История России в рассказах для детей - Полуостров Крым и путешествие императрицы 1787 год

• Древнерусское государство *VI–XII века*
• Славяне до 862 года
• Начало русского государства и первые государи русские от 862 до 945 года
• Святая Ольга от 945 до 957 года
• Великий князь Святослав I от 957 до 972 года
• Сыновья Святослава от 972 до 980 года
• Крещение Руси от 980 до 988 года
• Владимир христианин от 988 до 1015 года
• Святополк окаянный от 1015 до 1019 года
• Великий князь Ярослав I Владимирович от 1019 до 1054 года
• Кудесники от 1054 до 1078 года
• Ссоры князей от 1078 до 1097 года
• Съезды князей От 1097 ДО 1113 года
• Владимир Мономах от 1113 до 1125 года
• Русь удельно-вечевая *XII–XIII века*
• Олеговичи и Мономаховичи от 1125 до 1147 года
• Начало Москвы от 1146 до 1155 года
• Своевольство новгородцев от 1155 до 1167 года
• Андрей Боголюбский от 1157 ДО 1174 года
• Убиение Андрея Боголюбского 1174 год
• Великий князь Михаил I от 1174 до 1176 года
• Вступление на престол великого князя Всеволода III от 1176 до 1178 года
• Слово о полку Игореве от 1178 ДО 1185 года
• Ливония и немецкие рыцари от 1185 до 1202 года
• Роман Волынский и княжество Галицкое от 1198 до 1212 года
• Мстислав Мстиславич Удалой, князь новгородский от 1210 ДО 1218 года
• Русь покоренная *XIII–XIV века*
• Нашествие татар от 1219 до 1238 года
• Россия покоренная от 1238 до 1243 года
• Святой Александр Невский от 1240 до 1263 года
• Великий князь Ярослав III и князья литовские от 1263 до 1272 года
• Дети Александра Невского от 1272 до 1304 года
• Михаил Ярославич Тверской от 1304 до 1318 года
• Соперничество Москвы с Тверью от 1319 до 1328 года
• Иоанн Калита и Москва, столица великокняжеская от 1328 до 1340 года
• Святой митрополит Алексий от 1340 до 1359 года
• От Куликова поля до реки Угры *XIV–XV века*
• Малолетство Дмитрия Иоанновича, великого князя московского от 1359 до 1362 года
• Донское сражение, или Куликовская битва от 1362 до 1380 года
• Новое бедствие Москвы и разбои новгородцев от 1380 до 1388 года
• Великодушие князя Владимира Храброго 1389 год
• Великий князь Василий Дмитриевич от 1389 до 1425 года
• Враги великого князя
• Ссора на свадьбе великого князя Василия II от 1425 до 1433 года
• Дмитрий Шемяка от 1433 до 1446 года
• Последние годы княжения Василия Темного от 1446 до 1462 года
• Великий князь ИОАНН III И греческая царевна София от 1462 до 1472 года
• Совершенное покорение Новгорода от 1472 до 1478 года
• Освобождение Руси от 1478 до 1480 года
• Московская Русь *XV–XVI века*
• Новое состояние России от 1480 до 1498 года
• Два наследника престола от 1498 до 1505 года
• Покорение Пскова и совершенное уничтожение уделов от 1505 до 1523 года
• Нравы и обычаи русских при Василии III от 1523 до 1533 года
• Регентство Великой княгини Елены от 1533 до 1538 года
• Детство и первая молодость Иоанна IV от 1538 до 1546 года
• Царство Грозного царя и последние Рюриковичи *1547-1584-1597 года*
• Чудесная перемена 1547 год
• Казаки от 1547 до 1552 года
• Покорение царства Казанского 1552 год
• Кончина Анастасии от 1552 до 1560 года
• Опричники и слобода Александровская от 1560 до 1569 года
• Слабость России от 1569 до 1582 года
• Ермак, покоритель Сибири от 1582 до 1584 года
• Кончина Иоанна Грозного 1584 год
• Новый царь и его любимец от 1584 до 1591 года
• Углич и последний потомок Рюрика от 1591 до 1597 года
• «Смутное время» *1598–1613 года*
• Борис Годунов, царь России от 1597 до 1600 года
• Мучительная жизнь убийцы от 1600 до 1603 года
• Самозванец от 1603 до 1605 года
• Поляки в Москве от 1605 до 1606 года
• Смерть самозванца 1606 год
• Несчастное царствование Шуйского от 1606 до 1610 года
• Князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский от 1609 до 1610 года
• Междуцарствие от 1610 до 1613 года
• Россия в годы правления первых Романовых *1613–1682 года*
• Иван Сусанин и его потомство 1613 год
• Скромность Романовых
• Восстановление порядка и спокойствия от 1613 до 1619 года
• Царица Евдокия
• Продолжение царствования Михаила Федоровича до его кончины от 1619 до 1645 года
• Боярин Морозов и народные мятежи от 1645 до 1649 года
• Патриарх Никон от 1649 до 1654 года
• Малороссия и Богдан Хмельницкий от 1654 до 1667 года
• Величие души Алексея от 1667 до 1670 года
• Рождение Петра I 1672 год
• Царь Федор Алексеевич от 1676 до 1682 года
• Россия накануне перемен *1682–1703 года*
• Петр, десятилетний царь России 1682 год
• Царевна Софья Алексеевна и стрельцы от 1682 до 1688 года
• Петр, единодержавным обладатель России 1689 год
• Начало русского флота и первая победа Петра от 1689 до 1697 года
• Путешествие Петра в чужие края и последний бунт стрельцов от 1697 до 1700 года
• Новые обычаи и война со Швецией от 1698 до 1703 года
• Россия во времена реформ Петра I *1703–1725 ГОДА*
• Новая столица, новые крепости и гавани от 1703 до 1708 года
• Изменник Мазепа и Полтавская битва от 1708 до 1710 года
• Царица Екатерина
• Праздники и петербургские увеселения
• Новое путешествие Петра в чужие края и царевич Алексей от 1717 до 1719 года
• Мир со Швецией и Петр император
• Последние деяния Петра I от 1722 до 1725 года
• Кончина Петра Великого 1725 год
• Эпоха дворцовых переворотов *1725–1762 года*
• Императрица Екатерина I от 1725 до 1727 года
• Петр II и князь Меншиков от 1727 до 1728 года
• Долгорукие от 1728 до 1730 года
• Императрица Анна Иоанновна 1730 год
• Бирон
• Войны с Польшей и Турцией от 1732 до 1739 года
• Двор императрицы Анны
• Император Иоанн и регентство Бирона 1740 год
• Правительница Анна Леопольдовна от 1740 до 1741 года
• Императрица Елизавета 1741 год
• Непостоянство счастья от 1741 до 1742 года
• Наследник престола и его супруга
• Состояние Европы во время царствования императрицы Елизаветы от 1745 до 1756 года
• Воина с Пруссией и кончина императрицы от 1756 до 1762 года
• Император Петр III 1762 год
• «Просвещенный век» Екатерины II *1762–1796 годы*
• Первые пять лет царствования Екатерины II от 1762 до 1767 года
• Первая турецкая война и первое разделение Польши от 1767 до 1772 года
• Моровая язва и Пугачев от 1772 до 1775 года
• Торжество мира с Турцией и учреждение губерний 1775 год
• Вооруженный нейтралитет, или новая слава Екатерины от 1775 до 1780 года
• Князь Потемкин-Таврический
• Полуостров Крым и путешествие императрицы 1787 год
• Вторая война с Турцией и Суворов от 1787 до 1790 года
• Война и мир со Швецией 1790 год
• Смерть Потемкина и мир с Турцией от 1790 до 1792 года
• Польша от 1792 до 1795 года
• Кончина Екатерины 1796 год
• Правление Павла I *1796–1801 года*
• Император Павел I от 1796 до 1797 года
• Императрица Мария
• Русские в Италии и Швейцарии от 1797 до 1801 года
• Россия в годы правления Александра I *1801–1825 года*
• Состояние Европы в первые четыре года царствования императора Александра I от 1801 до 1805 года
• Воины с Францией и Тильзитский мир от 1805 до 1808 года
• Завоевание Финляндии от 1808 до 1810 года
• Новые успехи русских в военных и гражданских делах от 1810 до 1812 года
• Отечественная война 1812 год
• Александр в Париже
• Конгресс в Вене 1815 год
• Последние десять лет царствования Александра I от 1815 до 1825 года
• Словарь
• Условные сокращения

