Православное учение о толковании Священного Писания: лекции по библейской герменевтике

Учебное пособие преподавателя кафедры библеистики Санкт-Петербургской духовной академии, кандидата богословия Дмитрия Георгиевича Добыкина кратко и в доступной форме излагает православное учение о толковании Священного Писания.

В книге рассматриваются способы толкования библейского текста с многочисленными примерами. Особое внимание уделено принципам православной герменевтики и этапам развития историко-грамматического метода толкования.

Рекомендуется преподавателям и студентам богословских учебных заведений и светских гуманитарных вузов, а также читателям, изучающим Священное Писание.

Есть известные правила, способствующие к уразумению смысла Писания; вижу на опыте, что их не без пользы можно преподать любителям слова Божия, дабы сии люди не только с успехом могли читать толкователей Священного Писания, но и сами объясняли бы оное другим. Сии-то правила решился я изложить для желающих и могущих принимать наставления – если только Господь благословит перо мое счастливо раскрыть те мысли, кои Он обыкновенно внушает мне в минуты моего размышления о Святом Слове Его¹.

Чтение Священного Писания является необходимой составляющей духовной жизни христианина. По мысли свт. Иоанна Златоуста,

от незнания Писания, произошли бесчисленные бедствия: отсюда произросла великая зараза ересей, отсюда – нерадивое житье, бесполезные труды. Подобно тому, как лишенные этого света не могут прямо идти, так и не взирающие на луч божественного Писания вынуждаются много и часто грешить, так как поистине ходят в самой глубокой тьме. Чтобы этого не было, откроем глаза перед сиянием апостольских глаголов (Беседы на послание к Римлянам. Предисловие. 1)².

Однако, как и любой важный текст, священные книги надо не только читать и знать, но и понимать, о чем они говорят. Причем человек «для вернейшего достижения сей цели, должен предварительно знать правила истинного разумения и изъяснения смысла Священного Писания»³. Иначе можно не просто ошибиться в понимании смысла, но и, по приведенной выше цитате святителя, впасть в ересь, подвергнуться множеству бед и т. д.

Наука о принципах, методах и правилах понимания текстов называется герменевтикой.  

Термин «герменевтика» происходит или от греческого глагола ἑρμηνεύω [ерминеу́о], означающего «разъяснять», «объяснять», «растолковывать», или же от существительного ἑρμηνεία [ермини́а] – «разъяснение», «объяснение», «истолкование».

Термин «объяснять» имеет несколько близких по смыслу значений: «разъяснять», «истолковывать», «растолковывать», «переводить», «сообщать», «интерпретировать» (т. е. «доводить до понимания», «делать понятным»). Если исходить только из этого перечня синонимичных слов, то можно утверждать, что под герменевтикой, «объясняющей» или «истолковывающей» что-либо, подразумевается умение сделать понятным любое сообщение, наделенное смыслом⁴.

У греческих авторов глагол ἑρμηνεύω и его производные относятся как к самой речи, так и к ее объяснению, истолкованию; в качестве технических терминов они означают способность к речи, к выражению мыслей в словах, толкование поэтами воли богов, а также связываются с переводческой деятельностью и толкованием снов.

В Новом Завете сохраняется данное значение глагола и его производных (Мф. 1:23; Мк. 5:41; Ин. 9:7; Деян. 9:36; Евр. 7:2). У св. ап. Павла эти понятия относятся к истолкованию языков (1Кор. 12:10, 30; 14:5, 13:26–28).

В святоотеческой традиции глагол ἑρμηνεύω и его производные начинают чаще употребляться в значении «толковать» или «комментировать» Священное Писание, что, видимо, связано с Лк. 24:27: «И, начав от Моисея, из всех пророков изъяснял им сказанное о Нем во всем Писании»⁵.

Этимология этого термина восходит к имени древнегреческого бога Гермеса, который считался вестником и посредником между богами и людьми. В обязанность Гермеса входило не только повторение, но и объяснение того божественного сообщения, которое он передавал⁶.

Греки молились Гермесу о человеческом взаимопонимании, особенно когда дело касалось торговли. Гермес был еще и богом торговли⁷, а ее успех напрямую зависел от умения собеседников понять друг друга и договориться.

В Древней Греции и Риме герменевтика также понималась как традиция замены имен чужих богов именами собственных богов и их отождествления. Это произошло и с Гермесом, имеющим аналог в Древнем Риме в лице Меркурия, который также был покровителем торговли⁸.

В связи с этим интересен отрывок из 14-ой главы книги Деяний. Апостолы Варнава и Павел проповедовали в Ликаонском городе Листре, где исцелили хромого от рождения. Жители Листры, видя чудо и слыша проповедь апостолов, решили, что боги «в образе человеческом сошли к нам» (Деян. 14:11). Варнаву они посчитали Зевсом, «а Павла Ермием, потому что он начальствовал в слове» (Деян. 14:12). Ермий – это славянское прочтение имени Гермес (Ἑρμῆς [Ерми́с]).

Существует еще несколько наименований герменевтики, которые встречаются в дореволюционной литературе. Это «Священная филология», Hermeneutica (ars) sacra, а также Theologia hermeneutica – «Толковательное богословие»⁹.

Библейская герменевтика является частным и самостоятельным разделом общей герменевтики.

Общая герменевтика может быть определена как «искусство извлечения смысла». Она тесно связана с проблемой понимания, т. к. понимание – это не просто восприятие информации. Ее цель – проникнуть за систему знаковых символов, из которых складывается речь и записанное слово, для того чтобы более адекватно постичь скрытый в них смысл¹⁰.

Герменевтика как принцип толкования религиозных текстов известна еще со времен Гомера¹¹ и на протяжении долгого времени сводилась только к частной герменевтике – науке, устанавливающей смысл религиозных текстов. В период после Реформации многие исследователи расширили свои изыскания и начали разрабатывать принципы и методы общей герменевтики.

Исследователи пришли к выводу, что любой текстовый материал является медиумом (т. е. посредником) между создавшим его и читающим его. Библия представляет собой набор текстового материала – и в этом плане ничем не отличается от любой другой книги. Поэтому к ней применимы такие же методы толкования, как и к любому другому тексту. Толкование текста имеет целью по возможности максимально воссоздать информацию, которую хотел вложить в этот текст автор.

Правила общей герменевтики, которые могут использоваться для правильного объяснения любой книги или документа, в том числе и Священного Писания, можно объединить в несколько главных положений:

1) Толкованию должно предшествовать критическое изучение рукописей, призванное установить наиболее точное чтение текста.

2) Части текста необходимо изучать в контексте всего произведения.

3) Огромную роль в интерпретации текста играет реконструкция исторической и культурной среды, в которой создавалось изучаемое произведение.

4) При истолковании текста важно составить по возможности наиболее полное представление о личности автора, даже если неизвестно его имя.

5) Поскольку каждый литературный жанр имеет свои особенности и приемы, важно определить, к какому жанру принадлежит данный текст и какова специфика этого жанра.

6) Требуется тщательный грамматический и филологический анализ текста в соответствии с законами языка оригинала.

7) Пониманию смысла произведения может способствовать сравнительный анализ, т. е. сопоставление с другими аналогичными текстами.

8) Толкователь обязан установить, какой смысл написанное имело прежде всего для самого автора и его окружения, а затем уже определять, что может означать написанное в современном контексте¹².

В то же время нельзя свести толкование Священного Писания только к правилам общей герменевтики. Прежде всего это связано с тем, что священный характер Библии требует дополнительных правил, которые неприложимы к светским документам¹³. Также нужно обратить внимание на то, что библейская герменевтика во многом является независимой дисциплиной. Она не возникла из общей герменевтики, а, наоборот, из библейской герменевтики появилась и развилась более общая теория «выявления смысла»¹⁴.

Герменевтика названа наукой, потому что она имеет свои принципы, правила и методы и их можно свести в упорядоченную систему¹⁵. Но в то же время герменевтика сродни искусству, так как требует работы воображения и способности творчески подходить к применению выученных правил к тексту. Этому искусству нельзя научиться сразу, оно предполагает и талант, и продолжительную практику. Механическое и жесткое применение правил может исказить истинное значение сообщения¹⁶.

Применением на практике правил библейской герменевтики к конкретному тексту, т. е. толкованием Священного Писания, занимается экзегетика.  

Термин «экзегетика» происходит от греческого глагола ἡγέομαι [иге́оме] – «вести», с приставкой ἐξ- [екс-], которая подчеркивает действие, производимое изнутри наружу. Отсюда ἐξήγησις [екси́гисис] – «выведение, изъяснение, истолкование». Таким образом, экзегетика – это извлечение подлинного смысла из текста Священного Писания.

Экзегетикой, или экзегезой, называют как процесс, так и конечный результат. Это процесс, потому что применение герменевтических принципов происходит постепенно и по определенной методике. И это конечный результат – само толкование.

Понятия «библейская герменевтика» и «экзегетика» не являются тождественными, поскольку соотносятся друг с другом как теория с практикой. Экзегетика занимается самим процессом комментирования Библии, в то время как библейская герменевтика служит введением в экзегезу, устанавливая ее принципы, методы и правила. Герменевтические правила неизменны, однако выбор и способы их применения во многом зависят от толкователя и от текста.

Герменевтика и экзегетика связаны с такой наукой, как библейское богословие. Целью библейского богословия является систематизация вероучительных истин как всей Библии, так и отдельных священных писателей.

Взаимодействие этих наук можно объяснить следующим образом. После экзегетического анализа ключевых мест Писания при помощи герменевтических правил представляется возможным соединить тщательно истолкованные места Писания для формулирования учения Библии по какому-либо вопросу.

В зарубежной и отечественной литературе можно встретить и другие определения герменевтики и экзегетики. В рамках настоящего курса под экзегетикой понимаются методы изучения Писания для обнаружения предполагаемого первоначального значения текстов Библии. Экзегетика занимается тем, что Бог говорил «там» и «тогда» тем людям, которым было адресовано Слово Божие, и выясняет первоначальный смысл этого Слова. Это в основном историческая задача¹⁷. Герменевтика же – это методы истолкования Писания применительно к нашей жизни, т. е. поиск современных соотношений с древними текстами¹⁸.

Предметом изучения библейской герменевтики являются общие и частные теоретические принципы, методы и правила толкования Священного Писания Ветхого и Нового Завета.

У герменевтики две цели – теоретическая и практическая. Теоретическая цель герменевтики – дать толкователю набор определенных инструментов, применение которых поможет верно уяснить первоначальный и подлинный смысл Священного Писания. Первоначальный смысл – это то, что понимали первые слушатели или читатели. Подлинный смысл Священного Писания – это те понятия и мысли, которые Бог сообщил людям в священных книгах через письменные знаки¹⁹. Этот смысл не всегда до конца понимался самими писателями или их современниками (1Пет. 1:10–12). В библеистике этот более глубокий смысл, вложенный Богом, но непрямо записанный человеческим автором, называют sensus plenior («более полный смысл», или «полнота смысла»). Существование sensus plenior предполагает постепенное развитие в понимании Откровения в свете дальнейшего Откровения²⁰.

Понятно, что не всякий отрывок нуждается в объяснении. Есть места в Библии, которые требуют только принятия и исполнения таковыми, как они есть. Но есть и другие, нуждающиеся в раскрытии на основании учения Церкви²¹. Примером первых могут служить такие изречения: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 4:17); вторых: «И если соблазняет тебя рука твоя, отсеки ее» (Мк. 9:42).

Практическая же цель герменевтики состоит в разработке правил для применения и передачи библейской вести в современных условиях (см. Мф. 5:17–48; 1Пет. 1:15–16). Истолкователь должен попытаться понять, как можно применить каждое конкретное место Писания в современной жизни.

Задачи науки заключаются, во-первых, в формулировании теоретических принципов толкования Священного Писания, во-вторых, в описании методов экзегезы, в-третьих – в детализированном изложении тех основных шагов, которые необходимы для достижения целей герменевтики.

Обычно то, что слышится или читается, понимается спонтанно, естественным образом. Правила, по которым толкуется сообщение, действуют автоматически и неосознанно. Когда же появляются препятствия естественному пониманию, то возникает потребность осознать те правила и методы, которые используются при толковании сообщения. И чем больше возникает препятствий для спонтанного понимания, тем больше проявляется потребность в этом осознании, т. е. появляется потребность в герменевтике²².

Когда современный человек читает Писание, на пути спонтанного понимания первоначального смысла текста встречается множество препятствий.

Во-первых, от библейских писателей современного читателя отделяют десятки веков. Авторы Библии принадлежали к миру Древнего Востока, а его великие цивилизации – Египет, Вавилон, Ассирия, Финикия – пришли к закату задолго до Рождества Христова. Но именно они и создавали тот культурно-исторический фон, на котором происходили события Ветхого Завета²³.

Например, нежелание пророка Ионы идти к ниневитянам объясняется не его личной трусостью или ленью, а тем, что ас-сирийцы были врагами евреев и представляли собой реальную угрозу Израильскому царству. Пророк Иона понимал, что если он будет проповедовать покаяние ниневитянам, то Господь простит их и они когда-нибудь завоюют Израиль (что и произошло). Поэтому он бежит, надеясь, что Господь уничтожит Ассирию и его родина будет спасена.

Иногда без знания древней истории и дополнительных источников вообще невозможно понять библейский текст. Например, в Первой книге Царств (11:2) царь аммонитян Наас говорит жителям заиорданского городка Иависа: «я заключу с вами союз, но с тем, чтобы выколоть у каждого из вас правый глаз». Здесь он выступает как жестокий, но прагматичный политик. По-видимому, жители Иависа метко стреляли из лука. Выколотый правый глаз не позволил бы им целиться. Почему был выбран именно город Иавис, объясняется древним свитком, обнаруженным в Кумране. Там эта история рассказана несколько подробнее: Наас подчинил себе всё Заиорданье, но те евреи, которые не смирились с жестоким режимом Нааса, убежали в Иавис, и он стал оплотом мятежников²⁴.

У многих читателей Нового Завета возникает путаница с именем «царь Ирод» и с тем, сколько их было. Христос родился во время правления Ирода Великого. Сын Ирода, Ирод Антипа, был правителем Галилеи и Переи – территорий, на которых прошла большая часть служения Иисуса Христа и Иоанна Крестителя. Это был правитель, обезглавивший Иоанна Крестителя и судивший Христа перед смертью. Ирод Агриппа I описывается как гонитель Церкви в 12-й главе книги Деяний, а Ирод Агриппа II слушал свидетельство св. ап. Павла (Деян. 26 гл.) перед тем, как его отправили в Рим. на суд кесаря²⁵.

Во-вторых, между современной цивилизацией и библейской лежит огромная культурная пропасть, а каждый человек воспринимает реальность сквозь призму своей культуры и особенностей личного опыта.

Вот лишь несколько примеров того, как знание особенностей культурных традиций помогает лучше понять библейский текст.

Например, в Ин. 2:1 сказано, что брак в Кане Галилейской был на третий день, т. е. во вторник. Указание на вторник напоминает об иудейском обычае играть свадьбы именно в этот день, т. к. именно в третий день творения Бог сказал «хорошо» два раза, а не один (Быт. 1:9–13).

В притче о блудном сыне сказано, что «когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его» (Лк. 15:20). В Древнем Израиле почтенные люди не бегали: они носили длинную одежду, и отцу нужно было задрать ее, чтобы побежать, а это было неприлично. Но всё это для отца ничто в сравнении с той радостью и любовью, которую испытывал он по отношению к сыну.

В течение многих лет толкователи Библии не могли объяснить, почему до рождения Исаака наследником Авраама выступал Елиезер из Дамаска (Быт. 15:2). Теперь же из древних текстов, найденных в городе Нузи, стало известно, что согласно правовой норме, существовавшей во времена патриархов, собственность не отчуждалась и имела место законная практика усыновления. Бездетные супруги могли усыновить кого-либо со стороны как своего наследника; такая практика засвидетельствована примерно с 2000–1500 гг. до Р. X. Однако если впоследствии рождался первенец, приемный наследник занимал второе место²⁶.

Странная на первый взгляд история о том, как Рахиль украла «домашних богов» своего отца (Быт. 31:34), теперь вполне понятна на основании изложенного в текстах Нузи закона, который провозглашал, что если такими идолами обладает муж жены, то тем самым мужу гарантируется право вступить во владение собственностью тестя²⁷. Поскольку Лаван, после того как он настиг Иакова и его домашних, не смог завладеть украденными домашними богами, он, быстро заключив с Иаковом союз, который обязывал обоих не пересекать условленную границу, сохранил тем самым за своими сыновьями право наследования (Быт. 31:48–54).

Незнание культурной обстановки иногда не позволяет понять нюансы библейского текста. Например, в современном обществе мужчины и женщины могут беспрепятственно общаться друг с другом – и поэтому почти не обращают внимания на те эпизоды в Евангелиях, когда Христос разговаривал с женщинами. Апостолы, когда увидели Его разговаривающим с самарянкой, были изумлены не тому, что Он общался с кем-то из Самарии, а тому, что Он разговаривал с женщиной (4:27). Удивление их было связано с тем, что, по убеждению раввинов, учить женщин было пустой тратой времени. Один раввин даже сказал следующее: «Словам Закона лучше быть преданным огню, чем отданным в руки женщины»²⁸.

В современном обществе женщины получают образование наравне с мужчинами. Но читающий Евангелия в первом веке был бы поражен, услышав, как Христос объясняет Марфе, что Мария, оставив кухню и сев у его ног, избрала лучший путь (Лк. 10:38–42). Когда одна из женщин говорит Христу: «Блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие!» (Лк. 11:27), ее слова отражают представление о том, что женщины обретали величие или блаженство, выходя замуж за великого мужа или родив великого сына. Она прославила Христа, похвалив Его Мать. Христос же утверждает, что женщины могут быть блаженны сами по себе: «Блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его» (Лк. 11:28). Большинство представителей современного общества не замечают радикализма этих отрывков, потому что им неизвестна культура того общества.

Иногда в библейском тексте описывается несколько традиций, и из-за незнания их может возникнуть непонимание текста. Например, в синоптических Евангелиях говорится, что Спаситель наш совершил Пасху со Своими учениками в сам день праздника: «В первый же день опресночный приступили ученики к Иисусу и сказали Ему: где велишь нам приготовить Тебе пасху?» (Мф. 26:17). Праздник опресноков соединялся с Пасхой (см. Исх. 23:15). А святой евангелист Иоанн Богослов говорит, что Господь вкушал с апостолами Пасху накануне праздника: «Перед праздником Пасхи Иисус, зная, что пришел час Его перейти от мира сего к Отцу…» (Ин. 13:1). Никакого противоречия здесь нет. В то время было два способа отсчета суточного времени – еврейский (день начинался с вечера) и греческий (началом дня была полночь). Евангелисты-синоптики указывают время Тайной Вечери по-еврейски, а святой евангелист Иоанн Богослов – по-гречески, потому что он писал Евангелие в греческом городе Эфесе.

Свт. Иоанн Златоуст указывал на эти препятствия и писал, что

неясности некоторых мест в священных книгах нередко происходят от неизвестности того предмета, о котором говорится, и от оскудения событий, которые тогда были, а теперь не бывают (Беседа XXIX. На 1Кор. 12:1–2)²⁹.

В-третьих, Священное Писание написано на древних языках, из которых арамейский и древнегреческий являются мертвыми уже много веков, а древнееврейский был мертвым более двух тысяч лет. Кроме того, каждый из этих языков имеет свою особую структуру и идиоматику, совершенно не схожую с идиоматикой русского языка. Перевод не всегда может в полноте и точности передать содержание подлинника.

Изучение древних языков открывает экзегету глубокое различие между миросозерцанием и образом мысли древнего и современного человека. Только через очень частое чтение можно привыкнуть к языку Библии, чтобы научиться хотя бы немного понимать мысль авторов и находить смысл в кажущихся странными на первый взгляд выражениях. Не постигнув духа библейского языка, многое трудно понять. Выражения и мысли будут выглядеть дикими, нелепыми, неприемлемыми, иногда даже безнравственными. Это хорошо видно в любом переводе. Например, Христос, вместо того чтобы сказать «мирный человек», говорит «сын мира» (Лк. 10:6), а при входе в дом Иаира Он «видит молву» (Мк. 5:38). Некоторые из выражений явились когда-то и являются до сих пор для многих камнем преткновения или соблазна³⁰. Одним из ярких примеров неверного понимания библейского языка служат слова «Господь ожесточил сердце фараона» (Исх. 9:12) или «злой дух от Бога» (1Цар. 16:15). Для того чтобы правильно понять эти слова, необходимо хорошо знать культуру Ближнего Востока. У евреев активное начало в совершении каких-либо действий может приписываться тому, кто на самом деле этих действий не совершал, но и не препятствовал их совершению. Поэтому библейские писатели обычно считают, что Бог активно действовал там, где мы сказали бы, что Он просто не препятствовал совершению каких-либо действий (например, тому, чтобы сердце у фараона ожесточилось)³¹.

Еще одно место, которое часто приводят как пример ошибочности библейского текста, – это отрывок из книги Левит, где говорится о том, что заяц является нечистым животным, потому что его копыта не раздвоены (Лев. 11:6). Здесь переводчик с еврейского столкнулся с типичной дилеммой между формальной и семантической точностью. В еврейском тексте буквально сказано: не ешьте зайца (אַרְנֶבֶת[арневе́т]), потому что «нет у него раздвоенных копыт (פַרְסָה [парса́] – „разделять“, „отламывать“)». Переводчик хотел точно передать смысл, указав на тот признак, который, согласно Закону, делает животное нечистым: копыта не раздвоены, – но при этом отступил от точности текста. В еврейском тексте никакой зоологической ошибки нет³².

В-четвертых, библейское учение изложено несистематично. Несмотря на то, что вся Библия от книги Бытия до книги Откровение едина и богодухновенна, Богу было угодно открыть Себя человеку и через человека, сообразуясь с его духовными и интеллектуальными способностями и дарованиями. Оставаясь неизменным, Бог постепенно открывается людям соразмерно уровню их понимания (Ин. 16:12)³³. В библеистике это называется «прогрессирующим», или «развивающимся» Откровением. Наиболее ярким примером развития Откровения является учение о Пресвятой Троице.

Чтобы составить полное представление о библейском учении по какому-нибудь вопросу, необходимо обращаться ко всему тексту Священного Писания. При этом нужно понимать, что некоторых важных истин нет во многих разделах Священного Писания. Например, рассмотрим спор саддукеев и Христа о бессмертии души и воскресении мертвых (Мф. 22:23–32). Саддукеи, в отличие от фарисеев, не верили ни в воскресение мертвых, ни в существование ангелов и духов, ни в грядущий всеобщий суд над человечеством³⁴. История, которую саддукеи рассказали Иисусу (Мк. 12:19–23), основана на законе о левирате (Втор. 25:5–6). Согласно этому закону, в случае преждевременной смерти мужчины, не оставившего после себя наследника, его ближайший родственник был обязан продолжить род покойного. Господь наш Иисус Христос приводит здесь слова из Пятикнижия (Исх. 3:6) – той части Писания, которую особо ценили саддукеи, тем самым доказывая, что саддукеи не понимали его. Иисус специально упомянул о Моисее, т. к. саддукеи утверждали, что Моисей никогда не учил о воскресении. По словам Христа, Бог есть (а не был) Бог праотцов, и это доказывает, что патриархи остаются живыми, ибо «Бог не есть Бог мертвых, но живых» (Мф. 22:32, ср. Мк. 12:27; Лк. 20:38). Он заключил с праотцами Завет, дал им обетования, которые не исполнились во время их земной жизни, однако не утратили силы. Из этого следует, что Бог воскресит праотцов к жизни³⁵.

Христос прибег к такому толкованию, потому что учения о воскресении мертвых нет ни в Пятикнижии, ни в исторических книгах, ни у ранних пророков. Хотя святоотеческая экзегеза и находит в Ветхом Завете прообразы будущего всеобщего воскресения мертвых, впервые об этом учении сказано в книге пророка Даниила. Пророк говорит не только о пробуждении от сна смерти, но и о воздаянии праведникам и грешникам. «Многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление» (Дан. 12:2). Полностью же учение о всеобщем воскресении раскрывается только в Новом Завете.

В-пятых,   чтобы донести до читателей богооткровенные истины, библейские авторы использовали разные литературные жанры. Это представляет трудность для современного читателя, который привык к другому стилю изложения вероучительных истин. Игнорирование особенностей жанра может привести к неадекватному толкованию текста, когда от произведения, написанного в определенном жанре, будут ожидать того, что для него нехарактерно³⁶. По словам блж. Августина, «Писание имеет свой язык, а кто этого языка не знает, смущается» (Толкование на Ин. 10:2)³⁷.

Многие из литературных жанров незнакомы современному читателю. Например, Евангелия воспринимаются как «биографии Иисуса», хотя в двух из них ничего не говорится о Рождестве, а из детства описано лишь одно событие (Лк. 2:41–52). Кроме того, значительная часть каждого из четырех Евангелий посвящена последней неделе земной жизни Христа. Это свидетельствует о том, что в Евангелиях факты были тщательно отобраны, чтобы наиболее ярко и четко донести благую весть Нового Завета³⁸.

Однако самым главным препятствием на пути толкования Священного Писания является грех, который омрачил и даже ослепил людские умы (Рим. 1:21; Еф. 4:18; Ин. 9:39–41) до такой степени, что они сами не могут правильно понимать Слово Божие³⁹.

Библия писалась для того, чтобы ее понимали. Поэтому, несмотря на все трудности, современный читатель может, приложив нелегкие, но благодатные усилия, понять ту весть, которую несет Священное Писание.

Господь наш Иисус Христос обещал, что если верующий пребудет в Его Слове, то он познает истину (Ин. 8:31–32; Ин. 7:17). Так же Святой Дух поможет открыть истинное значение Писания (1Кор. 2:12; Еф. 1:17). Об апостолах сказано, что они постоянно пребывали в молитве и проповедовали Писание (Деян. 6:4). Св. ап. Павел поощряет Тимофея прилагать все усилия в изучении Слова Божия. Он пишет: «Старайся представить себя Богу достойным, делателем неукоризненным, верно преподающим слово истины» (2Тим. 2:15). Он также хвалит тех, кто прилежно трудится в Слове (1Тим. 5:17).

Кроме того, нужно учесть, что каждый верующий несет личную ответственность за свою веру (Иер. 31:34; 1Ин. 2:27; Рим. 14:12; Евр. 5:14). Значит, всем верующим необходимо знать Слово Божие.

Святые отцы неоднократно утверждали, что Писание возможно понять. Вот, например, увещание из проповеди свт. Иоанна Златоуста:

Поэтому, прошу, будем заниматься чтением божественного Писания с наибольшим тщанием. Таким-то образом мы приобретем и знание [его], если будем постоянно обращаться к тому, что в нем содержится. Невозможно, в самом деле, чтобы тот, кто с усердием и всяким усилием занимается Словом Божиим, был когда-нибудь оставлен [Богом] в пренебрежении; напротив, если и нет у нас наставника-человека, то Сам Господь, проникая в сердца наши, просвещает ум, озаряет смысл, открывает нам сокровенное и таким образом бывает для нас наставником в предметах, неведомых нам, лишь бы только мы хотели сделать то, что от нас зависит (Беседы на книгу Бытия. XXXV. 1)⁴⁰.

Далее святитель сказал:

Итак, не будем пренебрегать чтением божественных Писаний, но будем читать их как можно чаще. Понимаем ли мы их смысл, или нет, но усердное чтение помогает нам лучше удерживать в памяти то, что мы читаем неоднократно. Что мы не можем понять сегодня, мы, возможно, поймем завтра, если перечтем это, ибо благий Бог непостижимо озарит наш разум (Беседы на книгу Бытия. XXXV. 2)⁴¹.

Можно привести еще несколько цитат из творений этого святителя о пользе чтения и возможности понимания Писания:

Кто живет и рассуждает по собственному своему произволу, тот обольщает себя. А кто научится разрешать сомнения с помощью Писания, тот имеет своим учителем саму Истину (Беседы о творении мира. О шестом дне. 1)⁴².

Ничто не может служить препятствием к чтению слова Божия. Не только дома, но и… совершая путешествия или находясь в многолюдном собрании и занимаясь делами, можно упражняться в этом чтении (Беседы на книгу Бытия. XXXV. 2)⁴³.

Будем не просто читать Писания, но изучать и назидаться. Ведь [ничего] не написано напрасно. Великое зло не знать Писания (Беседы на книгу Деяний Апостольских. XXXIV. 5)⁴⁴.

Итак, будем внимательно заниматься чтением, не два только эти часа, – потому что для безопасности нам недостаточно одного простого слушания, – но постоянно; и пришедши домой, каждый пусть возьмет в руки Библию и вникает в смысл сказанного, если он хочет получать постоянную и достаточную пользу от Писания (Беседы о надписании книги Деяний. VII. 2)⁴⁵.

Герменевтика. Принципы и процесс толкования Библии. Гранд Рапиде: Бэйкер Бук Хаус, 1995. С. 8–30.

1. Что такое герменевтика?

2. Почему библейская герменевтика это и наука, и искусство?

3. Объясните термины «экзегетика» и «библейское богословие».

4. Что такое «теоретическая» и «практическая» цели герменевтики?

5. Какие препятствия встречаются перед читателем Библии?

6. Попробуйте сформулировать аргументы против чтения Библии и дайте на них ответы.

Важным вопросом библейской герменевтики является вопрос о влиянии веры на способность точно воспринимать истины, изложенные в Писании.

Одни придерживаются мнения, что если два человека одинаково интеллектуально подготовлены, но один из них верующий, а другой нет, то они оба смогут одинаково хорошо толковать Писание.

Другие считают, что, в соответствии с самим Писанием, духовное состояние человека влияет на способность воспринимать Божественную истину. На основании некоторых отрывков (Рим. 1:18–22; 1Кор. 2:6–14; Еф. 4:17–24; 1Ин. 2:11) сторонники данного подхода считают, что неверие препятствует человеку рассуждать об истине независимо от его знаний и умения применять герменевтические правила.

