Алексей Кампов-Полевой для «Азбуки веры»
Моя знакомая из штата Северная Каролина написала мне в поздравлении с НГ и Рождеством Христовым, что в «Научном треугольнике», где она работает, есть православный врач, кандидат медицинских наук, сын автора замечательной книги «Повесть о настоящем человеке». Я её попросила познакомить меня с ним. Когда-то книга Бориса Полевого мне помогла в непростой жизненной ситуации.
***
‒ Не могли бы рассказать немного подробней о своем окружении?
‒ Тогда начинать надо с 1630 года: когда в Георгиевской церкви, что в сорока верстах от города Владимира, приступил к служению некто Дмитрий Лыков. Я являюсь его потомком в 12 поколении.
Потом его сын приступил к служению, дальше внук, правнук… Так всё продолжалось до конца 19 века, пока мой дедушка Николай Петрович, отец Бориса Николаевича, после окончания Шуйского духовного училища, Владимирской семинарии, изменил фамильному делу: окончил Юрьевский университет и стал юристом, работал городским судьёй в городе Твери. Он умер в 1915 году от туберкулёза. Папу воспитывала Лидия Васильевна, моя бабушка, тоже интересный человек – одна из первых женщин врачей в Российской империи. Меня она тоже воспитывала, потому что родители считали, что мне полезней будет пожить на даче, на свежем воздухе. Так первые шесть лет своей жизни я провёл за городом с Лидией Васильевной. Бабушка, будучи медиком, смотрела на жизнь с естественнонаучных взглядов, что сказалось на моём воспитании. Всё было просто: она считала, что узнать жизнь, можно только её испытав. Понять, какой огонь, надо обжечься. Я довольно интенсивно «знакомился» с огнём, падал с деревьев, ел зелёные (неспелые) яблоки, а она достаточно невозмутимо за всем этим наблюдала, и если что-то происходило, оказывала мне медицинскую помощь. Бабушка была, как все люди, родившиеся в царской России, крещенной. Получила хорошее воспитание и образование, говорила на 4-х языках, не считая греческого и латыни. Но к религии относилась спокойно. Да, на Пасху пеклись куличи, красились яйца, но это воспринималось, как часть русской культуры. Мне повезло, с одной стороны была бабушка, а с другой – её помощница по хозяйству, Аннушка, я её называл няня Аня. Женщина была малограмотная, но очень религиозная. От неё я научился христианству, я бы сказал народному, когда верят сердцем, не ищут доказательств, формул. Когда начиналась гроза, страшно было, Аннушка мне объясняла: «Едет по небу пророк Илья в колеснице и бросает в непослушных деток огненные стрелы, поэтому быстро вспоминай о своих прегрешениях и проси Господа Бога простить тебя».
Дело в том, что это была не какая-то сказочка, я видел эти стрелы. Например, к соседям по даче такая стрела попала в дерево, и оно загорелось. Я знал, что это реально.
‒ Няня Анна крестила Вас или родители? Или таинство приняли уже во взрослом возрасте?
‒ Когда меня крестили, я был маленьким. Всё, что я о крещении знал – это то, что у меня был крёстный отец – Николай Николаевич Жуков, друг моего отца, художник, и была крёстная – Нина Ивановна Шульгина, наша соседка по даче. Мне с ней повезло, потому что Шульгина работала в журнале «Весёлые картинки» и всегда меня подписывала. Но я толком не знал, что значит крёстные. Потом кто-то сказал, что в случае смерти биологических родителей крёстные заступают на их место: заботятся о ребёнке. Для меня слово «крёстный» не ассоциировалось с религией. Есть и есть, и у многих моих друзей также было.
Атеизм в советской стране для меня не противоречил христианской культуре, за исключением, может в самом начале, в порыве энтузиазма, подобное было. Звучит дико. Но посмотрите с формальных дел. Я был отличником, хорошо знал обществоведение, научный коммунизм, откроем работу Ленина «Три источника и три составные части марксизма». Философское начало – Гегель, Фейербах, экономическое – Маркс, социально-этическое – Томас Мор. Кем был Томас Мор? Католическим священником. А что может написать священник, кроме христианской доктрины?
