Молитвы русских поэтов. XI-XIX. Антология

Молитвы русских поэтов. XI-XIX. Антология - Евфимия Смоленская

(30 голосов: 3.9 из 5)
СодержаниеПолный текст Пред. главаСлед. глава 

Евфимия Смоленская

Евфимия Смоленская (середина XVII в.) – попадья. Ее молитва сохранилась в единственном, но подлинном списке последней трети XVII века, впервые опубликованном В.К. Былининым и А.А. Илюшиным в книге «Виршевая поэзия. Первая половина XVII века» (М., 1989). Публикаторы вполне справедливо называют Евфимию Смоленскую «едва ли не первой русской женщиной, показавшей свой безспорный талант в виршевом стихотворстве». Так, ровно через триста лет, попадья Евфимия встала в один ряд с другими виршевиками своего бурного времени.

Хотя ее молитва явно выпадает из этого общего ряда, уже первые публикаторы отметили «неординарность» этой молитвы на фоне других вирш ее современников, как правило, книжного происхождения. Молитва Евфимии в этом отношении тоже «книжная», в ней присутствуют те же самые парные рифмы-вирши, которых не было ни в древнерусской поэзии, ни в народной. Но в этом новом «наряде», так сказать, европеизированном («виршевики», как ни крути, западники), она остается русской женщиной, выплакивающей свое горе в плаче-молитве.

Перед нами, вне всякого сомнения, – первая русская поэтесса, чье имя и произведение зафиксированы в сохранившемся списке. Все остальные сведения приводятся в ее же молитве. Их не так уж и мало. Евфимия – смоленская попадья, мать троих детей – Саввы, Леонтия и Николая. Вместе с ними она и молит о постигшем ее несчастье – пленении мужа, по всей вероятности, во время взятия Смоленска войсками царя Алексея Михайловича в 1654 году.

Ярославна в «Слове о полку Игореве» молит о спасении плененного мужа; княгиня Евдокия в «Житии Дмитрия Донского» причитает об умершем муже. Плачи – один из самых древних обычаев не только русских и славянских (сербские «тужелицы»), но и греческих, римских, египетских, индусских. «И плакашася по нем вси людие плачем великим», – сообщается в «Повести временных лет» о смерти вещего Олега. Точно так же оплакивают своих мужей княгиня Ольга, княгиня Ярославна. Русские княгини причитали по своим князьям, как и простые крестьянки. Но причитания русских княгинь, равно как и народные плачи, – не единственный источник песни плачевной смоленской попадьи Евфимии. В списке указаны два народных духовных стиха, на глас которых она воспевала свою молитву: «…Воспевати же ся может на глас Прекрасная пустыня и Прекрасного Иосифа». Ее «Молитва», как отмечают исследователи, «свидетельствуют о высокой образованности Евфимии, ее хорошем знакомстве не только с традиционной книжностью и духовной поэзией, но и с некоторыми приемами западного схоластического искусства (в частности, со школьными диалогами и декламациями)».

Переводов плача Ярославны – не счесть. В этом его величие. Публикуемый перевод молитвы Евфимии Смоленской пока единственный.

Молитва Господу Богу благодарная и песнь плачевная

О Владыко Боже Святый,

от ангелов препетый,

царю вышний, нам страшный,

и всей твари ужасный!

Величество Твое и мудрость,

сила Твоя и крепость

вышним чином недозрима,

человеком недостижима.

Благость Твоя неисчетна

и милость неизреченна.

Руки свои отверзаешь

и благих вся исполняешь,

всю тварь окормляешь

и мирною устрояешь.

Праведным свою любовь простираешь

и царство им подаваешь.

И грешных не оставляешь,

но спастися им желаешь.

Яко лекарь премудрый

и яко пастырь предобрый

болящее уврачуешь

и здравия подаваешь,

сокрушенное обязуешь

и заблудшее обращаешь.

В милости же небрегущих,

в терпении Твоем зле живущих

браздою узды востягаешь

и к себе их привлачаешь.

То нам ныне устрояешь,

неправду нашу отсекаешь.

Святые церкви служитель,

любовный мой сожитель,

внезапу от меня отлучися, –

глава с телом разлучися.

О сем скорбь мя снедает,

печаль тело изсушает;

очи струи источают,

реки слез проливают.

Не могу скорби престати

и от сердца не рыдати!

Видех любимого связанна,

ноги и выя окована,

безчестна от нас ведома,

в незнанну страну везома.

Сама жизнь отлучися!

Во граде, где не родися,

детки со мною младеньки,

сиротки остались маленьки.

Но что мне се сотворися?

За что тако устройся?