Для герменевтики этот вопрос является гораздо более важным, чем может показаться на первый взгляд. С одной стороны, если смысл Писания выясняется в результате тщательного исследования слов, культуры и истории, то для этого не нужна вера. Но если же полагаться только на веру, результатом будет отсутствие умопостигаемых критериев, позволяющих определять точность различных толкований. С другой стороны, мнение, согласно которому значение Писания может быть обнаружено при помощи необходимых экзегетических знаний и навыков независимо от духовного состояния, противоречит учению самой Библии.

Ключом к решению этого вопроса является определение термина «знать». Согласно Писанию, человек не обладает знанием до тех пор, пока он не начнет жить в свете этого знания. Истинная вера – это не только знание о Боге (которым обладают даже бесы), но знание, производящее соответствующее действие. Неверующий может знать, т. е. понимать разумом, многие истины Писания, но он не может по-настоящему знать эти истины, пока не будет применять их к себе и действовать в соответствии с ними. Более того, вследствие отказа сопрягать знание с действием человек делается всё менее и менее способным (и желающим) вникать в эти истины⁴⁶.

Православное богословие считает, что толкование священного текста – это духовное действие, зависящее от веры исследователя. Применяя человеческие правила при исследовании Священного Писания, необходимо полагаться на истинного Автора.

В православном учении о толковании Священного Писания есть свои герменевтические принципы⁴⁷.

Принципы толкования – это априорные, т. е. принимаемые изначально, идеи, которых необходимо придерживаться экзегету для того, чтобы правильно понять значение библейского текста и применить его в своей жизни  ⁴⁸.

Этот принцип основан на вере в то, что Священное Писание написано под особым воздействием Святого Духа⁴⁹. Термин «богодухновенностъ» (θεόπνευστος [феопнеустос]) встречается в Библии только в 2Тим. 3:16 («Всё Писание богодухновенно…»). Называя Священное Писание богодухновенным, св. ап. Павел излагает общую веру ветхозаветной и новозаветной Церкви в то, что оно было написано под особым вдохновением от Бога (ср. Мф. 22:43). Эту же мысль утверждает и св. ап. Пётр: «…Никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божии человеки, будучи движимы Духом Святым» (2Пет. 1:21).

В Ветхом Завете мысль о содействии пророкам Духа Божия в их проповеди выражена достаточно ясно. Например, Господь говорит пророку Моисею: «Я буду при устах твоих и научу тебя, что тебе говорить» (Исх. 4:12). Подобным образом и другие пророки утверждают, что они говорят от лица Бога Его слова (Ис. 2:1; Иез. 1:3; 6:1; 7:1; Мих. 1:1). Пророк и псалмопевец Давид восклицает: «Дух Господень говорит во мне, и слово Его на языке у меня» (2Цар. 23:2). Сам Господь наш Иисус Христос подтверждает, что Давид пророчествовал Святым Духом (Мк. 12:36). То же самое говорится о Давиде в книге Деяний (1:16; 4:25).

Строго говоря, в 2Тим. 3:15–16, как и во всех других случаях в Новом Завете, когда употребляется термин «Писание», речь идет о ветхозаветных книгах⁵⁰. Однако это наименование можно приложить ко всему составу христианской Библии. Новый Завет – это апостольское свидетельство о Господе нашем Иисусе Христе. Христос обещал послать Святого Духа, Который напомнит Его учение (Ин. 14:26). Св. ап. Павел говорит, что «тайна Христова» была «открыта святым апостолам Его и пророкам Духом Святым» (Еф. 3:4–5). Он же называет себя апостолом (Рим. 1:1; 1Кор. 1:1) и также претендует на то, что имеет «Духа Божия» (1Кор. 7:40), пишет «заповеди Господни» (1Кор. 14:37) и проповедует Евангелие, которое не есть человеческое, но было открыто ему Самим Иисусом Христом (Гал. 1:11–12). Таким образом, Новый Завет содержит либо прямое свидетельство апостолов о жизни и служении Иисуса (2Пет. 1:16; 1Ин. 1:1–3), либо косвенное свидетельство их ближайших сподвижников, таких как св. ап. Марк или св. ап. Лука (Деян. 12:12, 25; 15:37; Лк. 1:1–3; 2Тим. 4:11; Флм. 24).

Подтверждение того, что и новозаветные Писания считаются богодухновенными, можно найти в самих книгах Нового Завета. Св. ап. Павел в 1Тим. 5:18 приводит две цитаты, предваряя их словами «сказано в Писании». Одна из цитат взята из Втор. 25:4, а другая – слова Христа из Лк. 10:7 (ср. Мф. 10:10), т. е. он называет «Писанием» слова как из Ветхого Завета, так и из Евангелия. В 1Фес. 2:13 св. ап. Павел говорит о своей собственной проповеди как о «слышанном слове Божием», которое они восприняли «не как слово человеческое, но как слово Божие, каково оно есть по истине». Св. ап. Пётр пишет, что невежды «превращают» послания Павла, как и «прочие Писания» (2Пет. 3:15–16), тем самым относя труды апостола к Писанию. Таким образом, Евангелия и послания Павла воспринимались как «Писание» уже во времена Нового Завета.

Из принципа о богодухновенности Священного Писания можно сделать три вывода.

• Во-первых , богодухновенным является всё Писание, и в нем нет ничего небогодухновенного. Более того, можно утверждать, что Библия не просто содержит Слово Божие, а является им. Свт. Василий Великий говорил:

В богодухновенных словах нет ничего напрасно сказанного, даже и до единого слова (Беседы на Шестоднев. VI)⁵¹.

• Во-вторых , при чтении и толковании Священного Писания необходимо всегда иметь в виду, что в нем, как произведении Духа Божия, всё есть совершенная истина и нет ничего ложного или ошибочного. Это утверждение блж. Августин выразил следующим образом:

Должно думать и верить всегда, что всё заключающееся в Писании, хотя иногда темное для нас, лучше и вернее всех мудрований наших (Христианская наука. II. 9)⁵².

• В-третьих , раз в Писании нет ошибок, то оно имеет безусловный авторитет в вере и жизни. Блж. Августин писал об этом так:

Не имея ясного разума, бессильные найти истину, мы нуждаемся в авторитете Священного Писания; я стал верить, что Ты не придал бы этому Писанию такого повсеместного исключительного значения, если бы не желал, чтобы с его помощью приходили к вере в Тебя и с его помощью искали Тебя. Услышав правдоподобные объяснения многих мест в этих книгах, я понял, что под нелепостью, так часто меня в них оскорблявшей, кроется глубокий и таинственный смысл. Писание начало казаться мне тем более достойным уважения и благоговейной веры, что оно всем было открыто и в то же время хранило достоинство своей тайны для ума более глубокого; по своему общедоступному словарю и совсем простому языку оно было Книгой для всех и заставляло напряженно думать тех, кто не легкомыслен сердцем; оно раскрывало объятия всем и через узкие ходы препровождало к Тебе немногих, – их, впрочем, гораздо больше, чем было бы, не вознеси Писание на такую высоту свой авторитет, не прими оно такие толпы людей в свое святое смиренное лоно. Я думал об этом – и Ты был со мной; я вздыхал – и Ты слышал меня; меня кидало по волнам – и Ты руководил мною; я шел широкой мирской дорогой, но Ты не покидал меня (Исповедь. VI. 5. 8)⁵³.

Почти то же самое пишет св. Григорий Богослов:

Ибо полагаю, что заключающееся в Писании не без цели написано, и не одна куча слов и предметов, собранная для развлечения слушающих, не какая-нибудь приманка для слуха, служащая только к забаве. Такова цель баснословия и тех эллинов, которые, не слишком заботясь об истине, очаровывают слух и сердце изяществом вымыслов и роскошью выражений. Но мы, тщательно извлекающие духовный смысл из каждой черты и буквы, нимало не согласны думать (это было бы и несправедливо), чтобы и самые малозначительные деяния без какой-либо цели были и писателями подробно описаны, и до этого времени сохранены на память. Напротив, цель их – служить памятниками и уроками, как судить в подобных, если встретятся, обстоятельствах, чтобы мы, следуя этим примерам, как некоторым правилам и предначертанным образцам, могли одного избегать, а другое избирать (Слово III)⁵⁴.

Принцип богодухновенности ставит вопрос о безошибочности Священного Писания. Существует два подхода к решению этого вопроса, по устоявшийся традиции они именуются консервативным и либеральным. Сторонники консервативного подхода считают, что в Писании нет ни одной ошибки; сторонники либерального утверждают, что в Писании нет ошибок в вопросе спасения и христианской веры, но могут встречаться неточности в изложении исторических фактов и других деталей⁵⁵.

Вопрос о безошибочности важен для герменевтики. Если начать с предположения, что Писание содержит ошибки, и затем «найти» кажущееся противоречие между некоторыми текстами, то можно сделать вывод, что во всех этих текстах без исключения присутствуют неточности. Если же начать с утверждения, что в Писании нет ошибок, то можно найти способ решения любого кажущегося противоречия. Различные результаты этих подходов становятся очевидными на том этапе экзегезы, который состоит в сравнении исследуемого текста со всеми другими текстами на эту же тему. Подход будет различным в зависимости от того, считается ли, что учение различных текстов представляет единство мыслей, или что тексты могут содержать противоречивые мнения вследствие наличия ошибок⁵⁶.

Относительно природы богодухновенности существовало и существует несколько точек зрения, однако православная герменевтика говорит о неразрывном взаимодействии воли Божественной и человеческой⁵⁷. Это взаимодействие подобно действию благодати Божией в симфонии с человеческой волей в деле спасения человека⁵⁸.

Ключевой библейский отрывок, поясняющий взаимосвязь Божественного с личными особенностями изложения библейских авторов в Писании, находится во 2Пет. 1:19–21: «И притом мы имеем вернейшее пророческое слово; и вы хорошо делаете, что обращаетесь к нему, как к светильнику, сияющему в темном месте, доколе не начнет рассветать день и не взойдет утренняя звезда в сердцах ваших, зная прежде всего то, что никакого пророчества в Писании нельзя разрешить самому собою. Ибо никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божии человеки, будучи движимы Духом Святым».

Из этой цитаты становится ясно, что Писание не было продиктовано непосредственно с Небес. Бог использовал людей, но не ограничивал их свободу, и не подавлял их уникальную авторскую индивидуальность, и тем более не уничтожал ее. Святой Дух наполнял мысли людей Божественной истиной и помогал им в написании, в силу чего они подбирали наиболее подходящие слова для адекватной передачи открытой им Божественной истины (1Кор. 2:10–13)⁵⁹.

Св. ап. Павел говорит о том, что «духи пророческие послушны пророкам» (1Кор. 14:32). Свт. Иоанн Златоуст, толкуя этот отрывок, обращал внимание на каждый оттенок мысли: «самое дарование повинуется: духом здесь он называет действие» (Беседа XXXVI. 4. На 1Кор. 14:20)⁶⁰.

Подробнее говорил о свободных взаимоотношениях между Богом и человеком свт. Василий Великий:

Некоторые говорят, что они [священные писатели] пророчествовали в исступлении, так что человеческий ум затмеваем был Духом. Но противно обетованию Божия наития – богодухновенного делать изумленным, так чтобы он, когда исполняется божественных наставлений, выходил из свойственного ему разума и, когда приносит пользу другим, сам не получал никакой пользы от собственных своих слов. И вообще, сообразно ли сколько-нибудь с разумом, чтобы Дух премудрости делал человека подобным лишенному ума и Дух ведения уничтожал в нем разумность? Но свет не производит слепоты, а напротив того, возбуждает данную от природы силу зрения. И Дух не производит в душах омрачения, а напротив того, возбуждает ум, очищенный от греховных скверн, к созерцанию мысленного. Посему нет невероятного, что лукавая сила, злоумышляющая против человеческой природы, приводит разум в слитность; но нечестиво говорить, что то же самое действие производит присутствие Божия Духа. Притом, если святые мудры, то как им было не постигнуть того, о чем пророчествовали? Ибо сказано: «сердце премудрого уразумеет, яже от своих ему уст, во устнах же носит разум» (Прит. 16:23) (Беседы на пророка Исайю. Предисловие)⁶¹.

Соединение Божественного и человеческого в Писании можно сопоставить с тайною воплощенного Слова Божия. Поскольку Словом Божиим называются как Писание, так и Господь наш Иисус Христос (Евр. 4:12; Откр. 19:13), то вполне уместно сравнить их Божественную и человеческую природу. Подобно тому как Христос, воплощенное Слово Божие, был в полном смысле Богом и человеком (Ин. 1:1–3:14), так и записанное Слово являет собой неразрывное единство человеческого и Божественного. Поэтому можно утверждать, что Библия является книгой Богочеловеческой⁶².

Человеческая сторона Священного Писания проявляется в тех литературных формах, которыми пользовались писатели Библии.

Однако, несмотря на все авторские особенности текстов, невозможно в Писании найти границу, где кончалось бы Слово Божие и начиналась бы слово человеческое. Каждое слово в Библии запечатлено Святым Духом, который оберегал библейских авторов от ошибок и помогал им так записать Слово Божие, чтобы сделать его доступным для читателя⁶³.

Главным свидетельством того, что Библия – не только слово человеческое, но и Слово Божие, являются пророчества, одни из которых уже исполнились, а другие исполнятся только в будущем. Таким образом,

богодухновенность можно определить как особое воздействие Святого Духа на личность писателя, благодаря которому автор, при полном сохранении всех своих сил и при их деятельном проявлении, соответственно целям Домостроительства спасения человека, записывал Слово Божие на конкретном языке, в определенных культурных условиях и в конкретной исторической обстановке, с тем чтобы по возможности полнее раскрыть Божественное Откровение для народа Божия  ⁶⁴.

С положением о Богочеловеческом характере Священного Писания связано утверждение о необходимости гармоничного единства веры и разума в процессе толкования Священного Писания. Как Слово Божие, Писание требует веры, а как слово человеческое – разума. Отклонение от этого принципа может привести либо к радикальному мистицизму – попытке мистически истолковать Писание без учета данных филологии, истории и т. д., либо, наоборот, к рационализму, т. е. попытке объяснить непонятные для естественного разума библейские повествования, особенно чудеса, законами природы.

Есть много примеров «рациональных» попыток объяснить библейские чудеса. Например, чудо хождения по воде, описанное в Евангелии от Матфея (14:24–33), один из современных скептиков предлагает понимать как хождение около моря или по отмели.

Конечно, данную Богом способность мыслить и познавать необходимо использовать в экзегезе, но с учетом ее ограниченности. Временами естественные законы не работают при объяснении Писания. Некоторые части Библии сверхъестественны и действительно находятся вне пределов человеческого понимания. Здравый смысл не должен влиять на результаты экзегезы, но скорее руководствоваться ими.

Отношение Ветхого и Нового Завета между собой и их внутренняя органичная связь выражена в известном латинском двустишии, которое приписывается блж. Августину: Vetus Testamentum in Novo patet, Novum autem in Vetere latet, т. e. «Ветхий Завет в Новом открывается, Новый же в Ветхом скрывается» (Вопрос 73 на Исход)⁶⁵. Церковное Предание, consensus patrum и богослужение устанавливают тесную связь обоих Заветов как составляющих «единое тело истины» (прп. Ефрем Сирин)⁶⁶. Этот принцип можно назвать принципом единства Священного Писания.

И Ветхий, и Новый Завет – нераздельные части сверхъестественного Божия откровения. У них одна задача, они содержат одно учение о нравственности и спасении и говорят об одном Христе.

Следует заметить, что новозаветное благовестие о спасении всегда возвещалось в ветхозаветном контексте⁶⁷. Христианство не воспринималось как «новая» религия, но как новая жизнь Ветхого Завета. Книги Нового Завета были естественным образом включены в состав Библии и составили с Писанием Ветхого Завета единое целое.

Святые отцы, утверждая, что Ветхий Завет есть христианская книга, подтверждали это тем, что рассматривали всякое явление Бога в истории Израиля как действие не Бога-Отца, а Бога-Сына⁶⁸. О таком понимании свидетельствует и православное богослужение. Например, иудеев через Красное море провел Христос: «Коня и всадника в море Чермное <…> Христос истрясе, Израиля же спасе».

Во II в. появилась ересь Маркиона, где проводилось резкое различие между Ветхим и Новым Заветом и утверждалось, будто эти два Завета ведут свое начало от разных богов. Согласно маркионитам, Новый Завет содержит в себе новое учение, противоположное учению ветхозаветному и отменяющее его. Учение Маркиона немедленно встретило сильный отпор со стороны церковных писателей. В полемике против Маркиона богословы подробно раскрывали, что Новый Завет не отменяет Ветхого; наоборот, весь Новый Завет уже предсказан в Ветхом. Сщмч. Ириней Лионский писал:

Пророки знали Новый Завет и возвещали его (Против ересей. IV. 9. 3)⁶⁹.

Читайте внимательнее данное нам апостолами Евангелие и читайте внимательнее пророков, и вы найдете, что вся дея-тельность, всё учение и всё страдание Господа нашего предсказано ими (Против ересей. IV. 34. 1)⁷⁰.

Из этих слов можно сделать вывод, что в смысле учения Новый Завет по существу не дает ничего нового⁷¹. О том новом, что принес Христос, так говорит свщмч. Ириней Лионский:

Если у вас возникнет такая мысль, и скажете: что же нового принес Господь пришествием Своим? То знайте, что Он принес всё новое тем, что принес Себя Самого и тем обновил и оживотворил человека (Против ересей. IV. 34. 1)⁷².

Поскольку всё Писание вдохновлено одним и тем же Духом и всё оно есть Слово Божие, существует фундаментальное единство и гармония между его разными частями. Это единство называется «гармония Писания», или «аналогия Писания» (analogia Scripturae). Из этого следует, что разные части Библии согласуются между собой. Таким образом, одна часть Писания объясняет другую, становясь ключом для понимания родственных отрывков.

С одной стороны, более поздние библейские писатели пишут с учетом того, что было написано до них, и часто – опираясь на это более раннее Откровение. Внимательное прочтение более позднего отрывка может выявить отголоски или аллюзии на ранние писания, что становится ключом для понимания этих поздних частей Писания. С другой стороны, более ранние отрывки могут быть не до конца поняты до тех пор, пока не будут рассмотрены в свете более позднего Откровения. Это особенно верно в отношении прообразов и пророчеств (см. Мф. 12:6,42,43; 1Пет. 1:10–12). Таким образом, более поздние тексты проливают свет на более ранние, и наоборот⁷³.

Уже внутри Ветхого Завета мы сталкиваемся с ситуациями (правда, довольно редкими), когда более поздний текст разъясняет смысл более раннего. В 32-й главе Бытия рассказывается загадочная история о поединке Иакова с незнакомцем, который не назвал себя, но дал Иакову новое имя – Израиль. Зато пророк Осия (12:3–4) раскрывает личность Незнакомца вполне ясно: «Еще во чреве матери запинал он брата своего, а возмужав – боролся с Богом. Он боролся с Ангелом – и превозмог»⁷⁴.

Христос использовал этот способ, идя с учениками в Еммаус, когда, «начав от Моисея, из всех пророков изъяснял им сказанное о Нем во всем Писании» (Лк. 24:27). Он показал, каким образом следует соединять всё, что Писание говорит по определенной теме, чтобы правильно истолковать тот или иной вопрос. Немного позже тем же вечером Он сказал ученикам в горнице: «Вот то, о чем Я вам говорил, еще быв с вами, что надлежит исполниться всему, написанному о Мне в законе Моисеевом и в пророках и псалмах. Тогда отверз им ум к уразумению Писаний» (Лк. 24:44–45).

Таким способом можно объяснить слова Иоанна Крестителя: «Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Ин. 1:29). Эту фразу можно понять только в связи с Ветхим Заветом. В Бытии Авраам говорит своему сыну Исааку, которого собирается принести в жертву: «Бог усмотрит Себе агнца» (Быт. 22:8). Кровь агнца спасает детей Израиля (Исх. 12 гл.). Здесь также есть связь с Лев. 23:12, где сказано, что агнец, приносимый в жертву, должен быть без пороков. Также необходимо обратиться к Ис. 53:7, где написано, что Раб Божий (Христос) был «как овца, веден… на заклание». Этот и многие другие стихи проливают свет на значение слова «Агнец» в Ин. 1:29⁷⁵.

Подобным образом можно найти объяснения некоторым местам Нового Завета. Так, слово «помазание», употребленное св. ап. Павлом без объяснения (2Кор. 1:21), повторяется у св. ап. Иоанна в смысле излияния благодатных даров Святого Духа (1Ин. 2:20)⁷⁶.

То, что способ толкования одних мест Писания с помощью других применялся святыми отцами, видно из следующей цитаты:

вникая во всякое чтение и псалмопение, несколько просвещенный [благодатию] везде находит ведение и богословие, каждое Писание, – подтверждаемое другим. А у кого ум еще не просвещен, тот думает, что Божественные Писания разногласны между собою; однако нет сего в Божественных Писаниях. Никак. Но некоторые из Божественных Писаний свидетельствуются другими Писаниями, а некоторые имели поводом – время или лицо, и потому всякое изречение Писания непогрешительно (О том, что в Божественных Писаниях нет разногласия)⁷⁷.

О том же пишет и блж. Августин:

Что может быть более достойно важности Священно-го Писания и премудрости Промысла Божия, который дал оное, как не то, чтобы одни и те же слова могли быть понимаемы и изъясняемы посредством различных способов, за достоверность которых ручалось бы то же самое Писание в других своих местах, более ясных и определенных? (Христианская наука, или Основания герменевтики и церковного красноречия. III. 38)⁷⁸.

Примером того, как святые отцы толковали Писание с помощью Писания, может служить творение свт. Василия Великого, который, толкуя слова пророка Исайи «сребро ваше неискушенно» (Ис. 1:22, в славянском переводе), говорил:

Что серебром пророк называет слова веры, это доказывается многими местами, особливо же следующим: словеса Господня, словеса чиста, сребро разжжено, искушено земли (Пс. 11:7) (Беседы на пророка Исайю. I)⁷⁹.

Применение данного способа, конечно, не означает неразборчивое и механистическое выстраивание отрывков по принципу доказывания посредством приведения тех или иных стихов при полном игнорировании их контекста. Никакая часть Писания не должна толковаться так, чтобы возникало противоречие с другой частью Писания. Иначе можно зайти слишком далеко и получить богословские анахронизмы, т. е. утверждать о наличии того или иного учения там, где они не подразумевались. Стремление к единству и связности должно вести к поискам согласования, а не единообразия⁸⁰.

Говоря о единстве Ветхого и Нового Завета невозможно обойти вниманием утверждения о том, что Новый Завет отменяет Ветхий и последний больше не нужен для христиан.

Существование подобной практики и оправдывающих ее мнений – очень тревожный симптом, поскольку презрение к Ветхому Завету – характерная черта многих древних еретиков⁸¹. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть список ересей у прп. Иоанна Дамаскина:

Валентиниане: они отрицают воскресение плоти, отвергают Ветхий Завет. <…> Архонтики… отрицают воскресение плоти и отвергают Ветхий Завет. <…> Кердониане: они происходят от Кердона… он отвергает воскресение мертвых и Ветхий Завет. <…> Маркиониты… [учат] о том, что Новый Завет чужд Ветхого и Говорившего в нем. <…> Севириане… Подобно другим еретикам, отвергают воскресение плоти и Ветхий Завет. <…> Манихеи… Ветхий Завет и глаголавшего в нем Бога хулят (О ста ересях вкратце. 31, 40–42, 45, 66)⁸².

Если посмотреть на Новый Завет, то видно, что его авторы утверждают непреходящую ценность Ветхого Завета для христианской жизни⁸³.

Чтобы составить правильное представление о важности Ветхого Завета для христианства, нужно рассмотреть две стороны в учении Христа. Во-первых, это Его замечания о Ветхом Завете, которые на первый взгляд кажутся негативными; и, во-вторых, Его позитивные утверждения о ценности ветхозаветного Откровения. Сначала обратимся к тем словам Христа, которые на первый взгляд представляют негативное мнение о Ветхом Завете.

Многие христиане верят, что Господь наш Иисус Христос отверг Ветхий Завет, и обосновывают свое мнение стихами из Нагорной проповеди (Мф. 5–7 глл.). Христос в этой проповеди затронул многие этические вопросы, и Его подход к ним оставляет у некоторых впечатление, что Он в самом деле противопоставил Свое учение учению Ветхого Завета.

Конечно, все христиане согласны в том, что во Христе Бог наиболее полно явил Себя, и Его учение значительно глубже, чем учение Ветхого Завета. Он проник в самую его суть и расширил горизонты этических вопросов более, чем кто-либо. Но, к сожалению, некоторые приходят к выводу, что взгляды Христа на убийство, прелюбодеяние, развод, клятву, мщение и любовь к врагам противоречат учению Ветхого Завета. Если это толкование близко к истине, то у нас есть все основания считать, что Христос пришел освободить Своих учеников от власти Ветхого Завета, в том числе и в сфере ветхозаветной нравственности. Но если задуматься о том, что же в действительности говорил Христос в Нагорной проповеди, то видно, что это вовсе не так. И хотя Его Откровение глубже ветхозаветного, оно не противоречит учению Ветхого Завета. Напротив, Христос стремился утвердить его авторитет, исправив ошибочное понимание ветхозаветного учения.

Чтобы верно объяснить слова Христа, нужно понимать, что в Нагорной проповеди Он высказывает несогласие с тем, как толковали Ветхий Завет книжники и фарисеи. Он противопоставляет Свое учение (которое с Ветхим Заветом полностью согласуется) тем традициям, которые были добавлены к Священному Писанию. Это подтверждают многие детали.

Христос говорит лишь о том, что люди слышали, и о том, что им сказано. Иными словами, Он ссылается на устную традицию, а не на Писания. О Ветхом Завете Христос и апостолы говорили как о письменном Слове Божием – о том, что можно прочесть, что «написано» или «сказано у пророков», т. е. в записанном Откровении. И нигде в Новом Завете Иисус не опровергает ничего из того, о чем говорил: «написано». Но в Нагорной проповеди Он опроверг «сказанное». Иными словами, Христос противопоставил Свое учение – учению фарисеев и книжников. Он отверг устную традицию учителей Израиля, а не Ветхий Завет. Вот почему в Нагорной проповеди Он ссылается на то, что «сказано», а не «написано».

Можно сравнить, что говорило иудейское предание и что было написано в Ветхом Завете.

Многие считают, что Христос расширил понятие «убийство» и включил в него ненависть. Традиции, распространенные среди иудеев времени Христа, оправдывали вражду, если она не вела к физическому убийству. Однако важно знать, что Ветхий Завет осуждал не только само убийство, но даже и неприязнь среди народа Божия (Лев. 19:17–19,34; Прит. 20:12, 25:21; Зах. 7:9). Христос же опроверг это лжеучение и утвердил истину Ветхого Завета. Он совместил заповедь, которая запрещает убийство, с заповедью против ненависти и вражды.

В отношении прелюбодеяния многие утверждают, что Христос расширил эту заповедь и включил в нее прелюбодеяние сердца. Но на самом деле Он не изменял ветхозаветных заповедей, поскольку Ветхий Завет требует не только воздерживаться от физического прелюбодеяния, но и говорит «не пожелай» – иными словами, запрещает прелюбодеяние в сердце. В Исх. 20:17 написано: «Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего».

Многие толкователи полагают, что и в отношении развода Христос не согласен с Ветхим Заветом. Однако нужно знать, что во времена Христа учителя Израиля верили, что ветхозаветный закон позволяет им разводиться с женой практически по любому поводу, лишь бы развод был надлежащим образом оформлен по закону. Но Ветхий Завет однозначно заявляет, что Богу развод неугоден. В Мал. 2:16 Господь Бог говорит: «Я ненавижу развод». К сожалению, в данном месте Синодальный перевод неверно передает смысл оригинала.

В Мф. 19:3–9 Христос более подробно объясняет Свое учение о разводе. Он указывает, что Его учение исходит из Ветхого Завета, в частности из истории о сотворении Адама и Евы.

Многие считают, что Христос возражал против ветхозаветной практики клятвы. Однако во времена Христа считалось, что ложь позволительна, пока человек не поклялся. Господь опровергает это учение и настаивает на том, что Ветхий Завет запрещает ложь вообще, а не только ложные клятвы. В Прит. 6:16–17 написано: «Вот шесть, что ненавидит Господь, даже семь, что мерзость душе Его: глаза гордые, язык лживый…… Поэтому Христос и говорит: «да будет слово ваше: „да, да“, и „нет, нет“» (Мф. 5:17).

Многие верят, что Ветхий Завет одобряет мщение, а Христос его запретил. Ветхозаветное установление: «око за око, зуб за зуб», изложенное в Исх. 21:24, служило руководством для судей в официальных судах Израиля. Судьи были призваны выносить справедливый приговор, в котором наказание должно соответствовать преступлению. Во времена Христа считалось, что заповедь «око за око» означает Божие позволение мстить – если кто-то вам причинил зло, вы имеете право поступить с ним так же. Однако это правило не предназначалось для использования в личных отношениях. Христос опроверг это заблуждение и утвердил чистое ветхозаветное учение, которое призывает проявлять в отношениях с людьми доброту и милосердие. Ветхий Завет учит, что в отношениях между людьми нужно руководствоваться милосердием и добротой. В Лев. 19:18 написано: «Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего, …Я Господь».

И наконец, многие ошибочно полагают, что Ветхий Завет учит ненавидеть врагов. Некоторые учителя времен Христа на основании заповеди «возлюби ближнего» сделали вывод, что врагов можно ненавидеть. Но ничего подобного Ветхий Завет не говорит. Вот как учит поступать с врагами книга Исход: «Если найдешь вола врага твоего, или осла его, заблудившегося, – приведи его к нему» (23:4).

О положительном отношении Христа к ветхозаветным Писаниям свидетельствуют многие примеры: Он постоянно ссылается на Ветхий Завет как основу Своего учения; Он явил Свою славу, стоя на горе Преображения между Моисеем – законодателем, и Илией – главным из пророков. Все время Своего земного служения Христос был послушен всему учению Ветхого Завета.

