Молитвы русских поэтов. XI-XIX. Антология

Молитвы русских поэтов. XI-XIX. Антология - Гавриил Державин

(18 голосов4.0 из 5)

Гавриил Державин

Державин Гавриил Романович (1743–1816) – поэт, государственный деятель. В 1762 году «недоросль от рода Багримы-мурзы, выехавшего из Золотой Орды при царе Иване Васильевиче», Гавриил Державин был принят солдатом в Преображенский полк. «В сей академии нужд и терпения я образовал себя», – скажет он о своей более чем десятилетней военной службе, начавшейся с дворцового переворота и восшествия на престол Екатерины Великой. В своих «Записках» он напишет о себе в третьем лице: «Государыня тогда часто присутствовала в Сенате, который был помещен в Кремлевском дворце; проходя в оный, всегда жаловала чиновных к руке, которого счастия, будучи рядовым, и Державин иногда удостаивался, нимало не помышляя, что будет со временем ее статс-секретарь и сенатор». Не мог себе представить преображенец Державин, что именно ему суждено будет восславить в одах все победы русского оружия – от суворовских до кутузовских, создать марш «Гром победы, раздавайся!», который станет таким же легендарным, как марш Преображенского полка. Державину принадлежат не только наиболее значительные эпические произведения. Он автор трех самых популярных зачашных песен того времени. Одна из них, «Кружка», продолжала звучать в застольях преображенцев вплоть до роспуска полка в феврале 1917 года. В репертуар военных хоров неизменно входила державинская здравица в честь Румянцева и Кутузова, а под «Солдатским дифирамбом» стоит знаменательная дата 10 мая 1814 года – день капитуляции Парижа. Державинская «Цыганская пляска», созданная в 1805 году, стоит у истоков такого популярнейшего весь XIX век музыкально-поэтического жанра, как цыганский романс.

Но рядом с «поэтом Фелицы», поэтом-государственником и поэтом-лириком Гавриилом Державиным, стоит Державин – духовный поэт, Державин – автор оды «Бог», ставшей своего рода поэтическим богословием. «Ода эта, – отмечает современный исследователь Михаил Дунаев, – станет во всей русской литературе явлением исключительным, и не потому, что никто не дерзал посягнуть на подобную тему – как раз дерзали, особенно в XVIII столетии, многие. И не только в России, но и в Европе. Но у одного лишь Державина поэтическая мощь и совершенство поэзии так полно и безусловно соответствуют избранной теме». Ода «Бог» была впервые опубликована в 1784 году, но ей предшествовали и за ней последовали молитвы, первая из которых «Кто может, Господи, Твои уставы знать?..» датирована 1775 годом, а последняя, «Покаяние», – 1813 годом. 27 сентября – 2 октября 1807 года он напишет четыре исповедальных молитвы «Сетование», «Проповедь», «Благодарность», «Умиление» – одни из самых проникновенных во всей русской поэзии. А предсмертное «Покаяние» закончит строками:

Храм Богу – сердце сокрушенно,

Смиренный дух – алтарь.

Молитвы и духовные оды проходят через все поэтическое творчество Державина. Для него, как и для других поэтов-современников, обращение к молитвам и псалмам являлось высшей формой поэзии, ее идеалом. Некоторые поэты попытаются соединить несоединимое – античную мифологию с христианством. Державин раз и навсегда решил этот вопрос, заявив: «Ни Орфеевы, ни Пиндаровы, ни Горациевы гимны не могут сравниться с христианскими»:

Мне помощь не нужна парнасска Аполлона,

Дабы Создателя усердием почтить;

Не надобно к тому гремящей лиры звона, –

Лишь надобно уметь Создателя любить.

Философ и композитор Владимир Ильин в своем исследовании «Арфа Давида в русской поэзии» (Брюссель, 1960) пишет, что поэзия Державина, «словно молитва, славословившая и благодарящая. Она – своеобразный псалом, выраженный в литературно-поэтических формах современной Г.Р. Державину эпохи». Проанализировав державинские духовные оды, он особенно отмечает: «Просматривая все поэтическое наследие Г.Р. Державина, жившего и творившего в атеистическом восемнадцатом веке, мы приходим к совершенно ясному выводу, что этот великий русский поэт, современник Вольтера и материалиста Дидро, владевших умами многих людей того века, не шел у них на поводу, но, наоборот, противостоял им». К этим словам можно лишь добавить, что Державин был далеко не одинок. В противостояние атеистическому восемнадцатому веку внесли свою лепту все русские поэты-псалмопевцы, среди которых не было ни одного богоборца. Радищев – не псалмопевец, никто из русских «вольтерьянцев» не посягнул на псалмы, которые в это же время во Франции уже превращались в революционные агитки. Да и имени державинского современника Ивана Баркова мы тоже далеко не случайно не встретим среди псалмопевцев.

В основе державинских молитв и духовных од – христианская гимнография. На это обратил внимание автор одной из статей о Державине, опубликованной в 1916 году в Казани, сравнивший его с Владимиром Мономахом. Он был прав. Державин как никто другой из русских поэтов приблизился к древнерусской молитвенной поэзии Владимира Мономаха, Феодосия Печерского, Илариона, Кирилла Туровского. С Ломоносова и Державина начинается ее новая эра когда молитвенная поэзия становится едва ли не основным поэтическим жанром.

Молитвы

* * *

Кто может, Господи, Твои уставы знать?

Предел Твоих судеб кто может испытать?

Котора буйна тварь столь в мыслях вознесется,

Что твердость никогда ее не потрясется?

Кто скажет мне: богат я, знатен я, высок?

Един, Всесильный Царь, Ты держишь смертных рок;

Ты участи людей как коло обращаешь;

Свергаешь долу Ты. Ты вверх их восхищаешь;

И небо и земля, и воздух и моря,

И сердце и судьбы, в Твоих руках, Царя.

Как быстры воды, Ты в нас мысли устремляешь,

Ты брег водам, конец делам определяешь.

Чего не преходило на сердце и на ум,

О том теперь молва, глас, звуки, слава, шум;

Которая звезда светлее всех блистала,

Незрима та теперь и неприметна стала.

Средь лона счастия герой фарсальской брани

Убит и, распростри победоносны длани,

Лежит в крови своей от искренних своих…

Как, Господи, узнать предел судеб Твоих?

Когда я паче всех дней житии еще лыцуся,

То, может быть, в тот миг я в смертный ров валюся,

Когда я думаю, над всем превознесен.

То, может быть, стремглав лететь я осужден.

Надменный в гордости, коль мудрствую я паче,

Не для того ль, о том раскаяться чтоб в плаче?

Когда ж трясусь и зрю, что смерть моя близка, –

Меня Всесильного всесильная рука

Из тартара, когда не чаю, восхищает.

Твоя власть, Господи, из мертвых воскрешает:

Отчаиваться грех, надежды верной нет.

Так Ты, о Боже мой! и жизнь моя и свет;

В восторге радостном и мысли восхищенной

Помощника Тебя я вижу всей вселенной,

На Тя единого мне должно уповать,

И без меня Ты мне возможешь счастье дать.

Начала своего я, ни конца не вижу:

Пекусь коль о себе, я тем Тебя обижу.

1775

* * *

Непостижимый Бог, всех тварей Сотворитель,

Движением сердец и помыслов Прозритель!

В последний раз зову к Тебе я в жизни сей:

Склони с небес, склони свой слух к мольбе моей.

Воззри, Создатель мой, на сердце сокрушенно,

Что если, Твой закон желав знать совершенно,

Я слабым разумом чего не понимал,

Помилуй Ты меня, коль в нем я заблуждался.

Твое святое я хотел творить веленье

Со всею ревностью, но без предрассуждения.

Се, вижу растворен тот путь передо мной,

По коему войти я в вечный льщусь покой.

Войду, конечно, так, я в том не сомневаюсь:

На милосердие Твое я полагаюсь.

Ты щедр и милостив был в век сей скоротечный:

Ты будешь мне Отец, а не Мучитель вечный.

