиралось только на жен священноцерковнослужителей, остающихся во вдовстве⁶³, а теперь не простирается и на детей их, не поступивших в духовное звание. Хотя сыновья священнослужителей и причетников, как пользующиеся правами почётного гражданства, свободны от подушного оклада или личной подати; но это не значить, что они освобождаются от торговых и промышленных пошлин. Если они будут заниматься такими торговыми оборотами, подрядами и поставками, для которых требуется запись в гильдию, или торговые разряды; то, разумеется, права почётного гражданства не освобождают их от взноса гильдейных повинностей и торговых пошлин, соответственно обширности торга. Равным образом, если они будут заниматься такими промышленными предприятиями и ремеслами и в таких размерах, при которых необходимо брать разного рода свидетельства, билеты, патенты, со взносом подлежащих пошлин; то само собою, и при правах почётного гражданства, они обязаны иметь эти документы и платить пошлины. Пускаться в подробности, указывать, по каким торговым делам и промышленным предприятиям какие требуются свидетельства, билеты, патенты, по какому роду торговли и промышленности и в каком размере вносятся пошлины и повинности, и какие отрасли торговли и промышленности производятся беспошлинно, без взятия свидетельств и билетов, – это выходит из пределов нашей задачи; говоря об этом, мы зашли бы слишком далеко и без особенной нужды увеличили бы размер статьи. Кому придет черед пуститься в торговые занятия, или для кого настанет нужда приняться за промыслы и ремесла; тот в свое время может справиться с том. ХІ свод. закон. в уставе торговом, ремесленном и о промышлен. фабричн., и заводск. (1857 г.) и позднейшими продолжениями к этому тому.

В 4 пункте нового закона определяются права сыновей священнослужителей и причетников при поступлении на службу и отменяются некоторые ограничения в отношении к священнослужительским детям, существовавшие в действовавшем законодательстве, а также определяются сроки выслуги как священнослужительских, так и церковнослужительских сыновей на первый классный чин. Чтобы объяснить, на каких правах вступают в службу сыновья священников и диаконов, а равно и причетников, и чтобы понять, что такое третий разряд канцелярских служителей, к которому причисляются сыновья причетников, при поступлении в гражданскую службу, и какие права канцелярских служителей разных разрядов, – мы войдем в некоторые предварительные объяснения. В гражданскую службу определяются или на правах образования, или на правах происхождения и состояния⁶⁴. На правах образования из священноцерковнослужительских детей имели и имеют право поступать в службу гражданскую магистры и кандидаты духовных академий, первые с чином 9 класса, вторые с чином 10 класса⁶⁵, а также студенты семинарий с чином 14 класса⁶⁶, без различия, священнослужительские ли они дети или церковнослужительские. А те лица, которые вступают в гражданскую службу по одному праву происхождения, принимаются в оную со званием канцелярских служителей⁶⁷, в том числе и сыновья священнослужителей, кончившие курс семинарии, но не в первом разряде. Канцелярские служители гражданского ведомства по различию званий, из коих они поступают на службу, разделяются на три разряда. К первому разряду канцелярских служителей принадлежат дворяне потомственные; ко второму, – вместе с детьми личных дворян, военных офицеров и вообще чиновников, получивших на службе личное по чинам почетное гражданство, принадлежат сыновья священников и диаконов православного исповедания; к третьему разряду принадлежат дети канцелярских служителей, ученых, художников, не имеющих классных чинов, неклассных придворных служителей, малолетние певчие, уволенные из придворной певческой капеллы за спаданием голосов, и друг.⁶⁸. К этому же третьему разряду, по новому закону, причислены и сыновья причетников (впрочем не всех, как увидим ниже), тогда как по прежним правилам церковнослужители и дети их, принятые в службу по разным ведомствам, до обнародования положения 1827 г. октября 14, составляли, впредь до выслуги ими классных чинов, четвертый разряд канцелярских служителей⁶⁹. Разряд определяет срок выслуги канцелярских служителей на первый классный чин, но при этом берется во внимание и степень образования.

Сыновья священников и диаконов, кончившие курс в гимназиях и равных им учебных заведениях, в том числе и в семинариях⁷⁰, и не получившие звания студента, производятся в чин 14 класса, если они принадлежат к потомственному дворянству, то чрез год по зачислении на службу канцелярскими служителями, если не принадлежат, то – чрез два года⁷¹. Но если они не кончили курса в семинарии или обучались в уездных училищах духовных ли то,⁷² или состоящих в ведомстве министерства народного просвещения, и имеют от них свидетельства или аттестаты об окончании с успехом полного курса в уездном училище или же об удовлетворительном изучении всех предметов, преподаваемых в сих училищах⁷³; то принадлежащие к потомственному дворянству производятся в чин 14 класса чрез 2 года⁷⁴, а не принадлежащие – чрез 4 года⁷⁵. Не имеющие свидетельств или аттестатов от уездных или духовных училищ подвергаются для производства в первый классный чин особо установленному для них испытанию, если не состоят в ведомствах и должностях, изъятых от оного⁷⁶. Но если они, не имея аттестатов от упомянутых училищ, не получат аттестата и при испытании, в удовлетворительном изучении всех предметов курса уездного училища: то производятся в чин 14 класса, если они принадлежат к потомственному дворянству, не прежде, как по истечении 4 лет, если же не принадлежат, то чрез 6 лет⁷⁷. Эти же самые права предоставлены сыновьям священнослужителей и по новому закону, в котором сказано: «сыновья священнослужителей пользуются правами, по существующим законам им представленными».

До ныне в законе действовали следующие правила: 1) «Если кто из священнических и диаконских детей, обращаемых духовным начальством за излишеством в распоряжение губернского правления, для избрания рода жизни, или уволенных из духовного звания по собственному их прошению, объявив желание вступить в гражданскую службу, не определится в течение шести месяцев по получении от губернского правления на сие свидетельства, а не достигший совершеннолетия также в течение сего срока, со дня достижения совершеннолетия: то таковому сей срок продолжается еще на полгода, с правом приискать место уже в другой губернии и с выдачею на то надлежащего вида. Но кто по истечении вторичного полугодового срока ни в гражданскую, ни в военную службу не поступит; таковой, по распоряжению казенной палаты, записывается непременно в одно из податных состояний, по его избранию⁷⁸; 2) Лица, поступившие в гражданскую службу по увольнительным из духовного звания свидетельствам, в течение предоставленного им на то годового срока, если будут уволены от службы до получения классного чина, по собственной просьбе или по распоряжению начальства, когда оно найдет их неспособными к продолжению службы, обязаны записаться, по своему избранию, в одно из податных состояний⁷⁹. Не далее как в 1867 году это последнее ограничение применено к детям священников и диаконов, поступившим по увольнении из духовного ведомства в военную службу и уволенным из оной без именования воинским званием, и постановлено: сыновья священников и диаконов православного исповедания, по увольнении из духовного ведомства, поступившие в военную службу и уволенные из оной без именования воинским званием⁸⁰, имеют право поступать в гражданскую службу в следующие сроки: уволенные согласно прошению, по домашним обстоятельствам, в продолжение года, а уволенные по расстроенному здоровью – в продолжение 2 лет; по истечении сих сроков они лишаются права на поступление в службу, и должны быть приписываемы к городским мещанским обществам или, но их желанию, к сельским, на основании существующих на то правил. Лица сии, поступив в гражданскую службу, подчиняются действию правил в ст. 33. Уст. служб. правит. изложенных» (и выше сего буквально приведенных). Не назначено было срока для поступления в гражданскую службу и не распространены были эти правила только на уволенных из военной службы за болезнями от ран, полученных в сражениях, и увечий, понесенных при исполнении служебных обязанностей, потом поступивших в гражданскую службу и вышедших в отставку до получения офицерского чина⁸¹. Все эти ограничения относительно срока поступления на службу и воспрещение вторично поступать в службу в случае увольнения из оной прежде производства в первый классный чин новым законом отменены. След., теперь можно священнослужительским детям поступать на службу в каком угодно возрасте (только не моложе 16 лет) и в какое угодно время; не дослужившись классного чина, можно выйти в отставку канцелярским служителем, и в этом звании навсегда остаться или снова поступить на службу.

В том же 4 пункте сказано: «теми же правами «по гражданской службе» (как и сыновья священнослужителей)» пользуются и сыновья церковных причетников, поступивших в это звание из личных дворян или священнослужительских детей; т. е. если причетник священнический сын или диаконский, родившийся после получения отцом его священного сана; то сын его, хотя родился от причетника, но как внук священника или диакона и как сын, по новому закону, потомственного почётного гражданина, имеет те же права на службе, как и священнослужительские сыновья, и след., сыновья таких причетников, при поступлении в гражданскую службу, причисляются ко второму, а не третьему разряду канцелярских служителей и имеют право на производство в первый классный чин, если они кончили курс гимназии или семинарии со званием студента и не принадлежат к потомственному дворянству – чрез 2 года, не кончившие курса в семинарии и обучившиеся в уездных училищах и имеющие свидетельства – чрез четыре года, а не кончившие курса в уездных училищах и не имеющие аттестатов о выдержанном экзамене в предметах, означенных выше в подстрочном примечании (к ст. 597 Том. ІІІ Уст. служб. прав.) – чрез 6 лет. Далее: «сыновья прочих причетников» (т. е. тех, которые не из детей личных дворян, или священнослужительских, «не имеющие высших прав» (т. е. если они не принадлежат к потомственному дворянству, не кончили курса в семинарии со степенью студента) «причисляются, при определении в гражданскую службу, к третьему разряду канцелярских служителей и пользуются правом, если они не обучались в высших или средних учебных заведениях, на производство в первый классный чин на основании правил, определённых в ст. 612 Уст. служб. прав». Канцелярские служители третьего разряда, кончившие курс в гимназиях или семинариях без степени студента, производятся в чин 14 класса, чрез 4 года⁸². Если же они не обучились, или не кончили курса в средних учебных заведениях (гимназиях и семинариях), но получили образование в уездных училищах, духовных ли то, или находящихся под ведением министерства народного просвещения или же выдержали испытания в предметах, указанных выше⁸³, то они, как причисленные к почетному гражданству, производятся, по ст. 612 Уст. служб. прав., в первый классный чин чрез 8 лет, хотя бы служили в разных местах и ведомствах ⁸⁴. Если же они не имеют требуемых познаний, то могут быть произведены чрез 12 лет службы⁸⁵.

К этому остается прибавить, что начало действительной службы при исчислении сроков, определённых для производства в первый классный чин, считается не прежде, как с того времени, когда служащему исполнится 16 лет, хотя бы кто определён был и моложе сего возраста⁸⁶.

Протоиерей Александр Луканин

Возлюбленнии возлюбим друг друга (1Ин.4:7).

Лучшая похвала святых есть подражание их жизни, и радость для них самая вожделенная – видеть нас идущими в вечную жизнь тем путем, который они указали и которым сами вошли в обители Отца небесного. «Иные суть нравы святых», уверяет св. Златоуст, «иные света сего. Между светскими, которые высокой чести достигли, те не очень бы хотели видеть других равных себе, понеже зависть пресекает любовь. Но не так между святыми, и совсем противное тому. Тогда наипаче святые чести своей чувствуют удовольствие, когда видят, что братия их тех же с ними благ участия сподобляются»⁸⁷.

Прославляя ныне и ублажая возлюбленного ученика Господа, мы сами высшее дадим ему прославление, и принесем самую приятную ему жертву, если позаботимся подражать ему в том, что составляло отличительную черту святой его души и богоугодной жизни; если будем с нашими ближними поступать так, как учит он нас и словом и примером своей святой жизни, – т. е. если возлюбим друг друга. –

Чтобы насадить, возрастить и укрепить в нашем сердце чувство любви ко всем ближним нашим, для сего необходимо чаще обращать внимание и размышление на те побуждения, которыми и природа, и божественная вера христианская располагают нас любить наших ближних. Все мы сотворены из единого вещества; все равно почтены единым высочайшим преимуществом – образом Божиим и господством над тварями: всем даны одинаковые способности и одинаковый внешний вид, всех равно согревает солнце, для всех светит луна, для всех нас равно уготовано небо. Все мы по душе и по телу одной породы. Различие званий не уничтожает в людях единства природы. Богатый и убогий, мудрец и непросвещённый, – все равно люди, все человеки. Чего же хотел Господь и Творец наш, сравнив во всем нас всех между собою? Того, чтобы мы любили друг друга. Он самую праматерь нашу Еву сотворил из ребра одного родоначальника для того, чтобы все люди, как одно тело, в самой природе своей имели побуждение любить друг друга. Посему не питать взаимной любви ко всем людям, значить насиловать самую нашу природу и разрывать самые крепкие узы, которые соединяют всех нас во едино. Измерять степень любви нашей ничтожными случайными различиями, какими один человек отличается от другого – значить забывать то единство, для которого назначила нас воля Творца нашего. Смотри на весь род человеческий, как на единое творение единого Творца и Господа, и тогда не отличишь раба от господина, учёного от необразованного, бедного и неизвестного от знатного и богатого; тогда во всех людях увидишь только чад единого Отца небесного и своих братий.

Богооткровенная вера наша представляет нам такие сильные и трогательные побуждения любви к нашим ближним, которым может противиться только сердце совершенно бесчувственное и каменное. Милосердый Господь, постоянно оскорбляемый нашими неправдами, отпускает нам в Иисусе Христе все долги наши, дабы мы прощали ближним согрешения их, якоже Бог простил есть нам. Сын Божий полагает душу Свою за нас, еще грешников, дабы и мы готовы были не щадить своей жизни для блага наших братий. Спаситель всем нам преподает божественное тело и пречистую кровь Свою, дабы все мы, как члены одного тела, были едино о Христе Иисусе, Господе нашем.

Любовь, по учению святого апостола, есть сущность всего христианства. Без неё ничтожны все дарования духовные, и разум ангельский, и пророчества, и вера, могущая даже и горы преставлять. Без нее ничтожны и все добродетели, как бы ни были высоки. Аще раздам вся имения моя, и аще предам тело мое, во еже сжещи е, любве же не имам, никая польза ми есть, говорит св. Павел (1Кор. 13:2–3). Можно ли желать и искать, после сих трогательных убеждений, другого побуждения любить наших ближних так, как любим себя? Возлюбленнии возлюбим друг друга.

Я расположен, скажет кто-либо, от всего сердца любить ближнего моего; но что же делать, если всюду встречаются такие люди, которые невольно заставляют себя ненавидеть?.. Кто мыслит и говорит так, тот не знает любви христианской и во все ее не имеет. Тебя смущают, огорчают и ожесточают недостойные поступки других? Но любовь долготерпелива. Твои достоинства и отличия, богатство и образование внушают тебе чувство отвращения к тем, которые не имеют таких преимуществ? Но любовь не превозносится. Корыстолюбие отнимает у тебя достояние? Но истинная любовь не ищет своих си. На тебя клевещут, тебя унижают и преследуют? Но любовь не помнит зла. Она все прикрывает, все переносит... А посему кто, под предлогом несовершенств, замечаемых за ближними, думает уволить себя от священной обязанности любить их, тот не имеет в сердце своем и начатков христианской любви. Себя считаешь ты, конечно, достойным любви не потому ли, что почитаешь себя лучше других? Но очень быть может, что другие в тебе одном находят более худого, нежели ты во всех. Если не веришь суду человеческому, поставь себя перед суд Божий и увидишь, что ты – земля и пепел, червь, а не человек... Если же думаешь и здесь устоять в хорошем мнении о себе; то, знаешь ли, кто ты? Ты фарисей, которого давно осудил Сам Бог. –

Ты говоришь: наши ближние не стоят любви.... Но Господь, их сотворивший и сохраняющий их бытие и жизнь, находит их достойными Своего божественного попечения, Своей божественной любви, – а ты, земля и пепел, как ты дерзаешь отвергать то, что приемлет Господь!.. Наши ближние не стоят любви.... Но за них, как и за нас, Сам Господь положил душу Свою, – как же мы осмеливаемся находить недостойными любви своей тех, кои искуплены бесценною ценою крови Сына Божия!.. Но пусть ближний твой не стоит твоей дорогой любви; все же ты не можешь освободить себя от исполнения закона любви к ближнему, потому что сей закон и другой – любить Бога, по слову Божию, есть един закон. Кто не любит ближнего, тот и Бога не любит. Аще кто речет, яко люблю Бога, а брата своего ненавидит, ложь есть: ибо не любяй брата своего, его же виде, Бога, Его же не виде, как может любити? говорит ублажаемый ныне св. Иоанн Богослов (1Ин.4:20). –

Возлюбленнии, возлюбим друг друга; яко любы от Бога есть, и всяко любяй от Бога рожден есть и знает Бога. А не любяй, не позна Бога, яко Бог любы есть. О сем явися любы Божия в нас, яко Сына Своего единородного посла Бог в мир да живи будем Им (1Ин.4:7–9). Возлюбленнии, аще сице возлюбил есть нас Бог, и мы должны есмы друг друга любити (ст. 11). Аще друг друга любим, Бог в нас пребывает (ст. 12). Глаголяй же себе во свете быти, а брата своего ненавидяй, во тьме есть доселе. Любяй брата своего, во свете пребывает. А ненавидяй брата своего во тми есть, и во тме ходить, и не весть камо идет, яко тма ослепи очи ему (гл. 2. 9, 10, 11).

Возлюбленнии, возлюбим друг друга. Аминь.

Св. апостол Иоанн Богослов был, вместе с апостолами Петром и Иаковом, одним из самых приближенных ко Господу учеником. Его уважали и почитали именитым и одним из столпов Церкви самые апостолы (Гал.2:9). Он был сын рыбака Зеведея, и в молодости своей занимался, вместе с отцом и братом Иаковом, рыбною ловлею на том же самом генисаретском озере, на котором ловил рыбу и Петр. После того, как Господь призвал к апостольскому служению двух братьев, Андрея и Петра, Он благоволил призвать к тому же служению и других двух братьев, Иакова и Иоанна. Иоанн, в то время еще очень молодой, был послушен гласу Господню, и вместе с братом своим Иаковом, оставил тотчас же и рыболовные сети, которые тогда чинил, и отца своего, с которым делил труд. При этом Господь, подобно тому, как Симона переименовал Петром, в знаменование твердости его веры, так и Иакову и Иоанну дал новое имя: воанергес, что значит: сыны грома (Мк.3:17). Это имя предзнаменовало великую силу благовествования Иоаннова. После призвания, Иоанн неотлучно следовал за Иисусом Христом во все время великого служения Его на земле, и под руководством Божественного своего Учителя, воспитал в юной душе своей высокое познание Сына Божия, крепкую веру в Него и особенно пламенную любовь к Нему; за то и Господь любил Иоанна так, что он сам себя называл учеником, его же любляше Иисус (Ин.21:20). Вследствие этой любви Господь дозволял Иоанну с Петром и Иаковом присутствовать при совершении самых высоких чудес, например, при воскресении дочери Иаировой и славном преображении Своем. Как сильно любил Господь Иоанна, видно из того, что Он, при совершении тайной вечери, дозволил ему возлежать на груди у Себя. Тогда-то, по мановению ап. Петра, Иоанн, припавши к персям Иисусовым, просил Его сказать, кто предатель Его. Наконец, Иоанн удостоился присутствовать и при молитве Господа в Гефсиманском саду, и записал в своем евангелии для нас эту высокую молитву. Со своей стороны, Иоанн питал к своему Божественному учителю пламенную любовь более, чем все другие апостолы. Одним из очевидных подтверждений сего служить то обстоятельство, что когда, по предательстве Иисуса Христа Иудою, все апостолы, в страхе, оставили Господа и бежали, один Иоанн с Петром следовал за Ним и не имел несчастия отречься от Господа, подобно Петру, но верно сопутствовал Ему до самого креста, и стоял у подножия его во время распятия Христова на нем. Здесь-то Господь явил ему еще раз знак величайшей любви и доверенности; ибо поручил ему заботиться о пренепорочной Своей Матери и удостоил его именоваться ее сыном. Иисус же, видев, повествует сам Иоанн, матерь и ученика стояща, его же любляше, глагола матери: жено, се сын твой, потом глагола ученику: се мати твоя. И от того часа поят ю ученик во своя си (Ин.19:26). Вследствие этого божественного завещания, Иоанн, как известно по священному преданию, заботился о Богоматери до самого честного успения Ея, как сын о своей матери, и воздавал ей благоговейное почтение. Здесь же у подножия креста Христова, св. Иоанн был свидетелем, как един от воин копием ребра Ему (Иисусу Христу) прободе, и абие изыде кровь и вода. И видевый свидетельствова, и истинно есть свидетельство его, и той весть, яко истину глаголет, да вы веру имете (Ин.19:34–35). По смерти и погребении Господа Иисуса Христа, при первой вести о воскресении Его, принесенной св. Мариею Магдалиною, св. ап. Иоанн поспешил ко гробу Христову с такою скоростью, что упредил даже ап. Петра и, приникнув ко гробу, увидел в нем только одни ризы Господни, а потом, вошедши вместе с Петром, во гроб, виде и верова воскресению Господню (Ин.20:3–8). Наконец, во время одного из явлений Господних, по воскресении Своем, ученикам, при котором Господь возвратил Петру апостольское достоинство, Он предсказал ему, как вам известно, мученическую кончину, а об Иоанне благоволил сказать Петру, спросившему Господа о кончине возлюбленного ученика Его: аще хощу, да той пребывает, дóндеже прииду, что к тебе? Эти слова, по замечанию самого евангелиста Иоанна, были поняты апостолами в том смысле, что Иоанн никогда не умрет, но евангелист, в устранение такой мысли, тут же замечает; и не рече ему Иисус, яко не умрет, но аще хощу, тому пребывати, дóндеже прииду, что к тебе (Ин.21:22–24).

В Деяниях апостольских, при описании первоначальных трудов апостольских, св. Иоанн изображается действующим вместе с св. ап. Петром. Так, когда вкупе Петр и Иоанн восхождаста во святилище на молитву, то хромой от рождения, видев Петра и Иоанна, хотящыя внити в церковь, прошаше милостыни. Воззрев же, Петр нань с Иоанном рече: воззри на ны. Исцелевший, по слову ап. Петра, хромой следовал потом за Петром и Иоанном (Деян.3:1, 3:4, 11). По окончании второй проповеди Петровой, св. Лука замечает: глаголющим же им к людем, наидоша на них священницы и проч. (Деян.4:1) и тем дает понять, что проповедь говорил не один Петр, но и Иоанн. Это подтверждается и дальнейшим повествованием о том, что иудеи удивлялись, видяще Петрово дерзновение и Иоанново (4:13), и когда им запрещено было проповедовать об Иисусе Христе, то Петр и Иоанн реша: аще праведно есть пред Богом вас послушати паче, нежели Бога, судите (Деян.4:19). Будучи отпущены, Петр и Иоанн пришли к своим и возвестили, елика к ним архиереи и старцы реша (Деян.4:23). Таким образом ап. Иоанн является при самом начале благовестия евангельского самым ревностным проповедником, чудотворцем и исповедником. Вместе с другими апостолами, он не преставал, учаще и благовествующе Иисуса Христа (Деян.5:42). Низведение на верующих Духа Святого, чрез возложение рук апостольских, также усвояется первоначально Петру и Иоанну. Так, когда апостолы услышали в Иерусалиме, что Самария приняла слово Божие, то послали к самарянам Петра и Иоанна, иже сшедше, помолишася о них, яко да приимут Духа Святого..., тогда возложиша руце на ня и прияша Духа Святого (Деян.8:15, 17). И затем, когда ап. Петр претил Симону волхву наказанием за его покушение купить дар Духа Святого, то Симон обращается к Петру и Иоанну со словами: помолитеся вы о мне Господу, яко, да ничтоже сих найдет на мя, яже рекосте. Они же засвидетельствовавше и глаголавше слово Господне, возвратишася во Иерусалим, и многим весем самарийским благовестиша (Деян.8:24, 25). Значит, Иоанн и в Самарии, вместе с Петром, проповедовал евангелие Христово.

О дальнейших подвигах и трудах св. Иоанна Богослова в Деяниях апостольских не говорится в особенности ничего. Но из достоверного предания известно, что св. Иоанн, имея на своем попечении Матерь Божию, пребывал неотлучно в Иерусалиме до самого Ея успения. При погребении Богоматери, св. Иоанн Богослов, по сказанию четь-минеи, нес пред гробом ея ветвь, которую принёс ей архангел Гавриил в день благовещения. Долго ли жил св. Иоанн после успения Богоматери в Иерусалиме, с точностью определить трудно; но судя потому, что он с Иаковом и Петром дал общение св. ап. Павлу и Варнаве, чтоб те шли на проповедь к язычникам, а они оставались проповедовать обрезанным, т. е. евреям (Гал.2:9), можно думать, что Иоанн оставался в Иерусалиме, и что он оставил любимый для него священный город, где все напоминало ему о возлюбленном его Учителе, не прежде, как в начале иудейской войны с римлянами, т. е. около 66 года. В это время все апостолы, предвидя разорение Иерусалима, вышли из него. Всего вероятнее, что Иоанн удалился в Малую Азию, и путешествовал по семи малоазийским церквам: ефесской, смирнской, пергамской, фиатирской, сардийской, филадельфийской и лаодикийской. В этой мысли утверждают нас как послания Иоанна к указанным церквам, заключающиеся в первых главах Апокалипсиса, так и то обстоятельство, что Иоанн Богослов не подвергся гонению Неронову, конечно, потому что находился в путешествии. Но всеобщее свидетельство древности усвояет св. Иоанну Богослову преимущественное пребывание в Ефесе, после того как он оставил Иерусалим. В то время, когда он, мирно живя в этом городе, устроял Церковь Христову и служил для верующих примером любви и благочестия, злочестивый Домициан воздвиг гонение на христиан (второе). По свидетельству блаженного Иеронима, записанному в четь-минеи, азиский епарх заключил ап. Иоанна в оковы и отослал в Рим императору. Там апостол, за исповедание имени Христова, сначала подвергся биению, а потом испил чашу яда, без всякого вреда, а по преданию, упоминаемому Тертуллианом, был вброшен в котел с кипячёным маслом. И то и другое предание находят подтверждение в иконах св. Иоанна Богослова, на которых подле него изображается чаша со змеей, или дымящийся котел. Тертуллиан же свидетельствует, что св. Иоанн остался невредимым и в кипящем масле. Домициан сослал за тем св. Иоанна на один из диких островов архипелага – Патмос. Но Господу угодно было, чтобы и время ссылки апостола не осталось бесплодным для евангельской проповеди. Минуя все сказания о проповеднических трудах, подвигах и чудесах св. Иоанна на острове Патмосе, пространно изложенные в четь-минеи, заметим, что следствием пребывания на этом острове апостола было обращение ко Христу почти всех жителей его. «Во всех градех острова того», пишется в житии св. Иоанна Богослова, «он устрои добре церкви святые, поставив им епископы и пресвитеры и поучив их довольно». При этом обратим особенное внимание на то, что на острове Патмосе было св. Иоанну Божественное откровение. Вследствие этого откровения он написал Апокалипсис, – последнюю книгу св. Писания. Так как эта книга не читается в церкви, а между тем в любителях библейского чтения возбуждает нередко недоумения по своей таинственности, то считаем нелишним дать правильное понятие о содержании ея. В Апокалипсисе св. Иоанна Богослова содержатся сначала послания к семи малоазийским церквам, о которых мы упоминали уже. Любвеобильная душа Иоаннова не могла забыть и в ссылке церквей, которые он посещал и устроял. В этих посланиях изъявляется как одобрение церквам, пребывшим верными Господу, так и предостережение тем из церквей, которые оказались равнодушными к вере во Христа. Здесь кстати заметить, что людей, которые ни хладны, ни теплы в вере, т. е. которые безразлично относятся к вероисповеданиям, апостол считает достойными отлучения от церкви. Далее в Апокалипсисе изображаются видения, которых удостоился Иоанн от Господа. Тайновидцу сначала было видение Бога и Агнца, т. е. Иисуса Христа, и за тем видение таинственной книги и вскрытия семи печатей ея. При вскрытии первых пяти печатей этой книги, Иоанну было видение коней белого, рыжего, вороного и серого, а потом душ мучеников и разных проявлений суда Божия. Этим изображаются различные состояния церкви во времена, последующие за апостольскими. В седьмой главе Апокалипсиса изображается вскрытие шестой печати таинственной книги и откровение Церкви небесной, собранной в бесчисленном множестве от всех народов и славящей Бога. Наконец, вскрывается седьмая печать книги и, при всеобщем молчании, тайновидец слышит молитвы святых, и трубный звук ангельский. Крепкий ангел, после этого звука, вручает св. Иоанну книгу и объявляет ему, что он должен еще проповедовать народам. Следует описание отдельных откровений до седьмого ангельского трубного гласа и потом повеление Иоанну измерить Церковь Божию. После этого измерения, Иоанну даются два свидетеля, посланные на проповедь. Зверь, вышедший из бездны, сражается с этими свидетелями и умерщвляет их; но сила Господня воскрешает их и возводит на небо. За этим откровением Церковь изображается в виде жены, облеченной в солнце. Сына этой жены преследует дракон, и архистратиг Михаил сражается с этим драконом и побеждает его. Низверженный архистратигом на землю, дракон, или змий, вооружается на Церковь Божию. В помощь ему выходят из моря один и другой зверь и возбуждают людей поклониться змию. Страшное это видение сменяется отрадным явлением Агнца и ангела, летящего на проповедь во весь мир. Являются семь ангелов, изливающих семь фиалов ярости Божией на врагов Церкви, и наконец, описывается видение таинственного Вавилона, падение его и бедствия жителей его. Вследствие победы Иисуса Христа над врагами небесной Церкви, она торжествует, и изображением этого торжества заключается ряд откровений, предзнаменовавших великую борьбу Церкви Христовой с неверием и нечестием, которая будет продолжаться до конца мира. В заключение Апокалипсиса тайновидец приступает к изображению последних времен и видит, как сатана, связанный ангелом на тысячу лет, разрешается на время от уз и силится возгосподствовать над человечеством. Но наступает всеобщее воскресение мертвых, и на страшном суде определяется погибель нечестивых. Видения заканчиваются отрадною картиною блаженства праведников в царствии небесном и непреложным обещанием Спасителя приити в мир в другой раз на страшный суд. Здесь уместно замечание о том, что произвольное толкование Апокалипсиса непозволительно и вредно; и святые отцы не все в Апокалипсисе могли протолковать, тем более не можем выразуметь всего мы грешные. Сам Бог, как открыл некогда людям исполнение прообразований и пророчеств ветхозаветных, так – веруем – откроет, в свое время, верующим и значение новозаветного Апокалипсиса.

По смерти Домициана, св. Иоанн получил дозволение оставить место своего заточения, и из Патмоса возвратиться в Ефес. Ефесские христиане встретили его с восторгом и приняли с благоговением. Пребывая в этом городе до самой кончины своей, св. Иоанн, не смотря на преклонную старость, не преставал не только трудиться в устроении Церкви Христовой, но и заботиться о душевном спасении каждого из верующих, даже и таких, которые впали в тяжелый грех. Так, когда один юноша, обращенный Иоанном к вере Христовой, будучи увлечен худыми содружествами, ушел в горы, пристал к разбойникам и сделался потом их атаманом; то св. апостол, узнавши об этом, пошел сам в горы искать овцу заблудшую. Когда разбойник увидел св. Иоанна, то устыдился его и начал бежать от него. Иоанн, не смотря на свою старость, погнался за ним, взывая: «обратися, сыне мой, к отцу твоему, остановись, меня Господь послал к тебе». Тронутый такою любовью св. Апостола, разбойник пал к ногам святого и, получив от него прощение, возвращен был на путь добродетели⁸⁹. Ко всем являл св. Иоанн величайшую любовь и снисходительность; одних только еретиков отвращался, заповедуя и верным не принимать в дом и даже не приветствовать их (2Ин.1:10). Так, увидев однажды в бане еретика Керинфа, св. Иоанн тотчас вышел из нее, побуждая к тому же и других христиан, бывших с ним в бане⁹⁰. В продолжении всей долговременной своей жизни св. Иоанн непрестанно учил христиан словами и примером своим; но хотя он, по собственным словам, его, не хотел писать тростью и чернилами (3Ин.1:13); однако оставил нам и письменные памятники благовествования. Именно, он написал, кроме Апокалипсиса, о котором мы говорили, три послания и св. евангелие. Первое послание св. Иоанна заключает в себе предостережение верующих от лжеучения еретиков, которых он называет антихристами, – и побуждение христиан ходить во свете святости и любви, жить в общении с братиею и утешать себя надеждою получить вечное блаженство. Второе послание писано к некоторой избранной госпоже, которую одобряет апостол за то, что она с детьми своими ходила в истине учения Христова, третье – писано к Гаию, с той целью, чтобы предостеречь его от честолюбия Диатрефа, который укорял апостола лукавыми словами и изгонял из церкви верующих. Все эти послания, вероятно, нисаны были из Ефеса. Что же касается евангелия от Иоанна, то хотя в четь-минеи говорится, что оно написано на острова Патмосе Прохором, со слов Иоанна; однако, по свидетельству древних отцов церкви – Иринея⁹¹ и Епифания⁹², оно написано св. Иоанном уже по возвращении из ссылки, около 100 года по Рождестве Христове. Это евангелие, служащее подтверждением и восполнением прочих евангелий, драгоценно для нас особенно потому, что в нем изображено возвышенное учение о Боге Слове и записаны Божественные речи Христовы, как это должно быть известно всякому внимательно слушающему в церкви евангельское чтение.

Как долго жил св. Иоанн, с точностью определить трудно, но за достоверное признают все, что он жил более ста лет. Таким образом, слово, пронесшееся между апостолами о том, что Иоанн не умрет, сбылось в отношении к ним тем, что ни один из апостолов не видел смерти Иоанновой. Да и из тех верующих, которые были свидетелями последних дней жизни Иоанна, никто не видел его умершим, как это видно из обстоятельств его кончины. Повествуют, что когда Иоанну исполнилось сто или более лет, то он вышел из Домнова дома, в котором жил в Ефесе по возращении из ссылки, и велел семи ученикам, сопровождавшим его, выкопать крестообразно гроб. Давши приличное наставление ученикам, св. Иоанн простился с ними, вошел во гроб и велел засыпать себя землею. Ученики накрыли его голову, и повинуясь его приказанию, засыпали его землею. Граждане Ефеса, узнавши о сем, поспешили ко гробу и откопали его, но там не нашли тела Иоаннова. В день приставления св. ап. Иоанна, которое последовало 8 мая, каждый год из гроба Иоаннова выходила тонкая пыль и подавала исцеление больным. Память св. Иоанна Богослова празднуется св. Церковью два раза в год: сентября 26 и 8-го мая.

На честных иконах св. Иоанн изображается или очень молодым, или очень старым. В первом виде изображают его предстоящим при кресте в день распятия Господа; тогда Иоанн, в самом деле, был еще очень молод, а в старческом виде изображают его при написании евангелия, когда он был, действительно, уже престарелым. Иногда подле Иоанна пишут на иконах ученика его св. Прохора; но чаще изображают подле него орла, как одного из символов, усвояемых Церковью св. евангелистам. Образ орла означает высокое парение учения Иоаннова о Боге Слове. Характер св. Иоанна выражается в самых наименованиях, усвояемых ему св. Церковью. Так она именует его святым, славным, апостолом и евангелистом, девственником и возлюбленным наперсником Христовым, тайновидцем Иоанном Богословом. Его долговременная, высоко назидательная жизнь служит самым лучшим примером и для юношей, так как он в ранней молодости последовал за Христом, и возлюбивши Его всем сердцем, был и сам возлюблен Господом, и для стариков, так как он жил до столетней старости. Она поучительна и для монашествующих, ибо представляет пример непорочного девства во всю жизнь, и для мирян, потому что служит образцом самого нежного попечения о Матери Божией: она назидательна и для неученых, потому что св. Иоанн был, как и Петр, человек некнижный, и для ученых, потому что он оставил нам самое возвышенное благовестие об Иисусе Христе и учение об обязанностях любви христианской. А святость Иоанна Богослова и чудеса его как при жизни, так и по смерти побуждают нас обращаться к нему молитвенно, да ходатайствует у Господа о спасении душ наших.

Конст. Думитрашков

Кроме гражданской службы, новым законом указывается и другой путь для священноцерковнослужительских сыновей: военная служба. Права детей духовных лиц в военной службе не довольно известны. В сборниках законов, относящихся до духовенства (сост. Александровым и Малютиным), нет выдержек из военных постановлений об этих правах. В своде постановлений гражданских есть об этом только в одной статье один пункт; но в нём эти права определены кратко и притом только относительно сыновей священников и диаконов, а о причетнических сыновьях и о правах их на службе военной в нём нет ни слова⁹⁴. Может быть, кому-нибудь захочется, либо приведется поступить и в военную службу. Поэтому не лишне знать правила о порядке поступления священноцерковнослужительских сыновей в военную службу и о правах их на службе. Мы приведем эти правила, по крайней мере, самые нужные и более важные.

Право поступать в военную службу по добровольному желанию предоставляется всем вообще лицам свободных состояний, не подлежащих рекрутской повинности⁹⁵. Из поступающих по добровольному желанию никто не может быть принять в военную службу моложе 16 лет⁹⁶. Всякий желающий вступить в военную службу, если не окончил курса в высшем или среднем учебном заведении, обязан выдержать установленный, по роду войск, экзамен в науках. Не выдержавшие экзамена принимаются в военную службу не иначе, как рядовыми, не исключая из сего правила и дворян⁹⁷. Окончившие курс наук в учебных заведениях, отнесенных к высшим или средним, по расписанию приложенному к ст. 88 том. III уст. служ прав.⁹⁸, не подвергаясь испытанию, принимаются в военную службу по выданным им при выпуске аттестатам с теми правами, какие предоставлены учебным заведениям, в которых обучались⁹⁹. Не подвергаются экзамену: а) воспитанники высших учебных заведений, не окончившие в оных полного курса; б) воспитанники духовных семинарий, отнесенных к средним учебным заведениям, хотя и не совершившие полного семинарского курса, но окончившие с успехом курс наук в средних отделениях семинарии¹⁰⁰. Желающие поступить в военную службу, по различию их происхождений и званий и самому образу вступления, имеют различные права и особые сроки службы. Одни поступают на праве дворян, другие на праве студентов, а третьи на праве вольноопределяющихся; некоторые же принимаются по капитуляциям¹⁰¹. Дворяне и вольноопределяющиеся принимаются только в том числе и в те части войск, какие означены в особой штатной ведомости, и приём их свыше штатного числа не допускается¹⁰². Определение нижних чинов из дворян и вольноопределяющихся в губернские батальоны не допускается. Дворяне и вольноопределяющиеся, поступающие на службу в войска гвардии и всей кавалерии, включительно с жандармскими частями, должны содержать себя на собственном иждивении. В прочих частях войск содержатся на казенный счет только те из юнкеров и унтер-офицеров из вольноопределяющихся, которые представят установленные свидетельства о недостаточном состоянии; все же остальные принимаются на собственное иждивение¹⁰³.

На праве студентов определяются в военную службу, между прочим, магистры и кандидаты духовных академий, воспитанники горигорецкого земледельческого института, окончившие курс со званием агронома или со званием действительного студента агрономии, также студенты семинарий и воспитанники гимназий, выпускаемые по окончании курса наук с правом на чин 14 класса¹⁰⁴.

Поступающие в военную службу на правах вольноопределяющихся составляют три разряда. Различие их прав состоит в том, что по поступлении на действительную службу в войска, они удостаиваются в военный офицерский чин, по беспорочной выслуге в унтер-офицерских званиях, – вольноопределяющиеся первого разряда 4 лет, второго разряда –6 лет, третьего разряда – 12 лет¹⁰⁵. На правах вольноопределяющихся 1-го разряда поступают, между прочим, все сыновья личных дворян, имеющие право пользоваться потомственным почетным гражданством, как по происхождению своему, так и по орденам, пожалованным их отцам за заслугу в гражданской службе, и дети священников и диаконов православного исповедания, поступившие в военную службу добровольно или по разборам, если они представать доказательства как об увольнении их не за пороки, так и о рождении их во время уже нахождения отцов в упомянутых званиях¹⁰⁶. В последнее время права вольноопределяющихся предоставлены всем нижним чинам, не только из священнических и диаконских, но и церковнослужительских детей, отданных в военную службу по прежним разборам, соответственно их происхождению, и как состоявшие на общем обязательном сроке, они освобождены от обязательной службы¹⁰⁷. На правах вольноопределяющихся 2 разряда поступают, между прочим, дети личных по чинам граждан и вообще лица, получившие право личного почётного гражданства по ст. 518 том. ІХ зак. сост.¹⁰⁸ Сыновья же церковнослужителей и родившиеся в низших причетнических званиях, хотя бы отцы их и были посвящены в духовный сан, причислялись к 3 разряду вольноопределяющихся¹⁰⁹; но как Высочайше утвержденным 26 мая 1869 г. новым законом детям псаломщиков, дьячков и пономарей предоставлены права личных почетных граждан, то они, как кажется, на основании п. 6 ст. 26 Свод. воен. постановл. (ч. 2 кн. 1), должны быть причислены ко 2 разряду вольноопределяющихся, а к 3 разряду должны быть отнесены только сыновья певчих, звонарей и сторожей, которые, не имея права личного почётного гражданства, на основании того же закона, лично освобождены от рекрутской повинности, и след.¹¹⁰ могут поступать добровольно в военную службу на правах вольноопределяющихся. Из сыновей священнических определяются на казенное содержание только те, которые представят свидетельство местного начальства, что они действительно бедного состояния и не могут сами содержать себя в полках; и прочие из них допускаются к приёму не иначе, как на собственном иждивении¹¹¹. Вольноопределяющиеся в местные войска не определяются¹¹².

В военную службу могут поступать также по капитуляциям в два полка уланские: литовский и волынский¹¹³. Право капитуляции предоставляется 1) российским подданным свободных состояний, в подушном окладе не состоящим и другою службою не обязанным, 2…3) детям, отцы которых имеют личное дворянство¹¹⁴. Все поступающие в военную службу по капитуляции должны быть молодые и совершенно к службе годные¹¹⁵. Они так и показываются по формулярным спискам поступившими в службу по капитуляции¹¹⁶. Срок капитуляции должен быть не менее 6 лет. За проступки, подвергающие поступивших на службу по капитуляции наказанию, по суду определённому, они обязаны прослужить лишний год¹¹⁷. Капитуляционная служба считается за действительную службу¹¹⁸.

Желающие определиться в военную службу подают прошение командиру того же полка или начальнику той команды, где служить желают. Сие не распространяется на вольноопределяющихся, не окончивших курса наук в учебных заведениях и не имеющих аттестатов сих заведений: они обязаны подавать прошения о принятии их в военную службу прямо в дивизионные штабы¹¹⁹. Прошения пишутся по форме на Высочайшее имя на гербовой бумаге в 1 р. сер.¹²⁰ Все вообще вольноопределяющиеся обязаны представить при просьбах своих: а) метрическое о рождении и крещении свидетельство, утвержденное духовною консисториею, б).... в) свидетельство медицинское о способности к военной службе, г) аттестаты об окончании курса наук в учебных заведениях, а не окончившие курсов свидетельства тех заведений, д) свидетельство местной полиции о неимении препятствия к поступлению в военную службу, е) не имеющие средств к содержание в службе на собственном иждивении свидетельство о том гражданского губернатора или губернского предводителя дворянства, ж) подписку по форме, у сего прилагаемой¹²¹, о непринадлежности ни к каким масонским ложам и другим тайным обществам, под каким бы они названием ни существовали, и что впредь к ним принадлежать не будет. Подписки сии хранятся в делах того ведомства, куда кто поступает на службу и без них не принимаются просьбы¹²².

Сверх того, дети священников и диаконов православного исповедания должны представить: документ на звание родителя с указанием в оном, кто, когда именно возведен в сан священника и диакона, и свидетельство духовных консисторий об увольнении из духовного звания¹²³, дети личных по чинам почетных граждан – формулярные списки о службе своих отцов, или копий с означенных документов за надлежащим засвидетельствованием того присутственного места, из которого будут выданы¹²⁴, дети церковно-служителей представляют еще свидетельства духовной консистории об увольнении из духовного звания не за порки¹²⁵, метрические свидетельства о времени рождения, аттестаты о науках, а также все те документы, коими определяется происхождение поступающего на службу лица из дворян, или другого сословия, представляются при прошениях вместе с копиями, писанными на простой бумаге¹²⁶. В случае невозможности иметь метрическое свидетельство о желающем вступить в службу, о рожденном до 31 января 1831 г., дозволяется заменять оное свидетельством из исповедных книг¹²⁷. Прежде требовалось, чтобы поступающие в кавалерию из студентов и вольноопределяющихся (первых двух разрядов), кроме выше указанных документов, представляли особые от гражданской пли земской полиции реверсы о достаточном состоянии к содержанию себя в сем роде службы, по производстве в офицеры, и чтобы в реверсах этих непременно было объяснено положительно, в чем заключается состояние желающего поступить на службу, в недвижимом ли имении, или вы капитале и ​​в каком именно¹²⁸; но правило это Высочайшим повелением 10 октября 1861 г. отменено¹²⁹. Представляемые при прошениях о принятии в службу документы должны быть написаны: метрические свидетельства на бумаге в 1 р. сер., все прочие документы на бумаге в 70 к. сер. лист и копии с документов на простой бумаге. К документам, писанным не на установленной бумаге, прилагать копии, написанные на бумаге узаконенного достоинства¹³⁰. Дети священников и диаконов, обращенные духовным начальством, за излишеством, в распоряжение гражданского для избрания рода жизни, также уволенные из духовного звания по прошениям (разумеется, до издания нового закона 26 мая 1869 г.), в случае изъявленного ими желания поступить в военную службу, представляют в том свидетельство губернского правления. Но при этом и в своде военных постановлений было положено, что, если кто, получив свидетельство, в течение года или спустя год до достижения совершеннолетия, т. с. 22 лет, в службу не поступил, тот лишался права на определение¹³¹. Но полагать надобно, что отмена новым законом срока поступления на службу гражданскую должна простираться и на это правило, определяющее срок для поступления в службу военную.

Вообще все вольноопределяющиеся, не окончившие курса наук в средних учебных заведениях, при поступлении в военную службу, в армейскую пехоту и кавалерию, подвергаются экзамену по программе, прописанной ниже сего¹³². Вольноопределяющиеся, поступающие нижними чинами в войска тех военных округов, в коих открыты училища, подвергаются экзамену по приложенной при этом вступительной для сих училищ программе. Приёмные экзамены производятся в дивизионных управлениях особо наряженными комиссиями из двух или трех лиц, под председательством дивизионных начальников, или их помощников¹³³. Или вольноопределяющимся предоставляется держать экзамен в науках по желанию, где признают для себя более удобным: или в корпусных штабах¹³⁴, а если в округах открыты юнкерские училища, то в дивизионных управлениях¹³⁵. Принимаются на службу без экзамена выдержавшие экзамен, равный окончательному гимназическому¹³⁶; след., можно держать этот экзамен и в гимназиях. Но гимназическая программа гораздо шире и труднее военной. По выдержании экзамена они допускаются к приёму на правах, для вольноопределяющихся установленных, т. е. унтер-офицерскими званиями. Не выдержавшим экзамена возвращаются тут-же все их документы¹³⁷, но им предоставляется право поступать на службу, ежели желают, рядовыми, с производством от казны по сему званию жалованья и прочего довольствия. Те из них, которые приобретут твердое знание фронтовой службы, могут быть произведены в офицеры, не прежде, однако же, как по прослужении дворяне – шести месяцев, а вольноопределяющиеся 1-го разряда – 1 года, – 2 разряда – 1 года и шести месяцев, а 3 разряда – 3 лет, со времени зачисления в службу. В течение всей службы, со времени зачисления в оную, дворяне и вольноопределяющиеся могут еще по прошествии каждого года держать экзамен в корпусных или дивизионных штабах по программе, приложенной к ст. 62 с тем, чтобы срок выслуги, установленный к производству в офицеры: для дворян – двухгодичный, а для вольноопределяющихся: 1 разряда – четырёхлетний, 2 разряда – шестилетний и 3 разряда – двенадцатилетний, считая не со дня зачисления их на службу рядовыми, а со времени производства их в унтер-офицерский чин, независимо от того, будут-ли они произведены в это звание за твердое знание фронта или по экзамену. Не выдержавшие экзамена могут или оставить службу, когда пожелают, или продолжать оную совершенно на одинаковых основаниях, установленных для нижних чинов, поступивших на службу рекрутами, т. е. с правом на получение всех преимуществ, установленных для нижних чинов общего срока, если только будут выполнены ими все условия, определённые на сей предмет для поступивших в службу рекрутами¹³⁸. На сем же основании дети священников и диаконов православного исповедания, не окончившие курса наук в семинарии или гимназии, при поступлении в военную службу обязаны держать установленный экзамен в науках по выше приведенной программе; но имеющие аттестаты или свидетельства об окончании курса наук в средних отделениях семинарии, или в соответствующих им других учебных заведениях, экзамену не подвергаются. Из них выдержавшие экзамен при поступлении на службу, а равно имеющие аттестаты или свидетельства об окончании курса учения зачисляются по общим правилам унтер-офицерами, а не выдержавшие экзамена рядовыми¹³⁹, если, разумеется, пожелают¹⁴⁰. Испытание же молодых людей, определяющихся на службу в полевую артиллерию, или в армейские саперные батальоны и первый конно-пионерный дивизион, производится по особой программе, приложенной ниже сего в подстрочном примечании¹⁴¹. Этому экзамену тоже не подвергаются как кончившие курс наук в высших и средних учебных заведениях, так и воспитанники, кончившие курс в средних отделениях семинарии¹⁴². Приём во все гвардейские полки вольноопределяющихся допускается с величайшею разборчивостью и только детей именитых купцов, или сыновей обер-офицерских, которых семейства известны начальству во всех отношениях, и с ручательством полковых командиров в благонадежности принимаемых ими на службу, при чем обращается внимание на рост и вообще на наружный вид, но с тем, чтобы поступающие были не моложе 17 и не старее 20 лет от роду и имели достаточное состояние к содержанию себя в службе на собственном иждивении. Экзамену они подвергаются в николаевском училище гвардейских юнкеров, по той самой программе и на тех самых правилах, которые установлены для дворян, поступающих в гвардию¹⁴³.

В военном ведомстве бывает сначала зачисление на службу, потом действительное определение. Зачисление и определение на службу вольноопределяющихся бывает следующим порядком. Поданные просьбы со всеми документами, а также капитуляции, заключённые с лицами, имеющими право поступать в службу по капитуляциям, полковые командиры и других частей воинские начальники представляют по команде. Дивизионные и другие, имеющие одинаковые с ними права, начальники, рассмотрев просьбы и документы, если найдут их согласными с постановленными правами, дают разрешение на зачисление просителей в службу, а самые просьбы со всеми приложениями, не исключая и капитуляций, представляют инспекторскому департаменту военного министерства¹⁴⁴. Зачисление на службу дворян и вольноопределяющихся, имеющих аттестаты высших или средних учебных заведений и, на основании сих аттестатов, пользующихся особыми правами, предоставляется непосредственно полковым командирам с тем, чтобы они прошения и все документы о происхождении для разрешения, на каком праве считать их на службе, представляли прямо от себя в инспекторский департамент¹⁴⁵. Дворяне и вольноопределяющиеся, выдержавшие установленный, по роду войск, экзамен в науках (ст. 62, 72, 74) или имеющие аттестаты учебных заведений (ст. 84), зачисляются на службу до получения из инспекторского департамента разрешения по их просьбам¹⁴⁶. Инспекторский департамент, по рассмотрении представленных просительных документов, разрешает, кого из них на каком праве следует считать на службе, сообщая о том начальникам дивизий для сведения, и командирам отдельных частей для зависящего распоряжения¹⁴⁷. По получении сего разрешения, вступающие в военную службу приводятся к присяге по особой форме в том же месте, в ведомство которого кто определён¹⁴⁸. Присяга дается под знаменем. Присягающий должен иметь распростёртую вверх руку, другою же держать знамя и за читающим присягу говорить ее, а по прочтении целовать Евангелие и подписать присягу¹⁴⁹. Вообще все, поступающие в военную службу унтер-офицерами, обязаны служить три месяца за рядового¹⁵⁰. Если кто из желающих поступить в военную службу не согласится остаться на ней на том сроке, какой инспекторским отделом будет назначен, по рассмотрении их документов, может получить увольнение от военной службы, с разрешением начальника дивизии, без именования воинским званием¹⁵¹. Дворянам и вольноопределяющимся, которые будут уволены из военной службы без именования воинским званием, по собственному желанию, вследствие болезни или других причин, и не по распоряжению начальства (ст. 1828), в случае вторичного поступления на службу, зачитается прежняя служба за действительную¹⁵². При определении вновь на службу вольноопределяющихся, служивших уже в военной службе, воинские начальники обязаны требовать от тех начальников, коими сии нижние чины уволены были в отставку, сведения о причинах, бывших поводом к увольнению означенных нижних чинов от службы¹⁵³. Увольняемым от военной службы ранее производства в офицеры или приобретения права на увольнение с классным чином дворянам и тем вольноопределяющимся, кои имеют по закону право поступать в гражданскую службу, прежняя унтер-офицерская служба зачитается в срок выслуги для производства их по гражданскому ведомству в первый классный чин, по правилам, для канцелярских служителей установленным. Правило это не распространяется, однакож, на тех, кои увольняются от военной службы по нерадению к службе и дурной нравственности, так как им, и при вторичном поступлении в военную службу, прежняя неодобрительная служба не зачитается¹⁵⁴.

Производство в чины по военному ведомству имеет три вида, во-первых, на вакансию, во-вторых, за выслугу узаконенных лет и, в-третьих, за отличие¹⁵⁵. Сверх общих условий для производства на вакансии или по линиям, как то старшинства пред другими, на той же линии находящимися, беспорочного поведения, способности в отправлении служебных обязанностей, производством возлагаемых, требуется еще для иных чинов выдержание экзамена в некоторых науках¹⁵⁶. Для производства в первый офицерский чин определяется следующий срок выслуги в унтер-офицерских званиях: 1, магистрам и кандидатам духовных академий и воспитанникам горы горецкого земледельческого института, окончившим курс со званием агрономов – 3 месяца, студентам семинарий, пользующимся в гражданской службе чином 14 класса и воспитанникам гимназий – один год¹⁵⁷; все сии лица, к какому бы они, по происхождению своему, ни принадлежали состоянию, по выслуге в унтер-офицерском звании вышеозначенных сроков, производятся в офицеры и тогда, хотя бы в тех полках, в которых они находиться будут, вакансий в то время не состояло, если только при определении их на службу будут соблюдены все условия, законом определённые, и они, действительно, достойны будут производства по знанию службы; 3., четыре года потупившим в военную службу на праве вольно-определяющихся 1 разряда (в том числе священническим и диаконским детям, не имеющим звания студента; 4., шесть лет поступившим на праве вольноопределяющихся 2-го разряда (в том числе, вероятно, и сыновьям церковных причетников); 5., двенадцать лет – вольноопределяющимся 3-го разряда, равно как и всем поступающим на общих сроках службы, в каких бы войсках они ни служили, кроме гвардии, где вместо этого, по ст. 595, назначен десятилетний срок.

Протоиерей Александр Луканин

В 1869–1970 церковном году, начинающимся с сентября месяца, Рязанские епархиальные ведомости будут издаваться, по примеру прежних лет, по программе, утвержденной святейшим Синодом. Ведомости выходят дважды в месяц, 1 и 15 чисел, – в размере не менее трех печатных листов большого формата.

Цена ведомостей за год без пересылки четыре руб. пятьдесят. коп., а с пересылкою пять рублей. Подписка принимается: в Рязани, в Редакции епархиальных ведомостей, при Рязанской духовной консистории.

От редакции

Сочинение протоиерея А. Луканина «Законные требования новых судебных установлений в отношении к лицам духовного звания», помещённое в «Руководстве для сельских пастырей» за прошлый 1868 г., печатается в исправленном виде вторым изданием, и в непродолжительном времени выйдет в свет отдельною книгою. Подписавшиеся на это сочинение получат его по отпечатании, а желающие выписать оное благоволят адресоваться с требованиями в редакцию «Руководства на сельских пастырей», в Киеве. Цена книги с пересылкою 60 коп., а без пересылки 50 копеек серебром.

Велика сила молитвы верующего пред Господом Богом! Молитва очищает от грехов; молитва исцеляет болезни душевные и телесные; молитва отверзает двери милосердия Божия; молитва возводит от ада преисподняго; молитва вводит в рай, отверзает двери царствия Божия. Словом сказать: по молитве нашей Господь Бог подает нам все нужное ко временной и вечной жизни.

Не смущайтесь, бр., словами апостола Иакова: много бо может молитва праведнаго поспешествуема. (Иак.5:16). Из них не следует еще, что нашей грешной молитве нет и доступа к Богу; Бог внемлет и нашей грешной молитве, но только тогда, когда соблюдены будут некоторые условия с нашей стороны. А какие это условия – видно будет из пояснения ныне чтеннаго Евангелия.

Вы слышали, как одна женщина, по роду язычница (не исповедовавшая веры в истинного Бога), Хананеянка, происходившая, как известно, от потомства Хама, проклятого и отцом его – Ноем, проклятого в потомстве Самим Богом, порабощённого израилю (Быт.9:25, Втор.13:15; 20:17), долго и усердно молила Христа Спасителя нашего об исцелении дочери ее бесноватой. Господь, наконец, не взирая на ее род и происхождение, внял ее молитве и исцелил дочь ее. Что же преклонило Бога на милость к ней? – Твердая вера ее, смиренная и несомненная надежда.

Отыде Иисус во страны Тирские и Сидонские, пишет св. евангелист Матвей. И се жена хананейска от предел тех изшедши, возопи к нему глаголющи, помилуй мя, Господи, Сыне Давидов: дщи моя зле беснуется (Мф.15:21, 22). Тир и Сидон были языческие города. Но и в сих городах уже распространилась слава о делах и великих чудесах Спасителя. Посему неудивительно, что жена хананейская, слышавшая о чудесах Спасителя, а быть может, и сама видавшая преславные дела Его, потому что страна сия была сопредельна Галилеи, и как свидетельствуют евангелисты (Мк.3:8. Лк.5:17), великое множество народа приходило в Галилею от Тира и Сидона слушать учение Христово, обращается к Нему с твердою верою в Его всемогущество, как Мессии, сына Давидова: помилуй мя, Сыне Давидов! Не слышится ли вам в этой краткой молитве истинная вера во всемогущество Спасителя? Она не говорит, подобно другим, приходившим за помощью ко Христу, – если можешь, если хочешь, помози мне. Нет! Она ясно и точно выражает то, что Сын Давидов, пришедший на землю, и хочет, и может помочь и ей. Он часто исцелял болящих и без просьбы их, или, по крайней мере, по простому их желанию, ей ли, так твердо верующей во всемогущество и милосердие сына Давидова, не может или не захочет Он пособить в горе? Но, что же отвечал ей Спаситель?

Он же не отвеща ей словесe (Мф.15:23). Что означает это молчание Спасителя? Он как будто не слышит вопля бедной женщины. Ученики Его, по-видимому, оказываются более сострадательными, нежели Он Сам. И приступльше ученицы Его, моляху Его глаголюще, отпусти ю, яко вопиет вслед нас (Мф.15:23). На сии слова учеников Своих Он отвещает им: несмь послан, токмо ко овцам погибшим дому Израилева (Мф.15:24). Дивны судьбы Твои, Господи, о нас грешных! Из сего ответа Спасителя познаем и научаемся тому, как верен Господь Бог в предопределениях своих и обетованиях! Правда, что Сын Божий, воплотивыйся и вочеловечивыйся нас ради человек и нашего ради спасения, приходил на землю, чтобы спасти весь род человеческий. Но Он явился сперва ко израилю, среди того народа, которому даны первоначально все обетования и пророчества о спасении мира. Посему и открыть сие спасение подобало, прежде всего, среди народа богоизбранного. Но, когда сей первенец отверг призвание ко спасению, и соделал сам себя неспособным к принятию живота вечного, тогда Господь заповедал и ученикам Своим обратиться к язычникам (Деян.13:46, 47). Впрочем, и во дни земной жизни Спасителя многие из язычников предварили иудеев и вошли в избранное царство Божие, и за свою твердую веру во Христа удостоились помилования. Такова была жена хананейская. Она не смутилась замечанием Спасителя несмь послан, токмо ко овцам погибшим дому Израилева. Не смутило ее и то предубеждение иудеев, которые, по гордости своей, всех язычников называли псами, как бы совершенно отчуждённых от царствия Божия. Но, по предопределению Божию, и сии отчужденные псы, за верность свою, должны быть насыщены от трапезы Господней, и язычники – от востока и запада должны были войти в царствие Божие, а напротив, сынове царствия изгнаны будут во тьму кромешнюю (Мф.8:11, 12). Достойно замечания здесь смирение жены хананейской. Она беспрекословно вменяет себя в число псов, какими называли язычников иудеи, избранники Божии, и просит, по крайней мере, того, чтобы ей оказана была такая милость, какую оказывает и отец чад ко псам, ожидающим крупиц, какие останутся от трапезы.

Ей, Господи: ибо и пси ядят от крупиц падающих от трапезы господей своих (Мф.15:27). Как бы так говорила она: так, Господи. Я недостойна сесть за трапезу вместе с детьми Твоими; или иначе – я недостойна тех милостей, какие оказываешь Ты иудеям. Но и псы ядят крупицы, которые падают со стола господ их: подай же и мне хотя некоторую милость от трапезы благодати Своея! Ибо Ты отец всех сотворенных от Тебе! уповаю, что Ты не отвратишь от меня милостивого взора до конца; Ты не дашь погибнуть надежде моей, хоть я и язычница. – Вот и еще новая черта усердной молитвы: она сопровождается несомненною надеждою. Казалось, все погибло для сей жены. Спаситель не отвечает ни слова на ее слезную и смиренную молитву. Ходатайство учеников за нее оказывается недействительным. Но она и здесь не теряет надежды. Вера во всемогущество и милость Мессии, Сына Давидова, Сына Божия, породила в ней живое упование в том, что и она не лишится милости Божией. Никто и ничто не может разуверить ее, что она не получит от Христа и Спасителя того, чего так усердно просить у Него. От Самого Спасителя слышит она, по-видимому, упрек в ее языческом происхождении. Но из сего упрека, или отказа, она делает благоразумный и скромный оборот в свою пользу.

Наконец, мера испытания усердной молитвы кончилась; молитва жены услышана и увенчана полным успехом. Тогда отвещав Иисус, рече ей: о жено, велия вера твоя: буди тебе, якоже хощеши, и исцеле дщи ея от того часа (Мф.15:28). Для чего же испытующий сердца и утробы так долго отказывал сей жене в исполнении ее прошения? Для того, чтобы, с одной стороны, очевидны были для окружающих добродетели ее и – особенно вера, которая в разного рода искушениях гораздо яснее проявляется, нежели в счастии, а с другой – чтобы научить и нас, как должно молиться. Именно, молиться должно: во 1., с твердою верою во всемогущество и благость Божию. Бог все сотворил – и небо, и землю, и море в сушу, все, что мы видим и чего не видим. Он же все содержит во Своей власти и всем управляет. С другой стороны, Он столь благ и милосерд к нам, что подает все необходимое и полезное для жизни. Недостатка такой веры, вы скажете, у нас нет. Но когда, после долгой и, пожалуй, усердной молитвы, мы не получаем просимого от Бога, когда все наши надежды и ожидания не сбываются, тогда в душе нашей не появляется ли грех и – грех самый тяжкий? Нередко, в нужде, в лишении, в скорби, у человека сначала является недовольство своим состоянием, своею участью и желание избавиться от неприятного положения, за тем следует ропот на горькую долю, а наконец; ропот и на Самого Бога. А это уже грех и грех тяжкий, который свидетельствует о недостатке истинной, твердой веры в Бога, – веры в то, что Бог и хочет, и может подать нам все лучшее и необходимое в жизни, что самые скорби и лишения необходимы для нашего нравственно-духовного преспеяния.

Во 2-х, должно молиться со смирением. Что значит – молиться со смирением? Молиться со смирением значит сознавать свое ничтожество, свою греховность пред Богом и в мысли своей не представлять того, чтобы мы сами собою могли сделать нечто великое пред Богом, но что довольство наше от Бога, так что, если бы мы могли исполнить и весь закон, то и тогда должны считать себя рабами, которые исполнили только то, что должны были исполнить. Следовательно, если Бог благодетельствует нам в жизни сей, то нужно сознавать и чувствовать, что благодеяния Божии не за наши заслуги ниспосылаются от Бога, а по милости Его святой, и что Бог и в сем случае к покаянию нас призывает. А потому, когда и просим о чем-либо Господа Бога, то не должны много уповать на свои добродетели, и вследствие сего и ожидать исполнения просимого, но во всем предавать себя в волю Божию. Это и будет смиренномудренная молитва.

В 3, наконец, нужно просить неотпустно и с несомненною надеждою на помощь Божию; иначе сказать, нужно надеяться, что рано или поздно Господь подаст нам просимое, ​​если только, с одной стороны, будем просить с верой, а с другой, если то, о чем мы просим Бога, нужно, полезно нам и согласно с понятием о Боге. Аминь.

Прот. И. Г.

1. Значение священной истории и исторических бесед в образовании пасомых

Рассказы о лицах и событиях священной истории сами по себе интересны, а как воспитательное средство, они заслуживают самого серьёзного внимания. Кто в пору детства успел воспитаться под влиянием образов библейской жизни и христианской, подвижнической, тот и в жизни своей будет устремлять свои симпатии к тому, что ему прежде нравилось в жизни библейской и подвижнической; а читая или слушая о такой жизни, нельзя не воспитаться под влиянием тех нравственно-религиозных начал, которые нашли себе осуществление в этой жизни. Можно утвердительно сказать, что истинно-христианское образование не может обойтись без этого мощного педагогического средства, особенно же библейской истории обоих заветов. Где христианство возрождало народы, там эта самая история являлась едва ли не сильнейшим возрождающим началом. Для нравственного усовершенствования людей, Библия сделала столько, сколько не сделали все книги и все философы вместе; она дала господствующее направление истории умственного и нравственного развития христианской Европы. Для цели народного воспитания, значение Библии не заменимо ничем. С какою любовию простонародие читает книги библейского содержания и рассказы о событиях и лицах с библейским духом! Народные книжные лавки полны ими, потому что на них силен запрос, а это потому, что книги эти рисуют жизнь, вытекающую из требования лучшей нравственно-религиозной жизни, недостаток которой чувствует и сознает негордый дух простолюдина. Поэтому пастырь не может и не должен пренебрегать любовью людей к «божественному». Священно-исторический рассказ, или рассказ из истории христианского подвижничества, может содействовать едва ли не гораздо больше развитию нравственного сознания, добрых чувств и добрых жизненных стремлений, чем поучение, или беседа, о теоретической истине христианского вероучения и нравоучения, если эта истина не облечена в форму образности, развитием ее в жизни того или другого лица. Блаженный Августин в своей «исповеди» рассказывает, что в деле обращения его от рассеянной языческой жизни к христианству решительный шаг сделан был тогда, когда один друг его прочитал ему жизнь преподобного Антония (писанную Афанасием В.). Выслушавши назидательную повесть о смиренном подвижнике, который умел читать только две книги, Библию и природу, и обратясь к другу, Августин воскликнул: чего-ж мы ждем? Невежды восхищают небо, а мы со своими познаниями погибаем!.. – Не даром же и христианская древность так высоко ценила описание жизни подвижнической! ими преимущественно и библейскою историей воспитывалась христианская нравственность. Такие сочинения, как напр. «египетские подвижники» бл. Иеронима, «Боголюбивая история» – жизнь сирских подвижников, блаж. Феодорита, целиком внесенная Димитрием Ростовским в четьи-минеи, в благочестивых семействах христиан служили настольными книгами.

Состояние духовной жизни простого народа можно назвать состоянием детства, по степени развития; а что мы м лучше выносим из программы нашего детского воспитания, как не историю? Кому в детстве приходилось слышать беседы пастыря, тот наверно скажет, что лучше, яснее и глубже западает в душу история, чем изложение теоретических частей вероучения и нравоучения, что и последние остаются в памяти преимущественно тогда, когда связаны с рассказами об исторических событиях и лицах.

Руководств к изучению библейской жизни не мало в нашей духовной литературе, хотя почти все они не отличаются особенным прагматическим характером, какого можно было бы ожидать от них по их назначению. «Сто двадцать четыре священных историй Ветхого и Нового Завета, книга, долго пользовавшаяся популярностью не только в народе, но и в школах, в этом отношении представляет важную особенность между всеми ими. В ней рассказ оканчивается назиданием, так что история является как бы основанием и образным выражением нравоучения, а это едва ли не главное. Сделать священную историю сборником исторических фактов, на подобие гражданской истории, значительная беда для воспитания. Что за польза для нравственно-религиозного воспитания, напр., дитяти, когда оно умеет даже хорошо рассказать историю библейского события, или лица, и не знает, что из неё следует? Правда: назидание из весьма многих рассказов вытекает само собой, но не из всех; для дитяти же простолюдина едва ли и из половины. Вывод нравоучения как бы прямо отвечает тому состоянию, в которое приводит рассказ слушателя или читателя и дает схватить, с последовательным течением многих образных представлений, смысл истории, или нравственное понятие, отделённое от исторического события. Таким прямым указанием идеи рассказа, или нравственным выводом, отличается из исторических сборников о христианском подвижничестве и жизни, вместе с немногими рассказами, заимствованными из ветхо-и-новозаветной истории, в особенности весьма назидательная книга «Училище благочестия». Она есть прежде всего история, а потом нравоучение, выведенное из истории. Этою книгою пастырь может назидать и простолюдина; и благочестиво-образованного христианина. Уменье приноровить, посредством выбора, исторический рассказ к выводу нравственной истины должно считать важным педагогическим тактом пастыря-учителя. Сообщить сознанию вместе с историей нравственное понятие в этом должно заключаться все искусство пастырского назидания посредством исторических бесед.

2. Действенность исторических примеров и закон ее

Когда живостью образов исторические примеры вызывают в душе достаточно сильные представления, тогда и воля человека необходимо находится под влиянием этих усилившихся представлений. Этим законом обусловливается воспитательное влияние исторических примеров. Пользуясь им, пастырь может сообщить направление не только сознанию, но и воле человека. Каким образом? Возьмем сначала примеры из обыденной жизни. Кто скучает, тому читают или рассказывают весёлые вещи, чтобы развеселить его. Часто человек, весело настроенный под убаюканием мечтания, или довольный ласкающею действительностью, вдруг становится печальным и мрачным, когда ему сообщают или самому ему приходят на мысль невесёлые картины.

В человеке иногда является сожаление даже о ненавистном враге, когда он узнает о его несчастьях, таких, которые вызывают наше сочувствие и сострадание вообще к человеку. Все подобные факты объясняются тем психологическим законом, что в душе нашей одновременно не могут совмещаться два совершенно разнокачественных представления, или ряда представлений. Сильнейшие представления необходимо берут перевес над менее сильными, и таким образом дают настроение человеку в данную минуту, а чрез это обусловливают и его сердечное настроение и настроение воли. И та, и другая способность души, находясь в соответствии с умственным настроением человека, получают его характер. Если, положим, в памяти человека очень ясно сохраняются примеры подвигов человеколюбия и самопожертвования, ради любви к ближнему, если эти примеры сильно укрепили в сознании его идею милосердия; то при виде нуждающегося в помощи, под влиянием усвоенных примеров и впечатлений от них, воля такого человека будет сильно подлежать действию этих именно впечатлений и идеи милосердия, укрепившейся в сознании живыми примерами. Этим законом обусловливается действенность исторических примеров. Терпение Иовле слышасте и кончину Господню видесте! взывал апостол к бедствующим христианам, и он говорил непререкаемую правду, что такие примеры верующему христианину – страдальцу могут доставлять больше утешения, чем всякое другое утешение. Скажите-ка так мало и произведите такое впечатление, какое производит известное поучение Иннокентия пред плащаницею, «одному благочестивому пустыннику надлежало сказать» и пр. А всмотришься, что же особенного сказал проповедник? скажите тоже самое иначе, т. е. переведите историю, или пример, пустынника в наставление рассуждением и выйдет очень мало.

Нравственная истина, как и религиозная вообще сильнее укрепляется в сознании и становится действеннее тогда, когда представляется в связи с историей. Но выясняется ли от этого – это другой вопрос. Для пастыря существенно важно первое. Конечно, много значит и полное понимание истины; но такого полного понимания едва ли можно ожидать от народа. С другой стороны, если истина становится понятною, и, лучше сказать, более понятною, она все-таки остается бесплодною, если не действует на волю, если не управляет желаниями и практическими стремлениями человека. Положим, путем рассуждения и наставления вы достигли, наконец, того, что ваши пасомые начинают понимать, более или менее, то, что вы хотели им объяснить. Но часто ли радуетесь плодами от этого понимания? Едва ли; чаще бывает вот как: пасомые и сами даже знают, что такой-то поступок дурной, противный требованиям нравственности и веры христианской, однако же не отстают от него. Почему? Потому-что представления, в которых заключается их знание, недостаточно сильны и действенны, чтобы могли управлять деятельностью воли, склоняющейся на сторону усвоенной привычки. А не сильны и не действенны потому отчасти, что не ясно сознаны: более же потому, что не вошли в связь с сердечными расположениями, чаще всего управляющими деятельностью воли. Представленное в образном развитии, в жизни людей, которым мы можем сочувствовать, нравственное понятие не только умом усвояется и лучше затверживается, но воспринимается и сердцем, вследствие чего приобретает силу управлять, в большей или меньшей мере, и сердцем – исходящем живота (практической деятельности): а это едва ли не самое главное, к чему должна быть направлена пастырская проповедь. Кажется, нельзя отрицать, что в быту житейском добродетель, в делах любви к ближнему, чаще осуществляется человеком инстинктивно, по требованию сердца и реже всего – по ясному сознанию человеком нравственного долга. Если же действие нравственно-религиозной истины на сердце и волю бывает сильнее в человеке тогда, когда она усвояется в живых примерах истории, то понятно, что в деле нравственно-религиозного образования пасомых, пастырю уместно обращаться к помощи исторических бесед, и нравоучение связывать с историей, как это сделано, например, в беседах сельского священника к прихожанам о православной кафолической вере (содержащихся в четырех книгах).

3. Значение истории и исторических бесед для образования, в частности, детей

В детском возрасте, когда в человеке преобладает деятельность воображения, мы замечаем особенную склонность и любовь к рассказам. Причина та, что исторические рассказы отличаются образностью и предметностью (конкретностью) представления: а такого рода представления составляют первую форму деятельности души, самую легкую и преимущественно свойственную детскому возрасту, более страдательному, чем деятельному. Как различны вкусы и педагогические взгляды родителей, так же различны бывают и занятия детей легкою повествовательною литературою и воспитательное действие ее на детскую натуру. Каждый отец, каждая мать почти старается занять, развлечь или воспитать свое дитя в своем вкусе, чтобы оно вышло не только плоть от плоти их, но также дух от духа их. С занятием такого или иного рода рассказами у дитяти растут идеалы, определяется так или иначе – хоть и в мечтательных очертаниях – план будущей жизни и деятельности. Как разнообразны сословия и занятия жизни, так разнообразятся эти детские идеалы, создаваемые несдерживаемым воображением, на основании образов, сообщаемых рассказами, книжными или устными. Конечно, будущее дитяти много зависит и от других условий, или влияний; но самое сильное из них то, которое мы указали: сильно оно, потому что раннее. Отсюда ясно, во 1-х, какое значение имеют рассказы священного характера для детского воспитания, в духе христианского благочестия и христианского понимания и, во 2-х, как неосторожно и непедагогично давать в руки детей книги без строгого разбора, и как вредно давать книги, содержащие рассказы предосудительного, или же нескромного рода.

Истинно-христианское воспитание также трудно без священной истории, как образование храброго воина в мягком, сердобольном кругу старух и среди нежных ласк. Каждый, чье воспитание в раннем возрасте шло об руку с рассказами библейской истории и истории христианского подвижничества, получил от них гораздо больше добрых задатков для будущего своего образования, чем обыкновенно приписывает им после. Из детского возраста мы несравненно меньше помним, чем выносим в виде бессознательных впечатлений. Это потому, что получаемое нами в детстве, с развитием, в дальнейших возрастах, изменяет вид.

При настоящем положении народных школ, пастырь в тоже время и учитель детей. Детский период – самая лучшая весна для духовного сеяния пастыря. Наши пастыри часто высказывают, а чаще еще чувствуют, неудовольствие от малоуспешности своих учительских трудов для взрослых чад. Это бы, казалось, должно было каждого пастыря побуждать к заботам о более раннем воспитании детей, чтобы послушные в школе, они сделались послушными чадами и после, в жизни.

Исторические беседы равно пригодны как для школьного воспитания и собственного чтения детей, так и на церковной кафедре для всех вообще, и надобно жалеть, что в нашей проповеднической литературе мало бесед чисто исторического характера.

(Продолжение будет).

В 1863 и 1864 гг., для скорейшего по военному времени комплектования войск – офицерами, были допущены, в виде временной меры, следующие льготные правила: 1., всех поступающих в военную службу, кончивших курс в высших учебных заведениях, зачислять унтер-офицерами без экзамена и производить в офицеры без различения, с какою бы степенью они ни были выпущены, по выслуге 3-х месяцев в унтер-офицерском звании, без вакансий, если выдержат экзамен в уставах и по фронтовой части и будут удостоены к тому начальством; 2.. кончивших курс в средних учебных заведениях, как с правом на классный чин, так и без оного, а равно поступивших в высшие учебные заведения, но не окончивших в них курса, или выдержавших экзамен, равный окончательному гимназическому, при поступлении в военную службу зачислять также унтер-офицерами без экзамена и производить в офицеры на вакансии по выслуге 6 месяцев в унтер-офицерском звании, если выдержат экзамен в уставах и во фронтовой части и будут удостоены к тому начальством; 3., всех прочих, добровольно вступающих в службу зачислять: выдержавших экзамен по программе, Высочайше утвержденной 6 мая 1844 г. (прилож. Ⅵ к ст. 62), унтер-офицерами, а не выдержавших – рядовыми, предоставив последним не ранее, как чрез год, право производства в унтер-офицеры за знание фронта. Всех унтер-офицеров, из числа добровольно вступающих в службу, без различия происхождения, по прослужении в сем звании одного года, по удостоении начальства допускать в сентябре месяце каждого года к конкурсному по дивизии экзамену, и удовлетворяющих всем требованиям производить в офицеры на вакансии, рассчитываемые по дивизиям. При недостатке вакансий давать преимущество получившим высшие баллы: в случае же равенства баллов у нескольких лиц – старшинству в службе. Унтер-офицеров, выдержавших экзамен удовлетворительно, но оставшихся не произведенными единственно по неимению вакансий, производить в офицеры уже без экзамена, отдавая преимущество также по большинству полученных баллов, или по старшинству службы¹⁵⁹.

В 1868 году марта 16 Высочайше утверждено положение о юнкерских училищах, учреждаемых при военно-окружных штабах, для доставления служащим в войсках дворянам и вольноопределяющимся научного и строевого образования, необходимого для офицера¹⁶⁰, а ранее сего существовали военные училища (Павловское, Константиновское и Александровское) с более широкою программою наук. В том же 1868 г. мая 17 состоялось распоряжение, чтобы вольноопределяющиеся, по выслуге законного срока, пред производством в офицеры держали экзамен или при военных, или при юнкерских училищах¹⁶¹. Вольноопределяющимся в военную службу из священно-церковнослужительских детей необходимо для соображения, знать программу этих училищ, и в особенности юнкерских, порядок поступления в них и права, предоставленные тем, которые выдержат в них экзамен. Поэтому мы сделаем краткие и самые нужные извлечения из положения о юнкерских и военных училищах:

Поступление вольноопределяющихся в юнкерские училища, для научного и строевого образования, необязательно, но никто из служащих в войсках юнкеров и вольноопределяющихся не может быть произведен в офицеры, не окончив курса в юнкерском училище, или не выдержав при нем установленного экзамена¹⁶². Учебный курс в этих училищах разделяется на два класса: младший, или общий, старший, или специальный¹⁶³. В младшем классе преподаются: закон Божий, русский язык, математика, история и география, в старшем закон Божий, русский язык, математика, тактика, начальная военная администрация, ручное оружие и некоторые сведения из артиллерии, полевая фортификация, топография, военное судопроизводство, в обоих классах читаются воинские уставы¹⁶⁴. Сверх того, в продолжение учебного курса юнкера пехотных и кавалерийских училищ обучаются фронтовому ученью, гимнастике, фехтованию и правилам стрельбы в цель; в кавалерийских же училищах, кроме того, верховой езде и вольтижированию¹⁶⁵. Полный курс учения в юнкерских училищах продолжается два года. Малоуспешных в науках дозволяется, по определению учебного комитета, оставлять на второй год в классе¹⁶⁶. Желающие поступить в училище должны быть удостоены к тому их ближайшим начальством, по удостоверении в хорошем поведении и усердии к исполнению служебных обязанностей. Кроме того, требуется еще, чтобы они ко времени поступления в училище выслужили не менее 3-х месяцев в унтер-офицерском звании, a ко времени окончания курса в училище выслуживали в звании нижних чинов последнее полугодие определённых для них к прослужению в сем звании сроков; только окончившие курс в высших и средних учебных заведениях допускаются в училища даже и в том случае, когда не выслужили еще 3-х месяцев в унтер-офицерском звании¹⁶⁷. Удостоенные своим начальством к поступлению в училища, юнкера и вольноопределяющиеся высылаются из своих частей, в которых они зачислены на службу, с таким расчетом времени, чтобы могли прибыть к началу премного экзамена (в сентябре). До поступления в училища они прикомандировываются к частям войск, расположенных на месте нахождения училища¹⁶⁸. Удостоенные к поступлению в училища отправляются туда, по распоряжению командиров частей войск, особыми командами на обывательских подводах, за установленные контрамарки, считая на двух по одной одноконной подводе, и с выдачею кормовых денег по положению; в тех же местах, где есть сообщение по железным дорогам или пароходное, они отправляются по этим путям с платою по тарифу, для нижних чинов установленному. Дозволяется также, с разрешения командиров частей, отправляться и на собственный счет на почтовых лошадях или иным способом, с выдачею кормовых денег¹⁶⁹. Юнкера и вольноопределяющиеся, отправляемые в училище, снабжаются форменною и совершенно исправною одеждою, оружием и амуницией новейших образцов, по роду войск, в которых состоят. Состоящим на казенном содержании выдаются вицмундирные, амуничные и годовые вещи и деньги в счет интендантства. Обязанным иметь собственное обмундирование, если они, явясь в училище в неисправной одежде, немедленно по прибытии, сами не построят себе необходимого нового обмундирования, строится оное на их же счет распоряжением училищного начальства. Впрочем, для лиц недостаточных дозволяется начальникам частей отпускать при отправлении в училища, по надлежащем удостоверении в недостаточности, вещи наравне со состоящими на казенном содержании на счет оборотного запаса интендантства¹⁷⁰. Приемный экзамен производится в сентябре месяце особыми комиссиями, по назначению начальника училища¹⁷¹. Приём обучающихся производится в оба класса училищ по экзамену, по утвержденным для сего программам¹⁷². Без экзамена допускаются к приему в старший класс, а., имеющие аттестаты об окончании курса наук в высших и средних учебных заведениях, или свидетельство о выдержании в них окончательного экзамена, б., окончившие курс в военных гимназиях¹⁷³. Поступившие в эти училища юнкера и вольноопределяющиеся числятся в своих частях, или в тех полках, в которые определены на службу, но считаются в командировке¹⁷⁴. Не удостоенные приёма в училище отправляются в свои части тем же порядком, каким прибыли в оныя, не лишаясь при оном права явиться вновь к экзамену на общем основании, в последующих годах¹⁷⁵. За неуспехи и нерадение в науках, обучающиеся младшего и старшего классов подвергаются отчислению из училища на срок от 1 до 2 лет, по определению учебного комитета. По истечении назначенного для прослужения в войсках срока, исключенный из училища может, по удостоении ближайшего начальства, вновь быть допущен к приёму в юнкерские училища на общем основании¹⁷⁶. Вторично поступившие в училище, если будут продолжать оказывать неуспехи в науках, подвергаются вторичному исключению из училища на тех же основаниях, как указано выше; по за сим уже более в училище не принимаются, не лишаясь, однакоже, права держать при нем экзамен на производство в офицеры, если будут удостоены ближайшим начальством, не иначе, как по прослужении в войсках срока, определённого при исключении из училища учебным комитетом¹⁷⁷. Вовсе исключенные за дурное поведение не принимаются в училища вновь, но могут исключенные из старшего класса, по истечении двух лет, а исключенные из младшего класса, по истечении трех лет, держать при училище установленный экзамен для производства в офицерский чин, если будут удостоены к тому своим ближайшим начальством, по особом удостоверении в действительном исправлении¹⁷⁸. Обо всех исключённых начальник каждого училища сообщает во все прочие юнкерские училища¹⁷⁹. Обучающиеся юнкера и вольноопределяющиеся могут во всякое время, по собственному желанию, оставить училище и возвращаться в свои части: вторичное после того поступление в училище допускается на общих основаниях. Желающие выйти в отставку заявляют об этом, по команде, начальнику училища, который представляет начальнику окружного штаба о немедленном отчислении их от училища для увольнения за тем от службы на общем основании¹⁸⁰. По окончании курса старшего класса производится выпускной экзамен особыми комиссиями по назначению начальника¹⁸¹. Выпускной экзамен производится: юнкерам, не получившим образования в высших и средних учебных заведениях, из всех предметов, преподаваемых в младшем и старшем классах юнкерских училищ, а окончившим образование в означенных заведениях – только в специальных предметах¹⁸². Юнкера и вольноопределяющиеся, состоящие в 1 и 2 разрядах по поведению и выдержавшие экзамен, считаются достойными к выпуску для производства в офицеры и относительно преимуществ по производству делятся на два разряда: к первому разряду принадлежат состоящие в первом разряде по поведению и получившие на экзамене балл 4 в среднем выводе, отдельно в науках и отдельно по строевой части; ко второму разряду относятся все прочие, удостаиваемые производства в офицеры¹⁸³. Выпущенные из училища производятся в офицеры¹⁸⁴, по представлению своего ближайшего начальства: принадлежащие к первому разряду – без вакансий, ко второму разряду на вакансии¹⁸⁵. Не оказавшие надлежащих успехов в одних только науках могут быть оставляемы на второй год в старшем классе, или обращаются во фронт, с дозволением подвергнуться вновь испытанию при следующих выпускных экзаменах¹⁸⁶. Но не окончившие курса в юнкерских училищах или не выдержавшие в них экзамена два раза, по выслуге сроков и по исполнению прочих условий, пользуются правами и преимуществами, предоставленными нижним чинам, поступившим по наборам¹⁸⁷. Но оставаться на службе, разумеется, необязательно: они могут выйти в отставку.

При юнкерских училищах производятся экзамены также юнкерам и вольноопределяющимся, не проходившим юнкерских училищ, для удостоения их к производству в офицеры¹⁸⁸. Экзамены эти назначаются два раза в год, в периоды приёмного и выпускного экзаменов в училищах; только кончившим курс высших учебных заведений предоставляется право держать экзамен, для удостоения к производству в офицеры в течение всего учебного курса училищ¹⁸⁹. Эти экзамены производятся тоже особыми комиссиями, по назначению начальника училища; не получившие образования в высших и средних учебных заведениях экзаменуются тоже из всех предметов, преподаваемых в младшем и старшем классах, а окончившие образование в означенных заведениях – только в специальных предметах¹⁹⁰. Выдержавшим экзамен выдается аттестат по установленной форме¹⁹¹, с причислением к первому или второму разряду и с правами, предоставленными тому или другому разряду, по производству в офицеры¹⁹².

Программа приёмных экзаменов для поступления как в младший, так и в старший классы юнкерских училищ, как всякий может заметить, значительно короче, проще и легче той, по которой должны держать экзамен вольноопределяющиеся, поступая в военную службу¹⁹³, но только она неопределённо и обще изложена. По этой программе ученик 2-го и особенно 3-го класса преобразованной по новому уставу семинарии, не отличный, а только хороший по успехам, без труда может выдержать экзамен; уволенным же из 4-го или 5-го класса семинарии выдержать этот экзамен ничего не стоит. Остается только в старшем классе юнкерского училища изучить специальные предметы, как то: тактику, полевую фортификацию, начальную военную администрацию и проч. По основному положению, производятся в офицеры без вакансий только кончившие курс в высших или средних учебных заведениях, с правом на гражданский чин (магистры, кандидаты, студенты); положением же о юнкерских училищах предоставлено право производства в офицеры без вакансий всем (в том числе, конечно, и не окончившим курса, даже не учившимся в средних учебных заведениях), выдержавшим экзамен на первый разряд, –преимущество весьма важное! Иной и выслужит срок для производства в офицеры и выдержит экзамен (только на второй разряд), но офицерских вакансий нет, – и в мирное время жди вакансий год, два, три, а может быть и долее и служи унтер-офицером; а перворазрядные производятся тотчас по выслуге срока, хотя бы и не было вакансий, и, конечно, зачисляются на первые открывающиеся вакансии. Чтобы поступить в юнкерское училище, надобно сначала поступить в военную службу вольноопределяющимся, т. е. быть зачисленным и определенным в какой-либо полк, или военную часть порядком, выше нами указанным, потом, заслужив одобрение ближайшего начальства в хорошем поведении и усердии к исполнению своих обязанностей, изъявить желание поступить в юнкерское училище.

Это очень долгая и трудная программа для военных преподавателей. Экзамены в этих училищах по выпуску офицеров могут проводиться только на последнем курсе высших или средних учебных заведений или ранее сданными в том же военном училище, в ходе военных гимназий (бывших кадетских корпусов) по следующим предметам: Закон Божий, русский язык и т. д. Церковно-славянский, литературный, географический, математический, физический, политическая история, историческая история, письменность, рисунок, ситуационный церковный и один из новых языков, французский или немецкий. Лица, окончившие курс обучения в высших учебных заведениях, с целью стать офицером сдают экзамен только по военным наукам: тактике, артиллерии, фортификации, военному управлению, военной топографии и военного законоведения, с практическими по названным предметам упражнениями (решение задач, артиллерийское, фортификационное и топографическое черчение и военно-глазомерная съемка). Лица эти обязаны прослужить в строю только лагерное время, не менее двух месяцев. Лица, кончившие курс средних учебных заведений, или имеющие свидетельства о выдержании в оных окончательного экзамена, держат в военных училищах экзамен не только из вышеупомянутых военных наук, но и из тех общеобразовательных, кои не преподаются в средних учебных заведениях, но входят в курс военных училищ, т. е. из общей части законоведения, статистики, математики, химии. Лица, окончившие курс в средних учебных заведениях, обязаны прослужить в строю не менее одного года. Лица, не окончившие курса среднего учебного заведения, могут воспользоваться этими правами, если представят свидетельство о выдержании окончательного экзамена в среднем учебном заведении, или же если выдержат – при военных училищах экзамен, в объёме курса военных гимназий. Лица, выдержавшие окончательный экзамен и удостоившиеся представления со стороны своего непосредственного начальства, производятся в офицеры без вакансий, и притом с особыми преимуществами: отнесенные к 1 разряду, по числу полученных на экзамене баллов, производятся в прапорщики и корнеты гвардий, в подпоручики, или старшие корнеты армии. Не выдержавшие окончательного испытания могут остаться в юнкерском звании, с правом быть допущенными ко вторичному экзамену чрез год, или держать, если пожелают, экзамен в юнкерском училище, для производства на правах, сими училищами предоставляемых¹⁹⁴. Программа военных училищ не по силам, кончившим курс семинарии.

Относительно выхода в отставку прежде было положено, что вольноопределяющиеся всех трех разрядов, за исключением поступающих на праве студентов, не дослужившие до офицерского чина – потому ли, что не выдержали экзамен при поступлении на службу и для производства в офицеры, или почему другому, не иначе могли проситься в отставку, как по прослужении в нижних чинах определённых сроков (вольноопределяющиеся 1 разряда – 4 лет, 2 разряда – 6 лет, 3 разряда – 12 лет): они могли оставить службу прежде означенных сроков только тогда, когда за доказанными болезнями и по другим уважениям, по усмотрению начальства, признаны будут бесполезными для службы¹⁹⁵. В 1860 году тем из вольноопределяющихся, которые поступили на службу до 3 мая 1860 года и выдержали или выдержат экзамен, по программе 6 мая 1844 года, и по выслуге в унтер-офицерском звании установленных сроков, будут признаваться достойными производства в офицеры, но по неимению вакансий не могут воспользоваться производством, предоставлено право на увольнение в отставку, с награждением чином коллежского регистратора¹⁹⁶, а в 1861 году не дослуживших офицерского чина и не получивших, по существующим постановлениям, права на увольнение в отставку с классным чином положено увольнять от службы нижним воинским званием только в таком случае, если – выслужат общий 15 летний срок, установленный для нижних чинов, поступивших на службу рекрутами. Не выслужившие сих сроков могут быть увольняемы от службы, согласно их прошениям, во всякое время, но только без поименования воинским званием¹⁹⁷, с возвращением в первобытное состояние¹⁹⁸. В настоящее время унтер-офицеры и рядовые из вольноопределяющихся, не обязанные общим сроком службы, имеют право выходить в отставку во всякое время года, исключая военного времени, когда, по особому Высочайшему повелению, отставки приостанавливаются, и увольнение от службы дается только за неспособностью, по ранам и болезням¹⁹⁹. Даже обучающиеся в юнкерских училищах, как мы указали выше, пользуются этим правом²⁰⁰ и могут выходить в отставку, когда угодно, но, разумеется, без именования воинским званием, и с возвращением в первобытное состояние, если за не выслугою срока, или по случаю невыдержания экзамена, не получили права на производство в офицеры. След., если и дети священноцерковнослужительские, поступив вольноопределяющимися и не дослужившись офицерского чина, не пожелают служить, могут выйти в отставку, когда угодно, и опять возвращаются в состояние почетных граждан.

Так вот пути для сыновей священноцерковнослужительских! что называется: на все четыре стороны. Все родители в настоящее время озабочены будущностью своих детей. Реформы, совершающиеся в духовном сословии, ставят об этом вопрос, не давая на него ответа. Что же для взоров родительских, по догадкам и предположениям, представляется в отдаленном или близком будущем? что ожидает их детей? С отменою узаконений о принадлежности детей священноцерковнослужительских к духовному званию, права их на образование в духовных заведениях оставлены на существующем основании. След., они не должны платить за право обучения в духовных училищах, как дети других сословий, на основании училищного устава. Поэтому должно предположить, что большая часть, особенно несостоятельные люди, а также все сироты будут воспитывать своих детей в духовно-учебных заведениях. Если семинарские правления строго будут держаться начал, положенных в основание нового семинарского устава, и условий, в нем указанных: то будут поступать в семинарию и проходить весь ее курс только самые способные и прилежные. От училищ будет оставаться большой осадок посредственности и бездарности: малоспособные и мало успевшие уж никак не попадут в семинарию, да и в самой семинарии в каждом из первых пяти классов тоже будет осадок посредственности, хотя и в меньшем размере. Что же представляется в перспективе для кончивших курс семинарии? Для второразрядных и большинства перворазрядных – должность псаломщика или сельского учителя до 30-летнего возраста, и только для лучших из студентов должность учителя в духовном училище, а потом уже священническое место. Поэтому нам кажется, что многие из студентов, вместо того, чтобы или поступать в учители или дожидаться 30-летнего возраста и священнического места, скорее пойдут в высшие учебные заведения: духовные академии и университеты, и, разумеется, этот путь изберут дети достаточных родителей, имеющих возможность содержать их на свой счет: за-долго до 30 лет они успеют там кончить курс, успеют поступить на должность по выгоднее и в мирском смысле почётнее священнической. Поэтому же нам кажется, что состоятельные люди из духовенства предпочтут вести своих детей к службе гражданской более прямым путем, именно будут отдавать их в гимназии. В первом случае лучшие люди будут уходить из епархии, лучшие силы направятся на другие поприща; во втором случае только будет излишек людей, которыми переполнено духовное сословие. Куда же приклонят голову исключенные из училищ, кончившие курс в училищах и не поступившие в семинарии, а также исключенные из семинарии? Не многим удастся поступить на места псаломщиков; вакансий этих будет очень не много, да и те, если не будут заняты кончившими курс, скорее займут бывшие уже причетниками. Еще менее они могут поступить в церковники по найму от прихожан или на счет церковных средств; не многие из прихожан согласятся содержать на свой счет церковника: им был бы только священник, да, пожалуй, еще голосистый диакон, было бы кому венчать браки, крестить, да отпевать: напять-же на церковный счет инде нет средств, инде поскупятся. Куда-же деваются прочие? Конечно, можно весь свой век прожить почетным гражданином: но ведь нельзя-же жить без дела, надобно же что-нибудь есть, пить и во что-нибудь одеться. Поэтому, большей части недоучившихся в училищах и семинарии придется вступить на другие пути: или поступать в службу гражданскую, или… куда угодно. Но как мы выше показали, везде в гражданской ли то службе или даже военной, везде нужны соответствующие познания, везде требуется известная степень образования. Правда, что в гражданской службе рядовыми служаками могут быть только художники пера, без той доли образования, которая требуется от классного чина: но каллиграфия не всякому дается, да и от рядового канцелярского служителя – писца требуется толк, смысл, сметливость, навык. А сверх того, в гражданских присутственных местах везде уменьшается число штатных вакансий: по новым штатам во всех судебных и многих административных и хозяйственных учреждениях вовсе не полагается штатных вакансий канцелярских служителей, а просто ассигнуется сумма на содержание канцелярий и на наем писцов. Поэтому канцелярские служители и писцы в таких учреждениях должны служить на правах вольнонаёмных и не будут считаться в коронной службе и, следовательно, не смотря на выслугу известного срока, не будут иметь права на классный чин и на пенсию. Хорошо, если кому удастся поступить на штатную вакансию или с вольнонаемной службы поступить в штат: но это удается далеко не всем, а только тем, кто окажет способности и усердие на службе. Остаются торговые и промышленные занятия: но для занятий этого рода, кроме знания дела и опытности, нужен капитал в таком размере, чтобы из оборотов этого капитала можно было, по крайней мере, извлекать средства к жизни, а где его взять? кошельки у духовных пусты. Сверх того, торговые и промышленные дела почти всегда соединены с риском и, вместо барыша, иногда приносят убыток. При неудачах же в службе гражданской или в торговых и промышленных делах иных нужда заставит или воинственные наклонности побудят поступить и в военную службу, в качестве вольноопределяющихся: здесь, по крайней мере, будут кормить, да одевать. Как ни почетна военная служба по существу своему и по назначению; но мы это поприще службы, в числе путей для сыновей духовных лиц, поставили на заднем плане, потому что она, по старой памяти о прежних трудностях ее, пользуется меньшею популярностью, чем гражданская и всякая другая: чаще и охотнее берутся за перо, а за шпагу и ружьё весьма редко; скорее люди согласятся жить без дела, чем поступить в военную службу. Между тем, ныне военная служба значительно облегчена, права вольноопределяющихся расширены, средства к приобретению специальных воинских познаний даны в юнкерских училищах, ограничения относительно выхода в отставку отменены; есть надежда и на выслугу офицерского чина и пенсии. Но и здесь образованные предпочитаются неукам, более знающие менее знающим. Везде нужно знание и знание.

Как-бы то ни было, но последствием нового закона будет то, что каждый изберет себе путь или по обстоятельствам, или по способностям и склонностям; труд, способности и энергия везде проложат себе путь, а бездарность и апатия останутся без дела, от неуменья и не охоты делать, и составят осадок в среде простого народа. Как не служащие и не образованные дворяне выродились в чернорабочих однодворцев; так из бездарных почетных граждан выйдут бездворные, или, как у нас говорят, межудворные полу-крестьяне-батраки, или, по-нашему по-пермски, – страшные.

Протоиерей Александр Луканин

Благочестивые и Богом избранные новобрачные!

Приступая в настоящую минуту к принятию св. Таинства брака, присоедините к нашим свои горячие молитвы к Отцу небесному, дабы Он излил на вас, избранных чад, те великие дары Своей благодати, которые ныне имеет испросить для вас у Бога святая Церковь, и дабы Он даровал вам добрую, решительную и ничем не нарушимую волю к исполнению священных обязанностей, соединенных с счастливым супружеством.

Счастливое супружество есть великий и ничем не заменимый на земле дар Божий. Души общительные тогда только наслаждаются полнотою своей жизни, когда им посчастливится приобрести такого истинного друга, с которым они откровенно могут длиться своими чувствами во всех обстоятельствах своей жизни: не лицемерное, искреннее участие любимого друга поистине и горе облегчает, и радость усугубляет; Сам Бог сказал, что не добро быть человеку единому на земле. Кто же может быть более искренним, истинным и верным другом, как не то лице, которое благословляет для человека Сам Бог и вручает ему святая Церковь?! Личный произвол в этом великом и решительном деле, связующем на всю жизнь судьбу человека, не может иметь места; счастье в произволе шатко и, ежечасно тревожа душу, может лишить покоя на всю жизнь. Счастливы вы, что вас Господь призвал к благословенному союзу супружескому.

