Примечания
Обстоятельная история исследования Сахалина имеется в книге А. М. Никольского «Остров Сахалин и его фауна позвоночных животных». В этой же книге можно найти и довольно подробный указатель литературы, относящейся к Сахалину.
Дуэ – колыбель сахалинской каторги. Существует мнение, что мысль избрать это место для ссыльной колонии пришла впервые самим каторжным: будто бы некий Иван Лапшин, осужденный за отцеубийство и отбывавший каторгу в г. Николаевске, попросил у местных властей позволения переселиться на Сахалин и в сентябре 1858 г. был доставлен сюда. Поселившись недалеко от Дуйского поста, он стал заниматься огородничеством и хлебопашеством и, по словам г. Власова, отбывал тут каторжные уроки. Вероятно, он был доставлен на остров не один, так как в 1858 г. уголь близ Дуэ добывался уже при участии каторжных (см. «С Амура и <с> берегов Великого океана» в «Московских ведомостях», 1874 г., № 207). Вышеславцев в своих «Очерках пером и карандашом» пишет, что в апреле 1859 г. он застал в Дуэ около 40 человек и при них двух офицеров и одного инженерного офицера, заведующего работами. «Какие славные огороды, – восторгается он, – окружают их уютные, чистенькие домики! А овощи вызревают два раза в лето».
Время возникновения настоящей сахалинской каторги относится к шестидесятым годам, когда неустройства нашей депортационной системы достигли своего высшего напряжения. Время было таково, что начальник отделения департамента полиции исполнительной, коллежский советник Власов, пораженный всем, что он встретил на каторге, прямо заявил, что строй и система наших наказаний служат развитию важных уголовных преступлений и понижают гражданскую нравственность. Приблизительное исследование каторжных работ на месте привело его к убеждению, что их в России почти не существует (см. его «Краткий очерк неустройств, существующих на каторге»). Главное тюремное управление, давая в своем десятилетнем отчете критический обзор каторги, замечает, что в описываемое время каторга перестала быть высшею карательною мерой. Да, то была высочайшая мера беспорядка, какой когда-либо создавали невежество, равнодушие и жестокость. Вот главные причины бывших неустройств: а) Ни составители законов о ссыльных, ни исполнители их не имели ясного представления о том, что такое каторга, в чем она должна заключаться, для чего она нужна. И практика, несмотря на свою продолжительность, не дала не только системы, но даже материала для юридического определения каторги. b) Исправительные и уголовные цели наказания приносились в жертву разного рода экономическим и финансовым соображениям. На каторжного смотрели как на рабочую силу, которая должна была приносить доход государственному казначейству. Если его труд не давал выгоды или шел в убыток, то предпочитали держать его в тюрьме без всякого дела. Убыточному безделью отдавалось предпочтение перед убыточною работой. Приходилось также считаться еще с колонизационными целями. c) Незнакомство с местными условиями и потому отсутствие определенного взгляда на характер и сущность работ, что видно хотя бы из недавно упраздненного деления на работы в рудниках, заводах и крепостях. На практике бессрочный, приговоренный к работам в рудниках, сидел без дела в тюрьме, приговоренный к четырехлетней каторге на заводах работал в руднике, а в тобольской каторжной тюрьме арестанты занимались переноскою с одного места на другое ядер, пересыпкой песка и т. п. В обществе и отчасти в литературе установился взгляд, что настоящая, самая тяжкая и самая позорная каторга может быть только в рудниках. Если бы в «Русской женщине» Некрасова герой, вместо того чтобы работать в руднике, ловил для тюрьмы рыбу или рубил лес, то многие читатели остались бы неудовлетворенными. d) Отсталость нашего устава о ссыльных. На очень многие вопросы, ежедневно возбуждаемые практикой, он совсем не дает ответа, отсюда широкое поле для произвольных толкований и незаконных действий; в самых затруднительных положениях он является часто совершенно бесполезною книгой, и отчасти поэтому, вероятно, г. Власов в некоторых управлениях при каторжных тюрьмах совсем не нашел устава. е) Отсутствие единства в управлении каторгой. f) Отдаленность каторжных работ от Петербурга и полное отсутствие гласности. Официальные отчеты стали печататься только недавно, со времени учреждения главного тюремного управления. g) Немалою помехой к упорядочению ссылки и каторги служило также настроение нашего общества. Когда у общества нет определенных взглядов на что-нибудь, то приходится считаться с его настроением. Общество всегда возмущалось тюремными порядками и в то же время всякий шаг к улучшению быта арестантов встречало протестом, вроде, например, такого замечания: «Нехорошо, если мужик в тюрьме или на каторге будет жить лучше, чем дома». Если мужик часто живет дома хуже, чем на каторге, то по логике такого замечания каторга должна быть адом. Когда арестантам давали в вагонах вместо воды квас, то это называлось «нянчиться с убийцами и поджигателями» и т. п. Впрочем, как бы в противовес такому настроению, у лучших русских писателей замечалось стремление к идеализации каторжных, бродяг и беглых.
