Андрей Чубченко: Когда все дороги перед тобой открыты и вроде все хорошо, проблем особых никаких нет, ни особой нужды нет к кому-то либо за помощью обращаться ‒ все достаточно удачно складывается…
В.: Когда все удачно складывается, кажется, нет нужды говорить о Боге. Актера Андрея Чубченко часто называют везунчиком по жизни: крепкий брак, театральная семья, главные роли в кино и театре – казалось, что еще нужно для счастья? Но чего-то, действительно, не хватало. Один несчастный случай в жизни его семьи расставил по местам все приоритеты.
Андрей Чубченко: У нас была такая ситуация в семье, достаточно тяжелая, потому что на моих глазах супругу вместе с моим старшим ребенком сбила машина, это было как в замедленной съемке, я видел, как они метров семь летели по воздуху, и у меня было ощущение, что всё – жизнь закончилась.
Супруга Андрея уверена: от смерти тогда ее с дочерью Софией спасла икона Казанской Божией Матери.
Юлия Зыкова: Мама когда-то привезла мне из Костромы икону Казанскую – такую простую икону, висела здесь сумка, и в сумке была эта икона. И когда машина стала двигаться на нас, и я понимала, что она въедет в меня – я не знаю, почему я сделала так, я не понимаю, я просто взяла вот так ребенка и прыгнула противоходом на стекло, на капот. То есть, если бы она наехала, наверное, мы ушли бы туда, вниз. Я ударилась один раз, другой раз, третий раз, отлетела, и дальше – я не теряла сознание, но вокруг меня пространство, знаете, как в мультфильмах, нарисованные у домов глаза ‒ окна и рты – это двери маленьких домов, и вот они вопиют, я прямо это видела, что пространство вокруг меня, оно как бы…– я понимала, почему это со мной все произошло.
Тогда, после аварии, у Юлии на время пропало зрение. Первое, что она смогла прочесть, был молитвослов. В храм она после этого несчастного случая уже пришла вместе с супругом, в первое же воскресенье после случившегося. Скорби – самая частая причина для прихода в храм. Все остальное: красивый хор, хороший батюшка, уютный храм не трогают душу до тех пор, пока ты не сталкиваешься с настоящим горем. Их первая исповедь состоялась в храме апостола Иоанна Богослова на Бронной. Андрей подошел к ней со всей серьезностью, подготовился основательно.
Андрей Чубченко: И для меня как бы сначала непонятно было, естественно, я сначала книжки изучил, что такое исповедь, что такое причастие – достаточно строго всё, и пришлось поднимать. Первый батюшка, отец Андрей, – ему пришлось, наверное, очень тяжело, потому что всё, что накопилось к тридцати годам, я уже как бы жил с ощущением какого-то груза или рюкзака грехов на спине. Это как бы существовало исподволь. Я ощущал всё время какую-то тяжесть, мне приходилось всё время преодолевать ее.
Однако облегчение от исповеди пришло не сразу. Он всё ждал какого-то чуда, а оно не происходило.
Андрей Чубченко: Я помню вот это ощущение, когда это на уровне физическом происходит. То есть у меня возникла мысль – и я исповедуюсь в своих грехах, у меня возникала мысль: вот я исповедаюсь, одно, другое, третье говорю, а ничего не происходит. И вот только я так подумал, как, вот, в одну секунду как будто с меня вот эта ноша была снята, и я ощутил эту благодать.
Он до сих пор считает, что тот несчастный случай с его семьей был знаком, в первую очередь, для него. Он вскоре привёл в храм и друзей-актеров, а вот родителей не смог.
Андрей Чубченко: Родителей не смог сломать, они подумали, что я в секту попал, там тяжелее было. Они подумали, что вообще со мной что-то не так. Но я действительно находился в состоянии новоначалия, в состоянии благодати. Я не мог слышать мат, хотя я особо никогда – в армии мы так перекидывались словечками редко, иногда так в общении мужском, а потом я, действительно, не мог слышать – не то что произносить, когда рядом что-то произносили, меня просто физически, на физическом уровне это коверкало. И это длилось достаточно долгое время. Но я понимал так, что мне казалось: ну, вот, теперь-то я очистился и все хорошо. Но дальше началась самая сложная работа, и эта благодать была дана даром для того, чтобы я остался в храме и продолжал верить.
В этот храм святителя Николая в Заяицком он ходит уже около двадцати лет, не пропускает почти ни одну воскресную службу. Даже этот выходной, совпавший с днем рождения, не стал исключением. Признается: ранний подъем дается с трудом.
