диакон Андрей
Сатанизм для интеллигенции. О Рерихах и православии

Реко­мен­до­вано к печати отде­лом рели­ги­оз­ного обра­зо­ва­ния и кате­хи­за­ции
Мос­ков­ского Пат­ри­ар­хата

ТОМ ПЕРВЫЙ. РЕЛИ­ГИЯ БЕЗ БОГА

От автора

Сна­чала я хотел бы обра­титься к тем, кому Рерихи не инте­ресны.

Эта книга напи­сана на тему «тео­со­фия и хри­сти­ан­ство». Это озна­чает, что в ней речь идет не только о тео­со­фии, но и о хри­сти­ан­стве. Из оглав­ле­ния доста­точно ясно видны главы, в кото­рых можно ожи­дать изло­же­ние хри­сти­ан­ского миро­воз­зре­ния.

Кроме того, тем людям, у кого нет сомне­ния в том, что оккульт­ное учение Рери­хов носит рели­ги­оз­ный харак­тер, я бы сове­то­вал про­пу­стить первую часть и начать читать книгу с шестой главы. Именно со второй части начи­на­ется соб­ственно фило­соф­ское сопо­став­ле­ние хри­сти­ан­ства и оккуль­тизма – а, значит, речь уже пойдет не только о Рери­хах, но и о том, что бес­ко­нечно важнее их «Агни Йоги»: о хри­сти­ан­стве и том, чем отли­ча­ется хри­сти­ан­ство от язы­че­ства.

Мне самому изу­че­ние оккуль­тизма помогло лучше понять хри­сти­ан­ство. Нет, я не шел столь обыч­ным сего­дня путем от йоги к Еван­ге­лию, от оккуль­тизма к Церкви. Уже будучи свя­щен­но­слу­жи­те­лем Пра­во­слав­ной Церкви, я впер­вые рас­крыл оккульт­ные книги. И очень многое в Писа­нии и в бого­сло­вии, в цер­ков­ной исто­рии и в цер­ков­ной прак­тике стало для меня яснее.

Вообще многое в самом хри­сти­ан­стве ста­но­вится яснее, если сопо­став­лять его с оккуль­тиз­мом. Дело в том, что тео­со­фия в неко­то­ром смысле – при­род­ный враг хри­сти­ан­ства. Как, напри­мер, волк явля­ется есте­ствен­ным врагом зайца. Никак не понять смысл неук­лю­жего чере­па­шьего пан­циря, если не знать о ее при­род­ных врагах. Если у чере­пах тол­стый пан­цирь – значит, у кого-то слиш­ком острые зубки. Если у хри­сти­ан­ства тол­стый пан­цирь дог­ма­тов – значит, было от чьих зубов защи­щаться.

Ново­за­вет­ные книги явно поле­мичны. И как любые поле­ми­че­ские сочи­не­ния, их нельзя вполне понять, если не знать, какие идеи и доводы выдви­гали оппо­ненты, на какие поло­же­ния цер­ков­ной веры они напа­дали.

Тео­со­фия начала хри­сти­ан­ской эры носила имя гно­сти­цизма. Гно­сти­цизм веро­ят­нее всего возник на несколько деся­ти­ле­тий раньше хри­сти­ан­ства. И он с огром­ным энту­зи­аз­мом отнесся к пер­спек­тиве погло­тить веру апо­столь­ской Церкви и по меркам вет­хого язы­че­ства пере­тол­ко­вать Новый Завет. Именно в поле­мике с древним оккуль­тиз­мом гно­сти­ков писа­лись апо­столь­ские посла­ния и Еван­ге­лия. Именно гно­сти­цизму про­ти­во­сто­яли все хри­сти­ан­ские авторы I–III веков. И в поле­мике с оккуль­ти­стами Цер­ковь уяс­няет свою веру, уяс­няет слу­же­ние и учение Христа.

Гно­сти­цизм был побеж­ден и исчез с поверх­но­сти исто­ри­че­ской жизни. И многое в хри­сти­ан­стве стало непо­нят­ным – ибо трудно уло­вить логику рас­суж­де­ния, если не знаешь суж­де­ний оппо­нента. Трудно понять смысл теле­фон­ной дис­кус­сии, если слы­шишь лишь одного собе­сед­ника.

Сейчас этот оппо­нент вновь явлен. И мы по-новому можем оце­нить хри­сти­ан­ство…

Почему среди моря оккульт­ных школ были избраны для сопо­став­ле­ния с хри­сти­ан­ством именно Рерихи? Ведь прямых после­до­ва­те­лей учения Рери­хов не так уж и много в России. К сча­стью, да. Но оккуль­тизм в целом, в сово­куп­но­сти многих сотен своих школок и сек­то­чек, весьма мно­го­чис­ле­нен и акти­вен. И среди мно­го­чис­лен­ных рос­сий­ских оккуль­ти­стов немно­го­чис­лен­ная школа рери­хов­цев, пожа­луй, самая боль­шая и самая извест­ная. С оккуль­тиз­мом как тако­вым, с оккуль­тиз­мом «вообще» спо­рить слиш­ком трудно. Пока­жешь, что неко­то­рое утвер­жде­ние неко­его оккульт­ного автора и нена­учно, и не слиш­ком совер­шенно с точки зрения нрав­ствен­но­сти – а осталь­ные оккуль­ти­сты скажут: «Ну, так это же нас не каса­ется. Для нас кри­ти­ку­е­мый вами автор никак не авто­ри­те­тен. Вы бы озна­ко­ми­лись с кни­гами именно нашей группы!».

Поэтому для посто­ян­ного диа­лога нужно выбрать такую оккульт­ную школу, кото­рая доста­точно опре­де­ленна в своих взгля­дах, кото­рая не счи­та­ется пери­фе­рий­ной или «ере­ти­че­ской» в боль­шин­стве других оккульт­ных тече­ний, кото­рая изло­жила свои взгляды пись­менно, и в кото­рой завер­шен про­цесс фор­ми­ро­ва­ния кано­ни­че­ски зна­чи­мых веро­учи­тель­ных тек­стов.

Этим тре­бо­ва­ниям отве­чает учение осно­ва­тель­ницы тео­со­фии Е. П. Бла­ват­ской и тесно свя­зан­ное с нею учение «Живой Этики» Рери­хов. Эти фигуры никак не назо­вешь пери­фе­рий­ными в оккуль­тизме. И способ их мыш­ле­ния, и основ­ные черты их миро­воз­зре­ния явля­ются общими для основ­ного круга совре­мен­ных оккульт­ных тече­ний.

Поэтому через сопо­став­ле­ние учения Бла­ват­ской и Рери­хов с хри­сти­ан­ством можно полу­чить выводы, зна­чи­мые и для ана­лиза боль­шин­ства других совре­мен­ных оккультно-эзо­те­ри­че­ских групп.

***

В пред­ла­га­е­мой книге два тома. Первый больше гово­рит о тео­со­фии, чем о хри­сти­ан­стве. Но оче­видно, что было бы невоз­можно огра­ни­читься лишь кри­ти­кой оккуль­тизма. Необ­хо­димо дать хотя бы крат­кое пози­тив­ное изло­же­ние пра­во­слав­ного миро­по­ни­ма­ния. Поэтому второй том изла­гает те сто­роны хри­сти­ан­ского веро­уче­ния, кото­рые более всего иска­жа­ются оккуль­ти­стами.

Пре­ди­сло­вие

Боль­шин­ство людей, почи­та­ю­щих имя Рери­хов, совер­шенно не знают их док­трины. «Да, были такие худож­ники. Они путе­ше­ство­вали в Индию. И там, не то в Тибете, не то в Шам­бале, они встре­ча­лись со свя­тыми отшель­ни­ками и муд­ре­цами – махат­мами. Они учили духов­но­сти, писали о кра­соте, о том, что куль­тура спасет мир. Они при­зы­вали к тер­пи­мо­сти и к ува­жи­тель­ному отно­ше­нию ко всем рели­гиям, един­ство кото­рых Рерихи и про­по­ве­до­вали. И вообще учили жить в гар­мо­нии с при­ро­дой и Кос­мо­сом».

Это и есть, пожа­луй, весь попу­ляр­ный кате­хи­зис рери­хов­ской про­па­ганды. Людей, кото­рые сами читали их фило­соф­ские трак­таты, то есть трак­таты соб­ственно «Живой этики» или «Агни Йоги», не так уж много. Может, многие про­бо­вали читать. Но дочи­тали явно немно­гие. Все Рери­хов ува­жают, но весьма мало людей их читали и еще меньше вчи­ты­ва­лись.

Понятно сму­ще­ние людей, когда они вдруг узнали, что эти милые, хотя и чуда­ко­ва­тые путе­ше­ствен­ники, всем желав­шие добра, вдруг ока­за­лись отлу­чены от Церкви.

И в рабо­тах Рери­хов, и даже в книгах их пред­ше­ствен­ницы Бла­ват­ской можно найти вполне ува­жи­тель­ные выска­зы­ва­ния в адрес Церкви.

«Вы не най­дете в этой книге ни одного слова против Рус­ской Пра­во­слав­ной Церкви, – гово­рит Бла­ват­ская в одном из своих писем в Россию. – Вы спро­сите, почему? Потому что Ваша цер­ковь самая чистая и самая истин­ная, и все урод­ли­вые чело­ве­че­ские деяния нико­гда не смогут повре­дить ей. В рус­ской Пра­во­слав­ной Церкви прочно зало­жено зерно боже­ствен­ной Истины, только оно зарыто у самого ее осно­ва­ния1. Позд­нее и в письме к своей сестре Н. П. Жели­хов­ской она напи­сала: «Что же каса­ется моего про­тиву-хри­сти­ан­ства, ты его знаешь. Я враг като­ли­че­ских и про­те­стант­ских цер­ков­ных изли­шеств, идеал же Христа рас­пя­того свет­леет для меня с каждым днем яснее и чище, а против пра­во­слав­ной хри­сти­ан­ской церкви, пусть пове­сят меня, – не пойду!»2.

Так зачем же вдруг Цер­ковь сде­лала столь резкий выпад против людей, настро­ен­ных отнюдь не враж­дебно?

При бли­жай­шем зна­ком­стве с людьми, посе­ща­ю­щими рери­хов­ские кружки, и с самими тек­стами, остав­лен­ными тео­со­фами, ока­за­лось, что миро­лю­би­вые декла­ра­ции – не более чем при­кры­тие для про­по­веди вполне анти­хри­сти­ан­ского учения.

В данной книге я буду ана­ли­зи­ро­вать прежде всего тексты Рери­хов и тех, кого они сами назы­вали своими учи­те­лями: Е. Бла­ват­ской и «Махатм»3. Это мате­риал и весьма объ­ем­ный и довольно пест­рый. В нем можно найти при­зывы к миру, добру и любви. В нем встре­ча­ются эпи­зоды с инте­рес­ными этно­гра­фи­че­скими и рели­ги­е­вед­че­скими зари­сов­ками. В нем есть суж­де­ния, с кото­рыми может согла­ситься дей­стви­тельно прак­ти­че­ски любой чело­век.

Но есть и другое. Есть суж­де­ния и советы, оценки и пред­ска­за­ния, ста­вя­щие под сомне­ние просто нрав­ствен­ную вме­ня­е­мость авто­ров. Моя задача была, во-первых, обра­тить вни­ма­ние людей на тене­вые сто­роны тео­со­фии. На упа­ковке про­дук­тов пита­ния, про­из­во­ди­мых в запад­ных стра­нах, сего­дня при­нято ука­зы­вать, какие веще­ства содер­жатся в при­об­ре­та­е­мом товаре. Так защи­ща­ются права потре­би­теля (его право на здо­ро­вье). В кра­си­вой упа­ковке может нахо­диться вполне ядо­ви­тый про­дукт. Да, в нем есть тот шоко­лад, что обещан на обложке. Но там же может ока­заться еще и некая, вроде бы неболь­шая, при­месь – и отрав­ле­ние про­изой­дет. Но у чело­века есть еще и право на без­опас­ность души.

Так вот, в «шоко­лад» рери­хов­ских при­зы­вов к миру и тер­пи­мо­сти вкрап­лены такие при­меси, кото­рые вполне спо­собны смер­тельно отра­вить чело­ве­че­скую душу.

Поэтому первая задача этой книги – обра­тить вни­ма­ние на те анти­хри­сти­ан­ские, а зача­стую и просто без­нрав­ствен­ные «при­меси», кото­рые есть в рери­хов­ской про­по­веди.

Вторая же задача была слож­нее, чем просто чтение рери­хов­ских книг с каран­да­шом в руке. Надо было оце­нить место этих «при­ме­сей» во всей системе Агни Йоги и сде­лать вывод: что, соб­ственно, в ней явля­ется при­ме­сью, а что основ­ным содер­жа­нием. Око­ло­хри­сти­ан­ское слад­ко­ре­чие ока­за­лось слу­чайно окроп­лено оккульт­ным зло­ре­чием, или же «обще­че­ло­ве­че­ские цен­но­сти» исполь­зо­ва­лись в каче­стве внеш­ней при­сыпки, при­зван­ной до вре­мени скрыть под­лин­ный вкус пред­ла­га­е­мого «пир­ше­ства духа».

Дело в том, что хри­сти­ан­ская мораль может вырас­тать не на всякой фило­соф­ской почве. Не во всякой фило­со­фии можно так объ­яс­нить фено­мен чело­века, что при­со­еди­нен­ный к мета­фи­зи­че­скому трак­тату призыв «воз­лю­бим друг друга» пока­жется логич­ным. Под­ме­тил же Вла­ди­мир Соло­вьев про­ти­во­ре­чие между мета­фи­зи­кой мате­ри­а­ли­стов и их народ­ни­че­ским и жерт­вен­ным пафо­сом: «Чело­век про­изо­шел от обе­зьяны и потому нет любви больше той, как если кто поло­жит душу свою за ближ­него своего».

Так вот и «Живая Этика» пыта­лась взрас­тить цветы чело­ве­ко­лю­бия на почве столь бес­че­ло­веч­ной фило­со­фии, что доб­рого пло­до­но­ше­ния не полу­чи­лось.

Соб­ственно, необ­хо­ди­мо­стью достичь этих двух целей и объ­яс­ня­ется струк­тура книги: главы пре­иму­ще­ственно инфор­ма­ци­он­ные, изла­га­ю­щие нере­клам­ные, «эзо­те­ри­че­ские» стра­ницы Агни Йоги, чере­ду­ются с гла­вами ана­ли­ти­че­скими. Ана­ли­тика же идет по двум направ­ле­ниям. Во-первых, док­трины тео­со­фии сопо­став­ля­ются с хри­сти­ан­ским пони­ма­нием мира, чело­века и Бога. Во-вторых, пока­зы­ва­ется, что «темные» сто­роны тео­со­фии как раз логично и необ­хо­димо свя­заны с ее фун­да­мен­таль­ными пред­по­сыл­ками, в то время как повто­ре­ние тео­соф­скими авто­рами нрав­ствен­ных про­пи­сей тре­бу­ется отнюдь не внут­рен­ней логи­кой «тайной док­трины», а необ­хо­ди­мо­стью при­дать «товар­ное лицо» оккульт­ной про­дук­ции.

Поэтому тех людей, кото­рые захо­тят всту­пить в поле­мику с этой книгой, прошу вести дис­кус­сию достойно. Не надо опро­вер­гать меня «типо­граф­ским мето­дом», то есть ука­за­нием на то, что в оккульт­ной лите­ра­туре есть свет­лые стра­ницы. Я знаю – есть. Но во-первых, моим оппо­нен­там не удастся дока­зать, что в ней нет тех темных стра­ниц, кото­рые я напом­нил. Во-вторых, дока­жите, что эти свет­лые стра­ницы не есть «мас­ки­ровка», о необ­хо­ди­мо­сти кото­рой неод­но­кратно писали гранды тео­со­фии. В‑третьих, попро­буйте посмот­реть на эти стра­ницы (как темные, так и свет­лые) из глубин тео­соф­ской мета­фи­зики и ска­зать – что же все-таки логич­нее вырас­тает оттуда. Мало заявить: «мы счи­таем, что чело­век сво­бо­ден» – надо обос­но­вать, что то виде­ние Все­лен­ной, кото­рое про­по­ве­дует ваша кар­ми­че­ская фило­со­фия, раз­ре­шает чело­веку быть сво­бод­ным. Мало ска­зать: «мы при­зы­ваем чело­века к борьбе со Злом» – надо еще дока­зать, что с точки зрения вашей же пан­те­и­сти­че­ской фило­со­фии со злом можно и нужно бороться… Иначе я скажу, что вы просто выры­ва­ете мысли из кон­тек­ста и упрямо хотите мыс­лить по зако­нам хри­сти­ан­ской мысли, а отнюдь не тео­соф­ской.

Пока же рери­ховцы отве­чают пра­во­слав­ным – «Вы выры­ва­ете цитаты из кон­тек­ста». Обви­не­ния в «выдер­ги­ва­нии из кон­тек­ста» и пере­ина­чи­ва­нии смысла могут быть при­няты лишь в том случае, если сам кон­текст пони­ма­ется нами оди­на­ково. Мне пред­став­ля­ется, что кон­текст тео­со­фии – анти­хри­сти­ан­ский. И некор­ректно посту­пают именно про­по­вед­ники рери­хи­ан­ства, выры­вая из этого анти­хри­сти­ан­ского кон­тек­ста те или иные суж­де­ния, декла­ри­ру­ю­щие сим­па­тию к хри­сти­ан­ству. Рядо­вым рери­хов­цам, напро­тив, кажется, что тео­со­фия вполне сов­ме­стима с хри­сти­ан­ством, и потому именно анти­хри­сти­ан­ские выпады кажутся им выпа­да­ю­щими из кон­тек­ста. На уровне тол­ко­ва­ния тех или иных абза­цев здесь нам вряд ли удастся прийти к согла­сию. Поэтому обсуж­дать надо фун­да­мен­таль­ные инту­и­ции, лежа­щие в основе тео­со­фии и в основе хри­сти­ан­ства. Эти исход­ные пред­по­сылки весьма раз­личны. Не надо быть кон­фес­си­о­наль­ным писа­те­лем, чтобы заме­тить эту раз­ницу. Раз­ли­чие восточно-пан­те­и­сти­че­ского пути и западно-теи­сти­че­ского заметно даже свет­скому исто­рику рели­гий.

Я не обви­няю совре­мен­ных тео­со­фов (за исклю­че­нием неко­то­рых, вполне дока­за­тель­ных слу­чаев, о кото­рых речь пойдет ниже) в созна­тель­ной лжи, состо­я­щей в том, что анти­хри­сти­ан­ское учение они пыта­ются выдать за вполне еван­гель­ское. Я буду с ними спо­рить, но не буду обзы­вать без­нрав­ствен­ными под­ле­цами. Пола­гаю, что я вправе ожи­дать такого же отно­ше­ния к себе и от них. Я не при­вожу ни одной при­ду­ман­ной цитаты, ни одного непро­ве­рен­ного факта. Если я толкую их иначе, чем хоте­лось бы тео­со­фам – так это мое право.

Еще один излюб­лен­ный контр­ар­гу­мент рери­хов­цев: «а вы умал­чи­ва­ете»… Вот вам, дескать, кни­жечка «Знамя пре­по­доб­ного Сергия», и извольте счи­тать, что пра­во­сла­вию будет очень даже уютно в тео­соф­ском «син­тезе». Точно так же штат­ный имидж-мэйкер какой-нибудь фирмы, про­из­во­дя­щей недоб­ро­ка­че­ствен­ный лимо­над, мог бы отве­чать на упреки врачей. Медики пуб­ли­куют заяв­ле­ние о том, что в данном напитке опасно много при­ме­сей, а изго­то­ви­тель этой «взвеси» отве­чает: «но почему вы умал­чи­ва­ете о том, что наш напи­ток имеет кра­си­вый цвет и хорошо упа­ко­ван?4.

Моя цель и состоит в том, чтобы пока­зать людям реаль­ную раз­ницу между тео­соф­ским и хри­сти­ан­ским путем и тем самым напом­нить им о неиз­беж­но­сти выбора.

Людям же, твердо решив­шимся жить по посту­ла­там «Живой Этики», я не реко­мен­до­вал бы читать далее этой стра­ницы. Если языч­ник не знает Еван­ге­лия и живет по-язы­че­ски – он, как гово­рит апо­стол Павел, будет судим лишь по закону своей сове­сти; на Послед­нем Суде к нему будут при­ло­жены те мерки, спра­вед­ли­вость кото­рых он сам при­зна­вал для себя. Но если языч­нику про­по­ве­дано Еван­ге­лие, а он дер­жится за свои преж­ние пред­рас­судки – его судьба может быть иной. Язы­че­ские рели­гии до Христа – это частич­ный свет, в кото­ром уловим отблеск Логоса. После того, как Слово само пришло к людям – язы­че­ство стало уже бес­при­мес­ным мраком.

Многие при­вер­женцы «Живой этики» искренне думают, что их вера сов­ме­стима с хри­сти­ан­ством. Про­чи­тав эту книгу, они уже будут знать, что это не так. И если в них не най­дется реши­мо­сти при­нять Еван­ге­лие, не иска­жен­ное тео­со­фами, – с этого дня такие люди станут уже не просто «ищу­щими» или «оши­ба­ю­щи­мися». Они станут хри­сто­бор­цами…

Но столь реши­тель­ных при­вер­жен­цев Рери­хов, я пола­гаю, все же не много. Для боль­шин­ства людей, изда­лека сим­па­ти­зи­ру­ю­щих их учению, «Тайная Док­трина» Бла­ват­ской оста­лась тайной. Для них и напи­сана эта книга. Кем в таком случае я считаю своих чита­те­лей и оппо­нен­тов? – Хоро­шими людьми, ока­зав­ши­мися в плену у плохой фило­со­фии.

Я хотел бы, чтобы было пре­дельно ясно с самого начала: эта книга не ана­ли­зи­рует взгля­дов совре­мен­ных обыч­ных посе­ти­те­лей рери­хов­ских собра­ний и лек­то­риев. Они, скорее всего, не узнают своей веры на этих стра­ни­цах. Но эта книга изла­гает и ана­ли­зи­рует убеж­де­ния тех людей, кото­рые пре­тен­дуют быть «Учи­те­лями», «Посвя­щен­ными». Изло­жен­ные здесь оккульт­ные кон­цеп­ции раз­де­ля­лись Е. Бла­ват­ской, Рери­хами, А. Кли­зов­ским, Р. Штей­не­ром… И вполне воз­можно, что они не раз­де­ля­ются боль­шин­ством рядо­вых участ­ни­ков рери­хов­ского дви­же­ния. Но мне кажется, что и они вправе знать, куда именно пришли их «Махатмы», и в какие поис­тине сата­нин­ские бездны они зайдут сами, если будут и впредь сле­до­вать их «Тайной Док­трине».

Чтобы понять всю неиз­беж­ность и серьез­ность выбора, надо уяс­нить исто­ри­че­скую пер­спек­тиву про­ти­во­сто­я­ния тео­со­фии и хри­сти­ан­ства. Бывают ереси, кото­рые рож­да­ются из не слиш­ком удач­ной попытки «улуч­шить» хри­сти­ан­ство. Такие теории стоят на еван­гель­ской основе, их созда­тели любят Еван­ге­лие и Христа, но, как сказал Лев Кар­са­вин об Ори­гене, ока­за­лось, что «у этого мета­фи­зика сердце лучше головы5. Бывают ереси, кото­рые пред­став­ляют собой просто ошибки. В них есть слиш­ком поспеш­ные выводы и слиш­ком быст­рые обоб­ще­ния…

Но бывает иначе. Бывает, что в мир втор­га­ется идея, кото­рая дышит нена­ви­стью к Еван­ге­лию и к Церкви, и кото­рая лишь при­тво­ря­ется в своей сим­па­тии к хри­сти­ан­ству. Такая док­трина при­зы­вает к реформе Церкви и веро­уче­ния не для того, чтобы помочь боль­шему числу людей дей­стви­тельно жить по Еван­ге­лию, а для того, чтобы спод­руч­нее было в конце концов сло­мать хребет Церкви, рефор­ми­ро­ван­ной (точнее – дефор­ми­ро­ван­ной) по ново­яв­лен­ным про­ек­там.

Тео­со­фия с самого начала фор­ми­ро­ва­лась в лоне именно таких док­трин. Среди преж­них хра­ни­те­лей «древ­них и тайных знаний», кото­рые нако­нец при­от­кры­вает тео­со­фия, Бла­ват­ская и Рерихи назы­вают каб­ба­ли­стов, розен­крей­це­ров, масо­нов6 …

Оккульт­ное посвя­ще­ние Нико­лай Рерих полу­чил от гене­раль­ного деле­гата «Вели­кой Ложи Фран­ции» Чеслава фон Чин­ского, кото­рый в 1911 году устра­и­вал спи­ри­ти­че­ские сеансы в доме у худож­ника7. Не Еван­гель­скую тра­ди­цию про­дол­жает тео­со­фия, но созна­тельно анти-хри­сти­ан­скую.

В Заяв­ле­нии масон­ского Кон­гресса в Бель­форе (1911) содер­жится уве­ща­ние к собра­тьям: «Не будем забы­вать, что мы анти­цер­ковь, при­ло­жим в наших ложах все усилия, дабы раз­ру­шить рели­ги­оз­ное вли­я­ние во всех формах, в кото­рых оно про­яв­ля­ется».

Кон­вент Вели­кого Востока в 1903 декла­ри­рует: «Триумф Гали­ле­я­нина длился 20 веков. Иллю­зия дли­лась слиш­ком долго… Он исче­зает в своею оче­редь, Бог лжец. Он при­со­еди­ня­ется к другим боже­ствам Индии, Египта, Греции и Рима, кото­рые тоже видели много обма­ну­тых ими существ, лежа­щих ниц перед их алта­рями. Братья-масоны, нам должно быть при­ятно, что мы не чужды этому паде­нию ложных богов!».

Обра­ще­ние Кон­вента Вели­кой Ложи Фран­ции (1922) при­зы­вает: «Энер­гично будем под­дер­жи­вать в каждом сво­боду сове­сти, но без коле­ба­ния будем объ­яв­лять войну всем рели­гиям, ибо они суть истин­ные враги чело­ве­че­ства. На про­тя­же­нии всех веков они спо­соб­ство­вали лишь раз­ладу между отдель­ными людьми и наро­дами. Будем рабо­тать, будем ткать нашими быст­рыми и лов­кими паль­цами саван, кото­рый покроет в один пре­крас­ный день все рели­гии; таким обра­зом мы добьемся во всем мире уни­что­же­ния духо­вен­ства и пред­рас­суд­ков, вну­ша­е­мых ими8.

Эти при­зна­ния взяты не из анти­ма­сон­ской, но именно из про­ма­сон­ской книги, напи­сан­ной люби­мым уче­ни­ком Елены Рерих – А. Кли­зов­ским. Апо­ло­гия масон­ства у Кли­зов­ского свое­об­разна: он не отри­цает анти­цер­ков­ных и бого­бор­че­ских масон­ских декла­ра­ций, при­ве­ден­ных его оппо­нен­том. Он просто про­бует ска­зать, что в хоро­шей семье масо­нов, дескать, не без люци­фе­ри­че­ских уродов. Но разве не нечто вполне похо­жее на только что при­ве­ден­ные масон­ские декла­ра­ции встре­чаем мы у Е. Рерих – «Всякая обособ­лен­ная, огра­ни­чен­ная и упа­доч­ная рели­гия есть, именно, опиум, злей­ший яд разъ­еди­не­ния и раз­ло­же­ния9. Итак, хри­сти­ан­ство без лама­изма и каб­ба­ли­стики есть «злей­ший яд»…

Пола­гать, что выно­шен­ная в такой среде тео­со­фия вдруг станет дей­стви­тельно сов­ме­ща­е­мой с хри­сти­ан­ством без ущерба для сове­сти хри­сти­а­нина – значит обма­ны­вать себя.

Поскольку тео­со­фия рож­дена масон­ством, она не может декла­ра­тивно опи­раться лишь на свою дей­стви­тель­ную родо­слов­ную. Ей нужно было при­сло­ниться к какой-то менее оди­оз­ной рели­ги­оз­ной тра­ди­ции. Поэтому на про­тя­же­нии полу­сто­ле­тия про­ис­хо­дил дрейф тео­со­фии. «Тучка золо­тая» тео­со­фии про­бо­вала пере­но­че­вать на груди то одного, то дру­гого «утеса-вели­кана».

Пер­во­на­чально Бла­ват­ская была пол­но­стью соли­дарна со спи­ри­ти­стами: «Я спи­ритка и спи­ри­ту­а­листка в полном зна­че­нии этих двух назва­ний. Я была мате­рья­лист­кой почти до 30 лет, и верила и не верила в спи­ри­тизм… Более 10 лет я спи­ритка и теперь вся моя жизнь при­над­ле­жит этому учению10. Спустя год Бла­ват­ская начи­нает реви­зо­вать спи­ри­ту­а­лизм: «С тех пор, как я в Аме­рике, я посвя­тила себя всю спи­ри­ту­а­лизму. Не фено­ме­наль­ной, мате­ри­аль­ной сто­роне оного, а спи­ри­ту­а­лизму духов­ному, про­па­ганде святых истин оного. Все ста­ра­ния мои кло­нятся к одному, очи­стить новую рели­гию от всех сорных трав ее11.

Как видим, Бла­ват­ская здесь прямо гово­рит о созда­ва­е­мом ею учении как о рели­гии, но пока она честно заявляет,что это именно новая рели­гия и что именно она стоит у ее исто­ков. Но вот настала пора созда­вать «Тео­соф­ское обще­ство» – и Бла­ват­ская бро­сает первый якорь: «Олкотт теперь устра­и­вает Theosophical Society в Нью-Йорке, кото­рое будет состав­лено из ученых оккуль­ти­стов, каб­ба­ли­стов, philosophes Hermetiques XIX века, и вообще страст­ных анти­ква­риев и егип­то­ло­гов. Мы хотим делать срав­ни­тель­ные опыты между спи­ри­ту­а­лиз­мом и магией древ­них бук­вально по инструк­циям старых каббал – и жидов­ских, и еги­пет­ских12.

Итак, первая точка опоры, первая исто­ри­че­ская любовь – это каб­бала. «Я посвя­тила всю жизнь мою изу­че­нию древ­ней каб­балы и оккуль­тизма», – пишет теперь Бла­ват­ская13 , еще недавно уве­ряв­шая, что вся ее жизнь при­над­ле­жит спи­ри­тизму.

В 1877 году выхо­дит «Раз­об­ла­чен­ная Изида», напол­нен­ная уве­ре­ни­ями в том, что тео­со­фия на этот раз про­ис­хо­дит из неко­его «буд­дхизма», кото­рый гораздо древ­нее любой другой индий­ской рели­гии, и из тайной еги­пет­ской муд­ро­сти.

Исто­рико-рели­ги­оз­ные постро­е­ния Бла­ват­ской, ста­вя­щие буд­дизм раньше веди­че­ских рели­гий, с таким сар­каз­мом были при­няты восто­ко­ве­дами, что при­шлось искать новую почву для про­ра­щи­ва­ния тео­со­фии в глубь сто­ле­тий. Бла­ват­ская нашла заме­ча­тель­ный ход: «Тайная Док­трина» пишется как ком­мен­та­рий к некоей «Книге Дзиан», кото­рую не видел никто и нико­гда, кроме Бла­ват­ской, и кото­рая ею про­воз­гла­шена самой древ­ней книгой чело­ве­че­ства. Теперь уже ни Египет, ни буд­дизм не необ­хо­димы для тео­со­фии. Теперь можно ска­зать, что любая рели­гия – отго­ло­сок «Книги Дзиан», и что любая рели­гия иска­зила изна­чаль­ную рели­ги­оз­ную муд­рость, ныне извест­ную только Бла­ват­ской. При этом исход­ное лоно тео­со­фии – спи­ри­тизм – под­вер­га­ется самому рез­кому осуж­де­нию («Повто­ряю: спи­рит­кой я нико­гда не была» – заяв­ляет теперь Бла­ват­ская)14.

Позд­нее Рерихи, оче­видно, не имев­шие вкуса ко столь мас­штаб­ным исто­рико-рели­ги­оз­ным аван­тю­рам, вновь сочли необ­хо­ди­мым про­па­ган­ди­ро­вать тео­со­фию не как нечто само­сто­я­тель­ное, а как голос соб­ственно восточ­ных тра­ди­ций, обра­щен­ный к запад­ным чита­те­лям. Рери­хами исто­рия тео­со­фии воз­во­дится к буд­дизму (Бла­ват­ская же нико­гда все­рьез не отли­чала буд­дизма от рели­гии Упа­ни­шад), и нити «тра­ди­ции» при­вели их не в Индию, а в Шам­балу-Тибет. Еги­пет­ского мате­ри­ала, столь важ­ного для «Раз­об­ла­чен­ной Изиды», Рерихи прак­ти­че­ски нигде не каса­ются.

Р. Штей­нер же пытался гораздо актив­нее рабо­тать с запад­ным, хри­сти­ан­ским рели­ги­оз­ным мате­ри­а­лом…

При этом дрейфе только одно оста­ва­лось неиз­мен­ным: и буд­дист­ская, и брах­ма­ни­че­ская, и «хри­сти­ан­ская», и еги­пет­ская, и гер­ме­ти­че­ская версии тео­со­фии отда­вали дань вели­чай­шего ува­же­ния Каб­бале…

Кроме того, с тече­нием вре­мени стала оче­вид­ной мис­си­о­нер­ская неиз­беж­ность делать внеш­ний слой тео­со­фии менее каб­ба­ли­сти­че­ским и более хри­сти­ан­ским. В первых книгах Бла­ват­ской ссылки идут почти исклю­чи­тельно на нехри­сти­ан­ские источ­ники, и даже суще­ство­ва­ние Иисуса Христа под­вер­га­ется сомне­нию. Затем он был при­знан «Посвя­щен­ным», Адеп­том древ­ней эзо­те­ри­че­ской школы. Вскоре тео­соф­ские книги начали при­зна­вать в Нем не только уче­ника, но и Учи­теля. Нако­нец, Ему был при­своен титул «Учи­теля Учи­те­лей».

И поныне мис­си­о­нер­ская необ­хо­ди­мость поиска общего языка с пра­во­слав­ной куль­ту­рой тол­кает многих тео­со­фов не только к декла­ра­тив­ному, но и к дей­стви­тель­ному сбли­же­нию с хри­сти­ан­ством. И поэтому про­ис­хо­дит раз­де­ле­ние тео­со­фии. В ней выде­ля­ются тече­ния, кото­рые ста­но­вятся открыто анти­хри­сти­ан­скими, но появи­лись и тен­ден­ции к посте­пен­ному сбли­же­нию с хри­сти­ан­ством. Рерихи гораздо больше заин­те­ре­со­ваны Рос­сией и ее цер­ков­ной куль­ту­рой, чем Бла­ват­ская. Совре­мен­ные оккульт­ные писа­тели (типа С. Н. Лаза­рева) про­буют осво­ить хри­сти­ан­скую идею пока­я­ния, к кото­рой чрез­вы­чайно враж­дебно отно­си­лись и Бла­ват­ская и Рерихи.

И все же – не лучше ли вместо наси­лия и над тео­со­фией и над хри­сти­ан­ством во имя их «при­ми­ре­ния» просто трезво сопо­ста­вить их учения, понять их ради­каль­ные раз­ли­чия и сде­лать шаг прямо в пра­во­сла­вие? Не выду­мы­вая пра­во­сла­вие по образу и подо­бию совре­мен­ного сти­хий­ного язы­че­ства, а при­емля его таким, каким оно было для преп. Сергия и для оптин­ских стар­цев, для св. Фео­фана Затвор­ника и бес­чис­лен­ных муче­ни­ков рос­сий­ских…

Я все же наде­юсь, что оккульт­ная «эра Водо­лея» еще ото­дви­нется. Прой­дет период рели­ги­оз­ного оди­ча­ния и люди вновь поймут, что балов­ство с духами добром не кон­ча­ется. Поймут – и сде­лают тот же выбор, что сде­лали рус­ские люди 1000 лет назад.

Но при этом тот неоспо­ри­мый и в конце концов радост­ный факт, что многие люди, начав свой рели­ги­оз­ный поиск с тео­со­фии, в итоге при­хо­дят к пра­во­сла­вию, не озна­чает, что тео­со­фия сама по себе хороша и без­опасна. Передо мной, напри­мер, рели­ги­оз­ные про­блемы впер­вые встали, когда я занялся изу­че­нием «науч­ного ате­изма» (пол­но­стью при­емля его) – но это никак не озна­чает, что между ате­из­мом и хри­сти­ан­ством нет ника­кой раз­ницы.

В мои планы вовсе не вхо­дило ни близ­кое зна­ком­ство с рери­хов­скими тек­стами, ни тем более напи­са­ние столь обшир­ной книги о них. Я пред­по­чел бы зани­маться изу­че­нием соб­ственно Пра­во­сла­вия. Совер­шенно точно могу ска­зать, что в данном случае все про­изо­шло по извест­ному пра­вилу: каждый пишет ту книгу, кото­рую хотел бы про­чи­тать сам. Мне не инте­ре­сен оккуль­тизм. Мне просто хоте­лось про­чи­тать книгу, кото­рая сопо­став­ляла бы оккуль­тизм с хри­сти­ан­ством. Такая книга есть. Это «Мисти­че­ская три­ло­гия» М. В. Лоды­жен­ского. Но она отве­чает не на все вопросы. Во-первых, она срав­ни­вает только аске­ти­че­скую прак­тику пра­во­сла­вия и йоги. Во-вторых, она была напи­сана прежде, чем появи­лись книги Рери­хов. В‑третьих, она просто была напи­сана давно (послед­нее изда­ние – в 1915 г.) и с тех пор пол­но­стью не пере­из­да­ва­лась.

Я наде­ялся, что най­дутся люди, кото­рые лучше меня знают реалии оккульт­ных дви­же­ний (сего­дня среди цер­ков­ных людей немало таких, кто до при­хода в Цер­ковь был прак­ти­ку­ю­щим оккуль­ти­стом). Но пока таких книг не появи­лось. Воз­можно, этим людям тяжело и непри­ятно вновь погру­жаться в темный мир, из кото­рого с таким трудом они когда-то вырва­лись… А дис­кус­сия все же завя­за­лась. К сожа­ле­нию, она ока­за­лась дис­кус­сией между мною одним и всею оккульт­ной цер­ко­вью.

С моей сто­роны потерь пока нет. Я не нашел ника­ких осно­ва­ний, чтобы хоть в чем-то изме­нить свое отно­ше­ние к рери­хи­ан­ству. А вот оппо­нен­там мои выступ­ле­ния явно доста­вили неко­то­рые неудоб­ства. Рери­хов­ская газета «Знамя мира» письмо своего чита­теля о «гнус­ной ста­тейке неко­его диа­кона» поме­стила в руб­рике «О набо­лев­шем15. В этом же номере рери­ховка из Ека­те­рин­бурга гово­рит о реак­ции ее еди­но­вер­цев на мои лекции в этом городе: «Пусть знает диакон Андрей, что после его напа­док на Учение Живой Этики и убогих измыш­ле­ний о Рери­хах, истин­ные рери­ховцы станут спло­чен­ней и бди­тель­ней, а шелуха, кото­рая меша­ется под ногами, отпа­дет. Ведь так было ясно по лицам в зале – насколько они стали суро­выми и насто­ро­жен­ными16. А в преды­ду­щем номере агни-йогиня (это термин из «Бес­пре­дель­ного», 69017) из Сред­не­ураль­ска сооб­щала о моей газет­ной статье: «В газете „Труд“ прочла статью диа­кона Андрея Кура­ева. Прочла, потом еще и еще – и опять ничего не поняла… Эта статья четко рас­счи­тана на то, чтобы посе­ять сомне­ние и сму­ще­ние в душах тех, кто хоть малость знаком с оккульт­ными нау­ками. Конечно, по воз­мож­но­сти пыта­юсь своим зна­ко­мым объ­яс­нить весь раз­ру­ши­тель­ный смысл этой статьи, всю лжи­вость посту­ла­тов автора. Но мне не хва­тает знаний. Поэтому прошу редак­цию газеты „Знамя мира“ дать разъ­яс­не­ние людям насчет соот­но­ше­ния Агни Йоги и цер­ков­ной рели­гии18.

Глав­ный редак­тор этой газеты Г. С. Гор­ча­ков гово­рит и о том, чем хотя бы иногда кон­ча­ются сомне­ния, посе­ля­ю­щи­еся в голо­вах рери­хов­цев: «Сейчас цер­ков­ники про­яв­ляют излиш­нюю актив­ность и вовсю поно­сят Учение Огня. Многие люди, начи­тав­шись про­кля­тий в адрес Учения Света, впа­дают в сму­ще­ние и даже отпа­дают от него19.

Что ж, если первые опыты поле­мики с тео­со­фией при­несли благие плоды осво­бож­де­ния неко­то­рых людей от оккульт­ного учения, наде­юсь, что и этот труд также помо­жет хотя бы неко­то­рым.

А люди очень часто спра­ши­вают о том, правда ли, что оккуль­тизм (Рери­хов, Бла­ват­ской, Штей­нера и т.д.) сов­ме­стим с хри­сти­ан­ством. Ока­за­лось, что потреб­ность в выходе книги, пока­зы­ва­ю­щей, в каких отно­ше­ниях нахо­дятся «Живая этика» и хри­сти­ан­ство, весьма велика.

Именно для ответа вопро­ша­ю­щим я взялся за книги «Живой этики». До той поры я слышал о Рери­хах только хоро­шее. Те отрывки, что попа­да­лись мне на глаза, не вызы­вали у меня какой-либо сим­па­тии, но и пово­дов для оттор­же­ния я также в них не нахо­дил. Просто чув­ство­вал на уровне вкуса: «не мое». Бывает же «не моя» музыка или «не моя фило­со­фия»… В общем, я начал читать книги «Агни Йоги» без внут­рен­него предубеж­де­ния.

Первое мое откры­тие было – кош­мар­ный рус­ский язык. Язык лите­ра­турно блек­лый и страшно неук­лю­жий, неесте­ственно напы­щен­ный стиль20 , пре­не­бре­га­ю­щий эле­мен­тар­ными нор­мами рус­ского лите­ра­тур­ного языка. Немед­ленно после­до­вало и второе наблю­де­ние: аморф­ность сюжета, полное отсут­ствие дока­за­тельств и вообще после­до­ва­тель­но­сти… Ока­за­лось, что ни к лите­ра­туре, ни к фило­со­фии книги «Агни Йоги» не имеют ника­кого отно­ше­ния.

По мере чтения в глаза стало бро­саться отсут­ствие неко­то­рых слов, клю­че­вых для любого хри­сти­ан­ского раз­мыш­ле­ния. Во всем мно­го­томьи книг «Живой этики» не найти таких слов, как грех, пока­я­ние, искуп­ле­ние, бла­го­дать, Бог. Значит, это тексты, рож­ден­ные нехри­сти­ан­ской духов­но­стью.

Затем мне стали заметны многие выска­зы­ва­ния, резко про­ти­во­ре­ча­щие осно­вам хри­сти­ан­ства. Стало понятно, что передо мною миро­воз­зре­ние не просто вне хри­сти­ан­ское, но ясно и осо­знанно про­ти­во­по­став­ля­ю­щее себя хри­сти­ан­ству.

Нако­нец, обра­ще­ние к пись­мам Елены Рерих и к рабо­там Бла­ват­ской поз­во­лило заме­тить откро­венно бого­бор­че­ские, сата­нин­ские нотки в тео­со­фии.

Для меня это был вывод, к кото­рому я пришел все же неожи­данно для самого себя. Поскольку же я пишу не фило­соф­скую авто­био­гра­фию, то попро­бую более систе­ма­тично (хотя и в иной после­до­ва­тель­но­сти) изло­жить те доводы, на осно­ва­нии кото­рых я пришел к убеж­де­нию в том, что рери­хи­ан­ство – это сата­низм для интел­ли­ген­ции. Или, говоря более отстра­ненно: Рери­хов­ское дви­же­ние в России – неле­галь­ная рели­ги­оз­ная секта оккультно-анти­хри­сти­ан­ского харак­тера.

Теперь чита­телю надо изло­жить кон­крет­ные осно­ва­ния, послу­жив­шие для вывода, столь рас­хо­дя­ще­гося с обще­при­ня­тым мне­нием о Рери­хах. Слово за словом попро­буем обос­но­вать эту харак­те­ри­стику.

I. «Живая этика» как секта

1. «Агни-Йога» – этика или рели­гия?

Вам скажут, что теории неважны, что логика и фило­со­фия не свя­заны с жизнью. Не верьте. Разум – от Бога, и далеко не без­раз­лично, разумно ли то, что про­ис­хо­дит.21
Г. К. Честер­тон

Явля­ется ли рери­хов­ское дви­же­ние рели­ги­оз­ным? Таков первый пред­мет для дис­кус­сии: дей­стви­тельно ли тео­со­фия есть чисто свет­ское, чисто куль­турно-позна­ва­тель­ное дви­же­ние? Сама Агни Йога выдает себя за чисто свет­скую идео­ло­гию, кото­рая при этом ухит­ри­лась вобрать в себя все лучшее, что только есть во всех рели­гиях мира – но все равно оста­лась свет­ской. Хри­сти­ане счи­тают иначе. Каковы же аргу­менты сторон?

Вообще-то изу­че­ние рели­ги­оз­ной фило­со­фии само по себе может не быть рели­гией. Когда одна­жды вице-пре­зи­дент Меж­ду­на­род­ного центра Рери­хов Л. Шапош­ни­кова захо­тела обви­нить меня в неве­же­стве, она напи­сала: «Вся статья (речь идет о моей статье в „Новом мире“ – А. К.) исхо­дит из того, что уни­каль­ное фило­соф­ское учение „Живой Этики“ есть новая рели­гия. Я не берусь объ­яс­нять диа­кону, что такое рели­гия и чем она отли­ча­ется от фило­со­фии. Пола­гаю, ему, быв­шему аспи­ранту Инсти­тута фило­со­фии, это известно22.

Дей­стви­тельно известно. И как быв­шему сту­денту кафедры науч­ного ате­изма МГУ, и как быв­шему аспи­ранту Инсти­тута фило­со­фии, и как нынеш­нему пре­по­да­ва­телю кафедры фило­со­фии рели­гии и рели­гио­ве­де­ния МГУ. Поэтому при­вожу то опре­де­ле­ние рели­гии, кото­рое мне памятно еще со свет­ских сту­ден­че­ских лет: Рели­гия выяв­ля­ется соче­та­нием трех харак­те­ри­стик – нали­чием рели­ги­оз­ного учения; нали­чием рели­ги­оз­ной прак­тики (культа) и нали­чием рели­ги­оз­ной орга­ни­за­ции23.

Я пони­маю, что нет доста­точ­ных осно­ва­ний дове­рять суж­де­ниям о рели­гии про­фес­си­о­наль­ных ате­и­стов. Что ж, напомню г‑же Шапош­ни­ко­вой опре­де­ле­ние рели­гии, кото­рое дает выда­ю­щийся рус­ский фило­соф С. Н. Тру­бец­кой в сло­варе Брок­гауза и Ефрона: «Рели­гия может быть опре­де­лена как орга­ни­зо­ван­ное покло­не­ние высшим силам… Рели­гия не только пред­став­ляет собою веру в суще­ство­ва­ние высших сил, но уста­нав­ли­вает особые отно­ше­ния к этим силам: она есть, сле­до­ва­тельно, извест­ная дея­тель­ность воли, направ­лен­ная к этим силам»24.

Я вполне согла­сен с этим опре­де­ле­нием рели­гии и, при­водя его, наде­юсь отве­тить на заме­ча­ние г‑жи Шапош­ни­ко­вой, ска­зав­шей в одном из своих выступ­ле­ний: «Есть несколько реше­ний всяких духов­ных семи­на­ров, кото­рые прошли под гла­вен­ством пат­ри­ар­хии, о том, что рери­хов­ское дви­же­ние – это секта. Но, про­стите, дьякон даже не сфор­му­ли­ро­вал: а что такое рели­гия?25.

В свою оче­редь я мог бы поин­те­ре­со­ваться у рери­хов­цев, каким опре­де­ле­нием рели­гии поль­зу­ются они.

Так явля­ется ли рели­ги­оз­ным учение Агни Йоги? Ответ на этот вопрос оче­ви­ден. Сама тео­со­фия выдает себя за синтез всех рели­ги­оз­ных тра­ди­ций чело­ве­че­ства – как же при этом она сама может не быть рели­ги­оз­ной? Если дом построен из бревен – оче­видно, его сле­дует назвать дере­вян­ным. Если некое учение явля­ется син­те­зом рели­гий, – оче­видно, оно явля­ется рели­ги­оз­ной док­три­ной, а не тео­рией сопро­мата. «Синтез всех рели­гий» может быть чем-то нере­ли­ги­оз­ным – но только в том случае, если он вобрал в себя слу­чай­ные, неха­рак­тер­ные черты каждой из рели­гий. Можно соста­вить «синтез всех рели­гий», если из каждой свя­щен­ной книги взять, напри­мер, опи­са­ния рас­те­ний («Когда ветви смо­ков­ницы ста­но­вятся уже мягки и пус­кают листья, то знаете, что близко лето» – Мф. 24:32). В таком случае появится энцик­ло­пе­дия древ­ней бота­ники, но никак не «тайная док­трина». Напро­тив, тео­со­фия Бла­ват­ской (кото­рую всего лишь про­дол­жают Рерихи)26 пола­гает, что она нашла не бота­ни­че­ский, а именно мисти­че­ский ключ к самым древним мисте­риям, куль­там, откро­ве­ниям. Как заяв­ляла Анна Безант, «Тео­со­фия есть утвер­жде­ние мисти­цизма в недрах всякой живой рели­гии27.

Письма Махатм не стес­ня­ясь гово­рят о «нашей оккульт­ной док­трине28. Очень прошу запом­нить эту авто­ха­рак­те­ри­стику. Рери­ховцы почему-то оби­жа­ются, когда их док­трину назы­вают «оккульт­ной». Но их Махатмы именно так ее и назы­вали. И в пись­мах Елены Рерих многие утвер­жде­ния или советы пред­ва­ря­ются ссыл­ками на оккульт­ные док­трины («зная непре­лож­ные оккульт­ные законы…29).

Так что же – неужели теперь оккуль­тизм над­ле­жит счи­тать чисто свет­ским, чисто куль­тур­ным и даже вполне ака­де­ми­че­ским фено­ме­ном? Если мне скажут, что «оккуль­тизм – это наука об управ­ле­нии скры­тыми силами при­роды», то в ответ я могу пред­ло­жить пора­бо­тать с опре­де­ле­нием шама­низма как «науки об управ­ле­нии скры­тыми силами духов».

Если «тео­со­фия и ее оккульт­ные док­трины» (на этот раз это Бла­ват­ская30) – это науч­ная теория и науч­ная же прак­тика, то я хотел бы поин­те­ре­со­ваться у г‑жи Шапош­ни­ко­вой: с помо­щью каких про­це­дур она всту­пает в связь с «Вла­ды­кой Солнца»? В науке про­цесс откры­тия и дока­за­тель­ства должен быть вос­про­из­во­дим. Насколько мне известно, руко­во­ди­тели совре­мен­ных рери­хов­цев не имеют непо­сред­ствен­ных связей с «Махат­мами» и «кос­ми­че­скими иерар­хами». Я, по край­ней мере, не встре­чал такие выступ­ле­ния г‑жи Шапош­ни­ко­вой, в кото­рых она ссы­ла­лась бы на личный опыт духо­об­ще­ния. В то же время рери­хов­ские лидеры утвер­ждают, что именно нали­чие таких «источ­ни­ков знания» поз­во­лило Бла­ват­ской и Рери­хам создать свою «науч­ную теорию». Но если нынеш­ние столпы тео­соф­ского дви­же­ния не могут полу­чать новую инфор­ма­цию по каналу и методу уже откры­тому их пред­ше­ствен­ни­ками – не озна­чает ли это, что мы имеем дело все-таки с нена­уч­ным спо­со­бом миро­по­ни­ма­ния?

И, между прочим, ска­зать, что некий куль­тур­ный фено­мен не явля­ется науч­ным, вовсе не озна­чает нане­сти ему оскорб­ле­ние. Это в про­шлом веке наука каза­лась един­ствен­ным мери­лом и един­ствен­ным иде­а­лом, а потому тео­софы вся­че­ски под­чер­ки­вали свою «науч­ность». Но сего­дня уже ни фило­со­фия, ни искус­ство, ни рели­гия не стес­ня­ются того, что они вне­на­учны. И только тео­софы про­дол­жают уку­ты­ваться в обноски прошло­ве­ко­вого пози­ти­визма. Ни о. Павел Фло­рен­ский, ни Бер­дяев, ни Хай­дег­гер, ни Рах­ма­ни­нов, ни Есенин не назвали бы свою дея­тель­ность науч­ной. Но это никак не озна­чает, что они опо­зо­рили чело­ве­че­ское досто­ин­ство.

Так что суж­де­ние о том, что тео­со­фия не явля­ется науч­ным фено­ме­ном – это без­оце­ноч­ное суж­де­ние. В нем не содер­жится оценки, хорошо это или плохо. Это просто кон­ста­та­ция дей­стви­тель­но­сти: тео­соф­ские каналы полу­че­ния базо­вой (в их вос­при­я­тии) инфор­ма­ции о мире явля­ются вне­на­уч­ными. Оценку можно дать лишь стрем­ле­ниям рери­хов­цев назвать свою док­трину науч­ной. Тут неиз­бежно при­хо­дится пред­стать перед выбо­ром: или у рери­хов­цев очень смут­ные пред­став­ле­ния о том, что такое наука, и поэтому кос­ми­че­ские «откро­ве­ния» и мифо­ло­ги­че­ские кон­структы они счи­тают наукой; или они все же раз­де­ляют обще­при­ня­тые пред­став­ле­ния о науке, но в чисто про­па­ган­дист­ских целях идут на под­та­совку и вопреки реаль­но­сти и сове­сти выдают «Живую Этику» за науку.

Но если тео­со­фия есть фено­мен вне-науч­ный, то, может, это фено­мен чисто куль­тур­ный? Не всякая куль­тура есть наука. Музыка не есть музы­ко­ве­де­ние, и вдох­но­ве­ние ком­по­зи­тора не пере­да­ется кан­ди­да­там искус­ство­ве­де­ния.

Но вот Е. Бла­ват­ская пишет, что «все сред­не­ве­ко­вые каб­ба­ли­сты были тео­со­фами31. Конечно, если мне дока­жут, что Каб­бала – это чисто свет­ский фено­мен, что учение и прак­тику Каб­балы нельзя счи­тать рели­ги­оз­ными – я при­зна­юсь в своем полном неве­же­стве и согла­шусь счи­тать то учение, адеп­тами кото­рого были «все каб­ба­ли­сты» и все Рерихи, нере­ли­ги­оз­ным.

Только в одном случае нельзя счи­тать тео­со­фию рели­ги­оз­ным уче­нием. Если при­знать, что мир рели­гии исчер­пы­ва­ется хри­сти­ан­ством. Тогда дей­стви­тельно, тео­со­фия – не рели­ги­оз­ное учение. Но если лама­изм, магию, каб­ба­ли­стику, пан­те­изм счи­тать рели­ги­оз­ными уче­ни­ями, то тео­со­фия, воз­ник­шая на базе их син­теза, тоже должна счи­таться рели­ги­оз­ной док­три­ной.

Да, в тео­соф­ских трак­та­тах почти не встре­ча­ется слово «Бог». Но исто­рии рели­гии известны не-теи­сти­че­ские док­трины и культы. Суще­ствует огром­ное число мифо­ло­ги­че­ских систем, в кото­рых померкло пред­став­ле­ние об Изна­чаль­ном Боге-Творце. Такую же рели­ги­озно-маги­че­скую мифо­ло­гию без Бога-Творца пыта­ется создать тео­со­фия. Ана­ло­гично иудей мог бы ска­зать: раз я считаю Иисуса из Наза­рета про­стым еврей­ским рав­ви­ном, но не вижу в нем ни Мессию, ни Спа­си­теля, ни Бога, то прошу счи­тать мою веру в Иегову не-рели­ги­оз­ным миро­возре­нием. Вот и тео­софы уве­ряют: поскольку мы не при­знаем Творца и не верим в Христа как Спа­си­теля, то счи­тайте наш оккуль­тизм чисто науч­ным.

Но каков же исток этого учения? Вырас­тает ли оно из недр соб­ственно чело­ве­че­ской куль­туры или откры­ва­ется из мира «над­зем­ного»?

Тео­софы сами заве­ряли, что свои основ­ные труды они пишут не сами, а лишь запи­сы­вают «кос­ми­че­ский дик­тант». Е. Бла­ват­ская, напри­мер, так рас­ска­зы­вает исто­рию появ­ле­ния своей «Раз­об­ла­чен­ной Изиды», кото­рая «явля­ется биб­лией наших тео­со­фов. Сама ли я ее напи­сала? Нет, это сде­лали моя рука и мое перо. В осталь­ном я от нее отка­зы­ва­юсь, ибо сама я совсем не пони­маю ее – не пони­мала раньше и не пони­маю теперь32. Елена Рерих прямо назы­вает свои трак­таты «Откро­ве­нием»33.

Бла­ват­ская при­во­дит эпизод из Еван­ге­лия: «Семь­де­сят уче­ни­ков воз­вра­ти­лись с радо­стью и гово­рили: Гос­поди! и бесы пови­ну­ются нам о имени Твоем. Он же сказал им: Я видел сатану, спад­шего с неба, как молнию; се, даю вам власть насту­пать на змей и скор­пи­о­нов и на всю силу вражью; и ничто не повре­дит вам» (Лк. 10:17-19). Тео­со­финя нахо­дит воз­мож­ность для весьма нетра­ди­ци­он­ного тол­ко­ва­ния этого текста: «Это заме­ча­ние отно­сится к Боже­ствен­ной муд­ро­сти, пада­ю­щей подобно молнии, и тем вызы­вая к дея­тель­но­сти разум тех, кто борется с дья­во­лами неве­же­ства и суе­ве­рия… Так учат нас … Таким обра­зом, заме­ча­ние, сде­лан­ное вели­ким Посвя­щен­ным в Еван­ге­лии от Луки, – ука­зы­ва­ю­щее алле­го­ри­че­ски на луч оза­ре­ния и разума, подобно молнии, пада­ю­щей с небес в сердца и умы обра­щен­ных к древ­ней Рели­гии Муд­ро­сти, пред­став­лен­ной тогда в новом аспекте мудрым гали­лей­ским Адеп­том, было иска­жено вне всякой узна­ва­е­мо­сти и обра­щено в одну из самых жесто­ких и губи­тель­ных тео­ло­ги­че­ских догм34.

Какие фило­соф­ские или науч­ные аргу­менты при­вела она в пользу своего пас­сажа, вполне кощун­ствен­ного на хри­сти­ан­ский взгляд? – Ника­ких. Просто: «Так учат нас …». Кто же учит тео­со­фов?

Ока­зы­ва­ется, Бла­ват­ская и семья Рери­хов были избраны некими Духами Кос­моса для того, чтобы через них про­ник­нуть в мир людей. «Тексты Агни Йоги, по утвер­жде­нию их созда­те­лей, были даны тибет­скими Махат­мами, а авторы тек­стов яви­лись лишь посред­ни­ками в пере­даче учений. Эти тексты, как повест­вует пре­да­ние, были запи­саны мето­дом „авто­ма­ти­че­ского письма“ в особом изме­нен­ном состо­я­нии созна­ния, и таким обра­зом, имеют транс­цен­ден­таль­ное, сверх­че­ло­ве­че­ское про­ис­хож­де­ние», – пишет совре­мен­ный про­по­вед­ник Агни Йоги35 , обна­ру­жи­вая, между прочим, плохое вла­де­ние фило­соф­ским лек­си­ко­ном: слово «транс­цен­ден­таль­ное» здесь явно неуместно.

Вообще-то это именно «пре­да­ние», тео­соф­ская легенда. У. Э. Коул­ман обна­ру­жил в «Раз­об­ла­чен­ной Изиде» Е. Бла­ват­ской около двух тысяч прямых заим­ство­ва­ний из совре­мен­ных работ по магии Дан­лопа и Де Мюссо, масон­ской энцик­ло­пе­дии Мак­кензи и т. д36.

Но для нас сейчас важно то, что сами тео­софы именно так, «транс­цен­ден­тально» объ­яс­няют про­ис­хож­де­ние своих трак­та­тов. Важно, потому что под фено­ме­ном «авто­ма­ти­че­ского письма» в оккультно-мисти­че­ской прак­тике под­ра­зу­ме­ва­ется такого рода кон­такт с неко­то­рым духом, при кото­ром сам чело­век нахо­дится в меди­та­тивно-полу­бес­со­зна­тель­ном состо­я­нии, а каран­даш пишет сам по себе, испол­няя волю духа, вышед­шего на «кон­такт»37.

Иногда же в кон­так­тер­ском опыте Е. Рерих место «авто­ма­ти­че­ского письма» зани­мало прямое обще­ние с духами. Ком­ната Елены Ива­новны запол­ня­лась голо­сами – и она выслу­ши­вала их инструк­ции и спра­ши­вала о «тайнах миро­зда­ния». «Лежа на спине, я лучше слышу», – при­зна­ется, напри­мер, Е. Рерих38. Иногда воз­ни­кают недо­ра­зу­ме­ния – и кон­так­терка не может ясно опре­де­лить, какой же именно дух вошел в обще­ние с нею. «Мне обидно, что я не могу еще раз­ли­чать по звуку, кто со мною гово­рит», – жалу­ется Елена Ива­новна своему Духу, а тот ей дает пере­чень ее собе­сед­ни­ков: «Дух при­ни­мает и лучи и про­вода не только Мои и К. Х., но и Тер., и Тары Китай­ской, и Мох., и Лао-Цзы, и Вог., и Кон­фу­ция, конечно, Будды и Хр.39. Итак, источ­ник «Живой этики» – это прямые беседы в аст­раль­ном мире Рерих с духами Кон­фу­ция, Будды, Лао-Цзы, Христа и про­чими «Махат­мами». Вообще, как можно понять из заме­ток Е. Рерих, «учи­теля чело­ве­че­ства» чуть ли не в оче­редь запи­сы­ва­ются для того, чтобы удо­сто­иться чести беседы с Еленой Ива­нов­ной – «Лучшие духи из Аст­рала меч­тают при­бег­нуть к Нашим рабо­чим кельям40.

Мы видим, что рери­хов­ская про­по­ведь вырас­тает не из иссле­до­ва­ния древ­них учений, не из зна­ком­ства с тек­стами и доку­мен­тами древ­но­сти, не из логики фило­соф­ского или эти­че­ского ана­лиза, а из непо­сред­ствен­ного духо­об­ще­ния. Точнее ска­зать – из обще­ния с теми духами, что не прочь назвать себя име­нами Христа или Будды. «Откуда берете силу и вра­зум­ле­ние? Соеди­ня­ясь с Духом Вели­ким41.

Вот один из таких диа­ло­гов (вопросы Е. Рерих в нем поме­щены в скоб­ках, а прямая речь духа дана непо­сред­ственно): «(Но я уже слы­шала голос Христа!) Голос Христа гораздо легче слы­шать, ибо в радуге Его заглу­шены крас­ные и желтые тона. Радуга Будды гораздо резче. Когда Уру­свати (оккульт­ный псев­до­ним Е. Рерих – А. К.) видела ее, не сразу смогла при­нять ее. (Почему она резче?) Ибо Он ушел, не уни­что­жив обо­лочку воз­дей­ствием Духа, как сделал Хри­стос. Его даже сожгли, но Хри­стос уни­что­жил свое тело воз­дей­ствием Духа. Дух Христа своим при­ка­зом раз­ло­жил свое тело на атомы. Это было заме­ча­тель­ное дости­же­ние Христа. Про­тив­ница клад­бищ должна при­вет­ство­вать, когда земной багаж унесен самим соб­ствен­ни­ком. Легко понять, что сожже­нием нельзя так раз­ло­жить на атомы, как огнем духа. Низшее – клад­бища и мощи, выше – сожже­ние, выше – огонь духа. Но на Земле лишь Хри­стос испол­нил это42.

Сви­де­тель­ство апо­сто­лов о вос­кре­се­нии Христа во плоти, призыв самого Христа к Фоме удо­сто­ве­риться, что Вос­крес­ший носит тело со сле­дами от полу­чен­ных ран, – все это на наших глазах отме­ня­ется новым «откро­ве­нием». Духи «уточ­нили» Еван­ге­лие: «Хри­стос уни­что­жил свое тело».

Кроме непо­сред­ствен­ных откро­ве­ний, у Рери­хов есть еще несколько источ­ни­ков инфор­ма­ции, аль­тер­на­тив­ной Еван­ге­лию. Прежде всего это – клас­сика запад­ной оккульт­ной лите­ра­туры (каб­ба­ли­стика, розен­крей­церы, масоны, тео­софы). Во-вторых, это мисти­че­ская лите­ра­тура Индии. И конечно, гно­сти­че­ские (а отнюдь не хри­сти­ан­ские) апо­крифы.

Что же каса­ется соб­ственно фило­соф­ской лите­ра­туры, то я не встре­чал у Рери­хов ссылок на Ари­сто­теля или Декарта, Гегеля или Канта. И даже когда имена фило­со­фов (напри­мер, Пифа­гора или Пла­тона) мель­кают в их трудах – они при­гла­ша­ются туда в каче­стве «посвя­щен­ных адеп­тов», то есть в каче­стве носи­те­лей неких маги­че­ских знаний, а не в каче­стве соб­ственно фило­со­фов43.

В тео­соф­ской смеси можно встре­тить лишь весьма неболь­шие фраг­менты фило­соф­ской мысли, исче­за­юще малые кру­пицы мысли науч­ной, вели­кое мно­же­ство иско­ре­жен­ных исто­ри­че­ских выкла­док и нескон­ча­е­мые вере­ницы рели­ги­оз­ных сло­во­из­ли­я­ний.

Итак, книги «Живой Этики» – это некое откро­ве­ние «свыше», а вовсе не резуль­тат кро­пот­ли­вой фило­соф­ской или срав­ни­тельно-рели­ги­е­вед­че­ской работы. «Об этом гово­рили Высо­кие Учи­теля в своих бесе­дах с ней и в своих „пере­да­чах“. Книги, кото­рые она сло­жила в резуль­тате этих бесед и пере­дач, назы­ва­лись Агни Йогой или Живой Этикой» (Л. Шапош­ни­кова)44.

Л. Шапош­ни­кова апел­ли­ро­вала к моему ста­тусу рели­ги­е­веда. Что ж, при­ве­ден­ные только что при­зна­ния и суж­де­ния поз­во­ляют мне, во-первых, заме­тить, что Агни Йога – это именно пред­мет моего про­фес­си­о­наль­ного инте­реса как рели­ги­е­веда; это фено­мен, кото­рый орга­нич­нее рас­смат­ри­вать в рели­ги­оз­ном кон­тек­сте, нежели в исто­рико-фило­соф­ском. Как спра­вед­ливо заме­тил В. К. Шохин, говоря о гно­сти­цизме (кото­рый Рери­хами посто­янно ста­вится в пример «дог­ма­ти­че­скому хри­сти­ан­ству»), «вне­фи­ло­соф­скому, в своей сущ­но­сти, фено­мену гно­зиса не про­ти­во­ре­чит, конечно, то обсто­я­тель­ство, что в гно­сти­че­ских текстах может ути­ли­зи­ро­ваться и фило­соф­ский мате­риал, по типо­ло­гии вполне ему внеш­ний, но этот мате­риал начи­нает жить здесь по зако­нам „другой страны“45 … Ана­ло­гично и в тео­со­фии (по опре­де­ле­нию В. Шохина – в «неогно­сти­цизме») поста­новка тех или иных фило­соф­ских про­блем не озна­чает при­ме­не­ние фило­соф­ского метода их раз­ре­ше­ния.

Мисти­че­ские рери­хов­ские трак­таты никак не похожи на иссле­до­ва­ния по фило­со­фии рели­гии. В них нет смыс­ло­вого, логи­че­ского сюжета. Нет ника­кой эво­лю­ции мысли в про­стран­стве одного трак­тата или даже пункта. Любой из сотен пара­гра­фов можно взять и пере­не­сти на пол­сотни стра­ниц – и это ни облег­чит, ни затруд­нит его вос­при­я­тие. Здесь нельзя найти некий тезис, кото­рый, под­вер­га­ясь воз­дей­ствию фило­соф­ской рефлек­сии, посте­пенно и логично рас­кры­вает свое смыс­ло­вое содер­жа­ние. Ни один из фило­соф­ских мето­дов раз­мыш­ле­ния не исполь­зу­ется здесь для ана­лиза рели­ги­оз­ного опыта чело­ве­че­ства. В книгах Рери­хов вообще нет дока­за­тельств: ни фак­ти­че­ских, ни логи­че­ских, ни диа­лек­ти­че­ских. Труд дока­за­тельств заме­нен пото­ком напы­щен­ных декла­ра­ций. Через мно­го­томье «Живой этики» просто течет поток «кос­ми­че­ского созна­ния», кото­рый при своем вопло­ще­нии не про­яв­ляет ни малей­шего ува­же­ния к пра­ви­лам фило­со­фии (кото­рые явля­ются доста­точно общими и для запад­ной, и для индий­ской фило­соф­ских тра­ди­ций).

Во-вторых, уже можно сде­лать первый вывод рели­ги­е­вед­че­ской экс­пер­тизы. Дело в том, что в рели­ги­е­ве­де­нии при­нято делить рели­гии на «про­ро­че­ские» и «мисти­че­ские». «Про­ро­че­ские» рели­гии (хри­сти­ан­ство, иуда­изм, ислам, зоро­аст­ризм) пред­по­ла­гают, что Высшая Реаль­ность в пре­дель­ной своей пол­ноте откры­лась в кон­крет­ный исто­ри­че­ский момент опре­де­лен­ному чело­веку или людям, соста­вив­шим на осно­ва­нии своего сакраль­ного опыта то или иное «свя­щен­ное Писа­ние». «Мисти­че­ские» рели­гии (пре­иму­ще­ственно рели­гии Индии) пола­гают, что пол­нота мисти­че­ского опыта, кото­рая откры­лась пер­во­про­ход­цам, может быть вос­при­нята и их после­ду­ю­щими адеп­тами. Эле­менты про­фе­тизма или мисти­цизма есть, есте­ственно, в каждой раз­ви­той рели­гии – вопрос в тех акцен­тах, кото­рые реально ста­вятся в той или иной рели­ги­оз­ной прак­тике. Итак, несмотря на демон­стра­тив­ную при­вя­зан­ность тео­со­фии к мисти­че­ским куль­там Индии, реально Агни Йога фор­ми­ро­ва­лась по рели­ги­оз­ным кано­нам Запада – как рели­гия «откро­ве­ния».

Другое дело, что «откро­вен­ный» харак­тер какого-либо знания есть лишь ука­за­ние на источ­ник его полу­че­ния, но никак не гарант его доб­ро­ка­че­ствен­но­сти. Как и Вла­ди­мир Высоц­кий, я считаю, что «не все то, что сверху – от Бога».

Не находя осно­ва­ний счи­тать тео­со­фию фило­соф­ским уче­нием, я согла­ша­юсь с тем опре­де­ле­нием, кото­рое тео­соф­ская док­трина полу­чила в «Фило­соф­ской энцик­ло­пе­дии»: «Тео­со­фия – рели­ги­озно-мисти­че­ское учение Е. П. Бла­ват­ской и ее после­до­ва­те­лей. Сло­жи­лась под вли­я­нием индий­ской фило­со­фии, оккуль­тизма и восточ­ных эзо­те­ри­че­ских док­трин. Как форма вне­ве­ро­ис­по­вед­ной мистики тео­со­фия сви­де­тель­ствует о кри­зисе тра­ди­ци­он­ных рели­ги­оз­ных систем, кото­рые она пыта­ется заме­нить собою46. В этой фор­муле я согла­сен даже с утвер­жде­нием о «кри­зисе тра­ди­ци­он­ных рели­ги­оз­ных систем». По край­ней мере хри­сти­ан­ская Цер­ковь уже две тысячи лет нахо­дится в кри­зисе47. При этом, однако, вновь замечу, что если рели­ги­оз­ная док­трина не похожа на хри­сти­ан­ство, это совсем на значит, что она явля­ется свет­ской.

И снова под­твержу: некое учение может гово­рить о духов­ных мирах, может быть рели­ги­оз­ным, но само при этом не пре­вра­щаться в рели­гию. Для транс­фор­ма­ции рели­ги­оз­ного учения в прак­тику нужна поста­новка именно прак­ти­че­ской рели­ги­оз­ной цели.

Сама Бла­ват­ская так опре­де­ляла цель создан­ного ею Тео­соф­ского обще­ства: «Цель его осно­ва­те­лей были прак­ти­че­ские опыты в обла­сти оккульт­ных сил»48. «Чита­тель должен дер­жать в уме основ­ные поло­же­ния восточ­ной фило­со­фии, кото­рые мы после­до­ва­тельно рас­кры­вали. Давайте их кратко повто­рим…. 4. Магия, как наука, пред­став­ляет собою знание спо­соба, посред­ством кото­рого все­зна­ние и все­мо­гу­ще­ство духа, и его власть над силами при­роды могут быть при­об­ре­тены чело­ве­ком, пока он все еще нахо­дится в теле. Магия как искус­ство, есть при­ме­не­ние этого знания на прак­тике. 5. Зло­упо­треб­ле­ние сокро­вен­ным зна­нием есть кол­дов­ство; при­ме­не­ние во благо – истин­ная магия или Муд­рость49. Итак, прак­ти­че­ские кол­дов­ские опыты (если они ста­вятся с целью рас­про­стра­не­ния тео­со­фии, то самая кол­дов­ская мето­дика ока­зы­ватся «белой магией») – это и есть прак­ти­че­ское при­ме­не­ние «Тайной док­трины» (она же – «сокро­вен­ное учение»).

Но это не глав­ная прак­ти­че­ская цель тео­со­фии. Высшая ее задача выра­жена Ю. Гор­бу­но­вым, одним из лиде­ров совре­мен­ного рери­хов­ского дви­же­ния, так: «Е. И. Рерих счи­тала Учение Агни Йоги науч­ной док­три­ной, пред­на­зна­чен­ной для при­об­ще­ния чело­века к боже­ствен­ному началу, к кос­ми­че­скому источ­нику знаний. Как известно, Йога, одна из восточ­ных фило­соф­ско-пси­хо­ло­ги­че­ских мето­дик, поз­во­ляет чело­веку раз­ви­вать, рас­ши­рять соб­ствен­ное созна­ние, рабо­тать с под­со­зна­нием, интел­лек­том, сверх­со­зна­нием, и таким обра­зом, соеди­няться с Богом50.

«Соеди­не­ние с Богом» – это уже задача рели­ги­оз­ной, куль­то­вой прак­тики.

Л. Шапош­ни­кова сама так уточ­няет цель Агни Йоги: «достиг­нуть поло­же­ния Кос­ми­че­ского Иерарха или Бого­че­ло­века51. Напомню, что именно такую цель – упо­доб­ле­ние Бого­че­ло­веку Христу – ставит перед веру­ю­щим хри­сти­ан­ство. Согласно зна­ме­ни­той фор­муле св. Иринея Лион­ского, «Бог стал чело­ве­ком, чтобы чело­век стал Богом». (Раз­ница, правда, в том, что в хри­сти­ан­ской пер­спек­тиве Хри­стос, будучи Богом, стал чело­ве­ком, а в оккуль­тизме чело­век сам должен осо­знать себя в каче­стве Бога52). Так что либо мы и хри­сти­ан­ство должны счи­тать не-рели­ги­оз­ным дви­же­нием, кото­рое пре­сле­дует чисто куль­тур­ную цель «упо­доб­ле­ния Богу», либо и тео­со­фию мы должны рас­смат­ри­вать как учение, ста­вя­щее перед собой прак­ти­че­ские и спе­ци­фи­че­ски рели­ги­оз­ные задачи.

Вопрос этот тем более должен быть значим для г‑жи Шапош­ни­ко­вой, что твор­че­ство Елены Рерих она упо­доб­ляет именно слу­же­нию Христа. «Когда Хри­стос, – напи­шет позже Елена Ива­новна, – мучился на Кресте, – кто пони­мал, что старый мир кон­чился, и уже новая заря заго­ре­лась, и новый Бог воз­несся над Землею. Созна­вала ли она, когда писала эти строки, что именно ей, Высо­кому Кос­ми­че­скому Иерарху, было суж­дено выпол­нить подоб­ную миссию?.. Елена Ива­новна должна была при­тя­нуть на обес­си­лен­ную землю Высшие энер­гии, высшие силы… Уру­свати (Е. И. Рерих – Л. Ш.), – писал Тот, Кто руко­во­дил кос­ми­че­ским твор­че­ством, – явит соче­та­ние с небом… Экс­пе­ри­мент про­во­дили Кос­ми­че­ские Иерархи, те субъ­екты эво­лю­ции, кото­рые могли на нее влиять и могли ею руко­во­дить. Они стояли на разных сту­пе­нях и были по раз­ному при­бли­жены к Земле. Но на Земле, внизу, при­неся свою Вели­кую жертву, оста­ва­лась она, рус­ская жен­щина Елена Ива­новна Рерих, от кото­рой теперь зави­села судьба Кос­ми­че­ской эво­лю­ции пла­неты Земля. Над Землей встала она, Кос­ми­че­ский Иерарх и Вели­кий Учи­тель… Как закля­тие зву­чали слова Кос­ми­че­ских Иерар­хов, обра­щен­ные к Той, кото­рая взяла на себя всю земную тяжесть экс­пе­ри­мента: «Помоги Нам, помоги Нам, помоги Нам на всех путях. Новую связь Земли и Неба сози­да­ешь»… Лучи Кос­ми­че­ских Иерар­хов, как тонкие хирур­ги­че­ские инстру­менты, фор­ми­ро­вали новую энер­ге­тику Елены Ива­новны Рерих, в кото­рой Земля сопря­га­лась с Мирами иных состо­я­ний мате­рии и иных изме­ре­ний… Пла­нета голоса не услы­шала. Но Та, Един­ствен­ная, все поняла. Цар­ствен­ный обруч Брат­ства кос­нулся ее головы. Отныне Вели­кая сущ­ность и земная жен­щина, Елена Ива­новна Рерих, будет ощу­щать и асси­ми­ли­ро­вать каждую новую энер­гию, при­хо­дя­щую из Кос­моса. Она будет при­во­дить ее в соот­вет­ствие с эво­лю­ци­он­ным про­цес­сом и давать этому про­цессу на Пла­нете свой энер­ге­ти­че­ский импульс. Она будет нахо­диться в энерго-инфор­ма­ци­он­ном вза­и­мо­дей­ствии с Брат­ством, Кос­ми­че­скими Иерар­хами, иными мирами, и, нако­нец, Кос­ми­че­ским Маг­ни­том. Ее земное тело, изме­нен­ное и утон­чен­ное Экс­пе­ри­мен­том, уже не сможет суще­ство­вать так, как суще­ствуют осталь­ные земные тела. Оно будет телом 6‑го энер­ге­ти­че­ского вида и потре­бует новых усло­вий… Без нее Земля не совер­шит пере­ход на новый виток эво­лю­ции, а чело­ве­че­ство не полу­чит нужную энер­гию для даль­ней­шего про­дви­же­ния. Таков был резуль­тат слож­ней­шего Кос­ми­че­ского твор­че­ства на пла­нете Земля, в ее ХХ веке53.

Я не даю сейчас оценки такого рода при­тя­за­ниям. Я просто заме­чаю, что «при­тя­нуть на землю Высшие энер­гии, высшие силы» – это и есть задача любого рели­ги­оз­ного дела­ния, любого рели­ги­оз­ного культа – от самого при­ми­тив­ного до самого воз­вы­шен­ного.

