Преподобный Варсонофий
Варсонофий (в миру – Плиханков Павел Иванович. 1845–1913) – оптинский старец, преподобный. Родился в семье выходца из оренбургских казаков купца Ивана Плиханкова. Окончил Полоцкую военную гимназию, Оренбургское военное училище. В 46 лет, уже будучи полковником, приехал в Оптину к старцу Амвросию. В Великий пост 1893 года стал послушником Павлом. В 1900‑м пострижен в мантию с именем Варсонофий; в 1902‑м рукоположен в иеродиакона; в 1903‑м рукоположен в сан иеромонаха, назначен помощником старца и духовником Шамординской женской пустыни; в 1904‑м – священник фронтового лазарета имени преподобного Серафима Саровского; в 1907‑м возведен в сан игумена и назначен скитоначальником; в 1912‑м назначен настоятелем Старо-Голутвинской обители и возведен в сан архимандрита. Погребен в Оптиной пустыни.
Но мало кто знал, что стихи, появлявшиеся все эти годы в печати под псевдонимом «Странник», принадлежали старцу Варсонофию. Сборник его стихов был впервые собран и издан уже посмертно монахинями Шамординского монастыря, среди которых была единственная сестра Льва Толстого Марья Николаевна, а старец Варсонофий приезжал к умирающему Толстому на станцию Астапово. Его, бывшего полковника, не допустили к бывшему поручику…
Молитва Иисусова[125]
Ее начало – тесный путь.
Душе тревожной негде отдохнуть.
Болезни и труды, великие страданья,
Смущений вихрь, презренье, порицанье
Подвижника встречают; видит он,
Как скорби восстают со всех сторон.
И он стоит исполненный сомнений,
Тревожных, тяжких дум, недоумений,
Томлением объятый и тоской.
Неведомы ему ни радость, ни покой,
И помощи не ждет он ниоткуда,
Как только от Спасителя Христа.
А злобные враги кричат ему отвсюду:
«Уа! Да снидет со креста!»
Мой друг о Господе! Дерзай!
Не прекращай великой, тяжкой битвы
И поле бранное отнюдь не покидай –
Не оставляй божественной молитвы!
Пребуди в подвиге до смерти, до конца:
Победа ждет тебя, духовного борца.
Души твоей да не смятутся кости,
Да не колеблются ее твердыни и столпы,
Когда приступят к ней злокозненные гости –
Бесовских помыслов несметные толпы.
Всемощным именем Господним их рази;
Гонимы Им, рассеятся врази!
Покрывшись мудрости исполненным смиреньем,
Сей ризою нетленной Божества,
Невидимым врагам душевного спасенья
Не доставляй победы торжества!
Безропотно терпи обиды и гоненья.
Не оставляй прискорбного пути –
Духовных благ священного залога;
Живи для вечности, для Бога,
Единой истинной и вечной красоты, –
Всю жизнь Ему всецело посвяти.
Откинув ложные надежды и мечты,
Мужайся в подвиге суровом
И узришь жизнь во свете новом.
И час пробьет, настанет время,
Духовная твоя умолкнет брань, –
Страстям невольная мучительная дань;
И с радостию ты поднимешь бремя
Напастей, бед, гонений и скорбей.
В душе твоей, свободной от страстей,
Исчезнут тяжкие сомненья и тревога,
И свет духовный воссияет в ней, –
Наследнице небесного чертога,
Мир чудный водворится – рай,
И с Господом ее свершится единенье.
Исчезнет без следа твоя печаль,
И ты увидишь, полный изумленья,
Иной страны сияющую даль,
Страны живых, страны обетованья –
Грядущего за подвиг воздаянья,
Желаний твоих край…
Памяти в Бозе почившего старца Оптиной пустыни, иеросхимонаха о. Амвросия
Блаженны рабы те, которых господин,
пришедиш, найдет бодрствующими.
Лук. гл. XII, ст. 37
Блажен, кто путь свершая тесный,
Кумирам тленным не служил,
В чьем чистом сердце Царь Небесный
Себе обитель сотворил.
Блажен, кто страсти победил
И чужд был суетных стремлений,
Кто средь житейских треволнений
Свой крест безропотно носил,
И был утешитель скорбящим
И перед миром, в зле лежащим,
Как раб, колен не преклонил!
