Сборник проповеднических образцов. Проповеди святоотеческие и церковно-отечественные

П. Дударев

Оригинал

Часть первая. Образцы святоотеческой проповеди

Климент, пресвитер Александрийский

Беседа о том, какой богач спасется¹

Кто расточает пред богачами льстивые речи и притворно выставляет им себя премного обязанным за такие дела, которые не стоят никакой благодарности, того, по справедливости, должно считать не только низким человеком, но и нечестивым и злонамеренным. Он нечестив: потому что, будучи обязан хвалить и прославлять одного Бога, благого и совершенного, от Которого, чрез Которого и для Которого все происходит, он святотатственно отдает богоприличную честь людям, проводящим жизнь в нечистоте и пороках, и потому заслуживающим осуждения от Бога. Он злонамерен: потому что и одно уже изобилие мирских благ легко может соблазнить, растлить души богачей и совратить с истинного пути, который ведет ко спасению; а он прибавляет к тому еще новые соблазны, изнеживая слух и сердце богачей сладостью безмерных похвал. И к чему же наконец все это приведет? К тому, что богач еще более будет превозноситься и пренебрегать всем, кроме богатства, за которое его величают. Гораздо человеколюбивее было бы, если бы мы, вместо того, чтобы унизительно потворствовать богачам и восхвалять их за неправды, позаботились отрезвлять их ум благими советами и всемерно содействовать их спасению, как-то: увещевать их чаще обращаться с молитвою к Богу, врачевать души их благодатью Спасителя, просвещая и наставляя их на путь истины. Ибо молитва, неугасающая до последнего дня жизни, разольет в душе свет и истинное спокойствие; а доброе поведение укрепит в ней любовь к правде и закону и ко всем заповедям Спасителя.

Впрочем, не одно это обстоятельство, столь обыкновенное в жизни, – разумею лесть, расточаемую пред богачами, – соделывает спасение их более трудным, чем спасение бедных; но различные бывают тому причины. Так, одни из богачей, услышав и не разумев надлежащим образом слов Спасителя: удобее есть велбуду сквозе иглине уши проити, неже богату в царствие Божие внити (Мф.19:24), впали в отчаяние и сочли жизнь вечную вовсе недоступною для них; и потому, предавшись всецело миру и привязавшись к настоящей жизни так, как бы она только одна и осталась для них, далеко уклонились от пути, ведущего к небу; а не сообразили ни того, каких богачей разумеет Господь и Учитель (в приведенных словах), ни того, что невозможная у человек возможна у Бога (Мф. 19:26). Другие же, хотя правильно и как следует понимают сие изречение, но, вознерадев о делах, ведущих ко спасению, не приготовляются надлежащим образом к тому, чтобы удостоиться обетованных наград. Итак, всякому, кто любит истину и братство, кто не питает слепой ненависти к богачам, которые, подобно всем другим людям, призваны ко спасению, и кто, с другой стороны, не склонен и потворствовать им из каких-либо видов корыстолюбия, надлежит, во-первых, истреблять в душе их неосновательное отчаяние и должным истолкованием учения Господня показать, что и богачам не отказывается в наследии Царствия Божия, если только они будут послушны заповедям. Потом вразумить и наставить их, посредством каких дел и расположений сердечных должны они одушевлять в себе надежду, которая не доступна и для них², хотя и не может доставаться даром…

Да даст же нам Спаситель начать здесь слово и предложить истинные, благоприличные и спасительные наставления братьям, во-первых, относительно самой надежды и, во-вторых, относительно средств, ведущих к надежде! Ибо Он ниспосылает дары нуждающимся и просвещает ищущих света, разрешает мглу неведения и спасает от отчаяния.

Приведем для успокоения нашего те же самые слова Господа, в которых найдется и самое верное истолкование для них; и нам вдвойне будет приятно услышать снова евангельское изречение, которое так беспокоило некоторых из нас, быв понято поверхностно и ошибочно. (Далее проповедник буквально приводит Евангельский текст, помещенный в Евангелие Марка (Мк.10:17–31)).

Приятный конечно и самый приличный вопрос предложен был нашему Спасителю, предложен вопрос Жизни о жизни, Спасителю о спасении, Учителю о главном из преподаваемых Им догматов, Истине о истинном бессмертии, Совершенству о совершенном успокоении, Нетлению о вечном нетлении; предложен вопрос о том, для чего Он и нисшел на землю, чему наставляет, чему учит, что дарует, да откроется всем, что главный предмет Евангелия есть дарование жизни вечной. Но, как Бог, Он наперед знал и то, о чем Его спросят, и то, что Ему ответят. Ибо кому и знать более, как не Пророку пророков и раздаятелю всякого духа пророческого? Быв только назван благим, Он в первом этом слове уже и открывает случай начать Свой урок, обращая мысль ученика к Богу, единому, благому и первому дарователю жизни вечной. Итак, прежде всего должно быть укоренено в душе это величайшее и главнейшее правило жизни, чтобы, т. е. знать Бога вечного, раздаятеля вечных благ, и всецело убедиться чрез размышление, что Он есть первая благость, верховная, единая, что Он есть существо существ и от Него зависит бытие и прочность всего живущего. Неведение Его есть смерть; познание же Его, общение с Ним, любовь к Нему, уподобление Ему – единая истинная жизнь. Но в то же время должно познать и величие Спасителя: ибо никтоже знает Отца токмо Сын, и ему же аще волит Сын открыти (Мф.11:27), уверовать, что, как говорит апостол, Моисеем дан лишь закон, а благодать и истина даны Иисусом Христом (Ин.1:17), и что не одинаково достоинство преподанного верным рабом и дарованного истинным Сыном Божиим. Ибо если бы закон Моисеев доставлял жизнь вечную, то без нужды приходил (на землю) сам Спаситель и страдал за нас, совершив все поприще жизни человеческой от рождения и до смерти. Без нужды бы и тот, кто от юности исполнил заповеди закона, прибегал еще к другому за бессмертием. Он же притом не просто говорит: исполнил закон, но: сия вся сохраних от юности моея. Что великого и славного в том, что человек на старости лет стал воздерживаться от грехов? Но если кто еще в резвой юности, в жару первого возраста остепенится и утвердится в правилах маститой мудрости, опережая как бы свои лета, – вот это истинно дивный и совершенный подвижник! Однако же и таковой именно человек, вполне уверенный, что им выполнена всякая правда (закона), столь же хорошо чувствует, как он далек еще от жизни вечной, и потому просит ее у Того, Кто един и может ее даровать… И Иисус не обличает его в том, чтобы он не исполнил всех предписаний закона: напротив, Господь возлюбил его и готов обнять за исправность в соблюдении тех правил, в которых был воспитан: но для жизни вечной находит его несовершенным! Ты опытен в делах закона, но не в делах, ведущих к истинной жизни. Прекрасно и то: что говорить об этом? Ибо заповедь свята (Рим.7:12); доселе она, как пестунья, приготовляла чад Божиих страхом и предварительным обучением к законоположению и благодати Иисуса Христа (Гал.3:24). Но кончина закона Христос в правду всякому верующему (Рим.10:4), Христос, Который уже не рабами нас соделывает, как раб, но чадами Божиими, братьями и сонаследниками Своими, творящими волю Отца.

Аще хощеши совершен быти (Мф.19:21). Итак, ясно, что человек сей не был совершен. Но с сим вместе Спаситель словами: аще хощеши, указал и на свободное произволение собеседовавшей с Ним души. Ибо человеку, как существу свободному, свойственно избирать, а Богу, как Господу, давать: но Он дает только тем, кто желает, ждет и просит, чтобы таким образом спасение было и собственным нашим делом. Бог никого не принуждает: насилие противно Богу; но ищущим Его приходит на помощь, просящим ниспосылает дары, толкущим в двери отверзает. Посему, если хочешь, говорит, если истинно хочешь, а не обманываешь себя, стяжи то, чего тебе не достает: для тебя остается уже только одно, но такое добро, которое выше закона, которого закон не дает и не может дать, которое есть удел живущих верою. К сожалению, исполнивший от юности все требования закона и столько гордившийся тем, не мог приложить ко всему прочему только одного этого, что особенно требуется Спасителем, как необходимое условие для жизни вечной; но отыде скорбя. Видно, что он не истинно желал жизни, как говорил, но только потщеславился своим благим произволением…

Что же это такое заставило его обратиться в бегство и отречься от Учителя, от молитвы, от надежды, от жизни и от всех понесенных им трудов? – Елика имаши, продаждь. Как понимать сию заповедь Спасителя? Ужели Он повелевает всякому, как некоторые полагали, непременно оставить самое имение и бросить богатство? Нет, Он велит, главным образом, отрешиться от обыкновенных предрассудков и высокого мнения о богатстве, от пристрастия к деньгам, превращающегося часто в болезнь души, от излишних забот о приобретении имуществ, которые, как терние, подавляют в нас семя жизни. Невеликое и немудреное дело пожить без денег, хотя бы то и не для жизни вечной, а для какой-либо менее важной цели: иначе и тех людей, которые ничего не имеют, нуждаются даже в насущном хлебе и нищенски скитаются по распутьям, не ведая ни Бога, ни правды Божией, следовало бы, потому только, что они крайне бедны и терпят нужду во всем, считать блаженнейшими, самыми богоугодными и единственными наследниками жизни вечной. Не новость отказаться от богатства или раздать имение бедным и нищим: так поступали многие и прежде пришествия Спасителя или по особенной любви и совершенной преданности к ученым занятиям и мертвой мудрости, или из суетной и пустой славы, каковы: Анаксагоры, Демокриты и Кратесы³. Что же нового возвещает Иисус Христос, такого, что поистине божественно, что одно может доставить вечную жизнь, что неизвестно было древним в деле спасения? Какой особенный урок преподает Сын Божий новой созданной Им твари? Уже без сомнения не одно внешнее Он имеет в виду, что исполнялось и прежде; но нечто другое, гораздо возвышеннейшее и совершеннейшее. Именно: Он знаменательно внушает нам совершенно очистить душу от страстей и с корнем исторгнуть и выбросить из нее все чуждое высокому ее назначению. И вот учение, подлинно приличное верному и вполне достойное Спасителя! Древние по презрению к внешним благам отказывались иногда от своих стяжаний и раздавали их; но как бы в вознаграждение за то еще с большим неистовством предавались порочным страстям, начиная гордиться, тщеславиться и презирать других людей, как будто сами совершили нечто свышечеловеческое. Как же можно думать, чтобы Спаситель ищущим живота вечного стал предписывать подобное поведение, которое, напротив, явно повредит душе и будет препятствием к достижению жизни вечной? Притом же обнищание вещественными благами, само по себе, не избавляет нас от внутренних мучений любостяжания, но часто только усиливает их…

Не гораздо ли полезнее противное сему, т. е. иметь достаток во всем, чтобы можно было не мучиться страстно к приобретениям и помогать, кому следует? Да как может существовать и общение между людьми и милосердие, когда никого не будет с достатком? Каким образом тот, кто сам ничего не имеет, насытит алчущего, напоит жаждущего, примет странника, за неисполнение чего угрожается геенною и темою кромешною (Мф.25:35)? Ибо, если известно, что таковых обязанностей нельзя выполнять, не имея достатка; то, как мог бы Господь заповедовать одно и воспрещать другое? Не значило ли бы это, что Он в одно и то же время велел и подавать бедным милостыни и не подавать, питать их и не питать, быть гостеприимным и не быть?

Итак, нет необходимости бросать богатство, которое может быть употреблено на пользу ближних. Богатство есть не больше, как орудие, и зло или добро не в нем, а в том, как кто будет употреблять его. Если орудие употребляют с умением и как следует, оно будет полезно; но в дурных руках оно может и вредить, хотя само и не виновато будет. То же должно сказать и о богатстве. Пользуйся им праведно, – оно послужит к твоему оправданию; в противном же случай оно послужит к твоей погибели, ибо вообще назначение его служить, а не властвовать. Если же богатство само по себе не есть ни добро, ни зло, и не может подлежать никакой вине; то и порицать должно не богатство, а то, от чего зависит неправедное его употребление, т. е. человека, который, имея свободу и рассудок, может самовластно распоряжаться дарами Божьими. Кто добр в душе и рассудителен, тот и богатство употребит на добро и с пользою; а кто водится безумными и греховными страстями, тот во всяком случае равно будет вредить и себе, и другим… Обнищайте порочными страстями; тогда и богатство, равно как и все внешние блага, не только не будут вредны, но принесут великую пользу, быв употребляемы с благоразумием, целомудрием и благочестием… Блажен нищий духом, сказал Господь (Мф.5:3), т. е. кто со смирением приемлет серебро и золото, как дары Божии, и употребляет их во славу и угождение щедродателю Богу и на пользу ближних, кто помнит, что он владеет богатством только как посредник и орудие благости Промысла, кто, не забывая превосходства своей души пред тленными сокровищами, не раболепствует им, но по доброй воле располагает ими, как господин, не смотрит на них, как на цель своей жизни, но всегда готов на всякий честный труд, на всякое пожертвование, и, если настоит необходимость лишиться имущества, перенесет утрату с тем же кротким и спокойным духом, с каким смотрел и на умножение своего богатства.

Истинно богат тот, кто избыточествует добрыми делами и пользуется всем свято и с верою; но тот ложно богат, кто богат лишь по плоти и имеет единственною заботою приобретение внешних благ, которые приходят и погибают. Так точно и между бедными бывают одни истинно, а другие ложно бедны: первые бедны духом, что, собственно, и важно, а последние только мирскими благами, что ничего не значит, само по себе, для спасения. Елика имаши, говорит, продаждь. Но как же продать? Ужели только обменять имение на деньги, или одни вещественные блага на другие? Нет, не так; но вместо прежних плотских наслаждений приучи душу, если желаешь спасти ее, к другим, более возвышенным, духовным; тогда наградою тебе будет не преходящая честь и слава, а вечное нетление…. Сих то внушений Спасителя не вместил в себе упоминаемый в Евангелии богач, исполнивший весь закон; он не мог понять, как можно быть вместе и богатым, и бедным, иметь деньги и не иметь, пользоваться мирскими благами и не пользоваться, и удалился с грустью, потому что не охотно покидал тот образ жизни, которого мог только желать, но не исполнить… Господь не осуждает богатства и не отлучает людей от небесного наследия за то одно, что они богаты, особенно когда они ревностны в исполнении Его заповедей, когда предпочитают вечный живот вещам временным и, устремив взоры на Него, как на искусного кормчего, со святым нетерпением ожидают мановений Его и желают узнать, чего Он хочет, что прикажет, что запретит, какое укажет направление плавателям, чтобы они лучше могли достигнуть вожделенной цели. В самом деле, чем виноват тот, кто еще прежде принятия веры трудом и бережливостью собрал себе достаточное имущество для обеспечения своей жизни? Или, что еще яснее, как можно винить того, кто самым рождением своим поставлен среди богатства, могущества и почестей, мимо собственной воли? Если бы ему было отказано в жизни вечной потоку только, что по воле Божией досталось жить здесь в изобилии; то это была бы явная обида со стороны Творца, Который дает блага временные, чтобы лишить благ вечных. Притом, для чего и земля производит и открывает человеку столько богатств, если эти богатства могут причинять только смерть? Нет, кто, владея богатством, не поработит ему своей души и не забудется, кто в употреблении даров счастья будет соблюдать скромность и целомудрие, ищет во всем Бога и к Нему одному стремится; тот будет беден пред очами Божьими, свободен, непобедим и никакая зараза, ни одна стрела мамоны не прикоснется ему. В противном же случае, точно удобее есть велбуду сквозе иглине уши проити, неже богату в царствие Божие внити (Мк.10:25). Но сим еще не исчерпывается весь глубокий смысл таинственных слов Иисуса Христа…

Изъясним теперь важнейшую часть притчи и покажем главную цель, с которою она предложена. Конечно, она учит богатых не пренебрегать спасением, так как бы у них отнята была всякая надежда; конечно, она не требует и того, чтобы мы бросали богатство в море и бежали от него, как от врага неодолимого; но важнее всего знать, как должно пользоваться богатством и в то же время достигать жизни вечной. Страх за богатство, может быть, предохранит богача от конечной погибели; но одна уверенность в том, что он может спастись, все-таки не доставит ему действительного спасения. Посмотрим же, на чем должна быть основана та надежда, которую предписывает Спаситель, и как самое богатство, которое должно бы, по-видимому, разрушать надежду богачей, может, напротив того, быть самым благоприятным пособием к ее осуществлению. Божественный Учитель, на вопрос о том, какая из всех большая заповедь, говорит: возлюбиши Господа Бога твоего от всего сердца твоего, и от всея души твоея, и всею крепостию твоею (Лк.10:27). Итак, вот заповедь, которой выше и больше нет.

Другая заповедь не меньше первой, говорит Спаситель, есть следующая: возлюбиши искренняго твоего, яко сам себе (Лк.10:29).

Спаситель не определил ближнего по обычаю иудеев, не сказал т. е., что ближним должно считать сродника, соотечественника и живущего по одному и тому же закону; но представил человека, который совершал путь из Иерусалима в Иерихон. (Далее проповедник излагает содержание притчи о милосердом Самарянине: (Лк.10:30–37) и дает ее объяснение. Разбойники, о которых говорится в притче, по мнению Климента, суть духи тьмы, человек, попавший в руки разбойников, – каждый из нас, неизбежно терпящий от них и нередко всецело овладеваемый ими, а Милосердый Самарянин – Сам Иисус Христос). И ближний нам кто больше, как не сам же Спаситель? Кто другой оказал нам больше милосердая? Он излил на язвы душ наших кровь винограда Давида, умастил нас елеем Св. Духа, обязал нас любовно, верою и надеждою и повелел Ангелам служить нам, пока не сделаемся способными перейти в Царство Небесное!

Возлюбим же сего Бога благодетеля, а любит Христа тот, кто творит волю Его и соблюдает Его заповеди. Ибо не всяк, говорит Он, глаголяй ми: Господи, Господи, внидет в царствие небесное, но творяй волю Отца Моего, иже есть на небесех (Мф.7:21).

Непосредственно за этою первой обязанностью – любить Христа следует другая – любить верных братьев Его и вспомоществовать им во всем. Ибо то, что мы сделаем для одного из учеников Господа, Он относит к Себе, так как бы мы для Него самого сделали… Заметьте притом: Господь не велит вам доводить бедных до того, чтобы они искали вас и вымаливали у вас милостыню, нет: но сами ищите, кого бы облагодетельствовать из них, этих достойнейших учеников Спасителя. Прекрасно говорит о сем апостол: доброхотна дателя любит Бог (2Кор.9:7), т. е. того, кто находит свое собственное наслаждение в благотворительности, не скупится, расточая семена, от которых должна произойти такая богатая жатва, подает милостыню всякому нуждающемуся, не разбирая лиц, без ропота, без неудовольствия; таков характер истинной благотворительности. Еще лучше сказал об этом Спаситель: всякому просящему у тебя дай (Лк.6:30). Поступать так, истинно, значит подражать беспредельной благости Божией и взойти на самый верх возможного для нас совершенства. И потом какая высокая награда за то: вечное селение! О, божественная торговля! Что может быть лучше такого оборота в употреблении богатств? Выручить блага нетленные на несколько вещей скорогибнущих! На земных, ничто жных пожертвованиях основать и устроить себе вечную обитель в небесах! Спеши, богач, если есть у тебя ум, спеши на такое торжище, переплывай моря, если нужно, обтекай всю землю, не бойся ни трудов, ни опасностей; пока жизнь еще в твоих руках, закупай блага Царствия Небесного. К чему ты так ревностно гоняешься за драгоценными камнями, к чему строишь лишние дома и палаты, которые, может быть, скоро истребит огонь, или сокрушит время, или ниспровергнет землетрясение, или отнимет какой-нибудь властелин? Обрати помыслы свои к палатам небесным, где царствуют с Богом. Их доставит тебе убогий человек, которого примешь ты во имя Божие. Раздели с ним земные сокровища: он разделит с тобою небесные. Умоляй, чтобы он принял твои подаяния, настаивай, не отступай; но бойся, чтобы он не ушел от тебя с пустыми руками. Для него нет заповеди непременно принимать милостыню; а тебе заповедано подавать. Господь и не сказал притом просто: подавай, благодетельствуй, помогай, но: сотвори друга; а дружба приобретается неоднократным каким-нибудь одолжением, но благотворительностью постоянною, но длинным рядом забот и пожертвований… Отверзайте утробы ваши для всех, которые записаны в числе учеников Божиих. Не пренебрегайте ни одного по причине впалых очей, по причине возраста, вида или телосложения. Эти внешние недостатки, эти болезни и безобразие бедных не только не должны возбуждать в вас отвращение, но должны, напротив, больше сближать вас с ними, напоминая общую всем слабость нашей природы в урок и вам самим; но подумайте между тем, что под этою отталкивающею внешностью сокровенно обитает Отец и Сын Его, Который за нас умер и воскресил нас с Собою…

Вопреки обычаю других людей, ты собери вокруг себя немощное воинство, неспособное для войны, незнакомое с кровопролитием, не воспламеняющееся ни гневом, ни другими страстями: оно лучше защитит тебя. Окружи себя престарелыми, дышащими одним благочестием, сиротами, сохранившими честность нравов, вдовицами, украшающимися кротостью и терпением, мужами с нежным, любвеобильным сердцем. Их-то сделай хранителями своего богатства, тела и души, а Бога не переставай признавать полным их владыкою… Все эти воины будут самые деятельные; все эти стражи будут соперничать в бодрствовании о твоем благополучии. Ни один не останется праздным, ни один не будет бесполезен. Тот будет ходатайствовать за тебя пред Богом, другой подаст тебе нужное утешение. Один поможет тебе своими слезами и воздыханиями пред престолом Господа всяческих, другой спасительными наставлениями, увещаниями, обличениями и советами, все, наконец, будут охранять тебя истинно, без обмана, без страха, без притворства и без лести. О, как усладительна для тебя будет заботливость таких друзей…

Сам Бог есть любовь, которую так приятно Ему видеть в нас… По любви Он от вечности родил из Себя Сына, и сей плод любви есть та же любовь. По любви Господь нисшел с неба, облекся в плоть человеческую, понес вольную страсть. Любовь эта безмерна. Он положил душу Свою за каждого из нас, тогда как и все мы в совокупности далеко не стоим такой цены. Зато Он хочет только, чтобы и мы полагали душу свою друг за друга. Припомним любимое изречение Иоанна, божественное изречение: не любяй брата… человекоубийца есть (1Ин.3:14,15). Поистине такой человек есть отродие Каина, ученик диавола: для него всегда будет закрыто благоутробие Божие; ему нет никакой надежды. От него не будет ни доброго семени, ни плода, потому что это уже не отрасль винограда небесного, вечно жизненного, но иссохшая ветвь и потому обреченная на сожжение.

Научись, наконец, и от Павла, как шествовать ко спасению этим путем, путем любви, и как превосходить он все прочее. Любовь, говорит, не ищет своих си (1Кор.13:5), потому что вся изливается на брата. Любовь покрывает множество грехов (1Пет.4:8). Чье сердце исполнено этою добродетелью, тот, как бы ни был грешен, сколь бы много ни совершил преступлений, во всем может исправиться, особенно при помощи искреннего покаяния… Когда же очистишь себя от скверн, Бог опять будет обитать в тебе. Трудно, конечно, вдруг отстать от всех порочных привычек; однако же не невозможно при содействии Божием, при молитвах и наставлениях братии. И вот почему совершенно необходимо тебе, богач, гордый своим могуществом и достоинствами, поставить над собою какого-нибудь человека Божия, который бы одушевлял в тебе любовь к добродетели и был для тебя вождем и управителем в деле спасения. Имей при себе хоть одного, которого бы ты стыдился и боялся. Приучи себя хоть от одного слышать свободную речь, будет ли то грозное обличение, или дружеское увещание. И для глаз нездорово всегда смотреть на предметы, ласкающие и услаждающие взор; иногда лучше бывает для здоровья пролить несколько слез и пострадать. Так и душе твоей ничто не может быть гибельнее постоянной неги и лести; тогда легко мог бы ты дойти до совершенного ослепления, между тем как грозное, но справедливое слово заставит тебя образумиться. Итак, исполняйся благочестивым страхом, когда руководитель твой разгневается на тебя, воздыхай, когда он воздыхает, уважай его, когда он обуздывает твой гнев, и спеши принять от него наказание. Он будет проводить много бессонных ночей, изливаясь в слезах пред Богом и преклоняя Его к тебе обычными молитвами. Отец Небесный никогда не отвращает слуха Своего от искренних и достойных сынов; а этот сын будет молиться искренно, если ты будешь чтить его, как Ангела Божия, если, скорбя за тебя, он от тебя не будет оскорбляем. Таково должно быть твое покаяние, если хочешь истинно покаяться. Но во всяком случае знай, что Бог поругаем не бывает (Гал.6:7) и не внимает словам пустым и суетным. Он испытует сердца и утробы, слышит воздыхания поверженных в пламень и мольбы заключенных во чреве китовом; Он очень близок всем верным, но от неверующих далек, пока они не каются.

Св. Григорий Неокесарийский

Слово на Богоявление⁴

Мужи, возлюбленные Христу и любящие общение и братство! Удостойте и ныне благосклонного вашего внимания мою беседу и, отверзши слух свой, как бы некие двери, примите слово мое и внемлите моей спасительной проповеди о крещении Иисуса Христа, совершившемся на реке Иордане, дабы вам сильнее возлюбить Господа, нисшедшего к нам до такой степени. Хотя торжество богоявления или откровения Спасителя нашего пришло уже, но благодать его всегда пребывает. Посему постараемся ею насытить и усладить ненасытимые сердца (в делах спасения такая ненасытость похвальна). Итак, прейдем все из Галилеи в Иудею и изыдем вместе со Христом; ибо блажен тот, кто шествует вместе с Путем жизни. Изыдем и мысленными стопами достигнем Иордана, чтобы зреть, как Тот, Кто не имеет нужды в крещении, крещается от Иоанна Крестителя, дабы даровать нам благодать крещения. Изыдем и узрим образ нашего возрождения, который напечатлелся в сих водах.

Тогда приходит Иисус от Галилеи на Иордан ко Иоанну креститися от него (Мф.3:13). Какая кротость и смирение Господа! Какое снисхождение! Небесный Царь приходит ко Иоанну – Своему предтече, не будучи окружен воинством ангельским и не предпосылая пред Собою вестников, т. е. бестелесных сил; но подобно простому и обыкновенному воину Он приходит к собственному Своему воину, приступает к нему, как бы кто-нибудь из среды простого народа; в числе пленников обретается Искупитель их и Судия; к погибшим овцам присоединяется добрый Пастырь, который ради заблудшей овцы нисшел с неба и между тем не оставил неба; с плевелами смешалась небесная пшеница, произросшая без человеческого «семени».

Иоанн Креститель, увидев Его, узнал, что это действительно Тот самый, Которого он исповедал и почтил, быв еще во чреве матери, ради Которого он так рано, преступив пределы естества, взыгрался в матерней утробе. Иоанн сказал Ему: аз требую тобою креститися, и ты ли грядеши ко мне (Мф.3:14)? Что делаешь Ты, Господи? Для чего превращаешь порядок вещей? Для чего наравне с рабами от раба Твоего просишь того, что свойственно рабам? Для чего желаешь получить то, в чем не имеешь нужды? Для чего Ты меня, Твоего раба, подавляешь столь великим снисхождением и смирением? Аз требую тобою креститися, но Ты не имеешь нужды креститься от меня. Меньшее благословляется от большего и сильнейшего, а не большее благословляется и освящается от меньшего. Светильник возжигается от солнца, а не солнце воспламеняется от светильника. Глина получает образование от скудельника, а не скудельник от глины. Тварь обновляется Творцом, а не Творец управляется тварью. Больной врачуется от врача, а не врач принимает наставления от больного. Бедный берет взаем у богатого, а не богатый у бедного. В подобном же роде объясняется и далее речь Крестителя и обращение его к Спасителю в тоне недоумения и благоговения пред Ним, как истинным богочеловеком, Творцом неба и земли.

Но Иисус в ответ сказал Иоанну: остави ныне, тако бо подобает нам исполнити всяку правду (Мф.3:15). Остави ныне: умолкни, о, Креститель! и дай действовать Мне. Научись желать того, чего желаю Я. Научись послужить Мне в том, к чему Я обязываю тебя, и не углубляйся чрезмерно в испытание того, что Я хочу сделать. Остави ныне. Не проповедуй еще о Моем божестве; не возвещай еще твоими устами Моего царства, дабы тиран, узнав о сем, не оставил своего намерения, которое он принял против Меня. Позволь диаволу приступить ко Мне так же, как он приступает к простому человеку; позволь ему сразиться со Мною, дабы он мог получить себе должную язву. Дай Мне исполнить Мое намерение и желание, для которого Я пришел на землю. Таинство и сокровенно то, что ныне совершается на Иордане. Сокровенно здесь то, что Я делаю сие не для Своей нужды, а для уврачевания уязвленных. Таинственно и сокровенно то, что в сих водах, возрождающих человечество, еще прежде указаны потоки небесные. Остави ныне. Когда увидишь, что Я, как Бог, буду действовать в Своих творениях по Своему произволению; тогда прославь то, что уже совершено. Когда увидишь, что Я очищаю прокаженных; то проповедуй обо Мне, как о Творце природы. Остави ныне, тако бо подобает нам исполнити всяку правду. Я законодатель и Сын Законодателя, и потому Мне прежде всего нужно самому исполнить заповеданное, а потом уже повсюду являть опыты Моей власти. Мне должно прежде исполнить закон, и тогда уже сообщать благодать. Мне должно положить конец Ветхому Завету, и потом уже проповедовать новый, начертать его на сердцах человеческих, скрепить Моею кровью и запечатлеть Моим духом. Мне должно взойти на крест и на нем пригвоздиться, претерпеть в этом естестве все, что только оно может претерпеть, Моими страданиями уврачевать страдания других и древом исцелить ту язву, которая нанесена людям посредством древа. Крести Меня, Который водою, Духом и огнем имею крестить верующих; водою, которая может омыть греховные нечистоты; Духом, который может соделать земных духовными; огнем, который может попалить терние беззаконий.

Выслушав сие, Креститель, обратив внимание на цель спасения и уразумев таинство, покорился божественному велению (ибо он был вместе и благочестив, и послушен) и простерши с радостью и трепетом свою десницу, крестил Господа. Когда же иудеи, стоявшие вблизи и в отдалении, помышляли и говорили сами с собою: «разве мы напрасно думали, что Иоанн более и совершеннее Иисуса? Разве мы несправедливо полагали, что первый важнее последнего! Не свидетельствует ли самое крещение Крестителево, что сей более того? Не крещает ли Его сей, как превосходнейший Его; а Тот не крещается ли от сего, как низший!» Когда таким образом размышляли сами с собою люди, не понимавшие таинства смотрения Божия, тогда Тот, Кто един есть Господь и по существу Отец Единородного, кто един подлинно и совершенно знал Того, Которого родил един без страдания и возмущения, Сам, говорю, Отец исправляя ложное мнение иудеев, отверз врата небесные и ниспослал на главу Иисуса Духа Святого в виде голубя, как бы перстом указуя нового Ноя и Творца Ноева и мудрого кормчего для естества, подвергающегося опасности кораблекрушения, и Сам возгласил с неба, ясно говоря: сей есть Сын мой возлюбленный (Мф. 3,17), Сей – Иисус, а не Иоанн, Тот, Кто крестился, а не тот, кто крестил; Тот, Кто родился из Меня прежде всех времен, а не тот, кто родился от Захарии; Тот, Кто по плоти родился от Марии, а не тот, кто произошел от Елисаветы, сверх ее ожидания; Тот, Кто не нарушив девства и без всякого человеческого участия произрос, как плод, а не тот, кто разрешив неплодство, произрос, как отрасль; Тот, Кто обращался с вами, а не тот, кто воспитывался в пустыне. Сей есть Сын мой возлюбленный, о немже благоволих; Сын единосущный, а не другого естества, единосущный Мне потому, чего вы не можете видеть, и единосущный вам потому, что вы видите, кроме греха. Это Тот, Который вместе со Мною сотворил человека. Сей есть Сын мой возлюбленный о немже благоволих. Не иной есть Сын Мой и иной Сын Марии, но Сей Самый есть Сын Мой возлюбленный, Который зрится очами и постигается умом. Сей есть Сын мой возлюбленный, о немже благоволих, того послушайте. Если Он скажет: Аз и Отец едино есма. (Ин.10:30), слушайте. Если Он скажет: видевый мене, виде Отца (Ин.14:9), слушайте Его. Если Он скажет: пославый мя болий мене есть (Ин.14:28), покоряйтесь Его слову. Если Он вопросит: кого мя глаголют человецы быти, Сына человеческаго? Вы отвечайте Ему: ты ecu Христос, Сын Бога живаго (Мф.16:13,16).

Когда услышаны были с неба такие слова, то род человеческий просветился и узнал различие между Творцом и тварью, между царем и воином, между художником и его произведением и, утвердившись в вере, люди посредством Иоаннова крещения пришли к Тому, Кто крестил Духом и огнем, т. е. ко Христу, истинному Богу нашему, с Которым Отцу вместе со Пресвятым и Животворящим Духом да будет слава ныне и всегда во веки веков. Аминь.

Св. Афанасий Великий, архиепископ Александрийский

Слово на слова

Вся мне предана суть Отцем моим и никтоже знает, кто есть Сын, токмо Отец; и кто есть Отец – токмо Сын, и ему же аще волит Сын открыти (Мф.11:27).

И сего не уразумев, держащиеся Ариевой ереси Евсевий и сообщники его, нечестиво говорят о Господе: «Если вся предана (и под словом вся разумеют они господство над тварью), то было когда не имел сего. Если бы не имел, то Он не от Отца, потому что если бы от Отца был, то как Сущий от Него всегда, имел бы сие, и не было бы Ему нужды принимать это». Но сими-то словами изобличится наиболее их неразумие, потому что изречение сие означает не начальство над тварью, или господство над вещами сотворенными, но имеет в виду дать некоторое понятие о домостроительстве.

Если тогда предана Ему вся, когда сказал сие; то явно, что прежде приятия Им всего тварь не имела в себе Слова. Как же сказано: всяческая в нем состоятся (Кол.1:17)? Если же вместе с тем, как произошла тварь, вся она предана Ему; то не было нужды предавать, потому что вся тем быша (Ин.1:3), и излишне было бы предавать Господу то, чему Сам Он Создатель. Он был Господь сотворенного по тому самому, что сотворил сие. Но если уже по сотворении вся предана Ему, то вникни в несообразность. Ибо если предана и на принятии Им, Отец устранился; то подвергаемся опасности впасть с иными в баснословие, будто бы Отец, предав Сыну, Сам отступился от мира. Или если, когда содержит все Сын, содержит также и Отец, то надлежало бы сказать не предана, но Отец принял в общение, как Павел Силуана. А в сем еще более несообразности. Бог ни в ком не имеет нужды и не по необходимости принял в помощь Сына; но будучи Отцом Сыну, чрез Него все творит, и не предает Ему твари, но чрез Него и в Нем промышляет о твари, так что и воробей не падет на землю без воли Отца, и трава не оденется без Бога. Впрочем, тогда как делает Отец и Сын делает доселе (Ин.5:17).

Итак, суетно мудрование нечестивых. Приведенное изречение не то значит, что они думают; указывает же на Господне во плоти домостроительство. Когда человек согрешил и пал, а с падением его все пришло в смятение, усилилась смерть от Адама даже до Моисея (Рим.5:14), земля подверглась проклятию, отверзся ад, заключился рай, раздражилось небо, человек в конец развратился и уподобился скотам, диавол же поругался над нами; тогда Бог, Который человеколюбив и не хочет, чтобы погиб созданный по образу Его человек, изрек: кого послю, и кто пойдет? Все безмолвствовали, и Сын сказал: се Аз посли мя. Тогда-то, конечно, Отец сказал Ему: иди (Ис.6:8,9), предал Ему человека, чтобы само Слово стало плотью и, приняв на Себя плоть, во всем обновило его. Ибо Слову предан человек, как Врачу, чтобы уврачевать от угрызения змия; как Жизни, чтобы воскресить мертвого; как Свету, чтобы озарить тьму; и сущему Слову, чтобы обновить словесную тварь. Посему, как скоро вся предана Слову, и Оно стало человеком, тотчас все обновлено и усовершенно: земля вместо проклятия приемлет благословение, рай отверзт разбойнику, ад ужаснулся, гробы отверзлись, когда мертвецы воскрешены, взялись врата небесные, да внидет грядущий от Эдома (Пс.23:9). Сам Спаситель, чтобы показать, каким именно образом вся предана Ему, как говорит Матфей, немедленно присовокупил: приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы (Мф.11:28). Мне вы преданы, да упокою утружденных и оживотворю умерщвленных. Согласно с сим и читаемое у Иоанна: Отец любит Сына и вся даде в руце Его (Ин 3:35). Дал для того, чтобы, как и все Им сотворено, так все о Нем же могло и обновиться. Ибо не для того, чтобы из бедного стал Он богатым, предается Ему, не для того, чтобы, не имея власти, приять власть, приемлет Он все: да не будет сего! – а напротив того, чтобы Ему, как Спасителю, все обновить; ибо прилично было как в начале создания Им, так и при исправлении, о Нем же прийти сему в бытие, с той разностью в речениях, что в начале Им пришло в бытие, а впоследствии, когда все пало, Слово стало плотью и облеклось в плоть, в Нем все обновилось. Ибо Само страдая, нас упокоило, Само алча, нас напитало, и, нисходя во ад, нас возвело из ада. Тогда, при сотворении всего, было повеление прийти в бытие, напр.: да произведет, да будет (Быт.1:3,20); при исправлении же прилично было, чтобы Ему было предано, да само Слово соделается человеком, и все в Нем обновится. Ибо оживотворится сущий о Нем человек. Для того Слово и соединилось с человеком, чтобы клятва не имела более силы над человеком, Для того в 71-м псалме умоляющие Бога о человеческом роде говорят: Боже, суд Твой цареви даждь (Пс.71:1), чтобы смертное наше осуждение, которое было против нас, предано было Сыну, и Он уже в Себе уничтожил сие осуждение, умерши за нас, Сие разумея, и Сам Он сказал в 87-м псалме: на Мне утвердися ярость Твоя (Пс.87:8), потому что Сам понес на Себе гнев, который лежал на нас, как говорит и в 137 псалме: Господь воздаст за Мя (Пс.137:8).

Посему так должны понимать сказанное: вся предана Спасителю; и в этом смысле, можно сказать, предается Ему то, чего не имел. Ибо прежде сего не был Он человеком, стал же человеком, чтобы спасти человека. В начале не было плотью Слово, но впоследствии стало плотью и ею, по слову апостола, примири вражду с ними, и закон заповедей ученьми упразднило, да оба созиждет во единого новаго человека, творя мир, и примирит обоих во едином теле Отцу (Еф.2:15,16).

Что имеет Отец, то принадлежит и Сыну, как говорится у Иоанна: вся, елика имать Отец, Моя суть (Ин.16:15); и весьма выразительны слова сии. Ибо когда соделался тем, чем не был, тогда все предается Ему. А когда хочет указать на Свое единство с Отцом, тогда не скрывает и учит, говоря: вся, елика имать Отец, Моя суть. И подивиться должно точности слова. Не сказал: вся, елика имать Отец, дал Мне, чтобы не заключили, будто бы не имел когда-то сего: но говорит: Моя суть; ибо сие, состоя во власти Отца, также – и во власти Сына.

Но должно еще исследовать: что имать Отец? Если означается сим тварь, то прежде твари ничего не имел Отец, и что имеет, оказывается заимствующим сие у твари. Да не подумаем сего! Ибо как сам Он – прежде твари, так прежде же твари имеет все, что ни имеет, и сие, как веруем, принадлежит и Сыну. Ибо если Сын в Отце (Ин.14:10), то все, что имеет Отец, принадлежит и Сыну.

Но сим изречением низлагается лукавство неправомыслящих, которые говорят: «если все предается Сыну, то Отец прекращает власть Свою над тем, что предано Сыну; потому что вместо Себя поставляет Сына»: Отец бо не судит никому же, но суд весь даде Сынови (Ин.5:22). Но да заградятся уста глаголющих неправедная (Пс.62:12)! Ибо сам Отец не лишился владычества потому, что суд весь даде Сынови. И если сказано, что Отцом предано все Сыну; то посему не перестает Сам быть над всем.

Поелику же явным образом отделяют от Отца Единородного Божия, не отделенного по естеству, хотя сии злочестивцы в безумии своем стараются отделить Его на словах, не разумея, что свет никак не отделим от солнца, но естественно в нем пребывает; то (хотя и дерзко входить в исследование о недомыслимом естестве), воспользовавшись скудным подобием, заимствованным от того, что обыкновенно и у нас под руками, должно нам объяснить мысленно словом. Посему, как имеющему здравый ум невозможно представить, что солнечный свет, озаряющий вселенную, сияет без солнца, потому что солнечный свет соединен с естеством солнца; и если бы свет сказал: «от солнца заимствую то, что все озаряю, что все растет и укрепляется моею теплотой; то ни один безумец не подумает именование солнца отделять от естества, которое от него происходит, и которое есть свет: так, благочестиво думать, что божественная сущность Слова соединена по естеству с Отцом Своим. Ибо рассматриваемое нами изречение представляет самое ясное истолкование искомого; так как Спаситель сказал: вся, елика имать Отец, Моя суть. Сие означает, что всегда пребывает Он с Отцом. Ибо слова: елика имать, дают разуметь, что Отец имеет владычество; а слова: Моя суть, показывают нераздельное единение. Посему необходимо должны мы представлять, что в Отце есть нескончаемость бытия, вечность, бессмертие, и сие пребывает в Нем не как что-либо Ему чуждое, но, как в источнике, покоится в Нем и в Сыне. И когда хочешь представить что о Сыне, тогда познай прежде, что есть в Отце, и потом веруй, что то же самое есть и в Сыне. Если Отец есть тварь, или произведение, то и Сын тоже. И если позволительно сказать об Отце, что было, когда Он не был, или что Он из не сущего, то пусть будет сие сказано о Сыне. Но если нечестиво утверждать, что есть это в Отце, то да будет нечестиво представлять сие и в Сыне. Ибо что принадлежит Отцу, то принадлежит и Сыну; кто чтит Сына, тот чтит пославшего Его Отца (Ин.5:20); кто приемлет Сына, тот с Ним приемлет и Отца (Ин.13:23); кто видел Сына, тот видел и Отца (Ин.14:9). Поэтому как Отец не тварь, так не тварь и Сын, и как невозможно сказать об Отце, что было, когда Он не был, или что Он из не сущего, так неприлично говорить сие о Сыне. Напротив же того, как в Отце нескончаемость бытия, бессмертие, вечность, несозданность; так точно следует думать нам и о Сыне, по написанному: яко же Отец имать живот в Себе; токо даде и Сынови живот имети в Себе (Ин.5:26). Сказано же даде, чтобы указать на дающего Отца; но как в Отце, так и в Сыне, есть жизнь; из чего заключай о нераздельности и вечности бытия. И посему-то с такою точностью Спаситель сказал: елика имать Отец, чтобы и здесь, говоря об Отце, не быть признанным за самого Отца. Не сказал Он: «Я – Отец»; но елика имать Отец.

И Единородный Отчий Сын от Отца именуется Отцом же, впрочем, не в том смысле, в каком, может быть, приняли бы вы, заблуждающиеся ариане; напротив того. Он – Сын родившего Его Отца, Отец же будущего века. Ибо должно отнять у вас все ваши предположения. У пророка сказано: родися нам Сын, и дадеся нам, Его же начальство бысть на раме Его: и нарицается имя Его – велика совета Ангел, Бог крепкий, Властитель, Отец будущаго века (Ис.9:6). Итак, Единородной есть и Отец будущего века, и Сын Божии есть Бог крепкий и Властитель, и ясно доказано, что вся, елика имать Отец, суть и у Сына, и как Отец дает жизнь, так и Сыну равно возможно живить, ихже хощет (Ин.5:21). Ибо сказано: мертвии услышат глас Сына Божия, и оживут (Ин.5:25). Одна воля, одно хотение у Отца и Сына; потому что и естество у них одно и нераздельно.

Напрасно утруждают себя ариане, не понимая сказанного Спасителем нашим: вся, елика имать Отец, Моя суть. Сими словами и Савеллиево низлагается заблуждение, и обличается неразумие нынешних иудеев. Ибо, по разуму сих слов, Единородный имеет жизнь в Себе, как имеет Отец; и Он один знает, кто есть Отец; потому что во Отце пребывает, и Отца имеет в Себе. Он есть Отчий образ; следовательно, в Нем, как в образе, есть все то, что принадлежит Отцу. Он есть равнообразная печать, показывающая в Себе Отца; Он – живое, истинное Слово, сила, премудрость, освящение и избавление наше. О Нем бо живем и движемся и есмы (Деян.17:28), и никтоже знает, кто есть Отец, токмо Сын, и кто есть Сын, токмо Отец.

Как же нечестивые осмеливаются суесловить о том, о чем не позволительно умствовать, когда они – люди и не в состоянии объяснить и того, что на земле? И что говорю о том, что на земле? Пусть скажут нам о себе самих, если в состоянии будут исследовать собственную свою природу; подлинно дерзкие и самонадеянные эти люди, не трепещущее славы, в нюже желают проникнути ангелы (1Пет.1:12), которые столько выше нас и природою, и чином. Ибо что ближе к Богу Херувимов и Серафимов? Но и они не только не смеют взирать, или предстоять в прямом положении, но даже не с обнаженными, но как бы с прикровенными лицами, произносят славословие, немолчными устами в Трисвятой песни; прославляя не иное что, а только Божие неизреченное естество. И никто из богомудрых пророков, особенно сподобившихся сего ведения, не возвещал нам, что, произнося первое свят, Серафимы восклицают громким голосом, а второе произносят тише, а третье же еще слабее, и потому, собственно, величают только первую святыню, вторую же подчиняют ей и третью поставляют еще ниже. Да не приближается к нам сие безумие богомерзких и безрассудных еретиков! Всепетая, досточтимая и достопокланяемая Троица есть единая, нераздельная и неописуемая. Сочетавается же неслитно и, как Единица, делится несекомо. Почему досточтимые сии живые существа троекратным возношением славословия, взывая: свят, свят, свят, показывают три совершенные Ипостаси, а единым произношением слова: Господь выражают единую сущность.

Посему умаляющие Единородного Сына Божия – хулят Бога, имея ложное понятие о совершенстве, и, несправедливо называя Его несовершенным, делают себя достойными самого жестокого наказания; потому что произносящие хулу на одну из Божественных Ипостасей не получат отпущения грехов ни в сем веке, ни в будущем. Но Бог силен отверзть сердечные очи их к познанию Солнца правды, да, познав Того, Кого прежде отвергали, вместе с нами и они прославят Его неослабно благочестивым разумом; потому что Его есть царство, Отца и Сына и Святого Духа ныне и во веки. Аминь.

Св. Кирилл, архиепископ Иерусалимский

Пятое огласительное слово к просвещаемым, говоренное без приуготовления в Иерусалиме, о вере

Чтение из послания к евреям; есть же вера уповаемых извещение, вещей обличение невидимых; в сей бо свидетельствовани быша древнии и проч. (Евр.11:1,2).

