Ирина Меладзе: Наверное, всегда встреча человека с Богом происходит на стыке нескольких событий. Я – не исключение. В моей жизни произошла эта встреча, слава Богу, когда наступили не очень легкие времена. Вот эта точка Х – она, мне кажется, появляется в жизни любого человека, и Господь будит всех нас, но не все пробуждаются.
Точка Х в жизни Ирины Меладзе наступила после развода. Измена мужа – известного певца Валерия Меладзе, уход его из семьи стали для нее настоящим потрясением.
Ее путь к Богу начался в период тяжелых испытаний, проверки на прочность. Смириться и принять новую реальность получалось с трудом, а надо было как-то выживать и жить по-новому.
Сначала нужно было за что-то зацепиться, потому что было настолько тяжело и непонятно все, что мне казалось, что я летела вниз и понимала, что зацепиться за что-то надо, за что – не понимала.
Поиски Бога у нее начались с буддизма. Казалось, это то, что может помочь и вылечить.
Ирина Меладзе: Почему это так популярно? Потом я сделала вывод – потому, что там от тебя ничего не требуется. Там прекрасные книги, очень интересно написанные, очень доступные.
В.: Читаешь и расслабляешься.
Ирина Меладзе: Расслабляешься.
В.: Начинаешь отдыхать от жизни.
Ирина Меладзе: И прямо так увлекательно все.
В.: Да?
Ирина Меладзе: Они, по сути, ни к чему не призывают, а в православии-то трудиться надо: а ну-ка, встань, а ну-ка, приди в храм на исповедь и признай, что ты не хорош, а плох.
Буддизмом Ирина Меладзе увлеклась не на шутку, настолько, что даже решилась уехать и жить на остров. Если уж увлекалась чем-то, то серьезно. Остановил от этого шага другой остров – из фильма Лунгина. Новый переломный период в ее жизни как раз совпал с его премьерой.
Сюжет из фильма «Остров»:
Отец Анатолий: Всю жизнь себя проклинать будешь, что дитя-то невинное убила.
Девушка: А Вы-то откуда знаете? Вы же не старец.
Отец Анатолий: Ну, может, я сам-то человека убил.
Когда я сидела в зале, фильм совершенно потряс меня. Но я пришла домой, и мысли мои начали крутиться вокруг этого фильма. Я села, пересмотрела его еще один раз, потом еще раз, и так за года два я посмотрела этот фильм раз шесть.
Потряс, в частности, главный герой – отец Анатолий. Его путь к Богу, такой непростой, с тяжелой историей, заставил ее задуматься и о своих грехах, и о своем прошлом.
Понимая, как главный герой пришел к Богу, соизмеряя, естественно, со своей жизнью, я понимала, что у каждого человека внутри есть, начиная с детства, какие-то неправильные поступки, которые грехами зовутся, какие-то вещи, которые мы делали, за что-то было стыдно тоже.
И вот, проводя параллель, я понимала, что… чего может достичь, как переродиться душа, и чего может достичь человек в своем стремлении к Богу.
После «Острова» мысли о буддизме куда-то пропали. Вместо его изучения она с головой ушла в духовную православную литературу и стала все чаще думать о Боге.
Как и очень многих новоначальных, ее путь воцерковления начался с Покровского монастыря. Она где-то услышала – Матронушка помогает, и в один из дней пришла к ней за советом. В очереди сразу подошла монахиня, попросила о помощи. Так, неожиданно для Ирины, она стала трудницей монастыря.
Пока я работала, она сказала: «Ты стой, разговаривай с ней, – говорит, – Матронушка все слышит». Вот я стояла, чистила подсвечник тогда и мысленно разговаривала, плакала, помню.
Конечно, как все женщины, которые… Когда я была в таком разрыве, конечно, я просила, чтобы… о том, чтобы она помогла сохранить семью, о том, чтобы помогла, о том, чтобы помолилась Богу, чтобы мне было легче.
Потому что, на самом деле, внутри была рана, и душа кровоточила первые годы. Конечно, я думаю, что все люди, которые, когда приходят к Богу, и у святых просят одного и того же – просто облегчения.