Полуостров Крым и путешествие императрицы 1787 год

На территории нашего обширного Отечества Крым — одно из самых примечательных мест и в географическом, и в историческом отношении. Нигде природа не рассыпала с такой щедростью свои красоты, нигде не произошло столько важных событий, столько знаменитых деяний, как в таком прекрасном месте, как Крым, который называют нашей Италией. Красоты эти и теперь радуют глаз, и многим моим читателям может представиться случай видеть их — стоит только доехать до Крыма. Но от произошедших в этом краю событий осталось очень мало следов, и найти их можно только в истории. А любопытно было бы знать все, что известно, о Крыме! Ведь он уже был знаменитой страной за несколько столетий до нашей эры. Да, за несколько столетий до Рождества Христова там уже жили народы, отличавшиеся от других своей образованностью, своими успехами в науках, мореплавании и торговле. И угадывая ваше желание узнать подробно историю одной из прекраснейших наших областей, я опишу ее с самого начала.

Первыми известными нам обитателями Тавриды в XII и XIII веках до н. э. были Тавры. Название это происходит от названия гор, которых так много на их родине: Тавр на Ассирийском[435] языке значит гора. Тавры были очень жестоки и даже дики. Они приносили в жертву своим богам всех чужестранцев, которые имели несчастье претерпеть кораблекрушение у их берегов.

Через несколько столетий с севера Европы и, по уверению историков, с полуострова Ютландии[436] к Таврам пришли Кимвры, или Киммерийцы[437]. По примеру всех завоевателей они покорили коренных жителей Тавриды, стали главным народом этой страны, построили на ее Азиатском берегу город Киммерион, который известен под названием Тамань. От них пролив, отделяющий Европейскую часть Крыма от Азиатской, получил название Киммерийского. Мы называем его теперь Таврическим. Но слава Кимвров не была продолжительна: они, в свою очередь, были побеждены и выгнаны из Тавриды Скифами[438]. Этот народ отличался такой грубостью своих нравов и таким бесчеловечием, что Греки называли их именем все необразованные народы: Скиф значило тогда то же, что варвар. Став хозяевами в Тавриде, они смешались с ее коренными жителями, и поэтому страна получила новое название — Тавро-Скифия.

Но все эти народы были дикие, необразованные, а где же те народы, рассказ о которых может быть любопытен? Они уже перед вами, мои милые читатели.

Вы, наверное, давно знаете, что Греки были одним из просвещеннейших народов в древности. В их стране процветали науки и искусства, их оружие славилось победами, их корабли плавали по отдаленным морям. В V веке до н. э. они в первый раз доехали до Киммерийского пролива, были восхищены красотами природы в этой, тогда еще дикой стране, предвидели множество выгод от этих мест в качестве колоний и основали по соседству от Тамани город Фанагорию. Их рассказы на родине о прекрасном климате и богатствах Тавриды возбудили и в соотечественниках желание поселиться там, и Греческие колонии начали одна за другой появляться на всем южном берегу Тавриды. Основными из этих поселений были Пантикапея, или нынешняя Керчь, Феодосия и Мегариче, позже названный Херсонесом. Новые колонии стали быстро процветать; суда из Греции и других отдаленнейших стран приходили к ним с богатыми товарами. В это время уже славился Херсонес, ставший вскоре влиятельной республикой, несмотря на то, что его владения простирались только на двенадцать верст в длину и ширину. Соперником Херсонеса, процветавшего на южном берегу Тавриды, было другое селение греков, основанное в то же время в восточной части полуострова и называвшееся Босфором. Этот город прежде назывался Пантикапеей, а теперь называется Керчью. Но Босфор не был республикой, как Херсонес. Здесь управляли народом цари, и многие из них были знамениты.

В то время, как эти основные поселения Греков вместе со многими другими селениями по берегам Черного моря распространяли образование на востоке и юге Тавриды, все ее пространство к западу и северу было во власти Тавро-Скифов, часто нападавших на чужеземцев, поселившихся в их стране. Греки, будучи не в силах защитить себя от варваров, просили иногда помощи у соседних государей и тем погубили себя. Один из этих государей — царь Понтийский[439] Митридат-Евпатор[440] — под видом оказания помощи завладел почти всей Таврией и готов был идти на Рим. Но у Римлян был в это время славный полководец Помпей: он остановил наступление Митридата, лишил его всех завоеваний и подчинил Риму все Греческие селения в Тавриде. Это случилось за 65 лет до н. э. Херсонесцы ничего не потеряли при этом: их имеющая большое значение торговля и услуги, которые им случалось иногда оказывать своим победителям, сражаясь с их неприятелями, гарантировали им покровительство Рима. Им даже были оставлены свои прежние права. С Босфором же было иначе: его жителям Рим направлял своих царей. Судьба Босфорцев оказалась впоследствии еще хуже: в начале IV века до н. э. они были покорены новыми, пришедшими в Таврию завоевателями — Сарматами[441], от которых им помогали освободиться на некоторое время жители Херсонеса; но в конце того же столетия Боспорское царство[442] навсегда было разрушено Гуннами[443].