1) Какое достоинство дает вам Господь, из чина оглашенных вводя вас в чин верных, сие изображает апостол Павел, говоря: верен Бог Им же звани бысте в общение Сына Его Иисуса Христа (1Кор.1:9). Как Бог называется верным, так и ты приемлешь то же наименование, приемля с тем и высокое достоинство. Ибо именуется Бог как благим, и праведным, и Вседержителем, и Творцом всяческих, так и верным. Суди же поэтому, в какое восходишь достоинство, готовясь принять на себя одинаковое с Богом именование.

2) Посему здесь ищется прочее, да верен кто обрящется по совести (1Кор.4:2). Ибо мужа верна дело обрести (Притч.20:6). Ищется же не для того, чтобы мне открыл ты совесть свою, потому что не от человеческаго дне будешь судим (1Кор.4:3), но, чтобы нелживость веры открыл ты Богу, испытующему сердца и утробы (Пс.7:10), и знающему помышления человеческие. Муж верный есть нечто великое; он богаче всякого богатого. Верному весь мир богатство (Причт.17:6), потому что презирает и попирает он это. Богатеющие видимым и приобретающие много, нищи душевно; чем больше собирают, тем паче снедаются желанием недостающего им. А муж верный (что всего удивительнее), богат и в нищете. Ибо, зная, что должно иметь только пищу и одеяние, и сим оставаясь доволен (1Тим.6:8), попирает богатство.

3) И не у нас только одних, носящих на себе имя Христово, достоинство веры велико, но и все, что совершается в мире, даже теми, которые чужды Церкви, совершается верою. Верою законы супружества сочетают во едино далеких между собою, и по вере в брачные обязательства человек чужой делается участником в обладании рабами и имением другого. Верою держится и земледелие. Кто не верит, что получит плод, тот не станет переносить труды. По вере люди пускаются в море, вверив себя малому древу, самую твердую из стихий – землю меняют на непостоянное стремление волн, неизвестным предаваясь надеждам и имея только веру, которая для них надежнее всякого якоря. Поэтому верою держится большая часть дел человеческих, и в этом, как сказано, уверены не мы одни, но и те, которые вне церкви. Ибо хотя не принимают они Писаний, выдают же свои какие-то учения, но и эти учения принимают верою.

4) К истинной вере призывает вас и сегодня бывшее чтение, указывая вам путь, как и вы должны благоугождать Богу. Ибо сказано, что без веры невозможно угодити Богу (Евр.11:6). Решится ли когда человек служить Богу, если не верует, что Он Мздовоздаятель бывает? Будут ли хранить отроковица девство и юноша целомудрие, если не веруют, что для непорочности есть неувядаемый венец? Вера есть око, которое просвещает всякую совесть и сообщает разумение, ибо пророк говорит: и аще не уверите, ниже имате разумети (Ис.7:9). Вера заграждает уста львов (Евр.11:33) подобно Даниилу, ибо Писание говорит о нем: и изведен бысть Даниил из рва, и всякаго тления не обретеся на нем, яко верова в Бога своего (Дан.6:23). Что страшнее диавола? Но и против него не имеем другого оружия, кроме веры – этого невещественного щита против невидимого врага. Диавол мечет в нас разными стрелами, чтобы состреляти во мраце (Пс.10:2) нетрезвящихся. Но когда враг невидим, имеем у себя крепкую оборону – веру, по слову апостола: над всеми же восприимше щит веры, в нем же возможете вся стрелы лукаваго разжженныя угасити (Еф.6:16). Диавол часто бросает разожженную стрелу похотения срамных удовольствий, но вера, напоминая суд и охлаждая ум, угашает стрелу его.

5) Длинно слово о вере и продолжения целого дня не достанет нам на то, чтобы передать оное. Но достаточно нам пока из Ветхого Завета указать в пример одного Авраама, потому что мы стали сынами его по вере. Он оправдался не делами только, но и верою. Много было заслуг его, но не за них наречен другом Божиим, а когда уверовал (Иак.2:23). И всякое дело свое совершал он по вере. По вере оставил родителей, по вере оставил отечество, и страну, и дом. Посему, как он оправдался, так и ты оправдайся. Мертв уже был он телом для чадородия, потому что сам был стар и престарелую имел супругу Сарру, и не оставалось уже никакой надежды иметь детей. Бог обещает старцу рождение сына. И не изнемог Авраам верою, не усмотри своя плоти уже умерщвленныя (Рим.4:19), взирая не на телесную немощь, но на силу Дающего обетование, понеже верна непщева Обетовавшаго (Евр.11:11), от тел, как бы омертвевших, сверх чаяния приобрел сына. И по приобретении, когда получил повеление принести сына в жертву, хотя и слышал сказанное: во Исааце наречется тебе семя (Быт.21:12), приносит Богу единородного, веруя, яко и из мертвых воскресити силен есть Бог (Евр.11:19). Связав сына и возложив на дрова, приносит его произволением; и только по благости Бога, Который, вместо чада, дает овна, приемлет сына живым. И сверх сего, будучи верным, запечатлен в правду, приял обрезание, печать веры яже в необрезании (Рим.4:11), прияв вместе обетование, что будет отцом многих народов.

6) Посмотрим же, как Авраам – отец многих народов? Нет спора, что он отец иудеев по плотскому преемству. Но если будем обращать внимание на плотское преемство, то принуждены будем изречение сие признать ложным, потому что Авраам не всем нам отец по плоти, напротив того, пример веры его делает всех нас сынами Авраамовыми. Почему же, и как это? Для людей невероятное дело воскреснуть кому-либо из мертвых, как невероятное также дело от омертвевших старцев ожидать чадородия. Но мы веруем во Христа, о Котором возвещается, что Он распят на древе, умер и воскрес. Таким образом уподоблением в вере усыновляемся мы Аврааму и тогда вследствие веры, подобно ему, приемлем духовную печать, обрезываемые в крещении Духом Святым, краеобрезанием не тела, но сердца, как говорит Иеремия: обрежити Богу обрезание сердца вашего (Иер.4:4), и по слову апостола: во обрезании Христове спогребшеся Ему крещением и проч. (Кол.2:11,21).

7) Если соблюдем веру сию, то будем не осуждены и украсимся добродетелями всякого рода. Ибо вера так сильна, что делает людей легкими и могут они ходить по морю. Петр был подобный нам из плоти и крови человек, поддерживавший жизнь такою же, как и мы, пищей: но сказал Иисус: прииди, и он уверовав, хождаше по водам (Мф.14:29), потому что для него вера была на водах надежнее всякой опоры, и тяжелое тело возносилось вверх легкостью веры. Но пока он веровал, дотоле безопасно шел по водам, а как скоро поколебался в вере, начал утопать. С постепенным изнеможением веры увлекалось в воду и тело его. И видя немощь его, целитель душевных немощей Иисус сказал ему: маловере, почто усумнелся ecu (Мф.14:31). И опять, подкрепляемый Державшим его за руку, как скоро снова уверовал, руководимый Владыкою, вновь приемлет ту же силу ходить по водам. Ибо о сем не прямо упомянуло Евангелие, сказав и влезшим им в корабль (Мф.14:32). Не говорит, что Петр плыл, а потом взошел на корабль, но дает разуметь, что какое расстояние прошел Петр, идя к Иисусу, такое же прошедши и обратно, взошел на корабль.

8) Вера же имеет столько силы, что спасается не один только верующий, но по вере одних спасались и другие. Капернаумский расслабленный не имел веры, но веровали те, которые принесли и свесили его с кровли. Ибо в больном, вместе с телом, болела и душа. И не подумай, что обвиняю его напрасно; само Евангелие сказало: видев Иисус не его веру, но веру их, говорит разслабленному: востани (Мф.9:2,6). Веровали принесшие, а исцелением воспользовался расслабленный.

9) Желаешь ли достовернее узнать, что верою одних спасаются другие? Скончался Лазарь. Прошел день, два и три; телесные связи распались и гнилость начала уже поедать тело его. Как же мог уверовать и умолять за себя Избавителя четверодневный мертвец? Но чего не доставало умершему, то восполнено родными его сестрами. Ибо сестра припала к ногам пришедшего Господа; и когда на вопрос; где положисте его, отвечала: Господи, уже смердит, четверодневен бо есть; Господь сказал: аще веруеши, узриши славу Божию (Ин.11:34,39,40), как бы выражая сим: «недостаток веры умершего ты восполни». И столько превозмогла вера сестер, что из врат адовых вызвала мертвого. Так другие, уверовав за других, возмогли воскрешать мертвых; не тем ли паче приобретешь пользу ты, если искренно будешь веровать сам за себя? Но если ты и неверен или маловерен, то Господь человеколюбив и преклоняется к тебе кающемуся. Скажи только и ты благопризнательно: верую, Господи, помози моему неверию (Мк.9:24). Если почитаешь себя верующим, но не имеешь еще совершенства веры, то и тебе, подобно как апостолам, потребно сказать: Господи! приложи нам веру (Лк.17:5). Ибо имеешь то, что от тебя, гораздо же больше примешь того, что от Него.

10) Понятие веры по именованию одно, но делится на два вида; один вид веры – вера догматическая, соглашение души на что-либо. И она полезна душе, как говорит Господь: слушаяй словес Моих и веруяй Пославшему Мя, имать живот вечный: и на суд не приидет (Ин.5:24); и еще: веруяй в Сына несть осужден (Ин.3:18), но прейдет от смерти в живот (Ин.5:24). Великое подлинно Божие человеколюбие! Праведники благоугождали Богу многие годы, но, что приобрели они, приспевая в многолетнем благоугождении, то ныне Иисус дает тебе за один час. Ибо если ты уверуешь, что Иисус Христос есть Господь, и яко Бог Того воздвиже из мертвых, спасешися (Рим.10:9), и Тем, кто ввел разбойника в рай, и ты переселен будешь в рай. И не колеблясь веруй, что сие возможно. Ибо уверовавшего разбойника в один час Спасший на сей святой Голгофе Сам спасет и тебя уверовавшего.

11) Другой же вид веры есть вера, даруемая Христом, как дарование благодати. Овому бо Духом дается слово премудрости, иному же слово разума о том же Дусе, другому же вера тем же духом, иному же дарования исцелений (1Кор.12:8,9). Сия по благодати Духом даруемая вера есть не только догматическая, но и превыше человеческих сил действенная. Если имеет кто веру сию, то скажет горе сей: прейди отсюда тамо, и прейдет (Мф.17:20). Ибо как скоро по вере кто скажет сие, веруя, что действительно так будет, и не размыслит в сердце своем (Мк.11, 23), то приемлет он тогда благодать. О сей-то вере сказано: аще имате веру, яко зерно горушно (Мф.17:20). Как горчичное зерно по величине своей мало, а по действий сильно, и посеянное на малом пространстве раскидывает вокруг большие ветви, а когда вырастет, может укрывать и птиц; так и вера в самое краткое мгновение производит в душе много доброго, потому что душа представляет себе Бога, и будучи озарена верою, сколько возможно ей, созерцает Бога, также обтекает пределы мира, и прежде скончания века сего видит уже суд и мздовоздаяние по обетованиям. Посему имей ту веру в Бога, которая от тебя самого, чтобы приять и от Него ту, которая превыше человеческих сил действенна.

12) А что касается до веры изучаемой и исповедуемой, то приобрети и блюди одну ту, которая предается тебе ныне Церковью и подтверждается всем Писанием. поелику же не все могут читать Писания, но одним простота, а другим какое-либо занятие препятствует в приобретении знания, то, чтобы не погибла какая душа от неведения, все учение веры заключаем в немногих стихах. И мне желательно, чтобы вы помнили его слово в слово и со всякою рачительностью повторяли между собою, не записывая оного на бумагу, но начертав памятно в сердце, остерегались, чтобы во время занятия вашего сим учением никто из оглашенных не услышал преданного вам; желательно также, чтобы сие исповедание веры во всякое время жизни служило для вас напутствием и вы кроме него не принимали другого исповедания, даже если бы мы переменили мысли, и стали говорить противное тому, чему учим теперь, или если бы захотел обольстить вас ангел сопротивный, преобразившись в Ангела светлого. Ибо аще мы, или ангел с небесе благовестит вам паче еже приясте, анафема да будет (Гал.1:8,9). И пока запомни самые речения сего исповедания, какие слышишь, а в свое время выслушивай и подтверждение из Священного Писания на каждое заключающееся в нем речение. Ибо изложение веры не по человеческому рассуждению составлено, но из всего Писания выбрано самое существенное и составляется из сего одно учение веры. Как горчичное семя в малом зерне содержит много ветвей, так и сие изложение веры в немногих словах объясняет все ведение благочестия, заключающееся в Ветхом и Новом Завете. Итак, видите, братие, храните предания (2Фес.2:15), какие приемлете теперь, и напишите их на скрижали сердца вашего (Прит.7:3).

13) Соблюдайте с благоговением, чтобы иных, когда обленятся, не расхитил враг, и чтобы какой еретик не извратил преданного вам. Ибо вера есть вдание купцам серебра, какое мы ныне приобрели (Лк.19:23), и Бог у вас потребует отчета в этом залоге. Засвидетельствую (1Тим.5:21), как говорит апостол, пред Богом, оживляющим всяческая, и Христом Иисусом, свидетельствовавшим при Понтийстем Пилате доброе исповедание, соблюсти сию преданную вам веру нескверну, даже до явления Господа нашего Иисуса Христа (1Тим.6:13,14).

Теперь вверено тебе сокровище жизни и Владыка потребует залога сего в явление Свое, еже во своя времена явит блаженный и един сильный, Царь царствующих и Господь господствующих, един имеяй безсмертие и во свете живый неприступным, Его же никто же видел есть от человек, ниже видети может (1Тим.15:16), Ему слава, честь и держава во веки веков. Аминь.

Второе тайноводственное слово

Чтение из послания к римлянам, начинающееся словами: или не разумеете, яко елицы во Христа Иисуса крестихомся, в смерть Его крестихомся? до слов: несте бо под законом, но под благодатию (Рим.6:3–14).

Полезны нам ежедневные тайноводства и учения новые, возвещающая о предметах новых, а наипаче полезны каждому из вас, обновленному из человека ветхого в человека нового. Потому и предложу вам, по необходимости, продолжение вчерашнего тайноводства, чтобы дознать вам, какое было знаменование совершенного вами во внутреннем притворе.

Едва вступив, совлекли вы с себя хитон, и сие было изображение того, что совлеклись вы ветхого человека с деяньми его (Кол.3:9). А совлекши с себя хитон, стали вы наги, подражая в сем на кресте обнаженному Христу и сею наготой совлекшему начала и власти, и дерзновением победившему на древе (Кол.2:15). поелику в членах ваших гнездились сопротивные силы, то непозволительно уже стало вам носить оный ветхий хитон, разумею же, конечно, не сей чувственный хитон, но ветхаго человека, тлеющаго в похотех прелестных (Еф.4:22), в которого да не облекается уже снова душа, единожды его совлекшаяся, но да скажет словами невесты Христовой в Песни Песней: совлекохся ризы моея, како облекуся в ню (Песн.5:3)? Чудное подлинно дело! Обнажены вы были пред взорами всех и не стыдились потому, что действительно уподобились первозданному Адаму, который в раю был наг и не стыдился (Быт.2:25).

Потом по совлечении хитона, помазаны вы были заклинательным елеем от верхних власов на главе до ног и соделались причастниками доброй маслины – Иисуса Христа, потому что, отсеченные от маслины дикой, привиты стали к маслине доброй и соделались причастниками тука истинной маслины. Посему заклинательный елей был знаменованием причастия тука Христова, истреблением всякого следа сопротивной силы. Ибо как дуновение святых и призвание имени Божия, подобно самому сильному пламени, жжет и прогоняет демонов, так и сей заклинательный елей призыванием Бога и молитвою приобретает такую силу, что не только, сжигая, изглаждает следы греха, но и изгоняет все невидимые силы лукавого.

После сего приведены вы были к святой купели божественного крещения, как Христос со креста несен был к предлежащему гробу. И каждый был вопрошаем: верует ли во имя Отца и Сына и Святого Духа? Произносили вы спасительное исповедание и трижды погружались в воды и снова изникали из воды, сим прознаменуя и давая разуметь тридневное Христово погребение. Ибо как Спаситель наш три дни и три нощи совершил во чреве земли (Мф.12:40), так и вы первым изникновением из воды изобразили первый день, а погружением – первую ночь Христова пребывания в земле. И как пребывающей в ночи ничего не видит, а кто во дни, тот пребывает во свете; так и вы в погружении, как в ночи, ничего не видели, а при изникновении из воды снова как бы стали пребывать во дни. В то же самое время и умирали вы, и рождались и спасительная оная вода соделалась для вас и гробом, и матерью. И что Соломон сказал об ином, то приличествует вам. Ибо так сказал он: время раждати и время умирати (Еккл.3:2); о вас же должно сказать наоборот: время умирать и время рождаться. Одним временем совершилось то и другое и смерти сопутственным стало ваше рождение.

Новое и необычайное дело! Умираем мы не в самой действительности и погребены бываем не в самой действительности, и распявшись не самым делом, воскресаем, но уподобление бывает только в образе, а спасение в самой вещи. Христос подлинно был распят, подлинно погребен и подлинно воскрес и все сие даровал нам, чтобы, приобщившись страданий Его уподоблением, на самом деле прибрести нам спасение. Какое преизбыточествующее человеколюбие! Христос приял гвозди на пречистые руки и ноги Свои и терпел болезнь, а мне безболезненно и безтрудно за общение в болезни дарует спасение.

Никто да не думает, что крещение есть благодать оставления только грехов, а не вместе и сыноположения, как Иоанново крещеное давало только отпущение грехов. Напротив того, точно знаем, что оно, как служит очищением грехов и сообщает дар Святого Духа, так бывает и верным изображением Христовых страданий. Посему-то и Павел, недавно взывая, сказал: или не разумеете, яко елицы во Христа Иисуса крестихомся, в смерть Его крестихомся? спогребохомся бо Ему крещением в смерть (Рим.6:3–4). Сказал же он сие полагавшим, что хотя крещение сообщает нам отпущение грехов и сыноположение, но не имеет еще общения в истинных страданиях Христовых чрез уподобление.

Посему да познаем, что все, что ни претерпел Христос, пострадал Он ради нас и нашего ради спасения на самом деле, а не в привидении, и мы делаемся причастниками Его страданий. Павел весьма определенно воскликнул: аще бо снасаждени быхом подобию смерти Его, то и воскресения будем (Рим.6:5). Прекрасно сказано: снасаждени; ибо здесь насаждена истинная виноградная Лоза, и мы приобщением крещения смерти соделались снасажденными с Нею. Со всяким вниманием обрати ум свой на слова апостола. Не сказал: аще снасаждени быхом смерти, но говорит: подобию смерти. Ибо во Христе истинная была смерть, душа Его действительно разлучилась с телом, и погребение было истинное, потому что святое тело Его повито было чистою плащаницею и все происходившее было с Ним истинно. Но в нас смерти и страданий одно подобие, а спасения не подобие, а самая действительность.

Достаточно научившись сему, прошу вас, содержите сие в памяти, чтобы мне недостойному сказать о вас: люблю вас, яко вся моя помните, и предания, какие предах вам, держите (1Кор.11:2). Силен же есть Бог, представивший вас, яко от мертвых живых (Рим.6:13), даровать вам, да и вы во обновлении жизни ходите (1Кор.11:21). Ему слава и держава ныне и во веки! Аминь.

Пятое тайноводственное слово

Чтение из соборного Петрова Послания: отложше всяку нечистоту, и всяку лесть, и клевету и т. д. (1Пет.2:1).

Во время предшествовавших Божиих служб, по человеколюбию Божию, достаточно слышали вы о крещении, о миропомазании и о приобщении Тела и Крови Христовых. Теперь необходимо перейти к следующему, возложив сегодня венец на духовное здание, воздвигнутое к вашей пользе.

Итак, видели вы, что диакон подает для умовения воду иерею и пресвитерам, окружающим Божий жертвенник. Без сомнения же, подает он, не ради нечистоты телесной, потому что, имея телесную нечистоту, вовсе и не вошли бы мы в церковь. Напротив того, умовение служит знаком, что должно вам быть чистыми от всех грехов и беззаконий. поелику руки знаменуют деятельность, что чрез умовение их даем разуметь чистоту и неукоризненность деяний. Не слышал ли ты, как блаженный Давид тайноводствует к сему самому и говорит: умыю в неповинных руце мои, и обыду жертвенник Твой, Господи (Пс.25:6)? Посему умовение рук служит знаком неповинности в грехах.

Потом диакон взывает: приимите друг друга, и облобызаем друг друга. Не подумай, что лобзание есть обычное, какое бывает у друзей обыкновенных на торжищах. Не таково сие лобзание: оно соединяет взаимно души и требует от них всякого непамятозлобия. Посему лобзание сие есть знак соединения душ и отгнания всякого памятозлобия. Поэтому Христос сказал: аще принесеши дар твой ко алтарю, и ту помянеши, яко брат твой имать нечто на тя: остави дар твой пред алтарем, и шед прежде смирися с братом твоим, и тогда пришед принеси дар твой (Мф.5:23,24). Итак, лобзание есть примирение и потому оно свято, как воскликнул негде блаженный Павел, говоря: целуйте друг друга лобзаньем святым (1Кор.16:20), а Петр сказал: лобзанием любве (1Пет.5:14).

После сего взывает иерей: горе сердца! Ибо действительно в оный страшный час должно иметь сердце горе устремленным к Богу, а не долу прилепленным к земле и к земному. Поэтому иерей повелевает всем, в оный час оставить житейские заботы, домашние попечения и иметь сердце на небе, устремленным к человеколюбцу Богу. Потом ответствуете: имамы ко Господу, исповеданием сего соглашаясь с иерейским повелением. Никто же да не предстоит таким, чтобы устами говорить: имамы ко Господу, а мысленно иметь ум, прилепленный к житейским заботам. Посему и всегда должно памятовать о Боге; если же невозможно сие по немощи человеческой, то всего более прилагать о сем старание в оный час.

Потом иерей говорит: благодарим Господа. Ибо подлинно должны мы благодарить Господа, что нас недостойных призвал в толикую благодать; что нас, которые были врагами, примирил с Собою и сподобил Духа сыноположения. Потом говорите: достойно и праведно. Ибо мы, благодаря, делаем достойное и праведное дело, а Он не то, что праведно, но что выше правды, содевая, облагодетельствовал и сподобил нас стольких благ.

После того воспоминаем о небе, и земле, и море, о солнце и луне, о звездах, о всей разумной и неразумной, видимой и невидимой твари, об Ангелах, Архангелах, Силах, Господствах, Началах, Властях, Престолах, многоличных, Херувимах, говоря мысленно Давидовыми словами· возвеличите Господа со мною (Пс.33:4). Воспоминаем и о Серафимах, которые, как Исаия созерцал Духом Святым, предстоят окрест престола Божия и двумя крылами покрывают лицо, двумя – ноги и двумя летают и говорят: свят, свят, свят Господь Саваоф (Ис.6:2,3). Ибо для того, повторяем сие, Серафимами преданное им, богословие, чтобы в сем песнопении иметь нам общение с премирными воинствами.

Потом, освятив себя сими духовными песнями, умоляем человеколюбца Бога ниспослать Святого Духа на предлежащие дары, да сотворит Он хлеб Телом Христовым, а вино Кровью Христовою. Ибо, без сомнения, чего коснется Святой Дух, то освящается и прилагается.

Потом, по совершении духовной жертвы, бескровного служения, над умилостивительною сею жертвою умоляем Бога об общем мире церквей, о благосостоянии мира, о царях, о воинах, о споборниках, о сущих в немощах, о труждающихся и, одним словом, о всех требующих помощи молим все мы и приносим жертву сию.

Потом воспоминаем и прежде усопших, сперва патриархов, пророков, апостолов, мучеников, чтобы Бог, по молитвам и предстательству их, приял наше прошение, а потом воспоминаем о прежде усопших святых отцах и епископах, одним словом, о всех у нас прежде усопших, веруя, что великая польза будет душам, о которых приносится моление, когда предлагается святая и страшная жертва.

И намереваюсь убедить вас примером, ибо знаю, что многие рассуждают: какая польза душе, отходящей из сего мира с грехами, или не с грехами, если творится о ней поминовение в молитве? Если какой царь пошлет в изгнание оскорбивших его, а потом принимающие в них участие сплетут венец и поднесут оный царю за подвергшихся наказанию, то ужели не облегчит он наказаний осужденным? Таким же образом и мы, принося Богу моления за усопших, хотя они и грешники, не венец сплетаем, но приносим закланного за грехи наши Христа, за них и за себя умилостивляя человеколюбца Бога.

Наконец, после сего повторяет молитву, которую Спаситель предал ученикам Своим (Мф.6:9–13), с чистою совестью именуя Бога Отцом и говоря: Отче наш, иже ecu на небесех⁵.

После сего иерей говорит: святая святым. Святая – предлежащие дары, приявшие на себя наитие Святого Духа, а святые – вы, сподобившиеся Духа Святого. Посему святая приличествуют святым. Потом говорите вы: един свят, един Господь Иисус Христос. Ибо действительно Он един свят, свят по естеству, а мы, хотя и святы, но не по естеству, а по причастию, подвигам и молитве.

После сего слышите псалмопевца, который божественным сладкопением приглашает вас к приобщению Святых Таин и говорит: вкусите и видите, яко благ Господь (Пс.33:9). Не телесной гортани предоставьте суд; нет, не ей, но неколеблющейся вере. Ибо вкушающим повелевается вкусить не хлеба и вина, но того, что изображает собою Тело и Кровь Христовы.

Посему, приступая, не с разжатыми дланями рук, не с распростертыми перстами подходи; но шуйцу соделав престолом для десницы, как имеющей принять на себя царя, и согнув длань, прими Тело Христово, и скажи при сем: аминь. Потому, с осторожностью освятив очи прикосновением святого Тела, приобщись, внимательно наблюдая, чтобы от него не утратить чего-либо. Ибо если утратишь что, лишишься чрез сие как бы собственного своего члена. И скажи мне, если кто даст тебе золотых опилок, не со всею ли осторожностью будешь держать их, оберегаясь, чтобы не потерять из них чего-либо и не потерпеть ущерба? Посему не тем ли с большею осторожностью будешь смотреть, чтобы не упало у тебя и крупицы от того, что драгоценнее золота и дорогих камней?

После того, как приобщишься Тела Христова, приступи и к чаше с Кровью не с распростертыми руками, но в согбенном положении, с поклонением и чествованием, говоря: аминь, освятись, причащаясь и Крови Христовой. И пока еще на губах твоих остается влажность, прикасаясь руками, освяти и очи, и чело, и прочие орудия чувств. Потом, дождавшись молитвы, благодари Бога, Который сподобил тебя толиких тайн.

Содержите предания сии неискаженными и сохраняйте себя непреткновенными. Не отторгайте себя от приобщения; не лишайте себя священных и духовных сих тайн ради греховной скверны. Бог же мира да освятит вас всесовершенных: всесовершенно ваше тело и душа и дух да сохранится в пришествие Господа нашего Иисуса Христа. Ему слава, честь и держава со Отцом и Святым Духом ныне, и всегда, и во веки веков! Аминь.

Св. Василий Великий, архиепископ Кесарийский

Из беседы седьмой на Шестоднев «о пресмыкающихся»

И рече Бог: Да изведут воды гады душ живых по роду (Быт.1:20). Сим показано тебе, что плавающие животные имеют естественное сродство с водою, почему рыбы, ненадолго разлученные с водою, умирают, ибо не имеют дыхания, чтобы втягивать в себя воздух. Но что для земных животных воздух, то для породы плавающих вода. Причина сему очевидна. В нас есть легкое, наполненное пустотами и скважинами, и грудобрюшня, которая, чрез расширение груди, принимая в себя воздух, проветривает и прохлаждает внутренний жар, а у них расширение и сжатие жабр, принимающих и выпускающих воду, заступает место дыхания. У рыб собственная своя природа, отдельная пища, своеобразная жизнь.

Пища различным рыбам определена различная, по роду каждой. Одни питаются илом, другие поростами, иные довольствуются травами, растущими в воде, большая же часть пожирают друг друга, и меньшая из них служит пищей большей. Иногда случается, что овладевшая меньшею себя делается добычею другой и обе переходят в одно чрево последней. Что же иное делаем и мы, люди, угнетая низших? Чем различается от сей последней рыбы, кто, по ненасытимому богатолюбию, во всепоглощающие недра своего лихоимства сокрывает бессильных? Он овладел достоянием нищего, а ты, уловив его самого, сделал частью своего стяжания. Ты оказался несправедливее несправедливых и любостяжательнее любостяжательного. Смотри, чтобы и тебя не постиг одинаковый конец с рыбами – уда, вершха, или сеть. Без сомнения же и мы, совершив много неправд, не избегнем последнего наказания.

Примечая уже и в слабом животном много хитрости и лукавства, желаю, чтобы ты избегал подражания делающим зло. Рак жаден до мяса устрицы, но ему трудно поймать эту добычу, у которой оболочкою череп. Ибо сама природа несокрушимым оплотом обезопасила нежную плоть устрицы, почему и называется она черепокожною. И поелику две вогнутые раковины, плотно прилаженные одна к другой, совершенно закрывают устрицу, то клещи рака по необходимости остаются недействительными. Что же он делает? Как скоро видит, что устрица в безветренном месте с наслаждением греется, и открывает половинки своего черепа солнечным лучам, неприметно вбросив в них камень, препятствует закрыться и овладеваешь добычею, недостаток силы заменив выдумкой. Такая злоумышленность в животных, не одаренных ни разумом, ни словом! А я хочу, чтобы ты, подражающий умению и ловкости раков снискивать пищу, удерживался от вреда ближним. Таков тот, кто с коварством приходит к брату, содействует невзгодам ближнего, увеселяется чужими бедами. Бегай того, чтобы подражать людям предосудительным, довольствуйся собственным. Нищета, при истинном самодовольстве, для целомудренных предпочтительнее всякого наслаждения.

Не могу умолчать о лукавстве и вороватости полипа, который всякий раз принимает вид камня, к которому легко пристает; почему многие рыбы, без опасения плавая, приближаются к полипу, точно как к камню, и делаются готовою добычею хитреца. Таковы нравом те, которые угождают всякой преобладающей власти, каждый раз сообразуются с обстоятельствами, не держатся постоянно одного и того же намерения, удобно делаются то тем, то другим, с целомудренными уважают целомудрие, с невоздержными невоздержны, в угодность всякому переменяют расположения. От таких людей нелегко уклониться и спастись от наносимого ими вреда, потому что задуманное ими лукавство глубоко закрыто личиною дружбы. Людей такого нрава Господь называет волками хищными, которые являются во одеждах овчих (Мф.7:15). Бегай на все изворотливого и многоличного нрава, домогайся истины, искренности и простоты. Змея пестровидна, зато и осуждена пресмыкаться. Праведник не лукав, как и Иаков (Быт.25:27). Посему вселяет Господь единомысленных в дом (Пс.67:7).

Сие море великое и пространное: тамо гади, ихже несть числа, животная малая с великими (Пс.103:25). Однако же, у них есть мудрый и благоустроенный порядок. Мы не осуждать только должны рыб, у них есть нечто достойное подражания. Каким образом каждая порода рыб, получив в удел удобную для себя страну, не делает нашествий на другие породы, но живет в собственных своих пределах? Ни один землемер не отводил им жилищ, они не ограждены стенами, не отделены рубежами, но бесспорно каждой породе уступлено полезное. Один залив прокармливает такие породы рыб, а другой – другие; во множестве водящиеся здесь рыбы редки в других местах. Не разделяет гора, возносящая острые вершины, не пересекает перехода река; но есть какой-то закон природы, который равно и правдиво, сообразно с потребностями каждой породы, распределяет им места жительства. Но мы не таковы. Из чего сие видно? Из того, что прелагаем пределы вечные, яже положиша отцы наши (Прит.26:28). Перерезываем землю, совокупляем дом к дому и село к селу, да ближнему отъимем что (Ис.5:8).

А есть и перехожие рыбы. Они, как бы по общему совещанию, собравшись на переселение, все отправляются под одним знаменем. Ибо, как скоро наступит определенное для них время чадородия, поднявшись из разных заливов и побуждаемые общим законом природы, поспешают в северное море. Во время сего восхождения увидишь рыб, соединенных как бы в один поток и текущих чрез Пропонтиду в Евксинский Понт. Кто же их движет? Какое царское повеление, какие указы, прибитые на площади, извещают о наступившем сроке? Кто у них проводники? Видишь, как Божие распоряжение все заменяет собою и доходит до самых малых тварей!

Рыба не прекословят Божию закону, а мы, человеки, не соблюдаем спасительных наставлений. Не презирай рыб потому, что они совершенно безгласны и неразумны; но бойся, чтобы не сделаться неразумнее и рыб, чрез противление постановлению Творца. Видел я это и дивился во всем Божией премудрости. Если неразумные твари догадливы и искусны в попечении о собственном своем спасении, и, если рыба знает, что ей избрать и чего ей бегать, что скажем мы, отличенные разумом, наставленные законом, побужденные обетованиями, умудренные Духом и при всем том распоряжающиеся своими делами неразумнее рыб? Ибо они умеют промышлять несколько о будущем, а мы, отринув надежду на будущее, губим жизнь в скотском сластолюбии. Рыба меняет столько морей, чтобы найти какое-нибудь удобство; что же скажешь ты, провождающий жизнь в праздности? Праздность – начало злых дел. Никто да не извиняется неведением. В нас вложен природный разум, который учит присваивать себе доброе, а удалять от себя вредное.

Не перестану представлять в пример морских обитателей, потому что они подлежат нашему рассмотрению. Слышал я от одного приморского жителя, что морской еж животное, конечно, малое и презренное, часто дает знать о тишине и буре. Когда предчувствует он волнение от ветров, – взойдя на какой-нибудь значительный камень, на нем, как на якоре, с твердостью выносит бурю, потому что тяжесть камня препятствует увлечь его волнам. И как скоро мореходцы усматривают этот признак, знают, что надобно ожидать сильного движения ветров. Никакой звездочет, никакой халдей, предугадывающий по восхождению звезд волнения в воздухе, не учил сему ежа, но Господь моря и ветров и в малом животном положил ясные следы великой Своей премудрости. У Бога ничто не оставлено без промышления и попечения; все назирает Сие недремлющее Око, всему Оно присуще, предустрояя спасение каждой твари. Если и ежа не исключил Бог из своего надзора, то как не надзирать Ему за твоею жизнью?

Беседа девятая на Шестоднев «о животных земных»⁶

Да изведет земля душу живу: и скотов, и зверей, и гадов. Представь глагол Божий, протекающий всю тварь, некогда начавшейся, доныне действенный и готовый действовать до конца, пока не скончается мир. Как шар, приведенный кем-нибудь в движение и встретивший покатость, и по своему устройству и по удобству места стремится к низу, и не прежде останавливается, разве когда примет его на себя плоскость; так и природа существ, подвигнутая одним повелением, равномерно проходит и рождающуюся и разрушающуюся тварь, сохраняя последовательность родов посредством уподобления, пока не достигнет самого конца; ибо коня делает она преемником коню, льва – льву, орла – орлу, и каждое животное, сохраняемое в следующих одно за другим преемствах, продолжает до скончания вселенной. Никакое время не повреждает и не истребляет свойств в животных. Напротив того, природа их, как недавно созданная, протекает вместе со временем.

Да изведет земля душу. Скоты суть животные земные и поникли к земле; но человек – насаждение небесное, отличен сколько видом телесного состава, столько и достоинством души. Какой вид у четвероногих? Голова их наклонена к земле, смотрит на чрево и всеми мерами ищет приятного чреву. Твоя голова поднята к небу; очи твои взирают горе. Потому, хотя ты иногда бесчестишь себя плотскими страстями, работая чреву и низшему чрева, приложившись скотом несмысленным и уподобившись им (Пс.48:13); однако же, тебе прилично иное попечение – вышних искати, идеже есть Христос (Кол.3:1), мыслью своею быть выше земного. А какой дан тебе вид, так располагай и своею жизнью. Житие свое имей на небесех (Флп.3:20). Истинное отечество твое – горный Иерусалим; граждане и соотечественники твои – первородные, написанные на небесех (Евр.12:22).

Да изведет земля душу живу. Итак, не из земли явилась сокрытая в ней душа бессловесных, но произошла вместе с повелением. А душа бессловесных одна, потому что один отличительный признак – бессловесие. Но каждое животное отличается различными свойствами. Вол стоек, осел ленив, волк не делается ручным, лисица лукава, олень боязлив, муравей трудолюбив, собака благодарна и памятлива в дружба. Ибо в одно время и создано каждое животное и придано ему особенное естественное свойство. Льву прирожденны ярость, склонность к одинокой жизни и необщительность с зверьми подобного рода. Он, как царь бессловесных, по природному своему презорству, не терпит себе равных. Он не допускает до себя с вечера приготовленной пищи, не возвращается к остаткам своей добычи. Природа дала ему такие органы голоса, что многие животные, превосходя его быстротою, нередко бывают уловлены одним его рыканием. Барс стремителен и быстр в своих нападениях. Ему дано способное к тому тело, при гибкости и легкости успевающее следовать за душевными движениями. У медведя природа неповоротлива и нрав своеобразен, коварен глубоко скрытен. Он облечен в такое же и тело, тяжелое, плотное, не имеющее составов, действительно приличное зверю холодному, живущему в берлоге.

Если коснемся словом той заботливости, какую сии бессловесные имеют о своей жизни, не учившись и по природе, то или сами подвигнемся к хранению себя самих и к промышлению о спасении душ, или еще более осудим себя, когда найдем, что даже в подражании и бессловесным остаемся мы назади. Медведица, когда ей нанесены самые глубокие раны, часто лечит сама себя, всеми способами затыкает язвины травою коровьяк, которая имеет свойство сушить. Можешь увидеть, что и лисица лечит себя сосновою смолою. Черепаха, наевшись ехидниной плоти, избегает вреда от яда, употребив вместо противоядия душицу. И змея вылечивает больные глаза, наевшись волошского укропа.

А предузнавание воздушных перемен не помрачает ли собою даже разумного ведения? Овца пред наступлением зимы с жадностью нападает на корм, как бы наедаясь на время будущей скудости. Волы, долго запертые в продолжение зимы, с приближением весны по естественному уже чувству, узнав перемену, начинают смотреть туда, где выход из хлевов, и все как бы по данному знаку переменяют положение. Некоторые из трудолюбивых наблюдателей заметили, что живущий на суше еж в норе своей делает две отдушины, и, если будет дуть северный ветер, закладывает отдушину с севера, и опять, когда начинает дуть южный ветер, переходит к северной отдушине.

Что же показывается чрез сие нам человекам? Не одно то, что попечительность Создавшего нас простерлась на все, но также, что и у бессловесных есть некоторое чувство будущего; почему и мы должны не к настоящей жизни прилепляться, но иметь всякое попечение о будущем веке. Не потрудишься ли сам о себе, человек? Еще в настоящем веке не заготовишь ли нужного к успокоению в будущем, взирая на пример муравья? Он летом собирает себе пищу на зиму и не проводит времени в праздности, потому что еще не наступили зимние скорби, а напротив того, с каким-то неумолимым тщанием напрягает себя в работе, пока не вложит в свои сокровищницы достаточного количества пищи. И делает сие не с небрежением, но прилагает мудрую заботливость, чтобы пищи достало, сколько можно, на большее время. Он рассекает своими клещами каждое зерно пополам, чтобы оно не проросло и не сделалось негодным для употребления ему в пищу. Также просушивает зерна, когда приметит, что они отсырели, и не во всякое время рассыпает их, но когда предчувствует, что воздух будет долго находиться в ведряном состоянии. Верно не увидишь льющегося из облаков дождя во все то время, когда рассыпан запас у муравьев.

Какого слова достаточно будет на сие? Какой слух вместит это? Достанет ли времени описать и поведать все чудеса Художника! Скажем и мы с пророком, яко возвеличишася дела Твоя, Господи: вся премудростию сотворил ecu (Пс.103:14). Посему не довольно к нашему извинению того, что не учены мы полезному по книгам, когда и не по заученному закону природы можем избирать, что служит к нашей пользе. Знаешь, какое добро должен ты сделать ближнему? Тоже, какого сам себе желаешь от другого. Знаешь, что такое зло? То, чего бы сам ты не согласился потерпеть от другого. Не какое-либо искусство резать корни, не опытное изведание трав открыло бессловесным познание полезного; напротив того, каждое животное естественным образом отыскивает спасительное для него и имеет какое-то непостижимое сродство с тем, что сообразно его природе.

И в нас есть естественные добродетели, с которыми душа имеете сродство не по человеческому научению, но по самой природе. Никакая наука не учит нас ненавидеть болезнь, но сами собою имеем отвращение ко всему, что причиняет нам скорбь; так и в душе есть какое-то не учением приобретенное уклонение от зла. Всякое же зло есть душевный недуг, а добродетель соответствуете здравию. Хорошо некоторые определяли здоровье, что оно есть благоустройство естественных действований. Кто скажет тоже и о благосостоянии души, тот не погрешит против приличия. Посему душа, и не учась, желает свойственного ей и сообразного с ее природою. По сей-то причине для всякого похвально целомудрие, достойна одобрения справедливость, удивительно мужество, вожделенно благоразумие. Сии добродетели душе более свойственны, нежели телу здоровье.

Чада, любите отцов; родители, не раздражайте чад (Еф.6:4)! Не тоже ли говорит природа? Не новое что советует Павел, но скрепляет узы естества. Если львица любит рожденных ею, и волк вступает в бой за своих волчат; что скажет человек, и заповедь преступающий и природу искажающий, когда или сын не уважает старости отца, или отец, вступив во второй брак, забываете прежних детей? У бессловесных неодолима взаимная любовь между детьми и родителями, потому что создавшей их Бог вознаградил в них недостаток разума избытком чувств. Почему ягненок, выскочив из хлева, среди тысячи овец, знает самый цвет и голос матери, спешит к ней, ищет своих собственных источников молока? И хотя он встретит тощие матерние сосцы, довольствуется ими, пройдя мимо многих сосцов, обремененных молоком. И мать в тысячи ягнят узнает своего. Один у всех голос, и цвет тот же, и запах подобен, сколько представляется нашему обонянию; но у них есть какое-то чувство, которое гораздо острее нашего представления, и по которому для каждого легко распознать собственное свое.

У щенка нет еще зубов, однако же ртом защищается уже от раздражившего. У тельца нет еще рогов, но он уже знает, где у него вырастет оружие. Все сие служит доказательством, что всяким животным природное ему не изучается, и что в существах ничего нет беспорядочного и неопределенного; а напротив того, все носят на себе следы Творческой премудрости, и каждое показывает в себе, что оно снабжено нужным к хранению собственного благосостояния.

Пес не одарен разумом, но имеет чувство почти равносильное разуму. Что едва изобрели мирские мудрецы, просидев над сим большую часть жизни, – разумею хитросплетение умозаключений, – тому пес оказывается наученным от природы. Ибо, отыскивая звериный след, когда найдет, что он разделился на многие ветви, обегает уклонения, ведущие туда и сюда, и тем, что делает, почти выговаривает следующее умозаключение: или сюда поворотил зверь, или сюда, или в эту сторону. Но как не пошел он ни туда, ни сюда, то остается бежать ему в эту сторону. И, таким образом, чрез отрицание ложного находит истинное. Более ли сего делают те, которые чинно сидя над доской и пиша на пыли, из трех предложений отрицают два и в остальном находят истину?

А памятование милости в этом животном не пристыдит ли всякого неблагодарного к благодеяниям? Рассказывают, что многие псы, когда господа их были убиты в пустом месте, умирали над ними. А некоторые, вскоре по совершении убийства, служили путеводителями сыщикам убийц и достигали того, что злодеев предавали казни. Что же скажусь те, которые не только не любят сотворившего и питающего их Господа, но и в числе друзей имеют глаголющих неправду на Бога, одной приобщаются с ними трапезы и при самом вкушении пищи терпят хулы на Питающего.

Но возвратимся к рассмотрению тварей. Животные, удобно уловляемые, бывают многоплоднее. Поэтому зайцы и дикие козы рождают детей помногу, а дикие овцы по двойни, чтобы не оскудел род, истребляемый плотоядными зверями. Напротив того, животные, пожирающие других, рождают детей понемногу. Посему львица едва бывает матерью и одного льва. Ибо львенок, как сказывают, сперва остриями когтей растерзывает матернюю утробу, а потом выходит на свет. И ехидны рождаются, прогрызая утробу рождающей, и тем воздавая ей приличную награду. Таким образом ни одно существо не оставлено без Промысла, и ни одно не лишено надлежащего попечения.

Если станешь рассматривать и самые члены животных, найдешь, что Творец не прибавил ни одного лишнего и не отнял необходимого. Плотоядным животным придал острые зубы, ибо в таких имели они нужду по роду пищи. А которых в половину вооружил зубами, тех снабдил многими и различными влагалищами для пищи. поелику они с первого раза не могут достаточно разжевать пищу, дал им возможность отрыгать поглощенное, чтобы измельченное посредством жвачки усвоилось питаемому. Желудок, предутробие, сеточка и утроба не напрасно даны животным, у которых они есть, но каждое из сих орудий служит для необходимой потребности. У верблюда шея долга, чтобы она равнялась ногам и доставала до травы, которою кормится верблюд. Шея коротка и вдалась в плечи у медведя, у льва, у тигра и у прочих того же рода животных, потому что они питаются не травою, и им, как плотоядным и довольствующимся ловлею животных, нет нужды наклоняться к земле.

К чему хобот у слона? Великому этому животному и даже величайшему из всех живущих на суше, как созданному на ужас всякому встречающемуся, надлежало быть рослым и иметь громадное тело. Если бы ему дана была большая и соразмерная с ногами шея, трудно было бы носить ее, потому что она от чрезмерной тяжести клонилась бы всегда к земле. А теперь голова соединена у слона с хребтом немногими шейными позвонками, но есть у него хобот, вознаграждающий недостаток шеи; им слон достает пищу и черпает питье. Да и ноги у него без составов и как соединенные столбы подпирают тяжесть тела. А если бы заменить их нежными и слабыми мышцами, то у слона часто случались бы вывихи в составах, которые были бы недостаточны к поддержанию тяжести, когда слон становится на колена или встает. Но теперь короткая надпяточная кость подставлена под ногу слону, а ни к подколенье, ни в колене нет у него составов, потому что шаткость составов не выдержала бы чрезмерно громадного и зыблящегося тела, каким слон обложен. Посему нужен был этот нос, опускающийся до ног. Не видишь ли на сражениях, как слоны, подобно каким-то одушевленным башням, идут перед рядами, или, подобно плотным холмам, в неудержимом стремлении прорывают сплоченные щиты неприятелей? А если бы нижняя части у слонов не были соразмерны, не долго бы держалось это животное. Теперь же, как некоторые повествуют, слон живет триста и более лет. Посему-то, ноги у него цельные и без составов. А пищу, как сказали мы, с земли вверх поднимает хобот, который по природе гибок, сжимается и разжимается на подобие змеи. Так верно слово, что в сотворенном нельзя найти ничего ни излишнего, ни недостаточного. Однако и сие, столь огромное по величине животное, Бог сотворил покорным человеку; когда учим его, оно понимает, и когда бьем, терпит. А сим Бог ясно научает нас, что Он все подчинил нам, потому что мы сотворены по образу Создателя.

