Иван Дмитриев
Дмитриев Иван Иванович (1760–1837) – поэт, государственный деятель. Дебютировав в 1780-е годы почти одновременно с Державиным и Карамзиным, он называл своими учителями Сумарокова и Хераскова, а умер в один год с Пушкиным, став связующим звеном двух литературных эпох и четырех царствований. Он называл себя «рядовым на Пинде воином», имея в виду поэтический Парнас на этом хребте («Положим, что, на Пинд взобравшися счастливо, // Поэтом можешь ты назваться справедливо», – напишет Пушкин), хотя был не таким уж и рядовым. Ему суждено было заменить Державина не только на посту министра юстиции, но и в поэзии. В 1814 году, после отставки, он вернулся в Москву, где построил дом у Патриарших прудов, который более двадцати лет был литературным центром Первопрестольной. Петр Вяземский напишет в стихотворении «Дом Ивана Ивановича Дмитриева»:
…Он в свете был министр, а у себя поэт,
Отрекшийся от всех соблазнов и сует;
Пред старшими был горд заслуженным почетом:
Он шел прямым путем и вывел честным счетом
Итог своих чинов и почестей своих.
Он правильную жизнь и правильный свой стих
Мог выставить в пример вельможам и поэтам,
Но младшими ему по чину и по летам
Спесь щекотливую охотно забывал;
Он ум отыскивал, талант разузнавал,
И где их находил – там, радуясь успеху,
Не спрашивал: каких чинов они иль цеху?
Но настеж растворял и душу им, и дом.
Он был одним из поэтов старшего поколения, кто вместе с Жуковским, Денисом Давыдовым, Федором Глинкой приветствовал племя младое, незнакомое, искренне радовался возрастающей славе Пушкина. Об этом свидетельствуют его письма, одно из которых датировано 6 мая 1836 года. «Милостливый государь Александр Сергеевич, – писал он в дни смерти матери Пушкина. – Знаю по себе всю важность вашей потери, и на сей раз могу только сказать: всем сердцем сожалею об вас и об Сергее Львовиче. Между тем чувствительно благодарю вас за билет на «Современника» и за первую книжку… Но ваше щедролюбие усовещает мое корыстолюбие и возбудило во мне безплодное желание и помолодеть и поумнеть наравне с вами или хотя бы с Вяземским и Языковым, чтоб самому быть достойным вкладчиком в «Современник» и не даром получать его. Я люблю хвалить авторов в третьем лице, а потому и ограничиваюсь теперь немногими словами: журнал сам расшевелил и освежил меня на целую неделю…» О том же писал в своих воспоминаниях и Андрей Муравьев, которого в начале 1820-х годов в дом Дмитриева вместе со своими воспитанниками приводил Семен Раич: «Поэт, и особенно такой, как Дмитриев, – остаток славных времен Екатерины, друг и сотрудник Державина, бывший подобно ему Министром Юстиции, казался нам чем-то особенно великим, не только как жрец искусства, но и как один из важных деятелей той эпохи, и с глубоким уважением мы на него смотрели; он же, с своей стороны, чрезвычайно ласково обращался с юными любителями Муз, читая нам иногда свои произведения и рассказывая о событиях минувшего. Лестно было для нас каждое одобрительное его слово».
В 1823 году вышло шестое «исправленное и уменьшенное» издание «Стихотворений Ивана Ивановича Дмитриева» – (на пятом издании 1818 года значилось: «исправленное и умноженное»). Это и было по сути, избранное – лучшее из того, что создал он прежде всего как баснописец. Петр Вяземский в предисловии попытался даже противопоставить его басни басням Крылова, на что последовала резкая отповедь Пушкина. Вяземский не упомянул лишь о том, что именно благодаря Дмитриеву в 1806 году состоялся басенный дебют Крылова. Дмитриев, как никто другой, умел привечать таланты других вне зависимости от противостояния литературных «партий». Вслед за Тредиаковским, Ломоносовым, Сумароковым, Державиным, Княжниным он создал свой «Гимн Богу», переложения псалмов, но, будучи не только одописцем и псалмописцем, но и баснописцем, обогатил тот жанр еще одним видом – сатирическими баснями-молитвами.
Гимн Богу
Парю душой к Тебе, Всечтимый,
Превечно слово, Трисвятый!
