Александр Радищев
Радищев Александр Николаевич (1749–1802) – поэт. Его место в истории русской литературы навсегда определено одним произведением – «Путешествием из Петербурга в Москву». Наиболее значимые из других («Творение мира», «Вольность», «Слово о Ломоносове») тоже вошли в «Путешествие». В 1779 году Новиков, получив от Хераскова в аренду на десять лет целую типографию Императорского Московского университета, превратил ее в самую мощную издательскую компанию по выпуску масонских книг. Управляющий Петербургской таможней Александр Радищев к апрелю 1790 года уже завершил «Путешествие», но не стал отдавать ни в одну из типографий. Он завел у себя дома собственную, в которой к концу мая того же года и отпечатал «Путешествие». Уже 30 июня он оказался в Петропавловской крепости, через два года та же участь постигла и Новикова. К своим словам о Радищеве – «бунтовщик хуже Пугачева», императрица вполне могла бы добавить: и Новикова… Одно самиздатовское «Путешествие» потрясло Россию не меньше, чем самый кровавый народный бунт и вся журнально-книжная империя Новикова.
«Дней Александровых прекрасное начало» обычно связывают с возвращением Радищева, ставшим исторической вехой. Но есть еще одна веха – самоубийство Радищева. Советские исследователи представляли его добровольный уход из жизни как форму протеста, реализацию просветительской идеи о праве человека самому распоряжаться своей собственной жизнью. «Писатель-революционер, – отмечает В.А. Западов, – реализуя просветительскую идею о праве человека на самоубийство как форму протеста, отравился… Самоубийство Радищева отнюдь не было результатом некоего «Духовного краха». Достаточно вспомнить лишь одно из неоднократных рассуждений о самоубийстве, встречающихся в его сочинениях. В главе «Крестьцы» отец, провожающий сыновей на службу, говорит им: «…Се мое вам завещание. Если ненавистное счастие истощит над тобою все стрелы свои, если добродетели твоей убежища на земле не останется, если, доведенну до крайности, не будет тебе покрова от угнетения, – тогда вспомни, что ты человек, воспомяни величество твое, восхити венец блаженства, его же отъяти у тебя тщатся. – Умри”… В глазах просветителя Радищева самоубийство – последнее свидетельство величия человеческого духа, «венец блаженства» человека-борца, предпочитающего смерть – жизни под ярмом».
Радищев поступил так, как в его эпоху поступали «логические самоубийцы», отрицавшие главное в человеке – его Божественное происхождение. Самоубийца совершал один из самых тяжких грехов, потому что посягал на жизнь, которая ему не принадлежит. Радищев подвел логическую черту под всем русским просвещением как одной из форм богоборчества и атеизма.
Он был не единственным, кто обратился к программному стихотворению Вольтера – «Молитве» из заключительной части «Поэмы о естественном законе» (1752). Первым из русских поэтов это сделал в 1776 году Гавриил Державин, в вольном и значительно расширенном переводе которого «приглушены» именно богоборческие мотивы. Державин не просто переводит стихи с французского на русский, а вступает в спор с Вольтером и вольтерьянцами. Радищевский перевод в этом отношении, наоборот, ближе к подлиннику. Радищев стремится с наибольшей точностью передать мысли своего духовного гуру.
Из песнопения «Творение мира»
Хор:
Тако предвечная мысль, осеняясь собою
И своего всемогущества во глубине,
Тако вещала, егда все покрытые мглою
Первенственны семена, опочив в тишине,
Действия чужды и жизни восторга лежали,
Времени круга миры когда не измеряли.
Бог:
Един повсюду и предвечен,
Всесилен Бог и безконечен;
Всегда Я буду, есмь и был,
Един везде вся исполняя,
Себя в себе Я заключая,
Днесь всё во мне, во всем Я жил.
Но неужель всегда пребуду
Всесилен мыслью, мыслью Бог?
И в недрах божества забуду
То, что б начати Я возмог?
Или любовь моя блаженна
Во мне пребудет невозжженна,
Безгласна, томна, лишь во мне
Всевечно жар ее пылая,
Ужель безплодно истлевая,
Пребудет божество во дне?
Расширим себе пределы,
Тьмой умножим божество,
Совершим совета меры,
Да явится вещество.
Хор:
Вострепещи днесь, упругое древле ничто!
Ветхий се деньми грядет во могуществе стройном,
Да сокрушит навсегда смерть во царстве покойном,
Всюду да будет жизнь, радость, утехи.
1779–1782 (?)
Молитва
Из Вольтера
Тебя, о Боже мой, Тебя не признавают, –
Тебя, что твари все повсюду возвещают.
Внемли последний глас: я, если прегрешил,
Закон я Твой искал, в душе Тебя любил;
Не колебался на вечность я взираю;
Но Ты меня родил, и я не понимаю,
Что Бог, кем в дни мои блаженства луч сиял,
Когда прервется жизнь, навек меня терзал.
1792
Комментировать