Владимир Бенедиктов
Бенедиктов Владимир Григорьевич (1807–1873) – поэт, переводчик. Его первая поэтическая книга вышла еще при жизни А.С. Пушкина и имела сенсационный успех. «Не один Петербург, – вспоминал Яков Полонский, – вся читающая Россия упивалась стихами Бенедиктова. Он был в моде – учителя гимназий в классах читали стихи его ученикам своим, девицы их переписывали, приезжие из Петербурга молодые франты, хвастались, что им удалось заучить наизусть только что написанные и еще нигде не напечатанные стихи Бенедиктова. И эти восторги происходили именно в то время, когда публика с каждым годом холодела к высокохудожественным произведениям Пушкина, находила, что он исписался, утратил звучность – изменил рифме и все чаще и чаще пишет белыми стихами». Все это будет названо позднее «бенедиктовщиной», которую, как и «надсовщину» конца XIX века, предадут анафеме. Статьи Белинского сыграли в этом не последнюю роль. «Неистовый Виссарион» выбрал его основной мишенью в полемике с «возвышенной пустотой» псевдоромантической поэзии. «Феномен Бенедиктова» заключается не только в невероятно быстрой славе, но и в столь же невероятно быстром забвении. В 50‑е годы он был уже в числе «забытых» поэтов, заживо погребенных. Не помогли даже стихи «гражданского толка», опубликованные в некрасовском «Современнике». В одном из них, обращаясь «К новому поколению», он призывал:
…Молитесь! Ваша жизнь да будет с мраком битва!
Пусть будет истины светильником она!
Слышней молитесь! Жизнь – единая молитва,
Которая слышна.
Молитесь же – в борьбе с гасильниками света,
В борьбе с невежеством и всяким злом земным!
Бог вам послал Царя – хвала и многи лета!
Молитесь вместе с ним!
Прямую, верную прокладывать дорогу
Вы, дети, научась блужданием отцов,
Молитесь, бодрые, живым живому Богу –
Прочь золотых тельцов!
Молитесь Господу – не лицемерья скукой!
Не фарисейства тьмой, не вздорным ханжеством,
Но – делом жизненным, искусством и наукой,
И правды торжеством!
И если мы порой на старине с упорством
Стоим и на ходу задерживаем вас
Своим болезненным, тупым противоборством, –
Шагайте через нас!
Что дети и сделали, шагнув через самого Бенедиктова как одного из представителей этой старины, не услышав самых главных слов в его призыве – «молитесь!», «прочь золотых тельцов!..».
Лишь современные исследователи отметят, что поздний Бенедиктов приближается по уровню к поэзии Федора Тютчева. В 1982 году Вадим Кожинов издаст сборник «Поэты Тютчевской плеяды», который начинается с имени Тютчева и завершается именем Бенедиктова. Во вступительной статье Вадим Кожинов напишет об этом необычном для того времени ряде имен: «Наиболее характерно в данном случае, что и читатели, и даже литературоведы знают только лишь ранние произведения этих поэтов, созданные в 1820–1830‑х годах, – произведения, которые еще близки по духу и стилю к поэтам пушкинского круга. Между тем большая по объему и наиболее самобытная и художественно цельная часть поэзии Вяземского, Федора Глинки, Хомякова, Шевырева, Бенедиктова создана в 1840–1850‑х годах (или даже позднее)». Ныне к этому можно лишь добавить то, о чем вынужден был умолчать Вадим Кожинов, когда писал о Тютчевской плеяде и самом Тютчеве: «Тютчевская поэзия была, или, вернее, не могла не быть «философской» по самой своей природе; ее лирический герой не мог не быть прежде всего и главным образом мыслителем». Все встанет на свои места, если вспомнить знаменитое тютчевское: «Мысль изреченная есть ложь». Тютчев и вся Тютчевская плеяда поэтов, названная так по аналогии с Пушкинской плеядой, – это не просто философская поэзия, «поэзия мысли», а прежде всего – религиозная поэзия. Бенедиктов завершает Тютчевскую плеяду русских религиозных поэтов.