В 1868 г. был высочайше утвержден комитет, имевший целью изыскать и указать меры для организации каторжных работ на более правильных началах. Комитет признал, что необходимо «высылать тяжких преступников в отдаленную колонию для употребления там в принудительные работы с преимущественною целью водворения в месте ссылки». И, выбирая между отдаленными колониями, комитет остановился на Сахалине. A priori он признал за Сахалином следующие достоинства: 1) географическое положение, обеспечивающее материк от побегов; 2) наказание получает надлежащую репрессивную силу, так как ссылка на Сахалин может быть признана безвозвратною; 3) простор для деятельности преступника, решившего начать новую, трудовую жизнь; 4) с точки зрения государственной пользы, сосредоточение ссыльных на Сахалине представляется залогом для упрочения обладания нашего островом; 5) угольные залежи могут быть с выгодою эксплуатируемы ввиду громадной потребности в угле. Предполагалось также, что сосредоточение на острове всего контингента ссыльнокаторжных сократит расходы на содержание их.
– Летом я с ними дела не имею, а зимой зачастую скупаю у них меха, и скупаю довольно выгодно; часто за бутылку водки или ковригу хлеба от них можно достать пару отличных соболей.
Корреспондента изумило то большое количество мехов, какое он увидел у майора (Лукашевич. Мои знакомцы в Дуэ, на Сахалине. – «Кронштадтский вестник», 1868 г., №№ 47 и 49). Об этом легендарном майоре еще придется говорить.
Что капустный промысел выгоден и расширяется, видно из того, что гг. Семенов и Демби уже находят себе подражателей. Некий Бирич, поселенец, бывший учителем и приказчиком у Семенова, взявши взаймы денег, построил всё необходимое для промысла близ Кусунная и стал приглашать к себе поселенцев. Работает у него теперь около 30 человек. Дело ведется неофициально, нет тут даже надзирателя. Пост Кусуннай, давно уже заброшенный, находится верст на сто севернее Мауки, у устья реки Кусунная, которая когда-то считалась границею между русскими и японскими владениями на Сахалине.
В 1885 г. в октябре беглые каторжники напали на Крильонский маяк, разграбили всё имущество и убили матроса, бросив его со скалы в пропасть.
– Что бы он ни делал, пожалуйста, молчите и не протестуйте.
В тюрьме обращают на себя также внимание два родных брата, бывшие персидские принцы, которых и по сие время в письмах, приходящих сюда из Персии, титулуют высочествами. Присланы они за убийство, совершенное ими на Кавказе. Ходят они по-персидски, в высоких мерлушковых шапках, лбы наружу. Они еще в разряде испытуемых и поэтому не имеют права иметь при себе деньги, и один из них жаловался, что ему не на что купить табаку, а от курения, ему кажется, кашель у него становится легче. Он клеит для канцелярии конверты, довольно неуклюжие; поглядевши на его работу, я сказал: «Очень хорошо». И, по-видимому, эта похвала доставила бывшему принцу большое удовольствие.