Вот пример соот­вет­ству­ю­щей работы тео­со­фов, при­ве­ден­ный самой Бла­ват­ской: «Мар­ти­ни­сты были мисти­ками и тео­со­фами, кото­рые утвер­ждали, что они обла­дают тайной уста­нов­ле­ния связи с (эле­мен­таль­ными и пла­не­тар­ными) духами уль­тра­мунд­ных сфер. Неко­то­рые их них были прак­ти­ку­ю­щими оккуль­ти­стами54. И опять у меня все тот же вопрос: «уста­нов­ле­ние связи с духами» – это что, чисто куль­тур­ная работа?

А кроме того, – только ли мар­ти­ни­сты были «прак­ти­ку­ю­щими оккуль­ти­стами»? Счи­тала ли Бла­ват­ская, что оккуль­тизм надо просто изу­чать, но не надо при­ла­гать его к жизни? Оче­видно, что она счи­тала необ­хо­ди­мым пре­тво­рять оккульт­ные знания в прак­тику. И когда сего­дня при­хо­дится всту­пать в дис­кус­сию с рери­хов­цами, они, если не нахо­дят доста­точно фило­соф­ских или науч­ных аргу­мен­тов, сразу же ссы­ла­ются на прак­тику: мол, «Живую этику» нельзя постичь через книгу, в нее надо вжиться, ее надо прак­ти­ко­вать… Пра­вильно – как и любую рели­гию. Другое дело, что для того, чтобы понять, напри­мер, куль­ту­ро­ло­ги­че­скую теорию циклов О. Шпен­глера или теорию пас­си­о­нар­но­сти Л. Гуми­лева, доста­точно просто поси­деть над их кни­гами и не надо ника­кой «духов­ной» прак­тики. Поэтому дис­кус­сии о них и с ними воз­можны в рамках именно куль­тур­ного дви­же­ния. Чтобы понять фило­со­фию Декарта, Канта или Гус­серля (и даже Хай­дег­гера – если только послед­нее воз­можно) также доста­точно вос­пи­тан­ного фило­соф­ского вкуса, работы со сло­вами, логики и усид­чи­во­сти. Но не нужно ни бла­го­во­ний, кото­рыми обку­рены книж­ные мага­зины рери­хов­ских цен­тров, ни меди­та­тив­ной музыки, ни «откры­тия чакр».

И даже помимо всех каб­ба­ли­стов и мар­ти­ни­стов – неужели не оче­видно, что учение, назы­ва­ю­щее себя «этикой», тем более «живой», про­па­ган­ди­ру­ется именно для того, чтобы стать прак­ти­кой, чтобы регу­ли­ро­вать пове­де­ние и жизнь людей?!

Причем речь идет о регу­ли­ро­ва­нии их пове­де­ния именно в той сфере, кото­рая непо­сред­ственно при­над­ле­жит к рели­гии. Агни Йога пред­ла­гает мето­дики «изме­не­ния созна­ния», кото­рые должны соеди­нить созна­ние чело­века с над­че­ло­ве­че­ским духов­ным миром, и это соеди­не­ние имеет реша­ю­щее зна­че­ние для посмерт­ной участи души. Это, соб­ственно, и есть две основ­ные задачи рели­гии: рели­гия есть там, где чело­век сопри­ка­са­ется с некиим нече­ло­ве­че­ским духов­ным миром (это может быть Личный Бог запад­ных рели­гий, или без­лич­ный Абсо­лют (Дао, Брах­ман) рели­гий восточ­ных, или мир мно­го­об­раз­ных духов в шама­низме и в оккуль­тизме). И рели­гия есть там, где чело­век, идео­ло­гия, некая орга­ни­за­ция ставят своей зада­чей пре­одо­ле­ние смерти, обре­те­ние умения выжи­вать после смерти тела. Понятно, что тео­со­фия, име­ю­щая своею клю­че­вой кон­цеп­цией док­трину «кармы» и «пере­се­ле­ния душ», явля­ется рели­ги­оз­ным уче­нием. А поскольку она ставит задачу найти способ изме­нять свою «карму» и найти лучший способ «пере­се­ле­ния» – она ста­но­вится рели­ги­оз­ной прак­ти­кой.

Чтение трак­та­тов «Живой этики», испол­не­ние духов­ных упраж­не­ний и совер­ше­ние меди­та­ций при­званы делать то, что ставит в каче­стве своей важ­ней­шей задачи любой осо­знан­ный рели­ги­оз­ный обряд: обра­тить созна­ние чело­века к иной реаль­но­сти.

Тео­со­фия не просто гово­рит о «незри­мом» мире, она пред­ла­гает эти свои постро­е­ния как истину и тре­бует, чтобы чита­тель согла­сился с ними. Если бы тео­соф­ские трак­таты изла­гали «эзо­те­ри­че­ский буд­дизм» в стиле рели­ги­е­вед­че­ского ана­лиза («буд­ди­сты счи­тают, что …»), их можно было бы счи­тать тру­дами по «исто­рии рели­гии». Но они же полны, с одной сто­роны, личных испо­ве­да­ний веры («Мы знаем, что…»), а, с другой сто­роны, при­зы­вов к чита­те­лям («Заме­чайте! При­мите! Упраж­няй­тесь! Отка­жи­тесь! Сосре­до­точь­тесь! Вой­дите!…»). Если это не рели­ги­оз­ная про­по­ведь, то можно при­нять за обыч­ный фило­соф­ский диспут и тот раз­го­вор между ап. Петром и жите­лями Иеру­са­лима, что состо­ялся в день Пяти­де­сят­ницы («Услы­шав это, они уми­ли­лись серд­цем и ска­зали Петру и прочим Апо­сто­лам: что нам делать, мужи братия? Петр же сказал им: покай­тесь, и да кре­стится каждый из вас во имя Иисуса Христа для про­ще­ния грехов; и полу­чите дар Свя­того Духа» – Деян. 2,37-38).

А. Тре­фи­лов, уже упо­ми­нав­шийся адепт Агни Йоги, гово­рит о том, какие цели пре­сле­дует чтение рери­хов­ских трак­та­тов в «живо­э­ти­че­ских» круж­ках: «чтение текста высту­пает также как способ акти­ви­за­ции высших струк­тур бес­со­зна­тель­ной пси­хики… В текстах Агни Йоги оди­на­ково важны как виб­ра­ци­он­ный, рит­ми­че­ский ком­по­нент, так и смыс­ло­вой, вер­баль­ный. Первый спо­соб­ствует фор­ми­ро­ва­нию особых изме­нен­ных состо­я­ний созна­ния, подоб­ных тем, кото­рые воз­ни­кают при чтении мантр или дзэн-буд­дий­ских коанов и ведет к особой интер­пре­та­ции смыс­ло­вого содер­жа­ния. Акт чтения Живой Этики высту­пает актом „сопри­част­но­сти Шам­бале“. В этом спе­ци­фи­че­ская сверх­за­дача текста55. (Замечу, кстати, что «Высшие струк­туры бес­со­зна­тель­ного», то есть «высшие струк­туры низ­шего» – инте­рес­ное выра­же­ние).

Это довольно верное при­зна­ние. Но оно как раз и сви­де­тель­ствует о том, что перед тек­стами Агни Йоги ста­вится отнюдь не фило­соф­ская задача. Как заме­чает совре­мен­ный иссле­до­ва­тель индий­ской фило­со­фии, такого рода тексты (где бы они ни встре­ча­лись – в Индии, на Ближ­нем Востоке или в Европе) не могут рас­смат­ри­ваться как фило­соф­ские раз­мыш­ле­ния. «В отли­чие от любых опи­са­тель­ных или тео­ре­ти­че­ских трак­та­тов, – пишет восто­ко­вед В. К. Шохин, – такие тексты должны были созда­ваться не ради объ­ек­тив­ного изло­же­ния или систе­ма­ти­за­ции какой-либо инфор­ма­ции, но ради того, чтобы стать духов­ным инстру­мен­том, слу­жить свое­об­раз­ным учеб­ным посо­бием в целях строго пла­но­вой пере­стройки созна­ния того, кому они пред­на­зна­ча­лись». Эзо­те­ри­че­ские тексты, моде­ли­ру­ю­щие пере­стройку созна­ния, при­званы совер­шить своего рода «ини­ци­а­цию». К фило­со­фии этот «про­цесс пере­стройки созна­ния адепта через его ини­ци­а­цию в „тайную док­трину“ кос­мо­го­ни­че­ского и антро­по­го­ни­че­ского содер­жа­ния» отно­ше­ния просто не имеет56.

Как и какие именно «высшие струк­туры» акти­ви­зи­ру­ются через эти тек­сто­вые ини­ци­а­ции, пояс­няет Ширли Маклейн: «Утвер­жде­ния – это выска­зан­ные резо­лю­ции, кото­рые, если ими пра­вильно поль­зо­ваться, урав­ни­вают физи­че­ские, умствен­ные и духов­ные энер­гии. Если кто-то про­из­но­сит вслух: „Я есть Бог“, зву­ко­вые виб­ра­ции в бук­валь­ном смысле настра­и­вают на более высо­кий уро­вень энер­гии тела. Про­из­нося: „Я Бог в силе“, „Я Бог в сча­стье“, или „Я Бог в здо­ро­вье“ и другие подоб­ные утвер­жде­ния по три раза каждое, она обна­ру­жила: «Мое ощу­ще­ние, а сле­до­ва­тельно, и моя истина, изме­ни­лись. Эффект оше­лом­ля­ю­щий57.

Итак, слова отнюдь не без­обидны и не без­раз­личны – от них дей­стви­тельно зави­сит многое в чело­ве­че­ском вос­при­я­тии самого себя, мира и Бога. И совсем по-раз­ному видят мир люди, гип­но­ти­зи­ру­ю­щие себя фор­му­лой «Я – Бог» или шеп­чу­щие вслед за Псал­мо­пев­цем: «Сердце чисто сози­жди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей».

И все же меди­та­ции на тему «Я – Бог» не исчер­пы­вают мисти­че­ского содер­жа­ния Агни Йоги. Если бы тео­со­фия стояла лишь на этом утвер­жде­нии – ее можно было бы рас­смат­ри­вать как одну из веди­че­ских рели­ги­оз­ных прак­тик, то есть как одну из «мисти­че­ских» рели­гий. Но тео­со­фия, как мы помним, от исто­ков своих насы­щена диа­ло­гиз­мом, харак­тер­ным для запад­ных, «про­фе­ти­че­ских» рели­гий. Она ищет себе собе­сед­ни­ков в Над­зем­ном и нахо­дит их. Соот­вет­ственно, и культ в тео­со­фии должен слу­жить рас­кры­тию созна­ния чело­века в сто­рону иско­мых им аст­раль­ных собе­сед­ни­ков.

Как об этом сказал совре­мен­ный буд­до­лог Э. Конзе, про­по­ве­ду­ю­щий буд­дизм на Западе, «меди­та­ция транса, про­ры­вая интел­лек­ту­аль­ную „корку“, откры­вает разум для оккульт­ных кос­ми­че­ских сил, наплыв кото­рых при­во­дит к появ­ле­нию сверхъ­есте­ствен­ных спо­соб­но­стей58. Оккульт­ные прак­тики ста­ра­ются акти­ви­ро­вать низшие бес­со­зна­тель­ные пласты чело­ве­че­ской пси­хики59 , и именно в них обре­сти про­стран­ство для экс­та­ти­че­ской встречи с духами.

Здесь неоязы­че­ские прак­тики оче­видно отли­ча­ются от клас­си­че­ских рели­гий Запада, кото­рые под­во­дили чело­века ко Встрече через очи­ще­ние высших струк­тур его пси­хи­че­ской жизни (через пре­об­ра­же­ние ума, сове­сти, сердца).

Свет­ский иссле­до­ва­тель хри­сти­ан­ского подвиж­ни­че­ства С. Иванов при­хо­дит к выводу, что «раннее хри­сти­ан­ство не одоб­ряло экс­та­ти­че­ских состо­я­ний. Хотя недоб­ро­же­ла­тели Иисуса и „гово­рили, что Он вышел из себя (exeste)“ (Мк. 3:21), хри­сти­ан­ские апо­ло­геты нико­гда не под­дер­жи­вали этого тезиса и не пре­воз­но­сили свя­щен­ного безу­мия. Ориген писал: «Это не от Духа Божьего – про­ро­че­ство­вать в состо­я­нии экс­таза и безу­мия, теряя кон­троль над собой60.

Св. Иоанн Зла­то­уст так пояс­нял раз­ницу между оккульт­ной экс­та­ти­кой и истин­ным Бого­об­ще­нием: «В капи­щах идоль­ских, когда кто бывал одер­жим нечи­стым духом и про­ри­цал, то, как бы ведо­мый и свя­зан­ный, был увле­каем духом и нисколько не созна­вал того, что гово­рил. Гада­телю свой­ственно быть в исступ­ле­нии, тер­петь при­нуж­де­ние и наси­лие, увле­каться и неистов­ство­вать, как бес­но­ва­тому. А пророк же не таков, он гово­рит все с трез­вою душею, и здра­вым рас­суд­ком, зная, что он гово­рит… Вы сами знаете, что, будучи языч­ни­ками, вы были тогда ведомы и увле­ка­емы… Послу­шай Пла­тона, кото­рый в апо­ло­гии Сократа гово­рит так: „про­ри­ца­тели и гада­тели гово­рят много и хорошо, но сами вовсе на знают того, что гово­рят“.. Все это дока­зы­вает и при­нуж­де­ние, с каким бесы удер­жи­ва­ются и служат, и наси­лие, какое люди терпят, одна­жды пре­дав­шие себя им и лиша­ю­щи­еся в это время здра­вого смысла. Но у нас не так. Про­роки про­ро­че­ство­вали с рас­суд­ком и совер­шенно сво­бодно. Они властны были гово­рить и не гово­рить: они не были при­нуж­да­емы, но вместе с честию сохра­няли и волю. Поэтому и Иона убегал, поэтому и Иезе­ки­иль укло­нялся, поэтому и Иере­мия отри­цался. Бог же не при­нуж­дал их насильно, но сове­то­вал, не помра­чая рас­судка61.

С этими сло­вами Зла­то­уста стоит срав­нить при­зна­ние Елены Бла­ват­ской, запи­сан­ное ее сест­рой: «Что у меня за судьба такая, кото­рая так влияет на судьбу других людей? Я тебе говорю серьезно: мне страшно! Я пере­стаю видеть при­чины и теря­юсь! Знаю только одно: я вызвала какую-то неве­до­мую силу, кото­рая свя­зы­вает судьбы людей с моей. Что я за слепое орудие в руках – надо правду ска­зать – того, кого я зову Master? Не знаю! Не знаю! И не знаю! Тео­соф­ское обще­ство станет миро­вым собы­тием и как девя­тый вал зальет и сметет все системы фило­со­фии. Я – слепой его дви­га­тель, но в нем – зрячая вели­кая сила!62.

Итак, «фило­соф­ское учение», кото­рое, по реко­мен­да­ции г‑жи Шапош­ни­ко­вой, я должен усмот­реть в оккульт­ной тео­со­фии, соби­ра­ется «смести все системы фило­со­фии». Вместо богат­ства миро­вой фило­со­фии и вместо слу­же­ния Логосу, про­воз­гла­шен­ного Еван­ге­лием, нам пред­ла­га­ется стать «слепым ору­дием» кос­ми­че­ских Master’ов-Махатм. Они же будут обра­щаться к людям через «под­со­зна­ние». А чтобы ничто не мешало этому «кон­такту», разум должен быть слегка сте­ри­ли­зо­ван: он или должен быть устра­нен, или же должен быть при­учен ко все­ве­рию.

Если уве­ща­ния «бес­стра­шия» не помо­гают, то есть другие спо­собы выве­сти разум из игры. Вот одна из мето­дик, про­во­ци­ру­ю­щих прорыв бес­со­зна­тель­ного в акту­аль­ную пси­хи­че­скую жизнь адепта: «Попро­буйте писать двумя руками и одно­вре­менно разное. Про­буйте многие при­меры раз­дво­е­ния вашего созна­ния. Мы имели при­меры успеш­ного рас­чле­не­ния созна­ния в про­шлых веках. Не сле­дует упо­доб­ляться живот­ным, кото­рые могут мыс­лить одно­вре­менно лишь в одном направ­ле­нии» (Иерар­хия, 69).

Помимо прак­тик, меня­ю­щих созна­ние чело­века, в Агни Йоге есть и самая насто­я­щая куль­то­вая прак­тика. Елена Рерих верно отме­чает, что ника­кая рели­гия не может суще­ство­вать без обря­дов. «Обря­до­вая сто­рона рели­гии нужна, она нико­гда не уни­что­жится63. Это верно и отно­си­тельно той рели­гии, кото­рую создает она сама.

В буду­щем мире, когда по убеж­де­нию Е. Рерих, все чело­ве­че­ство примет тео­со­фию, будут и свои храмы, и свои куль­то­вые цере­мо­нии. «Запи­шите молитву буду­щего Храма: „Именем Христа, именем Будды, именем Май­трейи, именем Маго­мета, именем Соло­мона, именем Вели­ких Учи­те­лей и Про­ро­ков, именем Брат­ства Зем­ного и Небес­ного при­мите жела­е­мое вами не во вред и убий­ство, но в пости­же­ние Света. Омываю дух Мой чудом подвига и мол­ча­нием. Приму Сияние Истины“. Потом чита­ется опи­са­ние жизни Учи­те­лей. Затем после­дует при­но­ше­ние даров64. Конечно, это вполне реклам­ное и далеко не полное рас­кры­тие тайн буду­щего культа, но то, что перед нами именно рели­ги­оз­ный культ, вполне оче­видно. У этого культа будет и свой сакраль­ный кален­дарь. Напри­мер, в начале каж­дого года пола­га­ется «слу­же­ние Вели­кому Духу65. Будут, оче­видно, и неко­то­рые формы риту­аль­ного покло­не­ния буду­щему Христу-Май­трейе («С вели­кой любо­вью воз­ло­жила белый хатык (риту­аль­ный шарф) на Изоб­ра­же­ние Вла­дыки Май­трейи в храме66 ). «Теперь о сокро­вен­ном порт­рете. Думаю, он должен хра­ниться в Общ. Может быть, можно будет сде­лать малень­кий шкаф-киот, в кото­ром дер­жа­лись бы этот порт­рет и другие сокро­вен­ные памят­ные вещи. Конечно, шкаф должен обычно быть закрыт и лишь при собра­ниях тес­ного кружка можно иногда откры­вать его67.

Можно пред­по­ло­жить, что именно риту­аль­ным пред­ме­том явля­ется пре­сло­ву­тое рери­хов­ское «Знамя Мира». Это лишь по «экзо­те­ри­че­скому» тол­ко­ва­нию рери­хов­ское «Знамя Мира» – просто миро­твор­че­ский символ, декла­ри­ру­ю­щий един­ство про­шлого, насто­я­щего и буду­щего. Но при более близ­ком зна­ком­стве с тек­стами про­ре­ри­хов­ского круга ока­зы­ва­ется, во-первых, что этот символ изоб­ре­тен отнюдь не Рери­хом. Прежде всего это «Знамя Владык, Знамя таин­ствен­ной Гима­лай­ской Общины вели­ких Учи­те­лей, кото­рых на Востоке назы­вают Махатмы. Это – Трех­гла­зое Знамя Шам­балы68. «В инду­ист­ской мифо­ло­гии он („знак Рериха“) озна­чает чудес­ный камень Чан­та­мана, кото­рый испол­нял любые жела­ния людей, чистых серд­цем69. То есть перед нами некий маги­че­ский талис­ман, при­зван­ный, говоря в тер­ми­но­ло­гии совре­мен­ных оккуль­ти­стов, изме­нять «энер­ге­тику» того места, в кото­ром он нахо­дится70.

Его функ­ция так опи­сы­ва­ется Махат­мами: «Вели­кое Знамя Мира несет свои заряды Света и огненно насы­щает токи вокруг Земли, как пана­цея от зла» (Иерар­хия, 381). Ясно, что это знамя – отнюдь не паци­фист­ский знак, но некий оккульт­ный талис­ман. Част­ный акт, при­зы­ва­ю­щий защи­щать памят­ники куль­туры от воен­ного ван­да­лизма, никак не может пре­тен­до­вать на звание «пана­цеи от зла».

Более того, оккуль­ти­сты уве­ряют, что знамя явля­ется своего рода тера­фи­мом, акку­му­ля­то­ром маги­че­ских сил или кос­ми­че­ских энер­гий. При этом рас­ска­зы­ва­ется о некоем экс­пе­ри­менте – «тогда Знамя Мира поме­стили в про­стран­ство устрой­ства („Зер­кало Козы­рева“) из метал­ли­че­ских экра­нов, моде­ли­ру­ю­щих мно­го­мер­ность про­стран­ства, и экра­ни­ру­ю­щего био­поле чело­века. После этого вокруг уста­новки была зафик­си­ро­вана вспышка плаз­мо­ида – обра­зо­ва­ния в виде шара, состо­я­щего из све­тя­щейся плазмы, также маг­нит­ные и иные ано­ма­лии71.

Значит, Рерихи и Пакту, и Зна­мени при­пи­сы­вали неко­то­рое эзо­те­ри­че­ское, маги­че­ское зна­че­ние; паци­физм же и «борьба за куль­туру» – это «экзо­те­рика», это для про­фа­нов. На деле же «Знамя Мира» при­звано помочь в осу­ществ­ле­нии «энер­ге­ти­че­ской» связи между Землей и Кос­ми­че­скими Вла­ды­ками. Что, опять же, явля­ется нор­маль­ным риту­аль­ным назна­че­нием любого шаман­ского талис­мана.

В целом же, по уве­ре­нию Е. Рерих, «Буду­щая Эпоха должна сте­реть гра­ницу Миров72 , како­вую цель нельзя оха­рак­те­ри­зо­вать иначе как рели­ги­оз­ный экс­тре­мизм (потому что «нор­маль­ная» рели­гия пред­по­ла­гает уста­нов­ле­ние связи между Мирами, но уж никак не уни­что­же­ние раз­ли­чия миров).

Впро­чем, не нужно ждать наступ­ле­ния «Буду­щей Эпохи», «Нового века», чтобы начать прак­ти­ко­вать тео­соф­ский ритуал. Агни Йога уже сего­дня, напри­мер, реко­мен­дует обряд еже­днев­ного трое­крат­ного покло­не­ния идолам: «Как гото­вить тера­фим? Нужно найти поме­ще­ние, где пси­хи­че­ская энер­гия закли­на­теля доста­точно насло­ила про­стран­ство и осела на пред­ме­тах. На опре­де­лен­ном месте сла­га­ется изоб­ра­же­ние любого вида из воска или глины или изве­сти… При закли­на­ниях, как вы знаете, про­из­но­си­лись рас­певы, состав­лен­ные из стран­ных, порою лишен­ных смысла слов. Но не смысл, но ритм имеет зна­че­ние. Без­раз­лично, в каких словах про­из­во­дится пору­че­ние тера­фиму. Нужно напол­ниться одно­род­ным устрем­ле­нием, творя тера­фим. Каждый день не меньше трех раз нужно нагру­жать тера­фим» (Агни Йога, 420–421). Итак, учи­теля-рери­ховцы должны не меньше трех раз в день при­зы­вать детей покло­няться идолу и, не пони­мая слов, обра­зо­вы­вать секту тря­су­нов – «когда каждый мускул сли­ва­ется в устрем­ле­нии с нер­вами, и как неде­ли­мое целое виб­ри­рует чело­век» (там же).

Это реко­мен­да­ция обряда, широко рас­про­стра­нен­ного в инду­изме и в буд­дизме. «Индусы дают жизнь маги­че­ским диа­грам­мам и скульп­тур­ным изоб­ра­же­ниям богов, прежде чем покло­ниться им, – пишет фран­цуз­ская иссле­до­ва­тель­ница буд­дизма А. Давид-Ноэль. – Обряд этот име­ну­ется „прана-пра­тиштха“. Цель его – вдох­нуть при помощи духов­ной эма­на­ции в неоду­шев­лен­ный пред­мет жиз­нен­ную силу веру­ю­щего. Сооб­щен­ная пред­мету жизнь под­дер­жи­ва­ется еже­днев­ными ему покло­не­ни­ями. В сущ­но­сти, он „пита­ется“ сосре­до­то­чен­ной на нем кон­цен­тра­цией мысли. Если этой пита­ю­щей силы ему начи­нает не хва­тать, живая душа в нем чахнет и гибнет от исто­ще­ния. Оду­хо­тво­рен­ный пред­мет снова пре­вра­ща­ется в мерт­вую мате­рию. Послед­нее – одна из причин, почему индусы счи­тают грехом пре­кра­ще­ние еже­днев­ного слу­же­ния уже оду­хо­тво­рен­ным изоб­ра­же­ниям богов, за исклю­че­нием тех слу­чаев, когда дару­е­мая им жизнь огра­ни­чена рам­ками особой цере­мо­нии. В таких слу­чаях по окон­ча­нии обряда их счи­тают покой­ни­ками и с боль­шой пыш­но­стью погре­бают в водах свя­щен­ной реки73.

Это рафи­ни­ро­ван­ная форма обще­язы­че­ского убеж­де­ния в том, что боги пита­ются дымом жертв, сжи­га­е­мых перед их изоб­ра­же­ни­ями.

Что же каса­ется рери­хов­ских «тера­фи­мов», то стоит заме­тить, что на языке тео­со­фии «тера­фим» – это образ змеи74 , так что оккуль­тист трижды в день должен покло­ниться неко­ему змею – пер­со­нажу, отнюдь не обла­да­ю­щему поло­жи­тель­ными свой­ствами в евро­пей­ской куль­туре…

Кроме того, в инструк­ции по изго­тов­ле­нию тера­фи­мов обра­щает на себя вни­ма­ние суж­де­ние Е. Рерих о том, что при подоб­ного рода риту­а­лах не имеют зна­че­ния ни слова, ни мате­риал, ни образ. Это отнюдь не декла­ра­ция «веро­тер­пи­мо­сти». Все гораздо проще: реко­мен­ду­е­мая ею прак­тика шама­низма допус­кает самое боль­шое раз­но­об­ра­зие. Тот мир духов, с кото­рым обща­ются шаманы (как старые, так и новей­шие) готов ото­зваться на любую кличку, на любой жест вни­ма­ния – лишь бы чело­век вошел с ним в кон­такт.

К. Леви-Стросс при­во­дит пример туземца из пле­мени ква­ки­ютль (район Ван­ку­вера в Канаде), кото­рый решил раз­уз­нать сек­реты шаман­ского искус­ства. Он согла­сился пройти все ини­ци­а­ции, и шаманы поде­ли­лись с ним своим мастер­ством. Наи­худ­шие подо­зре­ния под­твер­ди­лись – в центре шаман­ской прак­тики стояла симу­ля­ция. Напри­мер, скеп­тика научили «поль­зо­ваться пучком пуши­нок, кото­рые шаман прячет в угол рта; в нужный момент он, над­ку­сив язык, или вызвав кро­во­те­че­ние из десен, выпле­вы­вает окро­вав­лен­ный комо­чек и тор­же­ственно пре­под­но­сит его боль­ному как болез­не­твор­ное тело, извле­чен­ное во время выса­сы­ва­ний и прочих совер­шен­ных шама­ном мани­пу­ля­ций». Однако вскоре скеп­тика самого пону­дили прак­ти­ко­вать эти риту­алы – и каково же было его изум­ле­ние, когда при всем своем неве­рии в эти обряды, он сам стал источ­ни­ком целого ряда исце­ле­ний75.

С этим и свя­зана эффек­тив­ность самых раз­но­ре­чи­вых мето­дик оккульт­ной меди­цины: следуя ли путем меди­та­ций или просто вверяя себя в руки гуру (цели­теля или «кон­так­тера с Кос­мо­сом»), чело­век откры­вает свое созна­ние для внед­ре­ния туда оккульт­ных духов­ных сил или, говоря сло­вами одного из совре­мен­ных оккульт­ных меди­ков, «неиз­вест­ной формы био­энер­ге­ти­че­ского излу­че­ния76.

Спо­со­бов «под­за­рядки маг­не­тиз­мом» вели­кое мно­же­ство. Один из про­по­вед­ни­ков рери­хи­ан­ства уве­ряет, напри­мер, что именно «на свой­стве маг­не­тизма осно­вы­вался и древ­ний обычай посы­лать одежду со своего плеча. При этом счи­тали, что при­бли­жен­ные будут более пре­данны77. Знают ли об этом обычае запад­ные хри­сти­ане, при­сы­ла­ю­щие в Россию «гума­ни­тар­ную помощь», снятую со своего плеча и иных частей тела?

Вообще на судьбе рери­хов­ского дви­же­ния вполне оправ­ды­ва­ется сати­ри­че­ское пред­ска­за­ние К. С. Льюиса. Этот хри­сти­ан­ский англий­ский писа­тель напи­сал одна­жды книгу «Письма Бала­мута», в кото­рой посмот­рел на духов­ную жизнь чело­века из зазер­ка­лья гла­зами демона-иску­си­теля. Сюжет этой притчи стро­ится на пере­писке, в ходе кото­рой стар­ший иску­си­тель настав­ляет млад­шего, каким обра­зом должно дово­дить кли­ента до тре­бу­е­мого состо­я­ния. И одна­жды Льюис застав­ляет этого настав­ника поде­литься его зата­ен­ной мечтой: «Если нам когда-либо удастся создать изде­лие выс­шего каче­ства – мага-мате­ри­а­ли­ста, не только исполь­зу­ю­щего, но и почи­та­ю­щего то, что он туманно и рас­плыв­чато име­нует „силами“, отри­цая при этом неви­ди­мый мир, мы будем близки к побед­ному концу78. Уже «Письма Махатм» декла­ри­ро­вали: «Мы верим только в Мате­рию». Рерихи неод­но­кратно пре­зен­туют себя в каче­стве мате­ри­а­ли­стов. И при этом про­по­ве­дуют именно магизм… Елена Бла­ват­ская во всяком случае гораздо более честно, чем Рерихи или их совре­мен­ные после­до­ва­тели, опре­де­ляла, что такое тео­со­фия: «То, что раньше назы­вали Магией, мы ныне назы­ваем Тео­со­фией79.

Елена Рерих так опи­сы­вает одну из своих оккульт­ных мисте­рий: «Сего­дня ночью была при­ме­нена тайная мисте­рия Истар, когда для укреп­ле­ния созна­ния иеро­фанта вер­хов­ная жрица в полной тьме, неви­ди­мая, каса­лась губами сол­неч­ного спле­те­ния ново­об­ра­ща­е­мого. Древ­ней­шая Мисте­рия, полу­чив­шая осно­ва­ние в Египте. Тогда это была магия. Века прошли, и дух может при­ме­нить это могу­ще­ствен­ное воз­дей­ствие в жизни (видела себя в белом оде­я­нии в образе жрицы, явив­шей цело­ва­ние сол­неч­ного спле­те­ния сына Юрия)80.

Итак, рели­ги­озно-маги­че­ский культ тео­со­фией также и пред­по­ла­га­ется, и прак­ти­ку­ется.

Но, кроме того, в рери­хов­ском дви­же­нии есть и своя соб­ствен­ная иерар­хия, своя орга­ни­за­ция. Нельзя при­нять рери­хов­ское учение и остаться вне орга­ни­зо­ван­ного под­чи­не­ния той «иерар­хии», кото­рую про­по­ве­до­вали Рерихи: «При­ня­тие Учения обя­зы­вает и к при­ня­тию основ сотруд­ни­че­ства81. «Суще­ствует лишь одна Иерар­хия Света, и, конечно, эта Иерар­хия и есть Транс-Гима­лай­ская Иерар­хия82 (Речь идет об иерар­хии тех, кого Бла­ват­ская име­нует проще – «Транс-Гима­лай­ские оккуль­ти­сты83 ). «Помните, якорь один, свет один. И когда про­те­кает боль­шая битва, тогда непро­сти­тельно нару­шать строй. Буду очень суров, ибо время не терпит», – пре­ду­пре­ждает Вла­дыка Шам­балы в книге «Иерар­хия» (137). И хотя сам Вла­дыка Шам­балы мало досту­пен, но он велит слу­шаться его земных намест­ни­ков: «Гима­лай­ские Вла­дыки так высоки в своем духов­ном дости­же­нии, что Они уже не могут при­ни­мать на себя бре­мени лич­ного кон­такта с мно­же­ствами. Это было бы непро­из­во­ди­тель­ною затра­тою сил. Их задачи настолько пла­не­тарно-кос­мичны, что Они могут уде­лять непо­сред­ствен­ному води­тель­ству еди­ни­цами чело­ве­че­ства лишь извест­ную часть своего вре­мени и потому поль­зу­ются бли­жай­шими дове­рен­ными для пере­дачи Про­воз­ве­стия84. «Все должны знать, что Щит Вла­дыки может быть лишь там, где Его Дове­рен­ные, это оккульт­ная акси­ома85. «Что есть иерар­хия как не дис­ци­плина86. Если кто-то не поймет бла­го­твор­ного зна­че­ния шам­баль­ской дис­ци­плины – надо при­ни­мать меры. «Считаю меры, при­ня­тые Вами для ограж­де­ния про­ник­но­ве­ния в Обще­ство неже­ла­тель­ных членов, крайне полез­ными. Именно важно в самом начале огра­диться от раз­ру­ши­тель­ного эле­мента87.

На прак­тике сего­дня в тео­соф­ском дви­же­нии, кажется, нет ясной орга­ни­за­ции и иерар­хич­но­сти88. Но ее необ­хо­ди­мость при­зна­ется, и в начале своей исто­рии тео­соф­ское дви­же­ние было доста­точно четко струк­ту­ри­ро­ванно – во всяком случае, если верить Елене Бла­ват­ской, кото­рая писала в 1878 г. из Нью-Йорка: «По всей стране у нас сейчас свыше 1000 тео­со­фов. Вы ведь знаете знаки, пароль и тайное руко­по­жа­тие89.

Итак, резю­ми­руем наш дис­курс о том, явля­ется ли учение Рери­хов рели­ги­оз­ным. Рели­ги­оз­ность учения опре­де­ля­ется: 1) источ­ни­ком 2) мето­дом работы и осмыс­ле­ния исход­ного мате­ри­ала 3) содер­жа­нием 4) целью.

Источ­ник рери­хов­ского учения явля­ется клас­си­че­ски-рели­ги­оз­ным: «откро­ве­ние». С рели­ги­оз­ным по своему про­ис­хож­де­нию мате­ри­а­лом можно рабо­тать и вполне научно (биб­лей­ская тек­сто­ло­гия явля­ется вполне стро­гой наукой) и вполне фило­соф­ски (именно в ткань фило­соф­ского рас­суж­де­ния встра­и­ва­лись еван­гель­ские тексты рус­скими фило­со­фами рубежа веков – Вл. Соло­вье­вым или С. Фран­ком). Тексты же «Агни Йоги» и письма Елены Рерих с пояс­не­ни­ями к циклу ее книг не пока­зы­вают при­ме­не­ния каких бы то ни было рефлек­тив­ных, фило­соф­ских и науч­ных мето­дов для иссле­до­ва­ния данных «кос­ми­че­ского откро­ве­ния». Рери­хов­ское учение явля­ется рели­ги­оз­ным и по своему содер­жа­нию: его основ­ные темы спе­ци­фи­че­ски рели­ги­озны – осмыс­ле­ние связи чело­века с выс­шими духов­ными мирами. И цель, кото­рую ставит перед собой рери­хов­ская теория – это вос­пи­та­ние такой моти­ва­ции в созна­нии чело­века, кото­рая поро­дила бы его уча­стие в эсха­то­ло­ги­че­ской и соте­рио­ло­ги­че­ской прак­тике. Дей­ствия, осмыс­ля­е­мые под знаком оза­бо­чен­но­сти своей посмерт­ной судь­бой (кармой) есть рели­ги­оз­ная дея­тель­ность. Таким обра­зом, цель рери­хов­ского учения в под­ве­де­нии чело­века к рели­ги­оз­ной прак­тике.

Так как же рери­ховцы опре­де­ляют рели­гию? Как им уда­ется пони­мать рели­гию столь свое­об­разно, что их соб­ствен­ная дея­тель­ность ока­зы­ва­ется вне­ре­ли­ги­оз­ной? Послу­шаем С. Ключ­ни­кова: «Моя задача состо­яла в том, чтобы изло­жить эсха­то­ло­ги­че­ские пред­став­ле­ния раз­лич­ных рели­гий, рус­ской духов­ной куль­туры и Живой Этики. При этом я всегда считал, что основ­ным при­зна­ком, отли­ча­ю­щим рели­гию от нере­ли­гии, явля­ется хорошо раз­ра­бо­тан­ный культ и вера в Высшее начало, но вовсе не хорошо раз­ра­бо­тан­ное учение о конце мира – эсха­то­ло­гия90.

Вновь все тот же вопрос: лектор Ключ­ни­ков просто инфор­ми­ро­вал слу­ша­те­лей об эсха­то­ло­ги­че­ских моде­лях разных рели­гий, или желал, чтобы в жизни его слу­ша­те­лей появи­лась эсха­то­ло­ги­че­ская моти­ва­ция?

Опре­де­ле­ние же рели­гии, данное С. Ключ­ни­ко­вым, мало помо­жет ему в его дис­кус­сии с хри­сти­а­нами. «Высшее начало» есть и в «Живой Этике» (ибо кто же и дик­то­вал ее тома?). Рери­ховцы скажут, что они не «верят», а «знают»? Но, во-первых, и хри­сти­ане не счи­тают свою веру совсем уж слепой («Я знаю, в Кого уве­ро­вал» – 2Тим. 1,12; подроб­нее об этом в главе «Быть хри­сти­а­ни­ном»). А во-вторых, рери­хов­ские утвер­жде­ния о «пла­не­тар­ных логосах», «пара­фо­хате», а уж тем более о «непро­яв­лен­ного Абсо­люте» тоже явля­ются пред­ме­том веры, а отнюдь не знания или дока­за­тель­ства. Не через дока­за­тель­ства входит чело­век в мир Агни Йоги, а через обу­че­ние его пра­ви­лам оккульт­ного языка. Один оккульт­ный термин объ­яс­ня­ется через другой; один оккульт­ный текст под­твер­жда­ется ссыл­кой на другой оккульт­ный же авто­ри­тет. Вера в «Иерар­хию» есть усло­вие вхож­де­рия в рери­хов­ский мир. Так что с помо­щью кри­те­рия «веры в Высшее начало» рери­хов­цам не удастся отго­ро­дить себя от мира рели­гий.

Культ же совсем не обя­за­тельно должен быть «хорошо раз­ра­бо­тан­ным». У про­те­стан­тов явно нет столь раз­ра­бо­тан­ного культа, как у пра­во­слав­ных или у като­ли­ков, но это никак не значит, что пяти­де­сят­ни­че­ство или бап­тизм – не рели­гия. Апо­столы Христа не состав­ляли подроб­ных инструк­ций о совер­ше­нии бого­слу­же­ния – но это не значит, что их дея­тель­ность не была рели­ги­оз­ной. Пра­во­слав­ные монахи-пустын­ники моли­лись в чрез­вы­чайно про­стой обста­новке и по прин­ципу «келья устава не знает». Озна­чает ли это, что жизнь пустын­ни­ков была исклю­чи­тельно куль­турно-фило­соф­ской, а рели­ги­оз­ная жизнь Визан­тии теп­ли­лась только в пышных сто­лич­ных собо­рах?

Хри­стос гово­рит, что при молитве можно запе­реться в своей ком­нате и там сер­дечно молиться Отцу «в духе и истине». Станет ли С. Ключ­ни­ков утвер­ждать, что чело­век, моля­щийся по этому совету Христа, пере­стает быть рели­ги­оз­ным?

С. Ключ­ни­ков любит сбли­жать йогу и иси­хазм. Содер­жа­тельно это сбли­же­ние искус­ственно. Но с точки зрения фор­маль­ной: если С. Ю. Ключ­ни­ков согла­сится счи­тать свя­щен­но­без­мол­вие св. Гри­го­рия Паламы рели­ги­оз­ным дела­нием, то почему бы ему не счи­есть рели­ги­оз­ной прак­тику йоги­че­ской меди­та­ции, по его мнению столь близ­кую «умной молитве» хри­стиан?

Не надо реду­ци­ро­вать рели­ги­оз­ную дея­тель­ность к обря­до­во­сти. Обряд – это порог рели­гии, но не ее сердце. Поня­тие рели­ги­оз­ной дея­тель­но­сти шире поня­тия обря­до­вой дея­тель­но­сти. Прак­тика молит­вен­ного труда богаче прак­тики внеш­него обряда.

Культ может не быть «хорошо раз­ра­бо­тан­ным»; культ может совер­шаться просто как посвя­ще­ние своего сердца Вла­дыке. Такое покло­не­ние, такой культ счи­та­ется нор­ма­тив­ным, высшим в хри­сти­ан­стве. Такой же идеал и такую же прак­тику пред­ла­гает «Живая Этика» (к сожа­ле­нию, как мы увидим позд­нее, это покло­не­ние тео­со­фия адре­сует иному «вла­дыке» – отнюдь не еван­гель­скому Христу).

Фор­мула же Ключ­ни­кова пред­по­ла­гает, что рели­гия име­ется только в случае хра­мо­вой коле­но­пре­кло­нен­ной молитвы перед иконой; а если исих­аст совер­шает сер­деч­ную и неслыш­ную молитву у себя в келье – то полу­ча­ется, будто он зани­ма­ется чисто свет­ской дея­тель­но­стью. И это – не что иное как оскорб­ле­ние рели­гии, уни­же­ние ее через реду­ци­ро­ва­ние рели­гии к внеш­нему обряду. Так, чтобы обос­но­вать свою пре­тен­зию на вне­ре­ли­ги­оз­ность, рери­хо­вец мимо­хо­дом унизил все раз­ви­тые рели­гии мира.

Нако­нец, слиш­ком поспеш­ным ока­зы­ва­ется и утвер­жде­ние С. Ключ­ни­кова о том, будто эсха­то­ло­гия не есть сущ­ност­ной при­знак рели­гии. Верно, не всякий раз­го­вор о конце земной жизни есть рели­ги­оз­ная эсха­то­ло­гия (пример с «Рим­ским клубом» вполне убе­ди­те­лен). Но если после «конца мира» или после смерти тела утвер­жда­ется воз­мож­ность какого-то нового суще­ство­ва­ния для чело­века – это уже именно рели­ги­оз­ная док­трина. И более того. На самом деле эсха­то­ло­гия – и есть то, что по насто­я­щему инте­ре­сует рели­ги­оз­ное созна­ние. Любая рели­гия прежде всего изъ­яс­няет свои планы на буду­щее, и лишь затем выстра­и­вает свое пони­ма­ние начала миро­зда­ния, про­шлого, так, чтобы кос­мо­го­ния под­твер­дила эсха­то­ло­ги­че­ские ожи­да­ния. И уже самым оче­вид­ным обра­зом в зави­си­мо­сти от этих эсха­то­ло­ги­че­ских про­ек­тов нахо­дится куль­то­вая прак­тика. По насто­я­щему чело­ве­че­ское сердце заде­вает не вопрос о том, как про­изо­шли дере­вья и не вопрос о том, сколько сту­пе­ней в иерар­хии богов. Не вопрос о том, «откуда я про­изо­шел» более важен для рели­ги­оз­ного чело­века, а вопрос о том – куда я иду (как сове­то­вал преп. Сера­фим Саров­ский – надо почаще спра­ши­вать себя: «Гос­поди, как мне уми­рать будет?»). Сердце чело­века болит о его буду­щем. Эта боль рож­дает рели­гии, эту боль рели­гии и ути­шают и будят.

Так что эсха­то­ло­ги­че­ские настро­е­ния и ожи­да­ния посмерт­ного пре­об­ра­же­ния сущ­ностно важны для рели­гии. И эти настро­е­ния и эти ожи­да­ние есть в Агни Йоге. Есть теория, кото­рая порож­дает эти настро­е­ния, есть прак­тика, кото­рую выли­ва­ется эта теория, есть орга­ни­за­ци­он­ные струк­туры, кото­рые спо­соб­ствуют рас­про­стра­не­нию этой теории и углуб­ле­нию этой прак­тики.

Как видим, в рери­хов­ском дви­же­нии есть и рели­ги­оз­ное учение, есть и рели­ги­оз­ная прак­тика пере­стройки созна­ния и обще­ния с миром духов, есть и обос­но­ва­ние иерар­хи­че­ской орга­ни­за­ции. Рери­хов­ское дви­же­ние есть дви­же­ние именно рели­ги­оз­ное.

Сомне­ва­ю­щихся я мог бы попро­сить съез­дить на экс­кур­сию в фин­ский горо­док Ювяс­куле, в кото­ром создан спе­ци­аль­ный тео­соф­ский храм с порт­ре­том Е. П. Бла­ват­ской на «горнем месте» за семи­свеч­ни­ком. И назы­ва­ется это здание не «куль­тур­ным цен­тром» и не «лек­то­рием», а просто и прямо – цер­ко­вью.

… Может быть, годы, про­ве­ден­ные мною на кафедре ате­изма, и нельзя назвать самыми без­мя­теж­ными в моей жизни. Но все же я там зани­мался изу­че­нием рели­ги­оз­ной фило­со­фии. А восто­ко­вед Люд­мила Шапош­ни­кова в 1954 г. защи­тила свою един­ствен­ную, кан­ди­дат­скую, дис­сер­та­цию на тему, не очень близ­кую к фило­со­фии – «Борьба рабо­чего класса Индии за руко­во­дя­щую роль в наци­о­нально-осво­бо­ди­тель­ном дви­же­нии нака­нуне Второй Миро­вой войны (1934–1939)». Может быть, поэтому ей так трудно понять, когда рели­ги­оз­ная фило­со­фия пере­хо­дит в рели­ги­оз­ный культ.

2. Секта или «синтез всех рели­гий»?

– От вас я этого не ждала – ска­зала леди Маун­тигл.
– Мы именно и хотели соеди­нить вели­кие рели­гии, Будду и Христа. Вы пони­ма­ете, конечно, что все рели­гии оди­на­ковы.
– Тогда зачем же, – кротко спро­сил отец Браун, – искать их так далеко?91
Г. К. Честер­тон

Рери­хов­ское учение утвер­ждает, что оно нашло способ объ­еди­не­ния всех рели­гий. Соот­вет­ственно, любая дис­кус­сия с рери­хи­ан­ством ока­зы­ва­ется борь­бой против веро­тер­пи­мо­сти и просто агрес­сив­ной выход­кой.

Но от кого же в данном случае исхо­дит агрес­сия? Любой чело­век, читав­ший труды Бла­ват­ской, знает, с каким раз­дра­же­нием она при каждом удоб­ном случае отзы­ва­ется о хри­сти­ан­стве. Но дело не в эмо­циях. Душить можно и с улыб­кой. В том «обще­ре­ли­ги­оз­ном син­тезе», кото­рый пред­ла­гают тео­софы, хри­сти­ан­ство на самом деле должно быть просто рас­тво­рено в оккуль­тизме. Поэтому сопро­тив­ле­ние тео­соф­скому «при­ми­ре­нию» для хри­сти­ан­ства есть вопрос выжи­ва­ния.

В рели­гии дей­ствует тот же закон, что и в мате­ма­тике – общий зна­ме­на­тель всегда наи­мень­ший.

Объ­еди­не­ние пра­во­слав­ных и про­те­стан­тов, напри­мер, пред­по­ла­гает, что, сохра­нив общую для нас Библию, пра­во­слав­ные должны будут убрать иконы, кра­соту Бого­слу­же­ния, таин­ства, почи­та­ние святых, молитвы за усоп­ших – в общем, все то, что отсут­ствует в про­те­стан­тизме.

Объ­еди­не­ние хри­стиан с иуде­ями, в свою оче­редь, отнюдь не обо­га­тит жизнь хри­стиан, а урежет ее: из Библии мы должны будем устра­нить Еван­ге­лие и остаться только с кни­гами Вет­хого Завета.

То, что объ­еди­няет нас с мусуль­ма­нами – это вообще всего лишь одна, первая книга Вет­хого Завета – книга Бытия.

Но если мы захо­тим найти общий зна­ме­на­тель с буд­ди­стами, то даже сви­де­тель­ство книги Бытия о Боге как о Творце ока­жется излиш­ним, разъ­еди­ня­ю­щим…

Мне одна­жды дове­лось при­сут­ство­вать при выра­ботке эку­ме­ни­че­ского доку­мента. Главы рели­ги­оз­ных объ­еди­не­ний Совет­ского Союза решили сов­местно при­звать народы к един­ству и миру. Текст, есте­ственно, был под­го­тов­лен Пат­ри­ар­хией зара­нее. Воз­ра­же­ний он ни у кого не вызвал. Но вот, когда настала уже послед­няя минута перед под­пи­са­нием, вдруг г‑н Бычков, воз­глав­ляв­ший тогда бап­ти­стов, робко заме­тил, что ему неудобно под­пи­сы­вать доку­мент, в кото­ром нет ни одной еван­гель­ской цитаты: «мы же еван­ге­ли­сты, и у нас при­нято каждый шаг обос­но­вы­вать авто­ри­те­том Слова Божия – так что меня просто не поймут, если я под­пишу текст, не воз­ве­ща­ю­щий Еван­ге­лие». Пра­во­слав­ные и като­лики с радо­стью его под­дер­жали. Но тут взял слово глав­ный раввин А. Шаевич и вполне резонно воз­ра­зил, что ему совсем уж не с руки под­пи­сы­вать текст, апел­ли­ру­ю­щий к авто­ри­тету Нового Завета. Он пред­ло­жил найти соот­вест­ву­ю­щий призыв к миру в Ветхом Завете. Хри­сти­ане, понятно, воз­ра­жать не стали: Библия есть Библия. Но едва только нашли соот­вет­ству­ю­щий призыв вет­хо­за­вет­ного про­рока, как встал ислам­ский муфтий и сказал, что этого места нет в Коране. Но тут же он сам и пред­ло­жил выход из создав­шейся ситу­а­ции: поскольку Коран в основе своей есть пере­сказ Вет­хого Завета, то можно найти место, кото­рое есть и там, и там. И вот когда нашли-таки аят, гово­ря­щий, что «Творец создал нас для жизни», встал буд­дист… Он напом­нил, что в буд­дизме нет поня­тия Творца. При­шлось огра­ни­читься напи­са­нием «Истины» и «Мира» с боль­ших букв.

Так что путь к объ­еди­не­нию рели­гий – это или вза­им­ное обед­не­ние их всех через све­де­ние к общему зна­ме­на­телю (кото­рый ока­зы­ва­ется равен мак­си­муму без­ве­рия). Или – это под­гонка всех рели­гий под некий идеал «миро­вой рели­гии», рож­ден­ный в чьей-то голове. В таком случае мно­го­об­ра­зие исто­ри­че­ских рели­гий должно усту­пить место навяз­чи­вой и гор­де­ли­вой утопии.

Не надо нас женить без нас. Прежде чем при­сту­пить к син­кре­ти­за­ции, напри­мер, хри­сти­ан­ства и буд­дизма, неплохо было бы спро­сить и у хри­стиан, и у буд­ди­стов – счи­тают ли они зна­чи­мыми свои раз­ли­чия, хотят ли они ими посту­паться.

У разных рели­гий разное лицо и их свое­об­ра­зие настолько велико, что не может быть под­ме­нено неким син­кре­ти­че­ским сур­ро­га­том.

Хри­сти­ан­ская отчет­ли­вость в конеч­ном итоге гораздо более плю­ра­ли­стична, чем тео­соф­ская «веро­тер­пи­мость». Теософ во что бы то ни стало ста­ра­ется свою веру обна­ру­жить везде, изна­си­ло­вать как угодно тексты – лишь бы найти реин­кар­на­цию там, где ее не было. Хри­сти­а­нин спо­койно готов при­знать, что индусы верили так, как нико­гда не верили евреи и хри­сти­ане.

Какая схема исто­рии рели­гии более тота­ли­тарна: тео­соф­ская, пыта­ю­ща­яся всех под­стричь под одну, свою, гре­бенку, или хри­сти­ан­ская, кото­рая сви­де­тель­ствует свое отли­чие от других, но тем самым и не ста­ра­ется подо­гнать осталь­ных под себя?

Мы живем в довольно стран­ное время. После 70 лет тоталь­ной войны с духов­но­стью люди вдруг возо­мнили, что они «пере­росли Еван­ге­лие». Не научив­шись даже эле­мен­тар­ной рели­ги­оз­ной азбуке, они тре­буют: «дайте нам эзо­те­рику!». Если и были «тайные учения» у древ­них хри­стиан – то по каким при­зна­кам можно оце­нить рели­ги­оз­ный про­гресс столь поло­жи­тельно, чтобы прийти к выводу о том, что нечто, спря­тан­ное апо­сто­лами от их совре­мен­ни­ков, можно сего­дня выстав­лять на рыноч­ные лотки? Неужели не оче­видно, что назва­ние попу­ляр­ной книги «Вве­де­ние в эзо­те­рику» просто смешно?

Еще более странно увле­че­ние аст­ро­ло­гией у людей, кото­рые не видят звезд. Есте­ственны слова Канта о том, что две вещи вызы­вают в нем посто­ян­ное изум­ле­ние: «нрав­ствен­ный закон во мне и звезд­ное небо надо мной». Но Кант еще мог видеть звезды из своего дома. А из утробы сего­дняш­них горо­дов звезд­ного неба не уви­дишь. Улич­ные фонари затмили звезды и заме­нили их собою. И вот – не видя звезд, не испы­ты­вая эсте­ти­че­ского и даже более глу­бо­кого, онто­ло­ги­че­ского потря­се­ния пред «звезд­ным хором», совре­мен­ные горо­жане научи­лись почи­та­нию звезд через газеты… И хотя бы поэтому в сего­дняш­ней аст­ро­ла­трии есть глу­бо­кая неправда и без­об­ра­зие. Сего­дняш­ним языч­ни­кам не хва­тает есте­ствен­но­сти. Город­ская при­ро­до­ма­ния вся про­ни­зана фаль­шью. Псев­до­на­род­ные кален­дари еже­дневно напо­ми­нают пас­са­жи­рам метро, что сего­дня пора выго­нять скот на выпас или что пришла пора тере­бить лен. При­меты, сло­жив­ши­еся в одной какой-то воло­сти и, может быть, вполне при­год­ные для нее, теперь одно­вре­менно и без всякой кор­рек­ции сооб­ща­ются жите­лям Тихо­оке­ан­ского побе­ре­жья, Мур­ман­ской обла­сти и Став­ро­по­лья. Даже странно, что у нас не пуб­ли­куют «народно-пра­во­слав­ного» еги­пет­ского кален­даря: «под Рож­де­ство пора соби­рать бананы».

А еще, при­сту­пая к срав­ни­тель­ному изу­че­нию рели­гий, нельзя не пора­зиться тому, что «не видят раз­ницы» между рели­ги­ями жур­на­ли­сты и учи­тель­ницы – то есть люди, соста­вив­шие пред­став­ле­ние о рели­гии на основе трех-четы­рех книжек. Монахи же, всю жизнь посвя­тив­шие духов­ной борьбе, реши­тельно отвер­гают син­кре­тизм. «Син­те­ти­че­ская» теория не может объ­яс­нить того про­стого факта, что именно рели­ги­озно-непрак­ти­ку­ю­щие люди, судя­щие о верах пона­слышке, явля­ются адеп­тами этой теории, а рели­ги­оз­ные прак­тики отно­сятся к ней более чем холодно.

Почему Святые – от ап. Павла до о. Иоанна Крон­штадт­ского – пре­ду­пре­ждали о необ­ра­ти­мом раз­ли­чии рели­ги­оз­ных путей, а люди, дале­кие от хри­сти­ан­ской рели­ги­оз­ной прак­тики, счи­тают, что идти можно любой доро­гой и троп­кой и даже вовсе без оной? Почему люди, вряд ли твердо зна­ю­щие «Отче наш» и навер­няка не пом­ня­щие слов раз­ре­ши­тель­ной молитвы на испо­веди – стоят за соеди­не­ние всех вер, а преп. Амвро­сий Оптин­ский и Сера­фим Саров­ский, ап. Павел и Гри­го­рий Бого­слов92 – против? Неужели и этот оче­вид­ный факт не взы­вает к разуму и к сове­сти?

Нефи­ло­соф­скому созна­нию невоз­можно дове­рить реше­ние фило­соф­ских вопро­сов и при­влечь его к раз­ре­ше­нию фило­соф­ских дис­кус­сий. Созна­нию нере­ли­ги­оз­ному невоз­можно пору­чить слу­же­ние край­него судии в про­ти­во­сто­я­нии рели­ги­оз­ных док­трин.

Обычно гово­рят, что раз­личны лишь неве­же­ствен­ные рели­ги­оз­ные толпы, а подвиж­ники духа мирно еди­нятся на горних высо­тах. И это неверно чисто исто­ри­че­ски.

Обра­ще­ние к реаль­ной жизни кон­фес­сий пока­зы­вает, что, вопреки син­кре­ти­че­ской сим­во­лике, скорее мало­ре­ли­ги­оз­ные люди всех рели­гий очень похожи. На улицах Иеру­са­лима не отли­чить иудея от пра­во­слав­ного, моно­фи­зита от мусуль­ма­нина. Но чем более чело­век откры­вает свою душу для того, чтобы его тра­ди­ция обно­вила и пере­ро­дила его – тем более он будет отли­чаться от людей, открыв­ших себя для дей­ствия в них иной духов­ной тра­ди­ции.

Цен­траль­ная идея широко рекла­ми­ру­е­мой сего­дня «обще­ми­ро­вой рели­гии» (кото­рая иногда при­ки­ды­ва­ется тео­со­фией, иногда – «Цер­ко­вью Объ­еди­не­ния» Муна, иногда – дви­же­нием Бахаи) гласит: Бог один и все рели­гии – про­роки его. Все веры учат добру и любви, и лишь пере­житки сред­не­ве­ко­вой нетер­пи­мо­сти мешают людям понять то, что поняли вели­кие учи­теля Агни Йоги и тео­со­фии: все рели­гии едины в своей духов­ной глу­бине и лишь в обря­дах немного отли­ча­ются друг от друга.

Как заме­тил Гил­берт Честер­тон по поводу этой якобы либе­раль­ной мысли, «это ложь, это пол­но­стью про­ти­во­ре­чит фактам. Рели­гии не очень раз­ли­ча­ются обря­дами, они страшно раз­личны в учении. Все равно как если бы вам ска­зали: „Пусть вас не вводит в заблуж­де­ние, что газеты „Ново­сти Церкви“ и „Атеист“ выгля­дят совер­шенно по-раз­ному – про­чтите их, и вы уви­дите, что гово­рят они одно и тоже“. Конечно, они схожи во всем, кроме того, что они гово­рят. Меха­ника у всех веро­ва­ний одна, почти все рели­гии земли исполь­зуют одни и те же приемы: у них есть свя­щен­ники, тексты, алтари, брат­ства, празд­ники. Способ учения похож, но раз­ница только в том, чему они учат. Заме­ча­тель­ный пример мнимой схо­же­сти – духов­ное един­ство буд­дизма и хри­сти­ан­ства. Те, кто при­ни­мают эту теорию, наста­и­вают, что хри­сти­ан­ство и буд­дизм очень похожи, осо­бенно буд­дизм. Все верят этому, и я сам верил, пока не прочел их аргу­менты. Их аргу­мен­тами были сход­ства, кото­рые ничего не значат, так как они при­сущи всему роду чело­ве­че­скому93, и сход­ства, в кото­рых нет ничего общего. Автор попав­шейся мне книги пре­се­рьезно объ­яс­нял, что обе рели­гии оди­на­ковы в том, в чем оди­на­ковы все рели­гии, или же нахо­дил сход­ство там, где они оче­видно раз­личны. Наив­ный педан­тизм рас­про­стра­ня­ется и на фило­соф­ские сход­ства – они дока­зы­вают или больше, чем нужно авто­рам, или ничего не дока­зы­вают. Буд­дизм одоб­ряет мило­сер­дие и само­огра­ни­че­ние – в этом буд­дизм не сов­па­дает с хри­сти­ан­ством, а попро­сту не слиш­ком рас­хо­дится с обще­че­ло­ве­че­ским чув­ством. Буд­ди­сты в прин­ципе осуж­дают наси­лие и изли­ше­ства, поскольку их осуж­дает каждый нор­маль­ный чело­век. Но ложно утвер­жде­ние, будто хри­сти­ан­ство и буд­дизм оди­на­ково их пони­мают94.

Но если близки именно внеш­ние формы выра­же­ния рели­ги­оз­ного чув­ства, то, значит, на боль­шей глу­бине надо искать свое­об­ра­зие каждой рели­ги­оз­ной тра­ди­ции.

Не нужно бояться срав­ни­вать рели­гии между собою. Курс исто­рии лите­ра­туры счи­та­ется успешно про­чи­тан­ным в том случае, если уче­ники могут пояс­нить раз­ницу между худо­же­ствен­ной сти­ли­сти­кой Пуш­кина и Блока. Если выпуск­ник с пер­вого про­чте­ния стра­ницы не может ска­зать – Лер­мон­тов это или Мая­ков­ский, Цве­та­ева или Некра­сов – значит у него ника­кие знания по лите­ра­туре. Вряд ли может быть при­знан удо­вле­тво­ри­тель­ным ответ, состо­я­щий в том, что «это, кажется поэзия, и вообще это напи­сано сти­хами». Но точно также чело­век, не могу­щий объ­яс­нить раз­ли­чия хри­сти­ан­ства и буд­дизма – всуе изучал исто­рию рели­гии.

Если кто-то утвер­ждает, что по своим фило­соф­ским взгля­дам он явля­ется пла­то­ни­ком – это значит, что он должен знать фило­со­фию Пла­тона, систему Ари­сто­теля, знать их раз­ли­чия, и при этом отста­и­вать как те поло­же­ния пла­то­нов­ской фило­со­фии, кото­рые во время оно не при­ни­ма­лись Ари­сто­те­лем, так и те, кото­рые сего­дня при­во­дят в воз­му­ще­ние марк­си­стов. Ска­зать, что «Платон гово­рил о Боге» – значит не ска­зать ничего.

Ана­ло­гично и с позна­нием хри­сти­ан­ства. Здесь тоже надо ста­вить те вопросы, о кото­рых гово­рил о. Алек­сандр Шмеман – «Чело­век малень­кой веры верит, но спро­сить его нужно – во что он верит? В кого он верит? Чем его хри­сти­ан­ство отли­ча­ется от того, что и во всех без исклю­че­ния рели­гиях нахо­дил чело­век? Чтобы найти это, совсем не нужно хри­сти­ан­ство. Всякое почтен­ное язы­че­ство вполне удо­вле­тво­рило бы нужду чело­века кому-то помо­литься, кому-то пове­дать свою печаль, от кого-то полу­чить убеж­де­ние, что жизнь имеет опору где-то. В конце концов в деревне, куда при­ез­жал епи­скоп в IV веке, давно уже люди верили в Бога95.

Быть хри­сти­а­ни­ном (в данном случае я не имею в виду нрав­ственно-прак­ти­че­скую жизнь, но говорю просто о хри­сти­ан­ских убеж­де­ниях) значит испо­ве­до­вать не только некие «обще­че­ло­ве­че­ские цен­но­сти», но и те прин­ципы, что отли­чают Еван­ге­лие от иных форм рели­ги­оз­ной прак­тики и рели­ги­оз­ной мысли.

Анри де Любак нашел впе­чат­ля­ю­щие слова, чтобы предо­сте­речь от попы­ток миро­объ­ем­лю­щих рели­ги­оз­ных «син­те­зов»: «Син­кре­тизм как под­делка, как изде­лие пра­ви­те­лей и начет­чи­ков, пред­по­ла­гает уга­са­ю­щую веру. Он – оскорб­ле­ние Богу Живому. По энер­гич­ному слову про­ро­ков, син­кре­тизм есть блуд. Он сни­жает и вуль­га­ри­зи­рует все начала, кото­рые соеди­няет – таковы ублю­доч­ные жар­гоны наших боль­ших портов. Хри­сти­ан­ство отвергло гносис, кото­рый пред­став­лял собой син­кре­ти­че­ский метод96. Но книги де Любака на мос­ков­ских улицах не про­да­ются – в отли­чие от «пор­то­вой» лите­ра­туры новых гно­сти­ков.

Итог этого «пор­то­вого» блуда Честер­тон выра­зил емким сло­веч­ком – «хрислам»97.

Инте­ресно, что мыш­ле­ние совре­мен­ных рос­сий­ских интел­ли­ген­тов, столь яростно боров­ше­еся против казар­мен­ного ком­му­низма, столь ценя­щее плю­ра­лизм и мно­го­об­ра­зие, непо­вто­ри­мость и инди­ви­ду­аль­ность во всех обла­стях жизни, – в рели­гии меч­тает всех загнать в казарму «единой миро­вой рели­гии». Ну чем для вас так нестер­пимо свое­об­ра­зие хри­сти­ан­ства, что вы так ста­ра­е­тесь рас­те­реть его в буд­дизм? И почему вам не при­хо­дит в голову тре­бо­вать от немец­ких про­те­стан­тов под­чи­не­ния рим­скому папе, но вы с вос­тор­гом при­ни­ма­ете про­по­вед­ни­ков унии в России и воз­му­ща­тесь теми пра­во­слав­ными бого­сло­вами, кото­рые не видят смысла в объ­еди­не­нии с като­ли­ками? Почему, под­дер­жи­вая отде­ле­ние Чечни от России, декла­ри­руя свое ува­же­ние к праву любого народа на само­опре­де­ле­ние, вы не можете согла­ситься с само­опре­де­ле­нием рус­ского народа к пра­во­сла­вию?

Гри­го­рий Поме­ранц одна­жды пред­ло­жил инте­рес­ный кри­те­рий для опре­де­ле­ния фун­да­мен­та­лист­ской идео­ло­гии: «агрес­сив­ный редук­ци­о­низм,.. агрес­сив­ное насиль­ствен­ное упро­ще­ние жизни, втис­ки­ва­ние раз­ви­тия в про­кру­стово ложе мифа. Какого именно мифа – вопрос вто­ро­сте­пен­ный98. Так вот, по этому кри­те­рию мода на рели­ги­оз­ный син­кре­тизм – это именно фун­да­мен­та­лист­ское дви­же­ние. Все должны быть еди­но­мыс­ленны и еди­но­верны. Хри­сти­ан­ство должно под­рав­няться под шаб­лоны буд­дизма. Тео­соф­скому пере­осмыс­ле­нию должны быть под­верг­нуты все прак­тики и все тексты всех рели­гий – как бы они этому ни сопро­тив­ля­лись. Это иску­ше­ние агрес­сии на исто­рию. Про­ис­хо­дит как бы посмерт­ное обра­ще­ние всех вели­ких рели­ги­оз­ных про­по­вед­ни­ков про­шлого в модную сего­дня веру. Если сего­дня интел­ли­ген­ции нра­вится тео­со­фия – Хри­стос обра­ща­ется в сто­про­цент­ного тео­софа. Есть мода на пан­те­изм – и Хри­стос ока­зы­ва­ется обязан также быть пан­те­и­стом (ибо ведь как-то неудобно при­знать, что столь выда­ю­щийся «Учи­тель» мыслил иначе…).

Этого иску­ше­ния не избе­жал даже сам Г. Поме­ранц. Помя­нув в эссе, рекла­ми­ру­ю­щем Криш­на­мурти, крик Христа на Гол­гофе – «Боже Мой, Боже Мой, почему Ты оста­вил меня?!» – он дает ему такое тол­ко­ва­ние: «Экс­та­ти­че­ское чув­ство един­ства с миром может быть, таким обра­зом, нару­шено, но только очень силь­ными и дли­тель­ными стра­да­ни­ями99. Но Хри­стос нико­гда не гово­рит, что Он един с миром! Он скорее гово­рит, что мир Его нена­ви­дит. Един­ство же Хри­стос обре­тает с Отцом, и это един­ство – в том Духе, кото­рый не от мира и кото­рого мир не знает и при­нять не может… Я думаю, что Г. Поме­ранц доста­точно так­ти­чен, чтобы не обра­щать Христа в пан­те­и­ста100. Но вот ведь – занесло на пово­роте. И не могло не зане­сти. Потому что цель, постав­лен­ная Поме­ран­цем – такое пере­тол­ко­ва­ние всех Писа­ний чело­ве­че­ства, чтобы они стали согласны друг с другом101. Это озна­чает, что ста­вится цель не пони­ма­ния того, что есть в текстах, а впе­ча­ты­ва­ния в тексты того, чего хочется при­ми­ри­телю. Если же текст ока­зы­вает сопро­тив­ле­ние (а тем более – община, хра­ня­щая в веках изна­чаль­ное пони­ма­ние и текста, и той реаль­но­сти, к кото­рой этот текст под­во­дит), он может под­верг­нуться наси­лию – во имя мира…

У утопий есть своя логика. Если нечто не укла­ды­ва­ется в их мерку – этот «изли­шек» должен быть отсе­чен. В ком­му­ни­сти­че­ской утопии не должно было быть Церкви – и Соловки из мона­стыря стали конц­ла­ге­рем. В ком­му­ни­сти­че­ском «обще­че­ло­ве­чьем обще­жи­тье» не должно было быть «ни Россий, ни Латвий» – и слова «Родина», «Оте­че­ство» на деся­ти­ле­тия стали запрет­ными. Рери­хов­ская утопия «син­теза всех рели­гий» также много что грозит оста­вить за бортом.

Когда новые секты уве­ряют, что раз­де­ле­ние между рели­ги­ями – это плохо, они на самом деле имеют в виду, что им не нра­вится, что кто-то не принял еще именно их идео­ло­гии. Еще в 1987 году при про­ве­де­нии в Москве кон­фе­рен­ции под назва­нием «Новый чело­век – единая надежда для Буду­щего», пресс-служба одного из самых извест­ных лиде­ров запад­ного нео­ин­ду­изма Шри Радж­ниша рас­про­стра­няла пере­воды несколь­ких его лекций. Конечно, «люби­мый бха­га­ван» (так он име­но­вался в этих изда­ниях) начал с заяв­ле­ния о том, что «раз­де­ле­ние между людьми – будь то во имя рели­гии или во имя нации – при­ми­тивно и дико» («Золо­тое буду­щее»; лекция ј17 от 20.5.1987). Но про­хо­дит два дня – и Шри Радж­ниш начи­нает гово­рить яснее: «Хри­сти­ан­ство при­несло столько вреда, что интел­ли­ген­ция, и осо­бенно гени­аль­ные люди, подоб­ные Карлу Марксу, настолько разо­ча­ро­ва­лись в хри­сти­ан­стве, что они создали про­ти­во­по­лож­ность: мате­ри­а­ли­сти­че­скую фило­со­фию. Карл Маркс ничего не знал о Гау­таме Будде. Ничего не зная об истин­ной рели­гии, он считал, что хри­сти­ан­ство и есть рели­гия. Я всегда пони­мал, что в число всех пре­ступ­ле­ний, совер­шен­ных хри­сти­ан­ством, можно вклю­чить и ком­му­низм» (лекция (21 от 22.5.87). И едва лишь хри­сти­ане поз­во­ляют себе заме­тить, что они в чем-то не согласны с ново­яв­лен­ным гуру (напри­мер, с его утвер­жде­нием о том, что «Бога нет» – лекция (28 от 25.5.87), как сле­дует суж­де­ние о «фана­тич­ном фашист­ском хри­сти­ан­ском уме» (лекция (20 от 21.5.87)

Ана­ло­гично и рери­ховцы гово­рят о необ­хо­ди­мо­сти рели­ги­оз­ного един­ства, имея в виду всего лишь тоталь­ное рас­про­стра­не­ние своего соб­ствен­ного веро­уче­ния.

Рери­ховцы, про­воз­гла­шая объ­еди­не­ние рели­гий, не любят уточ­нять – на какой именно основе они мыслят это объ­еди­не­ние. Чаемое ими сли­я­ние рели­гий воз­можно только на основе все­об­щего при­ня­тия тео­соф­ских догм. «Нет рели­гии выше Истины» – их первая и гром­кая декла­ра­ция. Менее гром­кое, но доста­точно внят­ное утвер­жде­ние гласит, что тео­со­фия это и есть истина. И – уже шепо­том – вывод: «нет рели­гии выше нашего оккуль­тизма». Все рели­гии должны быть пере­ина­чены в соот­вет­ствии с «Уче­нием», все должны быть пере­ва­рены. И воз­ля­гут волк хри­сти­ан­ства с ягнен­ком буд­дизма вместе – но в утробе тео­со­фии.

Но идея быть «син­те­зи­ро­ван­ными» не вызы­вает вос­торга у всех исто­ри­че­ских рели­гий. А это значит, что реклам­ное шоу под назва­нием «даешь синтез!» кон­чится просто обра­зо­ва­нием оче­ред­ной секты, кото­рая будет про­ти­во­по­став­лять себя всем осталь­ным (чье созна­ние недо­раз­ви­лось до при­ня­тия их идей). У Досто­ев­ского один либе­рал-про­грес­сист как-то гово­рит о себе: «Чем больше я люблю чело­ве­че­ство вообще, тем больше нена­вижу каж­дого чело­века в отдель­но­сти». Что-то очень похо­жее про­ис­хо­дит в либе­раль­ных рели­ги­оз­ных настро­е­ниях нынеш­ней интел­ли­ген­ции. Все чаще встре­ча­ются люди, чья устрем­лен­ность ко «все­лен­скому духов­ному брат­ству», к эку­ме­ни­че­скому объ­еди­не­нию кон­фес­сий имеет своим бли­жай­шим плодом нечто совер­шенно про­ти­во­по­лож­ное: усу­губ­ле­ние рели­ги­оз­ных раз­де­ле­ний.

Попытки «объ­еди­нить рели­гии» на деле ведут к оче­ред­ному рас­колу, к отрыву людей от реаль­ной цер­ков­ной общины ради при­зрач­ного един­ства «в шам­бале».

В одном из южно­рус­ских горо­дов мне несколько раз дове­лось встре­чаться и бесе­до­вать с одним очень хоро­шим и обра­зо­ван­ным чело­ве­ком. Он криш­наит (причем эку­ме­ни­че­ского вкуса). И вот в этих бесе­дах он так и не смог раз­убе­дить меня в абсурд­но­сти ситу­а­ции, в кото­рую он сам себя поста­вил. Ища при­ми­рить Запад и Восток, Россию и Индию, хри­сти­ан­ство и ведизм, он прежде всего выпал из своей (изна­чально) – Пра­во­слав­ной Церкви. Ища иде­аль­ного един­ства и един­ства в идее, он разо­рвал реаль­ные связи с рели­ги­оз­ной общи­ной своего города. В «транс­цен­ден­таль­ных» сферах и книж­ных грезах уно­сясь за Гима­лаи, он не может пере­сту­пить порог един­ствен­ного реаль­ного храма в городе – пра­во­слав­ного. Устрем­лен­ность ко «все­мир­ному брат­ству» про­яви­лась прежде всего как разрыв обще­ния с теми бра­тьями, кото­рые живут на его же улице, в сосед­них домах. Высшее, литур­ги­че­ское, евха­ри­сти­че­ское соеди­не­ние с ними стало для него невоз­мож­ным. Поскольку же он не просто интел­ли­гент, а все­рьез веру­ю­щий и рели­ги­озно чест­ный чело­век, то он не может не чув­ство­вать, что «един­ства в мысли» мало, что нужно един­ство в молитве, в таин­стве, в жертве.

И вот этого един­ства, он себя лишил. Можно, конечно, ска­зать, что он-де пере­рос кон­фес­си­о­наль­ную узость мест­ных при­хо­жан, но такой сно­бизм не может быть одоб­рен ни хри­сти­ан­ством, ни, навер­ное, даже криш­на­из­мом. И чем дальше, тем больше это чув­ство нелов­ко­сти будет нарас­тать в душе, пока живые и близ­кие люди не станут вос­при­ни­маться как досад­ная помеха на пути к иде­аль­ному един­ству. В общем, вполне по Руссо: «в наше время любят негров вместо того, чтобы любить ближ­него102.

Так и «миро­твор­че­ская» дея­тель­ность рери­хов­ских обществ закон­чи­лась тем, что они отлу­чили себя от Церкви. Люди, вроде бы с искрен­ним бла­го­го­ве­нием про­из­но­сив­шие имя преп. Сергия Радо­неж­ского, ока­за­лись вовле­чен­ными в тот же хри­сто­бор­че­ский натиск с Востока на Русь, кото­рому про­ти­во­стоял Пре­по­доб­ный.

Конечно, рери­ховцы уве­ряют, что они – и хри­сти­ане, и пра­во­слав­ные. Но само­ха­рак­те­ри­стика еще не дока­за­тель­ство. «Мария Дэви Хри­стос» из киев­ского «Белого брат­ства» и лидер секты Аум Син­рике также выда­вали себя за хри­стиан.

На словах утвер­ждая, что они с любо­вью и тер­пи­мо­стью отно­сятся ко всем убеж­де­ниям, син­кре­ти­сты на деле с край­ним раз­дра­же­нием встре­чают любую попытку хри­стиан отсто­ять уни­каль­ность своей веры. Тут при­хо­дится вспом­нить слова Псалма: «Долго жила душа моя с нена­ви­дя­щими мир. Я мирен: но только заго­ворю, они – к войне» (Пс. 119:6-7).

Агни Йога отнюдь не плю­ра­ли­стична, она никак не согласна с тео­рией мно­же­ствен­но­сти рели­ги­оз­ных истин. Через исто­ри­че­ские, «экзо­те­ри­че­ские» одежды многих рели­ги­оз­ных тра­ди­ций надо про­ник­нуть к Единой Эзо­те­ри­че­ской Док­трине, и если что-то в исто­ри­че­ских рели­гиях не соот­вет­ствует тай­ному знанию оккуль­ти­стов – оно должно быть отбро­шено. Там, где нет пол­ноты каб­ба­ли­сти­че­ского оккуль­тизма – там нет пол­ноты истины, там есть ущерб­ность, ложь и обман.

Поскольку же нет ни одной исто­ри­че­ской рели­гии, кото­рая была пол­но­стью иден­тична кон­струк­ции Бла­ват­ской, оста­ется только отверг­нуть их все. И потому в тео­соф­ской лите­ра­туре, вроде бы ищущей мисти­че­ские глу­бины всех рели­гий, столь есте­ственны нападки на все рели­гии вообще: «Рели­гии запу­гали чело­ве­че­ство судом и лишили дер­за­ний» (Агни Йога, 245). «Всякая обособ­лен­ная, огра­ни­чен­ная и упа­доч­ная рели­гия есть опиум, злей­ший яд разъ­еди­не­ния и раз­ло­же­ния. То же можно ска­зать о неве­же­ствен­ной науке»103. «Исто­рия Рели­гий истинно самая мрач­ная и кро­ва­вая стра­ница в исто­рии чело­ве­че­ства!104. «Каза­лось бы, навсе­гда покон­чено с двумя запад­ными измыш­ле­ни­ями – мисти­циз­мом и мета­фи­зи­кой. Лабо­ра­то­рия, сред­не­обо­ру­до­ван­ная, гово­рит доста­точно о свой­ствах единой мате­рии» (Община, 230). Послед­нее, оче­видно, озна­чает, что если Бога нельзя взять пин­це­том и поло­жить под мик­ро­скоп – значит, всякая речь о Нем бес­смыс­ленна. А если при ана­то­ми­ро­ва­нии трупа не уда­ется выре­зать души – значит, ее и не было. Это – пош­лость, а отнюдь не «синтез фило­со­фии и науки».

Но прежде всего – каково отно­ше­ние тео­со­фов к хри­сти­ан­ству? Офи­ци­ально рери­ховцы заяв­ляют, что они сами совсем хри­сти­ане и готовы испол­нять все, что велит «махатма Иисус». Такая ситу­а­ция в исто­рии Церкви не нова. Еще пророк Исайя пред­ска­зы­вал: «И ухва­тятся семь женщин за одного муж­чину в тот день, и скажут: свой хлеб будем есть и свою одежду будем носить, только пусть будем назы­ваться твоим именем, – сними с нас позор» (Ис. 4:1). Так и сего­дня за имя Христа хва­та­ются даже те, кто в сердце своем про­ти­во­стоит Его бла­го­ве­стию.