<1776>

Вольный перевод «Молитвы» Вольтера, являющейся заключительной частью его деистической «Поэмы о естественном законе» (1752), но Державин, вдвое расширив вольтеровский текст по объему, значительно «приглушил» все богоборческие мотивы. К этой же «Молитве» обращались Н.А. Львов, А.Н. Радищев, П.М. Опочинин и другие поэты X V III века. Радищевский перевод наиболее близок к оригиналу, отвечавшему взглядам самого переводчика, в то время как Державин, действуя «от противного», фактически вступает с Вольтером в полемику. Такой прием часто использовали русские поэты в своих вольных переводах, не просто «искажая» оригиналы, а полемизируя с ними, предлагая иные трактовки.

* * *

Боже Создатель,

Владыко Творец!

Ты мой питатель,

Ты матерь, отец,

Ты покровитель:

Ты мне судьбой

Быть в свете судил,

Своей мне рукой

Ты душу вложил;

Ты жить повелел.

В чреслах кровями

Ты родшей моей,

В детстве сосцами

На лоне у ней

Взлелеял меня.

В юности ныне,

В бунте страстей,

В быстрой пучине

Волн жизни моей

Помощник мне будь!

Не вижу я дней

Во мраке моем

И светлых лучей;

На поприще сем

Не знаю пути.

Судно ветрами

Несется в морях,

Бьется волнами,

В шумящих водах

Утопает оно.

Я так, подобно

В сомненьях моих,

Бурями злобно

Пристрастий моих

Тону во грехах.

Коль не изымешь

Рукою Своей,

В бездне сей кинешь,

Погрязну я в ней,

Совсем погублюсь.

Слабой Ты груди

Будь укрепленье.

Знают пусть люди:

Ты лишь спасенье

Един у меня.

Злобны языки

Да стиснут гортань;

Гнев их великий,

Злосердную брань

Обрати мне в любовь.

Верных надежда,

Веселье сердец,

Нищих одежда,

Монархов венец,

Всех Утешитель!

Коль в сокрушеньи

Взываю к Тебе,

В благоволеньи

Внемли сей мольбе,

Творец мой и Бог!

<1776, 1890-е>

* * *

О Боже! чту Твоих пределов светозарность

И лыцусь, что я могу в блаженстве вечном жить;

К престолу Твоему взываю благодарность,

Что Ты определил мне в сей надежде быть.

Ты благость льешь свою на грешных всеконечно,

Ты наши слабости щедротой превозмог;

Владение Твое есть благо и предвечно:

Мне все вещает здесь, что Ты прямой есть Бог.

Мне солнце есть Твоих пределов предъявленье,

Могущество Твое со всех я вижу стран;

Природа вся мне в том есть точно уверенье,

Что Твой закон всему пространну миру дан.

Величие Твое, о Боже! воспеваю,

К Тебе стремлю я мысль и чувствия и дух,

И сердцем существо Твое я прославляю;

О Боже! преклони к усердным песням слух.

Мне помощь не нужна парнасска Аполлона,

Дабы Создателя усердием почтить;

Не надобно к тому гремящей лиры звона, –

Лишь надобно уметь Создателя любить.

<1780-е>

Праведный судия

Я милость воспою и суд,

И возглашу хвалу я Богу,

Законы, поученье, труд,

Премудрость, добродетель строгу

И непорочность возлюблю.

В моем я доме буду жить

В согласьи, в правде, в преподобьи;

Как чад, рабов моих любить,

И сердца моего в незлобьи

Одни пороки истреблю.

И мысленным очам моим

Не предложу я дел преступных;

Ничем не приобщуся к злым,

Возненавижу и распутных

И отвращуся от льстецов.

От своенравных уклонюсь,

Не прилеплюсь в совет коварных,

От порицаний устранюсь,

Наветов, наущений тайных

И изгоню клеветников.

За стол с собою не пущу

Надменных, злых, неблагодарных;

Моей трапезой угощу

Правдивых, честных, благонравных,

К благим и добрым буду добр,

И где со мною ни сойдутся

Лжецы, мздоимцы, гордецы;

Отвсюду мною изженутся

В дальнейшие земны концы,

Иль казнь повергнет их во гроб.

1789

Победителю

В Всевышней помощи живущий,

В покрове Бога водворен,

Заступником Его зовущий,

Прибежищем своим, – и в Нем

Надежду кто свою кладет в свой век,

Велик, велик тот в свете человек!

Господь его от сокровенных,

От хитрых сохранит сетей;

Спасет его от дерзновенных

И от зломышленных людей;

Избавит от клевет, от лести злой,

Покроет твердою своей броней.

Хоть полк пред ним врагов предъидет

И окружит отвсюду тьма, –

Оружием его обыдет

Небесна истина сама.

На крылах черных туч пусть гром летит,

Осветит лишь его и осенит.

От стрел, как град, с высот шумящих,

Отнюдь не устрашится он;

От вихрей, с жуплом преходящих,

И все огнем идущих волн

Не удалится прочь: – и завсегда,

Как твердый Тавр, душа его тверда.

Там тысящи идут ошую,

Кровавая горит заря;

Там миллионы одесную –

Покрыты трупами моря:

К нему же с роковой косою Смерть

Не смеет хищных рук своих простерть.

Но ты смотри и виждь, о смертный!

И Божьи разумей дела:

Врагов твоих полки несметны

Одним смерть взмахом посекла!

Неверных сокрушил ты гордый рог:

Но сим лишь чрез тебя казнил их Бог.

Казнил их Бог: – а ты средь бою

Остался жив! – И для чего?

Что возлюбил Его душою;

Что всю надежду на Него

Не усомнился ты предположить:

Тебя Он предызбрал Свой суд свершить.

Тебя, – и зло к тебе не придет,

Ни рана к телу твоему;

На сердце здравие почиет,

Веселье сердцу и уму

Пойдет со плесками тебе вослед:

По торжествам тебя познает свет.

Под надзирание ты предан

Невидимых, безплотных сил,

И легионам заповедан

Всех ангелов, чтоб цел ты был:

Сафирные свои они крыла

Расширя над тобой, блюдут от зла.

Блюдут тебя и сохраняют

Они во всех путях твоих,

Повсюду вкруг тебя летают

И носят на руках своих;

И ветру на тебя претят порхнуть,

В пыли твоих о камень ног преткнуть.

На аспидов, на василисков,

На тигров, на ехидн, на львов,

Вдали рыкающих, и близко

На пресмыкающих гадов,

Шипящих вкруг тебя ужей и змей

Ты ступишь и попрешь ногой твоей.

Надежд твоих и всех желаний

Ты никому не объявил;

На небо воздевая длани,

Ты втайне Бога лишь молил;

Его превечное ты имя звал,

Его из уст твоих не испускал.

Господь от звезд тебя услышал,

Твою мольбу проразумел;

Из пренебесной бездны вышел,

Невидимую длань простер.

От Солнца как бежит нощь, тьма и мгла:

Так от тебя печаль, брань, смерть ушла.

Как в зеркале, в тебе оставил

Сиянье Он Своих лучей;

Победами тебя прославил,

Число твоих пробавил дней;

Спасение людям Своим явил,

Величие Свое в тебе открыл.

Но кто ты, Вождь, кем стены пали,

Кем твердь Очаковска взята?

Чья вера, чьи уста взывали

Нам Бога в помощь и Христа?

Чей дух, чья грудь несла Монарший лик?

Потемкин ты! С тобой, знать, Бог велик!

1789

* * *

О Боже, душ Творец безсмертных

И всех, где существует кто!

О Единица числ несметных,

Без коей все они – ничто!

О Средоточие! Согласье!

Все содержащая Любовь!

Источник жизни, блага, счастья,

И малых и больших миров!

Коль Ты лишь духом наполняешь

Своим цевницы твари всей,

Органом сим увеселяешь

Себя средь вечности Твоей,

И вкруг от мириадов звездных,

Пиющих свет с Твоих очес,

Сам черплешь блеск лучей любезных

И льешь их в океан небес;

И мне, по плоти праху тленну,

Когда на тот один конец

Ты вдунул душу толь священну,

Чтобы в гармонию, Творец,

И я вошел Твою святую:

О! ниспошли ж мне столько сил,

Чтоб развращенну волю злую

Твоей я воле покорил;

И так бы сделал душу чисту,

Как водный ключ, сквозь блат гнилых,

Как запах роз, сквозь дебрь дымисту,

Как луч небес, сквозь бездн ночных

Протекши, теми же бывают,

Что были в существе своем,

Или светлей еще сияют,

Чем злато, жженое огнем.