Но не в одних только великих животных можно усматривать неисследимую премудрость, напротив того, и в самых малых легко соберешь не меньше число чудес. Как высоким вершинам гор, которые поблизости к облакам, чрез непрестанное дуновение ветров, сохраняют постоянную стужу, удивляясь не более, сколько и неизменным долинам, которые не только спасаются от жестокости горных ветров, но и всегда удерживают в себе теплый воздух; так и в устройстве животных не более дивлюсь слону за его величину, чем мыши, потому что она страшна и для слона, или самому тонкому жалу скорпиона, которое художник сделал пустым, как свирель, чтобы чрез него вливался яд в уязвленных.

И никто не ставь в вину Творцу, что он произвел животных ядовитых, разрушительных и враждебных нашей жизни. Иначе станет кто-нибудь винить и пестуна, что он удобоподвижность юности приводит в порядок ударами и бичами уцеломудревает продерзость. Звери делаются и доказательством веры. Веришь ли Господу, сказавшему: на аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия (Пс.90:13)? И по вере имеешь ты власть попирать змей и скорпионов. Разве не знаешь, что ехидна, прикоснувшаяся к Павлу, когда он собирал хворост, не сделала ему никакого вреда, потому что святой нашелся исполненным веры (Деян.28:3–6)? А если не имеешь веры, то бойся не зверя, а своего паче неверия, чрез которое сделал ты себя от всего удоборазрушаемым…

Однако вечер, давно уже приведший солнце на запад, предписывает нам молчание! Посему и мы упокоим здесь слово, удовольствовавшись сказанным. Ибо ныне коснулись мы слова, сколько сие нужно было к возбуждению вашей ревности, и совершеннейшее исследование сего предмета при содействии Духа предложим в следующих беседах.

Идите же с радостью вы, христолюбивая церковь, и вместо дорогих припасов, вместо разнообразных приправ, украсьте честные свои трапезы припоминанием сказанного! Да постыдится аномей, да посрамится иудей, да увеселяется догматами истины благочестивый, да славится Господь! Ему слава и держава во веки веков. Аминь.

Беседа на первый псалом

Всяко писание богодухновенно и полезно есть (2Тим.3:16), для того написано Духом Святым, чтобы в нем, как и в общей врачебнице душ, все мы человеки находили врачество каждый от собственного своего недуга. Ибо сказано: исцеление утолит грехи велики (Еккл.10:4). Но иному учат пророки, иному бытописатели; в одном наставляет закон, а в другом – предположенное в виде приточного увещания; книга же Псалмов объемлет в себе полезное из всех книг. Она пророчествует о будущем, приводит на память события, дает законы для жизни, предлагает правила для деятельности. Короче сказать, она есть общая сокровищница добрых учений и тщательно отыскивает, что каждому на пользу. Она врачует и застарелые раны души, и недавно уязвленному подает скорое исцеление, и болезненное восставляет, и неповрежденное поддерживает; вообще же, сколько можно, истребляет страсти, какие в жизни человеческой под разными видами господствуют над душами. И при сем производит она в человеке какое-то тихое услаждение и удовольствие, которое делает рассудок целомудренным.

Дух Святой знал, что трудно вести род человеческий к добродетели, и что, по склонности к удовольствию, мы нерадим о правом пути. Итак, что же делать? К учениям примешивает приятность сладкопения, чтобы вместе с усладительным и благозвучным для слуха принимали мы неприметным образом и то, что есть полезного в слове. Так и мудрые врачи, давая пить горькое врачество имеющим от него отвращение, нередко обмазывают чашу медом. На сей-то конец изобретены для нас сии стройные песнопения псалмов, чтобы и дети возрастом, или вообще не возмужавшие нравами, по видимому только пели их, а в действительности обучали свои души. Едва ли кто из простолюдинов, особливо нерадивых, пойдет отсюда, удобно удержав в памяти апостольскую и пророческую заповедь; а стихи из псалмов и в домах поют, и на торжищах возглашают. И если бы кто, как зверь, рассвирепел от гнева; как скоро усладится слух его псалмом, пойдет прочь, немедленно укротив в себе свирепость души сладкопением.

Псалом – тишина душ, раздаятель мира: он утишает мятежные и волнующиеся помыслы; он смягчает раздражительность души и уцеломудривает невоздержность. Псалом – посредник дружбы, единение между далекими, примирение враждующих. Ибо кто может почитать еще врагом того, с кем возносил единый глас к Богу? Посему псалмопение доставляет нам одно из величайших благ – любовь, изобретя совокупное пение вместо узла к единению, и сводя людей в один согласный лик.

Псалом – убежище от демонов, вступление под защиту Ангелов, оружие в ночных страхованиях, упокоение от дневных трудов, безопасность для младенцев, украшение в цветущем возрасте, утешение старцам, самое приличное убранство для жен. Псалом населяет пустыни, уцеломудривает торжища. Для нововступающих – это начатки учения, для приспевающих – приращение ведения, для совершенных – утверждение; это глас Церкви. Он делает празднества светлыми; он производит печаль яже по Бозе. Ибо псалом и из каменного сердца вынуждает слезы. Псалом – занятие Ангелов, небесное сожительство, духовный фимиам. Это – мудрое изобретение Учителя, устроившего, чтобы мы пели и вместе учились полезному. От сего и уроки лучше напечатлеваются в душах. Ибо с принуждением выучиваемое не остается в нас надолго; а что с удовольствием и приятностью принято, то в душах укореняется тверже.

Чему же научишься из псалмов? Не познаешь ли отсюда величие мужества, строгость справедливости, честность целомудрия, совершенство благоразумия, образ покаяния, меру терпения и всякое из благ, какое ни наименуешь? Здесь есть совершенное богословие, предречение о пришествии Христовом во плоти, угроза судов, надежда воскресения, страх наказания, обетования славы, откровения таинств. Все, как бы в великой и общей сокровищнице, собрано в книге Псалмов.

После сего рассмотрим и начало псалмов.

Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых. Поелику псалмопевец, с продолжением слова, намерен увещевать ко многому такому, что трудно и исполнено бесчисленных подвигов и усилий; то он подвижникам благочестия предварительно указывает на блаженный конец, чтобы мы, в чаянии уготованных нам благ, беспечально переносили скорби настоящей жизни. Так и для путешественников, идущих по негладкому и неудобопроходимому пути, облегчается труд ожидаемым ими удобным пристанищем; и купцов отважно пускаться в море заставляет желание приобрести товары; и для земледельцев делает неприметными труды надежда плодородия. Посему и общий Наставник в жизни, великий Учитель, Дух истины, премудро и благоискусно предложил наперед награды, чтобы мы, простирая взор далее тех трудов, которые под руками, поспешали мыслью насладиться вечными благами.

Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых. Итак, есть истинное благо, которое в собственном и первоначальном смысле должно назвать блаженным, и это есть Бог. Почему и Павел, намереваясь упомянуть о Христе, говорит: по явлению блаженнаго Бога и Спаса нашего Иисуса Христа (1Тим.1:11; 2:13). Ибо подлинно блаженно сие источное Добро, к Которому все обращено, Которого все желаем, сие неизменяемое Естество, сие владычественное Достоинство, сия безмятежная Жизнь, сие беспечальное Состояние, в Котором нет перемен, Которого не касаются превратности, сей приснотекущий Источник, сия неоскудевающая Благодать, сие неистощимое Сокровище. Но невежественные люди и миролюбцы, не зная природы самого добра, часто называют блаженным то, что не имеет никакой цены: богатство, здравие, блистательную жизнь, что все по природе своей не есть добро, потому что не только удобно изменяется в противоположное, но и обладателей своих не может сделать добрыми. Ибо кого сделало справедливым богатство, или целомудренным здоровье? Напротив того, каждый из сих даров злоупотребляющему им часто способствует ко греху. Посему блажен, кто приобрел достойное большей цены, кто стал причастником благ неотъемлемых. Но почему узнаем его? Это тот, иже не иде на совет нечестивых.

И прежде нежели скажу, что значит не идти на совет нечестивых, намерен я решить для вас вопрос здесь представляющийся. Спросите: для чего пророк берет одного мужа и его называем блаженным? Ужели из числа блаженных исключил он жен? Нет, одна добродетель для мужа и жены, так как и творение обоих равночестно, а потому и награда обоим одинакова. Слушай, что сказано в книге Бытия. Сотвори Бог человека: по образу Божию сотвори его: мужа и жену сотвори их (Быт.1:27). Но в ком природа одна, у тех и действования те же; а чьи дела равны, для тех и награда та же. Итак, почему-же псалмопевец, упомянув о муже, умолчал о жене? Потому что при единстве естества почитал достаточным для обозначения целого указать на преимуществующее в роде.

Посему блажен муж, иже не иде на совет нечестивых. Смотри, какая точность в словах и сколько каждое речение исполнено мыслей. Не сказал: иже не ходит на совет нечестивых; но иже не иде. Кто еще в живых, того нельзя назвать блаженным по неизвестности окончания жизни; но кто исполнил возложенные на него обязанности и заключил жизнь не укоризненным концом, того безопасно уже можно назвать блаженным. Почему же блажени ходящии в законе Господни (Пс.118:1)? Здесь Писание называет блаженными не ходивших, но еще ходящих в законе. Это потому, что делающие добро за самое дело достойны одобрения; а избегающие зла, заслуживают похвалу не тогда, как они раз или два уклонятся от греха, но тогда, как возмогут навсегда избежать искушения во зле.

Итак, премудро и благоискусно, приводя нас к добродетели, псалмопевец удаление от греха положил началом добрых дел. А если бы он вдруг потребовал от тебя совершенства, то, может быть, ты и замедлил бы приступить к делу. Теперь же приучает тебя к более удобоприступному, чтобы ты смелее взялся и за прочее. И я сказал бы, что упражнение в добродетели уподобляется лествице, той именно лествице, которую видел некогда блаженный Иаков, которой одна часть была близка к земле и касалась ее, а другая простиралась даже выше самого неба. Посему вступающие в добродетельную жизнь должны сперва утвердить стопы на первых ступенях и с них непрестанно восходить выше и выше, пока, наконец, чрез постепенное преспеяние не взойдут на возможную для человеческого естества высоту. Посему как первоначальное восхождение по лествице есть удаление от земли, так и в жизни по Богу удаление от зла есть начало преспеяния. Вообще же всякое бездействие гораздо легче какого бы то ни было дела. Напр.: не убий, не прелюбы сотвори, не укради (Исх.20:13–15); каждая из сих заповедей требует только бездействия и неподвижности. Возлюбиши искренняго твоего, яко сам себе (Мф.19:19); и продаждь имение твое, и даждь нищим (Мф.19:21); вот уже действия приличные подвижникам, и к совершению их потребна уже душа мужественная. Посему подивись мудрости того, кто чрез более легкое и удобоприступное ведет нас к совершенству.

Псалмопевец предложил нам три условия, требующие соблюдения: не ходить на совет нечестивых, не стоять на пути грешных, не сидеть на седалищи губителей. Следуя естественному ходу дел, он внес этот порядок и в сказанное им. Ибо сперва начинаем обдумывать намерение, потом подкрепляем его, а после того утверждаемся в обдуманном. Посему первоначально должно называть блаженною чистоту помышлений, потому что корень телесных действий составляют сердечные совещания. Так, любодеяние воспламеняется сперва в душе сластолюбца, а потом производит телесное растление. Посему и Господь говорит, что внутри человека оскверняющее его (Мф.15:18). поелику же грех против Бога называется в собственном смысле нечестием, то никогда не допустишь в себе сомнений о Боге, по неверию. Ибо значит уже пойти на совет нечестивых, ежели скажешь в сердце своем: есть ли Бог на небе, распоряжающий всем порознь? Есть ли суд? Есть ли воздаяние каждому по делам его? Для чего праведные живут в нищете, а грешные богатеют? Одни немощны, а другие наслаждаются здравием? Одни бесчестны, а другие славны? Не самослучайно ли движется мир? И не случай ли неразумный без всякого порядка распределяет каждому жребий жизни? Если так помыслил ты, то пошел на совет нечестивых. Посему блажен, кто не дал в себе места сомнению о Боге, кто не впал в малодушие при виде настоящего, но ожидает чаемого; кто о Создавшем нас не возымел недоверчивой мысли.

Блажен и тот, кто не стал на пути грешных. Путем называется жизнь, потому что все мы бежим по какому-то поприщу и каждый из нас бежит к своей цели. Ты путник в этой жизни; все проходит мимо; все остается позади тебя; видишь на пути растение, или траву, или воду, или другое что достойное твоего зрения; полюбовался недолго, и пошел дальше. Опять встречаешь камни, пропасти, утесы, скалы, пни, а иногда зверей, пресмыкающихся гадов, терние, или иное что неприятное; поскорбел недолго, и потом оставил. Такова жизнь; она не имеете ни удовольствий постоянных, ни скорбей продолжительных. Не твоя собственность этот путь, но и настоящее также не твое. У путников такой обычай: как скоро первый сделал шаг, тотчас за ним заносит ногу другой, а за ним следующий. Смотри же, не подобна ли сему и жизнь? Ныне ты возделывал землю, а завтра будет ее возделывать другой, после же него еще другой. Видишь ли эти поля и великолепные здания? Сколько раз каждое из них, со времени своего существования, переменяло имя! Называлось собственностью такого-то, потом переименовано по имени другого; перешло к новому владельцу, а теперь стало именоваться собственностью еще нового. Жизнь наша не путь ли, на который вступают то те, то другие, и по которому все один за другим следуют? Посему блажен, иже на пути грешных не ста.

Что же значите не ста?

Два есть пути, один другому противоположные: путь широкий и пространный, и путь тесный и скорбный. Два также путеводителя, и каждый из них старается обратить к себе.

На пути гладком и покатом путеводитель обманчив; это лукавый демон, и он посредством удовольствий: увлекает следующих за ним в погибель; а на пути негладком и крутом путеводителем добрый Ангел, и он чрез многотрудность добродетели ведет следующих за ним к блаженному концу. Пока каждый из нас младенец и гоняется за тем, что услаждает в настоящем, до тех пор нимало не заботится он о будущем. Но став уже мужем, когда понятия усовершились, он как бы видит, что жизнь перед ним делится и ведет то к добродетели, то к пороку; и часто обращая на них душевное око, различает, что свойственно добродетели и пороку. Жизнь грешников показывает в себе все наслаждения настоящего века. Жизнь праведных являет одни блага будущих, столько представляет трудов в настоящем. А жизнь сластолюбивая и невоздержная предлагает не ожидаемое впоследствии, но настоящее уже наслаждение. Посему всякая душа приходит в кружение и не может устоять среди помыслов. Когда приведет себе на мысль вечное, избирает добродетель; когда же обратит взор на настоящее, предпочитает удовольствие. Здесь видит прохладу для плоти, а там ее порабощение; здесь пьянство, а там пост; здесь необузданный смех, а там обильные слезы; здесь пляски, а там молитву; здесь свирели, а там воздыхания; здесь блуд, а там девство. поелику же истинное благо удобопостижимо разумом только через веру (ибо оно отдалено от нас, и око не видало его, и ухо о нем не слыхало), а сладость греха у нас под руками, и наслаждение вливается посредством каждого чувства; то блажен, кто не увлекся в погибель приманками удовольствия, но с терпением ожидает надежды спасения и при выборе того или другого пути не вступил на путь, ведущий к злу.

И на седалищи губителей не седе… Под седалищем разумеется неподвижное и постоянное коснение в одобрении греха. Сего должно остерегаться нам, потому что ревностное коснение во грехе производит в душах некоторый неисправный навык. Ибо застаревшаяся душевная страсть, или временем утвержденное помышление о грехе с трудом врачуются, или делаются и совершенно неисцелимыми, когда навыки, как всего чаще случается, переходят в природу. Посему должно желать, чтобы нам даже и не прикасаться к злу. А другой путь – тотчас по искушении бежать его, как удара наносимого стрелком, по написанному у Соломона о злой жене: ниже настави ока своего к ней, но отскочи, не замедли (Притч.9:18). И теперь знаю таких, которые в юности поползнулись в плотские страсти и до самой седины, по привычке к злу, пребывают во грехах. Как свиньи, валяясь в тине, непрестанно более и более облипают грязью; так и эти люди, чрез сластолюбие, с каждым днем покрывают себя новым позором. Итак, блаженное дело – и не помышлять о зле. Если же уловленный врагом, принял ты в душу советы нечестия, не стой во грехе. А если и тому подвергся, не утверждайся во зле. Посему не сиди на седалищи губителей.

Если ты понял, какое седалище разумеет Писание, а именно называет так продолжительное пребывание во зле, то исследуй, кого именует оно губителями. О моровой язве люди сведущие в этом говорят, что она, если прикоснется к одному человеку или скоту, чрез сообщение распространяется на всех приближающихся. Таково свойство этой болезни, что все друг от друга наполняются тою же немощью. Таковы и делатели беззакония. Ибо, передавая друг другу болезнь, все вместе страждут недугом и вместе погибают… Огонь, коснувшись удобосгораемого вещества, не может не обхватить всего этого вещества, особенно если подует сильный ветер, который переносит пламень с одного места на другое. Так и грех, прикоснувшись к одному человеку, не может не перейти ко всем приближающимся, когда раздувают его лукавые духи… И поелику один от другого заимствуют повреждение, то о таковых людях говорится, что они губят души. Итак, не сиди на седалищи губителей, не участвуй в собрании людей, повреждающих нравственность и пагубных, не оставайся в обществе советников на зло!..

Да дарует же Господь и нам награду за сказанное, и вам плод от того, что слышали по благодати Христа Своего, так как Ему слава и держава во веки веков. Аминь.

Из беседы на двадцать восьмой псалом

Псалом Давиду, исхода скинии.

Двадцать восьмой псалом имеет общее надписание, ибо сказано: псалом Давиду. Но имеет также и особенное, ибо присовокуплено: исхода скинии. Что же это значит? Разберем, что такое исход и что такое скиния, чтобы можно нам было войти в намерение псалма. Что касается до смысла исторического, то кажется, что священникам и левитам, по совершении ими своего дела, давалось повеление помнить, что они должны приготовить к служению. Ибо выходящих из скинии и оставляющих ее псалом учит, что им надлежит приготовить, и что иметь при себе, когда придут в следующей раз, а именно: принести сыны овни, славу и честь, славу имени Его; и знать, что нигде не подобает служить, как только во дворе Господнем и на месте святыни. Что же касается до нашего ума, который созерцает возвышенное, и высоким, приличным Божию Писанию, разумением усвояет нам закон, то представляется нам следующее: здесь разумеется не овен, то есть мужеский пол овец, не скиния, то есть храмина, сооруженная из неодушевленного сего вещества, не исход из скинии, или удаление из храма, но сие тело, которое есть для нас скиния, как научил нас апостол, сказав: ибо сущии в скинии сей воздыхаем (2Кор.5:4); и еще псалом: рана не приближится селению твоему (Пс.90:10). А исход из скинии есть отшествие из сей жизни, к которому Писание советует нам приготовляться, чтобы принести в дар Господу то или другое, потому что здешнее делание служит напутствием к будущей жизни. И кто здесь добрыми делами приносит славу и честь Господу, тот сам себе сокровиществует славу и честь во время праведного воздаяния Судии.

Во многих списках находим присовокупленные слова: принесите Господеви сынове Божии. Ибо не от всякого дар благоприятен Богу, но только от того, кто приносит от чистого сердца. Сказано: не чисты обеты от мзды блудницы (Притч.19:13). Посему псалом требует, чтобы мы прежде всего стали сынами Божьими, и тогда уже приступали приносить дары Богу, и дары, не какие случилось, но какие Он сам повелел. Сперва скажи: Отче, а потом проси, что следует далее. Испытай сам себя: какова доселе была жизнь твоя; достоин ли ты наименовать Отцом своим Святого Бога. Только чрез освящение можно нам вступить в общение со святым. Ежели желаешь всегда быть сыном Святого, то пусть усыновит тебя святыня. Посему принесите Господеви не всякий, кто бы то ни был и от кого бы ни происходил, но сынове Божии. Он потребует великих даров, потому избирает и великих приносителей. Чтобы не низринуть помыслов твоих долу и не заставить тебя искать овна, сего бессловесного, четвероногого и блеющего животного, в надежде умилостивить Бога сею жертвою, псалом говорит: принесите Господеви сынове Божии. Не сын нужен и не то, чтобы ты принес самого сына; но если сын есть нечто великое, то прилично, чтобы и приносимое было велико и достойно как сыновнего расположения, так и отцова достоинства.

Посему говорит: принесите сыны овни, дабы и приносимые сами переменились, и из сынов овних стали сынами Божьими. Овен есть животное начальственное; он водит овец на питательные пажити, на место отдохновения при водах и обратно, в загоны и ограды. Таковы же некоторые и предстоятели стада Христова; они приводят его к доброцветным и благоуханным снедям духовного учения, по дару Духа орошают живою водою, возвышают, воспитывают до плодоношения, указывают путь к месту упокоения, к пристанищу безопасному от наветующих. Посему слово хочет, чтобы их сыны были приведены ко Господу сынами Божьими. Если же овны суть предводители прочих, то сынами их будут те, которые, по учению предстоятелей, чрез попечение о добрых делах, образовали себя для жизни добродетельной. Принесите Господеви сынове Божии, принесите Господеви сыни овни. Понял ли ты, к кому обращена речь? Понял ли, о ком говорится?

Сказано: принесите Господеви славу и честь. Как же мы, земля и пепел, великому Господу приносим славу? Как приносим Ему честь? Мы приносим славу добрыми делами, когда дела наши бывают светлы пред человеками; и люди видят дела наши и прославляют Отца нашего, который на небесах (Мф.5:16). А также можно прославлять Бога целомудрием и святостью, к какой обязаны давшие обет благочестивой жизни, как увещевает нас Павел, говоря: прославите убо Бога в членах ваших (1Кор.6:20). Сей-то славы требует Господь от верующих в Него и почтенных даром сыноположения, ибо говорит: Сын славит отца: и аще отец Аз есмь, то где слава Моя (Мал.1:6)? А честь приносит Богу, по слову Притчи (Притч.3:9), кто чтит Бога от праведных своих трудов, и дает Ему начатки от плодов своей правды. Возвеличивает же славу тот, кто может показать законы, по которым все создано, по которым все содержится, по которым, после здешнего домостроительства, все приведется на суд. Кто возмог сам созерцать все в подробности, в ясных и неслитных представлениях, и после того, как сам созерцал, может и другим изобразить благость Божию и праведный суд Его, тот приносит Господу славу и честь, равно как и тот, кто проводит жизнь сообразную с таковым созерцанием, потому что свет его светится пред человеками, и Отец Небесный прославляется от него и словом, и делом, и всякого рода доблестями. Но не приносит Господу славы и чести, кто пристрастен к славе человеческой, кто уважает деньги, кто дорого ценит плотские удовольствия; ибо как добрыми делами приносим славу Господу, так худыми делами производим противное. Что говорит Господь грешникам? Имя Мое вас ради хулится во языцех (Ис.52:5). А апостол говорит еще: преступлением закона Бога бесчествуеши (Рим.2:23). Ибо оскорбление законодателю – презрение и пренебрежение законов. Если в доме худое устройство, потому что в нем гнев и крик, обида и смех, роскошь и расточительность, нечистота и наглость; то бесчестие и стыд за все, происходящее в доме, падает на владеющего им. Из сего да разумеем, что как добрыми делами прославляется Бог, так делами порочными славится враг. Когда, взем уды Христовы, сотворю уды блудничи (1Кор.6:15), тогда и слава от Спасшего меня перенесена будет мною на погубившего меня. И неверующий изменяет славу нетленнаго Бога в образ тленна человека, и птиц, и четвероног, и гад земных (Рим.1:23). Также воздающий честь и служащий твари вместо Творца приносит славу не Богу, но тварям. Посему кто говорит, что тварь есть нечто и кланяется ей, тот да знает, куда будет вчинен жребий его. Итак, убоимся, чтобы, грехом своим доставляя славу и похваление диаволу, не подвергнуться нам вечному с ним стыду. А что грех наш обращается в славу тому, кто внушает его нам, уразумей это из подобия. Два военачальника вступают в сражение. Когда побеждает одно войско – предводитель его приобретает славу, а когда одерживает верх противное войско – вся честь принадлежит полководцу сего другого войска. Так в добрых делах твоих прославляется Господь, а в противных противник. Не представляй, что враги далеко, и на военачальников смотри не издали, но обрати взор на себя самого, и найдешь совершенную верность подобия. Ибо когда ум борется со страстью и своим усилием и внимательностью одерживает верх, тогда торжествует он победу над страстью и успехом своим как бы увенчивает самого Бога; а когда, ослабев, поддается сластолюбию, тогда, сделавшись рабом и пленником грехов, доставляет врагу случай к похвальбе, превозношению и высокомерию.

Поклонитеся Господеви во дворе святем Его. По принесении требуемых плодов, нужно поклонение, поклонение, совершаемое не вне Церкви, но в самом дворе Божием. Псалом говорит: не придумывайте особенных дворов и сходбищ. Святой двор Божий один. Прежде двором сим была иудейская синагога, но после того, как согрешили иудеи против Христа, двор их пуст (Пс.68:26). Посему и Господь говорит: и ины овцы имам, яже не суть от двора сего (Ин.10:16); и разумея тех, которые из язычников предопределены ко спасению, показывает, что у Него есть собственный свой двор, кроме двора иудеев. Посему надобно поклоняться Богу не вне Святого двора сего, но находясь внутри его, чтобы, оставаясь вне и увеселяясь внешним, не потерять и права быть во дворе Господнем. Ибо многие по наружности стоят на молитве, но не суть во дворе, потому что мысль их носится там и здесь и ум развлечен суетою заботы. Но под двором, в смысле более возвышенном, можно еще разуметь небесную обитель. Посему которые здесь насаждены в дому Господни, что есть Церковь Бога живого, те и там во дворех Бога нашего процветут (Пс.9:14). А кто боготворит чрево, или славу, или серебро, или другое что, предпочитаемое им всему прочему, тот не поклоняется Господу, тот не во дворе святем, хотя бы и казался достойным видимых собраний.

Глас Господень на водах. У нас голос есть или сотрясенный воздух, или такое видоизменение в положении воздуха, какое хочет сообщить ему издающий голос. – Что же такое глас Господень? Разуметь ли сотрясение в воздухе, или что сотрясенный воздух достигает до слуха того, к кому глас! Или не бывает ничего подобного, но глас сей совершенно иного рода и слышащим его представляет себя владычественное в том человеке, которому Бог хочет явить собственный Свой глас; так что представление сие имеет сходство с тем, что бывает нередко во сне! Ибо как без сотрясения воздуха, вследствие представлений, бывающих во сне, удерживаем в памяти некоторые слова и звуки, не чрез слух приняв голос, потому что он напечатает в самом сердце нашем; так чем-то подобным сему должно представлять и тот глас, который бывает к пророкам от Бога.

Глас Господень на водах. Если искать смысла чувственного, то поелику облака, когда они наполнены водою, сталкиваясь между собою, издают звук и трест, и здесь сказано: глас Господень на водах. Но также, если бывает шум от вод, рассекаемых какими ни есть преградами, и если море, возмущаемое ветром, волнуется и издает сильный звук, то сии неодушевленные вещества имеют глас от Господа, по указанию Писания, что всякая тварь едва не вопиет, возвещая о своем Создателе. И когда раздается гром из облаков, не иное что должно представлять, а то, что возгреме Бог славы и что Господь Своею силою содержит влажное естество, Господь на водах многих. Из истории миротворения знаем, что есть вода превыше небес, также вода бездны и еще вода – собрание морей. Кто же содержит воды сии и не попускает им, по естественному их стремлению, падать вниз, кто, если не Господь, Который имеет власть и над водами? А может быть что в смысле более таинственном сказано: глас Господень на водах, когда при крещении Иисуса был глас свыше: Сей есть Сын Мой возлюбленный (Мф.3:17). Ибо тогда был Господь на водах многих, освящая воды крещением, и Бог славы велегласным свидетельством возгреме свыше. И крещаемым возглашается оставленный Господом глас, ибо сказано: шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа (Мф.28:19). Итак, глас Господень на водах. Гром составляется, когда сухой и сильный воздух, заключенный в пустотах облака, с напряжением вращающейся по облачным пустотам, ищет выхода вон. Облака, противящиеся сильному давлению, трением о них воздуха производят тот резкий звук. А когда облака, как надутые пузыри, не возмогут противиться духу и удерживать его, тогда они, будучи сильно расторгаемы и пропуская дух, стремящейся вон, производят громовые удары. Это же обыкновенно производит и молнию. Итак, Господь, сущий на водах и творящий великие громовые удары, и в нежном естестве воздуха производит такую чрезмерность треска. А тебе, и в церковном смысле, то сообщение догматов, которое по крещении с евангельским громогласием производится в душах людей, уже совершенных таинством, можно назвать громом. А что Евангелие есть гром, это доказывают ученики, переименованные Господом и названные сынами громовыми. Посему не во всяком раздается глас такового грома, но кто достоин.

Итак, Бог славы возгреме, Господь на водах многих. Воды – это святые, потому что из чрева их текут реки, то есть духовное учение, напояющее души слушающих (Ин.7:38). И еще: они приемлют в себя воду, текущую в живот вечный, которая в хорошо приявших делается источником воды, текущия в живот вечный (Ин.4:14). И на таких водах – Господь. Припомни историю Илии, егда небо заключися лета три и месяц шесть (Лк.4:25), когда, во время ясной погоды, на вершине Кармила услышал он голос вод многих, а за сим последовало и то, что гром был из облаков, и потекла вода (3Цар.18:42–45). Итак, Господь на водах многих.

Беседа на псалом тридцать третий

1) Давиду, внегда измени лице свое пред Авимелехом, и отпусти его, и отъиде.

К двум случаям приводит нас разумение сего псалма. Надписанию его кажется приличным и то, что было с Давидом в Номве, городе священническом, и то, что случилось с ним у Анхуса, царя филистимского. Ибо измени лице свое, когда беседовал с Авимелехом священником, скрывая от него свое бегство и показывая вид, что спешит исполнить царское повеление, когда взял и хлебы предложения, и меч Голиафа (1Цар.21:1–9). Но еще измени лице свое, когда был окружен врагами, потому что услышал, как они разговаривали между собою и приготовлялись к мщению. И сказано: и убояся Давид от лица Анхуса, и измени лице свое пред очами их (1Цар.21:11–13). Но почему надписание именует Авимелеха, а история передает имя Анхуса, царя Гефского? На сие имеем такое объяснение, дошедшее до нас по преданию, что Авимелех было общее имя царей филистимских, но что каждый из них имел и собственное наименование. Подобное можно видеть в римском государстве, где цари вообще называются Кесарями и Августами, но удерживают и собственные свои имена. Таково же у египтян имя Фараон. Так и здесь в надписании Авимелех времен Давидовых назван общим царским именем, история же передает его имя Анхус, которое было собственное, данное ему при рождении. Пред ним-то изменил лице свое Давид_; когда был принесен на руках домочадцев, бил в городские ворота, и, как сказано, слины своя точаше по браде, так что Анхус сказал домочадцам: для чего принесли вы его ко мне? Не имею нужды в неистовых, яко внесосте его, да беснуется предо мною (1Цар.21:13,14). И таким образом Давид, отпущенный оттуда, спасся, как сказано, в пещеру Одолламску (1Цар.22:1).

Посему, как избежавший великой опасности, воссылает он такое благодарение освободившему его Богу, и говорит (Пс.33:2): Благословлю Господа на всякое время. Избежав от смерти, он как бы полагает для себя уставы жизни, настраивая душу свою к строгому образу деятельности, чтобы ни одной минуты времени не оставлять без благословения, но при начале важных и неважных дел обращаться к Богу. Не стану думать, говорит он, будто бы что-либо делается моим старанием, или приключается по случайному стечению обстоятельств, но на всякое время благословлю Господа, не только при благоденствии, но и в несчастные времена жизни. Сим наученный апостол говорит: всегда радуйтеся, непрестанно молитеся, за все благодарите (1Фес.5:16–18). Видишь, какова была любовь Давида! Непрерывные несчастия не ослабили его терпения, когда не только был изгнан из отечества, от родных, от домашних, лишен имущества, но даже по необходимости продан врагам и едва не растерзан ими. Несмотря на сие, не сказал: доколе будут продолжаться несчастия? Не пришел в нетерпение от непрерывных скорбей, ведая, яко скорбь терпение соделовает, терпение же искусство, искусство же упование (Рим.5:3). И действительно, скорби для хорошо приготовленных суть как бы укрепляющая пища и упражнение в борьбе, приближавшая подвижника к отеческой славе: когда укоряеми благословляем, хулими молим, утружденные благодарим, скорбные хвалимся скорбями (1Кор.4:12,13). Стыдно для нас в счастье благословлять, а в печальных и трудных обстоятельствах хранить молчание. Напротив того, тогда-то и должно более благодарить нам, знающим, что егоже любит Господь, наказуема биет же всякаго сына, егоже приемлет (Ев.12:6).

Выну хвала Его во устех моих, Пророк, по-видимому, обещает нечто невозможное. Как может хвала Божия быть непрестанно в устах человека? Когда разговаривает он в обыкновенной и житейской беседе, в устах его нет Божией хвалы. Когда спит, хранит он совершенное молчание. Когда ест и пьет, как уста его произнесут хвалу? На сие отвечает, что у внутреннего человека есть некоторые духовные уста и посредством их питается он, приемля слово жизни, которое есть хлеб, сшедый с небеси (Ин.6:56). О сих-то устах и пророк говорит: уста моя отверзох и привлекох дух (Пс.118:131). Сии-то уста и Господь советует иметь расширенными для обильного принятия брашен истины. Ибо сказано: расшири уста твоя, и исполню я (Пс.80:11). Посему мысль о Боге, однажды напечатленная и как бы печатью утвержденная во владычественной силе души, может быть названа хвалою Божьею, которая выну пребывает в душе: и тщательный, по увещанию апостола, может делать все во славу Божию, так что всякое действие, всякое слово, всякое умственное упражнение получает силу хвалы; ибо аще яст, аще ли пиет праведник, вся в славу Божию творит (1Кор.10:31). У такого и во время сна сердце бодрствует, как сказано в Песни Песней: аз сплю, а сердце мое бдит (Песн.5:2); ибо мечтания сна очень часто бывают отголосками мыслей, занимавших днем.

3) О Господе похвалится душа моя. Пророк говорит: никто не хвали моей изобретательности, которою спасся я от опасностей, ибо не в силе, не в мудрости человеческой, но в благости Божией спасение. Ибо сказано: да не хвалится богатый богатством своим, мудрый мудростию своею, крепкий крепостию своею, но о сем да хвалится хваляйся, еже разумети и знати Господа Бога своего (Иер.9:23,24). Смотри, как апостол хвалит сотрудников своих в деле благовестия. Он говорит: это наш соработник и служитель о Господе (Кол.4:7). Если кто хвалится красотою телесною или знаменитостью рода, то не о Господе хвалится душа его; напротив того, каждый из таковых предан суете. Не заслуживают также истинной похвалы искусства средние и занимающиеся ими: кормчие, врачи, витии, строители, которые созидают города или пирамиды, или лабиринты, или другие какие дорогостоющие или пышные громады зданий. Те, которые хвалятся этим, не в Господе полагают душу свою. Взамен всякой иной чести для нас довольно именоваться рабами такого Владыки. Не будет ли слуга царев хвалиться, что он поставлен в том или другом чине служения? Ужели же удостоившийся служить Богу будет измышлять себе похвалы отъинуду, как будто для полноты славы и именитости недостаточно ему именоваться Господним! Итак, о Господе похвалится душа моя.

Да услышат кротцыи и возвеселятся. поелику пророк говорит: чрез одно изменение лица, при содействии Божием, враги введены в обман и совершено мое спасение; то да услышат кротцыи, что можно и в мире живущим воздвигать победные знамения, и не сражавшимся оказаться победителями; и да возвеселятся, утвердившись в кротости моим примером, ибо такую благодать от Бога получил я за то, что имел кротость. Помяни, Господи Давида и всю кротость его (Пс.131:1). Кротость есть величайшая из добродетелей, потому причислена и к блаженствам. Ибо сказано: блажени кротцыи, яко тии наследят землю (Мф.5:5). Земля сия, Небесный Иерусалим, не бывает добычею состязающихся, но предоставлена в наследие долготерпеливым и кротким. И слова: да услышат кротцыи, значат то же, что и слова: да услышат Христовы ученики. А может быть, пророчественно желает Давид, чтобы и до нас дошло чудо благодеяния Божия, над ним явленное. Да услышат и те, которые после многих поколений соделаются учениками Христовыми! Ибо тех назвал кроткими, которым Господь говорил: научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем (Мф.11:28). Укротившие свои нравы, освободившиеся от всякой страсти, в чьих душах не поселено никакого мятежа, – они называются кроткими. Почему и о Моисее засвидетельствовано, что он был кроток паче всех человек сущих на земли (Чис.18:13).

4) Возвеличите Господа со мною. Приличный себе лик собирает пророк к прославлению Господа. Не приобщайся ко мне ни мятежный, ни смущенный, ни распаляющие душу плотскими страстями; но вы кроткие, вы, которые приобрели твердость и постоянство души, отрясли леность и сонливость в исполнении своих обязанностей, возвеличите Господа со мною. Возвеличивает же Господа тот, кто великим умом, твердым и возвышенным духом терпит искушения за благочестие; и потом, кто великим умом и в самых глубоких умозрениях рассматривает величие творения, чтобы в величии и красоте тварей созерцать их рододелателя (Прем.13:5). Ибо чем кто более углубляется в законы, по которым устроена и по которым управляется вселенная, тем яснее созерцает велелепоту Господню и по мере сил возвеличивает Господа. поелику же одного ума и размышлений одного человека нисколько недостаточно к уразумению величия Божия, то пророк всех вместе кротких приемлет в общение сего дела. Посему должно совершенно упразднить себя от внешних мятежей, произвести совершенное безмолвие в потаенной храмине советов сердца и потом приступить к созерцанию истины. Послушай исповедующегося во грехе, что он говорит! Смятеся от ярости око мое (Пс.6:8). Не только же гнев, но и пожелание, и робость, и зависть приводят в смятение око души, и вообще все страсти приводят в замешательство и смятение душевную прозорливость. И как невозможно мутным оком принять верное впечатление от видимого предмета, так сердцем приступать к познанию истины. Посему должно удалиться от всех мирских дел, ни чрез другое какое чувство не вводить в душу посторонних помыслов. Ибо воздвигаемые плотским мудрованием брани исполняют внутренность сердца неумолкающими мятежами и непримиримыми раздорами.

5) Взысках Господа и услыша мя. Пророк говорит: сие да услышат кротцыи! И в это тяжкое время, когда подвигся на меня весь гнев памятозлобных, и руки всех на меня вооружались, а я, ничем не защищенный, готов был принять на себя все удары врагов, – и в это время не смутился я помыслами от страха, не оставил мысли о Боге, не отчаялся в своем спасении, но взысках Господа. Не искал только, с каким-нибудь простым и временным упованием на Господа, но взысках, ибо речение взысках выражает более, нежели – искал, подробно как испытывание – более нежели пытание. Ибо исчезоша испытающии испытания (Пс.63:7). Посему, словом взыскание псалом изобразил какой-то глубокий покой и безмятежность.

И от всех скорбей моих избави мя: Вся жизнь праведника исполнена скорбей; это путь тесный и скорбный. Многи скорби праведным. Потому и апостол говорит: во всем скорбяще (2Кор.4:8); и: яко многими скорбми подобает нам внити в царствие Божье (Деян.14:22). Избавляет же Бог святых Своих от скорби, не без испытания их оставляя, но подавая им терпение. Ибо если скорбь терпение соделовает, терпение же искусство (Рим.5:3), то избегающий скорби лишает себя опытности. И как никто не получает венца, не имея у себя противника, так и опытным можно оказаться не иначе, как чрез скорби. Посему слова: от всех скорбей избави мя, не значат: не попустил мне скорбеть, но даровал со искушением и избытие, яко возмощи понести (Кор.10:13).

6) Приступите к Нему и просветитеся и лица ваша не постыдятся. Сидящих во тьме и сени смертной – их увещевает приступить ко Господу, приблизиться к лучам Божества Его, чтобы, чрез приближение озарившись истиною по благодати, вместили они в себя просвещение Его. Ибо как сей чувственный свет не для всех равно сияет, но для тех, которые имеют глаза, бодрствуют и могут беспрепятственно наслаждаться появлением солнца; так и Солнце правды (Мал.4:2), свет истины, иже просвещает всякаго человека грядущаго в мир (Ин.1:9), не всем дает видеть светозарность Свою, но тем, которые живут достойно света. Ибо сказано: свет возсия не грешнику, но праведнику (Пс.36:11). Как солнце, хотя восходит, но не для нетопырей и других животных, во время ночи снискивающих себе пищу; так хотя свет сам себе блистателен и всеозаряющ, однако же не все приобщаются его сияния. Так и всяк делаяй злая, ненавидит света и не приходит к свету, да не обличатся дела его (Ин.3:20).

Итак, приступите к Нему и просветитеся и лица ваша не постыдятся. Блажен, кто в день праведного суда Божия, когда приидет Господь во свет привести тайная тьмы, и объявит советы сердечные (1Кор.4:8), осмелившись вступить в сей обличительный свет, возвратится непостыжденным, потому что его совесть не осквернена порочными делами. A те, которые делали зло, воскреснут на поругание и стыд, чтобы увидать в самих себе мерзость и отпечатление соделанных ими грехов. И может быть, страшнее тьмы и вечного огня тот стыд, с которым увековечены будут грешники, непрестанно имея пред глазами следы греха, соделанного во плоти, подобно какой-то невыводимой краске, навсегда остающиеся в памяти души их. Не много же таких, которые бы могли приступить к свету истины и открыть его и, открыв сокровенное, отойти с непостыжденным лицом.

7) Сей нищий воззва, и Господь услыша и. Не всегда нищета похвальна, а только, когда она с евангельской целью принята произвольно. Ибо многие не по недостатку пищи, а по произволению весьма любостяжательны. Их бедность не спасает, а произволение осуждает. Посему блажен не тот, кто беден, но кто сокровищам мира предпочитает заповедь Христову. Таковых и Господь называет блаженными, говоря: блажени нищии духом (Мф.5:3), не бедные имуществом, но избравшие нищету от сердца. А что не от произвола, то и блаженным не делает. Посему всякая добродетель, а преимущественно пред всеми нищета имеет отличительным признаком свободное произволение. Итак, сей нищий, говорит пророк, воззва. Незнаменующим гласом призывает он мысль твою к обнищавшему по Богу, алчущему, жаждущему и терпящему наготу. Сей нищий, едва не указывает он перстом, то есть сей ученик Христов. Можно слова сии относить и к Самому Христу: Он, богат сый по естеству (так как все, что имеет Отец, принадлежит и Ему), нас ради обнища, да мы нищетою Его обогатимся (2Кор.8:9). Да и всякое почти дело, ведущее к блаженству, предначал Сам Господь, Себя предложив в пример ученикам. Возвратись к блаженствам, и рассмотрев каждое, найдешь, что учение словом предварил Он делами. Блажени кротцыи. Где же нам научиться кротости? Научитеся от Мене, говорит Господь, яко кроток есмь и смирен сердцем (Мф.11:29). Блажени миротворцы. Кто же научит нас благам мира? Сам Миротворец, творяй мир и примиряющий оба в единаго новаго человека (Еф.2:15), умиротворивый кровию креста Своего, аще небесная, аще ли земная (Кол.1:20). Блажени нищии. Сам Он обнищал и истощил Себя в зрак раба, да мы ecu от исполнения Его приимем и благодать воз благодать (Фил.2:7; Ин.1:16). Итак, если кто водимый Святым и человеколюбивым Духом, не мечтая о самом себе, но уничижая себя, чтобы возвысить других, возопиет духом, испрашивая чего-либо великого, и не произнесет ничего недостойного и низкого, выражающего искание земного и мирского; то вопль сего просящего услышан будет Господом. А какой же конец услышания? Тот, что избавится от всех скорбей неуязвленным, неизнемогшим, непоработившимся мудрованию плоти.

Каким же образом избавляется нищий?

8) Ополчится ангел Господень окрест боящихся Его и избавит их. Сим пророк объяснил, кого называет нищим, именно того, кто боится Господа. Посему, боящийся стоит еще на степени раба, а усовершившийся любовью достиг уже в достоинство сына. Раб именуется и нищим, потому что не имеет ничего собственного, а сын уже богат и потому, что он наследник отеческих блат. Итак, ополчится ангел Господень окрест боящихся Его. Ангел не отступит от всех уверовавших в Господа, если только не отгоним его сами худыми делами. Ибо как пчел отгоняет дым и голубей смрад, так и хранителя нашей жизни – Ангела отдаляет многоплачевный и смердящий грех. Если имеешь в душе дела, достойные ангельского охранения, и обитает в тебе ум, обогащенный умозрениями истины; то по богатству неоцененных дел добродетели, Бог необходимо приставит к тебе стражей и хранителей, и оградит тебя охранением Ангелов. Смотри же, какова природа Ангелов! Один Ангел равняется целому воинству и многочисленному ополчению. Итак, в величии твоего хранителя Господь дарует тебе ополчение, а в крепости Ангела как бы ограждает тебя отовсюду его защитою. Ибо сие значит: окрест. Как городские стены, вокруг облегая город, отовсюду отражают вражеские нападения; так и Ангел служит стеною спереди, охраняет сзади, и с обеих сторон ничего не оставляет не прикрытым. Посему-то падет от страны твоя тысяща и тьма одесную тебе: к тебе же не приближится (Пс.90:7) удар которого-либо из врагов, яко ангелом Своим заповесть о тебе (Пс.90:12).

Беседа «о зависти»⁷

Бог благ и подает блага достойным; диавол лукав и способствует в грехах всякого рода. И как за Благим следует беззавистность, так за диаволом всюду ходит зависть.

Другой страсти, более пагубной, чем зависть, и не зарождается в душах человеческих. Она менее вредит посторонним, но первое и домашнее зло для того, кто имеет ее. Как ржавчина изъедает железо, так зависть – душу, в которой живет она.

Зависть есть скорбь о благополучии ближнего. Поэтому у завистливого никогда нет недостатка в печалях и огорчениях. Урожай ли на поле у ближнего? Дом ли изобилует всеми житейскими потребностями? Или нет у него недостатка в радостях? Все это –пища болезни, все увеличивает страдания завистливого. Поэтому нимало не разнится он с человеком, который ничем не покрыт и в которого все мечут стрелы. Мужествен ли кто или хорошо сложен телом? – Это поражает завистливого. Красив ли другой лицом? Это – новый удар завистнику. Все это – удары и раны, наносимые в самое сердце завистнику.