Отно­ше­ние тео­со­фов к хри­сти­ан­ству трудно назвать миро­лю­би­вым. По их мнению хри­сти­а­ни­ном может назы­ваться по праву только теософ: «Истин­ный после­до­ва­тель Христа тот, кто при­знал Основы Все­мир­ной Док­трины, напи­тав­шей Христа. Учение Христа иска­жено до неузна­ва­е­мо­сти и пришло время очи­ще­ния его105. Очи­стить хри­сти­ан­ство надо от мно­гого. Прежде всего, «мы отри­цаем теории о тво­ре­нии, Боге, душе, и о даль­ней­шей жизни инди­ви­ду­аль­но­сти после смерти в их хри­сти­ан­ском смысле106. Кроме того, вера хри­стиан в Про­мысл Божий, в заботу Бога о людях – не более чем «губи­тель­ное заблуж­де­ние хри­сти­ан­ства107. Хри­сти­ан­ство, не при­зна­ю­щее пере­се­ле­ния душ, – «ложная вера108. У хри­стиан (речь идет о Кювье) «наби­тые Биб­лией мозги109. «Была ли когда-нибудь так назы­ва­е­мая рели­гия Христа после смерти этого Вели­кого Учи­теля чем-либо иным, как не бес­связ­ным сном?110.

«Чудеса, совер­шен­ные в лоне мате­рин­ской церкви, – начи­ная с апо­столь­ских времен и до цер­ков­ных „чудес“ в Лурде, – пагубны по своему воз­дей­ствию на чело­ве­че­ский разум111.

Зна­ме­ни­тый символ Апо­ка­лип­сиса о жене-блуд­нице («Подойди, я покажу тебе суд над вели­кою блуд­ни­цею… И я увидел жену, сидя­щую на звере баг­ря­ном, пре­ис­пол­нен­ном име­нами бого­хуль­ными, с семью голо­вами и деся­тью рогами. И жена обле­чена была в пор­фиру и баг­ря­ницу и дер­жала золо­тую чашу в руке своей, напол­нен­ную мер­зо­стями и нечи­сто­тою блу­до­дей­ства ее. Я видел, что жена упоена была кровью святых и кровью сви­де­те­лей Иису­со­вых» – Откр. 17,1-5) под пером Бла­ват­ской пре­вра­ща­ется в образ… хри­сти­ан­ства. «Оккуль­ти­сты в своем бес­стра­стии заяв­ляют, что слова эти отно­си­лись с изна­чала ко всем и всякой экзо­те­ри­че­ской цер­ков­но­сти, к фарсу риту­аль­ного покло­не­ния. „Тайна“ жен­щины и зверя суть сим­волы уби­ва­ю­щей душу цер­ков­но­сти и суе­ве­рия112. Во «все и всякие» риту­аль­ные формы цер­ков­но­сти входят, между прочим, храм Покрова-на-Нерли, иконы Руб­лева, «Все­нощ­ная» Рах­ма­ни­нова и «Рек­вием» Моцарта…

И конечно, в полном бес­стра­стии оккуль­ти­сты спо­койно гово­рят: «Надо­ело нам это бес­пре­стан­ное бря­ца­ние на иудей­ской арфе хри­сти­ан­ского откро­ве­ния!113. Как одна­жды про­го­во­ри­лась Бла­ват­ская, «Наша цель не в том, чтобы вос­ста­но­вить инду­изм, а в том, чтобы смести хри­сти­ан­ство с лица земли»114.

«Сред­не­ве­ко­вые гер­ме­ти­сты, подобно каб­ба­ли­стам всех веков, были смер­тель­ней­шими вра­гами духо­вен­ства», – пишет Бла­ват­ская о своих учи­те­лях (тео­со­фия в ее глазах ведь всего лишь вари­ант каб­ба­ли­стики). И здесь сле­дует отме­тить, что духо­вен­ство, кото­рое всегда было столь нена­вистно «каб­ба­ли­стам всех веков», есть прежде всего наи­бо­лее обра­зо­ван­ные хри­сти­ане. Это бого­словы и мыс­ли­тели, люди, осмыс­ля­ю­щие свою веру и про­по­ве­ду­ю­щие и защи­ща­ю­щие ее. У «каб­ба­ли­стов» кон­фликт не с «толпой» и даже не с пер­со­на­жем «Чае­пи­тия в Мыти­щах»; их мно­го­ве­ко­вая война – со свя­тыми и с бого­сло­вами, с теми, кто пись­менно сви­де­тель­ство­вал веру Церкви и защи­щал ее от оккульт­ных под­де­лок, в общем, с теми, о ком св. Феофан Затвор­ник сказал: «Писа­тели цер­ков­ные суть интел­ли­ген­ция Церкви»115 … При­чину же этой нена­ви­сти оккуль­ти­стов к Церкви Бла­ват­ская одна­жды выска­зала вполне откро­венно: «Магия – наи­бо­лее вла­сто­лю­би­вая хозяйка и не терпит сопер­ниц»116.

Но это – лишь одна­жды, с языка, как гово­рится, сорва­лось. А так тео­софы посто­янно именно Цер­ковь обви­няют и в нетер­пи­мо­сти и во вла­сто­лю­бии…

Вслед за Бла­ват­ской и Елена Рерих весьма тща­тельно вос­про­из­во­дит штампы анти­цер­ков­ного агит­пропа: «Стоит вспом­нить вре­мена инкви­зи­ции, Вар­фо­ло­ме­ев­скую ночь и всю исто­рию пап­ства и цер­ков­ных собо­ров, где почтен­ные духов­ные отцы изрядно заушали и тас­кали друг друга за бороды и воло­сья, чтобы всякое ува­же­ние к такой церкви и догмам, ею утвер­жден­ным, испа­ри­лось навсе­гда, оста­вив лишь воз­му­ще­ние и ужас перед непре­взой­ден­ными пре­ступ­ле­ни­ями чудо­вищ­ного свое­ко­ры­стия, вла­сто­лю­бия, алч­но­сти и неве­же­ства!»117. Насколько исто­ри­че­ски и духовно кор­ректна эта кари­ка­тура – раз­би­рать сейчас не будем. Но одну деталь стоит высве­тить особо – эффект, на кото­рый эта живо­пись рас­счи­тана: «чтобы всякое ува­же­ние к такой церкви и догмам, ею утвер­жден­ным, испа­ри­лось навсе­гда». Итак, в глазах Елены Рерих пра­во­сла­вие и като­ли­че­ство не имеют права рас­счи­ты­вать не то что на согла­сие или пони­ма­ние – даже просто на ува­же­ние118 …

Хри­сти­ан­ство повинно в том, что «Чело­ве­че­ство загрязло в пере­жит­ках, в старом мыш­ле­нии. Так дух сме­ща­ю­щихся наро­дов тлеет на ухо­дя­щих энер­гиях, как хан­же­ство и суе­ве­рие. Основа этого тления – цер­ковь, кото­рая сеет ужасы, непоз­во­ли­тельна!» (Иерар­хия, 395). Жаль, что в этом пас­саже не уточ­нено, в каком именно кон­тек­сте «непоз­во­ли­тельна цер­ковь». Счи­тает ли «Живая Этика», что суще­ство­ва­ние Церкви «непоз­во­ли­тельно» с точки зрения этики, или же она пола­гает, что бытие Церкви непоз­во­ли­тельно вообще, в том числе и с точки зрения «про­све­щен­ной госу­дар­ствен­но­сти»?

Кроме того, инте­ресно, что цер­ковь обви­ня­ется в «суе­ве­рии» адеп­тами оккуль­тизма, про­по­вед­ни­ками аст­ро­ло­гии и идо­ло­слу­же­ния. Впро­чем, в тео­со­фии это обычно. Чего стоит, напри­мер, такое утвер­жде­ние: «оккульт­ная наука – раз­ру­ши­тель всех суе­ве­рий»119.

А вот после раз­ру­ше­ния пра­во­слав­ных «суе­ве­рий» и «мира наси­лья» можно будет стро­ить «наш, новый мир»120. «Мы даем Новый Завет. Чтите вели­че­ство завета Кос­ми­че­ского маг­нита! Да, да, да! Так Май­трейя гово­рит!» (Бес­пре­дель­ное, 227). Вот хоть честно ска­зано, что Махатмы дают новую рели­гию (соб­ствен­ный «Новый Завет»), а отнюдь не про­по­ве­дуют хри­сти­ан­ство.

Есть у Елены Рерихи еще одна фраза, вызы­ва­ю­щая ува­же­ние своей чест­но­стью: «Конечно, поды­мутся голоса против вели­кой Истины Агни Йоги. Рев­ни­тели церкви и слуги тьмы, конечно, не выне­сут искру Фохата. Потому Агни Йога являет вызов всем силам тьмы» (Бес­пре­дель­ное, 391). Итак, все-таки именно тео­софы бро­сили нам «вызов». Мы при­няли его. Мы готовы к поле­мике. Тео­софы объ­явили войну Церкви, а не наобо­рот. Это обсто­я­тель­ство, однако, ничуть не поме­шало рери­хов­цам напи­сать мно­же­ство статей о хри­сти­ан­ской агрес­сив­но­сти и «кре­сто­вых похо­дах». Тоже зна­ко­мый про­па­ган­дист­ский трюк: «мили­та­рист­ская Фин­лян­дия коварно напала на миро­лю­би­вый Совет­ский Союз»…

А вот весьма инте­рес­ная поле­мика между самими рери­хов­цами. Ново­си­бир­ский лидер тео­со­фов Ю. Ключ­ни­ков счи­тает так­ти­че­ски невер­ной поли­тику газеты «Знамя мира»: «Из номера в номер Вы ата­ку­ете цер­ковь. И ссы­ла­е­тесь при этом на соот­вет­ству­ю­щие места в книгах Учения и в пись­мах Е. И.121. Г. Гор­ча­ков, редак­тор газеты, пари­рует: «Не пони­маю, откуда вы взяли, что мы из номера в номер ата­куем цер­ковь? Она вообще, как тако­вая, мало нас инте­ре­сует. Правда, сейчас цер­ков­ники про­яв­ляют излиш­нюю актив­ность и вовсю поно­сят Учение Огня… Как вы можете не заме­чать этого? Где Вы видите при­меры „истинно пра­во­слав­ных людей совре­мен­но­сти“, истин­ных хри­стиан, надо пола­гать, кото­рым надо под­ра­жать? Все извест­ные мне „истинно пра­во­слав­ные“ люто поно­сят Учение Живой Этики122. Учи­ты­вая, что газета еже­ме­сяч­ная, оче­видно, что Ключ­ни­ков писал письмо еще до Архи­ерей­ского собора и скорее всего, даже до моей статьи в «Новом мире». Значит, анти­цер­ков­ные нотки слиш­ком заметно зву­чали в этой газете еще до того, как цер­ков­ные люди начали гласно опре­де­лять свое отно­ше­ние к Агни Йоге. И еще надо отдать долж­ное Г. Гор­ча­кову за то, что он по край­ней мере при­знает, что все пра­во­слав­ные, отда­ю­щие себе отчет в своей вере и живу­щие созна­тель­ной жизнью в Церкви, не при­ем­лют «Живой Этики». Если же Гор­ча­ков счи­тает, что «истин­ным хри­сти­а­ни­ном» можно счи­тать только того, кто раз­де­ляет идеи Агни Йоги, то тако­вых он не найдет вообще во всей исто­рии хри­сти­ан­ства.

Пони­мала это и Е. Рерих. А потому и напи­сала одна­жды честно: «Не думаю, что можно было бы ожи­дать что-либо про­дук­тив­ное и даже полез­ное от рели­ги­оз­ного кружка, в кото­рый вошли бы цер­ковно настро­ен­ные»123. И вновь Елена Ива­новна демон­стри­рует полное еди­но­ду­шие с Еленой Пет­ров­ной. По заве­ре­нию послед­ней, «Тео­со­фи­че­ское Обще­ство не испо­ве­дует ника­кой дог­ма­ти­че­ской веры, не тре­бует от тео­со­фов отре­че­ния от преж­ней веры, ува­жает наружно все веры и испо­ве­да­ния и всякий теософ верит, как хочет. Мы никого не застав­ляем верить как мы верим. У нас есть члены хри­сти­ане, мусуль­мане, буд­ди­сты, бра­мины, дар­ви­ни­сты ученые, агно­стики и воль­но­думцы – но нет мате­ри­а­ли­стов, да и места им у нас нет»124. Вроде бы налицо декла­ра­ция полной тер­пи­мо­сти. Но есть весьма важное про­дол­же­ние: «На нашем языке „мате­ри­а­лист“ не то, что на вашем. Вы зовете этим именем неве­ру­ю­щих в загроб­ную жизнь и ни во что, кроме мате­рии. Мы – всех веру­ю­щих в цер­ков­ные дог­маты и учения – потому что послед­нее есть страш­ней­шая мате­ри­а­ли­за­ция духа». По слову Бла­ват­ской, ее фило­со­фия «Единой Суб­стан­ции» созда­ется «на основе всех древ­них и совре­мен­ных рели­гий, кроме хри­сти­ан­ства и маго­ме­тан­ства»125.

Итак, чело­век, веру­ю­щий по-цер­ков­ному, хри­сти­а­нин, не может быть тео­со­фом.

А, значит, перед нами отнюдь не соеди­не­ние рели­гий, а нор­маль­ный про­зе­ли­тизм: отре­кись от старой веры и приди в новую секту126.

То, о чем можно дога­даться при изу­че­нии рери­хов­ской теории, реа­ли­зу­ется в кон­крет­ной прак­тике «палом­ни­ков на Восток». Один из цен­тров рери­хов­ской про­па­ганды в Москве – это Музей искусств наро­дов Востока. В этом Музее раз­вер­нута посто­ян­ная экс­по­зи­ция рери­хов­ских картин, в каждый день школь­ных кани­кул музей запол­нен учи­тель­ни­цами, при­вед­шими колонны своих уче­ни­ков для зна­ком­ства с «духов­но­стью». Кроме того, при этом госу­дар­ствен­ном музее откры­лась «школа магии». Один из ее уроков опи­сы­ва­ется в газете «Мега­по­лис-экс­пресс»127. Некий «Учи­тель», в Москве «испол­ня­ю­щий пору­че­ния своих зару­беж­ных коллег», «совер­шил надо мной обряд рас­кре­ще­ния». Рас­кре­щен­ная уче­ница, научив­шись оккульт­ной прак­тике, затем якобы смогла мате­ри­а­ли­зо­вать душу своего умер­шего мужа и даже зачала от него через два года после его смерти…

Как видно, идея «сук­ку­бов» и «инку­бов» порож­дена отнюдь не «фана­тич­ной сред­не­ве­ко­вой инкви­зи­цией», но воз­ве­ща­ется самими адеп­тами оккуль­тизма128.

Я пола­гаю, что основ­ной сюжет этого интер­вью – обыч­ная буль­вар­ная «клюква». Но клюква эта раз­ве­шана на вполне реаль­ном сучке: в Музее искусств наро­дов Востока дей­стви­тельно посто­янно дей­ствуют оккульт­ные семи­нары и маги­че­ские прак­ти­кумы. Сама идея зача­тия от духа встре­ча­ется в тео­со­фии Бла­ват­ской и Рери­хов (об этом в сле­ду­ю­щей главе).

И совсем не кажется стран­ным, что зага­доч­ный люци­фе­ри­че­ский «Учи­тель» при­строил свою «школу магии» именно в рери­хов­ском центре. Странно лишь, что крышу для секты дало госу­дар­ствен­ное учре­жде­ние…

Сколь много миро­лю­бия испы­ты­вают совре­мен­ные рери­ховцы по отно­ше­нию к Церкви, пре­красно пока­зала статья «Инкви­зи­торы пока­зали рога». Она посвя­щена заяв­ле­нию Архи­ерей­ского Собора о том, что хри­сти­ане не согласны счи­тать рери­хов­цев своими еди­но­вер­цами. Ока­зы­ва­ется, рас­про­стра­не­ние оккуль­тизма в России «не могло не взбе­ле­нить носи­те­лей сутан… С вос­тор­гом попи­нали наши святые отцы имена Рери­хов и Бла­ват­ской, по мало­гра­мот­но­сти своей зачис­лив их в отряд сата­ни­стов129 … Не слу­чайно, что и по наци­о­наль­ному при­знаку в слу­жи­те­лях церкви сплошь почти люди нерус­ские, предки кото­рых пре­дали казни Иисуса Христа130. Как далеки они от еван­гель­ских запо­ве­дей, и не слу­чайно ссы­ла­ются на писа­ния апо­столь­ские131. В отли­чие от этих узких фари­сеев, утвер­жда­ю­щих только самих себя, мы гово­рим: мир через куль­туру. Все рели­гии, прол­гав­шись, пере­ссо­ри­лись между собою. Мы же еще раз гово­рим: пере­ста­нем осуж­дать друг друга. Но на каждое слово, поху­ля­ю­щее имена Бла­ват­ской и Рери­хов, мы отве­тим деся­тью132. Нас не запу­гать133.

Поис­тине – огром­ная веро­тер­пи­мость свой­ственна рери­хов­цам. Точнее – погром­ная веро­тер­пи­мость.

Теперь кон­крет­ные оценки тео­со­фией иных исто­ри­че­ских рели­гий: «Истинно бра­мины сейчас явля­ются пара­зи­тами на боль­ном орга­низме Индии. Индия, изгнав Буд­дизм, пред­по­чла раб­ство»134. «Буд­дизм и Лама­изм так же как и хри­сти­ан­ство мало имеет общего с истин­ным Уче­нием их Осно­ва­те­лей»135. «Конечно, совре­мен­ные Далай Ламы настолько далеки от высо­кого поня­тия духов­ных води­те­лей, что лишь неве­же­ствен­ные массы верят, что они явля­ются высо­кими вопло­ще­ни­ями»136.

Иудеям будет инте­ресно узнать мысль Елены Бла­ват­ской о том, что «верить в Ветхий Завет невоз­можно»137 , равно как и убеж­де­ние Елены Рерих в том, что: «Те евреи, кото­рые очень при­вя­заны к своей наци­о­наль­но­сти, к сожа­ле­нию, вынуж­дены вариться в своем соку»138 , то есть вновь вопло­щаться евре­ями же. А поскольку «при­вя­зан­ность к своей наци­о­наль­но­сти» есть основа иуда­изма, то и здесь «объ­еди­не­ния» не полу­ча­ется – иудеи тоже недо­раз­ви­лись до при­ня­тия Живой Этики.

Так кого же она объ­еди­няет? Или она всех рас­ка­лы­вает? У мусуль­ман ведь тоже есть ужас­ные пере­житки – пред­став­ле­ние о Личном Боге-Творце и о сатане-иску­си­теле… В итоге ока­зы­ва­ется, что все исто­ри­че­ски суще­ству­ю­щие веро­ва­ния чело­ве­че­ства с точки зрения Рери­хов «ремонту не под­ле­жат», и должны быть заме­нены тео­со­фией. Не-невежд, соглас­ных с тео­со­фией, не так уж много: «набе­рется ли сотня таких счаст­лив­цев, не знаю. Как-то давно было ска­зано, что истинно зна­ю­щих духов не более сотни на всем про­тя­же­нии нашей пла­неты. Это при нашем-то двух­бил­ли­он­ном чело­ве­че­стве!139.

Так что лишь для рекламы тео­софы гово­рят, что исто­рия рели­гии пред­ла­гает мно­же­ство путей к Единой Истине. На самом деле они убеж­дены в обрат­ном: истина только у них: «Дей­стви­тельно, если к еди­ному Свету един путь через Вла­дыку, то лишь край­нее неве­же­ство доз­во­лит раз­ру­ше­ние этого един­ствен­ного пути» (Иерар­хия, 57). Этот путь и эта истина настолько един­ственны, что даже среди род­ствен­ных Рери­хам оккуль­ти­стов им трудно найти еди­но­мыш­лен­ника. «К числу тайных и, сле­до­ва­тельно, более опас­ных врагов тео­со­фии при­над­ле­жит антро­по­со­фия и ее после­до­ва­тели. Хотя ни само учение антро­по­со­фии, ни ее после­до­ва­тели не высту­пают открыто против тео­со­фии, но в этом и заклю­ча­ется глав­ная опас­ность и боль­шой вред ее… Запад­ный мир верит в то, что Хри­стос – Единый Сын Еди­ного Бога. Штей­нер остав­ляет во всей силе и это заблуж­де­ние», – пишет ученик Е. Рерих А. Кли­зов­ский140. «И Штей­нер к концу жизни сошел с пути Света, и храм его был уни­что­жен разя­щим Лучом», – пояс­няет сама Е. Рерих141. А вот о других гран­дах тео­со­фии: «Осо­бенно ужасна книга сов­мест­ного твор­че­ства А. Безант и Лед­би­тера. Я редко встре­чала что-то равное по без­вку­сию, кощун­ствен­но­сти и лжи­во­сти» (там же). Или: «Книга Шюре полна самых неле­пых заблуж­де­ний»142 (с чем я, кстати, пол­но­стью согла­сен).

Вот еще об одной модной «духов­но­сти»: «Мы не знаем никого, достиг­шего путем Хатхи-Йоги»143.

И вот при этом в мае 1995 г. рери­хов­ская газета «Знамя мира» решила сде­лать выго­вор Пат­ри­арху Алек­сию за недо­ста­ток «веро­тер­пи­мо­сти». В письме неко­его П. Г. Дубе­ниц­кого Пат­ри­арху гово­рится: «Ана­фе­мой Учению Живой Этики Вы пока­зали всему миру свое бес­си­лие перед насту­па­ю­щей Новой Верой, Верой, кото­рая не делит людей на пра­во­слав­ных и пра­во­вер­ных, на мусуль­ман и криш­на­и­тов»144.

И радо бы сердце пове­рить, что рери­ховцы не делят людей по рели­ги­оз­ному при­знаку. Но одна малень­кая деталь (точнее – целый венок ана­ло­гич­ных дета­лек) этому мешает:

В этом же номере газеты поме­щена статья «Ловушка на индий­ском пути», направ­лен­ная против гуру Шри Ауро­биндо.

В этом же номере газеты – мате­риал «Не под­да­вай­тесь на обманки!» – о маги­че­ском кон­грессе в Ново­си­бир­ске.

В этом же номере газеты статья «Ложь Алисы Бейли».

В этом же номере газеты статья Н. Саны­ки­ной «Совре­мен­ная школа в свете „Живой этики“» содер­жит резко кри­ти­че­ский выпад против секты «Юнивер», руко­во­ди­мой Ж. Гавэ­ром.

В этом же номере газеты статья А. Абра­мяна «Сорван­ные листья» укра­шена таким пас­са­жем: «Здесь уместно напом­нить о тех ухищ­ре­ниях темных сил, кото­рые через журнал „Здо­ро­вье“ и спе­ци­аль­ные книги вещают о „чуде­сах“ лече­ния тра­вами и цве­тами. Суть одна – чтобы целая армия дву­но­гих рину­лась на при­роду, истреб­ляя ее».

Миро­лю­бию рери­хов­цев также можно поучиться и на при­мере пятого номера «Зна­мени мира» за 1995 год. Здесь статья С. Семе­но­вой против Штей­нера и валь­дорф­ской педа­го­гики («А король-то голый!»), и опять статья против тео­софки Алисы Бейли («Хозяин Алисы гото­вит „зомби“»); и испо­ведь на тему «Как я была хатха-йогом», и фелье­тон против пяти­де­сят­ни­ков («Сошел „Святой дух“»); и заметка против цели­тель­ницы Джуны Дави­та­швили («Услуги чер­ного мага»); и статья о черном оккуль­тизме нацист­ской Гер­ма­нии с упо­ми­на­нием о «черной тибет­ской секте „Агарти“ и „темной секте Бон-по“, помо­гав­ших Гит­леру („Оккуль­тизм и нацист­ская Гер­ма­ния“).

Кстати, если читать Бла­ват­скую, будет заметно, что с дру­гими оккуль­ти­стами и осо­бенно спи­ри­тами-меди­у­мами она поле­ми­зи­рует даже больше и оже­сто­чен­нее, чем с хри­сти­а­нами. Это понятно: у тео­со­фии и спи­ри­тизма – общий круг воз­мож­ных адеп­тов. Чело­век, не зна­ю­щий хри­сти­ан­ства и увлек­шийся оккульт­ным миром, – это уже потен­ци­аль­ный адепт тео­со­фии. И если он вдруг пере­хва­ты­ва­ется какой-то иной груп­пой – это вос­при­ни­ма­ется почти как потеря своего. Хри­сти­ане же – это скорее внеш­няя среда для тео­со­фии. Ее надо поти­хоньку кор­ро­зи­ро­вать и до вре­мени избе­гать прямых кон­фрон­та­ций.

Вообще-то я тоже все пере­чис­лен­ные оккультно-йоги­че­ские фено­мены считаю чер­ными. Но я ведь и не заяв­ляю, что хри­сти­ан­ство вобрало в себя все рели­гии. А рери­ховцы заяв­ляют, что все, кто оккуль­ти­рует хоть чуть-чуть иначе, чем они, – от сатаны, но вообще-то «мы очень веро­тер­пимы» и лобы­заем все духов­ные прак­тики и все духов­ные пути. В резуль­тате «синтез всех рели­гий», а также фило­со­фии, науки и искус­ства ито­жится таким паса­жем: « Наш труд завер­шен… Все враги истины пере­чис­лены, и все они были рас­смот­рены»145. Да ведь если бы дей­стви­тельно Бла­ват­ская искала путь к един­ству – разве встре­ти­лась бы такая фраза на послед­ней стра­нице ее труда?

Так что хри­сти­ан­ство по край­ней мере чест­нее тео­со­фии.

Итак, оккуль­ти­сты обви­няют даже друг друга в нечи­стоте мисти­че­ского опыта. Правда, когда я слышу эти их дис­кус­сии, я на секунду ста­нов­люсь марк­си­стом и пол­но­стью согла­ша­юсь с мыслью выда­ю­ще­гося рос­сий­ского демо­но­лога В. И. Ленина о том, что «синий черт» ничуть не лучше «жел­того черта».

Поле­мич­ность рери­хов­цев вполне понятна. Даже в мире оккуль­ти­стов идет своя борьба за лидер­ство и за выжи­ва­ние. Не все оккуль­ти­сты при­знают глу­бину тео­соф­ских «про­зре­ний».

Рене Генон в 1921 г. опуб­ли­ко­вал этюд «Тео­со­фия – исто­рия одной псев­до­ре­ли­гии». В нем он пишет: «Если поду­мать, что эти лже-мессии всегда были лишь более или менее бес­со­зна­тель­ными ору­ди­ями в руках тех, кто за ними стоял, и если обра­титься, в част­но­сти, к серии попы­ток, после­до­ва­тельно совер­шен­ных тео­со­фами, – то невольно напра­ши­ва­ется мысль, что это только попытки, свое­об­раз­ные опыты, кото­рые повто­ря­ются в раз­лич­ных формах, пока не будет достиг­нут успех, а в ожи­да­нии его при­во­дят всегда к одному и тому же резуль­тату – сеют смя­те­ние в умах. Мы не думаем, что тео­софы и спи­риты в силах сами цели­ком выпол­нить такое меро­при­я­тие. Но нет ли за всеми этими дви­же­ни­ями чего-то дру­гого, более гроз­ного, чего их руко­во­ди­тели, может быть, и не знают, и чьими сле­пыми ору­ди­ями они, тем не менее, явля­ются в свою оче­редь»146.

Вряд ли можно назвать ком­пли­мен­тар­ной и ту харак­те­ристку тео­со­фии, кото­рую дают Ж. Бержье и Л. Повель: «Все эти дви­же­ния: совре­мен­ные розен­крей­церы, „Золо­тая Заря“, гер­ман­ское Обще­ство Вриля (кото­рые ведут нас к группе Туле, где мы найдем Гаус­хо­фера, Гесса, Гит­лера) были в боль­шей или мень­шей сте­пени могу­ще­ствен­ным и хорошо орга­ни­зо­ван­ным тео­со­фи­че­ским обще­ством. Тео­со­фия доба­вила к ново­язы­че­ской магии фраг­менты восточ­ной фило­со­фии и инду­ист­скую тер­ми­но­ло­гию. Или, вернее, она открыла опре­де­лен­ному люци­фе­ров­скому Востоку путь на Запад»147.

Жест­ким кри­ти­ком тео­со­фии был про­по­вед­ник нео­ин­ду­изма Виве­ка­нанда148.

Несколько нега­тив­ных отзы­вов о тео­со­фии, при­шед­ших из анти­хри­сти­ан­ских кругов, при­во­дят Г. Поме­ранц с супру­гой:

«В чем же при­чина неудач син­теза? Первое – это непол­но­цен­ность мисти­че­ского или рели­ги­оз­ного опыта. В книге „Раз­го­вор Ауро­биндо с Пави­т­рой“ пере­да­ется вопрос Пави­тры: можно ли верить тео­со­фам, что они дей­стви­тельно экс­тра­сен­сорно раз­го­ва­ри­вали с древними учи­те­лями? Ауро­биндо отве­тил, что тео­софы не обман­щики. Им дей­стви­тельно каза­лось, что они раз­го­ва­ри­вают с учи­те­лями, но они ока­за­лись жерт­вой игры сил, кото­рые назы­вают виталь­ными, – их иногда назы­вают еще аст­раль­ными; один из тео­со­фов будто бы раз­го­ва­ри­вал с ним, Ауро­биндо, а он, Ауро­биндо, нико­гда с ним не гово­рил и не думал того, что теософ вос­при­нял. Второе. Слиш­ком велика роль интел­лекта. Во всякой рели­гии интел­лект, несо­мненно, играет роль. Апо­стол Павел был бле­стя­щим мыс­ли­те­лем, и много он про­ду­мал на чисто интел­лек­ту­аль­ном уровне. Но только откро­ве­ние создает ядро рели­гии. Рудольф Штей­нер, созда­тель антро­по­со­фии, был слиш­ком ученый для того, чтобы стать про­ро­ком. Его ум уче­ного направ­лялся к тому, что можно назвать „пред­ме­тами по дороге“. Вспом­ним раз­го­вор с Рабийей (мусуль­ман­ской визи­о­нер­кой – А. К.). Ее спро­сили: „Что ты видела в раю?“. Она отве­тила: „Когда входят в дом, смот­рят на хозя­ина, а не на утварь“. В антро­по­со­фии слиш­ком много сооб­ще­ний „об утвари“, слиш­ком мало чистого света веч­но­сти. Как рели­ги­оз­ное дви­же­ние антро­по­со­фия смогла дать только новую секту»149.

Мно­го­об­ра­зие и вза­им­ная поле­мич­ность разных оккульт­ных тече­ний обес­пе­чи­вает стра­те­ги­че­ский про­стор для неоязы­че­ства. При неудаче той или иной школы всегда можно ска­зать, что это ведь не весь оккуль­тизм, а только неко­то­рая «ере­ти­че­ская» его часть. Про­ва­ли­лось мощно под­дер­жи­ва­е­мое «Белое брат­ство» – и без вся­кого ана­лиза исто­ков его веро­уче­ния все осталь­ные оккульт­ные секты сразу же заявили, что под­лин­ный оккуль­тизм не имеет ника­кого отно­ше­ния к г‑же Цвигун. Слиш­ком заспе­шило к «новой эре» «Аум Син­рике» – и запест­рели сооб­ще­ния о том, что ни буд­дизм, ни оккуль­тизм не имеют к Секо Аса­харе ни малей­шего отно­ше­ния150.

Не знаю, созна­тельно или нет про­де­мон­стри­ро­ван раскол в рос­сий­ском рери­хов­ском дви­же­нии, но с точки зрения стра­те­гии это вполне пер­спек­тив­ная ситу­а­ция. Пока у власти в России запад­ники – «запад­ни­че­ская» Шапош­ни­кова будет ходить в дру­зьях пра­ви­тель­ства. Вер­нутся к власти ком­му­ни­сты – и тут уже оккуль­то­ком­му­нист Сидо­ров сможет выпра­ши­вать пра­ви­тель­ствен­ную же под­держку все для того же рери­хов­ского дви­же­ния. Но их споры между собой – это так­ти­че­ские про­блемы. Стра­те­гия же одна и едина: оккуль­тизм должен занять место хри­сти­ан­ства.

Теперь, нако­нец, пора опре­де­лить, как я пони­маю термин секта. Понятно, что я упо­треб­ляю его не в смысле юри­ди­че­ском (ибо в юри­ди­че­ском лек­си­коне вообще нет такого тер­мина и быть не может). Социо­ло­ги­че­ское опре­де­ле­ние секты мне также пред­став­ля­ется мало­ин­те­рес­ным. По своему про­ис­хож­де­нию, равно как и по своему смыслу это термин бого­слов­ский. А раз так, то я вполне вправе дать тол­ко­ва­ние этого тер­мина.

Итак, сек­тант­ской в моем пони­ма­нии явля­ется любая рели­ги­оз­ная дея­тель­ность, осу­ществ­ля­е­мая вне Церкви и в про­ти­во­сто­я­нии ей.

При этом сразу же сле­дует сде­лать два уточ­не­ния:

Первое: нужно уточ­нить, что четких границ Церкви не сможет про­ве­сти, пожа­луй, ни один бого­слов или иерарх. Цер­ковь есть жизнь в Боге, жизнь во Христе. Любой медик знает, как непро­сто уста­но­вить грань жизни и смерти. Биолог пони­мает, что гра­ница между живым и нежи­вым не так оче­видна, как кажется пер­во­курс­нику био­фака. И все же понятно, что череп уже не живет. И все же понятно, что асфальт, ука­ты­ва­е­мый в дорогу, не есть живая мате­рия. Так же оче­видно, что Аум Син­рике или Агни Йога – это не хри­сти­ан­ство, это то, что за пре­де­лами Церкви Хри­сто­вой.

Второе необ­хо­ди­мое уточ­не­ние: не явля­ются сектой буд­дизм или инду­изм, воз­ник­шие до Еван­ге­лия и не в про­ти­во­сто­я­нии ему. Однако явля­ются сек­тами необуд­дизм и нео­ин­ду­изм, пыта­ю­щи­еся в запад­ном мире воз­ро­дить нее­ван­гель­скую рели­ги­оз­ность и утвер­жда­ю­щие себя уже в оче­вид­ной и неиз­беж­ной поле­мике с хри­сти­ан­ством.

Здесь можно ска­зать еще более точно: не всякая про­по­ведь буд­дизма или инду­изма на Западе явля­ется сек­тант­ской дея­тель­но­стью. Сек­тант­ский душок появ­ля­ется, когда некая нехри­сти­ан­ская миро­воз­зрен­че­ская система про­бует ути­ли­зо­вать для своих целей Еван­ге­лие. Если некий «Центр по изу­че­нию тибет­ской куль­туры» просто рас­ска­зы­вает о рели­гиях Тибета – это всего лишь обыч­ная дея­тель­ность нехри­сти­ан­ской рели­гии. Но если при этом повест­ву­ются сказки о том, что Хри­стос был в Тибете, что Он был посвя­щен в буд­дист­ские мисте­рии, что хри­сти­ан­ство в древ­но­сти было буд­диз­мом и лишь затем стало пра­во­сла­вием – это уже сек­тант­ская дея­тель­ность, прямо направ­лен­ная на разъ­еда­ние хри­сти­ан­ских начал в людях и в обще­стве.

Еще один при­знак, поз­во­ля­ю­щий отли­чить секту от нор­маль­ной рели­ги­оз­ной тра­ди­ции (сам по себе доста­точ­ный, хотя и не необ­хо­ди­мый), – это нали­чие «скры­тых» учений или обря­дов, кото­рые рели­ги­оз­ная группа не счи­тает нужным пуб­лично рас­кры­вать. Речь идет не о том, что созна­ние ново­об­ра­щен­ного неиз­бежно должно обо­га­щаться и что пред­став­ле­ния нео­фита об обре­тен­ной им общине будут изме­няться; дело не в углуб­ле­нии его пер­во­на­чаль­ных позна­ний. Нет, при­зна­ком секты явля­ется именно обман: когда на входе чело­век уве­ря­ется в одном, а в итоге ему пре­под­но­сят нечто совсем другое. Напри­мер, если его при­гла­шают на «хри­сти­ан­ский семи­нар» или на «лекцию по изу­че­нию Еван­ге­лия», а через годы ему будет пред­ло­жено по сути забыть о всяком хри­сти­ан­стве, уйти из Церкви и сле­до­вать путем оче­ред­ной йоги («раджа», «бхакти», «агни»…).

В секте есть система посвя­ще­ний, при кото­рой чело­веку, впер­вые сопри­кос­нув­ше­муся с данной общи­ной, вну­ша­ется нечто весьма отлич­ное от того, что будет ему открыто после того, как он все­цело погру­зится в ее жизнь. При зна­ком­стве чело­веку гово­рится одно («да что Вы, мы те же пра­во­слав­ные!»), а позд­нее ему рас­кры­ва­ется нечто совер­шенно иное. Есть набор реклам­ных цитат и декла­ра­ций, а есть нечто более «эзо­те­ри­че­ское», к при­ня­тию чего и надо при­ве­сти чело­века, когда он нако­нец пере­ста­нет цеп­ляться за хри­сти­ан­ские пред­рас­судки. Это обыч­ный прин­цип рекламы оккульт­ной чер­нухи, кото­рая пыта­ется при­тво­риться раду­гой: дескать, я все вмещаю, я всего глубже, во мне есть место для всех красок…

Здесь нельзя не согла­ситься с суж­де­нием К. Куд­ряв­цева, чело­века, быв­шего одним из осно­ва­те­лей Рос­сий­ского тео­соф­ского Обще­ства, вскоре порвав­шего с этим дви­же­нием: «В аптеке все меди­ка­менты должны нахо­диться каждый на своем месте и под своим наиме­но­ва­нием. Иначе, думая, что при­ни­ма­ешь бром (брат­ство рели­гий), можешь при­нять яд (анти­хри­сти­ан­ство)151.

Секта про­во­дит четкую грань между реклам­ными заяв­ле­ни­ями о самой себе, о своей духов­но­сти, тер­пи­мо­сти, откры­то­сти, совре­мен­но­сти – и теми веро­учи­тель­ными суж­де­ни­ями своей орга­ни­за­ции, от зна­ком­ства с кото­рыми до поры до вре­мени она пред­по­чи­тает убе­ре­гать широ­кую пуб­лику. Чело­век, сде­лав­ший весьма немало для про­па­ганды черных куль­тов в России – писа­тель Иере­мия Иудо­вич Парнов запо­ведь аль­би­гой­цев «Кля­нись и лже­сви­де­тель­ствуй, но не рас­кры­вай тайну» пред­ста­вил как «вели­кий и очень чело­веч­ный прин­цип»152.

По этой тяге к мас­ки­ровке без­оши­бочно можно узнать секту. А тео­софы и сами не скры­вают, что у них есть система посвя­ще­ний. Если бы из пер­вично сооб­ща­е­мой инфор­ма­ции можно было бы логи­че­ски выве­сти после­ду­ю­щие ходы – перед нами была бы фило­соф­ская док­трина. Но тео­софы гово­рят, что их док­трина «тайная», что с каждым посвя­ще­нием откры­ва­ется нечто, совсем не оче­вид­ное с преды­ду­щей сту­пени. Если есть потреб­ность в такого рода укры­ва­ниях и сокро­ве­ниях, значит «знание», сооб­ща­е­мое на высшей сту­пени, не выте­кает из того, что было сооб­щено на низшей, а, пожа­луй, в неко­то­рых отно­ше­ниях даже прямо его отри­цает. Тем самым чело­век, думая, что всту­пает в орга­ни­за­цию, испо­ве­ду­ю­щую одни прин­ципы, на деле попа­дает в общину совсем иной веры153.

Рери­хов­ское дви­же­ние явля­ется рели­ги­оз­ным; оно прак­ти­кует нее­ван­гель­скую, нехри­сти­ан­скую рели­ги­оз­ность, его духов­ный путь суще­ственно про­ти­во­по­ло­жен пути пра­во­слав­ному, пути цер­ковно-хри­сти­ан­скому. И одна­коже на этот путь рери­хов­ское дви­же­ние пыта­ется завлечь хри­стиан. Поэтому оно и не может быть оха­рак­те­ри­зо­вано бого­сло­вом иначе как секта.

Настав­ники рери­хов­ского дви­же­ния и сами знают, что их путь – это путь анти­цер­ков­ный. Но это веде­ние, этот «гносис» они не склонны выда­вать «внеш­ним». Эту тайну можно изъ­яс­нить «посвя­щен­ным». Осталь­ным же можно укра­шать органы слуха раз­ными мака­рон­ными изде­ли­ями: дескать, «синтез всех рели­гий» и науки в при­дачу.

На деле же, с ору­ди­ями, необ­хо­ди­мыми для «очи­ще­ния» и «отсе­че­ния», рери­ховцы при­сту­пили не к диа­логу рели­гий, а к пере­кра­и­ва­нию хри­сти­ан­ства под стан­дарты оккультно-кар­ми­че­ской муд­ро­сти.

3. «Живая этика» и наука

Оттес­няя ваш ста­рин­ный раци­о­на­лизм и скеп­ти­цизм, лави­ною надви­га­ется новая сила, и имя ей – суе­ве­рие. – Свя­щен­ник встал и, гневно хму­рясь, про­дол­жал, как будто обра­ща­ясь к самому себе. – Вот оно, первое послед­ствие неве­рия. Люди утра­тили здра­вый смысл и не видят мир таким, каков он есть. Теперь стоит ска­зать: «О, это не так просто!» – и фан­та­зия разыг­ры­ва­ется без пре­дела, словно в страш­ном сне. Тут и собака что-то пред­ве­щает, и свинья при­но­сит сча­стье, а кошка беду, и жук – не просто жук, а ска­ра­бей. Словом, воз­ро­дился весь зве­ри­нец древ­него поли­те­изма – и пес Анубис, и зеле­но­гла­зая Баст, и тельцы васан­ские. Так вы кати­тесь назад, к обо­жеств­ле­нию живот­ных, обра­ща­ясь к свя­щен­ным слонам, кро­ко­ди­лам и змеям; и все лишь потому, что вас пугает слово «воче­ло­ве­чился».154
Г. К. Честер­тон

В том «все­объ­ем­лю­щем син­тезе», кото­рый пред­ла­гает тео­со­фия, пред­стоит быть иска­ле­чен­ными не только исто­ри­че­ским рели­гиям, но и науке. Реклам­ные заяв­ле­ния о том, что Живая Этика нашла способ соеди­нить рели­гию и науку, известны всем. Этот обре­тен­ный синтез пода­ется как вели­кое и необы­чай­ное дости­же­ние, ибо не менее охотно рери­ховцы заяв­ляют о том, что «тра­ди­ци­он­ная рели­гия» вошла в нераз­ре­ши­мый кон­фликт с наукой. Но теперь выра­бо­таны и единый язык, и единая система миро­по­ни­ма­ния, кото­рая явля­ется равно и рели­ги­оз­ной, и фило­соф­ской, и науч­ной.

Людям, вос­пи­тан­ным в школе на мифах о «кон­фликте Церкви и науки», легко согла­ситься с анти­цер­ков­ными и вроде бы про­на­уч­ными выпа­дами тео­со­фов. «Теперь рели­гии не умеют найти обще­ние с Наукой»155 , – читает он и думает, что так оно, пожа­луй, и есть. И конечно, готов пове­рить, что тео­софы нашли способ совер­шенно бес­кон­фликт­ного суще­ство­ва­ния и даже сли­я­ния с наукой.

Однако уже первый шаг в оккуль­тизм пред­став­ляет собой опре­де­лен­ную слож­ность – и именно с точки зрения науки: Бла­ват­ская пре­ду­пре­ждает, что ее система оста­нется непо­нят­ной, «если только мы не отка­жемся от идеи антро­по­мор­фи­че­ского боже­ства и открыто не примем науч­ное пред­став­ле­ние о Пер­вич­ной При­чине, неис­по­ве­ди­мой и вне позна­ва­ния»156. Слож­ность здесь в том, что оста­ется неяс­ным: как можно соста­вить «науч­ное пред­став­ле­ние» о том, что нахо­дится «вне позна­ва­ния»? Наука, как мне кажется, обычно пред­по­чи­тает иметь дело с позна­ва­е­мыми реа­ли­ями…

Тем не менее «синтез науки и фило­со­фии» начи­на­ется с декла­ра­ции ясного тезиса: «Нет Боже­ства вне все­лен­ной»157. Реши­тель­ность этого утвер­жде­ния Е. Рерих о пре­дель­ных осно­ва­ниях Бытия понуж­дает адре­со­вать ей тот же вопрос, что зада­вал Вла­ди­мир Соло­вьев Бла­ват­ской: «Если верить настой­чи­вому утвер­жде­нию г‑жи Бла­ват­ской, что „тео­со­фия“ есть знание, осно­ван­ное на наблю­де­нии и опыте , то пожа­луй и неуместно искать здесь раз­ре­ше­ния высших мета­фи­зи­че­ских вопро­сов: ибо кто же наблю­дал пер­во­на­чаль­ное про­ис­хож­де­ние инди­ви­ду­аль­ного бытия, и кто делал опыты над окон­ча­тель­ными резуль­та­тами миро­вого про­цесса?»158. И тем не менее тео­софы самым реши­тель­ным обра­зом выска­зы­ва­ются о при­чи­нах и целях миро­вого про­цесса.

Так какой же «опыт» и «наблю­де­ния» стоят за уве­ре­ни­ями пан­те­и­стов о том, что они допод­линно знают, что вне мира не суще­ствует Творца? Что за экс­пе­ри­мент они поста­вили, чтобы пове­сить на гра­нице Все­лен­ной таб­личку: «Про­ве­рено. Бога нет!»?

Значит, не из науч­ного, а из какого-то иного опыта, из какой-то вне­на­уч­ной моти­ва­ции исхо­дит рери­хов­ское оттор­же­ние биб­лей­ского рас­сказа о тво­ре­нии мира. Именно началь­ные строки Библии (как и первые строки хри­сти­ан­ского «Сим­вола веры») кажутся Елене Рерих наи­бо­лее чуж­дыми – «среди этих догм наи­бо­лее пора­жа­ю­щая есть обособ­ле­ние Бога от Все­лен­ной. Весь восточ­ный Пан­те­изм осо­бенно нена­ви­стен нашим цер­ков­ни­кам»159.

В про­ти­во­по­лож­ность Библии Е. Рерих доста­точно четко фор­му­ли­рует «два основ­ных тезиса оккуль­тизма: 1. Неот­де­ли­мость Бога от Все­лен­ной и 2. Един­ство Духо-Мате­рии»160. Пра­вильно – это именно тезисы оккуль­тизма. Но при чем же здесь наука?

Впро­чем, это лишь первые шаги по оккуль­ти­ро­ва­нию науки. Если уж Бла­ват­ской уда­лось загнать науку в область «вне позна­ва­ния», то даль­ней­шему удив­ляться уже не при­хо­дится. «Синтез» оккуль­тизма и науки начи­нает пло­до­но­сить такими мутан­тами, что и Лысенко и даже «ПУКСы» Вой­но­вича выгля­дят просто эта­ло­нами ака­де­мизма.

Вот пример аст­ро­но­мии «Нового Вре­мени»: «Сатурн был пер­во­род­ным сыном Сири­уса и братом-близ­не­цом Урана. Но ярый Уран уявился Вла­ды­кой сол­неч­ным и стал сопер­ни­ком Сатурна. Сатурн явился потом самым бле­стя­щим и страстно напря­жен­ным Солн­цем, много обшир­нее Урана, в силу погло­ще­ния им многих солнц, комет и лун. Он стал самым пре­крас­ным солн­цем, но пусто­цве­том, из-за отсут­ствия в нем кос­ми­че­ского маг­не­тизма, кото­рый необ­хо­дим для пра­виль­ного раз­ви­тия сол­неч­ной системы. И он был смещен Ураном. Люци­фер имел в своем орга­низме все осо­бен­но­сти состава Сатурна и яро развил мощь уплот­не­ния тонких обо­ло­чек. Тем самым он спо­соб­ство­вал раз­ви­тию интел­лекта и явился на гор­дыне, стал мощным сопер­ни­ком Урана. Но Уран обла­дал выс­шими виб­ра­ци­ями и при­об­рел высшее знание. Сол­неч­ный Иерарх Урана вместе с Люци­фе­ром ояви­лись на Земле – и Уран стал сопер­ни­ком Люци­фера. Он оявился на при­зыве нового Солнца, став­шего цен­тром нашей сол­неч­ной системы – и Сатурн должен был отойти»161.

Кос­ми­че­ская мифо­ло­гия может быть при­вле­чена для объ­яс­не­ния не только древ­них, но и теку­щих собы­тий: «В упо­мя­ну­тое мною время маг­нит­ные токи нашей земли уяви­лись на страш­ном раз­но­бое с этим Пси­хи­че­ским Цен­тром из-за ядо­ви­тых лучей пла­неты, враж­деб­ной, про­хо­див­шей тогда близко от земли. Пла­нета эта незрима для физи­че­ского зрения и пред­став­ляет собою кон­гло­ме­рат ядо­ви­тей­ших газов, кото­рые и отра­вили атмо­сферу Земли, резуль­та­том чего явятся новые болезни»162. Эта мифо­ло­гия помо­гает даже стро­ить смелые про­гнозы на буду­щее: напри­мер, скоро «Луна вос­крес­нет и уявит новые цели­тель­ные лучи рас­ти­тель­ному миру. Рас­ти­тель­ная жизнь на вос­кре­шен­ной Луне будет настолько яркой, настолько пышной, что в теле­скоп наша Луна уявится не как шар „сыра“, но шар мши­стый. Итак, Новая Эра озна­ме­ну­ется знаком ярым, именно знаком Матери Мира»163. Одно только омра­чает мифо­твор­че­ский энту­зи­азм Е. Рерих: «Но, конечно, это сейчас не будет вос­при­нято уче­ными»164.

Навер­ное, поэтому рери­ховцы не вклю­чают в свои газет­ные пуб­ли­ка­ции или лек­ци­он­ные туры такие науч­ные откры­тия тео­со­фии, как ниже­упо­ми­на­е­мые:

«Пла­нета Сатурн нахо­дится еще в очень низком состо­я­нии раз­ви­тия, тогда как Уран по каче­ству своего напря­же­ния стоит много выше всех извест­ных нам планет в сол­неч­ной системе»165.

«Земля не высшая пла­нета в нашей сол­неч­ной системе! Поиме­но­ван­ные Высо­кие Духи (Будда, Хри­стос, Матерь Мира) пришли на нашу Землю с Высшей Пла­неты»166.

«На Мер­ку­рии жар Солнца и свет его в семь раз силь­нее, чем на Земле, и аст­ро­но­мия утвер­ждает, что пла­нета эта оку­тана весьма плот­ной атмо­сфе­рой. И так как мы видим, что жизнь ста­но­вится более дея­тель­ной на Земле про­пор­ци­о­нально свету и теп­лоте Солнца, то более, чем веро­ятно, что напря­же­ние ее гораздо больше на Мер­ку­рии, чем здесь»167.

«Земной чело­век еще очень груб по срав­не­нию с оби­та­те­лями, скажем, Юпи­тера и Венеры»168.

«Пчелы и муравьи были при­не­сены Вели­ким Учи­те­лем с Венеры в нази­да­ние чело­ве­че­ству. Пше­ница была при­не­сена Изидою с Венеры»169. Поэтому, наверно, «муравьи и пчелы умнее живот­ных»170. «На Венере совсем нет насе­ко­мых и хищ­ни­ков. Там насто­я­щее цар­ство поле­тов, летают люди, летают птицы, и даже рыбы. Причем птицы пони­мают чело­ве­че­скую речь»171.

Чело­ве­че­ство про­изо­шло из-за того, что при­шельцы с Венеры – Эло­химы – начали раз­мно­жаться («среди них были духи обоих полов»)172. Или иначе: «Чело­ве­че­ство, за ред­чай­шими исклю­че­ни­ями, пере­се­ли­лось на нашу пла­нету с Луны»173.

Био­ло­гам будет инте­ресно узнать мысль Е. Бла­ват­ской о том, что «живот­ные, вклю­чая мле­ко­пи­та­ю­щих, все эво­лю­ци­о­ни­ро­вали позд­нее и частично из отбро­сов чело­ве­че­ских обо­ло­чек»174. Елена Рерих уточ­няет: «согласно всем древним эзо­те­ри­че­ским уче­ниям, чело­ве­ко­об­раз­ный вид обе­зьян про­изо­шел от сово­куп­ле­ния чело­века с сам­ками живот­ных»175. Кстати, та живот­ная самка, с кото­рой сово­ку­пился Адам (каб­ба­ли­сти­че­ская «Лилит») умела «летать по воз­духу»176.

Крат­кий кон­спект исто­рии чело­ве­че­ства согласно «Тайной Док­трине» выгля­дит так: «Первая Раса создала Вторую посред­ством „поч­ко­ва­нья“, Вторая дала рож­де­ние Тре­тьей – кото­рая сама раз­де­ли­лась на три опре­де­лен­ных под­раз­де­ле­ния, состо­я­щих из людей, раз­лично порож­ден­ных. Первые два под­раз­де­ле­ния раз­мно­жа­лись посред­ством яйце­об­раз­ного метода, по всей веро­ят­но­сти, неиз­вест­ного совре­мен­ной есте­ствен­ной исто­рии. Ранние суб-расы Тре­тьего Чело­ве­че­ства раз­мно­жа­лись посред­ством выде­ле­ния жиз­нен­ного флюида, капли кото­рого, соби­ра­ясь, обра­зо­вы­вали яйце­об­раз­ный шар, или, скажем, яйцо, слу­жив­шее внеш­ним вме­сти­ли­щем для зарож­де­ния в нем плода и ребенка. Потом­ство ранних суб-рас было совер­шенно бес­поло, но потом­ство после­ду­ю­щих суб-рас рож­да­лось андро­гин­ным. Именно, в Тре­тьей Расе про­изо­шло раз­де­ле­ние полов»177. Все это про­ис­хо­дило 300 000 000 лет назад – «вопреки всем воз­ра­же­ниям науки»178.

Это в хри­сти­ан­стве есть застыв­шие, неве­же­ствен­ные и без­до­ка­за­тель­ные догмы. Тео­со­фия, конечно сво­бодна от вся­кого дог­ма­тизма. Путь к этому осво­бож­де­нию она нашла крат­чай­ший: доста­точно слово «догмат» заме­нить словом «акси­ома». И тогда сразу при­хо­дит вожде­лен­ная сво­бода от дока­за­тельств: «Пер­во­на­чаль­ное дву­по­лое един­ство чело­ве­че­ской Тре­тьей Расы есть акси­ома в Тайной Док­трине»179.

Гео­гра­фам может при­го­диться оккульт­ная гео­гра­фия: «В Оккуль­тизме утвер­жда­ется, что страна или остров, кото­рый увен­чи­вает Север­ный Полюс, подобно шапке, явля­ется един­ствен­ным, кото­рый оста­ется на про­тя­же­нии всей Ман­ван­тары нашего Круга. Все цен­траль­ные мате­рики и страны высту­пят со дна мор­ского пооче­редно и неод­но­кратно, но эта земля нико­гда не изме­нится»180. То, что мате­рики могут всплы­вать и погру­жаться – это верно. Но вот под­вод­ные лодки смогли всплы­вать и погру­жаться на Север­ном Полюсе явно лишь потому, что их капи­таны не успели позна­ко­миться с «син­те­зом науки и фило­со­фии». Кстати, Север­ный и Южный Полюса «имеют вли­я­ние и очень свя­заны с „белой“ и „черной Магией“181.

Тео­софы дога­ды­ва­ются о том, что не только неве­же­ствен­ные бого­словы, но и ученые не при­хо­дят в вос­торг от зна­ком­ства с этими «откры­ти­ями». Сколько бы ни было про­блем во вза­и­мо­от­но­ше­ниях хри­сти­ан­ского бого­сло­вия и науки (к исходу ХХ века их стало явно меньше, чем каза­лось в сере­дине XIX), они все же едины в своем стрем­ле­нии избе­гать оккульт­ных тол­ко­ва­ний миро­зда­ния. Поэтому миф, кото­рый строят тео­софы, входит в про­ти­во­ре­чие с реаль­но­стью. Тео­соф­ский миф гово­рит, что хри­сти­ан­ство без­на­дежно анти­на­учно. А прак­тика пока­зы­вает, что именно у тео­со­фии воз­ни­кают серьез­ней­шие труд­но­сти во вза­и­мо­от­но­ше­ниях с наукой. Как одна­жды при­зна­лась Бла­ват­ская – «суще­ствует кон­фликт, кото­рый не только назрел, но уже начался между наукой и бого­сло­вием, с одной сто­роны, и седою наукой-магией, с другой сто­роны»182. А поэтому – «Мы под­вер­гаем резкой кри­тике совре­мен­ную науку , только пыта­ясь защи­тить наши освя­щен­ные веками тео­соф­ские док­трины»183.

Опыт этого кон­фликта научил тео­со­фов – как ухо­дить от науч­ной кри­тики. На вопрос «Как при­ми­рить Учение с наукой?» Е. Рерих ответ­ствует: «нельзя отве­чать неве­же­ству». «Какую цель имеет наука, если она рас­пухла от пред­рас­суд­ков? Тот, кто обес­по­коен тор­же­ствен­но­стью утвер­жде­ний, тот пони­мает науку как логово мещан­ства. Тому, кто мыслит о Новом Мире, тому нет вреда от пол­за­ю­щих гадов»184.

Один из тех, к кому, оче­видно, рери­ховцы при­ло­жат это руга­тель­ство, – фило­соф В. Зень­ков­ский одна­жды абсо­лютно спра­вед­ливо назвал кос­мо­го­нию Бла­ват­ской «совер­шенно фан­та­сти­че­ской»185 (в смысле ради­кально анти­на­уч­ной).

И вот уже назло всей совре­мен­ной физике, исхо­дя­щей из нали­чия пре­дель­ной ско­ро­сти для любых вза­и­мо­дей­ствий, вице-пре­зи­дент Меж­ду­на­род­ного центра Рери­хов Л. Шапош­ни­кова уве­ряет, что «Мы обме­ни­ва­емся энер­гией с Солн­цем, с зоди­а­каль­ными созвез­ди­ями, с созвез­дием Ориона»186. Инте­ресно было бы знать – что думает об «обмене энер­гией с созвез­дием Ориона» кос­мо­навт Г. М. Гречко, под­пи­сы­ва­ю­щийся как «пред­ста­ви­тель рери­хов­ского дви­же­ния» под «тор­же­ствен­ными заяв­ле­ни­ями» против «кле­вет­ни­ков»?187 Неужели и он раз­де­ляет рери­хов­ское сла­до­стра­стие анти­рас­су­доч­ного эпа­тажа? Неужели и он «обес­по­коен тор­же­ствен­но­стью утвер­жде­ний» и ничем более?188

Может быть, Гречко сде­лает в Звезд­ном городке доклад на тему «Эзо­те­ри­че­ская аст­ро­но­мия»? Вот ее основ­ные тезисы: «Семь глав­ных планет – это другое допу­ще­ние для при­ня­тия чисто оккульт­ного учения. Согласно эзо­те­ри­че­ской док­трине, каждая пла­нета по своему составу явля­ется сеп­те­на­рием, подобно чело­веку, в отно­ше­нии своих прин­ци­пов. Эта, так ска­зать, види­мая пла­нета, явля­ется физи­че­ским тело небес­ного суще­ства, атма или дух кото­рого – это ангел или риши, или дхиан-коган, или дева, или что-нибудь еще, как бы мы его не назвали. Эта вера, как это увидит оккуль­тист (см. в „Эзо­те­ри­че­ском буд­дизме“ о стро­е­нии планет), явля­ется совер­шенно оккульт­ной. Это учение Тайной Док­трины»189. Не должен ли Центр управ­ле­ния поле­тов пре­вра­титься в Центр по связям с дхиан-кога­нами Сол­неч­ной системы?

Можно пред­по­ло­жить, что неко­то­рые кол­леги кос­мо­навта поз­во­лят себе не согла­ситься с «эзо­те­ри­че­ской аст­ро­но­мией». Это весьма воз­можно – как при­зна­вала Е. Рерих, «все , при­ве­ден­ное мною из «Тайной Док­трины» о лунной цепи (то есть о том, что Луна пред­став­ляет собой «сеп­те­на­рий», семь планет, суще­ству­ю­щих в одном про­стран­стве, но на разных уров­нях «духов­ной эво­лю­ции» – А. К.), не при­ни­ма­ется наукой»190. Что ж, для них в «Пись­мах Махатм» при­па­сено дивное руга­тель­ство: «ака­де­ми­че­ское тряпье»191. Это, оче­видно, и есть путь к «при­ми­ре­нию рели­гии и науки».

Не меньше пора­зи­тель­ных откры­тий найдут в тео­со­фии и исто­рик и восто­ко­вед. О книге «Раз­об­ла­чен­ная Изида» газета «Нью-Йорк трибюн» по ее выходе писала: «Знания Е. П. Бла­ват­ской грубы и не пере­ва­рены, ее невра­зу­ми­тель­ный пере­сказ брах­ма­низма и буд­дизма скорее осно­ван на пред­по­ло­же­ниях, чем на инфор­ми­ро­ван­но­сти автора»… Скеп­ти­цизм и иронию рецен­зен­тов можно объ­яс­нить. Фак­то­ло­ги­че­ская сто­рона книги остав­ляла желать луч­шего. Инду­изм и буд­дизм для автора – это единая рели­гия, свя­щен­ная книга кото­рой назы­ва­ется «Бха­га­вед­гита» (напи­са­ние Бла­ват­ской), содер­жа­ние же ее, судя во всему, Бла­ват­ская путает с Бха­га­вада-пура­ной»192. По мнению Бла­ват­ской «Далай-Лама счи­та­ется реин­кар­на­цией Будды»193 , в то время как тибетцы счи­тают его реин­кар­на­цией боже­ства Ава­ло­ки­те­швары (кроме того, акси­о­мой буд­дизма вообще явля­ется вера в то, что его осно­ва­тель жил послед­ний раз, ибо достиг окон­ча­тель­ного осво­бож­де­ния, и потому ника­ких позд­ней­ших «вопло­ще­ний Будды» в прин­ципе быть не может)…

Впро­чем, Елена Пет­ровна сама охотно при­зна­вала недо­ста­точ­ность своего обра­зо­ва­ния, осо­бенно в пись­мах к рус­ской родне, для кото­рой, впро­чем, это не было тайной. Но при­зна­ния эти, как пра­вило, были при­званы под­черк­нуть могу­ще­ство учи­те­лей, кото­рые пере­да­вали ей самые раз­но­об­раз­ные знания, вплоть до высшей мате­ма­тики, исполь­зуя ее как «слепое орудие» своей воли194.

Стоит ли удив­ляться, что «реак­ция на книгу Син­нета (и Бла­ват­ской) в Европе и Аме­рике была весьма неод­но­род­ной. Зна­токи ори­ен­та­ли­сты вновь упре­кали тео­со­фов в неве­же­стве и ука­зы­вали на явные погреш­но­сти, но более широ­кий чита­тель принял книгу хорошо»195. Актив­ное оттор­же­ние ученым сооб­ще­ством «науч­ных откры­тий» Бла­ват­ской до неко­то­рой сте­пени доса­до­вало мадам. «Когда я в про­шлом году напи­сала статью о тож­де­стве еги­пет­ских и асси­рий­ских сим­во­лов и рели­гии с куль­ту­сами Ацте­ков, на меня напали все архео­логи и обви­нили в фан­та­зер­стве»196. И уж тем более сего­дня оче­видно, что «в своем отно­ше­нии к восточ­ной муд­ро­сти Е. П. Бла­ват­ская была осо­бенно нена­сытна и потому всегда нераз­бор­чива. В ее сочи­не­ниях, в том числе и в „Раз­об­ла­чен­ной Изиде“, встре­ча­ется огром­ное коли­че­ство неточ­но­стей, спор­ных вопро­сов и неудач­ных заим­ство­ва­ний из вто­ро­сорт­ной „науч­ной“ лите­ра­туры того вре­мени»197.

Один из круп­ней­ших рус­ских буд­до­ло­гов С. Ф. Оль­ден­бург был рад, что в Европе про­буж­да­ется инте­рес к рели­ги­озно-фило­соф­ским идеям, и, в част­но­сти, к идеям Индии, и что тео­со­фия спо­соб­ствует про­буж­де­нию этого инте­реса. Но саму тео­со­фию он ценил невы­соко: «В насто­я­щее время в Европе, в форме пока мало обе­ща­ю­щей, под несо­мнен­ным вли­я­нием Индии, про­ис­хо­дит дви­же­ние рели­ги­озно-фило­соф­ской мысли, назы­ва­е­мое тео­со­фией; что оно даст, ска­зать пока трудно, даже трудно ска­зать, имеет ли оно буду­щее, но я хотел бы ука­зать на это дви­же­ние, как на попытку внести идеи рели­ги­озно-фило­соф­ские, глав­ным обра­зом индий­ского про­ис­хож­де­ния, в обиход запад­ной жизни»198.

И как жало­ва­лась Елена Рерих на аст­ро­но­мов, так же она жалу­ется на восто­ко­ве­дов: «Я не сомне­ва­юсь, что Хри­стос был в Индии, но ученые-восто­ко­веды, под­дер­жан­ные пред­став­ле­ни­ями церкви, яро отри­цают эту воз­мож­ность»199.

Харак­терно, что в серьез­ной совре­мен­ной буд­до­ло­ги­че­ской лите­ра­туре нет ссылок на труды Бла­ват­ской, равно как и Елены и Нико­лая Рери­хов200. При этом если хри­сти­ане обра­щают вни­ма­ние на иска­же­ния хри­сти­ан­ства в тео­со­фии, то буд­до­логи ука­зы­вают на то, что буд­дизм тол­ку­ется тео­со­фией также более чем вольно201.

В един­ствен­ной запад­ной книге, ана­ли­зи­ру­ю­щей рус­скую тео­со­фию с не-тео­соф­ских пози­ций, содер­жится такой вывод: «Тео­со­фия пред­ло­жила стра­да­ю­щему чело­ве­че­ству уте­ше­ние в жесто­ком и ирра­ци­о­наль­ном мире, однако ее учение оста­лось духовно бес­плод­ным. Пре­тен­дуя на роль „совре­мен­ной рели­гии“ с эзо­те­ри­че­ской тер­ми­но­ло­гией, она ока­за­лась не более чем совре­мен­ной сектой, фило­соф­ски необос­но­ван­ной и пред­ла­га­ю­щей сомни­тель­ный гнозис»202.

Вообще тео­со­фия может при­вле­кать ученых лишь в том случае, если к ней отно­ситься так же, как она сама отно­сится к куль­туре, исто­рии и науке. То есть если брать из тео­со­фии лишь отдель­ные тезисы, остав­ляя без вни­ма­ния все осталь­ное и даже не забо­тясь о соеди­не­нии этих раз­роз­нен­ных суж­де­ний в одно целое.

Похоже, что восто­ко­веды счи­тают ниже своего досто­ин­ства опус­каться до кри­тики тео­соф­ской «индо­ло­гии». Они просто «не заме­чают» откры­тий Бла­ват­ской и игно­ри­руют ее труды. По край­ней мере мне пока неиз­вестны спе­ци­аль­ные кри­ти­че­ские рас­смот­ре­ния ее постро­е­ний уче­ными восто­ко­ве­дами203.

Сам я не восто­ко­вед. Но я могу про­ве­рить обра­зо­ван­ность и иссле­до­ва­тель­скую поря­доч­ность тео­со­фов на зна­ко­мом мне хри­сти­ан­ском мате­ри­але.

Пере­чис­лить и разо­брать все фан­та­зии Бла­ват­ской и Рери­хов, при­сут­ству­ю­щие в их рас­суж­де­ниях на биб­лей­ские и цер­ковно-исто­ри­че­ские темы, нет воз­мож­но­сти. Поэтому огра­ни­чусь довольно неболь­шой выбор­кой, дающей пред­став­ле­ние о мето­дах обра­ще­ния тео­со­фов с кон­крет­ным исто­ри­че­ским мате­ри­а­лом.

Напри­мер, дух по имени Уриэль реко­мен­ду­ется Бла­ват­ской как «друг и ком­па­ньон Адама и Евы до их паде­ния, и позд­нее, при­я­тель Сифа и Еноха, как это известно всем набож­ным хри­сти­а­нам»204. Может быть, в каб­ба­ли­сти­че­ских леген­дах и есть нечто подоб­ное. Но они не известны «всем набож­ным хри­сти­а­нам». В биб­лей­ской книге Бытия, где исклю­чи­тельно и опи­сы­ва­ются жизни Адама, Евы, Сифа и Еноха, нет пер­со­нажа по имени «Уриэль». Ангел Уриил появ­ля­ется лишь в нека­но­ни­че­ской Тре­тьей книге Ездры (3Ездр. 4:1). Если же учесть, что как нека­но­ни­че­ская, эта книга не вклю­ча­ется в про­те­стант­ские изда­ния Библии, то заяв­ле­ние Бла­ват­ской о том, что ангел Уриил «изве­стен всем набож­ным хри­сти­а­нам» явля­ется пре­уве­ли­че­нием. А если обра­тить вни­ма­ние на то, что и Ездре Уриил ничего не рас­ска­зы­вает о своих связях с упо­ми­на­е­мыми Бла­ват­ской древними людьми, то заяв­ле­ние Бла­ват­ской ока­зы­ва­ется просто под­ло­гом, выда­ю­щим мало­из­вест­ный и совер­шенно неав­то­ри­тет­ный для всех хри­стиан апо­криф за соб­ственно биб­лей­ский текст.

Еще пример – сколь вни­ма­тельно Бла­ват­ская читала Библию. Когда ей пона­до­би­лось дока­зать, что в Библии нагро­мож­дены сказка на сказке (в XIX веке это было модным интел­лек­ту­аль­ным раз­вле­че­нием), она при­вела такой аргу­мент: «Геродот путе­ше­ство­вал по Асси­рии и Вави­ло­нии всего лишь через пол­сто­ле­тия после того, как Даниил пре­вра­тил Наву­хо­до­но­сора в быка. И вот этот выда­ю­щийся исто­рик ни разу не упо­ми­нает ни о про­ро­ках, ни о каких бы то ни было евреях вообще… Разве такое круп­ное собы­тие, как пре­вра­ще­ние царя в быка вер­хов­ным Магом (Дани­и­лом) могло остаться неза­ме­чен­ным и не попасть в работы других исто­ри­ков хотя бы в виде легенды?»205

Но Библия нам ничего не гово­рит о том, что Даниил пре­вра­тил царя в быка. Там при­во­дится про­ро­че­ство Дани­ила: «Вот опре­де­ле­ние Все­выш­него, кото­рое постиг­нет гос­по­дина моего, царя: тебя отлу­чат от людей, и оби­та­ние твое будет с поле­выми зве­рями; травою будут кор­мить тебя, как вола, росою небес­ною ты будешь оро­шаем, и семь времен прой­дут над тобою, доколе позна­ешь, что Все­выш­ний вла­ды­че­ствует над цар­ством чело­ве­че­ским и дает его, кому хочет. Посему, царь, искупи грехи твои прав­дою и без­за­ко­ния твои мило­сер­дием к бедным; вот чем может про­длиться мир твой… По про­ше­ствии две­на­дцати меся­цев, рас­ха­жи­вая по цар­ским чер­то­гам в Вави­лоне, царь сказал: это ли не вели­че­ствен­ный Вави­лон, кото­рый построил я в дом цар­ства силою моего могу­ще­ства и в славу моего вели­чия! Еще речь сия была в устах царя, как был с неба голос: „тебе гово­рят, царь Наву­хо­до­но­сор: цар­ство отошло от тебя…“. Тотчас и испол­ни­лось это слово над Наву­хо­до­но­со­ром, и отлу­чен он был от людей, ел траву, как вол, и оро­ша­лось тело его росою небес­ною, так что волосы у него выросли как у льва, и ногти у него – как у птицы. По окон­ча­нии же дней тех, я, Наву­хо­до­но­сор, возвел глаза мои к небу, и разум мой воз­вра­тился ко мне; и бла­го­сло­вил я Все­выш­него» (Дан. 4:21-31).

Итак, Наву­хо­до­но­сор не был ни быком, ни волом, лишь его пове­де­ние было вполне безум­ным и вел он вполне зве­ри­ный образ жизни. Это помра­че­ние разума, болезнь души. И при­чина этой болезни не в магии, наве­ден­ной на него Дани­и­лом, а в гор­дыне царя, забыв­шего Бога. Он вожде­лел земных богатств – и стал вести себя как живот­ное, ищущее про­пи­та­ния только на земле. От Бога пришло к нему это вра­зум­ле­ние (вра­зум­ле­ние через вре­мен­ное лише­ние разума и лише­ние цар­ства), и разум его проснулся, когда он с пока­я­нием поднял глаза к небу. То, что спустя пол­века Герод­оту ничего не рас­ска­зали о вре­мен­ном поме­ша­тель­стве одного из былых царей, вряд ли так уж уди­ви­тельно.

И то, что стран­ствия еврей­ского пле­мени по Ближ­нему Востоку мало отра­жены в исто­ри­че­ской памяти других наро­дов, также не уди­ви­тельно. У любого народа есть как бы две исто­рии: как он сам вос­при­ни­мает свой исто­ри­че­ский путь – и как он пред­став­ля­ется его ближ­ним и даль­ним сосе­дям. Изра­иль не исклю­че­ние. То, что в исто­ри­че­ской памяти изра­иль­ского народа могло быть гран­ди­оз­ным чудом или ката­стро­фой, для Импе­рии могло казаться незна­чи­тель­ным эпи­зо­дом, про­ис­шед­шим с одним из вар­вар­ских окра­ин­ных племен. И сего­дня моск­вич, рас­ска­зы­вая заез­жему аме­ри­канцу о нравах Ста­лина, может ни словом не упо­мя­нуть о насиль­ствен­ных пере­се­ле­ниях чечен­ского народа…

Когда Бла­ват­ская нахо­дит нечто удоб­ным для себя, она не только выду­мы­вает или пере­ви­рает биб­лей­ские сооб­ще­ния. Ее излюб­лен­ный прием – «твор­че­ский пере­вод» тек­стов (в том числе и биб­лей­ских). Текст измо­ча­ли­ва­ется так, что из него исче­зают все мысли, несо­глас­ные с тео­со­фией, но зато вла­га­ются док­трины отчет­ливо оккульт­ные. Напри­мер, в биб­лей­ской книге Иова есть пора­зи­тель­ное испо­ве­да­ние веры древ­него стра­дальца: «А я знаю – Иску­пи­тель мой жив и Он в послед­ний день вос­ста­вит из праха рас­па­да­ю­щу­юся кожу мою; и я во плоти моей узрю Бога. Я узрю Его сам; мои глаза, не глаза дру­гого увидят Его» (Иов. 19:25-27). В «пере­воде» Бла­ват­ской этот текст звучит так: «Я знаю, что мой Заступ­ник жив, и что он вста­нет на мою защиту позд­нее на земле; и хотя после кожи и само мое тело рас­сып­лется в прах, все же даже тогда без плоти я увижу Бога»206. Биб­лей­ская вера в телес­ное Вос­кре­се­ние («во плоти») заме­ня­ется на обыч­ный спи­ри­ту­а­лизм («без плоти»). А затем и вообще ока­зы­ва­ется, что Иов отнюдь не к Богу взы­вает – «Иов обра­ща­ется к своему соб­ствен­ному бес­смерт­ному духу, кото­рый вечен и кото­рый, когда придет смерть, осво­бо­дит его от гни­лого зем­ного тела и обле­чет в новую духов­ную обо­лочку»207.

Здесь уже оста­ется только вспом­нить пре­ду­пре­жде­ние ап. Павла: «Дух же ясно гово­рит, что в послед­ние вре­мена отсту­пят неко­то­рые от веры… через лице­ме­рие лже­сло­вес­ни­ков, сожжен­ных в сове­сти своей» (2Тим. 4:1-2). Ведь доста­точно хотя бы раз про­чи­тать книгу Иову, чтобы в буре всех ее вопро­сов рас­слы­шать хотя бы одно: для Иова Бог есть Бог, и эту тайну Божией сво­боды никак не рас­тво­рить в пан­те­изме. «О, если бы я знал, где найти Его, и мог подойти к пре­столу Его! Я изло­жил бы перед Ним дело мое, и уста мои напол­нил бы оправ­да­ни­ями; узнал бы слова, каким Он отве­тит мне, и понял бы, что Он скажет мне…» (Иов. 23:3-5). Это что – похоже на речь к своему соб­ствен­ному я?

Не оста­нав­ли­ва­ется Бла­ват­ская перед ложью, и когда при­ни­ма­ется за пере­ра­ботку Нового Завета. «Когда в уста Иисуса вкла­ды­ва­ются слова („Матфей“ 16,18): „и врата ада не одо­леют ее“, то в под­лин­нике там стоит „врата смерти“208. Выду­мы­вает созда­тель­ница тео­со­фии. Ни в одной из гре­че­ских руко­пи­сей Еван­ге­лия от Матфея нет слова «tanatos», но всюду стоит – «adеs»209.

Вот харак­тер­ный обра­зец чтения Бла­ват­ской Нового Завета: «Ибо, если правда Гос­подня умно­жится через мою ложь во славу Его, – почему тогда меня тоже должны судить как греш­ника?» – наивно спра­ши­вает апо­стол Павел, лучший и искрен­ней­ший из всех апо­сто­лов. И затем он добав­ляет: «Давайте тво­рить зло, чтобы добро могло придти» (Рим. 3:7-8). И этому при­зна­нию нас просят верить как истинно бого­вдох­но­вен­ному!.. И за этими людьми сле­до­вала целая армия бла­го­че­сти­вых убийц, кото­рые тем вре­ме­нем улуч­шили систему обмана про­воз­гла­ше­нием, что даже уби­вать – законно, когда убий­ством можно утвер­дить новую рели­гию»210.

Текст, на кото­рый ссы­ла­ется Бла­ват­ская, выгля­дит так: «Если же наша неправда откры­вает правду Божию, то что скажем? не будет ли Бог неспра­вед­лив, когда изъ­яв­ляет гнев? – говорю по чело­ве­че­скому рас­суж­де­нию. Никак. Ибо иначе как Богу судить мир? Ибо, если вер­ность Божия воз­вы­ша­ется моею невер­но­стью к славе Божией, за что еще меня же судить, как греш­ника? И не делать ли нам зло, чтобы вышло добро, как неко­то­рые зло­сло­вят на нас и гово­рят, будто мы так учим? Пра­ве­ден суд на тако­вых» (Римл. 3:5-8).

Итак, во-первых, ап. Павел спе­ци­ально гово­рит, что это его рас­суж­де­ние явля­ется всего лишь «чело­ве­че­ским», а отнюдь не бого­вдох­но­вен­ным. Во-вторых, призыв «делать зло, чтобы вышло добро» Апо­стол назы­вает зло­сло­вием на хри­стиан. Нет в тексте ника­кого «Давайте!». В‑третьих, слово «неправда», упо­треб­ля­е­мое апо­сто­лом не сво­дится к смыслу «ложь»; речь идет о «непра­вед­ном», неистин­ном пове­де­нии; в данном слуаче тако­вым могло пока­заться нару­ше­ние вет­хо­за­вет­ного закона апо­сто­лом Павлом (его отказ от обре­за­ния). Смысл всего посла­ния: Бог забо­тится о всем чело­ве­че­стве, а не только о евреях. И языч­ники при­зы­ва­ются Богом. То, что Гос­подь остав­ляет сейчас Изра­иль, не узнав­ший дня своего Посе­ще­ния, и при­зы­вает языч­ни­ков войти в число Божиих сыно­вей, не озна­чает, что Бог нару­шил свою вер­ность народу Библии. Бог верен в своей любви к людям. Невер­ность Изра­иля про­мыс­ли­тельно необ­хо­дима, чтобы дать место в Завете и языч­ни­кам. Божия любовь шире и глубже еврей­ского Закона. И про­по­ведь апо­стола к языч­ни­кам, хоть и явля­ется непра­вед­но­стью с точки зрения еврей­ского Закона, но на деле обна­ру­жи­вает бездну Божией любви, пре­муд­ро­сти и правды.