Подаждь, чтоб все мое желанье,

Вся мысль моя един был Ты,

И истин бы Твоих алканье

Пожрало мира суеты;

Чтоб правды, совести, закона,

Которы мне Ты в грудь влиял,

Из подлости, хотя б у трона,

Я ни на что не променял;

Чтоб, знав мое происхожденье,

Моих достоинств я не тмил;

Твоей лишь воле в угожденье

В лице царя Твой образ чтил;

Чтобы, трудясь, я безвозмездно,

Творил самим врагам добро,

И как Тебе добро любезно,

Так ненавидел бы я зло;

Несчастных, утесненных слезу

Чтобы спешил я отирать;

Сердца, подобные железу,

Моей горячностью смягчать;

Чтоб не был я ни горд, ни злобен;

На лоне нег не воздремал;

Но был душой Тебе подобен

И всю ее с Тобой сливал.

О сладка мысль и дерзновенна –

Желать с Творцом слиянну быть!

Когда придет неизреченна

Мне радость та, чтоб в Боге жить?

Когда с Тобой соединюся,

Любви моей, желаний край!

Где пред лицом Твоим явлюся,

Там мрачный ад мне будет рай!

1796

На домовую церковь князя А.Н. Голицына

Сует мирских во удаленьи,

Во сумраке и тишине,

Лишь солнца ярка в озареньи

Молельный храм открылся мне.

Лик ангельский доходит слуху,

Небесну манну в пищу духу

Мне каплет с высоты Сион,

Что се? – не светла ль сень Фавора,

Иль храмина тех лиц собора,

На челах чьих сиял огонь?

Иль первой христиан то церкви

Укров благочестивых душ,

Где с псальмами свершал втай жертвы

Носивший в сердце Бога муж?

Ущелья, мраки подземельны

Ему казались рощи сельны

И окрест бури – тишиной.

Голицын! вера движет холмы.

Спасает, отвращает громы

От царств единою слезой.

Блажен, кто может в ней

Свои утехи находить,

Быть здателем церквей

И души жизнию поить,

Сводя на землю небеса.

Се блеск! се слава! се краса!

1 мая 1813

Сетование

Услышь, Творец, моленье

И вопль моей души;

Сердечно сокрушенье,

Вздыхания внуши,

И слез моих от тока

Не отврати лица.

Но в день, в который стражду,

Зову Тебя, стеня,

Твоих щедрот как жажду.

Воззри Ты на меня

И с высоты небесной

Скорей меня услышь.

Ты видишь: исчезают

Все дни мои, как дым;

Все силы умирают;

Как злак под зноем злым

Падет, бледнеет, вянет, –

Изныло сердце так.

Сожжена грудь слезами,

Хлеб, сон забвен, покой;

Плоть ссохлася с костями;

Как остов образ мой,

И глас от воздыханий

В устах моих исчез.

Как птица в мгле унывна,

Оставлена на зде,

Иль схохлета, пустынна

Сидяща на гнезде

В ночи, в лесу, в трущобе,

Лию стенаньем гул.

Друзья днесь уклонились,

Враги меня теснят,

И те, что мной хвалились,

Клянут меня, бранят

За то, что пища – пепел,

А слезы мне питье.

И все сие от гнева,

Увы! Твоих очес,

Что Ты, Создатель неба,

На высоту вознес

И вниз меня низвергнул, –

Увял, поблек мой цвет.

Воззри же на смирену

Молитву Ты мою,

И жертву воскуренну

Не уничтож сию,

Да в роды возвестится

Твое спасенье мне.

27 сентября 1807

Переложение псалма 101

Проповедь

Благо проповедать Бога

И всегда вещать о Нем,

Что премудрость, сила многа,

Истина и благость всем

Зрится во вселенной чудной;

Ночью славен Он и днем, –

И Ему от арфы сладкострунной

Мой да раздается гром.

Возвеличил меня сильно

Во твореньях Он своих.

В краткий век мой изобильно

Насладяся я благих,

Веселюся в вечер лунной

Чудных дел Его умом, –

И Ему от арфы сладкострунной

Мой да раздается гром.

Муж безумный благ не знает,

Див не разумеет сих

И, трава как, увядает

В мрачных помыслах своих;

Но я верю в Промысл чудной:

Был моим Он ввек щитом, –

И Ему от арфы сладкострунной

Мой да раздается гром.

Все враги мои погибнут, –

Господи! Твои враги.

Злы дела их в ров низринут,

Вознесутся же благи.

В старости маститой, мудрой

Правда возблестит челом, –

И Тебе от арфы сладкострунной

Мой да раздается гром.

Я взгляну презренным оком

На противников моих.

Как в лукавствии глубоком,

Во глумленьи скажут их:

«Феникс, праведник подспудной,

Кедр из праха взрос вновь холм».

И Тебе от арфы сладкострунной

Мой да раздается гром.

Насаждены в дому Бога

Доблести из тли взойдут:

Честность, мудрость, вера строга

В царстве русском процветут,

И промчится глас повсюдной:

Прав Бог! нет неправды в Нем!

И Тебе от арфы сладкострунной

Мой да раздается гром.

29 сентября 1807

Переложение псалма 91

Благодарность

Исповемся я душою,

Сердцем всем Тебе моим:

Средь поющих Ангел строю

Цитрой благодарный гимн

Взбрячу, что Ты глаголу

Господи внял уст моих.

Храму Твоему святому

В умиленье поклонюсь,

Богу кроткому, благому

Слез реками пролиюсь,

Что вознес меня от долу

На чреду высот Своих.

Бог и впредь меня услышит,

Как Его я призову;

Ум и сердце мне возвысит,

Крепость даст, подобно льву,

И своей мне силой душу

Расширит, наполнит грудь.

И услышат и познают

Власти и цари земны,

Что те ввек не погибают,

Кто Творцом охранены.

Я все ужасы разрушу,

Правды, славы в путь пойду.

Издалече Бог надменных

Угнетает бед ярмом,

А с высот на униженных

Призирает благ лучом;

Тех низводит, сих возводит,

Манием весь правит свет.

О Всесильный! если скорбью

Я и впредь сражусь, стеня, –

Оживляй Твоей любовью,

Провождай в слезах меня,

И как гром на злых снисходит,

Дух Тебя мой да поет.

30 сентября 1807

Переложение псалма 137

Умиление

Не Богу ль повинится

Во всем душа моя?

Не от Него ль струится

Спасение ея?

Так Он один хранитель,

Защитник, покровитель,

Броня моя и шлем:

Не двигнуся я в Нем.

Доколе человеки

Подобных им гнетут,

Кровавые льют реки,

Зорят жилища, жгут;

И стены хоть сотренны,

Их кущи разрушенны;

Но в сердце зверску желчь

Несут, огонь и меч.

И цены совещают,

Меня как свергнут, чем;

Все ждут, все алкают

Знать о вреде моем;

Благославят устами,

Губят, клянут сердцами,

Измены строя ков;

Но Бог – мой Спас, Покров.

Так, Он заступник, слава,

Краса моя, венец,

Надежда и избава,

Владыко и Отец.

О смертные! внимайте:

Пред Ним лишь преклоняйте

И дух ваш и главы;

Но суетны суть вы!

Вы любите хищеньи,

Надеетесь на ложь,

Живете в подкрепленьи

Неправедных вельмож;

Ко роскоши, к богатству,

Корысти, святотатству

Летят дух, ум, сердца.

Увы! – иль нет Творца?

Нет, есть! Его держава,

В вселенной всей, и суд

Всем, милость и управа

Его в тот век дадут

Нам по деяньям долю.

Блажен, Твою кто волю

Соблюсть в сей жизни мог,

О мой Творец и Бог!

2 октября 1807

Переложение псалма 70

Молитва

По высочайшему отсутствию в армию Его Императорского Величества 1807 года марта 16 дня

Господи! – воссылают

К Тебе свои мольбы;

Взор, длани простирают

Смиренные рабы:

Взгляни сквозь страшны бездны

С высот Твоих святых

На вздохи, токи слезны,

На огнь фимьямов их.

Взгляни и виждь, – Россия,

Тьмой душ, как звезд, горя,

Средь тверди голубыя,

Гласит: спаси Царя!

Храни его на брани,

Покой в пути, спаси;

Твои незримы длани

Везде над ним носи;

Будь твердый щит от злобы, –

Ты зришь, сколь враг его

Геройских душ свел в гробы

Средь зверства своего:

Там мать лишилась сына,

Там брат пал смерти в дол,

Четы здесь половина –

И ты, Творец! доколь?..