Солнце облаком покрыся,

и день во мрак преложися.

Много о сем размышляла

и вины о том искала.

Токмо едину обрела:

сия бо вся мне содела,

егда без скорби живяше,

о душе своей не радяше,

волю Божию преступая,

во гресех дни изживая.

Достойна быть посечения

и вечного мучения.

Неисчетная милость

велия Божия и благость

окаянней мне даровася,

внезапно душа моя не отъяся.

Даде мне исцеление,

душевное обновление,

беды бо душу убеляют,

грехов струпы исцеляют.

Лучше в скорби в мире жити,

да во славе вечной пребывати,

нежели быти зде во отраде,

а последи – в муках во аде.

Сего ради многогрешная,

благость Божию приемшая,

Господа благодетеля,

Творца всех и содетеля,

я, Евфимия, о сем хвалю,

с малыми детьми благодарю.

Первый и больший аз сын,

именуемый Савин.

Годен жезлом ранен быти

и многи язвы носити.

С матерью Господу всех воспеваю,

благодателю возсылаю.

И средний аз, Леонтей,

достоин есмь многих плетей.

С рождыиею к Богу глас возсылаю,

с братом в песнях соглашаю.

И аз, Николай, к вам приполз,

годен приятии многих лоз.

С крепостию к болевшей мною восклицаю,

немотуя, прорицаю:

«О, мати моя и большая брата,

в пении к вам приимита!

И аз велик глаз вознесу,

красну песнь Богу принесу.

Не отревайте за малость

и языка за немость.

Аще аз яко и комар,

но мощен Бог дата и велик дар.

Возрите в первая лета,

иже от начала света.

Не всех великих Бог избра,

младенцам дарова Авраамля недра.

Быша и велицы безумии,

младенцы же бяху разумни.

Егда Господь воплотися

и человеком явися,

на земле, ходя, учаше

и чудеса сотворяше –

в Вифании и друга воскресив

и во Иерусалим путь сотворив,

старцы крест готовяху,

младенцы его сретаху, –

велиции убита искаху,

малии же прославляху;

старцы его обнажиша,

младенцы же против сотвориша:

ризы себе совлачаху,

под ноги Спасу подстилаху;

младенцы в церковь провождаху,

старцы же из града ведяху;

младенцы – ветви держаще,

старцы же – крест износяще;

велицыи распинаху,

ругательно «Уа» взываху:

с сущии млеко хваляху

и песнь красну воспеваху:

«Осанна в вышних грядый,

во имя Господне пришедый!»

Благословен Царь Израилев,

от Иуды востаяй лев,

пришел бы еси нас спасти,

в царство Твое привести!

Слышали старых глупость

младенцев же сущих мудрость?

Млеком беленая уста,

но ангельскому чину соприста,

духом Божиим се воспеши,

иже тем солнц краснейше.

Его же и аз призываю

и вкупе с вами воспеваю:

«Благословен еси, Боже,

твориши, что Тебе гоже,

легко раны нам налагая,

сим к воле Своей нас притягая,

малым жезлом наказуя,

к заповедям Своим привязуя,

струпы грехов исцеляя,

души наши убеляя,

не хотя нам вечной муки,

да не впадем бесам в руки;

но хощеши спасенном быти

и во царствии Твоем жити.

Сего ради благововил,

в скорби нам бытии зде изволил,

разлучил от нас родителя,

во юности нам учителя.

Три брата родные рыдаем,

слезны реки проливаем,

яко умами несвершенни,

душами своими украшени

О, нашего окаянства,

глупости же и безумства!

Егда он, любимый

родитель наш, с нами бывый,

учаше нас во благое,

небрегше же мы яко злое,

учению не внимахом,

в послушании не быхом,

вся дни живуще в делех злых,

небрегохом же о добрых,

о церкви бо не радиша,

в праздности больше пребыша;

егда же убо входихом,

без страха во службе пребыхом,

из церкви много скачуще,

игры безумны творяще;

немилостивы пребыхом,

сирых и нищих оскорбихом».

Ныне же сами осиревше

и яко нищи быхом,

вельми уничижаеми,

от безумных посмеваеми,

от разумных оплакани,

от премудрых обрыдани.

Ныне же зло свое познахом,

к Тебе, Боже, прибегохом,

мати с чады притекохом,

и глас умилен вознесохом,

в покаянии зовуще,

с плачем горьким вопиюще,

яко мытарь, в перси биюще, возрыдаем

и яко хананея от всея силы воззываем:

«О, Боже, благий и милосердый,

Господи, владыко всещедрый,

остави нам пресогрешение

и даруй во всем прощение!