Эта диа­лек­тика апо­стола Павла и сложна и далеко не всеми при­ем­лется (иудеи до сих пор видят в нем отступ­ника и лжеца). Но видеть в этих раз­мыш­ле­ниях ап. Павла призыв типа «цель оправ­ды­вает сред­ства» никак нельзя. Точнее, можно лишь в том случае, если нена­висть к хри­сти­ан­ству разъ­ела всякие остатки сове­сти.

Вот еще пример пря­мого под­лога Бла­ват­ской при обра­ще­нии с биб­лей­скими тек­стами. Ей надо дока­зать, что Иисус был «Посвя­щен­ным». Она счи­тает вполне удоб­ным для этих целей пере­тол­ко­вать крик Христа на кресте: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оста­вил?» (Мф. 27:46). Эти слова в Еван­ге­лии пере­даны на древ­не­ев­рей­ском (иврите): «Эли, Эли! лама савах­фани?». Бла­ват­ская согла­ша­ется, что во всех руко­пи­сях без исклю­че­ния это место чита­ется именно так. И тут же гово­рит, что на самом деле Хри­стос сказал другое: «Мой Бог, Мой Бог, как ты про­сла­вил меня!». С помо­щью совер­шенно невра­зу­ми­тель­ной и необос­но­ван­ной фило­ло­ги­че­ской ссылки, уме­стив­шейся в при­да­точ­ное пред­ло­же­ние211 , Бла­ват­ская стре­ми­тельно при­хо­дит к выводу, что читать это место сле­дует «Эли, Эли, ламах асаб­кс­фани», что в ее пере­воде озна­чает: «Мой Бог, мое Солнце, ты излил свой Свет на меня!». Послед­нее про­воз­гла­ша­ется риту­аль­ной фор­му­лой «Посвя­щен­ного», достиг­шего высшей сте­пени «про­свет­ле­ния».

Из этого Бла­ват­ская делает вывод, что хри­сти­ане злостно пере­кро­или реаль­ность и пер­во­на­чаль­ный текст Еван­ге­лия, создав «умыш­лен­ную фаль­си­фи­ка­цию». В каче­стве убе­ди­тель­ней­шего довода она при­во­дит парал­лель­ное место из 22-го Псалма (а строчку именно оттуда про­из­нес Гос­подь на Кресте), где, по ее уве­ре­нию, стоит именно «асаб­кс­фани»212. С точки зрения фак­ти­че­ской – это просто выдумка тео­со­фов. Но даже не обра­ща­ясь к масо­рет­скому тексту Псал­мов и к руко­пи­сям, можно заме­тить натяжку.

Чтобы уяс­нить, кто же про­из­вел созна­тель­ную фаль­си­фи­ка­цию, доста­точно обра­титься к тексту 22 (в сино­даль­ном изда­нии – 21-го) Псалма. Дей­стви­тельно ли кон­текст вошед­шего в Еван­ге­лие стиха гово­рит о про­свет­ле­нии и радо­сти, или же это стихи скорби, сто­я­щей на грани отча­я­ния? Вот этот псалом, и попро­буйте в него под­ста­вить вместо «почему оста­вил» – «как про­све­тил»:

«Боже мой! Боже мой! для чего Ты оста­вил меня? Далеки от спа­се­ния моего слова вопля моего. Боже мой! я вопию днем, – и Ты не внем­лешь мне, ночью – и нет мне успо­ко­е­ния. На Тебя упо­вали отцы наши; упо­вали, и Ты избав­лял их. Я же червь, а не чело­век, поно­ше­ние у людей и пре­зре­ние в народе. Все, видя­щие меня, руга­ются надо мною; гово­рят устами, кивая голо­вою: „он уповал на Гос­пода, пусть изба­вит его, пусть спасет, если он угоден Ему“. Но Ты извел меня из чрева, вложил в меня упо­ва­ние у грудей матери моей. Не уда­ляйся от меня, ибо скорбь близка, а помощ­ника нет. Я про­лился как вода; все кости мои рас­сы­па­лись; сердце мое сде­ла­лось, как воск. Сила моя иссохла, как чере­пок; язык мой при­льп­нул к гор­тани моей, и Ты свел меня к персти смерт­ной. Ибо псы окру­жили меня, ско­пище злых обсту­пило меня, прон­зили руки мои и ноги мои. Можно было бы пере­честь все кости мои; а они смот­рят и делают из меня зре­лище; делят ризы мои между собою и об одежде моей бро­сают жребий» (Пс. 21:2-19).

Это дей­стви­тельно про­то­е­ван­гель­ская сцена. Можно не верить в то, что Псал­мо­пе­вец пред­чув­ство­вал Гол­гофу и про­ро­че­ство­вал о ней. Но нельзя отри­цать, что этот текст звучал в серд­цах еван­ге­ли­стов, когда они опи­сы­вали Рас­пя­тие, и что совер­шенно есте­ственно они уви­дели в Рас­пя­тии испол­не­ние обра­зов древ­него Псалма.

У Бла­ват­ской особо устро­ен­ные глаза. Она наста­и­вает, что «Слова „Мой Бог, мое Солнце, ты излил свой Свет на меня!“ – явля­лись заклю­чи­тель­ными сло­вами, кото­рыми закан­чи­ва­лась бла­го­дар­ствен­ная молитва Посвя­щен­ного, сына и Избран­ника Солнца»213.

И когда видишь, что крик боли она пере­де­лы­вает в «бла­го­дар­ствен­ную молитву», пони­ма­ешь, что у Бла­ват­ской были слож­но­сти не только с «науч­ным» отно­ше­нием к мате­ри­алу, но что-то было не в порядке и с ее совест­ным чув­ством, чув­ством обыч­ного чело­ве­че­ского состра­да­ния.

На деле же не «науч­ность», а именно мифо­ло­гич­ность тео­со­фии при­дает ей ту без­за­стен­чи­вость, с кото­рой она при­пи­сы­вает тем или иным авто­рам идеи, кото­рых у них не было. Росчер­ком пера, просто в поле­ми­че­ском раже можно выбро­сить все те осмыс­ле­ния хри­сти­ан­ских сим­во­лов, кото­рые дают сами хри­сти­ане, и без­апел­ля­ци­онно втис­нуть в них нечто сколь угодно про­ти­во­по­лож­ное. При оккульт­ном изу­че­нии хри­сти­ан­ского искус­ства попу­ля­ри­за­торы тео­со­фии будут рас­ска­зы­вать слу­ша­те­лям о том, что «все эти коло­ко­ленки, башенки, купола и все хри­сти­ан­ские храмы есть лишь вос­про­из­ве­де­ния сто­я­щего Фал­лоса»214. А и в самом деле, если тео­со­фия посту­ли­рует, что «эзо­те­ри­че­ский» смысл всех рели­гий должен быть иден­ти­чен, и если известно, что в язы­че­ских куль­тах есть почи­та­ние дето­род­ного члена, то почему бы не быть ему и в хри­сти­ан­стве?! Более того, ока­зы­ва­ется, что даже крест – всего лишь фал­ли­че­ский символ215 …

Вообще с точки зрения Бла­ват­ской, хри­сти­ан­ства просто не суще­ствует. Хри­сти­ан­ства нет как само­сто­я­тель­ного духов­ного и исто­ри­че­ского фак­тора. То, что было в раннем хри­сти­ан­стве доб­рого (с точки зрения Бла­ват­ской), – это отго­лоски язы­че­ских мисте­рий. То, что в хри­сти­ан­стве появи­лось нового, – это все чистое неве­же­ство и омра­че­ние древ­них мисте­рий. Даже соб­ствен­ного имени нет у Христа. «Тайная наука гово­рит, что слова Jesous Chreistos озна­чают только сын Язо, Хре­стос, то есть жрец бога ора­кула. В дей­стви­тель­но­сти на иони­че­ском наре­чии Язо назы­ва­ется Иезо, Jesous – роди­тель­ный падеж, озна­чает: сын Иезо»216.

Пола­гаю, что исто­рико-рели­ги­оз­ная схема, кото­рая не заме­чает Нового Завета и кото­рая без­за­стен­чиво ищет объ­яс­не­ния еврей­ских имен в гре­че­ских диа­лек­тах, сама сви­де­тель­ствует о своей ради­каль­ной анти­на­уч­но­сти.

Бла­ват­ская про­яв­ляет готов­ность к прямой и созна­тель­ной фаль­си­фи­ка­ции источ­ни­ков. Вос­хва­ляя древ­них гно­сти­ков, она, напри­мер, пишет о некоем Васи­лии (его звали Васи­лид, но эту неточ­ность можно Бла­ват­ской про­стить), что «24 тома „Разъ­яс­не­ния Еван­ге­лий были, по рас­по­ря­же­нию церкви сожжены (как об этом сооб­щает Евсе­вий – H. E. IV.7)“217. Так и кажется, что первый цер­ков­ный исто­рик Евсе­вий рас­ска­зы­вает о первом ауто­дафе книг «Васи­лия». Однако един­ствен­ное, что мы обре­таем в ука­зан­ном Бла­ват­ской источ­нике – ука­за­ние на то, что «Васи­лид соста­вил 24 книги на Еван­ге­лие, выду­мал себе про­ро­ков Вар­кавву, Вар­кофа и других, нико­гда не суще­ство­вав­ших и полу­чив­ших эти вар­вар­ские имена, чтобы пора­зить людей, спо­соб­ных такому пора­жаться; он учит вку­шать идо­ло­жерт­вен­ное и спо­койно отре­каться от веры во время гоне­ний; пред­пи­сы­вает, следуя Пифа­гору, пяти­лет­нее мол­ча­ние при­хо­дя­щим ему» (Цер­ков­ная исто­рия. IV,7)218. Ни о каком сожже­нии гно­сти­че­ских книг Евсе­вий не гово­рит. А Бла­ват­ская просто соврала.

Как Бла­ват­ская читает источ­ники, можно хорошо уви­деть на при­мере цити­ро­ва­ния ею «Испо­веди» Авгу­стина. Пред­ла­гая убе­диться, что хри­сти­ан­ство несрав­ненно кро­во­жад­нее язы­че­ских куль­тов, она при­во­дит слова Авгу­стина: «Дивна глу­бина твоих слов, о Боже мой, дивная глу­бина! Страшно загля­ды­вать в нее; да… бла­го­го­вей­ный ужас почи­та­ния и дрожь любви. Врагов твоих (читайте – языч­ни­ков) поэтому нена­вижу неистово; о, если бы ты убил их своим обо­ю­до­ост­рым мечом, чтобы они больше не могли быть вра­гами ему; ибо я так бы хотел, чтобы были они убиты»219.

Теперь при­ве­дем полный текст: «Уди­ви­тель­ная глу­бина слов Твоих! Вот перед нами их поверх­ность – она улы­ба­ется детям, но уди­ви­тельна их глу­бина, Боже мой, уди­ви­тельна глу­бина! с тре­пе­том вгля­ды­ва­ешься в нее, с тре­пе­том почте­ния и дрожью любви. Нена­вижу неистово врагов Писа­ния. О, если бы погу­бил Ты их мечом обо­ю­до­ост­рым – да не будут они вра­гами его. Так хочу я, чтобы они погибли для себя, чтобы жить Тобой!» (Испо­ведь. 12,14).

Это текст в защиту Писа­ния, насы­щен­ный аллю­зи­ями на Писа­ние. «Меч обо­ю­до­ост­рый» – это отнюдь не меч палача, но Еван­ге­лие: «Ибо слово Божие живо и дей­ственно и острее вся­кого меча обо­ю­до­ост­рого; оно про­ни­кает до раз­де­ле­ния души и духа, соста­вов и мозгов и судит помыш­ле­ния и наме­ре­ния сер­деч­ные» (Евр. 4:12). Смерть в жизни для себя ради воз­рож­де­ния в жизни во Христе – это тра­ди­ци­он­ная мета­фора кре­ще­ния и обра­ще­ния ко Христу («Я сорас­пялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Хри­стос» – Гал. 2,20; «Ибо никто из нас на живет для себя, и никто не уми­рает для себя; а живем ли – для Гос­пода живем; уми­раем ли – для Гос­пода уми­раем» – Рим. 14:7). Это молитва об обра­ще­нии ере­ти­ков, а отнюдь не при­зы­ва­ние ско­рей­шей их смерти. И речь идет именно о ере­ти­ках, а не о языч­ни­ках. Авгу­стин долго был у мани­хеев, долго питался оккульт­ными тол­ко­ва­ни­ями Писа­ния, пока нако­нец не услы­шал соб­ственно цер­ков­ного учения. Отсюда его крик: пусть Слово Божие обра­зу­мит и выпря­мит сердца тех, кто пыта­ется искри­вить Писа­ние для нужд оккульт­ной про­по­веди! Языч­ники – не враги Писа­ния. Они его не знают, не исполь­зуют и не пере­ви­рают. У них есть своя совесть и свой закон. Но полу­языч­ники-полухри­сти­ане уро­дуют хри­сти­ан­ское Еван­ге­лие, чтобы напол­нить его нехри­сти­ан­скими и даже анти­хри­сти­ан­скими док­три­нами. А для хри­сти­ан­ской сове­сти над­ру­га­тель­ство над Еван­ге­лием есть кощун­ство. Отсюда – «нена­висть» Авгу­стина к гно­сти­кам… Книга Авгу­стина – именно испо­ведь, а отнюдь не «черная магия». Про­должи Бла­ват­ская свою цитату из Авгу­стина на три слова дальше – и это стало бы оче­видно220.

Пока я привел лишь несколько доста­точно пери­фе­рий­ных слу­чаев обра­ще­ния тео­со­фов к хри­сти­ан­скому мате­ри­алу. Если же заняться раз­бо­ром всех фаль­си­фи­ка­ций и всех под­ло­гов, пере­дер­ги­ва­ний и дву­смыс­лен­но­стей, умол­ча­ний и купюр, кото­рыми пере­пол­нены труды Бла­ват­ской, при­дется напи­сать книгу, раз в пять более тол­стую, чем «Тайная док­трина». Поэтому лишь одной темы в буду­щем мы кос­немся более подробно: методы тео­соф­ского пре­па­ри­ро­ва­ния фактов будут пока­заны в главах о «пере­се­ле­нии душ», в кото­рое, якобы, верили первые хри­сти­ане. Но и при­ве­ден­ных при­ме­ров доста­точно, чтобы насто­ро­женно отно­ситься к любому сооб­ще­нию осно­ва­тель­ницы тео­соф­ского дви­же­ния: даже к цита­там, даже к числам и датам.

Теперь от Бла­ват­ской перей­дем к Рери­хам. И зада­дим все тот же вопрос: сколь хорошо тео­софы знают цер­ков­ную исто­рию?

Вот лишь одно цер­ковно-исто­ри­че­ское выска­зы­ва­ние Е. Рерих: «Ведь не будем же мы с Вами воз­вра­щаться к исто­рии цер­ков­ных собо­ров, к гоне­нию на таких вели­ких отцов хри­сти­ан­ства, как Ориген, Кли­мент Алек­сан­дрий­ский, Иоанн Зла­то­уст и Гри­го­рий и Афа­на­сий Вели­кие и пр. их неве­же­ствен­ными кол­ле­гами»221.

А не поме­шало бы вер­нуться и изу­чить как сле­дует. Ориген дей­стви­тельно был умучен. Но как раз теми языч­ни­ками, чей «пан­те­изм» так вос­пе­вает Рерих. О при­чине же, по кото­рой Ориген был лишен свя­щен­ни­че­ского сана, речь пойдет позже – в главе об Ори­гене.

Откуда взяты пред­став­ле­ния о том, что св. Кли­мент Алек­сан­дрий­ский под­вер­гался гоне­ниям со сто­роны хри­стиан – вообще непо­нятно, ибо св. Кли­мент был свя­щен­ни­ком в те годы, когда хри­сти­ан­ство еще было пре­сле­ду­емо само (он скон­чался в 215 г.). В 203 г. он дей­стви­тельно был вынуж­ден бежать из Алек­сан­дрии – но от гоне­ний на хри­стиан, объ­яв­лен­ных язы­че­ским импе­ра­то­ром Сеп­ти­мием Севе­ром. Кли­мент посту­пил по еван­гель­ской запо­веди: если вас пре­сле­дуют в одном городе – бегите в другой («Не избе­га­ю­щий пре­сле­до­ва­ния и под­вер­га­ю­щий себя аресту, суду или смерти дела­ется в том пре­ступ­ле­нии винов­ным и нару­шает любовь», так как дает повод гони­те­лям взять на душу грех пре­сле­до­ва­ния хри­сти­а­нина и его убий­ства» – пояс­няет он (Стро­маты IV,10)). Затем Кли­мент жил в Кап­па­до­кии у своего друга епи­скопа Алек­сандра, а после его избра­ния на Иеру­са­лим­ский пре­стол (209 г.) пре­по­да­вал в Иеру­са­лиме. Бла­жен­ный Иеро­ним (De vir. illustr. 38) при­во­дит письмо Алек­сандра (211 г.) о Кли­менте: «Это письмо, досто­по­чтен­ные братья, я пере­сы­лаю вам через бла­го­го­вей­ного пре­сви­тера Кли­мента, мужа доб­ро­де­тель­ного и бла­го­на­деж­ного, кото­рого вы отча­сти уже знаете, а еще более узна­ете. Доколе про­ви­де­нием и про­мыш­ле­нием Божиим он у нас жил, цер­ковь Божию он не только укреп­лял, но и рас­ши­рил». Это весьма высо­кая и лест­ная реко­мен­да­ция со сто­роны епи­скопа, весьма мало похо­жая на «гоне­ние со сто­роны неве­же­ствен­ных коллег».

Итак, у Кли­мента были слож­ные отно­ше­ния с языч­ни­ками, но не было «про­блем» с Цер­ко­вью. Более того, в пра­во­слав­ной тра­ди­ции есть све­де­ния о почи­та­нии Кли­мента как свя­того. Как о святом пишет о Кли­менте св. Алек­сандр Иеру­са­лим­ский (духов­ный отец и епи­скоп свя­щен­ника Кли­мента). Такие же пре­зен­та­ции Кли­мента Алек­сан­дрий­ского есть у преп. Иоанна Дамас­кина, преп. Мак­сима Испо­вед­ника, бла­жен­ного Фео­до­рита. И лишь като­ли­че­ская тра­ди­ция сочла необ­хо­ди­мым дистан­ци­и­ро­ваться от Кли­мента. Указом папы Бене­дикта XIV в 1748 г. Кли­мент был вычерк­нут из свят­цев. Но при чем же здесь Пра­во­слав­ная Цер­ковь?

Кроме того, видеть в св. Кли­менте еди­но­мыш­лен­ника оккуль­ти­стов можно лишь при полном незна­ком­стве с его тру­дами и его фило­со­фией. Кли­мент неустанно поле­ми­зи­ро­вал с про­ник­но­ве­нием «аст­рально-оккульт­ной кос­мо­ло­гии» в хри­сти­ан­ство. Его слова, ска­зан­ные им об иудей­ском гно­сти­цизме, весьма под­хо­дят и для харак­те­ри­стики дей­ствий тео­со­фов (также смот­ря­щих на Еван­ге­лие через призму иудей­ской эзо­те­рики – Каб­балы): «Ереси, воз­ни­ка­ю­щие в недрах вар­вар­ской фило­со­фии (в данном случае – иуда­изма – А. К.) напрасно вместе с нами повто­ряют, что суще­ствует один только Бог; напрасно они и Христа про­слав­ляют: это речи чисто чело­ве­че­ские, оби­няки и лишние слова, коим недо­стает истин­но­сти. Бог, ими про­по­ве­ду­е­мый, есть Бог само­из­мыш­лен­ный. Хри­стос, ими испо­ве­ду­е­мый – не тот Хри­стос, кото­рого воз­ве­щают про­роки» (Стро­маты VI,15).

В раз­би­ра­е­мом нами пас­саже Елена Рерих упо­ми­нает Гри­го­рия Вели­кого, кото­рого она, похоже, путает с Гри­го­рием Бого­сло­вом. Св. Гри­го­рий Вели­кий был Рим­ским Папой и хотя бы поэтому был надежно защи­щен от всяких гоне­ний со сто­роны своих «неве­же­ствен­ных коллег». И жил он пол­века спустя после Пятого Все­лен­ского собора, осу­див­шего ори­ге­низм, – а потому вряд ли может быть при­вле­ка­те­лен для Е. Рерих.

А вот с Гри­го­рием Бого­сло­вом слож­нее. Он дей­стви­тельно был смещен с кон­стан­ти­но­поль­ской кафедры на Втором Все­лен­ском Соборе. Но веро­уче­ние св. Гри­го­рия Собор как раз принял (то есть осудил ересь Апол­ли­на­рия, с кото­рой боролся св. Гри­го­рий и под­твер­дил Боже­ствен­ность и Ипо­стас­ность Духа). Однако Собор счел недо­пу­сти­мым нару­ше­ние древ­него цер­ков­ного пра­вила: епи­скоп не может менять города своего слу­же­ния. Гри­го­рий был посвя­щен во епи­скопы Сассим, и должен был вер­нуться туда из Кон­стан­ти­но­поля. Абсо­лютно ника­кого оккуль­тизма в учении св. Гри­го­рия нет.

Зла­то­уста же дей­стви­тельно изгнали из Кон­стан­ти­но­поля – но прежде всего по интри­гам импе­ра­трицы, а не «иереев»222 Зла­то­уста вряд ли могла ждать иная судьба в Кон­стан­ти­но­поле. Стро­гий мора­лист – он своими обли­че­ни­ями биче­вал совесть власть имущих. Про­по­вед­ник чрез­вы­чайно высо­кого идеала свя­щен­ни­че­ской жизни – при­ход­ским клиром он вос­при­ни­мался как источ­ник угрозы. В свет­скую жизнь сто­лицы он вообще плохо впи­сы­вался: будучи чело­ве­ком болез­нен­ным, он не мог есть ничего, кроме рисо­вого супа, и пил только слабое разо­гре­тое вино. Отсюда, замкну­тость в жизни и отсут­ствие на обще­ствен­ных обедах. Он не мог ни к себе при­гла­шать име­ни­тых гостей на приемы, ни сам посе­щать двор­цо­вые тра­пезы223. Его образ жизни и про­по­веди вызы­вали немало воз­му­ще­ния в самых разных людях – в том числе, кстати, и у анти­о­ри­ге­ни­стов. Но нигде мы не видим, чтобы Зла­то­уст под­дер­жал какие-либо тео­соф­ские идеи, равно как и не видим нигде, чтобы кто-либо, даже из про­тив­ни­ков Зла­то­уста, в поле­ми­че­ском задоре при­пи­сал св. Иоанну про­по­ведь какой-либо «реин­кар­на­ции».

Впро­чем, Зла­то­уст под­дер­жал трех мона­хов, раз­ру­гав­шихся со алек­сан­дрий­ским епи­ско­пом Фео­фи­лом и обви­ня­е­мых в ори­ге­низме. Однако ни из чего не видно, что Зла­то­уст изна­чально знал об их при­стра­стии к спор­ным уче­ниям Ори­гена и тем более, что он раз­де­лял их224. Более того, когда Феофил сам прибыл в Кон­стан­ти­но­поль для орга­ни­за­ции суда над Зла­то­устом, то прежде всего он при­ми­рился с ранее изгнан­ными им самим мона­хами-ори­ге­ни­стами, и на могиле стар­шего из них, к тому вре­мени уже скон­чав­ше­гося, про­из­нес про­по­ведь, в кото­рой вос­хва­лял его как идеал монаха225.

Но если бы Зла­то­уст дей­стви­тельно был близок к спе­ци­фи­че­ским взгля­дам ори­ге­ни­стов – не про­изо­шло бы того, что слу­чи­лось после V Все­лен­ского собора. В 543 г. был осуж­ден и Ориген, и неко­то­рые осо­бен­ные его док­трины, в част­но­сти, учение о все­об­щем спа­се­нии. Но среди Отцов Церкви был один, кото­рый также учил о конеч­ном спа­се­нии всех – св. Гри­го­рий Нис­ский. Он любил Ори­гена и испы­тал боль­шое вли­я­ние его книг. Однако при схо­же­сти конеч­ных выво­дов путь обос­но­ва­ния послед­него тезиса был у них ради­кально разный. Теория пере­во­пло­ще­ний (к кото­рой был близок Ориген) пред­по­ла­гает, что в ходе тысяч жизней чело­век посте­пенно сам как бы отсти­ры­вает свои грехи. Реин­кар­на­ция ока­зы­ва­ется тех­ни­че­ским сред­ством, поз­во­ля­ю­щим достичь конеч­ного осво­бож­де­ния и спа­се­ния. Соот­вет­ственно, для Ори­гена пред­став­ле­ние о конеч­ном спа­се­нии всех (апо­ка­та­с­та­сис) – это вывод, для обос­но­ва­ния кото­рого нужна теория пере­се­ле­ния душ. Как тех­ни­че­ский инстру­мент для реше­ния пре­дель­ной задачи он и раз­ви­вает кон­цеп­цию мно­го­крат­ного суще­ство­ва­ния. Св. Гри­го­рий Нис­ский к тому же выводу при­хо­дит совер­шенно иным путем, без всякой кар­ми­че­ской фило­со­фии: он видит Милость Божию столь все­объ­ем­лю­щей, что не мыслит ника­кого бытия вне этой Любви. Бог может про­стить всех – и потому пол­нота Еван­ге­лия в спа­се­нии всех. То, что у Ори­гена было вялым ата­виз­мом язы­че­ской мысли, у св. Гри­го­рия было своего рода еван­гель­ским ради­ка­лиз­мом.

Один вопрос при этом не ставил ни тот, ни другой мыс­ли­тель: а что, если некая душа в своей сво­боде до конца вос­про­ти­вится Христу?.. Станет ли Творец спа­сать ее насильно? Поэтому Собор отстра­нил идею апо­ка­та­с­та­сиса неза­ви­симо от ее обос­но­ва­ний. На имя св. Гри­го­рия Нис­ского ока­за­лась бро­шена тень. Он лично не был осуж­ден Собо­ром, он и поныне почи­та­ется как один из вели­чай­ших святых бого­сло­вов Пра­во­слав­ной Церкви. Но отвер­же­ние Цер­ко­вью одной из его кон­цеп­ций при­вело к изме­не­нию бого­слу­жеб­ного кален­даря. Празд­ник «Трех свя­ти­те­лей», посвя­щен­ный почи­та­нию трех друзей – св. Васи­лия Вели­кого, св. Гри­го­рия Нис­ского (род­ного брата св. Васи­лия) и св. Гри­го­рия Бого­слова (одно­курс­ника св. Васи­лия по Афин­скому уни­вер­си­тету) был несколько изме­нен. Вместо Гри­го­рия Нис­ского в эту троицу наи­бо­лее авто­ри­тет­ных и без­упреч­ных цер­ков­ных бого­сло­вов был постав­лен Иоанн Зла­то­уст. Это было бы совер­шенно невоз­можно, если бы тень обви­не­ний Зла­то­уста в ори­ге­низме была бы дей­стви­тельно обос­но­ванна. Это было бы невоз­можно, если хотя бы к одной стра­нице зла­то­усто­вых томов были хоть какие-то веро­учи­тель­ные воз­ра­же­ния.

Итак, в св. Иоанне Зла­то­усте нельзя уви­деть чело­века, кото­рый был гоним «цер­ков­ни­ками» за про­по­ведь оккульт­ных взгля­дов.

Впро­чем, у Елены Ива­новны есть и запас­ной список пра­во­слав­ных тео­со­фов. «Поста­нов­ле­ния Собо­ров выно­си­лись не отдель­ными свет­лыми умами, но пред­ста­ви­те­лями неве­же­ствен­ного боль­шин­ства. Все свет­лые умы среди почи­та­е­мых ныне бого­сло­вов, такие, как Васи­лий Вели­кий, Афа­на­сий Вели­кий, Иоанн Бого­слов, были гонимы своими же иере­ями за то, что не согла­ша­лись с их поста­нов­ле­ни­ями»226. Насчет «неве­же­ствен­ного боль­шин­ства» воз­ра­жать бес­смыс­ленно. Я могу ска­зать, что на каждом соборе прежде всего созда­ва­лась бого­слов­ская комис­сия из наи­бо­лее обра­зо­ван­ных епи­ско­пов227. Но ведь для Рерих не неве­же­ственны лишь те, кто пол­но­стью с ней согла­сен. Тако­вых, конечно, на цер­ков­ных собо­рах, не было…

А вот кон­крет­ные детали заяв­ле­ния Е. Рерих очень харак­терны – именно потому, что про­ве­ря­емы. Све­де­ний о том, что Иоанна Бого­слова, люби­мого уче­ника Христа, пре­сле­до­вали хри­сти­ане, просто не суще­ствует. Елена Рерих поме­стила его в свой список бого­сло­вов, гони­мых свя­щен­ни­ками, явно спутав со св. Иоан­ном Зла­то­устом.

Св. Васи­лий Вели­кий ниот­куда не изго­нялся. Но стра­дал от собра­тьев дей­стви­тельно немало. Вот только стра­дал он не от пра­во­слав­ных сто­рон­ни­ков «неве­же­ствен­ных догм» Пер­вого Все­лен­ского Собора, а от их про­тив­ни­ков – ариан. И стра­дал как раз потому, что отста­и­вал дог­маты Пер­вого Собора против ере­ти­ков, кото­рые подобно Е. Рерих не видели во Христе Вопло­щен­ного и Лич­ного Бога.

Св. Афа­на­сия Вели­кого ариане изго­няли несколько раз в ссылку – и тоже за вер­ность Пер­вому Собору, на кото­ром, кстати, именно Афа­на­сий и был авто­ром при­ня­той фор­му­ли­ровки «Еди­но­сущ­ный и Еди­но­род­ный». Все трое одно­значно утвер­ждали над­мир­ность Творца и высту­пили против пан­те­изма и гно­сти­цизма, а потому в союз­ники оккульт­ным фан­та­зиям Рерих никак не под­хо­дят.

Впро­чем, надо пола­гать, что Рерих и не рас­счи­ты­вала все­рьез на то, что ее после­до­ва­тели начнут изу­чать хри­сти­ан­ство по упо­мя­ну­тым ею авто­рам, а не по Бла­ват­ской или Безант. Поэтому непо­тре­во­жен­ной оста­ется оккульт­ная совесть совре­мен­ных рери­хов­цев, когда в своем жур­нале они обру­ги­вают того, кого Елена Рерих пре­воз­но­сила: «Когда Афа­на­сий выдви­нул идею о тож­де­стве Бога-Отца и Бога-Сына,.. тогда был вбит послед­ний гвоздь в крышку гроба, в кото­ром упо­ко­или знание и насто­я­щее духов­ное учение»228. Была нужда мас­ки­ро­вать оккуль­тизм под свя­то­оте­че­ское бого­сло­вие – Рерихи это делали. После Архи­ерей­ского Собора настала пора более внят­ных речей – и те хри­сти­ане древ­но­сти, чьи имена «Махатмы» выдви­гали в каче­стве своих настав­ни­ков, все-таки ока­за­лись вра­гами. И как Аблеев вытер ноги о св. Афа­на­сия – так будет сде­лано со всеми осталь­ными цер­ков­ными подвиж­ни­ками. Ведь ни один из них – от ап. Павла до о. Иоанна Крон­штадт­ского – не был оккуль­ти­стом…

В каждом из своих святых и в своем собор­ном целом Цер­ковь, по про­све­щен­ному мнению Елены Рерих, не при­няла «ради­каль­ное и даже прямо рево­лю­ци­он­ное ядро мораль­ной части учения Хри­стова»229.

Но нельзя ли кон­крет­нее: какие нрав­ствен­ные нормы были выбро­шены из Еван­ге­лия, какие исчезли из цер­ков­ных про­по­ве­дей и когда? В про­по­ве­дях муче­ни­ков? Зла­то­уста? Мак­сима Испо­вед­ника? Пат­ри­арха Тихона? Какие нрав­ствен­ные высоты она нашла в апо­кри­фах и у гно­сти­ков? Неужто у гно­сти­ков была более стро­гая мораль, чем у хри­стиан первых веков или у мона­хов веков после­ду­ю­щих?230 Даже Плотин не удер­жи­ва­ется, чтобы не обви­нить гно­сти­ков в низком уровне морали и под­вер­жен­но­сти стра­стям231.

Елена Бла­ват­ская без­апел­ля­ци­онно пишет: «Раз­ли­чия между рели­ги­оз­ными дог­мами были при­ду­маны не свя­тыми, но пре­ис­пол­нен­ными гре­хами смерт­ными»232. Но какую «сред­не­ве­ко­вую догму» может при­ве­сти Елена Бла­ват­ская или ее нынеш­ние после­до­ва­тели, у исто­ков кото­рой не стояли бы Святые, кото­рая не была бы опла­чена кровью и сле­зами утвер­ждав­ших ее подвиж­ни­ков? Муче­ни­че­ской кровью побор­ни­ков пра­во­сла­вия окра­шены утвер­жде­ние реше­ний пер­вого Все­лен­ского Собора и пре­ди­сто­рии, вто­рого, чет­вер­того, шестого, седь­мого Собо­ров, то есть тех, что выра­бо­тали Символ Веры и основ­ные фор­мулы пра­во­слав­ного веро­уче­ния.

Тео­софы часто пишут о том, что цер­ков­ное хри­сти­ан­ство и его веро­уче­ние порож­дено «коры­стью» духо­вен­ства («Мы именно почи­та­тели Учения Христа, но не позд­ней­шего хри­сти­ан­ства, ибо одно от духа, другое от чело­ве­че­ского коры­стия»233 ).

А вот уже другой инте­рес­ный вопрос: что это за корысть поро­дила пра­во­сла­вие (то, что Рерих назы­вает «хри­сти­ан­ские догмы»)? Вот, напри­мер, св. Афа­на­сий Алек­сан­дрий­ский, из 47 лет епи­скоп­ства 20 лет про­вед­ший в шести ссыл­ках за про­по­ведь глав­ной хри­сти­ан­ской «догмы» – Трех­лич­ност­ного Бога – коры­стен?! Коры­стен Васи­лий Вели­кий, чье тело после чрез­мер­ных аске­ти­че­ских подви­гов в моло­до­сти затем тихо и быстро уга­сало, но чей дух и ум отста­и­вали Троицу? Коры­стен Гри­го­рий Бого­слов, ради цер­ков­ного мира отка­зав­шийся от кон­стан­ти­но­поль­ского пре­стола и даже в родном городе попро­сив­ший избрать дру­гого епи­скопа вместо него?!

Но именно эти люди и яви­лись твор­цами пра­во­слав­ного дог­ма­ти­че­ского бого­сло­вия…

А если от дней древ­них пере­не­стись в дни нынеш­ние, то поз­волю я и о себе спро­сить: какая корысть, напри­мер, движет мною в этой поле­мике с идео­ло­гией син­кре­тизма? Неужели чисто по-чело­ве­че­ски мне не легче было бы ска­зать: все пути равны? Но то, что я знаю и внут­ренне пере­жил в хри­сти­ан­стве, не поз­во­ляет мне делать столь без­от­вет­ствен­ные заяв­ле­ния… А с точки зрения моего обще­ствен­ного ста­туса или богат­ства – заяв­ле­ние о моем при­зна­нии тео­со­фии при­несло бы мне кучу денег и попу­ляр­ность. Я же ведь пони­маю, чего ждет от меня ауди­то­рия, каким словам она будет апло­ди­ро­вать, а за какие будет ругать. Неужели я не пони­маю, что через день после того, как я скажу: «все рели­гии равно хороши» – мне позво­нят из Остан­кино и веж­ливо поин­те­ре­су­ются: «отец Андрей, а не хотели бы Вы воз­гла­вить регу­ляр­ную пере­дачу „Третий глаз-вось­мое чув­ство?“?

Как это свя­зать с мне­нием Рерих, что на вопрос о том, почему цер­ков­ники отри­цают закон кармы, «ответ один! всюду и везде дей­ствует одно коры­сто­лю­би­вое побуж­де­ние, дабы не уте­рять свою власть и при­умно­жить свое бла­го­по­лу­чие»234 ? И как сов­ме­стить под­черк­ну­тое «бес­ко­ры­стие» семьи Рери­хов с недав­ним скан­да­лом, раз­ра­зив­шимся, когда обна­ру­жи­лось, что Мэри Джойс Пунача, долгие годы рабо­тав­шая сек­ре­та­рем млад­шей четы Рерих, была обви­нена в краже «неболь­шого чемо­дана, где они хра­нили свою кол­лек­цию брил­ли­ан­тов, жем­чуга и других дра­го­цен­ных камней»?235Похоже, что про­па­ганда оккуль­тизма ока­за­лась для Рери­хов небез­до­ход­ной…

Когда Рерихи поку­пали поме­стье в Индии и нани­мали слуг, в совет­ской России свя­щен­ник Сергий Манс­уров неза­долго до ареста так писал в своих пре­крас­ных «Очер­ках по исто­рии Церкви» о гно­сти­цизме: «Зна­чи­тель­ная часть „обра­зо­ван­ных“ и „разум­ных“, при­мкнув­ших к хри­сти­ан­ству во 2 веке, не ста­вила себе целью стро­ить жизнь и душу в духе Хри­сто­вом, а только по своему субъ­ек­тив­ному вкусу и сооб­ра­же­нию „углуб­лять“, „объ­яс­нять“ хри­сти­ан­ство в духе своего вре­мени. И вот вместо Церкви созда­ва­лись рели­ги­озно-фило­соф­ские кружки, где фан­та­сти­че­ское тол­ко­ва­ние или просто под­делки и урезки лишали Еван­ге­лие пер­во­на­чаль­ного смысла; магизм зани­мал место духов­ных сил; исступ­ле­ние – место про­ро­че­ского вдох­но­ве­ния… Сами гно­стики обычно вовсе не стре­ми­лись отде­ляться от Церкви… Всем им обще про­тив­ле­ние Еди­ному, Лич­ному Богу, поскольку Он не только пер­во­на­чало, Настав­ник, Учи­тель, Фило­соф, но и Творец, и Спа­си­тель… Им всем чуждо биб­лей­ское, под­линно чудес­ное пере­вос­пи­та­ние духа и мысли, личное, живое отно­ше­ние к Богу и Творцу, Кото­рого язы­че­ство не знало. Искуп­ле­ние пре­вра­ща­лось в фило­соф­скую систему… Новое учение, вдо­ба­вок ко многим преж­ним, сооб­щало лишь несколько новых мыслей в старых по суще­ству душах»236. Какую же корысть он отстоял, высту­пая против гно­сти­цизма в 20-годы нашего века? Его «власть и бла­го­по­лу­чие» умно­жи­лись от этого в Совет­ском Союзе?

Обви­не­ние свя­щен­ни­ков в коры­сти и под­ло­гах – это и есть обре­тен­ный тео­со­фами ключ к пости­же­нию хри­сти­ан­ства и его исто­рии. И здесь они ока­за­лись еди­но­мыс­ленны с тоже «науч­ным» ате­из­мом, кото­рый в те же годы, что и Рерихи, также уверял, что попы от жад­но­сти Бога выду­мали237.

И даже то, что Рерихи пишут о демон­стра­тивно почи­та­е­мом ими преп. Сергии Радо­неж­ском, при бли­жай­шем рас­смот­ре­нии все равно ока­зы­ва­ется ложью.

Напри­мер, пре­по­доб­ный Сергий построил первый в России храм в честь Святой Троицы, то есть храм, воз­ве­ща­ю­щий самый таин­ствен­ный, слож­ный и спе­ци­фи­че­ски хри­сти­ан­ский догмат. Это нисколько не мешает Елене Рерих писать: «Преп. Сергий не был бого­сло­вом и дог­ма­ти­ком, он жил заве­тами Христа, но не цер­ков­ными утвер­жде­ни­ями»238.

Преп. Сергий испра­ши­вал утвер­жде­ния устава своего мона­стыря у кано­ни­че­ского воз­гла­ви­теля Рус­ской Церкви – Кон­стан­ти­но­поль­ского пат­ри­арха. Он под­дер­жал Кон­стан­ти­но­поль в его кон­фликте с Моск­вой, когда князь Дмит­рий Дон­ской захо­тел ввести неза­кон­ную авто­ке­фа­лию. В свою оче­редь, за непо­слу­ша­ние Москве, он не усо­мнился нало­жить цер­ков­ное отлу­че­ние на Ростов. И несмотря на это Елена Рерих пишет: «Его отказ от мит­ро­по­ли­чьего поста не про­ис­хо­дил ли тоже от того, что Дух Его знал все рас­хож­де­ние церкви с Исти­ной?»239.

Преп. Сергий осно­вы­вал мона­стыри, причем именно вне горо­дов, в пусты­нях, в лесах. Рерихи же, числя себя в его уче­ни­ках, пишут: «Мы реши­тельно против мона­сты­рей как анти­тезы жизни» (Оза­ре­ние, 2,4,3).

Иссле­до­ва­ние источ­ни­ков, серьез­ную науч­ную работу с Еван­ге­лием и цер­ков­ной исто­рией тео­со­фам под­ме­няют виде­ния. Не из изу­че­ния рус­ской цер­ков­ной жизни XIV века чер­пают Рерихи свое пред­став­ле­ние о подвиге преп. Сергия и о его воз­зре­ниях. «Сны и виде­ния» – вот источ­ник «син­теза науки и рели­гии». «Выхожу на пустырь, позади кото­рого поды­ма­ется гора-холм с изви­ли­стыми тро­пин­ками, веду­щими на вер­шину. По этим тро­пин­кам поды­ма­ются пре­стран­ные живот­ные и телята, у каж­дого из кото­рых, помимо четы­рех ног, еще пятая торчит вверх из сере­дины спины. Заин­те­ре­со­ван­ная таким явле­нием я иду по этим тро­пин­кам и дохожу до вер­шины, где стоит в обла­че­нии св. Сергий Радо­неж­ский. Он берет меня за руки, сажает рядом с собой на ска­мейку и гово­рит с укором: „Нако­нец-то, Елена, зову, зову!“240. Это виде­ние заме­няет Рери­хам все реаль­ные исто­ри­че­ские иссле­до­ва­ния о Пре­по­доб­ном и поз­во­ляет вопреки всему чис­лить преп. Сергия в лагере оккуль­ти­стов.

Ана­ло­гич­ные же виде­ния «Христа» помо­гают Елене Рерих состав­лять свое Еван­ге­лие. Оче­видно, в одном из таких «снов и виде­ний» они полу­чили совет «Христа» сжечь мощи святых: «Пора сжечь мощи, следуя завету Христа» (Оза­ре­ние, 2,4,3). Мощей преп. Сергия, это, оче­видно, тоже должно касаться. Хорошо же почи­та­ние Рери­хами Пре­по­доб­ного, если в случае при­хода тео­со­фов к власти первое, что они сде­лают – это закроют его мона­стырь и сожгут его мощи!

Может быть, именно к подоб­ным (конечно, совер­шенно не-рели­ги­оз­ным и сугубо науч­ным) виде­ниям вос­хо­дит убеж­де­ние Елены Бла­ват­ской: «Петр ничего не знал об искуп­ле­нии»241. Дело в том, что из иссле­до­ва­ния тек­стов к такому выводу прийти просто невоз­можно. Хотя бы потому, что в первой же главе Пер­вого посла­ния ап. Петра гово­рится: «не тлен­ным сереб­ром или золо­том искуп­лены вы от сует­ной жизни, но дра­го­цен­ною Кровию Христа» (1Петр. 1:18-19). Бла­ват­ская смогла дока­зать, что это Посла­ние под­ложно, что оно не при­над­ле­жит Петру? Я не знаю, какие аргу­менты при­вела бы Бла­ват­ская, но, пред­по­ло­жим даже, что это так. Но как быть в этом случае с Еван­ге­лием от Марка, кото­рое, по еди­но­душ­ному мнению древ­ней­ших исто­рио­гра­фов, явля­ется запи­сью именно пет­ро­вых рас­ска­зов о Христе и при этом ясно испо­ве­дует спа­си­тель­ность Жертвы Христа?242 И как быть с запи­сями про­по­ве­дей ап. Петра в ново­за­вет­ной книге «Деяний апо­сто­лов»? Не про­ана­ли­зи­ро­вав эти сви­де­тель­ства, вряд ли можно с такой кате­го­рич­но­стью утвер­ждать, что ап. Петр «ничего не знал об искуп­ле­нии».

Тео­софы при­пи­сали себе право как угодно тол­ко­вать, уре­зать и допол­нять еван­гель­ские и апо­столь­ские тексты. Право на любую сте­пень подоб­ного волюн­та­ризма обос­но­вано у них весьма мощной цепоч­кой из четы­рех мифов:

1. Хри­стос в первые 30 лет Своей жизни путе­ше­ство­вал в Индию и там был посвя­щен в эзо­те­ри­че­ские тайны.
2. Про­вод­ни­ком Иисуса в Индию был некий махатма Россул Мория. Мория водил Христа в Шам­балу, «Мория и Хри­стос посе­тили свя­щен­ные места подви­гов преды­ду­щего Вели­кого Учи­теля – Будды Шакья­муни»243.
3. Затем Мория вопло­тился в пре­по­доб­ном Сергии Радо­неж­ском244.
4. «Новое кос­ми­че­ское Учение Агни Йога дано Вели­ким Учи­те­лем, в одном из своих преж­них Вопло­ще­ний бывшим нашим Пре­по­доб­ным Сер­гием Радо­неж­ским245.

Эту фразу можно понять так, что Сергий Радо­неж­ский пере­во­пло­тился в ком-то из Рери­хов. Слухи о том, что Нико­лай Рерих выда­вал себя за пере­во­пло­ще­ние преп. Сергия, ходили доста­точно упорно (настолько, что Е. Рерих счи­тала полез­ным иногда их опро­вер­гать)246. Но эту фразу из рекламы «Зна­мени мира» можно понять и так, что Агни Йога совсем не явля­ется твор­че­ством Рери­хов, а дана им тем же Махат­мой Морией. «Вели­кое сча­стье для Елены Ива­новны было осо­зна­вать, что ее Учи­тель – Вла­дыка Шам­балы – наш Пре­по­доб­ный Сергий Радо­неж­ский!»247. Кстати, к роли Вла­дыки Шам­балы (в земном его отра­же­нии – Далай-ламы) иногда при­ме­ри­вался сам Нико­лай Кон­стан­ти­но­вич248 …

В таком случае, во-первых, никак нельзя гово­рить о каком бы то ни было «фило­соф­ском насле­дии Рери­хов». Во-вторых, итог все равно оста­ется рази­тель­ным: или сам Нико­лай Рерих был учи­те­лем Иисуса Христа, или же, по мнению Рери­хов, их тексты исхо­дят от того, кто учил Христа.

Тот, кто неко­гда обучал Иисуса азам эзо­те­рики, две тысячи лет спустя есте­ственно заявил о своем полном праве рисо­вать Его порт­рет по памяти и с натуры, а также разъ­яс­нять, во что верил, а во что не верил Хри­стос. Ему и только ему при­над­ле­жит право поправ­лять ошибки и Христа, и Его уче­ни­ков…

Такая система абсо­лютно недо­ступна для кри­тики. Просто потому, что это бес­при­мес­ный, чистый миф, нахо­дя­щийся не на гра­нице науки, а просто далеко за ее пре­де­лами. Точно также обос­но­вы­вает свое право вкривь и вкось тол­ко­вать Еван­ге­лие бывший крас­но­яр­ский мили­ци­о­нер, а ныне «Мессия» Сергей Тороп (в мес­си­ан­стве – Вис­са­рион). Любому оппо­ненту он гово­рит: «Вы при­зна­ете, что Вы греш­ный чело­век? И вы пони­ма­ете, что греш­ник не может ура­зу­меть Еван­ге­лия? А я без­гре­шен. Я один только могу понять его истин­ный смысл. Эту книгу когда-то дал я, и только я имею право ее тол­ко­вать». Любая даль­ней­шая дис­кус­сия невоз­можна249.

Впро­чем, весть о том, что Нико­лай Рерих был учи­те­лем Иисуса Христа, явля­ется доста­точно эзо­те­рич­ной. Вряд ли даже многие рери­ховцы опо­ве­щены об этом. Этот миф прячут под покровы нау­ко­об­раз­но­сти: мол, кто-то где-то видел какую-то руко­пись, в кото­рой гово­рится, что Иисус был в Индии (и об этом оккульт­ном мифе мы пого­во­рим в спе­ци­аль­ной главе).

Из того же, что я привел в этой главе, видно, что уро­вень цер­ковно-исто­ри­че­ской эру­ди­ции тео­со­фов остав­ляет желать много луч­шего. А их образ гер­ме­нев­тики, обра­ще­ния с тек­стами вообще нахо­дится за пре­де­лами любой науки. В декла­ри­ро­ван­ном «син­тезе науки, фило­со­фии, куль­туры и рели­гии» наука при бли­жай­шем рас­смот­ре­нии не про­смат­ри­ва­ется.

Пред­став­ле­ния рери­хов­цев и о рели­гии, и о фило­со­фии, и о науке явно не могут быть обще­при­ня­тыми и тра­ди­ци­он­ными. Чтобы учение Рери­хов могло счи­таться нере­ли­ги­оз­ным и при этом науч­ным и фило­соф­ским, все три ком­по­нента пред­по­ла­га­е­мого «син­теза» должны опре­де­ляться очень уж изощ­ренно.

Осо­бенно я наста­и­ваю на том, чтобы рери­ховцы пояс­нили: все ли поло­же­ния их системы научны? То, что науч­ные суж­де­ния там есть, я при­знаю (напри­мер, сви­де­тель­ство о том, что Гима­лаи – высо­кие горы). Немало штам­пов научно-попу­ляр­ной лите­ра­туры того вре­мени встре­ча­ется в их текстах. Меня инте­ре­сует другое: то, что явля­ется соб­ственно автор­ским в рери­хов­ских трак­та­тах и в книгах Бла­ват­ской, – это все полу­чено науч­ным путем или каким-то другим? Если науч­ным, то каков метод полу­че­ния этих новых знаний и метод их про­верки? Какие про­це­дуры вери­фи­ка­ции (или фаль­си­фи­ка­ции) своих выво­дов пред­ла­гают рери­ховцы? Один из при­зна­ков науч­ной теории, как пола­гает совре­мен­ная мето­до­ло­гия науки, состоит в воз­мож­но­сти фаль­си­фи­ци­ро­вать заяв­ля­е­мое утвер­жде­ние. Напри­мер, если ученый А. заяв­ляет, что он может объ­яс­нить такой-то фено­мен, он должен сам преду­смот­реть не только спо­собы, с помо­щью кото­рых он наде­ется дока­зать свое утвер­жде­ние, но он также должен при­знать, при каких именно усло­виях, при каких именно контр­ар­гу­мен­тах он снимет свою гипо­тезу. Наука поль­зу­ется только теми тео­ри­ями, кото­рые можно про­ве­рить (а, значит, опро­верг­нуть). Если появ­ля­ются слиш­ком резкие про­ти­во­по­ка­за­ния – ученый должен отста­вить свою гипо­тезу. Из раз­ряда знания она пере­хо­дит в область веры.

Хри­сти­ан­ство, несо­мненно, есть вера. Это не науч­ный образ позна­ния мира, но дей­стви­тельно рели­ги­оз­ный. Однако ряд обла­стей бого­сло­вия явля­ется вполне науч­ным. Напри­мер, методы сбора мате­ри­ала и его интер­пре­та­ции, спо­собы дока­за­тель­ства и опро­вер­же­ния, кото­рыми поль­зу­ется исто­рик церкви или спе­ци­а­лист по пат­ри­стике, явля­ются вполне иден­тич­ными с мето­дами работы свет­ских ученых.

Хри­сти­ан­ский тезис о вос­кре­се­нии мерт­вых есть тезис веры. Хри­сти­ан­ское суж­де­ние о том, что древ­няя цер­ковь не знала идеи пере­се­ле­ния душ, есть тезис науки. Если я выскажу тезис «я верю в вос­кре­се­ние мерт­вых» – это будет испо­ве­да­ние веры, это будет вне­на­уч­ной фор­му­лой. Но тезис «хри­сти­ане верят в вос­кре­се­ние мерт­вых» есть науч­ный тезис. Это неко­то­рое исто­рико-куль­тур­ное утвер­жде­ние, фик­си­ру­ю­щее опре­де­лен­ный факт в духов­ной исто­рии чело­ве­че­ства. И в каче­стве тако­вого этот тезис может быть про­ве­рен: под­твер­жден или опро­верг­нут. Он может быть дока­зан (вери­фи­ци­ро­ван) кон­крет­ными сви­де­тель­ствами. Фаль­си­фи­ци­ро­ван (то есть опро­верг­нут) он сможет быть только в том случае, если будут най­дены такие тексты, кото­рые несо­мненно при­над­ле­жат к кругу древ­не­цер­ков­ных учи­те­лей церкви, и в кото­рых послед­ние наста­и­вают на пере­се­ле­нии душ, пони­мая его как соб­ственно цер­ков­ную тра­ди­цию.

Точно также личная вера тео­со­фов в реин­кар­на­цию есть осо­бен­ность их лич­ного выбора, их убеж­де­ния, и суду науки вряд ли под­ле­жит. Но утвер­жде­ние тео­со­фов о том, что ранняя хри­сти­ан­ская тра­ди­ция испо­ве­до­вала прин­цип пере­се­ле­ния душ, есть утвер­жде­ние, каса­ю­ще­еся объ­ек­тив­ной исто­ри­че­ской реаль­но­сти, кото­рое может быть про­ве­рено с помо­щью обыч­ных науч­ных про­це­дур, при­ня­тых в исто­рии.

Тео­софы как именно науч­ный тезис заяв­ляют утвер­жде­ние, что ранние хри­сти­ане верили в пере­се­ле­ние душ. Спра­ши­ва­ется: какое число древ­не­хри­сти­ан­ских сви­де­тельств против идеи реин­кар­на­ции пока­жется им доста­точ­ным, чтобы отка­заться от этой своей гипо­тезы? Десятки таких тек­стов будут при­ве­дены в соот­вет­ству­ю­щей главе250. Тео­софы не могут в свою под­держку при­ве­сти ни одного. Тем самым именно они, а не хри­сти­ан­ские бого­словы, ока­зы­ва­ются в ситу­а­ции «верую, ибо абсурдно». Вопреки фактам рери­ховцы верят, что среди тех тек­стов, кото­рые не сохра­ни­лись, могли быть такие, кото­рые содер­жали док­трину пере­се­ле­ния душ. Вера есть вера. Но при чем же здесь наука?

Науки у тео­со­фов нет. А есть про­па­ганда. Если ложь повто­рять доста­точно уве­ренно и доста­точно часто – она может ока­зать вли­я­ние. Вот и пишет один рери­хо­вец за другим: «мы наука, не рели­гия мы». Писать-то пишет, вот только аргу­мен­тов не при­во­дит, равно как и опре­де­ле­ний – что же все-таки пони­ма­ется у рери­хов­цев под сло­вами рели­гия и наука251.

На деле же наука и науч­ная совесть нахо­дятся среди жертв, заклан­ных тео­со­фами во имя тор­же­ства язы­че­ской мифо­ло­гии. Тео­софы создают паноп­ти­кум суе­ве­рий и реста­ври­руют зве­ри­нец язы­че­ских божеств потому, что их стес­няет еван­гель­ское воз­ве­ще­ние искуп­ле­ния людей через вопло­ще­ние и Крест Бога. Хри­сто­фо­бия, а не наука и не фило­со­фия движут их чув­ствами и мыс­лями. Они дей­стви­тельно боятся слова «воче­ло­ве­чился».

4. Неле­галы

– Наде­юсь, вы не сомне­ва­е­тесь в опыт­но­сти нашего экс­перта?
– Ну что вы ! Я верю, что он опытен, и верю, что он ваш.252
Г. К. Честер­тон

Если некое дви­же­ние явля­ется рели­ги­оз­ным – его дея­тель­ность в граж­дан­ском обще­стве должна соот­вет­ство­вать зако­но­да­тель­ству о рели­ги­оз­ных орга­ни­за­циях. Рели­ги­оз­ная орга­ни­за­ция должна быть заре­ги­стри­ро­вана в каче­стве именно рели­ги­оз­ной (а отнюдь не просто куль­турно-обра­зо­ва­тель­ной или бла­го­тво­ри­тель­ной), и, при­емля те права, кото­рыми закон наде­ляет рели­ги­оз­ные общины (напри­мер, в вопро­сах нало­го­об­ло­же­ния), взять на себя еще и опре­де­лен­ные обя­зан­но­сти перед обще­ством и людьми. Одна из этих обя­зан­но­стей – соблю­де­ние свет­ского харак­тера госу­дар­ствен­ной жизни и свет­ского харак­тера госу­дар­ствен­ного обра­зо­ва­ния.

Рери­хов­ское дви­же­ние, отри­цая свою рели­ги­оз­ность, есте­ственно, укло­ня­ется от реги­стра­ции в каче­стве рели­ги­оз­ной общины и тем самым ста­но­вится неле­галь­ной сектой. В запад­ных стра­нах для таких слу­чаев преду­смот­рены про­це­дуры (прежде всего судеб­ные), в резуль­тате кото­рых выно­сится вер­дикт о том, явля­ется ли данная группа рели­ги­оз­ной или нет. Если в США дока­зы­ва­ется, что веро­уче­ние и дея­тель­ность опре­де­лен­ной группы носят рели­ги­оз­ный харак­тер, то ника­кие заве­ре­ния ее лиде­ров в их свет­ско­сти не при­ни­ма­ются уже во вни­ма­ние. И, соот­вет­ственно, эта рели­ги­оз­ная группа лиша­ется права на при­сут­ствие в пуб­лич­ной школе.

В России рери­ховцы пред­по­чи­тают отре­каться от своей рели­ги­оз­но­сти именно для того, чтобы кон­тро­ли­ро­вать пре­по­да­ва­ние в воз­можно боль­шем числе школ. В Перми, напри­мер, такая так­тика поз­во­лила им добиться такого реше­ния мест­ного депар­та­мента обра­зо­ва­ния, кото­рое всем кон­фес­сиям запре­щает рас­ска­зы­вать о себе в школах, но пере­дает пре­по­да­ва­ние рели­ги­е­вед­че­ских дис­ци­плин мест­ному отде­ле­нию обще­ства Рери­хов.

Аргу­мен­та­ция перм­ских рери­хов­цев, оче­видно, была похожа на доводы их еди­но­вер­цев из Бла­го­ве­щен­ска. Послед­ние при обсуж­де­нии того, как можно обно­вить обра­зо­ва­ние, заме­тили, что «Школа против любой идео­ло­гии, любая идео­ло­гия запре­щена. Только сво­бода позна­ния уче­нику. Пре­по­да­ва­ние рели­гии, как и ате­изма – без­нрав­ственно. Ученик сам решит вопрос идео­ло­гии, рели­гии, поли­тики сов­местно с физи­че­ским, духов­ным и нрав­ствен­ным созре­ва­нием»253. При этом в каждом номере этой газеты есть советы о том, как надо обу­чать детей (причем начи­ная с пер­вого класса) осно­вам Агни Йоги…

Итак, пре­по­да­вать пра­во­сла­вие – «без­нрав­ственно», а вну­шать детям оккуль­тизм – нет. Яркий пример вечно живой этики гот­тен­то­тов, согласно кото­рой добро – это если я украл корову у соседа, а зло – это если сосед украл корову у меня.

В Москве оккуль­тизм при­хо­дит в школы и дет­ские сады прежде всего под именем «валь­дорф­ской педа­го­гики» Р. Штей­нера. Госу­дар­ствен­ной лицен­зией ( ⁹⁴⁹⁄₃₅₀ от 24.03.1995 «Вечер­нему семи­нару Р. Штай­нера» поз­во­лено обу­чать оккуль­тизму вос­пи­та­тель­ниц дет­ских садов и класс­ных руко­во­ди­те­лей. Листовка, под­пи­сан­ная Эли­за­бет и Феликс Штеклин, пред­ста­ви­те­лями валь­дорф­ского дви­же­ния в Москве, обе­щает: «После трех лет обу­че­ния выда­ется диплом госу­дар­ствен­ного образца». При этом, есте­ственно, гово­рится, что речь идет всего лишь о педа­го­гике, правда, «пол­но­стью про­ни­зан­ной хри­сти­ан­ством». Листовка. И обу­че­ние будет вестись именно оккуль­тизму, а отнюдь не просто педа­го­ги­че­ским нова­тор­ствам (впро­чем, веко­вой дав­но­сти). Если открыть напи­сан­ное этими же авто­рами пре­ди­сло­вие к рус­скому изда­нию книги Р. Штей­нера «Здо­ро­вое раз­ви­тие», то из него можно узнать, что изу­че­ние валь­дорф­ской педа­го­гики вообще невоз­можно без зна­ком­ства с оккуль­тиз­мом. «При этом необ­хо­димо, чтобы этой работе пред­ше­ство­вало или про­ис­хо­дило парал­лельно ей изу­че­ние осно­во­по­ла­га­ю­щих антро­по­соф­ских трудов: „Фило­со­фия сво­боды“, „Тео­со­фия“, „Как достиг­нуть позна­ния высших миров“, „Очерк тай­но­ве­де­ния“ и других»254. Кстати, госу­дар­ствен­ной лицен­зии не имеет еще ни один пра­во­слав­ный центр по работе с педа­го­гами…

Мас­ки­ру­ясь под свет­ское дви­же­ние, тео­соф­скому дви­же­нию уда­лось добиться заме­ча­тель­ного резуль­тата: в России сего­дня школа отде­лена от Церкви, но не от сект. Если я приду в школу в рясе – мне скажут, что «школа у нас свет­ская, мно­го­на­ци­о­наль­ная и мно­го­кон­фес­си­о­наль­ная», а потому при­сут­ствие пра­во­слав­ного пре­по­да­ва­теля в ней неже­ла­тельно. Но если придет некий чело­век в свет­ском костюме и скажет, что он знает, как можно син­те­зи­ро­вать все рели­гии (по рецеп­там Бла­ват­ской, Муна или Баха-уллы), ему дове­рят пре­по­да­ва­ние без всяких даль­ней­ших экс­пер­тиз.

Кроме того, отри­ца­ние тео­со­фами соб­ствен­ной рели­ги­оз­но­сти поз­во­ляет им успеш­нее вызы­вать дове­рие у людей, сим­па­ти­зи­ру­ю­щих скорее хри­сти­ан­ству, чем магизму. В самом деле, может быть нехри­сти­ан­ское умствен­ное или куль­тур­ное дви­же­ние, хри­сти­ан­ству отнюдь не про­ти­во­ре­ча­щее (напри­мер, бота­ника). Но если некое дви­же­ние суще­ствует вне Церкви и при этом явля­ется рели­ги­оз­ным, оно тем самым пре­ду­пре­ждает людей: у меня есть рас­хож­де­ние с хри­сти­ан­ской Цер­ко­вью, и потому при­об­ще­ние к моей рели­ги­оз­ной муд­ро­сти повле­чет ваш выход из Церкви. Чтобы не пугать сразу евро­пей­цев пер­спек­ти­вой отре­че­ния от хри­сти­ан­ства, тео­софы изна­чала обле­кают себя в две маски: на первой напи­сано «мы не рели­ги­озны», а на второй – «тем не менее, мы хри­сти­ане».

Мас­ки­ровка рери­хов­цев под «куль­туру» бывает столь ради­кальна, что вызы­вает досаду даже у самих рери­хов­цев. С точки зрения тех из них, кто все­рьез отно­сится к Агни Йоге, све­де­ние рери­хов­ского насле­дия к куль­туре и кар­ти­нам есть недо­пу­сти­мая реви­зия, отказ от глав­ного и даже пре­да­тель­ство. «Суще­ствуют раз­лич­ные формы борьбы с Уче­нием Живой Этики. Один – тот, кото­рый избрала Пра­во­слав­ная цер­ковь. Другой, более утон­чен­ный и тем более опас­ный, – когда суще­ствуют люди, якобы после­до­ва­тели Учения, но про­по­ве­дуют его в иска­жен­ном виде, выда­вая его в виде полу­правды, но при этом Учение теряет смысл. Подоб­ным иска­же­нием и извра­ще­нием зани­ма­ются раз­лич­ные центры и тео­со­фи­че­ские обще­ства в нашей стране и за гра­ни­цей. Изу­ча­ется и выстав­ля­ется напо­каз только одна дей­стви­тельно яркая сто­рона куль­тур­ного насле­дия Рери­хов – в основ­ном это живо­пись. Однако ни в одном про­из­ве­де­нии этих после­до­ва­те­лей вы не обна­ру­жите то, о чем рефре­ном почти в каждом письме упо­ми­нают Е. И. Рерих и Н. К. Рерих – о борьбе Белых и Черных сил, о целях и зада­чах послед­них, о чем не знает и не подо­зре­вает боль­шин­ство людей на пла­нете. Серьез­ность ситу­а­ции на Земле обу­слов­лена тем, что наряду с Белыми Силами суще­ствует и Черная Ложа, и Люци­фер – „падший ангел“ или Сатана, как гово­рят в народе, – также суро­вая реаль­ность… Почти ко всем цити­ру­е­мым (рери­хов­ским) книгам всту­пи­тель­ные статьи пишет Л. Шапош­ни­кова из Меж­ду­на­род­ного Рери­хов­ского центра, и ни в одной из них о борьбе Черных и Свет­лых Сил не упо­ми­на­ется. Несо­мненно, что соблю­дать прин­цип соиз­ме­ри­мо­сти необ­хо­димо, то есть в зави­си­мо­сти от уровня под­го­тов­лен­но­сти выда­вать опре­де­лен­ное коли­че­ство знаний, кото­рое чело­век спо­со­бен усво­ить. Однако еще более опас­ная тен­ден­ция – иска­же­ние Учения, одно­сто­рон­нее пред­став­ле­ние его»255.

Что каса­ется Люци­фера, то в тео­со­фии суще­ствует гораздо более бла­го­го­вей­ное, а потому «эзо­те­ри­че­ское» отно­ше­нию к нему. А в осталь­ном упрек Колес­ни­кова Шапош­ни­ко­вой поня­тен: уж слиш­ком Вы замас­ки­ро­ва­лись!

Уловка г‑жи Шапош­ни­ко­вой, пола­га­ю­щей, что рели­ги­оз­ная прак­тика неот­ли­чима от рели­ги­оз­ной фило­со­фии, отнюдь не нова. Про­ти­во­ре­чи­вость тео­соф­ской про­па­ганды была заме­чена людьми гораздо более ком­пе­тент­ными, чем я. Напри­мер, Вла­ди­ми­ром Соло­вье­вым. В рецен­зии на книгу Е. Бла­ват­ской «Ключ к тео­со­фии» он заме­чает; «С первых слов на вопрос: есть ли „тео­со­фия“ рели­гия, автор отве­чает реши­тель­ным отри­ца­нием. Впро­чем, на стр. 4 и след. о „тео­со­фии“ гово­рится как о некоей единой, началь­ной и сокро­вен­ной рели­гии, на стр. 13 прямо заяв­ля­ется: „Theosophy, as already said, is the Wisdom-Religion“. Таким обра­зом, это и есть, и не есть рели­гия. Кажу­ще­еся про­ти­во­ре­чие раз­ре­ша­ется на стр. 58, где автор объ­яс­няет, что „тео­со­фия“ не есть рели­гия потому, что она, как абсо­лют­ная истина, есть сущ­ность всех рели­гий»256. Итак, по мнению тео­со­фов их док­трина не есть рели­гия всего лишь потому, что она гораздо более рели­гия, чем все осталь­ные рели­ги­оз­ные тра­ди­ции.

Эта так­тика «мас­ки­ровки» была избрана тео­со­фами уже в самом начале их дея­тель­но­сти в Европе. «Когда в 1884 г. Бла­ват­ская, Олкотт и Могини поехали или посланы были в Европу, – вспо­ми­нает о годах своей дружбы с Бла­ват­ской Вс. С. Соло­вьев, – они яви­лись с хит­ро­стью, объ­явили свое обще­ство чисто ученым, зани­ма­ю­щимся лишь раз­ра­бот­кой „восточ­ных знаний“ и не только не каса­ю­щимся, но и глу­боко ува­жа­ю­щим веро­ва­ния своих членов, к каким бы рели­гиям они ни при­над­ле­жали. Они печатно, в своем уставе объ­явили это. Но тео­со­фи­че­ское обще­ство воз­му­ти­тельно обма­нуло тех людей, кото­рые запи­са­лись его чле­нами, дове­рив­шись уставу. Мало-помалу выяс­ни­лось, что это вовсе не все­мир­ное ученое брат­ство, при­над­ле­жать к кото­рому, с чистой сове­стью, могут после­до­ва­тели раз­лич­ных рели­гий, а прямо группа людей, начав­шая про­воз­гла­шать, в своем органе „Тео­со­фист“ и других своих изда­ниях, сме­шан­ную рели­ги­оз­ную док­трину. Нако­нец, и эта док­трина, в послед­ние годы жизни Бла­ват­ской, усту­пила место прямой и откры­той про­па­ганде самого пра­во­вер­ного эзо­те­ри­че­ского буд­дизма с про­воз­гла­ше­нием „наш Гос­подь Будда“ и с посто­ян­ными напад­ками на хри­сти­ан­ство»257.

Чуть позд­нее тот же самый обман в дея­тель­но­сти Тео­соф­ского обще­ства в России обна­ру­жил К. Д. Куд­ряв­цев. Пове­рив, что тео­соф­ское дви­же­ние явля­ется научно-фило­соф­ским и хри­сти­ан­ским, он начал сотруд­ни­чать с ним и даже стал сек­ре­та­рем Пет­ро­град­ского Тео­со­фи­че­ского Обще­ства. Наблю­де­ние изнутри за обра­зом дея­тель­но­сти Обще­ства при­вело его к выводу, что, вопреки своим реклам­ным заве­ре­ниям, на деле оно ока­за­лось «замас­ки­ро­ван­ным рели­ги­оз­ным анти­хри­сто­вым дви­же­нием, при­над­ле­жать к кото­рому с чистой сове­стью можно лишь по неве­де­нию или заблуж­де­нию»258.

Когда Елена Бла­ват­ская пишет в Одессу своей тете, то испо­ве­дует, что Хри­стос, «Все­мо­гу­щий Сын Божий» принял «смерть на Кресте за все чело­ве­че­ство цели­ком, осо­бенно за греш­ни­ков, за падших, за языч­ни­ков»259. В иных же слу­чаях она выска­зы­вает свое глу­бо­чай­шее оттор­же­ние именно этих двух цен­траль­ных хри­сти­ан­ских дог­ма­тов (то есть веры в Боже­ствен­ность Христа и в спа­си­тель­ность Его Жертвы).

То Бла­ват­ская пишет о «нашей пра­во­слав­ной Церкви», а то пре­зен­тует себя буд­дист­кой (в Рос­сий­ском Тео­соф­ском Обще­стве висел порт­рет Бла­ват­ской с ее соб­ствен­но­руч­ной под­пи­сью: «От старой буд­дистки»260 ). А в днев­ни­ках пол­ков­ника Олкотта «хри­сти­анка» Бла­ват­ская прямо гово­рит, что «необ­хо­димо про­по­ве­до­вать и откры­вать людям Запада Брахму»261. Сам же Олкотт не просто напи­сал «Буд­дист­ский кате­хи­зис», но и лично пере­шел в буд­дизм262.

И здесь не уйти от вопроса: почему в сердце Тео­соф­ского Обще­ства про­цве­тает буд­дизм, и зачем нужен этот пере­ход из хри­сти­ан­ства в буд­дизм, если по заве­ре­нию самих тео­со­фов все рели­гии равны и во всех них рас­кры­ва­ется одна и та же истина?

И еще один вопрос есть у меня к г‑же Шапош­ни­ко­вой: если «про­по­ве­до­вать Христа» или «про­по­ве­до­вать Аллаха» счи­та­ется рели­ги­оз­ной дея­тель­но­стью, то на каком осно­ва­нии «про­по­ве­до­вать Брахму» ока­зы­ва­ется всего лишь «куль­тур­ной рабо­той»?

Кстати, стоит заме­тить, что Будда как раз и начал свою про­по­ведь с отри­ца­ния Брахмы. Весь клас­си­че­ский буд­дизм сфор­ми­ро­вался в про­ти­во­сто­я­нии веди­че­скому теизму: «Идея еди­но­бо­жия была настолько прочно уко­ре­нив­шейся в извест­ных, по край­ней мере, мыс­ля­щих кругах Индии, что такие анти­те­и­сты, как буд­дий­ские учи­тели, счи­тали необ­хо­ди­мой боевую поле­мику с моно­те­из­мом»263. Но Бла­ват­ская, как всегда, весьма раз­вязна в исполь­зо­ва­нии исто­рико-рели­ги­оз­ного мате­ри­ала. И ей, конечно, ничего не стоит при­сяг­нуть на вер­ность «нашему Гос­поду Будде», и одно­вре­менно про­по­ве­до­вать то, против чего Будда не уста­вал бороться264.

Что каса­ется Елены Рерих, то она уроки так­ти­че­ской лжи сове­тует брать у Розен­крейца, осно­ва­теля ордена розен­крей­це­ров, кото­рый по воз­вра­ще­нии из Индии в Европу (вообще-то более старые мифы повест­во­вали о его путе­ше­ствии в Египет, а не в Индию) «должен был пре­по­дать учение Востока в полухри­сти­ан­ском обли­чии, чтобы защи­тить своих уче­ни­ков от мести фана­ти­ков и ханжей. В своем боль­шин­стве чело­ве­че­ство оста­лось все теми же нетер­пи­мыми и жесто­кими изу­ве­рами. Каждое вели­кое Откро­ве­ние тре­бует при­кры­тия внеш­ними щитами265. В «Пись­мах Махатм» фор­му­ли­ровка точнее рери­хов­ской – Розен­крейц при­крыл хри­сти­ан­ским флером «наши восточ­ные док­трины», чтобы защи­титься от «духо­вен­ства»266. Сопо­став­ле­ние этих двух почти дословно сов­па­да­ю­щих тек­стов (причем текст Махатм был изве­стен Е. Рерих), по край­ней мере дает нам ключ к рери­хов­скому лек­си­кону: там, где она пишет «ханжи, фана­тики, изу­веры», она имеет в виду хри­сти­ан­ское духо­вен­ство.

Агни Йога допус­кает полез­ность лжи: «Когда Мы гово­рим о необ­хо­ди­мо­сти чест­но­сти, мы не имеем в виду негод­ных людей. Правда не есть отвле­чен­ная услов­ность, она есть осо­зна­ние кос­ми­че­ских зако­нов, осно­ван­ное на непо­сред­ствен­ном опыте. Поэтому наш сче­то­вод может оши­биться в цифре, не ста­но­вясь нечест­ным» (Агни Йога, 156).

Е. Рерих сама при­знает, что новым членам Общины не надо рас­кры­вать всего, не обо всем надо писать в книгах. «При выпол­не­нии Ука­за­ний помните одно усло­вие – всегда лучше что-то недо­ска­зать, нежели дать слиш­ком много»267. Поэтому пер­во­на­чаль­ный вари­ант про­по­веди «Живой этики» дела­ется мак­си­мально хри­сти­а­ни­зи­ро­ван­ным или сте­рильно-куль­тур­ным. «Если спро­сит вас совсем про­стой чело­век – какие задачи Учения, ска­жите – чтоб тебе было хорошо жить» (Агни Йога. 65).

Так что тео­софы не жеман­ни­чают, когда гово­рят, что у них есть «тайны». Самая боль­шая их тайна – это то, что они все-таки – анти­хри­сти­ане («тео­ло­ги­че­ское хри­сти­ан­ство должно отме­реть и нико­гда больше не вос­крес­нет в своем преж­нем виде»268 ). Но об этом узнает или слиш­ком уж въед­ли­вый чита­тель их трак­та­тов, или чело­век, уже все­цело вовле­чен­ный в дея­тель­ность тео­соф­ского обще­ства. Пона­чалу же оккуль­ти­сты пред­по­чи­тают высту­пать в роли чисто куль­тур­ной орга­ни­за­ции, кото­рая, вдо­ба­вок, с огром­ной сим­па­тией отно­сится к хри­сти­ан­ству, отли­ча­ясь от него разве что чуть-чуть боль­шей тер­пи­мо­стью и откры­то­стью.

Чтобы не касаться пока той рели­ги­оз­ной тайны, что ценой откро­вен­ных лже­сви­де­тельств защи­щают оккуль­ти­сты (и рери­ховцы в их числе), возь­мем пример эзо­те­ри­че­ской мас­ки­ровки поли­ти­че­ского кредо Рери­хов.

Меж­ду­на­род­ный Центр Рери­хов пыта­ется пред­ста­вить Рери­хов в каче­стве дис­си­ден­тов, чуть ли не борцов с совет­ской вла­стью: «для крем­лев­ских муд­ре­цов Рерих оста­вался неугод­ным с 1919 г»269. Однако, в лучших тра­ди­циях эзо­те­рики, Ната­лья Дар­ды­кина, чьему перу и сове­сти при­над­ле­жат эти строки, не ука­зы­вает – до какого именно года Рерихи не уго­ждали боль­ше­ви­кам. Неужели Дар­ды­кина думает, что никто, кроме нее, уже не помнит о зна­ме­ни­том «Письме Махатм вождям Совет­ского Союза»? По утвер­жде­нию Н. Дар­ды­ки­ной, в 1919 г. Н. Рерих воз­му­щался тем, что «швед­ская левая пресса выска­зы­ва­лась о боль­ше­ви­ках как о покро­ви­те­лях искус­ства». А через несколько лет – пожа­луй­ста: «Вы пре­кло­ни­лись перед кра­со­той» (из письма Махатм боль­ше­ви­кам). С чего бы это такая пере­мена во взгля­дах лон­донца, кото­рому не угро­жал ГУЛАГ?

Сам Нико­лай Рерих так писал о Ленине: «Появ­ле­ние Ленина при­мите как знак чут­ко­сти Кос­моса. Ленин служил Эво­лю­ции, и ради этого ему при­шлось идти самым верх­ним путем – исполь­зуя всех и вся для дости­же­ния Высшей цели – победы Рево­лю­ции в России»270. При этом В. Кле­щев­ский сооб­щает инте­рес­ные подроб­но­сти: «Известно, что еще в 1919 г. Н. К. Рерих пола­гал боль­ше­ви­ков „раз­ру­ши­те­лями куль­туры“. Также известно, что после 24 марта 1920 г. Рерихи ста­но­вятся яро „крас­ными“. Именно в этот день состо­я­лась их встреча в Лон­доне с Махат­мой М. Видимо, нача­лось посвя­ще­ние в План Владык».

То, о чем с мисти­че­ским при­ды­ха­нием пишут рери­ховцы, просто под­твер­дил на осно­ва­нии вполне земных архи­вов совет­ских спец­служб жур­на­лист Олег Шишкин. Все ока­за­лось немного проще: в конце 1919 г. в Лон­доне с Рери­хом зна­ко­мится связ­ной Комин­терна Вла­ди­мир Шибаев. Затем их встречи стали посто­ян­ными271.

Может быть, их сотруд­ни­че­ство было совер­шенно бес­ко­рыст­ным. Просто встре­ти­лись два инте­рес­ных чело­века. Ну, помо­гали они чисто по-дру­же­ски один дру­гому: то Рерих с собою возь­мет в тибет­скую экс­пе­ди­цию совет­ских аген­тов272 , то «друзья», не тор­гу­ясь, купят несколько картин худож­ника, запла­тив при этом брил­ли­ан­тами. Так и было дано начало зна­ме­ни­тому рери­хов­скому «чемо­дану с брил­ли­ан­тами»273.

Сотруд­ни­че­ство с Комин­тер­ном – это дей­стви­тельно эзо­те­рика. Рери­ховцы отри­цают его не менее настой­чиво, чем рели­ги­оз­ный и анти­хри­сти­ан­ский харак­тер своей док­трины.

