Руководство для сельских пастырей
1890. Т. 1. № 1–18

Согласно утвержденной Св. Синодом программе, к числу предметов содержания нашего журнала относятся заметки о характеристических чертах простого народа и о том, как ими пользоваться для успешного действования на нравственность прихожан. Желая дать этому отделу более твердую постановку в наступившем году, мы поместим на страницах журнала ряд статей по вопросам народной нравственности. Материал для этого отдела весьма обширен и разнообразен; он рассеян во всей русской печати; сюда относятся: отдельные труды исследователей народного быта, журнальные статьи, газетные корреспонденции и проч. Разбираясь в этом материале, сличая, проверяя и обобщая его, можно, конечно, получить сведения как о нравственных недугах, так и о светлых качествах сельского населения. Но в виду того, что сельские пастыри знакомы со всем этим воочию, из своего непосредственного наблюдения и живого опыта, знакомы более, чем случайные корреспонденты газет и авторы очерков народного быта, знакомы, как духовные отцы, как свидетели народной совести, – в виду всего этого представляется естественным обратиться в означенном деле к их содействию, которое может состоять в доставлении Редакции сообщений по предметам, касающимся народной нравственности. В том случае, если эти сообщения будут типичны, будут изображать предмет с достаточной полнотой и обстоятельностью, они будут помещаемы в целом виде; если они не будут удовлетворять этим условиям, а будут носить характер лишь беглых заметок, то они будут входить в состав указанного отдела в виде переработанном.

При развитии этого дела, при постоянном и оживленном обмене сообщений с подписчиками, мы надеемся сообщить более жизненное направление и проповедям, которые ежемесячно выходят в виде особого сборника при нашем журнале. В некоторых из них будут иметься в виду сообщения наших корреспондентов; они будут посвящаться рассмотрению известных нравственных качеств народа, о которых мы узнаем пред тем от его пастырей.

Поэтому, мы просим у наших подписчиков, сельских пастырей, всяких сообщений касательно характеристических черт простого народа, выдающихся народных обычаев, привычек и вообще народной нравственности. Все такие сообщения будут приняты нами с благодарностью и, как мы надеемся, не останутся без пользы для журнала и для того высокого и святого дела, которому он служит.

Приветствовать друг друга при наступлении нового года «с новым годом, с новым счастьем», и выражать друг другу наилучшие благожелания есть давний обычай, начало которому едва ли кто и помнит. Освященный вековою жизнью, обычай этот и нас побуждает при наступлении нового 1890 года высказать нашим собратьям и соработникам на тернистом поле пастырского служения наши благожелания. Что же мы скажем им? Какие благожелания выразим им? Будем ли приветствовать их ходячею фразою: «с новым годом? с новым счастьем?». С новым годом, пожалуй, поздравим; а о пожелании нового счастья лучше умолчим. Слово о новом счастье есть слово бессодержательное, и пожелание нового счастья есть пустая, ни на чем прочном не основанная игра слов, требуемая только приличиями света. Тысячами примеров уже дознано и многовековою историей доказано, что на самом деле в положительном смысле никогда не существовало, не существует, да нет никаких данных даже и предполагать, чтобы могло существовать в будущем на земле какое-либо старое или новое счастье. Где оно? пусть ищут его, сколько угодно, искатели приключений. А мы, как нам думается, лучше всего сделаем, если вместо пожелания какого-то не сбыточного, а только воображаемого, счастья, пожелаем нашим собратьям на новый год успешного выполнения обязанностей пастырского служения, иногда, да и большей частью, тернистого, терпкого, требующего от них упорного действия и сил, и энергии, тяжелых и усиленных трудов и телесных, и душевных, и в то же время не обещающего им ни душевного, ни телесного покоя, а тем более счастья в том смысле, в каком понимается оно людьми века сего. Что делать! Таков удел не только пастырей Церкви, долженствующих в жизни и деятельности стоять выше сынов мира сего, но и мирских деятелей, которые тщатся добросовестно выполнять обязанности своего служения, что земное счастье, которого жаждут, ищут, и, так или иначе, находят люди, не задающиеся в жизни никакими целями, восходящими за пределы личного эгоизма и самолюбия, большею частью недоступно для них; что на общем жизненном пиру они получают долю не сыновей родных, а пасынков; да к тому же надобно сознаться и в том, что этот самый жизненный пир, который может опьянять сынов века сего, не по сердцу им: они им не довольны. И что же? Сами они виноваты? Пожалуй, и виноваты в том, что они не могут принимать мишуру за золото...

Однако не станем слишком мрачно смотреть на жизненный удел пастырей Церкви, как будто совершенно уже лишенных в жизни всякого утешения. И труженики-пастыри пусть да не стужают сами себе, якобы уже вовсе обездоленные в жизни люди. В жизни кому что по сердцу, тот тем и живет, в том и находит удовольствие себе. Понятно, в этом случае имеют значение и личные характеры, внутренние потребности, предрасположения; но смеем думать, что и человеческие служения не остаются без влияния на образование характера и на установление внутренних потребностей людей; нам кажется, что между личным характером, внутренними побуждениями и предрасположениями, с одной стороны, и известным родом служения, принятым на себя человеком, с другой стороны, необходимо должно быть внутреннее соответствие. Человек принимает на себя известного рода служение потому, что оно по характеру ему и соответствует, конечно в известной мере, его потребностям; а соответствуя его характеру и потребностям, оно в то же время укрепляет и совершенствует их. И потому для тех пастырей Церкви, которые приняли на себя пастырские обязанности во имя внутреннего влечения к пастырскому служению, это самое служение приносит, или по крайней мере должно приносить, если не полное счастье, то внутреннее удовольствие, удовольствие недоступное для баловней жизни, привыкших кружиться в вихре светских удовольствий, совершенно отличных от удовольствия, заключающегося в труде. Для истинных пастырей Церкви все удовольствие и заключается именно в выполнении пастырского труда, без которого самая жизнь не имеет для них ни цены, ни значения. И это удовольствие так высоко, что они не согласятся променять его ни на какие утехи жизни; горы золота не возьмут они за него; пастырская совесть не допустит их до того потому в особенности, что внутреннее сознание исполненного ими долга, принесенных ими жертв на алтарь православно-церковного блага, доставляет им мир и спокойствие духа, приносящие человеку истинное счастье. Пусть их деятельность, не достигает, по-видимому, своей цели, пусть не приносит она должных и видимых плодов, пусть осуждается она искателями недостатков и несовершенства, пусть и вовсе не принесет она никаких плодов; конечно, все это грустно; но деятели могут быть не виноваты в том. И лишь бы их деятельность происходила из честных и чистых сердечных побуждений, не ищущих «своих си», и совершалась при полном участии их духовно-нравственных сил; лишь бы направлена была она к славе имени Божия и ко благу нашей любвеобильной матери Церкви: тогда, кроме естественного удовольствия, почерпаемого пастырями Церкви в своем труде, и Господь Бог, Податель всех благ и Утешитель всех труждающихся и обремененных, подаст им, да и подает, высшее духовное благо: «мир и радость во Святом Духе». Вот мы и просим Господа Бога, да поможет Он нам – пастырям, по Своей щедродательности, сознать это единственное благо и всеми силами души своей стремиться к обладанию им.

Всякое дело для благоуспешного совершения требует помощи Божией. Пастырское служение, как исключительное в среде человеческих служений, требует особой, исключительной, помощи Божией, без которой пастырское дело не может подвинуться ни на шаг. Дело Божие и совершается преимущественно силою Божией. Ибо где основа всей пастырской деятельности? Где опора не только для спасения целой паствы, но и для личного духовно-нравственного усовершенствования пастыря? В самом пастыре? Но что такое пастырь сам по себе? Такой же слабый и немощный человек, что и все прочие люди. Как и все люди, сам по себе, он нередко вступает в самое нежелательное положение, ибо впадает в такие грехи, которые ненавидит душа его. Не то, чтобы учить других, он часто не умеет учить себя самого. Не то, чтобы руководить другими, он не может иногда руководить самим собою. Не то, чтобы останавливать других в нежелательных действиях, он нередко не имеет силы остановить себя самого. «Бедный я человек!» восклицает он сам в себе. «Кто поможет мне в моем делании?». «Благодать, и только одна она, данная чрез архиерейское рукоположение», отвечает ему его собственный внутренний голос. Без этой благодати пастырь есть бедное и немощное создание в мире. И потому мы молим Верховного и Вечного Пастыреначальника, да ниспошлет Он, по Своей неизъяснимой милости, всем пастырям Церкви Свою благодатную помощь, немощная врачующую и оскудевающее восполняющую, и да усугубит ее в текущем 1890 году в тысячи крат; ибо настоящее время для пастырей есть труднейшее время.

Сила Божия в немощах совершается (2Кор.12:9). Немудрое Божие премудрее человеков и немощное Божие сильнее человеков (1Кор.1:25). И Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы упразднить значущее (1Кор.1:27–28). Но, однако, пастырю в деле своего служения полагаться исключительно на действие благодати выходит все равно, что земледельцу в урожае на не засеянной полосе полагаться исключительно на действие солнечной теплоты, росы и дождей небесных. И солнце будет сиять на небе и изливать живительную теплоту на землю, и дожди небесные будут орошать ее; однако не засеянной полосе, на которой не трудился человек, все это не принесет никакой пользы; не засеянная полоса не даст плодов. Под лежачий камень даже и вода не подтечет. Благодать укрепляет и возвышает естественные силы человека, помогает ему в его деятельности и подает успех ей; но помимо воли, желания и действия человека она ничего не производит для него. Творит она чудеса; но творит их в видах высших целей сокровенного смотрения Божия. Посему, воссылая молитву к Подателю всех благ о ниспослании пастырям благодатной помощи в деле их служения, в то же время мы не можем не выразить своего желания, чтобы и сами пастыри не оставались косными и бездеятельными, но, чтобы прежде всего и более всего, возгревали в себе тот дар Божий, который живет в них через архиерейское рукоположение (2Тим.1:6). Труд этот, пожалуй, самый тяжелый, но в то же время и самый благоплодный в деле пастырского служения, спасительный для самого пастыря, и потому труд положительно необходимый для него. Без этого труда все пастырское дело может погибнуть; собственная духовно-нравственная жизнь пастыря может расшататься; может погибнуть его внутреннее благо; может лишиться он вечного спасения; и, следовательно, может погибнуть все то, что дорого и спасительно для самого пастыря.

На земле нет более многосторонних, разнообразных, и потому многотрудных и мудреных служений, чем служение пастырское, требующее от пастырей, по учению Самого Вечного Первосвященника, и змеиной мудрости, и голубиной простоты, и разнообразных опытных и теоретических знаний. Пастырь Церкви, как опытный хозяин, должен выносить из своей духовно-нравственной сокровищницы своевременно и ветхое, и новое, смотря по духовно-нравственным потребностям своей паствы. Понятно, пастырю Церкви, чтобы быть опытным хозяином, умеющим своевременно выносить старое и новое, необходимо постоянное самообразование. И высокие, незаурядные дарования гибнут и пропадают от бездеятельности. Жизнь на всем ее историческом протяжении представляет на то множество примеров. Было бы неразумною самонадеянностью, объясняемою только леностью, полагаться пастырю Церкви на свое семинарское образование. Образование это и само по себе недостаточно для выполнения пастырских целей, а при последующей бездеятельности даже и это недостаточное образование улетучивается, и пастырь остается не при чем. Всякая сила для своего развития требует упражнений. Того же требует и знание. Но само образование необходимо для пастыря не только в виду постоянного развития его личных духовно-нравственных сил, к чему самою целью жизни призывается каждый человек, но и в виду требований его служения. Чего требует пастырское служение? Учительства и руководительства паствою на пути веры и духовно-нравственной жизни. Невежда может ли учить других и руководить паствою! Понятно, нет. И пастырю Церкви необходимо учиться всю свою жизнь и пополнять запас своих знаний. От пастыря требуются многосторонние знания; но все эти знания должны группироваться около знания главнейшего и существеннейшего – именно около знания религиозно-нравственного. Исходя из понятия о пастырском служении, надобно каждому пастырю положить себе за непременное правило прежде всего и более всего изучать Священное Писание по руководству отцов и учителей Православной Церкви; ибо все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности, да будет совершен Божий человек, ко всякому доброму делу приготовлен (2Тим.3:16–17). Посему и Апостол, высказавший эту истину, заповедует Тимофею: Вникай в себя и в учение; занимайся сим постоянно: ибо, так поступая, и себя спасешь и слушающих тебя (1Тим.4:16). Наше время в особенности требует от пастырей, чтобы не только сами они были вполне верующими и благочестивыми, но чтобы и других умели научить вере и благочестию; чтоб не только сами для себя имели многосторонние знания, но чтобы способны были давать ответы и на вопросы всех вопрошающих. Наше время более, чем все предыдущие времена, требует от пастырей, чтобы они были светом мира и солью земли (Мф.5:13–14).

Осмотримся кругом. Народная масса хотя и держится православной веры, однако она невежественна в деле веры. Кроме того, в среде ее гнездится, как разъедающая организм язва, старый раскол – порождение невежества, стремящееся в наше время в лице заправил, подобных Швецову, стать на почву рационализма и войти в дружбу с положительным отрицанием.

Там, на юге, свила себе гнездо в народе немецкая штунда, отрицающая все основы христианской православной религии, и ни во что вменяющая все обрядовые установления ​православно​-богослужебного культа, столько любимые истиннорусским православным человеком, воочию смеющаяся над верою, введенною на Руси свят. Владимиром, чтимым за апостола всею православною Русью, и ругающая неподобающим образом представителей Церкви – православных пастырей, начиная с архиереев и кончая безвестным сельским священником. Желая увеличить число последователей своих, коноводы штунды не гнушаются никакими средствами для совращения сынов православия, не утвержденных в вере отцов своих. А тут, не в народе уже только, а и в среде интеллигенции, существует, предварившая штунду, религия пашковская, основанная английским лордом Редстоком, продолженная, быть может, и усовершенствованная, англичанином Дитманом, и принятая и введенная в жизнь многих высшего круга, важным природным русским, и при том православным барином – Пашковым. Завершение этой религии пока представляет религия гр. Толстого. Все эти религии очень нелепы по самому существу своему; но известно уже из жизни, что нет той нелепости, которая не находила бы себе уголка в человеческом сердце. И бороться с этими, и им подобными, нелепостями, несравненно труднее, чем против разумных человеческих убеждений, уклоняющихся от истины. Православному пастырю надобно прежде всего иметь в виду, что наше время, есть самое модное время на изобретение религий, отвечающих склонностям и потребностям известного круга людей. В наше время многие не хотят и знать Откровенной религии; а хотят иметь помимо Откровенной религии свою собственную. Ныне именно и приходят к нам лжепророки в овечьей одежде, а внутри они суть волки хищные (Мф.7:15). Такое время ныне! И в это ли время пастырям Церкви спокойно почивать на ложе своем? Нет; ныне именно предстоит им необходимость облечься «во вся оружия Божия» и каждому из них стать на страже своей. И прежде всего им предстоит необходимость быть внимательными к стаду своему, и не только тогда, когда дает оно пастырю те или иные явные запросы, но и тогда, когда этих запросов нет, пастырь сам должен отыскивать эти запросы и своевременно отвечать на них. В наше в особенности время пастырь по своему благоразумию, как хозяин, должен своевременно износить из своей кладовой и старое и новое, и одних обличать и запрещать, других учить, назидать и увещевать; третьим отвечать на вопросы о нашем уповании. Для выполнения всего этого самому пастырю необходимо быть учительным и испытанным по всяческим; а потому мы от всей души желаем, чтобы пастыри, по силе данных им способностей, совершая постоянную духовно-нравственную куплю, постоянно приумножали данные каждому из них от Бога таланты, и употребляли их на пользу не только чад православных Христовой Церкви, но и всех тех заблудших овец, которые отторглись от стада Христова.

Знай пастырь очень многое, но ничего не делай, – пользы от того выйдет не много. Сам по себе будь он очень благочестивым и религиозным до костей и мозгов, но все это останется только при нем самом, без всякого значения для окружающей среды. Может ли быть какая-либо польза голодающему бедняку от роскошного обеда богача? Пусть богач поделится с бедняком, коему нечего есть, хоть крохами от своего роскошного стола, тогда и бедняку выйдет польза – он будет сыт. Так точно и пастыри Церкви, как богачи в отношении религиозно-нравственного знания, пусть делятся своими знаниями с своею, голодающею, темною и невежественною, в отношении религиозно-нравственном, паствою. Иначе для пастыря во всем его многознании нет ни цели, ни значения, кроме цели и его личных и часто узкоэгоистических. Хвалиться своими знаниями друг перед другом мы мастера. Ими часто и фигурируем друг перед другом, чтобы поставить друг друга в тупик, и после посмеяться. Глупая и нелепая, недостойная в особенности пастыря Церкви, замашка; а она, как бы ни была глупа и нелепа, все-таки между пастырями существует. И вот мы желаем, чтобы пастыри русской Православной Церкви выгнали из среды своей эту недостойную замашку, и все свои силы и знания устремили дружно к одной общей цели – к религиозно-нравственному воспитанию русского народа. Многие из пастырей пребывают в бездеятельности потому, что не видят цели в пастырском делании; а цели не видят потому, что пастыри деятели не получают сразу видимых и осязаемых плодов от своей деятельности. Но пастырское ли дело непременно требовать осязаемых плодов от своей, быть может, недостаточной деятельности? Пастырская задача состоит в том, чтобы сеять семена христианской истины и заботиться об удобрении почвы, устраняя, насколько возможно, все неблагоприятные влияния на нее. Произрастание семени зависит от воли Божией и бывает часто не доступно человеческому наблюдению. Царствие Божие, сказал Господь, подобно тому, как если человек бросит семя в землю; и спит и встает ночью и днем; и как семя всходит и растет, не знает он. Ибо земля сама собою производит сперва зелень, потом колос, потом полное зерно в колосе (Мк.4:26–28). Дает Господь видимые плоды, надобно благодарить Его; скрывает их от пастырского наблюдения, надобно терпеливо ожидать их проявления. И то надобно сказать, много ли еще трудились мы, чтобы иметь право на полный успех? Давно ли стали мы работать на ниве Божией? Да и все ли еще работают? Не почивают ли еще многие из пастырей на ложах своих? Как же, не приложив должного старания к пастырскому делу, не употребив усиленных трудов на возделывание нивы Божией, требовать успехов? Поработай, потрудись, не задаваясь преждевременным вопросом о пользе и цели пастырского труда, быть может, окажутся и плоды. Странно было бы смотреть на земледельца, стоящего пред своею полосою, и вместо работы рассуждающего: «что делать? сеять или нет? А что, если ничего не уродится? Ведь бывают же неурожайные годы?» Не то ли делают и пастыри, задающиеся вопросом о цели и значении пастырского труда, и в то же время ничего не делающие?

Вот наши пожелания пастырям русской Православной Церкви на новый 1890 год! Все наши пожелания, как видит читатель, сводятся к тому, чтобы все пастыри, при помощи благодати Божией, дружно, соединенными силами, принялись за пастырское дело, не задаваясь вперед вопросом о том, полезно или бесполезно это дело. Вопрос этот может разрешить, для всех видимым и осязаемым образом, только сама пастырская деятельность и время. О способах пастырского действования, в тех видах, чтобы не утомить читателей, не будем говорить теперь, тем более что они уже указаны и церковною властью, и периодическою печатью.

Итак, братия, поздравляем вас с новым годом, и с новою, в смысле усиленной энергии, деятельностью. Да подаст всем нам Господь Бог силы, твердость и устойчивость в деле пастырского служения! А успех предоставим в Его святую волю.

Иерей

Русский народ издревле отличался глубоким благоговением к постам, установленным св. Церковью. Строгое соблюдение их он считал существенным признаком истинного христианина и всякого, кто нарушал или отвергал посты, клеймил именем нехристя.

Верхний слой русского народа, подчинившись западным влияниям, заразился воззрением на пост, как на дело не важное и не существенное. Он стал в отрицательное отношение к народному воззрению и даже вступил с ним в неявную борьбу, иногда исходя из начал, по-видимому, – не противоречащих христианской мудрости и доброжелательных для укоренения и просвещения веры. Иногда можно слышать от образованных русских людей, будто пост в понятиях нашего крестьянства и купечества заслоняет важнейшее, что есть в учении Христа, – будто русский православный человек, постясь, забывает, подобно фарисеям, суд и милость, и веру (Мф.23:23). Итак, говорят: пусть он меньше постится или совсем не постится, но вместо того пусть любит ближних, любит правду и соблюдает верность.

Но – кто ради служения Богу (Лк.2:37) и послушания св. Церкви соблюдает посты, тому это не мешает, конечно, приобретать и прочие, высшие христианские качества, а кто не имеет этих качеств, тот не сделается ли еще хуже, когда бросит и пост?

Не останавливаясь на богословской стороне дела, мы вместо этого спросим у светских людей: откуда, не от постов ли – у простого русского человека то самоотречение и самоограничение, которыми он прославился и на войне, и в мире, показывая чудеса стойкости, выносливости, воздержанности, терпеливости, непритязательности, довольства немногим?

На Западе Европы есть политики, которые утверждают (хоть это и кажется странным), что для того, чтобы народ был хорошим, нужно, чтобы он страдал, что материальное благосостояние портит людей, не имеющих к нему привычки, что улучшения, совершающиеся в материальном быте рабочего класса, нимало не содействовали его нравственному усовершенствованию. Эти политики пророчат, что в состязаниях народов одолеет непременно тот из них, который живет в страданиях бедности (E. Renan. Réforme intellectuelle et morale, p. 40).

Нам кажется, что эти мысли требуют исправления. Вернее будет сказать, что верх одержит всегда тот народ, который, независимо от его благосостояния или страдания, богатства или бедности, имеет больше навыка к самоотречению, тот народ, для которого ничего не стоит воздержаться от соблазна легких удовольствий, отказать себе и во вкусных кушаньях, и в мягкой постели, и в сладком покое. Бедность и страдания сами по себе могут быть причинами и слабости, упадка духа, навыка к унижению: только самоотречение, свободная готовность к подвигу составляют основание духовного величия народов и отдельных лиц.

Русский человек в высокой степени обладал способностью и навыком самоотречения: он воспитал их в лоне своей Православной Церкви. Выше всего ценил он свое христианство, а христианство понимал не как учение, сшивающее мягкие возглавийцы под всякий лакоть руки (Иез.13:18), но как самоотвержение, самоограничение и подвиг.

Лютеранство и штундизм отвергают значение христианского подвига; они стараются успокоить человека уверением, что он всецело и безусловно искуплен Христом, и что от него ничего больше не требуется, как только поверить этому. Но это уверение совершенно противоречит тому истинному разумению христианства, которое искони свойственно нашему народу, и потому штундизм в сравнении с верой православного русского человека есть то же, что нигилизм в сравнении с учениями положительной философии.

Посты не случайно получили великое значение в религиозно-нравственной жизни русского народа: они послужили у него к осуществлению и выражению того основного воззрения, что христианство есть самоотречение, и что только подвигом и добровольным страданием человек уготовляет себя в благоугодную жертву Господу, подобно тому, как в Ветхом Завете всякая жертва уготовлялась огнем (Мк.10:49).

Кто осмелится утверждать, что это воззрение не таково, чтобы им стоило дорожить? Кто скажет, что для человека лучше, если он боится страданий, как огня, переносит их не иначе, как с тяжелым ропотом, чувствует всякое лишение, как несправедливое и незаслуженное, и томится завистью в отношении к тем, которые не разделяют его страданий?

Конечно, есть люди, которые считают терпеливость самым противным свойством нашего народа, его готовность страдать и лишаться с верой в Бога и упованием лучшей жизни – самым несносным противодействием его социальному развитию. Но эти люди суть не иные кто, как наши революционисты, которых разъедает ожидание народных волнений и смут. Им не удастся раздуть этих волнений, не удастся поселить вражды между богатыми и бедными, счастливыми и несчастными, пока бедные и несчастные держатся убеждения, что нельзя угодить Богу без лишений, без самоограничения и поста, что предаваться постоянному изобилию пищи, пития и всяких удовольствий жизни значит грешить против Начальника нашей веры и Совершителя Иисуса Христа, иже вместо предлежащия Ему радости претерпе крест, о срамоте нерадив (Евр.12:2).

О том злом и мятежном духе, который возбуждает низшие классы народа к бунту против высших, который в бедняке поселяет зависть к богачу, который научает слугу равняться с господином – об этом духе зависти, недовольства, нетерпения и ненасытных желаний можно сказать то же, что сказано о злом духе, который был в евангельском лунатике: Сей род не исходит, токмо молитвою и постом (Мф.17:21).

Но если не трудно убедиться в пользе поста (даже с точки зрения светских людей и мирских политиков), то не так легко приобрести привычку к посту. Там, где дело идет о самоограничении, убеждение ума не легко сделать желанием сердца, а тем более навыком воли. У большей части людей ум есть только праздный зритель того, что чувствуется сердцем и производится волей. Между пониманием необходимости воздержания и распоряжением относительно завтрашнего обеда у весьма многих лежит пропасть, через которую нет перехода.

Какое же великое наследие получил от своей Церкви и от своих предков православный русский народ, искони привыкший постить большую часть года, привыкший во время поста отказывать себе не только в мясной и молочной пище, но и в рыбной и даже в масле. Велика его заслуга пред Господом, Которому он сраспинается и состраждет в иных добровольных лишениях. Но мы обратимся опять к точке зрения людей светских, на которых будет не мало греха, если русский народ растратит это дорогое наследие; спросим у них: силой ли пороха или усовершенствованных ружей побеждали русские люди природу, переходили через Альпы и Балканы, питаясь одними заплесневелыми сухарями и часто по суткам не принимая пищи? Вспомним телеграммы с театра военных действий в прошедшую войну. В этих телеграммах то и дело говорилось: солдаты несколько дней не принимали горячей пищи, несмотря на то, бодры и готовы к бою. Какая сила действовала тут, если не привычка русского человека к посту, к хлебу с водой, как обычной его пище в длинную Четыредесятницу, а для очень многих – и во все другие посты?

Никто, конечно, не будет желать народу бедности и скудости для того только, чтобы, не видя в жизни никакой радости, он на войне шел без боязни на встречу смерти. Но – тем не менее – привычка к самоограничению есть такой великий нравственный капитал, пред коим ничтожно всякое богатство, потому что в ней выражается высота духа, уже торжествующего над миром внешним, меж тем, как всякое богатство есть еще только средство к борьбе с ним и притом не всегда верное.

Мы припоминаем, как однажды (лет 25 тому назад) зашел к нам странник, не тучен телом, но и без той болезненности в лице, какая нередко замечается у людей образованного класса, у которых несоблюдение постов находится в сочетании со всякими катаррами желудка. Страннику дали хлеба, соли и квасу. Он и от кваса отказался и соль отодвинул от себя. Ради поста (хотя не помнится, чтобы день был постный) он не употреблял ни кваса, ни соли, а только хлеб и воду.

Конечно, такое воздержание не нравится образованному ревнителю народного благосостояния, потому, во-первых, что он сам любит хорошо поесть и привык считать вкусный обед за добрую половину блаженства, какого человек может ожидать себе в своем существовании, – а во-вторых, потому что своим воздержанием этот странник ни во что ставит рассуждения о благосостоянии и материальном довольстве народа: очень уж мало нужно ему, чтобы быть довольным.

Непосредственная, живая преданность святому и великому делу поста, основанная не на шаткой почве рассудочного убеждения, а на повиновении Церкви, на примере отцов и на сердечной потребности служить Богу, дабы не лишиться милости Его и отвращать гнев Его, была исконным достоянием простого русского народа. Но в настоящее время этот народ переживает в нравственном отношении кризис, проще говоря – подвергается великим соблазнам, от которых колеблется его прежний нравственный строй. Колеблется его почтение к старшим и повиновение родителям, колеблется уважение к собственности и даже к жизни ближнего, слабеет страх перед законом и наказанием. Дай Бог, чтобы все это было явлением временным, последствием переходного состояния, в котором много всякой неопределенности, а от того много места всякому нравственному недугу и разложению. Но чтобы из этого состояния народ наш вышел нравственно-здоровым, чтобы добро и правда вышли победителями из борьбы со злом и кривдой, для этого необходимо, чтобы народ сохранил во всей чистоте свое христианство и духовный строй, запечатленный характером самоотречения.

К сожалению, величайшие соблазны угрожают и этому строю и, в частности, исконному уважению народа к постам. И эти соблазны действуют, и действие их распространяется все дальше, усиливается все больше, грозя изгладить лучшую черту в прежнем духовном облике русского человека.

Лет 20 тому назад гуляли мы однажды в обществе людей разных убеждений и привычек по окрестностям г. Мурома и зашли в знаменитое село Карачарово, где великий русский богатырь, Илья Муромец, накопил себе столько силы, что ему не страшны были потом ни Соловьи-Разбойники, ни Змеи-Тугарины. Некоторым из наших спутников захотелось напиться молока. Казалось, достаточно было обратиться за этим к хозяйке первого дома и посулить ей хорошую плату... Но – был Петровский пост, и на все увещания продать нам молока мы получили отказ.

Года 2 тому назад горькая нужда заставила нас ехать по Николаевской железной дороге в Великую Пятницу. Душа томилась, скучая по храму, в котором совершалось дивное богослужение в то самое время, которое мы праздно и бессмысленно коротали в вагоне. Но в длинный переезд между двумя столицами нужно было что-нибудь съесть. В вокзалах публика уписывает бифштексы и мясные бульоны. Постное кушанье имеется везде лишь одно: маленький кусок осетрины, за который надо заплатить не меньше 80 коп. Один из проезжих потребовал себе постного кушанья, поел этой осетрины и вознаградил себя за свое самопожертвование стаканом кофе со сливками.

Но что же делать? Кто не знает, что на наших путях сообщения воцарились немцы, евреи, татары, от которых нельзя ожидать уважения к Великой Пятнице. Но, вот, там благообразный крестьянин продает горячие пирожки очень приличного вида. Остается узнать, не скоромны ли они. Подходим, осведомляемся. Мужичок уверяет, что пирожки постные. Тогда набрав их около пяти и расплатившись с продавцом, мы отправляемся в вагон. Только там мы ознакомились с начинкой наших пирожков, и оказалось, что она на половину состоит из яиц. Тогда мы подозвали продавца к дверям вагона и спросили, как ему, православному христианину, не стыдно в такой день обманывать нас. На это крестьянин отвечал, что яйца – какой же скором? кабы тут было мясо, то было бы дело другое.

Приходились этому крестьянину как-нибудь сродни те карачаровские крестьянки, которые 18 лет перед тем не хотели продавать молока в Петровку, сам ли он сделался отступником от тех строгих нравов села Карачарова, или он об них и не знал никогда? – за невозможностью разрешения это остается вопросом открытым.

Но у нас в то время явилась в голове такая мысль: цивилизация, явившаяся в Россию в виде величественных локомотивов, грандиозных вокзалов и изящных буфетов, где православному русскому человеку в Великий пяток нечего есть, – не направляется ли она против духовной мощи нашего народа, против его веры, а затем и против всего исконного строя его государства.

Сравнительно с поводом эти мысли, быть может были поспешны; но, ведь, они находят себе подтверждение всюду и во всем. Все признают, напр., что железные дороги обезличивают разные части населения, уничтожая их особенности: остается добавить: и не делают их лучше, а хуже, потому что зло и вообще распространяется легче, в частности и путями быстрого сообщения пользуется вернее, чем добро.

Эта же западная цивилизация еще раньше разбила строгие христианские обычаи в образованном классе русского народа. Там не соблюдают постов. Многие и не пробовали их соблюдать, а говорят, что не могут. Опять можно сказать: ну что же делать? не в одном этом образованный класс является отщепенцем народа. Но – беда в том, что от него неуважение к постам сообщается и простому народу, насколько последний входит с ним в соприкосновение, может видеть его образ жизни, а иногда испытывает искушение и подражает образованному классу, чтобы жить не по-крестьянски и не по-деревенски, а по-господски и по-городски.

Представителями простонародья в доме человека из высшего класса являются слуги: лакеи, повара, горничные, кухарки. Все они, глядя на господ, безвозвратно теряют уважение к постам и навык соблюдать их. Прислуга, родившаяся и воспитанная в крестьянской среде, иногда приобретает в городских кухнях такую привычку к скоромной пище, что, поступивши затем в услужение к благочестивым людям, соблюдающим посты, открыто ропщет на постный стол, говоря, что от него у нее – изжога.

Так постепенно совершается заражение людей простого класса тем плоским взглядом на питание, какого обыкновенно держится человек, воспитанный в современном материализме. Для него бифштекс – это кумир, сытный обед – это его богослужение, аппетит и его удовлетворение – это блаженство, выше которого он не ожидает. При материальном достатке всякое самоограничение он считает преступлением, а отсутствие достатка – таким злом, с которым нужно бороться, не разбирая оружия, не щадя ни своей чести, ни блага ближнего.

Но постепенного, медленного заражения нашего простонародья культом мяса враждебной силе кажется мало. Она изобретает средства более быстрые и решительные, пытается действовать под защитой законов, под прикрытием авторитета правительственного.

С. К.

(продолжение будет).

По поводу беспорядков, допускаемых при совершении некоторых Таинств и требоисправлений. – Подольский преосвященный предложил местной консистории от 14 ​апр​. 1889 г. за №120, по поводу беспорядков, допускаемых при совершении некоторых Таинств и требоисправлений по епархии, для предписания к исполнению:

а) Касательно беспорядков при совершении Таинств исповеди и причащения Св. Таин. В дополнение к данному уже преосвященным предложению местным съездам духовенства об установлении правил к должному приготовлению прихожан, приступающих к Таинствам покаяния и причащения, он признает необходимым устранить обычай исповедовать желающих причащаться Св. Таин за литургией, за которою они имеют приобщаться. Исповедь иногда продолжается до молитвы Господней. Таким образом, причастники не слушают, как должно, самого важного богослужения для причастников и допускаются к причащению Св. Таин без слушания положенного правила для причастников, даже без слушания чтения канона и молитв ко причащению. Как бы ни были крепки основания к такому обычаю, занесенному из католичества и унии в православные приходы Подолии, но против них должны быть приняты решительные, хотя и постепенные, меры. Меры эти – объяснение важности Таинств и ответственности для духовных отцов и пасомых за недостойное причащение Св. Таин без должного приготовления по уставу православной Церкви, требование от прихожан приходить к исповеди заблаговременно и начинать готовиться к ней за несколько дней, с объявлением, что через год объявления настоящего предложения принятие к исповеди прекращаемо духовниками как во время постов при своих приходах, так и на отпустах вместе с началом звона к литургии. Дальнейшим допущением прописанного беспорядка никто не имеет права брать на свои души греха нерадения о святом деле и греха оскорбления святыни Таинств по неведению. Время вырасти и пастырям, и пасомым в ясном и твердом сознании обязательной силы для себя уставов Православной Церкви.

б) Касательно беспорядков при совершении Таинства Крещения. Эти беспорядки допускаются священниками и прихожанами: священники допускают беспорядки в крещении здоровых детей через обливание, сокращают чин крещения опущением водоосвящения, заменяя оное вливанием богоявленской воды или воды, оставленной для этой цели от прежде бывшего крещения, даже опускаются отречения от сатаны и заклинательные молитвы. Допущением этих отступлений от установленного православною Церковью чина крещения обнаруживается или недостаточное его разумение или небрежное к нему отношение и леность священников, или уступка сохранившимся от унии обычаям, исполнения которых требуют прихожане. Беспорядки со стороны прихожан допускаются при крещении в том, что угощения по случаю крещения младенца начинаются до крещения, и восприемники в числе нескольких пар большею частью являются в церковь, в квартиру священника или в дом родителей крещаемого младенца в нетрезвом виде; требуют во многих местах совершения крещения поспешнее, через обливание с упомянутыми сокращениями. Таким восприемникам чужды бывают мысли о том, что они являются поручителями перед Богом и Церковью об отречении крещаемого от служения сатане и обеты последовать за Иисусом Христом и служить Ему всеми силами души и тела; еще меньше бывают способны пьяные восприемники понять и сознательно прочитать Символ веры и следить за всем чином крещения, глубоко и прекрасно изображающим тайну возрождения нашего в нем через Иисуса Христа. У этих восприемников на уме скорее возвратиться с новокрещенным к ожидающему их продолжению угощения. Этим нетерпеливым ожиданием объясняется и ропот на продолжительность совершения крещения, и требование сокращения оного. К беспорядкам же при крещении следует отнести и появление нетрезвых восприемников с младенцем однодневным или в ночное время вызовы священников в дома крестьян под ложным предлогом болезни младенцев. Христианское благоприличие, святость Таинств и опасения за целость жизни младенцев требуют настойчивого исправления этих недостатков в православных приходах.

в) Касательно беспорядков при совершении Таинства брака и неуважения к чистоте заключаемых браков. – Беспорядки при совершении заключаемых браков допускаются со стороны крестьян: а) в непризнании родства от брачных союзов между родными мужа и жены и в истребовании брачного сочетания таких лиц, возбраняемого православною Церковью; б) в предбрачной беззаконной связи между такими родственниками, которою стараются оправдать свое домогательство о повенчании пред епархиальным начальством; в) в шумном веселье с музыкою, пляской и пьянством в течение всей ночи пред браком накануне праздников, в которые обычно совершается венчание браков, так что жених и невеста являются к венчанию в истомленном состоянии от бессонной и шумной ночи, а свадебная свита является к венчанию в полупьяном состоянии и часто ведет себя неприлично. Такими беспорядками ослабляются благие последствия прекрасного православного обычая жениху и невесте исповедаться и приобщаться Св. Таин перед вступлением в брак за литургией, нарочно совершаемою для этой цели и для поминовения почивших родственников жениха и невесты, для получения Божия благословения и умерших родителей на вступление в такие великие и ответственные обязанности, которые влечет за собою христианский брак. Против всех означенных непорядков требуются настойчивые внушения, убеждения, требования единодушные по всем приходам со стороны священников, направляемые к их устранению и исправлению.

г) Касательно беспорядков при погребении покойников и суеверий, соединяемых в некоторых случаях со смертью. – К таким беспорядкам следует отнести: а) почти общепринятый обычай погребать покойников раньше узаконенного срока третьего дня после смерти. Обыкновенно стараются оправдать незаконный обычай теснотой жилья крестьянского, скорым разложением трупа покойника; но тела его не оставляют и в церкви или часовне и в зимнее время. А между тем и родственные чувства к покойнику, требующие усиленных молитв о нем при его гробе, и опасение похоронить его в могиле живым, в состояния обмирания или летаргии, должны бы располагать православный народ оставлять своих покойников не погребенными до третьего дня, не приносить несправедливых жалоб на священников, когда они по закону отказывают в погребении умерших раньше третьего дня. В устранение же неудобств держать умерших в домах крестьян следует устроят на кладбищах часовни или приносить тела умерших в храмы. – б) Хотя скрываемая, но едва ли не главная причина скорее хоронить в могилу своих покойников есть дурной обычай у здешнего народа поить водкой всех, приходящих навестить покойников. Для этой цели, забывая приличие и уважение к покойнику и не понимая, что 40 дней после смерти душа человека находится на страшном суде Божием и проходит мытарства, при гробе у головы покойника ставят посуду с водкой и стакан для угощения мало понимающих свое христианское человеколюбие и достоинство людей и очень часто не соблюдающих меры в числе стаканов, выпиваемых будто за душу покойника. Такое неумеренное угощение вводит хозяина дома или его домашних в обременительные расходы и побуждает скорее упрятать покойника в могилу. А все окружающие гроб и сопровождающие его в нетрезвом виде представляют из себя как бы людей, обрадовавшихся смерти своего односельца, отца или матери, оставляющих сиротами детей. По-христианскому же порядку прилично сделать и обед в память опочившим, но после погребения его с молитвою по чину церковному. Самое описание нехристианского обычая здешних крестьян при погребениях требует от священников неотложного исправления принятием против них благоразумых мер убеждения и наставления. – в) Суеверия, соединяемые с некоторыми случаями смерти, обнаруживаются и в ложном убеждении, что все души умерших людей без исповеди и причащения св. Таин, остаются на земле, пугают людей и производят различные несчастия между нами; к числу таких душ относят и женщин, умерших до времени «вывода», или до получения очистительной молитвы после родов. В силу этого суеверия бабки требуют чтения очистительной молитвы женщинам, умершим от родов. Такое же слабое или неправильное понимание значения очистительной молитвы обнаруживается и в том, что женщины требуют, а некоторые священники допускают делать «вывод», или читать очистительную молитву и совершать воцерковление детей по истечении 10–20 дней. От священников требуется настойчивое исправление этих суеверных и ложных понятий у православных своих прихожан.

д) Наконец, преосв. Донат обращает внимание на общее пренебрежение к содержанию головки у маленьких детей в чистоте; повсюду дети возбуждали жалость о том, что у них «головки грязнее, чем у крестьянских поросят». У одних детей головки покрывались пластом черной грязи, на подобие черной еврейской ермолки; у других эта грязь окаймлена была струпьями и сыпью, спускавшимися по лицу, по ушам и по шее и производившими воспаление глаз; у большей части детей с такими свидетельствами материнской неряшливости или невежества лица были бледные, болезненные, дети смотрели жалостливо и сиротливо, как будто умоляли о помощи им и защите от неразумных матерей: на просьбы преосвященного вымывать головки детей, чтобы у них ради его проезда был праздник, матери отзывались, что так всегда у них дети растут с нечистыми головками и бывают живы, и что матери оставляют на голове слои грязи для того, чтобы предохранить голову детей от простуды, особенно темя, в состоянии хряща, еще не окостеневшего, на котором и начинает появляться плоть и грязь; указываемы были примеры того, что дети священников не болеют и не умирают от того, что им моют головы, и как вредно для их детей, иметь грязные головы: это видно из того, что грязные головы бывают покрыты сыпью, лица у детей бывают бледные и болезненные. Печально то, что некоторые священники и старики не разделяют уверенности, что содержание детских голов немытыми и грязными вредит их здоровью; хотя поверхностное наблюдение над здоровьем детей легко убедило бы в ошибочности их взгляда. Поэтому заботы о сохранении здоровья детей должно побудить если не к медицинскому управлению обратиться за советом и помощью, то внушить священникам эту заботливость о охранении жизни и здоровья своих будущих пасомых (Под. епар. ведом. №18, 1889 г.).

1) Прихожанину, перешедшему на постоянное жительство в другой приход и желающему на месте своего нового жительства вступить в законный брак, должно ли быть выдано полное предбрачное свидетельство, или же только метрическая выпись об его рождении и крещении, оплаченная гербовым сбором?

Прихожанину перешедшему хотя бы на постоянное жительство в другой приход, но формально – на законном основании не перечислившемуся из своего прихода в другой и не получившему увольнения от своего общества, в случае желания его вступить в законный брак на месте своего нового жительства, должно быть выдано полное предбрачное свидетельство, как только временно проживающему вне своего прихода и вне своего общества.

2) Нижних военных чинов, находящихся в запасе армии и флота, можно ли венчать по одним увольнительным билетам их?

Нижних военных чинов, находящихся в запасе армии и флота, не безопасно венчать по одним увольнительным билетам их, так как на основании этих билетов не возможно получить всех сведений, какой требуются формой брачного обыска и какие необходимы для беспрепятственного вступления в законный брак, напр., из этих билетов нельзя усмотреть, желающие брачиться находятся или не находятся в родстве между собою, принадлежат или не принадлежат к православию (солдат, вышедший из военного ведомства и отмеченный в увольнительном билете православным, через месяц – два может совратиться в штунду или в другую секту и проч.), да и те сведения, которые имеются в увольнительных билетах нижних военных чинов, бывают не безошибочны, случалось, что иные шли в военную службу женатыми, а выходили в запас армии и флота с отметкой в билете холостыми, или наоборот, по билету значились женатыми, а на самом деле были вдовцами.

3) Может ли православный священник повенчать жениха и невесту из лютеран, без присоединения их к православию?

Интересующегося решением этого вопроса (о. Ф-а Ж-ча, свящ. м. С-ва Н-ского у. В-ской губ.) отсылаем к 65 ст. Зак. Гражд. (в X т. 1 ч. Св. Зак. по изд. 1887 г.), в какой статье выражено следующее: «Браки лиц всех вообще христианских исповеданий должны быть совершаемы по их закону духовенством той Церкви, к которой принадлежат вступающие в супружество; но браки сии признаются действительными и тогда, если, за неимением, в том месте, где оные совершаются, священника или пастора их веры, венчание будет произведено священником православным, но в сем случае совершение и расторжение сих браков производится уже по правилам и обрядам Православной Церкви». На основании этой статьи Гражд. Зак. православный священник в случае нужды может повенчать жениха и невесту из лютеран, т. е. когда в том месте или соседнем, в котором жених и невеста, из лютеран, желают вступить в брак, не будет пастора их вероисповедания; но и в сем случае православный священник не иначе может приступить к повенчанию брака обоих лиц неправославных, как по предварительном разрешении своего епархиального архиерея.

Пожертвование капитала для премий за литературные труды. – Преосвященным Павлом, епископом Олонецким, пожертвовано 2050 рублей с тем, чтобы 500 рублей – проценты с означенного капитала в течение 5 лет – были выданы, в виде премии, составителю истории Жировицкого монастыря. Сочинение это должно быть представлено Литовскому Архиепископу, которому предоставлено, со своей стороны, избрать несколько компетентных лиц для рассмотрения сочинения. Кроме того, Владыка пожертвовал свыше 2000 р. на историческое описание воссоединения униатов. Преосвященный Павел был непосредственным свидетелем воссоединения униатов и несколько лет тому назад написал об этом брошюру.

Новое псаломщическое училище. – По мысли преосвященного Полтавского Илариона, при Полтавском духовном училище открывается школа для приготовления псаломщиков и учителей церковно-приходских школ. В школу принимаются лица не моложе 15 лет и притом только полтавцы. Плата за обучение 100 рублей в год; сироты содержатся на казенный счет.

Полезная мера для борьбы с сектантством. – Преосвященный Тобольский Авраамий, в видах противодействия расколу, предложил избрать в каждом приходе по два опытных человека, которые доносили бы местным священникам о появляющихся расколоучителях, а также снабжали народ противораскольническими брошюрами.

Воззвание. – Церковно-приходскому попечительству Соловьевской церкви, Старорусского уезда, разрешено в 1888 году Епархиальным Начальством устройство нового каменного храма во имя Святителя и Чудотворца Николая на место ветхого и тесного деревянного.

Попечительство, предварительно разрешения начальства, собирало свои местные, приходские средства на устройство нового храма и в течении десяти лет, по неблагоприятным для прихожан обстоятельствам – частого неурожая, а также по их бедности, могло собрать не более половины требуемого для постройки количества денег, включая сюда две тысячи рублей, пожертвованные одною благотворительницею. Чтобы в прихожанах не остыла ревность к пожертвованиям на создание предположенного храма, решено было ныне же начать постройку оного, и за текущее лето здание церковное возведено в кладке только вершением окон, а из собранного попечительством капитала к следующему году перейдет не более тысячи рублей с незначительным запасом строительных материалов.

Окончательное устройство храма одними местными средствами угрожает затянуться на десятки лет, чему много способствует бедность прихожан землепашцев, а отчасти и неурожай нынешнего года.

Поставленные в весьма затруднительное положение, как чрезвычайной ветхостью существующего храма, так равно и неимением средств для окончательного устройства нового, прихожане Соловьевской церкви вынуждены обратиться с усердной просьбой о помощи и содействии ко всему православному Русскому миру во имя великого ходатая перед Богом Святителя и Чудотворца Николая, с твердой надеждой, что любители благолепия дома Божия сочувственно отнесутся к сему святому делу.

Помогите, христолюбивые православные чтители святыни храмов Божиих и почитатели Святителя Христова Николая, своими посильными пожертвованиями скорейшему созданию нашего Соловьевского храма, где всегда будет возноситься о вас теплая молитва Господу Богу, да освятит Он любящия благолепия дому Его и воспрославит их божественною Своею силою (Заамв. мол.). Усердствующих покорнейше просим посылать пожертвования на имя попечительства Соловьевской церкви. Старая-Русса, Воскресенское волостное правление, или же на имя местного Священника Иоанна Голинского.

Соловьевской церкви священник Иоанн Голинский

Редактор, Ректор Киев. Дух. Сем., Архимандрит Борис

Наши пастыри не только сельские, но и городские встречают новый год иначе, чем светские люди. Для них не существует вечеров и балов с полуночною встречею нового года с бокалами пенящегося вина в руках, с чоканьями, поздравлениями и хорошими пожеланиями. Для них нет светских развлечений. Новый год они встречают церковною молитвою, установленною на этот случай нашею Православною Церковью, и мысли и чувства их устремляются совершенно в иную сторону, чем та, куда устремляются мысли и чувства светских людей. Пастыри, и по своему внутреннему настроению, и по внушению Церкви, при наступлении нового года отдают себе отчет в том, что сделали они доброго в минувшем году; насколько исполнили свои пастырские обязанности; какие плоды принесла их деятельность; подвинулась ли их паства вперед на пути духовно-нравственного усовершенствования. Они задают себе вопрос о том, как бы лучше исполнить свои обязанности в наступающем году. Обсуждают способы, посредством которых можно было бы успешнее действовать на паству. Они предрешают вопросы о том, какие будут предъявляться в наступающем году по отношению к их деятельности требования и запросы; при каких обстоятельствах приведется им вершить пастырское дело; будут ли эти обстоятельства содействовать успеху их деятельности, или препятствовать. А требования и запросы на пастырскую деятельность с 60-х годов текущего столетия до сего дня, как со стороны церковной власти, так и со стороны государства и общества, не только не уменьшаются, но и напротив постоянно, год от года, растут, увеличиваются. Нет, конечно, никакого основания предполагать, чтобы эти требования и запросы уменьшились и в наступающем 1890 году.

В 70-х годах текущего столетия требования и запросы на пастырскую деятельность были не вполне ясны, точны, определенны: под влиянием западного ветра, они колебались в разные стороны, не имея под собою твердой почвы, и часто заключали в себе нечто не вполне русское, национальное, православное. Самое положение духовенства оставалось невыясненным, туманным, неопределенным, колеблющимся. И духовенство наше, под влиянием разнородных понятий, требований, запросов, нередко путалось и в воззрениях, и в деятельности. Всех переслушать было нельзя; нельзя было согласовать в самом существе своем противоречивые понятия, мнения, требования, запросы; нельзя было всем угодить, даже при всем желании угождать. Речи о духовенстве, о его положении и значении в церковно-общественной жизни, о его деятельности настолько были противоречивы, что хроникера даже ближайшего времени они способны поставить в тупик. Одни, напр., утверждали, что наше духовенство, не исключая и сельского, поставлено слишком высоко сравнительно с другими сословиями, другие, напротив, возражали, что оно слишком унижено, загнано, забито. Одни трубили, что это – лишнее сословие в государстве, даром висящее на шее государства и общества, другие, напротив, возражали, что без этого сословия никакая жизнь не может идти в порядке. Одни завидовали материальному обеспечению духовенства, другие считали положение духовенства нищенским. Одни представляли духовенство интеллигентным, развитым, образованным, другие утверждали, что все оно состоит из обскурантов, в жизни и деятельности которых царит непроницаемая тьма. Одни утверждали, что духовенство наше деятельно и своею деятельностью приносит массу добра; другие, напротив, заявляли, что оно кроме зла ничего не приносит. Одни требовали от духовенства чуть-чуть не монашеской жизни; другие, напротив, исходя из понятия о священнике, как человеке, хотели дозволить духовенству все светские утехи, развлечения и удовольствия, не исключая удовольствия созерцать наравне с светскими людьми даже театральные зрелища. Дошло дело до того, что духовенство наше хотели сравнять с светскими людьми даже в костюме, заменив рясу сюртуком, пальто, пиджаком и т. п. Одни восставали против сокращения богослужения, установившегося веками и вошедшего во всеобдержный обычай на Руси; другие, напротив, в виду немощей современного человечества, требовали больших сокращений. Одни требовали от пастырей учительства и руководительства паствою не только церковного, но и школьного, другие, напротив, не признавая нужды в церковной проповеди, вмешательство пастырей в дело школы признавали положительно вредным, выставляя на вид неспособность к учительству наших пастырей; и потому школьное дело всецело отдано было в руки светских учителей, получивших образование по немецкому шаблону, вне влияния Православной Церкви. Что делать? Ошибки всегда и везде возможны. Они являются спутниками всякой и всяческой жизни; без них, кажется, и жизнь невозможна на земле.

Но вот ошибки времени сознаны в настоящее время всеми благомыслящими людьми, и пастыри с их деятельностью с 80-х годов поставлены на надлежаще-прочную почву. За православным русским духовенством признано право не только церковного учительства и руководительства паствою, но и учительства и руководительства школьного. Да будет благословен тот день, в который все это совершилось! Этот день является днем спасительным для духовно-нравственного благосостояния обширного русского государства. Второстепенными вопросами о положении православного духовенства в настоящее время перестали исключительно заниматься, люди слова и дела обратили свое внимание на вопросы, относящиеся к существу пастырского служения. Поднялись вопросы о необходимости духовно – просветительной деятельности со стороны нашего духовенства, о руководительстве паствою на пути религиозно-нравственной жизни, о церковном проповедничестве, о внебогослужебных собеседованиях, о руководительстве церковно-приходскою школою и о лучших способах применения к жизни пастырской деятельности, об устранении беспорядков, допускавшихся в прежнее время при отправлении богослужения; обращено внимание на церковное чтение и пение, с целью сделать последнее всенародным. Таким образом, современному пастырю есть о чем подумать, о чем позаботиться, над чем поработать. Да даст им Господь Бог силу, разум, уменье, терпенье и энергию. Пастырь русской Православной Церкви предносится теперь взору всех благомыслящих людей не как член светского общества, пользующийся всеми утехами его, утонченный в светских манерах и приемах, живущий согласно всем требованиям светского этикета; он более чем когда-либо понимается теперь, как свет мира, как соль земли, как светильник, поставленный на свещнице, да светит всем, иже в храмине суть, как лицо высокой христианской нравственности, твердое в своих христианско-православных мнениях и убеждениях, способное и нетвердых укрепить, и колеблющихся установить, и уклонившихся исправить, и упрямых вразумить, и всегда дать ответ всем вопрошающим о христианской истине. О православном духовенстве начинают думать, что оно само в себе заключает такую нравственную силу, которая способна ворочать горами и творить чуть – чуть не чудеса; что оно может, если захочет, немедленно изменить течение народной жизни и поставить ее сразу на тот путь, который указан Евангелием для христианства. Даже уклонений в этом случае не хотят допускать в том убеждении, что народ наш, как стадо невинных созданий, непременно должен идти туда, куда поведут его пастыри. Понятно, преувеличения всегда и везде возможны. Существуют они и в современных требованиях по отношению к духовенству.

Однако преувеличения в требованиях по отношению к духовенству, не имея сами в себе силы подвинуть пастырское дело, которое движется путем естественным, заключают в себе добрый признак: они свидетельствуют прежде всего о подъеме религиозно-нравственного сознания нашего общества, которое перестало смотреть на религиозно-нравственное развитие народа, как на вредное для него дело, а отсюда и на пастырей, как на лишний в государстве институт, висящий на шее государства и общества в положении даровых и неприятных нахлебников; пастыри Церкви признаны существенно необходимыми для полноты не только церковно-общественной, но и государственной жизни; ибо и последняя, как убедились теперь, не может стоять в порядке без христианской православной религии и нравственности, проповедниками и учителями которой состоят пастыри.

И блажен тот пастырь, который, уразумев день духовно-нравственного возрождения сынов настоящего века, поспешит поставить себя искусным делателем, право правящим слово христианской истины; который, сознавая свое оживотворяющее значение в царстве духовно – нравственной смерти, и возгревая в себе дар Божий, живущий в нем чрез архипастырское рукоположение, потщится в сельской глуши и тишине подвизаться для блага сынов Православной Церкви подвигом добрым; будет и осолять, подверженное тлению, и освещать седящих во тьме и сени смертной. Его дело не пропадет даром; если теперь не принесет оно видимого плода, то принесет после, принесет если не во сто крат, то в шестьдесят, или тридесят. И то хорошо, лишь был бы плод; даже и то хорошо – было бы дело, а плод наших дел зависит не от нашей воли.

Не многие, быть может, из пастырей-деятелей настоящего времени пожнут плоды своей деятельности; не многие доживут до того времени, когда даже окрепнет росток посеянного ими семени; не многие, может быть, увидят и всходы своих посевов. К тому же и почва настолько оказывается невосприимчивою, что многие даже из молодых пастырей отказываются и сеять на ней в том убеждении, что всякие посевы на русской почве бесцельны и непроизводительны. Оставим в стороне этих пастырей-скептиков. Мы уверены в том, что не непроизводительность почвы мешает им сеять семя добра, а своя собственная леность, ищущая покоя, близкого к духовно-нравственной спячке. Было бы что-нибудь посеяно. Кто посеял, тот может и ожидать каких-нибудь плодов от своего посева; кто же не сеял, тому и ожидать нечего. Бог даст будут плоды от пастырских посевов; мы – старики не дождемся этих плодов; ну, что же делать? Дождутся другие – наши преемники; они ими воспользуются; они будут собирать их в житницу. Мы ли, старики, виноваты в том, что Господь не судил нам воспользоваться плодами своих трудов? Виноват ли земледелец, приложивший весь свой труд к своей полосе, что Господь не дал ему надлежащего урожая? Дай только Господь Бог, чтобы труды наши не пропали даром; хоть бы другие увидели плоды наших трудов и помянули бы нас добрым словом. В церковно-общественной жизни нельзя руководиться одними узко-эгоистическими расчетами и все делать исключительно для себя самих. Если бы все так делали, то не могло бы образоваться и общественной жизни, или по крайней мере не мог бы установиться в ней должный строй и порядок. В жизни, по слову Апостола, всем и каждому необходимо носить тяготы друг друга, чтобы исполнить закон Христов. Цель земной человеческой деятельности не должна ограничиваться пределами одной настоящей жизни; эта цель должна простираться на жизнь будущую, загробную, в которой, по слову у Спасителя, вкупе будут радоваться и сеющие и жнущие ​(​Ин​.4:31). Итак, по милости Божией, если только мы станем работать на ниве Божией, во славу Божию, и для нас настанет время радости. Будем работать во имя этой надежды; все живут надеждою на будущее.

Но надобно сознаться, что пастырям нашего времени приводится вести пастырское дело при трудных обстоятельствах. С одной стороны, к их деятельности предъявляются требования, увеличенные до идеальных размеров, с ожиданием немедленных плодов от неё; с другой стороны, сельская паства в действительности не только не представляет никаких шансов на немедленное получение плодов от пастырской деятельности, но и самой этой деятельности весьма часто предъявляет преткновения. В продолжение 900 лет религиозно-нравственная жизнь нашего народа предоставлена была себе самой; временами только обращали внимание на нее; временами же она у всех оставалась в забытьи; самые пастыри сельские как бы не существовали для нашего общества. И что удивительного после этого, если религиозно-нравственная жизнь нашего народа представляет в наше время подобие пустыря, поросшего тернием и волчцами; что за нею, прежде чем ожидать плодов, нашим современным пастырям, как земледельцу за запущенной полосой, предстоит труд много и много походить и позаняться расчисткой её и уничтожением плевел. Всякая жизнь в своем поступательном движении подчиняется закону постепенности; и не во власти пастыря заставить религиозно-нравственную жизнь народа делать неестественные скачки.

В виду этих соображений многие из пастырей нередко смущаются идеальными требованиями, и в виду невозможности исполнить их даже падают духом, теряя последнюю энергию. Зачем делать, говорят, когда невозможное остается невозможным? Сделаешь возможное, – никого не удовлетворишь; пойдут нападки за бездеятельность, за леность, за неряшество. Не лучше ли ничего не делать? По крайней мере, не обидно будет слушать нарекания. И не лучше ли было бы, оставив идеальную точку зрения, держаться в требованиях от духовенства реальной почвы? И работать было бы приятнее. Понятно, что такие мысли, чувства и желания изобличают слабость человеческого духа; но что делать, когда людьми слабыми духом набит целый мир? Не будем осуждать их.

И, однако, должно сказать, что указания на идеальную сторону пастырского служения делаются, а иногда и предъявляются к пастырям преувеличенные требования не ради того, чтобы парализовать пастырскую энергию и убивать и возможную с их стороны деятельность, а ради того, чтобы возбуждать их к делу, не давать им возможности засыпать в том ложном убеждении, что они сделали все и им нечего уже больше делать. Идеал должен постоянно предноситься сознанию пастыря и руководить им на пути его деятельности, указуя ему ту наивысшую точку, к которой он должен стремиться неуклонно. Без идеала всякая деятельность мертва, безжизненна, бесцветна; ибо формальна, и подвержена опасности не только не улучшаться, не развиваться, но и вовсе прекратиться. Христос Спаситель, как идеал духовно-нравственной жизни, ни для кого не досягаем, однако кто же из здравомыслящих людей, и в особенности из пастырей Церкви, поставит христианству в вину высоту его идеала? Пусть, пастырь делает возможное, не убаюкивая себя мыслью, что сделал он уже все, и ему нечего больше делать. Пусть, обращая внимание на предъявляемые к нему идеальные требования и сознавая недостаточество своей деятельности, идет в своем деле, насколько возможно, вперед, усовершается, отбросив ту ложную мысль, что у него нет возможности усовершаться. Подвинется вперед на одну пядь, и то хорошо, и то великое приобретение и для него самого, и для Церкви. Никто вдруг идеала, даже человеческого, не достигает, – это дело невозможное; к идеалу восходят медленным шагом. Идти же вперед, усовершаться во всех добрых отношениях есть задача каждого человека; без выполнения этой задачи ему грозит духовно-нравственная смерть.

Итак, пусть чаще и чаще раздаются в устах пастырей голоса идеальных требований; и пусть пастыри, внимая этим голосам, не падают духом, а находят в них призыв для восхождения в своей деятельности от силы в силу. Пусть от берега отплывают они в глубину житейского моря с крепкими пастырскими сетями для улова человеческих душ в послушание Христово и в покорность матери-Церкви Православной, для их спасения, в чем да поможет им великий, сильный и вечный Пастыреначальник и в наступающем 1890 году, как помогал Он им и в мимошедшее время.

Иерей

О соблюдении народом постов

Правила о питейной торговле, по-видимому, не имеют отношения к вопросу о постах. Но употребление вина составителями означенных правил поставлено в связь с употреблением пищи, так как им хотелось, чтобы винопитию сопутствовало обильное питание. Посему тот, кто продает водку для распивания на месте, должен по этим правилам тут же продавать и кушанье или горячую пищу. Кабаки уничтожаются, вместо них вводятся или винные лавки, где можно только купить вина, но не распивать его, или трактиры (в редких случаях корчмы и постоялые дворы), где вместе с водкой предлагается чай и всевозможные порции.

Вот эти правила:

«Продажа распивочно и на вынос производится: а) в трактирных заведениях, а вне городских поселений также на постоялых дворах или в корчмах; б) в пивных лавках (только для пива, портера и меду); в) во временных выставках; г) в погребах для торговли исключительно русскими виноградными винами, и д) в станционных домах и буфетах железных дорог», 2 п. о питейной торговле, собрания узаконений и распоряж. правительства 1885 г. т. 1.

«Продажа питей только на вынос производится: а) из винных лавок; б) ведерных лавок; в) из ренсковых погребов, и г) из погребов для выносной торговли исключительно русскими виноградными винами», п. 3.

Этими правилами в деревне водворяется трактир, как единственное распивочное заведение, потому что корчмы или постоялые дворы могут быть не принимаемы здесь в счет, как назначенные только для пунктов базарных и для торговых трактов. При этом

«питейная продажа в трактирных заведениях, а также в постоялых дворах или корчмах не может быть воспрещаема в селениях, имеющих не менее 5000 душ обоего пола», 54 п., следовательно, в селениях мелких может быть воспрещаема, но может быть и разрешаема. При этом «трактирные заведения не должны служить исключительно для распивочной продажи крепких напитков», 46 а п., следовательно должны торговать горячей пищей, держать стол и кухню.

Прежний кабак был характерен своей простотой. Это было или убежище пьяницы, которого тянет только к вину, или случайное пристанище путешественника, которому нужно согреться и передохнуть. Здесь находилась бочка водки, какие-нибудь сухарики на закуску, – только. Поэтому сюда ничто не привлекало человека, не имеющего желания пить. Если сюда входили женщины, то большею частью из желания удержать от излишества своих мужей.

Не то должно сказать о трактире, который правилами 1885 года рекомендуется деревне на место упраздненного кабака. Здесь подается и чай, и кушанья. Увеличилось число предлагаемых для потребления предметов, разнообразнее стали и посетители. Сюда заходит и девушка с поденной работы, чтобы попить чайку и поесть вкусного кушанья. Сюда может зайти и мальчик, у которого случайно завелся в кармане гривенник. Не только у взрослого, но и у мальчика может быть заработок, может случайно завестись копейка, которую он должен был бы отдать отцу или матери, и которую теперь он истратит уже в трактире. Здесь он раньше, конечно, чем где-нибудь, возьмется и за папироску, и за стаканчик.

Далее, крестьянин, выпивши водки в прежнем кабаке, чувствовал себя там человеком лишним. Если у него являлось желание пить чай или есть, то это только могло ускорить его отправление домой. В трактире – не то. Мало ли чем можно там заняться, за чем время провести? только полушубок снимай! вот тебе чай, вот – обед, сейчас и компания подойдет. И открывается в трактире заседание на целый день, а семья жди хозяина с его заработком.

Известно, что в недавнее время, желая отвлечь простой народ от водки, журналы и газеты выражали пожелание, чтобы он пил пиво. Правда, это пожелание не вызвало, кажется, никаких особых правительственных мер к распространению пива; тем не менее возрастающее употребление его встречалось с сочувствием и похвалой и, может быть, многим улыбалась надежда, что крестьяне для пива бросят водку. Но они не оправдали этих надежд. Мало того, насколько можно заметить, теперь, когда в каждом распивочном заведении, в каждом деревенском трактире и в каждой винной лавке есть и водка и пиво, пьянство приняло усиленные размеры. Едва держась на ногах от выпитой водки, мужик требует еще пива. Водка производит в нем жажду, которую он мог бы утолить водой, но глаза его встречаются с пивной бутылкой, и он не медлит решением – пропить остающиеся в его кармане гроши на этом напитке, который не только его не освежает, но приводит в состояние полной бесчувственности.

Из этого опыта с пивом можно извлечь тот урок, что нельзя излечить людей от известной прихоти, насаждая у них другую прихоть, что в подобных случаях человек, вообще не способный к самоограничению, вернее всего не оставит и прежней прихоти и новую наживет.

И вот, осуществляют другую мысль: желая отвлечь мужика от водки, предлагают ему при водке и чай и горячее. Но какой результат? И тут вместо замены одного другим происходит соединение и того и другого: чаепитие, напр., и пьянство подают одно другому руку и вместе ведут крестьянина и к полному опьянению, и к полному опустению кармана.

Но предположим, самое лучшее, предположим, что в трактире мужики будут только есть, а пить не будут, или пить один чай, а не водку. Что это будет вполне хорошо или нет?

Мы припоминаем одного петербуржца, который обыкновенно, побывав утром на службе, отправлялся оттуда в клуб и там обедал, после обеда там же отдыхал, после отдыха там же играл в карты и только в полночь возвращался к своей семье. Что это хорошо или нет?

Если крестьянин привыкнет проедать свой заработок отдельно от своей семьи, то это будет, конечно, еще хуже. У интеллигентного человека эгоизм не может быть так возмутителен, как у человека необразованного. У первого он проявляется в формах утонченных, у второго он выходит наружу во всей своей безнравственной грубости. Он может привести крестьянина именно к тому, что он будет сидеть безвыходно в трактире, между тем как семья его будет есть хлеб без соли или жить зимою в нетопленой избе.

Но обратимся к избранному вопросу, к вопросу о соблюдении постов. Какие могут быть плоды от водворяемого в деревне трактира для соблюдения народом постов, для прежнего благоговейного отношения к ним? Плоды самые нежелательные. Трактир в деревне является представителем и носителем того плотного всеядения, которое мы наблюдаем в городских гостиницах, ресторанах, кофейнях и кондитерских, в железнодорожных и пароходных буфетах и прочих тому подобных местах.

Трактир, где бы он ни был, есть заведение, основанное на коммерческом начале. Для его содержателя самое страшное – убыток, самое приятное – прибыль. Еще не родилось на свет трактирщика, который бы радовался тому, что его посетители не пьют лишнего, не едят через меру, строго соблюдают умеренность и воздержание. Он благодушен только тогда, когда все заготовленное им раскупается и потребляется, когда остаток от вчерашнего дня расходится сегодня, остаток от сегодня разойдется завтра. Все, что препятствует быстрому ходу товара, враждебно содержателю трактира. Как же после этого должен он относиться к вопросу о постных днях и о постных кушаньях?

Посты для трактирщика могут быть причиной только убытков. Ради них он должен готовить на настоящий день кушанья, которые не будут годиться для завтрашнего, потому что сегодня пост, а завтра день скоромный. Ради постов он должен иметь и постное, и скоромное, потому что, если одни спросят одно, то другие потребуют другое. Можно ли положиться на содержателя трактира в том, что кушанье, которое он выдает за постное, не изготовлено в скоромной кухонной посуде, не содержит в себе скоромных примесей, когда для него, для прибыльности его дела, совсем нет побуждений заботиться об этом, напротив, есть побуждения оставлять в стороне попечение о посте.

В самом деле, точное соблюдение постов возможно только там, где кушанье готовится благочестивой матерью семейства или, под её надзором, добросовестной служанкой. Для постного кушанья у них имеется особая кухонная посуда, а горшки, не имеющие смены, с наступлением поста тщательно вывариваются. После этого благочестивая семья садится за стол в полном убеждении, что она не оскоромится. Кто питается в кухмистерских, гостиницах и трактирах, тот никогда не может иметь этого убеждения.

В действительности деревенские трактиры, которые теперь возникают по крупным деревням и торговым селам, представляют заведения вполне филиальные с городскими ресторанами. Нередко и содержатель их – бывший половой городского или столичного трактира. Вместе с этим деревенский трактир является в деревне проводником городского сплошного мясоястия. Это – тем более, что нет никаких правил, которыми в этом отношении ограничивался бы произвол деревенского трактирщика; а соблазн держать только скоромное – довольно велик. В настоящее время в больших селениях найдется не мало людей, которые относятся к постам безразлично, не мало разных переселенцев из города, которым все равно, что ни есть, не мало отпускных солдат, которые на военной службе получили навык нарушать посты, не мало наконец, иноверцев, напр., лютеран-колонистов. Для всех этих людей требуется держать скоромное, а если держать скоромное, то обременительно держать в то же время и постное. Лучше и удобнее держать одно скоромное. Ведь если оно не потребуется в среду, то разойдется в четверток.

Трактир вреден для строгих и благочестивых нравов крестьянства. Таков наш вывод из всего сказанного. Против него можно сказать разве только то, что трактир еще слабо укореняется на деревенской почве, что вместо прежних питейных домов «распивочно и на вынос» стали большею частью открываться по деревням не трактиры, а винные лавки с продажей вина только на вынос. Тем не менее и трактирное дело пускает корни по крупным селениям и пойдет успешнее, как скоро усилится надзор за винными лавками, которые теперь потому только множатся и забивают трактир, что, не смотря на запрещение, производят и распивочную продажу.

Да бодрствуют сельские пастыри Церкви, чтобы зло трактирного времяпровождения, а вместе с ним и зло сплошного всеядения не укоренилось в привычках и сердцах их духовных чад!

Второе обстоятельство, служащее ко вреду для строгого воззрения нашего народа на посты, было несоблюдение постов в войсках.

В прежнее время особенности военного быта не могли иметь большего влияния на крестьянское население. Между войском и народом была как бы стена, преграждавшая всякое общение в нравах и привычках между тем и другим. Такой стеной являлся закон, требовавший службы в войсках пожизненной или очень продолжительной. Солдат очень редко возвращался в крестьянство, и если возвращался, то влияние его хорошее или дурное, терялось в массе крестьянского населения, как элемент слишком ничтожный для того, чтобы приписывать ему полезное или вредное значение. Положение солдата, окончившего свою службу, было исключительное, и взгляд на него народа был тоже исключительный, так что он был «не в пример прочим». Поэтому не было особенной беды, если, по выражению песни, «солдат Богу не молился, только трубкой веселился».

Теперь другое. Срок военной службы до нельзя сокращен. Солдат через шесть лет службы возвращается в деревню и становится опять крестьянином. Это не столько служба, сколько обучение, имеющее целью заменить неуклюжесть крестьянина военной выправкой и сообщить ему знания и умения, необходимые для действительной службы, наступающей с началом войны. Как скоро курс обучения пройден, обученный крестьянин, отпускается домой, а на место его берется другой. Чем скорее происходит обучение, тем лучше, тем больше будет в народе обученных, тем больше будет в нем запас военной силы и тем страннее будет он, когда, «стальной щетиною сверкая», восстанет на защиту отечества.

Сообщая крестьянину военное искусство, каким образом действует военная школа на его умственное и нравственное развитие – это уже теперь вопрос очень важный, и потому, что солдат есть только на время солдат, и потому, что эту школу проходит значительная часть мужеского населения Империи. В составе этого населения с году на год возрастает процент людей, бывших на военной службе, усвоивших – взгляды и привычки военной среды.

Что же, если эти взгляды и обычаи противоположны благочестивым обычаям православного народа, если крестьянин, проходя школу военной службы, заменяет строгую нравственность нравами свободными, благоговение к установлениям Церкви легким и свободным отношением к ним?

Истинный сын Православной Церкви, полный самоотречения, ищущий подвига, взыскующий небесного града (Евр.13:14), был всегда лучшим и самоотверженным защитником веры и отечества. Таков ли будет отщепенец Церкви или худой её сын, утративший границу между дозволенным и недозволенным, заразившийся воззрением, что все безразлично хорошо, если только питательно? Таково ли должно быть христолюбивое воинство, о котором Церковь постоянно возносит Царю царей усердные молитвы?

По некоторым причинам мы не будем входить здесь в подробное рассмотрение вопроса о прежде бывшем несоблюдении постов в русских войсках, а изложим разговор, который мы имели об этом предмете с одним престарелым крестьянином; двое внуков его отбывали в то время военную службу.

Читатель увидит, что в этом разговоре мы всего более избегали осуждать военные порядки, напротив всячески старались оправдать их исключительными обстоятельствами военной службы. Мы утверждаем, что это единственный путь, которого во всякой подобной беседе необходимо держаться, чтобы охранить благоговение народа к постам. Вы отнюдь не достигнете этой цели, если будете осуждать или как-нибудь порицать власти за небрежение об установлениях Церкви.

Итак, упомянутый старичок-крестьянин однажды обратился ко мне с вопросом, как я думаю о том, что солдатам дают есть скоромное почти круглый год, кроме двух недель Великого поста.

«Я, – говорил он, – вырастил двух внучат от сына да от дочери. И сын и зять всю жизнь ходят в городах по промыслам; потому внуки были не отцовские, а прямо мои питомцы. Оба приучены мною и в церковь ходить, и строго соблюдать посты. И вот теперь пишут они мне из полков, что у них и в пост Великий все едят мясное. Как-то мне от этого и горько и за них страшно. Как же это так, воинство христолюбивым называется, а для Христа не может воздержаться от мясной пищи и в Великий пост?»

Я отвечал:

«Однажды приступили ко Христу ученики Иоанна Крестителя и говорят почему мы и фарисеи постимся много, а Твои ученики не постятся? Господь отвечал им на это: «Могут ли печалиться сыны чертога брачного, пока с ними жених? Но придут дни, когда отнимется у них жених и тогда поститься». Значит, Господь оправдал учеников Своих на то, что они не постятся, когда находятся с Ним».

– Ну, так что же? спросил меня собеседник. То ученики Христовы, а то воины. Находясь со Христом, можно было не поститься хоть кому; из этого не выходит, что и на военной службе можно не поститься.

Я отвечал:

«Я не равняю наших воинов с учениками Христа и военной службы не равняю с тем, как апостолы были с Господом, видимо среди них пребывавшим. Я только могу сказать, что по мысли Самого Христа Спасителя бывают особые положения, в которых можно отлагать пост. Тогда это было – пребывание с Самим Женихом Небесным, а теперь несение военной службы.

– Так-то так, отвечал собеседник, да чем же военная служба особится от нашего крестьянского положения. Как эти внуки жили со мной, так они не думали не только есть мясное в Великий пост, но и на сырное в Петровку разрешить. Теперь же они с мясным целый год не разлучаются. Что же, важнее ли они стали, или живот у них стал другой, или что?

– Военная служба, говорю я, очень трудна. Она требует, чтобы человек питался лучше. Человек, которого сытнее кормят, лучше и работает; с него и взыскивать можно больше.

Мой собеседник отвечал:

– Военная служба не труднее работы крестьянской. Труднее нашей работы нет, да, может быть, и не будет. Вот, придут мои внуки с военной службы, так испытают. Они теперь летом встают, когда солнце в глаза упрется, а мы встаем, когда заря займется. Они с ружьями до полудня ходят, а мы соху-матушку за собой таскаем вплоть до вечера. А наши бабы! Пожни-ка целый-то день! покланяйся перед рожью-то, рукой-то ее излови, да свяжи ее. Эх, сударь! Ведь, эта работа страдой называется. Перед ней всякая работа ваша леностью кажется. Однако, и па этой работе будучи, продовольствуемся в постный день хлебом да водой.

Как было устраниться от этого подавляющего возражения. Я дал разговору новый оборот.

– А как ты думаешь, говорю, годился бы я на вашу работу, хоть бы на пахоту или на косьбу, особливо – если бы покормить меня несколько дней хлебом да водой? Городских барынь ты тоже видывал, много ли бы они нажали, особенно на вашей деревенской пище?

От этих вопросов мой старик рассмеялся.

– Какие же, говорит, они жницы, да и ты не пахарь. Нужно в мужицкой коже родиться, чтобы нашу работу несть.

– Значит и для того, чтобы военную службу нести на хлебе да на воде, нужно родиться крепким, как ты говоришь, в крестьянской коже?

– Может быть и так.

– А между тем на эту службу призываются теперь люди всех сословий: и твой внук, которому ни почем поднять восемь пудов, и городской модник, который насилу справляется с 12-фунтовым ружьем. Посади-ка их обоих на хлеб да на воду, так и увидишь, что если один вынесет все воинское ученье, как сокол, так за то другой в самом начале растянется на земле от изнеможения.

– А вот ты куда! заговорил мой собеседник. Значит, мой Михайло приучается скоромное есть не ради себя, а для того, что другие поста не вынесли бы. Разве там требуется, чтобы все ели одно? По-моему, так лучше пусть едят разное, чем моим внукам худому учиться. Кто слабосилен, тот пусть или свое ест, или просит себе скоромной пищи особо.

Я отвечал:

– Заставлять воина есть свое – это и разуму противно, да и Апостол это осуждает, говоря: «Какой воин служит когда-либо на своем содержании?» (1Кор.9:7). А давать скоромную пищу по особым прошениям об этом – это слишком хлопотливо для военного начальства.

– Да много ли городских-то людей на военной службе? – говорит мне старик. – В каждый прием новобранцев деревенских являются тысячи, а городских десятки. Потом наши все поступят, кто вытянет ранний жребий да не имеет льготы, а господских парней глядишь половину повыключат, кого за слепоту, кого за что. Не велика нам помощь от них в царской службе; не стоило бы нашим из-за них и скоромиться.

– Это ничего не значит, отвечал я, много ли ваших в военной службе или мало – на это нельзя смотреть. Повинность общая, значит, и порядок на службе должен быть общий, должен быть принаровлен ко всем, а не к одним крестьянам. А вот ты скажи мне, что ты ответишь своим внучатам касательно постов, когда будешь отписывать им?

– Я попрошу написать им (старик пишет письма через других), чтобы они и не думали, воротившись со службы есть скоромное при женах да при матерях. Тогда моим костям в могиле покоя не будет.

Я отвечал:

– А я советую еще прибавить к этому, чтобы они, употребляя теперь скоромную пищу, не то думали, что пост не нужен, а то, что их служба не простая, а святая, потому для нее и отмена посту делается. Ради важности и святости какого-либо служения бывает отмена закону, который без этого служения остается в полной силе. Уж чего больше в Ветхом Завете чтился субботний покой? А между тем в случае нападения неприятеля в субботу разрешено было иудеям защищаться (1Мак.2:41). Не смотря на этот же субботний покой, священники и левиты работали в субботу в храме, приготовляя жертвы, и были неповинны ради святости этого дела (Мф.12:5). Так и наши воины неповинны в нарушении постов, – но только ради святости своего служения.

Старик, доселе смотревший угрюмо и недовольно, посмотрел на меня сочувственно и как будто утешенно.

Но этот самый взгляд и не позволил мне скрыть от него, что, ведь, в существенном я с ним согласен. Пока он возражал и препирался со мною, я делал отпор и опровергал его, но когда сердце его расположилось к моим словам, я уже не мог удержаться, чтобы не сказать:

– Помолись, дедушка, да положит Господь на сердце Благочестивейшему Царю нашему, чтобы утвердил Он вводимый православный обычай в Своем воинстве, чтобы – внуки не были хуже дедов.

С. К.

Не одними увещаниями и вразумлениями, не одним примером к осознанию важности и необходимости исполнения церковных заповедей нужно действовать на людей, уклоняющихся от живого участия в церковной жизни и от почещения богослужения, в частности. Действование на волю и убеждения – это прямая и непосредственная мера действования, находящаяся во власти пастыря. Но с религиозным равнодушием можно и нужно бороться и посредственно; можно и нужно другими путями располагать к Церкви людей, не находящих ни пользы, ни духовного наслаждения от участия в церковном богослужении. Первое средство здесь, которым можно расположить людей равнодушных к более частому посещению храма Божия, – достойное благоговейное отправление богослужения, хорошее, вразумительное чтение, в особенности хорошее, стройное, приличное службе церковной, пение. Наше православное богослужение заключает в себе богатый, неисчерпаемый источник духовных наслаждений. Но многим не понятен внутренний смысл его, и люди с неразвитым или притупленным вкусом не чувствуют всей красоты его, а таковы все люди, страдающие болезнью религиозного равнодушия. Нужно заставить их почувствовать красоту и сладость церковного богослужения, нужно заставить их полюбить его. А как сделать это, если не позаботиться о том, чтобы весь чин богослужебный совершаем был с возможною стройностью, выразительностью и благолепием? Если придет человек теплохладный в церковь, – и все здесь отправляется небрежно, чтение невнятное, неразборчивое и едва слышное, пение ведется одним, может быть, безголосым псаломщиком: это может оттолкнуть его от Церкви, и он в другой раз не захочет прийти к богослужению. Но если он, придя в храм, увидит здесь, при отправлении богослужения, во всем подобающее благоговение и благолепие, услышит разумное чтение и художественное пение, или, по крайней мере, полногласное, стройное, выдерживающее священноумилительный тон, – он почувствует при этом духовное услаждение, и если не сознанием религиозной потребности, то эстетическим интересом увлечется к посещению богослужения другой и третий раз. Опыт показывает, что в городах в тех церквах, где поют стройные, хорошие хоры и священник благоговейно совершает свою службу, в воскресные и праздничные дни народу бывает так много, что стены храма едва вмещают всех молящихся. Правда, не всегда возможно устроить и поддерживать хорошие хоры, привлекающие в церковь молящихся, особенно в сельских приходах. Но нет нужды гоняться за устроением правильного хора, исполняющего партесное пение. Можно довольствоваться привлечением к участию в пении вместе с псаломщиком людей из народа, – старых и малых, и из них можно составить если не правильный хор, то приличный состав певцов, которые будут истово выполнять всякое пение, положенное по чину церковному. В настоящее время, когда везде являются школы народные и церковно-приходские, и когда в школах обращено большое внимание на церковное пение, и в учители избираются по преимуществу люди, знающие это дело, а существующие учители нарочито в разных местах в вакационное время слушают курсы церковного пения, чтобы уметь приготовлять к нему порученных им школьников, в этом отношении не может быть большего затруднения. Напротив, всюду есть благоприятные условия для устроения полногласного пения в церквах, при участии мальчиков, обучающихся в школах, или уже вышедших из школ, и в течение школьного периода приученных к исполнению церковного пения. Еще больше, чем устроение хора, может быть рекомендуемо здесь введение общего, всенародного пения по крайней мере важнейших церковных песнопений. К нему не трудно приучить народ: сначала умеющие, может быть, не многие, могут вести его, а потом постепенно число поющих может увеличиваться и непременно будет увеличиваться, – пример одних будет возбуждать охоту и усердие к участию в пении в других; и под руководством умеющих общее пение скоро примет стройный вид. А народное пение, слышимое при богослужении, производит более глубокое впечатление, чем художественное пение самых стройных хоров, и оно может быть одним из средств к тому, чтобы привлечь народ в церковь и побудить его к более живому участию в богослужении. Конечно, не интересы эстетического свойства должны двигать волю людей к посещению храма Божия в часы богослужения и вообще к исполнению религиозных обязанностей. Но не нужно пренебрегать ничем, что может расположить людей к более живому участию в церковной жизни; нужно придавать значение и этим интересам, когда у многих замечается тупость к восприятию святых впечатлений, какие люди внимательные и религиозные получают от нашего богослужения. Нужно считаться с расположениями человеческими, и во внимании к ним заботиться об усовершенствовании внешних условий отправления богослужения. Этим путем людей холодных и религиозно-равнодушных можно привлечь к посещению богослужения, и чрез то приблизить к источнику духовного наслаждения и освящения, сообщаемого нам Церковию в богослужении. Нам памятно знаменательное в этом отношении признание одного из видных ученых врачей–докторов. Обучаясь и кончив курс в высшем учебном заведении в шестидесятых годах, в период наибольшего развития отрицательных теорий, он пережил разные состояния и дошел до последних степеней отрицания. Но в то время, когда в нем, по-видимому, совершенно иссякло религиозное чувство, у него оставалась любовь к церковному пению, к которому он привык с детства. В период безверия она влекла его иной раз в церковь и не дала ему совершенно отвыкнуть от храма Божия, и потом, с течением времени, именно церковное пение дало толчек к внутренней перемене в маловерующей душе и к восстановлению в ней утраченного религиозного достояния.

В заботах о привлечении людей ко храму Божию, в особенности в виду религиозного равнодушия многих, пастырь Церкви, кроме благолепного отправления богослужения, должен обращать внимание на разные встречающиеся неудобства, могущие служить препятствием для многих к посещению богослужения, и по возможности устранять их. Эти неудобства может представлять то самое здание храма, то время совершения богослужения, то некоторые обычаи народные, укоренившиеся в жизни. К неудобствам первого рода, представляемым самым зданием храма, относится стужа в неотопляющемся холодном храме в зимнее время, и отдаленность храма от селений, в которых живут прихожане. Такие обстоятельства могут сопровождаться неблагоприятными следствиями в религиозно-церковной жизни прихода. В виду их многие и из желающих могут не пойти в церковь в воскресный или праздничный день и не освятить молитвою дня Божия, а для других, более ленивых и холодных, они послужат предлогом к уклонению от исполнения христианского долга, и чрез это может черстветь и сохнуть религиозное чувство, не возбуждаемое и не питаемое духом церковной молитвы, может постепенно отвыкать часть народа от храма Божия. Конечно, для горячей религиозной ревности упомянутые нами обстоятельства не могут служить непобедимым препятствием к освящению нарочитых дней Господних участием в церковной молитве. Но в приходах наших большинство ли таких, которые считают за грех опустить в праздничный или воскресный день службу церковную? И в настоящем случае мы говорим не об усердных к Церкви, а о том, как привлечь ко храму и ленивых, и не дать усилиться в приходе холодности и небрежности по отношению к исполнению христианского долга и к возможно частому посещению храма Божия. Что же может сделать здесь пастырь? Нельзя не признать, что устранение указанных нами неудобств не может зависеть вполне от воли пастыря: очень часто оно превышает его силы. Пусть же он делает то, что возможно с его стороны и доступно ему. Он не может при тех средствах, какими располагает его церковь, сделать свой храм теплым и отоплять его в зимние месяцы. Но он может располагать к этому прихожан и изыскивать средства к тому. Вменяется же ему в обязанность увещательно склонять прихожан, чтобы строили каменные церкви для прочности и для собственной их же пользы³. Забота об обращении холодного храма в теплый совершенно аналогична с заботою об устроении каменного храма вместо деревянного. Еще труднее устранить пастырю другое условие, неблагоприятное для удовлетворения религиозной потребности его прихожан, – отдаленность храма от жилищ и селений его пасомых. Конечно, не в силах пастыря изменить это условие. Но когда в известной местности скопляется большое количество народа, большее, чем какое населяло ее прежде, например устроение какой-либо фабрики, рабочее население которой, не имея вблизи храма Божия, может отвыкнуть от Церкви, или в случае расширения какого-либо города или торгового селения, – мысль об устроении нового храма Божия для таких, вновь населенных, местностей должна заботить ревностного пастыря, и он сделает достойно своего звания, если будет проводить ее в среде, его окружающей, в видах нравственной пользы народонаселения. С другой стороны, если приход беден и рассеян на десятки верст, и жители отдаленных селений затрудняются ходить в свой приходский храм, – не может ли пастырь по временам сам являться к ним, и среди селения в каком-либо здании, наиболее обширном, а в летнее время и под открытым небом, отправлять некоторые службы церковные, – всенощные, обедницы, молебны? Можно полагать, что на такие молитвенные собрания с усердием будет стекаться все селение, и явление пастыря для подобных молений, в удобные времена, к жителям отдаленных от храма селений не мало будет способствовать оживлению и поддержанию в них религиозного чувства.

Обстоятельства, касающиеся времени совершения, богослужения, находятся в большем распоряжении священника, чем неудобства, выше нами указанные, и перемена или устранение чего-либо неблагоприятного в этом отношении зависит от его воли. Если он встречает какое-либо неудобство для прихожан ходить в праздничные или воскресные дни в храм на богослужение в такие или иные часы, к каким приурочивалась служба церковная, по долгу благоразумия он примет зависящие от него меры к устранению этих неудобств, и во времени отправления богослужения будет приспособляться к обстоятельствам, нуждам и желаниям своих прихожан. Например, при установившемся порядке жизни у городских жителей, тяжело вставать им рано к утреннему богослужению, и многие пропускают утреннее богослужение и в праздничные дни, если оно совершается в часы ночи или до рассвета, как это полагалось обычаем прежде в зимние месяцы. В таком случае, чтобы не служить воскресной или праздничной всенощной утром при пустом храме, от чего не перенести ее на вечерние часы? Напротив, сельские жители в летнюю рабочую пору затрудняются бывать у воскресной или праздничной всенощной, когда она отправляется с вечера, и для них удобнее, если эта всенощная в рабочую пору отправляется утром, пред литургией. И во всякое время года, а не в одни рабочие месяцы, лучше в один день служить и утреню или всенощную и литургию в сельских храмах, если приход не сосредоточен около церкви, а рассеян по деревням на расстоянии нескольких верст от храма.

В общественной жизни нашей замечается не мало обычаев, которые отвлекают людей от Церкви и богослужения, и чрез то служат причиною охлаждения религиозного и церковного духа в людях, волею или неволею им подчиняющихся. Таковы обычаи, узаконяющие или по крайней мере допускающие в воскресные и праздничные дни занятия, противные заповеди об освящении дней Господних. Сюда относится, во-первых, торговля в воскресные и праздничные дни, открывающаяся с самого утра, и не дозволяющая купеческим прикащикам принимать в святые дни участие в церковной молитве. В наши дни не раз поднимался вопрос об ограничении торговли в воскресные и праздничные дни, не раз обсуждался в разных городских думах; но решения его далеко не везде были благоприятны или, точнее, мало где были благоприятны для людей, ищущих освобождения в святые дни от обыкновенного будничного труда, и иго работы и в праздники тяготеет над многими людьми, добывающими себе средства жизни торговыми занятиями или служением у торговых людей, и это иго работы не дозволяет им проводить праздничные и воскресные дни так, как требует того долг христианский. Можно питать надежду, что Высочайшее одобрение Государя Императора с.-петербургским купцам и торговцам, положившим, в ознаменование благодарения Богу за чудесное спасение Государя Императора и Его Августейшей Семьи при крушении железнодорожного поезда 17 октября 1888 года, прекратить торговлю и освободить приказчиков и сидельцев от занятий в воскресные дни и двунадесятые праздники, объявленное всенародно, благотворно подействует на других и побудит торговых людей подражать примеру с.-петербургских купцов⁴. – Кроме открытия и ведения торговли в лавках и магазинах, наравне с буднями, и в праздничные дни, – противно заповеди об освящении седьмого дня приурочение к воскресным дням еженедельных базаров, что бывает в очень многих местах во внимании к тому, что в эти дни бывает более свободен рабочий сельский люд. Эти базары, приурочиваемые к воскресным дням, еще большее число людей отвлекают от богослужения, чем обыкновенная торговля в лавках и магазинах, так как на базары собирается не один торговый люд, но многие и из сельских обывателей, чтобы продать что-либо из своих изделий и из своего достатка, или купить что-либо нужное для себя у других. И вот в то время, когда другие в храмах возносят молитвы к Богу, на торговых площадях замечается большая суета, и слышен шум и гам, и суетящиеся тут совершенно забывают о том, что в это самое время Церковь созывает к себе чад своих на молитву и приглашает их освятить участием в её молитве день Божий. Повторяется это из недели в неделю, и люди, имеющие нужду или нажившие привычку толкаться на базаре, отвыкают чрез то от храма Божия, что конечно очень невыгодно отзывается на их религиозной жизни. – Сюда же относятся так называемые помочи, на которые в воскресные или праздничные дни созываются соседи, чтобы за угощение и попойку помочь тому или другому хозяину скосить луг или убрать поле. Это делается в прямой ущерб религиозному интересу, который должен преследовать священник, так как соглашающиеся идти на помочь уже не идут в церковь, предпочитая удовлетворению религиозной потребности то удовольствие, какое они рассчитывают получить после окончания работы от угощения. Между тем в иных местах, по крайней мере, в былые времена, к этому средству обработки поля или уборки сена на лугу прибегали сами священники... Сюда относятся далее деловые собрания, назначаемые иными учреждениями нередко в такие дни и часы, когда совершается воскресная или праздничная всенощная служба. Но хуже всего и противнее всего заповеди об освящении седьмого дня разные увеселительные собрания, – общественные и частные, для которых канун воскресного или праздничного дня считается у многих наиболее удобным временем.

Против всех подобных обычаев, отвлекающих народ от исполнения религиозных обязанностей, и способствующих охлаждению религиозного чувства, пастырь Церкви призывается действовать всеми, находящимися в его распоряжении средствами. Первее всего он сам, в освящении дней Господних, своим примером должен идти впереди других и не дозволять себе никакого вида нарушения святости воскресного и праздничного дня. Он может произвесть соблазн, если, например, в праздник созовет прихожан на помочь и пригласит их работать на себя в часы богослужения, или, если свободный от служения в церкви явится в какое-либо вечернее светское собрание накануне воскресного и праздничного дня. Как после этого он будет убеждать других помнить нарочитые дни Господни и посвящать их на служение Богу? Далее, от него ожидается в этом случае доброе пастырское влияние, производимое словом убеждения, на своих пасомых и в особенности на тех, от кого может зависеть поддержать или изменить обычаи, установившиеся в жизни, не согласные с духом церковных установлений. Не неуместно наконец действование и на власть сельскую или гражданскую, в пределах, доступных для пастыря Церкви, когда для устранения соблазна настоит надобность прекратить какой-либо обычай, допускаемый в жизни, противный церковному духу, могущий отвлекать людей от посещения храма Божия, например, гулянья и вечеринки не в урочные дни и часы, накануне праздников или в дни поста и покаяния. На это дают полномочие пастырю правила церковные. Одно из них (72-е карфагенского собора) прямо говорит: «подобает просити (христианских царей) и о сем, да воспретится представление позорищных игр в день воскресный и в прочие светлые дни христианские веры: тем паче, что в продолжение осми дней святые Пасхи народ более собирается на конеристалище, нежели в церковь. Должно пременити определенные дни позорищ, когда они встречаются с праздничными» ... Что сказано в правиле о позорищных играх и конеристалищах, то может быть распространено и приложено, согласно с духом церковных узаконений, и к другим подобным явлениям.

К вопросу о составлении благочиннических отчетов. – Из представленных благочинными Полоцкому преосвященному отчетов усматривается, что, будучи составлены произвольно, по собственной программе, они ни в целом, ни в частях не удовлетворяют ни требованиям, изложенным в приложении к указу Св. Синода от 31 октября 1874 года за № 11745, ни действительному состоянию паствы и духовенства в тех районах, над которыми благочинные поставлены в качестве ближайших исполнительных органов епархиальной власти; что в некоторые из отчетов вносятся такие предметы, которые без ущерба для дела могут быть совершенно опущены, в других, напротив, обходятся молчанием предметы наиболее важные; что все вообще отчеты составлены до такой степени необстоятельно, что епархиальное начальство остается вне возможности составить на основании их более или менее удовлетворительный отчет о состоянии епархии. Озабочиваясь устранением такого существенного недостатка, происходящего, должно полагать, с одной стороны, от недостаточно внимательного отношения благочинных к явлениям, которые могут быть характерными в том или другом отношении (бытовом, религиозном, нравственном и т. п.) и составлять особенность, принадлежащую только одной местности; что к обозрению церквей и причтов епархии они относятся лишь с формальной стороны, ограничиваясь при этом рассмотрением церковных книг и документов, сбором кошельковых и других денег и проч., не входя в собеседования с священнослужителями о состоянии вверенной им паствы, а с другой – от незнания предметов, которые должны быть вносимы в эти отчеты, так как опубликованный в свое время указ Св. Синода от 21 октября 1874 года и приложения к оному могли быть утеряны в церковном архиве. В виду всего этого, консистория Полоцкая определила: 1) приложение к указу Св. Синода от 21 октября 1874 года за № 11745, для точного руководства благочинных, напечатать в епархиальных ведомостях с тем, чтобы каждый из отделов, для удобства при составлении отчетов, был представлен на особых листах; 2) что за сим, хотя указом Св. от 30 января 1872 года за № 6 требуется доставление сведений и о церковноприходских школах, но, имея в виду, что этими школами заведует епархиальный училищный совет, от которого епархиальное начальство и может заимствовать нужные сведения, от составления отчета по VIII отд. благочинных совершенно освободить; 3) что так как, по указам Св. Синода от 23 ноября и 17 декабря 1865 г. (П. С. 3. № 42701), отчеты о состоянии епархии епархиальные преосвященные представляют Св. Синоду 1 апреля вновь наступившего года, то благочинные обязываются представить таковые преосвященному не позже 1 февраля, под опасением, за медлительность в этом отношении, взыскания. Что касается в частности отд. II, то священнослужители, имеющие счастье приветствовать преосвященного в своей приходской церкви, в недельный срок после посещения обязаны дать об этом подробный отчет благочинному, который, в свою очередь, составив общий отчет согласно п. 6 отд. II о состоянии обревизованных церквей, представляет преосвященному в месячный срок (Полоцк. епарх. ведом. 1889 г. № 13).

О своевременном представлении в консисторию беловых приходо-расходных книг. – Черниговская духовная консистория, усматривая из консисторского делопроизводства, что, вопреки указу Св. Синода от 24 декабря 1876 г. за № 9, на наступившее с 1 января 1889 года трехлетие от многих церквей не представлены в консисторию для скрепы беловые приходо-расходные книги потому, что в счете трехлетий у многих благочинных вкралась ошибка, а также – что многие из благочинных замечены в несвоевременной выписке пробельных листов и присылке книг для скрепы, не исключая и тех благочинных, которые выписывают пробельные листы прямо из синодальной типографии, помимо консистории, определением своим, утвержденным епархиальным преосвященным 20 мая 1888 года, приказала: для устранения этого беспорядка, предписать печатными указами благочинным, которые по недосмотру не выслали еще беловых приходо-расходных книг на наступившее трехлетие для вверенных им церквей, немедленно выслать таковые в консисторию для скрепы с тем, чтобы по получении этих книг, в них внесена была из прежних книг, начиная с 1 января 1889 года, вся запись церковных сумм за 1889 год, и на будущее время строго соблюдать требуемый означенным указом Св. Синода порядок в своевременной высылке в церкви сказанных книг на каждое наступающее трехлетие. А для того, чтобы церкви заблаговременно получали для установленного письмоводства все необходимые печатные бланки, вменить в обязанность благочинным для выписки пробельных листов из Московской синодальной типографии на каждый наступающий год представлять в консисторию ведомости с наличными деньгами в потребном количестве в первой половине предшествующего года; выписывать же пробельные листы помимо консистории совершенно воспрещается, при чем, если у кого таковые окажутся в настоящем году, то взыскать за оные по 1 копейке за каждый пробельный лист и деньги немедленно представить в консисторию в пользу экономической суммы. Обращая же внимание на частые со стороны благочинных упущения в своевременном доставлении епархиальному начальству различных срочных отчетов, сведений и распоряжений, консистория признает необходимым рекомендовать благочинным обязательно завести у себя настольную памятную книгу, в которую вносить все новые срочные распоряжения начальства с надлежащими в ней в свое время отметками о сделанном исполнении (Черниг. епарх. ведом. 1889 г. № 14).

О правильном ведении церковными причтами и благочинными денежной отчетности. – Костромская духовная консистория, определением своим, от 22 июня 1889 года, вменяет благочинным епархии в обязанность иметь должностную приходо-расходную книгу, выданную из консистории, и с достаточною ясностью, полнотой и определенностью записывать в нее все переходящие по должности благочинного суммы, в том числе и получаемые от причтов и церквей епархии взносы на параллельные отделения при семинарии, которые должны быть представляемы в течение первой трети каждого учебного года, с надлежащими отметками под расходными статьями в принятии от них денег присутственными местами и должностными лицами. Вместе с этим причтам епархии циркулярно предписывается, чтобы приходо-расходные церковные книги и отчетность по ним на будущее время ведены были вполне правильно (Костр. епарх. ведом. 1889 г. № 16).

