Новое путешествие Петра в чужие края и царевич Алексей от 1717 до 1719 года
С восторгом и благоговением они встретили его в тех городах Голландии, где царственный художник девятнадцать лет назад проводил время в изучении ремесел. Особое удовольствие ожидало его в Саандаме: там радость жителей была неописуема при виде дорогого гостя. Несмотря на перемену в наружности знаменитого путешественника, явившегося к прежним своим знакомцам уже не в одежде матроса, несмотря на славу, окружавшую Полтавского героя, все не только узнавали в нем прежнего Петра Бааса, но, увлеченные своей радостью и ласковым обращением Великого, казалось, забывали обо всех других его достоинствах и помнили в нем только Петра Бааса.
Саандамские жители не один раз угощали у себя Петра и даже Екатерину, которая, не любя разлучаться с супругом, была с ним и в этом путешествии. Долго добрые Саандамцы не могли забыть восхитительных часов, проведенных с их знаменитыми посетителями. Долго рассказывали потом и своим детям, как величествен был вид Русского царя, несмотря на его самую простую одежду: Петр I носил в это время в Голландии простой кафтан из серого сукна, кортик[288] на широкой кожаной портупее[289], короткий черный парик и простую поярковую шапку[290].Прелестна была его супруга в великолепном наряде северной царицы: Петр, всегда носивший самое простое платье, любил видеть свою милую Катеньку пышно одетой, а в день ее именин он даже и сам любил одеваться пышно, и особенно с того времени, как в 1714 году учредил в этот день женский орден святой великомученицы Екатерины* в память и в награду царице за смелую решительность во время несчастья Русских при реке Прут.
Объездив со своей прекрасной подругой почти все города Голландии, Петр в конце марта 1717 года оставил ее в Гааге, а сам отправился во Францию. Надо сказать вам, друзья мои, что занятия и образ жизни Петра в этом втором его путешествии в чужие края были совсем иные, чем в первом. Тогда он, не любя показываться в толпе любопытных, проводил почти все время в ученье. Теперь, все так же ненавидя торжественные встречи и всякого рода пышность и блеск, он уже нигде не бегал от народа, желавшего его видеть, и занимался не изделиями ремесленников, как прежде, а произведениями изящных искусств: он ездил в любое место, где было что-нибудь редкое и любопытное, и если можно было купить эту редкость, то царские деньги сыпались щедрой рукой, и покупка отправлялась в Петербург. Так, он купил кабинет редкостей знаменитого профессора Рюйша за 40 000 гульденов[291], натуральный кабинет аптекаря Себы за 15 000 гульденов и за 5000 рейхсталеров[292] выкупил заложенный Евреями Лидерский минц-кабинет[293]. Вместе с этими редкостями было отправлено в Петербург множество картин, купленных в Голландии, где Петр часто проводил целые часы перед чудесными произведениями кисти Рубенса*, Ван Дейка*, Рембрандта* и Сило. Особенно он любил картины последнего, с изображением морских видов, берегов и кораблей. Эти картины вскоре составили украшение государевых дворцов — Петергофского и Летнего Петербургского, который и теперь находится в Летнем саду.
В Париже, где так много любопытного, Петр с восхищением провел более шести недель. Каждый день видел он там что-нибудь новое, каждый день и Парижане смотрели с новым удовольствием на необыкновенного государя, слава которого была так блистательна и велика. Уважение и радушие встречали его на каждом шагу: для его жилища был определен один из лучших королевских дворцов — Лувр; на другой день после приезда его посетил регент[294], управлявший королевством во время малолетства короля Людовика XV, и сам этот маленький король, двор, родственники государя и знатнейшие вельможи попеременно давали для него пиры и праздники; знаменитые Парижские академии избрали его в свои члены; на монетном дворе за короткое время его присутствия там была выбита золотая медаль, на которой с одной стороны был представлен Петр, увенчанный лаврами, а с другой — летящая слава и восходящее солнце с надписью: crescit eundo, то есть возрастает в пути. Одним словом, Парижане делали все, чем можно было показать, как высоко ценили они и как глубоко уважали великого их посетителя. И Петр расстался с ними, чувствуя в душе живейшую благодарность за этот радушный прием.
В это самое время из России получены были очень дурные вести, принудившие царя поспешить со своим возвращением в Отечество. Они касались того, чье имя уже несколько лет печалило сердце Петра: они касались царевича Алексея Петровича. Но чтобы сделать их более понятными для читателей, надо прежде рассказать о том, что произошло между царем и его сыном гораздо раньше.