Но гораздо более тща­тельно, чем свою поли­ти­че­скую анга­жи­ро­ван­ность, рери­ховцы прячут свою рели­ги­оз­ность. И то, что их «эзо­те­ри­че­ский» культ, их «рели­гия Нового Века» избе­гает соблю­де­ния закона о рели­ги­оз­ных орга­ни­за­циях, делает рери­хов­ское дви­же­ние неле­галь­ной сектой.

5. «Живая этика» в школе

Не стану отри­цать, бывают хоро­шие люди в дурной рели­гии, и дурные – в хоро­шей. Но одну вещь я усвоил из опыта, вполне реаль­ного, так, как учатся раз­ли­чать марки хоро­ших вин. Вряд ли мне попа­дался хотя бы один фило­соф­ству­ю­щий пре­ступ­ник, кото­рый не фило­соф­ство­вал бы о Востоке и пере­во­пло­ще­нии, о колесе судьбы и кру­го­во­роте вещей, о змее, заку­сив­шей соб­ствен­ный хвост. Пер­во­ис­токи этого учения, быть может, иные, но в нашем реаль­ном мире оно стало рели­гией него­дяев.
– Мне кажется, – заме­тил доктор Бойн, – него­дяй может испо­ве­до­вать любую рели­гию.
– Да, – согла­сился его собе­сед­ник, – может, или вернее, мог бы, если бы тут было рас­счи­тан­ное лице­ме­рие. Любое лицо можно при­крыть любой маской. Всякий заучит несколько фраз и скажет, что дер­жится таких-то взгля­дов. Но мы ведь гово­рим о поэте. А поэту нужно, чтобы маска до извест­ной сте­пени была вылеп­лена на нем. Он может чер­пать лишь из того, что есть и у него в душе. Он не мог бы стать крас­но­ре­чи­вым мето­ди­стом, а вот побыть крас­но­ре­чи­вым мисти­ком или фата­ли­стом ему не трудно. Такой чело­век, даже весь покры­тый кровью, спо­со­бен вполне искренне уве­рять вас, что буд­дизм – лучше хри­сти­ан­ства, мало того, что буд­дизм – хри­сти­ан­ней хри­сти­ан­ства.274
Г. К. Честер­тон

Как мы помним, «Живая этика» для того и стре­мится иметь имидж «свет­ского», куль­тур­ного дви­же­ния, чтобы легче про­хо­дить в школы. Один из аме­ри­кан­ских еди­но­мыш­лен­ни­ков Рери­хов выра­зил это так: «Я убеж­ден, что борьба за буду­щее чело­ве­че­ства должна быть начата и выиг­рана в клас­сах школ учи­те­лями, кото­рые пра­вильно пони­мают свою роль про­воз­вест­ни­ков новой эры. Школь­ные классы должны стать ареной кон­фликта между гни­ю­щим трупом хри­сти­ан­ства и новым созна­нием»275. Рос­сий­ские оккуль­ти­сты также все­рьез оза­бо­чены при­ру­че­нием школы276. Неза­мет­ные семи­нары и биб­лио­теч­ные выставки при­учают учи­те­лей ста­вить знак равен­ства между сло­вами «Рерих», «Куль­тура», «Духов­ность». Когда же учи­теля дозреют до того, чтобы войти в свои классы с про­по­ве­дью «Живой этики», они смогут вос­поль­зо­ваться «педа­го­ги­че­ским опытом», кото­рый уже при­го­тов­лен для них. С чем же они входят в классы? Только ли с куль­ту­рой и кар­ти­нами?

С. Кле­щев­ская пред­ла­гает при­ви­вать пер­во­класс­ни­кам живо­э­ти­че­ское созна­ние. Свой собcтвен­ный опыт она счи­тает вполне удач­ным. После ее уроков пер­во­клашки пра­вильно отве­чали на зада­ва­е­мые вопросы. Дается, напри­мер, вопрос: «Вла­дыки какой пла­неты дали людям Земли разум?» Ответы: – Разум дали Вла­дыки Шам­балы. – Разум дали Вла­дыки Юпи­тера. – Разум дали Вла­дыки Ориона. – Разум дали Вла­дыки Венеры. Вопрос: «Почему Матерь Мира создала Шам­балу?» Ответы: Потому Матерь Мира создала Шам­балу, чтобы Боги могли жить отдельно от людей. – Потому что богам было негде жить. – Матерь Мира создала Шам­балу для того, чтобы Боги могли уйти туда и жить»277.

Неужели и это надо счи­тать чисто свет­ским обра­зо­ва­нием? Неужели эти диа­логи не явля­ются рели­ги­оз­ным вос­пи­та­нием?

Другая настав­ница Агни Йоги сове­тует про­во­дить заня­тия с детьми по такому плану: «Заня­тие 5. Закон пере­во­пло­ще­ния. Цель заня­тия: 1. Что такое смерть. 2. Начать раз­го­вор о Тонком Мире. 3. Закон пере­во­пло­ще­ния. Мате­риал урока. Н. П. Баны­кин. „Детям о Кос­мосе, Земле и Чело­веке“. Ш. Перро. „Спящая кра­са­вица“. А. С. Пушкин. „Сказка о мерт­вой царевне и семи бога­ты­рях“… 1. Смерть. Вера в то, что чело­век живет один раз. Про­ти­во­ре­чия этой теории»278.

Так пер­во­класс­ни­ков, с одной сто­роны, лишают сказок (ибо при­учают всюду видеть маги­че­скую эзо­те­рику), а с другой сто­роны – с первых же шагов про­ти­во­по­став­ляют хри­сти­ан­ству (кото­рое при­дер­жи­ва­ется «про­ти­во­ре­чи­вой» теории одно­крат­ной жизни чело­века).

Но все же оста­ется еще вопрос: ради чего рери­ховцы нару­шают закон о свет­ском харак­тере школь­ного обра­зо­ва­ния? Может, истины, воз­ве­ща­е­мые ими, стоят того, чтобы пре­зреть букву закона? Посмот­рим.

В 1995 году Прав­ле­ние рос­сий­ского обще­ства «Знание» издало двух­том­ную бро­шюру Н. А. Стад­ни­ко­вой «Искус­ство мыс­лить. Мето­ди­че­ская раз­ра­ботка для учи­те­лей началь­ной школы». Это и есть учеб­ник по «Живой этике» для пер­во­класс­ни­ков.

Учеб­ное посо­бие не огра­ни­чи­ва­ется целью дать детям неко­то­рые пред­став­ле­ния об этике (пусть даже и «живой»). Дети должны под руко­вод­ством учи­теля так изме­нить («рас­ши­рить») свое созна­ние, чтобы быть гото­выми к обще­нию с Кос­мо­сом. Поэтому, в част­но­сти, рас­сказы учи­теля реко­мен­ду­ется сопро­вож­дать меди­та­тив­ной музы­кой: «Про­чте­ние темы „Жители Звезд­ных Миров помо­гают Ивану сто­ты­сяч­ному“ реко­мен­ду­ется про­ве­сти в соче­та­нии с музы­кой (музыка должна зву­чать тихо, как бы изда­лека)279. Отрывки из Библии надо «читать с пау­зами, тор­же­ственно»280.

Дети должны научиться общаться с духами – «дети не должны пугаться, если слышат голоса»281. Когда же дети научатся слы­шать поту­сто­рон­ние голоса, «начи­на­ется само­сто­я­тель­ное обще­ние детей с внут­рен­ним води­те­лем»282. А пройдя полный курс обу­че­ния «Живой этике», ученик научиться леви­ти­ро­вать: «А может ли бху­мо­вец летать без помощи тех­ники? – снова спро­сил учи­тель детей. – Бху­мо­вец может летать в тонком теле, – отве­тили из стар­шего класса»283.

«Бху­мо­вец» – это житель пла­неты Бхуми, как на «языке Кос­моса» назы­ва­ется наша Земля. Об исто­рии Бхуми Н. А. Стад­ни­кова сочи­нила сказку, и с помо­щью этой сказки дети должны научиться смот­реть на исто­рию мира и России через очки «Живой Этики». «Жил да был на свете Иван сто­ты­сяч­ный. Больше всего на свете он любил стран­ство­вать по разным кос­ми­че­ским Мирам. В каких Мирах он только не побы­вал! Миры Огнен­ные, Миры Звезд­ные, Миры Даль­ние, Миры Высшие, Миры Тонкие, Миры плот­ные…»284. Затем герой сказки совер­шает своего рода гре­хо­па­де­ние, и мир Бхуми ока­зы­ва­ется отре­зан от «Миров Огнен­ных, Звезд­ных, Даль­них, Высших, Тонких». Но нако­нец Иван сто­ты­сяч­ный «вос­пря­нул духом и решил спасти Мир Бхуми», для чего он начи­нает соби­рать вокруг себя разные народы и стро­ить миро­вую «Общину». Ему, конечно, мешают «темные» и «невежды», но ему же помо­гают «силы Кос­моса». В резуль­тате, напри­мер, преп. Сергий Радо­неж­ский и Кули­ков­ская битва пред­стают так:

«Напала на них силища темная-пре­тем­ная, под назва­нием Хан. Пору­шила она все осно­ва­ние брат­ское. Добра­лась силища и до стро­и­те­лей-бху­мов­цев вместе с Иваном сто­ты­сяч­ным. Плохо при­шлось бы им, да спасла их Сила-Свет Радо­неж­ская из Звезд­ных Огнен­ных Миров. Рас­ки­нули Звезд­ные жители Сферу-Радугу от Миров Неви­ди­мых к Мирам Звезд­ным види­мым, а от них пала она Дугой-Раду­гой над Миром Бхуми. И спу­сти­лась по этой дуге Сила-Свет Радо­неж­ская к стро­и­те­лям Брат­ской Общины. Бла­го­сло­вила Сила-Свет Радо­неж­ская стро­и­те­лей на битву со слу­гами темной силищи. Сама же Сила-Свет Радо­неж­ская вышла на битву один на один против силища Хан… Завыла силища темная диким голо­сом да и рас­сы­па­лась вся, как будто ее и не бывало. Тогда ска­зала Сила-Свет Радо­неж­ская Ивану сто­ты­сяч­ному: „Грядет роко­вой срок. Под­ни­мется сила черная против Зна­мени Мира. При­мешь удар на себя. Больше миро­вых битв не будет“. Ска­зала так Сила-Свет Радо­неж­ская и под­ня­лась по Дуге-Радуге на седь­мое, самое высо­кое небо Бхуми»285.

Перед учи­те­лем мето­дист ставит сле­ду­ю­щую цель, кото­рой должен достичь рас­сказ о «Силе-Свете»: «работа над темой осно­вы­вает начало при­об­ще­ния созна­ния ребенка к поло­же­нию древ­ней миро­вой куль­туры о том, что все в этом про­яв­лен­ном мире есть силы или энер­гии»286.

Детям, кото­рых учи­тель­ница решила завер­бо­вать в адепты «Агни Йоги», надо пове­дать еще и иные стра­шилки. Их ждет рас­сказ об Арма­гед­доне. В биб­лей­ской тра­ди­ции битва Арма­гед­дона – это послед­нее собы­тие миро­вой исто­рии, победа Христа над силами Анти­хри­ста. Согласно же учению Рери­хов Арма­гед­дон уже про­изо­шел. «Н. К. Рерих отно­сит это собы­тие к соро­ко­вым годам два­дца­того сто­ле­тия (вторая миро­вая война)»,287 – пишет Н. А. Стад­ни­кова, демон­стри­руя этим или свою нечест­ность, или неосве­дом­лен­ность (по уве­ре­ниям Елены Рерих, кос­ми­че­ский Арма­гед­дон про­изо­шел в 1947 г, а отнюдь не в годы второй миро­вой войны). Детям же об этом сле­дует рас­ска­зать так: «Много ли, мало ли вре­мени прошло, никто не ведает, подо­шел тут срок роко­вой, годы со-роко­вые. Под­ня­лась силища черная пре­чер­ная под назва­нием Арма­гед­дон. На види­мую битву выслала арма­гед­до­нова силища Кру­шилу Хва­талу… А на неви­ди­мую битву силища арма­гед­до­нова поста­вила Раз­ру­шилу. Вполз Раз­ру­шило внутрь стро­е­ния брат­ского. Стал он бху­мов­цев с пути Добра и Света сби­вать, подо­зре­ния да рознь и доносы сеять. А кого сбить с пути не смог, того травил ядом зельи­ным. Оста­ется тогда от бху­мовца одна тень-энер­гия. Много теней стало бро­дить по Миру Бхуми. Совсем не стало Света. А какое же во тьме стро­и­тель­ство? Вот поэтому строил, строил Иван сто­ты­сяч­ный эту Общину, да сам и уснул. Пере­стал он летать в Даль­ние Миры, забыл он Отца и Матерь, забыл своих Стар­ших Бра­тьев и Сестер. Да Стар­шие Братья и Сестры все время пом­нили о Нем. Уви­дели они, что Иван сто­ты­сяч­ный уснул, и послали ему весточку через своих вест­ни­ков – Сестру Елену Пре­крас­ную и Брата Нико­лая Непо­бе­ди­мого… И стало в голове и вокруг головы Ивана светло, как днем… И когда насту­пил роко­вой срок, годы со-роко­вые, под­нялся вла­дыка Мира Знания Май­трейя на битву с самим князем Мира тьмы. Стар­шие Братья и Сестры бились с тьмою или неве­де­ньем. И помо­гали им в этой тяжкой битве Елена Пре­крас­ная и Нико­лай Непо­бе­ди­мый. Так все вместе Они и побе­дили князя Мира не-знания»288.

Отме­тим прежде всего реша­ю­щую роль в судь­бах Второй миро­вой войны семьи Рери­хов – «пре­крас­ной» Елены Ива­новны и «непо­бе­ди­мого» Нико­лая Кон­стан­ти­но­вича.

Во-вторых, обра­тим вни­ма­ние на то, что дети сразу поме­ща­ются в апо­ка­лип­ти­че­скую атмо­сферу. Век Май­трейи, время «вто­рого при­ше­ствия» не ото­дви­га­ется в некое неопре­де­лен­ное буду­щее: он уже насту­пил. Соот­вет­ственно, стоит только загля­нуть в эту школу мис­си­о­неру из «Белого брат­ства» или из «Аум Син­рике» и объ­явить, что Мессия-Май­трейя уже стоит во дворе (или ждет их на Олим­пий­ским ста­ди­оне) – как дети, обу­чен­ные Стад­ни­ко­вой «Искус­ству мыс­лить», побе­гут туда тол­пами.

В‑третьих, ребя­там объ­яс­ня­ется клас­си­че­ская схема совет­ской исто­рии, раз­ра­бо­тан­ная еще в хру­щев­ские вре­мена: «хоро­шая была идея, и так здо­рово мы все с Махат­мой Лени­ным начали, да вот потом Сталин с Берией попу­тали». Все было хорошо до «роко­вых-соро­ко­вых», а потом появился «Раз­ру­шило». Кто име­ется в виду – не очень понятно. Во всяком случае в годы «ежов­щины» Рерихи отзы­ва­лись о совет­ском режиме вполне лас­ково. В 1938 г. Н. К. Рерих пишет: «Пла­нета тяжко больна. Рав­но­ве­сие мира дер­жится лишь одной стра­ной, и радостно, что там кипит стро­и­тель­ство»289.

Дей­стви­тельно, лучше не при­пи­сы­вать Рери­хам и их «Махат­мам» поли­ти­че­скую про­зор­ли­вость. Но чтобы как-то выго­ро­дить их ком­му­ни­сти­че­ские сим­па­тии, Н. А. Стад­ни­кова пояс­няет учи­те­лям: ошибка ком­му­ни­сти­че­ского режима была только в том, что «в осно­ва­ние стро­и­тель­ства была зало­жена оши­боч­ная идея – насиль­ствен­ное иско­ре­не­ние чув­ства соб­ствен­но­сти у чело­века, мате­ри­а­ли­сти­че­ская наука и тех­но­кра­тия, иначе говоря, мате­ри­аль­ная куль­тура»290.

Вот опять науке доста­лось за то, что она недо­ста­точно оккультна… А что каса­ется «отказа от соб­ствен­но­сти» – то он может быть доб­ро­воль­ным в мона­ше­ских общи­нах, но в целой стране, в целом обще­стве он и не может быть иначе как насиль­ствен­ным. И когда в «Напут­ствии Вождю» Рерих сове­тует отме­нить соб­ствен­ность на землю или право насле­до­ва­ния, вряд ли он пола­гает, что все потен­ци­аль­ные наслед­ники и реаль­ные зем­ле­вла­дельцы с вос­тор­гом отне­сутся к этому пред­ло­же­нию. А потому и преду­смат­ри­вает исполь­зо­ва­ние «сума­сшед­ших домов и тюрем» (Община, 248).

Но дело не в поли­ти­че­ских убеж­де­ниях Рери­хов или Стад­ни­ко­вой. Вопрос в другом: дей­стви­тельно ли чисто «свет­скую» этику несут с собою рери­хи­анцы в школы? Хотят ли они рас­ши­рить исто­ри­че­ский, куль­тур­ный, нрав­ствен­ный кру­го­зор детей или просто желают сде­лать из них адеп­тов своей секты?

Сама Стад­ни­кова цель своего учеб­ника опре­де­ляет так: «Учеб­ное посо­бие „Искус­ство мыс­лить“ для началь­ной школы под­го­тав­ли­вает созна­ние ребенка к само­сто­я­тель­ному изу­че­нию книг Живой этики, кото­рое начи­на­ется с пятого класса»291. Итак, уже пяти­класс­ники должны стать агни-йогами и «агни-йоги­нями».

Как и в «валь­дорф­ской педа­го­гике» Р. Штей­нера, уче­ники при­зы­ва­ются к «само­по­зна­нию», кото­рое сво­дится к откры­тию в себе семи раз­лич­ных тел. У Стад­ни­ко­вой в главе «Уче­ники Мар­танды познают себя» это выгля­дит так: «Бху­мо­вец – суще­ство кос­ми­че­ское. Бху­мо­вец – семи­ри­чен, – объ­явил Мар­танда»292. Даль­ней­ший текст стад­ни­ков­ской сказки не дает объ­яс­не­ний – почему же «бху­мо­вец семе­ри­чен». Но зато дети впер­вые зна­ко­мятся с одной из излюб­лен­ных идей оккульт­ной лите­ра­туры.

Кроме того, уроки «Живой этики», кото­рые, по реко­мен­да­ции Стад­ни­ко­вой, «должны стать люби­мым часом ребенка», при­званы отра­вить оккуль­тиз­мом весь мир малыша. Посте­пенно он должен при­учиться даже обыч­ные сказки читать как «эзо­те­ри­че­ские трак­таты». Сама Н. Стад­ни­кова не пре­ми­нула пояс­нить, что «Бога­тырь в сказ­ках значит полу­бог» (с соот­вет­ству­ю­щей прак­ти­че­ской реко­мен­да­цией – «неплохо разо­брать с детьми попо­дроб­ней внут­рен­ние духов­ные силы, кото­рыми вла­дели бога­тыри»)293.

Оте­че­ствен­ная педа­го­гика послед­них лет уже знает при­меры «эзо­те­ри­че­ских сказок». Впер­вые с ними я встре­тился в учеб­ни­ках, издан­ных сектой по имени «Юнивер». Офи­ци­ально учеб­ники этой секты, есте­ственно, име­ну­ются «Учеб­ни­ками живой духов­но­сти». Назва­ние пред­мета кра­сиво донельзя – «Искус­ство быть и стать чело­ве­ком» (почти как учеб­ник Н. Стад­ни­ко­вой). Изданы эти учеб­ники при под­держке госу­дар­ствен­ных обра­зо­ва­тель­ных струк­тур («Научно-инфор­ма­ци­он­ная внед­рен­че­ская фирма „ЮКИС“ Системы Госо­бра­зо­ва­ния СССР. Центр непре­рыв­ной целе­вой радио­тех­ни­че­ской под­го­товки спе­ци­а­ли­стов. Редак­ция лите­ра­туры о куль­тур­ных тра­ди­циях»). Второй том этого учеб­ника спустя год был издан вообще изда­тель­ством Все­рос­сий­ского Заоч­ного Педа­го­ги­че­ского Инсти­тута. Тираж – сто тысяч. Внед­ре­ние «юни­ве­ров­ских» мето­дик в Москве под­дер­жи­ва­лось бывшим началь­ни­ком Юго-Запад­ного обра­зо­ва­тель­ного округа Москвы Евге­нием Ямбур­гом.

«Юнивер», будучи сектой, выдает себя за обра­зо­ва­тель­ный центр; его осно­ва­тель Иван Гав­ри­лен­ков счи­тает, что несколь­ких лет обу­че­ния в «инъязе» доста­точно, чтобы назы­ваться фран­цу­зом «Жаном Гавэ­ром» и тре­бо­вать обра­ще­ния к себе «Ваше Пре­вос­хо­ди­тель­ство».

Сам Гавэр счи­тает, что для него «наи­бо­лее близ­ким по духу Учению и спо­соб­ным уви­деть и ощу­тить его явля­ется фило­соф­ское насле­дие Нико­лая и Елены Рери­хов»294. Правда это или нет – вопрос мало­ин­те­рес­ный. Важно, что почти нет в России такой секты, кото­рая не исполь­зо­вала бы имя Рери­хов в каче­стве отмычки к серд­цам учи­те­лей и дирек­то­ров школ.

Обычно он выдает себя за послан­ника некоей «циви­ли­за­ции N». Эта циви­ли­за­ция нахо­дится на земле: «Кроме людей на земле есть другие циви­ли­за­ции»295 , «циви­ли­за­ция N суще­ствует неза­ви­симо от чело­века»296. Эта циви­ли­за­ция духов пере­да­вала людям эзо­те­ри­че­ские оккульт­ные знания.

И конечно, у него есть свои сказки для детей. Знаете ли вы эзо­те­ри­че­ский смысл сказки «Коло­бок»? Так слу­шайте: «Коло­бок озна­чает Луну. И каждое живот­ное отку­сы­вало от колобка по кусочку, а лиса съела оста­ток. Вот смысл, почему Луна такой бывает на небе. Еще Луна озна­чает чело­века. На самом деле в сказке напи­сано о том, кем и как был создан чело­век, как он попал в наш мир и каких четы­рех врагов в жизни он должен побо­роть. „Жили-были старик со ста­ру­хой“. Оста­но­ви­лись. Ста-рик. Ста-руха. Что озна­чают слова „рик“ (укр. „рiк“ – год) и рух (укр. – дви­же­ние)? У нас есть десять цифр. 10х10 – будет 100 – это совер­шен­ное число для 10. Старик – это совер­шен­ный год, совер­шен­ная ста­рость, совер­шен­ная муд­рость. А самый совер­шен­ный мудрец – Бог. Поэтому старик – начало мыс­ля­щее. Ста­руха – совер­шен­ное дви­же­ние, начало дей­ству­ю­щее. Или Слово и Дело, теория и прак­тика. Бог един, но начала разные»297. Кстати, это тол­ко­ва­ние «Колобка» пред­ло­жила Т. Куз­не­цова – науч­ная сотруд­ница Киев­ского инсти­тута усо­вер­шен­ство­ва­ния учи­те­лей…

Серый Волк пре­по­дает здесь науку Тай­но­ве­де­ния и пре­ду­пре­ждает Царя: «Направо пой­дешь – в Нижний Мир попа­дешь, налево пой­дешь – в Верх­ний мир попа­дешь, прямо пой­дешь – в Сред­ний мир попа­дешь»298. Раз перед Царем откры­ва­ются три мира – он на них смот­рит явно из своего, чет­вер­того мира («Дворец»). Здесь стоит напом­нить, что в каб­ба­ли­сти­че­ской тра­ди­ции мир сла­га­ется из четы­рех сфер, и чело­век должен пройти через все четыре в своем кос­ми­че­ском ста­нов­ле­нии.

Подоб­ному над­ру­га­тель­ству под­вер­га­ются в учеб­ни­ках «Юни­вера» и Пушкин, и Экзю­пери, и просто самый обык­но­вен­ный чело­ве­че­ский вкус.

Но наи­бо­лее инте­рес­ные тексты в этих учеб­ни­ках набраны по-фран­цуз­ски. А в них-то и таится суть: «Тра­ди­ции Каб­балы и древа Сефи­ро­тов необ­хо­димы нам… Мы должны набро­сать резюме обшир­ного знания, пере­не­сен­ного Зогар и Каб­ба­лой»299.

Пре­тен­дуя не только на фран­цуз­ское про­ис­хож­де­ние, но и на знание сокро­вен­ных тайн всех рели­гий, «Гавэр» счи­тает, что он постиг, напри­мер, истин­ный смысл хри­сти­ан­ского Креста. Крест в его пони­ма­нии – символ оккульт­ного мира. Упо­до­бив струк­туру мира кресту и чело­ве­че­скому телу, Гавэр видит место для Бога в весьма свое­об­раз­ном органе. Ока­зы­ва­ется, «тот знак, кото­рый соот­но­сится с Выс­шими поня­ти­ями, нахо­дится в нижней части Пере­кре­стия, и здесь же нахо­дится знак Бога. Это знак очень силь­ный, он сим­во­ли­зи­рует интим­ные отно­ше­ния»300.

В оккульт­ной зна­ко­вой системе, в кото­рую погру­жает детей Жан Гавэр, «Знак Духов­но­сти выгля­дит не совсем при­вычно. Аспект Духов­но­сти пре­об­ра­зу­ется и берет начало в той части тела, кото­рая обычно соот­но­сится с функ­ци­ями пола… Акку­му­ля­ция Духов­ной энер­гии поз­во­ляет укре­пить нижнюю часть живота»301. Такое соот­не­се­ние духов­но­сти со сферой пола харак­терно для тан­тризма, вопло­тив­ше­гося в том самом «север­ном буд­дизме» или лама­изме, что так полю­бился Рери­хам302.

Как и подо­бает неле­галь­ной оккульт­ной струк­туре, «Юнивер» уве­ряет учи­те­лей, что он – чисто свет­ская орга­ни­за­ция. Но в его учеб­ни­ках, пред­ла­га­ю­щих новую «единую рели­гию» чело­ве­че­ству, есть такие декла­ра­ции: «Под Звез­дой Любви, в Откро­ве­нии, ты рас­кро­ешь суть Веры Истин­ной, Веры в Гос­пода, что Единою назы­ва­ется». В ком­мен­та­рии к этому стиху гово­рится: «Сове­туем читать текст Учения мед­ленно, раз­мыш­ляя над каждой стро­кой. Попро­буйте понять тайный смысл слов-знаков, напи­сан­ных с боль­шой буквы»303.

Насколько «едина» эта новая «вера», можно усо­мниться. Исто­рия знака «Игрек», напри­мер, слиш­ком напо­ми­нает исто­рию Люци­фера: «Он бес­ко­нечно долго падал в Без­вре­ме­нье, Он знал, что его ждет. И это была созна­тель­ная жертва, заклю­че­ние себя в Без­вре­ме­нье. Он увидел, что ему пред­стоит, и, собрав все свое муже­ство, рас­ки­нув крылья в полете, Он падал спеша, жерт­вуя собою во имя Жизни»304. О том, что Люци­фер «жерт­венно служил делу про­све­ще­ния людей», в текстах и Бла­ват­ской, и Елены Рерих гово­рится неод­но­кратно и вполне ясно305.

Гавэр сетует на «утрату сакраль­ного отно­ше­ния к при­роде», при­вед­шую к «внеш­ней форме рели­ги­оз­но­сти». Напомню, что «сакраль­ное отно­ше­ние к при­роде» и есть язы­че­ство, почи­та­ю­щее твар­ный мир вместо Творца, а утвер­жде­ние о том, что смысл жизни рож­дают низшие, ирра­ци­о­наль­ные уровни пси­хики, несов­ме­стимо со всей тра­ди­цией евро­пей­ской фило­со­фии, всегда видев­шей смысл чело­ве­че­ского бытия в раз­ви­тии именно разум­ного его начала. Упор на ирра­ци­о­на­лизм и бес­со­зна­тель­ное – харак­тер­ная черта именно тео­соф­ской, неоязы­че­ской педа­го­гики (напри­мер, «валь­дорф­ской»). Харак­тер­ный для оккуль­тизма мир пере­вер­ты­шей (где путь к добру начи­на­ется с нис­хож­де­ния вниз, где сатана и Бог ока­зы­ва­ются про­яв­ле­нием еди­ного начала и т. п.) про­яв­ляет себя и в пред­ла­га­е­мой Гавэ­ром пси­хо­ло­гии. Он, напри­мер, утвер­ждает, что «суг­ге­стив­ные формы мето­дик» совер­шен­ствуют «высшие уровни созна­ния»306. Поскольку суг­ге­стия может быть обра­щена только к под­со­зна­нию чело­века, при­хо­дится при­знать, что именно оно и есть по Гавэру «высший уро­вень созна­ния», а отнюдь не разум.

Гавэр не очень-то и скры­вает эзо­те­ри­че­ский харак­тер своего учения; его «Юнивер» соби­ра­ется зна­ко­мить детей, про­шед­ших «ини­ци­а­цию», с «эмпи­ри­че­скими мето­дами рели­гий»307.

Вот намек на одну из этих «ини­ци­а­ций»: «Для того, чтобы под­ростки пре­вра­ти­лись во взрос­лых людей, необ­хо­димы про­во­ци­ру­ю­щие риту­алы. Ребе­нок обя­за­тельно должен выдер­жать поеди­нок с отцом перед тем, как будет под­вер­гаться сим­во­ли­че­скому обряду ини­ци­а­ции»308. Этот его совет особо инте­ре­сен, если его сопо­ста­вить с сове­том более ранней сту­пени: «Мать нико­гда не затра­ги­вает вопро­сов интим­ных отно­ше­ний и не про­буж­дает в сыне чрез­мер­ный инте­рес к интим­ной обла­сти. Об этом гово­рит исклю­чи­тельно Учи­тель и Отец»309. Похоже, что слова «Учи­тель и Отец» отно­сятся именно к Гавэру. Но если даже под «Отцом» с боль­шой буквы пони­ма­ется обыч­ный отец, то как же удастся сыну пого­во­рить с ним об этом, если Гавэр пред­пи­сы­вает под­ростку именно скан­даль­ное пове­де­ние с отцом. И, значит, опять же, оста­ется обсуж­дать интим­ные вопросы только наедине с Учи­те­лем. А чтобы реко­мен­да­ции не рас­хо­ди­лись с делом, «Его Пре­вос­хо­ди­тель­ство» любит наедине тести­ро­вать маль­чи­ков у себя в квар­тире… При этом под­ростку пред­ла­га­ется вполне нехит­рая логи­че­ская схема: а) каждый чело­век – это «мик­ро­кос­мос»; б) сле­до­ва­тельно, в чело­веке должно быть все, что есть в мире; в) в мире есть муж­ское и жен­ское начало; г) сле­до­ва­тельно, в гар­мо­нич­ном чело­веке оба этих начала должны быть равно раз­виты. И, нако­нец, кон­крет­ное пред­ло­же­ние: поскольку ты начи­на­ешь быть муж­чи­ной, тебе нужно мак­си­мально раз­ви­вать в себе муж­ское начало, а поскольку «Его Пре­вос­хо­ди­тель­ству» для боль­шей гар­мо­нич­но­сти необ­хо­димо под­черк­нуть в себе начало жен­ское, то он готов высту­пить в «пас­сив­ной» роли»…

Кстати, Гавэр не так глуп, как кажется. Хри­сти­ан­ство мыслит чело­века как образ Бога, а не как модель Кос­моса, и потому может осво­бо­дить его от раб­ства сти­хиям пола. Но там, где нет над­мир­ного, над­по­ло­вого Бога – там вполне логично заклю­чить, что именно через секс совер­ша­ется посвя­ще­ние в «тайны Кос­моса». Так пола­гает новый «Мессия» Сан Сен Мун, про­по­ве­дуя дву­по­лого «Бога» и вхож­де­ние в семью Мессии как един­ствен­ный путь спа­се­ния. Так пола­гали древ­ние греки, воз­водя в культ любовь к маль­чи­кам.

И потому отнюдь не слу­чайно, что неоязы­че­ство, едва только появив­шись на свет, стало отбра­сы­вать гомо­сек­су­аль­ную тень. Курт Вон­не­гут отме­чает под­черк­ну­тую муже­по­доб­ность мадам Бла­ват­ской, ее страх перед обыч­ными брач­ными отно­ше­ни­ями. И при этом цити­рует запис­ную книжку Бла­ват­ской: «Сча­стье жен­щины – в обре­те­нии власти над поту­сто­рон­ними силами. Любовь – всего лишь кош­мар­ный сон»310.

Ученик Бла­ват­ской Лед­би­тер, в про­шлом пастор англи­кан­ской церкви, был также изве­стен среди тео­со­фов своими гомо­сек­су­аль­ными наклон­но­стями. Можно пред­ста­вить себе ужас отца Джидды Криш­на­мурти, когда он узнал, что Лед­би­тер при­знал в его маль­чике Мессию и потому желает взять его к себе на вос­пи­та­ние311 … Нет, грех может слу­читься с носи­те­лем любых рели­ги­оз­ных взгля­дов. Но в том-то и дело, что оккульт­ная тео­со­фия готова не просто оправ­дать, но даже освя­тить неко­то­рые грехи… Во время судеб­ного про­цесса «на обви­не­ния в гомо­сек­су­а­лизме Лед­би­тер отве­чал, что в его про­шлых рож­де­ниях в Древ­ней Греции педе­ра­стия была частью куль­туры, а поэтому он ни в чем не вино­ват»312. Если в Абсо­люте есть доброе и злое, муж­ское и жен­ское, то есте­ственно от гар­мо­нич­ного чело­века ожи­дать андро­ге­ни­че­ских склон­но­стей.

И эта идея прямо обос­но­вы­ва­ется Бла­ват­ской: «В конце сле­ду­ю­щего Круга Чело­ве­че­ство опять станет муже-жен­ским. В Седь­мой Расе эти двое сольются в одно»313. Поскольку же «Махатмы», «гуру», «посвя­щен­ные» ходят среди людей как посланцы высшей и буду­щей расы, им поз­во­ли­тельно носить в себе черты все­об­щего свет­лого буду­щего. Так что не нужно удив­ляться откры­тию Бла­ват­ской: ока­зы­ва­ется, «ни один насто­я­щий Посвя­щен­ный не был женат»314. И уточ­няет: поскольку у Сократа была жена – его нельзя счи­тать «посвя­щен­ным». И напро­тив – поскольку Моисей почтен зва­нием «Учи­теля», он «нико­гда не мог быть жена­тым»315. А сви­де­тель­ство Библии о женитьбе Моисея надо счи­тать «алле­го­рией». Отсут­ствие семей­ных людей среди тех, кого тео­софы счи­тают своими Учи­те­лями, не просто любо­пыт­ная исто­ри­че­ская «слу­чай­ность» или сов­па­де­ние. Нет, это – импе­ра­тив: «жена­тый чело­век не может быть адеп­том»316.

Что же каса­ется Гавэра, то он на службу своей стра­сти ставит не только оккуль­тизм, но и «глу­бин­ную пси­хо­ло­гию». Чтобы отно­ше­ния с Учи­те­лем ста­но­ви­лись теснее, «у нас в Лицее суще­ствует мето­дика „Откро­ве­ние помыс­лов“, кото­рая состоит в том, что чело­веку необ­хо­димо при­знаться при всех в своих поло­жи­тель­ных и отри­ца­тель­ных каче­ствах. Для начала пред­ла­гаем выпи­сать их для себя и поду­мать»317. Вообще-то эта мето­дика пуб­лич­ной испо­веди рас­про­стра­нена в тота­ли­тар­ных сектах. Но Гавэр, похоже, не наста­и­вает на пуб­лич­но­сти. Пись­мен­ные испо­веди он хранит у себя дома: «На каж­дого моего сотруд­ника у меня дома лежит огром­ный том его лич­ного пси­хо­ана­лиза и откро­ве­ния помыс­лов. У нас никто не боится голым раз­деться. Я считаю, что если чело­век боится своего тела, – это уже не чело­век. У нас нет никого посто­рон­них в центре. Это у нас семья. Пред­ставьте себе, что Вы пере­оде­ва­е­тесь и вдруг папа пришел. Побыв месяц на нашем тре­нинге, чело­век выхо­дит на сцену без всяких про­блем и рас­ска­зы­вает о своих про­бле­мах и плохих сто­ро­нах харак­тера»318.

Дирек­тора школ вновь и вновь будут при­тор­го­вы­вать дет­скими душами, вновь и вновь забы­вая потре­бо­вать лицен­зий и экс­перт­ных заклю­че­ний у бес­чис­лен­ных оккульт­ных «нова­то­ров». «Мне обидно, когда меня спра­ши­вают, какие у меня дипломы», – сказал Иван Гав­ри­лен­ков в интер­вью радио «Надежда». Но руко­вод­ство округа и школ могли бы потре­бо­вать доку­менты с чело­века, котрому дове­ряет тысячи детей! Неужели можно отда­вать детей «нова­то­рам», не про­смот­рев их учеб­ники и не про­ведя экс­пер­тизы?

Секты типа «Юнивер» выжи­вают в любых скан­да­лах: после пуб­лич­ного про­вала они меняют свое имя и при­хо­дят в сосед­нюю школу в новой маске – есте­ственно, не рели­ги­оз­ной, а чисто куль­тур­ной.

Чтобы не при­но­сить в жертву оккуль­ти­стам новые сотни дет­ских душ, при­хо­дится про­сить роди­те­лей и учи­те­лей: если в ваших школах появи­лись «нетра­ди­ци­он­ные» пре­по­да­ва­тели «духов­но­сти», при­смот­ри­тесь к ним. Они могут назы­вать себя просто фило­со­фами или про­све­ти­те­лями, пред­ста­ви­те­лями «эврит­ми­че­ского искус­ства», могут заяв­лять, что они нашли способ соеди­не­ния сразу всех рели­гий и что они хотят при­не­сти детям «живую этику» Рери­хов. На деле за ними будет стоять все та же прак­тика маги­че­ского оккуль­тизма.

То, о чем идет речь в этой главе – отнюдь не мар­ги­наль­ные собы­тия, про­ис­хо­дя­щие в двух-трех школах. Сотни школ по всей России пре­вра­щены в цетры оккульт­ной про­па­ганды. И эта мета­мор­фоза встре­чает полную под­держку Мини­стер­ства обра­зо­ва­ния. А как иначе оце­нить такое, напри­мер, сооб­ще­ние: «1 Ноября 1995 года в Москве в кон­фе­ренц-зале Мини­стер­ства обра­зо­ва­ния Рос­сий­ской Феде­ра­ции откры­лась научно-прак­ти­че­ская кон­фе­рен­ция „Готов­ность учи­теля к вос­пи­та­нию чело­века Новой Эпохи“, орга­ни­зо­ван­ная Ассо­ци­а­цией твор­че­ских учи­те­лей России (АсТур). В ней при­ни­мали уча­стие пред­ста­ви­тели 31 тер­ри­то­рии и наци­о­наль­ных обра­зо­ва­ний страны. На пле­нар­ных и сек­ци­он­ных засе­да­ниях высту­пали ученые и обще­ствен­ные дея­тели. Своей тре­во­гой по поводу состо­я­ния куль­туры поде­лился пре­зи­дент Меж­ду­на­род­ного центра Рери­хов Г. М. Печ­ни­ков. Актер и и режис­сер П. Е. Федо­ров, веду­щий попу­ляр­ной дет­ской пере­дачи „С утра пораньше“ (теперь она назы­ва­ется „Не зевай!“) выска­зал свои сооб­ра­же­ния о том, как пони­мала слова „куль­тура и обра­зо­ва­ние“ семья Рери­хов… Инте­ресно было выступ­ле­ние Л. В. Мазу­ри­ной, учи­теля началь­ной школы г. Лобня „О сту­пе­нях про­свет­ле­ния созна­ния уча­щихся началь­ной школы“319.

По рас­ска­зам из многих епар­хий я знаю, что доклад учи­тель­ницы на тему «Опыт пра­во­слав­ного вос­пи­та­ния уча­щихся началь­ной школы» вызо­вет иногда откры­тую, иногда тайную, но все же одно­значно нега­тив­ную реак­цию руко­вод­ства обра­зо­ва­тель­ных госу­дар­ствен­ных струк­тур. Попади такой доклад на стра­ницы прессы – и газеты почер­неют от ужаса по поводу «нару­ше­ния прин­ципа свет­ско­сти обра­зо­ва­ния». А «про­свет­лять» созна­ние малы­шей оккуль­тиз­мом – это Мини­стер­ству обра­зо­ва­ния нра­вится. Рели­ги­оз­ную поли­тику в нем опре­де­ляют люди пере­до­вых взгля­дов (прежде всего – зам. мини­стра А. Г. Асмо­лов, в свое время настой­чиво реко­мен­до­вав­ший школам ввести учеб­ник «Мой мир и я», напи­сан­ный сектой Муна). Люди, давно уже живу­щие в «Новой Эпохе». В итоге рус­ская школа сего­дня отде­лена от Церкви, но не от сект.

Я не могу себе пред­ста­вить объ­яв­ле­ния типа: «Мага­зин пра­во­слав­ной лите­ра­туры открылся в поме­ще­нии школы такой-то». Но в моей кол­лек­ции сек­тант­ских рекла­мок есть немало лист­ков, при­гла­ша­ю­щих в школы («Эзо­те­рика. Вашему вни­ма­нию пред­ла­га­ется широ­кий выбор фило­соф­ской, духовно-рели­ги­оз­ной, оккульт­ной, меди­цин­ской лите­ра­туры, а также лите­ра­туры по пси­хо­ло­гии, восточ­ным еди­но­бор­ствам, цели­тель­ству; восточ­ные суве­ниры и аму­леты, кас­сеты с запи­сью музыки для меди­та­ции и релак­са­ции, оздо­ро­ви­тель­ными настро­ями. Центр „Светоч“ в поме­ще­нии школы N.1840»; м. «Про­спект Мира»). Не сложно пред­ста­вить, что в этом «Све­точе» посто­янно играет меди­та­тив­ная музыка, вос­ку­ря­ются индий­ские бла­го­во­ния. Для тех же под­рост­ков, кого бла­го­во­ни­ями не воз­мешь, в про­даже есть лите­ра­тура по «боевым искус­ствам». Так что этот центр рабо­тает явно не только на посто­рон­них дядей и тетей, но и среди уче­ни­ков при­ютив­шей его госу­дар­ствен­ной школы.

Для работы же с более взрос­лыми людьми, со сту­ден­че­ством оккуль­ти­сты рас­по­ла­гают ширмой, назы­ва­ю­щейся «Новый Акро­поль». Как обычно, эта орга­ни­за­ция заре­ги­стри­ро­вана как обра­зо­ва­тель­ная и куль­тур­ная. Как обычно, она ставит своей устав­ной целью дости­же­ние «брат­ства рели­гий». И, как тоже обычно у неоязыч­ни­ков, «Новый Акро­поль» стре­мится изба­вить своих уче­ни­ков от узкого хри­сти­ан­ского дог­ма­тизма.

Для этого уже при отборе уче­ни­ков про­во­дится их тести­ро­ва­ние с весьма харак­тер­ными вопро­сами. Напри­мер: «Выбе­рите фразу, кото­рая наи­бо­лее полно отве­чает Вашим взгля­дам: 1. Перед Вечным и боже­ствен­ным нет при­ви­ле­ги­ро­ван­ных рели­гий и наро­дов. Каждая рели­гия – лишь отра­же­ние Единой Вечной Истины. 2. Нужно вер­нуться к Хри­сти­ан­ству. Хри­стос есть Бог, един­ствен­ный воз­мож­ный Путь, Истина и Жизнь. 3. Для чело­века хорошо бы выбрать себе одну из мно­го­чис­лен­ных рели­гий (буд­дизм, ислам, хри­сти­ан­ство, иуда­изм и т. д.) и пытаться при­дер­жи­ваться их настав­ле­ний». Понятно, что первый ответ пред­по­чти­тель­нее тре­тьего, а второй просто закры­вает двери в «Новый Акро­поль».

На пороге обыч­ной школы или семи­нара по исто­рии куль­туры странно отве­чать на вопрос «Про­ис­хо­дили ли с Вами необыч­ные явле­ния?». Вари­анты отве­тов: «Вижу кра­си­вые, инте­рес­ные сны; опре­де­ляю силу и харак­те­ри­стики био­поля; имею мисти­че­ские откро­ве­ния через меди­та­цию; имею мисти­че­ские откро­ве­ния через молитву; обща­юсь с при­шель­цами из Кос­моса, с Вне­зем­ными Циви­ли­за­ци­ями; вижу ауру других людей; имею спо­соб­ность лечить энер­ге­ти­че­скими пото­ками; выхожу в Космос, на Астрал и другие неви­ди­мые планы; обща­юсь с Масте­рами муд­ро­сти и дру­гими Высо­кими духов­ными суще­ствами; могу ока­зы­вать помощь через спо­соб­ность ясно­ви­де­ния; слышу голоса, при­ка­зы­ва­ю­щие что-то делать и направ­ля­ю­щие меня во всем».

Но, есте­ственно, и «Новый Акро­поль» очень оби­дится, если его назвать рели­ги­оз­ной орга­ни­за­цией и тем более сектой. И будет он колон­нами уво­дить людей в Астрал, уверяя, что именно оттуда лучше всего изу­ча­ется земная куль­тура.

II. Путь к пустоте

6. Рели­гия себя

Он все больше и больше усва­и­вал пом­пез­ный стиль и сросся с ним в конце концов, как со своим пре­сло­ву­тым цилин­дром. Что тре­бу­ется в подоб­ных слу­чаях? Несколько дней постель­ного режима. Несколько цели­тель­ных недель посто­ять на одной ноге и порас­суж­дать о тонком раз­ли­чии между самим собой и Все­мо­гу­щим Гос­по­дом, кото­рое так легко усколь­зает от нашего пони­ма­ния.320
Г. К. Честер­тон

«Есть две доб­ро­де­тели, сози­да­ю­щие спа­се­ние чело­века: вера и любовь. Если бы я видел, что вы погре­ша­ете в чем-либо о вере, то о ней и слово повел бы я к вам, ста­ра­ясь вся­че­ски напра­вить вас на пра­во­слав­ное муд­ро­ва­ние. Поскольку же бла­го­да­тию Хри­сто­вой, ваша вера здрава, то, оставя веру, пого­ворю с вами немного о дея­тель­ной жизни, дви­га­те­лем кото­рой должна быть любовь». Так обра­ща­ется к мона­хам преп. Феодор Студит321.

Я же обра­ща­юсь не к мона­хам, но совсем к иным чита­те­лям. Те люди, ради кото­рых напи­сана эта книга, болеют верой – точнее, суе­ве­рием. В порыве своей сове­сти воз­жаж­дав истины, они обра­ти­лись не к Еван­ге­лию, а к мишур­ным книж­кам карма-колы. Их души, вскорм­лен­ные на тощих хлебах «ате­и­сти­че­ской духов­но­сти», и прежде были не слиш­ком здо­ровы (да и «дея­тель­ной любви» их учили не так уж настой­чиво). Пре­льщен­ные же «Живой Этикой», они лишь плот­нее затя­нули повязки на своих глазах. Атеизм сме­нился язы­че­ством. Насколько вывет­ри­лось пред­став­ле­ние о Боге из созна­ния людей, можно судить по такому выска­зы­ва­нию жен­щины, зани­ма­ю­щейся выши­ва­нием золо­то­швей­ных икон: «Я чув­ствую – если энер­ге­тика из Кос­моса сильна (я так назы­ваю вдох­но­ве­ние), значит, пора за работу».

Поэтому и при­хо­дится вести к таким людям слово о вере. И не просто о вере – о хри­сти­ан­ской фило­со­фии.

Немало поко­ле­ний подряд несется над Евро­пой и Рос­сией клич: сде­лайте хри­сти­ан­ство понят­нее, гово­рите проще, объ­яс­ните все рас­су­дочно и без ваших «таинств» и «бла­го­да­тей». Но едва только выйдет оче­ред­ной кате­хи­зис, попу­лярно изла­га­ю­щий веру Церкви, как интел­лек­ту­аль­ные гур­маны заяв­ляют: фи, как при­ми­тивно.

Итак, две устой­чи­вые фор­мулы вра­ща­ются в созна­нии совре­мен­ных людей, оправ­ды­вая их неоязы­че­ские стра­сти: «Хри­сти­ан­ское бого­сло­вие слиш­ком сложно, поэтому пойдем лучше к кол­ду­нам». И – «в хри­сти­ан­ском кате­хи­зисе все слиш­ком при­ми­тивно, поищем лучше глу­бину фило­со­фии на Востоке». В хри­сти­ан­стве есть фило­со­фия. Она и глу­бока и логична. Но нужно при­ло­жить труд, чтобы понять как логику фило­со­фии, так и логику бого­сло­вия.

У язы­че­ских син­кре­ти­стов есть один очень любо­пыт­ный аргу­мент. Они заяв­ляют, что раз­ница между рели­ги­ями – это не более чем рас­хож­де­ние в обряд­но­сти, а потому эзо­те­ри­че­ская фило­со­фия, ува­жи­тельно отно­ся­ща­яся к любому сим­во­ли­че­скому обряду, может быть сов­ме­щена с любым куль­том, то есть с любой рели­гией. Так про­по­ве­до­вал еще древ­ний гно­стик Вален­тин, кото­рый пре­по­да­вал гно­сти­че­скую тео­го­нию, но при этом считал воз­мож­ным фор­мально оста­ваться хри­сти­а­ни­ном и участ­во­вать в хри­сти­ан­ском бого­слу­же­нии322. Обряды – для толпы, для народа. Цер­ковь и суще­ствует для народа. А фило­со­фии в ней быть не может. Фило­со­фия есть только у «посвя­щен­ных». Спо­рить с про­фа­нами – значит уни­жаться. Лучше из снис­хож­де­ния к толпе соблю­дать ее риту­алы, и при случае выис­ки­вать среди обыч­ных при­хо­жан кого-нибудь, кого можно было бы посвя­тить в «тайны гно­зиса». Исходя из таких рас­суж­де­ний, «гно­стики не столько отри­цали цер­ковь, не столько про­ти­во­по­ла­гали себя ей, как заблуж­да­ю­щейся, сколько ста­вили себя над нею, при­зна­вая у себя высшие истины, а в церкви только низшие… Для них кафо­ли­че­ская цер­ковь была не столько погре­ша­ю­щею, заблуж­да­ю­щейся, сколько цер­ко­вью отста­лою»323.

Так думает и вели­кое мно­же­ство сего­дняш­них неоязыч­ни­ков. Ложь этой пози­ции заклю­ча­ется в урав­ни­ва­нии рели­гии и культа. Хри­сти­ан­ство, пра­во­сла­вие – это не только обряд. У нас есть своя фило­со­фия. И хри­сти­ан­ская мысль (фило­соф­ская и бого­слов­ская) доста­точно само­сто­я­тельна, доста­точно раз­ра­бо­танна, доста­точно богата, чтобы отста­и­вать свою, целост­ную и про­ду­ман­ную систему пони­ма­ния мира, чело­века и Бога.

Именно для того, чтобы зага­сить попытки разум­ного осмыс­ле­ния бого­слов­ских про­блем, церкве­борцы заве­ряют своих слу­ша­те­лей, что у пра­во­сла­вия нет ника­ких аргу­мен­тов, с помо­щью кото­рых мы могли бы обос­но­вать свою веру. Они с такой без­апел­ля­ци­он­но­стью гово­рят, что в Церкви нет ничего, кроме обряд­но­сти, что чело­веку и в голову не придет после пре­зен­та­ции оче­ред­ной кари­ка­туры на пра­во­сла­вие обра­титься к цер­ков­ной лите­ра­туре или к цер­ков­ным бого­сло­вам и спро­сить их: вы дей­стви­тельно столь при­ми­тивно пони­ма­ете Бога, мир и Писа­ние, как нам рас­ска­зали?

Так дей­ство­вали марк­сист­ские аги­та­торы, так рабо­тают оккульт­ные про­по­вед­ники и сек­тант­ские мис­си­о­неры. Мол, у них в Церкви только обряды, а фило­со­фия – у нас. Так рож­да­ются фор­мулы типа «Да, в обря­до­ве­рие, в кото­рое выро­ди­лась Рус­ская пра­во­слав­ная цер­ковь, Л. Тол­стой точно не верил»324.

Кстати, именно в это Л. Тол­стой и верил. Он истово верил в обря­до­ве­рие Пра­во­слав­ной Церкви. Он глу­боко верил в то, что Пра­во­слав­ная Цер­ковь выро­ди­лась в обря­до­ве­рие. Сами же хри­сти­ане верят не в обря­до­ве­рие. Они верят в бла­го­дат­ность обря­дов; в обря­до­ве­рие же верят только жур­на­ли­сты (они верят в то, что Рус­ская Цер­ковь пора­жена этой болез­нью)325.

В самой же Пра­во­слав­ной Церкви времен Льва Тол­стого были не только «попы-тре­бо­ис­пра­ви­тели». В ней были старцы, были мис­си­о­неры, были свои мыс­ли­тели. Не на обряд­ной же почве разо­шелся Лев Тол­стой с Вла­ди­ми­ром Соло­вье­вым – а именно на фило­соф­ской (и как разо­шелся: в послед­ней книге Соло­вьева Тол­стой пред­стает как прямой дела­тель Анти­хри­стова дела!). И В. Кожев­ни­ков ушел из тол­стов­ства в Цер­ковь не потому, что хра­мо­вые обряды понра­ви­лись ему больше круж­ко­вых чае­пи­тий, а потому что фило­со­фия Тол­стого ока­за­лась слиш­ком прес­ной и мел­ко­вод­ной по срав­не­нию с глу­би­нами хри­сти­ан­ской мысли. Бул­га­ков, Бер­дяев, Франк, Струве пришли из мате­ри­а­лизма в пра­во­слав­ную Цер­ковь не потому, что не были зна­комы с тол­стов­ством и не потому, что затос­ко­вали по «обряду». Они искали фило­со­фию, кото­рая могла бы объ­яс­нить чело­века лучше, полнее, чем марк­сизм. И нашли эту фило­со­фию в Еван­ге­лии и в цер­ков­ной тра­ди­ции.

Да, пра­во­сла­вие – это не только обряд и не только «вера», это еще и мысль. «Я знаю, в Кого уве­ро­вал» (Тим. 1,12). Вера узнает и опо­знает свой пред­мет. Она отли­чает его от иных реалий. Хри­сти­ан­ская фило­со­фия в состо­я­нии раз­ли­чить, какое суж­де­ние о Боге и чело­веке явля­ется несов­ме­сти­мым с Еван­ге­лием.

И поэтому не нужно думать, что если в ком­нате, уве­шан­ной пра­во­слав­ными ико­нами, начать про­по­ве­до­вать язы­че­скую фило­со­фию, то это и будет идеал «при­ми­ре­ния рели­гий». Ни пра­во­сла­вие, ни язы­че­ство не сво­дятся к риту­а­лам.

Язы­че­ство – это отнюдь не только милая народ­ная этно­гра­фия, гада­нья под Рож­де­ство и раз­га­ды­ва­ние горо­ско­пов. Язы­че­ство – это прежде всего реаль­ность, рели­ги­оз­ная реаль­ность. С ним можно не только играть. В нем можно про­пасть, погиб­нуть.

Я не буду давать своих опре­де­ле­ний. О языч­ни­ках доста­точно ясно сказал ап. Павел: это люди, кото­рые «слу­жили твари вместо Творца» (Римл. 1:25). Язы­че­ство есть там, где чело­век застре­вает в инстан­циях, нахо­дя­щихся между Твор­цом и чело­ве­ком. Языч­ник – это чело­век, с рели­ги­оз­ным энту­зи­аз­мом дове­рив­шийся миру. Это чело­век, при­няв­ший вре­мен­ную оста­новку за конеч­ную цель.

В конце концов, языч­ник – это тот, кто пере­пу­тал сред­ства и цель. Как одна­жды сказал блаж. Авгу­стин: «Все наши беды про­ис­хо­дят оттого, что мы поль­зу­емся тем, чем над­ле­жит насла­ждаться, и насла­жда­емся тем, чем над­ле­жит лишь поль­зо­ваться».

Язы­че­ство – это покло­не­ние тому, что не есть Бог. Покло­не­ние сове­сти. Покло­не­ние нации326. Покло­не­ние искус­ству. Покло­не­ние здо­ро­вью. Богат­ству. Науке. Про­грессу. «Обще­че­ло­ве­че­ским цен­но­стям». Кос­мосу. Самому себе.

«Темным оком омра­чен был целый мир и ощупью ходили люди. Что ни оста­нав­ли­вало их на пути – почи­тали они Богом», – гово­рил преп. Ефрем Сирин327. Самое опас­ное, что здесь есть, и самое эффек­тив­ное – это покло­не­ние самому себе.

В рели­ги­оз­ной жизни есть пара­докс, пора­жа­ю­щий людей, впер­вые зна­ко­мя­щихся с цер­ков­ной аске­ти­кой: святые назы­вают себя греш­ней­шими, тогда как мы чуть не еже­дневно встре­чаем на улице, мягко говоря, несо­вер­шен­ных людей, уве­ря­ю­щих, что у них-то грехов ника­ких нет: «если и убивал кого, так только по делу!».

Дело в том, что чем меньше света в душе – тем менее видны гре­хов­ные потеки на ней. Уви­деть свои грехи может лишь чело­век, уже осве­щен­ный лучи­ком бла­го­дати. Так в темной ком­нате нельзя заме­тить мусора. Но если в ту же ком­нату про­рвался прямой луч света – в нем будет видна даже пылинка, тан­цу­ю­щая в воз­духе. Чем меньше бла­го­дати – тем менее чело­век готов к пока­я­нию (ибо, по слову преп. Исаака Сирина, тот, кто видит свои грехи, совер­шен­нее того, кто видит анге­лов). Но если нет пока­я­ния – то душа довольна собой и не тре­бует бла­го­дати, и не рас­кры­ва­ется навстречу Дару. И чело­век еще более отхо­дит от Источ­ника Жизни. Душа, наглухо задра­ен­ная от Бога, не видит свое истин­ное состо­я­ние. Пока­я­ние там не родится. Бес­по­ка­ян­ное суще­ство­ва­ние уже само все дальше и дальше уносит эту душу от Пода­теля Жизни…

Теряя опыт Бого­по­зна­ния, чело­век (народ, чело­ве­че­ство) иска­жает и тот образ памя­то­ва­ния о Творце, что хра­нился в его душе. Ску­дость знаний о Боге, в свою оче­редь, мешает познать себя; отда­лен­ность языч­ни­ков от Бога и соот­вет­ству­ю­щая смут­ность Бого­по­зна­ния мешают все­рьез заме­тить нечи­стоту своей жизни и не дают осо­знать свое реаль­ное состо­я­ние.

Но рели­ги­оз­ная тяга в чело­веке оста­ется. Поте­ряв из виду Бога, чело­век начи­нает удо­вле­тво­рять свою рели­ги­оз­ную жажду из какого-нибудь более-менее бого­по­доб­ного источ­ника. Поте­ряв Бога в тех высях, с кото­рых он ниспал, чело­век начи­нает при­ла­гать свое рели­ги­оз­ное чув­ство к тому, что поближе и позна­ко­мее. К мелким духам, к сти­хиям кос­моса, к самому себе. И одна­жды его меди­ти­ру­ю­щее сердце посе­щает «вели­кая мысль»: «Это Я». И языч­ник уве­ря­ется в своей соб­ствен­ной тож­де­ствен­но­сти Абсо­люту в высшей точке своего бытия.

Бер­дяев гово­рил, что ате­из­мом совре­мен­ный мир рас­пла­чи­ва­ется за недо­ста­точ­ный инте­рес сред­не­ве­ко­вья к чело­веку. Не платим ли мы нашим бес­си­лием перед язы­че­ством сего­дня за то, что отка­зы­ва­лись видеть в нехри­сти­ан­ской мистике ее поло­жи­тель­ное содер­жа­ние – антро­по­ло­ги­че­ское, впро­чем, а не тео­ло­ги­че­ское. Чело­век ведь дей­стви­тельно бездна, и эту бездну можно при­нять за Бога. Мы мало ценили Бого­об­раз­ные потен­ции чело­века – в итоге при­хо­дится все объ­яс­нять ссыл­ками на «дья­во­лов воде­виль», кото­рые никого не убеж­дают.

Язы­че­ством мы рас­пла­чи­ва­емся за антро­по­ло­ги­че­ский мини­ма­лизм, столь пора­зи­тельно выска­зав­ший себя в зна­ме­ни­тых словах Досто­ев­ского: «Здесь диавол с Богом борются и поле битвы – сердца людей». Чело­век тут ока­зы­ва­ется пустыш­кой, просто полем битвы, по кото­рому топ­чутся враж­ду­ю­щие сто­роны. От него как будто ничего не зави­сит, да и не понятно – зачем ради пустого поля такое сра­же­ние.

Веро­ятно, у Досто­ев­ского это просто неудач­ная фраза. О без­мер­но­сти и богат­стве чело­ве­че­ской души у него ска­зано весьма много. Не меньше было сви­де­тельств об этом и в древ­ней пра­во­слав­ной пись­мен­но­сти. Но школь­ная схо­ла­стика выпа­рила из пра­во­слав­ного бого­сло­вия именно учение о чело­веке. Из всего богат­ства пра­во­слав­ного пре­да­ния в пред­ре­во­лю­ци­он­ных наших семи­на­риях проч­нее всего уко­ре­ни­лась мысль о «ничтож­но­сти чело­века», о его сми­рен­но­сти328.

Можно ли бороться с ате­из­мом про­по­ве­дью сми­ре­ния? Как ока­за­лось, нет. Пона­до­би­лась плеяда новых бого­сло­вов, кото­рые пояс­нили, что все высшие цен­но­сти ате­и­сти­че­ского гума­низма – досто­ин­ство чело­века и его сво­боды, его твор­че­ское при­зва­ние и лич­ност­ная непо­вто­ри­мость – не чужды хри­сти­ан­ству, и даже наобо­рот, они могут быть логично обос­но­ваны лишь в хри­сти­ан­ской мысли, а не в ате­и­сти­че­ской. И только тогда в фило­соф­ской обла­сти атеизм был пре­одо­лен. И смысл хри­сти­ан­ского сми­ре­ния стал вновь поня­тен тем, чье сердце было готово его понять, но разум – под вли­я­нием анти­хри­сти­ан­ских книжек – этому про­ти­вился…

Сего­дня бого­сло­вию брошен новый вызов – язы­че­ский. «Язы­че­ство есть рели­гия боль­ного чело­ве­че­ства и боль­ной при­роды. Но в то же время это не при­зрак и не обман, но рели­ги­оз­ная дей­стви­тель­ность», – писал Сергей Бул­га­ков329. За язы­че­ством стоит опре­де­лен­ный опыт. Отри­цать его налич­ность нельзя. Ему лишь можно дать иную интер­пре­та­цию.

Первая реак­ция со сто­роны бого­сло­вия есте­ственна: это все – от лука­вого. Что есть – то есть. Но не думаю, что весь огром­ный мир язы­че­ства, охва­ты­ва­ю­щий кон­ти­ненты и тыся­че­ле­тия, может быть вмещен в эту фор­мулу.

Памя­туя опыт пре­одо­ле­ния ате­изма, можно ска­зать: бороться с язы­че­ством можно лишь вгля­ды­ва­ясь в вели­чие и неис­чер­па­е­мость чело­ве­че­ской при­роды: сие море вели­кое и про­стран­ное, тамо корабли пре­пла­вают и змий, его же создал еси игра­тися ему. Бездна души дей­стви­тельно такова, что ее можно при­нять за Бога.

Нет, в язы­че­стве нет Истин­ного Бога. Чело­век теря­ется сам в себе, в своей душе. От этого само­обо­же­ния защи­щает себя Иов: «пре­льстился ли я в тайне сердца моего, и цело­вали ли уста мои руку мою? Это также было бы пре­ступ­ле­ние, под­ле­жа­щее суду; потому что я отрекся бы тогда от Бога Все­выш­него» (Иов. 31:27-28).

Тот един­ствен­ный грех, кото­рый не может быть прощен ни в веке сем, ни в буду­щем, – это «хула на Духа Свя­того» (Мф. 12:31). Нет греха, кото­рый не мог бы быть отде­лен от души чело­века подви­гом пока­я­ния. Лишь тот грех, кото­рый запре­щает чело­веку каяться, – лишь он неис­це­лим. Рас­ка­я­ние – та дверь, кото­рая рас­па­хи­вает согре­шив­шую душу для исце­ля­ю­щего пома­за­ния Духа. Пока­я­нием чело­век гово­рит Богу: я был далеко от Тебя, Гос­поди, я обез­об­ра­зил и опу­сто­шил свою жизнь, но Ты же видишь те язвы моей души, кото­рые я больше не скры­ваю ни от Тебя, ни от себя, ни от Твоей Церкви. Так Ты, вне Кото­рого уми­рает мое сердце, Тот, Кото­рого мне так не хва­тает – прииди и очисти ны от всякия скверны и спаси, Блаже, души наша. Но если чело­век кощун­ственно утвер­ждает, что его душа, слегка под­чи­щен­ная постами и под­нов­лен­ная меди­та­ци­ями, – это и есть Дух Святой, если он убедил себя, что вне него нет Бога и потому неот­куда ждать помощи, если он покло­нился хоть и высшей, но все же части себя самого – значит, он без­на­дежно запер себя в своем внут­рен­нем мире, и осве­жа­ю­щее веяние Внеш­него (Транс­цен­дент­ного) Духа уже не может при­кос­нуться к нему. «Тат твам аси» (ты есть То) – это и есть хула на Духа.

Да, чело­век похож на Бога – ибо есть «образ Его». Но он не есть Бог. «Ты ведь не телес­ный образ, не душев­ное состо­я­ние, испы­ты­ва­е­мое нами, когда мы раду­емся, огор­ча­емся, желаем, боимся, вспо­ми­наем, забы­ваем, и прочее; и Ты ведь не сама душа, ибо Ты Гос­подь Бог души моей», – гово­рит бла­жен­ный Авгу­стин своему Гос­поду (Испо­ведь. X,25). И хоть именно в сердце своем чело­век должен познать Гос­пода, но бла­го­го­веть надо «не перед серд­цем, а перед Гос­по­дом» (св. Феофан Затвор­ник)330.

Йоги­че­ское «тат твам аси» адек­ватно реаль­ному опыту любого созер­ца­тель­ного подвиж­ни­че­ства. Подвиж­ник обна­ру­жи­вает в себе в какой-то момент «све­тя­щу­юся точку».

Пра­во­слав­ная аске­тика знает о внут­рен­нем свете души. «Если кто желает узреть состо­я­ние ума, пусть он отре­шится от всяких (гре­хов­ных) мыслей и тогда увидит себя схожим с сап­фи­ром и сия­ю­щим небес­ным светом», – пишет, напри­мер, авва Ева­грий331. Однако пра­во­сла­вие отли­чает нетвар­ный Свет Боже­ства от духов­ного, сокро­вен­ного, но все же твар­ного све­че­ния ума332. Язы­че­ская мистика этот свет счи­тает конеч­ной инстан­цией, тогда как пра­во­сла­вие – лишь про­ме­жу­точ­ной.

Свет, что таится в душе чело­века, спо­со­бен быть Бого­при­им­ным, но сам не есть Свет Бога: согласно Ева­грию, «тре­бу­ется содей­ствие Бога, вды­ха­ю­щего в чело­века срод­ный Свет. Бес­страст­ное состо­я­ние ума есть умо­по­сти­га­е­мая вер­шина, (сияние кото­рой) подобно небес­ному цвету. Во время молитвы ее оза­ряет Свет Святой Троицы»333. Чело­ве­че­ский ум (дух, свет) – это то, что устрем­ляет чело­века к Богу, то, через что чело­век может войти в Богобще­ние. Но это не сам Бог. Так надо раз­ли­чать окно, через кото­рое свет попа­дает в ком­нату, от самого источ­ника света, кото­рый нахо­дится все же не в окон­ном стекле.

«Когда Бог сотво­рил чело­века, то Он всеял в него нечто Боже­ствен­ное, как бы неко­то­рый помысл, име­ю­щий в себе подобно искре и свет и теп­лоту; помысл, кото­рый про­све­щает ум и пока­зы­вает ему, что доброе и что злое: сие назы­ва­ется сове­стию и она есть есте­ствен­ный закон», – пишет авва Доро­фей334. Но «есте­ствен­ный закон» лишь ука­зы­вает на выше­есте­ствен­ное, а не заме­няет его. Совесть напо­ми­нает о Боге, но сама не есть Бог.

Да, душа чело­века пре­красна и велика. Что ж, – гово­рит св. Зла­то­уст, – «пре­крас­ный и полез­ный член – глаза: но если бы они захо­тели видеть без света, то кра­сота и соб­ствен­ная сила их нисколько не при­несли бы им пользы, но еще при­чи­нили бы вред. Так и душа, если захо­чет видеть без Духа, то сама себе послу­жит пре­пят­ствием»335.

В душе можно заблу­диться: она бого­об­разна. В душе опасно заблу­диться: она не есть Бог. «Душа – не от Божия есте­ства, и не от есте­ства лука­вой тьмы… Он – Бог, а она – не Бог», – напо­ми­нает преп. Мака­рий Еги­пет­ский336.

Здесь – важ­ней­шая грань, непро­хо­димо раз­де­ля­ю­щая хри­сти­ан­ский опыт и опыт язы­че­ский. Чело­век не есть частица Боже­ства; Бог не есть высшая струк­тура чело­ве­че­ской души. Но тео­софы уве­ряют, что чело­век при­зван найти «себя, своего скры­того Бога»337.

Только что мы видели анти-пан­те­и­сти­че­ское убеж­де­ние преп. Мака­рия Еги­пет­ского. На словах Нико­лай Рерих его очень ценит – «Мно­го­томно можно выпи­сы­вать из Отцев Церкви и из заве­тов пустын­но­жи­те­лей и подвиж­ни­ков пра­вила их, ими выно­шен­ные и при­ме­нен­ные в жизни… Не отвле­чен­ные сим­волы, но реаль­ное созна­ние отоб­ра­жал Мака­рий Еги­пет­ский, когда писал…»338. Так почему же он не сле­дует всему опыту этих Отцов, того же Мака­рия? Тот ведь не был пан­те­и­стом.

Конечно, вера хри­стиан в над­мир­ного Бога-Творца отлична от тео­соф­ского пан­те­изма. Иногда тео­софы даже готовы и со своей сто­роны при­знать это отли­чие. Но сме­ло­сти ска­зать: «Еван­ге­лие гово­рит так, а мы гово­рим иначе» – у них не хва­тает. И поэтому Е. Рерих пред­по­чи­тает выдви­гать тезисы типа «После Ори­гена ложная вера хри­сти­ан­ства начала расти»339. Про­чи­тав такое, можно поду­мать, что до Ори­гена хри­сти­ане счи­тали, будто чело­век и Бог одно и то же. А на самом деле Елена Ива­новна просто слегка при­мас­ки­ро­ва­лась. Пола­гаю, она все же знала, что и до Ори­гена хри­сти­ане не были оккуль­ти­стами (а если не знала – так тогда тем более ей не стоило бы зани­маться «син­те­зом рели­гий»).

В оккульт­ный «синтез» никак не сможет быть вме­щена фило­со­фия св. Кли­мента Алек­сан­дрий­ского, учи­теля Ори­гена, а, значит, мыс­ли­теля до-ори­ге­нов­ской эпохи (то есть вре­мени, когда, согласно Е. Рерих, хри­сти­ан­ство еще не стало «ложной верой»). Так вот, Кли­мент неод­но­кратно пишет о том, что «с Богом мы не имеем ника­кого сход­ства ни по суще­ству нашему, ни по про­ис­хож­де­нию и ни по каким-либо осо­бен­ным свой­ствам нашим, разве только по тому одному, что мы дело твор­че­ской воли Его» (Стро­маты. II,16). «Не сле­дует однако думать, что Дух Божий в каждом из нас пре­бы­вает как некая частица Боже­ства» (Стро­маты. V,13). «Это мнение нече­сти­вое и состав­ляет измыш­ле­ние меч­та­те­лей, будто свой­ства чело­века и Все­дер­жи­теля одни и те же. „Нече­сти­вец, – гово­рит Гос­подь – ты думал, что Я подо­бен тебе“ (Пс. 49:21)» (Стро­маты. VI,14). «Несмотря на пол­ней­шую чуж­дость Ему нашей при­роды, все-таки Он забо­тится о нас» (Стро­маты. II,16). «Нет ника­кого при­род­ного род­ства между Богом и нами. Не пони­маю, как позна­ю­щий Бога чело­век может допу­стить это, если посмот­рит он на нашу жизнь и на непра­вед­ность, в кото­рую мы погру­жены. Будь мы частью Бога, Бог бы в этой Своей части грешил»340.

Эти ясные суж­де­ния древ­него бого­слова стоит сопо­ста­вить с утвер­жде­нием Бла­ват­ской: «Чело­век ста­но­вится при­ем­ни­ком Души мира, как пре­красно выра­зился Эмер­сон: „Я – несо­вер­шен­ство, покло­ня­юсь своему соб­ствен­ному совер­шен­ству“341.

Это есть именно, бук­вально то, против чего предо­сте­ре­гает Кли­мент и другие Отцы Церкви как против самой страш­ной ошибки.

И все же ни совесть, ни позна­ния не мешают Елене Рерих заяв­лять: «в хри­сти­ан­стве я при­дер­жи­ва­юсь веры первых отцов хри­сти­ан­ства»342. Почему Рерихи пред­по­чи­тают дей­ство­вать под­ло­гами?

Напри­мер, Отцы «Доб­ро­то­лю­бия» прямо гово­рят о своей вере в то, что «Сын Божий по послу­ша­нию и сми­ре­нию воче­ло­ве­чился и кре­стом и смер­тию спас чело­ве­че­ство»343. Но это не мешает Елене Рерих, идя на прямую ложь, уве­рять: «авторы „Доб­ро­то­лю­бия“ пони­мали под тер­ми­ном Хри­стос высший боже­ствен­ный прин­цип в нас»344.

Похоже, для Елены Ива­новны в мире нет никого, кроме «Вла­дыки Шам­балы». Лишь он сооб­щает душе нечто новень­кое. Все осталь­ные духов­ные фено­мены не выво­дят чело­века за его соб­ствен­ные пре­делы. Напри­мер, Ангела-Хра­ни­теля «сле­дует пони­мать не как какое-то отдель­ное Суще­ство из высших сфер, но как наш соб­ствен­ный дух»345. «Хри­стос есть наше очи­щен­ное и высшее Я»346. «Моли­тесь, чтобы Бог, кото­рый внутри вас, помог вам хра­нить чистоту»347. «Все исце­ле­ния воз­можны тогда, когда боля­щий вос­пря­нет духом или уве­рует в исце­ли­теля, иначе говоря, если он настолько под­ни­мет виб­ра­ции своей сер­деч­ной энер­гии, что она сможет при­нять маг­не­ти­че­ский поток, идущий от цели­теля. В этом смысле нужно понять рече­ние, что «Сын чело­ве­че­ский имеет власть про­щать грехи»348. «“Не введи нас во иску­ше­ние» – в этих словах молитвы под­ра­зу­ме­ва­ется обра­ще­ние сла­бого духа к своему Руко­во­ди­телю, или к выс­шему Я, чтобы Он или оно удер­жало его от про­ступка»349.

Итак, я должен про­сить самого себя и об укреп­ле­нии в иску­ше­ниях, и о про­ще­нии моих грехов, и об исце­ле­нии… Сту­денты пси­х­фака МГУ в 70‑х годах ста­вили диа­гноз шизо­фре­нии сло­вами из попу­ляр­ной тогда песенки: «Тихо сам с собою я веду беседу»…

Рели­ги­оз­ная жизнь ста­но­вится бес­ко­неч­ным рома­ном с самим собой. В свое высшее «Я» я должен уве­ро­вать, ему я должен слу­жить, в нем нахо­дить отраду и уте­ше­ние, и от себя же самого, един­ствен­ного, горячо и оккультно люби­мого, я должен ждать и про­ще­ния грехов.

Но ничего подоб­ного оккульт­ному урав­ни­ва­нию вершин (или глубин) чело­ве­че­ской души и Бога нельзя встре­тить у хри­сти­ан­ских святых Отцов.

Боже­ствен­ное в чело­веке – это «бла­го­дать»: дар, кото­рого в чело­веке не было, но кото­рый извне дан ему. Чтобы при­нять дар, надо иметь сми­ре­ние: позна­ние того, что я нищ в самом глав­ном, что мне – надо при­об­ре­сти нечто несвой­ствен­ное мне. «При­хо­дит же бла­го­дать Божия в чело­века, хотя нечи­стого и сквер­ного, но име­ю­щего сердце бла­го­при­зна­тель­ное, а истин­ная бла­го­при­зна­тель­ность есть, чтоб серд­цем при­зна­вать, что бла­го­дать есть бла­го­дать», – сви­де­тель­ствует вели­чай­ший мистик пра­во­сла­вия преп. Симеон Новый Бого­слов350. Веро­вать по-хри­сти­ан­ски может лишь чело­век бла­го­дар­ный.

Настав­ники Агни Йоги, напро­тив, утвер­ждают, что бла­го­дать есть соб­ственно пси­хи­че­ская энер­гия чело­века, есть резуль­тат его соб­ствен­ной дея­тель­но­сти, а не Боже­ствен­ный дар: «Бла­го­дать вполне реаль­ное веще­ство высшей пси­хи­че­ской энер­гии. Пси­хи­че­ская энер­гия, конечно, про­ис­те­кает от каж­дого орга­низма, ее име­ю­щего, но нужно, чтобы полу­чить прямой эффект, собрать и фоку­си­ро­вать ее созна­тельно» (Иерар­хия, 229). «Пси­хи­че­ская энер­гия есть синтез всех нерв­ных излу­че­ний»351.

В хри­сти­ан­ском же опыте бла­го­дать исте­кает не от чело­века, а от Бога, и потому она явля­ется той реаль­ной связью с Твор­цом, кото­рая может выве­сти за пре­делы Все­лен­ной, под­вер­жен­ной раз­ру­ше­нию.

Даже телу необ­хо­дима под­питка извне. Неужели же душа, кото­рая обычно столь жадно впи­ты­вает в себя все, при­хо­дя­щее к ней извне, не нуж­да­ется в добром Хлебе? «Горе телу, когда оно оста­нав­ли­ва­ется только на своей при­роде, потому что раз­ру­ша­ется и уми­рает. Горе и душе, если оста­нав­ли­ва­ется она на своей только при­роде, не имея обще­ния с Боже­ствен­ным Духом, потому что уми­рает, не спо­до­бив­шись вечной Боже­ствен­ной жизни. Как отча­и­ва­ются в боль­ных, когда тело их не может уже при­ни­мать пищи, так Бог при­знает достой­ными слез те души, кото­рые не вку­шают небес­ной пищи Духа» (преп. Мака­рий Еги­пет­ский)352. При силь­ном жаре исче­зает чув­ство голода. В око­лосмерт­ном состо­я­нии чело­век не чув­ствует голода. Но так и душа – она не чув­стует голода, не чув­ствует жажды Бога, только если она страшно больна.

Значит, восточ­ный отшель­ник, достиг­ший того состо­я­ния «про­свет­лен­но­сти», когда он ощу­щает себя тож­де­ствен­ным с Высшим Духом миро­зда­ния и всю Все­лен­ную готов рас­смат­ри­вать как свое порож­де­ние, – в пер­спек­тиве хри­сти­ан­ской мистики смер­тельно болен. Болен – ибо сыт… Болен – ибо замкнул себя от того, что выше Все­лен­ной…

Вряд ли помо­жет врач, сове­ту­ю­щий у изго­ло­вья боль­ного, погру­жен­ного в жар: «это пра­вильно, это хорошо, что он не хочет есть. Он нашел внут­рен­ний источ­ник энер­гии и пита­ния. Ничего ему больше не давайте и не пытай­тесь его кор­мить». Но и оккуль­тист, сове­ту­ю­щий мате­ри­а­ли­сту (созна­тель­ный хри­сти­а­нин слу­шать оккуль­ти­ста не будет) отка­заться от поиска Бога и искать «источ­ник энер­гии в себе», тоже не сильно спо­соб­ствует духов­ному исце­ле­нию чело­века. Без Бога чело­ве­че­ская душа зады­ха­ется и тлеет, а ей гово­рят: «О, да вы вели­кий архат, вы пита­е­тесь самим собой. Да, да, ника­кой бла­го­дати не надо, выше Вас никого нет, Вы и есть Бог».