Возлюби ближнего. Если возьмёте книгу «Молодого коммуниста», прочитаете: человек человеку друг, брат, возлюби партию. Коммунизм многое брал из христианских идей, культуры. Отдать жизнь за Отечество, не собирать золото или серебро.
Когда я в школе и институте учился, мы были официально атеистами, но при этом в семьях, и партийных в том числе, люди справляли Пасху. Мать выпекала куличи, делала пасху, по дороге на дачу в субботу утром останавливались у храма, освящали и дальше ехали.
Это делалось, но никто не афишировал, правда, и не прятал.
Вспоминается случай. Научный руководитель, который был ещё и парторгом, приносил после Пасхи куличи, испечённые женой, крашеный яйца. Мы, студенты, говорим ему:
‒ У Вас же угощения не свящённые?
А он:
‒ Почему не свящённые, свящённые. Тёща ходила в храм, освятила.
Мы удивляемся:
‒ Вы же парторг, коммунист, атеист!
‒ Да, а что такое? Вы не понимаете, я коммунист, атеист, но не безбожник.
Мне этот короткий разговор раскрыл глаза. Я какое-то время чувствовал себя не очень комфортно из-за принадлежности к комсомолу, хотя до 10 класса принципиально не вступал в эту организацию. Но я же отличник, медалист, порядок есть порядок, нельзя было идти в вуз без комсомольского билета. Мой товарищ Сергей Дубинин, который был нашим комсомольским вожаком, потом какое-то время возглавлял Центробанк, меня взял за руку и отвёл в райком, чтобы мне выдали билет. Но я честный человек несмотря на то, что в Церковь не ходил, всё равно предварительно поговорил со священником на эту тему.
Я рассказал, что нужно стать комсомольцем, но смущает, то, что я крещён. Батюшка спросил:
‒ Ты собираешься заниматься антирелигиозной пропагандой? Если ты не нарушаешь церковный порядок, то поступай, как от тебя требуют.
‒ Говорят, что врачу быть верующим трудно: вот микроскоп, вот клетки, есть ли там место Богу? Что бы сказали подобным оппонентам?
‒ Не вижу здесь противоречий. Давайте сначала посмотрим Библию.
Например, все знают о кошерной пище, в частности, свинину есть нельзя. Тем не менее, есть этому и научное объяснение. В тех местах распространён паразит, который живёт в желудке свиньи, животному не доставляет никаких проблем, но если человек съест такое мясо, то паразиты пробираются в мышцы и человек начинает умирать мучительной смертью. В наши дни избавиться от этого трудно, а в те времена – никаких шансов не было. Между прочим, микроскоп будет изобретён только через много веков ещё. А уже тогда священники не благословляли свинину, хотя мясо вкусное, сочное. Авторитет священника, Господа был высок всегда.
Или обрезание. Есть и медицинское объяснение. Когда нет доступа к чистой воде (а это Ближний восток, Африка), то у мальчиков развивается баланопостит, воспаление крайней плоти, очень болезненное состояние, без антибиотиков вылечить трудно. А лекарство появится через несколько столетий. Обрезать крайнюю плоть – и вопрос решён. У верующих не было сомнений: так Бог велел. А люди, которые не следовали правилу, страшно мучились. Библия – книга мудрости.
Кстати, Библия всегда стояла и до сих пор стоит на секретере у отца, с его пометками, Ветхий завет я не осилил, а Евангелие перечитываю часто – моё такое послушание на пост. Каждый раз нахожу что-то новое.
Первый раз прочитал в классе 8 или 9, но ничего не понял. Я много книг прочитал, разных философов, серьёзной литературы.
Потом нашелся человек, который со мной спорил: мол, Бога нет и всё. Меня это взяло на слабо. Я ему пытался доказать, что Бог есть, а сам понятия не имел, как это сделать. Да и я сам понял, что такое Бог, только лет в 30. Это не озарение было, а процесс. Причём меня заносило. Я занимался каратэ, даже кун-фу. Меня потянуло на буддизм. Читал по этой теме. Меня не очень задело, просто наш тренер целиком в этом был (а тренер для парня – второй после родителя).
‒ Хотя и заносило, но сомнений насчёт христианства не было?