Доколе токи крови

Велишь нам, грешным, лить?

Бог благости, любови

Жесток не может быть:

Престани же от гнева,

Рев бури усмири;

Хлябь алчную Эрева

Перунами запри;

Ударь – и с крыл Зефира

Снесется тихий день,

Благоуханну мира

Даст Александр нам сень.

1808

В «Объяснениях на сочинения Державина» (1808) сообщается: «1807марта 16 дня, в которое время на особых листках напечатано, положено на музыку г.Нейкомом и пета была в филармоническом обществе придворными певчими в Петербурге». Упоминаемые «особые листки» – отдельное издание «Молитвы» (СПб., 1807). Победа в Отечественной войне 1812 года отмечена в «Солдатском дифирамбе» Державина, датированном 10 мая 1814 года – днем капитуляции Парижа:

Успокоили мы царства;

Бонопарта и коварства

Свергли в бездну адска дна, –

Пусть воюет там с чертями,

Царь-отец! Ты здрав будь с нами.

Дайте чашу нам вина!–

пели воины-победители. Но к этой победе Россия прошла через все антинаполеоновские войны. «Токи крови», о которых идет речь в этой державинской «Молитве», начались для России еще в 1805 году, а закончились в победном 1814-м. Эта «Молитва» о том мире, о котором молила Бога и Александра, как Божьего помазанника, вся Россия. Победа была не только выиграна , но и вымолена…

Покаяние

Помилуй мя, о Боже! по велицей

Мне милости Твоей,

По множеству щедрот, Твоей десницей

Сгладь грех с души моей;

А паче тайных беззаконий

Очисть – их знаю я.

Я знаю их, – и зрю всех пред собою

Моих пороков тьму;

Се сокрушенной каюся душою

Тебе, лишь одному

Тебе, – что быть дерзнул лукавым

И укрывал мой грех.

Но льзя ль кому перед Тобой в чем скрыться,

Коль все зришь, слышишь Ты?

Как можно на суде в чем оправдиться

Пред Тем, Кто и мечты

Душ наших и сердец всех знает?

Он верно победит.

Так, знает, что я зачат в беззаконьи,

В грехах родила мать,

Что внутрь меня коварство, а вне козни

Неправдой правду тьмят, –

Ту правду, искру ту премудру,

Что Он во мне возжег.

Ах! окропи ж меня Ты звезд иссопом,

Вод благости Твоей;

Омой, Творец, мне грудь Ты слез потопом,

Вняв вздох души моей,

Да сердцем уясняся чистым,

Бел буду я как снег.

Даждь слуху моему веселье, радость,

Чтобы в моих костях

Смиренных та вовек лилася сладость,

Пьют кою в небесах.

Так, Боже! отврати взор грозный

От слабостей моих.

Созиждь в моей утробе сердце чисто,

Дух правый обнови,

Который бы, как солнце в мгле лучисто,

Сиял в моей крови,

И лика Твоего святаго

С меня не отвратил.

Пошли мне Твоего жар в грудь спасенья

И духом так Своим

Владычным утверди путь для ученья

Заповедям Твоим,

Чтобы к Тебе и нечестивых

Я обратить всех мог.

Уста мои, о Творче! мне отверзи

На похвалу Твою,

Да холмы слышат, реки и бездн брези,

Что я Тебя пою,

И никому не посвящаю

Я песен, как Тебе.

Ах! жертвы б восхотел коль Ты какие,

Принес бы я давно;

Но не приемлешь Ты мольбы иные,

Вздыханье как одно:

Храм Богу – сердце сокрушенно,

Смиренный дух – алтарь.

1813

В основе покаянной молитвы Державина – псалом 50.

Духовные оды

Успокоенное неверие

Когда то правда, человек!

Что цепь печалей весь твой век:

Почто ж нам веком долгим льститься?

На то ль, чтоб плакать и крушиться

И, меря жизнь свою тоской,

Не знать отрады никакой?

Кончать день зол днем зол других,

Страшиться радостей своих,

На счастья блеск не полагаться

И каждый миг того бояться:

Вот грусть, вот скорбь, вот смерть придет!

Начала все конец сечет.

Младенец лишь родится в свет,

Увы! увы! он вопиет.

Уж чувствует свое он горе;

Низвержен в треволненно море,

Волной несется чрез волну

Песчинка в вечну глубину.

Се нашей жизни образец!

Се наших всех сует венец!

Что жизнь? – Жизнь смерти тленно семя.

Что жить? – Жить миг летяща время.

Едва почувствовать, познать,

Познать ничтожество, – страдать.

Страдать, – и скорбно чувство мук

Уметь еше сносить без скук.

На то ли создал Ты от века,

О Боже! бренна человека? Творец!

Но на Тебя ль роптать?

Так что ж осталося? – страдать.

Такая жизнь – не жизнь, – но яд;

Змия в груди, геэнна, ад,

Живого жрет меня до гроба.

Ах! если самая та ж злоба

По смерти мстит нам и в гробах,

Кого ж Творцом назвать? – Кто благ?

Лишь Парки жизни нить прервут,

Уж встречу Фурии бегут;

Отсель изъемлет скоротечность:

А там, а там разверзта вечность!

Дрожу! – Лиется в жилах хлад.

О вечность, вечна мука, ад!

Но что? – Зрю молнии кругом!

В свирепой буре слышу гром,

Перун перуны прерывает,

Звучней всех громов глас взывает:

«Бог благ, отец Он твари всей;

Ты зол, – и ад в душе твоей».

Божественный сей крепкий глас

Кичливый дух во мне потряс;

Вострепетала совесть черна,

Исчезла мысль неимоверна,

Прошли отчаянья мечты:

Всесильный! – помоги мне Ты!

Уйми страстей моих Ты шум

И бурный обуздай мой ум;

Чего понять он не возможет,

Да благость в том Твоя поможет,

Чтоб я средь зол покоен был,

Терпя беды, Тебя любил!

Поборствуй руку лобызать,

Котора поднята карать.

Средь юности моей неспелой,

Средь зрелой жизни, престарелой,

Средь ярых волн, мирских сует,

Дай сил сносить мне иго бед!

Чтоб меньше скорьби ощущать,

Собою больше обладать,

Пошли, пошли, Творец вселенной,

Своей Ты твари бедной, бренной,

Небесну помощь с высоты;

Ты щедр, щедрот источник Ты!

Над безднами горящих тел,

Которых луч не долетел

До нас еще с начала мира,

Отколь, среди зыбей эфира,

Всех звезд, всех лун, всех солнцев вид,

Как злачный червь, во тьме блестит:

Там внемлет насекомым Бог. –

Достиг мой вопль в Его чертог.

Я зрю, избранна прежде века

Грядет покоить человека;

Надежды ветвь в руке у ней: –

Ты, Вера? – Мир душе моей!

Ты мысли дерзкия пленишь,

Сердцам незлобие даришь,

Терпеньем души укрепляешь,

На подвиг немощь ободряешь,

Ты кротким свет и красота,

Ты гордым мрак и суета.

Пристойно цель иметь уму,

Куда паря лететь ему.

Пусть все подвержено сумненью:

Но без Творца как быть творенью?

Его ты, Вера, учишь знать,

Любить, молить, – не постигать.

Непостижимый сей Творец

Да будет мой покров, отец!

Он взором волны укрощает,

Он всей Природой мне вещает:

«Испытывать судьбы забудь,

Надейся, верь, – и счастлив будь».

О вы! что мысли остротой

Разврата славитесь мечтой,

Последуя сему примеру,

Прийдите, обымите Веру:

Она одна спокоит вас,

Утешит в самый смертный час.

1779

Сохранилась запись Державина: «Сия ода самая первая, которая известна стала, будучи исправлена вместе с друзьями моими: Николаем Александровичем Львовым, Василием Васильевичем Капнистом, Иваном Ивановичем Дмитриевым и Александром Семеновичем Хвостовым, у последнего в доме».

Счастливое семейство[4]

Блажен, кто Господа боится

И по путям Его идет,

Своим достатком насладится

И в благоденстве поживет.

В дому его нет ссор, разврата;

Но мир, покой и тишина:

Как маслина плодом богата,

Красой и нравами жена.