Удивительно было это множество народов, попеременно владевших прекрасной и несчастной Тавридой. Как будто бы все они попеременно стремились быть ее повелителями! Вслед за Гуннами в VIII веке появляются Хазары. Их власть, вероятно, была или продолжительнее, или прочнее власти других завоевателей, потому что ее следы прослеживаются в новом названии Тавриды: она была названа Хазарией. С X века история Тавриды начинает несколько соприкасаться с нашей историей. Вы, наверное, помните, что в 988 году в Херсонесе произошло важнейшее событие для Русских: принятие христианской веры их государем. Херсонес вместе с другими Греческими селениями был тогда под властью Восточной (Византийской) империи. Владимир, как будто желая не попросить, а завоевать себе достойную супругу, ходил на завоевание Херсона и овладел не только им, но и Феодосией, и многими другими местами в Тавриде и Тамани. Но будучи уже супругом царевны, он отдал ее братьям — Константинопольским императорам — все свои завоевания, кроме Тамани, известной в нашей Истории как Тмутораканская область.

Греки также недолго оставались владетелями прелестной Тавриды. В середине XI века новые варвары сменили Печенегов — это были Половцы. Они завладели Тавридой и почти два века называли ее своей. Наконец, в 1233 году появляются последние ее завоеватели — Татары. Тот же Батый, губитель нашего Отечества, наводил ужас и на Тавриду: он отправил для ее покорения одного из своих полководцев — Ногая — с многочисленным войском. Ногай был достойный исполнитель бесчеловечных приказаний хана: он не только покорил, но, по обычаю Татар, и разорил Тавриду. Ее участь разделили и некоторые Греческие города и селения, только не те, которые благодаря своей обширной торговле пользовались уважением и покровительством сильных государств, как, например, Херсонес и Кафа, или Феодосия, незадолго до того вставшие под защиту Генуэзской республики — одной из сильнейших в то время морских держав. Генуэзцы владели в Таврии не одной Кафой: и многие другие прежние Греческие селения уже принадлежали им. Их соперниками в торговле на Черном море были только Венецианцы, также преуспевшие в мореплавании и владевшие тогда Азовом. Города, находившиеся под таким покровительством, избегли власти Татар, так как благодаря своему богатству могли платить деньгами за свою свободу и безопасность. Таким образом, Татары собирали дань со всех городов и селений южного берега Тавриды, уцелевших от их разрушительной власти.

Так продолжалось более двух столетий. Генуэзцы в течение этого времени укрепились уже настолько, что Кафа перестала повиноваться Татарам с прежней покорностью, и обладатели Таврии до того были раздражены гордостью и своевольством Генуэзцев, что в 1475 году решили просить помощи у Турок. Помощь была оказана, но так, что и Татары, и Генуэзцы искренно пожалели о том, что не прекратили своих ссор без посредников. Город Кафа был разорен, 40 000 его жителей — Генуэзцев — посланы в Константинополь, знатнейшие дома и церкви разрушены! Но этого было еще недостаточно самым жестоким завоевателям Тавриды: Турки в то же время разграбили и другие селения Греков, Венецианцев и Генуэзцев, и знаменитые города: Судак, Балаклава, Инкерман, Херсон, Танаис, или Азов, Керчь, Манкуп почти исчезли со всеми своими богатствами. Даже сами Татары, призвавшие к себе Турок, не избежали жестокой участи: хан Крымских Татар Менгли-Гирей был взят в плен и отвезен в Константинополь, где прожил три года, ожидая решения своей судьбы. Наконец, султан вернул ему ханство, короновал его в Константинополе и в сопровождении Турецких сановников отправил в еще уцелевший приморский Греческий город Евпаторию.

Хотя подданные Менгли-Гирея были очень недовольны той властью, какую Турки взяли над ханом и его царством, но делать было нечего: они не могли свергнуть эту власть почти во все время их существования. А это продолжалось не одно столетие. Крымские Татары довольно известны читателям по нашим прежним рассказам. Зависимые от Турции, но в то же время и покровительствуемые ею, много зла причинили они нашему Отечеству своими набегами, своей варварской жестокостью. Бывали они в нашей Москве и оставили в ней о себе ужасную память! Разоряли и другие города, но были только несколько усмирены Кайнарджийским миром, и то ненадолго. Наконец, князю Потемкину удалось превратить этих беспокойных и опасных соседей России в мирных и полезных граждан. Вы уже слышали, каким образом он сделал это, и нам остается теперь узнать о положении Крыма, когда он уже стал Русской областью. Один из лучших способов сделать это — прочитать описание путешествия императрицы в эту знаменитую страну. Обратимся же к нему: оно предоставит нам возможность узнать не только Крым, но вместе с ним и другие замечательные области и города, мимо которых проезжала государыня, а также узнать людей, которые были в числе ее избранных спутников, и, кроме того, много любопытных подробностей этого примечательного путешествия, по случаю которого в 1787 г. была выбита медаль. На одной стороне ее был изображен портрет государыни, а на другой — карта всего путешествия с надписью: «Путь на пользу».

Участвовать в путешествии императрица пригласила знаменитых иностранцев. Это были послы: Французский — Сегюр, Английский — Фиц-Герберт, Австрийский — Кобенцель. Здесь же находился и столь известный своим остроумием и любезностью принц де Линь. Кроме того, в свите государыни были многие из знаменитейших чинов двора и генералов, не говоря уже о том множестве придворных чиновников, которым было поручено выполнять разные обязанности при этом великолепном, дотоле неслыханном в России путешествии. Как вы думаете, сколько экипажей надо было, чтобы поместить всю свиту? Четырнадцать карет, а саней — сто шестьдесят четыре! Лошадей же готовили на каждой станции 560!

В таком пышном поезде императрица отправилась из Царского Села 18 января 1787 года. Сюда было приказано приехать ее спутникам, и здесь она простилась со своим семейством. Трогательно было это прощание: Екатерина с неописуемой нежностью любила своих внуков, великих князей Александра и Константина, из которых старшему было в это время не более девяти лет. Целуя и обнимая их в минуту разлуки, она так много плакала, что родители царственных малюток едва смогли утешить ее. Но подобные минуты великая государыня называла минутами слабости; она не позволяла себе долго предаваться им, и, спрятав нежнейшие чувства опечаленной матери семейства в сокровенной глубине своей души, она через несколько часов после выезда из Царского Села уже была по-прежнему спокойна, думала также, что ее сердце принадлежало не только собственным детям, но и другому бесчисленному семейству — ее народу, и мысли о счастье этого народа оставались по-прежнему любимыми мыслями Великой. Извлечение пользы для России было целью ее путешествия; значит, все внимание государыни должно было быть обращено на эту благодетельную для нас цель. Иначе не могла думать Екатерина.

Русские, привыкшие к тому совершенству, с которым она исполняла священный долг царицы, не удивлялись ни ее решимости на некоторое время разлучиться со своим драгоценным семейством, ни тому величайшему вниманию, какое она обращала на все, что касалось ее путешествия. Но зато многому дивились иностранные министры, сопровождавшие императрицу. Любопытно читать в их записках, как искренно отдавали они справедливость знаменитым делам и всем поступкам Екатерины: шесть месяцев путешествия, в продолжение которых они были каждый день с ней, дали им возможность видеть ее вблизи и вполне удостовериться, насколько превосходила она всех других Европейских государей того времени. Особенно любопытны в этом случае записки Французского посланника, графа Сегюра: он был одним из умнейших, образованнейших и усерднейших почитателей Екатерины, и у него подробно описано путешествие в Крым.