По поводу построек, распространения и ремонтировок церквей. – Ставропольская духовная консистория приходским обществам рекомендует, а приходскому духовенству предписывает – первым не упускать из вида, а второму наблюдать и руководить (не входя в состав строительных комитетов): а) чтобы в делах о постройке новых и распространении старых церквей были поставляемы главною задачею поместительность церквей и приспособленность их к назидательному пользованию богослужением, т. е., чтобы в церквах могли находить себе место одновременно не менее одной трети общего числа прихожан обоего пола и при этом могли явственно слышать чтение и пение и даже отчасти видеть обряды богослужения; замыслы же о внешней высоте храмов и кажущемся их великолепии, как о бесполезных для дела качествах, развиваемых на счет поместительности храмов, были оставляемы без последствий; б) чтобы чертежи предполагаемых к построению новых храмов и к распространению старых, исполненные архитекторами по заказу доверенных от обществ, представлялись прежде всего к преосвященному на предварительный просмотр, каковое представление должно быть делаемо лично этими доверенными и приходским священником, дабы им удобнее было воспринять могущие последовать архипастырские замечания при рассмотрении чертежей, и в) чтобы доверенные приходских обществ входили в контрактные соглашения с подрядчиками отнюдь не прежде, но всегда после получения разрешения епархиального начальства на церковные работы, так как при соблюдении этого правила сроки для начала и окончания работ и неустойки, вносимые в контракты, никогда не будут стеснительны для доверенных и убыточны для приходских обществ, а будут лишь побуждением для подрядчиков к исправному и своевременному выполнению церковно-строительных работ (Ставроп. епарх. ведом. 1889 г. № 15).

О подаче прошений сверхштатными членами причтов на открывающиеся штатные места. – Пензенская духовная консистория подтверждает сверхштатным членам причтов, чтобы они без замедления просились о переводе на открывающиеся штатные места, при чем особенно обращается внимание сверхштатных псаломщиков на 15 п. определения Св. Синода от 16–24 декабря, пропечатанного​ в № 2 Церковных Ведомостей за 1888 год (Пенз. епарх. ведом. 1889 г. № 13)

Касательно надписей на паспортах, билетах и солдатских указах о рождении, крещении, бракосочетании и смерти кого-либо из членов семьи. – Томская духовная консистория, определением своим от 3 июля 1889 года, предписывает причтам церквей епархии, чтобы надписи, делаемые ими на паспортах, билетах и солдатских указах о рождении, крещении, бракосочетании и смерти кого-либо из членов семьи того лица, на имя которого выдан вид, подписывались обязательно священником и еще кем-либо из членов причта, непременно прикладывались бы к этим свидетельствам церковные печати, и о выдаче таковых свидетельств записывалось бы в исходящих журналах церкви.

1) Когда должно звонить (благовестить) к «Достойно» на литургии? В то ли время, когда поют: «Достойно и праведно» и проч., или же – когда поют: «Тебе поем, Тебе благословим», и проч.?

Так называемый звон (благовест) к «Достойно» бывает во время самой важной части литургии, начиная со слов: «Достойно и праведно есть покланятися Отцу и Сыну и Святому Духу» до пения: «Достойно есть, яко воистину блажити Тя Богородицу». Такого звона в греческих церквах никогда не было и ныне такого звона также не бывает в Греции, потому что в греческих уставах такого звона не положено. И в нашей русской Церкви такого звона не было до времени патриарха всероссийского Иоакима, и в наших богослужебных книгах – ни в Типиконе, ни в Служебнике, как совершенно справедливо замечает вопрошающий (о. А-й Т-ский, свящ. С-ской губ. К-ского у. с. П-ъ), нет указаний об этом звоне. О времени и поводе ко введению в Российской Церкви звона к «Достойно» на литургии см. «Нов. Скриж.» Вениамина, ч. II гл. VII § 38, по изд. Тузова, 1884 г., стр. 196.

2) Диакон, при возглашении эктений, многолетий и проч., должен ли несколько возвышать правую свою руку с орарем, или же держать ее около груди – при персях?

Это недоумение возникло у о. А. Д-ского (свящ. Ч-ской г. К-ого у. с. К-ого) в виду того, что некоторые из диаконов, произнося эктении, возглашая многолетие и проч., несколько приподнимают правую руку с орарем, а другие держат ее около груди и поднимают только тогда, когда полагают на себе крестное знамение.

Насколько нам известно, диаконы повсеместно поступают так, что, при возглашении эктений, многолетий и проч., несколько воздвигают – приподнимают правую руку с концом ораря. Такой образ действования диаконов вполне правилен – согласен как с указаниями Служебника, так и с самым назначением диаконского ораря. Орарь назначен и употребляется при богослужении нашей Православной Церкви для того, чтобы им (орарем) диаконы возбуждали народ к молению, певцов к пению, священника к начинанию священных действий, словом напоминали тем и другим час и время, когда им что должно делать. Естественно, поэтому диаконы при возглашении эктений, при словах «вонмем», «благослови владыко» и проч. должны возвышать и возвышают конец ораря, держа его тремя перстами правой руки.

3) Священно-церковнослужители, их жены, вдовы и дети, проживающие в церковном или собственном доме, построенном на земле какого-либо частного владельца, обязаны ли платить в пользу последнего поземельные деньги?

Если земля – усадьба, на которой имеется церковный дом для жительства священно-церковнослужителей, или на которой находится собственный дом священно-церковнослужителей, не закреплена за церковью или за священно-церковнослужителями на общем законном основании, напр., хотя бы по праву десятилетней давности, то владелец такой усадьбы имеет право требовать от церкви или священно-церковнослужителей (смотря потому, кому именно принадлежит дом построенный на его усадьбе, – церкви или священно-церковнослужителям) уплаты за нее поземельных денег, как за свою собственность, находящуюся во временном пользовании церкви или священно-церковнослужителей.

Новая секта в Воронежской епархии. – В слободе Ямной Богодуховского уезда недавно появилась новая секта, сущность учения которой еще трудно определить, но, судя по главным чертам этого учения, ее надобно отнести к древним гностическим сектам, именно к секте богомилов, если только секта эта не есть плод самостоятельного невежественного измышления. Главой секты, по словам журн. «Вера и Разум», является крестьянин – кузнец Н. с женой М.; новое учение, по их словам, внушено им Самим Богом после того, как они оставили своего отца и мать, во избежание семейных неприятностей, и предались усиленно добрым делам, посту и молитве. Принадлежа во всем к Православной Церкви и соблюдая ее обряды, они говорят, что без соблюдения требований их учения спастись невозможно. Учение же их состоит в следующем: 1) только они одни – Н. и М. и их последователи могут умолить Бога о прощении грехов умерших людей; 2) младенцы мертворожденные и некрещенные, так называемые у малороссов русалки, принадлежащие власти диавола, по их молитвам становятся чистыми и святыми ангелами; 3) для спасения души необходимо не вкушать скоромной пищи, способствующей развитию плотских страстей и нечистых мыслей; 4) силой молитв и добрых дел необходимо постоянно бороться с диаволом и его бесами, которые обязательно вселяются в души святых людей. По мнению сектантов, у каждого из них обязательно есть бес, который очень часто говорит его устами, помимо его воли. Одержимых бесом они не считают несчастными людьми, о которых надо было бы позаботиться, чтобы изгнать из них нечистого духа, а, напротив, таковых считают святыми людьми, которые непременно спасутся от мук ада. Уверенность в том, что одержание бесами способствует спасению души, у сектантов так велика, что с каждым днем число мнимых бесноватых растет и увеличивается, и в приходской церкви, при богослужении эти бесноватые позволяют себе издавать ужасные, раздирающие душу крики и произносить неприличные слова. Вместо ужаса и греха пред такими бесноватыми, масса народа, успевшая познакомиться с учением этих сектантов, оказывает им какое-то исполненное благоговения уважение, приносит им всевозможные приношения на молитвы: холст, фрукты, деньги и пр.

Новое распоряжение по вопросу о выборе церковных старост. – «С.-Петерб. Вед.» сообщают, что епархиальные преосвященные нескольких губерний сделали распоряжение, чтобы в церковные старосты в сельских приходах не были избираемы такие лица, которые состоят приказчиками или сидельцами, а тем более содержатели заведений для питейной торговли.

К вопросу об улучшении иконописания. – В некоторых епархиях, по словам «Гражд.», обращено большое внимание на иконописание. При чем выставляются следующие требования: 1) чтобы лики на иконах изображались согласно с историческим преданием; 2) чтобы без необходимости не обнажать те или другие части тела; 3) чтобы лица изображались сообразно с их возрастом и трудами; 4) чтобы не допускалось ничего несогласного с эстетическим вкусом, и 5) чтобы не было ничего неправославного.

Редактор, Ректор Киев. Дух. Сем., Архимандрит Борис

Пять лет уже прошло со времени введения в действие правил о церковно-приходских школах. За этот период времени возникли и существуют уже тысячи школ церковно-приходских и школ грамоты; десятки тысяч детей получают и получили уже в них элементарное образование в духе православной церковности; детские голоса многих из питомцев этих школ раздаются в настоящее время в православных приходских храмах в среде чтецов и певцов, услаждая сердце молящихся. Между церковно-приходскими школами есть уже настолько благоустроенные во всех отношениях, начиная с прекрасно устроенных помещений, вполне приспособленных для правильной организации школьного дела и оканчивая прекрасною, вполне правильною, благодаря хорошим учителям, получающим за свой труд хорошее вознаграждение, постановкою обучения, что лучшего и желать не приходится. Но в общем церковно-приходская школа наша находится, так сказать, еще в положении самого юного детского возраста и не только оставляет желать многого и многого, но и требует со стороны всех сословий и в особенности со стороны православного духовенства, для мало-мальски желательной постановки своей, и забот, и труда, и материальных средств. И когда она станет в удовлетворительное положение – Бог весть. Во всяком случае, положение ее зависит и будет зависеть впредь не от духовенства только, но и от сочувствия к ней, и от содействия ее благоустройству как со стороны народа, для коего она собственно и существует, так и со стороны всех сословий государства.

Хорошо организованные церковно-приходские школы считаются пока еще только единицами и много десятками в среде сотен и тысяч школ, имеющих плохую организацию. Эти светлые звезды, ярко блистающие на пасмурном небосклоне, своим возникновением и благоустроенным существованием обязаны большею частию исключительной случайности, не имеющей ничего общего с повсеместным возникновением и существованием церковно-приходских школ. То частная, единоличная благотворительность, дающая тысячи рублей, вызывает их к жизни и жертвует на их благоустройство обильные материальные средства; то благотворительные общества и братства устраивают таковые школы и дают им желательное благоустройство в особенных местностях, по своей исключительности в каком-либо отношении настоятельно требующих существования таковых школ. Громадное же большинство школ, возникших из ничего, благодаря просвещенному сочувствию к делу народного образования нашего духовенства, которое и несет все школьное дело исключительно почти на своих плечах, доселе не имеет для своего существования никаких более или менее определенных материальных средств и если пользуется чем, то только скудными крохами от епархиальных училищных советов и братств, остающимися от богатого стола тех школ, на которые теми и другими обращено особенное внимание. Но это большинство церковно-приходских школ довольствовалось бы, да и довольствуется пока, и этими крохами, перепадающими время от времени на его долю то в виде десятка книг, то в виде нескольких рублей на ту или другую настоятельную нужду, если бы не было у него другой, существеннейшей нужды. Не в материальных средствах для существования состоит в настоящее время эта нужда большинства церковно-приходских школ, не в недостатке учебных книг; ибо училищные советы и епархиальные благотворительные братства не отказывают по возможности школам в даровом снабжении книгами для обучения; – даже не в недостатке преподавателей; ибо в среде духовенства редко находятся такие члены, которые отказывали бы в даровом труде по преподаванию в школах. Правда и то, что в среде его, в особенности между низшими членами, редко находятся опытные и умелые преподаватели; но для устранения этого недостатка пока еще нет ни средств, ни возможности, и когда будет эта возможность, даже предположительно сказать нельзя. Значит, с этим недостатком волей-неволей приходится пока мириться. Впрочем, при всех прочих недостатках и нестроениях в существовании нашей церковно-приходской школы, недостаток этот если и заметен, то только для опытного в педагогическо-дидактическом отношении глаза, и при том засматривающего в новейшие педагогическо-дидактические системы и методики. По взгляду же людей, не вкушавших плода от этих более теоретических, чем практических наук, довольно пока и того, что преподавателей для церковно-приходских школ не нужно искать где-нибудь на стороне и при том за дорогую цену, – преподаватели, и при том даровые, находятся налицо; хотя они и недостаточно подготовлены к школьному делу, однако не настолько уже, за некоторыми исключениями, и неспособны, чтобы не могли научить приходских ребятишек читать, писать и считать. О преподавании закона Божия нечего говорить: дело это находится в таких руках, которые, если по взгляду новейших педагогистов и не могут быть названы вполне опытно-искусными, то во всяком случае никто не откажет им в совершеннейшей благонадежности в религиозно-нравственном и церковно-жизненном отношении, – это пастыри Церкви, приходские священники.

Итак, в чем же состоит существеннейшая и неотложнейшая нужда церковно-приходских школ, требующая немедленного удовлетворения? В более или менее удовлетворительных помещениях и в достаточности школьно-учебной обстановки. Большая часть из существующих школ церковно-приходских и школ грамоты в настоящее время помещаются или в домах членов причта, или в церковных караулках. И ни те, ни другие помещения большею частию не соответствуют своему назначению даже по самому умеренно-ограниченному требованию. Школьным помещением в домах членов причта, не по вине этих лиц, а в силу необходимости, служит обыкновенно кухня, в быте большинства наших диаконов и псаломщиков представляющая единственное помещение и для семейств их. Как тут и опытному учителю поставить более или менее целесообразно школьные занятия, когда кухонное устройство, предназначенное вовсе не для школы, не дозволяет иметь даже классную доску? Как соблюсти порядок, аккуратность и непрерывность в преподавании, когда хозяйка не может иногда впустить в кухню даже и своих собственных ребятишек? И это тогда, когда имеется, как напр. у священников, еще одна или две чистых комнаты. О неудобствах помещения школы вместе с семейством того или иного члена причта, граничащих с невозможностью, нечего уже и говорить; достаточно указать только на то, что и священнику невозможно посещать таковые школы для преподавания закона Божия. Но и кроме всех неудобств, школы, помещающиеся в домах членов причта, имеют еще очень невыгодную сторону: они неустойчивы и висят, как говорится, на воздухе. Пока в приходе между членами причта находится такое лицо, которое почему-либо находит возможным давать помещение для церковно-приходской школы в своей квартире, дотоле школа существует; но лишь поступает на место его другое лицо, которое находит невозможным давать в своей квартире помещение для нее, школа прекращает свое существование, потому что в большинстве наших глухих и черных сел невозможно отыскать для нее квартиры; да если бы она и нашлась, то нечем платить за нее – средств нет. Что же это за школа, существование которой зависит от благоволения известного лица и которой грозит ежеминутная опасность уничтожиться?

Церковные караулки большею частию тесны и грязны и по устройству своему нисколько не лучше кухонь приспособлены к школьному делу. Если они и дают какую-либо возможность для помещения школы, то на самое ограниченное количество учеников, заниматься с которыми приходится с грехом пополам. Поставить в них школьные столы не представляется часто никакой возможности; и вместо столов не редкость встречать в них старые доски, положенные на вышедшие из употребления кадки. Вот тут и учи. А во скольких приходах доселе нет еще ни хороших, ни плохих школ единственно за неимением помещений?!

Но где же взять более или менее удобные помещения для школ, когда не имеется достаточных средств даже для содержания школ уже существующих? Устройство школьных помещений для церковно-приходских школ по всей справедливости должно лежать на обязанности приходских обществ. Но эта обязанность, скажут, уже и лежит на приходских обществах, и во имя этой обязанности приходские пастыри и должны убеждать своих прихожан к добровольному соглашению устраивать помещения для школ. Точно, нравственная обязанность и при том не только к устройству школьных помещений, но и к достаточному обеспечению школ и к содержанию учителей лежит и лежала на приходских обществах даже со времен свят. равноапостольного князя Владимира, и как обязанность нравственная она требует и исполнения добровольного; но как обязанность юридическая, как церковно-государственный долг она никогда не лежала и не лежит доселе на них. А это-то обстоятельство и составляет тот камень, о который претыкались и претыкаются все пастырские нравственные увещания и убеждения прихожан к добровольному выполнению лежащей на них нравственной обязанности, которая при том самим народом и не сознается достаточно ясно. Правда, народ наш в настоящее время не отстраняется от школьного обучения своих детей, как это было при св. Владимире; он охотно, в особенности в свободное время, посылает их в даровую школу; но строить и содержать школу от себя, на свои средства, он не считает своим долгом и смотрит на эту обязанность, как на дело для себя необязательное, или даже как на неприятную повинность. При этом надобно заметить и то, что целое приходское общество – не один человек. Если же и человек, как единица, нередко сам в себе двоится и склоняется то в ту, то в другую сторону, смотря по силе внутренних и внешних побуждений, то целое общество, как состоящее из множества единиц, всегда представляет из себя несколько групп, по причине разности понятий, взглядов, желаний, потребностей, несогласных между собою; так что объединить всех относительно того или иного дела словом убеждения представляется часто невозможным, в особенности если затрагиваются материальные жертвы. Что нужно одному, то не нужно другому; чего хочет один, того не хочет другой; за что ратует один, тому противится другой. По отношению устройства церковно-приходских школ это разноречие и разногласие сказываются во всей своей силе. Люди, у которых есть дети, готовы, пожалуй, и школу построить, бездетные, напротив, не хотят тратиться для чужих детей; да и детные, не желающие обучать своих детей, тоже склоняются на сторону последних. Решение дела, понятно, зависит от численного перевеса той или иной стороны; или, как это большею частию бывает на общественных сходках, от того, на какой стороне является больше крикунов и общественных заправил. Ввиду таких-то обстоятельств и желательно было бы постройку церковно-приходских школ и содержание их, по крайней мере хоть отоплением, возвести для приходских обществ в обязанность юридическую, тогда в два, три года благоустроенные школы явились бы во всех приходах. Нужно иметь в виду, что народ наш в делах подобного рода привык подчиняться приказаниям свыше, а поступать по своей инициативе он еще не привык да, быть может, и долго не привыкнет.

Нам сделают обычное возражение, что принудительное постановление о постройке зданий для церковно-приходских школ будет служить насилием и нарушением народной свободы. Мы ответим на это, что если постановление о постройке зданий для церковно-приходских школ, клонящееся к народному благу, считать насилием и нарушением народной свободы, то и законы страховые, пожарные, санитарные и т. п., в которых народ видит пользы много менее, чем в народных школах, тоже нужно будет признать насилием и нарушением народной свободы. Надобно принять в соображение и то, что в среде народа найдется многое множество лиц, сочувствующих школе и желающих ее устройства, и закон об обязательном устройстве школьных помещений будет принят ими, как желанное дело. Что же касается не сочувствующих, то если бы закон этот и показался им насилием, то беды в этом не много; ибо и добровольное соглашение большинства, противу которого они бессильны стоять, тоже покажется им принуждением; для них даже всякое пастырское убеждение к доброму делу, неприятное им, тоже представляется принуждением, и пастырям нередко приходится слышать от них возражение в такой форме: «Что ты неволишь нас?», тогда как пастырь по самому положению своему никого и ни к чему неволить не может. И велик ли расход на церковно-приходскую школу? От 200 до 300 р. единовременно на устройство помещения, и от 30 до 40 р. в год на содержание. Мы не желаем школ-дворцов, с квартирами для учителей; мы рады были бы школе, не превышающей размерами хорошей крестьянской избы, примерно от 7 до 9 квадр. сажен.

священник Пав. Руновский

В № 34-м «Церковных Ведомостей» за 1889 год напечатано определение Св. Синода «О принятии по духовному ведомству некоторых мер в видах содействия правительству к искоренению пьянства в народе». Этим определением Св. Синода делается запрос о том, что сделало духовенство по сему предмету с 1859 года: заводило ли общества трезвости и руководствовалось ли 45-ю статьею Высочайше утвержденных 14-го мая 1885 года правил о питейной продаже. Насколько известна нам жизнь и деятельность сельского духовенства, постараемся дать ответ на предлагаемые вопросы.

Заводило ли духовенство общества трезвости? Из газет видно было, что по инициативе духовенства в некоторых городах организовывались общества трезвости, но каков был успех этих обществ и в чем выражалась деятельность их, нам не известно; в селах же, разве за весьма немногими исключениями, обществ трезвости совсем не возникало, потому что и само сельское духовенство имело довольно смутное понятие об этих обществах и об образе действий их, – не знало, в чем должна была заключаться деятельность обществ трезвости: в трезвом ли поведении самих членов, или же в активном противодействии народному пьянству? Тем не менее и сельское духовенство, в видах ослабления народного пьянства, располагало и понуждало крестьян к закрытию питейных заведений, но успеха в этом деле оно мало имело, и вот почему.

Разрешение на открытие по селам питейных домов давалось до 14-го мая 1885 года крестьянами по приговорам сельских обществ. Это разрешение обыкновенно покупалось виноторговцами за большие деньги. Бывало, что съедутся на торги три-четыре кабатчика и друг перед другом набавляют крестьянам «ренду». Таким образом случалось, что маленькое село, душ в триста, получало с кабаков ежегодного дохода до пятисот рублей; некоторые села получали по тысяче рублей. Нам известно одно торговое село, которое право виноторговли продавало за семь тысяч в год. Этими деньгами всегда покрывались общественные нужды: они шли на уплату податей, на постройку общественных зданий, на украшение храмов и т. д. При таких обстоятельствах довольно трудно было убедить крестьян дать приговор на закрытие кабака в селе. Хотя здравомыслящие люди и доказывали, что, взяв с кабатчика тысячу рублей, сельские общества сами непременно переплачивали ему три-четыре тысячи, но крестьянин этому не верил: он одно знал, что если случится общественная нужда, то с него не потребуют рубля, не пошлют на базар хлеб продавать, а обойдутся арендными кабацкими деньгами; если же ему выпить захочется, то водка у него под рукой и нет нужды ездить за вином в соседнюю деревню. Потому нередко случалось, что крестьяне делали приговоры о закрытии кабаков, но вскоре опять открывали по соображениям, что без кабака и мирских денег мало, и за водкой по чужим селам ездить надоедливо. К тому же нужно заметить, что даже местные власти, разумеется негласно, противодействовали закрытию кабаков по тем же причинам: кабацкий капитал гарантировал им аккуратность и своевременность уплаты разных сборов и недоимок. Поэтому, хотя желаемые приговоры иногда составлялись, но нередко оставались без надлежащего утверждения и в исполнение не приводились. При таких обстоятельствах духовенство сельское не могло иметь большого успеха в борьбе с народным пьянством. В этой борьбе оно вынуждено было ограничиваться одною мерою: неустанно проповедовать о трезвости и воздержании.

С 14-го мая 1885 года не стало «питейных домов»; на смену им явились винные лавки, ренсковые погреба, трактиры, и расплодились они, как грибы после дождя, по лицу земли русской. Крестьяне потеряли свою кабацкую «ренду»: разрешение на открытие винных лавок стали давать питейные присутствия. Вследствие этого, где прежде по приговору сельского общества был один кабак, там теперь стало три-четыре винные лавки, по одной на пятьсот душ населения обоего пола. Борьба с народным пьянством для духовенства усложнилась: нужно располагать и понуждать крестьян к закрытию не одного, а нескольких кабаков (разумеется, никому не секрет, что винные лавки de facto ничем от кабака не отличаются). Но всякая попытка священника расположить крестьян к тому, чтобы они составили приговор о закрытии винной лавки, стала casus’ом belli с местным Кит Китычем Толстокожевым. Настаивать на закрытии кабака значит бить по карману Кит Китыча, а беда, если их в селе не один. Не снесет он обиды от «попа», наносящего ему вред. Да что вред, не в убытках дело: обида-то кровная! Толстокожев за деньгами не постоит, а уж «научит попа, как в мирское дело нос совать». Он и приход против священника восстановит, и епархиальному начальству кляузу на него напишет, и в подстрекательстве крестьян к возмущению против местных властей его обвинит. Он много шуму сделает, а «насолит попу». Да и попытки священника к закрытию кабака не увенчаются успехом: Кит Китыч – сила, на сходе ему и честь, и место; без него ни одного дела не делается, ни одного приговора не составляется. Только наивный может верить, что Кит Китыч с самоотвержением подает голос за уничтожение его винной лавки. Он множество аргументов приведет, а отстоит свои интересы; останется виноватым только один священник.

Нам, разумеется, скажут: плох тот священник, который кулака боится; священник смело должен идти к намеченной цели, не боясь искушений. Хорошо известно нам это, да ведь судиться-то нам не желательно. Кит Китыч волен в чем угодно обвинить священника перед епархиальным начальством. Начальство сдаст жалобу в консисторию, и разыграется дело не на шутку: пойдут «негласные дознания» с опросом десятков свидетелей, следствие со страшной нравственной мукой и позором для человека подследственного, с клеветой, с клятвопреступлениями, с канцелярским формализмом. А доносчику ничего не делается, он подсмеивается себе. Он знает, что если священник и правым окажется, то судиться с ним за клевету не станет – не решится. Да и мудрено священнику оказаться совершенно правым: у кулака деньги, водка, стало быть, будут и свидетели; а в приходе во всяком могут найтись несколько человек, недовольных своим попом. Страшно и обидно для священника вести борьбу с Толстокожевым; мудрено, стало быть, и общества трезвости заводить по селам. Остается нам опять одно – неустанная проповедь трезвости и воздержания, да и за ту Кит Китыч бранится: «Наладил, – говорит, наш поп про пьянство, – о том только и речь ведет; нет, чтобы в храме Божием про божественное рассказать»...

Переходим теперь к другому вопросу. Принимало ли духовенство к руководству 45-ю ст. Высочайше утвержденных 14-го мая 1885 года правил о питейной продаже? Этою статьею священнику, как и всякому частному лицу, дозволяется наблюдать за законностью продажи водки и о замеченных нарушениях доносить куда следует. Должны признаться, что мы, сельские священники, не руководствовались этою статьею, так как в противном случае приходилось бы опять заводить кляузы с виноторговцами, только с тою разницей, что доносчиками оказывались бы не торговцы, а священники; а писать жалобы и доносы на виноторговцев не по плечу священникам. Писать жалобы и доносы легко, – отстаивать их трудно. Нужно будет священнику и самому ехать к мировому судье и свидетелей везти; от судьи придется ехать в съезд мировых судей. Все это сопряжено и с убытком, и с опущением главнейших обязанностей. Купец явится на суд во всеоружии разных уловок: ему все ходы и выходы хорошо известны... Что, если суд найдет возможным оправдать его? Тогда, ясное дело, священнику самому уже придется фигурировать на суде в качестве обвиняемого за клевету. Если священник заявит о нарушении питейных правил акцизному правлению или полиции, все равно мало пользы выйдет. Вообще нужно сказать, что священникам невозможно вмешиваться в кабацкие дела, что в руках пастырей есть одно из сильных и целесообразных средств в борьбе с народным пьянством – неустанно проповедовать о трезвости и вреде пьянства. Проповедь наша об этом пусть неумолчно гремит и в церквах, и на площадях, и в домах, и на улице. Толк будет: «Капля долбит камень не силой, а частым падением».

сельский священник

– Не имели ли вы возможности заметить, – продолжал я, – какие цели преследуют ваши «читаки» при чтении книг?

– Так как большинство желает читать «от божественного», – начал батюшка, – то это же самое большинство читает исключительно для спасения души. Иные желают найти в книгах удовлетворение некоторой пытливости своего ума. Раз возвращался я домой от больного. Дорогой крестьянин Лужков, отец больного, и говорит мне: «Батюшка, я верую, что Иисус Христос вознесся на небо, но не понимаю, где Он держится с Своим пречистым телом. Объясните мне или дайте книжку прочитать об этом». В другой раз один мужичок, разговаривая со мной, высказал следующее: «Говорят, что земля вертится, звезды тоже не стоят; но я иногда целые ночи, лежа в телеге, смотрел на них и замечал, что одни изменяют свое положение, а другие – все на одном месте. Где бы это почитать насчет неба, чтобы узнать, что и как там творится и правду ли мы о нем понимаем». Некоторые же имеют в виду при чтении запастись такими сведениями, которыми бы можно было при случае задать пыли в глаза. Недавно я был в доме одного торговца, бывавшего в больших городах и «видавшего виды». За столом у него сидело человек пять, подобных ему. Один из гостей хвастливо заявил мне: «Я, батюшка, читал, что потоп не везде был. В Китае он не был, потому – Китай на востоке. Вы как об этом?»... Другой гость с важностью сообщил мне: «Земля живет не семь тысяч лет, а гораздо свыше того. Я об этом читал в хорошей книге. Как же после этого говорят, что семь?»... Третий из той же компании предложил мне такой вопрос: «А нуте-ка, батюшка, разведите нам вот эту штучку: как это люди, не умея делать ни кораблей, ни пароходов, попали на острова, которые недавно открыты?» В прежнем моем приходе, где много раскольников, пожилые мужички, особенно колеблющиеся в вере, читают для того, чтобы узнать правоту веры и поспорить с раскольниками. Я сам заставал некоторых над «Большим Катехизисом», «Окружным посланием», над книгою м. Болгарского, над книгами без начала, но древними. Один из таких чтецов часто вступал со мною в спор и защищал старообрядчество. Однажды он мне сказал: «Я твоим доказательствам не поверю, потому что они не из старых книг. Я верю старым книгам и поверю еще Павлу Прусскому. Дай мне денег съездить к нему». А я ему на это говорю: «Я, мол, тебе Павла Прусского сюда привезу». И выписал ему на свои деньги все сочинения архимандрита Павла и некоторые другие брошюры: о Церкви, о таинствах, собор 1666–1667; не достал только Стоглава (почему-то мне не выслали его из Московской синодальной лавки). Сочинения о. Павла он читал у себя на пчельнике, где место и время благоприятствовали ему. Он полно и отчетливо усвоил себе содержание всех доставленных ему мною книг, и потом, на основании их, стал оспаривать тех раскольников, которые совращали его в раскол. Речь его оказалась столь сильною, что под влиянием ее в среде раскольников возник раздор: некоторые поколебались в своем древнем благочестии. К сожалению, миссионер мой за такой успех поплатился своим карманом и своими боками. Однажды вечером наиболее рьяные из его противников явились к нему на пчельник, ульи поваляли, а его избили...

В праздничные дни в прежнем моем приходе всегда можно было в некоторых домах застать человек пять-шесть за какою-либо старинною книгою, в которой они силятся отыскать разрешение спорного вопроса. Раскольники же грамотные в свободное время постоянно сидят за своими книгами и толкуют из них некоторые места. Вот почему у них и женщины, даже неграмотные, многое знают «о своей вере».

– Давайте, батюшка, – предложил я, – уж до конца исчерпаем затронутый нами вопрос – о чтении в вашем приходе. – Где народ достает себе книги для чтения?

– Книг в употреблении у крестьян настоящего и бывшего моего прихода не очень много, и все они или собственные, унаследованные от предков, или церковные. Попадаются экземпляры Библии и разные поучения еще прошлого столетия. Молодое поколение, можно сказать, почти ничего не приобрело, кроме Евангелий и книжек гр. Толстого, которые, по большей части, получены учениками в школе в виде награды. Некоторые «пиджаки» в теперешнем моем приходе с нынешнего года выписывают газету «Свет» и «Сельский Вестник». Один крестьянин по моему совету, после моих расспросов о том, о чем ему наиболее хотелось бы почитать, выписал «Русский Паломник».

– Когда и как читают?

– Читают опять редко, во время праздников, когда два-три праздника подряд, – на святках, на святой, а в будни не читают, потому что после трудов «рады месту». Лет 25–30 тому назад больше читывали компаниями... Я отчасти уже сообщал вам об этом... «Бывало, – говорил мне один старичок, – соберемся мы человек десять-пятнадцать к Афанасью Павлычу, соседу моему, и попросим что-нибудь прочесть. Вот он достанет Библию или другую какую-нибудь душеспасительную книгу и станет читать. Уж и читает бывало! Внятно, протяжно, как слово Божие. А мы слушаем все стоя, с чувством, аж оторопь берет. Иной раз бывало до утра слушаем... Теперь же станешь читать, а молодежь тебя на смех поднимает». Поэтому посторонних лиц настоящие чтецы теперь стесняются и читают или в одиночку, или только для своей семьи. Богобоязненные и частенько читающие мужички (человек пять) передавали мне: «Случается, что и теперь в ином доме, у какого-нибудь грамотного соберется по какому-нибудь случаю человек десять-пятнадцать. Все они охотно говорят о пустяках, а как только предложишь им почитать книжку, так почти все разбегутся; избранных остается немного»... Чернички по вечерам читают дома акафисты. В прежнем моем приходе и теперь, как я слышал, читают компаниями, но только о предметах спорных, ввиду состязаний с раскольниками. При этом читает и объясняет читаемое обыкновенно лицо, считающее себя выше других по духовному развитию. Недавно узнал я, что одна теперешняя моя прихожанка ежедневно читает дома по пяти глав из Евангелия.

– Заметны ли какие-либо следы от чтения в жизни и поведении ваших прихожан? – спросил я. – Говорят, старые грамотеи читают без толку, без всякого понимания того, что читают. Если это так, то такое чтение не может благотворно воздействовать на настроение и жизнь читающих.

– Не могу вам поручиться, – начал батюшка, – что наши деревенские читаки все понимают в читаемых ими книгах (да и все ли и всегда ли понимают читаемое?..), но что чтение оказывает на них сильное влияние, в этом я вполне убедился. Читаки старые, воспитавшиеся на чтении душеспасительных книг, – люди строгой жизни, честных правил, ревностные посетители храма Божия, в обращении мягки и почтительны. Есть такие же и между людьми тридцатилетнего возраста, но некоторые из этих последних излишне увлеклись чтением и в стремлении к самоусовершенствованию зашли дальше стариков. Такие, наиболее рьяные читаки, кроме того, что неопустительно ходят в церковь, резко выделяются из ряда сельчан и некоторыми другими своими особенностями. Они не пьют вина, не курят табаку, не болтаются по улицам, не ходят в веселые собранья, не позволяют себе не только брани, но и всякого пустословия, держатся особняком от людей, несходных с ними по настроению, смотрят постоянно вниз; в одежде их всегда видна скромность, в хозяйстве безукоризненная исправность. Новое же грамотное поколение, избегающее душеспасительных книг, особенно «люди часов, пиджаков и калош», в нравственном отношении неизмеримо ниже только что изображенных мною личностей. Эти люди открыто нарушают посты, не стесняются сказать дерзость в лицо, за конфуз считают подойти под благословение к священнику, свободно хвастаются самыми бесстыжими проделками по части потопления ближнего в какой либо «коммерции» и т. п. Чтение книг отражается и в разговорном языке читаки. Мужички, часто читающие «божественное», вставляют в свою речь церковно-славянские выражения. Месяца два тому назад приходит ко мне один крестьянин и так излагает свою устную просьбу о принятии двух своих сыновей в училище: «Батюшка, отец наш, примите моих двух деток под свой покров. Пусть и они сподобятся услышать ваши неизреченные глаголы. У вас училище – сад; посадите в нем и мои отрасли и поливайте их струями ученья Господня». Я буквально запомнил эти слова. Не подумайте, что это он сочинил особую речь на случай. Нет, эти слова вылились у него сами собой, как и многие другие в этом роде в дальнейшем разговоре его со мной – уже о самых обыденных предметах и случаях. Такая речь мужичка – естественное следствие близкого знакомства его с «божественными» книгами. У этого мужичка, как я узнал, есть собственная Библия, Четьи-Минеи, Патерик Печерский, полное издание сочинений св. Тихона Задонского и друг., и он считает своим долгом ежедневно что-либо прочитать из них. Мужичок довольно замечательный. Он не моего прихода, а ходит в мою церковь, за четыре версты. Почему это, – спросил я его однажды, – ты ходишь в нашу церковь, когда своя у тебя под боком? – Потому что, говорит, – у вас служба дольше и поучения бывают. Я несколько подивился такому объяснению.

О порядке перемещения членов причта, заведующих церковно-приходскими школами. – Донская духовная консистория предписывает, чтобы лица, заведующие церковными школами или занимающиеся в них и желающие перейти на другой приход, при прошениях своих о перемещении непременно представляли удостоверения от епархиального училищного совета о неимении с его стороны препятствий к просимому перемещению, в противном случае просьбы без таковых удостоверений будут оставляемы без рассмотрения (Донск. епарх. ведом. 1889 г. № 15).

Воспрещение духовенству и прихожанам при составлении проектов и смет на постройку новых церквей, починку и переделку старых и для наблюдения за работами обращаться к другим архитекторам, кроме епархиального. – Астраханская духовная консистория объявляет во всеобщее сведение к должному исполнению со стороны духовенства, старост и прихожан епархии, что на будущее время причты за допущение без уважительных причин со стороны старост и прихожан неисполнения предписания епархиального начальства относительно приглашения епархиального архитектора для составления планов и смет на производство построек епархиального ведомства и наблюдения за ними будут подвергаемы ответственности (Астрах. епарх. ведом. 1889 г. № 15).

О порядке замещения вакантных священнических мест. – Та же духовная консистория поставляет в известность духовенству епархии и прихожанам, чтобы прихожане с просьбами своими о замещении вакантных священнических мест при местных их церквах обращались, применительно к 70 ст. Устава духовных консисторий, к духовному начальству и именно к епархиальному преосвященному (там же).

О представлении при контрактах на отдачу в арендное содержание церковных оброчных статей копий прежних контрактов. – Черниговскою духовною консисториею при рассмотрении дел торгового производства на отдачу в арендное содержание церковных оброчных статей замечено, что благочинные церквей епархии при представлении этих дел в консисторию не прилагают к ним копий прежних контрактов, как это требуется распоряжением епархиального начальства; а потому, на основании определения своего, состоявшегося 5 июля 1889 года, подтверждает благочинным неопустительно выполнять означенное требование епархиального начальства (Черниг. епарх. ведом. 1889 г. № 15).

О порядке подачи членами причтов прошений относительно скорейшего возведения церковных построек или об уплате денег за их собственные постройки. – Литовская духовная консистория, по поводу поступления в оную рапортов и прошений как священников, так и псаломщиков относительно скорейшего возведения церковных построек или об уплате денег за их собственные постройки, помимо благочиннических советов и помимо благочинных, объявляет всему духовенству епархии, что все их подобного рода просьбы, обращаемые помимо благочиннических советов и благочинных непосредственно к епархиальному начальству, будут оставляемы без ответа и без всякого уважения (Литовск. епарх. ведом. 1889 г. № 34).

Касательно беспорядков при совершении таинства исповеди. – Тверская духовная консистория, рассмотрев дело о допущении одним из священников епархии к исповеди по нескольку человек вместе, положила: сделать священнику выговор со внесением в послужной его список за допущение им к исповеди по три, четыре, пяти человек и более, о чем и напечатать в местных епархиальных ведомостях для сведения по епархии, в предупреждение и в других приходах подобных беспорядков (Тверск. епарх. ведом. 1889 г. № 15).

О мерах для предупреждения случаев воровства в церквах. – Ввиду нередких случаев похищения в городских и сельских церквах, Херсонское епархиальное начальство подтверждает епархиальным благочинным немедленно распорядиться, чтобы 1) при тех церквах, при которых не имеется помещений для сторожей, устроены были таковые или под колокольнею, или отдельно в ограде на средства прихожан; 2) при всех церквах было не менее двух сторожей, которые должны содержаться на средства общества; если же общество не в состоянии нанимать двух, то один из них должен быть непременно нанят на средства общества; 3) чтобы сторожами при церквах нанимаемы были люди честные, благонадежные и расторопные, которых ни под каким видом не употреблять на домашние работы; 4) во всех церквах окна нижнего яруса устроены были с железными решетками, где их нет, а двери были окованы железом или сделаны из крепкого дерева и непременно запирались боковые и алтарные двери внутри, а западные снаружи, и притом не одним замком, а двумя – внутренним и висячим; замки же должны быть прочные; 5) сундуки для хранения церковных денег и ценных вещей были приобретены железные или обитые железом и помещались в более сокровенных местах; 6) кружки для сбора сумм на разные предметы не были оставляемы после служения на виду, а запирались в казнохранилище; 7) церковные сторожа и причетники при входе в церковь и выходе из оной внимательно осматривали церковь, а также обращали внимание на то, чтобы никто не скрывался на колокольне и других местах церкви; и 8) ключи от церквей хранились у приходских священников (Херсонск. епарх. ведом. 1889 г. № 17). – Литовское епархиальное начальство касательно того же предмета подтверждает духовенству епархии, чтобы оно имело с своей стороны наблюдение за аккуратным отбыванием ночных при церквах караулов, в случае же замеченных неисправностей при отправлении караулов относилось бы по сельским приходам к местным мировым посредникам, а по прочим – в местные полиции для принятия зависящих мер к восстановлению аккуратного отбывания сих караулов, при непринятии же надлежащих распоряжений в этом деле сообщало бы чрез благочинных о том г. губернатору (Литовск. епарх. ведом. 1889 г. № 35).

О наложении взыскания на духовных лиц, не являющихся на благочиннические испытания в знании Закона Божия и других предметов. – Ввиду постоянно повторяющихся жалоб благочиннических советов на уклонение духовных лиц, не получивших богословского образования, от установленных испытаний, Оренбургская духовная консистория определила раз навсегда установить определенный штраф для таковых лиц, именно: за каждый единичный случай уклонения от экзаменов штрафовать священнослужителей 2-мя рублями, а церковнослужителей 1-м рублем в пользу благочиннических попечительных советов о бедных духовного звания, если они не представят уважительных причин своей неявки к сим испытаниям. Кроме этого, лиц, подвергавшихся испытанию и давших неудовлетворительные ответы, подвергать таковому же штрафу, как и не явившихся; при этом предупредить таковых лиц, что после троекратного штрафа неисправные священно- и церковнослужители будут подвергаемы строгой ответственности по закону (Оренбургск. епарх. ведом. 1889 г. № 17).

О венчании переселенцев без метрик не иначе, как по предварительном дознании об их возрасте. – По определению Св. Синода, изложенному в указе от 31 декабря 1839 г. за № 20215, заключено 1) епархиальному начальству распорядиться, чтобы в каждом приходе, в который поступают переселенцы, приходский священник немедленно составлял именной список малолетним, с показанием семейств, к которым они принадлежат, и епархии, уезда и прихода, из которых переселены, и представлял в консисторию; 2) консистории – препровождать таковые списки в консисторию той епархии, откуда перешли переселенцы для отметки по метрическим записям года рождения каждого младенца, и затем возвращать сии списки в новонаселенные приходы, чтобы оные были в готовности для справки о летах при браках; 3) доколе же сего распоряжения не сделано, или в том случае, когда метрической о каком-либо лице записи на месте рождения не оказалось, приходским священникам о летах переселенцев справляться с исповедными книгами и ревизскими сказками и вопрошать восприемников и знающих, и если все сии средства дознания согласно показывать будут о совершеннолетии жениха и невесты, то совершать браки без представления епархиальному начальству, а в случае разноречия доносить епархиальному преосвященному для рассмотрения и разрешения. Между тем, из делопроизводства Оренбургской духовной консистория усматривается, что одним из причтов повенчан был брак переселенца по одной лишь выписке, без выполнения всех требований, предписанных означенным указом, а именно: не были спрошены под присягою подлежащие лица для точного установления лет жениха, следствием чего было то, что переселенец этот повенчан был при недостижении им брачного совершеннолетия. В виду этого, консистория вменяет в обязанность духовенству епархии при венчании браков переселенцев непременно в точности выполнять требования, изложенные в указе Св. Синода от 31 декабря 1839 года за № 20215 (там же).

Целесообразное распоряжение о покупке воска духовенством у прихожан для епархиального свечного завода. – Томское духовенство при устройстве свечного завода постановило, чтобы причты тех приходов, где много пчел у крестьян, скупали бы у них воск и доставляли на завод в обмен на свечи.

Крупные пожертвования лиц духовного звания. – Известный кронштадтский протоиерей Иоанн Сергиев пожертвовал в пользу голодающих черногорцев пятьсот рублей.

– Преосвященный Димитрий, епископ балтский, пожертвовал в воронежскую духовную семинарию капитал в 2,000 руб., заключающийся в государственных % бумагах, на учреждение стипендии имени отца его, протоиерея Иоанна Самбикина.

– Священник новгородского Никольского собора А. Покровский пожертвовал неприкосновенный капитал в 2,000 руб. на нужды с.-петербургского воспитательного дома.

– В самарской епархии священником о. Александром Промптовым был пожертвован на устройство убежища для бедных и немощных священнослужителей самарской епархии значительный капитал, который с наросшими на него процентами составляет ныне сумму в 15278 р. 27 к. Пример, заслуживающий подражания!

Статистика белого духовенства. – По сведениям Св. Синода, число лиц белого духовенства в России определяется следующими цифрами: 1,418 протоиереев, 34,345 священников, 6,810 диаконов, 42,371 псаломщиков, – всего 84,944 человека. Кроме того, состоит за штатом 6,040 духовных лиц. На содержание белого духовенства государство израсходовало в прошлом году: на жалованье 18,000 руб., на содержание причтов 5,988,191 руб., пенсий 354,355 руб. Церковно-приходские попечительства на тот же предмет израсходовали 180,000 руб. Епархиальные попечительства на пособия бедным духовного звания израсходовали 1,428,000 руб. В распоряжении этих последних попечительств остается в настоящее время капитал, простирающийся в общей сумме до четырех миллионов рублей.

Сбор в казну с освобожденных от воинской повинности. – «Русские Ведомости» сообщают, что Министерство Финансов окончательно выработало проект взыскания особого сбора в казну с лиц, жребием освобожденных от исполнения воинской повинности. Сибирь и некоторые другие окраины освобождаются от сбора, размер которого назначен в пять рублей с лица, уплачиваемых в течение 11 месяцев после призыва. За исправность взноса имущественно отвечают родители и родственники освобожденного от воинской повинности.

В видах вразумления штундистов обыкновенно советуют не вдаваться – не входить в полемику с ними по частным предметам вероучения, а вести беседы с ними об общих предметах вероучения, каковы, напр., о Церкви, о Предании, о внешнем богопочтении и т. п. Но можно ли ожидать успеха от такого рода бесед с штундистами? Едва ли. Беседуя исключительно о Церкви, о Свящ. Предании, о внешнем богопочтении, нельзя рассчитывать на успех. Церкви и авторитета ее штундисты положительно не признают; Свящ. Предание, по их убеждению, «находится в плену у диавола»; внешнее же богопочтение, по их убеждению, совершенно лишнее, так как «Бог, говорят они, не требует служения рук человеческих». Есть другие предметы, на которые, по нашему мнению, было бы более целесообразно обращать внимание штундистов при собеседованиях и вообще при борьбе с ними. Вот эти предметы:

1. Штундисты, как известно, приписывают только себе монополию истинного и правильного понимания Свящ. Писания, на всех же остальных смотрят недоверчиво и презрительно, а о пастырях и миссионерах говорят, что они «всю жизнь учатся и николиже в разум истины могут приити» (2Тим.3:7), и вследствие этого себя только и называют истинными посланниками и проповедниками и правильными истолкователями слова Божия. Причину такого своего самомнения штундисты основывают на следующем. В одной штундистской брошюре «Руководство простым людям к чтению Нового Завета», говорится: «слово Божие читай с благоговением и молитвою и читаемое применяй к себе; читай не торопясь, стараясь понять каждое слово. Если какого слова не поймешь, подумай, что бы оно значило и «внутренне» помолись, чтобы Господь вразумил тебя; если все-таки не поймешь, – оставь и читай далее; значит, не пришло еще время понять это слово, – после поймешь, когда Дух Святый вразумит тебя». В силу такого-то отношения к слову Божию и понимания его штундисты и присваивают себе монополию понимания и толкования Свящ. Писания и не внимают никаким внушениям и убеждениям. Поэтому первая публичная беседа с штундистами должна быть о праве учительства в Церкви Христовой примерно в следующих словах: «Право учительства дано Христом Спасителем апостолам, а в лице их – их преемникам пастырям и учителям Церкви. Им Христос заповедал учить народ, только им Он сказал: «идите, научите все народы» (Мф.28:19), «идите, проповедуйте Евангелие всей твари» (Мк.16:15), им только Он сказал: «слушающий вас, Меня слушает, отвергающийся вас, Меня отвергается, а отвергающийся Меня, отвергается пославшего Меня» (Лк.10:16). Вас же кто послал? Св. ап. Павел говорит: «как будут проповедовать, если не посланы будут» (Рим.10:15)? Где ваше полномочие? Зачем вы, вопреки заповеди Апостольской, «не многие делайтесь учителями» (Иак.3:1), святотатственно присваиваете себе право учить других? «Разве все апостолы? Разве все пророки? Разве все учители? Разве все истолкователи» (1Кор.12:29–30)? Нет! Одним только пастырям Церкви предоставлено право учить; «они должны учить народ Мой, сказал Господь, отличать священное от неосвященного и объяснять людям Моим, что нечисто и что чисто» (Иез.44:23). А вам кто дал право?» – Бывают случаи, что штундисты молча выслушивают такую речь, а бывают, что и отвечают на нее так: «мы проповедуем по внушению и повелению Святаго Духа». В первом случае, не лишне заметить штундистам, что они поступают самовольно, вопреки заповеди Христа Спасителя и Его апостолов и не могут дать отчета в своих действиях. Посему не похвалы, а осуждения достойны вы. Во втором же случае необходимо предложить штундистам, чтобы они на деле показали свое полномочие, сказав им так: «Апостолы и все святые, проповедывавшие по внушению и повелению Святаго Духа, проповедь свою сопровождали чудесами. Где они у вас? Свящ. Писание и писание св. отцев полны таких чудес, а где они у вас? Их, правда, нет? Значит, вы не истинные проповедники слова Божия, а самовольные, никем не уполномоченные и не посланные». Этими и им подобными доводами нужно всегда стараться довести штундистов до сознания неправильности и незаконности их действий в деле пропаганды штунды. А доведя их до этого, легко уже разубеждать их, так как у них уже подорвано будет доверие к их вожакам.

2. Говоря о праве учительства в Церкви Христовой, миссионер и вообще пастырь Церкви должен обратить внимание и на нравственные качества и даже на национальность проповедников штунды, так как проповедниками штунды бывают поляки и немцы, напр., в местности, в которой находится мой приход, главными пропагандистами штундизма состоят поляк Ф. М-ч и немец К. Д-р. О вожаках штунды из крестьян также нужно иметь сведения, каковы они были до поступления в штунду. Слово Божие еретиков и отступников так определяет: «в последние дни явятся ругатели, по своим собственным похотям поступающие» (2Пет.3:3); они «будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, злоречивы, хульники, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, невоздержны, непримирительны, клеветники, не любящие добра, предатели» и проч. (2Тим.3:2–4). Не таковы ли в большинстве и вожаки штунды? Поэтому необходимо миссионеру и вообще пастырю, имеющему дело с штундистами, обращать преимущественно внимание и православных и штундистов на качества вожаков штунды. Этим можно гарантировать успех обращения штундистов в православие и подорвать всякое уважение и доверие к пропагандистам штунды.

3. При беседе с штундистами миссионер не должен упускать из виду и того, что штундисты всегда требуют от миссионера-собеседника кротости, как необходимого условия при собеседовании, ссылаясь в данном случае на слова св. ап. Павла: «если впадет человек в какое прегрешение, вы, духовные, исправляйте такового в духе кротости» (Гал.6:1); сами же проявляют не дух кротости, а крик, издевательства, насмешки. Это делают они с тою целью, чтобы показать свое превосходство пред миссионером-собеседником, и до известной степени достигают своей цели. Известно, что наш простой народ принимает за правду слова того, кто громко, много и при том почти с криком говорит. Поэтому миссионер-собеседник хорошо сделает, если не даст штундистам возможности слишком много распространяться, а поскорее покажет несостоятельность их слов и толкований и со властию «заградит уста, глаголющая суетная и ложная». Само собою разумеется, что миссионеру-собеседнику нужно хорошо знать те тонкости и хитросплетения, к которым прибегают штундисты при толковании Свящ. Писания и которыми они стараются обезоружить – поставить в тупик миссионера-собеседника. Вот одна из хитростей, к которой обращаются штундисты, когда они чувствуют свою слабость в полемике с миссионером-собеседником. Почти всегда, как только штундисты бывают совершенно разбиты, приходится от них слышать такой вопрос: «чего вы от нас хотите?» Если миссионер или вообще пастырь-собеседник скажет: «хочу обратить вас на путь истины и спасения», или «хочу обратить вас снова к православной вере», то на лице у штундистов явятся двусмысленные насмешливые улыбки. Вследствие чего же? Штундистам хорошо известен 15 ст. 23 гл. Евангелия от Матфея, в каковом стихе говорится: «горе вам книжники и фарисеи, лицемеры, что обходите море и сушу, чтобы обратить хотя одного, и если это случится, делаете его сыном геенны, вдвое худшим вас». Употребленное в этом стихе слово «обратить», по понятию штундистов, никогда не может быть признаком истинного проповедника и наставника. «Кто желает «обратить», говорят штундисты, тот положительно хочет вести в геенну и ведет». А потому, услышав от миссионера или священника слово «обратить» на путь спасения, штундисты почти всегда с азартом говорят ему: «горе вам вожди слепые, оцеживающие (комара)» (Мф.23:24), что по разумению штундистов значит: «горе вам вожди слепые, оци живущие (отцы живущие, значит пастыри Церкви); слово же «комара» они почти всегда выбрасывают. Если же и употребляют его, то употребляют для того, чтобы сравнить духовенство с комаром, самым ничтожным из насекомых, которого всегда легко можно уничтожить и раздавить. Узнав такое понимание штундистами слова «обратить», я тогда больше не употреблял его. а на вопрос штундистов: чего вы от нас хотите? – отвечал так: «возвратить» на путь истины и спасения и имел успех; после такого ответа штундисты не выражали недовольства и недоверия, а большею частию охотно слушали беседы, которые и привели впоследствии к желанному результату – к обращению в лоно Православной Церкви.

свящ. В. Данкевич

(Продолжение будет).

Штундизм есть обратная сторона религиозного движения XVI–XVII в.в. Лютеранская и католическая пропаганды во главе с ядоносным иезуитизмом слишком резко обозначились на страницах русской культуры, чтобы их можно было забыть с спокойным сердцем. Но они, очевидно, не умерли, несмотря на двухвековой почти промежуток времени, а удачно для себя к концу XIX ст. успели переродиться в штундизм. Несомненно: – штундизм и религиозное движение XVI–XVII в.в. – близкие родственники.

Как так? Смелое, однако, и решительное сближение исторических явлений и эпох! – говорит читатель. Действительно! Но что прикажете делать, если к тому приводит сила фактов. Но вместо того, чтобы заводить спор между собою, обратимся, читатель, к самому делу, сблизим эти две эпохи и сравним их явления, а заключение само собою видно будет. Сделаем это хотя для того, чтобы иметь какое-нибудь суждение по этому вопросу, если не угодно целиком разделять наше суждение.

В XVI–XVII в.в. Рим всеми силами старался вдохнуть в русскую жизнь свои начала во всевозможных и разнообразных видах. Делалось это будто бы не из каких-нибудь личных расчетов и корыстных видов! а во имя самых высоких идей – христианской любви и примирения, во имя единой Церкви Христовой, чтобы не было вражды и кровопролития, а мирно развивалась жизнь человеческая до той высоты и совершенства, которых бы не мутили никакие личные, национальные и всякие свои особенные разности и различия, но было бы едино стадо и един пастырь. Словом, чтобы развивалась общечеловеческая культура, основанием которой служила бы освященная христианством гуманность. Но что же вышло? С первых же шагов римская курия отказалась сделать необходимые уступки и обнаружила своекорыстные расчеты. Так что, после известной выходки еп. Терлецкого и Игнатия Поцея в 1595 г., западнорусское духовенство, дворянство и вельможи восстали против подобных притязаний Рима. Тогда курия, чтобы смягчить и прикрыть свои стремления, возобновила мысль о церковной унии, и в 1596 году в Западной Руси явилась уния. Все льготы и меры принимались, чтобы облегчить принятие унии православными, весьма выгодной для католической пропаганды. Между тем иезуиты, чтобы успешнее действовать, подготовляли к тому западнорусское юношество наравне со взрослыми. Заводили школы и воспитывали русскую молодежь в духе католического учения; входили в доверие именитых граждан и успевали склонять их на свою сторону, а духовенство русское старались унизить и мешали его образованию. Действовали иезуиты преимущественно на местную интеллигенцию, надеясь, что за нею, как за проводником, пойдет и простонародье. Но добрые старания Киево-Могилянской коллегии и Славяно-греко-латинской Московской академии парализовали зло, противопоставив ему молодые православные поколения, воспитанные в духе своего народа. Что же осталось после унии? Выработался тот «серенький средний интеллигент», в окраске которого можно было разрисовывать, что угодно. Совершенно парализовалось в сознании такого человека все личное, национальное – корень самостоятельной жизни. Тип такого «межеумка», надо полагать, по понятию иезуитов, являлся той ступенью, которая приводит к общекультурному развитию людей, как и уния приводила к пониманию истинного христианского православия! Но это могло являться, действительно, только по иезуитскому пониманию. Пострадала таким образом в этой борьбе отчасти интеллигенция, простой же народ не подвергся иезуитской порче, за исключением разве тех мест, где навязана была уния. Так уродуется растение, когда поражена его верхушка, но живет надежда, что растение обновится, даст новые ростки, потому что корни его здоровы. Так было при религиозном движении в юго-западном крае в XVI–XVII в.в.

Штундизм же с первых шагов заявил о себе совершенно скромно. Вошел в нашу жизнь тихо, ни слова не проронив о каких бы то ни было идеях или притязаниях. Назвался даже братским и дружественным. Реформатский пастор колонии Рорбах Херс. губ., Карл Бонекемпер, деятельный распространитель братства «друзей Божиих» или штундистов, входил ласково в близкие сношения с крестьянами, приходившими на работу из разных губерний в херсонскую, беседовал с ними, раздавал им Новый Завет и Псалтырь на русском языке. Убеждал крестьян учиться грамоте для того, чтобы читать Свящ. Писание и стараться, по примеру братства «друзей Божиих» (штундистов), жить по-христиански, бросив пьянство и другие пороки. Делал это пастор Бонекемпер будто бы не с тою целью, чтобы потом приготовить из своих слушателей отступников от православия, а единственно из симпатии к русскому народу, среди которого он видел поразительное религиозное невежество и жалкую нищету, происходившую от беспорядочной жизни и нравственной распущенности. (Ушинский «О прич. появ. штунд.» стр. 10 и 11; Рождественский «Южно-русский штунд.» стр. 60). Штундисты-малороссы тоже в свое объяснение говорили, что они собираются по домам не для чего-нибудь иного, а для чтения Свящ. Писания и пения божественных песнопений; и против православия и церковной иерархии они не восстают, а напротив желают утвердиться в доброй нравственности. Так было до семидесятых годов. (Рождественский гл. I и II). Что же получается в результате от таких, по-видимому, добрых и скромных намерений и деятельности «друзей Божиих» среди южно-руссов? Окончательный разрыв штундистов с Православною Церковью в семидесятых годах; зародыш полной порчи, доводящей до нравственной невменяемости (Рождественский), национальное перерождение (Киев. Слово № 812). Словом, вырабатывается тот серенький штундистский человек, потерявший всякий устой к самоличному и доброму гражданскому, в духе своего народа, развитию, в окраске и разрисовывании которого приняли живое участие все южно-русские религиозные секты; и каждая из них по-своему делает штундиста – южно-русса своим, став к нему в самые разнообразные приятельские отношения (ibid.). Какую в таком случае культуру несут нам штундисты!.. Так погибает растение, когда поражаются его корни! И увы, не порадует тут надежда, что растение обновится, если только в корнях его не остается ни капли жизненных неиспорченных еще соков. Вот чем является штундизм в своем развитии! Между тем и в наше время не прочь были некоторые признавать штундизм явлением культурных побуждений.

Умело южнорусские сектанты воспользовались историческим примером XVI–XVII в.в. Допустить это наше мнение вполне возможно и справедливо, если мы обратим внимание, во-первых, на то, что в привислянских католических селениях деятельно принялись за пропаганду штундизма, как явления, нарушающего гражданское спокойствие и национально-политическую целость России; а во-вторых, на то, какие люди являются во главе по крайней мере братства штунде. Пастор Бонекемпер прекрасно образованный человек. Обучался сначала в 1-й Киевской гимназии. Получив потом богословское образование в Америке, много путешествовал по Европе, и после того уже явился деятельным руководителем и пропагандистом братства. (Ушинский и Рождественский). Для таких лиц, с достоверностыо можно сказать, история русской культуры в ее прошлом и современном развитии, как и быт народа – прекрасно известны, чтобы можно было, самым лучшим образом изучив, применить указанный исторический пример, начав портить корень растения для успешного хода дела. В данном случае и нет нужды предполагать какое бы то ни было посредственное или непосредственное влияние Рима или Берлина. Это вполне работа питомцев России, разных колонистов, создавших уже свою культуру вдали и независимо от метрополий. Упитавшись от плодов дерева русской жизни, они теперь подрывать у него корни стали, и единственно, говорят, из симпатии к нему!

Хр. Корчинский

Раздался звон колокольчиков. Я взглянул на свои часы: как раз исполнился срок, в который, по уговору, ямщик должен был заехать за мной. Через минуту ямщик уже появился в передней и доложил мне. Я отослал его, обещаясь сейчас выйти. В доме поднялась маленькая суматоха. Матушка поспешно явилась со скатертью и тарелками.

– Ведь, вот, ей-Богу!.. Давеча предлагала... на что бы лучше заблаговренно-то, исподволь бы закусили... – Проговорила она с мягким любезным упреком, суетясь около стола. – Хозяин, ты там с своей стороны... приготовь, – скороговоркой обратилась она к батюшке и удалилась.

Я вслед ей быстро проговорил и благодарность, и просьбу не беспокоиться, и уверение в равнодушии к интересам чрева, – но она меня, по-видимому, не слушала. Батюшка тоже поспешил меня оставить и чрез минуту загремел и зазвенел посудой в шкафе соседней комнаты.

Чрез несколько минут мы все втроем сидели уже «за трапезой».

– Вы, небось, думали, что мы уж и Бог знает какими кушаньями станем угощать вас, – с улыбкой обратилась ко мне матушка, – по крайней мере, судя по тому, что я столько толковала о закусывании...

– Не думал и не мог думать, – ответил я. – Для меня самым лучшим угощением было радушие хозяев и их интересная беседа со мной.

– Да я-то почти не беседовала, – заметила матушка. – А впрочем... Ты знаешь, супруг, я тут без тебя рассказала вот им про Пелагею.

– А, это замечательная личность! – выразительно проговорил батюшка, взглянув на меня. – Я вот не знаю, что именно она (батюшка кивнул на жену) вам рассказала, а то...

– Да я чуть... – отозвалась матушка. – Сказала, что Пелагея какая-то странная, что она забрала было себе в голову что-то необыкновенное и что она к тебе ходит.

Батюшка откашлялся и начал

– Оказывается, что мы все-таки не весь вопрос исчерпали. Да оно и естественно: где ж в такое короткое время... Вот давеча вы спросили, отчего некоторые сельчане становятся экзальтированными. Я вам ответил, но не все сполна разъяснил: несколько увлекся этими «странничками»... Помнится, я сказал, что на происхождение экзальтированного настроения влияет, между прочим, чтение. Названная Пелагея представляет собой один из примеров на это. Она вычитала в Четьих-Минеях, что некоторые святые супружеские четы, по взаимному согласию, навсегда разлучались друг с другом «Господа ради», или, – хотя и продолжали жить вместе, но, тоже по взаимному согласию, относились друг к другу, как брат с сестрой... Вычитала это Пелагея, – и представилось ей, что супружеские отношения – грех пред Господом, что нужно от этого греха избавиться. Крепко запало ей это в голову, баба сделалась, как говорится, сама не своя. А живет с мужем, в семье... Вот и стала она ко мне ходить...

– Барин, что ж, скоро? Лошади зря стоят, – раздался голос ямщика из темной передней.

– Скоро, скоро, – ответил я.

Матушка, по совету супруга, поднесла ямщику водки, и ямщик, крякнув на весь дом, удалился к своей тройке.

– Вот и стала эта Пелагея ко мне ходить, – продолжал между тем батюшка. – Приходит в первый раз растерянная, точно горем убитая, голову понурила, говорит почти шепотом. – «Батюшка, я к тебе все равно, как на дух. Попользуй душу мою грешную». Спрашиваю: что такое с тобой? – «Хочу, говорит, усовершиться, по писанию, а ничего не поделаешь: связана по рукам – по ногам». И начала мне говорить такие подробности, которые действительно можно услышать только на духу... да и на духу мне дотоле не приходилось слышать именно таких подробностей. Я почувствовал себя в весьма затруднительном положении. На этот раз я ограничился немногими ободрительными и успокоительными словами и просил эту «необычайную духовную дщерь» придти ко мне как-нибудь на днях. Выгадавши таким образом время, я успел заранее обдумать соответствующее случаю содержание и план беседы с Пелагеей. Много потом пришлось мне с ней беседовать, и – слава Богу – беседы мои не пропали даром. Мне удалось мало-помалу отрезвить Пелагею от странных и наиболее вредных мечтаний, которые развились было в ней от ложно понятых житийских сказаний. Этот случай дал мне сильно почувствовать, как необходимо правильное руководительство чтением простолюдинов. Если люди с дисциплированным умом, обогащенным твердыми, солидными знаниями, – и те, под влиянием чтения некоторых книг, оказываются способными залетать чуть не за облака, то что же говорить о читаках-простаках? Они, духовно-бессильные и беспомощные., находятся в полнейшей зависимости от читаемой книги: все склонны понимать буквально, в частном, единичном видеть общее, в случайном – необходимое и идеальное; при взгляде на книгу – особенно душеспасительную, – как на нечто руководительное и принудительно-регулирующее, они наиболее способны, под влиянием книги, оторваться от действительности и унестись в область мечты, и мечты опасной... Да, большая бдительность требуется здесь со стороны нашего брата-пастыря! Но и при бдительности можно многое проглядеть. Пастырь один, а пасомых тысячи, и это ведь не общежития, а разрозненные семьи и единицы. Хорошо вот, что эта Пелагея сама решилась ко мне обратиться, – а если бы этого не случилось, почем бы я знал, какое у нее образовалось настроение и отчего? Дитя не плачет – мать не разумеет.

– Конечно, человек не всеведущ, а чужая душа потемки, – отозвался я. – Но из вашего же рассказа и образа действий видно, что стоит только разумным и добрым отношением к пасомым заслужить к себе их доверие, как они сами охотно начнут раскрывать вам свои души.

Батюшка, по видимому, принял мою речь за комплимент, несколько сконфузился, встал из-за стола и возбужденно прошелся около меня взад и вперед.

– Конечно, я не смею и не имею оснований хвалиться какими-нибудь особенными успехами своей пастырской деятельности, – заговорил он наконец, остановившись среди комнаты и смотря на меня в полуоборот, – но что по отношению к Пелагее я сказал вам истинную правду, так это я могу вам сейчас же доказать фактически.

Сказав это, батюшка поспешно зажег свечу и удалился в соседнюю комнату.

– Что же это у нас? и теперь все беседа? – возгласила матушка. – Сели за стол покушать, чем Бог послал, а заместо того... Хозяин даже с глаз скрылся – вот это хорошо! Кушайте, пожалуйста, не смотрите на него, – потчевала она меня: – он ведь готов дня два не есть, лишь бы поговорить о своих любимых предметах... Пожалуйте-ка вот пока, что есть... А сейчас жаркое подадут.

– Вот не угодно ли? – произнес батюшка, возвращаясь со свечкой в одной руке и с листом бумаги в другой.

Я принял от него целый, почти непомятый лист и положил пред собой на стол. Первая страница листа была совершенно чистая.

– Извольте-ка прочитать, – предложил батюшка, стоя предо мной с зажженной свечей.

Я взглянул на него вопросительно: что ж, дескать, я буду читать на чистом листе?

– Загаси свечку-то, – посоветовала матушка: – ну, на что она при лампе-то?

– Да это пустяки, – с недовольством проговорил батюшка и – загасил свечу. – А вы извольте-ка развернуть лист-то, извольте-ка его развернуть, – настойчиво внушал он мне, стуча пальцем по таинственному листу. – Здесь вы заметите, между прочим, и то, как чтение книг повлияло на язык читательницы.

Я развернул лист.

Обе внутренние стороны его покрыты были крупным, довольно искусным славянским письмом. Строки расположены по линейкам, проведенным не карандашом, а как будто концом ножа или ножниц. В начертании букв вполне соблюдена характерность церковно-славянского шрифта. Каждая буква стоит прямо и особняком от других. Прописных букв совсем нет. Кое-где мелькают тонкие дыхания, ударения и титла. Множество запятых и двоеточий, изредка – титла; но все эти знаки поставлены совершенно независимо от связи слов и предложений, точно в каком-либо древнейшем памятнике русской письменности. Мельком обозревши шрифт и пунктуацию, я прочитал вслух и самое содержание мнимо-славянского текста, а именно следующее: «Боголюбивейший, достопочтеннейший и душевноуважаемый батюшка Гу, (Гурий) спасайтесь о Господе и радуйтесь о Нем. Благодарю я вас за ваше усердие ко мне грешной и за ваше благоснисхождение ко мне недостойной от искреннего сердца и глубокого сочувствия. Много, много должна я вас благодарить и должна за вас молиться, как вы меня грешную на своих молитвах поминаете. Кто я есть, окаянная, и как я вас могу возблагодарить, любвеобильный батюшка? Как я всегда слышу, вы моих родителей всегда поминаете, то мне делается на душе как-то радостно и легко и даже на святом месте и у святых угодников Божиих поминали»...

– Здесь она разумеет мое недавнее путешествие в Киев, – перебил батюшка. – Некоторые прихожане, в числе их и Пелагея, – давали мне тогда на свечи для Печерской лавры и просили меня молиться за них. Я исполнил их просьбу, о чем и объявил им потом. Так вот она об этом и упоминает тут.

Я продолжал чтение.

– «И я не знаю, как вас благодарить. Словесно я не могу высказать и не умею пером описать, а только умом и чистым сердцем вас благодарю. Только мне грешной и радости и утешения, как я приду в святую церковь и услышу церковное чтение да пение и душеспасительное наставление ваше, и ухожу домой с великою пользою. И я живу, батюшка, как вам известно, среди мира и мирских соблазн, не как прочие сестры. Они живут в уединении и в келлии, точно во гробе, и не видят никаких мирских сует. Я очень подражаю (?) блаженной их жизни, а живу в мире и не имею ни с какой стороны молитвенников, кроме вас. Как вы меня грешную не оставляете, то и впредь прошу не оставлять. Помогайте мне вашими святыми молитвами. И как мы будем благодарить тебя, батюшка, за твои душеспасительные наставления и за твои духовные беседы! Твои мнения, твои слова и решения личные, передаваемые от твоего опытно-духовного разума переходили из уст в уста, наставляя и вразумляя к истинному богоугодному житию, преем начало в нашем селе, обращались в среди собранной тобою на чужбине многочисленной паствы. Богомудрыми наставлениями своими направлял и разогревал ты в притекающих сюда под кров Божьей Матери и святой церкви дух ревности ко спасению, словом и житием утверждал в терпении искушений неизбежных, при верном прохождении христианской жизни. Бог укреплял тебя и в случавшейся нередко самой предсмертности твоей, по умилительным молитвам духовно-нуждающейся в тебе братии. Много еще следовало бы говорить о твоей деятельности, отче наш духовный, – батюшка наш дорогой. Необходимо бы сказать о твоих трудах в других устройствах внутренних и внешних. Любвеобильнейший батюшка, примите ради Господа убогий сей мой подарок и не гнушайтесь им: я вам жертвовала от искренней души».

– При этом адресе она мне полотенце поднесла, – пояснил батюшка.

– «Прости, отче мой боголюбезный, – продолжал я чтение: – прости меня Господа ради и не осуди меня, окаянную, что я, по скудоумению моему, не могла хорошо написать. Господь да управит во благоисполнение пути вашей жизни, и Царица небесная да хранит вас во веки под сению ее державного матернего покрова».

Последними словами оканчивалась правая внутренняя сторона листа. В самом низу, в правом уголку, стояло особняком слово «зри».

– Это значит, что следует перевернуть на следующую страницу, – счел нужным пояснить батюшка и, как бы в успокоение мне, прибавил: – там уж немножко осталось.

Действительно, на последней странице стояли только три строки: «С таковыми чувствами искреннего благожелания остаюся паче всего мира грешнейшая и посильная богомольщица о вас к Богу, грешная Пелагия и не объясняйте никому».

Прочитав это длинное писание с самой мучительной пунктуацией, я невольно сделал глубокий и протяжный вздох.

– Что устали? – сочувственно произнесла матушка. – Покушайте-ка вот жаркого. Насилу-то его подали. Три раза ходила справляться, готово ли. Гусь-то свой, кормленный; я вам поскорей отрежу, пока он горяченький-то.

Я поблагодарил ее. Матушка принялась исполнять обещание. Батюшка молча потянул было со стола свой «адрес», но я упросил его дать сие творение на короткое время мне.

В дверях залы показался ямщик, несколько запорошенный снегом.

– Поедемте, барин, мятель поднимается. Хоть и не дюже далеко, а все-таки... дело ночное.

Я быстро встал из-за стола и начал благодарственно откланиваться хозяевам. Батюшка с своей стороны за что-то меня благодарил, приняв прежний смиренный тон, вовсе не гармонирующий с его недавним воодушевлением, при рассказах о прихожанах.

– Крошечку подождите, еще крошечку, – пожалуйста! – настаивала матушка, безуспешно продолжая резать гуся. – Ну, что ж это за наказанье такое! – негодовала она, вся раскрасневшись. – Ножи что ль затупились, или моя новая повариха оказалась такая мастерица?

– Ничего я не хочу больше, не беспокойтесь; пора ехать, до свиданья, – торопливо говорил я, протянув хозяйке руку для прощания.

– Хоть один кусочек, только один... сию минуту! – торопилась она в свою очередь, немилосердно и со всех сторон пиля неподатливого гуся.

Но как она ни усиливалась, из-под пальцев у ней выпадали лишь какие-то клочки и стружки. Между тем я стоял у ней над душой и настаивал на прощании.

– Да ну, Катя, оставь, – обратился к ней, наконец, батюшка. – Что делать? В другой раз когда-нибудь угостим получше.

Матушка бросила ножик, вытерла руки салфеткой и, переконфуженная, начала со мной прощаться.

Провожать меня вышли на крыльцо хозяева и прислуга. Дул небольшой ветер, лепя в лицо снежною пылью. Ямщик, прежде чем подать мне лошадей, сделал на них большой полукруг по площади. Мы с батюшкой стояли впереди, на ступеньке крыльца, остальные – позади нас.

– А я что? Разве его ужаришь? – с барана ростом! Ежели бы еще к обеду, а то в этакую пору! – обидчиво и громко выпалила кухарка, очевидно, отвечая на секретный вопрос хозяйки.

«Роли переменились», – подумалось мне: – давеча госпожа говорила вслух, а слуга шептала, теперь же наоборот...

– Будет, будет! – ограничил батюшка и обратился к работнику: – поди-ка, Иван, принеси... там... те дорожные покрывала.

– Чичас! – бойко выкрикнул работник и побежал куда-то через сени.

Через несколько минут я сидел уже в санях словно упакованный.

– Эка, Боже мой, ведь вот грех: этакой, например, гусь и хинью пошел! – вслух сокрушался в темноте работник, чем-то плотно укрывая и обертывая мои ноги. – А ты вот что, молодец: когда будешь опять здесь, или поблизости, завези все это батюшке, – приказывал он ямщику. – Это все – наше...

И я уехал, напутствуемый благожеланиями добрых хозяев и приглашениями «пожаловать на будущий раз».

В поле было ветрено, но тепло. Хорошо укутанный, спокойно усаженный и убаюкиваемый легким покачиваньем саней и звуком бубенчиков и колокольчиков, я предался приятным размышлениям, – главным образом по поводу свидания и беседы с батюшкой. Живо рисуя себе только что подмеченные мною характерные особенности этого батюшки и припоминая сходные черты некоторых других, изредка встречавшихся мне молодых священников, я задался вопросом: не сформировывается ли у нас новейший тип сельского батюшки? После некоторых сопоставлений из далекого и недавнего прошлого и из настоящего, я решил себе этот вопрос утвердительно. Сельские батюшки до шестидесятых годов, – думал я между прочим, – были люди мало просвещенные. Служение свое Церкви и пастве они ограничивали требоисправлением. К народу они стояли близко, но чем? Грубоватостью вкусов и привычек и общностью земледельческих работ. Они жили с народом, мало чем возвышаясь над ним и не обладая способностью руководить им. Но народ все-таки уважал их за их сан и истовое совершение богослужения и любил «за их простоту»... С конца шестидесятых годов появились в селах священники «развитые», с многостороннею заинтересованностью, красноречивые говоруны. Это были люди смышленые, с знаниями и энергией, но... более светские люди, чем священные особы. Они были люди деятельные, но деятельность свою проявляли более вне круга ближайших пастырских обязанностей. При совершении ими богослужения стали замечаться отступления от уставных требований относительно времени и «чина» совершения его. При них же последовало искажение и потом забвение старинных церковных напевов. Правда, батюшки этого поколения чаще своих предшественников говорили проповеди, и проповеди собственного сочинения; но церковное слово их по большей части чуждо было духа церковности. Народ слушал это слово равнодушно, не как Слово Божие, а как простое «каляканье». Вместе с тем, в строй домашней жизни и в привычки сельского священника внесено было столько нового, искусственного, не сельского, что постепенно между народом и его пастырями пропасть велика утвердися. Получалось нечто неожиданно странное: деятели более просвещенные и энергичные, чем представители предшествовавшей генерации, оказались менее симпатичными, влиятельными и полезными в среде народной, сравнительно с прежними простаками. Конечно, никак нельзя винить в этом новых батюшек. Независимо от их личной воли, на их настроение и образ жизни огромное влияние имел строй и дух прежней школы и вся совокупность условий русской жизни в недавний период необыкновенной сутолоки понятий и стремлений. Но нельзя и игнорировать того, что получило значение несомненного факта... Каждое время родит своих героев. Переживаемый нами исторический момент русской жизни, – момент спокойной, серьезной вдумчивости во все, момент беспристрастной проверки прошлого, – неторопливого, всестороннего, обстоятельного изучения и анализа настоящего жизненного строя, момент осторожной, но непрерывной, совершаемой без всякого самомнения, работы по всестороннему переустройству и благоустройству отечества, – этот момент непременно должен соответствующим образом отразиться и на характере наших общественных типов. Это подтверждается, между прочим, несомненною, заметною метаморфозою в типе сельского батюшки за последние годы. В немногих словах этот новейший тип можно обрисовать, пожалуй, так. Он представляет собою как бы соединение лучших качеств, существовавших в представителях предшествовавших генераций. По научной подготовленности к своему служению, по любви к чтению и проповеданию, по энергии и подвижности новейшие батюшки сближаются с священниками шестидесятых годов. Но, по строгой церковности своего направления, по «истовости» в совершении богослужения, по полнейшей доступности своей для народа и необыкновенной простоте в образе жизни, они подходят к батюшкам доброго старого времени. Содержание такого типа нельзя, однако, назвать эклективным: в составе этого содержания есть и нечто оригинальное, новое. Это – стремление и уже некоторое уменье серьезно изучать свою паству, чего в прежних батюшках или вовсе не существовало, или не существовало в такой степени. Когда при этом представишь себе то недалекое будущее, в которое, при обилии новых средств, способов и удобстве изучения раскола и сектантства, и при возможности легкого усвоения миссионерских приемов, к наличным прекрасным качествам новейших батюшек присоединятся новые – ревность и искусство в миссионерском деле, то образ сельского батюшки рисуется еще более светлым, почти идеальным, и – заранее радуешься за возвышение нашего духовенства, за умственный и нравственный подъем народа, за общее благосостояние Руси православной!..⁷

Г. Недетовский

По вопросу об исходатайствовании единовременного пособия лицам духовного ведомства. – Курская духовная консистория, давая знать о том, кто представлен к получению единовременного пособия, и кто нет, вменяет при этом благочинным епархии в обязанность, под личною их ответственностию, не представлять тех лиц, которые уже получили однажды единовременное пособие, и отмечать в клировых ведомостях – кто и когда из заштатных и сиротствующих получил единовременное пособие, а при представлении лиц к единовременному пособию, списки сведений составлять по данной на сей предмет форме и неопустительно объяснять в списках все требующиеся сведения, – и чтобы тех лиц своего благочиннического округа, которые, за излишеством представленных к пособиям лиц и по другим причинам, остались не представленными к единовременному пособию в 1889 году, а между тем в пособии крайне нуждаются, представили таковых в 1890 году, вместе с другими нуждающимися в единовременном пособии, в свое время (Курск. епарх. ведом. 1889 г. № 34).

О представлении в попечительство доходов от праздных священно-церковнослужительских мест. – По силе § 28 Высочайше утвержденных 24 марта 1873 года Правил о разделе местных средств содержания православного духовенства между членами причтов, когда штатное священно- или церковнослужительское место сделается праздным, по случаю выбытия из причта лица, занимавшего это место, а равным образом и в случае смерти штатного священно- или церковнослужителя, не оставившего после себя семейства, половина выгод от таких праздных мест должна быть обращаема в пользу епархиального попечительства о бедных духовного звания. Вследствие же неисполнения благочинными в указанных случаях прописанного § 28 Правил. Тульскою духовною консисториею было предписано, еще от 27 октября 1880 года, циркулярно по епархии всем благочинным непременно представлять в епархиальное попечительство присвоенные ему означенным § 28 Правил выгоды, а в консисторию к 1 числу февраля месяца каждого года представлять ведомость о бывших в течение года в благочинническом округе праздных священно-церковнослужительских местах, с обозначением, с какого именно по какое время какое священно-церковнослужительское место состояло праздным, и сколько с какого места представлено в попечительство денег. Между тем, из производящихся в Тульской духовной консистории дел усматривается, что большинство благочинных и после циркулярного по епархии, от 27 октября 1880 года, предписания консистории о представлении в епархиальное попечительство, во исполнение § 28 Высочайше утвержденных Правил, доходов от праздных священно-церковнослужительских мест, таковых доходов в попечительство все же не представляют Посему названная консистория признала, в видах усиления средств епархиального попечительства о бедных духовного звания, необходимым подтвердить всем благочинным епархии непременно исполнять в точности циркулярное предписание ее от 27 октября 1880 года относительно представления в попечительство доходов от праздных священно-церковнослужительских мест, с предупреждением благочинных, что если и после этого кто из них не исполнит означенного предписания, то будет подлежать денежному взысканию соответственно размеру причиненных чрез таковое неисполнение попечительству убытков (Тульск. епарх. ведом. 1889 г. № 17).

О недопущении ходатайств пред епархиальным начальством по делам церквей со стороны прихожан без участия благочинных и причтов. – Казанская духовная консистория циркулярно дает знать благочинным и причтам церквей епархии, чтобы они отнюдь не допускали никаких ходатайств по делам церквей со стороны прихожан пред епархиальным начальством без их, благочинных и причтов, участия. Ходатайства, которые будут возбуждаемы без участия благочинных и причтов, будут оставляемы без последствий, а благочинные и причты будут подвергаемы взысканиям, если с их стороны не последует донесений о самочинии ходатайств и о том, что они этому самочинию противились (Изв. по Каз. епарх. 1889 г. № 17).

О порядке хранения в церквах денег. – Донская духовная консистория, усмотрев из имеющихся у нее сведений, что причты и церковные старосты епархии не редко принимают от церковноприходских попечительств принадлежащие им суммы на хранение вместе с суммами церковными, без всяких документов, а потому, в случае растраты, или похищения этих сумм, не считают себя ответственными за правильное хранение их, предписывает всем причтам и церковным старостам на будущее время не принимать от попечителей собственно принадлежащие им суммы на хранение вместе с церковными деньгами, не препятствуя только попечительствам ставить свои кассы или прочно устроенные сундуки с деньгами для хранения в церквах или в церковных кладовых. При этом разъясняется причтам, что если бы такое попечительство пожелало собранные деньги на нужды местной приходской церкви передать в ведение и распоряжение причта и старосты, то деньги эти, как пожертвованные, по надлежащему записывать в церковные приходо-расходные книги и употреблять их только на тот предмет, на который они собраны или пожертвованы, и если таких денег соберется более ста руб., то их, как и вообще церковные суммы, отсылать в государственные кредитные учреждения, причем в клировых ведомостях объяснять, ввиду каких церковных нужд оставляется при церкви на хранение более ста рублей, если только таковой остаток будет налицо. Благочинные же обязываются иметь наблюдение, чтобы в церквах не допускалось хранение денежных сумм более ста рублей, под опасением, за неисполнение сего, строгой ответственности, наравне с церковными причтами (Донск. епарх. ведом. 1889 г. № 18).

Еще по поводу построек, распространений и ремонтировок церквей. – Ставропольская духовная консистория, в дополнении к прежнему циркулярному распоряжению своему (см. Руков. для сельск. паст. № 2) 1) вновь рекомендует приходским обществам в делах о постройке новых и распространении старых церквей, а равно и по устройству церковных иконостасов, церковных оград, сторожек и вообще по всем церковным делам, действовать совместно с приходскими причтами и местными благочинными, а избранных для ходатайства по церковным делам лиц снабжать надлежащими доверенностями и засим уже, но никак не прежде, доверенные лица вместе с приходским священником должны обращаться с просьбами лично к епархиальному преосвященному для принятия могущих быть архипастырских указаний, как об этом сказано в предшествовавшем циркулярном распоряжении; 2) предписывает духовенству епархии руководить приходские общества в делах, касающихся построек церквей, иконостасов и т. п., объявлять им и возможно чаще напоминать при всяком удобном случае в церквах и на сходах общественных как о настоящем распоряжении, так и о распоряжении предшествовавшем (Ставроп. епарх. ведом. 1889 г. № 18).

О том, что с просьбами о разрешении на вступление в брак невестам должны обращаться к преосвященному не сваты, а сами родители или опекуны невест. – Очень часто случается, что просят у епархиального преосвященного разрешения на вступление в брак невестам, принадлежащим не к семействам просителей, а к семействам названных сватов, причем остается неизвестным, согласны ли родители (сваты просителя), а тем паче невеста, на предполагаемый брак, просители же стараются уверить на словах, что хлопоты по испрошению разрешения на брак они приняли на себя по уговору со сватами своими; при таком, неудобном для проверки, состоянии дела, считаемого спешным, приходится епархиальному преосвященному писать многословные, хотя бы и разрешающие, резолюции, по которым невесты могли бы убедиться, что они получают только разрешение, если желают, но не обязываются архиерейскою резолюциею, если не желают, вступить в предположенный брак. Не говоря уже о том, что просители действуют не вполне законно, и что бывали случаи эксплуатации (конечно, неудачной, но все же причинявшей беспокойство заинтересованным лицам) подобными разрешениями, Ставропольский преосвященный признает этот порядок отнимающим у него много времени, нужного на другие дела, а потому Ставропольская духовная консистория предписывает приходским причтам епархии, чтобы они разъясняли прихожанам своим, что с просьбами о разрешении на вступление в брак невестам должны к епархиальному преосвященному обращаться не сваты, а сами родители или опекуны невест, и что прошения сватов на будущее время удовлетворяться не будут (там же).

О своевременном представлении ведомостей о присоединенных к Православной Церкви. – Некоторые из причтов Оренбургской епархии, вопреки 29 ст. Уст. дух. конс., посылают в консисторию подписки просвещенных св. крещением нехристиан и раскольников вслед за присоединением к св. Церкви. Ввиду этого, названная консистория предписывает духовенству епархии подписки присоединяемых к православной Церкви и другие документы, поименованные в 29 ст. Уст. дух. конс., представлять однажды в год, в начале января следующего за присоединением года (Оренб. епарх. ведом. 1889 г. № 18).

О наблюдении священниками за торговлею иконами. – Та же духовная консистория разъясняет священникам епархии, чтобы они не только не уклонялись от исполнения требований чинов полиции осматривать не вполне удовлетворительно написанные иконы, но и сами наблюдали, чтобы ни в церквах, ни в продаже и вообще нигде не было икон, писанных не искусно, а тем более в странном и соблазнительном виде (там же).

В Типиконе, в последовании недели Сыропустной замечено: «от сея недели сырные даже до Воздвижения Честнаго Креста, во вся недели, чрез все лето, на утрени упраж(д)няется полиелей: поется же токмо в праздники Господския, и великих святых, во бдениях недельных». В этом примечании Типикона выражение: «во бдениях недельных» служит ли пополнением к слову «поется», или же – к слову «в праздники»?

Уставом положено петь полиелей в недели (воскресные дни) только с 22-го сентября до 20-го декабря и с 14-го января до недели Сыропустной (см. в Типик. конец последов. на 21-е сент.; сн. 17 гл. Типикона); с 20-го же декабря до 14-го января в воскресные дни не положено пение полиелея, за исключением тех воскресных дней, в которые случится память великого святого (см. в Типик. конец последов. на 21-е сент.; см. последов. на 20-е декабря), а равно не положено пение полиелея в воскресные дни от недели Сыропустной до отдания Воздвижения Честнаго Креста – 21 сент., за исключением тех воскресных дней, в которые случатся праздники Господские, Богородичные и великих святых (см. в 17-й гл. Типик. о стихословии кафизм от недели антипасхи до отдания Воздвижения Честнаго Креста и от 20-го декабря до 14-го января; сн. примеч. в последов. недели сырной). Правда, из воскресных дней от недели Сыропустной до отдания Воздвижения Честнаго Креста уставом положено петь полиелеи еще в неделю ап. Фомы и в неделю св. жен мироносиц, но, очевидно, сделано это по той причине, что в неделю (воскресенье) ап. Фомы отправляется не воскресная, а праздничная служба, а в неделю (воскресенье) св. жен мироносиц с службою воскресною соединяется служба праздничная в честь св. жен мироносиц (см. в Типик. последов. в неделю антипасхи и последов. в неделю св. жен мироносиц). Во все те воскресные дни, в которые не положено пение полиелея, должно бы вместо полиелея стихословить 17-ю кафизму «Непорочны» (см. 2-ю и 17-ю гл. Типикона), но у нас обыкновенно поется полиелей во весь год по воскресным дням.

Из сопоставления всех указаний Типикона о пении полиелея в те или другие воскресные дни года, может быть вполне ясным смысл того примечания, которое находится в конце последования недели Сыропустной и относительно которого возникло недоумение у г. М-а А-ва, одного из псаломщиков Симбирской епархии. В означенном месте Типикон хочет сказать, что от недели Сыропустной до Воздвижения Честнаго Креста (собственно до отдания Воздвижения – до 21-го сентября) во все воскресные дни не поется полиелей, за исключением только тех воскресных дней, в которые случатся праздники Господские (Богородичные) и великих святых; на всенощном бдении таких воскресных дней, в которые случатся означенные праздники, должно петь полиелей.

Может ли священник при освящении храма с положением в оный антиминса, освященного архиереем, руководствуясь Большим Требником изд. в 1677 г. с благословения патриарха Иоакима, помазывать св. миром престол и стены храма?

Требники, употреблявшиеся в древней русской Церкви до учреждения Св. Синода, утратили свое практическое значение после того, как стали издаваться новые Требники с благословения Св. Синода; посему иерею при освящении храма с положением в оный антиминса, освященного архиереем, вообще не следует руководствоваться Большим Требником, изд. в 1677 г. с благословения патриарха Иоакима, и в частности на основании этого Требника нельзя помазывать св. миром престол и стены храма, так как опред. Св. Синода 1732 г. 18 июля 4 п. запрещено при освящении храма иереем помазывать св. миром престол и стены храма. Причина этого запрещения будет вполне понятною для вопрошающего (о. Ф-а П-ского, свящ. села П-ского Т-ского у. Т-ской губ.), если он обратит внимание на то, что при освящении храма от иерея полагается на престоле антиминс, прежде освященный самим архиереем и уже помазанный св. миром; по той же причине, что при освящении храма от иерея полагается на престоле антиминс, прежде освященный самим архиереем, уже окропленный родостамною (розовою водою с викою) и вмещающий в себе частицы св. мощей, престол не омывается родостамною и под престолом не полагаются частицы св. мощей.

О голоде в Черногории. Свирепствующий голод принудил переселиться в Сербию уже более 6,500 черногорцев. Вскоре ожидают еще 2,000 черногорских переселенцев. Дело устройства переселенцев сопряжено для сербской казны с значительными расходами, но в Белграде и Цетинье возлагают большие надежды на производимый в России денежный сбор в пользу голодающих черногорцев. Последние телеграммы между тем извещают, что по случаю суровой зимы нужды черногорцев увеличиваются; особенно терпят последние партии, не снабженные самым необходимым. Средства главного комитета истощились. Нужна помощь скорая.

Новые мероприятия для успеха борьбы с расколом. – Как известно, до сих пор весьма нередко случалось, что в местностях, сплошь заселенных раскольниками, некоторые из последних, под влиянием миссионерских бесед, изъявляли готовность присоединиться к православию; но от старинных обрядов, по своей привычке к ним, они не отказывались, зная при том, что и сама Церковь не возбраняет употребления этих обрядов. Между тем, единоверческой церкви поблизости не оказывалось, а сами присоединяющиеся, по своей малочисленности, не могли составить единоверческого прихода или построить особую церковь. Это обстоятельство весьма затрудняло миссионеров: они не знали, как поступать с подобными присоединяющимися к православию. Ввиду этого, в Свят. Синод внесен обширный доклад от съезда миссионеров, который ходатайствует, чтобы для таких обращающихся к церкви на правилах единоверия старообрядцев разрешено было совершать необходимые требы по старопечатным книгам местным православным священникам, к приходу которых должны принадлежать обращенные.

Кроме того, как передают «Нов.», в заседаниях Свят. Синода будет рассмотрен полный каталог книг, необходимых для противораскольнических библиотек – епархиальных, благочиннических и церковных. Вместе с утверждением означенного каталога, должно состояться определение о порядке пополнения библиотек книгами, внесенными в этот каталог.

Наконец, Свят. Синоду предстоит решить вопрос о времени и месте второго съезда противораскольнических миссионеров. Первый такой съезд состоялся в Москве в июле 1887 г. Более подходящими местами для второго съезда предполагаются Киев и Казань. Одновременно с назначением места и срока созвания съезда будет также выработана программа его занятий.

В одной деревне нашего прихода обращала на себя мое внимание безродная старуха, у которой не было своего дома. Приютилась она у двух девиц, ее дальних родственниц. Эти девицы тоже сироты; старшая из них больна ногами и едва ходит, а младшей только 13 лет. Живут они в своей избушке и кормятся частию своими трудами, а частию милостыней. Пока старуха была в силах, она ходила за сбором подаяния в ближайшие деревни, а осенью 1888 года совсем ослабела и не могла выходить из своей деревни, так что пропитывать ее пришлось только жителям этой деревни, состоящей всего из трех многосемейных домов. В начале зимы мне случилось быть в их деревне и узнать всю безвыходность положения старухи. Еду обратно из деревни и думаю, как бы помочь старухе.

У нас в селах прихожане, особенно женщины, имеют обычай, идя в церковь, брать с собою кусочки хлеба или яйца, словом что изгодится, для подаяния стоящим у церковных дверей нищим. Эти куски достаются только тем нищим, которые придут за ними в церковь. На этом-то обычае и остановил я свое внимание, когда начал думать о том, как бы помочь старухе. Нельзя ли, думаю, как-нибудь из этих кусков уделить часть и для тех нищих прихода, которые по своей немощи не могут дойти до церкви? Сообщил свою мысль везущему меня крестьянину.

– А что же, батюшка, отчего не подать милостинку и заочно; я думаю, что прихожане не откажутся от этого, – ответил мне крестьянин.

И стали мы с ним дорогой обсуждать вопрос о том, как устроить дело, и пришли к такому решению: поставить в церкви около старостиного ящика корзину для милостынь и объявить прихожанам, для кого назначаются эти милостыни; потом просить старосту принять на себя труд, по окончании службы, отослать по назначению милостыни, поданные в эту корзину.

На следующее воскресенье я передал свои мысли старосте. Староста согласился принять на себя предстоящие труды. По окончании же обедни сообщил я о своем намерении прихожанам, высказал им положение старухи и просил их уделять для нее часть подаяния наряду со стоящими в церкви нищими. Сказал, что со следующего воскресенья для этого будет поставлена у церковного ящика особая корзинка. Прихожане одобрили мое намерение и со следующего же воскресенья начали выражать свое сочувствие к нему делом. Таким-то способом началось у нас, при помощи Божией, церковно-приходское призрение больной старухи, и никто не тяготился этим делом, сознавая его пользу и богоугодность. В иной праздник староста подзовет меня по окончании службы к своему ящику и покажет корзину с милостынями: – «посмотри-ка, батюшка, что наклали! и крендельков подали для праздника».

Этими милостыньками прокормили мы старуху до весны. С наступлением весны, когда здоровье ее поправилось настолько, что она могла дойти до соседних деревень, мы прекратили призрение ее, чтобы в противном случае не избаловать ее своими милостынями.

Не роскошно было то пропитание, которое получала от нас старуха, но она так рада была этим кусочкам хлеба, приносимым ей по воскресеньям и праздникам из церкви, что не знала, как благодарить меня, когда я посетил ее на пасху. Кто знает, как и чем питаются не только наши деревенские нищие, но и большинство бедных крестьян, тот может понять радость старухи при получении собираемых для нее подаяний.

Не правда ли, читатель, как все это вышло у нас просто и ни для кого не обременительно, а между тем плоды принесло добрые?! Нельзя не смотреть на этот опыт благотворительности, как на самое невзыскательное зерно, которое, будучи посажено в любую почву, может приносить плод без особого ухода за ним. В селах дело церковного призрения нищих всего удобнее начинать с этого зерна. Нужно просто и естественно вовлекать сельских прихожан в доброе дело заочной помощи настоятельно нуждающимся в ней; а потом, когда это дело упрочится, когда окрепнет в прихожанах сознание долга к своим приходским нищим и святости этого дела, – можно будет постепенно видоизменять упомянутую и не совсем удобную форму помощи в более соответствующую цели, и путем постепенной и строго обдуманной последовательности довести дело приходского призрения нищих до тех форм, какие указываются современной печатью и которые известны из истории христианской Церкви.

свящ. П. П-ский

Закон последовательности и постепенности, верный в деле развития отдельного индивидуума, неизменен и в развитии целого общества. Действие его простирается и на св. Церковь, как на общество верующих. Выступая для выполнения своей мировой миссии, христианская Церковь далеко не имела того устройства, такой организации, которая необходима для всякого общества, назначенного иметь определенное историческое существование и жить для определенных целей. Божественным Основателем Церкви были вложены в нее только зачаточные формы жизни, развитие которых Он предоставил последующим векам. И это развитие, действительно, произошло в эпоху вселенских соборов, эпоху классическую и образцовую в истории христианской Церкви. В эту эпоху идеал Церкви вполне был определен со стороны его внешнего выражения применительно к позднейшим требованиям истории; своими определениями св. отцы дали ей твердую и неизменную организацию, прочное устройство на все времена и для всех народов. Но чем, спрашивается, обусловливался авторитет этих постановлений? почему члены Церкви принимали их, признавая за ними великое значение и обязательность? что давало им силу вселенского закона? Точного и определенного решения данных вопросов можно достигнуть посредством критического рассмотрения тех ложных и односторонних взглядов, которые устанавливают на условия авторитета постановлений вселенских соборов католики и протестанты.

