Молитвы русских поэтов. XI-XIX. Антология

Молитвы русских поэтов. XI-XIX. Антология - Василий Григорьев

(37 голосов: 3.8 из 5)
СодержаниеПолный текст Пред. главаСлед. глава 

Василий Григорьев

Григорьев Василий Никифорович (1803–1876) – поэт, переводчик, мемуарист. В 1820 году окончил 2-ю Петербургскую гимназию, и вскоре его имя стало появляться на страницах журналов «Соревнователь просвещения и благотворения» и «Благонамеренного», сыгравших столь же значительную роль в декабристской поэзии, как «Полярная Звезда». В первых же его стихах ощутимо влияние как Кондратия Рылеева, так и Федора Глинки. Историческая тематика и псалмы станут его постоянными темами. В 1825 году он опубликует в «Полярной Звезде» одно из лучших стихотворений о Куликовской битве «Нашествие Мамая», которое по сию пору остается поэтической классикой. Да и другие его стихи тоже трудно назвать «забытыми», хотя и были они, по его собственному позднему признанию, лишь «минутными вспышками».

Падение Вавилона[46]

Погиб тиран! Возденем к небу длани!

Давно ли мы, с поникшею главой,

Несли ему уничиженья дани,

Омытые кровавою слезой?

Давно ли меч, в крови ненасытимый,

В руке убийц властительных сверкал?

Виновник бед и язв неисцелимых,

Давно ли он народы пожирал?

Всевышний внял сынов своих моленью –

И нет его! меч гордый преломлен;

Конец бедам, конец уничиженью,

И иго в прах с страдальческих рамен!

Столетний кедр, воспитанник Ливана,

Воздвигнутся ветвистою главой,

Возвеселясь погибелью тирана.

«Он пал, – гласит, – он пал, властитель мой!

Ликуй, Ливан! Под острием железа,

Свободный днесь, уж не падет твой сын

И, опершись на рамена утеса,

Возвысится, как мощный исполин!

Смерть варвара смутила мрачны сени:

Узрев его, содрогся хладный ад;

Воспрянули из мрака сильных тени,

И, на него вперивши робкий взгляд,

Они рекли: «И ты, царь Вавилона,

Познал и ты ничтожества удел!»

Давно ли он с блистательного трона

Величием, гордынею гремел?

Днесь труп его, источенный червями,

Лежит во мгле, осклабив тусклый взор;

Заутра вихрь с поблекшими листами

Снесет его надменности в укор…

Денницы сын, блестящее светило,

Чья длань тебя низринула с небес?

Чье мщение в единый миг сразило

Могучего, как вековой утес?

Не ты ли рек: «Сравняюся с богами,

Превыше звезд поставлю свой престол,

К моим стопам падут цари рабами…»

Ты рек – и пал, главой склонясь на дол!

Угаснет день – и путник утомленный

Зайдет сюда – и труп увидит твой.

«Вот смертный тот, – он скажет, изумленный, –

Кто управлял Вселенныя судьбой,

Кто услаждал свой слух цепями рабства,

Под чьей стопой являлась степь кругом,

Пред кем в плену дымились царства,

Стенал народ под варварским жезлом!»

Чудовище, природой отчужденный,

Проклятие с забвеньем твой удел!

Твой труп, один, лежит непогребенный,

Лишь хищный вран крылом его одел!

Где замыслы гордыни величавы?

Как сорванный ветрами лист сухой,

Исчез и след твоей гремевшей славы…

Дрожи, тиран, не дремлет мститель твой!

Чувства пленного певца[47]

Подражание 136 псалму

Тоскуя, сидел я на бреге потока.

Позор вавилонян рассвет озарял:

Сатрап, попирая царицу Востока[48],

Веками сплетенный венец обрывал!

И в рубищах девы бежали толпою,

В слезах озираясь на отческий кров,

Где жили они безмятежной душою,

Где юности светлой вкусили любовь.

Средь пышных развалин бродил я мечтами

Смотря на извивы свободной струи.

И песней велели мне славить струнами

Победы сатрапа и узы священной земли!

Нет! лучше иссохни под цепью десная,

И пылкое сердце в неволе истлей,

Чем арфу порочить, душе изменяя,

И песнию слух твой лелеять, злодей!

Повесил я арфу на ветви оливы.

О Салем, да будет свободен в ней звук!

Когда твоей славы замолкли отзывы,

Я спас ее с жизнью от вражеских рук.

И в рабстве Евфрат небеса отражает,

И гордо по нивам плененным бежит.

Так сердце певца гнев судьбы презирает

И песнию робкой врага не дарит!

<1823>

Сетование

Израильская песнь

Восплачь о том, кто плачет в Вавилоне!

Его земли померкнул светлый лик;

И вместо арф в разрушенном Сионе

Предателей встает безумный крик.

Израиля питомец вдохновенный,

Без песни ты! тебе в ручье родном

Не прохлаждать стопы окровавленной:

Изноешь ты на береге чужом!

«Я суд небес в день скорби призову,

Не мне земля, – душа твоя твердила, –

Орлу дано гнездо, пещера – льву,

Приют – рабам… Иакову – могила!»

<1827>

[46] Впервые: «Соревнователь просвещения и благотворения» (1824, ч. 25, кн. 1). Читалось в Обществе любителей российской словесности 7 января 1824 г. и является, наряду с переложением этого же псалма Федором Глинкой «Плач пленных иудеев», впервые опубликованном в 1823 г. в «Полярной Звезде», с его заключительными строками «Рабы, влачащие оковы, // Высоких песней не поют», наиболее характерными образцами использования псалмов в декабристской поэзии.

[47] Впервые: «Северные Цветы на 1828 год» (СПб.,1827). Свободное переложение «Еврейской мелодии» Джона Байрона, перекликающееся с переложением 136 псалма «Чувства пленного певца» самого Василия Григорьева. Два этих псалмических стихотворения могут служить наглядным примером того, насколько разное смысловое значение получали одни и те же традиционные темы псалмов до декабря 1825 и после казни декабристов.

[48] Страна Иерусалимская.

Пред. страница К оглавлениюСлед. страница

Жанры и темы

Сборники духовной поэзии, Русская классика, Молитва

Рекомендуем

Комментировать

 

1 Комментарий

  • Любовь, 17.05.2024
    Создавший текст данной темы владеет мастерством издателя библейского Слова в христианской традиции с присущим канатаходцу талантом изящно, на твердом балансе, удерживать внимание разных людей: и скучающих горожан, и отдыхающих с великих трудов на земле селян, и обычных уличных зевак, и мимоходящих посторонних прохожих, и постоянно куда-то спешащих по важному делу, и сопровождающих в пути.
    Спасибо за работу.
    Ответить »
Пожертвовать