Прежде всего скажу вам, какие города проехала государыня от Петербурга до Крыма. Это ее маршрут. Первый город после Царского Села был Рожествен, потом Луга, Порхов, Великие Луки, Велиж, Смоленск, Мстиславль, Чириков, Новогород-Северский, Сосница, Чернигов, Нежин, Козелец, Киев, Терехтемиров, Конев, Черкасск, Кременчуг, Переволочна, Кайдаки, Екатеринославль и Херсон.

Через шесть дней государыня была уже в Смоленске — за 700 верст от Петербурга. Вы удивитесь скорости этого путешествия, если я скажу вам, что привычный порядок в образе жизни императрицы нисколько не менялся: она вставала в дороге точно так же, как и в Петербурге, — в шесть часов; точно так же занималась докладами, потом завтракала и принимала посланников, сопровождавших ее. В девять часов все отправлялись в путь и останавливались в два часа для обеда; после обеда ехали до семи часов вечера. С семи до девяти часов государыня опять проводила время со своей свитой; с девяти до одиннадцати часов работала в кабинете.

Зимние, темные вечера, которые у нас еще так длинны в половине января, не останавливали великолепного поезда; напротив, придавали ему новый блеск: по обеим сторонам дороги зажигались тогда большие костры дров на довольно близком расстоянии один от другого. Эти яркие огни, озаряя мрак зимних вечеров, проливали веселье на все окрестности дороги, по которой быстро неслись экипажи государыни одним длинным, бесконечным рядом. Не буду говорить вам о том восторге, с которым жители этих окрестностей спешили видеть свою царицу, с каким усердием другие приезжали для этого из дальних округов, с каким нетерпением ждали они несколько дней на одном месте для того только, чтобы на минуту увидеть ее. Все это вам известно по чувствам собственного сердца: даже и те из вас, кто родились и живут в Петербурге, наверное, не один раз с нетерпеливым усердием бежали к тому месту, где могли надеяться увидеть государя. Что же можно думать о тех, кто лишен этого счастья и кто живет далеко от мест, оживленных его присутствием. Как велико должно быть их восхищение при надежде видеть его! Это испытали в 1787 году все губернии, мимо которых проезжала незабвенная государыня. Но каким быстрым казался для них этот поезд!

Жители Смоленска были первые осчастливлены ее продолжительным присутствием: здесь был запланирован отдых после шестидневной езды, и государыня пробыла в этом городе три дня. Но ей было угодно только называть это отдыхом, чтобы исполнить желание народа и доставить ему возможность полюбоваться своей Матушкой; на самом деле такие дни могли утомить больше самого путешествия: на протяжении этих трех дней государыня беспрестанно была занята то аудиенциями[444], то представлениями, кроме того, давала бал для Смоленского дворянства. На этом балу присутствовало триста дам, которые удивили Петербургских приезжих и даже иностранных посланников отличным вкусом и блеском своих нарядов. В Киеве всех ожидало удивление другого рода: к приезду государыни туда съехались не одни Русские дворяне, но и многие знаменитые иностранцы. Кроме того, собрались представители всех разноплеменных подданных Екатерины. Чрезвычайно разнообразно было многочисленное общество, встретившее императрицу. Тут были казаки и с Дона, и с Урала, и недавно вступившие в число подданных России — Запорожцы, и кочующие Киргизы, и дикие Калмыки, своим диким внешним видом пугавшие иностранцев, никогда их не видавших. Смотря на них, боязливые называли их потомками Гуннов и припоминали давно минувшую славу их страшного царя Аттиллы[445]. После этого племени, уже давно не страшного, а только безобразного, красовались ловкие, недавно покорившиеся России Черкесы[446]; за ними шли также ее подданные — Крымские Татары. Поодаль от них на более почетном месте, стоял со свитой Грузинский царевич, недавно присягнувший на подданство Екатерине.

И посреди этого разнообразного общества вообразите тех, кого можно было справедливо назвать виновниками этого самого разнообразия, вообразите генералов, победителей большей части народов, тут собравшихся. И фельдмаршал Румянцев, и князь Потемкин, и храбрый Суворов — все были в Киеве. Первый в качестве Киевского генерал-губернатора встретил государыню на границе губернии, ему вверенной; второй готовился встретить ее в Екатеринославской губернии. Так как эта губерния вместе с Крымом была целью путешествия императрицы, князю Таврическому предстояло больше дел, чем всем другим начальникам губерний, мимо которых проезжала государыня. К тому же ему так хотелось показать своей царице-благодетельнице, с каким усердием заботился он о благосостоянии края, ему вверенного, и какие быстрые успехи были следствием его стараний. Полностью занятый этой мыслью, он нередко отказывал себе в удовольствии присутствовать на праздниках, которыми добрая государыня веселила жителей Киева во время своего почти трехмесячного пребывания там, и отправлялся в места, вверенные его начальству, смотреть за подготовкой к приему государыни. И зато как прекрасно были вознаграждены его старания и заботы! Нигде путешествие не казалось так приятно для императрицы и всех спутников ее, как в губерниях, порученных князю Потемкину. Он умел соединить в них все, что могло доставить удовольствие не только глазам, но и душе, и уму.

Что могло быть приятнее для государыни, пламенно желавшей счастья и славы своему народу, как не вид цветущих селений в местах, за несколько лет перед тем совершенно необитаемых? И этот цветущий вид представал перед ее глазами довольно часто на берегах величественного Днепра, когда она проезжала мимо них, оставив Киев. Надо сказать вам, милые дети, что императрица могла в полной мере наслаждаться прекрасной картиной нового заселения: ее путешествие из Киева было уже не по суше, а по водам Днепра в больших, специально для этого построенных 46 судах. Их экипаж состоял из 416 человек. Семь великолепных галер, убранных с царской пышностью, ехали впереди всего флота: на первой находилась императрица, на шести остальных — ее свита. У каждой галеры была собственная музыка. Неописуемо прелестна была картина этого путешествия в то время, когда теплая, майская погода, которой могут похвалиться наши южные губернии, притягивала знаменитых путешественников не только на палубу судов, но некоторых даже на легкие челноки[447] и лодки, быстро мелькавшие по обеим сторонам эскадры[448] под звуки тихой, приятной музыки, всегда так хорошо сочетающейся с журчанием волн, с их переливающимся плеском. В такие часы иностранные спутники императрицы воображали себя в мире очарований, называли великолепный флот и все, что принадлежало ему, созданиями волшебства. И они были правы: это плавание по Днепру и этот Днепр с его зелеными островами, с шумными, как будто облитыми пеной порогами, с берегами, уже не пустынными, а с толпами любопытных, съехавшимися со всех концов империи, чтобы видеть величественное шествие государыни, все это вместе не было похоже на обыкновенный мир, а скорее на что-то волшебное, непостижимое.

