Немирович-Данченко В.И.
Скобелев - XXIII

• Вместо введения
• I
• II
• III
• IV
• V
• VI
• VII
• VIII
• IX
• X
• XI
• XII
• XIII
• XVI
• XVII
• XVIII
• XIX
• XX
• XXI
• XXII
• XXIII
• XXIV
• XXV
• XXVI
• XXVII
• XXVIII
• XXIX
• XXX
• XXXI
• XXXII
• XXXIII
• XXXIV
• XXXV
• XXXVI
• XXXVII
• Из писем М.Д. Скобелева
• Полный текст

XXIII

В день боя под Плевно, последнего, закончившего эту страшную эпопею плевненского сидения, Скобелеву было приказано принять в командование гвардейскую бригаду. По первоначальной диспозиции она должна была составить резерв. Когда полковник Куропаткин доставил Михаилу Дмитриевичу приказание Ганецкого – вести ее за середину расположений гренадерского корпуса, вместе с 16-й пехотной дивизией, и они уже двинулись – тогда на месте боя залпы замерли, тишина сменила недавний стихийный грохот сражения и только опанецкие орудия изредка еще посылали свои гранаты за р. Вид… Скобелеву дали знать, что турецкая армия сдается. Гвардейская бригада и 16-я дивизия остановились.

Это потом поставили в упрек Скобелеву.

Командующий этой бригадой написал даже рапорт на Скобелева, обвиняя его в том, что он не хотел дать возможность отличиться его войскам, не ввел ее в бой сейчас же, желая будто бы выгодно выделить свою 16-ю дивизию…

Уже по пути на Балканы я спросил об этом у Скобелева.

– Да, во-первых, и 16-я дивизия не принимала никакого участия в деле… – возразил Скобелев. – А во-вторых, я почитаю за величайший военный талант того, кто возможно меньше жертвует людьми. Достигать больших результатов с возможно меньшими потерями – вот моя задача, как я ее понимаю… Не так ли?..

– Я сам думаю, что солдаты этой гвардейской бригады далеко не разделяли воинственных претензий своего командира.

– Еще бы… Сверх того, знаете, удайся Осману прорваться – все ведь нужно было предвидеть, – важней всего было бы иметь под руками свежие войска. Что тут рассказывать – вот вам пример: при Маренго Мелас везде прорвал линии французов. Австрийцы считали уже сражение выигранным; поручив победоносно шествовавшую вперед армию и преследование французов Цаху, генерал Мелас сам уехал в Александрию писать реляцию о полном поражении французов… Наполеон тоже считал дело проигранным, но соперник его по военным талантам, Дезе, остановил первого консула. «Одно сражение мы проиграли – начнем сейчас же другое!» У Дезе оставалась нетронутой и не потерпевшей одна дивизия в 9 000 человек… Останови он в тот же момент австрийцев – они бы его разом смяли… Но ведь никакой победоносный марш не выдерживает расстояний. Через несколько верст австрийцы запыхались… Дезе отступил и занял Маренго. Австрийцы, наконец, из развернутого боевого строя свернулись в походные колонны и когда поравнялись с Маренго – Дезе бросился на них с консульской гвардией и разбросал недавних победителей, так что реляцию о поражении врага нужно было писать уже Наполеону.

– Что ж из этого?

– А то, что в сражениях такого рода всегда надо иметь под руками сосредоточенный и свежий резерв, который и решит в случае чего победу. Если бы я ввел, т.е. если бы я имел время ввести в боевую линию свою дивизию и гвардейскую бригаду – у нас резервов бы уже не было вовсе!.. А впрочем, если бы я получил приказание как следует – я бы его исполнил… В таких случаях не дело подчиненного рассуждать…

Хотя, разумеется, есть таланты, которые не могут быть подчиненными… Слишком рано они обнаруживают орлиный взгляд и насквозь видят промахи своих начальников… Как при этих условиях беспрекословно исполнять их приказания?..

При первой встрече с Османом-пашой в Плевно Скобелев обратился к нему с искренним приветствием.

– Я рад видеть доблестного турецкого генерала, отваге и талантам которого так завидовал во время осады…

Осман тоже не остался в долгу.

– Русский генерал еще молод, но слава его уже велика… Скоро он будет фельдмаршалом своей армии и докажет, что другие могут ему завидовать, а не он другим…

В Плевно Скобелев занимал небольшой дом… В первые же дни государь Александр II выразил желание – по пути на смотр гренадерского корпуса позавтракать у Михаила Дмитриевича. Он приехал к нему в полдень. Самого генерала к завтраку не пригласили, он как хозяин только распоряжался им… Скобелев было принял это за немилость, как вдруг к нему обращается император.

– Покажи-ка мне свой дом! Вы, господа, оставайтесь.

Скобелев повел его в другие комнаты, затем государь порывисто обнял и поцеловал его…

– Спасибо тебе, Скобелев!.. За все… за всю твою службу – спасибо! – И он еще раз поцеловал его.

Михаил Дмитриевич глубоко ценил расположение его. В данном случае он и понял и душевно благодарен остался государю. Явно при всех обнаруженная милость наделала бы генералу еще более врагов, которых у него было и без того достаточно… Еще более потому достаточно, что в это время М.Д. был уже любимцем главнокомандующего Великого князя.