Андрей Чубченко: Я бы мог сказать: я что-то плохо себя чувствую, я устал, может, сегодня не поеду, в другой раз, и так вроде хорошо. А так как совесть обличает: надо же, ну как? Тем более сейчас часто бывает – и не только я знаю, батюшка мне говорил: когда исповедую – одно состояние, когда я веду службу – начинает крутить враг просто, реально. Вы не поверите, к сожалению, иногда сейчас так получается, честно скажу – не всегда часто получается на причастие приходить, но как только я начинаю собираться на причастие, как меня начинает крутить реально еще с вечера. Утром я просто зажимаю, просто, вот так, чтобы ни о чем не думать пока, только в храм и быстрей-быстрей-быстрей, чтобы додержаться только, чтобы ничего лишнего не было. Очень сложно. Дальше для нас наступает труд и работа.
Он еще помнит голые стены в храме, когда пришел сюда впервые.
Андрей Чубченко: Насколько я помню, здесь, по-моему, трансформаторные какие-то сооружения делали, в общем, что-то такое: обмотка, там, еще что-то такое. Но мы пришли, конечно, уже было чисто, безусловно, это уже все отсутствовало, но я слышал, что, вообще, в стародревних, старых храмах ‒ там даже не расписывали стены, все белое было, только иконы стояли, практически как-то так было. Вы понимаете, какая это была чудесная атмосфера!.. Вот вы, когда зашли, не было ничего официального, ничего напряженного – улыбающееся лицо батюшки, отца Вячеслава.
Отец Вячеслав Куликов стал вскоре духовным отцом Андрея Чубченко, а еще и крестным. Крестился Андрей, как это ни странно, уже после первой исповеди.
Андрей Чубченко: Я думал, что я крещёный. Я позвонил бабушке, еще раз переспросил, потому что какие-то смутные сомнения меня терзали: «Бабушка, как вы меня крестили, не расскажете?» Царствие Небесное бабе Дусе, она говорит: «Внучек, все просто: в роддоме платочком тебя каким-то помазали, в булавочку, и отнесли батюшке, и вот по этой булавочке тебя крестили». Я говорю: «Как булавочкой, какая?» – я ничего не понял. Прихожу к батюшке, говорю: «Батюшка, так и так, какая-то булавочка, платочек, ну, вроде сказали, что крещеный, я спросил – крещеный: да, ты крещеный!» Я исповедовался как крещеный ‒ и все мне казалось, и причащался. Он говорит: «Я у начальства спрошу». Он спросил, говорит: «Надо креститься по-настоящему». Я подготовился, и это, конечно, ощущение, когда ты уже в зрелом сознательном возрасте принимаешь крещение ‒ это какое-то особое отношение.
Актер Андрей Чубченко благодарен батюшке за внимательное отношение на исповеди, хотя прошло без малого двадцать лет.
Андрей Чубченко: Стоит батюшка, как сейчас помню, он мне говорит: «Ну, иди на исповедь». Я говорю: «Да я не готовился к ней, мне страшно!..» Он говорит: «Иди-иди сюда, я разрешаю». Я подошел без подготовки, без всего, он говорит: «Я разрешаю». Мы поговорили, как-то была и исповедь, и разговор одновременно, и это настолько меня тронуло, что я понял, что это моё место.
Он не стремился стать актером, хотя родители всю жизнь отдали этой профессии. Папа Андрея Александр Чубченко и мама Людмила Акунина – заслуженные артисты РСФСР, Владимирского областного драматического театра.
Андрей Чубченко: Я в театре вырос, за кулисами. И хулиганом был, и поджигал, ломал всякую аппаратуру, там на родителей свет переводил, когда они играли, а свет был на других. Бегали за мной, ловили меня – хулиган такой, все время в театре, потом в пионерских лагерях, на гастролях по всему Союзу. Я и в Одессе, и в Йошкар-Оле, помню, был. В пионерском лагере меня почему-то «москвичом» дразнили, хотя сам я из Владимира, все время смеялись: «Андрюша, падай, пажалуйста, кастрюлю!» – там «окали» все. Я потом приезжал после пионерского лагеря, и то же разговоры разговаривал как все, то есть у меня моментальнй слух, как все быть, поэтому я к этому, наверно, шёл.
Шёл, но в последний момент передумал: увлекла хирургия. Ему казалось: врач в белом халате, спасающий людей от смерти – это интересно и благородно.