Очарование делалось еще совершеннее в тех местах, где на обширных равнинных берегах Днепра носились, быстро маневрируя*, легкие войска казаков, в то время как окружавшие их города, селения и загородные дома жителей красовались всем убранством, какое только могло быть придумано усердием народа и изобретательным умом его начальника. Тут были и триумфальные ворота, и легкие, нарочно построенные храмы прелестной архитектуры, и гирлянды из цветов и зелени, спускавшиеся красивыми фестонами[449] по всем зданиям, на которые могли упасть взоры императрицы. Счастливая радостью народа, восхищенная его усердием, Екатерина, по наблюдениям своих спутников, никогда не была так довольна, весела и говорлива, как во время этого путешествия по воде. Такое расположение духа августейшей хозяйки оказывало влияние на всех ее гостей, и смело можно сказать, что во всей Европе не было тогда общества, в котором бы сочеталось такое прекрасное соединение ума, любезности, приятных шуток и острых слов. Мне очень хочется, милые читатели, дать вам хотя бы небольшое представление о тоне этого общества, о том, что говорилось в нем; для этого надо рассказать вам об одном или двух случаях, которые могут несколько удовлетворить мое и, конечно, ваше желание.

Екатерина, разговаривая однажды с тремя сопровождавшими ее посланниками, спросила у них в шутку: как они думают, кем она была бы, родившись на свет мужчиной и обыкновенным человеком? Фиц-Герберт отвечал, что ее величество, вероятно, была бы мудрым законодателем; Кобенцель сказал, что великим министром или посланником; граф Сегюр предположил, что знаменитым полководцем. «О! Все вы ошиблись, — сказала императрица, — я знаю мою пылкую голову: я отважилась бы на все ради славы и, не дослужившись до звания поручика, в первом сражении сложила бы голову».

В другой раз разговор шел о том, что думает Европа о путешествии Русской государыни к ее южным владениям. В этом случае Европа более всего боялась, что Россия с помощью Австрийского императора, который в это время спешил в Херсон для свидания с Екатериной, завоюет в соответствии с известным всем планом Потемкина не только Турцию и Персию, но даже, может быть, Индию и Японию. Один из посланников, рассказывая в шутку об этом, прибавил: «Одним словом сказать, ваше величество, ваш странствующий кабинет занимает и беспокоит теперь все другие кабинеты».

«Стало быть, — сказала императрица, — этот Петербургский кабинет, плывущий теперь по водам Днепра, настолько велик, что доставил столько хлопот другим?»

«Точно так, государыня, — отвечал тогда принц де-Линь, — и, между прочим, нет такого кабинета, который был бы меньше его; несколько дюймов[450] — вот его размер: он простирается только от одного виска до другого».

Вы, конечно, догадываетесь, друзья мои, что остроумный принц де-Линь подразумевал под этим кабинетом возвышенное чело Екатерины, где так ясно выражались ее глубокие думы и гениальные мысли.

Вот насколько свободно было обращение в этом избранном обществе императрицы, как непринужденно было веселье! Стоит ли удивляться после этого, что все, наслаждавшиеся многими удовольствиями, называли свое путешествие очаровательным? Вскоре оно получило новый блеск: на тогдашней границе Польши, в местечке Канев, государыню ожидал король Станислав-Август, некогда возведенный ею на Польский престол. Неприятные обстоятельства заставляли его в это время снова искать покровительства своей прежней благодетельницы и просить у нее свидания для переговоров. Невозможно описать усердие и пышность, с которыми он встретил императрицу. Многочисленное Польское войско, богато одетое, в сияющем вооружении, покрывало все возвышенности и равнины Канева. Варшавский двор, сопровождая своего государя, усиливал великолепие торжества, продолжавшегося непрерывно целый день, который провела здесь государыня. За это непродолжительное время смиренные жители небольшого местечка были свидетелями и великолепного обеда, и бала, и иллюминации, и фейерверка. Государыня, тронутая усердием Станислава и его стесненным положением, обещала ему свое покровительство против врагов его, и он расстался с ней на следующий день, утешенный и осчастливленный ее участием.

Потом через некоторое время знаменитая флотилия[451] остановилась перед Кременчугом — городом Екатеринославского наместничества. Здесь князь Потемкин, постоянно старавшийся разнообразить прекрасные картины, которые появлялись перед восхищенными взорами государыни на берегах Днепра, представил новое, неожиданное для всех зрелище. Это были маневры расположенных тут войск конницы и пехоты. Иностранцы с удивлением смотрели на воинственную красоту, на их стройные движения. Что же должна была чувствовать государыня, видя столько порядка, столько пользы для общества, столько счастливых и трудолюбивых жителей там, где за несколько лет перед этим часто встречались дерзкие шайки разбойников и было слышно много рассказов об их ужасных делах! Она была исполнена глубокой благодарности к виновнику этой счастливой перемены, князю Потемкину, и так восхищалась всем виденным ею, что не однажды выражала свое сожаление о скором окончании плавания, так как дальше начинались опасные пороги Днепра и уже нельзя было ехать по воде, и поэтому путешествие продолжалось по суше. В том месте, которое называлось Кайдаки, государыня была встречена Немецким императором. Прибыв в Херсон, он не стал ждать там прибытия Екатерины и поспешил к ней навстречу. Императрица сумела оценить такое дружелюбное отношение и, узнав о приближении высокого гостя, сама выехала к нему навстречу.

Князь Потемкин радовался приезду императора: в окрестностях Кайдаков он готовил важное торжество, присутствие на котором Иосифа II должно было придать ему еще больше блеска: это была закладка Екатеринослава — главного города Екатеринославского наместничества. Давно уже составлен был план и выбрано место для этого города, но Григорий Александрович хотел, чтобы первый камень знаменитого города был положен виновницей его основания, и, удачливый во всем, преуспел и в этом сверх своего ожидания: не только его великая государыня, но и Австрийский император любовались выбранным им местоположением на высоком берегу прекрасного Днепра и, заложив основание Екатеринослава, сделали незабвенным его имя, несмотря на то, что значение этого города впоследствии не было настолько велико, как того ожидал его основатель.

Из Екатеринослава знаменитые путешественники, направляя свой путь к Херсону, въехали в Новороссийскую степь. Это была настоящая степь: вся дорога до Херсона, простираясь более чем на триста верст, представляла собой не что иное, как обширные луга, покрытые травой, там не было ни одного деревца и только изредка встречались небольшие ручейки. Единственные живые существа, попадавшиеся в этих зеленых пустынях, были стада баранов и табуны лошадей; хозяева круглый год оставляли их на богатых и дешевых пастбищах.

После такой однообразной и почти печальной картины каким хорошим, каким удивительным показался путешественникам Херсон — это новое творение Потемкина, появившееся восемь лет назад! Оно в самом деле заслуживало удивления, и, чтобы представить моим читателям самое первое и самое любопытное описание его, я предложу здесь собственное письмо императрицы, написанное ею из Херсона генералу Еропкину.