Защитники единоличного монархизма в управлении римскою церковию силятся доказать, что право созвания вселенских соборов, председательства на них и окончательного утверждения их определений, каковым правом обусловливался авторитет последних, исключительно принадлежало папам. Признать истинность за такой прерогативой невозможно. Фиктивность ее несомненна. Против подобного измышления латинян вооружается история. Кто держит в своих руках ее светоч, тот не затруднится, во-первых, отвергнуть всякое влияние пап на созвание вселенских соборов. Несомненно, что инициатива созвания вселенских соборов принадлежала пастырям Церкви; осуществление же ее зависело от императоров, которые своими указами повелевали иерархам собраться в известное время в определенное место. Так 1-й вселенский собор был созван императором Константином⁸, который, по свидетельству историков, созвание собора называл своим правом и обязанностью⁹, вовсе не упоминая при этом о римском епископе. Что собор этот был созван папою Сильвестром или, по крайней мере, с его согласия, католики, правда, ссылаются на 6-й вселенский собор, на котором во время заседаний восклицали: «Арий разделитель Троицы и раздробитель возстал... и Сильвестр достохвальный собрал великий и славный собор в Никее»; но это свидетельство не признается достоверным¹⁰. Если же собор созывался с согласия Сильвестра, как это говорит библиотекарь Афанасий¹¹, то согласия его в данном случае требовалось не более, как и согласия других епископов. Сократ, Созомен и Феодорит приписывают императору (Феодосию В.) и созвание второго вселенского собора. «Собравшись по твоему распоряжению в Константинополь», писали императору и сами отцы этого собора¹². Относительно 3-го вселенского собора сам папа писал Феодосию младшему: «на сем соборе, на котором вы повелеваете быть, мы будем присутствовать в лице наших легатов»¹³. Волею и распоряжением императора Маркиана был созван и 4-й вселенский собор¹⁴. Приглашение этим императором папы Льва на собор нисколько не говорит, как утверждают римские писатели, об испрошении им якобы согласия папы относительно места, времени и способа созвания собора. «Священники наши воззваны по всему востоку...», писал он папе, «чтобы все собрались в какое-нибудь определенное место, какое нам угодно назначить¹⁵. Здесь не лишне заметить, что этот же император годом раньше отказал Льву в его просьбе созвать вселенский собор. Подлинные акты соборов удостоверяют¹⁶, что 5-й вселенский собор был созван имп. Юстинианом вопреки даже желанию папы Вигилия, который по воле императора был исключен собором за ослушание из церковных диптихов. Из послания Константина Погоната к папе Дону и последнего к императору видно, что созвание 6-го вселенского собора было исключительным делом распоряжений самого императора¹⁷. Наконец несомненно, что и 7-й вселенский собор был созван императрицею Ириною, как она сама свидетельствовала и как подтверждает речь патриарха Тарасия к собору и письмо папы к Тарасию, в котором, между прочим, отправление легатов на собор и созвание самого собора приписывается папою повелению царскому¹⁸. Но опровергая мнение католиков о созвании вселенских соборов папою, мы на основании ясных и очевидных свидетельств древних церковных историков и актов соборных должны отказать папам и в исключительном их якобы праве председательства на соборах. Исторически известно, что ни один из пап не присутствовал лично на соборах, на некоторых соборах не было даже и его легатов (на 2-м вс. соб., 5 и 7); присутствовавшим же легатам не было предоставлено права председательства. Последним правом пользовались обыкновенно старейшие из восточных патриархов: на 1-м вселенском соборе – Евстафий Антиохийский¹⁹; на 2-м – Мелетий Антиохийский, не признаваемый тогда папою законным архиепископом Антиохии, потом Григорий Богослов и после Тимофей Александрийский²⁰, на 3-м соборе – Кирилл Александрийский²¹, на 4-м патр. Анатолий²² и т. д. – Нельзя признать, наконец, чтобы и преобладающий голос в деле решения различных вопросов на вселенских соборах принадлежал папам или их легатам. Решение дел на соборах зависело столько же от пап или их легатов, сколько и от других епископов. Если мы и видим преобладающее влияние некоторых лиц на соборах, то сила этого влияния обусловливалась не преимуществом их положения пред другими, а исключительно их глубоким пониманием возвышенной христианской теологии. Таких даровитых истолкователей и ревностных защитников истины христианство нашло на 1-м соборе в лице Афанасия, – на 3-м в лице Кирилла Алекс., а на 7-м – в лице Тарасия. Только на 4-м соборе преобладающее влияние принадлежало голосу папы Льва, но не вследствие особенного преимущества римского епископа, а вследствие его личных достоинств, обилия света апостольского и самой деятельной им защиты учения о двух естествах в Иисусе Христе против монофизитов. Отцы, присутствовавшие на соборах, никогда не обращались к папам и за окончательным утверждением своих постановлений. Последние немедленно получали силу и законность после окончания соборных заседаний, не исключая даже решений тех соборов, на которых не присутствовали, не говоря уже о самих папах, уполномоченные от римского епископа.

Из сейчас сказанного видно, что отцы Церкви были далеки от всякой мысли о признании за папами тех прав по отношению к вселенским соборам, которые измыслили послушные клиенты властолюбивого римского епископа. Будь папа единственно верный судья и истолкователь Священного Писания, которому беспрекословно должны повиноваться все иерархи и пасомые, когда он что-нибудь определяет о вере, как наместник Христов, то для чего было для прекращения различных ересей и разрешения всевозможных недоумений в церкви созывать вселенские соборы? Вместо того, чтобы собирать в одно какое-либо место столь многих епископов и мудрых мужей при дальности расстояния и трудности путешествия, при всех затратах и опасностях, и поднимать жаркие прения на соборах, не лучше ли было непосредственно обратиться к папе за разрешением вопросов, волновавших христианский мир, и то, что он отвечал бы, как «оракул с золотого треножника», принять, хранить и исповедовать всем христианам? Ничего подобного не только не сделала, но и не думала делать тогдашняя церковь, как восточная, так и западная. Тогдашняя церковь верховным, непогрешимым и окончательным судьею в вопросах касательно веры, благочестия и церковного благочиния признавала не первосвященника Рима, а вселенский собор. Если бы авторитет пап стоял выше авторитета вселенских соборов, то как могли отцы соборов подвергать обсуждению папские послания²³ и решения ими некоторых вопросов, как они могли с одними их постановлениями соглашаться (о праздновании пасхи), а с другими нет (о крещении еретиков)?²⁴ Мало того. Осуждая нарушителей мира церкви, как мирян, так и членов иерархии, соборы осуждали и самого папу, если он был еретиком, как, напр., монофелита Гонория. Замечательно, что анафематствование последнего (на 6-м вселенском соборе) было даже подтверждено его ближайшими преемниками²⁵.

С размножением разночтений открылись в церковно-певческой практике большие неудобства: разность и нестройность в пении, разногласия и споры певцов²⁷. Потребовалось более точное и подробное обозначение мелодии певческими знаками. В Великой России Бог открыл Шайдурову разумение древних столповых напевов и средство уяснить их киноварными подметками²⁸, а Мезенцу тушевыми признáками, но в то же время не скрыл сего разумения и от юго-западных мастеров церковного пения, как не скрывает и от всякого исследователя, с чистою мыслию, беспристрастным сердцем и истинным благочестием углубляющегося в смысл напевов и в «тайно-гласовное» знаменное письмо. Средством же к истолкованию древних знамен для них послужили линейные нотные знаки, получившие по своему происхождению название киевского знамени. Знаки эти имеют близкую аналогию с великорусскими киноварными пометами и тушевыми признáками. Они появились одновременно с изобретением помет Шайдурова, т. е. в конце XVI века, возникли по одним и тем же с ними побуждениям: изложить мелодии в более ясном и определенном виде, – имели с ними одинаковое значение, как толкования мелодии с изменением и самых знамен, одинаково с ними употреблялись первоначально лишь в школах и в школьных певческих книгах и наконец одновременно же с ними и тушевыми признáками, около половины XVII века, вошли в употребление и в певчих богослужебных книгах. Таким образом на юго-западную линейную нотопись мы должны смотреть совершенно так же, как на киноварные пометы и тушевые признáки, т. е. как на современное им и параллельное южнорусское толкование древнерусских церковных мелодий. Нотные юго-западные переводы представляют собою не новое пение и не искаженное, а лишь особую параллельную великорусской ветвь того же древнего знаменного пения по крайней мере XV и XVI века и, следовательно, новый ключ к объяснению знаменных напевов того времени.

Между тем сравнение юго-западных певческих книг с таковыми же великорусскими и мелодических строк с строками, изложенными в таблицах г. Смоленского, выясняет и некоторые частные свойства юго-западного столпового пения сравнительно с пением великороссийским. Именно: юго-западные ирмологи, как по своему содержанию и тексту, так и по мелодии, ближе стоят к группе хомовых крюковых книг, бывших во всеобщем употреблении в России с XV века до патриарха Филарета, чем к группе таких же книг с пометами и признáками, а равно и линейных великорусских изложений, на них основанных. Последняя группа великороссийских книг представляет собою, как выше сказано, одну общую, довольно своеобразную и отдаленную от хомовых изложений редакцию. В юго-западных ирмологах мы видим роспетыми те же ирмосы, какие содержатся и в хомовых знаменных книгах, и наоборот, в них нет тех же ирмосов, каких нет и в хомовых книгах, и которые вошли в состав ирмологов лишь с установлением нового истинноречия, т. е. ирмологов Иосифовского, Мезенцева и Синодального. Так на юго-западе России неизвестны целых 20 номеров ирмосов, приведенных в качестве примеров в числе 83-х строк в «Азбуке» Мезенца, каковых ирмосов нет и в хомовых и в более древних крюковых ирмологах²⁹. Текст песнопений юго-западных ирмологов значительно разнится в подробностях редакции с новым истинноречным текстом книг великорусских, но и в оборотах речи, и в архаизмах и частию в хомонии весьма близок к тексту ирмологов времени патриарха Филарета и ранее. Упомянем об употреблении двукратного «аллилуиа», а также слов: синя же пучина вм. «чермный же понт», оцести вм. «очисти», Исус, Исусови, денесь, дети вм. «отроцы» и проч.³⁰

Изложение знаменных мелодий в юго-западных ирмологах также весьма сходно с изложениями древнейшими времен не только А. Мезенца, но и патр. Иосифа. В доказательство этого можно было бы привести множество мелодических строк и оборотов, но ограничимся немногими указаниями по таблицам г. Смоленского, приложенным к «Азбуке» Мезенца. В юго-западных ирмологах сравнительно с хомовыми нет ни сокращений, ни распространений: основные ноты, общее мелодическое движение, размер, ударения, деление на строки соблюдаются в точности те же самые. Большая часть частных мелодических оборотов также буквально сходна. Стоит из любопытства сравнить места, приведенные в «Азбуке» Мезенца под №№ 1, 3, 14, 15, 18, 20, 32, 33, 39, 41 и 56 с изложением их в юго-западных ирмологах. В последних мелодия по большей части сходна с хомовыми изложениями и только частию с Иосифовским, но никак не с новыми истинноречными; и только дробные переливы голоса в промежутках между звуками, определяющими мелодию, переливы, как и звуки ветра или плещущей волны, не поддающиеся точной помете какими бы то ни было знаками, ноты вспомогательные и проходящие³¹, малые украшения и подголоски, разнятся, доказывая тем лишь то, что перевод столповых напевов с старых крюковых знамен на линейные ноты на юго-западе России происходил самостоятельно, без сношений с великорусскими мастерами и исправителями церковного пения и вне всякого их влияния.

Различие, какое существует между нотно-линейными юго-западными ирмологами с хомовыми великорусскими певчими книгами, незначительно и располагает к благоприятным суждениям о юго-западном изложении столпового пения. В юго-западном церковном пении, по-видимому, не было резкого перехода от древнего истинноречия к хомонии и от этой последней к новому истинноречию. Хомония возникала там незаметно и не достигла своего крайнего развития, как это было в Великой России. И наоборот, в пении южно-руссов не было такого быстрого и резкого перехода от хомонии к новому истинноречию, какой был в Великой России. Упреков юго-западным певцам за употребление аненайков, хабув и ахатей мы не встречаем в памятниках XVII века. Известные нам юго-западные нотно-линейные рукописи чужды этих древних украшений, ставших впоследствии недостатками. Весьма естественно, что соприкосновение юго-западного русского пения с западноевропейским и югославянским в период разъединения Юго-Западной Руси от Руси Московской оградило юго-западное пение от вышеозначенных недостатков; разъединение же Великой России от прочей Европы, неприязненность ее к Западу и опасения, а с другой стороны церемониальность патриаршего служения были причинами, способствовавшими умножению и систематизированию этих недостатков. И наоборот в Великой России, в безлинейных рукописях и нотно-линейных переводах знаменного пения второй половины XVII и XVIII века мы уже всюду видим новое истинноречие, между тем как во всех рассматриваемых нами юго-западных ирмологах некоторые следы раздельноречия или хомонии сохраняются не только во второй половине XVII века, но и в XVIII веке.

Что касается собственно нотного изложения древних мелодий, то и оно в юго-западных ирмологах сравнительно с великороссийскими переводами имеет также некоторые преимущества. Обыкновенная квадратная нотопись, на которую перелагали у нас с крюков столповые напевы, слишком проста, элементарна и недостаточна знаками, чтобы заменить многосложное и многознаменательное безлинейное столповое знамя, обозначающее не только высоту и длительность звуков, но и мелодический состав напевов и их ритмические свойства, каковы: средние остановки в мелодии, направление и сила ударений и т. п.³². Но великорусские перелагатели напевов кроме того не скоро и не легко усвояли непривычное им киевское знамя и располагали им не свободно. К сему иногда присоединялись: произвольный, без достаточной критики, выбор напевов и произвольные сокращения мелодий, а также и ошибки, недоумения или даже небрежности. Юго-западные нотно-линейные ирмологи писались и печатались тщательнее великорусских и заключают в себе менее произвола и ошибок. В них не встречается знаменных напевов, обозначаемых словом произвол: мелодии столпового пения (за исключением Ирмолога 1700 г.) излагаются во всей их полноте и без сокращений даже в украсительных фитных лицах; гаммы знаменного пения и пониженного на кварту киевского не смешиваются, как это мы видим в великорусских изданиях, но различаются систематически. В юго-западных ирмологах мы находим более нотных знаков, чем в великорусских книгах квадратной нотописи; встречаем разные размеры нот, более точно соответствующие размерам и строению безлинейной системы. Наконец, в некоторых рукописных юго-западных ирмологах (напр. в Ирмологе 1652 г.) встречаются над словами текста, в виде дыханий и разновидных ударений особые значки, показывающие очевидно силу и направление ударений в мелодии. Значки эти имеются не на каждом слове текста, отличаются своим начертанием от дыхахий и ударений в словах и очень часто не совпадают с ними, а наконец, нередко на одном и том же слове поставляются по несколько кряду (напр. воспѣ҆ва҆́ше҆́ся, Господе҆́ви, вра҆́га҆́ и т. п.), что и служит признаком их особого певческого значения. Значки эти, как и киноварные пометы, очевидно, не нашлось возможности ввести в печатные нотные издания. Наконец, до последнего времени в великороссийских нотных книгах не было знаков, обозначающих средние совершенные и несовершенные окончания в мелодии, как будто напевы столпового пения не делятся на мелодические строки, а равно и скоб, сокращающих, по желанию певцов, фитные лица; между тем как в Ирмологе 1652 г. средние окончания ясно обозначаются знаком двойного такта (=|), подобным по начертанию безлинейному знаку статья простая ( = ), служившему для той же цели; в печатном Львовском Ирмологе 1709 г. протяженные мелодии фит поставлены в скобах³³. Начальные ключевые знаки в юго-западных ирмологах также имеют особые начертания, которые ясно различаются от черной ноты (чвартки), служащей ключом в великороссийских изданиях, что также предупреждает сбивчивость в пении. О других особенностях юго-западных ирмологов будет сказано ниже.

Вообще юго-западные потно-линейные ирмологи тщательнее, полнее, систематичнее и практичнее передают содержание безлинейных певческих книг столпового пения, чем нотно-линейные же книги великорусские.

О порядке доставления пожертвований на больных и раненых воинов. – Ввиду того, что многими оо. благочинными поступающие деньги в учрежденные при церквах кружки «на больных и раненых воинов» представляются ими самими непосредственно в Главное Российское Управление Общества Красного Креста, а другими передаются в консисторию, для пересылки по принадлежности, Екатеринбургская духовная консистория объявляет благочинным церквей епархии, чтобы на будущее время сбор этот ежегодно, по прошествии каждого полугодия, они представляли непосредственно от себя в Главное Управление Общества Красного Креста и при этом одновременно сообщали консистории в подлежащих рапортах об отсылке означенных денег (Екатеринб. епарх. ведом. 1889 г. № 36).

По вопросу о ношении священнослужителями черных скуфий при исполнении ими священнослужительских обязанностей. – Полтавский преосвященный доводит до всеобщего сведения священнослужителей епархии, чтобы те из них, которые получили разрешение носить черные скуфии при погребении умерших, крестных ходах и проч., отнюдь не употребляли означенных скуфий при совершении богослужения в церкви, напр. на литургии, что не предоставлено разрешать указом Св. Синода даже и епархиальным архиереям (Полт. епарх. ведом. 1889 г. № 18).

Воспрещение причтам и церковно-приходским попечительствам заключать какие-либо договоры с подрядчиками на исправления по церкви прежде разрешения епархиального начальства. – Астраханская духовная консистория объявляет к сведению и надлежащему исполнению всем причтам и церковным попечительствам церквей епархии, чтобы они не заключали с подрядчиками никаких договоров, ни условий по устройству и исправлениям церквей и церковных домов прежде разрешения на то епархиального начальства, в устранение споров и взысканий со стороны подрядчиков, в случае неутверждения епархиальным начальством ходатайств причтов и попечителей (Астрах. епарх. ведом. 1889 г. № 18).

Еще относительно совершения браков переселенцев и о невенчании по краткосрочным паспортам. – Оренбургская духовная консистория подтверждает всем священно-церковнослужителям епархии, чтобы венчали переселенцев без разрешения епархиальной власти не иначе, как по проверке показанного в гражданских документах возраста брачущихся 1) по исповедным росписям, 2) чрез спрос (формальный) восприемников и знающих о том лиц, и притом, 3) когда показания восприемников и знающих о том лиц будут совершенно согласны с документами, а равно отнюдь не венчали бы иноприходных лиц по краткосрочным (менее года) паспортам, так как в документах этих возраст определяется со слов просителей или их родителей. Вместе с тем подтверждает причтам церквей епархии, чтобы они озаботились немедленным исполнением первого и второго пунктов синодального указа от 31 декабря 1839 года за № 20215 относительно составления списков переселенцев, приписанных к их приходам, и при этом разъясняет, что список должен быть общий для всего прихода, а не для каждой семьи в отдельности. Независимо от сего, консистория предупреждает священно-церковнослужителей епархии, что к виновным в неисполнении этого будет применяться 188 ст. Уст. дух. конс. во всей ее строгости, не исключая и второй половины означенной статьи, по которой священники, повенчавшие лиц, не имеющих от роду полных 18 лет, отрешаются от места и низводятся в причетников и с тем вместе лишаются права на пенсию, согласно 135 вр. прав. о пенс. и единоврем. пособиях (Оренб. епарх. ведом. 1889 г. № 15).

По вопросу о том, на ком лежит обязанность вести церковные приходо-расходные книги, и на ком лежит ответственность за неправильное ведение их. – Курская духовная консистория, в отклонение недоразумений и препирательств по предмету ведения церковных приходо-расходных книг, объявляет духовенству и церковным старостам церквей епархии, под строгим наблюдением за исполнением сего благочинных: 1) всем наличным церковным старостам епархии – что писание церковных приходо-расходных книг есть непременный их долг, и что неспособные к такому делу, не умеющие писать и неграмотные, должны сами озаботиться приисканием за себя лиц, способных к письмоводству, на будущее же время вновь избранных в должность церковных старост поставлять об этой обязанности в известность; 2) причтам внушает, чтобы они, в силу того, что изъявляют согласие относительно избранных в церковные старосты, и старосты проходят эту должность безмездно, – и как лица, близко прикосновенные к сему делу и ответственные в оном, неуклонно, по приглашению старост, содействовали им в ведении церковных приходо-расходных книг – псаломщики и диаконы письмоводством, а священники руководством, и обязанность руководства преимущественно возлагается на старших священников приходских церквей; 3) строго подтверждает, чтобы, под тем предлогом, что некому сделать записи в книги, не было допускаемо опущения ежемесячной высыпки и поверки церковных денег, и если произойдет, то не далее следующего месяца должны донесть благочинному, – если со стороны старосты – то причт, а если со стороны причта – то староста, а благочинный должен немедленно исправить таковое опущение; 4) поставляет в известность и церковных старост и причты, что из церковных денег, применительно к прим. п. 43 Инстр. благоч., не должно производиться вознаграждения за письмоводство по ведению церковных приходо-расходных книг, и 5) предупреждает как причты, так и церковных старост, что за неправильное ведение церковных приходо-расходных книг причты и церковные старосты будут подвергаемы ответственности – первые по ст. 192 Устава дух. конс., а о привлечении к ответственности вторых на основании указа Св. Синода от 20 августа 1865 года за № 321 будет своевременно сообщаемо гражданскому суду (Курск. еп. вед. № 19).

Об исправном и своевременном доставлении причтами судебным следователям, по их требованию, надлежаще составленных метрических выписей. – Та же духовная консистория предписывает священно-церковнослужителям епархии, чтобы по требованию судебных следователей по делам уголовным, они немедленно доставляли точные книги выписей из метрических книг за подписью всего причта и приложением церковной печати, чтобы самые книги высылались при сообщении с обозначением числа и № требования, и чтобы отправляли выписи и другие сведения чрез местных сотских и старост, в распоряжении которых имеются сельские почты. При этом разъясняет духовенству, что, по силе 1 и 45 ст. Устава о гербовом сборе, дела уголовные производятся на простой бумаге (там же).

К устранению неосновательных ходатайств о невенчании лиц, не достигших совершеннолетнего возраста ко вступлению в брак. – Калужский преосвященный предложил консистории циркулярно объявить духовенству епархии, чтобы оно 1) было добрым советником и руководителем вверенных ему прихожан как во всех вообще, так в особенности в семейных обстоятельствах их жизни; 2) юношам и девицам, вступающим в возраст, когда по законам дозволяется вступать в брак, разъясняло христианские обязанности брачной и семейной жизни и вменяло в обязанность всем пред бракосочетанием знать символ веры, необходимые молитвы и заповеди Божии; 3) дозволяло прихожанам обращаться к епархиальному начальству с просьбами о повенчании несовершеннолетних только в исключительных случаях, притом – когда им не достает нескольких дней или недель, а не месяцев (особенно, если они не развиты физически); 4) не позволяло прихожанам самим являться к епархиальному начальству в губернский город, для подачи прошений, в предупреждение лишних с их стороны расходов, объяснив им, что толково написанное и законное прошение, поданное чрез почту, скорее будет удовлетворено святительскою властию, чем незаконное и бестолково объясненное самими просителями лично; наконец, 5) предупреждало их, что все прошения, подаваемые несвоевременно и без приложения метрических выписок, вопреки добрым советам и внушениям пастырей, будут оставляемы без последствий, как неосновательные и незаконные (Калужск. епарх. ведом. 1889 г. № 18).

О порядке записи в церковные приходо-расходные книги процентов, присоединяемых к капитальной церковной сумме, заключающейся в книжке. – Астраханская духовная консистория объявляет к руководству и исполнению духовенству епархии, что при записи процентов, присоединяемых к капитальной церковной сумме, заключающейся в книжке, должно поступать таким образом: сначала книжку выписать в расход в оборотных суммах билетами, потом эту же книжку, по записи в ней процентов, записать в тех же оборотных суммах на приход, но без процентов, полученные же проценты записать отдельною статьею в церковных суммах билетами таким образом: получено процентов по книжке за № 000 на сумму 000 руб., с причислением их к капиталу книжки, столько-то (писать словами, а в графах цифрами. – Астрах. епарх. ведом. 1889 года № 19).

Порядок подачи духовенством рапортов о получении казенного жалованья. – Та же духовная консистория объявляет духовенству епархии, чтобы оно представляло рапорты о получении казенного жалованья чрез местных благочинных в консисторию, а не прямо от себя (там же).

В клировых ведомостях о причте следует ли прописывать вдов и сирот священно-церковнослужителей, выбывших из прихода в города и приобретших там дома, на месте же прежнего жительства своего не имеющих усадебной оседлости и даже родственников? Если следует, то каким способом получать точные сведения о составе их семейств, их летах, размере получаемого ими пособия и проч.?

По этому вопросу еще в 1881 году от 7–8 декабря состоялось такое определение Холмско-Варшавской консистории: Заштатные священно-церковнослужители, а также вдовы и сироты священно-церковнослужителей, должны показываться в клировых ведомостях тех церквей, при которых первые остались за штатом, а вторые овдовели или осиротели, но отнюдь не по месту жительства их, с каждою переменою которого надлежало бы вести переписку о перечислении их из клировых ведомостей одной церкви в ведомость другой. А чтобы священники тех церквей, при которых служили мужья или отцы вдов и сирот, могли знать о том, находятся ли эти вдовы и сироты в живых, в случае жительства их в других приходах, и не произошло ли в их жизни какой либо перемены, могущей лишить их права на получение попечительского пособия, – сами вдовы и сироты должны заявлять ежегодно к 1-му июля и к 1-му декабря о местах своего жительства священникам тех церквей, при которых служили их мужья или отцы, с приложением удостоверения местным благочинным о том, что с ними не произошло никакой перемены могущей лишать их права на попечительское пособие, выдача которого, в противном случае, может быть приостановлена епархиальным попечительством. – Напоминая вопрошающему об этом определении Холмско-Варшавской консистории, в свое время напечатанном в нашем журнале и в некоторых Епархиальных Ведомостях, просим его обратить внимание и на определение Свят. Синода от 14-го ноября 1876 года, по которому показание в клировых ведомостях круглых сирот, т. е. не имеющих в живых ни отца, ни матери, не обязательно, если по этому предмету не будет сделано особого распоряжения со стороны епархиального начальства.

Можно ли в исповедных росписях к членам какой-либо семьи приписать новорожденного младенца, о крещении которого в чужом приходе не представлено родителями никаких достоверных сведении?

Легко может быть и случается иногда, что родители вследствие своего уклонения в какую-либо секту или ересь не желают крестить своего ребенка по обрядам Православной Церкви и потому заявляют местному причту, что ребенок их крещен в чужом приходе, тогда как на самом деле он остается некрещенным или крещен каким-либо раскольником или сектантом. Ввиду этого, особенно если сами родители по несколько лет не бывают на исповеди и у св. причастия, непременно следует требовать, чтобы родители, в случае крещения их ребенка в чужом приходе, представляли метрическую выпись от того священника, который, по их словам, окрестил их ребенка. Если же родители по какой либо уважительной причине, напр., за дальностию или по крайней бедности своей, не могут доставить местному причту метрической выписи от того священника, который крестил их ребенка, то местный причт сам может письменно снестись с таким священником и получить от него необходимую метрическую выпись (Ср. т. IX об акт. сост. ст. 1041 и Уст. дух. конс. ст. 98). Наконец, в доказательство времени рождения и крещения своего ребенка в чужом приходе, родители, если они временно проживали в каком либо чужом приходе, могут представить свои паспорты, так как о времени рождения и крещения ребенка временно проживающих делается надпись на их паспортах.

Можно ли в исповедных ведомостях прописать прихожанина вдовцом, о смерти жены которого причту не доставлено надлежащего удостоверения?

Понятно, что нельзя до того времени, пока прихожанин не представит надлежащего удостоверения о смерти своей жены, проживавшей в отлучке – на чужой стороне и там погребенной. Вообще членов какой-либо семьи, умерших на чужой стороне, нельзя исключать из исповедных росписей до получения достоверных письменных сведений о действительной их смерти.

Отпуск сумм из Св. Синода на миссионеров. – «Сын Отечества» сообщает, что из специальных средств Св. Синода в будущем году решено выдать потребную сумму на содержание миссионеров: в трех приходах Архангельской епархии, зараженных расколом, помощника противораскольнического миссионера в этой же епархии, противораскольнического миссионера в Могилевской епархии, бесприходного миссионера в Режице, миссионера по обращению евреев в христианство в Полтавской епархии, – двум священникам-миссионерам в Псковской епархии, на разъезды миссионеру Тамбовского Казанско-Богородичного братства и на содержание четырех миссионеров в Херсонской епархии; кроме того из этих же средств предположено отпустить известный кредит на разъезды по делу присоединения лютеран прибалтийских губерний к православию.

Развитие сектантства в Екатеринославской епархии. – В последнее время развитие сектантства в Екатеринославской губернии в духе рационалистически мистическом приняло довольно широкие размеры. Мистики-шалопуты имеют своих последователей во многих уездах губернии; особенно удобную почву эта мистическая секта нашла для своего развития в уездах: Новомосковском и Павлоградском. В последнем уезде имеет местожительство глава шалопутов – Шевченко, обоготворяемый своими последователями и признаваемый ими за бога. В юго-западных уездах–Екатеринославском, Верхнеднепровском и отчасти Александровском – шалопутство мало имеет последователей; но взамен последнего в этих уездах имеются последователи других сект – баптисты и штундисты; в Екатеринославском и Александровском уездах с успехом распространяется баптизм, в Верхнеднепровском – штундизм. Причина такого явления заключается в том, что родина современного баптизма – Екатеринославский уезд – митрополии немецких колоний Хортицы и Кичкас, откуда он распространяется по колониям, населенным менкопитами, и русским селам и деревням; Верхнеднепровский уезд граничит с Херсонской губернией, где прочно свил себе гнездо штундизм и откуда он распространяется по соседним губерниям: Киевской, Волынской и Екатеринославской в смежном уезде.

Присоединение к православию. – Недавно в селении Кульны, Сурмалинского уезда, Эриванской губернии, находящемся вблизи известных на Кавказе Кульнинских соляных промыслов, произошло редкое событие: 195 армян, жителей селения, подали уездному начальнику заявление о желании перейти из армяно-грегорианского вероисповедания в православие. Они, как сообщает «Новое Время», не ищут никаких льгот или пособий, и просят только прислать им поскорее православного священника, по указанию которого они могли бы начать строить в Кульнах православный храм.

– В Пермской же епархии к православию присоединились бывшие священники австрийской иерархии с семействами – Игнатий Путилов и Фома Шадрин. При этом Путилов предоставил в распоряжение епархиальной власти свой дом, в котором происходили молитвенные собрания раскольников, и много церковных принадлежностей. В доме этом в настоящее время совершаются все церковные службы, кроме литургии.

Юбилеи. – В декабре прошлого года исполнилось пятидесятилетие служения в священном сане Владимира Гетте, священника русской парижской церкви и редактора французского журнала «L’union Chretienne». К этому времени отец Гетте приготовил роскошное издание под названием: «Souvenirs d’un prêtre romain devenu prêtre orthodoxe». Издание это предназначено быть сборником подлинных документов, показывающих, каким путем отец Владимир приведен был к отречению от римской церкви и к решимости посвятить свой талант и свои силы на служение Церкви Православной. Отец Гетте – один из ученейших священников Православной Церкви. Он – автор многих капитальных богословских сочинений на французском языке, в том числе многотомной «Всеобщей истории церквей», и вместе с тем доктор богословия; эта ученая, степень присуждена была ему в 1864 г. Московскою духовною академией, когда ректором академии был А.В. Горский. Некоторые труды отца Гетте переведены и на русский язык.

– В январе наступившего года исполняется двадцатипятилетие со времени основания Общества восстановления православного христианства на Кавказе.

Благотворительность, в каком бы виде она ни выражалась, есть великое дело христианской любви. Если частная благотворительность достойна одобрения и похвалы, то тем большего внимания и одобрения заслуживает благотворительность общественная – благотворительность целых обществ. Частная благотворительность имеет случайный характер, так как она всецело зависит от воли жертвователя, его благосостояния и других побочных обстоятельств. Кроме того, частная благотворительность, как исходящая от личной воли жертвователя, выражается в таком виде, в каком благоугодно благотворителю. Словом, частная благотворительность имеет характер случайный и субъективный. Благотворительность же общественная отличается характером постоянства и большею устойчивостью. Кроме того, благотворительность общественная может быть обширнее частной и потому – плодотворнее последней. Но самое главное, благотворительность общественная может быть более беспристрастною, нежели частная благотворительность, имеющая исключительно субъективный характер. Словом общественная благотворительность имеет все преимущества пред частною благотворительностью.

В селах и деревнях преимущественно практикуется частная благотворительность, отличающаяся самым случайным характером и крайним субъективизмом. Посему желательно было бы, чтобы приходские священники, столь поощряющие в своих прихожанах частную благотворительность, обратили внимание на общественную, как имеющую все преимущества пред частной, – и позаботились бы об учреждении в своих приходах благотворительных обществ. Образцом для них могут служить общества сестричек.

В некоторых селах малорусских губерний существуют общества сестричек. Состав и круг деятельности этих обществ таковы. Выбирается 12-ть пожилых женщин, пользующихся уважением и известных своим благочестием в селе, из таких женщин и составляется общество сестричек, принимающих на себя заботу о благолепии и украшении местного храма. Общество сестричек народом называется иначе обществом мироносиц, потому что избирает себе патроном св. жен Мироносиц. В честь св. своих покровительниц – жен Мироносиц сестрички на доброхотные подаяния, собранные ими же самими, сооружают икону св. жен Мироносиц, благолепно украшают ее, поставляют ее в Церкви в особом киоте и возжигают пред ней неугасимую лампаду. Во время богослужения каждая сестричка, принадлежащая к обществу сестричек, и всякая пожилая женщина считает своею нравственною обязанностью поставить свечку пред иконой св. жен Мироносиц.

Воскресный день недели св. жен Мироносиц празднуется сестричками с особенною торжественностию. Еще за несколько дней до своего праздника сестрички ходят по приходу и собирают добровольные подаяния натурою и деньгами, а в самый день праздника устраивают общественный обед. Воскресный день недели св. Мироносиц называется бабячим (бабьим – женским) праздником, потому-то женщинам в этот день оказывается особое преимущество в Церкви во время совершения богослужения: сестричкам и всем вообще женщинам уступаются первые места в Церкви и предоставляется им право держать во время литургии зажженные свечи (в Малороссии по издавна заведенному обычаю во время литургии пожилые мужчины становятся в полукруг пред алтарем и держат зажженные свечи, которые (мужчины) называются ставныками). По окончании литургии бывает торжественное обнесение вокруг церкви иконы св. жен Мироносиц с чтением евангелия и литией. Носить икону св. Мироносиц во время торжественной процессии составляет неотъемлемое право виновниц торжества – сестричек. Торжество заканчивается всегда обедом, устраиваемым возле церкви сестричками. На обеде причту отводится первое место; нищим старикам и старицам отводится тоже не последнее место. Остатки от стола и другие добровольные подаяния поступают в пользу нищих. Таким образом нищие, составляющие, по словам одного из вселенских учителей, истинное украшение Церкви, не только не забываются во время праздника, но и снабжаются необходимым пропитанием на несколько дней и после праздника.

Деятельность общества сестричек направляется главным образом на благолепное украшение храма. Сестрички ежегодно ко дню своего торжества собирают по приходу добровольные подаяния деньгами и покупают чашу или дискос, крест или Евангелие, иногда сооружают икону местно-чтимого святого или покупают облачения для престола, а иной раз приобретают полное священническое облачение. Оказывается, что такое маленькое общество без всякого руководства и побуждения со вне (местный священник за весьма редкими исключениями является руководителем этой общины) приносит весьма ощутительную пользу. Своими заботами об украшении храма и о снабжении его необходимою утварью, и хотя один раз в год оказывает посильную помощь нищей и страждущей братии. Воистину христианские дела творит это маленькое общество сестричек-мироносиц!..

В настоящее время, когда духовное начальство изыскивает все меры к тому, чтобы повсеместно были введены церковно-приходские попечительства, вполне благовременно сельскому духовенству выступить на помощь своему начальству и основанием в своих приходах обществ сестричек содействовать повсеместному учреждению церковно-приходских попечительств. Нам думается, что основанием обществ сестричек был бы проложен путь к введению церковно-приходских попечительств именно в тех приходах, где есть крайне неблагоприятствующие введению церковно-приходских попечительств обстоятельства, с которыми приходится бороться местному священнику. В этих-то приходах и полезно было бы начать дело с открытия общества сестричек. Общеизвестен факт, что женщины добрее, уступчивее, мягче сердцем, потому и сострадательнее мужчин; сельскому священнику нужно обратить внимание на эти качества женского сердца и расположить своих прихожанок к открытию в своем селе маленького общества сестричек. Лишь только откроется это маленькое общество, – оно не замедлит обнаружить свою полезную, хотя на первых порах и весьма скромную деятельность, – и невольно обратит на себя общее всех прихожан внимание. По примеру женского общества сестричек и по чувству соревнования может открыться и церковно-приходское попечительство с его более широкими задачами и более обширным кругом деятельности.

Общество сестричек хотя и маленькое, но деятельность его может быть довольно обширна и плодотворна, если местный священник примет непосредственное участие в его делах.

Так общество сестричек, поставив ближайшею задачею своею заботу о благолепии и снабжении храма необходимою утварью и всеми священными принадлежностями, может на доброхотные подаяния покупать для церкви кресты, евангелия, евхаристические сосуды, церковные облачения, устраивать иконы местно-чтимых святых и т. д. Подобные пожертвования для всякой церкви, а в особенности бедной, могут оказать существенную поддержку.

Преследуя свою ближайшую цель, общество сестричек может расширить сферу своей деятельности: оно может оказывать посильную помощь нищей братии. Празднуя свой годичный праздник, оно может не только предложить нищей братии угощение во время общественного обеда, но из остатков стола снабдить нищих пищей на несколько дней. При благоприятных обстоятельствах оно может оказывать поддержку старцам и старицам и в другое время: напр., сестрички могут пойти по селу для сбора пожертвований в пользу престарелых и убогих лиц и таким образом оказать немалую поддержку нищей братии. Местный священник, как руководитель общества сестричек, может дело повести так, что это общество будет в состоянии оказывать помощь нищим каждый месяц или по крайней мере – чрез месяц.

Общество сестричек, в основе деятельности которого должна лежать идея благотворительности и вспомоществования, может также выступить на помощь и тем из своих односельчан, которые предпринимают путешествие на далекий восток к святым местам, в Киев, в Почаевскую Лавру, в Воронеж и т. п. Достаточно будет снабдить этих паломников котомкою, сухарями, несколькими грошами – и они будут весьма рады и признательны.

Учреждение общества сестричек может еще принести и приносит пользу косвенным путем. В тех селах, где есть эти братства, каждая сестричка считает своею обязанностью при посещении церкви поставить свечу пред своим патроном – пред иконой св. жен Мироносиц; старушкам сестричкам подражают и более молодые женщины и девушки. Следовательно, сестрички могут содействовать и действительно содействуют увеличению свечного дохода, что имеет весьма важное значение для церкви.

Наконец, общество сестричек может иметь и действительно имеет нравственное значение в приходе. Старушки, состоящие членами этого общества, могут влиять на молодое поколение, располагая его к более усердному посещению храма Божия, к пожертвованиям на храм и на поддержание нищих, – словом, они могут иметь нравственно-воспитательное влияние в особенности на женскую половину прихода.

По нашему крайнему разумению, каждый сельский священник нравственно обязан в своем приходе основать общество сестричек. Если священник откроет в своем приходе это общество, то в нем он приобретет одно из могучих средств для расширения и укрепления своего нравственного влияния на прихожан. И это вполне естественно. Являясь руководителем общества, он сближается с его членами, становится в более близкие отношения при их помощи и к прихожанам, и подчас даже входит в круг семейных и домашних интересов прихожан. Больше зная своих прихожан, священник может и больше влиять на них. Иначе сказать – общество сестричек может содействовать пастырю надлежаще выполнять лежащие на нем пастырские обязанности.

П. К-цний

Самое важное и самое тяжкое опущение христианского долга, происходящее от религиозного равнодушия, – это невнимание к долгу исповеди и причащения св. Таин, который не только по требованию Церкви, но и по гражданскому законоположению всякий православный христианин обязан исполнять хотя однажды в год³⁵.

Что должен делать пастырь Церкви, в виду опущения его прихожанами существенного и первейшего христианского долга?

С формальной стороны обязанности священника в этом отношении определены законом. В силу требований закона, священники обязываются наблюдать за тем, чтобы все, вверенные их пастырскому попечению, исполняли долг исповеди и приобщения св. Таин. Тех, в которых заметно будет уклонение от этого христианского долга, он обязан пастырскими советами и увещаниями склонять к исполнению его³⁶. Далее, приходские священники о всех прихожанах, бывших и не бывших у исповеди, обязаны доставлять в консисторию достоверные именные ведомости, по форме и в сроки, в Уставе духовных консисторий определенные³⁷. Кто, несмотря на убеждения священника, два или три года окажется не бывшим на исповеди и у св. причастия, о том приходский священник доносит епархиальному архиерею особо, представляя по сему предмету особый реестр или список не бывших у исповеди, независимо от исповедных росписей³⁸, и преосвященный, уже по своему усмотрению, принимает дальнейшие меры действования на небрежных христиан, в видах возвращения их к христианскому долгу.

Но попечительный пастырь не может довольствоваться одним формальным исполнением долга. В своей заботливости о спасении пасомых он должен руководствоваться не одними указаниями холодного закона, но вместе с тем и побуждениями горячей пастырской любви и ревности. Что же может предписывать ему его любовь к пасомым и усердие, когда он видит в своем приходе нерадивых прихожан и желает привлечь их к исполнению долга исповеди и св. причастия?

Усердие пастыря не может располагать сильными средствами, которые бы с непреклонною силою заставляли небрежных христиан быть более внимательными по отношению к христианскому долгу исповеди и причащения св. Таин. Но как бы ни были незначительны средства, находящиеся в его распоряжении, он должен пользоваться ими так часто, как только возможно, и ему не следует пренебрегать ничем, что может оказать доброе действие на людей, по нерадению забывающих о первейшем долге христианском. И малые силы могут производить великие действия, если только они постоянно и с настойчивостию будут стремиться к намеченной цели.

В настоящем случае вот какие меры может указывать пастырю его ревность о благе и спасении своей паствы.

Пред наступлением св. Четыредесятницы, в продолжение которой добрые православные христиане исполняют долг исповеди и святого причащения, и в течение св. Четыредесятницы, пастырь должен напоминать своим прихожанам об этом долге, и приглашать их к исполнению его, представляя им время поста наиболее благоприятным для сего. Если в его приходе есть значительное число лиц, по небрежности уклоняющихся от исполнения христианского долга, его напоминания о нем должны быть более часты, более настойчивы и докучливы. В древней Церкви пред наступлением Четыредесятницы пастыри обыкновенно приглашали оглашенных приготовляться к принятию святого крещения, и эти приглашения, по мере надобности и указанию обстоятельств, бывали иногда очень настоятельны. Ныне, вместо пастырских обращений к оглашенным, в тот же период времени уместны и становятся нужными обращения пастырей к верующим крещеным христианам, с убеждением их не забывать главного христианского долга.

Чтобы эти напоминания были более действенны и были свидетельством и выражением единственно заботливости пастыря о духовном благе и спасении своих пасомых, ему не следует подавать ни малейшего вида корысти, при преподавании свитых Таин. Книга о должностях пресвитеров приходских напоминает священнику, что, «если святая продавать так запрещено, что причащаяй телу и крови Христовой священник, аще медницы единой от причащающагося вопросит, извержению подлежит, то конечно следует крепко берещись, чтоб не истязывать ничего за совершение Тайн, по словеси Господню: туне приясте: туне дадите» (Мф.10:8)³⁹. Тем более это нужно иметь в всегдашнем внимании, что находятся люди, как свидетельствует один священник (о. Руновский)⁴⁰, которые уклоняются от исповеди и причастия св. Таин из-за расходов, сопряженных с принятием этих таинств, и оправдывают себя в уклонении от исполнения христианского долга не иным чем, как бедностию, хотя в сельских приходах плата за исповедь самая мизерная (доходит до одной копейки). Потому пастырь этот советует своим сослужителям строго держаться известного синодального указа о том, чтобы не брать платы за исповедь.

Закон или долг требует, чтобы пастырь обращался с особыми частными увещаниями и вразумлениями к тем, которые на деле показали свою небрежность по отношению к исполнению христианского долга, и два или три года не были у исповеди и св. причастия. И независимо от этого требования долга, ревностный пастырь, по побуждению одной пастырской любви, при всяком удобном случае будет докучать таким прихожанам своими напоминаниями о христианском долге, ими пренебрегаемом. В чем же должны состоять эти увещания и вразумления?

Конечно, невозможно для каждого частного случая указать материю увещательной пастырской беседы и способ ведения этой беседы. Христианское убеждение пастыря всегда дает ему нужную силу слова, а его любовь, ревнующая о спасении своих пасомых, согреет это слово своим дыханием. И мы далеки от претензии дать в настоящем случае какую-либо неизменную норму пастырских увещаний к людям, пренебрегающим долгом исповеди и приобщения св. Таин. Но нам кажется не излишним указать руководящие идеи, которые могли бы, хотя идеально, освещать тот путь, каким пастырь должен вести своих пасомых к тучной пажити, ими оставляемой или, вообще, ко спасению.

Людям, небрегущим об исполнении первейшего христианского долга, то есть, не бывающим у исповеди и уклоняющимся от приобщения святых Таин, нужно дать почувствовать великость тех лишений, каким они добровольно себя подвергают чрез уклонение от исполнения христианского долга. Этого достигнуть можно, теплым убежденным словом представляя, какую ограду, какое духовное облегчение и какую духовную сладость доставляет нам прощение грехов, нас тяготящих, даруемое нам в тайне покаяния, и еще более возбуждая в людях теплохладных сознание того, что благодать, преподаемая нам в таинстве евхаристии, – самое высшее благо, какое только доступно человеку, в настоящей жизни. Приобщаясь тела и крови Христовой, мы входим в приискреннее общение с Начальником жизни Господом Иисусом Христом (Ин.6:56). Эта благодатная пища, даруемая нам по неизреченному милосердию Господа, за нас пролившего кровь Свою, имеет для нас то же значение, какое для первосозданного человека имели плоды древа жизни, стоявшего посреде рая. Они должны были поддерживать и сохранять жизненные силы в человеке и предохранять его от болезней и смерти (Быт.10:22). Служит к укреплению наших духовных сил, к освящению и утверждению всего состава нашего, и вместе с тем служит залогом вечной жизни то, что преподаст нам в тайне хлеба и вина или тела и крови Христовой св. Церковь, хранительница и раздаятельница великих и неизреченных даров. Сам Господь сказал, что это хлеб животный, иже сшедый с небесе: аще кто снесть от хлеба сего, жив будет во веки (Ин.6:51. Ср. 6:53,54,57,58). Истинные верующие христиане всегда дорожили тем великим благом, какое Господь даровал нам в тайне евхаристии, зная и глубоко чувствуя, что удаляться от него значит удаляться от источника жизни и подвергать себя опасности вечной смерти. В древней Церкви отлучение от причащения было одним из самых тяжких наказаний, каким подвергались виновные в самых грубых преступлениях. Зачем же добровольно нести это тяжкое наказание?

Многие на увещание очистить свою совесть и по очищении приступить к чаше Господней представляют то, что у них много времени впереди и они успеют покаяться и потом приобщиться св. Таин. Книга о должностях пресвитеров приходских советует пастырям «устрашать таких гневом Божиим, день со дня возрастающим и собирающимся на главу их, и между увещаниями уверять, что отлагаемое покаяние редко весьма удается, ово для того, что таковые люди, часто праведным судом Божиим, нечаянно умирают, ово же яко будучи близ смерти, хотя бы и не была она внезапна, от болезни тяжкия, страха смерти и плача домашних, едва могут иметь размышления, которые к произведению истинного покаяния, а особливо веры и упования во Христа надлежит. А притом может случиться, что и помысл нерадиво препровожденного жития станет клонить больше к отчаянию, нежели ко упованию. Наконец яко покаяние в беде настоящей, хотя бы казалось и порядочно, не почитается за довольное; понеже не мы в таком случае оставляем грехи, но грехи оставляют нас»⁴¹. Бог благ (успокаивают себя люди, из года в год откладывающие покаяние), и все простит и примет нас, хотя бы мы обратились к Нему и в единонадесятый час. Так, но можешь ли ты быть уверен (можно спросить такового), что обратишься к Богу в единонадесятый час, когда не хочешь обратиться к Нему в третий, шестой, девятый? Не простой человек, но богодохновенный Апостол предостерегает беспечных об опасности, какую они создают для себя, когда говорят: или пренебрегаешь богатство благости, кротости и долготерпения Божия, не разумея, что благость Божии ведет тебя к покаянию. Но, по упорству своему и нераскаянному сердцу, сам себе собираешь гнев на день гнева и откровения праведного суда Божия (Рим.2:4–5).

По поводу обмена причтами церковных и ружных земель с частными лицами. – Черниговская духовная консистория, усматривая из своего делопроизводства, что приходское духовенство епархии нередко дозволяет себе, без разрешения епархиального начальства, самоуправно распоряжаться обменом некоторых участков церковных и ружных земель с частными лицами, чрез что возникают судебные процессы в ущерб интересов церквей и самих причтов приходских, определением своим, состоявшимся 11 сентября 1889 года, постановила: Для устранения указанного произвола, предписать приходскому духовенству епархии отнюдь не делать никаких отчуждений из церковных и ружных земель, без разрешения епархиального начальства. (Черниг. епарх. ведом. 1889 г. № 19).

О порядке избрания церковных старост. – Екатеринбургская духовная консистория, по вопросу о порядке избрания церковных старост, вменяет в обязанность всем благочинным церквей епархии: 1) чтобы выборы на должности церковных старост обязательно производились на общеприходских сходах и непременно в церквах приходских, а не при волостных правлениях, как это практиковалось в иных приходах ранее, и непременно в присутствии местного причта и благочинного или его помощника; 2) чтобы лица, избираемые на должность церковных старост, избирались прихожанами из их среды, с согласия местного причта (§§ 1 и 2 Инстр. церк. стар.; § 99 Уст. дух. консист.); 3) чтобы, в случае разделения голосов на выборах, выборы заключались большинством двух третей участвующих на них, при согласии с этим большинством местного причта; 4) чтобы приговоры на выбор подписывались лишь теми прихожанами, которые находились при выборе и в них участвовали; 5) чтобы при подписании приговоров все грамотные подписывались сами лично, а равно и за тех только неграмотных, по их просьбе, которые действительно участвовали на сходе и на выборах; 6) чтобы благочинные или, взамен их, помощники строго следили за правильностию подписов таковых под приговорами, совместно с местными причтами, и сами лично удостоверяли своею подписью состоявшиеся и подписанные приговоры в их правильности; 7) чтобы они же, благочинные, или их помощники, при этом удостоверении обозначали и то, что избранное на должность церковного старосты лицо под судом и следствием не состояло и не состоит и виноторговлей не занимается; и, наконец, 8) чтобы местные причты также делали от себя удостоверительную подпись под приговором о своем согласии на выбор, произведенный их прихожанами. (Екатеринб. епарх. ведом. 1889 г. № 43). – Полтавская духовная консистория, по вопросу о том же предмете, предписывает всем благочинным и причтам церквей епархии: 1) чтобы выборы церковных старост производились при участии благочинных, церковных причтов и возможно большего числа прихожан, имеющих право голоса в общественных совещаниях, и с согласия избираемых, и подписи всех участвовавших в выборах были бы засвидетельствованы производившими выборы; 2) чтобы при производстве выборов благочинные неотложно присутствовали лично и разногласия старались бы согласить на месте, соблюдая при этом должную осмотрительность и требования закона; 3) если бы благочинный личным участием не успел согласить разногласия прихожан, то донес бы епархиальному преосвященному о встреченном разногласии; 4) чтобы благочинный предъявил новоизбранным правила старостинской инструкции и объяснил бы им, что если они не будут выполнять распоряжения епархиального начальства, то будут немедленно удалены от должности; 5) чтобы в сельских приходах, согласно определению Св. Синода от 20 ноября – 31 декабря 1885 года, церковными старостами не были избраны такие лица, которые состоят содержателями, приказчиками-сидельцами заведений для раздробительной питейной продажи вне городских поселений; 6) благочинные обязываются, чтобы при вступлении в должность церковных старост церковное имущество и приходо-расходные книги были ими и причтом поверяемы; 7) заблаговременно отослали бы в городские думы списки лиц, из числа которых духовенство бесприходных церквей желало бы иметь церковного старосту; 8) для однообразного порядка произвели бы вновь выборы и в тех приходах, где старосты заменили не дослуживших своего срока. (Полт. епарх. ведом. 1889 г. № 21).

Относительно награждения церковных старост. – По вопросу о награждении церковных старост Полтавская духовная консистория: 1) циркулярно предписывает, чтобы настоятели церквей, применительно к форме старостинских наградных списков, ежегодно прописывали в клировых ведомостях, в отделе о церкви, в статье о старостах, сведения, требуемые заглавиями той формы, т. е. с которого месяца и года церковный староста состоит в должности, в каком состоянии церковная доходность – свечная, кошельковая и кружечная – была при прежнем старосте в последнее трехлетие и за время его службы; сколько при его содействии поступило пожертвований; были ли его личные пожертвования и в какой сумме; какие починки и переделки по церкви и причтовым домам сделаны в течении его службы, и прилагает ли старание о благолепии храма; не устроил ли нового дома для причта или школы, изыскав для того средства от прихожан; какие получал награды, когда и за что, или вовсе не получал, 2) Благочинным предписывает при приеме от причтов клировых ведомостей иметь наблюдение, чтобы сведения эти непременно были прописаны, и на основании этих сведений, обстоятельно проверенных, руководствуясь законоположениями о награждении церковных старост, представляли одновременно наградные списки о церковных старостах три раза в год – в марте, августе и октябре. В рапортах нет надобности распространяться о заслугах церковных старост, так как заслуги эти видны из наградных списков (там же).

О принятии мер в видах содействия правительству к искоренению пьянства в народе. – Саратовская духовная консистория, в видах содействия правительству в деле искоренения пьянства в народе, предписывает духовенству епархии: 1) чтобы приходские пастыри церквей обратили особенное внимание на проповедание Слова Божия к поддержанию доброй нравственности, трезвенности и воздержания в народе и к искоренению порока пьянства, ревностно разъясняя своим прихожанам, что пьянство и невоздержание от хмельных напитков в семействах есть такой порок, который оказывает самое пагубное влияние на религиозность и нравственность народонаселения и влечет за собою расстройство его имущественного благосостояния; 2) чтобы благочинные непременно истребовали от всех подведомых ему причтов письменные отзывы: а) существуют ли в настоящее время в их приходах и из какого числа лиц общества трезвости, и в чем обнаружилось влияние их на религиозно-нравственное состояние как самих членов этих обществ, так и жителей известного прихода; если еще нет обществ трезвости, то почему, и принимали ли к открытию их какие-либо меры приходские священники; б) принята ли к руководству ст. 45 Высочайше утвержденных 14 мая 1885 года правил о питейной торговле приходскими попечительствами, братствами и церковными советами, и в чем выразилась деятельность их в этом отношении; где же доселе приходских попечительств не имеется, то почему причты не позаботились об открытии таковых попечительств, или какие причины препятствовали к учреждению их в известном приходе, и в) какие могли бы быть приняты со стороны духовенства меры к целесообразному направлению деятельности прописанных в предыдущем пункте учреждений по искоренению в народе пьянства; 3) чтобы благочинные, по собрании сказанных отзывов от причтов, сделали общий краткий свод мнений из этих отзывов и, вместе с последними, представили свои соображения в консисторию с указаниями, какие из представляемых ими мнений были бы более целесообразными к поднятию религиозно-нравственного состояния народа в их приходах и к искажению пьянства, равно указали бы, в каких именно приходах более успешно действуют общества трезвости, или влияют на добрую нравственность прихожан приходские попечительства, с какого времени и какие к тому употребляют меры эти учреждения (Сарат. епарх. вед. 1889 г. № 19).

О порядке представления на ревизию обысковых книг с относящимися к ним документами. – Екатеринбургское епархиальное начальство предписывает, чтобы причты церковные при представлении обысковых книг с брачными документами на ревизию в консисторию представляли эти последние при книгах прошнурованными и припечатанными к самым книгам; причем на самых документах, расположенных в порядке обысковой книги, делали бы отметки, к какому обыску они относятся (Екатеринб. епарх. вед. 1889 г. за № 41).

Воспрещение священникам выдавать удостоверения своим прихожанам в их бедности. – Калужская духовная консистория, ввиду того, что некоторые священники епархии – не только сельские, но и городские, дозволяют себе иногда выдавать удостоверения своим прихожанам в их бедности или в том, что, по некоторым особым обстоятельствам, – каковы: выход в замужество невесты, смерть кого-либо из членов семьи, продолжительная болезнь отца или матери в семье, пожар и т. п., – они имеют нужду в помощи, безусловно воспрещает всем приходским священникам, равно как и другим членам причта, выдавать кому-либо из своих прихожан, а тем более лицам, не принадлежащим к их приходу, письменные удостоверения в их бедности или нужде в пособии, по случаю постигшего их несчастия или иных каких особенных обстоятельств, под опасением законной ответственности за превышение власти. При этом консистория вменяет в обязанность благочинным со всею строгостию следить за исполнением настоящего распоряжения и, в случае появления подобных удостоверений, немедленно отбирать их и представлять в консисторию (Калужск. епарх. ведом. 1889 г. № 20).

Об обязательной явке священников на благочиннические съезды. – Та же духовная консистория предписывает всем священникам епархии, чтобы они непременно в назначенное время являлись на благочиннические съезды или же своевременно извещали письменно местных благочинных о причине неявки, причем предупреждает, что виновные в неисполнении этого будут подвергаемы епархиальным начальством законному взысканию (Там же).

1) Может ли священник в седмичные дни св. Четыредесятницы, без особого разрешения, совершать всенощные бдения в храме или в частном доме?

Недоумевающему о. Н-ю Р-ву, свящ. села П-го В-ского у. Т-ской губ., представляются недостаточно ясными указания 6-й и 9-й гл. Типикона и смысл 51-го прав. Лаодикийского собора, иначе он и не спрашивал бы о том, «не будет ли совершение всенощных бдений в седмичные дни св. Четыредесятницы противно указаниям 6-й и 9-й гл. Типикона и 51-му прав, собора Лаодикийского». Нельзя не заметить о. Н–ю Р–ву, что указания 6-й и 9-й гл. Типикона и 51-го прав. собора Лаодикийского настолько определенны, что устраняют всякое предположение о возможности совершения всенощных бдений в седмичные дни св. Четыредесятницы. Правда, в 6-й гл. Типикона есть оговорка, что, кроме всенощных бдений в воскресные дни и в Господские и другие великие праздники, «суть и ина бдения, яже укажутся по именом в уставе на ряду своем, где кое писано есть», но и эта оговорка не может вызывать какого-либо недоумения о возможности или невозможности совершения всенощных бдений в седмичные дни св. Четыредесятницы, так как «в уставе на ряду своем» – в последованиях на седмичные дни св. Четыредесятницы нигде и помину нет о совершении всенощных бдений в эти дни

Впрочем, быть может, о. Н-й Р-в, спрашивая о том, не будет ли совершение всенощных бдений в седмичные дни св. Четыредесятницы противно указаниям 6-й и 9-й гл. Типикона и 51-му прав. собора Лаодикийского, разумеет не всенощные бдения в тесном и точном значении этого слова, как богослужение праздничное, а великопостное повечерие в соединении с великопостною утренею и первым часом, и желает звать, что отправление собственно великого повечерия в соединении с великопостною утренею и первым часом не будет ли противно указаниям 6-й и 9-й гл. Типикона и 51-му прав. собора Лаодикийского? В таком случае мы можем сказать, что в некоторых городских церквах и по седмичным дням св. Четыредесятницы вечером отправляется великопостное повечерие в соединении с великопостною утренею и первым часом, причем в чинопоследованиях этих служб допускается значительное сокращение, а полунощница и совершенно опускается, чтобы богослужение не было очень продолжительным и следовательно утомительным как для служащих, так и для молящихся. Но на такое соединение великопостных служб с сокращением в чинопоследованиях их и даже с опущением одной из них, хотя бы оно вызывалось условиями жизни городских прихожан, невозможно смотреть одобрительно, и потому там, где (в сельских приходах) не принято – нет обычая по седмичным дням св. Четыредесятницы с вечера отправлять великопостное повечерие в соединении с великопостною утренею и первым часом, по нашему мнению, лучше и не вводить этого обычая.

2) В те седмичные дни св. Четыредесятницы, в которые Уставом не положено полной литургии, но в которые случится погребение умершего, может ли быть отправляема заупокойная литургия но чину св. Иоанна Златоустого?

В Типиконе, в последовании недели Сырной вечера замечено: «яко аще будет брату нашему отыти ко Господу во святых сих днех (т. е. Великого поста), посреде седмицы не бывают третины его даже до пятка вечера, тогда бо совершается панихида его, подобне и в субботу литургия его. В грядущую же субботу бывают девятины его, аще случится, аще ли ни. Четыредесятины же его бывают, егда число дней его исполнится (т. е. в самый сороковый день). Приношения же и памяти его (т. е. на литургии, иначе – сорокоуст) начинаются от недели новыя (т. е. ап. Фомы), даже до исполнения 40-ка дней». Из этого примечания Типикона еще нельзя заключать, как иные делают, что будто бы Устав дозволяет неотложно совершать заупокойную литургию по случаю четыредесятин кого-либо из умерших, в какой бы день Великого поста они ни случились, – что тем более позволительно-де совершать заупокойную литургию по случаю погребения умершего, в какой бы день Великого поста ни пришлось отпевать покойника, По 49-му прав. собора Лаодикийского и по 52-му прав. собора Трульского, во св. Четыредесятницу не должно совершать полную литургию, «разве токмо в субботы, в дни воскресные и в праздник Благовещения Пресв. Богородицы»; а по 51-му прав. собора Лаодикийского, в св. Четыредесятницу не должно праздновать (т. е. совершать всенощное бдение и литургию) дней рождения (т. е. кончины) мучеников, но совершать память св. мучеников в субботы и в дик воскресные. Согласно с правилами Церкви вселенской и наш церковный Устав воспрещает совершать полную литургию в св. Четыредесятницу, за исключением суббот, дней воскресных и праздника Благовещения Пресв. Богородицы. Что касается других праздничных дней – полиелейных и храмовых праздников, бывающих в св. Четыредесятницу, то относительно этих праздников Устав говорит так: если полиелейные и храмовые праздники случатся в седмичные дни первой недели Великого поста, то служба таких праздников переносится или на воскресенье Сыропустной недели, или же на субботу первой недели Великого поста; если те же праздники случатся в седмичные дни прочих недель Великого поста, то служба их хотя неотложно отправляется, но литургия совершается не иная, как преждеосвященных даров (см. Марк. в послед. на 23-е февр. и 9-е марта, и о храмех гл. 30–32, 34–35). Если канонами Церкви вселенской и нашим церковным Уставом так строго ограничено совершение полной литургии в св. Четыредесятницу, – дозволено отправлять ее исключительно только в субботы, воскресные дни и праздник Благовещения Пресв. Богородицы, то едва ли будет основательно полагать, что по случаю четыредесятин кого-либо из умерших, в какой бы день Великого поста они ни случились, может быть совершаема полная литургия, что и по случаю погребения умершего, в какой бы день св. Четыредесятницы ни пришлось отпевать покойника, может быть отправляема та же литургия. По нашему мнению, с которым вопрошающий (свящ. села С. Т-ского у. X-свой губ.), конечно, волен согласиться или нет, по случаю погребения умершего во какой-либо седмичный день Великого поста, равно как и по случаю четыредесятин усопшего, когда они случатся в таковой же день, правильнее будет совершать литургию преждеосвященных даров. К такому именно мнению склоняют и последние слова вышеизложенного примечания Типикона: «приношения же и памяти умершаго во святых днех Великаго поста начинаются от недели новыя, даже до исполнения сорока дней».

3) При совершении богослужения на эктениях, великом входе и проч. следует ли поминать, после местного епархиального епископа, и викарного епископа?

Этот вопрос возник у о. В-ия В-ва, свящ. села Ш-ва Я-ской губ. ввиду того, что в Я–скую епархию назначен викарный епископ, между тем местная духовная консистория не сделала никакого распоряжения относительно того, чтобы при совершении богослужения поминать викарного епископа, вследствие чего одни священники Я-ской епархии при совершении богослужения поминают одного местного епархиального архиерея, а другие – поминают, кроме епархиального епископа, и викарного. – Во всех этих обстоятельствах, породивших у о В-ия В-ва недоумение относительно возношения имени викарного епископа при совершении богослужения, нет ничего странного. Дело в том, что викарный епископ обыкновенно поминается при совершении богослужения в церквах того уезда, именем которого он титулуется, посему и неудивительно, что местная духовная консистория и не сделала распоряжения по всей епархии относительно того, чтобы при совершении богослужения поминать вновь назначенного викарного епископа. Отсюда становится вполне понятным и то, что одни священники при совершении богослужения поминают викарного епископа, а другие – нет, т. е, священники, служащие при церквах того уезда, именем которого титулуется викарный епископ, поминают этого епископа при совершении богослужения, а священники других уездов при совершении богослужения не возносят имени викарного епископа. При этом следует заметить, что имя викарного епископа должно быть возносимо и во всякой церкви, в которой он по какому-либо случаю сам лично совершает богослужение (ср. Ук. Св. Син. 1721 г. июня 7 дня, которым требуется, чтобы при совершении богослужения архиереем из чужой епархии, священнослужители, сослужащие ему, возносили и его имя).

4) При соборном служении священников кто должен совершать проскомидию: старший ли священник, если он очередной – седмичный, или младший, хотя бы и не очередной? 5) При соборном служении старший или младший священник должен причащать на литургии сослужащего диакона?

На оба эти вопроса о. И-а Ф-ского, свящ. села З-ого А-ской губ., можно кратко ответить, что при соборном служении священников проскомидию совершает один иерей (Служебн. чин литургии – в конце проскомидии) и обыкновенно младший из служащих (см. «Пособие к изучению Устава богослужения Православной Церкви» свящ. К. Никольского, изд. 3-е, Спб. 1874 г., стр. 380), но причащает диакона на литургии старший священник, так как при соборном служении старшему священнику принадлежит преимущество чести – предстоятельство и ему следовательно более прилично, чем младшему священнику, причащать диакона. При архиерейском служении причащает диаконов не младший из иереев, сослужащих архиерею, а старший из лиц пресвитерского достоинства – протоиерей или архимандрит (см. в Архиер. чиновн. чин литургии).

Разрешение неоплаченной корреспонденции. – Разрешается пересылка по почте не сполна оплаченных и вовсе неоплаченных простых закрытых писем, за исключением адресованных правительственным учреждениям, со взысканием с получателя двойного сбора, причем получатели имеют право отказаться от принятия таких писем.

Деятельность иезуитов в Китае. – Иезуиты в Китае имеют 225 школ и 12,000 учащихся. Недавно они основали семинарию на 110 мальчиков и женское училище на 575 девочек. Состав миссии значителен, именно 200 патеров европейцев, 20 патеров китайцев и 900 монахов и монахинь. Наша русская миссия далеко не может сравниться с иезуитскою.

Богословы согласно утверждают, что пастырское богословие, как и другие богословские науки, должно получать направление и черпать свое содержание главным образом из книг Нового Завета. Но на деле библейские образцы и наставления нередко признаются непрактичными и не вполне подходящими к современному характеру науки и укладу жизни. Конечно, это суждение чаще читается между строк, чем высказывается открыто.

Стремясь примирить современное направление жизни и мысли с учением новозаветным, западные богословы иногда ищут новые пути, по которым люди маловерные могли бы придти к вере и жизни христианской. Последствием этого искания является свободное, слишком произвольное отношение к Св. Писанию.

Такое отношение к Св. Писанию никому не приносит пользы. Холодные к вере сыны века сего плохо поддаются примирительным попыткам и не идут по проложенным для них расширенным путям. Даже у приверженных к евангельской истине, под влиянием уступок духу времени, является ложная мысль, что ныне нельзя так думать и так жить, как учит думать и жить Св. Писание. Горькая истина, что ныне назовут строгим и непонимающим условий жизни того учителя, который повторит пред слушателями наставления Господа и Его апостолов, не смягчая, не урезывая и не ослабляя силы этих наставлений.

С другой стороны, и Св. Писание представляет по своей целостности и самостоятельности слишком неудобный материал для примирительных попыток. Оно как цельный организм не терпит ограничений и урезков: его нужно или всецело принять, или всецело отвергнуть. Церковь Христова одерживает победу над неверием и маловерием только под условием полного и последовательного приложения откровенных истин к богословской науке и к жизни. Вечная истина не идет на сделку с изменчивыми требованиями века, которому не нравится то строгость нравственных требований Нового Завета, то его догматические определения, то постоянство новозаветных учреждений и должностей. Между тем ничего убавить нельзя, так как «все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности, да будет совершен Божий человек, ко всякому доброму делу приготовлен» (2Тим.3:16).

Эту истину особенно должен помнить православный приходский пастырь. Без твердого разумения Св. Писания он бессилен в своей учительской деятельности. Пусть он обладает умом и даром слова в соединении с внешним ораторским искусством. Все это только недолгое время может увлекать прихожан. Если проповедь лишена божественного содержания, то она в благоприятном случае действует только на ум, а не на чувство и волю слушателей. Действие ее, мимолетное и поверхностное, льстит тщеславию проповедника, но не служит к славе Божией. Прекрасно высказал это св. Кирилл Иерусалимский: «твердость нашей веры зависит не от красноречия, но от свидетельства Св. Писания». Слушая проповедь, черпающую содержание не из Нового Завета и по форме далекую от апостольской простоты, прихожанин чувствует, что дело тут идет не о спасении его души, а о чем-то другом, что ближе душе проповедника.

Только в Священном Писании учащий пастырь найдет для себя и наставление, и вдохновляющие примеры, и живые образцы. Там он познакомится с людьми и их душевным состоянием гораздо лучше, чем в готовых произведениях церковного витийства. Только Писание сообщит пастырю апостольскую ревность к спасению душ, а в этом заключается главное условие для успешности проповеди.

Вот почему мы избираем одно из посланий ап. Павла, для извлечения из него руководительных начал и указаний для учительной деятельности пастыря. Обыкновенно для этой цели пользуются посланиями к Титу и Тимофею, где апостол Павел на основании опыта дает правила пастырской мудрости своим сотрудникам. Но не менее пригодно для нашей цели и второе послание ап. Павла к Коринфянам. Здесь апостол является пред нами в живых должностных отношениях к коринфской церкви, взволнованной лжеучителями. Здесь пастырская должность предстоит пред нами со всеми своими радостями и горем, борьбою и подвигами.

С целию выяснить из второго послания к Коринфянам обязанности пастыря по отношению к прихожанам, приступим к последовательному изъяснению этого послания.

ГЛАВА ПЕРВАЯ (2Кор.1:1–24).

Павел, волею Божиею апостол Иисуса Христа, и Тимофей брат, церкви Божией, находящейся в Коринфе, со всеми святыми по всей Ахаии, благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа (ст. 1–2).

Павел называет себя апостолом, посланником, исполнителем воли Иисуса Христа. Апостольское достоинство и полномочие разнится и от пресвитерского, и от епископского. Но это различие более касается объема и происхождения власти, чем должностной деятельности. И апостол, и пресвитер, и епископ призваны к одному: созидать Церковь Христову, учить народ. Поэтому-то учительская деятельность аи. Павла и может, и должна служить образцом для каждого приходского пастыря. «Подражатели мне бывайте, якоже и аз Христу» (1Кор.11:1), говорит ап. Павел ко всем христианам, но пастырям нужно памятовать это наставление более, чем кому-либо другому, ибо пастырская должность, как и апостольская, основывается не на человеческих способностях, но на воле Божией. Пастыри не произвольно избирают свой род деятельности, но посылаются и утверждаются Иисусом Христом. Как Иисус Христос был послан Богом Отцем совершить спасение людей, так и пастыри посылаются Иисусом Христом возвестить миру совершенное Христом спасение. Важность служения требует осмотрительности и осторожности. Поэтому что безопаснее, что лучше для каждого посланника Христова, как следовать примеру других посланников, бывших прежде него, засвидетельствовавших свою верность Господу, доблестно исполнивших возложенное на них поручение?

Сознавая свое достоинство, как посланника Христова, пастырь не должен пренебрегать той средой, в которую он послан Христом возвещать спасение. Эта среда – приход, Церковь Божия, подобная той, которая находилась во времена ап. Павла в Коринфе, а еще ранее, по сошествии Св. Духа, основана в Иерусалиме. В приходе направляется и укрепляется нравственная жизнь христианина. Если нравственность народа христианского пала, то это верный признак, что церковно-приходская жизнь этого народа заглохла или развивается неправильно. Жизнь прихода проявляется: в молитвенно-богослужебных собраниях, в заботах о нравственном, умственном и частию материальном преуспеянии прихожан, в заботах о храме, училище, богадельнях и пр., в поддержании сношений с другими приходами, с Церковию поместной и вселенской. Так как приходская жизнь находится в настоящее время в упадке, то на приходском пастыре лежит обязанность оживлять ее.

Пастырь должен желать для своего прихода того же, что ап. Павел желает приходу Коринфскому, т. е. благодати и мира от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа. Благодать и мир – все сокровище христианина, купленное ему ценою смерти Христовой. Благодать – причина спасения, мир – ее следствие в жизни людей. Как бы ни были печальны и не мирны временные обстоятельства в приходе, сознание благодатного общения прихода с Духом Святым пробуждает в душе прихожан бодрость и надежду на получение спасения. Ибо слово: «благодать» означает, что спасение наше зиждется не столько на нашей праведности, на наших мыслях, желаниях и делах, сколько на милосердии Господа Иисуса Христа, заключившего с нами союз мира, мир свой давшего нам в наследие. Сознание этих даров Божиих – благодати и мира присуща русскому простолюдину и выражается в любимой его поговорке: «грешны, да Божии». Долг пастыря будить это сознание и в себе, и в пасомых, но не заглушать его безнадежно-мрачным изображением греховности человеческой.

Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, Отец милосердия и Бог всякого утешения, утешающий нас во всякой скорби нашей, чтобы и мы могли утешать находящихся во всякой скорби тем утешением, которым Бог утешает нас самих (ст. 3–4).

Ап. Павел и других утешал, и сам исполнен был утешения. Между его учением и жизнию нельзя заметить ни малейшего несогласия. Он всегда и везде верен себе: на площади пред языческим народом, на корабле и в своей рабочей комнате, везде он – Павел, раб Иисуса Христа. Неоднократным опытом, в бедах своей жизни он убедился, что Бог – Отец милосердия, отирающий слезы и дарующий высокую радость. Когда апостол вспоминал свои страдания и следующие за ними утешения, в нем рождалась уверенность, что страдания эти были делом промысла и милосердия Божия, так как они давали ему возможность и право утешать других. Перенесенное ап. Павлом горе тонуло в радостном сознании, что он – Павел – служит орудием для радости других скорбящих.

Подобно .апостолу всякий пастырь должен усматривать в своей жизни, как бы она ни была скорбна и бедственна, пути Промысла, все направляющего к благу любящих Бога (Рим.8:28). Если пастырь при всяком бедствии личном будет унывать и роптать, то он лишается права утешать других несчастных, лишившихся имения или здоровья или схоронивших близких сердцу. Унывающий пастырь самым делом доказывает, что он лишен той благодати и мира, которые он возвещает другим. Несогласие пастырского слова и пастырской жизни вредно отзывается на нравственном состоянии прихода. С другой стороны, терпение и благодушие пастыря в личных бедах служит для прихожан верным признаком, что их пастырь живет не по плоти, а по духу, и что к нему не приложима насмешливая поговорка: «врачу, исцелися сам» (Лк.4:23).

Ибо по мере, как умножаются в нас страдания Христовы, умножается Христом и утешение наше. Скорбим ли мы, скорбим для вашего утешения и спасения, которое совершается перенесением тех же страданий, какие и мы терпим. И надежда наша о вас тверда. Утешаемся для вашего утешения и спасения, зная, что вы участвуете как в страданиях наших, так и в утешении (ст. 5–7).

Страдания Христовы – это те страдания, которые добровольно приемлются людьми за торжество истины и добра, в полноте явленных людям в жизни и учении Христа. Неизбежность этих страдании видна из того, что Христос был и будет для многих людей предметом пререканий (Лк.2:34) и учение Его для одних людей соблазн, для других безумие и только для избранных – премудрость и сила (1Кор.1:23–24). Так как мы члены тела Христова, то наши страдания за истину и добро являются как бы личными страданиями Самого Иисуса Христа.

Особенно сильны эти Христовы страдания были во времена гонений, когда жестокость языческая не знала пределов. Но неизбежны эти страдания и теперь, особенно для приходского пастыря; ибо он не может быть безучастен к скорбям, расстройству, болезням, соблазнам, лжеучениям, являющимся в его приходе. Даже личные и семейные невзгоды пастыря могут иметь характер страданий Христовых, когда, например, на пастыря, действующего по долгу и совести, поднимается вражда, клевета, доносы, несправедливые подозрения и немилость начальства, или когда пастырь в семейных своих встречает противодействие тому, что он считает своим долгом.

Во всех этих случаях для пастыря должно быть утешением то, что все это – страдания Христовы и направляются ко благу. Страдая и терпя, пастырь делается сосудом, из которого прихожане черпают для себя утешение и укрепление в своих бедах. Как страдания пастыря сообщаются приходу, так и утешение, почерпаемое пастырем во Христе, делается отчасти достоянием прихода. Приход есть как бы товарищество взаимного утешения во взаимных страданиях. А страдания Христовы необходимы и для пастыря и для прихода. Без них ни пастырь, ни приход не знали бы, какая сила утешения заключается в Св. Писании и в братском общении членов прихода. Поэтому пастырь должен всегда иметь пред глазами нравственную задачу своей жизни.

Многие уклоняются от исполнения христианского долга исповеди и св. причастия под предлогом своего недостоинства, или потому, что у них укоренилось неправильное понятие о значении, важности и силе сих таинств, по которому они представляют, что только людям святым, способным избегать грехов, можно приступить к этим таинствам, а тем, которые, живя в мире, не могут не грешить, они и не полезны и не обязательны. Один пастырь, около двадцати лет имеющий дело с народом (уже упомянутый нами священник Павел Руновский), в этом неправильном представлении о таинствах исповеди и св. причастия видит главную причину печального явления в религиозно-нравственной жизни нашего народа, состоящего в уклонении от исполнения христианского долга, и на это обращает особенное внимание своих собратьев но служению⁴³. По свидетельству этого достопочтенного пастыря, «одни из народа прямо и решительно высказываются, что исполнение долга исповеди и св. причастия не обязательно для здоровых потому, что они не могут не грешить, и что оно необходимо только для больных, как напутствие в вечность... На наставление же священника, что исполнять долг исповеди и св. причастия необходимо не только больным, но и здоровым, обыкновенно возражают: «а снесешь ли? Если бы мы были безгрешны, тогда бы можно, а то только больше нагрешишь, если причастишься. Нездоровому – другое дело – надо причастье; без него умирать плохо». Подобное этому представление встречается иной раз и в среде образованной. И здесь слышится иногда от лиц, виновных в нерадении о долге исповеди и св. причащения, такое возражение или самооправдание: «что пользы каждый год или часто приступать к тайнам покаяния и св. причащения, когда и после исповеди и св. причастия мы не делаемся лучше, а живем, как жили прежде?» – По-видимому, в основании такого представления лежит благоговение к святыне таинств, к которой нельзя приступить легкомысленно, и боязнь подвергнуться осуждению за недостойное пользование дарами божественной благодати, нам сообщаемой в таинствах. Но в существе дела это грубое и опасное заблуждение, которым люди, сознательно или бессознательно, прикрывают свое невнимание к первейшему христианскому долгу, и пастырь Церкви должен бороться с ним. Бороться с ним и рассеивать его пастырь может и должен, раскрывая истинное учение Церкви об этих таинствах, разъясняя их силу, намерение или цель их установления. Люди ссылаются на свою слабость и греховность и на свое недостоинство, уклоняясь от принятия св. Таин. Но таинства исповеди и св. причащения и установлены и существуют для нашего очищения и освящения: в таинстве покаяния мы омываемся от скверн греховных, в таинстве евхаристии удостоиваемся приискреннего соединения с Господом Иисусом Христом, чрез вкушение Тела и Крови Его. И если не прибегать к таинственному очищению и освящению, то можно огрубеть нравственно или духовно и сделаться совершенно неспособным к принятию благодати Божией. Человек, уклоняющийся от принятия таинств под предлогом своего недостоинства, под тем предлогом, что он не снесет святыни таинства, очевидно, не думает и не заботится об исправлении себя. Но такое состояние очень опасно: оно служит свидетельством очень низкого уровня нравственной жизни. Человек, мало-мальски внимательный к себе и дорожащий своим достоинством, не может быть чужд мысли об исправлении и усовершенствовании самого себя. Если он чувствует себя нечистым для того, чтобы безбоязненно приступить к святыне таинств, – его прямой долг стараться быть более чистым. Если чувствует слабость сил своих к поддержанию себя на надлежащей нравственной высоте, – пусть не престанет призывать благодать Божию, вспомоществующую нам нести нравственный подвиг, нам предуказанный. И после того будут с нами случаться преткновения, и мы впадем в сети врага, – снова прибегнем к милосердию Божию, и пусть надежда на милосердие Божие и вера в искупительные заслуги Господа Иисуса Христа никогда не оставляет нас, и под живительным действием этой веры и надежды рассеется мгла сомнений, смущающих душу нашу.

Если пастырь замечает в своем приходе опасное заблуждение, нами указанное, – он всегда, можно сказать, благовременно и безвременно должен действовать на пасомых словом убеждения, в видах его разъяснения и привлечения пасомых к исполнению христианского долга. Но самый лучший и удобнейший случай для благотворного воздействия на пасомых в этом случае – справедливо замечает священник о. Руновский – это «напутствие больных. В нашей двадцатилетней практике, – говорит он, – почти не было таких случаев, чтобы больной не давал обещания в случае выздоровления ежегодно исполнять христианский долг и в действительности не исполнял обещания». Усердие пастыря в этом случае много может сделать. «В прежнем приходе (свидетельствует тот же о. Руновский) в продолжение шестнадцати лет, при помощи Божией, мы достигли того, что вместо 150 человек из 700 душ населения стали исповедываться и приобщаться почти все. Таких лиц, которые бы не исполняли христианского долга более трех лет, было только одно⁴⁴».

Нельзя ли указать каких-либо дисциплинарных принудительных мер, которыми можно было бы заставить людей исполнять пренебрегаемый ими долг христианский? Пастырь Церкви не располагает такими мерами, и если бы они были в его власти, мы не находили бы их целесообразными. К св. Тайнам нужно приступать с чувствами умиления и духовной радости. Но могут ли быть такие чувства у человека, которого насильно принуждают приступить к св. Тайнам? В прежние времена бывали примеры, когда людей, заподозреваемых в преданности расколу, силою гражданской власти заставляли являться в церковь для исполнения долга исповеди и св. причастия. Но было ли такое вынужденное приобщение св. Таин достойным приобщением? Не подавало ли оно повода к кощунственным действиям со стороны человека, по принуждению приступавшего к чаше Господней, и к оскорблению святыни таинства? И не навлекало ли, при таких обстоятельствах недостойное приобщение и еще большего осуждения на человека, чем уклонение от исполнения христианского долга? – Может иметь значение сильной меры, действующей принудительно на волю, в настоящем случае недопущение до таинства брака тех людей из желающих вступить в брак, которые не исполнили долга исповеди и причастия св. Таин, и эта мера осуществляется в нашей пастырской практике. Но действие ее не может быть широким, так как число вступающих в брак в приходе сравнительно очень незначительно, и каждый человек только раз в жизни вступает в брак (за исключением немногих, вступающих, после вдовства, во второй или третий брак). – Иркутский собор епископов, бывший в 1885 году, в видах побуждения христиан к более усердному исполнению христианского долга, между прочим постановил, чтобы церковные причты не посещали с святыми иконами в праздничные дни дома лиц, нерадивых в исполнении долга исповеди и св. причастия⁴⁵. Как ни справедлива эта мера в своем основании, но в приложении к практике она способна вызвать некоторые недоумения. Во-первых, можно ли прилагать ее к тем семействам, в которых не все, а только некоторые члены виновны в уклонении от исполнения долга исповеди и св. причастия? Тяжело лишать духовного утешения и освящения в праздничные дни, вместе с виновными, и невинных. Во-вторых (– и это главное), можно опасаться, как бы это средство не имело обратного действия. Вместо того, чтобы побудить нерадивых к исполнению христианского долга, оно может еще более отдалить их от церкви. Явление священника с крестом и иконами, в известные праздничные дни в дома прихожан для освящения этих домов и живущих в них, благотворно действует на оживление религиозного чувства и служит к укреплению связей прихожан с церковью. Но если лишать людей, не бывающих у исповеди и уклоняющихся от св. причастия, обычного освящения в чтимые народом праздники, не иссякнет ли в них совсем церковный дух, и не омертвеет ли и без того слабое религиозное чувство? И пастырь Церкви не потеряет ли чрез то удобный случай к тому, чтобы благотворно влиять на своих пасомых, редко им видимых?

Ревнуя о спасении своих пасомых, пастырь должен соблюдать особенную осмотрительность, когда настоятельно приглашает нерадивых и беспечных из них непременно исполнить долг исповеди и св. причастия, ими пренебрегаемый. Настоятельными побуждениями и требованиями можно, пожалуй, достигнуть того, что они будут исполнять этот долг, но вместе с тем здесь кроется опасность, как бы не довести людей чрез то до легкомысленного отношения к великим таинствам, и не дать повода приступать к ним без надлежащего благоговения, не во спасение души и тела, а в суд и осуждение. Чтобы избежать этого; нужно представлять необходимость и спасительность возможно частого приобщения св, Таин, но в то же время нужно стараться возбудить в душах живое чувствование высоты таинства, пред которым с благоговением преклоняются сами небесные силы, и представление той страшной ответственности, какой подвергает себя человек, приступающий к св. Тайнам, без теплого чувства веры, без испытания совести, без очищения самого себя. Пусть каждый, приступающий к чаше Господней, помнит предостерегающее наставление св. апостола Павла, который говорит: иже аще яст хлеб сей, или пиет чашу Господню недостойне, повинен будет Телу и Крови Господни. Да искушает человек себе, и тако от хлеба да яст, и от чаши да пиет: ядый бо и пияй недостойне суд себе яст и пиет, не разсуждая тела Господня (1Кор.11:27–29). Книга о должностях пресвитеров приходских предписывает пастырю напоминать желающим причаститься, что это причащение бывает в живот вечный только достойно приемлющим, и что «грех недостойно приемлющих таков же, каков был терзавших Тело и проливших Кровь Христову иудеев», и что они «подвергают себя Божию суду, казнем временным и вечным», какую мысль авторы Книги подтверждают, кроме указания говорящих о сем мест Писания, ссылкою на 27-ю беседу св. Иоанна Златоуста на первое послание к Коринфянам⁴⁶.

В заключение своего слова о борьбе пастыря с религиозным равнодушием пасомых мы считаем нужным сделать еще одно практическое замечание. Как ни полезна может быть усердная деятельность пастыря, направленная к излечению болезни, какою страдают многие в наш век, какими добрыми действиями ни сопровождается она, но гораздо лучше не дать явиться и развиться болезни, чем бороться против нее, когда она уже укоренилась в человеке. С болезнию, уже укоренившеюся и развившеюся, справляться гораздо труднее, чем предохранять от нее здоровый организм. Что же может быть предохранительным средством от той болезни, о которой мы говорим? Таким средством может и должно быть доброе, строго-религиозное, воспитание. В годы детства и воспитания нужно возбуждать и укреплять в душе религиозное чувство; в годы детства и воспитания нужно укоренять в человеке преданность вере и Церкви, нужно поддерживать в нем благоговейное уважение к ее уставам и приучать его к усердному, неопустительному в праздничные и воскресные дни, посещению храма Божия, неуклонному исполнению святых заповедей церковных и к неленостному подчинению святым обычаям, вытекающим из церковно-религиозного духа. Что насаждается в душе человека с детства, к чему он приучается и привыкает в годы воспитания, то глубоко залегает в ней и остается в ней большею частью навсегда. Если в эти молодые годы он привыкает соблюдать все святые обычаи и уставы церковные, – требования их, вошедшие, так сказать, в его природу, будут подчинять себе его волю и в последующее время, и он не легко отстанет от них, хотя бы со стороны и были впоследствии какие-либо растлевающие влияния. Первый долг такого строго-религиозного и церковного воспитания детей лежит на семействах и в частности на родителях. Но в наших селах и деревнях далеко не все семейства заботятся о добром тщательном воспитании детей, далеко не все и способны вести это дело, как следует, в соответствие духу Церкви: Пастырь Церкви должен внушать главам семейств, при всяком удобном случае, чтобы они не забывали учить детей страху Божию и заставляли их выполнять со всею точностию то, что предписывает нам Церковь и наше религиозное чувство. – Далее, недостатки и опущения семейного воспитания должна восполнять народная школа, – церковно-приходская ли то, земская ли, или правительственная. Народная школа всех возможных типов и степеней строго должна держаться религиозного начала, должна вкоренять в детях дух веры, и должна стремиться не к тому только, чтобы наполнить ум их знаниями, но и к тому – и это самое главное, – чтобы сделать их добрыми христианами и преданными сынами Церкви. Школа пусть требует от своих питомцев, чтобы они неопустительно совершали обычные дневные молитвы, в воскресные и праздничные дни непременно являлись в храм ко всенощному бдению и литургии и выстаивали службы церковные с надлежащим благоговением, в Великий пост исполняли долг говения и, если возможно, не один раз в год, и вообще не оставляли без исполнения ничего, предписываемого нам Церковью. Пусть она бдительно следит за тем, чтобы к этому делу ученики так же были внимательны и усердны, как и к тем урокам, какие дают им, подвергая взысканию детей непокорных, уклоняющихся от исполнения христианского долга. Молодую волю, еще не оправившуюся и не окрепшую, здравая педагогия рекомендует, в случае нужды, и принуждением направлять на тот путь, который она признает правым и спасительным, но от которого колеблющаяся воля уклоняется, в явный вред себе. Плоды от школы, правильно поставленной, в этом отношении уже, там и сям, заявляют себя. По крайней мере один из замечательнейших деятелей по части народного образования – г. Рачинский, наблюдая влияние, производимое сельскою школою, между прочими отрадными проявлениями его выставляет то, что школа благотворно действует на оживление религиозного чувства в народе, и что вышедшие из школ народных, правильно поставленных, являются более религиозными и преданными Церкви, чем их отцы. В той местности, на которую простиралось его наблюдение, от влияния школы, церкви во время службы все более наполняются в воскресные и праздничные дни, часто не вмещая молящихся. Кроме увеличения числа богомольцев, по наблюдению г. Рачинского, заметно изменение в составе молящихся. Еще лет десять тому назад (говорит он), главный контингент посетителей церквей составляли люди пожилые и старые. Ныне же большинство молящихся – люди молодые⁴⁷.

Чтения из общей и русской церковной истории, в жизнеописаниях святых.

В предыдущих №№ нашего журнала мы предложили довольно подробную программу чтений по библейской истории с кратким объяснением, как ею пользоваться? Что же касается других отделов программы чтений, то мы сделаем только самые необходимые указания. Так, относительно программы по церковной истории скажем, что научное изложение вопросов, составляющих предмет этой науки, не может иметь места пред слушателями, требующими млека, а не твердой пищи. Здесь должно иметь в виду главную цель, ради которой и учреждены самые народные чтения и на которую в свое время мы уже указывали; следовательно здесь можно предложить только то из жизни и деятельности на пользу Церкви святых угодников Божиих, подвижников благочестия и вообще православия, из чего простолюдин может извлечь для себя нравственно-религиозное назидание. Дальше этого идти на чтениях не только не будет полезно, но в некоторых случаях и вредно. Например, довольно рискованно было бы излагать подробную историю появления таких ересей, как ереси Богомилов, Стригольников, жидовствующих и т. п., а главное излагать сущность этих ересей и историю борьбы с ними. Крестьянин, да еще малограмотный, или же совершенно безграмотный, познакомившись на чтении с учением подобных еретиков, без сомнения сам начнет задумываться над теми догматами православия, против которых они учили, и не умея дать на возникающие в его голове недоумения надлежащих ответов, может придти к печальным выводам, пожалуй, начнет искать истины не там, где бы надлежало, и заблудится, а заблудившись, может наткнуться на хищного волка, который и постарается увлечь блуждающую овцу из ограды Православной Церкви. Следовательно, на чтениях из церковной истории должно показать, во-первых, насколько природа человека извращена грехом, а следовательно, как много нужно упражняться в подвигах благочестия, чтобы достигнуть некоторого совершенства во Христе, а следовательно и вечного блаженства. На эту сторону православно-христианского веро- и нраво-учения нужно обратить особенное внимание, преимущественно в настоящее время, когда начинает все более и более распространяться в нашем отечестве учение штундистов, которые отрицают необходимость подвигов благочестия, как средств к спасению, а требуют лишь веры, забывая слова апостола Иакова, что «вера без дел мертва есть; ибо и бесы веруют и трепещут» (Иак.2:26–19), хотя в свою очередь по учению ап. Павла: «без веры невозможно угодити Богу; веровати же подобает приходящему к Богу, яко есть, и взыскующим его мздовоздатель бывает» (Евр.11:6). Во-вторых, следует раскрыть пред простыми слушателями ту истину, что Спаситель наш Иисус Христос страдал не за отдельных лиц, а за всех нас, желая всех спасти. А поэтому все мы должны подвизаться на пути благочестия, а не предоставлять этого дела только некоторым, например, архиереям, монахам и священникам, как избранным сосудам благодати Божией. На эту сторону в вероучении христианском нужно обратить внимание уже и потому, что большинство поселян (да и поселян ли только?) считают обязанными исполнять некоторые уставы церковные только лишь духовных лиц, а себя почему-то освобождают от такой обязанности. Поэтому-то они строго судят своих пастырей не только за нарушение уставов Церкви, но и вообще за невоздержание, корыстолюбие или другие какие-либо пороки, между тем как к мирянам в тех же случаях относятся более чем снисходительно. Вот и нужно разъяснить ошибочность такого взгляда. При этом, в-третьих, нужно показать, что можно спастись во всяком звании и состоянии, а не в каком-либо одном, избранном. И вот почему следует разъяснить эту истину. Наш крестьянин чрезвычайно терпелив и покорлив своей судьбе. При этом в его убеждении сложилось понятие, что могут спастись только некоторые, и именно те счастливцы, которые поселились в монастыре и упражняются там в подвигах благочестия. Поэтому он с свойственною ему покорностью заранее обрекает себя в загробной жизни на вечные страдания, вследствие чего он часто считает обязательным для себя воздерживаться только лишь от более или менее важных отступлений от Закона Божия, многим же порокам вовсе и не думает сопротивляться, – все равно-де из этого ничего не выйдет. Затем, в-четвертых, из житий святых ясна будет и та истина, что ни один какой-либо род подвигов может привести ко спасению, как, например, одно лишь хождение по святым местам, но что в жизни человека очень много встречается случаев, когда от него потребуется тот или иной подвиг благочестия, и что он не должен уклоняться от исполнения их никакими соображениями. Наконец, в-пятых, нужно показать, что ни один подвиг не должен считаться самым трудным и потому самым верным для достижения блаженства; следовательно, и человек, упражняющийся в каком-либо избранном им подвиге не должен считать себя совершеннее других. Это особенно рельефно можно видеть из жития преподобного Макария Египетского и многих других подвижников. Подробное раскрытие этого вопроса особенно будет благовременно опять-таки ввиду распространения учения штундистов, которые отрицают всякую необходимость упражнения в подвигах благочестия и воздержания.

Относительно порядка чтений по церковной истории нужно сказать, что на народных чтениях нельзя придерживаться какой бы то ни было научной системы уже по одному тому, что нельзя ожидать постоянно одних и тех же и притом аккуратных посетителей, хотя это и было бы желательно. Следовательно, здесь предоставляется пастырю, руководящему чтениями, полнейший простор в выборе предмета для чтения. Но по нашему крайнему разумению, следовало бы выбирать чтения из жизнеописаний тех святых, которым празднуют или в день самых чтений, или праздновали на протекшей седмице. Но так как за один раз нельзя прочитать жизнеописаний нескольких святых, в особенности, если они жили в разное время и подвизались в различных местах, то, чтобы чтения имели более целесообразный характер, нужно останавливаться на житиях таких святых, которые, во-первых, своею жизнию и писаниями близко стоят к истории Церкви, во-вторых, жизнеописания которых богаче назидательными для укрепления веры и благочестия событиями, нежели жития других святых, о жизни которых мало сохранилось исторических сведений; в-третьих, тех из них, которые потрудились в русской земле и для русской Церкви, и наконец, в-четвертых, тех, которые преимущественно чтимы русским народом, и имена которых будут в то же время именами большинства русских православных. Чтобы облегчить для пастырей упомянутый выбор житий, приведем краткий указатель имен таких святых.

Вот этот указатель в алфавитном порядке:

Великомученица царица Александра. Александр Невский. Митрополит Алексей, человек Божий. Амвросий Медиоланский. Анастасия Римлянка. Анастасия Узорешительница. Андрей Критский. Андрей Первозванный. Андрей Юродивый. Антоний Великий. Антоний Печерский. Антоний Римлянин, Новгородский. Арсений Великий. Афанасий Александрийский. Святой благоверный князь Борис страстотерпец. Варвара великомученица. Василий Великий. Василий Волынский. Василий Блаженный. Св. Василько, князь мученик. Венедикт Нурсийский. Владимир Равноапостольный. Василий священномученик. Вера мученица. Геннадий Новгородский. Георгий Победоносец. Гермоген патриарх. Глеб страстотерпец. Св. Григорий, просветитель Армении. Григорий Богослов. Григорий Двоеслов. Димитрий Солунский. Димитрий Ростовский. Евфимий Великий. Пр. Евдокия-Евфросиния Московская. Екатерина великомученица. Епифаний Кипрский. Ефрем Новоторжский. Ефрем Сирин. Зосима Соловецкий. Игнатий Богоносец. Иларион Великий. Иннокентий Иркутский. Ирина великомученица. Исаакий Далматский. Исаакий Печерский. Исидор Пелусиот. Иаков апостол, брат Господень. Иаков Низибийский. Иоанникий Великий. Иоанн Богослов. Иоанн Воин. Иоанн Дамаскин. Иоанн Златоуст. Иоанн Лествичник. Иоанн Милостивый. Иоанн Многострадальный. Иона митрополит. Иов Почаевский. Иосиф песнописец. Иосиф Волоцкий. Иулиания Лазаревская. Иустин Философ. Киприан Карфагенский. Кирилл Иерусалимский. Кирилл Александрийский. Кирилл Туровский. Кирилл и Мефодий Равноапостольные. Константин Великий Равноапостольный. Ксенофонт преподобный. Лаврентий архидиакон. Любовь мученица. Макарий Египетский. Макарий Желтоводский. Макрина преподобная. Максим исповедник. Мария Египетская. Митрофан Воронежский. Михаил, князь Черниговский. Надежда мученица. Никита великомученик. Св. Никита, епископ Новгородский. Святитель Николай чудотворец. Нил Столбенский. Олимпиада диаконисса. Ольга, княгиня Российская. Онуфрий Великий. Павел апостол. Павел Препростый. Павел Тобольский. Павел Фивийский. Паисий Великий. Пантелеймон великомученик и целитель. Параскева мученица. Пахомий Великий. Пелагея мученица. Петр апостол. Петр митрополит. Поликарп Смирнский. Прокопий Устюжский. Роман преподобный. Роман Углицкий. Савва Звенигородский. Савва Освященный. Савва Сербский. Сампсон странноприимец. Сергий Радонежский. Симеон Столпник. София мученица. Стефан архидиакон. Стефан, просветитель Перми. Татиана мученица. Тихон Задонский. Трифон мученик. Филарет милостивый. Филарет Ростовский. Филипп, митрополит Московский. Харитон исповедник. Феодор боярин. Феодора преподобная. Феодор Стратилат. Феодор Студит. Феодор Тирон. Феодосий Печерский. Феофан исповедник. Феогност.

Этот указатель, как видит читатель, далеко не полон, но в нем поставлены имена таких святых, жизнеописания которых особенно необходимо и особенно благовременно и удобно предложить на воскресных чтениях. Само собою разумеется, что этот указатель легко может быть восполнен, по требованию обстоятельств. Можно с уверенностию сказать, что рассказы о жизни и подвигах святых доставят слушателям глубокое и высокое нравственное наслаждение и пользу, так как издавна замечено, что наш народ особенно любит и читать и слушать эти рассказы. И недаром, – он в них (житиях) почерпает руководительные начала своей жизни, в особенности, когда его постигают какие-либо невзгоды. Тут он находит и утешение, и источник терпения, так как видит, что только претерпевый до конца, той спасен будет. Удобно предлагать чтения из жизнеописаний святых еще и потому, что сама форма их изложения, форма рассказа, делает их содержание весьма доступным для понимания таких читателей, как наши крестьяне. Ввиду всей пользы, какую можно получить на чтениях из жизнеописаний святых и подмеченного к ним интереса в слушателях, было бы по меньшей мере несправедливостью пастыря к пасомым лишать этих последних такого рода духовного наслаждения.

Далее мы постараемся кратко наметить главнейшие из пунктов по тем предметам, по которым совершенно необходимо и своевременно вести чтения для простого народа; а также укажем некоторые пособия для успешного ведения этого святого дела.

(Продолжение будет).

h6C

О размере домов и надворных при них служб для причтов вновь учреждаемых приходов. – Из дел по постройке церквей в Донской епархии усмотрено, что жители вновь открываемых приходов, выдав обязательство обеспечить церковный причт приличным помещением и получив от епархиального начальства разрешение на постройку церкви, в большинстве случаев строят для причта дома тесные, из плохих материалов, с самою плохою отделкою, отчего они бывают сырые, холодные, не представляя никакой возможности жить в них семейному человеку, и вследствие того часто поступают к епархиальному начальству от причтов жалобы и просьбы о переводе в другие места, каковые просьбы поставляют епархиальное начальство в затруднительное положение, а прихожане от такого перемещения лишаются не редко лучших священно-церковнослужителей. В устранение этого на будущее время, епархиальное начальство, руководствуясь примечанием к 46 ст. Устава дух. консист., признало необходимым особыми циркулярными указами предписать благочинным церквей епархии, при собрании требующихся этою статьею сведений для рассмотрения ходатайства о постройке новых церквей, объявлять желающим строить новую церковь с самостоятельным приходом и особым причтом и вносить в выдаваемые прихожанами обязательства, что дома для церковного причта будут устроены из прочных материалов, с хорошею хозяйственною отделкою, сухие я теплые, размером для священников не менее 15 арш. длины, и 10 арш. ширины, а для псаломщиков не менее 10 арш. длины и 8 арш. ширины; из каких же именно материалов дома со службами должны быть построены, а также о внутреннем расположении этих помещений, равно как о величине и о приспособлении надворных служб прихожане обязаны входить в соглашение с благочинными и о результате соглашения также должно быть объясняемо в тех же обязательствах (Донск. епарх. ведом. 1889 г. № 20).