Как розы, кисти винограда

Румянцем веселят своим,

Его благословенны чада

Так милы вкруг трапезы с ним.

Так счастлив, так благополучен

И так блажен тот человек,

Кто с честью, правдой неразлучен

И в Божьем страхе вел свой век.

Благословится от Сиона,

Благая снидут вся тому,

Кто слез виновником и стона

В сей жизни не был никому.

Кто не вредит и не обидит,

И злом не воздает за зло,

Сыны сынов своих увидит

И в жизни всякое добро.

Мир в жизни сей и мир в дни оны,

В обители избранных душ,

Тебе, чувствительный, незлобный,

Благочестивый, добрый муж!

1780

Петербург

Бог

О Ты, пространством Безконечный,

Живый в движеньи вещества,

Теченьем времени Превечный,

Без лиц, в Трех Лицах Божества!

Дух всюду сущий и единый,

Кому нет места и причины,

Кого никто постичь не мог,

Кто все Собою наполняет,

Объемлет, зиждет, сохраняет,

Кого мы называем – Бог!

Измерить океан глубокий,

Сочесть пески, лучи планет

Хотя и мог бы ум высокий, –

Тебе числа и меры нет!

Не могут духи просвещенны,

От света Твоего рожденны,

Исследовать судеб Твоих:

Лишь мысль к Тебе взнестись дерзает, –

В Твоем величьи исчезает,

Как в вечности прошедший миг.

Хаоса бытность довременну

Из бездн Ты вечности воззвал,

А вечность, прежде век рожденну,

В Себе Самом Ты основал:

Себя Собою составляя,

Собою из Себя сияя,

Ты свет, откуда свет истек.

Создавый все единым Словом,

В твореньи простираясь новом,

Ты был, Ты есть, Ты будешь ввек!

Ты цепь существ в Себе вмещаешь,

Ее содержишь и живишь;

Конец с началом сопрягаешь

И смертию живот даришь.

Как искры сыплются, стремятся,

Так солнцы от Тебя родятся;

Как в мразный, ясный день зимой

Пылинки инея сверкают,

Вертятся, зыблются, сияют, –

Так звезды в безднах под Тобой.

Светил возжженных миллионы

В неизмеримости текут,

Твои они творят законы,

Лучи животворящи льют.

Но огненны сии лампады,

Иль рдяных кристалей громады,

Иль волн златых кипящий сонм,

Или горящие эфиры,

Иль вкупе все светящи миры –

Перед Тобой – как нощь пред днем.

Как капля в море опущенна,

Вся твердь перед Тобой сия.

Но что мной зримая вселенна?

И что перед Тобою я?

В воздушном океане оном,

Миры умножа миллионом

Стократ других миров, – и то,

Когда дерзну сравнить с Тобою,

Лишь будет точкою одною:

А я перед Тобой – ничто.

Ничто! – Но Ты во мне сияешь

Величеством Твоих доброт;

Во мне Себя изображаешь,

Как солнце в малой капле вод.

Ничто! – Но жизнь я ощущаю,

Несытым некаким летаю

Всегда пареньем в высоты;

Тебя душа моя быть чает,

Вникает, мыслит, рассуждает:

Я есмь – конечно, есть и Ты!

Ты есть! – Природы чин вещает,

Гласит мое мне сердце то,

Меня мой разум уверяет,

Ты есть – и я уж не ничто!

Частица целой я вселенной,

Поставлен, мнится мне, в почтенной

Средине естества я той,

Где кончил тварей Ты телесных,

Где начал Ты духов небесных

И цепь существ связал всех мной.

Я связь миров повсюду сущих,

Я крайня степень вещества;

Я средоточие живущих,

Черта начальна Божества;

Я телом в прахе истлеваю,

Умом громам повелеваю,

Я царь – я раб – я червь – я Бог!

Но, будучи я столь чудесен,

Отколе происшел? – безвестен;

А сам собой я быть не мог.

Твое созданье я, Создатель!

Твоей премудрости я тварь,

Источник жизни, благ Податель,

Душа души моей и Царь!

Твоей то правде нужно было,

Чтоб дух мой в смертность облачился

И чтоб чрез смерть я возвратился,

Отец! – в безсмертие Твое.

Неизъяснимый, Непостижимый!

Я знаю, что души моей

Воображении безсильны

И тени начертать Твоей;

Но если славословить должно,

То слабым смертным невозможно

Тебя ничем иным почтить,

Как им к Тебе лишь возвышаться,

В безмерной разности теряться

И благодарны слезы лить.

1784

Державин сообщает в «Записках»: «Автор первое вдохновение или мысль к написанию сей оды получил в 1780 г. Быв во дворце у всенощной в Светлое Воскресение, и тогда же, приехав домой, первые строки положил на бумагу; но, будучи занят должностью и разными светскими суетами, сколько не принимался, не мог окончать оную, написав, однако, в разные времена несколько куплетов. Потом 1784-го г., получив отставку от службы, приступал было к окончанию, но также по городской жизни не мог; безпрестанно, однако, был побуждаем внутренним чувством, и для того, чтобы удовлетворить оное, сказав первой своей жене, что он едет в польские свои деревни для осмотрения оных, поехал и, прибыв в Нарву, оставил свою повозку и людей на постоялом дворе, нанял маленький покой в городу у одной старушки немки с тем, чтобы она и кушать ему готовила; где запершись сочинял оную несколько дней, но, не докончив последнего куплета сей оды, что было уже ночью, заснул перед светом; видит во сне, что блещет свет в глазах его, проснулся, и в самом деле воображение так было разгорячено, что казалось ему, вокруг стен бегает свет, и с сим вместе полились потоки слез из у него; он встал и в ту же минуту, при освещающей лампаде написал последнюю сию строфу». А далее Державин вспоминает случай из своего детства, который предопределил создание оды «Бог»: «…В 1744 году в зимних месяцах, когда явилась комета, то он, быв около двух годов, увидев оную и показав пальцем у няньки на руках, первое слово сказал: Бог».

Державинский «Бог» был переведен пятнадцать раз на французский язык (один из переводов принадлежит юному Жуковскому), восемь – на немецкий, а также на латинский и греческий, английский, итальянский, испанский, польский, чешский языки, став одним из самых известных и значимых произведений всей русской поэзии.

Властителям и судиям

Восстал Всевышний Бог, да судит

Земных богов во сонме их;

Доколе, – рек, – доколь вам будет

Щадить неправедных и злых?

Ваш долг есть: сохранять законы,

На лица сильных не взирать,

Без помощи, без обороны

Сирот и вдов не оставлять.

Ваш долг спасать от бед невинных,

Несчастливым подать покров;

От сильных защищать безсильных,

Исторгнуть бедных из оков.

Не внемлют! – видят и не знают!

Покрыты мздою очеса:

Злодействы землю потрясают,

Неправда зыблет небеса.

Цари! – Я мнил, вы боги властны,

Никто над вами не судья:

Но вы, как я, подобно страстны

И так же смертны, как и я.

И вы подобно так падете,

Как с древ увядший лист падет!

И вы подобно так умрете,

Как ваш последний раб умрет!

Воскресни, Боже! Боже правых!

И их молению внемли:

Приди, суди, карай лукавых

И будь един Царем земли!

<1780–1787>

Поэтическое переложение 81 псалома.

Первая редакция оды была опубликована в 1780 году в журнале «СПб вестник», но вырезана из части тиража, а в «Сочинениях Державина» 1789 года не пропущена цензурой. В «Объяснениях на Сочинения Державина» приводятся подробности этой истории: «Когда Автор поднес сочинения свои лично императрице, она приняла их благосклонно и занялась, сколько было известно, чтением оных; в наступившее Воскресенье по обыкновению приехал он с протчими для свидетельствования ей своего почтения; но показалась она чрезвычайно холодна и придворные все от него отвращались». Вскоре выяснилось, что императрица обнаружила в рукописи «якобинские стихи». На что «Автор ответствовал, что он никогда не был якобинских мыслей, и почему считают таковыми сей псалом, который написал царь Давид». Уже после Державин узнал, что «якобинцы, сей псалом переложа, распространили по Франции, к упрекам правления Людовика XVI». Державин в качестве объяснения послал императрице «Анекдот»: «Спросили некоего стихотворца, как он смеет и с каким намерением пишет в стихах толь разительные истины, которые вельможам и двору не могут быть приятны. Он ответствовал: Александр Великий, будучи болен, получил известие, что придворный доктор отравить его намерен. В то же время приступил к нему и медик, принесший кубок, наполненный крепкого зелья. Придворные от ужаса побледнели. Но великодушный монарх, презря низкие чувствования ласкателей, бросил проницательный взор на очи врача и, увидев в них непорочность души его, без робости выпил питие и получил здравие…» На этом инцидент был исчерпан, но цензурный запрет остался…

Уповающему на свою силу[5]

Хвалите Господа и пойте:

Коль сладко воспевать Его!