Но, чтобы удостоиться великих милостей, даруемых Богом счастливой супружеской жизни, постарайтесь сохранить не поколебимыми и чистыми ту любовь и согласие, которыми ныне проникнуты сердца ваши, и которые привели вас теперь к алтарю Божию, для соединения друг с другом на всю жизнь. Да будут в отдельных телах ваших единая душа, единая добрая мысль и согласное благое намерение во всех ваших делах. По преимуществу же храните любовь к Богу, выражая ее точным исполнением Его святого закона; ибо Сам Бог есть чистейшая любовь и источник любви, а потому пребывающий в любви к Богу, в Боге пребывает, и Бог в нем пребывает. После любви к Богу, первою обязанностью поставляйте себе любить своих родителей, которые даровали вам жизнь и жертвовали собственною жизнью, здоровьем и трудами, может быть, для того только, чтобы вас видеть счастливыми: и теперь ваше счастье будет их счастьем, ваши скорби не меньше могут поразить и их родительское сердце. Пользуясь собственным умом, в разных недоумениях прибегайте к их опытному совету: доставляя вам теперь способы к самостоятельной жизни, они ни когда не отрешатся от вас своею любовью, и их молитвы к Богу о вашем счастии и бодрствование над вашим благоденствием никогда не прекратятся до конца их жизни; только не забывайте их в своих молитвах и никогда не огорчайте их, дабы и вас сподобил Господь доброй памяти в вашем потомстве, ибо какою мерою мерите сами, такою же мерою возмерится и вам. За тем любите ближних ваших, как самих себя, и никогда не отвращайте лица своего от всякаго, имеющего в вашей помощи нужду, памятуя, что мы не только исполняем этим самый угодный Богу закон, но созидаем и собственное счастье. Чад и домочадцев, которыми наградит вас Господь Бог приучайте к любви к Богу и Его святой Церкви, Государю и отечеству, вселяйте в них прямую честность, отвращение от праздности, лжи и обмана, – и всему доброму учите их с любовью и терпением, служа для них во всем собственным примером. Что же касается ваших взаимных обязанностей, то вам должны указать их ваше собственное сердце и зависящее от них ваше супружеское счастье. Муж да любит свою жену, как свое собственное тело, как свою собственную жизнь, с всегдашним снисхождением к женской немощи, а жена да чтит своего мужа, как главу своего тела, как отца семейства, услаждая труды его жизни искреннею любовью, сердечным участием и покорностью необходимым обстоятельствам, избегая всего, что могло бы огорчать, или смущать и без того часто озабоченную душу трудящегося мужа.

Утвердив на таких основаниях свою жизнь и сохраняя таинство брака в чистоте веры и непорочной совести, вы несомненно низведете на себя благословение Божие, для препровождения мирной и долгоденственной жизни, в полном довольстве своего дома, в благопоспешности своих трудов и сподобитесь зреть сыны сынов своих вокруг трапезы своея.

Родные и други! присовокупите свои молитвы к молитвам Церкви Христовой, да низведет Господь Бог Свое благословение на сих новобрачных чад ее!

Священник Александр Бобрецкий

И св. храм сей, и благолепное его обновление, и торжественное тайнодействие его освящения, совершенное ныне руками Святителя Божия, пекущегося о вас с истинно отеческою заботливостью, – вся вас ради, юные наши братия о Господе!.. Все для того, да благодать Господня, давшая вам силы и способности, возможность и обильные средства готовиться к высокому служению священства, чрез посредство св. храма сего и под его осенением, совершить воспитание и обучение ваше по началам и в духе св. веры православной и истинного благочестия христианского, и тем в вас самих и во многих произведет благодарность во славу Божию. Ибо только такое воспитание и обучение могут соделать вас достойными того назначения, которое указывает вам премудрость и благодать Божия, – просветить светом истины и утвердить в добродетели, да будете для людей Божиих «яко образ предлежай, аки закон одушевлен, аки правило и устав доброго жития», по слову св. Златоуста.

Были, а может быть и теперь есть, люди, мнящиеся мудрыми быти, которые не стыдились открыто говорить, будто начала веры и благочестия христианского, измлада внушаемые детям, замедляют в них развитие сил и способностей и препятствуют приобретению познаний... Не верьте, бр., таковым.... Свет не производит тьмы, а прогоняет ее, оживляет, а не убивает. Св. вера, как свет от присносущного Света, соединяет дух наш с Богом, Источником жизни, животворит его, возбуждает, раскрывает и укрепляет все его силы для жизни и деятельности, свойственной каждой способности нашей. Она устремляет ум к Богу, единому источнику истинной мудрости, в котором открыты все сокровища премудрости и разума, отверзает очи его разумети писания, просвещает и делает его способным принимать богооткровенные истины, которые утаены от премудрых и разумных. Она, и только она одна, сообщает несомненно верное познание о Боге, которое есть основание всякаго знания, – познание о мире и его судьбах, о человеке, его происхождении и высоком назначении, о его обязанностях по отношению к Богу и людям, – познание о земле и о небе, о прошедшем и будущем, – о всем, что человеку знать существенно необходимо. Вот от чего теперь даже малые дети, воспитанные в вере, знают более, нежели прежде знали великие мудрецы древнего мира. Паче всех учащих мя разумех, яко свидения твоя поучение мое есть. Паче старец разумех, яко заповеди твоя взысках (Пс.118:99, 100), свидетельствует о себе царственный пророк. Размышляй в повелениях Господних, убеждает древний мудрец, и в заповедях Его поучайся присно. Той утвердит сердце твое и желание премудрости дано ти будет (Сир. 6:37). –

Воля и сердце человека, при самых обширных познаниях и разнообразных сведениях, могут быть и часто бывают слабыми, развращенными, послушными рабами греха. Человеческая наука – ненадежная ограда*²⁰² души от обольщений порока. Внушения мудрости земной, сухие и холодные, могут только указать стези, не всегда, впрочем, верные, к добродетели; но не могут дать сил мужества и твердости неуклонно следовать этими стезями, бороться с соблазнами, побеждать искушения. Святая же вера, входя в самое сердце, вносит в него сокровище царствия Божия, сокровище правды, мира и радости, и мало по малу ослабляет в нем наклонность к чувственным удовольствиям и вытесняет пристрастие к благам мира сего, раскрывает в нем способность, возбуждает желание искать и находить услаждение в высших, духовных благах. Действуя на волю то угрозами будущих наказаний, то надеждою вечного блаженства, она освобождает ее от рабства греху и возвращает ей свободу чад Божиих, дает силу делать добро, обуздывает своеволие закона греховного и укрощает буйные порывы страстей. Дайте св. вере подобающее ей место в вашем воспитании и образовании, и тогда собственным опытом дознаете, как могущественно она действует. Она будет вернейшим и надежнейшим стражем, охраняющим вашу добрую нравственность: она предохранит не от действий только, но и от намерений и от желаний преступных, которые не подлежат надзору человеческому: она предотвратит тысячи злоупотреблений и тайных беспорядков, исправит недостатки, обуздает порочные склонности, – внушит усердие к делу и старание, приучит к добродетели и поведет вас к счастью и блаженству путем заповедей Господних.

Спасительное влияние спасительной веры делается особенно очевидным, когда человек, после воспитания, вступает на поприще общественной жизни. Теперь он предоставляется себе самому и может делать, что хочет; его окружает мир с соблазнами и обольщениями, с заботами и нуждами; ему внушаются правила жизни, сколько снисходительные, столько же пагубные; никто не предостерегает, а многие увлекают его советами и примерами жизни своей на путь беззакония.... Падение без восстания и полное крушение доброй нравственности почти неизбежны, если сердце не будет укреплено верою и благочестием против нападений порока: если навык в добродетели не будет крепким щитом, отражающим стрелы соблазнов и искушений, и спасительным якорем во время бурного устремления страстей. Конечно, и вера не такая преграда, которой не могли бы преодолеть прирожденная человеку наклонность ко греху и страсти; по крайней мере, она тверже и надёжнее всех прочих преград. Если правила веры и благочестия, во время воспитания, насаждены и укрепились в сердце; то, по крайней мере, победа над добродетелью достается пороку не вдруг, но после борьбы и усилий. Даже и тогда, когда человек пойдет уже широким путем нечестия, и тогда св. вера все еще будет жить во глубине его сердца, все еще голос ее будет обличать падшего и, может быть, успеет, наконец, поднять его и поставить на знакомый ему путь долга и добра. Входить же в жизнь, не утвердивши в себе правил веры и благочестия воспитанием, тоже, что пускаться в бурное море без кормила и кормчего.

Всякая наука способствует развитию сил и способностей и сообщает познания: все науки полезны и нужны. Но св. наука веры и благочестия – основание и венец всех наук, и плоды ее велики и вечны – спасение душ наших. Посему ей паче и прежде прочих наук должно отдавать ум и сердце, время и труд.

Изучайте же, возлюбленные, многоплодную и спасительную науку веры и благочестия с любовью и с горячим усердием, и в школе, где воспитание и обучение совершаются на началах и в духе веры православной, где сообщаются богооткровенные истины в полноте, достаточной для того, чтобы приготовиться к достойному исполнению обязанностей предстоящего вам служения Богу и людям. Изучайте ее и в сем св. храме; ибо храм Божий, по преимуществу, есть училище веры и жизни по вере. Изучайте здесь св. веру в слове Божием и поучениях пастырских, в чтениях церковных, в пениях и песнях духовных, в священнодействии таинств и в священных обрядах. Учитесь жизни христианской по св. образцам жизни святых, подвиги и добродетели которых возвещает и прославляет св. Церковь каждый день в св. храмах. Из их жизни познаете не только то, в чем состоит совершенство христианское, но и как достигается оно во всех званиях и состояниях, при разнообразных обстоятельствах жизни. Особенно же для призванных и для вас, братия мои, рождением и воспитанием призываемых к продолжению служения апостольского, поучительны и назидательны жизнь и дела святых первоверховных апостолов Петра и Павла, – именами которых украшается сей св. храм, хранителей его и предстателей пред престолом Божиим о братьях св. храма сего. Позаботимся по сим высоким, совершенным, святым образцам образовать нашу жизнь и деятельность, да будем не недостойны продолжать их служение, и да не постигнет нас жребий ленивого и неключимого раба, вверженнего в геенну огненную. Возлюбим св. служение сие всею крепостью души, как любили оное св. апостолы, всю славу свою поставлявшие в том, что удостоились быть служителями Слова, и честь своего служения предпочитавшие самой жизни. Ибо выше сего служения нет на земле. Поревнуем их ревности, день и ночь трудившейся в исполнении обязанностей, на них возложенных; их бескорыстию, не желавшему от своих учеников не только сребра, или злата, или риз, но и необходимого для пропитания и содержания, да не дадим какого-либо преткновения благовествованию Христову; их умеренности, умевшей жить в скудости и в изобилии, быть в сытости и терпеть голод, и в обилии быть и в недостатке. Поучимся их мудрости в проповеди слова Божия, приспособлявшейся ко всем, да всяко некия приобрящет и спасет; их искусству просить и убеждать, и умолять; их тихости и кротости в обращении со строптивыми, их снисходительности к заблуждающим. Усвоим себе их любовь к присным нашим о Господе, научающую нежно обращаться с братьями нашими о Христе, как кормилица нежно обходится с детьми своими; их любовь, которая готова была не только преподать благовествование Божие, но и отдать душу свою за возлюбленных, которая болезновала муками рождающей, дóндеже вообразится Христос в учениках Христовых, и проливала слезы о погибели врагов креста Христова. Во всем будем поступать, как поступали св. апостолы: преподобно и праведно и непорочно.

Бог же всякие благодати, призвавый вас в вечную Свою славу о Христе Иисусе, Той да совершит вы, да утвердит, да укрепит, да соделает вас непоколебимыми в вере и благочестии (1Петр.5:10); да просветится, в свое время, свет ваш пред человеки, яко да видят ваши добрые дела, и прославят Отца вашего, иже на небесах (Мф.5:16); да благодать умножившаяся*²⁰³ в вас, множайшими благодарении избыточествит в славу Божию. Аминь.

Прот. М. Богданов

4. Влияние сказаний о житиях святых на религиозное образование русского человека в старину

Чтобы узнать, какой род семени лучше способна принимать почва, нужно предварительно изучить ее состав. Чтобы быть духовным сеятелем, нужно также изучить ту нравственную почву, на которой приходится сеять; а для этого необходимо поближе познакомиться с теми влияниями, под которыми она образовывалась и определялась. Развитие религиозного сознания древнерусского человека находилось в непосредственной зависимости от сказаний религиозного характера, перешедших на Русь вместе с христианством. Какое они имели влияние на древнерусского человека, можно видеть из истории.

Религиозное сознание русского человека в дохристианскую эпоху представляет такую же дробность и разветвлённость, какую мы видим в религиозном мировоззрении каждого языческого народа. Сознание это не было сознанием одного духовного Начала, или Творца мира. Над каждою отдельною областью явлений природы русский человек ставил особенного бога или полубога. Вследствие этого, и выражение его чувства, его религиозное благоговение не могло быть сосредоточено на одном предмете. Кроме этого, среди непривлекательной природы, преследовавшей русского человека опасностями и неудачами, сознание его естественно не могло оставаться спокойным; человеком овладевал страх пред карою невидимых, грозных существ, управлявших жизнью и природы и его. К этим враждебным существам было обращено робкое религиозное чувство русского человека язычника, и потому оно носило печать более религиозного страха, чем благоговения спокойного и благодарящего духа. Это явление общее в языческих культах. Теперь посмотрим в другую сторону. Являются на Руси христианские проповедники. Проповедь новой религии – о Едином и всеблагом Боге. С принятием ее, мысль о едином Творце должна была, так сказать, собрать рассеянный дух человека, а представление о всеблагом и всемогущем Творце должно было подействовать успокоительно на его робкое чувство. И не одно это. Новая религия обещала человеку ходатайство ангелов, ходатайства святых пред этим всемогущим и всеблагим Творцом. Естественно, не вдруг могло измениться прежнее настроение русского человека; ни представление о божеских существах и темных силах, ни робость чувства не могли так скоро пройти и с принятием христианства. В новой, благодатной религии они находили себе другой исход. Языческое представление о многих божеских существах должно было в изменённом виде удержаться в представлении об ангелах и святых, хотя это представление было все-таки представлением конечных, сотворенных существ, а не божеских, как там. Враждебные силы природы, олицетворённые русским человеком язычником, между-тем продолжали также действовать и вредить человеку, как и прежде; нередко человек падал в бессильной борьбе с трудностями, которые на каждом шагу представляла ему неласковая природа. Вследствие этого, естественно, сознание его более всего стало заниматься мыслью об ангелах и святых. Таким образом, русский человек сталь соединять представление о грозных действиях природы с представлением о святых, предохраняющих его от этих действий и устроящих его судьбу. Илья пророк, Егорий храбрый, объезжающий русскую землю, до того не проходимую, Иоанн Предтеча (Иван Купало) из числа святых являются первыми и главными действующими лицами, смягчающими и предотвращающими суровые и грозные действия природы на русского человека. Другим святым сознание русского человека усвоило также разные благодати, и соответственно этой разности даров, обращался к ним человек в тех или других случаях своей жизни. Таким образом, даже и в теперешнем народном представлении святые являются с различными дарами, строго усвоенными им и не передаваемыми от одного другому. Откуда народ узнавал все это? на основании чего составлял такие понятия? На основании сказаний о святых, большею частью, апокрифических, или если и церковных, то искаженных по вкусу народному, сказаний, которыми и до сих пор изобилуют раскольнические рукописи. Они пришлись по вкусу древнерусского человека, с детскою простотою верившего всему, что ни выдавалось под прикрытием христианства. В последствии же сказания о житиях святых не апокрифические, каковы в Прологе и Четь-Минеи, преимущественно воспитали в русском человеке дух религиозности, которым он так богат, соединили его неразрывными узами с Церковью и ободряли при встрече с трудностями физическими и трудностями в общественной жизни. Постараемся выяснить это. Можно сказать, что ни один народ так глубоко не религиозен, как русский народ. Каково бы ни было направление его религиозного чувства в частных случаях, оно всегда в нем сильно и всегда присуще. Разветвления русского сознания в расколе служат, между прочим, доказательством и того, как сильно русский простой народ дорожит интересами веры, и как сильно желает соблюсти истину как в жизни, так и в своем понимании предметов веры. Это желание увлекает его, правда, в заблуждения и нередко зажигает в нем страсти; но само в себе оно чисто и похвально. В народе, охладевшем к религии, конечно, не может быть расколов, как не может быть и теплоты религиозной. В русском человеке тепла вера, потому что она сроднилась с его духом среди жизненных потрясений и служила ему утешительницей при общественных и частных бедствиях. Эту теплоту веры поддерживало в нем постоянное присутствие в его сознании тех или других представлений о священных лицах, жизни и подвигах святых, к которым он обращался за помощью в несчастных случаях своей жизни. С этой стороны, сказания о житиях святых совершили важное дело, принесли добрые плоды.

Далее, к ходатайству святых русский человек обращался по инициативе своих пастырей, которые, имея в виду развитие в нем религиозных начал, относились благоговейно к описаниям житий святых, принятым Церковью, и находили в них душеполезное чтение. Еще благоговейнее относились к празднованию святых особыми службами. Чрез это поддерживалось постоянное общение народа с Церковью; во всех случаях общественной и частной жизни, радостных и нерадостных, русский человек, сам молясь, в тоже время прибегал к молитве Церкви о заступничестве святых и помощи Бога. Церковь, таким образом, исторически, по праву приобрела название матери, руководительницы и утешительницы, в лице своих пастырей. Эта близость общения народа и пастырей видна и теперь, и в настоящее время русский простой человек не любит начинать свои дела, не обратившись предварительно к пастырскому совету и не испросивши молитв Церкви. «Без Бога – ни до порога», таково правило, руководящее русским простолюдином в его повседневных делах, и это правило свидетельствует о его близком общении с Церковью и близости к нему церковного руководительства.

Наконец, третья добрая сторона влияния сказаний о святых заключается в том, что из них древнерусский человек и теперешний простолюдин почерпал нравственную силу для перенесения несчастий, нередко случавшихся в его жизни. При страдальческой, трудовой жизни древнерусского человека ему нужно было именно утешение веры и веры в покровительство святых. Язычник, прежде со страхом смотревший на дремучие леса, пугаемый темными силами и разными привидениями, по принятии христианства, прямее и смелее начал смотреть на природу, обрабатывал, населял и входил в обладание ею вслед за спасающимися угодниками; его страх проходил более или менее, когда он ясно видел власть над злыми силами чудотворцев, покровительствующих ему. Влагая смелость в душу русского человека, сказания о подвигах святых, побеждающих природу, были, таким образом, силою, которая широко раздвигала русскую колонизацию по непроходимым местам и служила основательницей не только нравственного, но и материального блага русского человека. Много сделало для него в этом отношении и благочестивое пустынножительство русских подвижников, по следам которых, в надежде на молитвы их и на сильный крест Христов, шел робкий русский человек.

5. О выборе и требованиях хорошего выбора исторических рассказов для пастырской беседы

Само собою ясно, что не всякая история обладает в равной степени силою назидания. Это же самое должно сказать и об отдельных фактах священной истории и истории христианского подвижничества и жизни. Поэтому необходимо делать выбор между ними. По отношению к проповедническому и учительскому делу сельского пастыря можно вывести некоторые руководительные начала из того, что доселе сказано нами о недостатках, выработавшихся в русском человеке, под влиянием сказаний о житиях.

Во-первых, если религиозное сознание простолюдина, вследствие его малоразвитости, вследствие естественной склонности и, наконец, вследствие долговременного навыка, не обладает строгою сосредоточенностью на мысли о Боге, то отсюда следует, что рассказ в пастырской беседе должен быть, прежде всего, проникнут мыслью о Боге и Его прямом отношении к христианину. Есть рассказы в священной истории, где представление о Боге является на первом месте, есть и такие, в которых мысль о Боге отходит на задний план, хотя вовсе не чужда духу всего рассказа. Укажем несколько примеров. Когда я рассказываю, положим, историю творения и рассеяния народов, историю Авраама и исшествия из Египта евреев, первое, что представляется уму слушателя, это мысль о Боге. Центр исторической сцены и первое действующее лицо Сам Бог; около Него группируются остальные предметы, как бы ухода в полутень. Из каждого рассказа вытекает назидание, которое проповедник выясняет в приложении к разным случаям жизни человеческой. Но и при этом случае, самым ярким пунктом в круге представлений, сообщенных слушателю, остается мысль о Боге. Возьмем другие примеры. Когда я рассказываю историю бедствий евреев в Египте (до рождения Моисея), историю разделения царства, войн с ассириянами и состояния израильтян в Ниневии, пред сознанием слушателя является, прежде всего, множество лиц и событий, сильно занимающих воображение, а мысль о Боге остается в тени. Ясно, что и перевес в сознании слушателя останется, поэтому, за первыми. Здесь понятие о Боге возникает при усилении внимания и размышлении, тогда-как там она является невольно и прежде всего. В священной истории Ветхого Завета мало можно найти примеров последнего рода рассказов, хотя, говорим, можно различать в ней различные степени освещения идеи о Боге. Это потому, что вся библейская жизнь, все библейские события группируются около идеи Бога, руководятся или же приводят к ней. Поэтому, для обращённого язычника, самая лучшая проповедь о Боге – простые рассказы свящ. истории. Но, между рассказами о жизни христианской надо делать в этом отношении внимательный выбор, так как не во всех их сразу видна такая сосредоточенная мысль о Боге. – В приложении к сельским прихожанам надо иметь в виду еще, во-вторых, чисто нравственное, образовательное влияние рассказа. Исторический рассказ должен указывать идеалы нравственного совершенствования, подвигов духовной чистоты. При религиозной практичности русского человека, господствующее впечатление от рассказа должно направлять умственный взор и желания человека на небо, а не влечь к земным интересам. Объясним это примерами. Когда я рассказываю простолюдину, как жил Иаков у Лавана и как множилось там его богатство, или когда говорю о Иове или Иосифе в Египте, в сознании слушателя, плодом добродетели является земное счастье. Поэтому, и в нём побуждения к добродетели будут возникать не совсем чистого характера. Таково большинство рассказов ветхозав. истории. В них виден практический дух евреев. Богатство, счастие земное непременно мзда за добродетель, следствие благословения Божия. Не видел праведника оставленным и семейства его просящим хлеба, говорит царь-пророк. Христианство говорит, что узкими вратами, скорбным путем надлежит внити в царствие небесное. Что такое притча о бедняке Лазаре и богаче, что такое вся история Христа Господа, не имевшего, где главу подклонити, что такое и все роды христианской святости, как не указание на неземные побуждения и стремления к святой жизни – ради благ, ожидаемых в загробном мире, на небе! Блага эти несомненны, только достигаются нелегко, путь к ним – путь страданий и лишений. Добродетель не обещает христианину земного довольства, да и какая мзда приявшему мзду свою на земле!.. На практическую сторону, именно, ударял древний русский человек при своих молитвенных обращениях к Богу и святым. Это зависело, в известной мере, от страдальческой жизни его. Так отчасти смотрит и теперешний простолюдин. Выбор исторического рассказа для беседы удачен, если рассказ вызывает в душе простолюдина высшие желания и стремления, желания духовной чистоты и скорбь о своей духовной нищете. Когда я рассказываю о Товите, об евангельском юноше-богаче, о Закхее, о св. Алексие, человеке Божием, или Арсение Великом, рассказ устремляет мысль слушателя на другие интересы и вызывает желания не земного, а небесного, не того, чего древнерусский человек пожелал бы, а того, чего должен желать всякий, кто живет не для одной земли. Ищите прежде всего царствия Божия, которое дается нищим духом, алчущим, жаждущим правды; а потом и земные блага сами собою приложатся вам, на сколько нужно: если таковы молитвенные желания и стремления, возникающие в слушателе, то это явный признак помазания пастырской проповеди. К этому же должен быть приноровлен пастырский выбор рассказов для беседы. На это нужно обращать особенное внимание, потому что простолюдин нередко грешит против ближнего там, где службу мнит приносити Богови, грешит тем, что не отрывается от своих интересов, и почти забывает о благе ближнего и требованиях любви к ближнему.

В-третьих, рассказы, выбираемые для пастырской беседы, должны быть приноровлены к случаям и потребностям жизни простолюдина; т. е. выбирать должно такие рассказы, в которых бы рисовались добродетели столько же христианские, сколько и житейские; напр., любовь к ближнему, странноприимство, нищелюбие, семейные добродетели, заботливость о благочестивом воспитании детей и т. д. Такими рассказами богата книга «Училище благочестия»; их смело может предлагать пастырь прихожанам и в частных беседах, и с церковной кафедры.

В-четвертых, наконец, как общее качество хороших рассказов должно иметь в виду живость выражения в них нравоучительной идеи. Объясним это примерами. Когда я рассказываю о судьбе человека, которого шаг за шагом преследует угрызение совести за нарушение нравственного закона, или за важное преступление, когда жизнь его тянется неразрывною цепью заслуженных наказаний – этим я воплощаю пред сознанием слушателя идею вечной правды и высоты нравственного закона нарушенного. Когда вы смотрите на человека, говорящего с сильным волнением и жестами (естественными), для вас ощутительнее становится действие того, что он говорит. Живой исторический рассказ сопровождается также более сильным впечатлением на слушателя, чем то впечатление или действие, которое производит вяло идущий рассказ. Идеи двух ветхозаветных историй – Иова и праведнаго Товита – почти одна и таже, но впечатление, какое производит повествование о Иове быстрее, ощутительнее и живее, чем то, какое производит история Товита, потому что повествование об Иове обладает живостью и группировкой событий, будто нарочито подобранных для глубокого назидания.

6. Составление исторических бесед

Беседа может состоять из одного рассказа, с нравоучительными мыслями, вытекающими из него. Если, напр., пастырь желает побеседовать с народом о том, что необходимо христианину исповедовать и содержать веру в чистоте, он может взять для такой беседы историю Елеазара и мучеников Маккавейских с матерью, может взять историю гонений на апостолов, узничество ап. Павла и др факты из истории первого христианства, преследовавшего, в лице своих исповедников, огнем и мечем. Так напр., поучение пр. Путятина «на день св. Тихона Амафунтского» (стр. 52 в 16 изд. 1868) состоит из одного рассказа о дневном святом и назидания из него; таково и другое поучение Путятина «о терпении» очень короткое, но в тоже время сильное и живое (58 стр. в том же издании кратких поучений Род. Путятина). Хорошие и обстоятельно изложенные беседы о праотцах, пророках, апостолах (с изложением истории этих лиц) и более общие беседы о святых, о мучениках, преподобных, святых женах и др. (с выдержками из жизни некоторых из них) помещены в «беседах сельского священника к прихожанам» (стр. 137–247). – Беседа историческая может состоять и из многих, рассказов, кратко выдержанных. Возьмем примеры. Положим, нам хотелось бы дать исторический характер беседе о заповедях Божиих вообще (пример берем из вышеуказанных бесед, 23 стр. в 5 изд. 1866 г). Беседа эта начинается длинною церковною молитвою; затем проповедник рассуждает о происхождении закона, перечисляет сполна все заповеди и, сказавши, что «иго их, как иго Христово, благо, и бремя для всякаго легко», беседу оканчивает указанием наград и наказаний на земле. Исторический характер беседа об этом же получить в таком случае, когда проповедник просто расскажет историю Моисеева законодательства, представит картину Синая во время явления Бога, обещающего должное воздаяние и за нарушение, и за исполнение заповедей, приведет далее несколько примеров из жизни евреев, из которых можно было бы видеть неложность обетований и угроз Божиих, укажет, наконец, и на то, что теперь иудеи оставлены Богом за все свои грехи против Бога, и что подобно им может быть оставлен всякий богоотступный народ. Возьмем другую беседу (VII, 45 стр.) «о поклонении Святой Троице». Проповедник сначала определяет понимание догмата, порядок лиц в Св. Троице и отличительные свойства их, приводит слова Символа Афанасьева; затем силится объяснить учение об этом предмете; но потом говорит, что учение о Св. Троице тайна, и потому может быть не понимаемо, а только содержимо верою и памятуемо; наконец, чтобы слушатели помнили, что Бог троичен в лицах, приводит несколько выражений, взятых из церковных славословий в честь Св. Троицы. Таким образом беседа достигает одной цели: дает знать, что должно веровать во Св. Троицу, не забывать, и почитать Бога в Троице. Исторически поставить беседу об этом же предмете можно так: взять отрывки из библейских рассказов о творении человека (сотворим…) о странниках, принятых Авраамом, о крещении Господа Спасителя, когда открылась тайна триипостасного Божества, указать на проповедь апостолов во имя Св. Троицы, привесть примеры из истории новозаветной Церкви, с какою ревностью св. отцы отстаивали это учение, и как мученики свидетельствовали его своею кровью. Слушатель поймет все величие и всю важность догмата, когда узнает, что за него лилась кровь святых и немало смущалась Церковь во время оно. Само собой понятно, что после этого, в связи с историческими рассказами, из его памяти не изгладится уже то, что Бог троичен, и что догмат этот Божественный, и что, поэтому, помнить и употреблять его в своем славословии необходимо. С этим вместе слушатель познакомится и с историческими событиями.

Во власти проповедника распоряжаться историческим материалом для составления беседы, т. е. подбирать и связывать в одну беседу несколько рассказов, в которых выражалась бы та или другая добродетель христианская. Для этого необходимо, кроме уменья, разумеется, и знание фактов из жизни, как библейской, так и церковно-христианской. Можно сделать еще одно замечание касательно самого расположения рассказов. Действие исторической беседы, как и проповеди вообще, должно усиливаться к концу, для этого более живые и разительные рассказы должны быть поставлены к концу беседы, а менее живые и характерные к началу. Впечатление и от отдельного рассказа слабо, если к концу рассказ становится бледнее. Вообще дух человеческий, вступивши в широкие и живые струи образов и представлений, неохотно потом переходит в тесные и бледные. В этом случае он чувствует стеснение, а стеснение ему не нравится. Есть умилительный канон нашей Церкви, в котором, в меньшем виде, выполнено первое из указанных условий, т. е. соединение исторических событий дая выражения одного чувства и покаянной мысли. Говорим о каноне Андрея Критского. Как невольно он исторгает у слушателя чувство умиления! Нужно, впрочем, заметить, что исторические примеры идут в нём не по возрастающей силе их действия на слушателя, а в хронологическом порядке.

А. Гассиев

По поводу новой статьи о проповеднической импровизации в последнем издании «Руководства к церковному собеседованию, или Гомилетики», протоиерея Н. Фаворова (Киев. 1869 г.)

Импровизация, т. е. уменье без письменного приготовления говорить связно, в монологической форме, о различных предметах, составляет один из самых первоначальных видов ораторского красноречия, как светского, так и духовного. Известно, что Пизистрат управлял греками по своей воле силою импровизированного слова, и что написанную предварительно речь первый произнес Перикл. Сколько требовала дарования и искусства административная импровизированная речь у греков, можно судить по следующему обстоятельству. Жена Пизистрата пожелала однажды мужу, чтобы боги внушили ему, что говорить пред народом. «Я и сам знаю, что мне надобно говорить», отвечал он, «ты помолись лучше, чтоб я не сказал какого-либо неприятного для слуха слова». У римлян не было такого множества ораторов, как у греков, но единственный римский оратор, Цицерон, который всегда тщательно вырабатывал свои речи, оставил нам образцы и импровизации самого высокого достоинства. Кому известны его речи первая и четвертая – против Катилины и за Марцелла, сказанные Цицероном без предварительного приготовления; тот не может не подивиться совокупности в этих речах и силы мысли, и искусства слова. Но не об этой, так сказать, утонченной импровизации слова мы намерены говорить; нам хочется сказать несколько слов о безыскуственной импровизации христианской проповеди и показать, что она не только в первые времена христианства составляла самый обыкновенный вид проповеди, но и в настоящее время должна бы занимать первое место в ряду пастырских бесед с прихожанами.

Из святого Евангелия мы знаем, что проповедь Господа Иисуса Христа была не письменная, а устная, и притом не подготовленная, а вызываемая обстоятельствами времени и места, где проповедовал Господь. В подражание божественному Учителю и ученики Его, св. апостолы, проповедовали более устно, чем письменно. Припомните проповеди апостольские, записанные в Деяниях апостольских, была ли хоть одна из них подготовлена Петром, Стефаном или Павлом? Все они вызваны были, так сказать, внезапно, и сказаны были без всякаго приготовления. Даже и в том случае, когда апостолы в отдалении от верующих не могли говорить к ним устно, они не с охотою передавали письму свои наставления христианам. Многа имех писати вам, говорит св. Иоанн во втором своём послании, и не вocxoтех xapтиею и чернилом: но надеюся приити к вам и усты ко устом глаголати, да радость ваша будет исполнена (2Ин.1:12). Тоже самое, почти слово в слово, повторяет он и в третьем своем послании: Многа имех писати, но не хощу чернилом и тростию писати тебе: уповаю же абие видети тя и усты ко устом глаголати (3Ин.1:13). Апостол Павел, более всех других апостолов оставивший письменных наставлений верующим, просил у Ефесян молиться не о том, чтобы побольше написать посланий, но о том, да дастся ему слово во отверзение уст его, с дерзновением сказати тайну благовествования (Еф.6:19). И если писать послания, то только к тем, которым не имел возможности преподать устное наставление. Сие пишу тебе, говорит он в одном из посланий к Тимофею, уповая приити к тебе скоро: аще же замедлю, да увеси, како подобает в дому Божии жити, яже есть церковь Бога жива, столп и утверждение истины (1Тим.3:14). Вообще, мы знаем по верному историческому преданию, что св. апостолы и святые равноапостольные жены пронесли слово евангелия во всю землю и в концы вселенные, – и однакоже, кроме нескольких проповедей их, записанных в Деяниях апостольских, и наставлений, преподанных в небольшом числе посланий, мы не имеем от апостолов письменных проповедей, и не потому, чтобы они не дошли до нас, а потому, что их и не было. Значит, апостольская проповедь была устная, неподготовленная, импровизированная. Правда, она была беспримерна в том отношении, что апостолы проповедовали по непосредственному внушению Духа Святого; но и в этом замечании важно для нас то, что Духу Святому благоугодно было внушать преимущественно устную, а не письменную проповедь, и это, конечно, потому, что письмя убивает, а Дух животворит, и что, по замечанию апостола, радость беседующего и слушающих бывает полнее, нежели читающих и пишущих (2Ин.1:12).

От апостольских мужей второго и даже третьего века мы также не имеем проповедей, которые были бы ими написаны предварительно, а потом произнесены. Послания мужей апостольских свидетельствуют только о том, что они были напоминанием устной проповеди их писателей. «Находясь между вами», пишет св. Игнатий Богоносец к филадельфийцам, «я громко возвещал, сильным голосом говорил»²⁰⁵. Слово Божие росло и крепилось в первых веках христианства не на хартии, но в сердцах верующих, посредством живой, устной проповеди. В последствии, когда благодатные действия Духа Святого стали не так ощутительно проявляться в верующих, христианская проповедь потребовала от пастырей и письменного приготовления, но в том только случае, когда проповедник не чувствовал в себе способности импровизировать, или когда требовательность слушателей, знакомых с искусственными приёмами и тщательною отделкой греческого витийства, поставляла проповедников в необходимость составлять искусственные проповеднические слова. Так, например, св. Василий Великий и особенно Григорий Богослов выступали на церковную кафедру, большею частью, с предварительно приготовленными беседами и словами. Но это нисколько не исключало импровизаторского проповедничества; напротив, когда являлся церковный вития, способный говорить проповеди без приготовления, то его слушали с благоговейным восторгом, и с любовью записывали слова его. Таким является пред нами, по свидетельству истории, св. Кирилл иерусалимский в своих согласительных и тайноводственных поучениях. Еще более знаменитого проповедника-импровизатора видим мы в св. Иоанне Златоустом. «Поставлен же быв пресвитером Иоанн», пишется в его житии, «нача прилежнее пещися о спасении душ человеческих, часто поучая люди в церкви из уст: чесому вси людие антиохийстии удивляхуся зело и похваляху блаженного: еще бо прежде его во граде том никого же видеша, ни слышаша когда без книги, или хартии слово Божие проповедающа: первый он таков бе в них проповедник. Толикая же благодать из уст его изливашеся, яко вси послушающии не можаху насытитися сладких словес его: того ради мнози скорописцы проповедуемое Иоанном слово на хартиях писаху, и друг другу преписующе, подаваху»²⁰⁶. И эти импровизированные беседы св. Златоуста так нравились народу, что не было в Антиохии ни одного человека, который не желал бы слушать их. В тот день, когда ожидали Златоустовой проповеди, все спешили в церковь с радостью. Запирали присутственные места, лавки и мастерские и шли послушать беседы Иоанновой, а кому не удавалось ее послушать, тот считал это величайшею для себя потерею. Замечательно, что самая блистательная пора Златоустовой импровизации была в то время, когда он был еще священником в Антиохии, и что его импровизация, по глубокости мысли и изяществу речи, на первых порах, хотя привлекала слушателей своею блистательностью, но не вполне достигала цели христианского проповедничества. «Обыче блаженный Иоанн», говорит описатель его жития, «иногда от глубочайшей премудрости износити словеса, а наипаче творяше то в начале пресвитерства своего и составляше проповедь не всем разумительну людем не наученным». Но этот недостаток тотчас исправлен был гениальным проповедником, коль скоро он был ему замечен. Замечание это сделала святому Иоанну одна женщина, которая с любовью слушала его, но, к сожалению, не все, что он говорил, понимала. «Учителю духовный, паче же реку Иоанне Златоустый», сказала она вслух всего народа, «углубил еси кладязь святого твоего учения, а ужя ума нашего суть кратки и не могут досязати»²⁰⁷. Св. Златоуст, вследствие этого замечания, понял, что нет пользы для простого народа в хитросплетенном слове, и с тех пор старался учить народ простыми словами и общепонятными наставлениями, для того чтобы и самый препростой человек мог понять его и получить из его беседы назидание.

Не станем отрицать, что проповедников, столь славных талантом импровизации, как Златоуст, было немного, но не можем не допустить и того, что во всех странах и во всякое время христианская проповедь имела и должна была иметь импровизаторов. И это особенно необходимо, как при первоначальном благовестии Христовой веры, какому бы то ни было народу, так и при дальнейшем просвещении его христианскими истинами. Не вдаваясь в исторические исследования об этом, которые могли бы представить нам много данных для подтверждения нашей мысли, обратим внимание на христианскую проповедь в нашем отечестве. Что она была в русской земле многочастна и многообразна, в том удостоверяет нас как быстрое распространение христианства на Руси, так и утверждение его в ней. Но вместе с тем можно видеть и то, что эта проповедь редко бывала подготовленною и записанною, по крайней мере, на такое мнение дает нам право чрезвычайно малое число письменных памятников христианского проповедничества в Росси до 18-го века. Правда, кто и как импровизировал у нас в прошедшие веки, наша скудная церковная история не записала нам; но не умершее еще предание о не очень давнем времени заверяет нас, что импровизаторами-проповедниками были у нас преимущественно просвещённые архипастыри. Это им и возможно было, по степени их дарования и образования, и необходимо, по разнообразным обстоятельствам их служебной деятельности. Так митрополит Михаил (Десницкий) очень часто говорил проповеди без приготовления. Киевляне также помнят весьма назидательные и задушевные беседы митрополита Филарета (Амфитеатрова), а приближенные его свидетельствуют, что эти мудрые беседы говорены были им без письменного приготовления, около десяти последних лет его жизни. Пишущему эти строки случалось не раз слышать проповедническую импровизацию преосвященных полтавских и переяславских, Георгия и Гедеона. Первый, правда, мало заботился о красоте речи и даже иногда порядке слова; но импровизация последнего была так стройна и складна, что ее, как говорится, можно бы из уст печатать. Не сомневаемся, что на обширном пространстве русской Церкви, кроме известных нам, были и есть другие даровитые и просвещённые не только архипастыри, но и священники, которые, по крайней мере по временам, беседуют к своим пасомым без предварительного письменного приготовления.

Гораций, удивляясь гению и красноречию греческому, сказал: Grajis ingenium, Grajis dedit ore rotundo, Musa loqui²⁰⁸.

Но мы думаем, что не одним грекам дана способность изящно говорить и усовершенствоваться в слове. По мере надобности, в большей или меньшей силе проявлялась и проявляется эта способность и в христианских проповедниках. Христианскому красноречию, победившему мир силою, преимущественно, импровизаторского слова, надобно удивляться гораздо более, чем выработанному с величайшими усилиями классическому красноречию. Правда, гениев в импровизации, как и во всяком другом роде изящных искусств, не много, – они рождаются веками; – но даровитых людей, способных писать и говорить ех improviso, во все времена много. Думаем, что и теперь их не мало, а могло бы быть у нас и много, если бы наши пастыри обратили внимание на усовершенствование своего слова, посредством науки и, особенно, посредством частого упражнения в уменье говорить без приготовления. Oratores fuint. Первоначальный навык говорить без книги и тетради наши священники приобрели еще за школьною скамьею, где требовались от них ответы своими словами, а настоящее положение священников, как законоучителей в сельских школах, дает им возможность более и более усовершенствовать этот навык. Кто занимался, хоть сколько-нибудь, преподаванием в школе, тот сам знает, что урок, который на первых порах давался с трудом, и требовал даже письменного приготовления, с каждым днем был легче и легче. Постоянное упражнение помогает совершенствованию дара слова до такой степени, что речь о предмете, конечно, совершенно известном, льется из уст учителя безостановочно и связно, следуя правильному и естественному ходу мыслей и движению чувства. И если у нас мало было доселе проповедников – импровизаторов, то это потому, что не многие, уча других, учились вместе с тем и сами как необходимым для них знаниям, так и искусству слова. А между тем у нас проповедники – импровизаторы не только уместны, но даже необходимы, и – возможны не в среде только лиц, получивших высшее умственное развитие, но и среди личностей, имеющих среднее образование, когда они постановлены в соприкосновение с не очень требовательными, на счет красноречия, простолюдинами. Таковы именно у нас сельские пастыри. Все они в настоящее время – из получивших образование, по крайней мере, в семинариях, и имеют на столько сведений, что нашлись бы всегда, о чем говорить, лишь бы сумели говорить. В кругу своей пастырской деятельности им часто приходится наталкиваться на такие жизненные вопросы, которые требуют от них тотчас слова объяснения, или вразумления, или назидания, или обличения и пр., и проч. При таких обстоятельствах некогда садиться за стол и писать поучение, а необходимо его сказать тут же, не теряя времени и повода к слову. Так, например, пастырь церкви идет в воскресенье или в праздник в храм на богослужение и видит, что его прихожане толпятся у питейных заведений и занимаются куплею и продажею, по случаю ярмарки, или торга в селе. Неужели он должен смотреть на это равнодушно? Нет, по-нашему разуменью, он должен, по крайней мере, по совершении литургии, обличить замеченный им недостаток. Не правда ли, что тут некогда приниматься за перо, что тут приходской пастырь поставляется почти в такое же положение, как св. Златоуст, при виде зрелищ в страстную пятницу, и что и он, если не так красноречиво, по крайней мере, так же настойчиво должен тотчас высказать прихожанам необходимость отменить не благочестный обычай. Или, при совершениях богослужений и особенно таинства брака и обряда погребения, священник замечает неурядицу между прихожанами. Неужели он недолжен тут же пригласить народ приличным словом к должному благочинию? Неужели он, встретившись с людьми, толкующими неправо о вере и благочестии, должен отложить вразумление их до того времени, как напишет против них проповедь? Неужели дозволить усиливаться и возрастать несогласиям и раздорам, браням и сварам, какие видит в пастве, пока надумается, как сочинить об этом письменное поучение? Все это и тому подобное приводить нас к несомненному убеждению, что приходской пастырь должен быть готов во всякое время и на всякий случай сказать приличное наставление прихожанам.

Кто из пастырей не приучил себя к такому роду импровизированных поучений и не знает ни приёмов, какие требуются для этого, ни средств, при каких достигается усовершенствование в импровизированном слове, тому следует научиться всему этому. Желающим знать правила, руководствующие к изящной проповеднической импровизации, рекомендуем статью об импровизации проповеднической в третьем издании «Руководства к церковному собеседованию, или гомилетики, протоиерея Н. Фаворова (изд. 1869 г. Киев). В прежних двух изданиях гомилетики о. Фаворова этой статьи не было, да и в других русских учебниках гомилетических об этом предмете не говорится почти ни слова. В статье о. прот. Фаворова разъяснены: понятие о проповеднической импровизации, потребности ее, возможность приучения к импровизации, общие средства подготовления к ней, заблаговременные упражнения в проповеднической импровизации, недостатки, от которых надобно беречься начинающим импровизировать, и средство для предотвращения этих недостатков и для успешности в импровизации, наконец, сделаны замечания об импровизации с церковной кафедры. Надобно полагать, что сельские пастыри, окончившие курс семинарии до настоящего года, все до единого приобретут для себя это не дорогое и не заменимое руководство, и потому, вместо всяких замечаний со своей стороны о степенях, приёмах и пособиях в деле импровизации, предоставляем им прочитать статью о. пр. Фаворова о проповеднической импровизации в самом его руководстве.

Конст. Думитрашков

Прошло лето, наступила осень. По милости Божией вы теперь запаслись хлебом, от которого и сыты, и одеты будете; по милости Божией вы пользуетесь теперь и добрым здоровьем. Следовательно, вам остается только за все благодарить Господа Бога и благоразумно пользоваться плодами своего тяжёлого земледелия. Но, к сожалению, не то я замечал и замечаю между вами, возлюбленные. Вместо благодарности к Богу, выражаемой молитвою и добрыми делами, по окончании полевых работ, вы, обыкновенно, предаетесь пустым играм и пению соблазнительных песен; вместо благоразумного пользования плодами своего тяжёлого земледельческого труда, при наступлении осенних праздников, вы, обыкновенно, в особенности предаетесь гибельному пороку – пьянству. Вот, одни из вас целыми деревнями празднуют Рождеству, другие – Покрову Пресвятой Богородицы, иные – Казанской Божией Матери, а некоторые – Михайлову дню. Но в чем заключается ваше празднование? И действительно ли вы празднуете? Празднуете, только более по мирскому, чем по духовному, более служите в эти годовые праздники свои диаволу и своей плоти, чем Богу и Божией Матери со святыми угодниками Божьими. Все ваше празднование, большею частью, ограничивается только тем, что сходите в эти дни к обедне, помолитесь немного, а часто и того не бывает, и затем вполне предаетесь пьянству. Больно об этом напоминать вам, возл. сл., но по своей обязанности я должен говорить вам о том благовременне и безвременне. Уже и не раз я беседовал с вами об этом предмете, не раз мое слово раздавалось против пьянства, но я вижу, что пьянство среди вас не уменьшается, если не увеличивается; пьют мужчины и женщины, пьют старые и малые; пьют семействами, пьют и целыми обществами; потому-то я и считаю нужным снова побеседовать с вами об этом предмете, побеседовать особенно теперь, при наступлении осенних праздников. Не западет ли на этот раз кому-либо на сердце мое слово и не принесет ли добрый плод? Дай-то Бог!

Скажите: что хорошего в пьянстве? Решительно ничего, а худого много. Кому горе? У кого жалобы на несчастье? Кто затевает ссоры и брань? Кого тянут в суд? У кого не сходят раны с тела? Кто вечно с синими и подбитыми глазами? Не охотники ли до вина и пирушек (Притч.23:29, 30)? говорит премудрый царь Соломон. И действительно это так. Человек в пьяном виде не сознает, что делает, именно ему в это время кажется «море по колена», и по своему сумасбродству он без разбора бросается на всякую опасность, а после и страдает целую жизнь, если только не расстанется с этою жизнью во время самого пьянства. Человек в пьяном виде не сознает, что говорит и как говорит, и говорит он иногда совершенно лишнее, говорит с дерзостью и буйством, за что и подвергается судебному преследованию. «Долго ли будет это пьянство», говорит св. Василий Великий, «есть наконец опасность, что из человека сделаешься ты грязью» (слово на упивающихся). Раз-судите сами хорошенько: стоит ли пьянство того, что для него человек теряет? И походит ли пьяница хоть несколько на человека, даже на себя самого? Лицо его, сиявшее приятностью в трезвом виде, в пьяном виде сделалось желто, как воск, глаза валились кровью, сам он весь дрожит и трясется, как Каин, язык с трудом ворочается и что-то только бормочет, ноги не держат его, пьяница падает и валяется где-либо в навозе, вместе с безсловесными животными; тогда сбываются над ним слова Псалмопевца: человек в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным и уподобися им (Пс.48:13). Кроме того, вино, употребляемое в излишестве, действует на все тело человека, как медленный яд. Оно отравляет ему жизнь и вместе с тем отравляет жизнь и его потомства. Дети, которые родятся от пьянствующих родителей, умирают преждевременною смертью, имея болезненное телосложение; таким образом пьяница становится убийцею своего же потомства. Убивая себя телесно, пьяница в тоже время убивает себя и духовно, ибо пьяницы царствия Божия не наследят, по слову апостола Павла (1Кор.6:10).

Не жалея себя, пьяный человек часто не жалеет и своего имущества. Ему в это время ничто не дорого. Не мало он пропьет, но еще не менее того растеряет, а сколько, случается, переломает и перебьёт различных вещей в доме до тех пор, пока не угомонится. От того и случается, что в том доме, где есть преданный пьянству, все идет вкривь да вкось; там нет никакого порядка, там семейство ходит голодное и оборванное, там нужда видна во все щели. Но пьянице до этого и дела нет; лишь бы он был пьян. Сколько иной бедной жене придется вынести оскорблений от пьяного мужа, сколько выслушать дерзких, обидных слов и перенести жестоких побоев?.. Сколько раз иногда случается ей в глухую полночь бежать со своими детьми из родного дома и мерзнуть где-либо на холоде?.. Зло слишком велико, но это зло еще больше бывает для семьи тогда, когда и мать ее предается тому же гибельному пороку пьянству. В том семействе, где пьянствует один отец, по крайней мере, мать может поддерживать нравственность детей своих и давать им воспитание, но где и мать подвержена пьянству, там дети – погибшие создания, там соблазн слишком глубоко может вкорениться в нежные детские сердца и рано ли поздно выйти наружу; тогда несчастные дети пойдут по следам своих родителей, и число пьяниц еще более может увеличиться. Не даром же говорят: «каков отец, таков и сынок, какова мать, такова и дочь». Очень часто и бывает так. Видят, напр., дети, что родители их пьянствуют, и они начинают пьянствовать; видят, что родители их ссорятся, дерутся, воруют, беззаконничают, и они тому же научаются. За примерами не далеко ходить; они пред глазами. Посмотрите на своих детей. С десяти или двенадцати лет они уже начинают у вас пить водку, делать братчины, ходить на беседки, воровать деньги и хлеб, воровать для того, чтобы проводить на беседках время веселее. Там ваши сыновья предаются тяжким порокам, там дочери ваши теряют стыд и девственность, теряют среди разгула, среди одуряющего пьянства. «Кого стану оплакивать», говорит св. Василий Великий, «дев ли, не вступивших в замужество, или тех, которые уже носят иго супружества?» Одни пришли домой, не имея уже девства; другие не возвратились к мужьям целомудренными. Ибо, если некоторые и спасли тело от греха, то, без сомнения, приняли растление в душу. Тоже самое должно сказать мне и о мужчинах. Ты худо посмотрел, и на тебя смотрели худо: иже воззрит на жену, ко еже вожделети ей, уже любодействова с нею (Мф.5:28; слово на упив.). Кто же главным образом виноват в этом? Вы, родители, подающие собой дурной пример пьянства и нисколько не заботящиеся о нравственном воспитании детей своих! Строго вы ответите за это пред Богом на страшном суде Его. Горе человеку тому, сказал Спаситель, чрез которого соблазн приходит. Лучше было бы ему, если бы мельничный жернов повесили ему на шею, и бросили его в море, нежели чтоб он соблазнил одного из малых сих (Лк.17:1–2). И после этого вы же жалуетесь, что дети вас не уважают, не слушаются. Будут ли дети уважать вас, когда вы сами учите их не уважать вас? Будут ли они слушаться вас, когда вы сами не слушаетесь закона Божия и ведете жизнь зазорную, жизнь распутную, жизнь пьяную?.. Простите меня, если я кого-либо из вас оскорбил этими словами, но я должен напомнить вам убеждение пророка: утрезвитеся пиянии от вина своего и плачитеся; рыдайте вси пиющии вино до пьянства.

И для общества пьяница вредный человек. Делать добро и заниматься своим делом он не способен, а на худые дела склонен. Завести ссору и буйство он всегда готов, учинить воровство тоже такой человек не задумается, а пуститься в распутство – это любимое его занятие. На сходе пьяница всех перекричит, а платить оброк и все повинности не его дело. Нет в пьяном человеке ни стыда, ни страха Божия, ни усердия к работе, а есть одно стремление к пьянству, лени и жизни на счет других. Пьяница в обществе все равно, что язва на теле, нарост на дереве; кроме вреда, от него ничего нельзя ожидать.

Еще раз напомню вам, возл. мои, – оставьте гибельный порок – пьянство. Пьянство никого до добра не доводило, а погубило многих. Конечно, кто пьет умеренно, благоразумно, тот еще далек от погибели, тем более что и вино создано Господом нам на пользу и на веселие (Сир.31:29). Но так как почти никто из вас не умеет употреблять хмельных напитков благоразумно, на пользу себе, а не на посрамление и погибель, то я и советовал бы этим людям вовсе не пить водки. Люди благоразумные давно оставили гибельный порок – пьянство и завели, так называемые, общества трезвости. Вот, если бы и вы решились открыть у себя подобное общество? Как это было бы хорошо, благодетельно для вас самих и для детей ваших! Подумайте-ка об этом и посоветуйтесь: как лучше устроить это «общество трезвости». Со своей стороны, и я готов помочь вам своим советом.

Перестаньте пить хмельное и те деньги, которые шли на пьянство, останутся у вас в кармане. Эти деньги я советую вам употребить на открытие и содержание ремесленной школы, которая для вас весьма необходима, так как и сами вы, и дети ваши не знают почти никаких ремесел, а ремесла также для вас необходимы, как и земледелие. Там, где земледелие идет рука об руку с ремеслами, где народ ценит свой труд, не затрачивая его на дела не производительные, к каковым относится и пьянство, и где он не забывает Бога, – там всюду мы видим благоденствие. И вы, отказавшись от пьянства, тоже сделаете два добрые дела: угодите Богу и улучшите свой быт.

Вразуми и научи вас Бог открыть у себя общество трезвости и ремесленную школу, чего от души я и желаю вам. Аминь.

Свящ. Михаил Поспелов

Кто внимательно наблюдает за ходом и направлением нашей церковной религиозной жизни не в одной массе народа, но во всех слоях нашего общества, кто зорко следит за теми доктринами, которые теперь гласно проповедуются и проводятся в нашей светской литературе, кто не пропускает без внимания тех типов, которые изображает современная беллетристика, кто внимателен ко всему этому, тот знает, с каким взглядом, и направлением являются у нас люди на поприще нашей общественной жизненной деятельности, с какою проповедью выступают у нас в кружках семейных и домашних и среди самого народа не призванные учители. Не нигилизм, не отрицание всего авторитетного и священного уже составляет девиз современных наших доморощенных учёных, а слепая вера в себя, в свои собственные силы, чванное самохвальство, соединенное с порицанием великих заветных религиозных истин, – веры в вечность, в бессмертие, в духовное возрождение, во все то, что проповедует вера Христова, для устройства временного благополучия человека и его вечного блаженства. Натурализм, соединенный с материализмом, составляет достояние наших доморощенных недорослей. Говорим недорослей, имея в виду не серьезных тружеников на поприще науки, не вдающихся в пустые увлечения, а поверхностно знакомящихся с движением, ходом и развитием современной науки, каких у нас большинство в настоящее время. «Глупо привязываться к церковной обрядности, неразумно верить во все те истины, которые возвещают Церковь и слово Божие, напротив, благоразумно во всем следовать внушениям своего личного разума и требованиям общечеловеческого сознания, следует доверять одним беспрекословным истинам, подтверждаемым опытными науками», вот те тезисы, которым следуют и проповедью которых занимаются наши доморощенные ученые. Конечно, эти тезисы не суть плод их самостоятельного развития, добытый опытно, помощью науки; они так говорят и мыслят потому, что так говорит и мыслит большинство людей науки на западе. Там натурально-материалистическое направление сделалось господствующим в настоящее время, в следствие действительных научных успехов на пути естественных открытий и усовершенствований, сделанных в недавнее время, в следствие сознания большой выгоды и пользы таких открытий для благоустройства жизни человеческой, и потому в следствие возникшего недоверия и ложного критического отношения ко всем истинам, лежащим вне области естествоведения. Там такое направление создалось временем, и потому явилось естественно и последовательно; у нас же это направление является искусственно созданным, чрез популяризирование сочинений, написанных в духе современного направления западных мыслителей, чрез перевод и издание самих сочинений западных мыслителей современного направления. У нас в настоящее время преимущественно переводится и издаются естественно-научные исследования западных мыслителей; кроме журнальных статей, представляющих извлечения из их трудов, в недавнее время вышло много сочинений отдельными выпусками по естествознанию. Из философских исследований преимущественно переводятся и издаются сочинения так называемого позитивного направления (Огюста Конта, Спенсера и др.), которые предметом своего изучения поставляют «действительность в теснейшем смысле, т. е., ту часть вселенной, или космоса, которая в какой-либо мере может подлежать наблюдению и опыту». Все же высшие метафизические и религиозные вопросы или игнорируют, или объясняют в превратном виде. Под влиянием таких-то сочинений наше молодое поколение, главным образом, совершает круг своего развития и образования; их воззрения составляют для него насущную пищу.

Конечно, образование не может иначе и совершаться у нас, как путём такого изучения и усвоения лучших результатов науки, добываемых западными учеными, далеко опередившими нас в науке. Не давать хода лучшим современным сочинениям западных мыслителей, значит, не давать хода росту и развитию у нас образования, значит, препятствовать его успехам. Но чтобы плод образования являлся у нас в своём надлежащем виде, чтобы средства, способствующие его росту, приводили к должным результатам; нужно, чтобы умы развивающиеся и образующиеся были надлежащим образом подготовлены к их восприятию, чтобы они имели хорошие прочные основы для их произрастания. Семя, брошенное в землю, тогда принесет надлежащий плод, когда земля, его воспринимающая, надлежащим образом приготовлена к его произрастанию, когда, приняв его в себя, она подвергнет его процессу разложения, переработает его по законам своей механики, даст ему приличные соки; тогда только из положенного в нее семени вырастет настоящий и зрелый плод. Точно также и семена западного образования, у нас сеемые, тогда принесут настоящий плод, когда молодые силы, их воспринимающие, будут надлежащим образом подготовлены к их воспринятию и произрастанию, когда они способны будут подвергнуть их процессу критического разложения и обращения в здоровые жизненные и питательные соки. Тогда только из семян западного образования может созреть у нас настоящий плод. Но такой фундаментальной подготовки, такого приспособления к воспринятию и произрастанию лучших семян западного образования, большею частью, еще не достает у наших молодых людей, развивающихся и образующихся. Наши молодые люди, большею частью, не способны бывают критически усвоять лучшие произведения западной литературы, подвергать их процессу рассудочного разложения и делать из них надлежащую здоровую пищу для своего ума. Они только бегло схватывают и перенимают результаты, добываемые западною наукою и на счет их живут. Схватив какой-нибудь последний научный вывод, еще подлежащий поверке, они выдают его за беспрекословную истину и, во имя ее, отвергают все то, что доселе считали священным и неприкосновенным.

При таком отношении к западной науке, неудивительно, если у нас являются такие мыслители, которые, слегка ознакомившись «с целою армией западных критиков... Штраусов, Бауров и им подобных», произведениям этих одних критиков предрекают счастливую будущность, святым же истинам религии пророчат скорое и безвозвратное падение²⁰⁹. Неудивительно, если в действительности у нас встречаются типы, подобные очерченному в недавнее время г. Гончаровым в романе «Обрыв», которые, «отрицая в человеке человека с душой, с правами на бессмертие, проповедуют какую-то правду, какую-то честность, какие-то стремления к лучшему порядку, к благородным стремлениям, не замечая, что все это делается ненужным при том, указываемом ими, случайном порядке бытия, где люди, по их словам, томятся, как мошки в жаркую погоду в огромном столбе, сталкиваются, мятутся, плодятся, питаются, греются и исчезают в бестолковом процессе жизни, чтоб завтра дать место другому такому же столбу»²¹⁰. Подобные воззрения не бывают плодом серьезной мысли и работы. Скорее они служат признаком лёгкого, поверхностного и зыбкого ума. Слегка ознакомившись с научными приёмами, разлагая материю на составные части, наши доморощенные ученые «думают», что разлагают вместе с тем и все, что выражает материя. Угадывая законы явления, они думают, что уничтожают и неведомую силу, давшую эти законы, только тем, что отвергают ее, за неимением приёмов и свойств ума, чтобы разложить ее²¹¹. Доступ в вечность и к бессмертию всем религиозным и философским упованиям они закрывают своими младенческими химическими или физическими опытами, «думая своей детской тросточкой, как рычагом, шевелить дальние миры, и заставляя всю вселенную отвечать отрицательно на религиозные надежды и стремления отживших людей. Вот основания и источники, из которых, большею частью, вытекают воззрения наших современных доморощенных ученых и мыслителей. Не глубина мысли, не надлежащее опытное дознание руководят и управляют ими, а легкое поверхностное знакомство с научными воззрениями западных критиков и научными приёмами западной критики, Не смотря на это, типы, очерченные г. Гончаровым (в лице Марка), конечно, не в одинаковом виде, составляют в настоящее время у нас не редкость не только в городах, но даже в захолустьях, селениях и даже таких местах, куда, по-видимому, не должна проникать их любознательность.

Как же пастырь церкви может бороться с ложными воззрениями настоящего времени? Представленный очерк происхождения современных ложных воззрений уже дает в руки пастыря некоторое оружие для борьбы. Современные антирелигиозные воззрения не представляют результата самостоятельной мысли, не суть плод долговременного самостоятельного исторического развития; это воззрения переходящие и переносимые к нам из чуждых нам, по развитию, стран запада. Следовательно, для прочности своей, они еще нуждаются в самостоятельной поверке и самостоятельном дознании их истинности; они еще и на своей почве не окрепли и не получили надлежащей силы, тем более не могут быть принимаемы с беспрекословною верою у нас. Сила быстрого распространения их как у нас, так и на западе коренится не столько в твердости научных теоретических доказательств, сколько в самом настроении и расположении людей. Человек вообще с большею охотою принимает то, что поблажает его наклонностям, чем то, что требует от него более серьезных отношений и обязательств. А что может поблажать его наклонностям больше тех современных воззрений, которые проповедуют освобождение от всех внешних и внутренних уз, сдерживающих в должных границах проявление его незаконных стремлений? В этом неопровержимом свойстве натуры человека лежит причина и основание быстрого распространения современных материалистических и антирелигиозных воззрений. Религия Христова требует сдержанности и обуздания натуральных влечений, и говорит, что счастье людей может быть устроено только на самоотвержении, а современные антирелигиозные воззрения говорят о бесконтрольном удовлетворении всем потребностям натуры, и счастье человека полагают в удовлетворении этим потребностям. Религия Христова требует веры в загробную жизнь, в бессмертие души, в воздаяние за добрые дела, а современные материалистические воззрения говорят, что нет другой жизни, что добродетель мечта, искусственное произведение, что о будущем воздаянии за добрые дела не может быть и речи²¹². Понятное дело, на какую сторону скорее перейдет человек, всегда принимающий за истину то, что льстит его чувственным наклонностям. Таким образом, причина быстрого усвоения и распространения современных материалистических и антирелигиозных воззрений прежде всего лежит в той свободе, или лучше сказать, в той разнузданности, которую доставляют своим поклонникам эти воззрения.

Что же касается научной стороны современных материалистических и антирелигиозных воззрений, той связи с естествознанием и быстрыми успехами естествознания, на которую обыкновенно ссылаются поборники их, то эта связь есть более видимая, употребляемая сторонниками этих воззрений для своего прикрытия, и не имеет прочных основ. Строго научное естествознание выделяет себя от крайних современных антирелигиозных и материалистических воззрений; оно не ставит себя в солидарную с ними связь. Вопросы о конечных причинах созданного, о конечных целях всего существующего, которые поборники антирелигиозных воззрений считают решёнными, строго научное естествознание ставит вне области своих исследований. Круг своих знаний оно ограничивает собственно изучением явлений, подлежащих опыту и наблюдению, дознанием законов, ими правящих²¹³. Все, лежащее выше этой сферы, оно не считает подлежащим кругу своих изысканий и исследований. Таким образом, по самому характеру своих занятий, строго научное естествознание не может вступать в борьбу с тем учением, которое проповедует истины, лежащие вне эмпирической области. Потому-то величайшие представители естествознания – Коперник, Кеплер, Ньютон и другие, открытиями которых пользуется современное естествознание, не были врагами христианского вероучения. Своими трудами они доказали, что со свободою естественнонаучных исследований может мириться глубокое христианское убеждение. Это отличие строго научных естественных исследований от фантастических увлечений поборников антирелигиозных и материалистических воззрений пастырь прежде всего должен иметь в виду при полемике с ними.

Затем, в борьбе с современными антирелигиозными воззрениями пастырь должен прибегать к тому оружию, которое всегда находится у него под руками, слову Божию. Ап. Павел не напрасно называет слово Божие мечем духовным, самым острым и непобедимым (Ефес.6:11–17). Оно, действительно, может быть тою силою, которою пастырь не только может прикрывать себя при нападении врагов, но с помощью его действовать и наступательно. Оно есть сила Божия во спасение всякому верующему (Рим.1:16). Собственно, слово Божие, как воплощенная сила Божия, может содействовать нравственному возрождению человечества. Каковы бы ни были успехи современных научных открытий и усовершенствований, они неспособны нравственно воссоздать человечество; они неспособны укротить корыстолюбия, алчности, плотоугодия и сластолюбия. Источники страстей, гнетущих человечество, лежат во глубине сердца человеческого, и только с помощью слова Божия, проникающего до разделения души и духа, составов и мозгов, способного судить чувствования и помышления сердечные (Евр. 4:12), можно искоренить их из глубины сердец человеческих. Во имя этого слова, способного так жизненно действовать на людей, пастырь долженъ восставать против современных антирелигиозных и материалистических воззрений. Он должен говорить, что путь самоотвержения и креста, путь внутреннего очищения и исправления есть первое начало и основа благоустройства человеческих обществ, что без них не мыслимо нравственное возрождение и нравственное преуспеяние в жизни человечества. Дух учения Христова, дух религии Христовой должен быть главным заправляющим началом в жизненной человеческой деятельности; на нем только может быть упрочено временное благополучие человека и вечное его блаженство. Только путь, указанный Христом Спасителем, может вести человечество к совершенству; без него не мыслимо шествие к Нему. Только начала нравственности, преподанные Спасителем, могут водворить на земле мир и согласие, уменьшить бедность и нищету, возвысить и облагородить сердце человека. На силу слова Божия, как на возрождающую и возсозидающую стихию, и пример Спасителя, как пример высочайшего нравственного совершенства, к которому может достигнуть человек, пастырь чаще всего должен указывать в борьбе с антирелигиозными воззрениями.

Опираясь на слово Божие в борьбе с современными антирелигиозными воззрениями, пастырь, для разоблачения не правых частных пунктов учения натурализма, может знакомиться с апологетическими сочинениями, направленными против современного рационализма и современного материализма. Так как современные антирелигиозные и материалистические воззрения не у нас явились, и не у нас получили свое систематическое развитие, то не у нас составилась против них и правильная систематическая оппозиция. Собственная наша апологетическая литература весьма скудна; за исключением немногих журнальных статей, писанных по поводу книги Ренана и современного антирелигиозного рационализма, мы не можем похвалиться ни одним сочинением, исключительно посвященным разбору материалистических и антирелигиозных философских учений. Но этот недостаток восполняется у нас переводом сочинений лучших западных апологетов, издаваемых отдельно и помещаемых в журналах. Наши духовные журналы уже издавна стали помещать на своих страницах сочинения лучших западных апологетов в переводе: некоторые из них уже успели издать отдельными выпусками лучшие сочинения Гизо, Навиля, Прессансе. Но в недавнее время у нас составилась особая редакция «сборника современных писателей», которая поставила своею целью наделить нас лучшими апологетическими западными сочинениями. Из них она уже успела издать: «письма против материализма» Фр. Фабри, «современный материализм в Германии» Поля Жане, «мозг и мысль» его же. Сочинения эти, собственно, посвящены разбору материалистических начал, материалистических теорий о происхождении мира, человека. В них указываются недостатки теории Дарвина, Бюхнера, Фогта; по ним пастырь может ознакомиться сс значением и характером этих теорий, приобревших немалое число поклонников и в нашем отечестве. По своему характеру и содержанию весьма близко к этим сочинениям сочинение Германа Ульрици: «Бог и природа,» переведенное и изданное при казанской духовн. академии. В этом сочинении Ульрици не занимается собственно опровержением материалистических теорий и доктрин. Предметом своим он избирает естествоведение в самом широком смысле; он подвергает критическому разбору последние данные естественных наук, и в своём разборе дает видеть бессилие естественных наук в удачном объяснении причины и основания даже таких явлений, которые составляют их прямую принадлежность, какова, например, природа света, теплоты, электричества, какова сущность сил, лежащих в основе органической жизни и пр.., тем более он отнимает у них возможность отрицания веры в Бога Творца и Промыслителя, в бессмертие души и другие истины религии Христовой. Цель своих исследований он поставляет в том, чтобы «дать средства отвечать всякому, кому еще близки к сердцу религия и нравственность, на те возражения, какие приводят, опираясь на естествознательных учениях, против веры в Бога, свободы и бессмертия, –отвечать притом, выходя из оснований естествознания». Из сочинений, специально посвящённых разбору мнений, направленных против христианства, можем упомянуть здесь о сочинениях, изданных тою же редакцией «сборника современных писателей»: «Иисус Христос и Его время» Прессансе, «беседа о воскресении Иисуса Христа» Гудера. Оба эти сочинения посвящены защите важнейших истин христианского вероучения, с опровержением пантеистических, деистических и рационалистических воззрений. С помощью этих сочинений пастырь может значительно облегчить себе борьбу с поборниками антирелигиозных и материалистических воззрений настоящего времени.

В заключение нелишним считаем заметить о том методе и способе, которому будет следовать пастырь при полемике с современными антирелигиозными воззрениями.

Пастырь Церкви Христовой должен быть чужд крайних увлечений; в борьбе с антирелигиозными воззрениями он должен показывать в себе сколько ревностного ценителя истинной науки и просвещения, столько же усердного поборника и защитника истин вероучения Христова. Он не должен унижать важности и значения тех наук, которые занимаются наблюдением и изучением законов природы, он должен с уважением относиться ко всем открытиям и усовершенствованиям, делаемым в области естествоведения и переносимым в жизнь человека. Прямое назначение и цель таких наук изучать законы природы, уяснять их человеку, применять и приспособлять к полезному употреблению в жизни человека, и таким образом постепенно делать его существом разумным, способным облегчить свою трудовую и тяжелую жизнь. А таково и есть назначение человека, по учению слова Божия. По учению слова Божия, он должен быть разумным владыкою этого видимого мира, употребляющим все с умением и пользою (Быт. 1, 26). Следовательно, и опытные науки, если свято выполняют свое назначение, только содействуют к достижению той высокой цели, для которой поставлен человек в этом видимом мире. Но признавая полную важность и значение за современными открытиями и совершениями в области естествоведения и приложения в практической жизни человека, находя успехи их вполне согласными с тем назначением человека, которое ему указывает слово Божие; пастырь Церкви Христовой в тоже самое время должен говорить, что они далеко еще не все делают для человека, что они ни больше, ни меньше, как только делают более удобною внешнюю трудовую жизнь человека, и тем самым несколько облегчают ему путь к внутреннему нравственному совершенству, но самого этого пути к совершенству, самого начала и источника совершенства не указывают. Путь к высшему внутреннему совершенству человека указывает слово Божие; средства для достижения его предлагает Церковь Христова. Только в связи с ними человек, при всех новых открытиях и усовершениях, может стремиться и идти к истинному высокому совершенству, сродному его духовной натуре. Только при помощи их он не уклонится и не заблудится с этого пути. Таков должен быть общий тон и дух обличительных и наставительных поучений пастыря и бесед с поборниками антирелигиозных воззрений. Религия и наука, по его взгляду, должны стремиться к одной великой цели, к истинному совершенству человека.

Ст. Сольский

И. Э-ский

1) Грамота. Учебник для народных школ. Составил священник Н. Блинов, наставник Бахтинского сельского училища, Вятского уезда. Издание Вятской губернской земской управы. Вятка. 1869 года.

2) О способах обучения предметам учебного курса начальных народных училищ. Того же автора и издание той же управы.²¹⁴

Не раз высказываемая нами, по поводу изданий для народного чтения, мысль приводится в исполнение; положено доброе начало и несомненно будет продолжение его. Рассматривая нашу периодическую народную литературу, разбирая вновь выходящие книги для народного чтения, а также учебники для начальных народных училищ, мы находили в них или неудачную подделку, в изложении, под народный разговорный язык, или пустоту содержания, или в большинстве их ни более, ни менее, как торговую спекуляцию. Неудовлетворительность изданий для народного обучения и чтения мы объяснили, главным образом, тем, что пишутся, составляются они людьми, ни сколько незнакомыми с народом, живущими вдали от него, встречающимися с ним только на толкучих рынках. Возможность пособить этому горю мы видели в земских учреждениях, – именно – казалось нам, что члены земских управ и училищных советов, близко заинтересованные делом народного образования, хорошо знакомые с людьми, ведущими его, обратят внимание на способных и истинно полезных в этом деле тружеников, расположат их к труду составления учебных книг и найдут средства к изданию их. Вот теперь пред нами одно из таких изданий: учебник для народных школ или, что-тоже, букварь, а также дидактические советы, как обучать предметам учебного курса начальных народных училищ, составлены наставником сельского училища и изданы губернскою земскою управою. Приветствуем этот труд и это издание.

В букваре своём автор предлагает не новый какой-либо, доселе неизвестный и им придуманный метод; нет, он заимствовал его у г. Ушинского. Но дело не в методе, а в передаче его, в указании того, как успешнее пользоваться им. В этом отношении труд составителя азбуки заслуживает внимания. Дело обучения азбуке изложено так коротко, просто и ясно, что трудно представить себе, чтобы нашелся какой-либо сельский учитель, неспособный понять и перенять то, как нужно учить грамоте. «Прежде учили грамоте», пишет составитель азбуки в своём наставлении, как следует учить, таким образом: «учитель брал азбуку, сажал за нее ученика, показывая на буквы попеременно с первой до последней, говорил, а ученика заставлял повторять: аз, буки, веди… до ижицы. – Когда ученик запомнит название каждой буквы, его учили складам: буки-аз-ба-ба и проч. После стали учить, хотя и также сразу все буквы, но называли их а, бе, ве.... а склады выходили бе-а-ба и т. д. В настоящее время многие уже учат так, учитель показывает ученикам гласные буквы, наклеенные на картоны (подвижные), и говорит: вот это А, это Е, Н, О, У и т. д., а ученики стараются запомнить их. После чего учитель возьмёт одну согласную, напр. Б, и прикладывая А к согласным, говорит, что если приложить так, то будет ба, а если так, то аб, бе, иб, и пр. Затем, из нескольких гласных букв и одной или двух согласных, составляет слова: аба, баю, баба и т. д. до конца азбуки, или пока ученики, узнав все буквы, будут разбирать печатную книгу.

В каждом из этих трёх приёмов обучения ученик сначала узнает букву, или знак и название какого-либо звука (буки, бе и проч.), а потом уже и самый звук. Между тем, следует делать на оборот, сначала нужно знакомить ученика только с звуком, и так, чтоб ученик узнал его в живой речи, в словах; а после того уже показать ему знак и научить его изображать этот знак. Вот как именно нужно вести дело:

«Учитель, не показывая еще ученикам ни азбуки, ни подвижных букв, говорит: заметьте, что я скажу (произносит а); скажите тоже самое! Ученики повторяют а. Для того, чтобы ученики твердо усвоили себе звук а и произносили его ясно и правильно, учитель заставляет их произносить а несколько раз, сначала всех вместе, потом каждого поочередно. – Слушайте еще (произносит о); что я сказал?.. Повторите все!.. Скажи ты, Василий, ты, Яков и проч. – Запомните, что а, о звуки голоса. Сколько же вы знаете теперь звуков?.. Какой первый?.. Какой второй?.. А вот в слове Мать, какой из этих двух звуков? а или о? замечайте: ма-а-ть!.. А в слове Бог? Бо-о-ог. А в слове: сад, рад, дать, пол, дом. Подобных (односложных) слов, в которых есть тот или другой из двух гласных звуков, учитель должен предлагать ученикам побольше, до тех пор, пока они не будут различать гласные звуки в словах скоро и безошибочно. Этим пока и должен закончиться первый урок. Второй урок начнется повторением первого. – В слове вал, какой звук? – а. А умеете ли вы написать этот звук? – Нет. Желаете ли вы я вас научу этому? Вот смотрите! (Учитель пишет мелом на классной доске прописную печатную букву а и говорит): это а. Напиши ты, Иван, ты, Григорий!.. Что же вы это написали? – Звук А. Нет, это уже не звук А, а знак его. – В слове Кол, какой звук? – О. – Вот как пишется знак. Напишите его сами! На что он походит? На кольцо или обруч. А знак А на что походит? На крышу. Вот вам эти знаки печатаные, как они в книжках бывают. Сравните их с написанными вами? – При этом учитель дает ученикам подвижные буквы А и О, и заставляет писать эти два знака на грифельных досках, вначале имея буквы пред глазами, а после на память. С остальными гласными звуками и с начертанием знаков их учитель знакомит учеников таким же порядком, как и с буквами А и О, только прибавляя вновь каждый день по одной следующей букве к прежним, твердо усвоенным учениками. Гласные буквы берутся для изучения в таком порядке: А, О, И, Е, Я. Ы, Ю, Э. В начале гласные откладываются в односложных словах, а потом, когда отгадывание звуков в таких словах не затрудняет учеников, учитель предлагает им и двусложные, трёхсложные и т. д. Для того, чтобы ученики не смешивали звуки: А и Я, У и Ю, О и Е, учитель подбирает такие двусложные слова, в которых бы были и твердый и мягкий звуки; напр.: своя, Ваня, кую, куплю, мое и т. п. – Когда ученики познакомятся со всеми гласными буквами, прописными и строчными, им даются для чтения и списывания гласные буквы, соединённые попарно: ау, ее, ей и пр.

После этого можно переходить к изучению согласных букв. Первый звук лучше взять М. Объяснение произношения этого звука не трудно, нужно закрыть совсем губы и выдыхать чрез нос: с закрытым носом его нельзя произнести. Начальный приём в роде следующего:

В слове ем, какой звук? – Е. А в слове: ел? – Тоже Е. Как же это звук один и тот же, а слова вышли разные; одно значит, что я что-либо сейчас ем, а другое, что я уже что-то ел. Ты заметь, какой конец того и другого слова, и как ты его выговариваешь... Когда скажешь ем, то закрываешь ли рот? – Да. А когда говоришь ел, то рот оставляешь открытым, только кончик языка поднимешь к небу. Вот ты на это-то теперь и обрати внимание. Так заметь еще, какой последний звук в слове ем-м-м. М. Повтори еще. Скажи же в слове ум-м-м, какие звуки? У. А еще? M. Теперь смотри, как надо написать этот звук (Учитель пишет). Напиши ты сам такой же знак!.. Как он называется?.. Напиши еще!.. Как та его пишешь?.. На что это похоже?.. А вот так он в книжках печатается (показывается буква М, наклеенная на картон). Поищи в (подвижных) буквах, нет ли еще подобного?.. Хорошо. Сложи теперь (из подвижных букв) слово ум! Напиши его! А что надо сделать с этим, чтобы вышло ем?.. В слове ему, какие звуки?.. Сложи из букв!.. Напиши. В слове ямы, какие звуки? Сложи из букв!.. (Учит. убирает букву я). Теперь что стало? мы. Ы-заменяет буквами о, и). А теперь? мои. Отлично! Вот же, тебе книжки, сумеешь ли прочитать вот эти слова?

При этом случае, в первый раз, дается детям букварь.

Буква Л и другие изучаются таким же порядком, но главное без поспешности, самое скорое обучение одна буква в день. В упражнениях на каждую букву, после чтения слов, идет чтение фраз, которые также списываются на грифельную доску, в начале с книги, а после и под диктант. Если ученик написал неправильно, учитель должен довести ученика до того, чтоб он убедился в неверности написанного им.

Для обучения более отчетливому произношению звуков, и отчасти и для скорейшего запоминании их, учитель при изучении всякого нового звука, указывает на способ произношения его, т. е. на то, каким органом, произносится этот звук. Так при произношении С, нужно приложить язык к верхними зубам так, чтобы между зубами и языком оставались небольшие дырочка и дохнуть, одним словом, слегка свиснуть. А Ш произносится, когда прикладываем язык не к концу зубов, а к дёснам и, оставив дырочку, будем выдыхать чрез зубы, Н-произносим, подняв кончик языка к небу и выдыхая чрез нос. Произнося В, мы прикладываем нижнюю губу к верхним зубам и дыханием отрываем ее. Произнося Г, мы выдыхаем, рот у нас весь открыт, и мы чувствуем, как бы удар у самой глотки. Произнося Д, мы прикладываем (легко) кончик языка к небу и т. д.

При дальнейшем обучении, порядок, в котором следуют согласные буквы, такой: в начале звуки удобные и лёгкие для произношения, а после более трудные, хотя и удобозапоминаемые, как напр.: Р, М и др., и наконец, сложные и неправильно выговариваемые простолюдинами: Щ, Ч, Ц. – До буквы П (оп) двусложные слова идут с прямыми слогами, а далее – и с обратными; после буквы Г – (его) идёт объяснение твёрдого и мягкого звука, причём Ъ должно называть короткое Ы, a Ь короткое И. Далее идут двухсложные слова, с срединным слогом в конце слов (видел), и в начале (сукно). Под буквой П – (пой) чтение двух согласных сряду в начале; а под буквой Т – (это) в конце. За тем упражнения в чтении слов: с Ъ и Ь в средине слова по нескольку согласных вряд (вздор), с буквой Ъ и Ь в начальном слове (льгота, объявить), трудные односложные слова (что, бью) и проч. В этом случае у Ф. Блинова строго выдержана постепенность в увеличении трудностей.

В числе фраз в учебнике помещены скороговорки (означенные вначале строки чертой) и загадки (под цифрами). Ребенка интересует и то, что он недели чрез две может прочитать, составить из букв и написать слова: и имею маму и под., дальнейшее же чтение его занимает более и более; чтение же загадок и скороговорок увлекает его еще сильнее. Значение скороговорки заключается в том, что, при быстром выговаривании ее, должно произносить се точно, не пропуская ни одного звука. Неизвестность отгадки в загадках, побуждает ученика внимательнее всматриваться в слова и мысль их и вообще всех других фраз. Учитель не сообщает отгадок, пусть ученики сами догадаются.

Вот сущность приёма обучения, какой предлагает о. Н. Блинов. Жаль только, что в букваре своём он не представил церковно-славянского алфавита. В своих дидактических советах он замечает, что совершенно напрасно опасение тех, которые не понимают свойства обучения по звуковому способу, уверяют, будто ученики этим способом скоро выучатся читать по-граждански, но не будут разбирать церковно-славянских книг. Напротив, стоит только, по замечанию о. Блинова, детям, умеющим читать гражданскую печать, показать одну из таблиц (напр. из азбуки Золотова), где славянские слова, употребляющиеся в сокращении, напечатаны без объяснений, чтоб заинтересовать учеников, показавши пред этим славянские буквы, не входящие в алфавит гражданской азбуки. Но где же взять их? В букваре о. Блинова таких букв нет, – а также нет у него и упражнений для первоначального чтения по церковно-славянски. Это недостаток. Если иметь в виду вообще дешевизну учебных книжек, что, как видно из слов о. Блинова, и имелось им, между прочим, в виду, при составлении букваря, то следовало бы ему позаботиться о том, чтобы школьник, имея под руками один букварь, не нуждался в другом, где есть и церковно-славянская азбука и упражнения в чтении по церковно-славянски.

Но букварь еще дело неважное, букварей у нас столько, что и не перечтешь. Вот в дидактических советах у нас есть недостаток; нам известны не более трёх руководств в этом роде²¹⁵. Труд о. Блинова благовременен. Конечно, молодые сельские учителя, познакомившиеся, во время семинарского курса, с дидактикою, не найдут в книжке о. Блинова что-либо новое для себя; но для тех из учителей, которые не знакомы с дидактическими правилами, она может быть полезной. Думаем, что с доверием отнесутся к ней и те из учителей, которые, по какому-то упорному пристрастию к старым приёмам обучения, не хотят внимать указаниям и советам педагогов, и тем более не хотят знать ничего нового в деле обучения, что все это новое от немцев, не наше русское, православное, и передается лицами едва ли русского происхождения. Составитель вновь изданных замечаний о способах обучения предметам учебного курса начальных народных училищ – сам наставник сельского училища, и притом православный приходской священник. Кому же более доверить, кого послушаться? Если уже его советов и замечаний не послушаются, то едва ли найдется кто-либо другой настолько сильный, чтобы разбудить спокойно почивающих на старых приёмах обучения. Труд, подобный труду о. Блинова, тем более необходим, что в последнее время стали появляться пригодные для сельских школ учебники, воспользоваться которыми можно только при знании лучших приёмов преподавания. Всякое учебное руководство, при всех своих достоинствах, не может передать во всей полноте известный предмет и оставляет значительный простор объяснениям преподавателя. Вот например – какой был случай. Училищный совет Гродненской губернии, заметивши, что преподавание арифметики идёт неудовлетворительно, разослал самые лучшие руководства по арифметике, например Паульсона и Груббе и другие; но вдруг оказывается, что многие наставники не умеют прилагать рекомендуемые учебники к делу, находя предлагаемые в них приёмы замысловатыми²¹⁶.

Замечания автора разбираемой книги касаются порядка и приёмов обучения чтению, письму, преподавания Закона Божия, обучения арифметике и отчасти церковному пению. Не отличаются они полнотою, обстоятельностью, даже довольно отрывочны, без всякой системы и последовательности, так что трудно удерживать их в памяти: но неотъемлемые достоинства их – простота, ясность изложения, сглаживают вышеуказанные недостатки. Мы так понимаем труд автора: он не кабинетный ученый, педагог – теоретик, следящий за развитием новой науки, какова педагогика на русской почве, а педагог – практик, с вниманием и любовью к своему делу, старающийся испытать на практике то, что предлагают педагоги – теоретики. От того в его заметках и нет какой-либо научной связи и систематичности изложения; но что приходилось ему испытать на деле относительно того или другого предмета, то он и передает. Такой труд имеет свою цену в том отношении, что его замечания заслуживают полного доверия, как испытанные на практике.

В первой своей статье – «обучение чтению», автор, изложивши основания, порядок и метод разумнаго обучения чтению, предлагает советы относительно того, как вести обучение чтению после того, как дети научатся разбирать слова многосложные, перейдут от букваря к первой книге для чтения. В этом случае он собрал и, надеемся, конечно, испытал сам все, что есть дельного и удобоприложимого к делу в нашей педагогической литературе по этому предмету. Во второй статье своей «обучение письму» автор усиливается, и не без побуждений, конечно, доказать, что письмо не следует начинать прежде рисования, как потому, что оно есть не что иное, как особый род линейного черчения, и не допускает никаких произвольных отступлений от определённого направления своих форм, так и потому преимущественно, что начатое прежде рисования, оно неминуемо испортит руку детей, приучив ее к отдельным формам начертания, прежде чем она достаточно разовьется на разнообразных фигурах, предшествующих рисованию; наконец, еще и потому, что с помощью рисования чрезвычайно облегчается для ребенка правильная формация букв и т. д. В третьей своей статье «Арифметика», автор, упомянувши о том, что доселе в некоторых школах обучение арифметике идёт неудовлетворительно, вследствие дурного метода преподавания, между первыми замечаниями своими относительно разумных приёмов обучения, даёт место такому замечанию, что учитель, при начальном обучении детей арифметике, должен отрешаться совершенно от прежних приёмов, так сказать, забыть их. По-нашему понятию, это замечание очень уместно, так как предлагаемые автором приёмы преподавания положительно идут в разрез с прежними. Дело ясное, тому, кто, по упорному пристрастию к старому, не желает оставлять прежних приёмов, лучше и не тратить время на чтение советов о. Блинова. Он предостерегает читающего. Да его предостережение необходимо и с другой стороны: известно, что и прежнее знание арифметики досталось нам с большим трудом, а тут предлагают новые приёмы, понять которые тоже не легкое дело; не лучше ли держаться купленного дорогою ценою старого – и кое что усвоить из нового; нет, автор говорит, что нужно все старое забыть, а в противном случае, скажем по своему опыту, придется самому постоянно сбиваться и спутывать другого, самому не иметь определённой почвы и другого водить с места на место; или по-старому, или по-новому, как предлагает автор, но отнюдь не смешивая старого с новым. Замечания о. Блинова относительно приёмов обучения арифметике изложены удобопонятно. Мы не предлагаем здесь того, в чём состоят эти приёмы, потому что в существе дела они не отличаются от тех, какие изложены на страницах нашего журнала²¹⁷; излагать их здесь значило бы повторять одно и тоже.

В четвертой своей статье, где предлагаются советы относительно преподавания закона Божия, о. Блинов излагает порядок и способы, по которым должно производиться ознакомление детей с истинами христианской веры, священно историческими событиями и проч. в сельской школе. У него только указывается особый род занятия по закону Божию, чего не приходилось нам встречать нигде; это – ознакомление учеников с употреблением месяцеслова. Нельзя не согласиться с замечаниями автора относительно этого предмета. «Крестьянин наш», пишет он, «немаловажным знанием считает даже и то, если грамотей умеет найти нужное число текущего месяца и, под этим числом, разобрать имена святых, память которых тогда празднуется, но особенного уважения заслуживает у него тот, кто умеет указывать переходящие праздники, лунные течения и т. и Учитель, по замечанию о. Блинова, должен помочь в этом не только указать, как отыскивать нужные сведения, но и объяснить слова: вруцелето, ключ границ и т. п. На это, действительно, следует законоучителю обращать внимание. Кроме всего этого, о. Блинов, тоже весьма разумно, советует законоучителям обращать внимание на пояснение разных чисел святых и названий праздников, на объяснение праздников особенно чтимых святых вселенской Церкви, местно чтимых святых, праздников посвященных Церковью памяти св. лиц и знаменитых событий отечественной Церкви, и т. д. А также разумно советует сообщить каждому ученику год и число его рождения, день его именин, лик того святого, память которого празднует в тот день святая Церковь, молитву ему, тропарь и кондак и, по возможности, хотя краткое житие его. «Можно даже завести», по замечанию автора, каждому ученику памятную тетрадку, которая начинается например, таким образом: «я живу в Российской империи, такой-то губернии и такого-то уезда, такой-то волости, в такой-то деревне; и сын крестьянина, зовут меня так-то, и родился 18... года, месяца и числа, а крещен тем-то, восприемниками моими были такие-то. День моего ангела такого-то числа и месяца. Тогда празднуется память такого-то святого. Сей святой жил и скончался тогда-то…» и т. д. Обращаем внимание наших читателей на это дельное замечание автора, с целью возбудить в них желание привести его в исполнение.

Относительно приёмов преподавания закона Божия, кроме общеизвестных в нашей педагогической литературе, о. Блинов предлагает некоторые замечания новые; так например, лучшим способом затверживания молитв он совершенно основательно признаёт пение их всем классом; изучение евангельской истории должно быть соединено с изучением самого евангелия, при чём – каждое событие, притча и проч., с которыми ученик знакомится из устного рассказа учителя, должно быть прочтено самими учениками в таком виде, как должно идти объяснительное чтение. Разумно и основательно у о. Блинова также распределение уроков по священной истории Ветхого Завета, по которому все они, в последовательном порядке, представляют раскрытие той основной мысли, как Господь Бог приготовлял поврежденный чрез грехопадение род человеческий к достойному принятию Мессии Искупителя.

В последней из статей своих, где речь идёт об обучении церковному пению, о. Блинов сказал очень мало.

В конце своей книжки автор касается двух, интересных предметов, именно вопроса о том, следует ли ограничить обучение крестьянских детей предметам обязательным в сельской школе: чтению, письму, арифметике и закону Божию, или программа занятий должна быть расширена, и вопроса о том, на сколько необходимо для учителя уменье и возможность распределить время и порядок занятий в школе.

На первый вопрос автор, соглашаясь с большинством доброжелателей народного образования, отвечает, что программа должна быть расширена, и предлагает средство, чтобы удовлетворить желаемому расширению программы, следующее: «Пока, при настоящих условиях, это увеличение объема образования деревенских мальчиков возможно только чрез усиление занятий по одному из обязательных предметов толкового чтения. Предметом чтения могут быть выбираемы сочинения и исторические, и географические, и по естествознанию. Чтение их должно вызывать объяснения учителя; и вот при этих-то объяснениях, зависящих уже от случайных обстоятельств, ученики знакомятся и с важнейшими событиями отечественной истории, и с устройством земли и размещённых на ней современных нам народов и проч., с ближайшими интересными физическими явлениями (гром, дождь и проч.). Мысль хорошая, но удобоисполнимая только в том случае, как сознается сама автор, когда училище имеет вспомогательные средства: картины русской и естественной истории, географические карты и т. д.

По поводу второго, автор, упомянувши о том, как трудно в наших многолюдных и наполненных учениками, стоящими на разных степенях познаний, училищах вести успешно дело обучения, поскольку учителю приходится делить свое время на занятия не только между двумя отделениями, но тремя и четырьмя и более, высказывает такую мысль, что во всяком училище необходимо подразделять учеников на два главные отделения, в которых должны быть особые учители. Особенное отличие в занятиях должно быть такое: в меньшем отделении начальное обучение чтению, а в высшем усовершенствование в чтении и письме, систематическое обучение закону Божию, письменное счисление и проч. Но «резкой границы между учениками», говорит он, «провести нельзя, и обыкновенно, волей-неволей, а образуется еще средний класс». Ученики этого класса, как замечает он, нередко перекочевывают из одного отделения в другое, смотря по роду занятий и по взаимному соглашению с товарищем в распределении занятий. Надобно заметить, впрочем, что автор в этом случае высказывается довольно неопределённо, а главный вывод из всего сказанного им по этому поводу тот, что при одном учителе в училище должен быть не законоучитель, собственно, а помощник, или младший учитель. Не знаем, почему это о. Блинов не вспомнил по этому поводу о добром средстве, которым хотя на время, покуда у нас будет довольное число учителей и учительниц, можно помочь горю, можно устранить то, чтобы на 40 и более того учеников был одним один учитель, – именно – не вспомнил о взаимном обучении. В заключение всего – о. Блинов указывает на общую и главную цель, которую должны иметь преподаватели при занятии каждым предметом, – именно умственно нравственное развитие детей, а на необходимость самодеятельности, серьёзного отношения учителей к делу, если они желают, чтобы применение ими прилагаемых им советов было действительно, успешно. Напоминание это в наше время – еще не лишнее, так как у нас взгляд на учительство, на обучение, на воспитание далеко еще не установился. Автор сознает, что усвоение приёмов занятий и знаний, ведущих к действительному, а не кажущемуся развитию детей потребует некоторых усилий, – но он обращается ко всем школьным учителям со следующими призывными к труду и вместе с тем утешительными словами знаменитого педагога Песталоцци: «Друзья! братья! Будьте вместе со мной готовы на всякую жертву, которая потребуется для спасения нашей общей цели. Эти жертвы не будут малы; не малое дело – приложить свой труд к воспитанию человека и сказать: вот посмотрите на нас; мы желаем и можем принести нечто существенное для улучшения воспитания человечества, мы можем и желаем содействовать благу мира, спасению людей».

К достоинствам труда автора нужно отнести и то обстоятельство, что он, предлагая советы относительно приёмов преподавания того пли другого предмета, вместе с тем делает, перечень пригодных учебных руководственных пособий по нему. У нас, при неудовлетворительном состоянии библиографического дела, подобные указания совершенно необходимы, и тем более необходимы, что в последнее время, вследствие усилившегося запроса, необыкновенно много появилось учебников по разным предметам школьного обучения: сбыт хорош, в спекулянтах недостатка нет; поэтому нужно быть очень осторожным в выборе руководств, нужно слушаться указаний опытного человека, если не желаешь тратить деньги по-пустому. Последнее наше слово: труд О. Блинова благовременен, добросовестен, показывает в нём любовь к педагогическому делу и достаточное понимание его, заслуживает внимания, как труд полезный, и мы можем рекомендовать его сельским учителям и учительницам. Мы довольно подробно рассмотрели труд священника Н. Блинова по тому побуждению, что он принадлежит именно священнику. Первый опыт его педагогического труда ясно говорит нам, что, наконец, и в среду нашего духовенства, правду сказать, упорно пристрастного к старым приёмам обучения, проникают новые педагогические начала и приёмы обучения. Нам приятно заявить, что он не только сам сочувствует им, пользуется ими и желает подлиться своим знанием, своим уменьем, своими опытами и с другими. Надеемся, что после этого меньше станут упрекать сельское духовенство в обскурантизме относительно обучения.

И. Э-ский

Журнал «Руководство для сельских пастырей», издаваемый, по благословению святейшего Синода, при киевской духовной семинарии, продолжится и в следующем 1870 году, и начнет с 1-го января одиннадцатый свой год.

Этот журнал, избрав однажды особенную цель – способствовать приходским пастырям в их высоком служении строителей тайн Божиих и в многотрудной обязанности учителей народных, а также быть органом их деятельности, их желаний и потребностей, будет иметь в виду эту цель неизменно; поэтому и в следующем году он будет издаваться по той же программе и в том же направлении, каких держался до сих пор.

Подписная цена этому журналу на месте четыре рубля, с пересылкою во все места России пять рублей серебром. Плата за журнал по официальным требованиям, как то: от консисторий, духовных правлений и благочинных, может быть, по примеру прежних годов, рассрочена до сентября 1870 года.

В редакции имеются также экземпляры «Руководства для сельских пастырей» за 1861, 1863, 1864, 1865, 1866 и 1869 годы. Желающие могут приобретать оные в бумажном переплёте по обыкновенной цене, с пересылкою пять рублей, за исключением экземпляров 1861 и 1865 г., которые можно получать по четыре рубля с пересылкою.

Подписчикам рекомендуем обращаться со своими требованиями: В редакцию «Руководства для сельских пастырей», в Киев.

В редакции «Руководства для сельских пастырей» продаются изданные ею в настоящем году следующие книжки:

1. Практические советы священникам при производстве следствий по проступкам и преступлениям священно и церковнослужителей. Соч. свящ. Л. Державина. Издание 2-е. Цена 25к., с пересылкою 35 к.

2. Законные требования новых судебных установлений в отношении к лицам духовного звания. Соч. прот. А. Луканина. Издание 2-е. Цена 50 к., с пересылкою 60 к.

С требованиями на означенные книжки нужно адресоваться исключительно в редакцию «Руководства для сельских пастырей» в Киев.

В редакции «Руководства для сельских пастырей» принимается также подписка 1., на вышедшее из печати Руководство к начальному обучению (цена 75 к. с пересылкою) и 2., на печатаемую третьим изданием книгу: Земная жизнь Господа Спасителя нашего Иисуса Христа (цена 1 р. с пересылкою).

ОПЕЧАТКИ

На стр. 175 строк. 13 напечатано: надёжная ограда, читай: ненадежная; на стр. 179 строк. 8 напечатано: умножившая, читай: умножившаяся.

Киевская Академия, славная и древностью в ряду училищ России, и особенными заслугами для Церкви и отечества в два первые века своей исторической жизни, явилась достойною славы своей и в последний пятидесятилетний период.

Преобразованная в 1819 году, она воспитала многих просвещённых пастырей, с особенною пользою и честью подвизающихся на поприще своего высокого служения, и многих достойнейших наставников для учебных заведений не только духовных, но и светских. Она может указать своих питомцев, с честью трудящихся и на разных ступенях гражданской службы, и на поприще литературы. И между – тем, как в стенах Академии скромно, но всегда основательно и в духе строгого православия разрабатывались науки, два периодические издания Академии, непрерывно выходящие в продолжение многих лет, и некоторые отдельные издания учёных и литературных трудов ея профессоров и воспитанников далеко разливали свет духовной науки и просвещения в пределах отечества и оказывали благодетельное влияние на религиозное воспитание всего Русского народа.

В виду таких заслуг старейшей духовной Академии в России, Я признал справедливым изъявить ей, в настоящий торжественный для неё день пятидесятилетнего юбилея, Мое совершенное благоволение и признательность. Не сомневаюсь, что осеняемая молитвенным покровом святых угодников киевских, одушевляемая сознанием своего славного прошедшего и своего высокого долга, под руководством просвещённых архипастырей киевских, Академия не перестанет и впредь трудиться со всею ревностью в своём святом деле, и при новых, лучших условиях, какие ныне даны ей вместе с другими духовными Академиями, начнёт приносить еще более обильные плоды для Церкви православной и дорогого отечества.

На подлинном собственною Его Императорского Величества рукою написано:

«АЛЕКСАНДР».

В Ливадии

28 сентября 1869 г.

(Правит. Вестн. № 221).