Но всего мучительнее в этой болезни, что завистливый не может открыть ее. Хотя потупляет он глаза, ходит унылый, смущенный, жалуется, погиб во зле; однако же, когда спросят о страдании, стыдится сделать гласным свое несчастие и сказать: «Я человек завистливый и злой; меня сокрушают совершенства друга; сетую о благодушии брата; благоденствие ближнего считаю для себя несчастием». Так надлежало бы сказать ему, если бы захотел говорить правду. Но поелику не решается высказать сего, то в глубине, удерживает болезнь, которая гложет и снедает его внутренности.

Поэтому не принимает он врачующего болезнь, не может найти никакого врачества, избавляющего от страданий, хотя Писания полны таких целительных средств. Напротив, он ждет одного утешения в бедствии – видеть падение кого-либо из возбуждающих его зависть. Один предел ненависти – увидеть, что внушавший зависть из счастливого стал несчастным, возбуждавший соревнование сделался жалким. Тогда примиряется и делается другом, когда видит плачущим, встречает печальным. С веселящимся не веселится вместе, но с сетующим проливает слезы. И если оплакивает переворот жизни, по которому человек из такого счастья впал в такое несчастье, то не из человеколюбия, не из сострадательности хвалит прежнее его состояние, но, чтобы более тягостным сделать для него бедствие. По смерти сына хвалит его, превозносит тысячами похвал, что он был и прекрасен, и понятен к учению, и способен ко всему, а если бы младенец был жив, язык не вымолвил бы доброго о нем слова. Как скоро видит, что многие с ним вместе начинают хвалить, опять переменяется, опять начинает завидовать умершему. Дивится богатству по разорении. Телесную красоту или силу и здоровье хвалит и превозносит уже после болезней. И вообще он враг того, что есть, и друг того, что погибло.

Что же может быть пагубнее этой болезни? Это – порча жизни, поругание природы, вражда против того, что дано нам от Бога, противление Богу. Что виновника зла – демона вооружило на брань против человека? Не зависть ли? Завистью явно изобличил себя богоборец, когда вознегодовал на Бога за щедрые дары Его человеку, но отмстил человеку, потому что не мог мстить Богу. То же делающим оказывается и Каин, первый ученик диавола, научившийся у него зависти и убийству – этим сродственным между собою беззаконием, которые сочетал и Павел, сказав: исполненных зависти, убийства (Рим.1:29). Что же сделал Каин? Видел честь от Бога и воспламенился ревностью, истребил отличенного честно, чтобы оскорбить Почтившего. Не имея сил к богоборству, впал в братоубийство. Будем, братие, избегать сего недуга, который делается учителем богоборства, матерью человекоубийства, нарушением естественного порядка, забвением родства, бедствием самым неописанным.

Зависть есть самый непреодолимый род вражды. Других недоброжелателей делают несколько кроткими благотворения. Завистливого же и злонравного еще более раздражает сделанное ему добро. Чем больше видит он себе благодеяний, тем сильнее негодует, печалится и огорчается. Он более оскорбляется силою благодетеля, нежели чувствует благодарность за сделанное для него. Какого зверя не превосходят завистливые жестокостью своих нравов? Не превышают ли свирепостью самого неукротимого из них? Псы, если их кормят, делаются, кроткими; львы, когда за ними ходят, становятся ручными. Но завистливые еще более свирепеют, когда оказывают им услуги.

Что соделало рабом благородного Иосифа? Не зависть ли братьев? Потому и достойно удивления неразумие этого недуга.

Обратись мыслью к величайшей зависти, оказавшейся в самом важном случае, какая по неистовству иудеев была к Спасителю? За что завиствовали? За чудеса. А что это были за чудодействия? Спасение нуждающихся. Алчущие были питаемы, и на питающего воздвигнута брань. Мертвые были воскрешаемы, и Животворящий стал предметом зависти. Демоны были изгоняемы, и на Повелевающего демонам злоумышляли. Прокаженные очищались, хромые начинали ходить, глухие слышать, слепые видеть, и Благодетеля изгоняли. Напоследок предали смерти Даровавшего жизнь, били бичами Освободителя человеков, осудили Судию мира. Так на все простерлась злоба зависти. Этим одним оружием от сложения мира и до скончания века всех уязвляет и низлагает истребитель жизни нашей – диавол, который радуется нашей погибели, сам пал от зависти и нас низлагает с собою тою же страстью.

Премудр был тот, кто запрещал и вечерять с мужем завистливым (Притч.23:6), под сближением на вечери разумея и всякое также общение в жизни. Удобовозгораемое вещество заботимся мы класть как можно дальше от огня; так, по мере возможности, не надобно сводить дружеских бесед с завистливыми, поставляя себя вдали от стрел зависти. Ибо не иначе можно предаться зависти, как сближаясь с нею в тесном общении; потому что, по слову Соломонову ревность мужа от подруга своего (Еккл.4:4). И действительно, так завидуют не скиф египтянину, но всякий своему соплеменнику; и из соплеменников завидуют не тому, кто неизвестен, но коротко знакомым, и из знакомых – соседям, людям того же ремесла и почему-нибудь иному близким, и из них опять – сверстникам, сродникам, братьям. Вообще как ржа есть болезнь собственно хлебного зерна, так и зависть есть недуг дружбы.

Страждущих завистью почитают еще более вредоносными, нежели ядовитых зверей. Те впускают яд чрез рану, и угрызенное место предается гниению постепенно; о завистливых же иные думают, что они наносят вред одним взором, так что от их завистливого взгляда начинают чахнуть тела крепкого сложения, по юности возраста цветущие всею красотою. Вся полнота их вдруг исчезнет, как будто из завистливых глаз льется какой-то губительный, вредоносный и истребительный поток. Я отвергаю такое рассуждение, потому что оно простонародно и старыми женщинами поддерживается в женских теремах; но утверждаю, что ненавистники добра – демоны, когда находят в людях демонам свойственные произволения, употребляют все меры воспользоваться ими для собственного своего намерения, почему и глаза завистливых употребляют на служение собственной своей воле.

Поэтому ужели не приходишь в ужас, делая себя служителем губительного демона, и допустишь в себя зло, от которого сделаешься не врагом обидевших тебя, но врагом благого и беззавистного Бога? Убежим от нестерпимого зла. Оно – внушение змия, изобретение демонов, посев врага, залог мучения, препятствие благочестию, путь в геенну, лишение царствия.

Завистливых можно узнать несколько и по самому лицу. Глаза у них сухи и тусклы, щеки впалы, брови навислы, душа возмущена страстью, не имеет верного суждения о предметах. У них не похвальны ни добродетельный поступок, ни сила слова, украшенные важностью и приятностью, ни все прочее достойное соревнования и внимания. Как коршуны, пролетая мимо многие луга, множество мест приятных и благоухающих, стремятся к чему-либо зловонному, и как мухи, минуя здоровое, поспешают на гной; так завистливые не смотрят на светлость жизни, на величие заслуг, нападают же на одно гнилое. И если случится в чем проступиться (как часто бывает с людьми), они разглашают это, хотят, чтобы по одному этому узнавали человека. Они искусны сделать презренным и похвальное, перетолковав в худую сторону, и оклеветать добродетель, представив ее в виде порока с ней смежного: мужественного называют дерзким, целомудренного – нечувствительным, справедливого – жестоким, благоразумного – коварным. Кто любит великолепие, на того клевещут, что у него грубый вкус; о щедром говорит, что расточителен, и о бережливом опять, что он скуп. И вообще всякий вид добродетели не остается у них без того имени, которое заимствовано от противоположного порока.

Что же? Ограничим ли слово одним осуждением сего зла? Но это как бы одна половина врачевания. Не бесполезно показать страждущему важность болезни, чтоб внушить ему должную заботливость об избавлении себя от зла; но оставить при сем страждущего, не дав руководства к приобретению здравия, не иное что значит, как предоставить его действию болезни.

Что же? Как можем или никогда не страдать сею болезнью, или, подпав ей, избежать ее? Во-первых, можем, если из человеческого не будем ничего почитать великим и чрезвычайным, ни того, что люди называют богатством, ни увядающей славы, ни телесного здоровья, потому что не в преходящих вещах поставляем для себя благо, но призваны мы к причастию благ вечных и истинных. Поэтому недостойны еще нашего соревнования богатый ради его богатства, властелин ради величия его сана, мудрый ради обилия в слове. Это – орудия добродетели для тех, которые пользуются ими хорошо, но в самом себе не заключает блаженства. Потому жалок, кто пользуется сим худо, подобно человеку, который, взяв меч для отмщения врагам, добровольно ранить им сам себя. А если кто распоряжается настоящими благами хорошо и как должно, если остается он только приставников даруемого от Бога и не для собственного наслаждения собирает сокровища, то справедливость требует хвалить и любить такого за братолюбие и общительность нрава. Опять, кто отличается благоразумием, почтен от Бога даром слова, кто – истолкователь священных словес; не завидуй такому, чтобы умолк когда-нибудь пророк священного слова, если по благодати Духа сопровождают его какое-либо одобрение и похвала слушателей. Твое это благо, тебе чрез брата посылается дар учения, если хочешь принять его. Притом никто не закрывает взоров от сияющего солнца, никто не завидует им, но всякий желает и сам насладиться с другими. Почему же, когда духовное слово точится в церкви и благочестивое сердце изливает струи дарований Духа, не преклоняешь с веселием слуха, не приемлешь с благодарностью пользы; а напротив того, рукоплескание слушателей угрызает тебя, и ты желал бы, чтоб не было ни того, кто получает пользу, ни того, кто хвалит? Какое извинение будет иметь это пред Судиею сердец наших? Правда, что душевное благо надобно почитать прекрасным по природе; но если кто превосходит других богатством, не низко думает о могуществе и о телесном здоровье, впрочем, что имеет, пользуется тем хорошо, то и его должно любить и почитать, как человека, обладающего общими орудиями жизни, если только распоряжается он ими, как должно, щедр в подаянии денег нуждающимся, собственными руками служит немощным, все же прочее, что ни имеет, не более почитает своею собственности, как и собственностью всякого нуждающегося. А кто с не таким расположением принимает сии блага, того должно признавать более жалким, нежели достойным зависти, если у него больше случаев быть худым. Ибо это значит погибать с большими пособиями и усилиями. Если богатство служит напутствием к неправде, то жалок богач. А если оно служит к добродетели, то нет места зависти, потому что польза богатства делается общею для всех, разве кто в избытке лукавства станет завидовать и собственным своим благам. Вообще же если прозришь рассудком выше человеческого и устремишь взор к истинно прекрасному и похвальному, то очень будешь далек от того, чтоб достойным ублажения и соревнования признать что-нибудь тленное и земное. А кто таков и не поражается мирскими величиями, к тому никогда не может приблизиться зависть.

Но если непременно желаешь славы, хочешь быть виднее многих и не терпишь быть вторым (ибо и это бывает поводом к зависти), то честолюбие твое, подобно какому-то потоку направь к приобретению добродетели. Ни под каким видом не желай разбогатеть всяким способом и заслуживать одобрение чем-либо мирским. Ибо это не в твоей воле. Но будь справедлив, целомудрен, благоразумен, мужествен, терпелив в страданиях за благочестие. Таким образом спасешь себя и при больших благах приобретешь большую знаменитость, потому что добродетель от нас зависит, и может быть приобретаема трудолюбивым; а большое имение, телесная красота и высота сана не от нас зависят. Поэтому если добродетель есть высшее и достаточное благо и по общему всех признанию имеет предпочтение, то к ней должны мы стремиться, к добродетели, которой не может быть в душе, не очищенной как от прочих страстей, так особенно от зависти.

Не видишь ли, какое зло – лицемерие? И оно – плод зависти, потому что двоедушие нрава бывает в людях по большей части от зависти, когда, скрывая в глубине ненависть, показывают наружность, прикрашенную любовью, и подобны подводным скалам, которые, будучи немного закрыты водою, причиняют неосторожным непредвиденное зло.

Поэтому если из зависти, как из источника, проистекают для нас смерть, лишение благ, отчуждение от Бога, смешение уставов, низвращение всех в совокупности житейских благ; то послушаемся апостола и не бываим тщеславни, друг друга раздражающе, друг другу завидяще (Гал.5:26); но будем паче блази, милосерди, прощающе друг другу, якоже и Бог простил есть нам во Христе Иисусе, Господе нашем (Еф.4:32), с Которым слава Отцу со Святым Духом, во веки веков! Аминь.

Беседа «о любостяжательности»⁸

На слова из Евангелия от Луки (1Лк.2:18): разорю житницы моя, и большия созижду.

Два рода искушений, потому что или скорби испытывают сердца, как золото в горниле, в терпении открывая их доброту, или нередко самое благоденствие жизни служит для многих вместо испытания. Ибо одинаково трудно – сохранить душу не униженною в затруднительных обстоятельствах жизни, и не превознестись до наглости в положении блистательном. Примером же искушений первого рода служит великий Иов, этот непреоборимый подвижник, который все насилия диавола, как стремление потока, выдержав с непоколебимым сердцем и неизменным рассудком, показал, что он тем выше искушений, чем по-видимому значительнее и труднее борьбы, на которые вызывал его враг. Искушений же благоденствием жизни есть и другие некоторые примеры, а также примером сего служит и этот богач, о котором читано нам ныне. Он одним богатством уже обладал, а другого надеялся. Между тем человеколюбивый Бог не осудил его в начале за неблагодарность нрава, но к прежнему его богатству непрестанно прилагает новое богатство, в ожидании, что, насытив его когда-нибудь, обратит душу его к общительности и кротости. Ибо сказано: человеку богату угобзися нива; и мысляше в себя, глаголю: что сотворю? Разорю житницы моя, и большия созижду. Для чего же угобзися нива у человека, который не хотел сделать ничего доброго из сего урожая? Чтобы тем в большей мере открылось Божие долготерпение, когда даже до такой степени простерлась благость Божия; потому что Бог дождит на праведныя и на неправедныя и солнце Свое сияет на злыя и благия (Мф.5:45). Но таковая благость Божия навлекает большее наказание на лукавнующих…

Что сотворю? Кто не пожалеет о человеке, который в таком стеснительном положении? Жалким делает его урожай, жалким делают настоящие блага, а еще более жалким делает ожидаемое. Земля ему приносит не дары, но произращает воздыхания; не урожай плодов доставляет она, но заботы и скорби, и страшное затруднение. Он сетует подобно беднякам, и не тоже ли самое слышим от него, что и от человека, стесненного нищетой? Что сотворю? Откуда возьму пропитание? Откуда возьму одежду? Тоже говорит и богатый, мучится в сердце, снедаемый заботою. Что веселит других, от того сохнет любостяжательный: не радует его, что все у него в доме наполнено; но текущее к нему и льющееся чрез края хранилищ богатство уязвляет душу его опасением, чтоб не перепало чего-нибудь посторонним, и чтоб это не обратилось в источник какого-либо добра для нуждающихся. И мне кажется, что болезнь души его подобна болезни людей прожорливых, которые скорее согласятся надорвать себя многоядением, нежели поделиться остатками с нуждающимися.

Познай, человек, Даровавшего. Вспомни себя самого, кто ты, к чему приставлен, от кого получил это, за что предпочтен многим? Ты служитель благого Бога, приставник подобных тебе рабов; не думай, что все приготовлено для твоего чрева; о том, что у тебя в руках, рассуждай, как о чужом. Оно не долго повеселит тебя, потом утечет и исчезнет; но у тебя потребуют строгого в этом отчета. А ты все держишь взаперти, за дверьми и запорами, и приложив печати, не спишь от забот, и раздумываешь сам с собою, слушаясь безумного советника – себя самого. Что сотворю? Следовало бы сказать: «наполню души алчущих, отворю свои житницы, созову всех нуждающихся. Буду подражать Иосифу, проповедуя человеколюбие; произнесу великодушное слово: все, у кого нет хлеба, приходите ко мне; как из общих источников приобщись дарованной Богом благости каждый, сколько кому нужно!» Но ты не таков! Отчего же? Оттого, что завидуешь людям в наслаждении, и, сложив в душе лукавый совет, заботишься не о том, чтобы дать каждому, что нужно, но чтоб, все захватив, всех лишить возможной от того пользы.

Близко были пришедшие за его душой, а он рассуждал в душе о яствах. В эту ночь похищен он, а еще мечтал о наслаждении многие годы. Дано только ему время обо всем передумать и сделать явным свое расположение, чтоб потом услышать приговор, какого заслуживало его произволение. Да не будет сего с тобою! Для того и написано сие, чтоб мы избегали подобных поступков.

Подражай земле, человек: приноси плоды, как она, чтоб не оказаться тебе хуже неодушевленной твари. Она возрастила плоды не для своего наслаждения, но на служение тебе. А ты, если и явишь плод благотворения, то соберешь его сам для себя, потому что благотворность добрых дел возвращается к дающим. Подал ты алчущему? И поданное тобою делается твоею собственностью, возвратившись к тебе с приращением. Как хлебное зерно, упав в землю, обращается в прибыль бросившего, так хлеб, поверженный алчущему, в последствии приносит стократную пользу. Поэтому цель земледелия да будет для тебя началом небесного сеяния; ибо сказано: сейте себе в правду (Ос.10:12).

Для чего же ты беспокоишься? Для чего мучишь себя, усиливаясь заключить богатство свое в глину и кирпич? Лучше имя доброе, неже богатство много (Притч.22:1). А если уважаешь деньги за честь иметь их, то смотри, сколько дороже для славы именоваться отцом тысячи детей, чем иметь в кошельке тысячи монет? Деньги и не хотя оставишь здесь, а славу добрых дел принесешь с собою ко Господу, когда пред общим Судиею окружит тебя целый народ и будут именовать своим кормителем, благодетелем и станут приписывать тебе все имена человеколюбия. Не видишь ли, что на зрелищах для небольшого почета, для народной молвы и для рукоплесканий тратят богатство на борцов, на шутов и на людей, сражающихся со зверями, на которых иной погнушался бы и взглянуть? А ты скуп на издержки, когда можешь достигнуть такой славы! У тебя принимать будет Бог, хвалить тебя будут Ангелы; ублажать станут все люди, сколько их ни было от создания мира. Вечная слава, венец правды, Царство Небесное будут тебе наградою за доброе распоряжение сим тленным имуществом. Но ты ни о чем этом не заботишься, стараясь о настоящем, презираешь чаемое. Итак, назначь богатство на разные употребления, поставляя великоление и славу в издержках на нуждающихся. Пусть и о тебе будет сказано: расточи, даде убогим, правда его пребывает во век (Пс.111:9). Не держись, медля продажей до наступления нужды; не выжидай скудости в хлебе, чтоб отворить свои житницы: ибо продаяй пшеницу скупо, от народа проклят (Притч.11:26). Не жди голода для золота, ни общей скудости для собственного своего обилия. Не корчемствуй людскими бедствиями, гнева Божия не обращай в случай к умножению у себя денег. Не раздирай ран у тех, которые биты бичами.

Но у тебя в виду золото, а на брата не обращаешь внимания. Знаешь чекан монеты и различаешь настоящую монету от поддельной, но вовсе не узнаешь брата в нужде. Тебя крайне веселит доброцветность золота, но не рассчитываешь, сколько вздохов бедного сопровождает тебя.

Как представлю взорам твоим страдания бедного?.. Осмотрев внутренность дома, видит он, что золота у него нет, и никогда не будет; домашние приборы и одежда точно таковы, как и у всякого нищего; все они стоят немногих оболов. Что же еще? Обращаем, наконец, взор на детей, чтоб, отведя их на торгу в этом найти пособие против голодной смерти. Представь при этом борьбу неминуемого голода и отеческой любви. Голод угрожает самою бедственною смертью, а природа влечет к противному, убеждая умереть вместе с детьми. Много раз собирается он идти, много раз останавливается; наконец, препобежден, вынужденный необходимостью и неумолимою нуждою, и после слез идет продавать любезнейшего сына.

А тебя не трогает страдание; ты не хочешь войти в чувствования природы! Ни слезы не возбуждают в тебе жалости, ни воздыхания не смягчают сердца; ты непреклонен и неприступен! Во всем видишь золото, везде представляешь; о нем грезишь и во сне, о нем думаешь и во время бодрствования. Как сумасшедшие, в припадке бешенства, не действительные видят вещи, но представляют, что производит в них болезнь, так и у тебя душа, одержимая сребролюбием, во всем видит золото, во всем видит серебро. Приятнее тебе смотреть на золото, нежели на солнце. Ты желал бы, чтоб все превратилось в золотой состав, и, как только можно, придумываешь к тому способы. Детям, когда они жадны, нередко позволяем без меры есть, что они особенно любят, чтоб излишним пресыщением произвести отвращение, но не таков корыстолюбец: чем более он пресыщен, тем большего желает…

Что же говорит богатый? Душе, имаши многа блага лежаща: яждь, пий, веселися ежедневно. Какое безумие! Если бы у тебя была душа свиньи: чем иным, кроме этого, порадовал бы ты ее? Столько ты скотоподобен, до того несведущ в духовных благах, что предлагаешь душе плотские снеди! Что принимает в себя чрево, то назначаешь ты душе. Ежели в душе есть добродетель, ежели исполнена она благих дел, ежели близка к Богу, то имеет многа блага, и пусть веселится прекрасным душевным веселием. Но поелику мыслишь ты земное, чрево у тебя богом, весь ты стал плотским, поработился страстям; то выслушай приличное тебе наименование, которое дал тебе не кто-либо из людей, а сам Господь: безумне, в сию нощь душу твою истяжут от Тебе: а яже уготовал еси кому будут? Такое осмеяние безрассудства тягостнее вечного наказания!

Тот, кто в скором времени будет похищен, что предпринимает? Разорю житницы моя, и большия созижду. Прекрасно делаешь, сказал бы я ему, потому что сокровищницы неправды того и стоят, чтобы их разорить. Разруши своими собственными руками, что худо тобою построено; разломай хлебные закрома, от которых никто никогда не отходил с утешением. Уничтожь все здание, которое охраняет любостяжательность, сломай кровли, разбери стены, открой солнцу покрытую плесенью пшеницу, освободи из-под стражи заключенное в узы богатство, отвори всем на показ темные убежища мамоны.

Разорю житницы моя, и большия созижду. А если и их наполнишь, что тогда придумаешь? Ужели будешь опять разорять и опять строить? Но что безумнее этого – бесконечно трудиться, тщательно созидать и прилежно разорять? Ежели хочешь, есть у тебя житницы – это дома бедных. Скрывай себе сокровище на небеси (Мф.6:20). Что там положено, того ни червь не поедает, ни тля не изводит, ни разбойники не расхищают.

Но тогда буду уделять нуждающимся, когда наполню вторые житницы. Долгие лета жизни ты назначил себе. Смотри, чтоб не предварил тебя поспешающий срок. Это обещание показывает не доброту, а лукавство; потому что обещаешь не с тем, чтоб давать в последствии, но чтоб отказать на сей раз. Что ныне препятствует подаянию? Бедного ли нет? Житницы ли не полны? Награда ли не готова? Заповедь ли не ясна? Но голодный чахнет, нагий цепенеет, должник притеснен, а ты откладываешь милостыню до завтра! Послушай Соломона: не рцы: отшед возвратися, и заутра дам: не веси бо, что породит находящий день (Притч.3:28).

Какие заповеди презираешь, заградив себе слух сребролюбием! Сколько благодарности должно тебе иметь к Благодетелю, как веселиться и отличаться честью, что не сам ты неотступно стоишь у чужих дверей, но другие приступают к твоим дверям! А теперь ты пасмурен и недоступен, уклоняешься от встреч, чтоб не принудили тебя выпустить из рук какой малости. У тебя одно затвержено слово: «нет у меня, не дам, потому что сам беден». Действительно, ты беден и скуден всяким добром; беден ты любовью, беден человеколюбием, беден верою в Бога, беден вечным упованием. Сделай, чтоб братья имели долю в твоей пшенице; что завтра сгниет, то ныне удели нуждающемуся. Самый худший род любостяжательности – не уделять нуждающимся и того, что может повредиться.

Скажешь: кому делаю обиду, удерживая собственность? – Скажи же мне, что у тебя собственного? Откуда ты взял и принес с собою в жизнь? Положим, что иной, заняв место на зрелище, стал бы потом выгонять входящих, почитая своею собственностью представляемое для общего всем употребления; таковы точно и богатые. Захватив всем общее, обращают в свою собственность, потому что овладели сим прежде других. Если бы каждый, взяв потребное к удовлетворению своей нужды, излишнее предоставлял нуждающемуся, никто бы не был богат, никто бы не был и скуден. Не наг ли ты вышел из матернего чрева? Не наг ли и опять возвратишься в землю? Откуда же у тебя, что имеешь теперь? Если скажешь, что это от случая, то ты безбожник, не признаешь Творца, не имеешь благодарности к Даровавшему. А если признаешь, что это от Бога, то скажи причину, ради которой получил ты? Ужели несправедлив Бог, не равно разделяющий сам потребное для жизни? Для чего ты богатеешь, а тот пребывает в бедности? Не для того ли, конечно, чтобы и ты получил свою мзду за доброту и верное домостроительство, и он почтен был великими наградами за терпение. А ты, захватив все в ненаполнимые недра любостяжательности, думаешь, что никого не обижаешь, лишая сего столь многих? Кто любостяжателен? Не удерживающийся в пределах умеренности. А кто хищник? Отнимающий у всякого, что ему принадлежит. Как же ты не любостяжателен, как же ты не хищник, когда обращаешь в собственность, что получил только в распоряжение? Кто обнажает одетого, того назовут грабителем, а кто не одевает нагого, хотя может это сделать, тот достоин ли другого какого названия? Алчущему принадлежит хлеб, который ты у себя удерживаешь; обнаженному – одежда, которую охраняешь в твоих кладовых; необутому – обувь, которая гниет у тебя; нуждающемуся – серебро, которое зарыто у тебя. Поэтому всем тем делаешь ты обиду, кого мог бы снабдить…

Я сказал, что почитал полезным. Если послушаешься, известны блага, уготованные по обетованиям; а если преслушаешь, написана и угроза: но желаю, чтоб ты избежал и не дознал ее опытом, приняв лучшее намерение, и чтоб собственное твое богатство сделалось для тебя искупительною ценою, и ты достиг уготованных небесных благ по благодати Призвавшего всех нас в Царство Свое. Ему слава и держава во веки веков! Аминь.

Беседа во время голода и засухи⁹

Лев возревет, и кто не убоится? Господь Бог глагола, и кто не проречет (Ам.3:8)? Сделаю пророческое вступление в слово, и предлагая свой совет и свои мысли о том, что полезно, в сотрудники для предстоящего дела возьму богодухновенного Амоса, который врачевал горести подобные бедствиям, какие нас угнетают. Ибо во времена древние, когда народ оставил отеческое благочестие, попрал точное исполнение законов и впал в идолослужение, сей самый пророк был проповедником покаяния, увещевая к обращению и угрожая наказаниями. О, как бы я желал хотя нисколько употребиться той ревности, какую видим в сей древней истории! Только не дай Бог видеть окончания, соответственная бывшему тогда! Ибо тот непокорный народ, подобно упрямому и необузданному молодому коню, грызущему удила, не был обращен к полезному; но, совратясь с прямого пути, до тех пор бежал бесчинно и рвался из рук у возницы, пока, низринувшись в пропасти и стремнины, не потерпел за свое непокорство достойной гибели. Да не будет сего ныне с нами, дети мои, которых родил я благовествованием, которых повил благословением рук. Напротив того, да будет слух ваш благосклонен, душа благопокорна, да приемлет с нежностью увещания, и да уступает говорящему, как воск налагающему печать, чтоб от этого одного усилия и мне получить плод, вознаграждающий труды веселием, и вам, при освобождении от бедствий, похвалить сделанное вам увещание.

Видим, братие, что небо запечатлено, чисто и безоблачно, производит ту унылую ясность воздуха, опечаливает тою чистотой, которой мы крайне желали прежде, когда в течение долгого времени покрытое облаками оставляло оно нас во мраке и лишало солнечных лучей. Земля до крайней степени иссохшая сколько неприятна на вид, столько тверда для возделывания и бесплодна, расселась трещинами и озаряющий луч принимает прямо в глубину. Обильные и не иссыхающие источники у нас оскудели, потоки больших рек до того иссякли, что малые дети переходят их на своих ногах и женщины переправляются через них с ношами. Многим из нас нечего пить, терпим недостаток в самом необходимом для жизни. Мы новые израильтяне; нам нужен новый Моисей и его чудодейственный жезл, чтоб и ныне ударяемые камни удовлетворили потребности жаждущего народа, чтоб чудные облака источили людям необычайную пищу – манну. Убоимся того, чтоб голод и казни не сделали нас новою притчею для поздних родов. Видел я засеянные поля и много плакал об их бесплодии, пролил слезы, потому что не излился на нас дождь. Иные семена засохли до всхода, такими же остались в глыбах земли, какими закрыл их плуг; другие взошли несколько и, дав зелень, жалким образом увяли от зноя, так что ныне благовременно превратить евангельское изречение и сказать: делателей много, а жатвы нет и малой (Лк.10:2). Земледельцы, сидя на нивах и сложив руки на коленах (обыкновенное положение сетующих), оплакивают напрасно потерянные труды свои; посмотрят на малолетних детей и начнут рыдать; устремят взор на жен и зальются слезами; потрогают и пощупают сухие листы взошедших стеблей и громко зарыдают, как отцы, потерявшие сыновей, достигших цветущего возраста.

Поэтому пусть и нам будет сказано тем же пророком, о котором упомянули мы незадолго пред сим в начале беседы! У него сказано: и Аз удержах дождь от вас прежде трех месяцев жатвы, и надождю на един град, а на един град не надождю: и часть едина надождится, и часть, на нюже не надождю, изсохнет: и соберутся два и три грады в един пити воду, и не насытятся; зане не обратистеся ко Мне, глаголет Господь (Ам.4:7,8). Итак, познаем, что за уклонение наше от Бога и за нерадение насылает на нас Бог сии удары, не с намерением сокрушить, но с желанием исправить, как и добрые отцы исправляют нерадивых детей; и они раздражаются и восстают на юных, не о том помышляя, чтоб сделать какое-нибудь зло, но от детской небрежности и от грехов юности приводя к рачительности.

Смотрите, как множество наших грехов самый климат лишило его естественных свойств и во временах года произвело необычайные перемены. Зима при сухости своей не имела обычной ей мокроты, но оковала льдом и иссушила всю влагу, и протекла, не дождавшись ни снегов, ни дождей. Опять и весна, хотя показала одну часть отличительных своих признаков, а именно теплоту, но не приобщилась влажности. И зной, и стужа, небывалым доселе образом преступив пределы, назначенные твари, и немилосердно согласившись вредить нам, лишают людей пропитания и жизни. Какая же причина сего беспорядка и замешательства? Что это за переворот времен? Исследуем это, как имеющие разум; рассудим, как разумные. Разве нет Правителя вселенной? Ужели наисовершеннейший Художник – Бог забыл Свое домоправление? Ужели лишен власти и могущества? Или имеет ту же крепость и не утратил державы, но стал к нам жестоким, и крайнюю благость и благопопечительность изменил в человеконенавидение? Никто здравомыслящий не скажет сего. Напротив того, ясны и очевидны причины, по которым поступает с ними не по обыкновению. Сами берем, а других не снабжаем; хвалим благотворительность, и отказываем в ней нуждающимся; из рабов делаемся свободными, и не имеем жалости к подобным нам рабам; будучи голодны, насыщаемся, а того, кто скуден, проходим мимо; имея у себя нескудного подателя и сокровищехранителя Бога, стали мы скупы и необщительны с бедными. Овцы у нас многоплодны, но нагих больше, чем овец; кладовые затеснены множеством хранимого в них, а утесненного не милуем. За сие-то угрожает нам праведный суд! За сие-то и Бог не отверзает руки Своей, потому что мы заградили братолюбие. За сие-то и нивы сухи, потому что охладела любовь. Голос молящихся раздается напрасно и рассевается в воздухе, потому что и мы не слушали умоляющих.

Да и какая у нас молитва, какое прошение? Вы, мужи, за исключением немногих, проводите время в куплях; а вы, жены, прислуживаете им в трудах для мамоны. Не многие уже остаются здесь со мною и на молитве, и у тех отяжелела голова; они зевают, непрестанно оборачиваются и наблюдают, скоро ли псалмопевец окончить стихословие, и скоро ли они освободятся из церкви, как из узилища, и от молитвы, как от неволи… Спешат же и собираются на исповедание несмысленные и непорочные младенцы, которые не были причиною скорбей и не имеют ведения или способности молиться по обычаю. Выступи на средину, ты, оскверненный грехами; ты припадай, плачь и стени; а младенца оставь делать свойственное его возрасту. Для чего ты, обвиняемый, скрываешься и представляешь к ответу не подлежащего ответственности? Разве Судия обманывается, что выводишь за себя подложное лицо? Конечно, и младенцу надлежало быть, но с тобою, а не одному.

Смотри, и неневитяне, раскаянием умилостивляя Бога и оплакивая грехи, какие обличил Иона, спасенный из моря и кита, не младенцев одних определяли на покаяние, между тем как сами продолжали жить в роскоши и забавах; напротив того, согрешивших отцов прежде других смирил пост; на отцов легло наказание, а младенцы плакали поневоле, как бы вдобавок, чтоб печаль овладела всяким возрастом, и сознающим и не сознающим себя, первым – по произволению, а последним – по необходимости. И Бог, видя такое их смирение, что сами себя осудили на чрезмерные мучения всякого рода, умилосердился над страданием, освободил от наказания и даровал радость плакавшим благосознательно…

Таково покаяние одержимых грехами! А мы грех совершаем со всем усилием, за покаяние же принимаемся нерадиво и лениво. Кто у нас, молясь, проливает слезы, чтоб благовременно получить дождь и орошение? Кто, чтоб загладить грехи, в подражание блаженному Давиду, омочил ложе слезами (Пс.6:7)? Кто омыл ноги странным и отер путешественную пыль, чтобы умилостивить Бога, вовремя испросив окончания засухи? Кто напитал лишившееся отца детище, чтобы и Бог напитал теперь для нас плоды, подобно сироте побитые неблагорастворением ветров? Кто призрел вдову, стесненную трудностью пропитания, чтобы теперь в награду себе получить необходимую пищу? Раздери неправедное писание, чтобы чрез это разрешен был твой грех; изгладь обязательство платить тяжелый рост, чтоб земля рождала обычное ей. поелику у тебя медь, и золото, и все нерождающее рождает вопреки природе; то земля, по природе способная к рождению, делается твердою, и в наказание живущих на ней осуждена на бесплодие.

Пусть покажут чтители любостяжания, собирающие до преизбытка богатства, какая сила или польза их сокровищ, если разгневанный Бог еще долее продлит наказание! Вскоре желтее золота сделаются те, которые копят его, если не будет у них хлеба, вчера и за день презираемого по удобству иметь его в обилии. Представь, что нет продающего, что хлеба не стало в житницах. Какая тогда польза в тяжелых мешках с деньгами? Скажи мне, не вместе ли с ними будешь зарыт в землю? Не земля ли – золото? Не бесполезное ли брение будет лежать подле брения – тела? Все приобрел ты, но нет у тебя одного необходимого – возможности пропитать себя самого. Из всего твоего богатства сделай хотя одно облако; придумай способ произвести несколько дождевых капель; побуди землю к плодородию, прекрати бедствие своим гордым и величавым богатством…

За тебя осудил Бог и на сие бедствие, потому что ты, имея, не подавал; потому что ты проходил мимо алчущих; потому что ты не обращал внимания на плачущих; потому что ты не оказывал милости кланявшимся тебе. И за не многих приходят бедствия на целый народ, и за злодеяние одного вкушают плоды его многие. Ахар учинил святотатство, и побит был весь полк (Нав.7:1). Еще Замврий блудодействовал с мадианитянкою, и Израиль понес наказание (Чис.25:6–15). Поэтому и наедине, и всенародно все мы исследуем жизнь свою; будем внимательны к засухе, как к детоводителю, который каждому из нас напоминает его грехи. И мы благосознательно скажем словами мужественного Иова: рука Господня коснувшаяся ми есть (Иов.19:21); а наипаче несчастие свое припишем главным образом грехам.

Если же надобно присовокупить к сему и иное, скажем, что иногда и для испытания души насылаются на людей подобные несчастия, чтобы в трудных обстоятельствах открылись люди достойные, – бедны ли они, или богаты; потому что те и другие верно оцениваются посредством терпения. В это время особенно оказывается, общителен ли и братолюбив один, благодарен ли, а не злоречив, напротив, другой, и с переворотами в жизни не меняет ли он тотчас образа мыслей. Знаю (не слухом изучив, но собственными опытом изведав людей), что многие, пока жизнь их благоденственна и, как говорят, несется попутным ветром, если не совершенно, по крайней мере сколько-нибудь свидетельствуют свою благодарность Благодетелю; а если, при положении противном, дела примут иной оборот, и богатый делается бедным, телесную крепость заменяет болезнь, славу и знатность – стыд и бесчестие; бывают они неблагодарны, произносят хулу, нерадят о молитве, жалуются на Бога, как на промедлившего должника, а не так обращаются к Нему, как к прогневанному Владыке.

Но выкинь из мысли подобные сему понятия! Не поступай, как несмысленные дети, которые, быв наказаны учителем, рвут его книги, или раздирают одежду отца, когда он для их же пользы не дает на время им пищи, или царапают ногтями лицо матери. Кормчего обнаруживает и испытывает буря, борца – поприще, военачальника – битва, великодушного – несчастия, христианина – искушение. И скорби изобличают душу, как огонь золото: беден ли ты? Не унывай; ибо чрезмерное уныние бывает причиною греха, когда скорбь потопляет собою ум, и от недостатка рассудительности рождается неблагодарность. Напротив того, имей надежду на Бога. Не может быть, чтоб Он не обращал взора на твое стеснительное положение.

Пересмотри Ветхий и Новый Завет; в том и другом найдешь, что многие различным образом были питаемы. Илии служил жилищем Кармил, гора возвышенная и необитаемая; пустыня вмещала в себе пустынника; но душа все составляла для праведника, и напутием жизни была у него надежда на Бога. Но при таком роде жизни не умер он с голода; напротив того, самые хищные и наиболее прожорливые птицы приносили ему пищу, служителями при столе праведника стали те, у кого было в обычае похищать чужие снеди; по повелению Владыки, изменив свою природу, они сделались верными стражами хлебов и мяса… А этот еще народ в пустыне, которым управлял Моисей! Чем поддерживалась его жизнь в продолжении сорока лет? Там не было ни человека сеятеля, ни вола, влекущего плуг, ни гумна, ни точила, ни житницы; без сеяния и возделывания земли имели они пищу; камень дал им источники, которых прежде не было, но которые исторглись при нужде.

Не буду подробно перечислять действий Божия Промысла, многократно отечески явленных людям. Но ты покажи несколько терпения в несчастии, как мужественный Иов. Соблюди в душе благодарность, как драгоценную клажу, и за благодарность получишь сугубое наслаждение. Помни апостольское изречение: о всем благодарите (1Фес.5:18). Беден ты! Но, без сомнения, есть другой беднее тебя. У тебя хлеба на десять дней, а у него на один. Как человек добрый и благомыслящий, уступи свой излишек неимущему. Не медли дать из малого, своей пользы не предпочитай общему бедствию. Если у тебя в пищу остается один хлеб, но стоит у дверей просящий, то принеси из кладовой и этот один хлеб и, положив на руки, воздень к небу, скажи такое жалобное и вместе благопризнательное слово: «Один у меня хлеб, который видишь ты, Господи, и опасность очевидна; но заповедь Твою предпочитаю себе и из малого даю алчущему брату. Подай и ты бедствующему рабу. Знаю Твою благость, возлагаю упование на Твое могущество; Ты не отлагаешь до времени Своих милостей, но расточаешь дары, когда Тебе угодно». Если так скажешь и сделаешь, хлеб, поданный тобою в крайности, будет семенем для земледелания, принесет сторичный плод, соделается залогом пропитания, исходатайствует помилование. Скажи и ты словами Сидонской вдовицы, в подобных обстоятельствах благовременно припомнив ее историю: жив Господь! Этот один хлеб имею у себя в доме на пропитание себе и детям (3Цар.17:12). Если и ты дашь из остатка, то и у тебя будет чванец елея, источающий благодать, и не оскудевающий водонос муки; потому что милость Божия к верным, щедро воздающая в сугубой мере, уподобляется кладезям, из которых всегда черпают и которых никогда не исчерпывают. Скудный дай в заем богатому Богу. Поверь Тому, Кто вместо утесненного Сам всегда берет на собственное Свое лице и из Своего воздает благодарность. Поручитель достоверен; у Него везде рассыпаны сокровища: и на земле, и на море; и если вовремя потребуешь свой долг, то среди моря получишь все сполна и с ростом, потому что Он щедр на прибавки.

Болезнь алчущего – голод – есть страдание, возбуждающее жалость. Верх всех человеческих бедствий – голод; всякой смерти мучительнее такой конец. В других опасностях или острее меча наносит скорую смерть, или стремительность огня мгновенно угашает жизнь, или звери, растерзав зубами главные в жизненном устройстве члены, не дают мучиться продолжительною болью. Но голод есть медленное зло, продолжительное мучение, кроющаяся и таящаяся внутри смерть, каждую минуту угрожающая и все еще замедляющая. Ибо истощает естественную влагу, охлаждает теплоту, сжимает телесный объем, мало-помалу иссушает силы. Плоть, как паутина, прилегает к костям; кожа теряет цвет, потому что с оскудением крови пропадает румяность; не станет белизны, потому что поверхность тела чернеет от истощения; тело синеет, потому что вследствие страдания слившаяся бледность и чернота производят жалкий вид; колена на себе не держат, но невольно сгибаются; голос делается тонок и слаб; глаза изнемогают в своих впадинах, напрасно вложенные во влагалища, как иссохшие ядра в ореховую скорлупу; желудок пуст, впал, не имеет ни вида, ни объема, ни естественной упругости во внутренностях, прилег к хребтовым костям.

Каких же достоин наказаний, кто проходит мимо человека с таким изможденным телом? Что еще можно прибавить к такой жестокости? Не стоит ли он того, чтоб причислить его к лютым зверям, признать злодеем и человекоубийцею? Кто имеет возможность уврачевать зло, но добровольно и по любостяжательности откладывает сие, того, по справедливости, можно осудить наравне с убийцами…

Смотри, и сам Бог наш, нередко другие страдания оставлял без уврачевания, но сострадательно милосердовал об алчущих. Ибо говорит: милосердую о народе сем (Мф.15:32). Посему и на последнем суде, где Господь призывает к Себе праведных, первое место занимает щедрый. Питатель других первенствует между удостоенными почестей, уделявший хлеб призывается прежде всех; услужливый и благоподатливый преимущественно пред другими праведниками вводится в жизнь. А необщительный и скупой прежде других грешников предается огню (Мф.25:34–42).

Самое время призывает тебя к матери заповедей; позаботься особенно, чтоб не прошло для тебя даром это время торжища и купли, потому что время течет и не возвращается к медлительному…

Слышите, народы! Внемлите, христиане! Сие говорит Господь, не собственным Своим гласом вещая, но, как органами, возглашая устами рабов. Мы, словесные твари, да не окажемся жестокосерднее бессловесных. Ибо они, как чем-то общим, пользуются тем, что естественным образом производит земля. Стада овец пасутся на одной и той же горе; множество коней на одной равнине находят себе корм; и какой ни возьми род животных, все дозволяют друг другу необходимое наслаждение потребным. А мы общее достояние прячем себе за пазуху, и собственностью многих владеем одни. Постыдимся того, что повествуется о человеколюбии язычников. У некоторых из них человеколюбивый закон учреждает один стол и общую пищу, и многочисленный народ делает почти одной семьей. Оставим внешних, и обратимся к примеру этих трех тысяч (Деян.2:41); поревнуем обществу христиан. У них все было общее, жизнь, душа, согласие, общий стол, нераздельное братство, нелицемерная любовь, которая из многих тел делала единое тело, различные души соглашала в то же единомыслие. Много имеешь примеров братолюбия и в Ветхом, и в Новом Завете…

Промышляй о настоящем и о будущем и не утрать последнего ради гнусной корысти. Оставит тебя тело – отличие твое в настоящей жизни. В явление же ожидаемого и несомненно имеющего прийти Судии заградишь себе воздаяние почестей и небесную славу, и вместо долгой и блаженной жизни, отверзнешь неугасимый огонь, геенну, казни и горькие веки мучений. Не думай, что пугаю тебя ложными страшилищами, подобно какой-нибудь матери или кормилице, как они имеют обычай поступать с малолетними детьми, и вымышленными рассказами заставляют умолкнуть, когда неутешно и долго плачут. Но это не басня, а учение, проповеданное неложным гласом. Знай, что по евангельскому проречению иота едина или едина черта не прейдет (Мф.5:18). И тело, истлевшее во гробе, восстанет, и душа, та самая, которая отлучена смертью, снова будет жить в теле; и настанет подробное изобличение сделанного в жизни, не по свидетельству других, но по засвидетельствованию самой совести. Каждому же по достоинству воздано будет праведным Судиею. Ему подобает слава, держава и поклонение во веки веков. Аминь.

Св. Григорий Богослов

Слово против евномиан¹⁰ и о богословии первое или предварительное

Слово к хитрым к слову, и начну от Писания се аз на тя, горде (Иер.50:31), то есть на ученость, и слух, и мысль! Ибо есть, действительно есть люди, у которых при наших речах чешутся и слух, и язык, а даже, как вижу, и руки, которым приятны скверныя суесловия и прекословия лжеименнаго разума, и ни к чему полезному не ведущие словопрения (1Тим.6:4,20). Ибо Павел, проповедник и вводитель слова сокращенна (Рим.9:28), учитель и ученик рыбарей, называет так все излишнее и изысканное в слове. Хорошо, если бы те, о ком у нас речь, так же были несколько искусны в деятельном любомудрии, как оборотлив у них язык и способен приискивать благородные и отборные слова. Тогда мало и вероятно меньше, чем ныне, стали бы они вдаваться в нелепые и странные мудрования и словами (о смешном деле и выражусь смешно) играть, как шашками. Но, оставив все пути благочестия, они имеют в виду одно – задать или решить какой-нибудь вопрос, и походить на зрелищных борцов, представляющих не те борьбы, которые ведут к победе по законам ратоборства, но те, которые привлекают взоры не знающих дела и похищают у них одобрение. И надобно же, чтоб всякая площадь оглашалась их речами, чтоб на всяком пиршестве наводили скуку пустословие и безвкусие, чтоб всякий праздник делался непраздничным и полным уныния, а при всяком сетовании искали утешения в большом зле – в предложении вопросов, чтоб во всяком женском тереме – этом убежище простодушия – нарушалось спокойствие и поспешностью в слове похищаем был цвет стыдливости! А если дошло уже до этого, если зло стало неудержимо и невыносимо, даже есть опасность, что и великое наше таинство¹¹ обратят в низкое ремесло; то пусть сии соглядатаи окажут столько терпения, чтоб когда отеческое сердце наше приходит в волнение, и чувства наши терзаются, как говорит божественный Иеремия (Иер.4:19), им без ожесточения принять сие о них слово, и хотя несколько, если только могут, удержав язык, преклонить к нам слух. И без сомнения, вы не потерпите ущерба. Или буду говорить в уши слышащих, и тогда слово принесет некоторый плод, именно тот, что вы воспользуетесь словом, потому что, хотя сеющий слово сеет в сердце каждого, однако же плодоприносит одно доброе и плодотворное сердце. Или пойдете от меня, смеясь и над сим словом, находя в нем новый предмет к возражениям и злословию на меня, что доставит вам еще большее удовольствие. Не подивитесь же, если скажу слово и оно будет не по вашему закону и странно для вас, которые слишком отважно и мужественно (боюсь оскорбить, сказав: невежественно и дерзко) утверждаете о себе, что знаете все и всему в состоянии научить.