‒ Христианство, православие было неизбежным. Вся культура в России построена на христианстве, искусство, литература учат христианской нравственности и поведению. Когда я стал заниматься психиатрией, особо отметил роль и силу христианства. Очень важно православие для эмигрантов, попытаюсь объяснить. Я с 2000 по 2004 год работал в Нью-Йорке, много было на Брайтоне людей, которые нуждались в моей помощи – наркотики, алкоголь. Люди с большим трудом и с огромными эмоциональными затратами вырываются из Советского союза, прокляли всё, что могли в прошлой жизни… И, наконец, они в Новом свете. Но кто они? На Брайтоне часто один и тот же человек в различных ситуациях по-разному себя определяет. Где-то он говорит, что еврей, где-то – русский, а ещё в какой-то ситуации утверждает, что американец. Кто же он, на самом деле? Во всём нужна определённость. Без этого нет психологического иммунитета. Евреи не считают их таковыми, потому что в синагогу не ходят, русские не относят к своим, а уж когда с жутким акцентом называются американцами, следует громкий смех. А для человека это трагедия. Многие из эмигрантов несчастные люди.
Обращаются ко мне совсем молодые наркоманы, говорю им по старой советской привычке, приходите с родителями. Те – нет, с ними никогда. Я долго не понимал почему. Для представителей русской культурой родители важны, как и для итальянцев, например. Как говорил Господь: Почитай родителей своих. Стал размышлять. Бывшие советские или российские граждане приехали сюда или с маленькими детьми или родили в Штатах. В любом случае наследники в школе изучают английский язык, американскую культуру, общаются с местными ровесниками, таким образом, становятся американцами. Возникает проблема: дети стесняются пригласить своих школьных друзей домой. Стыдно за родителей. Взрослые заходят и начинают угощать юных гостей незнакомыми «оливье», «винегретами», малосольными огурцами, говорят на непонятном языке. Доходит до того, что сын или дочка предупреждают старшее поколение: «Ко мне придут ребята, чтобы вас тут не было. Если что-то надо, позовите, я вынесу, а сами не появляйтесь»
‒ Какой же выход?
‒ Нельзя забывать, что идёт защита из детства. Церковь обучает и даёт нашу традицию, это важно везде, а особенно за границей. Я не к тому веду, что в России неважно быть верующим и ходить в храм. Я о том говорю, что в своей стране соседи, бабушки, дедушки, учителя и так далее вольно или невольно показывают правильный пример, правильную модель поведения, которая выстроена на христианской вере.
Приведу еще случай из жизни. Гуляю со своими детьми на детской площадке. Вдруг какой-то малыш упал с качелей и расцарапал ладошку, я, как врач, вижу, что хотя и крови много, повреждение неопасное, поверхностное. Папа ребёнка всё бросает, бежит с сумочкой и достаёт антисептики, бинты. Протирает, прижигает. Когда всё это сделал, обнял и успокоил малыша. Я долго думал, что неправильно в этой картине. Русская мама или папа сначала бы успокоили бы ребёнка, стали бы целовать, обнимать, а потом бы обработали рану. Вот разница! Американский папа поступил наоборот. Что делать: то и другое адекватно, но в русской культуре нужно обеспечить комфорт чаду, а потом уже приступать к другим манипуляциям. (Мы не говорим о каких-то серьёзных повреждениях и состояниях, опасных для жизни). У нас главное душевный комфорт, а у американцев – важно оказать первую помощь. Казалось бы, пустяк, но на подобном функционализме развивается вся психика ребёнка.
Или бывали в гостях у протестантов. Маленький ребёнок проснулся и начинал плакать, мама идёт к нему, проверяет, сухой или нет, если нужно переодевает, а потом оставляет его. Малыш плачет, кричит, а мама его спокойна. Постепенно ребёнок засыпает. А какая русская женщина оставит малыша плакать? Таких надо поискать. Или подросток учится в выпускном классе, мама за чашкой чая делится с дитём своими планами: «Скоро поедешь в колледж, а я подумаю, что сделать с твоей комнатой. Тренажёр, может, поставить? Тренироваться буду по утрам. Или лучше мольберт? Рисовать буду …» Меня это корёжило. Согласен, такой подход воспитывает в людях самостоятельность. Но нам это кажется странным.
‒ Как Ваше воцерковление происходило?