По вопросу о вознаграждении учителей церковно-приходских школ, – По возбужденному Донским епархиальным училищным советом вопросу о вознаграждении учителей церковно-приходских школ в Донской епархии из доходов, причитающихся на долю штатных диаконов, Донское епархиальное начальство признало необходимым предписать благочинным церквей епархии, чтобы диаконы, обязанные обучать в церковно-приходских школах, но почему-либо не исполняющие этой обязанности в местной школе, из следуемых им кружечных денег выделяли третью часть в пользу псаломщиков и других лиц, вместо диаконов занимающихся в церковно-приходских школах; в противном случае, диаконов, на занимающихся в школах и не выделяющих помянутой части в пользу учителей, епархиальное начальство будет переводить на места псаломщиков (там же).

О точном соблюдении предбрачных предосторожностей при повенчании иногородних лиц. – Усматривая из производящихся в консистории дел, что некоторые причты венчают иногородних лиц без паспортов, по одним удостоверениям тех волостных и сельских правлений, в ведомстве которых они временно проживают и ведению которых в этом случае не подлежат, то же епархиальное начальство, согласно определению своему от 25 сентября – 5 октября 1889 года, предписывает духовенству епархии на будущее время не допускать подобных отступлений от установленных законом предбрачных предосторожностей, в противном случае виновные будут привлекаемы к ответственности (там же).

Относительно подачи епархиальному начальству прошений на священно- и церковнослужительские места с приложением документов о просителях. – Донская духовная консистория объявляет по епархии: 1) Желающий подать просьбу о предоставлении той или другой причтовой вакансии непременно представляет следующие документы; а) документы, служащие удостоверением в звании (имеющий свидетельство на почетное гражданство представляет этот документ), б) метрические выписи о своем рождении и браке (если женат), оплаченные гербовым сбором; в) Свидетельство об образовании; г) свидетельство о приписке к воинскому участку или о явке к исполнению воинской повинности, если проситель иногороднего происхождения, а если казачьего, то указывать в прошении, к какой станице принадлежит гражданством; д) удостоверение о поведении и благонадежности, получаемое: воспитанниками духовной семинарии или духовного училища за время нахождения их вне учебного заведения – от местных благочинных, а прочими лицами – от окружной (уездной) полиции. 2) Священно- и церковнослужители, заведующие церковно-приходскими школами или преподающие в них, в случае подачи просьб о перемещении с одного прихода на другой, представляют удостоверения епархиального училищного совета о беспрепятственности к их перемещению. 3) Лица, состоящие учителями в церковно-приходских школах, к прошениям своим о предоставлении им причтовых мест, кроме метрических свидетельств о своем рождении и браке (если женат), представляют удостоверение епархиального училищного совета: а) о своем звании, б) образовании, в) имеют ли свидетельства на право учителя, г) когда и кем утверждены учителями в церковно-приходских школах, д) имеют ли свидетельства о приписке к воинскому участку или о явке к исполнению воинской повинности, с обозначением – откуда, когда и за каким номером выдано свидетельство, и е) о поведении, благонадежности, способности и усердии по своей обязанности. 4) Означенные в предыдущем (3) пункте метрики и удостоверения (последние от директора или инспектора) представляют и лица, состоящие учителями в народных училищах Министерства Народного Просвещения и желающие поступить в духовное ведомство, с присовокуплением в означенных удостоверениях о беспрепятственности к перемещению в это ведомство. 5) Все прошения, подаваемые епархиальному начальству на священно- и церковнослужительские места в епархии, без приложения вышепоименованных документов, будут оставляемы без последствий и без объявления о том просителям (там же).

Воспрещение совершать требы за пределами своих приходов. – Екатеринославское епархиальное начальство дает знать духовенству епархии, чтобы оно не совершало никаких треб за пределами своих приходов, исключая случаев, предусмотренных 97 ст. Устава духовных консисторий (Екатериносл. епарх. ведом. 1889 г. № 20).

Воспрещение младшим членам причта ходить отдельно от священника по домам прихожан с крестом для поздравления с праздником. – То же епархиальное начальство отменяет повсеместно в епархии обычай хождения отдельно от священника младших членов причта по домам прихожан с крестом в дни св. Пасхи и Рождества Христова для поздравлении с праздником (там же),

О мерах побуждения прихожан со стороны духовенства к ежегодному исполнению христианского дома исповеди и св. причастия. – Владимирская духовная консистория согласно предложению епархиального преосвященного касательно мер побуждения прихожан со стороны духовенства к ежегодному исполнению христианского долга исповеди и св. причастия, циркулярно предписывает по епархии: 1) в недели мытаря и фарисея и во все воскресные дни, предшествующие Великому посту, священники должны в поучениях церковных и во время внебогослужебных собеседований разъяснять прихожанам необходимость и спасительность исповеди и причащения св. Таин и гибельные последствия уклонения от исполнения этого христианского долга; 2) при посещении домов прихожан для молебствий и требоисправлений должны наедине вразумлять и обличать тех прихожан, которые уклоняются от исповеди и причастия св. Таин; 3) тем прихожанам, которые в течение Великого поста не бывают дома, удаляясь в другие места для заработков, должны разъяснять, что они могут и должны исполнять долг исповеди и св. причастия в какой-либо из других постов, и 4) особенное внимание должны обращать на детей, достигших семилетнего возраста, и вообще на молодых людей обоего пола и всеми мерами стараться, чтобы никто из них не оставался в течение года не исповедавшимся и не причащавшимся (Владимирск. епарх. ведом. 1889 г. № 20).

О приучении священниками своих прихожан к благоговейному изображению на себе крестного знамения. – Тот же преосвященный предложил местной консистории объявить священникам епархии, чтобы они ревностно заботились о приучении своих прихожан к благоговейному, неспешному и правильному изображению на себе крестного знамения. Для этого они должны с церковной кафедры и во время внебогослужебных собеседований с прихожанами раскрывать силу и значение крестного знамения, указывать, как должно изображать это знамение, а тех прихожан, которые будут замечаемы неправильно и небрежно изображающими крестное знамение, вразумлять во время исповеди, при посещении их домов для молебствий, для требоисправлений и проч. (там же).

О надписях причтов на прошениях их прихожан, ищущих разрешения на вступление в брак ранее установленного совершеннолетия. – Ввиду того, что не все причты на прошениях их прихожан, ищущих разрешения на вступление в брак ранее установленного совершеннолетия, делают надписи о резонности таких просьб, т. е. о действительности нужд, требующих преждевременного бракосочетания, Ставропольский преосвященный предлагает местной консистории сделать соответствующее напоминательное и разъяснительное распоряжение с предварением, что не засвидетельствованные причтами просьбы указанного рода будут посылаемы к причтам для засвидетельствования, что должно вызвать отсрочку разрешения преосвященного, иногда не неубыточную для просителей, чего, конечно, не должны желать и допускать причты для своих прихожан, и что может доводить прихожан до неприятных отношений их к своим причтам; а если окажется, что причт знал о подаче прошения и оставил его без своего засвидетельствования, то он не будет оставляем без должного взыскания (Ставроп. епарх. ведом. 1889 г. № 20).

Как лучше и правильнее поступать: во время литургии сугубую ектению, за которой следует молитва о Царе, произносить ли при закрытых царских вратах, или – при открытых?

Этот вопрос о. В-ия Я-аго, свящ. с. П-ва К-ской губ., – вопрос не новый и несколько странный: не новый потому, что уже был решен нами (см. «Руков. для сельск. паст.» 1886 г. № 49, т. III стр. 424), и странный потому, что в Служебнике ясно и положительно сказано, что, по прочтении Евангелия на литургии, тотчас затворяются царские врата и затем сугубая ектения – «Рцем вси» произносится уже при закрытых царских вратах (см. чин литургии св. Златоуста).

На литургии в Пасху и двунадесятые праздники может ли быть произносима ектения об усопших?

Вопрошающему о. В-ию Я-скому, свящ. с. П-ва К-ской губ. приходится сказать в сущности то же самое, что уже было сказано нами о чтении заупокойных апостола и евангелия и о произнесении заупокойных ектений на литургии в великие праздники и в дни воскресные (см. «Рук. для сельск. паст.» за 1886 г. № 17 и за 1887 г. № 16). – В чине литургии св. Иоанна Златоустого, между прочим, замечено: «аще ли об усопших будет приношение», диакон или священник (после сугубой ектении) глаголет ектению сию: «Помилуй нас, Боже, по велицей милости Твоей» и проч., т. е. заупокойную ектению. Но «приношения об усопших и памяти их» (т. е. на литургии) не полагаются Уставом во дни св. Пасхи (см. Типик. последов. недели Сыропустн. вечера). По уставу церковному (см. последов. великого четверга – утро) и по 169-му прав. Номоканона (при Больш. Требн. – в конце) не только литургия заупокойная, но даже и панихиды и литии в притворе храма отлагаются до недели Фоминой. В двунадесятые праздники Господские и Богородичные, и великие праздники святых, даже в храмовые праздники и дни святых со бдением уставом также запрещается отправлять заупокойную службу: это всего лучше можно видеть из того, что если который-либо из великих и храмовых праздников случится даже в субботу Мясопустную, то и тогда отправляется служба одного праздника, а заупокойная переносится на субботу предыдущей недели или на четверг предшествующей (см. Типик. послед. 2-го февр. и последов. субб. мясопустн.; срав. Типик. гл. 12, зри 3-е и гл. 15, зри). Кроме великих праздников Господских, Богородичных и святых, храмовых праздников и дней святых с бдением, не полагается совершать заупокойной службы и в дни воскресные: это видно из того, что для дней воскресных совсем не положено заупокойных апостола и евангелия (см. Типик. гл. 59), кондака заупокой по малом входе на литургии, прокимнов и причастков заупокойных, а 169-е пр. Номоканона говорит, что поминовения (помины) усопших не бывают в недельные дни – воскресные. Понятное дело, что во все те праздничные дни (вышепоименованные), равно как и в воскресные дни, в которые запрещается отправлять заупокойную службу, и речи не может быть о пении заупокойных песнопений, чтении заупокойных апостола и евангелия и произнесении заупокойной ектении на литургии. Правда у нас и в великие праздники Господские и Богородичные и святых, во дни святых с бдением и в воскресные дни иногда отправляется заупокойная литургия, но не иначе, как ранняя: на такой литургии, как на заупокойной (но не праздничной) поют заупокойные песнопения, прочитываются (по крайней мере должны прочитываться) только рядовые и заупокойные апостол и евангелие, произносится после сугубой ектении и заупокойная ектения. Поздняя же литургия и все прочие службы отправляются праздничные. Во всяком случае, строго придерживаясь Устава Церковного, мы не можем согласиться с мнением тех священнослужителей, которые, выходя из того соображения, что поминовение усопших в дни праздничные и воскресные не противоречит понятию о литургии и что к прошениям сугубой ектении, произносимой на всякой литургии, присоединено самою Церковию прошение «и о блаженных и приснопамятных святейших патриарсех, православных и благочестивых царех и благоверных царицах, создателях святаго храма сего, и о всех прежде почивших отцех и братиях наших, зде лежащих и повсюду православных», – признают дозволительным произнесение заупокойной ектении на литургии праздничной и воскресной. Иное дело – поминовение усопших негласное на проскомидии и по освящении Даров и одно прошение сугубой ектении об усопших, и другое дело – поминовение усопших на литургии с прибавлением заупокойных песнопений, заупокойных чтений апостольских и евангельских и особых заупокойных ектений. Последнего рода прибавления на литургии праздничной и воскресной не согласны с духом радости и торжественности этих дней и, как мы видели, противны требованиям Устава Церковного.

В великоторжественные царские дни следует ли на литургии опускать заупокойную ектению, – не будет ли это самовольным сокращением чина литургии.

Прежде всего нужно заметить интересующемуся решением этого вопроса (о. Д–ию О–ву, свящ. с. В–ы С–ской губ.), что заупокойная ектения должна быть произносима не на всякой литургии, а только на литургии заупокойной, или как сказано в Служебнике, «аще ли будет приношение об усопших» (см. чин литург. св. Иоанна Златоустого); затем – необходимо напомнить ему прежде сказанное нами по вопросу о погребении умерших и о поминовении усопших в царские дни (см. «Руков. для сельск. паст.» за 1887 г. №. 16), что в дни рождения и тезоименитства Государя Императора, Государыни Императрицы, Наследника Цесаревича (и Государыни Цесаревны), во дни восшествия на престол и коронации запрещается погребение умерших (Ук. Св. Син. 1844 г. мая 29) и что в эти же дни не должно быть отправляемо и публичное поминовение усопших (т. е. заупокойная литургия и панихида в церкви да и после обедни), так что если в означенные дни высокоторжественные случатся памяти даже усопших членов царской семьи, то поминовение их переносится на предшествующие сим торжествам дни. Наконец нельзя не заявить вопрошающему, что редакция журнала «Рук. для сельск. паст.» не может по несколько раз давать ответы на одни и те же вопросы и потому просит своих подписчиков на будущее время не вызывать ее на повторение ответов по одним и тем же вопросам, иначе письма с подобного рода вопросами будут оставлены ею без ответа.

– Государь Император, 16 декабря 1889 года, Высочайше соизволил утвердить всеподданнейший доклад Св. Синода о бытии преосвященному Астраханскому Евгению – епископом Ставропольским и Екатеринодарским, преосвященному Саратовскому Павлу – епископом Астраханским и Енотаевским, преосвященному Вольскому Авраамию – епископом Саратовским и Царицынским и преосвященному Новомиргородскому, первому Викарию Херсонской епархии, Иустину – епископом Тобольским и Сибирским.

– Государь Император, по всеподданнейшему докладу определения Св. Синода, от 15–22 ноября 1889 г., Всемилостивейше соизволил согласиться, 2 декабря того же года, на назначение настоятеля Московского Ставропигиального Заиконоспасского монастыря, архимандрита Арсения, членом Московской синодальной конторы, с производством ему положенного по штату содержания.

– Государственный совет, в департаменте государственной экономии, рассмотрев представление г. Обер-Прокурора Св. Синода о расходе на церковно-строительные нужды в Прибалтийском крае, мнением положил: предоставить Обер-Прокурору Св. Синода вносить, в течение шести лет, начиная с 1890 г., в финансовые сметы Св. Синода, по ст. 2 § 7, по 75 тыс. рублей в год на церковно-строительные надобности Прибалтийского края.

Означенное мнение Госуд. Совета Высочайше утверждено 21 ноября 1889 года.

– Расходы но отдельным статьям сметы ведомства Св. Синода в текущем году распределяются так:

Центральное управление…248,807

Кафедральные соборы, духовные консистории и правления, архиерейские дома и викарные епископы…1.437,927

Лавры и монастыри..405,645

Городское и сельское духовенство…6.440,380

Усиление средств духовно-учебных заведений…1.738,260

Православные духовные учреждения за границею…195,077

Расходы строительные…335,499

Расходы разного рода…395,720

Итого по Св. Синоду…11,197,315

– Опубликованы изменения законоположений о преобразовании крестьянских и судебных учреждений и о приведении их в действие в шести губерниях. Постановлено временно определять на должности лиц, не окончивших курса в высших и средних учебных заведениях, но достойных должности земского начальника. На содержание новых учреждений в губерниях Владимирской, Калужской, Костромской, Московской Рязанской и Черниговской отпускать с 1890 г. по 1.455,200 руб. в год. Судебные дела у земских начальников и городских судей публичны: доступ малолетним и учащимся воспрещается. Дела о проступках противусемейственных, против женской чести, о непотребстве и бесстыдных действиях разбираются при закрытых дверях. Заседание может быт негласным, если публичное исследование оскорбляет религиозное чувство или требования нравственности, или же не может быть допущено в видах ограждения достоинства государственной власти, охранения общественного порядка или обеспечения правильного хода разбирательства; также, если обе стороны по гражданскому делу, или по делу о проступке, преследуемом не иначе как по жалобам частных лиц, просят о негласном разбирательстве. По гражданским делам поверенными могут быть: родственники, супруги, усыновленные дети, пасынки и приемыши тяжущихся, а также лица, имеющие общую с доверителями тяжбу, управляющие, приказчики, конторщики, старосты и другие представители хозяйственных интересов, присяжные поверенные и лица, получившие от местного уездного съезда свидетельства на право ходатайства по чужим делам.

(«Моск. Церк. Ведом»).

Священник не пастырь только духовного стада, но и врач духовный, призванный лечить греховные недуги. В общине, вверенной его наблюдению и руководству и видящей в нем своего духовного отца, всегда довольно многочисленной, при слабости человеческой, составляющей удел наш после грехопадения наших прародителей, не может не быть больных членов, подверженных какой-либо страсти, страдающих тем или другим пороком. Эти больные члены требуют себе со стороны пастыря больше попечения, чем люди здоровые, старающиеся выполнять закон Христов. В семействе попечительная любовь домашних окружает наибольшим вниманием тех из членов семьи, которые подвергаются какой-либо, особенно тяжкой, болезни. А приход, группирующийся около одной церкви, – тоже семейство, объединенное союзом веры и любви. Пастырь, поставленный во главе этого духовного семейства, не так ли должен поступать по отношению к своим духовным детям, как поступает отец обыкновенной семьи по отношению к своим присным? Наблюдая за всеми в своей пастве и всех по возможности охраняя, не должен ли он проявлять особенное участие любви своей, не должен ли прилагать особенную попечительную заботливость, когда видит, что кто-либо из его пасомых уклоняется от правого пути жизни и страдает какою-либо нравственною болезнию, или когда в его духовной семье появляется и распространяется какая-либо духовная зараза?

Пастырь Церкви, по полномочию, на него возложенному, должен продолжать дело служения нашего Господа и Искупителя. А Господь говорил о себе: не приидох призвати праведники, но грешники на покаяние (Мф.9:13. Ср. Мф.18:11), и в объяснение своего внимания к мытарям и грешникам и участливого отношения к людям, не пользующимся доброю славою у других, указывал на то, что не требуют здравии врача, но болящии (Мф.9:12). И в Ветхом Завете Господь возлагает на пастырей обязанность заботиться о том, чтобы не погиб грешник, но обратился от пути своего злого, и вместе с тем угрожает гневом и наказаниями тем из пастырей, которые не исполняют этой, возложенной на них, обязанности, не предостерегают грешника от его погибельного пути и не заботятся об его исправлении. Тебя (говорит Господь у пророка) Я поставил стражем дому Израилеву, и ты будешь слышать из уст Моих слово и вразумлять их. Когда Я скажу беззаконнику: «беззаконник! ты смертию умрешь»; а ты не будешь ничего говорить, чтобы предостеречь беззаконника от пути его, то беззаконник тот умрет за грех свой, но кровь его взыщу от руки твоей (Иез.33:7–8). И далее Господь возвещает горе тем пастырям, которые... ели тук, волною одевались, откормленных овец закалали, а стада не пасли, слабых не укрепляли, и больной овцы не врачевали, и пораненной не перевязывали (Иез.34:2–4).

Выполнение долга врачевания нравственных недугов, возлагаемого на пастыря его званием, его пастырскою любовию и словом Божиим, представляет неисчислимые трудности. Сознание трудности этого долга повергало в трепет высоких и богоодаренных людей, и многих из них побуждало уклоняться от принятия на себя пастырского звания. Наиболее сильное выражение сознания тяжести этого долга мы встречаем у св. Григория Богослова⁴⁹ и у св. Иоанна Златоуста⁵⁰. Они сравнивают врачевание душевных или греховных болезней с врачеванием болезней телесных, и находят, что первое несравненно труднее последнего, хотя и это последнее нелегко. Страдающие телесными болезнями обыкновенно сами приглашают врачей и ищут у них врачевания, и болезни телесные более или менее явны, так как тело, пораженное болезнию, изменяет вид свой и оказывается не в состоянии нести обычный труд свой и правильно совершать жизненные отправления. А душевных болезней, как говорит св. Иоанн Златоуст⁵¹, человеку видеть нельзя: кто бо весть от человек, яже в человеце, точию дух человека, живущий в нем (1Кор.2:11)? Сами болящие грехом часто не сознают важности своей болезни, а если и сознают, боятся и стыдятся открывать ее другим, и не думают искать врачевания, а иногда даже прямо и упорно уклоняются от него. «Сколько надлежало бы (говорит св. Григорий Богослов⁵²) прилагать старания, чтобы открыть врачующим болезнь, столько употребляем усилия, чтобы избежать врачевания. Мы храбры против самих себя и искусны ко вреду своего здоровья. То рабски скрываем грех, утаивая его во глубине души, как некоторый загноившийся и злокачественный струп, как будто, сокрывши от людей, сокроем его и от великого ока и суда Божия; то под различными предлогами извиняем в себе грехи, и придумываем оправдания своим страстям; то заградивши слух,... принимаем все меры, чтобы не слышать гласа обавающих (Пс.57:5–6), и не пользоваться врачевствами мудрости, которыми исцеляется душевный недуг; то наконец (как поступают более смелые и храбрые из нас) явно не стыдимся ни греха, ни врачующих грех, идем, как говорится, с открытою головою на всякое беззаконие». Против телесных болезней медицина указывает испытанные средства, и обыкновенному врачу стоит в каждом данном случае пользоваться этими испытанными средствами, применяясь к открывающимся пред ним обстоятельствам, среди которых находится больной. А здесь, по отношению к врачеванию греховных болезней души, нет таких верных, испытанных средств, и духовному врачу приходится самому каждый раз приискивать лекарства, могущие благотворно подействовать на болеющего грехом: соразмерять здесь врачевания с положением и настроением согрешающих, уметь употреблять их применительно к личностям и обстоятельствам несравненно труднее, чем в деле врачевания телесного, – несравненно труднее потому, что слишком разнообразны нравы, страсти и душевные расположения людей, более разнообразны, чем строения и темпераменты телесного организма, и кроме того все попечение здесь направлено к потаенному сердца человеку (1Пет.3:4), невидному для наблюдающего глаза, но вместе с тем слишком капризному и прихотливому. Больной телом большею частию подчиняется врачу, и исполняет то, что врач предписывает: в видах сохранения здоровья больной телом охотно принимает горькие лекарства и даже подвергается суровым и тяжелым операциям. Здесь, при врачевании болеющего грехом, дело стоит иначе: врачу духовному не так охотно подчиняются, как врачу телесному, и часто или вовсе не обращают внимания на его предписания, или даже прямо противодействуют ему: он хочет окружить больного своими попечениями, предлагает ему то и другое лекарство, а больной, свыкшийся с своею болезнию, остается глух ко всем его наставлениям, и не хочет принимать лекарство, предлагаемое ему попечительною любовью. Принуждением же здесь нельзя пользоваться: «христианам, говорит Златоуст⁵³, не дозволено насильно исправлять согрешающих».

Между тем у пастыря, врача духовного, задача важнее, и цель возвышеннее, чем у врача телесного, что еще больше увеличивает трудности его служения и с его стороны требует еще больше напряжения и усилий. Обыкновенный врач «трудится над телами, – веществом бренным, которое непременно разрушится и подвергнется своей участи, хотя теперь, с помощию искусства, и преодолеется происшедшее в нем расстройство»... А врач духовный печется о душе, которая произошла от Бога и божественна, которая причастна горнего блаженства и к нему поспешает⁵⁴... Цель первого «сохранить здоровье и благосостояние плоти, когда оно есть, или возвратить, когда оно утрачено, – хотя и неизвестно, полезно ли сие будет обладающему здоровьем... Но цель другого врачевания – окрылить душу, исхитить из мира и предать Богу, сохранить образ Божий, если цел, поддержать, если в опасности, обновить, если поврежден,.. короче сказать, – того, кто принадлежит к горнему чину, соделать богом и причастником горнего блаженства»⁵⁵. «Врачи тех должны переносить труды, бдения и заботы... для того, чтобы больше дней прожил на земле человек, и человек, может быть, не полезный для общества, но самый негодный, которому, по его порочности, было бы даже лучше давно умереть... Но положим, что он и добрый человек; долго ли он будет жить? Ужели всегда? И что приобретет от здешней жизни? – А здесь, «мы в опасности утратить спасение души, души блаженной и бессмертной, которая будет вечно или наказываема за порочность, или прославляема за добродетель»⁵⁶. Здесь вопрос о вечном спасении или вечной погибели. Пастырю Церкви предлежит долг исторгнуть человека, преданного пороку, из адской пропасти, спасти от геенны и возвратить его из бездны погибельной для жизни вечной.

Если же врачевание духовных болезней представляет для врачующего такие великие трудности, и между тем так важно и возвышенно по своей цели, то тем более пастырю, обязанному врачевать духовные болезни, нужно думать и заботиться о возможно лучшем выполнении этой обязанности, и выискивать средства к тому, чтобы не оказаться в сем деле небрежным и неумелым приставником. Великий и трудный подвиг – врачевание духовных болезней. И великие силы и великое усердие необходимы для несения этого подвига. Для сего, по словам св. Григория Богослова⁵⁷, «нам нужны великая и совершенная вера, в большей мере Божие содействие, но не в малой также... и собственная наша ревность, выражаемая и действительно оказываемая словом и делом».

Святый отец этими словами указывает не столько средства к врачеванию духовных болезней, сколько свойства, о снискании которых должен позаботиться сам врачующий, и те условия, при которых можно надеяться на успешное совершение этого дела. Но то, что выставляет на вид св. Григорий Богослов, должен иметь в виду всякий пастырь: приступать к делу врачевания духовных болезней без соблюдения условий, указанных замечательнейшим из пастырей, – труд едва ли не напрасный, едва ли могущий увенчаться успехом.

От врача духовного, по указанию святого отца, первее всего требуется вера, великая и совершенная вера. Вера со стороны человека первое условие спасения. Вера сила, которая делает человека способным к восприятию спасающей и оживляющей благодати Божией, и которая призывает на него не только врачующую, но и чудодействующую силу Божию. Когда Господь во время земной своей жизни исцелял больных и подавал отпущение грехов, что равносильно исцелению от духовных болезней, Он почти всегда сопровождал свои чудесные действия указанием на то, что вера страждущих спасла их (Mф.9:22, 15:28; Мк.2:5, 5:34, 10:52; Лк.5:20, 7:9, 8:48), или вызывал со стороны их веру, чтобы они могли восприять изливающуюся из Него благодать исцеления (Мф.9:28,29; Мк.9:23–24; Лк.8:50), и при этом прямо утверждал в подкрепление верующих, что верующему все возможно (Мк.9:23). Евангелист замечает в одном месте, что Господь, из которого обильною рекою текла чудодейственная благодать, в своем отечестве, где не встретил веры в Себя, не можаше ту ни единыя силы сотворити, именно за неверствие своих соотечественников (Мк.7:5,6). В Евангелии и в наставлениях Господа вера представляется необходимою не для врачуемых только, ищущих исцеления, но еще более для тех, которые желают преподать врачевание. Так отец одного бесноватого приводил его к ученикам Господа Иисуса с тем, чтобы они исцелили его, и они не могли исцелить его. Тогда он обратился с мольбою к Самому Господу, представляя Ему тяжкие страдания своего сына, и Господь изгнал из него беса. После этого ученики наедине спросили своего Учителя: почему мы не могли изгнать беса? Иисус Христос отвечал им: за неверствие ваше, и при этом указал на великую силу, какую может придать им вера: аминь глаголю вам, аще имате веру, яко зерно горушно, речете горе сей: прейди отсюду тамо: и прейдет: и ничтоже невозможно будет вам (Мф.17:20). Пастырю в деле врачевания духовных болезней вера необходима по двум причинам: во-первых, она, одушевляя пастыря, может и в других возбуждать и усиливать веру и делать их способными к принятию врачеваний, во-вторых, согласно обетованию Господа, она может дать ему великую силу, могущую восстановлять образ Божий в человеке, исправлять повреждения в нем и отгонять от него беса того порока, которому он раболепствует, – вообще может делать успешными его мероприятия для пользы того или другого, падшего в грех и поработившегося страсти.

Но не излишне ли предъявлять требование веры по отношению к пастырю, поставленному учителем веры и благочестия для других? Вера в нем уже предполагается сама собою. Конечно, так. Но есть разные степени веры. Если Господь апостолам указывал на недостаток их веры, делавший их неспособными преподать другим исцеления, то не тем ли более может быть подобный недостаток в обыкновенных пастырях, не видящих Господа, подобно апостолам, и удаленных от Него не одним временем, но и многими житейскими слабостями, влекущими нас долу? Необходимо возгревать веру; веру сухую нужно делать верою живою, сердечною, глубокою; нужно, чтобы вера проникала все духовное существо пастыря. Недаром св. Григорий Богослов требует не просто веры, но веры великой и совершенной. Тогда-то, приобретши эту великую и совершенную веру, пастырь может быть врачом сильным и действенным, и его спасительные наставления не будут словом, рассеивающимся в воздухе, а будут глубоко западать в душу врачуемого, и будут действовать на нее, подобно сильным лекарствам на телесный организм.

Кроме веры святой отец выставляет на вид Божие содействие, и указывает на необходимость Божия содействия для успешного врачевания духовных болезней. Без сомнения, Божие содействие везде необходимо человеку, особенно в таком важном деле, каково борьба с пороком или страстию, или врачевание человека, поработившегося греху. Без благодати Божией, нам содействующей, мы не можем и выступать на это святое дело, не только рассчитывать на успешное совершение его. Но мы не можем располагать Божиим содействием, как своим собственным произволением и своею собственною силою. Мы можем и должны просить его у Бога и молить Его укрепить наши слабые силы и даровать нам искусство для восстановления образа Божия в человеке, вверенном нашему попечению, омраченного и искаженного какою-либо страстию. Это Божие содействие, необходимое нам для укрепления слабых сил наших и для увенчания успехом трудов наших, снискивают нам теплая молитва и вообще молитвенное настроение пастыря, живое благочестие и та великая и совершенная вера, без которой пастырю не нужно бы и являться на своем высоком и ответственном посте.

Третья сила, требуемая от пастыря для успешного врачения духовных болезней, – его собственная ревность, выражаемая и оказываемая словом и делом. Источником этой ревности может служить не холодное сознание долга, а горячая любовь к братии или к тем людям, которые поставлены к пастырю в отношение духовных детей. Одушевляемый этою любовию пастырь так же будет пещись о своих детях духовных, страдающих болезнию, как печется и заботится мать о своем больном дитяти. Эта, когда видит, что болит и страдает ее дитя, сама не имеет покоя, старается ласкать и утешать его и изыскивать меры к облегчению его страданий и к его скорейшему излечению, обращаясь для этого к врачам и употребляя те средства и лекарства, какие признает полезными и действительными против болезни. Порок или страсть, овладевшая душою человека, – та же болезнь, только более горькая и тяжкая, чем обыкновенная болезнь телесная, и от нее страдает человек еще более, чем от какой-нибудь лихорадки или горячки. Может ли же быть равнодушным при виде греховных болезней и страданий своих пасомых пастырь, как духовный отец, если только он любит своих духовных детей? Не будет ли его беспокоить печальное положение души его собрата, вверенного его попечению, распаляемой огнем страсти и разрушаемой пороком? Любовь его к своим детям, полная сострадания и желающая им спасения, возродит в нем несокрушимую ревность об освобождении их от тех зол и болезней, какими они страдают, и он не будет знать покоя до тех пор, пока не испробует всех средств, находящихся в его распоряжении, могущих доставить облегчение страданий болящему и препобедить болезнь его, и пока не приведет близкого к погибели собрата с его опасного пути на путь правый.

Какие же средства может указывать и изыскивать ревность пастыря о спасении и духовном преуспеянии своих духовных детей, при виде поражения их тою или другою греховною язвою, с целию их врачевания? Что он должен предпринимать, и чем может и должен пользоваться, чтобы ослабить действие болезни, поражающей одного или многих членов его паствы, и довести их до полного нравственного исцеления от этой болезни?

Обычному взгляду первым средством, пригодным для цели в настоящем случае, представляются нравоучительные и обличительные проповеди. Конечно, полезно и необходимо со стороны пастыря напоминать своей пастве о заповедях закона, от которых уклоняются люди, предающиеся пороку, и сопровождать это напоминание угрозами за неисполнение их, согласно повелению Господа у пророка Иезекииля (Иез.33:7–9). Не без значения может быть здесь и обличение нарушителей закона, работающих греховной страсти, вопреки прямому повелению Господа. Но эти напоминания о законе и обличения в его нарушении на церковной кафедре могут быть только общие, касающиеся всех, а не того, другого человека, страдающего известною греховною болезнию. По Духовному Регламенту, «о грехах (проповеднику нужно) в обществе (т. е. вообще) говорить, а не именовать кого... Но и когда пронесется о некоем лице недобрый некий слух, о сем или оном именно грехе и тогда проповедник должен о таковом грехе молчать. Ибо если воспомянет грех той, хотя бы и не воспоминал лица имянно, обаче помыслит народ, что на оное лице гром той есть, – и тако оному умножится печаль, и он не о своем исправлении, но паче о мщении на такового проповедника думать станет. Что ж из того пользы?»⁵⁸ Общие же обличения проносятся над головою слушателей, но не западают в сердца их. Действие нравоучительных и обличительных проповедей в борьбе с пороком довольно ограниченное, и ими одними отнюдь не может довольствоваться попечительная любовь пастыря, когда видит, что страдают нравственною болезнию те или другие из его пасомых. Проповедь общая нравоучительная может иметь значение предохранительной меры, когда пастве угрожает зараза какими-либо дурными обычаями, или заметно увлечение многих чем-либо соблазнительным и опасным для нравственности. Далее, с нравоучением можно соединять обличение в церковной проповеди, когда пастырь бывает свидетелем каких-либо безобразий в приходе и грубых нарушений святости христианских требований целою массою пасомых, – еще тогда, когда многие увлечены каким-либо пороком. По Книге о должностях пресвитеров приходских⁵⁹, «если обще многии каким грехом болезнуют, в таком случае сохраняя препорцию между раною и лекарством, явно и обще следует врачевать, и тут однако не лице согрешающих обнажать, но мерзость и смрад и опасность раны врачуемой представлять».

(Продолжение будет).

«Что вы не подаете прошения на место умершего священника в погосте К.?⁶⁰», – спросил я однажды у знакомого сельского батюшки, очень тяготившегося бедностию своего прихода и искавшего возможности переместиться на более доходное место. При этом должно сказать, что не страсть к наживе гнала его с насиженного места, не легкомыслие, ищущее одних перемен, но действительная нужда. Он был обременен содержанием не только своего семейства, но и сирот, оставшихся ему после умершего брата. Я знал, что погост К. имеет приход очень многочисленный по количеству душ и завидный по своему подгородному положению. На мой вопрос совершенно неожиданно для меня священник выразился об упразднившемся месте таким образом:

«Не стоит туда проситься. Едва ли можно променять на это место и ту бедноту и безлюдницу, среди которой живу я теперь. Приход погоста К. совершенно запущенный».

– Что это означает? – спросил я. – Пьяницы ли прижожане, или они к Церкви Божией не усердны?

– Конечно, и это есть, – отвечал мой собеседник, – но не это разумеется между нами-священниками – под запущенностью прихода.

– А что же вы разумеете под этим словом? – спросил я.

– Мы разумеем под запущенностью, – отвечал священник, – крайнюю неисправность прихожан в отношении платежей за свадьбы, за молебны, за обедни и за всякие требы.

С своей стороны я высказал взгляд, что запущенностью прихода вернее было бы считать такое состояние его, когда все хорошее заглушается в нем пороками, неверием, суеверием, все равно, как пшеница заглушается плевелами.

– А разве неисправность в вознаграждении священника за его труд не есть тоже плевелы? – возразил мне собеседник. – Или пренебрежительный взгляд на дело пастыря Христова, как на такое дело, которое стоит только самого старого, никуда не годного, гроша – разве такой взгляд не есть плевелы?

Собеседник мой воодушевился и повел длинную речь о близком сердцу предмете.

– Скажу вам про то время, когда еще я был псаломщиком при одной из городских приходских церквей. Был я тогда молод, быстрее обижался и за себя и за доброго старичка-протоиерея, с которым служил, и за достоинство Церкви, от которой, как от матери, все получил и которой всего себя предать хотел. Теперь я стал спокойнее, но старые огорчения все еще помнятся. Вот, напр., зовут нас соборовать больного в богатый дом. Сначала отправляюсь я с церковным сторожем; приносим в дом облачение, приготовляем стол, елей, пшеницу, сучцы. В доме болящего застаем врачей, собранных для консилиума. Для чего она призваны, – они и сами не знают. Болезнь умирающего старца неизлечима; смертельный исход ее неизбежен. Но должно быть, богатому человеку нельзя умереть без консилиума. Пока идет совещание врачей на латинском языке, мы со сторожем, удаленные из комнаты больного, стоим в каком-то темном углу и слышим, как хозяйка дома, жена больного, отдает распоряжение своей старшей дочери. «Докторам дай по три, а священнику за собор дай рубль». После этого мы с батюшкой исправно отслужили чин елеосвящения; он прочитал семь евангелий, я прочитал семь апостолов. Семь раз повторена молитва: Отче святый, врачу душ и телес. Но каждый раз, когда священник произносил над болящим эти слова: Врачу душ и телес, – словно сам диавол напоминал мне, что вот тем бесполезным врачам заплачено за их латинские разговоры девять рублей – их было трое, – а нам, приносящим благодать Христову, дают рубль чуть не на троих, дают не от малого достатка, а от большого богатства. Что вы скажете по этому поводу?

– Скажу, – отвечал я, – что предмет ваших тогдашних размышлений был несообразен со святостию таинства, которое при этом совершалось, плохо шел к обстановке, а главным образом к виду этого старика, прощающегося с жизнию.

– Винюсь в этом, – отвечал священник, – и нахожу ваше обличение вполне справедливым и заслуженным. Но я мог вам и не сказывать, где я об этом думал и что я делал, когда был занят этими мыслями.

– Что же вы скажете о самых моих мыслях: справедливы ли они и не болезненно ли горьки они, как тогда мне они показались? Справедливо ли, что если врачам дали за их посещение девять рублей, притом после длинного ряда визитов, которые оплачивались 2–3 рублями каждый, то значит и важности их труду приписывается в девять раз большее, чем нашему, за который заплачен 1 рубль. Представьте себе, что сошлись два товарища по семинарии, один прошедший духовную академию и ставший приходским священником в каком-нибудь городе, а другой прошедший медицинскую академию и состоящий врачом. Сошлись, разговорились, спрашивают друг друга: сколько раз приглашали тебя в такой-то дом? Один отвечает: 20 раз; другой отвечает; 1 раз; в ком же, значит, больше нуждаются? Потом, другой вопрос: сколько кому платят? одному по 2 рубля за визит, а другому по 50 копеек; чей же, значит, труд больше ценится? Итак, труд священника у православных христиан ценится несравненно ниже, чем труд телесного врача. Не горек ли этот вывод, не обиден ли он для духовного пастыря? Тяжело сознаваться, что я тружусь, но на мой труд смотрят пренебрежительно и пользу моего служения оценивают малой ценой.

– Я уже не о том говорю, – продолжал священник, видя мое намерение возразить и желая предупредить мое возражение, – что у нас может не доставать доходов на содержание наших семейств. Мы не смеем говорить об этом. Наш Пастыреначалник проповедал свободу от житейских попечений. Не пецытеся душею вашею, говорит Он, что ясте, или что пиете, или телом вашим во что одеждетеся. Весть бо Отец ваш небесный, яко требуете сих всех (Мф.6:25, 32). Этому должны мы научать других, этого и сами должны держаться. Как бы ни тяжела мне была бедность, я не имею права жаловаться на скупость своих прихожан и попрекать их тем, что мне и жене моей нечего есть; потому что я служитель Христа, Который и Сам не имел, где главы подклонить.

– Я не смею также говорить, что мои труды сами по себе стоят лучшего вознаграждения. В труде моем важнее всего благодать Христова; мне же дана она туне, а потому и раздавать ее я должен туне. Туне приясте, туне и дадите, говорит Господь.

– Горе мне, если я пожалею, что сделался священником и чрез то обрек себя на борьбу с нуждой, чрез то лишен возможности обеспечить себя и свою семью от нищеты! Горе мне, если я постыжусь своего служения, как пренебрегаемого в этом веке, оцениваемого ничтожной ценой! потому что тогда я буду подлежать страшному приговору Христа: иже аще постыдится Мене и Моих словес в роде сем прелюбодейном и грешном, и Сын человеческий постыдится его, егда приидет во Славе Отца Своего со Ангелы святыми (Мк.8:38).

Собеседник мой умолк в заметном волнении.

– Если вы так прекрасно разумеете свой долг, – сказал я, – и так высоко ставите свое дело, то зачем вы как будто завидуете тем, чей труд находит у людей лучшую и даже преувеличенную оценку, тогда как ваше дело оценивается низкой ценой? Ведь вы не способны продать свое дело за лишнюю тысячу рублей ежегодного содержания, как продал Иуда свое апостольство за тридесять сребренников. Вы даже не дозволяете себе сожалеть о том, что поступили на невыгодную службу, не даете в своем сердце места никакому стыду за то, что на ваше служение люди смотрят не высоко. Бросьте же эти сопоставления, которые так огорчают вас. К чему вам сравнивать получаемое вами вознаграждение с гонораром других профессий?

Священник отвечал на это:

– Вот у вас имеется здесь Библия на русском языке. Вместо ответа на ваши слова я вам прочитаю оттуда сказанное у пророка Захарии в 11-й главе.

– «Так говорит Господь Бог мой – не буду пасти вас – если угодно вам, то дайте Мне плату Мою, если же нет, не давайте; и они отвесят в уплату Мне тридцать серебрянников. И сказал мне Господь: брось их в церковное хранилище, – высокая цена, в какую они оценили Меня! И взял Я тридцать серебрянников и бросил их в дом Господень для горшечника» (ст. 4, 9, 12–13).

– Слышите ли, как Господь Сам огорчается, что народ низко оценивает Его Пастырство? Почему же Господь огорчается этим? Потому ли, что Ему нужно вознаграждение от людей? Потому ли, что Ему, Всеблаженному и Вседовольному, потребна человеческая оценка, нужна людская похвала? Конечно нет. Но огорчается Господь потому, что оценивая Его Пастырство в тридесять серебрянников, народ иудейский обнаруживает печальное нравственное состояние: совершенную невнимательность к благодеяниям Господа, полную невосприимчивость к дарам Его благодати. Поэтому-то иудейский народ и уничижает божественное водительство, поэтому-то он и платит за Него сумму, которая прилична не Пастырю, проведшему израильтян через Чермное море, а ремесленнику, работающему горшки.

– Приложите же это к нашему предмету. Пусть священник не имеет нравственного права сердиться на прихожан за свою бедность. Но разве он не имеет права огорчаться тем, что дары, которые чрез него подаются от Самого Бога, даже у тех людей, которые считаются верующими, оцениваются втрое, впятеро, вдесятеро дешевле всяких даров людского искусства и человеческой мудрости? Разве он не имеет права огорчаться этим состоянием веры, когда носителю Христовой благодати платят в десять раз меньше, чем сколько жертвуют своей суетности, тщеславию, человекоугодию. Вы думаете, что в этом не отражается состояние веры, степень усердия к Церкви, большее или меньшее благоговение к ее Тайнам?

– Человек, напр., хоронит своего отца. За погребальную колесницу, запряженную четверкой лошадей, предводимую и сопровождаемую факельщиками, он платит 10 рублей. Сравните с этим плату за молитвы, напутствующие душу покойника в жизнь вечную. За несколько панихид на дому, за обедню, за отпевание тот же человек платит на причт от 3 до 5 рублей. Скажите после этого, о чем он имеет больше усердия и заботы, о теле покойника или о душе? Что в нем сильнее: религиозное ли чувство, или преданность мирской суете? Сказать бы это какому-нибудь язычнику, не знающему нашей религии и наших обычаев: сказать бы ему, что на перевозку мертвого тела у нас тратится втрое, вдвое больше, чем на устройство загробной участи души. Я думаю, этот язычник едва ли признал бы нас серьезно верующими в бессмертие души, в загробный суд и в вечное воздаяние. В самом деле – если бы человек, потерявший нежно любимого родственника, живо и искренно веровал в будущую жизнь, неотступно держался мысли, что в эти дни решается вечная участь новопреставленного, что последний предстоит теперь неумытному Суду Божию, открывающему тайные дела его, – то этот человек видел бы и встречал бы в священнике носителя бесценной христианской надежды, встречал бы его, как ангела Божия, и не оценил бы его трудов ничтожной подачкой, из которой не приходится на его долю рубля за обедню.

– Я говорю не о таком человеке, который крайне ограничен своей бедностию во всяких расходах и которому по бедности и все прощается, а тем паче священник должен простить скудость своего вознаграждения. Я имею в виду тех людей, которые могут и очень могут сравнять вознаграждение священника с платой за погребальные дроги. Если этого не делается, то не по бедности, а по недостатку усердия к Церкви, по несочувствию к ее служителям и по слабости веры в спасительность церковных молитв.

– Послушайте, что пишет апостол Павел к Галатам: искушения моего, еже во плоти моей (болезни моей), не уничижисте, ни оплевасте, по якоже ангела Божия приясте мя, яко Христа Иисуса. Кое убо бяше блаженство ваше? свидетельствую бо вам, яко аще бы было мощно, очеса ваши извертевше дали бысте ми (4:14–15). Вот какое усердие к Апостолу было у Галатов: они готовы были вынуть свои глаза и отдать ему.

– Конечно, мы не можем равнять себя с апостолами, но и наши пасомые слишком мало похожи на Галатов. Не все они, но многие из них страдают нравственным недостатком, который состоит в том, что они по слабости религиозного чувства, по равнодушному отношению к священнодействиям Церкви, по слабоверию в необходимость и спасительность церковных молитв, уничижают труд священника и вознаграждение за церковные требы относят к числу грошевых расходов.

– Однажды, состоя на должности городского псаломщика, за четыре дня хлопот, пения, раздувания кадила, за вынос и отпевание состоятельного человека я получил на свою долю 95 копеек. Сижу за поминальным столом. Против меня – один из близких родственников покойного. Он не особенно грустен, скорее благодушен, но по праву родственника потчует и желал бы поддержать разговор. Разговор. должен быть, конечно, приличный случаю, то есть благочестивый. И вот этот благодушный толстяк говорит со вздохом: «я иногда, господа, думаю, что может быть там, на том свете, как говорят, в самом деле что-нибудь и есть. Как вы полагаете?»

И доселе, когда уж очень обидят вознаграждением, вспоминаю я этого добряка.

(Продолжение будет).

С.К.

Дополнительные напевы греко-славянского происхождения. Вторым основанием пения юго-западной Православной Церкви было пение греческое и болгарское. Обращение южно-руссов к этому источнику церковного пения весьма естественно и разумно. Церковное пение тесно соединено с богослужебными песнопениями и чином богослужения, определяемым церковным Уставом, и богослужебными книгами. Богослужебные же книги и Устав, а с ними и церковное пение, получены Россиею из Греции и Болгарии. Поэтому, как при исправлении богослужебных книг и обрядов, так и при исправлении церковного пения, всего естественнее и надежнее было обращаться к их первоисточникам, т. е. к тем древним и благоустроенным церквам, от которых они получены были в начале. Обращение южно-руссов к этим источникам, однако же, не отстраняло древне-русского певческого предания и обычая и не преобразовывало существующего на юго-западе России церковного пения, а только дополняло его; ибо древне-русское церковное пение было основано на древне-греческом и имело все свойства истинно богослужебного пения, но своим объемом не вполне соответствовало предписаниям церковного Устава и богослужебных книг и нуждалось не столько в преобразовании, сколько в дополнениях. Южно-руссы в столповом пении высоко ценили древнее предание русской Церкви и сохранили его неприкосновенным, но дополнили недостающее в нем роспевами греческим и особенно болгарским.

Ближайшими поводами, а равно и путями к заимствованию юго-западною Церковию греко-славянским роспевом служили ее близкие и частные сношения с константинопольскою и славянскими Церквами. Некоторые монастыри и даже епархии были, как известно, в ведении Константинопольского патриарха. Константинопольские патриархи учреждали на юго-западе России православные братства и давали некоторым монастырям права ставропигий⁶², своими распоряжениями и увещениями содействовали благоустройству иерархии и храмов, укрепляли православных в борьбе за веру и утешали в скорбях и напастях; сами посещали юго-западную Церковь и личным своим присутствием благоустроили оную; снабжали монастыри и храмы святынею⁶³. А потому южно-руссам немало представлялось поводов к заимствованию греческого пения и случаев усвоить оное. О непосредственном заимствовании юго-западною Церковию пения от греков, впрочем, нет положительных и ясных свидетельств, За неудобствами прямых тогда сношений с константинопольскими церквами, в самой Греции находящимися под властию турок, южно-руссы изучали греческое пение в прилегающих к ним землях славян придунайских. Так, в половине XVI века братства Львовское и Перемышльское посылали своих дьяков в Молдавию для изучения напевов греческого и сербского⁶⁴. Может быть, это обстоятельство, сопровождаемое не обильным заимствованием греческого роспева и местным его употреблением, и служит причиною того, что в юго-западных ирмологах мы не встречаем песнопений с надписями греческого (или грецкого) напелу. Роспев этот, чрез заимствование не из первых рук и переделки применительно к местным обычаям в пении, мог утратить часть своих свойств и смешаться с местными славянскими напевами.

Гораздо более мы встречаем свидетельств о заимствовании юго-западною Церковию напевов от славян придунайских. Еще в XV веке Киевским митрополитом был приглашен в Россию знаток церковного пения игумен сербской Дечанской обители Григорий Симвлах. В XVI веке для изучения славянских роспевов посылались братствами в славянские земли, как выше сказано, дьячки. О сношениях русской Церкви с сербскою во второй половине XVII века свидетельствует пребывание в Москве вместе с восточными святителями и митрополита Сербского. Но для юго-западной Церкви был и другой путь к заимствованию юго-славянских роспевов, это афонские монастыри. В них, по свидетельству Барского, были употребительны и сербское и болгарское пение⁶⁵. Юго-западная же Церковь в начале XVII века имела живые и деятельные сношения с Афоном, имевшие целью устроение монастырей, чина церковного и монастырской жизни по образцам афонским⁶⁶, а вместе с тем усвоила, конечно, и славянские напевы афонских монастырей. Факт заимствования юго-западною Церковию юго-славянских роспевов подтверждается и юго-западными ирмологами, в которых имеются эти роспевы и легко отличаются от других как своим построением, так и названиями. В них мы находим сербский киноник (причастный стих) и полное осмогласие болгарского роспева.

Но и эти роспевы в клиросной практике русской Церкви имели значение лишь дополнительных роспевов и потому ограниченное и при том временное употребление. В юго-западных ирмологах сербский роспев встречается весьма редко и в клиросной практике скоро выходит из употребления. Напевы же болгарского роспева, хотя известны были в России в разнообразных видах и в приложении ко многим песнопениям, но в юго-западных ирмологах имеют сравнительно с столповым пением весьма ограниченное употребление; именно, они прилагаются главным образом к пению тропарей и седальных песнопений, поемых «на Бог Господь». Песнопения эти, особенно тропари и кондаки, роспевались некогда греческим роспевом, заключающимся в древних кондакарях, но затем утратили свои полные напевы и в столповом пении имели лишь роспетыми концы, или же и вовсе не пелись. Между тем по указанию богослужебных книг они должны быть петы сполна. Это и было важною причиною дополнить южнорусское богослужебное пение роспевом болгарским. Кроме того болгарский роспев в России имел и употребление временное. Распространившись сначала быстро по всей России, он скоро вытеснен повсюду роспевом греческим, введенным патриархом Никоном при посредстве диакона Мелетия, каковой роспев и применен ныне к пению тропарей и других песнопений, роспевавшихся в XVII веке роспевом болгарским. Из напевов болгарского роспева ныне и в Великой и в Малой России известны лишь весьма немногие.

Сохраняет ли болгарский роспев свойства истинного богослужебного пения и связь с пением древней восточной Церкви? Свойства болгарского роспева большею частию объяснены нами выше. Остается несколько долее остановиться на музыкальном его размере, т. е. на его ритме и такте, каковые свойства, по-видимому, не свидетельствуют о его древнем, восточном происхождении, так как они составляют, так сказать, необходимый элемент позднейшего церковного пения и всех мирских и церковных музыкальных произведений Запада.

Такт состоит в распределении нот различной продолжительности в ровные малые отделы с известным, однообразным последованием ударений, ритм – в правильном же распределении и взаимном соответствии больших отделов, каковы: музыкальные строки (или предложения) и их члены. Музыкальный размер ритма и такта вполне соответствует такому же размеру стихотворной речи, именно такт – мерному расположению стоп стиха, а ритм – симметрическому последованию самых стихов. Современные нам стихотворные произведения заключают в себе оба эти элемента, но элементы эти не чужды и стихосложению древних народов, которое основывается на них же. В еврейском стихосложении мы видим библейский параллелизм членов речи, что и составляет его ритм; в древней дохристианской Греции находим с одной стороны правильный и при том разновидный размер стоп (наир., гекзаметр, ямб и др.), а с другой – симметрию стихов или ритм, хотя и не видим еще вполне правильной разработки последнего. Стихотворные произведения у древних пелись при сопровождении какого-либо музыкального инструмента (псалтири и гуслей у евреев, цитры у греков) и необходимо имели мелодию точно так же размеренную, т. е. заключали в себе ритм и такт. Многие христианские песнопения византийского происхождения также писаны стихометрически и следовательно заключали в себе те же музыкальные элементы, и только прозаические произведения и переводы на иные языки не сохраняли строгой соразмерности мелодического движения, хотя также не совершенно чужды оной. Ибо весьма часто и ныне мы видим в столповом пении, при его асимметричном или словесном ритме, следы симметрии в расположении мелодических строк и даже музыкальных в них оборотов, напр., парные сочетания предыдущего и последующего, буквальное повторение мелодии параллельных мест, симметрию даже членов в музыкальных предложениях и т. п. В знаменных напевах нет только текста, соответствующего стопам мерной речи; нет однообразного построения мелодических периодов и строго правильной их последовательности, так как и самый текст песнопений, обращенный в прозу, утратил свойства мерной речи. Но в позднейших роспевах, особенно же в композициях по западным образцам, свойства симметричного ритма и такта выражаются весьма ясно и отчетливо.

Трудно объяснить присутствие в болгарском роспеве правильного симметричного ритма и такта, болгарский роспев мог заимствовать эти свойства из восточной древности, т. е. из симметрического стихосложения текста и сопровождающих его напевов, мог быть видоизменен и под влиянием западной музыкальной науки, но во всяком случае ритмические его свойства не только не противны духу православия, но и вполне согласны с церковною древностию, ибо восстановляют в мелодии древле-греческую симметрию церковного песносложения, утраченную в нашей переводной прозе.

По поводу заразных болезней. – Из сообщений г. Ставропольского губернатора, от 5 октября 1889 года, за № 2069, усматривается, что в отдаленных селениях Ставропольской губернии, вследствие отсутствия врачей, а иногда и фельдшеров, случается нередко, что заразные болезни, появляясь в начале единичными случаями, быстро развиваются до эпидемии. Причина этих печальных явлений заключается между прочим в том, что сельчане своевременно не заявляют местным властям о подобного рода заболеваниях, почему последние опаздывают как своими донесениями о появлении болезней, так и принятием должных мер к прекращению таковых. Вследствие этого, Ставропольский преосвященный, принимая во внимание, что священники, напутствующие больных и совершающие чин погребения, имеют возможность непосредственно наблюдать первоначальные случаи заболевания заразными болезнями, предлагает священникам церквей епархии, чтобы они тотчас же после погребения умерших от заразных болезней сообщали записками о том волостным или сельским властям тогда, когда они, священники, имели возможность определить характер болезни (Ставропольск. епарх. ведом. 1889 г. № 20).

О подаче прошений на священнические, диаконские и псаломщические места. – Вятский преосвященный предложил местной консистории объявить всем кандидатам на священнические, диаконские и псаломщические места, чтобы при прошениях об определении на эти места не состоящие на церковной службе прилагали следующие документы: 1) аттестаты или свидетельства о своем образовании, если таковые находятся при них, 2) свидетельства о приписке к призывным участкам по воинской повинности или о явке к исполнению этой повинности, 3) свидетельства от местных причтов о своем поведении во время пребывания в известной местности и о нравственной благонастроенности и благонадежности, подтвержденные местными благочинными, свидетельства духовных отцев своих о бытии у исповеди и св. причастия в последнюю Четыредесятницу; состоящие на должности учителей народных школ, сверх того, 5) свидетельства инспекторов или наблюдателей о времени и исправном прохождении учительских должностей; женатые просители должны прилагать еще 6) свидетельства о вступлении в брак или упоминать об этом в самом прошении. Состоящие на службе псаломщики и диаконы при прошениях высших должностей прилагают только свидетельства о своем поведении и исправности по должности за последнее полугодие, а равно и о способности и благонадежности к служению в высшем сане от своих благочинных. При этом не женатым кандидатам на священнические и диаконские места поставляется в обязанность, чтобы они, по определении на просимые места, отнюдь не медлили вступлением в брак, – как это делают многие, по целым месяцам отыскивая себе невест и забывая, что своею медленностию усложняют только затруднения причтов и прихожан, в среду которых поступают на службу, и являлись бы к посвящению не позже, как через месяц по получении указа об определении. Прошения неженатых на священнические места, подаваемые за две или за три недели до постов Рождественского и Великого, будут удовлетворяемы только под условием немедленного вступления просителей в брак, о чем и должно быть сказано в самых прошениях, а подаваемые за неделю до означенных постов или в первой половине их будут оставляемы без удовлетворения (Вятск. епарх. ведомости 1889 г. № 20).

– Подольская духовная консистория объявляет, к сведению и исполнению духовенству епархии, и особенно желающим получить диаконство, следующее: 1) чтобы с прошениями о рукоположении в сан диакона являлись имеющие не менее 25 лет от роду; 2) получившие образование в семинарии (хотя бы и не окончившие полного курса) или в духовном училище (но прошедшие все классы оного): 3) занимавшиеся с успехом в церковно-приходских школах не менее двух лет и с обязательством, по посвящении в диаконский сан, продолжать свои занятия в церковно-приходской школе; 4) прослужившие на псаломщицкой должности (из не окончивших курса в духовно-учебных заведениях) не менее 10–15 лет, способные к учительству в церковноприходских школах, образовавшие при своих церквах хор певчих, а также по своим нравственным качествам достойные сана; и 5) все лица, желающие просить сана иерея, из не окончивших семинарского курса, кроме требуемых священным саном умственных и нравственных качеств, обязаны сдать экзамен по всем богословским наукам семинарского курса (Подольск. епарх. ведом. 1889 г. № 45).

Куда должны быть направляемы доходы кладбищенских церквей. – Та же духовная консистория предписывает всем тем причтам, в ведении которых есть кладбищенские церкви, чтобы на будущее время все остатки от доходов кладбищенских церквей направляемы были в Подольское епархиальное попечительство непосредственно (там же).

О законной охране недвижимых церковных и монастырских имуществ. – Так как из консисторского делопроизводства усмотрено, что монастыри и церкви Черниговской епархии, владея, кроме укрепленных за ними недвижимых имений крепостными актами и специальною нарезкою земель и других угодий межевым ведомством, еще и другими разного наименования недвижимыми имуществами, на основании земской давности, нуждаются в законной охране последних имуществ, для устранения всяких неблагоприятных случайностей в нарушении кем-либо из сторонних лиц такового права владения духовных учреждений; то, в виду этих обстоятельств и руководствуясь определением Гражданского Кассационного Департамента Правительствующего Сената, от 23 февраля 1882 года, Черниговская духовная консистория предписывает приходскому духовенству, а также настоятелям и настоятельницам монастырей епархии, чтобы они, на основании указанного определения Гражданского Кассационного Департамента Правительствующего Сената о выдаче, в епархиальном порядке, вверенным им церквам и монастырям свидетельств о приобретении ими недвижимого имения по давности владения и вводе во владение церквей и монастырей этими имениями, где таковые окажутся, обратились в местные окружные суды в установленном порядке с прошениями, получив предварительно на это уполномочие от духовной консистории, о чем прислать в оную прошения от каждой той церкви и того монастыря, при которых имеются сказанные недвижимые имения, объяснив обстоятельно в прошениях, в чем именно эти недвижимые имения заключаются. Независимо от этого, консистория предписывает местным благочинным строго наблюсти и настоять над приходским духовенством, чтобы оно, согласно распоряжению епархиального начальства, и на все те земли церковные и ружные, которые нарезаны межевым ведомством, обязательно вытребовали, откуда следует, выкопировки специальных планов и таковые, вписав в церковные книги, показывали о том ежегодно в клировых ведомостях (Черниговск. епарх. ведом. 1889 г. № 20).

О порядке хранения церковных документов. – Минская духовная консистория подтверждает духовенству епархии об исполнении 99 ст. Устава духовных консисторий, по которой все церковные документы везде и во всякое время должны храниться в церкви, а отнюдь не в домах членов причта (Минск. епарх. ведом. 1889 г. № 21).

О представлении просьб о разрешении браков по родству между женихом и невестою засвидетельствованными и с точным обозначением степени родства. – Донское епархиальное начальство циркулярным указом предлагало оо. благочинным епархии вменить в обязанность подведомым им священникам, чтобы они в прошениях своих прихожан, подаваемых епархиальному начальству о разрешении браков по родству между женихом и невестой, родство это, кроме описания его в своих надписях на прошениях, ясно означали кругами или квадратиками и чтобы при засвидетельствовании верности такой таблицы родства в надписи своей прямо и ясно высказывали, в какой именно степени и какого именно родства состоят жених и невеста. Объявляя об этом духовенству епархии, консистория предписывает при всяком удобном случае объявлять прихожанам, чтобы они, в видах устранения затруднений для них же самих, с просьбами своими о разрешении браков по родству, обращались к преосвященному не прежде, как по предъявлении таковых просьб приходским священникам и по сделании ими на них засвидетельствования по содержанию вышеизложенного распоряжения (Донск. епарх. ведом. 1889 г. № 21).

На какие средства должна быть производима ремонтировка причтовых домов и имеющихся при них служб. – Новгородская духовная консистория объявляет духовенству епархии, чтобы оно внесло теперь же и впредь обязательно вносило в опись церковного имущества все построенные для него и впредь имеющие построиться прихожанами дома и службы и для поддержания их употребляло изыскиваемые попечительствами средства, с употреблением, в случае надобности и возможности, и церковных сумм, если прихожане сами откажутся от ремонта построенных ими помещений для причта, и все настояния пред ними причтов по этому предмету окажутся напрасными (Новгородск. епарх. ведом. 1889 г. № 20).

Позволительно ли совершать браковенчание в приходской церкви жениха накануне храмового или престольного праздника в приходской церкви невесты?

По установившейся у нас практике и получившей силу и значение закона общеобязательного браки не венчаются в навечерие воскресных и великих праздничных дней, к которым по всей справедливости должны быть отнесены и относятся храмовые и другие особенно чтимые местные праздники. В навечерие великих праздников и воскресных дней, равно как и накануне храмовых и других особенно чтимых местных праздников, браки не венчаются, между прочим, по той причине, чтобы чрез брачное пиршество, которым обыкновенно сопровождается браковенчание, не оскорблялась святость зтих дней праздничных. После этого не трудно понять, что лучше отклонить венчание брака в приходской церкви жениха накануне храмового или престольного праздника в приходской церкви невесты (т. е. праздника, местно чтимого только в приходской церкви невесты), иначе сама невеста, ее родители и родственники чрез участие в брачном пиршестве не будут иметь должного отношения к своему местно-чтимому празднику. Особенно нужно иметь это в виду, когда жених и невеста принадлежат к соседним приходам, или когда брачное пиршество предполагается в доме родителей невесты, чтобы не случилось брачного разгула со всеми его последствиями в приходе невесты, когда все члены этого прихода встречают или по крайней мере должны встретить по-христиански свой местный праздник, и чтобы таким образом не была возмущена их совесть и не было порождено какого-либо соблазна. Само собою разумеется, что если храмовой или престольный праздник в приходской церкви невесты не есть только местный праздник, а принадлежит к общим великим праздникам или к особенно чтимым праздникам и в приходской церкви жениха, то браковенчание безусловно не может быть совершено накануне этого праздника не только в приходской церкви невесты, но и в приходской церкви жениха.

– «День» сообщает, что директор народных училищ Екатеринославской губ. сделал циркулярное распоряжение всем учителям и учительницам начальных народных школ, чтобы они обязательно посвящали часть внеклассного времени на чтение с учениками школ и с окончившими уже в тех школах курс учения, с целью приучить тех и других к сознательному отношению к прочитанному и возбудить в последних охоту продолжать свое саморазвитие путем чтения книг у себя на дому из библиотек, недавно учрежденных при некоторых народных школах. К сожалению, такие библиотеки пока учреждены на всю губернию только при 32 школах, так что удовлетворение спроса на книги, если бы таковой и оказался у учеников, – будет крайне слабое.

– В один день, 14 января, скончались весьма известные герои прошлой войны, генералы: генерал-адъютант Ф. Ф. Радецкий, шипкинский герой, и бывший начальником штаба у генерала Гурко, а в последнее время начальником же штаба Варшавского военного округа, генерал-лейтенант Нагловский.

В течение свыше тридцатилетнего существования штундизма в среде южнорусского населения уже достаточно определилось его религиозное значение. До последнего времени и правительство и общество смотрели на штундизм почти исключительно с религиозной стороны, и исследования о нем ограничивались почти всегда его вероучением по существу и в отношении к православию. Значение же штундизма социально-политическое – намеренно или ненамеренно – отодвигалось постоянно на задний план. Первые попытки определить значение штунды с этой другой стороны, в видах обратить более серьезное внимание правительства на эту секту, предпринимались епархиальными начальствами Херсонским и Киевским, но, к сожалению, эти попытки оказались безуспешными. Гражданское и судебное ведомства всегда смотрели на эту секту, как на чисто религиозную, и потому не только не предпринимали против нее никаких мер по своей личной инициативе, но даже оставляли без последствий представления и ходатайства со стороны духовного ведомства о признании этой секты вредною, или по крайней мере о содействии к прекращению зловредной деятельности ее пропагандистов. В настоящее время, когда штундизм распространился по всем южнорусским губерниям и начал проникать даже в некоторые западнорусские и великорусские губернии, и когда само правительство, наконец, более серьезно взглянуло на нее, явилась возможность и более близко отнестись к вопросу о социально-политическом значении и задачах штунды в нашем народе. Получились новые данные, которые, в связи с добытыми прежде, вполне подтверждают опасный социально-политический характер штундизма в пашем простонародье. Вот самые соображения об этом, насколько они определяются имеющимися данными.

1) Штундизм отторгает народ от Церкви Православной, которая всегда была коренной основой русского государства, и посевает разномыслие и вражду в среде русского народа, доселе единого по крови и вере. Прежде всего шгундисты подрывают уважение к пастырям, затем – к таинствам, уставам и обрядам Церкви. По сведениям и донесениям со всех сторон, отношения штундистов к пастырям Церкви самые непочтительные и грубо-враждебные. Свою проповедь на новых местах пропагандисты всегда начинают или с 23-й гл. Ев. Матфея, против книжников и фарисеев, или с 10-й гл. Ев. Иоанна – о Добром Пастыре, делая применения против православных пастырей, да и вообще в своих всенародных проповедях и толкованиях и в личных объяснениях с священниками они не скупятся в выражениях, чтобы унизить и оскорбить пастырей, как носителей св. сана, – не отличают их от иудейских священников, называют их жрецами Ваала и Астарты, халдеями, льстецами, обманщиками, волками, разбойниками и др. еще более постыдными именами (напр. чорт). Отвергая и унижая таинства, обряды и уставы Церкви, они в то же время с грубой и дерзкой заносчивостью издеваются над тем, что особенно дорого сердцу всякого православного христианина: хулят Пресв. Богородицу и св. угодников Божиих, смеются над мощами святых, в самых оскорбительных выражениях отзываются о храмах Божиих (еврейские синагоги, идольские капища, храм Артемиды Ефесской, кумирни, хлевы, свиная берлога и т. п.), о Честном Кресте Господнем (шибеница, виселица, диавольский знак, печать Ирода, начертание антихриста...), о крестном знамении (печать антихриста, Откров. 13 гл.), о св. иконах Богоматери и святых (глухие и немые идолы, болваны, образы зверя и проч.), не исключая и изображений Христа Спасителя; как говорят, так и делают: св. иконы бросают на землю и в печь, топчут их своими ногами, выносят их в хлевы и загоны для скота, делают из них скамьи для сиденья, саночки для детей, покрышки для кувшинов с молоком и т. под. Оскорбляя благочестивое чувство православных своим кощунственным поведением и бранью по отношению к предметам самым дорогим для нашего народа, штундисты, при удобном случае, стараются оскорблять и поносить самих православных, называя их идолопоклопниками и Никонаитами, и производят насилия над личною совестию, принуждая своих домашних (семейных и служащих) к нарушению постов, посещению штундовых собраний, удерживая от посещения церкви или церковно-приходской школы и т. под. Отсюда между православными и пгтундистами устанавливаются отношения крайне враждебные, которые нередко доводят обе стороны до драк и всеобщего побоища (как было, напр., в Чаплинке в ноябре 1872 г.). По сведениям, собранным в сем году преосв. Иринеем, епископом Уманским, от священников тех приходов, которые заражены штундой, оказывается, что «православные относятся к штундистам вообще враждебно и с презрением: слово «штунд» считается бранным и им называют человека, не уважающего заповедей и обрядов церковных» (См. отвв. священников м. Богуслава и с. Кердан на вопросн. пункты Преосвященного). Штундисты только на первых порах и при том с заднею мыслию привлечь в свои сети побольше простодушных относятся к православным сдержанно и даже ласково. По словам священника с. Лесович, в приходе которого штундистов еще немного, они к православным своим соседям и другим, которых рассчитывают совратить, – «относятся всегда с заискивающим видом, весьма любезно, услужливо до раболепства» (См. отв. священника Гр. Ольшевского). Совсем иначе бывает там, где они завоевали себе положение в приходе: священник с. Кердан пишет, что «штундисты обращаются с православными хуже, чем с евреями, которых уважают за сохрание закона (?) и которым уподобляются уже празднованием субботнего дня». Во всех местах, где появляется штундизм, население разделяется на две постоянно враждебные партии, в антагонизме которых никогда не может быть спокойствия для сельских обществ. Правда, после первых волнений в приходе, вызываемых появлением и распространением штундизма, наступают более мирные отношения между обеими сторонами, но это продолжается только до некоторого времени и случав, когда старая вражда возобновляется, и страсти возгораются с новою силой. Иного, впрочем, и ожидать нельзя. Между той и другой стороной нет более никаких общих духовных интересов, и их внутренняя разрозненность постоянно сказывается и в практической жизни. Штундисты не хотят жертвовать ни на приходскую школу, ни на попечительство, ни на другие приходские учреждения и нужды. В делах общественных штундисты везде держатся правил кружковщины: все должно быть «наше», говорят они; поэтому и к общественным должностям стараются выбирать из своих единомышленников, а православных отстраняют, на сходах и в волостном суде держат сторону своей братии к явному ущербу справедливости и т. под.; вследствие всего этого православным нередко, при многочисленности штундистов, приходится тяжело чувствовать свою беспомощность перед дружной, замкнутой силой штундистов. Вот что пишет священник с. Чаплинки в своем ответе Преосвященному от 13 февраля сего года: штундисты, «участвуя на сходах, имеют большое влияние над православными христианами и поставляют из своих приверженцев хотя и православных в должность сельских начальников, которые в благодарность им не только что покровительствуют, но и всегда их защищают и оказывают им предпочтение пред своими православными. Не дай Бог выразиться перед кем-либо, что штунд неблагонадежный. Против него вооружатся все штундисты вместе с некоторыми православными и сельскими начальниками. В Чаплинке то делается, что говорит штунд». Может ли быть терпимым, а тем более – желательным это разделение, вносимое штундою в коренное, русское население, доселе сильное своим единоверием и солидарностью в делах общественных?

2) При резком отрицательном отношении к православию и вражде к православному населению, штундизм относится отрицательно и к существующему общественному и гражданскому порядку, и в крайнем своем развитии представляет задатки коммунистических, социалистических и вообще противогосударственных идей. Так, у них весьма не редкость – встретить отрицание семьи в христианском смысле слова. По словам, напр., Топиловских сектантов, отцов – нет; «отцы – родители, а отец один – Бог» или: «какая там мать», говорят они, – «мать одна у всех – земля, и отец один – Бог». Поэтому у них родители детям и обратно говорят брат и сестра (См. Южно-русск. штундизм, свящ. А. Рождественского, стр. 187). Штундисты осуждают безусловно войну и говорят, что у нас – не христолюбивое воинство, а разбойники; отрицательно также отзываются иногда о суде у православных: напр., по словам одного сектанта, штундисты «стали святы и должны судиться сами у себя, а не у православных, ибо они будут судить не только весь мир, но даже и ангелов святых» (там же, стр. 188). Вместе с тем штундисты относятся отрицательно ко всему вообще современному социально-политическому строю. По словам «Недели» (см. Южно-русск. штундизм, свящ. А. Рождественского, стр. 180. 1880 г.), сектанты – того мнения, что «человечество достигло в настоящее время крайних пределов своего развращения. Бог родит хлеб и дает человеку всевозможные предметы, необходимые для его жизни, а человек торгует этой благодатью, торгует даже совестью, верою и человеческими существами. Бог разгневался за все это на человечество и попустил его в рабство. В настоящее время человечество находится во втором египетском рабстве. Человек теперь порабощен новыми египтянами – сильными мира сего. Эти египтяне пользуются нашим трудом, распоряжаются нашими силами. Вот почему в настоящее время так много несчастий на земле. На войне проливается невинно кровь человеческая, в обыденной жизни свирепствуют разбои, грабежи, насилия, взаимные неудовольствия, воровство и мошенничество. Бог разгневался за все это на людей и посылает на них Свои кары, как на новых египтян. Что такое, напр., саранча, кузька, град, падеж рогатого скота, эпидемии? Все это казни Божии, посылаемые Отцем небесным на людей за их грехи, за идолопоклонство, поклонение иконам в особенности за враждебные небратские отношения друг к другу. К современному обществу они прилагают 10–18 ст. 3-й гл. посл. к Римл. Отрицательно они относятся иногда даже и к современным усовершенствованиям и открытиям в области науки и искусств. Железные дороги, пароходы, машины и телеграфы – все это, по мнению сектантов, признаки царствия сатаны и конца этого царствия, которое вообще штундисты называют царством египтян, так как эти усовершенствования дают возможность человеку господствовать над человеком (там же, стр. 189–190). Есть довольно также известий и доказательств об отрицательном отношении штундистов ко всем вообще православным властям, не исключая и священной Особы Государя Императора⁶⁷). Съезд противораскольнических миссионеров, происходивший в Москве в 1887 г., засвидетельствовал, что штундисты, в числе других рационалистических мистических сектантов, «как известно людям, практически знакомым с их вероучением и понятиями, крайне враждебно относятся к Русскому Государю и ко всему строю русской, не только религиозной, но и гражданско-общественной жизни, видя для себя идеал религиозной и гражданско-общественной жизни в западных государствах и стремясь к ниспровержению русской самобытности не только в религиозной, но и в гражданско-семейной жизни (См. прилож. к постановл. съезда противор. миссион. 1887 г., № 1, п. 1). По взгляду штундистов, власти православные, носящие на себе награды в виде крестов, «прокляты; они живые идолы, а почитающие их – идолопоклонники». Сектанты отвергают в обществах человеческих законность существования властей: по их понятиям, «власть имеют те, которые побогаче и сильнее других, что никакого начальства, никаких наказаний, острогов не нужно» (там же). «От людей ли ищу благовествования», пишет один штундист по поводу вопроса о властях, «или от Бога? Людям ли угождать стараюсь? (Гал. гл. 1, ст. 1–13; гл. 2, ст. 6). А это кому пишет Матфей – гл. 17, ст. 24–27? Гал. гл. 4, ст. 21–31: а псал. 72, ст. 1–17: о каких благородиях говорит? Еще как нам говорит апостол Павел и как безмерно его величие в нас: превыше всякого начальства, и власти, и силы, и господства всякого имени, именуемого не только в сем веке, но и в будущем (Евр. гл. 1, ст. 19–23; Кол. гл. 2, ст. 14–15). А что это за образ зверя, как не их – (Откр. гл. 13 и 14)? Этот образ убивает людей, но и ему будет та же участь чрез людей, которым Бог внушил эту мысль: «выйди народ Мой, скажет Господь, и воздайте им так, как они воздавали вам и вдвое воздайте по делом их» (Откр. гл. 18, ст. 5–6). А как это будет, читай осьмнадцатую и девятнадцатую главу из Откровения Иоанна. Есть также об этом указания и других пророков. Имеющие очи видеть – да видят и уши слышати – да слышат» (Отеч. Зап. 1878 г., № 5, стр. 220). По словам Топиловских сектантов, на земле нет другой власти, кроме Божией; поэтому всякие земные власти не признаются и не отвергаются (Дело Киев. дух. консист. 1880 г., № 1631, стр. 43). Крестьянин с. Троицкого, Щербатовской вол., Елисаветградского у., Никита Пуховой, совращая в штунду других, говорил, «что царя этого не будет, а будут цари по выбору; на кого упадет жребий, тот и будет царем; что все золото, которое идет на царский дом, будет у нас в руках» (Дело Херс. дух. консист. 1884 г., № 824, стр. 27). Миссионер Чепурной говорит, что сектанты называют властей «куцохвостыми, когтятыми ангелами». Толкуя гл. 13, ст. 18–21 Иерем., они говорят: «здесь ясно сказано Богом, что уже наступает то время, что с этих православных царей упадет с головы венец славы их, и они уже смирятся и сядут пониже, т. е. вовсе уничтожится и звание их; и вот эти только южные города, которые познают анабаптистический свет, заперты будут, т. е. уцелеют, а вся Россия отведется в плен, и всех этих православных начальников схватят боли, как раждающую женщину, и так даже, что они этого никак не ожидают и не полагают» (Донес. Чепурн. 1886 г. 24 февр., стр. 20–29)⁶⁸. То же самое подтверждается и ответами священников штундовых приходов в сем году на вопросы, предложенные им преосв. Иринеем. Так, свящ. с. Чаплинки утверждает, что в его приходе нынешние сектанты уже давно искали удобного случая (который им и представился в проповеди Балабана) вырваться из-под опеки всякой власти как духовной, так и гражданской, хотя, по-видимому, они еще боятся последней; но все это содержится у них до времени в великой тайне; держатся же штунды только для отвода глаз. Священник с. Лесович говорит: «я убежден, что наши штундисты в перемене религии ищут не спасения души, а независимости от узаконенной власти духовной и гражданской. Это уже подтверждалось многими фактами в судебных процессах. В основе штундизма лежит политическая подкладка, выработанная социализмом, но пока еще она содержится этим обществом в глубокой тайне». Весьма характерен и заслуживает полного внимания ответ благочинного 2 окр. Васильковского у., о. Мефодия Трезвинского, который весьма обстоятельно развивает ту мысль, что штундизм – не самостоятельное религиозное явление в нашем народе, а есть чужое, заносное, только замаскированное религией, коммунистическое учение социалистов с чисто политической подкладкой. Отвергая существующий порядок социально-политической жизни России, штундисты мечтают о наступлении новых форм жизни. Среди сектантов бродят идеи коммунистического и социалистического характера о свободе, равенстве и разделе имуществ. Существование этих идей несомненно и подтверждается новыми известиями. Еще при первом обнаружении секты в Херсонской епархии, местный преосв. архиеп. Димитрий в мае 1868 г. доносил Св. Синоду, что «сектанты-немцы, как кажется, преследуют какие-то далекие цели, – в роде коммунистических, которые, впрочем, тщательно скрывают. Кроме учения о равенстве всех, они пускают в народе такие мысли: что священники из корыстолюбивых видов и правительство тоже для своих целей, опутав народ бесполезною, вымышленною и ни к чему не нужною обрядностью церковною, держат его в невежестве» (См. Южно-русск. штундизм, свящ. А. Рождественского, стр. 67). Священники Терлецкий (в 1873 г.) и Козакевич (в 1875 г.) доносили Киевскому и Херсонскому епархиальным начальствам, что, по понятиям штундистов, «все люди должны быть свободными панами» и что они «проповедуют равенство и свободу» (там же, стр. 206). Из показании, данного в августе 1888 г. священнику с. Косяковки, о. Карпу Нестеровскому бывшим штундистом, крестьянином Иеремией Орлюком, видно, что нынешний «штундовый пресвитер» Филипп Орлюк, совращая его в штунду, говорил: «попы проповедуют веру, это вера не та, которой нам нужно, это вера языческая и мы ее отвергнем, а наша вера будет вот какова: свобода, равенство и братство» (См. прилож. к ответам на вопросы преосв. Иринея). По сообщениям миссионера Чепурного, от 24 февраля 1888 г., между сектантами распространяется мысль о том, чтобы они почитали только Христа, так как только Христос старший брат, а остальные (сектанты) должны быть равны». – 1–5 ст. 13 гл. посл. к Римл. и 13–17 ст. 12 гл. Ев. Марка они толкуют так: Апостол писал это к римлянам, а римляне были святые штундисты-анабаптисты, немцы, и Христос повелел давать подати кесарю, а кесарь этот был святой анабаптист, штундовый немец. И вот из всего этого очень ясно видно, что все это слово Божие относится к тому, чтобы мы почитали штундовых анабаптистов царей и начальников, которые еще будут; а также в будущем штундовским анабаптистским кесарям, т. е. царям, давали подати, но никак не православным царям. А так как теперича их (т. е. православных царей) еще година и область темная, а штундо-анабаптистской братии еще малая сила против православных, то необходимо стараться как можно исправнее, против православных, платить подати и выполнять все казенные повинности для того, чтобы они не могли заметить, что все мы, отступившие от православия, поделались и правительству православному неверными и чтобы они, видя наше таковое исправное исполнение казенных повинностей, не воспрещали бы отступать от православия и умножаться нашей штундово-анабаптистской братии». С наступлением ожидаемого сектантами государственного и общественного строя, их (сектантское) начальство всю землю от православных помещиков поотбирает и нас всех (сектантов) понаделяет землею. И тогда уже нам, всему простонародью, которое только поступит в святые штунды и анабаптисты, будет великое добро: свобода на все и роскошь» (Донес. Чепурн. 1886 г. 24 февр.). Вышеупомянутый крестьянин Пуховой говорит, что, с уничтожением существующего порядка, «все будет обще; все магазины с шелками и другими товарами будут открыты для всех, так что, что кому понадобится, тот то и бери бесплатно» (Дело Херс. дух. конс. 1884 г., № 826, стр. 27). Мысль о разделе земель давно уже бродила среди сектантов; еще в 1868 г. составитель записки, поданной на имя Одесского генерал-губернатора, «Об обществе штундистов на юге России», указывал на то, что упомянутая секта имеет более политико-экономический, чем религиозный характер, – что в ней преобладают коммунистические начала (Южно-русск. штундизм, свящ. А. Рождественского, стр. 64 и 65). Он же в «Одесск. Вестн.» (№ 35) в том же году сообщал: «коммунизм есть удочка, на которую штундовые удят неофитов». Вот ряд выводов, по которым штундисты объясняют коммунизм. «Иисус Христос», говорят они, «пострадал за весь род человеческий, следовательно, любовь Его ко всем людям была одинакова; поэтому и блага мира сего должны быть разделены между людьми поровну; а так как состояние и земля суть блага мира сего, то, следовательно, как первое, так и вторая должны быть разделены поровну между всеми живущими людьми». В поте лица твоего снеси хлеб твой, сказал Господь. Трудившийся да яст. Но так как человек ничего не может создать своим трудом, так как земля, воды, камни, животные, растительность и пр. – дело рук Божиих, то человечество не имеет права считать их своей собственностью; это – дар Божий, Божья благодать. Земли должно возделывать столько, сколько нужно для потребностей. «В Екатерин. епарх. ведом.» говорится, что сектанты отвергают всякие права частных лиц на житейские достатки и на имущественную собственность (1884 г., № 22, стр. 432)⁶⁹. По мнению штундистов, люди должны жить отдельными братствами или общинами: при этом должно быть разделение и специализация труда и обмен продуктов натурою. Деньги не должны существовать; конторы и торговцы точно так же. Все должно производиться посредством обоюдного согласия и по-братски (там же, из «Нед.» 1877 г., № 2). Проповедь об уравнении прав и общности имуществ особенно соблазнительна в нашем народе ввиду существования и без того тревожных толков о переделе земель или даже отнятии их у богачей, т. е. помещиков и крупных землевладельцев. Замечательный факт, что пропаганда штундовая находит себе более всего адептов в бедном, безземельном и бездомном классе населения. На это обращают внимание многие священники в своих ответах на вопросы преосв. Иринея. Так, благочинный 2 окр. Васильк. у., о. Мефодий Трезвинский говорит, между прочим: «пропагандисты штунды игнорируют состоятельных хозяев или вообще людей довольных своим экономическим положением. Все внимание их обращено на людей, как называют они, обездоленных, недовольных своим положением. И действительно, в штундизм переходят люди, находящиеся в самых невыгодных, относительно, экономических условиях, – люди или не имеющие никакого земельного надела, или не удовлетворяющиеся им, не ведущие хозяйства, мелкие ремесленники, бобыли и пролетарии, работающие на хозяев, которые тяготятся настоящим положением и ищут выхода из него. Не имея права, по своему социальному положению, как бобыли, участвовать даже в решении крестьянских дел на сельских сходах⁷⁰, толкуют, что нигде нет правды, – ни у начальства, ни даже в церкви. Представители церкви – священники, как назначенные правительственною властию, стоят за властей, проповедуют повиновение им, защищают тяжелый для бедных порядок и препятствуют изменению его, и потому первые враги их». (То же в сущности можно видеть в ответах священников с. Ромашек Васильк. у., и др.).

3) Штундизм ищет и находит себе опору по преимуществу в иностранных учреждениях и обществах и немецких колониях, находящихся внутри Российской империи. Известно, что первые учители штундистов были немцы – пиэтисты и баптисты южно-русских колоний. Пиэтизм, при деятельном участии пастора Болекемпера, возбудил религиозное брожение в среде православных, имевших соприкосновение с немцами-протестантами южно-русск. колоний, а баптисты, вроде Иоганна Прицкау, Иоганна Вилера и др., совращенных пробывшими из-за границы с нарочитой целью пропаганды проповедниками (Онкеном и мн. др.), увлекли в свою ересь православных, которые, при своих близких сношениях и связях с колонистами-протестантами, уже раньше подготовлены были к отпадению от Церкви. Все первые проповедники штундизма из среды наших крестьян – Ратушный, Рябошапка, Балабан (даже женатый на немке) и др. были совращены местными колонистами (преимущественно из колонии Рорбах); у них и под их руководством они прошли первый курс ереси и иезуитских приемов в распространении ее. В течении 30-летнего развития штунды на юге России немцы-протестанты, как из колонистов, так и приезжие из-за границы постоянно поддерживали начавшееся штундовое движение в нашем народе, посещая места, охваченные этим движением, для визитации и утверждения в ереси новообращенных. На связь штундизма с баптизмом, принесенным к нам из-за границы, указывает и то, что один из нынешних проповедников баптизма по всему югу России и Кавказу Павлов получил образование в Гамбурге, в тамошней баптистской семинарии. Связи южно-русского штундизма с заграничными сектантами открываются еще и с другой стороны. С самого начала штундового движения в нашем народе стали завязываться сношения последователей штундизма на юге России с пашковцами в Петербурге и по другим местам. Эти сношения выражались щедрой материальной помощью со стороны Пашкова, а также рассылкой к ним в большом количестве книг издания Общества поощрения духовно-нравств. чтения и т. под., и привели, наконец, к съезду сектантов, единомысленных с Пашковым, состоявшемуся в 1883 г. в С.-Петербурге. Через пашковцев, которые суть последователи учения лорда Редстока, штундизм нашел себе поддержку и в другом месте за границей, именно в Англии. В настоящее время у штундистов встречаются в употреблении русские Библии Лондонского издания. Штундисты дают предпочтение этим библиям перед Синодскими, на том основании (как сообщает миссионер Ольшевский), что в последних слишком много св. книг, которых однако нельзя считать божественными. «За границей, говорят штундисты, люди умнее нас; поэтому мы должны слушаться их более, нежели нашего Св. Синода». Эти связи штундизма с заграничными противоправославными обществами могут отразиться вредно и на самих гражданских отношениях сектантов в нашем государстве.

Какой неблагонадежный элемент в нашем простонародье представляет штунда, видно между прочим и из того, что со всех сторон, где появляется или уже утвердилась штунда, доходят жалобы о крайней распущенности и злоупотреблении своей гражданской свободой в жизни как частных лиц, так и обществ. Опасность штунды для общества и правительства тем сильнее, чем большею свободою действий и безнаказанностью за свои поступки пользуются пропагандисты ее. Напр., благоч. 2 окр. Вас. у. в своих ответах преосвященному Иринею пишет: «штундисты всех уверяют, что они имеют высоких покровителей, которые им доставляют и денежное пособие и поддержку, что им покровительствует начальство и закон и правительство, но что все это, пока выяснится для всего народа преимущество штунды пред религией, защищаемой священниками, и пока общество штундистов достаточно увеличится, нужно хранить в тайне. Потом, когда правительство убедится в развитии и силе штундистов, оно открыто станет на их стороне, и последние, т. е. штундисты будут первыми, а первые, т. е. православные – последними. Таким образом, захватывая все больше и больше пространства, штунда, или, правильнее, цель ее производит деморализующее влияние на народные массы, волнует народные умы и может принести много зла. Везде народ смотрит на появление ее с беспокойством, и с недоумением спрашивает: отчего это начальство не принимает мер к пресечению штунды? а есть и такие, которые говорят: должно быть, штунда в самом деле хорошее дело, когда ни мировой посредник, ни полиция не помогают священникам в борьбе с нею». Весьма необходимо поэтому принятие самых решительных гражданских мер к прекращению штундовой пропаганды в народе. Считаем нужным привести здесь и мнение почтенного органа русской печати «Московские Ведомости»: «правильно ли», говорят они, «предоставить одной Церкви бороться с такими религиозно-политическими пропагандистами? Нет, нужно изыскать и иные средства для борьбы с ними. Во всяком случае результаты пропаганды выяснились уже с такою очевидностию, что требуется решительное изменение отношений к этому делу» (Моск. Вед. № 340 за 1889 г.). Необходимо издание ряда гражданских законов против штунды и в числе их самым первым штундовая секта должна быть причислена к разряду сект более вредных.

П. П.

Великий пост и литургия преждеосвященных даров.

1) С наступлением Великого поста прислуживающие в церкви первым делом должны позаботиться о том, чтобы, сообразно обычаю нашей Православной Церкви, все в церкви приспособить к предстоящим дням говения и покаяния. Для сего, когда священник или диакон станет переоблачать св. престол и жертвенник в траурные, или где таковых не имеется, то в более или менее темные и скромные одежды, – и прислуживающие в свою очередь должны переоблачить в такие же одежды все аналои и столики, находящиеся в храме, переменить, где имеются, белые свечи на зеленые, постлать пред престолом и жертвенником более скромные ковры, закрыть, где есть, блестящие местные иконы в иконостасе таковыми же траурными и т. п., и вообще, по возможности, устроить в церкви все так, чтобы она самым внешним своим видом, по возможности, не развлекала, и более располагала молящихся к воздержанию и внутреннему самососредоточению для сознания грехов своих.

2) Затем, что касается самого великопостного богослужения, то, как известно, за исключением преждеосвященной литургии и обычной литургии в субботу и богослужения воскресных дней, оно отличается отсутствием всякой торжественности, отчего и прислуживающим на нем в сущности остается очень мало дела. – Так на утрени в понедельник, вторник, среду, четверг и пятницу в течении всего поста, а также и в субботу первой недели Великого поста нужно подать кадило священнику только в начале самой утрени, непосредственно после полунощницы, для каждения во время чтения псалма: «Услышит тя Господь в день печали» и т. п. и потом священнику или диакону на девятой песни для каждения на «Величит душа моя Господа»… На вечерни же в эти дни, за исключением субботы, а также и дней, когда с нею соединена преждеосвященная литургия, кадило подается священнику или диакону только один раз для каждения на «Господи воззвах». Вместе с этим и освещение во все означенные дни в церкви должно быть самое скромное, по преимуществу только пред местными иконами, а во время чтения «шестопсалмия», по возможности, должны тушиться все свечи в церкви, за исключением лампад, чтобы хоть в Великом посту, ради покаяния, сообразно уставу никто не мог развлекаться, «но паче внимати от псаломника глаголемым, руце имуще согбени к персем, главы же преклонены, и очи имуще долу, сердечными очима зряще к востоком, молящеся о гресех наших, поминающе смерть и будущую муку и жизнь вечпую» (Устав, последование Четыредесятницы, начало св. и Великого поста). – Нечего и говорить, что если таким образом должны стоять в церкви молящиеся вообще, то тем более, как в этом, так и во всех случаях вообще, должны показывать пример особенно благоговейного и достойного стояния пономари, имея в виду, что они всегда на глазах у народа и их поведение в церкви поневоле должно отражаться и влиять и на народ, здесь находящийся.

3) К частнейшим службам, требующим особенного участия прислуживающих в церкви в течении Великого поста, относятся следующие (за исключением преждеосвященной литургии, о коей речь впереди): 1) в понедельник, вторник, среду и четверг первой недели Великого поста пред повечерием ставить посреди церкви аналой с возженною пред ним свечею, а на аналое положить Триодь, раскрытою на надлежащем месте, где полагается канон на повечерии соответствующего дня, начинающийся ирмосом: «Помощник и покровитель». По прочтении священником канона убрать аналой по обычаю. 2) В пятницу первой недели Великого поста, пред преждеосвященною литургиею заготовить полиелейный или другой столик пред местною иконою Божией Матери, или в ином месте, где, как принято, для поставления на нем колива. Затем во время причастного, на литургии, столик этот с коливом вынести на обычное место на средину церкви, и как только священник выйдет сюда на «Буди имя Господне» для молебна и освящения колива и положит начало самого молебна, подать ему кадило, а если служба с диаконом, то и свечу сему последнему для каждения колива. Затем, взявши кадило и свечу по окончании каждения, обождать, пока не начнут петь во второй раз тропарь святому великомученику Феодору: «Велии исправления», и в это время вынести священнику Служебник, раскрывши его на том месте, где здесь помещается молитва «на благословение колива». – По окончании благословения коливо должно оставаться на своем месте до конца литургии, после чего к нему подается ложка, которою священник вкушает колива, а затем и все присутствующие во храме в память святого Феодора. – 3) В неделю Крестопоклонную на всенощном бдении вынос св. креста после: «Слава в вышних Богу», в таком же порядке, как и в день Воздвижения честного креста, только без самого обряда воздвижения.

4) Сюда же далее надобно отнести 4) чтение Великого канона или так называемое Андреево стояние (по малорусски, «поклоны»), совершаемое в среду вечером, или сказать вернее, на утрени четверга пятой недели Великого поста. – Для этого чтения, в начале самой утрени ставится посредине церкви аналой со свечею пред ним, и на нем полагается Триодь, развернутая на том месте, где содержится самый канон, для чтения священником. На девятой песни подать кадило священнику, и по окончании чтения убрать аналой, по обычаю. – 5) В субботу вторую, третью и четвертую поста на утрени, сверх подачи кадила священнику в начале утрени и на девятой песни, необходимо подавать оное еще пред началом кафизмы второй: «Блажени непорочнии» для каждения во время оной, по Уставу. 6) В субботу пятой недели Великого поста, когда с утренею соединяется чтение акафиста, подавать кадило священнику, кроме начала утрени, сейчас после первой кафизмы, как только начнут петь акафистный кондак первый: «Взбранной Воеводе». Затем таким же образом должно быть подаваемо кадило и во все три последующие раза при пении того же кондака по прочтении непорочных, т. е. кафизмы семнадцатой: «Блажени непорочнии», и по третьей и по шестой песни канона. На девятой песни кадило подать по обычаю. – 7) В субботу Лазареву на утрени также подать кадило по второй кафизме для каждения во время полагаемого в этот день, по уставу, пения: «Ангельский собор удивися» и т. д.

5) Если в течении Великого поста, за исключением первой недели оного, случится празднование святому с полиелеем, напр. февраля 24-го в день «первого и второго обретения главы Предтечи», или марта 9-го в день «святых сорока мучеников», то на утрени в эти дни полагается полиелей с чтением св. Евангелия и т. д. Ввиду этого обстоятельства прислуживающие в церкви заранее должны условиться со священником, когда именно полиелей будет совершаться, чтобы к нему подать и устроить все, как сказано выше о полиелее на утрени вообще. – Сюда же должны быть отнесены и храмовые праздники, могущие выходить особенно в будние дни Великого поста, причем прислуживающие должны всегда обязательно знать наперед, будет ли всенощное бдение накануне их совершаться с вечернею, или же только будет начинаться с великого повечерия, как накануне праздников Рождества Христова и Богоявления, или Благовещения, чтобы все приспособить заранее и потом уже действовать по определенному плану, согласно Уставу и указанию предстоятеля. Таким же точно образом должно быть совершаемо всенощное бдение в течении Великого поста и накануне высокоторжественных дней, когда такие приходятся в продолжении его, напр. 26 февраля, в день рождения Государя Императора и 2-го марта, в день восшествия Его на престол, а также и накануне празднования особенно великим или местно-чтимым святым угодникам и т. п.

6) Кроме того известно, что по Уставу во все продолжение Великого поста полагается особый порядок поминовения усопших, в силу которого, независимо от «Памяти усопших», совершаемой по субботам на утрени, полагается еще служить особые литии, а также и панихиды после вечерни и т. п. Во всех таких случаях, о коих прислуживающие должны всегда наперед условиться с священником, они, т. е. прислуживающие должны подавать священнику на литию одно кадило, а на панихиду – кадило и свечу, а также и свечу диакону, как и на всех панихидах вообще, – и затем на девятой песни, по возглашении священником или диаконом: «Богородицу и Матерь света в песнех возвеличим», взять у них свечи обратно, оставляя однако кадило до конца службы, или точнее сказать, до самого возглашения «вечной памяти», по обычаю. – В тех местах, где подобного рода литии и панихиды совершаются над хлебом, приносимым верующими в церковь, в память покойников, прислуживающие должны заранее для этих хлебов уготовить стол, возжечь пред ним светильник, а пред началом литии или панихиды возжечь и свечи, которые православными приносятся вместе с хлебами, а также и свечи, ставящиеся от усердия прихожан, над коливами, поставляемыми в иных церквах на весь Великий пост «в память усопших», – и потом, по окончании литии или панихиды, все прибрать, свечи потушить и т. д.

7) Что до литургии преждеосвященных даров, то для служения ее прислуживающие обязаны прежде всего – в ближайший воскресный или праздничный день, в который совершается полная литургия, заготовить на проскомидию столько лишних просфор для изъятия из них св. агнцев, сколько преждеосвященных литургий на предстоящей седмице должно быть совершено в церкви. – На этот счет, конечно, всегда лучше спросить священника, так как могут быть случаи, когда преждеосвященных литургий в течении седмицы может быть и три (напр. на страстной седмице или, когда обретение главы, или память сорока мучеников случится во вторник или четверток и т. д.) и четыре (если напр. к этим дням присоединится преждеосвященная литургия во вторник или четверток ради храмового праздника и Андреева стояния) и т. д. Когда святые агнцы будут заготовлены и освящены и положены священником (во время причастного) в сосудохранительнице или дароносице для хранения к предстоящей преждеосвященной литургии, то непосредственно по постановлении их на место, должна быть возжигаема пред ними лампада с елеем, каковую лампаду потом поддерживать горящею день и ночь, пока последний агнец не будет взят из сосудохранительницы для литургии. Вместе с этим, во все продолжение нахождения святых агнцев на престоле, прислуживающие обязаны вести себя в алтаре самым тщательнейшим и благоговейнейшим образом, помня, что пред лицем их в заготовленных св. дарах таинственно пребывает и восседает на престоле сам Царь Славы, Спаситель и Судия мира, Господь наш Иисус Христос, – и потому во все это время не только не дозволять себе в алтаре никакого шума или разговоров, но и всеми силами сохранять самую душу и сердце свое от помыслов нечистых и пожеланий недостойных – ради Господа. Нечего и говорить, конечно, что, если в обычное время, следует проходить между престолом и жертвенником, как сказано выше, с особым благоговением, то тем более должно проходить таким же образом и еще с большим благоговением теперь, совершая всякий раз, если не земные, то глубокие поясные поклоны пред святыми тайнами, как подобает христианам, понимающим свое положение и превысочайшее значение сих «пренебесных Таин», «нас ради человек и нашего ради спасения» предлежащих на престоле.

8) В самый день совершения преждеосвященной литургии, к началу ее готовить все, что полагается вообще в литургии, совершаемой вместе с предшествующею ей вечернею, – причем, как и тогда, облачение священническое расположить так, чтобы сверху лежала епитрахиль для служения часов. Вместе с сим для служения преждеосвященной литургии ризы должны быть траурные, т. е. черные, за исключением тех случаев, когда литургия эта совершается во дни известных святых, или же в храмовые праздники. – Во время пения блаженных; «Во царствии Твоем помяни нас, Господи» и пр., когда священнослужители отходят пред царские врата для молитвы пред литургией, – зажечь свечи на жертвеннике и на престоле и в других местах храма, как и для обыкновенной литургии, и приготовить воду и вино, как для проскомидии, и подобно тому, как и на обыкновенной литургии – подать священнику воду для омовения рук после его облачения в священные одежды и т. д. – Затем, когда начнется самая литургия, и по окончании великой ектении начнут читать «первую славу» семнадцатой кафизмы, – готовить кадило и свечу для диакона. По малой ектении, когда священник произнесет возглас; «Яко Твоя держава», подать кадило священнику и свечу диакону, а если священник служит один, то ему только кадило без свечи. – По троекратном окаждении приготовленного агнца на престоле, если священник служит один, взять у него кадило, – и затем как только священник поднимет св. дискос с агнцем на голову для перенесения его на жертвенник, все служащие в алтаре должны положить земной поклон Господу, являющемуся во святейших дарах своих. – По поставлении дискоса на жертвеннике диакон, если есть, подает кадило священнику, а если его не имеется, то подает оное прислуживающий для окаждения покровцев и воздуха и вообще для каждения св. даров на жертвеннике, по обычаю. Затем каждение священником или диаконом на «Господи воззвах» и вечерний вход, как и на обыкновенной великой вечерне и с кадилом и т. д.