Всякому из нас, братие, хочется, конечно, пожить в достатке, довольстве, а пожалуй, и в богатстве, и всякий более или менее стремится к тому. Но не всякий достигает этой заветной цели своих желаний и стремлений. Напротив, большинство людей, как известно, живет в бедности и терпит многоразличные нужды и лишения, отравляющие земные наши радости и делающие жизнь горемычною. Какие тому причины и в чём они кроются? Причин много и одни из них зависят не от нас, а другие от нас самих. – Причины бедности, зависящие не от нас, это прежде всего Промысл Божий, премудро направляющий и самое зло к благим целям, не хлебородная почва земли, отсутствие угодий и разные другие местные условия и обстоятельства. Причины бедности, зависящие от нас самих, – это, например, пьянство, с такою силою распространяющееся ныне повсюду, леность к труду и работе, неуменье обрабатывать землю улучшенными способами, незнание промыслов и ремесел, семейные разделы и проч. Об этих семейных разделах я и намерен, побеседовать теперь с вами. – Да, семейные разделы составляют вовсе немаловажную причину обеднения семейств и целых обществ. Сам Христос Господь сказал во св. евангелии Своём, что всякое царство раздельшееся на ся запустеет и всяк град или дом, разделивыйся на ся, не станет (Мф.12:25). Раскройте историю нашего русского царства и посмотрите кругом себя, и вы увидите разительное подтверждение истины этих слов Господних. – Известно, может статься, отчасти и вам, что наша Русь православная, при всей своей обширности, была некогда долгое время под тяжким и постыдным игом рабства монгольского, причинившего нашим предкам много бед, которых печальные последствия отзываются еще и доныне, например, задержкою в развитии народного просвещения. Что было причиною этого рабства? Отсутствие единодержавия, разрозненность, раздробленность земли русской на многие княжества, несогласие, вражда и часто междоусобие между удельными князьями, ослаблявшими себя взаимно. Не будь всего этого в ту пору, думай весь народ русский, как единая семья, одну крепкую думу и действуй заодно под самодержавною волею единого Царя, как ныне: тогда, где бы одолеть христ. царство каким-нибудь нехристям – татарам. Вспомните 1812-й год, когда нагрянул на землю нашу не татарин полудикий, а враг искуснейший, многочисленнейший и сильнейший. И что он успел против самодержавного царя и царства, где уж не стало прежней розни, где все сплотилось, сгрудилось в одно великое нераздельное целое, в одну нерушимую стену и твердыню. Только сам погиб зле и погибла память его с шумом. Точно также не одолеть вражьей силе, нужде и бедам и частных обществ и семейств, совокупленных во едино и трудящихся сообща. Посмотрите на многочисленную и дружную семью, подчиняющуюся во всём одной разсудливой и заботливой главе. Какое тут благоустройство и порядок в доме. Какое довольство и изобилие во всём. Это большая, но полная всякаго добра чаша. Чего здесь нет? И хлеба здесь достает с избытком на целый год своего, и деньги на нужду водятся, и оброк, и всякая повинность уплачены во время, если еще не вперед, и всякой скотины довольно, и полеса, по широте, проработке и урожаю, изо всего поля, и пища здоровая и сытная, и одёжа теплая и нарядная, – все, все здесь есть, о нужде и почину нет. А от чего это? От того что здесь всякое дело делается общими силами, своевременно, без перерывов и опущений, везде есть порядок, кому работать, кому в поле, кому на покосе, в дорогу на заработки в чужие края, и все несут и везут в одно место: влагалище – то, по выражению Премудрого, обще и мешец един у всех (Притч.1:14). Поэтому, если случится здесь какая и беда, она не столь будет чувствительна, скоро поправится и забудется; если залежит кто из семейных на одре болезни, дело не станет, и больной не останется без надлежащего родственного ухода и лечения. Так ли православные?

Но вот семья разделилась, – завелась в ней злоба, недоверие, раздор, стало тесно, не привольно, одна сноха не хочет уступать другой, у одного брата много малых детей, а у другого нет ни одного, так чтó работать про людей, поить и кормить их? Отделиться надо и жить про себя, на своей воле и просторе.... Так, разделив имущество пополам с грехом, бранью, а то и дракой, и получив родительское благословение волей – неволей, а пожалуй, и без него, и разошлись детки по разным лачужкам, разлетелись словно птицы из родного гнезда. И что же? Разбогатели они противу прежнего?.. Вот случилась, примерно, скличка, сход волостной, надо идти делить землю, покос, чинить огороды и проч... Смотришь для одного-то дела и пошли все на целый день, тогда как прежде ходил для этого один, а прочие делали свое дело безостановочно. Или вот в таком-то месте заработки, слышно, хороши, прибыльны, пошли туда наши работники, так домашнее-то хозяйство стало, некому пахать, жать, косить, и вышло, что сколько денег они и заработали, должны были употребить их на хлеб, а оброк, повинности заплатить и нечем, да и хлеб-то купленный уж очень неспор.... Смотришь, и корову со двора, и одежду под заклад, и полоску за бесценок богачу, который того только и ждал... Но вот одинокие работники, увидав чужую сторону, стали держаться дома и проводить время в хлебопашестве.... Из этого вышло не лучше: постигла засуха, оказался неурожай... Да если они, при Божием благословении, хлеба и намолотили, так денег-то не выработали для оброка, а его требуют: подай сей час же, вот и пошёл хлебец до поры до времени на продажу, по самой дешёвой цене, и ушёл весь до зерна, а там к весне его же приведется покупать втридорога. Так у одинокого везде не спорится, не так, да не ладно. А что, если ещё он подвергнется какому-либо несчастью, например, вдовству, или болезни продолжительной. Тут нищета к нему прямо на двор, и на гумно, и в клеть, и в избу, и не скоро ее выживешь оттуда, если только выжевешь.

И так, братие, всячески избегайте этих зловредных разделов и предпочитайте дружную семейную жизнь одиночной, общее благо и труд личным своим интересам и неразумным капризам. Только разве по одной крайней нужде дозволяйте себе делиться, но и то не иначе, как с благословения родительского, утверждающего домы чад, без утайки и захватов, с полного согласия и совершенно полюбовно, как делился, например, ветхозаветный патриарх Авраам с племянником своим Лотом. Да не будет распря между мною и тобою, говорил Авраам Лоту, и между пастухи твоими и между пастухи моими, яко человецы братия мы есмы. Не се ли вся земля пред тобою есть, отлучися ты от мене: аще ты налево, аз надесно: аще ты надесно, аз налево (Быт.13:8–9). Если так делился дядя с племянником, то что сказать о тех нередких ныне случаях, когда один сын не уживается с отцом, оставляет его на старости лет ни причем и идет, ни единому же гонящу, из-под крова родительского на страну далече. Это блудный сын, худший упоминаемого в притче евангельской, это сын погибельный. Нет, слуш., старайтесь переносить на себе какие угодно обиды и огорчения, но не делитесь, а живите вместе и работайте сообща. Один в поле не воин, говорит пословица, а на людях и смерть красна. Легкомысленный раздел – это зародыш бедности и нищеты, а община – мать довольства и изобилия. Не, видите ли, как люди разсудливые находят выгодным для себя прихватывать, за хорошую цену, к своим еще чужих работников. А у нас и свои-то родные идут врознь... Не та ныне пора, чтобы делиться да розниться, теперь надобно соединяться воедино, как можно теснее. Иначе, смотрите, нужда одолеет при всей вашей свободе. Как делиться, когда мы постоянно нуждаемся друг в друге и без взаимной помощи обойтись не можем. Как в теле нашем, по выражению апостола, не может глаз сказать руке: ты мне ненадобна; или также голова – ногам: вы мне не нужны; напротив, в нём нет никакого разделения, а все члены одинаково заботятся друг о друге: так должно быть и в семье, где, по пословице, свой своему по неволе друг и помощник, где, как и в теле, страдает ли один член, страдают с ним все члены, славится ли один член, с ним радуются все члены (1Кор.12:21, 25, 26). Смотрите на пчёл. Как они малы и слабосильны. А между тем, трудясь сообща и подчиняясь одной матке, как много наносят они в улей меду и воску. Еще ничтожнее пчёл муравьи, а какие бывают у них муравейники. Так и брат от брата помогаем, яко град тверд и высок, по слову писания, укрепляется же, якоже основанное царство (Притч.18:19). Се что добро, или что красно, но еже жити брати вкупе (Пс.132:1). Аминь.

Свящ. О. Богородский

Под именем епитимии разумеются запрещения, или наказания, которые, по правилам церковным, священнослужитель, как духовный врач, определяет некоторым из кающихся христиан, для уврачевания их нравственных болезней. По роду и различным степеням грехов, как духовных болезней, и самые епитимии, как духовные врачевства, бывают и должны быть различны. «Ибо как в телесном врачевании», говорит св. Григорий Нисский, «цель врачебного искусства есть едина, возвращение здравия болящему, а образ врачевания различен: ибо по различию недугов к каждой болезни прилагается приличный способ лечения: так и в душевных болезнях, по множеству и разнообразию страстей, необходимым делается многообразное целебное попечение, которое, соответственно недугу, производит врачевание»²¹⁸. Вообще же известны два рода епитимий: епитимии, имеющие вид духовного наказания для исправления грешника, и епитимии, имеющие вид духовного врачевства, служащего к уврачеванию греховных язв души, т. е. к искоренению греховной привычки и утверждению в ней начатков жизни добродетельной.

Первый вид составляют тягчайшие епитимии: отлучение от св. таин, от общения верных, возбранение входа в церковь и т. под. К последнему роду относятся епитимии легчайшие, состоящие в побуждении грешника к особенным каким-либо добрым делам, противоположным его худым наклонностям и грехам; таковы епитимии: нарочитый, усиленный пост против невоздержания, раздаяние милостыни против своекорыстия и жестокосердия, усиленная молитва против слабосердия, или нерадения о благочестии и т. под. Эти последние на практике имеют всю силу и значение и доныне в нашей русской Церкви. Первые же, по некоторым местным обстоятельствам, о чём мы скажем ниже, в настоящее время редко употребляются в практике церковной, употребляются в крайних только случаях, именно: когда преступление производит особенный какой-нибудь соблазн между верующими. В древней же Церкви, когда были в употреблении общественная исповедь и покаяние, этого рода епитимии употреблялись очень часто, и были известны под именем так называемых публичных епитимий.

Эти публичные епитимии, соединяясь всегда с отлучением от причащения святых таин, налагались на уличённых или сознавшихся в каких-либо тяжких грехах и преступлениях. Они имели четыре степени: плач, слушание, припадание и купностояние. Кающийся, смотря по роду и важности своего греха, должен был проходить или все эти степени, или только некоторые из них. Срок епитимии был более или менее продолжителен, смотря также по нравственному состоянию грешника, степени и силе его грехов. Церковь, имея в виду ограждение святыни Христовых таин, оскорбляемой прикосновением нечистых, всегда строго наблюдала, чтобы эта святыня не преподана была недостойным, потому что она послужила бы им не ко спасению, а только к большему осуждению. Поэтому одною из главных забот лучших пастырей древней Церкви было с точностью определить время, которое можно было бы считать достаточным для очищения совести грешника от известного рода преступления, так чтобы он после этого времени мог считаться достойным принятия святых таин, как очистившийся подвигами покаяния. Вследствие этого, между постановлениями некоторых соборов как вселенских, так и поместных, можно встречать и правила, определяющие время покаяния для известного рода грешников. И святые отцы старались делать сборники этих правил, выяснять их, пополнять существующими в «обычае», и приводить в порядок, чтобы, таким образом, составить из них руководство для священнослужителей, при определении степеней церковного покаяния за разного рода грехопадения. Из них в особенности св. Василий Великий изложил много таких, правил для употребления в Церкви. После него особое собрание таковых правил издано было патриархом Иоанном Постником. Можно также встречать их и у других отцов: Григория нисского, Григория неокессарийского, Петра александрийского и др. Мы здесь, для большей полноты изложения, укажем некоторые из этих правил, так называемых покаянных (саnоnes poenitentiales), а потом уже будем говорить о тех предосторожностях и соображениях, которые должны быть наблюдаемы в приложении этих правил к практике.

Самой строгой епитимии подвергались отступники от веры во Христа. «Отрекшийся от Христа и сделавшийся преступником против таинства спасения, все время жизни своей должен быти в числе плачущих, и обязан исповедаться: а при конце жизни удостоиться причастия святынь, по вере в Божие человеколюбие»²¹⁹. Что же касается до отпадших от веры по насилию, во время гонений, то правила о них вообще отличаются кротостью и снисходительностью. Василий Великий полагает для таковых восемь лет отлучения²²⁰. А по правилам Григория нисского «за насильственное и мучением вынужденное отступление, по обращении, мера епитимии определяется, по примеру согрешивших любодеянием²²¹, т. е. девятилетним отлучением от святых таин²²². После отступников от веры тягчайшей епитимии подвергаются убийцы. Убийство различается вольное и невольное, т. е. намеренное и ненамеренное. Вольным убийцам время покаяния и отлучения от святых таин Василий Великий определяет в двадцать лет²²³, св. Григорий нисский двадцать семь²²⁴; а по определению анкирского собора «виновные в вольных убийствах, да будут в разряде припадающих: совершенного же общения да удостаиваются при конце жизни»²²⁵. Таким образом намеренное отнятие жизни человеческой, которая есть дар Божий, – осквернение рук в крови Церковь всегда ставила одним из самых сильных препятствий допускать к участию в бескровной жертве лиц, виновных в таком преступлении. Поэтому даже невольное убийство, которое, по определению св. Василия Великого, состоит в том, что «когда кто, бросив камень на пса или на древо, попадёт в человека, или, желая кого исправити, ударит ремнём, или жезлом не тяжелым, и биемый умрёт»²²⁶, наказывалось отлучением от святых таин. По правилам Василия Великого, невольные убийцы должны быть подвергаемы десятилетнему отлучению от причащения²²⁷, по правилам св. Григория нисского – девятилетнему²²⁸; по определению же анкирского собора, невольные убийцы отлучаются на пять лет²²⁹. Кроме того, невольные убийцы, сделавшие хотя и невольный, ненамеренный грех, но как обагрившие руки свои кровью, подобно впадшим в смертные грехи, навсегда лишаются права занимать священные должности, и следовательно, право приносить бескровную жертву. «Аще кто, хотя невольно», говорит св. Григорий нисский, «будет осквернён убийством, такового, как уже соделавшегося нечистым чрез нечистое дело, правило признало недостойным священнические благодати»²³⁰. Святой Василий Великий определяет лишать сана тех из священнослужителей, которые, защищая даже жизнь свою, поражают смертью нападающих разбойников²³¹; ибо священнослужителям несвойственно поднимать оружие и обагрять свои руки кровью. Совершение святых таин требует рук чистых, совести мирной, души спокойной, непричастной никакому тяжкому греху, хотя бы даже и невольному. Поэтому-то правила церковные определяют извергать из сана впадших в смертные грехи священнослужителей, не допуская при этом различия между вольными и невольными грехами²³²; или же, по крайней мере, воспрещают им священнодействовать²³³. Миряне же, поражающие разбойников, наказывались трёхлетним отлучением от святых таин²³⁴, подобно тому, как и воинам, убивающим на войне, Василий Великий предлагает такое же очищение²³⁵. Так высоко чтили святые отцы бескровную жертву, что не допускали к ней, без предварительного очищения, обагривших руки свои кровью даже совершенно ненамеренно. Под одну категорию с убийством правила церковные подводят волшебство и чародейство. Василий Великий назначает для покаявшихся в волшебстве такой же срок отлучения, какой назначается для вольных убийц, т. е. двадцать лет²³⁶. Подвергаются церковному отлучению и те, которые с суеверным страхом приходят к волхвующим и верят их гаданиям и могуществу мнимой их власти, но, впрочем, отлучению, сравнительно с самими волхвующими, очень умеренному и снисходительному. По правилам Василия Великого и шестого вселенского собора таковые подвергаются шестилетнему отлучению от святых таин²³⁷, а по определению анкирского собора пятилетнему²³⁸. Относительно же упорно держащихся как волшебства, так равно и грубо коснеющих в суеверном по отношению к нему страхе, и не перестающих прибегать к волхвам, не смотря ни на убеждения, ни на наказания, в правилах шестого вселенского собора находили следующее: «закосневающих, не отвращающихся и не убегающих от таковых пагубных и языческих вымыслов, определяем совсем извергати из Церкви, как и священные правила повелевают»²³⁹.

Эти, приведённые нами, правила показывают, с какою отчётливостью и точностью Церковь старалась разграничивать разные степени грехопадений, чтобы, сообразно им, налагать и самые наказания. Необычайная точность и строгая соразмерность налагаемых, по смыслу правил, наказаний, – самые правила со множеством оговорок, подразделений, исключений, служат ясными свидетельствами того, что Церковь хотела дать для пастырей как можно более руководств к вернейшему определению рода и степени духовных болезней, дабы они удобнее могли, по множеству и разнообразию страстей, производить соответственное недугу врачевание. Главный принцип, или начало, которое служит мерилом при определении степени, свойства и силы греха и сообразного с ним наказания, составляют действия и последствия, вытекающие из того или другого преступления. Бывают грехи, которые причиняют нравственный вред только виновному в них. Другие же, кроме нравственного вреда для самого согрешившего, бывают гибельны и для ближних его. Здесь уже соединяются как бы два греха, и наказание, поэтому, должно быть более строгое. При этом нужно сказать еще, что вред ближнему может быть причинён намеренно или ненамеренно и т. под. Все это, конечно, должно быть принимаемо во внимание при определении епитимии, или наказания за грех. Святые отцы, действительно, руководствовались подобными соображениями при составлении покаянных правил, и упомянутое нами начало, необходимое при наложении и определении срока епитимии, есть только вывод из обзора этих правил. В доказательство приведём несколько особенно ясных примеров. Святый Григорий нисский, рассуждая о различных степенях вожделения и сладострастия, различает в них следующие два рода: блуд и прелюбодеяние. «Блудом называется исполнение похоти, соделанное с кем-либо, без обиды другому, а прелюбодеянием навет и обида чуждому союзу»²⁴⁰. Очевидно, между тем и другим большое различие. Первый состоит только в непозволительном сластолюбии, а в последнем к этому присоединяется еще обида другому; следовательно, в одном преступлении соединяется как бы два греха. Сообразно этому распределяется и самое наказание. За блуд Григорий нисский определяет девятилетнее отлучение; прелюбодеяние, же, по его словам, должно быть врачуемо тем же судом, как и грех блудный, но с усугублением времени, т. е. подвергать виновных в прелюбодеянии семнадцатилетнему отлучению. «Ибо в сем случае грех становится сугубым: один состоит в непозволительном сластолюбии, а другий в обиде другому»²⁴¹. Теми же самыми соображениями руководствовался, конечно, и Василий Великий: потому что, по его правилам, блудник долженъ быть отлучаем от причащения святых таин на семь лет²⁴², а прелюбодействовавший на пятнадцать²⁴³. Подобным же образом, с большою точностью и отчётливостью, разграничивает святой Григорий нисский различные степени и виды любостяжания. Любостяжание можно рассматривать, во-первых, как простую страсть к приобретению земных благ и сокровищ, страсть, не направленную ко вреду и ущербу ближнего. Такого рода любостяжание, также предосудительное для истинного христианина, по определению святого отца, должно быть врачуемо «всенародным словом учения» и очищаемо «рассуждением»²⁴⁴. А во-вторых, любостяжание можно рассматривать также, как страсть к приобретению, но к приобретению «чрез некое преобладание», – насилие и хитрость, следовательно, соединенную со вредом для ближнего, каково, напр., воровство. Самое воровство имеет два главных вида: грабительство, или разбойничество, и воровство тайное. То и другое, по самому существу своему, должны быть врачуемы не одинаковым образом, потому что, хотя «цель того и другого едина, отъятие чуждого: но между оными есть великое различие в расположении духа. Ибо разбойник, для достижения своего намерения, употребляет и человекоубийство, и к сему приуготовляется и оружием, и скопищем подобных себе, и способностью месть: почему таковой подлежит суду человекоубийц, аще чрез покаяние к Церкви Божией возвратится. А присвоивший себе чужое чрез тайное похищение, и потом, чрез исповедь, грех свой объявивший священнику, да врачует недуг упражнением, противоположным своей страсти, то есть, раздаянием имения нищим, да расточив то, что имеет, покажет себя очищенным от болезни любостяжания»²⁴⁵. Таким образом врачевство должно быть сообразно со степенью греха, сила которого измеряется его последствиями. Где сильнее болезнь, там сильнее должно быть и врачевство. Если болезнь возобновляется, то и врачевание должно быть возобновляемо. Если же при врачевании к прежней болезни присоединится новая, то и эта последняя также должна быть врачуема потребными к тому средствами. Поэтому-то в том случае, когда кающийся, находясь под епитимьею и удерживаясь на время от греха, снова впадёт в него, правила обязывают его снова начинать ту же епитимью. А когда в то же время впадёт в другой грех, требующий епитимии, то епитимия усиливается, смотря по важности нового грехопадения²⁴⁶. Относительно всех этих правил нужно заметить, что они допускают одно только исключение, именно: отлученный и не прошедший еще всего срока епитимии может быть удостоен причащения святых таин в том только случае, если, находясь в болезни, близок будет к смерти. Если же после этого он выздороветь и останется в живых, то должен исполнить оставшийся срок епитимии²⁴⁷.

Доселе мы излагали положительную, или лучше теоретическую сторону постановлений, касающихся церковной епитимии. С этой стороны правила покаянные, рассматривая грех в отвлечённом его виде, карают его со всею строгостью и неумолимою справедливостью. Теперь приступим к изложению собственно практической их стороны, которая, имея в виду человека-грешника, относится к нему с полною снисходительностью и человеколюбием. И это совершенно естественно и справедливо. Теоретически верное и справедливое не всегда бывает таковым на практике. От этого рассмотренные нами правила, по своей строгости и точности, не могут быть одинаково приложимы для всех времён и мест, а тем более для каждой личности в отдельности. Внутреннее расположение и сознание человека так эластичны и так разнообразятся во множестве индивидуумов, что их никак нельзя подвести под какую-нибудь определённую программу правил, как какие-нибудь отвлечённые и мёртвые вереницы. Поэтому-то святые отцы подвергали означенные правила значительным ограничениям, когда дело касалось их применения к кающимся грешникам. В этом отношении они не придавали своим правилам характера полной безусловности, и не излагали их в виде непреложных законов, но всегда предоставляли пастырям Церкви полную свободу и право сокращать или даже и увеличивать назначаемое в них время епитимии, – соображаясь, конечно, с обстоятельствами греха и грешника, увеличивающими или уменьшающими его вину, и требующими большей или меньшей строгости суда. Само собою понятно, что при этом необходимыми условиями со стороны пастырей должны быть строгая, благоразумная внимательность ко внутренним расположениям кающагося и величайшая осторожность при наложении самого наказания. Суд совести есть суд страшный и опасный, требующий глубокого благоразумия со стороны судящего. Одного могут исправить суровые меры и строгие наказания, а другого, напротив, они могут привести только к отчаянию. Для одного полезны меры снисходительные и кроткие, а для другого они положительно вредны. А между тем «приявшие от Бога власть решити и вязати должны тако употребляти приличное недугу уврачевание, дабы не утратити спасения недугующего»²⁴⁸ – дело трудное, требующее большой опытности духовной, и потому не для всех удобоисполнимое. Поэтому-то к некоторым положительным правилам относительно епитимии соборы и св. отцы нередко присовокупляли, в виде руководственных замечаний для пастырей, изложение тех приёмов и предосторожностей, какие должны быть наблюдаемы при наложении самой епитимии. Эти замечания, налагая на пастырей как бы обязанность не держаться буквальной точности правил, требуют обращать строгое внимание на внутреннее расположение кающагося, качества самого греха, обстоятельства его и т. под.

(Продолжение будет).

В нашей духовной литературе нет недостатка в сочинениях, которые бы имели предметом своим изъяснение содержания служб церковных, или вообще учение о церковном богослужении. Есть и учебные пособия по этому предмету, имеющие в виду, в форме учебника, изложить учение о богослужении и его принадлежностях; есть не мало и таких, которые общепонятно раскрывают смысл и значение богослужения и его принадлежностей; есть и такие, которые имеют целью представить в порядке, на славянском и русском языках, главные чтения и песни, употребляемые при богослужении; есть, наконец, сочинения по части богослужения православной Церкви и такие, которые, в виде кратких и общих понятий, объясняют состав и устройство богослужения. Таким образом можно насчитать более сорока названий. Не мало весьма пригодного материала при изъяснениях богослужения на церковной кафедре и в школе можно найти в наших духовных журналах и епархиальных ведомостях. Таким образом законоучители наши значительно облегчены в своих занятиях по этому предмету; и едва ли другая какая-либо область нашей духовной учебной литературы так облегчена для них, как эта. Но есть значительный пробел и в области этого предмета, – это недостаток сведений по истории богослужений; так, например, при объяснениях даже существеннейшей части православного богослужения – литургия в известных нам сочинениях по этому предмету, исключая очень не многих, нет элемента исторического. Положим, что пробел этот не так важен в отношении к школьникам и вообще грамотному простонародью, – но для преподавателей он очень важен. В преподавателе закона Божия, для истинного успеха его трудов, необходимо искреннее, живое благочестие, как плод ясных, твёрдых нравственно-христианских убеждений, которые приобретаются путём научного образования более, чем в простоте верующего только сердца. Относиться к богослужению разумно, с сознательным и более прочным уважением, с глубоким разумным благоговением, более побуждений для того, кто понимает его исторические основы, кто видит в нём памятник глубокой христианской древности, переносящий в первые века христианства, сближающий нас с первенствующими христианами.

Принимая все это во внимание, мы находим не лишним для наших читателей, которые, по долгу пастырей, должны на церковной кафедре объяснять своим пасомым богослужение православной Церкви и в особенности литургию, а также большая часть которых имеют своею обязанностью преподавание закона Божия вообще и в частности объяснение богослужения в народных школах, находим не лишним возможно коротко обозреть состав божественной литургии с исторической точки зрения, т. е. проследить постепенное развитие ее, именно, как она постепенно получала тот вид, в котором приняла и хранит ее неизменно наша русская православная Церковь, проследить то, что в составе ее неизменно существенно, и что, в течении времени, дополнялось, сокращалось и вообще усложнялось по нуждам и обстоятельствам Церкви²⁴⁹.

Для этой цели мы постараемся представить состав литургии: во 1-х, во времена апостольские и после них сохранявшийся но преемству, по преданию, до появления ее в письмени; во 2-х, во время появления ее в письмени трудами св. Василия Великого и Иоанна Златоустого, – и в 3-х, во времена после них, до той поры, как перешла она в нашу русскую Церковь, где сохраняется неизменно.

1) На основании апостольских писаний и некоторых отеческих указаний, мы имеем возможность определить как время, в которое совершалась литургия при апостолах, так и состав ее.

В первом послании апостола Павла к коринфянам ясно указывается на то, что совершение евхаристии в самом первоначальном виде следовало непосредственно за вечерею любви (1Кор.11:18–34). Поступая по заповеди Спасителя – «сия творите, елижды аще пиете – в мое воспоминание», первые христиане, имея общие трапезы, всякий раз, как вкушали вместе, совершали евхаристию, воссылали благодарение в воспоминание Господа. Они пребывали, по словам евангелиста Луки, в общении, в преломлении хлеба и в молитвах. Вси же веровавшии бяху вкупе и имяху вся обща. И стяжания, и имения продаяху и раздаяху всем, его же еще кто требоваше. По вся же дни терпяще единодушно в церкви и ломяще по домом хлеб, приимаху пищу в радости и в простоте сердца (Деян.2:44–46). А также из того, что апостол Павел укоряет тех из коринфских христиан, которые собирались больше для того, чтобы есть и пить, чем для евхаристии, которые не имели должного благоговения к вечери Господней (к телу и крови Христовой), ясно видно, что она совершалась вместе с вечерию любви, и не прежде ее, а после. По примеру Спасителя, Который, как видно из повествований евангелистов и из слов апостола Павла – «также и чашу по вечери», совершил евхаристию после пасхальной вечери, и первые христиане возносили благодарение, преломляли в воспоминание Спасителя хлеб и приобщались вина после уже вечери. Так было в коринфской церкви, и нет основания думать, чтобы в иное время совершалась евхаристия в других церквах. Но к концу первого века видим, что совершение святейшей евхаристии уже оканчивалось вечерею любви – общею трапезою. Такая перемена, по свидетельству блаженного Августина, в коринфской церкви сделана самим апостолом Павлом, когда он приходил в Коринф, по своему обещанию, с целью устроить тамошние дела (о прочих же – егда прииду, устрою. 1Кор.11:34). Несомненно, что обычай совершения евхаристии после вечери отменён вследствие беспорядков и злоупотреблений, на какие указывает апостол Павел, – именно вечери начинались тем, что всякий торопился есть прежде другого, так что иной бывает голоден, а другой упивается. Потому-то апостол увещевает коринфских христиан: темже, братия моя, сходящеся ясти, друг друга ждите: Аще же кто алчет, в дому да яст: да не в грех сходитеся (1Кор.11:33, 34). Со временем самая связь евхаристии с общими трапезами ослабела, и все реже и реже евхаристия оканчивалась ими, и наконец, совершенно от них отделилась. Во времена св. Иустина мученика евхаристия совершалась уже отдельно от вечери любви, – по крайней мере, он, когда говорит о совершении евхаристии, не упоминает о вечерях любви, только о сборах в пользу бедных.

И в то время, когда евхаристия соединялась с вечерию любви, и тогда, когда отделилась от неё, в состав литургии апостольской входили следующие части: 1. Приготовительные действия к священному служению, они состояли:

а., в пении священных песен. Апостол Павел пишет, что когда собирались верные для священного служения, то пели псалмы, – егда сходитеся, кийждо вас псалом имать (1Кор.14:26). Он же предписывал ефесским христианам (Еф.5:19) и колоссянам (Кол.3:16), чтобы они вразумляли друг друга псалмами, гимнами и песнями духовными. Первым писал он исполняйтеся духом, глаголюще себе (оглашая друг друга) во псалмех и пениих и песнех духовных, воспевающе и поюще в сердцах ваших Господеви. В этих словах апостола не без основания видать классификацию употребительных в то время песнопений, и то, что в апостольское уже время употреблялись при богослужении не только псалмы ψαλμοῖς и ветхозаветные священные песни (ὕμνοις в роде песни Моисея), но и песни, составляемые самими христианами (ᾠδαῖς πνευματικαῖς). Повелевая оглашать друг друга псалмами и песнями, апостол ясно показывает, что он говорит не о частном пении, а об общественном.

б., Далее следовало чтение священного Писания. Хотя в писаниях апостольских нет прямых указаний на это: но, принимая во внимание весьма важный для христиан пример ветхозаветной Церкви (Деян.13:27, 15:21), а также некоторые указания в писаниях апостольских, как например: (Кол.3:16, 2Петр.1:19–21), мы не можем сомневаться в том, чтобы канонические писания Ветхого завета – закон, пророки и так называвшиеся священные писания (ἁγιόγραφαι) читаемы были при апостольской литургии. Когда апостол Павел писал коринфянам (2Кор.8:18), что посылает к ним брата, егоже похвала во евангелии по всем церквам: то сей посланный, по объяснению Оригена и блаженного Иеронима, был именно евангелист Лука, и похвала его распространялась тем, что Евангелие его читаемо было во всех церквах. Тот же апостол писал в первом послании своём к солунянам: заклинаю вы Господем, прочести послание сие пред всею святою братиею (1Фес.5:27); это значит, что послание его должно быть известным не одним предстоятелям церкви, но должно быть прочитано вслух всех членов церкви. От христиан колосских апостол Павел требует, чтобы послание его к ним было прочитано вслух всех членов церкви. От христиан колосских апостол Павел требует, чтобы послание его было прочитано и в лаодикийской церкви. И егда прочтется послание сие у вас, сотворите, да в Лаодикийской церкви прочтено будет, и написанное от Лаодикии да и вы прочтете (Кол.4:16). Чтение это, как со всею вероятностью можно думать, было совершено при богослужении.

в., После пения псалмов и чтения, верные слушали поучение. Об этом ясно свидетельствует апостол Павел, когда писал к коринфянам, увещевая их к должному употреблению, при общественных христианских собраниях, разнообразных дарований, коими обильна была первенствующая Церковь, так чтобы и дар языков, и пророчество, и учительство служили к разумному назиданию присутствующих, а не воли только к беспорядку в собраниях, как иногда было в Коринфе (1Кор.14:26–29). Что поучение предшествовало совершению Божественной евхаристии, о том ясно свидетельствует евангелист, когда в книге Деяний апостольских говорит: во едину же от суббот, собравшимся учеником преломити хлеб, Павел беседоваше к ним, хотя изыти на утрии, простре же слово до полунощи (Деян.20:7).

г., Приближаясь к совершению самой тайны, верные молились о себе и о всём мире. Это видно из слов книги Деяний апостольских (Деян.2:42), где говорится, что христиане пребывали во учении апостол и во общении, и в преломлении хлеба, и в молитвах, а также из первого послания к Тимофею, где апостол заповедует: молю убо прежде всех творити молитвы, моления, прошения, благодарения за вся человеки (1Тим.2:1–2).

2., После приготовительных действий следовало самое совершение святейшей евхаристии, первое действие которой состояло в благодарении и хвалах Богу Отцу, великому в Своих совершенствах и дарах благодати (1Кор.11:23). Св. Ириней говорит, что так поступали по учреждению Христову и по апостольскому преданию²⁵⁰. Вслед за этим действием –

3., Освящение Даров совершалось словами установления, благословением и молитвою о ниспослании Святаго Духа (1Кор.10:16, 11:23). Св. Ириней свидетельствует, что «по апостольскому преданию, совершали приношение призыванием Святого Духа, да явит хлеб телом Христовым и чашу кровью»²⁵¹.

4., Так как Сам Господь наименовал евхаристическую жертву за грехи: то верные пред освятившеюся жертвою воспоминали братию свою, живых и мёртвых, а потом читали молитву: Отче наш. Свидетельство об этом есть у св. Иринея²⁵², блаженных – Иеронима²⁵³ и Августина²⁵⁴. Святый Златоуст обыкновение воспоминать при жертве мёртвых и живых называет апостольским учреждением²⁵⁵.

5., Все это заканчивалось благодарением: по вся же дни терпяще единодушно в Церкви, говорит евангелист Лука, и ломяще по домом хлеб, приимаху пищу в радости и в простоте сердца, хваляще Бога (Деян.2:46). Тоже подтверждают и святые отцы – Киприан²⁵⁶, Иустин²⁵⁷ и Григорий²⁵⁸.

Вот главные составные части литургии времён апостольских.

Частью в объяснение, а частью и в дополнение к этому чину апостольской литургии, автор «Исторического обзора песнопевцев и песнопения греческой Церкви», присовокупляет еще величественное изображение небесного тайнодействия, какое читаем в Апокалипсисе св. Иоанна Богослова. Тайновидец представляет собственно тайнодействие Церкви торжествующей на небе: но изображение его, по словам преосвященного Филарета, так сходно с чином литургии, совершаемой Церковью, подвизающеюся на земле, что всякий невольно признает в чине небесного тайнодействия, изображенным у Иоанна, предписания для чина литургии земной, современной тайновидцу апостолу.

«В небесном храме у тайновидца», пишет автор вышеназванного сочинения, «зрим прежде всего Царя небес, ветхого днями, но подобного Сыну Человеческому, сидящего на престоле славы; двадцать четыре старца предстоят Царю по обеим сторонам престола (Откр.1:13, 4:2–4). Старцы облечены в белые одежды и на главах их златые венцы: там же зрим седмь светильников и книгу запечатанную, алтарь и под ним души избиенных за слово Божие (Откр.4:4, 6:9).

«И я взглянул», говорить тайновидец, «и се посреди престола и четырёх животных и посреди старцев стоял агнец, как-бы закланный, имеющий седмь рогов и седмь очей, кои суть седмь духов Божиих, посланных во всю землю. Четыре животные и двадцать четыре старца пали пред агнцем» (Откр.5:6, 8). В руках каждого старца тайновидец зрит златые чаши, полные фимиама и объясняет, что это молитвы святых; зрит у каждого старца гусли и, в объяснение сего образа, говорить далее: «и воспели новую песнь. Сонмы ангелов предстоящих престолу, сонмы избранных из всех народов поют громким гласом песни хвалебные Богу и Агнцу» (Откр.5:8, 12; 7:9–10).

Из сего изображения тайнодействия небесного, по словам преосвященного Филарета, можно извлечь для себя такое понятие о земном тайнодействии верных: при тайнодействии первенствовал предстоятель епископ и занимал трон, стоявший в передней стране святилища. Облеченный величием Духа Святого, он представлял в себе образ великого Первосвятителя Иисуса для верных и был первый совершитель тайны Иисусовой. По той и другой стороне его стояли старцы-пресвитеры. Прочие служители изображали ангелов – певцов славы Божией и служителей спасения человеческого. Пред троном епископа стоял престол жертвенный и за ним седмь светильников. Служители тайны – старцы облечены в особые белые одежды. И молитвы, и хвалы, прежде прочих, возносят совершители тайны, сонм верных следует за их глазами и поёт хвалы Богу. Слова книги, запечатлённой для мира, но отверстой для верных, оглашают предстоящих наставлениями. Среди молитв и хвалебных гласов является на престоле жертвенном Агнец – вечная, умилостивительная жертва: для Него Бог слышит молитвы и хвалы верных; Ему возносятся хвалебные песни верными. Он явился на жертвеннике и – старцы поверглись пред Ним, и дым фимиама вознёсся к Отцу, и песни с новою силою огласили храм Божий²⁵⁹.

Сохранившиеся и дошедшие до нас из глубокой древности два чина литургии, которые украшаются²⁶⁰ именами двух Христовых апостолов – Иакова первого епископа иерусалимского, и евангелиста Марка, проповедавшего евангелие в Египте, тоже свидетельствуют о том, что именно таков был состав апостольской литургии, какой представлен выше; так как содержание их в главных местах своих совершенно согласно с ним. Но так как нельзя с уверенностью сказать, чтоб эти литургии в целом своем объеме относились к веку апостольскому, и именно учреждены названными апостолами, то для большего утверждения себя в той мысли, что представленный выше чин литургии есть поистине чин литургии времен апостольских, необходимо, как совершенно верно замечает автор статьи: «Исторический очерк литургии нашей православной Церкви», иметь такой исторический памятник, который бы содержал в себе формулу апостольской литургии, именно в том ее виде, в каком она существовала в век апостольский. Такой памятник, по его словам, возможно найти только на востоке в глубине Азии и Африки, среди обществ, ещё с Ⅳ в. расторгших связь со вселенскою Церковью, замкнутых, обособившихся, преданных сохранению старины, обществ, испытавших доселе только гонения, и потому как бы окаменевших в тех формах, в каких вся христианская Церковь была во времена языческих гонений. Характер такого памятника протестантский археолог Бунзен, которому принадлежит последнее слово протестантской науки в отношении к критическому изучению литургии, признает за списком так называемой абиссинской литургии. За ним он признаёт глубокую древность, относя формулу, в нём содержащуюся, к половине 2-го века. Состав литургии, по этому списку, прост и не многосложен; содержит он в себе только вторую, важнейшую часть литургии – возношение даров, которая в существе дела согласна с тем, как представлена она в изложенном выше чине апостольской литургии²⁶¹.

Из всего сказанного ясно видим, что основные, существенные части нашей православной литургии были основными составными частями и литургии апостольской. По неимению данных, мы не можем сказать, в каком виде существовали эти части, какое количество было чтений, песнопений, молитв, не можем определить частностей содержания, порядка этих частей, какая была между ними связь. Из слов св. Иустина мученика, что предстоятель возносит молитвы и благодарение так долго, как только может, из слов Тертуллиана (по контексту речи прямо относящихся к литургии), что когда мы молимся, то не нуждаемся в постороннем напоминании, ибо мы молимся из сердца, из правила Апостольского (9 прав.), которое осуждает клириков, без уважительной причины отказывающихся участвовать в евхаристии, как таких людей, которые подобного рода поступками могут навлечь тень подозрения на личность священнодействующего, как будто он не здраво и неразумно совершал литургию, из всех этих свидетельств ясно видно, что подробности, частности содержания апостольской и после – апостольской литургии зависели от воли, благоусмотрения предстоятеля, совершающего ее. Но тем не менее, принимая во внимание, с одной стороны, то, как святые апостолы пеклись о своих церквах, постоянно надзирали за ними, старались о том, чтобы все совершалось по чину и благообразно, особенно в таком важном деле как совершение св. евхаристии, с другой стороны то, что все христианские литургии сходны между собою в существенных частях, не смотря на разности между ними в подробностях, мы утвердительно можем сказать, что апостольская основа литургии, сохранявшаяся по преданию, оставалась неизменною, что сущность литургии была однообразна во всех церквах. В этом еще более убедимся, когда постараемся проследить, насколько то возможно, развитие литургии до появления ее в письмени.

Каков был состав литургии во 2-м веке, ясно можем видеть из апологии св. Иустина мученика, писанной им в 139 году, где он описывает полную литургию – не только вторую, важнейшую ее часть – литургию верных, но и первую часть – литургию оглашенных.

«В так называемый день солнца (в воскресенье) собираются у нас», пишет св. Иустин, все, которые живут по городам и селениям. Здесь читаются памятники апостольские и писания пророческие столько, сколько возможно (сколько дозволит время μέχρις ἐγχορεῖ). Потом, когда чтец окончит, предстоятель, посредством слова, делает наставление, убеждает последовать тем превосходным правилам. После того мы все вообще встаём и совершаем молитвы, как за себя, так и заново просвещённых, равно как и за всех других, всюду находящихся, дабы мы достойны были познавать истину и на деле были добрыми исполнителями заповедей, для достижения спасения вечного».

Это первая часть литургии; как ясно видно, в состав ее, подобно приготовительным действиям к священному служению в чине литургии апостольской, входили чтение св. писания, поучения, молитвы. Не упомянуто только о пении священных песен; но это нисколько не мешает видеть сходство в существенных составных частях между литургиями 1-го и 2-го века, тем более что во второй апологии своей св. Иустин указывает на пение гимнов при совершении благодарения, установленного Господом в воспоминание Его. «Выражая пред Богом благодарение наше, мы совершаем словесное торжество и поем гимны».

«По окончании молитвы, продолжает описание литургии св. Иустин, «мы лобзаем друг друга лобзанием любви. Затем братья приносят предстоятелю хлеб и чашу с водою и вином. Он берёт и возносит хвалу и славу Отцу всяческих именем Сына и Духа Святаго, особенно же благодарит за то, что удостоил нас сих даров и продолжает сие благодарение долго <…²⁶²>. Предстоятель возносит молитвы и благодарения так долго, как только можно (ὅσον δύναμις αὐτῷ), и народ возглашает аминь. Так называемые у нас диаконы каждому из присутствующих подают приобщаться хлеба, над которым совершено благодарение, и вина с водою, а отсутствующим относит на дом. Эта пища называется евхаристиею, говорит он; это не простой хлеб и не простое питье, но как Иисус Христос Спаситель наш, по слову Божию, вочеловечился, так и мы точно также научены, что это пища, над которою произнесено благодарение словом молитвы, полученным от него²⁶³. Эта пища, которою питаются наша плоть и кровь для превращения (т. е. в наши соки – κατὰ μεταβολήν) есть тело и кровь осветившегося Христа.

Вот вторая часть литургии времён Иустина мученика. В ней осталось неизменным все существенное, что видели мы в литургии времён апостольских, и с другой стороны, в ней есть существенные части и нашей литургии верных, т. е. молитвы благодарственные, состоящие из перечисления благодеяний Божиих роду человеческому, молитва призывания Святаго Духа; не упоминается только о молитвах просительных за умерших и живых. При этом не нужно забывать, что св. Иустин имел целью, в своей апологии, показать язычникам, как свято служение христиан, как благотворна их божественная вечеря, как богоугодна вся жизнь их; следовательно, он не мог показать им таинства христианского в полном его виде и составе. По этой причине он иные священные действия изображает довольно ясно и подробно, другие кратко, делая только намёк на них.

Для большого уяснения себе состава литургии во 2-м веке и до половины 3-го, и особенно литургии верных, можно обратиться еще к свидетельствам: св. Иринея и Оригена. В одном из мест своего сочинения против ересей св. Ириней говорит: «принося благодарение Богу за то, что он повелел земле произвести плоды в пищу нам, и с тем вместе отдаливши приношение, мы призываем Духа Святого для того, чтобы уготовить эту святую жертву, хлеб сделать телом Христовым, а чашу кровью Христовою». Ориген так говорит: «мы с благодарением за полученные благодеяния и с молитвою вкушаем принесённые хлебы, сделавшиеся чрез молитву телом святым и освящённым». В описании литургии времён св. Иустина мученика делается только намёк на молитву призывания Св. Духа на дары; а здесь ясно указывается на то, что она была в употреблении – при совершении таинства евхаристии.

И так, в состав литургии времён апостольских и после них до Ⅲ века входили следующие основные части: пение священных песен, чтение св. Писания, поучение, молитвы за верных, проскомидия, целование мира, молитвы собственно евхаристические – благодарственные, просительные и призывания Святого Духа. Что же касается частностей и подробностей ее содержания, то они зависели от воли и благоусмотрения предстоятеля. Литургия совершалась по чину, преданному от апостолов, сущность содержания ее сохранялась по преемству²⁶⁴ неизменно до времени изложения ее в письмени. Изменилась ли она в то время, какой вид приняла, узнаем из следующей статьи.

И. Э-ский

В редакции журнала «Руководство для сельских пастырей» имеется в продаже книга: «Руководство к начальному обучению» (для учителей народных школ), составленное применительно к программе педагогики, принятой в духовных семинариях.

Содержание книги: А., Общая Дидактика, – где изложены: 1., Основные начала обучения; 2., главные методы, или правильные способы обучения, и 3., устройство народных училищ. Б., частная дидактика, или методика народной школы, где указаны значение предметов учебного курса народной школы, способы и пособия к преподаванию их, – именно: 1., наглядное обучение; 2., обучение грамоте; 3., обучение письму; 4., преподавание закона Божия; 5., преподавание отечественного языка; 6., обучение арифметике; 7., преподавание русской истории; 8., преподавание географии; 9.. обучение пению.

Цена книге 75 коп. с перес. Выписывающие ее в количестве не менее 20 экз. пользуются уступкой 10%.

С требованиями за означенною книгою можно обращаться и в редакции журналов, издаваемых при Киевской Академии.

Мирской вестник, народный журнал ежемесячный, на 1870 год

Журнал «Мирской Вестник» вступает ныне в восьмой год своего существования, и в 1870 году будет издаваться по той же основной программе, как и в предыдущие года. Цель журнала «Мирской Вестник» содействовать первоначальному научному самообразованию, основанному на нравственных началах и религиозных истинах православной веры. «Мирской Вестник» издается ежемесячно книжками от 96 до 112 страниц в каждой. В 12-ти книжках помещено будет до 50-ти рисунков, исполненных лучшими художниками.

Бесплатные приложения к журналу. Подписавшиеся на журнал «Мирской вестник» получат в продолжение 1870 года бесплатно шесть точных хромолитографированных в два тона снимков с древних икон святых угодников Божиих, особенно чтимых каждым православным. При иконах прилагаемы будут жития св. угодников Божиих. Кроме того, при 1-й книжке журнала «Мирской Вестник» подписчикам высылается «православный месяцеслов» на 1870 год, с портретом Его Императорского Высочества, Благоверного Государя Наследника Цесаревича и Великого Князя Александра Александровича.

Цена годовому изданию журнала «Мирской Вестник», с бесплатными приложениями, 2 руб. 90 коп., а за доставку иногородним, в пользу почт, на основании Высочайше утверждённых 7-го марта 1869 года новых почтовых правил, 30 коп. сер., всего – 3 руб. 20 коп. сер. Желающие получить квитанцию высылают сверх подписной цены одну 10-ти-коп. почтовую марку. За доставку на дом в С.-Петербурге 50 коп. сер.

Редакцией народного журнала «Мирской Вестник» издано по настоящее время 124 отдельные книжки разных наименований для школ. Книжки изданы тщательно, ценою от 2 до 10 коп. сер., полезны для начального научно-нравственного самообразования. Каталог книгам высылается по требованию безденежно.

Подписка на журнал «Мирской Вестник» и требования на изданные редакцией книжки для школ высылаются в Главную Контору сего журнала, находящуюся в С.-Петербурге, по Большой Офицерской улице, близ Вознесенского проспекта, в доме под № 10.

Бог все сотворил: но никогда не творил Он злого. Он сотворил целый мир ангелов добрых, святых, чистых и блаженных; но никогда не творил Он злых и нечистых диаволов; из рук Творца не вышло и не могло выйти ни одного несчастного создания. Конечно, и диаволы не могли же начаться сами собою, а созданы всеблагим и всемогущим Богом; но Он сотворил их не диаволами злыми, а ангелами добрыми; а если они стали потом злыми диаволами, так это произошло не от Бога, а от них самих: такую печальную перемену позволила данная ангелам от Бога и во зло употребленная ими свобода, без которой ангелы не могли бы быть ни добрыми, ни святыми, ни чистыми, ни блаженными. И так, диаволы, которых мы проклинаем, были прежде святыми ангелами, которых мы благословляем и чествуем.

Что же такое погубило этих ангелов и сделало их диаловами? Свящ. Писание открывает нам, что то была гордость (1Тим.3:6). Т. е. грех их состоял в том, что они прельстились самими собою, высоко возмечтали о своих достоинствах, будто бы независимых от Бога, прервали связующую их с Богом любовь. Они сами отвратили от себя благодать Божию, уничтожив в себе гордостью всякую ее приемлемость; вместо святой любви и доброты, поддерживаемой Богом, ими овладела злоба и ненависть ко всему; ум их, лишившись божественного просвещения, стал лжив; их воля, лишившись водительства воли Божией, склонилась к одному греху; их чувства, без утешений Св. Духа, притупели для чистых и сладких радостей; их могущество, без связи со всемогуществом Божиим, превратилось в слабость. В таком состоянии падшие ангелы не могли оставаться в обществе добрых ангелов, отделились от них не по месту, а по союзу, и сами в себе произвели ад со всеми его неутешными мучениями. Неужели же гордость заслуживает того, чтобы за нею постигала грешников столь тяжелая участь? Но всякий грех потому и грех, что влечёт за собою ту или другую бедственную участь; потому и запрещает его нам Бог, что он нам вреден.

Наша православная Церковь принимает бесчисленное множество духов, отпадших таким образом от Бога²⁶⁵, и все они различаются друг с другом разными степенями. В евангелии упоминается, напр., о веельзевуле, князе бесовском (Мф.12:24); апостол Павел различает между духами злобы начала, власти и миродержителей тьмы века сего (Еф.6:12). Понятно, что те ангелы, которые до падения были более приближены к Богу, более и удалились от Него после падения. Во всяком случае из падших ангелов образовалось мрачное царство, управляемое сатаною (Лк.11:18).

Когда согрешили новосозданные люди, диаволы уже существовали тогда в настоящем своём качестве злых духов; один из них с самою искусною хитростью предложил невинным первым людям тот же греховный ад самолюбия и самовластия, которым сам отравился. И так, зло началось с самых высших тварей – с ангелов, и оттуда, как вода по покатости земли, разлилось оно по всему Божьему созданию. Ангелы согрешили и пали сами собою, без всяких посторонних побуждений. Их никто не обольщал и не располагал ко греху, потому что до их греха все покоилось в святости, доброте, взаимной любви и в добровольном подчинении Богу. Грех и зло учинили и произвели на свет они первые (1Ин.3:8). Св. Кирилл иерусалимский так рассуждает о грехе ангелов: «Прежде его (т. е. падшего ангела – диавола) никто не согрешал; согрешил же он не потому, чтобы от природы получил необходимую наклонность ко греху, иначе причина греха падала бы на того, кто таковым сотворил его; он, будучи сотворён добрым, от собственного произволения соделался диаволом»²⁶⁶. Притом же эти несчастные ангелы, с самого начала своего существования, непосредственно зрели духовную красоту божественных совершенств, наслаждались блаженным состоянием в произвольной зависимости от Бога; божественная Любовь непрестанно влекла их к себе узами самыми сладчайшими, – и вдруг они не захотели ничего этого, добровольно отвергли божественную любовь и собственное свое блаженство, и предпочли судьбу свою мнимым благам своевольной, независимой жизни. Оттого грех падших ангелов столь тяжек, и падение их столь велико, что им уже нет возврата в прежнее состояние, они уже никогда не войдут в свой прежний ангельский чин²⁶⁷.

Впрочем, от диаволов не отнят произвол и теперь, – да у них ничего не отнято, только они лишены благодати Божией и оставлены самим себе. Как от добрых ангелов не отнята возможность согрешить, пасть и сделаться злыми, и они, однакоже, никогда не согрешат и не падут: так-точно и от диаволов не отнята возможность раскаяться, быть опять добрыми и сделаться по-прежнему ангелами, и ни один диавол, однакоже, не будет ангелом. И Бог со Своей стороны, как безпредельная Любовь, был бы готов принять их покаяние и возвратить им все утраченные ими блага, только сами диаволы ожесточились в грехе; впали в отчаяние и пребывают нераскаянными. Таким образом диаволы так вечно диаволами и будут.

Грех изменил только состояние падших ангелов, но их естество осталось целым и невредимым. Диавол все тот же ангел, каким был и прежде, – он дух невидимый и бестелесный. И если диаволы изображаются иногда в человеческом виде, с некоторыми безобразными скотскими принадлежностями, так этим показывается лишь низость и мерзость их деяний; в самом же деле диаволы, по учению св. Церкви, не имеют ни тела, ни вида и ничего вещественного, как и ангелы добрые. Жилищу их нельзя указать определённого места, как и жилищу ангелов добрых. Хотя и говорится: диаволы в аду преисподнем; но это не значит, будто они в самом деле заключены внизу под землей. По словам свящ. Писания, они теперь владычествуют над исполненным греха миром, ими наполнены земля, воздух и вся поднебесная (Мф.12:43; Еф.2:2; 6:12); но для них везде ад, где бы они ни находились.

Зло и падение диаволов решительны и невозвратны, им уже не бывать снова добрыми и не спастись никогда; но их мучения еще далеко не таковы, какими будут после страшного суда. По словам свящ. Писания, диаволы блюдутся теперь на суд великого дня (Иуд.1:6) для наказания (2Пет.2:4). Тогда-то определятся им от Бога вечные муки, соразмерные с их великими злодеяниями. А теперь пока все мучение их состоит в безотрадном отчаянии, в бессильной злобе и в лишении покоя (Лк.11:24).

Почему же диаволы не перестают противиться Богу, когда чувствуют Его силу и могущество, и почему не оставляют зла, когда знают, что именно от этого зла они теперь терпят и во всю вечность будут терпеть мучения? Потому же самому, почему и многие грешники из людей пребывают нераскаянными, хотя и ожидают за грехи свои нескончаемых мучений в будущем веке, да и в настоящей жизни испытывают множество различных бедствий. Грех, как нарушение установленного Богом нравственного порядка, имеет свойство помрачать ум и извращать все духовные способности: это духовная болезнь, в которой только то кажется верным, что в действительности ложно, и только то нравится, что, в сущности, вредно. Вот и падшие ангелы, как прежде, быв добрыми ангелами, были свободными делателями добра, так ныне, соделавшись диаволами, стали добровольными невольниками греха.

Диаволы, будучи сами злыми и несчастными, стараются сделать подобными себе и других: это их единственное развлечение в мучительной тоске; в этом заключаются их злобные радости и мрачное утешение. Доброму христианину непонятно побуждение распространять свои несчастья на других и радоваться чужой погибели; но ведь эта крайняя степень нравственного падения не редкость и между людьми. Разве не радуется вор, похитив чужую собственность? Разве не радуется завидливый, сделав несчастными, кого может? Еретик, раскольник, безбожник, общественный возмутитель и многие подобные им люди, разве не распространяют в других свои разрушительные убеждения и не влекут всех, их окружающих, к участию в своей погибели? Но человек, покуда не затворены от него двери милосердия Божия, падает нравственно еще не до последней степени; злоба диавольская превосходит всякую злобу человеческую и ищет одного зла, любит одно зло, утешается только злом и его последствиями. Так как низшие твари видимого мира не могут быть ни лучшими, ни худшими, каковы они по своей природе²⁶⁸, то диаволы стараются погубить высшие, разумные создания Божия. Свящ. Писание нигде не упоминает, чтобы диаволы посягали на блаженную участь святых и верных Богу ангелов, и вот все стрелы лукавого обратились на один человеческий род. Людям диаволы стараются сделать все возможное зло, но, главным образом, они стараются погубить нас на веки, т. е. сделать нас, подобно себе, ожесточенными и нераскаянными грешниками. Каковы диаволы в отношении друг к другу, неизвестно; впрочем, быть не может, чтобы они любили друг друга, это доброе чувство несовместно с их злобою и гордостью. И если все диаволы соединены в общество и подчинены князю сатане, так это верно сделала не взаимная любовь, а потребность общих сил для успехов каждого в частности. Наша св. Церковь учит, что все отдельные грехи имеют своих представителей в злых духах; так, есть дух злобы, дух зависти, дух невоздержания, дух уныния, дух гордости и т. д. В этом, то различии действий злых духов и состоит безобразный порядок тёмного царства бесовского²⁶⁹.

Диавол, хотя и есть ангел падший, но, как дух бесплотный, все-таки могущественнее человеческой души, связанной немощною плотью и обессиленной собственными грехами. Поэтому царство злых духов, соединенными силами действующее для распространения зла повсюду, есть самый опасный враг человеческого рода. Но в борьбе с этим врагом за нашу вечную участь мы имеем то утешение, что диаволы находятся в полной власти Вседержителя, Который, попуская им действовать, вместе с тем полагает границы их губительным действиям: попечительный о нас Промысл Божий, по свидетельству свящ. Писания, никогда не попускает диаволу искушать нас более наших сил противиться его искушениям (1Кор.10:13). Диаволы не могут принудить нас к греху, а только внушают нам грех, побуждают нас к греху. Не соглашайтесь на грех, – и вы не сотворите греха, сколько ни усиливался бы склонить вас к греху диавол. Употребляемая нами поговорка: «враг и горами качает», выражающая нашу мнимую беззащитную слабость пред диаволом, есть сущая ложь пред учением св. Церкви.

Говоря о диаволах, каждому доброму человеку может прийти на мысль: почему милосердый Бог не уничтожит вовсе существования диаволов, чтобы они не мучились вечно и не губили рода человеческого? Братья! Бог не для того создал тварей, чтобы безвременно разрушать их, и не для того сотворил он из ничего бессмертных духов, чтобы обращать их в ничтожество. Чтобы уничтожить диаволов, ради их добровольного зла, нужно было бы уничтожить и всю вселенную, исполненную добра, – потому что цель не может быть целью, ежели вынуть из неё главные кольца; да и было бы лучше не творить ничего, нежели разрушать сотворенное. Бог предвидел падение множества ангелов до их сотворения; но предвиденное зло не удержало Всемогущего осуществить предвиденное добро, – потому что добровольное зло, по справедливому суду, не заслуживает того, чтобы из-за него не было добра: добру принадлежит бесспорное преимущество пред злом. При том нет такого зла, из которого бы Бог не извлёк добра, – и диаволы, враги Богу, невольно делаются орудиями премудрости Божией²⁷⁰. Чрез них Бог подвергает нас нравственному испытанию, для нашего же нравственного совершенства, упражняет нас в борьбе со злом, добродетель нашу делает прочною и т. п.

Диавол есть такое коварное существо, которого все христиане проклинают на словах, но многие любят его на деле. Сущность не в словах, а в делах (Мф.21:28–32). Любовь или ненависть к существу невидимому, каковы все небесные и адские силы, выражается не иначе, как исполнением или неисполнением известной нам его воли. Если мы охотно следуем диавольским внушениям, так это значит, диавольские внушения приходят нам по сердцу; а «кто любит», говорит св. Тихон воронежский, тот того и ищет²⁷¹. Стало быть, главная причина наших грехов и погибели заключается более в нас самих, чем в диаволах, и наше собственное, злое и страстное сердце несравненно опаснее и страшнее для нас, нежели диавол. Нужно наперёд победить себя, – вместе с тем будет побеждён и диавол.

Братия, берегитесь более всего неумеренного самолюбия и гордости: как в чувстве любви и смирения сосредоточивается всякое добро, так в чувстве самолюбия и гордости сосредоточивается всякое зло. Самолюбие и гордость погубили многих ангелов: самолюбие и гордость губят и многих людей. Самолюбие и гордость отталкивают от нас благодать Божию. Бог гордым противится, сказано в свящ. Писании, и только смиренным даёт благодать (Иак.4:6); а без благодати Божией спастись нам невозможно. Аминь.

Священник Петр Красовский

Иисус Христос превыше Моисея (Евр.3:1–6)

Доказавши в предшествующих главах, что Иисус Христос превыше ангелов, которые были в ветхом завете посредниками со стороны Бога; показавши, далее, что временное уничижение Христа в Его вочеловечении и особенно в Его страданиях ни сколько не было в ущерб этому Его достоинству, и что необходимость этого заключалась в природе искупляемого человечества, – апостол, чтобы закончить свои доказательства, должен был еще показать, что Иисус Христос превыше также и Моисея, который был посредником ветхого завета между ангелами и народом израильским. Это доказательство, собственно, заключалось уже в предшествующем, и здесь апостол указывает на него только потому, чтобы основать на нём последующие (Евр.3,4–7, 13) увещания. Апостол начинает этот отдел, как и предшествующий (Евр.2:1), увещанием, которое у него тесно связывается с предыдущим догматическим исследованием.

(Евр.3:1 и д): Темже, братие святая, звания небесного причастницы, разумейте посланника и святителя исповедания нашего Иисуса Христа. Темже (ὅθεν) связывается со сказанным в (Евр.2:17, 18). Темже, поскольку Иисус Христос есть милосердый и верный первосвященник, то мы должны с полным доверием взирать на Него, чтобы самим пребывать верными. – Братие – обыкновенное наименование христиан; святыми же они называются, как отделённые от мира и призванные к святости (ср. Рим.1:7). Здесь, впрочем, это наименование имеет еще особенное значение, так как апостол немного выше упомянул о том, что Христос не постыдился назвать нас братьями (Евр.2:11). Это выражение объясняется далее прибавлением: звания небесного причастницы. Под званием (κλῆσις) нужно разуметь призвание к христианству; оно называется небесным, потому что приходит с неба и приводит на небо (ср. Рим.8:29, 30). Разумейте – κατανοήσατε от глагола κατανοεῖν, который значит: «с вниманием на что смотреть, размышлять». Род. падеж исповедания (τῆς ὁμολογίας) относится к словам посланника (τὸν ἀπόστολον) и святителя (ἀρχιερέα), как показывает уже отсутствие члена пред ἀρχιερέα; исповедание же есть исповедание евангелия, т. е. веры (ср. 1Тим.6:12, 13). Христос называется (и единственно только здесь во всём новом завете) посланником, апостолом, нашей веры, так как Он был послан от Отца сообщить нам веру. Это выражение находит свое оправдание в тех местах св. Писания, где говорится, что Отец послал Своего Сына в мир, как наприм. (Ин.17:3; 8:18; 20:21), (Гал.4:4) и др. Но если Христос со стороны Бога был посланником к людям, принесшим от Бога людям благодать и истину, то со стороны человеков Он был первосвященником, постоянным ходатаем пред Богом за человечество. Таким образом Он соединял в себе две должности, которые в ветхом завете были разделены между Моисеем и Аароном. Другие сопоставление обоих наименований – посланник и первосвященник объясняют из иудейских богослужебных учреждений. По талмуду, первосвященник, в великий день очищения определённою формулою назначался посредником народа пред Богом и получал название «посланника синедриона». Но нет надобности прибегать к столь натянутому объяснению. – Во 2 ст. говорится далее об Иисусе Христе: верна суща сотворшему Его, якоже и Моисей во всем дому его (Евр.3:2). Уже выше (Евр.2:17) апостол назвал Христа верным первосвященником, здесь это выражение напомнило ему место из (Чис.12:7), где Моисей называется верным во всем дому Божием, и это служит ему переходом к сравнению между Моисеем и Христом. Сотворшему (τῷ ποιήσαντι) некоторые понимают в смысле: «тому, который его сотворил». Так в древнем латинском переводе, так понимает это выражение св. Амвросий и др. Но лучше здесь, так как речь идёт о служении Христа, глагол ποιεῖν понимать в значении «поставить», как это сделано в нашем русском переводе (ср. Деян.2:36). Дому его, т. е. дому Божия, иначе ветхозаветной феократии, которая часто в ветхом завете называется «домом Иеговы». Моисей был верным служителем Господним не над частью только Его дома, исполняя отдельное какое-либо назначение в царстве его, как Самуил, Илия и другие пророки; но ему доверено было управление всем домом; в этом состоит его сходство со Христом.

Ст. 3. Преподанное в 1 ст. увещание – со вниманием взирать на Иисуса, обосновывается здесь (потому и сказано бо, γάρ) на Его высоком достоинстве пред Моисеем. Но так как в приведённом только что месте ветхого завета Моисей назван верным слугою в доме Божием, то апостол продолжает в том же образе и берёт сравнение между Моисеем и Христом от дома и строителя его: множайшей бо славе сей паче Моисея сподобися; елико множайшую честь имать паче дому сотворивый его. «Сей» относится к Иисусу Христу ст. 1. Глагол «сподобиться» – ἀξιοῦσθαί τινος значит «быть достойным чего-либо» и потом обладать этим, «удостоиться». Сомнительно, от чего зависит родит. дому. По латинскому переводу (domus), можно ставить его в зависимости от слова честь – τιμή; в таком случае мы должны бы переводить этот стих: «чем большую честь дома, т. е. от дома или в доме имеет тот, кто устроил его», и дополнить: большую честь, чем кто-либо другой, кто не строил и не основывал его. Но лучше будет мысль, если мы слово дому поставим в зависимости от сравнит. прилагательного – множайшую <πλείων>, и переведём, «чем большую честь в сравнении с домом имеет тот, кто построил его». Под словом дом нужно разуметь не одно только здание, но и живущих в нём, и именно слуг. На это уже указывает греческое выражение <ὁ κατασκευάσας>, переведенное в нашем славянском тексте сотворивый, а в русском – «кто устроил» и которое больше значит, чем <οἰκοδομήσας> построивший, так как в нём, кроме постройки дома, заключается мысль об устройстве дома и снабжении его принадлежащим к дому <кατασκευή>. К этому же кατασκευή в древности принадлежали слуги, рабы и рабыни. Поэтому мысль, заключающаяся в основании образа, будет следующая: Моисей, как слуга, принадлежал к ветхозаветному дому; основателем же ветхозаветного домостроительства был Христос. Но как основатель домоустройства выше того, кто принадлежит к этому домоустройству, так и Христос выше Моисея.

Ст. 4. В предшествующем стихе апостол указал на Христа, как на основателя ветхозаветной феократии, церкви израильской. Читателям послания это могло показаться странным, так как в ветхом завете эта феократия называется домом Иеговы. Поэтому он в вставочном предложении старается объяснить это: всяк бо дом созидается от некоего; а сотворивый всяческая Бог (Евр.3:4). По общей связи речи, естественный смысл этого предложения, следующий: всякий дом и домашнее хозяйство имеет основателя и строителя – человека, хотя Бог, Творец всего, должен быть признаваем первоначальным виновником всякаго дома. Так и по отношению к дому израилеву, ветхозаветной феократии. Неоспоримо, Бог первый виновник ее, но этим не исключается, чтобы Христос мог быть признаваем строителем (κατασκευάσας). Потому что Христос, как Сын Божий, как вечное Слово есть Тот, Которым Бог все основал, следовательно, и ветхозаветную церковь. При таком понимании сотворивый κατασκευάσας – будет сказуемое (не смотри на член), а Бог – подлежащее. – Из многих толкований на этот стих, часто далеко уклоняющихся одно от другого, представим здесь только некоторые. Древнейшие толковники – Феодорит, Икумений, Феофилакт, а также и Корнелий Алипиде, подлежащим признают – сотворивый всяческая и разумеют под этим Христа, а Бог признают за сказуемое и переводят: – тот же, кто все устроил (κατασκευάσας) Христос, есть Бог, и как Бог, Он несравненно выше Моисея. В таком смысле этот текст служил бы доказательством божества Иисуса Христа. Но такое толкование не соответствует всему ходу мыслей: апостол не имел здесь в виду доказывать божество Иисуса Христа (это он сделал выше 1, 2, 3): равно и в следующих двух стихах отношение Христа к Моисею отражается не как Бога к человеку, но как Сына к слуге дома. Другие этот стих признают за силлогизм, в котором заключение или меньшую посылку нужно подразумевать, и представлять все в таком смысле: «всякий дом долженъ иметь строителя, следовательно, и дом израилев; первоначальный же основатель всего, и ветхозаветной феократии, есть Бог. Но Христос, как выше показано, есть Бог; – следовательно, Он есть основатель израильской церкви». Или так: «основатель дома Божия, ветхозаветной феократии есть Бог: Христос же основал этом дом Божий: следовательно, Христос есть Бог, и потому он больше Моисея. Но эти объяснения слишком натянуты и не соответствуют общему ходу мыслей.

Ст. 5 и ид. Возвращение к сказанному в ст. 3: И Моисей убо верен по всем дому его, якоже слуга, во свидетельство глаголатися имевшим; Христос же, якоже Сын в дому своем; Его же дом мы есмы, аще дерзновение и похвалу упования даже до конца известно удержим. В ст. 3 апостол только что указал отношение Христа к Моисею, как отношение строителя дома к самому дому: здесь же еще с другой стороны указывается превосходство Христа пред Моисеем. Моисей, по (Чис.12:7) каковое место апостол имеет и здесь еще пред глазами, есть слуга, – Христос же Сын; Моисей – в (ἐν) дому, следовательно, как часть, принадлежит дому, Христос, же над (ἐπί) домом, следовательно, есть начальник дома, который принадлежит Ему, как Сыну. Моисей называется слугою (θεράπων), по наименованию его сим именем в Числ. 12, 7. В чём открывалась служебная деятельность Моисея, выражено в словах: во свидетельство глаголитися имевшим. Под глаголитися имевшим (τὰ λαληθησόμενα) некоторые толковники разумеют то, что некогда долженствовало быть возвещено чрез Христа, и о чём Моисей свидетельствовал уже пророчески и прообразовательно. Но, как справедливо замечают другие, если бы это слово должно было относиться ко Христу, то это без сомнения точнее обозначено было бы словами: в последние дни или чрез Сына. Напротив, выражение глаголатися имевшим нужно относить к тому, что сам Моисей, по поручению Божию, имел говорить, следов., под этим нужно разуметь возвещение божественного закона и пророческие его предсказания. Смысл, поэтому, будет здесь такой: Моисей был верен во всем дому Божием, т. е. в израили, как служитель, долженствовавший засвидетельствовать о том, что Бог хотел возвестить народу израильскому. Моисей же мог об этом дать полновесное свидетельство потому, что Бог говорил с ним усты ко устом (Чис.12:8, а не 12:18); в ветхозаветной церкви он занимал почти тоже положение, как апостолы Христовы в новозаветной. К словам: Христос же (Евр.3:6) нужно присовокупить из предшествующего: верен есть: «Христос же (верен есть), как Сын в доме (верен есть). Предлог в ἐπί стоит в противоположности к предлогу в ἐν стиха 6-го и выражает, что Христос, как Сын, начальствует в доме, а не как слуга, составляет часть дома. Во второй половине 6-го стиха речь снова переходит к увещанию. Апостол Павел нередко христианскую Церковь называет домом Божиим (ср. 1Тим.3:15; 1Кор.3:9, 16). Здесь же она называется домом Христовым, потому что Христос обитает в сердцах верующих в Него, и потому что Он есть основание, которым держится все здание Церкви (Еф.2:20, 22; 3:17; Откр.3:20). Сочленами же дома Христова, Церкви Его, мы становимся только тогда, когда твердо храним веру в Его благость и надежду на невидимые блага, которые Он приобрёл и дарует нам; но нельзя сделаться сочленом Его одним внешним рождением, как в ветхом завете одним телесным происхождением от Адама можно было стать «домом Иеговы». Это составляет и переход к следующему увещанию. Слово дерзновение παῤῥησίαν часто употребляемое ап. Павлом, значит собственно «откровенность, прямодушие» в речах (от πᾶν и ῥῆσις); потом значит уверенность, доверие, подаваемое христианскою надеждою. Из этой внутренней уверенности естественно проистекает внешняя радостность, выраженная здесь словом – похвала – καύχημα (καυχήματος похваление как во 2Кор.5:12). До конца – μέχρι τέλους, собственно значит «до цели» т. е. дотоле, когда вера перейдёт в видение и надежда в обладание.

4. Предостережение от неверия и отпадения от христианства 3:7–4:13

С предшествующим доказательством превосходства Христова пред ангелами и Моисеем, апостол соединяет предостережение от неверия и отпадения от Христа и этим заключает первый отдел своего послания. В основание своего увещания он полагает текст из ветхого завета, обстоятельно истолковав его, применив к своим читателям.

Ст. 7 и д. Темже, якоже глаголет Дух Святый: «днесь аще глас Его услышите, не ожесточите сердец ваших, якоже в прогневании, во дни искушения в пустыни, идеже искусиша Мя отцы ваши, искусиша Мя и видеша дела Моя четыредесять лет! Сего ради негодовах рода сего, и рех: присно заблуждают сердцем, тии же не познаша путей Моих; яко кляхся во гневе Моем: аще внидут в покой Мой» – блюдите, братие, да некогда будет в некоем от вас сердце лукаво (исполнено) неверия, во еже отступити от Бога жива; но утишайте себе на всяк день, дóндеже «днесь» нарицается, да не ожесточится никто от вас лестью греховною. «Темже» διό соединяет это увещание с предшествующим. В грамматическом отношении эта частица связывается с глаголом блюдите ст. 12, так что всю цитату от слов якоже глаголет до покой мой ст. 11, нужно считать вставочным предложением. Связь мыслей здесь следующая: «поэтому, так как мы тогда только принадлежим дому Христову, когда твердо сохраняем до конца уверенность и радостность надежды – смотрите, чтоб не было в ком из вас сердца лукавого и неверного, чтобы оно не отпало от Бога живого: но» и т. д. Некоторым толковникам эта вставка представляется слишком длинною, и потому они ограничивают ее только словами якоже глаголет Дух Святый, утверждая при этом, что апостол приводит слова Писания как свои собственные, как бы так: «поэтому, говоря словами св. Писания – днесь, аще.... не ожесточите сердец ваших». Но это мнение потому уже несостоятельно, что в цитате ст. 9 вводится говорящим Сам Бог. Вследствие этого, думают другие, совершенно нет здесь принадлежащего к темже заключения, так как оно само собою дается из последующего; а если бы его нужно было восполнить, то оно должно стоять после 11 стиха в таком виде, «не ожесточайте сердец ваших». Но за связь темже с блюдите ст. 12 говорит прямая естественность хода речи, и, кроме того, отсутствие при блюдите всякой соединительной частицы. Выражением: якоже глаголет Дух Святый, апостол следующее за сим изречение приписывает Св. Духу, как главному виновнику Писания, чтоб этим оправдать применение, какое он делает из этих слов к христианскому времени. Потому что слова Божии суть живые слова (Евр.4:12) и имеют полное значение для всех времён. Цитата заимствована из 94 Пс. ст. 7–11, принадлежащего Давиду, как свидетельствует и сам апостол (Евр.4:7). Псалмопевец в этом псалме призывает своих современников к благодарению и хвалению Господа, Творца и Промыслителя, увещевает их к смиренному послушанию пред Богом и, наконец, предостерегает их, пока еще раздается к ним призывающий голос Божий, не ожесточать к нему своего сердца, чтобы и с ними не случилось того же, что с израильтянами в пустыне, которые за свое ожесточение не вошли в землю ханаанскую, в землю покоя. В еврейском слове: днесь... услышите составляют второе полустишие ст. 7, и следующие за тем слова: не ожесточите и проч. выражают этот самый голос Божий. В оригинальном тексте весь ст. 6 читается так: «приидите поклонимся, падем, приклоним колена пред лицем Иеговы Творца нашего! – ибо только Он есть Бог наш, а мы народ паствы Его, и овцы руки Его – ныне, когда услышите Его голос: не ожесточите сердца вашего, как в Мериве, как в день искушения в пустыне, где отцы ваши искушали Меня и т. д.» Но апостол, как несомненно открывается из ст. 15 и 4, 7, но переводу LXX слова: днесь, аще и пр. принял за большую посылку, а слова: не ожесточите и проч. за меньшую, и все принял за одно изречение псалмопевца. В ст. 10 неожиданно вводится лично говорящим Бог. Днесь – σήμερον в псалме относится ко времени последующей речи Иеговы: приидите поклонимся... когда вы ныне услышите Его голос, говорящий: «не ожесточите и проч.» В применении же, какое апостол делает из этого текста, днесь относится к настоящему времени новозаветного откровения. С проповедью Искупителя и Его апостолов снова раздался пред израилем торжественный голос Божий. Конечно, Бог говорит людям каждый день: но бывают времена, когда Бог особенно торжественно говорит нам и когда, закрывая пред Его голосом свое сердце, мы подвергаем себя вечной погибели. Никто не можем предсказать, когда Бог будет говорить так, ибо Дух Его дышет, где хочет (Ин.3:8); часто Он является с Своими внушениями, когда меньше всего ожидают этого. Поэтому мы всегда должны иметь готовый и открытый слух к слову Божию, так как для нас с каждым днём может настать решительное ныне. Выражение ожесточить сердце – σκληρύνητε τὰς καρδίας часто употребляется в св. Писании как в отношении к Богу, Который лишением человека Своей благодати допускает его глубже впасть в состояние свободного ожесточения (ср. 7, 3. Втор.2:30), так и в отношении к человеку, который затворяет свое сердце от действий божественной Благодати (ср. Притч.25:14). В последнем смысле нужно принимать и здесь. В указанной цитате псалмопевец имел в виду историю, рассказанную в Исх. 17:1–7. Когда евреи, во время своего путешествия чрез пустыню, пришли к Рафилину, то вследствие недостатка воды стали роптать и негодовать на Моисея. По молитве Моисея Бог дал им воду из Хоривской скалы, и Моисей дал имя месту Искушение и Похуление.

В ст. 9. по славянскому тексту, употреблено два раза слово искусиша: это одинаковый перевод двух греческих слов ἐπείρασαν и δοκιμασίᾳ. Глагол πειράζειν значить искушать, а δοκιμάζειν испытывать. По отношению к Богу, первый выражает дерзкую уверенность, которою человек как бы вызывает Божию силу и благость; последний же больше – недоверие. То и другое, дерзкая уверенность, также как и недоверие, предполагают в человеке недостаток живой веры. Этой живой веры не было у израильтян в пустыне, когда они с сомнением спрашивали: аще есть в нас Господь? (Исх.17:7). И однако Бог показал Себя им, как бы пред глазами их явился им в Своих чудесных делах. Поэтому псалмопевец присовокупляет: и видеша и проч. Дела карающие божественные действия. В еврейском тексте, вместо присно заблуждают сердцем, читается: это народ заблуждающий сердцем». О «путях Божиих» в св. Писании говорится в двояком отношении: или это пути, по которым поступает Сам Бог, и в таком случае под ними нужно разуметь дела величия, правды и благости Божией (наприм. Пс.24:10: вси пути Господни милость и истина): или это пути, по которым Он ведёт людей. В последнем значении употреблено это выражение и здесь. Слово яко (ὡς) нужно принимать здесь в значении «так что» (ὥστε). Для объяснения выражения клялся (ὤμοσα), нужно сравнить места из (Чис.14:21 и д. 33:10 и д. Втор.1:34 и д.). Так Иегова клянется в гневе, что, кроме Иисуса и Халева, никто из вышедших из Египта израильтян не войдёт в обетованную землю. Аще внидут в покой Мой нужно дополнять выражением: «то Я не буду Иегова», иначе сказать: «они не войдут в покой Мой». Под выражением покой Мой в псалме первее всего нужно понимать спокойное обладание ханаанскою землею, и псалмопевец при этом выражении, конечно, имел в виду слова из Втор.12:9: не приидосте бо доныне в покой и в наследие, еже Господь Бог ваш дает вам. И егда прейдете Иордан, и вселитеся на земли, юже Господь Бог ваш даст в наследие вам и упокоит вас от всех враг ваших, иже окрест вас и т. д. Но как наследие земли ханаанской, которое израильтяне получили при водительстве Иисуса Навина, для новозаветных писаний служило только прообразом наследия царства Божия, к которому приводит своих верующих истинный Иисус Христос: так для них и покой, каким израильтяне пользовались в обетованной земле, был только прообразом истинного покоя в Боге, который даруется нам чрез Христа. Ст. 12 и д. Здесь начинается теперь применение, какое апостол делает своим читателям в предостережение и наставление им. Так как гнев Божий и наказание постигли израильтян за их грехи и неверие, то сначала он предостерегает от неверия и источника неверия, сердца лукавого. Выражения: сердце лукаво неверно (καρδία πονηρὰ ἀπιστίας); значит не «развращенное неверием сердце», так что родит. неверия был бы родит. причинности; но сердце, «по своей злобе, склонное к неверию». Злое, развращенное грехом, сердце есть источник неверия. (Ср. Рим.1:21). Это неверие, достигши высшей своей степени, оканчивается полным отпадением от Бога; поэтому и сказано: во еже отступити от Бога жива. Бог называется здесь живым с тою целью, чтобы показать, что слово Его, прежде сказанное, все имеет свою силу и теперь, как и тогда, может свои угрозы привести в исполнение. Ст. 13. Но грех, ожесточающий сердце и увлекающий людей к неверию и отпадению от Бога, имеет привлекательную, обольстительную силу, лесть (ἀπάτη), так что человек легко впадает в его сети. Поэтому необходимо бодрствование, осторожность, и к этому увещевает здесь апостол. Это бодрствование не должно ограничиваться нами самими: но с христианскою любовью мы должны распространять его и на наших ближних: поэтому и сказано: утешайте себе (παρακαλεῖτε ἑαυτούς), «наставляйте друг друга» так, и это они должны делать не только в то или другое время, но всегда, на всяк день, пока для нас есть еще днесь, т. е. доколе продолжается время благодати.

Ст. 14 и д. Предшествующее предостережение от отпадения и увещание к бодрствованию, апостол обосновывает ** ****²⁷³ теперь указанием на великие благодатные дары, которых мы, как христиане, сделались участниками: причастницы бо быхом Христу. Мы причастники Христа, члены Его тела и, как виноградная ветвь питается соком виноградной лозы, так мы постоянно оживляемся и питаемся Его благодатною силою. Но все это бывает тогда только, аще точию начаток состава даже до конца известен удержим. Начаток состава по-гречески: ἀρχὴν τῆς ὑποστάσεως. Слово ὑπόστασις мы уже разбирали при объяснений 1, 3. Из различных значений, какие имеет это слово в св. Писании, мы избираем первоначальное его значение: сущность, состав. В таком случае к словам: начаток состава нужно присовокупить: Его в нас, как это и сделано в Вульгате: initium substantiae eius. Христос же приобретает начало состава в нас в вере; чрез веру Христос обитает в нас, и мы совоплощаемся Христу; поэтому все выражение: начало состава, по смыслу, от простого выражения: веру. Так объясняет, это и св. Златоуст, говоря: Τί ἐστιν ἀρχὴ τῆς ὑποστάσεως; Τὴν πίστιν λέγει, δι’ ἧς ὑπέστημεν καὶ γεγενήμεθα καὶ συνουσιώθημεν, ὡς ἄν τις εἴποι. Β объяснении этих слов Златоусту следуют Феодорит и Феофилакт. Ср. 11, 1, где вера определяется как уповаемых извещение (ἐλπιζομένων ὑπόστασις). Даже до конца составляет прекрасный антитез к слову начало. Ст. 15. При объяснении этого стиха величайшую для толковников трудность составляет изысканные связи его. Златоуст, Икумений, Феофилакт и с ним некоторые новейшие, после слова παραπικρασμῷ (удержим ст. 14), ставят точку и соединяют этот стих непосредственно с 4, 1, принимая стихи 16 – 19 за вставочные слова «доколе говорится ныне, когда... будем опасаться, чтобы и проч.» Но против такой связи, кроме того, что она неестественна, говорит решительно союз οὖν посему, убо, пред словом 4. 1 φοβηθῶμεν убоимся, будем спасаться. Другие принимают этот стих за самостоятельное предложение, и слова днесь, услышите за слова псалмопевца, слова же: не ожесточите и т. д. за увещание апостола: «доколе говорится ныне, когда услышите глас Его, не ожесточите сердец ваших». Но трудно верить, чтобы апостол указал на ожесточение отцов только словами якоже в прогневании, без всякаго другого прибавления. Еще иные ст. 14 считают за вставку, а ст 15 непосредственно связывают с 13-м: «наставляйте друг друга каждый день, пока можно говорить: ныне, чтобы кто из вас не ожесточился… доколе говорится: ныне, когда услышите и т. д. Но эта связь запутывает весь ход мыслей. Большинство новейших толковников ст. 15 признают за большую посылку в отношении к ст. 16, как меньшей посылке и пред ст. 16 делают вставку: «то спрашиваю». Следовательно: «Доколе говорится: ныне, когда... (то спрашиваю кто были оные упорные? не всели» и т. д. Но эта связь слишком неявственна, и кроме того, начальное слово стиха τινές местоимение неопределённое, а не вопросительное. Иные, наконец, ст. 15 соединяют непосредственно с 14, так что слова: внегда глаголет соответствуют словам: до конца ст. 14; и поэтому они после слова удержим ставят только запятую (в славянском тексте двоеточие): «мы сделались причастниками Христу, если только начало сущности твердо сохраним до конца, доколе говорится: ныне, когда услышите глас Его, не ожесточите сердец ваших, как во время ропота, т. е. пока еще раздается в вас голос Божий. Эта связь так естественна и так легко дается сама собою, что трудно понять, зачем толковники столько израсходовали остроумия на изыскание другой связи.

Х.О.

Приступая к изложению руководственных замечаний относительно епитимии, мы остановимся сначала на тех из них, которые находятся в постановлениях древних соборов и отцов, а потом коснемся правил относительно епитимии, существующих у нас в России.

«Приявше от Бога власть решити и вязати, должны разсматривати качество греха и готовность согрешившего к обращению, и тако употребляти приличное недугу врачевание, дабы, не соблюдая меры в том и другом, не утратити спасения недугующего»²⁷⁵. Этот совет пастырям, естественно, основывается на том, что не одинаковы бывают свойства и качества греха, но весьма различны и многообразны, и производят весьма различные действия. Степень и сила одного и того же греха в различных людях могут быть весьма разнообразны. Одни предаются греху по страсти, и с трудом и большими только усилиями могут его оставить. Другие же, напротив, могли сделать грех или по увлечению, или по слабости, и как обыкновенно с таковыми бывает, тотчас раскаиваются в нём, и находят для себя наказание уже в самых угрызениях совести. Очевидно, что укрепившиеся в известном грехе и только что сделавшие его, никак не могут быть подведены под одно правило и нести, вследствие этого, одно и тоже наказание. Поступить так было бы крайне нерассудительно и несправедливо. Притом и находящиеся, так сказать, на одной ступени греховной могут приходить к покаянию с различными расположениями, и переносить самое церковное наказание с большею или меньшею покорностью и смирением, а иные даже могут проходить его нерадиво. Поэтому «духовное врачебное искусство являющему подобает, во-первых, разсматривати расположение согрешившего и наблюдати, к здравию ли он направляется, или, напротив, собственными нравами привлекает к себе болезнь, и како между тем учреждает свое поведение»²⁷⁶, чтобы таким образом, сообразно расположению согрешившего и степени его готовности, следовать советам врачующего и исполнять церковное наказание, направленное к его исправлению и очищению, – чтобы, говорим, сообразуясь со всем этим, поступать с ним или строго, или снисходительно. Словом, всеми мерами нужно стремиться к отвращению его от зла, употребляя, конечно, все эти меры с крайним благоразумием, применяясь к состоянию и настроенности грешника. «Ибо у Бога и у приявшего пастырское водительство все попечение о том, дабы овцу заблудшую возвратити, и уязвленную змием уврачевати. Не должно ниже гнати по стремнинам отчаяния, ниже опускати бразды к расслаблению жизни и к небрежению: но должно непременно, которым либо образом, или посредством суровых и вяжущих, или посредством более мягких и легких врачебных средств, противоставляти недугу, и к заживлению раны подвизатися: и плоды покаяния испытывати, и мудро управляти человеком, призываемым к лучшему просвещению»²⁷⁷.

Кроме внутреннего расположения кающагося и степени его готовности к перенесению наказания за грехи, при наложении епитимии должно быть обращаемо внимание и на внешние обстоятельства и положения, в которых находится согрешивший, каковы: пол, возраст и т. под. Мужчина и женщина не всегда и не везде могут быть приравниваемы по отношению к какому-нибудь наказанию за грех, потому что женщина слабее и немощнее мужчины как в физическом отношении, так, по большей части, и в моральном. Она не может перенести такого сурового и строгого наказания, какое может быть удобоисполнимо для мужчин; кроме того, не имеет она такой твердости духа и силы характера, какие могут быть у последних. Следовательно, так как силы для борьбы у того и другой не одинаковы, нельзя их равнять и в самом наказании. «Жен, прелюбодействовавших и исповедавшихся к том», говорит святой Василий Великий, «по благочестию, или каким бы то ни было образом облучившихся, отцы наши запретили явными творити, да не подадим причины в смерти обличенных: но повелели стояти им с верными, без приобщения, доколе не исполнится время покаяния»²⁷⁸. Это мудрое правило постановлено было, конечно, как по снисхождению к немощам женского пола, –немощам их духа, неспособного выдерживать всей тяжести открытого пред всеми обличения, так и по вниманию к их состоянию внешнему, которое, чрез обнаружение их греха и бесчестия, могло бы сделаться несчастным навсегда, и в семействе, и в обществе, что могло бы убить душу отчаянием и сделать самую жизнь несносною. А выражение «отцы наши запретили» и проч. показывает, что таковые соображения не были следствиями личного взгляда Василия Великого, но пользовались употреблением во всей Церкви. – В таком же отношении, как мужчина и женщина, находятся между собою люди, имеющие неодинаковый возраст, а также различные периоды жизни одного и того же лица: на все это необходимо должно быть обращаемо внимание при наложении епитимии. Виновные в одном и том же грехе, но имеющие не одинаковый возраст, естественно, не должны быть подвергаемы одинаковому наказанию. В чине исповедания, в наставлении пастырям духовникам, после исчисления различных подвигов, за которые кающемуся должна быть уменьшаема епитимия, находится, между прочим, следующая заметка: «аще ли человек той (кающийся) нижае тридесяти лет есть, другое лето паки остави ему. Аще же есть и от двадесяти нижае, мнее запрещается»²⁷⁹. К обстоятельствам, уменьшающим вину и смягчающим наказание, относится также и то, сам ли согрешивший сознал свою виновность и исповедал свой грех, или же был обличён. Так напр., по правилам Василия Великого, укравший, если сам сознается в своей вине и раскается, отлучается от причастия св. Таин на один год; если же будет обличен, то на два²⁸⁰. Причина этому должна быть та, что сам себя возбудивший к покаянию, самым сознанием греха как бы начал уже свое очищение и исправление и понёс уже часть наказания в угрызениях совести, необходимо сопровождающих сознание греховности. Поэтому-то святой Григорий нисский относительно этого рассуждает следующим образом: «возбудивший сам себя к исправлению грехов, как уже начавший врачевание своего недуга, тем самым, что решился, по собственному побуждению, быти обличителем своих таин, и как показавший знамение своего изменения к лучшему, да будет под епитимиею более снисходительною: а уловленный во зле, или по некоему подозрению или обвинению невольно обличенный, подвергается продолжительнейшему исправлению»²⁸¹. Эта продолжительность и большая строгость «исправления» для упорствующих основывается, конечно, на том, что грех в таковых пустил, так сказать, более глубокие корни, и чтобы вырвать их, нужны более радикальные и сильные средства. Для лучшего же и вернейшего суждения о степени и силе греховности кающегося, а также для справедливейшего определения искренности самого его покаяния, «паче всего да испытуется житие, предшествовавшее искушению и последовавшее за оным, и тако да размеряется человеколюбие»²⁸², средство самое верное и надежное.

Итак, при наложении епитимии должно обращать внимание на расположение кающегося, его внешнее даже положение, на степень готовности к исправлению и т. п., и сообразно всему этому, подвергать виновного наказанию или более снисходительному, или более строгому. Все эти ограничения и исключения ясно показывают, что в деле исправления согрешившего и очищения кающегося не имеет безусловного значения время покаяния, т. е. больший или меньший его срок. Значит, на время в этом случае не должно быть обращаемо строгое внимание. В правилах святого Григория нисского находим относительно этого предмета следующее замечание: «во всяком роде преступления, прежде всего, смотрети должно, каково расположение врачуемого, и ко врачеванию достаточным почитати не время (ибо какое исцеление может быти от времени?), но произволение того, который врачует себя покаянием»²⁸³. Это правило естественно вытекает из самого понятия епитимии, как врачебного средства, и цели ее, которая есть уврачевание согрешившей души. Само собою понятно, что истинное врачевание должно состоять в удалении от греха и совершенном его искоренении противоположными делами благочестия. Значит, здесь все дело заключается в большем или меньшем стремлении грешника к своему исправлению, – в такой или другой степени достоинства благочестивых его подвигов. Грех уничтожается только с уничтожением наклонности к нему, что зависит, конечно, от внутренней решимости и желания кающегося, но отнюдь не от времени. Можно исполнить определённое время епитимии за известный грех, но и после того не быть свободным от него, и продолжать его делать. В этом случае покаяние будет только наружным и поэтому самому бесплодным²⁸⁴.

Если в деле очищения и исправления кающегося большая или меньшая продолжительность по времени епитимии не имеет значения, а только внутреннее стремление самого кающегося к исправлению и решимость его удаляться греха, то естественным следствием этого являются возможность и позволительность пастырям Церкви увеличивать или уменьшать срок наказания для тех, на которых оно уже наложено. Они, т. е. могут, смотря по степени сокрушения кающегося во грехах и стремления его оставить привычки греховные, или прекратить епитимию ранее определённого, или, на том же основании, в противном случае, продлить ее долее назначенного срока. «Аще кто бы то ни был из падших», говорит св. Василий Великий, «исповедавшись, соделается ревностным в исправлении: то приявший от человеколюбия Божия власть разрешати и связывати, не будет достоин осуждения, когда, видя крайне усердное исповедание согрешившего, соделается милостивее и сократит епитимию. Поскольку св. Писание показует нам, яко с большим подвигом исповедующиеся скорее получают Божие милосердие»²⁸⁵. Это же гораздо яснее изложено в одном из правил первого вселенского собора. Вот точные слова этого правила: «во всех сих (кающихся) надлежит приимати в рассуждение расположение и образ покаяния. Ибо, которые со страхом, и слезами, и терпением, и благотворениями, обращение являют делом, а не по наружности: тех, по исполнении определённого времени слушания, прилично будет приимати в общение молитв. Даже позволительно епископу и человеколюбнее нечто о них устроити»²⁸⁶. Тоже самое находим и в других правилах: напр. в 4 и 5 пр. Григория нисского, 5 пр. Анкирского собора, 102 прав. Ⅵ вселенск. соб. и др.; следовательно, это было общим и постоянным правилом Церкви. Что же касается до тех, которые не прилагают особенного усилия к собственному исправлению, то по отношению к таковым, как «не достигающим совершенства покаяния, надлежит – последовати преданному уставу»²⁸⁷, т. е. наблюдать, чтобы исполнен был ими определённый правилами срок епитимии. Но могут встречаться и такие личности, которые до того бывают увлечены злом, что по отношению к ним самая епитимия становится бессильною и не достигает своей цели, т. е. не может возбудить в них желания исправиться и отвратить их от зла. Как по отношению к ищущим своего исправления и усердно проходящим, и исполняющим епитимию правила допускают должную снисходительность и человеколюбие, так, напротив, по отношению к закоренелым и упорствующим в грехе они заповедуют неумолимую строгость. Как презирающие суд Церкви, они самым упорством своим уже как бы исключают самих себя из общества верующих. Относительно таковых Василий Великий говорит следующее: «аще которые непреодолимо держатся своих нравов, и лучше хотят служити удовольствиям плоти, нежели Господу, и не приемлют живота по евангелию: то нет у нас с ними ничего общего. Ибо мы в народе непокоривом и пререкающем научены слушать сие: спасая спасай твою душу»²⁸⁸, т. е. они подлежат отлучению не только от святых Таин, но и от Церкви, и от сообщества с верными христианами, дабы иначе, при безразличном общении с таковыми людьми, не заражались и верные их неисцельною болезнью, и пастыри не осуждались вместе с чужими грехами.

И так, в древних церковных постановлениях нет строго определённых правил относительно срока епитимии, по которым бы известного рода грешник должен был непременно, без всякого послабления, исполнить определённое время епитимии. Напротив, они в этом деле дают свободу, как замечено выше, пастырскому благоразумию. Так как главная забота пастырей состоит в том, чтобы руководить верующих ко спасению, то для них епитимия является не столько карательным наказанием, сколько средством к восстановлению нравственно падшего человека. Поскольку же грех, взятый отвлеченно, как он рассматривается в так названной нами теоретической части правил, не может быть мерилом степени нравственного падения человека: ибо один и тот же грех весьма много разнообразится в различных людях: то с течением времени уже положительно стали сокращать продолжительность епитимии, обращая преимущественное внимание на благочестивые упражнения, противоположные греху и способные ослабить его силу. Еще очень рано появились в церковной практике canones poenitentiales, в которых прямо и положительно предписывается обращать внимание, в деле исправления кающегося грешника, на подвиги благочестия, вследствие чего продолжительность епитимии значительно сокращается. Мы разумеем собрание показанных правил, изданное в шестом веке патриархом Иоанном Постником и известное под именем Номоканона, в котором значительно смягчена и умерена строгость правил Василия Великого и Григория нисского. За те преступления, за который Василий Великий налагал епитимию в 15 и 20 лет, Иоанн Постник полагает в 3 и 5 лет²⁸⁹. При этом предполагается, чтобы раскаяние во грехах и исправление было совершенно. В первом правиле, которое скорее можно назвать предисловием, Иоанн Постник говорит следующее: «если мы сокращаем время покаяния (положенного за грехи другими правилами), сие, думаю, не покажется неосновательным для тех, кто здраво рассуждает. Так как ни у Великого отца Василия, ни у других древних отцов наших, не назначается для согрешающих какой-либо пост, или бдение, или число молитвенных поклонов, а только отлучение от святого причастия: то мы признаем справедливым, что для истинно кающихся и произвольно подвергающих свою плоть строгим трудам, и для тех, кто добровольно воспринимает благую жизнь, противоположную прежней, порочной, должно, по мере воздержания, соразмерять и сокращение времени покаяния. Напр., если кто решился не пить вина в известные дни, то и мы справедливым признали исключить один год из налагаемой св. отцами епитимии за его прегрешение. Также если кто обещает воздержаться от мяса, то мы за благо рассудили убавлять другой год» и пр.²⁹⁰ Это вполне справедливое рассуждение есть логический вывод из общей мысли правил древних соборов и отцов, по которой дозволялось сокращать время покаяния за грехи, смотря по расположениям согрешившего, по его упражнениям в молитве, воздержании и пр., что изложено нами выше²⁹¹.

Руководствуясь подобными рассуждениями и имея в виду, что епитимия не есть еще необходимая принадлежность таинства покаяния, мы, по рассмотрении древних о сем правиле, имеем право заключить, что епитимия отлучения от св. Таин за указанные там грехи может быть, по усмотрению пастыря, и не налагаема на кающегося грешника. Так в Духовном Регламенте, на основании указанных нами выше правил, по силе которых Иоанн Постник сократил продолжительность отлучения, такого рода епитимии совсем даже запрещаются. Главною побудительною причиною такого крайнего ограничения был раскол. Тайные раскольники, избегая преследования правительства и не желая в тоже время оскверниться «антихристовою жертвою», стали, приходя на исповедь, с намерением выдумывать тягчайшие грехи, чтобы быть отлученными на продолжительнейшее время от причащения св. Таин. Оставаясь, таким образом, как бы в числе верных сынов Церкви, они избегали преследования правительства. Приводим буквально слова Регламента: «оную в древнем обычае бывшую епитимию, еже на долгое время лишати причастия таин святых, понеже она древле была во врачевство, яко показующая грехов мерзость, и востягающая злые похоти: ныне же не только не страшна многим, но и желаемая ленивым стала, тайным же раскольникам, и весьма любимая, и притворных грехов исповеданием, нарочно поискуема, отселе отставити, и оной ктому не употребляти, помянутых ради вин, подобает»²⁹². Такое постановление оправдывается в Регламенте древними правилами и постановлениями. Но нужно заметить, что в этом постановлении Регламента допущена крайность. Обозрение древних церковных канонов дозволяет только сказать: можно обходиться и без «оной епитимии», если грешник с полною искренностью раскаивается во грехах и с твердою решимостью впредь удерживаться от них, но никак не категорическое «должно, или подобает». А согласно ли со здравым смыслом и древними церковными канонами, на том основании, что епитимия отлучения от святых таин «желаемая ленивым стала, тайным же раскольникам весьма любимая», совсем запрещать ее, этого мы не беремся решить, к тому же это и не входит в нашу задачу. Впрочем, в самом же духовном Регламенте есть ограничение этого постановления. Дозволяется отлучать кающегося от причастия св. таин на некоторое время в том только случае, «разве бы усмотрел отец духовный, что исповедующийся у его есть человек так на всякую епитимию готовый, что ни к отчаянию, ниже к лености, и небрежению помянутая епитимия, то есть отрешение на некое время, святых таин причастия, не опровержет его, но и паче к вящшему греховной тяжести и гнева Божия познанию, приведёт, и к теплейшему покаянию устроит его: и таковому кающемуся может духовный отец, на некое время, при иных к исправлению угодных епитимиях, наложить епитимию отрешения таин святых, однакож сие сам собою творити духовник да не дерзает, но у своего архиерея, предложив ему вся обстоятельно о кающемся, также не именуя его просить рассуждения и благословения»²⁹³. Таким образом, отец духовный может подвергать кающегося отлучению от св. таин в том только случае, когда кающийся сам того желает и ищет; но может не иначе, что согласно, впрочем, с древними церковными правилами, как с благословения и разрешения местного архиерея. Впрочем, и у нас в России в настоящее время еще употребляются публичные даже церковные епитимии, налагаемые за вероотступничество, за прелюбодеяние, за покушение на самоубийство и т. п., но они причисляются преимущественно к уголовным наказаниям, и потому, главным образом, относятся к делам власти гражданской, и отчасти уже духовной. Говорим: главным образом, разумея, что инициатива, или лучше, первоначальный приговор в этом деле зависит от гражданской власти; духовная же власть, принявши в свое ведение виновного, определяет срок, виды и степень епитимии. Ей же принадлежит и наблюдение за исполнением епитимии (См. Прав. Собесед. 1869 г. т. 1, стр. 388–9).