Блажу Тебя, непостижимый,
Всемощный, безначальный, сый!
Блажу и сердцем восхищаюсь,
Зря тьмы, куда ни обращаюсь,
В творении Твоем чудес!
Велик равно Ты в насекомом,
Как в бурях, к нам ревущих с громом
С недосягаемых небес!
Где пункт начатия вселенны?
Что в солнце огнь питает Твой?
Чем звезды в тверди утвержденны,
И что вращает шар земной?
Откуда сонмы вод пустились
И вкруг земли совокупились
В неизмеримый океан?
Что вне его, что вне эфира?
Кто в тайнах сих, о Творче мира!
Участником Твоим избран?
Никто, никто в Твоем совете!
Непроницаем Твой покров!
Сидящий в неприступном свете,
Над мириадами миров,
Ты взором солнцы возжигаешь,
Ты манием миры вращаешь,
Ты духом ангелов творишь,
И словом, мыслию одною –
Сию пылинку пред Тобою –
Громаду света истребишь!
Духовная песнь, извлеченная из 48 псалма
Услышите сия, вси язы́цы, внушите,
вси живущи по вселенной.
Внуши земля! владыки мира!
Народы! преклоните слух;
Высоку песнь взыграет лира,
Святый меня восхитил Дух:
Я возношуся, я пылаю,
Я в горних небесах читаю
И важны истины пою!
Внемлите: сколь ни процветает,
Но тщетно, тщетно уповает
На силу человек свою!
Се, яко кедр, с холма высока
Главу подъемлет к небесам;
Бог рек – и во мгновенье ока
Повергла смерть его к стопам.
Что ваша сила в день кончины,
Надменны щастьем исполины?
Увы! от смерти нет щита!
Тогда и раб и друг оставит;
Ни брат, ни родший не избавит;
Ниже ценою живота.
Нет искупленья! нет отрады!
Еще ваш терем всех дивит;
Еще во цвете вертограды;
Но кто в них пиршество творит?
Пришлец, пришлец, ко злату жадный,
Кто, яко волк, несытый, гладный,
С весельем вашей смерти ждал;
А вы… вы в персть преобращенны,
И сан, и вы уже забвенны,
И самый след ваш здесь пропал!
Но коль мы редко вспоминаем
Ужасну истину сию!
Всечасно равных погребаем,
А чтим безсмертной жизнь свою.
Предавшися сует прельщенью,
Как звери, токмо побужденью
Покорствуем своих страстей:
Зияет бездна перед нами,
А мы с закрытыми очами
Упоеваемся над ней!
И се… стремглав в нее упали!
О горе, горе будет тем,
Которы слабых угнетали
В минутном счастии своем!
Невинных вздох не пропадает,
Творец на лица не взирает,
И страшный ад неумолим:
Злодеи! бойтесь, трепещите!
А вы, гонимы! не ропщите!
Есть Бог – есть вечность обоим.
<1795>
Расположение к молитве
Псалом 49
Бог богов Господь глагола,
и призва землю…
Кто в блесках молнии нисходит,
Колеблет гласом гор сердца,
И взором в трепет все приводит?
Природы ль вижу я Творца?
Он, Он! – се меч в десной сверкает,
А в шуйце вечныя весы;
Се к вам, народы, Он вещает –
О грозны, страшные часы!
«Не мни, – гласит, – о род строптивый!
Загладить жертвами свой грех,
Когда во гневе суд правдивый
Приду изречь на смертных всех.
Что Мне до ваших всесожжений,
До ваших жертв и тучных стад?
Бог пьет ли кровь Своих творений?
Безсмертный чувствует ли глад?
Я всю вселенную объемлю –
И в длани жизнь ея ношу;
Я вздоху насекомых внемлю;
Хощу – и солнце погашу.
Пожри же Мне своей душою,
Очисти совесть от грехов,
И непорочных уст хвалою
Да будет славим Бог богов.
Но да прильпнет язык к гортани
Твоей, о грешный человек!
Страшись ко Мне простерта длани
И не блажи Меня вовек:
Тебе ли Бога песнословить,
Коль духом не живешь о Нем,
И ад спешишь себе готовить
В порочном житии твоем?
Из уст твоих течет яд лести
И злоба ухищренных змей;
Ты брату ков творил из мести,
Корысти разделял татей.