Примеры позитивного отношения Христа к Ветхому Завету можно найти и в самой Нагорной проповеди. Христос говорит: «Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков; не нарушить пришел Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится всё. Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном; а кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном» (Мф. 5:17–19).

Свт. Иоанн Златоуст объясняет, как Христос исполнил Закон:

Закон исполнил не в одном отношении, но в трояком. Во-первых, Он ни в чем не преступил его. Чтобы увериться, что Он исполнил весь закон, послушай, что Он говорит Иоанну: «тако бо подобает нам исполнити всяку правду» (Мф. 3:15). Равным образом и иудеям Он говорил: «кто от вас обличает Мя о гресе» (Ин. 8:46); также ученикам Своим: «грядет сего мира князь, и во Мне не находит ничесоже» (Ин. 14:30). Издревле и пророк предсказал о Нем, что «Он греха не сотвори» (Ис. 53:9). Итак, вот первый способ, которым Он исполнил закон. Во-вторых, Он исполнил закон за нас. Поистине, достойно удивления, что Он не только Сам исполнил закон, но и нам даровал его исполнение, как то изъясняет Павел, говоря, что «кончина закона Христос в правду всякому верующему» (Рим. 10:4), и что Он осудил грех во плоти, да оправдание закона исполнится в нас, не по плоти ходящих (Рим. 8:3–4), и в другом месте: «закон ли убо разоряем верою? Да не будет, но закон утверждаем» (Рим. 3:31). Так как цель закона состояла в том, чтобы сделать человека праведным, чего однакож он не мог сделать, то этому назначению закона удовлетворил сам Господь, нисшед на землю и установив образ оправдания чрез веру. И чего закон не мог сделать посредством букв, то сам Христос совершил чрез веру – почему и говорит: «не приидох разорити закон». Если же кто тщательно будет исследовать, то найдет еще и третий образ исполнения закона. В чем же состоял он? В учреждении того закона, который Христос имел дать. В самом деле, Его учение не уничтожало прежнего закона, но возвышало и восполняло его. (Беседы на Евангелие от Матфея. XVI. 2–3)⁸⁴.

Свт. Иоанн Златоуст говорил о «возвышении и восполнении» Закона. Примером этого может служить то, как Христос возвысил и восполнил заповедь о любви к ближнему. В Ветхом Завете говорится: «Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего, но люби ближнего твоего, как самого себя. Я Господь [Бог ваш]» (Лев. 19:18). В новозаветные времена шли споры среди иудеев о том, кто «ближний». Христос притчей о добром самаритянине показал, что ближний – это любой человек, нуждающийся в нас, вне зависимости от веры и национальности. Этим ближним может быть и наш враг, который так же достоин нашей любви. В этом «возвышение» закона. А в Евангелии от Иоанна Господь «восполняет» Закон, указывая, как надо любить ближнего: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга» (Ин. 13:34). Тем самым Христос расширяет рамки, делая ветхозаветную заповедь универсальной.

Христос знает, что книжники и фарисеи очень избирательно подходили к ветхозаветному учению. Поэтому Он наставляет Своих учеников следовать Писаниям Ветхого Завета в полной мере, а не только некоторым его частям. Он предостерегал, что судьба книжников и фарисеев не постигнет христиан лишь в том случае, если мы будем послушны ветхозаветному учению во всей полноте: «Ибо говорю вам, если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное» (Мф. 5:20).

Из этих слов видно, что Христос призывает принимать Ветхий Завет как Божие Слово, как руководство к жизни, изучать его и быть послушными всем его заповедям.

Такой же подход виден в посланиях св. ап. Павла. Мнение о том, что св. ап. Павел негативно относился к Ветхому Завету, обычно основывают на некоторых отрывках из его посланий, например Гал. 3:10–13: «А все утверждающиеся на делах закона, находятся под клятвою. Ибо написано: „проклят всяк, кто не исполняет постоянно всего, что написано в книге закона“. А что законом никто не оправдывается пред Богом, это ясно, потому что „праведный верою жив будет“. А закон не по вере; но кто исполняет его, тот жив будет им. Христос искупил нас от клятвы закона, сделавшись за нас клятвою, – ибо написано: „проклят всяк висящий на древе“».

Однако, внимательно исследуя контекст этих стихов, мы обнаружим, что апостол Павел – как и Христос – выступал против искажений Ветхого Завета, а не против него самого. Апостол серьезно предостерегал против неверного использования Писания. Св. ап. Павел противостоял тем, кто для спасения полагается на дела Закона. Он опровергает тех, кто хочет быть оправданным по Закону. Единственный путь спасения – это вера во Христа, Который взял наше проклятие на Себя.

Также св. ап. Павел говорит о том, что Закон – это детоводитель ко Христу, «по пришествии же веры, мы уже не под руководством детоводителя» (Гал. 3:23–25). Свт. Иоанн Златоуст дает прекрасное объяснение этим словам: детоводитель

не противодействует учителю, но содействует ему, удерживая юного питомца от всякого порока и со всем тщанием приготовляя его к принятию учительских уроков; а когда питомец приобретет навык, детоводитель наконец оставляет его. Вот почему он и говорит: «по пришествии же веры, которая делает человека мужем совершенным, мы уже не под [руководством] детоводителя» (Толкование на послание к Галатам. IV. 5)⁸⁵.

Из этих слов апостола и толкования святителя видно, что совершенным человека делает Евангелие, но оно не противоречит ветхозаветному Закону, а дополняет его.

В послании к Римлянам апостол говорит, что «конец закона – Христос». Этому можно дать следующее толкование: «апостол этим доказывает, что непослушание иудеев Христу происходило от непонимания ими праведности Божественной, о которой свидетельствовал Закон. Закон указывал на Христа; во Христе явилась пред нами праведность, на которую Закон указывал, как на идеал, и дается она каждому, кто верует во Христа. Правильно понимаемый Закон должен бы служить евреям детоводителем ко Христу, чтобы они могли оправдаться через веру в него. Таким образом, выражение «конец Закона» правильнее заменить другим выражением: «цель Закона», как понимали это место и другие толкователи (свт. Иоанн Златоуст, блж. Феодорит Киррский, блж. Феофилакт Болгарский). Но каким образом Закон мог указывать на Христа, как на свою собственную цель? В Законе начертан идеал праведности. Так как этот идеал начертан Самим Богом, то он непременно должен осуществиться. Между тем люди собственным опытом убедились в том, что никто из них не в состоянии осуществить этот идеал своими силами (Рим. 3:20). Поэтому явился Христос, Который и осуществил его. Уже на основании этого Апостол мог сказать, что Христос – цель Закона. Но этого мало. Закон не достиг еще вполне своего назначения, когда один человек осуществил его предписания, – Закон дан для всех. И вот Христова праведность, исходя от Христа, переходит на всех верующих в Него. Таким образом, Христос является целью Закона в полном смысле этого слова, и вместе с тем, пожалуй, концом его, потому что окончательно осуществляет цель Закона – оправдание человека»⁸⁶.

Рассмотрим слова апостола, которые утверждают непреходящую власть и значение Ветхого Завета для христиан.

Св. ап. Павел постоянно использовал Ветхий Завет. Множество цитат и ссылок на ветхозаветные Писания встречается в его посланиях. Например, в Рим. 15:4 он пишет: «А всё, что написано было прежде, написано нам в наставление, чтобы мы терпением и утешением из Писаний сохраняли надежду».

Согласно этим стихам Ветхий Завет – совершенно необходим верующим, чтобы сохранялась и росла наша надежда.

О том, что Ветхий Завет важен для христиан, свидетельствует количество ветхозаветных цитат в Новом Завете. Например, только в одном Евангелии от Матфея приведены две цитаты из книги Бытия, 11 стихов процитировано из книги Исход, 3 из книги Левит, 8 из Второзакония, 1 из книги Судей, 6 стихов из Псалтыри, 9 из книги пророка Исайи, 2 из Иеремии, 3 из Осии, 1 из Михея, 2 из Захарии и 1 из Малахии. Итого 49 цитат из 12 ветхозаветных книг. В Евангелии от Марка находится 15 ссылок, взятых из 13 книг; от Луки – 34 текста из 13 книг; от Иоанна – 11 ссылок из 6 книг. Всего в четырех Евангелиях более 160 ссылок на Ветхий Завет.

Св. ап Павел в своих Посланиях 17 раз цитирует книгу Бытия, 9 раз книгу Исход, 5 раз книгу Левит, 4 раза книгу Чисел, 13 раз – Второзаконие, 1 раз книгу Иисуса Навина, 1 раз Вторую книгу Царств и 2 раза Третью, один раз книгу Иова, 47 стихов из Псалтыри, 4 стиха из книги Притч, 29 стихов из книги пророка Исайи, 8 из Иеремии, 1 из Иезекииля, 3 из Осии, 1 из Иоиля, 4 из Аввакума, 1 из Аггея и 2 из Малахии. Итого у апостола Павла 136 стихов из 19 ветхозаветных книг. Интересно, что в Посланиях к коринфянам находится 53 изречения из Ветхого Завета. Иногда св. ап. Павел выписывает оттуда целые цитаты. В Послании к евреям – книге, состоящей всего из 13 глав, имеется 85 ссылок. В Послании к галатам – 16 текстов. В книге Откровения – 245 ссылок и упоминаний. И это касается только прямых цитат, если же учесть и косвенные отсылки на события Ветхого Завета, то таких параллелей и пересечений окажется на порядок больше⁸⁷.

Конечно же, не всё, что есть в Ветхом Завете, обязательно для христиан. Что-то так и осталось в Ветхом Завете и о чем-то можно даже сказать, что это отменено. Жертва Христа отменила для нас весь обрядовый закон: жертвоприношения, правила о чистоте и пище. И все же нужно правильно понимать эту отмену. Любая обрядовая заповедь кроме своей внешней формы несла и внутреннее содержание. Например, в жертвоприношениях можно увидеть благодарность Богу. В заповедях о пище и телесной чистоте – призыв размышлять о том, как связаны наши телесная и духовная жизнь. Вот это внутреннее содержание заповедей остается актуальным и в Новом Завете⁸⁸.

Именно о такой отмене Закона говорит ап. Павел (Кол. 2:16–17; Гал. 3:16–19; Евр. 10:1).

В Кол. 2:16–17 пища, питье, праздники, новомесячия и субботы есть только «тень будущего, а тело – во Христе». Апостол говорит, что все обрядовые постановления указывали на Христа, после же пришествия – они уже не нужны. Более того, обрядовый закон не делал людей совершенными, как сказано в Евр. 10:1: «Закон, имея тень будущих благ, а не самый образ вещей, одними и теми же жертвами, каждый год постоянно приносимыми, никогда не может сделать совершенными приходящих с ними». Совершенным человека делает Христос, Который «одним приношением навсегда сделал совершенными освящаемых» (Евр. 10:14). Закон назван «тенью» грядущих благ Нового Завета, которые Христос дарует принявшим этот Завет. Действие обрядового закона, который «дан после по причине преступлений», окончится после «пришествия семени» (Гал. 3:16–19). Свт. Феофан Затворник и блж. Феофилакт Болгарский объясняют, что Закон своими строгими запретами и карами являлся обузданием для иудеев. Для христиан эти законы необязательны для исполнения, о чем говорит решение апостольского собора: «Ибо угодно Святому Духу и нам не возлагать на вас никакого бремени более, кроме сего необходимого» (Деян. 15:28)⁸⁹. Таким образом, святоотеческое предание призывает читать Ветхий Завет в контексте Нового.

Прочтение Ветхого Завета через Новый, по мысли свт. Игнатия Брянчанинова, – одно из важнейших условий для правильного его понимания⁹⁰. О том же говорил и свт. Афанасий Александрийский:

Ветхим доказывается новое, а новое свидетельствует о ветхом. Посему отрицающие последнее исповедуют ли то, что оным доказывается? Павел стал апостолом благовестил, «которое Бог прежде обещал через пророков Своих, в святых писаниях» (Рим. 1:2). Сам Господь сказал: «исследуйте Писания, ибо… они свидетельствуют о Мне» (Ин. 5:39). Посему как же будут исповедовать Господа, не испытав прежде Писаний о Нем? (К епископам Египта и Ливии окружное послание против ариан. IV)⁹¹.

В то же время экзегет не должен разделять Священное Писание и, воздавая почитание Новому Завету, рассматривать Ветхий Завет только как приготовление к нему. Экзегет должен стремиться раскрыть его вечное значение. Толкователю необходимо видеть, что существует одно Божественное Откровение и единый Завет между Богом и человеком. Этот Завет неоднократно возобновлялся, достигая всё большей глубины и значения. При всей контрастности существует и глубинное созвучие Ветхого и Нового Заветов. Новозаветное Откровение не может раскрыться без Ветхозаветного. Покрывало, лежащее на Ветхом Завете, снимается во Христе (2Кор. 3:14). Но для человека, жившего до Христа, все ветхозаветные постановления имели непосредственное и божественное значение. Он участвовал в таинственной и священной жизни Царства Божия, в Самом Боге. Можно сказать, что Ветхий Завет – это не просто условные знаки, обозначающие путь к Новому Завету, не предисловие к нему, а напряженная духовная жизнь, возводящая человека к Евангелию⁹².

С точки зрения Православной Церкви оба Завета составляют единое свидетельство о Божественном и Предвечном Слове, Которое пришло в мир для спасения человечества (см. Ин. 1:12–13; 20:31)⁹³.

Отношение между двумя Заветами – это отношение обетования и свершения⁹⁴. Ветхозаветная история понимается как приготовление для принятия человечеством Божественного Мессии, новозаветная – как пришествие Спасителя и исполнение всех обетований.

Начиная с апостолов, экзегеты искали в Священном Писании Ветхого Завета различные пророчества и прообразы, которые исполнились в Личности и в служении Христа. Действуя таким образом, они использовали прием, который применял Сам Христос. Для того чтобы раскрыть для Своих современников смысл Своей жизни и смерти, Спаситель применял по отношению к Себе различные мессианские образы и имена из Ветхого Завета, которые были им хорошо известны. Кроме того, Он говорил прямо, что они находят свое окончательное исполнение в Его собственной жизни и деле спасения⁹⁵ (Ин. 5:39).

То, что Иисус Христос и Его дело составляют главную тему всех новозаветных Писаний, ясно само по себе и не требует доказательств. Но тот факт, что вся новозаветная история основывается на ветхозаветной, может быть не так очевиден.

Тем не менее, можно проследить развитие мессианской идеи в книгах Ветхого Завета. Обетование Избавителя, данное падшим прародителям еще в раю (Быт. 3:15), – это начало непрерывной цепи ветхозаветных мессианских пророчеств, которые начались Адамом и кончились Захарией, отцом Иоанна Крестителя. С эпохи Ноя это обетование уточняется: семенем жены называются лишь дети Сима (Быт. 9:26). В эпоху Авраама происходит новое уточнение. В его Семени (т. е. в Иисусе Христе, по толкованию ап. Павла, Гал. 3:16) возвещается спасение всему человечеству (Быт. 12:3; Быт. 18:18). Впоследствии из потомства Авраама был выделен Иаков (Быт. 27:27), позднее сам Иаков дает особое благословение своему сыну Иуде (Быт. 49:8 и сл.). В дальнейшем еще четче определялись различные черты мессианского служения. Так, пророк Валаам говорит о царственной власти Мессии (Числ. 24:17), Моисей – о Его тройственном служении: царском, первосвященническом и пророческом (Втор. 18:18–19). Предсказываются многие события из жизни Мессии – о происхождении Мессии из царского рода Давидова (2Цар. 7:12–14), о рождении в Вифлееме (Мих. 5:2) от Девы (Ис. 7:14), о торжественном входе в Иерусалимский Храм (Мал. 3:1), о крестных страданиях и смерти (см. Ис. 53; Пс. 21:17–19; Пс. 39:79; Пс. 40:9–10; Пс. 68:22; Зах. 11:12), о славном воскресении (см. Ис. 53:9–21; Пс. 15:10; Пс. 19:6–7; Пс. 40:11; Пс. 67:2), о наступлении Его благодатного царства (Пс. 21:28–32; Пс. 44:7, 14–17; Пс. 71:7–19; Иоил. 2:28; Ис. 2; Ис. 35:1–2,10; Ис. 61:1–2) и о Его Втором Пришествии (см. Дан. 7:25 и Дан. 12:7; Зах. 14:2–3, 9). Можно утверждать, что нет ни одной черты из жизни Христа, которая не была бы предуказана в Ветхом Завете⁹⁶.

Таким образом, с полным правом можно сказать, что основной темой Библии, начиная с первых глав книги Бытия (Быт. 3:15) и кончая последними главами Апокалипсиса (Откр. 21:6,21 и Откр. 22:20), служит Богочеловек, Господь наш Иисус Христос. Замечательны слова Блеза Паскаля, сказанные по этому поводу: «оба Завета взирают на Него, Ветхий как на свое упование, Новый – как на образец, и оба как на свое средоточие»⁹⁷.

Прп. Симеон Новый Богослов говорил:

Всё Божественное Писание, Ветхое и Новое, ведет естественно больное человеческое естество к Иисусу Христу, единственному Врачу душ и телес наших (Слово VI. 3)⁹⁸.

Итак, если Христос – главное и основное Лицо Священно-го Писания, тогда Он – взаимосвязь Ветхого и Нового Заветов. Митрополит Платон (Левшин) утверждал: «Вся сила и существенное содержание Священного Писания есть Спаситель наш Иисус Христос… В Священном Писании содержатся разные вещи… Но всё сие ни куда клонится, как токмо к откровению предвечного совета Божия об Искуплении человеческого рода через Спасителя нашего Иисуса Христа»⁹⁹. На основании этого можно заключить, что Христос – начало, центр и завершение толкования Писания.

Из этого принципа следует, что при чтении Ветхого Завета необходимо искать указание на Христа. Такое чтение полностью находится в русле православной традиции. Например, сщмч. Ириней Лионский писал:

Если кто станет внимательно читать Писания [сщмч. Ириней имел в виду именно Ветхий Завет], то найдет в них речь о Христе и предызображение нового призывания. Ибо [Писания] суть сокровище, скрытое на селе, т. е. в мире, – ибо «село есть мир» (Мф. 13:38), – а сокровище, скрытое в писаниях, есть Христос, Который изображался посредством образов и притчей, потому что то, что относится к Его человечеству, невозможно было понять прежде исполнения пророчеств, т. е. пришествия Христа (Против ересей. IV. 26. 1)¹⁰⁰.

Если Писание – это Слово Божие, то оно предполагает к себе иной подход, чем к обычному произведению. Во-первых, оно требует духовной жизни толкователя, во-вторых, применения истин Слова Божия в жизни.

Православное богословие учит, что чтение и изъяснение Слова Божия требует молитвенного подвига и очищения сердца. Для правильного понимания Священного Писания необходимо благоговение и доверие тому, что Господь хотел открыть человеку в Своем Слове (2Пар. 20:20; ср. Ин. 5:46–47). Наверное, лучше всего настрой истолкователя, подходящего к изучению Библии, описан пророком Исаией: «А вот на кого Я призрю: на смиренного и сокрушенного духом и на трепещущего пред словом Моим» (Ис. 66:2).

Кроме того, необходима молитва и помощь свыше, поскольку одного человеческого разума недостаточно для проникновения в истинный смысл Писания. Прп. Исаак Сирин учил:

никогда не приближайся к содержащимся в Писании словам таинства без того, чтобы помолиться и попросить помощи у Бога, но говори: «Господи, дай мне ощутить могущество Писания». Считай молитву ключом, открывающим его подлинный смысл (Слово 85)¹⁰¹.

То же самое советует и прп. Ефрем Сирин:

Когда начинаешь читать или слушать [Священное Писание], помолись Богу так: «Господи Иисусе Христе, отверзи уши и очи сердца моего, чтобы мне услышать Твои слова и понять их, и исполнить волю Твою». Всегда так моли Бога, чтобы просветил твой ум и открыл тебе силу Своих слов. Многие, понадеявшись на свой разум, подверглись заблуждению (Слово LXXXVI)¹⁰².

В результате молитвы, как обещает свт. Иоанн Златоуст,

видя наше расположение к духовному знанию в чтении Слова Божия, Владыка наш не презрит нас, но подаст озарение свыше и просветит наш ум (Беседы на книгу Бытия. XXXV. 1)¹⁰³.

Причин, почему необходимо прибегать к помощи Святого Духа в процессе толкования, несколько.

Во-первых, это поврежденность человеческого ума и невозможность познать истину. Сама Библия говорит следующее: «Ибо кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем? Так и Божия никто не знает, кроме Духа Божия… Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием… потому что о сем надобно судить духовно» (1Кор. 2:11, 14). Писание открывает, что все люди падшие и их ум извращен (Еф. 4:17–18; Рим. 12:2). К сожалению, даже у верующих ум, хотя бы частично, всё еще находится в падшем состоянии и только проходит процесс обновления от Святого Духа. Прп. Иоанн Лествичник сказал: «небезопасно плавать в одежде, небезопасно и касаться богословия тому, кто имеет какую-нибудь страсть» (Лествица. XXVII. 11)¹⁰⁴.

Во-вторых, это само Писание, которое происходит не от человека, а от Божественного разума (Лк. 24:45). Человек, занимающийся Словом Божиим без водительства Святого Духа, не может полностью понять смысл и легко может ошибиться в своих трактовках. Истинное значение текста открывается только посредством Духа (см. 1Кор. 2:12–14, 2Кор. 3:14–18; ср. Ин. 6:45; 16:13). Святой Дух просвещает ум человека, чтобы он правильно понимал сокрытое в Писании. Также Бог обещает помощь в поисках истины (Иер. 33:3; Ин. 14:26; 16:13; 1Ин. 2:27).

Чтение Слова Божия рассматривается Церковью как один из способов богообщения. Благоговейное чтение Священного Писания не только дает нам знание о Боге, но, отчасти, знание Самого Бога, т. е. в некоторой мере приобщение к Нему¹⁰⁵. Поэтому подлинное знание того, что Бог нам открывает через Священное Писание, есть не то знание, которое приобретается при критическом исследовании, а то, в которое человек входит под действием Святого Духа¹⁰⁶, и только Святой Дух дает душе это знание.

Можно согласиться со словами свт. Иоанна Златоуста:

Даже один вид этих книг делает нас более воздержанными от греха… Если же присоединится и внимательное чтение, то душа, как бы вступая в таинственное святилище, очищается и делается лучшею, так как с нею беседует Бог через эти Писания (Слово 3 о Лазаре)¹⁰⁷.

По мысли прп. Макария Египетского, приступая к чтению Священного Писания, человек встает перед ответственностью правильно воспринять послание Божие, так как Слово Божие – это «небесный дар», который уверовавшие просили и получали, и если человек не просит и не принимает его, то будет повинен в том, что не захотел принять дар жизни от Бога, т. е. Христа (Беседа XXXIX)¹⁰⁸. По словам книги Премудрости Соломона, «В лукавую душу не войдет премудрость и не будет обитать в теле, порабощенном греху» (Прем. 1:4). Следовательно, для успешного изучения Слова Божия необходимы непорочность сердца и святость жизни.

Для православного христианина, живущего духовной жизнью, естественно как можно чаще задумываться о Священном Писании. Свт. Григорий Нисский, вероятно, вдохновляемый словами царя Давида «о законе Его размышляет он день и ночь» (Пс. 1:2), так описывал свое отношение к Библии:

когда я ложусь, я думаю о Слове Божием. И забываясь во сне, я думаю о нем же. И просыпаясь и бодрствуя, не отнимаю ум от живительной влаги Божественных Словес¹⁰⁹.

При таком живом, активном общении с Богом посредством Священного Писания человек, по мысли свт. Филарета (Дроздова), может «дойти до чистого состояния духовного, до спасения души, до славы чад Божиих» (Слово в день обретения мощей святителя Алексия, 1841 г.)¹¹⁰.

Свт. Тихон Задонский так говорил об отношении православных к Священному Писанию:

«Если бы ты получил письмо от царя земного, разве ты не читал бы его с радостью? Конечно, с великой радостью и трепетным вниманием. Ты же получил письмо, но не от земного царя, а от Царя Небесного. А ведь ты почти пренебрегаешь этим даром, таким бесценным сокровищем». И дальше он говорит: «Каждый раз, читая Святое Евангелие, ты слышишь обращенные к тебе слова Самого Христа. Во время чтения ты и молишься Ему, и беседуешь с Ним»¹¹¹.

Принцип «духовное требует духовного подхода» указывает не только на потребность призывать на помощь Святой Дух для правильного понимания Писания, но также и на духовность самого экзегета. Святой Дух не только просвещает ум, но и преображает сердце толкователя. Толкователю необходимо иметь готовность и желание исполнять всё, что говорит Писание. Христос сказал: «Кто хочет творить волю Его [Божию], тот узнает о сем учении, от Бога ли оно, или Я Сам от Себя говорю» (Ин. 7:17).

Не нужно забывать, что Библия – это живое и действенное Слово Божие, обращенное и ко всей Церкви, и к отдельному человеку любого времени. Поэтому главная цель толкования заключается не только в выявлении первоначального значения текста, но и в применении истин Писания в своей жизни, в реалиях сегодняшнего дня. Таким образом, истинной целью изучения герменевтики является не приобретение исключительных знаний, а лучшее понимание Священного Писания и послушание ему¹¹². Св. ап. Павел пишет: «Не слушатели закона праведны пред Богом, но исполнители закона оправданы будут» (Рим. 2:13). Человек тогда докажет, что он усвоил какое-либо понятие, когда он сможет применить его в ситуациях из собственной жизни.

Этот принцип является основополагающим в православной герменевтике¹¹³ и вытекает из понимания природы Церкви и места Священного Писания в ней. Церковь в православном понимании есть столп и утверждение истины (1Тим. 3:15), и поэтому она является истинной хранительницей и истолковательницею Священного Писания.

В Послании восточных патриархов 1723 г. сказано, что

Мы веруем, что божественное и Священное Писание дано нам от Бога: посему мы должны верить ему беспрекословно, и притом не как-нибудь по-своему, но именно так, как изъяснила и предала оное кафолическая Церковь. Ибо и суемудрие еретиков принимает божественное Писание, только превратно изъясняет оное, пользуясь иносказательными и подобнозначащими выражениями и ухищрениями человеческой мудрости, сливая то, чего нельзя сливать, и играя младенчески такими предметами, кои не подлежат шуткам. Иначе, если бы всякий ежедневно стал изъяснять Писание по-своему, то кафолическая Церковь не пребыла бы доныне единомысленною в вере, всегда одинаковой и непоколебимой, но разделилась бы на бесчисленные части, подверглась бы ересям и, вместе с тем, перестала бы быть Церковью святою, столпом и утверждением истины, а сделалась бы церковью лукавнующих, т. е., как должно полагать без сомнения, церковью еретиков, кои не стыдятся учиться от Церкви, а после беззаконно отвергать ее¹¹⁴.

Господь наш Иисус Христос перед Своим распятием обещал апостолам, что «когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину…» (Ин. 16:13). Этот Дух даровал апостолам знание для правильного понимания Священного Писания Ветхого Завета и написания Нового. В дальнейшем Он, пребывая в Церкви, избирал достойных людей, через которых верно изъяснял Ветхий и Новый Завет. Их творения и являются выражением церковного понимания Священного Писания.

Отсюда следует, что Священное Писание нужно понимать и толковать в согласии со Священным Преданием. Церковь всегда смотрела и смотрит на Священное Предание как на необходимое руководство к правильному пониманию и экзегезе Писания¹¹⁵. Так, сщмч. Ириней Лионский утверждал, что не знающие предания апостольского не могут познать истину из одного Священного Писания (Против ересей. III. 2)¹¹⁶. Климент Александрийский говорил, что «те, кто толкуют Писание вопреки церковному Преданию, потеряли правило истины» (Строматы. I. 7)¹¹⁷. По свидетельству Руфина Аквилейского, свт. Василий Beликий и свт. Григорий Богослов при толковании божественного Писания руководствовались не собственными соображениями, но преданиями предков¹¹⁸. Сщмч. Киприан Карфагенский писал, что «если мы обратимся к источнику божественного Предания, то прекратится заблуждение человеческое»¹¹⁹. По словам свт. Игнатия Брянчанинова,

Дух произнес Священное Писание, и только Дух может истолковать его. Вдохновенные Богом мужи – пророки и апостолы, написали его; вдохновенные Богом мужи – святые Отцы, истолковали его. Поэтому всякому, желающему стяжать истинное познание Священного Писания, необходимо чтение святых Отцов¹²⁰.

Поэтому Пято-Шестой Трулльский Собор (691–692) своим 19-м правилом постановил:

Аще будет изследуемо слово Писания, то не инако да изъясняют оное, разве как изложили светила и учители Церкви в своих писаниях, и сими более да удостоверяются, нежели составлениям собственных слов, дабы, при недостатке умения в сем, не уклониться от подобающего¹²¹.

Для православного христианина Библия – это церковная книга, она создана Церковью и может существовать только в Церкви. Только в Церкви библейские книги обретают статус Священного Писания¹²². Блж. Августин говорил:

Я не веровал бы Евангелию, если бы не побуждал меня к тому авторитет кафолической Церкви¹²³.

Вынесенная из Церкви, Библия превращается просто в сбор-ник книг. Смысл библейских книг может быть постигнут только в Церкви, в свете хранимого ею учения святых отцов.

Суть этой православной точки зрения отражена в вопросе к оглашенному в чине принятия его в лоно Церкви: «Признаёшь ли, что Священное Писание должно приниматься и истолковываться в согласии с верой, переданной нам святыми отцами, которую мать наша, Святая Православная Церковь, всегда хранила и хранит поныне?»¹²⁴.

Сщмч. Ириней Лионский настаивал на том, что истинное толкование Писания происходит только в Церкви (Против ересей. IV. 26. I)¹²⁵. Правильное понимание Писания достигается, только если его читать согласно «правилу веры», к которому верующий приобщен в Крещении. Оно представляет собой не что иное, как «апостольскую проповедь, которая была „оставлена“ в Церкви и вручена ей апостолами, а затем верно сохранялась и передавалась с полным единодушием повсеместно преемством епископов»¹²⁶. Поэтому, по словам сщмч. Иринея,

надлежит следовать пресвитерам в Церкви тем, которые… имеют преемство от апостолов и вместе с преемством епископства по благоволению Отца получили известное дарование истины (Против ересей. IV. 26. 2)¹²⁷.