Мы говорили уже о том, каков был царевич до его двенадцатилетнего возраста, и как мало было надежды на его исправление. Печальные опасения государя оправдывались: наследник вырос на горе родительскому сердцу! Но оно все еще надеялось, увлекаемое нежностью, оно все еще мечтало, что непокорный, преисполненный самыми вредными предрассудками царевич еще может исправиться, еще будет добродетельным, еще полюбит просвещение. И какие только средства не употреблял несчастный отец для достижения этой цели! И занятия по службе, и важные поручения в разных отраслях государственного управления, и путешествия по Европе — все попеременно предлагалось царевичу, чтобы отвлечь его от грубых забав, составлявших единственное провождение его времени. Не смея противиться приказаниям отца и государя, он исполнял их, но неохотно, с пренебрежением, думая только о том, как бы скорее отделаться от поручения и потом донести своей матери, что он все тот же преданный ей сын, все тот же ненавистник нововведений, все тот же защитник древних обычаев, каким был и каким будет всегда. Проницательный Петр не мог не замечать этой непреклонности сына и решил, наконец, использовать для его исправления последнее средство, обещавшее больше успеха, чем какое-нибудь другое. Царевич во время своих путешествий по Европе видел при Саксонском дворе родственницу Польского короля, Августа II, принцессу Вольфенбютельскую Шарлотту-Христину-Софию. Скромность и необыкновенная ее красота произвели неожиданное впечатление на сердце Алексея. Никто не обрадовался этому так, как его великий родитель. Мысль, что прелестная принцесса сотворит с порочным сердцем его сына такое же чудо, какое некогда сотворила кроткая Анастасия с сердцем Грозного, восхищала Петра такой приятной надеждой, что он очень скоро принялся за сватовство и, получив согласие невесты и ее родителей, радовался почти больше самого жениха.
Свадьба состоялась в октябре 1711 года, но ожидаемые надежды нежного отца не сбылись: молодая принцесса только на короткое время имела некоторую власть над сердцем своего супруга. Кроткие советы и наставления скоро наскучили ему; слезы, проливаемые ею, сердили его, а выговоры и упреки, которые царь делал ему за огорчения несчастной, выводили его из терпения и заставляли ненавидеть ангела, пожертвовавшего ради него родителями, Отечеством и всем счастьем, которым она наслаждалась там. Бедная страдалица не могла долго переносить свою грустную жизнь и в октябре 1715 года скончалась в Петербурге, оставив своему недостойному супругу двоих детей: царевича Петра и царевну Наталью.
После смерти нежно любимой невестки — невинной жертвы жестокого сына — Петр совершенно потерял надежду на его исправление и, с каждым днем все более и более огорчаемый его поведением, решительно приказал ему в 1716 году или изменить свой нрав и быть достойным наследником Русской короны, или вступить в монашество. На размышление об этом выборе снисходительный государь и отец давал своему непокорному сыну полгода. Полгода прошло — ответа не было! Царь находился в это время со своим флотом на Балтийском море и, прождав еще некоторое время, повторил свое предложение царевичу. Он отвечал, что выбирает для себя монашество, а корону предоставляет своему младшему брату Петру Петровичу — двухлетнему сыну Екатерины.
Еще в печальных глазах царя блестели слезы, от которых не мог удержаться Великий при чтении этого письма, как ему подали другой пакет: это было донесение Петербургского генерал-губернатора[295], князя Меншикова, о том, что царевич с несколькими своими приближенными тайно уехал из столицы неизвестно куда. Долго не знали, где он скрывался; наконец, в Париже Петр получил известие о том, что царевич приехал в Вену умолять Немецкого императора защитить его от отца и спасти от невольного пострижения. Можно представить себе, что почувствовал царь, узнав эту новость! Какая горесть и какое негодование разлились в нем при мысли, что его родной сын не только желает уничтожить все созданное им, но еще вооружает против него чужие царства! Слыша о таких замыслах, можно было думать, что участвуют в них многие, что заговор велик и требует скорого расследования; вот причины, заставившие царя поспешить с возвращением в Отечество. Между тем гвардейский капитан Румянцев и тайный советник Толстой были посланы в Вену за царевичем. Услышав об этом через своих сообщников, Алексей Петрович бежал из Австрии в Неаполь; но здесь Румянцев и Толстой нашли его, и он вынужден был возвратиться к разгневанному родителю.