‒ Вспоминаю, как в детстве няня Аня водила меня в храм. До храма было 1,5-2 км пешком, для карапуза совсем не маленькое расстояние, наверное, поэтому казалось, что бывали там с ней очень часто. Не важно, что насколько часто, главное то, что мне ещё в детстве нравилось церковное пение. Конечно, до сих пор нравится. Не знаю, можно ли считать это религиозным порывом?
Уже в подростковом возрасте интересно было почитать отцовскую Библию с его отметками. С удовольствием читал Евангелие, но опять это было любопытство, а не религиозной потребностью.
Ещё мы с ребятами бегали во время пасхальной службы на крестный ход в храм Воскресения Словущего на Ваганьковском кладбище. Храм, который не закрывался в советское время, был недалеко от нашего дома, так называемого, журналистского, а рядом – архитекторский. Из этих жилых комплексов целыми семьями ходили в «Ваганьковский» храм, но, правда, внутрь не заходили. Я с друзьями обходил храм, а потом, когда все верующие с крестного хода шли на службу, я с ровесниками – на кладбище гулять. Страшно, но интересно.
В 1-ом медицинском институте, что на Девичьем поле, рядом с Новодевичьим монастырём, у нас, студентов, была традиция: перед экзаменами ставить свечку Св. Николаю-Угоднику. На лекциях по научному коммунизму на нас кричал завкафедрой: «Я пойду туда и всех вас перепишу!» Сколько раз я в храм не ходил перед зловредными экзаменами, угрозы никто не выполнял. Моя сестра, на пять лет меня старше, тоже выпускница медвуза, рассказывала, что и у них была подобная традиция. Им тоже грозили перепиской и сообщением «куда следует».
Как-то аспирант, вчерашний студент, принимавший экзамен по научному атеизму, спросил меня: «А вы свечку поставили?» Я сказал: «Да, конечно, так что Вам придётся пятёрку ставить!» Мы с ним обсуждали Понтия Пилата, последние дни земной жизни Иисуса Христа, молодому экзаменатору понравилось, что я хорошо подготовился, и он поставил мне заслуженную высокую оценку.
В советском союзе пугали, что всех переписывают в храмах, по-моему, это нелепица. Люди ходили на службы, пусть немногие, кто-то только на большие праздники, кто-то умерших родственников помянуть. Может, в основном, среди постоянных прихожан были бабульки и женщины, у которых личная жизнь не складывается. Переписывали и преследовали? Представьте, идёт человек к причастию, своё имя называет, а бывает, что крестили верующего под одним именем, а в паспорте стоит другое. Я много встречал девушек по имени, например, Эльвира, но это точно не православное имя. Детей, говорят, нельзя было крестить. Но крестили же. Люди не афишировали, но делали. Крестик нательный был у многих – медный на вощёной верёвочке, но его не носили.
Интерес к вере, воцерковление, произошёл у меня под сорок лет. По времени совпало с тем, как я приехал в США. Всё было достаточно просто. В начале 90-х наших людей в Америке было мало. Православный храм – место, где можно встретиться с русскими, поговорить на родном языке. В Северной Каролине сначала ходил в храм Американской Православной Церкви. Отец Джон из русинов, дочку нашу крестил. Мы ходили почти каждое воскресенье.
Потом в Мебане свой храм решили построить. Сначала сарай сараем, не было ни Царских врат… Но русские люди – артельные, сноровистые и находчивые. Кто-то из дома принёс полки, гвозди, кто-то пилить, строить умеет. Так, сколотили Царские врата, потом постепенно иконы привезли. Я икону привёз из Москвы, потом увидел по акции кондиционеры, купил для храма.
Вот такие кирпичики или шажки были на пути воцерковления. У нас активная жизнь была. Сначала служба, трапеза – прихожанки еду приготовят, всех после Литургии угощают, с детьми кто-то занимается – книжки по-русски читает. За несколько лет построили хороший храм. Устраивали базары, фестивали с русской выпечкой, борщами, распродажи, в Штатах называется гараж-сейл, делали. Много не выручишь, а тем не менее, копеечка – в счёт храма.
У нас сейчас группы по русскому языку, причём на дому у одной прихожанки, бывшей учительницы, она рядом с храмом живёт, со своими внуками занимается и других детишек берёт.
Секцию по шахматам ведёт чей-то папа, преподаватель физики, а при храме детей учит игре.