При этом нужно понимать, что Церковь не является внешней властью над Священным Писанием. Скорее, она – хранительница и защитница истины, которая была вложена Богом в Писание¹²⁸.

Чтение Священного Писания без руководства Церкви может привести к тому, о чем предупреждал свт. Григорий Нисский: «Представляющееся с первого взгляда толкование написанного, если не будет понято в надлежащем смысле, часто производит противоположное жизни, являемой Духом» (Опровержение Евномия. VII)¹²⁹. Нужно также помнить и о предупреждении блж. Иеронима Стридонского, говорившего, что «в рассуждении о Священных Писаниях нельзя идти без предшественника и путеводителя» (Письмо к Павлину. Об изучении Священного Писания)¹³⁰.

Каждый человек понимает всё, в том числе и Священное Писание, на основании своего мировоззрения, которое определяется духовным возрастом человека, его жизненным опытом и общим уровнем культуры. Сщмч. Иларион (Троицкий) писал, что если оставить человека одного с Писанием, то Писание потеряет всякий определенный смысл и значение и останется только «один человек, который капризы и причуды своего ума будет прикрывать авторитетом Слова Божия»¹³¹.

Отчуждившись от истины, – писал сщмч. Ириней Лионский о еретиках, – они естественно увлекаются всяким заблуждением, волнуемые им, по временам думая различно об одних и тех же предметах и никогда не имея твердого знания, желая быть более софистами слов, чем учениками истины. Они всегда имеют предлог искать [истину], но никогда не могут найти ее (Против ересей. III. 24. 2)¹³².

Становятся вполне понятными слова сщмч. Поликарпа Смирнского – ученика апостола любви, – который в своем Послании к Филиппийцам первенцем сатаны называет того, кто будет толковать слова Господни по собственным похотям (гл. VII).

Экзегет призван подчинять полностью свой разум «разуму Церкви» в силу определенных взаимоотношений, существующих между Писанием и Преданием. Оба они, Писание и Предание, не должны быть воспринимаемы ни как взаимодополняющие, ни как взаимоисключающие. Отвергая представление об автаркии, или «самодостаточности», Писания, выраженное во фразе Sola Scriptura, православие полностью принимает нормативность Писания в вопросах веры и жизни. С другой стороны, оно признает, что Писание – плод Предания. Определенные свидетельства, не вошедшие в канон, включая литургические формулировки и исповедания Символов веры, также могут содержать в себе и открывать Божественную истину. Предание может быть рассматриваемо скорее не как противостоящее Писанию или дополняющее его, но как текущий поток, в котором канонические документы представляют центральное, «нормативное» течение. В таком случае Предание и производит апостольскую письменность, и провозглашает ее канонической.

Для того чтобы определить, что является аутентичным Преданием, а что нет, Церковь установила, руководствуясь откровением Святого Духа, канон Писаний. Поэтому Библия – это часть Предания, созданная через посредников-людей Духом, Которым, как правило, проверяются все предания и определяется в них всё достоверное¹³³.

В то же время этот принцип требует верного понимания. Толкование Священного Писания в свете Священного Предания не означает механического подбора цитат из святоотеческих творений к каждому библейскому отрывку. Православный экзегет должен придерживаться не буквы, а духа святых отцов. Святые отцы задают направление, которому должен следовать христианин в своем понимании Писания.

Кроме того, верность патристической герменевтике не ограничивает научное исследование Библии с привлечением вспомогательных методов. На практике этот принцип означает, что толкователю Слова Божия нужно стремиться к тому, чтобы, узнав свидетельство церковного Предания, связать с ним результаты экзегетического процесса, т. е. поставить его в контекст церковного учения¹³⁴. Поиск такой связи – это не принятие принудительной нормы, установленной Преданием, а творческое суммирование церковного и личного понимания¹³⁵. Толкователь обязан искать, как Церковь воспринимает каждое слово Откровения, и руководствоваться всем ее опытом в своем поиске истинного смысла¹³⁶. Следовательно, смысл, не соответствующий духу Священного Предания, не может нести печать истинного смысла Священного Писания¹³⁷.

С точки зрения Православной Церкви, источниками правильного понимания смысла Священного Писания являются:

1) Символы веры,

2) вероопределения Соборов,

3) творения святых отцов и учителей Церкви и

4) практика Церкви¹³⁸.

1) Символы веры.   По словам Василия Великого, символ есть «несомненный образец для поверки суждений» веры (Против Евномия. I)¹³⁹, следовательно, по этому правилу и образцу должны толковаться все места Священного Писания, которые требуют экзегезы. Например, слова «Когда же приидет Утешитель, Которого Я пошлю вам от Отца, Дух истины, Который от Отца исходит, Он будет свидетельствовать о Мне» (Ин. 15:26); «Он прославит Меня, потому что от Моего возьмет и возвестит вам» (Ин. 16:14) и «Сказав это, дунул, и говорит им: примите Духа Святаго» (Ин. 20:22) нужно понимать в соответствии с 8-м членом Никео-Константинопольского Символа веры: «И в Духа Святаго, Господа животворящаго, Иже от Отца исходящаго, Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима, глаголавшаго пророки». В соответствии с этим, нужно понимать, что Святой Дух исходит от Отца через Сына.

2) Вероопределения Соборов.   Известно, что на Соборах рассматривали и определяли основные вероучительные положения христианства и, следовательно, многие места Писания. Поэтому необходимо понимать эти места в соответствии с определениями Соборов¹⁴⁰.

Например, слова «как одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла во всех человеков, потому что в нем все согрешили» (Рим. 5:12) нельзя понимать в том смысле, будто последствия греха Адама вошли в мир только через подражание, как учили пелагиане, а не передаются людям через рождение. Подтверждением православного толкования служит решение Поместного Карфагенского Собора (419), в котором сказано:

кто отвергает нужду крещения малых и новорожденных от матерней утробы детей, или говорит, что хотя они и крещаются во отпущение грехов, но от прародительского Адамова греха не заимствуют ничего, что надлежало бы омыти банею пакибытия (из чего следовало бы, что образ крещения во отпущение грехов употребляется над ними не в истинном, но в ложном значении), тот да будет анафема. Ибо реченное Апостолом: единем человеком грех в мир вниде в немже вси согрешиша, подобает разумети не инако, разве как всегда разумела кафолическая Церковь, повсюду разлиянная и распространенная (Правило СХ (CXXIV))¹⁴¹.

3) Творения святых отцов и учителей Церкви.   Согласие отцов и учителей Церкви, как в догматических вопросах, так и в объяснении важнейших отрывков Писания, ведет свое начало от апостолов и есть несомненное свидетельство истины.

Например, Господь наш Иисус Христос при установлении таинства Евхаристии сказал: «приимите, идите: сие есть Тело Мое… пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов» (Мф. 26:26–28; см. также: Мк. 11:22–24; Лк. 22:19–20, 1Кор. 11:23–25). Обращаясь к творениям святых отцов и учителей Церкви: сщмч. Игнатия Богоносца¹⁴², мч. Иустина Философа¹⁴³, свт. Кирилла Иерусалимского¹⁴⁴, свт. Василия Великого, свт. Иоанна Златоуста¹⁴⁵, прп. Иоанна Дамаскина¹⁴⁶ и других, можно увидеть общее учение о том, что Иисус Христос в ту ночь, в которую предал Себя за спасение мира, под видом хлеба и вина преподал Свое Тело и Свою Кровь.

4) Практика Церкви.   Под практикой Церкви можно понимать всё ее устройство: богослужение, обряды, песнопения, молитвы, установления и т. д. В них изложены все истины христианской веры, раскрыты многие места Священного Писания и показано множество сторон в событиях, упоминаемых в Писании.

Например, в книге Бытия рассказывается, что Иаков благословил сынов Иосифа: «простер правую руку свою и положил на голову Ефрему, хотя сей был меньший, а левую на голову Манассии» (Быт. 48:14), и он сделал это с особенным намерением (Быт. 48:17–19). Таинственное значение этого действия объясняет Церковь, когда воспевает: «рук пременение патриарха Иакова на благословение чад державное креста Твоего предъявляше знамение» (Стихира на литии на праздник Воздвижения Креста Господня).

Св. ев. Матфей говорит, что Иосиф, приняв свою жену, «и не знал Ее. [Как] наконец Она родила Сына Своего первенца» (Мф. 1:25). Частица «наконец» (ἕως [е́ос]) в Священном Писании может означать не только предел времени, после которого оканчивается предшествовавшее ему действие (см. Лк. 24:49), но и показывать непрерывность действия до определенного предела, не исключая возможность продолжения того же действия и после этого предела (см. Втор. 24:6, Мф. 22:44, 1Тим. 4:13). Выбор из двух значений в этом месте можно сделать на основании учения Церкви, которая в своих песнопениях называет Матерь Бога-Слова «девство и рождество сочетавшею» (Акафист Пресвятой Богородице. Икос VIII), «в рождестве сохранившею девство» (Тропарь праздника Успения Пресвятой Богородицы), «столпом девства» (Акафист Пресвятой Богородице. Икос X), «неискусобрачною» (Стихира на стиховне праздника Благовещения), которая пребыла Девою не только до рождества, но и в рождестве и по рождестве. Прп. Иоанн Дамаскин пишет: «О блаженнейшая и непорочнейшая чета, Иоаким и Анна! От плода чрева вашего мы познаём вас, как негде сказал Господь: от плодов их познаете их. Вы проводили жизнь богоугодную и достойную Рожденной вами. Пожив целомудренно и праведно, вы произвели на свет украшение девства: прежде рождества Деву, в рождестве Деву, и по рождестве Деву – единую и по уму, и по душе, и по телу приснодевственную» (Слово на Рождество Пресвятой Богородицы)¹⁴⁷. Такое толкование не вступает в противоречие со словом «первенец», потому что первородного сына всегда можно так назвать, несмотря на то, были ли после него другие сыны, или нет (Исх. 13:2).

Еще одним примером могут служить три паремии, которые читаются на вечерне праздника Благовещения Пресвятой Богородицы и прочих богородичных праздников: 1) сон Иакова о лестнице, восходящей от земли до неба (Быт. 28:10–17); 2) видение пророком иерусалимского святилища с закрытыми вратами, через которые никто, кроме князя, не может пройти (Иез. 43:27–44:4); 3) «Премудрость построила себе дом» (Прит. 9:1–11).

Все эти ветхозаветные тексты следует понимать как пророчества о воплощении Господа нашего Иисуса Христа от Девы. Пресвятая Дева Мария – лестница Иакова, давшая плоть Богу воплощенному, вошедшему в наш человеческий мир. Пресвятая Дева Мария – врата затворенные; Она, единственная из женщин, зачала в девстве и пребывала Непорочной. Пресвятая Дева Мария – тот Дом, в Который вселился Христос, «Божия Премудрость» (1Кор. 1:24)¹⁴⁸.

Православная герменевтика утверждает, что библейский текст имеет несколько смысловых уровней. Это подразумевает возможность обнаружения в любом тексте Писания не только очевидного «буквального» смысла, но также и нескольких более глубоких семантических уровней, выявление которых требует целенаправленного усилия со стороны толкователя¹⁴⁹.

В Беседе на 46-й псалом свт. Иоанн Златоуст подчеркивал:

Иное в Писании должно понимать так, как говорится, а иное в смысле переносном; иное же в двояком смысле, чувственном и духовном (Беседы на псалмы. XLVI. 1)¹⁵⁰.

Точно так же прп. Иоанн Кассиан Римлянин указывал, что экзегеза Библии «разделяется на две части: на историческое (буквальное) толкование Священное Писания и духовное (таинственное) понимание» (Собеседование. XIV. 8)¹⁵¹.

Прп. Максим Исповедник писал:

Телом всего Священного Писания, Ветхого и Нового Заветов, служит историческая буквальность его, душой же – смысл написанного… Как человек смертен по своей видимой части, а по невидимой бессмертен, так и Священное Писание, с одной стороны, обладает преходящей явленностью буквы, а с другой – содержит сокрытый в ней дух, бытие которого непреходяще и который составляет истинный предмет созерцания (Мистагогия. VI)¹⁵².

Он же говорил о двух видах, в которых Писание являет себя людям:

первом – «простом и общедоступном, видеть который могут многие»; втором – «более сокрытом и доступном лишь для не-многих, т. е. для тех, кто, подобно Петру, Иакову и Иоанну, уже стали святыми апостолами, пред которыми Господь преобразился в славу, побеждающую чувство» (Главы о богословии и домостроительстве воплощения Сына Божия. I. 97)¹⁵³.

Отсюда следует, что православная герменевтика видит в Священном Писании следующие смысловые уровни:

1. Буквальный.

2. Небуквальный, или духовный.

В зависимости от того, какой уровень библейского текста рассматривается, используются разные экзегетические методы.

В ряде случаев для уяснения различных оттенков смысла возможно истолкование одного фрагмента разными методами, но при этом важно помнить, что эти методы не исключают, а дополняют друг друга¹⁵⁴.

Брек И., протопресв. Чтение Священного Писания по учению Святых Отцов // Православие и Библия сегодня. Сб. статей. К.: Центр православной книги, 2006. С. 158–193.

Брек И., протопресв. Православие и Библия сегодня // Православие и Библия сегодня. Сб. статей. К.: Центр православной книги, 2006. С. 250–290.

1. Каковы следствия для толкования из принципа о богодухновенности Священного Писания?

2. Каковы следствия для толкования из принципа о богочеловеческом характере Священного Писания?

3. Что такое единство Священного Писания, и каковы следствия для толкования из этого принципа?

4. Каковы следствия для толкования из принципа о христоцентризме Священного Писания?

5. Почему важны вера и духовная жизнь для экзегета?

6. Назовите источники для толкования Священного Писания в свете Священного Предания.

7. Назовите смысловые уровни Священного Писания.

Метод библейского толкования – это последовательность определенных действий, имеющая задачей раскрытие смысловых уровней Священного Писания  ¹⁵⁵.

Целью историко-грамматического метода является установление буквального смысла библейского текста, переданного посредством грамматической конструкции, которая понимается и истолковывается согласно историческому контексту. Исследователь в ходе всестороннего изучения текста стремится найти то значение, которое намеревались передать авторы Писания, и то значение, которое было понято получателями¹⁵⁶. Важно уточнить, что это исследование должно идти под водительством Святого Духа.

Можно следующим образом сформулировать определение историко-грамматического метода:

Историко-грамматический метод – это исследование Писания, осуществляемое под водительством Святого Духа для выявления значения текста в соответствии с правилами грамматики и историческими фактами.  

Поиск буквального смысла – важный этап, без которого нельзя приступать к выяснению других смысловых уровней Священного Писания. Блж. Августин писал:

Когда ничто не препятствует нам принимать события в собственном значении, то почему не можем мы скорее прямо следовать авторитету Писания в повествовании о совершившихся событиях, сначала понимая эти события как действительные, а потом исследуя, что означают они собою еще и другое? (О книге Бытия буквально. VIII. 7. 1)¹⁵⁷.

Из названия и определения видно, что этот метод для поиска подлинного смысла обращается к историческому и к грамматическому значениям текста.

Историческое значение определяется с учетом особенностей времени и обстоятельств, в которых писал автор¹⁵⁸. Экзегету не-обходимо обратить внимание на исторический фон текста Писания, определить авторство, адресата, время и место написания книги.

Поиск грамматического значения сосредоточен на изучении значения слов, которые определяют смысловое значение текста, и на их взаимосвязи в предложении. Поэтому грамматический аспект историко-грамматического метода толкования содержит в себе два раздела для изучения: во-первых, значение слов (лексика) и, во-вторых, взаимоотношение слов в предложении (синтаксис).

Конечно же, историко-грамматическое толкование не предполагает абсолютной буквальности. Как и в любом человеческом языке, в Священном Писании есть прямой и переносный смысл. Экзегет должен уметь увидеть эти смыслы и правильно их объяснить.

Так как целью историко-грамматического метода толкования является установление «намерения автора», т. е. того, что автор хотел передать через данный отрывок, то каждый текст при буквальном толковании должен содержать только одно смысловое значение. Это называется «единством буквального смысла», или «единственностью смыслового значения».

Нельзя согласиться с мнением некоторых экзегетов, которые считают, что возможно наличие нескольких буквальных смыслов у одного и того же текста, подобно тому как в языке слово иногда имеет несколько различных значений.

Во-первых, многосмысленность противоречит цели, с которой Священное Писание дано людям (Рим. 15:4; 2Тим. 3:15–16; Пс. 18:8–9) – научить людей истине. Если возможно много равнозначных смыслов, то возможно несколько разных истин, противоречащих друг другу, а это не соответствует законам логики. Истина может быть только одна.

Во-вторых, многосмысленность невозможна по законам здравого смысла. Размышляя или говоря о каком-нибудь предмете, человек определяет этому предмету только одно значение в данный период времени.

В то же время принципу единства буквального смысла не противоречит существование ряда слов, которые могут иметь несколько буквальных значений (см., напр., Пс. 17:26–27; Прит. 24:16; Иак. 2:13 и др.). Однако в рамках смысловой единицы – фразы или стиха, слово всегда несет только один конкретный смысл.

Не противоречит этому принципу и то, что одним и тем же местом Ветхого Завета порой поясняются и доказываются различные истины в Новом Завете. Так иногда поясняются или доказываются истины, вытекающие из главной мысли в приводимом месте. Например, словами псалма «Ты Сын Мой; Я ныне родил Тебя» (2:7) св. ап. Павел доказывает а) вечное, божественное рождение Иисуса Христа: «Ибо кому когда из Ангелов сказал [Бог]: Ты Сын Мой, Я ныне родил Тебя?» (Евр. 1:5); б) Его вечное и совершенное священство: «Так и Христос не Сам Себе присвоил славу быть первосвященником, но Тот, Кто сказал Ему: Ты Сын Мой, Я ныне родил Тебя» (5:5); и в) воскресение Его из мертвых: «И мы благовествуем вам, что обетование, данное отцам, Бог исполнил нам, детям их, воскресив Иисуса, как и во втором псалме написано: Ты Сын Мой: Я ныне родил Тебя» (Деян. 13:32–33). Сам псалом содержит только ту мысль, что Иисус Христос есть истинный Сын Божий. Истина же вечного и совершенного священства Христова и истина Его воскресения из мертвых доказываются этим местом, как следствия божественности Сына Божия. Поскольку Иисус Христос есть вечный Сын Божий, то и Его священство есть священство вечное и совершенное, и Ему невозможно было удержаться в узах смерти (Евр. 7:24; Деян. 2:24)¹⁵⁹.

Историко-критический метод не является тем же самым, что и историко-грамматический метод, хотя их часто путают. Еще одно название этого метода – «высшая критика» («низшая критика» – это текстология). В дореволюционной русской библеистике этот метод из-за своих принципов получил название «отрицательная библейская критика»¹⁶⁰. Достаточно часто тех, кто поддерживает историко-критический метод, называют «представителями либеральной библеистики».

Основной предпосылкой историко-критического метода является подход к Библии как к обычной книге, написанной людьми, без учета ее богодухновенности ¹⁶¹.

Такой подход привел к тому, что к Библии стали относиться не как к Слову Божию, а просто как к историческому документу, который должен подвергнуться объективному историческому исследованию¹⁶².

Историко-критический метод опирается на несколько принципов: критицизма, аналогии и корреляции, или взаимосвязи.

Из них наиболее характерным для этого метода является принцип критицизма. Термин «критицизм» в данном случае используется в техническом смысле, под которым подразумевается автономное право исследователя задавать вопросы библейскому тексту, оценивать его, судить о достоверности, адекватности и разумности его конкретных утверждений.

В тесной связи с принципом критицизма стоит принцип аналогии, который объявляет современный опыт критерием для оценки событий, изложенных в Писании. Толкователь должен судить о том, что произошло в библейские времена, по тому, что происходит сегодня. Если сегодня не наблюдается того или иного явления, то, вероятнее всего, его не происходило и в прошлом. Поскольку в настоящее время не происходят явные чудеса, то сторонники данного метода отказываются признать их историческими.

Согласно принципу корреляции, история – это замкнутая причинно-следственная система, в которой нет места сверхъестественному вмешательству. События до такой степени взаимосвязаны и взаимозависимы, что изменения в любом из явлений неизбежно влекут за собой изменение его причин и следствий. Следовательно, исторические объяснения покоятся на цепочке естественных причин и следствий.

Можно сформулировать следующие выводы либерального подхода к интерпретации Библии:

• Авторы Библии – люди, и они отразили в библейском тексте свое понимание Бога и самих себя.

• Некоторые фрагменты были добавлены неизвестными авторами после того, как основной текст был написан.

• Возможно игнорировать некоторые части Библии, т. к. они не являются подходящими для современной жизни. Типичные примеры таких мест: законы, регулирующие рабство; предписания об уничтожении жителей Ханаана; предписания, ограничивающие роль женщин; законы, предписывающие смертную казнь для религиозных и сексуальных меньшинств.

• Библия содержит много материала, позаимствованного у соседних языческих культур, а также отражающего доавраамические верования. Библейские тексты должны интерпретироваться в соответствии с верованиями авторов и их культурой.

• Необходимо сравнивать различные фрагменты Библии, чтобы определить их отношение друг другу, их сходства и различия.

• Описания чудес (т. е. событий, противоречащих господствующей научной парадигме) представляют собой мифологические элементы в Библии.

Промежуточную позицию между консерваторами и либералами в этом вопросе занимают неоортодоксы (Карл Барт и др.). С их точки зрения, авторами Библии были люди, которые пережили опыт встречи с трансцендентным, и они записали этот опыт. Библия – не Слово Бога, а слово человека о Боге. Будучи людьми, библейские авторы иногда допускали ошибки¹⁶³.

Нельзя сказать, что все ученые, придерживающиеся принципов историко-критического способа толкования, отрицают существование Бога или сверхъестественное. Но методологически этот способ не оставляет места для сверхъестественного. Использующие его ученые выносят всё сверхъестественное за скобки и ищут естественные причины и следствия¹⁶⁴.

Существует несколько разновидностей историко-критического метода: критика источников, критика форм, редакционная критика, история традиции и критика канона¹⁶⁵.

Критика источников пытается реконструировать и проанализировать гипотетические литературные источники, из которых мог возникнуть библейский текст.  

Примером критики источников может служить документарная теория происхождения Пятикнижия. Согласно этой теории, Пятикнижие не было написано Моисеем, как утверждает Библия (Ин. 1:45), но было скомпоновано из четырех более поздних доку-ментов, или источников.

Критика источников Пятикнижия была подкреплена несколькими специфическими исходными предпосылками: скептицизмом по поводу исторической достоверности записанных повествований, эволюционной моделью развития религии Израиля от примитивного полидемонизма к этическому монотеизму, отвержением сверхъестественного вмешательства в это эволюционное развитие и предположением о том, что источники были написаны в определенных жизненных ситуациях (Sitz im Leben, буквально «место в жизни»), которые часто совершенно не связаны с тем, что сказано в самом тексте.

Критически настроенные ученые, придерживавшиеся данного взгляда, апеллировали к различным внутренним аргументам в пользу комбинированных источников Пятикнижия: использование разных имен Бога, вариации в языке и стиле, противоречия и анахронизмы, дублирование и повторы.

Те самые исходные предпосылки, которые лежат в основе критики источников Пятикнижия, дополненные отрицанием возможности предсказательного пророчества, привели к гипотетическому реконструированию источников других частей Писания. Например, книга пророка Исайи была разделена на три основных источника (иерусалимский Исайя (глл. 1–39), Второисаия (глл. 40–55) и Тритоисаия (глл. 56–66)), а книга Захарии – на два раздела (1–8 и 9–14 глл).

Новозаветная критика источников сосредоточилась преимущественно на «синоптической проблеме» – вопросе возможных источников, лежащих в основе первых трех Евангелий, и их взаимосвязи. Для решения синоптической проблемы было предложено несколько гипотез. Самой признанной теорией у критиков источников по-прежнему остается гипотеза двух источников с различными модификациями. Эта теория отстаивает приоритетность Евангелия от Марка и «Q» (от немецкого слова Quelle – «источник») – гипотетического сборника изречений Христа. Затем были написаны Евангелия от Матфея и от Луки. В дальнейшем была разработана гипотеза четырех источников, в которой к Марку и «Q» добавляются еще источник «L» (материал, который можно найти только в Евангелии от Луки) и источник «М» (материал, который можно найти только в Евангелии от Матфея).

Одна из сторон синоптической проблемы – вопрос о точности передачи слов говорящего, в данном случае Иисуса Христа. Являются ли слова, записанные в Евангелиях, истинными словами Христа (ipsissima verba), или передают только смысл или Его «голос» (ipsissima vox)? В ответ на этот вопрос предлагаются три теории. Первая теория утверждает, что в Библии написано то, что было буквально сказано. Вторая – что в Библии приводятся не сами слова Христа, а смысл Его слов. Сторонники третьей говорят, что евангелисты не цитируют слова Христа, а вкладывают свои мысли и свои слова в Его уста¹⁶⁶.

В двадцатых годах XX века была разработана еще одна разновидность историко-критического метода:

критика форм (от немецкого Formgeschichte, буквально «история форм»). Главное внимание в ней уделяется долитературной стадии устных преданий, легших в основу письменных источников. Критики форм исходили из того, что библейские предания появились на свет примерно так же, как и обычный фольклор.  

Критика форм исходит из того, что общество создавало форму и содержание преданий и что этот материал прошел эволюцию от коротких и простых единиц до более объемных и сложных форм. Конкретная задача критики форм заключается в том, чтобы проанализировать различные формы или жанры библейской литературы, разбить их на предположительно изначально существовавшие меньшие устные единицы, а затем гипотетически реконструировать житейскую обстановку, которая породила эти формы.

Ни критика источников, ни критика форм вначале не уделяли большого внимания редакторам, которые собрали ранее существовавший материал и придавали ему окончательную форму. Редакторы считались компиляторами, которые практически не внесли в имевшийся материал никакого личного вклада. Однако эта ситуация изменилась, когда возникла новая процедура: критика редакций (от немецкого Redaktionsgeschichte, дословно «история редакций»).

Цель критики редакций заключается в том, чтобы выявить и описать уникальные социальные и богословские мотивы библейских редакторов и писателей, которые побудили их сформировать, модифицировать или создать материал для включения в конечный текст, вышедший из-под их пера. Базовая предпосылка этого подхода основывается на том, что каждый библейский писатель имел свое богословие, отличное, а возможно, даже противоположное тому, которое было у других редакторов.  

Еще одной разновидностью историко-критического метода является

история традиций (от немецкого Traditionsgeschichte). Она, опираясь на критику форм и источников, пытается поэтапно проследить историю составления преданий от их устной передачи из поколения в поколение до их окончательного оформления в письменном виде.  

Когда приобрела популярность критика редакций, история традиций стала охватывать не только устные предания, но и письменные источники вплоть до окончательного оформления их редактором. Основополагающая исходная пред-посылка при таком подходе заключается в том, что каждое новое поколение по-новому истолковывает и переформирует материал.

Логическим завершением попытки гипотетически реконструировать историческое развитие библейского текста стала

критика канона. Этот подход основывается на предшествующих процедурах, но сосредоточивается преимущественно на имевшей место в Синагоге и Церкви жизненной обстановке, которая и предопределила выбор документов для библейского канона  ¹⁶⁷.

Первоначально историко-критический метод был направлен на то, чтобы как можно более объективно подходить к изучению библейских книг, честно осуществлять поиск истины, используя объективные исторические и филологические критерии. Такой подход, как ожидалось, во-первых, выявит те представления, которые основываются на неправильном понимании библейских книг. Во-вторых, ученые надеялись, что историко-критический метод поможет добиться больших успехов в лингвистических и текстуальных исследованиях, в результате чего значительно повысится интерес к библейским языкам, а также к сравнительному анализу тысяч библейских рукописей. Итогом всех этих исследований должен был стать выверенный научный «критический текст», который послужил бы основой для новых переводов Библии. В-третьих, считалось, что исследования высшей критики прольют свет на очень многие разделы богословия. В-четвертых, было ожидание, что эти исследования позволят разрешить многие проблемы, разделяющие христиан, такие как: Писание и Предание, Закон и Евангелие, слово и Таинство, вера и дела. Историко-критический метод помог бы честно подойти к разрешению несогласий в этих вопросах и облегчить диалог не только между самими христианами, но даже между христианами и представителями других религий¹⁶⁸.

Нельзя сказать, что ничто из вышеперечисленного не было достигнуто. Вследствие глубокого изучения оригинальных языков появилось множество лексических пособий и грамматик, позволяющих систематически изучать Писание в оригинале. В результате исторических исследований были добыты полезные знания о содержании библейских книг, о датах происходящих в них событий, о происхождении иудаизма и христианства, о культуре израильского народа, а также об истории, культуре и религии окружавших его народов.

Однако нужно заметить, что всеми этими достижениями современная библейская наука обязана не столько методологии и предпосылкам историко-критического метода, сколько продолжительным исследованиям в соответствующих областях. И, несмотря на то, что сторонники высшей критики немало послужили развитию многих областей библейских исследований, сам по себе метод высшей критики сопряжен с несколькими серьезными проблемами.

Во-первых, историко-критический метод принижает библейское учение, считая его не божественным, а человеческим, следовательно, не заслуживающим полного доверия. Многие сторонники этого метода считали, что если Библия является обычным историческим документом, то ее учение исходит не от Бога, а от мудрых людей, которые стремились познавать Бога. Однако отрицание или значительное принижение сверхъестественного элемента ведет к искажению истины как ее представляет сама Библия, то есть работает против изначально заявленного стремления к объективности. Кроме того, если в библейском свидетельстве содержится значительный человеческий элемент, то Библия даже теоретически не может считаться безошибочной. Только Бог безошибочен, людям же свойственно ошибаться. Следовательно, в Библии могут быть исторические неточности и фактические погрешности.