Чувствуя, что для спокойствия и счастья России нельзя оставить без расследования поступок царевича, Петр старался заглушить в своем родительском сердце все нежные чувства: ему надо было решиться на важное дело, надо было предать суду хотя и недостойного, но все еще любимого сына! Петр решился на это, и Алексей Петрович как преступник против отца, государя и Отечества был предан гражданскому и духовному суду. Первый состоял из министров, сенаторов, старших военных генералов и знатнейшего дворянства, в последнем были архиепископы, епископы и архимандриты, всего же — 144 человека. Читатели могут составить представление о справедливости и беспристрастности этого суда по тому высокому правосудию, в котором пример показывал великий государь, жертвуя собственным сыном. Мог ли кто-нибудь из членов думать об угождении царевичу, когда царь приказал не видеть в нем это священное для подданных имя и судить его как обыкновенного преступника? Итак, со всей строгостью были рассмотрены поступки несчастного князя и открыто множество его сообщников. Первыми из них были: его мать, уже сбросившая одежду монахини и представлявшая царицу в Суздальском монастыре, тетка, царевна Мария Алексеевна, а с ними все приверженцы прежнего порядка, все защитники старины и ненавистники новых обычаев. Главной целью заговора было возведение на престол царевича и потом уничтожение всего, что было начато, сделано и усовершенствовано его великим родителем.
Узнав это, члены суда ужаснулись от мысли о том положении, в какое могла попасть Россия при удачном исполнении этих замыслов, и благодарили Бога за их разрушение. И бывшая царица, и царевна Мария были преданы суду. Первую, просившую супруга о помиловании, сослали в Новоладожский монастырь; вторую заключили в Шлиссельбургскую крепость. Главные сообщники, склонившие их и царевича к заговору, Ростовский епископ Досифей, генерал-майор Глебов и служившие при Алексее Петровиче Кикин и Вяземский были казнены. После этой казни приступили к осуждению важнейшего преступника, того, кто был виновен перед государем не только как подданный, но и как сын. По всем церковным законам, очень строгим в этом отношении, и гражданским, которые с величайшей точностью согласовывались со священным писанием, виновный царевич был достоин смерти. Духовные судьи предоставляли отдать решение на волю царя: перечислив примеры и строгого правосудия из Ветхого Завета, и милосердия, и прощения из Нового, они закончили свое решение следующими словами: «Сердце царево в руке Божией; да изберет то, к чему рука Божия его приклоняет». Но гражданские судьи, боявшиеся малейшего отступления от своей должности и справедливости, вынесли ужасный приговор. Вот точные его слова: «Царевич Алексей, за вышеобъявленные все вины свои и преступления главные, против государя и отца своего, яко сын и подданный Его Величества, достоин смерти».
Новый Завет — второй раздел Библии (Священного Писания), состоящий из четырех канонических Евангелий (Евангелия от Марка, Евангелия от Матфея, Евангелия от Луки, Евангелия от Иоанна), Деяний апостольских, 21 послания апостолов и Откровения Иоанна Богослова (Апокалипсиса).
Это решение прочтено было царевичу в Сенате, перед всеми его членами и судьями и произвело такое сильное впечатление на несчастного, не имевшего от природы и малейшей части той героической твердости, которая отличала его родителя, что почти в ту же самую минуту он упал в продолжительный обморок, и все старания искусных докторов едва могли привести его в чувство, и то ненадолго. Томительный суд, продолжавшийся пять месяцев, и мучительные ожидания решения, вероятно, истощили силы виновного: опомнившись от сильного обморока, он жил только несколько часов и скончался в тот же день, получив прощение и благословение своего родителя, забывшего в ужасную минуту этой кончины все преступления виновного сына.
Это было 26 июня 1718 года. Три дня тело умершего было выставлено для народа в Троицкой церкви и 30 июня погребено в Петропавловском соборе.
Так горестный государь лишился своего старшего сына, жестоко обманувшего приятные ожидания и надежды отеческого сердца. Утешением Великого и объявленным наследником престола остался теперь маленький царевич Петр Петрович.
[288] Кортик — холодное колющее оружие в форме узкого длинного кинжала с граненым клинком. Со временем кортиком стали называть парадное оружие офицеров флота.
[289] Портупея (фр.) — ремень для ношения оружия.
[290] Поярковая шапка — шапка, сшитая из меха ягнят.
[291] Гулъден — золотая, затем серебряная монета в Голландии (Нидерландах).
[292] Рейхсталер (буквально: имперский талер) — немецкая серебряная монета, использовавшаяся в Священной Римской империи германской нации — политическом объединении фактически независимых немецких государств-княжеств. Впервые она была отчеканена в 1518 году в Чехии. Первоначальный вес талера равнялся 28–29 г чистого серебра.
[293] Минц-кабинет (нем.) — собрание монет и медалей.
[294] Регент — правитель государства при малолетнем или больном государе.
[295] Генерал-губернатор — в России с 1703 по 1917 год начальник края, области, обладающий еще и высшей военно-административной властью.
Комментировать