Любомудрствовать о Боге можно не всякому, да! Не всякому. Это приобретается не дешево и не пресмыкающимися по земле. Присовокуплю еще: можно любомудрствовать не всегда, не перед всяким и не всего касаясь, но должно знать: когда, перед кем и сколько. Любомудрствовать о Боге можно не всем, потому что способны к сему люди испытавшие себя, которые провели жизнь в созерцании, а прежде всего очистили, по крайней мере очищают, и душу и тело. Для нечистого же, может быть, небезопасно и прикоснуться к чистому, как для слабого зрения к солнечному лучу. Когда же можно? – Когда бываем свободны от внешней тины¹² и мятежа, когда владычественное в нас¹³ не сливается с негодными и блуждающими образами, как красота племен, перемешанных с племенами худыми, или как благовоние мира, смешанного с грязью. Ибо действительно нужно упраздниться, чтоб разуметь Бога (Пс.45:11), и егда приимем время, судить о правоте богословия (Пс.74:3). Пред кем же можно? – Пред теми, которые занимаются сим тщательно, а не наряду с прочим толкуют с удовольствием и об этом после конских ристаний, зрелищ и песней, по удовлетворении чреву и тому, что хуже чрева; ибо для последних составляет часть забавы и то, чтоб поспорить о таких предметах и отличиться тонкостью возражений. О чем же должно любомудрствовать и в какой мере? – О том, что доступно для нас и в такой мере, до какой простираются состояние и способность разумения в слушателе. Иначе, как превышающие меру звуки или яства вредят, одни слуху, другие телу, или, если угодно, как тяжести не по силам вредны поднимающим и сильные дожди земле, так и слушатели утратят прежние силы, если их, скажу так, обременить и подавить грузом трудных учений.

И я не то говорю, будто бы не всегда должно памятовать о Боге (да не нападают на нас за это люди, на все готовые и скорые!) Памятовать о Боге необходимее, нежели дышать, и, если можно так выразиться, кроме сего не должно и делать ничего иного. И я один из одобряющих слово, которое повелевает поучаться день и нощь (Пс.1:2), вечер и заутра и полудне поведать (Пс.54:18), и благословлять Господа на всякое время (Пс.33:2). А если нужно присовокупить и сказанное Моисеем, то лежа, и востая и идый путем (Втор.6:7), и исправляющий другие дела должен памятовать о Боге и сим памятованием возводить себя к чистоте. Таким образом, запрещаю не памятовать о Боге, но богословствовать непрестанно; даже запрещаю не богословствование, как бы оно было делом не благочестивым, но безвременность, и не преподавание учения, но несоблюдение меры. Мед несмотря на то, что он мед, если принять в излишестве и до пресыщения, производит рвоту. И время всякой вещи, как рассуждаю с Соломоном (Еккл.3:1). Даже прекрасное не прекрасно, если произведено вне порядка; как, например, совершенно неприличны цветы зимою, мужской наряд на женщине и женский – на мужчине, геометрия во время плача, и слезы на пиру. Ужели же ни во что будем ставить время единственно там, где всего более надобно уважать благовременность? Нет, друзья и братие (все еще называю вас братьями, хотя ведете себя не по-братски)! Не так будем рассуждать, не побежим далее цели, как горячие и неудержимые кони, сбросив с себя всадника – разум и отринув добрую узду – благоговение, но станем любомудрствовать, не выступая из назначенных христианину пределов, не будем переселяться в Египет, не дадим увлекать себя к ассириянам, не воспоем песнь Господню на земли чуждей (Пс.136:4), то есть в слух всякому: и стороннему и нашему, и врагу и другу, и благонамеренному и злонамеренному, который чрез меру тщательно наблюдает за нами и желал бы, чтобы в нас каждая искра худого обратилась в пламя, сам тайно ее возжигает, раздувает, воздымает своим дыханием к небу, выше попаляющего все окрест себя вавилонского пламени. поелику в собственных своих учениях не находят они для себя подкрепления, то ищут его в том, что слабо у нас. А потому, как мухи на раны, нападают на наши (как назвать это?) неудачи или погрешности.

Но не будем долее оставаться в неведении о себе самих и не уважать приличия в таких предметах. Напротив того, если невозможно истребить вражды, по крайней мере согласимся в том, чтоб о таинственном говорить таинственно и о святом свято. Пред имеющими оскверненный слух не станем повергать того, о чем не должно всем разглашать. Не попустим, чтоб в сравнении с нами оказались достойными большего почтения поклоняющиеся бесам, служители срамных басен и вещей, потому что они скорее прольют кровь свою, нежели откроют учение свое непосвященным. Будем знать, что есть некоторое благоприличие, как в одежде, пище, смехе и походке, так и в слове и молчании; тем паче, что мы, кроме других наименований и сил, чтим в Боге и Слово.

Самые состязания да будут у нас подчинены законам. О рождении Бога, о сотворении, о Боге из не сущих¹⁴, о сечении, делении и разрешении для чего слушать тому, кто слушает сие неприязненно? Для чего обвинителей делаем судиями? Даем меч в руки врагам? Как и с какими, думаешь ты, понятиями примет слово о сем тот, кто одобряет прелюбодеяния и деторастления, кто покланяется страстям и не может ничего представить выше телесного, кто вчера и за день творил себе богов, богов, отличающихся делами самыми постыдными? Не с понятиями ли (к каким он привык) грубыми, срамными, невежественными? И богословия твоего не сделает ли он поборником собственных своих богов и страстей? Если мы сами употребляем такие речения во зло, то еще труднее убедить противников наших, чтоб любомудрствовали, как следовало бы нам. Если мы сами у себя обретатели злых (Рим.1:30), то как им не коснуться того, что действительно в нас есть? Вот следствия нашей междоусобной брани! Вот польза от подвизающихся за слово более, нежели угодно Слову, и от подвергающихся одной участи с лишенными ума, которые зажигают собственный свой дом, или терзают детей, или гонят от себя родителей, почитая их чужими!

Но отлучив от слова чуждое, и многочисленный легион, поступивший во глубину, послав в стадо свиней, обратимся к себе самим (что составляет второй предмет нашего слова), и как изваяние иссечем богослова во всей красоте. Прежде же всего размыслим о том, что значит такое ревнование о слове и эта болезнь языка? Что за новый недуг? Что за ненасытимость? Для чего, связав руки, вооружили мы язык? Не хвалим ни страннолюбия, ни братолюбия, ни любви супружеской, ни девства; не дивимся ни питанию нищих, ни псалмопению, ни всенощному стоянию, ни слезам; не изнуряем тела постами, не переселяемся к Богу молитвою, не подчиняем (как правильно рассуждающие о своем составе) худшего лучшему, то есть персти духу; не обращаем жизни в помышление о смерти; помня о горнем благородстве, не удерживаем за собою владычества над страстями; не укрощаем в себе ни ярости, делающей надменными и зверскими, ни унижающего превозношения, ни безрассудной скорби, ни необузданного сладострастия, ни блуднического смеха, ни наглого взора, ни ненасытного слуха, ни неумеренной говорливости, ни превратного образа мыслей, ни всего, что против нас у нас же самих берет лукавый, вводящий, как говорит Писание, смерть сквозь окно (Иер.9:11), то есть чрез чувства. У нас все напротив. Как цари даруют пощаду после победы, так мы даем свободу страстям других, если только поблажают нам, и дерзостнее или нечестивее устремляются против Бога; и за недоброе воздаем худою наградою, за нечестие своевольством.

Но вопрошу тя мало, совопросник и вещий муж, ты же ми отвещай, говорит Иову Вещавший сквозе бурю и облаки (Иов.38:1–3). Что слышишь: много у Бога обителей, или одна? Без сомнения, согласишься, что много, а не одна. Все ли они должны наполниться? Или одна наполнятся, а другие нет, но останутся пустыми и приготовлены напрасно? Конечно все, потому что у Бога ничего не бывает напрасно. Но можешь ли сказать, что разумеешь под таковою обителью: тамошнее ли упокоение и славу уготованную блаженным, или что другое? – Не другое что, а это. Но согласившись в сем, рассмотрим еще следующее. Если ли что-нибудь такое, как я полагаю, что доставляло бы нам сии обители; или нет ничего такого? – Непременно есть нечто. Что же такое? – Есть разные роды жизни и избрания, и ведут к той или другой обители по мере веры, почему и называются у нас путями. – И так всеми ли путями, или некоторыми из них должно идти? – Если возможно, пусть один идет всеми. А если нет, то, сколько может, большим числом путей. Если же и того нельзя, то некоторыми. Но если и сие невозможно, то примется в уважение, как мне, по крайней мере, кажется, когда кто-нибудь и одним пойдет преимущественно. Правильно разумеешь сие. Посему что же, по твоему мнению, означается словом, когда слышишь, что путь один и притом тесен? – Путь один относительно к добродетели: потому что и она одна, хотя и делится на многие виды. Тесен же он по причине трудов и потому что для многих непроходим, а именно для великого числа противников, для всех, которые идут путем порока. Так и я думаю. – Но если сие справедливо, то почему же наилучший, как будто уличив наше учение в какой-то скудости, оставили вы все прочие пути, а стремитесь и поспешаете на этот один путь, на путь, как вам представляется, разума и умозрения, а как я скажу – пустословия и мечтательности? Да вразумит вас Павел, который, по исчислении дарований, сильно упрекает за сие говоря: еда ecu апостоли? еда ecu пророцы? и так далее (1Кор.12:29).

Положим, что ты высок, выше самых высоких, а если угодно, выше облаков; положим, что ты зритель незримого, слышатель неизреченного, восхищен как Илия, удостоен богоявления как Моисей, небесен как Павел. Для чего же и других, не больше, как в один день, делаешь святыми, производишь в богословы и как-бы вдыхаешь в них ученость, и составляешь многие сонмища не учившихся книжников? Для чего опутываешь паутинными тканями тех, которые наиболее немощны, как будто это дело мудрое и великое? Для чего против веры возбуждаешь шершней? Для чего распложаешь против нас состязателей, как в древности баснословие – гигантов? Для чего, сколько есть между мужами легкомысленных и недостойных имени мужа, собрав всех, как сор в одну яму, и своим ласкательством сделав их еще женоподобнее, построил ты у себя новую рабочую и не без разума извлекаешь для себя пользу из их неразумия?

Ты возражаешь и против сего? У тебя нет другого занятия? Языку твоему необходимо должно господствовать? Ты не можешь остановить болезней рождения и не разродиться словом? Но много есть для тебя других обильных предметов. На них обрати с пользою недуг сей. Рази Пифагорово молчание, Орфеевы бобы, и эту надутую поговорку новых времен: сам сказал! Рази Платоновы идеи, переселения и круговращения наших душ, припамятование и вовсе не прекрасную любовь к душе ради прекрасного тела; рази Епикурово безбожие, его атомы и чуждое любомудрия удовольствие; рази Аристотелев немногообъемлющий Промысл, в одной искусственности состоящую самостоятельность вещей, смертные суждения о душе и человеческий взгляд на высшие учения; рази надменность Стоиков, прожорство и шутовство Циников. Рази пустоту и полноту и те бредни, какие есть о богах или жертвах, об идолах, о демонах, благотворных и злотворных, какие разглашаются о прорицалищах, о вызывании богов и душ, о силе звезд.

А если ты не удостоиваешь сие и словом, как маловажное и многократно опровергнутое, хочешь заняться своим предметом и в нем ищешь пищи любочестию, то и здесь укажу тебе широкие пути. Любомудрствуй о мире или мирах, о веществе, о душе, о разумных – добрых и злых природах, о воскресении, суде, мздовоздаянии, Христовых страданиях. Касательно этого и успеть в своих исследованиях не бесполезно, и не получить успеха не опасно. О Боге же будем рассуждать теперь немного, но в скором времени, может быть, совершеннее, о самом Христе, Господе нашем, Которому слава во веки. Аминь.

Слово на Богоявление или на Рождество Спасителя

Христос рождается, славьте! Христос с небес, выходите в сретение! Христос на земле, возноситесь! Воспойте Господеви вся земля (Пс.95:1)! И скажу обоим в совокупности: да возвеселятся небеса и радуется земля (Пс.95:11) ради небесного и потом земного! Христос во плоти, с трепетом и радостью возвеселитесь, с трепетом по причине греха, с радостью по причине надежды. Христос от Девы сохраняйте девство, жены, чтобы стать вам матерями Христовыми! Кто не покланяется Сущему от начала? Кто не прославляет Последнего? Опять рассеивается тьма, опять является свет; опять Египет наказан тьмою, опять Израиль озарен столпом. Людие, седящии во тме неведения, да видят велий свет ведения (Мф.4:16). Древняя мимоидоша, се быша вся нова (2Кор.5:17). Буква уступает, дух преобладает, тени проходят, их место заступает истина. Приходит Мельхиседек; Рожденный без матери рождается без отца: в первый раз без матери, во второй без отца. Нарушаются законы естества; мир горный должен наполниться. Христос повелевает, не будем противиться. Вси язы́цы восплещите руками (Пс.46:2), яко отроча родися нам, Сын, и дадеся нам, Егоже начальство на раме Его, ибо возносится со крестом, и нарицается имя Его: велика совета – совета Отчего Ангел (Ис.9:6). Да провозглашает Иоанн: уготовайте путь Господень (Мф.3:3)! И я провозглашу силу дня. Бесплотный воплощается, Слово отвердевает, Невидимый становится видимым, Неосязаемый осязается, Безлетный начинается, Сын Божий делается сыном человеческим; Иисус Христос вчера и днесь, Тойже и во веки (Евр.13:8).

Пусть иудеи соблазняются, эллины смеются, еретики притупляют язык! Тогда они уверуют, когда у видят Его восходящим на небо; если же и не тогда, то непременно, когда узрят Его грядущего с неба и воссевшего судить. Но сие будет после, а ныне праздник Богоявления, или Рождества; ибо так иначе называется день сей, и два наименования даются одному торжеству; потому что Бог явился человекам чрез рождение. Он – Бог, как Сущий и Присносущный от Присносущного, превысший вины и слова (потому что нет слова, которое было бы выше Слова) и Он является ради нас, родившись впоследствии, чтобы Тот, Кто даровал бытие, даровал и благобытие, лучше же сказать, чтобы мы, ниспадшие из благобытия чрез грех, снова возвращены были в оное чрез воплощение. А от явления наименование Богоявления, и от рождения – Рождества. Таково наше торжество; сие празднуем ныне – пришествие Бога к человекам, чтобы нам переселиться, или (точнее сказать) возвратиться к Богу, да, отложив ветхого человека, облечемся в нового (Еф.4:22,23), и как умерли в Адаме, так будем жить во Христе (1Кор.15:22), со Христом рождаемые, распинаемые, спогребаемые и совосстающие. Ибо мне необходимо претерпеть сие спасительное изменение, чтобы как из приятного произошло скорбное, так из скорбного вновь изникло приятное. Идеже бо умножися грех, преизбыточествова благодать (Рим.5:20). И если вкушение было виною осуждения, то не тем ли паче оправдало Христово страдание?

Итак, будем праздновать не пышно, но божественно, не по-мирскому, но премирно, не наш праздник, но праздник Того, Кто стал нашим, лучше же сказать, праздник нашего Владыки, не праздник немоществования, но праздник уврачевания, не праздник создания, но праздник воссоздания. Как же исполнить сие? Не будем венчать преддверия домов, составлять лики, украшать улицы, пресыщать зрение, оглашать слух свирелями, нежить обоняние, осквернять вкус, тешить осязание – эти краткие пути к пороку, эти врата греха. Не будем уподобляться женам ни мягкими волнующимися одеждами, которых все изящество в бесполезности, ни игрою камней, ни блеском золота, ни ухищрением подкрашиваний, приводящих в подозрение естественную красоту и изобретенных в поругание образа Божия. Не будем вдаваться в козлогласования и пиянства, с которыми, как знаю, сопряжены любодеяния и студодеяния (Рим.13:13); ибо у худых учителей и уроки худы, или, лучше сказать, от негодных семян и нивы негодны. Не будем устилать древесными ветвями высоких ложей, устрояя роскошные трапезы в угождение чреву; не будем высоко ценить благоухания вин, поварских приправ и многоценности мастей. Пусть ни земля, ни море не приносят нам в дар дорогой грязи – так научился я величать предметы роскоши! Не будем стараться превзойти друг друга невоздержностью (а все то, что излишнее и сверх нужды, по моему мнению, есть невоздержность), особенно, когда другие, созданные из одного с нами брения и состава, алчут и терпят нужду. Напротив того, предоставим все сие язычникам, языческой пышности и языческим торжествам. Они и богами именуют услаждающихся туком, а сообразно с сим служат божеству чревоугодием, как лукавые изобретатели, жрецы и чтители лукавых демонов. Но если чем должно насладиться нам, которые поклоняемся Слову, то насладимся словом и Божиим законом и сказаниями как об ином, так и о причинах настоящего торжества, чтобы наслаждение у нас было собственно свое и не чуждое Созвавшему нас.

Начну же с сего: желающие насладиться предложенным да очистят и ум, и слух, и сердце; потому что у меня слово о Боге и Божие, да очистят, чтобы выйти отселе, насладившись действительно не чем-нибудь тщетным. Самое же слово будет и весьма полно и вместе весьма кратко, так что ни скудостью не огорчит, ни излишеством не наскучит.

Бог всегда был, есть и будет, или, лучше сказать, всегда есть; ибо слова: был и будет, означают деление нашего времени и свойственны естеству преходящему, а Сущий – всегда. И сим именем именует Он Сам Себя, беседуя с Моисеем на горе; потому что сосредоточивает в Себе Самом всецелое бытие, которое не начиналось и не прекратится. Как некое море сущности, неопределимое и бесконечное, простирающееся за пределы всякого представления о времени и естестве, одним умом (и то весьма неясно и недостаточно не в рассуждении того, что есть в Нем Самом, а в рассуждении того, что окрест Его), чрез набрасывание некоторых очертаний, оттеняется Он в один какой-то облик действительности, убегающий прежде, нежели будет уловлен, и ускользающий прежде, нежели умопредставлен, столько же осиявающий владычественное в нас, если оно очищено, сколько быстрота летящей молнии осиявает взор. И сие, кажется мне, для того, чтобы постигаемым привлекать к Себе (ибо совершенно непостижимое безнадежно и не доступно), а не постижимым приводит в удивление, чрез удивление же возбуждать большее желание, и чрез желание очищать и чрез очищение соделывать богоподобными; а когда сделаемся такими, уже беседовать как с присными (дерзнет слово изречь нечто смелое) – беседовать Богу, вступившему в единение с богами и познанному ими, может быть столько же, сколько он знает познанных Им (1Кор.13:12).

Итак, Божество беспредельно и неудобосозерцаемо. В Нем совершенно постижимо сие одно – Его беспредельность. Разум, рассматривая беспредельное в двух отношениях – в отношении к началу и в отношении к концу (ибо безпредельное простирается далее начала и конца и не заключается между ними), когда устремляет взор свой в горную бездну и не находит, на чем остановиться и где положить предел своим представлениям о Боге, тогда беспредельное и неисследимое называет безначальным; а когда, устремившись в дальнюю бездну, испытывает подобное прежнему, тогда называют Его бессмертным и нетленным, когда же сводит в единство то и другое, тогда именует вечным; ибо вечность не есть ни время, она неизмерима. Но что для нас время, измеряемое течением солнца, то для вечных вечность, нечто спротяженное с вечными существами и как бы некоторое временное движение и расстояние.

Сим да ограничится ныне любомудрствование наше о Боге, потому что нет времени более распространяться, и предмет моего слова составляет не богословие, но Божие домостроительство. Когда же именую Бога, разумею Отца и Сына и Святого Духа, как, не разливая Божества далее сего числа лиц, чтобы не ввести множества богов, так не ограничивая меньшим числом, чтобы не осуждали нас в скудости Божества, когда впадем или в иудейство, защищая единоначалие, или в язычество, защищая многоначалие. В обоих случаях зло равно, хотя от противоположных причин. Таково Святое Святых, закрываемое и от самих Серафимов и прославляемое тремя Святынями, которые сходятся в единое Господство и Божество, о чем другой некто прекрасно и весьма высоко любомудрствовал прежде нас.

Но поелику для Благости не довольно было упражняться только в созерцании Себя Самой, а надлежало, чтобы благо разливалось, шло далее и далее, чтобы число благодетельствованных было как можно больше (ибо сие свойство высочайшей Благости), то Бог измышляет, во-первых, ангельские и Небесные Силы. И мысль стала делом, которое исполнено Словом и совершено Духом. Так произошли вторые светлости, служители первой Светлости, разуметь ли под ними или разумных духов, или как бы невещественный и бесплотный огнь, или другое какое естество, наиболее близкое к сказанным. Хотел бы я сказать, что они неподвижны на зло и имеют одно движение к добру, как сущие окрест Бога и непосредственно озаряемые от Бога (ибо земное пользуется вторичным озарением); но признавать и называть их не неподвижными, а неудободвижными убеждает меня денница по светлости, а за превозношение ставший и называемый тьмой, с подчиненными ему богоотступными силами, которые чрез свое удаление от добра стали виновниками зла, и нас в оное вовлекают. Так и по таким причинам сотворен Богом умный мир, сколько могу о сем любомудрствовать, малым умом взвешивая великое. поелику же первые твари были Ему благоугодны, то измышляет другой мир – вещественный и видимый; и это есть стройный состав неба, земли и того, что между ними, удивительный по прекрасным качествам каждой вещи, а еще более достойный удивления по стройности и согласию целого, в котором и одно к другому и все ко всему состоит в прекрасном отношении, служа к полноте единого мира. А сим Бог показал, что Он силен сотворить не только сродное Себе, но и совершенно чуждое естество. Сродны же Божеству природы умные и одним умом постигаемые, совершенно же чужды твари, подлежащие чувствам, а из сих последних еще далее отстоят от Божественного естества твари вовсе неодушевленные и недвижимые.

Итак, ум и чувство, столько различные между собою, стали в своих пределах и изразили собою величие Зиждительного Слова, как безмолвные хранители и первые проповедники великолепия. Но еще не было смешения из ума и чувства, сочетания противоположных – сего опыта и высшей Премудрости, сея щедрости в образовании естеств; и не все богатство Благости было еще обнаружено. Восхотев и сие показать, Художническое Слово созидает живое существо, в котором приведены в единство то и другое, то есть невидимое и видимая природа; созидает, говорю, человека, и из сотворенного уже вещества взяв тело, а от Себя вложив жизнь (что в слове Божием известно под именем разумной души и образа Божия), творит как бы некоторый второй мир – в малом великий; поставляет на земле иного Ангела, из разных природ составленного поклонника, зрителя видимой твари, таинника твари умосозерцаемой, царя над тем, что на земле, подчиненного Горнему Царству, земного и небесного, временного и бессмертного, видимого и умосозерцаемого, Ангела, который занимает средину между величием и низостью, один и тот же есть дух и плоть – дух ради благодати, плоть ради превозношения, дух, чтобы пребывать и прославлять Благодетеля, плоть, чтобы страдать и страдая припоминать и поучаться, сколько ущедрен он величием; творить живое существо, здесь предуготовляемое и переселяемое в иной мир, и (что составляет конец тайны) чрез стремление к Богу достигающее обожения. Ибо умеренный здесь свет истины служит для меня к тому, чтобы видеть и сносить светлость Божию, достойную Того, Кто связует и разрешает, и опять совокупить превосходнейшим образом.

Сего человека, почтив свободою, чтобы добро принадлежало не меньше избирающему, чем и вложившему семена оного, Бог поставил в раю (что бы ни означал сей рай) делателем бессмертных растений – может быть божественных помыслов как простых, так и более совершенных; поставил нагим по простоте и безыскусственной жизни, без всякого покрова и ограждения; ибо таковым надлежало быть первозданному. Дает и закон для упражнения свободы. Законом же была заповедь: какими растениями ему пользоваться и какого растения не касаться. А последним было древо познания, и насажденное в начале не злонамеренно, и запрещенное не по зависимости (да не отверзают при сем уст богоборцы и да не подражают змию); напротив, оно было хорошо для употребляющих благовременно (потому что древо сие, по моему умозрению, было созерцание, к которому безопасно могут приступать только опытно усовершившиеся), но нехорошо для простых еще и для неумеренных в своем желании; подобно как и совершенная пища не полезна для слабых и требующих молока.

Когда же по зависти диавола и по обольщению жены, которому она сама подверглась как слабейшая, и которое произвела как искусная в убеждении (о, немощь моя! Ибо немощь прародителя есть и моя собственная), человек забыл данную ему заповедь, и побежден горьким вкушением: тогда чрез грех делается он изгнанником, удаляемым в одно время и от древа жизни, я из рая, и от Бога; облекается в кожаные ризы (может быть в грубейшую, смертную и противоборствующую плоть), в первый раз познает собственный стыд и укрывается от Бога. Впрочем, и здесь приобретает нечто, именно смерть – в пресечение греха, чтобы зло не стало бессмертным. Ибо так, в чем я уверен, наказывает Бог.

Но в преграждение многих грехов, какие произращал корень повреждения от разных причин и в разные времена, человек и прежде вразумляем был многоразлично: словом, законом, пророками, благодеяниями, угрозами, карами, наводнениями, пожарами, войнами, победами, поражениями, знамениями небесными, знамениями в воздухе, на земле, на море, неожиданными переворотами в судьбе людей, городов, народов (все сие имело целью загладить повреждение); наконец, стало нужно сильнейшее врачевство, по причине сильнейших недугов: человекоубийств, прелюбодеяний, клятвопреступлений, муженеистовства, и сего последнего и первого из всех зол – идолослужения и поклонения твари вместо Творца. поелику все сие требовало сильнейшего пособия, то и подается сильнейшее. И оно было следующее: само Божие Слово, превечное, невидимое, непостижимое, бестелесное, начало от начала, свет от света, источник жизни и бессмертия, отпечаток первообразной Красоты, печать непереносимая, образ неизменяемый, определение и слово Отца, приходит к Своему образу, носит плоть ради плоти, соединяется с разумною душой ради моей души, очищая подобным, делается человеком по всему, кроме греха. Хотя чревоносит Дева, в Которой душа и тело предочищены Духом (ибо надлежало и рождение почтить, и девство предпочесть); однако же происшедший есть Бог и с воспринятым от Него¹⁵ – единое из двух противоположных – плоти и Духа, из которых один обожил, а другая обожена.

О, новое смешение! О, чудное растворение! Сый начинает бытие; Несозданный созидается; Необъемлемый объемлется чрез разумную душу, посредствующую между Божеством и грубою плотью; Богатящий обнищевает – обнищевает до плоти моей, чтобы мне обогатиться Его Божеством; Исполненны истощается – истощается ненадолго в славе Своей, чтобы мне быть причастником полноты Его. Какое богатство благости! Что это за таинство о мне? Я получил образ Божий и не сохранил Его; Он воспринимает мою плоть, чтобы и образ спасти и плоть обессмертить. Он вступает во второе с нами общение, которое гораздо чуднее первого, поколику тогда даровал нам лучшее, а теперь воспринимает худшее; но сие боголепнее первого, сие выше для имеющих ум!

Что скажут нам на сие клеветники, злые ценители Божества, порицатели достохвального, объятые тьмой при самом Свете, невежды при самой Мудрости, те, за которых Христос напрасно умер, неблагодарные твари, создания лукавого? Это ставишь ты в вину Богу – Его благодеяние? Потому Он мал, что для тебя смирил Себя? Что к заблудшей овце пришел Пастырь добрый, полагающий душу за овцы (Ин.10:11); пришел на те горы и холмы, на которых приносил ты жертвы, и что обрел заблудшего, и: обретенного восприял на те же рамена (Лк.15:4,5), на которых понес крестное древо, и воспринятого опять привел к горней жизни, и приведенного сопричислил к пребывающим в чине своем? Что возжег светильник – плоть Свою, и помел храмину – очищая мир от греха, и сыскал драхму – Царский образ, заваленный страстями; по обретении же драхмы созывает пребывающих в любви Его Силы, делает участниками радости тех, которых сделал таинниками Своего домостроительства (Лк.15:8,9)? Что лучезарнейший Свет следует за предтекшим светильником, Слово – за гласом, Жених – за невестоводителем, приготовляющим Господу люди избранны (Тит.2:14) и предочищающим водою для Духа? Сие ставишь в вину Богу? За то почитаешь Его низшим, что препоясуется лентием (Ин.13:4,5) и умывает ноги учеников, и указует совершеннейший путь к возвышению – смирение? что смиряется ради души, преклонившейся до земли, чтобы возвысить с Собою склоняемое долу грехом? Как не поставишь в вину того, что Он ест с мытарями и у мытарей, что учениками имеет мытарей, да и Сам приобретет нечто? Что же приобретет? Спасение грешников. Разве и врача обвинит иной за то, что наклоняется к ранам и терпит зловоние, только бы подать здравие болящим? Обвинит и того, кто из сострадания наклонился к яме, чтобы, по закону (Исх.23:2; Лк.14:5), спасти упадший в нее скот?

Правда, что Он был послан, но как человек (потому что в Нем два естества; так Он утомлялся, и алкал, и жаждал, и был в борении, и плакал – по закону телесной природы); а если послан и как Бог, что из сего? Под посольством разумей благоволение Отца, в Котором Он относит дела Свои, чтобы почтить безлетное начало, и не показаться противником Богу. О Нем говорится, что предан (Рим.4:25); но написано также, что и Сам Себя предал (Еф.5:2; 5:25). Говорится, что Он воскрешен Отцом и вознесен (Деян.3:15. Деян.1:11); но написано также, что Он Сам Себя воскресил и восшел опять на небо (1Фес.1:14; Еф.4:10), – первое по благоволению, второе по власти. Но ты выставляешь на вид уничижительное, а переходишь молчанием возвышающее. Рассуждаешь, что Он страдал, а не присовокупляешь, что страдал добровольно. Сколько и ныне страждет Слово! Одни чтут Его как Бога и сливают; другие бесчестят Его как плоть и отделяют. На которых же более прогневается Он, или, лучше сказать, которым отпустить грех? Тем ли, которые сливают, или тем, которые рассекают злочестиво? Ибо и первым надлежало разделить, и последним соединить, – первым относительно к числу, последним относительно к Божеству. Ты соблазняешься плотью? И иудеи также соблазнялись. Не назовешь ли Его и самарянином? О том, что далее, умолчу. Ты не веруешь в Божество Его? Но в Него и бесы веровали, о, ты, который невернее бесов и несознательнее иудеев! Одни наименование Сына признавали означающим равночестие; а другие в изгоняющем узнавали Бога, ибо убеждало в этом претерпеваемое от Него. А ты ни равенства не принимаешь, ни Божества не исповедуешь в Нем. Лучше было бы тебе обрезаться и стать бесноватым (скажу нечто смешное), нежели в необрезании и в здравом состоянии иметь лукавые и безбожные мысли.

Вскоре потом увидишь и очищающегося во Иордане Иисуса – мое очищение, или, лучше сказать, чрез сие очищение делающего чистыми воды; ибо не имел нужды в очищении Сам Он – вземляй грех мира (Ин.1:29); увидишь и разводящияся небеса (Мк.1:10); увидишь, как Иисус и приемлет свидетельство от сродственного Ему Духа, и искушается, и побеждает, и окружен служащими Ему Ангелами, и исцеляет всяк недуг и всяку язю (Мф.4:23), и животворит мертвых (о, если бы оживотворил и тебя – умершего зловерием), и изгоняет бесов, то Сам, то чрез учеников, и немногими хлебами насыщает тысячи, и ходит по морю, и предается, и распинается, и сораспинает мой грех! Приводится как агнец, и приводит как иерей, как человек погребается, и восстает как Бог, а потом и восходит на небо, и придет со славою Своею. Сколько торжеств доставляет мне каждая тайна Христова. Во всех же в них главное одно – мое совершение, воссоздание и возвращение к первому Адаму!

А теперь почти чревоношение, и скачи, если не как Иоанн во чреве, то как Давид при упокоении Кивота; уважь перепись, по которой и ты вписан на небесах; покланяйся рождеству, чрез которое освободился ты от уз рождения; воздай честь малому Вифлеему, который опять привел тебя к раю, преклонись пред яслями, чрез которые ты, сделавшийся бессловесным, воспитан Словом. Познай (повелевает тебе Исаия), как вол стяжавшаго, и как осел ясли Господина своего (Ис.1:3). Принадлежишь ли к числу чистых, и законных отрыгающих жвание (Лев.11:41) слова, и годных в жертву, или к числу еще нечистых, не употребляемых ни в пищу, ни в жертву и составляешь достояние язычества; иди со звездою, принеси с волхвами дары – золото, и ливан, и смирну – как Царю, и как Богу, и как умершему ради тебя; прославь с пастырями, ликуй с Ангелами, воспой с Архангелами; да составится общее торжество Небесных и земных Сил. Ибо я уверен, что Небесные Силы радуются и торжествуют ныне с нами; потому что они человеколюбивы и боголюбивы, как и Давид представляет их восходящими со Христом по страдании Его, сретающимися и повелевающими друг другу взять врата (Пс.23:7). Одно только можешь ненавидеть из бывшего при Рождестве Христовом – это Иродово детоубийство; лучше же сказать, и в нем почти жертву единолетних со Христом, предварившую новое заклание. Бежит ли Христос во Египет, с Ним и ты охотно беги. Хорошо бежать со Христом гонимым. Замедлит ли Он во Египте, призывай Его из Египта, воздавая Ему там доброе поклонение. Шествуй непорочно по всем возрастам и силам Христовым. Как Христов ученик, очистись, обрежься, отними лежащее на тебе с рождения покрывало; потом учи в храме, изгони торгующих святынею. Претерпи, если нужно, побиение камнями, очень знаю, что укроешься от метущих камни, и прейдешь посреди их, как Бог, потому что слово не побивается камнями. Приведен ли будешь к Ироду, не отвечай ему больше. Твое молчание уважит он более, нежели длинные речи других. Будешь ли сечен бичами, домогайся и прочего, вкуси желчь за первое вкушение, испей оцет, ищи заплеваний, прими ударение в ланиту и заушения. Увенчайся тернием – суровостью жизни по Богу; облекись в багряную ризу, прими трость, пусть преклоняются пред тобою ругающиеся истине. Наконец, охотно распнись, умри и прими погребение со Христом, да с Ним и воскреснешь, и прославишься, и воцаришься, зря Бога во всем Его величии, и Им зримый, – Бога в Троице покланяемого и прославляемого, Которого молим, да будет и ныне, сколько сие возможно для узников плоти, явлен нам, о Христе Иисусе Господе нашем. Ему слава во веки. Аминь.

Слово на святую Пятидесятницу¹⁶

Кратко полюбомудрствуем о празднике, чтобы нам праздновать духовно. У всякого свой способ торжествовать; а у служителя слова состоит он в слове, в таком слове, которое всего приличнее времени. И не увеселяет так ни одна красота любителя красот, как любителя праздников духовное празднование. Но рассудим о сем так. Празднует и иудей, но по букве: ибо он, гоня закон телесный, в закон духовный не постиже (Рим.9:31). Празднует и эллин, но телесно, сообразно с своими богами и демонами, из которых одни, по собственному признанию язычников, виновники страстей, а другие почтены богами за страсти; почему и празднование у них состоят в удовлетворении страстей, и грешить – значить чтить бога, к которому под защиту прибегает страсть, как достохвальное дело. Празднуем и мы, но празднуем, как угодно Духу; а Ему угодно, чтобы мы или говорили, или делали что-либо подобающее. И праздновать – значит у нас приобретать для души блага постоянные и вечно обладаемые, а непреходящие и скоро гибнущие, которые, по моему рассуждению, мало услаждают чувство, а более растлевают его и вредят ему. Довлеет телу злоба его. Нужно ли в пламень подкладывать больше сгораемого вещества, или зверю давать обильнейшую пищу, чтобы он сделался неукротимее и взял силу над разумом?

Итак, праздновать должно духовно…

Мы празднуем Пятидесятницу, пришествие Духа, окончательное совершение обетования, исполнение надежды, таинство, и притом сколь великое и досточтимое! Оканчиваются дела Христовы телесные, или, лучше сказать, дела, относившиеся к телесному пребыванию Его на земле (помедлю говорить, что оканчиваются дела, относящиеся к телу, пока не убедит меня какое-либо слово, что лучше совлечься тела); а начинаются дела Духа. Что же относилось ко Христу? Дева, рождение, ясли, повитие пеленами, прославляющие Ангелы, приходящие пастыри, течение звезды, поклонение и дары волхвов, детоубийство Иродово, Иисус, убегающий во Египет, возвращающийся из Египта, обрезанный, крещаемый, свидетельствуемый свыше, искушаемый, побиваемый камнями для нас (Ин.10:32), которым нужно было дать образец злострадания за слово, предаваемый, пригвождаемый, погребаемый, воскресающий, возносящийся. Многое из сего приемлет Христос и ныне, а именно, бесчестное от христоненавистников, что и переносит, потому что долготерпелив, а досточестное от христолюбцев. И он медлит как первым явить Свой гнев, так нам показать Свою благость, – и им дает, может быть, тем время на покаяние, а нас испытывает в любви, не ослабеем ли в скорбях и подвигах за благочестие. Таков издревле закон Божия домостроительства и неисследимых Божиих судеб, по которым премудро управляются дела наши. Таковы дела Христовы, последующие же славнейшие еще узрим. О, если бы и сами мы были узрены Христом!

А чтобы говорить о делах Духа, да приидет на меня Дух, и да дает слово, сколько сего желаю, а если и не в такой мере, сколько соразмерно времени, – приидет же, без сомнения, владычественно, а не рабски, и не повеления ожидая, как думают некоторые. Ибо Он дышит, где хочет, на кого, когда и сколько Ему угодно. Так мыслить и говорить внушает нам Дух.

Кто Святого Духа низводит в ряд тварей, тот ругатель, злой раб и злейший из злых. Ибо злым рабам свойственно отвергать владычество, восставать против господства и свободное делать подобным себе рабом. Кто признает Его Богом, тот божествен и светел умом. А кто даже и именует Богом, тот, если делает сие пред людьми благоразумными, высок; а если пред низкими, неосмотрителен; потому что бисер доверяешь грязи, громовый звук – слабому слуху, солнечный луч – больным глазам, твердую пишу – вкушающим одно молоко. Постепенно надлежит вести их вперед и приближать к высшему, чтобы свету даруем был свет, и истина награждалась истиною. Посему и мы, оставив совершеннейшее слово, для которого не пришло еще время, побеседуем с ними так.

Если вы не исповедуете Святого Духа ни несозданным, ни неподлежащим времени, то (дозвольте ревности выразиться несколько и смело) в вас явно действует противный дух. Если же вы до такой степени здравы, что избегаете явного нечестия, и вне рабства ставите Того, Кто и нас делает свободными, то и со Святым Духом и вместе со мною рассмотрите сами и последующее: ибо я уверен, что вы уже в некоторой мере причастники Духа, и буду рассуждать с вами, как со своими. Или укажите мне среднее нечто между рабством и владычеством, где мог бы я дать место достоинству Духа, или, избегая рабства, не оставляйте неизвестным, куда причисляете Того, о Ком вопрос.

Но вас затрудняют слоги, останавливает одно речение, и оно делается для вас камнем претыкания и камнем соблазна, чем для некоторых был и Христос. Это – человеческая немощь. Сойдемся между собою духовно, будем лучше братолюбивыми, нежели самолюбивыми. Признайте силу Божества, и мы сделаем вам снисхождение в речении. Исповедуйте естество под другими наименованиями, какие наиболее уважаете, и мы уврачуем вас как немощных, даже скрыв иное к вашему удовольствию. Ибо стыдно и довольно безрассудно быть здравыми по душе и ставить в великое звуки, утаивать сокровище, как бы завидуя другим, или опасаясь, чтобы не освятить языка. Но еще стыднее нам подвергаться тому же, в чем других обвиняем, и осуждая споры о звуках, самим стоять за букву. Исповедуйте в Троице единое Божество, или, если угодно, единое естество, – и я испрошу вам у Духа слово: Бог. Ибо очень знаю, что Давший первое дает и второе, и тем паче, если причиною спора какая-то духовная робость, а не диавольское упорство. Скажу еще яснее и короче: ни вы не обвиняйте нас за речение более возвышенное (ибо не должно завидовать возвышению), ни мы не будем вас осуждать за то речение, которое вам до времени по силам, пока не достигните, хотя другим путем, того же с нами пристанища. Мы домогаемся не победы, а возвращения братьев, разлука с которыми терзает нас.

Сие говорим вам, в которых находим несколько жизни, которые здраво рассуждаете о Сыне. Удивляясь вашей жизни, не вполне одобряем учение. Имея дары Духа, примите и Духа, чтобы не только подвизаться, но и подвизаться законно (2Тим.2:5). От него, в награду за жизнь, да будет вам дарован и сей венец – исповедовать Духа совершенно, и с нами, и прежде нас проповедовать Его достойно. Дерзаю за нас и на нечто большее, именно дерзаю сказать с апостолом: столько люблю вас, столько уважаю сию благочинную вашу одежду, и сей цвет воздержания, и священные сонмы, и честное девство, и чистоту, и всенощное псалмопение, и нищелюбие, и братолюбие, и страннолюбие, что готов отлучен быти от Христа (Рим.9:3) и пострадать, как осужденный, только бы вы стояли с нами и вместе прославляли мы Троицу. Ибо нужно ли говорить о других, явно умерших, которых воскресит разве один Христос, Своею силою животворящий мертвых? Они злонамеренно отделяются друг от друга местом, будучи связаны учением, и столько же несогласны между собою, сколько и косые глаза, устремленные на один предмет, и не в зрении, но в положении имеющие разность, если их должно винить за сей один недостаток, а не вместе и за слепоту. поелику же я достаточно изложил, что относится к вам, то возвращусь опять к Духу. Думаю же, что и вы уже последуете за мною.

Дух Святой всегда был, и есть, и будет: Он не начал и не прекратит бытия, но всегда со Отцом и Сыном вчиняется и счисляется. Ибо неприлично было или Отцу когда-либо быть без Сына, или Сыну без Духа: крайне было бы бесславно для Божества, как бы вследствие изменения советов Своих прийти в полноту совершенства. Итак, Дух всегда был приемлемым, а не приемлющим; совершающим, а не совершаемым; наполняющим, а не наполняемым; освящающим, а не освящаемым; приводящим к обожению, а не вводимым в обожение. Он всегда один и тот же Сам для Себя и для тех, с которыми счиняется; невидим, не подлежит времени, невместим, неизменяем, не имеет ни качества, ни количества, ни вида, неосязаем, самодвижен, приснодвижим, свободен, самовластен, всесилен (хотя, как все принадлежащее Единородному, так и все принадлежащее Духу, возводится к первой Вине); Он – жизнь и животворящ; Он – свет и света Податель; Он – неточная благость и источник благости; Он – Дух правый владычний (Пс.50:12,14), Господь (2Кор.3:17), посылающий (Деян.13:4), отделяющий (Деян.13:2), созидающий Себе храм (Кол.2:22), наставляющий (Ин.16:13), действующий, якоже хощет (1Кор.12:11) разделяющий дарования, Дух сыноположения (Рим.8:15), истины (Ин.14:17), премудрости, разума, ведения, благочестия, совета, крепости, страха, по исчисленному (Ис.11:3,4). Чрез Него познается Отец и прославляется Сын (Иоан.16:11) и Сам Он Ими одними знаем, единое счинение, служение и поклонение, единая сила, единое совершенство и освящение. Но к чему распространяться? Все, что имеет Отец, принадлежит и Сыну, кроме нерожденности; все, что имеет Сын, принадлежит Духу, кроме рождения. А нерожденность и рождение не сущности различают, по моему мнению, но различаются в одной и той же сущности.

Ты мучишься нетерпением возражать мне, а я спешу продолжить слово. Почти день Духа, удержи ненадолго язык свой, если можешь: теперь слово об иных языках: устыдись, или убойся сих языков, являющихся в огненном виде. Ныне будем учить, а завтра рассуждать о словах: ныне будем праздновать, а завтра отложим приличие. Одно таинственно, другое свойственно зрелищами; одно прилично церквам, а другое – упившимся; одно прилично рассуждающим о Духе с благоговением, а другое – посмеивающимся над Духом. Отринув же чуждое, устроим свое.

Дух Святой действовал во-первых в Ангельских и Небесных Силах, в тех, которые первые по Боге и окрест Бога; ибо их совершенство и озарение, и неудободвижимость или неподвижность ко злу не от иного кого, как от Святого Духа; а потом действовал в отцах и в пророках, из которых одни в образах видели или познали Бога, другие же и предузнали будущее, поколику Дух напечатлевал сие в уме их, и имеющее быть видели они пред собою, как настоящее; ибо такова сила Духа; после же сего действовал в учениках Христовых (не скажу во Христе, в Котором Он пребывал не как действующий, но как сопутствующий равночестному), и в них троекратно, по мере их удобоприемлемости, и в три различные времена – до прославления Христова страданием, по прославлении воскресением и по вознесении на небо, или по устроении (Деян.3:21), или как иначе должно назвать сие; как показывает первое очищение от болезней и духов, производившееся конечно не без Духа, также по совершении домостроительства дуновение Христово, которое, очевидно, было Божественным вдохновением, и, наконец, нынешнее разделение огненных языков, которое и празднуем. Но первое было не ясно, второе явственнее, а нынешнее совершеннее; ибо не действием уже, как прежде, но существенно присутствует и, как сказал бы иной, сопребывает и сожительствует Дух. Ибо как Сын беседовал с нами телесно, так и Духу приличествовало явиться телесным образом; и когда Христос восшел во славу Свою, тогда Ему надлежало низойти к нам; надлежало прийти, потому что Он Господь, и быть посланным, потому что Он не противник Богу. Ибо таковые речения более показывают единомыслие, чем разделение естества.

Для того приходит Дух после Христа, чтобы не остаться нам без Утешителя; и для того именуется иным, чтобы дать тебе понятие о равночестии; ибо слово: иный поставлено вместо: другой я; это же именование означает единовладычество, а не унижение, ибо слово: иный, сколько известно мне, употребляется не об инородных, но об единосущных. Является же в виде языков, по сродству с Словом; и в виде огненных языков (почему думаешь?) или по причине очищения (ибо по Писанию известен и огнь очистительный, что желающие везде могут увидать), или по существу своему: ибо Бог наш огнь и огнь поядаяй (Евр.12:29) нечестие. Но ты опять негодуешь недовольный словом: единосущен! Является в виде разделенных языков, по причине разных дарований; в виде языков седших, в означение царского достоинства и почивания во святых; ибо и Херувимы суть Божий престол. Является в горнице (если только не почтут меня пытливым чрез меру) в означение восхождения и возношения от земли тех, которые примут Духа; ибо и водами Божьими покрываются какие-то превыспренния (горницы), которыми песнославится Бог (Пс.103:3). И Сам Иисус посвящаемых в высшее служение приобщает таинству в горнице, показывая тем, что нужно и Богу снисходить к нам (как, сколько известно, и снисходил к Моисею), и нам восходить к Нему, и что, таким образом, при срастворении достоинства, должно происходить общение Бога с человеками. Доколе же пребывают они в собственном достоинстве, Бог в достоинстве высоты, а человек – низости, дотоле благость несоединима, человеколюбие несообщимо, и посреди великая и непроходимая пропасть, которая отделяет не богатого только от Лазаря и от вожделенных недр Авраамовых, но сотворенное и преходящее естество от несотворенного и постоянного.