Ну, скажу, что облегчение наступило далеко не сразу. Я даже, помню, обижалась, думаю, ну, надо же, ну, я… Думаю, ну, мне казалось, что помощь должна прийти быстро, так, как у всех новоначальных людей. Мне казалось, я ждала, думаю, ну, почему она всем помогает, почему мне не помогает?
Но Матронушка без утешения не оставила. Следующий раз на Даниловском кладбище, где похоронена любимая старица, Ирине было явлено настоящее чудо.
Ирина Меладзе: Так как у Матронушки много птиц, а это была глубокая осень, много птиц, там, воробьи, голуби, и я стою в очереди, там было несколько человек, я стою в очереди и думаю.
Смотрю, голуби летают, и я думаю, как хотелось бы, вот какое-то детское совершенно чувство, погладить птичку. Думаю и сама себе отвечаю: ну это… вот мысли вертятся в голове, думаю, ну, это же невозможно, ну, и стою.
Дальше стою, потихонечку, там, про себя молюсь, пока моя очередь не подошла. И где-то секунд через 30, причем передо мной люди стоят буквально в шаге, я в середине очереди, сзади меня люди, и я слышу, на голову мне сел голубь.
Я совершенно четко понимаю, что это чудо, что она меня слышит. И мне… И я настолько была к этому не готова, я оцепенела. А птичка села, и она вот гулить начинает. Проходит еще секунд 5, и на плечо ко мне садится второй голубь, и они начинают ворковать между собой.
В.: То есть один сидит на голове…
Ирина Меладзе: Один сидит на голове, второй сидит вот здесь, на плече, и они воркуют вот…
В.: Да-да-да.
Ирина Меладзе: Как птички поют. И я остолбенела и понимаю, что… Ну, я осознаю, что это чудо, и сдвинуться не могу. И вот так они просидели секунд 30 и улетели. Я, конечно, совершенно потрясенная, приложилась к могилке, к кресту и уехала домой.
Чудо повторилось трижды: на следующий день и через неделю. Никаких объяснений ему не находилось, кроме того, что Бог ее слышит.
Ирина Меладзе: Наши дети, по-моему, страдать начинают оттого, что мы слишком часто с Зариной встречаемся.
Дочь: Мы точно не страдаем, но шутки уже накопились.
Ирина Меладзе: Да.
Дочь: На эту тему.
В трудный момент жизни Ирину Меладзе поддержали подруга Зарина и дети – дочки Инга, Софья, Арина. Инга и дочь Зарины учились в одной школе. Долгое время мамы сначала дружили по телефону, через несколько лет виртуальная дружба переросла в реальное общение.
У нас была крепкая телефонная дружба. Мы практически все друг о друге знали, только, ну, как мне казалось, мы никогда не встречались.
Несмотря на дела, семью и расстояние, а живут они не в соседних домах, подруга всегда находит для нее время. Впрочем, нужда друг в друге обоюдная.
Зарина: Несмотря на все перипетии Ириной судьбы непростой, мы все об этом знаем, сложной, и сложнее, или тяжелее, или легче – наверное, это вообще, даже неуместно это обсуждать, потому что я всегда говорю: у каждого своя беда, своя проблема. Она самая сложная, потому что она своя, и поэтому мы никогда не можем говорить, у кого она тяжелее, у кого она легче.
Но, вы знаете, для меня, я не знаю, как для Ирины, общение с ней – это всегда не просто радость. Причем она так умеет очень коротко, очень тонко, как-то вот одной фразой буквально…
Я звоню и говорю: «Ира, больше не могу». Ну, бывают ситуации – просто сил нет. Вот какая-то ситуация, опять что-то сгустилась, навалились все проблемы. Я говорю: «Просто нет, – я говорю, – ты понимаешь, я иду, у меня такое ощущение, что у меня уже просто нет сил».
И она может так легко, причем так еще иногда даже где-то с юмором, может сказать: «Слушай, знаешь, как вот Паисий Святогорец сказал: если тебе тяжело идти, значит, ты идешь в гору, понимаешь, да, Зарина?
В гору идти всегда тяжелее, а с горы спускаться легко, можно скатиться, а вот вбежать на горку нельзя. Поэтому, Заринка, у нас все нормально – ты идешь вверх».
Идти вверх нелегко. Вот и духовный путь Ирины Меладзе был непростым. Старшая дочка не сразу приняла маму новой, обновленной.