Конечно, же воскресная школа. Моя дочка и русским языком занималась, и в воскресную школу ходила, ещё в хоре пела. Сын в алтаре служил, чем доволен был: у него облачение, выучил службу.
‒ А были ли какие-то трудности с воцерковлением? Иногда люди вспоминают строгих бабулек, иногда ходят в конкретный храм из-за священника?
‒ Трудности были, как и у всех людей, без этого никуда. У меня путь к вере был без трагедий, можно сказать спокойный, чему я благодарен Господу.
Насчёт бабулек – у нас есть пожилые прихожанки, но нам повезло, потому что в университетском городке, где я живу, и откуда большинство прихожан, все работают в ВУЗе. Это учёные, профессора, лаборанты. Соответственно и бабушки здесь тоже образованные.
Мне нравится наш приход. Священники меняются, с кем-то лучше себя чувствуешь. Это нормально, и прихожане, и священники – люди, а когда что-то организовывается, могут быть внутренние конфликты. Я спокойно к этому отношусь, потому что это живой организм.
Для многих храм – место, куда всегда можно придти, где встретят независимо от того, кто ты, чего достиг или не достиг.
Даже неверующие приходят, жмутся при входе, не знают, что делать, как себя вести. Им потом, конечно, во время совместной трапезы всё расскажут, объяснят. Какое-то время они ходят, как оглашенные, а уже крестятся.
Поучительная история есть. Приехали из Новосибирска семья биофизиков, хорошая люди, их сын Никита влюбился в мою дочку Настю. (детям по шесть лет было). Новички никого не знали, мы им помогли квартиру найти, советы давали, опекали их. Семья Никиты в храм ходила, но все они были некрещеные. Вдруг однажды прибегает Алексей, глава семьи, и кричит: «Помогайте!»
Что случилось? Оказалось, что в садике, куда Никита ходил, ребята завели разговор о религии. Обычно дети хвастаются положением родителей, маркой машины, собакой и так далее, а тут решили религиозные вопросы поднять. Шестилетки рассказывают по очереди: «Я – Джон, мы южные баптисты, сто лет здесь живём». Второй подхватывает: «Я – Ибрагим, мусульманин, и все у нас мусульмане, мы всей семьёй молимся». «Я – Ицхак, иудей», – третий говорит. Потом все смотрят на Никиту: «Ну, ты кто?» «А я никто!» – Сказал Никита и расплакался.
Алексей сказал, что дома серьёзно поговорили и приняли решение: в ближайшее воскресенье он с женой крестится, а в следующее – Никита.
Семья не просто формально крестилась, они стали дисциплинированными прихожанами. Их сын Никита в алтаре позже стал прислуживать. Алексей взял у меня литературу о православии, службах, он научного склада, ко всему серьёзно относился, всё изучал, читал.
В храм ведут самые разные дороги. Казалось бы, смешная история привела к крещению, вере, а потом и воцерковлению. Или ещё случай. Доктор наук по физике, преподаватель математики в частном колледже, ходил в храм на субботники, по дереву работал хорошо, грядки вскапывал вокруг храма, помогал приходу, чем мог. Но не крещёный! «Я не знаю, что такое Бог, объясни мне, и если объяснение логичное, то соглашусь», – говорил он мне. Я ему и так объясняю, и по-другому, уже задело – сам христианин, а не могу рассказать простую вещь, во что верю. В конце концов, придумал. Во время Литургии читаем Символ веры. Знаю наизусть, там всё сказано. Все основные положения и догматы Церкви составлены в 4 веке отцами I и II Вселенских соборов. Мы с ним подробно разобрали Символ веры.
Он спрашивал меня:
‒ Бог всем и всеми управляет? И атомами, и молекулами?
‒ Всеми управляет, ‒ говорю. ‒ Управляет всеми атомами, законы физики, законы гравитации одинаковы везде. Бог установил законы, одинаковые для всех. Закон есть научный и закон нравственный. Нарушать их – ничего хорошего не будет. Физик сказал:
‒ Хорошо. И крестился. Я рад был от сопричастности, пусть не гордо прозвучит, но и рад тому, что и моя доля участия была здесь.
‒ Что для Вас важное в православии?