Александр Вадковский

Поступил в продажу при редакции Воскресного Чтения «СБОРНИК» из лекций бывших профессоров киевской духовной академии – архимандрита Иннокентия, протоиерея Ив. М. Скворцова, И. С. Авсенева (архим. Феофана) и Я. К. Амфитеатрова, изданный академией по случаю пятидесятилетнего юбилея ее (1819–69 г.). Цена с пересылкою 3 р. 50 к., без пересылки 3 р.

Блажени мертвии умирающии о Господе от ныне: ей, глаголет Дух, да почиют от трудов своих: дела бо их ходят в след с ними (Откр.14:13).

И – почил от трудов своих умерший о Господе, возлюбленный и уважаемый собрат, товарищ наш, труженик на поприще священства, труженик науки, потрудившийся и в благочестии христианском. Пред нами гроб, а во гробе бездыханное тело его – труженика веры, науки и благочестия. Как же ты, смерть, не милосерда, как неумолима! Посмотри на стоящих вблизи сего гроба: тут видишь жену усопшего в слезах и рыдании, которая имела надежду на счастливую и долгую супружескую жизнь; тут видишь детей их, едва оперившихся птенцов; тут видишь и мужей по вере и младенцев веры, которым усопший, как верный и добрый пастырь, умел преподать пищу благопотребную; тут видишь питомцев науки, которые с прискорбием взирают на гроб сей, уносящий от них мужа знания, мужа науки, уроки которого выслушивали они и их предшественники с полным уважением к учившему их, с искреннею любовью к доброму делателю в рассаднике духовного просвещения; видишь здесь и собратий его по служению пастырскому, которые смиренно, с молитвою на устах и в уме, скорбят о восхищении из среды их достойного делателя в вертограде Христовом; видишь его сотрудников, видишь, наконец, вокруг его гроба ревнителей благочестия, которые с любовью взирали на сей светильник, горевший полным светом и в ранних летах угасший... 0, смерть, как же ты безжалостна, как ты неумолима!. Но, буди воля Господня! и жизнь и смерть каждого из нас в руце Божией. Да не смущается же сердце наше! да веруем в Бога и Единородного Сына, и в Духа Святого, Господа животворящего, без воли Коего, Бога Триединого, никто в мире не рождается и не умирает. Да утешимся тою благою надеждою, что блажени мертвии, умирающии о Господе от ныне: ей, глаголет Дух, да почиют от трудов своих: дела бо их в след их ходят. И вот дела усопшего, которые теперь идут в след его, как залоги его упокоения в обителях Отца небесного.

Усопший собрат наш был труженик священства. Могу засвидетельствовать, как знавший его близко, что он желал священства, но желал сего досточтимого сана не как соискатель, потому что имел все права на священство и по происхождению, и по вере, и благочестию, и по высшему духовному образованию, а искал его по истинному сознанию крепости, твердости веры и благочестия своего. Он искал священнического сана и не для прибытка; потому что паства его, как всем нам известно, довольно ограничена, по числу принадлежащих к ней пасомых, и весьма умеренна по состоянию их. Но он желал быть полезным в деле веры и благочестия; он имел ревность к пастырскому служению, потому что сознавал в себе избыток и крепость веры, знания и благочестия христианского, которыми не мог, по самому развитию духа своего, не делиться со своими пасомыми, хотя бы то и стоящими на различных степенях умственного и нравственного образования и развития. Предоставляю его пасомым засвидетельствовать, как он показал свою ревность, когда при самом поступлении на приход, с великим попечением, совместно с прихожанами, радеющими о церкви Божией, успел привесть в благолепие сей храм Божий, к утешению своему, своих пасомых и к славе Божией. О, да утешит тебя, почивший служитель церкви, Господь Бог за сие дело благое на пользу церкви и да прославит тебя со святыми твоими. Пастырь добрый, скажу не обинуяси, ты положил, душу свою за овцы своя... В самом деле, думаете ли вы, благоч. слушатели, окружающие гроб сей, что жизнь приходского пастыря проходит, хотя бы то и в малой пастве, тихо и безмятежно?.. Не говорю о физических трудах, подрывающих силы пастыря с небольшим здоровьем; и хочу сказать только о нравственных усилиях его, часто подрывающих и крепкое здоровье. Ах, сколько тревог и волнений испытывает добрый пастырь, когда хочет иметь ближайшее общение со своею паствою, со своими пасомыми, когда входит в их состояние, в их положение житейское и особенно нравственное. Пусть опять засвидетельствует паства почившего пастыря, как он входил духом и сердцем в положение своих пасомых, как ревновал о их вере и благочестии христианском! Блажен убо умирающий о Господе отныне: ей, глаголет Дух, да почиет от трудов своих дела бо его ходят вслед за ним.

Далее, – почивший о Господе, собрат и товарищ наш, был труженик науки. Кто из нас, близко знающих его, не помнит: сколько усопший собрат наш, в течение не очень долголетней педагогической деятельности своей, переменил, по разным обстоятельствам, предметов обучения, в нашем рассаднике духовного образования. Скажем не без основания, что высшее заведение нашего духовного образования доселе давало своим питомцам только энциклопедические основания знания, так что каждому наставнику, в деле образования питомцев средне учебных духовных заведений, нужно было приложить много труда, чтобы достойно проходить свое педагогическое поприще. А потому и усопший о Господе не мало имел труда при перемене преподавания предметов, которые он уяснял своим питомцам всегда с великою любовью к науке и слушателям и знанием дела, за что и пользовался заслуженным уважением и наставников-сотоварищей и питомцев своих. Говорим, он был труженик науки. После преподавания наук математических и общеисторических, в последние годы своей жизни, он должен был употребить все усилия ума и знания, чтобы руководить питомцев своих в деле понимания происхождения, устройства, хранения и распространения Церкви Божией на земле, как ветхозаветной, так и новозаветной, чтобы уяснить им чин, устроение Церкви христианской, чинопоследования и законоположения, содержимые Церковью, и наконец, чтобы определить для них значение пастыря Церкви и выяснить достоинство и значение его многотрудного и многосложного служения. Памятником трудов его ученых и педагогических, между прочим, служат, известные всем нам, записки его по новой и не разработанной еще у нас науке пастырской, напечатанные в одном из периодических наших изданий, которого он был даровитым сотрудником и постоянным участником. Блажен убо, брате наш, умерший о Господе от ныне: ей глаголет Дух; да почиеши от трудов своих: дела бо твои ходят вслед за тобою.

Наконец, почивший о Господе, собрат и товарищ наш, был труженик благочестия. Нам рассказывали люди, знавшие близко покойника, во время его обучения, что он, еще будучи студентом академии, по некоей особой ревности ко благочестию, имел непреодолимое желание посещать, во дни свободные от учебных занятий, места киевской святыни. Ничто не мешало ему выполнять свои задушевные желания. Ни дни зноя, ни дни непогоды не служили для него препятствием выполнять свое благочестивое намерение. Часто по выслушании божественной литургии дома, на месте своего воспитания, он спешил в пещеры к св. угодникам, чтобы у их нетленных мощей почерпать дух веры и благочестия христианского, чтобы приобрести, так сказать, запас оных не для себя только, но и для других. Нередко, по возвращении своём оттуда, не поспев ко времени академической трапезы, скромной и умеренной, он доволен был пущею духовною, пищею, приобретённою им от Бога и угодников его святых. И такой священный обычай он сохранял всегда, во всю жизнь своего служения в богоспасаемом нашем граде, доколе силы телесные служили ему, и обстоятельства службы позволяли. Таким образом усопший наш собрат созревал в благочестии, так сказать, под двойною сению благосеннолиственного вертограда и духовных наук, и киевской святыни. И вот, Господу угодно было принять сей зрелый плод веры, звания и благочестия, хотя и рано созревший, но, уповаем, плод благий и приятный Господу.

Хотел бы я сказать слово утешения и тебе, оставшаяся вдова усопшего с малолетними сиротами, не понимающими даже своего осиротелого положения, своей невозвратной утраты; но ты слышала уже утешение, какое предлагает и нам и тебе вера и упование христианское. Обрати внимание на протекшее время супружеской твоей жизни, ты и там найдешь для себя немало утешения: Мне судил Господь благословить, по чину церковному, ваш супружеский союз; мне же Господь судил быть ближайшим (да позволишь мне сказать) свидетелем вашей согласной, тихой, скромной и благочестивой жизни. Не всем дается такое супружеское счастье и согласие, какое я видел у вас. Воспоминание о сих счастливых днях жизни да проливает утешение в сердце твое и на будущие годы жизни твоей! Но тебе предстоит труд и забота устроить судьбу детей своих. Страшит тебя этот труд и эта забота? Будь благонадежна и в сем великом деле; Господь печется о вдовах и сиротах, Господь подаст тебе разум и в устроении судьбы детей; Господь подаст тебе и средства к воспитанию и образованию их. Будь благонадежна, добрые люди не оставят тебя в сем случае своим советом, своею помощью, а если бы люди и оставили, то не оставит Бог.

Прости же наш друг и товарищ! Во дни многонедужия своего ты просил всех близких и знаемых тебе не забывать детей твоих. Ужели ты думал, что без твоей личной просьбы, мы, привязанные к тебе и сослужением и любовью, забудем отрочат твоих? Да не будет! Не забывай и нас, любезный собрать, в молитвах своих пред престолом Всевышнего, Которому ты ныне предстоишь. А мы, со своей стороны, не престанем воссылать к Богу наши горячие молитвы об упокоении тебя со святыми, дабы общение наше не прекратилось во веки. Аминь.

Прот. И. Гошкевич

Ⅲ. Святой апостол Филипп

Св. Евангелист Марк, перечисляя имена двенадцати апостолов, ставит их в следующем порядке: Симон Пётр, Иаков Зеведеев и брат его Иоанн, Андрей, брат Петров, Филипп и Варфоломей, Матвей, Фома, Иаков Алфеев, Фаддей, Симон Кананит и Иуда искариотский (Марк.3:16–19). Но этот порядок имён апостольских не означает в строгом смысле порядка апостолов по достоинству. Правда, Пётр, Иаков и Иоанн пользовались, как мы видели уже, особенным почётом и от самих апостолов и почитались столпами Церкви. Но таже Церковь вселенская, православная, назданная на основании апостол и пророк, сущу краеугольну самому Иисусу Христу (Еф.2:20), признает, что благодать апостольского звания всем апостолам равно дала силы проповедати и имети власть целити недуги и изгоняти бесы (Марк.3:14–15). Всем двенадцати апостолам дал Господь равную власть вязать и решить грехи людские (Ин.20:23), проповедать евангелие всей твари (Марк.16:15), и научить вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Св. Духа (Мат.28:19–20), короче, устроять на земли Церковь Христову. Поэтому, признавая равноправными всех св. апостолов, мы не сделаем погрешности, если будем говорить об них не в том порядке, в каком они поименованы у евангелиста Марка, а станем беседовать, когда о ком придется, по указанию ли то церковных празднеств в честь св. апостолов, или и по другим каким-либо побуждениям. И так как сегодня празднуется память святого всехвального апостола Филиппа, то и беседа наша будет о его житии и апостольских подвигах.

Город Вифсаида, в котором, как нам известно, жили до призвания своего в апостольство Пётр и Андрей, был местом жительства и апостола Филиппа. Но Пётр был неученый рыболов, а о Филиппе повествуется, что он от юности своей занимался изучением священного писания, а потому очень хорошо знал пророчества о пришествии Мессии, и с любовью ожидал Его. На другой день после призвания апостола Петра, Господь Иисус Христос восхоте изыти в Галилею: и обрете Филиппа и глаголи ему: гряди по мне (Ин.1:43). Филипп не довольствовался тем, что сам удостоился избрания в ученики Христовы, а поспешил поделиться радостью своею с Нафанаилом: его же писа Моисей в законе и пророцы, обретохом Иисуса, сына Иосифова, иже от Назарета (Ин.1:45), значит, Филипп с первого раза понял и признал, что Иисус Христос есть обетованный Мессия. Еще более он убедился в этом, когда Иисус Христос, обнаружив Свое всеведение, напомнил Нафанаилу какой-то особенный случай под смоковницею. Ибо когда Нафанаил спросил Господа: како мя знаеши! отвеща Иисус, рече ему: прежде даже не возгласи тебе Филипп, суща под смоковницею, видех тя (Ин.1:48). Но как все иудеи, в лице Мессии, ожидали увидеть царя земного, а не небесного, так, вероятно, думал об Нем и Филипп. К этой мысли приводит нас следующее обстоятельство. Господь Иисус Христос, увидевши однажды, как много народа следует за Ним в пустыни, сказал Филиппу: чим купим хлебы, да ядят сии? Сие же глаголаше, замечает евангелист, искушая его. Филипп, рассуждая по-человечески, простодушно отвечал: двемя стома пенязей не довлют им, да кииждо их мало что приимет. Но когда Господь явил Свое всемогущество, насытив пятью хлебами и двумя рыбами пять тысяч народа, тогда и все свидетели сего великого чуда глаголаху, яко сей есть воистину пророк грядый в мир (Ин.6:5–14), а Филипп, к которому Господь обращался с испытующим вопросом, должен был понять, что этот пророк есть и Бог всемогущий. Внимание Господа Иисуса Христа к Филиппу в этом случае показывает, что сей апостол пользовался близостью к Господу. Такая близость замечается и в последствии, при том обстоятельстве, когда некоторые язычники, пришедши в Иерусалим в праздник, желали видеть Иисуса Христа. Они обратились к Филиппу с просьбою указать им Иисуса, и Филипп вместе с Андреем, ревнуя о славе Господней и между язычниками, имел дерзновение сказать Иисусу Христу о желании язычников видеть Его. Как бы в награду за эту ревность Филиппа служить Господу, Он, между прочим, сказал при этом: аще кто Мне служит, Мне да последствует, и идеже есмь Аз, ту и слуга Мой будет: и аще кто Мне служит, почтит его Отец Мой (Ин.12:26). Таким образом Филипп мог приобресть познание о Спасителе, как о Сыне Божием; но ему хотелось иметь познание и об Отце. Поэтому-то он, после тайной вечери, осмелился просить у Господа, чтобы Он показал Отца. Господи! покажи нам Отца, и довлеет нам, молил он Иисуса Христа. В ответ на эту просьбу, Господь сказал ему: толико время с вами есмь и не познал еси Мене, Филиппе? видевый Мене, виде Отца: и како ты глаголеши: покажи нам Отца: не веруеши ли, яко Аз во Отце и Отец во Мне есть (Ин.14:9–10)? Филипп вопросом своим оказал величайшую услугу всей Церкви, потому что в ответе на него Господь благоволил открыть не только Филиппу, но и всем верующим непостижимую тайну единосущия Своего со Отцом.

Нет сомнения, что по воскресении Господнем св. ап. Филипп удостоился вместе с прочими апостолами видеть неоднократно Господа, присутствовать при вознесении Его на небо и принять в день пятидесятницы Духа Святаго. Но лично об апостоле Филиппе ничего не повествуется ни в благовествовании о явлениях Иисуса Христа ученикам, ни в Деяниях апостольских. Упоминаемый там Филипп был один из седми диаконов. О святом же апостоле Филиппе мы имеем только предания, записанные в прологе и основанные на свидетельстве Никифора Каллиста, да сказания великих чет – миней, помещённые в житиях святых Димитрия Ростовского. На основании сих немногих сведений дальнейшую историю жизни и подвигов Филиппа можно представить в следующем коротком очерке. Св. Филиппу достался жребий проповедовать язычникам в Азии, но начало проповеднической деятельности он положил в Галилее, где, во имя Иисуса Христа, воскресил умершего младенца и тем обратил ко Христу мать воскрешённого. Главным местом апостольской деятельности Филиппа была Греция. Там он творил многие чудеса, исцелял недужных, и даже воскресил некоего мертвеца. Этими силами и знамениями он располагал язычников к принятию евангельского благовестия. Но иудеи, жившие в рассеянии между греками, известили иерусалимских иудеев о проповеди Филипповой. Вследствие этого извещения, в Грецию прибыл из Иерусалима архиерей с книжниками и позвал Филиппа на допрос. Филипп обличил архиерея, как участника в невинном осуждении и убиении Иисуса Христа. Когда архиерей, в ярости за такое обличение, хотел сам напасть на Филиппа, то сила Божия ослепила его и его соучастников, которые, впрочем, по молитве апостола прозрели. Это чудо побудило свидетелей его обратиться ко Христу. Св. апостол Филипп крестил многих и, научивши вере во Христа, поставил им епископом Наркисса, а сам пошел на благовестие в Парфы и, обошедши кандакийские города в Аравии, приплыл морем к Азоту. Здесь страннолюбивый муж Никоклид принял апостола в дом свой. Проповедуя в доме Никоклидовом, ап. Филипп заметил, в числе усердных слушателей, девицу, больную на один глаз и немедленно подал ей исцеление именем Иисуса Христа. Никоклид, тронутый сею милостью апостола и убеждённый его проповедью, крестился со всем домом своим. Из Азота св. Филипп отправился в Иераполь²⁹⁵ и там возбудил против себя гнев народа. В то время, когда язычники решились было уже побить апостола камнями, некто Ир, муж богобоязненный и благомыслящий, предложил народу выслушать сначала проповедь апостола, и если она окажется ложною, тогда умертвить его; он ввёл апостола в свой дом и вскоре силою проповеди св. Филиппа был обращён ко Христу и принял святое крещение. Народ, узнавши об этом, хотел сжечь дом Ира, но апостол Филипп бесстрашно вышел к рассвирепевшему народу и был взят им и представлен к начальнику городского совета Аристарху. Апостол силою чудес не только заставил Аристарха убедиться в истине учения Христова, но и многих из преследователей своих обратил ко Христу; он крестил всех уверовавших в Господа и поставил им епископом Ира. Отсюда апостол пошёл в Сирию и, прошедши верхнюю Азию с евангельскою проповедью, пришёл в Малую Азию и здесь встретился с апостолом Варфоломеем. Два апостола начали с этого времени действовать совместно и проповедовали в Лидии и Мизии. Много еще претерпели они страданий за имя Иисуса Христа, но силою Его избавлялись от них. Здесь же они встретились со св. апостолом Иоанном Богословом, который на ту пору проповедовал также в Малой Азии. Утешенные свиданием с возлюбленным наперсником Христовым, Филипп и Варфоломей пришли, наконец, во Иераполь фригийский. Неразлучною спутницею их и участницею в трудах евангельской проповеди была сестра Филиппа, девица Мариамиа. Иераполь был обилен капищами, в которых воздавалось почитание разным языческим божествам. Одно из этих капищ посвящено было самому гнусному почитанию змей, которые в нём содержались во множестве. Самую большую из них, которою изуверы считали богиней, св. апостолы умертвили силою молитвы. Оставшись во Иераполе, св. Филипп с Варфоломеем и сестрою своею непрестанно трудились в проповедании язычникам евангелия Христова, стараясь отвлечь от идолопоклонства жителей Иераполя и обратить ко Христу. В доказательство истины своего учения они совершали чудеса, исцеляли недужных и изгоняли бесов. Так, здесь исцелён был ап. Филиппом Стахий, бывший слепым сорок лет; исцелена также от укушения змии Никанора, жена начальника города. Исцелённые веровали во Христа и были крещены Филиппом. Но закоснелый в идолопоклонстве, муж Никаноры пришёл в ярость, узнавши от своих слуг, что его жена приняла христианство, и в неистовстве велел сжечь дом Стахия, а св. апостолов Филиппа и Варфоломея привлёк к своему нечестивому суду. Языческие жрецы жаловались на св. апостолов, что они обесчестили богов и отклоняли народ от жертвоприношений. Полагая по-своему бессмыслию, что чудотворная сила апостолов заключается в их платье, начальник города велел раздеть их до нага и потом осудил Филиппа на распятие. В отмщение за смерть богини ехидны, он велел распять апостола пред дверьми змеиного капища. Ему прокололи ноги и продевши в язвы ремни, повесили его стремглав на высоком дереве. Не довольствуясь этим, бросали в распятого камни. Землетрясение, случившееся в это время, устрашило народ, и многие из распинателей обратились ко Христу и поспешили снять Филиппа с дерева. Но Господь принял уже душу страдальца. Сестра Филиппова Мариамиа предала честному погребению святое тело апостола Филиппа и довершила, вместе с апостолом Варфоломеем, обращение жителей Иераполя к вере во Христа Иисуса.

Празднование в честь св. апостола Филиппа замечательно у нас тем, что с этого времени начинается шестинедельный пост, называемый, обыкновенно, в просторечии Филипповкою. Здесь кстати заметить, что это название неправильно. По намерению святой Церкви, этот пост установлен для достойного приготовления христиан к великому празднику Рождества Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа, и потому приличнее должен называться рождественским, а не филипповым. –

Конст. Думитрашков

Киев последние четыре месяца был в отрадно-возбуждённом состоянии. В июле имел он счастье встречать Великого Монарха с Его Августейшим семейством; в сентябре приветствовал, в первый раз постившего матерь городов русских, надежду русского престола и народа – Государя Наследника с Его Благоверною Супругою; в октябре снова был осчастливлен благосклонным вниманием Благочестивейшего Государя, возвращавшегося из Крыма с Великим Князем Алексеем Александровичем. То волновались мы ожиданием дорогих сердцу русскому Августейших гостей, то радовались, встречая их благосклонный привет, – и беседам, по этому предмету, не было конца. Но не малое оживление Киеву доставило и редкое, торжественное празднование юбилея киевской духовной академии 28 сентября. Он давно не видал такого сонма иерархов Церкви русской, такого собрания представителей разных учёных и учебных учреждений, приехавших на торжественный праздник старейшей из академий русских, almae matres всех училищ на Руси – академии киевской.

28 сентября 1869 года исполнилось пятьдесят лет киевской академии, со дня ее преобразования. 1819 года она была преобразована, как раз в этот месяц и день, и курс наук в ней, подходивший более к курсу средних учебных заведений, заменён был программою, свойственною высшим учебным заведениям. Теперь, по истечении пятидесяти лет, она опять вступает на новый путь, получая новую программу и новый распорядок предметов, снова преобразуется. Совпадение замечательное, и празднование юбилея как нельзя более благовременное.

Не вдаваясь в исторические рассуждения о значении киевской академии на поприще высшего богословского образования, о ее влиянии на развитие богословской науки, о ее славном прошедшем, мы постараемся передать, собственно, то, что видели, слышали и чувствовали, присутствуя на юбилейном торжестве академии.

Еще за несколько дней до юбилейного праздника, радостно ожидаемого нами, всякий мог знать, хотя бы и не объявляли о том, что он близок. С каждым днём стали появляться новые лица то иерархов, то маститых протоиереев, так что киевляне, не знавшие о предстоящем празднике, недоумевали и спрашивали, что это будет? А католики серьезно рассуждали о каком-то предстоящем соборе святителей церкви русской. Оживление было всеобщее; каждый по-своему понимал дело и сочувственно ожидал, что-то будет.

Накануне юбилейного дня – 27 сентября, в субботу, в главной церкви Братского училищного, как из древле назывался он, монастыря, совершена была заупокойная литургия за усопших благодетелей и тружеников академии высокопреосвященнейшим Арсением, митрополитом киевским, в сослужении двух иерархов – Экзарха Грузии Евсевия и архиепископа казанского Антония. А по окончании литургии началась панихида, какой не приходилось киевлянам никогда слышать. На возвышении, нарочито устроенном посреди церкви, стояли двенадцать иерархов²⁹⁶ и многочисленное духовенство, ставшее двумя рядами от места, занятого иерархами, до алтаря и самого престола. Зрелище было величественное, невольно располагавшее душу к молитве –искренней, благоговейной. Начало юбилейного праздника поучительно. Каждогодно (30 декабря) в Братском монастыре совершается заупокойная литургия и панихида за усопших благодетелей и тружеников академии; но пред началом юбилея это поминовение, эта общая молитва сонма иерархов церкви русской, из которых почти все были воспитанниками киевской академии, были особенно знаменательны, потому что служили естественным выражением внутреннего душевного настроения всех молящихся. Вступая в святилище наук, для празднования сего торжества, нельзя не вспомнить бывших деятелей, свидетелей и виновников славного прошедшего академии, нельзя было, по чувству признательности к ним, за их труды и благодеяния не помолиться за них. Все присутствовавшие молились усердно, все знали, о ком молились, как потому, что слышали имена, возглашавшиеся на панихиде поочередно служащими иерархами, так и потому, что слышали прекрасное, простое, но задушевное слово о почивших деятелях академии, сказанное инспектором академии, архимандритом Сильвестром. По окончании панихиды возглашена была вечная память в Бозе почившим Императорам: Александру Ⅰ и Николаю Ⅰ, высокопреосвященным митрополитам: Серапиону, Евгению и Филарету и всем усопшим начальникам, наставникам, благотворителям и воспитанникам академии. Глубоко потрясающее душу впечатление производила эта вечная память, провозглашаемая благодетелям и труженикам академии, собором двенадцати иерархов и многочисленного духовенства, из коих большая часть принадлежали к числу воспитанников, товарищей и сослуживцев тех, кому пришлось им петь надгробное рыдание.

По окончанию заупокойных молений, все служившие и сослужившие отправились в квартиру ректора академии. Медленно было шествие иерархов; народ толпился. Принять архипастырское благословение иерархов спешили особенно те из киевлян – посетителей Братского монастыря, которые помнят некоторых из иерархов еще в ту пору, когда они были ректорами академии (преосвященные Димитрий, Антоний, Иоанникий), ректором семинарии (преосвященный Евсевий), инспектором академии (преосвященные Антоний кишинёвский и Леонтий).

28-го числа, в самый день юбилея, в присутствии начальника края, командующего войсками округа и многочисленного собрания начальствующих и служащих лиц всех ведомств и сословий и огромного собрания киевских жителей, литургия совершена была высокопреосвященнейшим Арсением, митрополитом киевским, в сослужении сербского митрополита Михаила, архиепископа херсонского Димитрия и епископа подольского Леонтия. Слово, вполне приличное торжественному служению и празднуемому событию, превосходное по своему содержанию, произнесено ректором академии, архимандритом Филаретом. По окончании литургии, собором тех же двенадцати иерархов, совершено благодарственное молебствие, с возглашением многолетия Его Императорскому Величеству и всему Августейшему Дому, святейшему Синоду, высокопреосвященному митрополиту киевскому, как первому попечителю академии, всем благодетелям, начальникам, наставникам и воспитанникам ее. По окончании молебствия, приглашённые лица отправились в конгрегационную залу, где происходил торжественный акт академии.

Полвека тому назад, 28 сентября 1819 года, бесчисленные толпы народа покрывали все пространство, начиная от Братского монастыря до киево – подольского успенского собора, где божественную литургию совершал сам первосвятитель киевский митрополит Серапион. По окончании литургии, среди рядов воспитанников семинарии и низших училищ, торжественная процессия, предшествуемая новыми академистами, двинулась с крестами и хоругвями к братскому монастырю, где в академической зале, в присутствии знатнейших посетителей, совершено торжество открытия преобразовываемого училища. Теперь, по истечении пятидесяти лет, юбилейное торжество происходило в той же зале, в какой происходило открытие преобразованной академии; но зала эта представляла теперь другой вид: на одной из стен ее²⁹⁷ виднелись портреты тех деятелей, которые потрудились в течение полвека на славу академии. Тут были и знаменитый вития – богослов Иннокентий (Борисов), тут были и протоиерей И. М. Скворцов, и П. С. Авсенев (архимандрит Феофан) и В. Н. Карпов, высокопреосвященные – херсонский Димитрий, казанский Антоний, литовский Макарий, экзарх Грузии Евсевий, и многие другие пастыри церкви, просвещённые проповедники слова Божия и ревностные деятели науки. Безмолвные лики их громче и красноречивее всяких слов свидетельствовали о том, что академия, их воспитавшая, плодотворно послужила в течение своей полувековой жизни делу отечественной церкви и науки²⁹⁸. Да, прекрасная мысль руководила о. ректором академии, архимандритом Филаретом, так энергично заботившимся об устройстве залы к юбилейному акту, именно в том виде, в каком она предстала взору посетителей – с ликами всех благодетелей, тружеников и воспитанников Братского училища, со дня основания его, до последнего времени, со своею, так сказать, историей в лицах.

Торжественный акт открылся пением академического хора молитвы «Царю Небесный». Затем высокопреосвященный митрополит киевский, руководитель и главный начальник академии, прочитал, вместе с отношением к нему г. Обер прокурора святейшего Синода, Высочайший рескрипт Государя Императора²⁹⁹. В ознаменование Своего Монаршего благоволения к старейшему духовному училищу в России, в последний пятидесятилетний период его так же, как и в первые два века его исторической жизни, воспитавшему многих просвещённых пастырей, с особенною пользою и честью подвизающихся на поприще высокого служения, и многих достойных наставников для учебных заведений, не только духовных, но и светских, Его Величество Всемилостивейше соизволил учредить десять стипендий в академии (по 200 рублей каждая). Монаршее внимание к многоплодной деятельности академии и Монаршая милость произвели потрясающее впечатление, которое выразилось в восторженном «ура» и в дружном пении студентами от всей души народного гимна «Боже Цари храни».

Последовали адресы. Во главе их послышалась живая речь архипастыря киевского, как ближайшего руководителя и попечителя академии: радуясь о славной деятельности ее в прошедшие лета, высокопреосвященнейший митрополит от всей души благословлял этот вертоград духовных наук, и в ознаменование своего благословения поднес академии икону пресвятой Богородицы печерской, желал академии дальнейшего преуспеяния и объявил о своем пожертвовании на пользу ее десяти тысячи рублей.

Вот это мудрое, исполненное любви к академии, слово первосвятителя киевского.

«К великим и необычайным милостями, и щедротам Царским, которых киевская духовная академия имела счастье ныне удостоиться, и за которые все мы смиренно повергаем к подножию Августейшего престола Его Величества глубочайшую благодарность нашу и безпредельную нашу преданность, и, как предстоятель церкви киевской, и по долгу моего звания, и по глубокому сочувствию к пользам и нуждам академического образования для всего здешнего края и для православной России, дерзаю молитвенно, от лица имени Божия, присовокупить благословение Божие, в ознаменование же сего благословения подношу академии сию святую икону Пресвятой Богородицы печерской, да будет она для всех учащих и учащихся и памятником настоящего торжества, столь отрадного и ободрительного, и залогом высшей помощи, всегда и для всех искренно ищущих ее готовой и утешительной, и напоминательным призывом к молитвенному подвигу, в искании и обретении истинной мудрости и образования действительного, а не призрачного и сомнительного, столь полезному и необходимому».

«Вместе с сим, желая по возможности содействовать постоянному преспеянию академических наук и безостановочному движению мысли образовательной и образуемой, по законам строго логического мышления и в сфере предопределённой и указанной свыше для ума человеческого, прошу академическое начальство принять в свое полное распоряжение десять тысяч рублей серебром, предназначенные мною на премии, при издании книг и брошюр богословского содержания, в духе православной веры и церкви, с тем единственным условием, чтобы основный капитал, непрерывно обращаясь в кредитных учреждениях, никогда не истощался совершенно, а на издательские нужды академии употреблялись только накопляющиеся с него проценты».

«За сим, обращая взор мой в наступившее для академии с настоящего дня благоприятное, при новых благоприятных условиях ее внутреннего быта, будущее, и ни-чего более от нее не желаю и он о чём более не прошу Бога, как только о том, чтобы она разумно и предусмотрительно пользуясь своим улучшенным положением, шла неослабно по-прежнему, своим твёрдым и мерным шагом к предназначенной цели, постепенно возвышаясь и приближаясь к наивысшему совершенству небесной мудрости, или как говорит богомудрый апостол: задняя забывая и в предняя простираясь, и таким образом преобразуясь непрерывно во внутреннем и внешнем человеке от славы в славу, яко же от Господня Духа».

«Киевская академия, с честью и славою пережив века и дав церкви и отечеству многочисленных и просвещённых деятелей для разнообразных поприщей общественного и частного служения, столь же благоуспешно и благоплодно, и в обновлённом своём виде, достигла ныне своего 50-летия, не изменив с течением времён, по самой природе своей, изменчивых, и не смотря на частые и почти непрерывные, под чуждым властительством, напор и давление враждебных сил и прямо противоположных тенденций, ни своего характера национально-русского, ни направления в полном смысле религиозно-нравственного. Заслуга перед обществом и правительством высокая и неоценимая, при тех неблагоприятных обстоятельствах, в которых здешний край, а с ним и академия так долго находились. Заслуга, так редко встречаемая в высших учебных заведениях, даже при лучших жизненных условиях! Заслуга, никаким обилием знаний, открытий и блестящих теорий незаменимая».

«Отличительная черта здешней академии состоит в том, что она в своих убеждениях и верованиях всегда была равна самой себе, не увлекаясь заманчивыми новостями иноземного происхождения, или вернее сказать, она во все времена и при всех обстоятельствах, нередко тяжких и невыносимых, православие древнее и православие русское блюла и хранила, как святыню заветную и неприкосновенную, стараясь в данных случаях только освещать новым светом, выяснять и утверждать начала и основы того и другого, чрез возведение мысли к началу безначальному, на котором все в мире стоит и держится, живет и движется».

«А между тем она, в тоже время, нисколько не стесняя и не связывая ума, истинно и разумно, а не мечтательно и своенравно философствующего в пределах ему свыше назначенных, давала на столько простора, чтобы способности и наклонности воспитанников могли легко и свободно, в стройном гармоническом порядке, без вредного преобладания одних над другими, развиваться, укрепляться и совершенствоваться».

Искусство ее начальников и наставников, главным образом, состояло в том, что они умели зорко и неослабно следить за движением молодых умов, и всякие случайно и не верно сделанные шаги останавливать вовремя, или что тоже, всякое, по апостолу, возношение, взимающееся на разум Божий, умели словом истины пленять в послушание веры. Верным и главным к тому средством всегда почиталось приучение молодых людей к кротости и смирению и вообще богобоязливому поведению, и чрез то привлечение в юные сердца их духа благодати Божей, как такой силы, которая наиболее всего способна к расширению кругозора, умственного и нравственного, к освящению и разумению таин природы и к благоусмотрению жизни земной, и к приготовлению жизни небесной и вечной: тайна бо Господня, по свидетельству мудреца Боговдохновенного, боящимся его, и Господь обычно, что утаивает от премудрых и разумных, то силою благодати Своей открывает младенцам о Христе. И сила эта, как животворная влага, естественно льющаяся с нагорных высот в юдолия земли, лилась неоскудно в смиренные и богобоязненные сердца юношей, и производила в них и чрез них явления отрадные и утешительные. Здесь тайна замечательных и разнородных успехов просвещения, которыми киевская академия, в течение двух с половиною веков, постоянно отличалась, тайна для многих, к сожалению, сынов века сего, или вовсе неведомая, или давно уже и едва ли не навсегда, как дивный состав греческого огня, и в воде не угасавшего, потерянная. Не от того ли, может быть, и прежде, и ныне, и было, и есть много так называемых храмов просвещения, которые подобно воздушным метеорам, явившись на мгновение, или лежат теперь в развалинах, или продолжают еще жалкое бытие свое, загроможденные и заваленные обломками и мусором своих собственных систем и планов, на первый взгляд великолепных? Если в них и преподается и достигается что-то похожее на премудрость, то это не та премудрость, о которой говорит апостол Иаков, что она первее чиста, есть, потом же мирна, кротка, благопокорлива, исполнена милости и плодов благих, несумненна и нелицемерна, а какая-то другая, свойств диаметрально противоположных: первая испрашивается и подается свыше от Бога, а последняя идёт снизу и влечет к низу: глаголет в высоту, но язык ее вместе с сердцем пройдёт по земли».

«Бог же всякие благодати всем нам возлюбленную и дорогую академию киевскую, до ныне добре подвизающуюся в стяжании истинной и для земли и неба благопотребной мудрости, да утвердит и укрепит в сем подвиге Своею благодатью и на грядущее время, и да соблюдет и сохранит питомцев ее Своею всемогущею силою от всякого тлетворного дыхания сынов погибельных и творящих развращенные, в свою и других погибель вечную»³⁰⁰.

После речи киевского архипастыря прочитана была профессором И. Н. Малышевским «Историческая записка о состоянии академии за последнее пятидесятилетие», в которой он, начав воспоминанием об академии с той отдаленной жизни ее, участниками или свидетелями которой были не только отцы наши, но и многие поколения наших праотцев, достопамятных своими книжными трудами, подвигами, страданиями для церкви и земли русской, с особенным вниманием обозревает тот период состояния академии, в истекшее пятидесятилетие ее, когда она, по воле Благословенного Монарха, подводимая под общий тип новых правительственных духовно-учебных заведений, должна была отрешиться от некоторой своеобразности, нажитой исторически, отрешиться и прежних соотношений общественных с местною средою, замыкаясь в свой исключительный круг деятельности и сосредоточивая ее на своей непосредственной задаче – высшего и более самостоятельного развития духовной науки³⁰¹.

За тем, в течение более двух часов, продолжалось чтение приветственных писем и адресов от разных сановных лиц и ученых и учебных учреждений.

Ректором академии прочитаны были приветственные письма от митрополита с. петербургского Исидора и московского Иннокентия. Вслед за благожеланиями отсутствующих послышалась речь присутствующих здесь архипастырей, приветствовавших место своего воспитания. Первый говорил митрополит сербский Михаил, говорил по-русски в признательность за воспитание, полученное в России³⁰²; – его речь, проникнутая искреннею любовью к месту воспитания, дышащая добрым и живым сочувствием к академии, произвела на всех, кому она не была чужою, потрясающее впечатление. Всякий понимал, как важно и дорого это сочувствие к русскому духовному училищу первосвятителя одной из важнейших славянских церквей. Многие не могли скрыть слёз радости и благодарности за доброе, сердечное слово. Затем говорил прибывший из далёкого края за 1700 вёрст, преосвященный Евсевий, экзарх Грузии. В немногих словах он высказал то побуждение, по которому, не взирая на дальний и не безопасный путь, прибыл на юбилейное торжество родной ему академии, свою душевную признательность к ней своей воспитательнице и искренние благожелания³⁰³. Глубоко трогательно, потрясающее душу было слово преосвященного Димитрия, убелённого сединами иерарха, юность которого протекла в стенах академии, и лета зрелого возраста всецело были отданы своей воспитательнице. Задушевен, взволнован был голос произносившего и глубоко прочувствованы мысли. Нам особенно памятны его слова – смирения, с каким он вступал теперь в святилище наук: «не без особенного смущения», говорил он, «вступаю я в сие святилище наук, потому что ничего особенного не приношу академии в этот знаменательный день, но утешаю себя тем, что в этом соте есть капля и моего меду». Сила голоса и чувства взволнованного архипастыря прослезила многих; многие плакали, не скрывая своих слёз – радостного сочувствия к глубокоуважаемому и любимому всеми архипастырю. Далее приветствовал академию архиепископ кишинёвский Антоний, воспитанник 1-го курса ее и профессор философии – в светском звании – Алексей Шокотов. Казанский архиепископ Антоний – по духу и долговременной службе своей, сначала при семинарии, а потом при академии, сроднившийся с Киевом, приветствовал академию как лично от себя, так и от казанской академии, а также от преосвященного Иеремии, бывшего ректора киевской академии. Приветствовали академию – саратовский епископ Иоанникий (бывший ректор ее), тульский епископ Никандр, каменец-подольский епископ Леонтий (воспитанник с. петербургской академии – но бывший инспектор киевской, полтавский епископ Иоанн. После приветствия каждый из иерархов приносил академии икону в благословение.

После архипастырских приветствий и благословений академии, высказано было приветствие ей от своего киевского, когда-то тесно соединённого с нею, общества. Представитель общества – градский глава в адресе своём выразил глубокую благодарность киевской академии за все то добро, какое получало от неё общество в минувшее время, и надежду, что и на будущее время академия не перестанет приносить добро обществу, особенно теперь, когда уничтожаются сословные преграды. Указал на то, что и общество, в свое время, давало академии хорошие семена, из которых могли вырасти и созреть такие плоды, как знаменитый сподвижник Петра Великого, самый сильный и влиятельный иерарх и богослов XVIII века, архиепископ Феофан Прокопович, сын киевского мещанина: как первенствующий протоиерей города Киева и славный проповедник, собиравший вокруг себя целый Киев, сын бедного киевского ремесленника Иоанн Васильевич Леванда, и как замечательнейший из путешественников прошлого столетия киевский гражданин Василий Григорович Барский. В знак своей благодарности училищу, воспитавшему указанных лиц, и желания поддерживать прежнюю близость отношений к академии, общество киевское предложило две стипендии по 200 рублей каждая, прося зачислять на эти стипендии детей киевских граждан, когда будут они обращаться к ней за высшим богословским образованием.

Вслед за адресом киевского общества прочитаны были адресы от духовных академий: московской – ректором оной, протоиереем А. В. Горским, с. петербургской –инспектором оной и ординарным профессором, действительным статским советником К. Ив. Лучицким; 2., от университетов: московского – ректором оного, тайным советником С. П. Баршовым, и ординарным профессором богословия, протоиереем П. А. Сергиевским³⁰⁴, киевского – ректором, действительным статским советником А. И. Матвеевым, харьковского – ординарным профессором*³⁰⁵ богословия, протоиереем В. Н. Добротворским, казанского – ординарным профессором богословия, протоиереем А. П. Владимирским, новороссийского – ректором Ф. П. Леонтовичем, Петровской земледельческой и лесной академии – профессором богословия Я. Д. Головиным (воспитанником киевской академии), нежинского лицея – законоучителем священником З. И. Шморгуновым (воспитанником киевской академии), варшавского учебного округа начальником холмской учебной дирекции Ф. Г. Лебединцевым; 3., от учебных учреждений: от Императорского московского общества истории и древности – графом М. В. Толстым, Императорской публичной библиотеки – библиотекарем и профессором римско-католической академии А. Д. Ивановским³⁰⁶, одесского общества истории и древностей – членом этого общества, одесским протоиереем С. А. Серафимовым, киевской археологической комиссии – тайным советником М. В. Юзефовичем, московского археологического общества – А. А. Мартыновым; 4., от духовенства киевской епархии – кафедральным протоиереем П. Г. Лебединцевым, который в своём адресе высказал, что судьбы киевской академии и епархии тесно были связаны, именно – первая в течение почти трёх веков была неразлучною спутницею, споспешницею и просветительницею последней, что вообще киевская академия и киевская епархия жили общею жизнью, деля горе, страдания, скорби, борьбу, победу, славу и честь, и в заключение, выразил приветствие духовенства киевской епархии в следующих словах: «духовенство киевской епархии молит Бога, да благоденствует киевская академия еще многие веки, да преуспевает она, преобразуясь от силы в силу, от славы в славу, да разливает еще обильнейший свет православного учения, да будет она всегда славой церкви и нашего отечества»; от духовенства херсонской епархии – одесского собора ключарем, протоиереем А. Г. Лебединцевым; 5., от семинарий: киевской – ректором оной, архимандритом Ферапонтом, который в благодарно-приветственном слове высказал тесную связь, соединявшую доселе семинарию с академией, так что большая часть ректоров академии была прежде ректорами семинарии, и харьковской – ректором архимандритом Вениамином.

После прочтения адресного заявления ректором харьковской семинарии, чтение остальных было приостановлено, потому что время уходило и было уже к поре пятого часа. Адресы прочих семинарий: полтавской (депутат, ректор семинарии, протоиерей М. Ф. Гаврилков), херсонской (депутат, ректор семинарии, протоиерей М. Ф. Чемена), литовской (депутат, ректор семинарии, архимандрит Евгений), ярославской (депутат, ректор, архимандрит Иустин), екатеринославской (депутат, ректор, архимандрит Далмат), волынской (депутат, инспектор семинарии А. Ф. Артемонович), воронежской (депутат, учитель семинарии, священник И. В. Адамов), подольской (депутат, инспектор семинарии Л. И. Мартиновский), орловской (депутат, протоиерей М. А. Позднеев), черниговской (депутат, инспектор семинарии Л. Д. Белоусович), были приняты ректором академии. Также были приняты адресы от 2-й киевской гимназии и фундуклеевской женской гимназии. За тем ректор академии прочитал вновь полученные телеграммы от некоторых высоких лиц, и между прочим, краткое поздравление литовского архиепископа Макария; вместе с тем прочитано его же отношение к ректору академии, в котором высказано, что жертвует он академии 25 тысяч рублей, с тем, чтобы из процентов на эту сумму выдавались премии за лучшие церковно-исторические сочинения при академии. Выслушан был адрес на латинском языке, произнесенный архимандритом бессарабского монастыря Иеронимом (бывшим воспитанником кёнигсбергского и деритского университетов, а потом киевской академии, называвшемся в светском звании Гепнер). В заключение адресных заявлений обратило на себя всеобщее внимание громкое, энергическое и живо слово старейшего из русских литераторов, почтеннейшего академика М. П. Погодина, в котором он горячо высказал свое глубокое сочувствие к древнейшему училищу в России и желание, чтобы оно процветало и впредь на пользу церкви, веры и науки.

Мы доселе не упомянули ничего о с. петербургском университете. Он не прислал депутата: но за то свое сочувствие к академии выразил самым наглядным образом, нагляднее, чем ближайший к академии киевский университет. От петербургского университета прислан адрес вместе с дипломами на звание почётных членов университета высокопреосвященному митрополиту Арсению и ректору академии, архимандриту Филарету, и ученой степени докторов русской истории высокопреосвященному архиепископу³⁰⁷ Макарию (воспитаннику киевской академии) и древней филологии преосвященному Порфирию, епископу чигиринскому, викарию киевской епархии.

Следя за программою юбилейного акта, мы ожидали, после приветствия и благожеланий, высказанных депутатами от учёных и учебных учреждений и частными лицами, услышать речь «об успехах богословской науки в нашем отечество и современных задачах ее», приготовленную профессором В. О. Иевницким; но уже было поздно – половина 5-го часа, и потому она не была прочитана³⁰⁸.

Торжественный акт, продолжавшийся около четырёх часов, окончился славословием, пропетым студентами, «Слава в вышних Богу».

Из выше сделанного перечня архипастырей и депутатов, лично приветствовавших академию, ясно видно, что собрание на юбилейном акте было величественное, редкое. Но оно должно представиться читателю еще грандиознее, если мы скажем, что, кроме исчисленных лиц, присутствовали в конгрегационной зале – много начальствующих и служащих всех ведомств и сословий³⁰⁹, так что довольно большая зала едва вмещала всех посетителей.

После акта, гости³¹⁰, приглашённые на обед, отправились в общую судетскую залу, где был приготовлен стол на 200 слишком особ. Много было провозглашено заздравных тостов на этом обеде, – живо и восторженно были они принимаемы, но живее и восторженнее всех были приняты: тост за августейшего Царя освободителя и преобразователя, предложенный высокопреосвященным Арсением, и тост «за единую, нераздельную и святую Русь», предложенный М. И. Погодином. Вся зала тряслась от восторженных криков «ура»; все присутствующие, как бы сговорись, вдруг запели народный гимн «Боже царя храни» и стройный, величавый, он достойно завершил торжество этого дня. Живо встречен был тост за здоровье первосвятителя киевского митрополита Арсения и сербского митрополита Михаила; при этом громкое «ура» и дружное «многая лета» мешались с живым народным сербским восклицанием: живіо, слава....

После обеда интересно было видеть, между прочим, то, как многие из товарищей по академии, встретившись чрез сорок, тридцать, двадцать, даже десять лет, не узнавали друг друга, и как потом, всмотревшись близко в некогда хорошо знакомые черты лиц, в дружеской беседе переходили к воспоминаниям времени, проведённого в стенах киево-Братской обители.

Первым днём не окончилось празднование юбилея академии. На другой день, не знаем – благодаря чьей прекрасной мысли, все воспитанники академии, состоящие на епархиальной и духовно-учебной службе в г. Киеве, а также прибывшие сюда в качестве депутатов, с поздравлениями академии, согласились еще раз собраться и за семейным, братским обедом дружески побеседовать о близкой сердцу каждого академии. По единодушному желанию всех приглашены были на этот братский обед, который и удостоил своим посещением, наш киевский первосвятитель, все архипастыри, бывшие в Киеве, а также приглашены были все депутаты от учёных и учебных учреждений, так что собрание вышло многочисленное. Обед был также торжествен оживлен, как и в первый день; заздравные тосты принимаемы были также горячо и восторженно, как за первым обедом; громкое «ура», стройное «многие лета», сменили друг друга, а народный гимн «Боже царя храни» три раза пропет был всеми стройно, оживленно и дружно. Когда провозглашён был тост за процветание академии, бывший профессор университета св. Владимира и первый ректор его М. А. Максимович сказал одушевленное, от души вылившееся слово, в котором он, как уроженец киевской Руси и старый служитель науки в здешнем крае, благодарил академию за образование, насажденное ею на его родине, и за те незабвенные в жизни мгновения, какие он провёл в духовном общении со знаменитым воспитанником – ректором академии, преосвященным Иннокентием³¹¹. За ним говорил протоиерей П. А. Фаворов (проф. богословия в киевск. универс.), проводивший в своих словах мысль о необходимости уничтожения розни между университетскою и академическою наукою. Мысль эту поддержал и развил в своей одушевленной речи ректор московского университета С. М. Баршев; а профессор богословия в московском университете, протоиерей Н. А. Сергиевский прекрасно и убедительно старался показать, что такой розни теперь не существует в действительности. Живо был принят тост за молодое поколение – за настоящих студентов академии, предложенный почтеннейшим академиком М. П. Погодиным с сердечным его благожеланием, чтобы учащееся молодое поколение академии неуклонно держалось в своём развитии тех же начал, которыми жила, росла, крепла киевская академия в течение почти трёх веков. На этом же дружеском пиру старейший профессор академии Д. А. Подгурский (окончивший в ней курс ровно 40 лет назад) вспомнил академическую молодость свою и одушевленно перифразировал известную студентскую песню: «gaudeamus igitur…» уже пережившую и еще переживущую много, много поколений.

Еще раз после этого обеда имели случай встретиться все воспитанники киевской академии, находившиеся на лицо в Киеве, – это на третий день после юбилейного торжества на гостеприимной трапезе, предложенной высокопреосвященным митрополитом Арсением, всем учившимся в киевской академии, а также всем приехавшим с поздравлением и многим членам киевского общества.

Празднование своего пятидесятилетия киевская академия ознаменовала некоторыми учеными изданиями, нарочито приготовленными к юбилейному дню. Изданы ею: 1) книга для народных школ – на средства высокопреосвященного митрополита Арсения³¹²; 2) книга для назидательного чтения – на средства почётного блюстителя академии, купца Н. Г. Хрякова³¹³; 3) лекции бывших профессоров академии: ректора Иннокентия, П. С. Авсенева (Феофана), прот. И. М. Скворцева, Я. К. Амфитеатрова³¹⁴; 4) памятники историко-полемической литературы юго-западной Руси с конца XVI века. Т. І. Апокрисис Христофора Филалета, изд. в переводе на современный русский язык с издания 1597 года³¹⁵.

В заключение позволяем себе высказать свои благожелания киевской духовной академии. Отпраздновала она пятидесятилетие своей многополезной деятельности на поприще русского и преимущественно духовного просвещения; вступила на новый путь, обновилась, если не в составе своём, по крайней мере, новым распределением предметов, новою программою. Дай Бог, чтобы она, осеняемая молитвенным покровом святых угодников киевских, одушевляемая сознанием своего славного пришедшаго и высокого долга, под руководством просвещенного*³¹⁶ архипастыря и первосвятителя киевского, при новых лучших условиях, какие даны ей ныне, преуспевала, преобразуясь от силы в силу, от славы в славу, разливала еще обильнейший свет православного учения, и была всегда славой церкви и дорогого нашего отечества.

(Сообщено).

Библейский богословский словарь.

Издание законоучителя первого военного павловского училища, священника Василия Михайловского. С. Петербург. 1869.

С понятием «Библейский словарь» обыкновенно соединяется представление о такой книге, которая в алфавитном порядке излагает все предметное содержание Библии, т. е. предлагает читателю объяснённые исторические, биографические, археологические, географические, естественно-исторические имена и понятия, за тем все относящееся к специальному введению в книги ветхого и нового завета, а также и сокращенное изложение главных предметов христианского учения. Цель такой книги – способствовать и посредствовать проникновению читателя духом Библии, сделать нагляднее содержание ее, вообще же – служить пособием при чтении Библии. «Библия», по одному знаменитому выражению, «становится тем прекраснее, чем лучше она понимается». Но для большинства читателей Библия остается более или менее чуждою книгою; ее содержание более или менее не понимается ими; для них чужды отдалённые времена, о которых повествует Библия, чужды страны, естественные и жизненные отношения, чужды правы и обычаи, вообще чужды все предметы и явления, какие представляет она. Поэтому естественно явилась необходимость в таком руководстве, которое бы из круга того мира, на почве, которого движется библейская история и учение, предлагало то, что необходимо знать в пособие к живому и наглядному представлению и лучшему уразумению содержания Библии. Такое сочинение, в связи с хорошим переводом Библии, могло бы собою заманить отчасти отдельные комментарии свящ. книг. Первые опыты такого рода сочинений появились у того народа, который не без основания, хотя и с некоторою хвастливостью, называет себя «народом библейским» (Bibelvolk). Для занимающихся изучением Библии известны библейские словари Винера Biblisch Realwörterbuch, ausgearbeitet Dr. G. B. Winer), Целлера (Biblisch Wörterbuch für das christliche Volk, herausgogeben von Н. Zeller), Боста (Dictionnaire de la Bible par., I. A. Bost), Маилана (Dictionnaire biblique popullaire, par A. Meylan) и др. Был и у нас довольно удачный опыт в таком же роде: разумеем «Библейско-биографический словарь» Э. Яцеевича и П. Благовещенского. Но это единственное в своём роде издание у нас сделалось теперь почти библиографическою редкостью, да не очень, кажется, было распространено и в свое время, хотя и доселе, при всей своей неполноте, могло бы служить полезным пособием при чтении Библии, при скудости других пособий. Распространение в среде грамотного и образованного общества переводов св. Писания естественно вызывало потребность в пособиях к чтению и разумению Писания. Когда несколько лет назад объявлено было от Московской духовной Академии, что там приготовляется к изданию «Библейский словарь», – чем объяснялось прекращение (временное?) издания переводов отеческих творений при академии, – то любители библейской и церковной литературы были утешены надеждою, что в непродолжительном времени они будут обладать серьезным и полезным изданием на отечественном языке по изучению Библии, удовлетворяющим указанной выше потребности. Между тем прошло уже несколько лет, а обещанного словаря нет, да что-то и слух о нём прекратился. Но вот в последние месяцы является в газетах объявление о поступлении в продажу «небывалого в России Библейского богословского словаря». Понятно, что многие заинтересовались объявлением, а некоторые и препроводили по адресу три рубля пятьдесят копеек, чтобы получить «небывалую» в России книгу, рассчитывая, по названию книги, что это и есть именно библейский словарь, как понимается обыкновенно это название. Но пришлось разочароваться «Библейский богословский словарь», изданный священником В. Михайловским, есть перевод французского сочинения «Dictionnaire des paralleles, concordances et analogies bibliques, par Lambert»; естественнее, поэтому, издателю было бы назвать свою книгу настоящим ее именем, хоть бы и в буквальном переводе: «Словарь библейских параллелей, конкорданций и аналогий»; тогда бы никто не обманывался на счёт содержания объявляемой новой книги: кому нужна симфония, или конкордация текстов библейских, тот постарался бы приобресть издание о. Михайловского, а кому нужен именно библейский и само собою уже богословский словарь, тот поудержался бы от приобретения излишней для него книги. Впрочем, нужно сказать, что книга, названная ее издателем «Библейский богословский словарь», будучи по существу дела тожденственна с печатавшимися у нас Симфониями на св. Библию, по форме мало имеет сходства с ними. «В Симфониях наших», говорит между прочим издатель в предисловии к Библейскому богословскому словарю, «помещены тексты в азбучном порядке, на основании созвучия начальных слогов в слове, – без всякой внутренней их связи и близости между собою, и притом тексты эти распределены по отдельным книгам св. Писания; (отчего иногда очень затруднительно искать какое-нибудь место из св. книг); тексты однозвучные представлены в переводе славянском, иногда отступающем от подлинника св. Библии, а наконец, Симфонии были изданы не на всю Библию. В предлагаемом же словаре тексты св. писания в каждой статье подобраны, сгруппированы в алфавитном порядке, не на основании созвучия начальных слогов в словах, а исключительно на основании их единомыслия. При том эти тексты соединены в одну статью из всех канонических книг Ветхого и Новаго Завета, так что любознательный сразу может найти и проследить учение всего священного Писания об известном предмете. Возьмём, например, статьи: Бог, Троица Святая, Господь, Рабы, Дети, Родители. Как учит об этом вся св. Библия? Ответ – в предлагаемом Словаре». Нет нужды, после приведённых слов самого издателя, говорить еще что-нибудь в уяснение характера книги; необходимо только показать, как сопоставляются тексты. Понемногу взято в Словарь слов, начинающихся одною и тою же буквою: так, например на букву А находятся только четыре слова: ад, ангел, антихрист, апостол; на букву Б пятнадцать слов и т. д.; но самое сопоставление текстов на взятые предметы сделано в некоторой системе и в значительной полноте. Вот, например, как составлены тексты на слово:

Ад.

(См. Смерть вечная. Наказание злых. Осуждение).

=³¹⁷ есть место мучения (Мф.18:8; Мф.23:33, Мк.9:43; Лк.16:23, 28; Откр.20:10).

Тело и душа страдают в (Дан.2:6; Мф.10:2; Мф.18:9; Мк.9:43; Рим.2:9).

есть вечное наказание (Ис.33:14; Дан.12:2; Мф.25:46; Мк.3:29; Мк.9:44; 2Сол.1:9; Откр.14:11; 20:10).

= изображается, как

вечный огонь (Мф.18:8; Мф.25:41; Иуд.1:4).

вечное пламя (Ис.33:14).

огненный поток (Откр.14:10; 19:21; 20:10, 15; 21:8).

неугасающий огонь (Ис.66:24; Мф.3:12; Мк.9:43; Лк.3:17).

пожирающий огонь (Ис.33:14; Евр.10:27).

огненная печь (Мф.13:42, 50).

огненная геенна (Мф.5:22; 10:28; 18:9; 23:35; Мк.9:47; Лк.12:5).

студенец нетления (Пс.54:24).

бездна (2Пет.2:4; Откр.20:1).

= приготовлен для диавола и ангелов его (Мф.25:41; 2Пет.2:4; Иуд.1:6).

нечестивые будут низвергнуты в = (Пс.54:24; Мф.11:23; 13:49–50; 25:41; Лк.10:15; Откр.20:15; 21:8).

зверь, лжепророки и диавол будут низвержены в = (Откр.19:20; 20:10).

Врата = не одолеют церкви (Мф.16:18).

= представлен в притче (Лк.16:23–28).

Это и все на статью Ад. С такою же полнотою сведены тексты и на другие статьи. Кроме того, в конце каждой статьи, разъясняющей в словаре главное слово, приведены исторические примеры из всей Библии, подтверждающие вышеизложенное в ней догматическое или нравственное учение. Так, например в конце последней статьи Словаря Щедрость Божия, представлены «Примеры = по отношению к израильтянам (Суд.10:16; 4Цар.13:23; Пс.101:5; 105:44–46; Давиду 2Цар.24:14; 1Пар.21:13; Пс.115:4–6. Павлу и Эпафродиту Флп.2:25». В конце самой книги приведены цитаты текстов из св. книг ветхого завета, приведенных в книгах новозаветных.

Из сказанного читатель видит, что «Библейский богословский словарь», изданный свящ. В. Михайловским есть весьма полезная справочная книга при учёных богословских исследованиях; полезною эта книга может быть и при составлении проповедей: Издатель Словаря, «опытно убеждённый», как он сам говорит, «в большой пользе такого словаря», прибавляет еще, что Словарь его особенно полезен, между прочим, при благоговейном чтении и изучении Слова Божия в семейном кругу и напечатан в маленьком формате, между прочим и в тех видах, чтобы он был не только достоянием библиотек и настольною в благочестивых семействах книгою, но ручною, карманною книгою и спутницею в дорогах, в удобных путешествиях, чтобы православный легко мог иметь всегда библию с собою, хотя в формате предлагаемого Словаря. Цель прекрасная, – и мы желаем искренно, чтобы она была достигнута, – хотя дорогая цена книги и специальное слишком ее назначение дают основание сомневаться в исполнении нашего желания.

Касательно диаволов сложилось в народе много басен и поверий, которые вообще вредны для христианской нравственности, – потому что приписывают диаволам, с одной стороны, слишком великое могущество, а с другой – слишком обширное влияние на порядок природы и на судьбу человеческую. Человек ни за что гибнет, когда, считая себя беззащитным от диавола, отдается его внушениям без всякаго сопротивления; или когда считает делом бесовским то, что в действительности есть дело священного, уставленного Богом, порядка природы. Чем следовать, на погибель себе, пустым басням и поверьям, гораздо лучше руководствоваться в жизни учением нашей попечительной матери – Церкви, которая, заповедуя нам остерегаться злых духов, вместе с тем определяет их злотворным действиям истинные границы. Это самое учение св. Церкви мы и намерены изложить теперь.

Нужно знать, что диаволы, как и все существующее, находятся в полной власти Божией. Не лишая диаволов свободы, Бог попускает им злотворно действовать в нравственном мире, но вместе с тем их действиям назначает точные границы, по Своей премудрости и благости. Без попущения Божия ни один диавол не может даже приблизиться к человеку, как это видно из примера праведнаго Иова; равно ни один диавол не может ослушаться повеления Божия, как это видно из многих примеров, описанных в Евангелии. Стало быть, если мы будем жаловаться на то, что мы подвержены диавольским соблазнам и искушениям, то будем жаловаться на Самого Бога. Но Бог неправым не бывает. Он, хотя и допустил к нам диаволов-губителей, за то приставил к нам ангелов-хранителей. Те и другие действуют на нас противоположно друг другу: одни склоняют нас к худу, другие к добру, – и кого из них слушать, по чьим внушениям вести жизнь свою, дело нашего выбора. Этой мерой Бог поставил нас между добром и злом, между спасением и погибелью, между раем и адом, и сберегая нашу свободу, предоставил нашей доброй воле обратиться или на ту, или на другую сторону. Св. премудрость устами Иисуса сына Сирахова об этом говорит так: Сей (т. е. Бог) из начала сотвори человека, и остави его в руце произволения его... Предложил ти огнь и воду, и на неже хощеши простреши руку твою. Пред человеком живот и смерть, и еже аще изволит, дастся ему (Сир.15:14–17). Только то добро ценно и неразлучно с благополучием, которое сделано нами по чистому нашему хотению, при возможности зла; добро необходимое, неизбежное не было бы добром нравственным и не вменялось бы нам в заслугу. Если, напр., немой не злословит, престарелый хранит целомудрие, это не есть с их стороны заслуга, потому что их воздержание не соединяется ни с какими нравственными усилиями. Потому-то божественная Любовь, назначив нам вечное блаженство в добре, ведёт нас к добру и явными, и тайными путями, не избавляя нас и от поводов ко злу. И диаволов-искусителей Бог допускает к нам не с тою целью, чтобы вводить нас в грех и губить нашу вечную участь, а с тою, чтобы наши добродетели были плодом посильной борьбы со злом, и чтобы открыть нам поприще нравственных заслуг³¹⁸.

Мы уже знаем, что злой дух сильнее грешного человека; но из этого еще не следует, будто мы, грешники, перед ним беззащитны. Главная защита наша против всех диавольских влечений ко греху есть наша свобода, которой ниже сам Бог не делает какого-либо насилия, или принуждения³¹⁹. Диаволы только обольщают нас, смущают нас на грех, и мы вольны следовать или не следовать их злым внушениям. Мало того, диавол приступает к нам с злыми внушениями по поводам с нашей же стороны³²⁰, и если вводит нас в грех, то по нашему собственному предрасположению, без которого зло не имело бы к нам доступа. И в этом случае диавол пользуется оставшеюся у него способностью знать человеческие мысли и расположения, которые сами в себе произвольны. Стало быть, когда мы грешим, тогда грешим именно мы сами, а диавол служит нам в грехе только советником и помощником, выбранным нами же самими; вина в наших грехах вполне лежит на нас, грешниках. После этого, что должно думать о нашем обычае в грехах своих винить диавола, а себя от них оправдывать? Должно думать, что этот обычай есть следствие нашей страстной расположенности ко греху, что он установился под внушением того же диавола. Диаволу того-то и хочется, чтобы люди не только грешили, но и вину в грехах складывали на него: этим способом он очень искусно отводит нас от покаяния и исправления. Если мы грешны, да не виноваты, а виноват за нас диавол, так зачем нам и каяться? Но это наше крайнее греховное самообольщение обнаруживается при самых простых соображениях. Когда диавол смущал нас на грех, в тоже самое время Бог и наш ангел-хранитель нас удерживали от греха: почему же мы не хотели следовать внушениям ни Божиим, ни ангельским, а последовали внушениям именно диавольским? И каким образом пособие в грехе со стороны диавола облегчало бы нашу виновность в грехе, когда, с другой стороны, было оказано нам гораздо большее пособие не делать греха? Верьте же, братия, что каждый содеянный нами грех произволен, и за каждый грех неминуемо ответствовать нам лично пред божественною правдою.

Диаволы, когда бывает это допущено по смотрению Божию³²¹, вселяются в человека, чтобы мучить его: таких печальных случаев много описано в Евангелии, да и среди нас видится иногда нечто подобное. Как долженъ смотреть православный христианин на это крайнее человеческое бедствие? Оно есть наказание человеку за грехи, попускаемое Богом с тем, чтобы грешник вразумился, покаялся и исправился. Это бедствие бывает с человеком всегда по поводу со стороны самого человека: диавол, по словам И. Христа, вселяется только в такого человека, в котором находит для себя жилище выметенное и убранное, т. е. подготовленное для диавола (Лк.11:25). Чрезмерная злость, греховная любовь, распутство, пьянство, тоска, печаль, отсутствие ободряющего доверия к божественному Промыслу и т. п., – вот какие состояния, как видно из опыта, диавол выбирает в человеке, чтобы в него поселиться. Диавол поселяется в человека, конечно, для того, чтобы мучить его, довести его до смерти в грехах нераскаянных и погубить на всю вечность, но Бог устрояет иначе: человек, мучимый бесом, часто раскаивается в грехах своих и обращается к Богу, – и диавол делается невольным орудием спасения того человека, которого замыслил погубить. Те же самопроизвольные жертвы диавольской лютости, которые своими нераскаянными грехами привлекают в себя, вместо одного злого духа, семерых злейших духов (Лк.11:26), должны жаловаться в своих временных и вечных мучениях не на кого другого, а единственно на самих себя.

С давних пор существует народное поверье, будто так называемые колдуны, или волшебники, поселяют диаволов в каких угодно людей, по своему произволу. Это поверье не имеет основания, действительность его отрицают и свящ. Писание, и здравый разум. И. Христос не поставляет этого великого бедствия в зависимости от каких-либо людей, а прямо грозит им лишь злым и развратным человеческим поколениям (Мф.12:39, 45), и самому поселению диавола в человека полагает единственное условие, если сам человек готовит в себе жилище для диаволов, незанятое благодатью, выметенное и убранное грехами (Мф.12:44). Следовательно, все бесноватые сами привлекли в себя злых духов, –никакой посторонний человек не может иметь в этом бедствии ни малейшего участия. Диаволы повинуются, против воли, самому Богу, как существу всемогущему: станут ли они добровольно подчиняться грешному человеку – волшебнику, который слабее диавола по самой природе? Между тем верование относительно поселения диаволов в людей людьми, кроме крайней своей несправедливости, служит источником вражды между людьми: при ней подозреваются в злодействе невинные, взносятся тяжёлые клеветы на безучастных в бедствии. Это поверье могло сложиться на основании болезненных восклицаний, во время которых выкликаются бесноватыми имена мнимых виновников несчастья. Если это кличет в бесноватых диавол, верить ему никто не должен: по словам И. Христа, он лжец и отец лжи (Ин.8:44); да и самое слово: диавол означает клеветника. Было бы желательно, чтобы самое слово: порча, как нелепое и вздорное, вышло из употребления у православных христиан, которые должны держаться понятий здравых, согласных с действительностью. Притом нужно знать, что есть некоторые естественные болезни, очень сходные с беснованием, в которых бесы нисколько не участвуют. После страданий, смерти и воскресения Христа-Спасителя сила демонов ослабела, и истинное беснование людей, принявших св. крещение и исповедующих спасительную веру, должно быть явлением чрезвычайным и редким.

Наша св. православная Церковь не отрицает действительности волшебства, или сообщения человека со злыми духами, только признаёт это волшебство далеко не в тех понятиях, какие составил непросвещённый народ о колдовстве. В общем смысле всякий грешник имеет сообщение со злыми духами, и стало быть, всякий грешник есть своего рода волшебник; но волшебство в собственном смысле, по понятию св. Церкви, есть не иное что, как употребление некоторых, оставшихся от язычества, суеверных обрядов, с целью призвать через них к себе злого духа, для пособия в известном худом деле: в таком виде волшебство описывается в канонических правилах св. Церкви и относится к числу великих грехов³²². Виновность волшебства заключается, собственно, в преданности языческому суеверию и в сознательном искании диавольской помощи; но в действительности диавол ни в чём не может помочь суеверному волшебнику, потому что сам ничего не может сделать без попущения Божия, – и суеверный волшебник вреден лишь самому себе, а не другим людям. Насильственные привороты и отвороты людей невозможны ни для диаволов, ни для волшебников; – потому что Сам Бог не отнимает от человека свободы сердечных расположений. Знание будущего доступно только одному Богу, Который уделяет этот дар не грешникам, а праведным. Участь не только каждого человека, но и всякой твари зависит от воли Божией: следовательно, диавол без попущения Божия не может ни насылать на человека болезней, ни исцелять их; ни давать людям богатства, ни ввергать их в бедность; ни делать людей счастливыми, ни подвергать им несчастиям. Уставленные Богом законы естества святы и нерушимы: один Бог может изменять их по Своему хотению, а волшебники не могут отступать от них и творят только чудеса ложные (2Фес.2:9), которые могут быть произведены и без пособия злых духов. И так, все эти знахари, ворожецы, гадатели, колдуны и вообще волшебники лишь обманывают себя и других, в сущности, они не более, как самообольщенные обманщики. Напрасно приписывают им особенную силу, боятся их, трепещут пред ними: они опасны только для тех простаков, которые их боятся, – и употребительное в народе слово: неспроста не имеет действительного смысла.

Все действия диаволов в здешнем мире преимущественно ограничиваются одними человеческими душами, с которыми они сродны по своей духовной, невещественной природе; вещественная природа избавлена от злотворных диавольских действий. Диавол сам собою не может переложить песчинки с места на место, не может покачнуть былинки, – потому что не имеет тела, рук и никаких вещественных орудий, посредством которых мог бы сделать то и другое. Будто диаволы скачут, производят шум, принимают различные образы и т. п. – совершенная небылица; все это может померещиться человеку, по диавольскому ли действию, или по напряженному состоянию собственного воображения, но в действительности диавол не может произвести ничего подобного. Равно полуночники, полуденники, встречные, притки и все тому подобные страшилища, в сущности, не более, как пустые поверья, занесённые к нам из минувших языческих вер, в которых находили место всякие вздорные басни. Нужно ли упоминать, что пароходство, воздухоплавание и другие изобретения и науки, а также фокусы, основанные на проворстве рук и на малоизвестных законах природы производятся без всякаго участия жителей иного, не нашего мира?

Братие! Земная жизнь наша и без того полна бедствий, страхов и печалей основательных и действительных: зачем еще обременять ее воображаемыми опасностями и страхами несуществующими? Если мы все находимся под неусыпным попечительным надзором всемогущего и вселюбящего Отца небесного, что может сделать нам отверженная тварь – диавол? Умерьте же, братья, свои страхи в отношении к духам злобы, особенно в отношении к суеверным волшебникам. Для борьбы с грехом за свою участь нам нужно бесстрашие и нравственная бодрость; а трусость есть сама себе поражение. «Диавол зол для себя, а не для нас», говорит св. Иоанн Златоуст³²³. Другое дело, если мы сами злы – это действительно для нас страшно; но мы на каждом шагу жизни призываемся к покаянию и исправлению: об них-то наипаче всего нам и должно позаботиться. Аминь.

Священник Петр Красовский

Ⅳ. Святой Апостол и евангелист Матфей

В нынешнее воскресенье св. Церковь празднует память св. славного и всехвального апостола и евангелиста Матфея. Поэтому, сегодня кстати будет речь о житии и подвигах сего св. апостола. Св. апостолы Пётр, Иоанн и Филипп, о которых я говорил уже вам, были, как вы знаете, и до призвания в апостольское служение, люди благочестивые, воспитанные и проводившие жизнь свою в страхе Божием. Не таким был Матфей, до последования своего за Христом. Он был мытарем, т. е. сборщиком пошлин и податей. Эта должность, и теперь нелюбимая народом, была у иудеев в величайшем презрении, и лица, которые занимались ею, стоили того во мнении народа, как потому, что взимали иногда несправедливо пошлины и подати, и тем обогащались, так и потому, что напоминали иудеям о ненавистной для них зависимости от римского правительства. Поэтому-то Матвей, как и другие мытари, считался человеком ненавистным и грешным. Но Господь, пришедший в мир призвать не праведников, а грешников на покаяние (Мф.9:13), благоволил воззвать Матфея к последованию за Собою, и избрал его в число двенадцати апостолов Своих. Матфей повиновался призванию, оставил свою мытницу и, решившись последовать за Иисусом Христом, пригласил Его в дом свой в Капернауме. По мнению фарисеев, которые считали себя людьми праведными, общение с мытарями и посещение их дома было делом предосудительным; поэтому они, узнав, что Иисус Христос вошёл в дом Матфея и там с мытарями и грешниками вкушал пищу, упрекали Его за то пред учениками Его. Господь, в ответ укорявшим Его, сказал: не требуют здравии врача, но болящии... неприидох бо призвати праведники, но грешники на покаяние (Мф.9:12, 13).

Кроме обстоятельств призвания Матфея к апостольскому служению, рассказанных самим же св. Матфеем и Марком (Мк.2:14–17), в евангелии более не говорится ни об одном случае из жизни его, во время последования его за Иисусом Христом; упоминается только о том, что он было сын Алфеов, что у него было другое имя: Левий (Мк.2:14), и что он принадлежал к числу двенадцати апостолов (Лк.6:15). Но не смотря на молчание евангелистов, мы вправе заключить, что Матфей, последовавши за Иисусом Христом, был свидетелем всего служения Его роду человеческому, слышал все учение Господа и видел Его чудеса, и таким образом приобрёл истинное познание Сына Божия и укрепил в себе любовь к Нему. Он приял Духа Святого вместе с другими апостолами, и благовестил о Спасителе, по преданию, сначала около восьми лет в Иудее³²⁴. Письменным памятником этого благовестия осталось святое евангелие, которое ап. Матфей написал для христиан из иудеев на еврейском языке. Вы часто слышите в Церкви от Матфея святого евангелия чтение; но так как вы бываете в церкви только по воскресениям и праздникам, а на страстной седмице, когда читают подряд все евангелия, не все бывают в Церкви, то и не знаете в порядке содержания этого святого евангелия. Поэтому, для душевной пользы вашей, я намерен сегодня предложить благочестивому вниманию вашему вкоротке главнейшие предметы, о которых благовествует св. евангелист Матфей. Он начинает свое евангелие родословием Иисуса Христа, чтобы показать, что Он есть действительно Мессия, обетованный Богом Аврааму, Давиду и другим праотцам, от которых и происходили как Матерь Божия, преблагословенная Дева Мария, так и Иосиф, обручник и хранитель девства Ее. Вслед за книгою родства Иисуса Христа благовествуются обстоятельства рождества Спасителя в Вифлееме и повествуется о поклонении восточных волхвов Божественному младенцу Иисусу, о бегстве святого семейства в Египет от преследования Иродова и о нечестивом избиении, по повелению Ирода, всех вифлеемских младенцев от двух лет и нижайше. Оканчивается этот отдел евангелия повествованием о возвращении святого семейства из Египта во Иудею и о поселении его в Назарет (Зач.1–4). Далее св. еванг. Матфей повествует об Иоанне Крестителе и его проповеди о Христе, о крещении Иисуса Христа от Иоанна в реке Иордане и об искушении Спасителя диаволом в пустыне (Зач.5–8). С этого времени начинается благовестие о служении Иисуса Христа роду человеческому. Услышав, что Иоанн Креститель предан бысть, Господь оставил Назарет и пошёл в Галилею. Здесь Он первее всего занялся избранием апостолов, и прежде других призвал к последованию за Собою Андрея и Петра. Проповедь Свою Спаситель подкреплял исцелением всяких недугов. Следствием этого было то, что за Спасителем последовало множество народа. Первая проповедь Иисуса Христа, записанная подробнее, чем у других евангелистов, у Матфея, была о блаженствах и называется нагорною, потому что сказана была на горе. Исчислив девять блаженств, уготованных всем праведникам, Господь обращает речь к ближайшим последователям Своим и выясняет им различие Моисеева закона от закона благодатного, новозаветного (Зач.9–24). Но не одним учением, которому дивились все, Спаситель свидетельствовал о Своём Божественном достоинстве и посланничестве. Он творил великие чудеса к благу людей, исцелял прокаженных, расслабленных, горячечных, укрощал волны и бурю, давал слепым прозрение и бесноватым исцеление и даже воскрешал мёртвых. В евангелии от Матфея и описываются, после нагорной проповеди, разные чудеса Иисуса Христа (Зач.25–34). Но видя, что жатва многа, а делателей мало, т. е. что желающих слышать слово Божие много, а проповедников евангелия нет, Господь посылает на проповедь двенадцать учеников Своих и даёт им власть целить недуги и изгонять бесов. После обетований и наставлений, данных при этом апостолам от Иисуса Христа, св. евангелист изображает дальнейшие обстоятельства служения Христова роду человеческому. Первое место здесь принадлежит изображению речей Господних к ученикам Иоанна Крестителя, который из узилища послал их спросить Иисуса: Он ли есть грядый, т. е. ожидаемый Мессия, или надобно ожидать другого? Иисус Христос, воздав при этом должную хвалу Иоанну Крестителю, как предтече Своему и большему всех рожденных женами, в заключение Своей беседы объявил Себя истинным Мессиею и призывал к последованию за собою всех труждающихся и обременённых (Зач.34–43).

Слова и дела Иисуса Христа привлекли к Нему народную любовь и возбудили к Нему зависть в фарисеях; они совет сотвориша, како Его погубити, но Иисус Христос удалился от их преследования, а из тех людей, которые не переставали следовать за Ним, исцелил всех больных. При этом Спаситель, указав пророчество Исаии о Себе, как о Мессии, пояснил, что Он творит чудеса Божественною, а не диавольскою силою. Фарисеи и книжники также хотели видеть чудеса Иисусовы; но Он дал им понять, что чудеса не творятся ради праздного любопытства, и что для них достаточно прообразований о Нём, бывших в ветхом завете. После этого св. Матфей, изложив вкоротке несколько притчей Господних, повествует о смерти Иоанна Крестителя, о насыщении Господом пяти тысяч народа пятью хлебами и двумя рыбами и об избавлении от потопления маловерного в то время ап. Петра. Доселе св. Матфей благовествовал только о проповеди Иисуса Христа в Иудее, а далее описывает проповедь Спасителя в странах тирских и сидонских, и повествует о чуде исцеления языческой дочери, сотворённом по великой вере жены хананейской. Но Иисус Христос скоро оттуда возвратился в Галилею и, исцелив всех больных, приведённых к Нему, насытил четыре тысячи народа седмью хлебами и небольшим количеством рыбы (Зач.44–64).

Все слова и дела Иисуса Христа должны были убедить учеников Его, что Он есть истинный Мессия, и это убеждение их высказано было, по вопросу Иисуса Христа, апостолом Петром. Ты еси Христос Сын Бога живого (Мф.16:16), исповедал он Господу за себя и за других апостолов. Но Господь запретил ученикам Своим, да никому же рекут, яко сей есть Иисус Христос (Мф.16:20), и начал предсказывать им о Своих страданиях, смерти и воскресении. Чтобы слова Его о страданиях Своих и смерти не смущали и не соблазняли апостолов, Он благоволил, вскоре после этого, преобразиться пред избраннейшими из учеников Своих. Пётр, Иаков и Иоанн удостоились быть личными свидетелями славного преображения Господня и возвестили о том прочим апостолам уже по воскресении Христовом. Евангелист Матфей рассказывает о сем славном событии, конечно, на основании свидетельств поименованных апостолов. После короткого повествования об исцелении бесноватого отрока и об уплате, требуемой от Спасителя и апостолов подати монетою, вынутою из рта рыбы, которую поймал Пётр, по повелению Господню, св. Матфей излагает несколько наставлений, данных Господом ученикам Своим частью просто, частью же в притчах о царствии Божием, и затем приступает к изображению последних дней земной жизни Господа нашего Иисуса Христа (Зач.65–80). Изображение это начинается с прихода Иисуса Христа во Иерусалим на последнюю пасху. Взявши с собою двенадцать учеников, Иисус Христос предсказывает им о том, что Он будет предан архиереям и книжникам, что осудят Его на смерть и предадут Его язычникам на поругание, биение и распятие, и что Он в третий день воскреснет. На пути в Иерусалим Иисус Христос исцеляет двух слепцов. Приблизившись потом к масличной горе, Он послал двух учеников, чтобы они привели Ему ослицу для торжественного въезда в Иерусалим (Здесь уместно пояснить, что в гористой местности палестинской употребляли издавна и теперь употребляют для верховой езды, вместо лошадей, ослов и мулов). Вседши на осля, Иисус Христос отправился в Иерусалим. Этот вход Христов в Иерусалим, предсказанный пророком (Мф.21:5), был торжествен особенно потому, что народ, в благоговении к Иисусу Христу, постилал Ему одежды на пути и усыпал дорогу ветвями, благословляя Сына Давидова и воспевая Ему: осанна в вышних. В Иерусалиме Господь Иисус Христос показал Свою власть изгнанием торжников из храма, и когда архиереи и старцы спросили Его: коею властию сия твориши и кто Ти даде власть сию? – Он отвечал им в притчах. Тогда шедше фарисее, совет восприяша, яко да обольстят Его словесы (Мф.22:15) Напрасно они, подобно диаволу, искушали Господа Бога своего; Иисус Христос посрамил их, обличил их лукавство и изрёк им многократное горе за множество лукавств деяний их. По выходе из храма, Иисус Христос взошёл на масличную гору и там, по просьбе учеников, возвестил им о близком разрушении Иерусалима и о признаках кончины мира. Он пояснил свое пророчество притчами о десяти девах и о талантах, и за тем изобразил самые обстоятельства будущего второго пришествия Своего на суд мира. Это было за два дня до праздника пасхи (Зач.80–107).

Но прежде, чем св. Матфей приступил к изображению страданий Христовых, он повествует о том, как одна женщина возлила на Иисуса Христа сткляницу многоценного мира, в уготовлении Его на погребение; как Господь установил святейшее таинство Евхаристии, и по окончании тайной вечери молился, и как потом был предан злочестивым учеником Своим – Иудою. Трогательная история предания Иисуса Христа, осуждения Его архиереем, поругания над Ним иудеев, отречения и покаяния Петрова, бесплодного и позднего раскаяния Иуды, несправедливого суда Пилатова, поругание воинов над Иисусом Христом, распятия Его между двумя разбойниками, смерти, снятия со креста, погребения Иосифом, приставления ко гробу стражи и славного воскресения Христова от мёртвых, а за тем повествование о явлении Господа Марии Магдалине и о вознесении Его на небо в виду св. апостолов, описаны у евангелиста Матфея довольно коротко, и так как входят в состав страстных евангелий, которые вы всегда слушаете с великим вниманием и любовью, то я и не считаю нужным излагать здесь по евангелию от Матфея все эти обстоятельства последних дней земной жизни Господа нашего Иисуса Христа, известные вам, полагаю, достаточно. – Евангелие от Матфея замечательно тем, что написано прежде всех других евангелий, и так как оно писано для христиан из иудеев, то и заключает в себе более, чем прочие евангелия, свидетельств из священного писания ветхого завета, в доказательство того, что Иисус Христос есть действительно прообразованный в ветхом завете и предсказанный неоднократно пророками Мессия – Христос.

Св. Матфей, оставивши палестинским иудеям евангелие, для укрепления их веры во Христа, отправился на всемирную проповедь, и по свидетельству блаж. Феофилакта³²⁵, благовествовал парфянам и мидянам; затем он пришёл в Эфиопию, где, по сказанию Никифора Каллиста³²⁶ и великих четьих миней м. Макария, записанному в четь минеи св. Димитрия ростовского, пришёл в город Мирмены³²⁷. Жители эфиопской страны, по этому сказанию, были антропофаги, т. е. людоеды; но апостол не усумился благовестить имя Христово и этим нечестивцам, которых сама природа заклеймила, как извергов, темною кожею. Св. Матфей обратил здесь достаточное число душ ко Христу, создал малую церковь и поставил для верующих епископом некоего Платона, а сам удалился на ближайшую к городу гору и там молился об обращении ко Христу всего неверного эфиопского народа. Но по повелению Божию он опять пришёл в Мирмены и там исцелил бесноватых детей князя Фульвиана и крестил уверовавших во Христа жителей города. Но князь, вместо благодарности апостолу, побуждаемый бесовским наущением, послал взять св. апостола и привесть к себе. Посланные нашли Матфея в церкви, где он на ту пору проповедовал. По изволению Божию, они слышали голос апостола, но не видели его, и потому не могли взять. Разгневанный, князь сам пошёл взять апостола, но в наказание за свое ожесточение ослеп так же, как и его послы. Незлобивый апостол исцелил и его, посланных его, но этим не смягчил сердца Фульвианова. Ожесточенный князь умыслил погубить Матфея и звал его к себе с лукавым намерением предать его смерти. Матфей обличил злой замысл Фульвиана и тем ожесточил его еще более. Не скрывая долее своей злобы, князь осуждает ап. Матфея на сожжение. Но чтобы казнь имела решительный исход, он велел сначала растянуть апостола на земле, прибить к ней руки и ноги его кольями и потом взвалить на него огромный костёр дров, хворосту и других горючих веществ и зажечь их. Костёр сгорел, но апостол остался жив и невредим. Народ ужаснулся при этом чуде, но Фульвиан еще более возъярился, и приписывая сохранение апостола в живых, посреди огня, его волхвованию, приказал возгнетить еще больший костёр над святым мучеником. А чтобы устранить силу предполагаемых им чар апостольских, он принёс из своего дома двенадцать идолов, вылитых из золота, и расставил их вокруг костра. Но эти идолы растаяли от огня, как воск; князь был и сам устрашен и чуть не опалён силою пламени, и повелел угасить костёр и освободить апостола от мучения; костёр был угашен, но апостол Матвей еще живой, сотворив последнюю молитву, предал дух свой Богу. Фульвиан и еще замыслил искушать силу Божию и, заливши оловом в железном гробе тело св. апостола, велел бросить его в море. Ночью после этого св. Матфей явился епископу Платону в сонном видении и указал ему место на берегу моря, где он должен найти гроб его. Епископ пошёл с народом на указанное место и, нашедши там гроб св. Матфея, принёс его в город. Этим последним чудом сломилось ожесточение князя, и он всенародно исповедал, что Бог, проповеданный Матфеем, есть единый истинный всемогущий Бог. Князь в раскаянии плакал при гробе апостола и просил у него прощения. Тогда епископ Платон, научив Фульвиана вере во Христа, крестил его и при крещении нарёк его по имени апостола Матфеем. Вразумленный силою Божиею и просвещённый христианским учением, князь Матфей (бывший Фульвиан), ревнуя о благочестии, передал свою княжескую власть другому, а сам рукоположён был во пресвитера. По смерти епископа Платона, Матфей занял его епископскую кафедру и трудился неусыпно в обращении язычников ко Христу, в чём, при помощи Божией, и имел великий успех. Таким образом страдания св. апостола Матфея и по смерти его принесли обильный плод, побудив его мучителя и самого обратиться и других обратить ко Христу. Смерть св. ев. Матфея последовала в 62 году по Рождестве Христовом, а память его, равно как епископа Матфея (бывшего князя Фульвиана) воспоминается св. Церковью в один день 16 ноября. Св. ев. Матфей изображается на св. иконах в числе четырёх евангелистов, пишущих св. Евангелие. При нём изображают молодого человека, в знаменование того, что Евангелие от Матфея начинается благовестием о вочеловечении Сына Божия.

Конст. Думитрашков

Текущая журналистика, и духовная, и светская, как-то не совсем ладит с нашим земством по вопросу о народном образовании. Лишь только встречаешь в журнале или газете статью или заметку, заглавие которой касается сферы земских занятий, и, следовательно, народного образования, можешь быть почти наперёд уверен, что в ней довольно достанется на долю земства и тонких, язвительных острот, и прямых положительных жалоб. А как литература есть выражение, или воспроизведение жизни, то и в жизни тоже самое: редко, чтобы кто-нибудь отозвался с похвалой о действиях земства относительно народного образования. «Земство обходит своим вниманием дело народного образования, неподатливо на открытие и устройство сельских школ; а образование народа так важно, – им обусловливается улучшение материального быта массы, поднятие уровня народной нравственности, облагорожение всей народной жизни. Как же можно так относиться земству к существенным интересам нашей меньшей братии?!» Вот общий мотив неудовольствий и жалоб на земство по народному образованию. Между тем эти жалобы на земство нельзя признать вполне заслуженными и справедливыми. Они вытекают частью из недоразумений, частью из особенной ревности к делу народного образования. Чрезмерная ревность в этом случае вредит в том смысле, что не даёт видеть всех препятствий, которые мешают в настоящее время успешному ходу вопроса по народному образованию; недоразумения же объясняются простым нежеланием проверить себя и отчетливо разобрать те обстоятельства, которые подают повод к жалобам.

Известно, что в жизни общественной всякое явление, как бы оно ни казалось на первый взгляд странно и ненормально, вытекает из ряда других явлений и обусловливается многими соприкосновенными к нему обстоятельствами. Точно также надо смотреть и на действия земства по народному образованию. Земство, говорят, не сочувствует делу народного образования. Но что же, собственно, должно разуметь под этим недостатком сочувствия? Это следует уяснить себе, прежде чем взнести на земство такое обвинение, которое так невыгодно для его чести. Может быть, недостаток сочувствия со стороны земства к народному образованию обнаруживается в том, что мало ассигнуется земством денег на народное образование? Но этого сказать нельзя, потому что во многих местах земские собрания отделяют из своих средств значительные суммы на дело народного образования; а если отпускаемых земством сумм оказывается иногда недостаточно, то отсюда еще не следует, что земство можно укорять в скупости и в недостатке сочувствия к народному образованию. Чтобы сказать так, нужно наперёд хорошо узнать средства земства и цифру расходов, делаемых им на удовлетворение неотложных, насущных потребностей. Может быть, следовало бы земству возвысить цифру денежного сбора, собственно, для народного образования? Но это опять легко говорить. Слова нет, что чем важнее общественная потребность и благодетельнее ее удовлетворение, тем больше ей должен принести жертв каждый член общества; но все же есть, говорят, пределы, далее которых не может простираться жертвование личными интересами на общее дело. И сообразив материальное положение жертвователей в пользу народного образования, положение наших помещиков, не знающих, что делать с землею, и наших крестьян, оставшихся почти без земли, нельзя не отдать справедливости земству в деле народного образования, его великодушному бескорыстию и усердию к общественному благу. Разве, с другой стороны, земство подаёт повод укорять себя в равнодушии к народному образованию, с той, что народное образование до сих пор не приведено им в надлежащий порядок, не получило стройной организации, – что в положении сельских школ незаметно существенной и всеобщей перемены к лучшему? Но такие великие дела, каково народное образование, устраиваются и получают прочную организацию веками. При том, для удовлетворительного устройства народного образования, обществу нужно запастись не материальными только средствами, но и силами духовными, умственною зрелостью, педагогическим тактом и хорошо подготовленными учителями. До вступления же в действие положения о земских учреждениях (1864 года), о народном образовании у нас приходилось думать в обществе только тем лицам, которые по личному усердию к народному образованию устраивали и содержали школы от себя, частно, да разве еще сельским священникам, поощряемым к обучению детей прихожан епархиальным начальством. Видимое дело, что по устройству народного образования общество должно было оказаться несостоятельным, когда ему, в лице гласных земства предложили подумать и позаботиться об этом предмете. Вот почему, вместо положительных советов и решительных распоряжений по народному образованию, в направлении, оправданном уже опытом, – на земских собраниях только и слышались в первое время одни общие вопросы «Где взять учителей для народа? Кому поручить народное образование? Чему учить народ? В каком положении существующие сельские школы?» и т. п. Эти вопросы и до сих пор продолжают раздаваться на земских собраниях, и можно думать, что определённое соглашение по ним едва ли везде скоро последует.

Но интереснее всего здесь то обстоятельство, что земские собрания, своими рассуждениями об учителях для сельских школ и об учительстве в них сельских священников, вызвали много кривых толков в среднем и особенно в низшем классе общества. Наш народ еще при крепостном праве инстинктивно чувствовал потребность грамотности; в настоящее же время, когда для способностей простого народа, говоря словами г. Иванова (журн. мин. нар. пр. 1869 г. июнь. Статья «об учительских семинариях в России), открыты дороги на все стороны, грамотность начала распространяться довольно быстро, не только в молодом, но даже и в старом поколении. И вдруг на земских собраниях раздается вопрос: Кому учить народ? Могут ли учителями в школах оставаться священники»? Наши консервативные крестьяне, да и не крестьяне только, нередко становятся, в виду подобных вопросов, положительно в тупик. Но как в таком состоянии оставаться долго нельзя, то и гадают они своим умом о действиях земских собраний и вкривь, и вкось.

Ⅰ.

В селе к священнику приходит один однодворец, его прихожанин, который считался в кругу сельских обывателей человеком, более других понимающим, и которого священник действительно отличал пред прочими, и часто приглашал к себе в дом для откровенной беседы.

– Здравствуйте, батюшка! сказал однодворец: нет ли чего новенького? Я слышал, вы были на земском собрании...

– Да, есть и новенькое. Наконец завели речь на собрании и о народном образовании, – так много говорили, что трудно и рассказать.

– Если об этом, то я не думаю, чтобы дело кончилось хорошо, заметил однодворец.

– Действительно, и мне не очень понравилось, отозвался священник. А некоторые из моих собратов – священников, тоже бывших на собрании, не хотят больше и думать о народном образовании, о котором до сих пор так горячо толковали и хлопотали, добавил он из всех рассуждений на собрании ничего почти не вышло дельного и стройного; всякий говорил о народных школах, что попадало на ум, не задумываясь над своими словами.

– Это что, батюшка! это еще ничего; а я слышал, будто на собраниях говорится много оскорбительных слов для священников, так что не на шутку можно обидеться, заметил однодворец.

Так между священником и однодворцем завязался разговор, в котором последний, кажется, высказал все главнейшие недоразумения относительно действий земства по вопросу о народном образовании, при чём священник счёл своею обязанностью поправлять собеседника и раскрыть пред ним более правильный взгляд на дело.

Священник. Вы говорите, что на земских собраниях обижают священников? Как же это? Я вас не понимаю, потому что не замечаю там ничего обидного для себя.

Однодворец. Как же не замечаете ничего обидного? Вам прямо в глаза говорят, что вы не нравитесь, что вас терпеть не могут, и вы можете не обижаться!

Ну, уж будто так и говорят? Кто же мог бы сказать это? Это неправда!

А что же значит, если, говоря о сельских учителях, не могут равнодушно вспомнить про священников? И учить-то они не умеют, и жалованья-то они не стоят, и заниматься-то им некогда – нужны учителя свободные! И чего – чего не говорят о священниках на земских собраниях! Признаюсь, не думал я, чтобы в обществе нашем скрывалась такая неприязнь к духовенству. И за что к нему такое нерасположение!?

С. Позвольте! Вы слишком торопитесь заключениями. Ну, с чего вы взяли говорить о нерасположении к духовенству? С того, что за священниками не хотят оставить должность сельских учителей? Да мало ли может быть у земства поводов к тому, чтобы хлопотать о приискании для училищ особых учителей, отдельных от священников? Если повели на собраниях речь о способах для приготовления других учителей, то уж будто и следует отсюда, что земство не жалует священников, не расположено к ним!

О. Однако, будь расположено земство к священникам, оно не стало бы говорить, что священники неспособны к учительской должности...

С. Послушайте! Вы несколько путаете дело; у вас перемешались в голове самые разнородные предметы, а так рассуждать нельзя. Обратите прежде всего внимание на то, что земству вменено в обязанность заботиться о народном образовании. Устройство народного образования есть его долг, служба; а где служба, там не должно руководиться чувством приязни или расположения к кому-нибудь: «служба службой, а дружба дружбой», говорит пословица. Принимаясь за устройство народного образования, земство сначала собирало сведения о настоящем положении сельских школ, старалось изучить и рассмотреть их со всех сторон, как относительно помещений и содержания их, так и самых учителей, которые в них занимаются. Надеюсь, вы не считаете удовлетворительным настоящее состояние сельских школ, и потому согласитесь, что земство должно было решиться на некоторые перемены в их быте, сообразно с потребностями и духом времени. И вот, как известно из газет, земство стало разбирать все обстоятельства, которые мешают идти народным училищам как следует. Оно сосчитало, напр., сколько школ в том или другом уезде помещается в особых домах, нарочно построенных для школ, или нанятых под школы, сколько в частных домах: священнических, крестьянских и т. д.; одни из земских собраний пришли к тому убеждению, что следует сделать обучение обязательным для каждого крестьянского мальчика, потому что отцы часто берут из школы своих детей безвременно, считают для них достаточным одно уменье читать и писать; а другие, напротив, находят, что неохота крестьян посылать своих детей в школы происходит от дурного преподавания и от того, что они не замечают хороших плодов от обучения: там где есть хорошие учителя с порядочным жалованьем, вовсе нет жалоб ни на ослушность крестьян, ни на непонимание пользы ученья. Таким образом земство открыло, что главнейшими причинами плохого состояния школ служит ничтожное жалованье, получаемое учителями, между которыми многие, особенно священники, трудятся даже безмездно, и жалкий состав учителей, конечно, соответствующих по своим достоинствам получаемому жалованью. От имени земства сообщают в газетах, что учителями в сельских школах служат отставные и бессрочно-отпускные солдаты, мещане, волостные писаря, крестьяне, между которыми есть и учившиеся в тех же школах; нередко встречаются между учителями обучавшиеся в низших и средних отделениях семинарии, дьячки, дьяконы и священники³²⁸. Что оставалось после этого делать земству, по вашему мнению?

О. Конечно, положить хорошее жалованье учителям и заменить дурных хорошими. Но отсюда не выходит, что священники должны быть лишены учительской должности; они были бы хорошими учителями, если бы дать им порядочное жалованье. Допустим, что священники занимались в школах до сих пор неудовлетворительно; но ведь земство же заявляет, что одна из главных причин плохого состояния школ – недостаточность содержания учителей. А тут прямо удаляют священников от учительской должности, да еще говорят, что они учить неспособны. Это несправедливо.

С. Земство, действительно, и назначает теперь большие деньги на училища, разумеется, судя по его средствам; точно также оно озаботилось и приисканием хороших учителей, насколько это в настоящее время возможно. Но при этом, как же вы обойдете вопрос об учителях – священниках? Их нельзя было не коснуться. И действительно, там и здесь послышались голоса, что священники уже не будут учительствовать в школах, при новом устройстве их. Тут и не вижу ничего странного.

О. Не находите странными и все резкие выходки против учительства священников, какие по временам бывают в земских собраниях? Я где-то читал, только не припомню, что на одном собрании гласные высказывались так: «Устранить священников от учительской должности в сельских школах; они, разве на время, могут быть оставлены исправляющими должность учителей; у них нет для этого ни познаний, ни уменья». Признаюсь, такие слова и вам бы не понравились, батюшка, если бы были сказаны при вас. А на каком-то собрании говорилось даже, что не только священники, но и воспитанники духовных семинарий не годятся в учителя народных школ.