Кто чужд был злобы и гордыни,
Смиренномудрие стяжал,
И вечной жизни, и святыни,
И высших подвигов искал,
Как светоносной благостыни;
Кто всей душой своей сознал
Тщету и ложь плотской отрады,
И, невзирая на преграды
И обольщенья темных сил,
Как странник и пришелец жил
Средь слепоствующего мира,
Чуждался жизненного пира
И тучных брашен не вкусил.
Блажен, кто с юности презрел
Сей мир, и суетный и ложный,
С его гордынею тревожной
И всей пустыней его дел;
Кто к Богу ревностью горел
И жаждал вечного спасенья,
Не ведал злобы и сомненья,
И под покровом вышних сил,
И полный светлых упований,
Без малодушных колебаний,
В обитель иноком вступил…
Блажен, кто веру сохранил
В свое высокое призванье!
Кому за подвиг в воздаянье
Всевышний быть определил
Начатком будущих созданий,
И как наследнику небес,
Послал дар веденья высокий
Своей премудрости глубокой,
Своих таинственных чудес!
Блажен, кто среди бед и зол
Соблюл евангельский глагол;
И плоть распял с ее страстями,
И свергнул беззаконный гнет,
И к свету вечному идет
Непреткновенными ногами;
И чуждый дольней суеты
Стремится в вечную обитель, –
Обитель вечной красоты,
Где в славе царствует Спаситель
С Отцом и Духом, и пред Ним
Поют немолчно херувимы,
И с ними лики горних сил
Невечереющих светил!
Памяти в Бозе почившего епископа Феофана Затворника
(6 января 1894 года)
Он бе светильник горя и света (Ин. 5:35).
Вы есте свет мира;
не может град укрытися
верху горы стоя (Мф. 5:15).
I
Давно ли жил тот старец[126] чудный,
Исполненный духовных мощных сил,
Что подвиг свой великий, многотрудный
В пустыне Оптиной смиренно проходил?
Давно ль почил сей дивный гражданин
Дарами благодатными обильный,
Что в слове и в делах и властный был и сильный,
Что вновь возвысил иноческий чин?
Давно ль умолкнул вещий его глас?
Давно ли отошел в чертог небесный
Избранник сей и дивный и чудесный;
И много ль их осталось среди нас,
Стяжавших дар духовного прозренья
И творческий свободный ум,
Что в область нас возносит чудных дум
Могучей силою святого вдохновенья?
Два года минуло, – и новая утрата!
И вновь Россия скорбию объята!
И весть по ней несется из конца в конец,
Что отошел от нас другой борец;
Еще иной почил духовный великан,
Столп веры, истины глашатай и ревнитель,
Возлюбленный отец, наставник и учитель, –
Покинул нас великий Феофан,
Что утешением и радостью был нам!
Исполнилась его последняя година,
Почил он праведной, блаженною кончиной.
В великий светлый день Богоявленья
Призвал Господь избранного раба
В небесные и вечные селенья;
Исполнил он свое предназначенье;
Окончилась великая борьба!
Покорный высшему небесному веленью,
Он на стезю безмолвия вступил
И подвиг свой великий довершил,
Исполненный глубокого значенья
В наш буйный век духовного растленья.
Воочию он миру показал,
Что в людях не погибли высшие стремленья
И не померк в их сердце идеал.
Незримый никому, в безмолвии глубоком,
Наедине с собой и с Богом проводил
Он время; но миру христианскому светил
Учением святым и разумом высоким;
Ему был раем сумрачный затвор!
Служил для многих он высоким назиданьем;
Соблазном для других и камнем претыканья;
Вся жизнь его была для них укор!
«Зачем в затвор себя он заключил?
Зачем жестокое и тяжкое столь бремя
На рамена свои безцельно возложил?»
«К чему безплодная такая трата сил?»
«Теперь иных задач, иных вопросов время,
Иная ныне деятельность нужна,
Иного люди требуют служенья,
Для новой нивы новые потребны семена».
«К чему сия борьба, жестокие лишенья,
Посты, молитвы, плоти изнуренья?»
«Для благотворного полезного труда
Не вера нам нужна, потребно знанье»,
«Прошла пора безцельного, пустого созерцанья;
Иная нас теперь ведет звезда;
Иной рычаг отныне движет мир;
В сердцах людей иной царит кумир!
Кумир сей золото, земные наслажденья,
А не безплодное стремленье в небеса!» –
Такие раздались повсюду голоса.