9) Затем читается первая паремия, во время которой снова заготовить кадило и свечу, и когда на клиросе начнут петь «второй прокимен», подать то и другое священнику на: «Свет Христов просвещает всех». После этого кадило берется, но высыпать его не следует, так как снова надобно подавать оное священнику сейчас, по окончании второй паремии на: «Да исправится»... Когда же начнут петь: «Да исправится» в пятый раз, тогда священник отдает кадило, и если служит с ним диакон, вручает оное сему последнему, а если диакона нет, то отдает прислуживающему, после чего сам становится на колени и т. д. – Взявши таким образом кадило у священника, высыпать из него огонь, а если служба идет с диаконом, то сделать то же, как только диакон покадит пред жертвенником и отдаст кадило по окончании: «Да исправится».

10) После сего великий вход на преждеосвященной литургии со стороны прислуживающих совершается в том же порядке, как и на обыкновенной литургии. А именно, в начале пения: «Ныне силы небесныя», подать кадило диакону или священнику для каждения, как на херувимской; потом взять оное у священника, если он служит один, пока он не помолится пред престолом, и снова подать, когда придет к жертвеннику, и наконец, взявши кадило у священника или диакона, идти со светильником вперед пред священнослужителями чрез северные врата, – только при этом не останавливаться, как бывает на обыкновенной литургии для поминовения Государя и проч., так как подобного поминовения на преждеосвященной литургии не полагается, а полагается прямо, мимо царских врат идти в южные врата и сейчас же входить в алтарь, и если есть диакон, то возвращаться с светильником на свое место, а если диакона нет, то остановиться у священника, подать ему кадило, и, взявши его обратно идти, куда следует, по обычаю.

11) По великом входе сейчас же ставить воду на огне для теплоты, и потом подавать ее во время причащения, как и на обыкновенной литургии. Подобно сему, как на той же литургии подавать и кадило священнику после: «Спаси, Боже, люди Твоя», с тою только разницею, что на обыкновенной литургии при этом поется: «Видихом свет истинный», а на литургии преждеосвященных даров хор оканчивает начатое после возгласа: «Со страхом Божиим и верою приступите», – «Благословлю Господа на всякое время», продолжая, по благословении, ту же песнь: «Выну хвала его во устех моих» и т. д. Так же точно, прислуживающие должны поступать и, приготовляя запивку и антидор священнику для вкушения по причащении св. даров, и если он служит с диаконом, то подавать оные священнику во время причастна, а если диакона нет, то подавать по окончании литургии и по потреблении св. даров, – причем, чтобы антидор находился всегда под руками, необходимо всякий раз после полной литургии сберегать на преждеосвященную литургию столько антидорных просфор, из коих изъяты св. агнцы, сколько таковых литургий должно быть совершено в течении седмицы. – Оканчивается литургия преждеосвященных даров совершенно так же, как и литургия полная, а потому все, что указано выше для этой последней, пономари должны исполнить и теперь во всей полноте и аккуратности.

12) Указанный порядок литургии преждеосвященных даров есть нормальный, обыкновенный порядок ее совершения и соответственного этому участия пономарей в отправлении ее. – Исключение из этого бывает на Обретение главы Предтечи, в день Сорока мучеников, а также и на храмовые праздники и т. п. Во все эти дни, на литургии преждеосвященных, так же, как и на обыкновенной литургии, полагается читать Апостол и Евангелие, и потом уже сугубую ектению и т. д. – Для сего, по: «Да исправится», не высыпать кадила, а как только священник произнесет: «Господи и Владыко живота моего» и с диаконом или сам отправится на горнее место, и возгласит: «Вонмем, мир, всем», сейчас подавать кадило, кому следует, и потом поставить диакону аналой пред царскими вратами, для чтения Евангелия, – и вообще поступать совершенно так, как указано в данном случае для полной литургии, пока не начнется сугубая ектения. – Затем, к отличиям литургии преждеосвященных можно отнести возглашение особых заупокойных ектений после сугубой ектении и служение литий после: «Буди имя Господне», когда таковые потребуются, – на которых прислуживающие обязаны так же подавать кадило и пр., как и на полной литургии и т. д. О том, как должны поступать прислуживающие на преждеосвященной литургии в пятницу первой недели Великого поста, по случаю совершаемого в этот день благословения колива, сказано уже и прибавлять к сему ничего не имеется.

13) В заключение несколько пожеланий прислуживающим, по случаю Великого поста, когда таковые же прислуживающие в особенности состоят из воспитанников церковно-приходских школ и других учебных заведений. 1) Так как в течении Великого поста в алтаре по части собственно прислуживания, как сказано, дела очень немного, то вместо этого прислуживающие сделают доброе дело, если в свободные часы станут помогать псаломщику в чтении, которое для одного лица утомительно и не для всякого псаломщика всегда удобовыполнимо даже при крепком здоровье. – 2) В частности, крайне желательно, чтобы прислуживающие в церкви ученики взяли на себя обязанность, в особенности, где причт состоит из двух только членов – священника и диакона, прочитывать накануне причащения говеющих Правило к причащению св. Таин, каковое правило всего удобнее и уместнее читать напр. в пятницу, накануне субботы после повечерия или всенощного бдения, когда говеющие исповедываются и т. д. В соответствие Уставу церковному в это время следует прочитать канон Иисусу Сладчайшему, акафист Богородице неотложно, также канон всем святым и канон заупокой. Если же правило будет читаться накануне других дней седмицы, то в понедельник – накануне вторника читать: канон Иисусу покаянный, канон молебный Богородице или канон по гласу Октоиха, что на повечерии, канон Предтече и ангелу хранителю; во вторник накануне среды: канон Иисусу Сладчайшему, канон Богородице Одигитрии, или канон молебный по гласу Октоиха, и канон ангелу хранителю; в среду – накануне четверга: канон Иисусу покаянный, параклис Богородице и канон святым апостолам и Николаю; в четверток – накануне пятницы: канон кресту, канон Богородице молебный или Октоиха, и канон ангелу хранителю; в субботу – накануне воскресения: канон Господу Иисусу, параклис Богородице и канон ангелу хранителю; и наконец в воскресенье – накануне понедельника: канон Иисусу, параклис Богородице, канон ангелам, и канон ангелу хранителю. Таким же образом в самый день причащения пред обеднею должны быть прочитываемы молитвы пред причащением. Если же этого нельзя сделать пред обеднею, то сии же молитвы должны быть прочитываемы на самой литургии вместо причастна, который тогда поется поскору. – 3) Наконец, величайшую пользу народу принесли бы прислуживающие в церкви, если бы, приходя во храм за час или более до службы, в особенности напр. пред часами или повечерием, с разрешения и по благословении священника и под его надзором и руководством прочитывали говеющим в течении Великого поста, на погосте или на паперти церковной, или же в притворе жития дневных святых, или другие какие-либо душеспасительные книги по выбору и указанию священника. Никогда народ наш так не расположен читать и слушать все священное, как во время говения. Между тем, если когда, то во время Великого поста, по причине длинных служб священнику делать это положительно нет возможности и силы. Пусть же грамотные и усердные к церкви Божией пономари и все прислуживающие в церкви делают сие святое делание с любовию и усердием, – назидающе себе и созидающе кийждо ближняго своего во спасение о Господе.

Чтения по Нравственному Богословию.

Трудно сказать, против каких чаще всего погрешают в настоящее время обязанностей, которые налагаются на каждого христианина великою заповедью Господа нашего Иисуса Христа: «возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею, и всем помышлением твоим... Возлюбиши искренняго твоего, яко сам себе» (Мф.22:37–29), – по отношению ли к Богу, или к своему ближнему, или же к самому себе. Все три рода обязанностей, если не во всей их полноте, то в частностях нарушаются большинством настоящего поколения христиан не русских православных только, но вообще христианами всего земного шара. Правда, многие из этих обязанностей не исполнялись и прежде; но в настоящее время уклонение от исполнения многих обязанностей может быть замечаемо даже близоруким наблюдателем. Нельзя же объяснить этих печальных явлений одним лишь оскудением веры, тем более, что наблюдаются такие уклонения от прямого долга христианина, которые показывают как раз обратное такому предположению, – не оскудение веры, а попросту, полнейшее в большинстве случаев религиозно-нравственное невежество, или иначе, грешат многие в некоторых случаях только потому, что и не подозревают в своих действиях чего-либо противного приведенной выше заповеди. Особенно часто наблюдаются подобные явления в среде простого люда. Например, молится крестьянин святому Николаю Чудотворцу, и в своей молитве обращается к нему не как к угоднику Божию, а как к самому Богу; поэтому молитва его и к Господу нашему Иисусу Христу, и в Николаю Чудотворцу выражается в одинаковых словах, приблизительно так: «Господи Иисусе Христе, прости мои согрешения и помилуй меня», и «Николай Чудотворец, прости мои согрешения и помилуй меня». Нечего и говорить о том, что подобных исповедников христианства, без особенного труда можно убедить, что какой-нибудь Иван или Петр бог, как мы видим это у шалопутов, или же доказать православным, что они идолопоклонники, чего достигают штундисты, или же баптисты и другие сектанты-иконоборцы. И во времена апостольские были подобные же явления, а потому апостол Павел предупреждает последователей учения евангельского в лице коринфян, такими словами: «Братия! не будьте дети умом; на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершеннолетни» (1Кор.14:20), т. е. христиане должны не только веровать, но и знать предмет своей веры, при том твердо и основательно настолько, чтобы, по словам другого апостола, «всегда готовы были дать отчет в нашем уповании всякому вопрошающему нас» (1Пет.3:15) и чтобы, по словам апостола Павла, не увлекались всяким ветром учения (Еф.4:14; Евр.13:9), и не всякому духу веровали, как учит ап. Иоанн, – а испытывали духов, от Бога ли они (1Ин.4:1). Сам Спаситель говорит: «сие есть живот вечный, да знают Тебе единаго, истиннаго Бога и егоже послал еси Иисус Христа» (Ин.17:3). Об уклонениях же от христианских обязанностей к ближним и самому себе нечего и говорить. Ввиду только лишь сказанного необходимо и благовременно развить перед простыми слушателями следующие темы:

Относительно Богопознания и истинного Богопочтения внешнего и внутреннего.

1) Важность и необходимость истинного Богопознания. 2) Природа внутренняя и внешняя, как средства к Богопознанию. 3) Божественное Откровение, как средство к Богопознанию. 4) Святая Церковь есть столп и утверждение истины. 5) Никто и ничто не может быть выше Бога. 6) Суеверие и заблуждение, как причины, отдаляющие нас от Бога и вечного блаженства. 7) Святость жизни и деятельная любовь к ближним, как виды истинного Богопочтения. 8) Богопочитание не должно ограничиваться ни временем, ни местом. 9) Необходимость внимательного чтения и служения Слова Божия. 10) Разумная вера и жизнь по вере, как необходимая наша обязанность (современное поколение особенно легко погрешаем против этой обязанности). 11) Обязанность удаления от общества людей вольномыслящих и ложно образованных, а также – от чтения и служения книг безбожных и безнравственных. 12) Сквернословие и празднословие, как тяжкий грех. 13) Христианская надежда, как наша обязанность. 14) Довольство своим состоянием и преданность воле Божией. 15) Любовь к Богу, как необходимое следствие истинной веры и христианской надежды. 16) Истинное почитание святых и обязанности наши к святым Божиим.

Относительно общественного положения.

1) Высокая важность и необходимость верховной или предержащей власти и ее Богоучрежденность. 2) Значение священного миропомазания православных Царей и неприкосновенность помазанников Божиих. 3) Обязанности подданных по отношению к Царю. Необходимость постоянной молитвы за Царя. 4) Уважение гражданского закона. 5) Обязанность всех защищать Царя, отечество и святую веру до самопожертвования. 6) Честность и верность в общественных делах и в частности в торговле. 7) Необходимость и польза труда. 8) Трудности и преимущества труда земледельческого. 9) О взаимной помощи в делах и в жизни. 10) О грехе нерадения и своекорыстия при отправлении службы государственной.

Относительно положения церковного.

1) Необходимость постоянного пребывания в союзе с Церковию и полного ей послушания, как мудрой Богоустановленной воспитательнице христианских обществ. 2) Обязанности пасомых к пастырям и учителям Церкви. 3) Исторические примеры доблестного служения пастырей ко благу Церкви. 4) О грехе презрения служителей алтаря Господня. 5) О важности и благотворности участия в церковных службах. 6) Обязанности в отношении к умершим. 7) Об отношении к неверующим и иноверцам.

Относительно семейного положения.

1) Нравственные и иные преимущества жизни семьянина пред жизнью холостого, одинокого человека. 2) Обязанности мужа и жены. Обращение супругов друг с другом. Домашнее счастье. 3) Супружество и девство. 4) Воспитание детей физическое, нравственное и религиозное; обязанности взрослых к детям. 5) Важность материнского и отцовского благословения. 6) Домашние наказания при воспитании детей. 7) О вреде потворств в деле воспитания. 8) Высота отеческой власти. 9) Обязанности детей к родителям. 10) Обязанности к осиротевшим и бедным родственникам. 11) О преступности и вреде семейных разделов. 12) О грубости нравов, проявляющейся в буйствах, драках, жестоком обращении мужей с женами, родителей с детьми. 13) Обязанности господ и слуг.

Относительно обязанностей к самому себе.

1) О воздержании вообще и трезвости в особенности. 2) О христианском смирении. 3) О самоотвержении. 4) О борьбе с дурными привычками и страстями. 5) Об обязанностях во время болезни. 6) О преступности самоубийства (этот грех особенно распространен в настоящее время). 7) Необходимость заботы о просвещении разума, чувства воли светом Христова учения. 8) О грехах гордости, любостяжания, жажды чувственных удовольствий, зависти к благосостоянию и благополучию ближних. 9) Об излишней заботе об одних материальных выгодах в ущерб нравственному и здравому умственному просвещению. 10) О пьянстве и всех гибельных его последствиях для человека: для его тела, материального благосостояния, его души и вечного ее спасения.

Относительно обязанностей к природе, одушевленной и неодушевленной.

1) О кротком обращении с животными. 2) О разумном и осторожном пользовании природными богатствами земли. Неисчислимый вред, приносимый хищническим истреблением лесов.

По каким документам можно венчать вступающих в брак бывших нижних чинов. – Ввиду разъяснения Св. Синода о том, что увольнительные билеты, выдаваемые нижним чинам при перечислении их в запас армии, а также и свидетельства о выполнении воинской повинности лицам, прослужившим обязательный срок службы, не могут служить в настоящее время видами на жительство и удостоверениями семейного положения тех лиц, и принимая затем во внимание, что лица, прослужившие свой обязательный срок службы в войсках, по зачислении в запас армии и по увольнении в отставку, возвращаясь в свое первобытное состояние, для свободного проживания должны иметь паспорты и другие виды на жительство, в каковых документах, на основании 22 ст. 1 ч. X т. Свода Зак. изд. 1887 г., должно быть отмечено семейное положение предъявителей, Архангельская духовная консистория циркулярно объявляет причтам епархии, что при совершении браков, для удостоверения действительного семейного положения лиц, вступающих в брак, крайне необходимо, в виду вышеуказанного разъяснения Св. Синода, требовать от бывших нижних чинов, вступающих в брак, паспорты или другие документы, выдаваемые теми обществами, в которых означенные лица состоят (Арханг. епарх. ведом. 1889 г. № 13).

Какие метрические выписки, выдаваемые причтом по требованию волостного правления, не должны быть оплачиваемы гербовым сбором. – Та же духовная консистория разъясняет причтам церквей епархии, что только те метрические выписки, выдаваемые причтом по требованию волостного правления, не должны быть оплачиваемы гербовым сбором, а) которые требуются правлением для представления в казенную палату о смерти тех членов крестьянских семейств, которые подлежать исключению из подушного оклада, причем в этих свидетельствах должно быть прописываемо, что они выдаются для представления в такое-то волостное правление собственно для исключения из подушного оклада поименованного в свидетельстве лица (Собран. Узакон. 1877 г. № 60, ст. 795), и б) которые требуются правлением не для выдачи тех выписок частным лицам, а для доставления оных, как документов, необходимых по какому-либо делу, производящемуся в правительственном учреждении, у должностного лица или в городском, земском или сословном учреждении, и при этом должно быть прописываемо, что они выдаются для препровождения в такое-то место, или к такому-то должностному лицу (п. 5 Собр. Закон. 1878 г. № 92, ст. 333). Таким образом, как требования крестьян чрез волостное правление от причта метрических выписок, так и самые выписки, необходимые им при подаче ими прошений в казенную палату о перечислении их из одного семейства в другое, как касающиеся частного дела, должны быть оплачены гербовым сбором (п. 2 Собр. Узакон. 1878 г. № 92, ст. 333). Что же касается того, могут ли быть отдельные акты о каждом члене семейства выписываемы на одном листе, то консистория объясняет, что о каждом акте рождения, брака и погребения должна быть выдаваема отдельная метрическая выписка, оплаченная гербовым сбором, в тех случаях, когда требуется тот сбор, но не должно быть выдаваемо несколько метрических выписок на одном листе (там же № 16).

К вопросу о ведении метрических записей о рождении и крещении. – Та же духовная консистория предписывает духовенству епархии, чтобы оно, при учинении в метрических книгах записей о рождении и крещении таких лиц, которые родились в одном месяце или году, а крещены в другом, непременно обозначало в графе »день рождения» название числа, месяца и года рождения этих лиц (там же).

По вопросу о церковных сторожах. – Подольский преосвященный предложил местной духовной консистории сделать следующие распоряжения по епархии: 1) предписать благочинным церквей епархии обязать все причты и старост подписками, чтобы они имели при церквах двух сторожей, благонадежных во всех отношениях (т, е. не дряхлых стариков, не подверженных пьянству, не замеченных в чем либо дурном); 2) чтобы староста и его помощник поочередно наблюдали за церковными сторожами, чтобы те (т. е. сторожа) в ночное время неотлучно находились при церкви и ночью чередовались по охране церкви (обходя с колотушкой вокруг церкви), днем – чтобы один из сторожей непременно находился неотлучно при церкви; 3) чтобы священник и псаломщик не отвлекали сторожей от церкви для работ при своих домах или на полях, что практикуется в иных местностях, и 4) предварить церковный причт и старост, что они будут подвергаемы епархиальным начальством строгой ответственности за украденное из подведомственных им церквей, если по дознаниям окажется, что охрана церкви, подвергшейся ограблению, была недостаточна в каком-либо отношении (Подольск. епарх. ведом. 1889 г. № 49).

В 1859 году Св. Синод циркулярными указами на имя епархиальных преосвященных благословил священнослужителей живым примером собственной жизни и частым проповеданием в храмах о пользе воздержания содействовать возникшей в некоторых сельских и городских сословиях решимости воздерживаться от употребления вина, отнюдь не прибегая к таким мерам, которые не истекают прямо из пастырских обязанностей духовенства и не основаны на положительных узаконениях. Эти благие начинания не были однако, по причинам от духовенства не зависящим, надлежаще приведены в исполнение, и возникшие во многих местностях, на основании добровольных общественных приговоров, общества трезвости, имевшие единственною целию объединять между собою всех ведущих трезвую жизнь, мало-помалу прекратили свое существование. С освобождением крестьян от крепостной зависимости, неумеренное употребление вина в народе увеличилось, а потому правительство вынуждено было принять ряд мер к возможному ограничению пьянства. Но эти меры пока оказались бессильными, а потому правительство, чрез посредство Св. Синода, обращается снова за содействием к духовенству, приглашая его к усиленной деятельности в деле искоренения пьянства в народе (см. опр. Св. Синода от 5–11 июля 1889 г.).

Что же духовенство может и должно предпринять для искоренения пьянства в народе? В высшей степени было бы желательно познакомиться (хотя бы и на страницах «Руководства для сельских пастырей») с теми мерами, которые употребляли и употребляют в борьбе с этим пороком умудренные практикою и жизненным опытом пастыри. С своей же стороны мы позволяем себе высказать несколько своих соображений о том, как и чем пастыри Церкви, особенно сельские священники, могли бы хотя отчасти содействовать, если не к совершенному искоренению пьянства, то по крайней мере к значительному ослаблению его.

В деле искоренения народного пьянства имеет важное значение прежде всего собственный пример священнослужителей. Обыкновенно принято, что за какую-либо домашнюю услугу или за полевую работу крестьян сельские священники благодарят их угощением. В этом обыкновении, по нашему мнению, нет ничего предосудительного, если только оно не выходит из границ приличия и умеренности. Но худо, если священник не в меру угостит своих прихожан за какую-либо услугу или работу их, так что они выйдут из его дома охмелевшими: в таком случае священник сам явится для своих прихожан учителем невоздержания. Посему священник, при угощении прихожан в своем доме, должен поставить себе за правило соблюдать умеренность – остерегаться от спаивания их. По долгу своей службы, священнику весьма часто приходится бывать в домах своих прихожан, где, после совершения им известного таинства или же обряда, обыкновенно предлагают ему откушать хлеба-соли, разделить трапезу. Отказаться от угощения, предлагаемого домохозяевами, священнику не следует, иначе домохозяева могут оскорбиться – подумать, что духовный отец брезгает их хлебом-солью. Но что делать священнику, когда радушные хозяева будут предлагать ему не только откушать хлеба-соли, но и выпить вина?

По нашему мнению, священнику не предосудительно и пить вино в домах своих прихожан, но только в умеренном количестве. Совершенно не употребляющий вина пастырь не может служить примером трезвости для своих прихожан: такому священнику всегда могут возразить, что хорошо-де ему проповедовать о трезвости, если сам совсем не пьет вина. Напротив, видя своего пастыря пьющим вино, но не напивающимся до потери рассудка, пасомые найдут в лице его живой пример самообладания, умеренности и воздержания. Во всяком случае пастырь духовный, ревнующий о трезвости в прихожанах, был бы очень недальновидным, если бы стал совершенно отказываться от вина в домах своим прихожан, а в своем доме допускал бы употребление вина даже не в умеренном количестве. Что могут подумать о таком священнике его прихожане как не то, что он лицемерит и притворяется? Такому пастырю, якобы заботящемуся об ослаблении пьянства и убеждающему прихожан не пить вина, пасомые, если и не открыто, то мысленно возразят: «врачу, исцелися сам».

С целию искоренения пьянства в народе пастырь при всяком удобном случае должен убеждать народ не в том, чтобы он сразу бросил пить водку, так как этим на первых порах можно испросить дело, а в том, чтобы он избегал пьянства, столь вредно влияющего на его нравственность и столь разрушающего его материальное благосостояние. Известно, что наш простой народ много пьет водки, между прочим, при крестинах, свадьбах, похоронах и поминках усопших. По своему невежеству и по желанию побольше пображничать, серый люд нарочито выдумывает разного рода церемонии, которыми обыкновенно обставляет таинства и обряды, что в сильной степени развращает нравы и тяжелым бременем ложится на экономическом благосостоянии нашего народа. А потому пастырь, в видах сократить и ослабить пьянство при крестинах, свадьбах, похоронах и поминовении усопших, всячески должен разъяснять народу, чтобы он оставил свои лишние и пустые церемонии при крестинах, свадьбах, похоронах и поминовении усопших, избегал разорительных для себя издержек на угощения, особенно же – располагать домохозяев к тому, чтобы они не спаивали участников в своей радости или в своем горе.

По установившемуся обычаю простой народ любит проводить в пьянстве праздничные дни, особенно – святки, Пасху, храмовые праздники, а также и дни поминальные. Посему бдительный пастырь еще заранее – до наступления этого времени должен предупреждать и предостерегать своих прихожан от разгула и пьянства в это время. Несомненно принесет известную пользу, если пастырство наше в указанное время с церковной кафедры будет настойчиво убеждать и располагать прихожан к тому, чтобы они по-христиански встречали наступающие праздники и не предавались бы в праздничные дни пьянству. Для того же, чтобы не было соблазна и увлечений, нужно настаивать на том, чтобы прихожане не посещали в праздничное время шинков, и составляли общественные приговоры о совершенном закрытии питейных заведений на праздничное время. Разумеется, что сельскому священнику не легко добиться закрытия шинков в праздничные дни, ему придется в этом деле иметь много хлопот и неприятностей. Но, воодушевившись ревностию о благе народа, он может с успехом достигнуть своей цели: его добрые намерения и заботы рано или поздно будут поняты народом и по достоинству оценены.

Так как пьянство большею частию развивается в народе от скуки и безделия в праздничные дни, то внебогослужебные собеседования в эти дни, если только они будут поставлены так, что могут заинтересовать прихожан, являются одним из лучших средств к противодействию народного пьянства в дни праздничные. На этих беседах, могущих занять досуг народа приятным и полезным для него делом, можно с большею подробностию и свободою, чем на церковной кафедре – в проповедях, разъяснять народу и весь вред, какой происходит от пристрастия к вину. Так с церковной кафедры неудобно производить исследования о пьянстве с медицинской точки зрения, между тем во время собеседования это можно сделать всегда к месту и с пользою. Тут может быть прочитана и какая-либо популярная статья из области гигиены и физиологии о гибельном влиянии спиртных напитков на организм человека. Выбрав заранее понятную статью или брошюру (а таких статей или брошюр теперь есть много), в которой излагается исследование о вреде пьянства на здоровье человека, нужно внимательно прочитать эту книжку дома, а потом в ближайший праздничный день прочитать ее в общем собрании прихожан, делая при этом почаще пояснения таких мест, которые могут показаться простому человеку неясными и мало понятными, а по прочтения брошюры следует устно и кратко повторить ее содержание. Не довольствуясь этим, можно бесплатно раздать слушателям несколько экземпляров прочитанной брошюрки, сказав им, чтобы они сами дома почаще прочитывали полезную для них книжку. Нет сомнения, что такое объяснительное чтение с повторением прочитанного в общем собрании прихожан, а также и по домам, может иметь доброе влияние на наш народ, всегда отзывчивый к тому, что направлено к его пользе, и что он может хорошо вразуметь и уяснить себе.

Народ наш привыкает к пьянству еще с малых лет; посему для ослабления и искоренения пьянства в народе приходские священники должны энергически взяться за предостережение молодого подрастающего поколения от увлечения пьянством. Примером для наших пастырей может служить в этом отношении известный деятель народного образования С.А. Рачинский, учитель Татевской школы Ржевского уезда Тверской губ. «Задавшись целию ослабить пьянство в народе, он начал с учеников своей школы. С самого начала его школьной работы пьянство, как вопиющее зло, делается предметом настойчивых бесед его с учениками. Они оказались успешными. Зло столь очевидное, столь горько отзывающееся на жизни детей, не могло представляться им иначе, как злом. Давались обещания, принимались искренние решения ему не поддаваться. На счет необходимости ограждать от него детей скоро стали соглашаться с учителем и все разумные родители. Но не довольствуясь простыми увещаниями и поучительными речами, он, в видах более успешного образа действий, задался целию устроить в тесном кругу своих учеников – общество трезвости. Мысль о таком обществе была встречена большинством учеников г. Рачинского в высшей степени сочувственно, и 5 июля 1882 года, в день своих именин после молебна преподобному Сергию, учитель с детьми дают в церкви торжественный обет воздержания, сроком на один год. С тех пор обет этот ежегодно возобновлялся 5 июля почти теми же лицами, с небольшим ежегодным приростом. Число членов этого общества колебалось между 50 и 70 (кроме детей). Состояло общество почти исключительно из бывших учеников Татевской школы, и постоянное его ядро составляли вышедшие из этой школы учителя. Так тянулось до осени. Польза, приносимая этим маленьким обществом его членам, не замедлила обнаружиться. Однажды, в воскресенье, 25 сентября, к г. Рачинскому пришли перед обеднею семь крестьян, почти все ему незнакомые, из разных, отчасти отдаленных деревень, и решительно и настойчиво заявили желание присоединиться к новому обществу. Он подумал, что собрались они в этот день потому, что это – день памяти преподобного Сергия, во имя коего устроено общество; но оказалось, что никто из них этого не знал, и совпадение это произвело на новых членов сильнейшее впечатление. С тех пор не прошло ни одного воскресенья, ни одного праздника (за изъятием двух или трех), без новых присоединений, и ныне число членов Татевского общества возросло до 383. К великой радости инициатора этого дела, ни в один из этих дней число присоединений не было значительно, что дало ему возможность поговорить почти с каждым из новых членов в отдельности. Скоро в соседних селах Травине и Шопотове, по инициативе местных священников, возникли подобные же общества трезвости, где число членов сразу же дошло до 250, а в селе Дровнине число членов быстро возросло до 700».

Столь поучительный пример известного деятеля в деле народного образования, задавшегося целию, чтобы школа его оказывала известное нравственное воздействие на народ, говорит нам весьма много. По примеру С. А. Рачинского, приходский священник должен почаще беседовать с учениками своей церковно-приходской школы о вреде пьянства и предостерегать их от пагубной привычки. И не подлежит сомнению, что если дети, учащиеся в церковно-приходской школе, часто будут слышать беседы о вреде пьянства и своевременное предостережение от пагубной привычки и будут видеть в лице своего учителя пример трезвости, то впоследствии времени они с особою благодарностью испытают на себе благотворное влияние школы.

Стремясь к устройству церковно-приходской школы и к благотворному воздействованию чрез нее на молодое подрастающее поколение, приходский священник в то же время должен позаботиться об образовании общества трезвости в среде своих взрослых прихожан. Такое общество могут на первых порах составить члены церковно-приходских попечительств и братств. Члены попечительства или братчики могут быть достойными помощниками пастырю в деле ослабления пьянства. Как выбранные из лиц вполне благонамеренных и пользующихся уважением в приходе, и при том как находящиеся в непосредственных и близких отношениях ко всем жителям своего селения, они в значительной степени могут способствовать ослаблению пьянства в приходе.

Все указанные вами меры к ослаблению пьянства в народе, если только они дружно, энергично и настойчиво будут применяемы, приведут к несомненным добрым последствиям, тем более что в настоящее время в массе народа уже мало-помалу стало проникать сознание о пагубных последствиях неумеренного употребления спиртных напитков.

Свящ. Серапион Брояковский

В первой статье, посвященной нами рассмотрению предметов, касающихся народной нравственности, говоря об опасностях, угрожающих уважению народа к постам, мы указали на существовавшее доселе несоблюдение постов в войсках⁷², куда поступает для несения военной службы лучшая часть сельской молодежи и откуда она возвращается иногда лишенная привычки к посту и свыкшаяся с легким воззрением на него.

Считаем не лишним сообщить нашим читателям некоторые официальные данные касательно сего предмета, в особенности же познакомить их с новым движением в военном управлении, подающим надежду и на правильное решение вопроса, и на перемены, в высшей степени желательные для всякого ревнителя св. веры.

Материалом для настоящей заметки послужит статья г. Судакова в Военно-Медицинском Журнале (июль, август и сентябрь 1889 г.) о влиянии постных варок на здоровье нижних чинов. Эта статья представляет собою два доклада, составленных г. Судаковым в качестве делопроизводителя особой комиссии, учрежденной в Петербургском военном округе для решения вопроса о влиянии постов на здоровье солдат.

Из нее мы узнаем следующее.

Согласно с существующими постановлениями Православной Церкви войска должны соблюдать в течение года известное число постных дней. При этом Свод военных постановлений, отчасти в видах «сбережении здоровья нижних чинов», отчасти во внимание «к особым местным условиям», представляет начальникам дивизий и лицам равной с ними власти право разрешать приготовление для нижних чинов скоромной пищи и в постные дни.

В одном из армейских полков Петербургского округа количество постных дней определяется цифрой 176; зато в одном из гвардейских (кирасирском) оно равняется 24. В пределах одного и того же округа ни потребность сбережения здоровья нижних чинов, ни так называемые местные условия не могут разнообразиться до такой степени, чтобы одному полку назначать постных дней в 7 раз меньше, чем другому.

Ненормальность этого порядка, длившегося долгие годы, заметил Главнокомандующий войсками Петербургского округа, Его Императорское Высочество Великий Князь Владимир Александрович. И здесь мы находим, что доброе движение, инициатива в защите религиозного и нравственного принципа зарождается в том благословенном Доме, откуда только Россия и может ждать всего лучшего. Великий Князь приказал учредить при штабе войск Петербургского округа комиссию, которая должна была определить, какое число постных дней может быть принято для войск этого округа, и посему должна была войти в ближайшее рассмотрение вопроса о влиянии постной пищи на здоровье нижних чинов.

В решении последнего вопроса означенная комиссия встретила немало затруднений. Как определять влияние постной пищи на здоровье солдат, когда самое понятие о ней неустойчиво и неопределенно. Конечно, эта пища отличается от скоромной отсутствием в ней мяса и молочных продуктов. Но ведь, этого недостаточно, если только принять в соображение, что, напр., гвардейский Преображенский полк тратит на пищу солдата в постный день 9 коп., а первый стрелковый батальон 2,4 коп.

Как легко было при таких условиях придти к заключениям, или неясным, или даже прямо неблагоприятным для соблюдения постов?

При решении таких вопросов, как влияние того или другого фактора на жизнь и здоровье людей, теперь принято пользоваться статистическими приемами, сличать, по сколько люди съедали или выпивали и по сколько затем их умирало и заболевало.

В силу этого, и при означенной статье приложены подлинные таблицы, показывающие, в каком полку С.-Петербургского округа сколько было постных дней, сколько в постный день тратилось на пищу солдата, затем сколько было в год (по среднему расчету за 1885, 1886 и 1887 г.г.) умерших и уволенных в отпуск по болезни. Из этих таблиц ясно, что количество постных дней доселе не имело определенного влияния на здоровье и смертность нижних чинов.

Возьмем чаще всего встречающуюся в таблицах цифру выбывших из полка, именно 33 челов. на 1000. К числу полков, имевших такую убыль, относятся: гвардейский гусарский, в котором было 25 постных дней в году, 23 артиллерийская бригада, в которой постных дней было 78, и 1-й понтонный батальон, в котором постных дней было 117, и наконец 22 артиллерийская бригада, где их было 147.

Возьмем наименьшие цифры постных дней: в гвардейском кирасирском 24 постных дня, а убыли 50 чел., в гвардейском гусарском 25 постных дней, а убыли 33 чел., в 1 железнодорожном батальоне 25 пост. дней, а убыли 24 чел., в гвард. кавалергардском полку 27 пост. дней, а убыли 42 чел., в уланском 29 пост. дней, а убыли 43 человека.

Возьмем, наконец, наибольшие цифры постных дней; в Царицынском полку пост. дней было 176, а убыло 45 чел., в охтенской артиллерийской команде пост дней было 162, а убыло 71 чел., в вильманстрандском полку пост. дней было 149, а убыло 60 чел., в гвард. кадровом батальоне было 148 пост. дней, а убыло 33 чел., в 39 арт. бригаде было 146 пост. дней, а убыло 70 чел., в 22 арт. бригаде 147 пост. дней, а убыло 48 чел.

Из этих цифр едва ли можно вывести, что с увеличением числа постных дней совпадает усиленная убыль солдат. И действительно автор означенной выше статьи сознается, что между полками, соблюдающими наибольшее число постных дней, есть полки, отличающиеся высоким санитарным благосостоянием. Мы прибавим, что некоторые из них даже не много тратят на постную пищу. Так напр. Царицынский полк продовольствует солдата в постный день на 3,8 коп., 39 артиллерийская бригада на 3,9 коп. и т. д.

Из всего этого, повторяем, не вытекает ровно никакого заключения о влиянии постов на здоровье солдат. Но с этим статистик примириться не может. Делается обычный опыт расположить цифры так, чтобы что-нибудь вышло. Г. Судаков делит полки по категориям, отделяет напр. в особую категорию 18 армейских полков, имеющих средним числом 142 постных дня (почему именно столько?) – и вот беспримерная убыль в 2–3 полках увеличивает среднюю цифру убыли во всех полках этой категории. Далее отделяются в особую категорию и армейских части, соблюдающие средним числом 73 постных дня и имевшие, как оказывается меньшую убыль.

Добывши такими приемами средние цифры, г. Судаков в первом докладе пришел к заключению, что доселе влияние постной пищи на здоровье нижних чинов было не вполне благоприятно. Только он приписал это не самой постной пище, а худому приготовлению ее и нерациональному распределению ее между обедом, ужином и завтраком. Это дало повод Великому Князю для окончательного выяснения степени влияния постов на здоровье войск разрешить произвести означенной комиссии опыт питания саперного батальона постной пищей сообразно с правилами, выработанными комиссией.

И вот в великом посте 1889 г. произведен опыт, при котором заботились давать солдату суп не водянистый, кашу, ни отталкивающую от себя отсутствием масла, давали пищу в три приема, как это обычно у крестьян.

Опыт этот производился только в двух ротах саперного батальона, а остальные три роты употребляли обычную пищу, т. е. в первую, четвертую, седьмую недели Великого поста, а также в неделю говения ели постную пищу, приготовленную по-прежнему, а остальные три недели ели скоромное.

Какой же был результат этого опыта (напоминающего нам тот чудесный опыт, которому пожелал подвергнуться пророк Даниил при дворе царя Вавилонского)?

Результат был тот, что после 4-х-недельнаго питания постной пищей, приготовленной по правилам, выработанным комиссией, две роты саперного батальона оказались здоровее тех рот, которые питались постной пищей, приготовленной по-старому, и при том вперемежку с пищей скоромной. Лучшее состояние их здоровья выразилось значительным ослаблением между ними цинготной болезни, между тем как та же самая болезнь в остальных ротах резко усилилась.

Комиссия пришла к тому заключению, что правильно составленная постная пища ни в каком случае не может оказывать какого-либо вредного влияния на здоровье употребляющих ее нижних чинов.

С.Н.

Более верный взгляд на авторитет постановлений вселенских соборов, сравнительно с католиками, принадлежит протестантам. По их мнению, этот авторитет всецело зависел от власти императоров: только те определения соборов получали силу и авторитет, которые проходили чрез санкцию императора. Взгляд отчасти верный, хотя нельзя согласиться с ним вполне вследствие его крайности и односторонности. Несомненно, что императоры принимали деятельное участие на соборах; но каково, спрашивается, было это участие, какую роль играли здесь императоры, как далеко простиралось их влияние? Весьма ошибочно было бы простирать это влияние на рассуждения и определения догматического характера. Ни один император, или же его представитель не вмешивался в рассуждения касательно веры, предоставляя это право исключительно отцам собора, как единственно законным и вполне компетентным судьям и авторитетам в деле религии. «Бог поставил вас пастырями Церкви», говорил Константин Великий к отцам Никейского собора, «поэтому все, что относится к Христовой вере, вам надлежит рассматривать»⁷⁴. Определяя цель присутствия своего представителя на соборе, Августы Валентиниан и Феодосий, между прочим, писали, что «знатнейшему придворному сановнику нашему Киндидиану повелено прибыть к вашему святейшему собору (Ефесскому) с тем однако же, чтобы он нисколько не вмешивался в происходящее исследование о догматах...»⁷⁵. Светская власть вмешивалась, правда, в рассуждения относительно церковного благочиния (напр,, имп. Маркиан предложил Халкидонскому собору три правила касательно церковного благочиния⁷⁶; в преемники Григорию Богослову был избран на 2-м всел. соборе, по желанию имп. Феодосия, Нектарий⁷⁷; по воле имп. Юстиниана папа Вигилий был исключен из церковных диптихов за ослушание⁷⁸ и т. д.), однако этим нисколько не отнималась у Церкви инициатива соборных рассуждений и определений. Здесь нельзя видеть властительного произвола светской власти, заставлявшего отцов собора безапелляционно принимать ее заявления. Все предложения и заявления светской власти или вытекали сами собою из соборных рассуждений, или же были требованиями справедливости. При этом же, формулированные светскою властью предложения получали законность лишь в приговоре и голосе самих отцов соборов, почему они нисколько не теряли характера церковности. Светская власть только заявляла свои мнения и проекты, соборы же их утверждали и узаконили своими правилами и согласием. Следовательно, императоры и их представители присутствовали на соборах далеко не как судьи веры и начальники Церкви; их власть была внешняя вспомогательная и охранительная. Охранять на соборах тишину, поддерживать порядок, предотвращать личные несогласия между епископами и обращать их внимание на главный предмет совещаний – вот цель присутствия светской власти на выборах, вот та роль, которую играли здесь императоры и их сановники. «Справедливость требует», писали, напр., Августы Валентиниан и Феодосий Ефесскому собору, «озаботиться о благочинии и тишине нужных вашему святейшему собору при совещаниях; мы не упустили из виду, чтобы была соблюдена для него невозмутимость со всех сторон...»⁷⁹. Такое чисто формальное участие светской власти в совещаниях епископов, не лишая соборов церковного характера, не придавало их постановлениям никакого авторитета. Скорее в пользу протестантов говорит то, что императоры утверждали соборные определения своим подписом и приложением своей печати. Здесь протестанты правы, так сказать, наполовину. Действительно, подпись, печать и соответствующие соборным определениям императорские эдикты сообщали им большую степень важности и обязательности; они возводили постановления соборов в законы государственные, которые должны приниматься и исполняться всеми членами Церкви. Подписывая соборные определения, император, таким образом, являлся первым их исполнителем и подавал добрый пример для граждан своего государства. Без его утверждения соборные постановления не могли быть обнародованы, не могли быть приняты всеми христианами, встречая большое препятствие для своего применения в человеческом упорстве и ожесточении. На людей, нравственно испорченных, не могли действовать никакие внушения, угрозы и наказания одной духовной власти; при своей нераскаянности и упорстве они могли даже стать в оппозиционное отношение к соборным постановлениям, поднять на них гонение. Противодействие постановлениям могло даже идти со стороны самих императоров. Ввиду всего этого отцам соборов необходимо было просить императоров изъявить согласие на их постановления, сделать постановления обязательными для всех членов Церкви, обнародовать их и взять под свою защиту их ненарушимость и святость. И мы видим, что Константин Великий, слагая свое светское величие и преобладание пред служением Церкви и объявляя себя сослужителем смиренных епископов, сам торжественно исповедал пред отцами соборов, что он мыслит согласно с собором, что он искренно принимает их определения, признавал в голосе отцов волю Божию, суд верховный, неперерешаемый⁸⁰. В знак же своего согласия и признания внешней силы за постановлениями соборов к духовному наказанию Ария (отлучению от Церкви) присоединяет и свое – ссылку и предание огню его сочинений. «Желаем, человеколюбивейший император», писали отцы 3-го всел. собора Феодосию младшему, «чтобы как ты почтил Церковь письмами, которыми нас созвал, так и определения собора оградил бы подписанием твоей руки»⁸¹.

Отцы Халкидонского собора, представляя императорам – Валентиниану и Маркиану свои определения, писали: «мы уверены, что и вы, благочестивейшие и христианнейшие императоры, согласитесь с нами: мы знаем, какой страх внушает злым ваша почтенная власть и какую заботливость вы оказываете о церковном мире. Посему и молим Бога сохранить надолго вашу власть, которая обычно покровительствует благочестию, царствует над вселенною мирно, судит каждого подданного справедливо, покоряет поднятии руки врагов и заставляет повиноваться внешним скипетрам»⁸². Из приведенных отрывков видно, что отцы соборов не просили императоров утверждать смысл догматических определений, не просили их произносить свой суд касательно самого содержания постановлений, их церковного характера, а просили признать за ними только внешнюю силу, внешнюю обязанность. Императоры принимали такие просьбы, и, как ревнители веры, покровители Церкви и охранители ее уставов, но отнюдь не как судьи веры, своим подписом и приложением печати изъявляли согласие на определения соборов, возводили их в обязательный закон и обнародовали по всей империи своими эдиктами. «Мы Константин (Погонат)», говорит, напр., император, «царь во Христе Боге и самодержец римский прочли (соборные акты) и согласились»⁸³. Он же строго предписывает и убеждает своих подданных, «под страхом лишения сана, чинов и имущества за противление следовать соборным постановлениям, потому что это догматы истинной веры в Бога, это проповедь апостолов и евангелистов»⁸⁴.

Таким образом, ручаясь пред Церковию, что ее постановления будут защищены от оскорблений и насилий и будут проведены в жизнь гражданского общества, императоры тем нисколько не посягали на авторитет Церкви. Деятельное участие их как в созвании вселенских соборов, так в производстве и утверждении постановлений было вполне разумно и законно: ведь императоры вывели из подземелья христианство; ведь их старанием воссиял крест на развалинах языческих храмов; они дали возможность циркулировать христианству по жилам одряхлевшего человеческого организма. Императоры возвели христианскую религию на степень господствующей религии в своей империи; они приняли ее под свое покровительство и защиту и заботились о ее распространении. Но при всем том не от их только власти зависел тот авторитет постановлений вселенских соборов, который признавали за ними христиане. Большим заблуждением было бы думать, что христиане принимали их и исполняли потому только, что они прошли чрез санкцию императоров, угрожавших наказаниями и разного рода лишениями за неисполнение соборных решений. Такая мысль верна только по отношению к людям, упорно противящимся истине, к христианам жестоким и нераскаявшимся, но не по отношению к истинным сынам Церкви, с великим нетерпением ожидавшим восстановления на соборах попранной истины и разрешения тех недоумений, которые волновали их благочестивые умы и сердца. Если бы только светская власть сообщала авторитет постановлениям вселенских соборов, то почему, спрашивается, не приняты определения разбойничьего собора и соборов полуарианских, почему не признали за ними никакой важности и авторитета, хотя они и были утверждены светскою властью? Ясное дело, что не светская только власть обусловливала авторитет постановлений вселенских соборов.

Гораздо бóльшее значение, несравненно высший авторитет сообщала постановлениям соборов вселенских власть церковная. Если от императоров зависела внешняя обязательность постановлений, обязательность, так сказать, чисто юридическая, то отцы Церкви сообщали им важность, силу и обязательность внутреннего характера, обязательность по их происхождению и по самому существу.

Поставленные быть светилами в Церкви, облеченные высокими полномочиями – созидать величественное здание св. Церкви, вливать струи новой благодатной жизни в человеческий организм, внедрять царство Божие в сердца людей, разрешать вопросы касательно веры и насаждать порядок в жизни, пастыри Церкви всячески старались выполнять столь великую и священную миссию. Сознание этой высокой обязанности заставляло пастырей в трудную пору еретических брожений, беспорядков и нестроений в Церкви созывать вселенские соборы, посредством которых они старались водворить единодушие в обществе христианском, внести в него мир и тишину, разрешая пытливые вопросы человеческого ума о высочайших тайнах спасения и веры и устанавливая определенные нормы для внешней жизни Церкви. В столь великом деле они не полагались на свои слабые и ограниченные силы, но вполне веровали и надеялись на помощь и содействие Св. Духа, открывающего правду и истину христианского учения и прогоняющего мрак от ума верующего. Руководимые просветительною силою Св. Духа, отцы соборов разрешения различных вопросов и недоумений искали в Свящ. Писании и Предании – главных критериях при отыскании истины; Свящ. Писанием и Свящ. Преданием они вразумлялись, ими проверяли ложные и неправые мнения, на основании их они вырабатывали правила церковной дисциплины и церковного благочиния. Начиная свои постановления, по примеру собора апостольского, словами – «изволися Духу Святому и нам» (Деян.15:28), вселенские соборы таким началом утверждали, что они действовали под влиянием Св. Духа. Эта мысль вполне подтверждается и следующими выражениями: «Божиею благодатию определяем» (отцы VI всел. собора), «определено от св. отец, со Св. Духом собравшихся» (отцы Ефесск. соб.), «все они (отцы 6-ти всел. соборов), от единого и того же Св. Духа быв просвещены, полезное узаконили». Вместе с св. отцами и вся Церковь смотрела на решения и определения вселенских соборов, как на решения и определения самого Св. Духа, помня обетование своего Божественного Основателя Господа Иисуса Христа, «навсегда пребысть с нею» (Мф.27:20). «Если она видела волю Самого Иисуса Христа в постановлениях поместных соборов первых трех веков, то тем более она должна была видеть эту волю в определениях вселенских соборов, на которые собирались и действовали во славу Христа целые сотни иерархов». В этой вере еще более утверждали членов Церкви то единодушие и единомыслие, которые имели св. отцы в решении различных, часто весьма трудных, вопросов, несмотря на то, что отцы происходили из разных стран и отличались между собою по своему образованию и талантам. «Признанное единогласно тремя стами епископов», говорит, напр., Константин Великий о постановлениях Никейского собора, «есть не иное что, как мысль Самого Сына Божия, особенно когда в устах столь великих и многих мужей присутствовал Дух Святый, который открыл им божественную волю»⁸⁵. «Мы должны исповедывать веру», писал после и св. Василий Великий, «преданную нам отцами, собранными некогда в Никее, и не отлагать в ней ни одного слова, зная, что триста и осьмнадцать отцов изрекли не без внушения Св. Духа»⁸⁶. «Как можно сомневаться в том», говорит св. Кирилл Александрийский, «что Сам Христос невидимо председательствовал на сем (Никейском 1-м) святом и великом соборе, когда здесь положено для мира недвижимое и непоколебимое основание, исповедание чистой и неукоризнеиной веры?»⁸⁷. «Сознаюсь», пишет св. Григорий Великий, «что я точно так же приемлю и уважаю четыре собора (бывшие до него), как четыре книги св. Евангелия»⁸⁸. «Благоговейно почитаю и принимаю», исповедует и Никифор, патр. Константинопольский, «седмь святых и вселенских соборов, и все сверхъестественные догматы и определения, постановленные и утвержденные на них святыми и божественными отцами»⁸⁹. Своим почитанием и благоговением пред постановлениями вселенских соборов, как пред решениями Св. Духа, в которых заключалось не новое, измышленное учение, льстящее страстям человеческим, а учение божественное, вера, «преданная от самовидцев и служителей слова, богоизбранных апостолов»⁹⁰, пастыри Церкви возбуждали такое же почитание и благоговение и в своей пастве. Отсюда вполне понятны те торжественные встречи, которые устрояла паства своим уполномоченным, возвращавшимся с вселенских соборов, как победителям ереси и восстановителям попранной истины, мира и порядка в жизни Церкви.

Следовательно, вера христиан в постоянное и живое действие Св. Духа в Церкви и в Его невидимое руководство соборными рассуждениями, сохранение в общем и согласном исповедании веры учения Христа и Его апостолов – вот те самые главные основания, в силу которых христиане принимали постановления соборов вселенских, признавая за ними несомненную истину, непреложность, неотменность, великую силу и высшую степень обязательности. Так как указанным началам не удовлетворяли постановления греческих соборов (собора разбойничьего и полуарианских), так как в них не выражался голос всей Церкви, то христиане и не приняли их, несмотря на то, что на них насчитывалось вдвое более епископов, чем на Никейском соборе, что сами императоры принимали ересь, патриархи провозглашали ересь и папы подчинялись ереси.

Итак, истинный взгляд на условия авторитета постановлений вселенских соборов принадлежит не протестантам и особенно католикам, а православным христианам. Поставляя высшую степень обязательности их от авторитета церковной власти, православные канонисты в то же время признают в данном случае и значение за властью государственной, значение, конечно, не столь существенное, как за первой.

И. Ярмолович

По поводу притеснений православных рабочих в удовлетворении религиозных нужд. – По поводу притеснения одним владельцем завода своих православных рабочих в удовлетворении религиозных нужд, Таврическое епархиальное начальство сообщает для надлежащего распоряжения и исполнения во все благочиннические округи епархии, что а) на основании примечания к ст. 26 Устава о предупр. и пресеч. преступлений, во все праздничные дни, в которые присутственные места свободны от собраний, а училища от учения, нигде казенных и других публичных работ нельзя производить как вольными и казенными мастеровыми, так и арестантами, без особого на то Высочайшего дозволения, исключая 1) случаев чрезвычайных, когда от отлагательства может произойти вред постройкам, ущерб казне и остановка в сообщениях, 2) тех ведомств, кои руководствуются особыми уставами, силою коих работы по сим дням именно разрешаются или требуются. 3) На основании 27 ст. того же Устава, праздничные дни, в кои присутственные места свободны от занятий (исключая чрезвычайных случаев и нижних полицейских чинов, кои никогда не оставляют отправления должностей и служб относительно общей тишины и безопасности), а училища от учения, суть, кроме воскресных дней, следующие: 1) в январе числа (по старому стилю) первое и шестое; в феврале второе; в марте двадцать пятое; в мае девятое; в июне двадцать девятое; в августе шестое, пятнадцатое, двадцать девятое; в сентябре восьмое, четырнадцатое, двадцать шестое; в октябре первое, двадцать второе; в ноябре двадцать первое; в декабре шестое, двадцать пятое, двадцать шестое, двадцать седьмое; 2) те числа, в которые празднуются дни рождения и тезоименитства Государя Императора и Государыни Императрицы, день тезоименитства Государя Наследника, день восшествия на престол, день коронования и 3) те числа, в которые бывают пяток и суббота сырной недели, четверток, пяток и суббота страстной недели, пасхальная (светлая) неделя вся, день Вознесения Господня и второй день праздника (понедельник) дня Сошествия Св. Духа; сверх того, судебные присутственные места от заседаний свободны с двадцать третьего декабря по второе января (Таврическ. епарк. ведом. 1889 г. № 19–20).

По вопросу об обязательном сроке прохождения окончившими курс в духовных семинариях должностей учителей и законоучителей в церковно-приходских и народных школах. – Полтавский преосвященный предписал местной духовной консистории объявить окончившим курс в духовной семинарии, что занимающие из них должности учителей и законоучителей в церковно-приходских и народных школах обязаны прослужить три года и никак не менее двух лет и, при определении на места священников, обязаны представать от гг. инспекторов удостоверение в том, что, за выбытием их, остановки в деле обучения не произойдет, и училищное имущество от них принято (Полт. епарх. ведом. 1889 г. № 22).

О взносе денег на вознаграждение чиновника, занимающегося составлением росписания о жалованьи духовенству, а равно и на приведение в порядок консисторского архива. – Минская духовная консистория, ввиду неисправного представления причтами церквей епархии денег на вознаграждение чиновника, занимающегося составлением росписания о жалованье духовенству, а равно и на приведение в порядок консисторского архива, протокольным постановлением своим заключила: производить ежегодно в феврале месяце, начиная с 1890 года, вычет по два рубля из жалованья каждого из священников с предоставлением им права – 1) 35 коп., следуемых с псаломщиков за составление росписания, получать из кружечных денег последних и 2) деньги в количестве одного рубля на приведение в порядок архива, следуемые от церквей, получать из церковных сумм (Минск. епарх. ведом. 1889 г. № 23).

По поводу подачи прошении о повенчании лиц, не достигших установленного совершеннолетия. – Та же духовная консистория, по вопросу о порядке испрошения у епархиального преосвященного разрешения на повенчание лиц мужеского пола в последней половине восемнадцатилетнего возраста, а женского – в последней половине шестнадцатилетнего возраста, предписывает духовенству епархии, а) чтобы излагаемые на подаваемых по сему предмету преосвященному прошениях или прилагаемые к сим прошениям, в виде особых документов, метрические выписи были ни что иное, как дословные выписи той или другой метрической записи, и б) чтобы время рождения и крещения, или смерти и погребения, или же бракосочетания было обозначаемо в этих выписях прописью, а не цифрами, причем всякая метрическая выпись должна быть подписана всеми членами причта и оплачена гербовым сбором в размере 80 копеек (там же).

1) Евреям, обратившимся в христианскую веру, с переменою имени при крещении, дозволяется ли принимать отчество и фамилию своих восприемников?

В журнале «Руков. для сельск. паст.» за 1887 г. в № 17, – пишет о. И–н А–ъ, свящ. с. II–ъ К–ского у. В–ской губ., – сказано: «евреям, обращающимся в христианскую веру, с переменою имени при крещении, не дозволяется переменять свою фамилию: они должны навсегда сохранять те фамилии, которые носили до принятия крещения» (Св. Зак. т. IX ст. 954 по изд. 1876 г.). – «Какого-либо отступления от этой ст. Зак. – продолжает о. И-н А-ъ, – не должно бы быть, а между тем оно бывает. У меня в приходе есть еврей, обращенный в христианскую веру и имеющий фамилию не свою, которою он прежде именовался, но своего восприемника, и еще встречал много других лиц из евреев, которые также с обращением в христианскую веру переменили свои прежние фамилии. Наконец в № 18 газеты «Свет» за 1887 г. в отделе «по городам и селам» (стр. 3) помещено известие: «Крещение еврея». «11-го января в Московской церкви Трифоновской Божией Матери, что в Лужниках, священником И.А. Виноградовым был совершен обряд присоединения к Православной Церкви еврея Иакова Осиповича Оссовского, сына купца Пермской губ. и по ремеслу закройщика; он получил некоторое образование в одной из гимназий Пермской губ., где, впрочем, не окончил курса. По крещении назван был Михаилом – именем дневного святого, а отечество и фамилию принял своего восприемника, И.А. Виноградова. Желательно было бы знать, как согласовать все это?»

В решение этого недоразумения о. И-а А-а мы должны сказать, что ст. 954 т. IX Св. Зак. по изд. 1876 г. действительно запрещается евреям, обратившимся в христианскую веру, с переменою имени при крещении, переменять свои фамилии, но примечанием к той же ст. – 954 ст. зак. о сост. в IX т. Св. Зак. предоставляется евреям, равно как и магометанам, обратившимся в христианство, принимать новые фамилии от имен их крестных отцлв с согласия сих последних, а в случае смерти или неизвестности местопребывания их крестных отцлв – и без согласия таковых.

2) Подлежат ли гербовому сбору метрические выписи о рождении и крещении, браке и смерти нижних воинских чинов и жен их, требуемые для браков их, для получения ими пособия и делаемые не на билетах или увольнительных свидетельствах сих лиц? А равно подлежат ли гербовому сбору метрические выписи о рождении и крещении солдатских детей, имеющих от роду более 21-го года?

В ответ на эти вопросы о. И-на К-ва, свящ. с. В-ского Б-ского у. Т-ской губ., достаточно сказать, что изъятию от гербового сбора, согласно п. 2 ст. 46 и п. 4 ст. 64 Устава о гербовом сборе, подлежат только те метрические выписи, которые поименованы в алфавитном перечне документов и актов, подлежащих гербовому сбору и от него изъятых (№ 185, пункты: а, б, в и г. № 221, пункты: 21 и 22), а именно не подлежат гербовому сбору: 1) выписки из метрических книг (и прошения о выдаче таковых) о рождении и крещении младенцев, приносимых в воспитательные дома Опекунского Совета учреждений Императрицы Марии; 2) выписки (и прошения о выдаче таковых) о рождении и крещении детей нижних чинов регулярных и иррегулярных войск (как состоящих на действительной службе, в льготных частях и в приготовительных и запасных отрядах, так и состоящих в бессрочном отпуску и в отставках), нижних служителей военной и морской службы, почтового и придворного ведомств и других команд или мест, а равно и выписки о рождении и крещении детей у не приписавшихся еще к податным обществам солдатских и матросских детей; 3) выписи, выдаваемые по делам по воинской повинности: 4) выписи, выдаваемые церковными причтами по требованию волостных правлений и для представления в Казенные Палаты о тех членах крестьянских семейств, которые подлежат исключению из подушного оклада (в этих выписях должно быть прописываемо, что они выдаются для представления в такое-то волостное правление для исключения из подушного оклада поименованного в выписке лица, и 5) вообще метрические выписи, требуемые правительственными, городскими, земскими и сословными учреждениями и должностными лицами не вследствие прошения частных лиц и не для выдачи частным лицам, а вследствие необходимости в метрических выписях со стороны правительственных, городских, земских и сословных учреждений и должностных лиц (ср. Ук. Св. Син. 1877 г. от 23 сент. за № 1413, п. 1 и Ук. Св. Син. 1878 г. от 12 июля п. 5, Уст. Дух. Конс. ст. 101 и Уст. о герб. сборе ст. 6, п. 2 по изд. 1886 г.).

Учреждение церквей на приисках, заводах и при фабриках. – Святейший Синод вошел в сношение с подлежащими ведомствами по вопросу о постройке на золотых приисках церквей, с учреждением особых причтов, и освобождении рабочих на тех приисках в праздничные дни от работ для посещения церкви. Вместе с тем со стороны Св. Синода сделано предложение о постройке особых церквей при фабриках и заводах.

Вопрос о воспрещении евреям торговли в праздничные дни. – На рассмотрении Министра Внутренних Дел, как сообщает «Нов. Вр.», находится возбужденный епархиальными начальствами Западного края вопрос о воспрещении евреям торговать в воскресные и праздничные дни.

Изъятие из общественных банков церковных капиталов. – Обер-Прокурор Святейшего Синода, по сведениям «С.-Петерб. Вед.», предполагает, по соглашении с подлежащими ведомствами, испросить в установленном порядке разрешение на изъятие из городских общественных банков вечных вкладов, принадлежащих духовному ведомству, и передачу их в государственный банк.

Полезное распоряжение епархиального начальства. – «Нов. Тел.» сообщает, что Екатеринославское епархиальное начальство обратило внимание духовенства на необходимость соблюдать известные санитарные предосторожности при исполнении духовных треб. Интересно также другое распоряжение преосвященного Серапиона, епископа Екатеринославского и Таганрогского, коим воспрещается производить сборы во время богослужений, чтобы хождением с блюдом и колокольчиком не нарушать благоговейной тишины в храмах и не мешать молящимся.

Правила об отпуске леса духовенству. – По инициативе Св. Синода, Министерством Государственных Имуществ, в видах содействия улучшению материального положения православного духовенства, выработаны правила об отпуске духовенству леса из казенных дач. По сведениям «Нов.», предполагается предоставить духовенству права бесплатно пользоваться лесом во всех тех местностях, где, по хозяйственным соображениям управления, это окажется возможным без истощения казенных дач и без нарушения лесного устава.

Крупное пожертвование иерея на духовенство. – «Свет» сообщает, что Самарский священник Александр Промптов пожертвовал на устройство приюта для бедных к немощных священнослужителей Самарской епархии капитал в количестве 12,600 руб., а с наросшими на оный процентами составилась сумма в количестве 15,278 руб. 27 коп.

Говоря о церковном проповедничестве, обыкновенно разумеют словесное наставление пастырем Церкви Своих пасомых в истинном понимании православно-христианского учения и усвоении правил христианского благочестия. Но этим не исчерпывается еще предмет церковных поучений. Не всегда пасомые правильно понимают истины Православной Церкви, не всегда правильно толкуется и применяется к жизни то или другое правило благочестия. Долг пастыря – раскрыть и разъяснить эти заблуждения ума и уклоны жизни, каким образом открывается широкий и разнообразный предмет церковного проповедничества – сама жизнь во всех бесконечных разветвлениях ее лабиринтов. Очевидно, что церковная проповедь у нас имеет характер по преимуществу учительный, и Церковь есть поэтому школа христианского богословия и благочестия. Но если Церковь – школа, если проповедь – учение, то для словесного служения (Рим.12:1–2) в такой школе нужно готовиться, нужно упражняться; говорить в такой школе нужно ясно, толково, вразумительно, обстоятельно и строго-логически – свойства, которые не легко даются всякому. Вот почему у нас и созданы правила и указания для проповеди, предлагаются образцы проповедей, намечаются темы будущих поучений и пр. под.

Но так как пастырь Церкви и при всем своем желании не всегда может приготовиться к достойному проповеданию, то некоторые советуют пастырям Церкви произносить проповеди экспромтом. Говорят: «несколько слов, сказанных задушевно, самою простою, обыденно-житейскою речью (это в церкви-то?), экспромтом, без всякой подготовки, хотя бы не гладко и не полно и не обстоятельно, все же принесут некоторую долю нравственной пользы... Конечно, такой экспромт в первый раз выйдет, быть может, кратким, сбивчивым, содержащим в себе много общих мест, но все же он важен (?) и приносит пользу тем, что способствует выработке в проповеднике навыка к проповеднической импровизации, да и слушателям он даст все же больше, чем ничего⁹¹. Совет вообще хороший и дельный. И прекрасно было бы, разумеется, если бы мы проповедовали так, как некоторые из отцов Церкви. Но... ведь едва ли у нас есть Киприаны, Златоусты и им подобные мужи, сильные духом слова. Если же и есть пастыри, отмеченные благодатным даром слова и сердечным вдохновением великих душ, то таких очень мало. А потому лучше всего воздерживаться от экспромтов или по крайней мере не часто прибегать к ним. Разрешенные всем и каждому, они могут быть опасны и для самого проповедника и для слушателей.

Для самого проповедника экспромты опасны потому, что они могут незаметно развить в нем ложную самоуверенность. Приходилось слышать: «Вы часто говорите проповеди? Да, я все экспромтом». Немудрено поэтому, что экспромтирующий проповедник легко может разбросаться в предметах своей свободной речи, чуть не на лету подхватывая всякое событие, всякое явление. При входе в Церковь и даже при самом совершении богослужения он всегда найдет предмет для своего слова. Положим, это так и должно быть. Пастырь Церкви обязан поучать народ благовременне и безвременне (2Тим.4:2). Но тот, кто не говорит экспромтов, не тотчас бросается с взволнованным духом и возмущенным сердцем на представившийся ему случай жизни (casus vitae), но придя в спокойное и ровное состояние духа (а для этого есть и время у такого проповедника), он соберет несколько таких случаев, подведет их под один закон и укажет истинный их смысл. Кто же имеет преимущество?.. Мало того. Экспромтирующий проповедник во время произнесения своего экспромта может спутаться и смешаться вследствие одного какого-либо незначительного обстоятельства. Тогда мысли потеряют свое течение, связь оборвется и потекут общие и пустые фразы, которые не дадут никакого плода нашему слову, потому что и слушатели непременно поймут (в этом всегда можно быть уверенным), что проповедник спутался и уже нечего слушать... И это бывает не только с малоопытными проповедниками, но и с многоопытными и красноречивыми. А объясняется просто тем, что кроме дара слова нужно еще присутствие духа и способность сохранить единство взятой мысли. Вот почему вспоминается нам один блаженной памяти о. ректор семинарии, который советовал воспитанникам своим, будущим пастырям Церкви, никогда не произносить изустно не только проповедей, но и таких, напр., церковных молитв, как: «Верую, Господи, и исповедую»... (пред св. причащением), «Верую во Единого Бога Отца» и др. под. Если уже такие молитвы мы можем спутать, при всенародном их произношении что-либо опустить в них и от этого придти в смущение и растеряться, то что же говорить о наших экспромтах? Здесь мы уже должны не вспоминать воспринятое и заученное даже с юных лет, – а творить нечто новое... Мы не говорим уже о том, что экспромты могут приучить к фразерству и вульгарности в языке.

Но экспромты опасны и для слушающих. При частом произношении они легко могут развивать в слушателях свободное и поверхностное отношение к важнейшим истинам христианской веры; – даже могут отвлекать серьезное внимание человека от чтения Св. Писания. Они дают мысль, что многое можно говорить по вдохновению, не обращаясь к Слову Божию. А при всем этом кто из экспромтирующих проповедников может поручиться, что при своей неподготовленности, ex abrupto, он не скажет какого-либо лишнего слова, которое произведет так или иначе – соблазн, а подчас и личное оскорбление? Согласитесь, что здесь много преткновений: блюдите, яко опасно ходите (Еф.5:15), говорит св. ап. Павел. Эти слова можно вполне отнести и к экспромтирующим проповедникам.

Но этим мы не думаем отрицать всей силы и значения экспромтов. Будучи поставлены правильно, не имея за собой исключительного перевеса в ряду поучений другого характера, сказанные одушевленно, в силе и убеждении ума и возвышенном настроении религиозных чувств проповедника, – они несомненно произведут действительное и обаятельное впечатление на слушающих. Но для этого нужен талант, нужно возбуждение религиозного чувства. Экспромтирующий проповедник – если чувствует в себе призыв божественного глагола, если над его духовной природой носится Дух Божий (Быт.1:2), если он слышит дыхание Духа Божия (Ин.3:8), тогда он пусть встает и говорит к народу.

Но экспромт, как свободная, изустная и воодушевленная речь – достояние немногих. Поэтому мы желаем поговорить о той форме проповеднического слова, которая доступна большинству, – и вообще об истинном характере всякой проповеди.

(Продолжение будет).

IV. При собеседованиях с штундистами очень не бесполезно разъяснить им и доказать политическую неблагонамеренность их. Штундисты стараются, во что бы то ни стало, подорвать авторитет православной веры в глазах русского народа, уничтожить один из важнейших фактов жизни русского государства – православие; посему смотреть на штундизм, как на одно только религиозное заблуждение, вредное в политическом отношении, нельзя. Штундизм, подрывая в русском народе православную веру, разрывает связь с родной отечественной историей и уничтожает ту духовную силу, которою возросло, окрепло и живет царство русское на страх врагам. Сколько дорогих воспоминаний, напр., заключается для каждого истинно русского человека при одном слове Богоматерь? Сколько милостей от Бога получил народ русский, при Ее посредстве? Что напоминает каждому русскому чудотворная икона, именуемая Казанской? Освобождение Москвы и всего царства русского от нашествия и порабощения поляков в 1612 г. Что напоминает чудотворная икона, именуемая Владимирской? Чудесное освобождение Москвы сперва от нашествия Тамерлана в 1395 г., а потом от неоднократного нашествия других татарских орд в 1435 г., 1472 г. и 1521 г. Что напоминает Тихвинская икона Богоматери? Спасение северного края от шведов, а затем ряд других чудес. Далее, Псковская икона Богоматери напоминает спасение Пскова от нашествия польского короля Стефана Батория в 1581 г.; Смоленская икона Богоматери напоминает спасение и освобождение России от французов в 1812 г. Но штундисты, как известно, никаких икон не признают, как не признают и Богоматери. О Ней обыкновенно они говорят: «разве у Бога есть Матерь? Христос сказал, что мать Моя и братья Мои те, которые исполняют волю Мою и хранят слово Мое». Таким образом штундисты с корнем вырывают все исторические предания и священные воспоминания, которыми дорожит и живет православная Русь. Штундизм, как явление выродившееся из протестантства и сродное со всем немецким, враждебно относится ко всему русскому и не только разрывает связь с отечественной историей и уничтожает ту духовную силу, которою окрепло и живет русское царство, но, порождая разделение в религиозной жизни и в вере русского народа, он вместе с тем неизбежно вносит разделение в жизнь государственную, в чем до очевидности убеждает нас история. Некогда первый царь израильского народа злочестивый Иеровоам говорил в сердце своем: «если народ сей (израильский) будет ходить в Иерусалим для жертвоприношения в дом Господень, то сердце народа сего обратится к государю своему Ровоаму, царю иудейскому». И посоветовавшись царь сделал двух золотых тельцов и сказал народу: «не нужно вам ходить в Иерусалим, вот боги твои, Израиль, которые вывели тебя из земли Египетской». И поставил одного в Вефиле, а другаго в Дане, и повело это ко греху (3Цар.12:26–30). Иеровоам понимал, как велика сила религии и как могущественно во всех проявлениях жизни религиозное чувство, понимал дальше, что единство религиозное всего скорее может повести к единству политическому, так как нет связи могущественнее и крепче связи религиозной. И вот из видов политических, из желания удержать власть в своих руках он прежде всего разъединяет единоплеменные народы иудейский и израильский в религиозном отношении, поставляя для своего народа новых богов двух золотых тельцов, справедливо рассчитывая, что жизнь религиозная повлечет за собою жизнь политическую. Не обманулся Иеровоам в своих земных рассчетах. Израильское царство жило отдельною политическою жизнию и составляло отдельное царство. Не те же ли цели и задачи преследует штундизм? Не стремится ли он вызвать разделение в жизни государства русского и тем обессилить и ослабить его силу? Недавно мне приходилось беседовать с одним светским человеком, близко стоящим к народу. В разговоре о штундизме и штундистах он высказал такое мнение, над которым нельзя не призадуматься; именно он сказал: «штундизм есть не только рекогносцировка, но даже и путь для похода немцев в Россию». Причину такого своего мнения он основывает на таком факте. В разговорах с штундистом он спросил: «на случай войны, если бы немцы пришли к нам и завоевали нашу землю, стал бы ты для защиты Царя, отечества и веры православной, если бы тебя к тому призывали?» – «Зачем, отвечал штундист, нападать на немцев? Разве теперь христиане, кроме нас, исповедуют чистое Христово учение? Теперь идолопоклонники... А при том следует ли вставать в защиту «виселицы» (креста)? Ведь это тяжкий грех и оскорбление Христа. Эх, не понимаете вы истины; поучились бы у нас, или у немцев, в чем истина». Заподозревать этого человека в выдумке этого факта не следует, так как и мне один штундист говорил почти то же. И действительно можно допустить мысль, что штундисты, отвергая молитвенное призывание Богоматери и св. угодников, отрицая почитание св. икон и честного креста, не стали бы в защиту веры православной, не стали бы и в защиту отечества. Если бы даже явился человек, подобный бессмертному Минину, и приглашал стать всех на защиту отечества, его слова: «предадим ли на поругание Пречистый образ Богоматери, многоцелебные мощи св. угодников Божиих», остались бы гласом вопиющего в пустыне. Поэтому каждый миссионер и пастырь, имеющий дело со штундистами, непременно должен разъяснить и доказать штундистам, что они, вооружаясь против веры своих отцов и дедов, перестают быть истинно русскими людьми, что они, разделяясь в вере с русским православным народом, производят разделение и в государстве. И у кого из штундистов еще не заглохло совершенно чувство ко всему родному русскому, тот всегда поколеблется и возвратится к Православной Церкви. Много и долго пришлось мне вразумлять штундистов, но все мои вразумления их были напрасны; но когда мною было разъяснено им, что разъединение в вере ведет к разъединению в жизни государственной, доказано это историческими примерами, выставлено пред ними в рельефных чертах их неблагодарность Государю за Его милости, как-то: освобождение их от крепостной зависимости, распространение воинской повинности на все сословия, снятие подушной подати и пр., то большинство из моих штундистов возвратилось к православной вере и стало пренебрежительно относиться к бывшим своим вожакам.

V. В борьбе с штундистами необходимо указать им на противозаконные действия их по отношению к своим семействам и особенно к детям своим, в то же время необходимо принять меры к ограждению детей штундистов от совращения в штунду. Уклонившиеся в штунду стараются детей своих совратить в штунду и не только совратить, но и посеять в них крайнее озлобление к духовенству и вере православной. Вследствие этого дети штундистов, в ближайшем будущем явятся самыми заклятыми врагами православия, с которыми борьба будет крайне затруднительна. Из истории, известно, что дети христианских родителей, взятые турками в плен, воспитывались при дворе султана в исламе, составляли впоследствии его лучшее войско – (янычары) и были заклятыми врагами христиан. То же может быть и с детьми штундистов, если на них не обратят должного внимания. К сожалению, само духовенство совершенно бессильно в деле ограждения детей штундистов от совращения в штунду: в этом деле нужно содействие других, власть на сие имущих. Хотя закон положительно, ясно и определенно говорит, чтобы над детьми, отступивших от православного в иное христианское вероисповедание, до возвращения родителей их в православие принимались для охранения их законные меры и над ними назначалась опека (ст. 206. 15 т., изд. 1857 г.), но не слышно, чтобы такие меры где-либо были практикуемы.

VI. При борьбе с штундистами, должно дать им понять, что они люди не благонадежные и не благонамеренные в гражданском-общественном отношении. И действительно штундисты не признают никакого авторитета власти, не только духовной, но и светской – гражданской. Если они и подчиняются власти гражданской, то делают это не в силу своих внутренних убеждений. Обыкновенно в тех случаях, когда их преследуют православные и когда им приходится платить какие-либо подати по требованию власти, они говорят: «чего от нас хотят?» Неужели евангелие не должно сбыться? Христос сказал к уверовавшим в Него (иудеям): «если пребудите в слове Моем, то воистину учениками Моими будете, познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин.8:31–32). Мы узнали истину; зачем нас преследуют, зачем с нас требуют, ведь сыны свободны, даже и даней не дают (Мф.17:25–26). При этом иногда выражают они и такую мысль: «еще не все узнали истину, а уже Царь снял с нас дани (подушную подать); когда же все узнают истину, тогда положительно никто из нас не будет платить». Почему нельзя не внушить штундистам, что они имеют ложные понятия о свободе, несообразные с условиями и требованиями жизни общественной и государственной и проч.

VII. В деле борьбы с штундой главным образом нужно стараться не допускать собрания штундистов. В некоторых местностях гражданские власти положительно воспрещают собрания штундистов; не мешало бы сделать это повсеместно. Хотя привыкли глядеть безразлично на собрания штундистов, не видя в них ничего предосудительного, но не так на деле. Собрания штундистов служат соблазном для православных и приманкою для поступления в штунду. Православные, несколько раз побывавшие на собраниях штундистов, сами делаются штундистами. Хотя советуют даже и священникам посещать эти собрания, но этого делать священникам не следует, так как от этого может происходить еще больший соблазн для православных. Обыкновенно в тех случаях, когда священник побывает на собрании штундистов, они говорят православным: «вот и поп ваш был у нас на собрании», при этом не считают за грех и приврать, что «поп даже хвалил их и согласился сам поступить в их веру; поступайте и присоединяйтесь и вы к нам». Собрания штундистов вредны не только в том отношении, что служат соблазном для православных и приманкою для поступления в штунду: эти собрания еще более вредны в другом отношении. Нужно знать, что собрания штундистов имеют не столько молитвенный характер, сколько совещательный. Возвратившиеся из штундизма в православие передавали, как факт бесспорный, что на собраниях штундистов главную роль играет не столько молитва, сколько совещание, как лучше и успешнее вести пропаганду, на каких лиц обращать больше внимания и к каким как приступать, чтобы достигнуть цели – совращения в штунду. Словом, на собраниях штундистов обсуждаются способы и средства к успешному распространению штунды, причем, умеющие читать, делятся добытыми сведениями для прикрытия своего учения и для насмешки над православными и вообще над христианской святыней. Вот в силу таких обстоятельств, – в силу того, что собрания штундистов служат не только соблазном для православных и приманкой для поступления в штунду, но и являются как бы школою, в которой обсуждаются и вырабатываются все меры и способы к усилению и распространению штунды, и следует запретить собрания штундистов. Запрещением штундистских собраний можно гарантировать успех обращения штундистов и во всяком случае парализовать развитие штунды.

VIII. Наконец в борьбе с штундою необходимо иметь знакомство с штундистской литературой. У штундистов есть свои гимны, пением которых они стараются укрепить себя в штундизме, а в православных поселить апатию к посещению храмов Божиих и склонить православных к поступлению в штунду. Штундисты распевают напр. следующий гимн: «Я знаю церковь живую,

Составленную из камней живых;

Туда Христос всех зовет...

О, иди! о, иди! о, иди!» и пр. в таком же роде. Между гимнами штундистов есть и такие, которые прямо обличают штундистов. Так напр. первый псалом у штундистов поется так: «Блажен кто мыслей нечестивых не уклоняется»... На все эти и подобные им гимны штундистов нужно обратить миссионеру или священнику внимание, так как штундисты признают свои гимны «божественными», а между тем в некоторых гимнах их выражаются мысли антирелигиозные и противонравственные: разъяснив же это штундистам, можно иметь успех в деле обращения их.

В заключение настоящей заметки не можем не сказать, что штундизм составляет явление крайне печальное как в религиозном, так и в государственном и гражданском отношении: он старается совершенно расшатать религиозные основы и вырвать с корнем все дорогие исторические предания, которыми жил прежде и живет еще теперь наш народ, почерпая в них утешение для себя в тяжелые минуты жизни. А потому каждому миссионеру и пастырю Церкви необходимо расшевелить и в православных и в штундистах чувство любви ко всему дорогому русскому, – расшевелить национальное чувство ко всему родному русскому и вселить антипатию ко всему чужому немецкому, доказав им, что без веры православной, без почитания св. икон и честного креста нельзя быть ни христианином вообще, ни русским в особенности. «Русский без креста все одно, что солдат без ружья», говорит наш простой народ, и его слова – истина. Крестом прославилась Россия, им побеждали врагов; с ним соединены все заветные предания нашей родной старины.

Свящ. В. Данкевич

Местный элемент и западные заимствования в юго-западном церковном пении. Вообще юго-западное церковное пение твердо опирается на началах и предании Православной Восточной Церкви, т. е. древнерусской, греческой и Церкви славян придунайских, каковые начала и предание и противопоставляет началам и преданию церквей инославных западных. Но оно, как и всякое другое пение, не чуждо элементов местного вкуса и творчества, а по связи местных условий жизни с западными, допускает и некоторые заимствования от Запада Европы. Местный вкус и местное творчество, как показывает история церковного пения, присущи пению каждого народа: церковное пение в разных православных местах всегда бывало более или менее различно⁹⁴. Чуждые мотивы не могут выразить нашего душевного настроения, мыслей и чувств, ибо у всякого народа и племени свой характер и песня своя. С другой стороны жертва человека от своих трудов, конечно, приятнее Богу, чем заимствованная отвне. Неимение народом своих богослужебных мотивов служило бы признаком или его религиозной холодности, или же весьма низкой степени его культуры. Поэтому-то церковное пение, если кем-либо и когда-либо и заимствовано отвне, то всегда, удерживая заимствованные основания, перерабатывалось и принимало национальный и даже местный оттенок в своем характере и подробностях. Древнее эллинское пение во многом изменилось в христианской Византии; пение римской церкви основано на одних и тех же началах с Церковию восточною, но приняло иной характер и направление; византийское пение и его знамена видоизменились в землях славян придунайских и в России; местные элементы русского церковного пения обнаружились многочисленными и разнообразными местными роспевами. То же было и на юго-западе России. Наряду с древним столповым роспевом и крюковыми знаменами возникли там роспев киевский и киевское знамя. Но киевский роспев, как сказано выше (статья 1-я) основывается на том же древнем столповом пении, имеет с ним в своих свойствах большое сходство и затем заключает в себе весьма не много свойств самобытных. А по всему этому роспев этот не должен быть предметом пререканий и тем более поводом к порицанию юго-западной Православной Церкви за изменение будто бы древнего пения и введение нового. Это тот же древний знаменный роспев, только с местным характером, тот же роспев, но иной, юго-западной редакции.

Иное явление представляют собою в юго-западном церковном пении те или иные заимствования чисто западного характера. Чтобы иметь о них понятие и оценить каждое по достоинству, должно различать в юго-западной Церкви пение мелодическое, одобряемое духовною властию для употребления церковным клиром, и пение партесное, усвоенное братскими хорами певцов. В певческих братских хорах XVII века, устрояемых по образцам западных хоров, утвердилось многоголосное пение по партесам, которое располагалось на 4, 6 и даже 8 голосов и допускало к исполнению композиции, составленные по образцам западным. Это видно частию из нотных памятников и положительных свидетельств того времени⁹⁵, частию же из того певческого материала, который принесли с собою в Великую Россию юго-западные певцы во второй половине XVII века. Это-то «многоусугубляемое пение», а равно и соединенные тогда с ним хоровые приемы исполнения и порицаются великорусскими старообрядцами⁹⁶. Пение это действительно не всегда основывается на древнем церковно-певческом предании, не имеет некоторых свойств истинно церковно-богослужебного пения и заключает в себе элементы, чуждые церковности восточной Церкви и национально-славянского пения⁹⁷. Но партесные произведения никогда не входили в состав богослужебных певчих книг юго-западной Церкви и не были общепринятыми на ее клиросах, а составляли достояние смешанных певческих хоров, находившихся в исключительном положении и устраиваемых обыкновенно при братских школах. Партесные произведения никогда не издавались от лица церкви, не одобрялись прямо духовною властию для клиросного употребления, а только допускались ею в клиросной практике ввиду современных обстоятельств и потребностей, при том имели временное значение, так что со временем изменили свой первоначальный характер и ныне большею частию уже совершенно для нас утрачены⁹⁸. Для клиросного же употребления в монастырях и приходских церквах духовною властию составлялись и распространялись (писались, а с 1700 г. печатались) одноголосные певчие книги, напр., ирмологи. Пение, в них заключающееся, совершенно иное, чем в хоровых партициях того времени, так что ни упреки старообрядцев, ни характеристика партесов, занесенных в Россию в XII веке, изложенная г. Смоленским, к ним не приложимы, и могут быть отнесены разве к духовным кантатам для домашнего и школьного употребления и некоторым только исключительным хоровым композициям для клироса.

Правда, и в нотно-линейных ирмологах есть некоторые нововводные элементы западного происхождения. Сюда относятся: нотно-линейная семеиография, особый вид пониженной на кварту диатонической гаммы, разнообразные транспозиции мелодий с употреблением бемолярной системы знаков, некоторые новые приемы модулирования мелодий из одного лада в другой, отсутствие некоторых, употребительных в Великой России, малых украшений знаменного роспева и употребление местно любимых интервалов (напр. квинты), вариантов и попевок. Но эти нововведения касаются лишь внешней стороны пения, именно главным образом способов нотописания и частию мелодического выражения, а не изменяют коренных свойств древнего церковного пения и не пролагают пути к мотивам и мелодиям католического Запада. Они допущены в юго-западной, а впоследствии и в великорусской Церкви, в видах усовершенствования и практических удобств пения, а равно и удовлетворения потребностям современников. Ибо, держась древней традиции, нельзя же вступить в открытую борьбу против музыкальных начал, выработанных и прочно поставленных современною наукою, нельзя совершенно отвергать и местные вкусы и привычные участникам в богослужении и народу певческие обороты и приемы. То и другое необходимо проявляется в певческой практике само собою без всякого искусственного или насильственного уставления. Решительное и упорное отвержение этих начал, наконец, могло отозваться вредными последствиями для православия в крае.

Что касается совмещения в клиросной певческой практике роспевов разной конструкции (столпового, киевского, болгарского) и наибольшего приложения осмогласного пения к богослужению, то первое имеет, как сказано выше, вполне достаточные основания, второе же утверждается на подписаниях церковного Устава и богослужебных книг. Церковь благолепно огласилась новыми напевами и песнопениями, но не изменила богослужебного чина. По крайней мере из ирмологов не видно, чтобы вновь роспеваемые песнопения: полиелей, тропари, седальны, надгробное, антифоны страстей Господних, песнопения «на проклятие» ересей или «на умирение церкви» сопровождались какими-либо «незвыклыми церемониями». Большая часть этих песнопений и напевов усвоена впоследствии и великорусскою Церковию, но без всяких новых обрядов и изменений в порядке и чине богослужения.

Да и самое партесное пение юго-западных братских хоров, хотя основывалось на началах западно-европейской музыки, однако же не было слепым подражанием пению инославно-западному. Оно было скорее местным произведением, чем заимствованием, скорее имело значение гармонического украшения пения восточной Церкви, чем его преобразования по началам западным. Этим только и можно объяснить участие в нем народа вместе с хорами, засвидетельствованное Гербинием, а равно и похвалу ему от иерархов Православной Церкви. Даже более того, оно иногда нарочито поддерживалось и поощрялось духовною властию, чтобы противопоставить бездушным висканиям органным западной Церкви пение одушевленное, и таким образом было немаловажным средством к охранению юго-западной паствы от увлечения хорошо знакомою ей церемониальностию обрядов и привычными слуху красотами пения и музыки западной Церкви. В этом же смысле и с подобною же целию, как известно, юго-западное партесное пение допущено и патриархом Никоном в Великом Новгороде⁹⁹, а затем рекомендовано им и введено и в самой Москве.

Таким образом юго-западное церковное пение, по крайней мере заключающееся в нотно-линейных ирмологах XVII и XVIII века, и по своему составу, и по происхождению, и по своим свойствам, вполне достойно употребления на клиросах Православной Церкви, равно как и внимания знатоков и чтителей древних роспевов.

И. В.

По поводу неодобрительных отметок благочинных по службе и по поведению членов причтов. – Из рассмотрения клировых ведомостей о церквах и духовенстве Ставропольской епархии оказалось, что некоторыми оо. благочинными нередко делаются неодобрительные отметки по службе и по поведению членов причтов вверенных их смотрению церквей без пояснения причин таких отметок как в самых клировых ведомостях, так и в особых дополнительных к этим ведомостям рапортах. В устранение на будущее время подобных упущений, лишающих епархиальную власть возможности своевременно исправлять неисправных прежде, чем подвергать их, как виновных, должному и заслуженному наказанию, Ставропольский преосвященный признал необходимым рекомендовать оо. благочинным своей епархии следующее: 1) благочинный не должен чиновнически-хладнокровно (хотя совестливый и добрый чиновник не успокаивается на одной формальной собственной исправности) относиться к подчиненным ему лицам, а, как доверенное лице епископа в деле попечения об определенном участке епархии, пред Богом обязанное наблюдать за членами причта, прежде всего обязан быть их руководителем в нужных случаях, примирителем в неважных столкновениях, вразумителем в неважных проступках и неисправностях, а в случаях большой важности, в видах исправления самых неисправных членов причта и для устранения какого-либо вреда духовного в приходе, благочинный должен немедленно доводить до сведения епископа, а не ограничиваться общим донесением раз в год, в таком важном документе, каковы послужные списки, краткою, не мотивированною, иногда крайне неодобрительною отметкою, и 2) благочинные обязываются на будущее время в клировых ведомостях обстоятельно пояснять, за что именно сделана та или другая отметка известного члена причта, и особо в дополнительных рапортах доносить преосвященному о том же для того, чтобы по этим рапортам могло быть даваемо должное движение (Ставроп. Епарх. Ведом. 1889 г. № 23).

Об обязательном участии в письмоводстве по церкви и приходу штатных диаконов наравне с прочими членами причта. – Орловская духовная консистория циркулярно объявляет к сведению духовенства епархии, что, согласно примечанию к ст. 43 Инструкции благочинным, штатные диаконы должны обязательно участвовать в письмоводстве по церкви и приходу наравне с прочими членами причта (Орловск. Епарх. Вед. 1889 г. № 23).

По поводу неправильного ведения клировых ведомостей. – По рассмотрении годовой отчетности за 1888 год, Оренбургская духовная консистория усмотрела в клировых ведомостях, представленных оо. благочинными, за немногими исключениями, следующие недостатки: в первой части: 1) на крышках многих из них не имеется подписей – которого (по счету) округа, имени и фамилии благочинного; даже некоторые ведомости не переплетены; 2) на первом листе не перечисляются приходы, входящие в состав благочиния, и не указываются страницы, на которых значатся эти приходы; 3) не обозначено время постройки и освящения церквей, и чьим тщанием таковые сооружены; 4) не говорится, открыт ли приход по разрешению Св. Синода, или же он формально еще не открыт и почему именно; если же открыт, то год, месяц, число и № синодального указа; 5) сколько положено по штату причта (принимая Высочайше утвержденный штат 1873 года), и сверх того – не назначен ли в оный епархиальным начальством штатный диакон или сверхштатный помощник и когда именно; 6) сколько причт получает жалованья от казны (отдельно на каждое лицо причта) или от прихожан по приговору (год, месяц и число приговора, и где таковой хранится), процентов по вкладам, какого достоинства процентные бумаги, какого учреждения, год, месяц, число и № их выпуска; когда и по какому случаю они получены и под каким № записаны в приходской книге, которого года, месяца и числа; сколько получается добровольных приношений от прихожан деньгами и хлебом; если где положена руга, то количество ее, по каким актам и когда установлен сбор руги или денежное вознаграждение вместо оной от прихожан, и где таковой акт или приговор хранится и вообще доходы причта от других угодий; 7) сколько отведено для причта земли: усадебной, пахотной, сенокосной и леса, и каким образом члены причта пользуются ею; если таковая отдается в аренду, то на какой срок, за какую сумму и с чьего разрешения; 8) есть ли для причта дома и какие именно – каменные или деревянные, удобные или неудобные, общественные или церковные, в последнем случае – когда и по чьему разрешению таковые поступали в ведение церкви; если же таковых не имеется, то в чьих домах живет причт, и сколько платится за квартиры, из каких сумм и с чьего разрешения (год, месяц, число и № разрешительной бумаги); 9) в каком расстоянии церковь находится от духовной консистории, от местного благочинного и от уездного города; 10) есть ли в приходе приписные и освященные церкви, или не строятся ли таковые и в каком расстоянии от местного храма; 11) о неподвижном капитале, принадлежащем церкви и заключающемся в процентных бумагах, с подробным указанием достоинства этих бумаг, какого учреждения и времени приобретения каждого билета (год, месяц, число, № и количество процентов); записаны ли эти билеты в приходо-расходных книгах, под каким №, какого года, месяца, числа и где они хранятся; 12) существует ли в приходе церковно-приходская школа, с какого времени открыта, где помещается, на какие средства содержится, сколько в отчетном году обучалось в ней мальчиков и девочек, и кто преподавал в оной; 13) есть ли церковно-приходское попечительство, когда открыто, сколько в отчетном году собрано им денег, сколько и на какой предмет израсходовано, и сколько состоит в остатке к следующему году. Во второй части: 1) в формулярных списках лиц клира прохождение службы, т. е. определение, перемещение, награды и проч. пишутся не в хронологическом порядке, не отдельными статьями и без обозначения цифрами (в 3 и 4 граф.) года, месяца и числа, а вообще подряд.; 2) не вносится место и время приписки по отбыванию воинской повинности, вынутия жребия, разряда, к какому причислен по отбыванию сей повинности, не состоит ли член причта в запасе или ополчении, или же зачислен в постоянные войска и освобожден от службы по случаю поступления в духовное звание, года, месяца, числа и № свидетельства того присутствия, в котором вынимался жребий, если же член причта отбыл таковую, то год, месяц, число и № запасного билета и места выдачи оного; 3) не показываются дети, находящиеся на службе в других ведомствах, или вышедшие замуж дочери (указ Св. Синода от 20 сентября – 7 октября 1878 года за № 1498); 4) очень не ясно или вовсе не показывается, кто, когда и за что был штрафован и не состоял ли, или не состоит ли под следствием или судом и за что именно (подробно); если дело решено, то не поясняется: когда оно началось, и кем и когда постановлено определение по оному, и в какой мере наложено взыскание – со внесением в формулярный список или без оного (1499 ст. III т. Уст. о служ. по опред. от прав.); 5) не прописываются заштатные члены причта, а если и прописываются, то без показания прохождения ими службы, подсудности и времени выхода за штат; получают или нет пенсию или пособие от попечительства и в каком размере; имущественное положение заштатных: имеют ли они недвижимость (дом, землю) или капитал, и семейное положение, т. е. имена и лета детей, и где таковые находятся (хотя бы и на службе в других ведомствах или вышедшие замуж); если дети находятся в учебных заведениях, то на чей счет; 6) нет в клировых ведомостях прохождения службы и времени смерти мужей вдов, а также и отцов сирот, приписанных к приходу (которые должны значиться в клировых ведомостях в том приходе, в котором вдова проживает); нет объяснений – получают ли, или нет вдовы и сироты пенсию или пособие от попечительства и в каком размере; 7) почти не встречается в ведомостях: кто при церкви состоит просфорней и старостой, с какого времени они несут эти обязанности; сколько первая получает жалованья и из каких источников, и 8) вообще клировые ведомости, по большей части, переписаны неразборчиво, спутанно и небрежно, чем и затрудняют ход делопроизводства. – Сообразив вышеизложенное и имея в виду, что клировые ведомости, как акты, на коих основывается правовое положение причтов и достояние церковное, по важности своей, должны быть составляемы документально и с должною осмотрительностию, консистория определила: о вышеизложенных замечаниях дать знать оо. благочинным и причтам церквей епархии к сведению и неопустительному исполнению и при этом предупредить, что клировые ведомости должны представляться в консисторию не позже половины января каждого года, и что неправильно составленные будут возвращены для пересоставления, а виновные благочинные и причты будут подвергнуты строгой ответственности (Оренб. Епарх. Ведом. 1889 г. № 24).

Можно ли преследовать раскольников, хотя бы чрез полицию, за их собрания на молитву не в моленной, каковой не имеется, а в частном жилом доме? Громогласное пение, совершаемое раскольниками в каком-либо частном жилом доме при открытых окнах, не есть ли публичное оказательство раскола?

По Высочайше утвержденному от 3-го мая 1883 года положению о даровании раскольникам некоторых прав гражданских и по отправлению духовных треб «раскольникам дозволяется творить общественную молитву, исполнять духовные требы и совершать богослужения по их обрядам, как в частных домах, так равно в особо предназначенных для сего зданиях, с тем лишь непременным условием, чтобы при этом не были нарушаемы общие правила благочиния и общественного порядка» (ст. 5). «В тех местностях, где значительное население раскольников не имеет ни часовен, ни других молитвенных зданий, дозволяется с разрешения министра внутренних дел, обращать для общественного богомоления существующие строения. При этом наблюдается, чтобы обращаемому для сего строению не был придаваем внешний вид православного храма, и чтобы при нем не имелось наружных колоколов. Надверные кресты и иконы над входом в часовню или другое молитвенное здание ставить не возбраняется» (ст. 8). Таким образом, по смыслу этих статей Высочайше утвержденного узаконения о даровании раскольникам некоторых прав гражданских и по отправлению духовных треб, раскольники не могут быть преследуемы за свои молитвенные собрания в каком-либо частном жилом доме; но если бы они позволили себе без разрешения министра внутренних дел обратить какой-либо частный дом или другое существующее строение в исключительно молитвенное здание – назначили его единственно для общественного богомоления, то за самовольное открытие новой часовни или моленной (прежде не существовавшей) они подлежат преследованию со стороны полиции и законной ответственности. Что касается публичного оказательства раскола, то под этим оказательством Высочайше утвержденное положение о даровании раскольникам некоторых прав гражданских и по отправлению духовных треб разумеет следующее: а) крестные ходы и публичные процессии в церковных облачениях; б) публичное ношение икон, за исключением предношения иконы сопровождаемому на кладбище покойнику, в) употребление вне домов, часовен и молитвенных зданий церковного облачения, или монашеского и священнослужительского одеяний, и г) раскольничье пение на улицах и площадях (ст. 11). Под публичным оказательством раскола, как видно, закон не признает громогласного раскольнического пения, совершаемого в каком-либо частном доме при открытых окнах, хотя такое пение и может подавать повод к соблазну. С целию же оградить православных от какого-либо соблазна со стороны последователей раскола, пастырю следует вообще обращаться к чисто пастырским мерам, а не к внешним полицейским мерам: «все меры полицейские – не ваши меры» – заметил покойный митр. Григорий в своих «наставлениях пастырям по предмету спасительного действования на раскольников».

Пастырское служение поставляет пред священником высокие задачи и требует от него великих усилий для достойного выполнения этих задач. Особенно это нужно сказать касательно той области пастырского служения, которую мы называем пастырскою попечительностию, где священник является пред людьми, не как освященный носитель и посредник божественной благодати, действующей чрез него в Церкви Христовой, а как человек с его духовно нравственными свойствами. Если в первом случае священник помимо своих нравственных качеств, приносит людям благие плоды, ибо здесь он является посредником благодати Божией, имеющей в себе самой силу спасать всех, с верою приемлющих ее, то в тех случаях, когда он является пред ними, как человек, он может иметь влияние на них настолько, насколько в нем живет и действует Христос. Нравственное воздействие на волю людей возможно под одним условием, если воля самого пастыря будет освященною во Христе. Это условие поставляет пред совестию пастыря постоянный мучительный вопрос: достоин ли он своего служения? Сознание собственной нравственной немощи и греховности может повергнуть и ревностного пастыря в глубокую скорбь и сомнение в пригодности его к великому делу пастырского служения. Что же делать ему в таком случае? где будет искать он для себя образца, примера? чем он будет проверять свою жизнь и деятельность, и где найдет он для себя утешение и укрепление? В такие скорбные минуты, естественно, прежде всего взор пастыря обращается к лицу Божественного Пастыреначальника: в Его слове и деятельности пастырь ищет себе примера, оправдания и утешения своей, удручаемой сомнениями, совести. Но когда жаждущий взор его приникает в божественное сияние святейшего лица Богочеловека, ослепленные небесным светом очи его закрываются, ибо он человек грешный. Образ Спасителя, несомненно, на все времена служит высочайшим идеалом пастыря, идеалом чистейшего человека. Но Он есть человек, в котором греха нет ни единого, а пастыри Церкви люди немощные во грехах своих; Он был искупительною жертвою за грехи человечества, а пастыри Церкви по своей греховности нуждаются в постоянном очищении; Он – совершитель спасения человеческого, а пастыри Церкви только служители этого спасения; Он в своей жизни показал такое нравственное величие, о котором пастыри Церкви только проповедуют и которого святейшие из святых не могут достигнуть в своей жизни. По всему этому Образ Господа Иисуса Христа стоит пред взором пастырей высочайшим идеалом, к которому они должны стремиться, но которого достигнуть не может никто из них. Преклоняясь пред небесным величием Богочеловека, трепетный взор пастыря невольно ищет для себя иного образца деятельности, более соответствующего его человеческим силам, в деятельности человека, который бы, подобно нам, не был совершителем спасения, но был сильным в Церкви Божией, явившись достойным орудием спасения, совершенного Господом. Такой образец представляет нам деятельность св. апостола Павла. Он смиренно исповедует о себе: «аз себе не упомышляю достигша»; но при всем смирении своем, окидывая взором деятельность свою, считает себя вправе сказать о себе: «я больше всех их (апостолов) потрудился». И мы знаем истину слов его. Споспешествуемый благодатию Божиею, он внес вещание свое в самый центр язычества, погруженного в мрак безнравственности и отчаяния найти истину, и здесь возрастил семя новой жизни о Христе Иисусе. Пред каждым, кто внимательно читает его писания, раскрывается в полном свете его плодотворная жизнь и горячо любящее сердце. Мы пьем полными устами силу новой жизни, излиянную на нас Христом чрез этот избранный сосуд. Наше сердце неогразимо приковывается к этому великому и святому мужу, ибо в нем мы чувствуем истину и любовь. Читая послания апостола Павла, мы подобно Фоме, так сказать, своими руками ощущаем бьющееся любовью сердце Павла. Мы видим его удрученное трудами тело, его истерзанные ударами рамена, слезы любви, изливающиеся из очей его, слышим его речь, и невольно восклицаем: здесь истина и жизнь, ибо здесь любовь!!.. Святый апостол Павел – образец доброго пастыря; его деятельность дает нам уразуметь, при каких условиях деятельность пастыря может быть великою и плодотворною.