Оккуль­тист, веру­ю­щий в себя, может ощу­щать себя счаст­ли­вым. Его «рели­ги­оз­ные потреб­но­сти» удо­вле­тво­рены.

Еван­ге­лие, однако, стре­мится не к их «удо­вле­тво­ре­нию», а к их про­буж­де­нию: «бла­женны алчу­щие и жаж­ду­щие правды». Алка­ние и жажда все же не самые ком­форт­ные чув­ства… И потому вполне резонно заме­ча­ние К. С. Льюиса: «Какая рели­гия дает наи­боль­шее сча­стье? – По-моему, покло­не­ние самому себе, пока оно дер­жится. Я знаю чело­века лет вось­ми­де­сяти, кото­рый вос­хи­щался собой с самого ран­него дет­ства и, как ни жаль, живет на удив­ле­ние счаст­ливо. Я не ставлю так вопроса. Вы, навер­ное, знаете, что я не всегда был хри­сти­а­ни­ном, и обра­тился не для того, чтобы обре­сти сча­стье. Я пони­мал, что бутылка вина даст мне его скорее. Если вы ищете рели­гию, от кото­рой ваша жизнь станет легче и удоб­нее, я бы вам не сове­то­вал изби­рать хри­сти­ан­ство. Несо­мненно, есть какие-нибудь аме­ри­кан­ские таб­летки, они вам больше помо­гут»353.

Св. Афа­на­сий Вели­кий одна­жды сказал, что утра­тив память об истин­ном Боге, «люди впали в само­во­жде­ле­ние»354. То состо­я­ние души, в кото­рое при­во­дят себя подвиж­ники пан­те­и­сти­че­ского толка, «в мисти­че­ски-аске­ти­че­ской лите­ра­туре заклейм­лено позор­ным именем „пре­ле­сти“, то есть духов­ного ослеп­ле­ния и утвер­жде­ния резуль­та­тов соб­ствен­ной каприз­ной фан­та­зии за под­лин­ную и истин­ную реаль­ность»355.

О таких состо­я­ниях ложной духов­ной про­свет­лен­но­сти знают и сами оккуль­ти­сты. «Как часто в само­обо­льще­нии многие, лишь бегло читав­шие книги Учения, при­ни­мали голоса из Тон­кого Мира за голос Учи­теля!»356. С горе­чью при­хо­дится при­знать, что и в откро­ве­ниях самой Рерих налицо то же пре­льще­ние.

7. Бог Библии и пан­те­изм

Свя­щен­ник оза­да­ченно морщил лоб. Потом реши­тельно сказал: – Кажется, вы меня не совсем пони­ма­ете. Жизнь каж­дого чело­века чего-нибудь да стоит. И ваша, и моя. Все мы для чего-то нужны. Это догмат, в кото­рый уве­ро­вать труд­нее всего. Бог доро­жит нами. Почему – одному Ему известно. Но только потому и суще­ствуют поли­цей­ские.357
Г.К. Честер­тон

Лич­ность и огра­ни­чен­ность

Кажется, Честер­тон одна­жды заме­тил, что мир стра­дает от того, что он полон хри­сти­ан­ских доб­ро­де­те­лей, сошед­ших с ума. Жажда послу­жить Выс­шему, сми­ренно при­не­сти свою жизнь как жертву Тому, Кто Сам пожерт­во­вал Собою на кресте – это искон­ное хри­сти­ан­ское чув­ство. Но это доброе чув­ство оккуль­ти­сты про­буют повер­нуть на слу­же­ние не Иску­пи­телю, а совер­шенно иным духам. Точно так же и жела­ние обре­сти при­ча­стие Богу в глу­бине своего сердца – тоже тра­ди­ци­он­ный мотив хри­сти­ан­ской духов­но­сти. Но оккуль­ти­сты это жела­ние транс­фор­ми­руют в пан­те­изм.

Люди должны стать «как боги» – это замы­сел Творца о нас. Но пер­во­род­ный грех людей, вновь и вновь повто­ря­ю­щийся в оккульт­ных прак­ти­ках, состоял именно в том, что чело­век захо­тел стать Богом помимо Бога. «Упо­до­бимся Христу, ибо и Хри­стос упо­до­бился нам, соде­ла­емся Богами ради Него, ибо и он стал чело­ве­ком ради нас», – при­зы­вает свят. Гри­го­рий Бого­слов358. Но чело­век захо­тел стать Богом не ради Бога, а ради себя. Чело­век решил, что он может из себя обно­вить себя и пре­об­ра­зо­вать.

Чтобы это гордое стрем­ле­ние было оправ­данно, чело­век, обо­го­тво­ря­ю­щий себя, создает соот­вет­ству­ю­щую фило­соф­скую кар­тину мира. Пан­те­изм жиз­ненно, экзи­стен­ци­ально необ­хо­дим оккуль­ти­стам. Ведь весь энту­зи­азм неоязы­че­ства стро­ится на про­стень­ком сил­ло­гизме: «Бог есть все; все есть Бог; Я – часть всего; сле­до­ва­тельно я есть Бог». Именно жажда само­обо­жеств­ле­ния понуж­дает при­ни­мать довольно сомни­тель­ные кон­цеп­ции миро­зда­ния.

Три «бла­го­ве­стия» при­несли Рерихи евро­пей­цам: нет лич­но­сти; нет Бога; нет сво­боды. «Махатма отри­цает и гово­рит против кощун­ствен­ного чело­ве­че­ского пред­став­ле­ния Лич­ного бога. Махатма отри­цает Бога цер­ков­ной догмы», – сви­де­тель­ствует Елена Ива­новна Рерих359.

Это – правда. На Востоке пред­став­ле­ние о лич­но­сти свя­зы­ва­ется с огра­ни­чен­но­стью. «Как вели­кому уло­житься в малое и кос­ми­че­скому в личное?» – вопро­шают Махатмы (Иерар­хия, 273). Для тео­со­фии «зер­кало дья­вола есть символ при­вя­зан­но­сти чело­века к своей лич­но­сти или само­сти»360. «Лич­ность есть сино­ним огра­ни­че­ний»361 , – утвер­ждают Махатмы, а потому нельзя при­ла­гать это слово к Боже­ству.

Но это неправда.

У слова «лич­ность» долгая фило­соф­ская исто­рия. Но даже если брать тот его смысл, кото­рый усто­ялся в дохри­сти­ан­ской мысли, и тогда цер­ков­ные бого­словы имели полное право сви­де­тель­ство­вать о Боге как Лич­но­сти. Пер­вич­ный смысл слова «ипо­стась» (кото­рым в бого­слов­ском языке Церкви и выра­жа­лась тайна лич­но­сти) – кон­крет­ное суще­ство­ва­ние, отли­чи­мое от любого дру­гого. В тер­ми­но­ло­гии Ари­сто­теля, вос­при­ня­той визан­тий­ской мыслью, ипо­стась – это «вторая при­рода», то есть кон­крет­ное суще­ство­ва­ние кон­крет­ного пред­мета. При­рода как тако­вая – это абстракт, чистое поня­тие. Нет такой идеи (при­роды) луга, на кото­рой пас­лась бы идея (при­рода) лошади. Бог реален, кон­кре­тен, Он не тож­де­ствен нашей идее о Нем. Значит, можно ска­зать, что Бог есть ипо­стась (по фор­муле Ари­сто­теля, «нет при­роды без ипо­стаси»).

Более того, к Богу можно при­ло­жить термин «про­со­пон» – другое слово, кото­рое также было пере­ве­дено на евро­пей­ские языки как «лич­ность». «Про­со­пон» в своем фило­соф­ском зна­че­нии – это нечто узна­ва­е­мое, те при­знаки, по кото­рым можно узнать собе­сед­ника. «Узна­ваем» ли Бог? Может ли чело­век раз­ли­чить опыт встречи с кошкой и опыт встречи с Богом? Оче­видно, да. Значит, Бог все же как-то отли­ча­ется от мира. И когда Елена Рерих выра­жает свое полное недо­уме­ние – как это хри­сти­ане умуд­ря­ются отли­чать Бога от обыч­ных реалий362 , она тем самым сви­де­тель­ствует лишь о том, что ей самой просто незна­комо дей­ствие под­лин­ной, а не «кос­ми­че­ской» бла­го­дати.

В конце концов любая серьез­ная фило­со­фия и бого­мыс­лие при­хо­дят к выводу о том, что Бог инаков, чем мир. Как заме­тил А. Ф. Лосев, вера дей­стви­тельно знает свой пред­мет. Ведь верят (в соб­ственно рели­ги­оз­ном, а не обы­ден­ном смысле) не во «что-то вообще». А в этом случае, как пра­вильно заме­тил А. Лосев, «или вера отли­чает свой пред­мет от вся­кого дру­гого – тогда этот пред­мет опре­де­лен и сама вера опре­де­ленна, или вера не отли­чает своего пред­мета от вся­кого дру­гого – и тогда у нее нет ясного пред­мета, и сама она есть вера ни во что, т. е. не вера. Но что такое фик­си­ро­ва­ние пред­мета, кото­рый ясно отли­чен от вся­кого дру­гого пред­мета? Это значит, что данный пред­мет наде­лен чет­кими при­зна­ками, резко отли­ча­ю­щими его от вся­кого иного. Но учи­ты­вать ясные и суще­ствен­ные при­знаки пред­мета не значит ли знать пред­мет? Конечно, да. Мы знаем вещь именно тогда, когда у нас есть такие ее при­знаки, по кото­рым мы сразу отли­чим ее от прочих вещей и найдем ее среди пест­рого мно­го­об­ра­зия всего иного. Итак, вера в сущ­но­сти своей есть знание»363.

В утвер­жде­нии ина­ко­во­сти Бога и мира состоит суть мисти­че­ского бого­сло­вия. Елена Рерих любит при случае цити­ро­вать пас­сажи из хри­сти­ан­ских апо­фа­ти­че­ских трак­та­тов и заме­чать: ах, если бы хри­сти­ане всегда мыс­лили так же глу­боко. Она при этом не заме­чает самого глав­ного: хри­сти­ан­ские бого­словы для того гово­рили о том, что Бога нельзя мыс­лить по образу мира, чтобы ощу­тить без­мер­ное пре­вос­ход­ство Творца над миром и чело­ве­ком. Рерих же в этих самых текстах пыта­ется найти под­твер­жде­ние своей уве­рен­но­сти в том, что вне мира Бога, соб­ственно, и нет364. Хри­сти­ан­ское апо­фа­ти­че­ское бого­сло­вие имеет своей целью отли­чить Бога от мира, а не рас­тво­рить Бога в мире. Оно гово­рит, чем Бог не похож на мир, сверх­ка­че­ствен. Лишь зная Бога, можно ска­зать, что Он не похож на то, что мы встре­чали в нашем про­шлом опыте.

Уди­ви­тельно, что даже с таким пони­ма­нием Боже­ствен­ной «ипо­стаси» тео­софы вполне могут не согла­ситься. Может быть, обыч­ная для Бла­ват­ской небреж­ность в обра­ще­нии с тер­ми­нами и фак­тами послу­жила при­чи­ной такой ее сен­тен­ции: «Я верю в незри­мого и все­об­щего Бога, в абстракт­ный Дух Божий, а не в антро­по­морф­ное Боже­ство»365. Что значит «абстракт­ный Дух Божий»? В смысле – «суще­ству­ю­щий лишь в нашей мысли»? «Абстракт­ный» – в смысле «нере­аль­ный»? Или – «некон­крет­ный»? Неузна­ва­е­мый и непо­зна­ва­е­мый? Но спо­собна ли Бла­ват­ская отли­чить дей­ствие Духа Божия от мяу­ка­нья кошки? Значит, все-таки, она счи­тает воз­мож­ным кон­крет­ное Бого­по­зна­ние? Да, Бог «непо­зна­ваем» в смысле неис­чер­па­е­мо­сти Его бытия нашим умом. Но, как гово­рил св. Кирилл Иеру­са­лим­ский: «Ужели потому, что не могу выпить целой реки, не брать мне и в меру полез­ного для меня?»366. И если я не могу выпить моря – это не озна­чает, что я не могу отли­чить вкуса водо­про­вод­ной воды от оке­ан­ской.

Или Бла­ват­ская, говоря о вере в «абстракт­ный дух», имеет в виду, что идею Бога надо абстра­ги­ро­вать от мира, от всех земных пред­став­ле­ний, от всего зна­ко­мого и при­выч­ного нам зем­ного опыта? Но это зна­чило бы как раз четко раз­ли­чать Бога и мир, то есть встать на путь именно хри­сти­ан­ской, анти­пан­те­и­сти­че­ской мистики.

А может, и дей­стви­тельно Бла­ват­ская счи­тает Дух Божий «абстрак­цией», кото­рая суще­ствует в умах недо­раз­вив­шихся хри­стиан, но не более. Честер­то­нов­ский отец Браун одна­жды всту­пил в поле­мику с носи­те­лем таких «абстракт­ных» воз­зре­ний на Боже­ство: «Нет, нет, нет! – сказал он чуть ли не гневно. – Ника­кой это не образ. Вот что полу­ча­ется, когда заго­во­ришь о серьез­ных вещах. Просто хоть не говори! Стоит заве­сти речь о какой-нибудь нрав­ствен­ной истине, и вам сейчас же скажут, что вы выра­жа­е­тесь образно. Один чело­век – насто­я­щий, дву­но­гий, – сказал мне как-то: „Я верю в свя­того Духа лишь в духов­ном смысле“. Я его, конечно, спро­сил: „А как же еще в него верить?“ – а он решил, что я сказал ему, будто надо верить только в эво­лю­цию, или в эти­че­ское еди­но­мыс­лие, или еще в какую-то чушь»367.

В общем, когда гре­че­ские и ран­не­хри­сти­ан­ские авторы I‑III веков гово­рили о Боге как об «ипо­стаси», они прежде всего имели в виду, что Бог – не «абстрак­ция», не «образ», не «символ», но под­лин­ное Бытие.

Однако, гре­че­ские попытки мыс­лить лич­ность были огра­ни­ченны. Дохри­сти­ан­ская мысль содер­жала в себе дей­стви­тель­ный и обос­но­ван­ный запрет на пер­со­ни­фи­ци­ро­ван­ное пред­став­ле­ние об Абсо­люте. Этот запрет был пре­одо­лен хри­сти­ан­ской мыслью через ради­каль­ное пере­осмыс­ле­ние того, что есть лич­ность (ипо­стась). Тео­софы, всегда неспо­соб­ные понять новизну хри­сти­ан­ства и всегда стре­мя­щи­еся к воз­рож­де­нию дое­ван­гель­ских сте­рео­ти­пов мысли, есте­ственно, не заме­тили этого и про­дол­жали поле­ми­зи­ро­вать с пер­со­на­ли­сти­че­ской тео­ло­гией так, как будто после Пифа­гора дей­стви­тельно ничего нового в мире фило­со­фии не про­ис­хо­дило.

Какой же довод застав­лял дохри­сти­ан­ских фило­со­фов счи­тать, что Боже­ство и лич­ность несов­ме­стимы? Инди­ви­ду­аль­ность, отме­чали они, – это отлич­ность одного пред­мета от дру­гого. И если Абсо­лют должен вме­щать в себя все, всю пол­ноту бытия, то он не может быть инди­ви­дуа­лен. Поэтому откро­ве­ние о Боже­ствен­ной лич­но­сти, при­не­сен­ное в мир Еван­ге­лием, не может не быть кощун­ством с точки зрения «древ­ней муд­ро­сти». Как мог, боролся язы­че­ский мир с этим новым откро­ве­нием, порож­дая ересь за ересью, – и в борьбе с ними Цер­ковь дей­стви­тельно фор­му­ли­ро­вала свои догмы. В резуль­тате труд­ной работы и мысли и сердца хри­сти­ан­ское бого­сло­вие пришло к выводу о необ­хо­ди­мо­сти раз­ли­че­ния при­роды, инди­ви­ду­аль­но­сти и лич­но­сти.

При­рода (сущ­ность) – это те спе­ци­фи­че­ские каче­ства, кото­рыми обла­дает данный пред­мет. Скажем, при­рода чело­века в узком смысле – это то, что отли­чает чело­века от живот­ного и ангель­ского мира. В более широ­ком смысле «чело­ве­че­ская при­рода» – это вообще все, что свой­ственно чело­веку (неза­ви­симо от того, роднят ли эти черты чело­века с горним или низшим миром, или же отли­чают его от жите­лей этих миров). Попытки познать при­роду – это поиски ответа на вопрос «что есть чело­век».

Инди­ви­ду­аль­ность – это те осо­бен­но­сти, кото­рыми отли­ча­ются друг от друга носи­тели одной и той же при­роды. Это раз­ли­чия людей между собой. Можно ска­зать, что каждый из нас лишь отча­сти обла­дает чело­ве­че­ской при­ро­дой – каждый на свой лад. Поэтому выяв­ле­ние инди­ви­ду­а­ли­зи­ру­ю­щих черт – это позна­ние того, как, в какой мере, каким обра­зом данный чело­век осу­ществ­ляет свою чело­веч­ность.

Нако­нец, лич­ность – это соб­ственно тот субъ­ект, кото­рый обла­дает всеми при­родно-инди­ви­ду­аль­ными свой­ствами. Само по себе лич­ност­ное бытие бес­ка­че­ственно. Любые харак­те­ри­стики отно­сятся к при­роде. Лич­ность же – это тот, кто вла­деет этими каче­ствами, свой­ствами, энер­ги­ями, кто раз­вер­ты­вает их в реаль­ном бытии. При­рода отве­чает на вопрос «что?», инди­ви­ду­аль­ность – на вопрос «как?», лич­ность – на вопрос «кто?».

Схожее раз­ли­че­ние про­бует уста­но­вить и тео­со­фия. В тексте, при­над­ле­жа­щем пред­ре­во­лю­ци­он­ному лидеру тео­соф­ского дви­же­ния в России Е. Писа­ре­вой, нахо­дим: «Пси­хо­ло­гия Древ­него Востока ясно раз­ли­чает бес­смерт­ную инди­ви­ду­аль­ность чело­века и его смерт­ную лич­ность. Все личное уми­рает вместе с чело­ве­ком, но весь резуль­тат личных пере­жи­ва­ний сохра­ня­ется в бес­смерт­ной инди­ви­ду­аль­но­сти и состав­ляет ее непре­хо­дя­щее содер­жа­ние»368. Во-первых, этот текст стоит запом­нить тем, кто пола­гает, что «закон кармы» обе­щает им лучшую жизнь в буду­щем. Ничего подоб­ного: лично вам ничего не доста­нется. Лич­ность будет уни­что­жена. Ваше «кто» исчез­нет, и лишь те раз­лич­ные свой­ства, из кото­рых сло­жи­лась ваша инди­ви­ду­аль­ность, лишь отдель­ные энер­гии – «дхармы», кото­рые на время сло­жи­лись в вашу инди­ви­ду­аль­ность, будут про­дол­жать свой путь по все­лен­ной369.

Но глав­ное – здесь пре­красно видна про­пасть между хри­сти­ан­ской и пан­те­и­сти­че­ской мыслью. Хри­сти­ан­ство пола­гает, что инди­ви­ду­аль­ность как кон­крет­ная сово­куп­ность моих слу­чай­ных черт и поступ­ков может быть пре­об­ра­жена и даже стерта (точнее – вос­пол­нена). Но моя лич­ность, мое Я оста­нется самим собой и может обре­сти боль­шую пол­ноту жизни в Боге. Если душа чело­века пришла на послед­ний Суд с таким бага­жом, что не может быть взять в Веч­ность – этот тлен­ный багаж будет сожжен огнем Веч­но­сти. Если же то, что любил чело­век в своей земной жизни и то, что он скопил в своей душе, достойно Христа – оно будет пре­об­ра­жено Хри­сто­вою любо­вью. Но даже если чело­век пришел с пустыми руками и с пустой душой – сго­рают его «нажитки», его «инди­ви­ду­аль­ность», но не его лич­ность. «Каж­дого дело обна­ру­жится; ибо день пока­жет, потому что в огне откры­ва­ется, и огонь испы­тает дело каж­дого, каково оно есть. У кого дело, кото­рое он строил, устоит, тот полу­чит награду. А у кого дело сгорит, тот потер­пит урон; впро­чем сам спа­сется, но так, как бы из огня» (1Кор. 3:13-15). Вот раз­ница с тео­со­фией. Она гово­рит, что «сам погиб­нет», но «дело его живет». Хри­сти­ан­ство все пола­гает наобо­рот. То, что было «моим», может быть остав­лено в уже ненуж­ном доме. Но я сам не могу рас­тво­риться в небы­тии.

Здесь дело не в тер­ми­нах, а в самой сути: чему уго­то­вано буду­щее: «моему» или «мне»? Хри­сти­ан­ство не гово­рит: «да будут бес­смертны наши дела и наши кармы». Оно гово­рит – «чаю вос­кре­ше­ния мерт­вых».

Хри­сти­ан­ство раз­гля­дело в чело­веке лич­ность – и под­несло свое откры­тие к порогу Веч­но­сти. Исто­ри­че­ски, впро­чем, было иначе: сна­чала Бог открылся чело­веку как Лич­ность, затем чело­век познал себя как образ Божий. Но в фило­со­фии чело­век всегда начи­нает с того, что попроще и пооче­вид­ней – с себя. Из хри­сти­ан­ской антро­по­ло­гии яснее ста­но­вится учение о Троице.

Итак, лич­ность не есть инди­ви­ду­аль­ность. Да, лич­ность – это ина­ко­вость, это отли­чие. Хотя лич­ность – это «другой», но каче­ственно не отъ­еди­нен­ный, не про­ти­во­по­став­лен­ный еди­но­сущ­ным бытиям. Поскольку же сами по себе лич­но­сти не могут быть познаны или оха­рак­те­ри­зо­ваны через содер­жа­тельно-каче­ствен­ное раз­ли­че­ние, ина­ко­вость лич­но­стей стоит по ту сто­рону любых каче­ствен­ных, кон­крет­ных напол­не­ний. Поэтому мыс­лимо бытие такого мно­же­ства лич­но­стей, кото­рое ничем не дробит и не ума­ляет един­ства бытия. Если каждая из этих лич­но­стей равно обла­дает всей пол­но­той Абсо­люта, если нет ничего, в чем одна из Лич­но­стей была бы отлична от другой – то фило­со­фия монизма ока­зы­ва­ется не в про­ти­во­ре­чии с воз­ве­ще­нием Лич­ност­ного Бога. Точнее – Бога, еди­ного в Своем суще­стве и Тро­ич­ного в Своих Лицах.

Так, раз­ли­чая инди­ви­ду­аль­ность и лич­ность, хри­сти­ан­ская мысль имеет право гово­рить о Боге как о Лич­но­сти, не имея в виду при этом инди­ви­ду­а­ли­сти­че­скую огра­ни­чен­ность Боже­ствен­ного Бытия.

Преп. Иоанн Дамас­кин давал такое опре­де­ле­ние лич­но­сти (ипо­стаси): «ипо­стась есть суще­ство­ва­ние само по себе»370. Ипо­стась как «суще­ство­ва­ние само по себе» может зна­чить existentia pura – чистое суще­ство­ва­ние без каких-либо соб­ствен­ных качеств. Но может озна­чать и спо­соб­ность суще­ство­вать и дей­ство­вать, исходя из самого себя.

При первом пони­ма­нии оно озна­чает, что чело­век не сво­дится к своим каче­ствам, к своей при­роде. Лич­ность воз­вы­ша­ется над любыми свой­ствами дан­ного чело­века и может его пере­ме­нить, если при­вле­чет в себя энер­гии Божией бла­го­дати.

При втором пони­ма­нии надо вспом­нить, что сво­бода обычно опре­де­ля­ется как воз­мож­ность иметь источ­ник своих дей­ствий в самом себе. Опре­де­ле­ние преп. Иоанна Дамас­кина озна­чает, что лич­ность чело­века и есть сво­бода. И по уди­ви­тель­ной инту­и­ции то же пони­ма­ние чело­ве­че­ской тайны мы видим у Пуш­кина:

«Само­сто­я­нье чело­века» – это и есть ипо­стась. Не просто некая «вторая при­рода», не просто кон­крет­ность, но реаль­ность, созна­тельно и сво­бодно дей­ству­ю­щая из себя самой – вот что ока­зы­ва­ется «ипо­ста­сью».

Если в этом смысле слово «ипо­стась» при­ла­га­ется к Богу, оно озна­чает все ту же пер­вич­ность бытия по отно­ше­нию ко вся­кому каче­ству. «Кто» пер­вич­нее «что». «Не Сущий из сущего, а сущее из Сущего», – пояс­нял св. Гри­го­рий Бого­слов. То есть не Тот, Кто есть (ипо­стась Отца) из того, что есть (из без­лич­ност­ной боже­ствен­ной при­роды), но то, что есть – из Того, Кто есть.

Вне вре­мени, в веч­но­сти, ипо­стась Отца раз­де­ляет бытие с ипо­ста­сями Сына и Духа, кото­рые бытий­ствуют не «из при­роды Отца», а «от ипо­стаси Отца»372. «Раз­де­ляет» – не в смысле «делит», но в смысле соучаст­вует. «Все пре­дано Мне Отцом Моим» (Мф. 11:27). Мы не знаем, в чем раз­ница между «рож­де­нием» Сына и «исхож­де­нием» Духа. Более того, мы не знаем, чем и в чем отли­ча­ются «рож­ден­ность» от «нерож­ден­но­сти», т. е. Сын от Отца. Ответ, точнее, может быть один – ничем. Св. Гри­го­рий Нис­ский ясно пока­зы­вает, что это – апо­фа­ти­че­ские имена. Они не утвер­ждают, в чем раз­ница, но лишь фик­си­руют, что это – разные. Не «другое и другое», но «Другой и Другой». В конце концов все учение о Троице обра­ща­ется к тайне Лич­но­сти: есть три Лич­но­сти Веч­ного Бога, кото­рые никак не отли­чимы для «каче­ственно-при­род­ного» ана­лиза, но кото­рые экзи­стен­ци­ально не тож­де­ственны («Сын не есть Отец, но Он есть то, что Отец есть» – св. Гри­го­рий Бого­слов). У них все единое и общее, но сами Они – разные. Поэтому здесь нет «Три­те­изма», «трех богов». Они нераз­ли­чимы в нашей мысли, но они реальны в своем бытии – «ипо­стасны».

Пер­со­на­ли­сти­че­ская инту­и­ция хри­сти­ан­ской мысли имеет очень важные послед­ствия для всего хри­сти­ан­ского миро­ощу­ще­ния. То, что Бог есть Лич­ность, поз­во­ляет объ­яс­нить реаль­ность твар­ного, мате­ри­аль­ного, вне­бо­же­ствен­ного мира.

В сред­не­ве­ко­вой фило­со­фии ста­вился вопрос: как Бес­ко­неч­ная при­чина может поро­дить конеч­ные след­ствия. Если Бог бес­ко­не­чен, может ли быть конеч­ным создан­ный Им мир или даже любая из частей его? Говоря языком совре­мен­ной физики – как может бес­ко­неч­ная энер­гия реа­ли­зо­вы­ваться конеч­ными пор­ци­ями (кван­тами)? При усло­вии, что вся энер­гия нахо­дится в акту­а­ли­зи­ро­ван­ном состо­я­нии (а Бог – это именно акту­аль­ная бес­ко­неч­ность), и если нет ника­ких внеш­них пре­пят­ствий (а фило­соф­ская мысль не может допу­стить, чтобы нечто пре­пят­ство­вало дея­тель­но­сти Абсо­люта – ибо иначе Он не Абсо­лют) – при­хо­дится при­знать, что Тво­ря­щая Бес­ко­неч­ность должна раз­вер­нуть себя в бес­ко­неч­ный мир, исчер­пать Себя в этом акте эма­на­ции и отож­де­ствить Себя с ним. Соот­вет­ственно, в так мыс­ли­мом мире не могло бы быть ничего, что было бы хоть немного отлично от Абсо­люта. Не то, что «всюду есть частица Бога», нет, при­шлось бы гово­рить более ради­кально: все в мель­чай­шей своей частице и в каждом своем дей­ствии есть Бог.

Соб­ственно, это и есть путь тео­соф­ской мысли, кото­рая «отка­зы­ва­ется при­пи­сать „созда­ние“, и в осо­бен­но­сти, обра­зо­ва­ние – нечто закон­чен­ное – Бес­ко­неч­ному Прин­ципу. ЭТО не может созда­вать»373.

Отсюда дела­ется вывод: раз «Параб­ра­ман, будучи абсо­лют­ной При­чи­ной, пас­си­вен»374 – значит, Он ничего и не «при­чи­нил». Это При­чина, у кото­рой нет след­ствий. И если нам кажется, что что-то не есть ЭТО, – значит наше зрение просто дефектно. Оно счи­тает суще­ству­ю­щим то, чего на самом деле нет и быть не может. Фило­соф­ски эта идея обла­дает доста­точ­ной гип­но­ти­че­ской силой, и спо­собна по край­ней мере неко­то­рых людей при­ве­сти к выводу о том, что ничего, соб­ственно, и не суще­ствует – в том числе и их самих. Идея пан­те­изма носит ради­кально ниги­ли­сти­че­ский харак­тер – она отри­цает все, кроме «Параб­ра­мана». Все рас­це­ни­ва­ется как про­яв­ле­ние Абсо­люта, не име­ю­щее ника­кой само­сто­я­тель­но­сти.

С точки зрения фило­соф­ской это все равно не реше­ние про­блемы. Фило­со­фия должна пости­гать реаль­ный мир, а не просто рисо­вать внут­ренне логи­че­ские фан­та­зии. Даже пан­те­изм раз­ли­чает отно­си­тель­ное и Абсо­лют­ное бытие. Но он ока­зы­ва­ется абсо­лютно бес­си­лен пояс­нить, откуда же взя­лось само это раз­ли­че­ние. Если Абсо­лют не может быть при­чи­ной отно­си­тель­ного, то откуда же оно взя­лось?

– Надо при­знать, что Боже­ствен­ное твор­че­ство все же огра­ни­ченно, «пор­ци­онно». Но кто и как может огра­ни­чить дей­ствие Абсо­люта? – Только Он сам. Бес­ко­неч­ная энер­гия может излу­чаться частями, лишь если в источ­ник энер­гии встроен меха­низм, кон­тро­ли­ру­ю­щий утечку энер­гии. Значит, в Боге необ­хо­димо допу­стить неко­то­рую слож­ность – раз­ли­чать источ­ник боже­ствен­ной твор­че­ской энер­гии и некую «кон­тро­ли­ру­ю­щую инстан­цию». И это раз­ли­чие надо про­ве­сти строго в рамках тео­ло­ги­че­ского монизма, не утвер­ждая «двух богов» или «иерар­хии абсо­лю­тов». Но любая слож­ность, допус­ка­е­мая в Боге, уни­что­жает саму идею Бога как абсо­лютно еди­ного и потому про­стого бытия. Как же утвер­дить слож­ность Бога, не утвер­ждая при этом Его мно­го­со­став­но­сти?

Это можно сде­лать только через раз­ли­че­ние при­роды и ипо­стаси. При­рода Боже­ства абсо­лютно проста и едина, в ней нет ника­ких оттен­ков, раз­ли­чий, при­бав­ле­ний или струк­тур. «Чтой­ность», каче­ствен­ность Боже­ствен­ной при­роды проста, неиз­менна, само­тож­де­ственна. Но бытие Бога полнее боже­ствен­ной при­роды. Есть над­при­род­ная Лич­ность, кото­рая не имеет ника­ких соб­ствен­ных свойств, кото­рая не есть что-то иное, нежели при­рода. Лич­ность – это кто , тот субъ­ект, кото­рый вла­деет при­ро­дой, вби­рает ее в себя.

Боже­ствен­ная при­рода явля­ется источ­ни­ком энер­гии. Она одна и бес­ко­нечна в себе. Но при­рода Бога отлична от Лич­но­сти Бога – и по Лич­ному, созна­тель­ному, сво­бод­ному реше­нию Лич­но­сти боже­ствен­ная при­рода про­яв­ляет себя тем или иным обра­зом через кон­крет­ное и огра­ни­чен­ное «действование»-энергию. И эта Боже­ствен­ная Лич­ность, по своей сво­бод­ной любви желая создать мно­го­об­раз­ный и слож­ный мир, уме­ряет про­яв­ле­ние бес­ко­неч­ной боже­ствен­но­сти своей при­роды так, что мир не испе­пе­ля­ется без­дной Боже­ствен­ного света.

Этот образ боже­ствен­ной любви в хри­сти­ан­ской мысли опре­де­ля­ется тер­ми­ном «кено­сис» – само­ума­ле­ние, само­ис­то­ща­ние Боже­ства. Это сми­ре­ние Бога перед тварью. Это забота Бога о мире, в своем пре­деле завер­шив­ша­яся Гол­го­фой. «Он отка­зался без про­ти­во­бор­ства, как от вещей, полу­чен­ных взаймы, от все­мо­гу­ще­ства и чудо­твор­ства, и был теперь как смерт­ные, как мы» (Б. Пастер­нак).

В своем кено­сисе Творец дает воз­мож­ность одному из тво­ре­ний суще­ство­вать вполне само­сто­я­тельно и неза­ви­симо от Него. Бог отно­сится к миру не как сущ­ность к явле­нию, но как Творец к тво­ре­нию. Все­лен­ная не явле­ние Творца, но явле­ние муд­ро­сти и любви Творца375. У Бога есть своя сущ­ность, и эта сущ­ность не есть мир; у этой сущ­но­сти есть свои про­яв­ле­ния в мире, но они тогда назы­ва­ются не «энер­ги­ями кос­моса», а «нетвар­ными энер­ги­ями Творца».

Бог творит мир, а не пре­вра­ща­ется в мир. То, что Бог есть Лич­ность, защи­щает сво­боду твари, сво­боду чело­века и поз­во­ляет чело­веку также быть лич­но­стью, то есть сво­бод­ным источ­ни­ком своих поступ­ков.

И что же – эта хри­сти­ан­ская диа­лек­тика заслу­жи­вает той ругани «хри­сти­ан­ского антро­по­мор­физма», что напол­няет «Письма Махатм»? Задолго до Еме­льяна Яро­слав­ского Махатмы рисо­вали кари­ка­туры на хри­сти­ан­ское пони­ма­ние Бога, «кото­рый сидит, раз­ва­лив­шись, отки­нув­шись на спинку на ложе из нака­лив­шихся метео­ров и ковы­ряет в зубах вилами из молний»376.

В ипо­стас­но­сти видит хри­сти­ан­ская мысль «образ Божий» в чело­веке. Эта ипо­стас­ность, «само­сто­я­нье» есть то, что до неко­то­рой сте­пени упо­доб­ляет чело­века Богу. Бла­го­даря бого­об­раз­ной ипо­стас­но­сти и чело­век может сво­бодно и осо­знанно кон­тро­ли­ро­вать дей­ствия своей при­роды. В этом – утвер­жда­е­мое хри­сти­ан­ством сход­ство Бога и чело­века, а отнюдь не «ковы­ря­ние вилами в зубах». И для того, чтобы не мыс­лить Бога в кате­го­риях «ковы­ря­ния в зубах», совсем не обя­за­тельно ста­но­виться на пози­ции пан­те­изма.

Если Бог есть любовь

Чтобы вполне ясно было, что лич­ност­ность не огра­ни­чи­вает Боже­ствен­ной абсо­лют­но­сти, поста­вим мыс­лен­ный, фило­соф­ский, экс­пе­ри­мент. Пред­ста­вим себе без­лич­ный Абсо­лют. Это некая абсо­лют­ная суб­стан­ция, кото­рая не знает себя, не кон­тро­ли­рует себя, не обла­дает само­со­зна­нием и волей. Бла­ват­ская гово­рит о нем так: «Мы назы­ваем Абсо­лют­ное Созна­ние „бес­со­зна­нием“, ибо нам кажется, что это неиз­бежно должно быть так… Вечное Дыха­ние, не веда­ю­щее самое себя»377.

И пред­ста­вим личный Абсо­лют: столь же бес­ко­неч­ная и все­со­вер­шен­ная суб­стан­ция, кото­рая знает себя, вла­деет всеми своими про­яв­ле­ни­ями и дей­стви­ями, обла­дает само­со­зна­нием. Какой из этих двух обра­зов бытия кажется более совер­шен­ным и достой­ным Бога?

Это сле­до­ва­ние путем онто­ло­ги­че­ского аргу­мента: если мы мыслим Абсо­лют, мы должны его мыс­лить как сово­куп­ность всех совер­шенств в пре­дель­ной (точнее – бес­пре­дель­ной) сте­пени. Отно­сятся ли само­осо­зна­ние и само­кон­троль к числу совер­шенств? Да. Сле­до­ва­тельно, и при мыш­ле­нии об Абсо­люте необ­хо­димо допу­стить, что Абсо­лют знает Сам Себя. Входит ли в число совер­шенств сво­бода? Оче­видно, что из двух состо­я­ний бытия совер­шен­нее то, кото­рое может дей­ство­вать сво­бодно, исходя из самого себя, созна­тельно и с разум­ным целе­по­ла­га­нием. Сле­до­ва­тельно, и при мыш­ле­нии Абсо­люта достой­нее пред­ста­вить, что каждое его дей­ствие про­ис­хо­дит по его сво­бод­ной воле, а не по какой-либо неосо­зна­ва­е­мой необ­хо­ди­мо­сти378.

Пони­ма­ние Еди­ного как сво­бод­ной и разум­ной Лич­но­сти более достойно, чем утвер­жде­ние без­ли­кой Суб­стан­ции. Но про­дол­жим наш экс­пе­ри­мент на тему о том, как достой­нее думать о Боге.

Можно быть нере­ли­ги­оз­ным и неве­ру­ю­щим чело­ве­ком, но все-таки пони­мать, что среди мно­же­ства бого­слов­ских кон­цеп­ций самая чистая, воз­вы­шен­ная, про­ду­ман­ная та, кото­рая воз­ве­щает: «Бог есть любовь». И тот образ Боже­ствен­ной Лич­но­сти ока­зы­ва­ется и более глу­бо­ким и более при­вле­ка­тель­ным, кото­рый видит про­яв­ле­ния Бога не только в воле, в силе или в разуме, но и в любви.

И вот пред­ста­вим, что с этим вели­ким бого­слов­ским тези­сом «Бог есть любовь» мы под­хо­дим к тем обра­зам Бога, кото­рые есть в моно­те­и­сти­че­ских рели­гиях.

Подой­дем к мусуль­ман­скому бого­слову и спро­сим: можно ли ска­зать об Аллахе, что Он есть любовь? Наш собе­се­де­ник на неко­то­рое время заду­ма­ется. Это есте­ственно, потому что прямой фор­мулы «Бог есть любовь» в Коране нет, а для чело­века любой веры не так уж просто про­из­не­сти бого­слов­скую фор­мулу, кото­рой нет в том писа­нии, что для него явля­ется святым. И все же после неко­то­рого раз­ду­мья мулла отве­тит нам: «Да. Конечно, прежде всего Аллах есть воля. Но, можно ска­зать и то, что в Нем есть любовь к людям».

И я спрошу моего собе­сед­ника: а какие дела любви при­сущи Все­выш­нему согласно Корану? В чем про­яви­лась любовь Аллаха к людям и в чем засви­де­тель­ство­вана? – «Он сотво­рил мир. Он послал людям Своих про­ро­ков и дал Свой закон».

И тогда я задам мой третий вопрос «Это было тяжело для Него?» – «Нет, мир ничтожно мал по срав­не­нию с могу­ще­ством Творца». Любовь Бога к миру, как она пони­ма­ется в ислам­ском образе Творца, бес­трудна.

Те же три вопроса мы задаем о вет­хо­за­вет­ном Ягве. И слышим те же ответы. И лишь в конце будет ска­зано: «Ягве любит людей. И при всей Его над­мир­но­сти Он гово­рит, что не может быть вполне без­мя­те­жен и покоен без чело­ве­че­ской любви… Он не просто дает Закон. Он умо­ляет людей не забы­вать Его. Ему трудно с людьми. Он гово­рит о Себе, что Он – „Бог рев­ни­тель“. Он всту­пил в брак с Изра­и­лем и невер­ность людей болез­ненна для Него»379. Но любовь Бога к людям, как она известна в Ветхом Завете, не сде­лала Бога чело­ве­ком.

Где же в мире рели­гий есть пред­став­ле­ние о том, что любовь Бога к людям столь сильна, что она ввер­гает Самого Творца в мир людей? Есть много мифов о вопло­ще­нии богов в мире людей. Но это всегда вопло­ще­ния неких «вто­рич­ных богов», это пове­сти о том, как один из многих небо­жи­те­лей решился придти к людям, в то время как Боже­ство, почи­та­е­мое в данной рели­ги­оз­ной системе как источ­ник всякой жизни, так и не пере­шло за порог соб­ствен­ного все­б­ла­жен­ства. Где же мы можем найти пред­став­ле­ние о том, что не один из богов, а Тот, Един­ствен­ный, вошел в мир людей?

Эта идея есть в криш­на­изме (Кришне пони­ма­ется как Личный и Единый Бог-Творец у вайш­на­вов). И узнаем, что Кришна не просто создал мир и не просто дал откро­ве­ние. Он лично, непо­сред­ственно принес его людям. Он стал чело­ве­ком. И даже не царем – а слугой, воз­ни­чим. Но стал ли он чело­ве­ком вполне и навсе­гда? – Нет, лишь на время урока он казался чело­ве­ком. И чело­ве­че­ская плоть, равно как и чело­ве­че­ская душа не взяты им в Веч­ность. Он бла­го­сло­вил Ардж­нуну уби­вать. Но сам не испы­тал ни чело­ве­че­ской боли, ни чело­ве­че­ской смерти… Он запо­ве­дует людям любить его. Но любит ли он сам людей – оста­ется не вполне ясным.

Итак, высшая бого­слов­ская фор­мула гласит «Бог есть любовь». Высшая фор­мула любви опре­де­ляет: «Нет больше той любви, как если кто поло­жит душу свою за друзей своих» (Ин. 15:13). Такой любви к людям не откры­вает ни один бого­слов­ский образ во вне­е­ван­гель­ском мире.

И мы спра­ши­ваем Бога Еван­ге­лия: как Ты любишь людей? И Он отве­чает: до Моей смерти… Его любовь не только создала мир. Его любовь не только пода­рила людям сво­боду. Его любовь не только дала нам закон. Его любовь не только даро­вала нам про­ро­ков и муд­рость. Его любовь не только при­няла чело­ве­че­ский лик. Он не казался – Он стал чело­ве­ком. «Всю тебя, земля родная, в раб­ском виде Царь Небес­ный исхо­дил, бла­го­слов­ляя». И Его любовь к нам пошла до конца, до пре­дель­ной точки, до полной отдачи Себя, до пол­ного отказа от Себя, до жертвы и смерти. «Как будто вышел чело­век, и вынес, и открыл ковчег, и все до нитки отдал»…

Этот Бог – есть Любовь. Он не просто любит. Он есть Любовь. Он не просто имеет любовь. Он есть Любовь. Он не просто про­яв­ля­ется в любви. Он есть Любовь.

Е. Бла­ват­ская одна­жды искренне при­зна­лась: «Вы спра­ши­ва­ете, верим ли мы, тео­софы, в Христа? В Христа без­лич­ного – да. Кришна, Будда – тот же Хри­стос, но не в Иисуса Наза­рет­ского… В лич­ного Бога, в Мои­се­ев­скую Иегову не верим, то есть не покло­ня­емся ему»380.

Хорошо, лично она не верит ни в Бога Вет­хого Завета, ни в Бога Еван­ге­лия. Это ее личное дело. Хри­сти­а­нин может ей посо­чув­ство­вать, но не будет ее осуж­дать за отсут­ствие веры. Но хри­сти­а­нин не может не назвать глу­боко без­нрав­ствен­ной другую осо­бен­ность тео­со­фии: ее настыр­ное жела­ние выдать свою ради­кально небиб­лей­скую систему за соб­ственно хри­сти­ан­ское и еван­гель­ское миро­воз­зре­ние. В этом смысле глу­хота Рерих, ее без­за­стен­чи­вое стрем­ле­ние изна­си­ло­вать любое сви­де­тель­ство, несо­гла­су­ю­ще­еся с ее кон­цеп­цией, пора­зи­тельны. Вроде совер­шенно оче­ви­ден пер­со­на­лизм, про­яв­ля­ю­щийся в молитве Христа ко Отцу381. Но нет, тео­софка и здесь готова видеть пан­те­изм. «Не пони­маю, почему кажется Вам невоз­мож­ным, чтобы Хри­стос назы­вал „отцом Своим“ Непо­зна­ва­е­мую При­чину?»382.

Что ж, чита­те­лям Елены Ива­новны при­дется напом­нить по край­ней мере два осно­ва­ния, по кото­рым ее интер­пре­та­ция этого еван­гель­ского места явля­ется фаль­ши­вой.

Во-первых, для Христа Отец – это отнюдь не «Непо­зна­ва­е­мая При­чина». Именно Он – знает Отца. «Все пре­дано Мне Отцем Моим, и никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть» (Мф. 11:27).

Во-вторых, интер­пре­та­ция Еван­ге­лия у Е. Рерих звучит осо­бенно нетри­ви­ально, если вспом­нить, что Сам Хри­стос гово­рил: «Моя пища есть тво­рить волю Послав­шего Меня» (Ин. 4:34). Ведь там, где есть воля – там нет несво­бод­ной без­ли­ко­сти. Это пони­мает даже сама Е. Рерих и потому наста­и­вает: «Я избе­гала бы цер­ков­ных выра­же­ний, когда име­ется в виду Вели­кий Прин­цип. Поня­тия воли и завета уже свя­заны с лич­но­стью и потому не вяжутся с пред­став­ле­нием все­объ­ем­лю­щего Начала»383. Это сколько же надо цен­зу­ри­ро­вать Библию, чтобы в целях «все­об­щего при­ми­ре­ния» убрать из нее все, гово­ря­щее о Лич­но­сти, Завете и Воле!

Самая суть еван­гель­ских собы­тий выра­жа­ется сло­вами: «Бог так воз­лю­бил мир, что Сына Своего еди­но­род­ного отдал»… С точки зрения фило­соф­ской это – мани­фест анти­пан­те­изма.

Тео­софы уве­ряют, что Хри­стос (древ­ний «Посвя­щен­ный») был, как и они – пан­те­и­стом. Но как же воз­можна тогда любовь Бога к миру? Тут уж – или Бог на Гол­гофе любит Сам Себя (но почему же – так, до смерти?!); или мир не есть Бог, и ради этой, внеш­ней реаль­но­сти, Сын Божий идет на смерть.Еван­ге­лиеутвер­ждает, что рас­сто­я­ние между Богом и миром есть, и оно столь велико, что лишь Бого­во­пло­ще­ние и Крест могут его запол­нить.

Если мир и Бог – одно и тоже, то откуда же ново­за­вет­ное име­но­ва­ние Христа «посред­ни­ком»? «Но посред­ник при одном не бывает, а Бог один» (Гал. 3:20). Если Бог один и есть посред­ники (в Ветхом Завете это ангелы (Гал. 2:19), а в Новом – Хри­стос (1Тим. 2:5)), значит мир не есть Бог, и мир настолько отли­чен от Бога, что необ­хо­дим посред­ник между Единым Богом и миром. Именно потому, что мир не есть Бог, Бог любит его и дарует Посред­ника. Такого Посред­ника, кото­рый не засло­нял бы собою Творца, но соеди­нял бы с Ним.

Но в мире тео­со­фии, в мире без­лич­ност­ном, в мире тоталь­ной все­рас­тво­рен­но­сти нет места для столь лич­ност­ного чув­ства, как любовь.

Антич­ный критик хри­сти­ан­ства Цельс, не рас­слы­шав в Еван­ге­лии «Бог есть любовь» и не узнав об этом из Пла­тона, вполне рас­су­дочно обру­ши­ва­ется на рели­гию Завета: «Род хри­стиан и иудеев подо­бен лягуш­кам, усев­шимся вокруг лужи, или дож­де­вым червям в углу болота, когда они устра­и­вают собра­ния и спорят между собой о том, кто из них греш­нее. Они гово­рят, что Бог нам все откры­вает и пред­воз­ве­щает, что, оста­вив весь мир и небес­ное дви­же­ние и оста­вив без вни­ма­ния эту землю, Он зани­ма­ется только нами, только к нам посы­лает Своих вест­ни­ков и не пере­стает их посы­лать и домо­гаться, чтобы мы всегда были с Ним. (Хри­сти­ане подобны) червям, кото­рые стали бы гово­рить, что есть, мол, Бог, от Него мы про­изо­шли, им рож­дены, подоб­ные во всем Богу, нам все под­чи­нено – земля, вода, воздух и звезды, все суще­ствует ради нас, все постав­лено на службу нам. И вот черви гово­рят, что теперь, ввиду того, что неко­то­рые среди нас согре­шили, придет Бог или Он пошлет Своего Сына, чтобы пора­зить нече­сти­вых и чтобы мы прочно полу­чили вечную жизнь с Ним» (Ориген. Против Цельса. IV, 23).

Цельс прав. Если нет Любви в Боге, если Бог не спо­со­бен к лич­ност­ному и любя­щему Бытию, то чело­век – не более чем пле­сень на окра­ин­ном болоте Все­лен­ной.

И здесь неиз­бе­жен выбор. Или при­нять Еван­ге­лие, кото­рое воз­ве­щает о том, что Тот, через Кото­рого все «начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть», пришел на Землю и стал чело­ве­ком (Ин. 1:3). Или чело­век и его пла­нета – не более чем свалка кар­ми­че­ского мусора. Космос живет сам по себе, и даже не знает, что где-то на его окра­ине стра­дает и на что-то наде­ется чело­век. Этот мир не ста­но­вится полнее, если в него при­хо­дит чело­век, и он не бед­неет, если чело­век из него уходит. Дважды два всегда рав­ня­ется четы­рем. Две галак­тики плюс две галак­тики – всегда полу­ча­лось четыре. Знают об этом зем­ляне или нет – таб­лице умно­же­ния до этого нет ника­кого дела. Кра­сота мира не создана для чело­века, не забо­тится о чело­веке и потому по сути своей бес-чело­вечна.

Жела­ю­щим почув­ство­вать раз­ницу в муд­ро­сти Востока и хри­сти­ан­ства напомню слова А. Ф. Лосева: «Забо­тится ли солнце о земле? Ни из чего не видно: оно ее „при­тя­ги­вает прямо про­пор­ци­о­нально массе и обратно про­пор­ци­о­нально квад­ра­там рас­сто­я­ний“384. Со своей сто­роны и Елена Бла­ват­ская заме­тила, что «Боже­ствен­ная Мысль имеет настолько же мало лич­ного инте­реса к ним (Высшим Пла­не­тар­ным Духам-Стро­и­те­лям) или же к их тво­ре­ниям, как и Солнце по отно­ше­нию к под­сол­нуху и его семе­нам»385. Солнце не инте­ре­су­ется ни Землей, ни под­сол­ну­хами. Но Бог так воз­лю­бил мир…

Эта тайна Боже­ствен­ной любви более всего непо­нятна в хри­сти­ан­стве тео­со­фам. Когда один из кор­ре­спон­ден­тов Рерих робко заме­тил, что Бог есть любовь, а любить может лишь субъ­ект, а не без­ли­кий закон – настав­ница отре­а­ги­ро­вала окри­ком «Мол­чать!»: «Восток запре­тил всякое обсуж­де­ние Неиз­ре­чен­ного, сосре­до­то­чив всю силу позна­ва­ния лишь на вели­че­ствен­ных про­яв­ле­ниях Тайны»386. В другом месте она, правда, пояс­нила, что «боже­ствен­ная любовь» есть не что иное как силы кос­ми­че­ской гра­ви­та­ции: «Боже­ствен­ная любовь есть начало при­тя­же­ния или тот же Фохат, в его каче­стве боже­ствен­ной любви, элек­три­че­ской мощи срод­ства и сим­па­тии»387.

Но хри­сти­а­нин за сим­фо­нией мира ощу­щает именно живую любовь, любя­щую Лич­ность. Не просто Закон, не просто Разум, не просто «гра­ви­та­цию», но – Личную и любя­щую Волю. И поэтому он пере­жи­вает един­ство Бога и мира даже еще более живо, чем пан­те­ист. Он не просто, подобно пан­те­и­сту, пере­жи­вает при­ча­стие мира Гор­нему Началу, но он еще знает, как Имя этого Начала, знает, Кому можно вымол­вить слово бла­го­дар­но­сти за этот вечер и за буду­щий рас­свет. Вот право, поте­рян­ное пан­те­и­стами – они не могут вос­клик­нуть: «Слава Тебе, пока­зав­шему нам свет!».

В хри­сти­ан­ском откро­ве­нии люди узнали о Начале всего нечто такое, чего не знала холод­ная язы­че­ская мета­фи­зика. Преп. Симеон Новый Бого­слов одна­жды сказал о Христе: «наш негор­дый Бог»388. Вот образ дей­ствия этого Бога с людьми:

«Я вспо­ми­наю о дру­же­стве юности твоей, о любви твоей, когда ты была неве­стою, когда после­до­вала за Мною в пустыню… Какую неправду нашли во Мне отцы ваши, что уда­ли­лись от Меня и пошли за суетою, и не ска­зали: „где Гос­подь, кото­рый вывел нас из земли Еги­пет­ской?“. Я ввел вас в землю пло­до­нос­ную, а вы вошли и осквер­нили землю Мою. Пас­тыри отпали от Меня, и про­роки про­ро­че­ство­вали во имя Ваала и ходили во след тех, кото­рые не помо­гают. Пере­ме­нил ли какой народ богов своих , хотя они и не боги? Мой народ про­ме­нял славу свою на то, что не помо­гает. Два зла сделал народ Мой: Меня, источ­ник воды живой, оста­вили, и высекли себе водо­емы раз­би­тые, кото­рые не могут дер­жать воды. Издавна Я сокру­шил ярмо твое, разо­рвал узы твои, и ты гово­рил: «не буду слу­жить идолам », а между тем на всяком высо­ком холме и под всяким вет­ви­стым дере­вом ты блу­до­дей­ство­вал. Я наса­дил тебя как бла­го­род­ную лозу, – как же ты пре­вра­ти­лась у Меня в дикую отрасль чужой лозы? Ты сказал: «люблю чужих и буду ходить во след их». Со мно­гими любов­ни­ками блу­до­дей­ство­вала, – и однако же воз­вра­тись ко Мне. Воз­вра­ти­тесь, дети-отступ­ники. Воз­вра­ти­тесь, мятеж­ные дети: Я исцелю вашу непо­кор­ность» (Иер. 2.2 – 3,23). Это обра­ще­ние Бога к тому народу, кото­рый Он создал Себе для того, чтобы хотя бы его защи­тить от покло­не­ния «богине неба» (Иер. 44:17).

Про­року Иезе­ки­илю Бог гово­рит еще более резко, упо­доб­ляя Изра­иль под­ки­дышу. «При рож­де­нии твоем пупа твоего не отре­зали, и водою ты не была омыта, и пеле­нами не повита. Ничей глаз не сжа­лился над тобою, но ты выбро­шена была на поле, по пре­зре­нию к жизни твоей, в день рож­де­ния твоего. И про­хо­дил Я мимо тебя, и увидел тебя, бро­шен­ную на попра­ние в кровях твоих, и сказал тебе: „живи!“. Ты выросла и стала боль­шая. И про­хо­дил Я мимо тебя, и увидел тебя, и вот, это было время твое, время любви; и про­стер Я вос­кри­лия риз Моих на тебя, и покрыл наготу твою, и ты стала Моею. Омыл Я тебя водою и смыл с тебя кровь твою и пома­зал тебя елеем. И наря­дил тебя в наряды. Укра­ша­лась ты золо­том и сереб­ром и была чрез­вы­чайно кра­сива. Но ты пона­де­я­лась на кра­соту твою, и, поль­зу­ясь славой твоею, стала блу­дить и рас­то­чала блу­до­дей­ство твое на вся­кого мимо­хо­дя­щего, отда­ва­ясь ему. Позо­рила кра­соту твою и рас­ки­ды­вала ноги твои для вся­кого мимо­хо­дя­щего. Как истом­лено должно быть сердце твое, когда ты все это делала, как необуз­дан­ная блуд­ница! Всем блуд­ни­цам дают подарки, а ты сама давала подарки всем любов­ни­кам твоим и под­ку­пала их. Посему выслу­шай, блуд­ница, слово Гос­подне! Я соберу всех любов­ни­ков твоих и предам тебя в руки их и они разо­рят блу­ди­лища твои и раз­ру­бят тебя мечами своими. Я поступлю с тобою, как посту­пила ты, пре­зрев клятву нару­ше­нием союза. Но Я вспомню союз Мой с тобою, и вос­ста­новлю с тобою вечный союз. И ты вспом­нишь о путях твоих, и будет стыдно тебе. Я прощу тебе все, что ты делала. Я не хочу смерти уми­ра­ю­щего, но обра­ти­тесь, и живите!» (Иез. 16,4 – 18,32).

Есть ли здесь тео­соф­ская брезг­ли­вость? Есть ли здесь что-то недо­стой­ное Того, о Ком ска­зано «Бог есть любовь» (1Ин. 4:8)?

Еван­ге­лие воз­ве­стило, что Любовь выше Закона. Тео­софы устро­или рево­лю­цию (букв. воз-вра­ще­ние): Боже­ство никого не любит. Мир управ­ля­ется зако­ном и закон­ни­ками. Так что скорее тео­соф­ский пан­те­изм создает слиш­ком низкий образ Истин­ного Бытия, нежели хри­сти­ан­ство с его «антро­по­мор­физ­мом».

Хри­сти­ан­ский антро­по­мор­физм

Хри­сти­ан­ское бого­сло­вие, равно как и цер­ков­ная мистика, доста­точно углуб­ленны, чтобы пере­жить и воз­ве­стить непо­сти­жи­мость Бога. Наш «антро­по­мор­физм» вто­ри­чен. Это не недо­по­ня­тый реци­див язы­че­ства. Это то узна­ва­ние бли­зо­сти Бога чело­веку, кото­рое при­хо­дит уже после искуса отри­ца­ю­щим (апо­фа­ти­че­ским) бого­сло­вием.

Есть антро­по­мор­физм, кото­рый не дорос до апо­фа­ти­че­ского мыш­ле­ния. А есть антро­по­мор­физм, кото­рый обре­та­ется по ту сто­рону апо­фа­тики. Язы­че­ский антро­по­мор­физм рож­да­ется от того, что чело­век поспешно при­бли­жает к себе Непо­сти­жи­мое. Хри­сти­ан­ский «антро­пор­физм» появился от того, что Сущий Сам заго­во­рил на чело­ве­че­ском языке. Непо­сти­жи­мый поже­лал быть постиг­ну­тым. Он дал нам право и даже пове­лел гово­рить о Нем, бла­го­вест­во­вать, воз­ве­щать нашу обре­тен­ную, бла­го­дат­ную бли­зость с Ним.

Именно из ясного пере­жи­ва­ния бес­ко­неч­ного рас­сто­я­ния между чело­ве­ком и Богом рож­да­ется вся радость Библии – «с нами Бог». Тот, Кого ни постиг­нуть, ни изречь невоз­можно, – с нами. Слово стало плотью. И освя­тило чело­ве­че­ские слова, чело­ве­че­скую речь, обра­щен­ную к Нему и воз­ве­ща­ю­щую о Нем. Бог дал нам право гово­рить о Себе на чело­ве­че­ском языке.

Общим местом пра­во­слав­ной фило­со­фии исто­рии явля­ется ответ на вопрос «почему Слово так мед­лило со Своим вопло­ще­нием?». Новый Завет потому пришел столь поздно, что людям прежде надо было утвер­диться в ясном и осо­знан­ном моно­те­изме. Лишь поняв, что Бог есть именно Дух, они смогли вполне осо­знать чудес­ность Его вопло­ще­ния. Лишь поняв, что Бог один и един, люди смогли при­кос­нуться к тайне Тро­ич­но­сти, свер­хе­ди­нич­но­сти Бога. В мире вполне язы­че­ском, в мире, еще не вспом­нив­шем о Едином и Личном Боге, вера в Сына Божия была бы слиш­ком при­ми­тив­ной и ложной («ты Хри­стос, Сын Бога Живого? – заходи. В нашей деревне уже было шесть богов и десять божиих сыно­вей. Ты будешь один­на­дца­тым!»)389.

Для языч­ни­ков вопло­ще­ние Бога в чело­века – рядо­вое чудо. Для хри­стиан – чудо немыс­ли­мое, неве­ро­ят­ное, уни­каль­ное. И именно потому, что хри­сти­ан­ская мысль ясно пони­мает бес­пре­дель­ность отли­чия Абсо­лют­ного бытия от чело­века. Бог стал чело­ве­ком. Незри­мый сделал Себя види­мым. То, что можно уви­деть, – то можно изоб­ра­зить. Так роди­лась пра­во­слав­ная икона.

Если бы в Церкви дело обсто­яло так, что вот есть вели­кий мистик Дио­ни­сий Аре­о­па­гит, кото­рый утвер­ждает непо­зна­ва­е­мость Боже­ства, а есть отец Иван из Нижних Васю­ков, кото­рый напи­сал иконку и выве­сил ее в своем храме – то можно было бы ска­зать, что в цер­ков­ном хри­сти­ан­стве есть про­ти­во­ре­чи­вое соче­та­ние мисти­че­ской фило­со­фии и язы­че­ской антро­по­морф­ной прак­тики. Но дело в том, что именно Аре­о­па­гит строит фило­со­фию образа. Дело в том, что именно цер­ков­ные фило­софы гово­рят о Боге как о Лич­но­сти… И именно у св. Васи­лия Вели­кого мы встре­чаем под­лин­ный мани­фест хри­сти­ан­ского антро­по­мор­физма: «какое поня­тие при­об­рел ты о раз­ли­чии сущ­но­сти и лич­но­сти (ипо­стаси) в нас, пере­неси его и в боже­ствен­ные дог­маты – и не погре­шишь»390.

Да, хри­сти­ане изоб­ра­жают Бога в образе чело­века. Это не то недо­мыс­лие языч­ни­ков, кото­рое высме­и­вал Ксе­но­фан391. Бог стал чело­ве­ком во Христе. Не пере­ста­вая быть тем, чем Он был, Он стал тем, чем не был. Бог в Своей любви и сво­боде шагнул к нам. После того, как было усво­ено, что «Бога ни видел никто нико­гда», сле­дует воз­ве­ще­ние: «Еди­но­род­ный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил» (Ин. 1:18).

Итак, ни пер­со­на­лизм при пони­ма­нии Бога, ни изоб­ра­же­ние Бога Сына в образе чело­века392 не нару­шают и не при­ни­жают вели­чие Истока вся­че­ского бытия.

Правда и ложь пан­те­изма

Хри­сти­ан­ское мыш­ле­ние о Боге и мире не ущербно по срав­не­нию с любой другой онто­ло­гией. Напро­тив, оно вби­рает в себя те поло­жи­тель­ные сто­роны, кото­рые есть в иных моде­лях. «Все другие онто­ло­ги­че­ские док­трины пред­став­ляют из себя лишь отдель­ные моменты в после­до­ва­тель­ном раз­ви­тии онто­ло­ги­че­ского мыш­ле­ния, и потому ни одна из них все­цело не отри­ца­ется теиз­мом, а напро­тив, все они вклю­ча­ются им как непол­ные выра­же­ния одной и той же дей­стви­тель­ной истины бытия, – пишет пра­во­слав­ный мыс­ли­тель В. Несме­лов. – Если мате­ри­а­ли­сти­че­ский монизм все объ­яс­няет из прин­ципа меха­ни­че­ской необ­хо­ди­мо­сти, то теизм не отри­цает этого объ­яс­не­ния, а только утвер­ждает, что в нем выска­зы­ва­ется непол­ная правда; потому что кроме меха­ни­че­ских дви­же­ний мате­рии, в мире суще­ствует и сво­бод­ная дея­тель­ность чело­ве­че­ского духа. Равным обра­зом, если иде­а­ли­сти­че­ский монизм, опи­ра­ясь на двой­ствен­ное содер­жа­ние миро­вой дей­стви­тель­но­сти, при несо­мнен­ной однако связи ее в единое целое, видит в ней откро­ве­ние без­услов­ной сущ­но­сти, все про­из­во­дя­щей из себя, и снова все воз­вра­ща­ю­щей в себя, то теизм не отри­цает и этого объ­яс­не­ния мира, а только утвер­ждает опять, что в этом объ­яс­не­нии выска­зы­ва­ется далеко непол­ная правда о мире; потому что хотя мир и дей­стви­тельно явля­ется откро­ве­нием Без­услов­ной Сущ­но­сти, однако он все-таки не может быть раз­ре­шен нашею мыслью ни в после­до­ва­тель­ный про­цесс ее само­раз­ви­тия, ни в слож­ный ряд ее дея­тель­ных состо­я­ний. И если, нако­нец, дуа­лизм, опи­ра­ясь на само­сто­я­тель­ность миро­вого бытия, создает из него второе без­услов­ное, то теизм не отри­цает и дуа­лизма; он снова лишь повто­ряет свое преж­нее утвер­жде­ние, что здесь не выска­зы­ва­ется полная правда о бытии, потому что мир дей­стви­тельно имеет само­сто­я­тель­ное суще­ство­ва­ние, но его само­сто­я­тель­ность все-таки несо­мненно условна. Таким обра­зом, для теизма все онто­ло­ги­че­ские док­трины явля­ются отча­сти истин­ными, а ни одна из них не явля­ется без­условно ложной»393.

Итак, мы, хри­сти­ане, согласны с тем, что пан­те­изм утвер­ждает, но мы не согласны с тем, что он отри­цает. Мы не согласны с отри­ца­нием Боже­ствен­ного бытия вне мира.

В пан­те­изме есть своя правда: любое част­ное бытие может быть лишь в силу при­ча­стия Бытию с боль­шой буквы. Поскольку камень, стул, чело­век есть, они суть только потому, что они при­частны чему-то, что объ­ем­лет собою всю все­лен­ную. Пре­дель­ная кате­го­рия фило­соф­ской мысли – Бытие. И она объ­ем­лет собою все сущее. Но это раз­мыш­ле­ние можно найти в любой серьез­ной хри­сти­ан­ской книге по фило­со­фии. Вопрос в другом: можно ли все­цело рас­тво­рить Бытие в част­ных суще­ство­ва­ниях. Из того, что Боже­ство содер­жит в себе мир, не сле­дует, что Бог не суще­ствует и не мыслит Сам в Себе, вне мате­ри­аль­ного мира. Непо­нятна и необя­за­тельна пан­те­и­сти­че­ская логика, пола­га­ю­щая, будто при после­до­ва­тель­ном мыш­ле­нии Бытия нужно лишать Его спо­соб­но­сти само­сто­я­тельно мыс­лить, сво­бодно и осо­знанно дей­ство­вать, любить и тво­рить.

Поиск иде­аль­ной основы мира дей­стви­тельно спо­со­бен при­во­дить к пан­те­изму. Мир идей, форм, чисел оформ­ляет собою мате­рию, но сам не есть мате­рия. Отсюда – есте­ствен­ный вывод о про­ни­зан­но­сти мира разу­мом. Хри­сти­ан­ство также знает эйдос­ную, незримо-разум­ную сто­рону миро­зда­ния. Однако это – не пан­те­изм. Пан­те­изм воз­ни­кает, если начать гово­рить, что этот Разум весь дан, весь сведен к своей жизни в миро­вых сти­хиях. И более того, нет доста­точ­ной нужды видеть в миро­объ­ем­лю­щем разум­ном начале (или в разумно-иде­аль­ной сто­роне миро­зда­ния) Самого Бога. Бог мог вне Себя создать тот мир иде­ально-чис­ло­вых форм, что обле­кает собою мате­рию. Позна­ние гар­мо­нии мира в таком случае есть не позна­ние Самого Творца, но позна­ние о пре­муд­ро­сти Творца. Тогда иде­аль­ная «Реаль­ность», с кото­рой знаком фило­соф-пан­те­ист, при­зна­ется и хри­сти­а­ни­ном, но послед­ний над нею про­зре­вает еще и Лич­ного Бога.

Однако пан­те­изм мыслит недо­стойно не только о Боге, но и о мире. Если по пан­те­и­сти­че­ски счи­тать, что види­мый нами мир есть лишь иллю­зия, есть лишь слу­чай­ное и недолж­ное про­яв­ле­ние Незри­мого и без­ли­кого Абсо­люта, то есте­ственно прийти к миро­от­ри­ца­ю­щему ниги­лизму. Рерихи это прямо при­знают: «невоз­можно ска­зать, что наша Земля или Про­яв­лен­ный Мир явля­ется про­ти­во­по­ло­же­нием Абсо­люта. Иначе при­дется пред­по­ло­жить, что име­ется нечто вне Абсо­люта, что есть неле­пость»394.

Этот вывод сомни­те­лен фак­ти­че­ски: мы все-таки видим, что мир совсем не абсо­лю­тен и далеко не совер­ше­нен, что он мно­го­об­ра­зен и сложен. Но, кроме того, это суж­де­ние совсем не необ­хо­димо даже в рамках чистой фило­со­фии. Совер­шенно необя­за­тельно мыс­лить отно­ше­ние Абсо­лют­ного и отно­си­тель­ного как отно­ше­ния про­стран­ствен­ные. Бог в том смысле вне мира, что он вообще вне кате­го­рий «вне» и «внутри»; Он не объ­ем­лется про­стран­ством.

Кроме того, про­блема «пре­де­лов Абсо­лют­ного» стоит и внутри самой пан­те­и­сти­че­ской мысли. Пусть мир – это ино­бы­тие Абсо­лют­ного. Пусть мир, мате­рия, чело­век – это эма­на­ции Еди­ного. Но как воз­можно ино­бы­тие по отно­ше­нию к Абсо­люту? Что пону­дило Абсо­лют высту­пить из своих пре­де­лов и всту­пить в состо­я­ние ино­бы­тия? Отно­си­тель­ное бытие все-таки есть. И зачем же Боже­ству надо было пле­нять Себя несо­вер­шен­ными фор­мами? Кто более достойно мыслит о Боге – пан­те­изм, кото­рый пола­гает, что Боже­ство бес­со­зна­тельно и необ­хо­димо изли­лось в отно­си­тель­ный мир, или же хри­сти­ан­ство, кото­рое пола­гает, что Бог созна­тельно и сво­бодно создал мир при­роды?

Пан­те­ист счи­тает грехом (точнее – ошиб­кой, иллю­зией) заме­чать в мире что бы то ни было, кроме Абсо­люта. Но моно­те­ист имеет право любо­ваться миром, имеет право его ценить. Ведь даже Сам Творец «увидел, что вот, все хорошо весьма».

Хри­сти­ан­ство знает мир, знает отли­чие Творца от мира и знает Его без­мер­ность. Хри­сти­ан­ство гово­рит, что, хотя все бытие исте­кает из абсо­лютно Еди­ного Источ­ника, все же бытие стало раз­но­об­раз­ным. Хри­сти­ан­ство утвер­ждает онто­ло­ги­че­ский плю­ра­лизм. Оно знает как сверх­по­зна­ва­е­мую Бес­ко­неч­ность Творца, так и реаль­ное мно­го­об­ра­зие и реаль­ную вне­бо­же­ствен­ность мира. Бог в Своей любви захо­тел, чтобы мир был слож­ным и разным. И, значит, слож­ность и само­быт­ность мира не есть угроза, не есть обман, но есть рели­ги­оз­ная цен­ность.

Хри­сти­ан­ство знает и ощу­щает, что мир про­ни­зан Боже­ством. Более того, в хри­сти­ан­стве ощу­ще­ние при­сут­ствия Бога в мире логично свя­зано именно с дог­ма­том о тво­ре­нии мира из небы­тия – тем хри­сти­ан­ским дог­ма­том, кото­рый так не нра­вится тео­со­фам.

Во-первых, стоит заме­тить, что когда хри­сти­а­нин про­воз­гла­шает тво­ре­ние мира из «ничего», он не имеет в виду, что «ничто» есть некое «про­стран­ство», некая область, кото­рая как бы извне обле­гает Абсо­лют. Догмат о тво­ре­нии мира из ничего озна­чает просто, что у вре­мени и про­стран­ства, у мира и чело­века нет иной при­чины к бытию, кроме Бога. В тво­ре­нии Бог как бы опу­сто­шает от Самого Себя некую область бытия (и та ста­но­вится небы­тием) – и в этом небы­тии Он творит новую жизнь, но уже не Свою, а нашу395.

Во-вторых, именно потому, что Бог транс­цен­ден­тен – Он про­ни­зы­вает собою мир. Ведь поскольку Бог транс­цен­ден­тен – это значит, что у мира нет в самом себе сил к суще­ство­ва­нию и причин к бытию – а значит, все что есть, есть только по при­ча­стию Пер­во­бы­тию, значит Транс­цен­дент­ный Творец должен про­ни­зы­вать собою мир (не отож­деств­ля­ясь с ним, однако), чтобы под­дер­жи­вать бытие Кос­моса. Итак, несмотря на то, что Бог не есть мир и мир не есть Бог, Бог есть в мире и мир есть в Боге. Бог ни в коем случае не должен вос­при­ни­маться как «часть» реаль­но­сти, суще­ству­ю­щая где-то «рядом» с конеч­ным миром. Он Един во мно­же­ствен­ном, бес­ко­не­чен в конеч­ном, транс­цен­ден­тен в имма­нент­ном. Здесь не может быть иного языка, кроме языка пара­док­сов, «сов­па­де­ния про­ти­во­по­лож­но­стей».

Бог не должен поте­ряться в мире и мир не должен быть зате­рян в Боге – хоть они и вза­и­мо­при­сут­ствуют. Бог состав­ляет тайну мира. И все же не мир объ­ем­лет Бога, но Бог под­дер­жи­вает суще­ство­ва­ние мира.

Но кроме зани­жен­ного бого­слов­ского образа и кроме весьма при­ми­тив­ной модели миро­зда­ния, пан­те­изм пред­ла­гает и вполне иска­жен­ное виде­ние чело­века.

Пан­те­изм непри­ем­лем для хри­сти­ан­ской фило­со­фии еще и потому, что он ради­кально отри­цает суще­ство­ва­ние чело­века. Если пан­те­и­сты правы, то чело­века просто не суще­ствует: он есть всего лишь место про­яв­ле­ния Абсо­лют­ного Духа. Это ощу­ще­ние не воз­вы­шает чело­века. Напро­тив, его при­ня­тие при­во­дит к неиз­беж­ному выводу: если я есть частица Абсо­люта, то Оно-то есть, а вот меня нет…

Чело­век пришел к выводу, что он и есть Бог. Но язы­че­ский мир все же очень остро чув­ствует ненор­маль­ность смерти и вообще поло­же­ния чело­века. Так чем ее объ­яс­нить, и где найти источ­ник загряз­нен­но­сти? Не может чело­век совсем не чув­ство­вать, что с ним что-то не так.

Хри­сти­а­нин сказал бы: вина в моей воле, в моем духе, в моем грехе. И если бы оккуль­тист сказал: источ­ник греха во мне и в моей воле, это озна­чало бы, что он пока­ялся. Но именно этого вели­кого хри­сти­ан­ского вопля – mea culpa, mea culpa, mea maxima culpa – нет во всем мно­го­томьи «Живой Этики». Рери­хам незна­комы слова «пока­я­ние» и «грех» (потому что им незна­комо слово «бла­го­дать»).

Но если источ­ник ненор­маль­но­сти не в моих дей­ствиях – значит, он в самом факте моего бытия… При­чину своей нев­се­це­лой «боже­ствен­но­сти», пре­граду между Абсо­лю­том и собой оккуль­тист обре­тает… в себе же. Виновна ока­зы­ва­ется сама слож­ность моей при­роды. Все грехи и все зло – оттого, что моя душа живет в этом гнус­ном теле и оттого, что она втис­нута в рамки этого «я».

Эта пре­града – от косной телесно-душев­ной суб­стан­ции соб­ствен­ной инди­ви­ду­аль­но­сти. Чело­век тяго­тится собой. Ибо в себе он нашел нечто лучшее, что еди­но­сущно ему, но в то же время не есть он весь. Моя при­рода хороша и боже­ственна. Зло – оттого, что что-то не дает ей раз­виться вполне. Это что-то – моя лич­ность, моя инди­ви­ду­аль­ность. Итак, из фор­мулы «я есть бог» сле­дует: «моего „я“ не должно суще­ство­вать». Именно пан­те­изм ведет к ниги­ля­ции себя.

«Зло заро­ди­лось с первым про­блес­ком созна­ния», – утвер­ждает Е. Рерих396. Понятно, что при таком виде­нии причин зла логично стре­миться к пол­ному поту­ше­нию лич­ного созна­ния.

Как же выйти из этого тупика, кото­рый кажется столь фило­со­фич­ным?

В самом деле, фило­соф­ская ситу­а­ция пан­те­изма весьма неожи­дана для обыч­ного чело­века. Мы при­выкли к тому, что надо дока­зы­вать, что кроме нашего мира есть еще и Бог. А для пан­те­и­сти­че­ского мыш­ле­ния сомни­тельно как раз суще­ство­ва­ние мира. И в поле­мике с пан­те­из­мом надо ста­вить вопрос: как дока­зать, что мир суще­ствует? Евро­пей­ская нехри­сти­ан­ская фило­со­фия обычно тре­бует от нас дока­за­тельств в пользу того, что Бог не есть просто фикция нашего созна­ния. Перед лицом же пан­те­изма надо дока­зать нечто совер­шенно обрат­ное: дока­зать, что я не есть фикция Брах­ма­ни­че­ского мыш­ле­ния.

Мороку абсо­лют­ного монизма в хри­сти­ан­стве была про­ти­во­по­став­лена фор­мула Авгу­стина и Декарта: «мыслю, сле­до­ва­тельно, суще­ствую»397. Я могу при доста­точ­ной логич­но­сти думать, что весь внеш­ний мир – лишь мой сон. Но я не могу думать, что я сам – лишь чей-то сон. Я сам мыслю, сомне­ва­юсь, ищу – и значит, при всей воз­мож­ной оши­боч­но­сти моих поис­ков, несо­мне­нен сам факт, что для того, чтобы оши­баться, должен суще­ство­вать кто-то, кто оши­ба­ется – то есть я сам. Как заме­тил В. Несме­лов, «себя-то самих мы уж ника­ким уси­лием мысли не можем раз­ре­шить в состо­я­ние посто­рон­него для нас созна­ния»398. Фило­соф­ским фактом явля­ется то, что я думаю об Абсо­люте; я имею идею о Нем в своем созна­нии. Мысль же о том, что Абсо­лют думает меня, и что моя мысль есть нечто вто­рич­ное по отно­ше­нию к Абсо­люту – это уже всего лишь фило­соф­ская модель, а не фило­соф­ский факт. Любая гипо­теза должна счи­таться с фактом, а не просто отстра­няться от него.

Я суще­ствую – и, значит, в мире есть нечто, что не есть Абсо­лют. Значит – нас как мини­мум двое…

Чело­век биб­лей­ского вос­пи­та­ния, научив­шийся мол­вить Богу – «Ты», не может пере­стать ощу­щать себя как реаль­ность. Мартин Бубер в поле­мике с буд­диз­мом писал, что в чело­веке есть «чув­ство себя, кото­рое невоз­можно вклю­чить в мир»399.

Пан­те­и­сти­че­ский монизм тре­бует не только отказа от моего непо­сред­ствен­ного опыта само­бы­тия; он тре­бует при­знать, что вообще мне не с кем встре­титься в этом мире. Их, других, тоже нет – как нет по боль­шому счету и меня. Монизм Будды «дохо­дит до отказа от спо­соб­но­сти гово­рить „Ты“. Его любовь, озна­ча­ю­щая: „все, что воз­никло, без­раз­дельно заклю­чено в груди“, – не знает про­стого про­ти­во­сто­я­ния одного суще­ства дру­гому»400.