Писарем при тюрьме состоит каторжный Гейман, полный, красивый брюнет, служивший когда-то околоточным в московской полиции и осужденный за растление. В тюрьме он следовал за мною по пятам и, когда я оглядывался, всякий раз почтительно снимал шапку.
Здешний палач носит фамилию Минаева; он из купеческих сынов, человек еще молодой. В тот день, когда я его видел, он, по его словам, наказал розгами 8 человек.
До 1870 г. военными властями были основаны еще посты Чибисанский, Очехпокский, Мануйский, Малковский и многие другие. Все они уже брошены и забыты.
Горделиво растет над рекой,
На болотистом месте, в лощине,
Листик тот синий – красивый такой,
Аконитом слывет в медицине.
Этот корень борца,
Посаженный рукою творца,
Часто народ соблазняет,
В могилу кладет,
К Аврааму на лоно ссылает.
В 1869 г. некий промышленник привез на юг Сахалина с острова Кадьяка 20 алеутов обоего пола для охоты на зверя. Их поселили около Муравьевского поста и выдавали им провизию. Но они ровно ничего не делали, а только ели и пили, и через год промышленник увез их на один из Курильских островов. Приблизительно в то же самое время в Корсаковском посту поселили двух китайцев, политических изгнанников. Так как они выразили желание заниматься сельским хозяйством, то генерал-губернатор Восточной Сибири приказал выдать каждому из них шесть быков, лошадь, корову, семена для посева и продовольствие на два года. Но ничего этого они не получили, по неимению будто бы свободных запасов, и в конце концов их отправили на материк. К вольным колонизаторам, тоже неудачным, пожалуй, можно отнести также и николаевского мещанина Семенова, маленького, тощенького человека, лет 40, который бродит в настоящее время по всему югу и старается отыскать золото.
Японская вежливость не приторна и потому симпатична, и как бы много ее ни было перепущено, она не вредит, по пословице – масло каши не портит. Один токарь-японец в Нагасаки, у которого наши моряки офицеры покупали разные безделушки, из вежливости всегда хвалил всё русское. Увидит у офицера брелок или кошелек и ну восхищаться: «Какая замечательная вещь! Какая изящная вещь!» Один из офицеров как-то привез из Сахалина деревянный портсигар грубой, топорной работы. «Ну, теперь, – думает, – подведу я токаря. Увидим, что он теперь скажет». Но когда японцу показали портсигар, то он не потерялся. Он потряс им в воздухе и сказал с восторгом: «Какая прочная вещь!»
Инструмент выдается в ссуду на пять лет с условием, что поселенец ежегодно будет уплачивать пятую часть. В Корсаковском округе плотничий топор стоит 4 руб., продольная пила 13 руб., лопата 1 р. 80 к., подпилок 44 коп., гвозди 10 коп. за фунт. Дроворубный топор дают за 3 руб. 50 коп. в ссуду лишь в том случае, если поселенец не берет плотничьего.
О ссылке западноевропейской и русской, и в частности о женском вопросе, см. у проф. И. Я. Фойницкого в его известной книге «Учение о наказании в связи с тюрьмоведением».
– Я родился в 1832 г., – сказал он по-немецки, потом написал на столе мелом 1890 и вычел 1832.
С одним каторжным, бывшим купцом, приехал его приказчик, который, впрочем, пожил в Александровске только месяц и вернулся в Россию. По 264 ст. «Устава о ссыльных», мужья-евреи не могут следовать в ссылку за своими осужденными женами, и последним предоставляется брать с собой лишь грудных детей, и то не иначе, как с согласия мужей.