«13 мая 1787 года. Вчерашний вечер в 6-м часу мы приехали в здешний город. Дитя сие не существовало 8 лет назад.

Сначала проехали каменные казармы[452] шести полков, потом поворотили направо, въехали в крепость, которая состоит в отделке, совсем поспеет в нынешнее лето и несравненно лучше Киево-Печерской. Внутри крепости военные строения, многие окончены, некоторые приводятся в отделку. Церковь каменная, прекрасная. Когда я говорю — каменная, не подумайте, чтобы под сим разумелся кирпич. Здесь иного камня не знают, как тот, который, вынув из земли, кладут в стену. Он крепче плиты и сырость не принимает. Выехав из крепости, повернули мы в адмиралтейство, в котором все магазины каменного строения покрыты железом. На стапелях нашли мы готовый 80-пушечный корабль, который в субботу, Бог даст здоровье, спустим на воду. Возле сего 60-пушечный готовый, возле сего — фрегат 55-пушечный. Сии корабли из той комнаты, в которой к вам пишу, видны, и сад сего возле адмиралтейства и стапель[453]. Купеческого города, который с другой стороны составляет предместье, я еще не видала, но, сказывают, не хуже. Народа здесь, кроме военных, великое множество, и разноязычные с большей части Европы. Я могу сказать, что мои намерения, в сем краю, приведены до такой степени, что нельзя оных оставить без достодолжной похвалы. Усердное попечение везде видно и люди к тому избраны способные…»

Как вознаграждали эти строки Потемкина за все его усердие и за все его труды!

У Кизикерменя — небольшого городка, лежащего в 75 верстах от Херсона и некогда называвшегося Греками Ольвиополем, а Русскими — Белой Вежею, или Бориславлем, — знаменитые путешественники переехали Днепр и были там встречены отрядом, состоящим из молодых людей знатнейших Татарских семейств, недавно покорившихся России. Им было поручено от имени их соотечественников засвидетельствовать государыне глубокое уважение и просить позволения сопровождать ее. Екатерина не только согласилась с обычной своей благосклонностью на эту просьбу, но даже объявила, что на протяжении всего путешествия и своего пребывания в Крыму она не желает иметь другой стражи, других защитников от всякой опасности, кроме своих новых подданных.

Такая смелая решительность, такая уверенность в народе, бывшем всегда жесточайшим врагом Русских, удивили всю иностранную свиту великой Царицы. Удивление еще больше увеличилось, когда Татары в полной мере оправдали это доверие и своей преданностью к новой повелительнице могли сравниться с ее Русскими подданными: не было опасности, которую бы они ни стремились предотвратить ради ее спокойствия. Они доказали это особенно в Бахчисарае, где едва не случилось величайшее несчастье для России. Бахчисарай лежит в узкой долине, окруженной высокими скалами. Дорога, проложенная по спуску с крутой горы, очень опасна, и здесь-то горячие Крымские лошади, не привыкшие к необыкновенной тяжести кареты, в которой находилась государыня, взбесились, закусили удила[454] и понеслись между скалами. Ужас овладел всей свитой императрицы. Она одна, как рассказывал потом император, сидевший вместе с ней в карете, не изменилась в лице! С невыразимым трепетом все ожидали минуты, когда экипаж на всем бегу опрокинется на острые скалы и разлетится вдребезги. В отчаянии никто не мог думать о помощи и спасении, но Татарский отряд, составлявший почетную стражу государыни, уже вихрем несся вслед за каретой, уже опередил ее и, бросившись с самоотверженностью навстречу бешеным лошадям, остановил их.

Приятно было Екатерине за спасение своей жизни благодарить народ, всего лишь три года бывший в ее подданстве. И где же? Во дворце его царей, некогда страшных для России, теперь не существовавших больше! Надо сказать вам, милые мои читатели, что город Бахчисарай был столицей Крыма, когда им владели Татары. Здесь жили их ханы, и великодушная государыня ничего не изменила не только в их дворце, но даже в целом городе. По ее приказанию он не заселялся Русскими и оставался Татарским по своему составу. От этого его Азиатский вид сохранился в нем больше, чем в других городах Крыма. Наследники Екатерины уважали ее волю, и все в Бахчисарае до сих пор выражает его национальный характер. И теперь еще мечети[455] и дворцы, фонтаны и кладбища дышат востоком и своей необычностью привлекают взоры каждого путешественника. Особенно примечательна его главная улица: она настолько узкая, что две кареты, встретившись, едва могут разъехаться на ней, и на протяжении всей своей длины в полторы версты она представляет собой два ряда совершенно открытых, деревянных лавок. Проехав по ней один раз, можно получить точное представление о нравах, промышленности и степени образованности Крымских Татар. В этих лавках представлены все ремесла и искусства, и здесь же проходит почти вся жизнь их обитателей. Здесь можно видеть, как они подковывают своих лошадей, пекут хлебы, готовят кушанье, продают разные товары, одним словом, занимаются всеми своими делами. Все приехавшие с государыней почувствовали себя словно перенесенными в какое-нибудь Азиатское царство, тем более что все они помещены были в великолепном Бахчисарайском дворце, где оставались еще некоторые служители последнего хана. Обо всем этом очень хорошо рассказывает граф Сегюр в своих записках. Думаю, мои читатели будут довольны, если я предложу несколько строк из них.

«Их императорские величества занимали комнаты хана. Фиц-Герберт, Кобенцель, принц де Линь и я помещены были в гареме[456], перед окнами которого зеленели красивые сады, окруженные, в самом деле, очень высокими стенами.

В каждой комнате вся мебель заключалась в одном широком и спокойном диване, простиравшемся во всю длину стены. Середину комнаты занимал большой четырехугольный бассейн из белого мрамора; струи свежей, прозрачной воды беспрестанно лились из его трубочек.

Разрисованные стекла освещали слабым светом эти комнаты; даже, когда отворяли окна, солнце едва могло проникать сквозь густые ветви розовых, лавровых, жасминных, гранатовых и апельсинных деревьев: их листья покрывали эти окна, будто зелеными решетками.

Однажды, во время чрезвычайной жары, случилось мне лежать на моем диване. Сладко наслаждаясь журчанием воды, свежестью прохлады и благоуханием цветов, я погрузился в негу востока и лежал, мечтая, как паша; вдруг является предо мной низенький старик с белой бородой, в длинном платье, в красной шапочке на голове.

Его вид, смиренное положение, Азиатский поклон довершили мое очарование, и несколько минут я мог воображать себя настоящим князем мусульманским: мне казалось, что предо мной стоял какой-нибудь ага[457] или бостанджи[458], ожидая священных приказаний моих».

Однако это был не ага и не бостанджи, а просто садовник хана Сагин-Гирея, пришедший к Французскому посланнику с предложением показать ему все, достойное любопытства, в Бахчисарайском дворце. Надо сказать, что этот дворец очень велик, и без проводника в нем можно заблудиться. Там много прекрасного, много примечательного, и среди всего этого — фонтан, так увлекательно воспетый Пушкиным.