Старшая, Ингуля, она, конечно, так долго за мной наблюдала. Я уже понимала, что, если малышей я могу с собой взять, то на Ингу давить нельзя, потому что ей уже было на тот момент почти 20 лет, и это уже был взрослый человек, она должна была принять сама, для себя сделать выбор.
Опять же, начитавшись, я понимала, что только можно личным примером. Мы вставали, малышей я брала, мы шли на службу. «Ингуля, ты идешь?» – «Да, нет, мама, я не сегодня».
Но прошло какое-то время, и Инга пришла в храм.
Вот, ну, наступил тот момент, когда она приехала, ей стало вот… Опять же, когда человек приходит к Богу? Когда хорошо – не приходит, когда тяжело. И вот так случилось, что у нее была… она заболела, у нее была пневмония.
Я ей говорю: «Доченька», – говорю. Она приехала, сил нет ни встать, ничего. Я говорю: «Может, пособоруемся?» И она говорит: «Давай попробуем». Потому что она настолько не могла выйти из этой болезни, что, когда я это сделала ей предложение, видимо, вот, что называется, яблочко созрело.
Свой период неофитства она называет болезнью роста, все тогда ей виделось в черно-белых тонах.
Ну, вот меня так прижарило поначалу, что я вообще, да, если уж исповедоваться, так исповедоваться. Как говорится, человек с крестом – это человек, человек без креста – это не человек у меня.
Все, у меня, там, вообще мир черно-белый стал. Читаю книги я только православные, другой литературы у меня не существует. Ну, что называется, зажало меня по полной программе.
К своей первой исповеди она пришла не сразу – было очень страшно.
Ирина Меладзе: Это первый барьер, потом, ну, еще расковырять себя, не просто, что ты вчера делал, а что ты делал с детства. Это всегда такой довольно тяжелый труд, и я не знаю, честно говоря, трудно сказать, научилась ли я писать исповедь.
Я вообще часто… я их пишу. Мне так легче, потому что у меня есть такое свойство, что, когда я подхожу к батюшке в момент исповеди, у меня голова становится пустая, и я начинаю… Да, язык корявый, и я толком ничего сказать не могу. Поэтому я всегда для себя пишу на бумажке все.
В.: Батюшка просит это читать, или он просто прочитывает?
Ирина Меладзе: Ой, иногда читают, я так благодарна, иногда читают, иногда заставляют меня читать, иногда рассуждают, иногда что-то говорят, но я… На самом деле, когда просто у меня читают и не задают мне ни один вопрос, я так счастлива, я так благодарна.
Потому что понятно, что, когда я готовлюсь к исповеди, я разговариваю с Богом, вот. И если батюшка в этот момент никаких вопросов мне не задает, я безмерно благодарна ему, потому что мне и так стыдно, я все понимаю, осознаю и вот, и… «Батюшка, Христа ради, отпустите меня, благословите причаститься», – и все.
В жизни Ирины Меладзе и до развода с мужем были тяжелые испытания. Первый ребенок умер, не прожив и 2‑х недель.
Обиды не было. Слава Богу, обиды не было. Мозгов хватило, чтобы не обижаться, но уже перед его смертью мне заведующая отделением, врач, которая принимала роды, Раиса Павловна, она сказала: «Ира, вот, что этот, если он останется жив, это будет ребенок-инвалид, это будет только инвалидная коляска».
Конечно, эти мысли пролетели у меня вихрем, конечно, «за что?» у меня сразу пролетело. Это было… Ну, это был такой ужас. Я поняла, что в жизни все наказуемо.
А все тогда началось с банальной температуры, которую не сбила, боялась принимать лекарства. И когда, беременная третьей дочкой, Аришей, снова заболела, она, не раздумывая собралась и поехала в Киево-Печерскую Лавру, в пещеры.
Я помню, вот просто я со своим животом на тот момент, я приехала, опять же, с этим гайморитом, спустилась в пещеры. Я просто своим животом везде прикладывалась, везде абсолютно, вот.
И я абсолютно считаю, что Арина… Она еще родилась – у нее не раскрылось одно легкое, и воды были не светлые, и я вот свято убеждена, что у меня здоровый ребенок, благодаря тому, что я тогда свой живот везде приложила, вот.