Таков был вопль свирепого глумленья,
Таков от мира был жестокий приговор,
Когда подвижник иерарх вступил в затвор!
То было время смутное. Тогда
Тяжелые переживала Русь года…
II
Убогой скудости, смиренной простоты
Являло вид его уединенье.
На всем следы сурового лишенья,
И нет предметов в ней тщеславной суеты.
Лишь всюду видны груды книг, –
Отцов святых великие творенья,
Что будят в нас небесные стремленья,
Освобождая дух от чувственных вериг
Глубоких дум в них видно отраженье;
Изображены в них светлые черты
Иной, не гибнущей и вечной красоты;
Исполнены они святого вдохновенья;
И мысли в них безмерной глубины,
Что нас пленяют силою чудесной;
Неизглаголанной гармонии небесной
Могучие аккорды в них слышны.
В безмолвии яснее видит ум
Тщету сей жизни. Сюда не достигал
Многомятежный рев и шум
Бушующего жизненного моря,
Где воздымаются за валом вал,
Где слышится нередко тяжкий стон
Отчаянья, уныния и горя,
Где бури восстают со всех сторон.
К богоподобию стремясь и совершенству,
Всего себя он Господу предал,
И в Нем Едином высшее блаженство
Своей души всецело полагал.
Но подвиг свой и труд необычайный,
Которыми себе безсмертие стяжал,
Покрыл он от людей безмолвной тайной,
Не требуя от них ни чести, ни похвал.
Божественною силою хранимый,
В смирении он путь свой проходил,
Минуя грозные и темные стремнины,
Где враг его как жертву сторожил.
Евангельских заветов верный исполнитель,
Подобно ангелу он Богу предстоял,
И в сердце своем чистом основал
Нерукотворную Ему и светлую обитель.
На Божий мир, на все его явленья
Взирая с внутренней духовной стороны,
Стремился он постигнуть глубины
Их тайного и чудного значенья.
Мир этот тайнами великими повит,
Печать на нем премудрости высокой;
Не каждому уму понятен смысл глубокий
Что в проявлениях его сокрыт.
В борьбе с духами тьмы жестокой и неравной
Он дивную победу одержал,
Зане главу его стяг веры православной
Своей державной силой осенял.
И в сей борьбе стяжал он откровенье
Великой истины, что жизнь не наслажденье,
Что жизнь есть подвиг, тяжкая борьба,
И повседневный крест для Божьего раба,
И высшая в ней мудрость есть – смиренье!
Что безпредельный светоносный идеал,
И смысл ее, и основная цель – богообщенье.
Вотще ему враг сети расставлял;
Он сети сии рвал как нити паутины.
Он зрел здесь образы нетленной красоты;
Неведомы они сынам житейской суеты,
Мятущимся средь жизненной пучины.
Омыв с себя следы греховной тины,
Он в меру совершенства восходил
И чище себя снега убелил,
Что кроет гор заоблачных вершины.
Он созерцал своим духовным оком
Небесный мир в смирении глубоком,
Неведомый неверия сынам,
Незримый слепотствующим очам.
Мы, гордые одним лишь внешним знаньем,
Напрасно чаем с запада рассвет
И чуда ждем в безплодном упованье.
В томленьи сем прошло немало лет;
То вековое наше заблужденье,
Там есть науки, ремесла, но просвещенья,
Духовного там света – нет!
Там воцарились злоба и растленье
Ему был скинией таинственный затвор!
Стремясь горе и сердцем и умом,
Великих сил исполнился он в нем,
Сподобившись божественных видений
И дивных благодатных откровений.
Он духу его дал свободу и простор
И свергнул с него гнет земной кручины;
В безмолвии блаженство он обрел.
Так быстроокий царственный орел,
Покинувши болотные низины,
Где он себе добычу сторожил,
Полет свой направляет к небесам
Размахами своих могучих крыл;
И одинокий и свободный реет там,
Поднявшись выше облаков и синих туч,
Где жарче и светлее солнца луч.
III
В безмолвии он много слез пролил,
Когда свои усердные моленья
За Русь родную Богу приносил, –
Да узрит он начало обновленья
И возрождения ее духовных сил,
И, довершив свой подвиг величавый,
Спокойно бы глаза свои закрыл,
Узрев рассвет ее духовной славы…
Потомству он оставил в назиданье
Свои творения – великие труды,
Ума безстрастного высокие созданья
И дивных подвигов духовные плоды.