Во-вторых, историко-критический метод влияет на процесс изучения Писания. Если использовать этот метод, то при экзегезе следует изучать не текст книги в ее целостности, а сначала выяснить, из каких фрагментов он состоял¹⁶⁹ и кто являлся его редактором. Однако такой подход превращает Библию из источника пастырского попечения в музей литературных, исторических и религиозных данных¹⁷⁰.

В-третьих, возникает вопрос о датировке и авторстве библейских книг. Согласно историко-критическому подходу, мы не можем знать точно, кто был автором большинства книг Ветхого Завета, поскольку традиционное авторство отвергается и даже те книги, автор которых обозначен в самом библейском тексте, нередко переводятся в разряд псевдоэпиграфических, т. е. подписанных псевдонимом.

Сторонники историко-критического метода считают, что в рамках их методологии авторство книги несущественно для понимания ее смысла. Так как авторов уже нет в живых, они не могут нам объяснить, что они имели в виду на самом деле¹⁷¹.

С точки зрения историко-грамматического метода вопросы авторства и датировки весьма существенны, так как помогают лучше понимать исторический контекст и авторский замысел. Хотя святых писателей действительно нет в живых, знание об обстоятельствах их жизни (там, где такое знание доступно) помогает лучше понимать их менталитет и волновавшие их проблемы. Методология историко-критического метода заменяет традиционного библейского автора соединением устных преданий, нигде не найденных источников, а также безымянных редакторов. Исторический фон, прямо обозначенный в самом библейском тексте, методология высшей критики заменяет на Sitz im Leben, реконструируемое по косвенным и весьма субъективным признакам. В результате понимание библейского текста становится менее объективным, что вновь работает против изначально заявленных целей.

В-четвертых, сторонниками высшей критики читательский отклик ставится выше авторского замысла библейской книги. Они сомневаются в самом этом понятии, возможности и нужности его нахождения. Сторонники историко-критического метода считают значение текста свободным и способным меняться от читателя к читателю. То есть значение текста, по их мнению, будет полностью зависеть от отклика самого читателя¹⁷².

Однако если у текста много значений, то вообще невозможно будет отделить верное понимание от неверного. Каждый человек будет понимать Библию так, как считает справедливым. В свою очередь, это приведет к тому, что случилась во времена правления судей над Израилем: «В те дни не было царя у Израиля; каждый делал то, что ему казалось справедливым» (Суд. 21:25).

В-пятых  , историко-критический метод неправильно определяет богодухновенность Писания. По представлению либеральных ученых, Бог не заботился о земных писателях, чтобы обеспечить безошибочную передачу Своего Откровения. Согласно одной из популярных концепций, авторы Писания, фактически, записали представления еврейского народа о том, как он понимал Бога и Его дела. Даже редакторы библейского текста в работах библейских критиков предстают более духовными, чем первоначальные авторы, так как редакторы смогли из множества противоречащих друг другу кусочков собрать более или менее единый текст¹⁷³.

Есть несколько небуквальных методов толкования: аллегорический, тропологический (нравоучительный), типологический (преобразовательный) и анагогический. Все эти методы основываются на представлении о том, что за буквальным смыслом лежит еще более глубокий, таинственный смысл.

В Церкви всегда обсуждался вопрос о том, имеет ли каждое место Писания, кроме буквального смысла, духовный смысл. Одни из экзегетов это допускали, другие отрицали и считали, что Писания имеют только буквальный смысл¹⁷⁴. Самое трезвое мнение высказал об этом споре блж. Августин, который осуждал крайности:

На мой же взгляд, как сильно заблуждаются те, которые думают, что в этом роде Писаний нет таких событий, которые бы обозначали что-либо иное, кроме того, что известным образом совершилось; так много берут на себя и те, которые утверждают, будто там во всем сокрыт аллегорический смысл (О граде Божием. XVI. 3)¹⁷⁵.

Аллегорический метод толкования – это раскрытие и объяснение абстрактных идей из области философии, богословия, нравственности или аскетики через толкования библейских историй или законов.  

Аллегория (ἀλληγορία [аллигори́а] – «иносказание», отсюда ἀλληγορέω [аллигоре́о] – «говорить иначе», «объяснять в переносном смысле») в данном методе – это условное изображение абстрактных идей (понятий) посредством конкретного художественного образа. Этот вид толкования основывается на предположении, что автор толкуемого места хотел выразить что-либо иное, нежели то, что выражено его буквальным (прямым или переносным) смыслом, т. е. реальные истории и законы являются иносказаниями¹⁷⁶. В аллегорическом толковании к библейскому тексту иногда обращаются исключительно как к иллюстративному материалу, чаще всего не учитывая его первоначального смысла и не интересуясь его историческим значением.

Аллегорический метод был создан греками для объяснения противоречия между их религиозно-мифологической традицией и философским наследием. Из-за того что мифы содержали много аморального или иным образом неприемлемого, греческие философы интерпретировали эти рассказы аллегорически – т. е. мифы понимались ими не буквально, а как повествования, истинная суть которых скрыта на более глубоком уровне¹⁷⁷.

У истоков этой традиции стояло истолкование киниками античной мифологии, воспринятое и развитое стоиками¹⁷⁸, которые стремились к систематическому и рациональному раз-бору мифов. Один из ранних стоиков, Псевдо-Гераклит, определил аллегорию как риторическое средство, с помощью которого возможно сказать об одном и в то же самое время намекнуть на что-то другое¹⁷⁹.

Вот характерный пример такого истолкования: «Диоген говорил, что Медея была мудрой женщиной, а не волшебницей. Ведь она брала людей изнеженных, с телами, расслабленными в наслаждениях, и так заставляла их упражняться и исходить потом в парильнях, что возвращала им юношескую силу и свежесть. Поэтому о ней пошла слава, что она варила человеческое мясо и создавала юношей»¹⁸⁰.

Аллегорическое толкование получило свое развитие в иудейской традиции у евреев, проживавших в Египте. При Птолемее I Лаге (367–283 до Р. X.), по свидетельству Иосифа Флавия, много иудеев было отведено пленными из Палестины в Египет и поселено в греческой резиденции Птолемеев – Александрии. При Птолемее II Филадельфе они даже получили право гражданства. В эту эпоху мирного пребывания евреев в Александрии возникло и развилось иудео-александрийское толкование¹⁸¹.

Александрия славилась своим Мусейоном со знаменитой Александрийской библиотекой. Ко двору Птолемеев на протяжении столетий съезжались талантливые люди Востока и Запада, преследуемые на родине за свои необычные взгляды. Так формировался особый дух александрийской культуры, в которой сочетались различные религиозные и философские идеи.

Проживая на одной территории, греки и иудеи знакомились с мировоззрением друг друга. Библейские представления не могли не вызвать отторжения у греческих философов, в особенности у последователей учения Платона. Разумеется, это беспокоило иудеев и рождало стремление примирить библейское учение с греческой философией, чтобы поднять авторитет Священного Писания в глазах язычников.

Самым ранним из сохранившихся до нашего времени па-мятником аллегорического толкования является «Послание Аристея»¹⁸², написанное, скорее всего, во II в. до Р. X. В нем тол-куются предписания Закона Моисея о пище и им дается этическое толкование.

Во II в. до Р. X. иудей-перипатетик Аристобул Александрийский полагал, что большинство античных философов были знакомы с Пятикнижием и многое оттуда почерпнули. Аристобул считал, что греческая античная философия и Священное Писание очень близки друг другу и поэтому необходим их синтез. Он написал труд, где дал аллегорическое толкование библейских законов¹⁸³. Аристобул также писал об антропоморфных описаниях Бога. К ним относились не только понятные метафоры, такие как «рука Бога», обозначающая Его могущество в действии, но и такие, как упоминание о том, что Он «почил» в седьмой день творения (Быт. 2:2). По мнению Аристобула, это означало не прекращение деятельности, а установление непреложного порядка вещей.

В том же II в. до Р. X. пифагореец Нумений из Апамеи, который не имел никакого отношения к иудаизму, составил аллегорический комментарий к Ветхому Завету. Нумений интерпретировал его в духе платонизма, и именно ему принадлежит знаменитое высказывание: «Кто такой Платон, как не Моисей, говорящий по-аттически?»¹⁸⁴.

Но наиболее известным представителем иудео-александрийской традиции толкования был Филон Александрийский¹⁸⁵.

Филон родился в Александрии в богатой семье, принадлежавшей к потомственному священническому роду. Его родным языком был греческий, он получил классическое греческое образование, но не порывал и с ветхозаветной традицией, стремясь переосмыслить ее в духе эллинизма.

Филон Александрийский впервые ввел в библейскую экзегетику термин «аллегория», заимствовав его из греческой риторики, где тот бытовал как технический термин, обозначающий непрерывный ряд метафор. Для Филона аллегорический метод есть понимание текста как «обозначающего иное». Он различал «тело Писания», то есть его «внешний смысл», – и внутреннюю «душу Писания», для поиска которой необходимо аллегорическое толкование. Он считал, что Пятикнижие умышленно составлялось Моисеем так, чтобы под покровом мифа и исторического повествования скрыть от непосвященных смысл Божественного Откровения.

Другое новшество, внесенное Филоном Александрийским, – это поиск в библейском тексте философского смысла. В связи с этим он разделял аллегории на физические и этические, заимствуя, по всей видимости, эту классификацию у греческих толкователей Гомера. Однако сам термин «философия» Филон Александрийский понимает очень расплывчато. Об александрийских иудеях он писал как о занимающихся в субботний день «философией своих отцов»¹⁸⁶. Филон считал Моисея человеком, достигшим «самих вершин философии»¹⁸⁷ и посредством общения с Богом познавшим «большинство наиважнейших [связей] в природе»¹⁸⁸. Поскольку «красоту замыслов мироздания никто – ни поэт, ни сочинитель речей, – пожалуй, не смог бы восславить по достоинству, ибо они превосходят речь и слух»¹⁸⁹, глубочайшие смыслы пророк выражал не в словах, как в чем-то внешнем, а во внутренних смыслах, которые можно постичь только при помощи аллегорического толкования.

Принципы аллегорического толкования Филон Александрийский изложил в своих комментариях. В них события Ветхого Завета превратились в назидательные притчи, в которых почти полностью исчез исторический смысл. Например, явление Бога Аврааму при заходе солнца означает, что богопознание возможно лишь тогда, когда утихают земные страсти; камень под головой Иакова означает аскезу. Обряды, предписанные Законом, Филон Александрийский толковал в нравственном плане: священные хлебы – это знак воздержания; части жертвенного животного – добродетели.

Иногда аллегоризация Филона заходила слишком далеко, подчас достигая фантастических размеров. Вот пример такого толкования: «Переселение Авраама в Палестину – на самом деле рассказ о философе-стоике, покинувшем Халдею (чувственное восприятие) и остановившемся в Харране, что значит „дыры“ и отражает тщетность познания сущности через дыры, т. е. чувства. Когда он стал Авраамом, он стал по-настоящему мудрым философом. Жениться на Сарре – значит вступить в союз с абстрактной мудростью»¹⁹⁰.

Филон считал, что буквальное понимание Писания рассчитано на уровень понимания духовно незрелых людей, а аллегорическое значение – для мудрецов. Аллегорическое толкование следовало использовать в таких случаях: (1) если буквальное значение представляется недостойным Бога, (2) если кажется, что данное утверждение противоречит некоторым другим утверждениям в Писании, (3) если указано, что текст следует понимать символически, (4) если выражение повторяется или использованы дополнительные слова, (5) если это повторение уже известного, (6) если выражение варьируется, (7) если использованы синонимы, (8) если предполагается игра слов, (9) если есть что-либо ненормативное в грамматических категориях – в числе или времени, или (10) если присутствуют символы¹⁹¹.

И вместе с тем Филон не отрицал и буквального значения текста. Например, в трактате «О смешении языков», посвященном анализу 11-й главы Бытия (строительство Вавилонской башни), он специально оговаривает, что нельзя буквально понимать сошествие Бога с небес, но сам рассказ о строительстве башни, судя по всему, он понимал как повествование о реальном строительстве очень высокой башни, которое было прервано Божественным вмешательством¹⁹².

Филоновская экзегеза почти не получила развития в иудаизме¹⁹³, и его произведения были исключены из экзегетического предания раввиническим иудаизмом¹⁹⁴. Зато она оказала влияние на отцов Церкви, особенно – принадлежавших к александрийской школе экзегезы.

Александрийская богословская школа является древнейшей школой, по преданию, она основана евангелистом Марком. В начале своего существования эта школа была катехизическими курсами. В конце II в., под руководством Пантена, наступает первый ее расцвет. Именно в этот период пораженный философом-богословом Пантеном Тит Флавий Климент становится сначала слушателем, а потом и учителем александрийской школы¹⁹⁵.

Главной чертой александрийской школы было признание необходимости и пользы философии для христианского миро-воззрения, благодаря чему александрийская община приобрела славу «философской» Церкви¹⁹⁶. Климент Александрийский писал, что в Священном Писании в полноте содержится то, чему учит греческая философия, нужно только уметь раскрыть его смысл¹⁹⁷. А при буквальном толковании раскрыть эту связь было невозможно.

Климент считал, что истинное значение в Писании сокрыто настолько глубоко, что не доступно для понимания каждого. Климент выдвинул теорию, согласно которой существует пять смыслов в Писании (исторический, вероучительный, пророческий, философский и мистический), причем наиболее ценные богатства Писания доступны только для тех, кто уразумеет самые сокровенные смыслы. Истолкование Климентом Быт. 22:1–4 (восхождение Авраама на гору Мориа для принесения в жертву Исаака) служит ярким образцом его экзегезы:

Авраам, пришедши на третий день к месту, указанному ему Богом, «возвел очи свои, и увидел то место издалека». Ибо в первый день благое видится очами; во второй день проявляется наилучшее желание души; на третий день ум воспринимает духовное – после того, как Учитель, Воскресший в третий день, откроет глаза к разумению. Три дня могут быть тайной запечатления (крещения), чрез которое мы веруем в Бога. Он «увидел то место издалека». Ибо трудно достигнуть царства Божия, которое Платон называет царством идей, узнав от Моисея, что это то место, где универсально пребывает всё сущее. Но Авраам правильно видит его издалека, так как он пребывет в своем потомстве, и тотчас к нему является Ангел. Посему апостол говорит: «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу», единственно чистым и бестелесным разумом¹⁹⁸.

Ориген, ученик Климента Александрийского, считал, что Писание – одна развернутая аллегория, в которой каждая деталь символична. Он сравнивал Писание с миндалем: горькая кожура миндаля – «убивающая буква», ее нужно «отринуть» (т. е. не предпочитать другим способам толкования):

Затем, ты доберешься до крепости скорлупы, означающей нравственное учение, обязанность властвовать над самим собой: эти вещи необходимы для защиты хранимого внутри, но они должны быть сломаны, и, тогда, несомненно, обнаружатся запертые и сокрытые под этими оболочкам таинства Премудрости и Всеведения Божия, укрепляющие и питающие души святых (Гомилия IX)¹⁹⁹.

Ориген писал:

И вообще, по апостольскому повелению, во всем нужно искать мудрость, в тайне сокровенную… Кто настолько глуп, чтобы подумать, будто Бог, по подобию человека-земледельца, насадил рай в Эдеме на востоке, и в нем сотворил дерево жизни, видимое и чувственное, чтобы вкушающий от плода его телесными зубами тем самым обновлял свою жизнь, а кушающий от плодов дерева (познания) добра и зла участвовал бы в добре и зле?… Знаменитую субботу, при точном понимании слов «Сидите каждый в дому своем, никто же из вас да исходит от места своего в день седьмой» (Исх. 16:29), невозможно соблюсти буквально, потому что никакое животное не может сидеть целый день, не трогаясь с места… Если мы перейдем к Евангелию и поищем здесь подобных…когда говорится об ударе в правую щеку, то представляется в высшей степени невероятное дело, потому что всякий бьющий, если только он не страдает каким-нибудь природным недостатком, бьет правою рукою в левую щеку (О началах. IV. 17–18)²⁰⁰.

Представление о двойном смысле Писания (буквальном и духовном) Ориген развил в систему, в которой текст Священного Писания, как человек, имел тело, душу и дух²⁰¹:

Мысли священных книг должно записывать в своей душе трояким образом: простой верующий должен назидаться как бы плотью Писания (так мы называем наиболее доступный смысл); сколько-нибудь совершенный [должен назидаться] как бы душою его; а еще более совершенный и подобный тем, которым говорит апостол: «Мудрость же мы проповедуем среди совершенных» (1Кор. 2:6–7), – такой человек должен назидаться духовным законом, содержащим в себе тень будущих благ. Ибо как человек состоит из тела, души и духа, точно так же и Писание, данное Богом для спасения людей, состоит из тела, души и духа (О началах. IV. 11)²⁰².

«Буквальный» смысл Ориген использовал как фундамент для иносказательных толкований, «душевный» смысл является нравственным толкованием, «духовное» толкование извлекает богословский смысл. В толковании на книгу Левит Ориген дал аналогичную схему смыслов, но пояснил, что «телесный» смысл Писания относится к иудеям, «душевный» – к христианам, а «духовный» – к тем, которые стяжают вечную жизнь, «ибо в настоящем мы постигаем не букву, но душу, если же сподобимся, то взойдем и к духу»²⁰³. Иначе говоря, «духовный» смысл текста Священного Писания – это смысл, который открыт только для святых, предстоящих лицу Бога, и для ангелов. Например, знание об историческом Иисусе Христе – это «душевное» знание, знание о вечном Сыне-Логосе, пребывающем в Божественной Славе, – «духовное».

Впрочем, и Ориген, без сомнения, признавал, что буквальное значение текста тоже имеет свою ценность:

Мы ясно должны сказать, что в некоторых повествованиях мы признаём историческую истину. Таковы, например, повествования о том, что Авраам был погребен в Хевроне в двойной пещере так же, как Исаак и Иаков, и по одной жене каждого из них; что Сихем дан был в удел Иосифу, а Иерусалим есть столица Иудеи, где Соломон построил храм Божий, и многое другое (О началах. IV. 19)²⁰⁴.

Влияние Оригена на раннехристианскую экзегезу было огромно. Можно сказать, что начиная с него аллегория становится одним из основных методов толкования.

Для примера приведем аллегорическое толкование свт. Кирилла Александрийского на Исх. 25:31–32, в котором говорится о двух природах во Христе:

Итак, золотой светильник представляет образ Христа; ибо Сын естеством и истиною есть Бог; между тем золоту должна быть уподобляема… Божественная светлость и превосходство. Изваян же [светильник], потому что прекрасен и превыше всякого слова, что касается до благообразия мысленного, Еммануил: ибо написано, что Он прекраснее сынов человеческих (Пс. 44:3) (О поклонении и служении в духе и истине. IX)²⁰⁵.

Аллегорическое толкование использовалось для экзегезы не только Ветхого Завета, но и Нового. Например, блж. Августин сравнивал доброго самарянина (Лк. 10:30–37) с Самим Христом, а блж. Феофилакт Болгарский обобщил святоотеческие толкования этой притчи: пострадавший от разбойников – Адам и вся человеческая природа в нем, Иерусалим – рай, Иерихон – смертность, разбойники – бесы, священник и левит – Закон и Пророки, самарянин – Христос, масло и вино – проповедь надежды и обличения, гостиница – Церковь, хозяин гостиницы – учителя церковные, два динария – Ветхий и Новый Завет²⁰⁶.

Частным случаем аллегорического толкования была нумерология, т. е. толкование, при котором цифры получают самостоятельное значение. Например, 318 слуг Авраама, с которыми он отправился выручать своего племянника Лота (Быт. 14:14), указывают на распятие Иисуса Христа: числовое значение первых букв имени Иисуса, I и Н, равно 10 и 8, а 300 – это числовое значение буквы Т, символизирующей крест (см. Послание апостола Варнавы. IX. 7).

Естественно, при всех попытках не допустить произвола в аллегорическом методе, практически все толкователи той эпохи не избежали крайностей, и, естественно, это вызвало критику. Наиболее радикально против аллегорических крайностей в толковании Священного Писания выступала антиохийская богословская школа.

Весьма иронично отзывался о толкованиях Оригена свт. Евстафий Антиохийский (Сидский), написавший труд «О чревовещательнице». В нем он достаточно резко выступал против крайностей аллегоризма, выражавшихся, в частности, в отрицании фактов ветхозаветной истории:

Не объясняет ли он [Ориген] с помощью аллегории колодцы, которые вырыл Авраам, и другое, относящееся к тому, в длинной речи, давая всему делу другой смысл, тогда как их до настоящего времени могут видеть в той стране собственными очами?²⁰⁷

А вот что писал, например, об аллегорическом толковании представитель антиохийской школы блж. Феодорит Кирский:

Древо жизни и древо познания добра и зла как должно называть, древами ли мысленными или чувственными? Божественное Писание говорит, что и сии древа произросли из земли, а потому имеют не иную какую природу, отличную от природы других растений. Как древо Креста есть собствен-но древо и именуется спасительным ради спасения, приобретаемого от веры в силу оного, так и сии древа произросли из земли, но по Божию определению одно из них наименовано древом жизни, а другое названо древом познания добра и зла, потому что при последнем древе произошло ощущение греха (Вопрос на книгу Бытия. XXVII)²⁰⁸.

Вместе с тем и сам блж. Феодорит легко прибегал к аллегории там, где это ему требовалось. Например, говоря о различении животных чистых и нечистых (чисты те, у кого раздвоенные копыта и которые жуют при этом жвачку), он писал:

Раздвоенное копыто означает, как думаю, различение дел добрых и противоположных им, сверх же сего, жизнь не в на-стоящем только веке, но и в будущем… А отрыгающее жвание обозначает поучение в Божественных словесах (Вопрос на книгу Левит. XI)²⁰⁹.

Таким образом, разногласие между александрийской и антиохийской школами не в том, законно ли аллегорическое толкование как таковое, а в том, насколько необходимо его применять к конкретному отрывку. Это различие не качественное, скорее количественное: у Оригена намного больше аллегорий, чем у блж. Феодорита.

Один и тот же экзегет легко мог сочетать оба подхода применительно к одному эпизоду. Например, свт. Григорий Нисский в трактате «О жизни Моисея Законодателя» сначала приводит пересказ библейского рассказа, понятого буквально (эту часть своего труда он называет ἱστορία – «повествование»), а затем возвращается к каждому из рассказанных эпизодов, чтобы истолковать его аллегорически или типологически (эта часть называется θεωρία [феори́а] – «созерцание»)²¹⁰. Таким образом, у каждой детали есть и буквальное, и «созерцательное» значение, но сам Григорий достаточно четко указывает, что символы эти в некоторой степени условны и произвольны, что они не должны трактоваться как нечто абсолютное и неколебимое. Например, Аарон у него толкуется как Ангел-хранитель человеческой души (ее символизирует сам Моисей), но тут же следует оговорка: в сцене сооружения золотого тельца такую параллель проводить не следует. Такая мелкая деталь, как сандалии, трактуется то в отрицательном смысле, как мертвость греховной человеческой природы (в сцене у Неопалимой купины), то в положительном, как аскетическая жизнь (в предписаниях о Пасхе), в зависимости от того, должен ли Моисей разуться или обуться.

Видимо, для Григория Нисского аллегории не столько разъясняли суть библейского повествования, сколько помогали читателю, находящемуся в совершенно других жизненных обстоятельствах, найти способ применить библейский текст к своей собственной жизни, как он и сам совершенно недвусмысленно заявлял во введении к своему труду:

…эта книга служит наставлению в добродетели на примере Моисея. И если бы мы приступили к нему с вопросом: так что на самом деле означают сандалии, греховную природу или, напротив, аскетическую жизнь, – вероятно, мы бы услышали ответ, что всё зависит от практической пользы.

Собственно, это утверждает он и в самом начале своего труда:

Мы можем рассмотреть описанную жизнь, сообразуясь с целью, которую я определил для своего рассказа, и извлечь из него наставление, которое помогло бы нам вести добродетельную жизнь²¹¹.

Аргументом экзегетов в защиту аллегорического метода была непонятность, бессмысленность и противоречивость библейского текста при буквальном толковании. В четвертой книге «О началах» Ориген, например, писал:

причиною ложных, нечестивых и неразумных мнений о Боге служит, кажется, не что иное, как понимание Писания не по духу, но по голой букве (О началах. IV. 9)²¹².

Он подробно показывал несостоятельность буквального понимания ветхозаветных пророчеств, которое приводит к их непониманию. Свт. Григорий Великий в «Беседах на Евангелия» говорил, что некоторые места Священного Писания невозможно понять буквально. Он использовал евангельский текст, в котором описывается чудо в Кане Галилейской, чтобы убедить читателя в необходимости «претворения» буквального толкования текста в аллегорический²¹³. Вся пятая книга «Стромат» Климента Александрийского посвящена обоснованию аллегорической экзегезы. Об этом же писал прп. Кассиан Римлянин:

Некоторые изречения, если не будут утончены аллегорическим изъяснением и умягчены испытанием духовного огня, то без причинения расстройства никак не послужат спасительною пищею для внутреннего человека и от принятия их последует больше вред, нежели какая-либо польза (Собеседование. VIII. 3)²¹⁴.

К таким местам, которые допускается понимать аллегорически, относятся, например, некоторые тексты Ветхого Завета, посвященные перечислению имущества и т. п., некоторые следует понимать преимущественно аллегорически (например, Песнь Песней), но некоторые понимать в аллегорическом смысле категорически запрещено (например, описание Крестных Страданий).

Свт. Василий Великий писал:

Известны мне правила аллегории, хотя не сам я изобрел их, но нашел в сочинениях других. По сим правилам иные, принимая написанное не в общеупотребительном смысле, воду называют не водою, но каким-нибудь другим веществом, и растению и рыбе дают значение по своему усмотрению. <…> А я, слыша о траве, траву и разумею, также растение, рыбу, зверя и скот, всё, чем оно названо, за то и принимаю, ибо не стыжусь благовествования (Рим. 1:16). <…> Сего, кажется мне, не уразумели те, которые по собственному своему разумению вознамерились придать некоторую важность Писанию какими-то наведениями и приноровлениями. Но это значит ставить себя премудрее словес Духа и под видом толкования вводить собственные свои мысли. Посему так и будем разуметь, как написано (Беседы на Шестоднев. IX. 1)²¹⁵.

Используя аллегорический метод толкования, экзегеты стремились наиболее объективно приблизиться к тем Божественным тайнам, которые были изложены в библейском тексте. Однако существовала опасность злоупотребления данным методом, вследствие чего содержание толкования могло бы потерять всякую связь с содержанием Священного Писания. Поэтому нужно было создать некие критерии, с помощью которых возможно было бы избежать произвола в толковании Священных Книг.

Существовало несколько критериев, соответствие которым должно было помочь избежать ошибок и произвола в толковании библейских текстов.

Первый и наиболее важный – соответствие экзегезы духу Священного Писания, церковному учению и христианской вере. Об этом писали Ориген, блж. Иероним и многие другие восточные и западные отцы и учителя Церкви. Евхерий Лионский, который много занимался теоретическим обоснованием аллегорезы и написал «Книгу формул духовного разумения», отмечал в ней, что решающая помощь в поисках истины подается экзегету Святым Духом. Тем самым он утверждал ценность для экзегета мистической связи с Богом, осуществляемой через молитву. Эту же мысль неоднократно высказывали и многие другие экзегеты.

Следующий критерий касается нравственного облика экзегета. Прп. Кассиан Римлянин писал о том, что толкователь должен иметь чистую душу и чистое, незамутненное око.

Проникать в сущность небесных глаголов и чистым оком созерцать глубокие и сокровенные тайны, чего никак не предоставит человеческое учение, светская ученость, а одна чистота духа посредством просвещения Духа Святого (Собеседование XIV. 9)²¹⁶.

Третий критерий – недопустимость через аллегорическое толкование изложения собственных мнений, т. е. личная «научная добросовестность» экзегета. По этому поводу блж. Августин говорит в «Исповеди»:

Ложно то, что из личного или субъективного источника, истинно то, что из неизменной Истины.

Сходную мысль высказывает он и в сочинении «О христианском учении», где излагает свои экзегетические принципы²¹⁷.

Четвертый критерий большую роль отводит опыту – чем больше опыт, тем меньше вероятность ошибки при толковании библейского текста. Прп. Кассиан писал:

Во всякой науке с усердием ежедневно упражняются и совершенствуются для того, чтобы, от слабых начал переходя к верному и постоянному искусству, овладеть тем, что сначала сомнительно знали или вовсе не знали, и чтобы, постепенно преуспевая в этой науке, овладеть ею совершенно (Собеседование VII. 3)²¹⁸.

Ориген полагал, что экзегету необходимо иметь хорошее образование, прежде всего филологическое и философское.

Еще одним из правил аллегорического толкования уже со времен Оригена было требование к экзегету не проявлять из-лишнего любопытства к раскрытию тайны Священного Писания и Божественного Слова . «Что заповедано тебе, о том размышляй, ибо не нужно тебе, что сокрыто» (Сир. 3:22). Эта цитата являлась руководством для всякого экзегета-аллегориста при комментировании темных мест библейского текста. Он должен был объяснять смысл того учения, что было открыто Христом, не про-являя любопытства к тому, что является Божественной тайной. Многочисленные высказывания сторонников аллегорического метода предостерегали от опрометчивых и чересчур «глубоких» поисков аллегорического смысла «темных» библейских текстов. Необходимо было смирение в проявлении собственного понимания того или иного текста²¹⁹.

У При тропологическом (от греч. τρόπος [тро́пос] – «нрав», «характер») методе толкования реальные повествования Священного Писания рассматриваются как образцы для жизни христианина.  

Нужно понимать, что при тропологическом методе толкуются не заповеди, которые рассматриваются буквально, а библейские истории. Можно провести параллель между аллегорическим и тропологическим методами толкования. Тропологический метод отчасти является вариантом аллегорического, но только главный акцент делается на вопросах нравственности.