Описывая положение жен ссыльнокаторжных и их детей, повинных только в том, что судьба поставила их в родство с преступниками, Власов говорит в своем отчете, что это «едва ли не самая мрачная сторона всей нашей депортационной системы». О том, как неравномерно женщины свободного состояния распределяются по округам и поселениям и как мало дорожит ими местная администрация, я говорил уже. Пусть читатель вспомнит про дуйские казармы для семейных. То, что свободные женщины и их дети содержатся в общих камерах, как в тюрьме, при отвратительной обстановке, вместе с тюремными картежниками, с их любовницами и с их свиньями, содержатся в Дуэ, то есть в самом жутком и безнадежном месте острова, достаточно рисует колонизационную и сельскохозяйственную политику здешних властей.
От….До…….М…..Ж……От….До……..М…..Ж.
О…..5 л……493….473….35….45 л…..1405..578
5….10 л……319….314….45….55 л…….724…236
10…15 л…..215….234….55….65 л…….318….56
15…20.л…….89……96….65….75 л………90…..12
20…25 л…..134….136….75….85 л………17…….1
25…35 л…1419….680….85….95 л………-…….1
Неизвестен возраст м. 142, ж. 35.
Вот для образчика примеры, как в колонии устраивается семья. В Малом Такоэ каторжная Соловьева Прасковья сожительствует с поселенцем Кудриным, который не может жениться на ней, потому что на родине у него осталась жена; дочь этой Прасковьи, Наталья, 17 лет, свободного состояния, сожительствует с поселенцем Городинским, который не женится на ней по той же причине. Поселенец Игнатьев в Ново-Михайловке жаловался мне, что его не венчают с сожительницей потому, что за давностью лет не могут определить его семейного положения; сожительница его умоляла меня похлопотать и при этом говорила: «Грех так жить, мы уже немолодые». Подобных примеров можно привести несколько сот.
«Устав о ссыльных» разрешает ссыльнокаторжным обоего пола браки только через 1–3 года по поступлении в разряд исправляющихся; очевидно, женщина, поступившая в колонию, но находящаяся еще в разряде испытуемых, может быть только сожительницей, а не женой. Ссыльным мужчинам разрешается жениться на преступницах, лица же женского пола, лишенные всех прав состояния, до перечисления в крестьянское сословие могут выходить только за ссыльных. Женщине свободного состояния, которая выйдет за ссыльного, вступающего в Сибири в первый брак, выдается из казны 50 руб.; поселенцу, вступившему в Сибири в первый брак со ссыльною, выдается 15 рублей безвозвратно и столько же заимообразно.
Как помочь сахалинским детям? Прежде всего, мне кажется, право на помощь не следует обставлять требованиями такого ценза, как «беднейший», «калека» и т. п. Надо помогать всем просящим без исключения и при этом не бояться обмана: лучше быть обманутым, чем самому обмануться. Форма помощи определяется местными условиями. Если бы от меня зависело, то на те деньги, которые расходуются теперь на «кормовые», я устроил бы в постах и селениях чайные для всех женщин и детей, выдавал бы кормовое и одежное довольствие всем без исключения беременным женщинам и кормящим грудью, а «кормовые» 1 1/2 – 3 руб. в месяц сохранил бы только для девушек с 13 лет до замужества и выдавал бы им эти деньги прямо на руки.