С. Все резкие суждения высказывались, конечно, во время оживленных споров, в увлечении, и их нельзя принимать в строгом смысле, – их нужно толковать, соображаясь с ходом бывших в собрании рассуждений. Можно даже полагать, что разные резкости были сказаны вследствие того, что многие гласные, в том числе и священники, не хотели долго рассуждать об учителях для сельских школ, а требовали оставить дело об учителях по-прежнему и только назначить им хорошее жалованье. Видимое дело, что горячим головам, охотникам порассудить и поговорить на публику, такое пререкание не понравилось, они почувствовали себя обиженными, тем более что не видели в своих требованиях ничего предосудительного, а, напротив, думали действовать для общей пользы. Так произошло в гласных несогласие, начались споры, раззгорелись страсти, а в спорах, под влиянием страстей, чего бы и не думал сказать, да скажешь.

О. Стало быть, резкие заявления против духовенства: не имеют, по-вашему, большой силы и важности?

С. Конечно, не имеют; сущность всех подобных заявлений та, что священники, учащие в сельских школах, должны быть заменены отдельными учителями; а все прочее не заслуживает особенного внимания. Да еще что! Все резкие выходки против священников, по естественной силе вещей, даже заставляют иногда других гласных, как бы против их собственной воли, защищать священников со стороны учительства, и таким образом число недовольных учительством духовенства часто уравновешивается на земских собраниях сочувствующими учительству священников. Кроме других фактов, подтверждающих это, я могу сослаться на пример нижеломовского собрания пенз. губ., как наиболее известный мне. На этом собрании огромное большинство гласных высказалось в пользу замены священников учителями особыми, которые бы знали только свое учительство и были свободны от всех других занятий. Но когда некоторые из гласных увлеклись ораторским жаром и стали высказываться слишком резко о священниках – учителях, то многие даже из тех, которые сначала были против учительства священников, стали возвышать голос за оскорбляемых резкими говорунами представителей духовенства, так что сам предводитель дворянства решился защитить сельских священников относительно занятий их в народных школах, в качестве учителей, а председатель училищного совета, стоявший во главе противной партии, принуждён был отказаться от своих претензий и признал за лучшее подать в отставку. Так большинством и было постановлено, чтобы священник оставался хозяином сельской школы, и как знает, так и нанимает себе помощника по училищу.

О. Так! Но отчего же все-таки находят нужным заменить священников другими учителями? Не потому ли, собственно, священников не жалуют земские собрания, что учителям приходится положить порядочное жалованье?

С. Это каким образом?

О. Да ведь оставшись учителями в сельских школах, священники стали бы получать полагаемое учителям жалованье; тогда как с устранением священников от учительской должности, они должны лишиться этого жалованья. Это такого рода обстоятельство, на которое не может не обратить внимания земство. Если бы оно ценило и уважало интересы необеспеченного сельского духовенства, ему бы, кажется, нельзя было не стоять за то, чтобы священники остались учителями в сельских школах; а оно, может быть, намеренно устраняет священников от учительской должности, чтобы, таким образом, вырвать из рук священников полагаемое учителю сельскому жалованье. Деньги, мне кажется, имеют тут большую силу.

С. Признаюсь, я вовсе не думал, что вы так радеете об интересах духовенства. Только мне странным кажется, каким образом вы дошли до таких понятий. Мне в положении сельского священника смотреть так на дело несколько естественно, хотя и неосновательно. Духовенство сельское бедно, а кто попытал нужду и бедность, от того нельзя требовать равнодушного отношения к средствам жизни. Заветная мысль бедняка невольно отдается благам мира сего; и ему легко заподозрить в чужих действиях, сколько-нибудь подрывающих его интересы, намеренное желание причинить вред его благосостоянию. Но вы человек посторонний, вы должны бы рассуждать беспристрастно.

О. Мне кажется, я беспристрастно и рассуждаю. Разве, вы думаете, из нашего брата только один я знаю и жалею о скудных средствах, которыми живёт наше духовенство? Да, мы жалеем о бедности своих священников! Мы принимаем близко к сердцу то, что земские собрания не хотят вовсе и думать об улучшении быта духовенства положением ему определённого жалованья. Вы, конечно, знаете, как не хорошо и обидно для священников рассуждали земские собрания о жалованьи духовенству. Еще до земства ходили слухи о жалованьи священникам от казны. Мы было порадовались и за себя, и за своих священников: вот, наконец, не будут уж они ходить за сохой, устроятся, как подобает их сану, благоприлично, и всегда, какая бы нечаянная нужда ни случилась, мы будем заставать отца духовного дома, наготове. Теперь мы бросили думать об этих слухах, да и вы, конечно, уж не надеетесь на них. Но когда отказалось помочь духовенству наше земство, то мы не знали, что и подумать. Одним казалось, что земство, просто, не хочет позаботиться о священниках, а другие предполагали, что оно намерено помочь священникам каким-нибудь другим путём: так гадал и я. Между тем земство взялось за народное образование и стало рассуждать о жалованьи сельским учителям. Вот, наконец, каким путём, должно быть, земству хочется, подумал я, устроить быт духовенства – оно назначит священникам хорошее жалованье не просто, а с тем, чтобы священники состояли вместе и учителями в народных школах. Что же? Выходит, я ошибся в расчёте, земство не хочет улучшить быть священников и посредством предоставления им учительского жалованья, точно так же как оно отказалось обеспечить духовенство особым жалованьем.

С. Но вы уже слышали, что не везде земские собрания отказывают священникам от училищ; а главное, почему вы тех гласных, которые в деле об училищах, идут против священников, непременно считаете врагами и недоброжелателями духовенства? Положим, что устранение священников от должности сельских учителей соединяется с подрывом их материальных интересов; при всём том у заявляющих об этом устранении может вовсе не быть желания вредить духовенству. Да и странно было бы предполагать, чтобы гласные земства, говоря против предоставления священникам учительской должности, руководились в этом случае таким мелочным и недостойным побуждением, как безотчетное нежелание ближнему улучшения его материального положения; не правда ли? Такая подозрительность, которая все объясняет в других с дурной стороны, с позволения вашего сказать, нехорошее качество в человеке. А что земство не хотело положить духовенству особого жалованья, то это не может служить основанием для ваших подозрений в настоящем случае; жалованье духовенству и учительская должность – две вещи совершенно разные. На жалованье духовенству трудно найти средства земству, а от назначения сельским учителям достаточного содержания оно ведь не отказывается.

О. Согласен, что эти предметы смешивать не следует, и я, пожалуй, уступаю вам с этой стороны. Однако, когда жалованье учительское было маленькое, или вовсе его не было, священников не лишали учительской должности, а напротив, располагали заниматься в школах. Это обстоятельство само собою наводить на подозрение, что земству жалко давать учительские деньги священникам, при том же и священники так много и безмездно трудились для образования народа, в надежде на будущее; благоустроенную школу, которая бы вознаграждала труды учителя, они ждали с нетерпением. Я знаю многих священников, которые не могли нарадоваться вдоволь, услышавши о намерении земства положить сельским учителям хорошее жалованье. И что же они теперь должны подумать? Еще не успело, можно сказать, назначить земство учителям порядочное содержание, как уж заговорило, что священники не должны быть учителями при школах! А содержание, как слышно, действительно назначает оно учителям хорошее, от двух до трёх сот рублей, каковые деньги были бы большим подспорьем в содержании для целого причта. Значит, земство само даёт повод упрекнуть себя в несправедливости к духовенству, если после многолетних и безвозмездных трудов по народному образованию устраняет его от учительской должности, чтобы дать назначаемое жалованье новым учителям.

С. Все-таки земство тут нисколько не виновато. Вам кажется, что оно само подаёт повод к таким толкованиям своих действий? Мне остается пожалеть, что это вам там кажется; само земство не желало давать никаких поводов. Виноваты тут обстоятельства, которые совпали и сложились так, что подали повод к разным недоразумениям. Однако, как-нибудь да объясняли же вы себе, почему земству не угодно предоставить учительское жалованье собственно священникам? Не тупая же это опять вражда против духовенства, о которой так неудачно заговорили было вы по поводу того, что земство желает заменить священников при школах особыми учителями. То не расположено земство к священникам, ибо не хочет предоставить им учительскую должность; то земство не предоставляет священникам учительской должности, потому что не расположено к священникам, что же тут причина и что следствие? Это какая-то путаница в которой ничего не разберешь.

(Окончание следует).

В дополнение к объявлению об издании «Руководства для сельских пастырей» в 1870 г.

В следствие распоряжения Почтового Департамента, состоявшегося на основании Высочайшего повеления 7-го августа 1869 г., подписная цена на вышеозначенный журнал несколько изменяется: именно за экземпляр «Руководства для сельских пастырей» платится на месте четыре рубля тридцать пять копеек, с пересылкою же во все места России по-прежнему пять рублей.

Когда преблагословенной Деве Марии исполнилось три года от роду, то св. родители ее, Иоаким и Анна, вспомнили обещание свое посвятить ее Богу. Они созвали в Назарет, где жили, всех своих родственников и лик непорочных девиц, и одевши пресвятую Деву с царским благолепием, отправились в Иерусалим. Достигши на третий день Иерусалима, они вошли туда со свечами и пением псалмов. Их встретила Анна пророчица, и к шествию их на пути присоединилось множество народа посмотреть на обряд посвящения отроковицы Господу. И не только граждане дольнего Иерусалима, но и жители Иерусалима горнего, видя введение во храм пресвятой Девы, удивишася, по выражению церковного песнопения, како Дева вниде во святая святы³³⁰. Святый Григорий никомидийский говорит: «когда родители вели Деву к церковным дверям, то ее окружали ангелы и веселились о Ней». Этого мало, Пресвятой Деву, сему одушевленному кивоту, невидимо предшествовал сам Царь небесный, утешитель, Дух истины, как свидетельствуется о сем в церковном песнопении: во святая святых, святая и непорочная Святым Духом вводится³³¹. Самое вшествие пресвятой Девы во храм сопровождалось на небе песнопением ангельским³³², и на земле псаломскими песнями девиц, провожавших Божественную отроковицу. «Радуются», воспевает Церковь, «Иоаким и Анна духом и девственнии лицы Господеви поют, псаломски воспевающе и чтуще Матерь Его»³³³. Св. Тарасий говорит, что они пели при этом пророческие слова Давида: слыши дщи и виждь и приклони ухо твое, и забуди люди твоя, и дом отца твоего, и возжелает Царь доброты твоея (Пс.44:11, 12). По свидетельству бл. Феофилакта, в сретение славному введению Богоотроковицы вышли из храма священники и встретили с пением будущую Матерь великого Архиерея, прошедшего небеса.

На лестнице, ведшей в храм, было, пишет бл. Иероним, пятнадцать ступеней, по числу пятнадцати степенных псалмов. Праведные родители пресвятой Девы поставили ее на первую ступень, но на прочие она, не смотря на свое малолетство, взошла сама и привела тем в удивление всех. Но особенно изумился этому первосвященник Захария, и проразумевая Духом высокое предназначение вводимой во храм отроковицы, с радостною ду шею повёл ее в храм. Богоотроковица последовала за ним с радостью и веселием. При этом Захария сделал дивное и небывалое дело. Он ввёл отроковицу в самую внутреннюю скинию, во святая святых, где стоял ковчег завета, и куда не только никто из женского пола, но и из мужчин не смел входить, исключая первосвященника; да и тот входил во святая святых только один раз в год. Сие же сделал первосвященник по таинственному Божиему научению. Он, по словам бл. Феофилакта, будучи тогда объят Богом, уразумел, что эта отроковица есть селение Божественной благодати, что она достойнее его предстоять всегда лицу Божию, и потому осмелился, вопреки закону, ввести ее во святая святых.

Блаженный Иероним повествует, что праведные родители Пресвятой Девы, вручив священникам обычные дары в жертву и всесожжение, возвратились в дом со своими родственниками, а преблагословенная Отроковица помещена была для жительства при храме, в отделении, где жили девицы, посвятившие себя Богу до замужества. Здесь пресвятая Дева, по свидетельству св. Амвросия, изучала священное Писание, а по словам св. Епифания, была остроумна и прилежна к учению и не только поучалась в священном Писании, но училась прясть и шить. Делала же она наипаче такие вещи, которые пригодны были священникам при богослужении и приучалась к такому рукоделию, которым впоследствии могла бы приобретать себе безбедное содержание. Большую же часть дня она проводила в храме. И вот как она проводила время, по сказанию бл. Иеронима. «Святая Дева», говорит он, «еще в детстве и младенчестве своём, когда жила в храме с прочими девицами, своими сверстницами, провождала житие свое весьма чинно; ибо от утра до третьего (по-нашему до девятого) часа стояла на молитве, от третьего до девятого (9–12) упражнялась в рукоделии или чтении книг. От девятого часа (с 12) опять начинала свою молитву и продолжала молиться до тех пор, пока являлся ей ангел, который обыкновенно приносил ей пищу. Пищу же, которую давали ей от храма, она всегда раздавала нищим». Первосвященник Захария, по замечанию Георгия никомидийского, видя частое явление пресвятой Деве ангелов Божиих, сначала недоумевал, как Дева в младенчестве сподобилась таких даров, что и ангелы ей служат, но потом, по вразумлению Духа Божия, начал проразумевать, не сбудутся ли на Ней пророческие предречения о воплощении Еммануила от Девы, и считал себя блаженным, что сподобился такого видения и таковую Деву уготовлял в невесту Слову. «Если бы меня спросили, говорит бл. Иероним, как провождала в храме пресв. Дева время юности своея, то и отвечал бы: это известно самому Богу и архангелу Гавриилу, неотступному хранителю ея, с иными св. ангелами, часто к Ней приходившими и любезно с Нею беседовавшими». Так-то пречистая Дева, пребывая с ангелами во святом святых, возжелала пребыть вечно в девственной чистоте. По свидетельству святых учителей – Григория нисского, Иеронима и других, она первая из дев девство свое обручила Богу; ибо в ветхом завете не было в обычае девам не выходить замуж, и супружество считалось честнее девства. Пречистая же Дева первая в мире предпочла девство супружеству, и уневестившись Богу, в чистом своём девстве служила Ему день и ночь. Дух же пресвятой, благоволением Бога Отца, готовил в ней селение Богу Слову. Итак, да будет слава и благодарение пресвятой, единосущной и нераздельной Троице, пречистой же Владычице нашей Богородице, Приснодеве Марии честь и похвала от всех родов во веки. Аминь.

К. Д.

Ⅱ

Приступая к обзору состава литургии того времени, когда она трудами св. Василия Великого и Иоанна Златоустого, из области предания и преемства перешла в письмена, необходимо прежде всего указать те побуждения, вследствие которых великие святители нашли нужным сделать это.

Святый Прокл, свидетельствуя о том, что св. Василий Великий писал чин литургии, касается и того, по какому побуждению сделал он это. «Народ», пишет он, «охладел в ревности к вере, занятый заботами века сего, скучал длинными молитвами древней литургии, и Василий, чтобы уврачевать зло, преподал, сколько возможно, краткий чин повторения вечери Господней». Вот первое побуждение, по которому Богоносный Василий решился составить свой чин литургии. Образец того, как обширна была в III и IV веке литургия по количеству и продолжительности молитв, читавшихся вслух, представляет нам литургия, изложенная в VIII книге «апостольских постановлений»³³⁵. Увеличению количества молитв содействовали следующие обстоятельства. Во-первых, появилась в церкви особенная дисциплина в отношении к различным классам кающихся и оглашенных; отсюда явилась потребность особенных молитв над ними при выходе их из храма; следствием же всего этого было то, что первая часть литургии получила совершенно особый вид³³⁶. Так из литургии, изложенной в постановлениях апостольских, видим, что после обычного начала с двумя чтениями из ветхого завета (из закона и пророков), двумя из нового (из Апостола и Евангелия), приветствием и поучением, следовали молитвы (предваряемые словами диакона: «да никто из послушающих, да никто от неверных») над различными классами присутствующих при богослужении: 1) над оглашенными второго разряда (коленопреклонёнными), 2) над бесноватыми, 3) над оглашёнными третьего разряда (готовящимися к крещению), 4) над кающимися. Все эти молитвы чрезвычайно удлиняли литургию; молитвы читались над каждым классом отдельно и, кроме того, предварялись довольно длинными ектениями диакона. Во-вторых, что касается до молитв, собственно, в литургии верных, то тут имели место другого рода обстоятельства, влияние которых простиралось, впрочем, и на литургию оглашённых. «Чем долее жила церковь (говорим словами г. А. Катанского – автора вышеуказанной статьи, помещённой в Христианском Чтении), тем усиленнее стремились к выражению вовне религиозная мысль и религиозное чувство, уже начинавшие с анализом относиться к содержанию учения христианского. Евхаристия представлялась для них удобным средством выразить все дело нашего искупления и спасения, так как это дело представлялось их религиозному сознанию и чувству, хотелось о всём воспомянуть при Евхаристии, ничего не опустить из благодеяний Божиих или из нужд христиан. Неудивительно после того, что Евхаристия, всею совокупностью своих молитв, стала представлять что-то в роде проповеди, что в литургии явилось множество молитв и молитв очень длинных». Так, из литургии же, помещённой в «постановлениях апостольских», видим, что торжественная благодарственная молитва возношения святых Даров была очень длинна, так как заключала в себе полное изображение прежде всего величия Божия, потом свойств Божиих, обнаруженных в творении, примышлении и искуплении, так что эта молитва может служить самым подробным комментарием даже к длинной молитве Василия Великого, не говоря уже о Златоустовской, хотя молитва Василия Великого содержит довольно много подробностей в изображении свойств и действий Божиих и событий из истории домостроительства нашего спасения. «Кроме внутренней потребности высказать при Евхаристии все, что думали и чувствовали в это время, на увеличение и особенно удлинение молитв имело свою долю влияния общее тогдашнему времени ораторское образование. Около времён Оригена стало переходить в христианство особенно много учёных язычников, которые, привыкши к ораторским оборотам речи, тем менее могли отрешиться от них, при участии в христианском богослужении в качестве пресвитеров и епископов. Христианские идеи были слишком величественны, чтобы не пробуждать даже и не в ораторе особенного воодушевления, не заставить даже и не оратора быть в известные минуты оратором. Припомним к тому же, что почти все молитвы и в это время, как и в первые два века, продолжались читаться вслух, и мы поймём, как должна была удлиниться литургия». О том, что в первые три века многие молитвы литургии читались вслух, свидетельствуют: св. Иустин, Дионисий александрийский и литургии Иакова и Марка. Это и нужно было, когда все предстоявшие готовились к приобщению таин и предстояли с мыслями чистыми, достойными созерцания тайнодействий.

Другое побуждение, расположившее святого Василия Великого к написанию чина литургии, нужно искать в современных ему обстоятельствах. Известно, что до IV века неистовая злоба язычников предавала истреблению, или порче, все христианское, а вместе и богослужебные книги. Все, что спасалось от одной бури, не могло быть приводимо в повсеместный и единообразный вид – среди новых бурь. В ІV веке ариане с постоянною злобою восставали на уставы православной Церкви. Но в IV веке, благодаря торжеству христианской веры над язычеством, благодаря тому, что она сделалась господствующею в государстве, была уже возможность устроить постоянный чин и сличить древнее с нуждами современными, пересмотреть различные литургические списки, сделать выбор из лучшего, бывшего в то время в употреблении, уничтожить местные особенности и, благодаря церковной централизации, составить чин литургии обязательный, в видах единообразия, для всех по возможности церквей, принадлежащих к известной митрополии. Такой труд пересмотра и сокращения литургии принял на себя Василий Великий. Вместе с тем к пересмотру литургии могло побудить Василия Великого и то обстоятельство, что вследствие значительной доли свободы, признаваемой за предстоятелями церкви, употреблялись те или другие молитвы, открылось много местных особенностей в чине литургии – собственно в подробностях содержания ее. В соборных определениях этого времени мы встречаем попытки ограничить авторскую деятельность частных лиц в области литургии. Так в собрании карфагенских правил читаем следующее правило собора, бывшего в 307 году: «признано также нужным, чтобы молитвы, одобренные на соборе, или возгласы (sive prolationes), или увещания, или возложения рук, повторялись всеми, и чтобы другие, вопреки вере, небыли произносимы; а только те пусть будут произносимы, которые собраны благоразумнейшими». На соборе малевитском 416 г. так читали это правило: «признано также нужным, чтобы молитвы и моления, т. е. литургии, одобренные на соборе, или вступления, или увещания, или возложения руки всеми повторялись, и отнюдь не были бы говорены в церкви другие, кроме рассмотренных благоразумнейшими, или одобренных на соборе, дабы иначе не было составлено что-либо вопреки вере или по неведению, или по недостатку внимания». В 397 году, карфагенские отцы предписали (в 23 пр.) молитвы, списанные с неизвестных по происхождению рукописей, не иначе употреблять в церкви, как по поверке и одобрению их сведущими братьями. Гангрский собор, современный св. Василию, в одном своём правиле (пр. 6) осуждал составлявших отдельные собрания, а в другом (пр. 20) осуждал тех, которые осуждали собрания в честь мучеников.

Что касается собственно чина литургии, составленной св. Иоанном Златоустом, то она есть только сокращение литургии Василия Великого, и сокращение именно в молитвах³³⁷. Что же побудило Иоанна Златоуста сократить литургию, уже сокращенную Василием Великим? Снисходительная любовь его к народу, который, осуетившись житейскими делами, тяготился литургией Василия Вел., в том виде, как она совершалась тогда. Теперь для мирян не заметна разница между обеими литургиями; та и другая кажутся совершенно одинаковыми по своему объему, хотя некоторые песни в литургии Василия Вел. поются продолжительнее, чем в литургии Златоустовой; но в век Златоуста было другое дело. Способ чтения молитв священником тайно – про себя не успел еще тогда утвердиться совершенно; правда, он начинал уже входить в употребление, но простирался только на некоторые молитвы, на меньшинство их, большая же часть читалась вслух³³⁸. В беседах своих св. Златоуст жаловался не на то только, что современники его лениво слушали чтения из Ветхого завета; он часто говорил с глубокою скорбью, что «напрасно совершается ежедневное приношение, нет участвующих в нём»³³⁹. Не раз упоминал, что некоторые из современников его только однажды в год приступают к божественной трапезе³⁴⁰. Он горько жаловался на то, что многие уходили, не выслушав всей службы – одни выходили из храма, выслушав только проповедь³⁴¹, другие едва принимали св. Евхаристию, как спешили в дом, не выслушав песней и молитв благодарения³⁴². Таким образом из собственных слов Златоуста видно, что он чувствовал нужду в подаянии какого-либо врачевства против общей болезни времени, и вся жизнь Златоустого, все слова и дела его ясно говорят, что он, при всей ревности к строгому благочестию, более, нежели кто-либо другой из учителей Церкви, готов был сделать снисхождение к немощам человеческим. Он был по преимуществу отец своей паствы, по преимуществу проповедник любви христианской, нежный учитель кающихся, успокоитель всех, у кого лежит какое-либо бремя на душе³⁴³. Была нужда в сокращении чина литургии, и св. Златоуст, по снисходительной любви к народу, сделал это сокращение.

Теперь мы перейдём к рассмотрению чина литургии времён Василия Великого и Иоанна Златоустого, т. е. содержания и порядка ее, чтобы видеть, насколько изменился состав ее, сравнительно с древнейшею литургией, и чего недостаёт в ней, сравнительно с литургией нашего времени. Для сей цели мы избираем и будем рассматривать чин литургии Златоустого, с одной стороны потому, что в настоящее время невозможно вполне восстановить образ литургии Василия Великого в том виде, в каком она вышла из рук последнего, а сделать это, т. е. восстановить образ литургии Златоустого, при помощи его бесед, легче и удобнее, – с другой стороны потому, что литургия Златоустого и на первых порах, как и в наше время, больше употреблялась в православной Церкви.

На основании бесед святого Иоанна Златоустого и свидетельств близких к нему по времени святителей, состав константинопольской литургии времён Златоуста можно представить в том виде, в каком она вышла из его рук, а именно:

Литургия начиналась приветствием; «когда входит в церковь предстоятель ее (епископ)», пишет св. Златоуст, то говорит «мир всем»³⁴⁴. Первым действием после этого начала было (не великая ектения³⁴⁵, как у нас теперь), а, по всей вероятности, пение псалмов³⁴⁶. За пением псалмов следовало чтение священного писания, и притом, по всей вероятности,³⁴⁷ одного только нового завета: Апостола и Евангелия. Чтению Евангелия предшествовал малый вход, или иначе сказать – торжественное перенесение Евангелия из сосудохранительницы в среднюю часть храма, для чтения из него; при чём пред Евангелием предносилась зажженная свеча, в знак духовной радости³⁴⁸. Самое чтение Евангелия обставлено было возгласами, какие и теперь употребляются³⁴⁹. Вслед за чтением Евангелия следовало поучение, которое предлагал предстоятель с амвона³⁵⁰. За поучением – ектения об оглашенных, с молитвою над преклонившими головы³⁵¹. Этим заканчивалась литургия оглашенных, по выходе которых из храма начиналась литургия верных.

Переход от литургии оглашенных к литургии верных составляла проскомидия, т. е. приношение даров, в котором оглашенные не имели права участвовать. Во времена Златоуста св. служители, также как и прежде, не приготовляли сами хлеба и вина для Евхаристии, а принимали приношения от присутствующих при богослужении, и только от одних верных, вследствие этого и проскомидия совершалась не прежде, как оглашенные, кающиеся и проч. выходили из церкви³⁵². По окончании приношения даров, приняв которые в средней части храма, диаконы должны были отнести в предложение (на жертвенник), верные, по возгласу диакона: «верные Господу помолимся,» падали на колени³⁵³ и молились³⁵⁴. За тем следовало перенесение даров по гласу диакона, народ молился о предложенных честных дарах и о всём мире³⁵⁵; а священник читал молитву, да удостоен будет принести жертву благоуханную. За этим следовали: преподание мира, лобзание³⁵⁶, напоминание о заключении дверей³⁵⁷, и возглашение диакона: «станем добре, станем со страхом, вонмем св. возношение, чтобы приносить в мире», – и народ вставал от коленопреклонения, дабы предстоять пред Господом с непоколебимым помыслом о Нём³⁵⁸.

Возношение даров начиналось благословением народа и возгласом священника: «благодать вам и мир»³⁵⁹, за тем: «горе имеим сердца»³⁶⁰, благодарим Господа, достойно и праведно есть³⁶¹, слова серафимской песни: свят, свят, свят³⁶², слова установления святейшего таинства³⁶³, и вся эта благодарственная молитва читалась вслух, оканчивалась возгласом: «Твоя от твоих, тебе приносяще»... и песню народа: «Тебе поем»³⁶⁴. Окончив благодарение, священник молился сокрушенною молитвою о ниспослании св. Духа на дары³⁶⁵, при чём совершалось благословение даров крестным знамением, и поминал имена святых Божиих, в их честь и умилостивление Бога молитвами их³⁶⁶. За тем следовали молитвы за умерших и живых³⁶⁷, особенно за епископов, как правителей церкви, и благочестивых царей, за благосостояние церкви и чад ее; молился, да даст Господь единым сердцем славить Его. Молитва эта заключалась возгласом: «и да будут милости великого Бога». После них следовала ектения о принесённых и освященных дарах, да Господь приимет в пренебесный жертвенник, и соединенная с этою ектеньею молитва³⁶⁸ о неосуждённом призывании Отца небесного и народ пел: Отче наш, и священник оканчивал молитву Господню возглашением: яко твое есть царство³⁶⁹, преподавал мир и над преклонившими главу читал молитву³⁷⁰. Диакон возбуждал к вниманию воззванием: вонмем – и священник возглашал: святое святым³⁷¹; народ же пел: Един свят, един Господь Иисус Христос. Следовало раздробление агнца³⁷², моление о прощении грехов произвольных и не произвольных³⁷³, и приступали к приобщению святых таин. Во время причащения пели стих: вкусите и видите яко благ Господь³⁷⁴; а по причащении, в благодарение, пели 144 псалом³⁷⁵ и, по призыву диакона, слушали благодарственную молитву, которую читал священник.

Литургия оканчивалась словами диакона: «с миром изыдем» и, вероятно, заамвонною молитвою священника при выходе из храма и благословением³⁷⁶.

Вот каков был состав (содержание и порядок) литургии, написанной святым Иоанном Златоустом. Что же представляет она нам сравнительно с литургией древнейшею и с литургией нашего времени?

Сравнительно с первою литургия времён Златоуста представляет дополнение одних и сокращение других молитв. Выше мы видели, по каким побуждениям сделаны были и дополнение, и сокращение; а в заключение обзора находим нужным обратить внимание на то, что дополнение и сокращение сделаны не в существенных частях Божественной литургии, а в частностях, подробностях ее содержания. Сущность святейшего таинства, как Божественного установления осталась неизменною. Как древняя литургия состояла из двух частей – приготовления к тайне, или общей литургии, и самого возношения тайны: так и литургия Златоустого состояла из этих же частей. Как в состав древней литургии – апостольских времён входили: приготовительные действия к священному служению, состоявшие в пении священных песней, чтении священного писания, в поучении, в молитвах верных; самое совершение святейшей Евхаристии, состоявшее в благодарении и хвалах Богу Отцу, в освящении даров словами установления, благословением и молитвою о ниспослании Святого Духа, в поминовении пред освятившеюся жертвою живых и усопших братий, в чтении молитвы Господней, и – наконец – раздробление святых даров и преподавание их под обоими видами: так и в состав литургии, написанной св. Златоустом как видели мы, входили, неизменно в том же порядке и строгой последовательности, те же главные и существенные части. Таким образом ясно видим, что св. Златоуст написал неизменно верно все то существенное в Божественной литургии, что сохранилось по преемству и преданию от времён апостольских, что предварительно написано было св. Василием Великим.

Сравнительно же с литургией нашего времени, выше представленная нами литургия св. Златоуста проста и кратка; недостаёт в ней многих священных песнопений и действий, – но тоже не существенно важных по отношению к таинству святейшей Евхаристии, а также сделаны в ней некоторые изменения, как например – проскомидия поставлена в чине литургии нашего времени пред литургией, а там была после литургии оглашенных, и т. п. Не достает в ней: 1) песни – «Единородный Сыне»; 2) тропарей из третьей и шестой песни канона читаемых пред малым входом; 3) песни «святый Боже» – с молитвою трисвятого пения «Боже святый»; 4) большей части прилежной ектении, читаемой вслед за евангелием; 5) херувимской песни; 6) Символа веры; 7) молитвы о ниспослании Святого Духа – «Господи, Иже пресвятого Твоего Духа»; 9) хвалебной песни Честнейшей херувим; 8) песней: «во гробе плотски», «Благообразный Иосиф», «Воскресение Христово видевше», «светися светися», «о пасха велия»; 10) песни «Да исполнятся уста наша хваления». В следующей статье мы укажем, по каким побуждениям и когда сделаны эти дополнения и изменения, и увидим, теряет ли чрез это литургия Златоустого драгоценный свой характер древности.

И. Э-ский

Однодворец. Земство, кажется, хочет, чтобы учительское жалованье доставалось и шло на обеспечение своим людям, которых оно будет поставлять на учительскую должность, а не священникам: вот почему оно не желает отдавать учительские деньги священникам, у него имеются в виду свои кандидаты на учительские места с жалованьем. А привилегированным классам общества, которые на земских собраниях заправляют всеми делами, действительно, ничего не стоит обеспечить учительским жалованьем и малограмотного недоросля, которому не далась наука, и уволенного от службы какого-нибудь своего родственника, и вообще всякаго бедного, но благородного детину, который обратится к ним с требованием помощи и покровительства.

Священник. Вот куда пошло! Впрочем, я, кажется, понимаю, каким образом подозрительные и недоверчивые люди могли прийти к таким странным толкам. В некоторых местах, извольте видеть, крестьянские общества отказываются принимать и давать хорошее содержание учителям чужим, приходящим неизвестно откуда, – заявляют, что они могут найти для себя своих учителей, среди местного населения. И такие требования крестьян действительно находят сочувствие в обществе, так как вышедший из среды крестьян учитель скорее заслужит любовь и доверие у своих собратов, с которыми он не может много разойтись ни в устройстве своего домашнего быта, ни в привычках, ни в понятиях. Он весь, предполагается, будет пропитан местным русским, крестьянским духом³⁷⁸. При расположении же крестьян к учителям из своей собственной среды, они не будут, конечно, противиться принятию к себе в учителя и людей, не принадлежащих к их классу, лишь бы только эти кандидаты были сколько-нибудь известны сельскому обществу. В селе всегда может найтись человек, или из семейства местного помещика, или какой-нибудь дальний родственник его, – человек более или менее известный крестьянам, которого не откажутся они принять в учителя с жалованьем. А при этом, говорят, всегда остается возможность гласным из дворян вести дело в таком направлении, что крестьяне должны будут принимать к себе в учителя и таких кандидатов, поставляемых ими, дворянами, которые будут вовсе неизвестны крестьянским обществам. Вот, по всей вероятности, тот путь которым пришли вы к высказываемым вами подозрениям. Но согласитесь: что от заявлений крестьян в пользу учителей из своего брата очень и очень еще далеко до того, чтобы земство желало замещать учительские должности теми недорослями, которых будто бы имеет поставлять в кандидаты учителей дворянство, или чтобы из-за них земству можно было прийти к мысли об устранении священников от училища.

О. На этот раз я вам замечу, батюшка, что в поль-у своего мнения у меня, кажется, есть и факты.

С. Что ж это такое? расскажите!

О. В одном заштатном городе нашей губернии священник устроил у себя училище. Содержал он его в своём собственном доме, занимался с мальчиками по любви к доброму делу, и никаких ни откуда ни поощрений, ни наград не получал, да и не требовал. Пользуясь за свои добрые качества отличным уважением и расположением к себе своих прихожан, и в тоже время будучи знатоком своего дела, при уменье обращаться с детьми и заинтересовывать их своими уроками, этот священник с течением времени поставил свое училище так, как бы Бог дал всякому: успехи совершенно удовлетворительные, число учеников постоянно около шестидесяти. Поэтому, уже года четыре или пять назад, училище было принято на обеспечение от палаты государственных имуществ с определённым жалованьем учителю. Но вот вышли на сцену училищные советы; зашумели повсюду их распоряжения, и ни с того ни с сего местный училищный совет выставил этого достойного священника из учителей и определил на его место молодого человека, у которого в городе служит родной брат порядочным чиновником. Этот чиновник мог, по своему положению, повлиять на действия училищного совета, хотя, впрочем, были учительские вакансии и в других училищах, и не заявившего себя ничем конкурента могли легко приютить, где угодно. Выходит, что даже училищным советам не значит ничего оскорбить и унизить достойного учителя – священника, сменять его, по ходатайству своих, на какого-нибудь мальчика. Правда, означенный священник оставлен при своём училище законоучителем, с 40 р. жалованья, и трудов по училищу у него убавилось вчетверо, и ответственность за училище с него спала; но ведь от того ему не легче, а, пожалуй, еще тяжелее. Училище – это его произведение, его дитя, – а что сталось с его училищем со времени вступления в него нового учителя! Как пастырь, у которого отнимут вскормленное и выращенное им стадо, священник оставил училище с сердечною скорбью; но вместе с тем, как оставил, он охладел к нему, отпал от него душой своей. В жизни есть, батюшка, место и справедливому негодованию! При приезде для ревизии училища одного из членов училищного совета, в училище оказалось, вместо прежних шестидесяти учеников, только два. Ну, г. ревизор, как и следовало, прогневался; но как молодой учитель, в свое оправдание, отнёс расстройство училища к бездействию священника, то ревизор погрозил последнему жалобой к епархиальному начальству и представлением о выводе священника из прихода. Нужно заметить, что училище в это время помещалось еще в доме священника. Оскорбленный и без того, священник смутился от незаслуженных и дерзких угроз ревизора; с чувством негодования он сказал ему: «за это из прихода в приход не выводят; должны навести справки, как я учил. Когда я не учитель, то и не обязан заботиться о том, о чём обязан заботиться учитель. Когда я был учителем, то и отвечал за успехи школы; а теперь прошу свести из моего дома училище, – пусть учитель ваш помещает двух учеников своих, где угодно». Так, когда училищными советами допускаются, в угоду влиятельным лицам, пристрастные распоряжения в пользу недорослей из светских сословий, то, что сказать о земстве относительно устранения священников от учительской должности?!

С. Случай, вами рассказанный, действительно, заслуживает внимания. Все же я никак не могу придавать ему такой широкий смысл, какой вы ему даете. Это случай исключительный. При том училищный совет, позволяющий себе подобные действия относительно занимающихся в школах священников, не составляет всего земства, и действия училищных советов нельзя смешивать с действиями земства. Недаром Московская комиссия о приготовлении учителей для народных училищ нашла полезным требовать увеличения числа представителей земства в училищных советах. Земство ощущает большой недостаток в способных людях, которым можно было бы, состоя членами училищных советов, наблюдать за ходом и состоянием народных школ: опыт показывает, что, кроме членов от земства, все другие члены училищных советов очень мало могут заниматься делом народного образования, потому что «они обременены служебными обязанностями, препятствующими им не только объезжать школы, но и знать их сколько-нибудь. Училищные советы существуют только номинально»³⁷⁹. Обыкновенно они предоставляют заведывание делами училищ местному штатному смотрителю, который и распоряжается судьбою сельских учителей, как ему угодно. Правда, училищные советы посылают иногда кого-нибудь из членов ревизовать сельских учителей и народные школы; но какая же от этого польза, когда означенные ревизоры «или неопытны и незнакомы с педагогическим делом, или не принимают живого участия в положении учителей и училищ: они своими посещениями и противоречивыми требованиями будут или сбивать с толку, или оскорблять народных учителей»³⁸⁰. И я уверен, что штатный смотритель играл главную роль в рассказанном вами случае со священником. У смотрителей, которым училищные советы предоставляют право ревизовать и увольнять учителей³⁸¹, действительно, мало сочувствия к священникам, сколько известно мне по опыту; они готовы променять всякого сельского священника на кончившего курс уездного училища мальчика. Разумеется, здесь имеет большую силу и то уже обстоятельство, что у всякого смотрителя всегда есть любимые ученики, которых нужно поскорее пристроить; но главным образом это зависит от известной розни между светским учебным ведомством и духовным. Кто из нашего брата не испытал, как недоверчиво смотрят светские ученые на наше образование, и как сильно стараются препятствовать переходу наших учёных молодых людей на службу в их учебные заведения! Но смотрители уездных училищ, директоры гимназий еще не составляют земства, и по их отношениям к духовенству нельзя, говорю, судить о всём земстве.

О. Чего же, однако, смотрят члены училищных советов от духовенства? Вам, конечно, желательно, чтобы ваши члены позаботились о приобретении достаточного влияния на дела народных училищ, чтобы были действительными представителями ваших интересов? Или духовные члены и гласные никогда не будут составлять в азбуке училищных советов и земских собраний, чрез соединение со светскими согласными, слогов и слов, соответствующих их значению?

С. Ну, в этом не мы одни виноваты. Наше общество, в целом его составе, еще не созрело для настоящего ведения своих дел; сословные преграды и предрассудки мешают ему много в управлении общественными делами. Ни в каком классе вы не найдете достаточного количества людей, принимающих близко к сердцу интересы общественные, действующих в общем деле без интриг и без разделения на партии. Чего же требуете от нас? Давно ли мы призваны к участию в строении земских дел? Вы сами считаете нас кастой; сами препятствуете нам близко всматриваться в общественные дела и не даете заявить по ним своего голоса. Впрочем, теперь все же не прежняя пора; о тех гласных и членах своих, которые оказываются неспособными заявлять наше представительство на собраниях и советах, у нас достает уже духу говорить гласно, даже печатать; у нас составляется общественное мнение о наших представителях в земстве, а это – одно из главных средств заставить совестливо относиться к общественным интересам. Мы, слава Богу, не так мелочны и себялюбивы, не обижаемся, когда наше поведение на общественных совещаниях обличают в бестактности, а готовы принять с благодарностью всякое замечание. Видите ли вы тоже самое в людях других сословий?

О. Да, они ведут свои дела с уменьем, нечего сказать; им ни по чём ни общественная польза, ни справедливость, когда дело касается их сословных интересов. Знаете? – на всех земских собраниях переложение натуральной повинности в денежную встречало всегда самый сильнейший отпор. Были примеры, что даже те собрания, которые на первых порах, сгоряча, переложили натуральные повинности в денежные, – и те после одумывались и измышляли всякие средства, нельзя ли как отказаться. Вы не читали в «Отеч. Записках» за нынешний год, как на петербургском земском собрании оспаривалось предложение управы оставить и на будущее время исправление грунтового полотна дорог на денежной повинности, по раскладке, со всех сословий. Переложение натуральной повинности, говорили его противники, хотя может быть и желательно, но...в настоящее время еще невозможно, потому что нет для того необходимых данных. Пущены в ход и такие соображения, в которых как будто проскальзывала и искренняя любовь к меньшей братии, к мужичкам. «Им, бедным, после прошлогодней голодухи не справиться с денежною повинностью; где же им справиться? Бедным мужичкам никакого расчёта не составит, если их выгонят лишний раз из их отвратительных сельских жилищ на большую дорогу, вёрст, этак, положим, за пятьдесят на чистый воздух». Одним словом, большинством голосов решено оставить исправление грунтового полотна по-старому, на натуральной невинности, т. е. на ответственности одних только бедных мужичков, так как, по закону, ни дворян, ни духовных особ, ни господ, торгующих на большую дорогу, выгонять нельзя³⁸². И все это представители дворян говорили вслух, и конечно, не думали никого обмануть своими сладкими речами, потому что не могли же они допустить, чтобы никто, кроме их самих, не понимал настоящего смысла их слов. Как вам покажется такой поступок? А вы еще не хотите увариться, что у заправителей земства есть свои расчёты не давать учительское жалованье священникам. Вот вам и другой факт.

С. Этот факт не совсем идёт к делу. Хотя дворяне не хотят принять участие в исправлении дорог и отказываются давать деньги на это, но для народного образования, с чем и вы согласны, они жертвуют очень многим. «У нас, напр., сбор на народное образование простирается уже до двадцати пяти коп. с десятины, так что деньги на училища, главным образом, идут с землевладельцев. Это обстоятельство само за себя говорит. Потом, ужели вы в самом деле допускаете, что высшие классы могут действительно соблазниться и прельщаться учительским жалованьем? Против того мнения, чтобы замещать учительские должности людьми крестьянского происхождения, действительно, делаются иногда возражения, которых нельзя объяснить помимо нежелания предоставить крестьянству эту привилегию; но эти возражения есть следствие простого недоразумения. Естественно, противодействовать дарованию привилегий тому или другому сословию, соединенных со значительными выгодами; но можно ли отстаивать интересы других сословий в данном случае, когда деревенским учителям предстоят одни труды и лишения³⁸³? Наконец, если бы сильные представители земства действительно прочили учительское жалованье для своих кандидатов, в таком случае о них позаботились бы гласные не только в отношении денежном, но также постарались бы обеспечить им от священников свободу и независимость в нравственном отношении. Нравственная независимость особенно должна быть дорога человеку светскому из дворян. А известно, что земство признаёт священника смотрителем школы и даже полным хозяином ее; иногда позволяется ему нанимать себе помощника, или учителя, по своему усмотрению, как видно из приведённого мною примера о нижеломовском уездном собрании.

О. Зависимость учителя от священника действительно важное дело. Но эта зависимость важна для земства особенно с другой стороны

С. Что вы хотите сказать?

О. То, что эта зависимость не сходится с одной из главных целей, которую будто бы думает достигать земство, устраняя священников от должности учителей в школах. Этой цели я еще вам не высказывал. Пред ней ничего не значат все другие, о которых я говорил; и если не согласные на допущение священников к учительству в сельских школах, действительно, допускают зависимость школ от священников, даже желают ее, то я должен согласиться с вами, что все, в чём я до сих пор обвинял земство, должно быть скорее следствием недоразумений, или плодом напуганного воображения, чем действительною правдою. Если бы земство имело эту страшную цель, которую я сейчас вам объясню, от него можно было бы ожидать и всего прочего: а без нее все остальное представляется людской выдумкой.

С. Да в чём же дело? я ничего не понимаю.

О. А вот в чём. Говорят; что если не для материальных выгод, то ради интересов веры и нравственности народной священникам следовало бы вступиться за себя, в виду стремлений светских людей удалить их от учительства в сельских школах. Кто знает? –может быть, лишая священников учительской должности, у них хотят отнять одно из самых действительных средств к приобретению влияния на народ. Вот мысль, которая тревожит душу больше всего. Действия земства, направленные к отнятию у священников учительского жалованья, эта видимая неприязнь и вражда против них, естественно, возбуждает жалобы против земства; а что, если здесь, под этою видимою неприязнью к священникам, скрывается еще холодность земства к тому делу, которому служат священники, к делу веры и церкви! Положим даже, что тут нет сознательного противодействия духовенству в его высоком и святом служении, нет стремления к ослаблению в народе религиозных и нравственных основ в духе древнего православного благочестия. Но во-первых, священник есть лицо священное, проповедник веры и учитель христианской нравственности, и значит, как состоя учителем в сельской школе, он естественно проводит в народную жизнь и укрепляет в народном сознании истины веры и требования нравственности, так, напротив, удаляя его от средоточия народного образования, тем самым парализуют его влияние на народную жизнь, затрудняют ему средства и способы действования на ум и сердце народа, в духе нашей русской православной веры и благочестия. А затем, – кому неизвестно, как много за последнее время русская жизнь сдвинулась со своих древних исторических основ, ослабела в своей привязанности к вере и церкви? Если не хотели, чтобы должность учителей в сельских школах оставалась за священниками, в этом волей-неволей сказывается новое, современное направление общества, так чуждое всего священного, духовного, так мало уважающее внушения веры и уставы церкви. Желательно после того знать, какого направления людей должно будет приставить земство, помимо духовного сословия, к воспитанию народа. Но это, говорят, само собой очевидно. Полагайте в основу народного образования религию, говорят, в официальных кружках цивилизаторы народа, а сами под рукой устраняют служителей религии от управления и заведывания народным образованием. Может быть, на то есть законоучитель, чтобы учить народ вере и нравственности? Но настоящим хозяином школы непременно окажется учитель ее, а вовсе не законоучитель, хотя учитель и будет стоять в списке на втором месте. Следовательно, в основание народного образования кладется тут уже не религия, она отодвигается, по меньшей мере, на задний план. Ученье, говорят, свет, не ученье – тьма; но в приложении к настоящему времени это неверно, потому что ученье без веры – тьма, а простодушная, но верующая безграмотность – свет. И как бы ныне учителями-священниками ни пренебрегали, они, по слову Господа, соль земли. Они, говорят, потеряли силу: что же после этого те, которые вовсе не были солью?! Если свет, которым должны служить для народа священники, померк, то тьма кольми... Согласитесь, батюшка, – тяжело чувствуется на душе, когда перебираешь и соображаешь все эти, так сильно распространённые ныне, мнения. Они сами собой приходят в голову, по поводу устранения священников от учительской должности в сельских школах. Только полная зависимость будущих учителей от местных священников, в которой вы не отчаиваетесь, ослабляет эти мрачные опасения и заставляет доверчивее смотреть на будущую судьбу нашего народного образования.

С. Вы так много наговорили, что я уже не знаю, достанет ли у меня теперь времени объяснить вам все, как следует. Приходите-ка лучше еще завтра потолковать об этом.

Тут о подворец нашелся вынужденным прекратить свой разговор, простился и обещался приити к священнику на другой день.

(Продолжение будет).

1. Об издании журнала домашняя беседа в 1870 году

«Домашняя беседа» и в 1870 г. будет выходить выпусками от одного до двух и более печатных листов большого формата.

В программу ее входит:

1. Статьи, относящиеся к догматическому и нравственному учению Церкви православной, излагаемые общепонятным языком.

2. Статьи, касающиеся внешнего положения Церкви воинствующей на земле и православного духовенства.

3. Исторические рассказы, описания замечательных событий в нашем отечестве, а равно жизнеописания знаменитых людей, имевших благотворное влияние на ту или другую сторону жизни народной.

4. Общие политические обозрения и частные заграничные извещения, по руководству лучших наших газет и журналов.

5. Правительственные распоряжения, касающиеся всех сторон жизни государственной.

6. Судебная хроника по делам, имеющим особенное какое-либо значение и важность (без обсуждения решений и производства сих дел).

7. Статьи, относящиеся к народному здравию, излагаемые общедоступным для понимания языком.

8. Литературные рассказы, со строго-нравственным направлением.

9. Критический разбор книг и всякаго рода сочинений, появляющихся как вне, так и внутри нашего отечества.

10. Всех родов стихотворения, со строгою, однакож, оценкой их содержания и внешних достоинств.

11. Корреспонденции и всякого рода объявления, по примеру других газет и журналов.

В конторе редакции принимаются для напечатания всякого рода объявления, по установленной таксе.

В следствие распоряжения Почтового Департамента, состоявшегося на основании Высочайшего повеления 7-го августа 1869-го года, редакция находит себя вынужденною изменить несколько подписную цену. Таким образом в Петербурге, без доставки платится за экземпляр «Домашней Беседы» четыре рубля пятьдесят коп., с доставкой пять рублей пятьдесят коп., с пересылкою во все города, местечки и селения Империи пять рублей пятнадцать коп.

Подписка будет приниматься, в течение всего года, исключительно в конторе редакции, у Измайловского моста, в доме г-жи Ждановой. Только в таком случае контора принимает на себя ответственность за исправность доставки. В Москве же «Домашнюю Беседу» можно получать только из магазина А. Н. Ферапонтова, на Никольской улице.

В конторе Редакции находятся полные, брошюрованные экземпляры прежних годов, уступаемые по уменьшенной цене, а именно:

«Домашняя Беседа» 1859 г. без перес. 1 р. 50 к., с перес. 1 р. 75 к.; 1861 г. без перес. 2 р., с перес. 2 р. 50 г.; 1862 г. без перес. 2 р., с перес. 2 р. 50 к.; 1863 г. без перес. 2 р., с перес. 2 р. 50 к.; 1864 г. без перес. 2 р., с перес. 2 р. 50 к.; 1865 г. без перес. 4 р., с перес. 4 р. 50 к.; 1866 г. без перес. 4 р., с перес. 4 р. 50 к.; 1867 г. без перес. 4 р., с перес. 4 р. 50 к.; 1868 г. без перес. 4 р., с перес. 4 р. 50 к.; 1869 г. без перес. 4 р., с перес. 4 р. 50 к.

Кроме того, в конторе редакции состоят в продаже: Чтение для православного народа (Издание второе). Цена 25 к., с пересылкою 40 к.

История Киевской Духовной Академии. Цена 1 р., с пересылкою 1 р. 50 к.

Биография Я. К. Амфитеатрова. Цена 75 г., с пересылкою 1 р.

Басни В. Незамая. Цена 1 р., с пересылкою 1 р. 50 к.

Асмодей нашего времени. Цена 1 р., с пересылкою 1 р. 50 к.

Редактор-издатель Виктор Аскоченский

2. Об издании ежемесячного журнала «Душеполезное чтение» в 1870 году

Издание журнала Душеполезное Чтение, при помощи Божией, будет продолжаемо в 1870 году на прежних основаниях. Редакция постарается остаться верною своей первоначальной задаче – служить духовному и нравственному наставлению христиан, удовлетворять потребности общеназидательного и общепонятного духовного чтения.

В состав журнала будут входить по-прежнему:

1) Труды, относящиеся к изучению Св. Писания. По этой части редакция будет продолжать начатый ею в 1866 году труд истолкования церковных чтений из Св. Писания, известных под именем паремий. 2) Статьи догматического и нравоучительного содержания. В них не будут упускаемы из виду современные явления в общественной жизни, согласные или несогласные с учением и установлениями православной Церкви. Иногда обсуждению этих явлений будут посвящаемы особые статьи. 3) Рассказы из общей церковной истории и из истории русской Церкви. 4) Воспоминания о лицах, замечательных по заслугам для церкви и по духовно-нравственной жизни. 5) Статьи, относящиеся к православному Богослужению. 6) Очерки из священной географии. 7) Общепонятное и духовно-поучительное изложение сведений из наук естественных. 8) Описание путешествий ко святым местам. 9) Миссионерские записки. 10) Сведения и суждения о расколе. 11) Разные известия и заметки.

К одной из первых книжек будет приложен Указатель статей, помещённых в Душеп. Чтении за 10 лет с начала издания. Цена Указателю 30 коп.

Душеполезное Чтение по-прежнему будет выходить ежемесячно.

Цена годовому изданию, с приложением к нему «Указателя» статей, помещённых в Душеп. Чтении за 10 лет, – без доставки, 3 р. 30 к.; с пересылкою иногородним вместе с «Указателем», согласно с новыми почтовыми правилами: 3 р. 60 к., с доставкой к московским подписчикам также вместе с «Указателем» – 3 р. 80 к.

Цена годовому изданию без «Указателя», и без пересылки и доставки остается прежняя: 3 рубля, но подписка на Журнал отдельно от «Указателя» не принимается.

Оставшиеся не разобранными полные экземпляры Душеполезного Чтения за 1861, 1862, 1863, 1864 и 1865 годы отпускаются по два рубля с пересылкой, за 1867, 1868 и 1869 годы по 3 р. 50 коп. с пересылкою.

Подписка на Душеполезное Чтение принимается: В Москве, в доме редактора, священника Николаевской, в Толмачах, церкви Василия Нечаева; в конторе Университетской типографии; у книгопродавцев: Соловьева, Глазунова, Ферапонтова, и Салаева. В С.-Петербурге: в книжных магазинах Базунова и Глазунова.

Иногородние благоволят относиться для подписки исключительно в редакцию Душеполезного Чтения в Москве.

Издатель и редактор священник Василий Нечаев

3. О новой иконе святых Кирилла и Мефодия

Желая объяснить православному русскому народу, наиболее вразумительным, наглядным способом: кому именно мы обязаны слушанием слова Божия и богослужением на родном языке, кто изобрёл азбуку, которая увековечила язык наш, и на каком священном основании положено начало нашей грамотности, слепец Ширяев приступил к зрело обдуманному во всех отношениях изданию икон св. Кирилла и Мефодия, всеславянских просветителей, с тем, чтобы иконы сих святых, трудам которых Россия, стоящая ныне во главе славянской семьи, в особенности обязана началом просвещения, преуспением в вере и непоколебимым утверждением в православии – могли быть, во время праздничного всенощного бдения, выносимы на величании для всенародного чествования. Иконы эти, хромолитографическим способом, по рисунку академика Солнцева, печатаемые на холсте красками и за тем на доски искусно наклеиваемые, в настоящее время заготовляются уже в большем количестве, по образцу, Св. Синодом одобренному. Мера иконы, приспособленной для церковных аналогиев, 7 вершков ширины и 9 длины. Самая же икона изображает св. Кирилла держащим в шуйце хартию, с начертанными на ней буквами славянской азбуки, им изобретённой и известной у нас под названием Кириллицы, заглавие которой: «Начало премудрости страх Господень», указывает на высшую и истинную премудрость, состоящую в разумении закона Господня, а в деснице св. крест, который напоминает собою о высшей цели изобретения письмен – прославлении имени распятого Спасителя. Св. Мефодий держит на персях раскрытое Евангелие от Иоанна: «Искони бе Слово», которым так дивно объясняется правильное чествование православною восточною Церковью единого Бога, истинно в Троице полоняемого, и с которого ревностные поборники православия, Богомудрые первонаставники наши, в ограждение славян от возникших уже в девятом веке лжеучений в западной церкви, начали переложение священного Писания с греческого языка на славянский; до того времени, во многих землях славянских, оно было проповедуемо на непонятном для народа языке латинскими епископами. Над благодатными просветителями нашими изображен, в виде явления, Спаситель мира, единый Глава единой православной соборной и апостольской Церкви, благословляющий верных учеников Своих на предпринятый, во спасение славян, апостольский подвиг, что поясняется изречением из Псалтири: «Избрании мои не имут трудитися вотще». Наконец, составленная по золотому фону, из общих всем славянам народных цветов, бело-голубо-красно-цветная рамка, окаймляющая образ, знаменует единство славян в лице общих всем нам отцов просветителей, а украшающая рамку хартия с текстами из св. Писания, как бы устами их, возвещают всем учащим и учащимся, что вне света Христова и истинного познания слова Божия нет истинного просвещения. В верху образа надпись: «просветители славян», а внизу: «они нам дали слово Божие и богослужение на родном языке. Они во славу Божию положили начало славянской грамотности». Кроме того, на рамке обозначены и дни, в которые св. православная Церковь чествует память великих всеславянских Апостолов, а именно 14 февраля и 11 мая.

Цена означенной иконы, рекомендуемой всем церковным настоятелям, на ольховой доске, четыре рубля сер. без пересылки. За пересылку же и упаковку, на основании почтовой таксы, платящие за фунт (по расстоянию от С.-Петербурга)

по 10 к. прилагают еще, кроме четырёх руб., 1 р. 20 к.

«15» – ″ – 1 р. 60 к.

«20» – ″ – 2 р.

«25» – ″ – 2 р. 40 к.

«30» – ″ – 2 р. 80 к.

без всякаго притом вычета за доставку денег, которые должны быть высылаемы при требовании икон. С требованием относиться к самому издателю, слепцу Григорию Ивановичу Ширяеву, в С.-Петербурге, на углу Сергиевской и Таврической улиц, в доме № 81.

4. Об издании «Вечерней Газеты» в 1870 году

«Вечерняя Газета», сохраняя прежнюю свою программу газеты политической и литературной, в 1870 году будет выходить, как и ныне, ежедневно, за исключением дней, следующих за праздниками. Всех номеров в течение года выйдет 280. Объём газеты остается прежний. С 1 января «Вечерняя Газета» будет печататься новым шрифтом. Каждый номер «Вечерней Газеты» будет пересылаться во все города России и за границу в бандеролях с печатным адресом подписчика.

ПОДПИСНАЯ ЦЕНА: На год без пересылки, 5 р. 84 к., с доставкой и пересылкою 7 р.; на полгода без пересылки 3 р. 34 к., с доставкой и пересылкою 4 р.; на три месяца без пересылки 1 р. 67 к., с доставкой и пересылкою 2 р.; на один месяц без пересылки 63 к., с доставкой и пересылкою 75 к.

Подписка принимается исключительно в С.-Петербурге, в конторе «Вечерней Газеты» (по Гороховой, на углу Малой Морской, дом Татищивой, подъезд с Гороховой),

Редактор К. Трубников

В нынешнем чтении из послания святого апостола Павла ко ефесеем он умоляет всех нас проходить достойно звание свое. Молю вас аз, юзник о Господе, говорит он, достойно ходити звания, в неже звани бысте (Еф.4:1). О каком же это звании говорит апостол? Конечно, нужно разуметь здесь не те различные гражданские сословия и состояния земные, человеческие, какие кто занимает в обществе благоустроенном (хотя и это нужно проходить достойным образом, то есть – по совести), а то высокое звание граждан небесных, к которому все мы равно принадлежим – звание христианское. Посему и смысл сих слов апостольских может быть выражен так: прошу и умоляю вас, братия, достойным образом приходите звание христианское – будьте истинными христианами. Как же можно сделаться истинным христианином? И на это находим ответ и наставление у св. апостола. Он далее говорит, что мы должны проходить свое христианское звание со всяким смиренномудрием и кротостью, с долготерпением, терпящее друг другу любовью, тщащеся блюсти единение Духа, в союзе мира (Еф.4:2, 3).

Живите со всяким смиренномудрием. Что же это значит? В обществах земных, в сословиях людских есть много всяких людей; один бывает богатый, другой бедный; один пользуется почётом, уважением от людей, а другому не суждено пользоваться ни особенным почётом, ни великим уважением, суждено быть не заметным в обществе. Есть различие между людьми и в другом отношении. Один усердно молится и дома и во храме, а другой не воспитал в себе духа молитвы; один подаёт милостыню, жертвует на украшение храмов Божиих; а другой или не может, или не хочет этого делать, словом – есть христиане и добродетельные, есть и недобродетельные – порочные. Нечего и говорить здесь о людях порочных, потому что они, сами понимаете, недостойно проходят звание свое, звание христианское, и если не покаются, то погибнуть на веки. Но то нужно заметить, что и добродетельные люди могут потерять мзду свою, если не будут жить, как говорит апостол, со всяким смиренномудрием. Иначе сказать, и добрый христианин не должен думать о своих подвигах, о своих добродетелях; потому что всякая добродетель не от нас происходит, но от Бога даруется: Бог есть действуяй в нас и еже хотети и еже деяти, а мы сами от себя не можем и помыслить ничего доброго. Посему, если бы кто и чувствовал, и понимал, что он много делает добра, если бы ощущал в себе и обилие дарований божественных; то должен смиряться, а не гордиться своими добрыми делами, должен жить со всяким смиренномудрием. А тем более богатые и знатные люди должны смирять себя под крепкую десницу Божию, потому что и внешнее достоинство наше от Бога же происходит. Бог посылает нам и богатство, и почёт от людей, и хочет, чтобы мы пользовались всем этим сообразно со званием христианским, т. е. не гордились, не тщеславились, а смирялись, за что и прославит и вознесёт нас Бог в свое время, в царствии своём небесном.

Живите со всяким смиренномудрием и кротостью, прибавляет святый апостол. Заповедь о кротости приняли мы от самого Господа: иже убо смирится, яко отроча сие, сказал Господь, той есть болий в царствии небесном (Мат.18:4). И так, кротость есть признак истинного христианина. Кого же мы назовём кротким христианином? Назовём того, который не произнесёт ни одного гнилого, неприличного слова, в укор своему ближнему; назовём того, кто не отвечает бранью на брань, кто не произносит досадительных слов в лице ближнему своему и переносит всякое досаждение благодушно; кто обращается со всеми просто, без лукавства, без хитрости, благоприлично, скромно, мирно, любезно. Вот кого назовём мы, бр., кротким, и вот что значит жить с кротостью!

Живите с долготерпением, терпяще друг другу, говорит апостол. Пример долготерпения также показал нам Сам Господь наш. Сколько причинили ему люди оскорбления, обид, поношения и бесчестя! Но все сие Он перенёс с долготерпением, хотя и мог бы, как Бог, жестоко наказать всякого досадителя и горделивца. Так, Спаситель наш любил, да и нам заповедал любить врагов своих. Посему-то и истинный христианин любит врагов своих; он всех признаёт своими братьями, а потому и не оскорбит ни словом, ни делом не только христианина, но и никого; истинный христианин благодушно переносит всякие оскорбления и обиды, которые ему приходится выслушивать от недобрых братий своих, от христиан не истинных; он или не прилагает к сердцу сих обид, или скоро забывает их и молится за всех недоброжелателей, подобно Спасителю своему, молится и о тех, заблуждения и погрешности которых он видит; никого не осуждает, а всех хочет братски исправить. Твердо и неизменно терпение истинного христианина ко всем; ибо оно утверждено на любви христианской.

Потщитеся блюсти и единение Духа в союзе мира, говорит апостол. Единодушие, согласие и мир бывают в том обществе, где все члены его одно думают, одного желают и одно чувствуют. Такие качества душевные всего приличнее иметь христианам, потому что они имеют у себя один предмет, который у них постоянно должен быть и в уме, и в сердце, и в воле. Этот предмет есть Бог и Господь наш; о Нём христианин больше всего должен и думать, Его должен постоянно иметь в сердце своём, к Нему должен и стремиться во все дни живота своего. Мы, по благости Божией, принадлежим к той единой, святой, соборной и апостольской Церкви, которая сохранила у себя непосредственно и неизменно святую веру православную, ту самую веру, которую возвестил Спаситель наш на земле, которую возвестили святые апостолы, которую проповедали и проповедуют святые отцы, пастыри и учители церкви от начала христианства и до ныне. Но это высокое преимущество Церкви православной, по смыслу учения апостольского, не должно надмевать чад православных, и не должно служить поводом к обиде и оскорблению неправославных и неблагочестивых. По смыслу учения апостольского, если кто и видит заблуждающегося от веры брата, то должен исправить такового духом кротости (Гал.6:1). Будет же время, когда все придут в послушание единой веры православной, и будет едино стадо и един Пастырь. А доколе сие царство мира и согласия в делах веры не пришло, православные христиане всего более должны стараться блюсти единение Духа в союзе мира, чтобы показать, что все мы должны быть едино тело, един Дух, якоже и звани быхом во едином уповании звания нашего, все должны помнить, что един у нас Господь, едина вера, едино крещение, един Бог и Отец всех, Иже над всеми и чрез всех и во всех нас (Еф.4:4–6).

Бр. мои возлюбленные! и я со св. апостолом умоляю вас достойно проходить звание, в которое вы призваны Богом, то есть увещеваю и пастырски заповедую быть истинно – добрыми христианами, – жить со всяким смиренномудрием и кротостью, с долготерпением, терпяще друг другу любовью, тщащеся блюсти единение духа в союзе мира. Аминь.

Прот. И.Г.

Ⅴ. Святой Апостол Андрей Первозванный

Прежде, чем Господь наш Иисус Христос благоволил выступить на проповедь, предтеча Его Иоанн предвозвещал о Нём и приготовлял людей к принятию обетованного Богом, грядущего вслед за ним, Мессии – Христа. Он говорил: аз крещаю водою: посреде же вас стоит, его же вы невесте, Той есть грядый по мне, иже предо мною бысть: Ему же несмь достоин да отрешу ремень сапогу Его (Ин.1:26, 27). К Иоанну Крестителю приходили и фарисеи, и мытари, и воины, и множество всякаго народа. Иных он обличал, других утешал, вообще же всем благовествоваше о грядущем Искупителе (Ин.1:18). Но кроме народа, приходившего к Иоанну и отходившего потом, у него были еще постоянные слушатели, которые не оставляли его в пустыне и назывались учениками Иоанна Крестителя. В числе таких учеников, по свидетельству евангелия, был и Андрей. Он был, как вам уже известно из прежних моих бесед с вами о св. апостолах, брат апостола Петра. Избрав себе бессупружнее житие, он хоть и помогал брату своему Петру в рыбной ловле, но во время проповеди Иоанна Крестителя на берегах Иордана не оставлял его, и слушал со вниманием проповедь его о Спасителе. Можно думать, что Андрей был свидетелем крещения Господня и слышал, как Креститель после этого свидетельствовал, яко Сей есть Сын Божий (Ин.1:34). Ибо на другой день после крещения Господня, Иоанн указал двум ученикам своим Иисуса грядуща и сказал им: се агнец Божий, т. е. Мессия (Ин.1:36). Ученики эти тотчас последовали за Иисусом Христом, и когда Господь спросил их, чесо ищета, – сказали Ему: учителю, где живеши? Господь благоволил привесть их к Себе, и они оставались у него целый день. Один из этих счастливых учеников, по свидетельству Иоанна Богослова, был Андрей, брат Симона Петра (Ин.1:40). Таким образом, св. Андрей первый из апостолов удостоился последовать за Иисусом Христом, от чего и называется первозванным. Проповедь Иоанна Крестителя о Мессии, указание Его Андрею в лице Иисуса Христа, и особенно пребывание Андрея в доме Иисусовом вразумили его, что это есть ожидаемый Мессия. Андрей прежде всего спешит сообщить радостное свое убеждение брату своему Симону – Петру: обретохом Мессию, говорил он брату своему, еже есть сказаемо Христос, и приведе его ко Иисусови (Ин.1:41). «О превосходная братняя любовь», восклицает св. Иоанн Златоуст. Последний Петра в жизнь произыде Андрей, и первый Петра ко евангелию приведе и аки улови»³⁸⁴. Добровольное последование Андрея за Иисусом Христом было скоро не только одобрено, но и утверждено Самим Господом. Он, ходя при мори галилейстем, виде Симона и Андрея, брата того Симона, вметающа мрежи в море (беста бо рыбаря), и рече им Иисус: приидите ко Мне и сотворю вы ловцы человеком. И абие оставльше мрежи своя, по Нем идоста (Мк.1:16–19). В дополнение к этому короткому повествованию св. Марка о призывании Андрея к последованию за Христом, св. ев. Лука рассказывает о чуде; сотворенном при этом Господом, именно о необычайном улове рыбы, устрашившем Петра. Последовавши за Иисусом Христом, св. Андрей был свидетелем чудес Господа. Хотя о присутствии Андрея при чудесах Христовых отдельно не говорится в св. евангелиях; но достаточно указать несколько случаев присутствия Андрея при чудотворениях Господних, чтобы убедиться, что он, как и прочие апостолы, видел их, и тем утверждал в душе своей веру в божественную силу своего учителя. Так, нет сомнения, что Андрей был свидетелем исцеления от огневицы тещи Петровой, ибо это чудо совершено Господом в доме Симона и Андрея (Мк.1:29). Так и при чудесном насыщении пяти тысяч людей пятью хлебами и двумя рыбами, об Андрее говорится, что он даже указал отрока, у которого были эти хлебы и рыба; но только недоумевал, как можно насытить такое множество народа столь небольшим количеством пищи (Ин.6:8, 9). Если к этому возьмём во внимание, что Андрей был брат Петра, одного из приближеннейших к Господу апостола, то почему не допустить, что тайны царствия Божия, которые Господь открывал сначала только избраннейшим из учеников Своих, могли быть в то же время открываемы и уясняемы Андрею Петром? Как бы-то ни было, но мы имеем основание признать, что св. Андрей, хотя и не был приближеннейшим учеником Христовым, однако и между самыми апостолами пользовался некоторым уважением. Чтобы убедиться в этом, достаточно припомнить как ап. Филипп не осмелился сам заявить Господу о желании язычников видеть Его, а пригласил с собою Андрея поведать о том Иисусу Христу. Таким образом надобно признать, что св. Андрей, бывши свидетелем всего служения Христова роду человеческому, из всего того, что видел и слышал во все время последования своего за Иисусом Христом, должен был приобресть не только убеждение в том, что его учитель есть истинный Мессия, но и уверенность в Божественном достоинстве Иисуса Христа. Не станем говорить о том, что само собою предполагается на основании евангельских благовествований, именно, что Андрей был, как все прочие апостолы, свидетелем явления Христа ученикам по воскресении от мёртвых, что он вместе с другими апостолами принял от Господа власть вязать и решить, и проповедать евангелие всей твари, и видел вознесение Господне на небо. Все это, как и последовавшее за тем пребывание апостолов в сионской горнице и принятие ими Духа Святого необходимо усвоить св. Андрею также, как и всем апостолам. Нам хотелось бы изобразить особенную, только св. Андрею принадлежащую, апостольскую деятельность. И несмотря на то, что об нём отдельно ни слова не говорится в Деяниях апостольских, мы имеем достаточно данных, чтобы начертить, на основании исторических преданий, если не полную, по крайней мере не без интересную для всех православных, картину деятельности св. апостола Андрея первозванного, по сошествии на него Св. Духа.

Св. Иоанн Златоуст в похвальном слове св. ап. Андрею первозванному говорит об апостольской деятельности, между прочим, так: «ничтоже таково когда бысть, якоже быша апостолы. Сии Божия слова суще служители, прикоснушася Воплощенному Тому, Иже, яко Бог образа не имать, последоваша ходящему Тому, Иже везде существен есть, возлежаша вкупе с Ним, Иже никоимже местом описуем. Того глас слышаху, Иже словом сотвори вся». Следствием этого присенения к Божественному учителю было у евангелистов то, что они «мир языком, аки неводом некиим, объяша, обыдоша своими течении концы круга земного, заблуждения, аки куколь, искорениша, жертвища, аки терние некое, изсекоша, идолов, аки зверей дивиих, погубиша, демонов, аки волков, прогнаша,... человеческое естество самим крестом, аки ралом некиим, управиша и слово Божие, аки семя некое, всеяша»³⁸⁵. Сказавши это о всех апостолах, св. Златоуст, конечно, имел в виду преимущественно св. Андрея, в похвалу которого говорит слово. И действительно, почти никто из апостолов не простирал так далеко мрежи евангельской проповеди для ловитвы людей во спасение, как апостол Андрей. Разумеем неизмеримость пространств, пройденных красными ногами св. Андрея для обращения ко Христу людей, как образованных, так и самых грубых.

Неизвестно, како долго св. Андрей оставался в Палестине, при устроении там всеми апостолами первенствующей Церкви; но когда, по жребию, упоминаемому в Деяниях апостольских, дано было назначение апостолам иному проповедовать у обрезанных, т. е. у евреев, а другому идти на благовестие к необрезанным, т. е. к язычникам; то по преданию, записанному Исидором Испанийским, святому Андрею выпал жребий проповедовать в Ахаии и Скифии³⁸⁶. По свидетельству св. Дорофея, еп. тирского, «Андрей прошёл всю Вифинию, всю Фракию и скифов, проповедуя евангелие Господне, потом достиг великого Севастополя, где находится крепость Апсар и река Фазис (ныне Рион), у которой обитают внутренние Эфиопы»³⁸⁷. А. Никита пафлагон говорит: «проходя с силою слова, премудрости и разума, с силою чудес и знамений все страны севера и все приморские области (Иверию, Сарматию, Таврию и Скифию), повсюду воздвиг жертвенники и поставил над верующими пресвитеров и епископов; a оттуда пришёл в знаменитую эту Византию»³⁸⁸. Очевидно, замечает один из наших отечественных церк. историков, что, по смыслу представленного здесь свидетельства, св. Андрей, начавши с южного черноморского поморья в Вифинии и Понте, прошел с проповедью все поморье западное чрез Фракию, поморье северное чрез страну скифов и явился на помории восточном – в нынешней Абхазии, где находился город Севастополь»³⁸⁹.

В Византии, во времена апостольские малоизвестном, а впоследствии, со времён равноапостольного царя Константина, славном городе, св. ап. Андрей, предвидя будущее всемирное значение этого города для Церкви, занялся с особенною ревностью обращением язычников ко Христу и устроением Церкви. Здесь он рукоположил многих пресвитеров, а для руководства как их, так и всех верующих поставил над ними епископом Стахия. Устроивши Церковь Христову в Византии, св. Андрей, влекомый силою Духа Божьего, по намерению Коего, посредством Византии, должна была связаться святая цепь верующих и в самых отдаленных странах севера, направил путь свой к Херсонесу – родине нашего русского православия. Отсюда св. Андрей, по водительству того же Духа Божия, предпринял путь вверх по Днепру и прошёл вдоль его, а потом и далее почти всю широту нынешней европейской России. Нет надобности усиливаться какой-либо стране, или какому-либо городу признавать того, а не другого своим апостолом. Какой бы апостол ни принёс к известному народу благовестие евангелия, – все равно, это евангелие не его, а Господа нашего Иисуса Христа. Но все-таки приятно благодарному народному чувству помнить о благодеяниях того апостола, который в первый раз принёс в известную страну св. евангелие, а с ним и свет духовный, и мир, и любовь, и надежду на спасение. С этой точки зрения не лишне будет если я, на основании сказания преподобного летописца нашего Нестора, расскажу вам, как народный наш ап. Андрей первозванный, за долго до принятия христианской веры всеми русскими, благовествовал о Христе в пределах русской земли и провозвещал распространение на Руси Церкви Христовой.

«Святой Андрей, учивший в Корсуне», повествует преп. летописец, «увидев, что не далеко от Корсуня устье днепровское и восхотев пойти в Рим, пришёл в устье днепровское; оттоле пошёл вверх по Днепру, и по случаю, пришёл и стал над горами на берегу. На другой день, вставши, он сказал бывшим с ним ученикам: «видите ли горы сие, яко на сих горах воссияет благодать Божья, и мать град велик быти, и церкви многи Бог воздвигнути имать». Взошедши на горы, он благословил их, поставил крест, и помолившись Богу, слез с той горы, где после построен Киев»³⁹⁰. Из этого сказания видно, во-первых, что св. Андрей был на том месте, где теперь Киев, и что, во-вторых, он был здесь со своими учениками. Некоторые из этих учеников, по апостольскому обычаю, могли быть оставлены св. Андреем здесь для дальнейшего утверждения в вере новообращённых и крещённых апостолом христиан; ибо, по другому списку Несторовой летописи, св. Андрей, благословивши горы и водрузивши на них крест, «люди, яже там бяше, учи и крести»³⁹¹. И так, можно думать, что в русских пределах христианство, насажденное св. ап. Андреем, современно апостольскому веку, и, если, по неблагоприятным условиям народного быта, не могло здесь в первые времена образоваться в апостольскую, благоустроенную церковь; по крайней мере, хранясь в народных преданиях, служило, так сказать, подготовлением к единодушному принятию веры Христовой всею русскою землею впоследствии, при св. равноапостольном в. князе, Владимире. На том месте, где по преданию, ап. Андрей первозванный водрузил крест, в Киеве еще вначале 13 века вел. князем Мстиславом Ростиславичем сооружена деревянная церковь Воздвижения честного Креста. В 16 столетии, вместо деревянной, поставлена была (неизвестно кем) каменная церковь, а в половине прошлого века воздвигнут великолепный каменный храм во имя св. ан Андрея первозванного, красующийся и теперь на одной из самых видных возвышенностей старого Киева³⁹². От нынешнего Киева св. Андрей, направляя путь свой вверх по течению Днепра, и потом следуя потому же направлению, достиг Новгорода «и тамо такожде многие научив, крести»³⁹³. Здесь, по сказанию летописца, апостол Андрей удивился странному обычаю новгородцев ежедневно париться в бане. Замечание это само по себе незамечательное, важно в том отношении, что служит несомненным доказательством того, что ап. Андрей был действительно в новгородской стране, где был искони этот обычай северных жителей, неизвестный в то время на юге. Но для нас важнее другое замечание летописца, что св. Андрей, рассказывая об этом в Риме, «исповеда, елико научи и елико виде»³⁹⁴. По какому пути св. Андрей шёл из Новгорода в Рим, трудно определить. Известно только, что он «пошёл в варяги»³⁹⁵, которые жили при балтийском море. В Риме, вероятно, ап. Андрей не был долго; и увидевши, что там церковь уже насаждена и устроена апостолами Петром и Павлом, отправился опять в Ахаию, чтобы докончить там устройство церквей, которые насаждены им самим.

Достигши Пелопоннеса и обозревши ахайские церкви, св. Андрей пришёл в город Патрас; здесь он нашёл гостеприимный приют у одного благородного мужа Сосия и исцелил его от болезни. Жители Патраса, узнавши об этом, с любовью внимали проповеди апостола, и почти все приняли христианство. Даже жена начальника города Максимилла; исцелённая также св. Андреем от тяжелой болезни, и брат градоначальника Стратоклий уверовали во Христа и приняли св. крещение. Апостол радовался об устроении Церкви Христовой в Патрасе и подавал, посредством возложения рук, исцеление недужным и благодать Духа верующим. Видя все это, начальник города Эгеат, преданный идолопоклонству, пришёл в неистовство, вооружился против св. апостола всею силою злобы и, по власти, данной тогда кесарями, умерщвлять христиан, решился предать смерти и св. ап. Андрея. О страданиях и мученической кончине апостола Андрея ахайские пресвитеры и диаконы, очевидные свидетели их, записали подробное сказание³⁹⁶. Некто из новейших описателей жития св. ап. Андрея думает, что «древность этого описания, много поновлена прибавлениями и украшена цветами церковного красноречия, которые все, однако назидательны»³⁹⁷. Допуская в этом голословном предположении только то, что речи св. Апостола могли быть несколько изменены еще самими описателями, и то в выражениях, а не в существе их содержания, мы не сомневаемся признать за несомненное, что основные факты этого сказания верны. Вот эти факты.

Когда Эгеат начал принуждать в Патрасе христиан к отречению от Христа, то ап. Андрей вышел к нему и стал убеждать его самого обратиться ко Христу. Эгеат укорял Андрея в том, что он разорял языческое богопочитание и внушал людям новую веру, которую римские кесари повелели истребить. Из этого, между прочим, видно, что дело –это произошло уже, по крайней мере, после первого эдикта о гонении христиан. Св. Андрей безбоязненно объявил Эгеату свое имя и проповедовал ему Христа распята. Когда Эгеат удивлялся, как он, – муж благоразумный, – признаёт Богом человека, который за что бы то ни было потерпел самую позорную у римлян крестную казнь; то св. Андрей обещал ему объяснить таинство креста. Но познание этого таинства недоступно было для загрубелой в язычестве души Эгеата. Он требовал, чтобы св. Андрей принёс Богам жертву. Апостол отверг это требование, сказав, что он приносит одну только бескровную жертву, и что открывает таинство ее только таким людям, которые веруют во Христа. Эгеат велел заключить св. Андрея в темницу. Верные, узнавши об этом, собрались в Патрас из окрестностей города и хотели силою освободить апостола из заключения; но он убедил их не претворять мира Господня в диавольской мятеж. При этом он преподал верующим наставление о том, что не должно бояться страданий за Христа, и выразил свою готовность пострадать и умереть за исповедание имени Христова. Напрасно после этого Эгеат, призвавши к допросу св. Андрея, обольщал его светлою жизнью, вели только он принесет жертву богам, св. Андрей с негодованием отверг предложение соблазнителя и за то подвержен был бичеванию. Так как и эта жестокая казнь не могла заставить св. Андрея отречься от Христа, то мучитель повелел распять св. мученика на кресте. Народ волновался и требовал отмены неправедной и жестокой казни апостола; но св. Андрей умолял всех, чтобы не препятствовали его распятию. Он поведён был на место казни, и увидевши издали крест, приготовленный для его распятия, приветствовал его с верою, любовью и радостью. Распинатели, по жестокости Эгеата, не прибили гвоздями ко кресту рук и ног св. Андрея, ибо в таком случае мученик, истекши кровью, скоро бы умер; но привязали его ко кресту веревками, чтобы он долее страдал. (Здесь уместно для несведущих пояснить тягость страданий, какие претерпевали распятые, иногда по несколько суток, томясь жаждою и предсмертною агонией). Два дня висел страстотерпец Андрей на кресте и не переставал с крестного древа учить народ вере во Христа. Тогда толпы народа, тронутые тяжкими мучениями распятого и озлобленные против распинателя, пошли к дому Эгеатову и требовали настойчиво, чтобы неповинный страдалец снят был со креста. Эгеат, убоявшись народа, согласился исполнить его требование, но апостол Андрей, видя, что его хотят отрешить от креста, умолял Господа, чтобы он не допустил ему быть отлученным от крестной смерти, и – прежде, чем успели отвязать его руки и ноги, предал дух свой Господу. Крест, на котором был распят св. Андрей первозванный, по преданию, имел вид буквы Х. С таким крестом он изображается и на святых иконах. Смерть св. апостола Андрея последовала, по изысканию одного нашего учёного историка, около 80 года по Рождестве Христовом³⁹⁸. Таким образом св. ап. Андрей проповедовал миру евангелие Христово более 40 лет. Этим, между прочим, объясняется и то, что он благовествовал евангелие Христово в столь многих и отдаленных странах, святое тело ап. Андрея было погребено упомянутою выше Максимиллою и почивало нетленно в Патрасе. Но по желанию благоверного царя Константина великого, оно в 357 году по рождестве Христовом перенесено было в Константинополь св. Артемием и положено в храм св. апостолов при св. жертвеннике, вместе с мощами св. евангелиста Луки и Тимофея, ученика ап. Павла. В Киеве, в храме св. ап. Андрея первозванного, для благоговейного почитания верующих, хранится частица св. мощей сего апостола, принесенная сюда не очень давно одним из благоговейных русских поклонников. Память св. ап. Андрея первозванного празднуется Церковью 30 ноября.

Конст. Думитрашков

На следующий день однодворец сидел уже у священника, и между ними продолжался прежний разговор.

Священник. Признаюсь, вы очень дурно вчера высказались о земстве. Приписывать земству, ради устранения священников от учительской должности, такие ужасные стремления, представлять его нравственное состояние в таком непристойном, испорченном виде, – помилуйте, на что это похоже! Вы говорите, что вас успокаивает только зависимость сельских училищ от священников. Но ведь эту зависимость допускает, ее требует то же общество, или представители его, гласные земства; стало быть, вы не только не можете опасаться за судьбу сельских школ, но не должны думать так дурно и о самом земстве. Вообще наше общество уже слишком много укоряют ныне и в материализме, и в нигилизме; это вошло как будто в моду, ради того только, что, несколько лет назад, в нём обнаружилось существование людей с таким направлением. Но этаких людей, зараженных материалистическими претензиями и вообще горячих последователей современного прогресса, и прежде, а тем более теперь, нужно считать единицами; они составляют в нашем обществе редкое явление. И в частности, признавая нужду зависимости школ от священников, наше земство рекомендует себя с самой хорошей стороны. Оно признаёт, стало быть, что священник сельский владеет самым благонадёжным образованием, что направление духовенства лучше всякаго современного направления. Оно понимает, выходит, что если ни одного образованного человека не следует устранять от забот о народном образовании, то священника тем более. Школа принадлежит его прихожанам и образует его духовных детей, которым может она дать полезное или вредное направление, сообщить понятия и привычки благоприятные или враждебные задаче пастырского служения. А школа не должна расходиться со стремлениями священника, парализовать его влияние в приходе; она обязана, напротив, сколько можно, содействовать священнику в исполнении его трудных и святых обязанностей. Эти мысли необходимо приписать земству, если оно требует зависимости школ от священников. А разве все это похоже на то, что вы говорите о земстве?

Однодворец. Благодаря вам, я уже больше не скажу этого. Но и сомневаюсь, чтобы священники, после того как устранят их от должности учителей, внимательно стали следить за школой, захотели, как должно, воспользоваться предоставляемым им правом надзора за направлением народного образования. Ведь все же как-то неестественно, лишившись должности, ревновать о благосостоянии школы.

С. Но мы будем законоучителями в народных школах; а во-вторых – за кого же вы нас, священников, принимаете? Конечно, самим себя хвалить не приходится; а вот послушайте, как об этом рассуждают в наше назидание другие люди, у которых мы учимся. Вот что пишут: «Духовные пастыри должны уже сами собой иметь живейшую заботливость о благосостоянии школ, так как из них вырастают их прихожане. Учитель должен доставлять пастырю материал для будущей его деятельности на поприще его религиозного назидания и попечения о душах пасомых. Они оба трудятся в одном и том же деле, которое по времени едва ли можно и различать, ибо влияние учителя должно простираться на детей даже до домашнего их быта: его заботливость об образовании души может подействовать на детей только чрез родителей; между тем как, с другой стороны, чрез детей же он часто находит путь и к сердцу родителей. Такая совместная и одновременная деятельность учителя и священника есть верный признак процветания школы... Почти повсюду нашли уместным ближайший и непосредственный присмотр за школами предоставить местным священникам. И сколько времени при этом священник должен принести в жертву школе? Несколько часов, которые он мог и желал бы посвятить собственному дальнейшему образованию и приготовлению себя к прочим своим пастырским обязанностям⁴⁰⁰. Что вы скажете на это?

О. Прекрасно, и я от души радуюсь, что вы сочувствуете всему этому. Но знаете ли? – потому самому, что вы так рассуждаете, мне еще желательнее, чтобы вы были же и учителем в сельской школе. Ужели в самом деле нужно согласиться с заявлением земства, будто для приходского священника должность учителя несовместимое дело, будто ему трудно, при его прямых обязанностях, как учителю веры и нравственности народной и как служителю церкви, заниматься в училище по должности учителя?

С. С этим не только должно согласиться, но в этом-то, собственно, и состоит главная причина, почему земство озаботилось приисканием особых, отдельных учителей для народных школ. Вы незнакомы настоящим образом с нашими священническими обязанностями, не взвесили всей трудности и важности их, а потому и упускаете это обстоятельство из внимания. Несовместимость священнических трудов с учительскою должностью может быть вполне известна только нам, священникам. Мы должны согласиться с тем, что ни пастырское служение, во всех его многосложных отношениях, ни ученье в школе не может идти безукоризненно и приносить желаемые плоды, когда то и другое будет предоставлено в заведывание и на попечение одного и того же лица. Силы и средства одного человека ограниченны; недаром в настоящее время вводится везде так называемая система разделения труда. Как мы уже говорили, приходским священникам вменяется в обязанность еще законоучительство и инспекторский надзор над школой, дело великое и святое, непосредственно граничащее с отправлениями священнического служения, даже сливающееся с ними: но если бы да можно, если бы, положим, открылись все благоприятные условия к тому, чтобы в каждом приходе, где есть школа, содержать, кроме приходского священника, еще другого, который бы освободил первого от занятий его по училищу и взял бы эти занятия на себя, то я от души порадовался бы такому порядку вещей.

О. Но этого ждать нельзя: тогда было бы уж очень трудно жить священникам, они стали бы бедствовать. Да и дело идёт теперь вовсе не к тому, чтобы увеличивать число священников; их ныне, напротив, сокращают, многие между ними оказываются уже лишними...

С. Сокращают число приходов именно для того только, чтобы легче было обществу обеспечить священников; всякого другого смысла эта реформа не имеет. В больших приходах или где прихожане сами пожелают, – может быть, и по два священника, разумеется, по назначении им хорошего содержания от прихожан. Второй священник, или помощник первого, и по смыслу самой реформы обязывается заниматься в школе. Во всяком случае, для приходского священника довольно и вышесказанных занятий по училищу народному, т. е. законоучительства и надзора. Это очень трудное дело, если вести его как следует, по совести. А принять на себя многосложную обязанность учителя значит, по моему мнению, жертвовать прямыми священническими обязанностями

О. Вы слишком строго судите. Можно, кажется, заниматься как следует и тем и другим, т. е. и учительством, и приходом. Ведь есть же приходские священники, которые служат учителями разными, да еще в городах...

С. Об этом предмете нельзя судить не строго, кое-как в городах, действительно, есть такие священники, за то и признают ныне их положение ненормальным и непрочным. При том городские приходы вовсе не пример для сельских. У сельского священника, разумеется, в порядочном селе, может быть не меньше дела по должности, чем у городского, даже, пожалуй, больше, потому что городские прихожане больше развиты в религиозно-нравственном отношении, чем наши мужички, по крайней мере в городах не так много нуждаются в совете и наставлении священником, как в сёлах и деревнях. Вы примите во внимание только одно: у священника два дела, одно другого важнее, школа и приход; ведь тут нет никакой возможности одинаково дорожить и тем и другим и успевать везде; приходится делиться и временем, и силами между двумя предметами. А разве можно в этом случае не отдать предпочтение одному в ущерб другого? На деле же обыкновенно бывает так: привяжется человек исключительно к одному, а другое сведёт на форму и будет делать кое-как.

О. Надеюсь, однако, вы не скажете, что священники и прежде напрасно брали на себя должность учителей. Если несовместимы звания священника и учителя в настоящее время, то они не должны были совмещаться в одном лице и прежде: из ваших слов так выходит, – не правда ли? Положим, что народ до сих пор коснеет в невежестве, в религиозном и нравственном отношении стоит низко и, по самой жизни, представляется игрушкой суеверий и самых грубых, разрушительных страстей; но вы не можете указывать на эти факты, как на доказательства того, что священники тяготились занятиями своими по народному образованию. Священники, напротив, отличались необыкновенным усердием как в учреждении школ, так и в обучении детей прихожан. А неудовлетворительное состояние народного образования есть следствие других, независящих от священников, обстоятельств; сюда относится только что миновавшая крепостная зависимость и гнетущая тяжесть трудов, в которых живет наш народ, постоянно нуждающийся в первейших потребностях жизни. Об этом долго говорить не стоит. Известно уже, что и в Пруссии, которая, говорят, опередила все государства Европы в деле народного образования, не смотря на обязательное обучение и отличное приготовление учителей, масса народная стала как следует учиться и облагораживаться только с тех пор, как уничтожено крепостное состояние, и народ вышел из нищеты, стал богатеть, и сам почувствовал неудобства невежества и потребность в образовании. Вы, конечно, знаете, батюшка, трогательную «песнь пленных иудеев» – вольное переложение псалма: «на реках вавилонских»; там сказано коротко и сильно, что «рабы, влачащие оковы, высоких песней не поют». Мысль насколько простая, настолько же верная. Но мы часто забываем это, при рассуждениях о простом народе. Наши крестьяне до уничтожения крепостной зависимости были те же рабы, от которых нельзя ждать ни высоких чувств, ни духовных стремлений; да и вообще, когда человек борется с нуждой, когда сердце его изнывает от «горя – злосчастья», когда, наконец, среди постоянных физических трудов ему знакомо и дорого только одно насаждение – отдых и сон, – при таких обстоятельствах более чем странно было бы ждать от народа любви к просвещению, или в невежестве народной массы винить учителей ее священников.

С. Все это я очень хорошо понимаю. Я даже мог бы рассказать вам несколько живых фактов на этот предмет; как, напр., отказываются крестьяне от постройки у себя помещений под училище, или почему не соглашаются посылать в школу детей своих. «Э, батюшка! мы люди бедные; где нам взять на училище леса и денег?! Нет, уж так и быть, не станем учить детей своих; пущай останутся неграмотными. Бог с ней, и с грамотой-то». «Где, батюшка, уж в нашей вотчине учить крестьянских ребят! другому перекусить нечего – какой тут букварь; вряд лишь работать или ходить на фабрику, чтобы уплатить подати...... Да что и говорить! Подати ужас какие, поборы непомерные! Нет, уж не до училища, родной» !.. Вот что значит бедность нашего мужичка в деле грамотности и образования. Но при всём этом нельзя же упускать из внимания и того обстоятельства, что до последнего времени обществом ничего, или почти ничего не делалось для образования простого народа; одно духовное сословие давало народу и учителей и открывало школы. Обязанные таким образом двумя служениями народу, собственно священническим и формально-учительским, священники, говорю, не могли вести дело народного образования с заметным и удовлетворительным успехом. Упущения по должности учителя неизбежны для приходского священника, так как одни исправления священником треб, обыкновенно отзывающих его то в тот, то в другой угол прихода, не справляясь ни с временем, ни с занятиями священника, сплошь и рядом соединяются с пропусками урочных для занятий его часов в училище. Да и пришедши в школу, как часто приходской священник отрывается от начатого им урока то опять по нечаянному, нетерпящему отлагательства, требованию его в приход, то по домашним обстоятельствам. Так смотрят на дело почти все. Прямо говорят, что «нельзя винить священников, если они не в состоянии посвятить себя всецело училищу. И при самом достаточном уменье, при самом искреннем желании приходские священники не могут вести это дело как должно, потому что отвлекаются от занятия в школе разными служебными и хозяйственными обязанностями. Они, по своему званию, обязаны быть первыми попечителями народной школы, должны содействовать всеми силами ее преуспеянию, должны поддерживать наставников своим авторитетом, руководить их в трудных или сомнительных случаях своим добрым советом; но при всём том наставник училища должен быть личностью вполне самостоятельною»⁴⁰¹. Поэтому приходской священник не может вести свои занятия в сельском училище со строгою, школьническою исправностью. Я на себя пошлюсь. Я бы, напр., и хорошо занимался с мальчиками, долго сидел бы с ними, видя их любознательность и начинающуюся привязанность к грамоте; но как придёшь в училище, то или работник прискачет сказать, что у скотины корму нет, – пожалуй, и муки для хлеба тоже нет, – или самому необходимо в поле ехать, чтобы посмотреть на работу, или на гумно; чаще же всего, за неимением рабочих рук, самому приходится работать и в поле и на гумне. А тут придёт мужик из деревни с требой: «батюшка! поторопись, умирает». Да и вознаграждения – то почти нет никакого; хотя бы по пуду муки с двора собирали, на нашу бедность. Если же так, безмездно заниматься, то и без хлеба насидишься.

О. Но из этого выходит, что должность учителя тяжела для приходского священника, собственно, по необеспеченности его быта. С этим я совершенно согласен. А если уж с этой стороны смотреть на дело, то надо сказать, что необеспеченное положение священников препятствует им не только в исполнении обязанностей по училищу, но и в занятиях по их специальному служению, как пастырей церкви, в заботах о вере и вечном спасении прихожан. Что же в этом случае следует предпринять? Когда училища у священников оказались неудовлетворительными, то заговорили, что должность учителя не совместна со священническими обязанностями; ну, а тот недостаток чем поправить? Пожалуй, вы скажете, что, освобождая священников от учительской должности, земство имеет в виду дать им возможность не развлекаться посторонними делами и заняться, как следует, пастырскими обязанностями; ведь вы уже высказали, что считаете училище помехой для пастырских обязанностей! Хорошее средство выдумало земство сделать священников ревностными к своему служению, при полнейшей их необеспеченности! И выходит, что главная причина всему – жалкое положение духовенства в материальном отношении, а несовместности тут нет собственно никакой.

С. Правда, что если бы священники были достаточно обеспечены, то они, конечно, не стали бы так заниматься хозяйством, как теперь занимаются, и стало быть, больше имели бы времени для школы: против этого я вам ничего не говорю. Но в тоже время вы очень хорошо должны понимать, что отлучки священников в приход, о которых я говорю, не зависят от большего или меньшего обеспечения священника, а прямо вытекают из его звания. Кто же может смешивать эти две, совершенно разные, стороны дела. Вы говорите еще, что необеспеченное положение священников препятствует им не только в занятиях по училищу, но также и в исполнении прямых пастырских обязанностей. Но что же отсюда следует? Обеспечить священников хорошим содержанием? Это, конечно, было бы лучше всего: тогда бы священникам удобнее было заниматься обязанностями пастырства, равно как и сельскими училищами. Но ведь такого хорошего обеспечения священники пока не имеют, и еще неизвестно когда будут иметь; а затем – как бы необеспеченность священников ни препятствовала им в исполнении пастырских обязанностей, они все же должны оставаться священниками, и от них нельзя отделять обязанностей их звания; между тем должность школьного учителя не относится к прямым обязанностям священников и, при необеспеченности их положения, составляет новую для них заботу и новое препятствие к тщательному исполнению пастырских обязанностей. При бедности содержания, разумеется, нельзя запретить священникам заниматься хозяйством, или требовать, чтобы они всецело и безраздельно отдались трудам пастырства; но освобождение священников от обязанностей школьных учителей представляется очень полезным для их пастырской деятельности. Я не говорю, чтобы земство, заменяя священников особыми учителями при школах, руководилось, между прочим, и таким соображением; все же, смотря на дело беспристрастно, нельзя не видеть в отделении учительских занятий от пастырской деятельности священников начинания очень полезного для народа в церковно-религиозном отношении; эта мера может быть залогом большего развития и большей плодотворности пастырской деятельности среди народной жизни, – особенно если священники будут когда-нибудь получше обеспечены.

(Окончание в след. №).

В мае настоящего года распубликовано Высочайше утвержденное распоряжение главного присутствия по делам православного духовенства о пересмотре состава приходов и причтов.

О необходимости этого распоряжения, прежде нежели оно было сделано, представляли и церковные причты, и епархиальные начальства, и особые губернские присутствия по обеспечению духовенства, по поводу предложенного им, еще в 1863 г., главным присутствием вопроса: какими средствами содержания пользуются причты, и нет-ли каких-либо местных способов к, улучшению оного, так-как требовать усиленного назначения денег из государственной казны не представлялось возможности.

Духовенство изъяснило, что кроме немногих в каждой епархии причтов, имеющих удовлетворительное содержание, все остальные вообще терпят крайние нужды, а иные даже находятся в положении близком к нищете. Это вполне подтверждали и губернские присутствия, объясняя, что приходские общества, к которым они, в некоторых местах, обращались с запросами в виде опыта, отказались от назначения своим причтам определённого содержания в необходимых размерах. Не могли и земства дать средств к обеспечению духовенства. Не находили местных источников к тому и сами присутствия, признавая, вместе с духовенством, необходимым ожидать назначения вспомогательных средств по распоряжению высшего правительства. Но в тоже время и самые причты, и епархиальные начальства, и губернские присутствия, в большей части епархий⁴⁰², указывали, что приходы у нас измельчены свыше меры⁴⁰³, и часто без всякой нужды. В самом распределении деревень указываема была большая несообразность, затрудняющая духовенство и прихожан в исполнении духовных треб. В этом отношении приводимы были следующие разительные примеры: есть деревни, причисленные к многоприходным церквам, стоящим на противоположном берегу реки, тогда как на одном берегу с этими деревнями, не в далеком расстоянии, находятся малоприходные церкви, к которым они с большим удобством могли бы быть приписаны: есть деревни, из которых крестьянам приходиться ездить в свою церковь с брачующимися, младенцами и покойниками за 10 и более вёрст, мимо чужих церквей, в которые они обыкновенно ходят к богослужению. Среди этих несообразностей, выставляемо было и то, что многие приходы имеют по два и по три причта, тогда как в них без труда мог бы управиться один причт.

По всем приведённым причинам, духовенство и губернские присутствия находили нужным: число приходов уменьшить, деревни расписать между церквами с большим для причтов и жителей удобством, излишние причты упразднить, а должности причетников сократить: ввести-же все это не вдруг, но по мере распределения излишних лиц на другие места, или выбытия по случаю смерти, выхода за штат, по старости и т. п. При этом некоторые присутствия выражали даже, что какие бы значительные суммы ни были определены на содержание причтов, отпуск их, без указанного сокращения в составе многочисленного духовенства, не доставит сему последнему вполне удовлетворительного содержания, раздробляясь, при многочисленности духовенства, на самые скудные оклады.

По тщательном обсуждении таких отзывов, нельзя было не прийти к убеждению в необходимости общего пересмотра состава приходов и причтов, тем более, что правительство в устранении излишка тех и других давно уже видело ближайшее средство к улучшению положения духовенства и благоустройству приходов вообще; еще Высочайшим указом, от 6-го декабря 1829 года, повелено было «бедные приходы, как в городах, так и селениях, приписывать, по удобству, к другим церквам, с распределением причтов на другие места, а при введении Высочайше утверждённых в 1842–1846 гг. штатов церквами и причтам, число приходов и должностей в церковных причтах на самом деле подверглось более или менее значительному сокращению.