При тропологическом толковании Священное Писание рассматривается как руководство к практической деятельности. При таком толковании экзегеты настаивают на том, что всё сказанное в Писании необходимо применять к собственной жизни, и тогда станет понятным его скрытый смысл. Прп. Антоний Великий говорил:

Куда бы ты ни ходил, всегда имей Бога перед своими очами; что бы ты ни делал, имей на это основание в Божественном Писании (Древний патерик. I. 1)²²⁰.

Также он писал:

Прилежи чтению Писаний, и они исторгнут тебя из нечистоты [т. е. будут разгонять нечистые помыслы]. Если будешь постоянно и усердно заниматься чтением Писаний и исполнять заповеди, то Божие милосердие пребудет с тобою (Устав отшельнической жизни. XXII–XXIII)²²¹.

По мнению святых отцов, каждый отдельный поступок человеку следует сверять с евангельским свидетельством. Такой подход к Писанию, который можно определить как «экзегезис через опыт», обобщен в следующих словах прп. Марка Подвижника (IV в.):

Смиренномудрый и упражняющийся в духовном делании, читая Божественное Писание, будет относить всё к себе, а не к другим. Читая Божественное Писание, старайся уразуметь сокровенное в нем, ибо всё, что писано было прежде, написано нам в наставление (Рим. 15:4). <…> Слова Божественного Писания читай делами и не многословь, тщеславясь одним пониманием (Слово первое. О законе духовном 200 глав. VI. XXVI. LXXXV)²²².

Одним из примеров тропологического толкования в самом Писании могут служить слова «Страннолюбия не забывайте, ибо через него некоторые, не зная, оказали гостеприимство Ангелам» (Евр. 13:2). Здесь автор ссылается на несколько ветхозаветных повествований о гостеприимстве Авраама (Быт. 18 гл.), Лота (Быт. 19 гл.), Гедеона (Суд. 6:11–24), Маноя – отца Самсона (Суд. 13 гл.).

Еще одним примером служит цитата «Не заграждай рта волу, когда он молотит» (Втор. 25:4), которую тропологически толкует св. ап. Павел (1Кор. 9:3–18), доказывая, что проповедники Евангелия могут питаться от пожертвований (Ср.: Мф. 3:10).

Множество тропологических толкований встречается в наследии святых отцов.

В качестве примера можно привести толкования свт. Иоанна Златоуста. В этих толкованиях не отвергается историчность лиц события, но они используются святителем как образы (тропы) для нравственного назидания. В третьей беседе на Послание к Римлянам он говорил:

Разве ты не знаешь, что отроки не опалились в пещи, а Даниил во рве не потерпел никакого зла? И ныне это может случиться. И нас окружают львы, гнев и похоть, имеющие опасные зубы и растерзывающие всякого подвергшегося [их нападению]. Будь же таким, как Даниил, и не позволяй этим страстям впиваться зубами тебе в душу. Но, скажешь, Даниилу во всем помогала благодать. Правда, но помогала потому, что ей предшествовала собственная его воля. Таким образом, если и мы пожелаем сделаться подобными ему, то благодать и ныне готова помогать. Как ни голодны звери, они не прикоснутся к твоему ребру. Если они устыдились тогда, когда увидели тело раба, то неужели не усмирятся теперь, когда увидят члены Христовы (а таковы мы – верующие)? Если же не усмиряются, то, конечно, по вине вверженных. Действительно, многие доставляют этим львам обильную пищу тем, что содержат блудниц, нарушают браки, мстят врагам, – поэтому и растерзываются прежде, чем достигнут дна [рва]. Но не то случилось с Даниилом, не то будет и с нами, если мы пожелаем, а совершится нечто больше того, что было прежде с Даниилом (Беседы на Послание к Римлянам. III. 4)²²³.

Следующее место – из 4-й беседы:

С другой стороны, так как многие презирали речи [о геенне], то Бог на деле показал им подобие ее в некотором новом виде. Дождь тот был необыкновенный, как и смешение содомлян было противоестественно; он затопил землю, как и похоть наводнила их души. Этот дождь был по своему действию противоположен дождю обыкновенному: он не только не возбудил утробу земли к произрастанию плодов, но и сделал ее неспособною к принятию семян. Таково было и смешение мужчин земли содомской, которое делало их тела более бесплодными (Беседы на Послание к Римлянам. IV. 3)²²⁴.

Здесь свт. Иоанн Златоуст строил параллели внутри исторических событий Ветхого Завета, между серным дождем и «дождем похоти», который затопил души содомлян. Серный дождь – это образ (тропос) смешения мужчин: оба неплодоносны.

Следующее место из 6-й беседы:

Когда иудеи отведены были в плен и персы усиленно просили их, чтобы они пели им священные свои песни, они ответили: како воспоем песнь Господню в земли чуждей (Пс. 136:3)? Если же непозволительно было петь слово Божие в варварской земле, то гораздо более непозволительно это варварской душе, так как жестокая душа есть варварская. Если тем, которые находились в плену и сделались на чужой земле рабами людей, закон повелевает молчать, то гораздо более справедливо сомкнуть свои уста рабам греха и живущим чужою жизнью. И хотя иудеи имели тогда органы, как сказано: на вербиях посреди его обесихом органы наша (Пс. 136:2), но и при всем этом нельзя было петь. Так и нам, хотя мы имеем уста и язык, эти органы слова, непозволительно пользоваться свободою речи, пока мы раболепствуем греху, наиболее жестокому из всех варваров (Беседы на Послание к Римлянам. VI. 6)²²⁵.

Здесь опять свт. Иоанн Златоуст проводил параллели: варварская земля – это символ жестокой души, рабство в Вавилоне – символ рабства греху, псалтырь – символ уст и языка.

Можно привести еще один пример тропологического толкования, который связан с историей творения человека:

И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою (Быт. 2:7). Отсюда вытекает, если будем внимательны, немаловажный урок смирения. Когда подумаем, из чего первоначально образовано наше тело, то сколько бы ни насупливали бровей, должны принизиться, смириться; размышляя о природе своей, мы научаемся скромности (Беседы на Бытие. XII, 4)²²⁶.

Как понимал тропологию свт. Иоанн Златоуст, можно увидеть в толковании на Пс. 46:

Как я прежде говорил, так и теперь скажу: иное в Писании должно понимать так, как сказано, а иное в смысле переносном, например, когда говорится: «волк будет жить вместе с ягненком» (Ис. 11:6). Мы не разумеем здесь ни волков, ни агнцев, ни пастбищ, ни вола, ни тельца, но под видом бессловесных представляем нравы людей (Беседы на псалмы. XLVI. I)²²⁷.

Образы, используемые в тропологическом толковании, весьма разнообразны. Например, блж. Феодорит Кирский так толковал одно из постановлений ветхозаветного Закона:

Почему от каждой жертвы, приносимой о спасении, закон повелел священнику брать правое рамо и грудь (Исх. 29:26–28)? Под образом груди закон требует у священника разумной и созерцательной жизни, потому что грудь – покров сердца. А под образом правого рама – правой деятельности, потому что одна вера недостаточна для спасения, но нужны для совершенства и дела (Толкование на книгу Исход. Вопрос 63)²²⁸.

Прп. Исидор Пелусиот следующим образом писал по поводу истории Иерусалима:

Иерусалим (воспользуюсь ясным примером), когда был подкрепляем Божиим споборничеством, стоял непреклонно и без труда и кровопролития одерживал победы, а когда лишалcя оного за то, что восставал против Него, вражеский огонь удобно преклонял его к земле. Так и душа, когда за постоянство нравов она будет ограждена силой свыше, легко преодолеет врагов, а когда согрешит, будет и здесь объята огнем страстей, и там мучима огнем суда (Письма. II. 112)²²⁹.

Прп. Симеон Новый Богослов использовал образ Египта, когда говорил о духовном невежестве и страстях. Соответственно, оставление человеком страстной жизни он сравнивает с исходом из Египта:

Тот, кто перешел из Египта в землю обетованную, – пишет он, – и поселился на ней… говорит о возвращении из рабства в свободу, из тьмы в свет и из плена в свое отечество. Так бывает обычно и с нашим человеческим умом, перешедшим от страстной жизни к бесстрастию, от работы страстям к свободе Духа²³⁰.

Вот еще несколько примеров:

Если ты вооружаешься против какой-нибудь страсти, – говорил прп. Иоанн Лествичник, – то возьми себе в помощь смиренномудрие; ибо оно наступит на аспида и василиска, то есть на грех и отчаяние, и поперет льва и змия (Пс. 90:13), то есть диавола и змия плотской страсти (Лествица. XXV. 67)²³¹.

Если и нам желательно, чтобы пришел к нам Господь, как к апостолам, дверем затворенным (Ин. 20:19), – учил прп. Нил Синайский, – то постараемся затворить двери, то есть уста, совершеннейшим молчанием, око – тем, чтобы не смотреть страстно, слуху же запретим слушать тлетворные речи, а обоняние и осязание уклоним от плотских удовольствий (Письма. III. 267)²³².

С помощью тропологического метода толковались достаточно сложные места Писания. Вот одно из таких мест в объяснении свт. Василия Великого:

Сказанное же в сотом псалме: «во утрия избивах вся грешныя земли», как всякому видеть можно, сказано загадочно и прикровенно. Это не значит, что при начале каждого дня осквернял я руки человеческой кровью. Не то говорит пророческое слово. Это, кроме того что гнусно, было бы и неимоверно. Ибо как мог бы он каждое утро избивать своею рукою всех грешных на земле? Невозможно было бы одному превозмочь всех, потому что, как вероятно, согрешивших было много. Если бы преодолел их на войне, то, конечно, избил бы в одно утро всех, а не в каждое утро стал избивать их. Посему что же значит: «во утрия избивах вся грешныя земли, еже потребити от града Господня вся делающие беззаконие» (Пс. 100:8)? Вы-слушаем сказанное с лучшим разумением, чтобы не сказать чего вопреки пророческому слову, что и непозволительно. Град Господень есть совокупность человеческого состава; а грешные земли – не иные кто, но те, о которых говорит Спаситель, что извнутрь от сердца исходят помышления злая, зависти, убийства, прелюбодеяний татьбы, лжесвидетельства и тому подобное (Мф. 15:19; Мк. 7:21). Сих-то грешных земли, происходящих от земной плоти, очищающий себя уничтожает в собственном своем составе, при каждой мысли о Боге. Посему в душе бывает утро при каждом восхождении спасительного учения; и в сие-то утро должны быть уничтожаемы все помыслы, производящие беззаконие. Ибо, если не пресечены в душе первые движения к пороку, то помышления необходимо перейдут в дело. Например, помысл, внушающий прелюбодеяние, есть грешный земли; он побуждает «воззрети на жену, ко еже вожделети ея» (Мф. 5:28). Посему, если острым и уничтожающим страсти словом, как бы некоторым мечом, не будет убит он в душе и не будет это совершено утром, то есть по изведении его наружу, то после прелюбодеяния в сердце поведет он человека к большей степени сего греха, вызывая его на грехопадение телом. Думаю, что согласно с сим сказанное у Иеремии: «проклят творяй дело Господне с небрежением и возбраняяй мечу своему от крове» (Иер. 48:10). Кто желает избегнуть тяжести сей клятвы, тот не должен духовному мечу давать покоя от крове подобных грешников (Толкование на книгу пророка Исаии. V)²³³.

Тропологически толковался и Новый Завет. Примером может служить толкование истории обращения Закхея: Закхей был богат – так же, как и все люди богаты грехами. Толпа народа – это суетные заботы, наши грехи, страсти, мечты, прежние привычки. Закхей ростом был мал – это значит, что хотя человек и называет себя христианином, но всё же он духовный карлик, и поэтому не может видеть Христа, будучи подавлен своими грехами. Подняться на дерево – значит начать молиться. После слов Христа Закхей спустился с дерева – это означает покаяние. Дом – это сердце; двери, которые могут быть открыты для Господа, – двери покаяния²³⁴.

Вот еще несколько тропологических толкований Нового Завета. В XV Нравственном слове, предлагая наставления тому, кто хочет посвятить себя безмолвию, прп. Симеон Новый Богослов писал:

Тот, кто стяжал безмолвие, пусть будет как те, кто взошел на гору Фавор со Христом и видели сияние, облиставшее и изменившее Его одежды, и просвещение Его лица… чтобы и он подобно Петру мог сказать: «хорошо нам здесь быть. Сделаем здесь три кущи: для Тебя, Твоего Отца и Твоего Духа Святаго, для единого Царства, для вечной жизни души, тела и ума, соорудив их при помощи очищения и возвысив посредством многих добродетелей»²³⁵.

Таким образом, для того чтобы дать образец внутреннего устроения, который должен осуществить в своей жизни подвижник, а также указать на образ возможного соединения человека с Богом, прп. Симеон отождествлял пророков Илию и Моисея с Богом Отцом и Духом Святым, а три кущи – с умом, душой и телом, которые в состоянии чистоты способны стать жилищем для Бога-Троицы.

Толкованию притчей о Царствии Божием посвящен XVII Гимн прп. Симеона. В нем он толковал притчу о горчичном зерне (Лк. 13:18–19), последовательно объясняя каждый образ. По его словам, зерно, которое Христос назвал Царством Небесным – благодать Божественного; сад – сердце каждого человека, куда он принимает Святого Духа и хранит, чтобы Он вырос в большое дерево. Для того чтобы наследовать Царство Небесное, это зерно, по словам прп. Симеона, необходимо посеять в сердце уже во время земной жизни. После же смерти его посеять нельзя, поскольку это уклонение от естественного порядка. И завершает прп. Симеон свой краткий комментарий призывом к слушателям от лица Спасителя, Который просит уже именно здесь, на земле, приобщаться Царству Небесному:

Здесь Я бываю для тебя жемчужиной и покупаюсь. Здесь Я являюсь для тебя пшеницей и как бы зерном горчичным. Здесь бываю для тебя закваской и заквашиваю смешение твое… Итак, если от здешних вещей ты познаешь Меня… то и там также будешь иметь Меня, и Я неизреченным образом сделаюсь для тебя всем. Если же отойдешь отсюда, не ведая действий Моей благодати, то и там найдешь во Мне только безжалостного судию²³⁶.

Опять же прп. Симеон истолковал тропологически три основных ключевых образа: зерно, человек, поле. Прп. Симеон расширяет значение образа зерна за счет толкования, которое поясняет, что Царство Божие – благодать Духа Святого. Кроме этого, смысл притчи расширяется за счет нравственно-аскетических комментариев прп. Симеона о том, как и когда это зерно необходимо взращивать. Отсюда видно, что прп. Симеон уточняет для современного ему слушателя тот смысл, который содержится в образах Христа. Причем делает это он в контексте современного ему богословия, образа жизни (монашеского), а также целей и задач, которые ставит перед собой.

Интересно, что прп. Симеон не объяснил образ птиц. Однако толкование этому образу есть в комментариях блж. Феофилакта Болгарского: птицы – люди, которые парят к горнему, или же парящие умом, т. е. заблуждающиеся, язычники; ветви – учение Христа или же апостолы, которые несут это учение²³⁷.

Тропологический подход к Писанию характерен и для богослужения Православной Церкви.

Главная цель чтения Писания за богослужением – помочь верующим стать участниками описанных в нем событий, приобщиться к опыту библейских персонажей и сделать его своим собственным опытом²³⁸. Великий канон прп. Андрея Критского содержит целую галерею библейских персонажей из Ветхого и Нового Завета. В каждом случае пример библейского героя сопровождается комментарием, имеющим отношение к духовному опыту молящегося или призывом к покаянию: «Достойно из Едема изгнан бысть, яко не сохранив едину Твою, Спасе, заповедь Адам; аз же что постражду, отметая всегда животная Твоя словеса?»; «Хананею и аз подражая, помилуй мя, вопию, Сыне Давидов» (Мф. 15:22); «касаюся края ризы, яко кровоточивая» (Лк. 8:43–44); «плачу, яко Марфа и Мария над Лазарем» (Ин. 11:33); «Священник мя предвидев мимоиде, и левит видев в лютых, нага презре» (Лк. 10:31–33); «но из Марии возсиявый Иисусе, Ты представ ущедри мя».

Подобные образы используются и в литургических текстах Страстной седмицы. Например, эпизод с засохшей смоковницей (Мф. 21:19) комментируется так: «Изсохшия смоковницы за неплодие, прещения убоявшеся братие, плоды достойны покаяния принесем Христу, подающему нам велию милость» (Стихира на стиховне, глас 8).

Этот метод строится на основании того, что Ветхий Завет в различных своих событиях, личностях и священных установлениях указывает на события, личности и священные установления более позднего времени в истории спасения.  

При этом события или лица Ветхого Завета рассматриваются как реальные, но одновременно являющиеся своего рода поводами, с помощью которых Бог раздвигает исторические рамки и заставляет священного писателя и читателей задуматься над грядущими событиями²³⁹. Раскрытие их смысла осуществляется нераздельно от их «узнавания» в Новом Завете, и наоборот. Причем этот прием может применяться в отношении не только новозаветных событий, но и событий церковной истории²⁴⁰.

Название метода происходит от греческого слова τύπος [ти́пос], а новозаветное исполнение прообраза – ἀντίτυπον [анти́типон], или ἀντίτυπος [анти́типос]²⁴¹.

Прообразность основана на том предположении, что в Божием деле искупления на протяжении всей истории спасения есть определенная схема. Бог изобразил Свой искупительный труд в Ветхом Завете и исполнил его в Новом Завете; в Ветхом Завете представлены тени того, что полностью было открыто в Новом Завете²⁴².

Причиной того, почему Бог не сразу ясно сказал о новой мессианской эре, была Его благость, нисходящая к немощам человека. Она облекала обетования и пророчества о Мессии в чувственные образы, чтобы они сильнее запечатлелись в народной памяти и всегда были как бы перед глазами²⁴³.

Обычно указывают на три признака того, что существует типологическая связь между образом и прообразом.

Это, во-первых, сходство, или аналогия, между ними, хотя при этом могут быть и различия.

Во-вторых, должно быть ясное указание, что отношения прообраза-образа установлены Богом, на что у исследователей существуют разные воззрения. Некоторые считают, что об этом обязательно должно быть указано в Писании, а другие – что достаточно некоторого сходства между типосом и антитипосом.

И, наконец, третий признак   типологической связи – прообраз должен изображать то, что произойдет в будущем²⁴⁴.

Существует и более полный список характеристик типологического метода²⁴⁵:

1) Сходство в основных чертах (т. е. структурное сходство) между прообразом и самим событием. Прообраз – это модель, которая отличается в деталях, но в целом воспроизводит будущий образ. «Прообраз не должен быть совершенно отличен от истины – иначе он не был бы прообразом», – указывает свт. Иоанн Златоуст²⁴⁶.

2) Некоторые черты образа и прообраза должны отличаться. Свт. Иоанн Златоуст говорил, что образ

не должен быть совершенно равен истине, ибо тогда бы он был самою истиной. Он должен заключаться в своих пределах, не заключая в себе всей истины и не удаляясь от нее вполне. Ибо если бы он имел всё, то был бы самою истиною. А если бы не имел ничего [от истины], то не мог бы быть образом. Нечто он должен иметь в себе, и нечто оставлять истине²⁴⁷.

Аналогично и свт. Василий Великий пишет, что между прообразом и образом

на деле столько же разности, сколько может быть между сновидением и действительностью, между тенью или изображениями и тем, что самостоятельно существует (О Духе Святом. XIV)²⁴⁸.

Примером может служить история жертвоприношения Исаака, которая является прообразом жертвы Христовой.

Отличия видны в том, что Исаак был заменен агнцем и остался жив, а Христос – стал Агнцем, берущим на Себя грехи мира, и умер:

Исаак не пострадал, оставляя Слову «начатки страдания»; не будучи закланным, он символически указал [ «намекнул»] на Божество Господа. Ибо после погребения Иисус воскрес, не претерпев [ничего от Своих страданий] и, подобно Исааку, расторгнув [или: простив] жертвоприношение (Педагог. I. 5)²⁴⁹.

3) Превосходство образа над прообразом, что следует уже из определения метода. Движение от прообраза к образу можно обозначить как усиление, возрастание²⁵⁰.

4) Прообраз должен предшествовать во времени образу, с определенными границами времени. Эти границы времени определяются стадиями домостроительства спасения во Христе²⁵¹.

5) И прообраз, и образ должны быть исторически реальны. Блж. Иероним в толковании на Послание к Галатам (Гал. 4:24) писал: «апостол в этом месте дал правило, чтобы… оставляя неприкосновенной истину истории, мы изъясняли образы Ветхого Завета»²⁵².

На основании этих характеристик можно определить отличия типоса от аллегории, пророчества или символа.

а) Отличие от аллегории.   Нужно отметить, что в современной западной литературе существует точка зрения на соотношение типологии и аллегории, которая заключается в том, что типологию рассматривают в качестве части аллегории, и часто трудно провести такое разделение²⁵³.

Тем не менее, можно выделить отличия между аллегорией и типологией.

Во-первых, аллегория внеисторична, в отличие от типологии, которая связывает исторические события. Аллегория ищет значение скорее за словами Писания, а не в тех исторических реальностях и не через те исторические реальности, о которых Писание свидетельствует²⁵⁴.

Во-вторых, в указанных методах различается процедура толкования. При аллегорическом толковании нет обязательной внутренней связи между тем текстом, который толкуется, и тем смыслом, который извлекается. Это субъективный процесс, зависящий от того, кто толкует. Например, свт. Григорий Назианзин рассматривал Едемский сад как образ наивысшего Богообщения; свт. Амвросий Медиоланский понимал Адама как аллегорию разумной стороны в природе человека, а Еву – как аллегорию чувственной составляющей²⁵⁵.

Наконец, в-третьих, отличаются и цели толкования. Типология ищет скрытый пророческий смысл ветхозаветных Писаний. В аллегорическом методе отсутствует связь во времени между прообразом и образом²⁵⁶.

б) Отличие от прямого пророчества.   Прямое пророчество можно определить как ясное, буквальное возвещение воли Божией и, в частности, непосредственное предсказание будущего²⁵⁷. Типологическое толкование же ищет будущее в прообразе, который должен быть подобным своему образу, хотя может отличаться в некоторых чертах от него или даже быть противоположным в разрешении ситуации: «Прообразование есть выражение ожидаемого через уподобление, которым знаменательно указывается будущее» (свт. Василий Великий . О Духе Святом. XIV)²⁵⁸.

в) Отличие от символа (буквального переносного смысла).  Символ – это материальный знак для обозначения духовных реальностей через предметы, лица и события Священного Писания. Типос же можно определить, как пророческий символ²⁵⁹, т. е. прообраз – частный случай символа. Но при этом, в отличие от типоса, символ не обязательно должен иметь сходство с тем, что он изображает, например семь золотых светильников в Апокалипсисе служат символами Церквей (Откр. 2:1). Кроме того, символ не обязательно должен предшествовать во времени тому, что он представляет, а может как предшествовать, так и быть одновременно с ним или после него. Типос же обязательно предшествует во времени своему образу.

Примером отличия символа от прообраза может служить ветхозаветный культ, являющийся символом общения израильтян с Богом²⁶⁰. Его символический смысл был понятен каждому верующему иудею. В то же время ветхозаветные обряды являются прообразом будущей искупительной жертвы и грядущего Царствия Божия. Такой смысл в ветхозаветные времена мог открываться только отдельным праведникам. Например, свт. Иоанн Златоуст пишет об Аврааме:

…жертва совершена, и праотец показал благочестие души своей, получил венец за одно свое [доброе] намерение и, взяв обратно сына, возвратился с бесчисленными венцами. А всё это было прообразованием креста Христова. Потому и Христос говорил иудеям: Авраам отец ваш рад бы был, дабы видел день Мой: и виде, и возрадовася (Ин. 8:56). Как это видел человек, живший за столько лет прежде? В прообразе, в тени (Беседы на книгу Бытия. XLVII. 3)²⁶¹.

Можно привести еще примеры сосуществования символа и типоса в одних и тех же предметах или событиях²⁶². Так, в Ветхом Завете агнец является символом кротости, и одновременно ветхозаветный пасхальный агнец есть прообраз для Христа – «Агнца Божия, Который берет на Себя грех мира» (Ин. 1:29). Или же расцветший жезл Ааронов служит прообразом рождения Христа от Девы, но вообще в Писании жезл упоминается как символ власти. Также символ может быть ступенью к типологическому толкованию²⁶³. Например, вода в обоих Заветах (в ветхозаветных законах о чистоте и в Крещении соответственно) – символ очищения, но сами эти очищения водой в Ветхом Завете являются прообразом истинного очищения.

Чтобы экзегет видел прообразовательный смысл только там, где он есть, и не искал там, где его нет, необходимо иметь в виду следующие признаки²⁶⁴:

1) Кроме буквального, прообразовательный смысл имеют все те места Ветхого Завета, на которые указывает Иисус Христос и апостолы. Например, повествование о тридневном пребывании Ионы во чреве кита (Ион. 2:1) имеет прообразовательный смысл, потому что Сам Иисус Христос использовал этот отрывок, когда говорил о Своем тридневном пребывании в сердце земли (Мф. 12:39–40, 16:4). Прообразовательный смысл имеет и рассказ

О Мелхиседеке (Быт. 14:18–20), потому что св. ап. Павел доказывает им, что священство Иисуса Христа есть вечное, которому не будет преемства (Евр. 6:20–7:25). Священное Писание указывает и другие прообразы: обрезание (Быт. 17:9–14, ср. Кол. 2:11), переход евреев через Красное море (Исх. 14:22, ср. 1Кор. 10:1–2), манна (Исх. 16:14–5, ср. Ин. 6:31), вода из камня (Исх. 17:6, ср. 1Кор. 10:4) и многие другие.

2) Когда именем ветхозаветного лица или предмета называется в Новом Завете другое лицо или другой предмет. Так, Иисус Христос называется вторым Адамом (1Кор. 15:4–5), пасхальным агнцем (1Кор. 5:7) и очистилищем (Рим. 3:25).

3) Когда в Новом Завете целому ряду ветхозаветных предметов придается прообразовательное значение. В этом случае и отдельные предметы являются прообразами. Например, весь обрядовый закон Моисеев есть «тень будущих благ» (Евр. 10:1) царства Мессии. Так же можно сделать вывод о прообразовательном смысле частей Закона: жертвах, омовениях, вещах, употреблявшихся при совершении обрядов, о лицах, временах, священных местах и т. д.

4) Когда в Ветхом Завете описываются такие события, которые имеют сильное сходство в подробностях с новозаветными событиями и носят на себе печать особенного действия Промысла, производящего что-либо необычное в обычном порядке вещей. Например, в истории Иосифа есть такие сходства с состоянием уничижения и прославления Иисуса Христа, что многие учителя Церкви принимают их за образ этих состояний. Иосиф был первенцем возлюбленной Рахили. Иисус – первенец Марии (Лк. 1:28). Иосиф был любим своим отцом «более всех сыновей [его]» (Быт. 37:3). Иисус – «Сын… возлюбленный» Отца (Мф. 3:17). Иосиф посылается к братьям своим и овцам Иакова (Быт. 37:14). Иисус послан к погибшим овцам дома Израилева (Мф. 15:24). Иосиф приходит к своим братьям, и находит в них своих врагов. Иисус пришел к своим, но свои Его не приняли (Ин. 1:11). И Иосиф, и Иисус были преданы и проданы своими братьями (Быт. 37:26–27; Мф. 26:14–16). Иосиф был продан иноплеменникам. Иисус Христос также был продан за тридесять сребреников (Мф. 26:15) и предан язычникам. Иосиф был ложно обвинен женой Потифара (Быт. 39:13–18), а Иисус был ложно обвинен перед синедрионом (Мф. 26:57–66). Оба они были спасителями для Израиля. Иосиф спас семью своего отца от голода и смерти, дав ей хлеб (Быт. 45:4–7). Иисус – «Хлеб жизни» (Ин. 6:35), отдал Себя ради спасения человечества от смерти. Братья Иосифа поклонились ему во исполнение его пророческого сна (Быт. 37:5–8; 43:26). Перед Христом преклонится «всякое колено небесных, земных и преисподних» (Фил. 2:10)²⁶⁵.

5) Когда святые отцы указывают на преобразовательный смысл Ветхого Завета. Например, прообраз Иисуса Христа в Адаме свт. Амвросий Медиоланский изъясняет таким образом: «как Адам создан из земли девственной: так и Христос рожден от Марии Девы; ибо если земля, мать Адамова, ни от кого не была ни возделываема, ни засеваема: то и Матерь Христова Дева не знала ни мужа, ниже семени; Адам создан из земли руками Божиими: Христос зачат во утробе Духом Святым; и тот и другой от единого Отца Бога; оба сыны девства; тот и другой сын Божий; но Адам есть творение, а Христос Творец соприсносущный Отцу и Бог по естеству» (Слово XXXVIII)²⁶⁶.

6) Когда Церковь в молитвах и песнопениях указывает прообразовательное значение ветхозаветных событий. Например, Церковь указывает, что «в законе сени и писаний (Исх. 13:2) образ видим, вернии, перворожденного Слова Отца безначальна, Сына первородящася Материю» (Канон на Сретение, ирмос 9־й песни).

Можно выделить следующие пять видов прообразов²⁶⁷.

1) Прообразы-лица, т. е. люди Ветхого Завета, жизнь которых прообразует новозаветные лица. Можно упомянуть Адама, служащего прообразом Христа. Адам является главой падшего человечества, в то время как Христос – глава искупленного человечества: «Однако же смерть царствовала от Адама до Моисея и над несогрешившими подобно преступлению Адама, который есть образ будущего. Но дар благодати не как преступление. Ибо если преступлением одного подверглись смерти многие, то тем более благодать Божия и дар по благодати одного Человека, Иисуса Христа, преизбыточествуют для многих» (Рим. 5:14–15). Нужно отметить, что евреи осознавали себя частями единого целого. Поэтому нет ничего необычного в лице-представителе, говорящем или действующем от имени всего сообщества. Например, цитата «из Египта воззвал Я Сына Моего» (Мф. 2:15) соотносится с Ос. 11:1, где «сын» обозначает народ Израиля: «Когда Израиль был юн, Я любил его и из Египта вызвал сына Моего». В Евангелии от Матфея «сын» – это Сам Христос как представитель Израиля, Которого Бог воззвал из Египта, и, таким об-разом, эти слова относятся к Нему. В качестве другого примера можно привести толкование апостола Павла в Послании к Галатам (Гал. 4:22–31), где два сына Авраама, Измаил и Исаак, предстают прообразами иудеев и христиан: «Ибо написано: Авраам имел двух сынов, одного от рабы, а другого от свободной. Но который от рабы, тот рожден по плоти; а который от свободной, тот по обетованию. В этом есть иносказание. Это два завета: один от горы Синайской, рождающий в рабство, который есть Агарь, ибо Агарь означает гору Синай в Аравии и соответствует нынешнему Иерусалиму, потому что он с детьми своими в рабстве; а вышний Иерусалим свободен: он – матерь всем нам» (Гал. 4:22–26).