Ему единому вы стройте

Органы сердца своего.

Кем стены града вознесенны,

Не соберет ли тот граждан?

Кем скорби духа исцеленны,

Плотских не исцелит ли ран?

Создавый солнцы, круги звездны

И им нарекший имена,

Велик Господь! велик! –

И бездны Его премудрости нет дна.

Он кротких в милость принимает

И праведным дает покров;

Надменных власть уничтожает

И грешных низвергает в ров.

Начните ж Бога вы, начните,

О горды, познавать умы!

И в похвалу ему спешите

Устроить гусли и псалмы.

Он, небо мраком облекая,

Готовит в тучах дождь браздам;

Росою горы проникая,

Изводит злак на службу нам.

Дает зверям и птицам пищу,

И насекомым и червям:

Так рубище дарует нишу,

Как диадиму и Царям.

Не конских крепких мышц желает,

Не к мужеству благоволит:

Но на Него кто уповает,

Он любящих Его хранит.

1785

Величество Божие

Благослови, душа моя,

Всесильного Творца и Бога;

Коль Он велик! коль мудрость многа

В твореньях, Господи, Твоя!

Ты светом, славой, красотой,

Как будто ризой облачился;

И как шатром, Ты осенился

Небес лазурной высотой.

Ты звездну твердь и вод сложил

И по зарям ее ступаешь;

На крыльях ветряных летаешь

Во сонме светоносных сил.

Послами Ангелов творишь,

ПовелеваешьТы духами;

Послушными себе слугами

Огню и бурям быть велишь.

Поставил землю на зыбях;

Вовек тверда она собою;

Объяты бездной, как пленою,

Стоят в ней воды на горах.

Среди хранилища сего

Оне грозы Твоей боятся;

Речешь – ревут, бегут, стремятся

От гласа грома Твоего;

Как горы, всходят к облакам;

Как долы, вниз склонясь, ложатся;

Как степи, разлиясь, струятся

К показанным Тобой местам.

Предел Ты начертал им Твой,

И из него оне не выдут,

Не обратятся и не придут

Покрыть лице земли волной.

Велишь внутрь гор ключом им бить,

Из дебрей реки проливаешь;

Зверям, онаграм[6] посылаешь

Повсюду жажду утолить.

А там, по синеве небес,

Виясь, пернатые летают,

Из облак гласы испускают

И свищут на ветвях древес.

Ты дождь с превыспренних стремишь;

Как перла, росы рассыпаешь;

Туманы холмы осребряешь

И плодоносными творишь.

Из недр земных траву скотам

Произращаешь в насыщенье;

На разное употребленье

Различный злак изводишь нам.

На хлеб, – чтоб укреплять сердца,

И на вино, – чтоб ободряться;

И на елей, – чтоб услаждаться

И умащать красу лица.

Твоя рука повсюду льет

Древам питательные соки;

Ливанских кедров сад высокий

Тобою насажден цветет.

Ты мелких птичек умудрил

Свои вить сокровенно гнезды;

Эродий[7] же свое под звезды

Чтобы на соснах возносил.

По высотам крутых холмов

Ты прядать научил еленей;

А зайцам средь кустов и теней

Ты дал защиту и покров.

И бледная луна Тобой

Своею чередой сияет,

И лучезарно солнце знает

Во благовремя запад свой.

Как день Ты удалишь, и нощь

Покров свой расстилает черный,

Лесные звери и дубровны,

И скимн[8] выходит яр и тощ.

Выходят, рыщут и рычат,

И от Тебя все пищи просят;

Что Ты даруешь им, – уносят,

И свой тем утоляют глад.

Но лишь прострет свой солнце взгляд,

Они сбираются стадами,

И идут врозь между лесами,

И в мрачных логовищах спят.

Поутру человек встает,

Идет на труд, на земледелье,

И солнечное захожденье

Ему спокойствие дает.

Но коль дела Твои, Творец!

Безчисленны и неизмерны,

Премудрости Твоей суть бездны,

Полна земля Твоих чудес!

Сии моря, сей водный сонм,

Обширны хляби и бездонны,

Больших и малых тварей полны

И чуд, безчисленных числом.

Там кит, – там чолн стремят свой бег

И надсмехаются над бездной;

И все сие, о Царь вселенной!

Себе Ты создал для утех.

К Тебе всех смертных очи зрят,

И на Тебя все уповают;

К Тебе все руки простирают

И милостей Твоих хотят.

Даруешь им, – и соберут;

Разверзнешь длань, – и рассыпаешь

Щедроту всем; Ты всех питаешь,

И все они Тобой живут.

Но если отвратишь Свой зрак, –

Их всюду ужасы смущают;

Отымешь душу, – исчезают

И превращаются во прах.

А если дух пошлешь Ты Свой, –

Мгновенно вновь все сотворится;

Лице земное обновится,

Из тьмы восстанет свет другой.

И будет слава средь небес

Твоя, Создатель! продолжаться;

Ты вечно будешь утешаться

Творением Твоих чудес!

О Ты! трясет Чей землю взгляд,

Коснешься ли горам, – дымятся,

Дохнешь ли на моря, – холмятся;

В руке держащий твердь и ад!

Тебя, всесильный мой Творец!

Я вечно славословить стану

И петь Тебя не перестану

По самый дней моих конец.

Моя беседа пред Тобой

И песнь угодны да явятся,

Тобой я буду восхищаться,

Дышать и жить, о Боже мой!

Но грешных племя и язык

Да истребит десница строга! –

Хвали, душа моя, ты Бога:

Сколь Он премудр и сколь велик!

1789

В первых публикациях с подзаголовком: «Мысль, почерпнута из псалма 103». Державин писал эту оду в трудное для него время «отлучения от губернаторства». В «Записках» он сообщал: «Вследствие сего и послал он чрез почту к императрице письмо, в котором объяснил, что по жалобам на него генерал-губернатора, чрез Сенат присланным, он принес свои оправдания и надеется, что не найдется виновным; но по неизвестным ему оклеветаниям, в которых от него никакого ответа требовано не было, он сумневается в заключении Сената; может быть, не поставлено ли ему в вину, что он брал против доносов на него генерал-губернатора из губернского правления справки, то он ссылается на законы, которые запрещают без справок дела производить, а потому и требовал оных, дабы безсумнительно объяснить истину». Гроза и на этот раз миновала, но приличном объяснении «нужды» императрица далеко не случайно задала ему вопрос: «Хорошо, но не имеете ли вы чего в нраве вашем, что с ни с кем не уживаетесь?»

Истинное счастие[9]

Блажен тот муж, кто ни в совет,

Ни в сонм губителей не сядет,

Ни грешников на путь не станет,

Ни пойдет нечестивым вслед:

Но будет нощию и днем

В законе Божьем поучаться,

И всею волею стараться,

Чтоб только поступать по нем.

Как при потоке чистых вод

В долине древо насажденно,

Цветами всюду окруженно,

Дающее во время плод,

Которого зеленый лист

Не падает и не желтеет:

Подобно он во всем успеет,

Когда и что ни сотворит.

Но беззаконники не так:

Они с лица земли стряхнутся,

Развеются и разнесутся,

Как ветром возметенный прах.

Суда Всевидца не снесут

И не воскреснут нечестивы,

И грешники в совет правдивый

Отнюдь явиться не дерзнут.

Господь с превыспренних своих

Всех наших помышлений зритель;

Он праведников покровитель,

Каратель и губитель злых.

1789

Помощь Божия

Возвел я мысленные взоры

В небесны, лучезарны горы,

И помощь мне оттоль пришла.

Я помощь сильную приемлю

От Сотворившаго всю землю

И в небе звезды без числа.

Ноги моей в поползновенье,

Ниже в малейшее смятенье,

Он не допустит и хранит.