Одним они проникнуты стремленьем:
Исполнить света жизненный наш путь
И ревности святой огонь вдохнуть
В нас, обезсиленных страстями и сомненьем,
Он уяснил в них путь душевного спасенья
И жизни христианской показал
Великое и дивное значенье.
Он веру несомненную вселял,
Что вне Христа нам нет упокоенья,
Что все иное – призрак мимолетный, дым!
Горит в них свет святого вдохновенья,
Проникнуты они помазаньем святым.
Неведомы они останутся одним
По простоте иль скудости смиренной;
Ничтожными покажутся другим
По гордости ума иль мудрости надменной.
Во след иных богов они идут толпой;
Их жизни цель – благ временных стяжанье
Иль внешней мудрости изменчивое знанье:
Ни чувств благих у них, ни веры нет святой.
И радости и скорби их иные,
Не преходящая сей тленной жизни грань;
С духами тьмы неведома им брань;
Не верят они в них, как в призраки пустые!
Нет доблестей у них, ни христианских дел,
Пространными они идут стезями,
И ум их омрачен греховными страстями,
И в вечности печальный ждет удел.
Но многие сыны сомненья и печали,
Чья жизнь была безплодна и пуста,
Прочли те чудные и светлые скрижали,
Что познавать учили Бога и Христа,
И полны радости глаголам их внимали;
В них чувства новые тогда затрепетали.
Объятые духовным тяжким сном,
Они согрелись их божественным огнем,
И многие из них пошли иным путем;
И свергнув путы лжи и оболыценья,
Что овладели их и сердцем и умом,
И благодатного исполнясь просвещенья,
В смирении поверглись пред Христом.
Он пробудил их мощным своим словом,
Застывших в отрицании суровом,
И в них забил родник воды живой.
И снова возвратясь под кров родной
Из области духовного изгнанья,
Они нашли своим душам покой,
Забывши прежние тяжелые страданья;
И полные надежд, и радости великой,
Прославили Зиждителя Творца,
Что их извел из сей неволи дикой,
Где тьма духовная и мука без конца.
IV
Оставил он свое изображенье…
В нем видим мы печать сердечной чистоты,
И кроткого блаженного смиренья,
И отблеск чистых дум. Его черты
Исполнены святого умиленья;
Проникнуты они духовной красотой;
При виде их благие помышленья
Встают в душе и чувств небесных рой…
Несется время. Неизменною чредой
Идут за днями дни, и минет год,
Как отошел от нас он в мир иной.
Мы память сохраним об нем из рода в род
И к Богу вознесем усердные моленья:
Да примет его душу в райские селенья,
Где ни печалей, ни болезней нет,
Но вечный царствует незаходимый свет.
Умолим Господа, да нам Он ниспошлет
Избранника иного, и новое духовное светило
Над Русскою землей опять взойдет,
И явятся нам мощь его и сила!
Да просияет он святыней слов и дел,
И радостно бы мир его узрел,
И приобщимся мы его святыни,
Сыны великой жизненной пустыни.
1894
Величие Богоматери
(К празднованию дня Собора Богоматери – 26 декабря)
Весь объятый изумленьем
Пред величием творенья,
Полн грубоких дум, –
Жаждет полного познанья
Тайн вечных мирозданья
Наш пытливый ум.
Зрит он солнца и планеты
И следит пути кометы,
Зрит небес покров.
Неисчетные громады
Мириады, мириады,
Бездны звезд – миров!
И, исполненный сомнений,
Вековых недоумений,
Задает вопрос:
Для кого сей необъятный,
Полон тайны непонятной,
Сотворен колосс?
Те безбрежные пучины
Есть начало, иль кончина,
И придел и грань,
Что премудро возродила
К жизни творческая сила,
Зиждущая длань?
Цель какая сих созданий,
Что числа им и названий
И пределов нет?
Жизнь там творческая дышит
Или смерть царит?
И слышит Библии ответ:
Этот мир в начале века
Сотворен для человека, –
Так судил Творец!
Но со дня грехопаденья
Снят с него за преступленье
Царственный венец.
Но иной есть мир у Бога,
Превосходнее он много
Видимых миров.
Безпредельный и безмолвный,
Непостижных таин полный
Мир святых духов.