Уникальнейшим в этом отношении является поэтический диалог Владимира Бенедиктова с поэтессой Елизаветой Шаховой, в котором наиболее полно выражена та же самая проблема, которая в наше время во всей своей остроте предстанет в одном из самых последних стихотворений Юрия Кузнецова «Поэт и монах», начинающегося строками: «То не сыра земля горит, // Не гул расходится залесьем, – // Поэт с монахом говорит, // А враг качает поднебесьем…»
Этому разговору поэта с монахом (Бенедиктова с инокиней Марией и епископом Игнатием Брянчаниновым) посвящен биографический очерк о Елизавете Шаховой.
Молитва поэта
Творец! Ниспошли мне беды и лишенья,
Пусть будет мне горе и спутник и друг!
Но в сердце оставь мне недуг вдохновенья,
Глубокий, прекрасный, священный недуг!
Я чувствую, Боже: мне тяжко здоровье,
С ним жизни моей мне невидима цель.
Да будет же в мире мне грусть – изголовье,
Страдание – пища, терпенье – постель!
Земная надежда как призрак исчезни!
Пусть мрачно иду я тропой бытия!
Но в сладких припадках небесной болезни
Да снидет мне в душу отрада моя!
Когда же, отозван небес произволом,
Меня он покинет – желанный недуг,
И дар мой исчезнет, и стройным глаголом
Не будет увенчан мой тщетный досуг, –
Дозволь мне, о небо, упадшему духом,
Лишенному силы, струнами владеть, –
На звуки склоняясь внимательным слухом,
Волшебные песни душой разуметь!
С земли воздымаясь до горнего мира,
Пророческий голос отрадой мне будь!
До сердца коснется знакомая лира –
Увлажатся очи и двигается грудь!
<1839>
Стихотворное послание к Елизавете Шаховой, на которое последовал ее ответ, опубликованный в «Литературных прибавлениях к Журналу Министерства народного просвещения на 1839 год». Но само стихотворение Бенедиктова «Молитва поэта» было опубликовано лишь в 1979 году.
Благовещение
Кто сей юный? – В ризе света
Он небесно возблистал
И, сияющий, предстал
Кроткой Деве Назарета;
Дышит радостью чело;
Веют благовестью речи;
Кудри сыплются на плечи;
За плечом дрожит крыло.
Кто сия? – Покров лилейный
Осеняет ясный лик,
Долу взор благоговейный
Под ресницами поник;
Скрещены на персях руки;
В персях сдержан тихий вздох,
Робкий слух приемлет звуки:
«Дева! Сын Твой будет Бог!»
Этот юноша крылатый –
Искупления глашатай,
Ангел, вестник торжества,
Вестник тайны воплощенья;
А пред ним – полна смиренья –
Дева, Матерь Божества.
<1842–1850>
Молитва
Спаси, о Господи, людей – Твое созданье!
Благослови Твое, о Боже, достоянье!
К подножью Твоего святого алтаря
Склоняясь, молимся за нашего царя:
Благослови его в его деяньях дивных,
Победу даруя ему на сопротивных!
Престол его Своим покровом осени
И жительство Твое крестом Твоим храни!
Современная молитва
Владыко мира – Царь вселенной,
Чей храм – земля и неба свод!
Взгляни! С душою умиленной,
С главою, пеплом покровенной,
Перед Тобой стоит народ.
Он упивался ложным блеском,
Величья в прахе он искал,
И в вихре браней, с шумом, с треском,
Непобедимый – общим плеском
Себе он сам рукоплескал.
И днесь, сознав той бренность славы,
С себя гордыни свеяв дым,
Он видит, что Твоей державы
Одни незыблемы уставы,
Единый Ты – непобедим.
Тогда как спали мы глубоко,
Гордясь величьем наших снов,
Друзьями преданы жестоко, –
Ты от заката и востока
Послал к спасенью нам – врагов.
Свод неба стал кровавым сводом, –
И Ты, Всевышний, усмирил
Нас роковым событий ходом,
И над смирившимся народом
В Царе Ты благость воцарил.