Вполне признавая необходимость означенной меры главное присутствие не нашло, однако же возможным взять на себя составление подробного расписания приходов, ни даже начертать для того какие-либо общие правила. Для безошибочного решения этого дела нужно было бы предвидеть все местные препятствия к соединению приходов, каковыми могут быть, например, при малочисленности населения приходских деревень – дальность расстояния между ними; при близости расстояния – трудность сообщения, а в некоторых местностях теснота церквей, по причине которой жители соединенных приходов затруднены были бы, особенно в дни больших праздников, молиться в храме. Независимо от этого рода препятствий, нужно было бы предусмотреть еще разные особенные условия, в коих могут находиться те или другие приходы. В иных, например, местах и в малолюдном приходе необходима церковь с особым причтом, для предохранения местных жителей от раскола; в других – прихожане могут иметь к своей, хотя и отдаленной церкви, особенную привязанность по каким-либо, достойным уважения, причинам; а в иных местах храмоздатели или прихожане малоприходной церкви, может быть, сами изыщут достаточных средства для содержания своего причта.

Не менее трудно было бы решить и то: сколько в каком приходе должно быть священников? В некоторых епархиях хотели число священников для прихода определять единственно числом прихожан, полагая, что на одного священника должно быть их не менее 1.000, а на двух священников не менее 2.000 душ муж. пола. Но такое основание не может быть приложимо ко всем местностям в России. Где население сплошное, там и один священник достаточен для многолюдного прихода, как показывают бывшие военные поселения, имеющие приходы до 2.500 д. муж. пола при одном священнике; напротив, где население разбросано по разным деревням, далеко одна от другой отстоящим и лишенным удобства в путях сообщения, там трудно было бы одному священнику управиться в приходе, состоящем и менее чем из 1.000 д. муж. пола. Очевидно, назначение священников, в том или другом числе, в приходы должно быть определяемо не тысячами душ жителей, и вообще не одним количеством народонаселения, но действительною надобностью, по соображению всех местных условий прихода.

Таким образом, для определения состава приходов и причтов, прежде всего необходимы были такие сведения, точное собрание которых доступно только местным губернским присутствиям, как имеющим, в составе своём представителей всех ведомств, именно: преосвященного, губернатора, губернского предводителя дворянства, члена от земства, городского голову губернского города, начальников отдельных управлений в губерниях, и других духовных и светских лиц, которых предоставлено присутствиям приглашать к совещаниям в подобных настоящему важных случаях. При таком составе, губернские присутствия имеют все удобства не только собрать на местах нужные сведения, но и узнать желания жителей, а также обсудить: где можно соединить одни приходы с другими, или перечислить деревни от одной церкви к другой, и где нельзя; равно как и то – где нужно оставить прежнее число священников, где можно их убавить, а где, может быть, надобно и прибавить.

Поэтому, главное присутствие, в заключении своём, Высочайше утверждённом 16-го апреля сего года, окончательно решило только такие общие вопросы относительно состава причтов, которые не требовали местных сведений, именно: что состав причта долженъ быть из настоятеля, его помощников, в звании младших священников, где они окажутся действительно необходимыми, и из одного или двух псаломщиков, получивших полное богословское образование, и что штатные диаконы могут быть только при городских соборах, с дозволением, впрочем, иметь оных и при всякой приходской церкви, но или на особом содержании от прихожан, или на вакансии псаломщика. Что же касается до составления самих расписаний приходов и причтов, то оно, как требующее еще предварительной обработки, по применению к особенностям каждого прихода, возложено на губернские присутствия с тем, чтобы они все предположения свои по этому предмету и необходимые для окончательного решения дела сведения внесли в главное присутствие на утверждение. При этом, не стесняя местные присутствия никакими правилами в составлении проектов расписаний, главное присутствие тем не менее указало, что изъяснённые выше особенности приходов в отношении количества народонаселения, местных расстояний, путей сообщения, поместительности храмов, религиозно-нравственного состояния жителей, их привязанности к своей церкви и проч., во всяком случае должны быть приняты в тщательное рассуждение. В отношении же к наличным членам причта, главное присутствие, в упомянутом заключении своём, ограничилось только правилом, чтобы рукоположение вновь штатных диаконов и определение причетников, где есть уже один или два причетника, было приостановлено, а вторые священники были бы вновь определяемы только в случае особенной в том надобности.

В таком смысле состоялось Высочайше утвержденное 16-го апреля сего года постановление главного присутствия относительно состава приходов и причтов, разъясненное за тем в циркулярном отношении к преосвященным от 23 августа сего же года. Оно даёт ясно видеть:

1) что принятая главным присутствием мысль о составлении нового расписания приходов и причтов возникла из представлений самих же губернских присутствий, мнений епархиальных начальств и отзывов духовенства необходимости уменьшения числа приходов и сокращения причтов;

2) что принятие главным присутствием этой мысли в настоящее время ограничивается собранием только чрез местные присутствия сведений и соображений, как потом расписать приходы и причты;

3) что, в силу рассматриваемого постановления, до сих пор ни одной приходской церкви не приписано и ни одного причта не закрыто;

4) что и впоследствии приписка какой-либо церкви или закрытие причта не иначе может состояться, как по всестороннем обсуждении возможности и необходимости этой меры, первоначально в местном губернском присутствии, а потом в главном присутствии;

5) что если бы в каком-либо селении, по малолюдству прихода или по другим причинам, не представлялось нужды в самостоятельной церкви, но прихожане назначат достаточные средства к содержанию причта этой церкви, в таких случаях подобные церкви не будут приписываемы к другим; под этим же условием впоследствии могут быть восстановляемы в самостоятельные церкви и такие из них, которые, при общем расписании, предназначены были бы к приписке;

6) так как в приписных церквах, кроме пришедших в ветхость, более или менее часто будет совершаемо богослужение настоятелями самостоятельных церквей, или их помощниками, то само собою разумеется, что приписка церквей, если где она со временем совершится, никак не поведёт за собою закрытия таких церквей в смысле упразднения: и здания приписных церквей, и утварь их останутся по прежнему, – не будет только при них особого причта;

7) так как назначение числа священников в каждый приход будет определено по действительной надобности, то никак не следует предполагать, чтобы каждый приход с одним священником состоял непременно из 1.000 душ мужского пола: может быть и больше 1.000, и менее; все будет зависеть от строгого соображения местных условий;

8) так-как псаломщиков разрешено возводить лично в сан диакона и, кроме того, предоставлено прихожанам просить об определении особого диакона, под условием назначения таковому отдельного содержания; то закрытие штатных диаконских вакансий при церквах, кроме соборных, никак не поведёт к уменьшению благолепия в богослужении: диаконы будут, только более обеспеченные, и в большей части случаев, не превысят собою устанавливаемого состава причтов.

Ко всему вышесказанному не излишне присовокупить, что составление нового расписания приходских церквей и причтов вовсе не предполагает удаления от мест кого-либо из наличных священно и церковнослужителей, ибо при утверждении расписаний будут, конечно, постановлены особые правила о порядке и постепенности введения оных в действие.

(Окончание в след. №).

Новая книга

в Казани вышла в свет и поступила в продажу: ЦЕРКОВНАЯ ИСТОРИЯ.

Соч. Ф. Р. Гассе. Перевод с немецкого, под редакцией профессора казанской духовной академии Н. Соколова. Первый том. Цена этому первому тому, состоящему из 16⅟₂ печатных листов, весьма убористого шрифта и большого формата, на серебро: без пересылки 1 руб., с пересылкою 1 руб. 30 коп., для духовно-учебных заведений с пересылкою 1 руб. 15 коп. Желающие получать эту книгу могут обращаться со своими требованиями, с приложением денег и точного адреса: в Казань, к издателю – профессору каз. дух. академии Нафанаилу Петровичу Соколову и в редакцию Православного Собеседника.

Краткое содержание 1-го тома: Введение. І) Понятие о церковной истории. – ІІ) Метод церковной истории.

Первоначальная история Церкви. а) Предуготовление Церкви. – b) Основание Церкви. – с) Вступление Церкви в мир.

Первый период. А) Распространение Церкви. – Б) Отношение Церкви к государству. В) Устройство Церкви. – Г) Учения Церкви: Ⅰ) Апологетика. – II) Полемика Церкви. – III) Развитие положительного обучения. – Д) Богослужение Церкви: а) священные деяния; – б) священные времена; – в) священные места. – Е) Дисциплина Церкви.

Второй период. Первая эпоха: Утверждение Церкви в мире. А) Распространение Церкви. – Б) Отношение Церкви к государству: Ⅰ) Церковь и государство в римской империи. – II) Церковь и государство в византийской империи. – III) Церковь и государство в новых германских королевствах. – IV) Политическое положение римского епископа. – В) Устройство церкви: Ⅰ) Церковное управление. – ІІ) Большие церковные корпорации. – ІІІ) Управление вселенско-кафолической Церкви. – Г) Учение Церкви: Ⅰ) Продолжение апологетико – полемической борьбы первого периода. – ІІ) Церковное раскрытие некоторых основных пунктов христианского учения: а) раскрытие учения о Троице; – б) раскрытие учения о Богочеловеке; – в) раскрытие учения о возрождении. – III) Церковная наука: а) греческое богословие, – б) латинское богословие. – Д) Богослужение Церкви: а) распорядок священных времён; – б) распорядок священных действий, – в) богослужебные здания и их украшение. – Е) Дисциплина Церкви.

В житии святителя и чудотворца Николая записано, между прочим, весьма замечательное событие из жизни его. В одной стране, которая называлась Фригией и подвластна была в то время византийскому престолу, произошла неурядица. Благоверный царь Константин великий послал туда трёх воевод своих для усмирения бунтовщиков. Плывя по морю, корабли, по случаю бури, с бывшими на них войсками, зашли в одну пристань. Эта пристань находилась неподалеку от города Мир, где архиепископом был в то время святитель Николай. Воины, сшедши с кораблей, от бездеятельности и по грубости своего характера, наносили разные обиды мирным жителям окрестностей города. Услышав об этом, святитель Николай не обленился пойти на то место, где страдала его паства от корыстолюбия и грабительства грубых воинов. Кротким, но исполненным силы, словом своим, обращённым к военачальникам, святитель восстановил добрые отношения между воинами и жителями той страны.

В то время, когда он собирался уже в обратный путь, пришли ему сказать, что три доблестные мужа, жители его престольного града, любимые и уважаемые всеми гражданами, в его отсутствие, по корыстолюбию и зависти некоторых недобрых людей, несправедливо осуждены начальниками города на смерть. Святитель поспешил в свой город, пригласив с собою и трёх воевод, с которыми сейчас беседовал. Несчастные жертвы неправедного суда уже преклонили было и выи свои на посечение мечом, как святитель Николай, явившись на место казни, исторг меч из руки совершителя казни, бросил оный на землю, затем разрешил связанные руки приговорённых к смерти. Три воеводы, бывшие свидетелями такого события, с благоговением взирали на святителя, которому Господь даровал такую силу и дерзновение защищать невинных.

Между тем сии воеводы, совершив порученное им от царя дело, возвратились в свой город и были приняты царём с честью. Но честь, им оказанная, была не по сердцу некоторым завистливым людям. Они начали злоумышлять – как бы погубить своих соперников. Не смея, однако сами подступить к царю, избрали они орудием своей крамолы одного близкого к царю начальника, по имени Авлавия, которому дали довольно денег с тем, чтобы он объяснил царю, что сии три воеводы замышляют не доброе против царя – покушаются на жизнь его. Царь повелел посадить сих невинных в темницу, опасаясь, чтобы они на свободе, в самом деле, не причинили ему зла. Прошло несколько времени. Клеветники порассудили, что их ложный донос вскоре может открыться, а потому опять приступили к Авлавию с просьбою, чтобы он посоветовал царю казнить трёх воевод, как можно скорее, потому что преступники нисколько не раскаиваются в своём преступлении и не изменили своих замыслов.

Авлавий, в другой раз щедро одаренный клеветниками, поспешил к царю, и, приняв на себя ложный вид доброжелателя и хранителя жизни царя, умолял его немедленно казнить смертью мнимых преступников. Положено было на другой же день предать их смертной казни. Когда узнали о такой горькой участи своей три воеводы, то не знали, что делать, и чем пособить горю. Они в душе своей чувствовали и сознавали себя совершенно невинными пред царём. Но от них не требовали никаких оправданий и объяснений. Тогда один из них, вспомнив, как святитель Николай избавил от смерти трёх граждан мирликийских, обратился к Богу с молитвою: «Боже Николаев, избавивший трёх мужей от неправедной смерти, призри ныне и на нас; потому что нет у нас помощника между людьми. Изми нас из рук, ищущих души нашей; завтра хотят умертвить нас; потщися же на помощь нашу и избави нас неповинных от смерти». Бог услышал сию молитву и послал им избавителя. Святитель Николай, явившись царю во сне, объявил ему, что три воеводы неправедно осуждены на смерть и требовал освобождения их от заключения, в противном же случае, угрожал ему возмущением народа, подобным тому, какое было во Фригии. Царь, узнав от собеседника его имя, смутился. Между тем подобное видение было и Авлавию. Истина открылась, и три воеводы, несправедливо приговоренные к смерти, были отпущены на свободу. Посему и читаем в акафисте святителю Николаю, что он «навык сущих в бедах предваряти, скоро от тех избавляя», что он есть «проявитель правды и помрачитель неправды», что он есть «преславный в бедах заступник», что он «свет животный, избавление нося воеводам, неправедно смерть прияти имущим, как добрый пастырь, явился во сне царю, устрашил его и трёх воевод невредимых повелел отпустить».

Много истин назидательных и утешительных извлекаем мы для себя из сказания о сих действиях святителя Николая, какие он проявил еще в земной жизни своей.

1. Истинно добрый, честный, любящий правду человек имеет благое влияние в обществе людей. Он ревнует о правде и не щадит на сие сил своих. Он сам любит правду, честность, добро, и хочет, чтобы и другие были правдивы, честны и добры. Он сам не любит насилия, клеветы, лжи, обмана, и неленостно обличает сии пороки, если они проявляются в обществе. Следствием сего бывает, что на такого человека в обществе взирают, как на ангела хранителя, и к защите его прибегают всякий раз, когда подпадает кто-либо несправедливому приговору, неправедному суду. А потом мало-помалу и общество людей, среди которых является человек с такими истинными понятиями христианскими, привыкает к нему, невольно подчиняется ему, стараясь во всём уподобляться его примеру. Словом, он становится для общества правилом веры и благочестия. Таковыми и должны быть все христиане, а преимущественно те лица, которые поставлены верховною властью чинить суд и правду в обществе. A потому 2., кто поставлен в обществе судьею и разбирателем жалоб и дел человеческих, тот должен судить всякому в правде и правоте, а не по слуху, не по клевете; должен сам непосредственно и строго вникать в производство дел, потому что проклят всяк, творящий дело Божие с небрежением. А потому осудивший невинного, непричастного злому делу, судия отдаст строгий ответ пред Судиею вечным, хотя бы и не сознавал того, что он судил несправедливо и даже уверен был в своей правоте.

3., Правда, что много есть в мире лжи, обмана и клевет; но не дремлет над миром и Всевидящее око, которое зрит правду и неправду, добросовестность и клевету, обман и ложь. И нет тайны, которая бы не открылась, и нет неправды, которая рано или поздно не была бы обличена и наказана, если не здесь, то в будущем веке. Старайтесь же быть во всём правдивыми, и не уклоняйтесь от закона Божия, и суд человеческий, хотя бы и неправедно судил, не может противиться правде Божией.

4., У Бога есть многие и различные средства к обличению всякой неправды. Он нередко употребляет в орудие своего правосудия человека доброго, честного, правдивого, для оправдания невинных и страждущих. Читая сказание об избавлении трёх воевод, невинно заключенных в темницу и имевших пострадать, мы удивляемся неисповедимым судьбам промысла Божия, пекущегося о страждущих невинно и посылающего им избавителя в то время, когда они не имели уже никакой надежды на справедливость суда человеческого.

5. Итак, наконец, бр. мои, во всех скорбных обстоятельствах жизни, по преимуществу, обращайтесь за советом и помощью к тем людям, которые известны своею совестливостью и ревностью по правде, а не к тем которые различными изворотами и хитростью могли бы очистить вас пред судом; а особенно с теплою молитвою обращайтесь к тем святым, которые еще на земле прославились скорым заступлением всех в скорби сущих и обретённых напастями. Они и на небе услышат наши молитвы, и, по изволению Божию, явятся скорыми помощниками и заступниками нашими.

Ты же, святителю отче Николае, скорый в бедах помощник и заступник рода христианского, не возгнушайся нас грешных и недостойных рабов, когда в скорби и обстоянии прибегаем к тебе с молитвою. Избавляй нас от зол телесных, а паче же душевных.

Аминь.

Прот. И. Г.

Ст. 16 и д. Апостол историческим путём доказывает, что неверие воспрепятствовало израильтянам войти в землю покоя. Доказательство, приводимое с особенною живостью, состоит в указании читателям, кто из израильтян вошёл и кто не вошёл в обетованную землю. – Здесь первее всего представляется вопрос, как нужно читать слово τινες, считать-ли его местоимением вопросительным τίνες, или неопределённым τινές. В последнем значении принимают греческие толковники Икумений и Феофилакт, а также и наши русский и славянский переводы; Вульгата это слово переводит словом quidam, и вообще это чтение удерживалось большинством толковников и изданий до половины 18 столетия. За вопросительное же местоимение признают это слово Златоуст, Феодорит и почти все толковники и издания с половины прошлого века. Если мы прежде всего признаем τινες за вопросительное местоимение, то в таком случае возможен двоякий смысл: или мы должны будем признать в этом стихе вторую посылку к ст. 15-му, и тогда дается смысл уже выше (ст. 15) указанный; или же признать его самостоятельным предложением, которым апостол начинает заключение (ст. 19), что только неверующие остались исключенными из земли покоя. В таком случае нужно перевести: «кто же были те, которые, услышав его (голос Божий), возроптали?» Слово γáρ часто употребляется в живом вопросе в значении нашего же. Дальнейшие слова стиха: ἀλλ᾿ οὐ πάντες κ. τ. λ. нужно при этом принимать или за новый вопрос, или за ответ, какой даёт говорящий самому себе. В первом случае ἀλλ᾽ οὐ соответствовало бы нашему «конечно же», при вопросе, и мы имели бы здесь такой смысл: «конечно, не все, вышедшие с Моисеем из Египта!» Или: «но (как можешь ты так спрашивать) не все ли и проч.» Но таким толкованием нарушается правильный ход мыслей. Апостол своим доказательством преимущественно умел выставить на вид то, что не все возроптали, но исключая некоторых, дабы этим показать, что именно этот ропот, это неверие возбранили израильтянам вход в землю покоя. Поэтому некоторые слова: ἀλλ᾽ οὐ πάντες κ. τ. λ. принимают за ответ, в смысле: «конечно не все и пр.» При этом нужно только дополнить: «но исключая некоторых», именно Иисуса и Халева и тех, кто был моложе 20 лет. Последнее толкование, по смыслу, совпадает с переводом нашего славянского и русского текста, и весь стих принимается здесь за два утвердительные предложения. При этом и γáρ удерживает свое первоначальное причинное значение, и ход мыслей с 14 стиха будет в таком случае следующий: Мы сделались причастниками Христу, но эта великая милость не спасёт нас сама по себе, если мы не сохраним веры твердо до конца, доколе говорится: ныне, когда услышите глас его, не ожесточите сердец ваших, как некогда в пустыни. Нецыи бо, слышавше (глас Его) прогневаша (возроптали); но не вси изшедшии из Египта с Моисеем. Коих же (на кого же) негодова четыредесять лет? Не (на) согрешивших ли, их же кости падоша в пустыни? Которым же клялся не внити в покоище Его (т. е. в покойное обладание обетованною землею) яве, яко противлшимся. Против такого перевода ст. 16 возражают преимущественно то, что по этому переводу τινές – нецыи относится к 600,000 израильтян, умерших в пустыни; а οὐ πάντες – не все только к двум лицам – Иисусу и Халеву, вошедшим в обетованную землю. Но в Чис. 14, 29 и д., где угрожается израильтянам этим судом, исключаются не только Иисус и Халев; но и все, кому в то время, во втором году после исшествия из Египта, было около 20 лет. И в таком случае, если мы не вси ограничим только Иисусом и Халевом; апостол, выставляя на вид эти два исключения, имел показать, что неверие было основанием, почему израильтяне не вошли в обетованную землю, так как оные два мужа, пребывшие верующими, избавились общей погибели. Такое же ограничение делает апостол в 1Кор. 10, 5., где он говорит об израильтянах но не во множайших их благоволи Бог. Называемые здесь множайшие – πλείονες, в нашем стихе называются нецыи – τινές то, следовательно, апостол везде делает исключения. Таким образом славянский и русский переводы, согласно с пониманием древнейших толковников, находят совершенное свое оправдание. – Ст. 17 и д. При этих словах апостол имел в виду место из Числ. 14, 28–30, где Господь говорит к израилю: живу Аз! В пустыни сей падут телеса ваша. Все сочтение ваше, от двадесяти лет и вышше, елицы ропташа на Мя, не внидут в землю, на нюже прострох руку Мою (т. е. Я клялся) вселити вас на ней, разве (исключая) Иисуса и Халева. Из этого места объясняется выражение: их же кости падоша, употребленное вместо: «которые умерли». Ст. 19 представляет в заключение результаты всего сказанного доселе: и видим (т. е. из этого мы можем сделать заключение), яко не возмогоша внити (в землю покоя) за (свое) неверствие. – Этим заканчивается первый отдел доказательств апостола. Из истории еврейского народа он доказал, что неверие погубило израильтян в пустыни и не допустило их войти в обетованную землю покоя. За сим он переходит ко второму отделу своих доказательств, и показывает, что приведённые выше слова псалмопевца и теперь еще имеют свое полное значение и находят свое применение к верующим.

4, 1. Этот стих различно переводят и объясняют. Что касается первее всего до глагола ὑστερεῖν, употреблённого в этом стихе, то он первоначально значит: «позади остаться», или, когда говорится в отношении ко времени, «поздно слишком прийти, опоздать, замедлить», потом: «потерять, лишиться». В славянском переводе удержано последнее значение; в русском – второе. – Выражение δοκῇ допускает двоякое значение, смотря по тому, как переводить его «явиться, оказаться», или «думать, верить». Принимая слово в последнем значении, мы должны переводить так: «Будем опасаться, чтобы, когда еще остается обетование войти в покой Его, не подумал кто из вас, что он опоздал». По этому переводу, апостол хочет предостеречь только от ложного мнения. Не нужно думать, как бы хочет он сказать этим, что слова псалмопевца не имеют теперь уже своего значения, что указанное в псалме ныне прошло уже; напротив, это σήμερον продолжается еще и теперь. Но этому объяснению противоречит главным образом слово φοβηθῶμεν – «да убоимся, будем опасаться». Если бы апостол хотел только предостеречь от ложного мнения, то он, конечно, не избрал бы этого столь сильного выражения. Поэтому лучше принимать δοκῇ в первом его значении, и переводить, как в нашем русском и славянском переводе: «посему будем опасаться, чтобы, когда еще остается обетование войти в покой Его, не оказался кто из вас (по слав. явится кто) опоздавшим (по слав. лишився)». Апостол этим хочет предостеречь не от одного только ложного мнения, но и от действительного исключения, и смысл этого стиха такой: так как израильтяне за свое неверие не вошли в землю покоя и обетования, и возможность войти в истинный покой Божий, все еще остается; то поэтому мы должны позаботиться о себе, чтобы не опоздать слишком и не быть исключенными из этого покоя, подобно израильтянам.

Ст. 2. Апостол теперь обосновывает предшествующее – καταλειπομένης ἐπαγγελίας, оставлену обетованию, когда еще остается обетование. Обетование войти в покой Божий не вполне исполнилось и прекратилось со входом израильтян в землю ханаанскую; напротив, земля ханаанская была только прообразом истинной земли покоя, которая обещана и нам: ибо нам благовествовано есть (войти в его покой), якоже и онем. – Трудно объяснение следующих затем слов: ἀλλ᾿ οὐκ ὠφέλησεν κ. τ. λ., по причине различных чтений в манускриптах и древних переводах. Лахман читает винит. συγκεκερασμένους – ἀκούσασιν чтение это имеет за себя многих свидетелей, оно подтверждается манускриптами А. В. С. Д. и др; Тишендорф читает именит. συγκεκερασμένος – ἀκούσασιν, чтение это хотя и не имеет за собою многих внешних ручательств, но имеет за себя большую внутреннюю вероятность. Вместо действ. ἄκούσασιν находится потом в некоторых рукописях прич. страд. ἀκουσϑεῖσιν. Если же мы будем читать 1) συγκεκερασμένους – ἀκούσασιν, то, вследствие того, что συγκεκεράσϑαι τινί значит «соединиться с кем в общество, связываться, нужно переводить: «поскольку они не соединились в вере с теми, которые слышали». Под τοῖς ἀκούσασιν в таком случае нужно понимать Иисуса и Халева, и этими словами намекается на повествование в Числ. гл. 13 и 14. Если же мы во 2) будем читать: συγκεκερασμένους – ἀκουσϑεῖσιν, то нужно переводить: «так как они не присоединились в вере к тому, что они слышали, т. е. к обетованию, которое Бог дал им чрез Моисея, что Он введет их в землю ханаанскую и даст им покой». Если же 3) мы примем вероятнейшее чтение, принятое сирским переводом Пешито и переводом Италийским, а также и манускриптами: συγκεκερασμένος – ἀκούσασιν, то должны перевести: «но не принесло им пользы слышанное слово, не будучи растворено (или соединено) с верою тех, которые слышали его», т. е. они не поверили ему. Это чтение предпочли другим и переводчики нашего славянского и русского текста. Наконец 4) переводчики вульгаты читали: συγκεκερασμένος ἀκουσϑεῖσιν, потому что они перевели: non admistus fidei ex iis, quae audierunt. Если в эти тёмные слова внести какой-нибудь смысл, то самый подходящий, кажется, будет следующий: «слышанное слово не принесло им пользы, так как оно не соединено было с верою, которую они должны бы были усвоить из того, что слышали».

Ст. 3 и д. Входим – εἰσερχόμεθα, вульгата переводит будущим: ingrediemur. Настоящее же стоит здесь в отношении к тому, что с уверенностью ожидается в будущем. Бо – γάρ стоит в связи с предшествующим нам благовествовано есть, что здесь еще раз выставляется на вид и объясняется словом входим: «А входим в покой мы (не только слышавшие, но) уверовавшие». Веровавшие – πισεύσαντες противопоставлено здесь слышавшим – ἀκούσασιν, и связь мыслей, здесь следующая: «Будем опасаться, чтоб нам не опоздать прийти к тому обетованию, которое и для нас имеет силу, именно войти в покой Его. Потому что и мы, как они, получили эту радостную весть; но она не принесла им пользы, так как они не поверили. А мы войдём в покой, если бы уверовали». То и другое, именно, что и для нас еще имеет силу это обетование, и что оно тогда только имеет для нас силу, когда мы веруем, апостол старается доказать своим читателям из приведённых уже выше изречений Писания: яко кляхся во гневе Моем: не внидут в покой Мой. Для этой цели он исследует, во-первых, что значит выражение покой Мой – κατάπαυσίς μου. Под этим «покоем Божиим», говорит он, нельзя в высшем смысле разуметь землю ханаанскую; напротив, это выражение означает тот покой Божий, который наступил после творения, когда Бог увидел, что все хорошо, и Он успокоился от всех дел Своих. Аще и делом от сложения бывшим, т. е.: Бог говорить: не войдут в покой Мой, ходя дела Его были совершены, окончены еще в начале мира. Ст. 4 и д. ближе обосновывает указанное в словах: аще и делом... бывшим; на основании слов Быт. 2, 2., указывается, что выражение покой Мой в высшем смысле покой Божий, а не покойное обладание землею ханаанскою. Рече бо, говорит апостол, негде (ср. 2, 6) о седьмом (дне) сице и почи. Бог в день седьмый от всех дел своих, и в сем, т. е. в предлежащем месте говорится) паки аще внидут в покой Мой. «Рече», т. е. писание. Апостол из сопоставления этих двух мест не делает заключения, так как читатель сам легко мог сделать его. Заключение это следующее: «Следовательно, в том и другом месте речь идёт об одном и том же покое, именно о покое Божием, следовательно, о покое, который и теперь продолжается.

Прекрасно объясняет эти слова один из новейших толковников: Первое творение совершил Бог Своим вечным словом, и почил после Своего славного совершения в блаженной радости о прекрасном (добро зело) творении, которое Он совершил; этот покой Божий есть не только прекращение творческой деятельности, но и наслаждение блаженством, по совершении Своих блаженных всех дел. Человек же создан по образу Божию, дабы он силою духа, которого Бог вдунул в него, господствовал над творением; природа силою божественного Духа должна подчиниться ему, и таким образом в силе Божией внутри и вне должно совершиться второе творение, дабы чрез это противоположность неба и земли; духа и плоти образовала из себя вечное, божественное единство. Это покой, который Бог обещал некогда своему народу. Другое значение получил этот покой вследствие падения; противоположность неба и земли, духа и плоти обратилась чрез это в резкое, враждебное противоречие, и надежда на предстоящий покой была совершенно потеряна из виду. Но искупительными божественными действиями, начавшимися судом над первым грехом и первым обетованием (Быт.3:15), проложен снова путь, чтобы для людей, как соработников Божиих, после совершённого Богом и с Богом второго творения на труд борьбы против греха и мира, мог последовать вход в вечный покой Божий»⁴⁰⁵.

Ст. 6. и д. Показавши, что нужно разуметь под словом: покой мой, апостол переходит теперь ко второй части своего доказательства, и показывает, что и мы все еще можем войти в этот покой Божий: понеже убо остается некиим внити в него (именно в этот покой), и им же прежде благовествовано бе, не внидоща за непослушание: паки уставляет некий день, «днесь», в Давиде глаголя, по толицех летех, якоже прежде глаголася: днесь, аще глас его услышите, не ожесточите сердец ваших. Аще бо бы онех Иисус упокоил, не бе о ином дни глаголал по сих. Убо оставлено есть и еще субботство людем Божиим. Вщедый бо в покой его, и той почи от дел своих якоже от своих Бог. Связь мыслей этих стихов следующая: так как, вследствие существующего продолжения этого покоя Божия, и теперь еще некоторые могут войти в этот покой; а израильтяне не вошли за свое неверие, и Бог хочет иметь участников своего покоя, то, спустя долгое время после вшествия израиля в землю ханаанскую, он снова взывает к нам чрез Давида: «ныне, когда услышите глас Его, не ожесточите сердец ваших». А из того, что Бог чрез Давида указывает новое «ныне», следует, что не может здесь быть речи о такой обетованной земле: ибо Иисус Навин действительно ввёл израильтян в этот покой; следовательно, если бы обетование вполне исполнилось со входом израильтян в обетованную землю, то не было бы нового призыва, чрез Давида, в покой Его. Из этого следует вывод: и так для истинного народа Божия, предводитель которого есть истинный Иисус, Иисус Христос, остается еще покой, в который они могут войти и которому покой в земле ханаанской и земное субботство служило только слабым прообразом. Оный покой гораздо выше, потому что он есть участие в том покое, которым наслаждается Сам Бог.

Понеже убо остается – ἐπεὶ οὖν ἀπολείπεται... Апостол хочет сказать: так как покой Божий все еще продолжается, то следовательно, остается для нас возможность войти в него; и так как те, кому прежде относилось это обетование, войти в покой Божий, именно израильтяне, исключены за свое неверие, а Бог хочет иметь участников своего покоя: Он снова определил, чрез Давида, новый термин (σήμερον), новое «днесь», чтобы призвать людей ко вступлению в этот покой.

В ст. 8-м ближе обосновывается сказанное в ст. 6-м. Из того обстоятельства, что Бог, долго спустя после вшествия израильтян в землю Ханаанскую, указал чрез Давида новое «днесь» и призывает войти в покой Его, следует, что слова «покой мой» нужно понимать в высшем смысле. Ибо если бы Иисус действительно ввёл израильтян в этот покой, то Бог не мог бы снова обращаться к людям чрез Давида с требованием, не ожесточить при этом призыве своего сердца, чтобы не быть исключенным из его покоя! Покой в земле ханаанской не был, следовательно, тем покоем, который Бог обещал народу в пустыне; покой этот, еще предстоящий нам, Бог предназначил и для него, но израиль, за свое неверие, потерял его. Из этого следует заключение ст. 9: следовательно, вход в покой Божий, празднование вечной субботы после второго творения, еще предстоит истинному народу Божию, т. е. верующим (ст. 3). Апостол называет здесь этот покой в Боге не κατάπαυσις – покой, но σαββατισμός – субботство, чтобы указать этим выражением на первую субботу после творения (Быт.2:2 и д.) и чтобы уже в этом слове указать то, что он ясно выразит, именно, что наш будущий вечный покой будет подобен покою Божию после творения. Апостол с намерением употребляет слово σαββατισμός, не встречающееся в других местах св. Писания, вместо σάββατον, так как последнее означает только день, а первое и празднование дня, собственно покой субботный. Этот вечный субботный покой в Боге изображается в ст. 10, где показывается также, в чём он состоит. «Дела» – ἔργα, от которых там успокоимся, суть бедствия, страдания и труд этой жизни; они называются «делами», с намёком на дела дней седмицы и на труд, на который обречён человек в наказание за грех (ср. Быт.3:17; 5:29). Дни этой жизни суть жаркие и тяжелые дни труда: только в будущей жизни настанет истинная суббота. Так и в апокалипсисе: «блаженны мертвые, умирающие в Господе! Ей, говорить Дух, они успокоятся от трудов своих, и дела их идут вслед за ними» (Откр.14:13). Но этот покой не есть совершенная недеятельность, но он подобен божественному покою после окончания творения; тому делу, о котором говорится: и виде Бог вся, елика сотвори, и се вся добро зело. Другими словами: это покой совершенства, тот покой, в который вступает каждое существо, когда вполне соответствует своей идее.

Ст. 11 и д. К предложенному изъяснению слов псалмопевца апостол присоединяет, наконец, настоятельное увещание постараться войти в покой Божий и этим заканчивает первую часть догматического рассуждения. Он говорит: потщимся убо внити в оный покой, да не кто в туже притчу (пример – ὑπόδειγμα) противления впадет. В ст. 12-м представляется основание к усердному старанию войти в покой Божий: живо бо слово Божие, и действенно, и острейше паче всякаго меча обоюду остра, и проходящее даже до разделения души же и духа, членов же и мозгов, и судительно помышлением и мыслем сердечным. Толковники различного мнения о том, разумел ли здесь апостол под выражением слово – λόγος вообще слово, или же личное Слово, второе лице пресвятой Троицы. Но без сомнения первое мнение справедливее. Ибо независимо от того, что название словом второго лица пресвятой Троицы в новом завете употребляется только у евангелиста Иоанна, апостол, судя по связи речи, хотел выразить только то, что слова обетования и угрозы, которые Бог сказал в ветхом завете и которые апостол выше назвал уже (ст. 2) словом слуха, не есть мертвое, долго звучащее слово, но живое, всегда имеющее силу и значение. На этом же основании он выше (3, 12) назвал Бога живым. В сущности, впрочем, оба эти мнения совпадают между собою. Ибо все слова, которые Бог говорил во времени от первого да будет свет и будет говорит до конца мира, содержались от вечности в Первослове, в Слове и Сыне Божием. – Апостол сначала, называет слово Божие живым, потому что не звук только, как наше слово, движущий воздух, не внешняя только оболочка, в которую мы облекаем понятия, чтобы сделать их как бы видимыми и себе самим и другим, но как выражение живой, вечной истины, как часть Первослова, носит в себе внутреннюю живую силу, так что, будучи восприемлемо человеческою душою в вере, становится зародышем плода, приносит разнообразный плод (Ср. притчу о Сеятеле. Мф.13:3 и д.). Когда Бог говорит душе человеческой, то Он сообщает ей не одни только простые понятия, не одни только слова, которые составляют только внешнюю форму истины, но самую существенную истину. – Слово Божие называется далее действенным, сильным – ἐνεργής; потому что оно носит в себе силу совершения и исполнения: рече Бог и – быша. «Как дождь, говорит Господь у Исаии 55:10, 11., сходит с неба, и туда не возвращается, но поит землю, и делает ее способною рождать и произращать, и дает семя тому, кто сеет, и хлеб тому, кто ест: так и слово Мое, которое исходит из уст Моих, оно не возвращается ко Мне праздным, но сделает, чего Я восхотел, и совершит, для чего Я послал Его». – Слово Божие называется потом острейшим паче всякаго меча обоюду острого. Меч есть символ судящей и карающей правды; поэтому слово Божие называется «острейшим паче всякаго меча» в отношении к судящей и карающей грешника силе, которого оно как бы рассекает. Слово Божие называется обоюду острым мечем, потому что такой меч глубже и легче рассекает. Таким обоюду острым мечем было для Павла слово Божие на пути в Дамаск. Ср. Апок. (Откр.1:16), где о Сыне человеческом говорится: «и из уст Его меч обоюду остр изострен исходяй» (Прем.18:15, 16). Чтобы еще нагляднее представить, как остро и убедительно слово Божие, апостол называет внутренние и сокровеннейшие части духовной жизни, чрез которые оно проникает и которые разделяет. Разделение – μερισμός употреблено здесь как имя действия, в смысле: «так что оно разделяет душу и дух»; а не в том смысле, что будто слово это означает место, где разделяются душа и дух. Выражение: членов и мозгов, как образ, заимствованный от тела, означает внутреннейшие, таинственнейшие части души и духа. Поэтому смысл стиха будет следующий: «как обоюду острый меч проникает в тело и отделяет его составы и мозг, так слово Божие отделяет душу и дух и проникает в таинственнейшие их части. И так как слово Божие проникает, так сказать, во внутреннейший мозг души и духа, то оно способно судить чувствования и помышления сердечные», следовательно, и самое сокровенное неверие. Подобно и Спаситель говорит: слово, еже глаголах, то судит в последний день (Ин.12:48). По мнению некоторых толковников, слово помышление поставлено в соответствие членам, а мысли в соответствие мозгом. – Так как здесь душа (ψυχή) и дух (πνεῦμα), то некоторые, на основании этого места и 1Сол. 5, 23, утверждают, что св. писание, признаёт трехсоставность человеческого естества. В св. Писании, говорят они, ясно различаются три составные части человеческого естества: плоть, душа и дух. Если плоть означает внешнюю, материальную составную часть человека, а дух – собственно самосознательный, свободный дух, то душа должна составлять существенно различное от духа начало. По этому мнению, душа есть форма тела, начало образующее и оживляющее тело; она служит связью между духом и телом и посредником их взаимных действий друг на друга, и таким образом имеет на них большое влияние. Она, далее, есть источник как части животных возбуждений, голода, жажды и т. д., так и части человеческих ощущений, любви, ненависти, печали, короче сказать: всего того, что в новом завете называется похотью – ἐπιθυμία; поэтому и местом зачатия и совершения грехов. Но это мнение о двухсоставной душе человека, чувственной и духовной, высказанное в церковной древности в первый раз Аполлинарием, утверждавшим, что Христос имел человеческую душу, но не имел человеческого духа, было в последствии осуждено на одном из соборов. Поэтому оба выражения душа и дух должны быть понимаемы не в смысле двух различных субстанций в человеке, но, согласно с пониманием древнейших богословов, относить к различным образам действия одной духовной субстанции в человеке. Душа человеческая, оживляющая тело, восприемлющая чувственные впечатления, действующая на тело и принимающая от него воздействия, называется душою – ψυχή душа же человеческая, мыслящая и желающая, называется духом – πνεῦμα. Ср. 1Кор.15:44. 1Сол. 5:23.

Ст. 13. От слова Божия апостол теперь снова переходит к самому Богу, указывая в заключение на Его всеведение. Поэтому пред ним мы относим к Богу в ст. 12., а не к слову, как делают толковники, принимающие здесь олицетворение слова Божия. – Тварь – κτίσις – κτίσμα, творение вообще (ср. Мк.16:15; Кол.1:15 и др. м.). Несть тварь неявлена пред Ним, вся же нага и обявлена пред очима Его. Затрудняют толковников последние слова ст. 13. к нему же нам слово – πρὸς ὃν ἡμῖν ὁ λόγος. Некоторые переводят: «о котором мы говорим», следовательно, πρὸς ὅν считают равносильным περὶ οὗ и основываются при этом объяснении на 1, 7., где πρὸς τοὺς ἀγγέλους, стоит вместо περὶ τῶν ἀγγέλων. Но это объяснение даёт незначительную мысль. Греческие толковники принимают ὁ λόγος в значении, нередко встречающемся, «отчета», следовательно: «пред которыми дадим отчет». Это объяснение соответствует вполне связи речи: мы стоим пред Богом. Он смотрит нам в лице, и мы должны отвечать Ему; тем более справедливо такое объяснение, что выше слово Божие называется судящим. Новейшие толковники объясняют это выражение вообще: «к которому у нас есть отношение, есть дело» (ср. 2Цар.2:14; 3Цар.9:5). Но, в сущности, оба эти объяснения совпадают между собою: с Которым мы имеем отношение, именно как люди, Которому, следовательно, должны отдать отчёт в верности, с какою мы пришли и соблюли Его слово.

Однодворец. Мне всегда казалось странным, что в обществе постоянно указывают на хозяйственные занятия священников, как на препятствие к отправлению ими учительской должности, и в тоже время никто ни слова не скажет о том, как эти занятия мешают пастырской деятельности священников. И пусть бы уж не замечали недостатков в пастырской деятельности сельских священников, не укоряли их? А то ведь об их деятельности распространяется день ото дня все больше и больше неблагоприятных отзывов; о малоплодности их пастырских трудов громко говорят и в газетах. Не хотите ли знать, как раз отозвались о деятельности сельских священников в газетах? Там сельским священникам предлагали сделать у себя по приходам одну поверку: сколько у них прихожан, знающих безошибочно, не коверкая, «Отче наш» ...? и заверяли, что «результат испытания будет такой постыдный, что сельские священники, коротко знакомые со своей паствой, вряд ли на такую поверку и согласятся». «Народ, говорят, идёт в церковь с тёплым чувством веры, жаждет света своей тьме; но не утоляется эта духовная жажда народа: пастыри не оглашают его словом истины». Для крестьян сельские священники будто бы «считают достаточным одного церковного обряда, обычая, преданий, даже не осмысленных для них никаким пояснением, – пусть тем и пробавляются». Вот теперь и выходит, говорят, наружу такое пренебрежение к духовной жажде народа: он идёт утолять у других свой голод и жажду», т. е. обращается в раскол. Но поразительнее всего заключение. «Оскудевает и упраздняется ревность пастырей, меркнет и гаснет в духовных деятелях священный огонь»⁴⁰⁷. Я не говорю уже о том, как много здесь сказано против сельских священников лишнего, как преувеличены недостатки их деятельности; точно также не обращаю внимания и на резкость тона, выходящую из границ приличия, это вы сами чувствуете. Но заметьте, что строгие судьи сельских священников совершенно умалчивают о причине замечаемых ими недостатков в пастырской деятельности сельских священников – крайней бедности материального обеспечения духовенства, как будто для священника ничего не значит такое положение, при котором ему приходится думать и хлопотать больше о куске насущного хлеба, чем о духовной жажде паствы своей.

С. Такое глубокое понимание и сочувствие, с вашей стороны, к материальному положению сельского духовенства конечно, делает вам честь. Но мы ждём улучшения своего материального быта от новой реформы, по которой должны уничтожиться маленькие приходы, и у каждого священника будет не менее тысячи душ прихожан. Тогда священникам будет больше возможности заниматься пастырскими обязанностями, особенно, если освободят их от учительских должностей. Как законоучитель в сельской школе, каждый сельский священник еще в детстве будет обучать прихожан и молитвам, и заповедям, и тем с большим успехом, что не станет отвлекаться от этого обучением простому чтению, письму и прочим предметам, положенным по программе. Между тем и для действования в кругу своих пастырских обязанностей у священника будет больше времени. Разумеется, если понимать сущность пастырского служения в одном требоисправлении, то у сельского священника довольно еще может быть досуга для учительской должности; но в нынешнее время, как видно уже из приведённых вами слов из газеты, общество требует от священника больше, чем одно исправление треб. Выставляя на вид религиозное невежество наших крестьян, общество тем самым уже заставляет сельских священников неутомимо подвизаться в распространении истинного христианского учения среди народа. А при этом священник не может довольствоваться одним исправлением богослужения в воскресные и праздничные дни, или сказыванием сухих и отвлечённых проповедей; для этого нужна проповедь общедоступная, а главное – живая, устная и приспособленная к жизни и состоянию слушателей. Такой именно проповеди и жаждет наш народ. А сколько нужно употребить времени и употребить трудов, чтобы выработать в себе способность к такому проповедничеству. И конечно, этого нельзя достигнуть без внимательного и продолжительного изучения народа, и в особенности паствы.

О. Как будто народ отделён от нас какою-нибудь каменною стеной! Уж не считаете ли вы справедливым делаемый духовенству упрёк, будто бы оно при настоящем положении разъединено с народом, не может понимать всех его нужд и требований, не знает народа, не народно? Кстати. Ведь и эта выдумка пущена была в оборот при обсуждении вопроса об учительстве священников. В одной газете я читал, что «никакие строгие предписания епархиального начальства о заведении школ не создадут действительной школы народной»; для того, чтобы священники оказались действительно людьми полезными в деле народного образования, им нужны, говорят, не штрафы или ордена, как думает начальство духовное, предоставляя священникам право на получение ордена св. Анны 3-й степени «за труды по народному образованию»; страх наказания и надежда на награду «не вдохнут, говорят, в священников духа апостольского: прошлая и даже настоящая организация духовного образования и положение духовенства так дурны, что на священников нельзя еще полагаться много в деле народного образования»⁴⁰⁸. Как будто есть здесь хотя одно здоровое слово, по-вашему?!

С. Кто же вам говорит это? Я упомянул только, говоря о несовместимости учительской должности с пастырским служением, что священнику необходимо изучать паству свою. Отсюда никак не следует, что он по образованию и по положению своему совсем чужой для народа человек и вовсе не знает его. Все же пастырю необходимо внимательно всматриваться в жизнь и духовные нужды каждого из своих пасомых. Путём кропотливого изучения своих духовных детей в понятиях, привычках и религиозных верованиях, путём живого участия в их житейских нуждах и потребностях, священнику должно стремиться к тому, чтобы сойтись и, так сказать, слиться с прихожанами, сделаться их другом и быть для них все. Земские учреждения, по духу своему, как нельзя лучше благоприятствуют этому. Они требуют от приходского священника деятельнаго участия в делах своей земской общины, каковое участие также должно поглощать у него не мало времени Но что всего существеннее, ныне нельзя уже довольствоваться священнику скудным запасом школьных сведений по богословским и другим наукам, а открывается для него нужда в пополнении этих сведений посредством многостороннего и постоянного чтения книг, о приобретении и выписке которых он, священник, обязывается заботиться, не только для себя, лично, но и для читающих между прихожанами. Благодаря развивающейся грамотности, между прихожанами ныне также пробуждается любознательность и потребность чтения, и, если священник не отнесёт чтение книг к кругу своих непременных обязанностей, он легко может оказаться не готовым дать потребный ответ любопретельным совопросникам из грамотных своих духовных детей, особенно раскольников. Вот отчего, как мне кажется, приходскому священнику нельзя оставаться учителем при сельской школе, если только он хорошо понимает и намерен уважать те требования, какие предъявляются ему, как пастырю церкви, настоящими обстоятельствами и духом времени.

О. Ну, так, должность сельского учителя несовместима со священническими обязанностями. Но зачем же при этом земству делать еще такие оскорбительные заявления о священниках, что у них недостаёт педагогической опытности и подготовки для того, чтобы учить в школах? Уж если нельзя священнику успевать там и здесь, так и говорили бы только, что нельзя, и все тут; а то ведь высказывают тысячи препятствий, и тем сами себя уличают в неправде. Священник неподготовлен учить в сельской школе? Ужели и это не предлог один, или не пустая отговорка? Я, по крайней мере, никак не могу представить себе, чтобы земство действительно признавало сельских священников неспособными учить крестьянских детей. Сельские священники не так плохи, чтобы не сладить с крестьянской школой...

С. На первый раз, действительно, может казаться, что земству не кстати было говорить о недостатках в священниках педагогической опытности и подготовки к учительской должности, когда уже признана им несовместимость для священников учительских занятий. Но взгляните-ко на дело поближе, – вы увидите, что коль скоро священнику приходскому невозможно совместить учительской должности, то ему, стало быть, не удобно заниматься чем-нибудь, относящимся к этой должности, в свободное от классов время, некогда ни готовиться к классам, ни изучать современные методы преподавания, ни вообще читать и писать для школы у себя дома. Не так ли? Значит, несовместимость для приходского священника учительской должности сама собой ведёт к мысли о недостатке в священнике подготовки к учительской должности. Ведь земство не говорить, что священники сами по себе плохие учителя; оно говорит, что им нельзя, т. е. некогда быть вполне удовлетворительными учителями.

О. Но земство очень хорошо знает, каких учителей желает иметь в своих школах народ наш. Пусть бы земство спросило крестьян, желают ли они учить детей своих у священников, и пусть бы сами крестьяне признали священников неспособными к этому, – тогда другое дело. А земство этого не сделало. Или, может быть, заправители земства не считают нужным справляться с мнением народа касательно того, каких учителей ему хочется? Но так думать об образованных заправителях земства нельзя. Они, конечно, сознают, что доверие народа к учителю – первое условие успешного хода школы, и это доверие не приобретается какими-нибудь искусственными мерами. Духовенство же пользуется безграничным доверием народа. Крестьяне привыкли с незапамятных времён учить детей своих у кого-нибудь из своего причта, более же всего у священника. Священники положили очень много труда на укрепление и распространение грамотности в народе; на них крестьяне смотрят, прежде всего, как на своих учителей, и должность учителя почти неотделима от звания священника, по народным понятиям.

С. А справлялись вы на этом счёт с опытом? Он говорит не совсем так, как вы думаете. Потолкуйте лучше с мужичками, чем рассуждать одним своим умом. Вот в соседнем селе мальчики обучаются в двух школах, у солдата живописца и у священника: и у солдата, заметьте, мальчиков больше, чем у священника, несмотря на то что солдату платят за обучение деньги, а священник учит даром. И что бы, вы думали, за причина такого разделения учащейся сельской молодежи на две школы? желание поскорее выучиться грамоте. Об этом я узнал от самих мальчиков и от их отцов. Раз зашёл я к солдату-живописцу и спросил одного ученика: зачем ты ходишь сюда, когда другие учатся у священника? – Я, говорит, уж учился у священника. Что же? разве он хуже учит? – Пожалуй, может быть и не хуже, говорит, да не скоро; у него я мало выучил. –Как же это так? – А вот как: бывало, лишь только сядет он с нами, начнёт учить нас, – приедет какой-нибудь мужик: «батюшка! пойдём, говорит, хозяйка чуть жива». Батюшка-то уедет, а мы и останемся одни, учить-то нас и некому; мы выйдем к воротам и станем играть. А то в другой раз сам батюшка пошлёт нас дрова рубить или двор чистить. Так мы и мало учимся. А Павел Иванович (имя живописца) постоянно с нами сидит да указывает. «Значит, для крестьян тот учитель хорош, кто скорее учит; на звание учителя они не обращают большого внимания. Точно также даровое обучение не безусловно нравится крестьянам⁴⁰⁹.

О. По крайней мере, крестьяне строго смотрят на жизнь, на нравственность своего учителя, а священник не может с этой стороны не располагать к своей школе. Я тоже знаю по опыту, что крестьянам не нравятся молодые светские учителя, особенно когда ведут себя не совсем пристойно. Раз я спросил сельского старшину: «кто у вас учитель?» – «Какой-то молодой: все пьёт и играет в карты с писарем, сказал старшина: потому мы его и знаем» ... «Помянешь, говорит, батюшку-священника, когда он был учителем; и в училище-то больше много ходило. Любо смотреть и слушать, бывало, когда заставить он мальчиков читать и петь на клиросе; и в церковь-то Божию велел всем ходить. А этот беззаботный мальчишка и сам не ходит, и мальчиков не понуждает». Когда на должность учителя поступает не священник, а светский человек, то по понятию народному, чтобы соответствовать важности учительского звания, он должен быть человек зрелых лет и уж никак не мальчик. От него требуется сообразная с духом народным житейская опытность, ласковость и обходительность, соединенная с уважением к себе самому; наконец, ему нужно дорожить своим поведением и никак не идти в жизни своей против правил народного благочестия и доброй нравственности. Без этих качеств учитель не может пробрести доверие и уважение народа, а эти качества совмещает в себе более или менее каждый сельский священник.

С. С этим, и я согласен; кто против этого говорит? Но нравственность и доброе поведение учителя – другая сторона дела; у нас речь, собственно, о способности или опытности учителя в педагогическом отношении. Кроме того, что священнику, как я сказал, некогда дома готовиться к классам, нужно еще обратить внимание на то, что когда говорят о неспособности священников к учительской должности и недостатке у них опытности и подготовки, то здесь дело идёт о подготовке к училищам улучшенным, в виду того образования, какое предполагается давать народу по требованию современных понятий об этом предмете. И если сообразить, чему и как задумывает учить земство крестьянских мальчиков, то я надеюсь, никто не скажет, чтобы земство, заявляя о неимении священниками достаточной педагогической опытности и подготовки, руководилось желанием оскорбить сельских священников. Тут, по моему мнению, оскорбляться нечем, и земство очень хорошо знает, чего можно и чего нельзя требовать от священника по отношению к преобразованной народной школе. Вот почему и сами священники уже, сознаются, что для них и не обязательно, и не возможно брать на себя дело народного образования во всех его частях и разнообразных разветвлениях, и значит, неопытность священников в преподавании той или другой части в системе народного образования не может относиться к их стыду и бесчестию.

О. Стало быть, заявление о неимении священниками достаточной педагогической опытности и подготовки значит только то, что земство сознаёт нужду в учителях, специально приготовленных к училищам? Стало быть, и вопрос: где взять учителей для народных школ? раздается на земских собраниях, просто, вследствие сознания этой нужды в учителях специалистах, и относится собственно к такого рода учителям?

С. Именно так! И что тут особенного? Я, напротив, от души радуюсь такому обороту дела. Значит, прошло то время, когда в простоте души думали, что для звания учителя народной школы ничего не требуется, кроме уменья читать и писать; теперь только из истории мы будем знать о том, что у нас в России была такая пора, когда на учительские должности в народных школах не считали нужным назначать особых людей, специально приготовленных к тому в отдельных заведениях. Если хотите, то вопрос: где взять учителей для народных школ? относится даже не к чести самого общества, потому что говорит о беспечности его в деле народного образования за прежнее время и обличает в нём недостаток людей первой необходимости, каковы специально подготовленные учителя народных училищ, хотя, с другой стороны, постановкой означенного вопроса общество, конечно, выигрывает несколько в глазах беспристрастных людей: лучше взяться за народное образование поздно, чем никогда.

О. Но где же, в самом деле, возьмёт земство учителей – специалистов? Ведь на то, чтобы сформировать особый класс сельских учителей, специально подготовленных к этой должности, нужно время.

С. Тем меньше оснований для кого бы то ни было огорчаться постановкой вопроса об учителях, или принимать его на свой счёт. И хотя нас, сельских священников, не совсем, по-видимому, благоприятно касается этот вопрос, однако и мы должны подумать о разрешении его и, по мере сил, содействовать задуманной реформе народного образования, тем более что прочие сословия не имеют ни средств, ни желания обойтись в устройстве народного образования помимо духовного ведомства. Во всяком случае, ни духовенству, ни другим сословиям нет оснований смотреть на народное образование с узкой, сословной точки зрения: нужды народного образования так велики, сравнительно с различными силами общества, что людей, годных в учителя народных школ, приходится искать всюду, отбросив всякую мысль о том, к какому сословию они будут принадлежать. Открывая учительские семинарии, педагогические курсы при уездных училищах, стипендий при духовных семинариях и пр., земство надеется со временем иметь учителей, вполне отвечающих задаче народного образования: а между тем приглашает на учительские места и кончивших курс духовных семинарий и всех, сколько-нибудь образованных, свободных и дельных людей.

О. Чему же, по предположению земства, будут учить впоследствии специально подготовленные учителя?

С. Новые требования, предъявляемые задаче народного образования, находят себе признание не в земстве только; они слышатся в целом обществе и в литературе; они проводятся в воззрениях и распоряжениях лиц и мест правительственных. Все согласны в том, что, кроме вероучения христианского, составляющего специальность священников законоучителей, необходимо, при настоящем духовном состоянии народа, с особенным старанием развивать в нём духовные силы, чувство нравственное, мыслительность и любознательность, – с целью образовать из него живой союз людей, справедливо называющихся членами гражданского общества, которым были бы близки и текущие интересы отечества, и неизменные обязательства пред русским государством, затем, по материальному состоянию сельского населения, делу народного образования поставляют в обязанность развить в народе нужные в его быту ремесла и промыслы, чтобы каждый был полезным производителем и для других, и добрым строителем своего вещественного благополучия. Вот почему ныне так много хлопочут и пишут об открытии при сельских училищах так называемых профессиональных, или особых специальных школ, т. е. ремесленных, сельскохозяйственных и коммерческих. Как много, таким образом, набирается в программе народного образования предметов и наук, это всего лучше можно видеть из курса учительских институтов, где приготовляются для народных школ наставники. В Молодечненской напр. семинарии изучаются: Закон Божий, русский язык, история, география, арифметика, практическое землемерие, естественная история, методика, чистописание, пение, линейное черчение, упражнение в ремеслах и сельскохозяйственных работах....

Когда священник кончил, то внимательно посмотрел на своего собеседника, в надежде услышать от него еще какой-нибудь вопрос, или возражение. Но собеседник молчал. По выражению лица его, спокойному и скромному, трудно было предположить, что пред вами тот самый говорун и совопросник, который так самоуверенно начал разговор. Слова священника, это влияние простой, но тяжеловесной правды, обаятельно подействовали на оратора-энтузиаста: он смотрел покорным слушателем и, по-видимому, желал только того, чтобы вы продолжали. Когда же он заметил, что священник сказал все и больше не говорит, то видимо задумался. О чём он думал? Может быть, соображал значение для сельского населения тех наук, которые только что пересчитал священник, говоря о новой программе для сельских школ, – взвешивал ту громадную пользу, какую должны принести народу вновь организуемые народные школы? Или, может быть, в его душе поднялась дума о том, как мало еще в нашем обществе распространён правильный взгляд на ход дела в земстве по народному образованию? – может быть, он жалел и тревожился, что подобными недоразумениями, какие он высказывал в разговоре, грешат очень многие в настоящее время относительно сельских училищ? По крайней мере, он из разговора со священником убедился, что духовенством правильно понимается ход вопроса по народному образованию, и этому должен был радоваться. Если бы сельские священники рассуждали, как он, если бы, напр., они могли думать, что в вопросе об училищах земство действует враждебно к ним, устраняет их от училищ по холодности к вере и увлечению духом прогресса, тогда бы действительно было от чего тревожиться. Такие превратные понятия об обществе, или земстве, могли бы вредно отозваться на служебной деятельности сельских священников: они могли бы ослабеть в исполнении обязанностей своего звания, могли бы показаться несчастными в своих собственных глазах, даже возненавидеть свое служение. Однодворец, очевидно, не обратил на это обстоятельство внимания, хотя он и не сообщил прямо священнику, над чем задумывался и что чувствовал по окончании беседы. Он молча встал, вздохнул, тихо произнёс: «пора», и простился с хозяином.

А. Балаковский

Копия с журнала присутствия по делам православного духовенства, от 28-го марта, Высочайше утверждённого 16-го апреля 1869 года

В заседании присутствия по делам православного духовенства, 28 марта 1869 г., рассматриваемы были поступившие из епархий предположения, между прочим, по вопросу о составе церковных причтов.

По связи с сим вопросом, по многим епархиям выражено предположение об изменении состава самых приходов, посредством соединения малолюдных приходов в один приход.

Из имеющихся в виду присутствия по делам православного духовенства сведений по западным епархиям видно, что в этом крае большинство приходов принадлежит к разряду не многолюдных, а весьма значительное число и вовсе к малолюдным, и что более половины сельских церквей имеют приходы на протяжение в длину не более пяти вёрст, и находятся от других сельских приходских церквей на расстоянии от одной до четырёх вёрст.

По прочим епархиям Европейской России нет ввиду присутствия столь же подробных сведений. Но и те данные, какие были истребованы и приняты Святейшим Синодом в основание при составлении штатов сельских церквей (1843–1860 г.), уже достаточно показывают, что и в других епархиях состоит приходов более малолюдных, чем со значительным населением; а из соображения этих сведений с пространством и населённостью разных губерний оказывается, что большинство малолюдных приходов принадлежит к губерниям незначительным по пространству, но с густым населением, где следует предполагать и большую близость церквей от своих приходских деревень, и большее удобство в путях сообщения.

По отзывам местных комитетов, уменьшение числа приходов, в соединении с сокращением состава причтов, независимо от других мер, какие могут быть приняты правительством, уже имело бы последствием улучшение материального положения и возвышение нравственного достоинства приходского духовенства.

Но, с другой стороны, нельзя не принять во внимание, что самое существование церквей уже предполагает усердие к ним прихожан; что в малолюдных приходах самые здания храмов часто бывают малопоместительны; что и при близости расстояний между церквами могут существовать важные неудобства в путях сообщения, и что, наконец, при всех других благоприятных условиях, могут быть местные нравственные причины, которые делают существование самостоятельной церкви в малолюдном приходе необходимым.

Поэтому, по мнению присутствия, для соединения малолюдных приходов, нельзя предначертать каких-либо общих правил, ни на основании густоты населения, ни на основании разногласий между церквами, или других столь непохожих условий.

Сверх того, самая приписка церквей к другим церквам, по существующим постановлениям (Уст. Дух. Конс. ст. 46, 56, 61–64) и по принятым обычаям, допускается, при разных местных условиях, на различных основаниях. Но очевидно, что правильно определить – на каких основаниях какая церковь может быть приписана, не иначе возможно, как по ближайшем соображении особых по каждому приходу местных условий.

В виду всех вышеизложенных соображений, присутствие по делам православного духовенства признаёт более правильным обратиться к предлагаемому некоторыми епархиальными комитетами способу, и именно: возложить составление нового расписания приходов, основанного на ближайшем соображении местных обстоятельств, на губернские присутствия по обеспечению духовенства.

За сим, что касается до предположений об изменении состава причтов, то некоторые из преосвященных и учрежденных ими из духовных лиц комитетов полагают:

а) уменьшить число священников;

б) сократить или вовсе упразднить штатные диаконские вакансии, оставив только диаконов при городских соборных церквах;

в) упразднить класс штатных церковнослужителей, принадлежащих к духовному званию, заменив их вольнонаемными, или же уменьшить их число и возвысить их положение;

г) упразднить места штатных просфирен, предоставив заготовление просфор распоряжению священника.

При определении числа священников, равно как и прочих членов церковного причта, с первого введения у нас штатного начала, 10 августа 1720 г., и при всех последующих изменениях штатов, постоянно принималось за основание единственно число состоящих в приходе душ мужеского пола. Между тем не может подлежать сомнению, что приход многочисленный, но сосредоточенный в одном селении, или хотя и с деревнями, но расположенными вблизи от центрального селения, требует, собственно для удовлетворения религиозных потребностей населения, меньшего числа священников, нежели приход не столь многочисленный, но состоящий из деревень, находящихся одна от другой на значительных расстояниях, кроме других местных условий, которые также могут требовать увеличения или уменьшения в известной местности числа священников. Поэтому, и в виду отзыва самих духовных комитетов, что есть много священников не существенно нужных для прихожан, Высочайше учрежденное присутствие по делам православного духовенства признаёт полезным поручить губернским присутствиям по обеспечению духовенства, вместе с расписанием самостоятельных и подлежащих соединению приходов, составить также расписание числа священников при каждой самостоятельной церкви, по точному соображению духовных потребностей прихожан.

При определении штатного состава священников заслуживает внимания то обстоятельство, что служащие при одной церкви священники, имея один пред другим старейшинство только в предстоянии при соборных служениях, все пользуются у нас по церкви и приходу, с самого своего рукоположения, одинаковыми правами. Это положение имеет ту невыгодную сторону, что не может быть единства в действиях священников, что вновь рукоположенные священники могут, по молодости и неопытности, впадать в важные ошибки, и что заслуженные священники лишены возможности, с умножением семейства, улучшать свое положение чрез повышение, без перемещения в другой приход. Посему признается полезным принять предлагаемую некоторыми преосвященными и епархиальными комитетами меру, именно: при каждой самостоятельной приходской церкви, в каком бы приход ее ни был составе, иметь одного священника, со званием настоятеля, в котором и сосредоточить права по управлению церковью и приходом, а в помощь ему, где признано будет необходимым, по обширности и многолюдству прихода, назначать помощников из вновь рукополагаемых священников, которые отправляли бы богослужение и исполняли приходские требы под руководством настоятеля. Помощники настоятеля в тех приходах, в коих, кроме самостоятельной приходской церкви, будут приписные, могли бы, в виде переходной меры к окончательному слиянию приходов, иметь при церквах приписных постоянное жительство, по местному удобству, особенно же если будет при такой церкви готовое помещение.

Штатное число диаконов, в разных епархиях, обращает на себя внимание своим крайним разнообразием. Таким образом, в подольской епархии, при 1.410 священниках полагается только 29 диаконов, или менее одного диакона на 48 священников; напротив же того, в рязанской епархии на 1.051 священника положено 555 диаконов, в курской на 1.235 священников 654 диакона, или, в той и другой епархии, более одного диакона на двух священников. Такое разнообразие штатов уже само по себе убеждает в правильности замечания некоторых епархиальных комитетов, что диаконы все вообще не существенно нужны в причте. Если, кроме того, принять в соображение, что диаконы, по существующему обычаю, ограничиваясь только участием в церковных службах, не имеют по церкви и приходу никаких других обязанностей, и весьма редко участвуют со священником в исполнении духовных треб в приходе, то должно согласиться с заключением некоторых преосвященных о возможности, без расстройства по церкви и приходу, вовсе исключить из штатов места диаконов как при сельских, так и городских церквах, не воспрещая, однако же, иметь при тех и других церквах лиц диаконского сана на причетнических вакансиях, или на счёт особо – назначенного от прихожан содержания.

Предположение некоторых преосвященных и епархиальных комитетов о замене штатных церковнослужителей вольнонаемными могло бы, в применении ко многим местностям, встретить весьма важные затруднения в приискании людей, достаточно знающих чин православного богослужения. Сверх того, по 14-му правилу VII-го вселенского Собора, воспрещено мирянину, не имеющему архиерейского рукоположения, читать в церковном собрании с амвона. Есть по церкви и другие обязанности причетнического звания, которые приличнее и безопаснее возложить на лицо штатно – должностное и посвященное, чем на вольнонаемное. Наконец, прохождение некоторое время низших должностей в клире издревле составляло один из способов подготовления к пастырскому служению, и, для блага Церкви, желательно, чтобы это значение сохранилось за сими должностями и на будущее время. Поэтому, и в виду, с другой стороны, выраженного духовенством и самими преосвященными, по многим епархиям, мнения, что многочисленный класс ныне принадлежащих к церковному клиру штатных причетников, вообще бедных и, большею частью, малообразованных, составляет одно из существенных препятствий к возвышению нравственного и улучшению материального положения нашего приходского духовенства, представляется более правильным остановиться на том предположении некоторых преосвященных, чтобы, не упраздняя вовсе штатных причетнических вакансий, сократить число их, и замещать их кандидатами священства, а в помощь им предоставить настоятелю церкви, со старостою и прихожанами, если они признают нужным и будут указаны местные средства, содержать вольнонаемных. При тех церквах, где будет два штатных причетника, один из них может быть, по усмотрению преосвященного, возводим лично в сан диакона. То же может быть допускаемо и при тех церквах, где хотя и один псаломщик, но в помощь ему будет прихожанами с настоятелем принят церковник вольнонаемный, или сам псаломщик достаточно приготовить усердствующих из прихожан к клиросному чтению и пению, и возбудить в них ревность к исполнению сих обязанностей. Последнее обстоятельство имеет то важное значение, что участие прихожан в церковном чтении и пении особенно содействует их религиозному образованию и возбуждению в них усердия к посещению богослужений. Однако же и в случае возведения штатного псаломщика в диаконский сан, на нём неотменно должны оставаться все существенные обязанности псаломщика, состоящие в заведывании клиросным чтением и пением, ведении письменной части по церкви и приходу; и сопутствовании священнику в приход для исполнения духовных треб.

Штатные просфирни полагаются только в 16-ти епархиях, но и там при церквах только пяти первых классов; по штатам же прочих епархий этой должности вовсе не назначено. По делам Святейшего Синода видно, что по упомянутым 16-ти епархиям просфирни введены были в штаты, между прочим, в видах призрения вдов и сирот женского пола духовного звания. Но положение подобных лиц ныне уже значительно улучшено назначением священническим вдовам пенсий. Притом, сохранять ненужные должности только для предоставления способов содержания занимающим их лицам было бы едва ли правильно. Поэтому к исключению должности просфирен из штата вообще по всем епархиям не представляется препятствий.

Таким образом, штатный комплект причта каждой самостоятельной церкви будет состоять: а) из священника – настоятеля церкви, который, смотря по нуждам прихода, может иметь помощников из вновь – рукоположенных священников, и б) из одного и не более двух штатных причетников, в звании псаломщика или в сане диакона, в помощь которым может быть дозволено настоятелю церкви, со старостою и прихожанами, содержать столько вольнонаемных церковнослужителей, сколько пожелают.

Копия с циркулярного отношения председателя присутствия по делам православного духовенства, митрополита новгородского и с.-петербургского, к епархиальным преосвященным, от 23-го августа 1869 года.

При отношении от 3-го мая сего года, я имел честь сообщить вашему преосвященству, для зависящих распоряжений, выписку из Высочайше утверждённого, в 16-й день апреля сего года, журнала присутствия по делам православного духовенства, коим, между прочим, возложено на губернские присутствия по обеспечению духовенства составить и внести на рассмотрение главного присутствия новое расписание приходов и причтов, с объяснением какие из существующих церквей необходимо оставить самостоятельными, и какие представляется возможным приписать к другим приходским церквам.

В дополнение к упомянутому отношению моему, имею честь препроводить при сем к вашему преосвященству печатный экземпляр журнала присутствия по делам православного духовенства, с изложением тех соображений, которыми присутствие руководствовалось при постановлении своего заключения по этому делу, удостоившегося Высочайшего утверждения.

Значение и цель означенной меры, равно как и главные основания, которые должны иметь в виду губернские присутствия при исполнении возложенного на них поручения, указаны в самом постановлении присутствия по делам православного духовенства. На основании ст. 1-й этого постановления, дозволяется, при составлении расписания приходов, обращаться к соединению малолюдных приходов и к приписке церквей одних к другим, но только по ближайшем соображении местных условий касательно количества народонаселения каждого прихода, числа приходских деревень, расстояния их от своей церкви, удобства сообщения с нею, поместительности храма, к которому предположено будет приписать прихожан другой церкви, нравственного состояния прихода, самой привязанности прихожан к своей церкви и других обстоятельств, по которым приписка малоприходной церкви может быть удобною или неудобною. Из прилагаемого-же при сем журнала ваше преосвященство изводите усмотреть, что принять эту меру побудили присутствие по делам православного духовенства поступившие в оное из многих епархий, на вопрос присутствия о способах к улучшению содержания священно-и-церковнослужителей, отзывы о необходимости уменьшения числа приходов и сокращения состава причтов. По некоторым епархиям представлены были и списки тех малолюдных приходов, которые епархиальное начальство признавало возможным упразднить, с припискою состоящих в них церквей к ближайшим приходским церквам. Но, как в упомянутых отзывах по некоторым епархиям встречаются только частные мнения участвовавших в рассмотрении вопроса об улучшении быта духовенства лиц, а расписания церквей, предназначенных к упразднению, составленные в консисториях, выражая собою воззрения одного местного духовного начальства, не представляли ручательства в согласном с последним взгляде на это дело представителей других ведомств: то присутствие по делам православного духовенства нашло более правильным и сообразным существу дела подвергнуть вопрос об уменьшении числа приходов и сокращении состава причтов особому по каждой церкви обсуждению в губернских присутствиях по обеспечению духовенства, на указанных Высочайше утвержденным 16-го апреля журналом присутствия основаниях.

При таком значении настоящей меры должно надеяться, что при исполнении губернскими присутствиями возложенного на них поручения не последует никаких недоразумений. Но не излишним считаю присовокупить от себя следующие соображения:

1. Как предлагаемая мера – уменьшение числа приходов и сокращение причтов близка нравственным интересам, кроме духовенства, также и лиц светских сословий, то мне казалось бы необходимым, для обсуждения касающихся этого предмета вопросов, приглашать в заседания губернских присутствий, кроме постоянных членов, также губернских предводителей дворянства, городских голов губернских городов, и других, известных опытностью, знанием местных условий, или особым нравственным влиянием на общество, светских и духовных лиц, на изложенных в Высочайше утверждённых 14-го апреля, 17-го июня, 14-го июля 1863 года журналах присутствия по делам православного духовенства основаниях.

2. Из полученных присутствием по делам православного духовенства, на вопрос о способах к улучшению положения приходского духовенства, местных отзывов усматривается, что одна из главных причин обеднения этого сословия вообще заключается в его многочисленности и в раздроблении приходов. Поэтому, было бы весьма желательно, чтобы при предстоящем составлении нового расписания приходов, последние образованы были в таком по числу народонаселения составе, чтобы содержание священно-и-церковнослужителей могло быть возвышено до необходимых размеров, без обременения населения. Но прежде всего надлежит иметь в виду духовные потребности жителей. Приступать к упразднению приходов, хотя бы и малолюдных, но по местным условиям необходимых, Высочайше утвержденное 16-го апреля сего года постановление присутствия по делам православного духовенства не представляет основания, предписывая, напротив того, принимать во внимание, кроме других местных обстоятельств, и самое усердие прихожан к своей церкви, какое особенно могут иметь остающиеся в живых храмоздатели.

3. Как вообще мера эта имеет целью, при удовлетворении духовных потребностей населений и при внимании к их желаниям, только благо духовенства, т. е. улучшение материального благосостояния и возвышение его нравственного значения, то, по случаю составления новых расписаний приходских церквей и причтов, не следует обращаться, для приведения причтов в предполагаемый состав, к удалению кого-либо от занимаемых мест, хотя бы последние и предназначались к закрытию.

Вообще полагаю, со своей стороны, что дело это надлежит вести с особенною осторожностью, с полным вниманием к духовным нуждам приходских населений, и не стесняя ни в чём существующих причтов.

О продолжении издания духовного журнала Православный Собеседник в 1870 году

Православный Собеседник, издаваемый при казанской духовной академии, по распоряжению святейшего Синода, с 1855 года, и выходивший в первые три года (1855, 1856, 1857) повременно в четырёх книжках, а с 1858 года выходящий ежемесячно, по двенадцати книжек в год, в следующем 1870 году будет издаваться по прежней программе, в строго-православном духе и в учёном направлении, с 1-го января, ежемесячно, книжками, не менее 10 печатных листов в каждой.

Православный Собеседник разделён на две половины, из которых первая состоит исключительно из приложений, а вторая – преимущественно из оригинальных статей, составляющих собственно Православный Собеседник.

В первой половине, составляющей приложения к Православному Собеседнику, будут помещаемы:

1) Деяния (акты) вселенских соборов, в русском переводе, в полном их составе (окончание Ⅴ всел. собора).

2) Благовестник, или толкование блаж. Феофилакта, архиепископа болгарского, на евангелия – Луки и Иоанна, в русском переводе (продолжение изданного прежде).

3) Толкование блаж. Феофилакта, архиепископа болгарского, на книгу Деяний апостольских, в русском переводе (продолжение прежде изданного).

4) Деяния мучеников (acta martyrum), в русском переводе, под заглавием: «Сказания о мучениках христианских, чтимых православною кафолическою Церковью» (окончание 2-го тома).

5) Памятники древнерусской духовной письменности.

Каждое из упомянутых приложений составит, по окончании его, особую книгу, с особыми – заглавным листом, счётом страниц и оглавлением.

Примечание. Чтобы, при многосложности означенных приложений к Православному Собеседнику, не раздроблять их на мелкие части, для помещения всех их в каждой книжке, но давать читателям более целостное чтение, помещается в каждой книжке по одному приложению из означенных выше, от четырёх до пяти печатных листов, так в одной, напр., книжке – «Деяния вселенских соборов», в другой – «Благовестник», и так далее. Во второй половине, собственно, в Православном Собеседнике, будут помещаться статьи:

1) Догматического содержания, 2) нравственного содержания, 3) истолковательного содержания, 4) церковно-исторического содержания, 5) другие, более или менее подходящие к утвержденной прежде святейшим Синодом программе Православного Собеседника, статьи духовного содержания, и 6) по временам извлечения из журнальных постановлений совета и правления казанской духовной академии.

Примечание. При обширности этой программы Православного Собеседника, и по небольшому объему книжек его, не все означенные здесь отделы входят в каждую книжку, но в одной помещаются статьи по одним отделам, в другой – по другим, и так далее.

Из двенадцати книжек этой второй половины журнала, по окончании года, составится три тома Православного Собеседника, от 20 до 30 печатных листов в каждом, с особыми – заглавными листами, счётом страниц и оглавлениями.

Цена за полное годовое издание Православного Собеседника на 1870 год, со всеми приложениями к нему, не смотря на увеличение платы за почтовую пересылку, остается прежняя: с доставкой на дом по г. Казани и с пересылкою во все места Империи – СЕМЬ РУБЛЕЙ СЕРЕБРОМ.

Подписка принимается в Казани, в редакции Православного Собеседника, при духовной академии.

Известия по Казанской Епархии

С 1867 года при «Православном Собеседнике» издается отдельное прибавление под заглавием «Известия по казанской епархии», которые будут выходить и в 1870 году, два раза в месяц, нумерами, по 2 печатных листа в каждом, весьма убористого шрифта.

Цена «Известиям» для мест и лиц других епархий и других ведомств: а) отдельно от «Православного Собеседника» четыре руб., б) а для выписывающих и «Православный Собеседник» три руб. (всего за два издания десять руб.) сер. – с пересылкою.

Подписка принимается также в редакции Православного Собеседника

В той же редакции продаются по пониженным ценам и с пересылкою:

А. Православный Собеседник в полном составе книжек: за 1855, 1856 и 1857 годы (по 4 книги в каждом) по 3 руб., за 1858, 1859, 1860, 1861, 1862, 1863, 1864, 1865, 1866, 1867 и 1868 годы (по 12 книг в каждом) по 6 руб., а за 1869 год (12 книг) 7 руб., сер.

Б. Отдельно от приложений:

1. Православный Собеседник за 1855 г. (где, между прочим, статья: «День святой жизни»). Один том. Цена 1 руб.

2. Православной Собеседник за 1856 г. Один том. Цена 1 рубл.

3. Православный Собеседник за 1857 г. (где, между прочим, «Молитвы на всю седмицу св. Кирилла, епископа туровского»). Один том. Цена 1 рубл. 50 коп.

4. Православный Собеседник за 1858, 1859, 1860, 1861, 1862, 1863, 1864, 1865, 1866 и 1867 годы, по три тома в каждом, по 3 руб. сер. за год.

В. Отдельно от Православного Собеседника приложения к нему:

1. Послания св. Игнатия Богоносца. (со сведениями о нем и его посланиях). Один том. 1855 г. Цена 1 руб.

2. Деяния вселенских соборов. Четыре тома. 1859 – 1867. Цена за первый том 4 руб., за второй 2 руб. 50 коп., за третий 3 р. 50 коп., за четвертый 3 руб. 50 коп., за все четыре тома 13 руб. 50 к.

3. Благовестник, или толкование блаженного Феофилакта, архиепископа болгарского, на св. евангелия – Матфея и Марка (с предисловием). Два тома. 1855 – 1857. Цена 3 руб. за оба тома.

4. Бл. Феофилакта, архиепископа болгарского, толкование на соборные послания святых апостолов. Один том 1865 г. Цена 1 руб. 25 коп.

5. Бл. Феофилакта, архиепископа Болгарии, толкование на послание к Римлянам. Один том. 1866 г. Цена один руб. 25 коп.

6. Святого отца нашего Григория двоеслова собеседования о жизни италийских отцов и о бессмертии души с (предисловием). Один том. 1858. Цена 1 руб. 50 коп.

7. Сказания о мучениках христианских, чтимых православною кафолическою Церковью (с предисловием). Том 1-й 1865–1866. цена 2 руб. 75 коп.

8. Послания Игнатия, митрополита сибирского и тобольского (с предварительными замечаниями). Один том. 1855. Цена 75 коп.

9. Просветитель, или обличение ереси жидовствующих. Творение преподобного отца нашего Иосифа, игумена волоцкого (с обширным предисловием). Один том. 1855 –1857. Цена 2 руб. 50 коп.

10. Сочинения преподобного Максима грека (с предисловием). Три тома. 1859 – 1862. Цена за первый том с портретом преп. Максима) 2 руб. 50 коп., за второй (1 руб. 50 коп., за третий 1 руб.; за все три тома 5 руб.

11. Стоглав (с предисловием). Один том. 1862. Цена 2 руб. 50 коп.

12. Сочинения инока Зиновия: Истины показание к вопросившим о новом учении (с предисловием). Один том. 1863 – 1864. Цена 4 руб.

13. Остен. Памятник русской духовной письменности ⅩⅦ века (с предисловием и портретом патриарха всероссийского Иоакима). Один том. 1865 г. Цена 1 руб. 25 коп.

14. Мечец духовный. Памятник русской духовной письменности XVII века. Сочинение Иоанникия и Софрония Лихудов (с предисловием). Один том. 1866 – 1867. Цена 1 руб. 50 коп.

15. Указатель статей, помещенных в «Православном Собеседнике» с 1855 по 1864 год. Цена 30 коп.

16. Портрет патриарха всероссийского Иоакима. Цена 20 коп.

Редакция Православного Собеседника просит желающих выписывать означенные в сем объявлении издания ее – обращаться со своими требованиями прямо в эту редакцию, с приложением за них денег по вышеозначенным ценам, и прописывать свои адресы ясно и точно. В почтовых же местах подписка на ее издания не принимается.

Диавол есть дух злобы, и нам предстоит борьба с ним не иная какая, а только нравственная, потому что – наша брань, как говорит апостол Павел, не против крови и плоти, но против духов злобы (Еф.6:12). Об этой нравственной борьбе св. Ефрем Сирин говорит так: для любящих Бога всею душою брань с диаволом тоже, что и ничто: а для любящих мир она трудна и невыносима⁴¹¹. Увы, братия, мы принадлежим к числу последних людей, и диавольские козни опасны не кому другому, а именно нам грешникам.

Как самый тихий звук слышен в глубокой тишине, так и самые малейшие греховные внушения диавола ощутительны человеку только в тишине спасения, среди благодатного покоя души. Но мы, день и ночь озабоченные предметами житейскими и раздираемые различными страстями, не чувствуем и не различаем в себе диавольских действий, между тем как в нас-то и через нас-то диаволы и действуют. В бурном океане жизни, среди которого мы беззаботно плаваем, смешано для нас все: и обольстительные призывы мира, и страстные требования не привыкшей к обузданию плоти, и вкрадчивый шёпот демона; все это сливается в один гул, который призывает нас ко греху, но в котором мы не можем явственно различить, кто и что именно нас к греху призывает. Потому-то мы опасаемся диаволов только ради воображаемых нами страхов, ради небывалых его порчей, ради мнимых его злодейств в нашем житейском быту и т. п., а не видим, что диаволы царствуют над душами нашими, и разрушая в них все доброе, влекут нас к вечной погибели. Верьте же, братия, что нам суждено отстаивать от диавола, не столько здоровье наше, в котором он не властен; ни наше имущество, которого он не ищет; ни наше земное благополучие, расстройство которого неудовлетворительно для диавольской злобы, нам нужно отстаивать от диавола нашу бессмертную душу, которую мы, несчастные, сами добровольно отдаём в его власть.

Падший ангел, утратив свое первобытное ангельское достоинство, вместе с тем утратил и свое первобытное могущество, и подобно всем бессильным, но злобным существам, употребляет для своих злых целей обман, хитрости, обольщения и другие подобные средства, заменяющие силу. Коварный и лукавый, он действует на нас сообразно с нашим состоянием, с нашими занятиями, с образом жизни, с нашими понятиями, со склонностями и т. п. Все разнообразные хитрости диавольские опасны для неопытных и мало внимательных к своему спасению людей; но самая опаснейшая хитрость есть искусство диавола принимать вид ангела светла (2Кор.11:14). Коварные духи, притворившись добрыми, внушают человеку мнимое добро, которое нечувствительно переходит в положительное зло. Враг рода человеческого начинает свое злодейство обыкновенно с того, чтобы поколебать в человеке веру в Божество и исповедание религии; но когда замечает в человеке твердость веры, тогда диавол переменяет образ действий, поощряет в человеке некоторые добрые стороны и внушает ему особенную ревность о спасении и угождении Богу. В это время человек, особенно не твердый в добре, убеждается, что такие внушения приходят к нему от ангела небесного, и вверяется им. Но этот ангел лукавый, вместо той веры, которая могла бы привести человека к действительному спасению, останавливает человека на одной наружности веры и на внешних обрядах религии; водит его около благодати и истины, но самую благодать и истину всячески от него закрывает; или еще изображает для человека ложную, недействительную веру: отсюда-то имеет свое происхождение лицемерное христианство; отсюда-то явилось такое множество различных вер, а из истинной христианской образовались ереси и расколы⁴¹². Большая часть погибающих грешников уловлены этою диавольскою хитростью, и спокойно, а иногда даже с изуверством исполняют волю исконного врага потому, что внушения его почитают добрыми и спасительны ми. Но нам христианам даны средства различать истинное добро от добра мнимого и истинного вестника Божия от вестника сатаны. Слово Божие положительно предписывает нам не всякому духу верить, но испытывать духов, от Бога ли они (1Ин.4:1). По плодам их, узнаете их, говорит о них сам Спаситель в наше предостережение: всякое дерево доброе приносит и плоды добрые; и худое дерево приносит и плоды худые (Мф.7:16, 17). Слова Спасителя нам сказаны, конечно, не для того, чтобы мы выслушали их и забыли, а для того, чтобы их приложили к нашей жизни.

Для успешной борьбы с диаволом нам нет никакой необходимости ни переменять место, ни искать новых занятий, ни нести иной род жизни, ни покидать свое семейное положение, – потому что наше предрасположение к злым диавольским внушениям, а вместе с этим предрасположением и сам диавол, всюду последуют за нами. Если б мы могли стоять на небесах пред мысленным престолом Вседержителя, и там мы были бы доступны для злого духа (Иов.1:6). Для победы над диаволом было бы достаточно, если бы мы, не изменяя внешней обстановки жизни, изменили и привели в лучшее состояние нашу нравственность. Зло побеждается только добром, а не злом. Строгая честность во всех наших крупных и мелких делах, правдивость во всех наших важных и маловажных поступках, чистое доброжелательство во всех наших отношениях к родне и к чужим, к друзьям и к врагам, к верным и неверным – вот что требуется от нас для победы над диаволом и для устройства нашего временного и вечного благополучия. Кто замыслит для себя более совершенные дела, того да благословит Господь Бог, но кто из нас, мирских людей, рвется к делам непосильным, свойственным только высшим подвижникам, тех похвалить невозможно. Это не что иное с их стороны, как зависть. Такие люди обыкновенно силятся сделать более того, должно, а того, что должно, не делают или делают то, что запрещено; они не едят скоромного в понедельники, да не работают в пятницы, а ссорятся с ближними каждодневно; они по целым суткам морят себя произвольным голодом, да целые ночи простаивают на молитве, а в сердцах своих не подавляют враждебных чувств, не воздерживают себя от осуждения, злословя и ненавидения. Св. Макарий великий так говорит о злых духах: они побуждают нас предпринимать такие дела, которые превышают наши силы, и отклоняют нас от исполнения того, что для нас и полезно и нужно⁴¹³. Да не и на такую брань с диаволом Господь Бог благословил нас, какую вели с ним св. отшельники, потому что Бог назначил нам в жилище мир, а не пещеру. Жена, дети, полезные работы, исправление житейских нужд для себя и других, обязательные отношения к обществу, различные связи с ближними и т. п. – все это Божие же благословение, от которого нам не следует отказываться самопроизвольно, без особенной надобности.

Диаволы вообще не всем тем побеждаются, что мы считаем для них страшным. Напр., диаволу нисколько не противно, если мы ходим в церковь и молимся Богу холодно и небрежно, – ему бывает несносно только тогда, когда на домашней ли, или на церковной молитве человек забывает сам себя и все житейское, погружается в ободряющую мысль о Боге, молится с усердием и кается с сокрушением. Диаволу не противно также, если мы соблюдаем посты в одной пище, ему противно, если человек, постясь телом, вместе с тем постится и душой, т. е. воздерживается от зла и от всех худых дел. Диавол не боится нас даже и тогда, когда мы недостойно причащаемся св. Таин в такое именно время, по словам Евангелия, сатана вошёл в Иуду предателя (Ин.13:27). Христианские подвижники, опытные в борьбе с диаволом, свидетельствуют, что диавол побеждается крестным знамением; но если изобразить на себе крестное знамение только рукой, без всякой мысли о его великом значении, то этим ничего не сделаешь против диавола, – он все-таки останется победителем: «не просто перстом», говорит св. Иоан Златоуст, «должно изображать крест (для одоления диавольской силы), но должны предшествовать сему сердечное расположение и полная вера»⁴¹⁴. Когда христианин, при внимательном изображении на себе крестного знамения, и сам готов идти на крест для Господа, тогда он чувствует, будто душа его распространяется от присутствия вышней силы, – тогда-то христианин бывает силён и страшен для диавола. Вообще победа над диаволом возможна только при правой вере, при истинном благочестии и при добродетелях, проистекающих из чистой любви к Богу и ближним; напротив, суеверия, благочестие фальшивое и добродетели лицемерные доставляют диаволу несомненную победу над нами. Что касается до бесноватых, те из них, которые для изгнания из себя бесов обращаются к бесовской же силе, при посредстве суеверных ворожецов, колдунов и волшебников, действуют во вред самим себе; они, безрассудные, пожар тушат огнём. И. Христос решительно отрицает возможность побеждать диаволов, изгонять бесов бесовской же силой: как может сатана изгонять сатану, – сказал Он суеверным иудеям (Мк.3:23). Мы имеем гораздо лучшие и вернейшие средства изгонять бесов даже и в том крайнем случае, если бесноватые доведены до беспамятства и не в состоянии исцелить постигшее их за произвольные грехи зло собственным произвольным добром: св. Церковь приняла и долговременным, успешным употреблением освятила особые молитвы и заклинания в пользу верующих, одержимых нечистыми духами: к этим-то молитвам и должны обращаться все бесноватые, чтобы освободиться от бесовской власти.

Для успешной борьбы с диаволом требуется от нас неусыпная стража над собой, и притом необходимо для нас содействие благодати Божией. Св. Кирилл иерусалимский говорит: «нам нужна благодать Божия, ум добрый и очи осмотрительные… чтобы не соделаться пищею злобного диавола, приняв его за благодетельного ангела»⁴¹⁵. Одна греховная мысль, при всей нашей благочестивой жизни, – и диавол уже зароняет в душу нашу искру соблазна; искра эта, при нашей неосторожности, превращается в пожар, который истребляет все наши прежние добрые дела. В этом самом смысле говорит и свящ. Писание: иже весь закон соблюдет, согрешит же во едином, бысть всем повинен (Иак.2:10). Таким образом одна, напр., молитва не в состоянии защитить нас от диавола, если открыто для него наше сердце, питающее ему приятные чувства, как то: гнев, злобу, похоть и т. п.; равно и одна чистота сердца не в силах оборонить нас от диавола, если ум наш заражён суевериями, предрассудками и т. п. Как вода протекает в лодку сквозь малейшую скважину и грозит ей потоплением, так малейшая уступка диаволу доставляет ему способ овладеть нами и грозит нам вечной погибелью.

Впрочем, невозможно человеку в нынешней жизни совершенно избавиться от диавольских искушений: уже так Бог определил, чтобы они искушали нас до конца нашей жизни. А потому мы должны стараться и молить Бога не о том, чтобы диаволы нас не искушали, а о том, чтобы нам остаться невредимыми от их искушений: не о том, чтобы прекратилась с диаволом наша нравственная брань, а о том, чтобы в этой брани была наша победа. Св. апостол Павел, отягощаясь борьбою с диаволом, три раза молил Бога, чтобы диавол отступил от него; но Бог сказал апостолу, что на борьбу с диаволом довольно благодати Божией, и что сила Божия совершается в немощи человеческой (2Кор.12:7–9). И так, нам должно быть бесстрашными пред злом и всегда бодрствовать духом. Если нет возможности прекратить брани с диаволом, довольно для нас, ежели при помощи благодати Божией мы можем одерживать над ними победы. О том-то мы и молим Отца небесного, когда читаем слова молитвы Господней: не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Аминь.

Священник Петр Красовский

Существенное требование современной церковной проповеди есть популярность ее. Нельзя, впрочем, сказать, чтобы это требование было только современным нам требованием: популярность слова Божия, возвещаемого в проповеди, есть такое существенное требование, которое не ограничивается каким-нибудь определённым временем. Когда проповедник является пред слушателями, то он является, конечно, не для того только, чтобы говорить, чтобы нравиться своим слушателям, чтобы заслужить себе от них похвалу и одобрение. Слово проповедника есть служение и должно иметь в виду великую цель, именно спасение душ. Поэтому проповедническое слово должно быть действеннее всякаго другого слова, а следовательно и популярнее всякаго другого слова; ибо только популярное слово может быть действенно, так как только популярное слово живо и убедительно, и одно только такое слово может производить действие на душу.

Но что же такое популярная проповедь? Понимать ли под нею проповедь неизысканную, написанную простонародным языком, иначе вульгарную, обращенную исключительно к той части слушателей, которую привыкли называть собственно народом, чернью? Нет, популярная проповедь совсем другое.

Популярная или, что одно и тоже, народная проповедь, означает такую проповедь, которая обращена к народу вообще. Народом же в общем христианском смысле обозначается совершенно не то понятие, какое у римлян обозначалось словом plebs, или у греков словом δῆμος. Со времени пришествия Иисуса Христа в мир, явился новый народ – народ христианский. В этом народе и малые и великие, и знатные и простые имеют одинаковое значение, и все вместе составляют то, что апостол называет народом святым, народом искупленным, носящим на себе, в силу крови Иисуса Христа, нечто царское и священное. Таков, по смыслу христианской Церкви, народ, к которому пастырь обращается со своею проповедью. Христианский народ, следовательно, обнимает в священной своей совокупности весь мир; ибо все в мире должны принимать одно и тоже учение, одно и тоже слово; оно нисходит на них из одного и того же источника и возводит их к одним и тем же высотам. В мире, употребим выражение св. Писания, есть одно только стадо, одно семейство всех душ, искупленных одною и тою же ценою и равных пред Богом; пастырем же этого стада и отцом этого семейства и становится каждый священник – проповедник. Вот почему слово священного оратора должно быть популярным, т. е. отеческим, пастырским. Эти три слова значат здесь одно и тоже. Слово священного оратора должно вытекать из души и проникать в души, прямо в души, во все души. Поэтому, когда говорят популярная проповедь, то под этим нужно разуметь совсем не такую проповедь, которая обращена только к низшим классам народа и написана вульгарным языком; но ту проповедь, которая обращена ко всем, понятна для всех и должна просвещать все умы, возбуждать все сердца. И таков, в сущности, смысл слова популярный. Когда, например, говорят, что в России популярны новые судебные учреждения, то этим выражается не то только, что они нравятся массе простого народа, но что все русские понимают все великое их значение, любят их и благоговеют пред ними. Так и христианское красноречие: оно должно быть популярным, т. е. таким, чтобы и богатые и бедные, ученые и невежды могли находить в нём просвещение для своего ума, чувствования для своего сердца. Из этого видно, что оно совершенно отлично от красноречия, так называемого, академического, и совершенно противоположно тому, что называется риторикой и декламацией. Слово христианской кафедры, повторяем, есть слово отца, говорящего своему семейству и желающего, чтоб его поняли все дети; оно не должно быть исключительным, оно не должно употреблять формы речи или слишком грубые, или слишком деликатные, которые направлялись бы только к некоторым из слушателей, или даже оскорбляли бы всех; ибо есть слова, не действующие на душу, на ум, и таким образом слова совершенно пустые. Но апостольское слово проникает во всякую душу, оно понятно массе необразованного народа и в тоже время и пригодно образованным умам.

Из этого существенного, основного свойства популярной проповеди происходят все другие качества ее. Во-первых, ясность: нужно, чтобы все понимали нас; нет ничего хуже, как говорить и не быть понимаемым. Популярная проповедь имеет свой язык, прежде всего, точный, ясный, удобовразумительный. Потом, живость, стремительность речи: идти прямо к цели, прямо к делу, прямо в душу. Затем, жизненность, теплота: надобно, чтобы душа говорила душе и сердце сердцу. Наконец, простота и даже фамильярность, так сказать, никогда не доходящая, однако до вульгарности и всегда остающаяся в известной мере достоинства и благородства. Пустая, изысканная, звучная фраза не имеет места в таком красноречии. Это слово обращено прежде всего к делу и к человеку. Оно презирает изысканные украшения, но имеет свое убранство, свою естественную красоту. Слова собственные, слова, выражающие существо дела, – вот слова популярной речи; не чужды также для нее слова, весьма живо выражающие душевные движения, чувства. Не беда, если для ясности и силы речи, проповеднику придётся употребить выражение не совсем изящное, не вполне грамматически верное. «Для меня лучше, говорил иппонийский оратор, если не будут понимать меня грамматики, чем если не будет понимать народ. Что пользы для меня, продолжает он, в остроумном сравнении, в золотом ключе, если он не отпирает, дверей туда, куда я хочу войти, и что за вред от деревянного ключа, если он отпирает»⁴¹⁷?

Однако, популярная проповедь, популярность красноречия, меньше всего должны быть чем-то тривиальным, грубым, пошлым: не нужно обманываться, масса простых слушателей, не меньше образованных, высоко ценит себя; такие слушатели чувствуют себя как бы оскорбленными, когда замечают, что их так не высоко ценят, и говорят пред ними что ни взбредёт на ум, не думая о выражениях; народ хочет, чтоб оратор его говорил пред ним лучше, чем он сам говорит.

Проповедь имеет своим назначением возвышать души, возвышать народ в нравственном, умственном и религиозном отношении, следовательно, она должна быть возвышеннее, чем народ. И она так уже возвышенна сама по себе! Ибо, надобно заметить, что слово христианское всегда велико и возвышенно по существу дела: привилегия проповедника, говорит бл. Августин, состоит в том, что он всегда говорит об одном великом; все, что ни говорим мы, велико, писал он в другом месте.⁴¹⁸

Истинная популярность слова состоит не столько в словах, сколько в мыслях, в чувствованиях, в движениях; и когда мысль, чувствование, движение истинны, естественны, доходят по назначению, тогда достигается истинная цель красноречия, а иногда и самое высокое красноречие. Чтобы достигнуть популярности проповеди и вместе чтобы иметь критерий для суждения, обладаем ли мы или нет популярным словом, для этого нужно искать своего слова в душах своих слушателей, различать и чувствовать, что соответствует и что не соответствует потребностям слушателей, чего они ожидают, чего желают, что произведёт на них впечатление и проникнет в их сердце. И в самом деле, о каких прекрасных вещах мы ни говорили бы, но потеряли бы и время, и труд, и ничего не сделали бы доброго, если наша речь не была благовременна, как говорит Писание, и, если, по отсутствию такой благовременности, все, что мы ни говорили, скользило только, так сказать, по душам, не проникая в них.

Цицерон, знакомый с красноречием, прекрасно изобразил это существенное свойство истинного оратора и этим показал, до какой степени он сам быль истинным оратором. Одним из первых качеств оратора он полагает естественное и усовершенствованное упражнением уменье узнавать мысли, чувствования слушателей, чтоб к этому приспособлять свою речь: «надобно быть, говорит он, человеку тонку от природы и опытну от навыка в проницательности (до хитрости), чтобы чутко замечать, что мыслят, чувствуют, предполагают и чего выжидают те, кого хотелось бы убедить в чем-либо словами своими: ему надлежит знать все изгибы всякаго рода, возраста, состояния, и изучить все их мысли и чувства»⁴¹⁹. «Способность же к такому распознаванию, говорит он в другом месте, есть основание красноречия». И сам он, в точности следуя этому великому началу ораторского искусства, не щадил ни размышлений, ни забот, чтобы вполне узнать расположения, образ мыслей и самые сокровенные чувствования своих слушателей, чтобы применить к ним свою речь: «я весь занят этим, говорит, он, и в мысли, и на деле, чтобы постигнуть с возможною чуткостью и прозорливостью, что у них на душе и на уме, чего им хочется, и что у них имеется в виду, так как их этим путём проповеди, кажется мне, удобнее всего отвратить»⁴²⁰

Спросите истинно популярных ораторов, в чём тайна их успеха, и они не укажут вам другой тайны. Ибо этим отличается истинный оратор от ритора: ритор в своём уме, и только в своём уме ищет того, что нужно сказать, не заботясь о тех, кому он намерен говорить; оратор ищет этого прежде всего в уме и в душе своих слушателей. Многие искусные говоруны, особенно те, которые наперёд написали свою речь и выучили наизусть, не отступают ни на шаг от записанного, не обращая внимания на то, как принимается слушателями речь их. Напротив, популярный оратор, при своей речи, обращает внимание на своих слушателей и, так сказать, слушает их, внимательно следит на подвижной физиономии слушателей за впечатлениями своего слова. Нет ничего, в самом деле, выразительнее физиономии слушателей, народа, толпы. Истинный оратор, устремив взоры на воздымающиеся пред ним волны народа, наблюдает за всеми движениями, чтобы управлять ими; он останавливается, он настаивает, возвращается назад, снова повторяет свои доказательства, смотря потому овладел ли он, или нет вниманием своих слушателей, сделал ли свое дело. «Жадная и любопытная толпа, говорит бл. Августин, своими выразительнейшими движениями, тотчас даст заметить, поняла ли она, или нет, а доколе это не обозначится, надобно прибегать к разным приёмам и оборотам речи»⁴²¹. Вот оратор. Что же касается до тех проповедников, которые свои речи носят в памяти, или в тетрадке, которые говорят, по-видимому, больше для собственного удовольствия, то для них мало нужды, говорят ли они пред людьми простыми или пред людьми образованными, у них все одна и таже речь, они не изменяют в ней ни слова, если они и замечают, что слушатель не понимает, – мало нужды, они не потрудятся представить нового развития, нового объяснения; сделать это в заученном уроке не легко. Очевидно, что такая речь меньше всего может быть названа популярною.