2) Прообразы-события  , т. е. те конкретные события в Ветхом Завете, которые связаны типологически с событиями Нового. Например, в начале Евангелия от Матфея апостол пишет об избиении Иродом младенцев в Вифлееме: «Тогда сбылось реченное через пророка Иеремию, который говорит: глас в Раме слышен, плач и рыдание и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет». (Мф. 2:17–18). В самом отрывке в качестве прообраза приводится трагедия времен пророка Иеремии (Иер. 31:15).

3) Прообразы-служения  – служения в Ветхом Завете, прообразующие служение Христа. Например, это служение Моисея как пророка («Пророка из среды тебя, из братьев твоих, как меня, воздвигнет тебе Господь Бог твой, – Его слушайте»; Втор. 18:15). Также это первосвященническое служение Мелхиседека (Евр. 5:6), являющееся прообразом первосвященнического служения Христа, и служение Давида как царя в качестве прообраза Христа как Царя («А раб Мой Давид будет Царем над ними и Пастырем всех их, и они будут ходить в заповедях Моих, и уставы Мои будут соблюдать и выполнять их»; Иез. 37:24).

4) Прообразы-действия   – это такие действия персонажей ветхозаветной истории, которые служат прообразами каких-либо действий в Новом Завете. В качестве примера можно привести историю миссии Ионы к ниневитянам. Эта история является прообразом христианской миссии к языческому миру: «Ниневитяне восстанут на суд с родом сим и осудят его, ибо они покаялись от проповеди Иониной» (Мф. 12:41).

5) Прообразы-установления  – такие священные установления в Ветхом Завете, которые служат прообразом священных установлений в Новом Завете. Например, ветхозаветное обрезание является прообразом новозаветного Крещения: «В Нем вы и обрезаны обрезанием нерукотворенным, совлечением греховного тела плоти, обрезанием Христовым» (Кол. 2:11).

Поскольку при изучении типоса и антитипоса обычно рассматриваются два события в истории спасения из различных мест Священного Писания, то для более точного понимания их соответствия необходимо применять определенные принципы. Их использование позволит установить связь и смысл типа и антитипа, указать на типологические отношения текстов Священного Писания и понять суть, заложенную в Откровении.

Во-первых, нужно четко представлять историческую обстановку и культурный контекст конкретных рассматриваемых ситуаций. Определение личных имен, географических координат, обычаев и нравов, исторического фона и деталей необходимо для того, чтобы понять, как прообраз и его образ соотносятся с общей схемой истории спасения²⁶⁸. Например, в Гал. 4:22–31, где типологически связаны два сына Авраама, Измаил и Исаак, с иудеями и христианами, необходимо учитывать историчность этих людей, их родственные и социальные отношения, а также отношения в обществе в те времена, для того чтобы из этих фактов провести линию типос-антитипос между ними. Важность такого подхода требуется исторической реальностью и прообраза, и образа. Кроме того, нелишним может быть изучение контекста, в который помещены толкуемые места, чтобы понять смысл и цель, которые вкладывались в них автором. Такого рода анализ дает возможность, оттолкнувшись от буквально-исторического смысла текста, перейти к типологическому пониманию.

Во-вторых  , необходимо исследовать текст с целью найти сходство и отметить существенные различия между прообразом и его образом²⁶⁹. Это принцип важен, поскольку типологию нужно отличить, например, от прямого пророчества. Кроме того, часто существенными являются детали прообраза и образа, на них нужно обратить особое внимание, чтобы понять смысл типологической связи. Например, такие детали важны в толковании образа Мелхиседека апостолом Павлом (Евр. 7:14).

В-третьих  , необходимо выяснить, как следует понимать ключевые слова в тексте. В качестве примера можно привести толкование свт. Иоанна Златоуста на тот же отрывок из Послания ап. Павла к Галатам (Гал. 4:24), где святитель разъясняет значения слов «В этом есть иносказание»: «…[Апостол] против обыкновения назвал иносказанием образ. Слова его имеют следующий смысл: эта история изображает не только то, что представляется в ней с первого взгляда, но выражает также и нечто другое, а потому и названа иносказанием» (Беседы на Послание к Галатам)²⁷⁰.

В-четвертых  , нужно понять уровень богословских знаний в то время, когда было дано откровение, чтобы уточнить значение текста для первоначальных слушателей²⁷¹.

Типологически Священное Писание толковалось еще в ветхозаветные времена. Так, в кумранских рукописях обнаружен свиток «Небесный князь Мелхиседек»²⁷², в котором личность первосвященника Мелхиседека (Быт. 14:18–20) представлялась как прообраз грядущего Мессии, который «освободит людей из-под рабства диавола (Велиала)»²⁷³. Данное кумранское произведение можно рассматривать как типологическое толкование личности Мелхиседека – описание священнического служения Мессии. Можно утверждать, что преобразовательный метод толкования Священного Писания имел место еще в ветхозаветной Церкви²⁷⁴.

Интересно, что следы типологического метода можно найти и в языческом мире. Например, Плутарх видел сходство между Агамемноном, троянским царем, описанным Гомером, и Александром Македонским. Согласно мнению Плутарха, изображая Агамемнона, Гомер предсказал доблести Александра²⁷⁵.

Использовал типологический метод в Своей проповеди Господь наш Иисус Христос. Например, Он сравнивал Свое тридневное пребывание во гробе с тридневным пребыванием во чреве кита пророка Ионы: «ибо как Иона был во чреве кита три дня и три ночи, так и Сын Человеческий будет в сердце земли три дня и три ночи» (Мф. 12:40). Еще одним примером может служить указание Христом на прообразовательное значение вознесения Моисеем медного змея в пустыне (Числ. 21:8–9): «И как Моисей вознес змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому» (Ин. 3:14).

Следуя за Христом, типологически толковали Ветхий Завет апостолы, в первую очередь св. ап. Павел.

Дальнейшее развитие типологического толкования продолжается в сочинениях мужей апостольских (например, в «Послании апостола Варнавы)»²⁷⁶. В «Послании Варнавы» говорится о том, что «козлы отпущения» (Лев. 16:7–9) являются прообразом страданий Христа:

А к чему и то – заметьте – что один козел возлагается на жертвенник, а другой делается проклятым, и почему проклятый увенчивается? Потому, что иудеи увидят Его в тот день в длинной червленой одежде вокруг тела и будут говорить: «не тот ли это, которого мы некогда уничижили, пронзили; подвергли осмеянию и распяли? Поистине это тот, который тогда называл Себя Сыном Божиим». Равным образом для чего и то, что козлы должны быть одинаковые, хорошие и равные? Для того, чтобы иудеи, увидев Его тогда грядущего, поразились сходством козла. Вот прообраз Иисуса, имевшего пострадать (Послание апостола Варнавы, VII)²⁷⁷.

На важность типологического метода указывал мч. Иустин Философ. Предпосылкой всякого христианского толкования Ветхого Завета, согласно мч. Иустину, должно быть осознание того, что иудейское понимание Ветхого Завета находится под знаком еще не исполнившегося ожидания Мессии, поэтому оно ошибочно и преодолено во Христе. В Ветхом Завете необходимо проводить различие между заповедями, общими для всех («данными для благочестия и правой жизни»), заповедями, которые открываются через типологическое толкование ветхозаветных тайн о Христе, и, наконец, заповедями, данными только иудеям по причине их «жестокосердия»²⁷⁸.

В дальнейшем сложилось два подхода к типологическому толкованию, один в александрийской, другой в антиохийской традиции.

Александрийские экзегеты отождествляли, по сути, типологический и аллегорический методы²⁷⁹.

По-другому подходили к вопросу толкования экзегеты антиохийской школы. Для них были очень важны исторический смысл Писания, исследование языковых, стилистических особенностей, культурно-исторического контекста написания каждой книги. Отталкиваясь от такого буквального понимания, они показывали скрытый, духовный, в особенности прообразовательный смысл текстов.

Таким образом, следуя антиохийскому подходу, типологическое толкование, в отличие от аллегории, находит духовный смысл в реалиях библейского текста²⁸⁰, т. е. духовный смысл текста из Ветхого Завета открывается через определенное событие Нового Завета.

Используя такой подход, не отрицая при этом возможности применения аллегории для прояснения богословских и нравственных идей, толковали Священное Писание святые отцы: свт. Иоанн Златоуст, свт. Василий Великий, свт. Григорий Нисский и другие.

История исхода Израиля из Египта (1Кор. 10:1–11)  . Начало 10-й главы 1-го Послания к Коринфянам (1Кор. 10:1–10) наглядно показывает суть типологического толкования²⁸¹: «Не хочу оставить вас, братия, в неведении, что отцы наши все были под облаком, и все прошли сквозь море; и все крестились в Моисея в облаке и в море; и все ели одну и ту же духовную пищу; и все пили одно и то же духовное питие: ибо пили из духовного последующего камня; камень же был Христос. Но не о многих из них благоволил Бог, ибо они поражены были в пустыне. А это были образы для нас, чтобы мы не были похотливы на злое, как они были похотливы. Не будьте также идолопоклонниками, как некоторые из них, о которых написано: народ сел есть и пить, и встал играть. Не станем блудодействовать, как некоторые из них блудодействовали, и в один день погибло их двадцать три тысячи. Не станем искушать Христа, как некоторые из них искушали и погибли от змей. Не ропщите, как некоторые из них роптали и погибли от истребителя. Всё это происходило с ними, как образы, а описано в наставление нам, достигшим последних веков» (1Кор. 10:1–11).

Св. ап. Павел указывает, что прохождение через Чермное море и следование за облаком, в котором присутствовал Сам Господь, было прообразом Крещения – поскольку через первое Израиль был избавлен от физического ига фараона, а через второе новый Израиль – верующие во Христа – избавляются от духовного рабства мысленного фараона – диавола. Вождем ветхого Израиля был Моисей, а Вождь и Освободитель Церкви – уже Мессия-Христос. Но не всем израильтянам удалось избегнуть опасности, даже имея такого мудрого руководителя, как Моисей, поскольку они проявили злое своенравие – также и верующие во Христа подвергнутся подобной опасности в случае, если уклонятся от своего Пастыря.

Именно так понимал этот отрывок прп. Ефрем Сирин. Он писал, что св. ап. Павел

приступает к доказательству того, что в переходе евреев чрез море и событиях в пустыне предуказывались таинства Господа нашего… Итак, море поставил он [апостол] за символ крещения, – а облако, распростиравшееся над ними и осенявшее их, было образом руки священника. Как после Крещения приступает человек к Телу и Крови [Христа], так и иудеи в то время крещены были в прообразе, и манну духовную потом вкусили, и пили воду духовную. Духовными названы по причине манны, сходившей свыше [с неба]. Тоже и воды, кои снова и чудесно истекали из той скалы. Так и Христа назвал тою Скалою, ибо, подобно скале, пронзен был ударом копья бок Господа нашего и из него искапали кровь и вода (Ин. 19:34), – кровь – в очищение и в питие всех народов (Толкование на послания божественного Павла. Первое послание к Коринфянам)²⁸².

Типологически связаны Моисей и Тот, в Кого происходит Крещение. Свт. Феофан Затворник писал о крещении в Моисея:

разуметь под сим надо не его, а Господа; как ниже говорит, пили от духовного камня, камень же бе Христос. Креститься в кого значит дать обязательство быть чьим, принадлежать кому вседушно. Хотя об израильтянах сказано, что в переходе чрез Чермное море они поверили Моисею, рабу Божию (Исх. 14:31), но основа уверенности не в нем, а в Боге, явившем чрез него такое заступление. Почему и крещение израильтян в облаке и море было чрез него в Бога и Господа (Толкование на 1 Послание апостола Павла к Коринфянам. Гл. 10)²⁸³.

Но поскольку многие израильтяне были склонны ко злу, «похотливы на злое», то даже их мудрый предводитель Моисей не мог предотвратить угрожавшие им опасности. Аналогично и христиане могут избежать подобных бед, только следуя за Христом. Даже участие в Таинстве, причащение Тела и Крови Христовых, прообразами Которых были манна, сходившая с небес, и воды, чудесно текущие из скалы, не может гарантировать спасение человека без его личного стремления к Богу и исполнения Его воли. По утверждению свт. Иоанна Златоуста, апостол хочет

показать, что как тем [израильтянам] не послужили в пользу такие дары, так и им [коринфянам] не послужат в пользу Крещение и участие в духовных таинствах, если жизнь их не будет соответствовать благодати; для того он и указывает на прообразы Крещения и таинств. <…> А так как [апостол] желает сблизить прообраз с истиной, то не выражается так, но называет и прообраз именем истины. Здесь он указывает на прообраз Крещения, а далее [на прообраз] Священной Трапезы. Как ты вкушаешь Тело Владычне, так те [вкушали] манну; как ты пьешь Кровь, так те – воду из камня. Хотя это было чувственно, однако подавалось духовно, не по законам природы, а по благодати, и вместе с телом питало душу, располагая к вере. О пище он ничего не прибавил, потому что она была отлична от обыкновенной не только по способу [получения], но и по существу, – а была это манна, – о питье же, в котором только способ получения был чудесен и требовал объяснения, после слов: «пили одно и то же духовное питие», он присовокупил: «ибо пили из духовного последующего камня»; и еще: «камень же был Христос». Не камень, говорит, по естеству своему источал воду; иначе он источал бы ее и прежде; но всё делал некоторый другой духовный камень, т. е. Христос, Который постоянно соприсутствовал им и творил все чудеса; потому и говорит: последующего. Видишь ли мудрость Павла, как он объясняет, что Христос есть податель того и другого, и таким образом сближает прообраз с истиной? Он подавал, говорит, и те дары, Он же предлагает и эту трапезу; Он провел тех чрез море, Он и тебя чрез крещение: там Он доставлял манну и воду, а тебе Тело и Кровь. Таковы дары Его! (Беседы на 1-е Послание к Коринфянам. XXIII. 2)²⁸⁴.

Измаил и Исаак (Гал. 4:22–31)  . Еще один известный пример типологического толкования находится в Послании к Галатам, где два сына Авраама, Измаил и Исаак, рассматриваются как прообразы христиан и иудеев.

Ибо написано: Авраам имел двух сынов, одного от рабы, а другого от свободной. Но который от рабы, тот рожден по плоти; а который от свободной, тот по обетованию. В этом есть иносказание. Это два завета: один от горы Синайской, рождающий в рабство, который есть Агарь, ибо Агарь означает гору Синай в Аравии и соответствует нынешнему Иерусалиму, потому что он с детьми своими в рабстве; а вышний Иерусалим свободен: он – матерь всем нам. Ибо написано: возвеселись, неплодная, нерождающая; воскликни и возгласи, не мучившаяся родами; потому что у оставленной гораздо более детей, нежели у имеющей мужа. Мы, братия, дети обетования по Исааку. Но, как тогда рожденный по плоти гнал рожденного по духу, так и ныне. Что же говорит Писание? Изгони рабу и сына ее, ибо сын рабы не будет наследником вместе с сыном свободной. Итак, братия, мы дети не рабы, но свободной (Гал. 4:22–31).

Этот отрывок интересен тем, что в нем апостол использует слово «аллегория» (в русском переводе – «иносказание»), что послужило поводом для смешивания аллегорического и типологического толкований. Александрийские экзегеты (в первую очередь Ориген), ссылаясь на ἀλληγορούμενα в Гал. 4:24, находили в этом оправдание своей аллегорической практике²⁸⁵.

Свт. Иоанн Златоуст в толковании на Гал. 4:24 («которые суть иносказания» – ἅτινά ἐστιν ἀλληγορούμενα [а́тина́ естин аллигору́мена]) говорил:

[Апостол] против обыкновения назвал иносказанием образ. Слова его имеют следующий смысл: эта история изображает не только то, что представляется в ней с первого взгляда, но выражает также и нечто другое, а потому и названа иносказанием. Что же она изображала? Не иное что, как настоящие события (Беседы на Послание к Галатам. Гл. 4)²⁸⁶.

По словам прп. Ефрема Сирина, ветхозаветные лица служат типосами для будущих реалий:

это были образы двух заветов. Один – с народом Иудейским, по закону в рабстве рождающий по подобию той Агари; ибо Агарь есть гора Синай в Аравии. Она служит подобием сего Иерусалима, поскольку он в порабощении находится и вместе с чадами своими рабствует римлянам. Вышний же Иерусалим свободен [есть], как Сарра, и выше всех властей и начальств. Он есть мать наша, Церковь святая, которую мы исповедуем. Не мы изобрели это учение, ибо Исаия предсказал о ней: возвеселись бесплодная нерождающая (ср.: Ис. 54:1), потому что много явилось детей Церкви неплодной, более, чем у Израиля, имеющего мужа. Вы же, братия, по Исааку обетования чада есте. Но как Измаил обижал (гнал) Исаака (Быт. 21:9), так и мы теперь терпим преследования от них (Толкование на Послания божественного Павла. Послание к Галатам)²⁸⁷.

Пророк Иона как прообраз Иисуса Христа  . Историю служения пророка Ионы использовал в Своей проповеди Господь наш Иисус Христос. Он говорил: «ибо как Иона был во чреве кита три дня и три ночи, так и Сын Человеческий будет в сердце земли три дня и три ночи. Ниневитяне восстанут на суд с родом сим и осудят его, ибо они покаялись от проповеди Иониной; и вот, здесь больше Ионы» (Мф. 12:40–41).

Здесь показывается, что событие из жизни пророка Ионы (пребывание во чреве кита; Ион. 1–2 глл.) прообразует собой (по аналогии, что в тексте выражено через связь «как…, так и…») другое событие в будущем – трехдневное пребывание Христа во гробе. Этим показано структурное сходство в основных чертах. Хорошо видно, как при таком толковании сосуществуют исторический и прообразовательный смыслы текста – случай из жизни пророка не отрицается, признается бывшим в действительности, но в то же время важен не сам этот случай, а то, что сквозь него прообразуется – великое событие спасительного подвига Христова. Ясно видны различия между типосом и антитипосом, превосходство второго над первым, предшествование прообраза во времени.

Евфимий Зигабен писал об этом отрывке:

Христос… сказал: и вот, здесь больше Ионы, потому что Иона – раб, а Христос – Владыка; тот исшел из чрева китова, а Этот из ада; тот проповедовал против воли, а Этот – добровольно; тот был пришлец, а Этот – сродник по плоти; тот предсказал разрушение, а Этот – Царство Небесное; тот не совершил никакого знамения, а Этот – бесчисленное множество; о том никто не предсказал, а об Этом – все пророки. Кроме того, ниневитяне были язычники, а иудеи воспитаны на Божественных Писаниях; те ничего не слышали от Ионы, кроме сего: еще три дни, и Ниневия превратится (Ион. 3:4), и тотчас поверили ему и покаялись, а эти слышали от Христа все сокровища высшего любомудрия, и не верили Ему. Можно, конечно, найти и много другого большего, что имел Христос (Толкование на Евангелие от Матфея. Гл. 12)²⁸⁸.

Свт. Иоанн Златоуст обращал внимание на то, что Христос в данном случае «представляет прообразование, для большего удостоверения в истине» (Толкование на Святого Матфея Евангелиста. Беседа XLIII. 2)²⁸⁹. Святитель пишет, что фарисеи поняли смысл этого прообразования, поскольку говорили потом Пилату: «обманщик тот, еще будучи в живых, сказал: после трех дней воскресну» (Мф. 27:63).

Мелхиседек   (Быт. 14:18–20). В книге Бытия рассказывается о встрече Авраама после победы над царями Месопотамии с Мелхиседеком, который «вынес хлеб и вино, – он был священник Бога Всевышнего, и благословил его, и сказал: благословен Аврам от Бога Всевышнего, Владыки неба и земли; и благословен Бог Всевышний, Который предал врагов твоих в руки твои. [Аврам] дал ему десятую часть из всего» (Быт. 14:18–20). В таком коротком отрывке еще во времена Ветхого Завета видели в Мелхиседеке прообраз грядущего Мессии. Об этом говорится в псалме 109, где Мессия называется «Ты священник вовек по чину Мелхиседека» (Пс. 109:4). Отталкиваясь именно от этих слов, автор Послания к Евреям развивает свое типологическое толкование образа Мелхиседека: «Ибо Мелхиседек, царь Салима, священник Бога Всевышнего, тот, который встретил Авраама и благословил его, возвращающегося после поражения царей, которому и десятину отделил Авраам от всего, – во-первых, по знаменованию имени – царь правды, а потом – и царь Салима, т. е. царь мира, без отца, без матери, без родословия, не имеющий ни начала дней, ни конца жизни, уподобляясь Сыну Божию, пребывает священником навсегда. Видите, как велик тот, которому и Авраам патриарх дал десятину из лучших добыч своих» (Евр. 7:1–4).

Необходимо отметить, что в толковании данного отрывка чрезвычайно важны детали библейского повествования, без которых невозможно провести типологическую связь между образом и прообразом. Автор указывает здесь на те многозначительные недомолвки в тексте Писания, которые, по его мнению, не являются случайностью, ибо не только точно характеризуют загадочную личность Мелхиседека, но еще и являются прямым руководством к толкованию этой личности как прообраза грядущего Мессии.

Можно выделить основные моменты в этом отрывке. Во-первых, это условные безначальность и бессмертие Мелхиседека, поскольку Писание не говорит ни о его родословной, ни и о факте его смерти, что необычно для книги Бытия и наводит на мысль, что это умолчание преднамеренно. Условная безначальность и бессмертие Мелхиседека есть прообраз тех же свойств, но уже не условных, а реальных, у Христа. По словам блж. Феодорита Кирского,

Что Спасителю принадлежит по естеству и истине, то Мелхиседеку приписала древняя история молчанием о его родословии. Эта история именует отца Авраамова, отца и мать Исаака, равно и Иакова и сынов его, и в непрерывном порядке исчисляет праотцев, но, говоря о Мелхиседеке, не именует ни отца его, ни матери, не говорит, от которого из детей Ноевых он ведет род свой, и всё это с тою целью, чтобы преднаписать в нем образ Того, кто на самом деле не имеет ни матери, ни отца. Так разуметь это научает нас сам божественный апостол… (Еранист)²⁹⁰.

Свт. Иоанн Златоуст подчеркивал, что отсутствие указаний на родословную и время жизни как раз и составляет особенность типоса Мелхиседека в Ветхом Завете:

но как, скажешь, возможно человеку быть без отца, без матери, и не иметь ни начала дней, ни конца жизни? Ты слышал, что он был образом (τύπος) и поэтому не изумляйся, и не ищи в образе всего: он не был бы и образом, если б имел всё, что свойственно только самой истине (Беседы на книгу Бытия. XXXV. 5)²⁹¹.

Блж. Феодорит Кирский объяснял, что именно

Владыка Христос по естеству, в действительности имеет каждое из этих свойств. Он без матери, как Бог, потому что рожден от единого Отца; а без отца, как человек, потому что родился от одной Матери – т. е. Девы. Он без родословия, как Бог, ибо не имеет нужды в родословии, потому что рожден от нерожденного Отца. Он не имеет начала дней, потому что рождение Его вечно; не имеет конца жизни, потому что Его естество бессмертно. Поэтому не Владыку-Христа уподобил апостол Мелхиседеку, а Мелхиседека – Христу, потому что Мелхиседек – образ Христа, а Христос – истина образа²⁹².

Во-вторых, из условного бессмертия следует мысль о необычности мелхиседекова священства, которое в таком случае не только превосходит аароново по своей степени (потому что сам Авраам приносит десятину салимскому царю), но и по продолжительности во времени (смерть Аарона описана в Пятикнижии, а о смерти Мелхиседека не говорится ничего). Условно вечное священство Мелхиседека характерно тем, что он не передал свое священство детям, в отличие от Аарона, Елеазара и других. Но и Христос, поскольку пребывает вечно, никому не передает Своего священства. Показывая превосходство Мелхиседека над Авраамом, апостол утверждает превосходнейшее значение Иисуса Христа:

Доселе он раскрывал прообраз; теперь с уверенностью представляет [Христа] превосходнейшим всего, что было истинного у иудеев. Если таков прообраз Христов, если он столько выше не только священников, но и самого праотца священников, то что сказать об Истине? Видишь ли, с какою силою доказывает Его превосходство? (Толкование на Послание к Евреем. XII. 2)²⁹³.

В-третьих, имя Мелхиседек (מַלְכִּױצֶרֶק [Малкице́дэк], в Септуагинте и у ап. Павла – Μελχισεδέκ) – «Царь правды», – также со-ответствует образу Мессии, который еще пророками был назван «Правда», «Солнце правды» и «Царь праведный» (Иер. 33:16, 23:5; Мал. 4:2; Зах. 9:9). Это полностью соответствует чертам Иисуса Христа, зафиксированным в новозаветных писаниях (1Пет. 2:22, Рим. 1:17 и др.). Блж. Феофилакт Болгарский писал: «Здесь показывает, в каком смысле Мелхиседек есть прообраз Христа. И прежде всего, говорит, из самого имени узнай подлинный смысл. Именно: „Мелхи“ значит „царь“; „Седек“ – „правда“. Кто же иной царь правды, как не Господь наш Иисус Христос?» (Толкование на Послание апостола Павла к Евреям. VII)²⁹⁴.

Имя города царствования Мелхиседека – Салим (שֶׁלֵם [Шалем]) (древнего названия Иерусалима)²⁹⁵, характеризует его еще как царя мира – но и Христос, по замечанию ап. Павла, есть «мир наш» (Еф. 2:14). Об этом также пишет блж. Феофилакт Болгарский:

И из имени города, говорит он, это ясно. Ибо Салим, по толкованию, означает «мир». Но кто другой есть царь мира, как не Христос, примиривший небесное и земное? Никому из людей не приличествует наименование «царь правды и мира», как только одному Христу (Толкование на Послание апостола Павла к Евреям. VII)²⁹⁶.

Кроме того, Авраам служит прообразом верующего христианина, и, как писал свт. Филарет Московский,

Мелхиседек благословляет Авраама, отца верующих, как высший низшего – и во Христе Сам Бог благословляет нас «всяким духовным благословением в небесах» (Еф. 1:3)²⁹⁷.

Адам как прообраз Христа .  Адам как прообраз Христа описан в Послании к Римлянам: «Однако же смерть царствовала от Адама до Моисея и над несогрешившими подобно преступлению Адама, который есть образ будущего. Но дар благодати не как преступление. Ибо если преступлением одного подверглись смерти многие, то тем более благодать Божия и дар по благодати одного Человека, Иисуса Христа, преизбыточествуют для многих» (Рим. 5:14–15). На такие типологические отношения св. ап. Павел обращал внимание не один раз. В 1 Послании к Коринфянам посредством использования противопоставления между Адамом и Христом показывается превосходство Спасителя над Своим образом: «Так и написано: первый человек Адам стал душею живущею; а последний Адам есть дух животворящий. <…> Первый человек – из земли, перстный; второй человек – Господь с неба. Каков перстный, таковы и перстные; и каков небесный, таковы и небесные. И как мы носили образ перстного, будем носить и образ небесного…» (1Кор. 15:45, 47–49). В этом отрывке проводится мысль, что поскольку Адама и Христа связывают отношения типоса и антитипоса, то носящие сейчас «образ перстного», т. е. Адама, смогут «носить и образ небесного», а следовательно, мы можем быть спасены через уподобление Христу.

Аналогичным образом построено рассуждение в Послании к Евреям, где используется отрывок из 8-го псалма: «что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его? Не много Ты умалил его пред Ангелами: славою и честью увенчал его; поставил его владыкою над делами рук Твоих; всё положил под ноги его: овец и волов всех, и также полевых зверей, птиц небесных и рыб морских, всё, преходящее морскими стезями» (Пс. 8:5–9). Псалмопевец говорит о человеке и о его творении вообще, а в Послании к Евреям апостол, переходя от общего утверждения в повторении слов псалма к частному, касающемуся Христа, указывает на прообраз Христа и на Его превосходство над Ангелами: «некто негде засвидетельствовал, говоря: „что значит человек, что Ты помнишь его? или сын человеческий, что Ты посещаешь его? Не много Ты унизил его пред Ангелами; славою и честью увенчал его, и поставил его над делами рук Твоих, всё покорил под ноги его. Когда же покорил Ему всё, то не оставил ничего непокорённым Ему“. Ныне же еще не видим, чтобы всё было Ему покорено; но видим, что за претерпение смерти увенчан славою и честью Иисус, Ко-торый не много был унижен пред Ангелами, дабы Ему, по благодати Божией, вкусить смерть за всех» (Евр. 2:6–9). Основная черта этого типологического отношения, которое устанавливает новозаветный автор, заключается в том, что слава человека в его первозданном состоянии соответствовала высочайшему состоянию его прообраза – Христа²⁹⁸.

Свт. Иоанн Златоуст так толковал этот отрывок:

Это, хотя сказано о человечестве вообще, но главнее может относиться к Христу по плоти; именно слова: «всё покорил под ноги его» относятся более к Нему, нежели к нам. Сын Божий посетил нас, существ ничтожных, и, приняв наше [естество] и соединив с Собою, соделался превыше всех (Толкование на Послание к Евреям. IV. 2)²⁹⁹.

Пророк Илия .  В качестве примера лиц-прообразов может служить пророк Илия.

