Вотум недоверия
Президент южной половины разорванной демократиями Запада Кореи Сингман-Ри[176], вопреки заключенному этими демократиями через его голову сговору, освободил из концлагарей этих же демократий 27.000 антикоммунистов корейцев и заявил, что будет продолжать борьбу за единство своей страны, разорванной снова надвое решением тех же демократий. Этот акт он подтвердил поголовной мобилизацией младших возрастов, а корейский народ ответил ему полной безоговорочной поддержкой. Выборный президент поднялся на ступень подлинного народного вождя.
Можно ли рассматривать последние корейские события, как локальный, местного значения акт? Не аналогичны ли им по своему духу свержение демократического правительства генералом Нагибом[177] в Египте, отказ Сиамского короля сотрудничать с демократией Франции в той чисто колониальной форме, какой требует от него эта демократия, борьба с нею же народных националистов Марокко и Туниса, военные перевороты в Сирии и других арабских государствах, и ряд других событий меньшего масштаба? Что это, пробуждение «дряхлого Востока»?
Пробуждение – лишь внешняя сторона этих актов. Но главная общая для всех этих событий причина скрыта глубже. Это протест национального чувства против навязываемых ему извне чуждых его духу принципов. Это – осознание нациями самих себя, своей самобытности, права на свою собственную, самими ими организованную жизнь. Это протест против навязанных им извне универсальных образцов государственного и социального устройства. Это вотум недоверия пресловутым демократическим основам, причем голосуют против демократий не пережитки феодализма и не обеспеченные классы, а низы – народы. Египет – яркий тому пример: в лагере демократий там оказались феодальные последыши и финансовые аферисты, запутавшие в свои сети самого короля. Против них встали неимущие классы, нищее крестьянство, на которое оперся генерал Нагиб.
Недоверие народов к современным формам демократической государственности характерно не для одного лишь Востока. Возникновение множества диктатур и жизненность некоторых из них показывают, что это движение всемирно; повсеместные же проявления коррупции демократических правительств свидетельствуют о том же негативно. Так, например, 19 правительств четвертой республики свободнейшей из демократий – Франции, их чехарда явно показывает, что ни одному из этих правительств народ не доверял и что самым жизненным из них было наиболее близкое к диктатуре правительство генерала Де Голля, продержавшееся все же около полутора лет.
Это недоверие имеет крепкие корни в недавнем, прошедшем на наших глазах отрезке мировой истории, начатом полной победой демократий над монархиями, Версальским миром. Что произошло дальше? Европа была перемежевана на самых безупречных демократических основах. Традиционно сложившиеся государственные образования были раздроблены, и в результате настал хаос, приведший к трагедии Второй мировой войны. В течение ее и вслед за нею народы польский, латвийский, литовский, эстонский, финляндский, румынский, болгарский, сербский, хорватский, албанский, чешский, словацкий и другие были выданы на растерзание сначала социализму гитлеровского образца, потом социализму сталинскому. Последние события в Восточной Германии, Чехии и Польше достаточно ясно характеризуют отношение этих народов к социалистической государственности и истинное направление их воли. Приведенный краткий перечень судеб этих народов вполне оправдывает вотум недоверия к демократическим образцам, выраженный корейцами.
Вопрос о доверии демократическим правительствам западного, пока еще свободного (хотя и не вполне) от социалистического тоталитаризма мира стоит перед нами, российскими национально мыслящими эмигрантами, не только остро, но глубоко трагично. Шекспировская формула «быть или не быть» полностью применима не только к нам, горсти эмигрантов, но ко всей России. Не мы, но она, ее двухсотмиллионный народ, имеет целый ряд причин голосовать «против». Предательство национальной России на Версальском майдане, бесстыдное использование демократиями ее трагедии в своих узко эгоистических интересах; смертный приговор Белому движению – первому акту борьбы русского народа с большевизмом, – вынесенный вождями западных демократий; «торговля с людоедами», не только укрепившая властвование социалистических хищников над российским народом, но в некоторых случая буквально спасавшая их власть; спасение сталинской тирании при помощи лэндлиза; выдача на смерть участников Русского Освободительного Движения…
Ведь не только мы, горсть эмигрантов, но и он, двухсотмиллионный российский народ, в липе его антикоммунистического актива, все это знает и в достаточной мере оценивает.
А что говорит ему современность? «Там» умеют находить правильную оценку ее даже между строк передовиц «Правды» и «Известий». Современный русский подсоветский антикоммунист узнает из этих крупиц о стремлении Черчилля во что бы то ни стало укрепить дружбу демократий со сталинскими последышами, иначе говоря, урвать свою долю барышей с торговли потом и кровью российского народа; узнает о полном бессилии демократических правительств Франции и Италии в их борьбе даже с собственными коммунистами, бессилии, обусловленном именно основами демократического порядка; узнает о националистических и вместе с тем антидемократических движениях народов Востока. Узнает и о провалах попыток организации антикоммунистической борьбы, предпринятых из-за океана, как например, водотолчение в создании
Европейской армии, Европейского парламента, Европейского экономического соглашения о стали и угле… Все это он знает. Может ли он испытывать доверие к демократическим принципам?