Дух Святой проповедан был пророками, например, в следующих местах: Дух Господень на мне (Ис.61:1): и почиют на нем седмь духов (Ис.11:1); и сниде Дух от Господа и настави их (Ис.63:14). Дух ведения наполни Веселеила, строителя скинии (Исх.31:3). Дух бывает разгневан (Исх.63:10); Дух взя Илию на колеснице, и сугубый испрошен Елисеем (4Цар.2:9,15); Дух благий и владычний наставляет и утверждает Давида (Пс.142:10; 50:14). Святой Дух обетован сперва Иоилем, который говорит: и будет в последния дни, излию от Духа Моего на всяку плоть, то есть верующую, на сынов ваших и на дщерей ваших и т. д. (Иоил.2:28; Деян.2:17), а впоследствии Иисусом, Который Сам прославляет Духа и прославляется Духом, так же, как прославляет Отца и прославляется Отцом. И какое щедрое обетование! Дух вечно сопребывает и ныне с достойными во временной жизни и после с удостоившимися тамошних благ, если всецело сохраним Его доброю жизнью, а не будем удалять от себя в такой же мере, в какой грешим.

Сей Дух созидает с Сыном в творении и воскресении, в чем да уверит тебя сказанное: словом Господним небеса утвердишася, и Духом уст Его вся сила их (Пс.32:6); Дух, сотворивый мя, дыхание же Вседержителево научающее мя (Иов.33:4); и еще: послеши Духа Твоего, и созиждутся и обновиши лице земли (Пс.103:30). Он созидает в духовном возрождении, в чем да уверит тебя сказанное, что никто не может видети или получить царствие, аще кто не родится свыше Духом (Ин.3:3,5), и от первого рождения, которое есть тайна ночи, не очистится дневным и светлым воссозданием (Пс.138:16), каким воссозидается каждый в отдельности.

Сей Дух, как премудрый и человеколюбивый, поемлет ли пастыря, – творит его псалмопевцем, отгоняющим злых духов, и указует в нем царя Израилю. Поемлет ли пастыря овец, ягодичия обирающаго, – делает его пророком (Ам.7:14). Припомни Давида и Амоса! Поемлет ли остроумного отрока, – еще прежде совершенного возраста делает его судиею старейшин. Свидетель Даниил, победивший львов во рве. Обретет ли рыбарей, – уловляет в Христову мрежу целый мир объемлющих сетью слова. Возьми в пример Петра и Андрея и сынов громовых, возгремевших о духовном. Обретет ли мытарей, – приобретает в ученики, и творит купцами душ. Свидетель Матфей, вчера мытарь, а ныне евангелист. Обретет ли пламенных гонителей, изменяет ревность, и Савлов делает Павлами, столько же ревнующими о благочестии, сколько нашел их ревнующими о зле.

Он вместе и Дух кротости, и гневается на согрешающих. Итак, изведаем Его кротость, а не гнев, исповедуя Его достоинство и бегая хулы, не пожелаем увидеть Его без помилования гневающимся. Он и меня ныне делает дерзновенным пред вами проповедником. И если ничего не постражду, благодарение Богу! А если и постражду, также благодарение Богу! Первое желательно, да пощадит ненавидящих нас, второе, да освятит меня, в награду за священнодействие Евангелия, приемлющего то, чтобы совершиться кровью.

Апостолы стали говорить на чужих языках, а не на отечественном, и, что особенно чудно, стали говорить не учившись. Это знамение для неверных, а не для верующих, и оно долженствовало послужить к обвинению неверных, как написано: иными языки, и устны иными, возглаголю людем сим, и ни тако послушают Мене, глаголет Господь (1Кор.14:21; Ис.28:11). Слышаху же (Деян.2:6). Остановись здесь ненадолго и подумай, как разделить речь. Ибо в речении есть обоюдность, устраняемая знаком препинания. Так ли слышали, каждый на своем наречии, что, так сказать, глас исходил один, а слышны были многие гласы, по причине такого сотрясения в воздухе, или, яснее скажу, из одного гласа происходили многие? Или, остановившись на слове: слышаху слова: глаголющих своими гласами, отнести должно к последующему, чтобы вышел смысл: произносящих гласы, которые были свои для слушающих, а сие значит, гласы иноязычные. С последним я более согласен; потому что первое было бы чудом, которое относилось бы более к слушающим, нежели к говорящим, а последнее относится прямо к говорящим, которых и укоряют, что они пьяны, из чего видно, что по действию Духа сами они чудодействовали в произнесении гласов.

Правда, достохвально было и древнее разделение гласов, когда строили столп злонамеренно и безбожно единогласные (на что и ныне дерзают некоторые); ибо единомыслие, нарушенное различием гласов, разрушило и предприятие. Но гораздо достохвальнее разделение, совершенное чудесно ныне; ибо от единого Духа излившись на многих, опять возводится к единому согласию. И есть различие дарований, требующее нового дарования, чтобы уметь отличить превосходнейшие из них, потому что все имеют нечто похвальное. Можно бы назвать прекрасным и то разделение, о котором говорит Давид: потопи Господи, и раздели языки их (Пс.54:10). За что же? За то, что возлюбили вся глаголы потопные, язык льстив (Пс.51:6). Почти явно обличает здесь Давид те языки, которые рассекают Божество. Но о сем довольно.

Поелику же языки вещали живущим в Иерусалиме благоговейным иудеям, парфянам, мидянам, еламитам, египтянам, критянам, жителям Ливии, Аравии, Месопотамии и моим каппадокийцам и от всего языка, иже под небесем. Иудеям (если кому угодно так представить), собранным во Иерусалиме, то достоин внимания вопрос: какие это были иудеи и которого пленения? Ибо пленение Египетское и Вавилонское было временное и давно окончилось возвращением плененных; пленения же Римского еще не было, а имело оно только быть, в наказание за дерзость против Спасителя. Остается разуметь пленение, бывшее при Антиохе и случившееся незадолго до сих времен. Если кто не соглашается на такое толкование, как на неестественное (потому что пленение сие не древнее и иудеи рассеяны в оном не по многим странам вселенной), но ищет толкования более вероятного; то, может быть, лучше принять следующее. поелику народ иудейский, как повествуется у Ездры, многократно и многими был переселяем; то иные племена возвратились в отечество, а другие остались в пленении, и, вероятно, некоторые из сих последних, рассеянных по многим народам, пришли тогда в Иерусалим и были участниками чуда. Такое исследование предложил я для любознательных: и, может быть, оно не будет излишним. И что ни предложил бы кто приличное настоящему дню, все будет приобретением и для нас. Но время уже мне распустить собрание, ибо беседа моя довольно продолжительна. А торжества никогда не должно прекращать, всегда же надобно праздновать, ныне даже и телесно, а впоследствии и скоро совершенно духовно, когда чище и яснее узнаем и сему основания в самом Слове и Боге и Господе нашем Иисусе Христе – истинном празднике и радовании спасаемых, с Которым да будет слава и честование Отцу со Святым Духом, ныне и во веки веков. Аминь.

Слово о любви к бедным¹⁷

Братие и соучастники бедности (ибо все мы бедны и имеем нужду в благодати Божией, хотя и кажется один превосходнее другого, когда измеряем людей малыми мерами). Примите слово о любви к бедным, не с бедным, но с щедролюбивым расположением духа, да наследуете богатство Царствия. А вместе помолитесь, чтобы и я мог предложить вам богатое слово, мог напитать им ваши души и раздробить алчущим хлеб (Исх.58:7) духовный, или, подобно древнему Моисею, низводя, как дождь, пищу с неба (Исх.16:4) и подавая хлеб ангельский (Пс.77:25), или насыщая немногими хлебами в пустыне многие тысячи, как после Иисус – истинный хлеб (Ин.6:32) и истинной жизни виновник.

Нелегко найти превосходнейшую из добродетелей и отдать ей первенство и преимущество, подобно как и на лугу многоцветном и благовонном не вдруг можно выбрать прекраснейший и благовоннейший из цветов, когда то тот, то другой привлекает к себе обоняние и взор, и прежде всех заставляет сорвать себя… Но если, по учению Павла и самого Христа, первою и важнейшею заповедью должно почитать любовь, как сокращение закона и пророков (Мф.22:37–40; 1Кор.13:13); превосходнейшую часть ее должна составлять, как я нахожу, любовь к бедным, жалость и сострадательность к тем, которые одного с нами рода… А особенно должны мы быть сострадательны к зараженным проказою, которые, по грозному приговору, изреченному на некоторых людей в Св. Писании, изъедены даже до плоти, костей и мозгов (Иов.33:21), и которым изменило это многобедственное, уничиженное и вероломное тело… На них надобно смотреть так: другие жалки только по своей бедности, от которой, быть может, освободит их или труд, или друг, или родственник, или перемена обстоятельств, а сих несчастных и бедность угнетает нисколько не меньше, чем тех, или еще и больше; так как они, лишась телесных членов, лишаются вместе и способов трудиться и помогать себе в своих нуждах и притом всегда более страшатся усугубления болезни, нежели сколько надеются выздоровления, так что и надежда, это единственное врачевство для несчастных, почти оставляет их без помощи. Но к бедности у них присоединяется и другое зло – болезнь, зло ужаснейшее и тягостнейшее, которое у людей необразованных всего скорее попадает на язык, когда они клянут. С сим связано еще третье зло: многие не хотят к ним подойти, не хотят посмотреть на них, бегут от них, гнушаются ими, как чем-то омерзительным; и это зло, чтоб видеть себя ненавидимыми за одно только то, что подверглись несчастью, для них тяжелее самой болезни. Я не могу без слез смотреть на их страдания и при одном воспоминании об оных возмущаюсь духом. Имейте и вы такие же чувствования, дабы слезами избавиться от слез. И я не сомневаюсь, что действительно так чувствуют те из предстоящих здесь, кои, любят Христа и любят бедных, и имеют Богу свойственное и от Бога дарованное им милосердие.

Вы сами свидетели их страдания. Пред вашими глазами поразительное и плачевное зрелище, которому едва ли кто поверит, кроме очевидцев. Люди живые мертвецы, у которых конечности большей части телесных членов отгнили; люди, которых нельзя почти узнать, кто они были прежде и откуда, или лучше, несчастные останки живших некогда людей, которые, чтобы дать знать о себе, сказывают о своих отцах, матерях, братьях и местах жительства: «Я сын такого-то отца, мать у меня такая-то, имя мое такое-то, да и ты некогда был мне друг и знакомый». Это говорят они потому, что они не имеют уже прежнего вида, по которому бы можно было узнать их. Это люди обсеченные, у которых нет ни имущества, ни родства, ни друзей, ни даже тела; люди, которые одни из всех и жалеют о себе и вместе ненавидят себя; которые не знают, о чем больше плакать – о тех ли частях тела, коих уже нет, или об оставшихся; о тех ли, которые преждевременно истребила болезнь, или о тех, которые еще сберегаются на жертву болезни: ибо те несчастно погибли, а сии уцелели для большего несчастия; те сотлели прежде гроба, а сии некому и в гроб положить. Потому что и самый добрый и мягкосердечный человек бывает крайне нечувствителен к бедствиям сих страдальцев. Здесь только мы позабываем, что мы сами плоть и облечены уничиженным телом (Флп.3:21); и так мало в нас раденья об этих сродниках наших, что мы почитаем даже необходимым для безопасности нашего тела удаляться от них. Иной подходит к залежавшемуся и, может быть, уже смердящему трупу, носит вонючие тела бессловесных животных и, валяясь в тине, не гнушается этим: а от сих несчастных, сколько есть сил, бежим прочь и – какое бесчеловечие – негодуем почти и на то, что дышим одним с ними воздухом.

Кто нежнее отца? Кто сердобольнее матери? Но для сих отверженных заперто и родительское сердце. И отец своего собственного сына, которого родил, которого воспитал, в котором одном чаял иметь око своей жизни, за которого так много и так часто молился Богу, сего самого сына хотя оплакивает, но гонит от себя, – оплакивает от сердца, гонит по неволе. А мать, вспоминая муки рождения, с разрывающимся сердцем испускает жалостнейшие вопли и вслух всех рыдает над живым, как над мертвым, говоря: «Несчастное чадо злополучной матери, отнимаемое у меня лютою болезнью, чадо жалости достойное, чадо мое милое, которого и узнать не могу, чадо мое, которое воспитала я для утесов, гор и пустынь! Со зверями будет жизнь твоя, горный камень – кров твой и только благочестивейшие из людей обратят на тебя взоры». Зачем, вопиет она, подобно Иову (Иов.3:11,12), сим болезненным гласом: «Зачем ты образовался во утробе матери? Зачем, вышедши из чрева, не погиб в тоже мгновение, так чтоб смерть сочеталась с рождением? Зачем ты не умер преждевременно, пока не вкусил еще зол жизни? Зачем тебя приняли на колени, и на что было тебе сосать грудь, когда ожидала тебя жизнь горькая, жизнь, ужаснейшая смерти?» Выговаривая это, проливает она источники слез, и хотела бы несчастная заключить в объятия свое детище, боится плоти его, как неприятеля!

А в народе поднимаются повсюду ропот и гонение не против злодеев, но против несчастных. Иной живет вместе с убийцею, с прелюбодеем делит не только жилище, но и трапезу, святотатца принимает к себе в сожители, с недоброжелателями своими ведет дружбу; а от страдальцев, ничем его не огорчивших, отвращается, как от преступников. Так пороку отдается преимущество пред болезнью! Бесчеловечие мы уважаем, как дело благородное, а сострадание презираем, как нечто постыдное. Их гонят из городов, гонят из домов, с площади, с дорог, из бесед, из народных собраний, пиров, и – о, горькая участь! – Их отгоняют и от самой воды. Для них не текут источники, напаяющие всех других; невероятным почитают даже то, чтобы и реки не могли от них заразиться. А что всего страннее, тех, коих как нечистых отгоняем от себя, тех самых, как не причиняющих нам никакого убытка, заставляем опять возвращаться к нам, потому что не даем им ни жилища, ни нужной пищи, ни врачевства для ран, ни одежды, которою могли бы мы прикрыть, по нашим силам, их недуг. Потому-то они и скитаются день и ночь обнищавшее, нагие, бесприютные, показывая пораженное недугом тело, пересказывая старую жизнь свою, призывая с воплем Создателя, помогая друг другу употреблением членов, которых у другого нет, слагая жалобные песни, чтобы выпросить кусочек хлеба, или малейшую часть чего-нибудь вареного, или какое-нибудь разодранное рубище для прикрытия себя от стыда, или для облегчения боли от ран. И не тот уже в глазах их человеколюбив, кто достаточно подает им нужное, но всякий, кто не с суровостью отсылает их прочь. Многие же из них, преодолевая и стыд, не бегут от торжественных собраний; гонимые крайнею нуждою, вторгаются сюда, в сии всенародные и священные собрания, которые мы учредили для уврачевания душ, и в которые стекаемся или для воспоминании какого-нибудь таинства, или для прославления свидетелей истины, дабы, чествуя их подвиги, научиться подражать и их благочестию. А они, хотя и стыдятся, как несчастливцы и как человеки, лица человеческого и лучше хотели бы скрываться в горах, утесах, лесах, или, наконец, в ночи и мраке; однако, втесняются в средину народа – жалкое бремя и слез достойное! – Которое, впрочем, может быть послано к нам и не без цели, именно с тою целью, чтобы напомнить нам о нашей немощи и убедить нас не прилепляться ни к чему настоящему и видимому, как бы к постоянному. – Втесняются же одни из них, желая услышать голос человеческий; другие, чтобы взглянуть на людей; иные, чтобы у роскошных богачей собрать хотя скудное подаяние для поддержания жизни, все же, чтобы обнаружить свою скорбь и тем, хотя несколько, облегчить себя. Кто не сокрушится, внимая их стонам, сливающимся в одну жалобную песнь? Какое ухо может переносить сии звуки? Какое око может спокойно смотреть на это зрелище? Вот некоторые из них лежат одни подле других, – не на радость совокупленные недугом в одно сообщество, где каждый носит на себе следы какого-нибудь особенного бедствия, и все сии бедствия слагаются в одно общее горе, так что каждый своими страданиями усугубляет страдания других, и все жалки по своим болезням, а еще жалче по состраданию друг к другу. Их окружает толпа зрителей, даже и соболезнующих, но на краткое время. А там другие влачатся у ног человеческих; их преследует и солнечный зной, и пыль, а иногда и жестокие морозы, дожди и бури, их стали бы и попирать ногами, если бы одно прикосновение к ним не почитали гнусным. На священные песнопения внутри храма они ответствуют стонами и воплями прошений, и таинственным молитвословиям служат отголоском горения рыдания. Но для чего описывать мне все их бедствия пред людьми, собравшимися для торжества? Если бы с точностью изобразил я всю эту печальную картину, то, может быть, возбудил бы плач и рыдания, и празднество превратилось бы в сетование, Потому только я и говорю о сем, что доселе еще не могу убедить вас, что иногда бывает и печаль предпочтительнее радости, и сетование полезнее празднования, и достохвальные слезы лучше недоброго смеха…

Что же мы? Мы, наследовавшие сие великое и новое имя, чтобы называться по Христе народом святым, царственным, священством, людьми, усвоенными Богу и избранными (1Пет.2:9), ревнителями добрых и спасительных дел (Тит.2:14), учениками кроткого и человеколюбивого Христа, понесшего наши немощи, унизившего Себя до нашей бренности, нас ради обнищавшего (2Кор.8:9), нисшедшего в эту плоть и земную храмину, и претерпевшего за нас скорби и болезни, дабы мы обогатились наследием Божества? Что ж мы, имеющие столь высокий образец благоутробия и сострадания? Как будем думать о них и что сделаем? Презрим ли их? Пробежим мимо? Оставим их, как мертвецов, как гнусные страшилища, как самых злых зверей и пресмыкающихся? – Нет, братие. Не тому учит нас овец Своих добрый Пастырь (Ин.10:11) Христос, Который обращает заблудшее, взыскует погибшее и укрепляет немощное (Иез.34:16); не то внушает и природа человеческая, которая вложила в нас закон сострадания, и чувством немощи, общей нам со всеми, научается благочестию и человеколюбию. Ужели они будут томиться под открытым небом, а мы станем жить в великолепных домах, расцвеченных всякого рода камнями, блещущих золотом и серебром, где узорчатая мозаика и разнообразная живопись прельщают и приманивают взоры? Да еще в одних будем жить, а другие строить? И для кого? Быть может, не для наследников наших, а для людей посторонних и чужих и притом, может быть, для таких людей, которые не только не любят нас, но еще, что всего хуже, исполнены вражды к нам и зависти. Они будут трястись от стужи в ветхих и разодранных рубищах, а, может быть, еще и тех иметь не будут, а мы будем нежить себя, покрываясь мягкою и пышною одеждой, воздушными тканями из тонкого льна и шелка, и между тем как одними уборами будем не столько украшать себя, сколько обезображивать (ибо все излишнее и щегольское я почитаю безобразием), другие наряды, – бесполезная и безумная забота, добыча моли и все поедающего времени, – будут лежать у нас в кладовых? Они будут нуждаться, о, пагубная моя роскошь! О, бедственное их томление! Будут нуждаться и в необходимой пище; будут в изнеможении голодные валяться у ворот наших, не имея даже столько сил в теле своем, чтобы просить, не имея голоса, чтобы рыдать, рук, чтобы простирать их для приведения нас в жалость, ног чтобы подойти к богатым, не имея столько дыхания, чтобы с большим напряжением простонать жалобную песнь, почитая лишение зрения, это самое тяжкое зло, очень легким и еще благодаря то, что не видят своих язв. Таково их состояние. А мы, роскошно одетые, будем с важностью возлежать на высоких и пышных ложах, покрытых дорогими коврами, до которых другой не смей и дотронуться, оскорбляясь и тем, если только услышим умоляющий голос их? Нам нужно, чтобы пол у нас усыпаем был часто, и даже безвременно, благоухающими цветами, а стол орошен был самым дорогим и благовонным миром, для большего раздражения нашей неги; нужно, чтобы юные слуги предстояли пред нами – одни в красивом порядке и строю, с распущенными, как у женщин волосами, искусно подстриженными так, чтобы на лице не видно было ни одного волоска, в таком убранстве, какого не потребовали бы самые прихотливые глаза; другие – со стаканами в руках, едва дотрагиваясь до них концами пальцев и поднося их, как можно, ловчее и осторожнее; иные, держа опахала над головами нашими, производили бы искусственный ветерок и этим, руками навеваемым, зефиром прохлаждали бы жар утучненного нашего тела. Нужно кроме того, чтобы все стихии: и воздух, и земля, и вода в обилии доставляли нам дары свои, и стол наш весь был уставлен и обременен мясными яствами и прочими хитрыми выдумками поваров и пекарей; чтобы все они наперерыв старались о том, как бы больше угодить жадному и неблагодарному нашему чреву, сему тяжкому бремени, виновнику зол, сему никогда ненасытимому и самому неверному зверю, которому вместе с потребляемыми им яствами вскоре надобно будет истлеть (1Кор.6:13). Для них много значит утолить жажду и водою; а у нас пенится в чашах вино: пей до упоения, даже до бесчувствия, если кто невоздержен! Да еще одно из вин отошлем назад, другое похвалим за его запах и цвет, о третьем начнем с важностью рассуждать, и беда, если кроме своего отечественного не будет у нас какого-нибудь иностранного вина, как иноземного завоевателя! Ибо нам непременно должно вести жизнь роскошную и превышающую нужды, или по крайней мере славиться такою жизнью, как будто стыдно нам, если не будут почитать нас порочными людьми и рабами чрева и того, что еще хуже чрева!

Что это такое, други и братие? Для чего и мы носим в себе болезнь, болезнь душевную, которая гораздо тягостнее телесной? Ибо та, как известно, приходит не по воле нашей, а сия приходит от нашего произволения; та оканчивается с настоящею жизнью, а сия переходит с нами и в другую жизнь, в которую мы отселе преставляемся; о той жалеют, по крайней мере, здравомыслящие, а эту ненавидят. Для чего не спешим, пока еще есть время, помогать сродникам нашим по естеству? Для чего, будучи сами плоть, не покрываем безобразия плоти? Для чего предаемся неге, видя бедствия наших братьев?..

Ужели, наконец, мы не очувствуемся? Не отвергнем жестокосердая, или – о чем желал бы и не говорить – низкой скупости? Не подумаем об участи человеческой? Ужели не обратим себе во благо несчастия других?..

Итак, последуем Слову, взыщем небесного покоя, отвергнем обилие земное; воспользуемся только тем, что есть в нем доброго: искупим души свои милостынями (Дан.4:24), дадим от имений своих бедным, дабы стяжать богатство небесное… Воздай что-нибудь Богу в благодарность за то, что ты принадлежишь не к числу имеющих нужду в благодеяниях, а к числу тех, кои могут оказывать благодеяния, что не ты смотришь в чужие руки, а другие в твои. Обогати себя не только имуществом, но и благочестием, не только золотом, но и добродетелью, или лучше, только ею одною. Заслужи предпочтение пред ближним твоим тем, что ты его благотворительнее. Будь для несчастного богом, подражая милосердию Божию. – Ибо ничто столько не уподобляет человека Богу, как благотворение, хотя Бог несравненно больше благодетельствует, а человек меньше, сообразно со своими силами… Если можешь оказывать высшие благодеяния, приносящие пользу душе (поелику Бог наделит тебя и сим богатством, ежели только пожелаешь того), не откажись и этим послужить нуждающемуся, или лучше, таковые-то благодеяния прежде всего и паче всего и оказывай просящему тебя, даже не ожидая его прошения, весь день милуя и взаим дая (Пс.36:26) слово, и неопустительно взыскивая долг с лихвою, то есть с умножением назидания в пользовавшемся оным, лихвою, которую всегда прилагает к принятому слову тот, кто мало-помалу приумножает в себе семена благочестия. Если же ты этим не можешь служить ближнему, то оказывай ему хоть меньшие благодеяния, занимающие второе место и не превышающие силы твоей. Помоги ему, доставь пищу, подай рубище, принеси лекарство, перевяжи раны, расспроси о бедственном его положении, поговори о терпении; осмелься, подойди. Ты не унизишь себя этим: болезнь не пристанет к тебе, хотя и думают так люди слишком изнеженные, обольщенные пустыми предубеждениями, или лучше сказать, хотя и стараются сим предлогом оправдать свою либо трусость, либо отвращение от благочестия, прибегая к боязливости, как будто к чему важному и мудрому. Касательно сего могут успокоить тебя и здравые рассуждения, и врачи, и живущие в одном с больными доме их прислужники, из коих ни один еще, обращаясь с ними, не подвергался опасности. Но если бы и возбуждало такое сообщение страх и сомнения, ты, раб Христов боголюбивый и человеколюбивый, не будь побежден низким малодушием! Дерзай верою, победи боязнь состраданием, изнеженность – страхом Божиим, расчеты – благочестием. Не призри брата твоего, не пробеги мимо его, не гнушайся им, как нечистотой, как заразою, как чем-то отвратительным и отверженным. Это твой член, хотя и покривило его несчастье. Тебе оставлен есть нищий (Пс.9:35), как самому Богу, хотя ты и слишком надменно (может быть, хоть сими словами приведу тебя в стыд) проходишь мимо его. Тебе предлагается случай доказать свое человеколюбие, хотя и отвращает тебя враг от собственного твоего счастья.

Вразумись чужими бедами. Дай хотя самую малость бедному: и то не будет малостью для того, кто во всем нуждается, и для самого Бога, если подаяние будет по силе. Вместо великого дара принеси усердие. Ничего не имеешь? Утешь слезою. Великое врачевство злополучному, когда кто от души пожалеет о нем; несчастье много облегчается искренним соболезнованием. Ты, человек, не должен считать человека хуже животного, которое закон велит тебе поднять, когда оно упадает в ров, или привести к хозяину, когда заблудится (Исх.23:4–5; Втор.22:4) … Если мы обязаны и к бессловесным быть милостивыми, то сколь же велика должна быть любовь наша к тем, кои одного с нами рода и достоинства? Так учат нас и разум, и закон, и справедливейшие из людей, которые полагают, что лучше благотворить, нежели принимать благодеяния, и что милость дороже корысти…

Не думаешь ли ты, что человеколюбие есть для тебя не необходимость, а дело произвола, не закон, а совет? Я и сам весьма желал бы так думать; но меня устрашают: левая сторона и козлища, и укоризны, кои услышат они от Поставившего их ошуюю. Они осуждены будут не за грабительство, не за святотатство, не за прелюбодеяние, или другие грехи, запрещенные законом, а за то, что не послужили Христу в лице бедных.

Итак, ежели вы рабы и братие и сонаследники Христа, сколько-нибудь имеете ко мне послушания, то доколе еще есть время посетим Христа, послужим Христу, напитаем Христа, оденем Христа, примем Христа, почтим Христа не только трапезою, как некоторые; не мастьми благовонными, как Мария; не гробом только, как Иосиф Аримафейский; не веществами нужными при погребении, как Никодим, в половину только показавший любовь свою ко Христу; не златом, ливаном и смирною, как еще прежде волхвы; но поелику Владыка всяческих милости хощет, а не жертвы (Мф.9:13), и милосердие дороже тем тучных агнцев (Дан.3:40), то сие-то милосердие и принесем Ему в лице бедных и долу влачащихся ныне, дабы тогда, как мы отъидем отселе, они приняли нас в вечныя кровы (Лк.16:9), в самом Христе, Господе нашем, Которому слава во веки, аминь.

Слово о мире, говоренное в присутствии отца, после предшествовавшего молчания, по случаю воссоединения монашествующих¹⁸

Ревность разрешает язык мой и я оставляю без исполнения закон человеческий для закона духовного: дарю миру слово, хотя прежде ни за что не соглашался приступить к слову. Ибо как скоро возмутились против нас члены, великое и честное Тело Христово начало разделяться и рассекаться; тогда положих хранило устом (Пс.38:2), и в других случаях несловоохотный, рассуждая, что духовный порядок требует сперва очистить себя самого деятельным любомудрием, потом, отверзши уста разума, привлечь дух (Пс.118:131), а после уже отрыгнуть слово благо (Пс.44:22) и глаголать премудрость Божию, совершенную в совершенных (1Кор.2:6). Притом как есть время всякой вещи малой и великой, по-справедливому и весьма разумному изречению Соломона (Еккл.3:1), так и я не менее всякого другого знал время говорить и молчать. Посему онемех и смирихся (Пс.38:3), когда вблизи меня не стало ничего доброго, как будто облако набежало на сердце мое и сокрыло луч слова, а болезнь моя обновлялась днем и ночью; все возжигало ее во мне, все напоминало о разъединении братии…

Так было прежде!

Но теперь, когда отбежали от нас болезнь, печаль и воздыхание, когда мы чтители Единого стали едино, мы чтители Троицы, так сказать, срослись между собою, стали единодушны и равночестны; мы чтители Слова оставили бессловесие, мы чтители Духа горим ревностью не друг против друга, но за одно друг с другом; мы чтители Истины одно мудрствуем и одно говорим; мы чтители Мудрости стали благоразумны, чтители Того, Кто – Свет, Путь, Дверь, яко во дни благоразумно ходим, все идем прямым путем, все внутри двора; чтители Агнца и Пастыря сделались кроткими и принадлежим уже к тому же стаду и единому пастырю… Тогда и я, вместе с прошедшими скорбями, отлагаю молчание и приношу настоящему времени и вам, или паче Богу, слово, самую приличную благодарственную жертву, дар, который чище злата, дороже драгоценных камней, ценнее тканей, святее жертвы подзаконной, святее начатка первородных, угоден Богу паче тельца юного, паче курения, паче всесожжения, паче многих тысяч тучных овнов. Сие приношу Богу, сие посвящаю Ему, что одно и оставил я у себя, чем одним и богат я; потому что от прочего отказался из повиновения заповеди и Духу; все, что я ни имел, променял на драгоценную жемчужину, сделался (или, лучше сказать, желаю сделаться) тем счастливым купцем, который за малое, несомненно тленное, купил великое и нетленное (Мф.13:45–46); но удерживаю за собою одно слово, как служитель Слова, и добровольно никогда не пренебрегу сего стяжания, но ценю, люблю его и веселюсь о нем более, нежели о всем том в совокупности, что радует большую часть людей: делаю его сообщником всей жизни, добрым советником, собеседником и вождем на пути к горнему и усердным сподвижником. И так как презираю все дольнее, то вся моя любовь после Бога обращена к слову, или, лучше сказать, к Богу, потому что и слово ведет к Богу, когда оно соединяется с разумением, которым одним Бог истинно приемлется, и сохраняется, и возрастает в нас… Чрез слово я обуздываю порывы гнева, им усыпляю иссушающую зависть, им успокаиваю печаль, оковывающую сердце, им уцеломудриваю сластолюбие, им полагаю меру ненависти, но не дружбе (ибо ненависть должно умерять, а дружбе не должно знать пределов). Слово в изобилии делает меня скромным и в бедности великодушным; оно побуждает меня идти с идущими твердо, простирать руку помощи падающему, сострадать немощному и сорадоваться возмогающему. С ним равны для меня и отечество и чуждая страна, и переселение для меня не более, как переход с одного чужого места на другое не мое. Слово для меня разделяет миры, и от одного удаляет, к другому приводит. Словом и ныне встречаю друзей своих и братьев, и предлагаю трапезу словесную и чашу духовную и всегдашнюю, а не такие, какими земная трапеза льстит чреву, которое не может быть исправлено, но упразднится (1Кор.6:13). Молчах, еда и всегда умолчу (Ис.42:14)? Терпех яко рождающая, ужели и всегда буду терпеть? Молчание Захарии разрешил родившийся Иоанн (ибо неприлично было молчать отцу гласа, когда глас уже происшел; но как неверие гласу связало язык, так явление гласа должно было разрешить отца, которому и благовествован и родился сей глас и светильник, предтеча Слова и Света); а мне разрешает язык и возвышает глас, как глас трубы, сие благодетельное событие, сие прекрасное зрелище, какое представляют чада Божии, прежде расточенные, а ныне собранные воедино, покоящиеся под одними и теми же крылами, в единомыслии идущие в дом Божий и соединенные между собою единым союзом добродетели и Духа…

Но поелику вы овладели теперь и мною и словом не без насилия, но не по неволе, а по любви, то буду вещать (хотя едва могу), потому что вы так повелеваете, и произнесу слова благодарения и вразумления.

Благодарение мое таково: Кто возглаголет силы Господни? Кто во услышание всех возвестит всю хвалу (Пс.105:2)? Теперь обоя едино, и средостение ограды разорено (Еф.2:14). Ты соделал, что мы перестали быть притчею во языцех, предметом покивания главою в людех (Пс.43:15). Ты дал нам столько потерпеть зла, сколько нужно было, чтобы во время разделения познали мы благо мира, и, поразив скорбью, опять восстановил нас. Чудное врачевание! Ты враждою научил миру скоро возненавидевших вражду; противным устроил противное и столько разлучил нас, что мы тем с большею охотою устремились друг к другу. Рука уже не презирает ока и око – руки; глава не восстает против ног и ноги не чуждаются главы (1Кор.12:21) и не вредят, или лучше сказать, не терпят вреда от беспорядка и безначалия, от которого и во всем происходит замешательство и разрушение; но все члены, по естественному чину и закону, которым все между собою соединено и сохраняется, равно заботятся друг о друге – и мы составляем теперь едино тело и един дух, якоже и звани быхом в едином уповании звания (Еф.4:4)…

Но мне уже время присовокупить к благодарению и увещание, которое предложу также, сколько можно, короче; потому что вы большею частью вразумлены уже самыми событиями, и для наученных опытом не нужны продолжительные поучения.

Во-первых, не надлежало нам, братие, разделяться и тем губить свое древнее достоинство и украшение, по которому наше малое стадо, хотя и нельзя ставить его на ряду с многочисленными паствами, однако же равнял я с самыми великими и обширными, даже предпочитал некоторым по силе Духа. Так было прежде: каждая паства имела свое меньшее или большее украшение; отличительным свойством нашей паствы была непоколебимость и безмятежие, а потому часто называли ее ковчегом Ноевым за то, что одна спасалась от всемирного потопления и хранит в себе семена благочестия. Даже, когда обличилось, что и мы люди, когда мы не избегли совершенно зависти лукавого, не устояли против болезни все заражающей, но понесли свою долю в общем несчастье и не соблюли до конца прекрасного и отеческого наследия, то есть – блага единомыслия: и в сем случае имели мы немалое преимущество пред другими (если только, уповая на Христа, можно нам похвалиться чем-нибудь и при самой вражде нашей), то преимущество, что последние подверглись злу и первые исправились… поелику же для прочности мира недостаточно одной поспешности в примирении, если оно не будет подкреплено разумом, и разуму не будет способником сам Бог, от Которого всякое добро получает начало и приходит в совершенство; то молитвою и размышлением постараемся утвердить в силе наше примирение.

Помыслим, во-первых, о превосходнейшем и высочайшем из всего сущего – Боге (если только не найдет кто приличнейшим поставить Его и выше сущности (ἑσία), или в Нем заключить все бытие, так как от Него сообщается бытие и прочему); помыслим, во-вторых, и о существах первых от Бога и окрест Бога, то есть об Ангельских и Небесных Силах, которые первые пьют от Первого Света, и просветляемые словом истины, сами суть свет и отблески Совершенного Света. Сим существам ничто так не свойственно, как мир и безмятежие. Ибо в Божестве нет несогласия, потому что нет и разъединения (так как разъединение есть следствие несогласия); но в Нем столько согласия и с Самим Собою и со вторичными существами, что наряду с другими, предпочтительно пред другими именами, какими угодно называться Богу, сие преимущественно стало Его именованием. Он называется миром (Еф.2:14), любовью (Ин.4:16) и подобными именами, внушая нам самыми наименованиями стремиться к стяжанию сих совершенств. А из ангелов тот, который дерзнул произвести возмущение и выше своего достоинства вознес выю против Господа Вседержителя, или, по пророческому слову, замыслил о престоле выше облаков (Ис.14:13–14), понес наказание, достойное высокоумия, осужден был, вместо света, тьмой, или справедливее сказать, сам стал тьмой. Между тем прочие пребывают в своем достоинстве, в котором главное составляет мир и безмятежие, потому что от Всехвальной и Святой Троицы, от Которой имеют они светозарность, получили и то, чтоб быть едино. Потому что и Троица есть и исповедуется Бог Единый не менее по согласию, как по тождеству сущности. Посему все те, которые любят благо мира, и, напротив того, ненавидят раздор и отвращаются его, близки к Богу и божественным духам; а те, которые братолюбивы нравом, ищут славы в нововведениях тщеславятся тем, чего бы надлежало стыдиться, принадлежат к противоположной стороне…

Итак, необходимость доброжелательства и согласия уже достаточно доказывается сим одним, т. е. подражанием Богу и существам Божественным; ибо на них только взирать и безопасно душе, созданной по образу Божию, дабы стремлением к божественному и посильным уподоблением в наибольшей мере сохранить ей свое благородство. Сверх сего, внимая гласу Божию, воззрим еще на небо горе и на землю низу (Ис.8:22) и вникнем в законы твари. Небо, земля, море, словом – весь сей мир, сия великая и преславная книга Божия, в которой открывается самым безмолвием проповедуемый Бог, сей мир доколе стоит твердо и в мире, с самим собою, не выступая из пределов своей природы, доколе в нем ни одно существо не восстает против другого и не разрывает тех уз любви, которыми все связал художник – Творческое Слово: дотоле соответствует своему названию и подлинно есть мир и красота несравненная, дотоле ничего нельзя представить себе славнее и величественнее его. Но с прекращением мира и мир перестанет быть миром. В самом деле, не примечаешь ли, что закон любви управляет небом, когда оно в стройном порядке сообщает воздуху свет и земле дожди? А земля и воздух не родительской ли любви подражают, когда дают всем животным – одна пищу, другой – возможность дышать и тем поддерживают жизнь их? Не миром ли управляются времена года, который, кротко между собою растворяясь, постепенно заступают одно место другого, и средними временами смягчают суровость крайних, служа тем вместе к удовольствию и к пользе? Что сказать о дне и ночи, которые уравниваются друг с другом, равномерно возрастая и убывая, из которых один призывает нас к делам, а другая к покою? Что сказать о солнце и луне, о красоте и множестве звезд, который стройно появляются и заходят? Что сказать о море и суше, которые, мирно между собою соединяясь, благосклонно и человеколюбиво передают друг другу человека, и богато и щедро расточают ему свои сокровища?.. Не буду говорить о том, что миром поддерживаются, а от несогласия приходят в расстройство города, царства, лики поющих, войска, дома, общества плывущих на одном корабле, супружества и дружеские союзы; остановлюсь на Израиле и, напомнив вам об его бедствиях, рассеянии и скитании, в каком находится он ныне и долго еще будет находиться (в чем верю пророчествам), спрошу потом вас о достоверно вам известной причине сих несчастий, дабы бедствия других научили нас единомыслию.

Не правда ли, что доколе израильтяне сохраняли мир между собою и Богом, мучимые в Египте, как в железной пещи, и соединяемые общим утеснением (иногда и утеснение служит спасительным врачевством), дотоле назывались они языком святым, частью Господнею и царским освящением (Исх.16:6; Втор.32:9)?.. Но когда впали они в болезнь, с яростью восстали друг на друга, разделились на многие части, будучи доведены до последней крайности крестом и своим упорством, с каким восстали против Бога и Спасителя нашего, не познав Бога в человеке; когда навлекли на себя жезл железный (Пс.2:9), которым Бог угрожал им издалеча (разумею господствующую ныне Державу и преобладающее царство); тогда что стало? Чего не потерпели они? Иеремия плачет о прежних их бедствиях и сетует о пленении Вавилонском; подлинно и то было достойно плача и сетования…. Но кто из умеющих слагать плачевные песни и вполне изобразить скорбь словом, достойно оплачет последний удар – переселение израильтян, ныне тяготеющее над ними иго рабства, всем известное под римским владычеством унижение, главнейшею виною которого было возмущение?.. Если же возмущение действительно так страшно и гибельно по своим последствиям, как видно из сказанного и как показывают многие другие примеры; то гораздо страшнее людям, которые освободились уже от мелочной привязчивости и вкусили благ мира, снова подвергнуться той же болезни, и, как говорится, возвратиться на свою блевотину, не вразумившись самым опытом, который поучителен и для несмысленных… Да не подумают, однако же, будто бы я утверждаю, что всяким миром надобно дорожить. Ибо знаю, что есть прекрасное разногласие и самое пагубное единомыслие; но должно любить добрый мир, имеющие добрую цель и соединяющий добрую цель и соединяющий с Богом… Гораздо лучше и полезнее, не отлагаясь от общего тела, как членам оного, исправлять друг друга и самим исправляться, нежели, преждевременно осудив своим отлучением и тем разрушив доверенность, потом повелительно требовать исправления, как свойственно властелинам, а не братьям. Познав сие, братья, обымем и облобызаем друг друга, будем искренно едино, будем подражать Разорившему средостение ограды и кровью Своею все собравшему и примирившему… И о, если бы никто не погиб, но все мы пребыли в едином духе, единодушно сподвизались за евангельскую веру, едино мудрствовали; вооружась щитом веры, препоясав чресла истиною, знали одну только брань, брань против лукавого и против воинствующих под его начальством; не боялись тех, которые могут убить тело, но не могут похитить души; боялись же Господа души и тела; сохраняли драгоценный залог, полученный нами от отцов, то есть покланялись Отцу, и Сыну, и Святому Духу, в Которых уверовали, с Которыми сочетались: и верили, что Три суть едино, едино же не ипостасью, но Божеством, Единица в Троице покланяемая, и Троица в Единице возглавляемая…

Так, братие, будем поступать и так вести себя, и разномыслящих, доколе можно, будем принимать и врачевать как язву истины; страждущих же неисцельно станем отвращаться, чтобы самим не заразиться их болезнью, прежде нежели сообщим им свое здравие. И Бог мира, всяк ум превосходящего, будет с нами, во Христе Иисусе, Господе нашем, Которому слава во веки веков. Аминь.

Слово прощальное, произнесенное во время прибытия в Константинополь ста пятидесяти епископов

Какими находите дела мои, вы, любезные пастыри и сопастыри? Каким представляется вам мое странствование? Какой находите плод от оного, или, лучше сказать, какой плод Духа, Которым всегда я был движим, и теперь подвигнут, не желая иметь, а может быть и не имея, ничего собственного? Я не стыжусь быть судимым; потому что и сам сужу отчасти, и с одинаковою любовью приемлю то и другое. Итак, что у меня за оправдание? Если оно ложно, обличите; если же справедливо, засвидетельствуйте вы, для которых и пред которыми мое слово. Некогда паства сия была мала и несовершенна, даже, судя по видимому, это была не паства, а малые следы или останки паствы; без порядка, без надзора, без точных пределов; она не имела ни свободной пажити, ни огражденного двора, скиталась в горах и вертепах и в пропастях земных (Евр.11:38), рассеянная и разбросанная там и здесь; всякий, кому как случилось, находил себе надзирателя и пастыря, промышлял о своем спасении. Нива сия была некогда мала и скудна, не походила на ниву не только Бога, Который благими семенами и учениями благочестия возделал и возделывает целый мир: но даже на ниву недостаточного и малоимущего бедняка. Это вовсе не была нива, не стоила может быть ни житниц, ни гумна, ни серпа; на ней не было ни копны, ни снопов, а разве малые и не зрелые рукояти, какие вырастают на кровлях; которыми не исполнить руки своей жняй, которые не призовут на себя благословения мимоходящих (Пс.128:6–8). Такова была наша нива, такова жатва! Такова была некогда паства сия, и такою сделалась ныне – столь благоустроенною и расширенною! Возведи окрест очи твои, и виждь, кто бы ты ни был ценитель слов моих! Виждь сплетенный венец славы. (Ис.28:1). Виждь собор пресвитеров, украшенных сединою и мудростью, благочиние диаконов, не далеких от того же Духа, скромность чтецов, любовь к учению в народе. Посмотри на мужей и на жен; все равночестны добродетелью; и из мужей – посмотри на любомудрых и на простых, – все умудрены в божественном – на начальников и на подчиненных, – здесь все прекрасно управляются; – на воинов и на благородных, на ученых и любителей учености, – все воинствуют для Бога, и кроткие в другом бранноносны за Духа, все чтут горный сонм, в который вводит не тихошественная буква, но Дух животворящий, все в подлинном смысле учены, все служители истинного слова. И из жен посмотри на живущих в супружестве, – они сопряжены более с Богом, нежели с плотью; посмотри на несвязанных супружеством и свободных, – они все посвятили Богу; – на юных и старых, – одни доблестно приближаются к старости, другие усиливаются пребыть бессмертными, обновляясь лучшими надеждами. Соплетающим сей-то венец содействовал и я несколько. Иный из них есть дело моих слов, не тех, которых я отринул, но тех, которых возлюбил, – слов весьма целомудренных. Иный из них есть порождение и плод моего духа, как может порождать дух отрешившихся от тела. И я очень уверен, что о сем засвидетельствуют признательные из вас, или что даже все вы засвидетельствуете. Ибо я трудился над тем, чтобы все приносили плод; и моя награда – одно исповедание; иного не ищу, и не искал; потому что добродетель должна быть бескорыстна, если хочет быть такою добродетелью, у которой в виду одно добро.

