«Богом богатейте»

«Смот­ри­те, бе­ре­ги­тесь стя­жа­тель­ства, по­то­му что да­же при изоби­лии благ не от них за­ви­сит жизнь че­ло­ве­ка» (Лк.12:15), – го­во­рит Иисус ис­ти­ну, в об­щем-то, про­пис­ную. В устах мно­гих Его по­сле­до­ва­те­лей эта ис­ти­на обо­ра­чи­ва­лась хан­же­ским: «О ду­ше на­до по­ду­мать!», а то и ре­во­лю­ци­он­ным: «Соб­ствен­ность есть кра­жа». Ведь ска­за­но нечто от­ри­ца­тель­ное: жизнь за­ви­сит не от изоби­лия, а... От ду­ши? От ску­до­сти? От че­го за­ви­сит жизнь че­ло­ве­ка? Иисус не был бы Спа­си­те­лем, ес­ли бы дал хан­же­ский от­вет: да­лее Он от­ве­ча­ет неожи­дан­но, так неожи­дан­но, что не вся­кий, чи­та­ю­щий Еван­ге­лие, осо­зна­ет всю но­виз­ну Его от­ве­та.

Спа­си­тель рас­ска­зы­ва­ет анек­дот о бо­га­че; толь­ко бо­гач у него не смешон, как обыч­ные ге­рои анек­до­тов, а, ско­рее, ве­ли­че­стве­нен. Бог бла­гос­ловил его: он бо­гат, а у него еще и «был хо­ро­ший уро­жай в по­ле». Бла­го­сло­ве­ние Бо­жие он вы­дер­жал и су­мел со­брать уро­жай до зер­ныш­ка – ис­то­рия Рос­сии под­ска­зы­ва­ет нам, что во­ин­ству­ю­щим без­бож­ни­кам это ни­ко­гда не уда­ет­ся. И, на­ко­нец, он об­ра­ща­ет­ся к сво­ей ду­ше, умо­ляя ее: «Ду­ша! Мно­го добра ле­жит у те­бя на мно­гие го­ды: по­кой­ся, ешь, пей, ве­се­лись». Меж­ду тем, ну что упра­ши­вать са­мо­го се­бя ве­се­лить­ся? Ве­се­лись – и всё! Так и де­ла­ют боль­шин­ство лю­дей: едят и пьют, не до­жи­да­ясь при­гла­ше­ния, и уж тем бо­лее не раз­го­ва­ри­ва­ют са­ми с со­бой. Но со­вер­шен­но яс­но, что этот че­ло­век при всем сво­ем бо­гат­стве не ве­се­лил­ся; хо­ро­ший уро­жай был для него лишь оче­ред­ным, не пер­вым по­во­дом ощу­тить глу­бо­кую внут­рен­нюю раз­дво­ен­ность сво­е­го су­ще­ства. Хо­чет­ся есть – а ку­сок в гор­ло не идет. Хо­чет­ся ра­до­вать­ся – а что-то или кто-то внут­ри ме­ша­ет, и идет сплош­ная ханд­ра. «Ду­ша», «со­весть» – по-раз­но­му на­зы­ва­ют нечто, си­дя­щее внут­ри нас, часть нас, но часть упря­мую и вред­ную. Сде­ла­на удач­ная га­дость, со­бран от­лич­ный уро­жай, до­чи­ста обо­бран ближ­ний ду­рак – а нечто ме­ша­ет вво­лю по­ра­до­вать­ся. Или я со­всем бес­со­вест­ный и без­душ­ный – но то­гда раз­ве я – это я? То­гда я уже ка­кой-то нече­ло­век, черт, са­та­на.

Бо­гач – со­вест­лив, и да­же на­столь­ко со­вест­лив, что не пы­та­ет­ся за­глу­шить со­весть раз­да­чей ми­ло­сты­ни. Хо­тя че­го уж про­ще: рас­пре­де­ли часть на­жи­то­го по бед­ня­кам, и оставь се­бе ров­но столь­ко, чтобы бы­ло, что есть и пить, ра­ду­ясь то­му, как уда­лось всу­чить со­ве­сти взят­ку.