Ежегодно из Петербурга благотворители присылают сюда для раздачи детям полушубки, фартучки, валенки, чепчики, гармоники, душеспасительные книжки, перья. Начальник острова, получив эти вещи, приглашает местных дам заняться распределением и раздачей подарков. Говорят, что вещи эти пропиваются и проигрываются отцами, что лучше бы вместо гармоники прислали хлеба и т. д., но подобные замечания не должны смущать великодушных людей. Дети обыкновенно бывают очень рады, а отцы и матери бесконечно благодарны. Было бы вполне уместно, если бы благотворители, интересующиеся судьбою детей ссыльных, получали ежегодно возможно подробные сведения о сахалинских детях, о числе их, о составе их по полам и возрастам, о числе грамотных, нехристиан и т. д. Если благотворителю известно, например, сколько среди детей грамотных, то уж он будет знать, сколько нужно послать книжек или карандашей, чтобы никого не обидеть, а назначать игрушки и одежду удобнее всего, соображаясь с полом, возрастом и национальностью детей. На самом же Сахалине необходимо все дела, имеющие какое-либо отношение к благотворительности, изъять из ведения полицейских управлений, которые и без того завалены делами, и организацию помощи предоставить местной интеллигенции; среди нее немало людей, которые были бы рады взять на себя это живое дело. В Александровске иногда по зимам даются любительские спектакли в пользу детей. Недавно в Корсаковском посту служащие собрали по подписке денег и накупили разных материй, а жены их нашили платьев и белья и роздали детям.
Дети составляют бремя в экономическом отношении и наказание божие за грехи, но это не мешает ссыльным, если у них нет своих детей, принимать и усыновлять чужих. Детные выражают желание, чтоб их дети умерли, а бездетные берут чужих сирот себе в дети. Бывает, что ссыльные усыновляют сирот и бедных детей в расчете на кормовые и всякого рода пособия и даже на то, что приемыш будет просить на улице милостыню, но в большинстве, вероятно, ссыльными руководят чистые побуждения. В «дети» поступают не одни только дети, но также взрослые и даже старики. Так, поселенец Иван Новиков 1-й, 60 лет, считается приемным сыном поселенца Евгения Ефимова, 42 лет. В Рыковском Елисей Маклаков, 70 лет, записался приемным сыном Ильи Минаева.
По «Уставу о ссыльных», малолетние дети, следующие в Сибирь при ссылаемых или же переселяемых туда родителях, отправляются туда на подводах, причем одна подвода дается на пять душ; какие дети в этом случае относятся к малолетним, в «Уставе» не сказано. Дети, следующие за родителями, получают одежду, обувь и кормовые деньги во всё продолжение пути. Когда за осужденным по доброй воле следует в ссылку его семья, то дети, достигшие 14-летнего возраста, отправляются только по собственному желанию. Дети, достигшие 17-летнего возраста, могут покидать место ссылки и возвращаться на родину без разрешения родителей.
Чиновник-агроном на Сахалине называется инспектором сельского хозяйства. Должность VI класса с хорошим окладом. После двухлетнего пребывания на острове теперешний инспектор представил отчет; это небольшая кабинетная работа, в которой личные наблюдения автора отсутствуют и выводы его не отличаются определенностью, но зато в отчете излагаются вкратце сведения по метеорологии и флоре, дающие довольно ясное представление об естественных условиях населенной части острова. Отчет этот напечатан и, вероятно, будет включен в литературу, относящуюся к Сахалину. Что же касается тех агрономов, которые служили раньше, то всем им страшно не везло. Я уже не раз упоминал о М. С. Мицуле, который был агрономом, потом стал заведующим и в конце концов умер от грудной жабы, не дожив и до 45 лет. Другой агроном, как рассказывают, силился доказать, что на Сахалине сельское хозяйство невозможно, всё посылал куда-то бумаги и телеграммы и тоже кончил, по-видимому, глубоким нервным расстройством; по крайней мере о нем вспоминают теперь как о честном и знающем, но сумасшедшем человеке. Третий «заведующий по агрономической части», поляк, был уволен начальником острова с редким в чиновнических летописях скандалом: приказано было выдать ему прогонные деньги в том только случае, когда он «предъявит заключенное им условие с каюром на отвоз его до г. Николаевска»; начальство, очевидно, боялось, что агроном, взявши прогонные деньги, останется на острове навсегда (приказ № 349, 1888 г.). Про четвертого агронома, немца, ничего не делавшего и едва ли понимавшего что-нибудь в агрономии, о. Ираклий рассказывал мне, будто после одного августовского мороза, побившего хлеб, он поехал в Рыковское, собрал там сход и спросил важно: «Почему у вас был мороз?» Из толпы вышел самый умный и ответил: «Не могим знать, ваше превосходительство, должно, милость божия изволила так распорядиться». Агроном вполне удовлетворился этим ответом, сел в тарантас и уехал домой с чувством исполненного долга.