Величайший оратор древних времён, Демосфен, был прежде всего популярным оратором. Народ афинский был все для него, Демосфен любил его и так хорошо знал его! Он знал его легкомыслие, его пустоту, но также и его благородство и его счастливые расположения; обращаясь к нему, оратор обращался ко всему, что было великого и живого в сердце человека, и не пустою декламацией, а энергическим призывом к благородным чувствованиям; свои живейшие вдохновения он почерпал в чистейшем патриотизме; его политика имела, кажется, свой источник во внутреннейших движениях его сердца. Подобным же образом, по свидетельству Квинтилиана, и Перикл пред тем, как приходилось ему являться с речью пред народом, молился о том, чтобы не вырвалось из уст его ни одно слово, которое могло бы оскорбить народ; и выходя на трибуну, он говорил себе: «помни, что ты будешь говорить пред людьми, пред греками, пред афинянами»⁴²².

Но если красноречие светской трибуны, красноречие деловое имело надобность быть популярным; то, что сказать о красноречии церковной кафедры, которое гораздо больше есть красноречие практическое, и гораздо больше имеет нужду быть действенным, а не пустым и бесплодным, так как оно трактует о высших интересах? Мы, христиане, действительно, как выразился красноречиво св. Златоуст, великое говорим, великое переживаем. Великие учители священного слова, отцы и учители Церкви, как например, св. Златоуст и бл. Августин, всегда являются ораторами практическими, популярными, всегда искавшими душ, говорившими к душам и всегда говорившими языком простым, ясным, живым, проникавшим и увлекавшим все. Искусство их удивительно, слово их правильно и прекрасно, но выражение для них есть только живой свет мысли; у них на первом плане результат их слова; когда они учат, у них в виду ясное и твердое научение в вере; когда они увещевают, у них в виду убеждение и обращение слушателей: так и чувствуешь, что они не столько говорят, сколько действуют, и что слово их поистине есть служение, красноречие их отеческое, пастырское, популярное. Вот истинные евангельские ораторы.

Несколько строк бл. Августина и св. Златоуста лучше всего выяснят для нас этот существенный характер священного слова. Было, между прочим, два случая, когда простые, но естественные, истинно вышедшие из сердца слова бл. Августина и проникшие в души слушателей, доставили два великие торжества популярному и христианскому красноречию. Вот первый из этих случаев.

Епископ Валерий поручил Августину проповедовать иппонийскому народу для исправления беспорядков, совершавшихся слишком явно в праздничные торжества. Августин берёт, в руки книгу Писания: читает по ней самые сильные упреки; он заклинает своих слушателей «поношениями и скорбями Иисуса Христа. Его крестом. Его кровью, не губить самих себя, иметь жалость к тому, кто говорит им с такою любовью и вспомнить о достопочтенном старце Валерии, который, по любви к ним, поручил ему возвестить им истину». – «Не то, чтобы я, плача о них, заставил их плакать: но, когда я говорил, их слезы предупредили мои слезы. Признаюсь, что я не мог тогда удержаться. Поплакавши вместе, я сильно начал надеяться на их исправление». – После этого бл. Августин оставил приготовленную проповедь, так как не находил уже ее соответственною состоянию слушателей. И наконец, он имел утешение видеть с этого дня народ исправившимся. А вот и другой случай торжества красноречия. Бл. Августин говорит следующее: «нужно весьма остерегаться, чтобы не почесть человека говорившим возвышенным образом, когда речь его сопровождают частыми восклицаниями и сильными рукоплесканиями. Остроумие самого низшего достоинства и посредственные украшения речи привлекают такой успех. Но возвышенный род проповеди нередко подавляет своей тяжестью и отнимает даже слово: он приводить в слезы. Когда я старался убедить народ Кесария Мавританской прекратить кулачные бои между согражданами, во время которых, в известное время года, в продолжении нескольких дней, родственники, братья, отцы и дети, разделившись на две партии, публично вступали в борьбу между собою, и каждый старался поразить нападавшего на него: то, по мере своих сил, и употреблял самые возвышенные выражении, для искоренения из сердец и нравов этого народа столь жестокого и застаревшего обычая. Но я не считал себя сколько-нибудь успевшим, когда слышал одни только восклицания, стал же надеяться, когда увидел своих слушателей плачущими. Восклицания показывали, что я наставлял их, и что моя речь доставляла им удовольствие: но их слезы показывали, что они переменились. Когда я увидел их слезы, то подумал, что этот жестокий обычай, наследованный ими от предков и столь долго тиранивший их, будет уничтожен... И вот уже около восьми лет, и даже больше, как этот народ, по благодати Божией, не предпринимает уже ничего подобного». Если бы бл. Августин ослабил свою речь изысканными украшениями, то он не достиг бы исправления иппонийского и кесарийского народа.

Представим образец того, как св. Иоанн Златоуст говорил пред своими слушателями в истинно популярной форме проповеди: «Умоляю вас, говорил он слушателем своим, принимайте меня с любовью, когда я являюсь здесь пред вами: ибо я люблю вас чистейшею любовью. Я чувствую, что люблю вас любовью отца. Если я вам иногда делаю немного строгие выговоры, так это по ревности к вашему спасению... Отвергнете вы мое слово? Не отрясу я прах от ног своих во свидетельство вам; но не потому, чтобы я ослушался в этом своего Спасителя, а потому, что любовь помешала бы мне сделать это... Если вы отказываетесь любить меня, по крайней мере, любите самих себя, отказавшись от этого несчастного нерадения, которым вы объяты; для утешения моего достаточно, когда я вас увижу сделавшихся лучшими и преуспевающими на пути Божием... Я даю вам то, что получил, и, подавая вам это, ничего не прошу, как только любви вашей. Пусть я и недостоин этого, но любите меня, и может быть, ваша любовь сделает меня достойным сего. Вы меня любите, и я вас люблю, говорит апостол верующим, и хотел бы еще отдать вам свою собственную жизнь, если этого мало для проповеди евангелия». Так и чувствуется в этих словах сердце отца! Ничего не может быть проще; но какое красноречие!

После краткого отсутствия, св. Златоуст снова явился пред своими слушателями и вот как он, совершенно по-отечески, говорил им:

«И так, вы помнили обо мне во время моего отсутствия: с моей стороны совершенно невозможно было забыть вас... Даже во время сна, когда сон смекал телесные глаза мои, сила любви вашей ко мне открывала очи души моей, так что я и во сне часто представлял себя говорящим пред вами…»

«Я почёл за лучшее возвратиться с остатком своей болезни, чем сделать некоторый труд вашей любви: ибо когда я находился в деревне, вы не переставали присылать ко мне свои жалобы и просьбы. Это было предметом всех ваших посланий, и я не менее обязан вам за ваши сожаления, как и за похвалы, потому что надобно уметь любить, чтобы так сожалеть, как вы... Но так как я уже здоров, то насытимся взаимно, если возможно нам насытиться. Ибо любовь естественно ненасытима, и постоянное удовлетворение ее только больше воспламеняет ее. Это знал и св. Павел, когда говорить: не оставайтесь должным никому ничем, кроме взаимной любви: этот долг всегда платится и никогда не выплачивается».

«Вы заменяете для меня, говорил он еще, отца, мать, братьев, детей; вы все для меня; у меня нет ни радости, ни печали, которая была бы чувствительнее, в сравнении с тою радостью и печалью, которые касаются вас. Я не мог поручиться за ваши души, равно как и остался бы безутешным, в случае погибели ваших душ, подобно тому, – как отец не утешается в погибели сына, хотя он и все сделал для спасения его. Обвинён ли я буду некогда на страшном суде, или оправдан, – это не главнейший предмет моих забот и опасений; но, чтобы вы все, без исключения, были спасены, все на веки были блаженны, вот что достаточно и необходимо для моего собственного счастья, хотя бы божественное правосудие и укорило меня в том, что я не как следует исполнял свое служение.

Где научился св. отец такому красноречию? У того учителя, писания которого он постоянно читал и перечитывал и который больше, чем сам Златоуст, может служить образцом популярного слова в том смысле, в каком мы его разумеем, у ап. Павла. Вот он пишет во втором послании к коринфянам: «уста наши отверсты к вам, коринфяне, сердце наше расширено. Вам не тесно в нас; но в сердцах ваших тесно. В равное возмездие (говорю, как детям) распространитесь и вы» (2Кор.6:11–13). И в другом месте: «о если бы вы несколько были снисходительны к моему неразумию; но вы и снисходите ко мне. Ибо я ревную о вас ревностью Божьею» (2Кор.11:1, 2). «Истину говорю во Христе, говорит он к римлянам, не лгу, как свидетельствует мне совесть моя в Духе Святом, что великая для меня печаль и непрестанное мучение сердцу моему: я желал бы сам быть отлучённым за братьев моих» (Рим.9:1, 2). «Прошу вас, братия, пишет он к галатам, будьте как я, потому что и я, как вы... Вы приняли меня, как ангела Божия, как Иисуса Христа. Как вы были блаженны! свидетельствую о вас, что, если бы возможно было, вы исторгли бы очи свои и отдали мне. И так, неужели я сделался врагом вашим, говоря вам истину?.. Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос» (Гал.4:12, 14, 15, 16, 19). «Должно мне, говорит он к филиппийцам, помышлять о всех вас, потому что я имею вас в сердце: Бог свидетель, что я люблю Иисуса Христа (Флп.1:7, 8). Если я и соделываюсь жертвою за жертву и служение веры вашей; то радуюсь всем вам, о сем самом и вы радуйтесь и сорадуйтесь мне» (Флп.2:17, 18).

Но есть еще образец превыше св. отцов и св. Павла: этот высочайший образец есть само воплощенное Слово Божие, Господь наш Иисус Христос. В продолжении трёх лет общественной Его жизни, проповедь у Него была ежедневная, и если изучить в св. евангелиях Его метод, Его образ проповеди, то легко увидеть, что никогда слово не было более популярно: оно действительно обращено было к народу, т. е. ко всем и каждому, книжникам, фарисеям, законоучителям, равно как и к женщинам, старикам, поселянам в этой проповеди никто не был забыт; в ней излагались высочайшие истины, но языком совершенно простым, вполне ясным и доступным для всех, а вместе с тем и самым благородным, самым живым, самым одушевлённым, самым проницательным; она приспособлялась с божественною снисходительностью к понятиям, чувствованиям, нуждам, даже к языку тех, к кому обращена была; в ней говорилось о том, что интересовало слушателей; у слушателей заимствовалось их выражение, сравнения и обороты речи, и слушатели постепенно возвышались до самых высоких тайн, которые под этою популярною формою составляли сущность евангельской проповеди, как теперь составляют сущность пастырской проповеди. Разнообразное, полное образов, чувствований, движений, принимающее все формы изложение, разговор, диспуты, притчу, вопль души, смотря по тому, чего требовал предмет и нужды слушателей, –таково было слово Спасителя; и таково должно быть слово священника, будучи продолжением слова нашего Господа, и излагая те же самые истины, так сказать, тем же самым слушателям, т. е. всему народу, без исключения, и для той же самой цели, для спасения душ.

Эти примеры, серьезно изученные, лучше всякаго слова говорят нам, что такое красноречие, которое мы называем популярным. Но спросим же себя, имеет ли настоящая наша церковная проповедь этот характер? Истина, факты вынуждают сказать, что далеко нет: редкая из наших церковных проповедей может быть названа популярною, так как далеко не все, что говорится с церковной кафедры, проникает в души всех слушателей. Это, к сожалению, больше всего нужно сказать о «словах», которые произносятся в великие праздники и торжественные дни в многолюдных церковных собраниях: едва ли, может быть, что-нибудь менее популярно этих проповедей, так как всякий знает, что они большею частью остаются бесплодными, не производят должного действия на слушателей. Тоже самое нужно сказать и о тех проповедях, которые говорятся в приходских церквах. Эти проповеди, конечно, имеют много достоинств, но без популярности, и эти достоинства ни к чему не приводят; не имея этого существенного характера церковной проповеди, некоторые прекрасные поучения теряют свое значение и становятся не только бесплодными, но и скучными. Кто не слыхал, или не читал того, что говорят и пишут о наших проповедях люди, нередко весьма благонамеренные и искренно преданные делу веры и благочестия христианского: «не знаю отчего, но я не могу слушать проповедей; они утомляют меня». Пожалуй, это нередко говорится и без всякаго основания; но нужно сознаться, что вследствие недостатка в наших проповедях простоты и практичности популярного слова, нас, действительно, иногда бывает затруднительно слушать: «тусклая и сто раз повторяемая фразеология, не связная смесь риторики, философии, метафизического и мистического языка, ни для кого непонятного; монотонность, способная усыпить даже тех, кто потерял способность ко сну», – все это, говорят, довольно заметные свойства нашей проповеди, и они-то служат причиною бесплодности нашей проповеднической деятельности. Понятное дело, что это говорится не о всех наших проповедях и проповедниках, без исключения: благодарение Богу, у нас есть проповедники, в устах которых самые отвлечённые, самые таинственные истины христианства становятся практическими, популярными; дай только Бог, чтобы таких проповедников считали не единицами, а сотнями тысяч!

Но где же источник популярности слова? Он в душе, в сердце, в любви, а нигде больше. Чтобы быть популярным проповедником, очевидно, надобно любить тех, которым проповедуем, надобно быть одушевленными ревностью к их спасению. Таким образом любовь к слушателям, сердце проповедника, – вот великий учитель, который может научить искусству быть популярным в проповеди. Присовокупим, с бл. Августином, еще и то, что с этою ревностью о душах своих слушателей нужно соединять и нечто другое, совершенно не трудное, когда уже действительно есть эта ревность в сердце, именно приготовление, труд. Вообще проповедь, составление которой стоило не много труда, много стоит труда для понимания, и наоборот, легко понимается и слушается то, над чем потрудился проповедник. Бл. Августин, с такой популярностью проповедовавший своим слушателям, не устыдился признаться: «то, что я говорю вам, много мне стоит труда и исследований; но, прибавляет он, если этот труд приносит в вас свой плоды, душа ими будет благословлять Господа».

Х.О.

Недавно (14-го окт.) скончался в Киеве священник Александр Кириллович Громаковский, бывший и наставником киевской духовной семинарии, достойный уважения и доброй памяти, весьма аккуратный и ревностный исполнитель обязанности во всех должностях и поручениях, какие возлагаемы были на него. Мы не имеем намерения рассматривать всесторонне его трудолюбивую жизнь, а предполагаем изобразить, насколько это возможно, при имеющихся у нас данных, его пастырскую и, точнее говоря, проповедническую длительность.

Истинное проповедничество – дело важное, не всем и каждому оно дается от природы, не всякий может проповедовать с успехом даже при высшем научном образовании, особливо с церковной кафедры. Что требуется от церковного оратора – проповедника? Искреннее убеждение в истинности догматико-нравственных истин, сердечное проникновение сими истинами, понимание обрядовой стороны служения Богу, ревностное желание поделиться доступными и недоступными уму религиозными истинами с неведущими оных, с неверующими, неправо верующими и заблуждающими умом и сердцем; требуется, кроме того, и дар ораторский.

Посмотрим же, в какой мере удовлетворял указанным требованиям усопший о Господе пастырь, проповедническую деятельность которого мы намерены рассмотреть.

Надобно предварительно заметить, что покойный о. Александр проходил с честью свое пастырское проповедническое служение в двух местах. Первоначально поступил он на священническое место в киевский тюремный замок. Много труда понёс он, телесного и душевного, в прохождении сего нелёгкого дела пастырского. Терпение человеческое и усердие христианское победили все препятствия. Он, будучи рукоположён во священника к церкви святого и праведного Иова, состоящей при тюремном замке киевском, находящемся за городом, жил довольно далеко от места своего пастырского служения; потому что при тюремном замке помещение для причта еще не было устроено. Поэтому одна поездка в тюремный замок стоила о. Александру не мало издержек и отнимала много времени. Не забудем при этом, что, кроме совершения богослужения во дни воскресные и праздничные, он обязан был, в известные дни, поучать арестантов закону Божию, и при том вести с ними беседы, по окончании богослужения то в той, то в другой камере. Мы не имеем под руками письменных его частных собеседований с содержавшимся в тюремном замке арестантами, но знаем только то, что частные его собеседования с ними имели великое значение. Не мало он крестил содержавшихся в тюремном замке иноверцев, не мало и присоединил, по чину православной Церкви, иноверцев к православию. Такая деятельность истинно христианская, не обходилась деятелю без ущерба в хозяйственном отношении. А в нравственном отношении какую тяготу душевную испытывал он, во время своего служения при тюремном замке!.. Нередко в дружеских беседах со знакомыми, он жаловался на то нравственное безобразие, с каким в первый раз приходилось ему стать глаз на глаз в тюремном замке. Пороки, преступления в различных видах, заблуждения, высказываемые некоторыми личностями касательно религии христианской, православной, сильно волновали его впечатлительную душу, исполненную истинной веры и глубокой преданности к постановлениям и правилам святой Церкви. Надобно поставить себя на место покойного о. А., чтобы понять, сколько он болел сердцем в то время, когда руководил и воспитывал людей с различными предзанятыми воззрениями на веру и благочестие христианское, на законы и постановления общественные и гражданские.

Среди этой борьбы с различными религиозными и другими сомнениями, которые западали в душу православных узников, попадавших в камеру неверных и неправоверных, он, проповедник и пастырь добрый, то указывал заблуждающим тот источник, из которого всякий христианин может почерпать истинное познание религии, то учил постепенному исправлению, то указывал примеры глубокого падения человеческого сердца и за тем –славного восстания из сего падения; учил он заключённых в тюремном замке и терпению, показывая и примеры оного; и наконец, со властью и силою, по заповеди св. апостола, обличал и те беспорядки внешние, случавшиеся в их сообществе, о коих он мог узнать.

В вступительном поучении своём к арестантам, произнесенном по окончании литургии, положив в основание своего поучения слова: «благодать Господа нашего Иисуса Христа...» и объяснив права и обязанности священника, он окончил свое поучение такою речью: «и так, я послан к вам в качестве апостольского, или лучше сказать, пастырского служения: послан а., возвещать бесконечную любовь ко всему роду человеческому, а особенно страждущим и обременённым – любовь Бога-Отца, – любовь Бога-Сына и любовь Бога-Духа Святаго; б., послан к вам для того, чтобы священнодействовать, сообщать верующим таинства вселенской Церкви, т. е. преподать благодать, милость, отпущение грехов и т. д. истинно верующим в Христа Спасителя нашего; в., послан и для того, чтобы управить волю вашу в служение Богу и закону Его святому, и обуздывать нерадение и буйство в деле святыни и служения Богу делом и истиною, послан, чтобы все сие совершить на основании евангельского, соборного и отеческого учения. Да поможет мне Господь Иисус Христос, молитв ради пречистой Его Матери, святого и праведнаго Иова многострадального, которому посвящён сей храм, и всех святых, исполнить с верностью раба Божия сие великое служение моему Богу, Церкви святой, отечеству православному и вам, страдальцам в сей жизни».

Вскоре потом, при посещении тюремных камер, о. Александр, заметив на лицах некоторых из заключённых уныние, похожее на отчаяние, в утешение всех труждающихся и обременённых, обращается к евангельскому слову и из него берёт в основание своего собеседования с труждающимися и обремененными следующие слова: приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы (Мф.11:28). Изъяснивши смысл сих слов своим слушателям, и при том показав, что сии слова взяты из книги богодохновенной, благодатной – или радостной вести, а наконец, показав, что сии слова Божественнаго Учителя и Спасителя мира, хотя относятся и ко всем сущим в мире людям, находящимся в скорби и обременении, проповедник наш применяет оные по преимуществу к находящимся в тюремном заключении, говоря: «Ваше, бр., положение таково, что вас более, чем кого другого, можно назвать труждающимися и обремененными. По вине ли или без вины, но вы подверглись тягостному наказанию от начальства, и многие из вас, быть может, должны ожидать еще большего наказания в будущем. Вы страдаете и теперь, и беспокоитесь за свою будущность, а будущее что скажет и покажет... Не изнемогайте, бр., под бременем ваших скорбей, обратитесь ко Господу, и Он успокоит вас; Он Сам зовёт вас к себе: приидите…. Но как прийти ко Господу? Когда говорит Спаситель: приидите ко Мне, то Он как бы так говорит: обратитесь ко Мне, веруйте Мне от всего сердца, следуйте Моему учению, делайте то, что Я повелеваю, и не делайте того, что Я запрещаю. Когда мы не веруем в Бога и не следуем Его воле, тогда мы далеко от Него находимся; а когда начинаем веровать в Него и исполнять Его заповеди, тогда и приближаемся к Нему. Спросите, какой-же покой доставит нам Спаситель, когда мы к Нему приблизимся? – Кому нужно, тот получит, по мере усердия своего приближения и действия Промысла Божия, покой видимый, т. е. будет освобождён п помилован раньше пли позже. Впрочем, не этот, собственно, покой обещает людям евангелие, – а покой душевный, мир и спокойствие совести. Покой душевный, братие, важнее покоя видимого. – У кого душа спокойна, тот хотя и в заключении находится, но ему легче, чем такому человеку, который находится на свободе, но которого мучит совесть».

В той сердечной и несомненной уверенности, что слово Божие, заключенное в письмена, может служить для всякаго верующего истинным утешением во всех путях его жизни⁴²³, а преимущественно находящимся в скорби и обременениях телесной и душевной жизни, он неоднократно в своих поучениях, как мы увидим после, обращается к сему же предмету, указывая на сей единственный источник утешения для скорбящих и обременённых.

Но, постигая силу и значение душевных недугов, которые чрез послабление воли, чрез привычку, наклонности, за тем обращаются в страсть, проповедник наш, стоя лицом к лицу с олицетворённым злом и пороками и психологически понимая весь процесс страстных действий, не мог не прийти к тому убеждению, что необходимо ему, помимо частных пастырских его собеседований с преступниками, предложить с церковной кафедры правила, представить руководство для постепенного исправления жизни людей, зашедших в глубину зол и не ведущих возвратной стези, ведущей к светлой жизни и благочестию христианскому А потому, изобразив в одном из своих поучений бесконечную любовь и милосердие Божие к раскаивающемуся грешнику, который положит в душе своей твердое намерение исправить свою порочную жизнь, он предлагает и постепенные средства к сему исправлению. Грех и преступления совершаются в следствие страстей, действующих в человеке; таким образом, до преступления иного доводит страсть к вину – пьянство, иного – разврат, иного леность, сребролюбие, иного гордость и т. д. «Зная все сие и постигая причины пороков и злодеяний, я думаю предложить вам, говорит он, несколько советов касательно исправления своей жизни». –

«Прежде всего, бр., каждый из вас должен признать себя виновным, грешным пред своею совестью и пред законом Божиим. Это самое главное. Потом каждый должен внимательно рассудить, какому он подвержен пороку, пьянству ли, разврату ли, лености ли и т. п. Когда ты признаешься самому себе, что ты грешник великий, и когда откроешь, каков у тебя главный порок: тогда – как бы узнаешь, что ты болен и какою именно болезнью. За тем начинай лечиться. Но знай, что сам по себе, своими силами и средствами, ты никак не можешь излечиться от духовных болезней. И так, о ратись с молитвою к Богу, чтобы Он помог тебе Своею благодатью, молись непрестанно и будь уверен, что молитва твоя будет услышана. Все, что нужно для твоего исправления, Бог пошлет тебе по молитве. Однако без тебя, без твоего участия, благодать Божия не может тебя исправить: потому приложи и свое старание. Все порочные страсти, какие мы знаем у людей, исправляются подобно тому, как и наживаются, посредством привычки. Положим, такой-то человек имеет страсть к вину; как он нажил себе страсть эту? Было время, когда он обходился без вина, и даже не мог много его выпить. Но вот однажды случилось ему выпить лишнее; ему это даже трудно было перенести, у него болела голова. Однако он по неблагоразумию допустил себе тоже и в другой раз: но в другой раз тело его легче переносит приём лишнего вина; в третий раз еще легче и т. д. Наконец, организм его привыкает к вину. Вино становится для него чем-то приятным и необходимы. Без вина у него нет и аппетита и какая-то скука на душе. – Сначала он пил по рюмке, по две в день, потом привык пить по нескольку, наконец, пьёт без меры. – Как же этому человеку возвратиться назад? Тем же самым путём. Он постепенно приучил себя к вину: теперь должен постепенно отучать себя от вина. – Так же должно поступать и с другими страстями, напр. леностью. Ты ленив; это значит, ты отвык от работы; так приучай себя к ней. Трудно бороться с привычками? Привычка, как говорят, вторая природа? Но что же делать? Без труда ничто не дается. Бороться с дурными привычками трудно, особенно в начале. Дальше становится легче, легче; наконец, очень легко. – Нет такого порока и такой страсти, бр., от которых человек не мог бы освободиться с помощью Божьею. Недостаёт только у нас желания, твёрдого, решительного желания расстаться с грехом. И недостаёт еще терпения и постоянства в борьбе с пороками».

Пример добра, равно как и пример зла, поразительно влияют на человека: пример заразителен. Отчего так бывает? Оттого, что в глубине духа человеческого лежат два начала, управляющие его жизнью, его деятельностью: – прирожденное чувство добра, по которому и языцы, как говорит св. апостол, естеством законная творят, и первородный грех, на который жалуется тот же св. апостол, говоря: вижду ин закон, противовоюющ закону ума моего..., не еже бо хощу – доброе, творю, но еже не хощу – злое, сие содеваю. Человек способен принять то или другое направление в своей жизнедеятельности, смотря потому, какие примеры жизни окружают его и влияют на душу, сродную более (не по природе, а по обстоятельствам) к тем или другим впечатлениям, вследствие сего и великие грешники спасались и спасаются, и великие праведники падали и падают. Стало быть, для восстановления человека от его падения нравственного, полезно и необходимо представить ему пред лицо примеры добра, образцы глубокого падения и затем – славного восстания от падения греховного. Наш проповедник воспользовался некоторыми из них в назидание своих слушателей, придерживаясь в этом случае порядка и чтения евангельского.

Вслед за поучением «о постепенном исправлении жизни», в его рукописях мы находим поучение в неделю о мытаре и фарисее, в котором частнее раскрываются способы к исправлению порочной жизни. Конечно, от поучений не всегда можно требовать строгой системы, потому что это и невозможно по требованию обстоятельств система в поучениях возможна только в таком случае, когда какой-либо проповедник, не имеющий близкого соотношения со своими слушателями, захочет изъяснить им такой или другой трактат из догматического, нравственного или другого отдела богословских наук. Но покойный о. А., как мы видим, имел в виду определённую цель своих проповеднических собеседований, тесно связанную с его частными беседами по камерам заключённых. А потому в неделю о мытаре и фарисее, изложив ясно и наглядно приточное событие из евангельской истории, показав и то, кто были мытари и фарисеи во дни пришествия Христова, какое значение имели они в глазах народа, он выводит то заключение из причти, что «суд Божий далеко не похож на обыкновенный суд человеческий, что Господь Бог смотрит на каждого человека и судит его вовсе не так, как смотрят и судят обыкновенные люди». А за тем делает своим слушателям следующее нравоучение: «отсюда вы можете видеть, братие, как благодетельно искреннее покаяние и напротив, как вредно для человека не сознавать своих грехов и не приносить раскаяния в них. Мытарь был, действительно, человек грешный, на его совести лежало много худого: но он не закрывал своих грехов, помнил, что он грешник великий, не считал себя праведным, невинным, он стыдился самого себя и людей, так что когда вошёл в церковь, то стал у порога и не посмел далее пройти; бия в перси свои, он вопиял: Боже....! И Бог помиловал и оправдал грешника. Фарисей, напротив, был человек исправный в поведении, хотя и у него были, без сомнения, грехи. Но он так был занят своею праведностью, что не считал нужным приносить покаяния; в ослеплении своём он решительно не видел за собою никакого греха, и, войдя в церковь, говорил: Боже, хвалу Тебе воздаю…, и за эту-то его нераскаянность Бог его осудил. И так, для Бога более угоден великий грешник, сознающийся и кающийся в своих грехах, чем мнимый праведник, который не видит за собою никакого греха. Это потому, что каждый человек грешен и, нет такого праведника, который был бы свободен от греха. А кто считает себя безгрешным, тот обманывает себя и других. – Далее, из нынешней евангельской притчи видим, что к исповеди должно допускать всех людей, даже самых, по-видимому, грешных. И так, действительно, наша Церковь и поступает. Напоминаю вам, брат., об этом потому, что ваше положение такое, в котором тоже иному приходит на мысль, не смотрят ли на вас с предубеждением служители Церкви, как и прочие люди из обществ, от которых вы теперь оторваны. Знайте же, братие, что это вовсе не так. Церковь и ее служители смотрят на вас точно также, как и на всех прочих людей. Ибо кто знает, может быть, из вас, которые заключены в темнице и считались великими грешниками, многие на суде Божием будут оправданы и многие, может быть, произносят с сокрушенным сердцем: «Боже, милостив буди мне грешному!»

В следующий раз проповедник наш, желая возбудить искреннее раскаяние в своих слушателях в преступлениях их, противных закону гражданскому и закону Божию, в ярких и поразительных чертах, согласно смыслу евангельской притчи, изображает, с одной стороны, во всём счастливое положение юнейшаго сына под кровом родительского дома, где во всём находил он не только достаток, но и изобилие, а с другой стороны –самое бедственное и униженное состояние того же сына отошедшего на сторону далекую и расточившего свое имение: затем представляет и душевные, сердечные чувствования сего юноши при виде и испытании своего крайне-бедственного положения; наконец, объяснив с догматической стороны содержание притчи, делает и нравственное приложение оной к своим слушателям. «Под Отцом, говорит он, в этой притче, бр., должно разуметь Отца небесного, Отца всех людей, Господа Бога; под блудным сыном – всякого человека грешника. Как блудный сын удалился от отца своего, не захотев ему повиноваться, так мы удаляемся от Бога, не желая повиноваться Его заповедям. Как блудный сын, расточивши свое имение, подвергся страшному голоду: так мы, потеряв чрез невоздержную жизнь здоровье, имущество и другие дары Божии, подвергаемся различным бедствиям, болезням, нищете, скорби, унынию и проч. – Но будем же мы во всём подражать блудному сыну! Как он наконец опомнился и пошёл просить прощения у Отца своего: так и мы раскаемся в своих грехах, обратимся к своему Отцу небесному, будем вопиять к Нему о помиловании, дадим обещание жить всегда в Его воле, по Его святым заповедям. И при этом будем твердо уверены, что Отец небесный не отвергнет нашего покаяния, что как только мы начнём исправлять свою жизнь, Господь Бог помилует нас, и мы освободимся от своих горестей, и будем такими чадами Божиими, каковы все угождавшие Богу люди».

(Продолжение следует).

Ⅲ. Дидактические руководства к преподаванию русского языка детям и книги для чтения и упражнений в оном

В последние десять лет много сделано перемен в деле начального обучения детей. По всем предметам школьного обучения, начиная с азбуки и до русской грамматики, теперь учат не так, как учили нас пятнадцать-двадцать лет назад. Но ни один из предметов школьного обучения не нуждался в таком радикальном изменении приёмов преподавания, как русский язык, так как преподавание его было по преимуществу отвлеченное, механическое, запугивающее детей и слишком медленно ведущее к пониманию дела. Помнится нам, преподавание русского языка состояло вот в чём: наученные дома читать и писать порядочно, мы в первом классе⁴²⁵ целый год упражнялись в чтении, посвящая на это занятие в первое полугодие каждый день около часа, а во второе полугодие три раза в неделю, и письме – три раза в неделю – тоже по часу. Участие учителя в наших занятиях ограничивалось задаванием урока – что прочитать, и выслушиванием заданного, а в то время, когда мы громко, хором читали, безобразно выкрикивали, он сидел, не обращая на нас никакого внимания; доколе умеющий читать лучше других и, следовательно, скорее других научившийся быстро прочитать урок, не выходил к столу выслушиваться; при выслушиваниях, кроме одобрения или порицания, ничего не слышали мы от учителя. Мы сомневаемся даже в том, чтобы учитель наш сам имел какое-нибудь понятие об объяснительном чтении, т. е. о том, что чтение без понимания бесполезно. При обучении письму руководствование учителя ограничивалось пересмотром страниц, исписанных учениками, и подписью, выражающею то, худо или хорошо написано, а в чём худо, в чём хорошо, о том не слышали мы ничего. И правду сказать, читать и писать механически правильно научились мы не в классе, а в квартирах, под ближайшим руководством братьев или же тех, чьему надзору поручали нас родители. Книг для чтения, кроме псалтири, начатков христианского учения и некоторых учебных книг, какие нередко брали мы у семинаристов, у нас не было никаких. Во втором классе, под руководством уже другого учителя, приступали мы к изучению русской грамматики, которая своею мудростью, отвлечённостью, научными определениями сильно озадачила нас: но силою терпения и зубрения одолели мы, в течение года, первую часть ее: научились склонять. спрягать. Упражнения наши состояли в писании склонений и спряжений на бумаге, – и учитель пересматривал и исправлял наши тетради дома, а на другой день наказывал неправильно просклонявших пли проспрягавших данное слово.

Скучны, тяжелы были для нас эти занятия, не смотря на все усердие учителя упростить, уяснить дело: уроки по русской грамматике служили пробным камнем, на котором испытывались способности наши, – особенно память чтением не занималась. В третьем классе твердо выучили вторую часть грамматики, все правила и примеры; грамматических упражнений было мало, – память о них почти не сохранила ничего; помнится только, что писали изредка под диктовку и составляли правильную речь из слов, расставленных правильно по знакам препинания, по нарочито неправильно по грамматическим окончаниям. Это занятие нам нравилось. В четвертом классе русской грамматики не учили, но за то усердно и постоянно изучали синтаксис латинской и греческой грамматики, переводили с латинского и греческого языков на русский, и обратно, – последние упражнения делали на бумаге. Таким образом, в течение семи лет, мы механически заучили текст грамматики со множеством мало понятных терминов и отвлеченных, малосодержательных примеров; но понимать русскую письменную речь, передавать прочитанное на словах, на бумаге, не научились: и когда перешли в словесность, то, по отзывам учителя этого предмета, познания наши в родном языке были очень слабы, и мы не скоро научились составлять периоды. Вот какие последствия механического, отвлечённого изучения русского языка. Трудно, а иным не под силу, было учение, и проку из этого выходило мало. Теперь не то: иначе понимают дело обучения отечественному языку, – теперь и цель преподавания его понимается шире, и сообразно с этим определённее, и шире понимаются как общий характер, так и состав занятий по отечественному языку,

В прежнее время русская грамматика, изучением которой ограничивались все занятия по отечественному языку, имела целью – научить правильно читать и писать по-русски, т. е согласно с правилами, изломавшимися в тогдашних грамматиках. Теперь цель преподавания отечественного языка состоит ближайшим образом в том, чтобы усовершенствовать способность учеников понимать устный и письменный русский язык, а также и церковно-славянский, и правильно владеть современным общенародным русским языком, устным, и письменным: вместе с тем развивать в них и надлежащим образом направлять духовные способности, более или менее зависящие от усовершенствования дара слова, в частности укреплять патриотическое чувство. Конечная же цель есть та, чтобы учащиеся получили возможность лучше пользоваться этим великим даром Божиим, соответственно его высшему назначению, т. е. благодарному и молитвенному прославлению Бога, подателя этого дара и источника всякаго блага. Дело ясное, что в прежнее время, сравнительно с нашим, слишком односторонне понималась цель преподавания отечественного языка, а главное опускалось из виду – уменье понимать его и передавать другим то, что понимаешь.

О характере и приемах преподавания отечественного языка в прежнее время нужно заметить следующее. В состав занятий по этому предмету входило, главным образом и, можно сказать, даже исключительно, изучение грамматики. А так как тогдашние грамматики отличались большою отвлеченностью, как в содержании, так и в изложении, слишком искусственным расположением материала, что происходило от неправильного взгляда на самый язык, как на нечто мертвое, механическое, – наконец, приемами догматическими, по которым учащимся предлагались одни теории, частью очень условные, без указания их оснований и применения к потребностям практическим: то и преподавание отечественного языка, усвояя себе все эти черты, было сухо, утомительно и, сообщая весьма мало полезных для учащихся сведений, гораздо более способно было притуплять их способности, нежели возбуждать их. Теперь, сообразно с вышеуказанною целью, преподавание отечественного языка стараются сделать по возможности 1) в противоположность прежней отвлеченности – конкретным, или наглядным, при чём ученику прежде сообщаются ясные, отдельные представления об известном предмете, а потом уже возводятся постепенно в понятия отвлечённые, – 2) естественным, т. е. сообразным как с сущностью языка, так с возрастом учащихся, и 3) таким, чтобы оно возбуждало самодеятельность в учащихся и делало этот предмет привлекательным для них.

В таком духе, согласно с вышеуказанными требованьями, у нас довольно составлено руководств к преподаванию отечественного языка детям и младшего и старшего возраста. Руководств для детей старшего возраста мы не имеем в виду, а укажем на одно из составленных в последнее время для детей младшего возраста, от 9 до 11 лет, в тех видах, что тем из сельских пастырей, которые исполняют обязанность сельских учителей, или же обучают детей дома для поступления в средний класс училища, не придется преподавать отечественный язык – в пределах гимназической или училищной программы, а только в пределах элементарных школ. Мы хотим указать на:

1) Опыт дидактического руководства к преподаванию русского языка 9 – 11-летним детям в школе и дома, по книге «Дар слова» и картинам «Времена года», Д. Семенова. С. Петербург. 1868⁴²⁶.

2) Дар слова. Книга для чтения и письма и наглядных бесед по картинам «Времена года» с детьми 9 – 11 лет. Состав. Д. Семенов. С. Петербург. 1868 г.⁴²⁷

3) Четыре большие хромолитографированные картины «Времена года»⁴²⁸.

Составитель названных руководств к начальному преподаванию отечественного языка в основание преподавания полагает, главным образом, наглядность. «Одна из самых важных обязанностей учителя родного слова, говорит г. Семенов, развить в детях дар слова, дать упражнение его изустной речи. Но чем можно возбудить мысль ребенка и вызвать от него свое слово, как, не показав ему предмет или изображение предмета? И действительно, дитя наблюдает предмет и в то же время учится выражать словами свои наблюдения сначала устно, а потом и письменно: только в словах связной речи становится для него понятным представление о предмете. У детей мы обыкновенно замечаем три недостатка: или они довольствуются неполным ответом, который, взятый отдельно, не выражает мысли, или говорят больше, чем следует, или выражаются неясно. Задача преподавателя приучить к полным и отчётливым ответам. При этом он берёт во внимание все, и неразвитость, и медленность соображения, и недостатки органов». Положив в основание преподавания наглядность, составитель руководств предлагает следующий порядок и состав занятий по отечественному языку. «Учитель соблюдает строгую постепенность. Сначала он требует, чтобы дети правильно называли предмет и все его части, потом они мало-помалу называют свойства предмета и составляют все более и более сложные предложения и речь. Когда таким образом дети приучаются устно высказывать ответы и даже небольшие связные рассказы об известном предмете, то им следует задавать и письменные ответы, которые, усложняясь все более и более, переходят постепенно в небольшие письменные описания или рассказы. При этом учащиеся знакомятся с некоторыми правилами правописания и главнейшими формами речи. Далее, описание предметов, которые узнали дети чрез наглядное знакомство с ними, они читают потом по книге или разучивают стихотворение, где этот предмет всегда представлен в поэтической форме, что способствует развитию эстетического чувства. Заставляя детей сравнивать два знакомые им предмета между собою и отделять в каждом предмете признаки главные от случайных, учитель развивает в них логическое мышление».

Таким образом элементарный преподаватель родного языка, путём наглядности и в строгой постепенности, преследует следующие цели: научить дитя внимательно смотреть на предметы, правильно пересказывать виденное, вести к ясным понятиям о предмете, давать полезные знания, приучить к сознательному чтению и произношению стихов, научить правильно писать, практически познакомить детей с некоторыми грамматическими правилами и, наконец, развить в детях логическое мышление. Для достижения этих целей г. Семенов в своём дидактическом руководстве все упражнения, которыми обусловливается вполне успешное преподавание родного языка, делит на следующие категории: а, объяснительное чтение, б, наглядные беседы, в., разборы стихотворений, г., грамматические упражнения, д., логические упражнения и е., письменные упражнения; а в пособие при советуемых им упражнениях и уроках составил особую книгу для детей, содержащую в себе хороший материал для чтения, бесед и заучиванья наизусть, под заглавием «Дар слова»; для наглядных же бесед издал особо четыре большие картины, на которых, по его мысли, изображены художником Наумовым четыре времени года.

Пределы библиографической заметки не позволяют нам обстоятельно раскрыть сущность дидактических советов г. Семенова относительно начального преподавания детям отечественного языка. Да мы находим это и лишним в той уверенности, что тот из читателей наших, который желает вести преподавание родного языка разумно, с пользою для детей, постарается купить руководства г. Семенова. Приёмы преподавания, предлагаемые им, как нельзя более рациональны, целесообразны; изложение их до того осмыслено и ясно, что без особенного внимания и совершенно легко усвояются они. По всему видно, что его дидактический труд не есть плод одних только теоретических соображений, а результат долгого опыта и многолетней учительской практики. К несомненным достоинствам дидактического труда г. Семенова нужно отнести следующее. Во 1-х, во всех упражнениях, какие предлагаются в руководстве, строго выдержан Эвристический метод, который, как известно, признается самым лучшим при первоначальном преподавании, так как по нему ученик, при помощи учителя, сам подходит к открытию истины, не чувствует себя подавленным сообщаемыми ему догматическими умозаключениями своего учителя, но сам сознаёт необходимость собственного личного участия в выработке того или другого понятия, в приобретении того или другого факта. Вообще этот метод приучает детей ко внимательности, развивает в них любознательность, пробуждает самодеятельность, возвышает нравственные достоинства дитяти, как мыслящего существа. Во 2-х, введением в курс родного языка наглядных бесед по действительным предметам (классная комната, дом, церковь) и картинам (времена года) дается детям отличное средство для развития дара слова; они приучаются к сосредоточенности и в них развивается наблюдательность. В 3-х, посредством объяснительного чтения, как понимает его г. Семенов, дети легко приучаются к сознательному и хорошему чтению и познакомятся с доступными для них произведениями отечественных писателей, а вместе с тем, благодаря удачному выбору самых произведений, несомненно посеются в детях первые семена любви к родной земле, вере и обычаям предков. В 4-х, множеством письменных работ, приуроченных к различным упражнениям, дается полная возможность детям научиться орфографии. Наконец, в 5-х, не исключая из своего курса грамматики, так как она облегчает усвоение форм правильного мышления, служит хорошим средством для объяснения правил правописания, узаконяет употребление и дает уверенность в значении формы выражения, г. Семенов в то же время предлагает простой способ вести изучение грамматики не так, как прежде, а практическим путём; так что из ряда примеров дети сами выводят правило, по возможности, без всяких определений.

Вообще дидактическое руководство г. Семенова можно, с полною уверенностью в его пригодности, рекомендовать нашим приходским учителям. Жаль только, что недостаёт в нём указаний и советов относительно преподавания церковно-славянского языка. И для нас непонятно, на каком основании составитель дидактического руководства к преподаванию отечественного языка не упомянул ни слова о церковно-славянском. Положим, наш отечественный язык есть собственно русский, употребляемый в живом говоре и в произведениях литературы: но этот язык есть лишь ветвь другого, более древнего славянского, который и доселе слышится, и употребляется нами в общественном и частном богослужении. «На нём», прекрасно сказал об этом языке один из наших поэтов:

«На нём мы призываем Бога:

Им братья мы семьи одной,

И у последнего порога

На нём прощаемся с землей».

Поэтому в наших начальных школах, в виду главной, конечной цели преподавания отечественного языка, признается весьма естественным и полезным соединять с изучением современного языка русского и изучение церковно-славянского:

В дополнение к нашей заметке о дидактическом труде г. Семенова, скажем несколько слов и о пособиях, по которым он советует вести преподавание отечественного языка.

Дар слова – книга для чтения и письма и наглядных бесед по картинам составлена удовлетворительно, не только относительно содержания и изложения статей в ней напечатанных, но даже относительно порядка их. Книг для начального чтения, удовлетворительных и по содержанию и по изложению статей, в них заключающихся, у нас не мало, – а удовлетворяющих дидактическим требованиям относительно распределения статей – почти нет. Обыкновенно – во всех известных нам книгах для начального чтения порядок статей определяется или содержанием их, так напр., сначала идут одни статьи духовного содержания, потом исторического, далее бытового и т. п., или формою статей, так напр., сначала идут прозаические сочинения, потом стихотворения и притом лирические отдельно от эпических и т. д; а это не удовлетворяет дидактическим требованиям от книги для чтения. Не то встречаем в книге «Дар слова». Здесь порядок статей определён не содержанием и не формой статей, а собственно педагогическими соображениями, на основании общеизвестного правила, по которому, при первоначальном преподавании каждого учебного предмета, следует в известной последовательности переходить от ближайшего к отдаленному, от известного к менее известному и к совершенно неизвестному, от предметов доступных непосредственному созерцанию к предметам умственным и отвлечённым. Выходя из этого принципа. г. Семенов в своей книге расположил статьи под такими рубриками: а) первые уроки чтения, б) в школе и дома, в) церковь, г) зимою, д) летом, е) весною и осенью, ж) город и деревня, з) одна детская повесть. Рубрики эти не случайны, а все статьи, напечатанные под известною рубрикою, проникнуты одной мыслью, все одного характера, по своему содержанию, при этом разнообразию, сосредоточиваются около одного известного предмета, напр. под рубрикою «Зимою» напечатаны следующие: «Рождество Христово», «картина зимы», «приметы зимы», «зима в деревне», «зимний буран», «зимняя дорога», «лиса и заяц», «зимний день в деревне», «лисица и волк», «ель», «Крещение Господне», «малютка», «муженёк», «зверолов», «стрелок», «зима в пословицах», «родительское благословение», «Сретение Господа Нашего Иисуса Христа». Как видно из заглавий статей все они по содержанию разнородны, но сосредотачиваются около зимы, так праздники Рождества Христова, Крещения Господня, Сретения бывают зимою, о них и идёт речь под рубрикою «зимою». Впрочем, как ни хороша сама по себе эта мысль сгруппировать ряд статей, по содержанию своему примыкающих к одному известному предмету, напр. к известному времени года: но исполнение ее, как показывает опыт г. Семенова, не так легко. Он не свободен от натяжек, наприм., между статьями, подходящими под рубрику «зимою», есть статья «ель»; почему о «ели» трактуется именно в этой рубрике, а не в другой, ответить трудно; разве потому только, что она любимица всех детей, особенно когда приближается праздник Рождества Христова или Крещения, которые бывают зимою. Натяжка очевидна. Встречаются подобные натяжки и в других рубриках. Но подобные недостатки объясняются трудностью дела. При выборе статей составителю книги для чтения необходимо было в одно время достигнуть разных целей: во-первых, статьи должны были более или менее соответствовать содержанию картин; во-вторых, их необходимо было расположить в педагогической системе, согласно вышеуказанному принципу, и притом так, чтобы одни статьи служили объяснением или дополнением другой; в-третьих, наконец, при распределении статей имелся в виду и последовательный ход грамматических упражнений. Нельзя упрекнуть составителя и за малый, сравнительно с более употребительными у нас книгами для чтения, объём книги: так как он назначает ее не для самостоятельного детского чтения, а исключительно для чтения под руководством учителя, и при составлении книги имел в виду, что каждая статья в ней должна иметь определённую задачу, должна быть проштудирована учителем в классе с учениками для удовлетворения той или другой цели.

Четыре большие хромолитографированные картины, изображающие четыре времени года, весьма удобны для наглядных бесед с детьми. Дети на них увидят то, что им более или менее знакомо, и что они прочтут в книге в живом описании. Картины эти могут заменить действительные предметы и модели, которые по своему числу и дороговизне⁴²⁹ далеко не всем учебным заведениям могут быть доступны, не говоря уже о частных лицах. На первой картине «зима» ребёнок увидит изображение зимней природы при ярком закате солнца: на первом плане он заметит большую дорогу, по которой тянется обоз; обоз спешит на ночлег к постоялому двору, дорога выходить из лесу, в котором виднеются два охотника, собака, заяц, белка; из лесу выезжает крестьянский мальчик с возом дров; вдали виднеется занесенная снегом деревня с церковью; возле деревни, на открытой поляне, стоят стога сена; из деревни мчится удалая тройка, а в деревню спешит старый инвалид; то там, то сям замечаются немногие зимующие птицы: галки, вороны, воробьи. На другой картине является «лето» в полном своём убранстве. Выбран ясный солнечный день; по небу плавают легкие серебристые облачки; пашни, поля, луга, полны жизни; один крестьянин пашет поле, другой уже боронит, крестьянки жнут рожь; подальше косят и убирают сено; возле тянутся длинные полосы созревающей гречихи и овса; на отдалённом горизонте виднеется деревня, а за нею густой лес; пасущиеся стада еще более оживляют картину. На третьей картине «осень» дети увидят на первом плане большое село с церковью: возле церкви происходит ярмарка, а на улице крестьянки водят хоровод; пасмурное небо, деревья, одетые в багрец и золото, и длинные вереницы зимующих птиц напоминают детям о признаках осени. На четвертой картине соединены признаки весны с промышленною и городскою жизнью нашего народа. На первом плане изображена широкая река во время разлива: на одном берегу у пристани толпится народ, занятый нагрузкой различных судов; на другом берегу расстилается город, а возле него дымится пароход; за городом тянется железная дорога, по которой мчится поезд; поодаль от пристани рыбная ловля; на отдалённом плане виднеется едва зеленеющий лес, озимый и яровые поля. За достоинство и пригодность этих картин для наших детей ручается уже одно то, что они чисто русские, – и преподавание по ним не будет противоречить основному принципу наглядного обучения: дети будут видеть на картине знакомую им природу, знакомых людей, знакомые постройки и т. д., тогда как в прежнее время, учась по картинам немецким, например – Винкельмана, с текстом к ним Штрюбинга, русские дети, видели на картинах все им незнакомое. При том, прежде издаваемые немецкие картины имели, как замечает г. Семенов, существенные недостатки, – именно: на картинах Винкельмана изображено очень много предметов, так что трудно сосредоточить внимание детей на котором-нибудь из них, в положении фигур много искусственности и мало естественности, и отдельные части картин не связаны одною общею идеей; на картинах Ленца меньше разнообразия, но они сделаны грубо: употребление таких картин может дурно повалять на эстетическое чувство. В картинах, исполненных, по мысли г. Семенова, художником Наумовым, эти недостатки устранены: на картине немного предметов, отчего каждый из них производит непосредственное впечатление; каждый предмет по возможности сделан отчетливо: предметы разбросаны по картине не случайно, а связаны общею идеей, перспектива по возможности соблюдена: довольно изящная отделка не оскорбляет эстетического чувства. Сверх того, все предметы, изображенные на картинах, как замечает издатель, сняты с натуры.

Хотя многие эпизоды каждой из картин соответствуют, по своему содержанию, статьям «Дара слова»; но сам г. Семенов не находит обязательным для желающих преподавать детям отечественный язык наглядным способом непременно приобретать и книгу, и картины. Можно, при пособии его картин, вести обучение и по другим книгам, наприм., отличная книга для детей самого младшего возраста «Родное слово» К. Ушинского, по содержанию своему, во многом соответствует содержанию картин, – следовательно можно вести обучение и по ней, только бы были под руками картины г. Семенова. И действительно, насколько мы знакомы с нашею педагогическою учебною литературою, можем сказать, что книгу «Дар слова» можно заменить прежде изданными книгами для этой же цели, наприм. «Родным словом» К. Ушинского, «первою учебною книгою» И. Паульсона и друг.; но таких картин, какие издал г. Семенов, у нас нет. У нас под руками есть недавно вышедшая новая книга для чтения и упражнений в русском языке, о которой не сказано нигде еще ни слова; разберём ее и посмотрим, нельзя ли ею заменить «Дар слова» г. Семенова. Книга эта имеет такое заглавие:

Русский мир. Для чтения и упражнений в русском языке дома и в училище. Составил Ардалион Иванов. т. 1 и 11. Москва 1869 г.⁴³⁰

Это такой полный, объемистый сборник статей для чтения и упражнений в русском языке, какого еще не было у нас доселе. Объемисты – книга для чтения И. Паульсона, К. Ушинского, «Пчела» Н. Щербины, – но в сравнении с книгою «Русский мир» А. Иванова они малы. У нас много уже таких сборников, – неужели их недостаточно для упражнений в русском языке? К чему это г. Иванов трудился составлять такой огромный сборник – в два тома (в одном 20, а в другом 22 печатных листа)? Или он хотел сделать новый вклад в сокровищницу учебной литературы по предмету отечественного языка? Составитель сам отвечает на эти вопросы.

«При составлении этой книги, пишет он в предисловии к ней, я имел в виду предложить молодым читателям и читательницам разнообразное, общеполезное чтение, которое бы могло ознакомить их с нашим отечеством, и вместе с тем я желал дать им достаточный материал для практических упражнений в русском языке». Задача большая. Прежние составители сборников, должно быть, имели в виду одних читателей, а г. Иванов и – читательниц, – вот уже шаг вперёд; прежние составители сборников также, как и г. Иванов, имели в виду предложить чтение разнообразное и общеполезное, только не с целью знакомить читателей с отечеством (для этого есть особые науки), а с целью дать материал для упражнений в чтении и русском языке, стараясь при этом сообщить еще книге и воспитательный характер, т. е. чтобы она богатством и разнообразием своего содержания содействовала здравому и гармоническому развитию всех способностей ученика, чего г. Иванов не имеет в виду. Таким образом составитель нового сборника немного расходится с прежними не в объёме его только, но и в целях, какие преследует он. Но мы более сочувствуем прежним составителям, которые не задавались научными целями, в роде того, чтобы знакомить с отечеством, а главным образом имели в виду дать материал для упражнений в русском языке и содействовать правильному развитию и укреплению всех духовных сил учащихся. По-нашему понятию, г. Иванов нового ничего не даёт, и напрасно опустил из виду одну из существенных целей, какую преследовали прежние составители сборников.

Может быть, со стороны объема и содержания книги г. Иванов сделал шаг вперёд. Отчасти так. Выбравши все лучшее из всех более употребительных доселе сборников, он много собрал новых разнородных статей и разных авторов. В его сборнике мы встречаемся с произведениями всех лучших наших писателей. В этом отношении его книга представляет более богатый материал для чтения и упражнений в русском языке, чем все доселе изданные и известные в учебной практике. Его книга может быть весьма пригодной для детей и старшего возраста, и младшего возраста. Преподаватель родного языка детям старшего возраста найдёт в «Русском мире», по своему выбору, много статей как для указания учащимся на разнообразие слога у наших писателей, так и для объяснения богатства выражений, силы и благозвучия в нашем родном языке. По богатству, разнообразию статей, содержащихся в книге, она может быть не бесполезною книгою и для наглядных бесед с детьми, по картинам г. Семенова; но вполне заменить ее не может, – и для успешности начальных занятий по отечественному языку, при пособий картин г. Семенова, мы советуем иметь под руками лучше всего его же книгу «Дар слова», тем более, что она не дорого стоит.

В расположении статей г. Иванов, как видно, не руководился какими-либо соображениями педагогическими, а распределил их по содержанию и по форме. Так, в первом томе, он предлагает статьи под следующими рубриками: 1) Богослужение православной Церкви; 2) русская земля и ее народы; 3) Из истории русского государства и его народа; во втором – под следующими рубриками: IV) рассказы о русском быте и о русских людях; Ⅴ) из русской природы; VI) русская изящная словесность: сказки, стихотворения, басни Крылова, басни Дмитриева, басни Хемницера. По одним заглавиям отделов статей можно судить, что составитель собрал материал из области почти всех предметов школьного обучения: есть тут статьи по предметам закона Божия, русской географии, русской истории, отечественного языка. Таким образом книга г. Иванова представляет богатый материал, разложенный по кучкам, выбирать из которых предоставляется уже учителю, что нужно детям по его педагогическим соображениям.

Итак, за г. Ивановым остается труд заготовки богатого, разнообразного материала для разных учебных целей, заготовки такой доселе не было у нас, – по пользоваться его материалом дети должны непременно под руководством преподавателя отечественного языка; иначе им не одолеть такого богатства и разнообразия статей: забегая вперёд, соблазняясь разнородными и разноформенными статьями, дети будут читать рассеянно, хотя и много, но едва ли с надлежащею пользою. Впрочем, как оказывается, составитель сам едва ли пересматривал все статьи как следует; наприм. в 1-м томе, в статье о Киеве допущена грубая ошибка. «Подол, читаем там, есть самая населенная часть города; тут и разные монастыри, и духовная академия и университет и многие учебные заведения (стр. 102). Неправда, – на подоле всего три монастыря (Братский и Екатерининский – мужеские и Фроловский – женский); университета на подоле нет; находится он на новом строении – далеко от подола. Если такие же сведения сообщаются и о других городах: то знакомство по ним с отечеством нашим будет малополезно.

Последнее наше слово: у кого есть хотя один из прежних сборников для чтения, тому нет никакой надобности приобретать «Русский мир» г. А. Иванова, а приобресть издания г. Семенова от души советуем, так как они составлены с педагогическим тактом.

И. Э-ский

Об издании христианского чтения в 1870 году

Издаваемый с 1821 года С.-Петербургскою Духовною Академией журнал «Христианское Чтение» будет выходить и в будущем 1870 году книгами, от 10 до 12 листов, каждый месяц, по следующей программе.

В первом отделе журнала Редакция надеется по-прежнему помещать перевод с еврейского священных книг ветхого завета на русский язык. Временная приостановка этого перевода зависела от кончины одного из переводчиков.

Во втором отделе редакция будет продолжать и в будущем году: «Собрание символов и вероизложений Православной Церкви от времён апостольских до наших дней», с учёным разбором их текста, обстоятельств происхождения и догматической важности, составленное профессором С.-Петербургской Духовной Академии Чельцовым. Учёные достоинства этого обширного труда, долженствующего занять видное место в нашей богословской литературе, значение его для догматики и истории Церкви и разнообразие его содержания освобождают Редакцию от необходимости рекомендовать этот труд просвещённым читателям.

В продолжение сорокадевятилетнего своего существования «Христианское Чтение» всегда служило лучшим выражением современного уровня развития у нас духовного просвещения. В будущем году Редакция надеется по-прежнему в двух частях третьего отдела своего журнала помещать достойные нашего времени опыты исследования по всем отраслям богословских наук. Постоянно поддерживаемые сношения с представителями православия за границей дают ей возможность знакомить читателей с ходом важнейших событий в среде православной Церкви на Востоке, равно как и движений в пользу православия, с силою обнаруживающихся в нашу пору на Западе. Но и состояние внутренней жизни нашей отечественной Церкви также, надеемся, не останется без отзыва на страницах нашего журнала. Вообще, все наиболее замечательные явления нашей и иностранной богословской литературы, а также основательные статьи светских русских журналов касательно веры и Церкви, при новых сотрудниках редакции, найдут в «Христианском Чтении» беспристрастную оценку с точки зрения – блага народного, созидаемого светом православной Веры и теплотою всенародно братской во Христе любви.

Кроме того, с 1870 г., в виде приложения и с особым счетом страниц, которые будут напечатаны «Протоколы заседаний академич. Совета».

Подписная цена за годовое издание в С.-Петербурге без доставки на дом шесть рублей, а с доставкой и пересылкою во все города 6 р. 60 к. В видах облегчения подписчиков, Редакция, по примеру прошедшего года, допускает за годовое издание журнала рассрочку уплаты пополугодно, – за ручательством, впрочем, лиц и мест начальственных.

При Академии продаются также полные экземпляры «Христианского Чтения» за прежние годы, а именно: 1922, 1823, 1824, 1826, 1827, 1833, 1836, 1839, 1840, 1843, 1844, 1845, 1846, 1847, 1848, 1849, 1850, 1851, 1852, 1853, 1854, 1855, 1856, 1857, 1858, 1859, 1860, 1861, 1862, 1863, 1864, 1865, 1966, 1867, 1868 и 1869 гг. Каждый экземпляр отдельно за 1822–1848 годы стоит 5 р. без пересылки, а с пересылкой 6 р.; экземпляры 1848–1869 годов продаются по 6 р. без пересылки, а с пересылкой 7 р. Кто пожелает выписать имеющиеся экземпляры журналов с 1822 по 1847 год в совокупности, или с 1822 по 1827 и с 1833 по 1847 исключительно, тому будет уступлен каждый экземпляр одного года по 3 р. без пересылки, за которую нужно прилагать на 5 фунтов для каждого экземпляра.

Редакция просит гг. инородных подписчиков обращаться с требованиями журнала прямо и исключительно в С-Петербургскую Духовную Академию, с точным обозначением: губернии, уезда, города или почтовой конторы, в которую следует доставлять журнал, звания, имени и фамилии подписчика.

Можно также получать в Редакции отдельными книгами:

1) Беседы св. Златоуста на псалмы (в 2-х томах), помещенные в «Христ. Чт.» за 1860 г. Цена 3 р., на перес. за 2 ф.

2) Его же Беседы на разные места Св. Писания. T. I, II и III. Цена каждому тому 1 р. 50 к., с перес. за 2 ф.

3) Его же Беседы на Евангелие апост. и еванг. Иоанна Богослова. В 2-х томах (около 70 листов). Цена 2 р., с перес. 2 р. 50 к.

4) Его же Беседы на 1-е послание св. апост. Павла к Коринфянам. В 2-х томах. Цена 1 р. 50 р., с перес. 2 р.

5) Его же Беседы и слова на разные случаи. Т. І и ІІ. Цена каждому тому 1 р 50 коп., на перес. за 2 ф.

6) Его же Беседы к антиохийскому народу. Цена 2 р., на перес. за 2 ф.

7) Его же Письма к разным лицам. Цена 1 р., на перес. за 2 ф.

8) Церковную историю Евсевия. Цена 2 р., на перес. за 2 ф.

9) Письма св. Феодора Студита. Т. І. Цена 1 р. на перес. за 2 ф.

10) Его же Письма. Т. ІІ. Цена 1 р. 50 г., на пересылку за 2 ф.

Уготовися призывати Бога твоею, Израилю.

Амос.4:12.

Так устами пророка говорил некогда Бог израильтянам, приготовляя их к сретению Христа Своего (Ам.4:13). Так говорит Он и ныне устами св. Церкви, уготовляя нас –христиан к сретению грядущего Спасителя. Св. Церковь собрала нас в настоящий день в сей св. храм, между прочим, для того, чтобы от лица Божия возвестить нам необходимость приготовления к сретению Господа нашего И. Христа, день явления Коего скоро наступит. Для сего-то она ныне и в песнопениях своих, и в апостольском чтении упоминает о таких событиях, которые были прежде Рождества Христова; для сего-то она в св. Евангелии предлагает родословную Безначального и исчисляет ветхозаветных праведников, которые, как утренние звёзды, предшествовали солнцу правды; для сего-то, наконец, премудрая наставница наша – св. Церковь даёт настоящему дню особое именование, показывающее его назначение – возвестить нам нужду особенного приготовления к сретению грядущего Господа Иисуса. Уготовися же, христианин, новый, возлюбленный Богу израиль, уготовися сретить Христа своего!..

Чтобы глас Божий, призывающий нас гласом Церкви к сретению Иисуса Христа рождающегося, глубже проник в наше сердце и сильнее подействовал на нашу развращенную волю, раскроем те побуждения, которые заставляют нас готовиться к сретению Его; а дабы достойным образом приготовиться к сему, помыслим, в чём состоит это приготовление.

С тех пор, как прародитель наш преступил заповедь Божию, с тех самых пор проклятие Божие отяготело над человеком и над всею природою, его окружавшею, отделило его от жизни Божией, окружило его заботами и горестями, скорбями и бедствиями. С тех самых пор грех вошёл, укрепился, распространился и воцарился на земле. Укрепился до того, что и самые великие праведники не могли противиться силе его: против греха не устояли – ни кроткий Давид, всегда приметавшийся в дому Божием, ни великий Моисей, собеседник Божий. Распространился грех на земле до того, что не было времени, когда бы он не действовал, не было места, куда можно было укрыться от него; не по одним стенам и стогнам градским, днём и ночью ходило беззаконие; оно, по слову пророка, проникало и в пустыни. Воцарился грех на земле так, что Вышний, когда приник на сыны человеческие видети, аще есть разумеваяй или взыскаяй Бога; то узрел, что вси уклонишася, вкупи неключими быша: несть творяй благостыню, несть до единого (Пс.13:2, 3).

И если, как известно всем, и теперь следствия греха ужасны, то в тогдашние времена, когда правосудие не растворялось милосердием, – о, в тогдашние времена, следствия его были еще ужаснее. Припомните те страшные наказания, которыми Бог поражал нечестивых современников Ноя, жителей Содома и Гоморры; и не одних нечестивых, даже и возлюбленных своих. Согрешил Давид и, не смотря на глубокое покаяние, получил наказание; усумнился однажды Моисей в справедливости слов Божиих, и за это не вошёл в землю обетования. Самым необходимым следствием греха и вместе самым ужасным возмездием за него была смерть, через грех вошедшая во весь мир. Смерть ужасна была тогда не столько потому, что прекращала временную жизнь, сколько потому, что она была смерть духовная, состоявшая в потере благодати, а с нею вместе и духовных сил к добру, – смерть вечная, навсегда удалившая человека от небесного веселия и блаженства и повергавшая его в лютые мучения.

Тягостна, безотрадна и ужасна была участь людей до пришествия Спасителя! Сравни, христианин, эту горькую участь со своею долею, ближе присмотрись к той и другой, глубже вникни в участь их и свою, и радостное биение сердца твоего, его восторг, внятно скажет тебе, как блаженна, как высока доля твоя в сравнении с участью живших до Рождества Христова. Кто же избавил нас от той страшной участи, на которую мы все были обречены правосудием небесным, в лице нашего праотца, и которую испытывали все жившие до явления Христа Спасителя на земле? Кто уготовал нам те блаженства, выразить которые не умел и язык божественного Павла?

Господь наш Иисус Христос! Он снял с нас проклятие Божие и спас от всех несчастий и бедствий, неразлучных с ним; Он разрушил средостение, которое грех положил между Богом и человеком, убивши самый грех; Он, наконец, умертвил смерть, этого страшного врага человеческого. Правда, власть греха еще не совсем уничтожена, смерть продолжает еще брать свои оброки на земле... Но что значит владычество и сила греха и смерти в мире христианском, в сравнении с господством и силою их во времена дохристианские? Грех и смерть в мире, после явления Спасителя на земле, это два врага, конечно, злобные, но бессильные... Правда, грех стремится возобладать и христианином также, как господствовал он некогда над наведавшими Христа; но у христианина против него есть такие средства, обладая которыми ему не страшно, если восстанет на него целый полк беззаконий, если весь ад подвигнется и употребит всю свою силу и хитрость в пользу греха; – у христианина есть благодать, немощная врачующая и оскудеваемая восполняющая; есть сила Божия, сила Христова, немощных укрепляющая. Если же, – когда христианин не так, как должно, употребляет богодарованные ему средства против греха, – если грех и проникнет в его сердце, пленит его душу, он не тотчас вызывает наказание правосудия небесного на главу преступника, потому что за христианина там пред престолом правды Божией, ходатайствует любовь Самого Иисуса Христа (Евр.9:24), а здесь молитва Церкви. А смерть? Она страшна теперь только для грешника, умирающего без веры во Иисуса Христа, без надежды на Его заслуги, без любви к Нему; но вожделенна для праведника, умирающего о Господе.

Но это еще не все благодеяния, которые принёс нам на землю Сын Божий Своим рождеством. Смотрите, на какую высоту возвёл он человека! Сын Божий даровал ему такие преимущества, каких он не имел в невинном своём состоянии, – сделал его сыном Божиим, сонаследником Себе, уготовал ему такие блаженства, такие награды, которые и на сердце взойти не могут. Иисус Христос вознёс человека на такою высоту, о которой он никогда и подумать бы не мог: обоживши природу нашу в Своей ипостаси, Он превознёс и, выше всех сил небесных, посадил оную одесную престола величия Божия (2Пет.1:4; Еф.2:6).

Цена сих высочайших благодеяний, явленных нам Сыном Божиим, еще возвысится, если обратим внимание на то, чего они стоили Господу, если вспомним то уничижение, те бедствия и поносную смерть Иисуса Христа, которые Он претерпел ради нас, ради нашего спасения. Перенесись, христианин, мыслью в Вифлеем, в котором рождается Предвечный, приникни благоговейным взором ума твоего в вертеп и ясли, в которых полагается Царь неба и земли, посмотри кто там окружает Того, на Кого не могут взирать херувимы и серафимы; потом проследи тернистый и многотрудный путь всей его жизни от Вифлеема до Голгофы; наконец, приблизься ко кресту, на котором страдает Сын Божий, взгляни на те язвы, на те мучения, которые Он терпит для тебя и за тебя, – представь себе все это и ты ясно увидишь, как непостижимо велики благодеяния, принесённые роду человеческому рождеством Иисуса Христа.

Чем же можем воздать Господу за все сии благодеяния? Чем почтим рождество Спасителя, бывшее путём, которым принесены нам сии благодеяния с неба? За все эти благодеяния Господь требует того, чтобы мы не отвергали Грядущего, не отвращали от Него лица своего, когда Он приближается к нам, дали Ему возможность прийти к нам, – чтобы мы уготовились сретить и принять в храм души нашей Христа рождающегося. Ужели же мы и этого не сделаем, ради Господа? Неужели за величайшие благодеяния заплатим Ему неблагодарностью, презрим Его повеление? Если бы тебе сказали, что вот в такой-то день придёт к тебе твой лучший друг, твой благодетель, или, что тебя посетит какой-нибудь знатный человек, или более – сам царь; – что ты сделал бы, получивши такое известие? Неужели остался бы равнодушен к такой вести, не обратил бы внимания на то, как и чем принять гостя, неужели ты стал бы ожидать его без всякаго приготовления? Нет, ты бы, конечно, хлопотал, суетился, беспокоился, придумывал разные средства – как лучше принять гостя дорогого. Поступи же таким образом теперь, когда св. Церковь, от лица Божия, возвещает тебе скорое пришествие Господа Иисуса, – твоего единственного, истинного друга, величайшего благодетеля, царя славы, царя неба и земли, которым живём, движемся и существуем. –

Кто достойным образом приготовится к сретению Его, тот удостоится такой награды, к выражению которой нет слов на языке человеческом; тот удостоится принять Господа, по оному непреложному слову: аще кто услышит глас Мой, и отверзет двери, вниду к нему и вечеряю с ним, и той со Мною. Блажени раби тии, их же пришед Господь обрящет готовыми; аминь глаголю вам, яко препояшется и посадит их, и приступив послужит им (Откр.3:20; Лк.12:37). Но кого Господь найдёт неприготовленным, того, как раба неключимого, растешет полма, и часть его с неверными положит (Лк.12:48).

Обаче, прежде нежели сице сотворю ти, глаголет Господь Вседержитель, уготовися сретить грядущего Христа своего (Ам.4:12, 13).

Как уготовиться? Что нужно для того, чтобы быть готовым к сретению Иисуса Христа – праведнейшего, чистейшего и святейшего?

Сошед засвидетельствуй людем, говорил Бог Моисею, приготовляя израильтян к сретению своего Господа, сошед засвидетельствуй людем, и очисти я днесь и утре, и да исперут ризы. И да будут готовы в день третий: в третий бо день снидет Господь на гору синайскую (Исх.19:10, 11). Вот наставление, как приготовляться, чтобы достойно сретить грядущего Господа. И так, христианин, готовящийся к сретению Христа рождающегося, очисти себя не столько от нечистот наружных, телесных, сколько от нечистот внутренних, душевных; ибо с нечистотою наружною можно выйти на встречу Господу, можно удостоиться и принять Его, хотя, конечно, лучше без нечистоты, но с нечистотою душевною никогда нельзя узреть Господа. Испери ризы твои вещественные и духовные, не ризы плоти, но ризы души; ибо Тому, Кто испытует сердца и утробы, – Тому нет нужды в наших одеждах: выходи на встречу Иисусу Христу в чём хочешь – в наряде или в простом рубище, Ему все одно, была бы только душа твоя свободна от скверн греховных, была бы только она украшена богоподобными добродетелями. Очисти твой ум от всех суетных, грешных помыслов, и обрати его к одному грядущему Господу; «возносись чистыми очесы ума твоего к Вифлеему, вертепу и яслям, готовящимся вместить невместимого»⁴³¹. Изжени из сердца своего мир со всеми его прелестями, и уготовь его в храм грядущему Христу Спасителю; отучи свое сердце от радости земной, вдохни в него любовь к одному Иисусу Христу. Освободи свою волю от рабства греха, поставь ее выше всех внушений плоти, мира и диавола, и подчинись благому и легкому игу закона благодати, вложи в нее сильное желание и твердую решимость искать одного рождающегося Господа, к Нему одному стремиться и исполнять все Его св. повеления. Всем существом своим устремись на встречу грядущему Спасителю. Подражай в сем случае ветхозаветным праведникам, которые, по словам апостола, стремились к небесному (Ев.11:15, 16).

Очисти я (евреев) днесь и утре, говорил Бог Моисею; а ты, христианин, не ныне только и завтра, но и после очищай себя от нечистот греховных и украшай свою душу добродетелями, потому что очиститься от грехов, которые срослись, так сказать, с нашим существом, удалиться от мира, к которому мы так привыкли, это сделать труднее, чем для иудея очистить и вымыть свою одежду. И когда приготовишься таким образом, приходи в день Рождества Христова в св. храм – этот духовный Синай; в сей бо день снидет в него Господь. Приходи для того, чтобы здесь окончательно уготовиться к сретению Иисуса Христа; дабы здесь, если у тебя еще останется какая-нибудь греховная нечистота, св. Церковь омыла ее своими молитвами; дабы здесь, если ты будешь не совсем еще приготовлен, она – святая невеста Христова умоляла за тебя своего небесного жениха, да покрыет Своею бесконечною любовью твое недостоинство, да убелит, яко снег и яко волну, грехи твои.

Уготовися же, христианин, новый возлюбленный Богу израиль, – уготовися сретить Христа своего. Аминь.

И.М.Б.

Ⅲ.

Теперь нам, по принятому плану⁴³², следует сказать о том, как божественная литургия, сохранявшаяся, по преемству и преданию, неизменною в существе своём от времён апостольских до времени изложения ее в письмени, и заключенная в письмена трудами святых Василия Великого и Иоанна Златоустого, с дополнением одних молитв и сокращением других, – но в существе своём и даже общем составе не изменившаяся, приняла тот вид, в каком перешла в нашу русскую православную церковь.

В конце предыдущей статьи⁴³³ сделали мы намёк на то, что состав литургии, после изложения ее в письмени, значительно пополнился священными песнопениями и действиями и изменился в некоторых частях своих, сделали перечень более важных дополнений. В настоящей же статье постараемся рассмотреть подробнее и обстоятельнее, по каким побуждениям и когда сделаны эти изменения и дополнения в чине божественной литургии. Но прежде, чем займемся этим, скажем несколько слов об общем направлении христианской мысли в Ⅴ и VI веках, о господствующем воззрении на богослужение церковное, которое отразилось и в дополнениях, сделанных в чине литургии.

Господствующее направление христианской мысли этого времени было догматическое; она всецело была сосредоточена на мире сверхчувственном, на высоких догматах Триипостасного Божества и лице Богочеловека. В лице Богочеловека она нашла и выяснила себе идеал отношений между миром сверхчувственным и чувственным, божественным и человеческим, и эту глубоко сознанную идею Церковь с Ⅳ века старается провести в жизнь богослужебную, обрядовую. Самым лучшим систематическим христианским мыслителем этого времени был преподобный Максим Исповедник, мировоззрение которого коротко выражается в следующих словах: «Весь мысленный мир таинственно, в символических образах, представляется изображённым в мире чувственном для тех, которые имеют глаза, чтобы видеть, и весь мир чувственный, если любознательным умом разбирать его, в самых началах заключается в мире мысленном: этот в том своими началами, и тот в этом – своими образами»⁴³⁴. «Мир мысленный, по его же словам, находится в чувственном, как душа в теле, а мир чувственный соединён с мысленным, как тело соединено с душою. Оба мира составляют один мир, подобно тому, как из души и тела составляется один человек. Ни один из этих миров, соединённых между собою, не отрицает и не отвергает другого, по закону Творца, их соединившего, Творца, Который положил в них начало единотворной силы. Это начало не позволяет не примечать между этими мирами, при соответственном их различии, их тождества в основании, по силе взаимного их соединения между собою»⁴³⁵. Этот взгляд отражался у преподобного Максима и в его воззрении на церковь: «святая Церковь, писал он, есть образ и подобие мира в целом его составе, мира, состоящего из существ видимых и невидимых»⁴³⁶. Такое же воззрение на церковь имели представители христианской мысли – в VII веке – св. Софроний, патриарх иерусалимский, в VIII в. святый Герман, патриарх константинопольский. По силе такого воззрения, они обратили внимание на церковно-богослужебную внешность и старались, как можно более, проводить в нее догматические понятия и представления. Литургия, как замечает г. Катанский, представляла особенно много к тому случаев. Каждой существовавшей уже вещи и обряду стали придавать особенный, таинственно-догматический смысл и значение, и наоборот, для каждой догматической истины считали нужным ввести в литургию соответствующий ей обряд, символ. Так известно, что все три вышеуказанные лица занимались изъяснением богослужения церковного⁴³⁷; изъяснения их повсюду проникнуты того мыслью, что литургия церкви земной есть образ литургии, священнодействуемой на небе. Кроме стремления выразить в литургии догматическое учение посредством символов, обрядов, священнодействий, ревнители благочестия старались провесть в литургию догматические истины непосредственно, чрез священные песнопения, которыми начали обогащать литургию. Вот общее основное побуждение, по которому, в рассматриваемый нами период, сделаны некоторые изменения и дополнения в чин божественной литургии. Рассмотрим же подробности этих изменений и дополнений.

В литургии времён св. Иоанна Златоустого видели мы, что проскомидия, в которой оглашенные не имели права участвовать, составляла переход от литургии оглашённых к литургии верных. Теперь относительно ее сделано изменение, – она перенесена в настоящее ее место. Дело в том, что, во времена Златоустого, приношения, т. е. хлеб и вино, потребные для совершения таинства евхаристии, принимались от одних верных, вследствие чего и проскомидия совершалась не прежде, как оглашенные, кающиеся и проч. выходили из церкви. Теперь же, когда класс оглашённых сам собою уменьшился и строгая disciplina arcani ослабела, – не стало более нужды совершать проскомидию после первой части литургии, после чтения Евангелия, – и вещество, потребное для таинства, стали приготовлять в предложении на жертвеннике, до начала литургии. И проскомидия этого времени имеет тот же характер и значение, как и в наше время, и совершается в важнейших своих частях так же, как и у нас. По словам святого Софрония, «просфора знаменуется крестным знамением, тело Христово иссекается диаконом или иереем, как бы из некоего чрева и от кровей, и от плоти девственного тела (Богоматери), т. е. из целого хлеба... и таким образом, быв изъято из среды его, самоипостасно освящается». «Жрется копием, чтобы мы не забыли пречистых ребер, которые во, время крестного страдания, прободены были копьём, при чём тотчас истекли кровь и вода, которые приносить иерей в жертву за народ».

«Проскомисуя хлеб и полагая его на дискос, как на облаке, мы говорим таким образом, яко овча на заколание ведеся». «Звездица, подобно четырём животным, прикрывает небесный уголь; устрояется, между прочим, и для того, чтобы частицы не прильнули к покрову дискоса, равно как и сетка, чтобы не упало что-нибудь постороннее в чашу». «Между тем диакон или священник, приготовив вместе с телом... и кровь Господню, оставляет их в предложении после того, как священник произнесёт молитву». Вот какие подробности относительно совершения и таинственного знаменования проскомидии сообщает св. Софроний. По всему видно, что и совершалась, и понималась она в том смысле, как и у нас. У святого Германа еще более подробностей относительно проскомидии, которые ясно свидетельствуют о сходстве ее с нынешнею⁴³⁸. Нет основания сомневаться, что таково же было совершение и таинственное знаменование проскомидии и во времена Златоуста. Изменение, вследствие вышеуказанных обстоятельств, коснулось только перестановки проскомидии с одного места на другое.

В литургии времён святого Иоанна Златоуста вслед за чтением евангелия следовало поучение, а в рассматриваемый нами период, по прочтении евангелия, по свидетельству Софрония, диакон сходит с амвона и даёт его целовать всем верным, священник осеняет народ крестным знамением, – а вслед за тем – сугубая ектения, заступившая место поучения, которое отнесено к концу литургии. Такая перемена места для поучения объясняется тем, что, когда уменьшился класс оглашенных, для которых собственно и предлагалось оно вслед за прочтением евангелий, так как они после этого должны были выходить из храма, тогда не оказалось особенной нужды спешить с поучением, а напротив, оказалось нужным отнести его к концу литургии, так как, жаловался на это еще св. Иоанн Златоуст,⁴³⁹ некоторые, выслушав поучение, не хотели присутствовать при совершении литургии верных.

В литургии времён Златоуста первая часть ее (т. е. литургия оглашённых) резко отдалялась от второй; в рассматриваемый же нами период литургия оглашённых слилась с литургией верных и обставилась всем тем, чего прежде не доставало ей для полного сходства с нашею первою частью литургии. Так как оглашённых было мало и относительно их не соблюдалась прежняя строгая дисциплина: то молитвы за верных, уместные прежде в конце литургии, отнесены к началу ее. Вследствие этого, по свидетельству св. Софрония, в его время, были не только наш возглас, предначинающий литургию: «благослови Владыко и благословенно царство», но и первая ектения, а после нее антифоны с различными, ныне существующими, припевами⁴⁴⁰, – в конце второго антифона тропарь: Единородный Сыне. Вот эта песнь есть дополнение, сравнительно с литургией древнею. Появилась она в 535 году, – составлена ревнителем православия и благочестия императором Юстинианом в ту пору, когда несториане и евтихиане не переставали беспокоить церковь: одни называли Сына Божия простым сыном Марии, другие не оставляли в Сыне Марии ничего человеческого. Против этих-то преступных произволов ума человеческого предложена песнь о Сыне Божием, не уничтожавшем человечества в вочеловечении, но не потерявшем Божества своего, и по желанию Юстиниана⁴⁴¹, стала употребляться во время литургии. –

Далее – после малого входа, который, по Софронию, таинственно знаменует крещение Спасителя, а по Герману не только крещение, но и пришествие Сына Божия и явление в мир вообще, встречаем еще дополнительную, сравнительно с составом литургии времён Златоуста, песнь трисвятую – Святый Боже, введенную в употребление при св. Проколе, патриархе константинопольском, по следующему побуждению. На тридцатом году царствования Феодосия младшего, следовательно в 438 или 439 году, в Константинополе и других местах было страшное землетрясение, разрушившее дома, храмы, стены. По предложению патриарха, решились совершить всенародное молебствие. Император Феодосий младший и патриарх св. Прокл были босые. Во время молебствия земля восколебалась сильнее прежнего и народ восклицал: «Господи помилуй». Около 3-го часа дня один мальчик поднят был на воздух. Не долго спустя, он опять опустился на землю невредимый и сказал, что слышал там – ангелы пели и повелели петь на земле: «Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас». Народ повторил вместе с отроком хвалебную песнь, и землетрясение прекратилось. Благочестивая Пульхерия, сестра Феодосия, и император издали повеление об употреблении этой песни при богослужении во всех местах⁴⁴², а патриарх Прокл назначил для нее время на литургии пред чтением апостола. Известно также, что народ, бывший свидетелем чудесного происхождения и спасительного действия этой песни, пожелал весь участвовать в пении св. литургии. После чтения евангелия следует сугубая или прилежная ектения, которая в литургии времён Златоуста читалась после ектении об оглашаемых, и составляла такую же часть прежних молитв за верных, как и первая, или великая ектения⁴⁴³.

В литургии верных встречаем следующие дополнения:

Великий вход предваряется херувимскою песнию, которая составлена и введена в употребление на литургии при императоре Юстине младшем, когда патриархом константинопольским был Иоанн Схоластик, при котором установлено также петь в великий четверток: «Вечери твоея тайныя». Было это на девятом году царствования Юстина младшего, следовательно в 573 году. По замечанию покойного преосв. Филарета, введены в богослужение популярные песни по следующему побуждению. «В древнее время диаконы или священники, говорит он, по окончании ектении о верных принимали в предложении приношения от верных и потом переносили их на престол. Для того нужно было довольно времени, а народ оставался незанятым или даже развлекался хлопотами. Душа благоговейная находила в себе самой источник святых мыслей и чувств: но слабые души, каких всегда много, при недостатке возбуждений к молитве, рассевались по предметам сердца нечистого. Потому-то признано необходимым петь в это время песнь, которая приготовляла бы к достойному сретению Господа, грядущего на заклание»⁴⁴⁴. Кто составил херувимскую песнь и «Вечери твоея тайныя»? Более, чем, вероятно, отвечает автор исторического обзора песнопений греческой церкви, что сам патриарх Иоанн. После великого входа находим новое, в составе литургии, чего не было в предыдущее время, –это пение символа веры, вошедшее во всеобщее употребление на литургии в 510 году, при патриархе константинопольском Тимофее⁴⁴⁵. Относительно побуждений к этому нововведению преосвященный Филарет делает такое замечание. Когда патриарх Тимофей управлял церковью, тогда волновали ее секты монофизитов; вследствие этого он предложил употреблять при литургии символ веры с той целью, чтобы он как буквальное извлечение из слова Божия спасительных истин веры, в бурное время вольномыслия служил оградою от этой заразы. А так как, ни в какое время, ни частный человек, ни целое общество не могут считать себя безопасными от соблазнов лукавого своемыслия: то только гордость, столько не совместимая с христианским духом, и может когда-либо считать не нужною для себя эту ограду чистой веры. Символ веры , заключая в простых, но точных выражениях высокие мысли веры, представляет собою науку о вере, самую удобопонятную для всех, – и по важности мыслей своих, необходимых для каждого, эта наука необходима для всех. «Храни, говорит святый Кирилл иерусалимский, эту веру, которая преподана тебе Церковью. Не все могут читать Библию: одним безграмотность, другим занятия мешают идти далее в познаниях: потому-то, чтобы ни одна душа не погибла от неведения, мы все учение веры соединили в немногих строках»⁴⁴⁶.

Далее находим следующие прибавления: некоторое распространение в возгласе «победную песнь», – и именно здесь прибавлены слова: «поюще, вопиюще, взывающе и глаголюще»⁴⁴⁷, возглашение в слух народа: «изрядно о пресвятой…» и песнь народа: «достойно есть, яко воистинну». Относительно употребления этой песни нужно заметить следующее. О ней у св. Германа не упоминается, хотя нет сомнения, что она была не в том виде, какой имеет в наше время; тогда была только вторая половина песни, начинавшаяся так «Честнейшую херувим». Это ирмос 9-й песни в четверопеснице на великую субботу св. Козьмы маюмского, – следовательно, эта песнь явилась в VII веке⁴⁴⁸. Первая же половина песни явилась в 980 году, при патриархе Николае Хрисоверге⁴⁴⁹. После того, как священнослужители приобщаются святых таин, находим песнопения, которых не могло быть при св. Златоусте, – так как они составлены св. Иоанном Дамаскиным, – это песни: «Воскресение Христово видевше», «Светися, светися» «о Пасха велия и священнейшая, Христе»! А также в конце литургии прибавлена песнь: «Да исполнятся уста наша хваления», составленная и введенная в богослужение на II-м году царствования императора Ираклия, следовательно в 620 году, при патриархе Ceргие.

Вот все те более важные изменения и дополнения, какие сделаны в чине литургии, в период времени от Златоуста до IV века, когда окончательно сформировалась она, как замечает г. Катанский, в тех своих частях, которые возглашаются, читаются и поются вслух. Рассмотрение этих изменений и прибавлений ясно показывает нам, что почти все они относятся к литургии общей и, следовательно, нимало не нарушают даже внешнего состава совершения святейшего таинства. Те же прибавления, какие вошли в литургию верных, совершенно согласны с ее духом. Песнь херувимская приготовляет к слушанию тайнодействия; пение символа веры вполне уместно при совершении тайны, – притом то и другое входит в часть литургии приготовительную к тайне. Песнь «да исполнятся уста наша хваления» – относится к заключительным хвалам литургии. Остается одна только похвальная песнь Богоматери, которая поставлена близко к самому священнодействию, но и это есть хвала не только вселенского Ефесского собора, но хвала церкви всех времён, всегда отличавших между святыми матерь Божию. А святые Божие, как видели мы в литургии и времён апостольских, и времён Златоуста, воспоминаемы были пред евхаристическою жертвою. Значит, как в конце обзора состава литургии времён Златоуста, сравнительно с литургией апостольскою, с уверенностью и положительно могли сказать, что дополнения и сокращения в первой сделаны не в существенных частях, а в частностях, подробностях ее содержания: так и теперь ясно видим, что изменения и дополнения в чине литургии, составленном св. Златоустом, касаются тоже не существенных частей, не сущности совершения таинства Евхаристии, а подробностей порядка и содержания, так что литургия Златоуста чрез эти дополнения не теряет своего драгоценного характера древности; тем более, что изменения и прибавления в ней сделаны не вследствие произвола частных лиц, а, как видели мы, или вследствие желания провести в народное сознание те или другие догматические понятия, чрез священные песнопения и обряды, или вследствие необходимости дать народу ограду от соблазнов лукавого, еретического своемыслия, или вследствие уважительных обстоятельств – которым обязана своим происхождением священная песнь, или вследствие желания наглядно и полно изобразить в литургии всю земную жизнь Христа Спасителя, от дня рождения Его до вознесения на небо, строго в последовательном порядке всех важнейших действий Его служения роду человеческому, искупительной жертвы и воскресения.

Несомненно, что Божественная литургия церкви греческой в своём составе, какой она получила в ІХ веке, перешла от южных славян и в нашу русскую церковь, будучи переведена с греческого языка на славянский, святыми братьями Кириллом и Мефодием. А также не имеем основания сомневаться в том, что вновь сделанные изменения в чине литургии церкви греческой после ІХ века, перешли и в нашу русскую церковь, вследствие живой связи ее с церковью греческою, хотя из служебников, употреблявшихся в первые два века в церкви русской, не дошёл до нас ни один, по которому бы можно было видеть, каков был состав литургии в нашей церкви. Первый из древних служебников, сохранившийся до нашего времени, приписываемый преподобному Антонию Римлянину, относится к ХІІ веку, а что после ХІІ века в церкви греческой были сделаны некоторые изменения в составе литургии и именно какие, о том, благодаря указаниям Г. Катанского⁴⁵⁰, мы имеем следующие сведения, которые касаются судьбы чина литургии с ІХ века по XIV-й, когда положен конец изменениям и дополнениям, изданием устава константинопольского патриарха Филофея, жившего в ХIV веке.

Прежде всего нужно заметить, что изменения касаются частей литургии не существенных, и притом таких, которые совершаются, читаются, не вслух всех, не публично, а тайно священником. Народная привычка сильна, и делать изменения в том, к чему привык народ, не легко; потому-то изменения и делались в тех частях, которые лишены были сдерживающего контроля со стороны народной привычки. Далее нужно иметь в виду, что древний чин литургии до патриарха Филофея вовсе не отличался такою подробностью изложения, какую находим в наших нынешних служебниках. Тогда не писали подробного устава литургии, как ныне; тогда писали только молитвы сполна, – все остальное или совсем не писалось, или же писались только первые слова (например ектений). Благодаря этому обстоятельству, много свободы имел совершающую литургию. Этим и нужно, главным образом, объяснять те новые и дополнения, какие сделаны в чине литургии после с ІХ века по XIV-го.

Прибавления и видоизменения эти касаются: 1) Проскомидии, в которой, к концу означенного периода, явились все части ее, какие известны в наше время, именно, к существенной части ее, состоящей из приготовления Агнца и чаши, а также к заключительным молитвам над предложенными и уже готовыми дарами, бывшим уже в предыдущий период, прибавлены менее существенные части: молитвы входные и молитвы облачения, предшествующие проскомидии, молитвы соединённые с каждением и покровением приготовленных даров, сопровождающие проскомидию; 2) некоторых не существенных молитв и действий в литургии оглашённых и в самой литургии верных, – например, здесь прибавлены против прежнего четыре молитвы, одна пред чтением апостола, другая пред перенесением даров, третья по перенесении даров, четвертая при словах «возлюбим друг друга»; после перенесения даров, а в одном служебнике, пред перенесением их, полагается умовение рук священнодействующих, со словами: «умыю в неповинных руце мои»...: при лобзании мира (после слов диакона: «станем добре») по некоторым служебникам, священник, когда воздвигает воздух, говорит; «святый Боже» (ныне этого нет); в некоторых служебниках простирать платок и антиминс полагается диакону; особенно же много видоизменений с наставлением пред приобщением⁴⁵¹, при приобщении⁴⁵² и после приобщения⁴⁵³ священнодействующих.

Но, как видно, из исследований г. Катанского, в описываемый период времени, т. е. от ІХ до XIV века, не все вставлено и добавлено в чин литургии, что есть теперь в наших служебниках. В служебниках того времени, сравнительно с нашими, многого еще недостает. Пробелы против настоящей литургии падают, главным образом, на конец литургии, на те действия, какие следуют после слов: святая святых, хотя есть два опущения и в средине литургии. В последней части литургии недостает: 1) подробных наставлений, а в некоторых служебниках и совсем нет никаких наставлений, касательно того, как раздроблять Агнец, какою частью его приобщаться, что говорить священнику во время всех этих действий, что произносить пред приобщением и во время самого приобщения, как опускать частицы в потир и что при этом говорить. 2) Некоторых вещей в самом конце литургии, после за амвонной молитвы: один служебник XII века оканчивается нашею молитвою: «внегда потребити святая» (исполнение закона и пророк), другой – XIV в. – имеет уже отпуст, подобный нашему, и даже тропари, читаемые при совлечении священных одежд, хотя не все, – третий – тоже XIV века, будучи вообще сходен в заключении литургии с вышеупомянутым списком XII в., заканчивается молитвою «на совлачение риз».

Когда сделаны дополнения, вставка того, чего недостаёт в служебниках описываемого периода времени, сравнительно с нашими, указать трудно. Но это для нас не имеет особенного интереса, – так как дополнения, вставки эти касаются таких подробностей, частностей, которые нисколько не касаются сущности совершения священнодействия литургии; а относятся к внешней стороне ее, к уставу совершения не существенных, а дополнительных частей ее. Для нас, собственно, соответственно нашей задаче, интересно знать, что – как в греческой церкви уставом константинопольского патриарха Филофея, так в русской – этим же уставом, перенесённым к нам при митрополите Киприане, положен конец дополнениям, изменениям в чине литургии – в таком размере, в каком они допускались до XIV века. Митрополит Киприан, в приписке к своему служебнику, налагает строгое запрещение делать подобные перемены. Вот это замечательное запрещение: «Сий служебник преписал от грецких книг на русский язык рукою своею Киприан, смиренный митрополит кыевскы и всея руси. Елицы же преписуете и поучиваетеся сими книгами божественную и бескровную жертву приносящеи священницы и сими книгами молитвы молящеся, поминайте наше смирение, яко да и вы тому же поминанию сподоблени будете. Аще ли кто восхочет сия кныги преписывати, смотряй не приложити или отложити едино некое слово или тычьку едину, или крючьки, иже суть под строками в рядах, ниже пременити слогию некоторую или приложити от обычных (т. е. списков литургии) их же первее привык, или паки отложити ни в дьяконствах, взглашених, ни в молитвах, но с великим вниманием прочитати учитись или преписывати, яко да не от небрежения в грех впадете, зане от небрежения впасти в грех горшее есть, неже от неведения бываемого».

В общем выводе из настоящего исторического очерка имеем ту ясную и определённую мысль, что наша божественная литургия в течении времени, по обстоятельствам и нуждам Церкви, пополнявшаяся и видоизменявшаяся в подробностях, частностях своего порядка и содержания, сохранилась до наших времён неизменною в основных, существенных частях своего состава, какой имела при святых апостолах и их ближайших преемниках, и не смотря на разновременные прибавления и видоизменения, сохранила свой драгоценный характер апостольской древности.

Замечая из частных бесед в камерах, что некоторые из содержащихся в тюремном заключении не имеют истинного христианского терпения и жалуются на так называемую судьбу, которая преследует их без вины, о. А. Гр-ский обращает внимание своих слушателей то на участь человека, жившего во времена отдалённые, патриархальные, человека при том благочестивого, который тяжко страдал, не видя в себе вины своих страданий, каков и был святый и праведный Иов многострадальный; то на добровольные подвиги человека, жившего во времена ближайшие к нам, преподобного Сергия Радонежского, из которых один, лишившись всего – и детей, и имущества, и крова, и здоровья, по воле Промысла Божия, а другой, самопроизвольно ища подобных лишений – во всём полагались на милость и помощь Божию, предавая себя в руце Божии. Сопоставление таких лиц, непроизвольных и вольных страдальцев то из отдаленной древности, то из ближайшего времени, полагаем, не могло не произвести благоприятного впечатления на слушателей. Кто навык понимать текст славянского чтения священной библии, того невольно поразит самый текст чтения, который он полагает в основание своего собеседования: аще усну, глаголю: когда день; егда же восстану, паки: когда вечер; исполнен же бываю болезней от вечера до утра (Иов.7:4).

Ужасное состояние праведника, который терпит сие состояние без вины!.. Вот прекрасный урок для заключённых в тюрьме, которые терпят наказание, по-видимому, без вины, урок, преподанный и кстати и много поучительный. Вот подлинные слова самого проповедника:

«Аще усну, глаголю: когда день; егда же восстану, паки: когда вечер; исполнен же бываю болезней от вечера до утра. Так взывал св. и пр. Иов, память которого мы ныне празднуем, взывал в то время, когда обрушились на него величайшие несчастия. Он был весьма богатый человек – и вдруг, потеряв все свое имущество, сделался нищим. У него было прекрасное и многочисленное семейство, – и вдруг все его сыновья и дщери погибли самою страшною смертью, и он остался одиноким. Он был крепок и здоров, – и вдруг постигла его жестокая и неизлечимая болезнь, и при том заразительная; вследствие чего он должен был выйти из селения, чтобы не заразить своею болезнью других людей и валяться за селом на гноищи в ожидании смерти. Страдалец сей не боялся смерти, жизнь для него была слишком тягостна; и он желал, чтобы скорее текло время его существования. При наступлении ночи он желал, чтобы скорее наступило утро; при наступлении дня желал скорее видеть вечер. И потому он взывал: аще усну, глаголю: когда день…».

Такие бедствия, какие настигли праведника, редко кому приходится испытывать в жизни; но более или менее им подобные встречаются многим. Так и между вами, братие, есть такие, положение коих отчасти подобно бедственному состоянию правед. Иова. Многие из вас потеряли имущество свое, другие потеряли друзей и родственников, иные потеряли при том и здоровье, и все, по вине или без вины, потеряли свободу. Находясь в таком тягостном положении, многие из вас, может быть, подобно Иову, желают, чтобы скорее текло время, и когда приближается ночь, они взывают: когда бы скорее наступило утро, и когда наступает день, взывают, как бы дождаться вечера.

«Соглашаясь вполне с тем, что положение ваше тягостно, поставляю на вид вам, бр., то, что многие из вас сами увеличивают тягость своего положения. Многие из вас заключены сюда по маловажным преступлениям и могли бы ожидать скорого освобождения. Но с тех пор, как подверглись тюремному заключению, они начали смотреть на себя, как на людей, для которых уже все потеряно и которым уже ничего не страшно. В таком полу отчаянном состоянии они готовы бывают, при малейшем поводе, на что угодно: на воровство, на буйство. И вследствие сего к прежним, маловажным преступлениям прилагают новые, гораздо важнейшие, за которые должно ожидать тягчайшего наказания. Скажите, благоразумно ли это? – Таким-то образом многие из вас сами увеличивают свои бедствия. А все это происходит от нетерпения и отчаяния. Человеку пришлось посидеть в тюрьме раз, два, ему досадно, и с досады он начинает делать такие преступления, за которые придется сидеть в тюрьме десятки лет, и наконец, подвергается каторжной работе».