Что давало проповеди св. апостола Павла такое неотразимо мощное влияние на сердца людей, это в общем определяют нам слова его: бывайте подражатели нам (и в др. месте 2Фес.3:9; Тит.2:7).

Слово есть великое орудие воздействия на человека, только тогда, когда жизнь проповедующего соответствует проповедываемому. Смирение св. апостола Павла, рвение и преданность служению Христову, довольство всем, сочувствие страданиям и радостям ближнего, твердость и мужество, терпение и спокойствие, радостное перенесение страданий за Христово дело, словом, вера св. апостола Павла, любовию споспешествуемая, давала неотразимую силу его слову, представляла почву, на которой слово его приносило такие великие плоды. Его слово потому так неотразимо действует на сердца слушателей, что вся жизнь его есть непрерывное поучение. Она всегда и всем проповедует: «кто во Христе, нова тварь». В этой живой проповеди личного примера находит себе подтверждение и оправдание его словесная проповедь: «все должно обновиться!»

Здесь для пастырей урок того, что они не должны основывать влияние свое исключительно на одной служебно-официальной деятельности; их деятельность тогда только будет иметь плодотворное нравственное значение для паствы, когда возрождающая сила христианства будет проявляться в их личной жизни. Жизнь пастыря в известной мере служит пробным камнем его проповеднической деятельности. Сила влияния его на паству основывается на внутреннем единстве его проповеднической деятельности и нравственной жизни. Или обе должны быть едино, или обе не будут иметь никакого значения. Святой апостол Павел, проповедуя новую жизнь во Христе, поучал: «бывайте подражатели мне!»

И то нужно иметь в виду, что никакие блестящие дарования человека сами по себе не могут сделать из него истинного пастыря, духовного отца его словесных чад. Не духовные дарования св. ап. Павла главным образом сделали из него насадителя Церкви Христовой на земле, но его преданность делу Христову. Что сам св. апостол Павел смотрит на это дело так, видно из следующих слов его: «что имаши, егоже неси приял? аще же приял еси, почто хвалишися, яко не приял еси?» Блестящие дарования часто дают повод человеку горделиво думать о себе, искать у людей воздаяния своим дарованиям, так что обратившие многих в царствие Божие могут сами лишиться его за свое тщеславие. Сверх того, ничто так не ослабляет влияния пастыря на пасомых, как мысль их о неискренности священника. Пропали все труды пастыря, если он своим поведением дал почувствовать пасомым, что он трудится не из любви к делу Христову, а ради славы и наград. Совершенно другое говорит о себе истинный ревнитель Христов св. апостол Павел: «сладце убо похвалюся паче в немощи моей, да вселится в мя сила Христова». Он желает ничего не иметь, только бы приобресть все для Христа и посему в самой немощи своей он является крепким. Он смиренно сознает, что все, что делает он, не его силою делается, а силою благодати Божией, живущей в нем. И вот пред нами человек с тяжелым языком, с слабым, невнятным голосом – владычествует над людьми, приковывает к себе слух и сердце слушателей. Его речь – не трубный звук победителя, призывающего торжествовать вместе с ним его победные подвиги; это – тихий рожок пастуха, взывающий к небесному Пастырю – Христу, Который гордым противится, смиренным же дает благодать.

И всякий пастырь, подобно св. апостолу Павлу, может сказать о себе: «если я слаб, я силен», когда он научится, подобно св. апостолу Павлу с смирением и упованием на помощь Божию действовать в той сфере, которую определил ему Промысл Божий. Нам привелось видеть смиренного старца священника у одра умирающего. Как велик и силен показался он нам в своей старческой слабости! Его слабый голос, способный возбудить сожаление, если бы он слышался с церковной кафедры, здесь, у порога смерти, действовал могущественно, именно своею слабостию, а крепкая вера старца в загробную жизнь, в которую он сам готовится перейти, была великим утешением и ободрением для умирающего. Немощный старец был великим вождем в битве против смерти, диавола и ада... Так сила Божия в немощах совершается!..

Но обратимся к св. апостолу Павлу. Из писаний мы знаем, что св. апостол в своих проповеднических трудах претерпевает голод и жажду, днем утруждает себя проповедию о Христе, а ночь посвящает трудам рук своих, уклоняясь от содержания на счет братии, с радостию переносит удары за имя Христово, терпит темничное заключение, всю жизнь свою проводит в ожидании мученической смерти. Он отказывается от семейной жизни, жертвует телесным здоровьем и даже самою жизнию. Почему он переносит все это и ради какой цели? Потому, что он ясно сознает задачу апостола Христова. Его глубокое по своему смыслу слово: «отныне мы никого не знаем по плоти» (2Кор.5:16) освящает нам всю жизнь его. Теперь, т. е. после обращения, и Христа он знает по духу, т. е. не как только великого Учителя и Наставника, но как живой дух, все обновляющий, жизнь коего должна вообразиться в каждом истинном последователе его: «ктому живу не аз, но живет во мне Христос!» Все люди теперь должны возвыситься из состояния плотяности, когда все интересы человека ограничиваются этим миром, в высшее состояние духовности, источником и целью которого служит Христос во век. Посему апостол судит о людях не по их положению в обществе и не по заслугам государственным, а по тому: «духовны ли они?» У него нет иной задачи, кроме спасения людей для вечной жизни, возвышения их из состояния плотяности в духовное состояние. К этой цели направлены все труды его, и он плачет горькими слезами, когда видит, что труды его напрасны, что плоть противовоюет духу. Одно нужно для человека: возвыситься от плоти к духу – вот убеждение его. «Телесное упражнение вмале полезно, благочестие же на все полезно»...

Если бы пастыри Церкви проходили свое служение с таким ясным сознанием единого на потребу, тогда они свободны были бы от нетерпения, вялости и колебаний; тогда они не допускали бы неуместных порицаний и льстивой снисходительности, они стремились бы к одной цели и в доме богача, и в темнице узника, и в собрании друзей, и у постели умирающего.

Для более или менее успешного врачевания духовных болезней необходимо непосредственное личное обращение пастыря к болеющим грехом, подобно тому, как это бывает у врача обыкновенного при лечении телесных болезней. На людей, требующих духовного врачевания, благотворно могут действовать не столько общие увещания, направляемые ко всем, сколько увещания частные, или, как их называет Книга о должностях пресвитеров приходских¹⁰¹, приватные, и они здесь более необходимы, чем первые. К частным увещаниям, как первому средству исправления согрешающих, склоняет внимание пастырей Сам Господь, когда в речи об обращении заблуждающих говорит: аще согрешит к тебе брат твой, иди и обличи его между тобою и тем единем: аще тебе послушает, приобрел еси брата твоего (Мф.18:15). Если проповеди церковные, раскрывающие советы касательно поведения, достойного христианина, могут иметь значение предохранительного средства против увлечения каким-либо грехом, то частные увещания и обращения к болеющим греховною страстию у попечительной любви пастыря первое врачебное средство, каким он может располагать. Подобно врачу телесному, и врач духовный к каждому больному должен придти, и каждому предложить полезное для него лекарство, сообразуясь с степенью развития его болезни, с его настроением и теми особенными условиями, какими обставлена жизнь его.

Самое удобное время для этих увещаний – время исповеди, – то время, когда, во исполнение христианского долга и обычая, православные пасомые являются к своему духовному отцу для раскрытия пред ним тайн своей совести и для испрошения чрез него прощения и очищения грехов благодатию Божиею. Таинство исповеди и покаяния есть именно таинство, установленное Господом для врачевания духовных болезней. Церковь – это духовная лечебница, куда каждый идет, чтобы раскрыть раны и болезни души своей и получить освобождение от бремени грехов, давящего душу, и избавление от болезней, ее удручающих. Священнику дано полномочие принимать исповедь своих духовных детей и, по выслушании тайн их сердца прощать и разрешать их грехи, или связывать их до времени и подвергать тяжко согрешивших епитимии, по усмотрению нужды и обстоятельств болеющего грехом. И вот здесь, при принятии исповеди пасомых, пастырь является врачом духовным в собственном смысле этого слова. Таинственная благодать всепрощения грехов чрез него подается людям. Но он, как попечитель душ, не может и не должен бы довольствоваться одним отправлением чина богослужебного, положенного при совершении таинства, и безучастно разрешать или связывать кающегося. Его долг войти в положение кающегося и словом увещания подействовать на него. От приступающего к тайне исповеди и раскрывающего пред духовным отцом свою душу и ждущего себе прощения ожидается умиленное настроение, при котором он особенно восприимчив к словам увещания. При этом пастырь, ввиду болезней, пред ним раскрытых, сумеет найти наиболее подходящее лекарство, именно годное для этого, а не другого больного. Опыт жизни, при озарении его ума словом Божиим, умудрит его, и его просвещенная любовь к своим братиям, болеющим грехом, укажет ему, какое из разнообразных средств употребить для излечения того или другого. Ибо, говорит св. Григорий Богослов¹⁰², «как телам не одинаковые даются лекарство и пища, – так и души врачуются различным образом и способом. Свидетелями такого врачевания сами болящие... Для иных нужен бич, а для других узда... Одних исправляет увещание, других выговор, и последний или по всенародном обличении, или по тайном вразумлении... Для иных хорошо и полезно одно, а для иных другое, первому противное, – сообразно тому, как требуют время и обстоятельства, и как допускает нрав врачуемого. Впрочем, хотя сколько бы кто ни употреблял тщания и ума, невозможно всего изобразить словом и обнять мыслию в такой подробности, чтобы вкратце был виден весь ход врачевания: однако же на самом опыте и на деле делается то известным и врачебной науке и врачу».

Важным средством в деле врачения духовных болезней в руках священника могут быть епитимии, которые он, по власти духовного отца, может налагать на людей, приходящих к нему исповедывать грехи свои. Епитимии нельзя считать врачевствами, сильными истребить корень болезни, поражающей того или другого грешника; но они, при всем том, не без значения для кающегося в деле его исправления. Они, во-первых, служат напоминанием о грехах и пороках, их вызвавших, и напоминая о них, приводят грешника к сознанию своего положения и той опасности, какой подвергает человека греховная страсть, и чрез то могут возбуждать волю к борьбе с грехом или страстию, овладевающею человеком. Если воля в этом случае сама по себе будет и бессильна бороться с укоренившеюся страстию, – важен здесь почин с ее стороны, важно доброе возбуждение, которое может привлечь укрепляющую благодать Божию, в немощах человеческих проявляющую свою силу. Во-вторых, мудро направленная епитимия может оказать противодействие греховной болезни, гнездящейся в человеке и готовой затмить в нем святой образ Божий. Долг благоразумия пастырского так устроить дело, чтобы епитимия, им налагаемая на кающегося, была противовесом страсти, его обуявшей. Таким противовесом страсти, обуявшей человека, епитимии могут быть тогда, когда состоят в предписании человеку-грешнику каких-либо добрых дел, которые прямо противоположны греху, от которого страдает человек. По Книге о должностях пресвитеров приходских¹⁰³, «такой добродетели исполнение в епитимию назначать (нужно), которая бы была противна греху, за который она налагается, например: сребролюбивому милостыню, блуднику пост... и прочая подобная».

Время исповеди, сказали мы, самое удобное время для действия на человека, преданного пороку, – самое удобное, но не единственное. На исповедь раз в году являются прихожане, а некоторые по небрежности и закоснению сердца вовсе не исполняют этого первейшего христианского долга. Состояние же таковых наиболее может внушать забот и беспокойств пастырю, любящему свою паству. Да и помимо этих, впадших в крайнюю беспечность религиозную, и по отношению к другим, недугующим какою-либо пагубною страстию, пастырь не должен дожидаться, пока они придут на исповедь, чтобы предложить им полезное врачевство, против их болезни. Пастырь не врач только, но и отец духовный. Если врач телесный нейдет к больному, если его не позовут к нему (хотя так не должно бы быть), то врач духовный в этом отношении не должен подражать ему. Как отец духовный, он не может и не должен равнодушно видеть тяжкую греховную болезнь того, другого или третьего из своих пасомых, не может и не должен равнодушно слышать о ней. Его сердце, полное заботы о благе и спасении своих пасомых, побудит его искать страдающего от тяжкой греховной болезни и явиться к нему без его зова, чтобы словом участия восстановить его из той бездны, куда влечет его греховная страсть, и предложить ему то или другое лекарство, какое укажут ему его опытность и его любовь пастырская. Если грешник, раболепствуя греховной страсти, совсем опустился и дошел до состояния беспечности, любящий голос пастыря пробудит его от его беспечной дремоты, и напомнит ему о долге, им пренебрегаемом, и о том падении, до какого довела его беспечность его. Трудно думать, чтобы недугующий грехом совершенно закрыл слух свой пред голосом участия и любви пастыря-отца и с неудовольствием оттолкнул от себя любящую руку, прикасающуюся к его язве душевной. А если бы и так, если бы пастырь встретил со стороны человека, вызывающего его заботу и участие, – полное невнимание и жестокосердие, если бы даже на слово любви и отеческой укоризны он отвечал словом грубости и обиды, пастырь с спокойным терпением встретит такое жесткое отношение больного к врачеванию, ему предлагаемому. Бывают капризные больные между страдающими каким-либо недугом телесным, и врачи снисходят этим капризам больных и стараются так или иначе подчинить их своей воле и заставить их исполнять то, что они находят нужным и полезным для них по состоянию их здоровья. Не тем ли более это возможно в области духовной, где многие, пораженные болезнию, не хотят придти в сознание своего положения, и с горечью встречают напоминание о том, от чего они закрывают свое духовное око? И не тем ли более прилична, если не прямо обязательна, терпеливая снисходительность к проявлению какой-либо жесткости со стороны больного нравственною болезнию, духовному врачу-пастырю, в силу его звания и тех особенных близких отношений, в каких он стоит к своим пасомым? И мы полагаем, что пастырь, отвечающий своему званию, не отвергнется совершенно от такого больного из своих пасомых, который отвечает жестким невниманием на его участие, не будет довольствоваться тем, что он, сказав беззаконнику о его опасном положении, снял с себя ответственность за него, хотя и не видел его обращения и улучшения его состояния. Нет, он будет болеть о нем сердцем, будет выискивать способы к его обращению и уврачеванию, и если не будет находить средств подействовать на него и помочь ему, – не перестанет молить о нем Бога, чтобы Он, имиже весть судьбами, освободил его от недуга его и вывел его на путь спасения.

Если же подверженный какой-либо порочной страсти, под действием пастырского увещания или под влиянием каких-либо других обстоятельств, обнаруживает намерение освободиться от страсти, им овладевшей, – долг пастыря поддержать и укрепить его в этом добром намерении и бдительным участием любви облегчить для него тяжелую борьбу с порочным навыком. Пастырь Церкви колеблющегося и кающегося пасомого, страдающего от какой-либо греховной болезни, не предоставит самому себе: он будет следить за ним на скользком пути его и по мере возможности предохранять его от новых падений. Свое содействие ему пастырь может заявлять, во-первых, возможно частым обращением к нему с словом увещания и ободрения. Далее, если человек, подверженный страсти, владеет грамотою, пастырь может предлагать ему книги, в которых бы изображались разительные примеры покаяния и освобождения от греховных привычек или указывались средства к успешнейшему препобеждению греха и в частности того порока, который удручает ищущего исправления. Еще, он будет отклонять его от другого сообщества, могущего способствовать его растлению и мешать его исправлению, и вместо этого поручит его попечению добрых ближних, могущих иметь спасительное влияние на него. Он будет рекомендовать ему полезные и благочестивые занятия, могущие оказать противодействие его болезни, подобно тому, как врач телесный назначает больному, начинающему поправляться, известные гигиенические средства или необходимую ему диету. В конце всего он обратит его мысль и сердце к Церкви, хранительнице великих милостей и дарований Божиих для слабых и немоществующих, и к молитве, которая укрепляет душу и низводит на человека врачующую благодать, если только возносится от искреннего и горячего сердца.

– Доселе вы говорили о городских жителях, – сказал я. – Черты вашего изображения не подходят к жителям деревни. Желал бы я слышать, как обстоит дело в деревне: существует ли там то нерадивое отношение к достойному вознаграждению священника, которое наблюдали вы в городе?

– Как не существовать? – отвечал священник, – существует. Только это нерадение о достойном вознаграждении нашего труда имеет у мужичков еще особые причины и источники. Уж очень не любят они деньги платить и очень стараются уклоняться от платежей. Если крестьянину предстоит какой-нибудь платеж, он старается хоть сколько-нибудь отсрочить его, потом хоть сколько-нибудь убавить, наипаче же стремится к тому, чтобы совсем не платить. Если хоть одному из них удастся избыть уплаты денег, то они получают уверенность, что так и всякому можно.

В этом качестве современного крестьянства легко убедиться из рассказов землевладельцев, отдающих свои земли в аренду крестьянам. Часто с ними бывает так. Приходит 1-е января, когда по договору арендатор должен платить землевладельцу арендные деньги. Крестьянин приходит к владельцу земли и слезно молит его потерпеть на нем арендную плату до апреля месяца. Землевладелец, внимая жалобам крестьянина на разные бедствия, будто бы его постигшие, откладывает уплату аренды до апреля. Приходит и апрель, крестьянин является и опять денег не приносит. Снова плачется, жалуется на новые несчастия, просит отсрочить ему уплату арендных денег до осени, до продажи сена или нового хлеба. Землевладелец имеет слабость и на это согласиться. Наконец мужичок уже в ноябре или декабре приносит деньги: все? нет; вместо 100 приносит 20 руб. Помещик сердится, грозит прогнать с земли. Мужичок плачет и кланяется, прощения просит, заплатить обещает, а про себя знает, что его теперь уже и прогнать не выгодно. Слишком уж он задолжал. Если его прогнать, то он ни в каком случае не отдаст. Тогда владельцу придет с земли за два года не 200, а только 20 руб. Под конец впрочем так и бывает: крестьянин пропользуется землей лет 5, а заплатит только за 3 года.

Как образовалось в народе нашем изображенное мною качество – понять не трудно. 30 лет тому назад народ был под строгой властию помещиков. Когда ее не стало, то пределы дозволенного и запрещенного потеряли для народа свою ясность. В этой неопределенности крестьянин остается и теперь. Благодаря отсутствию близкой и строгой власти, область возможного стала для него очень широка. «Надо платить, – думает он, – а может быть, можно и не платить». Всякое успешное уклонение от обязанности, от платежа, еще больше укрепляет в народе эту привычку или страсть не платить, платить не все, откладывать уплату без конца.

Как уклоняется крестьянин от платы за арендуемую им у помещика землю, так же точно готов уклоняться он и от платы за церковные требы. Очень не много найдется крестьян, которые по собственному побуждению без напоминания, без тягостного для священника торга заплатят ему то, чего действительно стоит его дело. У всех остальных мы находим стремление оттягивать плату, уменьшать ее до последних пределов и наконец, если можно, не платить совсем.

Вот, например, является жених с отцом и со сватом. Объясняют, что у них готовится свадьба, просят повенчать и спрашивают, что это будет стоить. Священник говорит, что за это нужно заплатить на причт пять рублей. Вы можете подумать, что это много. Но заметьте, что у всех у троих уже выпито. Они уже сегодня пропили не меньше, чем рубль. Они приносят с собой бутылку водки для того, чтобы и самим выпить при этих переговорах и попотчевать батюшку, хотя священнику, может быть, совсем не нужно их угощение. Вот у них уже истрачено сегодня гораздо больше рубля. А сколько истрачено раньше на покупку нового платья, сколько истрачено будет после на угощение всей деревни? Сосчитайте, сколько будет переплачено за одну водку, и вы увидите, что уплата священнику за совершение таинства пяти рублей составит едва ли десятую часть всех остальных свадебных расходов. Но в винном складе торговаться нельзя, потому что ведро вина дешевле не продадут, чем оно стоит, а со священником торговаться можно. И вот крестьяне начинают торг, жалуются на крайнюю бедность, на плохой урожай, на худой сбыт хлеба. Может быть, все это отчасти и правда, но нужно знать, что крестьянская свадьба без денег не затевается, что к ней готовятся в течении продолжительного времени, для нее прикапливаются деньги, занимают их; иногда пред свадьбой продают, что можно, из хозяйства, но женить сына или выдать дочь совершенно без денег никто из крестьян не думает и не надеется. Конечно, священник нередко нравственно обязан уменьшить свое требование, понизить плату за брак – ввиду бедности или особенных обстоятельств жениха и невесты. Но должен ли он это делать, если знает, что на счет его уступчивости усилятся только расходы на водку и на свадебный пир. Я думаю, не должен. Однако предположим, что он это сделает по слабости или по сердечной доброте. Что же из этого выйдет. Крестьяне, причислив выторгованные от священника рубли к расходам на угощение, пойдут дальше: будут просить, нельзя ли взять с них теперь только половину, а остальное после. Если священник и на это согласится, то верно не получит остального. Между тем прихожане поймут его слабость или доброту и будут ею все чаще злоупотреблять. За что платилось десять копеек, за то они будут давать три и две. Мало того, еще они же будут ходить к священнику в долг просить.

– Говорят, – сказал на это я, – что крестьяне больше любят тех священников, которые выпивают с ними, чем тех, которые не позволяют себе этого. Не имеет ли это связи с тем, что вы рассказываете? Эту мысль подало мне неоднократно употребленное вами слово: «слабость».

– Вы совершенно угадали, – ответил мой собеседник. – Крестьяне хвалят священника, который принимает их угощение, именно потому, что он сговорчивее; выпивши с ними, он сделает им уступку и простит им долг, махнет рукой и на свою нужду и на их неисправность. Священник, не выпивающий с ними, что однажды скажет, на том и стоит. Даже и уговаривать его к каким-нибудь уступкам как-то неловко для подвыпивших крестьян, если рюмка его как была налита, так и остается не выпита. Крестьяне пожмутся, пожмутся, увидят, что священник-то не свой брат, – принимаются за кошельки и выкладывают, что требуется, а потом и говорят, что поп горд, и говорить не хочет, и угощением их гнушается.

– Священник погоста К., кажется, был простой добрый человек? – спросил я.

– Да, – отвечал собеседник. – Уступчивость его по отношению к прихожанам происходила просто от сердечной доброты. Крестьянин мнется пред ним, ему не хочется платить, а о. И. говорит: ну хоть не надо, после разочтемся. Крестьянин вынимает ему деньги, а он говорит: да тебе, может быть, самому нужно, ты не много ли даешь? Мне, пожалуй, не очень надо.

– Однако, ведь, это высокая черта в покойном о. И., по крайней мере – если брать его, как частного человека, – сказал я.

– Но не как общественного деятеля, – подхватил священник. – Вы сами состоите общественным деятелем и имеете власть над другими. Что стало бы с вашими подчиненными, если бы вы постоянно говорили им: как вам угодно, я на все согласен, лишь бы вам было хорошо? Я думаю, чрез это ваши подчиненные и все зависящие от вас люди избаловались бы, привыкли бы к упущениям, отвыкли бы от ответственности.

– Но ведь священник с такой нестяжательностью, какая была у покойного о. И., может быть в других отношениях строгим, может быть ревностным обличителем их пороков, – говорю я.

– Да нерадение о достойном или приличном вознаграждении священника порок и есть, как я уже и сказал в начале, – был ответ собеседника.

Посудите сами. Положим, известная деревня празднует Божией Матери Одигитрии. В день этого праздника я – священник – должен по обычаю идти в .эту деревню с крестами и иконами. Деревня отстоит от погоста верст на 10. Приходим в деревню. Служим молебен посреди ее и собираем за него с 12 домохозяев двенадцать копеек! Потом ходим по дворам, вносим иконы в избы, и там служим молебны с частию акафиста, кропим святой водой и получаем со двора где 3 копейки, где 5. На что же это похоже? Между тем вы чуете, что и от хозяина и от жены его попахивает водкой; и парни и девки навеселе. Значит, уже израсходовано немало пятаков, немало и гривенников; только для вас оставлены копейки, для священника, пришедшего со святыней. Да, наконец, нам везде предлагают водку, и вы с причтом могли бы выпить крестьянского вина на сумму, равную той, которую вам заплатили за святое молитвословие, за ношение икон по домам. Но не у всякого священника и не у всякого псаломщика найдется охота за двадцать верст пути, за несколько часов непрерывного чтения и пения – вознаграждать себя натурой, т. е. крестьянским вином. Тот и другой могут понимать, что если они рассядутся с прихожанами за столы, уставленные яствами и питиями, то чрез это изъявят согласие и довольство тем денежным расчетом, который они получили за свой тяжелый труд.

Теперь спрошу я у вас, что если такой порядок, это нерадение прихожан о труде священника, предпочтение всех других расходов расходу на церковный причт, – если все это священником не только не исправляется, но вновь заводится? Разумеется, что этот священник оказывает худую услугу Церкви. По доброте или по слабости он балует своих прихожан, делает их привычными к неисправности. Может быть, он выигрывает любовь их, но проигрывает их уважение. Слабых и добрых больше любят, а твердых и строгих больше уважают. Своей уступчивостию он мужиков богаче не сделает. Деньги пойдут у них на другие дела, менее благочестивые, чем вознаграждение священника за церковные требы. Но не сделав прихода своего богаче, он его запустит. Как запущенный сад, приход не будет приносить плода, не будет в нем должной дисциплины, единства и порядка.

– Какого единства тут не будет? – спросил я.

– Видите ли? – отвечал священник, – всякое общество поддерживает свое единство взаимными услугами своих членов; старшие приносят жертвы благу младших; младшие оказывают подчинение и служение начальствующим. Вот и я, священник, старший человек в приходском обществе, потрудился сегодня для этой деревни, приносил в нее иконы, вносил их в отдельные избы, чтобы сделать крестьянские дома как бы частями того храма, где я служу: поэтому я говорю, что эта деревня моего прихода. С своей стороны деревня эта говорит о своей приходской церкви: это наш храм, потому что она приносит жертвы на его поддержание и украшение. И обо мне она говорит: это наш священник, потому что она своими жертвами меня содержит. Теперь попробуем внушить ей, чтобы она ничего нам не платила или платила такое ничтожество, что и говорить не стоит. Что из этого выйдет? А то, что у этой деревни одной связи с храмом и с причтом уже не будет¹⁰⁵.

С. К.

(Продолжение будет).

По вопросу об отдаче в аренду монастырских и церковных земель и других оброчных статей. – Полоцкая духовная консистория объявляет исправляющему должность эконома архиерейского дома, настоятелям монастырей и тех церквей, при которых имеются и отдаются в аренду земли и другие оброчные статьи, чтобы они, в видах соблюдения интересов архиерейского дома, монастырей и церквей и в предупреждение случаев отчуждения принадлежащих им земель, по давности владения, тщательно наблюдали за сроками контрактов и сохранением всех документов, могущих служить доказательством принадлежности архиерейскому дому, монастырям и церквам тех земель (Полоцк. Епарх. Ведом. 1889 г. № 23).

Касательно порядка представления оправдательных документов и росписок получателей высланных из консистории денег. – Литовская духовная консистория предписывает благочинным церквей епархии, чтобы они при своих рапортах о получении высланных из консистории денег прилагали и рапорты причтов или росписки отдельных лиц, с обозначением в подлежащих случаях и № статей, под которыми деньги будут записаны по приходо-расходным книгам (Литовск. Епарх. Ведом. 1889 г. № 50)

О представлении причтами благочинным установленных взносов, благотворительных сборов и пожертвований. – Пензенская духовная консистория предписывает благочинным церквей епархии к неуклонному и точному исполнению, чтобы они, при сдаче им годовой отчетности подведомыми причтами и церковными старостами, установленные взносы, благотворительные сборы и пожертвования взимали не общею суммою, а раздельно, по какой именно статье и сколько, чтобы эти статьи раздельно вписывались в церковные расходные книги, и под каждою статьею получатель-благочинный обязательно подписывался, дабы при такой форме сдачи денежных взносов от церкви не могло возникнуть никакого подозрения на благочинного в излишних поборах. За неисполнение такового распоряжения благочинные будут подвергаться строгой ответственности (Пенз. Епарх. Ведом. 1889 г. № 22).

О порядке возврата церковных сумм и ценных бумаг из государственного банка. – Екатеринбургское епархиальное начальство поставляет причтам и церковным старостам епархии в обязанность, чтобы они, в случае законной надобности возврата церковных сумм и ценных бумаг из государственного банка, находящихся в нем на хранении, свои доверенности на получение их предъявляли местным своим оо. благочинным для удостоверения в действительной надобности сего получения (Екатеринб. Епарх. Ведом. 1889 г. № 49).

О своевременном учинении надписи на увольнительных билетах запасных нижних чинов о смерти их. – Тульская духовная консистория объявляет настоятелям церквей епархии к должному исполнению, чтобы они, по совершении обряда погребения запасных нижних чинов, в то же время делали надписи на их увольнительных билетах о погребении и затем без всякого промедления высылали таковые, куда следует, для исключения умерших нижних чинов из запаса (Тульск. Епарх. Вед. 1889 г. № 21).

О мерах исправного содержания и охранения причтовых строений, а равно церковных усадеб, лесов и рощей. – Литовская духовная консистория предупреждает причты церквей епархии, что все те причтовые строения, которые уже возведены по правилам 11 апреля 1872 года и формально сданы им, должны быть поддерживаемы и исправляемы на местные средства, и что на те же местные средства должны быть поддерживаемы и исправляемы и те причтовые строения, ремонтировка которых или замена которых новыми строениями еще не производятся ныне и должны быть отсрочены до ближайшего или до более отдаленного будущего времени. Чтобы это предупреждение и вообще исправное содержание и охранение церковного и причтового имущества и обеспечения достигали своей цели, консистория подтверждает духовенству епархии, что просящие о перемещении с одного прихода на другой, при своих прошениях о переводе, должны представлять от местных благочинных, под личною ответственностию последних, удостоверение в том, что на занимаемых ими местах они – ищущие перевода – были домостроительны, сделали известные (с указанием) улучшения по церкви и вообще по приходу, и что они никаких разорений в причтовых строениях и опустошений на церковных усадьбах и в церковных лесах и рощах, где таковые имеются, не произвели, и что при сдаче церковного и причтового имущества временно заведывающему приходом или преемнику таковое будет сдано ими в целости. При чем вменяет в обязанность причтам, чтобы о строениях, возведенных по правилам 11 апреля 1872 года и сданных формально причтам, непременно показывалось в клировых ведомостях, с точным обозначением времени сдачи (Литов. Епарх. Ведом. 1889 г. № 47).

О порядке непосредственного представления денег в консисторию. – Ставропольская духовная консистория объявляет духовенству епархии и другим лицам, что каждый, представляющий не чрез почту, а лично в консисторию деньги на какой-либо предмет, должен тотчас получить надлежащую квитанцию от консистории за подписью и номером; в противном случае консистория не будет отвечать за действительность представления в оную денег (Ставроп. Епарх. Ведом. 1889 г. № 24).

Какие документы должны быть представляемы прихожанами или их доверенными при прошениях об освящении новых храмов и об определении к ним причтов. – Донская духовная консистория объявляет по епархии, чтобы прихожане вновь построенных церквей или их доверенные, при прошениях своих об освящении новых храмов и об определении к ним причтов, кроме архитекторского акта об окончании и прочности сооружения храма, непременно прилагали: а) акт свидетельствования местным благочинным как самого храма и всего нужного к его освящению, так и домов с необходимыми к ним пристройками для жительства церковного причта; б) удостоверение станичного или волостного правления в том, что дома при церкви для причта действительно построены самими прихожанами или куплены ими, и деньги за оные вполне уплачены, и что в последнем случае (если дома приобретены покупкою) никто не может заявлять к ним претензий и взысканий. Если же при таковых прошениях не будет означенных приложений, то прошения будут оставляемы без рассмотрения и последствий (Донск. Епарх. Ведом. 1889 г. № 24).

Кому преимущественно должны быть отдаваемы подряды по живописным и иконописным работам по церквам. – Вологодская духовная консистория поставляет в известность причтам и старостам вместе с благочинными церквей епархии, чтобы подряды по живописным и иконописным работам по церквам отдавались преимущественно цеховым мастерам, предъявившим свидетельство ремесленной управы на тот год на звание мастера по живописному и иконописному мастерству, а не отдавались другим лицам, не имеющим права на звание мастера (Волог. Епарх. Ведом. 1889 г. № 24).

В разнообразных творениях Святителя Тихона Задонского мы встречаем немало суждений его о пастырском служении. Прочитывая его творения, мы находим не только отдельные места, но даже и целые статьи (как напр.: «О должности пастыря», «Окружное послание к воронежскому духовенству», «Сторож», «Пастух», «Разумная голова», «Пастух и стадо», «Высокое дерево» и мн. др.), в которых он более или менее подробно выражает свои воззрения на пастырское служение. Собрав и сгруппировав в одно целое все такие места и статьи из творений св. Тихона Воронежского и Задонского, мы замечаем, что святитель Христов в своих рассуждениях о пастырском служении касается главным образом следующих его сторон: достоинства пастырского служения, как учреждения божественного; важности его, как по самому предмету его, так и по цели; обязанностей пастыря, как лица священнодействующего и учителя; трудности пастырского служения и требуемых вследствие этого качеств пастыря, наконец, средств к облегчению трудности пастырского служения.

Св. Тихон Задонский имеет очень высокий взгляд на пастырское служение¹⁰⁶, и потому как сам всем своим существом преклоняется пред его величием и важностию, так и от других пастырей требует такого же отношения к нему. Святитель неоднократно напоминает пастырям, что они, по слову Христа «свет мира», «соль земли»¹⁰⁷, называет их «свечею, горящею в нощи и освещающею путь»¹⁰⁸, ангелами, возвещающими волю Отца небесного¹⁰⁹, стражами дома Господня¹¹⁰, главою целого общества¹¹¹ и т. п. Такое высокое воззрение святителя на пастырей вызывается в нем сознанием великого достоинства и важности самого пастырского служения.

Св. Тихон Задонский смотрит на пастырское служение, как на учреждение божественное, имеющее свое начало от самого Иисуса Христа – Пастыреначальника. Оно есть учреждение самого Господа и перешло к нам путем преемства от самих апостолов. Эту мысль он проводит с особенною настойчивостию в разных местах своих благочестивых размышлений: «внимайте себе», неоднократно обращается он с словами апостольскими к пастырям, «и всему стаду, в немже вас Дух Святый постави епископы, пасти Церковь Господа и Бога, юже стяжа кровию Своею» (Деян.20:28)¹¹². «Помните», говорит он в окружном послании к воронежскому духовенству, «вас стражей Христос Господь поставил дому Своего»¹¹³. Пастыри должны знать, что они «вступили в должность апостольскую»¹¹⁴. Прежде пастырями были пророки и апостолы; теперь же на место их избираются епископы и пресвитеры: «епископы бо и пресвитеры вместо оных (пророков и апостолов) избранных мужей вступают, и должность их на себе восприемлют»¹¹⁵.

Насколько высоко, по мысли святителя, достоинство пастырского служения, настолько велика и важность его. Важность его открывается, как из самого предмета его, так и из цели.

Пастыри церковные избираются пасти не скот бессловесный, но людей, сотворенных по образу Божию¹¹⁶; избираются стражами охранять дом не вещественный, но невещественный, не стены каменные и деревянные и прочее вещество, но души христианские¹¹⁷; духовное стадо – «любимое стяжание Христа Сына Божия, Душелюбца, – стадо, которое Он стяжал не серебром и золотом, а честною Своею кровию»¹¹⁸. Посему епископам и пресвитерам вполне приличествует слово Божие, сказанное святому пророку Иезекиилю «сыне человечь, в стража дах тя дому Израилеву» (Иез.33:7)¹¹⁹. Церковь Божия есть дом Божий (1Тим.3:15). Господин этого дома Господь; домашние Его – христиане, епископ же и пресвитер – сторожа дома Господня¹²⁰.

Настолько же велика, по мысли святителя, важность пастырского служения и по цели его. В чем состоит цель пастырского служения? Ответ на это короткий и вместе с тем выражающий всю глубину важности этой цели. Посредством богослужения, св. Таин и наставлений научать духовных овец истинной вере и богопочитанию; руководить души христианские ко спасению: «предпосылать стадо овец Христовых во ограду небесную»¹²¹, звать их на «великую пресладкую вечерю вечного живота»¹²², уготованную Богом, – вот главная цель пастырского служения!

Из сознания великой важности пастырского служения вытекает и все воззрение св. Тихона Задонского на все пастырские обязанности. С одной стороны, пастырь всегда должен знать, какое сокровище вручается ему для стражи и охранения и какой ответственности подлежит он за растрату его; должен всегда помнить, что он пасет стадо овец Христовых, купленных кровию Его, и потому всегда должен будет Ему отдать отчет за погибель каждой из них. Подобно тому, как от пастуха хозяин требует отчет за потерю овцы своей и лишает его за это награды, или платы, следуемой ему, так, говорит святитель, и от пастыря, если погибнет какой христианин и не явится в «ограде небесной», потребует отчет Сам Христос и спросит его; «где Моя тая-то овца? где овца, которую Я не сребром и златом, но Своею кровию стяжал?» Пастырь не может отвечать Ему: не знаю где, и лишится мзды своей¹²³: Христос разгневается на пастыря стада Своего, будет судить его, как нерадивого, и, заключает святитель словами евангельскими, «протешет его полма, и часть его с неверными положит: ту будет плачь и скрежет зубом“ (Mф.24:51)¹²⁴. С другой стороны, пастырю даны все средства к достижению цели его назначения, это – слово Божие и св. Тайны. «Обдолжаются, говорит святитель о пастырях, тщательно поучать людей, порученных себе, якоже увещавает их Петр святый: «пасите еже в вас стадо Божие» (1Пет.5:2). Пасется же стадо Божие словом Божиим и святыми тайнами Его»¹²⁵. Поэтому пастырь, имея все средства к тому, чтобы охранять, пасти стадо Христово, должен всегда бодрствовать и неусыпно стеречь дом Божий, – пользоваться этими средствами, предлагаемыми ему, и распоряжаться ими на пользу своей пастве: «как пастух выгоняет скот на поле, на траву и на добрую пажить, там и пасет его: так и пастырю должно питать овец Христовых словом Божиим и тайнами святыми»¹²⁶; вследствие чего он является лицем и священнодействующим, и учащим; а отсюда и обязанности его должны подразделяться на обязанности, как лица священнодействующего, и обязанности, как лица учащего, или учителя. Те и другие заслуживают особенного внимания и подробного рассмотрения со стороны св. Тихона Задонского.

Рассуждая об обязанностях пастыря, как лица священнодействующего, св. Тихон Задонский прежде всего предлагает вниманию пастыря обязанность предварительного приготовления его к каждому священнодействию. Каждый пастырь, говорит он, должен помнить, что намереваясь священнодействовать, он вместе с тем имеет предстать пред страшным Богом ходатаем между Ним и человеком, молитвенником и предстателем за последнего. Поэтому прежде, чем приступить к священнодействию, он должен приготовить себя к тому, возбудить в себе страх и благоговение пред имеющим совершаться, и умиление духа, «которое наипаче бывает от размышления о роде человеческом Христа Спасителя нашего смотрения»¹²⁷; вся жизнь Христа должна служить предметом предварительного священнодействию размышления пастыря. С таким же настроением он должен и священнодействовать¹²⁸. Но особенным страхом и благоговением пред совершаемым, пастырь должен быть проникнут при священнодействии во время литургии и особенно должен быть сосредоточен всем своим умом на этом священнодействии, на его смысле и соответствии разным явлениям в земной жизни Господа. Так, когда пастырь входит во храм Божий, он должен размышлять о пришествии Христа в мир; когда выходит с Евангелием, – как в первый раз Спаситель вышел на проповедь; при выходе во время Херувимской песни – о том, как Спаситель шел на вольную смерть и т. п.¹²⁹. Молитвы, полагаемые на литургии, должны вычитываться с особенным вниманием и усердием. Вообще во время священнослужения, а в особенности во время литургии, пастырь в своих размышлениях должен быть чуждым всего земного и житейского. Равным образом с должным благоговением пастырь должен совершать и все другие таинства. «Совершая крещение, говорит святитель, помяни, что и сам сатаны и всех дел его еси отреклся». Исповедуя, пастырь должен заглянуть и в свою совесть, не обличает ли она его самого в том, в чем он наказует кающегося. При погребении умершего, пастырю прилично и должно помянуть, что и сам он земля и в землю отойдет (Быт.5:20)¹³⁰ и т. п.

Между прочим св. Тихон Задонский особенному вниманию пастырей предлагает таинство покаяния. С особенным вниманием и рассуждением, говорит он, должен поступать пастырь при исповеди. «Обыкновенно священникам говорить: Бог простит, Бог простит; но смотри каково его покаяние... берегись, чтобы в обычай греховный не вошел грешник»¹³¹... Ради этого пастырь, как свойственно врачу духовному, с кротостию и тихо должен прежде всего увещавать кающегося, чтобы он простил всем, на кого имел обиду и сам примирился со всеми, кого только обидел; спросить, исполнил ли он епитимию, возложенную на него духовным отцом, а потом уже, прочитавши обычное пред исповедию наставление, приступать к самой исповеди. При этом духовник должен особенно внимательно следить и замечать, искренно ли кается исповедующийся. Если в нем не заметно сокрушения о грехах, то всячески, посредством назидании, должно вызывать его к тому, угрожая праведным и грозным судом Божиим; а искренно кающегося и сокрушающегося о своих грехах – ободрять, утешать его неисповедимым милосердием Божиим, чтобы таким образом предотвратить его от совершенного отчаяния¹³². Исповедь должна заканчиваться увещанием пастыря к кающемуся, чтобы он на будущее время избегал греха и стремился поступать согласно с волей Божией, а прежние свои грехи старался загладить какой-либо добродетелию, – предлагая и уясняя при этом, насколько ненавидит грехи Бог и как может карать за них¹³³. При исповеди больных святитель советует пастырю утешать таковых «милосердием Божиим, никакими грехами непреодолимым», только бы исповедующийся сожалел, что «чрез все житие Бога прогневлял». Для большего утешения и успокоения пастырь может и должен указать на многие примеры всепрощающего милосердия Божия, так напр., на мытаря-грешника кающегося, блудного сына, грешницу великую и плакавшую о грехах своих, разбойника на кресте, наконец – на самого св. Петра-апостола и т. п. и, таким образом, примерами доказать оправдание слов Господних: «не хощу смерти грешника» (Иез.33:11)¹³⁴. И главное – пастырь никогда не должен дожидаться зова, если он хорошо знает о больном, а должен всегда идти сам и утешать его¹³⁵.

(Продолжение будет).

Жизнь знаменитых мужей назидательна с первых стадий ее. Нередко еще на этих первых стадиях жизни, на низших степенях служения их уже сказываются знамения высшего призвания их, начатки предстоящего им жизненного подвига, а с тем вместе и проблески будущего величия их. Это должно сказать и о св. Афанасии.

Афанасий родился в Александрии в конце III в., приблизительно в 296 г.¹³⁶ Родители его были христиане жизни благочестивой, но, по-видимому, не из знатного класса. Имена их остались неизвестными. Сам Афанасий передает только одно воспоминание о них – воспоминание о рассказе, какой слышал он от них в отрочестве. «Слышал я, говорит он, от моих родителей, что во время гонения, бывшего при Максимиане (соправителе Диоклетиана), некоторые язычники давали у себя убежище нашим братьям христианам, укрывавшимся от гонения, и даже предпочитали подвергаться лишению имущества и тюремному заключению, лишь бы не быть предателями укрываемых. Последних они охраняли с такою верностию, с какою охраняли бы себя самих, готовые подвергаться за это всяким опасностям»¹³⁷. Здесь разумеется начальное время того страшного и продолжительного гонения, которое в Александрии и Египте проявлялось еще с 297 г., а с 303 г. стало всеобщим. Время это падает на детские годы Афанасия, так что сам он не помнил его, а только слышал рассказы о нем от родителей в годы своего отрочества. То, что рассказ этот остался в писаниях Афанасия единственным воспоминанием о родителях, ведет к мысли, что рассказ этот особенно запечатлелся в душе отрока, что он повторяем был родителями его часто и выразительно, и конечно потому, что и сами они испытывали опасности гонения, грозившие и их сыну. Но в годы отрочества Афанасий и сам мог быть уже довольно сознательным свидетелем бедствий и страданий Александрийской церкви от гонения. Оно завершилось мученическою кончиною самого епископа Александрийского св. Петра (303–311). Некоторое время он укрывался из Александрии, чтобы из своего убежища ободрять посланиями христиан паствы. Но нужды церкви призвали его в Александрию, где он много подвизался для успокоения и назидания христиан. В 311 г. он внезапно схвачен и казнен. С ним пострадали и три пресвитера, его сподвижники: Фавст, Дий и Ермий¹³⁸. Среди бедствий от гонения, усложняемых внутренними смутами церкви в Александрии, родителям Афанасия некогда или трудно было озаботиться воспитанием его. Ему оставалось самому начать свое воспитание под благодатным влиянием тех примеров терпения, страдания и мученичества за святыню веры, о каких он слышал и какие видел сам.

Говоря о начальном воспитании и образовании Афанасия, древние церковные писатели указывают прежде всего на его необыкновенные способности, как дар от Бога своему избраннику. Направление и действие этих способностей обозначились в нем рано. Историк Созомен выражается, что Афанасий еще с отрочества (ἐκ νέου) являл себя как ἐκκλησιαστικὸς μάλιοτα καὶ αὐτοδίδακτος¹³⁹, т. е. он отличался сильным настроением к служению церковному и качествами самоучки, стремящегося образовать себя, согласно настроению. Самоучка находил для себя училище в церкви, где он слышал богослужение, всматривался и вдумывался в значение совершаемых таинств и священнодействий. Здесь же мог он слышать и живое слово священнодействующих и учащих. Сам Афанасий, говоря о своем начальном образовании, выражается, что своими наставниками он имел таких мужей, которые были μάρτυρες τῆς Χριστσῦ θεότητος¹⁴⁰. Биографы Афанасия полагают, что здесь могли разуметься святитель и священномученик Петр и его сподвижники в служении и мученичестве. Афанасий помнил святителя Петра и упоминает об освящении ям храма в честь своего предместника св. Феоны¹⁴¹. Св. Петр до епископства был, в сане пресвитера, начальником и наставником Александрийского училища; это был пастырь учительный, имевший вокруг себя и учительных пресвитеров. Слышал Афанасий этих наставников, если не в школе, которая во время гонения едва ли могла правильно поддерживаться, то вне школы, особенно в церкви. Таково было начало его учения, имевшее вид как бы самообучения, т. е. самодеятельного восприятия к своему назиданию того, что он видел и слышал в церкви. Прекрасное начало!

После св. Петра Александрийскую кафедру занимал около пяти месяцев старец св. Ахилла, а по его кончине поставлен на епископство пресвитер Александр, указанный еще св. Петром, как преемник его и Ахиллы. С началом епископства Александра совпадает момент в жизни Афанасия, знаменовавший решительное обращение его на подвиг духовного самообразования и затем церковного служения. У древних церковных писателей существует особое сказание об этом моменте в жизни Афанасия. Епископ Александр с клиром и народом совершал торжество в память своего предместника св. Петра с освящением храма в честь его, согласно тогдашнему Александрийскому обычаю¹⁴². После торжества, епископ на возвышении у своего дома, находившегося не вдали от морского берега, ожидал клириков, т. е. пресвитеров и диаконов на обычную праздничную трапезу. Обратив взор на морской берег, он вдруг увидел на нем отроков, занятых какою-то игрою, имевшею подобие церковного священнодействия. Святитель, любивший детей, сначала только утешался живою картиною их игры, но всмотревшись пристальнее, заметил, что одни из отроков совершают крещение над своими сверстниками. Он указал на это и прибывшим клирикам, а затем велел привести играющих отроков и стал спрашивать об игре. Те сознались, что устроили из себя подобие священного чина: Афанасий был у них епископом, а из них одни были пресвитерами, другие диаконами. И так как между сверстниками были еще и не крещенные, то Афанасий с пресвитерами и диаконами оглашал и крестил их. Александр расспросил как совершалось это, какие предлагались вопросы крещаемым, каковы были ответы их, как совершено самое крещение, – и оказалось, что все совершалось согласно чину священного таинства. После совещания с бывшими тут клириками, Александр признал крещение совершившимся и не допускающим повторения; он признал достаточным дополнить его крещальными молитвами от пресвитеров, чтобы затем совершить миропомазание над крещенными. Затем, призвав родителей Афанасия и других отроков, поручил особенному вниманию их всех бывших отроков, как проявивших наклонность к церковному служению. Вскоре потом родители Афанасия представили его епископу, как посвящаемого ими церковному служению, согласно его собственному желанию и призванию. Некоторые из позднейших биографов Афанасия заподозревают достоверность этого сказания. Но наша Четья-Минея не затрудняется признать его достоверным, и такое отношение к сказанию представляется нам основательным¹⁴³. Если описанный поступок Афанасия, тогда отрока 15–16 л., был увлечением, то увлечением невинной простоты, простосердечной любви к церковному служению и ревности о приобщении к христианству своих некрещенных сверстников. Без сомнения, наставленный епископом, он понял недозволительность такого увлечения, но если и епископ и родители Афанасия увидели в поступке Афанасия знамение его призвания, то, конечно, так понял или восчувствовал значение его и сам Афанасий. В чувстве раскаяния, он тем решительнее вступил на подвиг совершеннейшего приготовления к духовному служению, чтобы стать достойным носить его не в подобии, а в действительности. Носивший между сверстниками подобие епископа, Афанасий стал теперь смиренным и преданнейшим келейником при епископе св. Александре, в котором нашел любящего духовного отца после утраты родителей, по сказанию, скончавшихся около этого времени.

Афанасий усердно занялся своим образованием, которое теперь именно приняло уже более твердое направление. Тогда для лиц, готовившихся к священному служению, считалось нужным приобресть общее образование, выражаемое словом ἐγκύκλιον и обнимавшее ряд наук от грамматики до философии. Афанасий прошел этот курс наук, конечно, не без помощи наставников, но еще более путем собственных упражнений, как даровитый самоучка-труженик. Он изучал и правоведение и также нотариальную или делопроизводственную часть по совету, как говорят некоторые из писавших о нем, самого епископа Александра, желавшего иметь в нем своего не только келейника, но и секретаря.

Но особенно и неутомимо трудился он в изучении Св. Писания. По выражению св. Григория Богослова, Афанасий изучил все книги Священного Писания так, как другой не изучал и одной из этих книг, он знал Священное Писание наизусть, благодаря своему прилежанию в изучении его и своим необыкновенным дарованиям¹⁴⁴. Он изучил творения отцев и учителей Церкви, но сознается, что не мог располагать достаточным запасом их творений, так что и теперь богословское образование и разумение его продолжало вырабатываться самодеятельно, имея главною опорою глубокое изучение Св. Писания. С трудами для умственного образования Афанасий соединял ревность о своем нравственном развитии, о достижении высшей чистоты нравственной. По его воззрению, выраженному в одном из ранних творений его¹⁴⁵, для самого успеха в изучении и уразумении писаний святых и богодухновенных мужей требуется чистота душевная, требуется нравственное самоусовершение. Есть мнение, что еще в раннюю пору своей жизни он посещал Антония Великого, Египетского пустынножителя, чтобы восприять назидание себе в опытах духовной жизни его.

Святитель Александр, отличая высокое образование и благочестие Афанасия, удостоил его сана диакона, с которым соединилось и звание секретаря (ῦπογραφεῦϛ) при епископской кафедре. Полагают, что возведение Афанасия в сан диакона состоялось в 319 г., когда Афанасию было около двадцати двух лет. К этому приблизительно времени относят и первые богословские творения Афанасия, как свидетельства о его высоком просвещении, могшие служить полным оправданием того отличия, какого он удостоен в столь молодом возрасте. Это его обширные слова: слово против язычников и слово о воплощении Бога Слова, направленное против язычников и иудеев. В первом слове, исходя из мысли о падении человека, Афанасий выяснял ниспадение язычников в бездну заблуждений и суеверий, изобличаемых и здравым разумом и откровением, и указывает естественные пути к богопознанию и затем путь высшего боговедения в откровении, в христианстве. Второе слово обилует богословским ведением, проницательностию в истолковании учения Священного Писания, сосредоточенного на истине воплощения Бога Слова для спасения людей. Живость юной души богослова и мыслителя сказывается в живости и выразительности изложения, одушевленного пламенною ревностию к христианской истине и защите ее, сосредоточиваемой в последнем творении на том же учении о Божестве воплощенного Слова, Сына Божия. Уже теперь, как бы по предчувствию, предначинает он тот подвиг защиты Божества Сына Божия, который потом стал главным подвигом всей жизни Афанасия. Провидение воздвигало Церкви Христовой поборника сей истины в то потребное время, когда в среде ее, в той же Александрии, уже был наготове дерзкий возмутитель против сей истины в лице Ария.

(Продолжение будет).

Судил мне Господь на одном году совершить два перехода. В приход С. перешел по предложению Преосвященного в силу просьбы прихожан села С., а чрез пять месяцев, по собственной просьбе, в силу разных обстоятельств, очутился в селе М.

С переходом на новый приход неизбежно и новое знакомство; но когда-то еще ознакомишься с религиозно-нравственным состоянием новых прихожан своих? когда-то освоишься с их понятиями, убеждениями, обычаями, духовными запросами, нуждами, недугами, болезнями? Как-то поставишь себя в среде их и как-то они отнесутся к тебе? Все это нерешенные пока еще вопросы, назойливо требующие решения, и однако пока не имеющие под собою практической почвы для решения. Приходится идти ощупью, на основании опытов, выработанных в ином месте, в среде иных прихожан. Положим, русский народ, данной местности, в общем одинаков; а местность прежних приходов моих от настоящего прихода отстоит всего на 15–17 верст. Говорят, что народ нового прихода моего православен, религиозен, прост, доверчив, жаждет духовной пищи и пития – слова Божия, исходящего из пастырских уст. Все это хорошо. Но так ли на самом деле? Дай Бог, чтобы было так.

В начале служения в новом приходе явились у меня новые думы, возникли новые заботы. В приходе 1300 душ мужеского пола, а школы нет, – церковь ни снаружи, ни внутри не благоустроена. С чего начинать? с устройства ли школы, или с исправления храма? И то и другое крайне необходимо. К школе я привык в первом приходе, и без школы не могу даже мыслить спокойствия для себя; без школы и православный приход, да еще многочисленный, для меня не мыслим. И благоустройство храма так же необходимо для моей души, как пища и питье для тела. Люблю благолепие внешнего вида храма Божьего, люблю и внутреннюю красоту его. В первом приходе храм был благоустроен, во втором – великолепен; а теперь достался для служения мне храм убожества. Здание деревянное, довольно массивное и удобное для помещения богомольцев, но совершенно полинялое. Наружные стены когда-то были выкрашены белою краскою, а крыша и купола зеленою; но теперь все здание представляло какую-то серую, бесцветную массу. Внутри в главной церкви иконостас хорош, недавно устроен; но по стенам храма убогие иконы стоят в убогом положении: иные в отживших свой век киотах, иные без киотов, стоят без всякого порядка. Но главное убожество в трапезной церкви: иконостас низкий, ветхий, полинялый с полинялыми иконами, кажется, от начала устройства церкви (130 лет назад) ни разу не был поновлен. Стены и потолок внутри алтаря когда-то обиты были холстом, выкрашенным какою-то краскою; теперь же вместо холста висели одни только лохмотья, с которых зимою капали капли даже на престол; так что св. Дары приходилось постоянно покрывать. Сколько раз с сожалением вспоминал я храм первого прихода моего, который хотя не был великолепен, однако благоустроен, которому я отдал первую любовь мою, в благоустроение которого вложил всю мою энергию, все мои симпатии, которому я принадлежал весь, без разделения, душою и телом. Но сожалением былого не воротишь. Нужно что-нибудь предпринимать. Итак, с чего начинать? Да и пойдет ли еще дело в ход? Прихожан хотя и много, но половина из них люди очень бедные; в церковной же кассе лишних денег нет, никогда, говорят, не бывало, да и быть-то не могло, потому что пожертвования идут копейками, – никто свечки в пятак не купит. Однако буду обращать внимание прихожан на то и на другое; буду просить о том и о другом; может быть хоть что-нибудь одно да сделают. Буду напоминать и просить постоянно и с церковной кафедры, и при частных сношениях с прихожанами и при всяком удобном случае.

Устройство школы, – говорят многие, – можно повременить, а храм Божий нужно устроить; делать же два дела вдруг, одновременно будет трудно. Между собою же многие говорят совершенно противное, что не нужно ни то, ни другое. Всех трудно согласить; хорошо уже и то, что находятся люди, сочувствующие доброму делу. Что-то будет? Откладывать дело в долгий ящик – не в моем характере, – тороплив я. Не знаю – худо это, или хорошо?! Опыт научил меня только тому, что всяко бывает: бывает и худо, бывает и хорошо; но разобраться в этом часто бывает трудно: иногда пустое, по-видимому, обстоятельство или разрушает все благие начинания, или дает им совершенно неожиданный успех. Итак, испросив благословение у Бога, прошу собрать приходскую сходку, после трехмесячного пребывания в приходе. Но по опыту уже знаю, что не легко выясняться с крестьянами на сходке: два, три смелых, бесшабашных крикуна не дают иногда даже и священнику слова вымолвить; кричат, никого не слушая, то, что затвердили; за ними начинают вторить и менее смелые; покричат, покричат и разойдутся, ничего не решивши. Более благонамеренные редко вступают с ними в словопрения как потому, что они ничего не слушают и ничем не вразумляются; а главное потому, как бы смелым и правдивым словом не досадить кому, и чрез досаду не получить бы какой неприятности, хоть бы в роде красного петуха. Большинство же, по большей части, составляет в этих случаях не только бесполезный, но часто и вредный нейтралитет, готовый стать на какую угодно сторону. И на сходке, собранной по моей просьбе, без крику, конечно, не обошлось. Одни кричат, что нужно поправить храм Божий (о постройке училища я уже и не напоминал – неблаговременно было); другие возражают, что ныне время тяжелое, годы неурожайные, недостатки у всех, у иных даже соли не на что купить, до храма ли Божьего тут? Первые, стоя на своем, урезонивают вторых тем, что у них всегда были тяжелые годы, – легких, кажется, не бывало; да не известно, будут ли и впереди; из-за этого же храму Божьему не стоять в запустении; «да не за то ли Господь Бог и злое время посылает на нас, что мы и Бога и храмы Его забыли» (Душа радуется, слушая такие речи). «Говорите вы, что у иных людей не на что и соли купить; это правда; но от чего это? от пьянства, от мотовства. У вас на храм Божий рубля нет; а для кабака находятся трешницы и пятишницы». Третьи, слушая эти правдивые речи, и, внутренне, не сочувствуя им, нападают, наконец, на меня с укором: зачем я требую исправления храма?! «Допрежь тебя, говорят, у нас были же священники не хуже тебя, да не брезгали нашим храмом; а тебе вдруг, – не успел ты еще и года послужить, – храм наш стал не угоден, и ты неволишь нас исправлять его. Если он не угоден тебе, так ты к нам и не ходил бы». Трое в особенности противоборствовали доброму делу; и так как уже все почти утомились криком, то настояла опасность, что и многие другие примкнут к крикунам. Пока препирались две первые группы, я молчал, – не было надобности и говорить, – за меня говорила вторая группа; к тому же опыт научил меня, что для того, чтобы заставить слушать себя, надобно дать возможность массе досыта накричаться; накричатся, страсти несколько улягутся, несколько утомятся и успокоятся, тогда можно и говорить. Вот и я по выслушании речи, направленной лично против меня, вставши с лавки, строго и громко сказал: «Прошу замолчать и выслушать меня! Вы уже много говорили: а я почти ничего еще не сказал. Надобно же и мне сказать что-нибудь. И что это за порядок? Овцы кричат, а пастырю и слова вымолвить не дадут. Как будто овцы пастыря пасут и охраняют? и, мало того, – даже укоряют, сами не зная за что! Я пришел к вам в собрание не за тем, чтобы слушать ваши пустые крики. Кричите лучше, сколько вам угодно, без меня, хоть и это будет не только не хорошо, но и грешно, потому что между христианами православными должны быть мир и любовь, а не неприязненное словопрение. Я же пришел к вам за тем, чтобы по общему согласию, а не по неволе, толком поговорить об устроении вашего и моего, – значит – общего, – храма Божия. За что же укоряют меня? Ведь не о себе я хлопочу; не о благоустройстве своего дома (хотя и в доме – он приходский – все рамы сгнили, их нельзя отворить; в кухне пол сгнил, и наполовину провалился; двор весь развалился; но я об этом ничего не говорил); а о благоустройстве общего нашего с вами храма Божия. Ведь простое благоразумие требует не укорять меня за мое предложение вам, а быть признательными ко мне за мои заботы о храме Божием и вашем. Ведь вот и большинство собрания, кажется, поняло меня, и вполне согласно исполнить мое предложение касательно благоустройства нашего общего приходского храма». – «Никто не согласен!» закричали снова трое крикунов. – «Кто кричал?» спросил я. – «Все кричали», отвечали они. – «Нет, не все», говорю я. «Выйдите сюда, ко мне, и мы поговорим с вами толком». Нейдут. Их вытолкали ко мне благонамеренные. «Ну, вы не согласны на исправление храма Божия?» спрашиваю их. – «Да что ты нас неволишь?..» и прочие глаголы. – Спрашиваю вас об одном: вы лично сами за себя отвечайте – согласны или нет?» – «Нет», был ответ, «да и все не согласны». – «Кто не согласен, тот пусть отвечает сям за себя. А я спрошу вас каждого лично о том, сколько у каждого из вас надельных душ?» Оказалась у одного одна, у другого две, у третьего тоже две. Говорю: «Так как вы сами за себя отказываетесь от всякого участия в благоустроении храма Божия, то я, сам, плачу за вас тот налог, который падет на вас за это благоустроение; а потому самому вы должны уже или молчать, так как дело благоустроения храма Божия вас уже не касается, или удалиться со сходки». Старшина волостной и сельские старосты, бывшие на сходке, и много ратовавшие за мое предложение, хотели было уже употребить меры к удалению этих крикунов со сходки; но мое неожиданное заявление принять вместо них налог по исправлению храма на себя, так ошеломило их (я действительно и платил за 5 душ), что они в продолжении всего заседания сельской сходки безмолствовали, так что и удалять их со сходки не представилось никакой необходимости. Вопрос об исправлении храма Божия решен в положительном смысле, и решен так, как я не ожидал. Я просил только о том, чтобы поновить придельный иконостас и обштукатурить алтарь; на сходке же порешили: «уж разоряться, так разоряться за одно; не десять раз приниматься за исправление храма; неужели не сможем исправить все за раз? Выходят же у вас часто ни туда, ни сюда не рубли, а трешницы и пятишницы». Итак порешили: все церковное здание снаружи выкрасить в лучшем виде; в холодной церкви по стенам устроить сплошь резные, вызолоченные червонным золотом по карнизу, иконостасы; иконостас в придельном храме устроить весь новый, резной и вызолотить червонным золотом; придельный алтарь выштукатурить. И тут же на сходке порядили мастера за 1300 рублей с тем, чтобы он начинал работы тотчас по получении разрешения от епархиального начальства. Не ожидал такого счастливого исхода дела.

На благоустройство местного храма прихожане в продолжении полутора года должны собрать 1300 рублей – сумма для прихода, хотя и многочисленного, но состоящего почти наполовину из нищих, не незначительна. Строительские обязанности по надсмотру за работами, по расчетам с мастером общим приговором, засвидетельствованным в местном волостном правлении, возложены были на меня и на церковного старосту. Я предлагал прихожанам учредить строительную комиссию; но они заявили, что никаким комиссиям не верят, потому что комиссии не раз их надували, и не далее, как 4 года назад, при устройстве иконостаса в холодной церкви, стоившего им 2200 рублей, надули их на 500 рублей, – именно мастер на 500 рублей не докончил работ; а комиссия выдала ему все 2200 рублей сполна, потому что она опивала мастера. «Если, говорят, ты откажешься от строительства, нам незачем и мастера рядить». Что делать? Известно, что если мужик в чем упрется, то трудно своротить его; никакими доводами не убедишь его в том, в чем он не хочет убеждаться. Думаю: отказаться, значит сразу все дело можно проиграть; и кто знает, насколько легко будет возобновить его? Согласился, в тех видах, что время и обстоятельства покажут, что делать. На основании приговора написал с мастером условие. Но сельским старостам, во-первых, показалось обидным, что общество обошло их доверием и оказало его священнику, живущему в приходе по пословице: «без года неделю»; во-вторых, и мастер не поподчивал их, как бы следовало. Ничего еще не видя, пустили в ход интриги, застращиванья мастера, что денег ему не дадут; староста церковный отказался положительно от всякого участия в строительстве. Что делать? Идти наперекор, можно и самому попасть впросак и нажить кучу неприятностей. Старосты не станут выдавать мне в срок денег для расплаты с мастером; работы могут приостановиться; прихожане будут роптать на меня, да и старосты могут представить меня человеком нечистым, что весьма легко сделать, так как в приходе я – человек новый; в худшем случае, пожалуй, приведется ведаться у мирового судьи; да и мастер вопреки условию, ничего не видя, начал требовать денег на засвидетельствование условия у нотариуса. Зачем же пускаться на явные опасности, угрожающие потерею пастырского авторитета. Уничтожив условие с мастером, я отказался от строительских обязанностей; отказался и мастер от дела, или старосты отказали ему. Что-то будет? Как бы и самое дело об исправлении храма, так счастливо начатое, не прогорело. Но нет. Посеянное семя не пропало даром. Пригласили другого мастера, порядили за ту же сумму с тем, чтобы мастер, кроме всех работ устроил еще резную сень над престолом в алтаре холодной церкви на четырех резных колоннах. Выбрали строителя из крестьян, расчет мастера деньгами поручили старостам; меня же просили иметь наблюдение над всем, что будет делаться; так, чтобы и строитель без моего согласия ни в чем не распоряжался. «Тебе, говорят, мы больше всех доверяем». Слава и благодарение Господу Богу, тако устроившему по желанию моего сердца! Только дело пойдет ли в порядке? Мастер дешево взял, и едва ли потому сладит с делом. Но слава Богу и то, что дело решилось; если и остановится оно, то не останется же неоконченным; было бы начато. Прихожане, кажется, сами рады началу благоустроения храма. Впрочем, некоторые побранивают меня; но Бог с ними, – я не только не сержусь, но и не обижаюсь.

Вскоре по поступлении в новый приход пришлось пережить мне и некоторые напасти и огорчения! В одно время, спустя около шести месяцев после поступления моего в приход, меня пригласили по какому-то случаю на сходку. Вдруг ни с того, ни с сего сельский староста заявляет мне, что миряне не хотят платить причту жалованье. Жалованье, или денежная руга платилась причту вместо хлебных и других сборов с 1872 года по приговору прихожан, утвержденному законным порядком. «Почему это», говорю, обращаясь к прихожанам, «причту, при прежде бывших священниках вы платили жалованье 13-ть лет беспрекословно, а мне, не дав возможности еще осмотреться и хорошо ознакомиться с вами, отказываете без всякой причины? Для чего на первых же порах вы причиняете мне огорчение и отягощаете и без того не легкое бремя служения моего? За что же такое несправедливое отношение ко мне? За то ли, что я продолжительно совершаю богослужение, как жалуются некоторые? За то ли, что я тотчас, но первому требованию, оставляя все дела свои, иду для исправления треб, и даже в полночь накануне таких великих праздников, как Богоявление Господне, беспрекословно еду в деревню для требоисправления? За то ли, что я не вымогаю с вас платы за требоисправления, довольствуясь тем, что дают (а дают не больше 2-х и 3-х к.) и не прошу, когда ничего не дают? За то ли, что я даром произвожу для вас, когда вы обращаетесь ко мне, все справки по церковным документам, и даже даром пишу брачные прошения, к чему я вовсе не обязан? За то ли, что каждый праздник поучаю вас слову Божию, и вообще стараюсь о вашем преуспеянии в вере и жизни?» Мое правдивое слово, по-видимому, благотворно подействовало на собрание. Все молчали, переминаясь с ноги на ногу и посматривая друг на друга. Наконец, староста, а за ним несколько человек сказали: «Нет; мы благодарим тебя за все, что ты делаешь; а нам только хочется, чтобы ты уважил нас – добровольно отказался от жалованья; вишь годы ныне все – неурожайные; подати тяжелые; народ обеднял». Маневр употреблен отличный. Узнавши мою доброту, говоруны думали воспользоваться ею, а, в случае моего отказа, выставить меня пред народом хитрым человеком, не стоящим доверия, – они думали, что я буду метать на собрание громы и молнии. «Но наше жалованье, говорю, сходит у вас с души около 20 коп. в год; неужели вы обедняли от этого мелочного налога? Неужели разбогатеете вы, если откажетесь платить его? Да и даром ли получается нами жалованье от вас? Ведь оно вами же самими положено причту вместо хлебных и других сборов, которые теперь уничтожены. Ведь хороший домохозяин хлебом-то и другими-то продуктами больше переплатит, чем деньгами, будь у него хоть десять надельных душ. Обратите внимание: у вас было пять хлебных сборов, сборы яйцами, шерстью, льном. Тогда, для прихожан не вполне честных эти сборы удобны были тем, что они (прихожане) во время сборов причтовых могли прятаться, и таким образом в целый год не давать причту ни горсти зерна, или льна и шерсти. Между тем, как от денежного налога они отказаться уже не могут. Значит денежный налог выгоден для вас самих, потому что он равномерно раскладывается на каждого прихожанина». – «Хлеб-то, яицы-то и шерсть-то, говорят, почти у всех есть; а денег-то часто не бывает; у кого же нет, с того, значит, и взять нечего». – «Что же? – говорю, я, пожалуй, согласен, да и других членов причта соглашу, брать с вас вместо денежной руги хлебную ругу, если вам угодно будет самим собирать и доставлять нам на ту же сумму, какая получается теперь деньгами». Большинство не одобрило этой меры и заявило, что уж лучше сбирать деньгами в пользу причта, чем хлебом. Вопрос, кажется, решился, и оставалось только успокоиться. Но оказалось, что все это было только началом болезням. Уже на масленице случайно как-то узнаю, что на новой сходке при раскладке податей причтовое жалованье не разложено. Спрашиваю сельского старосту, почему он распорядился так вопреки законному приговору. Отвечает, что распорядился так не он один, а целая сходка. Возражаю: «почему же в бытность мою на сходке никто, кроме тебя, не возражал против нашего жалованья? И почему никто не отказался платить его?» – «Не смели, говорит, тебя, а как ты ушел, все порешили, чтобы жалованье вам не давать». – «И сход, говорю, и – главное – ты, как руководитель схода, того ли, на коем я был, или другого – это все равно, поступили незаконно; вам прежде всего следовало законным порядком уничтожить тот приговор, по которому самими же вами положено нам жалованье, и тогда уже не платить. Пока же ваш первый приговор существует во всей своей законной силе – не исполнять вам его, – значит оказывать самоуправство, не дозволяемое законами нашего государства; и потому, в силу вашего приговора мы имеем право взыскать с вас, вами же самими положенное нам, жалованье чрез мирового судью – это во-первых, а во-вторых – жаловаться на тебя, как на руководителя сходки, за превышение власти, тобою допущенное». – «Как, говорит, угодно; а мы платить не будем». – Что тут делать? Но прежде всего – что за причина к отказу нам в жалованьи. Оказалось – очень простая, самая житейская. Со времени поступления своего в приход я стал ежемесячно считать церковную выручку, откладывать ее в годовой ящик и последний запечатывать церковною печатью, тогда как прежде меня церковный староста, в продолжение своей восемнадцатилетней службы, не видал никаких счетов, – это первое; а второе – так как староста шестое трехлетие дослуживал даже без избирательного приговора, то я объявил, во-первых ему, а во-вторых прихожанам, что в январе месяце должен быть выбор церковного старосты – прежнего ли, или другого – это все равно, а только должен быть выбор. Старосту же я упрашивал не отказываться от нового выбора, и послужить еще, сколько Господь поможет; а он все отказывался. Щепетильное самолюбие, видно, есть у всех – и у великих и у малых людей. Все мои действия и распоряжения показались старосте обидными. Но, кажется, обиднее всего показалось ему то, что при выборах на все мое упрашивание послужить еще, при которых ему кстати хотелось повеличаться до того, чтобы и самый мир поклонился ему, – мирские сами заявили мне: «Да что, батюшка, кланяться ему? Разве у нас не стало людей? Слава Богу, есть из кого выбрать старосту», и выбрали другого. А на мне, как на козле отпущения, очутились все грехи за всех. Нужно было отомстить мне. Но как и чем? Сельский староста приходился свояком церковному; у того и другого в приходе куча родства и кумовства; вот и удумали лишить причт жалованья. Однако что же делать мне? Судиться у мирового судьи? Несомненно, судья присудит получить нам жалованье. Мы получим; а потом что? Потом потеря пастырского авторитета, лишение всякого доверия со стороны прихожан, озлобление последних, кличка сутяги, и все то, что разрушает пастырское достоинство. Несомненно, с юридической точки зрения я прав: я вынужден судиться; виноват тот, кто вынудил. Но кто будет разбирать это? Достаточно того, что поп судился, чтобы дать волю выкрикивать обычную фразу: «попы дерут с живого и с мертвого». Что же? оставить на волю Божию? Я и оставил бы; но семья моя состоит из десяти человек; трое учатся в учебных заведениях; нужны средства; а где их взять, если отказаться от жалованья? Приход и велик, но он за все мои труды дает мне годового дохода не более 200 рублей; если б не земля, хоть с голода помирай. Думаю – вместо судебного пути не пойти ли лучше путем административным, тем более, что прихожане не особенно виноваты в отказе нам жалованья. Просим волостное правление вразумить старосту, что он поступил незаконно, отказав нам в жалованьи. Правление вразумляет; староста не вразумляется; правление всю переписку по этому делу представляет на рассмотрение уездного по крестьянским делам присутствия. Присутствие дает знать правлению и предписывает объявить, кому следует, что прихожане с. М... не вправе нарушать данный приговор, и обязаны исполнять его буквально, причем дан тридцатидневный срок для обжалованья постановления уездного присутствия в присутствии губернском. Обжаловать, конечно, никто и не подумал. Так легко и безобидно устроилось дело и разрешился терпкий вопрос. Благодарение Господу Богу, тако устроившему. А грустно было терпеть.

Свящ. Павел Руновский

(Продолжение будет).

По вопросу об участии консистории в возбуждаемых причтами и монастырскими начальствами пред судебными учреждениями делах. – Новгородская духовная консистория, ввиду того, 1) что причты церковные, даже монастырские начальства, возбудивши дело в суде и получивши решение не в свою пользу, обращаются затем в консисторию с жалобами и просьбами о защите против неправильного решения; 2) что чрез это консистория вводится в напрасную и бесполезную переписку, а причты и монастырские начальства, подавши жалобу или просьбу в консисторию, в совершенно неосновательном предположении, будто последняя может что-нибудь сделать в отмену признаваемого ими неправильным судебного решения, могут даже пропускать законные сроки для обжалования неправильных решений в установленном порядке; 3) что неосновательный расчет на содействие и защиту консистории против неправильных судебных решений может ослаблять собственную энергию и заботливость лиц и мест, обязанных охранять церковную собственность, и принимая в соображение, что такие явления происходят от незнакомства духовенства с основными началами гражданского судопроизводства, – признает нужным дать знать всем церковным причтам и монастырским начальствам епархии, что консистория не имеет права входить непосредственно в судебные учреждения по производящимся в оных делам о церковных имуществах, так как по 1285 ст. казенные управления ищут и отвечают на суде не иначе, как в лице особых уполномоченных, а по ст. 1283 дела казенного управления производятся по общим правилам гражданского судопроизводства, с некоторыми лишь изъятиями, точно указанными в законе, и что поэтому участие консистории в подобных делах может выражаться лишь в выдаче уполномочия на предъявление иска в подлежащем суде, дальнейший же ход дела от нее не зависит. При этом консистория вменяет в непременную обязанность церковным причтам и монастырским начальствам епархии ныне же привести в известность, какими недвижимыми имуществами и угодьями владеют те или другие церкви и монастыри, по каким актам и документам, имеются ли все законные документы на каждое имущество, и в порядке ли они находятся, приняв во внимание, что только то право может быть оспорено на суде, которое не опирается на формальном, законном акте, и если окажется где недостаток актов владения, то первым делом заняться розысканием их и вообще укреплением права собственности на все имущества, какими владеет церковь или монастырь; а также произвести поверку – все ли, принадлежащее церкви или монастырю по документам, находится в фактическом их владении и пользовании, и засим строго оберегать монастырское и церковное имущество от постороннего захвата и в случае обнаружения такового, не пропуская шестимесячного срока, предъявлять иски о восстановлении нарушенного владения у подлежащего мирового судьи (Новгор. Епарх. Ведом. 1889 г. № 23).

О направлении местных денежных средств на содержание церковно-приходских школ в распоряжение уездных отделений епархиального училищного совета. – Полтавская духовная консистория дает знать указами благочинным церквей епархии, чтобы они деньги от церквей и духовенства на церковно-приходские школы представляли в уездные отделения епархиального училищного совета (Полтавск. Епарх. Ведом. 1889 г. № 24).

Правила в руководство катехизаторов. – В руководство катехизаторов, Подольская духовная консистория, на основании постановления епархиального начальства, объявляет нижеследующие правила: а) исполнять сие дело первейшей важности пастырского служения с достойною пастыря ревностию, стараясь просто и вразумительно, в форме, доступной для понимания простолюдина, передать народу все заключающиеся в кратком катехизисе предметы веры, по крайней мере, один раз в год, а буде возможно, то и два раза; б) при составлении катехизических поучений руководствоваться учением св. отцов и учителей Церкви, пространным катехизисом покойного митрополита Филарета и разными одобренными печатными сочинениями о предметах веры и нравственности; в) в случае перемещения или выбытия катехизатора из прихода до истечения срока, местный благочинный обязывается поручить дело катехизаторства в своем округе кому-либо другому, по своему усмотрению, с донесением об этом епархиальному преосвященному, и г) составленные и произнесенные катехизаторами поучения должны быть представлены чрез местного благочинного, дабы он мог отметить о сем в клировых ведомостях, непременно в декабре каждого года особо назначенным цензорам, которые в свою очередь, вместе с отзывами своими о достоинстве и недостатках представляют их к епархиальному преосвященному ежегодно к 1 июня, присовокупляя при этом, кто именно из катехизаторов вовсе не представил поучений (Подольск. Епарх. Ведом. 1889 г. № 52).

О лечении священниками посредством раствора ляписа бленнореи глаз у новорожденных. – Черниговская духовная консистория, заслушавши доклад вследствие отношения г. начальника Черниговской губернии об употреблении раствора ляписа от бленнореи глаз у новорожденных, циркулярными указами, разосланными чрез благочинных, объявляет по епархии следующее: Специальное лечение священниками бленнореи глаз у новорожденных младенцев есть явление новое, до этих пор не входившее в круг деятельности сельских пастырей и не практиковавшееся в Черниговской епархии; а потому, для более успешного и основательного развития этого дела, необходимо, с одной стороны, чтобы прихожане, сознавая пользу предохранения их детей от этой глазной болезни, могли доверчиво относиться к своим священникам, а с другой – чтобы сами священники основательно изучили, при руководстве земских врачей симптомы бленнореи и способ наружного употребления ляписного раствора и таким образом могли с успехом подавать помощь заболевающим новорожденным. Для достижения таких результатов лечения священниками бленнореи глаз у новорожденных, является необходимым: 1) разъяснение священниками своим прихожанам в воскресные, праздничные и другие подходящие дни того, что они, заботясь о духовно-нравственном врачевании своих пасомых, должны в то же время стараться об исцелении их телесном; затем, применительно к этому, указывали далее на пользу лечения глаз от бленнореи ляписным раствором и на гибельные последствия этой болезни без медицинской помощи; 2) предписание земским врачам от их начальств о том, чтобы они сами, а также состоящие в ведении их фельдшера не отказывали в своем содействии и руководстве священникам при пользовании ими раствором ляписа для лечения бленнореи глаз у новорожденных, каковое лечение должно быть производимо в скорейшем, по возможности, времени вслед за рождением последних; 3) приглашение повивальных бабок, а также и псаломщиков, которые, при руководстве священников, должны заниматься лечением этой болезни, за отсутствием священников; 4) склянки с ляписным раствором, для скорейшего доставления по принадлежности, должны быть высылаемы чрез земские управы в волостные правления, для доставления старшинами таковых склянок благочинным, которые в свою очередь имеют немедленно рассылать подведомым им священникам (Черниговск. Епарх. Ведом. 1890 г. № 1).

О порядке ведения списков монашествующих лиц. – Рассматривая послужные списки, или ведомости о монашествующих лицах епархии, Костромской преосвященный встретил в них отметки: «холост», «вдов», «вдов по первом браке» и т. д. Неточность этих отметок очевидна: ими как будто предполагается, что монах может быть и женатым. Поэтому преосвященный предложил консистории предписать настоятелям монастырей, чтобы отметки этого рода они делали впредь во всем согласно с бывшим по сему предмету распоряжением начальства, т. е. писали бы так: «женатым не был», или: «из вдовых священников», «из вдовых диаконов», или: «из вдовцов по первом браке», «из вдовцов по втором браке» (Костромск. Епарх. Ведом. 1890 г. № 1).

Более восемнадцати с половиной веков прошло с тех пор, как впервые раздалась из божественных уст Верховного Пастыреначальника Иисуса Христа евангельская проповедь, – эта простая, безыскусственная и, вместе с тем, чудная и поразительная по своим благотворным последствиям для всего человечества проповедь, которую, благодарение Богу, и мы сподобляемся слушать в Православной Церкви Христовой, принадлежа к ней, как члены к своему телу, и состоя в зависимости от нее, как дети от своей матери. После Иисуса Христа дело евангельской проповеди приняли на себя Его ближайшие ученики и апостолы, а после них, их преемники и продолжатели, пастыри и учители вселенной, которые пребудут в Церкви Христовой, по слову Самого Иисуса Христа, до скончания века. Сколько поколений духовных пастырей сменилось за это время, сколько сошло в могилу благочестивых христиан – их слушателей, принадлежавших к их пастве и пользовавшихся их учением! Вследствие этой проповеди христианство получило распространение почти во всем мире, хотя, конечно, не во всех еще местах его. Вот плоды евангельской проповеди, возвещенной сначала Самим Иисусом Христом, а затем Его последователями-учениками Христовыми, так называемыми, духовными пастырями! Справедливо мы можем сказать теперь словами св. апостола Иоанна Богослова: «сия есть победа, победившая мир, вера наша» (1Ин.5:4) – вера, конечно, «от слышания, а слышание от слова Божия», или устной евангельской проповеди (Рим.10:17). Но признавая за проповедию евангельскою все ее великое значение, какое она имела во все века и, несомненно, доселе имеет, мы хотим спросить: отчего эта проповедь в устах современных духовных пастырей редко производит благотворное влияние на своих слушателей, отчего она остается иногда «медью звенящею или кимвалом звучащим», бьющим только воздух и не достигающим до глубины души человеческой? Этими словами мы не хотим сказать того, что в наше время нет проповедников евангельской истины или, что их у нас мало. Нет, – благодарение Богу, – недостатка в духовных пастырях-проповедниках и учителях народа в настоящее время, кажется, не оказывается!

Ныне церковная проповедь усилилась и распространилась даже более, чем в другое время. Ныне, как известно, слышится пастырская проповедь не только в храме, но и за пределами его, ведутся внебогослужебные беседы в храмах, ведутся и в так называемых народных читальнях. – Мы не хотим также сказать и того, что в наше время мы не видим никаких плодов от проповеди. Нет, и в этом случае мы должны принести благодарение Господу, споспешествующему нашим проповедникам в великом и трудном их деле. Но при всем том нельзя не заметить, что у нас ныне как-то туго идет и слабо развивается в душах верующих евангельская проповедь, распространяемая нашими пастырями. Чтобы не быть голословными в этом отношении, укажем на тот факт из современной русской жизни, для всех очевидный и всеми, без сомнения, признаваемый, – что как ни усиливается проповедь в наше время, а грехи народные все растут и увеличиваются (разумеем особенно грехи пьянства и распутства). Ясно, что наша проповедь не достигает ныне своей цели. Но отчего же происходит это прискорбное и нежелательное явление? Отчего наши проповедники современные, при всем своем образовании, при всем своем уменьи и часто продолжительном опыте в деле проповедания слова Божия, являются иногда малоуспешными в деле своей проповеди? Отчего это? Вот вопрос весьма важный как для пастырей, призванных к служению в Церкви, так и для пасомых, которых ближе всего касается дело евангельской проповеди, – вопрос, на который мы желаем дать свой посильный ответ.

Одна из причин малоуспешности современной пастырской проповеди заключается, по нашему мнению, в неясном представлении положения проповедника и в неверном способе его действования среди отведенного ему кружка людей, которым он должен проповедывать и которых должен поучать. Другими словами: она зависит от места произнесения самой проповеди и жизненного положения самого проповедника. Где у нас духовный пастырь обыкновенно проповедует ныне? Он проповедует в храме Божием, т. е. в том месте, где он совершает богослужение, таинства церковные и вообще так называемые требы для своих прихожан. Его проповедь, за весьма редкими исключениями, ограничивается только этим одним местом священнодействия. Она не слышится в других местах его паствы, нередко обширной и многолюдной. Но так ли должно быть на самом деле? Нет!

Основатель новозаветной Церкви и Пастыреначальник Иисус Христос Сам первый представил в Себе, в Своей собственной жизни и деятельности, живой и ясный пример истинного проповедника. Где и как учил Иисус Христос во время земной Своей жизни? Он поучал народ не в одном каком-нибудь определенном месте, а везде, где только была к тому возможность. Он проповедывал в храме (Мф.21:23–46, 22, 23; Мк.11:27–33, 12; Лк.22; Ин.10:23–39), в синагогах – Назаретской, Капернаумской (Мф.13:54; Лк.4:16–37), может быть, и в других (Мф.12:9–13; Лк.6:6–10), в частных домах (напр. Лк.7:36–50, 10:38–42, 11:37–54, 14:11–24), в открытом поле (Мф.12:1–8; Mк.2:23–28; Лк.6:1–5), на горе (Мф.5–7), с лодки (Мф.13:1–53; Мк.4:1–34), в пустыне (Мф.14:13–21; Mк.6:31–44; Лк.9:10–17; Ин.6:1–5). «Я говорил явно миру; Я всегда учил в синагоге и в храме, где всегда иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего» (Ин.18:20), – отвечал Иисус Христос допрашивавшему Его первосвященнику Анне. Конечно, проповедническая деятельность Иисуса Христа есть идеал истинного проповедника, который никогда не может быть осуществлен вполне ни одним пастырем и проповедником в свете; но нельзя сказать, чтобы она не могла служить для наших пастырей примером и образцом, взирая на который, они должны подражать ему в своей деятельности. Во время Своей земной жизни, в период общественной деятельности и служения людям, Господь наш Иисус Христос проповедывал, как мы сказали, и в частных домах. Вот, между прочим, черта из проповеднической деятельности Иисуса Христа, которую должны близко принять к сердцу все наши пастыри и всячески стараться осуществить ее в своей жизни и деятельности!

У всякаго пастыря есть свой приход, состоящий нередко из тысячи и более прихожан. Кажется, нет нужды разъяснять и доказывать, что приходскому пастырю весьма затруднительно и даже невозможно научить всех своих прихожан истинам Христовой веры посредством проповеди, произносимой в одном только месте – в храме. С целию научения и вразумления своих прихожан пастырю необходимо чаще посещать их домы, – посещать не только в известные дни года, положенные и узаконенные местным обычаем и традициею, или по случаям требоисправления, но и во всякое другое время, когда в том проявится крайняя нужда. Нам, пожалуй, могут на это возразить, что в настоящее время прихожане не принимают пастыря даже для требоисправления и совершения молитвословия в свои дома. Как же, скажут, вы хотите, чтобы они принимали пастырей во всех других случаях, напр., для духовной беседы? Правда, что в настоящее время многие стали избегать в жизни сношения с духовными пастырями; правда, что многие стали обходиться без них не только в обыкновенных случаях жизни, во и в важных, как, напр., в совершении таинств: покаяния, причащения, брака и елеосвящения. Эти таинства, нужно заметить, или совсем не принимаются ныне некоторыми за таинства, или же совершаются помимо приходских пастырей Церкви. Но и при таком образе жизни и понятии своих прихожан наши пастыри никогда не должны упускать их из виду. По долгу своего звании и прямой обязанности своей они всячески должны сближаться с своими прихожанами, вникать в их не только внутреннее состояние, как своих духовных детей, но также и в их внешнее, материальное положение. А все это они могут сделать при одном условии, именно: при условии посещения домов своих прихожан и ведения там духовных бесед и поучений. Наши пастыри не должны смущаться тем, что в некоторых домах они не встретят радушного приема, а в других домах им даже будет загражден доступ с этою целию. Пусть они вспомнят, что Иисус Христос, высочайший образец пастыря и проповедника, в жизни Своей часто подвергался не только всякого рода насмешкам в нареканиям от Своих слушателей, но и изгнанию, даже угрозам смертию. Один раз за Его учение хотели сбросить с горы, а в другой раз – побить камнями. Точно такой же участи подвергались Его ученики и апостолы, которым тоже много пришлось претерпеть от людей за свою проповедь о воскресшем Христе, – их Учителе и Спасителе мира. Что же после этого удивительного, что и в наше время пастыри Церкви встречают и могут встречать со стороны своих прихожан не радушие и гостеприимство, а отказ, сопровождаемый иногда различными остротами и насмешками? Пастырю Церкви остается в таком случае только одно: терпеть и молить Бога о вразумлении и обращении на истинный путь своих заблудших прихожан. Конечно, тяжело и прискорбно пастырю встречать равнодушие и даже остроты и насмешки со стороны тех или других прихожан своих, но что же делать, когда слабых укрепление, больной овцы врачевание, пораненной перевязывание, угнанной возвращение и потерянной отыскание составляет прямой долг пастырей, за невыполнение которого Господь еще чрез пророка Иезекииля возвестил горе нерадивым пастырям Израилевым (Иез.34:1–3, 9–10).

Пастыри Церкви к тому и призваны, чтобы знать своих овец и глашать их по имени, отыскивать, собирать и спасать заблудших. Вот что говорил об этом в Бозе почивший высокопреосвященнейший митрополит Московский Филарет: «Аз знаю их», говорит Иисус Христос об овцах Своих. Итак, свойство истинного пастыря есть знать своих овец; или, если совершенное знание принадлежит токмо испытующему сердца Иисусу (Который потому и есть единый Пастырь (Ин.10:16), коего пастырства отчасти причащаются все пастыри), по крайней мере истинный пастырь, по образу Христову, должен употреблять все возможные усилия, чтобы знать своих овец и внутреннее их состояние. Подлинно, сие необходимо. Если пастырь не знает своих овец: он. может быть, вздумает преследовать чужих – суетный труд, и оставить своих – погибель! Если он не знает особенного состояния некоторых из них: статься может, что новорожденным, вместо словеснаго и нелестнаго млека, от котораго бы оне расли во спасение (1Пет.2:2), он предложит твердую пищу (Евр.5:14), а крепких захочет питать млеком; удалит от воды жаждущих; прострет жезл на немощных; не даст покоя имеющим во чреве. Кажется, притча ясна, истина очевидна; не нужно изъясняться о сем более, для тех, которым должно разуметь все притчи»¹⁴⁶… Указавши на свойства истинного пастыря, которое, по словам Христовым, состоит в познании своих овец, он обращается затем к самому себе и к другим духовным пастырям с следующими словами самоосуждения и обличения: «Как мало мы, пасущие, ревнуем о духовном даровании прозорливости! Так мало, что некоторые из нас, может быть, и не почитают ее потребностию своего звания. Некоторые из нас, к сожалению не имеют, и, к осуждению своему, не стараются иметь даже обыкновенного познания о внутреннем состоянии овец, им вверенных. По слабому понятию о своем звании, некоторые почти все дело пастыря ограничивают свирянием на свирели, предками настроенной; другие превозносят искусство гласа и слова; иные полагаются на крепость жезла: или, сказать без притчи, одни думают, что все дело священника состоит в священнослужении по древнему чинопоследованию; другие выше всего поставляют искусственную проповедь; иные надеются спасти духовное стадо свое одною властию вязать и решить, как бы ни была она употребляема. Необходимо и спасительно все, и священнослужение, и проповедь, и власть вязать и решить: но все сие требует мудрых рук и рассудительного употребления, и не то или другое по случаю, но все совокупно и в порядке приводит ко спасению. Что, если мы только свиряем, а овцы требуют пищи; если мы хотим дать им пищу в слове нашем, но с трапезы нашей сыплются только сухие плевы, или цветы, увеселяющие, но не питающие; если мы угрожаем жезлом, где надлежало бы утешать, или разрешаем, где надлежало бы устрашить вечными узами?»¹⁴⁷... Это верное и беспристрастное указание авторитетного и мудрого архипастыря на недостатки нашего пастырства было сделано несколько десятков лет тому назад, но оно имеет еще и в наше время неоспоримое значение.

Димитрий Ромашков

(Продолжение будет).

Для плодотворного действия на людей, страдающих греховною болезнию, весьма важно глубокое знание сердца человеческого, и пастырю Церкви необходимо запасаться этим знанием. Наука, впрочем, не дает этого знания: оно приобретается опытом, приобретается бдительным наблюдением над своею душою и душами других. Пастырю Церкви этот опыт доступен в большей мере, чем кому другому. Кроме того, что он внимательно должен следить за собою, чтобы не подать соблазна другим и быть образцом для своего стада, и таким образом тщательно наблюдать над своим сердцем, – постоянное и близкое обращение его с прихожанами, в видах нравственного воздействия на них, а в особенности выслушивание их исповеди, при которой они раскрывают пред ним свои не только дела, но и тайные помышления, дают ему богатый запас знаний о внутреннем человеке. Ему более, чем кому-либо другому, известны колебания греховной воли, те соблазны, какими увлекается душа, не утвержденная в добре, и разные вожделения порочного сердца. Ему, ежегодно принимающему на исповедь своих духовных детей, более или менее знакомо внутреннее настроение каждого из них, и он может говорить к сердцу своих пасомых и от сердца.

Но как бы ни был усерден пастырь в деле исправления порочных, какою бы ни обладал опытностию в уменьи действовать на них, сам собою, единичными силами, он не может делать все то, что здесь требуется и может быть полезно. Нужно привлекать к содействию в достижении добрых целей, преследуемых пастырем, близкие общественные силы, и при их посредстве стараться останавливать разлив зла нравственного, губящего слабых, и поднимать из тины греховной погрязающих в ней. Это привлечение других к участию в деле обращения грешника согласно с наставлением Господа. Господь повелевает наедине вразумлять и обличать согрешившего брата с целию его исправления. Аще ли тебе не послушает (говорит Господь), поими с собою еще единаго или два: да при устех двою или триех свидетелей станет всяк глагол (Мф.18:16). Обращение грешника от заблуждения пути его есть дело милосердия духовного. К этому делу милосердия духовного может быть призываем всякий, могущий оказать помощь ближнему так же, как может быть приглашаем к оказанию помощи нуждающимся в телесном отношении всякий, имеющий внешний достаток.

В апостольской Церкви было такое служение братской любви, направленное к поддержанию немощствующих духом и к восстановлению падших. Апостолы изощряли верующих к такому служению любви (Рим.15:1–2), похваляли бравших на себя такое служение и выставляли на вид благотворные последствия такого служения для самого принимающего на себя дело милосердия духовного. Увещавайте друг друга (писал апостол Павел Солунянам), и назидайте один другаго, как вы и делаете... Умоляем вас, братия, вразумляйте безчинных, утешайте малодушных, поддерживайте слабых... Смотрите, чтобы кто кому не воздавал злом за зло (1Фес.5:11,14,15. Ср. 2Фес.3:15). Братие (читаем мы у апостола Иакова), аще кто в вас заблудит от пути истины, и обратит кто его, да весть, яко обративый грешника от заблуждения пути его спасет душу от смерти, и покрыет множество грехов (Иак.5:19,20). – Учреждение диаконий в древнее время не то только имело целию, чтобы служить трапезам и облегчать, помощию церковных средств, внешние нужды бедствующей братии, но и то, чтобы иметь органы для поддержания внутреннего благосостояния общины и для охранения стройного порядка в среде верующих. Если диаконам скоро указано было особое назначение, призывавшее их к участию при совершении богослужения, то с именем диаконисс в истории соединяется представление о лицах, готовых, по указанию Церкви, являться на служение любви к тем из христиан, которые нуждались в поддержке не материальной только, но и нравственной.

На Западе есть так называемая внутренняя миссия. Случайно явившись в Англии, это учреждение укрепилось в этой стране, и оттуда перешло и распространилось по другим странам, – евангелическим и протестантским. Эта внутренняя миссия, как учреждение, направлена к тому, чтобы противодействовать падению христианской и церковной жизни в христианском обществе и способствовать улучшению и усовершенствованию нравственного состояния общества. Внимание членов, посвящающих себя этой внутренней миссии, первее всего обращается на тех, которые низким нравственным состоянием, своим служением греху или плоти и своим антицерковным направлением возбуждают к себе участие в людях, ревнующих о благе и спасении своих ближних. В состав этого общества, заботящегося о возвышении нравственной жизни своих собратий, входят не духовные лица только, но и светские. Оно существует самостоятельно, и действует независимо от прямых отправлений, совершаемых церковными органами; но по своей цели и по своему направлению оно близко примыкает к деятельности церковной, и служители Церкви, обязанные пещись о нравственном усовершенствовании христианского общества, с сочувствием относятся к деятельности членов союза, преследующего дело внутренней миссии, и с готовностию пользуются их услугами, находя в усердии их большую помощь для себя. – Есть другие общества, преследующие более специальные цели нравственного характера и ведущие борьбу с пороком. В Америке, напр., устрояются союзы молодых людей, которые поставляют своею задачею поддержание доброй нравственности между молодежью и предохранение своих членов от разных нравственных преткновений. – И у нас, там и сям, в больших городах, появляются общества, имеющие своею задачею оказание нравственной поддержки людям, предающимся какому-либо пороку, и возбуждение в них желания освободиться от этого порока, каковы, напр., общества, устрояющие и поддерживающие «убежища св. Магдалины», для молодых девиц, возвращающихся с пути разврата, на который они были вовлечены обстоятельствами, испорченною волею или соблазном от других непорочных людей.

Подобные общества, образуемые без различия духовными и светскими людьми, выступают из тех пределов, внутри которых может заявлять себя деятельность приходского пастыря. Они обыкновенно составляются, независимо от сомкнутых приходских общин, из членов разных приходов. Несмотря на то, пастырь не может оставаться совершенно чуждым и равнодушным по отношению к деятельности таких обществ, преследующих добрые цели. Он с сочувствием отнесется к ним и их задачам, и по мере возможности примет участие в их занятиях, то ободрением, то непосредственным содействием, то руководственными указаниями.

Но независимо от этих обществ, обнимающих собою территорию не одного прихода, пастырь может организовать общество для охранения нравственности своей паствы в недрах своего прихода. Это общество может примыкать к церковному приходскому попечительству, если есть таковое, или образовавшееся приходское попечительство между другими задачами может взять на себя и задачу, так сказать, нравоохранительную. Почтеннейшие и благонастроеннейшие из прихожан могли бы быть приглашаемы в это общество. Призванные в него, по возбуждению и под руководством священника, они противодействовали бы разливу зла или порока в той среде, в которой являются видными членами, и принимали бы под свое особенное попечение тех из членов прихода, которые поддаются соблазнам и раболепствуют какой-либо страсти. Пусть эта деятельность их, направленная к уменьшению разлива зла и к освобождению своих собратий от порабощения какому-либо тяжелому греху будет не заказная, а пусть проистекает от усердия, от искреннего желания блага своему ближнему, от ревности по чистоте жизни своего круга. Тогда от нее можно ожидать добрых результатов. Тогда в лице этих ревнителей чистоты жизни пастырь будет иметь истинных и деятельных соработников в тяжелой борьбе с пороком, гнездящимся в его пастве и удручающем того или другого из ее членов.