Однако, говоря о Бахчисарае, мы забыли, что не с него начинается Крым; что он лежит почти на юге полуострова и что, следовательно, не ему должны бы принадлежать первые страницы нашего описания Тавриды. Но не беспокойтесь, милые мои читатели, вы ничего не потеряли: начало, или правильнее сказать, север Крымского полуострова совсем не примечателен ни в историческом плане, ни своей природой: от Кизикерменя, или Бериславля, начинается Ногайская степь — сторона бесплодная, безводная и необитаемая. На ней даже не видно ни одного стада, оживляющего Новороссийскую степь. Только у самого Перекопского перешейка однообразная картина несколько изменяется, и глазам путешественников, утомленным безжизненностью, предстает с правой стороны Черное, с левой стороны Гнилое море, или Сиваш; впереди же ров и вал, простирающийся на семь верст, то есть на всю ширину перешейка. Но это разнообразие длится недолго: за Перекопом — уже в Крыму — та же бесплодная и безлюдная пустыня; на пространстве в 132 верст до Акмечеты, или, как мы называем этот город, Симферополя, нет ничего, кроме гладкой равнины, покрытой засохшей травой. Эта печальная картина делается еще скучнее, потому что никто не ожидает этого в Крыму: все наслышаны о его очаровательных красотах. Но эти красоты появляются только там, где начинаются горные места Тавриды, простирающиеся по всему ее южному берегу: именно здесь ее прелести, именно здесь ее лучшие сокровища.

Бахчисарай — это первый город, который встречается в горах. Императрица, ее знаменитый гость и вся их свита были восхищены им, и прежняя столица Крыма, лежащая в 30 верстах от Симферополя, имела счастье видеть в течение пяти дней в своих стенах свою новую обладательницу. Оба эти города, особенно Бахчисарай, имеют прекрасные окрестности. Высокие горы, огромные скалы будто осеняют их со стороны моря. В двадцати верстах от Симферополя гордо поднимает свою вершину высочайшая из Крымских гор — Чатырдаг. Она возвышается на 790 сажен над поверхностью моря; длина ее, начиная с самой подошвы, простирается на десять верст, ширина же — на пять или шесть верст.

Оставив Бахчисарай, высочайшие путешественники объехали прелестные долины, разбросанные по его окрестностям и, переехав реку Кабарду с ее живописными берегами, похожими на сплошной сад, в тот же день приехали к обеду в Севастополь, недавно основанный Потемкиным на месте, со всех сторон окруженном знаменитыми развалинами: двух Херсонесов, Феодосии, или нынешнего Инкермана, Симфолона, или Турецкой Балаклавы, и Партениона, где теперь монастырь святого Георгия. Среди этой почтенной древности юный, прелестный Севастополь, построенный на горе, возвышающейся полукружием над морем, походил на миловидного младенца, любующегося собой в зеркале вод. Развалины второго Херсонеса, самого знаменитого в истории, находятся в полутора верстах от Севастополя, и его жители без всякой жалости перевезли в новое селение почти все камни древнего города и построили из них свои дома. Нельзя не пожалеть об этом окончательном разрушении зданий, столь славных в древности, хотя их остатки и ожили в новых строениях. Но вернемся к приезду туда Екатерины.

По приказанию Потемкина были построены дворцы почти в каждом городе, где на некоторое время останавливалась государыня. Такие дворцы иногда встречались путешественникам и там, где их никто не мог ожидать — среди Новороссийских степей и пустынь. Дворец, построенный в Севастополе, был особенно хорош. Он находился напротив самого залива. Но было все устроено так, что во время обеда в день приезда туда государыни нельзя было обратить на это особого внимания. Прекрасная музыка встретила знаменитое общество и продолжалась на протяжении всего обеда. Вдруг в соответственном ее месте отворились двери балкона, и чудное, величественное зрелище предстало взорам всех присутствовавших. Прекрасный отряд конницы стоял одной линией перед окнами дворца. В ту минуту, когда двери отворились, эта линия разделилась, и императрица, и все ее гости увидели обширный залив и посреди него — огромный флот, построенный и снаряженный за два года!

Эта картина, грозная для врагов России, но величественно привлекательная для ее государыни, заканчивалась морем, зеленые волны которого, едва колеблющиеся от весеннего ветра, казалось, манили в безграничную даль стройные суда, полностью готовые к отправке и в путь, и в битву! Залп из всех пушек грозной эскадры приветствовал государыню. Слушая его, посланники, окружавшие Екатерину, опасались за Турцию: они знали, что разногласия между ней и Россией могли возобновиться. Потемкин же с нетерпением ожидал этого, как возможности появления новой славы России. Некоторые иностранцы по той же причине очень хотели, чтобы мир сохранился, и таким образом Черноморский флот, с таким неожиданным блеском представленный взорам Екатерины в Севастополе, возбудил различные чувства у всех зрителей, а общее чувство было только одно: удивление невероятной деятельностью Потемкина. Можно ли было представить себе, смотря на этот прекрасный порт, на этот сильный флот, на возвышавшийся над ними величественно красивый Севастополь, можно ли было представить себе, что все это создано за два или три года? Рассмотрев со всей подробностью это новое чудо Потемкина, изъявив ему за то свою искреннюю благодарность, государыня вернулась для непродолжительного отдыха в Бахчисарай. Оттуда ее путешествие продолжалось в Симферополь. Здесь императрица и все ее спутники восхищались новыми красотами. Симферополь лежит среди гладкой равнины, окруженной холмами. Долины, разделяющие эти холмы, можно назвать настоящими садами, украшенными всеми лучшими растениями юга. Богатые Татары, жители Симферополя, умели выбирать самые живописные группы деревьев, и среди них строили: прелестные беседки. Легкие купола этих Турецких беседок, расписанные самыми яркими красками, сияли в воздухе вместе с пирамидальными вершинами величественных тополей и придавали необыкновенную прелесть окрестностям Акмечети.

Пробыв здесь сутки, государыня, император и их свита отправились в Карасу-Базар, некогда называемый Греками Маврон-Кастроном. Этот город принадлежал к самым большим городам Крыма, но не выделялся ничем особенно примечательным. Его дома, как все дома Турок, были низки и построены неправильно. Крымские горы составляют здесь настоящую цепь и отсюда простираются, не прерываясь, в одну сторону до Бахчисарая, в другую — до Старого Крыма. Но если здесь природа не поражала взоры знаменитых путешественников ничем особенным, то почти на каждом шагу удивлял их князь Потемкин. Солдаты полков, расположенных в Крыму, сделали не только прекрасные и широкие дороги в тех местах, где прежде нельзя было проехать, но был даже разведен обширный Английский сад по берегам реки Карасу и в нем был построен великолепный дворец для принятия императрицы. Но этого еще было недостаточно. Вечером в день ее приезда, когда солнечные лучи уже исчезли в темных долинах и государыня прогуливалась в прекрасном, разведенном для нее саду, все горы в округе на двадцать верст вдруг зажглись разноцветными огнями, и на светлом горизонте величественный Чатырдаг, поднимаясь выше всех своей вершиной, сиял, превосходя своим блеском все его окружавшее: на нем горел вензель[459] Екатерины и был устроен фейерверк, во время которого на воздух взлетело триста тысяч ракет. Это чудо, никогда не виданное Татарами, вывело их из обычного состояния равнодушия и холодности: они с восхищением смотрели на мелькавшие перед ними волшебные огни, и в Крыму еще несколько лет назад были старики, которые вспоминали об этом прелестном празднике, поразившем их в детстве.