Будущих мук нас избави

и в десных Себе постави,

нашедшую скорбь отведи

и в радостны дни приведи.

Не яко отметаем ся

от Тебя наносимых на ся,

Нам же трем младым братам – родителя,

во юности наказателя.

Да не в глупости погибнем,

от воли Твоей ся отринем.

Но отныне ся накажем

и послушни ся покажем

Твоему повелению

и отческому учению.

Даждь нам здрава его видети

и лице с веселием зрети.

Тогда Тебе радостнейше

гласы воскликнем, яснейше,

сугубо Тя благодаряще

и поклонение Тебе творяще.

Воспоем Тебе: аллилуйя!

Аллилуйя! Аллилуйя!»

Молитва Евфимии Смоленской

Владыке в дар печаль моя с молитвой.

Воспетый ангелами, лаврами увитый,

прими слова любви, Небесный Царь.

Светла и высока Твоя дорога,

пусть в бездне сердца истинного Бога

грех не собьет с пути земную тварь.

В сиянье дней вся жизнь – одно мгновенье,

и бродим мы по кругу тень за тенью,

из тьмы во тьму несем Благую Весть.

Колокола, зияющие бронзой,

мир онемевший будят силой грозной –

где нет надежды – крест нательный есть!

Обещанная милость выше слова,

и даль необозрима и сурова,

и праведникам ночи нет числа.

За Пастырем блуждающее стадо

покоя ищет в смутах звездопада

по следу всплеска лунного весла.

О, внемли, золотой Спаситель, внемли…

Столб соляной затмил живую землю

или в глазах растаял белый снег –

венцу причастный нашей общей кровью,

омыл мне раны горечью и скорбью

звонарь церковный, Божий человек.

Безсильных духом, с язвами на теле

нас развели, и цепи отзвенели.

Какая боль, мой Царь, какая боль…

Остались мы в плену или на воле

под волчий вой метели в чистом поле

роптать на неделимую юдоль.

Безмолвны дети и безумны старцы,

над черной рощей вороны кружатся,

и холоден заброшенный очаг.

Не веденьем ли Троицы единой

стих за рекой стон стаи лебединой

и ясный день переложился в мрак.

Я думаю – и мысль во мне прядется

подобно мгле заоблачного солнца, –

в чем корень зла, за что людей винить?

Опять стожильным вдовам и сиротам

за данью дань, орехами и медом,

тянуть в раздорах барских ту же нить…

Из самых давних дней, из ниоткуда

мутят колодцы в несыти верблюды.

О, Русь! На ней закатный свой свинец.

Молчи, мое сокровище, Бог с нами,

пока блистает вровень с куполами

в колючих звездах Дева и Стрелец.

В обнимку спят хоромы и лачуги,

жар-птицы ночи вьют дыханье вьюги,

и розовеет в инее слюда…

Искрится светоч льда в огнях заречья –

где воском слез оттаивают свечи,

там не мертва живучая вода!

Вольны мы Божьей милостью, не так ли,

пока дары во славе не иссякли.

Изменчива златая благодать.

Не лучше ль беднякам с отрадой грусти

до срока, до теснин в игольном устье

не ведать благ и судных дел не знать…

Наш старший сын, Твой верный воин Савин,

да будет послушанием прославлен.

О, Боже, по делам ему воздай.

Пусть не стыдится бедности Леонтий

и греет мою душу, плоть от плоти

достойный братьев отрок Николай.

И я прошу Творца – спаси младенца.

Волной любви, теплом в глубинах сердца

растает песня красная моя.

Когда в семи грехах она слагалась,

не знает юность и не помнит старость,

о чем молчала мудрая змея.

Селу и граду Высшему осанна,

там ангельскому чину нет изъяна!

И горек мед в той чаше, где был яд…

Нет, не впадет мой муж в десницы бесам,

влача зеницы в Царствии Небесном,

смотри! – сам Бог нас ждет у Райских Врат!

Авторизованный перевод Ирины Урусовой, редакция Владимира Урусова

Пред. страница К оглавлениюСлед. страница

Жанры и темы

Сборники духовной поэзии, Русская классика, Молитва

Рекомендуем

Комментировать

 

1 Комментарий

  • Любовь, 17.05.2024
    Создавший текст данной темы владеет мастерством издателя библейского Слова в христианской традиции с присущим канатаходцу талантом изящно, на твердом балансе, удерживать внимание разных людей: и скучающих горожан, и отдыхающих с великих трудов на земле селян, и обычных уличных зевак, и мимоходящих посторонних прохожих, и постоянно куда-то спешащих по важному делу, и сопровождающих в пути.
    Спасибо за работу.
    Ответить »