Во многолюдстве вдруг безлюдьем
Себя пришлось нам упрекнуть; –
А враг небесным правосудьем
Был послан, избран лишь орудьем,
Чтоб дух сознанья в нас вдохнуть.
Гнездо нечестья было свито
От давних лет в родном краю.
Средь обновившегося быта –
Ты видишь, Господи, – открыто
Несем мы исповедь свою.
Публично наше покаянье
В давно таившихся грехах:
Текущих дней книгописанье
Есть нашей плоти истязанье –
Верига в прозе и в стихах.
Себя мы письменно бичуем,
Да болью новою своей
Болезни духа уврачуем
И тихо, мирно завоюем
Свет человеческих идей.
Скрепи в нас веру и надежду,
Создатель! с темных душ сними
Косненья грубого одежду,
Смягчи упорных, а невежду
Лучом познанья вразуми!
<Середина 1850‑х гг.>
Сонет святой Терезы
Нет, Боже, я к Тебе любовью пламенею
Не потому, что мне Ты небо обещал;
Не потому Тебя я оскорбить не смею,
Что душу робкую Ты адом застращал.
Ты пригвожден к кресту – и я благоговею;
Люблю Тебя за то, что тяжко Ты страдал;
Своими язвами и смертию своею
Глубокую любовь Ты в сердце мне влиял.
Любовь к Тебе мне все: дыханье, жизнь, отрада.
Скажи, что рая нет – я прочь не отступлю;
Твой гнев меня страшит, а не мученье ада.
Лиши меня всего – с любовью все стерплю.
Теперь надеюсь я: мне и надежд не надо!
Все буду я любить, как и теперь люблю.
<1856–1858>
Могущество песни
Когда нечистый, злобный дух
Овладевал царем Саулом, –
Давид лелеял царский слух
Священной арфы стройным гулом, –
И силу адскую смиря
Великой песнию Господней,
Певец освобождал царя
От злого духа преисподней.
Давно исчезли те цари,
Упали храмы Соломона,
И в прах низверглись алтари,
Но в песнях жив певец Сиона.
И, преходя из рода в род,
В венце молитвы и терпенья,
Живет израильский народ
Библейской мощью песнопенья.
<1856–1858>
Верю
Верю я и верить буду,
Что от сих до оных мест
Божество разлито всюду –
От былинки вплоть до звезд.
Не Оно ль горит звездами
И у солнца из очей
С неба падает снопами
Ослепительных лучей?
В бездне тихой, черной ночи,
В безпредельной глубине
Не Оно ли перед очи
Ставит прямо вечность мне?
Не Его ль необычайный
Духу, сердцу внятный зов
Обаятельною тайной
Веет в сумраке лесов?
Не Оно ль в стихийном споре
Блещет пламенем грозы,
Отражая лик свой в море
И в жемчужине слезы?
Сквозь миры, сквозь неба крышу
Углубляюсь в естество,
И сдается – вижу, слышу,
Чую сердцем Божество.
Не Оно ль и в мысли ясной,
И в песчинке, и в цветах,
И возлюбленно-прекрасной
В гармонических чертах?
Посреди вселенной храма,
Мнится мне, Оно стоит
И порой в глаза мне прямо
Из очей ее глядит.
1857
Молитва природы
Я вижу целый день мучения природы:
Ладьями тяжкими придавленные воды
Браздятся; сочных трав над бархатным ковром
Свирепствует коса; клонясь под топором,
Трещит столетний дуб в лесу непроходимом,
И ясный свод небес коптится нашим дымом.
Мы ветру не даем свободно пролететь.
Вот мельницы – изволь нам крылья их вертеть!
Дуй в наши паруса! – Природа помолиться
Не успевает днем предвечному Творцу, –
Томится человек и ей велит томиться
С утра до вечера… Но день идет к концу,
Вот вечер, вот и ночь, – и небо с видом ласки
Раскрыло ясных звезд серебряные глазки,
А вот и лунный шар, – лампада зажжена,
В молельню тихую земля превращена;
Замолкла жизнь людей, утихла эта битва…
Природа молится. Да – вот ее молитва!