Как велика площадь, занимаемая на Сахалине сенокосами, еще неизвестно, хотя в отчете инспектора сельского хозяйства и приведены цифры. Каковы бы ни были цифры, но пока несомненно только, что далеко не всякий хозяин знает весною, где он будет косить летом, и что сена не хватает и к концу зимы скот тощает от недостатка корма. Лучшие покосы забирают себе те, кто сильнее, то есть тюрьма и военные команды, поселенцам же остаются или самые дальние покосы, или такие, где сено можно жать, а не косить. Вследствие дурно пропускающей подпочвы здешние луга большею частью болотисты, всегда мокры, и оттого растут на них лишь кислые злаки и осока, дающие грубое, малопитательное сено. Инспектор сельского хозяйства говорит, что здешнее сено по своей питательности едва ли может быть приравнено половинному количеству обыкновенного сена; ссыльные тоже находят сено плохим, и зажиточные не дают его чистым, а в примеси с мукой или картофелем. Сахалинское сено совсем не имеет того приятного запаха, что наше русское. Могут ли считаться хорошим кормовым средством те гигантские травы, которые растут в лесных долинах и по рекам и о которых так много говорят, судить не берусь. Кстати замечу, что семена одной из этих трав, а именно сахалинской гречи, уже появились у нас в продаже. О том, нужно ли на Сахалине травосеяние и возможно ли оно, в отчете инспектора сельского хозяйства не говорится ни одного слова.
Теперь о скотоводстве. В 1889 г. одна дойная корова в Александровском и Корсаковском округах приходилась на 2 1/2 хозяйства, а в Тымовском на 3 1/3. Почти такие же цифры показаны и для рабочего скота, то есть для лошадей и волов, причем и на этот раз беднее всех оказывается лучший, то есть Корсаковский округ. Впрочем, эти цифры не рисуют настоящего положения дела, так как весь сахалинский скот распределен между хозяевами крайне неравномерно. Всё наличное количество скота сосредоточено в руках только богатых хозяев, имеющих большие земельные участки или занимающихся торговлей.
В настоящее время японские суда, которые являются на юг Сахалина для ловли рыбы, платят пошлину по 7 к. с пуда золотом. Обложены пошлиной также все продукты, приготовленные из рыбы, например, удобрительный тук, селедочный и тресковый жир, но доход со всех этих пошлин не достигает и 20 тысяч, и это почти единственный доход, получаемый нами от эксплуатации сахалинских богатств.
Кроме кеты, в сахалинские реки периодически заходят также родственные ей горбуша, кунджа или гой и чевица; постоянно живут в пресных водах Сахалина форель, щука, чебак, карась, пескарь и корюшка, которая называется огуречником, так как сильно пахнет свежим огурцом. Из морских рыб, кроме сельди, ловятся треска, камбала, осетр, бычок, который здесь так велик, что глотает корюшку целиком. В Александровске один каторжный промышляет длиннохвостыми раками, очень вкусными, которые называются здесь чиримсами или шримсами.