Образ пророка широко использовал в своих «Огласительных поучениях» свт. Кирилл Иерусалимский. Святитель усматривал в переходе пророка Илии через расступившийся Иордан прообраз Крещения, открывающего человеку новую жизнь:

Начало мира – вода, и начало Евангелия – Иордан… Илия возносится, но и здесь не без воды. Ибо сначала проходит через Иордан, потом восхищается на небо (Огласительное поучение III. 2)³⁰⁰.

О том же говорил в своей проповеди свт. Григорий Нисский³⁰¹. Вознесение пророка на небо в колеснице свт. Кирилл считает прообразом Вознесения Христова:

Илия подъят был на колеснице огненной; Христова же колесница есть тмами тем, тысяща гобзующих (Пс. 67:18). Илия подъят был к восточной стороне Иордана, а Христос вознесся к восточной стороне потока Кедрского; тот аки на небо (4Цар. 2:11), а Иисус прямо на небо; тот сказал: даны будут ученику сугубые даре Духом Святым, а Христос в таком обилии даровал ученикам благодать Святого Духа, что они не только сами в себе имели Его, но сообщали и верующим чрез возложение рук своих (Огласительное поучение XIV. 25)³⁰².

Свт. Кирилл, подчеркивая различия образа и прообраза, очень точно указывает на типологическую связь этих двух событий, проявляющуюся в сходстве общей схемы и в различиях в деталях, показывающих превосходство образа.

Свт. Иоанн Златоуст типологически толковал оставление Илией Елисею своей накидки, чрезвычайно ценимой учеником. Святитель говорил, что это прообразование Тела Христова, т. е. Евхаристии, которую Господь оставил Своим ученикам:

Илия оставил своему ученику милоть, а Сын Божий, возносясь, оставил нам Свою плоть. Илия остался без милоти, а Христос и нам оставил плоть Свою, и с ней же вознесся (Беседы к Антиохийскому народу о статуях. II. 9)³⁰³.

Ветхозаветные жертвы .  Типологически толкуются установления закона, касающиеся жертвоприношений. В книге Левит содержится большое количество указаний, в каком случае и какие жертвы необходимо было приносить. Жертвы можно разделять по таким критериям, как материал жертвоприношений (некоторые виды животных, птиц, продуктов растительного происхождения). Кроме того, жертвы могли быть кровавые и бескровные; общие, частные и приносимые по особым случаям³⁰⁴. И, наконец, последняя классификация – в соответствии с поводом принесения жертвы, а именно: жертвы всесожжения, мира, за грех и повинности. Особый интерес для типологического толкования представляет жертва за грех: «Если же всё общество Израилево согрешит по ошибке и скрыто будет дело от глаз собрания, и сделает что-нибудь против заповедей Господних, чего не надлежало делать, и будет виновно, то, когда узнан будет грех, которым они согрешили, пусть от всего общества представят они из крупного скота тельца в жертву за грех и приведут его пред скинию собрания» (Лев. 4:13,14). Такая жертва приносилась при осознании душевной или телесной порочности либо нечистоты³⁰⁵. Принесение этой жертвы, в которой нуждался каждый верующий иудей, отражало, таким образом, осознание греха, вообще греховности человеческой природы, которой подвержены все из-за грехопадения, а также признание невозможности устранить саму причину греха.

Типологическое толкование в данном случае указывает на Мессию-Христа, Который один раз и навсегда приносит Себя в Жертву совершенную, не только дающую прощение греха, но и исцеляющую природу человека. Этому типологическому толкованию жертвы закона Моисеева способствует прямое пророчество из книги Исаии о Слуге Господнем как «овце для заклания» и «агнце непорочном» (Ис. 53:7)³⁰⁶. Как писал свт. Кирилл Александрийский,

Жертва за грех есть не что иное как Еммануил, как «агнец Божий, взявший на себя грехи всего мира» (Ин. 1:29) (О поклонении и служении в Духе и истине. XII)³⁰⁷.

Тот же святитель уточнял:

Созерцай же как бы в тельце опять Еммануила, закаляемого за нас, избавляющего нас от греха, изъемлющего от суда и отворяющего от наказания, входящего «большею и совершеннейшею скиниею», не с помощью тельцов и козлов, «но Своею Кровию» (Евр. 9:11 и 12) и единожды вкусившего смерть (О поклонении и служении в Духе и истине. IX)³⁰⁸.

Так же писал и прп. Ефрем Сирин:

Козел изображает жертву Эммануила. <…> коза есть образ того, что Эммануил был «по нас клятва» (Гал. 3:15), а овца напоминает сказанное: «яко овча на заколение ведеся» (Ис. 53:7) (Толкование на книгу Левит)³⁰⁹.

Прообразующей, по мнению свт. Кирилла Александрийского, была покупка овна для жертвы:

если кто сделает преступление и по ошибке согрешит против посвященного Господу, пусть за вину свою принесет Господу из стада овец овна без порока, по твоей оценке, серебряными сиклями по сиклю священному, в жертву повинности (Лев. 5:15).

Толкователь пишет:

Потом, – «да принесет» в жертву «овна» купленного: это образ Христа, Которого начальники иудейские некоторым образом купили за тридцать динариев, уплаченные ими ученику предателю (О поклонении и служении в Духе и истине. XV)³¹⁰.

В толковании жертвы за грех содержится основа для типологического толкования святыми отцами и других жертв, в первую очередь жертвы всесожжения, которая приносилась человеком с мыслью о всецелом служении Богу (например, в обряде назорейства) или о всецелом спасении (как в случае очищения от проказы)³¹¹. Всецелое посвящение себя Богу не-возможно для греховного человека, но исполнилось в воплощении Христовом. Это видение основывается на святоотеческом толковании:

Христу приличествует быть принесенным в жертву всесожжения, ибо Он весь истинно свят, весь исполнен благоухания и священен (О поклонении и служении в Духе и истине. X)³¹².

Типологически могут быть истолкованы и различные виды или детали жертв. Например, принесение в жертву первых плодов: «Если приносишь Господу приношение хлебное из первых плодов, приноси в дар от первых плодов твоих из колосьев, высушенных на огне, растолченные зерна» (Лев. 2:14). Как указывал свт. Кирилл Александрийский,

зелены класы (χίδρα [хи́дра]) означают муку из овощей, а как прообраз имеют значение таинства Христова. Именно Он есть жертва за нас, перворождение духовное, то есть начаток человечества, первенец из мертвых, первый в нетление, как бы начаток усопших, подобно тому, как пшеничное зерно, упавшее на землю и умершее, возрождается с многим плодом в виде колоса (Γλαφυρά, или Искусные объяснения избранных мест из книг Левит. I)³¹³.

Типологически толкуется и обычай приносить в жертву двух животных (или птиц), причем одного из них отпускать. Такая жертва приносилась, например, очищаемыми от проказы (Лев. 14:47) или за грех народа Израилева (Лев. 16:15–26). Блж. Феодорит Кирский так объяснял этот обычай:

Как одна из птиц была закалаема, а другая, омоченная в крови закланной, отпущена на свободу; так за прокаженное человечество распят Владыка Христос и плоть прияла смерть, а Божество усвоило себе страдания человечества, <…> так из двух козлов, приносимых о грехах народа, одного заколали, а другого отпускали. Это были также прообразования Владыки Христа, и этих двух животных должно принимать за образ двух естеств [во Христе]. Поскольку козел смертен, и невозможно было одним козлом изобразить во Владыке Христе и смертное, и бессмертное, то по необходимости закон постановил приводить двух, чтобы заколаемый в жертву прообразовал удобостраждующую плоть, а отпускаемый – изображал бесстрастие Божества (Толкование на книгу Левит. XIX. XXII)³¹⁴.

Также и прп. Ефрем Сирин писал:

козел, отпускаемый к Азазелу, изображал Христа по Его распятии и смерти, когда Он, взяв на Себя грехи многих, исшел живым и бессмертным (Толкование на книгу Левит)³¹⁵.

Требование непорочности жертвы прообразует безгрешность распятого Спасителя:

Телец берется непорочный и не имеющий увечья во образ Христа истинно непорочного и непопустившего Себе потерпеть язву от греха (Ин. 14:30; 1Пет. 2:22) (О поклонении и служении в Духе и истине. X)³¹⁶.

Указание сжигать некоторые части жертв вне стана свт. Иоанном Златоустом рассматривалось, как прообразование места распятия Христова:

Как жертвы, приносимые за грехи, были некоторым прообразом и сжигались за станом, так и Иисус, принесший Себя за грехи наши, пострадал за вратами (Толкование на Послание к Евреям. XXXIII. 2)³¹⁷.

С ним согласен и свт. Кирилл Александрийский:

Кожа [тельца] и прочее сожигается вне врат [стана]: таким об-разом даже и самое место страдания [Христова] не оставляет закон неуказанным нам (О поклонении и служении в Духе и истине. XV)³¹⁸.

Скиния и ее принадлежности  . В церковных песнопениях скиния чаще всего понимается в качестве прообраза Богородицы. Однако большинство отцов-толкователей представляют скинию типосом для Спасителя. Например, по мнению свт. Григория Нисского,

…некоторым образом она [скиния] есть и не созданная, и созданная; как предсуществующая, она не сотворена, а как приявшая сей вещественный состав, стала сотворенною. Она прообразовала Иисуса Христа, потому что Он «это есть единородный Бог, в Себе всё объемлющий, но и в нас водрузивший Свою скинию». (О жизни Моисея)³¹⁹.

Подобным же образом объясняется изготовление Ковчега, в котором хранились скрижали Завета («Сделайте ковчег из дерева ситтим: длина ему два локтя с половиною…»; Исх. 25:10):

В кивоте завета подлинно предъизображен был Христос, ибо устроен был оный из дерев негниющих и хранил в себе Божественный закон, который есть Слово Божие (О поклонении и служении в Духе и истине. V)³²⁰.

Дерева кивота были негниющие, золотом же чистым и испытанным украшен был он внутри и извне: потому что нетленно Тело Христа, силою и светлостью обитающего в нем Слова и животворящим естеством и действом Святого Духа, как бы каким золотом, удерживаемое в нетлении (О поклонении и служении в Духе и истине. IX)³²¹.

На Ковчег Бог повелел Моисею сделать крышку, или «очистилище», с двумя золотыми херувимами (Исх. 25:17–20), и это было особым местом присутствия Божия, поскольку Бог сказал Моисею: «Там Я буду открываться тебе и говорить с тобою над крышкою посреди двух херувимов, которые над Ковчегом откровения» (Исх. 25:22). Свт. Кирилл так писал об этом:

Очистилище есть Соделавшийся нас ради человеком, «которого Бог предложил в жертву умилостивления в Крови Его через веру» (Рим. 3:25), и Который «есть умилостивление за грехи наши, и не только за наши, но и за грехи всего мира» (1Ин. 2:1–2) (О поклонении и служении в Духе и истине. IX)³²².

Также прообразом Христа предстает светильник (Исх. 25:31–32):

Золотой светильник хранит в себе другую загадку, а именно, знак Христа, и не только из-за подобия формы, но и как проливающий свет «многократно и многообразно» на тех, кто надеется и смотрит на него через наставления перворожденного. Ведь сказано, что «семь очей у Господа» и «семь духовных даров» пребывает на цветущем побеге «из корня Иесеева» (Строматы. V. 6)³²³.

К типологии Христа относилась и первосвященническая одежда с украшениями (Исх. 28:1–6). Вообще, по мнению свт. Иоанна Златоуста, всякий ветхозаветный Первосвященник – прообраз Христа (Толкование на Послание к Евреям. VIII)³²⁴. Но и

одежда первенствовавшего во священстве заключала в себе как бы в образе и предначертаниях славу Христа; в золоте он познаётся как Бог; в пурпуре – как имеющий царское достоинство; в тонком виссоне – как Слово тонкое и бестелесное; в червленице – как явившийся во плоти; в материи голубого цвета – как явившийся свыше и с неба, потому что разве родившееся от Бога Отца Слово не есть вместе Бог и Царь (О поклонении и служении в Духе и истине. XI)³²⁵.

Конечно, эти толкования близки к аллегорическим, что свидетельствует о том, как иногда трудно провести границу между аллегорией и типологией.

Прообразы в Ветхом Завете, относящиеся к Пресвятой Богородице .  В Ветхом Завете можно найти прообразования, относящиеся к Пресвятой Богородице.

Согласно книге Бытия, «И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку» (Быт. 2:22). Многие святые отцы (свт. Иоанн Златоуст, мч. Иустин Философ, прп. Исидор Пелусиот)³²⁶ толкуют этот стих как относящийся к Богородице:

Как Адам без жены произвел жену, так и сегодня Дева без мужа родила мужа. Как от Адама Бог взял ребро и чрез это нисколько не уменьшил Адама, так и в Деве Он образовал одушевленный храм и не лишил Ее девства. Целым остался Адам и по взятии от него ребра; неповрежденною осталась и Дева по исшествии из Нее младенца (свт. Иоанн Златоуст. Слово на Рождество Спасителя нашего Иисуса Христа)³²⁷.

После грехопадения змею было сказано: «И сказал Господь: …и вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту» (Быт. 3:15). Святые отцы говорили об этом семени:

Семени жены нигде не оказывается, поэтому не иначе, как иносказательно, к Еве относится вражда между рождаемым от нее и змием и бывшим в змие диаволом и завистию. Но всё в совершенстве не может быть исполнено в Еве, а истинно имело быть исполненным в Семени святом, избранном, единственнейшем, явленном только от Марии, а не от сопряжения с мужем… (Против антидикомариамитов, 58 и 78 ереси. XVIII–XIX)³²⁸.

Таким образом, можно видеть, как Ева служит прообразом Пресвятой Богородицы.

К Божией Матери относятся и толкования чудесного рождения Исаака от престарелой и неплодной Сарры как прообраз Рождества Христа Марией. Свт. Иоанн Златоуст писал:

…Чтобы иудеи не впали в великое неверие, Бог предупреждает и предначертывает эту истину в Сарре, чтобы, когда у них родится недоумение, как родила Дева, они, вспомнив, сказали лучше, как родила Сарра (Слово о блаженном Аврааме, 3)³²⁹.

Он же говорил, что неплодство Сарры предвосхищало «и рождение от Девы. Так как не легко было бы поверить, что рождает Дева, то сначала рождали неплодные, и не только неплодные, но и престарелые жены (Беседы на Евангелие от Иоанна, XXVI, 2)³³⁰.

Прп. Ефрем Сирин видел в рассказе о том, как Ангел предсказывал Аврааму и Сарре рождение сына, прообраз Благовещения, а именно некоторых сторон этого будущего события:

Ангел говорил патриарху, когда он сидел при входе в шатер свой: в сие время… будет Сарре сын (Быт. 18:14). Ангел в Вифлееме сказал Марии: и се, заченши во чреве и родиши сына… Благодатная (Лк. 1:31,28). Рассмеялась Сарра, зная свое неплодство, смотря на омертвение, не поверив слову. «Как этому быть, – говорит она, – когда я и Авраам не способны уже к плодоношению?» Недоумевала и Мария, видя Свое девство и храня его печати нерушимыми: како будет сие, идеже мужа не знаю? (Лк. 1:34). Ибо обетование было странным для естества (Слово об Аврааме и Исааке)³³¹.

Как прообраз Богородицы рассматривается и Неопалимая купина (Исх. 3:2). По мнению многих толкователей, из купины с Моисеем разговаривал Господь Иисус Христос³³². Сама же купина прообразует Пресвятую Деву, и, по мнению свт. Григория Нисского,

сим научаемся таинству, явлённому в Деве, от Которой в рождении воссиявший человеческой жизни свет Божества сохранил воспламененную купину несгораемой, так и по рождении не увял стебель девства (О жизни Моисея)³³³.

Это же толкование разделяли, например, блж. Феодорит Кирский и свт. Иоанн Златоуст³³⁴, о таком же понимании свидетельствуют церковные песнопения:

Прошла тень закона, когда благодать явилась; ибо как не сгорал терновый куст, объятый пламенем, так Ты, Дева, родила и девою осталась… (Богородичен догматик, 2-й глас, русский перевод).

Аналогично, богослужебные песнопения показывают относящийся к Божией Матери типологический смысл перехода евреев через Чермное море (Исх. 14:22):

В Красном море образ Невесты, брака не познавшей, был начертан некогда. Там – Моисей, разделитель воды, здесь же – Гавриил, служитель чуда. Тогда морскую глубину, не омочив ног, прошел Израиль, ныне же Христа без семени родила Дева. Море после прохода Израиля осталось непроходимым, Непорочная по рождении Эммануила осталась неповрежденной (Богородичен догматик, 5-й глас, русский перевод).

В церковных песнопениях скиния и Ковчег Завета (Исх. 25:9,16) служат прообразами Божией Матери. Например:

Закон дивно прообразовал Тебя, Чистая, [как] скинию и божественную стамну, чудный кивот, завесу и жезл, неразрушимый храм и дверь Божию (1-й канон Введения, песнь 9, тропарь 3).

Со скинией же сравнивает Богородицу прп. Иоанн Дамаскин:

Да поклонится великолепная скиния, построенная Моисеем в пустыне из драгоценного вещества всякого рода и прежде нее бывшая скиния праотца Авраама, – да поклонится одушевленной и умной Скинии Божией! Эта соделалась не только местом особенного действия Божия, но существенным вместилищем ипостасного Сына и Бога (Слово на Рождество Пресвятой Богородицы. 6)³³⁵.

Кроме того, прообразами Богородицы могут служить и части скинии: сосуд с манной, кадильница и жезл Аарона.

Есть еще несколько ветхозаветных отрывков, которые можно толковать как прообразы, относящиеся к Богородице.

Например, Она есть Ноев ковчег, лестница, виденная во сне Иаковом (Быт. 28:12), руно Гедеоново (Суд. 6:37–40), царица в Пс. 44, невеста Песни Песней, врата затворенные, виденные пророком Иезекиилем (Иез. 44:2) и гора из сна царя Навуходоносора (Дан. 2:34)³³⁶.

Типосы Ветхого Завета христоцентричны, они так или иначе предызображают Самого Христа или связанные с Ним лица, события и т. д. Именно в этом смысле надо понимать и прообразы Богородицы – Матери Сына Божия. Причем достаточно часто эти прообразы, которые выше рассматривались, как относящиеся к Богородице, понимались и как являющие Христа, например манна, скиния, Неопалимая купина и т. д.

Анагогический метод толкования (от греч. ἀναγωγή [анагоги́] – «возведение»), выясняет эсхатологический смысл Священного Писания, т. е. данным методом извлекаются из текста указания на исполнение Божиих обетований в грядущем Царстве Божием, или, по словам свт. Димитрия Ростовского, «нечто, приличное жизни вечной, ея же чаем, или Церкве, в вышних торжествующей, к нейже прейти желаем, и надеемся»  ³³⁷.

Для примера можно привести широко известное толкование библейского города Иерусалима в четверичной системе смыслов (буквальном, аллегорическом, тропологическом и анагогическом) Священного Писания, сформулированной прп. Иоанном Кассианом Римлянином в его 14-м «Собеседовании».

С точки зрения прямого буквального смысла, Иерусалим является городом в Палестине, буквального переносного – это вся Иудея, при аллегорическом или типологическом толковании понимается как Церковь Христова, при тропологическом – это душа человека, при анагогическом толковании – Небесный Град³³⁸.

Эта модель толкования стала основной в западном схоластическом богословии и получила название «квадрига».

Разница между этими методами кратко объяснялась в рифмованном изречении, составленном в XIII в. Николаем Лиринским:

Littera gesta docet, quid credas allegoria,

Moralis quid agas, quo tendas anagogia.

Буква учит тому, что совершалось; аллегория – во что веровать, нравственность – как поступать; анагогия – к чему стремиться³³⁹.

Герменевтическое учение прп. Иоанна Кассиана Римлянина было воспринято схоластической традицией экзегезы, в которой анагогический смысл соответствует надежде, аллегорический – вере, а тропологический – любви³⁴⁰.

Еще одним примером анагогического толкования может служить пророчество Иезекииля о сухих костях (Иез. 37:1–14). В самом тексте пророк Иезекииль ясно объясняет, что значат ожившие кости – это образ сокрушенного и изгнанного израильского народа, которому предстоит вернуться на свою родину и зажить там полноценной жизнью. Однако сегодня этот отрывок прочитывается как указание на воскресение мертвых³⁴¹.

Анагогически можно растолковать Пс. 94:11: «и потому Я поклялся во гневе Моем, что они не войдут в покой Мой». Если понимать этот отрывок буквально, под «покоем» понимается земля обетованная, в которую не вошли вышедшие из Египта евреи, а только их дети. Анагогически же «покой» означает вечную жизнь, небесный покой, который обещал Бог любящим Его и в который не войдут грешники. Еще пример: «ибо Иерусалим отстроен будет из сапфира и смарагда и из дорогих камней; стены твои, башни и укрепления – из чистого золота; и площади Иерусалимские выстланы будут бериллом, анфраксом и камнем из Офира. На всех улицах его будет раздаваться: аллилуйя, – и будут славословить, говоря: благословен Бог, Который превознес Иерусалим, на все веки!» (Тов. 13:16–18)³⁴².

Приемлемость анагогического метода толкования можно подтвердить словами Господа нашего Иисуса Христа. Он сказал: «как было во дни Ноя, так будет и во дни Сына Человеческого: ели, пили, женились, выходили замуж, до того дня, как вошел Ной в ковчег, и пришел потоп и погубил всех» (Лк. 17:26). Здесь проведена параллель между временем перед потопом и Вторым пришествием.

Конечно, вопрос о способах толкования и связанной с ними терминологии более сложный, т. к. в святоотеческих творениях нет единства в терминах. Святые отцы по-разному называли применяемые ими способы толкования. Например, аллегория, тропология, типология и анагогия у многих были практически синонимами и сначала обозначали просто образное, иносказательное толкование. Например, блж. Августин называл типологический метод «аналогией», по способу установления связи между ветхозаветным прообразом и той реальностью, на которую этот прообраз указывал в Новом Завете. А у прп. Иоанна Кассиана Римлянина этот способ назван «аллегорией».

Часто святые отцы применяли к небуквальным методам толкования термин «умозрение» (или «созерцание», θεωρία [феори́а]).

Александрийская школа понимала под принципом феории духовный смысл библейского текста, раскрываемый путем аллегорического толкования.

Антиохийская школа внесла существенное изменение и разработала концепцию феории на основе типологии, а не аллегории. Таким образом, для них феория была созерцательным проникновением в смысл текста посредством типологии.

Тема ветхозаветных прообразов, имеющих соответствующие антитипы в Новом Завете, занимает важное место в святоотеческих сочинениях. Аллегория обнаруживает в священном тексте два различных смысла: буквальный и духовный, но, по мнению приверженцев аллегории, только второй важен для веры. Аллегория ищет символы и предполагает глубокие тайны даже в простейших выражениях, иногда пренебрегая буквальным смыслом. Напротив, основываясь на типологии, феория утверждает, что духовный смысл нельзя отделить от буквального, что образ присутствует в прообразе.

В прологе к Псалму 118 Диодор Тарсийский писал, что феория (или созерцание) отчасти совпадает с историей; феория не разрушает историю. Священное Писание неизменно несет двойной смысл: буквальный и духовный. Было бы опасно искать «посторонний смысл» вне буквального смысла текста, так как результаты таких поисков приведут экзегета в область аллегории, а не типологии. Разъясняя двойной смысл Священного Писания, распознанный согласно феории, Диодор высказывает мнение о том, что пророки, предсказывая будущие события, делали свои прорицания пригодными и современникам, и потомкам. Для современников их слова звучали как преувеличение, поскольку содержали смысл, который еще не был до конца раскрыт. А потомки, при жизни которых пророчества сбывались, были свидетелями того, что предсказания и события, обозначавшие их свершение, суть одно. Всякое лицо и всякое событие Ветхого Завета обладает собственным значением в контексте истории Израиля, если рассматривать данное лицо или событие с исторической точки зрения. Однако если объяснить то же лицо или событие с точки зрения феории, то в них обнаруживается более важный смысл. Так, например, какой-нибудь из псалмов исторически можно отнести к эпохе вавилонского пленения или временам Маккавеев, тогда как с точки зрения принципа феории он относится к эпохе Мессии.

Свт. Иоанн Златоуст различает три разновидности библейских свидетельств: те, что заключают только буквальный смысл; те, что являются символическими образами, открывающими духовный смысл; и те, что являются подлинно типологическими, причем историческое событие несет в себе божественный смысл.

По тому смыслу, который отцы Церкви вкладывали в слово «феория», понятно, что в действительности это скорее не «метод», а духовное восприятие, вдохновляемое Святым Духом. Оно включает три стадии: 1) прозрение ветхозаветного писателя; 2) богодухновенное понимание новозаветным автором посредством типологии духовного смысла, записанного в пророческом послании, и 3) толкование экзегета на основе его собственного духовного опыта, благодаря которому он, с одной стороны, осознаёт типологическую связь между Ветхим и Новым Заветами и, с другой стороны, постигает смысл данной типологической связи.

Аккомодативное толкование (accommodatio – «приспособление», «приноровление») – это механическое приспособление библейского текста под современные события, лишь внешне сходные с библейской ситуацией  ³⁴⁴.

Аккомодативно может толковаться и Ветхий, и Новый Завет. Например, в пророчествах из Откровения Иоанна Богослова часто ищут указания на события сегодняшних дней.

Метод аккомодации возник у иудеев накануне пришествия в мир Спасителя. Такие комментарии (называемые континуальными, или пешарим, от פֵּשֶׁר [пешер] – «истолкование») составлены по определенному образцу: комментатор приводил текст стиха или его часть, а затем свое истолкование, предваряемое словами «истолкование этого» или «толкование этого слова…». Толкователь исходил из того, что библейские тексты относятся к «последним дням», и, осознавая себя живущим как раз в эти «последние дни», он вправе связать повествование Библии с современными ему событиями. Например, в толковании на книгу прор. Наума (4Q169) Ниневия понималась как Иерусалим, потоки Нила – иерусалимская знать, дикий лев – сирийский царь Димитрий (4Q 169 frag. 3–4 col. I 1–4; col. II 1–2, 8–9). Толкование на прор. Аввакума (1QpHab) стремилось избегать прямых указаний на имена персонажей, используя для римлян библейское название племени киттим, а для главных действующих лиц современных событий – известные и из других сектантских свитков символические имена: Учитель праведности (глава общины), Человек лжи (оппозиционер внутри общины) и Злой первосвященник (возможно, первосвященник Иерусалимского Храма)³⁴⁵.

Понятно, что толкования, построенные на таком методе, имеют невысокую ценность, поскольку при этом комментатор скорее проводил параллель между событиями древности и настоящим, используя лишь внешнее сходство. Он не пытается проникнуть в суть смысла библейского текста, не пытается выделить характерные черты пророчества и отыскать их в современных событиях.

Такие же методы использовал, например, Джироламо Савонарола, когда переносил библейские пророчества на события во Флоренции XV в.

В использовании подобного метода обвиняли христианскую Церковь еще во II в. гностики. Они говорили, что Христос и апостолы при объяснении ветхозаветных мест не имели в виду дать точное истолкование их подлинного смысла, а лишь пользовались ими для своих целей.

Двумя веками позднее некоторые представители антиохийской школы толкования, игнорируя преобразовательный метод, отдавали предпочтение буквалистическому методу толкования. Буквалистический метод отличается от буквального тем, что является его крайним развитием и искажением. Буквалистический метод заключается в манипуляции словами в отрыве от контекста и нередко приводит к пониманию, противоречащему первоначальному буквальному смыслу Писания. Развитие буквалистического метода привело к тому, что антиохийцы даже вошли в противоречие с толкованием Писания Ветхого Завета новозаветными авторами. Чтобы оправдать себя, представители антиохийской школы утверждали, будто Христос и апостолы при объяснении ветхозаветных мест не стремились дать точное истолкование подлинного смысла этих мест, а пользовались ими, по иудейскому обычаю, для каких-либо своих целей или вообще следовали при этом методу приспособления (аккомодации).

Подобного рода идеи вновь начинают активно обсуждаться в начале новой европейской истории, когда под влиянием ученых раввинов началась исследование оригинального ветхозаветного текста. Хотя основным методом исследования ветхозаветного текста был буквальный, он, к сожалению, нередко переходил в буквалистический. Именно ученые-буквалисты провозгласили, что Ветхий Завет не говорит о событиях Нового, что он должен объясняться независимо от его новозаветного толкования, исключительно сам из себя – по грамматическому, буквальному толкованию его мест в контексте. С другой стороны, для объяснения отвергаемого ими новозаветного толкования Ветхого Завета была разработана целая теория аккомодации, популярная на Западе в XVIII–XIX вв. и до сих пор не утратившая окончательно своего влияния³⁴⁶.

Однако аккомодативное толкование может допускаться в церковной практике в том случае, если оно не претендует на прямую пророческую или прообразовательную связь между актуальной темой проповеди и тем, что подразумевается в Писании. Вполне возможно употребление аккомодации в гомилетических целях, когда мысль или фраза священного автора берется как отправной пункт для развития собственной мысли проповедника. Ярким примером аккомодативного толкования Ветхого Завета является наследие свт. Димитрия Ростовского. Так, рассуждая о пагубности гордости, свт. Димитрий вспоминает проклятие Давидом горы Гелвуйской (см. 2Цар. 1:21), говоря следующее: «Проклята Богом гордость, как Давидом Гелвуйская гора, чтобы не сошла на нее роса благодати Божией и дождь милосердия Божия. Не придет туда Христос, где увидит гору Beлиаровой гордости» (Поучение в Неделю перед Богоявлением)³⁴⁷.

Корсунский И. Н.  Иудейское толкование Ветхого Завета. М., 1882.

Корсунский И. Н.  Новозаветное толкование Ветхого Завета. М., 1885.

1. Дайте определение историко-грамматическому методу толкования.

2. Назовите принципы историко-критического метода толкования.

3. Перечислите небуквальные (духовные) методы толкования.

4. Покажите разницу между переносной речью и аллегорией.

5. Опишите особенности тропологического толкования.

6. В чем преимущество типологического толкования?

7. В чем неправильность аккомодативного толкования?

Вы можете приобрести книгу в интернет-магазине издательства Санкт-Петербургской Духовной Академии.