Из цикла «Сельские отголоски» (1857).
Подражание псалму 81
И Бог восседе перед сонмом богов,
И грозно их в высшем судилище судит:
«Доколе, о боги, нечестие будет
Творить из вас правды Господней врагов?
Доколе, о боги – земные кумиры,
От вас будет плакать и нищий и сирый?
Меня ты не понял, сонм грешный. Внемли!
Гряду потрясти Я основы земли.
Все боги вы: аз же есмь Сущий вовеки.
Всяк Божьего сына в самом себе зри!
Но все вы умрете, как мрут человеки;
Низвергнитесь в прах, как с престолов цари». –
Гридя же, суди нас, от вечности Сущий,
Над всеми народами Царь всемогущий!
Переложение псалма 125
Израиль! жди: глас Божий грянет –
Исчезнет рабства долгий сон,
И к жизни радостно воспрянет
Освободившийся Сион, –
И славу Горняго Владыки
По всей вселенной возвестят
Твои торжественные клики
И вольных песен звучный склад,
И взыдет глас меж племенами:
«Се Богом полная страна!»
Его величьем над странами
Днесь возвеличилась она! –
Как ветр, несясь от знойной степи,
Срывает льды с замерзлых вод,
Господь расторгнет наши цепи
И к славе двигнет свой народ.
Кто сеял слезы терпеливо
На почве скорби и труда,
Тому воздаст благая нива
Обильем доброго плода.
И хлынут с жатвы, средь напева,
Жнецов ликующих толпы,
Неся от горького посева
Сладчайших радостей снопы.
<1858>
Мост
В пространстве немом, без конца, без начала
Кромешная тьма предо мною лежала;
Все было недвижно, безжизненно в ней,
И сам я во мраке был мрака мрачней.
Но что-то вдали, в глубине этой сферы,
Светилось: то теплилась звездочка веры;
Свет Божий во мраке той бездны мерцал.
«Возможно ли, – сам я к себе восклицал, –
Тебе через пропасть бездонную эту
Пройти и проникнуть к желанному свету?
И кто так высоко, всей вечности в рост,
Поставит на арках безчисленных мост,
Чтоб мог перейти я чрез темное море?
Никто! Я погибну. О, горе мне, горе!» –
И призрак вдруг белый мелькнул мне в глаза:
Прозрачное что-то, как будто слеза,
Как будто чело непорочное Девы
И образ Младенца, лучи и напевы
Отрадные, сладкие… Призрак святой
Простер свою руку над бездною той,
Куда все уходит с земли непрерывно
И все остается навек безотзывно;
И призрак сказал мне: «Со тьмою в борьбе
Не хочешь ли – мост я поставлю тебе?
Меня не удержит с преградами битва».
«Но кто ты?» – спросил я.
Ответ был: «Молитва!»
<1856–1858>
Пора!
(По поводу римских проклятий)[87]
О христиане, братья, братья!
Когда ж затихнет гул проклятья?
Когда анафемы замрут?
Пора! Мы ждем. Века идут.
Учитель, преданный распятью
И водворявший благодать, –
Христос – учил ли вас проклятью?
Нет! Он учил благословлять,
Благословлять врага, злодея,
Гореть к нему любви огнем
И, о заблудшем сожалея,
Молиться Господу о нем.
А вы? – Вы, осуждая строго
Со-человека своего,
Пред алтарем, во имя Бога,
Зовете кару на него.
Вы над душой его и телом
Готовы клятвы произнесть,
Каких в пылу остервенелом
Сам ад не в силах изобресть.
И вам не страшно Имя Божье
Взять на язык, хулу творя?
Навет на Бога – при подножье
Его святого алтаря!
Кощунство в Храме Благодати!
Уж если клясть вы рождены –
Не Богом проклинайте братий,
А черным автором проклятий,
Что носит имя Сатаны!
И вам же будет посрамленьем,
Коль проклинаемый ваш брат
Ответит вам благословленьем,
Сказав: «Не ведят, что творят!»
<1860>
[87] Впервые: «Сын Отечества» (1860, № 18).
Комментировать