Из морских млекопитающих у берегов Сахалина водятся в громадном количестве киты, сивучи, или морские львы, тюлени и котики. Подходя на «Байкале» к Александровску, я видел много китов, которые гуляли парочками по проливу и резвились. Близ западного берега Сахалина возвышается над морем одинокая скала, называемая Камнем Опасности. Очевидец, находившийся на шкуне «Ермак» и хотевший исследовать этот камень, писал: «Еще за 1 1/2 мили от камня нам стало очевидным, что скала занята сплошь громадными сивучами. Рев этого громадного дикого стада поразил нас; звери достигали баснословной величины, так что издали казались целыми скалами… Сивучи были величиною около 2 саженей и более… Кроме сивучей, как скала, так и море вокруг камня кишели морскими котиками» («Владивосток», 1886 г., № 29). О том, каких размеров могут в наших северных морях достигать китоловный и тюлений промыслы, видно из страшной цифры, приводимой одним из авторов: по вычислениям американских китоловных арматоров, в продолжение 14 лет (до 1861 г.) вывезено из Охотского моря жиру и уса на двести миллионов рублей (В. Збышевский. Замечания о китоловном промысле в Охотском море. – «Морской сборник», 1863 г., № 4). Но, несмотря на их, по-видимому, блестящее будущее, эти промыслы не обогатят ссыльной колонии, потому именно, что она ссыльная. По свидетельству Брэма, «охота за тюленями есть повальная, беспощадная бойня, где грубость соединяется с совершенною бесчувственностью. Поэтому и не говорят – охотиться за тюленями, а бить тюленей». И «самые дикие племена поступают при этой охоте гораздо человечнее цивилизованного европейца». А когда убивают палками котиков, то мозг брызжет во все стороны и глаза у бедных животных выскакивают из орбит. Ссыльных, особенно тех, которые присланы за убийство, должно беречь от подобных зрелищ.
Поляков писал: «Хлеб в Мало-Тымовском поселении был до такой степени плох, что не всякая собака решается есть его; в нем была масса неперемолотых, целых зерен, мякины и соломы; один из присутствовавших при осмотре хлеба моих сотоварищей справедливо заметил: „Да, этим хлебом так же легко завязить все зубы, как и найти в них зубочистку для их очистки“».
Необычно в деятельности местных священников разве лишь то, что некоторые из них несут миссионерские обязанности. При мне еще на Сахалине находился иеромонах Ираклий, родом бурят, без бороды и усов, из Посольского монастыря, что в Забайкалье; он пробыл на Сахалине 8 лет и в последние годы был священником в Рыковском приходе. По обязанности миссионера он ездил раз или два в год к Ныйскому заливу и по Поронаю крестить, приобщать и венчать инородцев. Им было просвещено до 300 орочей. Конечно, в путешествиях по тайге, да еще зимою, о каких-либо удобствах нельзя было и думать. На ночь о. Ираклий залезал обыкновенно в мешок из бараньей шкуры; в мешке у него были и табак и часы. Спутники его раза два-три в ночь зажигали костер и согревались чаем, а он спал в мешке всю ночь.
По безграмотству ссыльных, письма на родину пишут обыкновенно писаря. Они описывают здешнюю печальную жизнь, бедность и горе, просят мужей о расторжении брака и проч., но таким тоном, как будто описывают вчерашнюю попойку: «Ну, вот наконец пишу я вам письмишко… Освободите меня от брачных уз» и т. п., или же философствуют, так что трудно бывает понять смысл письма. Одного писаря в Тымовском округе за витиеватость другие писаря прозвали бакалавром.
Лука Пылков. Сменен со старшего за нерадение и был арестован за пьянство и дерзость.
Харитон Мыльников. Не попался ни в чем, но ленив. Евграф Распопов – идиот и ни к какой работе не способен. Федор Чеглоков и Григорий Иванов – Попались в краже денег и при мне замечены в буйстве, нетрезвости и ослушании.
Заведующий постом при Путятинских каменноугольных ломках на о. Сахалине. Губернский секретарь Ф. Литке.
– Для чего у тебя револьвер?
– Для сокращения (укрощения) ссыльнокаторжных, ваше пр<евосходительство>!
– Стреляй из револьвера в этот пень, – приказал генерал.
Тут произошло большое замешательство. Солдат никак не мог высвободить револьвер из кобуры и сделал это лишь при посторонней помощи, а извлекши револьвер, он так неумело начал с ним обращаться, что приказание было отменено: а то вместо пня он мог свободно пустить пулю в кого-нибудь из публики. – «Кронштадтский вестник», 1890 г., № 23.