Хранит меня и не воздремлет,

И всем моим Он нуждам внемлет,

И свыше на меня глядит.

Господь, Господь мой Покровитель,

Помощник, жезл и Подкрепитель,

И щит Он на груди моей;

Ни солнце в день не опаляет,

Ни лунный свет не ужасает

Меня в тьме бледностью своей.

Везде со мною пребывает,

Сопутствует, остерегает

От всякого меня Он зла;

Блюдет мой вход и исхожденье;

Предупреждает искушенье,

Чтоб злость вредить мне не могла.

1793

В первых публикациях с указанием: «Мысль взята из псалма 120». Создание оды связано с вполне конкретными событиями, описанными в «Записках» Державина: «Быв статс секретарем при императрице, на Автора наведено было сумнение по делам, особливо Якобия». Иркутского губернатора генерала Ивана Варфоломеевича Якобия обвинили (ни много ни мало!) «в намерении возмутить Китай против России». Это громкое дело рассматривалось Сенатом более семи лет и поступило к Державину уже для подтверждения правомерности обвинительного вирдикта. Он проверял все обстоятельства, изложенные на трех тысячах листах «сенатского экстракта» целый год и зачитал императрице свой оправдательный «экстракт» на двух страничках. Она «вспыхивала, возражала на его примечания и в один раз с гневом спросила, кто ему приказал и как он смел с соображением прочих подобных решенных дел Сенатом выводить невинность Якобия». Поэт ответил: «Справедливость и ваша слава, чтобы не погрешила чем в правосудии». Губернатор был оправдан. Оправдан, благодаря той самой помощи Божьей, которой посвящена одна из лучших духовных од Державина.

Буря

Судно, по морю носимо,

Реет между черных волн;

Белы горы идут мимо,

В шуме их надежд я полн.

Кто из туч бегущий пламень

Гасит над моей главой?

Чья рука за твердый камень

Малый челн заводит мой?

Ты, Творец, Господь всесильный,

Без которого и влас

Не погибнет мой единый,

Ты меня от смерти спас!

Ты мне жизнь мою прибавил,

Весь мой дух Тебе открыт;

В сонм вельмож меня поставил:

Будь средь них мой вождь и щит.

1794

В примечаниях сообщается: «Писано в Пб. 1794 на память бури, претерпенной автором на Белом море 1785 в начале сентября, и на пожалование его в сенаторы 1793…» И далее рассказывается о том, как автор «…отправился в обратный путь в город Сумы, откуда поехал в Соловецкий монастырь; но поднялась вдруг встречная буря, и он, недоезжая 15 верст монастыря, должен был ночью, при сильном ветре, под громом и молниею, назад возвратиться, и совершенно бы погиб, ежели бы Провидение нечаянно лодку не занесло за большой камень, при котором и почивали».

Желание в горняя[10]

О, коль возлюблено селенье

Твое мне, Боже, Боже сил!

Душа в восторге, в умиленье,

На пламенном пареньи крыл

К Тебе моя летит, стремится

И жаждет Твой узреть чертог;

А плоть и сердце веселится,

Что царствует мой в небе Бог!

Как голубь храмину находит

И ласточка гнездо себе,

И в нем детей своих выводит,

Так я найду покой в Тебе.

Блажен в дому Твоем живущий

И восхваляющий Тебя,

Защитником Тебя имущий

В невинном сердце у себя!

Долину может Он унылу

В луга и воды превратить,

Ненастье в ведро, – духом в силу

Пришед, в Сионе опочить.

Услышь, услышь мое моленье,

О Боже сил! миров Господь!

Внуши сердечное прошенье

И призри на меня с высот.

В Твоем мне доме день милее,

Чем тысячи в дому других;

У прага храма веселее,

Чем у вельмож на пире злых.

Един даешь все благи смертным,

Великолепье, славу Ты!

Не оставляешь неприметным

Ты и меня в моем пути.

Так Ты, который управляет

Подсолнечной из века в век!

Блажен, блажен, коль уповает

На Бога токмо человек!

<1796–1797>

Доказательство творческого бытия[11]

Небеса вещают Божью славу,

Рук Его творенье твердь;

День за днем течет Его уставу,

Нощи нощь приносит весть.

Не суть речи то, иль гласы лиры,

Не доходит всем чей звон;

Но во все звучит глагол их миры,

В безднах раздается тон.

Се чертог горит в зыбях эфира,

Солнце блещет, как жених,

Как герой грядет к победам мира,

Мещет огнь очей своих.

С одного края небес лишь сходит,

Уж сретается в другом, –

Нет вертепов Он куда не вводит

Теплоты своим лучом.

Всем закон природы зримый ясный

Может смертным доказать:

Без Творца столь стройный мир, прекрасный

Сей не может пребывать.

<1796>

***

Терпел я, уповал на Бога,

И преклонился ко мне Бог;

Мое смятение, тревога

Проникнули в Его чертог.

Из бездн клевет меня избавил,

Приял в объятья Он свои,

На камне ноги мне поставил

И утвердил стопы мои.

Вложил в уста мои песнь нову,

Хвалу я Господу воспел;

Все зрели, все дивились слову,

В котором я о Нем гремел.

Блажен, своим кто упованьем

Почитет в Боге лишь одном

И ложной суеты с мечтаньем

Не ослепляется лучом.

Велик, велик Он чудесами,

Которые на мне явил;

Непостижимыми делами

Себя никто с Ним не сравнил.

Не исчислять их, поповедать,–

Мое я пенье возношу

Сердечны чувства исповедать;

Других я жертв не приношу.

Так! в путь иду мой, не робея

(Написано о мне в судьбах!),

Законом Божьим пламенея,

Живущим у меня в костях.

<1796>

В первых публикациях с указанием: «Подражание псалму».

Гимн Богу

О Ты! Всесый, многоимянный,

Но тот же и везде един!

Премудрый, вечный, несозданный,

Благий творец и властелин!

Что солнце под собою троном,

В подножье звезды положил,

Единым правишь все законом

Своих неизмеримых сил!

Коль невозбранно тварям смертным

К Тебе взывать, – Тебя пою!

Все, что ни вижу оком бренным,

Все чтит Тебя в вину свою.

Я сам, я сам Твое творенье,

Подобье слабое, Твой сын,

Души моей вседневно пенье,

Тебе сей посвящаю гимн.

Свод неба, над моей главою

Что с сонмом многих звезд висит,

Вращаясь вкруг земли, собою

Твое величие творит;

В молчаньи движась, исполняет

Земля все мание Твое,

И вся природа совершает

Тобой течение свое.

Перун, посол Твоих законов,

В твоей всесильной длани спит;

Взгорясь безсмертной жизнью громов,

Страшит всю тварь, трясет, мертвит:

Но Ты ж дух жизни посылаешь,

И все он существа живит;

Все им содержишь, оживляешь,

Твоя же власть природы щит.

Что в небе, море, суше зрится,

Твое; что бездна обняла,

Все зиждется и все родится

Лишь от Тебя, – окроме зла:

Оно одно, из душ порочных

Возникнув, возмущает свет;

Но мышцей сил Твоих всемощных

В порядок паки все идет.

Борьбу стихий и разногласье,

В согласие приводишь Ты;

Творишь из распрь покой и счастье,

Из зла и блага красоты.

Миры Тобою пребывают,

В Тебе союз их света, тьмы,

Который лишь расстроевают

Одни порочные умы.

О бедные! найти мня счастье,

Закона общего не чтут,

Кой просветив, привел в согласье,

К счастью всем отверз бы путь.

Так, так, они его не знают,

Бегут от правды, красоты;

Свое лишь благо почитают,

А благо обще за мечты.

Спешат, летят ко громкой славе,

К богатствам, власти и чинам,

К великолепию, забаве,

Всех низких слабостей к сластям,

Которы льстят их, обавают

И в сеть обманами влекут;

Но лишь уловят, исчезают,

Оставя в след им скорбь и студ.

Но Ты, о Боже! благ Содетель!

Бог молний, грома, света, тьмы!

Вдохни в их душу добродетель;

Блесни и разжени их мглы;

Возвысь их ум к уму нетленну,

К тому их разуму взнеси,

Которым правишь Ты вселенну

И на земли и в небеси,

Почтил Ты коим человека,

Чтоб разумел Твои дела,

И чрез него от век до века

Гремела бы Твоя хвала:

Так должно праведно, прекрасно,

Творение Творца хвалить;

В воскликновениях всечасно

Его святое имя чтить.