В нем есть также мириады,
Светоносные громады,
Солнца там горят!
Бога высшие творенья,
Все они Его веленье
С трепетом творят.
И над этим царством света,
Царством мира и привета,
Царством чудных сил!
Бог вознес Отроковицу,
И навеки, как Царице,
Царство то вручил.
И облек ее в порфиру,
Превознес превыше мира
Ангельских умов.
И нам, падшим и гонимым,
От мятежных сил боримым,
Даровал в покров!
Помню годы я былые –
Годы детства золотые;
Горе и печаль
Неизведаны мной были;
Люди счастье мне сулили,
А мечты вперед манили
В радужную даль.
Помню город я далекий,
Древний кремль его высокий,
Помню чудный храм.
Есть икона в нем святая,
На ней риза золотая,
И, пред ней благоухая,
Вьется фимиам.
И пред ликом свет лампады…
Помню, как, ища отрады,
Я пред ней стоял…
И мечты, и упованья,
Свои скорби и страданья,
Сердца жаркие желанья
Ей тогда вверял.
Как на лик Ее чудесный,
Полный кротости небесной,
Устремлял я взор.
Как, смирясь пред горькой долей,
Я предался Божией воле…
Много лет, как ветер в поле,
Пронеслось с тех пор.
Помню храма звон пустынный
И молитв напев старинный,
Сладкозвучный хор;
Сумрак сводов, колоннаду,
Фрески, купола громаду,
И – души моей усладу,–
Иноков собор.
О Заступница благая!
Зришь Ты, Дева Пресвятая,
Скорбь моей души.
Даруй слезы умиленья,
Сердцу чувство сокрушенья,
И страстей моих волненье
Бурю утиши.
Даруй силу обновленья,
Целомудрие, терпенье,
Даруй сердцу мир.
Потреби державной силой
Ты в душе моей унылой,
Страстной, злой, самолюбивой,
Гордости кумир.
Испроси грехов прощенье
И с Всевышним примиренье, –
Милостью покрой.
Да, храня Его уставы,
Совершаю путь я правый;
Со святыми в царстве славы,
В лике их устрой!..
Оптина пустынь
Памяти старца Оптиной пустыни иеросхимонаха о. Анатолия
(Преемника и носителя старческих заветов, после кончины старца иеросхимонаха о. Амвросия)
25 января 1894.
Он как ангел небесный служил,
Полный веры, пред Господом Сил,
Как светильник сияя средь нас!
Все мы помним торжественный час,
Когда в схиму его облачили,
И с слезами во гроб положили,
И почтили молитвенно память его,
Песнь воспевши над ним погребальную, –
Песнь святую и грустно-прощальную:
«Упокой, Христе, душу раба Твоего
Со святыми, где нет воздыхания,
Ни болезни, ни гласа стенания,
Но единая царствует вечная
Всеблаженная жизнь безконечная!»
О возлюбленный, Авва родной!
Верим мы, что чистой душой,
Совершивши путь истины правый,
Предстоишь ты пред Господом славы
В вечном свете небесных обителей
В лике Его верных служителей!
Нас, истомленных душевной борьбой,
Помяни ты в молитве святой.
1895
На пути
Оптина пустынь
Мирской ярем нося и скорбный совершая
Средь мрака и стремнин тернистый жизни путь,
Сподобился я видеть отблеск рая.
И много сил в мою истерзанную грудь,
Исполненную мук печали и сомненья,
Вдохнуло то блаженное виденье.
Раб суетного мира, верный исполнитель
Его уставов тяжких, иноков обитель
Я, Промыслом ведомый, посетил;
И много чудных, светлых вдохновений
И новых чувств в ней сердцем пережил,
Безгрешных радостей и дивных впечатлений.
Обитель мира, светлых упований,
Святых молитв, небесных созерцаний,
Духовных подвигов, спасительных трудов!
Хранит тебя Зиждительная Сила;
Любовию Она тебя приосенила
И над тобой простерла Свой покров.
Насельники твои, – то люди не от мира;
Стеклись они сюда на вещий Божий зов,
В смиренье облачась, как в царскую порфиру.
Смиренно мудрствуя, о горнем помышляя,
В терпеньи ждут они блаженного конца,
На Господа всем сердцем уповая,
Да удостоятся победного венца,
И за труды свои, и скорби, и лишенья
Получат жизнь в блаженном воскресеньи.