На следующий день после этого великолепного праздника, восхитившего и Екатерину, и Иосифа, путешествие продолжилось уже в горах, по дороге к Судаку. Генуэзцы называли его Солдаиа, а Турки, их победители, — Судаком. Из всей древней славы этого города осталась теперь только слава его виноградников: они были лучшими во всем Крыму. Из Судака царственные путешественники приехали в Старый Крым, принадлежавший также к древним городам Тавриды; оттуда — в соседний с ним город Кафу, который в счастливый день прибытия императрицы получил новое название или, лучше сказать, вернул себе прежнее: Екатерина снова назвала его Феодосией — именем, данным ему Греками при основании. Турки, завладевшие им впоследствии, были поражены его великолепием и поэтому назвали Керим-Стамбулом, то есть Крымским Константинополем; после же его разорения Татарами он назывался Кафой.

Из Феодосии государыня была намерена проехать по берегам Азовского моря в их северном направлении, чтобы увидеть города Мариуполь, Таганрог, Черкасск и Азов, но приближавшаяся осень, нездоровый воздух этой части Азовских берегов, важные дела, требовавшие присутствия императрицы в Петербурге, заставили ее отложить это намерение, и, таким образом, Феодосия была последним Крымским городом, который посетила Екатерина; отсюда она отправилась в обратный путь.

Проехав снова Крымские и Ногайские степи, знаменитые путешественники прибыли в Кизикермен, и здесь царственный гость Екатерины расстался с ней, удивленный всем виденным им в России и больше всего великой царицей этой страны. Он гордился дружеским расположением, которое оказывала ему Екатерина, и тем, что оно еще больше утвердилось во время путешествия.

Из Кременчуга императрица поехала не таким путем, как ехала в Крым, то есть не через Киев, а через Полтаву, Харьков, Курск, Орел и Тулу — в Москву. Однако, прежде чем мы последуем за ней в эту нашу древнюю столицу, остановимся в Полтаве и расскажем о новой неожиданности, которую князь Таврический приготовил здесь для государыни. Конечно, вам не нужно напоминать о значении Полтавы. Каждый, кто один раз слышал о славном событии, произошедшем в ней, наверное, никогда не забудет его. Представьте же удивление императрицы, когда эта незабываемая для нас Полтавская битва повторилась живой картиной перед глазами Екатерины! Князь Потемкин на том самом месте, где Петр одержал победу, собрал многочисленный корпус войск и его искусными маневрами представил знаменитую битву со всей точностью, насколько это было возможно. Ни одной малейшей подробности не было забыто, и все происходило с таким правдоподобием, что зрители невольно мысленно перенеслись в минувшее, и глаза Екатерины заблистали горделивой радостью. Очевидцы говорили, что в эти минуты в ней была видна не только государыня, носившая корону, возвеличенную днем Полтавы; но можно было думать, что в жилах этой государыни лилась кровь Полтавского героя: столько величия и счастья выражалось на ее прекрасном лице.

Князь Таврический, вполне вознагражденный новыми милостями императрицы за все проявленное им усердие, сопровождал ее до Харькова. Оттуда он вернулся в Кременчуг в важной должности начальника этого края, близкого к беспокойной Турции, где уже снова что-то замышлялось против России. Екатерина знала об этом и поручила Потемкину быть готовым к походу, только будет получено известие о нарушении мира со стороны Турок.

В Москве иностранная свита государыни была удивлена великолепными праздниками, которые давались в честь радостного приезда. Праздник, устроенный графом Шереметевым, был особенно отмечен в записках всех посланников. Они говорили, что никогда не видели в одном месте столько золота и серебра, столько фарфора и мрамора. Весь хрусталь, покрывавший огромный стол на сто приборов, был украшен прекраснейшими алмазами и другими драгоценными каменьями.

Одним словом, не видевшие собственными глазами не могли даже верить рассказам о таком чрезвычайном богатстве. Кроме этой роскоши, Шереметев удивил всех самим праздником: главную его часть составлял прекраснейший спектакль, на котором были представлены Русская опера и балет. И что же вы думаете, милые читатели: не только все действующие лица этой оперы и балета, то есть актеры и актрисы, танцоры и танцовщицы, но даже и сочинители стихов оперы и ее музыки, архитектор, построивший театр, и живописец, украсивший его — все были дворовыми людьми графа Шереметева! Что же после того должны были подумать те иностранцы, которые все еще называли иногда Россию землей варваров? Им очень совестно было признаваться в том, что они неправы. Все путешествие Екатерины показало им и всей Европе степень образованности России и все то, что можно было ожидать от ее так быстро возросшего могущества.

После этого путешествия все еще больше стали опасаться намерений Потемкина в отношении Турции, и его успех казался для многих несомненным. Это заставило врагов России действовать скорее и изменить свой план: раньше они заботились о мире, который бы не допустил увеличения владений России; теперь сильнейшие из них вздумали, что нападение со стороны Турок еще больше повредит России, и стали способствовать развязыванию войны. Для этого им надо было дать Туркам понять, насколько опасно их положение, и они заговорили о намерениях Потемкина, о надеждах Греков и, наконец, убедили султана в том, что во избежание беды надо опередить Русских и объявить им войну раньше, чем они сами нападут на Турецкие области. В этом случае Англичане действовали против Екатерины еще активнее, чем Французы: они особенно не любили ее со времени учреждения вооруженного нейтралитета. К ним присоединилась также и Пруссия, потому что короля, высоко уважавшего знаменитую Русскую государыню, уже не было: Фридрих Великий скончался в 1786 году, а его племянник и наследник, Фридрих Вильгельм II, прислушивался к мнению Англии и считал необходимым вредить могуществу России.

Такие совместные действия неприятелей не могли иметь быстрого успеха, и едва прошел месяц после возвращения императрицы в Петербург, как уже было получено известие о том, что по приказанию султана Русский посланник в Константинополе Булгаков посажен в Семибашенный замок и объявлена война. Как ни велика была вина Турции, объявившей эту войну без серьезной причины, как ни радовался Потемкин этому, давно ожидаемому им поводу для начала военных действий против Турок, но Екатерина, следуя чувствам своего человеколюбивого сердца, забыла на этот раз обо всех великих планах Потемкина и намерена была склониться к заключению мира, если бы у Турок хватило благоразумия воспользоваться этим предложением. К своему несчастью, Турки думали совсем иначе, и в следующем рассказе мы увидим, как обманулись они в своих силах!

---