И Арина до 6 лет вообще не болела, хотя она была стопроцентная искусственница, и так она… ну, с такими проблемами появилась на свет, и этот гайморит, понятное дело, сделал свое дело. Но при этом при всем это был ребенок из моих троих самый крепкий. Так что я это все связываю только с отцами Киево-Печерскими.
До прихода в храм оставались еще долгие 20 лет. Она тогда еще совсем не знала русских монастырей, и, так как в то время жила на Украине, в городе Николаеве, Лавра была единственным местом, куда она постоянно ездила за духовной поддержкой.
У меня уже, понятно, было трое детей, надолго не могла уехать, и я, иногда так было, что я летала – утром, брала билет утром на утренний рейс, и на последнем я возвращалась обратно. То есть я предметно летала в Киево-Печерскую Лавру.
Всегда меня успокаивала атмосфера монастырей. Всегда мне было там тихо, как-то сердце мое… Я начинала, я могла как-то осмысленно думать, и особенно хорошо мне как раз было в пещерах.
В родном Николаеве храмов не было. Семья Ирины была самая обычная – советская.
В таких городах-спутниках ничего не было, поэтому я выросла вот в атмосфере абсолютного на тот момент атеизма. Дома икон у нас не было, но мама всегда говорила, что… О праздниках, конечно, мы знали, работать, она говорила, в праздник нельзя, но не более того.
Мамы уже 5 лет как не стало, папа перенес ее смерть крайне болезненно.
Когда он остался один в 75 лет, я‑то уже знала, что человеку помочь можно только через храм. И вот первый раз папа в свои 75 лет отстоял службу, первый раз исповедовался, первый раз причастился. И, так как он очень тяжело переносил смерть мамы, уход мамы, он первый раз тогда приехал ко мне и сказал: «Ира, мне стало легче».
Поэтому теперь, когда папа приезжает к нам так часто, насколько может, мы тут всей семьей думаем только о том, помимо того, чтобы ему… там, следить за его… ну, с медицинской точки зрения за его здоровьем, сегодня ему 82 года, конечно, всегда, когда он приезжает, мы его обязательно везем в храм, и исповедь, причастие, если получается – соборование. Это у нас, как «Отче наш», всегда с дедушкой. Так что папа, слава Богу, проснулся.
Когда внесли эти иконы, у меня такое было незримое ощущение, что вот они – пророки и Господь, просто вошли в этот дом. Мне показалось, что даже пространство поменялось.
Вообще вот мне захотелось просто встать вот так вот и по стойке смирно вытянуться, как вот на службе стоишь, вот. Потому что, ну, что-то, мне казалось, вообще невидимое произошло с моим домом, в хорошем смысле слова.
В своем новом доме она любуется отнюдь не изысканными люстрами и старинной мебелью, а редкими алтарными иконами. Они попали в дом после благословения ее батюшки. В этот большой и красивый дом семья Ирины переехала меньше года назад. Позади 5 непростых лет, когда пришлось быть строителем, и архитектором, и дизайнером. Здесь в каждой комнате свой красный угол со своей историей. Хозяйка в их доме – Царица Небесная, а еще здесь особо почитают Святителя Николая.
Вот мне снится сон, что я якобы нахожусь в каком-то старом… как будто итальянский такой старый дом с такими… Мазаные стены, и я открываю дверь, а там храм.
И храм – он весь золотом сияет, горит, и в центре на… стоит, ну, как там… Получается, на амвоне стоит, вот перпендикулярно стоит икона, и я понимаю во сне, что это Святитель Николай.
Вот она стоит, и сияет, и освящает полностью, и вокруг тоже все золотое. И я думаю, Боже мой, думаю, у меня в доме был храм, а я никогда не заходила, во сне я думаю. И сама себе задаю вопрос, и знаю же, что Николай сейчас… мощи Святителя Николая в Москве. Я думаю, ну, надо же, во сне я думаю, надо идти.
Здесь, в спальне Ирины, ее маленькая келья. Правда, она не любит об этом говорить вслух, так же, как и молиться при посторонних.
Ирина Меладзе: Ну, это, наверное, сердце нашего дома. Это тот маленький уголок тихий, когда я… где, наверное, происходит вот самый интимный момент.