О лицемеры! вечно ль стану
Я гром удерживать в руках?
Вострепещите! гряну, гряну –
И уничтожу, яко прах!»
<1797>
Молитва
В предцверьи храма
Благочестивый муж прихода ждал жреца,
Чтоб горстью фимиама
Почтить вселенныя Творца
И вознести к Нему смиренные обеты:
Он в море отпустил пять с грузом кораблей,
Отправил на войну любимых двух детей
В цветущие их леты
И ждал с часа на час от милыя жены
Любови нового залога.
Довольно и одной последния вины
К тому, чтоб вспомнить Бога.
Увидя с улицы его, один мудрец
Зашел в преддверие и стал над ним смеяться.
«Возможно ль, – говорит, – какой ты образец?
Тебе ли с чернию равняться?
Ты умный человек, а веришь в том жрецам,
Что наше пение доходит к небесам!
Неведомый, кто сей громадой мира правит,
Кто взглядом может все творенье истребить,
Восхочет ли на то вниманье обратить,
Что неприметный червь его жужжаньем славит?
Подите прочь, ханжи, вы с ладаном своим!
Вы истиныя веры чужды,
Молитвы!., нет тому в них нужды,
Кто мудрыми боготворим».
«Постой! – здесь набожный его перерывает. –
Не истощай ты сил своих!
Что Богу нужды нет в молитвах, всякий знает,
Но можно ль нам прожить без них?»
<1803>
На случай грома
Гремит… благоговей, сын персти!
Се Ветхий деньми с небеси
Из тихой, благотворной длани
Перуны сеет по земли.
Всесильный! с трепетом младенца
Целую я последний край
Твоей молниеносной ризы
И исчезаю пред Тобой.
Что человек? – стремится ль к тверди?
Касается ли темень звезд?
Нигде стопою ненадежной
Не может опереться он.
Игралище легчайших ветров,
Мозговыми ли стал костьми
На землю тверду, долговечну?
Пред дубом, ивой даже мал!
Ты дхнешь – и двигнешь океаны;
Речешь – и вспять они текут.
А мы – одной волной подъяты,
Одной волной поглощены!
Вся наша жизнь, о Безначальный!
Пред тайной вечностью Твоей…
Мечтание часов крылатых,
Луч бледный утренней зари.
1805
Подражание 136 псалму
На чуждых берегах, где властвует тиран,
В плену мы слезы проливали
И, глядя на Евфрат, тебя воспоминали,
Родимый Иордан!
На лозах бледных ив, склонившихся к реке,
Качались томно наши лиры;
Увы, а мы от них, безмолвные и сиры,
Сидели вдалеке!
Рабы (вкруг нас ревел свирепой стражи глас),
В неволе пользы нет от стона;
Воспряньте духом вы и песнею Сиона
Пролейте радость в нас!
Ах! нам ли песни петь среди своих врагов,
Они с отчизной разлучили,
Где наша колыбель, где сладость жизни пили,
Где наших персть отцов!
Прилипни навсегда язык к устам моим,
Замри рука моя на лире,
Когда забуду я тебя, древнейший в мире,
Святый Иерусалим!
Напомни, Господи, Эдомовым сынам[18]
Ужасный день, когда их злоба
Вопила: смерть им, смерть и пламень вместо гроба!
Рушь все: престол и храм!
Но горе, горе злым: наш мститель в небесах,
Содрогнись, чадо Вавилона!
Он близок, Он гремит, низвергайся со трона,
Пади пред Ним во прах!
1822
Супружняя молитва
Один предобрый муж имел обыкновенье,
Вставая ото сна и отходя ко сну,
Такое приносить моленье:
«Хранитель ангел мой! спаси мою жену!
Не дай упасть ей в искушенье!
А ежели уж я… не дай про то мне знать!
А если знаю я, то дай мне не видать!
А если вижу я, даруй ты мне терпенье!»
Две молитвы
Средь храма, ниц челом, Моллак молился вслух:
«Всезрящий! Ты мне все: пошли мне воздаянье!»
А нищий в уголку шептал, смиря свой дух:
«Отец! дай мне отжить в сердечном покаяньи!»
<1826>
[18] Идумеяне хотя и вели род свой от Авраама, но вступили в союз с вавилонянами против иудеев и были злейшими их врагами. (Примеч. И.И. Дмитриева.)
Комментировать