Все, к чему стре­мится чело­век, здесь ока­зы­ва­ется в одном гори­зонте с ним. Если бы вне чело­века было некое Высшее Духов­ное начало, можно было бы ожи­дать вести от Него, встречи с Ним и помощи от Него (как это делают хри­сти­ане). В оккуль­тизме же идти просто некуда. В бытии нет ничего, что пре­вос­хо­дило бы космос и чело­века. И значит – неот­куда ждать веяния Н О В О Г О Завета, веяния бла­го­дати. Пан­те­и­сту неот­куда ожи­дать Вести401.

Кроме того, пан­те­изм, рас­тво­ряя чело­века в «пер­во­един­стве», есте­ственно, не может предо­ста­вить чело­веку сво­боду. Если я – всего лишь «про­яв­ле­ние» миро­вой суб­стан­ции, я не могу быть сво­бо­ден от того, чьим про­яв­ле­нием я явля­юсь. Отсюда – вполне логич­ный вывод: «В сущ­но­сти говоря, ничего, кроме кармы, не суще­ствует. Все Бытие есть лишь нескон­ча­е­мая цепь причин и след­ствий»402.

В про­ти­во­вес этому Кант, как хри­сти­ан­ский мыс­ли­тель, утвер­ждал, что бытие Бога с необ­хо­ди­мо­стью сле­дует из фено­мена чело­ве­че­ской сво­боды. То самое «нрав­ствен­ное дока­за­тель­ство бытия Бога», за кото­рое Иван Без­дом­ный мечтал поса­дить «этого Канта» на Соловки годика на три, довольно просто.

Кант начи­нает с уже извест­ной нам посылки: ничто не про­ис­хо­дит в мире без при­чины. Прин­цип детер­ми­низма (то есть при­чинно-след­ствен­ных отно­ше­ний) – это самый общий закон миро­зда­ния. Ему под­чи­ня­ется и чело­век. Но в том-то и дело, что – не всегда. Бывают случаи, когда чело­век дей­ствует сво­бодно, ничем авто­ма­ти­че­ски не понуж­да­е­мый. Если мы скажем, что у каж­дого чело­ве­че­ского поступка есть свои при­чины, то награж­дать за подвиги надо не людей, а эти самые «при­чины», и их же надо сажать в тюрьму вместо пре­ступ­ни­ков. Там, где нет сво­боды – там нет ответ­ствен­но­сти и не может быть ни права, ни нрав­ствен­но­сти. Кант гово­рит, что отри­цать сво­боду чело­века – значит отри­цать всю мораль. А с другой сто­роны, если даже в дей­ствиях других людей я и могу усмат­ри­вать при­чины, по кото­рым они посту­пают в каждой ситу­а­ции именно так, то как только я при­смот­рюсь к себе самому, то должен будут при­знать, что по боль­шому счету я‑то дей­ствую сво­бодно. Как бы ни влияли на меня окру­жа­ю­щие обсто­я­тель­ства или мое про­шлое, осо­бен­но­сти моего харак­тера или наслед­ствен­ность – я знаю, что в момент выбора у меня есть секун­дочка, когда я мог стать выше самого себя… Есть секун­дочка, когда, как выра­жа­ется Кант, исто­рия всей все­лен­ной как бы начи­на­ется с меня: ни в про­шлом, ни вокруг меня нет ничего, на что я смел бы сослаться в оправ­да­ние той под­ло­сти, на пороге кото­рой я стою…

Значит, у нас есть два факта: 1) все в мире живет по закону при­чин­но­сти и 2) чело­век в редкие мгно­ве­ния своей сво­боды не под­чи­ня­ется этому закону.

И есть еще один прин­цип: на тер­ри­то­рии дан­ного госу­дар­ства не под­чи­ня­ются его зако­нам только те лица, у кото­рых есть право «экс­тер­ри­то­ри­аль­но­сти», то есть дипло­ма­ти­че­ский корпус. Так вот, чело­век не под­чи­ня­ется Основ­ному Закону нашей Все­лен­ной. Это значит, что чело­век не явля­ется ее частью. У нас есть статус экс­тер­ри­то­ри­аль­но­сти в этом мире; мы – посланцы. Мы – послы того, иного, нема­те­ри­аль­ного мира, в кото­ром дей­ствует не прин­цип детер­ми­низма, а прин­цип Сво­боды и Любви. В общем: мы сво­бодны – а, значит, Бог суще­ствует. Рус­ский совре­мен­ник Канта – Гав­риил Дер­жа­вин – пришел к такому же выводу в своей оде «Бог»: «Я есмь, конечно, есть и Ты!».

Ощу­ще­ние чело­ве­че­ской сво­боды столь свой­ственно хри­сти­ан­ству, что даже мит­ро­по­лит Анто­ний (Хра­по­виц­кий), строя не вполне пра­во­слав­ную бого­слов­скую систему, в кото­рой есть опре­де­лен­ные реве­рансы в сто­рону пан­те­изма, резко опре­де­ляет: «Бог, оста­ва­ясь субъ­ек­том всех физи­че­ских явле­ний, предо­ста­вил само­сто­я­тель­ное бытие субъ­ек­там явле­ний нрав­ствен­ных»403. Поскольку хри­сти­ане мыслят чело­века как над­кос­ми­че­ский фено­мен, они могут себе поз­во­лить даже такую фор­мулу. Оккуль­ти­сты же, для кото­рых чело­век не более чем «мик­ро­косм», конечно не могут, отри­цая сво­боду и само­быт­ность за миром в целом, при­зна­вать тако­вые за дро­бями мак­ро­кос­моса.

И при этом пан­те­изм ока­зы­ва­ется фатально неспо­со­бен отве­тить на тот вопрос, что Вла­ди­мир Соло­вьев задал Бла­ват­ской: «Откуда берется здесь само это чело­ве­че­ское созна­ние с его спо­соб­но­стью раз­ла­гать боже­ствен­ный свет, дро­бить абсо­лют­ное един­ство?»404 Чтобы сопро­тив­ляться Еди­ному, созна­ние чело­века или духа должно уже быть иным, чем Единое. Как же оно может быть иным, если оно еще не сопро­тив­ля­лось?

Тют­чев­ские строки – «откуда, как разлад возник, и от чего же в общем хоре душа не то поет, что море, и ропщет мыс­ля­щий трост­ник,» – это самый серьез­ный вопрос, на кото­рый бес­сильна отве­тить тео­со­фия. Не только про­ис­хож­де­ние добра и света должна суметь объ­яс­нить фило­со­фия, но и про­ис­хож­де­ние зла. Пан­те­изм же, по заме­ча­нию Б. Чиче­рина, «объ­яс­няет добро, но не объ­яс­няет зла»405. Даже если некая спи­ри­ту­а­ли­сти­че­ская фило­со­фия при­знает за чело­ве­ком право дей­ство­вать неза­ви­симо от Боже­ства и от мира, но не сможет про­ве­сти грань между чело­ве­че­ской при­ро­дой и лич­но­стью – она не сможет объ­яс­нить про­ис­хож­де­ние греха. Ведь «Если созна­ние нрав­ствен­ного закона состав­ляет самую сущ­ность чело­века, как разум­ного суще­ства, то как может чело­век от него откло­няться? Откуда явля­ется воз­мож­ность для какого бы то ни было суще­ства дей­ство­вать напе­ре­кор своей при­роде? Нако­нец, каким обра­зом может непре­лож­ный, уста­нов­лен­ный самим Богом закон быть извра­щен волею под­чи­нен­ных тварей?»406

Хри­сти­ан­ский ответ на эти вопросы мы увидим в главах, посвя­щен­ных Гре­хо­па­де­нию и Искуп­ле­нию. Тео­соф­ский же ответ сво­дится к тому, что все зло про­ис­хо­дит от неве­же­ства (точнее – от того, что не все еще про­чи­тали и усво­или «Тайную Док­трину» Бла­ват­ской). Но это явно недо­ста­точ­ный ответ – «явле­ние зла не объ­яс­ня­ется огра­ни­чен­но­стью существ, как думали неко­то­рые мыс­ли­тели. Огра­ни­чен­ное суще­ство, состав­ля­ю­щее часть извест­ного порядка, может, оста­ва­ясь на своем месте, сле­до­вать общему, управ­ля­ю­щему этим поряд­ком закону. Его огра­ни­чен­ность не ведет к тому, что оно непре­менно должно высту­пать из общего строя; скорее наобо­рот. Живот­ным, несмотря на их огра­ни­чен­ность, мы не пред­пи­сы­ваем нрав­ственно злых поступ­ков. Что бы они ни делали, они всегда испол­няют вло­жен­ный в них закон. Нрав­ствен­ное же зло есть извра­ще­ние порядка. Это не отри­ца­тель­ное только начало, состо­я­щее в недо­ста­точ­ном пони­ма­нии закона. Нрав­ствен­ное зло есть явле­ние поло­жи­тель­ное: оно заклю­ча­ется в про­ти­во­дей­ствии ясно созна­ва­е­мому закону. Откуда же подоб­ное извра­ще­ние уста­нов­лен­ного Богом порядка?.. Откуда у сво­бод­ного суще­ства могло взяться побуж­де­ние дей­ство­вать напе­ре­кор своей соб­ствен­ной при­роде?»407

В самом деле, любой из нас знает, что даже самое ясное созна­ние правды может не удер­жать нас от греха. При­рода же чело­ве­че­ского духа (создан­ного по образу Божию или, согласно тео­со­фам, вообще явля­ю­ще­гося части­цей Боже­ства) не может стре­миться ко злу. Проще всего сва­лить все на плоть: мол душа стре­мится ввысь, а тело тянется пако­стить. Но хоть сколь-нибудь вни­ма­тель­ное наблю­де­ние за собой быстро откроет, что гре­хов­ное вле­че­ние чаще под­ни­ма­ется отнюдь не из тела, а из глубин души ( не тело же ввер­гает нас в состо­я­ния гор­до­сти или отча­я­ния; не стро­е­ние же нашего орга­низма при­во­дит к состо­я­нию одер­жа­ния нена­ви­стью!).

Значит, в чело­веке есть неко­то­рая авто­ном­ность от нашей соб­ствен­ной душевно-телес­ной при­роды. Тем усло­вием чело­ве­че­ского бытия, кото­рое не есть чело­ве­че­ская при­рода, в хри­сти­ан­ской фило­со­фии как раз и счи­та­ется лич­ность и лич­ност­ная воля.

Если же в лич­но­сти видеть лишь «инди­ви­ду­аль­ность», лишь огра­ни­чен­ную сово­куп­ность при­род­ных свойств, лишь част­ное про­яв­ле­ние все­об­щей Суб­стан­ции – тогда при­дется при­знать, что имеет место спек­такль, и борьба добра и зла – не более чем все­га­лак­ти­че­ская поста­новка борьбы Еди­ного с самим собой.

Или же надо согла­ситься с Биб­лией и пове­рить, что Бог дей­стви­тельно создал мир и чело­века такими, что они не есть Бог. И надо будет вслед за Биб­лией же при­знать, что быть иным, чем Бог, не значит про­ти­виться воле Божией и при­знать, что мир имеет право на раз­но­об­ра­зие408.

Если же я как хри­сти­а­нин знаю Бога как любя­щего меня, я не вос­при­ни­маю себя как пре­граду в этой любви, как помеху, поэтому и не должен «анни­ги­ли­ро­вать», уни­что­жать себя. Именно дина­мизм хри­сти­ан­ства увидел зло в воле и то, что под­ле­жит изме­не­нию – тоже в воле, а не в при­роде.Отсе­че­ние греха и стрем­ле­ния к нему не есть отсе­че­ние себя.

Итак, фило­соф­ские аргу­менты против пер­со­на­ли­сти­че­ского теизма слабы. Именно пан­те­изм отри­цает чело­века и его сво­боду. Именно в пан­те­изме рас­тво­ря­ются и блек­нут все краски мира. Именно пан­те­изм пере­но­сит реши­тельно все кате­го­рии отно­си­тель­ного мира в Абсо­лют и рас­тво­ряет Совер­шен­ное Бытие в ущерб­ном кос­мосе.

В «Тайной Док­трине» Бла­ват­ской есть спе­ци­аль­ная главка под назва­нием «Пан­те­изм и моно­те­изм». Вот ее цен­траль­ный тезис: «Пан­те­изм про­яв­ляет себя в необъ­ят­ной шири звезд­ного неба, в дыха­нии морей и оке­а­нов, в тре­пете жизни малей­шей былинки. Фило­со­фия отвер­гает еди­ного, конеч­ного и несо­вер­шен­ного Бога во Все­лен­ной, антро­по­мор­фи­че­ское Боже­ство моно­те­и­стов, в пред­став­ле­нии его после­до­ва­те­лей. В силу своего имени фило-тео-софия отвер­гает забав­ную идею, что Бес­пре­дель­ное, Абсо­лют­ное Боже­ство должно или, скорее, может иметь какое-либо прямое или кос­вен­ное отно­ше­ние к конеч­ным, иллю­зор­ным эво­лю­циям Мате­рии, и потому она не может пред­ста­вить Все­лен­ную вне этого Боже­ства или же отсут­ствие этого Боже­ства в малей­шей частице оду­шев­лен­ной или неоду­шев­лен­ной суб­стан­ции»409.

Вся тех­ника кон­стру­и­ро­ва­ния «фило-тео-софии» здесь налицо. Моно­те­изм не утвер­ждает, а) будто Бог суще­ствует во Все­лен­ной (ибо для моно­те­изма Бог как раз транс­цен­ден­тен); б) будто Бог несо­вер­ше­нен (для моно­те­изма Бог есть раз акту­аль­ное Совер­шен­ное Бытие) в) будто Бог коне­чен (для моно­те­изма Бог именно Бес­ко­не­чен). Напро­тив, именно для тео­со­фии Боже­ство несо­вер­шенно (ибо оно раз­ви­ва­ется и само ста­но­вится и рож­да­ется в ходе миро­вой эво­лю­ции). Именно с точки зрения тео­со­фов Боже­ство суще­ствует во все­лен­ной и только в ней. Итак, хри­сти­ан­ское бого­сло­вие здесь пере­врано и ему при­пи­саны мысли, кото­рые бытуют как раз в самой тео­со­фии. Тео­со­фия кри­ти­кует хри­сти­ан­ство за то, чего в хри­сти­ан­стве нет, но что есть именно в ее соб­ствен­ном учении.

Никак нельзя заме­тить логики и в сле­ду­ю­щей фразе при­ве­ден­ной цитаты. С одной сто­роны, сочтено недо­стой­ным для Абсо­лют­ного бытия «иметь какое-либо прямое или кос­вен­ное отно­ше­ние к конеч­ным, иллю­зор­ным эво­лю­циям Мате­рии». Но тут же уве­ря­ется, что Абсо­лют тео­со­фов не то что «имеет какое-либо отно­ше­ние» к миру мате­рии, но прямо весь и сполна рас­тво­рен в этой мате­рии. Если уж исхо­дить из посылки о том, что для Боже­ства недо­стойно при­ка­саться к миру людей, то логично придти к выводу о ради­каль­ной транс­цен­дент­но­сти Бога, кото­рый есть абсо­лютно вне чело­ве­че­ского опыта и чело­ве­че­ской мысли и даже Сам в Своих мыслях не думает о людях и нашем мире, пре­бы­вая абсо­лютно чуждым нашей все­лен­ной. Но из этой посылки никак нельзя прийти к выводу о том, что этот «брезг­ли­вый» Дух про­пи­тал собою каждую частицу миро­зда­ния, каждую кучу пыли и каждую чело­ве­че­скую душу.

Нако­нец, в состо­я­нии про­ти­во­ре­чия нахо­дятся первая и послед­няя фразы этого сло­во­по­стро­е­ния Бла­ват­ской. Первая утвер­ждает бла­го­го­ве­ние перед миро­зда­нием и при­ро­дой. Послед­няя же фраза утвер­ждает, что все выше­пе­ре­чис­лен­ные кон­крет­ные фено­мены при­роды не более чем иллю­зия.

Тем не менее в этом пас­саже Бла­ват­ской упо­мя­нут (хотя и тут же отверг­нут ею самой) самый дей­ствен­ный аргу­мент в пользу пан­те­изма. Ощу­ще­ние сакраль­но­сти при­роды дей­стви­тельно может помимо всякой фило­со­фии при­во­дить к пан­те­и­сти­че­скому миро­ощу­ще­нию. Людям, ощу­ща­ю­щим гар­мо­нию при­роды, легко дока­зать, что при­рода боже­ственна сама по себе.

В пан­те­изме есть своя поэзия (хотя и нахо­дя­ща­яся в глу­бин­ном про­ти­во­ре­чии с пан­те­и­сти­че­ской фило­со­фией). Пан­те­и­сти­че­ское вос­при­я­тие при­роды не как слу­чай­ного кон­гло­ме­рата мерт­вых частиц, а как стихии, про­ни­зан­ной Высшей жизнью, согре­вает сердце. Но эта поэзия пан­те­изма сохра­ня­ется в хри­сти­ан­ском вос­при­я­тии при­роды. В пра­во­сла­вии есть живое пере­жи­ва­ние при­роды, ощу­ще­ние литур­ги­че­ской гар­мо­нии миро­зда­ния. Мир никак не есть зло. Он не есть и Бог – но в нем можно ощу­тить Божие дыха­ние, потому что (один из пара­док­сов хри­сти­ан­ства) Хри­стос послал в мир Того, кто «везде Сый и вся испол­няяй» (везде суще­ствует и все напол­няет). Стоит только одна­жды посто­ять летом у рас­кры­тых дверей дере­вен­ского храма во время службы, чтобы ощу­тить, как созвучна хра­мо­вая молитва рус­ской при­роде, и заме­тить – сколько же хоро­шего «миро­лю­бия» в пра­во­сла­вии. Любой хри­сти­а­нин готов повто­рить тют­чев­ский упрек пози­ти­ви­стам:

Да, мир поис­тине пре­кра­сен. Он может быть источ­ни­ком рели­ги­оз­ных пере­жи­ва­ний. Но он не может быть пред­ме­том рели­ги­оз­ного покло­не­ния. Стран­ствуя по миру, чело­век рис­кует «в вели­ко­ле­пии види­мого поте­рять из виду Бога»410.

Поэтому, пере­жи­вая поэ­тику пан­те­изма, хри­сти­ане не при­ем­лют его мета­фи­зики. Не при­ем­лют именно пес­си­мизма, при­су­щего мони­сти­че­скому миро­воз­зре­нию. Как одна­жды заме­тил Честер­тон, более всего ему жалко чело­века, кото­рый не может ска­зать «Спа­сибо» при виде пла­ме­не­ю­щего заката. Не может, потому что не смеет при­знать, что у этой кра­соты есть Творец… И вот сердце рвется побла­го­да­рить – а рас­су­док оса­жи­вает: «Молчи! Не к кому нам обра­щаться».

Кра­сота мира уве­ряет сердце хри­сти­а­нина: «за мной стоит еще боль­шая Радость, еще боль­шая Кра­сота!». Для хри­сти­а­нина при­рода не замы­кает в себе Бога, но ука­зы­вает на Него. Вот бла­жен­ный Авгу­стин, ища Христа, про­хо­дит в мире школу бого­сло­вия: «А что же такое этот Бог? Я спро­сил землю, и она ска­зала: „это не я“; и все, живу­щее на ней, испо­ве­дало то же. Я спро­сил море, бездны и пре­смы­ка­ю­щихся, живу­щих там, и они отве­тили: „мы не бог твой: ищи над нами“. Я спро­сил у веющих ветров, и все воз­душ­ное про­стран­ство с оби­та­те­лями своими заго­во­рило: „оши­ба­ется Анак­си­мен: я не бог“. Я спра­ши­вал небо, солнце, луну и звезды: „мы не бог, кото­рого ты ищешь“ – гово­рили они. И я сказал всему, что обсту­пает двери плоти моей: „ска­жите мне о Боге моем – вы ведь не бог, – ска­жите мне что-нибудь о Нем“. И они вскри­чали гром­ким голо­сом: „Творец наш, вот Кто Он“. Мое созер­ца­ние было моим вопро­сом: их отве­том – их кра­сота» (Испо­ведь. X,6).

Но если в хри­сти­ан­стве поэ­тика пан­те­изма сов­ме­ща­ется с пер­со­на­ли­сти­че­ской диа­лек­ти­кой, то в рели­гиях Индии наобо­рот – мони­сти­че­ская мета­фи­зика все-таки не может удер­жать людей от живых, лич­ност­ных чувств по отно­ше­нию к духов­ному миру. Несмотря на то, что фило­со­фия Упа­ни­шад явля­ется пан­те­и­сти­че­ской, культ и мифы инду­изма все же ставят чело­века перед лицом вполне антро­по­морф­ных и лич­ност­ных божеств. И в таком случае ста­вится вопрос: где же пря­чется истин­ная эзо­те­рика? – в логи­че­ски ясной и потому обще­до­ступ­ной фило­соф­ской системе, или в таин­ствах, в мисте­риях культа? Где тайна – в книгах или в душе, моля­щейся и при­но­ся­щей жертву Непо­зна­ва­е­мому и Вели­кому? Эзо­те­ри­чен не Платон, кото­рый пишет тира­жи­ру­е­мые диа­логи; эзо­те­ричны элев­син­ские мисте­рии. Под­линно эзо­те­ри­чен культ. Ведь в рели­гии живо только то, что живо в культе.

А культ инду­изма пер­со­на­ли­сти­чен. Так не явля­ется ли высшей тайной рели­гий то, что рели­ги­оз­ный поиск ставит чело­века лицом к лицу с лич­ност­ным духов­ным миром – причем любого чело­века: даже пан­те­и­ста (инду­и­ста), даже ате­и­ста (лама­и­ста), даже мате­ри­а­ли­ста (рери­хи­анца)?

Так не опро­вер­гает ли живое рели­ги­оз­ное чув­ство инду­сов абстрак­ции их фило­со­фов? В конце концов, если над чело­ве­ком нет лич­но­сти, то любая молитва сродни обра­ще­нию «мно­го­ува­жа­е­мый шкаф».

Не потому ли буд­дизм и не ужился в Индии, что он был слиш­ком ате­и­сти­чен, слиш­ком после­до­ва­те­лен в замы­ка­нии чело­века на внут­рен­них упраж­не­ниях? И хотя тео­софы выдают себя за носи­те­лей «духов­ной сокро­вищ­ницы Индии», надо ска­зать, что и в Индии были отнюдь не только пан­те­и­сти­че­ские кон­цеп­ции. Да, был ради­каль­ный пан­те­изм адвайты (Шан­кара), но была и система Мадхвы (1199–1278), где Вишну пони­ма­ется вполне по-биб­лей­ски – Твор­цом, а Бог и мир, Бог и душа резко раз­ли­ча­ются. Нако­нец, был сред­ний путь Рама­нуджи (1056–1137), где мир и брах­ман вос­при­ни­ма­ются как Единое – но в раз­ли­че­нии. В вос­при­я­тии этой школы инду­изма мир отнюдь не есть иллю­зия411. Так что тео­со­фия не смогла вме­стить в свой «обще­ре­ли­ги­оз­ный синтез» не только хри­сти­ан­ства, но и ряд соб­ственно индий­ских рели­ги­оз­ных иска­ний.

Кроме того, как заме­тил Н. Бер­дяев, «если что-нибудь эзо­те­рично в хри­сти­ан­стве, то совсем не то, что чело­век есть про­дукт кос­ми­че­ской эво­лю­ции и может быть кос­ми­че­ской эво­лю­цией пре­одо­лен, что новый миро­вой эон будет стоять уже под знаком дру­гого, сверх­че­ло­ве­че­ского рода, а то, что чело­век – более чем про­стая тварь, что чело­век – Божье другое. Чело­век может стать непо­сред­ственно лицом к лицу перед Богом, и ника­кая кос­ми­че­ская эво­лю­ция не раз­де­ляет их»412.

Оккуль­ти­сты любят ссы­латься на биб­лей­ские слова «и научен был Моисей всей муд­ро­сти Еги­пет­ской» (Деян. 7:22). Но дей­стви­тельно ли магия и аст­ро­ло­гия были сокро­вен­ным содер­жа­нием жре­че­ской рели­гии Египта? Не откры­вают ли нам рас­шиф­ро­ван­ные тексты еги­пет­ских гимнов и бого­слов­ских трак­та­тов склон­ность древ­них егип­тян к моно­те­и­сти­че­скому вос­при­я­тию мира? Почи­та­ние кро­ко­ди­лов и кошек – для народа. Пред­чув­ствие вели­кой тайны Еди­ного и любя­щего Творца – для редких фило­соф­ских умов. То, о чем кос­но­язычно пыта­лись шеп­нуть «эзо­те­ри­че­ские тексты» Египта, о том прямо и громко сказал Моисей своему «народу свя­щен­ни­ков»413. По вер­ному заме­ча­нию Н. Бер­дя­ева, «в эпоху язы­че­ского поли­те­изма эзо­те­ри­чен был моно­те­изм, истина еди­но­бо­жия охра­ня­лась от масс, не спо­соб­ных до нее воз­вы­ситься»414.

Напро­тив, то, что «эзо­те­рично» в совре­мен­ной тео­со­фии, – это скры­тая под­мена хри­сти­ан­ского моно­те­изма прак­ти­че­ским поли­де­мо­низ­мом. Тайна оккуль­ти­стов в том, что Бога нет, а есть лишь при­рода, бес­ко­неч­ный космос. И в этом без­ли­ком кос­мосе оби­тают некие духи, кото­рые не любят Еван­ге­лие и жаждут при­не­сти свою весть людям.

8. По ту сто­рону добра и зла

Элмер нагнулся вперед и стал всмат­ри­ваться в него напря­женно, как гип­но­ти­зер. «Вы верите во все, – гово­рил он. – Все мы во все верим, даже когда отри­цаем. Отри­ца­ю­щий верит. Разве вы в глу­бине души не чув­ству­ете, что про­ти­во­ре­чия тут кажу­щи­еся, что есть некий мир, кото­рый объ­ем­лет все. Душа кочует со звезды на звезду, все повто­ря­ется. Быть может, Стрейк и я боро­лись друг с другом в другой жизни, в другом виде – зверь со зверем, птица с птицей. Быть может, мы будем бороться вечно. Раз мы ищем друг друга, раз мы нужны друг другу, наша вечная нена­висть – та же любовь. Добро и зло чере­ду­ются в кру­го­во­роте, они едины. Не созна­ете ли вы в глу­бине души, не верите ли вы, помимо всех ваших вер, в то, что есть еще одна реаль­ность, и мы – ее тени? Все на свете – грани одного и того же, единой серд­це­вины, где люди рас­тво­ря­ются в Чело­веке, и Чело­век в Боге? – Нет, – отве­тил отец Браун.415
Г. К. Честер­тон

Помимо вопро­сов, зада­ва­е­мых «чистым разу­мом», гип­но­ти­че­ские чары «все­е­дин­ства» поспе­шает про­рвать и эти­че­ский, «прак­ти­че­ский разум». Он отка­зы­ва­ется обо­жеств­лять пре­ступ­ле­ния и людо­ед­ство.

Отож­деств­ле­ние Бога и мира, духа и при­роды спо­собно при­во­дить чело­века к полной нрав­ствен­ной дез­ори­ен­та­ции. Ведь при­рода не знает раз­ли­че­ния добра и зла. Все, что есть в жизни – есть. Оно просто суще­ствует и не обре­ме­няет себя поис­ком смысла своего суще­ство­ва­ния. И если чело­век ищет смысл жизни, значит он ищет что-то по ту сто­рону жизни. «По ту сто­рону жизни» не значит – «в смерти». Нет, он ищет то, что выше его жизни и что своей высо­той может освя­тить и оправ­дать его кон­крет­ное суще­ство­ва­ние. Чело­век живет ради чего-то.

И если чело­век ищет его – значит это «над­мир­ное» уже есть. Потому что поиск смысла или даже ощу­ще­ние нехватки смысла есть уже нечто такое, что не укла­ды­ва­ется в обыч­ное тече­ние собы­тий. «И нам, по край­ней мере, смутно мере­щится, что этот, с точки зрения пред­мет­ного эмпи­ри­че­ского мира, столь ничтож­ный и мелкий факт, как неспо­соб­ность дву­но­гого живот­ного, име­ну­е­мого чело­ве­ком, спо­койно устро­иться и жить на земле, и его муки от непо­нят­ной внут­рен­ней неудо­вле­тво­рен­но­сти, есть – для взора, обра­щен­ного внутрь и вглубь, – сви­де­тель­ство нашей при­над­леж­но­сти к совсем иному, более глу­бо­кому, пол­ному разум­ному бытию. Пусть мы бес­силь­ные плен­ники этого мира, и наш бунт – бес­смыс­лен­ная по своему бес­си­лию затея, но все же мы – только его плен­ники, а не граж­дане, у нас есть смут­ное вос­по­ми­на­ние об иной, под­лин­ной нашей родине, мы не зави­дуем тем, кто мог совсем о ней забыть»416.

То, ради чего я как разум­ное суще­ство должен жить, должно быть разумно и осмыс­ленно, это бытие должно иметь в себе все осно­ва­ние своего осмыс­лен­ного бытия и при этом оно должно быть как-то соот­не­сено со мной. Ибо если с точки зрения выс­шего смысла я сам не могу быть раз­ли­чим, если чело­век слиш­ком ничто­жен sub specia aeternitatis – значит такая фило­соф­ская система пред­ла­гает не-чело­ве­че­ский смысл жизни.

То, что я сейчас изло­жил – это кон­спект рас­суж­де­ний Вла­ди­мира Соло­вьева («Оправ­да­ние добра»), Евге­ния Тру­бец­кого («Смысл жизни»), Семена Франка («Смысл жизни»).

Глав­ная их мысль: нали­чие в чело­веке нрав­ствен­ного изме­ре­ния его жизни пока­зы­вает, что мир не прост, что в бытии есть раз­де­ле­ние на Высший, духов­ный, иде­аль­ный, и низший поря­док бытия. Высшее начало дей­ствует, при­тя­ги­вает к себе низшее, но они не тож­де­ственны. Чело­век не равен миру (потому что стре­мится прочь от него в порыве к Богу), и Бог не равен миру (потому что чело­век, живя в мире, тяго­тится им), и чело­век не равен Богу, потому что стре­мится к Нему, а, значит, ощу­щает свою отда­лен­ность от Него.

Другой рус­ский мыс­ли­тель, М. Бахтин так писал об откры­тии той же слож­но­сти, мно­го­уров­не­во­сти Бытия417 : «Про­ти­во­по­став­ле­ние вечной истины и нашей дурной вре­мен­но­сти имеет не тео­ре­ти­че­ский смысл; это поло­же­ние вклю­чает в себя некий цен­ност­ный при­вкус и полу­чает эмо­ци­о­нально-воле­вой харак­тер: вот вечная истина (и это хорошо), – и вот наша пре­хо­дя­щая дурная вре­мен­ная жизнь (и это плохо). Но здесь мы имеем случай участ­ного мыш­ле­ния, стре­мя­ще­гося пре­одо­леть свою дан­ность ради задан­но­сти, выдер­жан­ного в пока­ян­ном тоне… Такова кон­цеп­ция Пла­тона». С. Аве­рин­цев так ком­мен­ти­рует эту мысль Бах­тина: «Бахтин хочет ска­зать – с полным осно­ва­нием – что учение Пла­тона, про­ти­во­по­став­ля­ю­щее незыб­ле­мость „истинно-сущего“ и зыб­кость мнимо-сущего, меона, имеет целью вовсе не про­стую кон­ста­та­цию раз­ли­чия онто­ло­ги­че­ских уров­ней, но ори­ен­та­цию чело­века по отно­ше­нию к этим уров­ням: от чело­века ожи­да­ется актив­ный выбор, т. е., по-бах­тин­ски, „посту­пок“ – он должен бежать от мни­мо­сти и устрем­ляться к истине»418.

Согласно Е. Рерих, «про­яв­лен­ная Все­лен­ная в зри­мо­сти и незри­мо­сти своей являет нам лишь бес­чис­лен­ные аспекты сия­ю­щей мате­рии, от самого высо­кого до самого низ­кого»419. По мысли же рус­ских хри­сти­ан­ских мыс­ли­те­лей, кроме «бес­чис­лен­ных аспек­тов мате­рии» есть еще чело­ве­че­ская мысль и жажда смысла, кото­рые и при­во­дят чело­века к Богу, бес­ко­нечно воз­вы­ша­ю­ще­муся над миром мате­рии и детер­ми­низма (пусть даже «кар­ми­че­ского»).

Надо при­знать, что эту дву-уров­не­вость бытия знает любая серьез­ная фило­со­фия, в том числе и восточ­ная. Но веди­че­ская мысль пред­по­чи­тает просто отри­цать реаль­ность низ­шего мира, давая ему лишь статус иллю­зии – «майя». Евро­пей­ская мысль менее склонна рас­тво­рять пол­ноту миро­зда­ния в фило­соф­ских кон­цеп­тах. Она при­знает реаль­ность мира, при­знает, что Бог, под­дер­жи­вая суще­ство­ва­ние мира, тем не менее не рас­тво­ряет мир в Себе. Бог поз­во­ляет миру быть другим, чем Он. А, значит, исто­рия мира не есть исто­рия Абсо­люта, То, что про­ис­хо­дит в мире и в чело­веке, не всегда есть дей­ствие самого Боже­ства. Бог поз­во­ляет чело­веку и миру суще­ство­вать в каче­стве само­сто­я­тель­ных источ­ни­ков своих дей­ствий. Он дает нам воз­мож­ность жить и дей­ство­вать, но мы сами можем опре­де­лить, в каком именно деле и как мы при­ло­жим те энер­гии, что свой­ственны нашей бого­дан­ной при­роде.

Но за собой Бог как бы остав­ляет воз­мож­ность не отож­деств­лять с Собой те или иные невер­ные наши выборы. Так для рели­ги­оз­ного созна­ния откры­ва­ется воз­мож­ность для осуж­де­ния греха. Если в мире есть такие собы­тия, кото­рые про­изо­шли по воле чело­века, но не Бога – значит, они могут быть рели­ги­озно отри­ца­емы. Мир не есть Бог – и, значит, грех может быть назван грехом, а не «ино­бы­тием Абсо­люта».

При­зна­ние Бога твор­цом пред­по­ла­гает, что есть сущ­ност­ная раз­ница между Ним и миром. Если чело­век творит что-то – создан­ное им не тож­де­ственно ему самому. Книга, напи­сан­ная им, не есть он сам. Если бы Бог рождал мир – мир был бы Богом. Если бы Бог изли­вался в мир – то мир был бы Богом. Но если Бог творит мир – мир ради­кально отли­чен от Творца. И, значит, миро­вая грязь не чернит лик Творца.

Но если все есть Бог, то раз­ли­че­ние добра и зла должно быть пре­одо­лено при мысли об Абсо­люте. Если вам кажется, что что-то нехо­рошо, недолжно и небо­же­ственно – это всего лишь ваша иллю­зия. Вам лишь кажется, что есть грехи и зло. Рас­ши­рен­ное же созна­ние пости­гает, что «Абсо­лют вме­щает все все­лен­ские про­яв­ле­ния»420.

Все – значит и зло. Бла­ват­ская (как и все нынеш­ние оккуль­ти­сты) любит каб­ба­ли­сти­че­скую муд­рость «Как вверху, так и внизу»421. Но верно и обрат­ное: «Зохар гово­рит, – цити­рует Бла­ват­ская глав­ный трак­тат каб­ба­ли­стов, – что „все, что суще­ствует в Низшем Мире, нахо­дится и в Высшем. Низший и Высший дей­ствуют и воз­дей­ствуют друг на друга“422. Но в «низшем» мире, в чело­веке, есть немало грязи. Есть неве­же­ство и есть нена­висть. И даже более того – есть созна­тель­ная воля к нена­ви­сти , воля к раз­ру­ше­нию, воля ко злу. Чело­ве­че­ский грех отнюдь не всегда исхо­дит из баналь­ного недо­статка про­све­ще­ния, кото­рый можно устра­нить «высшим зна­нием». Как спра­вед­ливо заме­тил Честер­тон, «Если вы хотите лечить от рас­пут­ства, словно от астмы, най­дите сперва аст­ма­тика, кото­рый любит свою астму, как рас­пут­ник любит свой грех»423. В чело­веке есть воля, упор­ству­ю­щая во грехе.

Нало­жив этот факт на акси­ому оккуль­тизма «Как вверху, так и внизу», полу­чаем вывод, что в «Едином Боже­стве» тео­со­фии и Каб­балы есть нечто, упорно жела­ю­щее зла чело­веку…

И не надо думать, что я навя­зы­ваю этот вывод тео­со­фии. «Живая этика» сама охотно его делает. Она сама пола­гает, что для зла есть вполне закон­ное место во Все­е­ди­ном. «В Абсо­люте зла как тако­вого не суще­ствует, но в мире про­яв­лен­ном все про­ти­во­по­ло­же­ния налицо – свет и тьма, дух и мате­рия, добро и зло. Сове­тую очень усво­ить пер­во­ос­новы восточ­ной фило­со­фии – суще­ство­ва­ние Единой Абсо­лют­ной Транс­цен­ден­таль­ной реаль­но­сти, ее двой­ствен­ный Аспект в обу­слов­лен­ной Все­лен­ной и иллю­зор­ность или отно­си­тель­ность всего про­яв­лен­ного. Дей­ствие про­ти­во­по­ло­же­ний про­из­во­дит гар­мо­нию. Если бы одна оста­но­ви­лась, дей­ствие другой немед­ленно стало бы раз­ру­ши­тель­ным. Итак, мир про­яв­лен­ный дер­жится в рав­но­ве­сии силами про­ти­во­дей­ству­ю­щими. Добро на низшем плане может явиться злом на высшем, и наобо­рот. Отсюда и отно­си­тель­ность всех поня­тий в мире про­яв­лен­ном»424.

Ока­зы­ва­ется, если бы зло пре­кра­тило свое дей­ствие в мире, гар­мо­нич­ность Все­лен­ной раз­ру­ши­лась. Добро не может жить без зла, а Абсо­лют не может не про­яв­лять себя через зло. И даже более того: зло не просто одно из усло­вий суще­ство­ва­ний Добра или его позна­ния. Зло это вообще сама основа бытия. «Древ­ние настолько хорошо пони­мали это, что их фило­софы, после­до­ва­те­лями кото­рых явля­ются теперь каб­ба­ли­сты, опре­де­ляли Зло как „под­ос­нову“ Бога или Добра»425. Тут хотя бы честно ска­зано: тот Бог, кото­рому покло­ня­ются тео­софы, имеет злую под­ос­нову. Добро даже не может воз­ник­нуть и дей­ство­вать, если ему не помо­гает Зло. Еще инте­рес­нее текст Бла­ват­ской ста­но­вится, если вспом­нить, что на языке хри­сти­ан­ского бого­сло­вия «под­ос­нова» – это ипо­стась. Ипо­стась зла – это Сатана. Полу­ча­ется, что Бог вто­ри­чен по отно­ше­нию к Сатане…

Хри­сти­а­нин готов при­знать, что Добро иногда может про­явить себя в неко­то­ром дей­ствии, кото­рое чело­ве­ком вос­при­ни­ма­ется как зло. Зла­то­уст об этом гово­рит так: «Пророк со мною вос­кли­цает и гово­рит: „нет зла во граде, еже Гос­подь не сотвори“ (Амос 3,6)… Это же выра­зил и через Исайю: „Аз Бог, творяй мир и зиждяй злая“ (Ис. 45,7 рус: делаю мир и про­из­вожу бед­ствия)». Злом, по мысли Зла­то­уста, Исайя назы­вает бед­ствия426.

В «Пас­тыре» Ерма, книге начала вто­рого века, есть очень стран­ное уте­ше­ние: «Не бойся , Ерм, не оста­вит тебя Гос­подь, доколе не сокру­шит Он либо сердце твое, либо кости твои!»427. Не бойся – Бог не оста­вит тебя без скорби…

То же мы видим в 22 Псалме: «Жезл твой и палица Твоя, та мя уте­ши­ста» (Пс. 22:4). Значит, надежда хри­сти­а­нина не может све­стись к язы­че­ской надежде на то, что Бог окажет вескую внеш­нюю помощь и чудо­дей­ственно поме­няет гони­теля и гони­мого местами, умно­жит деньги в кошельке или сведет с креста. Он при­зван понять, что гони­тели, думая, что ско­ла­чи­вают тем­ницу, на деле воз­во­дят храм.

Дело здесь в том, что чело­век вообще начи­на­ется с горя. Если душа не обо­жжена – она не может быть мило­серд­ной. Васи­лий Роза­нов одна­жды узнал о свя­щен­нике, кото­рого очень любили кре­стьяне. При рас­спро­сах он выяс­нил, что в жизни самого этого батюшки было выше обыч­ного горя и потерь. Вот и полу­чи­лось, пишет Роза­нов, что, «как и везде в хри­сти­ан­стве, боль­ные ходят около боль­ных, болезнь лечит болезнь же. Где этой свя­зан­но­сти в боли нет, – хри­сти­ан­ство тускло или нере­ально, рито­рично. От этого наши гим­на­зи­сты так глухи к „урокам Закона Божия“, что они еше здо­ровы, молоды. Такое состо­я­ние вообще не для рели­гии, и в инте­ре­сах ее самой я запре­тил бы ранее 40 лет „откры­вать тайны рели­гии“. А то с пар­кета, из гости­ных и клубов несется клич: „рели­гия – миф!“. Между тем рели­гия реальна и вечна, но только рас­смот­реть-то ее можно из под­зе­ме­лий и стра­да­ний428.

Чтобы было понятно, что этот духов­ный закон открылся не только модер­нист­скому писа­телю, при­веду слова преп. Иоанна Лествич­ника: «Без­бо­лез­нен­ность сердца ослеп­ляет ум»429.

«Как пенька не бывает годною для пряжи из нее тонких ниток, если не треп­лют ее много раз, так и бого­лю­би­вая душа, под­вер­га­ясь многим иску­ше­ниям, дела­ется чище и при­год­нее к духов­ному дела­нию», – нахо­дит неожи­дан­ный образ преп. Ефрем Сирин430.

Литур­гия Зла­то­уста про­слав­ляет Бога за бла­го­де­я­ния Его к нам – «их же вемы и не вемы, явлен­ных и неяв­лен­ных». Речь идет о бла­го­да­ре­нии даже за те собы­тия и обсто­я­тель­ства нашей жизни, кото­рые нам кажутся скорб­ными, и отнюдь не кажутся бла­гими.

В конце концов, бывает что и врач должен при­чи­нить боль чело­веку, кото­рому ока­зы­вает помощь. И эту боль можно тер­петь только при одном усло­вии: если есть уве­рен­ность в том, что нож нахо­дится в руке у врача, а не у сади­ста. Если знать, что за види­мым злом и ощу­ти­мой болью скры­ва­ется Добро. Хри­сти­а­нин может тер­петь боль, потому что знает: Тот, в чьей воле чело­ве­че­ские судьбы, Сам пошел на Крест, чтобы облег­чить наши стра­да­ния.

Но мысль тео­со­фов совер­шенно иная: они пола­гают, что за Добром скры­ва­ется Зло, кото­рое явля­ется его «под­ос­но­вой». Добро – это эпи­фе­но­мен, слу­чай­ное про­яв­ле­ние; Зло – это сущ­ность. Как пишет Бла­ват­ская, «всюду теории каб­ба­ли­стов изоб­ра­жают Зло как Силу, необ­хо­ди­мую Добру, как дающую ему жиз­нен­ную силу и суще­ство­ва­ние, кото­рого оно иначе не могло бы иметь»431.

Хри­стос гово­рит, что свою жизнь Он имеет от Отца и в Себе, а не от Змея или Зла. Тео­со­фия в порядке «при­ми­ре­ния» хри­сти­ан­ства с дру­гими рели­ги­ями (с какими? с сата­низ­мом, что ли?) поправ­ляет Еван­ге­лие: Добро берет свое начало во Зле. «Тень не есть Зло, но явля­ется нужным и необ­хо­ди­мым соот­но­ше­нием, допол­ня­ю­щим Свет или Добро. Тень явля­ется созда­те­лем его (Добра) на земле»432. Если Хри­стос пришел явить волю Небес­ного Отца на земле, а «созда­те­лем Добра на земле» явля­ется Зло, то чью же волю испол­нял Хри­стос? Если оккуль­тист решит быть после­до­ва­тель­ным адеп­том своего учения, он должен будет при­знать: тот Небес­ный Отец, Кото­рому молится Хри­стос, есть… Сатана.

Соб­ственно, этот вывод тео­со­фия не забы­вает сде­лать: «Когда Цер­ковь про­кли­нает Сатану, она про­кли­нает кос­ми­че­ское отра­же­ние Бога, она пре­дает ана­феме Бога, про­яв­лен­ного в Мате­рии или в объ­ек­тив­но­сти»433. Но об этом подроб­нее в сле­ду­ю­щей главе.

Пока же, чтобы понять свое­об­ра­зие очень живой этики оккуль­тизма, понять внут­рен­нюю логич­ность его пути от пан­те­изма к иммо­ра­лизму, надо осо­знать: «Это только есте­ственно. Нельзя утвер­ждать, что Бог есть синтез всей Все­лен­ной, как Вез­де­су­щий, Все­зна­ю­щий и Бес­ко­неч­ный, а затем отде­лить Его от Зла»434. Пан­те­и­сти­че­ское боже­ство в прин­ципе неот­де­лимо от Зла. По самой сути своей, как пишет А. Лосев, «пан­те­изм есть без­раз­лич­ное обо­жеств­ле­ние всего суще­ству­ю­щего с начала до конца, и все несо­вер­шен­ства бытия для него вполне есте­ственны, равно как и вполне необ­хо­димы»435.

И это значит, что слиш­ком «антро­по­мор­фи­че­ским» ока­зы­ва­ется не хри­сти­ан­ское, но тео­соф­ское пред­став­ле­ние о «Едином». Транс­цен­дент­ность Бога, Его непо­зна­ва­е­мость не озна­чают, что все чело­ве­че­ские кате­го­рии можно без раз­бора ссы­пать в коробку с над­пи­сью «Все­е­ди­ное». Напро­тив – апо­фа­ти­че­ское мыш­ле­ние тре­бует пре­дельно огра­ни­чить круг тех поня­тий, кото­рые мы при­ла­гаем к Пер­во­бы­тию. Тео­софы гово­рят, что для всего есть место в Абсо­люте. Хри­сти­ан­ское мыш­ле­ние о Боже­стве гово­рит: ника­кие чело­ве­че­ские кате­го­рии не надо поме­щать внутрь Боже­ствен­ной Тайны. Путь тео­соф­ского ком­пота тре­бует ска­зать, что в Боге есть добро и зло, бытие и небы­тие, муж­ское и жен­ское начало, свет и тьма. Хри­сти­ан­ская мысль диа­лек­ти­че­ски тре­бует при­знать, что в Боге нет ни того, ни дру­гого. Бог выше раз­ли­че­ния бытия и небы­тия. В неко­то­ром смысле можно ска­зать, что само ничто тварно: небы­тием Бог отде­ляет Себя от твар­ного бытия436. Но это совсем не значит, что небы­тие есть в Самом Боге. Конечно, Бог выше чело­ве­че­ского раз­ли­че­ния добра и зла. Бог не есть добро. Но это не значит, что Он Сам зол. Лич­ность Бога, сво­бодно дей­ству­ю­щая через свои энер­гии, про­яв­ля­е­мые вне Бога, дей­ствует лишь благим обра­зом. И дей­ствует так, что откры­вает людям запо­веди добра и любви и утвер­ждает их в сле­до­ва­нии этому при­зыву.

Тео­со­фия же пола­гает, что она ушла от при­ми­тив­ного хри­сти­ан­ского «антро­по­мор­физма», объ­явив зло не только одним из про­яв­ле­ний Абсо­люта, но и осно­вой его бытия. И есте­ственно, что тео­соф­ская мысль от этой посылки немед­ленно при­хо­дит к выводу об отно­си­тель­но­сти всех нрав­ствен­ных поня­тий.

Те, кто любят гово­рить о «десяти запо­ве­дях», об «обще­че­ло­ве­че­ских цен­но­стях», о «нрав­ствен­ных абсо­лю­тах», должны будут немало поло­мать голову, чтобы при­ми­рить свои нрав­ствен­ные идеалы с бла­го­го­вей­ным отно­ше­нием к Рери­хам. Для тех-то вопросы «нрав­ствен­ного идеала» решены ясно и одно­значно. «Какая фор­мула может счи­таться без­услов­ной или, как кто-то выра­жа­ется, абсо­лютно спра­вед­ли­вой в нашем про­яв­лен­ном мире, мире отно­си­тель­но­сти? Даже такая, каза­лось бы, неоспо­ри­мая фор­мула, как „не убий“, тоже не всегда при­ме­нима. Также и другая – „воз­люби ближ­него как самого себя“ – может при­не­сти ближ­нему горе вместо блага»437. Да и вообще – зачем защи­щать чело­века от смерти? «Разве можно назвать смер­тью смену одной обо­лочки на другую?»438.

«Высо­кая мысль Востока давно раз­ре­шила про­блему суще­ство­ва­ния зла. Единое Боже­ствен­ное Начало, или Абсо­лют, вме­ща­ю­щий потен­циал всего сущего, сле­до­ва­тельно, и все про­ти­во­по­ло­же­ния, несет в себе и вечный про­цесс рас­кры­тия или совер­шен­ство­ва­ния. Эво­лю­ция создает отно­си­тель­ность всех поня­тий»439.

Еще Ф. Шле­гель заме­чал, что «пан­те­изм неиз­бежно сни­мает раз­ли­чие добра и зла, как бы он ни про­ти­вился тому на словах»440. Вслед за Шле­ге­лем и Шел­линг (есте­ственно, «позд­ний», уже пере­бо­лев­ший пан­те­из­мом) выска­зы­вал горя­чее поже­ла­ние, чтобы в Гер­ма­нии пре­кра­ти­лось «нече­ло­ве­че­ское пан­те­и­сти­че­ское безу­мие»441.

Дей­стви­тельно, если добро и зло рав­но­значны в Единой Энер­гии, то оста­ется только рас­крыть свою душу для того, чтобы бес­пре­пят­ственно про­но­си­лись через нее «вдох­но­ве­ния жизни». Надо лишь вве­рить себя воле «кос­ми­че­ских бурь», в кото­рых все равно ведь некому дышать, кроме Еди­ного Духа.

Инте­ресно, что даже у Будды есть аргу­мент, кото­рый может быть обра­щен против пан­те­изма: «Если Я не поги­бает, тогда жизнь и смерть равны, тогда все суще­ству­ю­щее равно, ибо у всех в основе – это единое, неиз­мен­ное Я. И тогда дела бес­по­лезны, бес­смыс­ленны, ибо оно (все­объ­ем­лю­щее един­ство) не совер­шен­ству­ется делами; оно само­со­вер­шенно. В таком случае – к чему само­от­ре­ша­ю­ще­еся пове­де­ние?»442. Если встать на пози­цию пан­те­изма, то в мире, соб­ственно, ничего не про­ис­хо­дит. Абсо­лют ничего не отпус­кает от себя, все несет в себе и, значит, все фено­мены равны ему и все части бытия равно совер­шенны. Нет такой дея­тель­но­сти, кото­рая бы могла ото­рвать чело­века от этого Совер­шен­ства, равно как и нет такой, кото­рая могла бы его при­бли­зить к Тому, Что и так мыс­лится везде и равно при­сут­ству­ю­щим. Чело­веку может казаться, что он есть, что он дей­ствует, что какие-то его дей­ствия меняют его поло­же­ние в мире, но от этой иллю­зии лучше изба­виться через очи­ще­ние созна­ния. И вот такой пан­те­изм Будде не нра­вится, потому что не дает оправ­да­ния чело­ве­че­ской дея­тель­но­сти и выбору.

Состо­я­ние пан­те­и­сти­че­ского иммо­ра­лизма также было зна­комо и неко­то­рым западно-хри­сти­ан­ским сред­не­ве­ко­вым мисти­кам. После того, как они при­хо­дили к выводу о своей еди­но­сущ­но­сти Боже­ству, им также каза­лось излиш­ним жить в мире биб­лей­ских запо­ве­дей. Лев Кар­са­вин так опи­сы­вает логику само­обо­же­ния, раз­во­ра­чи­ва­ю­щу­юся после того, как чело­век уве­ря­ется в своей рав­но­бо­же­ствен­но­сти: «А если так, то нет ника­ких зако­нов чело­ве­че­ской дея­тель­но­сти, внеш­ней или внут­рен­ней воли, кроме воли чело­ве­ко­бога, и нет морали, потому что всякий акт чело­века – акт Боже­ства. Слив­шись с Богом в миро­вом про­цессе, мистик при­об­ре­тает сво­боду, но ценой про­ти­во­ре­чия со своей же рели­ги­оз­но­стью. Он поне­воле утра­чи­вает воз­мож­ность мораль­ного раз­ли­че­ния, отка­зы­ва­ясь от кате­го­рий зла и добра, поня­тия греха и тео­ди­цеи. Все содер­жа­ние рели­ги­оз­но­сти вдруг исче­зает, рас­се­и­ва­ется как туман и оста­ется одно все­объ­ем­лю­щее Боже­ство, пре­бы­ва­ю­щее цели­ком в мистике, и мистик, цели­ком пре­бы­ва­ю­щий в Боже­стве и мире… Но Боже­ство-мир, Боже­ство-чело­век уже не может раз­ли­чать между добром и злом: все, что творит Бог, боже­ственно. Пан­те­и­сти­че­ская система раз­би­вает боже­скую и чело­ве­че­скую мораль»443.

Един­ствен­ное, что могло уме­рять их «все­при­ем­лю­щее» созна­ние в пре­де­лах добра – это непо­сле­до­ва­тель­ность в фило­соф­ских рас­суж­де­ниях. Только если они согла­ша­лись при­ме­нять пан­те­и­сти­че­ские теории исклю­чи­тельно к окру­жа­ю­щему миру, а не к самому чело­веку (как это было, напри­мер, у амаль­ри­кан), в их про­по­веди и дея­тель­но­сти можно было найти «утвер­жде­ние мораль­ной дея­тель­но­сти и эле­менты рели­гии Христа»444.

Пан­те­изм ХIХ века в этом отно­ше­нии также не был ори­ги­на­лен. Так, напри­мер, по выводу иссле­до­ва­теля аме­ри­кан­ской фило­со­фии, пан­те­и­сти­че­ская система Эмер­сона «откры­вает воз­мож­ность (в даль­ней­шем неод­но­кратно исполь­зо­ван­ную) поста­вить духов­ный мир лич­но­сти „по ту сто­рону“ добра и зла»445. И точно также там, где появ­ля­лись ясные нрав­ствен­ные коор­ди­наты, там было налицо отступ­ле­ние от фун­да­мен­таль­ных прин­ци­пов пан­те­изма: «Твор­че­ство Кольри­джа и Ворд­сворта отли­ча­лось зна­чи­тельно более чет­кими нрав­ствен­ными уста­нов­ками, но это было свя­зано со зна­чи­тельно боль­шей бли­зо­стью их к хри­сти­ан­скому миро­воз­зре­нию, а не выте­кало из основ­ных прин­ци­пов фило­соф­ской теории роман­тизма»446.

Верно и обрат­ное: про­по­ведь ради­каль­ного иммо­ра­лизма исполь­зо­ва­лась в неко­то­рых эзо­те­ри­че­ских куль­тах как сред­ство для пан­те­и­сти­че­ского вос­пи­та­ния адеп­тов. В гно­сти­че­ских текстах жен­ское боже­ство назы­вает себя и блуд­ни­цей и святой, и неве­стой и жени­хом, бес­стыд­ной и скром­ной, войной и миром447. В другом гно­сти­че­ском же гимне тот, кого они име­но­вали Иису­сом, пове­ле­вает уче­ни­кам вести вокруг себя хоро­воды и на все его вза­и­мо­ис­клю­ча­ю­щие воз­гласы отве­чать «Аминь»448. В тан­три­че­ском буд­дизме грань добра и зла пере­сту­па­ется, если чело­век пре­да­ется дей­ствию «с созна­нием» – тогда и в груп­по­вой оргии он будет «чист», ибо будет мыс­лить себя дей­ству­ю­щим нераз­дельно с Единой Энер­гией449.

Про­во­дится ли такое «рас­ши­ре­ние созна­ния» через дела (как в тан­тризме) или через меди­та­ции (как в гно­сти­цизме), его итог один. Грань добра и зла, ощу­ща­е­мая нрав­ствен­ной инту­и­цией чело­века, пере­сту­па­ется именно потому, что она мешает ему осо­знать ради­каль­ное един­ство мира и свою соб­ствен­ную тож­де­ствен­ность с ним. По выра­же­нию В. К. Шохина, это «способ раз­драз­нить адепта»450 с тем, чтобы под­ве­сти его к «обнов­лен­ному» состо­я­нию, в кото­ром ему рас­кро­ется пан­те­и­сти­че­ская истина Все­е­дин­ства, само­вы­ра­жа­ю­ще­гося во всех бытий­ных оппо­зи­циях, в любых про­яв­ле­ниях добра и зла.

Пере­сту­пив нрав­ствен­ную грань (пусть даже в мысли), чело­век уже не будет заме­чать и иных раз­ли­чий в миро­зда­нии.

Напомню, что для рус­ских фило­со­фов, напро­тив, ощу­ще­ние добра и зла было сви­де­тель­ством того, что чело­век неот­ми­рен. Вла­ди­мир Соло­вьев именно из суще­ство­ва­ния в чело­веке чув­ства стыда повел свое дока­за­тель­ство бытия Бога. Хотя бы поэтому видеть в Рери­хах про­дол­жа­те­лей рус­скойрели­ги­оз­ной фило­со­фии совер­шенно невоз­можно.

Для утвер­жде­ния пан­те­изма Рери­хам при­хо­дится отри­цать раз­ли­чи­мость добра и зла.

Но в тео­со­фии Рери­хов есть еще одна (кроме их при­вер­жен­но­сти к пан­те­изму) при­чина для утвер­жде­ния «отно­си­тель­но­сти всех поня­тий». Как мы помним, эту отно­си­тель­ность сама Е. Рерих свя­зы­вает с «эво­лю­цией». Так почему именно «эво­лю­ция», кото­рая все вроде бы должна вести к Абсо­люту и осве­щать Его светом, вдруг делает все отно­си­тель­ным?

– Потому, что Абсо­люта на самом деле вовсе нет. Не Абсо­лют, испол­нен­ный знания, муд­ро­сти, любви и света, стоит у исто­ков миро­зда­ния и ведет все­мир­ный про­цесс. Не с Мак­си­мума начи­на­ется кос­мо­ге­нез, но с точки мини­мума. Некий безум­ный «дух», неуме­лый и неум­ный, выли­вает себя в разные част­ные формы бытия, чтобы познать себя же. Если при этом та или иная форма ока­жется «неудач­ной» и как бы гре­хов­ной, то это сугубо внут­рен­нее дело «вол­шеб­ника-недо­учки». «До тех пор, пока Он не обра­зо­вал Себя в Своей Форме, все те, кото­рых Он хотел офор­мить, не были оформ­лены, и все миры были уни­что­жены », – с полным своим согла­сием цити­рует Бла­ват­ская каб­ба­ли­сти­че­ский трак­тат451.

Это «Вечное Дыха­ние, неве­да­ю­щее самого себя»452 , на своих ошиб­ках и наших стра­да­ниях учится вопло­щаться все совер­шен­нее и совер­шен­нее, ибо «лишь кри­стал­ли­зу­ясь в мате­рию или вли­ва­ясь в нее, дух рас­кры­вает свой потен­циал и накоп­ляет разум через сопри­ка­са­ния с миром форм»453.

Это дей­стви­тельно не новая, но вполне древ­няя идея. Еще Герак­лит срав­ни­вал космос с ребен­ком, кото­рый играет сам с собою. Но прежде чем уми­литься сход­ством с еван­гель­ским «будьте как дети», стоит заме­тить, что для Герак­лита здесь важен не символ чистоты, а символ без­от­вет­ствен­но­сти… «Кто вино­ват? Откуда космос и его кра­сота? Откуда смерть и гар­мо­ни­че­ская воля к само­утвер­жде­нию? Почему душа вдруг нис­хо­дит с огнен­ного Неба в темную Землю, и почему она вдруг пре­одо­ле­вает земные тлены и – опять среди звезд, среди веч­ного и умного света? Почему в бес­ко­неч­ной игре паде­ний и вос­хож­де­ний небес­ного огня – сущ­ность кос­моса? Ответа нет. „Луку имя жизнь, а дело его – смерть“ (Герак­лит, Фраг­мент В, 48). В этой игра­ю­щей рав­но­душ­ной гар­мо­нии – сущ­ность антич­ного кос­моса,.. невин­ная и гени­аль­ная, про­сто­душно-милая и до край­ней жесто­ко­сти утон­чен­ная игра Абсо­люта с самим собой,.. без­го­рест­ная и без­ра­дост­ная игра, когда вопро­ша­е­мая бездна молчит и сама не знает, что ей надо»454.

Итак, Герак­ли­тово срав­не­ние кос­моса с игра­ю­щим ребен­ком вполне мало­уте­ши­тельно: также капризно и жестоко, без состра­да­ния Бог может раз­ру­шить мир (и раз­ру­шает) как ребе­нок рушит свои пес­ча­ные замки.

И так – не только в язы­че­ской Греции. Индия рисует в своем вооб­ра­же­нии танец смерти Шивы – танец, кото­рый и создает миры, и раз­ру­шает их, не сора­ду­ясь и не сочув­ствуя тем, кто успел посе­литься в них… «Пар­ма­ш­тин как бы играя создает миры» (Ману, 1,80). Чело­век не видит себя, лич­но­сти и сво­боды – не может познать исто­ков паде­ния а значит при­хо­дит к идее игры. У игры нет моти­вов, сле­дует просто знать ее пра­вила…

Когда эту схему смысла миро­вого раз­ви­тия попро­бо­вал пред­ло­жить евро­пей­цам Гегель (Миро­вой Дух шествует через горы трупов к своему само­по­сти­же­нию), даже люди типа Белин­ского от него в ужасе отшат­ну­лись. И слова Досто­ев­ского о «слезе ребенка» и «гря­ду­щей гар­мо­нии» ведь были ска­заны в лицо именно геге­льян­цам (пусть даже и успев­шим уже пере­одеться в одежды исто­ри­че­ского мате­ри­а­лизма). Но сего­дня уви­деть в мире само­по­зна­ние без­ли­кой Мате­рии-Кос­моса, игра­ю­щей в кошки-мышки с самим собой – почи­та­ется как верх нрав­ствен­ного про­зре­ния.

Здесь надо сде­лать исто­рико-фило­соф­ское уточ­не­ние. Несмотря на то, что система тео­со­фов во многом похожа на ере­ти­че­ские кон­струк­ции древ­них гно­сти­ков, все же в двух реши­тель­ных пунк­тах она резко отли­ча­ется от них. Один из них мы только что видели. По только что про­ци­ти­ро­ван­ной мысли Елены Рерих путь «кос­ми­че­ской эво­лю­ции» – это путь посте­пен­ного про­буж­де­ния и пре­об­ра­же­ния мате­рии. Это путь, идущий снизу вверх. Напро­тив, «для гно­стика мир есть или хими­че­ское сме­ше­ние бес­ко­неч­ного с небы­тием, или пато­ло­ги­че­ское отло­же­ние бес­ко­неч­ного (аффекты Софии)»455. Мир раз­ви­ва­ется от Боже­ствен­ной Пол­ноты к мате­рии. Кос­мо­го­ни­че­ский про­цесс – это про­цесс воль­ной или неволь­ной дегра­да­ции Пли­ромы. В древ­нем гно­сти­цизме путь раз­вер­ты­ва­ния Кос­моса – это путь нис­па­де­ния, путь неко­его, пожа­луй, даже неже­ла­тель­ного, извер­же­ния Пли­ромы за свои соб­ствен­ные пре­делы. В гно­сти­цизме кос­ми­че­ский про­цесс исте­кает сверху вниз, это путь инво­лю­ции. Гно­стики (вален­ти­ни­ане) хотели пред­ста­вить посте­пен­ную мате­ри­а­ли­за­цию самого боже­ствен­ного начала456.

В тео­со­фии (что осо­бенно видно в род­ствен­ной ей «фило­со­фии рус­ского кос­мизма») скорее наобо­рот – она посту­ли­рует посте­пен­ную диви­ни­за­цию мира. Мир посте­пенно про­свет­ля­ется и обо­жа­ется. Кос­ми­че­ская эво­лю­ция, начав­шись из бездн бес­со­зна­тель­ной мате­рии, должна взойти до боже­ствен­ного уровня. И это при том, что воз­гонка все­лен­ной к боже­ствен­ной сту­пени про­ис­хо­дит в отсут­ствие реаль­ного Бога. Высшей, соб­ственно Боже­ствен­ной сту­пени нет и не было. Гно­стики (вален­ти­ни­ане) хотели пред­ста­вить посте­пен­ную мате­ри­а­ли­за­цию самого боже­ствен­ного начала; тео­софы в про­ти­во­ре­чии со своими древними «учи­те­лями» пола­гают, что, напро­тив, мате­ри­аль­ное начало пер­вично по отно­ше­нию к духов­ному и что мате­рия будет оду­хо­тво­ряться и даже исче­зать по мере нарас­та­ния «кос­ми­че­ской эво­лю­ции»457.

Кроме того, фун­да­мен­таль­ное отли­чие гно­сти­цизма от тео­со­фии заклю­ча­ется в более лич­ност­ном, в более тра­ги­че­ском миро­ощу­ще­нии гно­сти­цизма. Гно­стики исхо­дят из недолж­но­сти стра­да­ния и зла. Когда-то и одна­жды про­изо­шло паде­ние духов­ных стихий, когда-то слу­чился грех Пли­ромы, и из этого недо­стой­ного, недолж­ного состо­я­ния люди должны выйти. Напро­тив, «с точки зрения тео­со­фии паде­ние Люци­фера, вопло­ще­ние Логоса и искуп­ле­ние – вечно кос­ми­че­ские про­цессы»458.

Общее же у них то, что не зная бла­го­дати, не зная того чуда Боже­ствен­ной любви, кото­рое поз­во­ляет Богу дей­ство­вать вне себя, Вели­кому вхо­дить в малое, гно­стики и древ­ние, и новые про­буют между землей и Небом утвер­дить чисто физи­че­скую лест­ницу, кото­рая бы авто­ма­ти­че­ски гаран­ти­ро­вала некий мини­мум боже­ствен­но­сти даже на низших этажах бытия. В резуль­тате ока­зы­ва­ется, что в том иерар­хи­че­ском уровне, кото­рый рас­по­ла­га­ется чуть выше меня, есть немного боль­шая частичка боже­ствен­ной «пли­ромы», и я, рас­по­знав ее, могу ее потре­бить сам, перейдя тем самым на этот высший этаж. То есть я могу потреб­лять Бога, не обща­ясь с Самим Богом. Не взывая и не стре­мясь к Самому Выс­шему, я могу попро­бо­вать окку­пи­ро­вать, потре­бить или поста­вить себе на службу бли­жай­шее духов­ное про­стран­ство. Духов­ный голод может быть удо­вле­тво­рен без Бога – просто за счет обще­ния с «кос­ми­че­скими иерар­хи­ями».

Итак, у гно­сти­ков древ­но­сти путь кос­мо­го­нии ведет от Абсо­люта к миру, в совре­мен­ной тео­со­фии Абсо­лют рож­да­ется снизу. В тео­со­фии идет посте­пен­ная диви­ни­за­ция мира при том, что высшей сту­пени нет и не было, идет воз­гонка все­лен­ной к боже­ствен­ной сту­пени, кото­рой вообще-то нет. И здесь стоит отме­тить про­ни­ца­тель­ность Бер­дя­ева, писав­шего о зави­си­мо­сти тео­со­фии от мод­ного в ту пору дар­ви­низма.

И вот в этом мире кос­мо­дар­ви­низма есть закон­ное место для зла и сатаны. Настолько закон­ное, что их даже не нужно отли­чать от Бога. И все про­ис­хо­дя­щее в мире настолько интимно свя­зано с пан­те­и­сти­че­ским Абсо­лю­том, что даже Сатану оккуль­ти­сты не желают лишать боже­ствен­ного почи­та­ния. Ведь «Абсо­лют вме­щает все все­лен­ские про­яв­ле­ния, Абсо­лют из своего абсо­лют­ного Един­ства при про­яв­ле­нии ста­но­вится Абсо­лю­том бес­пре­дель­ной диф­фе­рен­ци­а­ции и ее след­ствий – отно­си­тель­но­сти и про­ти­во­по­ло­же­ний. Так в своем кос­ми­че­ском аспекте Сатана не есть суще­ство, но лишь оли­це­тво­ре­ние след­ствий диф­фе­рен­ци­а­ции (отно­си­тель­но­сти и про­ти­во­по­ло­же­ний)»459.

Испо­ве­да­ние тоталь­ной целост­но­сти мира, запрет на раз­ли­че­ние Бога и мира неиз­бежно сакра­ли­зуют налич­ную миро­вую дан­ность и то зло, что при­сут­ствует и дей­ствует в ней. Все, что есть в мире – все свято. Все – Бог. Все – благо. Зла – нет. Раз­ли­че­ние добра и зла ока­зы­ва­ется иллю­зией неопыт­ных созна­ний.

К таким «неопыт­ным созна­ниям» тео­софы отно­сятся с таким пре­зре­нием, что не оста­нав­ли­ва­ются ни перед каким лже­сви­де­тель­ством. Г. Олкотт в 1885 г. в Бомбее заяв­лял парсам-зоро­астрий­цам, что их вера «поко­ится на при­род­ной скале оккуль­тизма», и что дуа­лизм опре­де­ленно явля­ется зако­ном миро­зда­ния, и пер­со­ни­фи­ка­ция его про­ти­во­бор­ству­ю­щих сил Зара­ту­штром была пол­но­стью науч­ным и фило­соф­ским утвер­жде­нием глу­бо­кой истины. Вроде не может быть боль­шей про­па­сти, чем между тео­соф­ским мониз­мом, рас­тво­ря­ю­щим и зло и добро в единой Энер­гии и дуа­лиз­мом зоро­астрий­цев, посту­ли­ру­ю­щим вечную борьбу двух абсо­лютно про­ти­во­по­лож­ных и рав­но­силь­ных прин­ци­пов460 Вряд ли парсы обра­до­ва­лись бы, если бы им было ска­зано прямо, что Ариман и Ахура-Мазда всего лишь разные про­яв­ле­ние одного и того же прин­ципа (нечто подоб­ное в древ­но­сти про­бо­вал делать Зурван – за что и был про­воз­гла­шен ере­ти­ком). И потому им была пре­под­не­сена реклам­ная тео­соф­ская ложь.

Точно такая же ложь о бли­зо­сти оккуль­тизма и пра­во­сла­вия пре­под­но­сится сего­дня рус­ским. Это раз­ре­шено: ведь раз­ли­че­ние добра и зла оста­лось далеко позади.

9. Игры с Люци­фе­ром

Отец Браун, Вы верите в пред­ска­за­ния? – Я не совсем понял, – сказал он, – в каком смысле вы упо­тре­били слово «верить». Конечно, если это шар­ла­тан­ство… – Нет, Нет! – вскри­чала дама. – Учи­тель совсем не шар­ла­тан. Для меня боль­шая честь, что он пришел. Он про­ви­дец, пророк. Пред­ска­зы­вает он не какую-нибудь удачу в делах. Он откры­вает глу­бо­кие духов­ные истины о нас самих, о нашей под­лин­ной сути. – Вот именно, – сказал отец Браун. – Если это шар­ла­тан­ство, ничего против не имею. Мало ли шар­ла­тан­ства на таких база­рах, да никто и не примет их все­рьез! Но если дело дошло до духов­ных истин, я считаю, что это бесов­ская ложь, от кото­рой надо дер­жаться подальше…. Если кто-нибудь при­тво­рится шпи­о­ном и станет лгать про­тив­нику, вреда не будет. Но если чело­век дей­стви­тельно рабо­тает на врага… – Вы дума­ете,.. – начал Хард­касл. – Да, – отве­чал свя­щен­ник. – Я думаю, что ваш про­ви­дец связан с Врагом рода чело­ве­че­ского.461
Г. К. Честер­тон

Тео­соф­ская борьба «за чистоту рели­ги­оз­ной мысли» на самом деле уни­что­жает и саму рели­ги­оз­ную мысль, и рели­ги­оз­ную прак­тику как тако­вую. Здесь мы встре­ча­емся с реаль­ной фило­соф­ской логи­кой, кото­рая стре­ми­тельно ведет от отри­ца­ния моно­те­изма к демо­низму.

Боже­ство выше чело­ве­че­ского разума – с этим согла­сится любой фило­соф. Если нечто не может быть дано в разуме, в созна­нии, то оно и не может быть пред­ме­том чело­ве­че­ской дея­тель­но­сти, оно не может быть целью жизни и работы чело­века. С этим также нельзя спо­рить. Отсюда вывод: «Сколь бы ни воз­вы­шены были сотво­рен­ные разу­мом цели, они пре­хо­дящи. А то, что за пре­де­лами разума, не может быть названо целью»462. Если Бог непо­сти­жим, то он не может при­сут­ство­вать в чело­ве­че­ском созна­нии и, значит, не может быть пред­ме­том разум­ной чело­ве­че­ской дея­тель­но­сти, не может быть целью чело­ве­че­ской жизни. Сле­до­ва­тельно, рели­гия как связь с Богом невоз­можна. Буд­ди­сты правы: путь к Абсо­люту немыс­лим.

Но одно обсто­я­тель­ство оста­лось неучтен­ным этой логи­кой: а что, если Абсо­лют про­яв­ляет Себя? Что, если «Бог жаждет, чтобы Его жаж­дали»463 ? Да, чело­век не может своими уси­ли­ями и своей прак­ти­кой обре­сти Бога. Но разве не может Бог выйти за пре­делы Своей непо­сти­жи­мо­сти? Если Боже­ство без­лично – то да, Оно неспо­собно на такой посту­пок. И такое Боже­ство, как логично опи­сы­вает Бла­ват­ская, есть тьма, кото­рая не может ни думать, ни делать, ни дей­ство­вать, ни любить464. Но Лич­ность спо­собна к любви. И потому Бог есть Свет, Бог есть Творец, Бог есть Про­мыс­ли­тель и Спа­си­тель.

Если не осо­знать, если не про­чув­ство­вать этого еван­гель­ского воз­ве­ще­ния, то рушится всякая основа для всякой моно­те­и­сти­че­ской рели­гии вообще.

Это и про­изо­шло в тео­со­фии. Отри­нув Еван­ге­лие, «Стар­ший Махатма» утвер­ждает: «Что каса­ется Бога, то мы не можем рас­смат­ри­вать Его как веч­ного или бес­ко­неч­ного или само­су­щего. Нет места Ему при налич­но­сти Мате­рии, неопро­вер­жи­мые свой­ства и каче­ства кото­рой вполне нам известны, дру­гими сло­вами, мы верим только в Мате­рию , в Мате­рию как види­мую При­роду, и Мате­рию в ее незри­мо­сти как неви­ди­мый, вез­де­су­щий Протей»465.

Это даже занятно: сакра­мен­таль­ное «Бога нет» гово­рят не люди, но Махатмы. Явля­ются ли эти Махатмы просто фило­со­фами? – Нет, это или некие над­че­ло­ве­че­ские духи466 , или же особо «посвя­щен­ные», уме­ю­щие на любой вопрос полу­чать ответ из мира духов же. Значит, перед нами заме­ча­тель­ный случай ате­и­сти­че­ского сверхъ­есте­ствен­ного откро­ве­ния: некое сооб­ще­ство духов утвер­ждает, что они есть, а вот Бога нет.

Сказав, будто «при­рода – наш един­ствен­ный и вели­чай­ший Учи­тель и зако­но­да­тель»467 , Е. Рерих слу­ка­вила. Ее учи­теля – отнюдь не при­рода, у кото­рой дей­стви­тельно рели­ги­оз­ный чело­век может поучиться мно­гому468. Ее учи­теля – Духи Кос­моса и Махатмы. И их первый урок: Бога нет, но вы – боги469.

Не обретя Бога, оккуль­ти­сты обо­же­ствили то, что ока­за­лось у них под рукой: себя самих и мате­рию. Поэтому по сути всего лишь прак­ти­че­ский атеизм, а отнюдь не «рели­ги­оз­ный синтез» про­по­ве­дуют тео­софы. «Атеист – один из самых слав­ных титу­лов чело­ве­че­ства, знак отли­чия миро­вых героев, муче­ни­ков, спа­си­те­лей мира, – уве­ряет Анна Безант. – Ника­кая фило­со­фия, ника­кое бого­сло­вие не несли миру ничего достой­ного по срав­не­нию с благой вестью ате­изма. Честь же и слава этим пере­до­вым борцам про­гресса, этому почет­ному аван­гарду армии сво­боды. Честь и слава тому, кто в своем усер­дии о чело­веке забыл Бога»470.

С мень­шим азар­том, но с не менее глу­бо­кой убеж­ден­но­стью о том же пишут и Махатмы, учащие жизни без Бога: «Ни фило­со­фия наша, ни мы сами не верим в Бога, менее всего в того, место­име­ние кото­рого тре­бует про­пис­ной буквы. Мы отри­цаем Бога как фило­софы и как буд­ди­сты471 ». Бога как Творца, Судию, Иску­пи­теля они не знают. Напро­тив, попытка гово­рить о Боге, транс­цен­дент­ном по отно­ше­нию к миру кос­ми­че­ских стихий, вызы­вает у них воз­му­ще­ние: «Обособ­ле­ние Бога от Про­яв­лен­ной При­роды и порож­дает все ошибки, все страш­ные про­ти­во­ре­чия»472.

Псев­доап­о­фа­ти­че­ское бого­сло­вие нужно тео­со­фам лишь для того, чтобы ней­тра­ли­зо­вать хри­сти­ан­скую при­вычку про­сить Бога о помощи и вра­зум­ле­нии. По види­мо­сти воз­ве­ли­чи­вая Боже­ство, тео­со­фия на самом деле просто запре­щает Ему дей­ство­вать. «Эн Соф не может быть Твор­цом или даже Фор­мов­щи­ком Все­лен­ной; – заяв­ляет Бла­ват­ская, – также не может он быть Светом. Поэтому Эн Соф есть также тьма. Непо­движно Бес­ко­неч­ный и абсо­лютно Без­гра­нич­ный не может ни желать, ни думать, ни дей­ство­вать»473.

Фило­соф­ская мысль о том, что Абсо­лют не может кон­так­ти­ро­вать с миром конеч­ного и отно­си­тель­ного, ока­зы­ва­ется не более чем при­е­мом веж­ли­вого выпро­ва­жи­ва­ния за дверь соб­ственно Боже­ствен­ного Откро­ве­ния. «Что вы, – уве­ряют оккуль­ти­сты, – разве можно себе пред­ста­вить, что Бес­ко­неч­ное и Абсо­лют­ное Бытие будет инте­ре­со­ваться нашими мел­кими зем­ными про­бле­мами? Разве можно уни­жать абстракт­ность и высоту Абсо­люта связью с нашим миром?».

И пока пора­жен­ный этим раз­мыш­ле­нием слу­ша­тель рас­те­рянно бредет к согла­сию с этим тези­сом, ему пред­ла­га­ется аль­тер­на­тив­ный вари­ант рели­ги­оз­ной жизни. Аль­тер­на­тив­ный – но вполне логич­ный.

Раз дока­зано, что Бог не может общаться с людьми, – значит, надо общаться с «небо­жи­те­лями» рангом пониже. Бог недо­сти­жим, Он не ума­ляет Себя до того, чтобы зани­маться людьми, но в Кос­мосе водятся некие духи, заин­те­ре­со­ван­ные в про­грессе чело­ве­че­ства – вот с ними и надо рабо­тать.