«Чтобы с большим терпением переносить свое несчастие, вы, бр., всегда должны иметь надежду, что, может быть, Господь Бог избавит вас от несчастий и возвратит вам все, что вы потеряли и даже дарует вам то, чего вы не имели никогда. Это вы можете видеть из примера св. Иова. Он потерял здоровье и проч... Бог милостив ко всем, нужно только заслужить Его милость. А заслужить Его милость вы можете тогда, когда терпеливо будете переносить свое несчастие, говоря, как Иов: аще благая прияхом от руки Господни, злых ли не стерпим?»

Утешая тех из своих пасомых, заключённых узников, которые считали себя совершенно невинными и не причастными в делах, в которых они заподозрены, и указывая на великий пример многострадального Иова, в поощрение их терпения душевного и телесного, проповедник нам представляет пример и самопроизвольного лишения и терпения, в лице преподобного Сергия, Радонежского Чудотворца, желая тем показать, что человек не только непосредственно Самим Богом призывается к терпению христианскому, но и сам должен стремиться к тому же. Изложив историю подвижника благочестия – преп. Сергия Радонежского и показав, что жизнь преподобного Сергия представляет пример истинного произвольного самоотвержения христианского, проповедник при этом напоминает своим слушателям, что в мире Божием были самые ужасные преступники, самые, потерянные, по-видимому, женщины, которые оказались, однакож, впоследствии, по сознании своей вины и преступления, великими подвижниками и подвижницами. Вот нравоучительная часть этого поучения, которая, конечно, имела свое доброе приложение к слушателям: «Вот видите, какова была жизнь преп. Сергия. Никакого довольства, никакого удобства; напротив, лишения, труд, страх. – Подобным образом жили и многие другие святые отцы. Вот, братие, весьма поучительный и отрадный вам урок. Вы живете со многими лишениями, но не смущайтесь этим; вспомните, каким лишениям добровольно подвергались другие люди. Они не имели и того хлеба, и той пищи, какие даются вам здесь. – Вы скажете, что у вас нет желания подвизаться, или лучше – вы чувствуете для себя недоступными сии подвиги? Но вспомните примеры и лица великих злодеев и великих развратников и развратниц, которые, устремившись на подвиг благочестия, по сознании своего преступления и нечестия, явились в мире великими подвижниками и подвижницами, и загладили свои преступления доблестными подвигами».

Вот и еще читаем мы его поучение, имеющее целью возбудить терпение и утешение, за которыми виднеется упование жизни вечной. В чём находится терпение и утешение для сих несчастных, мы сейчас увидим: «Да терпением и утешением писаний упование имамы (Рим.15:4). – Неоднократно говорил я вам, бр., о том, как необходимо всякому человеку иметь терпение и особенно – как необходимо для вас, заключённых, быть терпеливыми. Не будем повторять того, что было уже говорено, но кратко скажем: когда человек, подвергшийся какому-нибудь несчастию, напр., тяжкой и продолжительной болезни, напрасному осуждению, приучится терпеливо переносить свое горе, то это все равно почти, что он освободится от своего горя. – Но как же научиться терпению, спросите вы? Бывает время, когда человеку, постигнутому горем, особенно ясно представится его безотрадное положение; как ему в это время сохранить терпение, чем ему заглушить свое горе? Св. апостол Павел в нынешнем апостольском чтении указывает нам, братие, одно из средств к поддержанию терпения. Терпением и утешением писаний, говорит он, упование имамы. – То есть, когда положение наше представляется нам крайне безотрадным и мы теряем терпение, то утешением и поддержкою могут служить для нас писания. Под писанием разумеется здесь слово Божие, записанное в книги, то есть святая Библия».

«Воспользуйтесь, бр., мудрым советом св. апостола Павла. – Когда находит на кого из вас сильная скорбь, не изрыгайте в таком случае хулы на Бога, не поносите людей, хотя бы они и были виноваты отчасти в вашем горе, а вместо того возьмите в руки святую книгу и внимательно прочитайте несколько глав; кто же не умеет читать, тот попроси умеющего: слово Божие успокоит душу взволнованную горем; вера же представит утешение для растерзанного сердца, и несчастия наши не будут казаться нам столь тяжелыми, как прежде».

Лишение свободы действования, для существа свободного, должно быть самым тяжким наказанием. И на птичку, заключенную в клетку, мы смотрим с сожалением, потому что она лишена свободы. Тем более достоин сожаления человек связанный и по рукам, и по ногам и заключенный в тюрьму, потому что его свобода есть одна из существенных принадлежностей его бытия, его жизни. Народное сознание поняло таковое бедствие, а потому и дало заключённым в тюрьме выразительное наименование: несчастных. Впрочем, внутренняя свобода их духа всегда остается при них: вследствие чего и связанные по рукам и ногам, привязанные к одному определенному месту, мыслью свободно переносятся с места на место, сравнивают свое положение с положением своих собратий, рассуждают, мыслят, желают, чувствуют. Она сознаёт, что положение их незавидно, ибо в то самое время, когда другие собратья их переходят с места на место, занимаются тем или другим делом, совершают куплю и продажу, возделывают поля, занимаются ремеслами, художествами, искусствами и проч. и проч., они, как преступники закона Божия и закона общественного, государственного, как нарушители общественного спокойствия и благополучия других, прикованы, привязаны к одному месту. И вот они начинают рассуждать так: «ведь есть же люди, и закон преступившие, и Бога прогневляющие, которые живут, однакоже, в мире спокойно, наслаждаются всеми благами его. – Есть люди, живущие вне тюремной ограды, которые больше зла сделали, чем мы, и которые живут в мире спокойно, и наслаждаются всеми благами его. – Где же Промысл Божий, который должен воздать всем по деяниям? Мы, соделавшие преступление невольно, без сознания и проч.… страдаем здесь, терпим, а другой, в мире живущий преступник, быть может и понимающий всю важность своего преступления, наслаждается жизнью и не страждет так, как мы страдаем здесь, вдали от общества. Где же Бог, где Его примышление святое о мире и преимущественно о роде человеческом?» – Такие и подобные мысли, сомнения и недоразумения содержащихся в тюрьме касательно их положения не были неизвестны и нашему проповеднику; а потому и не оставил он сих сомнений неразрешимыми, а старался озарить души сомневающихся светом истинного боговедения и упованием христианским. С этою целью он однажды говорил своим узникам.

«Скорбь и теснота на всяку душу человека, творящего злое, иудея же и эллина (Рим.2:9). – Всякого, кто делает худое, т. е. грешит, ожидает рано или поздно, по слову апостола, скорбь и теснота. Посмотрим бр. в самом ли деле так бывает? Так, действительно. – Худыми поступками мы навлекаем на себя разнообразные бедствия видимые. – Вот, вы, братие находитесь в тюремном заключении, ваше положение бедственно: вас называют несчастными. А чем же вы привлекли на себя это бедствие, это несчастие, эту скорбь и тесноту? Чем, как не злыми делами, т. е. грехами? Иной, вопреки заповеди Божией, которая говорит не укради, покусился на чужую собственность и за это лишён свободы и посажен в темницу. Другой, вопреки закону божескому и человеческому, вещающему: не убий, поднял убийственную руку на брата, подобно безумному Каину, и за это приведён сюда, в это место тесноты и скорби. – Вы скажете, что не со всяким, делающим худое, бывает так, как с вами, что есть великие беззаконники, которые живут на свободе, пользуются еще уважением в обществе, наживают богатство, имеют во всём довольство. Я согласен, что есть такие люди, но не завидуйте им, братие. – Вы думаете, что они избежат скорби и тесноты, постигающей душу всякаго человека, творящего злое? Отнюдь нет. Почему эти беззаконники не несут должного наказания за свои грехи? Потому что их беззаконные дела, их грехи не открыты законом. Очень может быть, что со временем их проступки откроются и они понесут сугубое наказание. А если человеческое правосудие не откроет их преступлений и не накажет их; то постигнет их правосудие небесное или в сей жизни, или в будущей. Иной, может быть, при этом подумает: «о что касается до будущей жизни, то я готов там терпеть все, что угодно, лишь бы в настоящей жизни меня не мучили». «Не думай так легкомысленно, возлюбленный; ибо это все равно, что сказать: я готов завтра положить руку свою на огонь, лишь бы мне сегодня дали возможность повеселиться. Ты говоришь это так потому, что думаешь, что будущая жизнь еще далеко для тебя, что ты еще долго будешь жить здесь на земле, а того не знаешь, что дни твои уже, может быть, очень кратки, что тебе, может быть, уже остается жить только насколько годов, а может быть – только несколько месяцев, а может быть, – только несколько недель, а может быть, – только несколько дней, – Бог знает всеведущий. Но вот что особенно нужно знать: мучения, которые ожидают нас за грехи, нередко, братие, начинаются еще в сей жизни. У иного грешника, еще за долго до смерти, в душе уже начинается чистый ад: угрызение совести, досада на самого себя, уныние, смертельная тоска, отчаяние. Как думаете, братие, об этих внутренних мучениях, вы думаете, что это пустяки? О, нет! Эти мучения хуже уз железных, хуже темницы, хуже каторжной работы. Я знаю, что из вас многие не хотят сознаться в своих преступлениях и всячески стараются запутать свои дела, чтобы оправдаться самим и выйти на волю; но такие из вас вовсе не опасаются своей совести и думают, что, выйдя на волю, они будут преспокойно жить на своих местах.

Горькая ошибка. Совесть у иного человека молчит, но только до времени; рано или поздно она пробуждается, и тем хуже, чем позже. В доказательство того, как тяжелы мучения совести; приведу один пример. В стране греческой был один страшный разбойник: долго занимался, он разбоем, наконец, наскучило ему это ремесло, он бросил его и, под чужим именем, пришёл в один монастырь, там был принят и пострижен в монахи. Таким образом преступления его скрыты, ему можно было спокойно доживать в монастыре свой век; но вышло не так. Через несколько лет пробудилась у него совесть и начала его мучить: все совершённые им убийства начали представляться ему как бы на ладони, внутренний голос начал шептать ему ежечасно: за что ты избил этих людей, за что ты отнял у них жизнь; особенно не давала ему покоя ни днём, ни ночью тень одного убитого им, невинного мальчика. Как ни был этот человек твёрд характером, но не мог выдержать мучений совести. Девять лет боролся с ней, наконец сбросил с себя монашеский чин и надел опять разбойническую одежду, и в таком виде пошёл в город для того, чтобы там его схватили и подвергли наказанию. И так, братие, не скрывайте своих грехов и перед людьми, а тем более перед Богом. Всяк, кто творит зло, рано или поздно подвергается скорби и тесноте. Но мы все грешим, все делаем более или менее дела худые. Как же нам избавиться скорби и тесноты? Покаемся пред Богом в своих грехах, и дадим обещание никогда к ним не возвращаться. Чрез это, по крайней мере, возвратится в душу мир и спокойствие. Совесть наша ни теперь, ни после не будет нас мучить».

В другое время, проповедник объясняет своим слушателям следующий текст из дневного апостольского чтения: идеже несть еллин, ни иудей, обрезание и необрезание, варвар и скиф, раб и свобод, но всяческая и во всех Христос. Показав, кого нужно разуметь под еллином и иудеем, обрезанием и необрезанием, варваром и скифом, рабом и свободным, проповедник продолжает говорить им: «И так, смысл апостольских слов, приведённых нами, будет такой: в церкви Христовой, пред лицом Бога и Спасителя нашего совершенно все равно – образованный человек и простой, лицо священное и обыкновенный мірянинъ, какой нибудь бѣдный слуга и лицо почетное въ обществѣ Но если это такъ, по уче-нію св. апостола Павла, то отсюда мы имѣемъ право за ключить, что въ церкви Христовой, предъ лицемъ Бога все равно – человѣкъ заключенный въ темницѣ, и человѣкъ поль-зующійся гражданскою свободою. Потому что образованіе не есть еще доказательство доброты человека, и простота не есть доказательство злости и худого нрава. Простой и грубый человек может быть добрым по сердцу своему и угождать Богу. Почему так? На это можно указать две причины. Во 1-х, не всяк тот, кто заключён в темницу, есть уже непременно злой человек. Но иногда бывает, что преступление, за которое лишается человек свободы и заключается в темницу (а это может случиться и с добрым человеком), совершено им ненамеренно и против его воли. Иногда человек лишается свободы без причины, по клевете. Св. апостол Павел был не раз оклеветан своими соотечественниками пред римскими начальниками, и за это был заключаем, и содержался некоторое время в оковах. Во 2-х, есть и другая причина. Положим, что в темнице сходятся наибольшие грешники. Но Спаситель наш грешников отнюдь не отвергает, напротив, о грешниках-то Он и заботится: не требуют здравии врача, но болящии, сказал Господь, не приидох призвати праведных, но грешные в покаяние (Лк.5:31, 32). «И так, братие, из слов св. апостола Павла, читанных сегодня здесь – в храме Божием, следует, что вы хотя лишены свободы гражданской и заключены в темницу, но церковь Христова вас не отвергает от себя и не лишает вас тех прав, которыми пользуются христиане. Вы вот допускаетесь в храм Божий, присутствуете при богослужении и можете приступать ко всем христианским таинствам. Церковь Христова не полагает различия между вами и прочими своими чадами, пользующимися гражданскою свободою. Поэтому-то и гражданское начальство устроило здесь для вас храм Божий, вместе с которым, можно сказать, пришла к вам сама св. Церковь со всеми своими дарами». «Ободритесь же, братие, и утешьтесь! Не смотря на постигшее вас несчастие тюремного заключения, вы остаетесь настоящими членами церкви Христовой; у вас никто не отнял и не отнимает прав христианских. Утешьтесь и воспользуйтесь своим положением и своими христианскими правами. Посещайте неопустительно богослужения церковные, приступайте к таинствам Церкви, особенно к таинству покаяния, которое служит к успокоению совести и водворению мира в душе каждого человека».

Было время, когда в тюремном замке произошло нечто особенное; арестанты совершали некоторые новые преступления: грубили начальству, ругали бранными словами других – блюстителей спокойствия и порядка, обкрадывали один другого, дрались между собою, а в добавок хвастались такими беспорядками, ими произведенными, как будто делом славным и достойным похвалы, словом, во всех действиях их замечена была какая-то отчаянность. Вследствие такого беспорядка наш проповедник говорит своим слушателям: «Многие из вас, братие, ведут себя здесь так, как будто считают себя совершенно погибшими, как будто думают, что для них уже все потеряно, и больше уже нечего терять. И от того-то многие из вас не боятся совершать новые преступления здесь, кроме тех, за которые подвержены тюремному заключению. Они готовы, при малейшем поводе, нагрубить начальнику, выругать кого угодно, обворовать или ограбить товарища, побить; и даже как бы гордятся перед другими тем, что готовы на все решиться дерзко и отчаянно. Жалкая и неразумная отвага! От таких-то людей происходят, по большей части, и все беспорядки в тюрьме, следствием которых бывает то, что начальство подвергает вас большему стеснению».

«Никто из вас, братие, не должен считать себя совершенно погибшими до тех пор, пока он жив; а те, которые считают себя такими, горько ошибаются, не понимают своего положения, находятся в ослеплении. Знаю, что многие из вас будут удивляться таким словам, потому что они свое отчаяние считают совершенно естественным. Они скажут, как нам не считать себя людьми погибшими; разве не все уже для нас потеряно; на что нам осталось надеяться? Но и представляю вам примеры, из которых вы увидите свою ошибку. Иной человек свободный, имеющий достаточное состояние, приходит в отчаяние, потеряв жену или любимое дитя, и от отчаяния начинает чрез меру пить вино, оставляет свою работу и таким образом и остальное свое семейство, и себя доводит до нищеты. Благоразумно ли поступает такой человек? Следовало ли ему отчаиваться, считать себя как бы все потерявшим? – Точно таким образом и вы не должны считать себя погибшими. Некоторые из вас подвергнуты тюремному заключению за не важные преступления; они могут быть скоро выпущены на волю, могут сделаться порядочными людьми. – Те же, которые имеют на совести своей тяжкие грехи, не должны отчаиваться, по крайней мере, в том, что они могут спасти свои души от вечного наказания в будущей жизни. Могут спастись, если сознаются в своих преступлениях и покорно понесут наказание, какое будет положено на них гражданским судом. Самый тяжкий грешник, пока жив, не должен считаться погибшим. Это доказывает пример разбойника, распятого на кресте вместе с Господом нашим Иисусом Христом».

Из представленных нами примеров проповеди о. Александра, читатель может видеть, что он был, так сказать, библейски прост и не многоречив в своих поучениях. Его слово было кратко, но исполнено силы и выразительности. Он говорил тихо, без всяких изысканных жестов, но внятно, твердо и впечатлительно.

Этим кратким очерком мы оканчиваем одну половину наших заметок о проповеднической деятельности нашего даровитого и усердного проповедника, в бытность его священником при к. тюремном замке. Нет сомнения, что он, при великом усердии к своему делу, к которому призван был Промыслом Божиим, принёс и великую пользу тем, кому служил с такою любовью. Мы видели, что он не пропускал ни одного, так сказать, удобного случая, чтобы предложить своим слушателям то слово утешения, то слово назидания, то слово обличения, желая быть всем вся, да всяко некия спасёт. И быть не может, чтобы слово Божие, с такою любовью сеянное на ниве душ (хотя бы то и преступников), удобренной самым их положением, не прозябло и плода не принесло,

Непомерные труды его уже давно начали подкашивать силы его телесные, и без того слабые. А потому покойный о. А. нередко помышлял о том, как бы переменить место своего служения. Представился случай к переходу к одной из приходских церквей г. Киева. Епархиальное начальство, зная понесенные им труды, соблагоизволило, согласно его прошению, перевести его к к. п. воскресенской Церкви, которая имела и имеет весьма не многих прихожан, и этим самым хотело облегчить и труды его телесные.

Впрочем, наш пастырь – проповедник и на сем новом поприще не оставил своего делания, т. е. проповедания слова Божия новой пастве, хотя и не в такой форме и в другом тоне. Об этом втором периоде его проповеднической деятельности следует наша речь.

Мы уже сообщили читателям «Руководства для сельских пастырей» несколько общих замечаний об апокрифических религиозных сказаниях⁴⁵⁵. В статье, посвященной этому предмету, мы старались показать, что апокрифические сказания еще и теперь распространены в среде нашего простого народа, и принимаясь им на веру, без всякой критической поверки, составляют болезненный нарост в его религиозном миросозерцании. Последнюю мысль мы основывали не на общих только понятиях и суждениях об апокрифической литературе, но, по мере возможности, старались подкрепить и самыми выдержками из наших старинных апокрифов. Общая заключительная мысль статьи была та, что современные сельские пастыри, встречая в своих пасомых мысли и понятия, заимствованные из апокрифической литературы, должны относить ся к ним со всею строгостью пастырского слова. Но чтобы бороться против каких-нибудь ложных понятий и взглядов, нужно прежде всего самому всесторонне ознакомиться с ними; это вполне приложимо и к занимающему нас предмету. Между тем наши сельские пастыри не могут похвалиться надлежащим знакомством с апокрифической литературою. Рекомендованное нами изучение этой литературы, по изданным доселе «памятникам старинной литературы» г. Пыпина и «отречённым книгам» г. Тихонравова, также не могло быть успешным. Издания эти, по своему специальному характеру, редки и в учёном мире, а для сельских пастырей, в большинстве случаев, совершенно недоступны. К тому же нельзя сказать, чтобы эти издания заключали в себе всю область апокрифической литературы. Множество апокрифических преданий хранится еще в старинных тетрадках и сборниках наших грамотеев, или начётчиков, тщательно сберегающих предания старины, и столько же, если еще не более, хранится их в устных народных рассказах. А это самое еще более убеждает нас в том, что наши сельские пастыри, при своих сложных обязанностях, не могут сами собою приобрести надлежащего знания апокрифической литературы, и нуждаются в ознакомлении с нею. Так как мы имели возможность довольно подробно изучить содержание апокрифической литературы, изучить притом не по одним только изданным памятникам, но и по многим старинным рукописям и устным народным преданиям, то и считаем своею обязанностью поделиться своими сведениями с приходскими пастырями, и тем самым уяснить для них вопрос об апокрифической литературе, поставленный нами несколько прежде.

Область апокрифической религиозной литературы довольно широка. Она захватывает в себе и вопросы догматические, и вопросы нравственные. Но с особенною любовью фантазия, создававшая апокрифы, останавливается на лицах и событиях священной истории. Здесь все, что только пленяет ум и воображение, непременно обставлено поэтическими, а иногда и фантастическими сказаниями, так что, по старинным апокрифам, можно представить особую, оригинальную картину священной истории, созданную творческою силою досужей народной фантазии. Представить вполне эту картину было бы сколь интересно, столько же и полезно для людей, обязанных сладить за чистотою религиозных понятий народа. Но полное изображение этой картины требует много труда и времени, и потому мы в своём обозрении рассмотрим, на этот раз, апокрифические сказания, относящиеся к личности Христа Спасителя. Лицо Спасителя и обстоятельства Его земной жизни, по своему божественному характеру, непременно должны отражаться в сознании народа в том самом виде, в каком представляет их слово Божие, а не в том, какой создаёт досужая, хотя и благочестиво настроенная, фантазия. К божественному образу лица Спасителя не должны прикасаться человеческие прикрасы; они только омрачают, но не возвышают его. К тому же, как мы замечали и в прежней своей статье, апокрифическою литературою иногда пользовались еретики для проведения своих ложных понятий о лице Иисуса Христа. Вот почему мы и начнём прежде всего говорить о тех апокрифах, которые относятся к личности Спасителя.

Один исследователь древней апокрифической литературы (аббат Фреппель), разбирая те ее произведения, которые относятся собственно к лицу И. Христа, говорит, что воображение, создававшее апокрифы, удобнее всего могло обратить внимание на тот период жизни Спасителя, который святые евангелисты прошли молчанием, и который обнимает жизнь Иисуса Христа до общественного служения Его роду человеческому. Действительно, уже потому самому, что этот период пройден молчанием, воображению здесь дается много простора. Но столько же, если еще не более, апокрифы останавливаются на этом периоде и по другой причине. В этом периоде жизнь Иисуса Христа выражается по преимуществу с человеческой стороны. Здесь является и действует его пречистая Матерь, полная девственной чистоты и святости; здесь проходит детство и отрочество Иисуса Христа, запечатленное нежными отношениями его к матери; здесь встречается и много других подобных явлений, к которым так легко прививается поэзия и фантазия. По той же причине апокрифы останавливаются и на последних днях земной жизни Спасителя, хотя события этих дней и рассказаны в евангелиях со значительною подробностью. Чувство Богоматери к своему Сыну, испивающему горькую чашу страданий, беззаконный суд над величайшим праведником, смерть и погребение Иисуса Христа, Его сошествие в ад и победа над диаволом, изведение праведников из тёмных уз ада в светлые райские чертоги, смущение иудеев при вести о воскресении Иисуса Христа, – все это такие явления, которые представляют богатый материал для чувства и поэзии. Таким образом все апокрифы, относящиеся к личности Спасителя, группируются, главным образом, около двух периодов его земной жизни: первый обнимает события от рождества и до крещения Господня, а второй – события последних дней Его земной жизни. Рассмотрим в настоящий раз апокрифы первого рода, придерживаясь в своём обозрении того хронологического порядка, который указан нам и в самых евангелиях.

В евангельской истории изображению жизни Христа Спасителя обыкновенно предшествуют краткие сведения о Его пречистой Матери. Тоже самое замечаем мы и в наших старинных апокрифах. Мы видели три рукописные сказания⁴⁵⁶, относящиеся к пресвятой Деве Марии. Составляя если не список, то подражание известному в первые века первоевангелию Иакова, они известны у нас под именем слов св. Иоанна Златоустого на рождество Христово, из которых каждое служит как бы продолжением другого.

Начало первого слова напоминает собою описание рождения Самуила, заключающееся в первой книге Царств. Иоаким и Анна, родители пресвятой Девы прожили 20 лет в супружестве и не имели детей. Иоаким веровал в Бога в простоте и правоте сердца, и приносил ему богатые жертвы от овец своего стада. Но раз, когда он отправлялся во Иерусалим, чтобы принести дары свои Господу, его останавливает один книжник, по имени Рувим, и говорит, что ему неприлично приносить жертву Богу, так как Бог не дал ему семени во израили. Покрытый стыдом в присутствии народа, Иоаким с грустью оставляет храм, идёт в пустыню и устрояет шатёр, чтобы там, вдали от людей, оплакать свое безчадие. Здесь является ему ангел и приносит радостную весть об имеющем быть рождения Марии. Во время отсутствия Иоакима, Анна также оплакивает свое безчадие. Пришёл праздник, но она не стала веселиться вместе с израильтянами. Печальная, она идёт в сад, садится под лавровое дерево, и в тихой, грустной молитве изливает пред Господом скорбь свою. «Боже, говорит она, услышь молитву мою, и благослови меня, как благословил ты Сарру!» Но вот она видит на дереве птичье гнездо, и это приводит ее еще в большую скорбь о своём неплодстве. Она проходит мыслью все творение, дабы бесчестие своего неплодства противоположить плодородию внешней природы, – и горькая песнь скорби снова льется из уст ее. «Горе мне! Я стала поруганием пред сынами Израиля, с поношением отринули меня от храма Господня. Горе мне! с кем сравню себя? Не сравню себя с птицами небесными, ибо и они рождают у Тебя, Господи! Горе мне! С кем сравню себя? Не сравню себя и с зверями земными; ибо и звери рождают у Тебя, Господи! Не сравню себя и с землею; ибо и земля приносит плоды свои, и благословляет Тебя, Господи...» Еще не окончила она своей молитвы, как ей является Ангел и говорит, что молитва ее услышана, что она зачнёт и родит, и о семени ее будут говорить во всей вселенной. Услышав такую весть, Анна с радостью объявляет всему народу израильскому, что время поношения ее миновало, что она будет матерью, и смело может явить лицо свое пред женами израиля. – Второе и третье «слово» говорят об обряде обручения Марии Иосифу, о благовещении Архангела и о жизни Марии в доме Иосифа. Об этом же говорит и «повесть о Рождестве Христовом», помещённая в «памятниках старинной литературы». Мы будем выписывать места из обоих этих произведений, чтобы одно пополнять другим. Трёх лет Мария вступает в храм и воспитывается под надзором священников. Она упражняется здесь в молитве, чтении свящ. писания и занимается женскими рукоделиями. Жизнь ее до того свята, что она находится в постоянном общении с ангелами, даже пищу принимает из рук их⁴⁵⁷.

Наконец, Мария достигает 15 лет, и священники заботятся о том, чтобы дать ей мужа. Они обращаются к первосвященнику Захарии⁴⁵⁸, говоря: ты предстоишь алтарю Господню; войди во святая святых и помолись о Марии, и как откроет тебе Бог, так и поступим. Во время молитвы Захарии, ему является ангел и говорит: «изберите несколько вдовых мужей, которые пусть принесут с собою жезлы, и кому Господь явит Свое знамение, тот и будет мужем Марии». Пошли проповедники по всей земле иудейской и вострубили трубы. Собрались все мужи и принесли с собою жезлы. Захария берёт жезлы, входит с ними во святилище, и скончав молитву, опять раздаёт их; на жезлах не оказалось никакого знамения. Когда же вынесен был жезл Иосифа, на нём оказались ветви и он процвёл. «Тебе выпал жребий взять Марию», сказал первосвященник Иосифу. «Я стар, отвечал Иосиф, а она девица, сыновья мои будут смяться мне». – Вспомни, продолжал первосвященник, пример Дафана и Авирона, поглощённых землею за свое прекословие, и бойся, чтобы и с тобою не случилось того же. Иосиф убоялся, взял Марию из храма и оставил ее в своём доме, а сам отправился на работы. Между тем Мария в отсутствии Иосифа замечает, что она не праздна, и чувствует, что младенец со дня на день возрастает во утробе ее. От стыда, она безвыходно заключается в своём доме, скрываясь от сынов израиля. Но вот возвращается домой Иосиф. Увидевши Марию не праздною, он падает на землю и в слезах произносит слова эти: «каким лицом взгляну я к Господу? как помолюсь о девице сей, которую я взял из храма и не сохранил? Кто искусил меня, кто сотворил зло в дому моём? Обновилося на мне сказание Адамово: змий обрете жену и прельсти ю». Но ангел в ночном видении открывает Иосифу тайну Марии и успокаивает ее. Впрочем, по сказанию апокрифов, это спокойстве скоро нарушается. Раз заходит к Иосифу книжник Анен, и заметив Марию не праздною, доносить о том священнику. Священник призывает к себе Марию и Иосифа и говорит Марии: «зачем ты забыла Бога, воспитанная во святая святых? Что сделала ты, принимающая пищу от рук ангелов, слушающая пение их?» Говорит и Иосифу: «зачем ты украл брак ее?» Иосиф и Мария клянутся Богом, что ничего не знают. Тогда священник даёт им воду обличения⁴⁵⁹ и греха на них не оказывается, –Таково в общих чертах представление о жизни пресвятой Девы, созданное апокрифическою литературою. Конечно, воображение много прибавило сюда для украшения дела; но тем не менее никак нельзя думать, чтобы в главных частях описания не было таких сведений, которые если нельзя считать истинными, то можно назвать вероятными. По крайней мере известно, что некоторые черты из жизни Марии подтверждаются и св. отцами, и церковным преданием. Так сказание о явлении ангела Иоакиму для возвещения о рождении Марии повторено блаж. Епифанием. Некоторые сведения о введении Марии во храм и воспитании ее можно находить у Никифора, Георгия никомидийского, Андрея критского и особенно у св. Иоанна Дамаскина. Многие из них были усвоены нашими древними проповедниками, особенно юго-западными, и составляя достояние нашей церковной литературы, внесены были в великие четь-минеи м. Макария, а отчасти удержаны и в четь-минеях св. Димитрия Ростовского. Отсюда долг пастыря церкви, при встрече с подобными рассказами о жизни пресв. Девы, – не осуждать их поголовно, но только отделять в них ложное от истинного, невероятное от правдоподобного.

Повествованию о рождестве Иисуса Христа посвящено несколько апокрифических сказаний. Кроме мелких отрывочных замечаний, встречающихся в известных у нас «вопросах от евангелия», сюда относятся, главным образом: «Повесть о Рождестве Спасителя» и «слово на Рождество», приписываемое св. Иоанну Златоусту. Во всех этих произведениях поэзии дается много простора. – По случаю народной переписи, Иосиф отправляется в Вифлеем. Симеон, сын Иосифа, ведёт осла, на котором восседала пресв. Дева, а сам Иосиф идёт сзади. Во время пути он замечает, что лицо Марии постоянно изменяется, принимая вид то печальный, то веселый. Но вот, посреди пути, Мария говорит Иосифу, что ей настало время родить. Иосиф, видя, что кругом место пустое, вводит Марию в вертеп, приставляет к нему Симеона, а сам идёт искать женщину – евреянку. Была ночь тогда, и эта ночь, свидетельница величайшего на земле события, в апокрифических сказаниях является ночью таинственною, в которую вся природа стоит как бы в немом изумлении пред великою тайною рождества Христова. Иосиф шёл и будто не шёл. Он взглянул на небо, и оно смутно представилось его взору. Взглянул он на землю и видит, что делатели стояли и не делали, приносили пищу к устам и не вкушали; овцы стояли и не ели; пастырь поднял руку, чтобы ударить их, и рука его осталась неподвижною в воздухе; козлища стояли при потоке и не прикасались к воде. Увидел Иосиф и жену, сходящую с горы. «Кого ищешь?» спрашивает она. – Ищу еврейской женщины, отвечает Иосиф. «Кто рождает в вертепе?» – Обрученная мне жена, но она не жена мне, а имеет зачатие от св. Духа. – «Правда ли это?» – Поди и увидишь. – Она пошла. Тогда над вертепом воссиял светлый облак, из которого слышна была песнь ангелов: слава в вышних Богу... Видя это, женщина воскликнула: «величит душа моя Господа, потому что ныне явился Спаситель мира». И облак опять поднялся над вертепом, и воссиял свет столь сильный, что женщина не могла и смотреть. Тогда явился младенец и взял сосцы матери; вместе с тем отверзлась гора, и женщина увидела в ней купель⁴⁶⁰, в которой и погрузила Господа⁴⁶¹. Выходя из пещеры, женщина – евреянка встречает Соломию и рассказывает ей о виденных чудесах. Та сначала не поверила, как может рождать дева, но потом, когда взошла к Марии, воскликнула: «о горе моему беззаконию и неверию! Зачем я искушала Бога живого?» Но как бы в наказание за неверие, у нее отнялась рука. Соломия обращается тогда с теплою молитвою к Богу, и Бог посылает к ней ангела, который говорит: «прикоснись рукою твоею к младенцу и исцелеешь». Она сделала по наставлению ангела и вышла из пещеры исцелённою. И был к ней голос: «Соломия, Соломия! не возвести никому о виденном тобою до тех пор, пока новорожденный младенец не взойдет в Иерусалим». Так описывается в апокрифах рождество Спасителя. В этом описании много прикрас, много рассказов легендарного характера. Но нужно сознаться, что легендарность здесь не достигает еще полного своего характера и поэтический вымысел не имеет крайней вычурности. С гораздо большею рельефностью легендарный элемент выдается в рассказах о последующих событиях рождества Христова.

(Окончание в след. №).

1. Об издании православного обозрения в 1870 году

Сближение между духовною наукою и жизнью, между духовенством и обществом, благодаря предпринятым реформам в образовании и быте духовенства, начинает переходить из области идеальных желаний в практическую жизнь. Добрые предвестия в настоящем дают надежду еще на лучшее будущее. В настоящем положении вещей Православное Обозрение находит для себя новые сильнейшие побуждения продолжать служение тому делу, которым оно задалось с первого года своего существования. Не отступая от первоначальной своей задачи – способствовать разъяснению религиозного вопроса самого в себе, не выходя из круга предметов, непосредственно относящихся к делу религии и церкви, – мы не можем оставлять без внимания разнообразных сторон жизни общественной, с которыми так или иначе соприкасается дело религиозное. Мы надеемся, постепенно, с большею и большею полнотою, раскрывать значение религиозной идеи в применении к разнообразным вопросам и сферам общественной жизни. Искренно сочувствуя предпринимаемым ко благу церкви правительственным реформам, мы будем стараться по мере сил содействовать разъяснению смысла этих реформ для общества и духовенства, отстранению от них всяких недоразумений и возможному облегчению трудностей в переходе от старых порядков духовного быта к новым.

Православное обозрение в 1870 году будет издаваться по прежней программе, ежемесячно, книжками в 12 и более печатных листов, под редакцией священника Г. П. Смирнова-Платонова, при постоянном участии в трудах редакции священников А. М. Иванцова-Платонова и П. А. Преображенского.

В состав Православного Обозрения будут входить:

1) Статьи научно-богословского, нравственно-назидательного и церковно-исторического содержания (преимущественно по истории церквей восточных – греческой, славянских, русской), имеющие близкое отношение к современным, научным и жизненным вопросам.

2) Обозрение замечательных событий современной церковной жизни в восточных православных церквах, особенно в церквах славянских, и в западных христианских обществах.

3) Статьи, касающиеся практических вопросов – о положении церкви, о быте духовенства и отношениях его к обществу, о духовно-учебных заведениях, о новом устройстве приходов, о положении семейного быта духовенства, о задачах духовной журналистики и литературы, о религиозном и нравственном воспитании народа и т. п.

4) Критические и библиографические обзоры замечательных явлений духовной науки и литературы – русской и иностранной; из лучших иностранных сочинений будут по временам предлагаемы переводы.

5) Известия и заметки: новейшие постановления по духовному ведомству, епархиальные распоряжения о новом устройстве приходских штатов, известия о ходе духовно-учебной реформы и других дел в жизни церковно-общественной, внутренние и заграничные известия, библиографические новости и т. д.

6) В приложении будет продолжаться печатание перевода сочинения св. Иринея лионского «Против ересей».

Условия подписки

Цена годового издания Православного Обозрения на 1870 год шесть рублей 50 коп., – с доставкой на дом в Москве и пересылкою в другие города семь руб. сер.

Подписка принимается в Москве, в редакции Православного Обозрения, Остоженка, приход Новаго Воскресения, д. свящ. Смирнова-Платонова, – и у всех известных книгопродавцев в Москве и Петербурге.

Иногородние благоволят адресоваться со своими требованиями прямо и исключительно: в редакцию Православного Обозрения, в Москве.

В газетных экспедициях и почтовых конторах подписка не принимается.

Подписка на Православное Обозрение 1869 года продолжается по-прежнему.

Редактор Православного Обозрения, с 1869 года, священник Григорий Смирнов-Платонов.

2. Журнал Руководство для сельских пастырей в 1870 г.

будет издаваться по той же программе, которою руководствовался в течение прошедших десяти лет.

Подписка на сей журнал принимается: в редакции Руководства для сельских пастырей, в Киеве.

Подписная цена на месте четыре рубля, с пересылкою во все места России пять рублей

В редакции Руководства для сельских пастырей продаются след. книги:

1. Практические советы священникам при производстве следствий по проступкам и преступлениям священно-и церковнослужителей. Цена с пересылкою 35 коп.

2. Законные требования новых судебных установлений в отношении к лицам духовного звания. Цена с пересылкою 60 коп.

В той же редакции принимается подписка на след. книги:

1. Земная жизнь Господа Спасителя нашего Иисуса Христа. Издание 3-е. Цена 1 р. с пересылкою.

2. Руководство к начальному обучению. Цена с пересылкою 75 коп.

3. Вновь вышли в свет сочинения высокопреосвященного Платона архиепископа костромского и галичского

1. Сокращенное изложение догматов веры по учению православной Церкви, с прибавлением сведений об отступлении от православной Церкви церквей армяно-грегорианской, римско-католической, вероисповеданий лютеранского, англиканского, реформатского и русских раскольников. Цена 1 р. 20 к.

2. Собрание нескольких слов, поучений и речей. Цена 1 р. с пересылкою.

Если выписываются вместе обе сии книги, то прилагают два рубля.

Желающие приобрести сии книги благоволят обращаться с требованиями в г. Кострому, в правление Ипатьевского монастыря, или в канцелярию Семинарского Правления.

Отсюда же можно выписывать прежде изданные книги:

3. Напоминание священнику при совершении таинства покаяния. Ч. 1 и 2. Цена 1 р 20 к. с пересылкою; вторая часть может быть выписываема отдельно от первой за 60 к. с пересылкою.

4. Памятная книжка для священника. Цена 40 к. с пересылкою.

Если все сии книги будут выписаны вместе, то высылается за все 3 р. 50 к.

При поступлении священником на приход киево-подольской воскресенской Церкви о. Александр Гр. нашел храм Божий в не совсем благоустроенном виде. Стены, как снаружи, так и внутри храма, от времени почернели, иконы полиняли, пол покоробился. Было некоторое отделение в этом храме, отгороженное рамою со стеклами, для богослужения в зимнее время, которое и называлось теплым храмом; но этот теплый храм был еще не благовиднее храма холодного. Мрачно подействовало на его впечатлительную душу такое состояние храма. А потому, посоветовавшись с прихожанами и старостою церковным, – человеком благочестивым и энергическим, порешили: 1) устроить из сего холодного храма, храм тёплый, что оказалось весьма удобным, а то отделение, в котором совершалось богослужение в зимнее время, обратить в ризницу, оставив алтарь и престол не прикосновенными; 2, – возобновить внутренние стены через окрашение масляною краскою и расписание оных приличными священными изображениями; 3) поднять пол в церкви и окрасить его также масляною краскою и 4) по желанию ц. старосты⁴⁶³, на его счёт, окрасить масляною краскою и наружные стены церкви для того, чтобы сообщить ей и внешнее благолепие, и предохранить на более долгое время от повреждений. По исполнении сих работ храм оказался светлым, чистым, благолепным и притом тёплым. После освящения обновлённого храма наш проповедник не преминул принести благодарность тем из своих прихожан, которые усердствовали не словом только, но и самым делом в приведении своего приходского храма в обновлённый вид, и молитвенно испрашивает освящения от Бога возлюбившим благолепие дома Его. За тем останавливает он внимание своих слушателей на том, что св. Церковь молится ныне и будет молиться всегда, в роды родов, от века и до века, и не может не молиться за возлюбивших благолепие дома Божия, потому что совершенное ими дело есть дело великое, служащее к прославлению имени Божия; ибо Бог нигде так ощутительно не являл Себя, как в дому Своём святом. Мысль эта выражена, как и все его слово изложено, с великою силою и энергией, так что мы не можем удержаться, чтобы не привести его в подлинник. «При окончании каждой литургии», говорит наш проповедник, «в молитве, только что произнесённой, которая начинается словами: благословляющий благословящия Тебя, Господи, св. Церковь всегда молится, чтобы Господь освятил любящих благолепие дому Его. Кто же разумеется под любящими благолепие дому Божия? И кого мы должны вспоминать, читая или слушая сию молитву?

«Конечно, здесь разумеются и все те, которые любят ходить в храм Божий, которые стоят, молятся, трудятся, поют в нем, – вообще, которые имеют какую-нибудь любовь, усердие, внимание к нему; но преимущественно, но главное разумеются строители и благодетели храма, как особенно любящие благолепие дому Божия, как более других внимательные к нему и усердствующие для него, не только на словах, но и на деле. Чего же просит св. Церковь строителям и благотворителям храма этим прошением – освяти? Разве и им нужно освящение при таком святом их деле, как устроение храма? Да, и им нужно освящение, как оно нужно и всем предстоящим и молящимся во св. храме. Как бы ни было свято чье дело, без молитвы к Богу оно не может быть свято пред Ним и благоприятно Ему: только молитвою к Богу очищаемся мы сами и все наши дела от всего нечистого, греховного. Хороши были сии благолепные изображения и до своего освящения; но только через молитвенное освящение они соделались святыми иконами, благоприятными Богу и достопоклоняемыми. Так, все наше, все наши дела и деяния, все наши входы и исходы, все наши жертвы и пожертвования ради Бога, все только молитвою к Богу очищается, только при молитве к Богу восходит в пренебесный Его жертвенник, в воню благоухания духовного. Освяти, Господи, и ныне возлюбивших благолепие сего храма светлого воскресения Твоего: освяти дела рук их: приими от них сию Тебе жертву, да будет она благоприятна пред Тобою».

«Так святая Церковь молится об вас, братия, не пожалевшие ваших трудов, средств и усердия для того, чтобы привести сей храм в надлежащее благолепие, молиться ныне и будет молиться всегда, в роды родов, от века в век, молится, будет молиться и не может не молиться, потому что совершенное вами есть великое дело, служащее к прославлению имени Божия».

«Где мы можем познать истинного Бога? Небеси поведают славу Божию (Пс.18:2) и человек есть образ и подобие Божие. Да, желаешь иметь понятие о Боге? – Взгляни на небо, посмотри на землю, рассмотри, что на ней, обрати внимание на человека, рассмотри его способности, и суди, как должен быть велик и чуден, премудр, всемогущ Тот, кто все это сотворил из ничего, в шесть дней, единым словом. Так, и из творения мы можем заключить о Творце – Боге. Но Бога, Единого в Троице, Бога Отца, Сына и Святого Духа, мы можем познать только в храме Божием православном, только здесь святится пречестное и великолепное Его имя.

«Да, ничто так не говорит нам о Боге, как храм Божий, и нигде так не приходит Он на память нам, как здесь. Здесь, можно сказать, ощутительно присутствует Он. Здесь чувствуешь бытие Его, здесь слышится глас Его, здесь обоняешь дыхание Его. О, ты косный еже веровать в Бога! Есть Бог: вот Его и дом». Приди сюда, приди просто, приди без предубеждений, с одним рассудком, побудь здесь, постой со вниманием, послушай, посмотри, и ты увидишь, уверишься и скажешь: есть Бог. Надо быть не человеком, чтобы не видеть здесь Бога. Так, доколе будет существовать храм сей, всегда он, когда и нас, слушатели, не будет на земле, всегда будет благовествовать всем, что есть Бог, что Бог есть Отец, Сын и Святой Дух».

«Может ли святая Церковь не молиться о вас, благотворители сего святого храма, когда вы своею любовью и усердием к сему училищу истинного богопознания поспособствуете прославлению имени Божия во веки веков?»

«Господи! Благоволивший обновиться храму светлого воскресения Твоего, сотвори вечную память первоначальным здателям его, и обнови, и освяти нынешних его благотворителей и всех прихожан: покрой их кровом крылу Твоею и утверди дом сей до скончания века, да благовествуется здесь неумолчно слава Твоя, Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь».

Но ещё прежде обновления храма, желая подготовить своих прихожан к предстоящему им делу и к посильному пожертвованию с их стороны, проповедник возводит их внимание к временам древним и, излагая историю, или судьбу их приходского храма, он останавливается преимущественно на тех лицах, которые благотворили на устройство и украшение их храма; а в заключении и сам возносит за них молитву к Богу, и слушателей своих приглашает к молитве, ибо, благодаря им, говорит он, и мы ныне воспеваем и прославляем здесь светлое воскресение нашего Спасителя. Слово это было произнесено в день светлого праздника, в первый год его поступления на сей приход, потому что оно начинается так: «Готовясь первый раз праздновать храмовой праздник вкупе с вами, братия, я естественно обращался мыслью к прошедшему времени нашего святого храма; некоторые сведения об этом прошедшем позвольте предложить и вашему благосклонному вниманию, ибо в них есть нечто отрадное и поучительное для всех нас».

«Храм сей получил начало в те времена, когда наш святой град состоял в подданстве иноверного государства польского, и когда, как все жители нашего града так и те из предков наших, которые составляли братию сего храма, терпели гонения и преследования за православную веру. Поэтому в первые времена своего существования храм наш не мог иметь и не имел надлежащего благолепия и благосостояния: он был даже не каменный, а деревянный. Однако и в то время храм наш находил для себя благодетелей и усердствующих. Главный из тогдашних благодетелей, память о которых навеки будет соединена с нашим храмом, есть Евстафий Дашкевич – один из вождей казаков малороссийских, который отличался особенной ревностью к православной вере. Он в пользу нашего храма пожертвовал обширную землю за Днепром и построил к 1500 году при сем храме придел с престолом во имя своего ангела – св. великомученика Евстафия Плакиды. Жертвования Евстафия Дашкевича подтверждены и умножены его родным зятем, Евстафием Рожинским, который в половине XVI века был воеводой наместничества киевского. Важная перемена в судьбе нашего храма произошла в конце XVII века: в это время город наш перешел уже во владения русских царей, и для исповедывания православной веры и усердия к православным храмам не могло быть никакого препятствия со стороны власти гражданской; храм наш начал обогащаться пожертвованиями и вкладами. В это время ветхие его деревянные стены были разобраны, и на место их возведены новые, каменные в том виде, как и мы теперь их видим. Труд этот совершен преимущественно старанием и иждивением киевского мещанина Михаила Грека. Вскоре и внутри храм благолепно украшен другим благодетелем, есаулом Павлом Гудимой. Такое благосостояние и благолепие нашего храма продолжалось до пожара 1811 года, незадолго перед которым, именно за два года, была построена и каменная колокольня при нашем храме. Тщанием бывшего киевского войта, сего же храма прихожанина Михаила Григоренко. В пожар 1811-го года благолепный иконостас и все внутренние украшения, за исключением некоторых икон и сосудов, погорели. С тех пор храм наш и доселе не мог совершенно оправиться и достигнуть благолепия и благосостояния такого, какое имел в прошедшие столетия и в начале настоящего.

«Вспоминая об этом, братия, помолимся воскресшему Господу о упокоении всех наших предков, здесь живших, и помолимся о тех из них, которые жертвами и трудами своими воздвигли и украсили сей святой храм, благодаря которым и мы ныне здесь воспеваем и прославляем светлое воскресение нашего Спасителя».

Проповедник наш неоднократно возвращается к одному и тому же предмету, о благоукрашении храма, что составляет одну из обязанностей и прихожан, к предмету весьма важному не только по обстоятельствам, но и по существу дела. По обстоятельствам, как мы заметили, храм Воскресения Христова на Подоле, при поступлении о. А. к сему приходу, был довольно не благоукрашен. Понимая же то, что внешнее благолепие храма производит весьма благоприятное впечатление на присутствующих в нем, о. А. то изъяснял своим слушателям – прихожанам значение приходского храма, то читал им историческую, так сказать, записку о тех благодеяниях и пожертвованиях, какие в свое время были сделаны людьми истинно благочестивыми, которые ревновали о своем и других спасении. И так, понятно, что наш проповедник и настоятель церкви на первых порах имел в виду главным образом благолепие своей церкви. Да и какой истинный пастырь не порадеет о св. храме? И он, с помощью Божиею, достиг своей цели. Храм, при содействии прихожан, а преимущественно церк. старосты, который оказался в этом случае человеком щедродательным, приведён в самый благоприличный вид. По освящении храма, во все поминальные дни по усопших, установленные св. Церковью, о. А. творил память об усопших благотворителях храма. Как на свидетельство его непрестанного памятования о дателях, благотворителях и украсителях храма сего, мы можем указать на одно из его поучений, которое ясно показывает, каким благочестивым чувством водился он в своём сердце о предшествовавших ему по времени ревнителях благочестия христианского, иначе сказать – о тех, которые заботились об устроении и украшении храма Воскресения Христова. Вскоре после возобновления храма проповедник наш нашёл случай, и весьма удобный – помолиться о благотворителях храма своего, именно в понедельник Фоминой недели. Но он хотел молиться об них не сам только, а совместно со своими прихожанами, давая тем знать, что Церковь и об них, как благодетелях храма, если только они примут участие в украшении его, будет молиться до скончания века.

В поучении, которое по сему случаю произнёс он, господствует та главная мысль, что во все времена храм их имел своих благотворителей между прихожанами, но что в настоящее время такая благотворительность оскудела. От чего же бы это зависело? От малочисленности ли, в настоящее время, прихожан? От того ли, что прежние прихожане были зажиточнее? Или оттого, что в настоящее время есть в соседстве с церковью монастыри? Ни то, ни другое, ни третье. А от того, что в прежние времена был крепче церковно-религиозный союз прихода, или приходская община, а ныне этот союз ослабел. За тем объясняет он и пагубные последствия ослабления этого союза, касающиеся и храма, и прихожан.

В церкви Воскресения есть синодик, в который вписаны имена многих благотворителей храма сего; один из иереев сего храма, при котором и совершилось пересоздание церкви из деревянной в каменную, внесши в оный имена благотворителей, между прочим, молит и о себе имеющих преемствовать священнослужителей сего храма следующими словами: «молю сукцессоров моих, когда будут чести сию подпись, да помолят Христа воскресшего за души ктиторов и мою, того же иерея преждереченного». Воспользовавшись сею записью, наш проповедник говорил:

«Так заповедует один из иереев сего св. храма всем своим преемникам, тот самый, при котором пересоздан сей храм из деревянного в каменный, и в той самой записи, в которой они сохраняли имена благотворителей, совершивших сей труд – рабов Божиих Михаила Николаевича и жены его Феодосии Васильевны. Ныне мы собрались в сей храм для того, чтобы исполнить желание и заповедь наших предков, чтобы помолиться Воскресшему Господу о создателях, ктиторах и о всех благотворителях нашего храма. Мы будем молитвенно поминать множество имён людей, живших за несколько веков до нашего времени, о которых ничего не знают уже их потомки, наследовавшие все их имущество, но о которых не забывает и никогда не забудет сей св. храм, в пользу которого они уделили некоторую часть своего имущества».

«Рассматривая длинный список благотворителей нашего храма и обращая внимание на время их жизни, можно видеть, бр., что храм наш во все времена, от начала своего существования до последних времён, имел достаточно благотворителей, благодаря которым он всегда содержался благоприлично и даже благолепно, и что благотворители таковые, по большей части, были сего же храма прихожане. Словом, что храм нам во все прежние времена находил между своими прихожанами гораздо более благотворителей и усердствующих, чем находит ныне. От чего же это зависело? Может быть, в прежние времена число прихожан здешних было гораздо обширнее нынешнего? Может быть, они были зажиточнее и состоятельнее, чем ныне? Может быть, прежде не было столько храмов в близком соседстве с нашим? Может быть, пожалуй, ещё тогда не существовали и наши соседние монастыри, столь уважаемые и посещаемые теперь всеми нами? Все подобные предположения не верны. Число прихожан здешних в прежние времена не было обширнее нынешнего. Это можно видеть из того, что например, по списку, составленному 1731 года, всех прихожан при нашем храме считалось 139 человек, со включением и женщин более почетных, имевших оседлость и стоявших во главе семейств – т. е. вдов. В близком соседстве было столько же храмов, как и теперь, даже ещё больше, соседние монастыри были во все время существования нашего храма, и некоторые из них пользовались ещё большим уважением и любовью жителей киевских в прежние времена, чем пользуются ныне. При всем том прихожане наши не забывали своего приходского храма: это показывает, что они понимали, живо чувствовали и ценили потребность того первоначального и, так сказать, основного церковно-религиозного союза, который известен под именем прихода, приходской общины. А ныне, к сожалению, эта потребность не так живо сознаётся и ценится, по крайней мере, многими. Говорим, к сожалению; потому что в ослаблении уз приходской общины не видим ничего утешительного и доброго не только для приходского храма, но и для самих прихожан.

«Не напрасно члены каждого прихода, с глубокой древности, обыкновенно называются братиею того или другого святого храма, не напрасно и приходский священник, каковы бы ни были его лета и личные свойства, всегда, ради благодатных даров, на нём почивающих, называется отцом, батюшкой. Не напрасно; потому что приходская община есть также семья духовная: она имеет точно такое же значение в церковно-религиозном отношении, как семейство в гражданском обществе. Семейство есть основание гражданского общества; приходская община есть, в известном смысле, основание церковного общества. Человек, не хотящий знать никакого прихода, может быть религиозен, может быть деятельным членом Церкви, но всё-таки он не столь надёжен в церковно-религиозном отношении, как тот, кто, будучи живым членом церкви, в то же время есть живой член приходской общины. Ибо, если кто не хочет знать первого церковно-религиозного учреждения – прихода, можно ли за того поручиться, что он когда-нибудь не вздумает пренебречь и другими, высшими церковно-религиозными учреждениями?»

Рассматривая рукописи покойного о. А. и преимущественно его поучения, сказанные им то в тюремном замке, то в приходской воскресенской церкви, мы нашли в них великое разнообразие как в материале, или предметах собеседования, так и в способе их изложения. Впрочем, в последнем отношении, то есть в способах изложения своих мыслей и чувствований, наш проповедник преследовал, так сказать, одно свойство, или достоинство проповеднического такта – простоту и ясность изложения предмета, несмотря на то, что в числе его прихожан были люди, получившие и высшее образование. Но он ясно понимал, что божественная истина не требует для изложения своего слога высокопарного, и что теплота чувства сильнее влияет на разум и сердце, властнее двигает волю, нежели всякое вычурное громкое слово. К числу таких простых и задушевных поучений можно отнести его поучения на праздники Рождества Христова и Богоявления, а также поучение, произнесенное им при погребении одного довольно сановитого чиновника. Первые два поучения можно назвать догматическими, или лучше катехизическими поучениями. В них ясно и отчётливо излагается история происхождения праздника в Церкви Христовой, его догматическое значение в ряду других праздников церковных, а в заключении, в роде урока, то указывается слушателям предмет, о котором они могут размышлять и собеседовать между собой, ведя жизнь по-христиански, то советует им, убеждает их встречать и провожать праздник по-христиански. «Поэтому», говорит он в одном из своих поучений, «чтобы почтить как следует сегодняшний день, займитесь, братья, в течении этого дня беседой и размышлением о Божестве Иисуса Христа и догмате Пресвятой Троицы». Или, в другое время, заключает он своё поучение следующими словами: «Надеюсь, братья, что вы, зная важность настоящего праздника, будете провожать сии святые дни сообразно с их важностью». Конечно, это слова простые, но они могли произвести благое влияние и на людей необразованных, после того, как в поучении было разобрано значение праздника и в историческом, и догматическом отношении. – В поучении над гробом одного из своих прихожан, довольно сановитого чиновника, как мы сказали, изобразив скоротечность жизни человеческой, которая, впрочем, находится в планах Промысла Божия, он говорил своим слушателям – прихожанам: «Так, сто за пять лет жили, должно быть, люди на наших местах, где мы теперь живем; но кто они эти люди? Кто их теперь знает? Кто о них когда вспомнит? Пройдёт ещё сто пять лет, и над нашими могилами будут рассуждать другие, как мы теперь. – Но не может быть, чтобы мы совсем забыты были на земле, не может быть, чтобы о нас некому было вспомнить: нас не забудет, нас вспомнит в своих молитвах наша Православная Церковь, а она будет пребывать на земле, доколе земля стоять будет. Только будем стараться, чтобы жить и умереть нам истинными, верными чадами Церкви Христовой, и чтобы какими-нибудь добрыми делами оставить по себе память в Церкви православной. А пока живы, будем поминать, вместе с св. Церковью, всех от века умерших православных христиан. Ныне же помолимся о упокоении новопреставленного раба Божия Иоанна».

Мы не можем не поделиться с нашими читателями и ещё одним из поучений покойного о. А., которое произнесено им было вскоре по переходе его на приход воскресенский, и после холеры, бывшей в Киеве в 1867 году.

Поучение это заключает в себе ту особенность, что с теплотой чувства соединена ясная и вразумительная мысль о том, что требуется от приступающего к таинству покаяния и св. причастия. Конечно, читатель найдёт в этом поучении те же истины христианские, которые могут быть известны всем и каждому христианину; но эти мысли частью забываются, частью уклончиво понимаются, частью, по различным обстоятельствам, оставляются без внимания и исполнения. А потому, проповедник наш имел случай и побуждение напомнить своим прихожанам обо всем этом.

Поучение это озаглавлено следующими словами: «Поучение к прихожанам о говении». Вот оно в своей целости: «Ещё Милосердный Господь Бог сподобил нас достигнуть пречестных и спасительных дней великого поста. Многих между нами уже нет: многие, с которыми мы прошлый год говели, уже похищены от среды нашей рукою смерти; и всем нам так близко угрожала опасность смерти во время губительной болезни: однако, благостью Божиею, мы пощажены, и вот ещё отверзаются пред нами двери покаяния, ещё предлагаются нам все благодатные средства к очищению себя от грехов и к оправданию пред Богом».

«Возблагодарим же Господа за Его неизреченное милосердие к нам, и воспользуемся сим благоприятным временем ко спасению душ наших».

«По священному обычаю нашей Церкви, в сии святые дни мы приступаем к двум великим таинствам Христовым: исповеди и причастию святых таин. Как в том, так и в другом из этих таинств мы сподобляемся великой благодати Божией; в таинстве исповеди мы освобождаемся и очищаемся от всех грехов наших, в таинстве причастия соединяемся приискренне с Господом Спасителем нашим, принимая вместо пищи тело и кровь Его, в залог вечной жизни».

«Способ оправдания от грехов, который предлагается нам в таинстве исповеди, так лёгок и удобен, что воспользоваться им всяк может, и спешный и слабый, и старый и юный, и богатый и бедный, и образованный и простой, и причин, которые бы нам препятствовали им воспользоваться, не может быть никаких, кроме безопасности, лености, закоренелой злобы и пагубного неверия».

«В самом деле, что от нас требуется для оправдания от грехов?»

«Требуется, чтобы мы сами себя признали грешными пред Богом и в точности узнали, чем именно мы согрешили: требуется, чтобы мы поняли, как грехи наши оскорбляют Бога, и как они пагубны для нас самих, и твердо решились впредь не возвращаться к греховным привычкам и действиям. Требуется, наконец, чтобы мы о своих грехах объявили наедине духовнику. Вот и всё. Как скоро это мы исполним, грехи наши прощаются; и правосудие Божие об них никогда нам не напомнит ни в сей жизни, ни в будущей: не требуется от нас никакой жертвы, не налагается на нас никакого наказания».

«Почему так легко прощаются нам грехи? Потому что за все грехи человеков принесена беспримерно великая очистительная жертва Сыном Божиим; потому что проклятие, лежавшее на нас, воспринято, и казнь, угрожавшая нам, понесена Искупителем нашим Иисусом Христом; потому что крестом Господним разрушено средостение ограды, разделявшей нас от Бога, и рукописание грехов наших пригвождено ко кресту. – Нам нужно только веровать в Спасителя нашего; для всякого верующего двери милосердия отверсты; всяк приди и будешь помилован, исповедай согрешения твои и будешь прощен, глаголи беззакония твоя и оправдишися».

«Но почему, спросит кто-либо, нужно исповедание греха пред духовником, чтобы получить прощение и помилование, которое заслужено для всех и навсегда Сыном Божиим? Оно нужно вот почему».

«Во 1-х, Господь Иисус Христос, Един имеющий власть отпускать грехи, пред вознесением Своим от земли на небо, преподал сию власть апостолам: приимите Дух Свят, сказал Он им, имже отпустите грехи отпустятся, и имже держите держатся. Св. апостолы передали сию власть своим ближайшим ученикам, которые получили название епископов и пресвитеров; и посредством такой передачи от одного поколения к другому власть сия дошла до настоящих служителей Церкви. Но и ближайшие ученики Спасителя и апостолов, и настоящие служители Церкви, как люди обыкновенные, не могут знать, что происходит в душе того или другого человека. Поэтому, хотя они имеют власть вязать и решить, но не имеют права ни связывать, ни разрешать, кого бы то ни было, дотоле, пока он не откроет пред ними своей души. Правда, из евангельской истории мы знаем, что Спаситель, во время земной Своей жизни, отпущал людям грехи, не требуя от них устной исповеди: так, когда однажды принесли к Нему человека расслабленного жилами, Он, взглянув на него, тотчас же сказал: чадо, отпущаются тебе греси твои. Но это было возможно для Спасителя, как Бога. Он, как Сердцеведец, знал, чем был грешен этот расслабленный, и видел его веру и сокрушение о грехах прежде, чем он предстал к Нему на лицо. Обыкновенные же служители Церкви, не могущие прозирать в тайны сердец человеческих, так поступать не могут. А если бы они стали вязать и решить людей по одному взгляду, без исповеди: то весьма часто они давали бы прощение таким людям, которые недостойны прощения, и осуждали бы таких, которые вовсе не заслуживают осуждения.

«Надеемся, слушатели, что учение Церкви о таинстве исповеди вам известно: но считаем долгом преподать вам некоторые советы».

«1) Когда вы идёте на исповедь, не забывайте, что вы приступаете к великому и святому делу; на исповеди Христос невидимо стоит; идя на исповедь, вы идёте перед лицо Его, с тем, чтобы открыть Ему ваши преступления и просить Его помилования».

2) «Прежде, чем приступите к исповеди, рассмотрите внимательно свою жизнь, свои поступки, слова и мысли, сличите их с заповедями Божиими и в точности узнайте и припомните всё, в чём нарушили заповеди Божии, в чём согрешили перед Богом. Знайте, что на исповеди сказать, что вы грешны словом, делом, помышлением, недостаточно. Духовник сам это наперёд знает: ему известно, что все люди грешны перед Богом. Но ему нужно знать, каким именно делом, каким именно словом, каким именно помышлением согрешил перед Богом тот или другой кающийся. Не думайте, что к грехам относятся только грубые пороки: воровство, блуд, убийство и под. Нет, видов греха бесчисленное множество. Есть грехи, которые кажутся благовидными в глазах людей, но которые считаются самыми тяжёлыми на суде Божием: такова гордость, корыстолюбие, зависть и прочее».

3) «Идя на исповедь, имейте твёрдое намерение вполне и чистосердечно открыть всё, что знаете о себе, ничего не утаить. Ибо на исповеди вы имеете дело не с человеком, но с Самим Богом; вы не человеку рассказываете о своих грехах, а Богу, почему исповедь и начинается сими словами: «Каюсь Господу Богу».

«Но при этом, скажете вы, присутствует и человек – духовник, и вы стесняетесь его присутствием, вы не хотите, чтоб он узнал о каких-нибудь ваших недостатках и слабостях или пороках, вы опасаетесь, чтобы люди не переменили об вас доброго мнения». – Но разве вы не знаете, что уста духовника запечатлены строжайшею тайною, и по законам гражданским, и по законам церковным; разве не знаете, что если духовник откроет что-нибудь из того, что он слышит на исповеди, то наказывается как величайший преступник? Что же касается до мнения духовника, то да будет известно, что каждый духовник наилучшего бывает мнения о тех исповедниках, которые приносят чистосердечное покаяние, хотя бы они сознавались в самых тяжких грехах. Ибо он видит, что это истинный христианин, который хотя и падает, но старается восстать и исправиться. Не спорим, что открывать слабости и недостатки свои в присутствии духовника тяжело для самолюбия человеческого; прежде, чем кто решится на это, в душе его происходит тягостная борьба совести с самолюбием. Но это есть единственная жертва, которой требует от нас Бог, для очищения нашего от грехов, жертва, которая стократ вознаградится тою радостью и миром совести, которые водворяются в душе после чистосердечной исповеди».

«Господь Иисус Христос и Матерь Божия да помогут нам с чистою совестью и должным вниманием приступить к святым таинствам исповеди и причастия Христовых таин».

Прот. И. Г.

Священник. Ну что, Н. Ф., передал ли ты последний наш с тобой разговор о вашем священстве знающим людям вашим?

Раскольник. Как же, все передал.

Священник. Как им кажется?

Раскольник. Да вот как им кажется. Хотя бы митрополит Амвросий, по твоему, не за ересь оставил греческую веру и своего патриарха, а только из видов корысти и чести перешел к нам: но и в таком случае он, и сам не зная, поступил правильно; потому что в самом деле перешел от ереси в древлеправославную веру.

Священник. В толковании на 1-е правило Василия В. (Кормч. лист 224, 245) ересью называется то, когда в учении о св. Троице более или менее грубо погрешают. Одних из таковых принимали в св. Церковь через перекрещивание, а других через миропомазание. Скажи же по совести: есть ли в грекороссийской церкви какая-либо, хоть малейшая погрешность в учении о св. Троице? Ваш собор московский, бывший в 1863 году февраля 24 прямо признал, что «господствующая ныне в России Церковь, равно и греческая, верует не в иного Бога, а в единого с нами – в св. Троицу единосущную и нераздельную». Теперь, от какой же ереси перешел к вам Амвросий? В вашем же согласии, хотя тоже нет ереси, в отношении верования в св. Троицу, но нет древнего православия; потому что, со времени отделения вашего от св. Церкви не стало у вас иерархии, 200 лет не было у вас архиерея. 200 лет вы пробавлялись беглыми, неблагословленными иереями: между тем как, «кроме архиерея ниже жертв, ниже иерей, ниже жертвенник весьма без того ниже хиротония, ниже миро святое, ниже крещение, ниже убо христиане» (Симеон Солунский, гл. 77 – о св. мире, глав. 187 – о свящ. хиротонии). И нынешняя ваша иерархия – незаконная, не имеет благодати св. Духа: так как началась незаконно от беглого, неблагословленного архиерея, который не имел права не только хиротонисать, но и совершать всякую службу церковную, по 28-му правилу св. апостол: «Епископ не может приступить к служению без разрешения прежде врученные ему службы». Это ли ваше древнее православие, в которое перешёл Амвросий?!

Раскольник. Хотя, точно, московский наш собор оправдал ваше верование в св. Троицу; но всё-таки он осудил вашу Церковь за новодогматствования и за соблазны и преткновения; а о нас, или о нашей вере, он с убеждением сказал, что «несмы раскольницы и раздорницы, но чада единые святые соборные и апостольские древнеправославные кафолические Церкви».

Священник. Правда, собор ваш выразился так о нашей Церкви; но на самом деле, не мог указать – какие именно у нас новодогматствования. Может быть, под именем новодогматствований он разумел наше несогласие с вами в некоторых обрядах, наприм., – в крестном знамении, в троении аллилуйя и в других? – Но ведь обряды не догматы; догматы никогда не изменяются, а обряды могут отменяться и прибавляться, по рассуждению соборов, как свидетельствует об этом XI-е правило лаодикийского собора. А укажете ли вы по совести хоть на один догмат, который бы в нашей Церкви был вновь придуман, или изменён? – Конечно, – нет. Наша Церковь все догматы содержит в первоначальной их целости и неизменности, как засвидетельствовал об этом тот же ваш собор московский, перечислив все их в окружном послании: так что становится непонятным, что собственно он разумел под новодогматствованиями в нашей Церкви. Что же касается до соблазнов, или преткновений в жизни нашего общества, то скажите беспристрастно – где, в каком бы обществе их не было? – нет ли их и у вас? Между тем соблазны и преткновения относятся не к вере, или догматам, а к жизни, или поведению христиан.

О вас же, или о вашем согласии, хотя собор ваш и сказал, что вы не раскольницы и не раздорницы: однако история вашего согласия ясно говорит, что вы самовольно отделились от православной Церкви, – не за какую-либо перемену в догматах, а только за исправление некоторых слов в церковных книгах и некоторых маловажных обрядов, и вот уже 200 лет пребываете без законной иерархии, без Духа благодати и без святых таинств. И митрополит Амвросий перешёл не от новодогматствований, а от православной Церкви: – в общество, отделившееся от неё, или – в раскольническое согласие, где он не мог и быть правильно принят, и священнодействовать правильно.

Раскольник. Да, в прошлый раз ты утверждал, будто архимандрит Савва не присоединял патриарха Иоанна от ереси Севира; а между тем в Четьи-Минеи митрополита Макария сказано, что Савва, хотя был не более как священник, однако не усумнился присоединить патриарха к православной Церкви. «Как может сие быть», – возразил патриарх Савве, предлагавшему ему о присоединении, «се бо аз патриарх, вы же священницы» (то есть как вы священники можете принять меня, патриарха?)? «Отвечал же святой Савва: о, отче честный – мы не закон пременяем, то ваше пастырство от нечестия в благочестие приводим» (Макар. четм. декабр. 5 дня). Вот видишь? – «Как же говоришь ты, что наш священник Иероним не имел основания присоединять митрополита Амвросия?»

Священник. Точно, в Четьи-Минеи московского митрополита Макария этот разговор патриарха Иоанна со святым Саввой есть; но если вы хорошенько вникнете в описание здесь всего обстоятельства обращения патриарха; то и в этой четырех-минен, как и в дмитриевской, не найдете основания для вашей мысли, будто Савва сам присоединял к церкви патриарха. Вы обратите здесь внимание на то, – кстати ли патриарх делает такой вопрос Савве: «как может сие быть? – се бо аз патриарх, вы же священники?» – Ведь выше не видно, чтобы Савва вызывался сам, своим лицом, присоединить патриарха к св. Церкви, он только предлагал ему, или располагал его присоединиться: «аще во святей-церкви взыдешь на амвон, и проклянешь еретиков, а соборы святых отец прославишь, то не токмо от Господа спасение получишь, но и нам пастырь и патриарх можешь быть». – Да и патриарх не просил Савву, чтобы он присоединил его, а только спрашивал, – можно ли ему, отступнику от православной веры, надеяться на прощение в своем грехе; «аще аз собор четвертый-прославлю, а Севира прокляну, могу ли в день суда-спасение получить?» – При том, к чему это со стороны патриарха такой сомнительный вопрос к Савве, можно ли ему, священнику, присоединить его, патриарха, – когда сам патриарх не мог не знать хорошо, что священнику нельзя благословить и восстановить патриарха в прежний его чин, и что это право принадлежит собору. И хотя, далее, Савва в своем ответе на этот вопрос патриарха, по-видимому, согласился сам благословить его на патриаршество, – как Мельхиседек Авраам и как Предтеча Христа: однако следующими за тем словами своими он опять отказывается от своего согласия: «Понеже бо может Господь праведна тя и преподобна сотворить, не ради нас смиренных, но всех ради сопочествующих с нами черноризцев». – Тоже подтверждает и описанный за тем обряд присоединения патриарха: его не Савва присоединял, а сам он «взыде на амвон, поем с собою Савву… тогда согласно прокляша иконоборец Нестория, Евтиха и Севира»... Патриарху, как обращавшемуся к православию, следовало бы одному проклинать еретиков, но он взял с собою и Савву, чтобы, проклиная вместе с ним еретиков, показать тем искреннее своё обращение от ереси к православию и единомыслие со всеми православными, в лице святого Саввы. Так, представленный тобою в Четьи-Минеи Макария разговор патриарха с Саввою заключает в себе противоречие; он кем-нибудь выдуман и внесён в Четьи-Минею Макария, потому то у св. Димитрия Ростовского, пользовавшегося подлинными жизнеописаниями святых, этого разговора вовсе нет. Значит, и в макарьевской Четьи-Минеи нет основания для вас оправдывать иерея Иеронима, дерзнувшего возлагать руки на архиерея.

Раскольник. Вольно вам это по своему перетолковывать и находить здесь противоречие. Ведь тут, кажется, ясно сказано, что, на вопрос патриарха, – можно ли священнику принять от ереси патриарха, – Савва прямо выразился, что можно принять, подобно тому, как Мелхиседеку можно было благословить Авраама и Предтечи Иоанну крестить Владыку Христа. – Чего вам ещё? Ты говоришь, что этот разговор кем-то выдуман и вставлен в макарьевскую Четьи-Минею; но по чём знать? Может быть, и сам Макарий так написал? По крайней мере, мы в его книге это находим, и тем оправдываем действие Иеронима над митрополитом Амвросием. Вот ты и про Евсевия Самосатского, в прошлый раз, тоже по своему перетолковал, будто он не один рукополагал епископов; а между тем в житии его прямо говорится, что он «поставляше иереи и диаконы, и прочия клирики, а инде и епископы постави от тех, их же обрете отметающих ариевы ереси, мудрствующих же православная» (Четм. июн. 22 дня). Если святой Евсевий не считал незаконным для себя, своим только лицом, рукополагать епископов, по нужде того времени, то почему же митрополиту Амвросию нельзя было рукоположить Кирилла в епископы, по крайней тоже нужде?

Священник. Нет, ты напрасно так говоришь, будто мы перетолковываем всё по-своему. Описанный в макарьевской четьи-минеи разговор между патриархом и Саввою, действительно, со здравым смыслом не согласен, заключает в себе противоречие, и это, не по нашему только взгляду, а может видеть всякий, кто вникнет в него без всякого предубеждения, беспристрастно. – Вопрос патриарха к Савве, о возможности священнику присоединить патриарха, с предыдущим не согласен, неестественен и патриарху не приличен; а ответ Саввы на этот вопрос тоже несогласен, как с последующими словами его, так и с действием патриарха при присоединении его. Почему этот разговор не может принадлежать митрополиту Макарию, пастырю просвещенному и благонамеренному. Ничего я не перетолковывал тебе и о святом Евсевии самосатском. – Когда он рукополагал епископов, то, конечно, говорю, не один рукополагал, а приглашал к тому других епископов, которые тогда были в православной Церкви, хотя и скрывались от гонителей: это видно как из четьи-минеи 22-го июня, так и из истории блаженного Феодорита (истор. Феодор. кн. 4, гл. 14, стран. 256, издан. 1852 г.), который пишет, что святой Евсевий, посещая, во время гонения церкви, разные страны, находил единомысленных с собою епископов; Феодорит даже не упоминает о том, рукополагал ли Евсевий епископов, а только говорит, поставлял, или определял на праздные места уже готовых, прежде рукоположенных, которых находил он в единомыслии с собою. Так, я опять должен сказать тебе, что Амвросий незаконно один, своим только лицом, рукоположил епископом Кирилла, и тем положил у вас начало незаконной иерархии, потому что он вовсе не имел к тому основания, ни в примере св. Евсевия, ни в примере других каких-либо православных епископов. Нет, Н. Ф., сколько вы ни усиливайтесь оправдывать свою австрийскую иерархию; но Амвросий, самовольно убежавший от своего патриарха, Иероним, дерзнувший без всякого права возложить на него свои руки, и Кирилл, беззаконно получивший себе епископство, обличают вас в неправде, подрывают вашу иерархию и заставляют вас обратиться к своей совести, обдумать ложное и гибельное свое положение и присоединиться к истинной иерархии грекороссийской Церкви, в которой непрерывно и неизменно сохраняется древнее православие. Поди-ка ещё поговори так с своими знающими людьми. Что они ещё тебе на это скажут?

Священник Андрей Флегматов

Поклонение волхвов новорожденному Спасителю послужило сюжетом для известного у нас «сказания Афродитиана». Сказание это, по-видимому, имеет целью дополнить и уяснить рассказ евангелистов. Что заставляет восточных мудрецов идти из далёкой страны в Иерусалим и розыскивать там новорожденного царя иудейского, – это решает нам св. евангелист Матфей, когда влагает в уста волхвов слова: «видехом звезду Его на востоце, и приидохом поклонитися Ему (Мф.2:2). Но что такое эта таинственная звезда, каким образом она вызвала волхвов в Иерусалим – об этом евангельская история не говорит ни слова. Как бы в ответ на эти-то вопросы и желает представить автор «сказания Афродитиана». В Персии, говорится в этом сказании, был храм, построенный Киром на подобие храма Соломонова, украшенный и золотом, и серебром, и камнями драгоценными. Здесь было множество кумиров, трубящих в трубы, бьющих в бубны, пляшущих и проводящих время в иных телодвижениях, по которым волхвы предсказывали будущее. Там же был золотой кумир, изображающий младую деву и названный Ирою. Много лет прошло от устроения этого храма, и вот писанные доски сказывают, что однажды царь пошел в означенную кумирницу получить истолкование сна. Жрец Прупин, наблюдающий за мечтаниями Иры, во вратах встретил царя и возвестил ему, что Ира зачала во чреве своем. Царь засмеялся и сказал, что мертвые не рождают. Но жрец говорит, что творец всех возлюбил Иру и она зачала. И вот все кумиры начали гудеть и ликовать, говорят друг другу: радуемся и веселимся! Ира зачала во чреве своем. Царь, смущенный и раздраженный, хотел было уйти, но жрец остановил его. В полночную стражу открылся покров кумирницы, явилась светлая звезда, которая и остановилась над головою Иры. И был от звезды голос: великое солнце послало меня возвестить тебе, Ира, что ты будешь царствовать над миром. Все кумиры упали от страха, кроме Иры. На утро царь призвал всех волхвов и звездочетов и приказал им объяснить знамение звезды. Волхвы сказали: «Сбылось пророчество Валаамово: возсияет звезда от Иакова…. В Иудее родился царь, образ царя небесного и земного, пришествием которого отнята честь у кумиров, которые посему и пали. Пошли, царь, во Иерусалим, и найдешь сына Вседержителева, держимого руками женщины». Царь выбрал Валтасара, Гапсара и Мельхиора, которые, в сопровождении 300 человек вельмож и князей, пошли в Иерусалим. Пред ними шла и звезда, доселе стоявшая над кумирницею, в день она была для них проводником, а ночью – бессонным стражем, хранящим коней, отроков и оружий. О присутствии волхвов в Иерусалиме, о встрече их Иродом и т. д. сказание Афродитиана говорит согласно с евангелием. Но посещение ими Спасителя не чуждо некоторых поэтических разукрашений. Вот как сами волхвы рассказывают об этом событии: пришедши в вертеп, мы увидели матерь и младенца. Она была высока, круглолица и вообще красива; на голове её была повязка. Отроку был как бы второй год; он был похож на свою мать и сидел на земле. Мы списали их образы, которые потом и были положены нами в Персии, в Диотровой кумирнице. Затем каждый из нас брал младенца на руки, поклонялся ему и целовал его. Мы дали ему золото, ливан и смирну, и поклонившись ему и матери, вышли из пещеры. Ночью явился нам светлый юноша и повелел идти в страну свою. – Таково сказание Афродитиана⁴⁶⁶. Оно основывается несколько на исторической почве, именно в том факте, что к новорожденному Спасителю действительно приходили на поклонение восточные волхвы. В своих же подробностях оно есть и произведение народной фантазии, произведение притом довольно вычурное и оскорбительное для евангельской истины. Всякому легко заметить, что пресвятая Дева здесь смешивается с языческим божеством, Ирою, что подлинные библейские сказания спутываются с мифическими преданиями древности. Потому мы должны строго осуждать «сказание Афродитиана» за те прикрасы, какие приданы в нём историческому факту.

С такою же, если не большею, строгостью мы должны отнестись и к другому произведению апокрифической литературы, по своему содержанию также относящемуся к первым дням земной жизни Спасителя. Это – «Слово Адама к Лазарю». Автор его выражает ту мысль, что рождение Иисуса Христа, имеющее целью избавить нас от греха Адамова, не могло быть незаметным для самого Адама и для всех других праотцев и патриархов, но, напротив, должно составлять для них предмет живейшей радости. Эта мысль развивается в слове довольно драматически. Вот Давид возложил пальцы свои на струны и ударил в гусли. «Воспоем, братия, ныне песни и плач отложим». Настало время веселия и день спасения. Я слышу, как пастыри ликуют у вертепа, слышу топот персидских коней, которые с востока несут дары Царю небесному, которого ныне матерь девица «ввивает в пелены». И сказал Адам: «Приидите, пророки и праведники, и пошлем весть Господу». – «Акт понесет весть сию, – сказали Исаия и Иеремия; ведь врата здесь медные, верви железные и запоры крепкие». Давид сказал: «Пойдет от нас Лазарь, друг Господень, и понесет весть Господу». Тогда Адам обращается к Лазарю с такими словами скорби и горести: «Поведай от меня, Лазарь, друг Христов, поведай Господу: на то ли, Господи, ты создал меня на короткий срок на земле, чтобы здесь мучиться? Малый час я видел на земле блага твои и был царем тварей твоих, а теперь я не вижу света солнца твоего и не слышу бури ветряной. Я не скорблю о том, если по грехам моим мучусь здесь, но жаль мне, что дьявол ругается надо мной, над образом твоим. Вот и Авраам здесь мучится, здесь Ной, Моисей, Илия, Енох, угоднейшие тебе. Приди скорее к нам, Господи, свяжи дьявола, избавь нас от ада, – и мы помолимся все святому имени твоему». Таково содержание «слова Адама к Лазарю». Мысль, его проникающая, не имеет под собою никакой исторической почвы, и в развитии её нельзя не признать полного произвола фантазии, доводящего автора до таких несообразностей, как например, посольство Лазаря к Иисусу.

Из последующих событий детства и отрочества Иисуса Христа апокрифическая литература с особенною любовью останавливается на бегстве святого семейства в Египет. Этому эпизоду из жизни Спасителя посвящено несколько письменных произведений и ещё более устных народных преданий. Все они зиждутся, по большей части, на «евангелии детства Спасителя», пользовавшемся большою известностью между коптскими христианами в Египте. Во всех их чудесность является главным элементом. Вот святое семейство, скрываясь от злых преследований Ирода против Иисуса, вступает в землю египетскую, и идолы падают и разбиваются. Оно идёт далее, и каждый его шаг ознаменовывается чудом. Вот вода, которою омывается тело Иисуса, излечивает царского сына от проказы. Далее, один человек, превратившийся в мула, по слову Спасителя, опять принимает первоначальный вид. За тем святое семейство идёт через одну гору, в которой жили два разбойника; имевшие жён и детей. Жена одного из них кормила своих детей только одним сосцом, а жена другого была совершенно больна, и дети её умирали от голода. Разбойники берут Марию и Иосифа, приводят к себе, и тот, жена которого была больна, говорит Иосифу: «Мы не сделаем вам ничего худого, только пусть жена накормит детей «моих». Мария кормит детей разбойника, в продолжение шести дней, и они совершенно выздоравливают⁴⁶⁷. Но вот святое семейство среди пустыни египетской; там палит путешественников знойное солнце; источники иссохли от палящих лучей его; у св. семейства нет совсем пищи и взять её негде. Что делать? Устные народные предания говорят нам, что святые путешественники, находясь в такой крайности, чудесным образом пользуются древесными плодами. Но эти предания неполны, отрывочны и часто противоречат одно другому. Потому мы, чтобы не мешаться в противоречиях, в которые легко может ввести стоустая молва, представим лучше рассказ о пальмовом дереве, заимствованный из древних апокрифов, и потому могущий служить руководительным началом для объединения раздробленных народных преданий о пребывании святого семейства среди пустыни египетской. Вот этот рассказ, правда, легендарный, но не лишённый поэтического достоинства. Св. семейство останавливается возле пальмового древа, тень которого служит ему защитой от лучей солнечных. Св. дева, сидя под деревом, желает освежить себя его плодами; но очень возвышенные ветви не позволяют достать плодов. Тогда младенец Иисус повелевает пальмовому дереву склонить свои ветви, и дерево, повинуясь его слову, склоняется и ожидает, чтобы высочайшие путешественники нарвали плодов. И вот в то время, когда св. путешественники собираются идти дальше, Иисус обратился к пальмовому дереву и сказал: «Я дам повеление, пальмовое дерево, чтобы одна из твоих ветвей взята была моими ангелами и перенесена в рай отца моего. И знаком моего благоволения к тебе будет то, что всем победителям во брани будут говорить: «Вы заслужили пальму побед». Тогда ангел Спасителя является на пальмовом дереве, и летит посреди неба с этого ветвию в руке. Видевшие такое чудо стояли, как мертвые. Тогда Иисус сказал им: чего устрашилось сердце ваше? Или вы не знаете, что эта пальма, которую я перенес в рай, будет для всех таким же источником наслаждений, каким она была для нас в пустыне⁴⁶⁸. Но будучи в Египте, Иисус Христос чудесным образом приходит в храм иерусалимский, и приходит для того, чтобы крестить Иоанна и Захарию, отца его. Рассказ об этом мы нашли в одном рукописном апокрифе⁴⁶⁹, к сожалению, не сохранившем своего начала, и потому неизвестном нам по заглавию Елизавета, жена Захарии, скрывая сына своего Иоанна от преследований Ирода, убегает с ним в горы. Долго не могши найти места тайного и удобного для скрытия, она, наконец, обращается к горе, говоря: гора святая, «прими меня с чадом моим!» Тогда Господь посылает архангела Уриила, и он устрояет в горе обитель, по правую сторону которой является вода, а по левую – хлеб. В это время Ирод розыскивал Иоанна, чтобы убить его. Он спрашивает о нем Захарию, но тот отвечает, что он служитель Божий, и не знает, где сын его. Тогда Ирод повелевает убить Захарию пред вратами храма Господня. И вот Иисус Христос ночью приходит с архангелом Гавриилом в церковь и повелевает привести к себе Иоанна. Его приводят. В храме являются четыре ангела, и протекает источник бессмертия. Тогда Господь воскрешает из мертвых Захарию, и в протекшем источнике крестит сперва его, а потом и Иоанна. Ангелы поют: аминь, и потом: свят, свят, свят Господь, сидяй на престоле. За тем они погребают Захарию под алтарем, после чего Иоанн уходит в пустыню, а Спаситель в Египет… По окончании трёх лет святое семейство возвращается в Иудею, где отрок Иисус обнаруживает своё божество множеством чудес. В старинных рукописных апокрифах нам пришлось найти указание на 14 чудес Иисуса Христа, относящихся к этому периоду. Вот некоторые из них: раз, когда Иисус Христос играл с детьми своего возраста. Делая из глины разные фигуры, к великому удивлению своих сверстников, он заставляет эти фигуры двигаться. Будучи семи лет, он исцеляет двух мальчиков, будущих апостолов: Иакова и Симона. Отправляясь однажды на источник за водою, он разбивает водонос и к великому удивлению матери приносит воду в полотне. Когда Иисус Христос помогает Иосифу в его работах, от одного прикосновения его руки работа делается такою, какой пожелал бы самый лучший художник. Таковы чудеса детства Спасителя. Рассказы о них возникли, без сомнения, на и четверти исторических преданий. На востоке долго верили, что в Египте показывают следы чудес младенца Иисуса. Даже Магомет не мог удержаться, чтобы не сказать об этом в 3-й главе Корана, и рассказывает о птицах, одушевлённых дыханием Спасителя. Некоторые из церковных писателей и отцов церкви (например, Созомен, Евсевий и святой Афанасий) также упоминают о некоторых чудесах детства Спасителя, например, о низвержении идолов во время пребывания святого семейства в Египте, но на всём этом нельзя ещё утверждать справедливость изложенных нами повествований. Напротив, множество чудес, приписываемых детству Спасителя, встречает противоречие в Евангелии Иоанна, где прямо говорится, что претворением воды в вино на браке в Кане Галилейской Иисус сотвори начаток знамением и яви славу свою (Ин.2:2). Заметим ещё, что рассказы о чудесах детства Спасителя заимствуются, по большей части, из известного в первые века «Евангелии Фомы». Но это евангелие приписывается гностикам. Так гностики, в частности докеты, на основании своего учения о материи, как начале зла, должны были отвергать действительность воплощения Спасителя, чтобы показать, что И. Христос не подчинен был всем условиям жизни земной и человеческой. Этим ученый Тишендорф объясняет и то высокое уважение, каким пользовалось евангелие Фомы у манихеев. Вероятность таких предположений отвергать совершенно нельзя, тем более, что св. Кирилл Иерусалимский, имевший возможность близко знать общество манихеев, приписывает это евангелие ученику Манеса, называвшемуся Фомой.

Рядом чудес, ознаменовавших детство Спасителя, апокрифическая литература как бы заканчивает историю жизни Спасителя до его тридцатилетнего возраста. Беседа двенадцатилетнего Иисуса с иудейскими учителями в храме иерусалимском, последующая за тем жизнь Его в Назарете, которую евангелист характеризует словами: преуспеваше Иисус премудростию и возрастом и благодатию у Бога и человек (Лк.2:52) – в апокрифических сказаниях обойдены молчанием. Народное воображение несколько останавливается на жизни Спасителя уже тогда, когда Он, после своего крещения, приготовляется к открытому служению роду человеческому. Здесь оно разукрашивает евангельское сказание об искушении Иисуса Христа диаволом в пустыне, и потом создает историю посвящения его в иерейство. В апокрифе, известном у нас под именем «слова о Господе нашем», встреча Иисуса Христа с диаволом изображается довольно драматически. В последний день сорокадневного пребывания Иисуса Христа в пустыне, к Нему является диавол и со страшным гневом становится пред лицом Его. Откуда ты? – спрашивает его Спаситель. – А я тебя спрошу, отвечает диавол: ты от какой страны? – От вышних сил. – Иди же, говорит диавол, на небо и сядь на престол твой: твои небеса, а моя земля. – О, горе тебе, диавол, говорит Иисус; я пришёл истребить тебя с лица земли. Повторяю тебе, отвечает диавол, иди на небо и сядь на престоле твоём: или ангелы мои, гордые, страшные, сильные, погубят тебя, как одного из людей. – Горе тебе, диавол, горе ангелам твоим, – снова говорит Иисус. Я пришёл погубить тебя и всех тех, которые творят дела твои: разбой, татьбу, зависть, блуд, убийство, объедение, пьянство и прочее. А если все те дела мои, говорит диавол, то я и сильнее тебя, и страшнее ангелов твоих. Горе тебе, диавол! имею посрамить тебя, – опять говорит Спаситель. Тогда диавол уходит на гору, где были собраны бесы, и говорит им: «Чада мои! пришёл Иисус, великий супостат наш. Я не поклонился Адаму, созданному отцом его, не хочу и ему покориться». «Чада мои! укрепитесь, и пойдём, одолеем и убьём Его, и царство будет наше». Бесы идут: над ними поднимается пыль как бы на 12 поприщ; горы содрогаются: река выступает из своего русла; рыбы выходят из воды и скачут посуху. Ученики Иисуса Христа (как будто они уже были в это время?!) устрашились таких громов диавола, и Пётр отбежал поприща за три. Тогда Господь говорит ему: «Пётр! что ты сделал?» Пётр раскаивается и становится за Иисусом; но испуг его был так велик, что он не может выговорить и слова. Тогда Господь ободряет учеников своих, говоря: «Кто сверг диавола с неба? Ты и отец твой?» – отвечали Варфоломей и Фома. И затем, по повелению Господа, сходит на землю облако и молнии, поднимается вихрь и уносит диавола на воздух, где он повисает стремглав. Бесы, видя всё это, приходят в ужас и хотят бежать в пещеры. Тогда диавол просит у Господа помилования. Но это смирение было притворное: злоба диавола была так велика, что из уст его исходило храпение, и он, нагнувшись, хотел похитить Иисуса. Но Христос сказал ему: ты думаешь похитить меня: я же ни дуну, ни плюну на тебя, потому что слюна моя и дух мой святы; но я поборю тебя, иначе не буду подобен вышнему. Диавол снова думает устрашить Господа. Я, – говорит он, – влезу в сердце жидам, Анне и Каиафе, и они распнут и уморят тебя. – Меня распнут на Христе, – отвечает Иисус, – но крест будет иметь победу над тобою; весь мир поклонится ему, и тебя проклянет. – О, если бы знал я, – говорит диавол, – где ты родился! Я уморил бы мать твою и тебя погубил бы…»

Тогда сотрясается земля и расступается на 300 локтей. «Что это, Господи? – спрашивает диавол. – Не бойся, – отвечает Иисус, – я ещё не погублю тебя, ты будешь царствовать ещё три года». «А потом что? – В первое лето, – говорит Иисус, – на земле не будет вина, во второе – хлеба, а потом три лета я сотворю как три месяца, и месяцы как недели, и недели как часы, и часы как черту… Потом совьются небеса, как свиток, разгорится земля, как железо, я приду на место Ехию⁴⁷⁰, возьму матерь мою, Иоанна и Еноха, а тебя погублю… Подробности этого сказания, как видите, идут в рознь с повествованием евангельским об искушении Иисуса Христа диаволом, и должны быть обличены, как неосновательный вымысел разнузданной фантазии. Посвящение И. Христа во иерейство составляет предмет апокрифического сказания, известного у нас под именем «написания Иисусова во иерейство». В ветхом завете, говорит это сказание, был обычай, чтобы на великий день отправляли службу все 40 священников. Но случилось, что к этому дню умер один из священников, по имени Онсич. Священники долго не знали и не находили человека, способного занять его место. Наконец, один из них указывает на Иисуса, как на сильного и искусного в писании. Несмотря на то, что Иисус Христос был из колена иудина, а не левиева, его приводят к священникам. Но так как было в обычае вписать в книгу не только священника, но и весь род его, то вместе с Иисусом приводят и Марию, и спрашивают у неё: «Сын ли твой, Иисус, коего отца и коего рода он?» Мария отвечает, что Иисус отца имеет только на небесах, и рассказывает при том историю его зачатия и рождения. Во время её рассказа священники с удивлением смотрят друг на друга и говорят между собой: «Неужели это Мессия, о котором писали пророки? Если так, то тем более достойно ему быть нашим братом во иерействе». Тогда они с великой честью берут Иисуса Христа во св. святых и поставляют его в иерейство. Иисус служил со священниками 40 служб. Но потом они начали завидовать его благолепию, и когда в одну ночь услышали ангельское пение на том месте, где почивал Иисус Христос, начали клеветать на него, издевались над ним, и наконец отступили его от собрания своего. Такова история иерейства Иисуса Христа. Поводом к составлению её послужило, вероятно, то обстоятельство, что Иисус Христос часто посещал синагогу в день субботний, поучал там народ и читал книги св. писания (Лк.4:17). Право читать Библию в синагоге предоставлялось не всякому иудею, но только членам синагоги, которые потому и были в глазах народа совершителями общественного богослужения. Для пастырного народного сознания было непонятно, почему Иисус Христос мог читать в синагоге, и вот народ разрешает свое недоумение, причисляя Иисуса Христа к клиру иудейскому. К таким, по крайней мере, предположениям приводит нас само сказание о «написании, Иисусовом в иерейство», когда автор его, сказавший о посвящении Иисуса Христа, прибавляет: посему-то Иисус и взял книгу и читал её в синагоге иудейской. Но во всяком случае и на это сказание нельзя смотреть иначе, как только на вычурное произведение народного вымысла.

На этом пока мы и кончаем своё обозрение апокрифической литературы, относящейся к личности Христа Спасителя. Об апокрифах, берущих своё содержание из истории последних дней земной жизни Спасителя, наша речь будет в своё время.

К. М-ов

1. О продолжении в 1870 году изданий: «Духовного журнала «Странник»», и газеты «Современный листок» и народной газеты «Мирское слово»

С окончанием нынешнего года исполнится ровно десять лет издания журнала «Странник». В этот период сменилось несколько направлений в религиозно-нравственных воззрениях и жизни нашего общества, нередко уклонявшихся от духа евангельской истины и, так или иначе, отражавшихся и в нашей периодической литературе. Редакция же «Странника», поставившая своей задачей поддерживать и воспитывать в русском православном обществе дух святой веры и чувство истинного христианского благочестия, – составляющих собой основу душевного мира и залог вечного спасения, – при помощи Божией оставалась всегда верной своей цели, руководясь во всём словом Божиим и голосом св. православной Церкви. Благодаря дивному промышлению Господа, испытывающего сердца и утробы (Откр.2:23), благая цель редакции «Странника» была скоро понята нашими благочестивыми читателями и достойно оценена ими. Мы с сердечною благодарностью к Богу, укрепляющему наши слабые силы в нашей литературной деятельности, направленной исключительно на пользу наших собратий во Христе, и с полною уверенностью можем сказать, что ни одна редакция духовных наших журналов не имеет у себя такого большого круга читателей, как редакция «Странника». Даже с размножением «Епархиальных ведомостей», сокративших число подписчиков почти на все духовные журналы, круг читателей «Странника» уменьшился, сравнительно говоря, довольно незначительно, потому что постоянно находил для себя читателей во всех слоях общества.

Все это приводит нас к тому отрадному убеждению, что направление нашего журнала вполне отвечает духовным потребностям наших благочестивых читателей, и в силу этого мы, твердо уповая на помощь и милость Божию, готовимся дерзновенно вступить во второе десятилетие своей литературной общественной деятельности, намереваясь оставаться вполне верными навсегда принятому нашим журналом направлению.

При этом не можем не заявить о том, что со следующего 1870 года редакция «Странника» будет иметь у себя приток новых сил – в лице некоторых энергических деятелей ей на поприще современной богословской науки, изъявлявших полную свою готовность принять самое живое и постоянное участие в издании нашего журнала. Надеемся, что и другие наши собратия во Христе, единомысленно ищущие путем литературным духовного блага себе и ближним, – особенно же пастыри духовные, из которых многие доселе обогащали своими религиозными наблюдениями и духовно-литературными трудами наше повременное издание, не откажутся и впредь от такой поддержки общеполезного нашего дела, ко благу святой православной Церкви.

Издаваемая при духовном журнале «Странник», особой редакцией, газета Современный Листок политических, общественных и литературных известий, уже приобретшая огромное число читателей, особенно в среде духовенства, будет издаваться по прежней программе и в будущем 1870 году, по возможности в улучшенном виде.

Равным образом и народная газета Мирское слово, издаваемая под особою редакцией, как весьма пригодная для простого народа, по своему религиозно-нравственному характеру и популярному изложению общеполезных сведений, будет издаваться и в 1870 году, в том же духе и направлении, как и в нынешнем. Высочайше утверждённым в 7-й день августа 1869 года новым устройством газетной почтовой операции, изменены существующие в нынешнем году условия пересылки периодических изданий. Вновь установлено правило – приём на почту журналов и газет для отсылки к иногородним подписчикам, допускать не иначе как под бандеролям и с адресами, – служит ручательством за верность доставки и наших изданий, после нынешнего – несчастного в этом отношении года, вследствие господствовавших в нём отмены адресов и конвертов.

Условия подписки на будущий год

Применяясь к новой таксе за пересылку, и вместе желая помочь, оставить без надбавки прежнюю плату за наши <…>ические издания, мы устанавливаем на них следующую годовую цену:

Странник, духовный учёно-литературный (журнал, состоящий из 12-ти книжек, и без пересылки 3 р. 64 к. сер., а с пересылкою иногородним (прежнею): 4 р. с. За доставку в Петербург почтой, по новой таксе платится 50 к. с., что с ценою в журнал составит 4 р. 14 к.

Современный Листок

<…>, общественных и литературных известий, выходящий два раза в неделю, или 104 №№ в год, и без пересылки – 4 р. сер., а с пересылкою иногородним, всем без исключения, – 5 р. с. При этом прежняя сбивка цены в «Современном Листке» для подписчиков «Странника» отменяется. За доставку в дом по городской почте в С. Петербурге по новой таксе нужно будет платить 1 р. 50 к. с., что в сложности с ценою за газету составит 5 р. 50 к.

Мирское слово, народная газета, выходящая два раза в месяц – в год 24 №№, и без пересылки 87 к.; с пересылкою иногородним 1 р. сер. А с доставкою в Петербург на дом, по городской почте, 1 р. 87 к.

Издатель имеет честь покорнейше просить всех своих почтенных подписчиков заблаговременно присылать свои требования на означенные периодические издания, так чтобы можно.

Было еще до выпуска первых номеров заготовить печатные адресы и устранить все препятствия к своевременному удовлетворению требований.

Редактор-издатель духовного журнала «Странник»

Протоиерей Василий Гречулевич

2. Об издании в 1870 году чтений при Московском Обществе любителей духовного просвещения

С 1863 года общество издает Чтения Московском обществе любителей духовного просвещения.

«В будущем 1870 году он предполагает выпускать 4 книжки ЧТЕНИЙ, в размер от 10 до 12 листов каждая. В них, сохраняя память о прежних лет, будут помещаться статьи догматические, нравственные, полемические, церковно-исторические, материалы для биографии московского митрополита Филарета и история московского епархиального управления с 1721 г.

Годовая цена 3 р., с доставкою 3 р. 50 к., с пересылкою 4 р. (за почтовую пересылку 30 к. и 70 коп. за бандероли, печатные адресы и проч.).

Подписка принимается:

В Москве: в епархиальной библиотеке, в Высокопетровском монастыре и у книгопродавцев: Ферапонтова, Салаевых, Глазунова, Соловьева, Черенина, в книжных лавках: «Русская грамота» и «Коммисионер».

В С.-Петербурге: в книжном магазине Кораблева и Сиракова.