Бо­гач не в пер­вый раз го­во­рит со сво­ей ду­шой, а та всё мол­чит: у нее нет язы­ка, она – сплош­ные чув­ства. Он во­пит: «Ве­се­лись!», – а в от­вет на­ка­ты­ва­ет угрю­мость и тос­ка. И со­вер­ша­ет­ся чу­до: но­чью, в час, ко­гда все спят – кро­ме тех, кто во­ро­ча­ет­ся с бо­ку на бок, – бо­гач слы­шит го­лос Бо­жий. Он ока­зы­ва­ет­ся в од­ном ря­ду с ве­ли­ки­ми про­ро­ка­ми, ве­ли­чие ко­то­рых – в чут­ко­сти и бес­по­кой­стве. Гос­по­ди, да на­вер­ное каж­дый мог бы услы­шать глас Бо­жий, ес­ли бы ста­рал­ся рас­слы­шать, и очень мно­гим лю­дям Гос­подь без­звуч­но кри­чит: «Безум­ный! В эту ночь ду­шу твою возь­мут у те­бя; ко­му же до­ста­нет­ся то, что ты за­го­то­вил?!» – а они не слы­шат.

«Так бы­ва­ет с тем, кто со­би­ра­ет со­кро­ви­ща для се­бя, а не в Бо­га бо­га­те­ет» – за­кан­чи­ва­ет Иисус прит­чу. А как, соб­ствен­но, «так»? Что, все они слы­шат от­кро­ве­ния? Или все они вне­зап­но уми­ра­ют? Ко­неч­но, нет. И мы вы­нуж­де­ны вер­нуть­ся за от­ве­том к на­ча­лу прит­чи: «Жизнь че­ло­ве­ка не за­ви­сит от изоби­лия его име­ния». Вот оно – са­мое страш­ное «так»: раз­ры­ва­ет­ся связь меж­ду внут­рен­ней жиз­нью че­ло­ве­ка и внеш­ней, меж­ду его ду­шой и ду­хом, меж­ду са­мим че­ло­ве­ком и его ближ­ни­ми. Ведь не ска­за­но, что у бо­га­ча не бы­ло на­след­ни­ков: но его бо­гат­ство дав­но разо­рва­ло все род­ствен­ные свя­зи, оста­вив лишь ал­чу­щих его смер­ти. Кста­ти, алч­ная жизнь не за­ви­сит и от ску­до­сти име­ния: ведь ску­дость – все­го лишь изоби­лие, толь­ко от­ри­ца­тель­ное. И у ты­сяч ни­щих жизнь со­вер­шен­но не за­ви­се­ла от их ни­ще­ты, и бы­ла та­кой же алч­ной, пу­стой и гнус­ной, как у бо­га­чей. Ги­бель – в рас­па­де че­ло­ве­ка на дух, ду­шу и те­ло, ги­бель – в раз­ры­ве меж­че­ло­ве­че­ских свя­зей, ги­бель – в том, что ни­ка­кая ми­ло­сты­ня, ни­ка­кие мо­лит­вы Бо­гу не мо­гут вос­ста­но­вить жизнь в ее пол­но­те.