Хотите ли, чтобы я присовокупил нечто более отважное? Смотрите языки противников стали кротки и вооружавшиеся против Божества безмолвствуют предо мною. И это плоды Духа, и это плоды моего делания. Но может быть, по желанию вашему, должен я представить и учение самой веры, какая нами содержится. Начертание нашего учения – одно и оно кратко; это как бы надпись на столпе, вразумительная всякому, это – люди сии, искренние поклонники Троицы. Иной из них скорее разлучится с жизнью, нежели Единое из Трех отлучит от Божества; все они единомудренны, все держатся единого исповедания, одним учением соединены друг с другом, со мною и с Троицею. Таково, достопочтенные, оправдание моего здесь пребывания. Если оно заслуживает похвалу, благодарение Богу и вам, призвавшим меня! Если и не соответствует надеждам: и в сем случае благодарение! Ибо очень знаю, что оно не вовсе укоризненно, и верю вам, подтверждающим это. Покорыстовался ли я чем-нибудь от сего народа? Приумножил ли сколько-нибудь свою собственность, чему вижу примеры на многих? Огорчил ли чем-нибудь Церковь? Можете быть оскорбил я иных, которые думали, что понапрасну говорю, и которым противопоставил я свое слово. Но вас, сколько сознаю сам себя, ничем я не оскорблял. Ни вола не взял у вас, говорит великий Самуил, состязаясь с Израилем о царе, ни мзды за души ваши; свидетель есть Господь в вас (1Цар.12:5); не взял я ни того ни другого, продолжал он, и я не буду перечислять сего в подробности. Напротив того, соблюл я священство чистым и не скверным. Что же значат слова мои? Я не безмездный труженик добродетели, и не достиг еще до такого совершенства. Вознаградите меня за труды. Чем же? Не тем, о чем подумали бы некоторые, способные подозревать всякого; но тем, чего мне безопасно желать. Успокойте меня от долговременных трудов, уважьте сию седину, почтите мое странничество, и введите на мое место другого за вас гонимого, у кого руки чисты, у кого слово не неразумно, кто мог бы во всем вас удовольствовать и нести с вами церковные попечения; ибо настоящее время особенно требует таких пастырей. А у меня, видите, в каком состоянии и тело, истощенное временем, болезнью трудами. На что вам нужен старик робкий, ослабевший, умирающий, так сказать, ежедневно, не телом только, но и заботами, – старик, который и это с трудом выговариваю вам? Поверьте голосу учителя, так как никогда не отказывали ему в вере. Я устал, слушая обвинения моей кротости; устал, препираясь и с словом и с завистью, с врагами и со своими. Что скажете? Убедил ли и победил ли я вас сими словами? Или для убеждения вашего нужны выражения более твердые? Так, ради самой Троицы, Которую я чту, и вы чтите, ради общей нашей надежды, окажите мне эту милость – отпустите меня с молитвами. Пусть это будет возвещать о моих подвигах! Дайте мне увольнительное писание, как цари дают воинам, и, если угодно, с добрым свидетельством, чтобы иметь мне награду; а если нет, как хотите: я не воспрекословлю, пока не узрит Бог, каковы дела наши. «Кого же поставим вместо тебя?» – Узрит Господь Себе пастыря для начальствования, как узрел овча во всесожжение (Быт.28:8). Только сего одного требую, чтобы он был из числа возбуждающих зависть, а не сожаление, – из числа не всякому во всем уступающих, но умеющих в ином случае и воспротивиться для большего блага: ибо первое всего приятнее здесь, а второе всего полезнее там. И вы составьте слово на мое отшествие; а я воздам вам за сие сим прощальным словом: «Прости, Анастасия, получившая от благочестия наименование; ибо ты воскресила нам учение, дотоле презираемое! Прости, место общей победы, Силом, в котором с начала водрузили мы скинию, сорок лет носимую и блуждавшую по пустыне! Прости, великий и славный храм, новое наследие, храм, получивший настоящее величие от Слова. Простите и прочие храмы, близкие по красоте к Анастасии, храмы, подобно узам связующие собою разные части города, и присвоенные той части, которая с каждым соседственна, храмы, которые наполнил не я; имеющий столько немощи, но наполнила благодать, со мною отчаянным! Простите, апостолы, прекрасное селение, мои учителя в подвижничестве, хотя я и редко торжествовал в честь вашу, нося в теле, к собственной пользе, может быть, того же сатану, который был дан вашему Павлу (2Кор.12:7), ради которого и ныне от вас переселяюсь! Прости, кафедра – эта завидная и опасная высота; прости, собор архиереев и иереев, почтенных сановитостью и летами; простите все, служащие Богу при Священной Трапезе и приближающиеся к тому, кто приближается к Богу (Лев.10:3)! Простите, ликостояния Назореев, стройные псалмопения, всенощные стояния, честность дев, благопристойность жен, толпы вдов и сирот, очи нищих, устремленные к Богу и к нам! Простите, страннолюбивые и христолюбивые дома, помощники моей немощи! Простите, любители моих слов, простите и эти народные течения и стечения, и эти трости, пишущие явно и скрытно, и эта решетка, едва выдерживающая теснящихся к слушанию! Простите, цари и царские дворцы, и царские служители, домочадцы (а), может быть и верные царю (не знаю сего), но по большей части неверные Богу! Плещите руками, восклицайте пронзительным голосом, поднимите вверх своего витию! Умолк язык для вас неприязненный и вещий. Хотя он не вовсе умолкнет, и будет еще препираться рукою и чернилами; но в настоящее время мы умолкли. Прости, град великий и христолюбивый! Ибо засвидетельствую истину, хотя и не по разуму сия ревность (Рим.10:2), разлука соделала нас более снисходительными. Приступите к истине; перемените жизнь свою, хотя поздно; чтите Бога более, нежели сколько обыкли! Перемена жизни нимало не постыдна; напротив того, хранение зла гибельно. Простите, Восток и Запад! За вас и от вас терпим мы нападение: свидетель сему Тот, Кто примирит нас, если не многие будут подражать моему удаленно. Ибо не утратят Бога удалявшиеся от престолов, но будут иметь горнюю кафедру, которая гораздо выше и безопаснее этих кафедр». А сверх всего и паче всего воскликну: «Простите, Ангелы, назиратели сея Церкви, и также моего здесь пребывания и отшествия отсюда, если только и мои дела в руке Божией! Прости мне, Троица – мое помышление и украшение! Да сохранишься у сего народа моего и да сохранишь его (ибо он мой, хотя и устрояется жизнь моя иначе); да возвещается мне, что Ты всегда возвышаема и прославляема у него и словом и жизнью! Чада! сохраните предания (1Тим.6:20), помните, как побивали меня камнями. Благодать Господа нашего Иисуса Христа со всеми вами. Аминь (Рим.16:24)!»

Слово надгробное брату Кесарю, говоренное при жизни родителей¹⁹

Может быть, думаете вы, друзья, братие и отцы, любезные делом и именем! Что я охотно приступаю к слову, желая слезами и сетованием сопроводить отшедших от нас, или предложить длинную и витиеватую речь, каковыми многие услаждаются. Нет; не так о мне разумейте, если хотите разуметь справедливо. Не буду более надлежащего плакать об умершем я, который не одобряю сего в других; не стану и хвалить сверх меры и приличия… Однако же, пролью слезы, и почту удивлением, сколько сие оправдывает данный на то закон; так как память праведных с похвалами (Притч.10:7). Над мертвецем источи слезы, и якоже зле страждущ начни плачь (Сир.38:16). Потом покажу немощь человеческого естества, упомяну и о достоинстве души. Как сетующим подам должное утешение, так скорбь от телесного и временного возведу к духовному и вечному.

Какое же из совершенств его наименую первым, или важнейшим? О чем умолчу без величайшего ущерба слову? Кто доверчивее его был к наставникам? Кто дружелюбнее со сверстниками? Кто больше его убегал сообществ и бесед с неблагонравными? Кто вступил в теснейшее общение с людьми отличнейшими? Какого рода наук не проходил он? Или, лучше сказать, в какой науке не успел более, нежели успевал другой, занимаясь ею одною? Кто, не только из сверстников по учению и летам, но из старших возрастом и начавших учиться прежде него, мог с ним, хотя несколько, сравниться? Он изучал все науки, как одну, и одну, как все. Что же касается до науки чисел и их отношений, также до чудного врачебного знания, которое углубляется в свойство естеств и темпераментов и в начале болезней, чтобы, исторгая корни, отсекать и ветви; то найдется ли человек столько невежественный, что дал бы Кесарию второе место, а не предпочел лучше стать первым после него, и иметь совершенство между вторыми? И все сие не осталось незасвидетельствованным; напротив того, восток, запад и все страны, где только впоследствии бывал Кесарий, служат знаменитыми памятниками его учености.

Когда же в единую душу свою, как в большой корабль, нагруженный всякими товарами, собрав все добродетели и сведения, отправился он в отечественный свой город, чтобы и других наделить сокровищами своей учености; тогда Бог подвиг нас, без всякого с нашей стороны соумышления и соглашения, прибыть в одно время и в один город. Это была Византия, город первопрестольный ныне в Европе, в котором Кесарий, по прошествии немногого времени, приобрел такую славу, что ему предложены были отличая в обществе, знатное супружество и место в сенате. Даже по общему приговору отправлено к великому царю посольство с прошением – первый из городов, если царь желает сделать его действительно первым и достойным сего наименования, почтить и украсить первым из ученых мужей, а чрез сие заставить, кроме прочего, говорит о Византии, что она, при иных преимуществах, изобилуя многими мужами, отличными в знании философии и других наук, имеет еще у себя врачом и гражданином Кесария. Однако же, превозмог я, во всем уважаемый и высоко ценимый Кесарием; я убедил его продолжить путь и притом вместе со мною, предпочесть меня не только городам и народам, почестям и выгодам, которые отовсюду обильно или уже лились к нему, или льстили надеждою, но едва и не самому государю и его приказаниям. Что до меня, то с сего времени решился я посвятить себя любомудрию и стремиться к горней жизни, или лучше сказать, такое желание началось во мне ранее сего, но образ жизни принят после. Кесарий же первые плоды учености посвятил своей родине. Он отправился к царскому двору. Ему дается первое место между врачами. Вскоре включен он в число приближенных к государю и получает самые высшие почести. Между тем предлагает высшим чиновникам пособия своего искусства безмездно, зная, что к возвышению всего вернее ведет добродетель и известность, приобретенная честными средствами. А чрез сие далеко превзошел он славою тех, ниже которых был чином. Все любили его за целомудрие и поверяли ему свое драгоценнейшее здоровье. Всеми он уважаем был более и того, чего стоил; и, хотя ежедневно удостаивался важных отличий, однако же и сами государи, и все первые после них люди в государстве почитали его достойным впредь еще больших почестей. Всего же важнее то, что ни слава, ни окружающая роскошь не могли повредить благородства души его. Напротив того, при многих и важных отличиях, одно только достоинство почитал он первым – и быть, и именоваться христианином, а все прочее, в сравнении с сим, казалось ему игрушкою и суетою. В таких мыслях он жил и умер, явив и доказав, по внутреннему человеку, пред Богом еще большее благочестие, нежели какое было видимо людьми. Но если должно мне пройти молчанием другие его дела, покровительство сродникам, впадшим в несчастии, презрение к надменным, одинаковое уважение к друзьям, свободу пред начальниками, подвиги за истину, весьма часто и за многих сочиняемые слова, не только сильные доводами, но отличающиеся благочестием и одушевлением, то вместо всего этого нужно сказать об одном знаменитейшем из всех его дел.

Рассвирепел на нас царь злоименный; он вознеистовствовал прежде на себя, отвергшись веры во Христа, а потом стал уже нестерпим и для других. Не смело, не по примеру других христоненавистников передался он в нечестие, но прикрывал гонение личиною кротости и подобно тому пресмыкающемуся змию, который владел его душой, всякими ухищрениями завлекал несчастных в одну с собою бездну… И он привлекал, когда деньгами, когда чинами, кого обещаниями, кого разного рода почестями, предлагая их в глазах всех не по царски, но совершенно раболепно. На всех же старался действовать очаровательностью речей и собственным примером. Кроме многих других, делает он покушение и на Кесария. Какое тупоумие и даже безумие – надеяться, что уловит Кесария, моего брата и сына таких родителей!

Доблественный муж, оградившись знамением Христовым, и вместо щита прикрывшись великим словом, предстает пред сильного по оружию и великого по дару слова, не теряет твердости, слыша льстивые речи, а является, как борец, готовый подвизаться и словом, и делом против сильного в том и другом! Итак, поприще открыто; вот и подвижник благочестия! С одной его стороны Подвигоположник Христос, вооружающий борца Своими страданиями, с другой – жестокий властелин, то обольщающий приветливыми речами, то устрашающий обширностью власти… Кесарий решил все словоухищрения его, отверг скрытные и явные обольщения, как детские игрушки, и громко возвестил, что он христианин, и будет христианином: однако же, царь не удалил его от себя совершенно…

Когда же мрак рассеялся, далекая страна прекрасно решила дело, оружие очищенное (Пс.7:13) низложило нечестивца²⁰, а христиане снова восторжествовали; нужно ли говорить, с какою тогда славою и честью, при каких и скольких засвидетельствованиях, принят опять к царскому двору Кесарий, как будто он чрез сие оказывал, а не сам получал милость? Новая почесть заступила место прежней. И хотя государи переменялись по времени; однако же, доброе мнение о Кесарии и его первенство при дворе было непоколебимо. Таково было благочестие Кесариево и таково воздаяние за благочестие! Пусть слышат о сем и юноши и мужи, и пусть тою же добродетелью снискивают подобную знаменитость все, которые домогаются одной, и почитают ее частью благополучия! Только благих трудов плод благословен (Прем.3:15).

Но вот еще чудное событие в жизни Кесариевой, которое служит сильным доказательством богобоязненности его. Кесарий проживал в Вифинии. Он был хранителем царской казны и имел под своим смотрением сокровища. Но во время недавнего в Никее землетрясения, которое, как сказывают, было ужаснее дотоле памятных, и почти всех застигло и истребило вместе с великолепием города, из знатных жителей едва ли не один, или весьма с немногими, спасается от гибели Кесарий. И спасение совершилось невероятным для него самого образом: он был покрыт развалинами и понес на себе только малые признаки опасности, сколько нужно сие было для него, чтобы принять страх наставником высшего спасения, и оставив служение коловратному, из одного царского двора поступив в другой, совершенно перейти в горнее воинство…

Но спасшись от землетрясения, Кесарий не спасся от болезни, потому что был человек: и первое принадлежало ему собственно, а последнее было ему общим со всеми; первым одолжен он благочестию, а в последнем действовала природа. Так утешение предшествовало горести, чтобы мы, пораженные его смертью, могли похвалиться чудным его спасением в то время. И теперь сохранен для нас великий Кесарий; пред нами драгоценный прах, восхваляемый мертвец, переходящие от песнопений к песнопениям, сопровождаемый к алтарям мученическим, чествуемый и святыми руками родителей, и белою одеждою матери, заменяющей в себе горесть благочестием и слезами, которые препобеждаются любомудрием и псалмопениями, которыми укрощается плачь; пред нами приемлющий почести, достойный души новоизданной, которую Дух преобразовал водою.

Таково тебе, Кесарий, погребальное от меня приношение! Прими начатки моих речей; ты часто жаловался, что скрываю дар слова; и вот, на тебе надлежало ему открыться! Вот от меня тебе украшение, и очень знаю, что оно для тебя приятнее всякого другого украшения!

Что остается еще? – Предложить врачевство слова скорбящим. Для плачущих действительнейшее пособие то, которое подано сетующим с ними. Кто сам чувствует равную горесть, тому удобнее утешать страждущих…

Сколько еще времени проживем мы, почтенные и приближающиеся к Богу старцы²¹? Долго ли еще продлятся здешние злострадания? Непродолжительна и целая человеческая жизнь, если сравнить ее с Божественным и нескончаемым естеством. Еще более краток остаток жизни и, так сказать, прекращение человеческого дыхания, окончание временной жизни. Чем предварил нас Кесарий? Долго ли нам оплакивать его, как отошедшего от нас? Не поспешаем ли и сами к той же обители? Не покроет ли и нас вскоре тот же камень? Не сделаемся ли, по малом времени, таким же прахом? В сии же краткие дни не столько приобретем доброго, сколько увидим, испытаем, а, может быть, сами сделаем худого, – и потом принесем общую и непременную дань закону природы. Одних сопроводим, другим будем предшествовать; одних оплачем, для других послужим предметом плача и от них восприимем слезный дар, который сами приносили умершим. Такова временная жизнь наша, братие! Таково забавное наше появление на земле – возникнуть из ничего, и, возникнув, разрушиться! Мы тоже, что беглый сон, неуловимый призрак, полет птицы, корабль на море, следа не имеющий, прах, дуновение, весенняя роса, цвет, временем рождающийся и временем облетающий. Человек, яко трава, дние его, яко цвет сельный, тако отцветет (Пс.102:15), прекрасно рассуждал о нашей немощи божественный Давид. Видех всяческая, говорит Екклесиаст; обозрел я мыслью все человеческое, богатство, роскошь, могущество, непостоянную славу, мудрость; чаще убегающую, нежели приобретаемую; и что же во всем этом? вся суета суетствий, всяческая суета и произволение духа (Еккл.1:2,14), то есть какое-то неразумное стремление души и развлечение человека, осужденного на сие, может быть, за древнее падение. Но конец слова, говорит он, все слушай, Бога бойся (Еккл.12:13); здесь предел твоему недоумению. И вот единственная польза от здешней жизни: самым смятением видимого и обуреваемого руководиться к постоянному и незыблемому. Итак, будем оплакивать не Кесария, о котором знаем, от каких зол он освободился, но себя самих; ибо знаем, для каких бедствий оставлены мы и какие еще соберем для себя, если не предадимся искренно Богу, если, обходя преходящее, не поспешим к горней жизни, если, живя на земле, не оставим землю и не будем искренно последовать Духу, возводящему в горнее. Сие прискорбно для малодушных, но легко для мужественных духом.

Рассмотрим еще и то: Кесарий не будет начальствовать, но и у других не будет под начальством; не станет вселять в иных страха, но и сам не убоится жестокого властелина, иногда недостойного, чтобы ему начальствовать; не станет собирать богатства, но не устрашится и зависти, или не повредит души несправедливым стяжанием и усилием присовокупить еще столько же, сколько приобрел… Нужно ли мне упоминать о чем-либо другом? Но что, конечно, всякому дорого и вожделенно, у него не будет ни жены, ни детей. Зато ни сам не станет их оплакивать, ни ими не будет оплакиваем; не останется после других и для других памятников несчастия. Он не наследует имения, зато будет иметь наследников, каких иметь всегда полезнее и каких сам желал, чтобы переселиться отселе обогащенным и взять с собою все свое.

Ужели и сего недостаточно к утешению? Предложу сильнейшее врачевство. Для меня убедительны слова мудрых, что всякая добрая и боголюбивая душа, как скоро, по разрешении от сопряженного с нею тела, освободится отселе, приходит в состояние чувствовать и созерцать ожидающее ее благо, а по очищении, или по отложении (или еще – не знаю как выразить) того, что ее омрачало, услаждается чудным каким-то услаждением, веселится и радостно шествует к своему Владыке; потому что избегла здешней жизни, как несносного узилища, и свергла с себя лежавшие на ней оковы, которыми крыла ума влеклись долу. Тогда она в видении как бы уже пожинает уготованное ей блаженство. А потом и соприрожденную себе плоть, с которою упражнялась здесь в любомудрии, от земли, ее давшей и потом сохранившей, восприняв непонятным для нас образом и известным только Богу, их соединившему и разлучившему, вместе с нею вступает в наследие грядущей славы… Послушай же, как любомудрствует божественный Иезекииль о совокуплении костей и жил (Иез.37), а за ним и божественный Павел о скинии земной и о храмине нерукотворной, из которых одна разорится, а другая уготована на небесех (2Кор.5:1). Он говорит, что отъити от тела, значит внити ко Господу; и жизнь в теле оплакивает, как отхождение от Господа, и потому желает и поспешает отрешиться от тела. Для чего же мне малодушествовать в надежде? Для чего прилепляться к временному? Дождусь архангельского гласа, последней трубы, преобразования неба, претворения земли, освобождения стихий, обновления целого мира. Тогда увижу и самого Кесария не отходящим, не износимым, не оплакиваемым, не сожалениями сопровождаемым, но святым, прославленным, превознесенным, каким ты, возлюбленнейший из братии и братолюбивейший, неоднократно являлся мне во сне, потому ли, что так изображало тебя мое желание, или потому, что это была самая истина… О, если бы мне умертвить уды, яже на земли (Кол.3:5)! О, если бы мне, идя путем узким, для немногих проходимым, а не широким и легким, все принести в жертву духу! Ибо славно и велико то, что последует за сим; уповаемое – более того, чего мы достойны. Что есть человек, яко помниши его (Пс.8:5)? Какая это новая обо мне тайна! Мал я и велик, унижен и превознесен, смертен и бессмертен, я вместе земной и небесный! Одно у меня общее с дольним миром, а другое – с Богом; одно – с плотью, а другое–с духом! Со Христом должно мне спогребстись, со Христом воскреснуть, Христу сонаследовать, стать сыном Божиим, даже богом!

Видите, куда, наконец, возвело нас слово. Я готов почти благодарить постигшую нас горесть, которая расположила меня к такому любомудрию и даже соделала пламенно желающим переселиться отселе. Вверим Богу и наши души, и души тех, которые предварили нас в месте успокоения, потому что были на общем пути как бы готовее нас.

И сам, шествуя тем же путем, прекращу здесь слово. Но прекратите слезы и вы, поспешающие ко гробу своему, ко гробу, который приемлет от вас Кесарий в дар скорбный и всегдашний; ко гробу, который уготовлялся родителям и благовременным был для старости, но Распорядителем дел наших дарован сыну и юности, хотя и не в обыкновенном порядке, однако же, не вне порядка.

Ты же, Владыка и Творец всяческих, а по преимуществу сего создания! Боже людей Твоих, Отец и Правитель, Господь жизни и смерти! Хранитель и Благодетель душ наших, все благовременно творящий и предуготовляющий художническим словом, как Сам ведаешь, во глубине премудрости и мироправления! Прими ныне Кесария в начаток нашего отшествия. Хотя он последний из нас, однако же, первым предаем его судьбам Твоим, которыми все держится. А напоследок и нас, сохранив в теле, доколе полезно, прими во время благопотребное; прими уготованных, не смущенных, не предающихся бегству в последний день, не насильно отсюда увлекаемых, что бывает с душами миролюбивыми и плотолюбивыми, но благодушно отходящих к тамошней жизни долговечной и блаженной, к жизни во Христе. Аминь.

Св. Иоанн, архиепископ Константинопольский Златоуст

Слово на Святую Пасху²²

Кто благочестив и боголюбив, тот пусть насладится этим прекрасным и светлым торжеством. Кто раб благоразумный, тот пусть с радостью войдет в радость Господа своего (Мф.25:21). Кто потрудился постясь, тот пусть возьмет ныне динарий (Мф.20:13). Кто работал с первого часа, тот пусть получит сегодня должную плату. Кто пришел после третьего часа, пусть с благодарностью празднует. Кто успел прийти после шестого часа, пусть нисколько не беспокоится, ибо ничего не лишится. Кто замедлил до девятого часа, пусть приступит, нисколько не сомневаясь. Кто успел прийти только в одиннадцатый час, пусть и тот не страшится за свое промедление. Ибо щедрый Владыка принимает и последнего, как первого; успокаивает пришедшего в одиннадцатый час так же, как и работавшего с первого часа; и последнего милует, и о первом печется; и тому дает и этому дарует: и дела принимает, и намерение приветствует, и деятельности отдает честь, и расположение хвалит (Мф.20:1–16). Итак, все войдите в радость Господа нашего; и первые и вторые получите награду; богатые и бедные, ликуйте друг с другом; воздержные и нерадивые, почтите этот день; постившиеся и не постившиеся, веселитесь ныне. Трапеза обильна, насыщайтесь все, телец велик, никто пусть не уходит голодным. Все наслаждайтесь пиршеством веры; все пользуйтесь богатством благости. Никто пусть не жалуется на бедность, ибо открылось общее Царство. Никто пусть не плачет о грехах, ибо из гроба воссияло прощение. Никто пусть не боится смерти, ибо освободила нас смерть Спасителя. Он истребил ее, быв объят ею. Он опустошил ад, сошед в ад; огорчил того, который коснулся плоти Его. Об этом и Исаия, предузнав воскликнул: «Ад, – говорит он, – огорчился, среть Тя доле» (Ис.14:9). Он огорчился, ибо стал праздный; огорчился, ибо посрамлен; огорчился, ибо низложен; огорчился, ибо связан. Он взял тело, и нашел в нем Бога; взял землю, и сретил в ней небо; взял то, что видел, и подвергся тому, чего не видел. Где ти, смерте, жало? Где ти, аде, победа (1Кор.15:55). Воскрес Христос, и ты низложился; воскрес Христос, и пали бесы; воскрес Христос, и радуются Ангелы; воскрес Христос, и водворяется жизнь; воскрес Христос и мертвого ни одного нет во гробе. Ибо Христос, воскресший из мертвых, начаток умершим бысть. Ему слава и держава во веки веков. Аминь.

Беседа на псалом 133-й

Се ныне благословите Господа вси раби

Господни, стоящий в храме Господни (Пс.133:1).

Здесь пророк оканчивает песни степеней, давая своей речи прекрасное заключение, – славословие и благословение. Он желает, чтобы рабы Господни были такими не только по вероисповеданию, но и по образу жизни. Посему и прибавляет: стоящии в храме Господни, во дворех дому Бога нашего. Нечистому и оскверненному непозволительно даже входить в священную ограду. Посему, кто достоин войти, тот достоин и благословлять. Дом Божий подобен Небу; как туда не позволяется входить никакой противной силе, так и в дом Божий. Представь, человек, какое ты получил достоинство, и, так как сам ты сделался храмом (Божиим), какую ты должен наблюдать чистоту? Как же ты можешь соблюдать чистоту? Если станешь отвергать всякий порочный помысел, если сделаешь область своих мыслей недоступною для дьявольских внушений, если будешь постоянно украшать свою душу, как неприступное святилище. Если в храме иудейском не всякое место доступно было для всех, но было много различных отделений, из которых одно назначалось для прозелитов, другое для иудеев по происхождению, иное для священников, иное для одного первосвященника, и притом даже для него не всегда, а только однажды в год; то представь, какую святость нужно иметь тебе, получившему знамения гораздо важнейшие, нежели какие имело тогда Святое Святых! Ибо не Херувим, но Сам Господь Херувимов обитает в тебе, не стамну, манну, каменные скрижали и жезл Ааранов получаешь ты, но Тело и Кровь Господа, Дух вместо письмени, благодать, превышающую человеческое разумение, и дар неизреченный. А чем больших ты удостоен знамений и страшных таинств, тем большая требуется от тебя святость, и тем большему подвергнешься наказанию, если преступишь заповеданное тебе. В нощех воздежите руки вашя во святая. Другой: свято. И благословите Господа (Пс.133:2). Для чего сказал он: в нощех? Желая научить нас, чтобы мы не всю ночь тратили на сон, и показать, что тогда молитвы бывают чище, когда легче ум и меньше забот. Если же ночью должно ходить во святилище, то представь, можешь ли получить прощение тот, кто и дома не совершает молитв в это время. Пророк поднимает тебя с постели и ведет к храму, заповедуя проводить ночь там; а ты, и оставаясь дома, не делаешь этого. Хорошо сказано: свято; этим внушается, что молиться должно без памятозлобия, без любостяжания, без всякого другого подобного греха, погубляющего душу. И благословите Господа. Совершенное благословение бывает особенно тогда, когда со словами согласна и жизнь, когда ты делами прославляешь Создавшего тебя Бога, по слову Евангелия: тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела, и прославят Отца вашего, иже на небесех (Мф.5:16). Благословит тя Господь от Сиона, сотворивый небо и землю (Пс.133:3). То есть, если ты будешь делать это, то и сам получишь благословение от Бога, – если будешь так проводить ночи, если будешь молиться свято, если будешь достоин стоять в доме Господнем, если самого себя сделаешь благопотребным храмом. Таким образом, преподав наставление, какое нужно было, пророк заключает речь молитвою. Превосходному учителю свойственно – и исправлять слушателя советом и укреплять молитвами. Что хочет он выразить словом: от Сиона? Это имя было для иудеев вожделенно: там совершались все священные обряды. Посему он молится, чтобы они опять получили прежнее общественное устройство, совершали те же священные обряды и получили такое благословение. Затем, возводя их к более высоким понятиям и научая, что Бог находится везде, а храм Он повелел построить по причине их немощи, и что призывать Его должно везде, прибавляет: сотворивый небо и землю. Иудеи тогда призывали Бога в своем храме, а мы – на всяком месте, во всякой стране, и в доме, и на торжище, и в пустыне, и на корабле, и в гостинице, и где бы мы ни были. Место нисколько не препятствует молитве, только бы настроение души соответствовало молитве. Устроив себя таким образом, будем призывать Бога везде, и Он придет к нам и поможет нам, сделает все трудное для нас легким и удобным и удостоит нас будущих благ, которых да сподобимся все мы, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава ныне, и присно, во веки веков. Аминь.

Беседа 14-я на Евангелие Матфея²³

Слышав же Иисус, яко Иоанн предан бысть, отъиде в Галилею. И проч. (Гл.4:12).

Для чего он опять удалился? – Сим Он научает нас не идти самим на встречу искушениям, но отступать и уклоняться от них. Ибо не тот виновен, кто не бросается в опасности, но тот, кто в опасностях не имеет мужества. Итак, чтобы научить сему и укротить зависть иудеев, Иисус Христос удаляется в Капернаум, исполняя пророчество, а вместе поспешая подобно рыбарю уловить учителей вселенной; ибо они, занимаясь своим искусством, имели местом своего пребывания сей город. Затем здесь, как Иисус Христос всякий раз, намереваясь удалиться к язычникам, побуждения для сего берет от иудеев. Так и в настоящем случае. иудеи, умысливши зло против Предтечи и посадив его в темницу, Самого Иисуса прогоняют в языческую Галилею. А что под именем Галилеи разумеется не одна какая-либо часть народа иудейского, но все колена вообще, сие ты можешь видеть из слов, коими пророк определяет страну сию: Земля Завулоня, и земля Неффалимля, путь моря обон пол Иордана, Галилея язык. Людие сыдящии во тме, видеша свет велий (Ис.9:1). Тьмою здесь называет он не чувственную тьму, но заблуждение и нечестие; почему и прибавил: седящим во стране, и сени смертней, свет возсия им (Ис.9:2). А дабы видно было, что он говорит не о чувственном свете и тьме; для сего, говоря о свете, называет его не просто светом, но Светом великим, который в другом месте именует Светом истинным (Ин.1:9); а говоря о тьме, называет ее сенью смертною. Потом показывая, что жители сей страны не сами искали и нашли сей свет, но Бог явил им свыше, евангелист говорит: свет возсия им (Мф.4:16), т. е. сам Свет воссиял и осветил их, а не они наперед пришли к Свету. В самом деле род человеческий пред пришествием Христовым находился в самом бедственном состоянии; люди уже не ходили, а сидели во тьме: а сим означается, что они даже и не надеялись освободиться от оной. Ибо, не зная куда идти, они, объятые тьмой, сидели и не могли даже стоять. Оттоле начат Иисус проповедати и глаголати: покайтеся, приближися бо царствие небесное (Мф.4:17). Оттоле; когда же это? – С того времени, как Иоанн был посажен в темницу. Но почему Иисус Христос не проповедовал им сначала? Для чего Ему нужен был Иоанн, когда самые дела ясно свидетельствовали о Нем (Ин.10:25)? – С одной стороны для того, чтобы из сего видно было Его достоинство, когда и Он так же, как Отец, имеет пророков, о чем и Захария сказал: и Ты отроча пророк Вышняго наречешися (Лк.1:76); с другой – для того, чтобы не оставить бесстыдным иудеям никакого извинения, – что сам Христос объяснил следующими словами: прииде Иоанн ни ядый, ни пия и глаголют: беса имать. Прииде Сын человеческий ядый и пияй, и глаголют: се человек ядца и винопийца, мытарем друг и грешником. И оправдися премудрость от чад своих (Мф.11:18,19). Притом и нужно было, чтобы о Иисусе Христе наперед сказал кто-либо, а не сам Он. Ибо если, после столь многих и столь сильных доказательств и свидетельств, говорили: Ты сам о Себе свидетельствуеши, свидетельство Твое несть истинно (Ин.8:13); то, чего бы не сказали, если бы о Нем ничего не говорил Иоанн, а Он первый начал бы посреди народа сам свидетельствовать о Себе? Посему-то Он не проповедовал прежде Иоанна и не творил чудес до тех пор, пока сей не был посажен в темницу, дабы от сего не произошло разделения в народе. Для того же и Иоанн не сотворил ни одного чуда, дабы и сим привести к Иисусу Христу народ, привлекаемый к Нему силою чудес Его. И действительно, если уже и после столь многих и великих чудес, бывших прежде и после заключения Иоанна, ученики Иоанна с ревностно смотрели на Иисуса Христа, и если многие не Его, а Иоанна почитали Иисусом; то чего бы не произошло, если бы Он совсем не творил чудес? Вот для чего евангелист Матфей показывает, что Иисус Христос оттоле начал проповедати; и в начале Своего проповедования Он учил тому же, что проповедовал и Иоанн, а о самом Себе еще не говорил ничего, но продолжал только проповедь Крестителя. Ибо, доколе еще не имели о Нем надлежащего понятия, хорошо было, если бы и сие учение было принято.

Для сего же Иисус Христос, начиная Свое учение, не предлагает ничего тягостного и прискорбного, подобно Иоанну. Сей упоминал о секире, о дереве посекаемом, о лопате, и о гумне, о неугасаемом огне (Мф.3:10,12); напротив, Иисус Христос начинает Свою проповедь радостным благовестием о небесах и царствии небесном, уготованном слушающим Его. Ходя же при мори Галилейстем, виде два брата, Симона глаголемаго Петра, и Андрея брата его, вметающа мрежи в море, беста бо рыбаря. И глагола има: грядита по Мне, и сотворю вы ловца человеком (Мф.4:18,19). Она же абие оставльша мрежи, по Нем идоста (Мф.4:20). Вот самый лучший образ ловли. Посмотри же, какова их вера и послушание. Они заняты были своим делом (а вы знаете как приманчива рыбная ловля); но, как скоро услышали призывание Спасителя, не замедлили, не отложили до другого времени, не сказали: «Сходим домой и посоветуемся с родственниками»; но оставив все, за Ним последовали точно так же, как Елисей последовал за Ильею (3Цар.19:20). Ибо Христос такого желает от нас послушания, чтобы мы ни на малейшее время не откладывали, хотя бы сего требовала самая крайняя необходимость. Посему, когда и другой некто пришел к Нему и просил позволенья погребсти отца своего (Мф.8:21,22), Он и сего не позволил ему сделать, показывая тем, что последование за Ним должно предпочитать всему. Ты скажешь, что им много было обещано. Но посему-то я особенно и удивляюсь им, что они, не видев еще ни одного знамения, поверили столь великому обещанию и всему предпочли последование за Христом; ибо они поверили, что и они в состоянии будут уловлять теми же словами других, какими уловлены были сами. Далее смотри, с какою подробностью евангелист указывает на их бедность: Иисус нашел их починивающими сети свои (Мф.4:21). В столь крайней они были бедности, что не имели на что купить новых сетей; и потому починивали обветшавшие. Между тем, немалым доказательством их добродетели служит и то, что они легко переносят свою бедность, питаются от праведных трудов, друг с другом связаны узами любви, живут вместе с отцом и служат ему. Таким образом уловивши их, Иисус Христос в их присутствии начал творить чудеса, подтверждая делами то, что сказал о Нем Иоанн; часто посещал синагоги, научая сим учеников Своих, что Он не противник Богу и не обманщик какой-либо, но пришел по согласию с Отцом; а при посещении синагог Он не только проповедовал, но и творил чудеса.

Всякий раз, когда что-либо происходит особенное и необыкновенное, или когда вводится какое-либо новое установление, Бог обыкновенно делает знамения, как бы в залог Своего могущества для тех, кои должны принять Его законы. Так, когда хотел дать закон Ною, совершил великие чудеса, изменил всю тварь в ее основаниях: повелел страшному наводнению целый год обдержать землю, и посреди столь великого обуревания сохранил невредимым праведника… Так и пред обнародованием закона иудеям, Он явил дивные и великие чудеса, а потом дал уже закон. Так и здесь, намереваясь дать высшие правила жизни и предложить людям то, чего они никогда не слыхали, подтверждает слова свои чудесами. Возвещаемое им Царствие не было видимо, но сими видимыми знамениями Он и невидимое соделал видимым. И заметь, какую краткость наблюдает евангелист: он не говорит о каждом исцелившемся подробно, но в немногих словах упоминает о множестве знамений. И приведоша к Нему, говорит он, вся болящия различными недуги, и страстьми одержимы, и бесны и (месячныя), и расслабленныя (жилами): и исцели их (Мф.4:24). Но, спрашивается, почему Иисус Христос ни от кого из сих исцеленных не требовал веры? Почему не сказал им того, что после говорил: веруеши ли, яко могу сие сотворити (Мф.9:28)? Это потому, что Он еще тогда не явил доказательств Своего могущества. Впрочем, немалую их веру доказало и то, что они приступили к Нему и подводили больных, коих издалека приносили; а сего не сделали бы они, если бы не имели к Нему великой веры. Последуем и мы за Христом. Ибо и мы имеем многие болезни душевные, и сии-то болезни Он преимущественно желает уврачевать. Ибо для того Он врачует и телесные болезни, чтобы истребить и душевные. Приступим же к Нему и будем просить не каких-либо житейских благ, но отпущения грехов; ибо Он и ныне подает (все нужное), если только просим прилежно. Тогда разнесся о Нем слух по всей Сурии, ныне же по всей вселенной. Тогда жители разных стран, слыша, что Он исцеляет бесноватых, стекались к Нему: а ты, имея пред очами гораздо многочисленнейшие и важнейшие опыты Его могущества, не хочешь восстать и устремиться к Нему! Те оставляли и отечество, и друзей, и сродников; а ты ли не хочешь выйти из дому, чтобы приступить к Нему и получить гораздо лучшее? Но мы и сего от тебя не требуем. Отвергни только злые привычки, и ты можешь, оставаясь дома со своими, удобно спастись. Имея какую-нибудь телесную болезнь, мы всеми силами стараемся освободиться от оной: страдая тяжко от болезней душевных, мы медлим и отрицаемся от врачевства, а потому не избавляемся и от телесных болезней. Ибо необходимое для нас мы почитаем маловажным, а маловажное необходимым, и, оставив самый источник зол, хотим очистить потоки. А что испорченность души есть причина болезней телесных сему служит доказательством и тот расслабленный, который был в болезни тридцать восемь лет, и тот, которого спустили на одре, разобрав кровлю, и кроме их – Каин. Да и многие другие примеры показывают тоже. Итак, истребим источник зол, и тогда все потоки болезней иссякнут сами собою. Не одно расслабление телесное есть болезнь, но и грех; последний еще более первого, поелику душа лучше тела. Итак, приступим и ныне ко Христу, будем просить Его, чтобы Он уврачевал расслабленную нашу душу, и, оставив все житейское, будем заботиться только о духовном. Стяжав сие, ты можешь пещись и об оном. Не почитай себя безопасным, ежели не скорбишь о грехах своих; но о сем то более и стенай, что не чувствуешь сокрушения о своих беззакониях. Это не от того, чтобы грех не угрызал, но от бесчувствия души, преданной греху. Представь себе, как терзаются чувствующие тяжесть грехов своих, как горько вопиют они, горестнее – нежели те, коих режут или жгут. Что делают они? Как страдают? Сколько проливают слез, сколько испускают стенаний, чтобы освободиться от мучений совести? Чего они не стали бы делать, если бы сильно не страдали душой.

Всего лучше не грешить; а ежели кто согрешил, то надлежит ему чувствовать свой грех и исправляться. Если же сего не будет, то как мы дерзнем умолять Бога и просить отпущения грехов, когда в них самим себе не даем никакого отчета? Если сам ты, грешник, не хочешь знать и того, что согрешил, то о прощении каких грехов будешь просить Бога? Тех ли, коих не знаешь? Да и как можешь познать великость благодеяния? Итак, исповедуй все грехи твои подробно, дабы узнать, сколь велик долг, который тебе прощается, и, таким образом, возбудишь в себе благодарность к своему благодетелю. Оскорбив человека, ты упрашиваешь и друзей, и соседей, и самых привратников, тратишь деньги, теряешь много дней, ходя к нему и умоляя о прощении. И хотя бы оскорбленный отогнал тебя однажды, и в другой раз, и тысячу раз, ты не отстаешь, но тем с большею ревностно усугубляешь свои моления. А раздражив Бога всяческих, мы небрежем о том, остаемся холодными, роскошествуем, упиваемся и делаем все то, к чему привыкли: когда же мы Его умилостивим? Напротив, продолжая так жить, не раздражаем ли Его еще более? И действительно, неболезнование о грехах гораздо более возбуждает Его гнев и негодование, нежели самый грех. Посему нам надлежало бы сокрыться в землю, не видеть сего солнца, и даже не пользоваться воздухом за то, что, имея столь (удобопримирительного) милостивого Владыку, мы раздражаем Его, и раздражая даже не раскаиваемся в том. Он и во гневе Своем не только не имеет к нам ненависти и отвращения, но и гневается для того, чтобы хотя сим образом привлечь нас к Себе; ибо если бы Он, будучи оскорбляем, воздавал тебе одними благодеяниями, то ты еще более стал бы презирать Его. Чтобы сего не случилось, Он на время отвращает от тебя лице Свое, дабы соединить тебя с Собою на веки. Итак, одушевимся надеждою на Его человеколюбие, принесем усердное покаяние прежде, нежели настанет день, в который самое покаяние не принесет нам никакой пользы. Ныне все от нас зависит, а тогда приговор над нами будет во власти одного Судии. Итак, предварим лице его в исповедании (Пс.44:2), будем плакать и рыдать. Ибо если мы прежде дня Господня умилостивим Судию, чтобы Он отпустил нам согрешения, то не будем подлежать суду. В противном случае, каждый из нас, пред лицом всей вселенной, приведен будет на суд, и мы не будем иметь никакой надежды получить прощение. Ибо никто из живущих на земле, не получив разрешения во грехах, по переходе в будущую жизнь, не может избежать истязаний за оные. Но как здесь преступники из темниц приводятся на суд в оковах, так и по отшествии из сей жизни, все души приведутся на страшный суд, обремененный различными узами грехов. Подлинно жизнь настоящая ничем не лучше темницы. Подобно тому, как входя в темничный дом, мы видим всех обремененных оковами: так и теперь, если, устранив весь внешний блеск, войдем в жизнь каждого, то увидим, что душа каждого обложена узами, тягчайшими железных, а особенно если взойдем в души богатых. Ибо чем большим они владеют богатством, тем более и уз на них. Как видя узника, у которого и шея, и руки, а часто и ноги в железах, ты почитаешь его крайне несчастным: так и видевши богатого, владеющего несчетными сокровищами, не называй его счастливым, но самым злополучным. Ибо кроме того, что он в узах, при нем находится еще жестокий страж темничный – злое любостяжание, которое не позволяет ему выйти из темницы, но приготовляет для него тысячи новых оков, темниц и заклепов; и ввергнувши его во внутреннюю темницу, еще заставляет его услаждаться своими узами так, что он не может найти никакой надежды освободиться от зол, его угнетающих. И если ты проникнешь мыслью во внутренность души его, то увидишь ее не только связанною, но и крайне безобразною, оскверненною и наполненною червями. Ибо удовольствия сластолюбивой жизни ничем не лучше их, но еще отвратительнее; потому что растлевают и тело, и душу, и поражают бесчисленным множеством болезней. Представляя все сие, будем молиться Искупителю душ наших, чтобы Он и разорвал оковы, и отогнал от нас оного жестокого стража, и, освободив дух наш от тяжких железных уз, соделал бы его легче пера; а с молитвою к Нему соединим и собственное старание, и усердие, и благую готовность. Таким образом, мы возможем в короткое время освободиться от облежащих нас зол, и познать свое прежнее состояние, и восприять дарованную нам прежде свободу, которой да сподобимся все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

Беседа 27-я на Послание св. апостола Павла к Римлянам²⁴

1) (Рим.15:1). Должни есмы мы сильнии. Слово сие: должни, показывает, что это дело обязанности, а не милости: что же мы должны делать? немощи немощных носити. Видишь ли, как апостол поощряет их к этому похвалами, не только называя их сильными, но и ставя на ряду с собою? И не этим одним привлекает их, но и представлением пользы ближнего, без всякого обременения для них самих. Ты силен, говорит он, и, если снизойдешь, не потерпишь вреда. А ему, если ты не будешь сносить его немощей, угрожает крайняя опасность. И не говорит: сносить немощных, но немощи немощных (с греч. бессильных); чем привлекает и призывает их к милосердию, как и в другом месте говорит: вы духовнии исправляйте такового (Гал.6:1). Ты стал силен? Воздай должное Богу, соделавшему тебя сильным. Но ты воздашь должное, врачуя немощь изнемогающего. Ибо и мы были немощны, но соделались сильными по благодати. Так должно поступать не только в сем случае, но и с немощными другого рода. Гневлив ли кто, или причиняет тебе обиду, или имеет другой какой недостаток? – ты переноси. Как же это возможно? Выслушай, что далее говорит апостол. Сказав: должны есмы носити, он присовокупил: и не себе угождати.

2) Кийждо же вас ближнему да угождает во благое к созиданию. Вот что говорит апостол: ты силен? Пусть немощный увидит на себе опыт твоей силы, пусть узнает твою крепость: угождай ему. И не просто сказал апостол: угождай, но присовокупил: во благое, и не только: во благое, но, дабы кто из совершенных не сказал – вот я влеку его к добру, он присовокупил: к созиданию. Итак, богат ли ты, облечен ли властью, не себе угождай, но бедному и имеющему нужду. Чрез это ты и приобретешь истинную славу, и принесешь много пользы. Житейская слава скоро пролетает; а слава духовная пребывает постоянной, если будешь это делать к созиданию. Посему апостол требует этого от всех; не говорит: тот, или другой, но – кийждо вас. Поелику же он дал правило особенной важности, предписав совершенному нисходить со степени своего совершенства для уврачевания немощи другого; то опять представляет в пример Христа, говоря:

3) Ибо и Христос не Себе угоди. Так всегда делает Павел. Когда рассуждал он о милостыне, представил сей же пример: Весте благодать Господа, яко вас ради обнища богат сый (2Кор.8:9). Когда увещевал к любви, убеждал тем же примером, сказав: якоже и Христос возлюби нас (Еф.5:25). Когда советовал терпеть стыд и бедствия, прибегнул к тому же примеру, говоря: иже вместо предлежащия Ему радости, претерпе крест, о срамоте нерадив (Евр.12:2). Так и здесь показывает, что сам Христос поступал таким образом, и что пророк еще издревле предвозвестил это. Почему и присовокупляет: якоже есть писано: поношения поносящих тебе нападоша на мя. Что же значит: не Се6е угоди? Христос мог не терпеть злословия, мог не пострадать того, что пострадал, если бы Он захотел искать Своего. Но Он не захотел, а наблюдая нашу пользу, пренебрег то, что Ему принадлежало. Почему же не сказал апостол: истощил Себя? Он хотел выразить не то одно, что Сын Божии соделался человеком, но и то, что Он подвергался поруганиям, терпел от многих худую славу и почитаем был за бессильного. Ибо говорили Ему: аще Сын ecu Божий, сниди со креста (Мф.27:40); и – иные спасе, Себе ли не может спасти (там же, Мф.27:42)? Посему апостол упомянул об обстоятельстве, которое ему было нужно для настоящего предмета. Но он еще высказывает здесь гораздо более, нежели сколько обещал. Ибо из его слов видно, что был злословим не только Христос, но и Отец, так как сказано: поношения поносящих тебе нападоша на мя. A сие, между прочим, значит, что при этом не случилось ничего нового и необычайного. Ибо те же самые, которые в Ветхом Завете поносили Бога, восстали с неистовством и против Сына Его. Писано же это, дабы мы подражали (Сыну Божию). Почему апостол поощряет верующих к терпению в искушениях.