Андрей Чубченко: Я прочитал книгу академика Амосова, я хотел быть хирургом на сердце. Мне хотелось оперировать сердце, клапан, меня как-то всегда интересовало строение человека, мне это было интересно, и я в этом себя видел, и, в общем, я в этом направлении и шёл. В Красноярске практически я уже поступил.
Но у Господа для каждого свой промысл, вот и у Андрея планы поменяла армия. Именно там в младшем сержанте Чубченко руководство разглядело артистические задатки.
Андрей Чубченко: У нас была агитбригада в школе, мы читали «никогда коммунары не будут рабами!» (по-моему, Братскую ГЭС) где-то полчаса так, по строчке: один строчку, другой. А так как я все запомнил, думаю: дай-ка я вот эти вот полчаса как всю эту «Братскую ГЭС» дам! Какой-то праздник был. И рассказал полностью это произведение, и присутствовал командир полка – он как раз случайно приехал, там, на поздравление, или ещё что-то, на это действо. Всем так понравилось, и я был младшим сержантом, меня повысили до сержанта, и я подумал: наверное, у меня что-то есть…
Однако, неожиданно родители сыновнего порыва не разделили. Пронеся через свою жизнь груз актерского ремесла, они желали сыну другой жизни.
Андрей Чубченко: Родители достаточно были против. Они понимали, что профессия очень тяжелая, я видел ее изнутри, но мне все равно казалось, что это хотя бы знакомо, ну как-то более-менее я на сцену выходил в эпизоде, танцевал брэйк какой-то, что-то такое делал. И я отцу написал: «Папа, я хочу поступать в театральный». И он мне написал со свойственной ему мужественностью: «Я тебе на это даю год, не поступишь – значит, всё». Так сложилось, что всё-таки я поступил.
В Щепкинское училище он поступил в последний момент, когда не прошёл экзамены в других вузах, его взяли с тройкой на испытательный срок. Актер Андрей Чубченко понимает: тогда это был его единственный шанс, упустить который он не мог.
Андрей Чубченко: Семь человек, которые были взяты с тройками, были отчислены в течение двух лет, один я остался. Но в конце первого курса я уже пятерки получал по мастерству актера. Я понимал, что это мой шанс, и я всегда знал, что если я выбираю профессию, в неё нужно вложиться на сто процентов, и любить, и получать удовольствие от неё.
Его все-таки знают больше по сериальным ролям в кино: «Шеф», «Тухачевский», «Стажеры», но вообще-то Андрей Чубченко 27 лет был ведущим актёром МХАТа имени Горького.
Андрей Чубченко: Сначала я чисто театральный актер был. В кино я попал только в 2004 году, после 1992 года я никуда не проходил, может быть, потому, что была театральность определенная; может быть, потому что был возраст еще такой неподходящий для кинематографа. Я только в 38 лет начал сниматься, но, правда, повезло, что появились главные роли, и как-то обратил на себя внимание, что у меня стабильно, где-то в год по четыре работы было в кино. И так складывалось удачно, что в театр я успевал на лето ‒ у нас отпуск два месяца ‒ я успевал за два месяца отсняться, и какие-то захватить вещи, но по большим ролям, я, естественно, отпрашивался, и Татьяна Васильевна меня отпускала, доверяла мне.
Татьяна Доронина была бессменным руководителем МХАТа, где служили Андрей и его супруга. Роли попадались разные, но конфликта с верой никогда не возникало. Они всегда могли найти с Татьяной Дорониной общий язык. Она теперь еще и крестная мама их дочери Софии.
Андрей Чубченко: И даже когда я Иешуа играл в «Мастере и Маргарите», у меня не было вопросов. Там сложно было. Я играл человека – человека, попавшего в определенные обстоятельства, все другие пусть думают как угодно и как им хочется. Даже Татьяна Васильевна сказала: «Вы передайте ему – пусть играет Бога!» Ну как это можно? Я-то для себя говорю: да, хорошо, но я же понимаю, что этого нельзя делать. Это моя профессия и моя работа, и роли, слава Богу, в театре и в кино дальше уже Господь, видимо, так давал – у меня были отрицательные, но их было очень немного. И отрицательные роли, когда в них погружаешься, ты все-таки себя – я знаю, как это играть, но погружаясь в это я испытывал дискомфорт. Но мне так везло, что попадались положительные роли, я не видел в них никакого конфликта с православием, для меня этот вопрос вообще не стоял.
Полтора года назад они ушли из МХАТа и сейчас служат в Малом театре. Актерская профессия все-таки вносит коррективы в духовную жизнь.