За невозможностью найти на месте людей свободного состояния на должности надзирателей или брать их из местных войск, не ослабляя состава последних, начальник острова в 1888 г. разрешил зачислять на должность надзирателей благонадежных в поведении и испытанных уже в усердии поселенцев и крестьян из ссыльных. Но эта мера не привела к добру.
Начальник острова получает 7000 руб., заведующий медицинскою частью – 4000 р., инспектор сельского хозяйства – 3500 р., архитектор – 3100 р., окружные начальники – по 3500 р. Через каждые 3 года чиновник получает полугодовой отпуск с сохранением содержания. Через 5 лет – прибавка в размере 25 % жалованья. Через 10 лет – пенсия. 2 года считается за 3. Прогоны тоже не маленькие. Помощник смотрителя тюрьмы, не имеющий чина, получает прогонов от Александровска до Петербурга 1945 р. 68 3/4 к., то есть сумму, которой было бы достаточно, чтобы совершить кругосветное путешествие с полным комфортом (приказы №№ 302-й и 305-й 1889 г.). Прогоны выдаются уходящим в отставку, а также берущим отпуск по истечении 5-10 лет со дня поступления на службу; последние могут не уезжать, так что прогоны играют роль пособия или награды. Священникам выдаются прогоны на всех членов их семей. Чиновник, уходящий в отставку, требует себе прогонов обыкновенно до Петропавловска по зимнему времени – 13 тысяч верст или до Холмогорского уезда – 11 тысяч верст; одновременно, подавая прошение об отставке, он посылает в главное тюремное управление телеграмму с просьбой о бесплатном проезде со всею семьей до Одессы на пароходе Добровольного флота. Остается еще прибавить, что, пока чиновник служит на Сахалине, дети его воспитываются на казенный счет.
И все-таки здешние чиновники недовольны жизнью. Они раздражены, ссорятся между собою из-за пустяков и скучают. У них и членов их семейств замечается предрасположение к чахотке, к нервным и психическим заболеваниям. При мне в Александровске один молодой чиновник, добрейший человек, ходил всё время, даже днем, с громадным револьвером. На мой вопрос, зачем он таскает в кармане это громоздкое оружие, он ответил серьезно:
– А меня тут два чиновника собираются побить и уже раз нападали.
– Что же вы можете сделать револьвером?
– Очень просто, убью, как собаку, не поцеремонюсь.
Теперешний начальник острова ген. Кононович всегда против телесных наказаний. Когда ему представляют на утверждение приговоры полицейских управлений и хабаровского суда, то он обыкновенно пишет: «Утверждаю, кроме телесного наказания». К сожалению, за недосугом, он очень редко бывает в тюрьмах и не знает, как часто у него на острове, даже в 200–300 шагах от его квартиры, секут людей розгами, и о числе наказанных судит только по ведомостям. Однажды, когда я сидел у него в гостиной, он в присутствии некоторых чиновников и одного приезжего горного инженера сказал мне:
– У нас, на Сахалине, прибегают к телесным наказаниям чрезвычайно редко, почти никогда.
О том, как жутко приходится беглым, я уже говорил. Беглые, особенно рецидивисты, мало-помалу привыкают к тайге и к тундре, ноги их приспособляются, и нет ничего мудреного, что некоторые даже спят на ходу. Мне говорили, что дольше всех могут находиться в бегах китайские бродяги «хунхузы», которых присылают на Сахалин из Приморской области, так как они будто бы могут по целым месяцам питаться одними только кореньями и травами.
Д-р Васильев, командированный в 1869 г. на Сахалин для подания медицинского пособия инородцам, не встречал гиляков, больных сифилисом. Айно называют сифилис японской болезнью. Японцы, приезжающие на рыбные промыслы, обязаны представить консулу медицинское свидетельство в том, что они не больны сифилисом.
Комментировать