Никто, никто из всех живущих

Среди земли, среди небес,

Не обретет из тварей сущих

Столь удивительных чудес,

Великих, славных, непостижных,

Каков великий разум тот,

Что в маниях своих обширных

Природе всей закон дает. –

Он пел – и к гласу столь священну

Главу, казалось, вознесенну

Вкруг холмы, горы и леса,

И сами вышни небеса

С благоговением склонили;

Все тщилися Ему внимать,

Присутствие господне чтили:

Его мог праведник призвать.

1800

Отдельной брошюрой «Утро и Гимн Клеантов» (СПб.,1802) с примечанием: «Переведена с немецкого, а на немецкий с греческого; сочинена пред сим упомянутым филозофом Клеантом». К л е а н ф (ок. 330–230до н.э.) – древнегреческий философ-стоик и ученик и преемник Зенона из Катиона. Сохранился его поэтический «Гимн Зевсу», в котором воссоздан образ Зевса, управляющего Вселенной с помощью всеобщего закона, подчиняющего все, объединяя «благо» и «зло» и создавая из огненной стихии единый Мир-Логос, который упорядочивает космос. Клеанф осуждает стремления людей к плотским наслаждениям, показывает их полную безпомощность перед лицом судьбы, отождествляемой с Логосом. В молодости Клеанф был кулачным бойцом и всю жизнь занимался физическим трудом, воплотив на практике учение стоиков. Греческий текст его «Гимна Зефса», написанный гекзаметрами, впервые издан в 1568 году и переведен на французский и немецкий языки Гердером, Гереном, Луи Расином, Вильменом. В России – Ивином Мартыновым (1793), Алексеем Мерзляковым (1826). В переводе Державина особо подчеркнута близость этого античного гимна к христианству и к его оде «Бог».

Упование на защиту Божию[12]

Будь милостив ко мне, мой Бог,

Коль враг меня пожрать зияет,

Всяк день мне бедства замышляет,

Всяк день блюдет моих след ног

И злобно на меня враждует.

Объемлет страх, – надежда Ты,

Тобой живу, Тобой хвалюся,

Ты щит, броня, – и не боюся.

Мне все, кроме Тебя, мечты, –

И что мне человек возможет?

Пусть мыслят вред мне всякий день,

Твердят слова мои с гнушеньем,

Толпятся, ловят с ухищреньем,

Мой след стрегут и тень:

Их тщетен труд, Тобой спасуся.

Твой, Боже, перст их сломит рог,

Меня ты скроешь милосердьем,

Слез сжалишься моих теченьем.

Тогда, никто как не помог,

Ты не забыл Твоих обетов.

Убегнет враг, услышав то,

Что я Тобою защищаюсь,

Что на Тебя я полагаюсь,

Одним Тобой хвалюсь, – и что

Тогда злодейства мне людския?

Так, – славлю я Тебя, Господь!

Лишь Ты от зол меня избавил,

Стер слезный ток, подъял, восставил

И продлил мой еще живот.

Тебе ль не благоугождаю?

15 июля 1811

На преодоление врага

Хор:

Воскликни Господу, вселенна!

Его святое имя пой!

И ты, о лира восхищенна!

В хвалу Ему свой глас настрой.

Рцы Богу, коль дела Его предивны,

С высокой пал наш враг стремнины.

Весь мир Творцу поет хвалебный лик:

Велик! велик! велик!

Приди и обозри, о смертный!

Непостижимы чудеса:

На чем стоят столпы несметны,

Держащи землю, небеса;

Зри, обращал как Бог понт в сушу,

Как хлябь разверз, простер в ней путь

И там провел живую душу,

И ветр не мог никак где дуть!

Хор:

Воскликни Господу, вселенна!

Его святое имя пой!

И ты, о лира восхищенна!

В хвалу Ему твой глас настрой.

Рцы Богу, коль дела Его предивны,

С высокой пал наш враг стремнины.

Весь мир Творцу поет хвалебный лик:

Велик! велик! велик!

Его всевидящее око

Сквозь бездн всех звезд на мир сей зрит

Что низко в нем и что высоко,

Над вражеской гордыней бдит

И нас ведет к блаженной жизни,

Стопы склоняя на добро;

Чрез брань, беды и укоризны

Так чистит нас, как огнь сребро.

Хор:

Воскликни Господу, вселенна!

Его святое имя пой!

И ты, о лира восхищенна!

В хвалу Ему твой глас настрой.

Рцы Богу, коль дела Его предивны,

С высокой пал наш враг стремнины.

Весь мир Творцу поет хвалебный лик:

Велик! велик! велик!

Хотя вводил Он нас в напасти

И посылал на нас войны:

Но то Его был опыт власти,

Чтоб наши наказать вины.

Благословите ж, все языки,

Днесь Бога нашего, и вы,

Зря чудеса Его велики,

Хвалите, преклоня главы.

Хор:

Воскликни Господу, вселенна!

Его святое имя пой!

И ты, о лира восхищенна!

В хвалу Ему твой глас настрой.

Рцы Богу, коль дела Его предивны,

С высокой пал наш враг стремнины.

Весь мир Творцу поет хвалебный лик:

Велик! велик! велик!

Придите в храм наш и внимайте

Душ славословия трубу;

Но не на жертвы вы взирайте, –

На искрению Творцу мольбу;

И ежели язык неправду

Какую наш в сей час изрек,

Да удалит от нас пощаду

И милость Он свою навек.

Хор:

Воскликни Господу, вселенна!

Его святое имя пой!

И ты, о лира восхищенна!

В хвалу Ему твой глас настрой.

Рцы Богу, коль дела Его предивны,

С высокой пал наш враг стремнины.

Весь мир Творцу поет хвалебный лик:

Велик! велик! велик!

16 июля 1811

В основе – псалом 65. Стихотворение связано с приготовлениями войны с Наполеоном. В одах, молитвах и гимнах преображенца Державина, воспевшего все блестящие победы Екатерининской эпохи, нашли отражение и основные этапы антинаполеоновских войн – от Аустерлица до взятия Парижа.

Сострадание

Блажен, на нища и убога

Кто зрит и в лютый, скорбный день

От зноя, жажды, глада строга

Спасет, и кущ своих под тень

Его привесть не постыдится:

Он Господом вознаградится.

Господь сам с неба назидает

Его в сей жизни и хранит,

Блаженством всяким угоджает,

Жатв изобилием дарит

И, избавляя бед и скуки,

Не предает во вражьи руки.

Всегда ему воспомогает, –

В болезни даже на одре,

Когда вкруг ложа уж сверкает

Его серп смерти – и в заре

Но, вдруг воспрянувшим, здрав зрится.

Так мнил, надеясь я на Бога,

И сострадателен всем был,

На лица сира зрел, убога, –

И Бог стократ мне заплатил:

Когда мне враг ковал напасти,

Сиял я паче в славе, в счастья.

1813

Переложение псалма 41.


[4] В первой публикации под заглавием: «Счастливое семейство. Псалом 147. Похвали, Иерусалиме, Господа».

[5] В первых публикациях с указанием: «Мысль из псалма 146». Ода создана в Петрозаводске в период олонецкого губернаторства Державина.

[6] Онагр – дикий осел.

[7] Эродий – аист.

[8] Скимн – молодой лев.

[9] В первых публикациях с указанием: «Мысль из первого псалма»

[10] В первых изданиях с указанием: «Почерпнуто из псалма 83»

[11] В первых изданиях с указанием: «Из псалма 18»

[12] Переложение псалма 58. В рукописи заглавие: «Надежда в напасти на Бога»

Комментировать

3 комментария

  • SerGold, 25.02.2023

    Нерабочие файлы для скачивания. Исправьте пожалуйста это.

    Ответить »
  • Любовь, 17.05.2024

    Создавший текст данной темы владеет мастерством издателя библейского Слова в христианской традиции с присущим канатаходцу талантом изящно, на твердом балансе, удерживать внимание разных людей: и скучающих горожан, и отдыхающих с великих трудов на земле селян, и обычных уличных зевак, и мимоходящих посторонних прохожих, и постоянно куда-то спешащих по важному делу, и сопровождающих в пути.
    Спасибо за работу.

    Ответить »