Люди земли Русской: статьи о русской истории - «Французик из Бордо»

(17 голосов: 4.2 из 5)

Содержание Полный текст Пред. глава След. глава

«Французик из Бордо»

Некогда, в гостиной московского барина Фамусова, щупленький французик, «надсаживая грудь», радовался тому, что увидел в ней «свою провинцию».

Его радость была вполне обоснованной. Так и было. Позже французика сменил педантичный немец-профессор, потом бородатый полунемец… Эта вереница была очень длинной и очень пестрой, но объединенной одним общим признаком: для каждого из прошедших в ней Россия была только «своей провинцией». Ею же была она и для «прогрессивных» по тому времени, отражавших взгляды своей среды, трепетно внимавших «французику» шести бесприданниц-княжон.

Подобное представление о России, вернее о лицевой, «передовой» ее части также имело вполне достаточное обоснование, т. к. вся «прогрессивная» и наиболее крикливая группа ее интеллигенции того и последующего периода, от Радищева и Чаадаева до Милюкова, Ленина и Сталина, смотрела на Россию лишь как на «провинцию» Западной Европы, пригодную только для восприятия и копировки выработанных там «проверенных» и непроверенных «образцов». Разница между этими российскими провинциалами Европы была лишь в том, что Радищев откладывал земные поклоны перед Гельвецием, а Чаадаев стучал лбом Папе Римскому; Милюков уповал на панацею четырехчленной формулы[171] и многопартийного либерализма, а Сталин на непогрешимость схемы «научного» социализма и монопартийность «диктатуры пролетариата».

Все эти «образцы» были взяты из одного и того же магазина. Все они в равной мере были и остались «низкопоклонством перед Западом». Шесть княжон, восклицавших: «Ах, Франция, нет лучше в мире края» и Милюков-Ленин-Сталин совершенно равноценны в своем мышлении рабов-копировщиков. Разница лишь в характере эпохи и масштабе действия заимствованной идеи: тогда – фасон фрака «рассудку вопреки, наперекор стихиям», теперь – фасон политико-социально-экономического строя, также вопреки национальному рассудку и наперекор российским стихиям.

* * *

Реки включают в свои течения струи притоков, впадающих в них и с запада и с востока. Вряд ли возможно разграничить в русле Волги воду Оки от воды Камы. Так же сливаются в общественных течениях разнородные, подчас противоречивые элементы. Это отмечал еще Герцен в «Былом и думах».

Стихия течения российской (октябрьской) революции была загнана Лениным в турбину западной марксистской схемы, но это отнюдь не исключает наличие в ней, стихии противостоящих турбине элементов, национально народных стимулов протеста против барско-интеллигентского западничества. Одним из ярких подтверждений этого был блестящий провал демократии – Керенщины, построенной при точном соблюдении всей «проверенной», западно-европейской рецептуры. Матрос Железняк, действуя единолично и без прямых инструкций, разогнал шестьсот «народных избранников», удостоенных этого звания на основе «проверенного» Западом «образца». Народ же голосовал на это безмолвием, так сказать, «воздержался» от поддержки своих «избранников». В дальнейшем «правительство» и «армии» Учредиловки играли самую жалкую и смешную роль в трагедии гражданской войны, так российский народ по одну и по другую стороны разделившей его черты вносил одну и ту же поправку к навязанному ему, чуждому его мышлению образцу.

* * *

Смотря трезво на окружающее, приходится признать, что кремлевское Политбюро в настоящий момент – единственный в мире политический центр, где знают, «что» им делать и «как» им действовать.

Перекрашивая «черных воронов» в «белых голубков» для внешнего обращения, Политбюро ясно учитывает, что на внутреннем идейном рынке этот товар не пойдет. Российский народ уже не даст теперь за него валюты крови, необходимой для коммунистической агрессии. Не даст ее и под воскрешение отечественного (а не советского) патриотизма. Во второй раз этот номер не пройдет. Следовательно, нужно шагнуть дальше, раздвинуть поле действия российской национальной эмоции, переключив ее от физической самозащиты к духовно-идейному наступлению. Базой же для этого наступления может служить только проверенное тысячелетним опытом неизменное стремление российского народа сохранить от всех посягательств свою самобытность, свою живую душу.

Игра эта очень опасна для самого Политбюро, т. к. она может в любой момент обратиться против него самого. Но, что поделать, надо идти на этот риск. Другого пути нет. Удача зависит от тонкости и четкости в проведении маневра, при расчете на то, что противник, как и в прошлом, проспит и проморгает момент радикального контрудара.

Маневр требует предельной тонкости и внутри. Надо стимулировать борьбу с «низкопоклонством перед Западом», будучи и оставаясь самим полными и абсолютными «низкопоклонниками» перед тем же фетишем.

Удастся или нет? Вывезет ли еще раз кривая?

Удача зависит, прежде всего, от того, сможет ли противник, сумеет ли он, во время сорвать с «низкопоклонного» марксистского Политбюро его псевдонациональный камуфляж, и тем самым направить раскованные им подлинно национальные силы, против него самого, прикинувшегося националистом, «низкопоклонника».

* * *

Каждая борьба состоит из ударов и контрударов. Побеждает тот, чьи удары направлены вернее. В этой направленности – правда борьбы.

Может ли встречный удар быть направленным в ту же сторону, как и противостоящий ему?

Примитивный здравый смысл отвечает – нет.

«Французик из Бордо», ставший ныне и Гарвардским профессором, и «знатоком России», и американским журналистом «русского» происхождения, утверждает – да. По его мнению «рассудку вопреки, наперекор стихиям», марксизму нужно противопоставить марксизм, маскированной копировке западных образцов – ту же копировку, не маскированную, ибо дело идет о «своей провинции»… Престарелые уже в наши дни княжны-бесприданницы вторят ему дружным хором и назначают рандеву то в Мюнхене, то в Фюссене, то где еще поукромней.

Все попытки поразить советский марксизм, вооруженный крупнейшей блестяще оснащенной и прекрасно вытренированной армией пропагандистов, при помощи какого-либо иного однородного с ним нерусского «образца» неминуемо станут в лучшем случае маханием рук впустую, а в худшем – дадут обратный результат, утвердят в сознании масс российского народа представление о требовании Запада «низкопоклонства перед ним», выполнения его воли, т. е. дадут именно ту реакцию, которой и добивается советская пропаганда, чему сама она, усердно и умело поможет.

Некоторые общественные деятели США и даже Англии уже начинают понимать эту очевидную и ясную для нас, российских националистов, истину. Уже звучат предостережения от попыток навязывания российскому народу политической рецептуры Запада, призывы к уважению его самобытности, его собственного мышления, к непредрешенству со стороны судеб освобожденной России, к предоставлению ей самой решающего голоса.

Но общий тон еще смутен. «Французик из Бордо», кокетничая своим, воспринятым от бесприданниц-княжон «знанием России», по прежнему надсаживается в восхвалении своих «столичных» порядков и радости видеть их в «своей провинции» России, попутно поплевывая в ее подлинное национальное лицо то через микрофон «Голоса Америки», то со страниц распространеннейших изданий, то на таинственных рандеву с престарелыми красотками русского происхождения, не утратившими еще мечты всех старых дев – любой ценой, любым способом «составить себе партию».

/Алексей Алымов]
«Наша страна»,
Буэнос-Айрес, 3 ноября 1951 г.,
№ 94, с. 3.

[171] Западная государственная система, основанная на прямом, равном, тайном и общем голосовании.

Пред. страница К оглавлению След. страница

Проза, История, Публицистика