Блаженный край, блаженная страна,
Что иноков смиренных приютила,
И место им средь пажитей дала.
В годины скорбные не раз ее спасла
Молитв обители божественная сила.
Веков над нею пронеслась чреда;
Сменялись вокруг ее людские поколенья,
И много бед постигло Божиим веленьем;
Но не оставили они на ней следа.
Богохранимая, из пепла разрушенья,
Как древний феникс возрождалася она.
Житейская ей буря не страшна,
Ни молнии ее, ни грозовые тучи:
Незыблемо стоит она средь волн,
Как вековой утес и грозный и могучий.
И тот, кто изнемог и утопает,
Борясь с волной, пусть якорь здесь бросает
И жизненный сюда направит челн.
Наследие веков, сосновый темный бор
По сторонам ее раскинулся дремучий;
В нем тишина, безмолвию простор,
Свобода полная для чувств святых и дум;
Лишь слышен там порой деревьев шум,
Когда вершины их колеблет ветр летучий;
Ясней здесь небеса и чище их лазурь.
Здесь пристань тихая от всех житейских бурь
Для тех, кто жаждут вечного спасенья.
Кто грех сознавши свой и, полный сокрушенья,
Пред Господом стоит с поникшею главой
И с Ним всецело ищет примиренья;
Кто жаждет новой жизни, возрожденья,
В ком не иссяк родник воды живой;
Кто веры не утратил в христианский идеал
И творческую мощь его начал,
Не изнемог под бременем скорбей, и слуха
От гласа истины святой не отвратил,
И лучших дум и чувств навек не схоронил;
Кто всей душой тоскующей сознал,
Что жизнь есть суета, томленье духа;
Кто, как пришлец в земле чужой,
Обрек себя на скорби и лишенья, –
Все здесь найдут они упокоенье
И радость светлую, душевный мир святой,
Из плена тяжкого страстей освобожденье.
Блажен, кто крест здесь понесет в терпеньи:
Он обновится весь и сердцем и умом;
Все его думы будут об одном:
Стяжать за гробом вечное спасенье.
И всей душой возлюбит он Христа,
И радостью исполнятся его и сердце и уста,
И он постигнет, полный изумленья,
Что есть иные высшие стремленья,
Иная есть любовь, иная красота;
Что жизнь духовная есть область идеала,
И бытия иного вечного начало
Есть первый его звук, начальная черта…
На богомолье
Ко дню открытия мощей преподобного Серафима, Саровского чудотворца. 19 июля 1903 года[127]
Как в древности жезлом пророка Моисея
Господь творил в Египте чудеса,
И чрез святые кости Елисея
Воздвигнул к жизни мертвеца,
И воду источил из камени в пустыне, –
Так благодатию Всевышнего Творца
Его избранников святые телеса
И кости их чудотворят доныне,
Во всем величии их силы и святыни,
Да смолкнут же безумных голоса,
Глаголющих на истину гордыню,
Отвергшихся от Господа Христа, –
Да заградятся их уста.
1903
[125] Преподобный Иоанн Лествичник говорит: «Бей супостатов именем Иисусовым, ибо нет сильнейшего оружия ни на небе, ни на земле» (Леств. сл. 28, гл. 7). Учение святых отцов о молитве Иисусовой изложено особенно подробно епископом Игнатием (Соч. Еп. Игнатия. СПБ. 1889 , изд. Тузова). Также епископом Феофаном Затворником (Письма о духовной жизни. М., 1882) и старцем Оптиной пустыни, иеросхимонахом Амвросием. Упомянутые современные нам великие подвижники опытно проходили путь молитвы Иисусовой; поэтому мысли их об этом предмете изумляют читателей своей силой и глубиной. Особенно творения епископа Игнатия возбуждают в читателе спасительную ревность к прохождению молитвенного пути, заповеданного святыми отцами не только инокам, но и мирянам, – пути тесного и прискорбного в начале, но в конце – радостотворного. (Примеч. автора.)
[126] Имеется в виду Оптинский старец иеросхимонах Амвросий, скончавшийся 10 октября 1891 г.
[127] Этому событию посвящено стихотворение Александра Круглова «Новый Печальник святой на Руси…» (1903), а обретению мощей – стихотворение о. Владимира Нежданова «Когда несли Твои святые мощи…» (1989) и других поэтов.
Комментировать