Но где же вы­ход? От че­го же за­ви­сит жизнь? Ес­ли бы Иисус был про­сто учи­те­лем эти­ки, Он бы ска­зал: «Со­би­рай­те со­кро­ви­ща для лю­дей». Но Он зна­ет, что это – не под­лин­ная глу­би­на, что ми­ло­сты­ня мо­жет быть лишь след­стви­ем под­лин­но­го от­ве­та. Он мог бы ска­зать: «Со­би­рай­те со­кро­ви­ща для ду­ши: будь­те куль­тур­ны­ми, будь­те ве­ру­ю­щи­ми, за­боть­тесь о сво­ем спа­се­нии». Так го­во­рят все ре­ли­гии – но не Хри­стос. Он го­во­рит: «В Бо­га бо­га­тей­те (или: обо­га­щай­те се­бя в очах Бо­жьих)». Со­би­рай­те со­кро­ви­ща для Бо­га. И этот от­вет был бы са­ди­сти­че­ским, хан­же­ским из­де­ва­тель­ством, ес­ли бы под Бо­гом имел­ся в ви­ду тот Еди­ный Бог, в ко­то­ро­го ве­ру­ет по­чти все че­ло­ве­че­ство: аб­со­лют­но непо­хо­жий на че­ло­ве­ка, Выс­ший, Чуж­дый, Недо­ся­га­е­мый. Но эти сло­ва про­из­но­сит Сам Бог – Аб­со­лют­ный, Выс­ший, Непо­хо­жий на нас – и од­новре­мен­но не чуж­дый, до­ся­га­е­мый в каж­дом из лю­дей, – Бог, став­ший че­ло­ве­ком.

Так прит­ча вы­во­дит нас к глав­ной ис­тине Хри­сти­ан­ства: спа­се­ние – не в на­шем устрем­ле­нии к Бо­гу и лю­дям, не в на­шем по­пе­че­нии о сво­ей ду­ше или о ближ­них. Спа­се­ние – в том, что Бог устре­мил­ся к нам. "В Бо­га бо­га­тей­те" – эти сло­ва имел пра­во ска­зать лишь Бог, обо­га­тив­ший­ся во­че­ло­ве­че­ни­ем. Труд­ное, важ­ное, невоз­мож­ное – со­вер­шил Сын Бо­жий: Он стал Че­ло­ве­ком. Ибо невоз­мож­но Твор­цу стать тво­ре­ни­ем, труд­но Ве­ли­ко­му вме­стить­ся в кро­шеч­ное, но толь­ко это и важ­но. Нам Гос­подь оста­вил лег­кое, вто­ро­сте­пен­ное, про­стое – жить в Бо­ге са­мим и лю­бить дру­гих лю­дей, об­ра­ща­ясь к Хри­сту в них. От во­пло­ще­ния Хри­сто­ва мы ви­дим в них про­стран­ство Бо­га, ме­сто, где оби­та­ет Хри­стос, не сли­ва­ясь с че­ло­ве­ком, но и не по­ки­дая его. Спа­се­ние и лег­кость – в том, что с рож­де­ства Хри­сто­ва мы ищем не «ду­хов­ных цен­но­стей», а Ду­ха, мы об­ре­та­ем в се­бе и в дру­гих не «об­раз Бо­жий», но Бо­га. Бла­го­да­ря Бо­го­че­ло­ве­ку мы мо­жем быть уве­ре­ны: на­ша лю­бовь к са­мо­му се­бе и к ближ­не­му не бу­дет без­на­деж­ной, при­не­сет пло­ды, ибо от­клик­нет­ся Бог, и вслед за Ним, вме­сте с Ним от­клик­нет­ся ду­ша, воз­ра­ду­ет­ся и воз­ве­се­лит­ся. Мы от­да­ем всё Хри­сту – а Он пе­ре­да­ет лю­дям на­ши скром­ные да­ры, не рас­тво­ряя их в Сво­ей ми­ло­сти, но, тем не ме­нее, де­лая че­ло­ве­че­ское доб­ро сто­крат бо­лее силь­ным, бо­лее ум­ным, бо­лее про­ник­но­вен­ным – тем на­сто­я­щим бо­гат­ством, в ко­то­ром не толь­ко слы­шит­ся "Бог", но в ко­то­ром Бог яв­ля­ет­ся ис­то­ком и кон­цом. Спа­се­ние – это не что-то от Бо­га, но Сам Бог, ибо Он не чужд нам: Он це­ли­ком вос­при­нял че­ло­ве­че­скую при­ро­ду (за­меть­те – не при­ро­ду ве­ру­ю­щих в него лю­дей, а во­об­ще всех!), дав нам един­ствен­ное ра­дост­ное бо­гат­ство: жизнь в От­це, Сыне и Свя­том Ду­хе.

1990-е