К этому влиянию общественному, при борьбе с пороком, разъедающим паству или некоторых ее членов, можно присоединить влияние семейное. Т. е. чрез членов семьи можно действовать пастырю, когда он озабочивается мыслию об исправлении или об исцелении того или другого члена своей паствы, страдающего каким-либо греховным недугом. Членам семьи виднее, чем людям сторонним, нравственный недуг, удручающий их ближнего, и они сами, по своей близости к болеющему страстию, могут страдать за него из сочувствия к нему, и вместе тем могут терпеть от него; так как вредные следствия порочной страсти часто бывают чувствительны не одному, одержимому страстию, но и его близким. Потому у них не может не быть горячего желания возвратить своего сочлена с погибельного пути на путь правый, ведущий ко спасению. Воспользоваться этим желанием, дать ему направление, перевести его в дело, указать способы, какими можно помочь подверженному греховной власти, не только губящему себя, но и навлекающему бесчестие на целую семью – это дело любви и благоразумия пастырского, и долгом этим не пренебрежет пастырь, любящий своих духовных детей и желающий видеть их здравыми и чистыми пред Богом и людьми. Знаем, что не всегда можно рассчитывать пастырю на содействие членов семьи при его заботе об исправлении того или другого, опустившегося нравственно, человека. Но мы высказываем не обязательное требование, а выставляем на вид то, чем может воспользоваться пастырь в видах исправления людей, подпадших какой-либо порочной страсти. От его усмотрения и благоразумия будет зависеть, когда можно будет, обратиться к семейному влиянию в борьбе с пороком и при заботах о приведении бесчинствующего к большему порядку жизни. Семейное влияние в особенности уместно тогда, когда позорно ведут себя юные члены семьи, еще не долженствующие выходить из-под надзора старших.

Действие алкоголя на душевную природу человека можно рассматривать, как действие паралича. Первое нарушение мозгового отравления сказывается на способности суждения, критики. Человек, под влиянием алкоголя, не сдерживаемый более этою способностью, дает полную волю своим чувствам. Он кажется откровенным, сообщительным, становится беспечным и оживленным; он уже не дает себе ясного отчета об опасности. Парализующее действие алкоголя обнаруживается прежде всего тем, что у него притупляется всякое чувство беспокойства и страдания, и прежде всех исчезают страдания самые тягостные, страдания нравственные, напр. горе, заботы. Отсюда веселое настроение, господствующее вообще в подвыпившем обществе. Но никогда не увидите, чтобы кто-либо под влиянием крепких напитков обнаружил более остроумия. Это только распространенный предрассудок, основанный на иллюзии, это также лишь симптом начала мозгового паралича. Чем более человек теряет способность судить о своих поступках, тем более возрастает его довольство.

Совершенно ненужная жестикуляция и бесполезное обнаруживание силы у пьяных также находится в связи с мозговым параличом. Не существует уже тормоза, свойственного хладнокровному человеку, оказывающего сопротивление всякому излишнему движению в интересах, сбережения сил. Оттого также происходит повышение сердечной деятельности и ускорение пульса – эффекты, которые всегда ошибочно принимают за доказательство возбуждающего действия алкоголя, тогда как это зависит от его парализующего действия.

Усиление деятельности сердца не находится в связи с действием алкоголя, но есть результат того, в каком положении находится субъект в момент потребления спиртных напитков. Если вино выпито кем-либо, лежа спокойно на постели, можно убедиться, что деятельность сердца не изменилась. Совсем другое, если пьют в обществе: критика отсутствует, говорят обо всем без разбора; человек перестает управлять собою, жестикулирует, без причины сердится; от этого деятельность сердца усиливается.

Между симптомами паралича, принимаемыми обыкновенно за возбуждение, следует упомянуть также притупление всякого чувства усталости. По общепринятому мнению, алкоголь укрепляет усталое тело и возвращает ему способность к новой работе и новым усилиям. Чувство усталости подобно предохранительному клапану в машине. Усыпляя это чувство, чтобы иметь возможность снова приняться за работу, человек уподобляется тому, кто заколачивает клапан машины, чтобы нагреть ее сверх нормы.

Особенно пагубна ложная уверенность в укрепляющем свойстве алкоголя в рабочем классе. Мы видим, как, под влиянием этого предрассудка, бедняки тратят большую половину заработка, едва достаточного для их пропитания, вместо того, чтобы на эти деньги доставить себе обильную и здоровую пищу, единственный источник силы, необходимой для исполнения тяжелой работы.

Как трудно искоренить это убеждение в укрепляющем действии алкоголя, показывают опыты над привычными пьяницами. Человек, привыкший к постоянному употреблению алкоголя, при лишении его сразу, – становится неловким, непроворным, его способность и склонность к работе уменьшаются, и возвращаются только после нового приема алкоголя. Этот факт не умеют объяснить, но он совершенно аналогичен с действием других ядов на субъектов, привыкших к ним. Морфинист, лишенный морфия, теряет способность работать, сон, аппетит: морфий его поддерживает. Зато не имеющие привычки ни к каким наркотическим веществам, никогда не выкажут более бодрости вследствие употребления какого-либо из них.

Бесполезное или, скорее, вредное действие алкоголя, даже в умеренном количестве, гораздо лучше доказывается совокупностью опытов, произведенных в армиях, чем научными выводами. Доказано, что солдаты, независимо от климата, жаркого, холодного и дождливого времени, гораздо лучше переносили усталость при совершенном запрещении спиртных напитков.

Эти опыты производились в английской армии, во время похода в землю каффров; в Западной Африке в походе против ашантиев; в Канаде, Индии. Особенно поучительны наблюдения, произведенные над членами общества трезвости (teetotalers), многочисленными в английской армии. Последние клятвенно отреклись от всех спиртных напитков, между тем как остальным солдатам дозволялось умеренное количество алкоголя. Они шли наравне со всеми и подвергались одинаковому утомлению и, относительно «teetotalers» доказана большая стойкость в борьбе с суровостью погоды и усталостью, менее значительные заболевания и смертность, чем между остальными солдатами.

Особенную ценность эти опыты приобретают вследствие того, что сравнивались трезвые не с невоздержными, а с умеренно пьющими. Солдатам невозможно было доставать более того количества алкоголя, которое им отпускалось. Подобные опыты производились в армии, в Северной Америке, причем устраивалось чередование периодов полного воздержания с периодами, когда дозволялось умеренное потребление алкоголя.

Относительно этого доктор Франк Гамильтон высказывается следующим образом: «Желательно, чтобы подобные опыты не повторялись более в армии Соединенных Штатов. Опыт и наблюдение заставили нас убедиться, что обычное употребление алкоголя здоровыми людьми не может быть полезным ни в каком случае. Мы не делаем исключения ни для холодного или жаркого времени года, ни даже для давно пьющих, со дня их вступления в военную службу».

Таковы же результаты опытов, произведенных во флоте. В нынешнее время большое число английских и американских купеческих кораблей отправляются в море без единой капли алкоголя на корабле. Эти наблюдения производились под тропиками, в умеренных странах и особенно в полярных. Большинство китоловов вполне воздержны и обходятся без алкоголя, несмотря на то, что от них требуется огромная затрата сил.

Что справедливо относительно физического утомления, справедливо также и относительно умственного. Все исследователи согласны в выводе, что при полном воздержании от спиртных напитков исполнение какой бы то ни было умственной работы легче.

Итак, алкоголь никого не укрепляет; он только притупляет чувство утомления.

Алкоголем заглушают самые тягостные чувства, между прочим скуку. Подобно усталости, чувство скуки играет в нашем организме роль регулирующего снаряда. Подобно тому, как усталость побуждает нас к отдыху, скука также дает толчок к работе и деятельности, которыми обусловливается крепость нашего организма и здоровье. Если скуку не пытаются преодолеть какою-либо деятельностью, она накопляется в нашем организме, усиливается день за днем и приобретает над человеком поистине демоническую власть. Интересно наблюдать, к каким отчаянным средствам прибегают ленивцы, чтобы отделаться, без личных усилий, от скуки. Не давая себе отдыха, стремятся они из дома в дом, от развлечения к развлечению. Но эти попытки к бегству от скуки были бы тщетны, и, наконец, не будь алкоголя, человек принужден был бы занять свой мозг и мускулы каким-либо способом, чтобы возвратить спокойствие и довольство, наполнить внутреннюю пустоту. Приятный и легкий способ избавиться от скуки доставляет алкоголь. Пьяницы, наедине ли, в обществе ли, не сознают своего ничтожества и внутренней пустоты. Им чужда потребность в любознательности, в идеалах; они находятся под очарованием бесчувственного состояния. Продолжительное употребление алкоголя, как средства притупления чувства скуки, ни с чем не может сравниться по роковому влиянию на развитие личности; ничто до такой степени не губит, не заглушает все, что есть лучшего в человеке; ничто так верно не убивает последний остаток энергии.

В этом отношении я обязан заметить, что из всех спиртных напитков наибольший вред приносит пиво, потому что никаким другим так не злоупотребляют, чтобы подавить скуку. Какой вообще ужас возбуждает тот, кто доведен водкой до воровства и убийства; но мы остаемся холодными и равнодушными зрителями постепенного падения тысяч людей, доведенных пивом до скотского состояния. Притягательная сила пива делает его самым опасным из спиртных напитков. Во всех классах общества пристрастие к водке считается постыдным; неумеренное же потребление пива во многих странах служит предметом гордости цвета интеллигенции.

Ни к какому другому напитку не развивается так быстро привычка, как к пиву, никакой другой не отбивает так скоро вкус к правильной и здоровой пище. Защитники пива имеют обыкновение выставлять питательные свойства его. Действительно, пиво заключает в себе в значительном количестве углеводы – сахар и декстрин. Но их не только достаточно в пище человека; напротив, они содержатся в ней вообще с излишком. Поэтому, нет никакого основания прибавлять к нашей пище углеводы, особенно таким убыточным способом.

Существует мнение в пользу слабо-алкоголических напитков – пива и вина – будто они помогают пищеварению. Ныне положительно доказано совершенно противоположное действие их. Многочисленные опыты над людьми и животными, особенно опыты, производившиеся непосредственно над людьми, страдающими желудочною фистулой, или посредством пищепроводного зонда, согласны в выводе, что достаточно умеренного количества вина и пива для замедления и заметного нарушения пищеварения.

Не только бесполезное, но вредное действие умеренного употребления спиртных напитков доказывается несомненным образом статистикой английских обществ страхования жизни. Последняя доказывает, что средняя продолжительность жизни трезвых заметно значительнее, чем умеренно пьющих.

Алкоголь, рассматриваемый, как напиток, служащий для наслаждения, должно совершенно отличать от алкоголя, употребляемого, как лекарство. Последнего взгляда на алкоголь в наше время придерживаются многие доктора. Его ценят именно как средство парализующее и наркотическое. Алкоголь – самое слабое анестетическое средство и производит успокоительное действие в состояниях повышенного рефлекторного возбуждения головного и спинного мозга. Конечно, нужно также принять во внимание, что в случаях, где алкоголь прописывается в форме вина, имеется, рядом с анестетическим действием, приятный вкус и запах. Само собою разумеется, что спиртные напитки должны применяться в случаях острых болезней, для смягчения скоропреходящего состояния, но никогда при хронических болезнях, и по тем же причинам, которые исключают морфий или хлорал при хронических страданиях, если только они не требуются для облегчения предсмертных мучений.

Доктора и потребители пива обыкновенно приводят в свое оправдание плохие качества воды. На это я могу возразить, что в отношении к воде, пригодной для питья, часто наблюдается безграничное нерадение. Не считается затруднительным вывозить вина из Бордо или пиво из Мюнхена, но сходить за водой к соседнему фонтану – это непреодолимая трудность. Если б употребили только сотую часть времени и труда, посвященных производству алкоголя, на изыскание средств доставить годную для здоровья воду, не было бы необходимости удовлетворяться вредною. Несмотря, однако, на дурные качества вод, доказано меньшее число серьезных заболеваний и смертности между потребителями воды в сравнении с умеренным потреблением пива и вина, подобно тому, как это доказывают опыты относительно английской армии и обществ страхования жизни.

Многие ссылаются на то, что пьют вино не ради его действия, но ради вкуса. Это возражение несколько понятно, без сомнения, мы стараемся увеличить те наслаждения, которые дает нам обед. Но наслаждения, доставляемые нам вкусом и запахом вина, приобретаются дорогою ценой, в ущерб другим гастрономическим наслаждениям. Употребление алкоголя извращает чувство вкуса, обращая аппетит исключительно к мясу. Пьяница чувствует отвращение к пище, которая доставляет наибольшее наслаждение человеку с неиспорченным и топким вкусом – обсахаренные фрукты и все сладкие блюда, к которым дети тянутся инстинктивно. С полным прекращением потребления алкоголя, аппетит снова возвращается, соответственно инстинкту, согласному с выводами физиологии, доказывающей, что сахар – источник мускульной силы. Во всех языках слово сладкий – в то же время означает приятный. Если сладкое перестает нам правиться, то мы, значит, находимся в ненормальном состоянии. Таково состояние пьяницы. Под этим словом я подразумеваю всех тех, для полного довольства которых необходимо изо дня в день вводить в свой организм алкоголь в каком бы ни было виде.

Итак, я утверждаю, что полным воздержанием от спиртных напитков мы только увеличиваем гастрономические наслаждения; в нашем распоряжении очень большое разнообразие блюд.

На противников алкоголизма тотчас взводят обвинение в аскетизме. Выскажусь относительно этой стороны вопроса.

Наша пища слишком недостаточно вкусна. Поэтому, не удовлетворяясь теми средствами возбуждения, которыми мы располагаем – возбуждения, благотворно действующего на наши вкусовые и обонятельные нервы, а косвенно и на всю нервную систему – и доставляющего нам наслаждение, полагают, что нужно было бы подыскать специальные для этой цели вещества. Но сами питательные вещества должны же сделаться источником и наслаждения. Если б все деньги, затрачиваемые нынче на наркотические средства, все знание и изобретательность, стремящиеся разрешить задачу приготовления безвредного для здоровья пива, употребили на изыскание способа приготовления более вкусной пищи, не было бы необходимости в специальных возбудителях.

Должно стараться как можно более разнообразить наш стол. Недостаточно одного усвоения организмом достаточного количества углеводов, жира и белковых веществ, – обед должен служить источником удовольствии. Только этим способом мы можем подкрепиться и подготовиться к новой работе и новому утомлению.

Итак, я отвергаю обвинение в аскетизме и утверждаю, что человек, совершенно отказываясь от алкоголя, ничего не теряет, а только выигрывает в счастье и радости жизни.

Предметом наших предыдущих рассуждений были последствия умеренного потребления алкоголя. Я не могу не представить теперь последствия неумеренности. Уже столько раз доказывали, и так всеми признано, что самая поражающая бедность обязана своим происхождением злоупотреблению алкоголем, что я ограничусь кратким напоминанием об известном.

Известно, что неумеренное употребление алкоголя причина многих болезней; никакой орган нашего тела не гарантирован от его разрушительного действия. Следуя примеру английских врачей, следовало бы признать, что половина всех болезней обязана происхождением алкоголю. Почти все доктора согласны в том, что многие из болезней, особенно разнообразные нервные болезни, начиная с простого нервного припадка, до умопомешательства наследственного, в значительной степени обусловливаются алкоголем. Доказано, например, что на 300 детей с припадками умопомешательства, родители которых были подвергнуты тщательному исследованию, приходится 145 детей, происходящих от родителей, преданных пьянству. Подобное же отношение существует между пьянством и преступлением. Уголовные судьи, полицейские чиновники, директора тюрем в большей части цивилизованных государств согласуются в показании, что 70 из 80% всех преступлений должны быть приписаны невоздержности.

По статистическим сведениям о 32,837 арестантах, содержавшихся в 120 тюрьмах Германии, найдено, что 46% всех преступлений совершены в состоянии опьянения. В частности убийства дают 63%, важные раны – 74%, менее значительные раны – 63%, сопротивления общественной власти – 76%, семейные ссоры – 54%, посягательства на нравственность – 77%.

Из числа бедных семейств, прибегавших к благотворительным заведениям в Англии, 75% было доведено до этого состояния пьянством главы семейства; в Женеве и Париже – до 80%; в Германии до 90%.

Сверх того доказано, что в большей части цивилизованных государств число жертв алкоголизма, доведенных до сумасшествия, простирается от 20% до 40%.

Напомню, что значительная часть разводов – в Дании 25%, всех самоубийств – в Англии 30%, и в России 40% – результаты пьянства.

Это бедствие представится еще яснее, если, вместо относительных цифр, будут даны абсолютные. По донесению министра Эверетта, потребление крепких напитков в Соединенных Штатах, в года от 1860 до 1870, причинило прямой расход в 3 миллиарда и косвенный в 600 миллионов долларов; оно уничтожило 300,000 человеческих жизней, привело 100,000 детей в дома призрения и, по крайней мере, 150,000 человек в тюрьмы и рабочие дома; оно было причиной около 2,000 самоубийств, потерн от пожаров и краж со взломом почти 100 миллионов дол., оставило 20,000 вдов и 1 миллион сирот. Подобная статистика представила бы для большей части европейских государств еще более прискорбные цифры. Не нужно забывать, что статистические столбцы отмечают только малую часть зла. Существует много ступеней зла, начиная с первой попытки к пьянству и кончая помешательством, преступлением, отчаянием и самоубийством. Статистика указывает только на тех, которые достигли последней ступени. Не забудем, что счастье многих разрушается каждым из этих падших. Никогда статистика не скажет вам, сколько расторгнуто семейных уз, сколько испытано горя, сколько пролито слез невинных жертв по милости пьянства!

Рассмотрим, наконец, экономическую сторону вопроса. В некоторых странах Европы четверть хлебного урожая идет на приготовление алкоголя. Принимая за среднее число 1/10, мы можем сказать иными словами, что 1/10 земледельческого населения занимается производством алкоголя. Земледельческий класс составляет в Европе более половины всего населения. Примем во внимание затем, что большие пространства земли заняты под разведение винограда, требующего большого труда и значительного удобрения почвы, в ущерб другим полям. Сверх того, нам остается принять в соображение, что к числу производителей алкоголя относится и часть рабочих, занятая выделкой земледельческих орудий и машин, кроме того, все рабочие, которые строят пивоваренные и дистилярные заводы, где занимаются приготовлением спиртных напитков. Если к этому прибавить множество продавцов алкоголя в розницу и оптом, содержателей и прислугу ресторанов и трактиров, то придется сознаться, что большая часть цивилизованного человеческого рода – может быть, десятая часть – трудится изо дня в день, в поте лица, для производства и продажи яда, всеми покупаемого, разрушающего силы рабочих, истребляющего деньги и наполняющего больницы и богадельни, дома сумасшедших, тюрьмы и исправительные заведения! Неужели такое занятие может быть достойным первых наций в свете, унаследовавших плоды цивилизации предшествовавших веков?

(Окончание будет).

Медицина лечит пьянство, как болезнь, успешнее, чем многие другие болезни. Не говоря о прежних опытах Дюжарден-Бомеца и Люттона, мы читаем в «Медицине в 1886 г.» доктора Спримона на 1,296 странице, что проф. Подвысоцкий рекомендует следующее: «В терапевтическом отношении подтверждалось, по многим опытам в России и других странах, специальное значение стрихнина против алкоголизма, запоя, дипсомании, и особенные тонические действия мышьяковистой соли его. Лардье нашел только по вопросу о действии стрихнина против запоя, что для полного успеха в этом состоянии необходимо употреблять большие его дозы внутрь по 1½ грана в сутки, а русские врачи – И. В. Попов («Врач» № 10) и Парцевский («Медицинское Обозрение» № 15), что лучше действовать против запоя подкожными вспрыскиваниями по 1/80 грана на вспрыскиванье в день или меньшими дозами по 2 раза в день в течение двух-трех недель с постепенным уменьшением доз». Все это я подтверждаю личным опытом в продолжении более двух лет. В 1887 г. я лечил от излишнего потребления алкоголи 149 человек (все русские, за исключением одного немца и одного татарина-чиновника).

В 1888 году по 1 августа я лечил 60 человек, тоже все русские; в том числе два немца и один татарин и один швед. Замечательно, что в этом году в числе рецидивистов были прошлогодние немец и татарин… В силу этого даже (?) небольшого числа фактов и наблюдений я беру на себя смелость утверждать, что я во всей медицине не знаю другой болезни, которая бы так скоро, верно и эффектно излечивалась, как пьянство стрихнином. Я даже не очень настаиваю на том, чтоб больной немедленно прекратил пить. Если это можно, очень хорошо. Если нельзя, – я не упорствую. Пусть его пьет; я убежден, что после 2–3 наколов он сам перестанет пить. Ни одно лекарство и ни в одной болезни не дает такого эффекта, разве морфий, унимающий моментально нервную боль, но морфий не излечивает, а стрихнин излечивает. Привозят ко мне из соседнего города весьма интеллигентного больного. Обстоятельства, неприятности вынудили его предаться забвению в излишестве алкоголя. Не может сам с собою совладать и остановиться. Я ему делаю накол, вечером являюсь снова – и не узнаю его: как ни в чем не бывало, сразу человек переродился и сам уже пить не хочет, а через несколько дней он уже уехал совершенно здоровый. Таких наблюдений у меня множество; почти большинство. Этими эффектными явлениями я убеждаюсь, что пьянство болезнь и притом легко и скоро излечимая очень дешево, потому что гран стрихнина стоит две копейки, а одним граном можно вылечить трех человек. Оригинальным рассказам самих больных и наблюдениям в высшей степени интересным – нет конца. Мелкий служащий чиновник швед прочел в шведской газете, что я лечу от пьянства, обратился ко мне и после 4–5 наколов уверял меня, что он теперь совершенно равнодушно каждый день по несколько раз проходит мимо кабака, не испытывая ни малейшей охоты заглянуть туда, чтобы выпить. И это с большинством больных повторяется. Я передам один выдающийся случай. Обратился ко мне мелкий телеграфный служащий из Оренбурга. Когда он пришел ко мне, он не был пьян и рассказал лишь, что он одержим страстью к алкоголю и сам остановиться не может. Я ему сделал накол, на другой день повторил, на третий день тоже, а на четвертый – он не явился, пропал, исчез. Два дня не был, а на третий день явился мертвецки пьяный, едва на ногах. Я ему преспокойно снова сделал накол и просил придти завтра. Он действительно пришел уже трезвый и рассказал мне, что с ним было. После трех наколов он решился испытать себя и сразу выпил несколько рюмок: его рвало, как никогда, и голова до того трещала, что он не знал, куда деваться... Два раза во время лечения он повторял над собой этот опыт и кончил тем, что окончательно вылечился и уехал на службу. И таких случаев опять-таки было несколько. Лечится несколько дней и начинает снова пить, но его до того расшибет, рвет, тошнит, расстраивает, что он отрекается навсегда. Я должен сознаться, что рецидивы через три месяца, полгода и год весьма и весьма нередки. Но где же гарантия, что у вас не будет рецидива тифа, холеры, пневмонии, сифилиса и бесчисленного множества раз – обыкновенной перемежной лихорадки? Зато я положительно утверждаю, что у меня на глазах в городе есть определенный процент больных, которые вот уже другой год пользуются полным и хорошим здоровьем и совершенно отрешились от алкоголя, несмотря на то, что они раньше были отчаянные пьяницы. Меркурий так верно не излечивает (сифилиса) без рецидивов, как стрихнин алкоголизм. Но необходимо иметь в виду, что алкоголизм – неврастения, а неврастении одним или несколькими наколами стрихнина вылечить нельзя. Неврастению, глубоко вкоренившуюся или составляющую основу, почву организма, необходимо лечить более или менее продолжительное время и опять-таки исключительно или преимущественно стрихнином. Собственным опытом я убедился, что Roussel совершенно прав, утверждая, что стрихнин обладает незаменимыми тоническими свойствами, особенно свойствами возвышать пониженную жизненную энергию. Большинство моих больных, страдавших излишним злоупотреблением спиртных напитков, совершенно лишались сна и аппетита, но после нескольких наколов, после нескольких инъекций раствора стрихнина, у них исподволь восстанавливался аппетит, переходивший потом в волчий, и сон становился совершенно нормальным. Через несколько дней лечения больные сами себя не узнают, перерождаются, а главное, психическое состояние вполне улучшается...

Но вот в чем горе: у многих не хватает досуга, силы воли, средств и вообще обстоятельств лечиться: начнет, побывает раз, два и бросает, а неврастения так быстро не проходит. Вот в таких-то случаях необходимо иметь возможность изолировать больного и выдержать известное время при другой обстановке, при другом режиме. Тут подчас неизбежна лечебница для такого рода больных. Я нахожу, что более благодарного средства в руках земского врача для лечения разнообразнейших форм алкоголизма амбулаторно, на дому, в больнице, в лечебнице и придумать трудно: лучшего не надо, как не надо лучшего, чем хина в лихорадке. Мой способ прост до nec plus ultra. Я растворяю гран Strichnini nitric. на 200 капель воды и впрыскиваю в стороне желудка раз или два раза в день но 5 капель в течение 10, 7, 5 дней или 2-х недель. И все готово. Повторяю, что выше этого и безвреднее я ничего не знаю. Да благословит небо всех земских врачей облагодетельствовать всех страждущих запоем россиян этим незаменимым способом оздоровления и радикального исцеления.

Падчерица без воли отчима-католика не может вступить в брак с лицом православного вероисповедания, хотя бы на то было согласие ее родной матери православной, потому что каноническими постановлениями древне-вселенской Церкви и церковно-гражданскими постановлениями нашей отечественной Церкви вообще запрещается брак детей без дозволения родителей, опекунов и попечителей.

В канонических постановлениях древне-вселенской Церкви брак без воли родителей (собственно отца) называется блудодеянием (св. Василия Велик. прав. 38). Если бы такой брак совершился, то только чрез примирение с родителями (собственно с отцом) может быть твердым; впрочем, и после того виновные не должны быть оставляемы без очищения совести епитимиею (то же прав.). Для законности брака лиц, вообще состоящих под властию других, требуется дозволение последних (св. Василия Велик. прав. 40 и 42).

В церковно-гражданских постановлениях нашей отечественной Церкви ясно выражено запрещение вступать в брак без согласия родителей, опекунов и попечителей (Св. Зак. т. X, ч. I, Закон гражд. ст. 6, ср. ст. 62, п. 2). Если бы дети вступили в брак без согласия родителей, то брак их не расторгается, но виновные подвергаются лишь наказанию по церковным и уголовным законам, а именно: лишаются права наследовать по закону в имении того из родителей, которого они оскорбили своим неповиновением, и который при жизни не восстановил им этого права (Улож. о наказ. ст. 1566, по изд. 1885 г.); священно-церковнослужители за упущение или нарушение правил, предписанных для совершения браков, следовательно и за упущение или нарушение и правила, запрещающего детям вступать в брак без согласия родителей, тоже подлежат ответственности по суду епархиального начальства (Уст. Дух. Конс. ст. 220). Что касается детей, достигших гражданского совершеннолетия – 21 года, то и такие не должны вступать в брак без согласия родителей, так как личная родительская власть над детьми не прекращается по достижении детьми того или другого возраста (Св. Зак. т. X, ч. 1, ст. 178, ср. ст. 179). Впрочем, если бы родители злоупотребляли своею властию, не радели о браке своих детей, то дети, достигшие гражданского совершеннолетия, т. е. 21 года, могут быть повенчаны без согласия родителей (Кормч. ч, 2, гражд. зак. грань 4, п.п. 12 и 13). Но и в данном случае должны быть предварительно приняты меры убеждения к тому, чтобы склонить родителей к согласию на брак их детей (Там же, грань 4, п. 24).

Таким образом, на точном основании существующих у нас постановлений, дочь (или падчерица) без води отца-католика (или отчима) с избранным ею лицом не может быть повенчана, хотя бы на то и было согласие ее православной матери; по достижении же гражданского совершеннолетия – 21 года, она может просить местное епархиальное начальство о дозволении вступить ей в брак без воли своего отца (или отчима), когда последний будет препятствовать ей ко вступлению в брак с лицом православного исповедания.

Деятельность С.-Петербургского братства Пресвятой Богородицы за 1889 г. – 7-го февраля в квартире Обер-Прокурора Св. Синода К. П. Победоносцева состоялось общее собрание членов православного Петербургского братства Пресвятой Богородицы. Собрание открылось пением тропаря «К Богородице прилежно ныне притецем», исполненным хором братства. Затем председатель братства, преосвященный Митрофан, прочел отчет о деятельности братства за 1888–89 год. Членов братства в истекшем 1889 году состояло 1,079. Деятельность братства выразилась в учреждении новых отделений братства и новых церковно-приходских школ. Новое отделение братства учреждено в Нарве и кроме того учреждены 4 уездные отделения епархиального училищного совета в Новоладожском, Лужском, Гдовском и Ямбургском уездах Петербургской губернии. Новых школ в отчетном году открыто 9. Всех школ в отчетном году состояло 95 с 3,427 учащимися; из этого числа православных учащихся было 3,326, раскольников 70 и иноверцев 31. Большинство учащихся принадлежат к крестьянскому сословию. Средства на построение училищных домов, на обеспечение школ книгами и классными принадлежностями, на содержание учащих и прочее совет заимствовал из тех же источников, что и в прежние годы. От Св. Синода и в отчетном году было ассигновано на школы 2,000 руб.; в праздник Благовещения собрано 5,062 руб. 57 коп.; однопроцентного сбора с церквей поступили 5,033 руб. 59 коп.; кружечного сбора 2,595 руб. 55 коп.; членских взносов собрано, наличными деньгами 4,702 руб. 91 коп. и билетами 3,200 руб. Всего пожертвований и сборов в братство, кроме доходов с книжных складов, поступило 35,835 руб. 75 коп. Из этой суммы на церковно-приходские школы израсходовано 14,711 рук. 20 коп. наличными деньгами. По окончании чтения отчета, хором братства было исполнено несколько пьес духовного содержания. Собрание закончилось чтением «О страхе Божием, как основе воспитания», предложенным настоятелем Исаакиевского собора о. Смирновым.

Устройство войсковых церквей в Варшавском округе. – «Сын Отечества» пишет, что Варшавский генерал-губернатор генерал-адъютант Гурко вошел с представлением к Военному Министру о необходимости устройства в Варшавском военном округе войсковых церквей, так как за ограниченным количеством таковых, а местами и за полным их отсутствием нижним чинам православного вероисповедания приходится посещать католические костелы. С Высочайшего соизволения сделано теперь распоряжение о постройке в Варшавским округе православных церквей; постройка поручена Высочайше учрежденной при военном совете комиссии по устройству казарм, хозяйственным способом, распоряжением войскового начальства.

Возрождение православной миссии в Абиссинии.– «Петербургский Листок» сообщает, что от правительства в недавнее время послано было особое лицо, для ознакомления с делами Абиссинии, которое теперь уже возвратилось с весьма благоприятными сведениями. Предполагается учредить в Абиссинии особое консульство и снаряжается миссия из одного священника и псаломщика. В качестве миссионера отправляется оканчивающий в этом году курс С.-Петербургской духовной академии иеродиакон Климент (в мире Константин Берниковский), сын священника Минской епархии, всего несколько месяцев тому назад постригшийся в монашество. Консульство и миссия отправляются в Абиссинию в начале весны.

Круг деятельности священника, в приходе которого есть сектанты-штундисты, в весьма значительной степени осложняется и расширяется специального рода деятельностью – именно, миссионерскою. Если пастырская деятельность священника, простирающаяся на все стороны религиозно-нравственной жизни прихожан, не легка и сложна, то тем более это нужно сказать о пастырско-миссионерской деятельности, преследующей, кроме пастырских, еще две специальные задачи: защиту Православной Церкви от вторжения в нее лжеучений и ослабление сектантства. Хотя круг деятельности пастыри-миссионера не легок и многосложен, но – сказать правду – он вполне соразмерим с человеческими силами. Однако нам нередко приходилось слышать из уст многих священников, на долю которых выпало вести борьбу с штундизмом, горькие жалобы на «чрезмерные тяготы» своего служения – на сложность и чрезвычайную трудность пастырско-миссионерских обязанностей, «Обязанности священника-миссионера, сетуют некоторые из пастырей, настолько многосложны, что превышают силы пастыря: священник должен быть строителем Таин Божиих, учителем и руководителем своей паствы, требоисправителем и законоучителем в церковно-приходской школе и обязан стоять на страже православия, заботясь об ограждении своей паствы от вторжения в нее лжеучений и о возвращении в лоно православия, отпадших от Церкви. Согласитесь с тем, что на приходском священнике лежит чрезвычайно много обязанностей, помимо миссионерских. Право, одному священнику невозможно нести столько обязанностей!..» С своей стороны мы не отрицаем трудностей пастырско-миссионерской деятельности, имеющей свои тернии и волчцы, но не можем сочувствовать этим сетованиям и нареканиям, так как те, от кого исходят эти сетования, уж слишком и слишком сгущают краски при изображении многотрудностей пастырско-миссионерской деятельности. Но еще настоятельнее мы вынуждаемся не сочувствовать этим сетованиям потому, что они проникнуты духом эгоизма, а не духом любви и самоотверженности. Потому-то все подобные жалобы и сетования на чрезвычайные «тяготы» пастырского служения, осложненного еще кругом миссионерской деятельности, не могут быть оправдываемы. Будучи заинтересованы успехом борьбы православия с сектантством, с своей стороны мы считаем необходимым предложить несколько практических указаний и руководительных наставлений священникам-миссионерам для борьбы со штундой. Если наши наставления и указания окажут хотя малейшую услугу пастырям Церкви в деле борьбы с сектантами, то цель предлагаемой заметки будет достигнута.

Общеизвестен факт, что идея или общий принцип, руководящий всею деятельностью, в большинстве случаев имеют огромное влияние и на самый успех этой же деятельности. Поэтому желательно было бы, чтобы вся деятельность пастыря, приход которого заражен сектантством, объединялась одною общею идеею и направлялась к одной общей цели. Иначе, сказать, – желательно было бы, чтобы между пастырскою (в тесном смысле этого слова) и миссионерскою деятельностью священника не было противоречия и диссонанса, чтобы созидаемое одною рукою не разрушалось другою. Такою идеею, объединяющею деятельность священника, как пастыря и миссионера, должна служить идея устроения и созидания тела Христова (Еф.4:12). Исходя из этой идеи, пастырь Церкви и должен направлять свою деятельность к торжеству православия: к ослаблению сектантства – с одной стороны, а с другой – к ограждению Церкви Христовой от вторжения в нее лжеучений и лжеучителей. При этом священник-миссионер никогда не должен опускать из виду, что в его приходе гнездится зло, против которого он должен бороться всеми, имеющимися в его распоряжении средствами, – потому и всю свою деятельность должен так направлять, чтобы чрез нее проходила красною нитью идея борьбы с злом и идея самосохранения и самоутверждения в истине. Иначе сказать, вся пастырская деятельность священника, приход которого заражен штундизмом, должна носить по преимуществу миссионерский характер и должна быть распространяема под этим углом зрения. По нашему мнению, такая постановка дела наиболее целесообразна, она – наиболее практична. Допустим, возможна и иная постановка дела; но едва ли она будет прямо вести к той цели, которая преследуется пастырско-миссионерскою деятельностью. Нам кажется, что всякая иная постановка дела, помимо указанной нами, по меньшей мере будет неестественна, потому будет медленно вести к цели и может даже повести к разделению единой, нераздельной пастырско-миссионерской деятельности.

Прежде чем говорить о пастырско-миссионерской деятельности, считаем не бесполезным сказать несколько слов о благоповедении пастыря. Считаем это необходимым потому, что поведение или нравственность священника должна стоять в непосредственной связи с его деятельностью, и между ними не только не должно быть диссонанса, но напротив того – должна быть полная гармония и соответствие.

Священник, на долю которого выпало вести борьбу с сектантством, прежде всего должен обратить внимание на себя – на свое благоповедение. Это требование настоятельно вытекает из идеи пастырского служения. Пастырь Церкви, на обязанности которого лежит держать знамя православия высоко, первее всего должен осуществлять в своей жизни высокий идеал пастыря и должен быть светочем, стоящим на свещнице и разливающим по всем направлениям свет истины Христовой. Соль пастырства, по слову Спасителя, не только не должна буять, но всегда должна воздействовать на нравственное преуспеяние пасомых и предохранять их от тлетворного гниения. Иначе – пастырь должен быть образцом жизни для своих прихожан и своим благоповедением благотворно влиять на нравственное преуспеяние своих пасомых. В особенности священник, приход которого не свободен от сектантов, никогда не должен выпускать из виду того, что сектанты-штундисты везде и всегда стараются бросить тень на православие и его представителей, чтобы подорвать в корне авторитет православных пастырей. Пастырь Церкви не должен опускать из виду, что простые люди, равно как и сектанты, не могут возвыситься до такой степени умственного развития, чтобы отделять личность пастыря от православия, чтобы личных недостатков пастыря не переносить на вероисповедание, представителем которого он является. В большинстве же случаев бывает так, что «недостатки, замеченные в пастыре, служат к унижению не его только личности, но и к унижению той Церкви, служителем и стражем которой он призван быть» (Руков. для сельск. паст. 1889 г. № 21, стр. 70). В силу этих обстоятельств, пастырь Церкви обязан неустанно преследовать цель нравственного своего самоусовершенствования: идея нравственного преуспеяния должна быть руководительным началом всей его жизнедеятельности. Если священник неустанно будет руководиться в своей деятельности этим основным принципом, то достигнет того, что деятельность его будет проникнута духом любви и справедливости – качествами, которыми должна характеризоваться и характеризуется истинная пастырская деятельность. Кроме этого, всякий пастырь, а тем более – священник-миссионер, должен обратить особое внимание на то, чтобы вся его деятельность отличалась тактичностью и ровностью, – спокойствием и хладнокровием. Эти два качества, столь необходимые при исполнении пастырских обязанностей, окажут неоцененную услугу пастырю в миссионерской его деятельности: они предохранят его от увлечений и ошибок, которые менее всего уместны в деле миссии. Коротко скажем, – если пастыри будут стоять высоко в мнении, как своих пасомых, так и сектантов, – то они не только не будут давать поводов к порицаниям себя и православия, но нравственная их высота даже может служить если не притягательною силою для сектантов, то по крайней мере средством косвенного воздействия на заблудших – средством постепенного отрезвления и охлаждения их религиозной нетерпимости. Для иллюстрации высказанного нами положения можно было бы привести несколько примеров, взятых из живой действительности, но, ввиду его простоты и осязательной очевидности, считаем это излишним.

Первым объектом деятельности священника-миссионера должны быть его же пасомые – православные прихожане. Быть может, кто-нибудь сделает такое возражение: священник-миссионер должен преимущественное внимание обращать на борьбу с сектантами-штундистами, а не отодвигать этот род деятельности на второй план. Вместо того, чтобы входить в пререкания и излишние рассуждения, обратимся к евангельской истории и там постараемся найти разрешение занимающего нас вопроса. Деятельность Господа нашего Иисуса Христа – как величайшего и совершеннейшего Пастыреначальника не должна ли служить образцом и для пастырско-миссионерской деятельности священника? Во время своего земного служения Господь Иисус Христос жил и действовал в стране и среди Своего избранного народа еврейского. Почти все Его чудеса были совершены в стране богоизбранного и для того же богоизбранного народа; вся земная деятельность и все учение Божественного Учителя было главным образом направлено ко спасению погибших овец дома Израилева (Мф.15:24). Если Господь иногда учил, жил и действовал не среди Своего народа, если творил чудеса среди и для иноплеменников, то это допускалось в виде исключения. И в самом деле, что означают слова Господа, сказанные в ответ на просьбу Его учеников исцелить дочь хананеянки: «Я послан к погибшим овцам дома Израилева», – или что означают слова, сказанные Господом в ответ хананеянке, просившей исцелить ее дочь: «не хорошо взять хлеб у детей и бросить псам» (Мф.15:24,26), как не указание на то, что богоизбранный народ Израиля был предметом особого Божия попечения и ближайшим образом вся деятельность Богочеловека направлялась к тому, чтобы плоды искупления и примирения падшего человека с Богом прежде всего были усвоены этим же народом и чтобы он стал вследствие этого сугубо близким Богу, прежде других народов. Разве исцеление дочери хананеянки, последовавшее после ответа иноплеменницы, полного глубокой веры: «Господи, и псы едят крохи, которые падают со стола господ их» (Мф.15:27), – не подтверждает нашего положения и не указывает на то, что исцеление иноплеменницы было совершено Господом в виде исключения – в виде отступления от общего плана земной деятельности Богочеловека? Разве мы не знаем из истории апостольского века, что деятельность апостолов прежде всего направлялась к иудейскому народу и, только после упорства его принять провозвещаемые учениками спасительные истины благовестия Христова, была перенесена в мир языческий? Пример Господа и Его учеников должен всегда служить образцом и руководительным началом в деятельности священника-миссионера.

П. Козицкий

(Продолжение будет).

Пастырь Церкви призывается искоренять все пороки, какие видит в своей пастве, призывается лечить все греховные болезни, от каких страдают его пасомые. Но иные нравственные недуги возбуждают к себе особенное внимание пастыря, и сила обстоятельств вызывает его на напряженную, усиленную борьбу с ними. Это те недуги, которые наиболее укоренились в народе, и от которых наиболее страдает наше общество. Мы считаем нужным назвать два из них, служащие темным пятном на добром имени русского народа: это во-первых, пьянство, во-вторых, сквернословие или матерная брань. В силу того, что эти, указанные нами, нравственные язвы слишком усилились в народе, пастырь Церкви с особенною ревностию и настойчивостию должен стараться искоренять их.

Всем известна губительная сила порока пьянства. Все видят, до какого безобразия и до какого унижения доводит оно человека, и к каким печальным последствиям приводит оно того, кто предается ему. Предосудительное и безнравственное само в себе, оно вовлекает несчастного во множество других безнравственных действий. В пьяном виде совершаются такие преступления, от которых воздержался бы и на которые не решился бы человек в трезвом состоянии. Блуд, оскорбления, драки, сопровождающиеся увечьями, а иногда и смертоубийством, склонение на другие, более тяжкие, преступления, – вот плоды действия винных паров. Уголовная статистика свидетельствует, что едва ли не половина уголовных преступлений, за которые виновные подвергаются тяжким наказаниям, совершается людьми в состоянии, если не опьянения, то возбуждения винными парами. Не менее печальные последствия, чем в области нравственной, влечет за собою пьянство и в области экономической и семейно-общественной. Пьянство расстраивает хозяйство, – расстраивает более, чем какое-либо общественное бедствие, в роде засухи, града или эпизоотия, потому что эти несчастия, тяжело отзывающиеся в быту селянина, – несчастия временные, случайные, а пьянство – причина хозяйственного расстройства, действующая безостановочно и постоянно, и потому более разрушительно. Оно, если подвергается ему человек, истощает последние средства его, и из человека достаточного делает бобыля, у которого и дом покривился и разрушается, и рабочий инвентарь не в порядке, и всюду видны недостатки, если не прямо нищета. От него беднеет и погибает наша деревня и понижается степень благосостояния селян наших. При этом каким лишениям подвергаются те семейства, в которых глава или видный член пристращается к водке! Какие семейные неприятности отсюда возникают! Какие тяжелые чувства испытывают и какие скорбные минуты переживают члены той семьи, в которой есть пьяница, часто являющийся в дом в безобразном виде, и в то же время готовый все тащить из дома для удовлетворения своей пагубной страсти! Кроме того, как губительно действует пьянство на самого предающегося этому пороку! Оно расстраивает его здоровье и преждевременно истощает его силы не физические только, но и душевные. Оно делает человека дряхлым и вялым и сокращает даже дни его жизни, расслабляя его организм и подвергая его таким болезням, каких он не знал бы, если бы не был предан пьянству. К сожалению, эта дряблость не ограничивается одним лицом, виновным в пьянстве. Она переходит от него к детям, и отражается в них разными болезненными явлениями. Вследствие распространения пьянства хилеет целое поколение и вырастает слабым и истощенным.

Между тем этот безобразный и губительный порок распространяется среди народа, в особенности среди сельских населений, с силою неудержимой эпидемии. Издавна от него страдал русский народ. Еще в уста св. Владимира летописцы влагают слова: Руси веселие пити. И вот на протяжении многих веков, насколько простирается кругозор историка, отмечен резкою чертою этот недостаток русского народа, и в нашей древней поучительной литературе ни один порок не вызывал против себя так много обличений и увещаний, как порок пьянства. Но несмотря на противодействие, какое старались оказывать усилению пьянства в народе ревнители чистоты народной нравственности, зло не уменьшалось. Напротив, в последние десятилетия, разлив этого зла принимает такие размеры, каких оно не имело в прежнее время. Со времени освобождения крестьян и увеличения числа питейных заведений, после отмены откупной системы, когда соблазна стало больше, а сдерживающей власти меньше, народ предался чуть не поголовному пьянству. Пьют и старые и зрелые и молодые люди; пьют подростки; пьют не мужчины только, но и женщины. Скорбят друзья народа, при виде такой пагубы, разъедающей народный организм наш; скорбят все, стоящие близко к народу и бывающие чуть не ежедневными свидетелями безобразий, производимых пьянством; вздыхают сами преданные пьянству. Но зло все растет, а не умаляется.

Не может оставаться равнодушным зрителем, по отношению к чрезмерному разливу губительного пьянства в народе, пастырь, духовный отец и руководитель народа. У него глубоко должна лежать на сердце скорбная забота об искоренении, или по крайней мере об уменьшении этого зла в той среде, которая вверена его ближайшему непосредственному руководству.

Что же может он сделать в этом случае? Какие есть средства в его руках для противодействия злу? Какие меры он может предпринимать, чтобы остановить распространение пьянства и водворить в народе трезвость и воздержание?

Нельзя не сознаться, что зло, о котором мы говорим, так велико, так всеобще, до того укоренилось в народе, что силы одного человека совершенно недостаточны для успешной борьбы с ним. При представлении этого у многих радетелей отрезвления народа опускаются руки, и они не хотят предпринимать никаких мер для противодействия пьянству, думая, что нечего напрасно трудиться: все равно, слабым единичным силам не остановить разлива зла, распространяющегося наподобие эпидемической болезни. Было бы жаль, если бы подобное чувство бессилия для борьбы с пьянством овладело душою пастыря и парализовало его стремление к посильной деятельности. Бороться трудно с пьянством, но бороться можно, и можно с надеждою на успех. И единичная деятельность в этом случае, направленная ко благу народа, не пропадет даром, особенно, если она будет ведена энергично, последовательно и неутомимо, и будет проникнута одушевленною горячею любовию к народу. Но истинный ревнитель блага народного не останется в этом случае одиноким. Его горячая ревность вызовет участие и содействие других; к нему явится добрые сотрудники, и дружными усилиями можно создать значительные преграды для удержания разлива зла, если не для совершенного его искоренения, в той местности, на которую простирается деятельность радетелей отрезвления народа.

Итак, в сознании долга, одушевленный любовию к народу, пусть пастырь бодро выступает на борьбу с пьянством, – этим страшным врагом народа, производящим среди него ужасные опустошения и доводящим его до жалкого положения.

Первое средство, каким он может действовать при этой борьбе, – пастырские наставления о вреде пьянства, – церковные, публичные, и частные, домашние. Если где, то здесь, при борьбе с пьянством, уместно вспоминать и прилагать к делу наставление апостола Павла Тимофею, и в лице его всем позднейшим служителям Церкви: проповедуй слово, настой благовременне и безвременне, обличи, запрети, умоли, со всяким долготерпением и учением (2Тим.4:2). Добрый пастырь, преданный своим прихожанам, с болью сердца будет давать свои наставления против порока пьянства при всяком удобном случае, и он неустанно будет вести их, если будет видеть своих детей духовных болеющими этим недугом. В этих наставлениях, публичных и частных, он может и должен показывать всю гнусность и все безобразие порока пьянства, весь неисчислимый вред, какой он приносит народу, то нравственное падение, до какого он доводит лицо, ему преданное, то обнищание и хозяйственное расстройство, каким он сопровождается. У него пред главами картины жалкой жизни в семействе, где глава пьянствует, и вместе с тем картины порядка, довольства и благоустроенности в семье, где блюдется трезвость, и эти картины полезно выставлять на вид для более внушительного назидания. В особенности пастырь должен возвышать свой голос, когда бывает свидетелем каких-либо безобразий, происходящих от пьянства, или когда обычай, наследованный от дедов, вызывает жителей наших сел и деревень к излишнему и неумеренному употреблению вина, что бывает на сельских храмовых праздниках, на ярмарках, на свадьбах и при других подобных случаях. Отчего не предостеречь слабых, при виде соблазна? Отчего не настаивать пред ними, чтобы они отстали от дурного обычая, чтобы христианские праздники проводили свято и не оскверняли их бесчинствами, чтобы на свадьбах и других семейных торжествах не дозволяли себе никаких излишеств, нередко ведущим к печальным последствиям? Это совершенно извращенный порядок жизни, когда без водки не могут справить никакого торжества, не могут представить никакого веселья. Против такого порядка или лучше беспорядка пастырь должен действовать словом, наставлением, обличением, и на месте его водворять порядок новый, более приличный христианам и более соответственный мирным чувствам нравственных людей.

Могут сказать, – и не напрасно, – что нельзя ожидать больших результатов от простых увещаний и поучительных речей в борьбе со злом, снедающим нащ крестьянский люд. Очень часто эти поучительные речи, подобно ветру, проносятся над головами людей. Виновные в пьянстве сами, может быть, чувствуют весь вред и все безобразие пьянства. Иные из них со слезами могут слушать ваше теплое увещательное слово против пьянства. Но по обычной слабости они не выдержат себя при соблазне и при первом представившемся случае поддадутся искушению: страсть делает их своими невольниками. – Но от доброго совета, от полезного наставления, внушаемого долгом и любовию, нельзя отказываться потому только, что это доброе наставление не всегда принимается к сердцу и прилагается к делу теми, к которым направляется. Скорее нужно доброе слово подкреплять, чем только можно, чтобы оно принесло какой-либо плод в жизни народа, возделываемой, по указанию Церкви, вашими руками. Чем же можно подкреплять доброе слово, направленное против пьянства?

Силу слова можно и нужно укреплять собственным примером, примером трезвой, воздержной жизни. Человек имеет наклонность убеждаться больше делами, нежели словами. Может ли быть внушительно и действенно слово против пьянства от того, кто сам дозволял себе, в присутствии других, излишнее употребление спиртных напитков? Напротив, другой вес и другую силу получает слово о том же, если оно исходит от человека, поставляющего трезвость правилом своей жизни. Требуется непременно собственное самоограничение в этом случае от пастыря, которому долг и любовь к народу велят восставать против болезни пьянства. Для большей действенности примера на народ важно воздержание не только от излишнего употребления водки, доводящего до опьянения, но и от умеренного употребления всяких спиртных напитков. Человек, сильно ратующий против этого общественного зла (г. Рачинский), тогда увидел некоторый успех в своей борьбе с ним, когда сам решительно отказался от употребления всяких спиртных напитков и склонил к этому некоторых других из местной интеллигенции, и это сделали они, как признается г. Рачинский, «из доброжелательства людям слабым, нуждающимся в поддержке не одним словом, но и примером... Это оказалось (говорит он) самым могучим рычагом его личного участия в деле... Мало того (прибавляет он), я убедился, что и люди, одаренные красноречием, проникнутые наилучшими намерениями, остаются совершенно бессильными в борьбе с пьянством, пока лично не устранят от себя всякую его возможность»... В сознании гибельности пьянства, и вместе в сознании высокой важности примера в борьбе с этим злом, упомянутый нами достоуважаемый радетель общественного блага, в конце своей статьи, из которой мы привели выдержки, обращается с глубоко прочувствованным задушевным словом к воспитанникам духовно-учебных заведений, – будущим пастырям, на которых лежит долг оберегать народ от всякого нравственного зла, и умоляет их показать народу пример трезвости. «Пожалейте себя (говорит он), пожалейте свою будущую паству. Историческая минута, переживаемая нами, – минута великая и страшная. При вашей жизни, на ваших глазах завершится приобщение, путем быстро распространяющейся грамотности, многочисленнейшего из христианских народов мира к первым ступеням жизни сознательной. И этот народ – вам не чужой: вы плоть от плоти, вы кость от костей его; вы призваны быть солью безмерной земли, им постоянно расширяемой. Чтобы стать этою солью, не откладывайте созидания в себе внутреннего человека. В числе добродетелей, требуемых от пастыря, трезвость занимает скромное, второстепенное место. Это даже не добродетель, но лишь отсутствие порока. Но ведь без нее все прочие добродетели ни зародиться, ни развиться, ни укрепиться не могут. Начнем же, в глубоком смирении, с легкого, с близкого, с малого, – и Бог даст нам силы на большее, на лучшее»¹⁵³...

Далее, нельзя довольствоваться, в борьбе с пьянством, одними теоретическими мерами, в роде увещаний и обличений. Как бы ни были сильны и искренни они, каким бы назидательным примером ни сопровождались, они являются недостаточными для прекращения такого зла, каким является почти всенародное пьянство. Необходимы практические меры, которые бы действовали на слабую волю сильнее теоретических средств убеждения, и которыми бы можно было устранять соблазны, способствующие умножению пьянства. Трудно пастырю своими единичными силами провести в жизнь действенные практические меры против пьянства. Если когда, то именно в этом случае ему необходимо обратиться к содействию общества или лучших его представителей и в нем искать помощников и сотрудников себе, и потом соединенными силами полагать преграды разливу зла, принимающего иногда в его глазах ужасающие размеры. От пастыря Церкви ожидается, что он будет инициатором доброго дела, возбудителем общественных сил к противодействию пьянству, будет руководителем их на пути к доброй цели, и если не от него выйдет почин к принятию каких-либо мер для ограничения пьянства, он не отнесется к этому почину с холодным равнодушием, а постарается дать ему движение и по мере возможности укрепит его. Вообще пастырь Церкви должен стоять во главе той благонамеренной части общества, которая озабочена уменьшением порока пьянства, и всякими способами увеличивать число членов такой части.

В 28-м стихе 12-й главы первого послания св. апостола Павла к Коринфянам между установленными Богом в Церкви служениями и ниспосланными Им дарованиями (χαρίσματα) упоминаются также заступления, правления (ἀντιλήψεις, κυβερνήσεις) по русскому переводу «вспоможения, управления». Это, без сомнения, было одно из чрезвычайных служений апостольского времени. Оно возлагалось, вероятно, на лиц особенно влиятельных в обществе, занимавших более или менее важное общественное положение или, быть может, отличавшихся особенно сильным характером. Эти лица облекались особенною властию для содействия апостолам и первым, поставленным ими, пастырям в управлении Церковью. Эти помощники в управлении едва ли имели священный сан; они были только временными руководителями верующих, содействовали Церкви силою своего общественного авторитета в ее борьбе против внутренних беспорядков между новообращенными и вообще против разного рода вредных влияний внутренних и внешних. Их роль была подобна той, какая принадлежала так называемым старостам (senioribus plebis) Африканской церкви IV и V веков, которые избирались не из духовных, а из светских лиц, занимавших выдающееся положение в обществе и отличавшихся благочестием и преданностью интересам Церкви.

К чрезвычайным служениям апостольского века относится и служение евангелистов. Слово: евангелист (εὐαγγελιστής) встречается в Свящ. Писании три раза: в Деян.21:8, где диакон Филипп называется евангелистом; в посл. к Ефес. (Еф.4:11), где перечисляются богоучрежденные служения в Церкви, и во 2 посл. к Тимофею (2Тим.4:5), где апостол Павел завещает Тимофею: дело сотвори благовестника. Название это относится, очевидно, к лицам, которых апостолы посылали для проповеди евангелия, или учения о царствии Божием. Эти лица были непосредственными помощниками апостолов, ближайшими их учениками и сотрудниками. Вместе с апостолами, евангелисты были первыми провозвестниками Христова учения. Но когда христианская Церковь уже достаточно упрочилась на земле, то, вместе с другими чрезвычайными служениями, прекратилось и служение евангелистов. По первоначальному словоупотреблению, названием евангелисты обозначались только те лица, миссия которых состояла в провозглашении людям учения о спасении, чем и полагалось начало насаждению веры Христовой; между тем как служением пастырей и учителей церковных вера во Христа предполагается уже существующею ранее в том или другом месте. Задачею этого служения было уже дальнейшее воспитание верующих в христианской жизни и руководство в усвоении ими христианского учения. Древнейшие толкователи Св. Писания согласно признают, что служение евангелистов принадлежало лишь времени первоначального утверждения и распространения христианства на земле и, как служение чрезвычайное, прекратилось с окончанием этого времени.

Некоторые из апостолов сами исполняли дело евангелистов, напр., апостол Павел, жизнь которого представляет непрерывный ряд миссионерских путешествий; но были и другие евангелисты, помимо апостолов. Из них известны: Лука, Марк, Тимофей, Тит, Трифон, Аполлос, Сила (или Силуан), Епафрас и др. Они сопровождали апостолов во время их миссионерских путешествий, исполняли их поручения, а иногда и сами основывали Церкви.

Но хотя служение евангелистов было чрезвычайным, тем не менее оно не исчезло бесследно вместе с веком апостольским: элементы его продолжают существовать в Церкви и священстве, только в несколько измененном виде. Всякое новое возвещение Евангелия языческому миру нуждается в этом служении (Рим.10:14,15). Оно представляет собою поступательное движение христианства в его внешней и внутренней борьбе с царством тьмы.

В Церковной Истории Евсевия (кн. III, гл. 37) находится весьма важное место, которое бросает некоторый свет на данный предмет и показывает нам, как понимал Евсевий это служение. В указанном месте говорится о некоем Квадрате, жившем в царствование Траяна, в конце первого столетия. Евсевий называет Квадрата и других подобных ему лиц евангелистами и говорит о них следующее: «В то время многие из учеников, воодушевленные горячею любовью к божественному Слову, сперва исполнили повеление Спасителя, раздав свое имущество нуждающимся; затем, оставив свою родину, они проходили служение евангелиста для тех, которые еще не были научены вере, при чем, вместе с славною ревностью к проповедыванию Христа, они доставляли им также книги св. Евангелия. Положив основание веры в чужих странах, поставив других пастырями и поручив им заботу о новообращенных, они шли в новые страны и к новым народам, сопровождаемые милостью и содействием Божиим. Св. Дух совершал много чудес через них, так что, как скоро Евангелие касалось слуха народов, последние охотно, целыми толпами и ревностно принимали истинную веру всем существом своим». Мы видим здесь, что дело евангелистов продолжалось; но о нем сказано Евсевием, как о чем-то таком, что принадлежало собственно апостольской эпохе распространения и насаждения Церкви. Если, поэтому, можно говорить о продолжении дела евангелистов и в наше время, то не иначе, как только понимая его всецело в смысле миссионерской деятельности Церкви, а не в смысле особого служения, причем другая обязанность евангелистов, именно: устроение Церкви среди новопросвещенных, поставление пастырей и учителей для них, – входит в круг общих обязанностей постоянного священства.

Τοὺς δὲ ποιμένας καὶ διδασκάλους – «овы же пастыри и учителие» (Еф.4:11). Названия эти соединены вместе, как обозначающие один и тот же предмет. Союз «καὶ» здесь, очевидно, не разделительный, выражающий различие, а соединительный, связывающий сходное. Мысль Апостола течет в перечислении различных служений или дарований: «апостола», «евангелиста», «пророка» и т. д.; и в заключение, он упоминает пастырей и учителей, соединяя их вместе, как бы тожественные названия, что подтверждается и отсутствием члена при διδασκάλους. Так понимают это место блаж. Августин и блаж. Иероним, равно как и многие из новейших толкователей. Все различие здесь, кажется, сводится к тому, что имя «пастырь» указывает преимущественно на административную сторону служения, в имени же «учитель» мыслится сторона чисто дидактическая. То обстоятельство, что в изъясняемом месте мы имеем единственный пример употребления слова ποιμήν в приложении собственно к священническому служению в Церкви, усиливает мысль о тожестве этого названия с διδάσκαλος. Оба эти служения предполагают Церковь уже основанною, веру уже принятою и составляют постоянное священство в правильно организованной Церкви. Они имеют постоянное, определенное поле деятельности; церкви оставлены были на попечение «пастырей и учителей», и эти два служения составляют в действительности одно, которое мы называем пастырским служением. Но вникнем более внимательно в название «пастырь».

Это прекрасное наименование священнического служения происходит от ποιμαίνω «пасти стадо» и прежде всего есть имя, выражающее подлинный характер Христа, который есть добрый, т. е. истинный Пастырь, Оно однозначуще с именем «учитель» и указывает на добрые, родственные и ласковые отношения пастыря и учителя к своей пастве; на его любовь к пасомым, на удовлетворение им высших потребностей их души и сердца; на его скорее сердечные, духовные, нежели официальные отношения к ним. Самым древним изображением Спасителя в христианском искусстве, как известно, было изображение пастыря, несущего овцу на своих плечах, – и замечательно то обстоятельство, что «Добрый Пастырь» римских катакомб изображался в виде юноши, указывающем не только на человеческую, но и на божественную природу Христа, всегда остающегося одним и тем же, не стареющегося. Изображение обведено кругом, символом вечности и вечной жизни, в котором объяты, как в круге вечно пребывающей любви, Пастырь и Его стадо. Овцы и козы пасутся под надзором Его, идут на звуки Его лиры или флейты и переносятся на Его плечах: Он их Божественный Творец, Руководитель, Утешитель и Спаситель.

Слово ποιμήν встречается также и в Ветхом Завете, где оно часто прилагается к Богу (напр. в Пс.23), как истинному Пастырю, который сделал все, что требуется попечением о насыщении и спасении Своего народа. В идее ποιμήν содержится 1) питание, кормление: пастырем называется тот, кто питает или наставляет души в божественной истине; он должен кормить свое стадо, подобно пастуху; – 2) любовь или симпатия. Эту отличительную черту идеи пастыря мы можем заметить в отношениях между пастухом и овцами в восточных странах: они знают его голос и следуют за ним как бы по веревке, привязанные к нему своими глубочайшими инстинктами и влечениями. Истинный пастырь, поэтому, тот, кто живет всегда с своими овцами и любит их. Третья черта истинного пастыря – самопожертвование. Восточные пастухи иногда вынуждаются рисковать своею жизнью и действительно жертвуют ею за своих овец. В этом свойстве отображается самоотверженная любовь Христа к людям. 4) Наконец, к необходимым чертам пастырской деятельности относятся: бодрствование, защита, руководство, управление. Так, Гомер называет царей «ποιμένας λαῶν» (пастырями народов). Название это предполагает природную, естественную власть предводительствовать и управлять – в том, к кому оно прилагается; в отношении к священнику оно обозначает начальствование или предстоятельство не в силу только церковного избрания или даже превосходства в знаниях, но гораздо более в силу духовного и нравственного права, как принадлежащее тому, кто получил законное призвание к распространению слова Божия и руководству людей в духовной жизни.

В самом деле, мы считаем этот авторитет христианского пастыря чисто духовным, нравственным авторитетом, как вполне законное и естественное влияние назначенного учителя истины, который проходит Богом установленное служение. И тот, кто исполняет свой пастырский долг честно, будет иметь всегда достаточную силу и авторитет; кто же ищет бóлыпего, тот обнаруживает в себе присутствие иного, честолюбивого начала. Ап. Павел, в 2Кор.1:24, говорит: «не яко обладаем верою вашею»; а ап. Петр, в первом своем послании, научает пастырей: «пасите еже в вас стадо Божие, посещающе не нуждею, но волею и по Бозе: ниже неправедными прибытки, но усердно; ни яко обладающе причту, но образи бывайте стаду» (1Пет.5:3). Наконец, то обстоятельство, что одно и то же наименование ποιμήν прилагается и к Самому Христу, как главе Церкви, и к Его служителю, указывает на высочайший действительный авторитет, принадлежащий каждому служителю Церкви.

Διδάσκαλος. По мнению Неандера, название это прилагалось к каждому члену Церкви, владевшему особенным даром учения, независимо от того, священник он, или нет. Может быть, это и правда, потому что, как раньше было замечено, не все эти имена первоначально обозначали особые служения, но скорее – различные дарования, в то время более необходимые, чем теперь.

В действительности, все служения, о которых упоминается в апостольских писаниях, возникли под влиянием особенных нужд того исключительного периода; так, напр., произошло служение диакона. Люди, особенно способные к какому-нибудь служению, избирались из всего числа верующих; и однако, прежде чем закончился апостольский век, в Церкви уже существовало правильно установленное священство (иерархия). Имя διδάσκαλος вообще обозначает служение, которое Неандер называет «внутренним руководствованием в слове», или – человека, который, как сказано в 1Тим.5:17, «трудится в слове и учении». Оно, как и ποιμήν составляет существенную часть в идее христианского священника, который есть по преимуществу «служитель слова», и употреблено не в таком сочетании, которое бы противоречило тожеству между ним и ποιμήν, какое мы видели в Еф.4:11.

Учителем, по Неандеру, был тот, кому преимущественно вверен был λόγος γνώσεως, размышляющая и учительная способность; пастырь же был более одарен λόγος’ом σοφίας, практическою мудростью и способностями административными. Это скромное и вместе с тем славное служение учителя безусловно необходимо для Церкви и принадлежит к числу тех служений, которые должны привлекать к себе особенное внимание высшей церковной власти во всякой стране.

Чтения по изъяснению богослужения Православной Церкви.

Ни для кого не тайна тот печальный факт, что не только простолюдины, но и большинство из лиц интеллигентных не могут объяснить значение многих самых употребительных священнодействий, а еще менее можно ожидать ясного и правильного понимания наиболее употребляемых при богослужении псалмов, ирмосов, догматиков, стихир, тропарей, воскресных и праздничных евангелий и апостольских чтений. И это явление совершенно объяснимо, так как не существует ни одного учебника по объяснению богослужения, в котором было бы обращено серьезное внимание на указанную сторону. Пастырям Церкви необходимо пополнить этот пробел, после чего можно ожидать, что богослужение Православной Церкви будет особенно благотворно действовать на молящихся в смысле назидания. По нашему мнению, следует объяснить в указанном смысле:

1) всенощное бдение,

2) литургию,

и 3) значение обрядов, употребляемых при совершении таинств. .

Объяснение главным образом, очевидно, должно состоять в уяснении славянского текста употребляемых при богослужении чтений, молитвословий и песнопений.

Чтения и изъяснение избранных мест из Св. Писания.

Всем известна любовь русского народа к чтению священных книг и преимущественно Псалтири, а в последнее время и книг Нового Завета, после того как в его среде получил широкое распространение Новый Завет в переводе на русский язык. Но понятно также и то, что не все читаемые места понимаются им надлежащим образом, а между тем многие из таких мест особенно нуждаются в объяснении. Так напр. 1) те места, которые особенно часто употребляются при богослужении (на часах, в праздничных паремиях, на вечерни и утрени), 2) те, которые имеют особенную важность в догматическом, нравоучительном и историческом отношении, и 3) те, которые превратно толкуются раскольниками и разными сектантами.

Существует прекрасный, хотя и неполный, «Указатель чтений из священных книг Ветхого Завета для средних учебных заведений», сост. проф. прот. Иванцовым-Платоновым.

Мы глубоко убеждены, что пастыри, ведущие внебогослужебные чтения, не упустят случая познакомить своих пасомых с истинным смыслом иных мест Библии, как богатого источника для религиозно-нравственного назидания.

Чтения из русской гражданской истории.

Мы уже упоминали о том, что не все, что составляет историю России, может быть предметом чтений для народа. Чтобы отчетливее представить себе, что нужно читать из русской истории для народа, стоит только припомнить тот совет, который дается Ученым Комитетом Министерства Народного Просвещения в объявлении на конкурс на составление истории России для народа. 1) В рассказах по русской истории, – читаем в объявлении этом, – должны решительным образом преобладать события и деяния, в коих обнаруживается характер как всего русского народа, так и отдельных исторических лиц, над очерками нравов и образа жизни, гражданского и экономического положения России в различные эпохи ее истории, и этой бытовой и описательной стороны истории должно дать лишь столько места, сколько необходимо для живого и ясного изображения самых событий и действующих лиц. 2) Предлагаемые народные чтения по истории отнюдь не должны возбуждать в слушателях сословной розни, вообще чуждой русскому народу. Составитель истории России для народа должен стать сторонником не какой-либо части, а целого русского народа. Сочинение это не должно также питать враждебности к инородцам и иноверцам, которые ныне стали, или же должны стать и мало-помалу действительно становятся мирными гражданами одного и того же русского государства, хотя самое изображение борьбы с ними в прежние времена должно оставаться верно духу тогдашнего времени. 3) Повествуя о прошедших судьбах русского народа с полным к нему сочувствием, составитель истории России для народа не может не проникнуться теми чувствами и воззрениями, которые воодушевляли народ русский в великие эпохи его истории, и которые выразились, между прочим, в изустных и письменных сказаниях народной поэтической и духовной литературы. Живые и образные очерки, между прочим и на основании этих преданий, таких исторических деятелей, которых народная память чтит, как героев, воплотивших в себе идеал нравственного совершенства, духовного подвижничества, правительственной мудрости или ратного мужества, имеют право на преобладающее место в книге для народного чтения. Заимствования из поэтической и духовной литературы и народных преданий могут быть допускаемы даже там, где подлинность самого факта не представляется бесспорною, так как в подобных случаях наибольшую важность имеет не самый факт, а отношение к нему народного сознания и те черты, которые народная память утвердила за известным событием или лицом. 4) Вообще же предполагаемое сочинение по истории России должно быть, по мнению Ученого Комитета, чуждо всякой вносимой извне тенденциозности: оно должно оставаться везде строго верным исторической истине, следовать исключительно тем воззрениям и толкованиям, которые прочно установились в науке. Поэтому из него должны быть тщательно устранены все поспешные, спорные и еще более – тенденциозные выводы, внесенные в историческую литературу в позднейшее время. Во всех спорных вопросах необходимо следовать летописному, а также и народному преданию, как объяснено выше.

К этим советам нам нечего прибавлять. Скажем только, что хотя полной истории России, в указанном духе еще нет, зато есть немало отдельно разработанных вопросов, вполне удовлетворяющих сделанным указаниям.

Чтения по обличению раскола и вообще сектантства.

Не везде является необходимость заводить речь об указанном в заголовке предмете. Но ввиду того, что в разных местах нашего обширного отечества находится много раскольников, а в последнее время на юге и юго-западе России получили широкое распространение секты штундистов, баптистов и шалопутов, нам думается, пастыри приходов в указанных местах не останутся равнодушными к опасностям и нуждам своих пасомых, и постараются предохранить их от пагубных сетей, которыми стараются их опутывать пропагандисты расколоучевия и ересеучения. Мы должны сказать, что пастырь, предохраняя своих пасомых от заразы лжеучения должен быть крайне осторожным, чтобы каким-нибудь сильным обличительным словом не раздуть вражды между православным населением и сектантами. Можно одним словом пустить пожар, а потом и не утушить, да и пользы от этого не может быть никакой, а скорее может получиться вред, так как расколоучители и сектаторы могут придать подобным явлениям свою характерную окраску, и таким образом поколебать доверие пасомых православных к своему пастырю. И тем более это возможно, что они главным образом и приобретают себе адептов из православных, распространяя между ними самые невероятные слухи о безнравственности, корыстолюбии и т. под. пороках православных пастырей. Это их излюбленные темы в беседах с православными. Само собою понятно, что нужно прежде всего опровергать подобные клеветы, но следует говорить о клеветниках не с злобою, а с сожалением об их ослеплении. Затем, нужно не опровергать только их учение, а вкоренять истинное учение о Церкви, церковной иерархии, о почитании святых, о приснодевстве Богородицы, о таинствах, о почитании св. икон и т. п. предметах истинно христианского православного вероучения.

Некоторые сведения по естествоведению.

Чтения из этой области знания главным образом и почти исключительно могут иметь своим предметом те факты, которые имеют приложение к крестьянскому земледельческому, или же кустарно-промышленному быту. Напр. как много терпит неудач в своем хозяйстве наш крестьянин потому только, что он не знает и не может знать качеств почвы и ее свойств, употребляет только первобытный способ обработки и удобрения почвы, не зная улучшений в этой области; а также он не умеет пользоваться природными благами только потому, что не знает, как их извлекать из земли; так он не знает улучшенных способов садоводства, пчеловодства, огородничества, хмелеводства и т. п. сторон прикладных естественных наук. И из физических явлений и законов могут быть объяснены только такие, которые имеют практическое применение при устройстве различных машин. Также необходимо простых слушателей познакомить с такими свойствами некоторых тел, которые в свою очередь могут иметь практическое применение, напр. тяжесть и упругость воздуха, хорошая и плохая теплопроводность некоторых тел и важное значение в практической жизни этих свойств. И наконец необходимо познакомить поселян с употреблением барометра, как прибора для предугадывания погоды, знать состояние которой наперед весьма важно, особенно при уборке хлеба и сена.

Чтения из популярной гигиены.

Никто не станет противоречить, что многие не только простолюдины, но и интеллигентные часто заболевают и не могут освободиться от своей болезней только потому, что не знают самых элементарных требований гигиены. Мало того, простой народ, по той же причине, нередко прибегает (во вред своего здоровья) к разным нелепостям знахарского лечения. Поэтому пастырь, которому дорого благополучие его пасомых, постарается предохранить их от вредного влияния воздуха, воды, почвы, света, жилища, пищи, напитков, сна, занятий и т. п. и научит их наилучшему способу очищать воздух, как в частных, так и общественных зданиях и помещениях для жилья, – здоровому водоснабжению, обеззаражению почвы; укажет правильность освещения, научит здоровому употреблению пищи, сна и напитков, надлежащему уходу за своим телом, как в здоровом состоянии, так и во время болезни и т. п. И какую высокую службу сослужил бы сельский священник и народный учитель, как его ближайший и главнейший сотрудник по благоустроению приходской жизни, если бы своим разумным словом показал крестьянину, чего тот должен избегать, как он должен устроить свою жизнь, чтобы поменьше подвергаться губительным болезням, нередко окончательно расстраивающим его домашнее хозяйство.

(Продолжение будет).

Вред от курения табаку. – К злоупотреблению табаком многие относятся чересчур легко, тогда как он может угрожать опасностью даже для жизни. В одной английской медицинской газете недавно был сообщен следующий случай смерти вследствие чрезмерного курения табаку. Один предприниматель, утомленный торговыми делами, по возвращении домой выкурил перед сном несколько сигар и сигареток (сколько именно – не известно). После довольно беспокойного сна, на следующее утро он, отказавшись от пищи, снова начал курить сигары, и таким образом им была проведена большая часть дня, при чем он ничего не ел, выпил только немного вина и в течение менее 12 часов выкурил 40 сигареток и 14 сигар. К вечеру у него появились общая слабость и возбужденное состояние; ночь он провел без сна. Призванный поутру врач нашел у него непрерывное дрожание мышц, потерю произвольных движений нижних конечностей, расширение зрачков, затруднение речи и слабый, по временам неправильный пульс. Поверхность тела была холодна и покрыта клейким потом; дыхание неправильно и шумно. Выдыхаемый воздух, равно как и кожная испарина, имели ясный запах табаку. Позднее больной мало-помалу совершенно утратил сознание, явления паралича мышц усилились, восходя постепенно от ног к рукам. Дыхание стало очень затруднено вследствие наполнения дыхательных путей водянистою жидкостью. Последнее обстоятельство и было, по-видимому, ближайшей причиной смерти.

Недавно на страницах журнала «Руководство для сельских пастырей» явилась небольшая статья священника о. С. Брояковского под заглавием: «О пастырских мерах к искоренению пьянства в народе»¹⁵⁶.

Нельзя не радоваться тому, что наше сельское духовенство вообще не чуждается литературного обсуждения жгучих вопросов своей службы и деятельности. Было бы, напротив, тяжело и грустно, если бы оно, проходя такое высокое и священное служение, упорно отказывалось что-нибудь поведать посредством печати о своих наблюдениях, о своем опыте, своих заключениях и практических выводах, – а вместе с тем отрекалось бы и от всякого обмена мыслями само между собою, обмена, устанавливаемого посредством той же печати.

Как скоро начинается литературное обсуждение того или другого предмета или обмен мнений по тому или другому вопросу, то законно и справедливо желать, чтобы мнения выражались вполне искренно, чтобы в них не было никакой подделки под господствующий тон, чтобы в них была только мысль, внушенная живым опытом. При такой свободе в обмене мнениями, при отсутствии всего заказного и показного – возможно появление мнений странных, парадоксальных, возможно разноречие, доходящее до противоречия, и при том между людьми, которые одушевлены желанием одного и того же блага. Тем лучше. В разнообразии мнений отразится бесконечное разнообразие условий, среди которых проходит такое служение, как служение православного сельского пастыря, и бесконечное разнообразие средств и путей, которыми может быть достигаема цель этого служения.

Вполне присоединяемся к желанию о. Брояковского познакомиться с теми мерами, какие употребляют в борьбе с народным пьянством умудренные опытом пастыри, и приветствуем благой почин, который он полагает в этом деле, когда высказывает несколько своих соображений о том, как и чем сельские священники могли бы содействовать к ослаблению этого пьянства.

В общем о. Брояковский, по-видимому, понимает борьбу с народным пьянством так же, как и многие другие, которых нам приходилось слышать по этому предмету. Он с грустью упоминает, как не осуществились «благие начинания», касавшиеся этого предмета и выразившиеся учреждением обществ трезвости – в эпоху освобождения крестьян. Духовенство сочувствовало этим начинаниям, и, если эти общества прекратили свое существование, то по причинам, от духовенства не зависевшим.

Затем, между прочими советами пастырю-проповеднику, о. Брояковский дает и тот, чтобы настаивать на совершенном закрытии шинков на время праздников, когда разгул и пьянство народа достигают наибольших размеров.

Еще далее почтенный автор указывает на благой пример г. Рачинского, который в селении Татеве, Гжатского уезда, Тверской губернии, завел общество трезвости, сотнями считающее своих членов.

Нужно ли говорить о том, что как в обществах трезвости, учреждавшихся между крестьянами в 60 годах, так и в том обществе, которое открыто г. Рачинским, дело шло и идет об абсолютном воздержании от спиртных напитков? Трезвость разумеется при этом отнюдь не как умеренное употребление вина, но как совершенное его неупотребление. Может ли и быть иначе?

Общества трезвости имели и имеют религиозную основу. Трезвость обещается здесь Богу: она обещается, как подвиг, как добровольное самоотречение. Она имеет ближайшее соотношение с постом, т. е. абсолютным воздержанием от мясной или рыбной пищи, по добровольному обещанию или по установлению Церкви. Крестьянин не назовет постом того, если кто-нибудь будет есть мясное в умеренном количестве. Он не позволит себе рассуждать подобно городскому умнику, что благочестивее съесть немного говядины, чем много капусты, что скорее постится тот, кто на завтраке ограничивается стаканом кофе со сливками, чем тот, кто съедает большой ломоть черного хлеба.

Взгляд народа в этом отношении и прост, и верен. Умеренность есть понятие очень неопределенное; поставлять пост в умеренности значит – отказывать посту в каком-либо определении. Между тем пост есть дело очень важное: за него придется давать ответ Господу. Как же можно оставить это дело неопределенным? Как можно ставить его в зависимость от наших желаний, от нашего усмотрения, от минутных состояний и от всяких случайностей? Тот, кто при хорошем аппетите, после продолжительной прогулки, съел бы фунт мяса – мог бы сказать, что он постится, если не съел больше. Напротив, человек, с худым аппетитом, съедающий полфунта мяса, мог бы, пожалуй, подвергнуться обвинению в нарушении поста... Какая же тут была бы определенность? А ничего неопределенного ум человека не выносит.

Как пост есть абсолютное воздержание от известной пищи, так и трезвость есть абсолютное воздержание от спиртных напитков. Если определять ее только как умеренное употребление вина, то она лишена будет объективного определения, она будет определяться произвольно и случайно. Есть умеренные социалисты, умеренные анархисты; но их умеренность далека от благонамеренности. Подобным образом, возможны и умеренные пьяницы, пьющие постоянно, но никогда не напивающиеся до потери рассудка; но их умеренность, конечно, не есть трезвость. Что ж такое трезвость? Она может быть понятна только по одному отрицательному признаку – полного неупотребления вина. В этом виде только она и есть нечто понятное и определенное.

В обществах трезвости дается обет Богу. Мотивом присоединения к ним, как выражается г. Рачинский, является «мотив религиозной»; отнюдь «не желание вести жизнь экономически более выгодную, а желать жить жизнию богоугодною».

Но если в этих обществах дается обет Богу, то, конечно, дается обет определенный. Это не обет пить «поменьше», пить «не часто», «не напиваться», «не спиваться», а просто – не пить. Наш народ, столь серьезно относящийся ко всякому делу, которое он почитает «божеским», на устах которого неотступно живет поговорка: «Бог – велико слово», – не станет обещать Богу неизвестно что, неизвестно сколько. Он руководится заветом Премудрого: «Не торопись языком своим, и сердце твое да не спешит произнести слово (обета) перед Богом, потому что Бог на небе, а ты на земле» (Еккл.5:1).

Если бы кто-нибудь стал проповедывать учреждение обществ трезвости, основанных на правиле умеренного употребления вина, тот, нам кажется, совершенно исказил бы идею этих обществ. Он поступил бы так же вредно, как если бы кто-нибудь на место обыкновенно понимаемого поста стал насаждать умеренность в употреблении пищи без всякого различения между пищей мясной и растительной. Крайне туманная идея умеренности, вытеснив идею совершенного воздержания, сама разрешилась бы в пустоте или оказалась бы пустотою. Тогда и пост потерял бы всякое отличие от обыкновенного, непостного времени, и общества трезвости потеряли бы всякое отличие от окружающей их среды, постоянно выпивающей и закусывающей. Они стали бы похожи на некоторые общества, которые имеют прекрасные цели, но у которых эти цели существуют только в их наименовании.

С. К.

(Продолжение будет).

Перейдем теперь к рассмотрению остальных главных имен, прилагаемых в Новом Завете к христианскому священству.

Πρεσβύτερος. Имя это, встречающееся в 1Тим.5:17; Деян.11:30, 22:17; Тит.1:5; Иак.5:14, было простым перенесением названия предстоятеля или начальника иудейской синагоги на такового же предстоятеля христианского церковного собрания, устроенного по образцу синагогального.

Были в апостольской Церкви «учащие старейшины (пресвитеры)», как видим в Тит.1:9 и 1Тим.5:17, которые пользовались особенным уважением верующих, так что, во всяком случае, πρεσβύτερος не было высшим служением, чем διδάσκαλος или ποιμήν. «Пресвитеры», равно как и «епископы», были вообще священнослужителями, независимо от того, была ли им поручаема обязанность проповеди, или нет. На деле оба служения совмещались в одном лице; это видно из 1Тим.5:17. Истина заключается в том, что на обширном поприще деятельности, предоставленном христианским пресвитерам, один чувствовал в себе большее влечение к одной стороне пастырской деятельности, другой же – к какой-нибудь иной, так как откровение Духа сообщалось каждому πρὸς τὸ συμφέρον. Но ап. Павел отдает большее предпочтение тем пресвитерам, которые, вместе с исполнением других обязанностей своего служения, особенно ревностно трудятся «в слове и учении», т. е. в наставлении и утешении верующих (1Тим.5:17; Тит.1:9); и это потому, что способность к этой высшей стороне пресвитерского служения бывает не в одинаковой степени у всех.

Служение пресвитера появилось тогда, когда Церковь расширилась, и апостолы сами не имели возможности управлять ходом церковной жизни во всех его подробностях; следовательно, происхождение этого служения обусловливалось также необходимостью, как несколько ранее необходимостью же вызвано было учреждение диаконского служения.

Идея «пресвитера» доселе остается в священстве. Каждый священник есть предстоятель или «начальствующий старейшина» в своем приходе.

Ἐπίσκοπος. Слово это происходит от ἐπισκέπτομαι «смотреть за ч. л., надзирать, наблюдать». Название ἐπίσκοπος редко встречается в Новом Завете. В 1Пет.2:25 оно прилагается ко Христу, как «Пастырю и Посетителю душ», и здесь оно соединено с словом ποιμήν. В 1Тим.3:2 оно употреблено в таком смысле, который ставит вне всякого сомнения тожество его с словом πρεσβύτερος. В Тит.1:5,7 оно также однозначуще с словом «старейшина» (пресвитер). Оно, кажется, есть чисто греческое название «старейшины» и постоянно употреблялось в отношении к церквам из язычников, как название, которое они лучше могли понять, чем еврейское название старейшина. В Деян.22:17,28 оно употребляется попеременно с названием πρεσβύτερος. Здесь Апостол говорит «пресвитерам» Ефесской Церкви, что Дух Святый поставил их «епископами» над стадом – пасти, т. е. быть пастырями (ποιμαίνειν), Церковь Божию; имя же «пастырь» почти равнозначуще с названием «учитель» (διδάσκαλος), так что мы имеем здесь четыре названия почти, если не совершенно, тожественные. Существенное тожество имен «епископ» и «пресвитер» видим также в 1Пет.5:1,2, где глагол ἐπισκοπέω употребляется для обозначения действия пресвитера. Апостол заповедует пресвитерам («старцы»): «пасите еже в вас стадо Божие, посещающе (ἐπισκοποῦντες) не нуждею, но волею по Бозе». Первоначальное тожество имен πρεσβύτερος и ἐπίσκοπος подтверждают также многие отцы и учители Церкви. Бл. Иероним, напр., говорит: «у древних одни и те же лица были епископами и пресвитерами, ибо первое было наименованием достоинства, второе – возраста». Св. Златоуст и бл. Феодорит, толкуя вышеуказанные места апостольских писаний, единогласно утверждают, что должность епископов и пресвитеров в первенствующей Церкви была одна и та же. Бл. Августин в свое время, когда Церковь была уже вполне епископальною, делает такое, хотя и не вполне правильное, как увидим ниже, замечание об этом предмете: «Служение епископа выше служения пресвитера не на основании учения Писания, но во имя чести, которую усвоил тому и другому служению обычай Церкви». Ясно, что в своем замечании он руководился безразличным употреблением терминов πρεσβύτερος и ἐπίσκοπος в апостольских писаниях.

Из приведенных мест апостольских и отеческих писаний видно, что с именем ἐπίσκοπος первоначально в апостольской Церкви не соединялось мысли о высшем иерархическом достоинстве или степени. Оно означало вообще «духовного надзирателя» или «блюстителя» религиозного общества или Церкви; или, быть может, когда образовалось множество церквей среди язычников, этим именем назывались люди, которым было поручено апостолами наблюдать за устройством этих, вновь возникших церквей, сообщать им твердые, устойчивые формы церковной жизни и деятельности.

Кажется, было обычною, если не всеобщею, практикою апостолов – поставлять над каждою частною церковью особое лицо, в качестве главного правителя с именем «ангела» (т. е. легата, посла от апостолов) или «епископа» (надзирателя или блюстителя). Церковь и диоцез в рассматриваемое время, кажется, совпадали между собою и были тожественны. Первоначально епископ был духовным руководителем или учителем одной местной церкви или общины, ее пастырем. Но в конце апостольского века епископство выделяется, как особое, высшее иерархическое служение с теми правами и обязанностями, с которыми видим его теперь.

Учреждая особые должности для учения, священнодействия и управления в основанных ими церквах, апостолы оставили за собою собственно епископскую власть – власть поставления священнослужителей, высшего надзора за церковною жизнью и т. д. Для исполнения этой высшей обязанности, они продолжали посещать церкви, основывали новые общины, утверждали верующих в вере и благочестии своим влиянием; там, где они сами не могли долго оставаться, а между тем нужды Церкви требовали влияния их авторитета, они оставляли своих сотрудников. Эти-то уполномоченные сотрудники были первыми епископами церквей, облеченными всеми высшими правами и обязанностями, принадлежащими епископской степени. Так, оставив Тимофея в Ефесе, а Тита – в Крите, ап. Павел дал им право поставлять пастырей (1Тим.5:22; Тит.1:5), причем советовал им наблюдать осторожность в выборе поставляемых и, в руководство им в этом деле, подробно описал качества, требуемые от служителей Церкви (1Тим.3:2–14; Тит.1:5–9); тот же Апостол дает Тимофею право судить и награждать пресвитеров (1Тим.5:17,19), советует ему быть снисходительным в обращении с ними (1Тим.5:1); поручает обоим главный надзор за учением, богослужением и жизнию верующих.

Пока живы были Апостолы и их сотрудники, в епископах, как особой высшей иерархической степени, еще не было нужды: апостолы сами исполняли обязанности епископов по отношению к отдельным церквам, во время своего посещения их. Но служение апостольское было чрезвычайным, временным служением и должно было прекратиться вместе с веком апостольским; а между тем многие из нужд церковных, удовлетворение которых было непосредственным делом самих апостолов и их сотрудников, не были только принадлежностью того исключительного периода, но имели продолжиться во все время существования Церкви Божией на земле, как вытекающие из самого существа ее. Необходимость поставления пастырей в частных, поместных церквах, из коих в каждой их было несколько (Деян.22:17, 28; Флп.1:1), необходимость главного управления и надзора за ходом жизни этих церквей, общего попечения о состоянии учения и богослужения в них, наблюдения за состоянием веры и нравственности в народе и т. д. никогда не может прекратиться в Церкви и требует существования людей с правами и властию, высшими пресвитерских; ибо никто не может поставлять себе равного, следить за его деятельностью, судить и награждать его, принимать на него обвинения и т. п. Никакой пресвитер, поставленный над частною общиною, не может вмешиваться в жизнь других таких же общин, составляющих в совокупности своей целую поместную Церковь. Удовлетворяя при жизни всем этим высшим нуждам Церкви лично или чрез посредство своих сотрудников, апостолы не могли не позаботиться о том же и на все последующее время. Первыми кандидатами на епископские кафедры были, конечно, сотрудники апостолов. И действительно, предание усвояет им постоянное епископское управление в разных местах (Тимофей – в Ефесе, Тит – в Крите, Марк – в Александрии и т. д.). В конце апостольского века многие церкви имели епископов. Под ангелами малоазиатских церквей в Апокалипсисе (гл. II и III) нужно разуметь епископов, как лиц, высших сравнительно с пресвитерами. Здесь говорится, что к каждой из этих церквей приставлено было по одному ангелу, как высшему ее предстоятелю и блюстителю; пресвитеров же в этих церквах было много (Деян.22:17, 28). По преданию, записанному Климентом Александрийским, ап. Иоанн поставляет епископов для малоазиатских церквей. Также и Тертуллиан свидетельствует, что епископы ведут свое начало от ап. Иоанна Богослова.

Но особенно важны в этом случае свидетельства, заключающиеся в писаниях мужей апостольских, которые были, можно сказать, младшими современниками апостолов (и особенно св. Иоанна Богослова, умершего в конце первого или даже в начале второго века) и непосредственными продолжателями их дела. Из них особенно в писаниях Игнатия Богоносца все три степени иерархии различаются с совершенною ясностью. В своем приветствии к Филадельфийцам он прямо говорит, что все иерархические степени и лица «поставлены изволением Иисуса Христа и, по благоволению Его, утверждаются непоколебимо Его Духом». В других местах своих писаний епископа он называет благодатию Божиею, пресвитерство – законом Иисуса Христа (Магнез. II гл.), а диаконов – заповедью Божиею (Смирн. ѴШ гл.). По его взгляду, «епископ председательствует на место Бога, пресвитеры занимают место собора апостолов, а диаконам вверено служение Иисуса Христа» (Магн. VI гл.). Поэтому, на епископа должно смотреть, как на Самого Господа (Ефес. VI), на пресвитеров, как на апостолов (Тралл. Ill гл.), а на диаконов, как на служителей Христовых (Тралл. гл. II). Все эти места содержат в основании своем мысль о богоучрежденности иерархии; различие степеней священства вытекает из уподобления епископской власти – власти Божией, пресвитерской – власти апостолов, диаконского служения – служению верных исполнителей воли Христовой, а также – из отношения иерархических лиц между собою. Диаконы повинуются епископам и пресвитерам (Магнез. II гл.), пресвитеры – епископу, а в лице епископа – Самому Богу, Епископу всех (Магнез. III гл.). Без иерархии с епископом во главе «нет Церкви» (Тралл. III). Вот почему, по мысли св. Игнатия, без епископа или его позволения ничто не должно совершаться в Церкви (Тралл. II): ни евхаристия, ни вечери любви, ни крещение (Смирн. ѴШ гл.), ни даже брак (к Поликарпу V гл.).

Ввиду таких ясных и неопровержимых свидетельств Св. Писания и Предания об апостольском учреждении епископской власти, странно видеть попытку протестантов отрицать существование епископства в апостольский период на том лишь основании, что названия «епископ» и «пресвитер» не имели в то время того технического значения, которое им усвояется теперь, и в своем первичном общем, родовом значении прилагались безразлично к одному и тому же служению. Такой способ заключения (от одноименности предметов к действительному тожеству их), ложный в самом своем основании (ибо имя не всегда выражает сущность предмета, вполне же никогда не обнимает ее), будучи проводим последовательно, приводит к таким нелепым положениям, принять которые едва ли пожелают и сами протестанты. В самом деле, в Писании есть места, где именами «епископ», «пресвитер» и «диакон» называются не только степени священства безразлично, но также апостолы, простые верующие и даже Сам Христос, – так: апостольское служение называется епископством (Деян.1:20), а сами они – пресвитерами (1Пет.5:1; 2Ин.1; 3Ин.1) и диаконами (1Кор.3:5, 4:1; Еф.3:7 и др.); епископы – диаконами (1Тим.4:6; 2Тим.4:5); Сям Христос – Епископом, Архиереем и Апостолом (1Пет.2:25; Евр.3:1, 5:5); наконец христиане – священством, иереями (в смысле духовного служения. Откр.1:6 и др.). Следуя протестантскому способу умозаключения, должно было бы признать тожество не епископов и пресвитеров только, но и самих апостолов и даже Христа приравнять с ними, и не с ними только, но и с простыми верующими. Наконец, та же неопределенность имен встречается не только в писаниях апостолов и мужей апостольских, но и у позднейших сравнительно отцев Церкви: у Иринея (Прот. ересей кн. IV, гл. XXVI, кн. I, гл. XIV), Киприана (Твор. его т. I, стр, 104, 159, 169 и др.) и даже Златоуста (Бес. 1 на Флп.1:1); однако никто не решится утверждать вопреки ясному свидетельству истории, что во II, III и даже в IV в.в. епископство и пресвитерство не существовали, как отдельные иерархические степени с своим особым назначением, правами и обязанностями.

Есть еще несколько имен, прилагаемых в Новом Завете к священству, которые однако указывают на известные различные стороны или характеристические деятельности служителей Церкви, чем на особые виды служений или обязанностей.

Πρεσβεύω «быть посланником» Иисуса Христа – дает высокую идею истинного величия и достоинства пастырского служения.

Οἰκονόμος «строитель» (в рус. пер. «домостроитель» – управляющий домом, эконом) – содержит мысль о высочайшем доверии Христа к служителям своей Церкви.

Ἄγγελος «ангел», «посол», «вестник» – тот, кто совершает богослужение в Церкви.

Συνεργòς Θεοῦ – «содетель Божий».

Ἀρχιτέκτων «архитектор», «строитель» – тот, кто наблюдает над созданием или устроением Церкви Божией.

Στρατιώτης Ἰησοῦ Χριστοῦ – «воин Иисуса Христа».

Все эти и другие, подобные им имена, говорят сами за себя и указывают на величие и достоинство священнического служения.

Διακονία. Пастырское служение во 2Кор.4:1 называется также διακονία «служение», откуда заимствовано и самое выражение: пастырское служение. Слово это буквально значит – «служба, служение, прислуживание (διακονεύειν – быть слугою, прислуживать кому-либо) и в указанном месте употреблено в общем смысле, а не для обозначения служения «диакона». С таким общим значением, т. е. для обозначения всякого рода служителя или слуги Евангелия без различия, оно встречается во многих местах Писания (1Кор.3:5; 2Кор.6:3; Еф.3:7; 1Тим.1:12; Кол.1:23). Впрочем, весьма рано, именно с установления диаконской степени, оно получило и техническое значение и с таким значением употребляется во многих местах Писания (Деян.6:1–2, 21:8; 1Тим.3:8–13; Флп.1:1 и др.). Во всяком случае идея «служения», как главная идея священства, имеет особенную важность: священник есть «служитель всех ради Иисуса Христа».

Из обозрения данных, заключающихся в Св. Писании и Предании касательно новозаветной иерархии, мы необходимо приходим к следующим заключениям. Новозаветное священство установлено Самим Богом, как учрежденное апостолами по воле Иисуса Христа, причем при самом основании Церкви ясно и раз навсегда были положены и те неизменные начала, опираясь на которые священство должно продолжать свое непрерывное существование в Церкви. Впрочем, что касается формы существования священства, то она не сразу была сообщена последнему в том виде, в каком она существует ныне в Православной Церкви, но выработалась постепенно, исторически из самого существа жизни Церкви, по мере возникновения нужды в том или другом изменении иерархического строя, однако так, что к концу апостольского века все три степени постоянного священства ясно определились в Церкви. Первоначально апостолы совмещали в себе самих все служения новозаветной иерархии; но с течением времени обстоятельства жизни церковной побудили их выделить из круга своих обязанностей сначала служение диаконское, первоначально с обязанностями чисто хозяйственного и экономического характера, к которым впоследствии были присоединены обязанности наблюдения за церковным благочинием во время богослужения и вспомогательного участия в самом богослужении; затем – пресвитерское для управления делами частных христианских общин и, наконец, епископское, к концу апостольского времени, когда явилась нужда в высшем надзоре за ходом церковной жизни, каковой нужде при жизни апостолов удовлетворяли сами они или чрез своих учеников. Но кроме этих трех постоянных служений, в апостольской Церкви было много других служений, вызванных особенными нуждами того исключительного периода; таковы, прежде всего, служение самих апостолов, затем – служение евангелистов, пророков, учителей и т. д., которые должно рассматривать не как отдельные служения, со строго распределенными правами и обязанностями, а скорее как особые дарования, соответствующие той или другой деятельности церковной иерархии, которые могли совмещаться и в одном лице, что и было на самом деле. То, что в этих служениях было чрезвычайного и временно необходимого для первого насаждения и утверждения Церкви Божией на земле, кончилось вместе с веком апостольским или вскоре после него; обязанности же, отвечавшие постоянным нуждам Церкви (напр., обязанность миссионерства, учительства), вошли в круг деятельности постоянной иерархии. Вследствие этого и названия чрезвычайных служений не потеряли совершенно своего значения с прекращением самых служений, но, вместе с другими библейскими названиями новозаветного священства, доселе сохраняют глубокий смысл в приложении к пастырскому служению вообще, указывая на отдельные, частные обязанности, принадлежащие этому служению, раскрывая богатство содержания идеи христианского пастыря и свидетельствуя о высоте и важности его служения по сравнению с земными, человеческими служениями.

Православная вера, считающая своих последователей десятками миллионов в странах Старого Света – Европе, Азии и Африке, сравнительно мало распространена в Новом Свете. Причин подобного явления – много, и главными из них должны быть названы следующие: 1) Новый Свет только в новое время вступил в сферу общеевропейской культурной жизни; 2) момент этого вступления как раз совпал с временами тяжких страданий Православной Церкви, когда доселе цветущие Православные Церкви на Востоке были во всех проявлениях своей деятельности и жизни стеснены до последней крайности турецким игом, когда этим церквам нужно было обратить все свое внимание на поддержание и собирание своего некогда многочисленного, а в это время расхищенного и даже в некоторых местах почти уничтоженного словесного стада Христова; 3) Православная Русская Церковь, наиболее сильная количеством членов своих и их преданностию себе, в эти времена тоже еще не могла выступить на поприще миссионерской деятельности в таких отдаленных странах, как Америка, ибо обширнейшие пространства суши и воды отделяли русское государство от Нового Света, тем более, что эти пространства суши были населены народами дикими, не имевшими истинного света Христова. Должно было пройти много времени, пока исторические судьбы русского народа не привели его в ближайшее соприкосновение с Новым Светом и не сделали возможным воздействие Православной Церкви на грубую и первобытную душу дикарей – жителей прилегающих к Северной Америке островов и западного побережья ее. Естественно, поэтому, что апостольская деятельность миссионеров Православной Церкви в Новом Свете началась тогда, когда церковь западная-латинская, а вслед за нею протестантская со всеми ее сектами успели сделать уже огромные завоевания на материке Америки, когда указанные церкви успели много пережить, являясь в сознании народов то вестниками европейской культуры и всех благ, тесно связанных с нею, то преградою быстрого чисто-американского движения вперед, когда, наконец, они успели приноровиться к условиям жизни туземных народов и долговременным опытом выработать наиболее успешные средства проповеди среди них.

Эти все обстоятельства необходимо иметь в виду при суждении о миссионерской деятельности насадителей православия в Америке, – как среди индейцев и других диких народов ее, так и среди американцев-янки, – в особенности среди последних. При этом не нужно забывать и того, что латинская церковь в деле пропаганды всегда располагала огромными средствами, что теснимая своим злейшим врагом – протестантизмом, она особенно усиливала и усиливает эти средства, надеясь вознаградить себя за потери, наносимые последним, посредством приобретения новых членов среди народов, непросвещенных еще христианством. Равным образом, и протестантизм в своей деятельности миссионерской не только не отстает от католической церкви, но и в некоторых отношениях превосходит последнюю; в особенности это нужно сказать об Америке и ее разнообразнейших сектах: янки, обладая изумительнейшею энергиею во всех сферах деятельности, проявляли и проявляют не меньшую энергию и в деле пропаганды своих религиозных воззрений, если только берутся за это дело. Таким образом, Православная Церковь, явившись в Новом Свете сравнительно с другими весьма поздно, встретила здесь укрепившимися католическую церковь и протестантство, которые, ведя ожесточенную борьбу между собою, владея обширнейшими средствами для пропаганды, как материальными, так и иными, среди белых жителей Америки, уже успели перенесть и свою миссионерскую деятельность, и свою вражду в дело распространения христианства среди диких и полудиких народцев, занимающих частию американский материк и в особенности север его и прилегающий с запада к материку архипелаг Алеутских островов. Православие, таким образом, встретило и встречает в распространении своем среди язычников двойное препятствие, – грубость дикарей с их в высшей степени плачевною в материальном отношении жизнию и пропаганду иноверных христианских церквей. В распространении же своем среди христианского иноверного населения материка американского оно встретило известную организацию религиозных общин, воспитанных в известных преданиях своего вероисповедания, выработавших вполне определенное мировоззрение как относительно верования, морали и соответствующей требованиям первого и второй организации, так и относительно взаимных отношений к другим вероисповеданиям и общинам. Взгляды же католичества и большинства выросших на почве протестантизма сект на Православие и отношения их к последнему известны.