Это все вопросы, которые у меня есть внутри, и все мои просьбы, все это я делаю, все мое общение с Творцом – обычно это все происходит вечером здесь, когда все спят. Я могу уединиться, закрыть дверь и излить, открыть свое сердце, излить душу или поблагодарить Бога за все. В общем, это как маленький алтарик.
В.: Скажи, а ты часто вообще плачешь в своей жизни?
Ирина Меладзе: Да, я очень много плачу.
В.: Просто…
Ирина Меладзе: Я плачу, когда кино смотрю, я плачу и когда… Я очень слезливая вообще.
В.: Сентиментальная.
Ирина Меладзе: Очень.
Дружной компанией с пушистыми елями здесь каждый год справляют Красную Пасху.
Ну, вот здесь наше одно из любимых мест. Здесь проходят все вечерние посиделки, летние, как правило. Всегда у нас здесь Пасха отмечается, мы готовим шашлыки, собираемся с друзьями, а все лето пьем чай и разговариваем за жизнь.
Крайнее из событий – празднование диплома. Недавно мама, Ирина Меладзе, окончила Высшие богословские курсы при Московской духовной академии. Теперь Ирина может смело преподавать теологию в воскресной школе.
То, что мама – человек увлекающийся, дочки Инга, Арина и Софья знали всегда. Но когда увлечение православием стало образом жизни, а потом переросло в получение богословского образования, тут уж все удивились.
Я не хотела идти, думаю, ну, как я его буду применять – этот диплом? Но меня одна монахиня благословила, сказала: «Тебе надо, тебе это потребуется, не знаю уж, для чего»
Я говорю: «Матушка, зачем мне это потребуется? В воскресной школе я не хочу преподавать, – я говорю, – строго для себя и для своих детей». – «Нет, иди». Очень я не хотела, но из-за послушания, думаю, ладно, матушка благословила – надо идти. Я вот подвизалась писать диплом.
Новая жизнь бьет ключом. С недавних пор у Ирины появился и свой духовник – отец Власий из Боровского монастыря. Это была еще одна встреча, которая потрясла. Книга в кованом переплете от него – «Житие святой Сусанны», как будто списанная с ее жизни, самый дорогой подарок.
И вот эта пламенеющая любовь, которую я… Зайдя в первый раз, встретив батюшку, я почувствовала от него. У меня было ощущение, что там все – и папа, и мама в нем.
И вот я захожу, я понимаю, что он… от него вот эта любовь идет, которую я… Ну, человек, знаете, как наркоман, ищет все время. И я знаю, что ее можно только найти вот… что ее в миру не бывает – этого вида любви.
Я, конечно, абсолютно склеилась. Вот у меня, мне кажется, ну, ничего заменить не может в жизни, в мире, не… Мир не дает этого – то, что дает, то, что идет вот от таких людей. И поэтому от батюшки шла такая… Я говорю, он горел любовью.
Своего бывшего мужа она давно простила, ни о чем не жалеет.
Да более того, я ему благодарна еще, потому что, если бы не случилось того, что произошло вместе с ним… Это же вообще была точка пробуждения моя.
Безусловно, я сегодня, я опять повторяюсь, но я ничего бы не поменяла. Как бы мне вот в тот момент ни было тяжело, я бы туда никогда не вернулась, и это сегодня несоизмеримо с тем, что вообще пришло в мою жизнь.
Я, наверное, как отец Анатолий в фильме «Остров», боюсь встречи с Богом. Сам переход, конечно, я… Когда вот в своих домашних молитвах, я всегда прошу за своих близких и за себя: «Пошли, Господи, мне мирную христианскую кончину».
И я так благодарна Господу, что Он вообще начал меня будить. А будить надо было, потому что все уже пошло неправильно, все уже пошло вот не так. И если бы я не проснулась, я сегодня понимаю, я бы погибла, вот прямо погибла бы физически в итоге, я понимаю, я бы разорвалась.
Поэтому я благодарна, я всегда буду благодарить Бога за то, что Он в какой-то момент начал меня будить. И не столько Он наказует, как мне в начале казалось, сколько милует.
Господь в итоге – это, конечно, Любовь, потому что вся моя жизнь, как мне сейчас кажется, это вообще сплошная милость Божия. Иногда кажется, что я больше милована, и чаще мне кажется, что я даже и незаслуженно милована.
Комментировать