Чистая душа
После средней школы, поступив на второй курс педагогического училища, я должен был проучиться три года на художественно-графическом отделении. В училище отсутствовало общежитие, и жизнь по многим снимаемым углам представляла сущее мучение для студентов сего учебного заведения.
Большим утешением были самостоятельные летние занятия и поездки в художественные музеи Москвы и Ленинграда. Посмотрев в 1975 году ¬персональную выставку А. А. Пластова, я поразился портретной живописи. Удивительно точно художник почувствовал главное в душе русского крестьянина-мужика: смиренную простоту, доброту души, ее тихое предстояние, дар сердечного слышания красоты всеобъемлющей и сострадательную любовь ко всему окружающему.
Творчество Пластова оказало влияние на выбор темы дипломной работы. Я решил создать небольшую галерею современных «праведников» — простецов, своих земляков.
После окончания педучилища руководство его к диплому выписало справку о том, что мне позволено продолжить свое образование без обязательной отработки по специальности.
За три года учебы мне особенно памятна одна неожиданная встреча. Задумав сделать зарисовки с натуры, я гулял как-то по старому городу. Вдруг взгляд упал на низкое окно полуподвала. Там, в полутьме, я увидел картину из прошлого. За мольбертом художник-иконописец писал маслом икону. Его «древлий» вид напоминал монастырских иконописцев прошлых веков.
Постучавшись, я зашел, и мы познакомились. Рассказывая об иконах, художник поведал о послереволюционном периоде:
— Мужской и женский монастыри, а также Вознесенский собор со стороны Волги великолепно украшали вид города. Особенно впечатлял Троицкий собор архитектора Коринфского, сооруженный в память войны с Наполеоном. Храм был внешне малой копией Исаакиевского собора в Петербурге, но по-строен на семнадцать лет раньше, чем в столице. После революции всех жителей сгоняли разрушать соборы, церкви и монастыри. Необычайно рьяно уничтожали иконы, бросали прямо в огонь. Так я выпросил позволения из нескольких больших икон вырезать одни лики тонкой пилой, и мне разрешили. Вот они здесь у меня сейчас, — кивнул на деревянный шкаф художник.
Когда добрый дедушка показал небольшие лики, выпиленные из толстенных досок, я был поражен тонкостью письма и внутренним благородством изображенных. Казалось, что они смотрели на нас, как живые.
Через несколько недель я вновь захотел увидеться с иконописцем и зашел во двор того дома, но дверь была закрыта на замок.
— Да. Он здесь больше не живет. Его забрала к себе дочь, и все вещи перевезла. Вон, только последнюю картину нам подарил, — указала на холст хозяйка.
На небольшом по размеру холсте была изображена стоявшая у белоствольной березы на фоне синего неба девушка лет восемнадцати, с большой желтой косой и светло-голубыми глазами. Сразу же за нею виднелась красивая белая церковь. Листочки на березе свежие, весенние. Вся картина являлась гимном юной любви, весне и Вечности.
— Ведь это юная чистая душа дедушки девяностолетнего! — подумал я.
Эта картина его была мне прощанием со старым городом и в то же время напутствием в следующий период моей жизни.
Комментировать