4) Елика бо преднаписана быша, говорит он, в наше наказание преднаписашася: да терпением и утешением писаний, упование имамы, то есть, чтобы мы не отпали. Много предлежит нам различных подвигов и внутренних, и внешних, дабы мы, почерпая укрепление и утешение из писаний, оказывали терпение и дабы, живя в терпении, пребывали в надежде. Одно располагает к другому, терпение к надежде, надежда к терпению; терпение же и надежда почерпаются в писании. Потом апостол опять обращает речь свою в молитву, говоря:

5) Бог же терпения и утешения да даст вам тожде мудрствовати друг ко другу о Христе Иисусе. Апостол предложил свое увещание, представил в пример Христа, привел свидетельство из Писания; теперь показывает, что Бог, давший Писание, Сам дает и терпение. Посему сказал: Бог же терпения и утешения да даст вам тожде мудрствовати друг ко другу о Христе Иисусе. Ибо любви свойственно так думать о другом, как кто думаете о себе. Потом апостол, показывая опять, что он требует не просто любви, присовокупил: о Христе Иисусе. Так всегда поступает он, потому что есть и другая любовь. Что же бывает плодом согласия?

6) Да единодушно, говорит апостол, едиными усты славите Бога и Отца Господа нашего Иисуса Христа. Не сказал просто: едиными устами, но повелел делать это и единою душой. Видишь ли, какое дал единение целому Телу (Христову), и как заключил опять речь славословием? Сим самым всего более и убеждает он к единомыслию и согласию. Потом снова продолжает тоже увещание, говоря:

7) Тем же приемлите друг друга, якоже и Христос прият вас во славу Божию. Еще пример высокий, и плод неизреченный! Тем особенно и прославляется Бог, если мы ограждаемся друг другом. Итак, если ты, огорчаясь за несогласие с тобою, заводишь раздор с братом твоим; подумай, что, отложив гнев, прославишь тем своего Владыку, и примирись с братом, если не для него самого, то для славы Божией; или, лучше сказать, для нее прежде всего и примирись. Об этом непрестанно повторял и Христос; и, беседуя с Отцом, Он сказал: потому узнают все, что Ты Меня послал, ежели (ученики Мои) будут едино (Ин.17:21).

Итак, последуем увещанию апостола, и будем в единении друг с другом. Здесь он побуждает к этому не одних немощных, но всех вообще. Если бы и захотел кто отделиться от тебя, ты не отделяйся, и не произноси этого холодного слова: «Ежели он любит меня, то и я буду любить его; а ежели не любит меня правый глаз мой, и его вырву». Это сатанинские речи, свойственные мытарям и враждолюбивым эллинам. А ты, как призванный к высшему гражданству и вписанный в небе, подчинен высшим законам. Не говори этого, но тогда-то и покажи большую любовь к нему, когда он не хочет любить тебя, дабы тем привлечь его. Он сочлен твой. И награда больше, когда привлечешь нерасположенного к любви. Ежели Христос повелевает звать на обед людей, которые не могут воздать нам тем же, чтобы мы могли получить за сие большее воздаяние (Лк.14:12); то тем более надлежит соблюдать сие в любви. Если любимый тобою сам тебя любит, он воздал уже тебе долг свой. А если любимый тобою не любит тебя, то он поставил за себя Бога должником твоим. Сверх того, когда он любит тебя, то немного нужно тебе прилагать об нем попечения; а когда не любит, тогда особенно он и имеет нужду в твоей помощи. Итак, не обращай того, что должно побуждать тебя к попечению, в причину нерадения и не говори: он болен (ибо охлаждение любви есть болезнь), потому и не стану об нем заботиться. Напротив, согрей охладевшего. Но скажешь: что же мне делать, если он не согревается? Продолжай делать свое. Что делать, если он еще больше отвращается от меня? Чрез это готовит он тебе еще большее воздаяние и тем больше обнаруживает в тебе подражателя Христова. Ежели и взаимная любовь есть признак учеников Христовых: о сем разумеют, говорит Христос, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою (Ин.13:35); то представь себе, как важно любить ненавидящего? И Владыка твой любил и призывал к Себе ненавидевших Его; и чем немощнее они были, тем более прилагал о них попечений, и громко проповедовал: не требуют здравии врача, но болящии (Мф.9:12). Он удостаивал трапезы Своей мытарей и грешников. Сколько презирал и поносил Его народ иудейский, столько, или лучше сказать, гораздо больше Он оказывал к нему попечения и сердобюлия. И ты подражай Ему. Это не маловажное дело; без него, как говорит Павел, и великий мученик не может угодить Богу. Не говори: поелику он ненавидит меня, то и я не люблю его. Напротив, поэтому особенно ты и должен любить его. А с другой стороны, невозможно, чтобы кто питал ненависть к любящему его; напротив, хотя бы он имел и зверское сердце, он будет любить любящих его. Это делают и язычники, и мытари, говорит Христос (Мф.5:46,47). А ежели всякий любит любящих, то кто не полюбит тех, которые любят, будучи ненавидимы? Испытай это на себе, не переставай говорить: «Сколько бы ты меня ни ненавидел, я не перестану любить тебя»; сим победишь всякое упорство, смягчишь всякое сердце. Эта болезнь бывает или от воспаления, или от охлаждения. Но сила любви своею теплотой врачует то и другое. Разве не случалось тебе видеть, что преданные позорной любви от блудных жен терпят побои, оплевания, ругательства и тысячи неприятностей? Но что же может охладить любовь их? Оскорбления ли? Нимало; напротив, они еще более воспламеняют ее. И хотя женщины, оскорбляющие их, бесчестны и по своей непотребной жизни и по своему низкому и подлому роду, а оскорбляемые нередко могут похвалиться знаменитыми предками и множеством других отличий, однако ж и это не ослабляет в них любви, не отвращает от любимой. Как же не стыдно нам, если в любви, угодной Богу, мы не можем показать такой силы, какую имеет любовь дьявольская и демонская? Как ты не подумаешь, что любовь, угодная Богу, есть сильнейшее оружие против диавола? Или не примечаешь, что злой демон стоит на страже, что он влечет к себе ненавидимого тобою и хочет сделать его своим членом? А ты бежишь мимо, выпускаешь из рук награду ратоборства. Какая же это награда? Это брат твой, лежащий между тобою и врагом твоим. Если победишь, получишь венец. А если не захочешь употребить усилий, то останешься неувенчанным. Перестань же употреблять эти сатанинские слова: ежели брат мой ненавидит меня, не хочу и видеть его. Ничего нет постыднее этих слов; и, хотя многие почитают их знаком благородной души, однако же, нет ничего неблагороднее, безумнее, жестокосердее. О том и сокрушаюсь я всего более, что многие почитают злые дела добродетелью и что пренебрегать и презирать других кажется им делом знаменитым и честным. Это самые опасные сети дьявольские, когда порок облекается доброю славою; потому-то оный и не истребим. Я сам слыхал, как многие ставят себе в честь, что не подошли к человеку, который от них отворотился. Но твой Владыка не тем хвалился. Сколько раз оплевывали Его люди? Сколько раз отворачивались от Него? Но Он не перестает приходить к ним. Итак, не говори: я не могу подойти к людям меня ненавидящим, но скажи: я не могу платить ругательствами тем, которые ругаются надо мною. Это будет речь ученика Христова, а первое – речь дьявольская. Это сделало многих знаменитыми и славными, а первое презренными и смешными. Не будем же хвалиться тем, чего должно стыдиться. Не будем произносить слов, употребленных на рынке у людей подлых: «Плевать мне на всех!» А если и другой кто выговорит оные, обличим его и заставим молчать, как человека, который хвалится тем, чего надлежало стыдиться. И скажи мне: что говоришь ты? Ты оказываешь презрение к человеку верующему, а Христос не презирал его, когда он был еще неверующим! Что я говорю: не презирал? Христос возлюбил его так, что и умер за него, когда сей был еще врагом Его и покрыт был безобразием. В таком еще состоянии, столь много возлюбил его Христос; а ты презираешь его теперь, когда он стал прекрасен и достоин удивления, соделался членом Христовым, телом Владычным! Как же ты не подумаешь о том, что произносишь? как не почувствуешь, на что отваживаешься? Удержись, человек, отложи свое безумие, признай в презираемом тобою твоего брата. Вразумись, что такие слова приличны человеку безумному или помешанному, и скажи напротив: «Хотя он и тысячу раз на меня плюнет, не отойду от него». Таким образом и брата приобретешь, и жизнью своею прославишь Бога, и соделаешься причастником будущих благ, которые да дарует Бог улучить всем нам по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу и вместе Святому Духу слава, держава, честь, ныне и всегда, и во веки веков. Аминь!

Беседа 89-я на Евангелие Матфея²⁵

Во утрий же день, иже есть по пятце, собрашася Архиерее и Фарисее к Пилату, глаголюще: господи, помянухом, яко льстец Он рече еще сый жив: по триех днех востану. Повели убо утвердити гроб до третияго дне: да не како пришедше ученицы Его нощию украдут Его, и рекут людем: воста от мертвых: и будет последняя лесть горша первыя. (Мф.27:62–64).

Ложь везде и все делает против себя, и как бы невольно защищает истину. Смотри. Надлежало верить тому, что Он умер и погребен и воскрес, – и все сие сами враги делают достойным всякого вероятия. Вникни в сии слова, которые вполне подтверждают все сие: Помянухом, говорят, яко лстец Он рече еще жив сый, – следовательно Он скончался! по триех днех востану. Повели убо утвердити гроб, следовательно, погребен Он! Да не како приидут ученицы Его и украдут Его. Итак, если гроб запечатан, то обмана уже не будет? Невозможное дело! Следовательно, из вашей же просьбы составляется непререкаемое доказательство Его воскресения. Ибо если запечатан был гроб, то не было никакого и обмана; если не было обмана, а гроб найден пустым: то явно, что Он воскрес; нельзя и прекословить сему. Видишь ли, как и против воли подвизаются в пользу истины? Рассмотри также, как дорожат истиною и ученики: как ничего не скрывают из того, что говорено врагами, хотя бы то было позорное. Вот они называют Его обманщиком, и ученики не умалчивают об этом. Сие показывает вместе и жестокость тех, поелику и по смерти не оставляли своего гнева. Надлежит при сем исследовать и то, где сказал Он: по триех днех востану. Более ясных слов о сем нигде не найдешь, кроме примера Ионы. Посему беззаконные иудеи знали и понимали слова Его, но произвольно злодействовали. Что же Пилат ответствовал им? Имате, говорил, кустодию: утвердите якоже весте. И утвердиша гроб, знаменавше камень с кустодиею (Мф.27:65,66). Не позволяет воинам одним печатать. Как бы узнавши о Его делах, не хочет более действовать с ними заодно, а чтобы освободиться от них, позволяет им и сие, и говорит: вы, как хотите, печатайте, чтобы после не винить других. Подлинно, если бы одни воины запечатали, то иудеи могли бы сказать, хотя бы то было ложно и невероятно, однако, они, как в прочих случаях бесстыдно клеветали, так и теперь могли бы сказать, что воины позволили унести тело, и подали ученикам повод вымыслить весть о воскресении. Теперь, когда сами утвердили гроб, не могут сказать сего. Видишь ли, как невольно заботятся об истине? Сами пришли, сами просили, сами запечатали вместе со стражею, дабы, таким образом, быть обвинителями и обличителями самих себя. Ибо если и теперь украли, то когда? В субботу ли? И как? Выходит, не позволено было. Если же преступили и закон, то как сии столь робкие люди осмелились сделать сие? Как притом могли убедить народ? Что они для сего говорили, что делали? Что за ревность, по коей они стояли за мертвеца? Какой ожидали награды? Какой почести? И от живого, когда только Он задержан был, убегли; могли ли же после смерти дерзать за Него, если бы Он не воскрес? Как сие сообразишь? Что они не хотели и не могли вымыслить небывалого воскресения, видно из следующего. Много раз говорено было Им о воскресении, даже беспрестанно повторял Он, что, как сказали и сами враги, по триех днех востану. Посему, если бы Он не воскрес, очевидно, они, как обманутые и преследуемые всем народом, изгоняемые из домов и городов, должны бы были отстать от Него: не захотели бы разносить такую о Нем молву, как обманутые Им и подпавшие за Него крайним бедствиям. А что они не могли вымыслить воскресения, если бы не было его на самом деле, о сем не нужно и говорить. Ибо на что они могли надеяться при совершении сего замысла? На силу ли слова своего? Но они были самые неученые люди. На богатство ли? Но они не имели даже ни посоха, ни обуви. На знатность ли рода? Но они были бедны и от бедных рождены. На знатность ли отечества? Но они происходили из весей незнатных. На многочисленность ли свою? Их было не более одиннадцати, и те рассеяны. На обещания ли Учителя? Но на какие? Если бы Он не восстал, то и обещания Его не были бы достоверны. Итак, как могли они укротить неистовство народа? Если верховный из них не снес слова жены дверницы, а прочие, увидавши Его связанным, рассеялись: то, как они вздумали бы идти на край вселенной и там насаждать вымышленное слово о воскресении? Если один из них не устоял от угроз жены, а прочие и при мысли об оковах; то, как могли они стать против царей, князей и народов, где мечи, сковороды, печи, бесчисленные роды ежедневной смерти, если бы не были укреплены силою Воскресшего? Если таковы-то были знамения, и ни одного из них не уважили иудеи, но распяли Сотворшего их; то могли ли они поверить простым словам о воскресении Его? Нет! Нет! Все сие сотворила сила Воскресшего.

Смотри же, сколько смешны замыслы их! Помянухом бο, говорит, яко льстец Он рече еще жив сый: по триех днех востану. Если Он был обманщик и хвалился попусту, то чего вы боитесь, бегаете и столько суетитесь? Боимся, говорят, да не како украдут Его ученицы Его, и обольстят чернь. Но доказано уже, что совсем нельзя быть сему, и однако злоба упорна и бесстыдна – покушается и на безумное дело. Повелевает до трех дней оберегать гроб, желая показать, что Он и прежде был льстец и даже во гробе можно подозревать Его в злобе. Посему Он восстал скоро, дабы не говорили, что здесь ложь и тело украдено. На то нельзя было жаловаться, что Он скоро восстал, но, если бы позже, сие было бы подозрительно. Если бы Он не тогда воскрес, когда они сидели и оберегали гроб, но тогда, как спустя три дня они отошли бы, то могли бы кое-что говорить вопреки нам, хотя и безрассудно. Для того Он предварил и воскрес, чтобы не имели они и бесстыдного предлога. Надлежало случиться воскресению именно тогда, когда они сидели там и стерегли; следовательно, надлежало быть сему в средине трех дней, так что, если бы сие произошло тогда, как они ушли бы, дело могло бы быть подозрительным. Посему Господь попустил и запечатать гроб, по их желанию, допустил быть и страже военной. Они не заботились при сем и о том, что трудятся в субботу; но имеют в виду только свою злобу, как бы в ней более и более успеть; – вот высшая степень безумия и ужаса, потрясавшего их! Те, которые со всею дерзостью задержали его живого, боятся теперь, когда Он умер. Если это был простой человек, то от чего терять присутствие духа? Пусть же знают, что Он добровольно терпел все, что только терпел: вот и печать, и камень, и стража, и все это не могло удержать мертвеца! Они успевают в том только, что и погребение становится известным, и воскресение Его получает большую достоверность; потому что и воины неотступно притом были, и иудеи назирали. В вечер же субботный, свитающи во едину от суббот, прииде Мария Магдалина, и другая Мария, видети гроб. И се, трус бысть велий: Ангел бо Господень сшед с небесе, приступл отвали камень от дверей гроба, и седяше на нем. Бе же зрак Его яко молния, и одеяние Его было яко снег (Мф.28:1,2,3). По воскресении приходит Ангел. Для чего приходит и отваливает камень? Для жен; они его увидели тогда во гробе. Видят гроб пустой, и потому должны были уверовать воскресению Его. Так, для того снят камень, для того было землетрясение, чтобы встали и пробудились от сна. Жены приходили для того, чтобы намастить елеем тело, и это было ночью, посему, вероятно, некоторые из них спали. Для чего, подумаешь ты, сказал им ангел – не бойтеся вы? Прежде всего освобождает их от страха и потом разговаривает о воскресении. И это слово – вы – с одной стороны выражает большее уважение, а с другой указывает на то, что ужасные ожидают бедствия тех, которые дерзнули на сие злодеяние, если, то есть, не покаются. Не вам, говорит, надлежит страшиться, а распявшим Его. Итак, когда освободил их от страха и словами, и взором (ибо в светлом показался виде, как принесший радостную весть), тогда присоединяет: вем, яко Иисуса распятаго ищите (Мф.28:5). Не стыдится назвать Распятым; ибо это есть высочайшее наше благо. – Воста. Откуда сие видно? якоже рече. Если мне не верите, вспомните слова Его: тогда и мне не будете не доверять. Потом вот другое доказательство! Приидите и видите место, идеже лежа. Для того отвален камень, чтобы и отсюда заимствовали новое уверение. И рцыте учеником, яко узрите Его в Галилеи (Мф.28:7). Повелевает и другим благовествовать о том, что особенно заставляет их верить новому событию. Уместно сказал – в Галилеи: избавляет их от забот и опасностей, дабы страх не поколебал веры. И изыдоша от гроба со страхом и радостию (Мф.28:8). Почему так? Видели ужасное и странное дело – гроб пустой, в котором прежде при их глазах положено тело. Посему и привел их видеть сие, дабы могли они быть свидетельницами того и другого, и гроба, и воскресения. И подлинно, размышляли они, никто не мог унести Его, когда столько воинов сидело, если Он не сам восстал. Посему и радуются, и дивятся, и приемлют мзду за таковое постоянство – первые видят и благовествуют, благовествуют то, о чем не только слышали, но и что видели.

Итак, когда они вышли со страхом и радостью, и се Иисус срете я глаголя: радуйтеся. Оне же ястеся за нозе Его (Мф.28:9). С великим веселием притекли к Нему, прикосновением твердо уверились в Его воскресении и поклонились Ему. И что Он? Не бойтеся, опять и сам прогоняет страх, уготовляя удобнейший путь вере. Но идите, и возвестите братии Моей, да идут в Галилею и ту Мя видят (Мф.28:19). Смотри, как и сам чрез сих благовествует ученикам, и, как часто говорил я, пол безчестный приводит в уважение, подает о нем добрые надежды и немощное врачует. Может быть кто-нибудь из вас захочет, по примеру достохвальных жен, обнять ноги Иисусовы? Можете и ныне, если хотите, не только руки и ноги обнять, но и священную оную главу; вы – приобщайтесь с чистою совестью страшных Таин. И не только здесь, но и в оный день вы узрите Его, грядущего в неизреченной славе с сонмом Ангелов, если только захотите пребыть человеколюбивыми; вы услышите не только сии слова – радуйтеся, но и оные: приидите, благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам царствие от сложения мира (Мф.25:34). Итак, будем благочестивы, боголюбивы, братолюбивы, покажем любовь ко всем, дабы услышать оные слова и воспринять самого Христа… Вы, украшающиеся златом жены, видевшие течение оных жен, оставьте, по крайней мере, теперь недуг вожделения злата. Если ревнуете вы блаженным оным женам, перемените украшения ваши, облекитесь милосердием…

Беседа 27-я на 1-е Послание св. апостола Павла к Коринфянам²⁶

Сие же завещавая не хвалю, яко не на лучшее, но на худшее сбираетеся (1Кор.11:17).

1. Прежде всего надобно объяснить причину предлагаемого обличения: тогда наша речь будет удобопонятнее. В чем же состоит эта причина? Как вначале верующие, в числе трех тысяч, вкушали пищу за общим столом и имели у себя все общее, так было и тогда, когда апостол писал это, хотя и не с такою точностью, а только как бы некоторый остаток прежнего общения сохранился и соблюдался в последующее время. Верующие, из которых одни были богаты, а другие бедны, хотя не отдавали всего своего имущества в общую пользу, однако, в установленные дни, по обычаю, учреждали общие столы и, по окончании собрания и причащения Таин, сходились все на общее пиршество, при чем богатые приносили яства, а бедные и ничего не имеющие были приглашаемы ими, и, таким образом, вкушали пищу все вместе. Но впоследствии уничтожился и этот обычай. Причиною было то, что верующие разделились между собою, причисляли себя одни к тем, а другие к другим, и говорили: я такого-то, как говорил и вразумлял апостол в начале Послания: возвестися до ми о вас, братие моя, от домашних Хлоиса, яко рвения в вас суть. Глаголю же се, яко кийждо вас глаголет: аз удо есмь Павлов, аз же Аполлосов, аз же Кифин (1Кор.1:11,12). Это не значит, будто они называли себя Павловыми, он не допустил бы этого; но желая сильнее и с корнем истребить такой образ действий, он привел свое имя, дабы показать, что если бы кто-нибудь принял даже его имя, отторгшись от общего Тела (Церкви), и в таком случае поступил бы безрассудно и крайне нечестиво; если же нечестиво называться его именем, то тем более именем других, низших учителей. Итак, когда нарушился этот обычай (общения имений), прекрасный и благодетельнейший, ибо он служил к поддержанию любви, утешению бедности, благоупотреблению богатства, внушению великого любомудрия, сохранению смиренномудрия; когда апостол узнал, что погибают столь великие блага, то справедливо употребляет обличительное слово и говорит: сие же завещавая, не хвалю… Что такое сие? Об этом я сейчас скажу. А что значит: завещавая не хвалю? Я не одобряю, говорит, вас за то, что вы поставили меня в необходимость делать вам внушение; не хвалю, что оказалась надобность учить вас этому, что вы имеете нужду в таком увещании от меня. Видишь ли, как в самом начале он показал все безрассудство их поведения? Ибо, если не следовало даже нуждаться в увещании, чтобы не грешить, то, очевидно, как непростительно грешит согрешавший. Почему же он не хвалит? Яко, говорит, не на лучшее, но на худшее сбираетеся, т. е. не преуспеваете в добродетели. Тогда как следовало преуспевать и возрастать в любви, вы сократили уже господствовавший обычай, и сократили так, что оказалась надобность в моем увещании вам возвратиться к прежнему порядку. Затем, дабы не показалось, что он говорит только в пользу бедных, апостол не тотчас начинает речь о трапезах; а дабы обличение его не было принято ими за маловажное, употребляет выражение более разительное и внушающее больший страх. Что же он говорит? Первое убо, сходящымся вам в церковь, слышу в вас распри сущыя (1Кор.11:18). Не говорит: я слышу, что вы не учреждаете общих вечерей, слышу, что вы вкушаете пищу каждый порознь, а не вместе с бедными, но употребляет выражение, которое могло сильнее потрясти их душу, именно: распри, которые были причиною и этого беспорядка; и таким образом опять напоминает о том, о чем говорено было в начале Послания и что возвещено было ему домашними Хлоиса. И часть некую сих верую.

Дабы не сказали: а что, если солгали какие-нибудь клеветники? – он не говорит: я верю, дабы они не сделались бесстыдными, не говорит – и не верю, дабы обличение не показалось напрасным, но: часть некую, говорит, верую, т. е. несколько верю, и тем делает их внимательными и призывает к исправлению. Подобает бо и ересем в вас быти да искуснии явлени бывают в вас (1Кор.11:19). И под именем ересей он разумеет здесь не заблуждения касательно догматов, но настоящие распри… Что апостол действительно ересями называет здесь беспорядки при трапезах и бывшие при том несогласия и раздоры, это он ясно выразил последующими словами. Ибо, сказав: слышу в вас распри сущыя, не остановился на этом, но желая объяснить, какие он разумеет распри, говорит далее: кийждо бо свою вечерю предваряет (1Кор.11:21), и еще: еда бо домов не имате, во еже ясти и пиши: или о церкви Божией нерадите (1Кор.11:22)? Очевидно, что он говорит об этих беспорядках; а что называет их распрями, не удивляйся этому: он хотел, как я сказал, сильнее подействовать на них таким выражением. Если бы он разумел догматические ереси, то не говорил бы с ними так кротко. Ибо, когда он говорит о них, то, послушай, с какою силою и предохраняет и обличает; предохраняет, когда говорит: аще ангел благовестит вам паче, еже приясте анафема да будет (Гал.1:8,9); обличает, когда говорит: иже законом оправдаетеся, от благодати отпадосте (Гал.5:4); а ересеначальников называет то псами: блюдитеся, говорит, от псов (Фил.3:2), то сожженными в совести и служителями диавола (1Тим.4:2). Но здесь не говорит ничего подобного, а выражается кротко и снисходительно. Что означают слова: да искуснии явлени бывают в вас? Дабы более просияли. Он хочет сказать, что людям непреклонным и твердым это не только не вредит, но еще делает их более заметными и славными. Частица дабы не всегда означает цель, но часто следствия дела. Так употребляет ее Христос, когда говорит: на суд Аз в мир сей приидох, да невидящии видят, и видящии слепи будут (Ин.9:39); так и сам Павел, когда говорит о законе: закон же привниде, да умножится прегрешение (Рим.5:20). Закон дан был не для того, чтобы умножились преступления иудеев, но так было. И Христос пришел не для того, чтобы видящие сделались слепыми, а с противоположною целью; но так было. Подобным образом, и здесь нужно понимать слова: да искуснии явлени бывают·, ереси были не для того, чтобы открылись искусные; но когда явились ереси, тогда это случилось. Апостол сказал это для утешения бедных, великодушно переносящих презрение. Посему не сказал: да искуснии бывают, но: да искуснии явлени бывают, выражая, что они и прежде были такими, но смешивались с другими и, получая утешение от богатых, не очень были заметны, а теперь смятение и несогласие сделали их известными, подобно как буря делает известным кормчего… Справедливо он называет искусными тех, которые не только вместе с другими соблюдали обычай, но и без них не преступали этого прекрасного установления. Такими похвалами он старается возбудить в тех и других большее усердие. Затем он показывает и самый род преступления. В чем же оно состояло? Сходящымся убо вам вкупе, говорит, несть Господскую вечерю ясти (1Кор.11:20). Видишь ли, как он пристыжает их и под видом повествования предлагает внушение? Наружный вид собрания, говорит, показывает одно, ибо происходит как бы из любви и братолюбия; вы собираетесь в одном месте и все вместе, а трапеза не соответствует собранию. Не сказал: когда вы собираетесь, то не вкушаете вместе, не разделяете пищи друг с другом, но опять выражается иначе и гораздо разительнее: несть, говорит, Господскую вечерю ясти, напоминая им и ту вечерю, на которой Христос преподал страшные Таины. Посему и назвал ядение их вечерею, так как на той вечери возлежали все вместе. Хотя не так отличны друг от друга богатые и бедные, как Учитель и ученики, – между последними различие беспредельно, но что я говорю об Учителе и учениках? – представь, какое различие между Учителем и предателем: и однако Он Сам возлежал вместе с ними, не изгнал и предателя, но и с ним разделил соль и сделал его причастником Таин.

Далее апостол объясняет, почему они не вкушают вечерю Господню: кийждо бо, говорит, свою вечерю предваряет в снедение, и ов убо алчет, ов же упивается (1Кор.11:21). Видишь ли, как он доказал, что они посрамляют более себя самих? Принадлежащее Господу они присвояют себе, и потому прежде всех унижают самих себя, лишая свою трапезу того, в чем состоит величайшее ее достоинство. Почему и каким образом? Господская вечеря, т. е. вечеря Господа должна быть общею; принадлежащее господину не принадлежит тому или другому рабу, но есть общее для всех; она Господская, говорит, следовательно общая. Если же она принадлежит твоему Господу, как и действительно принадлежит, то ты не должен присваивать ее себе, но, как принадлежащую Господу и Владыке, предлагать ее всем вообще. Она Господская, а ты препятствуешь ей быть Господскою, не дозволяя ей быть общею, но вкушая сам по себе. Посему и присовокупляет: кийждо бо свою вечерю предваряет в снедение. Не сказал: отделяет, но: предваряет, прикровенно обличая их в неумеренности и невоздержании, что объясняется и последующим; ибо, сказав это, он продолжает: и ов убо алчет, ов же упивается; то и другое, недостаток и излишество, показывают неумеренность. Вот и вторая вина, которая также вредит им самим; первая в том, что они бесчестят свою вечерю, а вторая в том, что пресыщаются и упиваются, и, еще важнее, тогда, как бедные алчут. То, что следовало предлагать всем вообще, они потребляют одни и, таким образом, впадают в пресыщение и пьянство. Посему он и не сказал: ов убо алчет, ов же насыщается, но: упивается. Каждое из этих дел само по себе достойно осуждения; упиваться, не пренебрегая бедных, преступно, и пренебрегать бедных, не упиваясь, преступно; если же, то и другое соединятся вместе, то представь, какое произойдет великое преступление. Показав нечестие дела, далее он употребляет укоризну и говорит се великим гневом: еда бо домов не имате, во еже ясти и пити; или о церкви Божией нерадите, и срамляете неимущыя (1Кор.11:22)? Видишь ли, как от бедных он переносит оскорбление на Церковь, дабы усилить речь свою? Вот и четвертая вина, состоящая в том, что они оскорбляют не только бедных, но и Церковь. Как Господскую вечерю, говорит, так и самое место вы присвояете себе, пользуясь Церковью, как бы своим домом. Церковь устроена не для того, чтобы собирающиеся в ней разделялись, но, чтобы разделенные соединялись, как показывает и самое слово: собрание. И срамляете неимущыя. Не сказал: оставляете голодными неимущих, но с большею укоризною: срамляете, выражая, что он не столько заботится о пище, сколько об оскорблении, причиняемом бедным. Вот и пятая вина – в том, что они не только презирают алчущих, но и посрамляюсь их. Этими словами он, с одной стороны, похваляет бедных, выражая, что они не столько беспокоятся о чреве, сколько о бесчестии, а с другой располагает слушателя к милосердию. Показав столько преступного в их поведении, – унижение вечери, унижение Церкви, оскорбление бедных, – он вдруг смягчает силу обличения и говорит: похвалю ли вы о сем? не похвалю. Это особенно и достойно удивления, что, показав столько преступлений, когда следовало бы сильнее выразить гнев свой, он поступает совершенно иначе, смягчает речь и дает им облегчение. Почему же так? Он уже сильно тронул их, доказав важность вины их, и, как превосходный врач, употребляет врачевство соответственное ранам: требующие глубокого разреза не рассекает только на поверхности, – ты слышал, как он отсек от них кровосмесника, а к требующим более легкого врачевания не прилагает железа; посему и здесь говорит с ними кротко. С другой стороны, он преимущественно старался сделать их кроткими к бедным; посему и сам беседует с ними кротко. Далее, желая пристыдить их иначе и еще более, он обращает речь к более важному предмету: аз бо, говорите, приях от Господа, еже и предах вам, яко Господь Иисус в нощь, в нюже предан бываше, прием хлеб, и благодарив преломи, и рече: приимите, ядите: сие есть тело мое, еже за вы ломимое: сие творите в мое воспоминание (1Кор.11:23,24). Почему он упоминает здесь об этих тайнах? Потому, что это было весьма нужно для настоящего предмета. Господь твой, говорит, удостоил всех одной и той же трапезы, и при том самой страшной и много превосходящей достоинство всех; а ты считаешь других недостойными твоей трапезы, маловажной и незначительной, и, тогда как они не получают от тебя ничего без благ духовных, отнимаешь у них и телесные, хотя и они – не твои. Впрочем, он не говорит этого, дабы слова его не были слишком тяжкими, но употребляет речь более кроткую и говорит: Господь Иисус в нощь, в нюже предан бываше, прием хлеб. Для чего он напоминает нам об этом времени, об этой вечери и предательстве? Не просто и не без причины, но дабы сильнее тронуть и самым временем. Ибо всякий, хотя бы кто был даже камнем, представив, как в эту ночь Господь скорбел с учениками, как был предан, связан, веден и осужден, как терпел все прочее, сделается мягче воска, отрешится от земли и всей здешней суеты. Для того апостол и напоминает нам о всем этом: пристыжает нас и временем, и вечерею и предательством и говорит: «Господь твой предал Себя самого за тебя, а ты не хочешь удалить и хлеба брату для самого же себя?»

4) Но почему Павел говорит, что он принял это от Господа, между тем как сам не был вместе с Ним, а находился тогда в числе Его гонителей? Дабы ты уразумел, что та вечеря не заключала в себе ничего большего в сравнении с последующими. Ибо и ныне тот же Господь все совершает и преподает, как и тогда, и не для этого только он напоминает нам об этой ночи, но дабы тронуть нас еще иным образом. Как вообще мы более помним последние слова, которые слышим от умирающих, и наследникам их, когда они дерзают нарушать их завещания, в укоризну говорим: вспомните, что это последние слова отца нашего, которые он завещал пред самою своею кончиною; так и Павел, желая таким образом усилить речь свою, говорит: вспомните, что это было последнее таинство, которое Он преподал вам, что Он заповедал это в ту ночь, в которую готовился умереть за нас, и, предложив нам эту вечерю, после нее уже не предложил никакой другой. Затем он излагает самые обстоятельства события и говорит: прием хлеб, и благодарив преломи, и рече: приимите, ядите: сие есть тело мое, еже за вы ломимое. Если ты приступаешь (к вечере) для благодарения, то не делай ничего недостойного благодарения, не посрамляй брата своего, не призирай алчущего, не упивайся, не оскорбляй церкви. Ты приступаешь, чтобы благодарить за те блага, который получил; воздавай же и со своей стороны и не отделяйся от ближнего. Христос преподал вечерю равно всем, сказав: приимите, ядите. Он равно всем преподал Свое тело, а ты не хочешь равно всем раздавать общий хлеб? Хлеб был преломлен Им равно за всех и соделался Телом равно за всех. Такожде и чашу, по вечери, глаголя: сия чаша новый завет есть в Моей крови· сие творите, елижды аще пиете, в Мое воспоминание (1Кор.11:25). А ты что делаешь? Совершаешь воспоминание о Христе, и презираешь бедных, и не трепещешь? Когда ты совершаешь поминовение по умершем сыне или брате, то совесть замучила бы тебя, если бы ты не исполнил обычая и не пригласил бедных; а совершая воспоминание о своем Господе, ты не хочешь даже поделиться трапезою? Но что означают слова: сия чаша новый завет есть? Была чаша Ветхого Завета – возлияния и кровь бессловесных животных; наполняли чашу и фиал кровью и после жертвоприношения совершали возлияние. Предложив вместо крови бессловесных Свою кровь, дабы, слыша это, кто-нибудь не смутился, Господь напомнил о древнем жертвоприношении. Сказав о вечери, далее апостол соединяет настоящее с прошедшим, дабы верующие были и ныне в таком же расположении духа, как будто присутствовали на той самой вечери, возлежали вместе с апостолами и принимали от самого Христа эту жертву, и говорит: елижды бо аще ясте хлеб сей и чашу сию пиете, смерть Господню возвещаете, дóндеже приидет (1Кор.11:26). Как Христос, сказав о хлебе и о чаше: сие творите в Мое воспоминание, открыл нам причину установления Таинства, а между прочим внушил, что эта причина достаточна для возбуждения в нас благоговения; – ибо когда ты представишь, что потерпел для тебя Господь твой, то сделаешься любомудреннее, – так и Павел говорит здесь: елижды аще ясте, смерть Господню возвещаете. Такова эта вечеря! Далее внушает, что она пребудет до скончания века, словами: дондеже приидет. Темже иже аще яст хлеб сей, или пиет чашу Господню недостойне, повинен будет телу и крови Господни (1Кор.11:27). Почему? потому, что проливает кровь и производит заклание, а не жертву приносит. Как тогда пронзившие Господа пронзали не для того, чтобы пить, но, чтобы пролить кровь Его; так поступает и тот, кто приобщается недостойно, и не получает никакой пользы. Видишь ли, как страшна речь его и как сильно он тронул их, показав, что если они таким образом намерены пить (кровь Господа), то будут недостойно причащаться предлежащих Таин? И подлинно, не недостойно ли приступает тот, кто презирает алчущего, и кроме того, что презирает, еще посрамляет его? Ибо, если неподавание милостыни бедным лишает человека Царствия Небесного, хотя бы он был девственник, равно как и не щедрое подавание – ибо и девы имели у себя елей, но только не в изобилии, – то представь, сколь велико зло, если совершится столько преступлений?

5) Каких, скажешь, преступлений? О каких преступлениях говоришь ты? Приобщившись такой трапезы, тебе следовало бы сделаться смиреннее всех и уподобиться Ангелам, а ты сделался жестокосерднее всех; ты вкусил крови Господней и не признаешь своего брата; достоин ли ты прощения? Если бы даже ты не знал его доселе, то после этой трапезы должен был бы признать его; а ты бесчестишь и самую трапезу, считая сподобившегося быть причастником ее недостойным яств твоих. Разве ты не слышал, чему подвергся требовавший сто динариев от брата своего, как он утратил дар, уступленный ему господином его? Разве не знаешь, чем ты был прежде и чем стал теперь? Разве не помнишь, что гораздо более этого бедного деньгами ты был беден добрыми делами, быв исполнен бесчисленных грехов? Однако, Бог простил тебе все грехи и удостоил тебя такой трапезы; но ты и после того не сделался человеколюбивее; посему не остается ничего более, как и тебя предать мучителям (Мф.18:34). Будем же внимать словам апостола все мы, которые здесь приступаем к священной трапезе вместе с бедными, а вышедши отсюда не хотим и смотреть на них, но, предаваясь сами пьянству, алчущих оставляем без внимания, в чем тогда виновны были и коринфяне. Когда же, скажешь, это делается? Всегда, особенно же в праздники, когда особенно следовало бы не делать этого. Тогда-то, после причащения, тотчас и начинается пьянство и пренебрежение бедных; тогда-то, после принятая Крови Господней, когда тебе следовало бы соблюдать пост и воздержание, ты и предаешься пьянству и бесчинию. Скушав за обедом что-нибудь приятное, ты остерегаешься, чтобы другим дурным кушаньем не испортить прежнего; а приняв Дух, предаешься сатанинским удовольствиям. Вспомни, что делали апостолы, причастившись Священной вечери; не к молитвам ли и песнопениям обратились они, не к священному ли бдению, не к учению ли продолжительному и исполненному великого любомудрия? Ибо великие и дивные тайны Господь преподал и объяснил им тогда, когда Иуда пошел призвать будущих Его распинателей. Также и три тысячи верующих, сподобившись причащения, не пребывали ли постоянно в молитвах и учении, а не в пьянстве и бесчинии? А ты, если прежде причащения постишься, чтобы сколько-нибудь оказаться достойным причащения, то после причащения, когда надлежало бы усилить воздержание, погубляешь все. Но не одно и тоже поститься прежде или после; должно быть воздержным и в то, и в другое время, но особенно после принятия Жениха; прежде – для того, чтобы сделаться достойным принятия, а после – для того, чтобы не оказаться недостойным полученных даров. Неужели же, скажешь, должно поститься после причащения? Я не говорю этого и не принуждаю; хорошо делать и так; но я не требую этого, а увещеваю не предаваться безмерному пресыщению. Ибо, если вообще никогда не должно пресыщаться, как внушает Павел в словах: питающаяся пространно жива умерла (1Тим.5:6), то тем более угрожает смерть пресыщающимся после причащения. Если для жены пресыщение есть смерть, то тем более для мужа; если оно пагубно во всякое время, то тем более после причащения Таин. А ты, приняв хлеб жизни, совершаешь дела смерти, и не трепещешь. Или не знаешь, сколько зол происходить от пресыщения? Неуместный смех, непристойные речи, пагубные шутки, бесполезное пустословие и многое другое, о чем и говорить неприлично. Все это делаешь ты после того, как причастился Трапезы Христовой, в тот самый день, в который удостоился прикоснуться языком своим к плоти Его. Посему, дабы этого не было, пусть каждый соблюдает в чистоте руку свою, язык и уста, который послужили преддверием при вшествии Христа, и предложив свою чувственную трапезу, обращает мысли свои к той духовной трапезе, к вечери Господней, к бдению учеников в ту священную ночь, или лучше сказать, если тщательно вникнем, то и теперь – та же ночь. Будем же бодрствовать вместе с Господом и благоговеть вместе с учениками Его. Непрестанно следует молиться, а не пьянствовать, особенно же в праздник. Праздник не для того, чтобы нам бесчинствовать и умножать грехи свои, но, чтобы очистить и те, какие есть у нас. Знаю, что говорю это напрасно, но не перестану говорить. Если вы не все послушаетесь, то не все же и не послушаетесь; а если все не послушаетесь, то мне будет тем большая награда, а вам тем большее осуждение. Дабы с вами не случилось этого, я не перестану говорить; частым повторением, может быть, и трону вас. Итак, увещеваю вас: дабы причащение не послужило к нашему осуждению, напитаем Христа, напоим и оденем; это достойно такой трапезы. Ты слышал священные песни, видел брак духовный, насладился царской трапезы, исполнился Святого Духа, приобщился к лику Серафимов, сделался сообщником Горних Сил? Не нарушай же такой радости, не теряй такого сокровища, не предавайся пьянству – этому источнику скорби, утешению диавола, виновнику бесчисленных зол; ибо от него и сон, подобный смерти, и головокружение, и болезни, и забвение, и изнеможение. Ты, конечно, не решился бы в пьяном виде встретиться даже с другом; как осмеливаешься, скажи мне, предаваться пьянству, имея в себе Христа? Но ты любишь удовольствия? Поэтому-то и перестань предаваться пьянству. И я желаю тебе удовольствия, но удовольствия истинного и никогда не увядающего. Какое же это удовольствие истинное и всегда цветущее? Призови к обеду своему Христа, раздели с Ним свои, или лучше, Его же блага; вот в чем заключается бесконечное и всегда цветущее удовольствие! А удовольствия чувственные не таковы; они как скоро являются, тотчас же исчезают, и наслаждающийся ими находится нисколько не в лучшем, или даже в худшем состоянии, нежели не наслаждающиеся. Тот находится как бы в пристани, а этот как бы увлекается потоком и осаждается болезнями, не имея возможности преодолеть такую бурю. Посему, дабы не случилось этого, будем соблюдать умеренность; тогда сохраним и тело здравым, и душу спокойною, избавимся от настоящих и будущих зол, которых да избавимся все мы и да сподобимся Царствия Небесного, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, вместе со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Из слова о молитве²⁷

Понятие о молитве. «Во время молитвы, мы беседуем с Богом. Она есть занятие общее человеку с Ангелами. Все мы нуждаемся в молитве, как деревья в воде. Молитвы – нервы души нашей. Кто не молится Богу и не имеет усердия беседовать с Богом, тот мертв, бездушен, бессмыслен».

Какова должна быть молитва? «Бог не требует от молящегося красоты речи и искусного сложения слов, но душевной теплоты и усердия. Если он в таком расположении изречет пред Ним благоугодное Ему, то отойдет от Него, все получив. Видишь, какое удобство? У людей бывает так, что, приступая к кому-либо с прошением, нужно подобрать и особые слова; а здесь ничего такого не нужно; но имей ты трезвенный ум, и ничто не помешает тебе быть близ Бога. Бог приближаяйся Аз есмь, глаголет Господь, а не Бог издалеча (Иер.23:23), так что если мы далеки от Него, то причиною этому мы сами, а Он всегда близ есть. Но что я говорю, что здесь не нужно заботиться об искусстве в слове? Часто не нужно бывает и голоса, ибо, если и в сердца своем изречешь Его как должно, то и в таком случае Он услышит тебя. Так Он услышал Моисея, так услышал Анну».

Когда наша молитва будет услышана? «Всегда нужно помнить, что должно не просто только молиться, но молиться так, чтобы быть услышанным, ибо одна молитва недостаточна для получения желаемого, если мы не будем воссылать ее так, как угодно Богу. И фарисей молился, но не получил пользы, и иудеи молились, но Бог отвратился от молений их, потому что молились не так, как должно молиться. Что же нужно? Нужны слезы, рыдания, воздыхание, удаление от людей порочных, страх и опасение суда Божия. Скажу вообще: будем услышаны, если окажемся достойными получить просимое; если молимся согласно с законами Божьими о молитве; если молимся непрестанно, если не просим ничего, Бога – недостойного; если просим полезного; если исполняем должное и со своей стороны. Таким образом многие были услышаны: Корнилий был услышан за (благочестивую) жизнь; сирофиникианка – за неотступность в молитве; Соломон – за достойный предмет прошения; мытарь – за смирение, другие – за другое. Не услышаны бываем – когда произносим бесполезное, – также, когда, молясь, не оставляем – грехов своих, – и еще когда просим отмщения врагам».

Молитвы ночью. «Когда святой Петр заключен был в темницу, и приговорен к смерти, в ночь перед тем собрались все верующие воедино и молились о нем (Деян.12:5)… Видишь, как бодрственна душа их? с женами и детьми и служанками они воспевали, от скорби сделались чище неба. Нет ничего светлее тогдашней Церкви. Будем же подражать ей, будем соревновать. Не для того дана ночь, чтобы мы всю ее спали и бездействовали. Свидетели тому ремесленники, погонщики мулов, торговцы, Церковь Божия, восстающая среди ночи. Встань и ты, посмотри на ход звезд, на глубокую тишину, на великое безмолвие, – и удивляйся делам Господа твоего. Тогда душа бывает чище, легче и бодрее, бывает особенно способна воспарять и возноситься горе; самый мрак и совершенное безмолвие много располагают к умилению. Преклони же колена, воздохни и моли Господа твоего быть милостивым к тебе. Он особенно преклоняется на милость ночными молитвами, когда ты время отдохновения делаешь временем плача. Вспомни о царе, который говорит о себе: утрудился воздыханием моим, измыю на всякую нощь ложе мое, слезами моими постелю мою омочу (Пс.6:7). И в другом еще месте: полунощи востах исповедатися Тебе о судьбах правды Твоея (118:62). Делай то же и ты – муж, и ты – жена. Пусть дом ваш сделается Церковью. Не считай препятствием к этому того, что и ты муж только один, и что она жена только одна. Идеже бо еста два собрани во имя Мое, ту есмь посреде их, говорит Господь (Мф.18:20). А где Христос, там и Ангелы, и Архангелы, и прочие Силы. Посему вы не одни, когда с вами Господь всех. Если у тебя есть дети, то подними и детей, и пусть во время ночи весь дом сделается Церковью. Нет ничего прекраснее жилища, в котором совершаются такие молитвы».

Место и время молитвы. «Не говори мне, что для человека, занятого делами, невозможно проводить целый день в молитве. Можно и как легко!.. В молитве нужны не столько звуки, сколько мысль; не воздеяние рук, но возношение ума, не наружный вид, но внутренний смысл… Можно, идучи на площадь, ходя по улицам, творить продолжительные молитвы; можно сидячему в рабочей храмине и занимающемуся работой посвящать Богу дух свой, и входящему, и выходящему, и рабу, и купцу, стоящему у очага можно, говорю, творить продолжительную и усердную молитву».

Молитва – виновница всех добродетелей. «Что может быть святее того, кто беседует с Богом? Что праведнее, что достославнее, что премудрее? Если беседующие с мужами мудрыми от частого собеседования скоро сами становятся, подобно им, мудрыми, то что сказать о тех, которые в молитве своей беседуют с Богом? какою добродетелью, ведением, добродушием, целомудрием и кротостью должно исполнить их молитвенное о сем их к Богу прошение? Поистине тот не погрешит, кто признает молитву виною всякой добродетели и правды, и кто почтет невозможным, чтобы без молитвы душа сделалась благочестивою».

Из 1-й беседы о Лазаре