Юлия Зыкова: У нас еще вот эта наша профессия актерская – она не очень правильная. То есть дети наши понимают, что в субботу или в праздники мы работаем, все идут домой, а мы идем на работу. А когда это храм, и когда это пост, то Новый год встречается – ну, да, елка и еще что-то; мы встречаем Рождество ‒ это обязательно в храме, и традиционно обязательно должна быть просто жареная курица или оливье. Когда Пасха и вот там что-то такое ‒ дети уже знают, что вот это праздничный такой стол, и мы, конечно, стараемся, чтобы старшая дочь приезжала, чтобы мы эти праздники проводили вместе. Хотя бывает, очень часто у меня было, особенно во МХАТе, когда у меня вечером на Пасху стоял спектакль, и моё разговение начиналось в понедельник, потому что мне нужно было еще отыграть спектакль, и очень многие актеры говорят: «Ты сегодня была в храме?» – особенно если ночная служба. «Да» – «Я за тебя подержусь, молодец!»
Супруга Юлия еще и регент в храме. Много лет назад пение на клиросе спасло ее от уныния ‒ Юля тогда потеряла ребенка.
Юлия Зыкова: Я уже ушла в декретный отпуск в театре и так случилось, что я потеряла ребенка. На Успение я была в храме, исповедовалась, причастилась, и вдруг батюшка, отец Вячеслав Куликов, протоиерей, наш духовник, говорит: «Юль, ты же артистка, вот сегодня надо петь у “Иверской!”». Я говорю: «Я ничего не знаю, не умею, но как благословите!» И мы два часа с еще одной девочкой и с нашим старостой и регентом Фёдором Валерьевичем: «Господи, помилуй, Господи помилуй!» – в общем, кое-как мы спели «Иверскую». Я понимала, что не попадаю в одну ноту. И потом я шла по Красной площади – причастившись, исповедовавшись, спев «Иверскую», я шла и говорю: «Господи, забери меня сейчас, потому что лучше я уже не стану!» Вот это мой самый лучший день был.
Если бы не супруга, он мог бы давно отойти от храма. Та благодать, которая далась ему, новоначальному, давно ушла, осталась работа.
Андрей Чубченко: Когда ты совершаешь опять очередной грех или что-то, то, конечно, ты уже думаешь лишний раз, что тебе придется ведь перед батюшкой отвечать, потому что скрывать нельзя. Конечно, это гложет, и на какое-то время даже от храма отталкивает, потому что стыдно прийти, потому что я чувствую себя недостойным даже в храм идти, допустим. Но как: а что же, опять все то же самое… Потом находишь в себе силы, собираешься, опять идешь ‒ это труд уже дальше. Чтобы заслужить ту благодать, которая дана мне была даром ‒ я даже не знаю, что теперь нужно сделать. Скорее всего, я уже, может быть, такого уровня не получу, но я зато помню, эта память осталась, поэтому я в храме. Даже одним ногтем держаться надо.
Эти слова он запомнил от отца Димитрия Смирнова. Батюшка много лет служил в их храме.
Андрей Чубченко: Димитрий Смирнов разговаривал на современном языке с нами, на современном языке давал ответы на те вопросы, которые возникали у нас при чтении Евангелия, при чтении духовных каких-то произведений. Отец Димитрий открывал, он объяснял мне на пальцах практически и на каких-то таких конкретных примерах, он обладал таким даром соединения мирской жизни и православной, и он соединял это и нам, мирянам, объяснял на понятном нам языке, и с юмором, и со светом, и с любовью, и жестко где-то, но в этом была правда.
Правда в том, что за долгие годы в церкви он по-прежнему приходит в нее со старыми грехами, принял свою немощь со смирением, и после каждого падения старается подняться.
Андрей Чубченко: Всё время мы наступаем на одни и те же грабли. Мы боремся со своими страстями, они нас одолевают, они побеждают, но я понял одно: надо все равно вставать. Вот, упал ты – надо все равно встать, найти в себе силы, попросить ближних помочь. Ближние помогают. Упал – опять встать, и так думаешь для себя: ну, рано или поздно надоест на одно и то же… И самое главное, мне кажется – ведь к нам, православным, очень много претензий предъявляют: вы же в храм ходите, почему такие злые, почему, вы же православные, почему вы не можете, вы должны всех любить, щёку подставлять… Но люди, по-моему, не понимают, что основная часть людей, приходящих в храм, как раз грешников. Мы же для чего приходим в храм – чтобы начать эти болезни душевные хоть как-то лечить. Для начала хотя бы осознать, что грех существует и то, что ты делаешь – это грешно. Вот хотя бы это понимание получить, я считаю, это уже важно.
Комментировать