Вот как постро­ена эта логика у Бла­ват­ской: «Оккуль­ти­сты при­ни­мают откро­ве­ние, как исхо­дя­щее от боже­ствен­ных, но все же конеч­ных Существ, про­яв­лен­ных Жизней, но нико­гда не от Непро­яв­лен­ной Единой Жизни; от Сущ­но­стей, назы­ва­е­мых – пер­во­род­ным чело­ве­ком, Дхиани-Буд­дами, или Дхиан-Кога­нами, Риши-Пра­джа­пати у инду­сов, Эло­хи­мами или Сынами Божьими у евреев, Пла­не­тар­ными Духами всех наро­дов, став­шими Богами для людей»474.

Но если вместо Боже­ства надо общаться с иными духами, а послед­них суще­ствует мно­же­ство – то с какими из них? Оче­видно, что сотруд­ни­чать надо с теми, кото­рые более всего бого­по­добны. Если Боже­ство укло­ня­лось от тво­ре­ния отно­си­тель­ного, конеч­ного мира, то, оче­видно, и самые высо­кие и мудрые духи должны были посту­пать подоб­ным же обра­зом. И такие духи есть. «Анге­лам Пер­вич­ного Света было при­ка­зано „тво­рить“; одна треть из них вос­стали и „отка­за­лись“; тогда как те из них, кото­рые „под­чи­ни­лись“, ока­за­лись неуспеш­ными, что весьма зна­ме­на­тельно»475. Бог хри­стиан – дей­стви­тельно «творец». Но Он – деми­ург-неудач­ник, Его деяния ока­за­лись неуспеш­ными, а вот боже­ства оккуль­ти­стов не тво­рили ни наш мир, ни чело­века, но именно поэтому чело­век должен теперь забыть своего Творца и прийти к тому, кто его не желал и не творил. Так Бла­ват­ская изла­гает исто­рию бунта Люци­фера.

Раз Боже­ство не может уни­зить себя обще­нием с миром – надо сдру­житься с мудрым Люци­фе­ром… И впредь мы неод­но­кратно будем заме­чать, как мысль тео­со­фов с вызы­ва­ю­щей вопросы регу­ляр­но­стью от любой фило­соф­ской выси соскаль­зы­вает в апо­ло­гию Сатаны.

Лев Гуми­лев гово­рил, что «ате­из­мов не меньше, чем рели­гий»476 , и именно как «слож­ную систему мисти­че­ского ате­изма» он опре­де­лял шама­низм477. После только что про­чи­тан­ных строк Е. Бла­ват­ской и Е. Рерих оче­видно, что гуми­лев­ское опре­де­ле­ние шама­низма заме­ча­тельно под­хо­дит и для тео­со­фии.

Конечно, это не озна­чает, что тео­со­фия дей­стви­тельно есть вид шама­низма. Нет, – тра­ди­ци­он­ный шама­низм гораздо более слож­ная и раз­ви­тая рели­ги­оз­ная система. Основ­ная идея шама­низма – трех­уров­не­вость миро­зда­ния. Небес­ный мир, земля и мир под­зе­мья как бы слоями лежат друг на друге, их объ­еди­няет «миро­вая ось» или «миро­вое древо», кото­рое про­ни­зает все эти ярусы и, если чело­век нашел эту ось, поз­во­ляет ему пере­дви­гаться из мира в мир. Напро­тив, тео­со­фия рисует ради­кально одно­мер­ный, плос­кий мир. Небеса и пре­ис­под­няя пусты, нет ничего прин­ци­пи­ально иного по отно­ше­нию к нашему миру478. Но что роднит тео­со­фию с шама­низ­мом – это вовле­чен­ность в духо­об­ще­ние при отсут­ствии инте­реса к Богу-Творцу. И если первая сто­рона этой прак­тики застав­ляет дать ей имя «мисти­че­ской», то вторая понуж­дает допол­нить ее харак­те­ри­стику словом «атеизм».

В свою оче­редь, то, что роднит тео­со­фию с шама­низ­мом, отли­чает ее от «науч­ного ате­изма» и от обыч­ного фило­соф­ского пан­те­изма. Про­по­ведь само­обо­жеств­ле­ния в ней – не более чем «экзо­те­ри­че­ская» обо­лочка. Уве­ре­ния в том, что истин­ный Бог и Гос­подь нахо­дится внутри каж­дого из нас – всего лишь педа­го­ги­че­ский прием. Просто сна­чала надо отучить хри­сти­а­нина обра­щаться за помо­щью к живому и реаль­ному Христу, отучить его искать помощи у дей­стви­тель­ного Бога. Вновь вспом­ним дивное при­зна­ние Бла­ват­ской: «Какое-то время назад я, воз­можно, верила в Иисуса, но не верила в Бога, а сейчас, когда я пере­стала верить в Иисуса, я начала верить в Бога. Я не могу пове­рить в Его боже­ствен­ность и тож­де­ствен­ность Богу»479. Вот что инте­ресно: свою соб­ствен­ную тож­де­ствен­ность с Боже­ствен­ным нача­лом Бла­ват­ская утвер­ждает. А за Иису­сом такую тож­де­ствен­ность madame не при­знает…

Когда же ученик Бла­ват­ской также утра­тит ощу­ще­ние боже­ствен­но­сти Лич­но­сти Иисуса Христа и совсем уж при­вык­нет счи­тать, что вся Все­лен­ная живет в глу­би­нах его созна­ния, ему можно будет открыть, нако­нец, послед­нюю, эзо­те­ри­че­скую тайну тео­со­фии. Ока­зы­ва­ется, молиться и покло­няться все же надо. Но не Христу – а «Вла­дыке Кос­моса». Открыв в себе некий духов­ный свет, надо найти его источ­ник все-таки вне себя.

И начи­на­ются рас­суж­де­ния об «аст­раль­ном свете»: «Только аст­раль­ный свет, глав­ная дей­ству­ю­щая сила в магии, может рас­крыть нам все сек­реты при­роды… Аст­раль­ный свет иден­ти­чен с Акашей инду­сов… Акаша явля­ется неот­ли­чи­мой частью каждой маги­че­ской цере­мо­нии… Акаша или оккульт­ное элек­три­че­ство; она же „анима мунди“, т. е. аст­раль­ный свет»480. «Акаша, Аст­раль­ный Свет, есть Все­мир­ная душа, Mysterium Magnum, из кото­рой рож­да­ется все сущее»481. «Вели­кий Посред­ник Магии, Mysterium Magnum, Аст­раль­ный Свет есть именно то, что цер­ковь назы­вает Люци­фе­ром»482. «Черное отра­же­ние белого Лика и есть Аст­раль­ный Свет или „Demon est Deus inversus“483.

Я‑то ста­рался ска­зать мак­си­мально мягко: свет, кото­рый созер­цают йоги и оккуль­ти­сты, не есть Боже­ствен­ный, он может быть есте­ствен­ным и доста­точно свет­лым («сап­фи­ро­вид­ным»). А Бла­ват­ская, как всегда, ради­кальна в своих суж­де­ниях: «черное отра­же­ние и есть Аст­раль­ный Свет».

Я гово­рил, что не все то, что пере­жи­ва­ется чело­ве­ком как «откро­ве­ние», есть дей­стви­тельно откро­ве­ние, идущее от Бога. А Бла­ват­ская доста­точно прямо гово­рит о том, что та сила, с помо­щью кото­рой оккуль­ти­стам откры­ва­ются «все сек­реты при­роды» и есть Люци­фер («аст­раль­ный свет»).

Я гово­рил, что нельзя всю исто­рию вне­биб­лей­ских рели­ги­оз­ных иска­ний чело­ве­че­ства свести к исто­рии демо­но­ло­гии и что не всякое язы­че­ство есть покло­не­ние диа­волу (покло­не­ние диа­волу – это уже прямой сата­низм). Я про­бо­вал пред­по­ло­жить, что не всегда рели­ги­оз­ная прак­тика, укло­ня­ясь от Христа, сразу встре­ча­ется с Сата­ной – но Бла­ват­ская наста­и­вает, что ее «Вели­кий Посред­ник» и есть Люци­фер.

Я готов был бы порас­суж­дать на тему, что и с точки зрения хри­сти­ан­ства в кос­мосе можно узреть некие небо­же­ствен­ные и в то же время нелю­ци­фе­ри­че­ские све­то­вые духов­ные обра­зо­ва­ния484. А Бла­ват­ская опять отож­де­ствила ту «Все­мир­ную душу», с кото­рой она обща­ется, с Люци­фе­ром.

Таким обра­зом, док­трина Бла­ват­ской и Рери­хов таит в себе вполне стра­те­ги­че­ское про­ти­во­ре­чие. Это про­ти­во­ре­чие между фило­соф­ским пан­те­из­мом и оккульт­ной прак­ти­кой.

Каза­лось бы, если все во мне – нужны только меди­та­ции и не нужно ника­ких «кон­так­тов» и молит­вен­ных обра­ще­ний ко внеш­нему духов­ному миру. Но нет, запре­тив молиться по-хри­сти­ан­ски, Рерих все же реко­мен­дует некое подо­бие молитв. Не ко Христу, нет (ибо она уже пояс­нила, что «Хри­стос» – это всего лишь часть чело­ве­че­ской души). Забыв молитвы Христу, надо обра­титься с молит­вами же к кос­ми­че­ским духам и Махат­мам.

И тогда, в новом опыте покло­не­ния не-Богу, в новом мисти­че­ском опыте пред­сто­я­ния тем духам, что не при­знают Творца, чело­век познает, что даже не в себе он должен найти «источ­ник выс­шего насла­жде­ния». Вот что обе­щает таким иска­те­лям духов­ных при­клю­че­ний Елена Рерих: «Ника­кой биб­лей­ский Бог-Все­дер­жи­тель, якобы сотво­рив­ший Землю и все звезды и Луну, чтобы све­тить ей, не может срав­ниться в Кра­соте и Истине с пред­став­ле­нием Мощи и Веде­ния Вели­ких Раз­умов, сто­я­щий на сту­пе­нях Лест­ницы, Вер­шина кото­рой теря­ется в Бес­пре­дель­но­сти»485.

Хри­сти­ан­ская любовь к Богу высме­яна, но лишь затем, чтобы явить соб­ствен­ную «Песнь песней»: «Уру­свати, Дочь Моя… Уру­свати чует. Уру­свати знает. Уру­свати явит. Уру­свати явлена чудо на земле зажечь», – кокет­ни­чает с Еленой Рерих ее кос­ми­че­ский настав­ник486.

И первой своей обя­зан­но­стью этот ново­яв­лен­ный духов­ный настав­ник счи­тает опо­ве­ще­ние чело­века о том, что ему больше не нужно молиться сло­вами «Отче наш». Хри­стос зря утешил чело­ве­че­ство тем, что у него есть Отец. Оккуль­тизм принес иную весть – «чело­ве­че­ство есть вели­кая Сирота»487.

Но чтобы чело­век не слиш­ком рано заме­тил, на что именно пред­ла­га­ется ему про­ме­нять еван­гель­скую веру в Христа-Спа­си­теля, тео­соф­ские трак­таты запол­ня­ются псев­до­бо­го­слов­ским порож­ня­ком. «Бог, боги, боже­ствен­ное, боже­ствен­ные сущ­но­сти» и т. д., – подоб­ные сино­ни­ми­че­ские выра­же­ния в нево­об­ра­зи­мой и какой-то наро­чито неряш­ли­вой неточ­но­сти пест­рят в сочи­не­ниях Штей­нера, отли­вая раз­ными оттен­ками, вре­ме­нами даже почти до теизма, но как пра­вило, самого реши­тель­ного пан­те­изма или кос­мо­те­изма, даже поли­те­изма или, что в данном случае есть одно и то же, и ате­изма», – пере­дает о. Сергий Бул­га­ков свое впе­чат­ле­ние от работ Штей­нера488. То, что отцу Сергию пока­за­лось «неряш­ли­вой неточ­но­стью», мне пред­став­ля­ется созна­тель­ным при­е­мом. Пусть встре­чает чело­век зна­ко­мые слова в незна­ко­мом кон­тек­сте, пусть не заме­чает пона­чалу, как потро­шатся смыслы этих при­выч­ных слов и как посте­пенно нагне­та­ется в них новое содер­жа­ние. Тогда он уже не уди­вится, обна­ру­жив, что преж­ние слова уже больше и не нужны, потому что для их новых смыс­лов уже най­дены другие слова и другие образы.

Итог оккульт­ных игр в «борьбу с антро­по­мор­физ­мом» и в «рас­ши­ре­ние чело­ве­че­ского созна­ния за рамки тра­ди­ци­он­ных пред­став­ле­ний о добре и зле» недву­смыс­ленно подвел Нико­лай Гуми­лев, отдав­ший в свое время дань увле­че­нию тео­со­фией:

За пан­те­и­сти­че­ским мифом, за мифом о все­е­ди­ном монизме бытия в конце концов реет тень люци­фе­рова крыла.

Теперь я почти не буду давать ком­мен­та­риев. И так понятно, что апо­ло­гия Люци­фера не может вызвать сим­па­тий у хри­стиан. Но все же инте­ресно, что истин­ный вдох­но­ви­тель тео­соф­ских писа­ний все же не смог удер­жаться от того, чтобы не пред­ста­виться почти офи­ци­аль­ным обра­зом. Сопо­став­ле­ние же рери­хов­ской апо­ло­ге­тики пер­во­род­ного греха и дей­ствия Сатаны в Эдеме я при­веду в спе­ци­аль­ной главе.

Итак, первое слово для изло­же­ния тео­соф­ской демо­но­ло­гии, есте­ственно, Бла­ват­ской: «Demon est Deus inversus. – Каб­ба­ли­сти­че­ская акси­ома; бук­вально „дьявол есть пере­вер­ну­тый бог“, что озна­чает, что не суще­ствует ни зла, ни добра, но те силы, кото­рые создают одно, творят и другое, в соот­вет­ствии с при­ро­дой мате­ри­а­лов, на кото­рые они воз­дей­ствуют490.

Е. Бла­ват­ская счи­тает, что «если про­ана­ли­зи­ро­вать его (Люци­фера) бунт, то нельзя найти в нем ничего более дур­ного, чем тре­бо­ва­ние сво­бод­ной воли и неза­ви­си­мой мысли. Этот эпитет, „мятеж­ный“, явля­ется тео­ло­ги­че­ской кле­ве­той, подоб­ной кле­вет­ни­че­ским измыш­ле­ниям фата­ли­стов о Боге, кото­рые делают из боже­ства „Все­мо­гу­щего“ – дья­вола, еще более дур­ного, чем сам „мятеж­ный“ дух; все­мо­гу­щего Дья­вола, кото­рый хочет, чтобы его при­вет­ство­вали как все­ми­ло­сти­вого, когда он про­яв­ляет в высшей сте­пени дья­воль­скую жесто­кость»491.

Мы уже видели выше, как Бла­ват­ская тол­кует паде­ние Люци­фера: он отка­зался тво­рить зем­ного чело­века – но тем самым… спас его.

И здесь, по ее соб­ствен­ному при­зна­нию, мы слышим «основ­ную ноту Эзо­те­ризма»492. Вот в какой сим­фо­нии она звучит: когда «анге­лам было при­ка­зано тво­рить», «Группа „огнен­ные Ангелы“ вос­стала и отка­за­лась при­со­еди­ниться к своим това­ри­щам Дэвам. Экзо­те­ризм инду­сов изоб­ра­жает их в виде йогов, бла­го­че­стие кото­рых вну­шило им отка­заться от „тво­ре­ния“, ибо они хотели вечно оста­ваться кума­рами, „дев­ствен­ными юно­шами“, чтобы, если воз­можно, опе­ре­дить своих това­ри­щей в своем про­дви­же­нии к Нир­ване. Но, по эзо­те­ри­че­скому тол­ко­ва­нию, это было само­по­жерт­во­ва­нием во благо чело­ве­че­ства… Есте­ственно – даже с точки зрения мерт­вой буквы – рас­смат­ри­вать Сатану, Змия в Книге Бытия как истин­ного созда­теля и бла­го­де­теля, Отца Духов­ного Чело­ве­че­ства»493.

Сколько могли, про­ти­ви­лись эти «дев­ствен­ники» созда­нию жизни и чело­века. «В арий­ской алле­го­рии вос­став­шие Сыны Брамы все пред­став­лены как святые Аскеты и Йоги. Будучи вновь рож­ден­ными в каждой Кальпе, они обычно пыта­ются вос­пре­пят­ство­вать чело­ве­че­скому раз­мно­же­нию. Когда Дакша, глава Созда­те­лей, порож­дает 10 000 сыно­вей с целью насе­ле­ния мира, Нарада, сын Брамы, вели­кий Риши, вме­ши­ва­ется в наме­ре­ния Дакши и дважды рас­стра­и­вает их, убедив его Сыно­вей остаться свя­тыми аске­тами и отверг­нуть брак. За это Дакша про­кли­нает Нараду»494.

Эти вос­став­шие духи, что «пре­не­брегли трудом тво­ре­ния», есть «те высо­кие небес­ные Суще­ства, кого Оккульт­ное Учение назы­вает Мана­свин, Муд­рей­шими, пер­вей­шими среди всех, и кто всех людей сде­лали бы само­со­зна­тель­ными духовно разум­ными суще­ствами, если бы не были „про­кляты“ и осуж­дены к паде­нию»495. «Они стали неза­ви­си­мыми и сво­бод­ными разу­мами, явлен­ными в каждой Тео­го­нии, как сра­жа­ю­щи­еся за неза­ви­си­мость и сво­боду, и, сле­до­ва­тельно, – в обыч­ном смысле – как „вос­про­ти­вив­ши­еся боже­ствен­ному пас­сив­ному закону“. Таким обра­зом, именно они есть те „Пла­мена“ – Агни­шватта – кото­рые „оста­лись позади“, вместо того, чтобы после­до­вать за дру­гими для созда­ния людей на Земле. Но истин­ный эзо­те­ри­че­ский смысл заклю­ча­ется в том, что боль­шин­ство из них было пред­на­зна­чено к вопло­ще­нию как буду­щие Ego гря­ду­щего посева Чело­ве­че­ства»496.

В Еван­ге­лии Хри­стос гово­рит, что сатана – «чело­ве­ко­убийца от начала» (Ин. 8:44). «Тайная Док­трина» Бла­ват­ской это под­твер­ждает: ее «свет­лые духи» про­ти­ви­лись даже воз­ник­но­ве­нию чело­века; затем они про­ти­вятся браку и дето­рож­де­нию…

Но, не желая рож­де­ния детей, тем не менее они совсем не воз­ра­жают против само­цель­ного плот­ского вожде­ле­ния. Когда Небес­ные Йоги уви­дели, что чело­ве­че­ству, создан­ному по совер­шен­ному образу Божию, грозит скуч­ное суще­ство­ва­ние без всяких иску­ше­ний, они решили пожерт­во­вать собою, лишить чело­века «инерт­ного, неиз­мен­ного и недвиж­ного Совер­шен­ства»497 и, пойдя против воли Бога, наде­лить чело­века плот­скими стра­стями498.

Так вот она – та «сотня свет­лых духов», что явля­ются еди­но­мыш­лен­ни­ками Елены Рерих!499 Это их Ego пере­хо­дят из поко­ле­ния в поко­ле­ния и множат оккульт­ные позна­ния чело­ве­че­ства. При­ве­ден­ное выше уве­ре­ние Е. Рерих в том, что при­шельцы с Венеры регу­лярно вопло­ща­ются в «Посвя­щен­ных» учи­те­лях чело­ве­че­ства, пере­стает быть без­обид­ной фан­та­зией, если знать, что «Учение» гово­рит о Венере: Венера – это и есть другое имя Люци­фера500. Люци­фер – гений «Звезды Утра» (Венеры)501.

И еще одну осо­бен­ность духов­ной жизни Бла­ват­ской пока­зы­вает про­ци­ти­ро­ван­ный только что ее рас­сказ о «Вос­став­ших Аске­тах». Ока­зы­ва­ется, пол­нота жизни в Боге для Бла­ват­ской – это почти каторга. А вот стрем­ле­ние йогов и буд­ди­стов к пустоте Нир­ваны не вызы­вает в ней воз­му­ще­ния против поис­ков «инерт­ного, неиз­мен­ного и недвиж­ного Совер­шен­ства».

Это раньше неве­же­ствен­ные хри­сти­ане (вместе с пред­ста­ви­те­лями боль­шин­ства земных рели­гий502 ) укло­ня­лись от кон­так­тов с Сата­ной. Но пришла тео­со­фия и ясно сфор­му­ли­ро­вала свою задачу: «Совер­шенно необ­хо­димо дока­зать, что „Сыны Темной Муд­ро­сти“ были столь же боже­ствен­ными и чистыми, если не более чистыми, нежели все Миха­илы и Гав­ри­илы, столь про­слав­ля­е­мые в церк­вах»503. Реше­ние задачи было най­дено и дока­зано. И «теперь Сатана будет явлен в сокро­вен­ном Учении как алле­го­рия Добра и Жертвы, как Бог Муд­ро­сти»504. Теперь мы узнаем, что вообще нет дру­гого Бога, кроме Люци­фера – «Именно сатана явля­ется Богом нашей пла­неты и единым Богом, и это без вся­кого алле­го­ри­че­ского намека на его злоб­ность и раз­вра­щен­ность. Ибо он един с Лого­сом»505. Может быть, за пре­де­лами нашей земли и нашего мира и есть «Фохаты» и «Пара­фо­хаты». Но людям надо забыть мечту о том, чтобы встре­тить кого-то еще, помимо Люци­фера: «Змей – вели­чай­ший Свет в нашем плане»506. «Дьявол не есть „Бог этого пери­ода“, ибо это есть Боже­ство всех веков и пери­о­дов с момента появ­ле­ния чело­века на Земле»507.

Вся про­по­ведь поли­те­изма и «веро­тер­пи­мо­сти», пан­те­изма и дуа­лизма, вся борьба с «антро­по­мор­физ­мом» и «дог­ма­тиз­мом» све­лась к этому тезису. Есть «Единое Боже­ство». Любая попытка мыс­лить какого-то еще Бога, в кото­ром нет Зла – это «вар­вар­ство и ужас». Вслед за при­зна­нием того, что Абсо­лют есть Добро и Зло, над­ле­жит узнать, что к Абсо­люту обра­щаться бес­по­лезно. И, нако­нец, вывод: значит, надо общаться с тем, кто подо­ступ­нее.

В доступ­ном «Маги­че­ском Посред­нике» тоже есть двой­ствен­ность добра и зла, и эту слож­ность его харак­тера надо просто при­нять. Итак, зна­комь­тесь: новый и един­ствен­ный бог всех наро­дов – Люци­фер.

Даже если он и бывал заме­чен в при­чи­не­нии какого-либо зла – так это вполне «без­обидно». Для дока­за­тель­ства этого Бла­ват­ская цити­рует виш­ну­ист­ский рас­сказ. По его сюжету некие злые духи (рак­шасы) уби­вают чело­века. Сын уби­того хочет мстить, но дед его оста­нав­ли­вает: твой отец погиб по Закону кармы; демоны, сожрав­шие его, тут ни при чем. «Пусть этибез­обид­ные духи тьмы не будут более истреб­ляться»508. И Бла­ват­ская делает вывод: «каждая подоб­ная „жертва“ или молитва к Богу о помощи не лучше, нежели дей­ство Черной Магии». Про­ше­ние молитвы Гос­под­ней – «избави нас от лука­вого» – это, ока­зы­ва­ется, и есть наи­чер­ней­шая магия…

Все дока­зано. И у тео­со­фов теперь есть ключ к истин­ному разу­ме­нию Библии: «Такие фразы как „В своем често­лю­бии он (Сатана) поднял руку против Свя­ти­лища Бога в Небе­сах“, и т. д. должны читаться так: Устрем­лен­ный Зако­ном Вечной Эво­лю­ции и Кармы, Ангел вопло­тился на земле в чело­века; и так как его Муд­рость и Знание все же были боже­ственны, хотя тело его от Земли, он (алле­го­ри­че­ски) обви­нен в рас­кры­тии и выдаче Тайн Неба»509. Ника­ких «изгна­ний» не было: «Боже­ствен­ная Монада доб­ро­вольно изгнала себя с Неба»510.

И Бла­ват­ская даже знает, какими моти­вами руко­вод­ство­вался сей «Бог Муд­ро­сти»: «Может быть, лучший синтез этого чув­ства мы нахо­дим в трех стро­ках Миль­тона. Гово­рит „Падший“: „В Без­опас­но­сти цар­ство­вать можем мы здесь: и выбор мой, что цар­ство стя­жа­ния достойно, хотя бы и в аду! Лучше цар­ство­вать в аду, чем в небе быть слугою!“. Лучше быть чело­ве­ком, нежели зате­ряться среди без­воль­ных Духов­ных Сонм в Небе­сах»511.

И, нако­нец, вполне откро­венно: «Наи­бо­лее про­све­щен­ный, если только не вели­чай­ший из совре­мен­ных каб­ба­ли­стов, Элифас Леви опи­сы­вает Сатану в сле­ду­ю­щих бле­стя­щих тер­ми­нах: „Именно этот Ангел был доста­точно горд, чтобы возо­мнить себя Богом; доста­точно отва­жен, чтобы при­об­ре­сти свою неза­ви­си­мость ценою веч­ного стра­да­ния и муче­ния; доста­точно пре­кра­сен, чтобы воз­лю­бить себя в полном боже­ствен­ном свете; доста­точно мощен, чтобы все же цар­ство­вать во тьме среди муче­ния и сло­жить себе пре­стол из своего неуга­си­мого костра. Это именно Сатана рес­пуб­ли­канца и ере­тика Миль­тона, князя анар­хии, кото­рому служат иерар­хии чистых духов“. Это опи­са­ние, кото­рое так искусно при­ми­ряет тео­ло­ги­че­скую догму с каб­ба­ли­сти­че­ской алле­го­рией и даже ухит­ря­ется вклю­чить в свою фра­зео­ло­гию поли­ти­че­ский ком­пли­мент, если про­честь его в истин­ном свете, – вполне точно. Да, воис­тину, этот вели­чай­ший из иде­а­лов, этот вечно-живу­щий символ – нет, апо­феоз само­по­жерт­во­ва­ния ради умствен­ной неза­ви­си­мо­сти чело­ве­че­ства; эта Вечно-Актив­ная Энер­гия, про­те­сту­ю­щая против Ста­ти­че­ской Инер­ции – прин­ципа, для кото­рого Само-утвер­жде­ние есть пре­ступ­ле­ние, а Мысль и Свет Знания нена­вистны. Как гово­рит Элифас Леви, с непод­ра­жа­е­мой спра­вед­ли­во­стью и иро­нией: „Именно этот мнимый герой мрач­ных веч­но­стей наде­лен кле­вет­ни­че­ски без­об­ра­зием и укра­шен рогами, кото­рые гораздо лучше при­ли­че­ствуют его неумо­ли­мому мучи­телю“512.

Всем, пола­га­ю­щим, что тео­со­фия спо­собна мирно ужиться и духовно обо­га­тить хри­сти­ан­ство, стоит вслу­шаться в слова Бла­ват­ской: «Разъ­яс­ним этот вопрос раз и навсе­гда: тот, на кого свя­щен­ство всех дог­ма­ти­че­ских рели­гий, пре­иму­ще­ственно хри­сти­ан­ских, ука­зы­вает как на Сатану, врага Бога, в дей­стви­тель­но­сти явля­ется высо­чай­шим боже­ствен­ным Духом – Оккульт­ною Муд­ро­стию на Земле – кото­рая есте­ственно анта­го­ни­стична каждой земной, пре­хо­дя­щей иллю­зии, вклю­чая и дог­ма­тич­ные или цер­ков­ные рели­гии»513.

И все же, даже после всего ска­зан­ного, Бла­ват­ская при­знает, что «эта тайна теперь частично рас­крыта»514. Что же откро­ется, когда «Тайная Док­трина» станет известна вполне? Можно судить лишь по намеку Бла­ват­ской на то, что «весь мыс­ля­щий мир» покло­ня­ется Змею515.

У Елены Рерих это назы­ва­ется – «народу рус­скому дадим про­стое пони­ма­ние Бога»516 …

Вслед за Бла­ват­ской слово логично было бы предо­ста­вить Р. Штей­неру – несо­мненно, «мыс­ля­щему» чело­веку. Он тоже счи­тает, что без Люци­фера людям было бы скучно жить.

«Нико­гда не сле­до­вало бы гово­рить, что люци­фе­ри­че­ский эле­мент есть нечто при всех обсто­я­тель­ствах злое. Ибо, в духе люци­фе­ри­че­ского эле­мента, душа чело­века должна любить собы­тия и существ сверх­чув­ствен­ных миров. Против миро­вого порядка грешат лишь тогда, когда направ­ляют на чув­ствен­ное тот род любви, кото­рый должен был бы влечь к сверх­чув­ствен­ному… Без люци­фе­ри­че­ского эле­мента душа про­гре­зила бы всю жизнь в наблю­де­нии чув­ствен­ного бытия и не ощу­тила бы побуж­де­ния под­няться над ним. Без про­ти­во­по­лож­ного ари­ма­ни­че­ского эле­мента душа под­пала бы люци­фе­ри­че­скому; она бы очень низко ста­вила зна­че­ние чув­ствен­ного мира. Она бы ничего не хотела знать о чув­ствен­ном мире. Совер­шенно невоз­можно гово­рить о жела­нии избе­жать люци­фе­ри­че­ского и ари­ма­ни­че­ского эле­мен­тов, путем иско­ре­не­ния их в себе. Если бы чело­век иско­ре­нил в себе люци­фе­ри­че­ский эле­мент, ему нельзя было бы больше стре­миться душой к сверх­чув­ствен­ному; а если бы он уни­что­жил ари­ма­ни­че­ский эле­мент, он не мог бы больше пра­вильно отне­стись к чув­ствен­ному миру и оце­нить все его зна­че­ние. Чело­век ставит себя в пра­виль­ное отно­ше­ние к одному из этих эле­мен­тов, созда­вая ему пра­виль­ный про­ти­во­вес в другом. Все вред­ные дей­ствия этих миро­вых существ про­ис­те­кают един­ственно из того, что они про­яв­ля­ются там или здесь без огра­ни­че­ний и не гар­мо­ни­зи­ру­ются над­ле­жа­щим обра­зом про­ти­во­по­лож­ной силой»517.

Бла­ват­ская тео­соф­ский журнал назвала «Люци­фер». Журнал с таким же назва­нием Штей­нер изда­вал в Бер­лине с 1903 по 1908 г.518

Свое слово в защиту Люци­фера ска­зали и Рерихи. «Конечно, Люци­фер вполне отве­чал дан­ному ему имени и, веро­ятно, весьма скор­бит, что столь пре­крас­ное его имя в позд­ней­шие вре­мена ста­ра­ни­ями неве­же­ствен­ных свя­щен­но­слу­жи­те­лей было узур­пи­ро­вано ими для Его тени – или Анти­пода»519. Это пишется Пред­се­да­телю Обще­ства, то есть совсем своему. В пись­мах для менее посвя­щен­ных, конечно, Люци­феру пере­па­дают не только ком­пли­менты, но и ругань.

Рери­хов­ские Бог и Сатана смот­рятся друг в друга как в зер­кало и охотно меня­ются своими местами и функ­ци­ями. «Хри­сти­ан­ский мир все еще покло­ня­ется Богу в Дья­воле и Дья­волу в Боге» (Письма Махатм, 72). Рери­хам Духи Кос­моса под­твер­ждают то откро­ве­ние, что они неко­гда дали Бла­ват­ской: «Рекорды мыш­ле­ния ужасны и смешны. Истинно Мы, Братья чело­ве­че­ства, не узнаем себя в пред­став­ле­ниях чело­ве­че­ских. Наши Облики так фан­та­стичны, что мы думаем, что если бы люди при­ме­нили фан­та­зию на про­ти­во­по­лож­ное, то Наше Изоб­ра­же­ние при­няло бы верную форму» (Иерар­хия, 12).

Но если пред­ло­жено поме­нять местами облики Бога и сатаны, то вслед за оправ­да­нием Люци­фера есте­ственно ожи­дать демо­ни­за­ции Христа. И такие нотки также звучат в тео­со­фии. Напри­мер, в «Тайной Док­трине» Бла­ват­ской обна­ру­жи­ва­ется, что «Логос и Сатана едины. Таково было фило­соф­ское воз­зре­ние древ­но­сти на эту, ныне иска­жен­ную догму. Глагол и Люци­фер едины в их дво­я­ком аспекте; и „Князь Воз­духа“ (princeps aeris huius) не есть „Бог того пери­ода“, но вечно сущий прин­цип»520.

В данном случае Бла­ват­ской за ее откро­вен­ность можно даже про­стить обыч­ный для нее про­из­вол в тер­ми­нах и пере­во­дах (она при­ду­мала выра­же­ние «князь сего воз­духа» – princeps aeris huius – кото­рого нет в Новом Завете, пере­пу­тав его с «князем века сего», princeps huius saeculi – 1Кор.2,6).

В другом месте она име­нует Иисуса Люци­фе­ром, уверяя, что именно это гово­рится в Откр. 22,16 – «Я, Иисус, есмь корень и пото­мок Давида, звезда свет­лая и утрен­няя». Она выстра­и­вает ряд: звезда утрен­няя – Эосфор – Люци­фер521. Но этот ряд стро­ится на изна­чаль­ной под­та­совке: «утрен­няя звезда» в тексте ап. Иоанна – это aster proinos, и уви­деть здесь eosphoros затруд­ни­тельно.

Биб­лей­ский Иегова Бла­ват­ской отож­деств­ля­ется с Сата­ной. «Иегова был связан с Сатур­ном и народ изра­иль­ский, как отдель­ная нация, заро­дился под этим све­ти­лом»522. Если вспом­нить тео­соф­ские мифы о Сатурне, его бес­плод­но­сти и его связи с Люци­фе­ром, то эта фраза ста­но­вится вполне небез­обид­ной. И еще более зна­чи­мой для пра­во­слав­ного хри­сти­а­нина она ста­но­вится, если вспом­нить, что на иконах Спа­си­теля в Его кре­ст­ча­тый нимб впи­сано (по-гре­че­ски) Его Боже­ствен­ное имя – «O on», Сущий, то есть – Иегова.

Бла­ват­ская, есте­ственно, повто­ряет люби­мую гно­сти­че­скую сказку о том, что Бог, открыв­шийся в Ветхом Завете – это Сатана, и что Хри­стос пришел с Ним бороться523. И все же Хри­стос в исто­ри­че­ском смысле про­иг­рал. «Дух Земли, кото­рый открылся евреям как Иегова. Это был тот же дух, кото­рый после смерти Иисуса принял его облик и оли­це­тво­рил его, как вос­крес­шего Христа»524. Кстати – кто же тогда откры­вал апо­сто­лам «тайны Небес­ного Цар­ства» в после­пас­халь­ных бесе­дах, на кото­рые так любят ссы­латься и гно­стики и оккуль­ти­сты? Если это был враг Христа – то зачем же его слу­шать?

И зачем же еще чис­лить среди своих пред­ше­стве­ни­ков Ори­гена, кото­рый не упус­кал случая, чтобы при­ве­сти биб­лей­ский текст с точным именем Бога – «Иегова»? Бла­ват­ская просто рубит сплеча: «Иегова-Фран­кен­штейн»525. Зачем же Рерихи заяв­ляют, что они еди­но­мыс­ленны с Ори­ге­ном, кото­рый всегда боролся с этим гно­сти­че­ским кощун­ством?

Но даже Иисус в вос­при­я­тии Бла­ват­ской отбра­сы­вает какую-то весьма мрач­ную тень. Она рас­суж­дает об аст­ро­но­ми­че­ском фено­мене кон­стел­ля­ции (когда несколько планет выстра­и­ва­ются с точки зрения зем­ного наблю­да­теля друг за другом, сли­ва­ясь в одну звезду и резко уси­ли­вая свое общее све­че­ние) и гово­рит, что этот «аст­ро­ло­ги­че­ский» знак – зна­ме­ние ката­строф.

Вот этот ряд все­мир­ных ката­строф: 2449 год до н.э. – «ката­строфа Китай­ской импе­рии» (я, правда, отнюдь не уверен, что Китай­ская импе­рия тогда уже суще­ство­вала); Виф­ле­ем­ская Рож­де­ствен­ская звезда; и звезда 1563 г, пред­ве­стив­шая Вели­кую чуму.

Рож­де­ство Хри­стово ока­зы­ва­ется в довольно пуга­ю­щем ряду. Бла­ват­ская дипло­ма­тично пред­ла­гает чита­телю самому решить, с какими чув­ствами вос­при­ни­мать Рож­де­ство: «Пред­ре­кал ли этот фено­мен добро или зло – на этот вопрос пре­красно отве­чает после­ду­ю­щая исто­рия и раз­ви­тие хри­сти­ан­ства; ни одна из рели­гий не поро­дила такое коли­че­ство жертв, не про­лила такие потоки крови, не заста­вила столь зна­чи­тель­ную часть чело­ве­че­ства постра­дать от того, что ныне назы­ва­ется „бла­го­де­я­нием хри­сти­ан­ства и циви­ли­за­ции“526. Итак, Рож­де­ство Хри­стово – ката­строфа не мень­шая, чем Вели­кая чума или пяти­сот­лет­няя граж­дан­ская война в Китае.

Этот ряд имеет, кстати, про­дол­же­ние, поз­во­ля­ю­щее судить о «про­ро­че­ском» даре Бла­ват­ской. Еще одну кон­стел­ля­цию, про­ис­шед­шую в 1881 г., она также счи­тает вели­ким зна­ме­нием насту­па­ю­щих бед и пере­мен. «1881 год – это число вели­кого Зверя, число 666 Апо­ка­лип­сиса – этой каб­ба­ли­сти­че­ской книги. Смот­рите сами: 1+8+8+1 равно 18; 18, раз­де­лен­ное на три дает нам три раза по шесть, или, если их раз­ме­стить в один ряд, 666… 1881 год, одну треть кото­рого мы уже про­жили, обе­щает нам, по пред­ска­за­ниям аст­ро­ло­гов и аст­ро­но­мов, длин­ный и печаль­ный ряд бед­ствий как на суше, так и на море»527.

За всем этим каб­ба­ли­сти­че­ским мас­ка­ра­дом в созна­ние чита­теля про­ни­кает ощу­ще­ние того, что Рож­де­ство Хри­стово – одно из ужас­ней­ших собы­тий в исто­рии Земли…

В «Пись­мах Махатм» рели­ги­оз­ная реаль­ность мира выгля­дит так: «Суще­ствуют „Коганы тьмы“ – не то, что назы­вают диа­во­лами, но несо­вер­шен­ные „разумы“, кото­рые нико­гда не войдут в число „стро­и­те­лей“ Все­лен­ной, чистых пла­нет­ных Раз­умов. Свету Дхиан-Кога­нов про­ти­во­по­став­ля­ются „мамо Коганы“ и их раз­ру­ши­тель­ный разум. Они – те боги, кото­рым индус­ские, хри­сти­ан­ские, маго­ме­тан­ские и все другие фана­ти­че­ские рели­гии и секты покло­ня­ются. Дхиан-Коганы соот­вест­вуют Буддхи, а мамо явля­ются оли­це­тво­ре­ни­ями вроде Шивы, Иеговы и других выду­ман­ных чудо­вищ с неве­же­ством в их хвосте» (Письмо 153). Кстати, замечу, что здесь тео­со­фам, несо­мненно, уда­лось объ­еди­нить все рели­гии: они все, ока­зы­ва­ется, равно ими пре­зи­ра­ются.

Кроме того, «Пла­нет­ные Духи», инструк­ти­ру­ю­щие шам­ба­ли­стов, заве­ряют, что Бог – это «демон мсти­тель­ный, неспра­вед­ли­вый, жесто­кий и тупой,.. небес­ный тиран, на кото­рого хри­сти­ане так щедро рас­то­чают свое рабо­леп­ное обо­жа­ние» (Письма Махатм, 57).

И опять воз­ни­кает вопрос: в глазах какого же «кос­мо­кра­тора» Бог выгля­дит как «чудо­вище» и «тиран»? Чей взгляд на Бога пере­дают Махатмы? Что за демо­кра­ти­че­ский дух привел Бла­ват­скую к выводу: «я не при­знаю ни Иегову, ни любого дру­гого небес­ного ари­сто­крата»528 ?

Мыш­ле­ние Бла­ват­ской устро­ено вполне ори­ги­нально. Едва только бого­слов­ская мысль про­бует отде­лить зло от добра и утвер­дить вслед за апо­сто­лом Иоан­ном, что «Бог есть свет, и нет в Нем ника­кой тьмы», как Бла­ват­ская сразу заяв­ляет по адресу Бога Еван­ге­лия: «вра­же­ский, лживый, хитрый и рев­ни­вый Бог»529. «Наиме­но­ва­ние Сатана – „про­тив­ник“ – по праву при­над­ле­жит пер­вому и самому жесто­кому „Про­тив­нику“ всех других богов – Иегове, но не Змию, кото­рый гово­рил лишь слова сим­па­тии и муд­ро­сти»530. И даже толкуя язы­че­ские мифы, она дает им такое тол­ко­ва­ние, что во всех слу­чаях боже­ствен­ный про­тив­ник древ­него Змея ока­зы­ва­ется ужа­сающ. Некий миф опи­сы­вает битву Солнца с Дра­ко­ном, в ходе кото­рой Солнце осу­шило море, и у Бла­ват­ской звучит: море – символ дра­кона и муд­ро­сти – было «выжжено сви­ре­пым Солн­цем»531.

Вот вечная кол­ли­зия: сим­па­тич­ный Змей и сви­ре­пый Бог.

Тео­софы в поле­мике с хри­сти­а­нами нередко делают изум­лен­ный вид: «Почему вы против почи­та­ния кос­ми­че­ских духов? Разве ваша Цер­ковь не почи­тает анге­лов? То, что Библия назы­вает анге­лами, мы и зовем „кос­ми­че­скими иерар­хами!“ Как ска­зано в отклике на мою статью, при­слан­ном в газету „Труд“ Сер­геем С. из Крас­но­дара, „Неплохо было бы цер­ков­ни­кам получше изу­чить Библию. Отри­цая небес­ную иерар­хию сил света, они про­ти­во­ре­чат сами себе. Разве нет в Библии ука­за­ний об Анге­лах, Архан­ге­лах и других высших суще­ствах?!“.

Но, во-первых, небес­ная иерар­хия хри­сти­ан­ской Церкви не засло­няет собою Творца. «Кос­ми­че­ская иерар­хия» оккуль­ти­стов отде­ляет собою людей от Боже­ства; «небес­ная иерар­хия» Церкви – соеди­няет с Ним. Поэтому и пре­ду­пре­ждает ап. Павел в своей антигно­сти­че­ской поле­мике, что «ни ангелы, ни другая какая тварь не может отлу­чить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Гос­поде нашем» (Римл. 8:38-39). Оккульт­ные же «ангелы» норо­вят Лик Христа заме­нить ликом «вла­дыки Шам­балы».

Во-вторых, ника­кое «слу­же­ние анге­лам» в хри­сти­ан­стве не допус­ка­ется (см., напри­мер, Ориген. Против Цельса. V, 8). Ангелы, почи­та­е­мые хри­сти­а­нами, почи­та­ются именно в каче­стве слу­жи­те­лей Творца. Ангелы испол­няют волю Творца. И у Творца есть Свой замы­сел о мире, своя воля как о мире в целом, так и о каждом чело­веке. По мнению же оккуль­ти­стов Кос­ми­че­ская Иерар­хия зани­ма­ется зем­ными делами не потому, что через нее волит Бог, а потому, что Абсо­лют как раз и знать ничего не знает о нашем мире. Вер­хов­ное Боже­ство слиш­ком воз­вы­шенно, чтобы пач­каться о мате­рию, а потому инте­рес к миру людей про­яв­ляют лишь «Иерархи» мел­кого ранга.

В‑третьих, Ангелы хри­сти­ан­ского бого­сло­вия – сми­рен­ные вест­ники воли Бога. И они не будут настав­лять людей в оккульт­ных исти­нах, воз­ве­ща­ю­щих, что Творца нет, что воли у Боже­ства и быть не может, и что вообще они тер­петь не могут «небес­ных ари­сто­кра­тов» и «тира­нов». Ангелы, отри­ца­ю­щие волю Творца, в Библии как раз и назы­ва­ются бесами.

Тео­софы пола­гают, что они нашли и в Новом Завете место, кото­рое можно исполь­зо­вать для защиты своей «кос­ми­че­ской иерар­хии» – посла­ние Иуды532. Апо­стол Иуда явно уко­ряет тех «меч­та­те­лей, кото­рые отвер­гают началь­ства и зло­сло­вят высо­кие власти. Михаил Архан­гел, когда гово­рил с диа­во­лом, споря о Мои­се­е­вом теле, не смел про­из­не­сти уко­риз­нен­ного суда, но сказал: „да запре­тит тебе Гос­подь“. А сии зло­сло­вят то, чего не знают…» (Иуд. 1:8-10).

Это место из посла­ния Иуды чрез­вы­чайно инте­ресно. Во-первых, он цити­рует здесь не кано­ни­че­ское Писа­ние, а апо­кри­фи­че­ское «Вос­хож­де­ние Моисея», как чуть ниже станет цити­ро­вать апо­кри­фи­че­скую же «Книгу Еноха». Кроме того, эту цитату он при­во­дит для вра­зум­ле­ния тех, кто про­из­но­сят хулу на анге­лов – причем ока­зы­ва­ется недо­стой­ным даже резкий суд над теми анге­лами, кото­рые кажутся пад­шими.

При этом посла­ние обра­щено к хри­сти­а­нам («Воз­люб­лен­ные!»), но содер­жит в себе поле­мику с неко­то­рыми лже­учи­те­лями, «И вкра­лись неко­то­рые люди, обра­ща­ю­щие бла­го­дать Бога нашего в повод к рас­пут­ству и отвер­га­ю­щи­еся еди­ного Вла­дыки Бога и Гос­пода нашего Иисуса Христа» (Иуд. 1:4). Отсюда понятно, что оппо­нен­тами ап. Иуды явля­ются люди, не вполне посто­рон­ние для хри­стиан, но неко­то­рые про­по­вед­ники, при­зна­ю­щие авто­ри­тет Еван­ге­лия и доста­точно близ­кие к Церкви, для того, чтобы хри­сти­ане могли при­слу­ши­ваться к их мне­ниям и аргу­мен­там.

Кто же явля­ется оппо­нен­том апо­стола Иуды? – Оче­видно, это гно­стики-анти­но­ми­сты. Они про­ти­во­по­став­ляли Ветхий и Новый Заветы как откро­ве­ния о двух разных богах. Ветхий Завет – это дей­ствие злого бога-Деми­урга, тогда как Еван­ге­лие – откро­ве­ние доб­рого Спа­си­теля. Иегова, таким обра­зом ока­зы­вался сата­ной, и тем более ангелы, испол­няв­шие Его волю. Еван­ге­лие отме­нило Ветхий Завет и все уста­нов­ле­ния Иеговы и его анге­лов. Есте­ственно, что Мои­сеев закон, кото­рый «пре­по­дан через анге­лов» (Гал. 3:19), под­ле­жит рез­кому осуж­де­нию и неис­пол­не­нию. Поскольку же этот закон содер­жал в себе не только риту­аль­ные пред­пи­са­ния, но и нормы морали, анти­но­ми­сты (то есть про­тиво-закон­ники) исполь­зо­вали еван­гель­скую весть об осво­бож­де­нии от закона как индуль­ген­цию для нару­ше­ния всех норм, в том числе и для рас­пут­ства (Иуд. 1:4).

Апо­стол Иуда не бого­слов. Он не всту­пает в прямую поле­мику по глав­ному вопросу. Испо­ве­дав свою веру как веру апо­сто­лов, «еди­но­жды пре­дан­ную святым» и изло­жив ее как веру в »еди­ного Вла­дыку Бога и Гос­пода нашего Иисуса Христа», он предо­сте­ре­гает своих духов­ных чад от впа­де­ния в тяжкий и кон­крет­ный грех. Напом­нив, что Содом был уни­что­жен за грех против анге­лов, он обра­ща­ется к источ­ни­кам, авто­ри­тет­ным среди ере­ти­ков – к апо­кри­фам. И на их осно­ва­нии пока­зы­вает, что даже если счи­тать Анге­лов Вет­хого Завета (вкупе с Иего­вой) злыми духами – даже в этом случае лучше воз­дер­жи­ваться от пуб­лич­ного про­из­но­ше­ния хулы в их адрес. Это чисто пас­тыр­ская пози­ция: удер­жать людей от лиш­него греха. Если они не при­слу­ши­ва­ются к аргу­мен­там (или если обсто­я­тель­ства не поз­во­лили Апо­столу напи­сать раз­вер­ну­тое посла­ние), то нужно хотя бы не поз­во­лить их ина­ко­мыс­лию перейти в прямую хулу на Бога и его вест­ни­ков.

Так цер­ков­ные апо­ло­геты древ­но­сти ссы­ла­лись на уста­нов­ле­ния рим­ских зако­нов для того, чтобы защи­тить хри­стиан от гоне­ний, и так же цер­ков­ные иерархи нашего вре­мени пред­ла­гали вла­стям вспом­нить «ленин­ские нормы вза­и­мо­от­но­ше­ния церкви и госу­дар­ства» – что никак не озна­чало, что сами цер­ков­ные люди рас­смат­ри­вали ленин­ские тексты как источ­ник, авто­ри­тет­ный для них самих.

Что же каса­ется апо­стола Иуды, то он не под­дер­жи­вает гно­сти­ков, а именно поле­ми­зи­рует с ними. И он оспа­ри­вает тот самый тезис о вреде вет­хо­за­вет­ных откро­ве­ний, кото­рый явля­ется цен­траль­ным для совре­мен­ной тео­со­фии («Иегова и Сатана едины и тож­де­ственны в каждой подроб­но­сти»533 ). Он не хри­сти­ан­скую веру опи­рает на апо­крифы, но апо­крифы исполь­зует для вра­зум­ле­ния ере­ти­ков (как чуть позд­нее хри­сти­ан­ские фило­софы будут исполь­зо­вать гре­че­ских фило­со­фов для обра­ще­ния элли­нов в еван­гель­скую веру). И из посла­ния ап. Иуды никак нельзя сде­лать вывод, что люди должны дове­ряться всем анге­лам без раз­бора, даже тем, «не сохра­нив­шим своего досто­ин­ства» и потому соблю­да­е­мым Богом «в вечных узах, под мраком, на суд вели­кого дня» (Иуд. 1:6).

Вдох­но­ви­тели тео­со­фов при­над­ле­жат к числу именно этих духов­ных сил.

Здесь мы имеем дело с фактом, кото­рого не может не при­знать даже самая вне­кон­фес­си­о­наль­ная исто­рия рели­гии. Фактом явля­ется то, что именно суще­ства, почи­та­е­мые во многих рели­гиях Земли за демо­нов, в тео­со­фии пред­стают как под­лин­ные спа­си­тели чело­ве­че­ства. В свою оче­редь, это значит, что с точки зрения хри­сти­ан­ства тео­со­фия не может не вос­при­ни­маться как сата­низм. Если иссле­до­ва­тель кор­ректно вла­деет языком хри­сти­ан­ского бого­сло­вия, а также знаком с основ­ными веро­учи­тель­ными тек­стами тео­со­фии, то, даже не будучи хри­сти­а­ни­ном, он логи­кой фактов будет под­ве­ден к выводу о том, что учение г‑жи Бла­ват­ской и хри­сти­ан­ство – это не вза­и­мо­до­пол­ня­ю­щие, но вза­и­мо­ис­клю­ча­ю­щие системы.

Более того, по при­зна­нию Бла­ват­ской, «хри­сти­ан­ская рели­гия не явля­ется един­ствен­ной, уни­зив­шей этих Богов до Демо­нов, зоро­аст­ризм и даже бра­ма­низм вос­поль­зо­ва­лись этим, чтобы захва­тить власть над умами людей»534. К этому фронту сопро­тив­ле­ния кос­ми­че­ским вла­ды­кам можно доба­вить, оче­видно, и ислам. Дхиан-Кога­нов, кажется, слиш­ком мало (рери­хов­ская «сотня свет­лых духов») – и потому не все рели­гии чело­ве­че­ства они смогли обра­тить на почи­та­ние себя.

Чтобы бого­слов­ский пере­вер­тыш, кото­рый устра­и­вает тео­со­фия, был вос­при­ни­маем зримо, «кос­ми­че­ские иерархи» устро­или семье Рерих одну заме­ча­тель­ную инсце­ни­ровку.

В 1911 г. Елене Рерих было виде­ние Гигант­ской Огнен­ной Рыбы, низ­верг­ну­той с Небес. «Сумерки, вечер­ние, едем с Н. К. в дорож­ном таран­тасе. Нале­тает страш­ный ураган, небо ста­но­вится бар­хат­ным, черным, дере­вья со сви­стом при­ги­ба­ются к земле. Наш таран­тас опро­ки­ды­ва­ется, мы летим в канаву, но оста­емся невре­ди­мыми. С ужа­са­ю­щим ударом грома чер­нота небес раз­вер­за­ется, и из Гор­нила Огня, как молния, низ­вер­га­ется на землю Гигант­ская Огнен­ная чешуй­ча­тая Рыба , голо­вою вниз, ее раз­дво­ен­ный хвост завился в кари­а­тиду и уперся в чер­ноту небес. Гигант­ский огнен­ный столб соеди­нил Небеса с Землею»535. Тут же Е. Рерих совер­шенно спра­вед­ливо пояс­няет, что Рыба – это символ Христа. Но дело в том, что сам Хри­стос гово­рит: «Я видел сатану, спад­шего с неба, как молнию» (Лк. 10:18). В виде­нии же Рерих с неба как молния нис­па­дает Хри­стос…

Ска­жете, этот и иные сим­волы рери­хов­ской речи надо вос­при­ни­мать в другом, небиб­лей­ском кон­тек­сте? Но обра­ща­ется-то Рерих прежде всего к России, к хри­сти­а­нам. И если дей­стви­тельно она заин­те­ре­со­вана во вза­и­мо­по­ни­ма­нии и мире между рели­ги­ями, то ей вряд ли сле­до­вало бы упо­треб­лять такие сим­волы, кото­рые неиз­бежно пока­жутся хри­сти­а­нам сата­нин­скими. А, значит, Рерихи взя­лись за дело, осно­вами кото­рого они не вла­дели. Если чело­век не знает прин­ци­пов диа­лога – лучше в диалог не всту­пать536.

Но «диалог рели­гий» – это для про­сто­душ­ных «непо­свя­щен­ных». Дви­же­ния «Нового мира» пре­красно пони­мают, кого они при­гла­шают на место Бога. И разве что из раз­вле­че­ния они слегка пере­ли­цо­вы­вают имя своего вла­дыки – Sant, Nat, Sat Guru, Sanat537.

Рери­ховцы могут сколь угодно «эзо­те­ри­че­ски» и «диа­лек­ти­че­ски» тол­ко­вать апо­ло­гию Люци­фера у Бла­ват­ской и иных оккульт­ных мэтров. Но ведь трудно тре­бо­вать от хри­стиан, чтобы они пришли в вос­торг при виде книг, начи­нен­ных такими пас­са­жами о сатане. Если же и это счи­та­ется обя­за­тель­ным в свете курса на веро­тер­пи­мость, то тогда уж лучше сразу назна­чить насто­я­те­лем Опти­ной пустыни того сата­ни­ста, что на Пасху 1993 года заре­зал там трех мона­хов…

Идеи Махатм овла­де­вают мас­сами. Неко­гда Бла­ват­ская заявила, что «Люци­фер есть Логос в своем высшем аспекте. Слово – пер­во­рож­ден­ный брат Сатаны… Сатана и Пома­зан­ник были отож­деств­лены древ­ней мыслью»538. Сего­дня это звучит уже не в «Тайной Док­трине», а вполне открыто, по госу­дар­ствен­ному теле­ви­де­нию. Совре­мен­ный лидер рос­сий­ских оккуль­ти­стов Отари Кан­да­у­ров заявил 10 апреля 1994 г. в теле­пе­ре­даче «Оазис»: «Хри­стос – учи­тель чело­ве­че­ства. Сата­наил – экза­ме­на­тор»539 , «Хри­стос и Сата­наил свя­заны в одно целое. Хри­стос – пла­не­тар­ный логос, в эзо­те­ри­че­ской сим­во­лике Хри­стос и Сата­наил изоб­ра­жа­ются как дву­гла­вый змий». Было пояс­нено, что Сата­наил не мог отпасть от Бога, ибо отпасть от Абсо­люта нельзя и некуда. «И потому Хри­стос и Сатана – это братья и сим­во­ли­зи­руют они два равных начала миро­зда­ния».

Те же мысли выска­зы­вал и Дмит­рий Дибров в теле­бе­седе с Гри­го­рием Поме­ран­цем (3.7.1994). Вос­тор­женно пере­ска­зы­вая уроки, пре­по­дан­ные ему тан­три­стами, Дибров утвер­ждал, что тво­рить во имя Зла есть то же, что тво­рить во имя Добра (причем веду­щий при этом столь све­тился вос­тор­гом, что даже его собе­сед­ник, в тот вечер испо­ве­до­вав­ший синтез дзен-буд­дизма с хри­сти­ан­ством, предо­сте­рег его от заиг­ры­ва­ний со Злом)…

Все это Е. Рерих назы­вает «Вели­че­ствен­ным пан­те­из­мом, выше кото­рого не может под­няться чело­ве­че­ская мысль»540.

Елена Рерих не права. Фило­соф­ская мысль умеет под­ни­маться выше иммо­ра­ли­сти­че­ского оккульт­ного пан­те­изма. В рус­ской фило­соф­ской тра­ди­ции самая серьез­ная кри­тика пан­те­изма была дана Л. М. Лопа­ти­ным. Он отме­чает, что пан­те­изм может иметь две формы: «или мир про­воз­гла­сить при­зра­ком и уни­что­жить его в Боге, или Бога заста­вить исчез­нуть в мире до такой сте­пени, чтобы от Него оста­лось только имя. В первом случае полу­ча­ется акос­мизм, во втором атеизм; но ни того, ни дру­гого миро­со­зер­ца­ния уже нельзя назвать пан­те­из­мом. Акос­мизм при­знает Бога, но совер­шенно отри­цает мир; сле­до­ва­тельно, в нем ничего не оста­ется, что могло бы соот­вет­ство­вать слову пан – в тер­мине пан­те­изм; его с гораздо боль­шим правом можно назвать исклю­чи­тель­ным моно­те­из­мом. Атеизм совсем отвер­гает Бога; стало быть, в нем вообще нет места ника­кому теизму. Итак, пан­те­изм в стро­гом и бук­валь­ном смысле пере­хо­дит в свое отри­ца­ние»541.

Тео­со­фия время от вре­мени ста­но­вится то одним, то другим. Когда нужно напасть на хри­сти­ан­ское пони­ма­ние Бога – тео­со­фия скло­ня­ется к мате­ри­а­ли­сти­че­скому монизму. Если же нужно при­учить чело­века к мысли о том, что оккульт­ных фено­ме­нов бояться не надо, и что ника­ких злых духов нет и быть не может, но есть лишь одна и единая духов­ная энер­гия, тео­со­фия ста­но­вится мониз­мом уже вполне акос­ми­че­ским: есть только духов­ное Единое и ничего более. В исто­рии фило­со­фии пан­те­и­сти­че­ский атеизм и пан­те­и­сти­че­ский акос­мизм суще­ство­вали раз­дельно. Но поскольку тео­со­фия не имеет ника­кого фило­соф­ского вкуса и сози­дает свои постро­е­ния по зако­нам отнюдь не логики и не фило­со­фии, а по прин­ци­пам боевой рекламы – она спо­койно соче­тает в себе вза­и­мо­ис­клю­ча­ю­щие кон­цеп­ции. И это не при­знак тер­пи­мо­сти или диа­лек­тич­но­сти. Это просто при­знак фило­соф­ского бес­куль­ту­рья. Фило­со­фия не инте­ресна для оккуль­ти­стов. Им важно просто загип­но­ти­зи­ро­вать побольше умов. Обрывки фило­соф­ских идей попа­дают в тео­соф­ских книгах в совер­шенно нефи­ло­соф­скую среду и даже лиша­ются права на пере­кличку между собой, права на вза­им­ное обще­ние и кор­рек­цию.

Я не знаю – был ли знаком Лопа­тин спе­ци­ально с тек­стами Бла­ват­ской. Отме­тив логи­че­скую про­ти­во­ре­чи­вость тер­мина «пан­те­изм», Лопа­тин при­сту­пает к ана­лизу исто­ри­че­ских фило­соф­ских систем, в кото­рых заметна склон­ность к пан­те­изму и пока­зы­вает, что стро­гого пан­те­изма не про­во­дится даже в них. Каприз логи­че­ского абсурда не могла поз­во­лить себе более стро­гая и тре­бо­ва­тель­ная мысль древ­но­сти и клас­сики. «Без сомне­ния, – пишет Лопа­тин, – суще­ствуют системы, при­зна­ю­щие бес­со­зна­тель­ный разум за основу мира и даже очень наста­и­ва­ю­щие на этом поня­тии. Но не менее досто­верно и то, что разве деся­тая доля воз­зре­ний, име­ну­е­мых пан­те­и­сти­че­скими, содер­жат такое учение. Его не знала древ­ность; и в новое время оно стало раз­ви­ваться в срав­ни­тельно позд­нюю эпоху. Идея бес­со­зна­тель­ной духов­но­сти есть все­цело немец­кое изоб­ре­те­ние…»542. Но именно эта, ново­мод­ная идея Гарт­мана и была вос­при­нята тео­со­фией. От непри­ят­ных логи­че­ских послед­ствий пан­те­и­сти­че­ского монизма пыта­лись уйти 9 из 10 пан­те­и­сти­че­ски ори­ен­ти­ро­ван­ных фило­соф­ских систем, и только тео­со­фия со сла­до­стра­стием Геро­страта воз­ве­стила самый шоки­ру­ю­щий и самый бес­плод­ный вари­ант пан­те­изма.

В рели­ги­оз­ном миро­воз­зре­нии есть такая осо­бен­ность, что про­то­ло­гия зави­сит от эсха­то­ло­гии, воз­ве­ща­е­мой данной док­три­ной. То, каким мыс­лится начало миро­зда­ния, зави­сит от того, каким данная рели­гия желает видеть итог миро­вого про­цесса. Хри­сти­ан­ство ожи­дает, что мир в своем мно­го­об­ра­зии войдет в Бога, и Бог станет напол­ня­ю­щим все во всем; мир будет про­пи­тан Веч­но­стью – и все же не рас­тво­рен в ней. Соот­вет­ственно, хри­сти­ан­ская кос­мо­го­ния гово­рит, что мир, кото­рому пред­на­зна­чена Веч­ность Божией любви, и вошел в бытие по любя­щей воле Творца: «И увидел Бог, что это хорошо». Тео­со­фия же у исто­ков бытия поме­щает без­лю­бов­ный, бес­твор­че­ский и без­мыс­ля­щий холод. Нельзя ли из кос­мо­го­нии тео­со­фов заклю­чить, что и конеч­ный итог «миро­вой эво­лю­ции» им пред­став­ля­ется таким же? Да, да, в тео­соф­ских книгах много ска­зано о том, что их путь лежит к знанию и к свету, к любви и совер­шен­ство­ва­нию. И все же тень той без­лю­бов­ной тьмы, кото­рую тео­софы поме­стили у исто­ков своей эво­лю­ции, лежит на всех их постре­ниях и их судь­бах.

По наблю­де­нию святых Отцов, когда чело­век всту­пает в обще­ние с Князем тьмы, в его душу начи­нает посте­пенно про­ни­кать отча­я­ние. И вроде про­бу­див­ши­еся в нем стра­сти должны тол­кать его к насла­жде­нию жизнью, – но в иные минуты его новый «духов­ный покро­ви­тель» вдруг сбра­сы­вает маску и дышит ему в лицо откры­тым холо­дом и жаждой уни­что­же­ния.

Несколько при­ме­ров обще­ния с этим духом небы­тия при­во­дит св. Игна­тий Брян­ча­ни­нов в «Аске­ти­че­ских опытах». Вот один из них: Петер­бург­ский чинов­ник зани­ма­ется молит­вен­ным подви­гом, некстати и без духов­ного руко­вод­ства начи­тав­шись преп. Симеона. При­хо­дит рас­ска­зать о своих виде­ниях в мона­стырь и гово­рит, что видит сияние, исхо­дя­щее от икон, ощу­щает бла­го­уха­ние и сла­дость необы­чай­ную во рту и т. д. Монах, выслу­шав его, задает ему один-един­ствен­ный вопрос: «А не при­хо­дила ли Вам в голову мысль убить себя?» Ока­зы­ва­ется – уже пытался бро­саться в реку, да отта­щили… И монах пояс­няет, почему он задал такой вопрос: как во время пока­ян­ного плача бывает минута тихого и свет­лого спо­кой­ствия – так и в минуты ложных насла­жде­ний, бывает, пре­лесть выдает себя и сквозь кажу­щу­юся радость про­сту­пает конеч­ная цель543.

Этот дух нена­ви­сти к жизни про­яв­ля­ется и в извра­щен­ном аске­тизме тех пра­и­сто­ри­че­ских «дев­ствен­ни­ков», кото­рых вос­пе­вает Бла­ват­ская. Война с браком и рож­де­нием детей харак­терна для тех, кто борется с Твор­цом жизни. Дух, жаж­ду­щий небы­тия, опалил сердце Бла­ват­ской. 7 апреля 1883 г. она пишет В. П. При­быт­кову: «дети у меня не плачут, потому что ника­ких детей, слава Богу, и нет»544. Послан­ница Махатм славит Бога (кото­рого, по ее мнению, нет) за отсут­ствие детей…

И более того – иногда ее духов­ные води­тели совсем прямо давали знать о своей цели, и тогда Бла­ват­ская ощу­щала, к краю какой бездны она подо­шла: «Я согла­си­лась бы на два­дцать лет стра­да­ний, я с готов­но­стью при­няла бы жизнь, полную физи­че­ской боли, если бы могла вер­нуть про­стую, теплую веру моей юности!.. В то время я верила, по край­ней мере, во что-то, хотя бы в рус­ского Бога. А сейчас, когда я живу в срав­ни­тель­ной рос­коши и меня почи­тают языч­ники и эти дураки англи­чане, я утра­тила веру во что бы то ни было. Я не верю ни во что, кроме бес­ко­неч­ной глу­по­сти чело­ве­че­ства. Все мои идеалы исчезли навсе­гда, и у меня больше нет причин жить для чего-нибудь или кого-нибудь. Но я живу, потому что жизнь не остав­ляет меня в оди­но­че­стве, к тому же само­убий­ство было бы слиш­ком постыд­ным выхо­дом из поло­же­ния»545.

Вожде­лен­ная «Нир­вана» дей­стви­тельно обер­ну­лась пусто­той.

10. Язы­че­ство и «рели­гия кос­моса»

– Конечно, они счи­тают, что их вера лечит все болезни тела. – А лечит ли она един­ствен­ную болезнь духа? – серьезно и взвол­но­ванно спро­сил отец Браун. – Что же это за болезнь, – улыб­нулся Фламбо. – Уве­рен­ность в соб­ствен­ном здо­ро­вье, – отве­тил свя­щен­ник.546
Г. К. Честер­тон

В деся­той главе книги про­рока Дани­ила Ангел, кото­рого он молил о помощи, смог прийти к нему только три недели спустя после обра­ще­ния про­рока. При­чину же своей задержки ангел «вели­кой силы» (Дан. 10:1) объ­яс­нил так: «С пер­вого дня, как ты рас­по­ло­жил сердце твое, чтобы достиг­нуть разу­ме­ния и сми­рить тебя пред Богом твоим, слова твои услы­шаны, и я пришел бы по словам твоим. Но князь цар­ства Пер­сид­ского стоял против меня два­дцать один день; но вот, Михаил, один из первых князей, пришел помочь мне. А теперь я пришел воз­ве­стить тебе…» (Дан. 10:12-13). Итак, Гос­по­день вест­ник не может бес­пре­пят­ственно про­ник­нуть в мир людей. Некие духи, обра­тив­шие на себя рели­ги­оз­ный энту­зи­азм языч­ни­ков (в данном случае – персов), ока­зы­вают реаль­ное сопро­тив­ле­ние бла­го­дати. И лишь с помо­щью архан­гела Миха­ила (кото­рый в цер­ков­ном пре­да­нии не слу­чайно назы­ва­ется «архи­стра­ти­гом – вое­на­чаль­ни­ком – небес­ных сил») бло­каду уда­лось разо­мкнуть – и то лишь на время. «Теперь я воз­вра­щусь, чтобы бороться с князем Пер­сид­ским; а когда я выйду, то вот, придет князь Греции» (Дан. 10:20).

Здесь демоны име­ну­ются по имени тех язы­че­ских наро­дов, кото­рые им служат. Но живут они не на земле этих наро­дов и не под нею. С точки зрения обы­ден­ного мифо­ло­ги­че­ского мыш­ле­ния, место оби­та­ния демо­нов – это под­зе­ме­лье, под­зе­мье. Народ­ное пред­став­ле­ние поме­щает ад под землей, там, где кипит магма. Но в Библии речь, скорее, идет о том, что «духи злобы» оби­тают в небес­ном мире. Они так и назы­ва­ются – «духи злобы под­не­бес­ной» (Еф. 6:12), а отнюдь не «под­зем­ной». Ока­зы­ва­ется, что для биб­лей­ских авто­ров бого­бор­че­ские духи – это некие кос­ми­че­ские суще­ства, оби­та­тели именно небес­ных, а отнюдь не под­зем­ных сфер. Ока­зы­ва­ется, что тот мир, кото­рый люди при­выкли назы­вать «види­мым небом», отнюдь не без­опа­сен, он стре­мится под­чи­нить себе чело­ве­че­ское сердце…

Небеса скры­вают от чело­века Бога – и эту бло­каду надо про­рвать. «О, если бы Ты рас­торг небеса и сошел!» – вос­кли­цает вет­хо­за­вет­ный пророк Исайя (Ис. 64:1). Еще одна древ­няя биб­лей­ская книга обли­чает иудеев за то, что они «оста­вили все запо­веди Гос­пода и покло­ня­лись всему воин­ству небес­ному» (4Цар. 17:16)547.

Уже в Пяти­кни­жии уни­каль­ность рели­ги­оз­ного опыта Изра­иля опи­сы­ва­ется так: «Воин­ство небес­ное Гос­подь, Бог твой, уделил всем наро­дам под всем небом. А вас взял Гос­подь Бог, дабы вы были наро­дом Его удела» (Втор. 4:19-20). Позд­нее о том же скажет Ориген, кото­рый совер­шенно напрасно вер­бу­ется про­по­вед­ни­ками «кос­ми­че­ской рели­гии» в свои сто­рон­ники: «Аст­раль­ная рели­гия была дана Богом всем наро­дам, сущим под небом, кроме тех, кото­рых Гос­подь желал сохра­нить среди наро­дов как свою избран­ную часть» (Против Цельса. 5,10)548.

Пророк Исайя пред­ви­дит день Гнева, день паде­ния «кос­ми­че­ских иерар­хий»: «Истлеет все небес­ное воин­ство; и небеса свер­нутся, как свиток книж­ный; и все воин­ство их падет, как спа­дает лист с вино­град­ной лозы, и как увяд­ший лист – со смо­ков­ницы, Ибо упился меч Мой на небе­сах» (Ис. 34:4-5).

Настает время Нового Завета – и оно ока­зы­ва­ется отнюдь не вре­ме­нем при­ми­ре­ния Бога и кос­ми­че­ских духов. Оно ока­зы­ва­ется вре­ме­нем их реша­ю­щей битвы. «Совре­мен­ные изыс­ка­ния под­черк­нули в синоп­ти­че­ских еван­ге­лиях, а в осо­бен­но­сти у Марка, одно оче­вид­ное обсто­я­тель­ство, кото­рого XIX век упорно не желал видеть, а именно: все дело Иисуса пред­став­ля­ется Ему самому как борьба с диа­во­лом, для изгна­ния его из мира»549.

При рели­ги­оз­ном, а не мора­ли­сти­че­ском чтении Нового Завета нельзя не заме­тить, что апо­столы и Хри­стос вос­при­ни­мают Землю как бло­ки­ро­ван­ную пла­нету. Если вни­ма­тельно читать Еван­ге­лие, то ста­но­вится оче­видно, что Хри­стос – вовсе не такой сен­ти­мен­таль­ный про­по­вед­ник, каким кажется в наше время. Хри­стос – воин, и Он прямо гово­рит, что Он ведет войну против врага, кото­рого назы­вает «князь мира сего» (Ин. 12:31). В этих Его словах есть одна деталь, кото­рую не заме­чают люди, если не обра­ща­ются к гре­че­скому тексту Нового Завета. «Князь мира» – это пере­вод гре­че­ского сло­во­со­че­та­ния «arhon tou kosmou».

Нужно обра­ще­ние именно к гре­че­ским тек­стам, так как рус­ский пере­вод в силу мно­го­знач­но­сти слова «мир» зате­няет смысл биб­лей­ского сви­де­тель­ства. Так, мы читаем в рус­ском пере­воде книги про­рока Исайи (Ис. 9:6), что гря­ду­щий Мессия назы­ва­ется «Князь мира». В данном месте, однако, речь идет о мире не как kosmos’e, но как об eirene, то есть о мирном устро­е­нии жизни. В совре­мен­ном фран­цуз­ском изда­нии Библии, напри­мер, этот стих Исайи звучит как Prince de la paix, ясно отли­чи­мый от prince de ce monde Еван­ге­лия от Иоанна. Ана­ло­гично в англий­ских изда­ниях – Prince of peace отли­ча­ется от Prince of this world. В Римл. 16,20 «Бог мира», кото­рому над­ле­жит «сокру­шить сатану» также не «Бог кос­моса», но – Theos tes eirenes.

Бог мира (eirene) побеж­дает князя мира (kosmos). Хри­стос так гово­рит о своем слу­же­нии: «Мужай­тесь: Я побе­дил мир» (Ин. 16:33). «Мир», побеж­ден­ный Хри­стом, это – kosmos.

В еврей­ском созна­нии рубежа Заве­тов земля – удел «князя мира сего». Но – «ныне князь мира сего изгнан» (Ин. 12:31). И потому не только Цар­ство Небес­ное – удел верных Божиих, но крот­кие могут насле­до­вать и земное. Поэтому в 2Кор. 4:4 про­тив­ник Христа упо­ми­на­ется так: бла­го­вест­во­ва­ние наше закрыто для «неве­ру­ю­щих, у кото­рых бог века сего осле­пил умы». «Век сей» и «мир сей» – сино­ни­ми­че­ские выра­же­ния в семит­ском мыш­ле­нии. Поэтому сино­даль­ный пере­вод слово «бог» пишет здесь с малень­кой буквы, имея в виду «князя мира сего».

«Сей космос», «сей эон» (век) норо­вит собою пле­нить людей, заго­ро­дить от них Творца.

У апо­стола Павла есть харак­тер­ные слова: «наша брань не против плоти и крови, но против миро­пра­ви­те­лей тьмы века сего, против духов злобы под­не­бес­ных» (Еф. 6:12). «Миро­пра­ви­тели» здесь – «kosmokratores». На совре­мен­ный жаргон kosmokratoros вполне можно пере­ве­сти как «Вла­дыка Кос­моса». Тот, с кем борется Хри­стос – «колосс кос­ми­че­ских изме­ре­ний»550. Кстати, Ориген также видит при­зва­ние хри­стиан в борьбе с «кос­мо­кра­то­рами», утвер­ждая, что Бог испол­няет созер­ца­ю­щего Своими силами и бла­го­да­тью для того, чтобы тот смог стать союз­ни­ком Бога в Его борьбе с кос­мо­кра­то­рами551.

Итак, в «кос­мосе», мире «духов злобы под­не­бес­ных» видит Библия источ­ник самой страш­ной угрозы для чело­века.

Не сам по себе мир плох. Нет, сам kosmos создан Богом, создан тем самым Лого­сом, кото­рый вопло­тился во Христе. Но после того, как «в начале сотво­рил Бог небо и землю» (Быт. 1:1), в небес­ном мире про­изо­шел некий надлом. И часть ангель­ских сил с тех пор при­тя­зает на власть над чело­ве­ком и его миром.

Все посла­ния Павла еди­но­гласно гово­рят о Кресте как о победе Христа над неки­ими «кос­ми­че­скими вла­стями», «князем власти воз­душ­ной» (Ефес. 2,2; цер­ковно-слав. пере­вод). По пояс­не­нию преп. Мак­сима Испо­вед­ника, Крест упразд­нил «враж­деб­ные силы, напол­ня­ю­щие сред­нее место между небом и землей»552. Более того, выбор именно крест­ной казни, то есть такой, кото­рая про­ис­хо­дит не на земле, а в воз­духе, в домо­стро­и­тель­ном Про­мысле ока­зы­ва­ется связан с необ­хо­ди­мо­стью освя­тить «воз­душ­ное про­стран­ство» – то есть то про­стран­ство, кото­рое и отде­ляет людей от Того, Кто «пре­выше небес». Гол­гоф­ский Крест – это тон­нель, про­би­тый сквозь толщу демо­ни­че­ских сил, кото­рые норо­вят пред­ста­вить себя чело­веку как послед­нюю рели­ги­оз­ную реаль­ность. Так во всяком случае об этом сви­де­тель­ствует св. Иоанн Зла­то­уст: «Почему же зака­ла­ется Он на высоте помо­ста, а не под кровом? Чтобы очи­стить воз­душ­ное есте­ство»553.

И вот после Пяти­де­сят­ницы пер­во­му­че­ник Стефан видит небеса отвер­стые, через кото­рые зрим «Иисус, сто­я­щий одес­ную Бога» (Деян. 7:56). Спа­си­тель, кото­рого узрел муче­ник Стефан, совер­шил боре­ние, итог кото­рого ап. Павел видит в том, что отныне хри­сти­ане имеют «Пер­во­свя­щен­ника вели­кого,про­шед­шего небеса , Иисуса Сына Божия» (Евр. 4:14).

Это же виде­ние отно­ше­ний Бога и мира выра­жает и св. Васи­лий Вели­кий: Хочешь при­кос­нуться к Богу? – вопро­шает он. – Что ж, «оставь землю, оставь море, сделай, чтобы воздух был ниже тебя, стань выше эфира, пройди звезды, их чудеса, их бла­го­ле­пие, вели­чину. Про­текши все это умом, обойдя небо и став выше его, одною мыслию обозри тамош­ние кра­соты: пре­не­бес­ные воин­ства и лико­сто­я­ния анге­лов. Мино­вав и все сие, пред­ставь в мысли Божие есте­ство»554.

А вот не менее харак­тер­ное рас­суж­де­ние о «небес­ных иерар­хиях» у св. Гри­го­рия Нис­ского. Он при­во­дит слова Песни Песней «Встану же я, пойду по городу, по улицам и пло­ща­дям, и буду искать того, котого любит душа моя; искала я его и не нашла его. Встре­тили меня стражи, обхо­дя­щие город: „не видали ли вы того, кото­рого любит душа моя?“ (Песнь Песней, 3.2–3). Тол­кует же эти слова св. Гри­го­рий так: неве­ста (душа чело­ве­че­ская) „вос­стает и ози­рает мыслию духов­ное и пре­мир­ное есте­ство, кото­рое име­ну­ется горо­дом. Вот, гово­рит, Начала, Гос­под­ства и постав­лен­ные для вла­стей Пре­столы, кото­рое име­нует она „тор­жи­щем“, не най­дется ли между ними Люби­мое? Посему неве­ста, разыс­ки­вая, обошла весь ангель­ский чин и когда в обре­тен­ных благах не уви­дела иско­мого, так стала расуж­дать сама с собою: не пости­жимо ли хотя для Анге­лов Люби­мое мною? и гово­рит им: „не в