‒ Я бы сказал, что для меня сильное в религии – исповедь. Как и верующий, и как психотерапевт говорю. Не священнику, а Богу, рассказать, что ты сделал, что ты чувствуешь, сожалеешь, раскаиваешься. Я когда на исповедь хожу, то после таинства, как на крыльях выхожу. Великая, сильная вещь.
Мне нравится в Церкви, то, что приобщаешься к вековой культуре.
Аннушка научила меня важной мысли. Она брала меня на службы, а тогда было время – 10 лет после войны, у храмов собирались калеки, у кого-то ног не было, попадались спившиеся – руки дрожали. Первый раз, когда я увидел – испугался, мне тогда 5-6 лет было. Аннушка сказала мне: «Худшее, что ты можешь сделать, это оскорбить людей своим страхом перед ними» Я возмущался: «У него же ног нет, он на тележке передвигается» «Он тоже человек. Возлюби ближнего своего как самого себя», – говорила няня мне, а мне понять, что он ближний было трудно, я себя с ним, с калекой, не идентифицировал. А она взяла меня с собой в очередной раз и познакомила с дядей Колей.
Дядя был без обеих ног, но на его настроении это не сказывалось: такой весёлый, находчивый – делал свистульки. Он видел, как я упирался, не хотел к нему подходить, не обиделся:
‒ Не бойся, иди сюда! ‒ И начал играть на свистульке. Мне стало интересно.
‒ Хочешь попробовать?
Я взял и подул, но у меня сипение вместо музыки выходило.
‒ Нет, ты так пальчиками двигай, – показал дядя Коля.
Я последовал его совету, стало получаться что-то.
‒ Здорово! Молодец! Будешь девчонкам играть.
Мы с дядей Колей подружились. Я у бабушки просил «копеечку», чтобы ему дать. Мы стали большими друзьями.
Этот закон «никогда не оскорбляй своим страхом человека», в жизни пригодился.
Во-первых, люди твой страх чувствуют. Начинаешь бояться – провоцируешь агрессию. Особенно это важно было в моей работе – я нарколог, работаю с самыми разными людьми и не все из них пушистые и хорошие, есть и убийцы, и насильники. Не дай Бог, бояться их и не дай Бог показать своё презрение к ним. Надо найти возможность полюбить их. Благодарен Аннушке, что она с детства мне говорила об этом.
Причём, кем бы ты ни был, пока не сможешь полюбить ближнего, не станешь христианином.
От участия на службе, совместной работы и помощи на приходе, ощущаешь благость. Даже не могу словами описать чувство, но заходишь – читают часы, поёт хор – подхватывает. Это не религиозный фанатизм, не самообман. Моя дочка Настя точно подметила: мы были в Англии, зашли в православный храм, а на обратном пути она говорит мне: «Папа, как хорошо, что в любой стране у нас есть свой дом» Она имела в виду, конечно, храм. Это выражает то, что я сам чувствую. Это мой дом. Не зря Господь сказал: «Дом Отца Моего», это мой отчий дом. Я бы сравнил: в Москве, когда бываю, всегда захожу в квартиру (там сейчас сестра живёт), где детство прошло, где до 25 лет жил, где всё осталось так, как было при родителях. Ощущаю, что здесь вся моя жизнь. В церкви возникает такое же ощущение. Я понимаю, что тоже песнопение слышали мои предки много-много лет назад, за упокой ставлю свечку, как будто слышу их, как будто они здесь.
Я был в Финляндии, там по-фински шла служба, я не понимал ни слова, но сердце, душа понимала. Эта Литургия, которая из IV-го века.
Конечно, как хорошо и радостно себя чувствуешь в Пасху! Идёт крестный ход, чувства не такие, как в детстве, когда с мальчишками бегал, хотя и тогда что-то трогало. Отметил бы, Благодатный огонь, который начинается в Иерусалиме, а потом растекается по всему миру. Сначала на улицы Иерусалима, все верующие радуются, от Огня зажигают свечи, обнимаются и целуются! И вот Благодатный огонь приходит в наш храм, и мы радостно кричим: «Христос Воскресе!», а нам в ответ весь верующий мир: «Воистину Воскресе!» Чувствуешь единение с православным христианским миром, ты – часть одного большого. Меня каждый раз это чувство подхватывает, радует.
Александра Грипас
Комментировать