В Плевне Скобелеву не пришлось отдохнуть совсем. Готовился переход через Балканы, ему доставалась в этом блистательном деле прошлой войны одна из главных ролей. Он писал в главную квартиру, делал заготовки, исполнял вооружение и снабжение своего отряда целой массой необходимых вещей. В то же время ему приходилось заботиться о порядке в только что занятом городе, водворять на жительство возвращавшихся туда турок, мирить их с местными жителями… В последнем случае он, впрочем, не церемонился. Тех, кто обижал возвращавшихся, подвергали строжайшей ответственности…

– Это, ребята, помните, – говорил он своим солдатам. – Это уже не враги… Это друзья… Пока это такие же подданные государя, как и вы… И обязаны вы поэтому защищать их, как своих родных… А кто их обидит – так будет иметь дело со мной. Чего я не советую вам…

Отдыхал он только за обедом, и тогда к столу его собиралась самая разношерстная публика. Тут были в генеральские погоны с вензелями, а полушубки случайно толкавшихся в Плевно армейских офицеров. Бархатный воротник генерального штаба рядом с оборванным кафтаном вольноопределяющегося солдата, черные сюртуки корреспондентов с бараньими куртками какого-нибудь болгарина, тоже приглашенного сюда. По не одно это отличало общество, собиравшееся у Скобелева. Здесь всюду чувствовался дух боевого товарищества – различий не было, не было и исключительных вниманий… Шум стоял в столовой, говорил и возражал кто хотел. Полуграмотный казацкий хорунжий чувствовал себя дома, как дома чувствовал себя наезжавший сюда образованнейший из прусских военных Лигниц.

– У тебя кухмистерская какая-то! – шутил старик Скобелев, попадая в эту разношерстную толпу.

Сам Скобелев с каждого своего объезда Плевны возвращался к себе с целой толпой гостей. Случайно встреченный офицер, ординарец, молниеносный марс полевого казначейства – все это «привлекалось к законной ответственности», т.е. к обеду.

– У меня всем за столом есть место! – говорил он, и гости, потеснясь немного, пропускали вновь приехавших.

Ввиду такого широкого гостеприимства не последним лицом был Жозеф, тип всесветного авантюриста, несколько месяцев назад тому на осле приехавшего к Скобелеву и через месяц на осле же уехавшего от него. Это был полуфранцуз, полуитальянец, уроженец Каира, воспитавшийся в Бруссе, бывший поваром в Тунисе, открывший потом кафе в Варне. Не заплатив своим кредиторам, из Варны он бежал в Индию – там занимался какими-то темными промыслами и в конце концов попал в Румынию, оттуда явился поваром к Скобелеву. Это был какой-то шут гороховый, потешавший всех – от генерала до денщика… Когда Скобелев был в зеленогорской траншее, этот тип ни разу не решался посетить его, отсылая свой обед с казаками. Когда турки довольно старательно начали обстреливать Брестовец, Жозеф совсем потерял голову. Желая пошутить над ним, Скобелев потребовал личного его появления в траншее.

– Скажите генералу, что если он прикажет мне самому пойти в это «глупое место», то я возьму свой чемодан и осла и скажу адье.

Немного погодя он прислал другое заявление.

«Mon general!..[13] Мне надоели и турецкие пули, и русские солдаты, которые даже и под гранатами спят, «comme les ours»[14]. Это не входило в наши условия, почему я и прошу ваше превосходительство принять меры, чтобы турки отнюдь не обстреливали моей кухни, ибо я человек свободный и умирать вовсе не желаю…»

В следующий раз, когда Скобелев приехал в Брестовец сам, к нему явился мосье Жозеф.

– Ну, мосье Жозеф, что вам угодно?

– Я пришел узнать, mon general, вошли ли вы в сношение с турками, чтобы они не стреляли в мою кухню…

– Входил… Но Осман-паша сказал, чтобы я лично послал вас к нему для объяснений… Будьте готовы. Завтра утром вам завяжут глаза и…

– Я не согласен… Я не могу быть парламентером, я не хочу, наконец.

– Завяжут глаза и отведут в Плевно…

– Я буду протестовать… Я обращусь ко всей Европе…

Кругом расхохотались. Жозеф понял, что над ним смеются.

– Вы трус, мосье Жозеф!

– Быть храбрым я не обязывался по условию…

Когда Плевно пало, мосье Жозеф опять подал повод к бесконечным насмешкам на свой счет. Как-то является он к Скобелеву.

– Что вам?..

– Я пришел требовать должного!.. – И Жозеф принял мрачный вид.

– Именно?

– Я месяц держался здесь под огнем… В мою кухню специально стреляли турки… Для них, вы знаете, mon general, для них нет ничего святого! Но я все-таки держался. Вы на Зеленых горах, а я здесь, в Брестовце… И потому мне следует крест!..

– Какой крест?

– Георгиевский… St:. George! Какой дается всем храбрым…

– Да, но ведь вы не обязались быть храбрым по условию…

– Если бы это входило в условие, то за храбрость мне бы полагалось жалованье… Так как это сверх условия, то я требую себе крест… Вы всем медведям-солдатам дали кресты, я тоже себе хочу…

– Вы с ума сошли, мосье Жозеф!..

– Mon general… У меня есть в Каире престарелая мама… Обрадуйте ее. Если она увидит меня с крестом, она простит мне увлечение моей юности!..

Увы так его maman и осталась необрадованной….

– Денщик со мной не разлучался и не выходил из огня, а я и ему не дал креста, потому что он слуга, а не солдат. Этак мы до того дойдем, – намекал он на всем известные факты, – что и кучеров, и поварят, и всякую сволочь украсим военными орденами, а те, кто за нас умирает, никогда не дождутся знака отличий!

---

[13] Мой генерал!.. (форма обращения к старшим по званию во французской армии).

[14] «Как медведи». (Ред.)