Берега Северной Америки для него, так же как и для нас, покрыты густым туманом. Родилась ли там твердая, непреклонная воля к борьбе с агрессией социалистического тоталитаризма или там так же, как и при Трумэне, топчутся на месте? Этого он не знает, как не знаем этого и мы. А ведь наличие этой воли имеет для него основное значение для решения вопроса, с кем стать, с кем идти по своему историческому пути. Не знает он и другого, чрезвычайно важного для него условия предстоящей борьбы: поведет ли эта борьба к подлинному его раскрепощению, к утверждению его исторически выраженной воли, воли к Всероссийскому народному единству или к расчленительному эксперименту, проведенному уже на его глазах в Европе, результаты которого ему ясны. Не знает и еще одного: даст ли ему освобождение от социалистической тирании возможность самобытного государственного строительства – Всенародное Всероссийское Самодержавие или ему придется лишь сменить ортодоксально социалистические оковы на коррупционно демократический хаос и экономическое порабощение.
Это одна сторона. Сторона, побуждающая голосовать «против». Но есть и другая, требующая голосования «за». Это понимание того, что западные демократии являются для него единственным в конечном счете неизбежным союзником в борьбе против социалистической тирании, это он знает так же, как и мы, но так же, как и мы, он далеко не уверен в реальном существовании этого союзника. Туманная пелена, скрывающая от него заатлантический берег, не только не дает ему ответа, но при помощи советской пропаганды и ее вольных и невольных, случайных и постоянных пособников на западной стороне мира, все гуще и гуще окрашивается в кровавые тона атомного истребления подсоветских «морлоков» и разрушения единой всероссийской государственности.
Теперь предположим, что, наконец-то туман рассеется, и из него прозвучит голос, призывающий к подлинному, активному союзу подневольных и свободных народов в их борьбе с тоталитарно-социалистической тиранией и агрессией. Поверит ли русский народ этому голосу, исходящему из лагеря западных демократий, коррупция которых ему известна? Не потребует ли он каких-то дополнительных гарантий, обеспечивающих ему право на российское национальное единство и на самобытное строительство своей государственности? Думается, что, безусловно, потребует и в данном случае единственно возможными гарантиями могут быть лишь те, которые дадут ему зарубежные русские национально-мыслящие антикоммунисты. Русские голоса и никакие иные.
В тумане, окутывающем отношение правительства генерала Эйзенхауэра к «русскому вопросу», пока ничего ясного не видно, активность же некоторых кругов американской общественности проявляется как раз в обратном направлении, в попытках подменить национальные права русского народа коррупционно-демократическими формами «самоопределения вплоть до отделения» и т. д. Эти попытки в неуклонной последовательности проваливаются, в лице сонров, кцабов, сбонров и прочих неудобных для произношения наименований. Эти провалы характеризуют реакцию российского национально-мыслящего зарубежья на предлагаемые ему фальшивки. Как будет реагировать двухсотмиллионный российский народ на те же фальшивки, предложенные ему, мы, пока, конечно, не знаем, но что если его реакция выразится формулой:
– Не было бы хуже?.. Как-никак, под Советами мы живем, плохо, но все-таки живы, сохраняем свое государственное единство и даже выросли в грозную для всего мира силу. Сталин протянул ноги. Большевизм не вечен и, как будто, слабеет. Может, Бог даст и получшеет, полегчает… Так не лучше ли нам…
Это «не лучше ли» в переводе на политико-стратегический язык означает получение сталинскими последышами 30–40 миллионов прекрасно тренированных и одухотворенных осознанной ими идеей национального единства бойцов. Можно быть вполне уверенным, что сталинцы не пропустят возможности стать в глазах этих, осознавших свое родство Иванов, их национальным руководящим центром. Поражение же этой, объединенной идейно и организационно, силы разрозненными «вплоть до отделения» силенками западных демократий более чем сомнительно.
Но может ли русская национально-мыслящая политическая эмиграция в какой-либо мере способствовать сближению демократических правительств Запада с массивом русского народа, пока эти демократические правительства протежируют и субсидируют всех видов фальшивки, подменяющие национально-российские интересы международными демократическими трафаретами, а быть может и чем-либо худшим для России. Имеет ли право российская национально-мыслящая эмиграция вотировать доверие этим правительствам (как, например, Англии) или частным анонимным организациям (как, например, Американский Комитет), пока они работают в тесном контакте с управляемыми нью-йоркскими марксистами антирусскими марионетками? Можно ли при данной ситуации голосовать «за» доверие?
Нет. Глубоко-патриотический, чисто-народный и гуманный без оговорок акт освобождения заключенных в демократических лагерях сынов корейского народа, произведенный Сингман-Ри, должен послужить нам примером выполнения национально-патриотического долга.
Не в силе Бог, а в правде!
«Наша страна»,
Буэнос-Айрес, 18 июля 1953 г.,
№ 183, с. 2–3.
Комментировать