Еще одно замечание. Деятельность миссионеров Православной Церкви в Америке (на материке) началась (и продолжается) в настоящем веке, характеристическими чертами которого являются – неверие, преклонение пред так называемыми положительными науками, увлечение успехами в сфере материальных условий жизни и эгоизм. Если эти характерные черты духовной жизни нашего века, свойственные в той или иной степени народам Европы, занимая доминирующее положение среди них, создали здесь известные отношения науки и людей к делам веры и морали, – отношения далеко не дружелюбные, то в Америке среди янки эти черты должны были создать еще больший конфликт между господствующим настроением и религией с ее нравственной правдой. Нигде, ни в одной стране мира преклонение «пред долларом» не достигло таких размеров, как в Америке; нигде увлечение материальными благами не захватывало такой массы народонаселения, как в Америке; нигде борьба за существование, за участие в удовольствиях на жизненном пиру не достигала таких грандиозных размеров, как в Америке. При таком всеобщем духовном настроении, когда удовлетворение религиозных потребностей человеческой души отодвигается на задний план, относится к числу маловажных задач жизни, проповедь истинных начал жизни, – начал – диаметрально противоположных господствующему настроению, должна встретить упорнейшее сопротивление и не может сопровождаться видимым блестящим успехом. При данных условиях требуется чрезвычайное напряжение сил проповедников Христовой истины, чтобы только сохранить в количественном и качественном отношении вверенное им стадо Христово. Это с внешней стороны – не блестящий успех, но с внутренней, по существу, это великий успех, достигаемый с затратой множества духовных и физических сил. Тем бóльшая честь и слава и на небе, и на земле тем деятелям на духовной ниве человечества, которые при вышеуказанных неблагоприятных условиях духовной жизни нашего времени, сея слово Божие, насаждая истинные начала нравственности и ограждая посеянное и насажденное от тлетворных веяний деятелей «мира сего», вдали от родины, в среде чуждой и по жизни, и по духу, сумели и умеют не только сохранить вверенное им православное общество от распадения и заражения, но и привлечь к проповедуемым истинам и основанной на них жизни внимание людей, доселе чуждых всему этому, заставить их с уважением относиться к Православной Церкви, заставить полюбить ее и войти в лоно ее.

I.

Православная вера принесена в Америку сравнительно недавно, – не ранее второй половины XVIII века, и в настоящее время на всем обширном пространстве Нового Света находится всего одна епархия, и та насчитывает не более семнадцати тысяч чад в своей среде. Эта епархия есть Алеутская и Аляскинская, кафедру которой в декабре 1887 г. занял преосвященный Владимир.

Православие в эти отдаленнейшие страны занесено и здесь в известной мере утверждено русскими миссионерами. Полуостров Аляска, архипелаг Алеутский и узкая береговая полоса по западному берегу С. Америки почти до самого Сан-Франциско до 1867 г. принадлежали России. Эти местности открыты, завоеваны и подведены под высокую руку Белого Царя казаками и теми искателями и приобретателями «новых землиц», которые неудержимо со времен Ермака стремились на Восток, не страшась ни гор, ни пропастей, ни людей, ни зверей, пока не дошли до широкого моря; но и море не остановило этих удальцов; они во второй половине XVIII века появились на Алеутских островах, а потом и на Американском материке; в последних годах этого столетия основан был Ново-Архангельск, ставший центром наших Американских владений. Вслед за казаками явились здесь и торговые люди, а вместе с теми и другими стали сюда проникать и лучи христианского просвещения. Нельзя сказать, чтобы отношения казаков к покоренным алеутам и другим дикарям и торговые операции русских людей с этими странами были удачны; жестокость и своекорыстие и тех и других вызывали ожесточение туземцев, и казакам с промышленниками не раз приходилось жестоко платиться. Но начальная просветительная деятельность православных миссионеров за время принадлежности этих стран России положила здесь весьма серьезные основы для дальнейшего существования и развития православия: несмотря на множество опасностей в этих диких негостеприимных странах, многие самоотверженные сеятели Христова учения своим трудом и ревностию к славе Божией просветили светом Христовым сначала алеутов, обратили в Христову веру несколько тысяч из них и основали школу для новокрещенных, а за алеутами просвещены были и жители Аляски и побережья С. Америки. Состав первой духовной миссии был не велик: в 1793 г. был послан сюда архимандрит Иоасаф Болотов и три иеромонаха Валаамскаго монастыря. Один из иеромонахов, Ювеналий, проповедуя в Аляске, в 1795 г. принял мученическую кончину от обывателей ее, а настоятель миссии архимандрит Иоасаф, возведенный, по указу императрицы Екатерины II, но уже в царствование Павла I, 10 апреля 1799 г. в сан епископа Кадъякского, викария Иркутской епархии, в том же году во время отправления к месту своего служения погиб в море. Преемника погибшему архипастырю не было назначено, и до 1816 г. для всей русской Америки оставалось только два иеромонаха.

Апостолом алеутов, колошей, индейцев, населяющих алеутские острова, Аляску и другие близлежащие земли, по всей справедливости должен быть назван знаменитый митрополит Московский Иннокентий, в мире Иоанн Вениаминов, принявший на себя труд апостольства в сих странах в 1823 г. В 1840 г. о. Иоанн был посвящен в сан первого епископа Камчатского, Курильского и Алеутского, с кафедрою в г. Ново-Архангельске. Через семнадцать лет преосвященный, уже в сане архиепископа, был переведен в Благовещенск на Амуре, а в Ново-Архангельске поселился подчиненный ему викарный епископ. В 1867 г. вся территория Аляски была уступлена Североамериканским Соединенным Штатам, и таким образом во владениях последних явились последователи православия. Эго один путь, которым проникло православие в Америку.

Но был и есть другой путь увеличения числа приверженцев Православной Церкви. Этот путь – эмиграционное движение европейского населения в Америку. Эмиграция шла и идет по преимуществу из Западной Европы и, следовательно, выносила и выносит в Америку преимущественно приверженцев католической и протестантской церквей и сект. Но среди массы последних встречались и встречаются и последователи православия и еще более такие лица, которые, в силу истории своего просвещения христианством, питают склонность к православию или, по крайней мере, чужды нетерпимости и неприязни к нему. В настоящее время эмиграция направляется по преимуществу на запад С. Америки и в южную Америку, а первая из этих местностей находится в непосредственной близости с Аляской и Алеутскими островами, имеющими православное население. Переселенцы, исповедующие православную веру, оселись и оседают, как и все другие, в Америке маленькими оазисами, разъединенными огромными пространствами. А подобное рассеяние православных по всей территории Америки служило и служит причиною многих весьма важных и неблагоприятных для православия следствий. Во-первых, при таком рассеянии трудно и даже невозможно с достоверностию определить количество православных; во-вторых, религиозные нужды их только в редких случаях могли быть удовлетворяемы надлежащим образом; и в-третьих, поэтому, православные по необходимости должны были прибегать в таких обстоятельствах к помощи иноверного духовенства, могли мало-помалу забывать свою веру и привыкать к иной вере, а в худших случаях – к безверию. Если к этому присоединить еще то обстоятельство, что переселявшиеся в Америку православные, равно как и переселяющиеся, – разных национальностей, не всегда дружелюбно относящихся друг к другу, то будет понятно, почему Православная Церковь в глазах американцев была до последних времен совершенно незаметною величиною. Та же разъединенность пространственная и национальная, особенно последняя, в связи с другими причинами, послужила источником многих печальных явлений в среде православного общества, могших сильно уронить достоинство Православной Церкви и ее представителей в глазах тех же американцев. Без сомнения, устранение или, по крайней мере, смягчение всех этих неблагоприятных для православия в Америке условий возможно только при посредстве надлежащей организации там Православной Церкви, организации, соответствующей достоинству ее и отвечающей вполне нуждам, задачам и средствам ее.

(Продолжение будет).

Теперь представляется вопрос: чтó должно предпринять ввиду этого зла? Отыскивая разрешение этого вопроса, мы сталкиваемся с антитезой, может быть самою важной, которая обнаруживается во взглядах на общественную жизнь: одни признают нравственный прогресс, другие нет, допуская только умственный прогресс. Отсюда происходит осуждение всякого запрещения. Говорят: «запретительная сила не сделает никого разумнее, нравственного прогресса нет, мотивы действий в среднем остаются одинаково хорошими и одинаково дурными, – поэтому, к чему запрещение? Не мешайте человеку в борьбе за существование: глупость не устоит, победа останется на стороне разума – вот единственно возможный прогресс, какой можно себе представить».

Не берусь оспаривать приверженцев этой теории; это завело бы слишком далеко. Я принадлежу к тем, которые твердо верят в нравственный прогресс человечества. Эту уверенность мы почерпаем из всеобщей истории; да и зачем было бы жить без этого убеждения. Разделяющие этот взгляд должны также допустить, что принуждение так же необходимо в деле нравственного воспитания целого народа, как и отдельной личности. На стороне правительственной власти право вмешательства. Если правительство имеет право карать преступления, даже смертною казнью, оно должно также иметь право и предупреждать их. Мне хорошо известно, что все сторонники либерального доктринализма поднимутся против этого предложения, возражая, что это было бы опекой. Так, но относительно другого наркотика – морфия каждый признает справедливость такой опеки. Запрещением продажи морфия правительственная власть предохраняет каждого против его собственной слабости.

Поистине интересно наблюдать, как ежегодно сотни докторов поддаются морфиомании, так как в действительности они одни, оставаясь незатронутыми благодетельною опекой, могут легко доставать этот яд. Отсюда видно, что собственный рассудок не предохраняет человека – никто не предвидит опасности лучше врача – и потому нужна поддержка против нашей собственной слабости.

Законом воспрещаются незаконные проценты. Не есть ли это также опека и ограничение свобода? Однако, не лучше ли в тысячу раз ростовщик фабриканта или продавца алкоголя? Тогда как первый берет только деньги с своих ближних, второй, сверх того, отнимает здоровье, рассудок, честь и совесть! Азартные игры преследуются во всех цивилизованных государствах. Однако же вредные для общества последствия их меркнут перед последствиями пьянства. Чтó ответить на чье-либо заявление: «азартная игра – приятное отдохновение после работы, она развлекает и дает другое направление мыслям. Что до меня, я не нахожу в ней никакого вреда; я вполне владею собою и не подвергаюсь никакой опасности, видя, как эта склонность переходит в страсть. Поэтому я желал бы видеть игорные дома на всех углах улиц, чтобы удовольствие было от меня в нескольких шагах, когда явится к нему охота. Тем хуже для тех, которые столь нерассудительны, что разоряют себя и свои семьи».

Но, по чистой совести, не рассуждает ли так большинство людей относительно алкоголизма? Ни в чем так поразительно не проявляется человеческий эгоизм, как в этом вопросе. Как же назвать того, кто говорит: «Чтó мне за дело, если ежегодно миллионы моих ближних попадают в больницы и исправительные дома; если миллионы впадают в глубочайшую нищету, лишь бы только я мог, не изменяя своей привычке, каждый вечер пить пиво и спокойно пользоваться доходами с моих пивоваренных дел».

Я совершенно отвергаю возражение, делаемое обыкновенно теми, которые говорят, что не подают примера неумеренности, не переступая границы умеренности. Тот, на чьей стороне преимущество уменья владеть собою, не освобождается от лежащей на нем обязанности стараться действовать примером на тех из своих ближних, единственное спасение которых в совершенном отречении от алкоголя.

Нужно помнить, что никогда примером одной умеренности не исправить пьяницу. Во всех случаях, когда достигали этого результата, его достигали только убеждением, что единственно возможное спасение для пьяницы – избегать первой рюмки, первого стакана. Средство излечения от пьянства одно и то же как для отдельной личности, так и для народа.

Не забудем, каких результатов достигли влиянием примера. Не забудем, что большинство людей не задумывается над мотивами, которые побуждают их действовать. Они не спрашивают: зачем должно это делать? а только: как это сделать? Поэтому, пример людей почитается в тысячу раз ценнее всех разглагольствований и поучений.

Кто считает себя призванным к делу воспитания народа, должен начать с самого себя. Обязанность образованного класса стараться прежде всего действовать примером. Только такой образ действия даст право действовать законным путем против пьянства массы. Никогда никто не поверит в бескорыстие сделанных усилий, пока богач не убедит самого себя в необходимости отречься от вина. Жертвы, которые вменяются в обязанность самому себе, единственная мера, единственное испытание для определения чистоты побуждений, лежащих в основе ваших действий.

Национальная слабость обнаруживается не только на полях сражения; она ясно обнаруживается также в борьбе, не менее убийственной и безжалостной, называемой «миролюбивою борьбой» народов на почве экономической. Каждый согласится признать, что трезвость семитического племени дает ему стойкость в борьбе с европейскими народами. Антисемиты должны начать свою борьбу с начала, отказавшись от пива, притупляющего и делающего их неспособными выдерживать борьбу с своими разумными противниками. Известно также, что воздержание от алкоголических напитков дает большое преимущество в борьбе европейцев в деле колонизации в Новом Свете. Главная причина, вытесняющая немца, несмотря на все его германские доблести, другими народами в Америке заключается в его неразрывной дружбе с кружкой пива. Нам предстоит быть свидетелями «миролюбивой» войны народов за первенство, и поражения расы, которая не откажется от алкоголя.

Однако, не должно ждать помощи от одного только правительства. На частных обществах лежит обязанность подготовления почвы для законодательной власти. Но эти общества должны единогласно предъявить принцип полного отречения от всех спиртных напитков. История борьбы с алкоголизмом показывает нам ничтожность результатов, достигнутых всевозможными обществами умеренности, в удел которым досталось только осмеяние; тогда как общества полного воздержания пользовались самыми блестящими успехами. В Северной Америке, под их влиянием, прибегли к абсолютному запрещению продажи и производства алкоголя в пяти штатах – Мен, Иова, Вермонт, Род-Эйлент и Канзас; другие штаты, где это движение усиливается с каждым днем, близки к достижению такого же результата. Число тех, которые клятвенно стали на стороне полного воздержания, простирается в Англии до 5 миллионов, в Норвегии до 100,000, в Швеции до 60,000 и в Дании до 30,000 человек.

Часто формулируют следующим образом возражение: запрещением никогда ничего не достигнешь; лишенный алкоголя, народ прибегает к более вредным наркотикам – морфию и опиуму. Я думаю, что это возражение вполне свидетельствует о слабости доказательств. То же самое можно было бы утверждать о каждой попытке к исправлению. Эго похоже на то, если б отец сказал: «Зачем воспитывать моих детей? Запрещением чего-либо дурного их побудишь только к изобретению новой шалости». Долг правительства неусыпно поддерживать борьбу с массовым неблагоразумием и слабостями. Что касается тех, которые утверждают, что потребление морфия и опия в штате Мен увеличилось со времени запрещения алкоголя, то они действуют в интересах своей партии. Статистика доказывает, что в этом штате потребление морфия, опия и табака менее, чем в соседних штатах. И все возражения, направленные против запрещения алкоголя, такие же измышления против необходимости дела, и потому легко опровержимы.

Я знаю, что раз мною опровергнуты все доводы, многие могут сказать: «Все это так, и хорошо в теория. Но почему же нам не наслаждаться превосходными дарами природы? К чему же зреющий на солнце великолепный виноград, воспетый всеми поэтами, утешавший людей искони, от которого мы должны отказаться? Почему по временам нам не заглушать ваш рассудок? Не годится быть всегда хладнокровным и владеть собой. В счастливую минуту отчего не воспользоваться средством снова возвратить молодость, веселость и детскую беззаботность! Что сталось бы с нашим жалким миром, если б им беспрерывно управляли законы холодного рассудка? Не приведет ли он также к безнравственности и преступлению? А преступления, брызжущие из этого источника, не гнуснейшие ли из всех! Мы должны во что бы то ни стало стараться дать волю своим естественным чувствам, хотя бы посредством алкоголя, за неимением в распоряжении чего-либо другого. Мы любим любезных людей и утешительные напитки».

В принципе, это самая ложная точка зрения. Неверен взгляд на алкоголь, как на средство, необходимое для рассеяния нашей внутренней жизни. Есть более возвышенные радости. Несомненно, нужно поддаться низменным побуждениям, чтобы на первом месте ставить поклонение Бахусу в алкоголическом наркозе. Алкоголь именно препятствует людям стремиться к другим развлечениям, поддерживать благородную и возвышенную дружбу, сближаться с одинаково мыслящими людьми, для достижения общего совершенства. Грустно видеть тысячи людей, которые сходятся каждый день, не имея ничего между собою общего, кроме тяготения к тому же пиву. Как часто замечается недостаток разборчивости в составе общества, где не смущаются мыслию, в состоянии ли люди, с которыми сходятся, понять и оценить достоинства друг друга. Единственная забота хозяев, чтобы гости ни в чем не нуждались. И все счастливы и довольны, и назавтра расточают похвалы прелести общества и любезности хозяина.

Не будь алкоголя, хозяину, прежде чем дать вечер, пришлось бы убедиться, есть ли между званными какая-либо связь, привлекающая их друг к другу. Правда, частые собрания оказались бы невозможными. Человек отвлекался бы на некоторое время от общества, старался бы пополнить внутреннюю пустоту, пока потребность в людях не привлекла бы его к тем, с кем он связан общими интересами и одинаковыми стремлениями. Таким образом общественная жизнь приобретала бы умственное развитие, характер искренности и веселости, превосходящей все, что производит влияние алкоголя. Потребность в симпатии и откровенности глубоко коренится в нас; мы не можем подавить ее. Чем более мы сопротивляемся естественному влечению, тем более оно становится настоятельным. Общительность – существенное качество человека. Попытки к подавлению ее только возбуждают ее и заставляют обнаруживаться. Между тем как удовлетворенная только внешним образом, под влиянием алкоголя, она может прозябать, как хрупкое тепличное растение.

Прискорбнее всего, что молодежь находит невозможным сбираться, не прибегая к алкоголю. Гете сказал, что молодость – это опьянение без вина. Куда ж девалась нынче эта молодость? Взгляните, например, на общество немецких студентов. Если лишить алкоголя этих сынов муз, они немедленно разбредутся куда попало. Жизнь общества, подобная той, которая создается влиянием алкоголя, препятствует академической молодежи группироваться естественным образом, согласно общим идеалам и интересам.

Но зло не ограничивается этою молодежью. Благодаря мании подражания, для юных немецких гимназистов нет большего удовольствии, как собраться за кружкой пива.

Не приведет ли такое положение дел к преждевременной зрелости и притуплению ума, которые заглушат в нашем юношестве высокое вдохновение идеалом?

Алкоголь приводит человека к лености, к боязни всякого усилия. Отсюда утрачивается склонность к красотам природы, потому что полное наслаждение ими требует ходьбы, гребли, поездок, преодолении всяких препятствий. А поклонник пива едва дотащится до ближайшей пивной и остается там, точно прикованный к ней. Эти заведения строят в местах, представляющих наиболее привлекательный вид. Но какая разница между природой, видимой из окон ресторана, и тою, которою мы любуемся, гуляя пешком посреди гор! Алкоголь ослабляет умственные способности человека, делает его равнодушным к более высоким наслаждениям жизни; в конце концов он доводит его до скотского состояния. Алкоголь, заглушая нравственный идеал, становится самым важным препятствием к прогрессу человечества. Народ, алкоголизированный и усыпленный, не может дать себе отчета в отсутствии этого идеала. Лишь только голос совести заставит прислушаться к себе, его заглушают алкоголем. Если ненароком явится потребность в более благородных удовольствиях, она тотчас уносится потоком пива.

Отсутствие духовного идеала проявляется наружным образом, в выражении лица. Благородные черты лица исчезают все более и более, уступая место бессмысленной физиономии. Таким образом обезображена половина людей так называемым умеренным употреблением алкоголя.

Резюмируя сказанное, мы должны сознаться, что единственно грубый эгоизм ставит преграды постепенному и полному запрещению алкоголизма. Но торжествовать придется не этому эгоизму: победа будет за теми, кто склонен к наибольшим жертвам. Так учит нас история. Пусть это послужит утешением в наших житейских разочарованиях, пусть будет источником нашей силы и упования на будущее, которое принесет нам победу.

Еще к вопросу о ведении клировых ведомостей. – Таврическая духовная консистория, составив примерный образец клировых ведомостей (по образцу, составленному Казанской духовной консисторией), с необходимыми пояснительными примечаниями, находит нужным еще прибавить нижеследующее: а) относительно церквей, имеющих в своих приходах иноверцев (инородцев?), в первой части клировых ведомостей – «о церкви» – после обычных указанных в образце рубрик, нужно объяснять под особою рубрикою: на каком языке совершается богослужение в том или другом приходском храме – на славянском или инородческом (и каком именно) и все ли на одном языке или только частью; б) во второй части клировых ведомостей, в ведомости – «о причте» – о каждом члене последнего в графе о прохождении службы, пред перечислением членов семейства, по-прежнему должно быть обозначаемо – знает ли инородческие языки и какие именно, или нет, а также имеет ли ставленничсскую грамоту, грамоты на ордена и переместительные указы; в) в графе о произнесенных проповедях о каждом проповеднике в инородческих местностях следует обозначать, сколько и на каком именно языке сказано было им проповедей; г) в случае подсудности кого-либо из священно-церковнослужителей, окончившейся обвинением подсудимого, хотя бы впоследствии эту подсудность и было разрешено не считать препятствием к получению наград, должно показывать – в графе о прохождении службы или штрафной по принадлежности – когда именно началось дело, и когда именно окончено исполнение наказания; д) о заштатных священно-церковнослужителях, а равно – вдовах и сиротах должно объяснять, не имеют ли они кого-либо из близких родственников (родителей, братьев) и кого именно (Таврич. Епарх. Вед. 1890 г. № 1).

О порядке записей совершения таинств и треб над чужеприходными. – Полоцкая духовная консистория дает знать духовенству епархии к должному исполнению, чтобы причты церквей, в случае совершения ими таинств крещения и брака над чужеприходными, а равно погребения умерших, по записи этих событий в метрические книги, в видах правильного ведения церковных документов, тогда же препровождали бы метрические выписи об этих событиях к причтам тех церквей, к приходу коих принадлежат лица, над которыми были совершены те или другие таинства и требы (Полоцк. Епарх. Ведом. 1890 г. № 1).

Воспрещение употреблять школьные суммы на церковные и причтовые нужды. – Ввиду того, что одним из священников Рижской епархии допущен расход из школьных сумм на некоторые церковные и причтовые нужды, Рижская духовная консистория журнальным определением своим, утвержденным епархиальным преосвященным, постановила: на будущее время строго предписать оо. благочинным церквей епархии, чтобы они подобных расходов из не подлежащих церковному ведению школьных сумм отнюдь не допускали и о нарушителях настоящего распоряжения немедленно доносили епархиальному начальству (Рижск. Епарх. Ведом. 1890 г. № 2).

Штундизм явление сложное; цели его крайне незавидны, стремления не понятны. При отрицательном отношении ко всему учению Церкви Православной, и при субъективном взгляде на Св. Писание – крайне произвольном толковании его, штундизм, как учение, в своем развитии, представляет какую-то странную смесь понятий, мнений и убеждений. Чтобы вполне увидеть это, изложим учение штундизма, на основании показаний возвратившихся из штундизма в православие, следуя рубрикам, указанным программой, для собирания сведений о штундизме (см. № 24 «Рук. для сел. паст.» за 1889 г.). Оставляя в стороне первый вопрос, как мало имеющий отношения к делу, начнем со второго.

2) Как называют сами себя штундисты, и как называют их православные? Объяснение простонародных названий штундистов.

Все штундисты называют себя «истинными Христовыми последователями», «верующими», «уразумевшими истину», «посланными Духом Святым благовествовать истинное учение Христово, отделить пшеницу от плевел, проповедать лето Господне благоприятно». Православные же называют штундистов «штундерами», «антихристами», «врагами человечества и Божиими», а также и «магометанами». Последнее наименование усвояется штундистам потому, что штундисты не пьют водки, как и магометане.

3) Штундисты подразделяются ли на особые подсекты, или нет?

Одни из штундистов держатся анабаптического учения и мнения пресвитеров принимают за абсолютную истину; другие же – «духовные», ставят в деле веры свое личное я выше всего.

4) Ко всем ли институтам Православной Церкви (духовная иерархия, таинства и пр.) штундисты относятся отрицательно?

Ответ на этот вопрос крайне тяжелый. Никаких институтов Православной Церкви не признают. Иерархических лиц они считают ни за что. Лиц высшей иерархической власти «они называют сынами погибели, противящимися и превозносящимися», в доказательство чего ссылаются на 3–4 ст. 2 гл. 2 посл. св. ап. Павла к Солунянам, а также на 14 гл. пророка Исаии. Архиереев они называют также «христоубийцамп», ссылаясь при этом на Евангелие (Mф.27:1 и 20; Мк.14:55, 15:1; Лк.23:10 и др.). Священников считают «зверем» (Откр.13:1), а также теми книжниками, о которых сказал Спаситель: «остерегайтесь книжников, любящих ходить в длинных одеждах» (Мк.12:38). Всех же вообще – архиереев и священников, а также и монахов, за ращение волос называют людьми «бесчестными», приводя в доказательство такого своего мнения 14 ст. 11 гл. 1 посл. ап. Павла к Коринфянам. Что же касается таинств, то все они, по учению штундистов, ни что иное, как выдумка архиереев и попов, сделанная для корыстной цели, для своей наживы.

5) Имеются ли у штундистов письменные или печатные уставы, или катехизисы с изложением их учения?

У штундистов есть немало книг, в которых изложено их учение; но такие книги скрываются ими от пастырей Церкви и в руки православным не даются.

6) Выразить сущность учения штундистов, если можно формулировать его кратко.

Суть учения штундистов следующая: а) веруй в Господа Иисуса Христа и ты спасен; б) спасение совершилось и все уверовавшие во Христа спасены; в) спасение даровано нам туне, а дары Божии, как непреложные и вечные, отняты быть не могут; г) человек спасается чрез веру во Христа и принятие в себя Христа, а для этого человек должен сознать себя грешным, уверовать во Христа и возблагодарить Его за все, что Он для нас сделал, а также сознать себя спасенным навеки; д) вера во Христа, как дар Божий, никогда не отнимается от принявших в себя Христа, потому что дары Божии непреложны и вечны; е) первым долгом принявших в себя Христа, должна быть проповедь¹⁵⁹; ж) каждый, принявший в себя Христа, может уразуметь все Св. Писание и истолковать его другим; з) Христос вселяется в людей грешных и нечистых, лишь только они уверуют в Него.

7) Что признают штундисты источником боговедения?

Источником боговедения штундисты признают одно лишь Св. Писание.

8) Отношение штундистов к Св. Писанию Ветхого и Нового Завета.

Как ветхозаветное, так и новозаветное Свящ. Писание признается штундистами за книги Богодухновенные. В книгах Ветхого Завета особенно дороги для штундистов те места, в которых говорится об идолах и об уничтожении их, а также и о том, что Господь не благоволит к жертвам и курениям иудеев. Такие места читаются ими с удовольствием, равно как охотно читаются ими речи пророческие, заключающие в себе призыв к покаянию, а также и псалмы Давида. Те же места, в которых говорится о скинии и храме, о херувимах и жертвах, не уважаются штундистами, потому что «Христос приходил отменить старое и дать новое». Новозаветное писание признают для себя обязательным; в особенности они любят читать Апокалипсис, в котором видят изображение судьбы Церкви Христовой, в настоящее время; другие же места новозаветного писания они принимают и читают их настолько, насколько это им необходимо для прикрытия своих заблуждений.

9) Взгляд штундистов на Св. Предание.

Священного Предания штундисты не признают. Все, что нужно для веры и спасения, записано в Св. Писании. Если же и осталось какое-либо предание от Христа и Его апостолов, то оно искажено архиереями и священниками, и потому, говорят штундисты, «находится в плену у диавола».

10) Учение штундистов о Боге, о Св. Троице, об Иисусе Христе, о Святом Духе.

Учение о Боге формулируется штундистами так: «мы веруем, что есть только один, живый, истинный, вечный Бог: Отец, Сын и Святый Дух, Которые в своей природе и свойствах совершенно вечны, равны и нераздельны, так что Отец есть истинный, вечный Бог, Сын – истинный, вечный Бог и Дух Святый – истинный, вечный Бог; веруем не в трех Богов, но только в единого, вечного, всемогущего, премудрого, вездесущего и всеведущего Бога», Господа Иисуса Христа они называют «Спасителем», «Примирителем», «Ходатаем». Духа же Святаго называют «Утешителем», наставляющим на всякую истину и особенно открывающим эту истину им (штундистам), как избранникам Божиим, людям святым. – Православных же Дух Святый не научает, как грешников, поклоняющихся образу «зверя» (св. иконам) и принимающих начертание его (крестное знамение). При этом нужно сказать, что некоторые штундисты, относительно лица Иисуса Христа, держатся докетического мнения.

11) Учение штундистов о спасении человека и благодати.

Учение штундистов о средствах необходимых для спасения изложены в 6-ти пунктах. Здесь же скажем кратко: для спасения и благодати нужны: а) вера сердечная, б) терпение, но не в строго христианском смысле этого слова, а в том, что нужно терпеть преследования властей за разные их кощунственные выходки, и в) кротость, тоже не христианская кротость, а иезуитская хитрость, дающая возможность прикрывать свои затеи и вводить в заблуждение других, особенно же властей. А самое главное, чтобы достигнуть спасения и получения благодати, нужно отказаться от Православной Церкви, отвергнуть иконопочитапие и крестное знамение.

12) Учение штундистов о таинствах вообще, и в частности о таинстве крещения и причащения.

Никаких таинств штундисты не признают. «Это обряды закона», говорят они; «закон же прешел». Крещение и причащение (преломление хлеба) у баптистов-штундистов, хотя и совершаются, но совершаются и принимаются не как таинства, а как обряды, служащие напоминанием о крещении Спасителя и Его тайной вечери. «Духовные» же ни того, ни другого таинства совершенно не принимают даже в значении обрядов. О крещении говорят: «нас не крещение, плотской нечистоты омытие, но обещание Богу доброй совести спасает воскресением Иисуса Христа» (1Пет.3:21). О таинстве же причащения учат, что это «ничто иное, как уксус, смешанный с желчью, который давали Христу распинатели Его». Слова же Евангельские: «Ядый Мою плоть и пияй Мою кровь» понимают так: «есть плоть Христову значить читать Евангелие, – пить кровь Христову – значит читать послания апостольские и Ветхий Завет». Такого мнения держатся не все, но некоторые штундисты и притом такие, у которых, вследствие мистицизма и желания показать свое глубокое знание истин веры, «зашел ум за разум».

13) Взгляд штундистов на таинства: миропомазания, священства, покаяния, елеосвящения и брака.

Как штундисты баптического исповедания, так и духовные, этих таинств не признают, считая их выдумками архиереев и священников, измышленными лишь из корысти, для своей наживы.

14) Взгляд штундистов на обряды и богослужения Православной Церкви.

Обряды и богослужения Православной Церкви – ничто иное, как выдумка архиереев и священников, не имеющая никаких оснований в Св. Писании Нового Завета. На обряды и богослужения Православной Церкви штундисты смотрят с насмешками; так видят ли они, как совершается богослужение в храме или поются молебны пред св. иконами в храме или во время крестных ходов, штундисты говорят друг другу, а также подчас и православным: «видите, как жрецы (священники) с воплем крепким ревут пред богами своими, как иные на поминках по умерших» (Посл. Иерем. ст. 31). В крестных ходах, совершаемых с святыми иконами, штундисты видят исполнение слов пророческих: «увидите в Вавилоне (Вавилон это мир) богов золотых, серебряных и деревянных, носимых на раменах», а потому, увидя крестный ход, говорят: «одному Богу должно кланяться» (Посл. Иерем. ст. 45). В крестном ходе, совершаемом в первый день св. Пасхи пред началом утрени, когда множество верных сынов Церкви держат в руках зажженные свечи, видят знамения и чудеса антихриста, а потому и говорят: «вот, видите, зверь (антихрист) творит великие знамения и огонь сводит на землю пред людьми» (Откр.13:13). Относительно возжжения светильников пред св. иконами говорят: «для богов зажигают светильники и больше нежели для самих себя, а они ни одного из них не могут видеть» (Посл. Иерем. ст. 18). Словом, все богослужения и обряды Православной Церкви у штундистов подвержены самой наглой насмешке.

15) Взгляд штундистов на крестное знамение и св. иконы.

Крестное знамение, по мнению штундистов, ничто иное, как печать «антихриста»; святые же иконы – идолы. Не лишне при этом заметить, что по мнению штундистов иконопочитание началось со времен св. Константина Великого, что в первенствующей Церкви иконопочитания не было, – соборами запрещалось¹⁶⁰.

16) Отношение штундистов к правилам и обычаям Православной Церкви; взгляд их на постановления вселенских соборов, на творения отцев и учителей Церкви.

Правила и обычаи Православной Церкви – это выдумки, которым, по убеждению штундистов, не следует внимать. Постановления же вселенских соборов, а также творения св. отцев и вообще вся православная христианская письменность ничто иное, как попытка санкцировать все выдумки архиереев и священников, но весьма неудачная, так как люди здравомыслящие (все протестанты и штундисты) разоблачали пред желающими спасения несостоятельность всех этих выдумок.

17) Отношение штундистов к св. угодникам и мощам св. угодников.

Никаких угодников Божиих штундисты не признают и не почитают; мощей их также. Мощи, по убеждению штундистов, обман; они говорят: «все что от земли должно возвратиться в землю». – Угодниками Божиими считают только пророков и апостолов, а также и самих себя, как величайших избранников Божиих, посланных проповедывать истинное учение Христово. На всех же остальных угодников, почитаемых Православною Церковию, а в особенности на святителя Христова Николая, смотрят крайне пренебрежительно, как на отступников от веры Христовой и «преданной заповеди».

18) Взгляд их на чудеса.

Чудеса евангельские, а также записанные в книге Деяний апостольских и книгах Ветхого Завета штундисты признают бесспорно совершившимися и под непосредственным действием Божией силы и благодати. На чудеса же последнего времени, совершавшиеся и совершающиеся чрез св. мужей, их мощи, а также и святые иконы смотрят, как на те знамения и чудеса, которые сотворит «зверь» – антихрист. В особенности же они ожесточенно нападают на чудеса от св. икон, в которых прямо видят действие антихриста (Откр.13:15).

(Продолжение будет).

В Св. Писании находятся многочисленные и ясные указания на действительного и в тоже время идеального «пастыря», который во все века пас души людей, водя их не только по цветущим пастбищам, по и по пустыням, питая их хлебом жизни не только в пустыне Синайской, но и на живописном берегу Галилейского моря. «Бесте бо яко овцы заблуждшия (не имуще пастыря): но возвратистеся ныне к Пастырю и Посетителю душ ваших» (1Пет.2:25). «Ниже нарицайтеся наставницы: един бо есть Наставник ваш, Христос» (Мф.23:10). «Учаще их блюсти вся, елика заповедах вам: и се Аз с вами есмь во вся дни до скончания века» (Mф.28:20).

Эти и подобные им места Св. Писания указывают на великий образец, примеру которого должен следовать каждый пастырь и который сам был «добрым», т. е. истинным «Пастырем». Истина эта всем известна; но важность ее столь велика, что она должна быть утверждена в уме пастыря прежде и глубже всяких других истин. Правда, характер Иисуса Христа не допускает полного приравнения его к людям во всех отношениях; тем не менее Он был истинный человек; притом Он Сам некогда сказал Своим ученикам: «Грядита по Мне и сотворю вы ловца человеком» (Mф.4:19). И они следовали за Ним во все время Его земного служения; они учились Его кроткому и терпеливому обращению с людьми, наглядно усвояли самый образ Его учения; Его возвышенный и любвеобильный дух сообщался им. Ап. Павел видел во Христе образец для себя, не только как человека, но и как пастыря; и нынешние пастыри, направляя взоры свои выше Павла, Петра, Иоанна и других человеческих примеров, должны делать то же самое.

Один почтенный пастырь, приняв священный сан, говорил: «я посвящу все свои познания и все свои слабые способности на преуспеяние славы Того, Кто дал мне их, зная, что я никогда не буду в состоянии воздать Ему за все те милости, которые Он оказал мне, сделав меня христианином. И я буду всеми силами стремиться к уподоблению моему Спасителю, делая смирение привлекательным в глазах людей и следуя примеру кротости и милосердия моего возлюбленного Господа».

Мы не намерены входить в подробное рассмотрение тех качеств характера и деятельности Христа, которые должны быть предметом подражания для пастырей, но желаем установить только ту истину, что пастырь выше и помимо всяких других образцов должен взирать на Самого Христа. Можно указать здесь четыре главных пункта, где Христос является как пастырь или руководитель: в области ума, воли, сердца и общего душевного настроения или расположения; и на них-то пастырь должен остановить все свое внимание.

1) Христос, как учитель. Уже одна мысль, что слово, проповедуемое нами теперь, первоначально возвещалось Самим Господом, должна служить источником сильного воодушевления для пастырей. Учение Христа было живым обращением к отдельным лицам, – к тому, что составляет сущность каждого отдельного человека, к его истинному «я», к личности. Оно записано для всех людей, которые прилагают особенное внимание к слушанию его. Учение пастыря также должно иметь непосредственное отношение к отдельным личностям и направляться к высокой цели; оно должно проникать в глубину души верующего и касаться всего, что есть в человеке самого лучшего и постоянного, что он уносит с собою в вечность. Оно не должно действовать на один рассудок, не должно обращаться исключительно к одной совести, но должно поставлять свою главную цель в управлении волею и сердцем пасомых.

Что касается образа учения нашего Господа, то, говоря вообще, Он вливал слово жизни в душу человека скорее как семя, чем как вполне развитую истину; а затем уже душа сама, по мере своего развития и жизни, усвояла и возращала в себе эту истину до ее полной зрелости, путем самостоятельной мысли и свободной деятельности, хотя в то же время была вспомоществуема и свыше. Таким образом, истина привносима была в существо человека, но так, что душа оставалась свободною участвовать в ней. Христос не прямо делал все ясным, но старался в самой душе возбудить мысль о Боге, сознание собственной зависимости и греховности, сознание необходимости искупления, покаяния, веры, молитвы. Источник успеха каждого учителя заключается в вере в силу истины, в ее способность изменять нравственное состояние людей и чрез то вводить их в лучшую жизнь. Правда, в учении Христа есть такие черты, которые не могут быть предметом подражания для пастырей, как, например, непогрешимое утверждение истины на Своем собственном авторитете и действия чудесной силы, сопровождавшие Его служение; но в общих методах учения, в его простоте, естественности, приноровлении к пониманию слушателей, в его мягкости и снисходительности мы должны ставить Христа своим образцом и особенно с внутренней, духовной стороны. Проповедь есть действие, но действие души, и потому ее результаты, действенность, тесно связаны с душевным состоянием самого проповедника. Не столько тем, что и как он говорит, сколько тем, что он есть, проповедник может обнадеживать себя, что он не напрасно трудится. Прежде всего другого он обязан «хранить таинство веры в чистой совести» (1Тим. 3:9). Эта чистая совесть (другими словами – прямота намерений, помыслов) составляет главную силу проповеди. Речь является могущественною от вызывающего ее внутреннего побуждения в том, кто произносит ее, в какой бы форме ни выражалось это побуждение. Она тем лучше, чем более отражает в себе черты сокрушения, покорности, молитвы, мученичества. Мы должны молиться, очищать свое сердце, устремлять свои чаяния к небу, вооружать себя мечем слова Божия и не полагаться ни в чем на себя самих; в этом состоит необходимое приготовление к учительству. Словом, уста наши, по самой своей природе, расстроенной грехом, осквернены; они должны быть очищены, и очищены огнем (Ис.6:5–7). Это приводит нас к рассмотрению второго пункта подражания Христу.

2) Нравственно безупречный характер Христа. Сила Христа, как руководителя и пастыря людей, проистекала из того факта, что Он «был без греха». Своим повиновением закону и силою Своей добродетели Он отворял всякую темничную дверь и возвещал свободу всякому заключенному. Его бесконечное нравственное совершенство сообщило и Его жертве бесконечную ценность и сделало ее способною искоренить грех из самых оснований существа человеческого; и только в силу Его совершенной благодати люди могли уповать на Него и верить, что Он питает их хлебом вечной жизни. Многие учители и богословы с большою силою и ясностью развивали эту мысль о необходимости совершенной святости для Спасителя, чтобы быть Искупителем грешных людей; и это – прекрасное, полное жизни учение, лежащее в основании всего христианства, как искупительной силы в человечестве. Служитель Христова евангелия должен молиться и стараться о приближении к нравственной безупречности Христа, стремиться к усвоению Его нравственной чистоты, зная, что каждый шаг в добродетели есть вместе с тем новое приобретение в силе, и, сверх того, слыша прямое повеление от Него «быть святыми, как Он свят» «быть последователями Его, как возлюбленные дети».

3) Истинное сострадание Христа к людям. Христос не только всем сердцем Своим принадлежал Богу, божественной истине, мироправлению и воле, но и принимал горячее участие во всех человеческих делах. Он действительно участвовал во всем, что касалось тела и духа человеческого, их разнообразных нужд и опытов жизни. Он даже «искушен был по всяческим по подобию, разве греха». Он мог поэтому «спострадати немощем нашим», ибо Сам подвергался испытаниям и искушениям (Евр.4:15). Неандер в своей «Жизни Христа» говорит: «Он явился человеком, так что душа Его до глубочайших своих оснований могла трогаться сочувствием к страданиям человечества, причиненным грехом». Это прекрасное слово «сострадание» – «страдание вместе с к. л.», участие во всем, что мы делаем и что терпим, – Христос вполне осуществил в Своей жизни и деятельности, воплотил в Своей личности. Он обнаруживал различные виды сострадания к людям, как, например, по отношению к согрешающему Петру, служившему предметом насмешек для всех Закхею, к умершему Лазарю. Нечто подобное силе сострадания, какая была у Христа, должен иметь и каждый истинный пастырь; а между тем в этом отношении, кажется, чаще всего бывает недостаток. В действительности с кафедры или в других случаях пастырского служения редко слышится слово, проникнутое истинным сочувствием, редко видим проявления той сердечной теплоты, в которой нельзя ошибиться и которая непосредственно передается от сердца к сердцу. В большинстве случаев видим одно только наружное, принужденное подражание истинному состраданию, которое, впрочем, весьма скоро обнаруживает свой ложный источник; быть может, здесь есть всякое другое качество, но не это. А между тем, как необходимо истинное сострадание к людям для прохождения пастырского служения, это можно видеть из слов одного миссионера: «Если Богу было угодно избрать слабых людей для обращения некоторых душ, то эти души сами сознавались, что они обратились лишь благодаря той кротости и сочувствию, которые были обнаружены в отношении к ним. Даже на каторжников, среди которых я жил, нельзя было подействовать никаким иным путем. Когда я целовал их оковы, высказывал сочувствие к их страданиям и сожалел о постигшем их позоре, тогда они охотно внимали мне, воздавали славу Богу и становились на путь спасения». Люди не столько нуждаются во внешней благотворительности, сколько в истинном сочувствии и любви. Один луч искреннего сочувствия имеет для пастыря более важности в деле смягчения гордых, подозрительных сердец, чем многолетнее воздействие на них холодного блеска рассудка. Не по милосердии вздыхают и тоскуют погибающие люди, а по симпатии; они желают, чтобы сердце брата было открыто им. Любовь есть самая главная, так сказать, центральная сила в священническом служении, как это видно из самой природы христианской жизни, а также из внимательного рассмотрения характера и деятельности истинных христианских служителей, подобных, например, ап. Павлу. Но любовь эта не есть слабая, болезненная чувствительность, а проявление чистейшего сострадания и высших склонностей души: это дух креста в его действии, который есть сила Божия, привлекающая и спасающая. Сколько бы мы ни употребляли метафор и красивых выражений, как бы ярко и подробно ни описывали качеств, требуемых для священнического служения, все это не дает еще идеала пастыря. Мы нуждаемся в примере, образце, олицетворении каждой идеи. Где же мы должны искать его? Если кто-нибудь был образцом совершенного человека, то он был в то же время и образцом совершенного пастыря; ибо невозможно, чтобы идеал пастыря не составлял части идеала человека, невозможно, чтобы тот, в ком совершенство человеческой природы проявилось вполне, не был пастырем. Этот новый человек, этот второй Адам мог быть таким только чрез любовь. Главным же предметом любви служит то, что бессмертно в человеке. Действия любви, поэтому, направляются главным образом на душу человека, и так как благо души состоит в ее возрождении, а последнее возможно не иначе, как только чрез истину, то питать душу истиною, пасти ее на цветущих пастбищах при тихих спокойных водах должно было непременно быть служением совершенного человека. Он должен был быть пастырем.

4) Дух самопожертвования Христа. Это такое расположение или настроение души, которое ведет человека к отречению от мира, чтобы жить не в себе и для себя, а в Том, Кто за нас умер и потом воскрес. Это, без преувеличения и примеси мистических учений о самоуничтожении, есть осуществление старого христианского правила «ama nesciri» (люби оставаться в неведении), того самого правила, которое не дозволяло Фоме Кемпийскому признать себя автором «Подражания Христу», если только, действительно, эта бесценная книга была написана им. Это стремление к самоотвержению в сущности есть необходимое отражение пастырского духа, составляющее в то же время его главную добродетель. И здесь высочайшим образцом для пастырей является Спаситель, самопожертвование которого простиралось до полного посвящения Себя на служение людям, до положения за них жизни Своей.

Учреждение обществ трезвости или поддержание таковых, если они уже существуют, должно быть главною заботою пастыря, при мысли об ограждении пьянства, и это, можно сказать, самая действительная практическая мера, если не для искоренения, то по крайней мере для уменьшения этого зла. – Общества трезвости составляются из лиц, решающихся добровольно воздерживаться от употребления спиртных напитков. При виде разлива зла, состоящего чуть не в поголовном пьянстве, сами собою могут образоваться подобные общества. По крайней мере для них в среде народной есть немало благоприятных условий. Многие, страдая от пьянства своего или от пьянства своих близких, ждут доброго, спасительного дуновения и готовы воспринять целительное влияние от пьянства, как сухая земля влагу. Нужно пользоваться этими благоприятными условиями и возбуждать дремлющие благие желания. Явится возбудитель этих дремлющих желаний, – вокруг него сгруппируются единицы, потом десятки, даже сотни. Во имя пользы, во имя большей нравственной чистоты и нравственного приличия могут учреждаться и возрастать общества трезвости. Но гораздо больше они могут иметь силы, гораздо больше могут подчинять себе волю и укреплять ее для борьбы с пьянством, если к обыкновенным житейским расчетам присоединится мотив религиозный. По свидетельству г. Рачинского, учредившего в своей местности общество трезвости и содействовавшего образованию подобных обществ в других, близких к нему, местах, в статье, уже упомянутой нами, «преобладающим мотивом присоединения к обществу трезвости всегда является мотив религиозный; отнюдь не желание лишь вести жизнь экономически более выгодную, а зажить жизнию Богу угодною, и только церковная форма отречения от пьянства в этом деле оказалась более, чем формою, а духовным актом, связующим совесть». Согласно этому свидетельству, наиболее крепкими и стойкими обществами трезвости являются такие общества, которые образуются во имя начал религиозных. Кому же, если не пастырю Церкви, естественнее всего дать религиозную закваску обществу трезвости, и ею утвердить его? Члены общества трезвости, учрежденного г. Рачинским, при открытии его, освятили добрый почин молитвою (служили молебен преподобному Сергию, в день памяти которого открыто общество), и просили у Бога благословения на начинаемое дело и утверждения его, и потом ежегодно в день основания общества возобновляли обет воздержания и укрепляли его молитвою. Прекрасный пример, достойный всякого подражания!

У нас были примеры образовании обществ трезвости, и священники были главными двигателями этого дела. Это было в 1859 году, когда «Св. Синод циркулярными указами на имя епархиальных преосвященных благословил священнослужителей, живым примером собственной жизни и частым проповеданием в Церкви Божией о пользе воздержания, содействовать возникшей в некоторых городских и сельских сословиях решимости воздерживаться от употребления вина». В разных местах быстро начали тогда появляться общества трезвости, и стремление к их образованию принимало было довольно широкие размеры. Но это движение встретило противодействие себе частию со стороны фиска, а еще более со стороны лиц, заинтересованных продажею вина, и видевших в этом очень прибыльную, доходную статью для себя, и после кратковременного расцвета общества трезвости стали одним воспоминанием. Ныне Св. Синод, озабоченный усилением порока пьянства среди низших классов городского и сельского населения, снова возбуждает в служителях Церкви особенную пастырскую ревность к искоренению этого порока и приглашает их к возбуждению и поддержанию в народе решимости к совершенному воздержанию от употребления вина или, что то же, к образованию и поддержанию обществ трезвости¹⁶². Ввиду этого призыва нашей высшей церковной власти, обращенного ко всему православному духовенству, наши пастыри усугубят, нужно полагать, свое усердие к искоренению гибельного порока – пьянства. В настоящее время общества трезвости, если будут возникать и распространяться, не встретят противодействия себе, так как и гражданское правительство принимает меры к возможному ограничению пьянства в народе¹⁶³, и частные лица, ратующие за учреждение обществ трезвости, встречают большое сочувствие себе, как показывает пример известного г. Рачинского¹⁶⁴.

Общества трезвости – свободные общества, основывающиеся на нравственных началах и действующие нравственными средствами. Они не могут принудительно действовать на волю других и насильно, против воли, вовлекать в состав своих членов людей, не сочувствующих его целям, или не желающих подчиняться его условиям. Добровольный обет воздержания от вина, открыто заявленный пред другими и скрепленный согласием большего или меньшего количества единомышленников, и еще пожалуй для большей твердости (что желательно) освященный молитвою, – вот внутренняя основа, на которой держится общество трезвости¹⁶⁵. Здесь очень важно значение личности, которая своим нравственным влиянием могла бы склонить других к добровольному воздержанию от вина. И как было бы хорошо, прилично и согласно с значением и характером пастырского служения, если бы такою личностию, располагающею других на вступление в союз или общество трезвости, явился священник, духовный отец всех, живущих в известной местности!.. Чтобы не ослабевало желание людей, решившихся образовать общество трезвости, – полезно и целесообразно освежать его. Это освежение и подкрепление доброго желания может достигаться учреждением ежегодного собрания членов общества в известный, нарочито избранный день, напр., день учреждения общества или день местного праздника, для принесения молитвы к Богу в храме или для служения молебна тому или другому святому. Такое ежегодное собрание членов общества трезвости для молитвы к Богу кроме того, что их самих утверждать может в добром намерении, может привлекать и других к благодетельному союзу и может способствовать увеличению членов общества. Независимо от этого, добрый пример не останется без влияния на других. Общество, твердо поставленное и верное своим обетам, будет важною притягательною силою для других, подле него живущих. Когда будут видеть добрые действия его на жизни и обстановке его членов, когда будут слышать о нем, – невольно родится желание то вступить в него у новых, чуждых ему, людей, то подражать ему учреждением подобного общества в другой местности. Г. Рачинский рассказывает в своей, уже не раз упомянутой нами статье¹⁶⁶, как росло и расширялось его общество трезвости, без всяких особых зазываний и понуждений с его стороны. Число членов его общества было первоначально не велико, – все состояло почти исключительно из бывших учеников его сельской (татевской) школы. Но когда молва об обществе начала распространяться, – к нему начали приставать новые и новые члены, и явились подобные общества в соседних приходах. «В (одно) воскресенье (говорит Рачинский), 25 сентября, ко мне пришли перед обеднею семь крестьян, почти все мне незнакомые, из разных, отчасти отдаленных деревень, и решительно и настойчиво заявили желание присоединиться к нашему обществу… С тех пор не прошло ни одного воскресенья, ни одного праздника (за изъятием двух или трех) без новых присоединений, и ныне число членов нашего общества возросло до 383». А в соседних приходах возникшие общества, в подражание обществу, учрежденному Рачинским в его селе (Татеве), сразу приняли значительные размеры, так что в одном из них за раз дали обет трезвости 250 человек, а в другом число членов быстро возросло до 700.

Кроме обществ трезвости, которые могут быть и не быть, содействовать уменьшению пьянства в народе могли бы церковно-приходские попечительства, церковные братства, другие общественные или сельские учреждения и частные лица, занимающие видное положение в своем кругу. Церковно-приходские попечительства и церковные братства поставляют своею задачею удовлетворение разных нужд прихода, – материальных и духовно-нравственных. Между целями, ими преследуемыми, на видном месте может стоять споспешествование доброй нравственности прихода. А как скоро эта цель не может или не должна бы быть чуждою для церковно-приходского попечительства или для церковного братства, у них должно лежать на сердце принятие возможных с их стороны мер к ограничению пьянственного зла. Если эти и другие, им подобные, учреждения не хотят брать на себя заботы о принятии мер к ограждению пьянства, дело пастыря направить их на деятельность этого рода, выставить пред ними необходимость посильного участия в борьбе с пьянством, и затем руководить ими и указывать им то, что, по его разумению, они могли бы предпринять ко благу народа, в видах уменьшения пьянственного зла.

Что же могут сделать эти учреждения к ограничению пьянства в народе? Они могут, в видах уменьшения пьянства, содействовать закрытию питейных заведений или недопущению их открытия в своей местности, могут хлопотать об уменьшении их числа в пределах известного околотка. Существование питейных заведений в том или другом селе служит соблазном для слабых волею, и нередко, против их желания, склоняет их к излишнему и более частому употреблению водки. Когда является пред глазами дом для питий с заманчивою вывескою, для всех гостеприимно открытый, у человека, более или менее привыкшего к употреблению вина, возбуждается позыв, и если есть копейка в кармане, он несет ее в этот дом для удовлетворения своей чувственной страсти. Он идет туда, если этот дом стоит близко, и тогда, когда нет лишнего гроша в кармане. Содержатели питейных заведений входят в близкие сношения с соседями, и готовы обыкновенным и постоянным посетителям своим предложить и в долг свой соблазнительный товар, имея в виду впоследствии выручить этот долг с большим приращением для себя, и предлагая своим должникам этот долг уплатить не деньгами, а или трудом, или хлебом, по той цене, какую они сами назначат требуемой работе или хлебу. Несут им слабые и залоги из своего домашнего или сельскохозяйственного инвентаря, и эти залоги часто так и остаются у содержателя питейных заведений, по затруднительности выкупа их со стороны пристрастившегося к водке. Замечено многими, наблюдавшими над нашею сельскою жизнию, что и трезвое население привыкает к водке и начинает пьянствовать, если среди него является кабак или шинок, или, по нынешнему, трактир, и затем, в силу одного присутствия питейного заведения в селе или близ села, чаще видны среди него уличные безобразия, буйства и драки, чаще случаются расстройства и обнищания домашних хозяйств. Но как скоро исчезает этот приют соблазна для слабых, вытрезвляется деревня, и жизнь ее принимает более тихий, правильный порядок, и хозяйства стоят тверже, и даже самые дома высматривают приличнее. Потому общественные приговоры о недопущении в пределах известной местности питейного заведения служат действительными средствами к ограничению и уменьшению пьянства, и тот, кто содействует составлению и утверждению этих приговоров, тот трудится для блага народа и к возвышению его нравственности. – Далее, указанные нами учреждения могут указывать людям, власть имеющим, тайные притоны пьянства и продажу вина в местах недозволенных, в нарушение прямых законных постановлений, – указывать с тем, чтобы подлежащие власти, в силу закона, закрывали эти тайные притоны пьянства и виновных в их содержании подвергали законным взысканиям. Места тайной, не дозволенной продажи вина более опасны для народной нравственности, чем открытые трактиры. Эти, существующие на глазах всех, некоторым образом подлежат общественному надзору, и в ведении своего дела должны руководствоваться известными правилами и ограничениями закона. А те, скрываясь от глаза людского и от надзора властей, и существуя беззаконием, сами потворствуют беззаконию, дают удовлетворение грубым чувственным страстям и не брезгают никакими средствами для того, чтобы увеличить прибыль своей противозаконной торговли. Тем более различные приходские и общественные учреждения имеют право и даже обязанность содействовать закрытию и уничтожению тайной продажи питей и преследованию других нарушений закона в этом отношении, направленных ко вреду народной нравственности, что к этому прямо призывает их правительство 45 статьею Высочайше утвержденных 14 мая 1885 года правил о раздробительной продаже крепких напитков.

(Продолжение будет).

– Издатель «Нов. Врем.», передавая несколько воспоминании о С. П. Боткине, приводит следующий отзыв этого знаменитого врача о курении табаку. «Лет 15 тому стали серьезно говорить о том, что курение вредно действует на сердце. Но мы, врачи, хотя и говорили больным об этом, но не настаивали. В нас самих являлось сомнение: курим мы лет 20–25, а ведь вреда особенного не видим. Но дело в том, что к никотину привыкает наш организм только до известной степени, пока еще природа действует сильно. Затем настает такое время, – у одних раньше, у других позже, – что яд начинает действовать быстро и губительно и в несколько лет разрушает организм. Наблюдая теперь явления этой отравы над самим собою, я вспоминаю некоторых пациентов своих, страдания которых я приписывал другим причинам. А вырви я у них тогда папироску, они были бы живы». Л. Н. Толстой также заметил однажды, что, бросив курить, он почувствовал себя «другим человеком». «Вчера я сидел сряду пять часов за работой и встал совершенно свежим. А прежде, когда я курил, я чувствовал усталость, головокружение, туман в голове».

Для каждого человека, приготовляющегося к священству, весьма важно быть убежденным в своем истинном призвании к этому высокому служению, чтобы он принимал его на себя не легкомысленно, но с смиренным упованием, бодростью и даже с радостью. Ему не следует чувствовать расслабляющего, приводящего к отчаянию, страха, если он имеет прямой, трезвый и достойный взгляд на сущность христианского священства и его требования, хотя он может в то же время вполне сознавать недостаточность своего к нему приготовления.

Мы намерены изложить здесь несколько соображений о необходимости, существе и признаках божественного призвания ко священству.

Необходимость божественного призвания видна:

1) Из Св. Писания. Идея священства в Писании, будучи идеею человека, принимающего на себя особенное поручение или дело, необходимо заключает в себе мысль и об особенном, нарочитом призвании того, кто приступает к совершению порученного ему дела. В Ветхом Завете мы находим эту идею выраженною в Чис.18:7: «да служите службы в дар жречества вашего: и иноплеменник приступаяй умрет», в Ис.6:8 «се аз есмь: посли мя»; 61:1 «Дух Господень на мне, егоже ради помаза мя, благовестити нищим посла мя, исцелити сокрушенныя сердцем»; в Иер.1:4–7: «И бысть слово Господне ко мне, глаголя: прежде неже мне создати тя во чреве, познах тя, и прежде неже изыти тебе из ложесн, освятих тя, пророка во языки поставих тя. И рекох: О сый Владыко Господи, се не вем глаголати, яко отрок аз есмь. И рече Господь ко мне: не глаголи, яко отрок аз есмь, ибо ко всем, к нимже послю тя, пойдеши, и вся, елика повелю тебе, возглаголеши»; 23:32: «се Аз на пророки, прорицающыя сония лживая, рече Господь, и провещаша та, и прельстиша люди Моя во лжах своих, и в прелестех своих, Аз же не послах их, ни заповедах им, и пользою не упользуют людей сих, рече Господь». Кто проповедует слово Божие, не будучи послан на это, тот проповедует без пользы; так это было прежде, так – и теперь. В Новом Завете Господь наш относил место в Ис.61:1 к своему собственному служению. В Мф.3:16,17 описано крещение Христа пред началом Его дела служения спасению людей, а в Мф.17:5 Сам Христос указывает на Свое призвание проповедывать Евангелие. В Ин.12:48–50 Христос ссылается на факт Своего призвания к проповеди; а чрез Него, получили призвание проповедывать Евангелие и все христианские служители. В Ин. 10 гл. Христос говорит о Себе, как единственной двери, ведущей во священство; все, входящие иным путем, суть воры и разбойники; только тот истинный пастырь, кто назначен к тому божественным Пастыреначальником. Мф.4:19: «грядита по Мне и сотворю вы ловца человеком». Мк.3:13: «И призва, ихже хотяше Сам: и приидоша к Нему. И сотвори дванадесяте, да будут с Ним, и да посылает их проповедати». Ин.20:21: «Рече же им Иисус паки: мир вам: якоже посла Мя Отец, и Аз посылаю вы». Деян.13:2: «Служащым же им Господеви и постящимся, рече Дух Святый: отделите ми Варнаву и Савла на дело, на неже призвах их». Деян.20:28: «Внимайте убо себе и всему стаду, в немже вас Дух Святый постави епископы пасти Церковь Господа и Бога, юже стяжа кровию Своею». 1Кор.1:1: «Павел зван Апостол Иисус Христов, волею Божиею». Тит.1:3: «Яви же во времена своя слово Свое проповеданием, еже мне поручено бысть по повелению Спасителя нашего Бога». 2Тим.1:9: «спасшаго нас и призвавшаго званием святым». Последние слова могли относиться и, по всей вероятности, относились особенно к призванию в христианское священство, в котором участвовали и Павел, и Тимофей. Призвание Христом ап. Павла на служение, будучи необычайным и чудесным во внешних чертах, по существу своему было тожественно с божественным призванием каждого другого христианского пастыря, как это ясно из непосредственного вступления Апостола в отношения к христианской Церкви и из его служения; он не ослушался небесного видения, но повиновался призванию Учителя, которое было для него особенным поручением проповедывать Евангелие язычникам.

Желательно, чтобы каждый, стремящийся к принятию священного сана, предварительно поразмыслил хорошо о том, чтó значит идти, не будучи посланным или призванным, чтó значит вторгаться в виноградник Божий, не будучи на то уполномоченным, выступать самозвано на поле, не дожидаясь, когда Бог, Своим премудрым промыслом устрояющий все, поручит ему какое-нибудь дело. Если же человек знает, что не его самоволие, а намерение Божие поставило его на тот или другой пост, то это сознание будет поддерживать его во всех его трудах.

Если кандидат священства не чувствует в себе желания быть употребленным в качестве посланника Божия, пусть сам рассудит о том, призван ли он работать в вертограде Господнем. Бог насаждает в сердце человека любовь к служению, к которому призывает его; поэтому, лучше было бы для стремящегося к получению священства наперед убедиться в том, что он не предназначен к пастырскому служению, чем впоследствии страдать недостатком склонности к исполнению своих обязанностей. Не следует ждать, чтобы свыше указано было ему, что он не призван к пастырскому служению. Его собственный разум и совесть должны подсказать ему это.

2) Необходимость божественного призвания открывается из самого понятия о пастырском служении. Пастырь должен быть призван самим Богом. Призвание к служению, которое проходится во имя Божие, и в котором пастырь является представителем Христа, может проистекать только от Него. Дело это не наше собственное, личное; оно – есть дело Божие. Посему и необходимо особенное призвание на это дело, будет ли оно внешнее или внутреннее.

3) Наконец, о необходимости такого призвания свидетельствует просвещенное христианское сознание. Слово, которое человек берет на себя проповедывать, есть слово Божие, и он не может уразуметь его, если Бог не откроет ему; ибо проповедь Евангелия, порученная ему Богом, требует внутреннего освящения и озарения греховной, эгоистической природы человека, чтобы он способен был возвещать премудрость Божию во спасение. Если совершенная преданность всякому другому делу есть главное условие успешности его, то насколько же более истинно это в отношении к делу Божию! Слуга Христов должен стараться найти свое собственное дело; и хотя все христиане обязаны трудиться для преуспеяния царства Божия и спасения людей, однако не все призваны быть священниками.

Если случаи чрезвычайного призвания весьма редки и исключительны, если ныне в призвании нет ни голоса с неба, ни ангелов, посылаемых Богом, одним словом, ничего чудесного, то в чем же состоит сущность божественного призвания? Хотя внешние обстоятельства могут отчасти иметь указующее влияние и хотя мы говорим иногда о призвании от внешних событий или, выражаясь языком прежней науки, – о «vocatio externa», тем не менее истинным, действительным призванием может быть только внутреннее – vocatio interna. Первое есть, так сказать, отрицательное призвание, отсутствие препятствий, делающее путь долга ровным и гладким, и оно важно только в этом последнем отношении; второе же есть положительное призвание Св. Духа. Выражаясь более точно, должно сказать, что в придачу к факту истинного обращения ко Христу, пробуждающего в сердце любовь ко Спасителю и к людям, и наряду с благоприятными внешними обстоятельствами здесь должно существовать высшее внутреннее желание или намерение всецело посвятить себя делу Евангелия на спасение людям. Это желание должно быть истинным и, в некотором смысле, господствующим мотивом духа, – действительным призванием от Бога, а не от человека только.

Призвание к служению Христову есть такое призвание, которое руководит волею и чувствами человека и сообщает ему нужные духовные качества; оно есть действительное призвание или воздействие Духа Святого, каковое воздействие однако не стесняет свободной воли человека, уравнивая только путь для ее проявления. Призвание к священству отличается от всякого другого призвания к долгу не столько по своей внутренней сущности, сколько по своей степени, или по своему высокому и особенному значению. Человек сознает в себе желание посвятить свою жизнь делу служения – всю жизнь, а не часть только ее. Внутреннее призвание или призвание от Св. Духа есть впечатление на душу человека, которое он чувствует идущим от Бога чрез внешние обстоятельства своей жизни, чрез внутренние движения своей души, чрез убеждения своей совести, говорящие ему, что он должен посвятить себя трудам священства, как делу всей своей жизни.

Изложенный взгляд на призвание имеет за собою, кажется, более оснований, чем тот, которого держатся люди, полагающие сущность призвания не в ином чем, как лишь в отсутствии препятствий к священству. Правда, и этот последний взгляд на призвание имеет некоторое значение, но он не выражает идеи положительного или действительного призвания. На вопрос, обращенный к кандидату священства: «какое вы имеете основание полагать, что вы призваны к священству», чаще всего можно услышать, что он принимает священство потому, что считает себя вообще способным принести более пользы на этом именно поприще. Но одного этого основания, по нашему мнению, не достаточно; ибо к священству должно приступать всем сердцем, иначе оно будет тяжелым и бесполезным служением. Без сомнения, есть много людей, которые проходят другие профессии, но которым следовало бы быть священниками. Но для всякого, желающего принять священство, одна вероятность будущей пользы, которую он может принести на этом поприще деятельности, не должна быть единственным и истинным основанием для решения избрать себе именно это служение. В чем состоит это положительное, истинное призвание, быть может, трудно решить; но во всяком случае оно есть нечто более важное и глубокое, чем простой рассудочный выбор, – нечто большее, чем обыкновенное решение ума. Есть в нем положительный элемент желания, движение воли; но есть в нем и внутренний голос Бога, говорящий душе: «иди и проповедуй царство Божие».

Конечно, трудно описать внутренние действия Духа Божия на душу человека, и попытка сделать это была бы слишком самонадеянною; можно сказать, однако, что это пробужденное желание души принимает форму господствующего мотива, который стремится подчинить себе все, чтобы достигнуть своей цели. Конечно, не у всех людей встречается одинаковая сила ревности и глубина сердечного влечения. Некоторые темпераменты движутся более сознанием долга, чем побуждениями сердца. Равным образом и преданность вере имеет свои ступени различия. Едва ли каждый истинный и добрый служитель Евангелия может сказать вместе с Апостолом: «Горе же мне есть, аще не благовествую». В обыкновенных случаях было бы слишком большим требованием решать вопрос о призвании на основании выраженного здесь Апостолом взгляда на дело служения; тем не менее не должна ли хоть часть того чувства, которое так сильно высказалось в восклицании Апостола, участвовать в решении каждого истинного и достойного служителя Божия касательно принятия и совершения евангельского дела? Не должен ли он, в некоторой степени, сознавать, что он действительно послан от Бога проповедывать Евангелие и служить Богу Его Духом в Евангелии Его Сына? Мы сами, правда, можем ошибаться, – ошибки всегда свойственны человеку, – можем мы ошибаться и в своем призвании и думать о себе иначе, чем каковы мы в действительности; но это не изменяет сущности дела и не устраняет возможности истинного призвания. Есть нечто в сердце истинного пастыря такое, что убеждает его, что он внутренно движется Духом Святым, что он поступает не просто по человеческому решению или по обычной внешней идее долга. Господь наш Иисус Христос имел в себе это все превозмогающее стремление, этот господствующий мотив. Он не искал Своей славы, но всего Себя, Свою душу и тело, посвятил совершению порученного Ему дела. Творить дело пославшего Его было для Него Его пищею и питьем, и ревность по доме Божием снедала Его. Кто призван научать души, тот призван Богом, а не своим честолюбием; и что такое это призвание, как не внутреннее горение любви, влекущей нас к ревности о спасении братий наших? Всякий раз как кто-нибудь, посвятивший себя делу проповедывания слова Божия, почувствует своего внутреннего человека воспламененным божественною любовью, то пусть не сомневается, что здесь присутствует Бог, Который и побуждает его стремиться к благу людей.

Итак, можно сказать, что сущность этого господствующего желания или мотива, есть такая сила любви к Богу и к человеку, данная ему Духом Святым, под действием которой человек является желающим свободно посвятить жизнь свою на дело спасения человеческих душ.

Однако мы не желали бы описывать природу этого внутреннего призвания таким образом, чтобы привести в уныние всякого истинного кандидата священства. Мы хотим только выяснить ту истину, что существует истинное призвание к священству и что оно не есть предмет обыкновенного человеческого суждения или внушения со стороны, но – горячее сердечное желание человека выступить на это дело преимущественно пред всеми другими делами, как на такое дело, к совершению которого он призван Самим Богом. Это возвышенное желание или побуждение отличается 1) от чисто житейских соображений, от практических, материальных мотивов. Принимать священство единственно с целию приобретения средств к жизни, смотреть на него, как на «хлебную профессию», «занятие из-за хлеба», это такое дело, с которым никогда не может помириться христианская совесть. Не менее противно ей также и то, когда кто-нибудь смотрит на священство, как на ровный и легкий жизненный путь. Это не значит, что кандидат священства может совершенно выбросить из головы всякие житейские расчеты, и мы не настаиваем, что он непременно должен делать это; но если эти расчеты господствуют над ним или слишком часто осаждают его ум, то пусть лучше он заблаговременно, пока еще не поздно, откажется от служения, которое требует истинного пастыря, а не наемника. – 2) Истинное призвание к пастырству отличается и от мотивов самолюбивого искательства (честолюбия, славолюбия, властолюбия и т. д.). На этом побуждении нет нужды останавливаться долго, ибо в решении вопроса о призвании все самолюбивые побуждения должны быть отстраняемы, как дурные, недостойные человека и христианина мотивы. 3) Отличается оно и от мотивов, проистекающих из уважения к мнениям родителей, родственников или друзей. Желания искренних друзей пусть имеют принадлежащий им вес и значение; но такой важный вопрос, как вопрос о своем жизненном призвании, каждый должен решать сам за себя, судом собственной совести (foro conscientiae). Это – вопрос, касающийся только его и его отношения к Богу: если Бог призывает, он должен повиноваться; если же Бог не зовет, ему не следует идти. Необдуманный обет родителей не может связать совести сына в таком великом деле; сын должен поступать совершенно свободно, без всякого внешнего стеснения или принуждения.

Но это сильное, преобладающее побуждение или желание принять священство – желание, состоящее именно в горячей любви к Богу и к ближним, – не есть неразумный и непрактический мотив. Оно не есть страстное, восторженное возбуждение души. Оно возникает из известного начала и должно согласоваться с внутренними и внешними доказательствами предначертания Промысла, который не только доставляет ему возможность, но, в некоторой степени, прямо указывает на необходимость его осуществления. Вообще можно сказать, что здесь существуют три вещи, которыми необходимо владеть человеку, принимающему на себя великое дело служения: это, во-первых, нравственная ревность, свойственная природе людей, подобных ученикам Иоанна Крестителя, из среды которых Господь избрал Своих апостолов, – голод и жажда правды Божией и пришествия царства Божия; затем, ясное представление о самопожертвовании, какого требует пастырское служение, чтобы он мог ясно оценить, как драгоценно следовать за Христом в Его деле благодатного примирения Бога с людьми; и, наконец, прежде и главнее всего, здесь должна быть крепкая вера во Христа, в Его Божественную природу и совершенное Им дело искупления. Первые апостолы, или одиннадцать, доказали, что они имели действительное призвание. В то время, как многие при первом же испытании оставляли Христа по причине строгости Его речей, они продолжали оставаться с Ним и при Его испытаниях. Они верили, что Он был Святый Божий, истинный Мессия. Словом, они имели веру во Христа, которая побудила их всецело посвятить себя Его делу и служению; они любили Его и ближних своих достаточно сильно, чтобы всем сердцем отдаться Его делу спасения людей.

Вторая причина, от которой зависит малоуспешность современной пастырской проповеди, это – внутренний характер последней, не соответствующий ее достоинству, а также неудобство и непрактичность внешней формы, в которую облекают ее наши духовные пастыри, проповедующие людям с церковной кафедры. В большей части наших проповедей евангельская истина затемняется разными искусственными приемами и оборотами речи; проповедники наши мало заботятся о простоте, ясности и общедоступности, а главное – об искренности и убедительности своих слов. Отсюда и происходит, что иные проповеди, по выражению Апостола, только будут чесать слух людей. В самом деле, прослушав иную проповедь, по-видимому, хорошую, слушатель не выносит от нее впечатления далее порога церковного, в свои домы и семьи. А отчего? Оттого, что она была составлена и произнесена искусственно, неискренно и неубедительно.

В настоящее время можно заметить, что у некоторых проповедников есть желание и стремление говорить эффектно и увлекательно. Такое желание возникает из подражания модному направлению в западном проповедничестве новейшего времени. Современное модное направление западного проповедничества проявляется в двух главных видах. «Тогда как один из этих видов характеризуется стремлением проповедника придать отдельной мысли возможно совершеннейшую внешнюю форму, другой – стремлением комбинировать в необыкновенном образе часто совершенно различные и отдаленные друг от друга мысли и происшествия»¹⁶⁸. Эти виды церковной проповеди нередко практикуются в наши дни пастырями, и они почти всегда вызывают одобрение, особенно со стороны образованных слушателей и читателей.

Высочайший пример и образец того, как надобно проповедывать, представляет нам прежде всего Иисус Христос, – Пастыреначальник и Учитель истины. К внешней форме изложения Своего учения, какое Он проповедывал людям во время Своей земной жизни, Он был совершенно равнодушен и относился к ней совершенно свободно. Тем не менее впечатление, произведенное учением Иисуса Христа на слушателей, было таково, что не только ближайшие ученики Его, но и посторонние чувствовали в Его словах что-то необыкновенное, отличное от речи других учителей, что они и выражали в неопределенных формах, говоря, что «никогда человек не говорил так, как этот человек» (Ин.7:46), что «Он учил, как власть имеющий» (Мф.7:29; Mк.1:22). В чем же заключается тайна такого неотразимого впечатления? Толкователи часто приписывают его необыкновенной простоте Христова учения, соединенной с не менее необыкновенными высотою и глубиною, чистотою и цельностию. Это, конечно, верно; но, однако, все это не объясняет дела вполне. «Главная тайна необычайного впечатления, производимого словом Иисуса Христа, высказана, кажется, лучше всех Иоанном Крестителем: «приходящий с небес есть выше всех; а сущий от земли земной и есть и говорит, как сущий от земли; приходящий с небес есть выше всех и, что он видел и слышал, о том свидетельствует» (Ин.3:31–32), т. е. истина Божия, полная, необъятная, раскрывалась в учении Иисуса Христа не тем процессом, каким люди, ограниченные своею природою, достигают раскрытия хотя одной стороны истины, – путем труда, постепенного приискивания формы для более понятного изложения. Иисус Христос является полным обладателем истины, говорит о высших тайнах, как о виденном Им у Отца (Ин.9:26–28), Который в Нем Самом (Ин.14:10). Он как бы носит полную сокровищницу истины, из которой свободно берет и показывает людям то ту, то другую сторону ее, смотря по надобности и по степени восприимчивости поучаемых. В этом заключается отличие учения Иисуса Христа от учения книжников и отсюда объясняются две самые характеристические особенности его влияния на людей: необыкновенная властность, – внутренняя убедительность и внутренняя сладость и привлекательность этого учения, несмотря на все трудности его требований. Он никогда не доказывал Своих слов, будучи уверен, что «всякий, кто от истины, послушает гласа Его» (Ин.18:37); принимающий слово Его находит в себе самом свидетельство о его истине (Ин.4). Учение Иисуса Христа высказывается настолько твердо, авторитетно, что и без всяких доказательств имеет особенную власть над умами и над ушами; Он не выпрашивает согласия на Свою мысль, не старается заставить поверить Себе, и все окружающие не только принимают Его учение, но и ощущают наслаждение, слыша от Него «глаголы вечной жизни» (Ин.6:68)¹⁶⁹... Относительно приведенных нами слов, в которых изображаются внутренние черты проповеднической деятельности Иисуса Христа, мы должны, конечно, сказать то же самое, что и раньше говорили по поводу той же деятельности Иисуса Христа, именно, что она представляет идеал истинного пастыря, который поэтому никогда и никем не может быть достигнут и осуществлен здесь, – на земле. Но, твердо помня это, наши пастыри должны также принять во внимание и то, что не удаляться от этого идеала все далее и далее, а, наоборот, как можно ближе придвигаться к нему, – составляет их непременный долг, который они должны всячески стараться исполнять в своей деятельности.

После Иисуса Христа, – этого первого и главного образца в деле проповедания слова Божия, примеры последнего мы можем видеть также в лице апостолов и других бесчисленных учеников Его и последователей. «Если какого апостола можно назвать блестящим проповедником в модном значении этого слова, то, без сомнения, ап. Павла. Однако и ап. Павел далек был от того, что называется риторикой. Он писал коринфским христианам: «когда я приходил к вам, то приходил не по превосходству слова или мудрости, возвещая вам слово Божие» (1Кор.2:1). Он намеренно заботился о простейшей форме проповеди Евангелия, чтобы вера обращенных «основывалась не на человеческой мудрости, но на силе Божией», как об этом говорит он в другом месте (ст. 5). Он нигде не предлагает своим слушателям блестящего на вид, но малосодержательного кушанья. Напротив, он везде дает жаждущим крепкую и здоровую пищу. Нигде он не старается о том, чтобы затемнить простоту Евангелия ложным блеском человеческого остроумия, к чему стремятся теперь многие талантливые проповедники. Апостол Павел, наоборот, именно в простоте Евангелия созерцает его нравственную силу. Эта простота образует собою шипы, которые защищают небесную розу от прикосновения нечистых рук; она производит необходимое разделение между теми, которые истине не повинуются. Несмотря на все это, ап. Павел высокий образец для проповедников. Он и хотел быть таким. Только он желал дать иное направление своему слову, нежели то, которым кичится теперешнее модное витийство. И он не чуждался того, чтобы привлечь и заинтересовать слушателей, но не предпочтительно и не главным образом; его главная задача неизменно одна – сделать человека чрез свою проповедь святым, наследником спасения. Поэтому он прежде всего чуждается риторики и проповедует во всеоружии духа и силы. И это есть истинная проповедь Евангелия. Ее мотив не тщеславие и суетность, но усилие, чтобы бессмертные души достигли Господа. Ее норма не эстетический закон, красота, но закон Духа Святаго, спасение души. Ее цель не наслаждение, но назидание; ее забота не о том, нравится ли, но о том, действительно ли; ее действие не подчинение, но освящение сердца и жизни; ее богатство – Дух Святый»¹⁷⁰. Вот истинные образцы проповедников, которым должны подражать наши пастыри!

Третья и, как нам думается, самая главная причина малоуспешности современной проповеди, зависящая от самих пастырей, это – жизнь последних, несогласная с проповедуемыми ими словами. Если и слово простого обыкновенного человека, не исполняемое на деле, не имеет никакого значения в глазах того человека, которому оно говорится, то, в особенности, это должно сказать о духовном пастыре, проповедующем с церковной кафедры в слух всех людей, слово которого поэтому должно иметь высокий авторитет и значение. Если ко всем христианам приложимы слова Спасителя: «тако да просветится свет ваш пред человеки яко да видят ваша добрая дела, и прославят Отца вашего, иже на небесех» (Мф.5:16); «иже сотворит и научит, сей велий наречется в царствии небеснем» (Мф.19), – то эти слова наиболее и преимущественно приложимы к духовным пастырям и учителям нашим. Между тем домашняя и семейная жизнь наших пастырей нередко расходится с их словами. На словах они проповедуют одно, а делами и вообще жизнию своею показывают совсем другое. Вследствие этого несогласия и, так сказать, разлада слова с делом или жизнию, какой замечается среди современных духовных пастырей, и происходит то печальное явление, что мы мало слышим теперь проповедей, сильных духом и властию, – проповедей, обличающих пороки и заблуждения людей во всем их безобразии и отвращении. Наши пастыри сознают за собою слабость своей жизни и потому стесняются обращаться с такими проповедями к людям, опасаются, как бы за свое сильное и властное слово не услышать со стороны слушателей справедливого замечания: «врачу, исцелися сам» (Лк.4:23).

(Окончание будет).

Полную законченность организации Православной Церкви могло дать учреждение самостоятельной епископской кафедры в пределах Северной Америки. Это учреждение становилось даже необходимостию. Прежде всего, оно необходимо было уже по одному тому, что требовалась особенно усиленная деятельность миссионерская среди язычников-алеутов, индейцев и др., и среди американцев-последователей всевозможных вероисповеданий и сект; требовалась такая же усиленная деятельность для охранения уже принявших православие алеутов, индейцев и др. от пропаганды католичества и других иноверцев. Потом, епископская власть одна только в состоянии дать единообразное и в средствах и в цели направление миссионерской деятельности, что, без сомнения, составляет существеннейшую часть последней. Далее, учреждение самостоятельной епископской кафедры и избрание для нее какого-либо важнейшего пункта, как центрального, должно было послужить объединяющим началом православных общин, разбросанных на огромном пространстве нового света, таким же объединяющим началом разъединяемых духом национальной вражды и иными причинами последователей православия, должно было прекратить интриги, вражду из-за честолюбия и зависти среди высших руководителей православных общин. Наконец, епископ необходимо должен был возвысить Православную Церковь, приобретавшую в нем главу, пользующуюся известным авторитетом среди членов своей церкви, являющуюся в известной обстановке при богослужении и вне его, – возвысить в глазах американцев, вселить невольное уважение или по меньшей мере невольную осторожность в отношениях к Православной Церкви со стороны представителей иных вероисповеданий.

Самостоятельная епископская кафедра русской Православной Церкви в пределах Северной Америки учреждена в июне 1870 года с наименованием Алеутской и Аляскинской. В 1867 году, как сказано выше, территория Аляски и Алеутских островов уступлена Россией Северо-Американским Соединенным Штатам; вместе с тем епископская викарная кафедра, находившаяся здесь, была упразднена, и епископ Ново-Архангельский, преосв. Петр, был переведен на Уфимскую кафедру. Этим не замедлили воспользоваться иноверные пропагандисты, – миссионеры-католики и методисты проникли в Аляску и начали гибельное дело совращения православных. Этого одного было достаточно для учреждения особой кафедры в Америке. Но к этому присоединилось и другое, не менее важное обстоятельство.

Образование самостоятельной Алеутской епархии стоит отчасти в связи с теми религиозными движениями в пользу единения с русскою Церковию, какие происходили в американской епископальной церкви в конце 60-х годов. В январе 1869 года пять американских епископов в качестве уполномоченных от генеральной церковной конвенции, бывшей в 1868 году в Нью-Йорке, выразили нашему Святейшему Синоду желание, чтобы установлены были дружеские отношения и духовное братство между русскою Церковию и епископальною в Америке, особенно в таких пунктах ближайшего соприкосновения, каковым представляется ныне полуостров Аляска.

Новоучрежденная епархия, несмотря на громадное протяжение, – около 512,000 квадр. миль, – заключала не более 11,500 человек паствы, церквей в ней было всего девять: одна в Ново-Архангельске (бывший кафедральный собор), по одной на Алеутских островах – Кадьяке, Уналашке и Ахте, три на Аляске, одна в Ныо-Йорке, основанная в 1869 году, и наконец кафедральный собор в Сан-Франциско, избранном для резиденции епископа Алеутского и Аляскинского.

Первым, по учреждении самостоятельной епархии, Алеутским епископом был преосвященный Иоанн, избранный в сию должность по указанию митрополита Московского Иннокентия из бакалавров Московской духовной Академии. Преосвященный Иоанн управлял епархией в течении семи лет. Вторым епископом Алеутским и Аляскинским был преосвященный Нестор. Этот архипастырь, во время своего пятилетнего управления американскою епархиею, два раза предпринимал многотрудное плавание по водам для обозрения своей обширной епархии. Познакомившись во время этих путешествий с религиозно-церковным состоянием своей паствы, он, к крайней скорби своей, убедился, что положение нашей миссии в Америке весьма плачевно. Храмов Божиих было до крайности мало; в некоторых приходах причтовые помещения были крайне ветхи и близки к полному разрушению, в некоторых же и вовсе не было помещений для того или другого члена причта; храмы также ветхи и запущены; миссионерские станы слишком отдалены от поселений – до 165 миль и более, что при полном отсутствии средств сообщения и невыносимо суровом климате крайне затрудняло, а иногда делало и вовсе невозможным путешествие миссионеров для надлежащего приготовления инородцев к крещению; некоторые из миссионеров не знали местных наречий, другие при своей малограмотности вовсе неспособны были к преподаванию в школах. Всеми этими неблагоприятными условиями искусно пользовалась иноисповедная пропаганда, чтобы подрывать авторитет нашей Церкви среди местных жителей и мешать распространению духовного просвещения между новообращенными в православие.

Первою подготовительною мерою в борьбе с этими материальными и нравственными препятствиями со стороны преосвященного Нестора было возобновление храмов Божиих и устройства зданий для жительства миссионеров и духовенства. Во-вторых, убедившись во время своей поездки, что православному духовенству для успешного проповедывания слова Божия между туземцами необходимо знать местный язык их, преосвященный решил устроить миссионерскую школу на острове Уналашке для приготовления будущих священников и полезных для миссии деятелей из самих же туземцев. Составленная им программа преподавания вполне соответствовала его цели: собранные из различных туземных племен по два мальчика, обучаясь закону Божию, русскому языку и отчасти английскому, должны были постепенно подготовляться быть проповедниками слова Божия на их родном наречии и, по возможности, на их родном же месте.

Но к величайшему горю всей православной американской паствы, в самом разгаре апостольских трудов неожиданно последовала кончина этого неутомимого труженика. 30 июня 1882 года, в 8 часов утра, преосвященный епископ Нестор, во время морского переезда, упал в море с палубы корабля и утонул. Его тело было прибито волнами к берегу и погребено на излюбленном о. Уналашке, около церкви на месте, указанном самим почившим святителем, у левой стороны церковной паперти. Над могилою безвременно скончавшегося архипастыря поставлен памятник с иконою. В последнее время у прихожан Уналашкинской церкви установился благочестивый обычай – после каждого богослужения, по праздникам и воскресным дням, ходить на могилу преосвящ. Нестора и там с коленопреклонением петь заупокойную молитву. Американская паства долго будет хранить самые отрадные воспоминания об этом архипастыре, деятельном, энергичном борце за православие, положившем жизнь свою среди апостольских трудов.

По смерти преосвященного Нестора до конца 1887 года не было ему преемника и в его осиротевшей пастве возникло немало затруднений как в административном отношении, так и по хозяйственной части. Но, несмотря на эти затруднения, православие в Америке, благодаря заботам усопшего архипастыря, настолько твердо, что имеет силы бороться с натиском иноверной пропаганды: общее число православных в Алеутской епархии за время вдовства ее не только не пало, но еще умножилось; число церковных зданий также увеличилось, – ныне на одной Аляске существует девять церквей и 35 часовен. Но что всего отраднее в современном состоянии Алеутской епархии, – так это глубокая привязанность некоторых американских туземцев к православию, привязанность, пред которою бессильны все ухищрения иноверных пропагандистов. «Посмотри на этот крест, возвышающийся на церкви Белого Царя, – отвечал один индеец-колош на соблазнительную речь католического епископа, – этот крест видели наши деды и отцы, и мы сроднились с ним: он, как дед наш, участливо смотрит на наши скорби и радости. И вот, мы говорим тебе: только под его сению мы хотим и умереть»¹⁷²...

Подобного рода отрадные явления, без сомнения, свидетельствуют о крепости насажденного первыми и последующими просветителями инородцев православия среди последних. Но эти явления в то же время нисколько не умаляют важности тех опасностей, которым Православная Церковь в Америке подвергается и особенно подвергалась после смерти преосвящ. Нестора как со стороны иноверной пропаганды, так и со стороны внутренних раздоров и других печальных обстоятельств. Огромное противодействие распространению православия в Аляске и на островах Алеутских, а равно постоянную серьезную опасность для давно уже принявших его инородцев представляют пресвитерианские и католические миссионеры, запрудившие всю страну благотворительными учреждениями, и с которыми, благодаря их значительным средствам, православному духовенству трудно бороться. В Соединенных Штатах протестантская и католическая церковь такое же ремесло в руках ловких аферистов-проповедников, как и всякое другое дело в руках опытного ремесленника или купца. Благодаря щедрым пожертвованиям различных филантропов, пресвитерианские миссионеры получили возможность устроить отличные ремесленные школы для индейцев, в которых преподавание ведется опытными педагогами, знакомыми в совершенстве с туземными наречиями. В одной Ситхинской школе 100 учеников и 10 учителей. Вообще – американцы янки при малейшем ослаблении внимания и деятельности могут, выражаясь словами преосвященного Владимира, стереть православие с лица земли¹⁷³, и они, несомненно, воспользовались нестроениями русской Церкви, бывшими после смерти преосвящ. Нестора и до назначения на Алеутскую и Аляскинскую кафедру Владимира.

В этот промежуток времени, – с 1882 г. по 1888 г., Православная русская Церковь в Америке, от Аляски до Буэнос-Айреса управлялась протоиереями, во главе которых стоял протоиерей Вечтомов. Деятельность их контролировалась Святейшим Синодом, куда посылались ежегодные подробные отчеты. Возникшие в немалом количестве затруднения в управлении и нестроения в самых православных общинах указали на необходимость возобновления епископского управления. Новым епископом Алеутским и Аляскинским, третьим по счету, назначен был преосвященный Владимир.

(Продолжение будет).

Мы привели свою беседу со священником не для того, чтобы остановиться на его суждениях, как на не подлежащих ни ограничению, ни дальнейшему раскрытию. Самое же главное, что нам хотелось бы теперь уяснить, это – то, каким образом при существующих условиях священник, не делаясь притязательным, может, по нашему мнению, вывести свой приход из состояния запущенности, понимая запущенность в смысле неисправности прихожан в отношении платежей за требоисправления.

Нет сомнения, что обязанность пастыря быть нелюбостяжательным и непритязательным имеет себе соответствие и как бы параллель в обязанности пасомых быть к пастырю усердными и служить ему от своих имений. Если пастырь забудет свою обязанность, то он подвергнется осуждению у Бога и у людей, но и прихожане, если отвергнут свою обязанность в отношении к нему, заслужат не меньшее осуждение. Притязательность духовенства есть недостаток, против которого справедливо ратовали часто и много, но и небрежность или неисправность прихожан в вознаграждении священника есть тоже недостаток, заслуживающий того, чтобы на него обращать иногда внимание.

Общественная мысль и законодательная деятельность в освободительную эпоху были направлены – главным образом – к тому, чтобы пресечь высшему возможность угнетать низшего. И теперь опасение, чтобы люди, облеченные властию, как напр. учреждаемые в этом году земские начальники, не действовали произвольно, у многих совершенно заглушает другое опасение, кажется не менее основательное, – чтобы народ, оставаясь без управителей, облеченных твердою властию, не спустился до последних степеней развращения. Крайность этого направления именно в том и заключается, что люди не понимают, что и низший может произвольничать, что напр. крестьянин, поставленный в полную безопасность от всякого произвола полиции, судебной власти, крупных землевладельцев, может отбросить всякий страх закона и возмездия и в свободном пространстве между резко и высоко огороженными властями может превратиться в совершенного дикаря.

Означенное направление отразилось и в односторонней постановке вопроса о вознаграждении священника за требоисправления. Постоянно говоря о том, что священники бывают притязательны, может быть проектируя и меры к тому, чтобы пресечь эту притязательность, забывают о том, что и прихожанин может быть очень неисправным в вознаграждении священника и в этой неисправности может обнаруживать небрежение к Церкви и к ее св. таинствам. И в этом случае стараются о том только, чтобы освободить низшего от притязаний высшего, забывая, что и низший может доходить до полного неуважения к высшему и может противозаконным и безнравственным отношением к нему унижать и попирать тот принцип, представителем и носителем которого этот высший является.

«Вот крестьянин, – говорил нам однажды сельский священник, указывая на одного из своих прихожан, – который за брак не заплатил, потом за похороны ребенка не заплатил, а между тем на днях приходит ко мне же в дом денег просить. Что с ним делать? А таких не мало».

Что делать священнику с запущенным приходом? Конечно, этот вопрос может быть решаем здесь только в общих чертах и теоретических положениях. Исходя из того, что означенная неисправность прихожан есть нравственный недостаток, что в ней обнаруживается отсутствие благоговения к святым таинствам, которые совершает священнослужитель, нежелание выражать чем-либо реальным свою связь с Церковию, мы должны придти к тому заключению, что для исправления прихода, называемого у нас запущенным, священник должен употребить все меры, служащие к тому, чтобы внушить своим прихожанам благоговение к таинствам и священнодействиям церкви, а равно и к тому, чтобы связь его, как представителя церкви, с своими прихожанами была не сухая и формальная, но как можно более живая и сердечная.

Иногда пастырям как-то удается действовать совершенно противно означенным целям, а вместе с тем и своей выгоде. Вот пример этого:

Приходите вы в гости или по делу к сельскому священнику. Хозяин некоторое время занимает вас беседой, но потом извиняется и уходит из комнаты, предоставляя вам рассматривать картинки на стенах, перелистывать книги на столах. Но вот вы слышите – или через перегородку в соседней комнате или через сени в кухне – торопливый, монотонный говор. Вслушиваетесь и различаете какие же слова? Отрицаешилися сатаны? Отрицаюся. Сочетаваешилися Христу? Сочетаваюся и проч. Все это говорит один и тот же голос, беспокойный и поспешный, в котором вы узнаете голос священника, вашего недавнего собеседника. Он совершает крещение младенца; совершает не только без диакона, но и без псаломщика. Вскоре он возвращается, и если вы спросите его о том, что он делал, то он скажет: крестил ребенка. Если вы спросите, почему он делал это один, то вы можете слышать такой ответ: за крещение я получил всего три копейки; между тем псаломщик уехал в поле; стоит ли ждать его или посылать за ним?

Вот как могут люди рассуждать и действовать совершенно противно своей истинной цели и даже своей выгоде. «Мне платят всего три копейки; давай же я буду делать так, чтобы больше трех копеек не стоило». Вот образ действий, который укрепляет в прихожанине мысль, что это дело, совершаемое священником в кухне, среди кухонной обстановки, а иногда и живности, больше трех копеек и не стоит. Очевидно, священник направляет свои действия не к тому, чтобы поселить в прихожанах большее уважение к совершаемому им таинству и чрез это найти у них более справедливую оценку своему труду, а к тому напротив, чтобы обесценить свой труд и неуважение к нему прихожан сделать справедливым и заслуженным. Мы уже не говорим о том, что в таком отношении священника к делу сказывается, может быть, недостаток и его собственного благоговения к таинству и рачения о достодолжном его совершении. Говорим мы только о том, что этим образом действий священник никогда не выведет свой приход из состояния запущенности.

Нельзя ли поступать иначе? Крещение должно быть совершаемо в церкви. В половине случаев его можно приурочить к праздничным дням, когда в церкви бывает народ. Его можно сделать для этого народа по меньшей мере благочестивым зрелищем, которое заменит самую лучшую проповедь, потому что покажет всякому христианину, как он сам крестился и облечен был в одежду невинности. Эти потрясающие заклинания, обеты, вдохновенные молитвословия, произнесенные громко и благоговейно, произведут на многих впечатление и во всяком случае дадут попять, что крещение не какая-нибудь неизбежная формальность, но великое таинство. Действуйте так не один месяц, но целые годы и тогда вы, священник, будете иметь нравственное право сказать состоятельному прихожанину: не стыдно ли тебе за такое таинство платить три копейки? И народ, в котором, конечно, не иссякло чувство справедливости, скажет, что священник прав, что, будучи в течение многого времени требователен только к самому себе, он может наконец выказать требовательность и в отношении к другим. Пройдут еще годы и совершение крещения в кухне, совершение трехкопеечное, народом забудется; труд священника найдет другую оценку, может быть – совершенно добровольную, не вынуждаемую суровыми притязаниями с его стороны.

Нам скажут, что не всегда можно носить ребенка в церковь. Часто теплой церкви нет, зимой в нетопленном храме стоит стужа. Часто ребенка привозят среди недели, когда в храме нет богослужения. Но во всем выше сказанном главная мысль не та, что крещение нужно совершать в праздник после или до обедни, хотя и это в половине случаев возможно, а в том, чтобы вообще совершать требы с наибольшей торжественностью, с подобающим благоговением, и тем поселять благоговение к ним в прихожанах. Между тем стремление понижать достоинство своего труда в соответствие с низкой оценкой его у прихожан существует у очень многих священников.

(Окончание будет).

О времени представления 25% сбора с церквей. – Екатеринбургское епархиальное начальство предписывает оо. благочинным церквей епархии, чтобы они 25% сбор, следующий с церквей, представляли в январе каждого года. А так как от некоторых оо. благочинных сбор этот представлен в консисторию еще в декабре месяце прошлого года за 1890 г., то они имеют распорядиться, чтобы выписка этого сбора в расход по церковным книгам произведена была в январе 1890 г., так чтобы означенный сбор в церковных отчетных ведомостях за текущий 1890 г. показывался за один – текущий год, а не за два за один раз, хотя бы оный и был выполнен в текущем году за два года (Екатеринб. Епарх. Ведом. 1890 г. № 1).

О порядке представления сумм, поступающих в пользу Православного Миссионерского Общества. – Костромская духовная консистория объявляет духовенству епархии, чтобы оо. благочинные соборов, церквей и монастырей 1) в своих рапортах о суммах, поступающих в пользу Православного Миссионерского Общества, на будущее время выделяли особыми статьями следующие статьи прихода: а) о количестве церковно-кружечного по епархии сбора на распространение православия между язычниками империи; б) о количестве установленного в 1888 году повсеместно в империи сбора в неделю православия и в) о количестве сбора по подписным листам, ежегодно рассылаемым от Совета Православного Миссионерского Общества во все епархии империи для записи в оные членских взносов и пожертвований в течение года; 2) чтобы, при представлении в епархиальный комитет Православного Миссионерского Общества членских взносов, обозначали точно – звание, имя, отчество и фамилию членов, размер взноса, и за какой именно год представляется взнос, чего многие оо. благочинные не объявляют, и что затрудняет комитет в ведении списков членов Миссионерского Общества, и 3) чтобы все вышеозначенные денежные сборы доставляемы были в епархиальный комитет по окончании полугодия, а листы, выдаваемые Советом и комитетом – по окончании года; что же касается сбора в неделю православия, то его не следует вносить в листы, выдаваемые Советом, как это делают многие причты церковные (Костр. Епарх. Ведом. 1890 г. № 2).

– В «Черниг. Епарх. Ведом.» напечатано распоряжение преосв. Вениамина об условиях принятия в священнослужительские должности светских лиц: «Ко мне нередко обращаются с просьбами о рукоположении в сан священника не принадлежащие к церковному клиру и не состоящие в духовном ведомстве лица, или вовсе не обучавшиеся в духовной семинарии, или уволенные из низших классов оной. В просьбах своих они уверяют меня, что приготовились к сану священника самостоятельно – домашними занятиями по богословским наукам, выставляя при этом права свои на получение священнического сана указанием на продолжительную службу свою в сельских школах. Когда некоторых из них я отсылал в экзаменационную, при семинарии, комиссию для испытания их в знании богословских предметов, преподаваемых в V и VI классах семинарии, то таковые личности позволяли себе предъявлять претензии на это мое распоряжение, указывая на то, что диаконы рукополагаются в сан священника по испытании их в особой комиссии, состоящей из местных двух или трех священнослужителей. В отклонение недоразумений считаю нужным выяснить, для сведения кому следует, те соображения, которыми я руководствуюсь в помянутых распоряжениях: диаконы, прослужившие в своем сане беспорочно известное число лет, удостоиваются возведения в сан священника, во-первых, потому, что они люди испытанной уже нравственности, известны епархиальному начальству своею благочестною жизнию и безукоризненным выполнением своих священнослужительских обязанностей; во-вторых, обладая церковною начитанностью, они практически усвоили себе достаточные познания в христианских истинах, необходимых для пастырского служения и, как дознано опытом, вполне соответствуют своему назначению в малолюдных сельских приходах, которых не желают занимать окончившие курс в духовной семинарии; наконец, такое возведение диаконов в сан иерейский вполне согласно и с каноническими постановлениями о порядке постепенности при производстве в иерархические должности. По уважению к этому, – от диаконов, при испытании, не требуется научных теоретических познаний в богословских науках; лиц же, не принадлежащих к церковному клиру, признаю необходимым подвергать таковому испытанию по программе V и VI классов семинарии, как не окончивших курса в оной, не знакомых с церковно-служебною практикою, а иногда и совершенно чуждых церковной жизни».